Русская потаенная литература. Том 2. "Сборище друзей, оставленных судьбою". - Хармс Д., Олейников Н.

«...Сборище друзей, оставленных судьбою». А. Введенский, Л. Липавский, Я. Друскин, Д. Хармс, Н. Олейников: «чинари» в текстах, документах и исследованиях. В 2-х томах. Том 2 - 2000

108. Виктору Владимировичу Хлебникову
109. «двух полководцев разговор...»

114. Комментарий к философии А. И. Введенского
115. А. И. Введенскому
116. Фокусы

117. «выходит Мария отвесив поклон...»
118. «Приходите приходите...»

126. «Откуда я?..»
127. «Ехал доктор издалёка...»

129. «Все все все деревья пиф...»
130. Ванна Архимеда

137. «Всё наступает наконец...»
138. «Жил мельник...»

145. Вечерняя песнь к имянем моим существующей

149. Виталист и Иван Стручков
150. «боги наги...»

151. Третья цисфинитная логика бесконечного небытия

156. «Короткая молния пролетела над кучей снега...»

160. Лампа о словах подносящих укромную музыку

163. «в миг...»
164. «Дни дни клонились к вечеру...»

166. «То то скажу тебе брат от колеса не отойти тебе...»

168. «Идет высокий человек и ловко играет на гармоне...»

169. «Соседка помоги мне познакомиться с тобой...»

170. «Почему нелюбопытны...»
171. «Скорей подними занавеску...»
172. «Почто сидишь...»

173. «Ты шьешь. Но это ерунда...»
174. «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа...»
175. Наблюдение

183. Старуха
184. «Колесо радости жена...»

188. Обращение учителей к своему ученику графу Дэкону

189. «Мне стариков медлительный рассказ противен...»

191. Неизвестной Наташе
192. Физик сломавший ногу
193. Олейникову

195. «Господи пробуди в душе моей пламень Твой...»
196. Первое послание к Марине

198. Марине
199. «Гости радостно пируют...»

202. «Шёл Петров однажды в лес...»
203. «Я плавно думать не могу...»

205. «Глоб: Я руку протянул. И крикнул...»

206. «Деды жили, деды знали...»
207. «Гнев Бога поразил наш мир...»

209. Сладострастный древоруб
210. «Я долго думал об орлах...»

216. «Прежде чем придти к тебе...»
217. «Я один...»

222. «Один монах вошёл в склеп...»
223. «Тут все начали говорить по-своему...»

224. «Старичёк чесался обеими руками...»

228. Грехопадение или познание добра и зла. Дидаскалия

230. Обезоруженный, или Неудавшаяся любовь
231. Рыцарь

240. Инкубаторный период
241. «Жил-был человек, звали его Кузнецов...»

244. Воспоминания одного мудрого старика

246. О том, как рассыпался один человек
247. Кассирша

249. О Пушкине
250. «Один человек лёг спать верующим...»
251. «У Колкова заболела рука...»

254. «Один человек, не желая более питаться...»

259. «Когда сон бежит от человека...»
260. Шапка

263. «Я поднял пыль...»
264. «Господин невысокого роста...»

265. «Когда я вижу человека...»
266. Рыцари

272. «На кровати метался полупрозрачный юноша...»

<3>. Одиннадцать утверждений Даниила Ивановича Хармса

<4>. Предметы и фигуры, открытые Даниилом Ивановичем Хармсом

<6>. Cisfinitum. Письмо к Леониду Савельевичу Липавскому. Падение ствола

282. I. «Однажды я пришел в Госиздат...»

IV. «Я слыхал такое выражение...»
V. «Когда два человека играют в шахматы...»

284. Случаи
<2>. Случаи
<3>. Вываливающиеся старухи

<5>. Петров и Камаров
<6>. Оптический обман
<7>. Пушкин и Гоголь

<10>. Случай с Петраковым
<11>. История дерущихся

<14>. Молодой человек, удививший сторожа

<15>. Четыре иллюстрации того, как новая идея огорашивает человека, к ней не подготовленного
<16>. Потери

<19>. Встреча
<20>. Неудачный спектакль
<21>. Тюк!

<22>. Что теперь продают в магазинах
<23>. Машкин убил Кошкина

<29>. Начало очень хорошего летнего дня. Симфония
<30>. Пакин и Ракукин

291. Евстигнеев смеётся. Водевиль о трёх головах

294. «Числа не связаны порядком...»
295. <О существовании, о времени, о пространстве>

297. Статья
298. О том, как меня посетили вестники

301. Трактат более или менее по конспекту Эмерсена

307. Муре Шварц
308. Генриетте Давыдовне

310. Алисе
311. Машинистке на приобретение пелеринки

314. Заведующей столом справок
315. Деве

316. «Половых излишеств бремя...»
317. Татьяне Николаевне Глебовой

318. «Однажды красавица Вера...»
319. Лидии

320. Хвала изобретателям
321. Послание, бичующее ношение длинных платьев и юбок

327. Послание артистке одного из театров
328. Послание, бичующее ношение одежды

343. «Великие метаморфические силы...»
344. «Рассмотрим вещи те, что видим пред собою...»
345. «Графин с ледяною водою...»

II. Александр Олейников, Последние дни Николая Олейникова

III. Следственное дело № 2196-41 г. 1941—1942 годы.

Автор: Хармс Д. Олейников Н.

Теги: поэзия русская потаенная литература

ISBN: 5-86218-265-9

Год: 2000

Похожие

Русская потаенная литература. Том 2. "Сборище друзей, оставленных судьбою"

«…Сборище друзей, оставленных судьбою». Том 2

Русская потаенная литература. Том 1. "Сборище друзей, оставленных судьбою".

Текст

РУССКАЯ
ПОТАЕННАЯ
ЛИТЕРАТУРА
ДАНИИЛ ХАРМС
НИКОЛАЙ ОЛЕЙНИКОВ

«f
w
Д. Хармс
H. Олейников

<<...СборШЦ,е
друзей,
остабленних
судъбоЬ»
Л. Липабский
А. Вбеденский
Я. Друскин
Д. Хармс
Н. Олейников
«ЧИНАРИ»
В ТЕКСТАХ, ДОКУМЕНТАХ
И ИССЛЕДОВАНИЯХ
В ДВУХ ТОМАХ
Том ВТОРОЙ
Д. Хармс
Н. Олейников
ill
Научно-издательский центр
Ладомир
Москва

Федеральная целевая программа книгоиздания России
Ответственный редактор
В. Н. Сажин
Оформление серии
Д. Б, Шимилиса
© Кавин Н. М. Подготовка текстов. 2000
© Крусанов А. В. Статья, примеч. 2000
© Мальскни А. Г. Состав, подготовка
текстов, примеч. 2000
© Олейников А. Н. Статья. 2000
© Сажин В. Н. Состав,
ISBN 5-86218-265-9 подготовка текстов, примеч.,
ISBN 5-86218-277-2 (т. 2) научное редактирование. 2000
Репродуцирование (воспроизведение) данного издания любым способом
без договора с издательством запрещается

СТИХОТВОРЕНИЯ
100
О ТОМ КАК ИВАН ИВАНОВИЧ ПОПРОСИЛ
И ЧТО ИЗ этого вышло
Посвящается Тылли и восклицательному
иван иваныч расскажи
кику с кокой расскажи
на заборе расскажи
ты расскажешь паровоз
почему же паровоз?
мы не хочим паровоз.
лучше шпилька, беренда
с хи ка ку гой беренда
завертела беранда
как то жил один столяр
только жилистый столяр
мазал клейстером столяр
делал стулья и столы
делал молотом столы
из орешника столы
было звать его иван
и отца его иван
так и звать его иван
у него была жена
не мамаша, а жена
НЕ МАМАША А ЖЕНА
7

как её зовут теперь
я не помню теперь
позабыл те — перь
иван иваныч говорит
очень умно говорит
поцелуй1 говорит.
а жена ему: нахал!
ты муж и нахал!
убирайся нахал!
я с тобою не хочу
делать это не хочу
потому что не хочу.
иван иваныч взял платок
развернул себе платок
и опять сложил платок
ты не хочешь, говорит
ну так что же, говорит
я уеду, говорит
а жена ему: нахал!
ты муж и нахал!
убирайся нахал!
я совсем не для тебя
не желаю знать тебя
и плевать хочу в тебя.
иван иваныч поглупел
между протчим поглупел
у усикйрку поглупел
а жена ему сюда
развернулась да сюда
да потом ещё сюда
В оригинале стоит неприличное слово. (Примеч. автора.)
8

в ухо двинула потом
зубы выбила потом
и ударила потом!
иван Иванович запнулся
так немножечко запнулся
за п... п... п... п... п... пнулся
ты не хочешь, говорит
ну так что же, говорит
я уеду,говорит
а жена ему: нахал!
ты муж и нахал!
убирайся нахал!
и уехал он уехал
на извощике уехал
и на поезде уехал
а жена осталась тут
и я тоже был тут
оба были мы тут.
Даниил
Заточник (Хармс)
1925 ноябрь
101
ОТ БАБУШКИ ДО ESTHER
бабаля мальчик
трёстень губка
рукой саратовской в мыло уйду
сырым седёньем
щёниша вальги
кудрявый носик
платком обут —
капот в балах
9

скольжу трамваем
Владимирскую поперёк
посельницам
сырунду сваи
грубить татарину
в окно.
мы улицу
валунно лачим
и валенками набекрень
и жёлтая рука иначе
купается меж деревень.
шлён и студень
фарсится шляпой
лишь горсточка
лишь только три
лишь настеж балериной снята
и тукается у ветрин.
холодное бродяга брюхо
вздымается на костыли
резиновая старуха
а может быть павлин
а может быть
вот в этом доме
бабаля очередом
кандыжится семью попами
соломенное ведро.
купальница
поёт карманы
из улицы
в прыщи дворов
надушенная
сёлью рябчика
распахивается
под перо —
и кажется
она Владимирская
садится у печеря
серёжками —
— как будто за город
10

а сумочкою —
— на меня
шурованная
так и катится
за бабаля кадеты
репейником
простое платьеце
и ленточкою головы —
ПУСТЬ
— балабошит бабушка
БЕЛьгию и блены
пусть озирает дохлая
ростанную полынь
сердится кошечкой
около кота
вырвится вырвится
вырвится в лад
шубкою оконью
ляженьем в бунь
маханьким персиком
вихрь табань
альдера шишечка
мйндера буль
улька и фанька
и ситец и я.
Всё
<1925>
102
ВЬЮШКА СМЕРТЬ
Сергею Есенину
ах вы сени мои сени
я ли гусями вяжу
приходил ко мне Есенин
и четыре мужика
И

и с чего-бы это радоваться
ложкой стучать
пошивеливая пальцами
грусть да печаль
как ходили мы ходили
от порога в Кишинёв
проплевали три недели
потеряли кошелёк
ты Серёжа рукомойник
сарынь и дуда
разохотился по мойму
совсем не туда
для тебя ли из корежены
оружие штык
не такой ты Серёжа
на такой уж ты
пой — май
щёки дули
скарлотйну перламутр
из за ворота подули
Vater Unser — Lieber Gott
я плясала соколами
возле дерева кругом
ноги топали плясали
возле дерева кругом
размогай меня затыка
на калоше и ведре
походи-ка на затылке
мимо запертых дверей
гули пели халваду
чирикали до ночи
12

на засеке долго думал
кто поёт и брови чинит
не пополу первая
залудила перьями
сперва чем то дудочным
вроде как ухабица
поливала сыпала
не верила лебедями
затухала крыльями
зубами затопала
с такого по матери
с этакого кубарем
в обнимку целуется
в очи валит блйньями
а летами плюй его
до белой доски и сядь
добреду до Клюева
обратно закйнуся
простынкой за родину
за матушку левую
у дерева тоненька
за Дунькину пуговку
пожурила девица
невеста сикурая
а Серёжа деревцем
на груди не кланяется
на груди не кланяется
не букой не вечером
посыпает около
сперва чем то дудочным
14 января 1926
Даниил Хармс
Школа чинарёй. Взирь зауми
13

103
в репей закутаная лошадь
как репа из носу валилась
к утру лиш отперли конюшни
так заповедал сам Ефрейтор
Он в чистом галстуке
и сквозь решётку
во рту на золоте царапин шесть
едва откинув одеяло ползает
и слышет бабушка
под фонарями свист.
И слышет бабушка ушами мягкими
как кони брызгают слюной
и как давно земля курносая
стоит горбом на трёх китах
Но вдруг Ефрейтора супруга
замрёт в объятиях упругих
Как тихо станет конь презренный
в лицо накрашенной измене
творить акафисты по кругу
и поджидать свою подругу
Но взора глаз не терпит стража
его последние слова
Как он суров и детям страшен
и в жиле бьётся кровь славян
И видит он: его голубка
лежит на грязной мостовой
и зонтик ломаный и юбку
и гребень в волосе простой.
Артур любимый верно снится
в бобровой шапке утром ей
И вот уже дрожат ресницы
и ноги ходят по траве.
Я знаю бедная Наташа
концы расщелены глухой
где человек плечами дышет
и дети родятся хулой
Там быстро щёлкает рубанок
14

а дни минутами летят
там пни растут. Там спит дитя.
Там бьет лесничий в барабаны.
1-2 мая 1926
104
КОНЕЦ ГЕРОЯ
Живи хвостом сухих корений
за миром брошенных творений
бросая камни в небо в воду ль
держась пустынником поотдаль
в красе бушующих румян
хлещи отравленным ура
призыва нежный алатырь
и Бога чёрный монастырь
Шумит ребячая проказа
до девки 107-го раза
и латы воина шумят
при пухлом шопоте шулят
Сады плодов и винограда
вокруг широкая ограда
мелькает девушка в окне.
Софокл вдруг подходит к ней
Не мучь передника рукою
и цвет волос своих не мучь
твоя рука жару прогонит
и дядька вынорнит из туч
и вмиг разбившись на матрасе
восстанет молод и прекрасен
и стоком бережных имян
как водолей пронзит меня
Сухое дерево ломалось
она в окне своём пугалась
бросала стражу и дозор
и щёки красила в позор
уж день вертелся в двери эти
шуты плясали в оперете
15

и ловкий крик блестящих дам
кричал: я честь свою отдам!
Под стук и лепет колотушек
Дитя свечу свою потушит
Потом идет в леса укропа
В куриный дом и бабий ропот
крутя усы бежит полковник
минутной храбростью кичась
Сударыня я ваш поклонник
Скажите мне который час?
Она же взяв часы тугие
и не взирая на него
не слышет жалобы другие
повелевает выйти вон.
А я под знаменем в бою
плюю в колодец и пою:
Пусть ветер палубу колышет
но ветра стон моряк не слышет
Пусть дева плачет о зиме
и молоко даёт змее
Я окрестясь сухим приветом
стелю кровать себе при этом
бросая в небо дерзкий глас
и проходя четвертый класс,
из леса выпрогнит метёлка
Умрет в углу моя светёлка
Восстанет мёртвый на помост
с блином во рту промчится пост
как жнец над пряхою не дышет
как пряха нож вздымает выше
Не слышу я и не гляжу
как пёс под знаменем лежу.
Но виден мне конец героя
глаза распухшие от крови
могилу с имянем попа
и звон копающих лопат,
и виден мне келейник ровный
упряжка скучная и дровни
Ковёр раскинутых саней
16

лихая кичка: поскорей!
конец не так моя Розалья
пройдя всего лишь жизни треть
его схватили и связали
а дальше я не стал смотреть
и з<а> потев в могучем росте
всегда ликующий такой
никто не скажет и не спросит
и не помянет за упокой.
2 мая 1926
105
СЛУЧАЙ НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ
как-то бабушка махнула
и сейчас же паровоз
детям подал и сказал
пейте кашу и сундук,
утром дети шли назад,
сели дети на забор
и сказали: вороной
поработый я не буду
маша тоже не такая
как хотите может быть
мы залижем и писочек
то что небо выразило,
вылезайте на вогзал
здраствуй здраствуй Грузия
как нам выйти из неё
мимо этого большого
не забора ах вы дети
выростала палеандра
и влетая на вагоны
перемыла не того
что налима с перепугу
оградил семью волами
вынул деньги из кармана
деньги серые в лице
17

Ну так вот. а дальше прели
всё супа — сказала тетя
всё чижи — сказал покойник
даже тело опустилось
и чирикало любезно
но зато немного скучно
и как будто бы назад
дети слушали обедню
надевая на плечо —
мышка бегала в передник
раздирая два плеча
а грузинка на пороге
все твердила — а грузин
перегнувшись под горою
шарил пальцами в грязи.
<1926>
106
ПРОРОК С АНИЧКИНОГО МОСТА
Где скакуны поводья рвут
согнув хребты мостами
пророк дерзает вниз ко рву
сойти прохладными устами.
О непокорный! что же ты
глядишь на взмыленную воду?
Теребит буря твой хохол
потом щеку облобызает.
Тебя девический обман
не веселит. Мечты бесскладно
придут порой. Веслом о берег
стукнет всадник.
Уж пуст — челнок.
Уж тучен — гребень.
И, тщетно требуя поймать
в реке сапог, рыдает мать.
Ей девочка приносит завтрак
18

бутылку молока и сыр.
А в сумке прятает на завтра
его красивые усы.
В трактире кончилась попойка
Заря повисла над мостом.
Фома ненужную копейку
бросает в воду. Ночь прошла.
И девочка снимает платье,
кольцо и головной убор,
свистит как я в четыре пальца
и прыгает через забор.
Ищи! Никто тебе помехой
не встанет на пути своем.
Она ушла, а он уехал
и вновь вернулися вдвоем.
Как загорели щеки их!
Как взгляд послушный вдруг притих!
За ними горница пуста.
И растворились их уста:
— Мы плыли ночью. Было тихо.
Я пела песню. Милый греб.
Но вдруг ныряет тигр плавучий
пред нашей лодкой поперек.
Я огляделась вкруг. Фонтанка
проснувшись знаменье творит.
За полночь звякают стаканы.
Мой брат стучится: отвори!
Всю ночь катались волны мимо.
Купался зверь. Пустела даль.
бежали дети. А за ними
несли корону и медаль.
И вот, где кони рвут поводья,
согнув хребты сбегают вниз,
ноздрями красными поводят
и бьют копытом седока, —
мы голос ласковый слыхали.
Земля вертелась в голос тот.
И гром и буря утихали
и платье сохло на ветру
19

И волчьим шагом оступаясь
на мост восходит горд и лих
пророк. А мы не плыли дальше
на брег скакая женихом.
Всё
1926 года
107
СКУПОСТЬ
Люди спят
урлы-мурлы
над людьми
парят орлы.
Люди спят
и ночь пуста
сторож ходит вкруг куста.
Сторож он
не то что ты,
сон блудливый
как мечты,
сон ленивый как перелёт
руки длинные как переплёт.
Друг за другом люди спят
все укрылися до пят.
Мы давно покоя рыщем.
Дым стоит над их желищем.
Голубь турмань вьет гнездо,
подъезжал к крыльцу ездок,
пыхот слышался машин,
дева падала в кувшин.
Ноги падали в овраг
леший бегал,
людий враг.
Ночь свистела —
плыл орёл.
20

Дочь мерцала —
путник брёл.
Люди спали —
я не спал,
деньги я пересыпал.
Я счетал своё богатство.
Это было святотатство.
Я всю ночку сторожил!
Я так деньгами дорожил.
Всё
1926
108
ВИКТОРУ ВЛАДИМИРОВИЧУ ХЛЕБНИКОВУ
Ногу на ногу заложив
Велимир сидит. Он жив.
1926
109
двух полководцев разговор
кидался шаром изо рта
щека вспухала от натуги
когда другой произносил
не будь кандашки полководца
была бы скверная игра
мы все бежали б друг за дружкой
знамёна пряча под горушкой
Но вдруг ответ звучал кругами
расправив пух усов, комрот
ещё в плечах водил руками
казалось он взбежит умрёт
и там с вершины голос падал
его сверкала речь к ногам
не будь кандашки полководца
то пораженье было б нам
21

и вмиг пошли неся винтовки
сотни тысяч, пол горы
двести палок, белые головки
пушки, ведьмы,
острые тапоры.
Да-с то было время битвы
ехал по полю казак
и в седле его болталась
манька белая коза
<1926 - 1927>
110
ПРОГУЛКА
шел медведь
вздув рога
стучала его одервенелая нога
он был генералом
служил в кабаке
ходил по дорогам
в ночном колпаке
увидя красотку
он гладил усы
трепал он бородку
смотрел на часы
пятнадцать минут
проходили шутя
обрушился дом
подрастало дитя
красотка в доспехе
сверкала спиной
на бледном коне
и в щетине свиной
рука отлетала
на конский задок
коса расцветала
стыдливый цветок.
22

Белый воздух
в трех шагах
глупо грелся
на горах
открывая
лишь орлу
остуденую
ралу.
Над болотом
напролом
ездил папа
с топором
из медведя
он стрелял
нажимая
коготок.
Пистолеты
отворял
в полумертвый
потолок
на шкапу
его капрал
обнимался
в темноте
с атаманом
и орел
и светился
в животе.
Дева
шла
неся
портрет
на портрете
был корнет
У корнета
вместо
рук
на щеке
висел
23

сюртук
а в кармане
сюртука
шевелилася
рука
Генерал
спрятал время
на цепочке золотой
Генерала
звали Леля
потому что молодой.
Он потопал
кублуками
приседал и полетал
Под военными полями
о колено бил металл.
увидя девицу на бледном коне
сказал генерал: «Приходите ко мне».
девица ответила: «Завтра приду
Но ты для меня приготовь резеду».
и сняв осторожно колпак с головы
столетний вояка промолвил «увы.
от этих цветов появляются прыщи
Я спрячусь в газету, а ты меня поищи.
Если барышня-мадам
обнаружит меня там
получите в потолок
генеральский целовок»
<1926 - нач. 1928>
111
В КРУЖОК ДРУЗЕЙ КАМЕРНОЙ МУЗЫКИ
не ходите января
скажем девять говоря
выступает Левый Фланг
— это просто не хорошо. —
и панг.
< январь 1927>
24

112
АВИАЦИЯ ПРЕВРАЩЕНИЙ
Летание без крыл жестокая забава
Попробуй упадешь закинешься неловкий
Она мучения другого не избрала
Её ударили канатом по головке.
Ах, как она упала над болотом!
Закинув юбочки! Мальчишки любовались
Она же кликала в сумятицах пилоту,
но у пилота мягкие усы тотчас же оборвались.
Он юношей глядит
смеётся и рулит
остановив жужжанье мух
слетает медленно на мох.
Она: лежу я здесь в мученьях.
Он: сударыня я ваша опора.
Она: Я гибну. Дай печенье.
Вместе: мы гибнем от топора!
Холодеют наши мордочки,
биение — ушло.
Лежим. Открыли форточки
и дышим тяжело.
сторожа идут стучат.
Девьи думы налегке.
Бабы кушают внучат.
Рыбы плавают в реке.
Елки шмыгают в лесу
стонет за морем кащей
А над городом несут
Управление вещей.
То им дядя птичий глаз
ма <...>* сердце звучный лёд
вдруг тетерев я тишком зараз
улетает самолет.
Там раздувшись он пропал.
Кто остался на песке?
Мы не знаем. Дед копал
Пропуски в публикуемом источнике текста.
25

ямы стройные в тоске,
и бросая корешки
В глубину беспечных ям
Он готовит порошки
Дать болезненным коням
Ржут лихие удила
Указуя на балду
стойте други он колдун
знает <...>* дела
вертит облако шкапов
переливает муть печей
В небе тристо колпаков
Строит башни из кирпичей
Там борзая солнце греет
Тьму проклятую грызёт
Там самолёт в Европу реет
И красавицу везёт.
Она: лечу я к женихам.
Пилот: машина поломалась,
она кричит пилоту: хам!
машина тут же опускалась,
она кричит: отец, отец
Я тут жила, Я тут родилась,
потом приходит ей конец
она в подсвечник превратилась.
Мадлэн ты стара холодна
лежать под кустиком одна
склонился юноша к тебе
лицом горячим как Тибет.
Пилот состарился в пути,
руками машет — не летит
ногами движет — не идёт
махнёт разок и упадёт
Потом года лежит не тлен
Тоскует бедная Мадлэн
Плетёт косичку у огня
мечты случайные гоня.
Всё
Январь 1927
26

из
ИСКУШЕНИЕ
Посвящаю К. С. Малевичу
четыре девки (на пороге).
нам у двери ноги ломит
дерним сестры за кольцо
ты взойди на холмик тут же
скинь рубашку с голых плечь
ты взойти на холмик тут же
скинь рубашку с голых плечь
четыре девки (сойдя с порога).
были мы на том пороге
Песни пели, а теперь
не печальтесь вы подруги
скинем плечи с косяка
Хор.
все четыре, мы же только
скинем плечи с косяка
четыре девки (в перспективе).
наши руки многогранны
наши головы седы
повернув глаза к востоку
видем нежные следы
Лишь податься на аршин
с незапамятных вершин —
всё исчезнет как плита
будет клумба полита
мы же хвалимся нарядом
мы ликуем целый день
Ты взойди на холмик рядом
плечи круглые раздень
ты взойди на холмик рядом
плечи круглые раздень
Четыре девки (исчезнув).
грох-хо-ччча!
Полковник (перед зеркалом).
усы завейтесь шагом марш!
приникни сабля к моим бокам
27

ты гребень волос расчеши
а я российский кавалер
не двинусь. Лень мне или что
не знаю сам. вертись хохол
спадай в тарелку борода
уйду чтоб шпорой прозвенеть
и взять чужие города
одна из девиц.
Полковник вы расстроены?
Полковник.
О нет. Я плохо выспался,
а вы?
девица.
А я расстроена увы.
Полковник.
мне жалко вас.
Но есть надежда
что это всё пройдёт
я вам советую развлечься.
Хотите в лес? там сосны жутки...
Иль может в оперу? Тогда
я выпишу из Англии кареты
и даже кучера. Куплю билеты
и мы поедем на дрезине
смотреть принцессу в апельсине
Я знаю: вы совсем ребенок
боитесь близости со мной
но я люблю вас...
девица.
прочь нахал!
Полковник ручкой помахал
и вышел зубом скрежеща
как дым выходит из прыща.
девица.
Подруги где вы?! где вы?!
пришли четыре девы (сказали).
ты звала?
девица (в сторону).
я зла!
28

четыре девицы (на подоконнике).
Ты не хочешь нас Елена
мы уйдем. Прощай сестра
как смешно твоё колено
ножка белая востра
мы стоим твои подруги
места нету нам прилечь
ты взойди на холмик круглый
скинь рубашку с голых плечь.
ты взойди на холмик круглый
скинь рубашку с голых плечь.
четыре девицы (сойдя с подоконника).
Наши руки поднимались
наши головы текли
юбки серенькие бились
на просторном сквозняке.
Хор.
Эй вы там не простудитесь
на просторном сквозняке.
четыре девицы (глядя в микроскоп).
мы глядели друг за другом
в нехороший микроскоп
что там было мы не скажем
мы теперь без языка
Только было там крылечко
вился холмик золотой
над холмом бежала речка
и девица за водой
Говорил тогда полковник
глядя вслед и горячо
ты взойди на этот холмик
обнажи своё плечо,
ты взойди на этот холмик
обнажи своё плечо
четыре девицы (исчезнув и замолчав).
?поч-чем-му!
Всё.
18 февраля 1927 года. Петербург
4-Х.
29

114
КОММЕНТАРИЙ
К ФИЛОСОФИИ А. И. ВВЕДЕНСКОГО
§ I. — Удивление
он в комнату бежит на четвериньках
смотрит в комнате стол стоит
ах он рад, он пришёл на вечеринку
позабыв и молодость и стыд
Липавский пьёт легко и звучно
<начало марта 1927>
115
А. И. ВВЕДЕНСКОМУ
В смешную ванну падал друг
Стена кружилася вокруг
Корова чудная плыла
Над домом улица была
И друг мелькая на песке
ходил по комнатам в носке
вертя как фокусник рукой
то левой, а потом другой
потом кидался на постель
Когда в болотах коростель
Чирикал шапочкой и выл
Уже мой друг не в ванне был
5 марта <1927>
116
ФОКУСЫ
Средь нас на палочке деревянной
сидит кукушка в сюртуке
хранит платочек румяный
в своей чешуйчатой руке
30

мы все как бабушка тоскуем
разинув рты глядим вперёд
на табуретку золотую
и всех тотчас же страх берёт
Иван Матвеевич от страха
часы в карман переложил
а Софья Павловна старуха
сидела в сокращеньи жил
а Катя в форточку любуясь
звериной ножкой шевеля
холодным потом обливалась
и заворачивалась в шиншиля
из-под комода ехал всадник
лицом красивый как молитва
он с малолетства был садовник
ему подруга бритва,
числа не помня своего
держал он курицу в зубах
Иван Матвеевича свело
загнав печенку меж рубах
а Софья Павловна строга
сидела выставив затылок
оттуда выросли рога
и сто четырнадцать бутылок
А Катя в галстуке своём
свистела в пальчик соловьем
стыдливо куталась в меха
кормила грудью жениха
Но к ней кукушка наклонялась
как червь кукушка улыбалась
потом на ножки становилась
да так, что Катя удивилась
от удивленья задрожала
и как тарелка убежала.
2 мая 1927 года
31

117
выходит Мария отвесив поклон
Мария выходит с тоской на крыльцо
а мы забежав на высокий балкон
поём опуская в тарелку лицо
Мария глядит
и рукой шевелит
и тонкой ногой попирает листы
а мы за гитарой поём да поём
да в ухо трубим непокорной жены
над нами встают Золотые дымы
за нашей спиной пробегают коты
поём и свистим на балкончике мы
но смотришь уныло за дерево ты
остался потом башмачёк да платок
да реющий в воздухе круглый балкон
да в бурное небо торчит потолок
выходит Мария отвесит поклон
и тихо ступает Мария в траву
и видет цветочек на тонком стебле
Она говорит: я тебя не сорву
я только пройду поклонившись тебе
А мы забежав на балкон высоко
кричим: «Поклонись!» и гитарой трясём.
Мария глядит и рукой шевелит
и вдруг поклонившись бежит на крыльцо
и тонкой ногой попирает листы
а мы за гитарой поём да поём
да в ухо трубим непокорно<й> жены
да в бурное небо кидаем глаза
\2 октября 1927 года
Петербург
118
Приходите приходите
Воспитанники и паруса
Вы понкраты образованные
И ты нищий с гребёночкой в сапогах
32

Вот уж день песочный старится
дымом кроется курган
Возле Петьки, возле образа
или в досках на горе
Я горикола горакала
в тумане каллеваллу
пока черешня около
мне сучьями велела
Приходите приходите
на Коломенскую 7
принесите на ладоне
возбуждающую смесь.
<1927>
119
ПАДЕНИЕ С МОСТА
Окно выходит на пустырь
квадратный как пирог
где на сучке висит нетопырь.
Возми свое перо.
Тогда Тюльпанов на лугу
посмотрит в небо сквозь трубу
а Пятаков на берегу
посмотрит в море на бегу.
Нам из комнаты не видать
какая рыба спит в воде
где нетопырь полночный тать
порой живет, и рыбы где.
А с улицы видней
особенно с моста
какая зыбь играет камушком у рыбьего хвоста.
Беги Тюльпанов дорогой.
Скачи коварный Пятаков.
рыб лови рукой.
Тут лошадь без подков
в корыто мечет седока.
Тюльпанов пр и Пятаков
2 «...Сборище друзей...», т. 2 33

грохочет за бока.
А рыба в море
жрет водяные огурцы.
Ну да, Тюльпанов и Пятаков
большие молодцы.
Я в комнате лежу с тобой
с астрономической трубой
в окно гляжу на брег досчатый
где Пятаков и герр Тюльпанов
открыли материк.
Там я построю домик
чтоб не сидеть под ливнем без покрова
а возле домика стоит
уже готовая корова.
Пойду. Прощайте. Утоплюсь.
Я Фердинанд. Я герр Тюльпанов.
Я Пятаков. Пойду гулять в кафтане
И рыб ловить в фонтане.
Вот мост. Внизу вода.
БУХ.
Это я в воду полетел.
Вода фигурами сложилась
Таков был мой удел.
Воскресенье
5 авг<уста> 1928 года
Даниил Хармс
120
осел
Посвящается
Тамаре Александровне Мейер
На потолке сидела муха
ее мне видно из кровати
она совсем уже старуха
сидит и нюхает ладонь;
я в сапоги скорей оделся
и второпях надел папаху
34

поймал дубинку и по мухе
закрыв глаза хватил со всего размаху.
Но тут увидел на косяке
свинью сидящую калачем
ударил я свинью дубинкой,
а ей как видно нипочем.
На печке славный Каратыгин
прицелил в ухо пистолет
ХЛОПНУЛ ВЫСТРЕЛ
Я прочитал в печатной книге,
что Каратыгину без малого сто лет
и к печке повернувшись быстро
подумал: верно умер старичек
оставив правнукам в наследство
пустой как штука сундучек.
(Предмет в котором нет материи
не существует как рука
он бродит в воздухе потерянный
вокруг него элементарная кара).
Быть может в сундучке лежал квадратик
похожий на плотину.
Быть может в сундучке сидел солдатик
и охранял эфира скучную картину
мерцая по бокам шинелью волосатой
глядел насупив переносицу
как по стенам бегут сухие поросята.
<В> солдатской голове большие мысли носятся:
играет муха на потолке
марш конца вещей.
Висит подсвечник на потолке,
а потому прощай.
Покончу жизнь палашом —
все можно написать зеленым карандаше м.
На голове взовьются волосы
когда в ногах почуешь полосы.
Стоп. Михаилы начали рости
качаясь при вдыхании премудрости.
Потом счисляются минуты
35

они неважны и немного.
Уже прохладны и разуты
как в пробуждены* видны ноги.
Тут мысли внешние съедая
— приехали, застава. —
сказала бабушка седая
характера простова.
Толкнув нечайно Михаила
я проговорил: ты пьешь боржом,
все можно написать зеленым карандашем.
Вот так Тамара
дала священный альдюмениум
зеленого комара.
Стоп. Разошлось по конусу
летало ветром по носу.
весь человеческий остов
одно смыкание пластов
рыба плуст
торчит из мертвых уст
человек растет как куст
вместо носа
трепещет беса
в углу свеча Матильда голышем —
Все можно написать зеленым карандашем.
Понедельник 6-ое августа 1928 года
С.-Петербург
Ланиил ХАРМС
121
ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА НА ВЕТРУ
Посвящаю Эрике
В лесу меж сосен ехал всадник
Храня улыбку вдоль щеки
Тряслась нога, звенели складки
Волос кружились червяки.
Конь прыгнул поднимая тело
Над быстрой скважиной в лесу.
36

Сквозь хладный воздух брань летела
Седок шептал «Тебя голубчик я снесу.
Хватит мне. Ах эти муки
Да этот щит, да эти руки,
да этот панцирь пудов на пять,
да этот меч одервянелый
Прощай приятель полковой
Грызи траву. Мелькни венерой
Над этой круглой головой».
А конь ругался «Ну и ветер!
Меня подъемлет к облакам.
Всех уложил проклятый ветер
Прочь на съедение к волкам.
С тебя шкуру снять долой
Сжечь притворив засовом печку
И штукой спрятать под полой.
Снести и кинуть в речку
Потом ищи свою подругу,
Рыб встречных тормоши,
Плыви, любезный мой, в Калугу,
В Калуге девки хороши».
Пел конь, раздув мехи.
Седок молчал в платочек.
Конь устремил глаза, вверху
Седок собрался в маленький комочек.
«Вот жизнь, — ворчал седок —
Сам над собой не властен
Путь долог и высок
Не видать харчевни где б остановиться
Живешь, как дерева кусок,
Иные могут подивиться.
Что я: сознательный предмет,
Живой наездник или нет?»
Конь, повернув к нему лицо:
«Твоя конусообразная голова,
Твой затылок, твое лицо,
Твои разумные слова.
Но ухо конское не терпит лжи
Ты лучше песнь придержи».
37

«Как, — закричал седок летучий, —
Ты мне препятствуешь.-*
Тварь!
Смотри я сброшу тебя с тучи,
Хребет сломаю о фонарь».
Но тут пронесся дикой птицей
Орел двукрылый как воробей.
И всадник хитрою лисицей
Себя подбадривал «Ну дядя не робей!»
А конь смеялся «Вот так фунт!
Скажи на милость вот так фунт».
«Молчи, — сказал седок прелестный, —
Мы под скалой летим отвесной
Тут не до шуток
Тем более конских
Наставит шишек этот пень
Ты лучше морду трубочкой сверни».
Но конь ответил «Мне это лень».
И трах! Губой со всего размаха
У всадника летит папаха,
Кушак болотные сапоги!
Кричит бедняжка: помоги!
Хромым плечом стучит в глину
Изображая смехотворную картину
А конь пустился в пляску.
Спешит на перевязку
И тащит легкую коляску.
В коляске той сидит детина.
Под мышкой держит рысака
Глаза спокойные как тина
Стреляют в землю свысока.
Он едет в кузницу направо
Храня улыбку вдоль щеки
Ресниц колышется орава,
Волос кружатся червяки.
Он поет «Мое ли тело
Вчера по воздуху летело?
Моя ли сломанная нога
Подошвой била облака
38

Не сам ли я вчера ругался
О том, что от почвы оторвался
Живешь и сам не знаешь почему
Жизнь уподоблю я мечу».
Пропев такое предложенье
детина выскочил из брички
(он ростом в полторы сажени)
рукой поправил брючки.
Сказал: «Какие заковычки
Сей день готовит для меня»
и топнул в сторону коня.
«Ну ты, не больно топочи! —
Заметил конь через очки
Мне такие глупачи
То же самое, что дурачки».
Но тут детина освирепев
В коня пустил бутылкой
«Я зол как лев —
Сказал детина пылкий. —
Вот тебе за твое замечание».
Но конское копыто
Пришло в бесконечное качание
Посыпались как из корыта
Удары полные вражды
Детина падал с каждым разом
И вновь молил как жертва скуки и нужды:
«Оставь мне жизни хоть на грош
Отныне буду я хорош
Я над тобой построю катакомбу
Чтоб ветер не унес тебя».
А сам тихонько вынул бомбу
Конь быстро согласился взмахом головы
И покатился тушей вдоль травы.
Детина рыжим кулаком
Бил мух под самым потолком
В каждом ударе чувствовалась сила
Огонь зажигался в волосах
И радость глупая сквозила
В его опущенных глазах.
39

Он как орел махал крылами
улыбкой вилась часть щеки
усы взлетали вверх орлами
Волос кружились червяки
А конь валялся под горой
Раздув живот до самых пят.
Над ним два сокола порой
В холодном воздухе парят.
Всё
14 - 18 ноября 1928 г.
122
ПОЛЕТ В НЕБЕСА
На одной ноге скакала
и плясала я кругом
безсердечного ракала
но в объятиях с врагом
Вася в даче на народе
шевелил метлой ковры
Я качалась в огороде
Без движенья головы
Но лежал дремучий порох
Под ударом светлых шпор
Вася! Вася! этот ворох
умету его во двор.
Вася взвыл беря мятелку
и садясь в неё верхом
он забыл мою светёлку
улетел и слеп и хром.
оторвался океян
темен, лих и окаян
Затопил собою мир
Высох беден, скуп и сир.
В этих бурях плавал дух
развлекаясь нем и глух
40

На земной взирая шар
Полон хлама, слаб и стар.
Вася крыл над пастухом
На метле несясь верхом
Над пшеницей восходя
Молоток его ладья.
Он бубенчиком звенел
Быстр, ловок, юн и смел
озираясь — это дрянь.
Все хором.
Вася в небе не застрянь.
Пастух (залезая в воду).
Боже крепкий — о-го-го!
Кто несётся высоко?
Дай взгляну через кулак
Сквозь лепёшку и вот так
брошу глазом из бровей
под комету и правей
Гляну в тучу из воды
не закапав бороды.
Вася (сверху).
сколько вёрст ушло в затылок
скоро в солнце стукнусь я
разобьюсь горяч и пылок
и погибнет жизнь моя
Пастуха приятный глас
долетел и уколол,
слышу я в последний раз
человеческий глагол.
Мать (выбегая из огорода).
Где мой Вася отрочат
Мой потомок и костыль.
Звери ходят и молчат
В небо взвился уж не ты ль?
уж не ты ль покинул дом
поле сад и огород?
не в тебя ль ударил гром
из небесных из ворот?
мне остался лишь ракал
41

Враг и трепет головы
Ты на воздух ускакал
оторвавшись от травы.
Наша кузница сдана
в отходную кабаллу
Это порох сатана
разорвался на полу
Что мне делать! боже мой
Видишь слёзы на глазах.
Где мой Вася дорогой.
Все хором.
Он застрял на небесах.
Всё
22 янв<аря> 1929
123
пристала к пуделю рука
торчит из бока кулаком
шумят у пуделя бока
несётся пудель молоком
старуха в том селе жила
имела дойную козу
и вдруг увидела собаку
в своем собственном глазу.
тут она деревню кличет
на скамью сама встаёт
помахав зубами кричет
херувимскую поёт
<Март 1929>
42

124
Ку Тарфик
Шу Ананан
Я город позабыл
я позабыл движенье
толпу забыл, коня и двигатель,
и что такое стул
твержу махая зубом
гортань согласными напряжена
она груди как бы жена
а грудь жена хребту
хребет подобен истукану
хватает копья на лету.
Хребет защита селезенок
отец и памятник спины
опора гибких сухожилии
два сердца круглых как блины
я позабыл сравнительную анатомию
где жила трепыхает
где расположено предплечие
рука откудыва махает
на острове мхом покрытом
живу, ночую под корытом
пчелу слежу глаз не спуская
об остров бьёт волна морская
дороги человека злого
и перья с камушков птицелова.
На каждом участке отдельных морей
два человека живут поскорей
чем толпы идущих в гору дикарей
На каждой скале одиночных трав
греховные мысли поправ
живет пустынник седоус и брав.
Я Ку проповедник и Ламмед-Вов
сверху бездна, снизу ров
по бокам толпы львов
43

Я ваш ответ заранее чую
где время сохнет по пустыням
и смуглый мавр несёт пращу
науку в дар несёт латыням
ответ прольется как отказ
«нет жизнь мне милее
от зверя не отвести мне глаз
меня влечёт к земле руками клея».
Я Ку стоя на ваших маковках
говорю:
«Шкап соединение трёх сил
бей в центр множества скрипучих перьев
согбенных спин, мышиных рыльц!
Вас ли чёрная зависть клянёт
который скрываясь уходит вперёд
Ложится за угол владыка умов.
И тысяча мышиц выходят из домов.
Но шкап над вами есть Ламмед-Вов.
Дальше сила инженера
Рост, грудь, опора, шар
цвети в бумагах нежная Вера
и полный твоих уст пожар.
Гласит Некоторый Сапог:
есть враждебных зонтиков поток
в том потоке не рости росток.
Моё высокое Соображение
как флюгер повёрнуто на восток.
Там стоит слогая части
купол крыши точно храм,
люди ходят в двери настежь
всюду виден сор и хлам
Там деревья стену кружат
шкап несётся счётом три
но всегда гласит Наружа:
«Как хотите. Всё внутри».
Тар фи к.
Вот это небо
эти кущи
эти долы
44

эти рыбы
эти звери, птицы, люди
эти мухи, лето, сливы
лодка созданная человеком
дом на площади моего пана
не улететь мне совсем навеки
цветы кидая с аэроплана
как же я в тигровой шкуре
позабытый всем, огулом
удержу моря и бури
открывая ход акулам
о прибрежные колени
ударяет вал морской
сквозь волну бегут олени
очи круглые тоской
Небо рухнет, — море встанет
воды взвоют — рыба канет
лодка — первое дитя
нож кремнёвый, он свидетель
зверем над водой летя
посреди воздушных петель
надо мной сверкает клином
обрывает веточки малинам.
Чем же буду я питаться
на скале среди воды?
чем кормить я <буду> братца?
Что Ку есть будешь ты?
Ку.
Похлёбка сваренная из бобов
недостойна пищи Богов
и меня отшельника Ламмед-Вов.
Люди, птицы, мухи, лето, сливы
совершенно меня не пленяют
красные плоды
яблоки и сады
звери жмутся они трусливы
лапы точат на все лады
козы пёстрые — они пугливы
реки, стройные пруды
45

морские пучины, озера, заливы
родник пускает воды струю
около я с графином стою
буду пить эту воду на земле и в раю.
Тарфик.
Ку ты выше чём средний дуб
чём я который суть глуп
на скале живу орлом
хожу в небо напролом
всё театр для меня
а театр как земля
чтобы люди там ходили
настоящими ногами
пели, дули, говорили,
представляли перед нами
девы с косами до пупа
выли песни, а скопцы
вяло, кисло, скучно, тупо
девок ловят за концы.
арлекин пузырь хохлатый
босиком несется за
по степям скакающей хатой
на горе бежит коза
Ку, видишь там сидит артист
на высоком стуле он
во лбу тлеет аметист
изо рта струится Дон
упадая с плеч долой
до колен висит попона
он жеребчик молодой
напоминает мне дракона
Ку, что он делает?
Ку, что он думает?
Ку, зачем его суставы
неподвижны как бесята
голос трубный и гнусавый
руки тощие висят.
Я хочу понять улабу
задлу шкуру дынуть бе
46

перевернуть еф бабу
во всём покорствовать тебе.
К у.
Тарфик, ты
немедля должен
стать проклятым.
Два в тебе
существа.
Одно земное
Тарфик — имя существу
а другое легче вздоха
Ку зовётся существо
для отличья от меня
Ананан — его названье
но стремясь жить на берёзе
он такой же как и я.
Ты же Тарфик только пятка
только пятка
только пятка
ты же Тарфик только свечка
будь проклятым Аустерлиц
я же Ку Семён Лудильщик
восемь третьих человека
я души твоей спаситель
я дорога в Астрахань.
Тарфик.
Отныне весь хочу покоя
ноги в разные места
поворачивают сами
пальцы Тарфика листва.
Мясо в яму уползает
слышно легких дуновенье
сердце к плечикам бросает
во мне ходит раздвоенье.
Тела мёртвые основы...
Ку.
Отвалились камнем в ров.
Ананан.
С добрым утром часословы!
47

Ky.
Честь имею: Ламмед-Вов.
24 марта 1929 года
125
ОВЦА
I
Гуляла белая овца
блуждала белая овца
кричала в поле над рекой
звала ягнят и мелких птиц
махала белою рукой
передо мной лежала ниц
звала меня ступать в траву
а там в траве маша рукой
гуляла белая овца
блуждала белая овца.
II
Ты знаешь белая овца
ты веришь белая овца
стоит в коронах у плиты
совсем такая же как ты
Как будто я с тобой дружу
короны светлые держу
над нами ты, а сверху я
а выше дом на трёх столбах
а дальше белая овца
гуляет белая овца.
III
Гуляет белая овца
за нею ходит козерог
с большим лицом в кругу святых
48

в лохматой сумке как земля
стоит на пастбище как дом
внизу земля, а сверху гром
а сбоку мы, кругом земля
над нами Бог в кругу Святых
а выше белая овца
гуляет белая овца.
22 мая 1929 года
126
Откуда я?
Зачем я тут стою?
Что вижу?
Где же я?
Ну попробую по пальцам
все предметы перечесть.
(Считает по пальцам).
Табуретка столик бочка
ведро кукушка печка
метла сундук рубашка
мяч кузница букашка
дверь на петле
рукоятка на метле
четыре кисточки на платке
восемь кнопок на потолке.
1 июня 1929 года
127
Ехал доктор из далека
вёз корзину колпаков
отдыхал на поворотах
прибыл к нам и был таков.
Звали доктора Матрёна
был Матрена землекоп
но торчал у землекопа
49

из кармана телескоп
Заболела тётя Катя
не лежит и не сидит
и за мухами глазами
неподвижными следит.
Тётя Катя не хохочет
только плачет как река
мы за доктором послали
он пришёл из далека.
Доктор Матрёна.
Ведь несчастие бывает
в виде рака в животе
но страдалец забывает
и купается в воде
а потом ведь неизбежно
зубы храбрые гниют
ведь для зуба неизбежно
нужен воздух и приют
ведь тотчас же по отрыжке
узнается ремесло
и несчастному под мышки
доктор вкладывает весло.
Тётя Катя.
Доктор, вы в меня воткнули
вместо градусника ось.
Вы нас доктор обманули.
Доктор Матрёна.
Я вас вылечу авось.
Тётя Катя.
Вы мне доктор надоели
уходите в тёмный бор.
Доктор Матрёна.
Вы сегодня каку ели?
Тётя Катя.
И не буду с этих пор.
Доктор Матрёна.
Я ударю вас лопатой.
Тётя Катя.
Уходите поскорей.
50

Доктор Матрёна.
Я ударю вас лопатой.
Тётя Катя.
Уходите поскорей.
Доктор славная Матрёна
вышел в двери шестипал
бросил скучные знамена
руки в землю закопал.
Проходил крестьянин Фома
влез потом на длинный храм
посмотрел в саду солома
бедный доктор пополам
6 июня <1929>
128
СТОЛКНОВЕНИЕ ДУБА С МУДРЕЦОМ
Ну-ка
вот что я вам расскажу:
один человек хотел стать дубом
ногами в землю погрузиться
руками по воздуху размахивать
и вообшем быть растением.
Вот он для этого собрал
различные чемодаты
и так раздумывал кедровой головой:
уложу пожитки в баню
сниму штаны
сорву жилет
и буду радости дитя
небесных маковок жилец
чемоданом в верх летя
буду красный жеребец
буду бегать в дверь.
Хотя
вместо дырок
ныне жесть.
Так что в дверь
51

нельзя проехать
прыгнуть
хлопнуть
плавать
сесть
легче в стул войти ребёнку
легче в косы ткнуть гребёнку
вынуть руку из пищевота
легче сделать вообще чево то.
Но над нашем взлететь миром
с чемоданом как поноской
прыгать в небо слабым тигром
тут наверно ты будешь соской.
Окончив речь
и взяв пожитки
он метнулся в потолок
перетерпев тяготенья пытки
он реял над крышей как молоток.
Только б корни к низу бросить
да с камнями перевить
вот и стал бы я как дуб.
Ах!
пастись один среди осин
среди древесин
стоял бы как клавесин
Я бы начал дубом жить.
Хором люди отвечали:
мы доселева молчали
нам казалося в начале
ты задумал о причале.
Но теперь мы увидали
ты умом летишь подале
над землей летаешь сокол
хочешь дубом в землю сесть
Мы категорически возражаем
если сядешь
то узнаешь
то поймешь
то почуешь
52

какая такая
Наша месть,
месть.
Наша месть
гибель уха
глухота
гибель носа
носота
гибель нёба
немота
гибель слепа
слепота.
Всё это человек выслушал
и всё же при своём остался
Поплакал чуть. Слезинку высушил
и молотком в верху болтался.
Тут вышел мудрец
с четырмя носами
влез на печь
как на ложе трона
и начал речь:
Во время оно
жил некий имянем не славен
короче попросту Иван Буславен.
Так вот
обладатель сего поразительного имяни
приехал в город Ленинград
остановился на Василиевском острове,
четвертой линии
и был он этому черезвычайно рад.
Он пытался многократно
записаться на биржу труда
но к несчастью акуратно
путь закрыт был ему туда.
Он ходил тогда печальный
и стучался в Исполком
но от туда по голове его печальной
ударяли молотком.
Он бежал тогда в трактиры
53

там он клянчил хлебный мякиш
но трактирные сатиры
подносили к носу кукиш.
Он скакал тогда домой
развеваясь бородой
и на жизнь хмур и зол
залезал к себе под стол.
Хором люди отвечали
мы доселева молчали
нам казалося в начале
ты задумал о причале.
Но теперь мы видим старче
ты мудрец.
Ты дубов зелёных крепче
ты крепец.
Т. е. не крепец,
а кирпич.
а за это слушай спич.
Спич.
Спич мудрецу
Два килограмма сахара
кило сливочного масла
Добавочную заборную книжку на имя
Неизвестного гражданина Ивана Буславена.
и тристо знойных поцелуев
от в красных шапочках девиц.
Туш.
До
ми
соль
до бе ла
добела
выстерать выстерать
в бане му
Дре
ца.
всё
28 сентября 1929 года
54

129
Все все все деревья пиф
все все все каменья паф
вся вся вся природа пуф.
Все все все девицы пиф
все все все мужчины паф
вся вся вся женитьба пуф.
Все все все славяне пиф
все все все евреи паф
вся вся вся Россия пуф.
<октябрь 1929>
130
ВАННА АРХИМЕДА
Эй Махмет
гони мочало
мыло дай сюда махмет.
крикнул тря свои чресала
в ванне сидя Архимед.
Вот извольте Архимед
вам Суворовскую мазь
Ладно, — молвил Архимед, —
сам ко мне ты в ванну влазь.
Влез махмет на подоконник
расчесал волос пучки
Архимед же греховодник
осторожно снял очки.
Тут махмет подпрыгнул.
Мама! —
крикнул мокрый Архимед.
С высоты огромной прямо
в ванну шлёпнулся махмет.
В наше время нет вопросов
каждый сам себе вопрос
говорил мудрец курносый
55

в ванне сидя как барбос.
Я к примеру наблюдаю
все научные статьи
в размышлениях витаю
по три дня и по пяти
целый год не слышу крика
веско молвил Архимед
но прибавил он потри-ка
мой затылок и хребет.
Впрочем да, сказал потом он
и в искусстве впрочем да
я туда в искусстве оном
погружаюсь иногда.
Как-то я среди обеда
прочитал в календаре
выйдет «Ванна Архимеда»
в декабре иль в январе.
Архимед сказал угрюмо
и бородку в косу вил
Да Махмет не фунт изюму,
вдруг он при со во ку пил.
да Махмет не фунт гороху
в посрамленьи умереть
я в науке сделал кроху
а теперь загажен ведь.
Я загажен именами
знаменитейших особ
и скажу тебе меж нами
формалистами в особь.
Но и проза подкачала
да махмет, махмет, махмет.
Эй махмет, гони мочало!
басом крикнул Архимед.
Вот оно, — сказал Махмет.
Вымыть вас? — промолвил он.
Нет, — ответил Архимед
и прибавил: вылазь вон.
Всё
/ октября 1929 года
56

131
«ТЮЛЬПАНОВ СРЕДИ ХОРЕЕВ»
Так сказал Тюльпанов камню
камень дуло курам кум
имя камня я не помню
дутый камень девы дум
в клетку плещет воздух лютень
глупо длится долгий плен
выход в поле виден мутен
розы вьются в дурь колен
в сад его нога ладоня
русых палец пук лица
дикий памятник уроня
в битву трубы бухаться
лампа громко свет бросала
в пол опутан свет летел
там доска с гвоздём плясала
доску вальсом гвоздь вертел
доску вальсом гвоздь вертел,
а в стену бил рукой Тюльпанов
звал напрасно центр сил
рос над камнем сад тюльпанов
дождик светлый моросил.
дождик.
сухо в пепле в ухе сера
дуло в землю пробралось
там в горе проскачет серна
там на валу проходит лось
дубрава трав корчует рогом
рек сдвигает брег зелен
орлиный бег на лбу упругом
несёт обратно грозный клён
Но я дождём сверкаю шашка
близко кокнет бричка вешка
птичка хлопнет в лодку камнем:
вспомним птичке о недавнем!
птичка.
помним сад
в саду скамейка
57

на скамейке с пирогом
в том саду сидел Тюльпанов
птички плавали кругом
птички плавали кругом.
Помним дом
на крыше пламя
в окнах красная заря
из дверей выходит няня
сказка длинная моя
сказка длинная моя.
няня в сад идёт и плачет
и Тюльпанова манит
а Тюльпанов как цветочек
незабудкою звенит
а Тюльпанов как цветочек
незабудкою звенит.
Подними глаза Тюльпанов
няню глазками окинь
но Тюльпанов сдвинул брови
и задумался, аминь.
но Тюльпанов сдвинул брови
и задумался, аминь.
Тут поднялся камень в битву
двинул войско в дуб сырой
в грудь врагам врезал он бритву
гнулся жаром стыл порой
снова кругла сила чрева
к небу прёт земля пружин
в белый мчится воздух дева
лишь Тюльпанов недвижим
сад к нему склонил вершины
няню тихую привёл
сверху дождь летел в кувшины
снизу вверх цветочек цвёл.
Так сказал Тюльпанов няне:
58

видишь няня я силён
дождь пройдет.
цветок завянет
только я пройду как сон.
только я пройду как сон.
Только ты пройдешь как лодка
возле сада
вдоль пруда
убежишь моя красотка
няня глупая вода.
няня глупая вода
и лишь птички
ветров дети
не кружатся вкруг небес
не стрекочат в небе дудкой
не летят в дремучий лес
не стрекочат в небе дудкой
не летят в дремучий лес.
только я сижу Тюльпанов
только я сижу да ты
как дитя среди тюльпанов
между птичек ходишь ты
как дитя среди тюльпанов
между птичек ходишь ты.
Няня.
Успокойся мой цветочек
на скамейке пирожок
по воде плывёт кружочек
за холмом дудит рожок
хочешь я побегу за тобою
по траве по мху по кочкам
буду страшною трубою
бегать следом за цветочком
содрогая бабу медь,
или хочешь буду петь
я в тарелочки ладошь
или в малину спрятав локоть
59

ек.
буду в землю тыкать нож
или прыгать над огнём
или прятаться вдвоём
или пальчиками щелкать
буду в домике твоём.
одинокою тычинкой
в поле воин я стою
временами непогоды
дуют в голову мою.
птички там под облаками
ищут маленьких подруг
звери длинными шагами
ходят по полю вокруг
Я стою на пьедестале
в поле воин одинок
ветры хлопают листами
травы стелятся у ног.
Скучно мне:
Глаза открою:
все несутся кто куда,
Только няня
ты со мною!
Няня глупая вода.
Няня глупая вода.
23—24 октября 1929 года
132
Свои ручки лелея
склонилась дева как лилея
держа в руках цвет белой птицы
она мгновенно хорошела
шарф пуховой вязала спицей
шею кутала чтоб не простудиться
60

вышивала плат шелками
«всякая тварь должна трудиться»
и труд вылетал из рук её аршином
иголка сквозь шелка летала
порою падала на половицу
раздавался звон металла
девица руки вздев к вершинам
в камыш прятала нагое тело
и труд вылетал из рук её аршином
иголка сквозь полотно летела.
День приходил
<октябрь 1929>
133
I РАЗРУШЕНИЕ
Неделя — вкратце духа путь
Неделя — вешка знак семи.
Неделя — великана дуля
Неделя — в буквах неделима
так неделимая неделя
для дела дни на доли делит
в буднях дела дикой воли
наше тело в ложе тянет
Нам неделя длится долго
мы уходим в понедельник
мы трудимся до субботы
совершая дело в будни
но неделю сокращая
увеличем свой покой
через равный промежуток
сундучёк в четыре дня
видишь день свободных шуток
годом дело догоня
Видишь новая неделя
стала разумом делима
61

как ладонь из пяти пальцев
стало время течь неумолимо.
Там мы строим время счёт
по закону наших тел.
Время заново течёт
для удобства наших дел.
Неделя — стала нами делима
неделя — дней значёк пяти
неделя — великана дуля
неделя — в путь летит как пуля.
Ура — короткая неделя
ты всё утратила!
И теперь можно приступать к следующему
разрушению.
всё
Начато 6 ноября —
кончено 20/21 ноября 1929 года
134
Мы (два тождественных человека):
Приход нового года
мы ждём с нетерпением
мы запасли вино
и пикули
и свежие котлеты.
Садитесь к столу.
Без четверти двенадцать
поднимем тост
и выпьем братцы
за старый год.
И рухнет мост
и к прошлым девам
нам путь отрезан,
и светлых бездн
наш перёд.
62

Смотрите он весло берёт
и люлькой в комнате летает
предметы вкруг следят полёт
от быстрых точек рассветает
в Неве тоскливый тает лёд
в ладоши бьёт земля и люди
и в небо смотрит мудрый скот
Но тут наступает 0 часов и начинается
Новый Год.
Вторник 31 декабря 1929 года
23 часа 45 минут
135
ЖЕНЕ
Давно я не садился и не писал
я расслабленный свисал
Из руки перо валилось
на меня жена садилась
я отпихивал бумагу
цаловал свою жену
предо мной сидящу нагу
соблюдая тишину.
цаловал жену я в бок
в шею в грудь и под живот
прямо чмокал между ног
где любовный сок течёт
а жена меня стыдливо
обнимала тёплой ляжкой
и в лицо мне прямо лила
сок любовный как из фляжки
я стонал от нежной страсти
и глотал тягучий сок
и жена стонала вместе
утирая слизи с ног.
и прижав к моим губам
две трепещущие губки
63

изгибалась пополам
от стыда скрываясь в юбке.
По щекам моим бежали
струйки нежные стократы
и по комнате летали
женских ласок ароматы.
Но довольно! Где перо?
Где бумага и чернила?
Аромат летит в окно,
в страхе милая вскочила.
Я за стол и ну писать
давай буквы составлять
давай дергать за верёвку
Смыслы разные сплетать.
3 января <1930>
136
СТУК ПЕРЕД
Где тупоумию конец?
Где вдохновению свинец?
чтоб не трогать верх затылка
в потолок очей не бить
приходи чернил бутылка
буквы перышком лепить
время ты неслышно ходишь
отмечая стрелкой путь,
влево маятник отводишь
он летит обратно с треском
время кажется отрезком
вопрос: надо ль время?
мы ответим: время будь
мы отметим время буквой.
11 января <1930>
64

137
Всё наступает наконец
и так последовательнос<т>ъ создается
как странно если 6 два события
вдруг наступили одновременно.
Загадка:
А если вместо двух событий
наступят восемь пузырьков.
Ответ:
Тогда конечно мы б легли.
Ответ был чист и краток.
в бумагу завернули человека.
Бумаги нет. Пришла зима.
13 янв<аря 1930>
138
Жил мельник
Дочь его Агнеса
в кругу зверей шутила днями
пугая скот, из недр леса
её зрачки блестят огнями.
Но мельник был свиреп и зол
Агнесу бил кнутом
возил ячмень из дальних сёл
и ночью спал потом.
Агнеса мельнику в кадык
сажает утром боб
рычит Агнеса. мельник прыг
но в двери входит поп.
Агнеса длинная садится
попа сажает рядом в стул
крылатый мельник. Он стыдится
Ах, если б ветер вдруг подул
и крылья мельницы вертелись
то поп Агнеса и болтун
3 «...Сборище друзей...», т. 2 65

на крыше мельника слетелись,
и мельник счастлив, он колдун.
13 янв<аря> 1930 года
139
УТРО
(ПРОБУЖДЕНИЕ ЭЛЕМЕНТОВ)
Бог проснулся. Отпер глаз,
взял песчинку, бросил в нас.
Мы проснулись. Вышел сон.
Чуем утро. Слышим стон.
Это сонный зверь зевнул.
Это скрипнул тихо стул.
Это сонный, разомлев,
тянет голову сам лев.
Спит двурогая коза.
Дремлет гибкая лоза.
Вот ночную гонит лень —
изо мха встает олень.
Тело стройное несет,
шкуру темную трясет.
Вон проснулся в поле пень:
значит, утро, значит, день.
Над землей цветок не спит,
Птица-пигалица летит,
смотрит: мы стоим в горах
в длинных брюках, в колпаках,
колпаками ловим тень,
славословим новый день.
всё
<18 января 1930>
140
ПАДЕНИЕ ВОД
стукнул в печке молоток
рухнул об пол потолок
66

надо мной открылся ход
в бесконечный небосвод
погляди небесных вод
льются реки в землю вот
я подумал: подожди
это рухнули дожди,
тухнет печка. Спят дрова
мокнут сосны и трава
на траве стоит петух
он глядит в небесных мух
мухи снов живые точки
лают песни на цветочке.
Мухи.
поглядите мухи в небо
там сидит богиня Геба
поглядите мухи в море
там уныние да горе
над водой колышат пар.
гляньте мухи в самовар!
Мухи.
в самовар глядим подруги
там пары встают упруги
лезут в чайник, он летит
воду в чашке кипятит,
бьётся в чашке кипяток.
Гряньте мухи эпилог!
Мухи.
Это крыши разлетелись
открывая в небо ход
это звёзды развертелись
сокращая чисел год
Это вод небесных реки
пали в землю из дыры
Это звёзд небесных греки
шлют на землю к нам дары.
Это стукнул молоток
Это рухнул потолок
3*
67

Это скрипнул табурет
Это мухи лают бред,
всё
С.-Петербург. 24 января 1930 года.
Даниил Хармс
141
Земли, огня и ветра дщери
меча зрачков лиловый пламень
сидели храбрые в пещере
вокруг огня. Тесали камень.
Тут птицы с крыльями носились
глядели в пламя сквозь очки
на камни круглые садились
тараща круглые зрачки.
Кыш летите вон отсюда
им сестры кричали взволновано
храм пещерного сосуда
это место заколдовано.
Мы все вместе
служим в тресте
на машинках день и полночь
отбиваем знаки смыслов
дел бумажных полный стол тучь
мух жуков и корамыслов.
Только птицы прочь и кыш
с веток, с тумбов, с окон, с крышь.
Очень птицы удивились
на косматых глядя дев
клювом стукнули и взвились
очи злые к небу вздев
и костей раскинув грабли,
рассекая воздух перьями
разлетались дирежабли
над Российскими империями,
всё
д.х.
<февраль 1930>
68

142
Где я потерял руку?
Она была, но отлетела
я в рукаве наблюдаю скуку
моего тела.
Что-то скажет Дом Печати
что-то скажет раздевалка
моей руки одно зачатие
с плеча висит.
Как это жалко.
Люди!
Кто мне примус накачает?
Плети!
Кто стегаться вами станет?
Мыло!
Кто в ручей тебя опустит?
Никому то не известно.
Даня!
Кто в кровать тебя разденет
твои сапоги растегнёт
и в шкап поставит.
Спать уложит. Перекрестит.
перевернётся, кто уснёт?
Кто проснётся на другой день
посмотреть в окно и плюнуть?
х<о>д ночей был мною пройден
разрешите в небо дунуть.
Это верно. Мы двуруки
равновесие храним
поперёк души науки
образ храброго гоним.
То отведали поляки
боль ранения на сечи
были паны, стали каляки.
Заводить убитых речи
силы рта раздвинуть нет
коли панов закопали,
коли жив на землю гнет
остальные в битьве пали.
69

Остальных ломает и мнёт
полевых цветочков мёд.
Но куда же я руку задевал.
Знаю нет ее в руковах.
Помню куртку надевал.
Но теперь понятно ах!
Вот она забыв перёд
пересела на хребет.
Надо Надо
перешить рукав на спину.
20 февраля 1930 года
Д.Х.
143
НЁТЕПЕРЬ
Это есть Это.
То есть То.
Это не то.
Это не есть не это.
Остальное либо это либо не это.
Всё либо то либо не то.
Что ни то и ни это, то ни это и не то.
Что то и это, то и себе Само.
Что себе Само, то может быть то да не это, либо это
да не то.
Это ушло в то, а то ушло в это. Мы говорим Бог
дунул.
Это ушло в это, а то ушло в то и нам неоткуда вытти и
некуда притти.
Это ушло в это. Мы спросили: где? Нам пропели: Тут.
Это вышло из Тут. Что это? Это ТО.
Это есть то.
То есть это.
Тут есть это и то.
Тут ушло в это, это ушло в то, а то ушло в тут.
Мы смотрели но не видели.
70

А там стояли это и то.
Там не тут.
Там то.
Тут это.
Но теперь там и это и то.
Но теперь и тут это и то.
Мы тоскуем и думаем и томимся.
Где же теперь?
Теперь тут, а теперь там, а теперь тут, а теперь
тут и там.
Это быть то.
Тут быть там.
Это то, тут, там, быть, Я, Мы, Бог.
29 мая 1930 года.
Даниил Хармс
144
ЛАПА
У храпа есть концы голос
подобны хрипы запятым
подушку спутанных волос
перекрести ключом святым,
из головы цветок воростает
сон ли это или смерть
зверь тетрадь мою листает
червь глотает ночь и зберть
там пух петухов
на Глинкин плац
осёл шатром из пушки бац
сон упёрся на бедро
ветер западный. — Ведро.
О статуя всех статуй
дням дыханье растатуй
леса лужи протеки
где грибы во мху дики
молви людям: пустяки
мне в колодец окунаться
мрамор духа холодить
71

я невеста земляка
не в силах по земле ходить
Во мне живёт младенца тяжесть.
Жесть неба сгинь!
отныне я жесть.
И медь и кобальт и пружина
в чугун проникли головой
оттуда сталь кричит: ножи на!
И тигра хвост моховой!
И все же бреду я беременная
Батюшка! Это ремень но не я!
Батюшка! Это ревень но не мать!
Будут тебя мой голубчик
Будут тебя мой голубчик
Будут тебя мой голубчик
Сосны тогда обнимать.
Сказала и упала.
А эхо крикнуло: Магога!
И наступила ночь Купала
когда трава глядит на Бога.
Два Невских пересекли чащи
пустя по воздуху канатик
и паровоз дышал шипяще
в глаза небесных математик.
Ответил Бог: на камне плоском
стоял земляк, он трубку курил.
Его глаза залеплены воском.
«Мне плохо видно», — он говорил.
«Куда ушла моя статуя
моё светило из светил.
Один на свете холостуя
взоры к небу привентил.
По ударам сердца счёт
время ласково течёт
по часам и по столу
по корням и по стволу,
и отмечу я в тетради
встречи статуя с тобой
тебя ради
72

жизнь сделаю рабой.
Тебя ради встану рано
лягу в воду по лопатки
леги неги деги веги
боги воги нуки вуки».
Из Полтавы дунул дух
полон хлеба полон мух
кто подышет не упи
мама воздуха купи.
Я гора, а ты песок
ты квадрат, а я высок
Я часы, а ты снаряд
скоро звёзды закорят.
Мама воздуха не даст
атмосферы тонок пласт
блещут звёзды как ножи.
Мама Бога покажи!
Ты челнок, а я лодья
ты щенок, а я судья
ты штаны, а я подол
ты овраг, я ниский дол
ты земля, а я престол.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Аминь.
* * *
Земляк. Что это жужжит?
Власть. Это ты спишь.
Земляк. Я вижу цветок над своей головой.
Можно его сорвать?
Власть. Опусти агам к ногам.
Земляк. Что такое агам?
Власть. Разве ты не знаешь?
Жил старик. Его сын работал на заводе и приходил
домой грязный. Старик кипятил воду чтобы сын мыл
руки. В воде плавали тараканы и мелкие бацилы.
Сын смотрел сквозь голубую воду и видел дно. В
воде плавало отражение сына. Старик выплёскивал
73

воду из таза вместе с отражением сына. Но
отражение застревало в трубе и машинка не спускалась.
Старик шёл к управдому и просил починить уборную.
Управдом писал отношение и ложился спать. На
другой день сын шёл на завод выделывать дробь.
Земляк. А что делал старик?
Власть. Разве ты не знаешь?
Старик читал книгу. Потом закладывал книгу
спичкой и растапливал печь. Дрова он носил на
согнутой левой руке и нося дрова думал: от дров быстро
портится рукав пиджака.
Земляк. А что такое агам?
Власть. Разве ты не знаешь?
На небе есть четыре звезды Лебедя. Это Северный
крест. Недавно среди звёзд появилась новая
звезда — Лебедь Агам. Кто сорвёт эту звезду, тот
может не видеть снов.
Земляк. Мне рукой не достать до неба.
Власть. Ты встань на крышу.
(Земляк встает на крышу.)
Власть. Ну как?
Земляк. Авла дин дури пре пре пру кру.
(Статуя на крыше хватает земляка и делает его легким.)
Земляк. Я ле!
Птицы не больше перочинных ножиков.
Ле!
Откройте озеро, чтобы вода стала ле!
Откройте гору, чтобы из неё вышли пары.
Остановите Часы, потому что время ушло
в землю!
Смотрите какой я ле!
Утюгов (смотря из окна наверх)
— Эй послушайте там! Гражданин,
вы мешаете читать мне газету.
И потом, что за дьявол! На чём вы держитесь?
Земляк (хохоча)
— Я от хаха и от хиха
я от хоха и от хеха
74

еду в небо как орлиха
отлетаю как прореха.
Утюгов (размахивая газетой)
— Я меняю свою жилплощадь на большую!
Бап боп батурай!
На большую!
Запомните кокон, фокон, зокен, мокен.
Земляк. Где я? Что это за место?
Ангел Капуста. Нил.
(Воск тает с глаз земляка. Земляк смотрит окрестности.)
ОПИСАНИЕ НИЛА
Картина представляет собой гроб. Только вместо глазури идёт
пароходик и летит птица. В гробу лежит человек от смерти
зелёной. Чтобы казаться живым он всё время говорит.
«Чтобы сварить суп, надо затопить плиту и поставить на неё
кастрюлю с водой. Когда вода вскипит, надо в воду бросить
морковь и... нет стрелу и фо... нет надо в воду положить карету. Хотя
это уже не то».
Судя по тому что говорил человек, он был явно покойник. Но
несмотря на это он держал в руках подсвечник. Собственно
говоря это и был Нил.
В Ниле плавал Аменхотеп. Он был в трусиках и в кепке.
Вот план Аменхотепа:
75

Николай же Иванович держал в руках ибиса и смотрел что у
него под хвостом.
* * *
Земляк. Ну как, Николай Иванович?
Н. И. Да вот знаете ли ещё не разобрал в чём дело.Тут
видите ли пух мешает.
Земляк. Да. Тяжело.
Н. И. Там лучше было. Там знаете ли возмешь
гречневую кашу с маслом, или ещё лучше если она
холодная и с молоком и съешь.
Земляк. Или ватрушку. Особенно если её есть прямо так
по простецки, взяв в руку.
Н. И. (вздохнув)
Или суп. Знаете ли, чтобы сделать суп, надо положить
в воду мясо и рыбу.
(К ним подсаживается покойник.)
Покойник. Ылы ф зуб фоложить мроковь. Ылы спржу. Ылы
букварь. Ылы букварь. Ылы дрыдноут.
(Из-за горизонта доносится крик):
...Меньшую на большую! Бап боп батурай!
Аменхотеп вылезает из воды и идёт по острым камушкам. Итти
больно и Аменхотеп машет руками и то и дело приседает.
Добравшись до песка он бежит уже свободно и наконец валится в песок
и валяется.
«Покурить бы», — говорит Аменхотеп, вокруг молчат.
Николай Иванович сердито смотрит Ибису под хвост.
Аменхотеп снимает трусики, выжимает их и вешает на солнце
сушиться. А сам смотрит по сторонам не идёт ли где женщина. Но
женщин не видать, только на берегу подсвечника стоит женская
мраморная статуя.
Земляк. Ну, ребятки, передохнул с вами, да пора и дальше.
— Куда, — спрашивает его Николай Иванович.
— Да я знаете к Лебедям, — говорит земляк.
И земляк поднимается выше.
76

Тут стоят два дерева и любят друг друга. Одно
дерево волк, другое волчица.
Когда земляк выглянул из-за угла, то волк
кинулся к решетке.
Земляк спрятался.
Волк поцеловал волчиху.
Земляк опять вышел из-за прикрытия.
— Где здесь Лебедь? — спросил он волков.
И вот вышел сторож в белом халате. Он держал в
руках длинный скребок.
— Лебеди, — сказал сторож нюхая кусок хлеба чтобы
не заплакать. — Они там. Вон в том доме.
Земляк пошёл вдоль пруда. В пруду лежал снег.
ПТИЧНИК
В птичнике очень воняло. В углу сидела маленькая девочка и
ела земляные лепёшки. Девочка была очень грязная и
нечистоплотная. На асфальтовом полу были пробоины, а в пробоинах
стояли лужи. Старичок в длинном черном пальто, ходил по лужам и
боком смотрел на птиц
Комнату разделяла перегородка вышиной в аршин. За
перегородкой расхаживали большие птицы. Пеликаны сидели вокруг
бассейна и в грязной воде полоскали свои клювы.
Девочка отложила в сторону земляную лепёшку и запела. Рот у
девочки был похож на круглую дырочку.
Девочка пела:
Пли пли
Кля кля
Смах смах гапчанух
векибаки сабаче
дубти кепче алдалаб
смерх пурх соловьи
сели или е ли а
соо суо сыа се
соловей вей во
вне вао вуа ви
вуа выа вао вю
пю пю пю пю
закурак.
77

Один пеликан, самый старый начал танцевать. На голове его
изгибался седой хохол, а красные глазки свирепо смотрели в морскую
раковину. Сначало он долго топал ногами на одном месте. Потом
начал перебигать на несколько шагов то вперёд, то назад, причём его
голова оставалась неподвижной в одной и той же воздушной
точке. Изгибалась только шея. Вдруг пеликан пустил одно крыло по
полу и начал разворачиваться на одной ноге, притоптывая другой.
Сначало развернулся в одну сторону, потом в другую, а потом вдруг
поплыл как боярышня, волоча за собой по полу оба крыла.
Остальные птицы притихли, расступились и стояли уткнувшись
носом в стену не глядя на танец пеликана.
— Молчать! — крикнул вдруг старичок в длинном чёрном
пальто.
Никто не обратил на это внимания. Девочка продолжала петь,
а пеликан танцовать.
— И это небо! — сказал сокрушённо старичок. — Фу фу фу!
Какая здесь гадость!
— Почему вы думаете, что это небо? — спросил старичка другой
такой же старичок неизвестно откуда появившийся.
— Ах бросьте, — сказал преждний старичок. Я всю жизнь
старался не петь глупых песень. А тут ведь поют нечто
безобразное.
— А вы тоже попробуйте, — сказал такой же старичок. Но
старичок покачал только головой, отчего пенснэ с его носа
свалилось в лужу.
— Ну вот видите? Вот видите? — сказал обиженно старичок.
Дверь отворилась и в птичник вошёл земляк.
— Лебедь у вас? — громко спросил он.
— Да, я тут! — крикнул Лебедь.
— Ура! Это небо? — спросил земляк.
— Да, это небо! — крикнуло небо.
Но тут пролетел Ангел Копуста, и земляк сново вошёл в
птичник.
— Лебедь у вас? — громко спросил он.
— Да, я тут! — крикнул Лебедь.
— Ура! Значит это небо! — крикнул земляк.
— Да, это небо, — сказал Ангел Копуста. —
Это небо
ибо Лебедь здесь владыка
78

Ну ка дева
принеси ка мне воды ка.
Маленькая девочка сбегала за водой. Ангел Копуста выпил
воды утёр усы и сказал:
— Холодная сволочь, а вкусная. Сейчас господствует эпидемия
брюшного тифа, но не беда. Надо только утром и вечером
потирать ладошкой живот и приговаривать: Бурчи, да не болей.
Вдруг земляк огромным прыжком перескочил через перегородку,
схватил Лебедя под мышку и провалился под землю.
На этом месте выросла сосна с руками и в шляпе и звали ее
Марией Ивановной.
РАЗГОВОР АНГЕЛА КОПУСТЫ
С МАРИЕЙ ИВАНОВНОЙ
А н г. Коп. Вот это да! А только интересно знать, билет у вас
есть?
Map. Ив. Ха ха ха, какие глупости! Ведь я индюшка.
А н г. Коп. Вы не можете так разговаривать со мной. Ведь
я ангел.
М. И в. Почему?
Ан г. Коп. Потому что у меня крылья.
Map. Ив. Ха ха хоау! Но ведь у хусей и у хуропаток
тоже есть крылья!
Анг. Компуста. Вы рассуждаете как проф. Пермяков. Он и
сторож Фадей на этом основании посадили меня
в этот курятник.
Мария Ивановна зевает и засыпает. Ангел Коптуста будит её.
Ангел Пантоста. Мария Ивановна проснитесь, я вам
доскажу свою мысль об осях.
Мария Ивановна Со сна. Голубчик, голубочек, голубок.
Не косайся таких вопросов. Я жить хочу.
Ангел Хартраста. Но всё таки, Мария Ивановна, я
большой любитель пшена. Знаете оно попадается даже
в навозе. Даже в навозе, честное слово!
М а р. И в. С о с н а. Ну уж это нет! Фи донк! Назвос и
пшённая каша!
Ангел Холбаста. Ничего-с Мария Ивановна. Хотя
конечно смотря чей навоз. Лучше всего лошадиный.
79

В нем знаете этого самого немного, а всё больше
вроде как бы соломы. Коровий помёт это тоже
ничего. Хотя он знаете очень вязкий. Вот
собачий — тьпфу! Сам знаю, что дрянь! И пшена тоже
совсем нет. Но ем. Всё таки ещё ем. Но вот что
косается...
Мария Ивановна (затыкая уши).
Нечего сказать, ангел! Чего только не жрёт!
Скажите вы может быть и блевотину едите.
— Как Вам сказать, — начал было Ангел Хлам-
пуста, но Мария Ивановна принелась так кричать
и ругаться, что Ангел Хлемписта поскорей зажал
свои рот рукой, но от быстроты движения не
удержался на ногах и сел на пол.
Андрей же соломея дрынваку и сплюнув гас мак-
рел похурею вольностей и кульпа фафанаф штос
палмандеуб.
глАвНабор
Мах леапие
мамах леапие гае
мамамах леапие гае у
В. Коршун глодал кость.
X. Земляк падал на землю.
мои
вой
кои
веди
дуй
буи
вее
ае
хие
сео
пуе
пляе
клее
поко
80

плие
плёе
флюе
мое
фое
тое
нюня
тюпя
кёё
пёё
фюю
юю
пляо
кляо
кляс
кля па фео
пельсипао
гульдигрея
пянь
фокен, покен, зокен, мокен
Таким образом земляк вернулся на землю.
Утюгов (махая примусом).
Бап боп батурай!
обед прошёл благополучно.
Я съел одну тарелку супа
с укропом, с луком, со стрелой.
Да венигрет кортофель с хреном
милой Тани мастерство
ел по горло, вышел с креном
В дверь скрывая естество
Когда еда ключом вскипает
в могиле бомбы живота
кровь по жилам протекает
в тканях тела зашита
румянцем на щеке горит
в пульсе пао пуо по
81

пеньди пюньди говорит
бубнит в ухе по по по
я же слушаю жужжанье
из небес в моё окно
Это ветров дребезжанье
миром создано давно,
тесно жить, покинем клеть,
будем в небо улететь.
(Машет примусом.)
Небо нябо небобй
буби небо не скоби
кто с тебя летит сюда?
небанбанба небобей!
Ну ка небо разбебо
Хлебников (проезжая на коне).
Пульси пельси непопей!
Утюгов.
Всадник что ты говоришь?
Что ты едишь?
Что ты видишь?
Что ты? Что ты
всадник милый говориш?
Мне холмов давно не видно
сосен, пастбищь и травы
может всадник ты посмотришь
на природу своим глазом
я как житель современный
не способен знать каменья
травы, требы, труги, мхи
знаю только хи хи хи.
Хлебников (произжая на быке).
А ты знаешь небо утюгов?
Утюгов.
Знаю небо — небо жесть
в жести части — счётом шесть.
Хлебников (проезжая на корове).
Это не небо
это ладонь
крыша пуруша и светлый
огонь.
82

О! мне небо надоело
оно висит над головой.
Протекает если дождик
сверху по небу стучит
Если кто по небу ходит
небо громом преисполненно
и кирпичные трясутся стены
и часы бьют не в попад
и льётся прадед пены
вод небесных водопад.
Однажды ветер шаловливый
унёс как прутик наше небо
люди бедные кричали
горько плакали быки.
Когда пастух глядел на небо
ища созвездие Барана
ему казалось будто рыбы
глотали воздух.
Глубь и голубь одно в другое превращалось.
Созвездье Лебедя несло
руль мозга памяти весло.
Цветы гремучие всходили
деревья тёмные качались.
Пастух задумался.
— Конечно, — думал он, — я прав
случилось что-то.
Почему земля кругом похолодела?
и я дыхание теряю
и всё мне стало безразлично.
Сказал и лёг в траву.
— Теперь я понял, — прибавил он. —
Пропало небо.
О небо небо, то в полоску
то голубое как цветочек
то длинное как камыши
то быстрое как лыжи.
Ну человечество! дыши!
Задохнимся, но всё же мы же
83

найдём тебя беглянку
не скроется от нашей погони!
Сказал. И лёг в землянку
сложив молитвенно ладони.
Хлебников (проезжая на бумажке).
И что же небо возвратилось?
Утюгов.
Да, Это сделал я.
Я влез на башню
взял верёвку
достал свечу
поджёг деревню
открыл ворота
выпил море
Завёл часы
сломал скамейк<у>
и небо пятясь по эфиру
тотчас же в стойло возвратилось.
Хлебников (скоча в акведуке).
— А ты помнишь: день-то хлябал.
А ты знаешь: ветром я был.
Утюгов (размахивая примусом).
— Бап боп батурай!
Держите этого скакуна!
Держите он сорвёт небо!
Кокен, фокен, зокен, мокен!
Из открытых пространств слетал тихо земляк держа под мышкой Лебедя.
Земляк подлетает к крышам. На одной из крышь стоит женская статуя. Она
хватает земляка и делает его тяжёлым. Земляк смотрит в небеса, где он только
что был.
Земляк.
Вон ведь откуда прилетел!
Утюгов (высовываясь из окна).
Вам не попадался скакун?
Земляк.
А каков он из себя?
Утюгов.
Да так знаете вот такой, с таким вот лицом.
84

Земляк.
Он скакал на карандаше?
Утюгов.
Ну да да да — это он и есть! Ах, зачем вы его
не задержали! Ему прямая дорога в Г. П. У. Он
...я лучше умолчу. Хотя нет, я должен сказать.
Понимаете? я должен это выговорить. Он, этот
скакун, может сорвать небо.
Земляк.
Небо? Ха ха ха! и! е! м. м. м. Фо фо фо!
гы гы гы. Небо сорвать! А? Сорвать небо!
Фо фо фо! Это невозможно. Небо гы гы гы, не
сорвать. У неба сторож, который день и ночь
глядит на небо. Вот он! Громоотвод. Кто посмеет
сорвать небо, того сторож проткнёт. Понимаете?
Утюгов.
А что это ды держите под мышкой?
Земляк.
Это птичка. Я словил её в заоблачных высотах.
Утюгов.
Постойте, да ведь это кусок неба!
Караул! Бам боп батурай!
Ребята держи его!
На зов Утюгова бежали уже Николай Иванович и Аменхотеп.
Ибис в руках Николая Ивановича почувствовал облегчение, что
никто не рассматривает его устройство под хвостом, и наслаждался
ощущением передвижения в пространстве, так как Николай
Иванович бежал довольно быстро. Ибис сощурил глаза и жадно
глотал встречный воздух.
— Что случилось? Где! Почему?! — кричал Николай Иванович.
— Да вот, кричал Утюгов — этот гражданин спёр кусок неба
и уверяет что несёт птицу.
— Где птича? что птича? — суетился Николай Иванович. —
Вот птица! — кричал он тыча ибиса в лицо Утюгова.
Земляк же стоял у стены, крепко охватив руками Лебедя и ища
глазами куда бы скрыться.
— Разрешите, — сказал Аменхотеп, — я всё сейчас сделаю.
Где вор? Вот ведь время-то. А? Только и слышешь что там скан-
85

дал, тут продуктов не додали, там папирос нет. Я знаете ли на Лахту
ездил, так там дачники сидят в лесу и прямо сказать стыдно что там
делается. Сплошной разврат.
— Кокен фокен зокен мокен! — не унимался Утюгов. — Что
нам делать с вором? Давайте его приклеим к стене. Клей есть?
— А что с ним долго церемониться, — сказал проходящий мимо
столяр сезонник похлёбывая на ходу одеколонец. — Таких бить
надо.
— Бей! бей! Баб боп батурай! — крикнул Утюгов.
Аменхотеп и Николай Иванович двинулись на Земляка.
Власть.
Клох прох манхалуа.
Опустить агам к ногам!
(Остановка.) Покой. Останавливается свет. Все кто спал — просыпаются.
Между прочим просыпается советский чиновник Подхелуков. (На лице аккуратная
бородка без усов.) Подхелуков смотрит в окно. На улице дудит в рожок
продавец керосина.
Подхелуков.
Невозможно спать. В этом году нашествие
клопов. Погляди как бока накусали.
Жена Подхелукова (быстро сосчитав сколько у нее' во
рту зубов, говорит со свистом).
Мне уики-сии-ли-ао.
Подхелуков.
Почему же тебе весело?
Жена Подхелукова (обнимая Аменхотепа).
Вот мой любовник!
Подхелуков.
Фу, какая мерзость! Он в одних только
трусиках. (Подумав.) — и весь потный.
Аменхотеп испуганно глядит на Подхелукова и прикрывает ладошками грудь.
Власть.
Фы а фара. Фо. (Берёт земляка за руку и уходит
с ним на ледник.)
На леднике, на леднике
морёл сидит в переднике.
86

КаХаваХа.
Власть говорит: мсан клих дидубёй
Земляк поёт: я вижу сон.
Власть говорит: ганглау гех
Земляк поёт: по сон цветок.
Власть говорит: сворми твокуц
Земляк поёт: теперь я сплю.
Власть говорит: опусти агам к ногам
Земляк лепече<т>: Лили бай.
Рабинович, тот который лежал под кроватями, который не мыл ног, который
насиловал чужих жён, — открывает корзинку и кладёт туда ребёнка. Ребёнок тотчас
же засыпает, и из его головы ростёт цветок.
Кухивика.
Опять глаза покрыл фисок и глина.
мы снова спим и видим сны большого млина.
<24 июня> — 17 августа 1930 года
Петербург
145
ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЬ
К ИМЯНЕМ МОИМ СУЩЕСТВУЮЩЕЙ
дочь дочери дочерей дочери Пе
дото яблоко тобой откусив тю
соблазняя Адама горы дото тобою любимая дочь
дочерей Пе.
мать мира и мир и дитя мира су
открой духа зерна глаз
открой берегов не обернутися головой тю
открой лиственнице со престолов упадших тень
открой Ангелами поющих птиц
открой воздыхания в воздухе рассеянных ветров
низзовущих тебя призывающих тебя
любящих тебя
87

и в жизни жёлтые находящих тю.
баня лицов твоих
баня лицов твоих
дото памяти открыв окно огляни расположенное поодаль
сосчитай двигающееся и неспокойное
и отложи на пальцах неподвижные те
те неподвижные дото от движения жизнь приняв
к движению рвутся и всё же в покое снут
или быстрые говорят: от движения жизнь
но в покое смерть
Начало и Власть поместятся в плече твоём
Начало и Власть поместятся во лбу твоём
Начало и Власть поместятся в ступне твоей
но не взять тебе в руку огонь и стрелу
но не взять тебе в руку огонь и стрелу
дото лестница головы твоей
дочь дочери дочерей дочери Пе.
о фы лилия глаз моих
Фе чернильница щёк моих
трр ухо волос моих
радости перо отражения свет вещей моих
ключ праха и гордости текущей лонь
молчанию прибежим люди страны моей
дото миг число высота и движения конь.
об вольности воспоём сестра
об вольности воспоём сестра
дочь дочери дочерей дочери Пе
имянинница имяни своего
ветер ног своих и пчела груди своей
сила рук своих и дыхание моё
неудобозримая глубина души моей
свет поющий в городе моём
ночи радость и лес кладбища времён тихостоящих
храбростью в мир пришедшая и жизни свидетельница
приснись мне.
21 августа <1930>
88

Писатели.
146
МЕСТЬ
мы руки сложили
закрыли глаза
мы воздух глотаем
над нами гроза
и птица орёл
и животное лев
и волны морёл
мы стоим обомлев.
Апостолы.
воистину бе
начало богов
но мне и тебе
не уйти от оков
скажите писатели
еф или Ка.
Писатели.
небесная мудрость
от нас далека.
Апостолы.
Ласки век
маски рек
баски бег
человек.
Это ров
это мров
это кров
наших пасбищ и коров.
Это лынь
это млынь
это клынь
это полынь.
Писатели.
Посмотрите посмотрите
поле светлое лежит
89

посмотрите посмотрите
дева по полю бежит
посмотрите посмотрите
дева ангел и змея.
Апостолы.
огонь
воздух
вода
земля.
Фауст.
а вот и я.
Писатели.
мы не медля отступаем
отступаем, наши дамы
отступают, и мы сами отступаем
но не ведаем куда мы
Фауст.
какая пошлость!
вот в поле дева.
пойду к ней.
Она влево.
Дева стой!
Она вправо
Ну какая она глупая право!
Писатели.
а вы деву поманите
погади-ка погади-ка
каво надо прогоните
уходи-ка уходи-ка.
Фауст.
мне свыше власть дана
я сил небесных витязь
а вы писатели урхекад сейме!
растворитесь!
Писатели.
мы боимся мы трясёмся
мы трясёмся мы несёмся
Мы несёмся и трясёмся
но вдруг ошибёмся.
90

Фауст.
я поглядев на вас нахмурил брови
и вы почуяли моё кипенье крови
смотрите сукины писатели
не пришлось бы вам плясать ли
на раскалённой плите.
Писатели.
мы те те те те те те
те теперь всё поняли
почему вы так свирепы
не от нашей вони ли?
Фауст.
что-с?
да как вы смеете меня за нюхателя считать?
идите вон. умрите.
а я останусь тут мечтать
один о Маргарите.
Писатели.
мы уходим мы ухидем
мы ухудим мы ухядем
мы укыдим мы укадем
но тебе бородатый колдун здорово нагадим.
Фауст.
я в речку кидаюсь
но речка шнурок
за сердце хватаюсь
а сердце творог
Я в лампу смотрюся
но в лампе гордон
я ветра боюся
но ветер картон.
Но ты Маргарита
ни ни и не не
как сон Маргарита
приходишь ко мне
усы молодые
колечками вьются
и косы златые
потоками льются
91

глаза открывают
небесные тени
и взглядом карают
и жгут и летени
стою к Маргарите
склоняя мисон
но ты Маргарита
и призрак и сон.
Маргарита.
в легком воздухе теченье
столик беленький летит
ангел пробуя печенье
в нашу комнату глядит
милый Фридрих Фридрих милый
спрячь меня в высокий шкап
чтобы чорт железной вилой
не пронзил меня куда б
встань послушный встань любезный
двери камнем заложи
чтобы чорт водой железной
не поймал мои ножи
для тебя покинув горы
я пришла в одном платке
но часы круглы и скоры
быстры дни на потолке
мы умрём, потухнут перья
вспыхнут звёзды там и тут
и серьезные деревья
над могилой возрастут.
Фауст.
что слышу я?
как будто бы фитиль трещит
как будто мышь скребёт
как будто таракан глотает гвоздь
как будто мой сосед
жилец судьбою одинокий
рукой полночной шарит спичку
и ногтем сволочь задевает
стаканы полные воды
92

потом вздыхает и зевает
и гладит кончик бороды
иль это облаками окружённая
сова сном сладким поражённая
трясти крылами начала
иль это в комнате пчела
иль это конь за дверью ржёт
коня в затылок овод жжёт
иль это я в кафтане чистом
дышу от старости со свистом
и та.
над высокими домами
между звёзд и между трав
ходят ангелы над нами
морды сонные задрав
выше стройны и велики
воскресая из воды
лишь архангелы владыки
садят Божий сады
там у Божьего причала
(их понять не в силах мы)
бродят светлые Начала
бестелесны и немы
лы.
выше спут Господни Власти
выше спут Господни Силы
выше спут одни Господства
мы лицо сокроем княз<ь>
ибо формы лижут Власти
ибо гог движенья Силы
ибо мудрости Господства
<в дыры неба ускользают>
радуйтеся православные
языка люди
хепи дадим дуб Власти
хепи камень подарим Силе
хепи Господству поднесём время
и ласковое дерево родным тю
93

Бо1
Фауст.
куф куф куф
Престол гелинеф
Херуф небо и земля
Сераф славы твоея
я стою
вдали вблизи
лоб в огне
живот в грязи
летом жир
зимою хлод
в полдень чирки
кур кир кар
льётся время
спит арон
стонут братья
с трёх сторон
летом жир
зимою хлод
в полдень чирки
кур кир кар
вон любовь
бежит груба
ходит бровь
дрожит губа
летом жир
зимою хлод
в полдень чирки
кур кир кар
я пропал
среди наук
я комар
а ты паук
летом жир
зимою хлод
в полдень чирки
кур кир кар
дайте ж нам
94

голов кору
ноги суньте
нам в нору
летом жир
зимою хлод
в полдень чирки
кур кир кар
маргаритов
слышен бег
стройных гор
и гибких рек
летом жир
зимою хлод
в полдень чирки
кур кир кар
Апостолы.
мы подъемлем бронь веков.
ландыш битвы рать быков.
Писатели.
небо тёмное стоит
птицы ласточки летят
колокольчики звенят.
Фауст.
вспомним старцы Маргариту
пруд волос моих, ручей
ах увижу ль Маргариту
кто поймет меня?
Апостолы.
свечей
много в этом предложеньи
сабель много но зато
нет ни страха ни движенья
дай тарелку.
Фауст.
гото—
во Олег трубит
собаки
хвисты по ветру несут
львы шевелятся во мраке.
где кувшин — вина сосуд?
95

Писатели.
в этом маленьком сосуде
есть и проза и стихи
но никто нас не осудит
мы и скромны и тихи.
Фауст.
Я прочитал стихи
прелестно.
Писатели.
благодарим.
нам очень лестно
Фауст.
Стихи прекрасны и певучи.
Писатели.
ах бросте
это слов бессмысленные кучи
Фауст.
Ну правдо
есть в них и вода
но смыслов бродят сонные стада
любовь торжественно воспета
вот например стихи:
«в любви друзья куда ни глянь
всюду дрынь и всюду дрянь»
слова сложились как дрова
в них смыслы ходят как огонь
посмотрим дальше, вот строфа:
«к дому дом прибежал
громко говоря
чей-то труп в кровати лежал
возле фонаря
а в груди его кинжал
вспухнул как слюда
я подумал — это труп
и бросая дым из труб
я пришёл сюда»
Это смыслов конь.
Писатели.
мы писали сочиняли
рифмовали кормовали
96

пермадули гармадели
фои фари погигири
магафори и трясли
Руа рео
кио лау
кони фиу
пеу боу
мыс мыс мыс
вам это лучше известно.
22 - 24 августа <№0>
147
РАДОСТЬ
Мыс Афилей.
не скажу что
и в чём отличие пустого разговора
от разговора о вещах текучих
и даже лучше о вещах такого рода
в которых можно усмотреть
причину жи<з>ни времяни и сна.
Сон — это птица с рукавами
А время — суп высокий, длинный и широкий
А жизнь — это времяни нога
Но не скажу что можно говорить об этом
и в чём отличие пустого разговора
от разговора о причине
сна, времяни и жизни.
Да время — это суп кручины
А жизнь — дерево лучины
А сон — пустыня и ничто.
Молчите.
в разговоре хоть о чём-нибудь
всегда присутствует желание
сказать хотя бы что-нибудь
И вот в корыто спрятав ноги
Фауст.
4 «...Сборище друзей...», т. 2
97

воды мутные болтай
мы веселые как боги
едем к тете на Алтай.
Тётя.
Здравствуй здравствуй
путьша пегий
уж не ты ли путник тут
хучешь буквам абевеги
из чернил приделать кнут.
Я старуха ты плечо
я прореха ты свеча
то то будет горячо
поли в ухо моряча
Мыс Афилей.
Не вдавайтесь
а вдавейтесь
не пугайтесь
а пугейтесь
всё настигнет естега
есть и гуки и снега.
Тётя.
Ну ползи за воротник
ты рудник и ты крутник.
Мыс Афилей.
А ты тетя не хиле
Тё«
ты микука на хиле.
Врозь и прямо и вседней
мокла радости видней
хоть и в Библи был потоп
но не тупле а в котоп.
Мыс Афилей.
Хваду глевла говори
кто сказали главари
медень в оципе галдай
или гландие отгада
Тётя.
Я старуха без очков
не видать мне пяточков
98

вижу в морде бурачёк
ну так значит пятачёк.
Мыс Афилей.
ты старуха не виляй
коку маку не верти
покажу тебе гуляй
будешь киснуть взаперти
Где контыль? и где монтыль?
где двудлинная мерла?
Тетя (трясясь).
Ойде люд и не бундыль
я со страху померла.
Мыс Афилей (доставая карандаш).
Прочь прочь прочь
отойди
тётя радости река
назем вилы поклади
пожалейте моряка.
Тётя.
Ты не ври и не скуври
вижу в шиле шушность я
ты мой дух не оскверни
потому что скушность я.
Мыс Афилей.
Потому что скушность я.
Тётя.
Е еда мне ни к чему
ешь и ешь и ешь и ешь
ты подумай почему
всё земное плешь и греш.
Мыс Афилей (подхватывая).
Это верно плешь и греш
когда спишь тогда не ешь
когда ешь тогда и не спишь
когда ходишь, то гремишь,
а гремишь так и бежишь
но варенье не еда
сунешь ложку в рот, глядишь
надо сахару.
Беда!
4*
99

Тётя.
Ты гордыни печенек
полон ласки полон нег
приласкай меня за грудь
только сядем где-нибудь.
Мыс Афилей.
Дай мне руку и цветок
Дай мне зубки и свисток
Дай мне ножку и графин
Дай мне брошку и парафин.
Тётя.
Ляг и спи и види сон
бодто в поле ходит слон
нет не слон, а доктор Булль
он несёт на палке нуль
только это уж не по
уж не поле и не ле
уж не лес и не балко
не балкон и не чепе
не чепец и не свинья
Только ты, да только я.
Мыс Афилей.
Ах как я рад и счастлив
тётя радости река
тётя слива между слив
пожалейте моряка.
Тётя.
Ну влепи мне поцелуйчик
прямо в соску и в ноздрю
мой бубенчик херувимчик
на коленки посади
сбоку шарь меня глазами
а руками позади.
Мыс Афилей.
Это тётя хм чудная
осенила тебя мысль
Что ты смотришь как Даная
мне в глаза ища блаженство
что твердишь ты мне «одна я
100

для тебя пришла с вершины
Сан-Бернара тьпфу! Алтая
принесла тебя аршины».
Тётя.
Ну аршины так аршины
Ну с вершины так с вершины
дело в том что я нагая.
Любит кто тебя другая?
Мыс Афилей.
Да другая и получше
и получше и почище
посвежей и помоложе
Тётя.
Боже! Боже! Боже! Боже!
Мыс Афилей (переменив носки).
Ты сама пойми я молод
молод свеж, тебе не пара
я ударю будто молот
я дышу и много пара.
Тётя.
Я одна дышу как рота
но в груди моей мокрота
я ударю как машина
куб навылет в пол-аршина.
Мыс Афилей.
Верно вижу ты упряма
тётя радости река
тётя мира панорама
пожалейте моряка.
Тётя.
Погляди ведь я рыдая
на коленях пред тобой
я как прежде молодая
с лирой в пальцах и трубой.
Мыс Афилей (прыгая от счастья).
То-то радости поток
Я премудрости моток!
// ноября <1930>
101

148
ОН И МЕЛЬНИЦА
Он.
Простите. Где дорога в Клонки?
Мельница.
Не знаю.
шум воды отбил мне память.
Он.
Я вижу путь железной конки.
Где остановки?
Мельница.
Под липой.
там даже мой отец сломал себе ногу.
Он.
Вот ловко!
Мельница.
Ей богу!
Он.
А ныне ваш отец здоров?
Мельница.
О да, он учит азбуке коров.
Он.
Зачем же тварь
учить значкам?
Кто твари мудрости заря?
Мельница.
Букварь.
Он.
Зря, зря.
Мельница.
Поднесите ка к очкам
мотылька.
Вы близоруки?
Он.
Очень.
вижу среди тысячи предметов...
Мельница.
Извините, среди сколька?
102

Он.
Среди тысячи предметов,
только очень крупные штуки.
Мельница.
В мотыльке
и даже в мухе
есть различные коробочки
расположенные в ухе
на затылке — пробочки.
Поглядите.
Он.
Погодите
Запотели зрачки.
Мельница.
А что это торчит из ваших сапог?
Он.
Стручки.
Мельница.
Трите слева глаз направо
Он.
Фу ты! треснула оправа!
Мельница.
Я замечу вам: глаз не для
развлечений разных дан
Он.
разрешите вас в бедро поцеловать не медля
Мельница.
Ах отстаньте хулиган!
Он.
Вы жестоки, что мне делать?
Я ослеп, дорогу в Клонки не найду
Мельница.
и конки
здесь не ходят на беду.
Он.
вы обманщица.
вы недотрога.
103

И впредь моя нога
не переступит вашего порога.
всё
Даниил Хормс
26 декабря 1930 года
Даниил Ххармс
28 декабря 1930 года
149
ВИТАЛИСТ И ИВАН СТРУЧКОВ
живёт и дышет всякий лист, —
сказал однажды виталист.
И глупо превращать вселенную в мешки,
Куда летит поток молекулярных точек,
не ведает рождённый есть,
где туча беленький платочек
задумала с подругой сесть
никто не знает. Всюду воля
отличная от нас. Но лишь
огонь приносит неба весть
Иван Стручков сказал: шалишь
мы всё перещупали, всё разложили
и вся вселенная на шиле
нашего разума острого
и даже камень с острова
необитаемых просторов
живуч как боров
и виталист был посрамлён.
Дурак, захлопни медальон!
Даниил Ххармс
28 декабря 1930 года
150
боги наги
боги маги.
Если берег накинает
104

волю камнями швырять
в бомбе злоба закипает
боги наги
боги маги
Вон хитрец идет на кла...
о хитрец и копуцы...
Злая тень ему легла
вдоль щеки,
в его руке
виден штопор
о хитрец!
боги наги
боги маги
Если крышу сдёрнет вдруг
не смотри тогда наверх
чтобы пыль и штукатурка
не засыпали твой глаз
боги наги
боги маги
Лампа Саша ты карзина
не способная светить
тёмной ванне ты кузина
боги наги
боги маги
<1930>
151
ТРЕТЬЯ ЦИСФИНИТНАЯ ЛОГИКА
БЕСКОНЕЧНОГО НЕБЫТИЯ
Вот и Вут час.
Вот час всегда только был, а теперь только полчаса.
Нет полчаса всегда только было, а теперь только четверть
часа.
Нет четверть часа всегда только было, а теперь только
восьмушка часа.
Нет все части часа всегда только были, а теперь их нет.
105

Вот час.
Вут час.
Вот час всегда только был.
Вут час всегда только быть.
Вот и Вут час.
<1930>
152
ЗВОНИТЬЛЕТЕТЬ
(ТРЕТЬЯ ЦИСФИНИТНАЯ ЛОГИКА)
I
Вот и дом полетел.
Вот и собака полетела.
Вот и сон полетел.
Вот и мать полетела.
Вот и сад полетел.
Конь полетел.
Баня полетела.
Шар полетел.
Вот и камень полететь.
Вот и пень полететь.
Вот и миг полететь.
Вот и круг полететь.
Дом летит.
Мать летит.
Сад летит.
Часы летать.
Рука летать.
Орлы летать.
Копьё летать.
И конь летать.
И дом летать.
И точка летать.
Лоб летит.
Грудь летит.
Живот летит.
106

Ой держите ухо летит!
Ой глядите нос летит!
Ой монахи рот летит!
Дом звенит.
Вода звенит.
Камень около звенит.
Книга около звенит.
Мать и сын и сад звенит.
А. звенит
Б. звенит
ТО летит и ТО звенит.
Лоб звенит и летит.
Грудь звенит и летит.
Эй монахи рот звенит!
Эй монахи лоб летит!
Что лететь, но не звонить?
Звон летает и звинеть.
ТАМ летает и звонит.
Эй монахи! мы летать!
Эй монахи! мы лететь!
Мы лететь и ТАМ летать.
Эй монахи! мы звонить!
Мы звонить и ТАМ звинеть.
4.x.
<1930>
153
Я вам хочу рассказать одно происшествие, случившееся с
рыбой или даже вернее не с рыбой, а с человеком Патрулёвым, или
даже ещё вернее с дочерью Патрулёва.
Начну с самого рождения. Кстати о рождении: у нас родились
на полу... Или хотя это мы потом расскажем.
Говорю прямо:
Дочь Патрулёва родилась в субботу. Обозначим эту дочь
латинской буквой М.
107

Обозначив эту дочь латинской буквой М, заметим, что:
1. Две руки, две ноги, посерёдке сапоги.
2. Уши обладают тем же, чем и глаза.
3. Бегать — глагол из под ног.
4. Щупать — глагол из под рук.
5. Усы могут быть только у сына.
6. Затылком нельзя рассмотреть, что висит на стене.
17. Обратите внимание, что после шестёрки идёт семнадцать.
Для того, чтобы раскрасить картинку, запомним эти семнадцать
постулатов.
Теперь обопрёмся рукой о пятый постулат и посмотрим, что из
этого получилось.
Если бы мы упёрлись о пятый постулат тележкой или сахаром
или натуральной лентой, то пришлось бы сказать что: да, и ещё что
нибудь.
Но на самом деле вообразим, а для простоты сразу и забудем
то, что мы только что вообразили.
Теперь посмотрим, что получилось.
Вы смотрите сюда, а я буду смотреть сюда, вот и вы<й>дет, что
мы оба смотрим туда.
Или, говоря точнее, я смотрю туда, а вы смотрите в другое
место.
Теперь уясним себе, что мы видим. Для этого достаточно
уяснить себе по отдельности что вижу я и что видите вы.
Я вижу одну половину дома, а вы видите другую половину
города. Назовём это для простоты свадьбой.
Теперь перейдёмте к дочери Патрулёва. Её свадьба состоялась
ну, скажем, тогда-то. Если бы свадьба состоялась раньше, то мы
сказали бы, что свадьба состоялась раньше срока. Если бы
свадьба состоялась позднее, то мы сказали бы «Волна», потому что свадьба
состоялась позднее.
Все семнадцать постулатов или так называемых перьев
налицо. Перейдем к дальнейшему.
Дальнейшее толще предыдущего
Сом керосинки толще.
Толще лука морской винт.
Книга толще тетради
а тетради толще одной тетради
108

Этот стол он толще книги
Этот свод он толще предыдущего
а предыдущий выше лука
Лук же меньше гребёнки
так же как и шляпа меньше кроватки
в которой может поместится
ящик с книгами
но ящик
глубже шляпы
шляпа мягче
нежели морской винт
но пчела острее шара.
Одинаково красиво
то что растёт по эту
и по ту сторону забора
Всё же книга гибче супа
ухо гибче книги
Суп желте<е> и жирнее чем лучинка
и тяжелее чем ключ.
Утверждение
У зайца вместо усов руки.
У папы на затылке фазан.
У магазина четыре кнопки.
У розалии одуванчик.
У сабли маканаш.
У газеты восемь знаков.
У меня хвост.
У тебя люлька.
У великанов шляпа.
Соединение
Дом с клювом.
Дитя с татарином.
Корабельщик в керосине.
Тарелка без волос
воронка между сквозных чисел.
Шуба с треском по имяни Фофа.
Каля в безвыходном положении.
109

Румын из рукомойника.
Ангел ершов.
Побег
Петух бежал из воды.
Жан бежал из бороды.
Гвоздь бежал из парафина,
кнутик прыгал из графина,
меч бежал из таракана.
Опыт ехал из-под стакана.
Астроном бежал из ваты
ключ лежал продолговатый.
Соединение
Дом с клювом.
Дитя с татарином.
Корабельщик в керосине.
Тарелка без волос.
Ворона между сквозных чисел.
Шуба с треском по имяни Фофа.
Каля в безвыходном положении.
Румын из рукомойника.
Ангел Ершов.
Размышление
Это не кузница, а ведро.
Это не рис, а линейка.
Это не перчатка, а заведывающий складом.
Это не глаз, а колено.
Это не я пришёл, а ты.
Это не вода, а чай.
Это не гвоздь, а винт.
А винт это не гвоздь.
Мех не свет.
Человек с одной рукой не комната с одним окном.
Туфли это не ногти.
Туфли это не почки.
Точно так же и не ноздри.
ПО

Выводы
Дочь Патрулёва отца Патрулёва дочь
Значит и дочь Патрулёва отца Патрулёва дочь.
Коли так то и дочь Патрулёва отца
Значит и дочь Патрулёва отца.
Вот и дочь, а отец Патрулёв
Дочь Патрулёва, отец Патрулёв
Значит отец Патрулёвой дочери Патрулёв
И никто не скажет что он Петухов
Это было бы противоестественно.
<1930>
154
АнДор
мяч летел с тремя крестами
быстро люди все местами
поменялись и галдя
устремились дабы мяч
под калитку не проник
устремились напрямик
эка вылезла пружина
из собачей конуры
вышиною в пол аршина
и залаяла кры-кры
одну минуту все стояли
тикал в роще метроном
потом все снова поскакали
важно нюхая долото
пришивая отлетевшие пуговицы
но это было всё не то
когда сам сын, вернее мяч
летел красивый импопутный
подпрыгнет около румяч
руками склещет у ворот
воздушный голубец
потом совсем наоборот
111

ложится во дворец
и медленно стонет
шатая словарь
и думы палкой гонит:
прочь прочь бродяги
ступайте в гости к Анне Коряге
и думы глотая живого леща
топчат ногами колоши ища
волшебная ночь наступает
волшебная ночь наступает
волшебная кошка съедает сметану
волшебный старик долго кашляя дремлет
волшебный стоит под воротами дворник
волшебная шишка рисует картину:
волшебную лошадь с волшебной уздечкой
волшебная птичка глотает свистульку
и сев на цветочек волшебно свистит
ах девочки куколки где ваши ленточки
у няни в переднике острые щепочки
ах девочки дурочки
полно тужить
холодные снегурочки
будут землю сторожить.
13 - 14 января <1931>
155
ОКНО
Школьница.
Смотрю в окно
и вижу птиц полки
Учитель.
Смотри в ступку на дно
и пестиком зёрна толки
Школьница.
Я не могу толочь эти камушки
они учитель так тверды
моя же ручка так нежна
112

Учитель.
Подумаешь какая княжна.
Скрытая теплота парообразования
должна быть тобою изучена.
Школьница.
Учитель я измучена
непрерывной цепью опытов
пять суток я толку. И что же
окоченели мои руки
засохла грудь.
О Боже, Боже!
Учитель.
Скоро кончатся твои муки
твоё сознание прояснится
Школьница.
Ах, как скрипит моя поясница.
Учитель.
Смотри чтоб ступка всё звенела
и зёрна щёлкали под пестиком
Я вижу ты позеленела
и ноги сложила крестиком.
Вот уж одинадцатый случай
припоминаю. Ах ты мать честная!
едва натужится бедняжка
уже лежит холодный трупик.
Как это мне невыразимо тяжко!
Пока я влез на стул
и поправлял часы
чтоб гиря не качалась,
она несчастная скончалась,
недокончив образования.
Школьница.
Ах дорогой учитель
я постигла скрытую теплоту
парообразования.
ч и те ль.
Прости, но теперь я тебя расслышать
не могу
хотя послушал бы охотно
113

ты стала девочка бесплотна
и больше ни гу гу.
Окно.
Я внезапно растворилось
Я дыра в стене домов
Сквозь меня душа пролилась.
Я форточка возвышенных умов.
Всё
<15 марта 1931>
156
Короткая молния пролетела над кучей снега
зажгла громовую свечу и разрушила дерево.
Тут же испуганный баран
опустился на колени
Тут же пронеслись дети олени
Тут же открылось окно
и выглянул Хармс
а Николай Макарович и Соколов
прошли разговаривая о волшебных цветах и
числах.
Тут же прошел дух бревна Заболоцкий
читая книгу Сковороды
за ним шёл позвякивая Скалдин
и мысли его бороды
звенели. Звенела хребта кружка
Хармс из окна кричал один
где ты моя подружка
птица Эстер улетевшая в окно
а Соколов молчал давно
уйдя вперёд фигурой,
а Николай Макарыч хмурый
писал вопросы на бумаге
а Заболоцкий ехал в колымаге
на брюхе лёжа
а над медведем Скалдиным
летел орёл по имяни Серёжа.
<март 1931>
114

157
окнов И КОЗЛОВ
Окно в.
всегда всегда в глубине политик
наука умеет много гитик.
Козлов.
неправ ты дорогой товарищ.
довольно мы с тобой кувыркались
и Федьку за ноги таскали.
Окнов,
Погибнешь ты
печаль тоска ли
заполоснёт тебе мозги.
Козлов.
Не вижу ни зги
в твоих речах.
Окнов.
О ты несомненно зачах
читая газет скучную структуру.
вот и дождался с ума сошествия
в живот из головы
и по ногам
и в пятку.
Эй, где хвостик мысли?
А он уж в землю нырк.
Вот прыткий!
Козлов.
Нет, давай по порядку
посмотрим раньше моих речей открытки.
Окнов.
В них я не вижу ни боба —
пощади меня Боже Твоего раба.
Козлов.
Да ты никак религиозный!
Окнов.
Это вопрос очень серьезный.
Материя по-мойму дура
её однообразная архитектура
115

сама собой не может колебаться.
Лишь только дух её затронет робко
прочь отлетает движения пробка,
из тёмных бездн плывут жары акулы
в испуге мчатся молекулы
с безумным треском разбивается
вселенной яйцо
и мы встав на колени видим Бога лицо.
Тот же кто в папахе рока
раб ума, слуга порока
погибает раньше срока
поражённый кочергой.
Поражённый кочергой.
Козлов.
Скверно думаешь товарищ
и несёшь одну фасоль
революции пожарищ
Богом уши не мозоль.
Мало мы с тобой кувыркались
Федьку за ноги — фан...
(падает поражённый кочергой.)
О к нов.
Как я его трахнул
Разом смолк.
А теперь, пока не поздно,
дам тягу в окно.
Окно.
Я внезапно растворилось
я дыра в стене домов
мне всё на свете покорилось
я форточка возвышенных умов.
всё
весеннее равноденствие <22 марта> 1931 года
116

158
МОЛИТВА ПЕРЕД СНОМ
28 МАРТА 1931 ГОДА В 7 ЧАСОВ ВЕЧЕРА
Господи, среди бела дня
накотила на меня лень.
Разреши мне лечь и заснуть Господи
и пока я сплю накачай меня Господи
Силою Твоей.
Многое знать хочу
но не книги и не люди скажут мне это
Только Ты просвети меня Господи
путём стихов моих.
Разбуди меня сильного к битве со смыслами
быстрого к управлению слов
и прилежного к восхвалению имяни Бога
во веки веков.
<28 марта 1931>
159
ВОДА И ХНЮ
Принадлежит Н. М. Олейникову
Хню.
Вода.
Куда куда
Хн]
спешишь ты вода?
Налево
там за поворотом
стоит беседка
в беседке барышня сидит
её волос черная сетка
окутала нежное тело
на переносицу к ней ласточка прилетела
вот барышня встала и вышла в сад
идёт уже к воротам.
Где?
117

Вода.
Там за поворотом
барышня Катя ступает по травам
круглыми пятками
на левом глазу василёк
а на правом
сияет лунная горка
и фятками...
Хню.
Чем?
Вода.
Это я сказала по водяному
Хню.
Ой кто то идёт к нам
Вода.
где?
Хню.
Там.
Вода.
Это рыбак Фомка.
его дочь во мне утонула
он идёт побить меня камнем
давай лучше громко
говорить о недавнем.
Рыбак.
Один я
из меня тянутся ветьви.
грубые руки не могут поднять иголки
Когда я смотрю в море
глаза мои быстро слезятся
Я в лодку сажусь
но лодка тонет
Я на берег прыгаю
берег трясётся.
Я лезу на печь где жили мои деды
но печь осыпается
Эй товарищи рыбаки
что же мне делать?
118

(Увидя Хню.)
Неужто Хню?
Хню (молча).
Да это я.
А вот мой жених Никандр.
Никандр.
люблю признаться вашу дочь
и в этом вас прошу помочь
мне овладеть её невинностью
Я сам Бутурлинского края
девиц насилую играя
с ними в поддавки.
А вам в награду рыбачек
я подарю стальной сачёк
и пробочные поплавки.
Рыбак.
Шпасибо шпасибо
Никандр.
Лови полтину!
Вода.
Какую мерзкую картину
я наблюдаю.
Старик поймал полтину в рот.
Скорей скорей за поворот
направлю свою струю звонкие.
Хню.
Прощай, вода.
Ты меня не любишь?
Вода.
Да, твои ноги слишком тонкие.
Я ухожу. Где мой посох?
Хню.
Ты любишь чернокосых?
Вода.
Жырк жырк
лю лю лю
журч журч
119

клюб
клюб
клюб.
всё
29 марта <1931>
160
ЛАМПА О СЛОВАХ
ПОДНОСЯЩИХ УКРОМНУЮ МУЗЫКУ
I
слава Богу кончен бой
лихорадки с молотком
удивили мы с тобой
в старом, тощем, никаком
государстве наших палок
победителя жену
кто был тучен кто был жалок
все разбиты в пух и прах
кое-кто глядел уныло
кое-кто играл во лбы
кое-кто внимал уныло
звукам редьки и польбы
кое-кто раздвинув руки
умирал всю ночь от скуки
кое-кто шептал молитву
кое-кто в подвал забился
кое-кто смотрел на битву
кое-кто богам молился
кое-кто в просторном фраке
шевелил усы во мраке
кое-кто с часами дрался
кое-кто фасадом крался
вынув нож из рукава
ну и ночка Кокова
мне в окно глядели вещи
этих ужасов похлеще
120

мне в окно глядел сюргуч
грозен, красен и могуч
мне в окно мигая глупо
заглянула тётя лупа
мне в окно длиной с вершок
показался артишок
Я дрожал и я молился
на колени повалился
быстро двигая перстами
осенял себя крестами
вспоминал смешные книги
но бежали быстро миги
унося моё спасенье
наступило воскресенье
с незаметных потолков
пала ночь цепь оков
Я поднялся понемногу
оглянулся. Слава Богу
Кончен бой моих тревог
дети кушайте пирог.
16 апреля <1931 года>
161
хню
Принадлежит 77. И. Соколову
хню из леса шла пешком
ногами месила болота и глины
хню питалась корешком
рога ворона малины
или хню рвала побеги
весёлого хмеля туземца рощь
Боги ехали в телеге
ясно чувствовалась мощь
Богов наполненных соком лиан и столетников нев
и мысль в черепе высоком лежала вся окаменев
зубами щёлкая во мху
121

грудь выпятив на стяги
варили странники уху
летали голые летяги
подвешиваясь иными моментами на сучках вниз головой
они мгновенно отдыхали, то подымая страшный вой
в котёл со щами устремлялись
хватая мясо в красную пасть
то снигири летели в кучу нечиков
то медведь сидя на дереве и запустив когти в кору
чтоб не упасть
рассуждал о правосудии кузнечиков
то Бог в кустах нянчил бабочкину куколку
два волка играли в стуколку
таков был вид ночного свидригала
где хню поспешно пробегала
и думала считая пни сердечного биения
аскет в пустыне властелин
бомба в воздухе владычица
оба вместе лучшее доказательство человеческого гения
пусть комета в землю тычется
угрожая нарушить бег нашей матери
и если пена п<о>дружка огня, на чёрном кратере
выпустит мух с небесными каракулями на лапках
мы гордо глядим на вулкан
и в папках
земных дел
отмечаем рукой астронома событие
способное закидать дредноут лепестками черёмухи
мы превратили мир в народное увеселение
и всюду увеличили плотность населения,
ещё недавно кверху носом летал Юпитер
в 422 года раз, празднуя свои именины
пока шутливая комета не проскочила в виде миски
в хрустальном животе Глафиры
пропали быстро звёздные диски
исчезли тонкие эфиры
даже в пустынях арифметики не стало сил аскету
пребывать в одиночестве,
хню шла вперёд и только отчасти
122

скользила кверху гибким станом
сёл свет рек звон лесов шуршание
ежеминутно удалялись
хню пела. Чистые озёра
кой-где поблескивая валялись
то с шумом пролетел опасный овод
то взвизгивал меж двух столбов гремучий провод
сидя на белых изоляторах. То лампы
освещали каменные кочки
ногам приятные опоры
в пути воздушного болота
Иной раз беленький платочек садился на верхушку
осины
то выли дерзкие моторы
в большие вечные ворота
хню хлопала в ладоши,
яркие холмы бросали тонкие стрелы теней
хню прыгала через овраги
и тени холмов превращали хню в тигрицу
хню рукавом смахнув слезинку
бросала бабочек в плетёную корзинку.
лежите бабочки и вы пеструшки
крестьянки воздуха над полевыми клумбами
и вы махатки и свистельки
и вы колдунки с бурыми бочками
и вы лигреи пружинками хоботков
сосите, милые, цветочные кашки
вы, меченосы военными лапами
бейте славянок
вы избачи с медалями ваших сражений на плоскости
крыльев
гряньте куркуру,
вы портные с выкройками из газет
вспомните профессора Чебышева
и вы подосиновые грибы
станьте красными ключами
я запру вами корзинку
чтобы не потерять моё детство.
123

Хню к телеграфному столбу
для отдыха прислонилась
потухли щёки хню. Во лбу
окно стыдливое растворилось
в траве бежала змейка
высунув гибкое жало
в её глазах блестела чудная копейка
хню медленно дышала
накопляя растраченные силы
и распуская мускулов тугие баночки
она под кофточкой ощупывала груди
она вообще была прелестной паночкой
Ах если б знали это люди!
Нам так приятно знать прошедшее
приятно верить в утверждённое
тысячи раз перечитывать книги доступные
логическим правилам
охаживать приятно тёмные углы наук
делать весёлые наблюдения
и на вопрос: есть ли Бог? поднимаются тысячи рук
склонные полагать, что Бог это выдумка.
Мы рады рады уничтожить
наук свободное полотно
мы считали врагом Галилея
давшего новые ключи
а ныне пять обэриутов,
ещё раз повернувшие ключ в арифметиках веры
должны скитаться меж домами
За нарушение привычных правил рассуждения о смыслах.
Смотри чтоб уцелела шапка
чтоб изо лба не выросло бы дерево
тут мёртвый лев сильней живой собаки
и право, должен я сказать, моя изба
не посещается гостями.
Хню отдохнув, взмахнула сильными костями
и двинулась вперёд,
вода послушно рас<с>тупилась
124

мелькали рыбы. Холодело,
хню глядя в дырочку молилась
достигнув логики предела
меня уж больше не тревожит
Земля ведущая беседу
о прекращении тепла
шептала хню своему соседу
меня уж больше не атакуют
пути жука точильщика
и гвозди больше не кукуют
в больших руках могильщика
и если бы все пчёлы вылетев из чемодана в меня
направили б свои тупые жала
то и тогда, поверте слову, от страха вовсе б не
дрожала
ты права моя голубка
отвечает спутник ей
но земель глухая трубка
полна звуков ей же ей.
Хню ответила: я дурой
рождена сидеть в стогу
полных дней клавиатуры
звуков слышать не могу
и если бабочки способны слышать потрескивание искр
в корнях репейника
и если жуки несут в своих котомочках ноты растительных
голосов
и если водяные паучки знают имя отчество оброненного
охотником пистолета
то надо сознаться, что я просто глупая девочка.
Вот это так, сказал её спутник
всегда наивысшая чистота категорий
пребывает в полном неведении окружающего,
и это, признаться, мне страшно нравится.
23 апреля 1931 года
125

162
ОТ ЗНАКОВ МИГ
Морковь (вылетая из земли).
Я задыхаюсь в этих кучах
дай на воздухе побегаю
сорок лет жила я в бучах
не дружна была я с негою
Корни в землю уходили на много вёрст
Ой помогите же мне из ямы вылезти на траву
дайте мне возможность посчитать блага
народов.
Что то силен турок ропот
немцев с ангелами прерыкания
слышу я французов опыт
земледельческих расчётов.
Англичан возмущение за травлю быка
в лодке смерти восхищение
заставило путника от смеха держаться
за бока.
Тут русских дела чище
к ним я кинусь учить азбуки.
Не сложна времён корзинка
быстрые формулы заменят нам иные
способы передвижения.
Всех Сын.
Корень вырази ведение твоих праотцев
им тучные гряды навеяли пророчество.
Многолетнее безделие развило в них
способность угадывать завтра.
Ты пасынок подземных жрецов
помнишь наверно мосты древних песней.
Не говориться ли в них о нашестии
геометрических знаков?
мне это всех вопросов интересней.
Морковь.
Как же как же
Совершенно не случайно
значки вырабатываются правительствами.
126

Пятиконечную звезду никто не станет
вешать вверх ногами.
И плотник сам не ведает больших дел
своего труда.
Однако я спешу туда
где свет вгоняет гвозди в лоб.
Всех Сын.
Я за тобой помчусь
Ленивая дочь гряд
Смотри над облаками
летим с тобой подряд.
Сына пожалей
Подари меня улыбкой.
из верёвочки налей
слезу пущенную глыбкой.
Тут нет сомнения о случаях земного верчения
она летит вокруг солнечного шара
без малейшего трения. В кольцах пожара
гибнут мирные домики.
Я вижу зонтик стоит на верхушке Меркурия
Это житель человек иных условий
он дышет лентами и всю жизнь размышляет
о вилке.
Морковь.
Не завидую, не завидую.
Уж лучше в земле монахиней сидеть.
Всех Сын.
Ага,
вот проблеск земножительницы ума.
Сидела б в грядке ты кума.
Морковь.
Скорей беги ко мне на подмогу
Илья веник чугавой!
пустим в верх его ко Богу
поднимает пусть он вой.
Хорошо говорить о правилах
пробыв на поверхности земли с рождения.
Тебе голубок сравнивать-то не с чем.
127

Всех Сын.
Смотри морковь наш спор затянется.
Ты сама ведь знаешь только одну сторону
дела.
Ты когда-нибудь в глаза горы глядела?
Морковь.
Глядения Лебеди слишком ничтожны
и слуха корзины совсем не цари.
О чувствах я не говорю! о чувствах я не
говорю!
Ни осязание ни вкус
Ни обоняние ни слух
Ни зрение ни архидея
не спасут тебя вертопраха злодея.
Осязание.
Моя лошадка плюговата
я то кумир то вата.
Обоняние.
Мой тетерев сопляк
я ландыш, дереву земляк.
Вкус.
добегу до глотки рьяно
начинаю излучать там
волны синие буяна.
Возбуждение бежит по мачтам
в центр мозговой.
Голос дружит с Иеговой.
Слух и зрение.
Мы дочери лета
болонки балета
карты шеколадного пистолета.
Всех Сын.
Пройдёт над миром пчела сладости
переживёт всех нас дух радости
Не вы ли чудная морковь
спешите в нашу кровь
увеселить биенье жил?
Я двадцать пять лет палкой жил
не зная слов владычество.
128

Христос однажды спас язычество
от нападения воздушных раков.
А я спасусь от пяти чувств
и от нашествия геометрических знаков.
Морковь.
Удаляюсь в край нетах
ваше здравие в летах
повторяю каждый миг.
Не сводите с неба книг.
всё
8 — 10 мая 1931 года
163
В миг
открыл я сто книг
найти желая средство
установить природу света
я шёл по кочкам малолетства
не видя дерева совета
моя верёвка разума
гремела по числам
глаза ездили по строчкам
собирая смыслов ком
от моих плечь отскакивали легкие трости
я гнул с восторгом свои кости
над журналом жирной жизни
где журавли пользуясь рычагом Архимеда
вытаскивают вёдра воды для варки обеда.
10 мая 1931 года
164
Дни дни клонились к вечеру
и утро было точно обрезано
отсутствовало при начале дня.
Сразу сразу зацветало солнце
5 «...Сборище друзей...», т. 2
129

поднимая растения в надземные местности
раскрывая чашечки цветов
и заставляя воду из рек испаряться в надземные местности
То человек спал видя сон
то сразу шёл в мохнатой войлочной шапке
продавать своё имущество
или по иному какому делу
или просто удить рыбу приговаривая: удись удись голубая
сестра
День становился добрым
и вдруг на Неве грохотала пушка называя полдень
так страшно неожиданно,
что на мосту два дровосека подпригнули ударив тяжёлыми
сапогами по камню.
В эти дни дьявол разгуливал по улицам в образе часовщика
предлагая свои услуги.
28 июня <1931>
165
Скажу тебе по совести
как делается наша мысль
как возникают корни разговоров
как перелетают слова от собеседника к
собеседнику.
Для этого надо молча просидеть некоторое
время
стараясь уловить хотя бы звездочку
чтобы было, как говорится, с чего распутать
свою шею
для поворотов очень приветливым знакомым и
незнакомым собеседникам.
Поздоровавшись поднести хозяйке горсть
валунов
или иную припасенную ценность
в виде булавки или южного плода или ялика
для прогулки по озеру в тихия солнечныя погоды
которыми так скуп наш северный климат
130

где весна приходит иной раз с порядочными
опозданиями
таким образом что ещё в июне месяце
комнатная собака спит укрывшись одеялом
как человек — мужчина, женщина или ребёнок
и всё дрожит от озноба.
иной раз берёт просто злоба на порядок смены
тепла и холода.
вот время луны то старо то молодо
во много яснее непонятной путаницы погод
Учёные наблюдают из года в год
пути и влияния циклонов
до сих пор не смея угадать будит ли к вечеру
дождь
и я полагаю что даже Павел Николаевич
Филонов
имеет больше власти над тучами.
Кто хочет возразить, прошу задуманное исполнить
для возражений умных или сильных
или страстных, своевременных и божественных
я припас инструменты способные расковырять
любую мысль собеседника.
Я всё обдумал взвесил пересчитал и перемножил
и вот хозяйке подношу,
как дар пустынника,
для спора очень важный сбор инструментов
Держите, милая хозяйка, мой подарок
и спорьте сколько вам угодно
28 июня <1931>
166
То то скажу тебе брат от колеса не отойти тебе
то то засмотришься и станешь пленником колеса
то то вспомнишь как прежде приходилось жить
да и один ли раз? может много
в разных обличиях путешествовал ты, но забыл все
вот смутно вспоминаешь Бога
5* 131

отгадываешь незнакомые причины по колесу
чуешь выход в степь, в луг, в море, но живешь
пока в лесу
где чудные деревья растут едва заметно глазу
то голые стоят, то прячут ствол в зеленую вазу
то закрывают небо лиственной падогой
где Херувиму поют над радугой
длинные песни приятные слуху
то совы кричат в лесу: уху! шуху!
Начало июля,
1931 года,
Даниэлъ Хаармсъ
167
Небеса свернуться
в свиток и падут на
землю; земля и вода
взлетят на небо;
весь мир станет
вверх ногами.
Когда ты всё это увидеть,
то раскроется и зацветет
цветок в груди твоей.
Я говорю: это конец
старого света, ибо я
увидал новый свет.
Я о, я сир, я ис
Я тройной, научи меня
чтению. Мы говорим
вот это я
Я
дарю тебе
ключ,
чтобы ты
говорил
Я.
132

Я возьму ключ,
когда, как учили нас
наши бабушки, найду
цветок папоротника,
который цветёт
только один раз в
год, в ночь накануне
Ивана Купала.
Но где ростёт этот
цветок? Он ростёт
в лесу под дерев<ом>
которое стоит вверх
ногами.
Ты идёшь в большом
дремучем лесу, но
нет ни одного де<рева>
которое росло бы в<верх>
ногами. Тогда ты
выбери самое красив <ое>
дерево и влезь на него.
Потом возьми веревку привяжи один
конец веревки к ветк<е>
а другой конец к своей
ноге. По<то>м спрыгни с
дере<ва>
и ты повиснешь кверх
ногами, и тебе будет видно,
что дерево стоит кверх
ногам <и>.
Когда ты пойдешь в лес
то посмотри раньше в окно
какая погода.
* * *
133

Вот я смотрю в окно и вижу
там кончается улица, там начинается
поле, там течёт речка, а там на <берегу стоит дерево>.
Ноябрь 1931 года
168
Идет высокий человек и ловко играет на гармоне
Идут за ним четыре и молча его слушают
Но музыкант идет опять и пальцами танцует
За ним опять идут четыре совсем уже как мертвые
Должно быть он совсем колдун играет тоже самое
он по дороге в парк идет за ним четыре следуют.
Я на скамейке просижу не больше месяца
ты на скамейке просидишь до самой масляницы
он на скамейке просидит четыре праздника
мы на скамейке посидим у самой речки
вы на скамейке посидите возле речки
они сидят они как видно отдыхают
над ними бабочки над ними комары дощатые порхают
Съезжаются гости.
Четвёртый гость.
Каша подана.
Гость с опахалом.
Кого поцеловать хозяйку или хозяина?
Часоточный гость.
Ай батюшки! Я без рукавов!
Татьяна Николаевич
Кхэ кхэ, я сегодня утром наболтала муки в рот и
чуть чуть не подавилась.
Дядя Вопь.
Ох молодежь пошла!
Хозяин.
Идёмте гости на порог
есть лепёшки и творог
вот вам соль а вот вам грип
вот вам гвозди. Я охрип.
134

Гости.
Не хотим еды, хотим танцы!
Хозяйка.
Музыканты! Эть! два! ...три!
(Музыканты с размаха прыгают в воду.)
Хозяйка.
Эх, совсем не то вышло.
Часоточный гость.
Нам что ли выкупаться?
восемь гостей (хором).
Ну вот тоже в самом деле!
Княгиня Мань к а- Дунька.
Я господа вся в веснушках, да, а то была бы красавица...
Честное слово!
Гость Фёдор.
Гхе гхе с удовольствием
Солдат в трусиках.
Разрешите вам княгиня Манька-Дунька поднести букет
цветов.
Гость Фёдор.
Или вот этот гребешок.
Солдат в трусиках.
Или вот эту пылинку.
Гости.
Тише! тише! слушайте!
Сейчас дядя Вопь расскажет анегдот.
Дядя Вопь (встав на стул).
Прочёл я в одной французской книжке анегдот. Рассказать?
Гости.
Да-да!
Татьяна Николаевич.
безусловно!
Дядя Вопь.
Одна маленькая девочка несла своей бедной матери пирожок
с капустой и с лучком. Пирожок был испечен на чистом
сливочном маслице и посыпан тминцем.
Гости.
Ох хо хо хо хо! Уморил!
135

Дядя Вопь.
Постойте, это ещё не всё, ещё дальше есть!
Подходит к девочке добрый господин и даёт золотую монету
и говорит: Вот тебе девочка золотая монета, отнеси её твоей
бедной матери.
Гости.
Ха ха ха! Ловко он её!
Дядя Вопь.
А она представьте и говорит: я прачка!
Гости.
Ха ха ха!
Дядя Вопь.
А добрый господин достал из кармана рояль
Гости.
Ха ха ха ха!
Княгиня Манька-Дунька.
Ой не могу, зубы даже заболели! Честное слово!
Хозяин.
Ну пора и по домам.
Хозяйка.
Досвидание досвидание дорогие гости!
Гости.
Досвидание досвидание. Вот уйдём и дом подожгём
Хозяйка.
<Ах> ты мать честная!
Хозяин.
<В>от же раз!
<1931>
169
Соседка помоги мне познакомиться с тобой
Будь первая в этом деле.
Я не могу понять
Совсем запутался
Что хочешь ты?
Со мной соседка познакомиться
иль просто в улицу смотреть
136

пренебрегая той прозрачной птицей
которая летит из учрежденья
и нам с тобой как почва служет.
перенося желания от сердца к сердцу.
<1931>
170
Почему нелюбопытны
Эти бабы супротив?
Потому что первобытны
Как плохой локомотив.
<1931>
171
Скорей подними занавеску
и жадно смотри на меня.
Ты страстной рукой подними занавеску
и страстно смотри на меня.
<1931>
172
Почто сидишь
и на меня нисколько не глядишь
а я значёк поставив на бумаге
лишь о твоей мечтаю влаге
ужель затронул вдруг тебя мой взгляд манящий
ужели страсть в твою проникла грудь
и ты глядишь теперь сюда всё чаще
так поскорей же милая моею будь.
<1931>
137

173
Ты шьешь. Но это ерунда.
Мне нравится твоя манда
она влажна и сильно пахнет.
Иной посмотрит, вскрикнет, ахнет
и убежит, зажав свой нос.
и вытерая влагу с рук
вернётся ль он. ещё вопрос
ничто не делается вдруг.
А мне твой сок сплошная радость.
ты думаешь, что это гадость,
а я готов твою пизду лизать, лизать без передышки
и слизь глотать до появления отрыжки.
<1931>
174
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа
вчера я сидел у окна выставив ухо
земля говорила дереву: произростай
дерево медленно росло — но всё же заметно глазу
то голым стояло то прятало ствол в зелёную вазу
на солнце читая значёк своей радости
планеты порой шевелились меж звёздами
семь радуг над деревом возносилось
я видел доски ангельских глаз
они глядели сверху на нас
читая годов добрые числа
<1931>
175
НАБЛЮДЕНИЕ
два человека в злобном споре
забыли всё вокруг, но вскоре
им стал противен этот спор,
138

и вот они не спорят больше с этих пор
Они друг к другу ходят в гости
пьют сладкий чай, жуют печенье
угасли в них порывы прежней злости
они друг к другу чувствуют влеченье.
И если нет возможности им встретиться,
то каждый в лоб себе из пистолета метится
и презирая жизни лодку
спешит в тартар и восклицает во всю глотку:
«Порвись порвись моя окова
держать в разлуке нас нет смысла никакого».
Счастливые натуры! В наше время
не часто встретишь ловкую пару.
То кнут сломается, то лопнет стремя,
то ногу боком конь прижмёт к амбару
Удачи редки в наши дни
Вы, в этом случае, одни
в своей удачи двухсторонней.
Мой глаз, хотя и посторонний
следит за вами со вниманием.
Вот вы расходитесь. За «досвиданием»
вы кажите друг другу спины
идёте по домам, но чудные картины
витают в вашем проницательном мозгу.
06 этом вы до этих пор друг другу ни гу-гу
молчали чаю в рот набрав.
Но кто из вас неправ,
кто виноват во всей создавшейся никчёмной сложности
судить об этом не имею никакой возможности.
при следующем свидании вы сами выйдите из тупика.
Ну, до свидание, пока.
7 января 1933 года
176
СТРАСТЬ
Я не имею больше власти
таить в себе любовные страсти.
139

Меня натура победила
я озверев грызу удила
из носа дым валит столбом
и волос движется от страсти надо лбом.
Ах если б мне иметь бы галстук нежный
сюртук из сизого сукна
стоять бы в позе мне небрежной
смотреть бы сверху из окна
как по дорожке белоснежной
ко мне торопится она.
Я не имею больше власти
таить в себе любовные страсти
они кипят во мне от злости
что мой предмет любви меня к себе не приглашает
в гости.
Уже два дня не видел я предмета.
На третий кончу жизнь из пистолета.
Ах если б мне из Эрмитажа
назло соперникам врагам
украсть бы пистолет Лепажа
и взор направив к облакам,
вдруг перед ней из экипажа
упасть бы замертво к ногам.
Я не имею больше власти
таить в себе любовные страсти
Они меня как лист иссушат
как башню времянем разрушат
нарвут на козьи ножки, с табаком раскурят
сотрут в песок и измечулят.
Ах если б мне предмету страсти
пересказать свою тоску
и разорвав себя на части
отдать бы ей себя всего и по куску,
140

и быть бы с ней вдвоём на много лет в любовной
власти
пока над нами не прибьют могильную доску.
7 января 1933 года
177
АРХИТЕКТОР
Каблуков.
Мария!
Мария.
Кто зовет меня?
Я восемь лет не слышала ни звука.
И вдруг в моих ушах
зашевелилась тайная пружина.
Я слышу грохот ломовой телеги
и стук приклада о каблук при смене
караула.
Я слышу разговор двух плотников.
Вот, говорит один: махорка.
Другой, подумав, отвечает: суп и пшённая
каша.
Я слышу на Неве трещит моторка.
Я слышу ветром хлопает о стену крыша.
Я слышу чей-то тихий шёпот: Маша! Маша!
Я восемь лет жила не слыша.
Но кто зовёт меня?
Каблуков.
Мария!
Вы слышите меня Мария?
Не пожалейте ваших ног,
сойдите вниз, откройте двери.
Я весь, Мария, изнемог.
Скорей, скорей откройте двери!
А в темноте все люди звери.
Мария.
Я не могу сама решиться.
Мой повелитель архитектор.
141

Его спросите.
Может быть, он вам позволит.
Каблуков.
О непонятная покорность!
Ужель не слышите волненья,
громов могучих близкий бой,
домов от страха столкновенье,
и крик толпы, и страшный вой,
и плач, и стон,
и тихое моленье,
и краткий выстрел над Невой.
Мария.
Напрасна ваша бурная речь.
Моё ли дело — конь и меч?
Куда итти мне с этого места?
Я буду тут.
Ведь я невеста.
Каблуков.
Обязанности брачных уз
имеют свой особый вкус.
Но кто хоть капельку не трус,
покинув личные заботы
и вмиг призвав на помощь муз,
бежит в поля большой охоты.
Мария.
Смотрите!
Архитектор целится вам в грудь!
Каблуков.
Убийца!
Твой черёд не за горами!
(Архитектор стреляет.)
Мария.
Ах!
Дым раздвинул воздух сизыми шарами!
Архитектор.
Очищен путь.
Восходит ясный день.
И дом закончен, каменный владыка.
Соблюдена гармония высот и тяжести.
142

Любуйся и ликуй!
Гранита твёрдый лоб,
изъеденный времён писанием,
упёрся в стен преграду.
Над лёгкими рядами окон,
вверху, воздушных бурь подруга,
раскинулась над нами крыша
Флаг в воздухе стреляет.
Хвала и слава архитектору!
И архитектор — это я.
весна 1933 года
Даниил Хармс
178
Мне всё противно
Миг и вечность
меня уж больше
не прельщают
Как страшно
если миг один до смерти
но вечно жить ещё страшнее.
А к нескольким годам
я безразлична.
Тогда возми вот этот шарик
научную модель вселенной.
Но никогда не обольщай себя надеждой,
что форма шара
истинная форма мира.
Действительно
мы к шару чувствуем почтенье
и даже перед шаром снимаем шляпу
Лишь только то высокий смысл имеет,
что узнаёт в своей природе бесконечность.
Шар бесконечная фигура.
Мне кажется,
Я просто дура,
143

Мне шар напоминает мяч.
Но что такое шар?
Шар деревянный
просто дерева обрубок.
В нём смысла меньше чем в полене.
Полено лучше тем,
Что в печь хотя бы легче лезет.
Однако я соображаю
планеты все почти шарообразны
Тут есть над чем задуматься,
но я бессильна.
Однако я тебе советую подумать.
Чем ниже проявление природы,
тем дальше отстоит оно от формы шара.
Сломай кусок обыкновенного гранита
и ты увидешь острую поверхность.
Но если ты не веришь мне голубка,
то ничего тебе сказать об этом больше не могу.
Ах нет, я верю,
я страдаю,
умом пытаюсь вникнуть в суть.
Но где мне силы взять
чтоб уловить умом значенье формы.
Я женщина,
и многое сокрыто от меня.
Моя структура преднозначена природой,
не для раскрытия небесных тайн природы.
К любви стремятся мои руки
Я слышу ласковые звуки
и всё на свете мной забыты
и время конь
и каждое мгновение копыто.
всё погибло, мир бледнеет
Звёзды рушаться с небес
день свернулся, миг длиннеет.
гибнут камни. Сохнет лес.
144

Только ты стоишь учитель
неизменною фигурой,
что ты хочешь, мой мучитель?
Мой мучитель белокурый?
в твоём взгляде светит ложь.
Ах зачем ты вынул нож!
6 августа 1933 года
воскресенье
Даниил Хармс
179
О ВОДЯНЫХ КРУГАХ
Ноль плавал по воде
мы говорили это круг
должно быть кто то бросил в воду камень.
Здесь Петька Прохоров гулял
вот след его сапог с подковками.
Он создал этот круг
Давайте нам скорей картон и краски
мы зарисуем Петькино творенье.
И будет Прохоров звучать как Пушкин.
И много лет спустя
подумают потомки:
«Был Прохоров когда-то,
должно быть славный был художник».
И будут детям назидать:
«Бросайте дети в воду камни.
Рождает камень круг,
а круг рождает мысль.
А мысль вызванная кругом,
зовёт из мрака к свету ноль».
всё.
Вторник 19 сентября 1933
145

180
ПОДРУГА
На лице твоём подруга,
два точильщика жука
начертили сто два круга,
цифру семь и букву Ка.
Над тобой проходят годы,
хладный рот позеленел,
Лопнул глаз от злой погоды,
в ноздрях ветер зазвенел.
Что в душе твоей творится
я не знаю. Только вдруг
может с треском раствориться
дум твоих большой сундук.
И тогда понятен сразу
будет всем твой сладкий сон
и твой дух, подобно газу,
из груди умчится вон.
Что ты ждёшь? Планет сметенья?
Иль движенья звёзд<н>ых толп?
Или ждёшь судеб сплетенья
опершись рукой на столб?
Мы живём не полным ходом
не считаем наших дней
но минуты с каждым годом
всё становятся видней.
и тогда настроив лиру
и услыша лиры звон
будем петь. И будет миру
наша песня точно сон.
И быстрей помчаться реки,
и с высоких берегов
будешь ты, поднявши веки,
бесконечный ряд веков
наблюдать холодным оком
нашу славу каждый день.
146

И на лбу твоём высоком
никогда не ляжет тень.
<20 - 28 сентября 1933>
181
ПОСТОЯНСТВО ВЕСЕЛЬЯ И ГРЯЗИ
Вода в реке журчит прохладна
и тень от гор ложится в поле
и гаснет в небе свет. И птицы
уже летают в сновиденьях
И дворник с чёрными усами
стоит всю ночь под воротами
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок
и в окна слышен крик весёлый
и топот ног и звон бутылок
Проходит день, потом неделя,
потом года проходят мимо
и люди стройными рядами
в своих могилах исчезают
а дворник с чёрными усами
стоит года под воротами
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок
и в окна слышен крик весёлый
и топот ног и звон бутылок.
Луна и солнце побледнели
Созвездья форму изменили
Движенье сделалось тягучим
И время стало как песок.
А дворник с чёрными усами
стоит опять под воротами
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок
147

и в окна слышен крик весёлый
и топот ног, и звон бутылок
14 октября 1933
182
СЛАДОСТРАСТНАЯ ТОРГОВКА
одна красивая торговка
с цветком в косе, в расцвете лет,
походкой легкой, гибко, ловко
вошла к хирургу в кабинет.
Хирург с торговки скинул платье;
увидя женские красы,
он заключил её в объятья
и засмеялся сквозь усы.
Его жена, Мария Львовна,
вбежала с криком: Караул!
и, через пол минуты ровно,
Хирурга в череп ранил стул.
Тогда торговка, в голом виде,
свой организм прикрыв рукой,
сказала вслух: «к такой обиде
я не привыкла...» Но какой
был дальше смысл её речей,
мы слышать это не могли,
журчало время как ручей.
темнело небо. И вдали
уже туманы шевелились
над сыном лет — простором степи
и в миг дожди проворно лились
ломая гор стальные цепи.
Хирург сидел в своей качалке
кусая ногти от досады.
Его жены волос мочалки
торчали грозно из засады,
и два блестящих глаза
его просверливали взглядом;
и, душу в день четыре раза
148

обдав сомненья черным ядом,
гасили в сердце страсти.
Сидел хирург уныл.
и половых приборов части
висели вниз, утратив прежний пыл.
А ты, прекрасная торговка,
блестя по прежнему красой,
ковра касаясь утром ловко
своею ножкою босой,
стоишь у зеркала нагая.
А квартирант, подкравшись к двери,
увидеть в щель предполагая
твой организм, стоит. И звери
в его груди рычат проснувшись.
а ты, за ленточкой нагнувшись,
нарочно медлишь распрямиться.
У квартиранта сердце биться
перестаёт. Его подпорки,
в носки обутыеt трясутся;
колени бьют в дверные створки;
а мысли бешенно несутся.
и гаснет в небе солнца луч.
и над землей сгущенье тучь
свою работу совершает.
И гром большую колокольню
с ужасным треском сокрушает.
И главный колокол разбит.
А ты несчастный, жертва страсти,
глядишь в замок. Прекрасен вид!
И половых приборов части,
нагой торговки, блещут влагой.
И ты, наполнив грудь отвагой,
вбегаешь в комнату с храпеньем,
в носках бежишь и с нетерпеньем
рукой прорешку открываешь,
и вместо речи — страшно лаешь.
Торговка ножки растворила,
Ты на торговку быстро влез.
В твоей груди клокочет сила,
149

Твоим ребром играет бес.
В твоих глазах летают мухи,
В ушах звенит орган любви,
И нежных ласк младые духи
играют в мяч в твоей крови.
И в растворенное окошко,
расправив плащ, влетает ночь,
и сквозь окно большая кошка,
поднявши хвост, уходит прочь.
14 - 17 октября 1933
183
СТАРУХА
Года и дни бегут по кругу.
Летит песок; звенит река.
Супруга в дом идёт к супругу.
Седеет бровь, дрожит рука,
и светлый глаз уже слезится,
на всё кругом глядя с тоской.
И сердце, жить устав, стремится
хотя б в земле найти покой
Старуха, где твой чёрный волос,
Твой гибкий стан и лёгкий шаг?
Куда пропал твой звонкий голос,
Кольцо с мечом и твой кушак?
Теперь тебе весь мир несносен,
противен ход годов и дней.
Беги старуха в рощу сосен
и в землю лбом ложись и тлей.
20 окт<ября> 1933
184
Колесо радости жена
глупости каша мать
150

напоим тебя
напоим тебя
а если хочешь
накормим тебя.
Ты открыл уже зубы свои
расчесал на пробор волосы ты
подбежал ко мне
подбежал ко мне
растворить окно города Кыбаду
растворить окно города Кыбаду
растворить окно города города КЫбаду
милый мой чело
города КЫбаду милый мой человек
по имяни Пётр.
Мельница смеха весло
машинка румянца пень
О суп выражений твоих
О палочки рук твоих
О шапочки плеч твоих
О кушачки жён твоих
отойди от меня Пётр
отойди от меня человек по имяни Пётр
отойди от меня мастер Пётр.
Грамматики точный конь
арифметики плямба
ножом бы разрезать щёки твои
топором отрубить бы твой хвост
заманить бы тебя в лес
заманить бы тебя в лес
о дяденька друга моего.
<1933>
151

185
БЕРЕГ И Я
Здравствуй берег быстрой реки!
мы с тобой не старики
нам не надо разных каш,
хлеб и мясо завтрак наш.
Наша кровля, дым и снег,
не стареет каждый миг;
наша речка лента нег,
наша печка груда книг.
Мы с тобой, должно быть, маги,
разрушаем время песней,
от огня и нежной влаги
всё становится прелестней.
берег, берег быстрой реки!
мы с тобой не старики
нам не сорок, как другим.
Нашим возрастом благим
мы собьём папаху с плеч.
Вот и всё. Я кончил речь.
<1933>
186
БАНЯ
Баня, это отвратительное место.
В бане человек ходит голым.
А быть в голом виде человек не умеет.
В бане ему некогда об этом подумать.
ему нужно тереть мочалкой свой живот
и мылить под мышками.
Всюду голые пятки
и мокрые волосы.
В бане пахнет мочёй.
152

Веники бьют ноздреватую кожу.
Шайка с мыльной водой,
предмет общей зависти.
Голые люди дерутся ногами
стараясь пяткой ударить соседа по челюсти.
В бане люди бесстыдны
и никто не старается быть красивым.
Здесь всё напоказ
и отвислый живот
и кривые ноги;
и люди бегают согнувшись,
думая, что этак приличнее.
Недаром считалось когда-то, что баня
служит храмом нечистой силы.
Я не люблю общественных мест,
где мужчины и женщины порозень.
Даже трамвай приятнее бани.
13 марта 1934
187
Горох тебе в спину.
Попади тебе булыжник
под лопатку.
Падай падай.
Без движенья
На земле
раскинув руки
отдохни.
Много бегал
утомился.
Ноги стали волочиться
Взор стеклянный
перестал метать копьё
в глубь предметов
Сядь на стул
Зажги сигару
Отдохни часа четыре
153

Это лучше,
чем лежать раскинув руки
На земле.
Посмотри
На небе солнце
В светлом воздухе летают
птицы
На цветах сидят стрекозы
и жуки.
Вон горох к тебе летящий
Только спину пощекотит
А булыжник от лопатки
Будто мячик отлетит
Встань Встань
Подойди походкой твёрдой
К центру мира
где волна реки Батобр
Пни срывает с берегов
И на камне умный бобр
держит рыбу меж клыков.
Люди, звери и предметы
ниц падут перед тобой
и на лбу твоём высоком
Вспыхнет яркий лампион.
23 DEC. 1934
Хармс
188
ОБРАЩЕНИЕ УЧИТЕЛЕЙ
К СВОЕМУ УЧЕНИКУ ГРАФУ ДЭКОНУ
Мы добьёмся от тебя полезных знаний
Сломаем твой упрямый нрав.
Рассчёт и смысл научных зданий
В тебя из книг напустим, граф.
Тогда ты сразу всё поймешь
И по-иному поведёшь
Свои нелепые порядки.
154

Довольно мы с тобой болван играли в прятки.
Всё по иному повернём,
Что было ночью, станет днём.
Твоё бессмысленное чтенье
Направим сразу в колею,
И, мыслей бурное кипенье,
Мы превратим в наук струю.
От женских, ласковых улыбок
Мы средство верное найдём,
От грамматических ошибок
Рукой умелой отведём.
Твой сон беспутный и бессвязный,
Порою чистый, порою грязный,
Мы подчиним законам века.
Мы создадим большого человека.
И в тайну материалистической полемики
Тебя введём с открытыми глазами,
Туда где только академики
Сидят сверкая орденами.
Мы приведём тебя туда
Скажи скорей нам только: да.
Ты среди первых будешь первым
Ликует мир. Не в силах нервам
Такой музыки слышать стон
и рёв толпы и звон литавров
Со всех сторон венки из лавров
И шапки вверх со всех сторон
Крылами воздух рассекая
Аэроплан парит над миром
Цветок из крыльев упадая
Летит влекомый прочь зефиром
Цветок тебе предназначался.
Он долго в воздухе качался
И описав дугу кривую
Цветок упал на мостовую.
Что будет с ним? никто не знает
Быть может женская рука
Цветок поднявши, приласкает;
Быть может страшная нога
155

Его стопой к земле придавит.
А может мир его оставит
В покое сладостном лежать.
Куда итти? Куда бежать?
Когда толпа кругом грохочет
И пушки дымом в верх палят
Уж дым в глазах слезой щекочет
И лбы от грохота болят
Часы небесные сломались
И день и ночь в одно смешались
То солнце, звёзды иль кометы?
Иль бомбы, свечи и ракеты?
Иль искры сыплятся из глаз?
Иль это кончен мир как раз?
Ответа нет. Лишь вопль и крики,
И стон, и руки вверх как пики.
Так знай! Когда приходит слава,
Прощай спокойствие твоё
Она вползает в мысль и право
Уж лучше не было б её.
Но путь избран. Сомненья нет.
Доверься нам. Забудь мечты.
Пройдёт ещё немного лет
И вечно славен будешь ты.
И звонкой славой упоённый,
Ты будешь мир собой венчать
И Бог, тобою путь пройденный,
В скрижалях будет отмечать.
<1934>
189
Мне стариков медлительный рассказ противен
пока тягучее скрипит повествованье
Начало фразы в памяти бледнеет
И всё что будет наперёд уму понятно
Старик всегда, особенно разинув рот,
Пытается ненужную фамилию припомнить
156

То спотыкается на букву ы,
То выпучив глаза — молчит
И кажется, что он способен задохнуться.
То вдруг подхваченный потоком старческого
вдохновенья
Летит вперёд местоименьями пересыпая речь
Уже давно «они» кого то презирают,
Кому то шлют письмо, флакон духов и деньги
Старик торопится и гневно морщит брови
А слушатель не знает кто «они».
<Середина 1930-х>
190
РАЗМЫШЛЕНИЕ О ДЕВИЦЕ
Придя к Липавскому случайно,
Отметил я в уме своём:
Приятно вдруг необычайно
Остаться с девушкой вдвоём.
Когда она пройдёт воздушной
Походкой — ты не говоришь;
Когда она рукой послушной
Тебя коснётся — ты горишь;
Когда она слегка танцуя
И ножкой по полу скользя
Младую грудь для поцелуя
Тебе подставит, — то нельзя
Не вскрикнуть громко и любезно,
С младой груди пылинку сдуть,
И знать, что молодую грудь
Устами трогать бесполезно.
21 янв<аря> 1935 года
157

191
НЕИЗВЕСТНОЙ НАТАШЕ
Скрепив очки простой верёвкой, седой старик читает книгу.
Горит свеча и мглистый воздух в страницах ветром шелестит.
Старик вздыхая гладит волос и хлеба чёрствую ковригу
Грызёт зубов былых остатком и громко челюстью хрустит.
Уже заря снимает звёзды и фонари на Невском тушит,
Уже кондукторша в трамвае бранится с пьяным в пятый раз,
Уже проснулся невский кашель и старика за горло душит,
А я пишу стихи Наташе и не смыкаю светлых глаз.
23 января 1935 года
Д.Х.
192
ФИЗИК СЛОМАВШИЙ НОГУ
Маша моделями вселенной
Выходит физик из ворот.
И вдруг упал, сломав коленный
Сустав. К нему бежит народ.
Маша уставами движенья
К нему подходит постовой
Твердя таблицу умноженья
Студент подходит молодой
Девица с сумочкой подходит
Старушка с палочкой спешит
А физик всё лежит, не ходит,
Не ходит физик и лежит.
12 янв<аря> 1935 года
д.х.
193
ОЛЕЙНИКОВУ
Кондуктор чисел, дружбы злой насмешник
О чём задумался? Иль вновь порочишь мир?
Гомер тебе пошляк, и Гете глупый грешник,
Тобой осмеян Дант, лишь Бунин твой Кумир.
158

Твой стих порой смешит, порой тревожит чувство,
Порой печалит слух иль вовсе не смешит,
Он даже злит порой, и мало в нём искусства,
И в бездну мелких дум он сверзиться спешит.
Постой! Вернись назад! Куда холодной думой
Летишь, забыв закон видений встречных толп?
Кого дорогой в грудь пронзил стрелой угрюмой?
Кто враг тебе? Кто друг? И где твой смертный
столб?
23 января 1935 года
4-Х.
194
НА СМЕРТЬ КАЗИМИРА МАЛЕВИЧА
Памяти разорвав струю,
Ты глядишь кругом, гордостью сокрушив лицо.
Имя тебе — Казимир.
Ты глядишь как меркнет солнце спасения твоего.
От красоты якобы растерзаны горы земли твоей,
Нет площади поддержать фигуру твою.
Дай мне глаза твои! Растворю окно на своей башке!
Что ты человек, гордостью сокрушил лицо?
Только муха жизнь твоя и желание твоё —
жирная снедь.
Не блестит солнце спасения твоего.
Гром положит к ногам шлем главы твоей.
Пе — чернильница слов твоих.
Трр — желание твоё.
Агалтон — тощая память твоя.
Ей Казимир! Где твой стол?
Якобы нет его и желание твоё трр.
159

Ей, Казимир! Где подруга твоя?
И той нет, и чернильница памяти твоей пе.
Восемь лет прощёлкало в ушах у тебя,
Пятьдесят минут простучало в сердце твоем,
Десять раз протекла река пред тобой,
Прекратилась чернильница желания твоего Трр и Пе.
«Вот штука-то», — говоришь ты, и память твоя Агалтон.
Вот стоишь ты и якобы раздвигаешь руками дым.
Меркнет гордостью сокрушённое выражение лица твоего;
Исчезает память твоя и желание твоё трр.
5 — 15 мая 1935 года
Даниил Хармс-Шардам
195
Господи пробуди в душе моей пламень Твой
Освети меня Господи солнцем Твоим
Золотистый песок разбросай у ног Моих
Чтобы чистым путём шёл я к Дому Твоему
Награди меня Господи Словом Твоим
Чтобы гремело оно восхваляя чертог Твой
Поверни Господи колесо живота Моего
Чтобы двинулся паровоз могущества Моего
Отпусти Господи тормоза вдохновения Моего
Успокой меня Господи
И напои сердце моё источником дивных Слов Твоих.
Даниил Шар дам
Марсово Поле
13 мая 1935 года
196
ПЕРВОЕ ПОСЛАНИЕ К МАРИНЕ
За то, что ты молчишь, не буду
Тебя любить, мой милый друг.
И, разлюбив тебя, забуду
И никогда не вспомню вдруг.
160

Молчаньем, злостью иль обманом
Любовный кубок пролился»
И молчаливым талисманом
Его наполнить вновь нельзя.
Произнеси хотя бы слово,
Хотя бы самый краткий звук,
И вмиг любовь зажжётся снова
Ещё сильней к тебе мой друг.
19 августа 1935 года
197
ВТОРОЕ ПОСЛАНИЕ К МАРИНЕ
Я получил твоё посланье
Да получил
Я утолил своё желанье
Да утолил
Сомнений нет они далеки
Пропал их след
Забудь забудь мои упрёки
Их больше нет
Теперь опять я полон силы
Опять с тобой
Везде везде твой образ милый
Передо мной
Теперь опять я полон страсти
К тебе -лететь
Я не имею больше власти
Собой владеть
Останови Владыко ветры
И прекрати!
Сложи Владыко километры
И сократи!
6 « Сборище друзей. .», т. 2
161

Молчаньем злостью иль обманом
Любовный кубок пролился
И молчаливым талисманом
Его наполнить вновь нельзя.
Произнеси хотя бы слово
Хотя бы самый краткий звук
И в миг любовь зажжется снова
Ещё сильней к тебе мой друг.
За то что ты молчишь, не буду
Тебя любить мой милый друг.
И, разлюбив тебя, забуду
И никогда не вспомню вдруг.
19 августа 1935 года
198
МАРИНЕ
Куда Марина взор лукавый
Ты направляешь в этот миг?
Зачем девической забавой
Меня зовешь уйти от книг,
Оставить стол, перо, бумагу
И в ноги пасть перед тобой,
И шить твою младую влагу
И грудь поддерживать рукой.
<№5>
199
Гости радостно пируют
За столом сидят гурьбой
Гости радостно пируют
И гурьбой за столом сидят
И говядину едят
И наливки жадно пьют
162

И чего то там под столом делают
И дамочкам предлагают раздеться.
А дамочки, тру ля ля, танцуют
И под музыку приседают.
Один из гостей на стол полез,
Но его отвели в ванную комнату.
Хозяйка лифчик расстегнула
И пошла плясать вовсю.
Композитор Ваня Конов
Хотел хозяйку схватить за подол,
Но потерял равновесие
И лёг на пол.
А Нина Петухова
Сняла свои панталоны
И дала их Семёну Палкину обнюхивать.
<1935>
200
ВАРИАЦИИ
Среди гостей, в одной рубашке
Стоял задумчиво Петров
Молчали гости. Над камином
Железный градусник висел
Молчали гости. Над камином
Висел охотничий рожок.
Петров стоял. Часы стучали
Трещал в камине огонёк.
И гости мрачные молчали.
Петров стоял. Трещал камин.
Часы показывали восемь.
Железный градусник сверкал
Среди гостей, в одной рубашке
Петров задумчиво стоял
Молчали гости. Над камином
Рожок охотничий висел.
Часы таинственно молчали.
Плясал в камине огонек
163

Петров <з>адумчиво садился
На табуретку. Вдруг звонок
В прихожей бешенно залился,
И щёлкнул англицкий замок.
Петров вскочил, и гости тоже
Рожок охотничий трубит
Петров кричит: «О Боже, Боже!»
И на пол падает убит.
И гости мечутся и плачат
Железный градусник трясут
Через Петрова с криком скачат
И в двери страшный гроб несут.
И в гроб закупорив Петрова
Уходят с криками: «готово».
15 августа 1936 года
201
СОН ДВУХ ЧЕРНОМАЗЫХ ДАМ
Две дамы спят, а впрочем нет,
Не спят они, а впрочем нет,
Конечно спят и видят сон,
Как будто в дверь вошёл Иван
А за Иваном управдом
Держа в руках Толстого том
«Война и мир» вторая часть...
А впрочем нет, совсем не то
Вошел Толстой и снял пальто
Калоши снял и сапоги
И крикнул: Ванька помоги!
Тогда Иван схватил топор
И трах Толстого по башке.
Толстой упал. Какой позор!
И вся литература русская в ночном горшке.
19 шя<уста> 1936 г.
164

202
Шёл Петров однажды в лес.
Шёл и шёл и вдруг исчез.
Ну и ну сказал Бергсон
Сон ли это? Нет, не сон.
Посмотрел и видит ров
А во рву сидит Петров.
И Бергсон туда полез
Лез и лез и вдруг исчез
Удивляется Петров:
Я должно быть нездоров.
Видел я исчез Бергсон.
Сон ли это? Нет, не сон.
<1936 - 1937>
203
Я плавно думать не могу
Мешает страх
Он прорезает мысль мою
Как лучь
В минуту по два, по три раза
Он сводит судоргой моё сознание
Я ничего теперь не делаю
И только мучаюсь душой.
Вот грянул дождь,
Остановилось время,
Часы беспомощно стучат
Расти трава, тебе не надо время.
Дух Божий говори, Тебе не надо слов.
Цветок папируса, твоё спокойствие прекрасно
И я хочу спокойным быть, но всё напрасно.
12 августа 1937 года
Детское Село
165

204
Желанье сладостных забав
Меня преследует
Я прочь бегу, но бег мой тих
Мне сапоги не впору
Бегу по гладкой мостовой,
Но тяжело, как будто лезу в гору.
Желанье сладостных забав
Меня преследует
Я прочь бегу, но бег мой тих
Я часто часто отдыхаю,
Потом ложусь на мостовой
И быстр<о> быстр<о> засыпаю.
Желанье сладостных забав
Меня во сне преследует.
Я прочь бегу, но бег мой тих
О да! Быстрей бежать мне следует
Но лень как ласковая тень
Мне все движенья сковывает.
И я ложусь. И меркнет день
И ночь мне мысли стягивает
И снова сладостных забав
Желанье жгучее несётся
Я прочь бегу, бегу всю ночь,
Пока над миром первый солнца луч взовьётся.
И сон во мне кнутом свистит,
И мыслей вихри ветром воют...
А я с открытыми глазами
Встречаю утро.
13 августа <1937>
Ленинград
166

Глоб.
205
Глоб.
еллеи.
Я руку протянул. И крикнул:
Вот потеха!
Стоял тут некогда собор,
А ныне веха.
А тут когда то был пустырь,
А ныне школа
А там — когда то монастырь,
Святителя Никола
А ныне только сад фруктовый
Качает сочные плоды
Да храм Святителя Никола
Стоит в саду без головы.
Молчи молчи безумный Глоб
Не то пущу тебе я пулю в лоб.
Довольно ныть. И горю есть предел
Но ты не прав. Напрасно ноеш
Ты жизни ходы проглядел.
Ты сам себе могилу роеш.
Какие жизни ходы?
Селлей Селлей!
Нам не открыть закон природы.
Селлей Селлей!
Пройдёт с годами увлеченье
Устанет ум
Селлей Селлей!
Забудет мир своё ученье
И сладость дум
Селлей Селлей!
Молчи, несносное созданье
Унылых мыслей философ.
Хотя бы раз в твоё сознанье
Проник ли жизни громкий зов?
<Послс 13 августа 1937>
167

206
Деды жили, деды знали
Как им жить и как им быть
Мы же внуки всё забыли
Мы плывём, не зная куда нам плыть.
Деды строили заборы
Разводили скот и птиц
Деды были инженеры
Своих задумчивых и гордых лиц.
Мы же дедов наших внуки
Сильно двинулись вперед
Верим только лишь науке,
А наука, всегда почти, врёт.
Врёт проклятая наука,
Что бессмертья людям нет.
Врёт! И в том моя порука,
Что науке скоро капут.
Потому что нет науки,
А бессмертье людям есть
Я видал такие знаки.
Я слыхал такую весть.
Очень скучно было б миру,
Человеку и душе
Если б жил и бух в могилу!
И вот уже на том свете атташе.
<сентябрь 1937>
207
Гнев Бога поразил наш мир.
Гром с неба свет потряс. И трус
Не смеет пить вина. Смолкает брачный пир,
Чертог трещит, и потолочный брус
Ломает пол. Хор плачет лир.
168

Трус в трещину земли ползёт как червь.
Дрожит земля. Бег волн срывает вервь.
По водам прыгают разбитые суда.
Мир празднует порока дань. Суда
Ждёт жалкий трус, укрыв свой взор
От Божьих кар под корень гор, и стон,
Вой псов из душь людей, как сор
Несёт к нему со всех сторон —
Сюда ждёт жалкий труд удар,
Судьбы злой рок, ход времени и пар,
Томящий в жаркий день глаз, вид зовущий вновь
Зимы хлад, стужами входящий в нашу кровь.
Терпеть никто не мог такой раскол небес
Планет свирепый блеск и звёздный вихрь чудес
<кон. 1937 - нач. 1938>
208
Но сколько разных движений
Стремительно бегут к нему навстречу
К нему спешит другой помощник
И движется еще одна колесница.
Открывается окно
Смирно подходит к нему
слон. Вот он призрачный
голубчик. Вот он
призрачный голубчик.
Вот он призрачный
голубчик. Вот он
призрачный голубчик.
Вот он страданья
полный день. Нет пищи,
нет пищи, нет пищи.
Есть хочу. Ой ой ой!
Хочу есть. Хочу есть.
Вот моё слово.
Хочу накормить мою
169

жену. Хочу накормить
мою жену. Мы очень
голодаем.
Ах сколько чудных
есть вещей! Ах сколько
чудных есть вещей!
Вино и мясо. Вино и мясо.
Вино приятнее каши.
Бля, бля, бля!
Вино приятнее каши.
Верим бериг чериконфлинь!
Мясо лучше теста!
Мясо лучше теста!
Я ем только мясо и овощи.
Я пью только пиво и водку.
Чяки ряки!
Я не люблю русских женщин.
А русская женщина, да еще похудевшая,
да еще похудевшая
Фириньть перекринть!
Да еще похудевшая, —
Это дрянь!
Фу! фу! фу!
Это гадость!
Я люблю полных евреек!
Вот это прелесть!
Вот это прелесть!
Вот это,
Вот это,
Вот это прелесть!
Нахально веду себя я,
Я веду себя пренахально.
(Перепрыгни через бочку).
Я веду себя нахально,
Чяки, ряки!
Я люблю есть мясо,
Пить водку и пиво,
Есть мясо и овощи
и пить водку и пиво.
Фириньть перекиньть!
170

Я хочу есть мясо
И пить водку и пиво!
Вот как!
(Перепрыгни через бочку!)
3 января 1938 года
Гармоииус
209
СЛАДОСТРАСТНЫЙ ДРЕВОРУБ
Когда вдали сверкнули пилы
И прозвенели топоры —
Мне все подруги стали милы,
И я влюблён в них с той поры.
Подруги, милые подруги,
Приятно трогать вас рукой.
Вы так нежны! Вы так упруги!
Одна прекраснее другой!
Приятно трогать ваши груди,
Скользить губами вдоль ноги...
О помогите люди люди!
О Боже, Боже помоги!
24 августа 1938 года
Д.х.
210
Я долго думал об орлах
И понял многое:
Орлы летают в облаках,
Летают, никого не трогая.
Я понял, что живут орлы на скалах и в горах,
И дружат с водяными духами.
Я долго думал об орлах,
Но спутал, кажется, их с мухами.
15 марта 1939 года
171

211
В ночной пустынной тишине
Вдоль клумб и гряд в большом саду
Брабантов шел к моей жене
Дрожа от страсти на ходу.
Он даже снял воротничок
И расстегнул слегка жилет
И весь дрожал как старичок
Хотя он был в расцвете лет.
Б. д.

ПРОЗА И СЦЕНКИ
212
ИСТОРИЯ СДЫГР АППР
АндрейСеменович. Здравствуй, Петя.
Петр Павлович. Здравствуй, здравствуй. Guten Morgen
Куда несет?
Андрей Семенович протянул руку Петру Павловичу, а Петр
Павлович схватили руку Андрея Семеновича и так ее дернули, что
Андрей Семенович остался без руки и с испугу кинулся бежать.
Петр Павлович бежали за Андреем Семеновичем и кричали: «Я
тебе, мерзавцу, руку оторвал, а вот обожди, догоню, так и голову
оторву!»
Андрей Семенович неожиданно сделал прыжок и перескочил
канаву, а Петр Павлович не сумели перепрыгнуть канавы и
остались по сию сторону.
Андрей Семенович. Что? Не догнал?
Петр Павлович. А это вот видел? (И показывает руку
Андрея Семеновича.)
Андрей Семенович. Это моя рука!
Петр Павлович. Да-с, рука ваша! Чем махать будете?
Андрей Семенович. Платочком.
Петр Павлович. Хорош, нечего сказать! Одну руку в
карман сунул, и головы почесать нечем.
Андрей Семенович. Петя! Давай так: я тебе что-нибудь
дам, а ты мне мою руку отдай.
Петр Павлович. Нет, я руки тебе не отдам. Лучше и не
проси. А вот хочешь, пойдем к профессору Тартарелину, он тебя
вылечит.
Доброе утро (нем.).
173

Андрей Семенович прыгнул от радости и пошел к профессору
Тартарелину.
Андрей Семенович. Многоуважаемый профессор,
вылечите мою правую руку. Ее оторвал мой приятель Петр Павлович
и обратно не отдает.
Петр Павлович стояли в прихожей профессора и демонически
хохотали. Под мышкой у них была рука Андрея Семеновича,
которую они держали презрительно, наподобие портфеля.
Осмотрев плечо Андрея Семеновича, профессор закурил
трубку-папиросу и вымолвил:
— Это крупная шшадина.
Андрей Семенович. Простите, как вы сказали?
Профессор. Сшадина.
Андрей Семенович. Ссадина?
Профессор. Да, да, да. Шатина. Ша-ти-на!
АндрейСеменович. Хороша ссадина, когда и руки-то нет!
Из прихожей послышался смех.
Профессор. Ой! Кто там шмиётся?
Андрей Семенович. Это так просто. Вы не обращайте
внимания.
Профессор. Хо! Ш удовольствием. Хотите, что-нибудь
почитаем?
Андрей Семенович. А вы меня полечите.
Профессор. Да, да, да. Почитаем, а потом я вас полечу.
Садитесь.
Оба садятся.
Профессор. Хотите, я вам прочту свою науку?
Андрей Семенович. Пожалуйста! Очень интересно.
Профессор. Только я изложил ее в стихах.
Андрей Семенович. Это страшно интересно!
Профессор. Вот, хе-хе, я вам прочту отсюда досюда. Тут вот
о внутренних органах, а тут уже о суставах.
Петр Павлович (входя в комнату).
Здыгр апрр устр устр
Я несу чужую руку
174

Здыгр апрр устр устр
Где профессор Тартарелнн?
Здыгр апрр устр устр
Где приемные часы?
Если эти пробрякушки
С двумя гирями до полу
Эти часики старушки
пролетели параболу
Здыгр апрр устр устр
Ход часов нарушен мною
им в замену карабистр
на подставке здыгр аппр
с бесконечною рукою
приспособленной как стрелы
от минуты за другою
в путь несется погорелый
А под белым циферблатом
блин мотает устр устр
и закутанный халатом
восседает карабистр
он приёмные секунды
смотрит в двигатель размерен
чтобы время не гуляло
где профессор Тартарелин,
Где Андрей Семеныч здыгр
Однорукий здыгр апрр
лечит здыгр апрр устр
приспосабливает руку
приколачивает пальцы
Здыгр апрр прибивает
здыгр апрр устр бьёт.
ПрофессорТартарелин. Это вы искалечили гражданина,
П. П.?
Петр Павлович. Руки вырвал из манжеты.
Андрей Семенович. Бегал следом.
Профессор. Отвечайте.
Петр Павлович смеётся.
Карабистр. Гвиндалея!
175

Петр Павлович. Карабистр!
Карабистр. Гвиндалан.
Профессор. Расскажите, как было дело.
Андрей Семенович.
Шел я по полю намедни
и внезапно вижу Петя
мне навстречу идет спокойно
и, меня как будто не заметя,
хочет мимо проскочить.
Я кричу ему: ах Петя!
Здравствуй Петя мой приятель,
ты как видно не заметил,
что иду навстречу я.
Петр Павлович.
Но господство обстоятельств
и скрещение событий
испокон веков доныне
нами правит как детьми
морит голодом в пустыне
хлещет в комнате плетьми.
Профессор. Так-так, — это понятно. Стечение
обстоятельств. Это верно. Закон.
Тут вдруг Петр Павлович наклонились к профессору и
откусили ему ухо. Андрей Семенович побежал за милиционером, а Петр
Павлович бросили на пол руку Андрея Семеновича, положили на
стол откушенное ухо профессора Тартарелина и незаметно ушли
по черной лестнице.
Профессор лежал на полу и стонал.
— Ой-ой-ой, как больно! — стонал профессор. — Моя рана
горит и исходит соком. Где найдется такой сострадательный
человек, который промоет мою рану и зальет ее коллодием?!
Был чудный вечер. Высокие звезды, расположенные на небе
установленными фигурами, светили вниз. Андрей Семенович, дыша
полною грудью, тащил двух милиционеров к дому профессора
Тартарелина. Помахивая своей единственной рукой, Андрей
Семенович рассказывал о случившемся.
Милиционер спросил Андрея Семеновича:
— Как зовут этого проходимца?
176

Андрей Семенович не выдал своего товарища и даже не
сказал его имени.
Тогда оба милиционера спросили Андрея Семеновича:
— Скажите нам, вы его давно знаете?
— С маленьких лет, когда я был еще вот таким, — сказал Андрей
Семенович.
— А как он выглядит? — спросили милиционеры.
— Его характерной чертой является длинная черная борода, —
сказал Андрей Семенович.
Милиционеры остановились, подтянули потуже свои кушаки и,
открыв рты, запели протяжными ночными голосами:
Ах как это интересно
Был приятель молодой,
А подрос когда приятель
Стал ходить он с бородой.
— Вы обладаете очень недурными голосами, разрешите
поблагодарить вас, — сказал Андрей Семенович и протянул
милиционерам пустой рукав, потому что руки не было.
— Мы можем и на научные темы поговорить, — сказали
милиционеры хором.
Андрей Семенович махнул пустышкой.
— Земля имеет семь океянов, — начали милиционеры. —
Научные физики изучали солнечные пятна и привели к
заключению, что на планетах нет водорода, и там неумест<н>о какое-либо
сожительство.
В нашей атмосфере имеется такая точка, которая всякий центр
зашибет.
Английский крематорий Альберт Эйнштейн изобрел такую
махинацию, через которую всякая штука относительна.
— О, любезные милиционеры! — взмолился Андрей
Семенович, — бежимте скорее, а не то мой приятель окончательно убьет
профессора Тартарелина.
Одного милиционера звали Володя, а другого Сережа. Володя
схватил Сережу за руку, а Сережа схватил Андрея Семеновича за
рукав, и они все втроем побежали.
— Глядите, три институтки бегут! — кричали им вслед
извозчики. Один даже хватил Сережу кнутом по заднице.
— Постой! На обратном пути ты мне штраф заплотишь! —
177

крикнул Сережа, не выпуская из рук Андрея Семеновича.
Добежав до дома профессора, все трое сказали:
— Тпррр! — и остановились.
— По лестнице, в третий этаж! — скомандовал Андрей
Семенович.
— НосЫ — крикнули милиционеры и кинулись по лестнице.
Моментально высадив плечом дверь, они ворвались в кабинет
профессора Тартарелина.
Профессор Тартарелин сидел на полу, а жена профессора
стояла перед ним на коленях и пришивала профессору ухо розовой
шелковой ниточкой. Профессор держал в руках ножницы и
вырезал платье на животе своей жены. Когда показался голый
женин живот, профессор потер его ладонью и посмотрел в него, как в
зеркало.
— Куда шьешь? Разве не видишь, что одно ухо выше другого
получилось? — сказал сердито профессор.
Жена отпорола ухо и стала пришивать его заново.
Голый женский живот, как видно, развеселил профессора. Усы
его ощетинились, а глазки заулыбались.
— Катенька, — сказал профессор, — брось пришивать ухо где-
то сбоку, пришей мне его лучше к щеке.
Катенька, жена профессора Тартарелина, терпеливо отпорола ухо
во второй раз и принялась пришивать его к щеке профессора.
— Ой, как щекотно! Ха-ха-ха! Как щекотно! — смеялся
профессор, но вдруг, увидя стоящих на пороге милиционеров, замолчал
и сделался серьезным.
Милиционер Сережа. Где здесь пострадавший?
Милиционер Володя. Кому здесь откусили ухо?
Профессор (поднимаясь на ноги). Господи! Я — человек,
изучающий науку вот уже, слава Богу, 56 лет, ни в какие другие дела
не вмешиваюсь. Если вы думаете, что мне откусили ухо, то вы
жестоко ошибаетесь. Как видите, у меня оба уха целы. Одно,
правда, на щеке, но такова моя воля.
МилиционерСережа. Действительно, верно, оба уха
налицо.
Милиционер Володя. У моего двоюродного брата так
брови росли под носом.
Вверх (нем.).
178

Милиционер Сережа. Не брови, а просто усы.
Карабистр. Фасфалакат!
Профессор. Приемные часы окончены.
Жена профессора. Пора спать.
Андрей Семенович (входя). Половина двенадцатого.
Милиционеры хором. Покойной ночи.
Эхо. Спите сладко.
Профессор ложится на пол, остальные тоже ложатся и засыпают.
СОН
Тихо плещет океян
скалы грозные ду ду
тихо светит океян
человек поёт в дуду
тихо по морю бегут
страха белые слоны
рыбы скользкие поют
звёзды падают с луны
домик слабенький стоит
двери настежь распахнул
печи тёплые сулит
в доме дремлет караул.
А на крыше спит старуха
на носу ее кривом
тихим ветром плещет ухо
дует волосы кругом
А на дереве кукушка
сквозь очки глядит на север
не гляди моя кукушка
не гляди всю ночь на север
там лишь ветер карабистр
время в цифрах бережет
там лишь ястреб сдыгр устр
себе добычу стережет
Петр Павлович.
Кто-то тут впотьмах уснул
шарю, чую, стол и стул
натыкаюсь на комод
179

вижу древо бергамот
я спешу, Срываю груши
что за дьявол! Это уши!
Я боюсь бегу направо
предо мной стоит дубрава
я обратно так и сяк
натыкаюсь на косяк
ноги гнутся, тянут лечь
думал двери — это печь
прыгнул влево — там кровать
Помогите!..
Профессор (просыпаясь). Ать?..
АндрейСеменович (вскакивая). Ффу! Ну и сон же видел,
будто нам все уши пообрывали. (Зажигает свет.)
Оказывается, что, пока все спали, приходили Петр Павлович и обрезали всем уши.
Замечание милиционера Сережи.
Сон в руку.
Март — апрель 1929
213
ВЕЩЬ
Мама, папа и прислуга по названию Наташа сидели за столом
и пили.
Папа был несомненно забулдыга. Даже мама смотрела на него
свысока. Но это не мешало папе быть очень хорошим человеком.
Он очень добродушно смеялся и качался на стуле. Горничная
Наташа, в наколке и передничке, всё время невозможно смеялась.
Папа веселил всех своей бородой, но горничная Наташа
конфузливо опускала глаза, изображая этим, что она стесняется.
Мама, высокая женщина с большой прической, говорила
лошадиным голосом. Мамин голос трубил в столовой, отзываясь на дворе
и в других комнатах.
Выпив по первой рюмочке, все на секунду замолчали и поели
колбасу. Немного погодя все опять заговорили.
Вдруг, совершенно неожиданно, в дверь кто-то постучал. Ни папа,
180

ни мама, ни горничная Наташа не могли догадаться, кто это стучит
в двери.
— Как это странно, — сказал папа. — Кто бы там мог
стучать в дверь?
Мама сделала соболезнующее лицо и не в очередь налила себе
вторую рюмочку, выпила и сказала: «Странно».
Папа ничего не сказал плохого, но налил себе тоже рюмочку,
выпил и встал из-за стола.
Ростом был папа невысок. Не в пример маме. Мама была
высокой, полной женщиной с лошадиным голосом, а папа был
просто её супруг. В добавление ко всему прочему папа был веснущат.
Он одним шагом подошел к двери и спросил:
— Кто там?
— Я, — сказал голос за дверью. Тут же открылась дверь и
вошла горничная Наташа, вся смущенная и розовая. Как цветок.
Как цветок.
Папа сел.
Мама выпила еще.
Горничная Наташа и другая, как цветок, зарделись оть стыда.
Папа посмотрел на них и ничего плохого не сказал, а только
выпил, так же как и мама.
Чтобы заглушить неприятное жжение во рту, папа вскрыл
банку консервов с раковым паштетом. Все были очень рады, ели до утра.
Но мама молчала, сидя на своем месте. Это было очень неприятно.
Когда папа собирался что-то спеть, стукнуло окно. Мама
вскочила с испуга и закричала, что она ясно видела, как с улицы в окно
кто-то заглянул. Другие уверяли маму, что это невозможно, так как
их квартира в третьем этаже и никто с улицы посмотреть в окно
не может, для этого нужно быть великаном или Голиафом.
Но маме взбрела в голову крепкая мысль. Ничто на свете не
могло ее убедить, что в окно никто не смотрел.
Чтобы успокоить маму, ей налили еще одну рюмочку. Мама
выпила рюмочку. Папа тоже налил себе и выпил.
Наташа и горничная, как цветок, сидели, потупив глаза от
конфуза.
— Не могу быть в хорошем настроении, когда на нас смотрят с
улицы через окно, — кричала мама.
Папа был в отчаянии, не зная, как успокоить маму. Он сбегал
даже на двор, пытаясь заглянуть оттуда хотя бы в окно второго
181

этажа. Конечно, он не смог дотянуться. Но маму это нисколько не
убедило. Мама даже не видела, как папа не мог дотянуться до окна
всего лишь второго этажа.
Окончательно расстроенный всем этим, папа вихрем влетел в
столовую и залпом выпил две рюмочки, налив рюмочку и маме. Мама
выпила рюмочку, но сказала, что пьёт только в знак того, что
убеждена, что в окно кто-то посмотрел.
Папа даже руками развел.
— Вот, — сказал он маме и, подойдя к окну, растворил настежь
обе рамы.
В окно попытался влезть какой-то человек в грязном воротничке
и с ножом в руках. Увидя его, папа захлопнул рамы и сказал:
— Никого нет там.
Однако человек в грязном воротничке стоял за окном и
смотрел в комнату и даже открыл окно и вошел.
Мама была страшно взволнована. Она грохнулась в истерику,
но, выпив немного предложенного ей папой и закусив грибком,
успокоилась.
Вскоре и папа пришел в себя. Все опять сели к столу и
продолжали пить.
Папа достал газету и долго вертел ее в руках, ища, где верх и
где низ. Но сколько он ни искал, так и не нашел, а потому отложил
газету в сторону и выпил рюмочку.
— Хорошо, — сказал папа, — но не хватает огурцов.
Мама неприлично заржала, отчего горничные сильно
сконфузились и принялись рассматривать узор на скатерти.
Папа выпил еще и вдруг, схватив маму, посадил ее на буфет.
У мамы взбилась седая пышная прическа, на лице проступили
красные пятна, и, в общем, рожа была возбужденная.
Папа подтянул свои штаны и начал тост.
Но тут открылся в полу люк, и оттуда вылез монах.
Горничные так переконфузились, что одну начало рвать.
Наташа держала свою подругу за лоб, стараясь скрыть безобразие.
Монах, который вылез из-под пола, прицелился кулаком в
папино ухо, да как треснет!
Папа так и шлепнулся на стул, не окончив тоста.
Тогда монах подошёл к маме и ударил ее как-то снизу, — не
то рукой, не то ногой.
Мама принялась кричать и звать на помощь.
182

А монах схватил за шиворот обеих горничных и, помотав ими
по воздуху, отпустил.
Потом, никем не замеченный, монах скрылся опять под пол,
закрыв за собою люк.
Очень долго ни мама, ни папа, ни горничная Наташа не могли
прийти в себя. Но потом, отдышавшись и приведя себя в порядок,
они все выпили по рюмочке и сели за стол закусить шинкованной
капусткой.
Выпив еще по рюмочке, все посидели, мирно беседу<я>.
Вдруг папа побагровел и принялся кричать.
— Что! Что! — кричал папа. — Вы считаете меня за
мелочного человека! Вы смотрите на меня как на неудачника! Я вам не
приживальщик! Сами вы негодяи!
Мама и горничная Наташа выбежали из столовой и заперлись
на кухне.
— Пошел, забулдыга! Пошел, чертово копыто! — шептала мама
в ужасе окончательно сконфуженной Наташе.
А папа сидел в столовой до утра и орал, пока не взял папку с
делами, одел белую фуражку и скромно пошел на службу.
31 мая 1929 года
214
Давайте посмотрим в окно: там увидим рельсы, идущие в одну
и в другую сторону. По рельсам ходят трамваи. В трамваях сидят
люди и считают по пальцам, сколько футов они проехали, ибо плата
за проезд взымается по футам. Теперь посмотрим ц трубу: там
заметим небольшую лепёшечку, то светлую, то тёмную. Господа, это
не лепёшечка, а шар.
В это время на дощечке стояли три предмета: графин, болид и
человек в синем галс<т>уке.
Графин сказал: Господа же, посмотрим в мемецкую землю.
Где? — рухнул болид.
На том шаре, который виден в трубу, — сказал графин. — Этот
шар есть земля.
Человек: Я житель земли.
Болид: Я житель пространства.
Графин: А я житель рая.
183

Все три замолчали и мимо них никто не прошел, не проехал и
не пролетел.
Графин сказал:
— О Че! О Чело! О Челоче! скажи мне как у вас живут? Что
делают?
Человек сказал, открывая рот:
Я человек с Земли. Вы это все знаете. Я не мемец. Я сосед
мемцев — я русский. Меня зовут Григорьев. Хотите я вам всё
расскажу?
Из воды вышли три мужика и крикнули, топнув ногами:
Пожалуйсто!
Человек начал:
Вот я прихожу в кооператив и говорю: дайте мне вот ту баночку
с кильками. А мне говорят: Килек нет, это пустые банки. Я им
говорю: Да что же это вы головы морочите. А они мне отвечают:
Это не от нас. А от кого же? Это от недостатка продуктов, потому
что весь парнокопытный скот угнали киргизы. А овощи есть? —
спросил я. Нет и овощей. Раскупили. Молчи Григорьев.
Человек закончил:
Я Григорьев замолчал
С этих пор несу трубу
Я смотрю в неё смотрю
вижу дым грядущих труб.
всё.
1930
215
УТРО
Да, сегодня я видел сон, о собаке.
Она лизала камень, а потом побежала к реке и стала смотреть
в воду.
Она там видела что-нибудь?
Зачем она смотрит в воду?
Я закурил папиросу. Осталось ещё только две.
Я выкурю их, и больше у меня нет.
И денег нет.
Где я буду сегодня обедать?
184

Утром я могу выпить чай: у меня есть еще сахар и булка. Но
папирос уже не будет. И обедать негде.
Надо скорее вставать. Уже половина третьего.
Я закурил вторую папиросу и стал думать, как бы мне сегодня
пообедать.
Фома в семь часов обедает в Доме Печати. Если придти в Дом
Печати ровно в семь часов, встретить там Фому и сказать ему:
«Слушай, Фома Антоныч, я хотел бы, чтобы ты накормил меня
сегодня обедом. Я должен был получить сегодня деньги, но в
сберегательной кассе нет денег». Можно занять десятку у профессора.
Но профессор, пожалуй, скажет: «Помилуйте, я вам должен, а вы
занимаете. Но сейчас у меня нет десяти. Я могу дать вам только три».
Или нет, профессор скажет: «У меня сейчас нет ни копейки». Или
нет, профессор скажет не так, а так: «Вот вам рубль, и больше я вам
ничего не дам. Ступайте и купите себе спичек».
Я докурил папиросу и начал одеваться.
Звонил Володя. Татьяна Александровна сказала про меня, что
она не может понять, что во мне от Бога и что от дурака.
Я надел сапоги. На правом сапоге отлетает подметка.
Сегодня воскресение.
Я иду по Литейному мимо книжных магазинов. Вчера я просил
о чуде. Да-да, вот если бы сейчас произошло чудо.
Начинает идти полуснег-полудождь. Я останавливаюсь у
книжного магазина и смотрю на витрину. Я прочитываю десять
названий книг и сейчас же их забываю.
Я лезу в карман за папиросами, но вспоминаю, что у меня их
больше нет.
Я делаю надменное лицо и быстро иду к Невскому, постукивая
тросточкой.
Дом на углу Невского красится в отвратительную желтую
краску. Приходится свернуть на дорогу. Меня толкают встречные люди.
Они все недавно приехали из деревень и не умеют еще ходить по
улицам. Очень трудно отличить их грязные костюмы и лица.
Они топчутся во все стороны, рычат и толкаются.
Толкнув нечаянно друг друга, они не говорят «простите», а кричат
друг другу бранные слова.
На Невском страшная толчея на панелях. На дороге же
довольно тихо. Изредка проезжают грузовики и грязные легковые
автомобили.
185

Трамваи ходят переполненные. Люди висят на подножках. В
трамвае всегда стоит ругань. Все говорят друг другу «ты». Когда
открывается дверца, то из вагона на площадку веет теплый и
вонючий воздух. Люди вскакивают и соскакивают в трамвай на ходу. Но
этого делать еще не умеют и скачут задом наперед. Часто кто-нибудь
срывается и с ревом и руганью летит под трамвайные колеса.
Милиционеры свистят в свисточки, останавливают вагоны и
штрафуют прыгнувших на ходу. Но как только трамвай трогается, бегут
новые люди и скачут на ходу, хватаясь левой рукой за поручни.
Сегодня я проснулся в два часа дня. Я лежал на кровати до
трех, не в силах встать. Я обдумывал свой сон: почему собака
посмотрела в реку и что она там увидела. Я уверял себя, что это очень
важно — обдумать сон до конца. Но я не мог вспомнить, что я
видел дальше во сне, и я начинал думать о другом.
Вчера вечером я сидел за столом и много курил. Передо мной
лежала бумага, чтобы написать что-то. Но я не знал, что мне надо
написать. Я даже не знал, должны быть это стихи, или рассказ, или
рассуждение. Я ничего не написал и лег спать. Но я долго не спал.
Мне хотелось узнать, что я должен был написать. Я перечислял в
уме все виды словесного искусства, но я не узнал своего вида. Это
могло быть одно слово, а может быть, я должен был написать целую
книгу. Я просил Бога о чуде, чтобы я понял, что мне нужно написать.
Но мне начинало хотеться курить. У меня оставалось всего
четыре папиросы. Хорошо бы хоть две, нет, три оставить на утро.
Я сел на кровать и закурил.
Я просил Бога о каком-то чуде.
Да-да, надо чудо. Все равно какое чудо.
Я зажег лампу и посмотрел вокруг. Все было по-прежнему.
Но ничего и не должно было измениться в моей комнате.
Должно измениться что-то во мне.
Я взглянул на чась{. Три часа семь минут. Значит, спать я
должен по крайней мере до половины двенадцатого. Скорей спать.
Я потушил лампу и лег.
Нет, я должен лечь на левый бок.
Я лег на левый бок и стал засыпать.
Я смотрю в окно и вижу, как дворник метет улицу.
Я стою рядом с дворником и говорю ему, что, прежде чем
написать что-либо, надо знать слова, которые надо писать.
По моей ноге скачет блоха.
186

Я лежу лицом на подушке с закрытыми глазами и стараюсь
заснуть. Но слышу, как скачет блоха, и слежу за ней. Если я
шевельнусь, я потеряю сон.
Но вот я должен поднять руку и пальцем коснуться лба. Я
поднимаю руку и касаюсь пальцем лба. И сон прошел.
Мне хочется перевернуться на правый бок, но я должен лежать
на левом.
Теперь блоха ходит по спине. Сейчас она укусит.
Я говорю: Ох, ох.
Закрытыми глазами я вижу, как блоха скачет по простыне,
забирается в складочку и там сидит смирно, как собачка.
Я вижу всю мою комнату, но не сбоку, не сверху, а всю сразу,
зараз. Все предметы оранжевые.
Я не могу заснуть. Я стараюсь ни о чем не думать. Я
вспоминаю, что это невозможно, и стараюсь не напрягать мысли. Пусть
думается о чем угодно. Вот я думаю об огромной ложке и
вспоминаю басню о татарине, который видел во сне кисель, но забыл взять
в сон ложку. А потом видел ложку, но забыл... забыл... забыл...
Это я забыл, о чем я думал. Уж не сплю ли я? Я открыл для
проверки глаза.
Теперь я проснулся. Как жаль, ведь я уже засыпал и забыл, что
это мне так нужно. Я должен снова стараться заснуть. Сколько
усилий пропало зря. Я зевнул.
Мне стало лень засыпать.
Я вижу перед собой печку. В темноте она выглядит
темно-зеленой. Я закрываю глаза. Но печку видеть продолжаю. Она
совершенно темно-зеленая. И все предметы в комнате
темно-зеленые. Глаза у меня закрыты, но я моргаю, не открывая глаз.
«Человек продолжает моргать с закрытыми глазами, — думаю
я. — Только спящий не моргает».
Я вижу свою комнату и вижу себя, лежащего на кровати. Я покрыт
одеялом почти с головой. Едва только торчит лицо.
В комнате всё серого тона.
Это не цвет, это только схема цвета. Вещи загрунтованы для
красок. Но краски сняты. Но эта скатерть на столе хоть и серая,
а видно, что она на самом деле голубая. И этот карандаш хоть и
серый, а на самом деле он желтый.
— Заснул, — слышу я голос.
25 октября 1931 года, воскресение
187

216
Прежде чем придти к тебе, я постучу в твоё окно. Ты увидишь
меня в окне. Потом я войду в дверь, и ты увидишь меня в дверях.
Потом я войду в твой дом, и ты узнаешь меня. И я войду в тебя, и
никто, кроме тебя, не увидит и не узнает меня.
Ты увидишь меня в окне. | 1
Ты увидишь меня в дверях.
<1931>
217
Я один. Каждый вечер Александр Иванович куда-нибудь уходит
и я остаюсь один. Хозяйка ложится рано спать и запирает свою
комнату. Соседи спят за четырьмя дверями, и только я один сижу
в своей маленькой комнатке и жгу керосиновую лампу.
Я ничего не делаю: собачий страх находит на меня. Эти дни я
сижу дома, потому что я простудился и получил грипп. Вот уже неделя
держится небольшая температура и болит поясница.
Но почему болит поясница, почему неделю держится
температура, чем я болен и что мне надо делать? Я думаю об этом,
прислушиваюсь к своему телу и начинаю пугаться. От страха сердце
начинает дрожать, ноги холодеют и страх хватает меня за затылок. Я
только теперь понял, что это значит. Затылок сдавливают снизу и
кажется: ещё немножко, и сдавят всю голову сверху, тогда утеряется
способность отмечать свои состояния и ты сойдешь с ума. Во всем
теле начинается слабость, и начинается она с ног. И вдруг
мелькает мысль: а что, если это не от страха, а страх от этого. Тогда
становится еще страшнее. Мне даже не удается отвлечь мысли в
сторону. Я пробую читать. Но то, что я читаю, становится вдруг
прозрачным и я опять вижу свой страх. Хоть бы Александр
Иванович пришёл скорее! Но раньше, чем через два часа, его ждать нечего.
Сейчас он гуляет с Еленой Петровной и объясняет ей свои
взгляды на любовь.
<1932>
188

218
Мы жили в двух комнатах. Мой приятель занимал комнату
поменьше, я же занимал довольно большую комнату, в три окна.
Целые дни моего приятеля не было дома, и он возвращался в свою
комнату, только чтобы переночевать. Я же почти всё время сидел
в своей комнате, и если выходил, то либо на почту, либо купить себе
что-нибудь к обеду. Вдобавок я заполучил сухой плеврит, и это ещё
больше удерживало меня на месте.
Я люблю быть один. Но вот прошёл месяц и мне моё
одиночество надоело. Книга не развлекала меня, а садясь за стол, я часто
просиживал подолгу, не написав ни строчки. Я опять брался за книгу,
а бумага оставалась чистой. Да ещё это болезненное состояние!
Одним словом, я начал скучать.
Город, в котором я жил в это время, мне совершенно не нравился.
Он стоял на горе и всюду открывались открыточные виды. Эти виды
мне так опротивели, что я даже рад был сидеть дома. Да,
собственно, кроме почты, рынка и магазина, мне и ходить-то было некуда.
И так, я сидел дома как затворник.
Были дни, когда я ничего не ел. Тогда я старался создать себе
радостное настроение. Я ложился на кровать и начинал
улыбаться. Я улыбался по двадцати минут зараз, но потом улыбка
переходила в зевоту. Это было очень неприятно. Я приоткрывал рот
настолько, чтобы только улыбнуться, а он открывался шире, и я зевал.
Я начинал мечтать.
Я видел перед собой глиняный кувшин с молоком и куски
свежего хлеба. А сам я сижу за столом и быстро пишу. На столе, на
стульях и на кровати лежат листы исписанной бумаги. А я пишу
дальше, подмигиваю и улыбаюсь своим мыслям. И как приятно, что
рядом хлеб, и молоко, и ореховая шкатулочка с табаком!
Я открыл окно и смотрел в сад. У самого дома росли жёлтые
и лиловые цветы. Дальше рос табак и стоял большой военный
каштан. А там начинался фруктовый сад.
Было очень тихо, и только под горой пели поезда.
Сегодня я ничего не мог делать. Я ходил по комнате, потом
садился за стол, но вскоре вставал и пересаживался на кресло-
качалку. Я брал книгу, но тотчас же отбрасывал её и принимался
опять ходить по комнате.
Мне вдруг казалось, что я забыл что-то, какой-то случай или
важное слово.
189

Я мучительно вспоминал это слово, и мне даже начинало
казаться, что это слово начиналось на букву М. Ах нет! совсем не на
М, а на Р.
Разум? радость? рама? ремень? Или: Мысль? Мука? Материя?
Нет, конечно на букву Р, если это только слово!
Я варил себе кофе и пел слова на букву Р. О, сколько слов
сочинил я на эту букву! Может быть, среди них было и то, но я не
узнал его, я принял его за такое же, как и все другие.
А может быть, того слова и не было.
<1932 - 1933>
219
Дорогой Никандр Андреевич,
получил твоё письмо и сразу понял, что оно от тебя. Сначала
подумал, что оно вдруг не от тебя, но как только распечатал, сразу
понял, что от тебя, а то было подумал, что оно не от тебя. Я рад, что
ты уже давно женился, потому что когда человек женится на том, на
ком он хотел жениться, то, значит, он добился того, чего хотел. И вот
я очень рад, что ты женился, потому что когда человек женится на том,
на ком хотел, то значит он добился того, чего хотел. Вчера я
получил твоё письмо и сразу подумал, что это письмо от тебя, но потом
подумал, что, кажется, что не от тебя, но распечатал и вижу — точно
от тебя. Очень хорошо сделал, что написал мне. Сначала не писал,
а потом вдруг написал, хотя ещё раньше, до того как некоторое время
не писал, — тоже писал. Я сразу как получил твое письмо, сразу
решил, что оно от тебя, и, потом, я очень рад, что ты уже женился. А то,
если человек захотел жениться, то ему надо во что бы то ни стало
жениться. Поэтому я очень рад, что ты наконец женился именно на
том, на ком и хотел жениться. И очень хорошо сделал, что написал
мне. Я очень обрадовался, как увидел твоё письмо, и сразу даже
подумал, что оно от тебя. Правда, пока распечатывал, то мелькнула
такая мысль, что оно не от тебя, но потом всё-таки я решил, что оно
от тебя. Спасибо, что написал. Благодарю тебя за это и очень рад за
тебя. Ты, может быть, не догадываешься, почему я так рад за тебя, но
я тебе сразу скажу, что рад я за тебя потому, потому что ты
женился, и именно на том, на ком и хотел жениться. А это, знаешь, очень
хорошо жениться именно на том, на ком хочешь жениться, потому что
190

тогда именно и добиваешься того, чего хотел. Вот именно поэтому я
так рад за тебя. А также рад и тому, что ты написал мне письмо. Я
ещё издали решил, что письмо от тебя, а как взял в руки, так
подумал: а вдруг не от тебя? А потом думаю: да нет, конечно, от тебя. Сам
распечатываю письмо и в то же время думаю: от тебя или не от тебя?
От тебя или не от тебя? Ну, а как распечатал, то и вижу, что от тебя.
Я очень обрадовался и решил тоже написать тебе письмо. О
многом надо сказать, но буквально нет времени. Что успел, написал тебе
в этом письме, а остальное потом напишу, а то сейчас совсем нет
времени. Хорошо, по крайней мере, что ты написал мне письмо.
Теперь я знаю, что ты уже давно женился. Я и из прежних писем
знал, что ты женился, а теперь опять вижу: совершенно верно, ты
женился. И я очень рад, что ты женился и написал мне письмо. Я
сразу, как увидел твое письмо, так и решил, что ты опять женился.
Ну думаю, это хорошо, что ты опять женился и написал мне об этом
письмо. Напиши мне теперь, кто твоя новая жена и как это всё
вышло. Передай привет твоей новой жене.
Даниил Хармс
25 сентября и октября 1933 года
220
охотники
Козлов. Хочешь закурить?
О к нов. Нет.
Козлов. Хочешь, я тебе принесу вон ту вон штуку?
Окнов. Нет.
Козлов. Может быть, хочешь, я тебе расскажу что-нибудь
смешное?
Окнов. Нет.
Козлов. Ну хочешь пить? У меня вот тут вот есть чай с
коньяком.
Окнов. Мало того, что я тебя сейчас этим камнем по затылку
ударил, я тебе еще оторву ногу.
Петраков и Мотыльков. Что вы делаете? Что вы
делаете?
Козлов. Приподнимите меня с земли.
Мотыльков. Ты не волнуйся, рана заживет.
191

Козлов. А где Окнов?
О к но в (отрывая Козлову ногу). Я тут, недалеко.
Козлов. Ох матушки! Сеа-па-си!
Петраков и Мотыльков. Никак он ему и ногу оторвал!
Окнов. Оторвал и бросил её вон туда.
Мотыльков. Злодейство!
Окнов. Как?
Мо ты ль ко в. Никак.
Козлов. Как же я дойду до дома?
Петраков. Не беспокойся, мы тебе приделаем деревяшку.
Мотыльков. Ты на одной ноге стоять можешь?
Козлов. Могу, но не очень.
Мотыльков. Ну мы тебя поддержим.
Окнов. Пустите меня к нему!
Мотыльков. Ой нет, лучше уходи.
Окнов. Нет, пустите! пустите! пусти... Вот что я хотел сделать!
Петраков и Мотыльков. Какой ужас?
Окнов. Ха-ха-ха!
Мотыльков. А где же Козлов?
Петраков. Он уполз в кусты.
Мотыльков. Козлов, ты тут?
Козлов. Шаша.
Мотыльков. Вон ведь до чего дошел!
Петраков. Человек не игрушка!
Мотыльков. Кого на помощь позовем?
Я в этом деле новичёк.
Петраков. Вы зацепились рукавом за
незначительный сучёк.
Мотыльков. Моя природа ездить по балам
Окнов. А мы природу пополам
Занавес
<1933>
221
Воронин (вбегая).
Остановка истории!
Люди бегут по улице!
На Неве стреляют из пушек!
192

Степанов (подскакивая на стуле).
Которое сегодня число?
Воронин. Девятнадцатое марта!
Степанов (падая на пол).
Проспал! Проспал!
<1933>
222
Один монах вошёл в склеп к покойникам и крикнул: «Христос
воскресе!» А он<и> ему все хором: «Воистину воскресе!»
всё
<1933>
223
Тут все начали говорить по-своему.
Хвилищевский подошёл к дереву и поцарапал кору. Из коры
выбежал муравей и упал на землю. Хвилищевский нагнулся, но
муравья не было видно.
В это время Факиров ходил взад и вперёд. Лицо Факирова
было строго, даже грозно. Факиров старался ходить по прямым, а
когда доходил до дома, то делал сразу резкий поворот.
Хвилищевский всё еще стоял у дерева и смотрел на кору сквозь
пенснэ своими близорукими глазами. Шея Хвилищевского была
тонкая и морщинистая.
Тут все начали говорить о числах.
Хвилищевский уверял, что ему известно, что такое число, что если
его написать по-китайски сверху вниз, то оно будет похоже на
булочника.
— Ерунда, — сказал Факиров, — почему на булочника?
— А вы испробуйте и тогда сами убедитесь, — сказал
Хвилищевский, проглотив слюну, отчего его воротничок подпрыгнул, а
галстук съехал на сторону.
— Ну, какое же число? — спросил Факиров, доставая
карандаш.
7 «...Сборище друзей...», т. 2 -J93

— Позвольте, это число я держу в тайне, — сказал Хвилищев-
ский.
Неизвестно, чем бы это всё кончилось, но тут вошёл Уемов и
принёс много новостей.
Факиров сидел в своём синем бархатном жилете и курил трубку.
Числа, такая важная часть природы! И рост и действие, всё число.
А слово — это сила.
Число и слово — наша мать.
5 октября <1933 - 1934>
224
Старичёк чесался обеими руками.Там, где нельзя было достать
двумя руками, старичёк чесался одной, но зато быстро-быстро. И
при этом быстро мигал глазами.
Из паровозной трубы шёл пар или так называемый дым. И
нарядная птица, влетая в этот дым, вылетала из него обсаленной и
помятой.
Хвилищевский ел клюкву, стараясь не морщиться. Он ждал, что
все скажут: какая сила характера! Но никто не сказал ничего.
Было слышно, как собака обнюхивала дверь. Хвилищевский
зажал в кулаке зубную щетку и таращил глаза, чтобы лучше
слышать. «Если собака войдет, — думал Хвилищевский, — я ударю
её этой костяной ручкой прямо в висок!»
...Из коробки вышли какие-то пузыри. Хвилищевский на
цыпочках удалился из комнаты и тихо прикрыл за собою дверь. «Черт
с ней! — сказал себе Хвилищевский. — Меня не касается, что в
ней лежит. В самом деле! Черт с ней!»
194

Хвилищевский хотел крикнуть: «Не пущу!» Но язык как-то
подвернулся и вышло: «Не пустю». Хвилищевский прищурил
правый глаз и с достоинством вышел из залы. Но ему всё-таки
показалось, что он слышал, как хихикнул Цуккерман.
<1933 - 1934>
225
О РАВНОВЕСИИ
Теперь все знают, как опасно глотать камни.
Один даже мой знакомый сочинил такое выражение: «Кавео»,
что значит: «Камни внут<р>ь опасно». И хорошо сделал.
«Кавео» легко запомнить и как потребуется, так и вспомнишь сразу.
А служил этот мой знакомый истопником на паровозе. То по
северной ветви ездил, а то в Москву. Звали его Николай
Иванович Серпухов, а курил он папиросы «Ракета», 35 коп. коробка, и
всегда говорил, что от них он меньше кашлем страдает, а от
пятирублёвых, говорит, я всегда задыхаюсь.
И вот случилось однажды Николаю Ивановичу попасть в
Европейскую гостиницу, в ресторан. Сидит Николай Иванович за
столиком, а за соседним иностранцы сидят и яблоки жрут.
Вот тут-то Николай Иванович и сказал себе: «Интересно, —
сказал себе Николай Иванович, — как человек устроен».
Только это он себе сказал, откуда ни возьмись, появляется
перед ним фея и говорит:
— Чего тебе, добрый человек, нужно?
Ну конечно в ресторане происходит движение, откуда, мол, эта
неизвестная дамочка возникла. Иностранцы так даже и яблоки
жрать перестали.
Николай-то Иванович и сам не на шутку струхнул и говорит
просто так, чтобы только отвязаться:
— Извините, говорит, особого такого ничего мне не
требуется.
— Нет, — говорит неизвестная дамочка. — Я, говорит, что
называется, фея. Одним моментом, что угодно, смастерю.
Только видит Николай Иванович, что какой-то гражданин в
серой паре внимательно к их разговору прислушивается. А в от-

крытые двери метрдотель бежит, а за ним ещё какой-то субъект с
папироской во рту.
«Что за черт! — думает Николай Иванович. — Неизвестно, что
получается».
А оно и действительно неизвестно, что получается. Метрдотель
по столам скачет, иностранцы ковры в трубочку закатывают и
вообще черт его знает! кто во что горазд!
Выбежал Николай Иванович на улицу, даже шапку в раздевалке
из хранения не взял, выбежал на улицу Лассаля и сказал себе: «Кавео!
Камни внутрь опасно! И чего-чего только на свете не бывает!»
А придя домой, Николай Иванович так сказал жене своей: «Не
пугайтесь, Екатерина Петровна, и не волнуйтесь. Только нет в мире
никакого равновесия. И ошибка-то всего на какие-нибудь
полтора килограмма на всю вселенную, а всё же удивительно, Екатерина
Петровна, совершенно удивительно!»
Всё
Даниил Дандан
18 сентября 1934 года
226
О ЯВЛЕНИЯХ И СУЩЕСТВОВАНИЯХ
№1
Художник Миккель Анжело садится на груду кирпичей и,
подперев голову руками, начинает думать. Вот проходит мимо петух и
смотрит на художника Миккеля Анжело своими круглыми
золотистыми глазами. Смотрит и не мигает. Тут художник Миккель
Анжело поднимает голову и видит петуха. Петух не отводит глаз, не
мигает и не двигает хвостом. Художник Миккель Анжело
опускает глаза и замечает, что глаза что-то щиплет. Художник Миккель
Анжело трет глаза руками. А петух не стоит уж больше, не стоит,
а уходит, уходит за сарай, за сарай, на птичий двор, на птичий двор
к своим курам.
А художник Миккель Анжело поднимается с груды кирпичей,
отряхивает со штанов красную кирпичную пыль, бросает в сторону
ремешок и идет к своей жене.
196

А жена у художника Миккеля Анжело длинная-длинная,
длиной в две комнаты.
По дороге художник Миккель Анжело встречает Комарова,
хватает его за руку и кричит: «Смотри!»
Комаров смотрит и видит шар.
«Что это?» — шепчет Комаров.
А с неба грохочет: «Это шар».
«Какой такой шар?» — шепчет Комаров.
А с неба грохот: «Шар гладкоповерхностный!»
Комаров и художник Миккель Анжело садятся в траву, и
сидят они в траве, как грибы. Они держат друг друга за руки и смотрят
на небо. А на небе вырисовывается огромная ложка. Что же это
такое? Никто этого не знает. Люди бегут и застревают в своих
домах. И двери запирают, и окна. Но разве это поможет? Куда
там! Не поможет это.
Я помню, как в 1884-м году показалась на небе обыкновенная
комета величиной с пароход. Очень было страшно. А тут — ложка!
Куда комете до такого явления.
Запирать окна и двери!
Разве это может помочь? Против небесного явления доской не
загородишься.
У нас в доме живет Николай Иванович Ступин, у него теория,
что всё дым. А по-моему, не всё дым. Может, и дыма-то никакого
нет. Ничего, может быть, нет. Есть одно только разделение. А может
быть, и разделения-то никакого нет. Трудно сказать.
Говорят, один знаменитый художник рассматривал петуха.
Рассматривал, рассматривал и пришел к убеждению, что петуха не
существует.
Художник сказал об этом своему приятелю, а приятель давай
смеяться. Как же, говорит, не существует, когда, говорит, он вот тут
вот стоит, и я, говорит, его отчетливо наблюдаю.
А великий художник опустил тогда голову и, как стоял, так и сел
на груду кирпичей.
всё
Даниил Дандан
18 сентября 1934 года
197

227
О ЯВЛЕНИЯХ И СУЩЕСТВОВАНИЯХ
№2
Вот бутылка с водкой, так называемый спиртуоз. А рядом вы
видите Николая Ивановича Серпухова.
Вот из бутылки поднимаются спиртуозные пары. Поглядите, как
дышит носом Николай Иванович Серпухов. Поглядите, как он
облизывается и как он щурится. Видно, ему это очень приятно, и
главным образом потому, что спиртуоз.
Но обратите внимание на то, что за спиной Николая
Ивановича нет ничего. Не то чтобы там не стоял шкап, или комод, или вообще
что-нибудь такое, а совсем ничего нет, даже воздуха нет. Хотите
верьте, хотите не верьте, но за спиной Николая <Ивановича> нет
даже безвоздушного пространства, или, как говорится, мирового
эфира. Откровенно говоря, ничего нет.
Этого, конечно, и вообразить себе невозможно.
Но на это нам плевать, нас интересует только спиртуоз и
Николай Иванович Серпухов.
Вот Николай Иванович берет рукой бутылку со спиртуозом и
подносит ее к своему носу. Николай Иванович нюхает и двигает ртом,
как кролик.
Теперь пришло время сказать, что не только за спиной
Николая Ивановича, но впереди, так сказать, перед грудью и вообще кругом
нет ничего. Полное отсутствие всякого существования, или, как
острили когда-то: отсутствие всякого присутствия.
Однако давайте интересоваться только спиртуозом и
Николаем Ивановичем.
Представьте себе, Николай Иванович заглядывает вовнутрь
бутылки со спиртуозом, потом подносит ее к губам, запрокидывает
бутылку донышком вверх и выпивает, представьте себе, весь
спиртуоз.
Вот ловко! Николай Иванович выпил спиртуоз и похлопал
глазами. Вот ловко! Как это он!
А мы теперь должны сказать вот что: собственно говоря, не
только за спиной Николая Ивановича или спереди и вокруг только,
а также и внутри Николая Ивановича ничего не было, ничего не
существовало.
198

Оно конечно, могло быть так, как мы только что сказали, а сам
Николай Иванович мог при этом восхитительно существовать. Это,
конечно, верно. Но, откровенно говоря, вся штука в том, что Николай
Иванович не существовал и не существует. Вот в чем штука-то.
Вы спросите: а как же бутылка со спиртуозом? Особенно куда
вот делся спиртуоз, если его выпил несуществующий Николай
Иванович? Бутылка, скажем, осталась. А где же спиртуоз?
Только что был, а вдруг его и нет. Ведь Николай-то Иванович не
существует, говорите вы. Вот как же это так?
Тут мы и сами теряемся в догадках.
А впрочем, что же это мы говорим? Ведь мы сказали, что как
внутри, так и снаружи Николая Ивановича ничего не существует.
А раз ни внутри, ни снаружи ничего не существует, то, значит, и
бутылки не существует. Так ведь?
Но, с другой стороны, обратите внимание на следующее: если мы
говорим, что ничего не существует ни изнутри, ни снаружи, то
является вопрос: изнутри и снаружи чего? Что-то, видно, всё же
существует? А может, и не существует. Тогда для чего же мы
говорили изнутри и снаружи?
Нет, тут явно тупик. И мы сами не знаем, что сказать.
До свидания.
Всё
Даниил Дандан
18 сентября 1934 года
228
ГРЕХОПАДЕНИЕ
ИЛИ ПОЗНАНИЕ ДОБРА И ЗЛА
ДИДАСКАЛИЯ
Аллея красиво подстриженных деревьев изображает райский сад. Посередине
Древо Жизни и Древо Познания Добра и Зла. Сзади направо церковь.
Fi g u г а (указывая рукой на дерево, говорит). Вот это
дерево познания добра и зла. От других деревьев ешьте плоды, а от этого
Дерева плодов не ешьте. (Уходит в церковь.)
199

Адам (указывая рукой на дерево). Вот это дерево познания
добра и зла. От других деревьев мы будем есть плоды, а от этого
дерева мы плодов есть не будем. Ты, Ева, обожди меня, а я пойду
соберу малину. (Уходит.)
Ева. Вот это дерево познания добра и зла. Адам запретил мне
есть плоды с этого дерева. А интересно, какого они вкуса? (Из-
за дерева появляется Мастер Леонардо.)
МастерЛеонардо. Ева! вот я пришел к тебе.
Е в а. А скажи мне, мастер Леонардо, зачем?
Мастер Леонардо. Ты такая красивая, белотелая и
полногрудая. Я хлопочу о твоей пользе.
Ева. Дай-то Бог.
МастерЛеонардо. Ты знаешь, Ева, я люблю тебя.
Ева. А я знаю, что это такое?
Мастер Леонардо. Неужто не знаешь?
Ева. Откуда мне знать?
Мастер Леонардо. Ты меня удивляешь.
Ева. Ой посмотри, как смешно фазан на фазаниху верхом
сел!
М. Л. Вот это и есть то самое.
Ева. Что то самое?
М. Л. Любовь.
Ева. Тогда это очень смешно. Ты что? Хочешь тоже на меня
верхом сесть?
М. Л. Да. хочу. Но только ты ничего не говори Адаму.
Ева. Нет, не скажу.
М. Л. Ты, я вижу, молодец.
Ева. Да, я бойкая баба.
М. Л. А ты меня любишь?
Е в а. Да я не прочь, чтобы ты меня покатал по саду на себе
верхом.
М. Л. Садись ко мне на плечи.
Ева садится верхом на Мастера Леонардо, и он скачет с ней по саду. Входит Адам
с картузом, полным малины, в руках.
Адам. Ева! Где ты? Хочешь малины? Ева! Куда же она ушла?
Пойду ее искать. (Уходит.)
Появляется Ева верхом на Мастере Леонардо.
200

Ева (спрыгивая на землю). Ну спасибо. Очень хорошо.
М. Л. А теперь попробуй вот это яблоко.
Ева. Ой, что ты! С этого дерева нельзя есть плодов.
М. Л. Послушай, Ева! Я давно уже узнал все тайны рая. Кое-
что я скажу тебе.
Ева. Ну говори, а я послушаю.
М. Л. Будешь меня слушать?
Ева. Да, и ни в чем тебя не огорчу.
М. Л. А не выдашь меня?
Ева. Нет, поверь мне.
М. Л. А вдруг всё откроется?
Ева. Не через меня.
М. Л. Ну хорошо. Я верю тебе. Ты была в хорошей школе. Я
видел Адама, он очень глуп.
Ева. Он грубоват немного.
М. Л. Он ничего не знает. Он мало путешествовал и ничего
не видел. Его одурачили. А он одурачивает тебя.
Ева. Каким образом?
М. Л. Он запрещает тебе есть плоды с этого дерева. А ведь
это самые вкусные плоды. И когда ты съешь этот плод, ты сразу
поймешь, что хорошо и что плохо. Ты сразу узнаешь очень много
и будешь умнее самого Бога.
Ева. Возможно ли это?
М. Л. Да уж я говорю тебе, что возможно.
Ева. Ну, право, я не знаю, что мне делать.
М. Л. Ешь это яблоко! Ешь, ешь!
Появляется Адам с картузом в руках.
Адам. Ах вот где ты, Ева! А это кто?
Мастер Леонардо скрывается за кусты.
Адам. Это кто был?
Ева. Это был мой друг, Мастер Леонардо.
Адам. А что ему нужно?
Ева. Он посадил меня верхом к себе на шею и бегал со мной
по саду. Я страшно смеялась.
Адам. Больше вы ничего не делали?
Ева. Нет.
Адам. А что это у тебя в руках?
201

Ева. Это яблоко.
Адам. С какого дерева?
Ева. Вон с того.
Адам. Нет, врешь, с этого.
Ева. Нет, с того.
Адам. Врешь, поди?
Ева. Честное слово, не вру.
Адам. Ну хорошо, я тебе верю.
Змей (сидящий на дереве познания добра и зла). Она врет.
Ты не верь. Это яблоко с этого дерева!
Адам. Брось яблоко. Обманщица.
Ева. Нет, ты очень глуп. Надо попробовать, каково оно на вкус.
Адам. Ева! Смотри!
Е в а. И смотреть тут нечего!
Адам. Ну, как знаешь.
Ева откусывает от яблока кусок. Змей от радости хлопает в ладоши.
Ева. Ах, как вкусно! Только что же это такое? Ты всё время
исчезаешь и появляешься вновь. Ой! всё исчезает и откуда-то
появляется всё опять. Ой как это интересно! Ай! Я голая! Адам,
подойди ко мне ближе, я хочу сесть на тебя верхом.
Адам. Что такое?
Ева. На, ешь ты тоже это яблоко!
Адам. Я боюсь.
Ева. Ешь! Ешь!
Адам съедает кусок яблока и сразу же прикрывается картузом.
Адам. Мне стыдно.
Из церкви выходит Figura.
F i g u г а. Ты, человек, и ты, человечица, вы съели запрещенный
плод. А потому вон из моего сада!
Figura уходит обратно в церковь.
Адам. Куда же нам идти?
Ева. Никуда не пойдем.
Появляется Ангел с огненным мечом и гонит их из рая.
Ангел. Пошли вон! Пошли вон! Пошли вон!
202

Мастер Леонардо (появляясь из-за кустов). Пошли
пошли! Пошли пошли! (машет руками). Давайте занавес!
Занавес
Дандан
27 сентября 1934 года
229
Маляр сел в люльку и сказал:
«Вот до той зазубрины дотяните и стоп».
Петров и Комаров взялись за канат.
— Валяй! — сказал маляр. И люлька поскакала вверх.
Маляр отпихивался от стены ногами. Люлька с маляром
откачивалась и опять летела к стене. А маляр опять отпихивался от стены
ногами.
Петров и Комаров тянули за канат. То Петров, то Комаров.
Пока один тянул, другой на всякий случай держал свободный конец
каната.
Маляр поднимался всё выше.
В первом этаже был кооператив.
Маляр поднялся до вывески и уперся новой в букву О.
В это время Комаров повис на канате и люлька с маляром
остановилась против окна во втором этаже.
Маляр поджал ноги, чтобы не высадить ими оконного стекла, но
в это время на канате повис Петров, и маляр очутился в простенке
между вторым и третьим этажём. На стене было написано мелом:
«Ванька болван, а Наташка дура».
— Ишь ты! — сказал маляр и покрутил головой. — И сюда
ведь черти забрались!
Но на канате повис опять Комаров, и маляр увидел перед
собой открытое окно, а в окне комнату. В комнате стояли два
человека, один в пиджаке, а другой, кажется, без пиджака. Тот, который
был в пиджаке, схватил того, который был, кажется, без пиджака, и
душил его.
Но в это время на канате повис Петров, и маляр увидел перед
собой рваный карниз.
— Стой! — закричал маляр. — Давай обратно!
Петров и Комаров задрали кверху головы и смотрели на маляра.
203

— Чего смотрите! Вниз! скорее! Там в окне душат! — кричал
маляр и бил ногой в открытое окно.
Петров и Комаров засуетились и вдвоём повисли на канате.
Маляр взлетел прямо к четвёртому этажу, больно ударившись
ногой о карниз.
— Вниз, черти! — крикнул маляр на всю улицу.
Петров и Комаров, видно, поняли, в чём дело, и начали
понемногу опускать канат. Люлька поползла вниз. На улице начала
собираться толпа.
Маляр перегнулся и заглянул в окно.
Человек без пиджака лежал на полу, а человек в пиджаке
сидел на нём верхом и продолжал его душить.
— Ты чего делаешь? — крикнул ему маляр. Человек в пиджаке
даже не обернулся и продолжал душить человека без пиджака.
— Чего там такое? — кричали снизу Петров и Комаров.
— Да тут один человек другого душит! — кричал маляр. —
Вот я тебя сейчас!
С этими словами маляр слез с люльки и прыгнул в комнату.
Облегчённая люлька качнулась в сторону, ударилась об стену,
отлетела от дома, и с размаху двинула по водосточной трубе.
В трубе что-то зашумело, застучало, заклокотало, покатилось и
посыпалось.
Народ с криком отбежал на середину улицы. А из водосточной
трубы на панель выскочили три маленьких кирпичных осколка.
Народ опять приблизился к дому.
Петров и Комаров всё ещё держались за канат и показывали,
как они тянули люльку наверх, как маляр крикнул им опускать вниз,
и как один человек душит другого.
В толпе ахали и охали, смотрели наверх и наконец решено было
как-нибудь помочь маляру.
Человек в соломенном картузе предлагал свою помощь и
говорил, что может по водосточной трубе забраться хоть на край света.
Старушка с маленьким лицом и таким большим носом, что его
можно было взять двумя руками, требовала всех мошейников сдать
милиции и лишить их паспорта, чтобы они знали, как мучать других.
Петров и Комаров, всё ещё держась за канат, говорили:
«Мы его не упустим! Теперь уж нет! Шалишь!»
В это время из ворот дома выбежал дворник в огромной
косматой папахе, в голубой майке и красных резиновых галошах, на-
204

детых на рваные валенки. С криком: «Что тут случилось?» — он
подбежал к Петрову и Комарову.
Дворнику объяснили, что в четвертом этаже, в том вон окне, один
человек задушил другого.
— За мной! — крикнул дворник и бросился в парадную. Толпа
кинулась за дворником.
Петров и Комаров привязали канат к какой-то деревянной дуге,
торчащей из-под земли, и говоря:
«Ну нет, брат, не уйдешь!» — тоже скрылись в парадной.
Добежав до площадки четвёртого этажа, дворник на секунду
остановился и вдруг ринулся к двери, на которой висела дощечка
с надписью: «квартира № 8. Звонить 8 раз». А под этой
дощечкой висела другая, на которой было написано: «Звонок не звонит.
Стучите».
Собственно, на двери и не было никакого звонка.
Дворник встал на одной ноге спиной к двери, а другой ногой
принялся колотить в дверь.
Народ столпился на площадке одним маршем ниже и оттуда
следил за дворником.
Дворник бил ногой в дверь так усердно, и красная калоша так
быстро мелькала взад и вперёд, что у старушки с длинным носом
закружилась голова.
Но дверь не открывалась.
Человек в соломенном картузе сказал, что простым гвоздём
берется открыть любой замок.
На что старушка с длинным носом сказала, что замки теперь
стали делать так плохо, что ворам ничего не стоит открывать и
закрывать их просто ногтями.
Тогда молодой человек с сумой через плечо, из которой торчала
свечка и хвост какой-то солёной рыбы, сказал, что французский замок
легче всего открыть, если ударить его молотком по затылку. Тогда
чугунная коробка треснет и замок откроется сам.
Этажом ниже Петров и Комаров объясняли друг другу, как
маляр залез в окно и как надо хватать человека, если у него в руках
охотничье ружьё, заряженное крупной дробью.
А дворник всё ещё продолжал бить ногой в дверь.
— Нет, не открывают, — сказал дворник и повернул на голове
папаху задом наперёд.
<1934>
205

230
ОБЕЗОРУЖЕННЫЙ,
ИЛИ НЕУДАВШАЯСЯ ЛЮБОВЬ
ТРАГИЧЕСКИЙ ВОДЕВИЛЬ В ОДНОМ ДЕЙСТВИИ
Лев Маркович (подскакивая к даме). Разрешите!
Дама (отстраняясь ладонями). Отстаньте!
Л. М. (наскакивая). Разрешите!
Дама (пихаясь ногами). Уйдите!
Л. М. (хватаясь руками). Дайте разок!
Дама (пихаясь ногами). Прочь! Прочь!
Л. М. Один только пистон!
Дама мычит, дескать «нет».
Л. М. Пистон! Один пистон!
Дама закатывает глаза.
Л. М. суетится, лезет рукой за своим инструментом и
вдруг, оказывается, не может его найти.
Л. М. Обождите! (Шарит у себя руками.) Что за чччорт!
Дама с удивлением смотрит на Льва Марковича.
Л. М. Вот ведь история!
Дама Что случилось?
Л. М. Хм... (смотрит растерянно во все стороны).
Занавес
1934
231
РЫЦАРЬ
Алексей Алексеевич Алексеев был настоящий рыцарь. Так,
например, однажды, увидя из трамвая, как одна дама запнулась о тумбу
и выронила из кошелки стеклянный колпак для настольной лампы,
который тут же и разбился, Алексей Алексеевич, желая помочь этой
даме, решил пожертвовать собой и, выскочив из трамвая на полном
206

ходу, упал и раскроил себе о камень всю рожу. В другой раз, видя,
как одна дама, перелезая через забор, зацепилась юбкой за гвоздь
и застряла так, что, сидя верхом на заборе, не могла двинуться ни
взад, ни вперед, Алексей Алексеевич начал так волноваться, что от
волнения выдавил себе языком два передних зуба. Одним словом,
Алексей Алексеевич был самым настоящим рыцарем, да и не только
по отношению к дамам. С небывалой легкостью Алексей
Алексеевич мог пожертвовать своей жизнью за Веру, Царя и Отечество,
что и доказал в 14-м году, в начале германской войны, с криком «За
Родину!» выбросившись на улицу из окна третьего этажа. Каким-
то чудом Алексей Алексеевич остался жив, отделавшись только
несерьезными ушибами, и вскоре, как столь редкостноревностный
патриот, был отослан на фронт.
На фронте Алексей Алексеевич отличался небывало
возвышенными чувствами и всякий раз, когда он произносил слова «стяг»,
«фанфара» или даже просто «эполеты», по лицу его бежала слеза
умиления.
В 16-<м> году Алексей Алексеевич был ранен в чресла и
удален с фронта.
Как инвалид I категории, Алексей Алексеевич не служил и,
пользуясь свободным временем, излагал на бумаге свои
патриотические чувства.
Однажды, беседуя с Константином Лебедевым, Алексей
Алексеевич сказал свою любимую фразу: «Я пострадал за Родину и
разбил свои чресла, но существую силой убеждения своего
заднего подсознания».
— И дурак! — сказал ему Константин Лебедев. —
Наивысшую услугу родине окажет только ЛИБЕРАЛ.
Почему-то эти слова глубоко запали в душу Алексея
Алексеевича, и вот в 17-м году он уже называет себя либералом, чреслами
своими пострадавшими за отчизну.
Революцию Алексей Алексеевич воспринял с восторгом,
несмотря даже на то, что был лишен пенсии. Некоторое время К. Л.
снабжал его тростниковым сахаром, шоколадом, консервированным
салом и пшенной крупой. Но когда Константин Лебедев вдруг
неизвестно куда пропал, Алексею Алексеевичу пришлось выйти на
улицу и просить подаяния. Сначала Алексей Алексеевич
протягивал руку и говорил: «Подайте, Христа ради, чреслами своими
пострадавшему за родину». Но это успеха не имело. Тогда Алексей
207

Алексеевич заменил слово «родину» словом «революцию». Но и
это успеха не имело. Тогда Алексей Алексеевич сочинил
революционную песню и, завидя на улице человека, способного, по мнению
Алексея Алексеевича, подать милостыню, делал шаг вперед и,
гордо, с достоинством, откинув назад голову, начинал петь:
На баррикады
мы все пойдем!
За свободу
мы все покалечимся и умрем!
И лихо, по-польски притопнув каблуком, Алексей Алексеевич
протягивал шляпу и говорил: «Подайте милостыню, Христа ради».
Это помогало, и Алексей Алексеевич редко оставался без пищи.
Все шло хорошо, но вот в 22-м году Алексей Алексеевич
познакомился с неким Иваном Ивановичем Пузыревым, торговавшим на
Сенном рынке подсолнечным маслом. Пузырев пригласил
Алексея Алексеевича в кафе, угостил его настоящим кофе и сам, чавкая
пирожными, изложил ему какое-то сложное предприятие, из
которого Алексей Алексеевич понял только, что и ему надо что-то делать,
за что он будет получать от Пузырева ценнейшие продукты
питания. Алексей Алексеевич согласился, и Пузырев тут же, в виде
поощрения, передал ему под столом два цибика чая и пачку папирос
«Раджа».
С этого дня Алексей Алексеевич каждое утро приходил на
рынок к Пузыреву и, получив от него какие-то бумаги с кривыми
подписями и бесчисленными печатями, брал саночки, если это
происходило зимой, или, если это происходило летом, — тачку и
отправлялся, по указанию Пузырева, по разным учреждениям, где, предъявив
бумаги, получал какие-то ящики, которые грузил на свои саночки
или тележку и вечером отвозил их Пузыреву на квартиру. Но
однажды, когда Алексей Алексеевич подкатил свои саночки к
пузыревской квартире, к нему подошли два человека, из которых один
был в военной шинели, и спросили его: «Ваша фамилия —
Алексеев?» Потом Алексея Алексеевича посадили в автомобиль и увезли
в тюрьму.
На допросах Алексей Алексеевич ничего не понимал и всё
только говорил, что он пострадал за революционную родину. Но,
несмотря на это, был приговорен к десяти годам ссылки в
северные части своего отечества. Вернувшись в 28-м году обратно в
Ленинград, Алексей Алексеевич занялся своим прежним ремеслом
208

и, встав на углу пр. Володарского, закинул с достоинством голову,
притопнул каблуком и запел:
На баррикады
мы все пойдем!
За свободу
мы все покалечимся и умрем!
Но не успел он пропеть это и два раза, как был увезен в
крытой машине куда-то по направлению к Адмиралтейству. Только
его и видели.
Вот краткая повесть жизни доблестного рыцаря и патриота
Алексея Алексеевича Алексеева.
1934 - 1936
232
Иван Яковлевич Бобов проснулся в самом приятном
настроении духа. Он выглянул из-под одеяла и сразу же увидел потолок.
Потолок был украшен большим серым пятном с зеленоватыми
краями. Если смотреть на пятно пристально, одним глазом, то
пятно становилось похоже на носорога, запряжённого в тачку, хотя
другие находили, что оно больше походит на трамвай, на котором
сидит верхом великан, а впрочем, в этом пятне можно было
усмотреть и очертание даже какого-то города. Иван Яковлевич
посмотрел на потолок, но не в то место, где было пятно, а так,
неизвестно куда, при этом он улыбнулся и сощурил глаза. Потом он
вытаращил глаза и так высоко поднял брови, что лоб сложился как
гармошка и чуть совсем не исчез, если бы Иван Яковлевич не
сощурил глаза опять и вдруг, будто устыдившись чего-то, натянул
одеяло себе на голову. Он сделал это так быстро, что из-под
другого конца одеяла выставились голые ноги Ивана Яковлевича и
сейчас же на большой палец левой ноги села муха. Иван
Яковлевич подвигал этим пальцем, и муха перелетела и села на пятку.
Тогда Иван Яковлевич схватил одеяло обеими ногами, одной ногой
он подцепил одеяло снизу, а другую ногу он вывернул и прижал
ею одеяло сверху и, таким образом, стянул одеяло со своей
головы. «Шиш», — сказал Иван Яковлевич и надул щёки.
Обыкновенно, когда Ивану Яковлевичу что-нибудь удавалось или, наоборот,
что-нибудь совсем не выходило, Иван Яковлевич всегда говорил
209

«Шиш»; разумеется, не громко и вовсе не для того, чтобы кто-
нибудь это слышал, а так, про себя, самому себе. И вот, сказав
«шиш», Иван Яковлевич сел на кровати и протянул руку к стулу,
на котором лежали его брюки, рубашка и прочее бельё. Брюки
Иван Яковлевич любил носить полосатые. Но раз действительно
нигде нельзя было достать полосатых брюк. Иван Яковлевич и в
Ленинградодежде был, и в Универмаге, и в Пассаже, и в Гостином
дворе, и на Петроградской стороне обошёл все магазины, даже
куда-то на Охту съездил, но нигде полосатых брюк не нашёл. А
старые брюки Ивана Яковлевича износились уже настолько, что
одеть их стало невозможно. Иван Яковлевич зашивал их
несколько раз, но наконец и это перестало помогать. Иван Яковлевич ещё
раз обошёл все магазины и, опять не найдя нигде полосатых брюк,
решил наконец купить клетчатые. Но и клетчатых брюк нигде не
оказалось. Тогда Иван Яковлевич решил купить себе серые брюки,
но и серых нигде не нашёл. Не нашлись нигде и чёрные брюки,
годные на рост Ивана Яковлевича. Тогда Иван Яковлевич пошёл
покупать синие брюки, но пока он искал черные, пропали всюду и
синие и коричневые. И вот наконец Ивану Яковлевичу пришлось
купить зелёные брюки с жёлтыми крапинками. В магазине Ивану
Яковлевичу показалось, что брюки не очень уж яркого цвета и
желтая крапинка вовсе не режет глаз. Но, придя домой, <Иван
Яковлевич> обнаружил, что одна штанина и точно будто
благородного оттенка, но зато другая просто бирюзовая и желтая
крапинка так и горит на ней. Иван Яковлевич попробовал вывернуть
брюки на другую сторону, но там обе половины имели тяготение
перейти в жёлтый цвет с зелёными горошинами и имели такой
весёлый вид, что, кажись, вынеси такие штаны на эстраду после
сеанса кинематографа, и ничего больше не надо, публика полчаса
будет смеяться. Два дня Иван Яковлевич не решался надеть
новых брюк, но когда старые разодрались так, что издали можно
было видеть, что и кальсоны Ивана Яковлевича требуют починки,
пришлось надеть новые брюки. Первый раз в новых брюках Иван
Яковлевич вышел очень осторожно. Выйдя из подъезда, он
посмотрел раньше в обе стороны, а убедившись, что никого поблизости
нет, вышел на улицу и быстро зашагал по направлению к своей
службе. Первым повстречался яблочный торговец с большой
корзиной на голове. Он ничего не сказал, увидя Ивана Яковлевича,
и только когда Иван Яковлевич прошёл мимо, остановился и, так
210

как корзина не позволила повернуть голову, то яблочный торговец
повернулся весь сам и посмотрел вслед Ивану Яковлевичу, может
быть, даже покачал бы головой, если бы опять-таки не всё та же
корзина. Иван Яковлевич бодро шёл вперёд, считая свою
встречу с торговцем хорошим предзнаменованием, он не видел маневра
торговца и утешал себя, что брюки не так уж бросаются в глаза.
Теперь навстречу Ивану Яковлевичу шёл такой же служащий, как
и он, с портфелем под мышкой. Служащий шёл быстро, зря по
сторонам не смотрел, а больше смотрел себе под ноги.
Поравнявшись с Иваном Яковлевичем, служащий скользнул взглядом по
брюкам Ивана Яковлевича и остановился. Иван Яковлевич
остановился тоже. Служащий смотрел на Ивана Яковлевича, а Иван
Яковлевич на служащего.
— Простите, — сказал служащий, — вы не можете сказать мне,
как пройти в сторону... этого... государственного... биржи?
— Это вам надо идти по мостовой... по мосту... нет, вам надо
идти так, а потом так, — сказал Иван Яковлевич.
Служащий сказал спасибо и быстро ушёл, а Иван Яковлевич
сделал несколько шагов вперёд, но, увидав, что теперь навстречу ему
идёт не служащий, а служащая, опустил голову и перебежал на другую
сторону улицы. На службу Иван Яковлевич пришёл с опозданием
и очень злой. Сослуживцы Ивана Яковлевича конечно обратили
внимание на зелёные брюки со штанинами разного оттенка, но, видно,
Догадались, что это причина злости Ивана Яковлевича и
расспросами его не беспокоили. Две недели мучился Иван Яковлевич, ходя
в зелёных брюках, пока один из его сослуживцев, Апполлон
Максимович Шилов, не предложил Ивану Яковлевичу купить
полосатые брюки самого Апполлона Максимовича, будто бы не
нужные Апполлону Максимовичу.
<1934 - 1937>
233
Я родился в камыше. Как мышь. Моя мать меня родила и
положила в воду. И я поплыл. Какая-то рыба, с четырьмя усами
на носу кружилась около меня. Я заплакал. И рыба заплакала.
Вдруг мы увидели, что плывёт по воде каша. Мы съели эту кашу
и начали смеяться. Нам было очень весело, мы поплыли по тече-
211

нию и встретили рака. Это был древний, великий рак; он держал
в своих клешнях топор. За раком плыла голая лягушка. «Почему
ты всегда голая, — спросил её рак, — как тебе не стыдно?» «Здесь
ничего нет стыдного — ответила лягушка. — Зачем нам стыдиться
своего хорошего тела, данного нам природой, когда мы не стыдимся
своих мерзких поступков, созданных нами самими?» «Ты говоришь
правильно, — сказал рак. — И я не знаю как тебе на это
ответить. Я предлагаю спросить об этом человека, потому что человек
умнее нас. Мы же умны только в баснях, которые пишет про нас
человек, т. ч. и тут выходит, что опять-таки умён человек, а не мы».
Но тут рак увидел меня и сказал: «Да и плыть никуда не надо,
потому что вон он — человек». Рак подплыл ко мне и спросил:
«Надо ли стесняться своего голого тела? Ты человек и ответь
нам». «Я человек и отвечу вам: не надо стесняться своего голого
тела».
<1934 - 1937>
234
Липавского начала мучать кислая отрыжка. Бедный Липавс-
кий мучался ужасно. Этот вечно смертельный вкус во рту и
постоянное жжение в пищеводе способно довести человека до
исступления.
Жена Липавского, Тамара, заявила, что если это будет так
продолжаться, то она начнет подыскивать себе нового мужа. Липавс-
кий отнёсся к словам своей жены довольно скептически и даже
попробовал сострить. Но в тот момент, когда он острил, произошла
отрыжка. Желая скрыть это неприятное явление, Липавский
мотнул головой и дернул плечами, надув при этом щеки. Однако
отрыжка оказалась сильнее, чем можно было ожидать, и с громким
звуком вылетела изо рта.
Тамара вскочила и вышла из комнаты, хлопнув дверью.
Липавский кинулся было вдогонку, но по дороге опять громко икнул и,
махнув рукой, вернулся обратно. А Тамара выбежала на улицу и
помчалась по Большому проспекту.
2. Тамара пришла к Заболоцкому и сказала: «Хотите стать моим
мужем?» Заболоцкий отказался, мотивируя свой отказ тем, что он
уже женат на Екатерине Васильевне. Тогда Тамара, оскорбленная,
212

вышла от Заболоцких и позвонила к Олейниковым. Дверь
открыла Лариса. Тамара бросилась Ларисе на шею и разрыдалась.
Лариса, узнав в чем дело, посоветовала Тамаре обратиться к
холостому.
<Середина 1930-х>
235
ИСТОРИЯ
Абрам Демьянович Понтопасов громко вскрикнул и прижал к
глазам платок. Но было поздно. Пепел и мягкая пыль залепили
глаза Абрама Демьяновича. С этого времени глаза Абрама
Демьяновича начали болеть, постепенно покрылись они противными
болячками, и Абрам Демьянович ослеп.
Слепого инвалида Абрама Демьяновича вытолкали со службы
и назначили ему мизерную пенсию в 36 руб. в месяц.
Совершенно понятно, что этих денег не хватало на жизнь Абраму
Демьяновичу. Кило хлеба стоило рубль десять копеек, а лук-порей
стоил 45 копеек на рынке.
И вот инвалид труда стал всё чаще и чаще прикладываться к
выгребным ямам.
Трудно было слепому среди всей шелухи и грязи найти
съедобный отброс.
А на чужом дворе и самую-то помойку найти не легко.
Глазами-то не видать, а спросить: «Где тут у вас помойная яма?» — как-
то неловко.
Оставалось только нюхать.
Некоторые помойки так пахнут, что за верству слышно, а
другие, которые с крышкой, совершенно найти невозможно.
Хорошо, если дворник добрый попадётся, а другой так шугнёт,
что всякий аппетит пропадает.
Однажды Абрам Демьянович залез на чужую помойку, а его там
укусила крыса, он и вылез обратно. Так в этот день и не ел ничего.
Но вот как-то утром у Абрама Демьяновича что-то отскочило
от правого глаза.
Абрам Демьянович протёр этот глаз и вдруг увидел свет. А
потом и от левого глаза что-то отскочило и Абрам Демьянович
прозрел.
213

С этого дня Абрам Демьянович пошёл в гору.
Всюду Абрам Демьянович нарасхват.
А в Наркомтяжпроме так там Абрама Демьяновича чуть на
руках не носили.
И стал Абрам Демьянович великим человеком.
Даниил Хармс
8 января 1935
236
ПРАЗДНИК
На крыше одного дома сидели два чертежника и ели
гречневую кашу.
Вдруг один из чертежников радостно вскрикнул и достал из
кармана длинный носовой платок. Ему пришла в голову блестящая
идея, завязать в кончик платка двадцатикопеечную монетку, и
швырнуть это все с крыши вниз на улицу, и посмотреть, что из этого
получится.
Второй чертежник, быстро уловив идею первого, доел гречневую
кашу, высморкался и, облизав себе пальцы, принялся наблюдать за
первым чертежником.
Однако внимание обоих чертежников было отвлечено от опыта
с платком и двадцатикопеечной монеткой. На крыше, где сидели
оба чертежника, произошло событие, не могущее быть
незамеченным. ^
Дворник Ибрагим приколачивал к трубе длинную палку с
выцветшим флагом.
Чертежники спросили Ибрагима, что это значит, на что
Ибрагим отвечал: «Это значит, что в городе праздник». — «А какой
же праздник, Ибрагим?» — спросили чертежники.
«А праздник такой, что наш любимый поэт сочинил новую
поэму!» — сказал Ибрагим.
И чертежники, устыжённые своим незнанием, растворились в
воздухе.
Даниил Хармс
9 января 1935
214

237
НЕОЖИДАННАЯ ПОПОЙКА
Однажды Антонина Алексеевна ударила своего мужа
служебной печатью и выпачкала ему лоб печатной краской.
Сильно оскорбленный Пётр Леонидович, муж Антонины
Алексеевны, заперся в ванной комнате и никого туда не пускал.
Однако жильцы коммунальной квартиры, имея сильную нужду
пройти туда, где сидел Пётр Леонидович, решили силой взломать
запертую дверь.
Видя, что его дело проиграно, Пётр Леонидович вышел из
ванной комнаты и, пройдя к себе, лёг на кровать.
Но Антонина Алексеевна решила преследовать своего мужа до
конца. Она нарвала мелких бумажек и посыпала ими лежащего на
кровати Петра Леонидовича.
Взбешённый Пётр Леонидович выскочил в коридор и принялся
там рвать обои.
Тут выбежали все жильцы и, видя, что делает несчастный Пётр
Леонидович, накинулись на него и разодрали на нём жилетку.
Пётр Леонидович побежал в ЖАКТ.
В это время Антонина Алексеевна разделась догола и
спряталась в сундук.
Через десять минут вернулся Пётр Леонидович, ведя за собой
управдома.
Не найдя жены в комнате, управдом и Пётр Леонидович
решили воспользоваться свободным помещением и выпить водочки.
Пётр Леонидович взялся сбегать за этим напитком на угол.
Когда Пётр Леонидович ушёл, Антонина Алексеевна вылезла
из сундука и предстала в голом виде перед управдомом.
Потрясённый управдом вскочил со стула и подбежал к окну, но,
видя мощное сложение молодой двадцатишестилетней женщины,
вдруг пришёл в дикий восторг.
Тут вернулся Пётр Леонидович с литром водки.
Увидя, что творится в его комнате, Пётр Леонидович нахмурил
брови.
Но его супруга Антонина Алексеевна показала ему служебную
печать, и Пётр Леонидович успокоился.
Антонина Алексеевна высказала желание принять участие
в попойке, но обязательно в голом виде, да ещё вдобавок сидя
215

на столе, на котором предполагалось разложить закуску к водке.
Мужчины сели на стулья, Антонина Алексеевна села на стол, и
попойка началась.
Нельзя назвать это гигиеничным, если голая молодая женщина
сидит на том же столе, где едят. К тому же Антонина Алексеевна
была женщиной довольно полного сложения и не особенно
чистоплотной, так что было вообще чёрт знает что.
Скоро, однако, все напились и заснули, мужчины на полу, а
Антонина Алексеевна на столе.
И в коммунальной квартире водворилась тишина.
4-Х.
22 янв<аря> 1935 года
238
Лидочка сидела на корточках и деревянным стаканчиком
копала песок.
Рядом на скамейке сидела плечистая девка с пухлыми губами
и толстыми икрами. Это была Анюта, Лидочкина нянька.
Обыкновенно к ней подсаживался военный, брал её за руки, и так они
сидели, пока Лидочка играла в песочке. На этот раз военный
почему-то не пришёл и Анюта сидела на скамейке, положив ногу на ногу
и злыми глазами поглядывая на проходящих мимо мужчин.
Лидочка подбросила песок на воздух, песок полетел по ветру и
попал няньке в глаза.
— Лидка! не смей бросаться песком! — крикнула Анюта.
Лидочка нарочно подбросила на воздух ещё^целую горсть
песку.
Анюта вскочила со скамейки, схватила Лидочку за руку и
потащила е<ё> к выходу. Лидочка молча шла за Анютой.
Мимо пробежала маленькая собачка с бубенчиком на спине.
Лидочка хотела остановиться и посмотреть на собачку, но Анюта
дернула Лидочку за руку и повела её дальше.
— Нечего на каждую собаку останавливаться, — говорила
нянька, таща Лидочку к выходу.
Лидочка злилась, но, сознавая, что Анюта сильнее, покорно шла
дальше, стараясь только правой ногой поднять с дорожки как можно
больше пыли.
216

У самого выхода к ним подошёл военный, который
обыкновенно подсаживался к Анюте и брал её за руки. Увидя военного, Анюта
выпустила из своих рук Лидочкину ручку и пошла навстречу
военному, на ходу одергивая свою юбку.
Лидочка выбежала из сада и побежала по панели. Старуха с
корзинкой, в которой лежали красные леденцы и мятные пряники,
увидя Лидочку, хлопнула в ладоши и крикнула:
— Куда! Куда! Ишь как быстро!
Лидочка перебежала через мостик, спотыкнулась о какую-
то деревянную шашку, ударилась о чью-то ногу, повернула за
какой-то дом и вдруг увидала перед собой совершенно незнакомую
улицу.
Лидочка хотела повернуть обратно, но из ворот дома выехал задом
грузовой автомобиль, встал поперёк и преградил Лидочке дорогу.
Лидочка потопталась на месте, поморгала глазами и вдруг громко
заплакала.
— Девочка, девочка! О чем плачете? Не плачьте, барышня!
Пойдемте со мной, угощу вас шеколадкой!
Лидочка подняла глаза и увидела перед собой старичка, в
золотых очках, в белом картузе, засаленном клетчатом пиджаке и
коротких, до щиколотки, брюках, из-под которых виднелись грязные
шёлковые носки ярко-зелёного цвета.
— Пойдемте, барышня, ко мне, мы вас успокоим! — говорил
старичок, шевеля серыми колючими усиками и маленькой
бородкой, похожей на воробьиный хвостик.
Старичок протянул руку и взял Лидочку за плечо.
— Девочка, девочка! Пойдемте скорее со мной. Перестаньте
плакать. Сейчас мы вас успокоим. Найдем папу, маму и домой
приведём, — говорил старичок, подталкивая Лидочку к дому. Руки
у старичка дрожали. Старичок хватал Лидочку то за головку, то за
плечо, то прямо за подбородок. От старичка пахло одеколоном и
корытом, в котором моют грязное бельё. Старичок семенил
ножками и, все подталкивая Лидочку, очутился с ней в подъезде дома.
— Не хочу сюда! — закричала Лидочка.
С улицы в подъезд заглянула дама с портфелем под мышкой.
Старичок улыбнулся в сторону дамы и, сжав пальцем шею
Лидочки, сказал:
— Ну зюся! зюся! не капризничай. Промочила ножки, и
пойдем скорее домой кашку есть. Ты видишь, папа тебя очень любит!
217

И несмотря на сопротивление Лидочки, поволок её вверх по
лестнице.
Лидочка начала кричать, но старичок зажал ей рот и глаза рукой.
Лидочка слышала, как старичок возился и пыхтел около двери,
стараясь её открыть, не выпуская Лидочки из рук. Потом Лидочку
подняли на воздух, пронесли несколько шагов и положили на что-
то шершавое и колючее. Лидочка открыла глаза и увидела себя на
старом бархатном диване, в длинной узкой комнате с грязными
пустыми стенами и серым потрескавшимся потолком. Кроме
дивана в комнате стояло большое корявое кресло с деревянным
сиденьем и два ломберных стола. На одном столе лежала груда
грязного тряпья, а на другом битая и не мытая посуда с объедками
пищи. Больше в комнате ничего не было, если не считать
висевшего на стене огромного, треснутого в длину и заклеенного
полоской жёлтой бумаги зеркала, вонючего ведра между окном и
диваном и разбросанных по всему полу спичек, окурков и пустых
консервных банок. В комнате, несмотря на день, горело электричество,
тусклая лампочка под потолком. Окно было занавешено толстым
стёганым одеялом.
Старичок стоял над диваном и, как кролик, двигая губами, усами
и носом смотрел на Лидочку.
Лидочка села на диван и хотела уже заплакать, но старичок опять
зажал ей рот рукой и прошипел:
— Заплачете, барышня, так я вам больно сделаю, возьму и
оторву вашу головку. Вы умрете, и ваша мама вас больше не
увидит.
Лидочка заплакала. Старичок еще сильнее сжал ей рот.
Лидочка начала отбиваться, но старичок повалил её на диван и
грязным пальцем полез ей в рот. Лидочка^закричала во весь голос. Но
старичок засунул свой палец прямо Лидочке в глотку, Лидочка
поперхнулась и закашл<я>лась.
— Замолчи! — сказал ей старичок и вдруг прибавил
страшным голосом: — Если закричишь, я тебя начну разрывать!
Голос был такой страшный, что Лидочка замолчала.
Старичок сел на диван рядом с Лидочкой.
— Ну вот, — сказал старичок, двигая около Лидочкиного лица
своими вонючими пальцами с длинными коричневыми ногтями, —
ну вот барышня и успокоилась. Вы меня, барышня, напрасно
боитесь. Я ведь добрый-добрый. И зовут меня дядя Мика. Дядя Мика
218

любит таких маленьких барышень, как вы. Дядя Мика играет с
такими барышнями в разные игры и угощает маленьких барышень
вкусными шеколадными пумпошками. Дядя Мика очень добрый.
Сейчас добрый дядя Мика разденет маленькую барышню и
положит ее голенькую на шёлковую подушку.
С этими словами дядя Мика начал раздевать Лидочку. Лидочка
была так напугана, что молчала и не сопротивлялась. Дядя Мика
снял с неё платьице, рубашечку и штанишки и Лидочка осталась
голенькая в одних только туфельках и носочках.
Старичок кинулся на Лидочку, и Лидочке показалось, что он
сейчас укусит её за живот. Лидочка закричала. Сейчас же дядя
Мика всунул ей в рот свой палец.
— Молчать! — крикнул дядя Мика и ласковым голосом
прибавил: — А если маленькая барышня не замолчит, мы ещё
дальше воткнём ей в горлышко свой палец, а потом выбросим
маленькую барышню в окошко. Маленькая барышня упадёт и сломает все
свои маленькие косточки.
Лидочка молчала и с ужасом смотрела на старичка. А
старичок опять уткнулся лицом в Ли дочкин животик. Колючие борода
и усы кололи Лидочку.
— Дядя Мика! Дядя Мика! — тихо кричала Лидочка.
Но дядя Мика опять сунул палец Лидочке в рот.
В это время в дверь постучали.
— Кто там? — резким голосом спросил дядя Мика, зажимая
Лидочке рот.
— Откройте! у вас девочка! — крикнул за дверью женский
голос.
— У меня никого нет! — ответил дядя Мика.
Лидочка высвободила рот и собралась громко заплакать. Дядя
Мика схватил Лидочку за горло и начал её душить.
— Не сметь пикнуть! — прохрипел дядя Мика.
— Откройте дверь! — раздался из коридора мужской голос.
После этого противного старика высекли и посадили в тюрьму,
а Лидочку вернули к папе и маме.
<Сентябрь 1935>
219

239
Теперь я расскажу, как я родился, как я рос и как
обнаружились во мне первые признаки гения. Я родился дважды. Произошло
это вот так:
Мой папа женился на моей маме в 1902 году, но меня мои
родители произвели на свет только в конце 1905 года, потому что папа
пожелал, чтобы его ребёнок родился обязательно на Новый год.
Папа рассчитывал, что зачатие должно произойти 1-го апреля, и
только в этот день подъехал к маме с предложением зачать ребенка.
Первый раз папа подъехал к моей маме 1-го апреля 1903 года.
Мама давно ждала этого момента и страшно обрадовалась. Но папа,
как видно, был в очень шутливом настроении и не удержался и
сказал маме «с первым апрелем!».
Мама страшно обиделась и в этот день не подпустила папу к себе.
Пришлось ждать до следующего года.
В 1904 году, 1-го апреля, папа начал опять подъезжать к маме
с тем же предложением. Но мама, помня прошлогодний случай,
сказала, что теперь она уже больше не желает оставаться в глупом
положении, и опять не подпустила к себе папу. Сколько папа ни
бушевал, ничего не помогло.
И только год спустя удалось моему папе уломать мою маму и
зачать меня.
И так моё зачатие произошло 1 апреля 19<0>5 года.
Однако все папины расчёты рухнули, потому что я оказался
недоноском и родился на четыре месяца раньше срока.
Папа так разбушевался, что акушерка, принявшая меня,
растерялась и начала запихивать мрня обратно, откуда я только что вылез.
Присутствовавший при этом один наш знакомый студент
Военно-медицинской академии заявил, что запихивать меня обратно не
удастся. Однако, несмотря на слова студента, меня всё же
запихали, но, правда, как потом выяснилось, запихать-то запихали, да
второпях не туда.
Тут началась страшная суматоха. Родительница кричит:
«Подавайте мне моего ребёнка!» А ей отвечают: «Ваш, говорят, ребёнок
находится внутри вас». «Как! — кричит родительница. — Как
ребенок внутри меня, когда я его только что родила!» «Но, — говорят
родительнице, — может быть, вы ошибаетесь?» «Как, — кричит
родительница, — ошибаюсь! Разве я могу ошибаться! Я сама видела,
220

что ребенок только что вот тут лежал на простыне!» «Это верно, —
говорят родительнице, — но, может быть, он куда-нибудь заполз».
Одним словом, и сами не знают, что сказать родительнице.
А родительница шумит и требует своего ребёнка.
Пришлось звать опытного доктора. Опытный доктор осмотрел
родительницу и руками развёл, однако всё же сообразил и дал
родительнице хорошую порцию английской соли. Родительницу
пронесло, и таким образом я вторично вышел на свет.
Тут опять папа разбушевался, дескать, это, мол, ещё нельзя
назвать рождением, что это, мол, ещё не человек, а скорее наполовину
зародыш и что его следует либо опять обратно запихать, либо
посадить в инкубатор.
И вот посадили меня в инкубатор.
25 сентября
1935 года
240
ИНКУБАТОРНЫЙ ПЕРИОД
В инкубаторе я просидел четыре месяца. Помню только, что
инкубатор был стеклянный, прозрачный и с градусником. Я сидел
внутри инкубатора на вате. Больше я ничего не помню.
Через четыре месяца меня вынули из инкубатора. Это сделали как
раз 1-го января 1906 года. Таким образом, я как бы родился в
третий раз. Днём моего рождения стали считать именно 1-го января.
<Сснтябръ 1935>
241
Жил-был человек, звали его Кузнецов. Однажды сломалась у
него табуретка. Он вышел из дома и пошёл в магазин купить
столярного клея, чтобы склеить табуретку.
Когда Кузнецов проходил мимо недостроенного дома, сверху упал
кирпич и ударил Кузнецова по голове.
Кузнецов упал, но сразу же вскочил на ноги и пощупал свою
голову. На голове у Кузнецова вскочила огромная шишка.
Кузнецов погладил шишку рукой и сказал:
— Я, гражданин Кузнецов, вышел из дома и пошёл в магазин,
221

чтобы... чтобы... чтобы... Ах, что же это такое! Я забыл, зачем я
пошёл в магазин.
В это время с крыши упал второй кирпич и опять стукнул
Кузнецова по голове.
— Ах! — вскрикнул Кузнецов, схватился за голову и нащупал
на голове вторую шишку.
— Вот так история! — сказал Кузнецов. — Я, гражданин
Кузнецов, вышел из дома и пошел в... пошел в... пошел в... куда
же я пошел? Я забыл, куда я пошел!
Тут сверху на Кузнецова упал третий кирпич. И на голове
Кузнецова вскочила третья шишка.
— Ай-ай-ай! — закричал Кузнецов, хватаясь за голову. — Я,
гражданин Кузнецов, вышел из... вышел из... вышел из погреба?
Нет. Вышел из бочки? Нет! Откуда же я вышел?
С крыши упал четвертый кирпич, ударил Кузнецова по
затылку, и на затылке у Кузнецова вскочила четвертая шишка.
— Ну и ну! — сказал Кузнецов, почесывая затылок. — Я...
я... я... Кто же я? Никак, я забыл, как меня зовут. Вот так история!
Как же меня зовут? Василий Петухов? Нет. Николай Сапогов?
Нет. Пантелей Рысаков? Нет. Ну кто же я?
Но тут с крыши упал пятый кирпич и так стукнул Кузнецова
по затылку, что Кузнецов окончательно позабыл всё на свете и
крикнув: «О-го-го!» — побежал по улице.
Пожалуйста! Если кто-нибудь встретит на улице человека, у
которого на голове пять шишек, то напомните ему, что зовут его
Кузнецов и что ему нужно купить столярного клея и починить
ломаную табуретку.
1 ноября 1935 года
242
Я не люблю детей, стариков, старух и благоразумных пожилых.
Травить детей — это жестоко. Но что-нибудь ведь надо же с
ними делать!
222

Я уважаю только молодых здоровых пышных женщин. К
остальным представителям человечества я отношусь подозрительно.
Старух, которые носят в себе благоразумные мысли, хорошо бы
ловить арканом.
Всякая морда благоразумного фасона вызывает во мне
неприятное ощущение.
Что такое цветы? У женщин между ног пахнет значительно
лучше. То и то природа, а потому никто не смеет возмущаться моим
словам.
<Вторая пол. 1930-х>
243
СМЕРТЬ СТАРИЧКА
У одного старичка из носа выскочил маленький шарик и упал
на землю. Старичок нагнулся, чтобы поднять этот шарик, и тут у него
из глаза выскочила маленькая палочка и тоже упала на землю.
Старичок испугался и, не зная, что делать, пошевелил губами. В это
время у старичка изо рта выскочил маленький квадратик.
Старичок схватил рот рукой, но туг у старичка из рукава выскочила
маленькая мышка. Старичку от страха сделалось нехорошо, и он,
чтобы не упасть, сел на корточки. Но тут в старичке что-то хрустнуло,
и он, как мягкая плюшевая шуба, повалился на землю. Тут у старичка
из прорешки выскочил длинненький прутик, и на самом конце
этого прутика сидела тоненькая птичка. Старичок хотел крикнуть, но
у него одна челюсть зашла за другую, и он, вместо того чтобы
крикнуть, только слабо икнул и закрыл один глаз. Другой глаз у старичка
остался открытым и, перестав двигаться и блестеть, стал
неподвижным и мутным, как у мёртвого человека. Так настигла коварная
смерть старичка, не знавшего своего часа.
<1935 - 1936>
223

244
ВОСПОМИНАНИЯ
ОДНОГО МУДРОГО СТАРИКА
Я был очень мудрым стариком.
Теперь я уже не то, считайте даже, что меня нет. Но было время,
когда любой из вас пришел бы ко мне, и, какая бы тяжесть ни
томила его душу, какие бы грехи ни терзали его мысли, я бы обнял
его и сказал: «Сын мой, утешься, ибо никакая тяжесть души твоей
не томит, и никаких грехов не вижу я в теле твоем», — и он
убежал бы от меня счастливый и радостный.
Я был велик и силён. Люди, встречая меня на улице,
шарахались в сторону, и я проходил сквозь толпу, как утюг.
Мне часто целовали ноги, но я не протестовал: я знал, что
достоин этого. Зачем лишать людей радости почтить меня? Я даже
сам, будучи чрезвычайно гибким в теле, попробовал поцеловать себе
свою собственную ногу. Я сел на скамейку, взял в руки свою
правую ногу и подтянул ее к лицу. Мне удалось поцеловать
большой палец на ноге. Я был счастлив. Я понял счастье других
людей.
Все преклонялись передо мной! И не только люди, даже звери,
даже разные букашки ползали передо мной и виляли своими
хвостами. А кошки! Те просто души во мне не чаяли и, каким-то
образом сцепившись лапами друг с другом, бежали передо мной,
когда я шел по лестнице.
В то время я был действительно очень мудр и всё понимал. Не
было такой вещи, перед которой я встал бы в тупик. Одна минута
напряжения моего чудовищного ума, и самый сложный вопрос
разрешался наипростейшим образом. Меня даже водили в Институт
Мозга и показывали ученым профессорам. Те электричеством
измерили мой ум и просто опупели. «Мы никогда ничего
подобного не видали», — сказали они.
Я был женат, но редко видел свою жену. Она боялась меня:
колоссальность моего ума подавляла ее. Она не жила, а
трепетала, и, если я смотрел на нее, она начинала икать. Мы долго жили
с ней вместе, но потом она, кажется, куда-то исчезла; точно не
помню.
Я был всегда справедлив и зря никого не бил, потому что когда
кого-нибудь бьешь, то всегда шалеешь, и тут можно переборщить.
224

Детей, например, никогда не надо бить ножом или вообще чем-нибудь
железным, а женщин, наоборот: никогда не следует бить ногой.
Животные, те, говорят, выносливы. Но я производил в этом
направлении опыты и знаю, что это не всегда так.
Благодаря своей гибкости я мог делать то, чего никто не мог
сделать. Так, например, мне удалось однажды достать рукой из очень
извилистой фановой трубы заскочившую туда случайно серьгу моего
брата. Я мог, например, спрятаться в сравнительно небольшую
корзинку и закрыть за собой крышку.
Да, конечно, я был феноменален!
Мой брат был полная моя противоположность: во-первых, он был
выше ростом, а во-вторых, глупее.
Мы с ним никогда не дружили. Хотя, впрочем, дружили, и даже
очень. Я тут чего-то напутал: мы именно с ним не дружили и
всегда были в ссоре. А поссорились мы с ним так: я стоял около
магазина; там выдавали сахар, и я стоял в очереди и старался не
слушать, что говорят кругом. У меня немножечко болел зуб и
настроение было неважное. На улице было очень холодно, потому что
все стояли в ватных шубах и всё-таки мерзли. Я тоже стоял в ватной
шубе, но сам не очень мерз, а мерзли мои руки, потому что то и дело
приходилось вынимать их из кармана и поправлять чемодан,
который и держал, зажав ногами, чтобы он не пропал. Вдруг меня ударил
кто-то по спине. Я пришел в неописуемое негодование и с
быстротой молнии стал обдумывать, как наказать обидчика. В это время
меня ударили по спине вторично. Я весь насторожился, но решил
голову назад не поворачивать и сделать вид, будто я ничего не
заметил. Я только на всякий случай взял чемодан в руку. Прошло
минут семь, и меня в третий раз ударили по спине. Тут я
повернулся и увидел перед собой высокого пожилого человека в довольно
поношенной, но всё же хорошей ватной шубе.
— Что вам от меня нужно? — спросил я его строгим и даже
слегка металлическим голосом.
— А ты что не оборачиваешься, когда тебя окликают? — сказал
он.
Я задумался над содержанием его слов, когда он опять открыл
рот и сказал:
— Да ты что? Не узнаешь, что ли, меня? Ведь я твой брат.
Я опять задумался над его словами, а он снова открыл рот и
сказал:
8 «...Сборище друзей. .», т. 2 225

— Послушай-ка, брат. У меня не хватает на сахар четырех рублей,
а из очереди уходить обидно. Одолжи-ка мне пятерку, а мы с
тобой потом рассчитаемся.
Я стал раздумывать о том, почему брату не хватает четырех рублей,
но он схватил меня за рукав и сказал:
— Ну так как же, одолжишь ты своему брату немного денег? —
И с этими словами он сам расстегнул мне мою ватную шубу, залез
ко мне во внутренний карман и достал мой кошелек.
— Вот, — сказал он, — я, брат, возьму у тебя взаймы
некоторую сумму, а кошелек, вот смотри, я кладу тебе обратно в пальто. —
И он сунул кошелек в наружный карман моей шубы.
Я был, конечно, удивлен, так неожиданно встретив своего
брата. Некоторое время я помолчал, а потом спросил его:
— А где же ты был до сих пор?
— Там, — отвечал мне брат и махнул куда-то рукой.
Я задумался: где это «там»; но брат подтолкнул меня в бок и
сказал:
— Смотри, в магазин начали пускать.
До дверей магазина мы шли вместе, но в магазине я оказался
один, без брата. Я на минутку выкочил из очереди и выглянул через
дверь на улицу. Но брата нигде не было.
Когда я хотел опять занять в очереди свое место, меня туда не
пустили и даже постепенно вытолкали на улицу. Я, сдерживая гнев
на плохие порядки, отправился домой. Дома я обнаружил, что мой
брат изъял из моего кошелька все деньги. Тут я страшно
рассердился на брата, и с тех пор мы с ним никогда больше не
мирились.
Я жил один и пускал к себе только тех, кто приходил ко мне
за советом. Но таких было много, и выходило так, что я ни днем,
ни нбчью не знал покоя. Иногда я уставал до такой степени, что
ложился на пол и отдыхал. Я лежал на полу до тех пор, пока мне
не делалось холодно, тогда я вскакивал и начинал бегать по
комнате, чтобы согреться. Потом я опять садился на скамейку и давал
советы всем нуждающимся.
Они входили ко мне друг за другом, иногда даже не открывая
дверей. Мне было весело смотреть на их мучительные лица. Я
говорил с ними, а сам едва сдерживал смех.
Один раз я не выдержал и рассмеялся. Они с ужасом кинулись
бежать, кто в дверь, кто в окно, а кто и прямо сквозь стену.
226

Оставшись один, я встал во весь свой могучий рост, открыл рот
и сказал:
— Прин тим прам.
Но тут во мне что-то хрустнуло, и с тех пор можете считать, что
меня больше нет.
<1935 - 1937>
245
СУДЬБА ЖЕНЫ ПРОФЕССОРА
Однажды один профессор съел чего-то, да не то, и его начало
рвать.
Пришла его жена и говорит: «Ты чего?» А профессор говорит:
«Ничего». Жена обратно ушла.
Профессор лег на оттоманку, полежал, отдохнул и на службу
пошел.
А на службе ему сюрприз, жалованье скостили: вместо 650 руб.
всего только 500 оставили. Профессор туда-сюда — ничего не
помогает. Профессор к директору, а директор его в шею.
Профессор к бухгалтеру, а бухгалтер говорит: «Обратитесь к директору».
Профессор сел на поезд и поехал в Москву.
По дороге профессор схватил грипп. Приехал в Москву, а на
платформу вылезти не может.
Положили профессора на носилки и отнесли в больницу.
Пролежал профессор в больнице не более четырех дней и умер.
Тело профессора сожгли в крематории, пепел положили в
баночку и послали его жене.
Вот жена профессора сидит и кофе пьет. Вдруг звонок. Что
такое? «Вам посылка».
Жена обрадовалась, улыбается во весь рот, почтальону
полтинник в рот сует и скорее посылку распечатывает.
Смотрит, а в посылке баночка с пеплом и записка: «Вот всё, что
осталось от Вашего супруга».
Жена ничего понять не может. Трясет баночку, на свет ее
смотрит, записку шесть раз прочитала, наконец сообразила, в чем дело, и
страшно расстроилась.
Жена профессора очень расстроилась, поплакала часа три
и пошла баночку с пеплом хоронить. Завернула она баночку
8* 227

в газету и отнесла в сад имени 1-й Пятилетки, б. Таврический.
Выбрала жена профессора аллейку поглуше и только хотела
баночку в землю зарыть, — вдруг идет сторож.
— Эй! — кричит сторож. — Ты чего тут делаешь?
Жена профессора испугалась и говорит:
— Да вот хотела лягушек в баночку наловить.
— Ну, — говорит сторож, — это ничего, только смотри, по траве
ходить воспрещается.
Когда сторож ушел, жена профессора зарыла баночку в землю,
ногой вокруг притоптала и пошла по саду погулять.
А в саду к ней какой-то матрос пристал. Пойдем да пойдем,
говорит, спать. Она говорит: «Зачем же днем спать?» А он опять
свое: спать да спать.
И действительно, захотелось профессорше спать.
Идет одна по улицам, а ей спать хочется. Вокруг люди бегают,
какие-то синие да зеленые, а ей всё спать хочется.
Идет она и спит. И видит сон, будто идет к ней навстречу Лев
Толстой и в руках ночной горшок держит. Она его спрашивает:
«Что же это такое?» А он показывает ей пальцем на горшок и
говорит:
«Вот, — говорит, — тут я кое-что наделал и теперь несу всему
свету показывать. Пусть, — говорит, — все смотрят».
Стала профессорша тоже смотреть и видит, что это уже не
Толстой, а сарай, а в сарае сидит курица.
Стала профессорша курицу ловить, а курица забилась под диван
и оттуда уже кроликом выглядывает.
Полезла профессорша за кроликом под диван и проснулась.
Проснулась, смотрит: действительно, лежит она под диваном.
Вылезла профессорша из-под дивана, видит — комната ее
собственная. А вот и стол стоит с недопитым кофием. На столе
записка лежит: «Вот всё, что осталось от Вашего супруга».
Всплакнула профессорша еще раз и села холодный кофе
допивать.
Вдруг звонок. Что такое? Входят какие-то люди и говорят:
— Поедемте.
— Куда? — спрашивает профессорша.
— В сумасшедший дом, — отвечают люди.
Профессорша начала кричать и упираться, но люди схватили ее
и отвезли в сумасшедший дом.
228

И вот сидит совершенно нормальная профессорша на койке в
сумасшедшем доме, держит в руках удочку и ловит на полу каких-
то невидимых рыбок.
Эта профессорша только жалкий пример того, как много в жизни
несчастных, которые занимают в жизни не то место, которое им
занимать следовало.
Даниил Хармс
21 августа 1936
246
О ТОМ, КАК РАССЫПАЛСЯ
ОДИН ЧЕЛОВЕК
— Говорят, все хорошие бабы — толстозады. Эх, люблю
грудастых баб, мне нравится, как от них пахнет. — Сказав это, он стал
увеличиваться в росте и, достигнув потолка, рассыпался на тысячу
маленьких шариков.
Пришёл дворник Пантелей, собрал эти шарики на совок, на
который он собирал обычно лошадиный навоз, и унёс эти шарики
куда-то на задний двор.
А солнце продолжало светить по-прежнему, и пышные дамы
продолжали по-прежнему восхитительно пахнуть.
23 авг<уста> 1936
247
КАССИРША
Нашла Маша гриб, сорвала его и понесла на рынок. На рынке
Машу ударили по голове, да ещё обещали ударить её по ногам.
Испугалась Маша и побежала прочь. Прибежала Маша в
кооператив и хотела там за кассу спрятаться. А заведующий увидал Машу
и говорит: что это у тебя в руках? А Маша говорит: гриб.
Заведующий говорит: ишь, какая бойкая! хочешь я тебя на место устрою?
Маша говорит: а не устроишь. Заведующий говорит: а вот устрою! —
и устроил Машу кассу вертеть.
Маша вертела вертела кассу и вдруг умерла. Пришла милиция,
составила протокол и велела заведующему заплатить штраф —
15 рублей.
229

Заведующий говорит: за что же штраф? А милиция говорит: за
убийство. Заведующий испугался, заплатил поскорее штраф и
говорит: унесите только поскорее эту мертвую кассиршу. А
продавец из фруктового отдела говорит: нет, это неправда, она была не
кассирша. Она только ручку в кассе вертела. А кассирша вон сидит.
Милиция говорит:
— Нам всё равно: сказано унести кассиршу, мы её и унесём.
Стала милиция к кассирше подходить.
Кассирша легла на пол за кассу и говорит: не пойду. Милиция
говорит: почему же ты, дура, не пойдешь? Кассирша говорит: вы меня
живой похороните.
Милиция стала кассиршу с пола поднимать, но никак поднять
не может, потому что кассирша очень полная.
— Да вы её за ноги, — говорит продавец из фруктового отдела.
— Нет, — говорит заведующий, — эта кассирша мне вместо
жены служит. А потому прошу вас, не оголяйте ее снизу.
Кассирша говорит:
— Вы слышите? Не смейте меня снизу оголять.
Милиция взяла кассиршу под мышки и волоком выперла её из
кооператива.
Заведующий велел продавцам прибрать магазин и начать
торговлю.
— А что мы будем делать с этой покойницей? — говорит
продавец из фруктового отдела, показывая на Машу.
— Батюшки, — говорит заведующий, — да ведь мы всё
перепутали! Ну, действительно, что с покойницей делать?
— А кто за кассой сидеть будет? — спрашивает продавец.
Заведующий за голову руками схватился. Раскидал коленом
яблоки по прилавку и говорит:
— Безобразие получилось!
— Безобразие, — говорят хором продавцы.
Вдруг заведующий почесал усы и говорит:
— Хе-хе! Не так-то легко меня в тупик поставить! Посадим
покойницу за кассу, может, публика и не разберёт, кто за кассой сидит.
Посадили покойницу за кассу, в зубы ей папироску вставили,
чтобы она на живую больше походила, а в руки, для
правдоподобности, дали ей гриб держать. Сидит покойница за кассой как живая,
только цвет лица очень зелёный и один глаз открыт, а другой
совершенно закрыт.
230

— Ничего, — говорит заведующий, — сойдет.
А публика уже в двери стучит, волнуется, почему кооператив
не открывают. Особенно одна хозяйка в шёлковом манто
раскричалась: трясёт кошёлкой и каблуком уже в дверную ручку
нацелилась. А за хозяйкой какая-то старушка с наволочкой на голове
кричит, ругается и заведующего кооперативом называет
сквалыжником.
Заведующий открыл двери и впустил публику. Публика
побежала сразу в мясной отдел, а потом туда, где продается сахар и перец.
А старушка прямо в рыбный отдел пошла, но по дороге взглянула
на кассиршу и остановилась.
— Господи, — говорит, — с нами крестная сила!
А хозяйка в шёлковом манто уже во всех отделах побывала и
несётся прямо к кассе. Но только на кассиршу взглянула, сразу
остановилась, стоит молча и смотрит. А продавцы тоже молчат и
смотрят на заведующего. А заведующий из-за прилавка
выглядывает и ждёт, что дальше будет.
Хозяйка в шёлковом манто повернулась к продавцам и
говорит:
— Это кто у вас за кассой сидит?
А продавцы молчат, потому что не знают, что ответить.
Заведующий тоже молчит.
А тут народ со всех сторон сбегается. Уже на улице толпа.
Появились дворники. Раздались свистки. Одним словом,
настоящий скандал.
Толпа готова была хоть до самого вечера стоять около
кооператива, но кто-то сказал, что в Озерном переулке из окна старухи
вываливаются. Тогда толпа возле кооператива поредела, потому что
многие перешли в Озерный переулок.
Хармс
31 августа 1936 года
248
ОТЕЦ И ДОЧЬ
Было у Наташи две конфеты. Потом она одну конфету съела
и осталась одна конфета. Наташа положила конфету перед собой
на стол и заплакала. Вдруг смотрит, лежат перед ней на столе
231

опять две конфеты. Наташа съела одну конфету и опять заплакала.
Наташа плачет, а сама одним глазом на стол смотрит, не появилась
ли вторая конфета. Но вторая конфета не появлялась. Наташа
перестала плакать и начала петь. Пела, пела и вдруг умерла.
Пришел Наташин папа, взял Наташу и отнес её к управдому. «Вот, —
говорит Наташин папа, — засвидетельствуйте смерть». Управдом
подул на печать и приложил её к Наташиному лбу. «Спасибо», —
сказал Наташин папа и понёс Наташу на кладбище. А на
кладбище был сторож Матвей, он всегда сидел у ворот и никого на
кладбище не пускал, так что покойников приходилось хоронить
прямо на улице. Похоронил папа Наташу на улице, снял шапку,
положил её на то место, где зарыл Наташу, и пошёл домой.
Пришёл домой, а Наташа уже дома сидит. Как так? Да очень просто:
вылезла из-под земли и домой прибежала. Вот так штука! Папа
так растерялся, что упал и умер. Позвала Наташа управдома и
говорит: «Засвидетельствуйте смерть». Управдом подул на печать
и приложил ее к листику бумаги, а потом на этом же листике
бумаги написал: «Сим удостоверяется, что такой-то
действительно умер». Взяла Наташа бумажку и понесла её на кладбище
хоронить. А сторож Матвей говорит Наташе: «Ни за что не пущу».
Наташа говорит: «Мне бы только эту бумажку похоронить». А
сторож говорит: «Лучше и не проси». Зарыла Наташа бумажку на
улице, положила на то место, где зарыла бумажку, свои носочки и
пошла домой. Приходит домой, а папа уже дома сидит и сам с
собой на маленьком биллиардике с металлическими шариками
играет.
Наташа удивилась, но ничего не сказала и пошла к себе в
комнату расти.
Росла, росла и через четыре года стала взрослой барышней. А
Наташин папа состарился и согнулся. Но оба как вспомнят, как они
друг друга за покойников приняли, так повалятся на диван и
смеются. Другой раз минут двадцать смеются.
А соседи, как услышат смех, так сразу одеваются и в кинематограф
уходят. А один раз ушли, так и больше уже не вернулись.
Кажется, под автомобиль попали.
Хармс
1 сентября 1936 года
232

249
О ПУШКИНЕ
Трудно сказать что-нибудь о Пушкине тому, кто ничего о нём
не знает. Пушкин великий поэт. Наполеон менее велик, чем
Пушкин. И Бисмарк по сравнению с Пушкиным ничто. И
Александры I и II и III просто пузыри по сравнению с Пушкиным. Да и
все люди по сравнению с Пушкиным пузыри, только по сравнению
с Гоголем Пушкин сам пузырь.
А потому, вместо того чтобы писать о Пушкине, я лучше
напишу вам о Гоголе.
Хотя Гоголь так велик, что о нём и написать-то ничего нельзя,
поэтому я буду всё-таки писать о Пушкине.
Но после Гоголя писать о Пушкине как-то обидно. А о
Гоголе писать нельзя. Поэтому я уж лучше ни о ком ничего не напишу.
Хармс
15 декабря 1936 года
250
Один человек лёг спать верующим, а проснулся неверующим.
По счастию, в комнате этого человека стояли медицинские
десятичные весы, и человек этот имел обыкновение каждый день
утром и вечером взвешивать себя. И вот, ложась накануне спать,
человек взвесил себя и узнал, что весит 4 пуда 21 фунт. А на другой
день утром, встав неверующим, человек взвесил себя опять и узнал,
что весит уже всего только 4 пуда 13 фунтов. «Следовательно, —
решил этот человек, — моя вера весила приблизительно восемь
фунтов».
<1936 - 1937>
251
У Колкова заболела рука, и он пошёл в амбулаторию. По
дороге у него заболела и вторая рука. От боли Колков сел на панель
и решил дальше никуда не идти. Прохожие проходили мимо
Колкова и не обращали на него внимания. Только собака подо-
233

шла к Колкову, понюхала его и, подняв заднюю лапу, прыснула
Колкову в лицо собачьей гадостью. Как бешеный вскочил Колков
и со всего маху ударил собаку ногой под живот. С жалобным
визгом поползла собака по панели, волоча задние ноги. На Колкова
накинулась какая-то дама, и, когда Колков попытался оттолкнуть ее,
дама вцепилась ему в рукав и начала звать милиционера. Колков
не мог больными руками освободиться от дамы и только старался
плюнуть ей в лицо.
Это удалось ему сделать уже раза четыре, и дама, зажмурив свои
заплёванные глаза, визжала на всю улицу. Кругом уже собиралась
толпа. Люди стояли, тупо глядели и порой выражали своё
сочувствие Колкову.
— Так её! Так её! — говорил рослый мужик в коричневом
пиджаке, ковыряя перед собой в воздухе кривыми пальцами с
черными ногтями.
— Тоже ешшо барыня! — говорила толстогубая баба,
завязывая под подбородком головной платок.
В это время Колков изловчился и пнул даму коленом под живот.
Дама взвизгнула и, отскочив от Колкова, согнулась в три погибели
от страшной боли.
— Здорово он её в передок! — сказал мужик с грязными
ногтями.
А Колков, отделавшись от дамы, быстро зашагал прочь. Но вдруг,
дойдя до Загородного проспекта, Колков остановился: он забыл,
зачем он вышел из дома.
— Господи! Зачем же я вышел из дома? — говорил сам себе
Колков, с удивлением глядя на прохожих. И прохожие тоже с
удивлением глядели на Колкова, а один старичок прошёл мимо и
потом всё время оглядывался, пока не упал и не разбил себе в кровь
свою старческую рожу. Это рассмешило Колкова, и, громко хохоча,
он пошёл по Загородному.
<1936 - 1938>
252
СЛУЧАЙ С МОЕЙ ЖЕНОЙ
У моей жены опять начали корёжиться ноги. Хотела она сесть
на кресло, а ноги отнесли её куда-то к шкапу и даже дальше по ко-
234

ридору и посадили её на кардонку. Но жена моя, напрягши волю,
поднялась и двинулась к комнате, однако ноги её опять нашалили и
пронесли её мимо двери. «Эх, черт!..» — сказала жена, уткнувшись
головой под конторку. А ноги её продолжали шалить и даже
разбили какую-то стеклянную миску, стоявшую на полу в прихожей.
Наконец жена моя уселась в своё кресло.
— Вот и я, — сказала моя жена, широко улыбаясь и вынимая
из ноздрей застрявшие там щепочки.
<1936 - 1938>
253
Так началось событие в соседней квартире. Алексеев съел кашу,
а недоеденные остатки выбросил на общей кухне в помойное
ведро. Увидев это, жена Горохова сказала Алексееву, что вчера она
выносила это ведро на двор, а теперь если он желает им
пользоваться, то пусть сам выносит его сегодня же вечером. Алексеев сказал,
что ему некогда заниматься такими пустяками, и предложил мадам
Гороховой платить три рубля в месяц, с тем чтобы она вычищала
это ведро. Мадам Горохова так оскорбилась этим предложением,
что наговорила Алексееву много лишних слов и даже бросила на
пол столовую ложку, которую держала в руках, сказав при этом, что
она вполне благородного происхождения и видала в жизни лучшие
времена и что она, в конце концов, не прислуга и потому не станет
даже за собой поднимать оброненные вещи. С этими словами
мадам Горохова вышла из кухни, оставив растерявшегося Алексеева
одного около помойного ведра. Значит, теперь Алексееву придётся
тащить ведро на двор к помойной яме. Это было страшно
неприятно. Алексеев задумался. Ему, научному работнику, возиться с
помойным ведром! Это по меньшей мере оскорбительно.
Алексеев прошёлся по кухне. Внезапная мысль блеснула в его голове. Он
поднял оброненную мадам Гороховой ложку и твёрдыми шагами
подошёл к ведру.
— Да, — сказал Алексеев и опустился перед ведром на
корточки. Давясь от отвращения, он съел всю кашу и выскреб ложкой
и пальцами дно ведра.
— Вот, — сказал Алексеев, моя под краном ложку. — А
ведро я всё-таки на двор не понесу.
235

Вытерев ложку носовым платком, Алексеев положил её на
кухонный стол и ушёл в свою комнату.
Несколько минут спустя на кухню вышла рассерженная мадам
Горохова. Она мгновенно заметила, что ложка поднята с пола и
лежит на столе. Мадам Горохова заглянула в помойное ведро и, видя,
что и ведро находится в полном порядке, пришла в хорошее
настроение и, сев на табурет, принялась шинковать морковь.
— Уж если я что-нибудь захочу, то непременно добьюсь
своего, — говорила сама с собой мадам Горохова. — Уж лучше мне
никогда не перечить. Я своего никому не уступлю. Вот ни
столечко! — сказала мадам Горохова, отрезая от моркови самый каплю-
шечный кусочек.
В это время по коридору мимо кухни прошёл Алексеев.
— Алексей Алексеевич! — крикнула мадам Горохова. — Куда
вы уходите?
— Я не ухожу, Виктория Тимофеевна, — сказал Алексеев,
останавливаясь в дверях. — Это я в ванную шёл.
<1936 - 1938>
254
Один человек, не желая более питаться сушёным горошком,
отправился в большой гастрономический магазин, чтобы
высмотреть себе чего-нибудь иное, что-нибудь рыбное, колбасное или даже
молочное.
В колбасном отделе было много интересного, самое интересное
была, конечно, ветчина. Но ветчина стоила 18 рублей, а это было
слишком дорого. По цене доступна была колбаса, красного цвета,
с тёмно-серыми точками. Но колбаса эта пахла почему-то сыром,
и даже сам приказчик сказал, что покупать её он не советует.
В рыбном отделе ничего не было, потому что рыбный отдел
переехал временно туда, где раньше был винный, а винный отдел
переехал в кондитерский, а кондитерский в молочный, а в
молочном отделе стоял прикащик с таким огромным носом, что
покупатели толпились под аркой и к прилавку ближе подойти боялись.
И вот наш человек, о котором идёт речь, потолкался в магазине
и вышел на улицу.
Человек, о котором я начал эту повесть, не отличался никакими
особенными качествами, достойными отдельного описания. Он был
236

в меру худ, в меру беден и в меру ленив. Я даже не могу вспомнить,
как он был одет. Я только помню, что на нём было что-то
коричневое, может быть брюки, может быть пиджак, а может быть только
галстук. Звали его, кажется, Иван Яковлевич.
Иван Яковлевич вышел из гастрономического магазина и
пошёл домой. Вернувшись домой, Иван Яковлевич снял шапку, сел
на диван, свернул себе папироску из махорки, вставил её в
мундштук, зажёг её спичкой, выкурил, свернул вторую папироску, закурил
её, встал, надел шапку и вышел на улицу.
Ему надоела его мелкая, безобразная жизнь, и он направился к
Эрмитажу. Дойдя до Фонтанки, Иван Яковлевич остановился и
хотел было повернуть обратно, но вдруг ему стало стыдно перед
прохожими: ещё начнут на него смотреть и оглядываться, потому что
шёл-шёл человек, а потом вдруг повернулся и обратно пошёл.
Прохожие всегда на таких смотрят.
Иван Яковлевич стоял на углу, против аптеки. И вот, чтобы
объяснить прохожим свою остановку, Иван Яковлевич сделал вид,
что ищет номер дома. Он, не переставая глядеть на дом, сделал
несколько шагов вдоль по Фонтанке, потом вернулся обратно и, сам
не зная зачем, вошёл в аптеку.
В аптеке было много народу. Иван Яковлевич попробовал
протиснуться к прилавку, но его оттеснили. Тогда он посмотрел на
стеклянный шкапчик, в котором в различных позах стояли
различные флаконы различных духов и одеколонов. Не стоит описывать,
что ещё делал Иван Яковлевич, потому что все его дела были
слишком мелки и ничтожны. Важно только то, что в Эрмитаж он не попал
и к шести часам вернулся домой.
Дома он выкурил подряд четыре махорочных папиросы, потом
лег на диван, повернулся к стене и попробовал заснуть.
Но, должно быть, Иван Яковлевич перекурился, потому что его
сердце билось очень громко, а сон убегал.
Иван Яковлевич сел на диване и спустил ноги на пол.
Так просидел Иван Яковлевич до половины девятого.
— Вот если бы мне влюбиться в молодую красиву<ю> даму, —
сказал Иван Яковлевич, но сейчас же зажал себе рот рукой и
выт<а>ращил глаза.
— В молодую брюнетку, — сказал Иван Яковлевич, отводя руку
ото рта. — В ту, которую я видел сегодня на улице.
Иван Яковлевич свернул папироску и закурил.
237

В коридоре раздалось три звонка.
— Это ко мне, — сказал Иван Яковлевич, продолжая сидеть
на диване и курить.
13 янв<аря> 1937 г.
255
ВСЕСТОРОННЕЕ ИССЛЕДОВАНИЕ
Ермолаев. Я был у Блинова, он показал мне свою силу.
Ничего подобного я никогда не видал. Это сила зверя! Мне стало
страшно. Блинов поднял письменный стол, раскачал его и
отбросил от себя метра на четыре.
Доктор. Интересно бы исследовать это явление. Науке
известны такие факты, но причины их непонятны. Откуда такая
мышечная сила, учёные ещё сказать не могут. Познакомьте меня
с Блиновым: я дам ему исследовательскую пилюлю.
Ермолаев. А что это за пилюля, которую вы собираетесь дать
Блинову.
Доктор. Как пилюля? Я не собираюсь давать ему пилюлю.
Ермолаев. Но вы же сами только что сказали, что
собираетесь дать ему пилюлю.
Доктор. Нет, нет, вы ошибаетесь. Про пилюлю я не говорил.
Ермолаев. Ну уж извините, я-то слышал, как вы сказали про
пилюлю.
Доктор. Нет.
Ермол. Что нет?
Дктр. Не говорил!
Е р м л в. Кто не говорил?
Дктр. Вы не говорили.
Ер мл в. Чего я не говорил?
Дктр. Вы, по-моему, чего-то недоговариваете.
Е р м л в. Я ничего не понимаю. Чего я недоговариваю?
Дктр. Ваша речь очень типична. Вы проглатываете слова, не
договариваете начатой мысли, торопитесь и заикаетесь.
Ер мл в. Когда же я заикался? Я говорю довольно гладко.
Дктр. Вот в этом-то и есть ваша ошибка. Видите? Вы даже
от напряжения начинаете покрываться красными пятнами. У вас ещё
не похолодели руки?
Ер мл в. Нет. А что?
238

Дктр. Так. Это моё предположение. Мне кажется, вам уже
тяжело дышать. Лучше сядьте, а то вы можете упасть. Ну вот.
Теперь вы отдохните.
Ер мл в. Да зачем же это?
Дктр. Тсс. Не напрягайте голосовых связок. Сейчас я вам
постараюсь облегчить вашу участь.
Е р м л в. Доктор! Вы меня пугаете.
Дктр. Дружочек милый! Я хочу вам помочь. Вот возьмите это.
Глотайте.
Е р м л в. Ой! Фу! Какой сладкий отвратительный вкус! Что это
вы мне дали?
Дктр. Ничего, ничего. Успокойтесь. Это средство верное.
Е р м л в. Мне жарко, и всё кажется зелёного цвета.
Дктр. Да, да, да, дружочек милый, сейчас вы умрете.
Ермолаев. Что вы говорите? Доктор! Ой, не могу. Доктор!
Что вы мне дали? Ой, доктор!
Дктр. Вы проглотили исследовательскую пилюлю.
Ермолаев. Спасите. Ой. Спасите. Ой. Дайте дышать. Ой.
Спас... Ой. Дышать...
Дктр. Замолчал. И не дышит. Значит, уже умер. Умер, не найдя
на земле ответов на свои вопросы. Да, мы, врачи, должны
всесторонне исследовать явление смерти.
Даниил Чармс
21 июня 1937 года
256
— Есть ли что-нибудь на земле, что имело бы значение и могло
бы даже изменить ход событий не только на земле, но в других
мирах? — спросил я своего учителя.
— Есть, — ответил мне мой учитель.
— Что же это? — спросил я.
— Это... — начал мой учитель и вдруг замолчал.
Я стоял и напряженно ждал его ответа. А он молчал.
И я стоял и молчал.
И он молчал.
И я стоял, молчал.
И он молчал.
239

Мы оба стоим и молчим.
Хо — ля — ля!
Мы оба стоим и молчим!
Хо — лэ — лэ!
Да, да, мы оба стоим и молчим!
16—17 июля 1937 года
Даниил Хармс
257
ПАССАКАЛИЯ № 1
Тихая вода покачивалась у моих ног.
Я смотрел в темную воду и видел небо.
Тут, на этом самом месте, Лигудим скажет мне формулу
построения несуществующих предметов.
Я буду ждать до пяти часов, и, если Лигудим за это время не
покажется среди деревьев, я уйду. Мое ожидание становится
обидным. Вот уже два с половиной часа стою я тут, и тихая вода
покачивается у моих ног.
Я сунул в воду палку. И вдруг под водой кто-то схватил мою
палку и дёрнул. Я выпустил палку из рук, и деревянная палка ушла
под воду с такой быстротой, что даже свистнула.
Растерянный и испуганный, стоял я около воды.
Лигудим пришел ровно в пять. Это было ровно в пять, потому
что на том берегу промчался поезд: ежедневно ровно в пять он
пролетает мимо того домика.
Лигудим спросил меня, почему я так бледен. Я сказал. Прошло
четыре минуты, в течение которых Лигудим смотрел в темную воду.
Потом он сказал: «Это не имеет формулы. Такими вещами можно
пугать детей, но для нас это неинтересно. Мы не собиратели
фантастических сюжетов. Нашему сердцу милы только
бессмысленные поступки. Народное творчество и Гофман противны нам.
Частокол стоит между нами и подобными загадочными случаями».
Лигудим повертел головой во все стороны и, пятясь, вышел из
поля моего зрения.
10 ноября 1937 года
240

258
ГРЯЗНАЯ ЛИЧНОСТЬ
Сенька стукнул Федьку по морде и спрятался под комод.
Федька достал кочергой Сеньку из-под комода и оторвал ему
правое ухо.
Сенька вывернулся из рук Федьки и с оторванным ухом в руках
побежал к соседям.
Но Федька догнал Сеньку и двинул его сахарницей по голове.
Сенька упал и, кажется, умер.
Тогда Федька уложил вещи в чемодан и уехал во
Владивосток.
Во Владивостоке Федька стал портным; собственно говоря, он
стал не совсем портным, потому что шил только дамское белье,
преимущественно панталоны и бюстгальтеры. Дамы не стеснялись
Федьки, прямо при нём поднимали свои юбки, и Федька снимал с
них мерку.
Федька, что называется, насмотрелся видов.
Федька — грязная личность.
Федька — убийца Сеньки.
Федька — сладострастник.
Федька — обжора, потому что он каждый вечер съедал по
двенадцати котлет. У Федьки вырос такой живот, что он сделал
себе корсет и стал его носить.
Федька бессовестный человек: он отнимал на улице у
встречных детей деньги, он подставлял старичкам подножку и пугал
старух, занося над ними руку, а когда перепуганная старуха шарахалась
в сторону, Федька делал вид, что поднял руку только для того,
чтобы почесать себе голову.
Кончилось тем, что к Федьке подошел Николай, стукнул его по
морде и спрятался под шкап.
Федька достал Николая из-под шкапа кочергой и разорвал
ему рот.
241

Николай с разорванным ртом побежал к соседям, но Федька
догнал его и ударил его пивной кружкой. Николай упал и умер.
А Федька собрал свои вещи и уехал из Владивостока.
21 ноября 1937 года
Написано в два приёма
259
Когда сон бежит от человека, и человек лежит на кровати, глупо
вытянув ноги, а рядом на столике тикают часы, и сон бежит от часов,
тогда человеку кажется, что перед ним распахивается огромное чёрное
окно и в это окно должна вылететь его тонкая, серенькая,
человеческая душа, а безжизненное тело останется лежать на кровати, глупо
вытянув ноги, и часы прозвенят своим тихим звоном: «Вот ещё один
человек уснул», и в этот миг захлопнется огромное и совершенно
чёрное окно.
Человек по фамилии Окнов лежал на кровати, глупо вытянув
ноги, и старался заснуть. Но сон бежал от Окнова. Окнов лежал
с открытыми глазами, и страшные мысли стучали в его
одеревеневшей голове.
8 марта 1938 г.
260
ШАПКА
Отвечает один другому: «Не видал я их». «Как же ты их не
видал, — говорит другой, — когда сам же на них шапки надевал?»
«А вот, — говорит один, — шапки на них надевал, а их не видал». —
«Да возможно ли это?» — говорит другой, с длинными усами.
«Да, — говорит первый, — возможно», — и улыбается синим ртом.
Тогда другой, который с длинными усами, пристает к синерожему,
чтобы тот объяснил ему, как это так возможно — шапки на людей
надеть, а самих людей не заметить. А синерожий отказывается
объяснять усатому, и качает своей головой, и усмехается своим
синим ртом.
— Ах ты, дьявол ты этакий, — говорит ему усатый. —
Морочишь ты меня, старика! Отвечай мне и не заворачивай мне мозги:
видел ты их или не видел?
242

Усмехнулся еще раз другой, который синерожий, и вдруг исчез,
только одна шапка осталась в воздухе висеть.
— Ах, так вот кто ты такой! — сказал усатый старик и
протянул руку за шапкой, а шапка от руки в сторону. Старик за шапкой, а
шапка от него, не дается в руки старику. Летит шапка по Некрасовской
улице мимо булочной, мимо бань. Из пивной народ выбегает, на шапку
с удивлением смотрит и обратно в пивную уходит. А старик бежит
за шапкой, руки вперед вытянул, рот открыл; глаза у старика
остекленели, усы болтаются, а волосы перьями торчат во все стороны.
Добежал старик до Литейной, а там ему наперерез уж
милиционер бежит и еще какой-то гражданин в сером костюмчике.
Схватили они безумного старика и повели его куда-то.
Даниил Хармс
21 июля 1938 года
261
БЫТОВАЯ СЦЕНКА
ВОДЕВИЛЬ
С н о. Здравствуйте! Эх, выпьем! Эй! Гуляй-ходи! Эх! Эх! Эх!
М а р и ш а. Да что с вами, Евгений Эдуардович?
С н о. Эх! Пить хочу! Эх, гуляй-ходи!
М а р и ш а. Постойте, Евгений Эдуардович, вы успокойтесь.
Хотите, я чай поставлю?
С н о. Чай? Нет. Я водку хлебать хочу.
М а р и ш а. Евгений Эдуардович, милый, да что с вами? Я вас
узнать не могу.
С н о. Ну и неча узнавать! Гони, мадам, водку!
Мариша. Господи, да что же это такое? Даня! Даня!
Даня (лежа на полу в прихожей). Ну? Чего там ещё?
Мариша. Да что же мне делать? Что же это такое?
С н о. Эй, гуляй-ходи! (Пьет водку и выбрасывает ее
фонтаном через нос.)
Мариша (залезая за фисгармонию). Заступница Пресвятая!
Мать Пресвятая Богородица!
Хармс (лежа в прихожей на полу). Эй ты, там, слова молитв
путаешь!
243

С но (разбивая бутылкой стеклянную дверцу шкапа). Эй,
гуляй-ходи!
Падает занавес.
Слышно, как Мариша чешет себе голову.
Вера, Надежда, Любовь, София. 1938 года
<30 сентября>
262
Меня называют капуцином. Я за это кому следует уши оборву,
а пока что не дает мне покоя слава Жана-Жака Руссо. Почему он
всё знал? И как детей пеленать, и как девиц замуж выдавать! Я
бы тоже хотел так всё знать. Да я уже всё знаю, но только в знаниях
своих не уверен. О детях я точно знаю, что их не надо вовсе
пеленать, их надо уничтожать. Для этого я бы устроил в городе
центральную яму и бросал бы туда детей. А чтобы из ямы не шла вонь
разложения, ее можно каждую неделю заливать негашеной
известью. В эту же яму я столкнул бы всех немецких овчарок. Теперь
о том, как выдавать девиц замуж. Это, по-моему, еще проще. Я бы
устроил общественный зал, где бы, скажем, раз в месяц собиралась
вся молодежь. Все, от 17 до 35 лет, должны раздеться голыми и
прохаживаться по залу. Если кто кому понравился, то такая пара
уходит в уголок и там рассматривает себя уже детально. Я забыл
сказать, что у всех на шее должна висеть карточка с именем,
фамилией и адресом. Потом тому, кто пришелся по вкусу, можно послать
письмо и завязать более тесное знакомство. Если же в эти дела
вмешается старик или старуха, то я предлагаю зарубать их
топором и волочить туда же, куда и детей, в центральную яму.
Я бы написал еще об имеющихся во мне знаниях, но, к
сожалению, должен идти в магазин за махоркой. Идя на улицу, я всегда
беру с собой толстую, сучковатую палку.
Беру я ее с собой, чтобы колотить ею детей, которые
подворачиваются мне под ноги. Должно быть, за это прозвали меня
капуцином. Но подождите, сволочи, я вам обдеру еще уши!
12 октября 1938 года
244

263
Я поднял пыль. Дети бежали за мной и рвали на себе одежду.
Старики и старухи падали с крыш. Я свистел, я громыхал, я лязгал
зубами и стучал железной палкой. Рваные дети мчались за мной
и, не поспевая, ломали в страшной спешке свои тонкие ноги.
Старики и старухи скакали вокруг меня. Я несся вперёд! Грязные,
рахитичные дети, похожие на грибы поганки, путались под моими
ногами. Мне было трудно бежать. Я поминутно спотыкался и раз
даже чуть не упал в мягкую кашу из барахтающихся на земле
стариков и старух. Я прыгнул, оборвал нескольким поганкам головы
и наступил ногой на живот худой старухе, которая при этом громко
хрустнула и тихо произнесла: «Замучили». Я, не оглядываясь,
побежал дальше. Теперь под моими ногами была чистая и ровная
мостовая. Редкие фонари освещали мне путь. Я подбегал к бане.
Приветливый банный огонёк уже мигал передо мной, и банный
уютный, но душный пар уже лез мне в ноздри, уши и рот. Я, не
раздеваясь, пробежал сквозь предбанник, потом, мимо кранов, шаек
и нар, прямо к полку. Горячее белое облако окружило меня. Я слышу
слабый, но настойчивый звон. Я, кажется, лежу.
— И вот тут-то могучий отдых остановил моё сердце.
/ февраля 1939 года
264
Господин невысокого роста с камушком в глазу подошёл к
двери табачной лавки и остановился. Его чёрные лакированные
туфли сияли у каменной ступенечки, ведущей в табачную лавку.
Носки туфель были направлены внутрь магазина. Ещё два шага,
и господин скрылся бы за дверью. Но он почему-то задержался,
будто нарочно для того, чтобы подставить голову под кирпич,
упавший с крыши. Господин даже снял шляпу, обнаружив свой лысый
череп, и таким образом кирпич ударил господина прямо по голой
голове, проломил черепную кость и застрял в мозгу. Господин не
упал. Нет, он только пошатнулся от страшного удара, вынул из
кармана платок, вытер им лицо, залепленное кровавыми мозгами, и,
повернувшись к толпе, которая мгновенно собралась вокруг этого
господина, сказал: «Не беспокойтесь, господа, у меня была уже
прививка. Вы видите, у меня в правом глазу торчит камушек. Это
245

тоже был однажды случай. Я уже привык к этому. Теперь
мне всё трын-трава!» И с этими словами господин надел шляпу
и ушел куда-то в сторону, оставив смущённую толпу в полном
недоумении.
<1939-1940>
265
Когда я вижу человека, мне хочется ударить его по морде. Так
приятно бить по морде человека!
Я сижу у себя в комнате и ничего не делаю.
Вот кто-то пришел ко мне в гости; он стучится в мою дверь. Я
говорю: «Войдите!» Он входит и говорит: «Здравствуйте! Как
хорошо, что я застал вас дома!» А я его стук по морде, а потом еще
сапогом в промежность. Мой гость падает навзничь от страшной
боли. А я ему каблуком по глазам! Дескать, нечего шляться, когда
не звали!
А то еще так: я предлагаю гостю выпить чашечку чая. Гость
соглашается, садится к столу, пьет чай и что-то рассказывает. Я делаю
вид, что слушаю его с большим интересом, киваю головой, ахаю, делаю
удивленные глаза и смеюсь. Гость, польщенный моим вниманием,
расходится всё больше и больше.
Я спокойно наливаю полную чашку кипятка и плещу кипятком
гостю в морду. Гость вскакивает и хватается за лицо. А я ему говорю:
«Больше нет в душе моей добродетели. Убирайтесь вон!» И я
выталкиваю гостя.
<1939-1940>
266
РЫЦАРИ
Был дом, наполненный старухами. Старухи целый день
шатались по дому и били мух бумажными фунтиками. Всех старух в этом
доме было тридцать шесть. Самая бойкая старуха по фамилии
Юфлева командовала другими старухами. Непослушных старух она
щипала за плечи или подставляла им подножку, и они падали и
разбивали свои рожи. Старуха Звякина, наказанная Юфлевой, упала
246

так неудачно, что сломала свои обе челюсти. Пришлось вызвать
доктора. Тот пришел, надел халат и, осмотрев Звякину, сказал, что
она слишком стара, чтобы можно было рассчитывать на
исправление ее челюстей. Затем доктор попросил дать ему молоток,
стамеску, клещи и веревку. Старухи долго носились по дому, не зная, как
выглядят клещи и стамеска, приносили доктору всё, что казалось им
похожим на инструменты. Доктор долго ругался, но наконец,
получив все требуемые предметы, попросил всех удалиться. Старухи,
сгорая от любопытства, удалились с большим неудовольствием. Когда
старухи с бранью и ропотом высыпали из комнаты, доктор запер
за ними дверь и подошел к Звякиной. «Ну-с», — сказал доктор
и, схватив Звякину, крепко связал ее веревкой. Потом доктор, не
обращая внимания на громкие крики и вой Звякиной, приставил к
ее челюсти стамеску и сильно ударил по стамеске молотком. Звя-
кина завыла хриплым басом. Раздробив стамеской челюсти
Звякиной, доктор схватил клещи и, зацепив ими звякинские челюсти,
вырвал их. Звякина выла, кричала и хрипела, обливаясь кровью. А
доктор бросил клещи и вырванные звякинские челюсти на пол, снял
халат, вытер об него свои руки и, подойдя к двери, открыл <ее>.
Старухи с визгом ввалились в комнату и выпученными глазами
уставились кто на Звякину, а кто на окровавленные куски,
валявшиеся на полу. Доктор протолкался между старухами и ушел.
Старухи кинулись к Звякиной. Звякина затихла и, видно, начала
умирать. Юфлева стояла тут же, смотрела на Звякину и грызла
семечки. Старуха Бяшечкина сказала: «Вот, Юфлева, когда-нибудь
и мы с тобой усопнем». Юфлева лягнула Бяшечкину, но та
вовремя успела отскочить в сторону.
— Пойдемте же, старухи! — сказала Бяшечкина. — Чего нам
тут делать? Пусть Юфлева со Звякиной возится, а мы пойдем мух
бить.
И старухи двинулись из комнаты.
Юфлева, продолжая лузгать семечки, стояла посредине
комнаты и смотрела на Звякину. Звякина затихла и лежала
неподвижно. Может быть, она умерла.
Однако на этом автор заканчивает повествование, так как не
может отыскать своей чернильницы.
? 21 июня 1940 года
<пятнии,а>
247

267
ПОБЕДА МЫШИНА
Мышину сказали: «Эй, Мышин, вставай!»
Мышин сказал: «Не встану», — и продолжал лежать на полу.
Тогда к Мышину подошел Калугин и сказал: «Если ты,
Мышин, не встанешь, я тебя заставлю встать». «Нет», — сказал Мышин,
продолжая лежать на полу.
К Мышину подошла Селизнёва и сказала: «Вы, Мышин, вечно
валяетесь на полу в коридоре и мешаете нам ходить взад и вперед».
«Мешал и буду мешать», — сказал Мышин.
— Ну, знаете, — сказал Коршунов, но его перебил Калугин и
сказал:
— Да чего тут долго разговаривать! Звоните в милицию.
Позвонили в милицию и вызвали милиционера.
Через полчаса пришёл милиционер с дворником.
— Чего у вас тут? — спросил милиционер.
— Полюбуйтесь, — сказал Коршунов, но его перебил Кулы-
гин и сказал:
— Вот. Этот гражданин все время лежит тут на полу и мешает
нам ходить по коридору. Мы его и так и этак...
Но тут Кулыгина перебила Селизнёва и сказала:
— Мы его просили уйти, а он не уходит.
— Да, — сказал Коршунов.
Милиционер подошел к Мышину.
— Вы, гражданин, зачем тут лежите? — спросил милиционер.
— Отдыхаю, — сказал Мышин.
— Здесь, гражданин, отдыхать не годится, — сказал
милиционер. — Вы где, гражданин, живете?
— Тут, — сказал Мышин.
— Где ваша комната? — спросил милиционер.
— Он прописан в нашей квартире, а комнаты не имеет, — сказал
Кулыгин.
— Обождите, гражданин, — сказал милиционер, — я сейчас с
ним говорю. Гражданин, где вы спите?
— Тут, — сказал Мышин.
— Позвольте, — сказал Коршунов, но его перебил Кулыгин и
сказал:
— Он даже кровати не имеет и валяется прямо на голом полу.
248

— Они давно на него жалуются, — сказал дворник.
— Совершенно невозможно ходить по коридору, — сказала
Селизнёва, — я не могу вечно шагать через мужчину. А он
нарочно ноги вытянет, да еще руки вытянет, да еще на спину ляжет и
глядит. Я с работы усталая прихожу, мне отдых нужен.
— Присовокупляю, — сказал Коршунов, но его перебил Ку-
лыгин и сказал:
— Он и ночью тут лежит. Об него в темноте все спотыкаются.
Я через него одеяло свое разорвал.
Селизнёва сказала:
— У него вечно из кармана какие-то гвозди вываливаются.
Невозможно по коридору босой ходить, того и гляди, ногу напорешь.
— Они давеча хотели его керосином поджечь, — сказал
дворник.
— Мы его керосином облили, — сказал Коршунов, но его
перебил Кулыгин и сказал:
— Мы его только для страха керосином облили, а поджечь и
не собирались.
— Да я бы и не позволила в своем присутствии живого
человека сжечь, — сказала Селизнёва.
— А почему этот гражданин в коридоре лежит? — спросил
вдруг милиционер.
— Здрасте пожалуйста! — сказал Коршунов, но <Кулыгин>
его перебил и сказал:
— А потому, что у него нет другой жилплощади: вот в этой
комнате я живу, в этой — вон она, в этой — он, а уж Мышин тут,
в коридоре, живет.
— Это не годится, — сказал милиционер. — Надо, чтобы все
на своей жилплощади лежали.
— А у него нет другой жилплощади, как в коридоре, — сказал
Кулыгин.
— Вот именно, — сказал Коршунов.
— Вот он вечно тут и лежит, — сказала Селизнёва.
— Это не годится, — сказал милиционер и ушел вместе с
дворником.
Коршунов подскочил к Мышину.
— Что? — закричал он. — Как вам это по вкусу пришлось?
— Подождите, — сказал Кулыгин. И, подойдя к Мышину,
сказал:
249

— Слышал, чего говорил милиционер? Вставай с полу!
— Не встану, — сказал Мышин, продолжая лежать на полу.
— Он теперь нарочно и дальше будет вечно тут лежать, —
сказала Селизнева.
— Определенно, — сказал с раздражением Кулыгин.
И Коршунов сказал:
— Я в этом не сомневаюсь. Parfaitement!
Хармс
СГ 8 Ч 1940 года
<вторник 8 августа>
268
ЛЕКЦИЯ
Пушков сказал:
— Женщина, это станок любви, — и тут же получил по морде.
— За что? — спросил Пушков, но, не получив ответа на свой
вопрос, продолжал: — Я думаю так: к женщине надо подкатываться
снизу. Женщины это любят, и только делают вид, что они этого не
любят.
Тут Пушкова опять стукнули по морде.
— Да что же это такое, товарищи! Я тогда и говорить не
буду, — сказал Пушков, но, подождав с четверть минуты,
продолжал: — Женщина устроена так, что она вся мягкая и влажная.
Тут Пушкова опять стукнули по морде. Пушков попробовал
сделать вид, что он этого не заметил, и продолжал:
— Если женщину понюхать...
Но тут Пушкова так сильно трахнули по морде, что он схватился
за щёку и сказал:
— Товарищи, в таких условиях совершенно невозможно
провести лекцию. Если это будет ещё повторяться, я замолчу.
Пушков подождал четверть минуты и продолжал:
— На чём мы остановились? Ах да! Так вот: женщина любит
смотреть на себя. Она садится перед зеркалом совершенно голая...
На этом слове Пушков опять получил по морде.
— Голая, — повторил Пушков.
Совершенно верно! (фр.)
250

— Трах! — отвесили ему по морде.
— Голая! — крикнул Пушков.
— Трах! — получил он по морде.
— Голая! Женщина голая! Голая баба! — кричал Пушков.
— Трах! Трах! Трах! — получал Пушков по морде.
— Голая баба с ковшом в руках! — кричал Пушков.
— Трах! Трах! — сыпались на Пушкова удары.
— Бабий хвост! — кричал Пушков, увёртываясь от ударов. —
Голая монашка!
Но тут Пушкова ударили с такой силой, что он потерял
сознание и как подкошенный рухнул на пол.
$12 41940 года
<суббота 12 августа>
269
ПОМЕХА
Пронин сказал:
— У вас очень красивые чулки.
Ирина Мазер сказала:
— Вам нравятся мои чулки?
Пронин сказал:
— О да. Очень. — И схватился за них рукой.
Ирина сказала:
— А почему вам нравятся мои чулки?
Пронин сказал:
— Они очень гладкие.
Ирина подняла свою юбку и сказала:
— А видите, какие они высокие?
Пронин сказал:
— Ой, да, да.
Ирина сказала:
— Но вот тут они уж кончаются. Тут уже идет голая нога.
— Ой, какая нога! — сказал Пронин.
— У меня очень толстые ноги, — сказала Ирина. — А в бедрах
я очень широкая.
— Покажите, — сказал Пронин.
— Нельзя, — сказала Ирина, — я без панталон.
251

Пронин опустился перед ней на колени.
Ирина сказала:
— Зачем вы встали на колени?
Пронин поцеловал ее ногу чуть повыше чулка и сказал:
— Вот зачем.
Ирина сказала:
— Зачем вы поднимаете мою юбку еще выше? Я же вам
сказала, что я без панталон.
Но Пронин все-таки поднял ее юбку и сказал:
— Ничего, ничего.
— То есть как это так, ничего? — сказала Ирина.
Но тут в двери кто-то постучал. Ирина быстро одернула свою
юбку, а Пронин встал с пола и подошел к окну.
— Кто там? — спросила Ирина через двери.
— Откройте дверь, — сказал резкий голос.
Ирина открыла дверь, и в комнату вошел человек в черном пальто
и в высоких сапогах. За ним вошли двое военных, низших чинов,
с винтовками в руках, а за ними вошел дворник. Низшие чины
встали около двери, а человек в черном пальто подошел к Ирине
Мазер и сказал:
— Ваша фамилия?
— Мазер, — сказала Ирина.
— Ваша фамилия? — спросил человек в черном пальто,
обращаясь к Пронину.
Пронин сказал:
— Моя фамилия Пронин.
— У вас есть оружие? — спросил человек в черном пальто.
— Нет, — сказал Пронин.
— Сядьте сюда, — сказал человек в черном пальто, указывая
Пронину на стул.
Пронин сел.
— А вы, — сказал человек в черном пальто, обращаясь к
Ирине, — наденьте ваше пальто. Вам придется с нами проехать.
— Зачем? — спросила Ирина.
Человек в черном пальто не ответил.
— Мне нужно переодеться, — сказала Ирина.
— Нет, — сказал человек в черном пальто.
— Но мне нужно еще кое-что на себя надеть, — сказала Ирина.
— Нет, — сказал человек в черном пальто.
252

Ирина молча надела свою шубку.
— Прощайте, — сказала она Пронину.
— Разговоры запрещены, — сказал человек в черном пальто.
— А мне тоже ехать с вами? — спросил Пронин.
— Да, — сказал человек в черном пальто. — Одевайтесь.
Пронин встал, снял с вешалки свое пальто и шляпу, оделся и
сказал:
— Ну, я готов.
— Идемте, — сказал человек в черном пальто.
Низшие чины и дворник застучали подметками.
Все вышли в коридор.
Человек в черном пальто запер дверь Ирининой комнаты и
запечатал ее двумя бурыми печатями.
— Даешь на улицу, — сказал он.
И все вышли из квартиры, громко хлопнув наружной дверью.
V12 Щ, 1940 года
<суббота 12 августа>
270
ВЛАСТЬ
Фаол сказал: «Мы грешим и творим добро вслепую. Один
стряпчий ехал на велосипеде и вдруг, доехав до Казанского собора,
исчез. Знает ли он, что дано было сотворить ему: добро или зло?
Или такой случай: один артист купил себе шубу и якобы сотворил
добро той старушке, которая, нуждаясь, продавала эту шубу, но зато
другой старушке, а именно своей матери, которая жила у артиста и
обыкновенно спала в прихожей, где артист вешал свою новую шубу,
он сотворил, по всей видимости, зло, ибо от новой шубы столь
невыносимо пахло каким-то формалином и нафталином, что старушка,
мать того артиста, однажды не смогла проснуться и умерла. Или
еще так: один графолог надрызгался водкой и натворил такое, что
тут, пожалуй, и сам полковник Дибич не разобрал бы, что хорошо,
а что плохо. Грех от добра отличить очень трудно».
Мышин, задумавшись над словами Фаола, упал со стула.
— Хо-хо, — сказал он, лежа на полу, — че-че.
Фаол продолжал: «Возьмем любовь. Будто хорошо, а будто и
плохо. С одной стороны, сказано: возлюби, а с другой стороны,
253

сказано: не балуй. Может, лучше вовсе не возлюбить? А сказано:
возлюби. А возлюбишь — набалуешь. Что делать? Может,
возлюбить, да не так? Тогда зачем же у всех народов одним и тем же
словом изображается возлюбить и так, и не так? Вот один артист
любил свою мать и одну молоденькую полненькую девицу. И любил
он их разными способами. Он отдавал девице большую часть своего
заработка. Мать частенько голодала, а девица пила и ела за троих.
Мать артиста жила в прихожей на полу, а девица имела в своем
распоряжении две хорошие комнаты. У девицы было четыре пальто,
а у матери одно. И вот артист взял у своей матери это одно пальто
и перешил из него девице юбку. Наконец, с девицей артист
баловался, а со своей матерью не баловался и любил ее чистой
любовью. Но смерти матери артист побаивался, а смерти девицы артист
не побаивался. И когда умерла мать, артист плакал, а когда девица
вывалилась из окна и тоже умерла, артист не плакал и завел себе
другую девицу. Выходит, что мать ценится, как уника, вроде
редкой марки, которую нельзя заменить другой».
— Шо-шо, — сказал Мышин, лежа на полу, — хо-хо.
Фаол продолжал: «И это называется чистая любовь! Добро ли
такая любовь? А если нет, то как же возлюбить? Одна мать
любила своего ребенка. Этому ребенку было два с половиной года. Мать
носила его в сад и сажала на песочек. Туда же приносили своих
детей и другие матери. Иногда на песочке накапливалось до
сорока маленьких детей. И вот однажды в этот сад ворвалась
бешеная собака, кинулась прямо к детям и начала их кусать. Матери с
воплями кинулись к своим детям, в том числе и наша мать. Она,
жертвуя собой, подскочила к собаке и вырвала у нее из пасти, как
ей казалось, своего ребенка. Но, вырвав ребенка, она увидела, что это
не ее ребенок, и мать кинула его обратно собаке, чтобы схватить и
спасти от смерти лежащего тут же рядом своего ребенка. Кто
ответит мне: согрешила ли она или сотворила добро?»
— Сю-сю, — сказал Мышин, ворочаясь на полу.
Фаол продолжал: «Грешит ли камень? Грешит ли дерево?
Грешит ли зверь? Или грешит только один человек?»
— Млям-млям, — сказал Мышин, прислушиваясь к словам
Фаола, — шуп-шуп.
Фаол продолжал: «Если грешит только один человек, то, значит,
все грехи мира находятся в самом человеке. Грех не входит в
человека, а только выходит из него. Подобно пище: человек съедает
254

хорошее, а выбрасывает из себя нехорошее. В мире нет ничего
нехорошего, только то, что прошло сквозь человека, может стать
нехорошим».
— Умняф, — сказал Мышин, стараясь приподняться с пола.
Фаол продолжал: «Вот я говорил о любви, я говорил о тех
состояниях наших, которые называются одним словом «любовь».
Ошибка ли это языка, или все эти состояния едины? Любовь матери
к ребенку, любовь сына к матери и любовь мужчины к женщине —
быть может, все это одна любовь?»
— Определенно, — сказал Мышин, кивая головой.
Фаол сказал: «Да, я думаю, что сущность любви не меняется
оттого, кто кого любит. Каждому человеку отпущена известная
величина любви. И каждый человек ищет, куда бы ее приложить,
не скидывая своих фузеляжек. Раскрытие тайн перестановок и
мелких свойств нашей души, подобной мешку опилок...»
— Хветь! — крикнул Мышин, вскакивая с пола. — Сгинь!
И Фаол рассыпался, как плохой сахар.
029Q 1940 года
<воскресенье 29 сентября>
271
УПАДАНИЕ
(ВБЛИЗИ И ВДАЛИ)
Два человека упали с крыши. Они оба упали с крыши
пятиэтажного дома, новостройки. Кажется, школы. Они съехали по
крыше в сидячем положении до самой кромки и тут начали падать.
Их падение раньше всех заметила Ида Марковна. Она стояла у
окна в противоположном доме и сморкалась в стакан. И вдруг она
увидела, что кто-то с крыши противоположного дома начинает
падать. Вглядевшись, Ида Марковна увидела, что это начинают
падать сразу целых двое. Совершенно растерявшись, Ида Марковна
содрала с себя рубашку и начала этой рубашкой скорее протирать
запотевшее оконное стекло, чтобы лучше разглядеть, кто там
падает с крыши. Однако, сообразив, что, пожалуй, падающие могут, со своей
стороны, увидеть ее голой и невесть чего про неё подумать, Ида
Марковна отскочила от окна и спряталась за плетёный треножник,
на котором когда-то стоял горшок с цветком. В это время пада-
255

ющих с крыши увидела другая особа, живущая в том же доме, что
и Ида Марковна, но только двумя этажами ниже. Особу эту тоже
звали Ида Марковна. Она как раз в это время сидела с ногами на
подоконнике и пришивала к своей туфле пуговку. Взглянув в окно,
она увидела падающих с крыши. Ида Марковна взвизгнула и,
вскочив с подоконника, начала спешно открывать окно, чтобы
лучше увидеть, как падающие с крыши ударятся об землю. Но окно
не открывалось. Ида Марковна вспомнила, что она забила окно
снизу гвоздём, и кинулась к печке, в которой она хранила
инструменты: четыре молотка, долото и клещи. Схватив клещи, Ида
Марковна опять подбежала к окну и выдернула гвоздь. Теперь окно
легко распахнулось. Ида Марковна высунулась из окна и увидела,
как падающие с крыши со свистом подлетали к земле.
На улице собралась уже небольшая толпа. Уже раздавались
свистки и к месту ожидаемого происшествия не спеша подходил
маленького роста милиционер. Носатый дворник суетился,
расталкивая людей и поясняя, что падающие с крыши могут вдарить
собравшимся по головам. К этому времени уже обе Иды
Марковны, одна в платье, а другая голая, высунувшись в окно, визжали и
били ногами. И вот, наконец, расставив руки и выпучив глаза,
падающие с крыши ударились об землю.
Так и мы иногда, упадая с высот достигнутых, ударяемся об
унылую клеть нашей будущности.
4-Х.
Писано четыре дня.
Закончено в Vl \Х 1940 года
<в субботу 7 октября>
272
На кровати метался полупрозрачный юноша. На стуле, закрыв
лицо руками, сидела женщина, должно быть, мать. Господин в
крахмальном воротничке, должно быть, врач, стоял возле ночного
столика. На окнах были спущены жёлтые шторы. Заскрипела дверь,
и в комнату заглянул кот. Господин в крахмальном воротничке
ударил кота сапогом по морде. Кот исчез. Юноша застонал.
Юноша что-то сказал. Господин, похожий на врача, прислушался.
Юноша сказал: «Лодки плывут». Господин нагнулся над юношей.
256

— Что с вами, мой дорогой друг? — спросил господин,
наклоняясь к юноше. Юноша молча лежал на спине, но лицо его было
повернуто к стенке.
Юноша молчал.
— Хорошо, — сказал господин, выпрямляясь. — Вы не
желаете отвечать вашему другу. Хорошо.
Господин пожал плечами и отошёл к окну.
— Дайте лодку, — произнес юноша.
Господин, стоя у окна, хихикнул.
Прошло минут восемь. Юноша отыскал глазами господина в
крахмальном воротничке и сказал:
— Доктор, скажите мне откровенно: я умираю?
— Видите ли, — сказал доктор, играя цепочкой от часов. — Я
бы не хотел отвечать на ваш вопрос. Я даже не имею права
отвечать на него.
— То, что вы сказали, вполне достаточно, — сказал юноша. —
Теперь я знаю, что надежд нет.
— Ну, уж это ваша фантазия, — сказал доктор. — Я вам про
надежды не сказал ни слова.
— Доктор, вы меня считаете за дурака. Но уверяю вас, что я
не так глуп и прекрасно понимаю свое положение.
Доктор хихикнул и пожал плечами.
— Ваше положение таково, — сказал он, — что понять вам его
невозможно.
<1940>
273
В трамвае сидели два человека и рассуждали так. Один
говорил: «Я не верю в загробную жизнь. Реальных доказательств того,
что загробная жизнь существует, не имеется. И авторитетных
свидетельств о ней мы не знаем. В религиях же о ней говорится либо
очень неубедительно, например, в исламе, либо очень туманно,
например, в христианстве, либо ничего не говорится, например, в библии,
либо прямо говорится, что её нет, например, в буддизме. Случаи
ясновидения, пророчества, разных чудес и даже привидений прямого
отношения к загробной жизни не имеют и отнюдь не служат дока-
9 «...Сборище друзей...», т. 2 257

зательством её существования. Меня нисколько не интересуют
рассказы, подобные тому, как один человек увидел во сне льва и
на другой день был убит вырвавшимся из зоологического сада львом.
Меня интересует только вопрос: есть ли загробная жизнь или её нет?
Скажите, как по-вашему?
Второй Собеседник сказал: «Отвечу вам так: на ваш вопрос вы
никогда не получите ответа, а если получите когда-нибудь ответ, то
не верьте ему. Только вы сами сможете ответить на этот вопрос.
Если вы ответите да, то будет да, если вы ответите нет, то будет нет.
Только ответить надо с полным убеждением, без тени сомнения или,
точнее говоря, с абсолютной верой в свой ответ».
Первый Собеседник сказал: «Я бы охотно ответил себе. Но
ответить надо с верой. А чтобы ответить с верой, надо быть
уверенным в истинности своего ответа. А где мне взять эту
уверенность?»
Второй Собеседник сказал: «Уверенность или, точнее, веру нельзя
приобрести, её можно только развить в себе».
Первый Собеседник сказал: «Как же я могу развить в себе веру
в свой ответ, когда я даже не знаю, что отвечать, да или нет».
Второй Собеседник сказал: «Выберите себе то, что вам больше
нравится».
— Сейчас будет наша остановка, — сказал первый
Собеседник, и оба встали со своих мест, чтобы идти к выходу.
— Простите, — обратился к ним какой-то военный чрезвычайно
высокого роста. — Я слышал ваш разговор, и меня, извините,
заинтересовало: как это могут два ещё молодых человека серьёзно
говорить о том, есть ли загробная жизнь или её нет?
<1940>
274
— Да, — сказал Козлов, протряхивая ногой, — она очень
испугалась. Ещё бы! Хо-хо! Но сообразила, что бежать ни в коем
случае нельзя. Это всё же она сообразила. Но тут хулиганы
подошли ближе и начали ей в ухо громко свистеть. Они думали
оглушить её свистом. Но из этого ничего не вышло, т. к. она как раз на
это ухо была глуха. Тогда один из хулиганов шваркнул её палкой
по ноге. Но и из этого тоже ничего не вышло, потому что как раз
258

эта нога была у неё еще пять лет тому назад ампутирована и
заменена протезом. Хулиганы даже остановились от удивления, видя, что
она продолжает спокойно идти дальше.
— Ловко! — сказал Течорин. — Великолепно! Ведь что бы было,
если бы хулиганы подошли к ней с другого бока? Ей повезло.
— Да, — сказал Козлов, — но обыкновенно ей не везёт. Недели
две тому назад её изнасиловали, а прошлым летом ее просто так, из
озорства, высекли лошадиным кнутом. Бедная Елизавета Плато-
новна даже привыкла к подобным историям.
— Бедняжка, — сказал Течорин. — Я был бы не прочь её
повидать.
<1940>
275
Я не стал затыкать ушей. Все заткнули, а я один не заткнул и
потому я один всё слышал. Я также не закрывал тряпкой глаз, как
это сделали все. И потому я всё видел. Да, я один всё видел и
слышал. Но, к сожалению, я ничего не понял, а потому, значит,
какая цена тому, что я один всё видел и слышал? Я даже не мог
запомнить того, что я видел и слышал. Какие-то отрывочные
воспоминания, закорючки и бессмысленные звонки. Вот пробежал
трамвайный кондуктор, за ним пожилая дама с лопатой в зубах. Кто-
то сказал: «...вероятно, из-под кресла...» Голая еврейская девушка
раздвигает ножки и выливает на свои половые органы из чашки
молоко. Молоко стекает в глубоку<ю> столовую тарелку. Из
тарелки молоко переливают обратно в чашку и предлагают мне
выпить. Я пью; от молока пахнет сыром... Голая еврейская девушка
сидит передо мной с раздвинутыми ногами, её половые органы
выпачканы в молоке. Она наклоняется вперёд и смотрит на свои
половые органы. Из её половых органов начинает течь прозрачная
и тягучая жидкость... Я прохожу через большой и довольно
тёмный двор. На дворе лежат, сложенные высокими кучами, дрова. Из-
за дров выглядывает чьё-то лицо. Я знаю: это Лимонин следит за
мной. Он смотрит: не пройду ли я к его жене. Я поворачиваю
направо и прохожу через парадную на улицу. Из ворот выглядывает
радостное лицо Лимонина... Вот жена Лимонина предлагает мне
водку. Я выпиваю четыре рюмки, закусываю сардинами и начинаю
думать о голой еврейской девушке. Жена Лимонина кладёт мне на
9* 259

колени свшо 1Гожшу.. Я выпиваю ещё одну рюмку и закуриваю
трубку. <«Тм сегодня такой грустывга>>>, — товорит мне жена Ди-
монина. Я говорю ей какую-то глупость и ухожу к еврейской
девушке.
<1940>
276
СИМФОНИЯ № 2
Антон Михайлович плюнул, сказал «эх», опять плюнул, опять
сказал «эх», опять плюнул, опять сказал «эх» и ушел. И Бог с ним.
Расскажу лучше про Илью Павловича.
Илья Павлович родился в 1893 году в Константинополе. Еще
маленьким мальчиком его перевезли в Петербург, и тут он окончил
немецкую школу на Кирочной улице. Потом он служил в каком-
то магазине, потом ещё чего-то делал, а в начале революции
эмигрировал за границу. Ну и Бог с ним. Я. лучше расскажу про Анну
Игнатьевну.
Но про Анну Игнатьевну рассказать не так-то просто.
Во-первых, я о ней ничего не знаю, а во-вторых, я сейчас упал со стула и
забыл, о ч&л собирался рассказывать. Я лучше расскажу о себе.
Я высокого роста, неглупый, одеваюсь изящно и со вкусом, не
пью, на скачки не хожу, но к дамам тянусь, И дамы не избегают
меня. Даже любят, когда я с ними гуляю. Серафима Измаиловна
неоднократно приглашала меня к себе, и Зинаида Яковлевна тоже
говорила, что она всегда рада меня видеть. Но вот с Мариной
Петровной у меня вышел забавный случай, о котором я и хочу
рассказать. Случай вполне обыкновенный, но всё же забавный, ибо
Марина Петровна благодаря меня совершенно облысела, как
ладонь. Случилось это так: пришёл я однажды к Марине Петровне,
а она трах? и облысела. Вот и все.
Даниил Хармс
Ночь с V на О"9—10
Qp 1941 гола
<с понедельника на вторник
9—10 иктя>
260

277
РЕАБИЛИТАЦИЯ
Не хвастаясь, могу сказать, что, когда Володя ударил меня по уху
и плюнул мне в лоб, я так его схватил, что он этого не забудет. Уж
потом я бил его примусом, а утюгом я бил его вечером. Так что умер
он совсем не сразу. Это не доказательство, что ногу я отрезал ему
еще днем. Тогда он был еще жив. А Андрюшу я убил просто по
инерции, и в этом я себя не могу обвинить. Зачем Андрюша с
Елизаветой Антоновной попались мне под руку? Им было не к чему
выскакивать из-за двери. Меня обвиняют в кровожадности,
говорят, я пил кровь, но это неверно, я подлизывал кровяные лужи и
пятна; это естественная потребность человека уничтожить следы
своего, хотя бы и пустяшного, преступления. А также я не
насиловал Елизавету Антоновну. Во-первых, она уже не была девушкой,
а во-вторых, я имел дело с трупом, и ей жаловаться не приходится.
Что из того, что она вот-вот должна была родить? Я и вытащил
ребенка. А то, что он вообще не жилец был на этом свете, в этом
уж не моя вина. Не я оторвал ему голову, причиной тому была его
тонкая шея. Он был создан не для жизни сей. Это верно, что я
сапогом размазал по полу их собачку. Но это уж цинизм —
обвинять меня в убийстве собаки, когда тут рядом, можно сказать,
уничтожены три человеческие жизни. Ребенка я не считаю. Ну,
хорошо: во всем этом (я могу согласиться) можно усмотреть
некоторую жестокость с моей стороны. Но считать преступлением то,
что я сел и испражнился на свои жертвы, — это уже, извините,
абсурд. Испражняться — потребность естественная, а следовательно,
и отнюдь не преступная. Таким образом, я понимаю опасения моего
защитника, но все же надеюсь на полное оправдание.
Даниил Хармс
(Г, 10 с? 1941 г.
<вторник, 10 июня>

ДРАМАТИЧЕСКИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
278
КОМЕДИЯ ГОРОДА ПЕТЕРБУРГА
Часть II
Пётр.
Я помню день. Нева шумела в море
пустая лехкая, небрежная Нева
Когда пришёл и взглядом опрокинув тучу
великий царь, подумал в полдень тусклый
и мысль нежная стянув на лбу морщину
порхая над Невой над берегом порхая
летела в небо, реяла над скучными лесами
тревожила далёкий парус в чудном море.
Тогда я город выстроил на Финском побережьи
сказал столица будет тут, и вмиг
дремучий лес до корня острижен
и шумные кареты часто били в окна хижин.
Николай 11.
ты Пётр был царём.
О слава дней минувших!
взгляни как пламя трёпанное в высь, а я
уйду. Уйду с болот жестоких
прощай Россия! Навсегда прощай!
но нет я тут я тут как чорт иль печка
Руби! стреляй и тысча пик коли!
очисти путь, и я наследник Божий
взойду держась за сердце на престол
и годы длинные железного монарха
пройдут над жизнями кочующих племён
благословенна ты Российская держава
а я твой царь и Бог и властелин
да Пётр. Я живу. Ты мне смешон и жалок
262

ты памятник бездушный и скакун
Гляди мне покорятся все народы, и царица
родит мне сына крепкого как бук.
Но только силы у меня нет Пётр силы
брожу ли я у храма(ль) у дворца-ль
Мне всё мерещится сканун на камне диком!
ты Пётр памятник бесчувственный ты царь!!!
Комсамолец Вертунов (указывая на Николая II).
Связать его.
Щепкин. Закройте двери. Сквозняк невозможный. Царь
простудится.
Свита (смеётся). Ха ха ха ха ха ха ха...
балалаечник.
в лес-ли девка бегала
юбку ль девка дёргала
пила мёда катошку
за царицу матушку
Комсамолец Вертунов.
Э-э мундирчик то бомазейный.
Царь тебе холодно?
Николай II.
Отстаньте комсамолец Вертунов
отстаньте!
Комсамолец Вертунов.
что? разговаривать? тебе же дурак
добра желают, пожалели тебя. Видно человек
избалованный. Ты мне скажи, чай и плевал
не иначе как в подушки бархатные? а?
Щепкин. Да закройте же вы двери. Простудится же.
Комсамолец Вертунов.
нет ты мне скажи в подушки
плевал в бархотные? а?
Николай II (безразлично).
плевал.
Комсамолец Вертунов. Вишь ты! Ну а ещё чё делал?
Та парень не пужайся прямо говори
делал чего ещё?
Николай II (безразлично).
делал.
263

(Повысив голос.) Не хочу я говорить с вами, я плясать
хочу. Ей музыка!
балалаечник.
царь танцует
ветер дует
люди плачут
слезы льют
всё танцую
ветер дует
царь не скачет
ходад лют
Николай II.
О Пётр где твоя Россия?
где город твой, где бледный Петербург?
куда попал я в Кострому на Небо, или в Парламент?
Скажи мне Пётр внуку своему.
Меня спросили: не плевал ли я в подушку
но я не знаю я не помню, я забыл
Забыл, мне память изменила Пётр Пётр
скажи куда плюются все цари?
Пётр.
В плевательницу или под стол.
Николай II. Позвать Комсамольца Вертунова.
Дворецкий. Слушаюсь ваше величество!
Комсамолец Вертунов. Что прикажите Ваше
Величество?
Николай II. Здрасте. Как на улице тепло или холодно?
Ком. Верт. Тепло Ваше Величество.
Николай II. А я под стол плеваться умею!
Коме. Верт. Очень интересно В. В.
Николай II. Хочешь покажу?
Ком. Верт. Ну покажи!
Ник. II. Тпфу!
Ком. Верт. вот это здорово!
Ник. II. Тпфу!
Ком. Верт. Замечательно!
Щепкин (вбегая). Господа закройте дверь. Оттепель это
самое опасное время! Моя тётя подарила мне перчатки, а папа
сказал, что у меня и усы и борода и брови и всё-всё рыжее как у
учительницы.
264

Комсамолец Вертунов, беги в Москву. Окаянный
Щепкин (поёт).
я бегу верчу ногою
в небо прыгаю как лев
мне кричали: не здавайся
не смотри по сторонам
ну ка саблю вынь из ножен
и взмахни над голым пнём
твой удар и тих и нежен
рубит немца под сосну.
Комсамолец Вертунов, беги беги скорей!
Щепкин (поёт).
дремлет Сокол в небе белом
я как птица в ночь бегу
Звери под гору ложатся
рыбы спят на берегу
только ты моя царица
в поле круглое глядишь
только ты головку ниже
опускаешь и грустишь
Комсамолец Вертунов. Ваня Ваня торапись! Ещё
немного.
Перепрыгни канавку. Вот Москва блестит пуще озера, домики
плывут. Церковки послушные виднеются. Торопись Ваня!
Ваня Щепкин (поёт).
Я пришёл к заветной цели
вот и пышная Москва
надо мной хлопочут люди
а кругом тоска тоска
Николай II. Господи какая проклятая жизнь!
Комсамолец Вертунов.
Царь опомнись!
Тебе ли падать духом!
Тебе ли выть! прислушайся гремучим ухом
и жизнь прошлую забудь на век.
Тебе не много жить осталось. А ты
Зачем Зачем тревожил Ваню Щепкина
Зачем позвал меня и с хохотом промчался
мимо стана в поле крысой
265

расправу Бог послал. Прими в гробу
недавнем
Её. и щеки впадше как букли осуши
Николай II.
Молчи. Не стоит говорить
Я знаю всё. повесился великий полководец
когда прекрасная Мария горевала
и клавиши лежали под рукою
тут вечный Бисмарк об землю томился
но дочь его казалась нам другой
Смотри как лань визжат телеги
бегут погонщики. Смотри
под звоны шустрые калеки
несутся пламянем с утра
и всюду меч летит крылатый.
под опракинутой палатой
гляди тоскующие латы
висят как медные ветра
я знаю всё...
Комсамолец Вертунов.
а помнишь день?
погода зимняя была и вьюги
шатались около Москвы
трещала хижина и дым не шевелился
и птицы падали в безжалостный сугроб
и чьих то ног следы мелькали
французская шумела речь
Откудо вы? из далека ли?
страну идёте пересеч
Ты помнишь царь Наполеона?
тебе гранитный вызов был
Москва врагом была спалена
ты помнишь это?
Николай II.
Нет забыл.
Комсамолец Вертунов.
Забыл? Еще бы?
Хотя постой. Ты помнишь Фамусова?
Н иколай 11.
помню
266

Ком. Верт.
А Катеньку?
Она тебя встречала поцелуем на Морской
и зонтиком помахивая шла под ручку.
Вы заходили в ювелирный магазин
ты шёл как подобает Императору
а Катенька как висилица шла
Николай II.
Да да
Ком. Верт.
Тише к нам идут
вон Фамусов а с ним Кирилл Давыдыч
и даже... даже Катенька. Пойдемте царь
Фамусов.
Друзья! мы снова в этом доме!
Я вам сейчас представлю Комсамольца
Вертунова
такой почтенный... Катенька вы покраснели?
и ты Кирилл Давыдыч? Вот не кстати!!
чего ты загрустил смутившись как дитя?
Катенька.
Нет Павел Афанасьевич я рада
а покраснела просто так
Комсам. Вертунов.
Скажите Фамусов как поживает князь
Мещерский?
Фамусов.
Спасибо. В здравствии.
разводит конареек.
Ком. Верт.
А дочь его прекрасная Мария?
Фамусов.
Мария? Мария Богу душу отдала
Коме. Верт.
Зачем же Богу? Вот чудак
не можите оставить предрассудки.
Обернибесов.
Бог — это я!
Моя Мария!
267

Четырнадцати лет мы познакомились.
она впорхнула в мой тихий домик.
Я лежал.
Смотрю как будто дверь пошевелилась
как будто дунул ветер в комнату
и вдруг вошла Мария.
На стене кинжал. Ты видишь это?
Мария видишь это? Она сказала:
«Нет мне это всё равно!
Люблю тебя Кирилл Давыдыч
Бежим мне здесь противно! Кира!
ты весь распух и злостью переполнен
бежим на лошади на шарике воздушном!
нырнём под океян и снова в даль промчимся
и лехкой амазонкой через горы
задребезжим в туманное окошко
мелькнёт отец мы крикнем: досвиданье!
«бежим! Кирилл Давыдыч — мы свободны!»
А я сказал: ты видишь Бога?
Бог — это я,
а ты Мария — не двинишся от бренного
испуга.
Очей не вскинешь, и как птица
умрешь от ласковой руки!
Щепкин (поёт).
Жил разбойник над горою
в тихом домике с окном
люди разные боялись
к той горе дитей водить
Но лишь только звёзды кинут
взоры нежные к ручью
над горой печальный житель
теплет белую свечу
Николай II.
Свяжите его! Это не человек а берёза какая то!
Фамусов.
Успокойтесь Ваше Величество. Ну мы свяжем
его, убьем.
Какая польза?
268

Он после завтра оживёт и снова
будит петь как нищий у перил
не в жизни цель, а в песне
как говорил мой друг Мищерекий, князь
пройди всю землю* но хоть тресни
ты не найдешь такую грязь
Николай IL
а как по вашему,
Кирилл Давыдыч злой Обернибесов
он лучше что ли или как?
Фамусов.
Свежей. Спросите князя.
Он знаток души и тела
Николай II.
Но где достать такого мудреца?
Фамусов.
Мой князь живёт в Швецарии прилежной
Пускай Кирилл Давыдыч нам гонцом послужит
Ему в дорогу дайте спирт и порученье.
Николай II.
Садись голубчик в аэроплан
лети голубчик через Мон Блан
на поворотах стягивай живот
ты прилетишь где князь живёт
Скажи ему чтоб он был здесь
Скажи ему что я его тесть
и как то будучи повешен
за мой язык среди орешен
я в руки брал перо стальное
мокал, но мимо пузырька
писал приветствие шальное
в кусты чихая изредка.
Лети к нему Обернибесов
аэроплан я тебе подарю
бутылку на там спирт древесный
его полож в летучий трюм.
Ты им в пути себя согреешь
Мон Блан увидишь на заре лишь
тогда нажми вот эту кнопку
и выбрось прочь бутылку с пробкой.
269

Катенька.
Прощай Кирилл Давыдыч!
Фамусов.
Смотри как следует за леронами!
Ниже трёх сот метров не опускайся.
Когда прилетишь спроси куда попал
(убегает со сцены за аэропланом).
Комсамолец Вертунов.
Чудак
Вообразил себя чорт знает кем!
Зритель кокого мнения ты об этом человеке?
Зритель.
А уж будте покойны, вильнём хвостом и
ищите где хотите.
Комсамолец Вертунов.
Ну да! Не хватит решимости.
Ваня что скажешь?
Щепкин.
Николай II кровью харкает. Доктора бы позвать.
кстати было бы.
Комсамолец Вертунов.
Постой не до этого
Зритель.
То то и оно то! Как не все дома
ничего и не попишешь
Коме. Вертунов. Ну ты там, тебе волю дали так ты и
нахальничать. Мне лучше знать что я делаю.
Зритель. А я маме пожалуюсь.
Коме. Верт. Иди и жалуйся. Жалко что ли.
Зритель. Вот и пойду!
Коме. Верт. Вот и иди!
Зритель уходит.
Коме. Верт. Фу! будто камень с плечь сняли.
Фамусов (входя). А где же царь?
К о м с. В е р т. Чорт их знает. Когда нужно ни одного чорта под
рукой не найдешь. Что улетел.
Фамусов. Да уж скоро и назад будет. Катюша тоже ушла?
Коме. Вертунов. А ну их всех (уходит).
270

Фамусов (один. Задумчиво).
раз два
раз два
раз два три
раз два три
раз два
Порр — тугалец.
(По сцене пробегает человек.)
Эй куда бежишь?
раз два
раз два
Занавесь
ДЕЙСТВИЕ II
Княз<ь> Мещерский.
Эй отварите!
Я князь Мещерский
приехал в Питер
хочу проведать кто тут мерзавцем
меня Светлейшего назвал
Всех разобью одной рукою
И к чёртовой матери пошлю
Попробуй только выйди! Дважды
убью такого смельчака
сожгу и пеплом разбросаю
по всей земле!
ты кто такой?
Сторож. Вы здесь потише! Не скандальте!
Князь Мещерский.
Скажите? Он меня...
Нет послушайте...
да ты-то знаешь
Вот эти руки гнут пятак!
Сторож.
А если вы сейчас не замолчите
я вас могу арестовать
271

Князь Мещер.
Арестовать? валяй попробуй!
Я это так и ожидал!
Сторож. Вы арестованы! Пойдемте.
Кн. Мещ.
Не толкайся!
Ведь хоть к чорту на рога.
Ком. Вертунов (входя). Ах это вы!
Кн. Мещ. Да. Приехал. Тут проживает Николай II?
Ком. Верт.
Тут, но сейчас он болен
лежит в кровати как бревно.
Князь Мещерский.
Эй служивый! Чего глядишь!
Веди к нему!
Сторож. К кому то ись
Князь Мещерский.
К царю что как бревно лежит.
Четыре шага до ворот осталось
а лужа тут валяется как чорт!
Сторож, а вы её с размаху перепрынте!
Княз<ь> Мещерский (прыгнув).
Куда итти
на право или в бок?
Сторож. Сюда пожалуйте.
(Открываются ворота.)
Николай II (в кровати).
Куда смотреть?
Везде злодеи. Вон один
Открыл безумную рубашку
и слушает зажмурясь грамофон.
Вон рыцарь ходит с алебардой
хранит покой чиновника.
Вон сторож, комсамолец Вертунов,
а с ними кто-то мне до селе не известный
должно какой нибудь проситель.
Князь Мещерский.
Здравствуй царь!
я прилетел на крыльях быстрых
272

Кирилл Давыдыч мчался тут же.
Казань мелькнула, вышел Питер
раздулся в голову и треснул
Фонтанкой бился, клокотал
и шлёпнулся к Неве у самого болота.
Мы вылезли и прочитали:
«Город Ленинград».
Николай II.
Да это правда
Боже Боже!
Еще совсем недавно
Я бегал мальчиком
и кушал апельсин
тоскал невинные конфетки из кормашка
и падал в ужасе при виде мужика
Комсамолец Вертунов.
Но мало ли что было!
Я однажды купался в речке.
Вдруг смотрю плывёт как будто рыба.
но вглядевшись — я крикнул как сарыч
и выскочил на берег.
Князь Мещерский. Что же это было?
Николай II. Ну?
Ком. Верт.
Это был простой комочек
нежных прутиков и мха
я кричал что было мочи
испугавшись как блоха.
А потом четыре ночи
Жизнь казалась мне плоха.
Николай II.
Вот это здорово! Ты трус. И все вы такие.
Испугался прутика! А если бы увидал палку?
Ком. Верт. (в сторону).
Каждый день вижу дубину тупоголовую.
и ничего! Не страшно.
Князь Мещерский.
Ну к делу Господа!
Зачем вы меня вызвали?
273

Николай II. Твой ум понадобился.
Ком. Верт.
Решите нам. Кто лучше.
Ваня Щепкин Или этот
Кирилл Давыдович Обернибесов
один печальный и ненужный
другой с корзинкой на плече.
Князь Мещерский.
По мойму лучше тот
который из пелёнок
уже кричал «брависсимо»
и дергал за усы
папашу или дядю
Когда они крестясь
и в сторону покашливая
медленно и с пафосом
пели ирмосы
Николай II.
Восхитительно!
Какая мощь бесстрастного сужденья
Мы позовём Кирилл Давыдыча
и спросим
каков он был в младенчестве своём.
Щепкин (вбегая).
Сейчас только что из Москвы. Прибежал
туда а там всё так же как и у нас. Такие же
дома и люди. Говорят только наоборот.
«Здравствуйте» — это значит у них «прощайте».
Я и побежал обратно. Только где-то по мойму
окно открыто — дует. Я бежал — так вспотел.
Николай II.
А! нам то тебя и нужно. Скажи пожалуйста,
когда ты был еще в пелёнках, дёргал ты папашу
или, ну скажем, дядюшку своего за усы?
Щ е п к и н. Что?
Николай И. Ты дёргал за усы папу или маму?
Щ е п к и н. Зачем?
Николай II. Значит не дёргал?
Щепкин. Ваше величество не погубите.
274

Николай II.
Ну ладно ступай себе.
А что Кирилл Давыдыч пришёл?
Комсамолец Вертунов. Нет его всё ещё нету. Вон идет
Фамусов, но кажется один. Павел Афанасьевич где же ваш друг?
Фамусов (входя).
Он отказался итти сюда!
я говорил ему: послушай! Пойдём!
а он в накидку завернувшись
стоял у входа
Я тотчас же всё понял.
Он тоскует.
В его руках виднелась книга
Он пальцем заложил страницу
Молчал, и только грудь казалась
да плащ казался мне крылом
Щ е п к и н. Смотрите он идёт сюда
Коме. Верт.
Что Фамусов?
Не вышло дело?
Хотел прикинуться ягнёнком?
Вон щёки выкрасил шафраном
но выстреч когти позабыл.
Николай II. Ну, где же он?
Щ е п к и н. Вон там шагает по мосту...
Князь Мещерский. Помойму это лошадь.
Щепкин. Нет вон там.
Николай 11.
Ах да теперь я вижу
в руках он держит колокол
Князь Мещерский, не колокол, а выстрелы!
Щепкин. Бежимте господа!
Комсамолец Вертунов.
Постой, куда бежать?
Царь не волнуйся.
Я приказал стоять у входа Крюгеру
он смел и безобразен
Мальчишка не пройдет
и ветер не промчится
275

Он всякого поймает за рукав
толкнёт в кибитку
свистнет пальцем,
Не бойтесь!
Крюгер — это воин.
Он хранит.
Щепкин (поёт).
У дверей железный Крюгер
саблей немцу погрозил
но всплеснув руками падал
выстрел Крюгера сразил.
Комсамолец Вертунов. Как его убили?!
Сторож (вбегая).
Ваше Величество! Стоящий на посту
Эмануил Крюгер, только что убит
неизвестной женщиной.
Николай II. Что же это такое?
Сторож. Не смею знать Ваше Величество!
Николай II.
Измена! Или ты мерзавец лжёшь!
подать мне Крюгера!
Хочу чтоб все ушли!
Я с ним на едине желаю разговаривать.
Поставте Самовар
и заварите чай.
Княз<ь> Мещерский. Но ведь его кажись
прихлопнули?
Николай II.
Молчи и не пытайся...
Я буду ждать пока он не придёт.
Пускай шагает по мосту Обернибесов
Не в этом дело. Он злодей.
А ты лети к себе в Швайцарию
там лучше
Уйди от солнца, скройся от людей.
Мне нужен Крюгер.
кто сказал: «он умер?»
Где Крюгер? Пётр! Крюгер где?
Вон Щепкин говорит его убили!
276

Где Крюгер? Пётр, где?!
Я жду.
Комсамолец Вертунов.
Напрасно ждёшь.
Не слышет Пётр
и Крюгер в комнате лежит
его рука бездумно машет
свисая тучей со стола
не подходи к нему он тих
он сочинил последний стих.
Фамусов. Что же мы будем ждать Обернибесова или
пойдем?
Князь Мещерский.
Вот город!
Вот страна!
Я прилетел на родину
и что же
не родина а булка!
не родина а Гроб!
на улице танцуют мандарины
в окошко залетает борода
я вижу лес, квадратные долины
а сбоку приютились города,
и там сидят ещё цари
играют в карты до зори
потом ложатся. Боже мой!
Улечука я домой.
Факельщики ( вносят Крюгера).
Умер Крюгер как полено
ты не плач и не стони
вон торчит его колено
между дырок простыни
Он лежит и не вздыхает
он и фыркает и рад.
В небе лампа потухает
освещая Ленинград
Обернибесов и сторож на мосту.
277

Сторож.
Кто идёт!
Откликнись кто идёт!
Эй слушай кто ты такой!
Стой, не пущу!
Ответь куда идешь и как зовут.
Обернибесов.
меня зовут Обернибесов
иду в пространство. Я один.
На пароходе плыл сегодня в пустую гавань.
был обед.
я сел на палубе за столик одинокий.
Смотрю идёт Мария.
Я кадет.
Но я сказал: «Мария ты прекрасна
Иди ко мне за мой печальный стол.
Иди сюда». Но было всё напрасно.
Она прошла и суп остыл.
Сторож. Ай Ай караул!
Обернибесов.
Молчи.
Я создал мир.
Меня боятся.
Но ты мой друг не бойся. Я поэт
Схвачу тебя за ножки
и как птицу
ударю с возгласом о тумбу головой.
Сторож (вырывается и бежит). Караул! Грабитель!
Обернибесов (бежит за ним). Ах — ыр pap, рар —
РРР —
ВТОРОЙ ПЛАН
Пётр.
С тех пор как умер Крюгер
Я опечален, хожу по городу
в рубахе. Всё коряво!
и ты двубортный замок тем не блещешь
Что пыль хранишь и чествуешь царя
278

и ты на мостике голодная избушка
не чудо кутаешь в солому средь коней
пройдет ли мимо князь
ну ладно! ты хромаешь
взлетит ли туча быстроя к немому потолку
Опять зима! на улице смеженье
Вон баба щёлкает орехи на суку.
Тогда у Зимнего дворца печален
Стоит как прежде Крюгер на часах
глядит в безоблачное небо Крюгер...
тпфу — ты!
не Крюгер в небо посмотрел
а ты.
часовой, который час?
Пётр.
четыре.
Да! нечего сказать, кругом
лохань бесбожная! Вон Катенька спешит
должно быть на свиданье с комсомольцем
Вертуновым.
Россия где же ты!
Обернибесов.
тут. в кулаке.
красиво? Схватил и все тут.
Я пришёл сюда на трубочках.
Я Бог.
Вон хочешь эта девка обернётся?
Я брошу камень в мыльницу и он
распухнет от тоски нечеловеческой. А девка
свернёт в кусты и ляжет на траву.
Мне это всё знакомо. Я копыто.
Не веришь? Посмотри сюда.
В моих глазах шумит водичка далеко.
Мария как то увидала птицу
и говорит: Кирилл Дывыдович
убей напамять!
и тут же посмотрела мне в глаза.
С тех пор я всё тоскую. Мне не скучно
но некого ударить по зубам.
279

Пётр.
Я то же всё искал
Кого бы изнеможить
Кому бы хрустнуться.
но то же без следа.
Обернибесов.
А я нашёл
Смотри как пуделю обрежу подбородок
и вздохнув
средь бела дня тебя перекалечу.
Беги!
Пётр (бежит).
Обернибесов бежит за Петром.
Ага! Я Бог но с топором!!
ПЕРВЫЙ ПЛАН
Князь Мещерский ( садясь в аэроплан).
Ну ладно! Прочь из этих мест.
Какой позор!
Я больше тут не буду повторяться.
Мерзавцы! Вызвали меня!
Светлейшего и мудрого как чорт.
Судить какого то Обернибесова и Ваню
Щепкина.
Эх тёти! Куда уж вам!
(Входит Катенька.)
Ьоп jour!
Катенька.
Я так ужасно торопилась
Что даже юбку порвала.
Князь Мещерский.
Катенька! скажите мне на милость
откуда здесь у вас на кофточке трава.
Катенька.
Соринка выпала из глазу.
280

Князь Мещерский.
Я не видал еще ни разу
таких зелёных попереч.
Катенька.
Вон петушок идет по реч.
Князь Мещерский.
Но вы прелестная какотка
передо мной чуть чуть коротка.
Катенька.
Не говорите глупости. Я млею
и целоваться не умею.
Князь Мещерский.
Ого стоп стоп, не уходите
(Входит комсамолец Вертунов.)
и не жардар пр пр.
Коме. Вертунов.
Чего это вы тут друг друга обнимаете?
Катенька.
Я вся в слезах.
Он так нахален
и так безумен как свинья.
Княз<ь> Мещерский.
Позвольте я пробывал на искренних
струнах...
Коме. Вертунов.
Довольно!
мне лож противна!
Лети откуда прилетел!
Мы с Катей по другому обойдемся.
Обернибесов (входя) .
На крыше ходит кот.
Он мясо нюхает в амбаре
идёт в катушку. Я смотрю
кипят жерла. Дороден мир!
Ликуй черкешенька! Сверкает.
Базиль павойники несёт
то кучер сани запрегая
скулит в убогие уста.
281

А я владыка над Москвою
Марию в кухне целовал
ложился в ямочки с тоскою
и руки в мыльницу совал.
Она умрёт. Я сверху вижу
вонзаю ножик под бока.
Я в колыбел бросаю лыжу
еще холодную пока.
Она поёт: Кирилл Давыдыч
ну обернись еще разок
а я подумал: это чудо.
и повернулся как зрачок
Князь Мещерский.
Улетаю под небесья
Катя сумочкой маши
и поклон ему отвеся
мне любовную пиши.
Катя.
Мой жених меня бросает
он другую полюбил
я приду к тебе босая
только б ты его убил.
Князь Мещерский.
Я как птица над горою
Говорю тебе: блесни
видишь холодно, закрой
двери настеж и усни
(Улетает.)
Коме. Вертунов.
Закотилося гора.
Катя поздно. Спать пора.
(Коме. Вертунов и Катя уходят.)
Обернибесов (один).
Да. Лучше не смотреть.
Ну что это за люди?
Я создал их в поспешности,
тепер я понял.
282

Когда я проходил с улыбкой по Пассажу
мне вдруг мелькнула мысль:
«верно ты меня Мария позабыла».
но тут же спохватился
и вынув папиросу закурил.
«Не может быть — сказала казначейша, —
не в наше время забывать его».
Тогда пробило десять вечера.
Я посмотрел в чуланчик.
А там Мария волосы плетёт
и называет Бога: «мой хороший»
а на меня глядит как зверь.
Я понял — это хитрость небольшая
потом сказал: «Бог это я.
А ты Мария дитя бесславное». Казалось
она молчит. Но это ложь.
Она тихонько попадала
в бездонный город Петербург.
и взоры нежные кидала
и улыбалась наверху
а я стоял как на помостах
трубил в подкову горячо
потом совсем по детски просто
я целовал её в плечо:
Она визжала и носилась
мне ночью кораблем приснилась
и я схватив железный меч
рубил сырую мачту с плечь
Зановесь
Третий акт «Комедии Города Петербурга»
I Офицер.
Ох и время. Всё клопы
баня грязна. Я брезглив
лучше в море окунусь
ноги потные заголив.
Но спасет меня мундир
283

буйной молодости сувенир
женских ласок покоритель
царской милости сведетель.
II Офицер.
Ты смешон и старомоден
рассуждаешь не в попад
ручеёк из самовара
принимаешь за водопад.
Ты возьми с меня пример
я среди житейских волн
стал хороший землемер
и работаю как вол.
Жизнь полная труда
мне приятна и мила
так и ты иди туда
куда всех революция привела.
I Офицер.
Оставь я создан для другого
Я таю свечкой на дожде
ты помнишь Петю Пирогова?
он мой товарищ по нужде.
II Офицер.
Как хочешь, поступай как знаешь.
Хотя, по правде говоря
Всё это ложь, а жизнь иная-ж
придёт в начале января.
I Офицер.
О если бы! О невский! О кареты!
О княжеский покой, народа тихий ропот.
Россия! ты владычеством согрета
орлом двухглавым вознесёшься над Европой
твои сыны запрыгают как дети
как юноши в подтяшках на снегу
и буду я вдыхать минуты эти
с блаженством божеским на невском берегу.
Оба поют.
Коммунистам и татарам
скоро крах скоро крах
284

Англечане ведь не даром
на парах на парах
( пляшут раскидывая ноги)
I Офицер.
Что это?
II Офицер.
Помойму это стол.
I Офицер.
Но он несется как покойник!
II Офицер.
Да это призрак современный
летит в пивную. Вон и стул.
А вот и Пьяница и дама
и мы с тобой и вся земля!
Бежим на улицу, посмотрим
бутылку выпьем и назад.
Стол.
Мне хлаблости недостатоцно. Одной.
Пьяница.
Врёёшь врёшь врешь.
Это ты врёшь.
Стол.
Потому цто ни для циво не употлеблён
Дама.
Фу какие глупости говорите.
Пьяница.
Это ему наше поведение не ндравится.
Дама.
Сашка, мерзавец! не хватай меня...!
Пьяница.
Пододжиж подождиж...
Дама.
Нельзя, нехочу.
(Отбивается. Пьяница целует ее.)
II Офицер.
Поцелуемся и мы!
I Офицер.
А! валяй! (целуются)
285

II Офицер.
Какая чудная погода!
I Офицер.
Немножечко пресна.
II Офицер.
Но это лучшее время года:
петербуржская весна
I Офицер.
Давай поцелуемся.
II Офицер.
Даавай поцелуемся.
( целуются)
(Комсамолец Вертунов едет на велосипеде.)
II Офицер.
Гражданин!
Вы что то уронили.
(Коме. Вертунов останавливается и слезает.)
II Офицер.
С первым апрелем!
Коме. Вертунов.
Как?
I Офицер.
Ну мы просто пошутили!
II Офицер.
Первого апреля это так и полагается.
(молчание)
Мы с вами пошутили.
(Молчание.)
I Офицер.
Потому что когда хорошая погода... Первое
Апреля... Он вам крикнул...
(Комсамолец Вертунов молча уходит с велосипедом.)
видел?
II Офицер.
видел, дело дрянь. Он понял кто мы такие.
286

I Офицер.
Да, мы опасные люди
(шёпотом) мы опасные люди
(с возвышения) мы опасные люди!
II Офицер.
Я уверен что мы опасны<е> люди
(Идёт Николай II с портфелем.)
II Офицер.
Здравствуйте Николай Александрович.
Николай II.
Добрый день. Что нового?
I Офицер.
Плохи дела! Здравствуйте
Николай II.
Добрый день. Что же случилось?
II Офицер. Вы знаете какие мы с вами опасные люди.
Большевики это прекрасно знают. Сейчас мы видели комсамоль-
ца Вертунова, он явно следит за нами.
I Офицер. Ещё бы народ на нашей стороне.
Николай II. Армия тоже. Я видел на днях как солдаты
заметив меня шли опустив голову и кидая из-под лобья такие
взгляды на своих командиров, что я всё понял. Скажи я слово и они как
один умрут за освобождение отечества.
II Офицер. Но нас могут выследит<ь> и самым спокойным
образом убить.
Николай II. Ничего. В больнице вместе со мной служит
некий бывший человек Иван Аполонович Щепкин. Он всюду имеет
доступ. И уж в случае чего сказал-бы мне что у них там неладное.
I Офицер. Дай-то Бог. Не долго и осталось. Я слышал
Николай Николаевич готовит 100 тысячное войско, вооруженное
такими газами от которых помрут только коммунисты.
Николай II. Да это правде Мне Щепкин рассказывал уже.
(Закуривают и уходят.)
I О ф и ц е р (голос за сценой.) Николай Александрович, — а
скоро это всё-таки случится?..
(Входят: Комсамолец Вертунов и Катя.)
287

Катя. Что же это ты так долго?
Комсамолец Вертунов. Да вот по дороге задержали меня
два дурака. Ещё издали еду смотрю пляшут двое ногами —
дрыгают. Когда я подъехал один кричит: «Гражданин потеряли что-
то». Я слез, а они в восторге что надули с 1 апрелем.
К Ш-ей части «Комедии Города Петербурга»
Интермедия
взмахнули плечи круглые
девица ты недобрая
уйди Мария в просеку
кричи от туда тетерем
маши от тудо зонтиком
скачи от тудо кренделем
танцуй от туда в комнату
в чуланчик или комнату
малый Хор.
в том чулане
в том чулане
залитала
птица рыжая
на скамейке
дева желтая
расплетала
косу чёрную
большой Хор.
проходили
звери дутые
закрывалися
окна с трепетом
малый Хор.
проходили
звери дутые
разбивалася
птица рыжая
а по морю — ту по согнутому
плыли дружные разбойнички
288

подплывали ночью к домику то те
бессердечные разбойничий
всё то ручками они да пырещупывают
за волосья деву сонную захватывают
просыпалося голубка потревоженная
матка плакала и в горницу заглядовала
Разбойники (хором).
Нука девка пошивеливайся ты
Лёвка по полу притопнет каблуком
зашатается по городу кабак
опракинутся дороги в пустоту
Мария.
Я... прошу... отпустить... меня...
Разбойники.
Ты по воздуху от нас не убежишь
опракинулась дорога в пустоту.
Малый хор.
Стены кубарем попадали в моря
и уплыли звери дутые домой
1-ый разбойник.
Хочешь нам варить мясо?
М ария.
Нет не хочу
II-ой разбойник.
Хочешь нам завязывать галстуки?
Мария.
Нет не хочу
III разбойник.
Хочешь нам рассказывать о тучах?
Мария.
Нет. Я с воздухами не знакома
и в тучах птицей не была
я косы чёрные плела
меня искал Обернибесов
стучал в кривую дверь порой
и тихо плакал на колёсах
над горой
он точил о камни ножик
теплил белую свечу
10 « .Сборище друзей. .», т. 2 289

человек летать не может
он же крикнул: полечу!
он умчался из окна
я осталася одна
не была я птицей в тучах
был мой друг
был мой друг
вейтесь бубы и лучи!
он придёт и постучит
вдруг!..
(значит улетает)
Разбойники.
Стой! Стой! Стой! Стой!
Возврати твою цидулину душа
Лёвка по полу притопнет каблуком
зашатается по городу кабак
опракинутся дороги в пустоту
Малый Хор.
Улетела девка соколом от них
и разбойники танцуют без неё
Машка плачет и при<п>лясывает эх!
всё откидывает голову назад
проплывает мимо горницы тапор
а за ним Иван Иваныч Самовар
Лёвка падает в кривое решето
Тухнет солнышко как свечка на ветру —
(Свет тухнет и музыка затихает.)
III часть
Щепкин (вбегая).
Закройте двери! Зквозняки-то какие!
Вон и то окно надо закрыть. Тут и простудиться не
мудрено.
Фамусов.
Бумажка по ветру летит
Колышутся портьеры, шторы
взовьется пыль из под ковра
290

госары шепчутся: пора
сейчас гофмейстер сняв покров
чуть слышно скажет: будь готов
и машет вдруг на колокольню
Уже в дверях собачий лай
скрапенье санок, звон, пальба —
отбросив двери Николай
ступает в комнату. Тогда
бегут в погоню канделябры
лучи согнутые трясутся
мелькнёт корета, обожжётся
глядишь! под голову ныряет
и криком воздух оглашая
ворвётся в дом струя большая
Дудит в придворные глаза
в портьеры, в шторы, в образа
колышет перья, фижмы, пудру
вертится, трогает струну
дворцы ломает в пух и к утру
потоком льётся на страну,
летит волна, за ней другая
царицу куклой кувыркая
козлиный комкая платок
царя бросая в потолок.
Щепкин (поёт).
вьются шторы, вьются перья
дует ветер вдоль плетня
я пойду, закрою двери
только ты подожди меня
Фамусов.
Да брось ты мы окна закроем
ты видишь я: иду иду
толкая раму танцуют запоры
и винтики глянь заскользили по льду
Щепкин (поёт).
Закройте раму, закройте двери
ветер не злися и к нам не лети
темною ночью выйдут звери
выйдут крылатые нас найти
ю* 291

Фамусов.
не бойся Ваня
пройдёт ликованье
звериные тысячи
круглая барыня
чудо кошачие
горе лежачее
Щепкин (кричит).
не боюсь я Павел
не страшусь я Афанасьевич
я ружьё направил
на врага летучего
на врага презренного
без копыт и паруса
Зверь.
пропади мерзляк
я за мерелю каля
вылю плю на кулю коку
дулю в каку кику пулю
Щепкин.
Да это что же такое?!
Человек похожий на колбасу.
Он без зубов потому что
Щепкин.
а ты то кто?
Караул! (роняет ружьё)
(Из ящика выскакивает пугалка с головой на длинной пружине.)
П у галка.
молчать-чать-чать-чать-чать
Чудовища (хором).
мы любимцы сквозняка
сквозняка сквозняка
мы летим из далека
далека ка
Фамусов.
Убирайтесь вон!
Здесь я хозяин.
а вы ничто, пустое, миф
292

вы плод фантазии досужной
живёте солнце осрамив
Чудовища (хором с музыкой).
О любезный Фамусов
/-/ /-/
ты киргиз но без усов
1-1 /■/
(Влетает Мария.)
Мария.
Ах, куда я попала?
Щепкин.
Батюшки
Фамусов.
Гм
Мария.
я тихо по морю каталась
но потеряла вдруг весло
тут паруса мои надулись
и лодку ветром понесло
ко мне пришла теперь идея
она проста: скажите где я?
Щепкин.
Вы в городе Летербурге.
Мария.
Где?
Фамусов.
В Ленинграде.
Мария.
в столицу значит я попала
прекрасно! очень хорошо
здесь на Неве живёт хороший мой знакомый
Трёхэтажный, он служит в банке
старший счетовод.
Его зовут Кирилл Давыдыч Трёхэтажный
он ходит, милый мой, с корзинкой на плече.
Фамусов.
скажите Трёхэтажный вам не дядя?
Мария.
о нет. он мне жених и друг
293

Щепкин.
странно он мне кого-то напоминает.
Вот так в глазах и вьётся
так и вьётся
Фамусов.
он верно пуп земли?
Человек похожий на колбасу.
растительность природы?
Зверь.
квулячья куманда?
М ария.
нет, просто человек
Щепкин.
но всё же вьётся в ухо
в глаза проклятый вьётся
и память растревожив
не сходит с языка
какой-то Трёхэтажный
Кирилл Давыдыч как-то
он вьётся так и вьётся
на вьюгу на вьюгу
Николай II (входя).
Ба! вся ученая компания!
Щепкин.
Здраво желаю Ваше Величество.
Николай II.
поклон
А это кто?
Мария.
меня зовут Мария
Я с бабушкой жила в чулане
гуляла в парке ездила в Казань
потом вскочила в лодку и веслом кружа
умчалась в поцелуй ножа
летела к вам на шарике воздушном
держа канат в простуженной руке
и вдруг увидя золотые башни
шипенье труб и щёлканье ракет
подумала: вот это город, уплывает море.
294

наступает утро, в небе синева.
а сквозь колышется Нева
Пётр.
Да это я построил город здесь на Финском
побережьи
сказал столица будет тут, и вмиг
дремучий лес был до корня острижен
и шумные кареты часто били в окна хижин
Николай II.
Ты Пётр был царём
а я брожу как дева
шатаюсь вдоль реки. О бражная Нева!
пройдут года, недели пронесутся
но ты красавица в моря не уплывёшь
Варяга ли набег иль немца крик досчатый
иль ярость косая урал перелетит
тебя красавица
и гром не потревожит
и город не падёт на берегах Невы.
А я прощай,
прощай моя подруга
Уйду с болот в бесславии своём.
Прощай Россия.
Потухает жизнь... —
Ну что ж Мария, ты зачем пришла?
Мария.
Здесь мой жених. Кирилл Давыдыч
он служит в банке. Я люблю.
Его фамилия как будто Трёхэтажный
а ходит он с корзиной на плече
Николай II.
Ах как же знаю знаю
Вот так штука!
Кирилл Давыдыча не знать!
мы даже спорили и Щепкин в том свидетель...
...А, моё почтение!
Комсамолец Вертунов.
Здравствуй царь.
моя жена — извольте вам представить
зовут её Катюша
295

Николай II.
Очень рад
Коме. В е р т.
А это Павел Афанасьевич Фамусов
Катюша.
Но мы уже знакомы!
Коме. Верт.
А это Ваня Щепкин?
Щепкин.
Вашь слуга
Коме. Верт.
А это кто?
Ник. II.
Мария Павловна
приехала в столицу к жениху
Коме. Верт.
в какую столицу?
Ник. II.
в Петербург
Щепкин.
в Ленинград Ваше Величество
Коме. Верт.
в какой такой Петербург?!
Ник. II.
в город Пе-тер-бург.
<сснтябръ 1927>
Петербург
279
ЕЛИЗАВЕТА БАМ
Елизавета Бам. Сейчас, того и гляди, откроется дверь и они
войдут... Они обязательно войдут, чтобы поймать меня и стереть с
лица земли. Что я наделала! Что я наделала! Если б я только
знала... Бежать? Но куда бежать? Эта дверь ведёт на лестницу, а на
лестнице я встречу их. В окно? (Смотрит в окно.) Ууу, высоко!
мне не прыгнуть! Ну что же мне делать?.. Э! чьи-то шаги! Это они.
Запру дверь и не открою. Пусть стучат сколько хотят.
296

Стук в дверь, потом голос. Елизавета Бам, откройте!
Елизавета Бам, откройте!
Голос издалека. Ну что она там, двери не открывает?
Голос за дверью. Откроет. Елизавета Бам, откройте!
Голоса за дверью.
Первый. Елизавета Бам, я Вам приказываю немедленно же
открыть!
Второй. Вы скажите ей, что иначе мы сломаем дверь.
Дайте-ка я попробую.
Первый. Мы сами сломаем дверь, если Вы сейчас не
откроете.
Второй. Может, её здесь нету?
Первый (тихо). Здесь. Где же ей быть? Она взбежала по
лестнице наверх. Здесь только одна дверь. Куда же ей деться?
(Громко.) Елизавета Бам, говорю Вам в последний раз, откройте
дверь. (Пауза.) Ломай.
Второй. У Вас ножа нету?
Первый. Нет, Вы плечом.
Второй. Не поддаётся. Постойте-ка, я ещё так попробую.
Елизавета Бам. Я Вам дверь не открою, пока Вы не
скажете, что Вы хотите со мной сделать.
Первый. Вы сами знаете, что Вам предстоит.
Елизавета Бам. Нет, не знаю. Вы меня хотите убить?
Первый. Вы подлежите крупному наказанию!
Второй. Вы всё равно от нас не уйдёте!
Елизавета Бам. Вы, может быть, скажете мне, в чём я
провинилась?
Первый. Вы сами знаете.
Елизавета Бам. Нет, не знаю.
Первый. Разрешите Вам не поверить.
Второй. Вы преступница.
Елизавета Бам. Ха-ха-ха-ха! А если Вы убьёте меня, вы
думаете, Ваша совесть будет чиста?
Первый. Мы сделаем это, сообразуясь с нашей совестью.
Елизавета Бам. В таком случае, увы, но у Вас нет совести.
Второй. Как нет совести? Пётр Николаевич, она говорит, что
У нас нет совести.
297

Елизавета Б ам. У вас-то, Иван Иванович, нет никакой
совести. Вы просто мошенник.
Второй. Кто мошенник? Это я?! Это я?! Это я мошенник?!
Первый. Ну подождите, Иван Иванович!
Елизавета Бам, приказываю...
Второй. Нет, Пётр Николаевич, это я, что ли, мошенник?
Первый. Да подождите тут обижаться! Елизавета Бам,
прика...
Второй. Нет, постойте, Пётр Николаевич, Вы мне скажите, это
я мошенник?
Первый. Да отстаньте же Вы!
Второй. Это что же, я, по-Вашему, мошенник?
Первый. Да, мошенник!!!
Второй. Ах так, значит, по-Вашему, я мошенник! Так Вы
сказали?
Первый. Убирайтесь вон! Балда какая! А ещё пошёл на
ответственное дело. Вам слово сказали, а Вы уж и на стену лезете.
Кто же Вы после этого? Просто идиот!
Второй. А Вы шарлатан!
Первый. Убирайтесь вон!
Елизавета Бам. Иван Иванович мошенник!
Второй. Я Вам этого не прощу!
Первый. Я Вас сейчас скину с лестницы!
Иван Иванович. Попробуйте скиньте!
Пётр Николаевич. Скину, скину, скину, скину!
Елизавета Бам. Руки коротки!
Пётр Николаевич. Это у меня-то руки коротки?
Елизавета Бам. Ну да!
Иван Иванович. У Вас! у Вас! Скажите, ведь у него?
Елизавета Бам. У него!
Пётр Николаевич. Елизавета Бам, Вы не смеете так
говорить!
Елизавета Бам. Почему?
Пётр Николаевич. Потому, что Вы лишены всякого
голоса. Вы совершили гнусное преступление. Не Вам говорить мне
дерзости. Вы — преступница!
Елизавета Бам. Почему?
Пётр Николаевич. Что почему?
Елизавета Бам. Почему я преступница?
298

Пётр Николаевич. Потому, что Вы лишены всякого
голоса.
Иван Иванович. Лишены всякого голоса.
Елизавета Б ам. А я не лишена. Вы можете проверить по
часам.
Пётр Николаевич. До этого дело не дойдёт. Я у дверей
расставил стражу, и при малейшем толчке Иван Иванович икнёт в
сторону.
Елизавета Бам. Покажите. Пожалуйста, покажите.
Пётр Николаевич. Вы, смотрите. Предлагаю
отвернуться. Раз, два, три. (Толкает тумбу.)
Елизавета Бам. Ещё раз. Пожалуйста. Как это вы делаете?
Пётр Николаевич. Очень просто. Иван Иванович,
покажите.
Иван Иванович. С удовольствием.
Елизавета Бам. Да ведь это же прелесть как хорошо.
(Кричит.) Мама! Пойди сюда! Фокусники приехали! Сейчас придет
моя мама... Познакомьтесь, Пётр Николаевич, Иван Иванович. —
Вы что-нибудь нам покажете?
Иван Иванович. С удовольствием.
Пётр Николаевич. Халэ оп! Сразу, сразу.
Иван Иванович. Тут негде упереться.
Елизавета Бам. Хотите, может быть, полотенце?
Иван Иванович. Зачем?
Елизавета Бам. Просто так. Хи-хи-хи-хи.
Иван Иванович. У Вас чрезвычайно приятная внешность.
Елизавета Бам. Ну да? Почему?
Иван Иванович. Ы-ы-ы-ы-ы потому что Вы незабудка.
(Громко икает.)
Елизавета Бам. Я незабудка? Правда? А Вы тюльпан.
Иван Иванович. Как?
Елизавета Бам. Тюльпан.
Иван Иванович (в недоумении). Очень приятно-с.
Елизавета Бам (в нос). Разрешите Вас сорвать.
Отец (басом). Елизавета, не дури.
Елизавета Бам (оти,у). Я, папочка, сейчас перестану.
(Иван Ивановичу, в нос.) Встаньте на четверинки.
Иван Иванович. Если позволите, Елизавета Тараканов-
на, я пойду лучше домой. Меня ждёт жена дома. У ней много ре-
299

бят, Елизавета Таракановна. Простите, что я так надоел Вам. Не
забывайте меня. Такой уж я человек, что все меня гоняют. За что,
спрашивается? Украл я, что ли? Ведь нет! Елизавета Эдуардовна,
я честный человек. У меня дома жена. У жены ребят много.
Ребята хорошие. Каждый в зубах по спичечной коробке держит. Вы
уж простите меня. Я, Елизавета Михайловна, домой пойду.
Мамаша поёт под музыку.
Вот вспыхнуло утро,
Румянятся воды.
Над озером быстрая чайка летит
и т. д.
Пётр Н и колае вич. Ну вот и приехали!
Папаша. Слава Тебе, Господи!
Уходят.
Елизавета Б ам. А ты, мама, не пойдёшь разве гулять?
Мамаша. А тебе хочется?
Елизавета Бам. Страшно.
Мамаша. Нет, не пойду.
Елизавета Бам. Пойдём, ну-у-у-у.
Мамаша. Ну пойдём, пойдём. (Уходят.)
Сцена пуста.
Иван Иванович и Пётр Николаевич (вбегая).
Где, где, где,
Елизавета Бам,
Елизавета Бам,
Елизавета Бам.
Пётр Николаевич.
Тут, тут, тут.
Иван Иванович.
Там, там, там.
Пётр Николаевич.
Где мы оказались, Иван Иванович?
Иван Иванович.
Пётр Николаевич, мы с Вами взаперти.
Пётр Николаевич.
Что за безобразие! Прошу меня не
тыч!
300

Иван Иванович.
Вот Вам фунт, баста пять без пяти!
Пётр Николаевич.
Где Елизавета Бам?
Иван Иванович.
Зачем её надо Вам?
Пётр Николаевич.
Чтобы убить!
Иван Иванович.
Хм, Елизавета Бам
сидит на скамейке там.
Пётр Николаевич.
Бежим тогда во всю прыть!
Оба бегут на одном месте.
Хоп, ХОП
ногами
закат за
горами
облаками розовыми
пух, пух
паровозами
хук, хук
филина
бревно! —
распилено.
Елизавета Бам. Вы меня ищете?
Пётр Николаевич. Вас! Ванька, она тут!
Иван Иванович. Где, где, где?
Пётр Николаевич. Здесь, под фарлушкой!
Иван Иванович. Тащи её наружу!
Пётр Николаевич. Не вытаскивается!
Нищий (Елизавете Бам). Товарищ, помогите.
Иван Иванович (заикаясь). Вот следующий раз у меня
больше опыта будет. Я как раз всё подметил.
Елизавета Бам (нищему). У меня ничего нет.
Нищий. Копеечку бы.
Елизавета Бам. Спроси того вон дяденьку. (Указывает
на Петра Николаевича.)
301

Пётр Николаевич (Ивану Ивановичу, заикаясь). Ты
гляди, что ты делаешь!
Иван Иванович (заикаясь). Я корни выкапываю.
Нищий. Помогите, товарищи.
Пётр Николаевич (нищему). Давай. Залезай туда.
Иван Иванович. Руками обопрись о камушки.
Пётр Николаевич. Ничего, он это умеет.
Елизавета Бам. Садитесь и вы. Чего смотреть?
Иван Иванович. Благодарю.
Пётр Николаевич. Сядем. (Садятся.)
Елизавета Бам. Что-то муж мой не идёт. Куда же это
он пропал?
Пётр Николаевич. Придёт. (Вскакивает и бежит по
сцене.) Чур-чура!
Иван Иванович. Ха-ха-ха. (Бежит за Петром
Николаевичем.) Где же дом?
Елизавета Бам. Тут вот, за этой чёрточкой.
Пётр Николаевич (хлопает Ивана Ивановича). Ты
пятнашка!
Елизавета Бам. Иван Иваныч, бегите сюда!
Иван Иванович. Ха-ха-ха, у меня ног нет!
Пётр Николаевич. А ты так, на четверинках!
Папаша. Про которую написано было.
Елизавета Бам. Кто пятнашка?
Иван Иванович. Я, ха-ха-ха, в штанах!
Пётр Николаевич и Елизавета Бам. Ха-ха-хаха!..
Папаша. Коперник был величайшим учёным.
Иван Иванович (валится на пол). У меня на голове
волосы!
Пётр Николаевич и Елизавета Бам. Ха-ха-ха-ха-
хахахаха!
Иван Иванович. Я весь лежу на полу!
Пётр Николаевич и Елизавета Б а м. Ха-ха-ха-ха-ха!
Елизавета Бам. Ой, ой, не могу!
Папаша. Покупая птицу, смотри, нет ли у неё зубов. Если есть
зубы, то это не птица.
Пётр Николаевич (поднимая руку). Прошу как следует
вслушаться в мои слова. Я хочу доказать Вам, что всякое
несчастие наступает неожиданно.
302

Когда я был ещё совсем молодым человеком, я жил в
небольшом домике со скрипучей дверью. Я жил один в этом домике.
Кроме меня были лишь мыши да тараканы .Тараканы всюду
бывают; когда наступала ночь, я запирал дверь и тушил лампу. Я спал,
не боясь ничего.
Голос за сценой. Ничего!
Мамаша. Ничего!
Дудочка за сценой. I — I
Иван Иванович. Ничего!
Рояль. I — I
Пётр Николаевич. Ничего! (Пауза.)
Мне нечего было бояться. И действительно. Грабители могли
бы придти и обыскать весь домик. Что бы они нашли? Ничего.
Дудочка за сценой. I — I (пауза).
Пётр Николаевич. А кто бы еще мог забраться ко мне
ночью? Больше некому ведь? Правда?
Голос за сценой. Ведь некому же больше?
Пётр Николаевич. Правда?
Но однажды я просыпаюсь...
Иван Иванович. ...и вижу, дверь открыта, а в дверях
стоит какая-то женщина. Я смотрю на нее прямо в упор. Она стоит.
Было достаточно светло. Должно быть, дело близилось к утру. Во
всяком случае, я видел хорошо её лицо. Это была вот кто. (Пока-
зывает на Елизавету Бам.) Тогда она была похожа...
Все. На меня!
Иван Иванович. ...говорю, чтобы быть.
Елизавета Бам. Что Вы говорите?
Иван Иванович. Говорю, чтобы быть. Потом, думаю, уже
поздно. Она слушает меня. Я спросил её, чем она это сделала. Она
говорит, что подралась с ним на экспандронах. Дрались честно, но
она не виновата, что убила его. Слушай, зачем ты убила Петра
Николаевича?
Елизавета Бам. Ура, я никого не убивала!
Иван Иванович. Взять и зарезать человека! Сколь много
в этом коварства! Ура! ты это сделала, а зачем?
Елизавета Бам (уходит в сторону и оттуда).
уууууууууу-у-у-у-у.
Иван Иванович. Волчица.
Елизавета Бам. Ууууу-у-у-у-у-у-у-у.
303

Иван Иванович. В-о-о-о-о-лчица.
Елизавета Бам (дрожит). У-у-у-у-у— черносливы.
Иван Иванович. Пр-р-р-рабабушка.
Елизавета Бам. Ликование!
Иван Иванович. Погублена навеки!
Елизавета Бам. Вороной конь, а на коне солдат!
Иван Иванович (зажигает спичку). Голубушка
Елизавета!
Елизавета Бам. Мои плечи как восходящие солнца!
(Влезает на стул.)
Иван Иванович (садясь на корточки). Мои ноги, как
огурцы!
Елизавета Бам (влезая выше). Ура! Я ничего не
говорила!
Иван Иванович (ложась на пол). Нет, нет, ничего,
ничего.
Г. г. пш. пш.
Елизавета Бам (поднимая руки). Ку-ни-ма-га-ни-ли-ва-
ни-баууу!
Иван Иванович (лёжа на полу).
Мурка кошечка
молочко приговаривала
на подушку прыгала
и на печку прыгала
прыг, прыг.
Скок, скок.
Елизавета Бам (кричит). Дзы калитка! Рубашка! верёвка!
Иван Иванович (приподнимаясь). Прибежали два
плотника и спрашивают: в чём дело?
Елизавета Бам. Котлеты! Варвара Семённа!
Иван Иванович (кричит, стиснув зубы). Плясунья на
проволо-о-о-о!
Елизавета Бам (спрыгивая со стула). Я вся блестящая!
Иван Иванович (бежит вглубь комнаты). Кубатура
этой комнаты нами не изведана.
Елизавета Бам (бежит на другой коней, сцены). Свои
люди — сочтёмся!
Иван Иванович (прыгая на стул). Благополучие
Пенсильванского пастуха и пасту-у-у-у!
304

Елизавета Бам (прыгая на другой стул). Иван Ива-
а-а-а!
Папаша (показывая коробочку). Коробочка из дере-е-е-е!
Иван Иванович (со стула). Пока-а-а!
Папаша. Возьми посмо-о-о!
Мамаша. Ау-у-у-у-у!
Елизавета Бам. Нашла подберёзови-и-и-и!
Иван Иванович. Пойдёмте на озеро!
Папаша. Ау-у-у-у-у!
Елизавета Бам. Ау-у-у-у-у!
Иван Иванович. Я вчера Кольку встретил!
Мамаша. Да что Вы-ы-ы?
Иван Иванович. Да, да. Встретил, встретил. Смотрю,
Колька идёт и яблоки несёт. Что, говорю, купил? Да, говорит, купил.
Потом взял и дальше пошёл.
Папаша. Скажите пожалуйста-а-а-а-а!
Иван Иванович. Нда. Я его спросил: ты что, яблоки
покупал или крал? А он говорит: зачем крал? Покупал. И пошёл себе
дальше.
Мамаша. Куда же это он пошёл?
Иван Иванович. Не знаю. Не крал, не покупал. Пошёл
себе.
Папаша. С этим не совсем любезным приветствием сестра
провела её к более открытому месту, где были составлены в кучу
золотые столы и кресла, и штук пятнадцать молодых девиц весело
болтали между собой, сидя на чём Бог послал. Все эти девицы
сильно нуждались в горячем утюге и все отличались странной
манерой вертеть глазами, ни на минуту не переставая болтать.
Иван Иванович. Друзья, мы все тут собрались. Ура!
Елизавета Бам. Ура!
Мамаша и Папаша. Ура!
Иван Иванович (дрожа и зажигая спичку). Я хочу
сказать вам, что с тех пор, как я родился, прошло 38 лет.
Папаша и Мамаша. Ура!
Иван Иванович. Товарищи! У меня дом есть. Дома жена
сидит. У ней много ребят. Я их сосчитал — 10 штук.
Мамаша (топчась на месте). Дарья, Марья, Федор, Пелагея,
Нина, Александр и четверо других.
Папаша. Это все мальчики?
305

Елизавета Бам (бежит вокруг сцены).
Оторвалась отовсюду!
Оторвалась и побежала!
Оторвалась и ну бегать!
Мамаша (бежит за Елизаветой Бам). Хлеб есшь?
Елизавета Бам. Суп есшь?
Папаша. Мясо есшь? (Бежит.)
Мамаша. Муку есшь?
Иван Иванович. Брюкву есшь? (Бежит.)
Елизавета Бам. Баранину есшь?
Папаша. Котлеты есшь?
Мамаша. Ой, ноги устали!
Иван Иванович. Ой, руки устали!
Елизавета Бам. Ой, ножницы устали!
Папаша. Ой, пружины устали!
Мамаша. На балкон дверь открыта!
Иван Иванович. Хотел бы я подпрыгнуть до четвёртого
этажа!
Елизавета Бам.
Оторвалась и побежала!
Оторвалась и ну бежать!
Папаша. Караул, моя правая рука и нос такие же штуки, как
левая рука и ухо!
Хор (под музыку на мотив увертюры).
До свидания, до свидания.
II — I
II — I
Наверху говорит сосна,
а кругом говорит темно.
На сосне говорит кровать,
а в кровати лежит супруг.
До свидания, до свидания.
II — I
II — I
Как-то раз прибежали мы
I — I в бесконечный дом.
А в окно наверху глядит
сквозь очки молодой старик.
До свидания, до свидания.
306

II — I
II — I
Растворилися ворота,
показалися I — I
Увертюра
Иван Иванович.
Сам ты сломан
стул твой сломан.
Скрипка.
па па пи па
па па пи па
Пётр Николаевич.
Встань Берлином
надеть пелерину.
Скрипка.
па па пи па
па па пи па
Пётр Николаевич.
Восемь минут
пробегут незаметно.
Скрипка.
па па пи па па
па па пи
Пётр Николаевич.
Вам счёт отдан
будите трудыны
взвод или роту
вести пулемёт.
Барабан.
I - - I -
I - - I -
I - - I - - I - I
Пётр Николаевич.
Клочья летели
неделю за неделей.
Сирена и барабан.
вйа-а бум, бум
вйа-а-а бум
307

Пётр Николаевич.
Капитанного шума парвого
не заметила сикурая невеста.
Сирена.
вйа, вйа, вйа, вйа.
Пётр Николаевич.
Помогите сейчас помогите
надо мною салат и водица.
Скрипка.
па па пи па
па па пи па
Иван Иванович.
Скажите, Пётр Николаевич,
Вы были там на той горе?
Петр Николаевич.
Я только что оттуда,
там прекрасно.
Цветы растут. Деревья шелестят.
Стоит избушка — деревянный домик,
в избушке светит огонёк,
на огонёк слетаются черницы,
стучат в окно ночные комары.
Порой шмыгнет и выпорхнет под крышей
разбойник старый козодой,
собака цепью колыхает воздух
и лает в пустоту перед собой,
а ей в ответ невидные стрекозы
бормочут заговор на все лады.
Иван Иванович.
А в этом домике, который деревянный,
который называется избушка,
в котором огонёк блестит и шевелится,
кто в этом домике живёт?
Пётр Николаевич.
Никто в нём не живёт
и дверь не растворяет,
в нём только мыши трут ладонями муку,
в нём только лампа светит розмарином
да целый день пустынником сидит на печке таракан.
308

Иван Иванович. А кто же лампу зажигает?
Пётр Николаевич. Никто, она горит сама.
Иван Иванович. Но этого же не бывает!
Пётр Николаевич.
Пустые, глупые слова!
Есть бесконечное движенье,
дыханье лёгких элементов,
планетный бег, земли вращенье,
шальная смена дня и ночи,
глухой природы сочетанье,
зверей дремучих гнев и сила
и покоренье человеком
законов света и волны.
Иван Иванович (зажигая спичку).
Теперь я понял, понял, понял,
благодарю и приседаю
и как всегда интересуюсь —
который час? скажите мне.
Пётр Николаевич.
Четыре. Ой, пора обедать!
Иван Иванович, пойдёмте,
но помните, что завтра ночью
Елизавета Бам умрёт.
Папаша (входя).
Которая Елизавета Бам,
которая мне дочь
которую хотите вы
на следующую ночь
убить и вздёрнуть на сосне,
которая стройна,
чтоб знали звери все вокруг
и целая страна.
А я приказываю вам
могуществом руки
забыть Елизавету Бам
законам вопреки.
Пётр Николаевич.
Попробуй только запрети,
я растопчу тебя в минуту,
309

потом червонными плетьми
я перебью твои суставы.
Изрежу, вздую и верхом
пущу по ветру петухом.
Иван Иванович.
Ему известно всё вокруг,
он повелитель мне и друг,
одним движением крыла
он двигает морями,
одним размахом топора
он рубит лес и горы —
одним дыханием своим
он всюду есть неуловим.
Пётр Николаевич.
Давай сразимся, чародей,
ты словом, я рукой,
пройдёт минута, час пройдёт,
потом еще другой.
Погибнешь ты, погибну я,
всё тихо будет там,
но пусть ликует дочь моя
Елизавета Бам.
СРАЖЕНЬЕ ДВУХ БОГАТЫРЕЙ
Иван Иванович.
Сраженье двух богатырей!
Текст — Иммануила Красдайтёйрик.
Музыка — Велиопага, нидерландского пастуха.
Движение — неизвестного путешественника.
Начало объявит колокол!
Голоса с разных концов зала.
Сраженье двух богатырей!
Текст — Иммануила Красдайтёйрик!
Музыка — Велиопага, нидерландского пастуха!
Движенье — неизвестного путешественника!
Начало объявит колокол!
Сраженье двух богатырей!
и т. д.
310

Колокол.
Бум, бум, бум, бум, бум.
Пётр Николаевич.
Курубыр, дарамур
дыньдири
слакатырь пакарадагу
да кы чйри кйри кйри
зандудйла хабакула
хе-е-ель
ханчу ана куды
стум чи на лакуды
пара вы на лыйтена
хе-е-ель
чапу ачапали
чапатали мар
набалочйна
хе-е-ель (поднимает руку).
Папаша.
Пускай на солнце залетит
крылатый попугай,
пускай померкнет золотой,
широкий день, пускай.
Пускай прорвётся сквозь леса
копыта звон и стук,
и с визгом сходит с колеса
фундамента сундук.
И рыцарь, сидя за столом
и трогая мечи,
поднимет чашу, а потом
над чашей закричит:
Я эту чашу подношу
к восторженным губам,
я пью за лучшую из всех,
Елизавету Бам.
Чьи руки, белы и свежи,
ласкали мой жилет...
Елизавета Бам, живи,
живи сто тысяч лет.
311

Пётр Николаевич.
Ну-с, начинаем.
Прошу внимательно следить
за колебаньем наших сабель, —
куда которая бросает острие
и где которая приемлет направление.
Иван Иванович.
Итак, считаю нападенье слева!
Папаша.
Я режу вбок, я режу вправо,
спасайся кто куды!
Уже шумит кругом дубрава,
растут кругом сады.
Пётр Николаевич.
Смотри поменьше по сторонам,
а больше наблюдай движенье
железных центров и сгущенье
смертельных сил.
Папаша.
Хвала железу — карборунду!
Оно скрепляет мостовые
и, электричеством сияя,
терзает до смерти врага!
Хвала железу! Песнь битве!
Она разбойника волнует,
младенца в юноши выносит,
терзает до смерти врага!
О песнь битве! Слава перьям!
Они по воздуху летают,
глаза неверным заполняют,
терзают до смерти врага!
О слава перьям! Мудрость камню.
Он под сосной лежит серьёзной,
из-под него бежит водица
навстречу мёртвому врагу.
Пётр Николаевич.
Я пал на землю поражён,
прощай, Елизавета Бам,
сходи в мой домик на горе
312

и запрокинься там.
И будут бегать по тебе
и по твоим рукам
глухие мыши, а затем
пустынник таракан.
Ты слышишь, колокол звенит
на крыше бим и бам.
Прости меня и извини,
Елизавета Бам.
Иван Иванович.
Сраженье двух богатырей
окончено.
* * *
Елизавета Бам (входя).
Ах, папочка, ты тут. Я очень рада,
я только что была в кооперативе,
я только что конфеты покупала,
хотела, чтобы к чаю был бы торт.
Папаша (расстёгивая ворот). Фу, утомился как.
Елизавета Бам. А что ты делал?
Папаша.
Да... я дрова колол
и страшно утомлён.
Елизавета Бам.
Иван Иванович, сходите в полпивную
и принесите нам бутылку пива и горох.
Иван Иванович.
Ага, горох и полбутылки пива,
сходить в пивную, а оттудова сюда.
Елизавета Бам.
Не полбутылки, а бутылку пива,
и не в пивную, а в горох идти!
Иван Иванович.
Сейчас, я шубу в полпивную спрячу,
а сам на голову надену полгорох.
Елизавета Бам.
Ах, нет, не надо, торопитесь только,
а то мой папочка устал колоть дрова.
313

Папаша.
О, что за женщины, понятия в них мало,
они в понятиях имеют пустоту.
М а м а ш а (входя). Товарищи. Маво сына эта мержавка
укокосыла.
Головы. Какая? Какая?
Мамаша. Ета вот, с такими вот губам!
Елизавета Бам. Мама, мама, что ты говоришь?
Мамаша. Всё из-за тебя евонная жизнь окончилась в ничью.
Елизавета Бам. Да ты мне скажи, про кого ты говоришь?
м а м а ш а (с каменным лицом). Иих! иих! иих!
Елизавета Бам. Она с ума сошла!
Мамаша. Я каракатица.
Елизавета Бам. Они сейчас придут, что я наделала!
Мамаша. 3 х 27 = 81.
Елизавета Бам. Они обязательно придут, чтобы поймать
меня и стереть с лица земли. Бежать. Надо бежать. Но куда
бежать? Эта дверь ведёт на лестницу, а на лестнице я встречу их.
В окно? (Смотрит в окно.) О-о-о-о-х. Мне не прыгнуть.
Высоко очень! Но что же мне делать? Э! Чьи-то шаги. Это они. Запру
дверь и не открою. Пусть стучат, сколько хотят.
Стук в дверь, потом голос.
Елизавета Бам, именем закона, приказываю Ва<м> открыть дверь.
Молчание.
Первый голос. Приказываю Вам открыть дверь!
Молчание.
Второй голос (тихо). Давайте ломать дверь.
Первый голос. Елизавета Бам, откройте, иначе мы сами
взломаем!
Елизавета Бам. Что вы хотите со мной сделать?
Первый. Вы подлежите крупному наказанию.
Елизавета Бам. За что? Почему вы не хотите сказать мне,
что я сделала?
Первый. Вы обвиняетесь в убийстве Петра Николаевича
Крупернак.
Второй. И за это Вы ответите.
314

Елизавета Бам. Да я не убивала никого!
Первый. Это решит суд.
Елизавета Бам. Я в вашей власти.
Пётр Николаевич. Именем закона Вы арестованы.
Иван Иванович (зажигая спинку). Следуйте за нами.
Елизавета Бам (кричит). Вяжите меня! тащите за косу!
продевайте сквозь корыто! Я никого не убивала! Я не могу убивать
никого!
Пётр Николаевич. Елизавета Бам, спокойно!
Иван Иванович. Смотрите в даль перед собой.
Елизавета Бам. А в домике, который на горе, уже горит
огонёк. Мыши усиками шевелят, шевелят. А на печке таракан
тараканович, в рубахе с рыжим воротом и с топором в руках
сидит.
Пётр Николаевич. Елизавета Бам. Вытянув руки и
потушив свой пристальный взор, двигайтесь следом за мной, храня
суставов равновесие и сухожилий торжество. За мной.
Медленно уходят.
Занавес
Писано с 12 <по> 24 декабря
1927 г<ода>.
280
ГВИДОН
Гвидон.
ликует серна,
бежит ручей.
твоих безмерно
больших очей
мне мил и дорог
шутливый взгляд
твоих желаний морок
упрямой Лизы
твоё молчанье твои капризы
меня не разозлят
315

Одна первушка
в лесу жила
со мной шутила
и в чащу плотную звала
ноги в камнях спотыкать
мне не хотелось там скакать
я чуть слышно лепетала:
мне бы лапки не стереть
я под елкой трепетала
мокрых сосен посередь
худо в чаще мне гулять
ножки 6ыст<р>о заболять
туман в голову заберется
душа к небу оторвётся
сосны скрипят
липы скрипят
воздух гардон
ветер картон
треплет шинель
крутится ель
падает снег
логово нег
Мысли коня
входят в меня
вносят аршин
кнут и кувшин
в упряжке стою
подобен коню
воздух дуга
ветер слуга
коль скоро час утра
на башне звон
мне в церковь с матушкой пора
гляди народ гуляет вон
моя скамья в углу налево
под Магдалиной
316

гляди внизу пастушка Ева
спешит долиной
Священник строг
я опоздаю он накажет
запрёт меня в острог
и шёлк распутывать прикажет
а может быть казнить меня священник
порешит
авось Гвидон спасти меня скорее
поспешит
Ведьма.
льются токи дивных слез,
бросьте плакать лучше в лес
в кучи мха снегов зимы
убежимте Лиза мы
дятла птичку мы вдвоём
круглым камушком убьём
будем кровь его сосать
перья по ветру бросать
ночь наступит мы в дупло
сядем вместе там тепло
выйдет сон уснут орлы
мы заснём урлы-мурлы
я, когда сомкнёте глаз,
околдую Лиза вас
все проснутся минет ночь
ну скорей бежимте прочь
Лиза.
мне что-то страшно
бежать с тобой
хочу обратно
бежать домой
но гнутся ноги
скрипит хребет
спасите Боги!
вперёд вперед
Лесное чучело.
Ха ха ха!
куда спешишь
317

мысли воздух
камни шиш
Лиза.
кто ты чучело небес
ангел добрый или бес
Лесное чучело.
ляг девчонка на дороге
подними свои коленки
не видать с небесной вышки
твои чудные лодыжки.
Лиза.
это бес твоя обитель
мох и чаща хворостин
пощади меня, Святитель
преподобный Августин.
Лесное чучело.
Хо хо хо
Гвидон (просыпаясь).
Где я? Где я?
Ах это комната моя
во сне пришла ко мне идея
мысль благородного коня
разбить копытами темницу
и мчаться мчаться вдоль реки
Я вижу лес орла зарницу
законам натуры вопреки
копьем глядящую в верхи
я слышу звон в монастыре
бегут замаливать грехи
монахи в церковь на горе
поцеловать святого Августина тёмную ризу
мгновенно позабыв недуг
потом украдкой взглянув на Лизу
бегут монахи в акведук
Скорей скорей напялив сапоги
и ты Гвидон с монахами беги
и ты Гвидон с монахами беги
быстро быстро ги ги ги
318

Святой Августин.
занимается заря
на цветах
пчёлы толстые сидят.
а земля
поворачивается на китах
Так у матери в утробе
поворачивается сын
лицо его гладко
хранит его матка
и кормит пупок.
Вон и солнце встало в бок
начинается обедня
с колокольни звонари
сходят парами. Намедни
падал дождик до зари.
Пойду в церковь.
Монахи.
К нам к нам
идёт посланник Божий
устелим путь ему рогожей
до алтаря
пойте монахи: Virgo Maria
Настоятель.
Занимается заря
Святой Августин.
ещё вдали я.
холм высокий
уже пройден
часовня позади
вон монастырь
а вон колодец
шумит дыхание в груди.
Ноги дряхлые тоскуя
гнутся подо мной
мысли темя покидают
сердце не стучит
земля поднимается в лоб
монахи несите гроб
(падает).
319

Монахи.
Кто-то в поле пал
кто монахи?
Бог велик и мал
аллилуйя
смерть и друг и враг
о монахи
Бог и свет и мрак
Аллилуйя
Смерть кондуктор могил
о монахи
Бог свиреп и мил
аллилу<й>я
Рухнут жижа и твердь
о монахи
но не рухнут Бог и Смерть
аллилу<й>я.
Гвидон (вбегая).
А Лиза где?
Настоятель монастыря.
не волнуйтесь молодой человек
Садитесь
но не сюда, тут масло пролито
Гвидон.
беда, беда.
ночные птицы
разбили купол храма
когда я быстро шел сюда
весны мелькала панорама
орел мохнатый развевался...
я быстро шёл и запыхался
Настоятель.
Вы папироску закурите
Гвидон.
Спасибо.
Значит было так:
на синем небе точно флаг
орёл задумчивый летел,
320

я молча вслед ему глядел
куда крылами маховыми
начальник ветра держит путь
Куда ночами столбовыми
со свистом воздух режет грудь
и долго ль путь его надзвездный
собой пленять захочет
орёл в лесу
орёл над бездной
орёл задумчивый грохочет
Настоятель.
Вопросов не решая
отвечу вам шутя
стряслась беда большая
над нами пролетя
мне слышен плач надгробный
и колокол крестин
скончался преподобный
святитель Августин
Лиза (входя).
Я только что в лесу была
играла в прятки с лисинятами
цветы головками махали
на небе ласточки порхали
в пруду лягушки квакали
мои браслеты звякали
мне было жарко
я оглянулась обнажиться не смея
лишь на реке плыла барка
на ней мужик пускал воздушного змея
всё громче, громче сердце билось
шалила кровь.
Я перекрестилась
и платье тонкое срывая
я встала стыд рукой скрывая
а на барке мужичек
в меня глядел сквозь кулачек
а я колени растворяла
11 «...Сборище друзей...», т. 2 321

повесив платье на сучок
бесстыдная стояла
Гвидон.
Лиза ваше поведенье
недостойно ваших уст
вас посадят в заведенье
Веры Яковлевны Пруст
не хотите вы понять, иль
надоела вам судьба
объясните настоятель
Настоятель.
Я не Бог и не судья
Лиза.
в наше время наши нравы
знаю, пали бесконечно
Гвидон.
бросьте Лиза вы не правы.
вы поступаете беспечно
Лиза.
Да Гвидон вы мой жених
вы жених из женихов
я избрала среди них
вас вершителя стихов
не затем чтоб вы страдали
поминутно, милый мой
Гвидон.
Ах как дивно! Но всегда ли
вы останетесь такой
Настоятель.
Уж небо не мореет
не сыплется земля
Смотрите вечереет
и купол храма рассмотреть нельзя
и крутятся планеты
волнуются моря
Гвидон и Лиза
две кареты
вас ждут у фонаря.
322

Лиза.
Спасибо Настоятель мы сядем в одну карету.
Гвидон и Лиза уходят. Настоятель расправляет на клумбе помятый цветок. За
сценой слышен голос Гвидона.
Гвидон.
Ну с Богом, трогай
17, 18, 19, 20 декабря 1930 года
11*

ииклы И СБОРНИКИ
281
1
ИЗМЕРЕНИЕ ВЕЩЕЙ
Ляполянов.
За вами есть один грешок
вы под пол прячите вершок
его лелейте как цветок
в случае опасности дуете в свисток.
Друзья.
Нам вершок дороже глаза
наша мера он отсчёта
он в пространстве наша база,
мы бойцы прямых фигур.
К мерам житкости сыпучей
прилогаем эталон
сыпим слёз на землю кучи,
измеряем лоб соседа,
(он же служит нам тетёркой)
рассматривая форму следа
меру трогаем всей пятёркой.
Любопытствуя больного
тела жар — температуру,
мы вершок ему приносим
из бульёна варим куру.
Ляполянов.
Но физики счетают вершок
устаревшей мерой.
Значительно удобней
измерять предметы саблей.
Хорошо так-же измерять шагами.
324

Профессор Гуриндурин.
Вы не правы Ляполянов.
Я сам представитель науки
и знаю лучше тебя положение дел.
Шагами измеряют пашни,
а саблей тело человеческое,
но вещи измеряют вилкой.
Друзья.
Мы дети в науке
но любим вершок.
Ляполянов.
Смерть отсталым измереньям!
Смерть науки сторожилам!
Ветер круглым островам!
Дюжий метр пополам!
Плотник.
Ну нет,
простите.
Я знаю косую сажень
и на все ваши выдумки мне плевать!
Плевать, говорю, на вашу тётю науку.
Потому как сажень
есть косая инструмент,
и способна прилогаться
где угодно хорошо;
при постройке, скажем, дома
сажень веса кирпичей
штукатурка, да салома,
да тяжёлый молоток.
Профессор Гуриндурин.
Вот мы
глядя в потолок
рассуждаем над маштабом
разных планов естества
переходящего из энергии
в основную материю,
под которой разумеем
даже газ.
325

Друзья.
Наша мера нами скрыта.
Нам вершок дороже глаз.
Ля поля нов.
В самых маленьких частичках
в элементах,
в ангелочках,
в центре тел,
в летящих ядрах,
в натяженьи,
в оболочках,
в ямах душевной скуки,
в пузырях логической науки
измеряются предметы
клином, клювом и клыком.
Профессор Гуриндурин.
Вы не правы Ляполянов.
Где-же вы слыхали бредни
чтобы стул измерить клином,
чтобы стол измерить клювом,
чтобы ключ измерить лирой,
чтобы дом запутать клятвой.
Мы несём в науке метр,
Вы несёте только саблю.
Ляполянов.
Я теперь считаю так:
меры нет.
Вместо меры наши мысли
заключённые в предмет.
Все предметы оживают
бытиё собой украшают.
Друзья.
о,
мы поняли!
но все же
оставляем Вершок.
Ляполянов.
Вы костецы.
326

Профессор Гуриндурин.
Неучи и глупцы.
Плотник.
Я порываю с вами дружбу.
Всё.
17 — 21 октября 1929 года
Д. Хармс
<2>
САБЛЯ
§1
Жизнь делится на рабочее и нерабочее время. Нерабочее
время создает схемы — трубы. Рабочее время наполняет эти трубы.
Работа в виде ветра
влетает в полую трубу.
Труба поёт ленивым голосом.
Мы слушаем вой труб.
И наше тело вдруг легчает
в красивый ветер переходит;
мы вдруг становимся двойными:
направо ручка —
налево ручка,
направо ножка —
налево ножка,
бока и уши и глаза и плечи
нас граничат с остальными.
Точно рифмы наши грани
остриём блестят стальным.
§2
Нерабочее время — пустая труба. В нерабочее время мы лежим
на диване, много курим и пьём, ходим в гости, много говорим,
оправдываясь друг перед другом. Мы оправдываем наши поступки,
отделяем себя от всего остального и говорим, что вправе существовать
самостоятельно. Тут нам начинает казаться, что мы обладаем всем,
327

что есть вне нас. И всё существующее вне нас и разграниченное с
нами и всем остальным, отличным от нас и его (того, о чём мы в
данный момент говорим) пространством (ну хотя бы наполненным
воздухом) мы называем предметом. Предмет нами выделяется в
самостоятельный мир и начинает обладать всем лежащим вне его,
как и мы обладаем тем же.
Самостоятельно существующие предметы уже не связаны
законами логических рядов и скачат в пространстве, куда хотят, как и
мы. Следуя за предметами, скачат и слова существительного вида.
Существительные слова рождают глаголы и даруют глаголам
свободный выбор. Предметы, следуя за существительными словами,
совершают различные действия, вольные, как новый глагол.
Возникают новые качества, а за ними и свободные прилогательные. Так
выростает новое поколение частей речи. Речь, свободная от
логических русел, бежит по новым путям, разграниченная от других
речей. Грани речи блестят немного ярче, чтобы видно было, где конец
и где начало, а то мы совсем бы потерялись. Эти грани, как
ветерки, летят в пустую строку-трубу. Труба начинает звучать, и мы
слышем рифму.
§з
Ура! стихи обогнали нас!
Мы не вольны как стихи.
Слышен в трубах ветра глас,
мы же слабы и тихи.
Где граница наших тел,
наши светлые бока?
Мы неясны точно тюль,
мы беспомощны пока.
Слова несутся и речи,
предметы скачат следом,
и мы дерёмся в сече —
Ура! кр<и>чим победам.
Таким образом, мы завлекаемся в рабочее состояние. Тут уж
некогда становится думать о еде и гостях. Разговоры перестают
оправдывать наши поступки. В драке не оправдываются и не
извиняются. Теперь каждый отвечает за самого себя. Он один своей
собственной волей приводит себя в движение и проходит сквозь
328

других. Всё существующее вне нас перестало быть в нас самих. Мы
уже не подобны окружающему нас миру. Мир летит к нам в рот в
виде отдельных кусочков: камня, смолы, стекла, железа, дерева и т. д.
Подходя к столу, мы говорим: Это стол, а не я, а потому вот тебе! —
и трах по столу кулаком, а стол пополам, а мы по половинам, а
половины в порошок, а мы по порошку, а порошок к нам в рот, а мы
говорим: это пыль, а не я, — и трах по пыли. А пыль уже наших
ударов не боится.
§4
Тут мы стоим и говорим: Вот я вытянул одну руку вперёд прямо
перед собой, а другую руку назад. И вот я впереди кончаюсь там, где
кончается моя рука, а сзади кончаюсь тоже там, где кончается моя
другая рука. Сверху я кончаюсь затылком, снизу пятками, сбоку
плечами. Вот я и весь. А что вне меня, то уж не я.
Теперь, когда мы стали совсем обособленными, почистим наши
грани, чтобы лучше видать было, где начинаемся уже не мы.
Почистим нижний пункт — сапоги, верхний пункт — затылок —
обозначим шапочкой; на руки наденим блестящие манжеты, а на
плечи эполеты. Вот теперь уже сразу видать, где кончились мы и
началось всё остальное.
§5
Вот три пары наших граней:
1. рука — рука.
2. плечо — плечо.
3. затылок — пятки.
§6
Вопрос: Нач<а>лась-ли наша работа? А если началась, то в
чём она состоит?
Ответ: Работа наша сейчас начнётся, а состоит она в регистрации
мира, потому что мы теперь уже не мир.
В.: Если мы теперь не мир, то что же мы?
О.: Нет, мы мир. Т. е. я не совсем правильно выразился. Не
то чтобы мы же не мир, но мы сами по себе, а он сам по себе.
329

Сейчас поясню: Существуют числа: 1, 2, 3,4, 5, 6, 7 и т. д. Все эти числа
составляют числовой, счётный ряд. Всякое число найдёт себе в нём
место. Но 1 — это особенное число. Она может стоять в стороне,
как показатель отсутствия счёта. 2 уже первое множество, и
за 2 все остальные числа. Некоторые дикари умеют считать
только так: раз и много. Так вот и мы в мире вроде единицы в счётном
ряду.
В.: Хорошо, а как же мы будем регистрировать мир?
О.: Так же, как единица регистрирует остальные числа,т. е.
укладываясь в них и наблюдая, что из этого получается.
В.: Разве так единица регистрирует другие числа?
О.: Допустим, что так. Это неважно.
В.: Странно. А как же мы будем укладываться в другие
предметы, расположенные в мире? Смотреть, насколько шкап
длиннее, шире и выше, чем мы? Так что ли?
О.: Единица изображается нами значком в виде палочки. Значёк
единицы есть только наиболее удобная форма для
изображения единицы, как и всякий значёк числа. Так и мы есть
только наиболее удобная форма нас самих.
Единица, регистрируя два, не укладывается своим значком в
значёк два. Единица регистрирует числа своим качеством. Так
должны поступать и мы.
В.: Но что такое наше качество?
О.: Гибель уха —
глухота,
гибель носа —
носота,
гибель нёба
немота,
гибель слепа —
слепота.
Абстрактное качество единицы мы тоже не знаем. Но
понятие единицы существует в нас, как понятие чего-либо.
Скажем, аршина. Единица регистрирует два — есть: один
аршин укладывается в двух аршинах, одна спичка
укладывается в двух спичках и т. п. Таких единиц существует
уже много. Так же и человек не один, а много, и качеств у нас
столько же, сколько существует людей. И у каждого из нас своё
особое качество.
330

В.: Какое качество у меня?
О.: Вот. Работа начинается с отыскания своего качества. Так
как этим качеством нам придется потом орудовать, то
назовём его оружие.
В.: Но как найти мне своё оружие?
§7
Если нет больше способов
побеждать нашествие смыслов,
надо выходить из войны гордо
и делать своё мирное дело.
Мирное дело постройка дома
из брёвен при помощи топора.
Я вышел в мир глухой от грома.
Домов раскинулась гора.
Но сабля войны остаток
моя единственная плоть
со свистом рубит с крышь касаток
бревна не в силах расколоть,
Менять ли дело иль оружие?
рубить врага иль строить дом?
Иль в девы сдёрнуть с дуба кружево
и саблю в грудь вонзить потом.
Я плотник саблей вооружённый,
встречаю дом как врага.
Дом саблей в центр поражённый
стоит к ногам склонив рога.
Вот моя сабля, мера моя
вера и пера, мегера моя!
Добавление
§8
Козьма Прутков регестрировал мир Пробирной Полаткой, и
потому он был вооружён саблей .
Сон Козьмы Пруткова: Голый генерал. Хорошо, что генерал был в
эполетах, но жаль, что он не передал Пруткову сабли.
331

Сабли были у: Гёте, Блейка, Ломоносова, Гоголя, Пруткова и
Хлебникова. Получив саблю, можно приступать к делу и
регестрировать мир.
§ 9 Регистрация мира
(Сабля — мера)
всё.
19 - 20 ноября
1929 года
Даниил Хармс
<3>
ОДИННАДЦАТЬ УТВЕРЖДЕНИЙ
ДАНИИЛА ИВАНОВИЧА ХАРМСА**
I утверждение
Предметы пропали.
II утверждение
Было: числовой ряд начинается с 2. Единица не число.
Единица первое и единственное совершенство. Первое множество,
первое число и первое отклонение от совершенства — это 2.
(Пифагорова Единица).
III утверждение
Вообразим, что единица — первое число.
IV утверждение
Новая единица подчиняется закону общих чисел.
Закон чисел — Закон масс. (Хармсова Единица).
V утверждение
Закон единицы ложен — такого Закона нет. Есть только Закон
«Время — мера — мира». В. Хлебников.
Смотри: «Предметы и фигуры открытые Даниилом Ивановичем Хармсом».
1927 год.
332

VI утверждение
Предмет обезоружен. Он стручок. Вооружена только куча.
VII утверждение
Закон больших и малых чисел один. Разница только
количественная.
VIII утверждение
И человек и слово и число подчинены одному закону.
IX утверждение
Новая человеческая мысль двинулась и потекла. Она стала
текучей. Старая человеческая мысль говорит про новую, что она
«тронулась». Вот почему для кого-то большевики сумасшедшие.
X утверждение
Один человек думает логически; много людей думают ТЕКУЧЕ.
XI утверждение
Я хоть и один, но думаю ТЕКУЧЕ.
Всё
18 марта 1930 года
Я пишу высокие стихи.
<4>
ПРЕДМЕТЫ И ФИГУРЫ, ОТКРЫТЫЕ
ДАНИИЛОМ ИВАНОВИЧЕМ ХАРМСОМ
8 августа 1927 года.
Петербург.
1. Значение всякого предмета многообразно. Уничтожая все
значения, кроме одного, мы тем самым делаем предмет
невозможным.
Уничтожая и это последнее значение, мы уничтожаем и само
существование предмета.
2. Всякий предмет (неодушевлённый и созданный человеком)
333

обладает четырьмя рабочими значениями и пятым сущим значением.
Первые четыре суть; 1) Начертательное значение (геометрическое),
2) целевое значение (утилитарное), 3) значение эмоционального
воздействия на человека, 4) значение эстетического воздействия на
человека. Пятое значение определяется самим фактом
существования предмета. Оно вне связи предмета с человеком и служит самому
предмету. Пятое значение — есть свободная воля предмета.
3. Человек, вступая в общение с предметом, исследует его
четыре рабочих значения. При помощи их предмет укладывается в
сознании человека, где и живёт. Если бы человек натолкнулся на
совокупность предметов только с тремя из четырёх рабочих
значений, то перестал бы быть человеком. Человек же, наблюдающий
совокупность предметов, лишённых всех четырёх рабочих значений,
перестаёт быть наблюдателем, превратясь в предмет, созданный им
самим. Себе он приписывает пятое значение своего существования.
4. Пятым, сущим значением, предмет обладает только вне
человека, т. е. теряя отца, дом и почву. Такой предмет «РЕЕТ».
5. Решающими бывают не только предметы, но так же: жесты
и действия.
6. Пятое значение шкафа — есть шкаф.
Пятое значение бега — есть бег.
7. Бесконечное множество прилогательных и более сложных
словесных определений шкафа объединяются словом «шкаф».
8. Разбив шкаф на четыре дисциплины, соответствующие
четырём рабочим значениям шкафа, мы получили бы четыре
предмета, представляющих в совокупности шкаф. Но шкафа как
такового не было бы и такому синтетическому шкафу нельзя бы было
приписать пятое значение единого шкафа. Он смещённый
воедино лишь в нашем сознании, обладал бы четырьмя сущими
значениями и четырьмя рабочими. В самый же момент смещения в не
нас жили-бы четыре предмета, обладающие по одному сущему и по
одному рабочему значению.
Натолкнись на них наблюдатель — он был бы не человеком.
9. Предмет в сознании человека имеет четыре рабочих
значения и значение как слово (шкаф). Слово шкаф и шкаф —
конкретный предмет существуют в системе конкретного мира наравне с
другими предметами, камнями и светилами. Слово — шкаф
существует в системе понятий наравне со словами: человек,
бесплодность, густота, переправа и т. д.
334

10. Пятое сущее значение предмета в конкретной системе и в
системе понятий различно. В первом случае оно свободная воля
предмета, а во втором — свободная воля слова (или мысли, не
выраженной словом, но мы будем говорить лишь о выраженных в
слово понятиях).
11. Любой ряд предметов, нарушающий связь их рабочих
значений, сохраняет связь значений сущих и по счёту пятых. Такого рода
ряд есть ряд нечеловеческий и есть мысль предметного мира.
Рассматривая такой ряд, как целую величину и как вновь
образовавшийся синтетический предмет, мы можем приписать ему
новые значения, счётом три: 1) начертательное, 2) эстетическое и 3)
сущее.
12. Переводя этот ряд в другую систему, мы получим словесный
ряд, человечески БЕССМЫСЛЕННЫЙ.
<5>
МЫР
30 мая 1930 года
Я говорил себе, что я вижу мир. Но весь мир был недоступен
моему взгляду и я видел только части мира. И всё, что я видел, я
называл частями мира. И я наблюдал свойства этих частей и
наблюдая свойства частей я делал науку. Я понимал, что есть умные
свойства частей и есть не умные свойства в тех же частях. Я делил
их и давал им имена. И в зависимости от их свойств, части мира
были умные и не умные.
И были такие части мира, которые могли думать. И эти части
смотрели на другие части и на меня. И все части были похожи друг
на друга и я был похож на них. И я говорил с этими частями мира.
Я говорил: части гром.
Части говорили: пук времяни.
Я говорил: Я тоже часть трёх поворотов.
Части отвечали: Мы же маленькие точки.
И вдруг я перестал видеть их, а потом и другие части. И я
испугался, что рухнет мир.
Но тут я понял, что я не вижу частей по отдельности, а вижу все
зараз. Сначала я думал что это НИЧТО. Но потом понял, что это
мир, а то, что я видел раньше, был не мир.
335

И я всегда знал, что такое мир, но что я видел раньше, я не знаю
и сейчас,
И когда части пропали, то их умные свойства перестали быть
умными, и их неумные свойства перестали быть не умными. И весь
мир перестал быть и умным и неумным.
Но только я понял, что я вижу мир, как я перестал его видеть.
Я испугался, думая, что мир рухнул. Но пока я так думал, я понял,
что если бы рухнул мир, то я бы так уже не думал. И я смотрел,
ища мир, но не находил его.
А потом и смотреть стало некуда.
Тогда я понял, что покуда было куда смотреть — вокруг меня
был мир. А теперь его нет. Есть только я. А потом я понял, что
я и есть мир.
Но мир это не я.
Хотя, в то же время, я мир.
А мир не я.
А я мир.
А мир не я.
А я мир.
А мир не я.
А я мир.
И больше я ничего не думал.
<6>
CISFINITUM
ПИСЬМО К ЛЕОНИДУ САВЕЛЬЕВИЧУ ЛИПАВСКОМУ
Падение ствола
Леонид Савельевич,
I
1) будем считать всякую дисциплину творческой если она не
опирается на постулаты категории Е.
2) Всякую дисциплину, опирающуюся на постулаты категории
Е, будем считать нетворческой.
3) Логическая наука («формальная логика», «Законы мысли»)
опирается на постулаты категории Е, следовательно она
нетворческая.
4) Искусство не может опираться на постулаты категории Е,
следовательно оно есть творческая дисциплина.
336

5) Говорю о творческой науке, не могущей опираться на
постулаты категории Е.
II
Некий ствол стоит на постулате Е. Создадим постулат Е, как
первоначальный ствол. Тогда ствол Е встанет на новый постулат
Pj. Создадим постулат Pj, как первейший ствол. Тогда ствол Pj
опрётся на постулат Pi- Создадим постулат Р2, как наипервейший
ствол и т. д.
Должен заметить, что тем и славен ствол формальной логики
(Bool, Пирс и др.), что может не интересоваться происхождением
постулата Е.
Постулаты Е, Е1, Еп... могут быть в любой момент заменены Pj,
Р2, Рз--« и новые постулаты могут быть рассматриваемы, как
постулаты категории Е. И только при бесконечном сдвигании Р
в последующие Р^р2Рз--. ствол растет или, вернее, падает в необре-
занное поле постуляции, и постуляция принимает вид Р1Р2РЗ—РО-
Изобразим новый ствол Sw. Обращаю внимание на то, что для того,
чтобы создать поле (PI... Pw), надо поочередно исследовать
каждое Р. Условимся исследованное поле отмечать буквой а.
Тогда запишем, что новый ствол опирается на исследованную
постуляцию а(Р|... Рю) или
a(Pr..PJ
III
Определим исследование постулативного поля. Для этого
определим постулат, как предел падения опирающегося на него ствола.
И заметим, что если ствол есть некий континум К, то постулат будет
формулой К — |i = 1 (при любом (i).
Принимаем (К — (i) за некий ствол и исследуя его находим
постулат PfPj =К — Ц — |i| = l.
Следуя дальше получаем: Р2 = К — |Д — |Л| — |И2 = 1.
Открывая падение видим: Р^ = К — (J. — [i\ — (LX2 ••• Цш ~~
337

И наконец исследование постулативного поля выразится:
а(Р1...Рш) = (К-цМК-цц1)о)...
...(К - ц - цг...ци)оо(К - ц - цг..цю - ц)*
IV
Посмотрим, что происходит со стволом. Раньше всего назовём
этот процесс — падение ствола.
Последовательные моменты падения мы можем выразить так:
1. К постулируемый Е или К
2. К-ц Ё
3.
Шм
р,
к-
к
>-1
Следуя
р2
-
z_Hi
|Л-Ц,.
Р<о
-Ц»
дальше получаем:
s»
a^.-.PJ
К -КК - ц) + (К - ц - щ)+...(К - й - Ц-...Ц.)
(К - ц)оо(К - Ц - ^)oo...(K - Ц - Щ-.-.^МК - Ц - Ц,-...ЦЫ - Цю)
Меня очень интересует Ваше мнение по поводу непостулируемой
науки.
Ведь постулируя S^ бесконечно убывающим полем (Р^.Р^),
мы не можем называть это прежней единицей опоры. Новая
единица опоры будет 0 (нуль).
a(P1...PJ = 0.
Знак оо читается: обращается съ ...
338

Это первое и единственное утверждение, могущее быть новым
постулатом не категории Е. Согласно первому условию 1-го
параграфа, ствол, опирающийся на aCPj... Р^), будем считать творческим.
VI
Если допустить, что может существовать творческая наука S, то
можно предвидеть, что она по 4-му условию I будет схожа с
искусством.
Если творческой науке придётся иметь дело с понятиями
количеств, то можно предвидеть, что система счисления должна быть
иной, нежели наш солярный корпус. Скромно замечу, что новая
система счисления будет нулевая и область её исследования будет
Cisfinitum.
* * *
На этом, дорогой Леонид Савельевич, разрешите кончить письмо
и пожелать Вам спокойной ночи. Я же, раздумывая над цисфинитной
пустотой, готов и постоять, пока люди, считая до ста, торопятся уснуть,
а коварный Мукк со своими собаками собирается на охоту.
16 октября 1930 года,
Петербург
<7>
НУЛЬ и ноль
Беру на себя смелость утверждать следующее:
1). Смотрите внимательнее на ноль, ибо ноль не то, за что вы
его принимаете.
2). Понятие «больше» и «меньше» столь же не действительно,
как понятие «выше» и «ниже». Это наше частное условие считать
одно число больше другого и по этому признаку мы расположили
числа, создав солярный ряд. Не числа выдуманы нами, а их
порядок. Многим покажется, что существо числа всецело зависит от его
положения в солярном ряду, — но я беру на себя смелость
утверждать, что число может быть рассматри<ва>емо самостоятельно, вне
порядка ряда. И только это будет подлинной наукой о числе.
3. Предполагаю, что один из способов обнаружить в числе его
339

истинные свойства, а не порядковое значение, это обратить
внимание на его аномалии. Для этого удобно 6. Но впрочем, пока я об
этом распространяться не буду.
4. Предполагаю и даже беру на себя смелость утверждать, что
учение о бесконечном будет учением о ноле. Я называю нолем, в
отличие от нуля, именно то, что я под этим и подразумеваю.
9 июля 1931 года
5. Символом нуля — 0. А символом ноля — О. Иными
словами, будем считать символом ноля круг.
6. Должен сказать, что даже наш вымышленный солярный ряд,
если он хочет отвечать действительности, должен перестать быть
прямой, но должен искривиться. Идеальным искривлением будет
равномерное и постоянное и при бесконечном продолжении
солярный ряд превратится в круг.
7. Правда, это не будет основным учением о числе, но в нашем
понятии о числовом ряде это будет существенной поправкой.
8. Постарайтесь увидеть в ноле весь числовой круг. Я уверен,
что это со временем удастся. И потому пусть символом ноля остается
круг О.
10 июля
<8>
О КРУГЕ
1. Не обижайтесь на следующее рассуждение. Да тут и нет
ничего обидного, если не считать, что о круге можно говорить только
в смысле геометрическом. Если я скажу, что круг образуют четыре
одинаковых радиуса, а вы скажете — не четыре, а один, то мы
вправе спросить друг друга: а почему? Но не о такого рода
образовании круга хочу говорить я, а об совершенном образовании круга.
2. Круг есть наиболее совершенная плоская фигура. Я не буду
говорить, почему это именно так. Но это само по себе возникает в
нашем сознании при рассмотрении плоскостных фигур.
3. Так создано в природе, что чем менее заметны законы
образования, тем совершеннее вещь.
4. И ещё создано в природе так, что чем более недоступна охвату
вещь, тем она совершеннее.
340

5. О совершенстве скажу я такими словами так: Совершенное в
вещи есть вещь совершенная. Совершенная вещь вызывает в нас
изумление стройностью законов её образования и как она сделана.
Совершенную вещь можно всегда изучать, иными словами, в
совершенной вещи есть всегда что-либо не изученное. Если бы
оказалась вещь, изученная до конца, то она перестала бы быть
совершенной, ибо совершенно только то, что конца не имеет, т.е.
бесконечно.
6. Точка бесконечно мала и потому она совершенна, но вместе
с тем и непостижима. Самая маленькая постижимая точка уже не
совершенна.
7. Прямая совершенна, ибо нет причин не быть ей бесконечно
длинной в обе стороны, не иметь ни конца ни начала, а потому быть
непостижимой. Но делая над ней насилие и ограничивая её с обеих
сторон, мы делаем её постижимой, но вместе с тем и несовершенной.
Если ты веришь, то подумай.
10 июля
8. Прямая, сломанная в одной точке, образует угол. Но такая
прямая, которая ломается одновременно во всех своих точках,
называется кривой. Бесконечное количество изменени<й> прямой
делает её совершенной. Кривая не должна быть обязательно
бесконечно большой. Она может быть такой, что мы свободно
охватим её взором, и в тоже время она останется непостижимой и
бесконечной. Я говорю о замкнутой кривой, в которой скрыто начало
и конец. И самая ровная, непостижимая, бесконечная и идеальная
замкнутая кривая будет КРУГ.
17 июля
282
I
Однажды я пришел в Госиздат и встретил в Госиздате
Евгения Львовича Шварца, который, как всегда, был одет плохо, но с
претензией на что-то.
Увидя меня, Шварц начал острить, тоже, как всегда,
неудачно.
341

Я острил значительно удачнее и скоро, в умственном
отношении, положил Шварца на обе лопатки.
Все вокруг завидывали моему остроумию, но никаких мер не
предпринимали, так как буквально дохли от смеха. В особенности
же дохла от смеха Нина Владимировна Гернет и Давид Ефимыч
Рахмилович, для благозвучия называющий себя Южиным.
Видя, что со мной шутки плохи, Шварц начал сбавлять свой тон
и, наконец обложив меня просто матом, заявил, что в Тифлисе
Заболоцкого знают все, а меня почти никто.
Тут я обозлился и сказал, что я более историчен, чем Шварц и
Заболоцкий, что от меня останется в истории светлое пятно, а они
быстро забудутся.
Почувствовав мое величие и крупное мировое значение, Шварц
постепенно затрепетал и пригласил меня к себе на обед.
II
Я решил растрепать одну компанию, что и делаю.
Начну с Валентины Ефимовны.
Эта нехозяйственная особа приглашает нас к себе и, вместо еды,
подает к столу какую-то кислятину. Я люблю поесть и знаю толк
в еде. Меня кислятиной не проведешь! Я даже в ресторан, другой
раз, захожу и смотрю, какая там еда. И терпеть не могу, когда с этой
особенностью моего характера не считаются.
Теперь перехожу к Леониду Савельевичу Липавскому. Он не
постеснялся сказать мне в лицо, что ежемесячно сочиняет десять
мыслей.
Во-первых, — врет. Сочиняет не десять, а меньше. А
во-вторых, я больше в месяц сочиняю. Я не считал, сколько я сочиняю, но
должно быть больше, чем он.
Теперь относительно еще одной особы, это Тамары
Александровны. Эта особа наливается чаем и корчит из себя
недотрогу. Она, мол, знает и то и это, и, мол, умнее, чем тот-то, и даже
интереснее, чем Туся.
Всё это глупости! Я знаю женщин лучше, чем кто-либо другой
и про одетую женщину могу сказать, как она выглядит голой.
Тамара Александровна слишком о себе думает. Себялюбие не
только грех, но и порок. Нечего чаем наливаться. Посмотри
лучше вокруг. Может быть, есть люди и поумнее тебя.
342

Я вот, например, не тычу всем в глаза, что обладаю, мол,
колоссальным умом. У меня есть все данные считать себя великим
человеком. Да, впрочем, я себя таким и считаю.
Потому-то мне и обидно, и больно находиться среди людей, ниже
меня поставленных по уму, и прозорливости, и таланту, и не
чувствовать к себе вполне должного уважения.
Почему, почему я лучше всех?
III
Теперь я всё понял: Леонид Савельевич немец. У него даже есть
немецкие привычки. Посмотрите, как он ест. Ну чистый немец, да
и только! Даже по ногам видно, что он немец.
Не хвастаясь, могу сказать, что я очень наблюдательный и
остроумный.
Вот, например, если взять Леонида Савельевича, Юлия Берзи-
на и Вольфа Эрлиха и поставить их вместе на панели, то можно
сказать «мал мала меньше».
По-моему, это остроумно, потому что в меру смешно.
И всё-таки Леонид Савельевич немец! Обязательно при встрече
скажу ему это.
Я не считаю себя особенно умным человеком, и все-таки
должен сказать, что я умнее всех. Может быть, на Марсе есть и умнее
меня, но на земле не знаю.
Вот, говорят, Олейников очень умный. А по-моему, он умный, да
не очень. Он открыл, например, что если написать 6 и перевернуть,
то получится 9. А по-моему, это неумно.
Леонид Савельевич совершенно прав, когда говорит, что ум
человека — это его достоинство. А если ума нет, значит, и
достоинства нет. Яков Семенович возражает Леониду Савельевичу
и говорит, что ум человека это его слабость. А по-моему, это уже
парадокс. Почему же ум это слабость? Вовсе нет! Скорее крепость.
Я так думаю.
Мы часто собираемся у Леонида Савельевича и говорим об этом.
Если поднимается спор, то победителем спора всегда остаюсь
я. Сам не знаю почему.
На меня почему-то все глядят с удивлением. Что бы я ни сделал,
все находят, что это удивительно.
А ведь я даже и не стараюсь. Всё само собой получается.
343

Заболоцкий как-то сказал, что мне присуще управлять сферами.
Должно быть, пошутил. У меня и в мыслях ничего подобного не
было.
В Союзе писателей меня считают почему-то ангелом.
Послушайте, друзья! Нельзя же в самом деле передо мной так
преклоняться. Я такой же, как и вы все, только лучше.
IV
Я слыхал такое выражение: «Лови момент!»
Легко сказать, но трудно сделать. По-моему, это выражение
бессмысленное. И действительно, нельзя призывать к
невозможному.
Говорю я это с полной уверенностью, потому что сам на себе все
испытал. Я ловил момент, но не поймал и только сломал часы.
Теперь я знаю, что это невозможно.
Также невозможно «ловить эпоху», потому что это такой же
момент, только побольше.
Другое дело, если сказать: «Запечатлевайте то, что происходит
в этот момент». Это совсем другое дело.
Вот например: раз, два, три! Ничего не произошло! Вот я
запечатлел момент, в котором ничего не произошло.
Я сказал об этом Заболоцкому. Тому это очень понравилось, и
он целый день сидел и считал: раз, два, три! и отмечал, что ничего не
произошло.
За таким занятием застал Заболоцкого Шварц. И Шварц тоже
заинтересовался этим оригинальным способом запечатлевать то, что
происходит в нашу эпоху, потому что ведь из моментов складывается
эпоха.
Но прошу обратить внимание, что родоначальником этого
метода опять являюсь я. Опять я! Всюду я! Просто удивительно!
То, что другим дается с трудом, мне дается с легкостью.
Я даже летать умею. Но об этом рассказывать не буду, потому
что все равно никто не поверит.
V
Когда два человека играют в шахматы, мне всегда кажется, что
один другого околпачивает. Особенно, если они играют на деньги.
344

Вообще мне противна всякая игра на деньги. Я запрещаю играть
в своем присутствии.
А картежников я бы казнил. Это самый правильный метод
борьбы с азартными играми.
Вместо того чтобы играть в карты, лучше бы собрались да
почитали бы друг другу морали.
А впрочем, морали скучно. Интереснее ухаживать за
женщинами.
Женщины меня интересовали всегда. Меня всегда волновали
женские ножки, в особенности выше колен.
Многие считают женщин порочными существами. А я
нисколько! Наоборот, даже считаю их чем-то очень приятными.
Полненькая, молоденькая женщина! Чем же она порочна? Вовсе
не порочна!
Вот другое дело дети. О них говорят, что они невинны. А я считаю,
что они, может быть, и невинны, да только уж больно омерзительны,
в особенности когда пляшут. Я всегда ухожу оттудова, где есть дети.
И Леонид Савельевич не любит детей. Это я внушил ему такие
мысли.
Вообще всё, что говорит Леонид Савельевич, уже когда-нибудь
раньше говорил я.
Да и не только Леонид Савельевич. Всякий рад подхватить хотя
бы обрывки моих мыслей. Мне это даже смешно.
Например, вчера прибежал ко мне Олейников и говорит, что
совершенно запутался в вопросах жизни. Я дал ему кое-какие
советы и отпустил. Он ушел осчастливленный мною и в
наилучшем своем настроении.
Люди видят во мне поддержку, повторяют мои слова, удивляются
моим поступкам, а денег мне не платят.
Глупые люди! Несите мне побольше денег, и вы увидите, как я
буду этим доволен.
VI
Теперь я скажу несколько слов об Александре Ивановиче.
Это болтун и азартный игрок. Но за что я его ценю, так это за
то, что он мне покорен.
Днями и ночами дежурит он передо мной и только и ждет с моей
стороны намека на какое-нибудь приказание.
345

Стоит мне подать этот намек, и Александр Иванович летит как
ветер исполнять мою волю.
За это я купил ему туфли и сказал: «На, носи!» Вот он их и носит.
Когда Александр Иванович приходит в Госиздат, то все смеются
и говорят между собой, что Александр Иванович пришел за
деньгами.
Константин Игнатьевич Дровацкий прячется под стол. Это я
говорю в аллегорическом смысле.
Больше всего Александр Иванович любит макароны. Ест он их
всегда с толчеными сухарями и съедает почти что целое кило, а может
быть, и гораздо больше.
Съев макароны, Александр Иванович говорит, что его тошнит,
и ложится на диван. Иногда макароны выходят обратно.
Мясо Александр Иванович не ест и женщин не любит. Хотя
иногда любит. Кажется, даже очень часто.
Но женщины, которых любит Александр Иванович, на мой
вкус все некрасивые, а потому будем считать, что это даже и не
женщины.
Если я что-нибудь говорю, значит, это правильно.
Спорить со мной никому не советую, все равно он останется в
дураках, потому что я всякого переспорю.
Да и не вам тягаться со мною. Еще и не такие пробовали. Всех
уложил! Даром, что с виду и говорить-то не умею, а как заведу, так
и не остановишь.
Как-то раз завел у Липавских и пошел! Всех до смерти
заговорил!
Потом пошел к Зоболоцким и там всех заговорил. Потом пошел
к Шварцам и там всех заговорил. Потом домой пришел и дома
еще полночи говорил!
<1935 - 1936>
283
<«ГОЛУБАЯ ТЕТРАДЬ»>
В АЛЬБОМ
Я видел однажды, как подрались муха и клоп. Это было так
страшно, что я выбежал на улицу и убежал чорт знает куда.
346

Так и в этом альбоме: напакостишь, а потом уже поздно
будет.
Хармс
23 августа 1936
1. Мое мнение о путешествиях кратко: Путешествуя, не
заезжай слишком далеко, а не то увидишь этакое, что потом и забыть
будет невозможно. А если что-либо сидит в памяти слишком упорно,
человеку делается сначала не по себе, а потом и вовсе трудно
поддерживать свою бодрость духа.
2. Так например: один часовых дел мастер, тов. Бадаев, не мог
позабыть слышанную им некогда фразу: «Если бы небо было криво,
оно не стало бы от этого ниже». Эту фразу тов. Бадаев понять толком
не мог, она его раздражала, он находил ее неразумной, даже лишенной
всякого смысла, даже вредной, потому что в ней было утверждение
явно неправильное (тов. Бадаев чувствовал, что знающий физик
сумел бы что-то сказать по поводу «высоты неба» и придрался бы
к выражению «небо криво». Попадись эта фраза Перльману, и тов.
Бадаев знал, что смысл этой фразы Перльман разорвал бы в
клочья, как молодой пёс разрывает в клочья ночные туфли) явно
враждебное нормальной европейской мысли. Если же утверждение в
этой фразе было истинно, то тогда оно было слишком неважно и
ничтожно, чтобы о нём говорить. И во всяком случае, услышав
однажды эту фразу, её следовало бы сразу же забыть. Но вот
этого-то и не получалось: тов. Бадаев постоянно помнил эту фразу и
тяжело страдал.
3. Человеку полезно знать только то, что ему полагается. Могу
в пример привести следующий случай: один человек знал немного
больше, а другой немного меньше того, что им полагается знать. И
что же? Тот, что знал немного меньше, разбогател, а тот, что знал
немного больше — всю жизнь прожил только в достатке.
4. С давних времён люди задумываются о том, что такое ум и
глупость. По этому поводу я вспоминаю такой случай: Когда моя
тётка подарила мне письменный стол, я сказал себе: «ну вот, сяду за
стол и первую мысль сочиню за этим столом особенно умную». Но
особенно умной мысли я сочинить не мог. Тогда я сказал себе:
347

«Хорошо. Не удалось сочинить особенно умную мысль, тогда
сочиню особенно глупую». Но и особенно глупую мысль сочинить
тоже не мог.
5. Всё крайнее сделать очень трудно. Средние части делаются
легче. Самый центр не требует никаких усилий. Центр — это
равновесие. Там нет никакой борьбы.
6. Надо ли выходить из равновесия?
7. Путешествуя, не предавайся мечтам, а фантазируй и обращай
внимание на все даже мелочи.
8. Сидя на месте, не верти ногами.
9. Всякая мудрость хороша, если её кто-нибудь понял. Не
понятая мудрость может запылиться.
10. Был один рыжий человек, у которого не было глаз и ушей.
У него не было и волос, так что рыжим его называли условно.
Говорить он не мог, так как у него не было рта. Носа у него тоже
не было. У него не было даже рук и ног. И живота у него не было,
и спины у него не было, и хребта у него не было, и никаких
внутренностей у него не было. Ничего у него не было. Так что не
понятно, о ком идёт речь. Уж лучше мы о нем не будем больше
говорить.
7 января 1937 года
11. У одной бабушки было во рту только четыре зуба. Три зуба
наверху, а один внизу. Жевать бабушка этими зубами не могла.
Собственно говоря, они ей были ни к чему. И вот бабушка решила
удалить себе все зубы и вставить в нижнюю десну штопор, а в
верхнюю маленькие щипчики. Бабушка пила чернила, ела бурачки,
а уши прочищала спичками. У бабушки было четыре зайца. Три
зайца наверху, а один заяц внизу. Бабушка ловила зайцев руками
и сажала их в небольшие клеточки. Зайцы плакали и чесали
задними ногами свои уши. Зайцы пили чернила и ели бурачки. Се-
се-се! Зайцы пили чернила и ели бурачки!
348

12. Некий Пантелей ударил пяткой Ивана.
Некий Иван ударил колесом Наталью.
Некая Наталья ударила намордником Семёна.
Некий Семён ударил корытом Селифана.
Некий Селифан ударил поддёвкой Никиту.
Некий Никита ударил доской Романа.
Некий Роман ударил лопатой Татьяну.
Некая Татьяна ударила кувшином Елену.
И началась драка.
Елена била Татьяну забором.
Татьяна била Романа матрацом.
Роман бил Никиту чемоданом.
Никита бил Селифана подносом.
Селифан бил Семёна руками.
Семён плевал Наталье в уши.
Наталья кусала Ивана за палец.
Иван лягал Пантелея пяткой.
Эх, думали мы, дерутся хорошие люди.
13. Одна девочка сказала: «гвя».
Другая девочка сказала: «хфы».
Третья девочка сказала: «мбрю».
А Ермаков капусту из-под забора хряпал, хряпал и хряпал.
Видно вечер уже наступал.
Мотька с гавном наигрался и спать пошел.
Моросил дождик.
Свиньи горох ели.
Рагозин в женскую баню подглядывал.
Сенька на Маньке верхом сидел.
Манька же дремать начала.
Потемнело небо. Заблистали звёзды.
Под полом крысы мышку загрызли.
Спи, мой мальчик, и не пугайся глупых снов.
Глупые сны от желудка.
14. Брейте бороду и усы!
Вы не козлы, чтобы бороду носить.
Вы не коты, чтобы усами шевелить.
349

Вы не грибы, чтобы в шляпках стоять.
Эх, барышни!
Посдёргайте ваши шапочки!
Эх, красоточки!
Посдёргайте ваши юбочки!
Ну-ка ты, Манька Марусина,
Сядь-ка на Петьку Елабонина.
Стерегите, девочки, ваши косички.
Вы не зебры, чтобы бегать с хвостиками.
Толстенькие девочки
пригласите нас на праздники.
15. Ведите меня с завязанными глазами.
Не пойду я с завязанными глазами.
Развяжите мне глаза и я пойду сам.
Не держите меня за руки,
Я рукам волю дать хочу.
Расступитесь, глупые зрители,
Я ногами сейчас шпыняться буду.
Я пройду по одной половице и не пошатнусь,
По карнизу пробегу и не рухну.
Не перечьте мне. Пожалеете.
Ваши трусливые глаза неприятны богам.
Ваши рты раскрываются некстати.
Ваши носы не знают вибрирующих запахов.
Ешьте суп — это ваше занятие.
Подметайте свои комнаты — это вам положено от века.
Но снимите с меня бандажи и набрюшники,
Я солью питаюсь, а вы сахаром.
У меня свои сады и свои огороды.
У меня в огороде пасётся своя коза.
У меня в сундуке лежит меховая шапка.
Не перечьте мне, я сам по себе, а вы для меня
только четверть дыма.
8 января 1937 года
16. Сегодня я ничего не писал. Это неважно.
9 января
350

17. Жалобные звуки испускал Димитрий.
Анна рыдала, уткнувшись головой в подушку.
Плакала Маня.
18. — Федя, а Федя!
— Что-с?
— А вот я тебе покажу что-с!
(Молчание.)
— Федя, а Федя!
— В чём дело?
— Ах ты, сукин сын! Ещё в чём дело спрашиваешь.
— Да что вам от меня нужно?
— Видали? Что мне от него нужно! Да я тебя,
мерзавца, за такие слова... Я тебя так швырну,
что полетишь, сам знаешь, куда!
— Куда?
— В горшок.
(Молчание.)
19. — Федя, а Федя!
— Да что вы, тётенька, с ума сошли?
— Ах! Ах! Повтори, как ты сказал!
— Нет, не повторю.
— Ну то-то! Знай своё место! Небось! Тоже!
23 февраля 1937 года
20. Я подавился бараньей костью.
Меня взяли под руки и вывели из-за стола.
Я задумался.
Пробежала мышка.
За мышкой бежал Иван с длинной палкой.
Из окна смотрела любопытная старуха.
Иван, пробегая мимо старухи, ударил ее палкой по
морде.
21. С прогулки возвратясь домой,
Я вдруг воскликнул: Боже мой!
Ведь я гулял четыре дня!
И что подумает родня?
351

22. Погибли мы в житейском поле.
Нет никакой надежды боле.
О счастьи кончилась мечта.
Осталась только нищета.
3 апр<еля> 1937 года
23. Обладать только умом и талантом слишком мало. Надо
иметь .ещё энергию, реальный интерес, чистоту мысли и чувство долга.
24. Вписываю сюда события сегодняшнего дня, ибо они
поразительны. Вернее: особенно поразительно одно событие, я его
подчеркну.
1) Мы вчера ничего не ели. 2) Утром я взял в сберкассе 10 руб.,
оставив на книжке 5, чтобы не закрыть счёта. 3) Зашёл к
Житкову и занял у него 60 руб. 4) Пошёл домой, закупая по дороге
продукты. 5) Погода прекрасная, весенняя. 6) Поехал с Мариной к
Буддийской пагоде, взяв с собой сумку с бутербродами и фляжку с
красным вином, разбавленным водой. 7) На обратном пути зашли
в комиссионный магазин и увидели там фисгармонию Жадмейера
двухмануального, копию с филармонической. Цена 900 руб.
только! Но полчаса тому назад её купили! 7а) У Alexandra видел
замечательную трубку. 85 рублей. 8) Пошли к Житкову. 9) С
Житковым узнали, кто купил фисгармонию и поехали по адресу;
Песочная 31 кв. 46 Левинский. 10) Перекупить не удалось. И)
Вечер провели у Житкова.
4 апреля
25. Довольно праздности и безделья! Каждый день раскрывай
эту тетрадку и вписывай сюда не менее полстраницы. Если нечего
записать, то запиши хотя бы по совету Гоголя, что сегодня ничего
не пишется. Пиши всегда с интересом и смотри на писание как на
праздник.
И апр<еля> 1937 года
27. Так начинается голод:
С утра просыпаешься бодрым,
Потом начинается слабость,
352

Потом начинается скука;
Потом наступает потеря
Быстрого разума силы, —
Потом наступает спокойствие,
А потом начинается ужас.
<4 октября 1937>
28. Тебя мечтания погубят.
К суровой жизни интерес
Как дым исчезнет. В то же время
Посол небес не прилетит.
Увянут страсти и желанья,
Промчится юность пылких дум...
Оставь! Оставь, мой друг, мечтанья,
Освободи от смерти ум.
4 октября 1937 года
29. ДЕНЬ
(Амфибрахий)
И рыбка мелькает в прохладной реке,
И маленький домик стоит вдалеке,
И лает собака на стадо коров,
И под гору мчится в тележке Петров,
И вьется на домике маленький флаг,
И зреет на нивах питательный злак,
И пыль серебрится на каждом листе,
И мухи со свистом летают везде,
И девушки, греясь на солнце, лежат,
И пчёлы в саду над цветами жужжат,
И гуси ныряют в тенистых прудах,
И день пробегает в обычных трудах.
25/26 октября 1937 года
12 «...Сборище друзей...», т. 2 353

284
СЛУЧАИ
Посвящаю
Марине Владимировне Малин
<1>
ГОЛУБАЯ ТЕТРАДЬ № 10
Был один рыжий человек, у которого не было глаз и ушей. У него
не было и волос, так что рыжим его называли условно.
Говорить он не мог, так как у него не было рта. Носа тоже у него
не было.
У него не было даже рук и ног. И живота у него не было, и спины
у него не было, и хребта у него не было, и никаких внутренностей у
него не было. Ничего не было! Так что непонятно, о ком идёт речь.
Уж лучше мы о нём не будем больше говорить.
<б января 1937>
<2>
СЛУЧАИ
Однажды Орлов объелся толчёным горохом и умер. А
Крылов, узнав об этом, тоже умер. А Спиридонов умер сам собой. А
жена Спиридонова упала с буфета и тоже умерла. А дети
Спиридонова утонули в пруду. А бабушка Спиридонова спилась и
пошла по дорогам. А Михайлов перестал причёсываться и заболел
паршой. А Круглое нарисовал даму с кнутом в руках и сошёл с ума.
А Перехрёстов получил телеграфом четыреста рублей и так
заважничал, что его вытолкали со службы.
Хорошие люди и не умеют поставить себя на твёрдую ногу.
<22 августа 193б>
<3>
ВЫВАЛИВАЮЩИЕСЯ СТАРУХИ
Одна старуха от чрезмерного любопытства вывалилась из окна,
упала и разбилась.
354

Из окна высунулась другая старуха и стала смотреть вниз на
разбившуюся, но от чрезмерного любопытства тоже вывалилась из
окна, упала и разбилась.
Потом из окна вывалилась третья старуха, потом четвёртая, потом
пятая.
Когда вывалилась шестая старуха, мне надоело смотреть на них,
и я пошёл на Мальцевский рынок, где, говорят, одному слепому
подарили вязаную шаль.
<1936 - 1937>
<4>
СОНЕТ
Удивительный случай случился со мной: я вдруг позабыл, что
идёт раньше, 7 или 8?
Я отправился к соседям и спросил их, что они думают по этому
поводу.
Каково же было их и моё удивление, когда они вдруг
обнаружили, что тоже не могут вспомнить порядок счёта. 1, 2, 3, 4, 5 и 6
помнят, а дальше забыли.
Мы все пошли в коммерческий магазин «Гастроном», что на углу
Знаменской и Бассейной улицы, и спросили кассиршу о нашем
недоумении. Кассирша грустно улыбнулась, вынула изо рта
маленький молоточек и, слегка подвигав носом, сказала: «По-моему, семь
идёт после восьми в том случае, когда восемь идёт после семи».
Мы поблагодарили кассиршу и с радостью выбежали из
магазина. Но тут, вдумываясь в слова кассирши, мы опять приуныли, так
как её слова показались нам лишёнными всякого смысла.
Что нам было делать? Мы пошли в Летний сад и стали там
считать деревья. Но, дойдя в счёте до 6-ти, мы остановились и начали
спорить: по мнению одних, дальше следовало 7, а по мнению
других — 8.
Мы спорили бы очень долго, но, по счастию, тут со скамейки
свалился какой-то ребёнок и сломал себе обе челюсти. Это отвлекло
нас от нашего спора.
А потом мы разошлись по домам.
<12 ноября 1935>
12*
355

<5>
ПЕТРОВ И КАМАРОВ
Петров.
Эй, Камаров!
Давай ловить камаров!
Камаров.
Нет, я к этому ещё не готов;
Давай лучше ловить котов!
Б. д.
<6>
ОПТИЧЕСКИЙ ОБМАН
Семён Семёнович, надев очки, смотрит на сосну и видит: на сосне
сидит мужик и показывает ему кулак.
Семён Семёнович, сняв очки, смотрит на сосну и видит, что на
сосне никто не сидит.
Семён Семёнович, надев очки, смотрит на сосну и опять видит, что
на сосне сидит мужик и показывает ему кулак.
Семён Семёнович, сняв очки, опять видит, что на сосне никто не
сидит.
Семён Семёнович, опять надев очки, смотрит на сосну и опять
видит, что на сосне сидит мужик и показывает ему кулак.
Семён Семёнович не желает верить в это явление и считает это
явление оптическим обманом.
<1934>
<1>
ПУШКИН и гоголь
Гоголь (падает из-за кулис на сцену и смирно лежит).
Пушкин (выходит, спотыкается об Гоголя и падает). Вот
черт! Никак, об Гоголя!
Гоголь (поднимаясь). Мерзопакость какая! Отдохнуть не
дадут. (Идет, спотыкается об Пушкина и падает). — Никак,
об Пушкина спотыкнулся]
Пушкин (поднимаясь). Ни минуты покоя! (Идет,
336

спотыкается об Гоголя и падает.) — Вот черт! Никак, опять об
Гоголя!
Гоголь (поднимаясь). Вечно во всем помеха! (Идет,
спотыкается об Пушкина и падает). — Вот мерзопакость! Опять
об Пушкина!
Пушкин (поднимаясь). Хулиганство! Сплошное хулиганство!
(Идет, спотыкается об Гоголя и падает.) — Вот черт! Опять
об Гоголя!
Гоголь (поднимаясь). Это издевательство сплошное! (Идет,
спотыкается об Пушкина и падает.) — Опять об Пушкина!
Пушкин (поднимаясь). Вот черт! Истинно, что черт! (Идет,
спотыкается об Гоголя и падает) — Об Гоголя!
Гоголь (поднимаясь). Мерзопакость! (Идет, спотыкается
об Пушкина и падает.) — Об Пушкина!
Пушкин (поднимаясь). Вот черт! (Идет, спотыкается об
Гоголя и падает за кулисы.) — Об Гоголя!
Гоголь (поднимаясь). Мерзопакость! (Уходит за кулисы.)
За сценой слышен голос Гоголя: «Об Пушкина!»
Занавес
<1934>
<8>
СТОЛЯР КУШАКОВ
Жил-был столяр. Звали его Кушаков.
Однажды вышел он из дома и пошел в лавочку купить столярного
клея.
Была оттепель, и на улице было очень скользко.
Столяр прошел несколько шагов, поскользнулся, упал и расшиб
себе лоб.
— Эх! — сказал столяр, встал, пошел в аптеку, купил пластырь
и заклеил себе лоб.
Но когда он вышел на улицу и сделал несколько шагов, он опять
поскользнулся, упал и расшиб себе нос.
— Фу! — сказал столяр, пошел в аптеку, купил пластырь и
заклеил пластырем себе нос.
Потом он опять вышел на улицу, опять поскользнулся, упал и
расшиб себе щеку.
357

Пришлось опять пойти в аптеку и заклеивать пластырем щеку.
— Вот что, — сказал столяру аптекарь. — Вы так часто
падаете и расшибаетесь, что я советую вам купить пластырей несколько
штук.
— Нет, — сказал столяр, — больше не упаду!
Но когда он вышел на улицу, то опять поскользнулся, упал и
расшиб себе подбородок.
— Паршивая гололедица! — закричал столяр и опять побежал
в аптеку.
— Ну вот видите, — сказал аптекарь. — Вот вы опять упали.
— Нет! — закричал столяр. — Ничего слышать не хочу!
Давайте скорее пластырь!
Аптекарь дал пластырь; столяр заклеил себе подбородок и
побежал домой.
А дома его не узнали и не пустили в квартиру.
— Я столяр Кушаков! — кричал столяр.
— Рассказывай! — отвечали из квартиры и заперли дверь на
крюк и на цепочку.
Столяр Кушаков постоял на лестнице, плюнул и пошел на
улицу.
<1935>
<9>
СУНДУК
Человек с тонкой шеей забрался в сундук, закрыл за собой
крышку и начал задыхаться.
— Вот, — говорил, задыхаясь, человек с тонкой шеей, — я
задыхаюсь в сундуке, потому что у меня тонкая шея. Крышка сундука
закрыта и не пускает ко мне воздуха. Я буду задыхаться, но
крышку сундука все равно не открою. Постепенно я буду умирать. Я
увижу борьбу жизни и смерти. Бой произойдет неестественный, при
равных шансах, потому что естественно побеждает смерть, а жизнь,
обреченная на смерть, только тщетно борется с врагом, до последней
минуты не теряя напрасной надежды. В этой же борьбе, которая
произойдет сейчас, жизнь будет знать способ своей победы: для этого
жизни надо заставить мои руки открыть крышку сундука.
Посмотрим: кто кого? Только вот ужасно пахнет нафталином. Если
победит жизнь, я буду вещи в сундуке пересыпать махоркой... Вот
358

началось: я больше не могу дышать. Я погиб, это ясно! Мне уже нет
спасения! И ничего возвышенного нет в моей голове. Я задыхаюсь!..
Ой! Что же это такое? Сейчас что-то произошло, но я не могу
понять, что именно. Я что-то видел или что-то слышал...
Ой! Опять что-то произошло! Боже мой! Мне нечем дышать.
Я, кажется, умираю...
А это еще что такое? Почему я пою? Кажется, у меня болит шея...
Но где же сундук? Почему я вижу всё, что находится у меня в
комнате? Да, никак, я лежу на полу! А где же сундук?
Человек с тонкой шеей поднялся с пола и посмотрел кругом.
Сундука нигде не было. На стульях и на кровати лежали вещи,
вынутые из сундука, а сундука нигде не было.
Человек с тонкой шеей сказал:
— Значит, жизнь победила смерть неизвестным для меня
способом.
<30 января 1937>
<10>
СЛУЧАЙ С ПЕТРАКОВЫМ
Вот однажды Петраков хотел спать лечь, да лег мимо кровати.
Так он об пол ударился, что лежит на полу и встать не может.
Вот Петраков собрал последние силы и встал на четверинки.
А силы его покинули, и он опять упал на живот и лежит.
Лежал Петраков на полу часов пять. Сначала просто так
лежал, а потом заснул.
Сон подкрепил силы Петракова. Он проснулся совершенно
здоровым, встал, прошелся по комнате и лег осторожно на кровать.
«Ну, — думает, — теперь посплю». А спать-то уже и не хочется.
Ворочается Петраков с боку на бок и никак заснуть не может.
Вот, собственно, и всё.
<21 августа 1936>
ИСТОРИЯ ДЕРУЩИХСЯ
Алексей Алексеевич подмял под себя Андрея Карловича и,
набив ему морду, отпустил его.
359

Андрей Карлович, бледный от бешенства, кинулся на Алексея
Алексеевича и ударил его по зубам.
Алексей Алексеевич, не ожидая такого быстрого нападения,
повалился на пол, а Андрей Карлович сел на него верхом, вынул у
себя изо рта вставную челюсть и так обработал ею Алексея
Алексеевича, что Алексей Алексеевич поднялся с полу с совершенно
искалеченным лицом и рваной ноздрей. Держась руками за лицо,
Алексей Алексеевич убежал.
А Андрей <Карлович> протер свою вставную челюсть, вставил
ее себе в рот, пощелкал зубами и, убедившись, что челюсть пришлась
на место, осмотрелся вокруг и, не видя Алексея Алексеевича,
пошел его разыскивать.
<15 марта 1936>
<12>
СОН
Калугин заснул и увидел сон, будто он сидит в кустах, а мимо
кустов проходит милиционер.
Калугин проснулся, почесал рот и опять заснул, и опять увидел
сон, будто он идет мимо кустов, а в кустах притаился и сидит
милиционер.
Калугин проснулся, подложил под голову газету, чтобы не мочить
слюнями подушку, и опять заснул, и опять увидел сон, будто он сидит
в кустах, а мимо кустов проходит милиционер.
Калугин проснулся, переменил газету, лег и заснул опять. Заснул
и опять увидел сон, будто он идет мимо кустов, а в кустах сидит
милиционер.
Тут Калугин проснулся и решил больше не спать, но моментально
заснул и увидел сон, будто он сидит за милиционером, а мимо
проходят кусты.
Калугин закричал и заметался в кровати, но проснуться уже не
мог.
Калугин спал четыре дня и четыре ночи подряд и на пятый день
проснулся таким тощим, что сапоги пришлось подвязывать к ногам
веревочкой, чтобы они не сваливались. В булочной, где Калугин
всегда покупал пшеничный хлеб, его не узнали и подсунули ему
полу ржаной. А санитарная комиссия, ходя по квартирам и увидя
360

Калугина, нашла его антисанитарным и никуда не годным и
приказала жакту выкинуть Калугина вместе с сором.
Калугина сложили пополам и выкинули его как сор.
<22 августа 1936>
<13>
МАТЕМАТИК И АНДРЕЙ СЕМЕНОВИЧ
Математик (вынимая из головы шар).
Я вынул из головы шар.
Я вынул из головы шар.
Я вынул из головы шар.
Я вынул из головы шар.
Андрей Семенович.
Положь его обратно.
Положь его обратно.
Положь его обратно.
Положь его обратно.
М
атематик.
Нет, не положу!
Нет, не положу!
Нет, не положу!
Нет, не положу!
Андрей Семен<ович>.
Ну и не клади.
Ну и не клади.
Ну и не клади.
м
атематик.
Вот и не положу!
Вот и не положу
Вот и не положу!
Андр<ей> Семен<ович>.
Ну и ладно.
Ну и ладно.
Ну и ладно.
м
атематик.
Вот я и победил
Вот я и победил!
Вот я и победил!
361

Андр<ей> Семен<ович>.
Ну победил и успокойся!
Математик.
Нет, не успокоюсь!
Нет, не успокоюсь!
Нет, не успокоюсь!
Андр<ей> Семен<ович>.
Хоть ты и математик, а, честное слово, ты не
умён.
Математик.
Нет, умён и знаю очень много!
Нет, умён и знаю очень много!
Нет, умён и знаю очень много!
Андр<ей> Семен<ович>.
Много, да только всё ерунду.
Математик.
Нет, не ерунду!
Нет, не ерунду!
Нет, не ерунду!
Андр<ей> Семен<ович>.
Надоело мне с тобой препираться.
Математик.
Нет, не надоело!
Нет, не надоело!
Нет, не надоело!
(Андрей Семенович досадливо машет рукой и уходит. Математик, постояв
минуту, уходит вслед за Андреем Семеновичем.)
Занавес
<11 апреля 1933>
<14>
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК, УДИВИВШИЙ СТОРОЖА
— Ишь ты! — сказал сторож, рассматривая муху. — Ведь если
помазать ее столярным клеем, то ей, пожалуй, и конец придет. Вот
ведь история! От простого клея!
— Эй ты, леший! — окрикнул сторожа молодой человек в
желтых перчатках.
362

Сторож сразу же понял, что это обращаются к нему, но
продолжал смотреть на муху.
— Не тебе, что ли, говорят? — крикнул опять молодой
человек. — Скотина!
Сторож раздавил муху пальцем и, не поворачивая головы к
молодому человеку, сказал:
— А ты чего, срамник, орешь-то? Я и так слышу. Нечего орать-
то!
Молодой человек почистил перчатками свои брюки и
деликатным голосом спросил:
— Скажите, дедушка, как тут пройти на небо?
Сторож посмотрел на молодого человека, прищурил один глаз,
потом прищурил другой, потом почесал себе бородку, еще раз
посмотрел на молодого человека и сказал:
— Ну, нечего тут задерживаться, проходите мимо.
— Извините, — сказал молодой человек, — ведь я по срочному
делу. Там для меня уже и комната приготовлена.
— Ладно, — сказал сторож, — покажи билет.
— Билет не у меня; они говорили, что меня и так пропустят, —
сказал молодой человек, заглядывая в лицо сторожу.
— Ишь ты! — сказал сторож.
— Так как же? — спросил молодой человек. — Пропустите?
— Ладно, ладно, — сказал сторож. — Идите.
— А как пройти-то? Куда? — спросил молодой человек. —
Ведь я и дороги-то не знаю.
— Вам куда нужно? — спросил сторож, делая строгое лицо.
Молодой человек прикрыл рот ладонью и очень тихо сказал:
— На небо!
Сторож наклонился вперед, подвинул правую ногу, чтобы встать
потверже, пристально посмотрел на молодого человека и сурово
спросил:
— Ты чего? Ваньку валяешь?
Молодой человек улыбнулся, поднял руку в желтой перчатке,
помахал ею над головой и вдруг исчез.
Сторож понюхал воздух. В воздухе пахло жжеными перьями.
— Ишь ты! — сказал сторож, распахнул куртку, почесал себе
живот, плюнул в то место, где стоял молодой человек, и медленно
пошел в свою сторожку.
Б. д.
363

<15>
ЧЕТЫРЕ ИЛЛЮСТРАЦИИ ТОГО,
КАК НОВАЯ ИДЕЯ ОГОРАШИВАЕТ ЧЕЛОВЕКА,
К НЕЙ НЕ ПОДГОТОВЛЕННОГО
I
Писатель. Я писатель.
Читатель. А по-моему, ты г...о!
(Писатель стоит несколько минут потрясенный этой
новой идеей и падает замертво. Его выносят.)
II
Художник. Я художник.
Рабочий. А по-моему, ты г...о!
(Художник тут же побелел как полотно,
И как тростинка закачался,
И неожиданно скончался,
Его выносят.)
III
Композитор. Я композитор.
Ваня Рублев. А по-моему, ты ...!
(Композитор, тяжело дыша, так и осел. Его неожиданно
выносят.)
IV
Химик. Я химик.
Физик. А по-моему, ты ...!
(Химик не сказал больше ни слова и тяжело рухнул на пол.)
13 апреля 1933 года
<16>
ПОТЕРИ
Андрей Андреевич Мясов купил на рынке фитиль и понес его
домой.
По дороге Андрей Андреевич потерял фитиль и зашел в
магазин купить полтораста грамм полтавской колбасы. Потом Анд-
364

рей Андреевич зашел в молокосоюз и купил бутылку кефира,
потом выпил в ларьке маленькую кружечку хлебного кваса и встал в
очередь за газетой. Очередь была довольно длинная, и Андрей
Андреевич простоял в очереди не менее двадцати минут, но когда
он подходил к газетчику, то газеты перед самым его носом кончились.
Андрей Андреевич потоптался на месте и пошел домой, но по
дороге потерял кефир и завернул в булочную, купил французскую
булку, но потерял полтавскую колбасу.
Тогда Андрей Андреевич пошел прямо домой, но по дороге упал,
потерял французскую булку и сломал свое пенсне.
Домой Андрей Андреевич пришел очень злой и сразу лег спать,
но долго не мог заснуть, а когда заснул, то увидел сон: будто он
потерял зубную щетку и чистит зубы каким-то подсвечником.
Б. д.
<17>
МАКАРОВ И ПЕТЕРСЕН
№ 3
Макаров. Тут, в этой книге, написано о наших желаниях и
об исполнении их. Прочти эту книгу, и ты поймешь, как суетны наши
желания. Ты также поймешь, как легко исполнить желание
другого и как трудно исполнить желание свое.
Петерсен. Ты что-то заговорил больно торжественно. Так
говорят вожди индейцев.
Макаров. Эта книга такова, что говорить о ней надо
возвышенно. Даже думая о ней, я снимаю шапку.
Петерсен. А руки моешь, прежде чем коснуться этой
книги?
Макаров. Да, и руки надо мыть.
Петерсен. Ты и ноги, на всякий случай, вымыл бы!
Макаров. Это неостроумно и грубо.
Петерсен. Да что же это за книга?
Макаров. Название этой книги таинственно...
Петерсен. Хи-хи-хи!
Макаров. Называется эта книга МАЛГИЛ.
Петерсен исчезает.
365

Макаров. Господи! Что же это такое? Петерсен!
Голос Петерсен а. Что случилось? Макаров! Где я?
Макаров. Где ты? Я тебя не вижу!
Голос Петерсен а. А ты где? Я тоже тебя не вижу!.. Что
это за шары?
Макаров. Что же делать? Петерсен, ты слышишь меня?
Голос Петерсен а. Слышу! Но что такое случилось? И что
это за шары?
Макаров. Ты можешь двигаться?
Голос Петерсен а. Макаров! Ты видишь эти шары?
Макаров. Какие шары?
Голос Петерсен а. Пустите!.. Пустите меня!.. Макаров!..
Тихо. Макаров стоит в ужасе, потом хватает книгу и раскрывает ее.
Макаров (читает). «...Постепенно человек теряет свою
форму и становится шаром. И, став шаром, человек утрачивает все
свои желания».
Занавес
Б. А.
<18>
СУД ЛИНЧА
Петров садится на коня и говорит, обращаясь к толпе, речь о том,
что будет, если на месте, где находится общественный сад, будет
построен американский небоскреб. Толпа слушает и, видимо,
соглашается. Петров записывает что-то у себя в записной
книжечке. Из толпы выделяется человек среднего роста и спрашивает
Петрова, что он записал у себя в записной книжечке. Петров
отвечает, что это касается только его самого. Человек среднего роста
наседает. Слово за слово, и начинается распря. Толпа принимает
сторону человека среднего роста, и Петров, спасая свою жизнь,
погоняет коня и скрывается за поворотом. Толпа волнуется и, за
неимением другой жертвы, хватает человека среднего роста и
отрывает ему голову. Оторванная голова катится по мостовой и
застревает в люке для водостока. Толпа, удовлетворив свои
страсти, — расходится.
Б. д.
ъьь

<19>
ВСТРЕЧА
Вот однажды один человек пошел на службу, да по дороге
встретил другого человека, который, купив польский батон,
направлялся к себе восвояси.
Вот, собственно, и всё.
<20>
НЕУДАЧНЫЙ СПЕКТАКЛЬ
На сцену выходит Петраков-Горбунов, хочет что-то сказать, но икает. Его
начинает рвать. Он уходит.
Выходит Притыкин.
Притыкин. Уважаемый Петраков-Горбунов должен сооб...
(Его рвет, и он убегает.)
Выходит Макаров.
Макаров. Егор... (Макарова рвет. Он убегает.)
Выходит Серпухов.
Серпухов. Чтобы не быть... (Его рвет, он убегает.)
Выходит К у р о в а.
Курова. Я была бы... (Ее рвет, она убегает.)
Выходит маленькая девочка.
Маленькая девочка. Папа просил передать вам всем, что
театр закрывается. Нас всех тошнит!
Занавес
<1934>
<21>
ТЮК!
Лето. Письменный стол. Направо дверь. На стене картина. На картине нарисована
лошадь, а в зубах у лошади цыган. Ольга Петровна колет дрова. При
каждом ударе с носа Ольги Петровны соскакивает пенсне. Евдоким
Осипович сидит в креслах и курит.
367

Ольга Петровна (ударяет колуном по полену,
которое, однако, нисколько не раскалывается).
Евдоким Осипович. Тюк!
Ольга Петровна (надевая пенсне, бьет по полену).
Евдоким Осипович. Тюк!
Ольга Петровна (надевая пенсне, бьет по полену).
Евдоким Осипович. Тюк!
Ольга Петровна (надевая пенсне, бьет по полену).
Евдоким Осипович. Тюк!
Ольга Петровна (надевая пенсне). Евдоким Осипович!
Я вас прошу: не говорите этого слова «тюк».
Евдоким Осипович. Хорошо, хорошо.
Ольга Петровна (ударяет колуном по полену).
Евдоким Осипович. Тюк!
Ольга Петровна (надевая пенсне). Евдоким Осипович!
Вы обещали мне не говорить этого слова «тюк»!
Евдоким Осипович. Хорошо, хорошо, Ольга Петровна!
Больше не буду.
Ольга Петровна (ударяет колуном по полену).
Евдоким Осипович. Тюк!
Ольга Петровна (надевая пенсне). Это безобразие!
Взрослый пожилой человек — и не понимает простой человеческой
просьбы!
Евдоким Осипович. Ольга Петровна! Вы можете
спокойно продолжать вашу работу. Я больше мешать не буду.
Ольга Петровна. Ну, я прошу вас, я очень прошу вас:
дайте мне расколоть хотя бы это полено!
Евдоким Осипович. Колите, конечно колите!
Ольга Петровна (ударяет колуном по полену).
Евдоким Осипович. Тюк!
Ольга Петровна роняет колун, открывает рот, но ничего не может сказать.
Евдоким Осипович встает с кресел, оглядывает Ольгу Петровну с головы до ног и
медленно уходит. Ольга Петровна стоит неподвижно с открытым ртом и смотрит на
удаляющегося Евдокима Осиповича.
Занавес медленно опускается.
<1933>
368

<22>
ЧТО ТЕПЕРЬ ПРОДАЮТ В МАГАЗИНАХ
Коратыгин пришел к Тикакееву и не застал его дома.
А Тикакеев в это время был в магазине и покупал там сахар,
мясо и огурцы.
Коратыгин потолкался возле дверей Тикакеева и собрался уже
писат<ь> записку, вдруг смотрит, идет сам Тикакеев и несет в руках
клеенчатую кошелку.
Коратыгин увидал Тикакеева и кричит ему:
— А я вас уже целый час жду!
— Неправда, — говорит Тикакеев, — я всего двадцать пять
минут как из дома.
— Ну, уж этого я не знаю, — сказал Коратыгин, — а только
я тут уже целый час.
— Не врите! — сказал Тикакеев. — Стыдно врать.
— Милостивейший государь! — сказал Коратыгин. —
Потрудитесь выбирать выражения.
— Я считаю... — начал было Тикакеев, но его перебил
Коратыгин:
— Если вы считаете... — сказал он. Но тут Коратыгина
перебил Тикакеев и сказал:
— Сам-то ты хорош!
Эти слова так взбесили Коратыгина, что он зажал пальцем одну
ноздрю, а другой ноздрей сморкнулся в Тикакеева.
Тогда Тикакеев выхватил из кошелки самый большой огурец и
ударил им Коратыгина по голове.
Коратыгин схватился руками за голову, упал и умер.
Вот какие большие огурцы продают теперь в магазинах!
<19 августа 1936>
<23>
МАШКИН УБИЛ КОШКИНА
Товарищ Кошкин танцевал вокруг товарища Машкина.
Тов. Машкин следил глазами за тов. Кошкиным.
Тов. Кошкин оскорбительно махал руками и противно
выворачивал ноги.
369

Тов. Машкин нахмурился.
Тов. Кошкин пошевелил животом и притопнул правой ногой.
Тов. Машкин вскрикнул и кинулся на тов. Кошкина.
Тов. Кошкин попробовал убежать, но спотыкнулся и был
настигнут тов. Машкиным.
Тов. Машкин ударил кулаком по голове тов. Кошкина.
Тов. Кошкин вскрикнул и упал на четверинки.
Тов. Машкин двинул тов. Кошкина ногой под живот и еще раз
ударил его кулаком по затылку.
Тов. Кошкин растянулся на полу и умер.
Машкин убил Кошкина.
Б. д.
<24>
СОН ДРАЗНИТ ЧЕЛОВЕКА
Марков снял сапоги и, вздохнув, лег на диван.
Ему хотелось спать, но, как только он закрывал глаза, желание
спать моментально проходило. Марков открывал глаза и тянулся
рукой за книгой. Но сон опять налетал на него, и, не дотянувшись
до книги, Марков ложился и снова закрывал глаза. Но лишь только
глаза закрывались, сон улетал опять и сознание становилось таким
ясным, что Марков мог в уме решать алгебраические задачи на
уравнения с двумя неизвестными.
Долго мучился Марков, не зная, что ему делать: спать или
бодрствовать? Наконец, измучившись и возненавидев самого себя
и свою комнату, Марков надел пальто и шляпу, взял в руку трость
и вышел на улицу. Свежий ветерок успокоил Маркова, ему стало
радостнее на душе и захотелось вернуться обратно к себе в
комнату.
Войдя в свою комнату, он почувствовал в теле приятную
усталость и захотел спать. Но только он лег на диван и закрыл
глаза, — сон моментально испарился.
С бешенством вскочил Марков с дивана и, без шапки и без пальто,
помчался по направлению к Таврическому саду.
<1936 - 1938>
370

<25>
ОХОТНИКИ
На охоту поехало шесть человек, а вернулось-то только четыре.
Двое-то не вернулись.
Окнов, Козлов, Стрючков и Мотыльков благополучно вернулись
домой, а Широков и Каблуков погибли на охоте.
Окнов целый день ходил потом расстроенный и даже не хотел
ни с кем разговаривать. Козлов неотступно ходил следом за Ок-
новым и приставал к нему с различными вопросами, чем и довел
Окнова до высшей точки раздражения.
Козлов. Хочешь закурить?
Окнов. Нет.
Козлов. Хочешь, я тебе принесу вон ту вон штуку?
Окнов. Нет.
Козлов. Может быть, хочешь, я тебе расскажу что-нибудь
смешное?
Окнов. Нет.
Козлов. Ну, хочешь пить? У меня вот тут вот есть чай с
коньяком.
Окнов. Мало того, что я тебя сейчас камнем по затылку
ударил, я тебе еще оторву ногу.
Стрючков и Мотыльков. Что вы делаете? Что вы
делаете?
Козлов. Приподнимите меня с земли.
Мотыльков. Ты не волнуйся, рана заживет.
Козлов. А где Окнов?
Окнов (отрывая Козлову ногу). Я тут, недалеко!
Козлов. Ох, матушки! Сеа-па-си!
Стрючков и Мотыльков. Никак он ему и ногу оторвал!
Окнов. Оторвал и бросил ее вон туда!
Стрючков. Это злодейство!
Окнов. Что-о?
Стрючков. ...Ейство...
Окнов. Ка-а-ак?
Стрючков. Нь... нь... нь... никак.
Козлов. Как же я дойду до дома?
Мотыльков. Не беспокойся, мы тебе приделаем деревяшку.
Стрючков. Ты на одной ноге стоять можешь?
Козлов. Могу, но не очень-то.
371

Стрючков. Ну мы тебя поддержим.
О к н о в. Пустите меня к нему!
Стрючков. Ой нет, лучше уходи!
О к нов. Нет, пустите!.. Пустите!.. Пусти... — Вот что я
хотел сделать!
Стрючков и Мотыльков. Какой ужас!
О к н о в. Ха-ха-ха!
Мотыльков. А где же Козлов?
Стрючков. Он уполз в кусты!
Мотыльков. Козлов, ты тут?
Козлов. Шаша!..
Мотыльков. Вот ведь до чего дошел!
Стрючков. Что же с ним делать?
Мотыльков. А тут уж ничего с ним не поделаешь.
По-моему, его надо просто удавить. Козлов! А Козлов? Ты меня
слышишь?
Козлов. Ох, слышу, да плохо.
Мотыльков. Ты, брат, не горюй. Мы сейчас тебя удавим.
Постой!.. Вот... вот... вот...
Стрючков. Вот сюда вот ещё! Так, так, так! Ну-ка еще... Ну,
теперь готово!
Мотыльков. Теперь готово!
О к н о в. Господи благослови!
<1933>
<26>
ИСТОРИЧЕСКИЙ ЭПИЗОД
В. Н. Петрову
Иван Иванович Сусанин (то самое историческое лицо, которое
положило свою жизнь за царя и впоследствии было воспето
оперой Глинки) зашёл однажды в русскую харчевню и, сев за стол,
потребовал себе антрекот. Пока хозяин харчевни жарил антрекот,
Иван Иванович закусил свою бороду зубами и задумался; такая у
него была привычка.
Прошло тридцать пять колов времени, и хозяин принес Ивану
Ивановичу антрекот на круглой деревянной дощечке. Иван
Иванович был голоден и, по обычаю того времени, схватил антрекот
руками и начал его есть. Но, торопясь утолить свой голод, Иван
372

Иванович так жадно набросился на антрекот, что забыл вынуть изо
рта свою бороду и съел антрекот с кусом своей бороды.
Вот тут-то и произошла неприятность, так как не прошло и
пятнадцати колов времени, как в животе у Ивана Ивановича
начались сильные рези. Иван Иванович вскочил из-за стола и
ринулся на двор. Хозяин крикнул было Ивану Ивановичу: «Зри,
како твоя брада клочна». Но Иван Иванович, не обращая ни на
что внимания, выбежал на двор.
Тогда боярин Ковшегуб, сидящий в углу харчевни и пьющий
сусло, ударил кулаком по столу и вскричал: «Кто есть сей?» А хозяин,
низко кланяясь, ответил боярину: «Сие есть наш патриот Иван
Иванович Сусанин». «Во как!» — сказал боярин, допивая свое
сусло.
«Не угодно ли рыбки?» — спросил хозяин. «Пошел ты к
бую!» — крикнул боярин и пустил в хозяина ковшом. Ковш
просвистел возле хозяйской головы, вылетел через окно на двор и
хватил по зубам сидящего орлом Ивана Ивановича. Иван
Иванович схватился рукой за щеку и повалился на бок.
Тут справа из сарая выбежал Карп и, перепрыгнув через корыто,
в котором среди помой лежала свинья, с криком побежал к
воротам. Из харчевни выглянул хозяин. «Чего ты орешь?» — спросил
он Карпа. Но Карп, ничего не отвечая, убежал.
Хозяин вышел на двор и увидел Сусанина, лежащего
неподвижно на земле. Хозяин подошел поближе и заглянул ему в лицо.
Сусанин пристально глядел на хозяина. «Так ты жив?» —
спросил хозяин. «Жив, да тилько страшусь, что меня еще чем-
нибудь ударят», — сказал Сусанин. «Нет, — сказал хозяин, — не
страшись. Это тебя боярин Ковшегуб чуть не убил, а теперь он
ушедши». — «Ну слава Тебе, Боже! — сказал Иван Сусанин,
поднимаясь с земли. — Я человек храбрый, да тилько зря живот
покладать не люблю. Вот я приник к земле и ждал: чего дальше
будет? Чуть что, я бы на животе до самой Елдыриной слободы бы
уполз... Евона как щеку разнесло. Батюшки! Полбороды
отхватило!» «Это у тебя еще и раньше так было», — сказал хозяин. «Как
это так раньше? — вскричал патриот Сусанин. — Что же, по-
твоему, я так с клочной бородой ходил?» — «Ходил», — сказал
хозяин. «Ах ты, мяфа», — проговорил Иван Сусанин. Хозяин
зажмурил глаза и, размахнувшись, со всего маху звезданул Сусанина
по уху. Патриот Сусанин рухнул на землю и замер. «Вот тебе! Сам
ты мяфа!» — сказал хозяин и удалился в харчевню. Несколько
колов времени Сусанин лежал на земле и прислушивался, но, не
373

слыша ничего подозрительного, осторожно приподнял голову и
осмотрелся. На дворе никого не было, если не считать свиньи,
которая, вывалившись из корыта, валялась теперь в грязной луже.
Иван Сусанин, озираясь, подобрался к воротам. Ворота, по счастию,
были открыты, и патриот Иван Сусанин, извиваясь по земле как
червь, пополз по направлению к Елдыриной слободе.
Вот эпизод из жизни знаменитого исторического лица, которое
положило свою жизнь за царя и было впоследствии воспето в опере
Глинки.
1939 год
<27>
ФЕДЯ ДАВИДОВИЧ
Федя долго подкрадывался к маслёнке и наконец, улучив
момент, когда жена нагнулась, чтобы состричь на ноге ноготь, быстро,
одним движением вынул пальцем из маслёнки всё масло и сунул
его себе в рот. Закрывая маслёнку, Федя нечаянно звякнул
крышкой. Жена сейчас же выпрямилась и, увидя пустую маслёнку,
указала на нее ножницами и строго сказала:
— Масла в маслёнке нет. Где оно?
Федя сделал удивленные глаза и, вытянув шею, заглянул в
маслёнку.
— Это масло у тебя во рту, — сказала жена, показывая
ножницами на Федю.
Федя отрицательно замотал головой.
— Ага, — сказала жена. — Ты молчишь и мотаешь головой,
потому что у тебя рот набит маслом.
Федя вытаращил глаза и замахал на жену руками, как бы
говоря: «Что ты, что ты, ничего подобного!» Но жена сказала:
— Ты врешь, открой рот.
— Мм, — сказал Федя.
— Открой рот, — повторила жена.
Федя растопырил пальцы и замычал, как бы говоря: «Ах да,
совсем было забыл; сейчас приду», и встал, собираясь выйти из
комнаты.
— Стой, — крикнула жена.
Но Федя прибавил шагу и скрылся за дверью. Жена кинулась
374

за ним, но около двери остановилась, так как была голой и в таком
виде не могла выйти в коридор, где ходили другие жильцы этой
квартиры.
— Ушел, — сказала жена, садясь на диван. — Вот черт!
А Федя, дойдя по коридору до двери, на которой висела надпись:
«Вход категорически воспрещен!», открыл эту дверь и вошел в
комнату.
Комната, в которую вошел Федя, была узкой и длинной, с окном,
занавешенным газетной бумагой. В комнате справа у стены стояла
грязная ломаная кушетка, а у окна стол, который был сделан из доски,
положенной одним концом на ночной столик, а другим на спинку
стула. На стене слева висела двойная полка, на которой лежало
неопределенно что. Больше в комнате ничего не было, если не
считать лежащего на кушетке человека с бледно-зеленым лицом,
одетого в длинный и рваный коричневый сюртук и в черные
нанковые штаны, из которых торчали чисто вымытые босые ноги.
Человек этот не спал и пристально смотрел на вошедшего.
Федя поклонился, шаркнул ножкой и, вынув пальцем изо рта
масло, показал его лежащему человеку.
— Полтора, — сказал хозяин комнаты, не меняя позы.
— Маловато, — сказал Федя.
— Хватит, — сказал хозяин комнаты.
— Ну, ладно, — сказал Федя и, сняв масло с пальца, положил
его на полку.
— За деньгами придешь завтра утром, — сказал хозяин.
— Ой, что вы! — вскричал Федя. — Мне ведь их сейчас нужно.
И ведь полтора рубля всего...
— Пошел вон, — сухо сказал хозяин, и Федя на цыпочках
выбежал из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.
10 февраля 1939 года
<28>
АНЕГДОТЫ ИЗ ЖИЗНИ ПУШКИНА
I
Пушкин был поэтом и всё что-то писал. Однажды Жуковский
застал его за писанием и громко воскликнул: «Да никако ты писака!»
С тех пор Пушкин очень полюбил Жуковского и стал
называть его по-приятельски просто Жуковым.
375

2
Как известно, у Пушкина никогда не росла борода. Пушкин
очень этим мучился и всегда завидовал Захарьину, у которого,
наоборот, борода росла вполне прилично. «У него растет, а у меня не
растет», — частенько говаривал Пушкин, показывая ногтями на
Захарьина. И всегда был прав.
3
Однажды Петрушевский сломал свои часы и послал за
Пушкиным. Пушкин пришел, осмотрел часы Петрушевского и положил
их обратно на стул. «Что скажешь, брат Пушкин?» — спросил
Петрушевский. «Стоп машина», — сказал Пушкин.
4
Когда Пушкин сломал себе ноги, то стал передвигаться на
колесах. Друзья любили дразнить Пушкина и хватали его за эти
колеса. Пушкин злился и писал про друзей ругательные стихи. Эти
стихи он называл «эрпигармами».
5
Лето 1829 года Пушкин провел в деревне. Он вставал рано
утром, выпивал жбан парного молока и бежал к реке купаться.
Выкупавшись в реке, Пушкин ложился на траву и спал до обеда.
После обеда Пушкин спал в гамаке. При встрече с вонючими
мужиками Пушкин кивал им головой и зажимал пальцами свой нос.
А вонючие мужики ломали свои шапки и говорили: «Это ничаво».
6
Пушкин любил кидаться камнями. Как увидит камни, так и
начнет ими кидаться. Иногда так разойдется, что стоит весь красный,
руками машет, камнями кидается, просто ужас!
7
У Пушкина было четыре сына, и все идиоты. Один не умел даже
сидеть на стуле и все время падал. Пушкин-то и сам довольно плохо
376

сидел на стуле. Бывало, сплошная умора; сидят они за столом: на
одном конце Пушкин все время со стула падает, а на другом
конце — его сын. Просто хоть святых вон выноси!
<1939>
<29>
НАЧАЛО ОЧЕНЬ ХОРОШЕГО ЛЕТНЕГО ДНЯ
СИМФОНИЯ
Чуть только прокричал петух, Тимофей выскочил из окошка на
крышу и напугал всех, кто проходил в это время по улице.
Крестьянин Харитон остановился, поднял камень и пустил им в Тимофея.
Тимофей куда-то исчез. «Вот ловкач!» — закричало человеческое
стадо, и некто Зубов разбежался и со всего маху двинулся головой
об стену. «Эх!» — вскрикнула баба с флюсом. Но Комаров сделал
этой бабе тепель-тапель, и баба с воем убежала в подворотню. Мимо
шел Фетелюшин и посмеивался. К нему подошел Комаров и сказал:
«Эй ты, сало!» — и ударил Фетелюшина по животу. Фетелюшин
прислонился к стене и начал икать. Ромашкин плевался сверху из
окна, стараясь попасть в Фетелюшина. Тут же невдалеке носатая
баба била корытом своего ребенка. А молодая, толстенькая мать
терла хорошенькую девочку лицом о кирпичную стену. Маленькая
собачка, сломав свою тоненькую ножку, валялась на панели.
Маленький мальчик ел из плевательницы какую-то гадость. У
бакалейного магазина стояла длинная очередь за сахаром. Бабы
громко ругались и толкали друг друга кошелками. Крестьянин
Харитон, напившись денатурату, стоял перед бабами с расстегнутыми
штанами и произносил нехорошие слова.
Таким образом начинался хороший летний день.
<1939>
<30>
ПАКИН И РАКУКИН
— Ну ты, не очень-то фрякай! — сказал Пакин Ракукину.
Ракукин сморщил нос и недоброжелательно посмотрел на Па-
кина.
377

— Чего глядишь? Не узнал? — спросил Пакин.
Ракукин пожевал губами и, с возмущением повернувшись на
своем вертящемся кресле, стал смотреть в другую сторону. Пакин
побарабанил пальцами по своему колену и сказал:
— Вот дурак! Хорошо бы его по затылку палкой хлопнуть.
Ракукин встал и пошел из комнаты, но Пакин быстро вскочил,
догнал Ракукина и сказал:
— Постой! Куда помчался? Лучше сядь, и я тебе покажу кое-
что.
Ракукин остановился и недоверчиво посмотрел на Пакина.
— Что, не веришь? — спросил Пакин.
— Верю, — сказал Ракукин.
— Тогда садись вот сюда, в это кресло, — сказал Пакин.
И Ракукин сел обратно в свое вертящееся кресло.
— Ну вот, — сказал Пакин, — чего сидишь в кресле как
дурак?
Ракукин подвигал ногами и быстро замигал глазами.
— Не мигай, — сказал Пакин.
Ракукин перестал мигать глазами и, сгорбившись, втянул голову
в плечи.
— Сиди прямо, — сказал Пакин.
Ракукин, продолжая сидеть сгорбившись, выпятил живот и
вытянул шею.
— Эх, — сказал Пакин, — так бы и шлепнул тебя по подрыль-
нику!
Ракукин икнул, надул щеки и потом осторожно выпустил
воздух через ноздри.
— Ну ты, не фрякай! — сказал Пакин Ракукину.
Ракукин еще больше вытянул шею и опять быстро-быстро
замигал глазами.
Пакин сказал:
— Если ты, Ракукин, сейчас не перестанешь мигать, я тебя
ударю ногой по грудям.
Ракукин, чтобы не мигать, скривил челюсти и еще больше
вытянул шею и закинул назад голову.
— Фу, какой мерзостный у тебя вид, — сказал Пакин. — Морда
как у курицы, шея синяя, просто гадость!
В это время голова Ракукина закидывалась назад все дальше
и дальше и наконец, потеряв напряжение, свалилась на спину.
378

— Что за черт! — воскликнул Пакин. — Это что еще за
фокус?
Если смотреть от Пакина на Ракукина, то можно было подумать,
что Ракукин сидит вовсе без головы. Кадык Ракукина торчал вверх.
Невольно хотелось думать, что это нос.
— Эй, Ракукин! — сказал Пакин.
Ракукин молчал.
— Ракукин! — повторил Пакин.
Ракукин не отвечал и продолжал сидеть без движения.
— Так, — сказал Пакин. — Подох Ракукин.
Пакин перекрестился и на цыпочках вышел из комнаты.
Минут четырнадцать спустя из тела Ракукина вылезла
маленькая душа и злобно посмотрела на то место, где недавно сидел Пакин.
Но тут из-за шкапа вышла высокая фигура ангела смерти и, взяв
за руку ракукинскую душу, повела ее куда-то, прямо сквозь дома и
стены. Ракукинская душа бежала за ангелом смерти, поминутно
злобно оглядываясь. Но вот ангел смерти поддал ходу, и ракукинская
душа, подпрыгивая и спотыкаясь, исчезла вдали за поворотом.
<1939>

НЕЗАВЕРШЕННОЕ И ОТВЕРГНУТОЕ
285
Одна муха ударила в лоб бегущего мимо господина, прошла
сквозь его голову и вышла из затылка. Господин по фамилии Дер-
нятин был весьма удивлён: ему показалось, что в его мозгах что-то
просвистело, а на затылке лопнула кожица и стало щекотно. Дер-
нятин остановился и подумал: «Что бы это такое значило? Ведь
совершенно ясно я слышал в мозгах свист. Ничего такого мне в
голову не приходит, чтобы я мог понять, в чём тут дело. Во всяком
случае, ощущение редкостное, похожее на какую-то головную
болезнь. Но больше об этом я думать не буду, а буду продолжать свой
бег». С этими мыслями господин Дернятин побежал дальше, но как
он ни бежал, того уже всё-таки не получалось. На голубой
дорожке Дернятин оступился ногой и едва не упал, пришлось даже
помахать руками в воздухе. «Хорошо, что я не упал, — подумал
Дернятин, — а то разбил бы свои очки и перестал бы видеть
направление путей». Дальше Дернятин пошёл шагом, опираясь на
свою тросточку. Однако одна опасность следовала за другой.
Дернятин запел какую-то песень, чтобы рассеять свои нехорошие
мысли. Песень была весёлой и звучной, такая, что Дернятин увлёкся
ей и забыл даже, что он идёт по голубой дорожке, по которой в эти
часы дня ездили другой раз автомобили с головокружительной
быстротой. Голубая дорожка была очень узенькая, и отскочить в
сторону от автомобиля было довольно трудно. Потому она считалась
опасным путём. Осторожные люди всегда ходили по голубой
дорожке с опаской, чтобы не умереть. Тут смерть поджидала
пешехода на каждому шагу то в виде автомобиля, то в виде ломовика, а то
в виде телеги с каменным углём. Не успел Дернятин высморкаться,
как на него катил огромный автомобиль. Дернятин крикнул:
«Умираю!» — и прыгнул в сторону. Трава расступилась перед ним, и
380

он упал в сырую канавку. Автомобиль с грохотом проехал мимо,
подняв над крышей флаг бедственных положений. Люди в
автомобиле были уверены, что Дернятин погиб, а потому сняли свои
головные уборы и дальше ехали уже простоволосые. «Вы не
заметили, под какие колёса попал этот странник, под передние или и
под задние?» — спросил господин, одетый в муфту, то есть не в
муфту, а в башлык. «У меня, — говаривал этот господин, —
здорово застужены щёки и ушные мочки, а потому я хожу всегда в этом
башлыке». Рядом с господином в автомобиле сидела дама, интересная
своим ртом. «Я, — сказала дама, — волнуюсь, как бы нас не
обвинили в убийстве этого путника». — «Что? Что?» — спросил
господин, оттягивая с уха башлык. Дама повторила своё опасение.
«Нет, — сказал господин в башлыке, — убийство карается только
в тех случаях, когда убитый подобен тыкве. Мы же нет. Мы же
нет. Мы не виновны в смерти путника. Он сам крикнул: умираю!
Мы только свидетели его внезапной смерти». Мадам Анэт
улыбнулась интересным ртом и сказала про себя: «Антон Антонович,
вы ловко выходите из беды». А господин Дернятин лежал в сырой
канаве, вытянув свои руки и ноги. А автомобиль уже уехал. Уже
Дернятин понял, что он не умер. Смерть в виде автомобиля
миновала его. Он встал, почистил рукавом свой костюм, послюнил пальцы
и пошёл по голубой дорожке нагонять время.
Семья Рундадаров жила в домике у тихой реки Свиречки. Отец
Рундадаров, Платон Ильич, любил знания высоких полетов:
Математика, Тройная Философия, География Эдема, книги Винтвиве-
ка, учение <о> смертных толчках и небесная иерархия Дионисия
Ареопагита были наилюбимейшие науки Платона Ильича. Двери
дома Рундадаров были открыты всем странникам, посетившим
святые точки нашей планеты. Рассказы о летающих холмах,
приносимые оборванцами из Никитинской слободы, встречались в
доме Рундадаров с оживлением и нап<р>яжённым вниманием.
Платоном Ильичом хранились длинные списки о деталях летания
больших и мелких холмов. Особенно отличался от всех других
взлётов взлёт Капустинского холма. Как известно, Капустинский
холм взлетел ночью, часов в 5, выворотив с корнем кедр. От места
взлёта к небу холм поднимался не по серповидному пути, как все
прочие холмы, а по прямой линии, сделав маленькие колебания лишь
на высоте 15 — 16 километров. И ветер, дующий в холм, пролетал
381

сквозь него, не сгоняя его с пути. Будто холм кремнёвых пород
потерял свойство непроницаемости. Сквозь холм, например,
пролетела галка. Пролетела, как сквозь облако. Об этом утверждают
несколько свидетелей. Это противоречило законам летающих холмов,
но факт оставался фактом, и Платон Ильич занёс его в список деталей
Капустинского холма. Ежедневно у Рундадаров собирались
почётные гости и обсуждались признаки законов алогической цепи. Среди
почётных гостей были: профессор железных путей Михаил
Иванович Дундуков, игумен Миринос II и плехаризиаст Стефан Дер-
нятин. Гости собирались в нижней гостиной, садились за
продолговатый стол, на стол ставилось обыкновенное корыто с водой. Гости,
разговаривая, поплевывали в корыто; таков был обычай в семье
Рундадаров. Сам Платон Ильич сидел с кнутиком. Время от
времени он мочил его в воде и хлестал им по пустому стулу. Это
называлось «шуметь инструментом». В девять часов появлялась
жена Платона Ильича, Анна Маляевна, и вела гостей к столу. Гости
ели жидкие и твёрдые блюда, потом подползали на четверинках к
Анне Маляевне, целовали ей ручку и садились пить чай. За чаем
игумен Миринос II рассказывал случай, происшедший 14 лет тому
назад. Будто он, игумен, сидел как-то на ступенечках своего крыльца
и кормил уток. Вдруг из дома вылетела муха, покружилась,
покружилась и ударила игумена в лоб. Ударила в лоб и прошла
насквозь головы, и вышла из затылка, и улетела опять в дом.
Игумен остался сидеть на крыльце с восхищенной улыбкой, что
наконец-то воочию увидел чудо. Остальные гости, выслушав Мирино-
са II, ударяли себя чайными ложечками по губам и по кадыку в знак
того, что вечер окончен. После разговор принимал фривольный
характер. Анна Маляевна уходила из комнаты, а господин плехаризиаст
Дернятин заговаривал на тему «Женщина и цветы». Бывало и так,
что некоторые из гостей оставались ночевать. Тогда сдвигалось
несколько шкапов, и на шкапы укладывали Мириноса II. Профессор
Дундуков спал в столовой на рояле, а господин Дернятин ложился
в кровать к рундадарской прислуге Маше. В большинстве же
случаев гости расходились по домам. Платон Ильич сам запирал
за ними дверь и шел к Анне Маляевне. По реке Свиречке плыли
с песнями никитинские рыбаки. И под рыбацкие песни засыпала
семья Рундадаров.
382

Глава II
Платон Ильич Рундадар застрял в дверях своей столовой. Он
упёрся локтями в косяки, ногами врос в деревянный порог, глаза
выкатил и стоял.
<1929 - 1930>
286
Дорогой Саша, в этом (я для краткости говорю просто в «этом»,
но подразумеваю «в этом письме») я буду говорить только о себе.
Я хочу, собственно говоря, описать свою жизнь. Очень жаль, что я
не написал тебе предыдущего письма, а то я бы написал там всё,
что и пропустил здесь.
Давай прибегнем к методу сравнения. Ты, скажем, живешь там
в Ашхабаде каким-то образом. Назовём это для краткости «так».
А я живу здесь, условно обозначая, — «так так». Это я так
уславливаюсь называть то и другое для того, чтобы в дальнейшем
было легче и удобнее говорить о том и об этом. Если ты находишь,
что обозначения «так» и «так так» неудобны, то можно называть
так: ты живёшь неким образом, а я живу неким образом, но иначе.
Пожалуй, остановимся на последнем обозначении.
Допустим, что я живу не «неким образом, но иначе», а таким же
образом, как и ты. Что из этого следует? Для этого вообразим, а
для простоты сразу же и забудем то, что мы только чт<о>
вообразили. И теперь давай посмотрим, что получ<илось>. Чуть-чуть
не забыл тебе сказать, как я купил совершенно ненужное пальто.
Хотя об этом я лучше расскажу потом. У меня был в гостях Игорь.
<1930>
287
ПИЕСА
I ДЕЙСТВИЕ
Кока Брянский. Я сегодня женюсь.
Мать. Что?
Кока Б р. Я сегодня женюсь.
383

Мать. Что?
Кока Б р. Я говорю, что сегодня женюсь.
Мать. Что ты говоришь?
Кока. Се-го-во-дня-же-нюсь!
Мать, же? что такое же?
Кока. Же-нить-ба!
Мать, ба? Как это ба?
Кока. Не ба, а же-нить-ба!
Мать. Как это не ба?
Кока. Ну так, не ба и всё тут!
Мать. Что?
Кока. Ну не ба. Понимаешь! Не ба!
Мать. Опять ты мне это ба. Я не знаю, зачем ба.
Кока. Тьфу ты! же да ба! Ну что такое же! Сама-то ты не
понимаешь, что сказать просто же — бессмысленно.
Мать. Что ты говоришь?
Кока. Же, говорю, бессмысленно!!!
Мать. Сле?
Кока. Да что это в конце концов! Как ты умудряешься это
услыхать только кусок слова, да ещё самый нелепый: сле! Почему
именно сле!
Мать, вот опять сле.
Кока Брянский душит мать.
Входит невеста М а р у с я.
<апрслъ 1933>
288
ФОМА БОБРОВ И ЕГО СУПРУГА
КОМЕДИЯ В 3-Х ЧАСТЯХ
Бабушка Боброва (раскладывает пасьянс). Ну и
карта же идет. Все шиворот-навыворот! Король. Ну, куда мне его
сунуть? Когда нужно, ни одной пятёрки нет. Вот бы сейчас
пятерку! Сейчас будет пятерка. Тьпфу ты, опять король! (Швыряет кар-
ты на стол с такой силой, что со стола падает фарфоровая
вазочка и разбивается.) Ах! Ах! Батюшки! Вот чортовы карты!
384

(Лезет под стол и собирает осколки.) Из этого уже не склеишь.
А хорошая вазочка была. Такой больше не достать. Вон ведь куда
залетел! (Тянется за осколком.)
В комнату входит Бобров.
Бобров. Бабушка! Что это вы под стол залезли?
Бабушка. Ну, ладно, ладно. Тебе чего надо?
Бобров. Да вот, пришел спросить: не найдется ли у вас
цибика чая?
Бабушка. Ну-ка, помоги мне из-под стола вылезти.
Бобров. Вы что, уронили что-нибудь? Ах, вазочку разбили!
Бабушка (передразнивает). Ва-азочку разбили?
Бобров помогает бабушке подняться. Но как только он ее отпустил, бабушка
опять села на пол.
Бобров. Ах, опять сели!
Бабушка. Села, ну и что же?
Бобров. Разрешите помочь. (Поднимает бабушку.)
Бабушка. Вот карта плохо шла. Я и так и эдак... Да ты меня
за руки не тяни, а возьми под мышки. Всё, знаешь ли, король за
королем. Мне пятерка нужна, а тут всё короли идут.
Бобров отпускает бабушку, и бабушка опять садится на пол.
Ах!
Бобров. Господи! Вы опять сели.
Бабушка. Да что ты пристал: сели да сели! Что тебе от меня
нужно?
Бобров. Я пришел попросить у вас цибик чая.
Бабушка. Знаю уж. Говорил уже. Не люблю двадцать раз
то же самое выслушивать. Только и знаешь: Ах, опять сели! и цибик
чая. Ну, чего смотришь! Подними, говорят тебе.
Бобров (поднимая бабушку). Я уж вас, разрешите, и в кресло
посажу.
Бабушка. А ты поменьше разговаривай, а лучше поднимай
как следует. Я хотела тебе сказать, да чуть не забыла: ведь дверь-
то у меня в спальной опять плохо запирается. Верно, ты всё кое-
как сделал.
Бобров. Нет, я скобу на шурупчиках поставил.
Бабушка. А ты думаешь, я понимаю, что это за скобка да
13 «. Сборище друзей...», т. 2
385

шурупчики. Меня это не касается. Мне надо, чтобы дверь
запиралась.
Бобров. Она потому и не запирается, что шурупчики в
древесине не сидят.
Бабушка. Ну ладно, ладно, это уж там твое дело. Мне надо
только... Ах! (Опять садится на пол.)
Бобров. Господи!
Бабушка. Да ты что, решил меня об пол бросать с умыслом?
Издеваться решил? Ах ты, негодяй. Ну, просто ты негодяй, и
лучше уходи!
Бобров. Да я, бабушка, честное слово, хотел вас на кресло
посадить.
Бабушка. Я тебе что сказала? Чтобы ты уходил вон. А ты
чего не уходишь! Ну, чего же ты не уходишь? Ты слышишь? Уходи
вон! Ну? Убирайся вон!
Бобров уходит.
Бабушка. Вон! Вон! Вон! Убирайся вон! Скажите, какой
мерзавец! (Поднимается с пола и садится в кресло.) А жена его
просто неприличная дама. Дома ходит совершенно голой и даже меня,
старуху, не стесняется. Прикроет неприличное место ладонью, так и
ходит. А потом этой рукой за обедом хлеб трогает. Просто смотреть
противно. Думает, что уж если она молодая да красивая, так уж ей
всё можно. А сама, неряха, у себя, где полагается, никогда как следует
не вымоет. Я, говорит, люблю, чтобы от женщины женщиной пахло!
Я, как она придет, так сразу баночку с одеколоном к носу. Может быть,
мужчинам это приятно, а меня, уж извините, увольте от этого. Такая
бесстыдница! Ходит голой без малейшего стеснения. А когда сидит,
то даже ноги как следует не сожмет вместе, так что всё напоказ. А
там у нее, ну, просто, всегда мокро. Так, другой раз, и течет. Скажешь
ей: ты бы хоть пошла да вымылась, а она говорит: ну, там не надо
часто мыть, и возьмет, платочком просто вытерет. Это еще хорошо,
если платочком, а то и просто рукой. Только еще хуже размажет.
Я никогда ей руки не подаю, у нее вечно от рук неприлично пахнет.
И грудь у нее неприличная. Правда, очень красивая и упругая, но
такая большая, что, по-моему, просто неприлично. Вот уж Фома жену
нашел себе! Чем она его окрутила, не понимаю!
<1933>
386

289
Но художник усадил натурщицу на стол и раздвинул её ноги.
Девица почти не сопротивлялась и только закрыла лицо руками.
Амонова и Страхова сказали, что прежде следовало бы девицу
отвести в ванну и вымыть ей между ног, а то нюхать подобные
ароматы просто противно. Девица хотела вскочить, но художник
удержал её и просил, не обращая внимания, сидеть так, как он её
посадил. Девица, не зная, что ей делать, села обратно. Художник
и художницы расселись по своим местам и начали срисовывать
натурщицу. Петрова сказала, что натурщица очень соблазнительная
женщина, но Страхова и Амонова заявили, что она слишком
полна и неприлична. Золотогромов сказал, что это и делает её
соблазнительной, но Страхова сказала, что это просто противно, а
вовсе не соблазнительно. «Посмотрите, — сказала Страхова. —
Фи! Из неё так и льется на скатерть. Чего уж тут соблазнительного,
когда я отсюда слышу, как от нее пахнет». Петрова сказала, что это
показывает только её женскую силу. Абельфар покраснела и
согласилась. Амонова сказала, что она ничего подобного не
видела, что надо дойти до высшей точки возбуждения и то так не
польётся, как у этой девицы. Петрова сказала, что, глядя на это,
можно и самой возбудиться и что Золотогромов, должно быть, уже
возбуждён. Золотогромов сознался, что девица на него действует.
Абельфар сидела красная и тяжело дышала. «Однако воздух в
комнате делается невыносимым!» — сказала Страхова. Абельфар
ерзала на стуле, потом вскочила и вышла из комнаты. «Вот, —
сказала Петрова, — вы видите результат женской
соблазнительности. Это действует даже на дам. Абельфар пошла
поправиться. Чувствую, что и мне скоро придется сделать то же самое».
«Вот, — сказала Амосова, — какое преимущество худеньких
женщин. У нас всегда всё в порядке. А вы и Абельфар пышные
дамочки, и вам приходится много следить за собой». «Однако, —
сказал Золотогромов, — пышность и некоторая нечистоплотность
именно и ценится в женщине!»
<Середина 1930-х>
13*
387

290
— Видите ли, — сказал он, — я видел, как вы с ними катались
третьего дня на лодке. Один из них сидел на руле, двое гребли, а
четвертый сидел рядом с вами и говорил. Я долго стоял на берегу
и смотрел, как гребли те двое. Да, я могу смело утверждать, что они
хотели утопить вас. Так гребут только перед убийством.
Дама в жёлтых перчатках посмотрела на Клопова.
— Что это значит? — сказала она. — Как это так можно
особенно грести перед убийством? И потом, какой смысл им топить
меня?
Клопов резко повернулся к даме и сказал:
— Вы знаете, что такое медный взгляд?
— Нет, — сказала дама, невольно отодвигаясь от Клопова.
— Ага, — сказал Клопов. — Когда тонкая фарфоровая
чашка падает со шкапа и летит вниз, то в тот момент, пока она еще летит
по воздуху, вы уже знаете, что она коснётся пола и разлетится на
куски. А я знаю, что если человек взглянул на другого человека
медным взглядом, то уж рано или поздно, он неминуемо убьет его.
— Они смотрели на меня медным взглядом? — спросила дама
в жёлтых перчатках.
— Да, сударыня, — сказал Клопов и надел шляпу.
Некоторое время оба молчали.
Клопов сидел, опустив низко голову.
— Простите меня, — вдруг сказал тихо он.
Дама в жёлтых перчатках с удивлением смотрела на Клопова и
молчала.
— Это всё неправда, — сказал Клопов. — Я выдумал про
медный взгляд, сейчас, вот тут, сидя с вами на скамейке. Я, видите
ли, разбил сегодня свои часы, и мне всё представляется в мрачном
свете.
Клопов вынул из кармана платок, развернул его и протянул даме
разбитые часы.
— Я носил их шестнадцать лет. Вы понимаете, что это значит?
Разбить часы, которые шестнадцать лет тикали у меня вот тут под
сердцем? У вас есть часы?
<1935>
388

291
ЕВСТИГНЕЕВ СМЕЁТСЯ
ВОДЕВИЛЬ О ТРЁХ ГОЛОВАХ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Евстигнеев Вера Александровна Сули-
1-й Володя напова — двоюродная сестра Евдокии.
I 1-й Володя Дворник Пётр Перец
Евдокия — жена Евстигнеева Дворничиха
Амуры, зебры и античные
девушки
Действие первое
Евстигнеев стоит посередине комнаты и старается издать звук на флейте. Жена
Евстигнеева Евдокия стоит перед ним на коленях.
Евдокия. Евстигнеев! Дорогой муж мой! Супруг мой!
Любимый человек и друг! Евстигнеев! Ну молю тебя, не дуй в флейту!
Евстигнеев!
Евстигнеев (смеется). Хы-хы-хы!
Евдокия. Евстигнеев! четыре с половиной года ты дуешь в
эту флейту и все равно ни звука издать не можешь! Брось! На
коленях прошу тебя! Вот видишь? Я целую твои ноги. Неужели ты
меня не слышишь? Ты злой, нехороший человек, Евстигнеев! Я
тружусь дни и ночи, чтобы мы не голодали с тобой. Я служу, бегаю
по лавкам, готовлю обед, мою посуду, убираю комнату, стираю твоё
бельё... Ты видишь, на что стали похожи мои руки. Я больная и
несчастная, делаю непосильную для себя работу. А ты? Знай дуешь
в свою флейту! И ведь хоть бы прок был какой! А то не только
сыграть чего-нибудь, а даже звука издать не можешь! Опомнись!
Опомнись, Евстигнеев!
Евстигнеев (смеётся). Хы-хы-хы!
Евдокия. Нет, больше я не могу! Это не человек, а зверь какой-
то! (Поднимается с колен.) Слушай, Евстигнеев! Я делала всё,
чтобы образумить тебя. Ничего не помогает. Я слабая и не могу
сама отнять у тебя флейту. Ты меня просто поколотишь. Поэтому
я решила прибегнуть к крайнему средству. Ты слышишь, что я тебе
говорю? Евстигнеев! Ты слышишь?
Евстигнеев (дует в флейту). Фю-фю-фю!
389

Евдокия. Да ты слышишь, что я тебе говорю? Ах, так! И
слушать не желаешь! Ну, ладно: сейчас прибегну к тому крайнему
средству, о котором я тебе говорила. Не слушаешь? Ладно! Сейчас
пой<д>у и позову дворника!
Евстигнеев перестает дуть в флейту.
Евдокия. Ты слышал? Сейчас позову дворника.
Евстигнеев. Зачем?
Евдокия.А затем, что мы с дворником отнимем у тебя
флейту, сломаем её и выбросим на помойку.
Евстигнеев. Нет? Хы-хы-хы!
Евдокия. Не нет, а именно да!
Евстигнеев. Как же так? (Рассматривает флейту и
пробует в неё дуть.)
Евдокия. Ах, ты опять! Ну ладно...
Стук в дверь. Евстигнеев и Евдокия молча стоят и слушают. Стук повторяется.
Евдокия. Кто там?
Голос за дверью. Дарочка! Это я! Открой, силь ву пле!
Евдокия. Ах, это ты, Вера! Сейчас, одну минуточку.
(Евстигнееву.) Спрячь флейту!
Евстигнеев (смеётся). Хы-хы-хы!
Евдокия. Дай сюда флейту! Сию же минуту дай сюда флейту!
Евстигнеев (пряча флейту за спину). Хы-хы!
Евдокия. Сейчас, Верочка! (Евстигнееву). Ты дашь мне
флейту? Ах, так!.. (Проходит к двери и открывает ее.) Входи,
Верочка!
Входит Вера Александровна Сулинапова.
Евдокия. Вот познакомься: Евстигнеев, мой муж. А это Вера
Александровна Сулинапова — моя двоюродная сестра.
Сулинапова (подходя к Евстигнееву). Очень рада с вами
познакомиться!
Евстигнеев. Хы-хы-хы!
Евдокия. Садись, Вера, вот сюда и рассказывай, как ты
живешь?
Сулинапова садится с ногами на стул.
Сулинапова. О, душа моя, столько новостей! Столько
новостей! Я брежу театрами и светской жизнью. Да, милочка, я вся
390

для общества! Грегуар подарил мне тончайший заграничный чулок,
но, к сожалению, только один. Так что его нельзя носить. Но я, когда
ко мне приходят гости, бросаю этот чулок на диван, будто забыла
его убрать, и все конечно думают, что у меня их пара. Борман
увидел этот чулок и сказал: «Такими чулками кидаться нельзя!» А я
ему сказала: «О! у меня их целая куча! А вот туфель нет!» Ах да,
милочка, же сюи малад, у меня болит под мышкой! Это Зайцев лез
ко мне рукой за шиворот, но я его дальше подмышки не пустила.
Не дам же я Зайцеву хватать себя!
Евстигнеев. Хы-хы!
Сулинапова. Ой! Я говорю такие вещи в присутствии
мужчины. Но вы всё-таки муж моей сестры и, потом, мы, люди
высшего общества, можем позволить себе некоторые фривольности.
Евстигнеев. Хы-хы! (Дует в флейту.)
Сулинапова. Что это?
Евдокия. Да это мой муж хочет на флейте играть.
Сулинапова. Господи! Зачем же это?
Евдокия. Ах, Вера! Он целые дни изводит меня этой
флейтой. Вот видишь? Так он с утра до вечера.
Сулинапова. Да ты спрячь от него эту трубку.
Евдокия
<1935 - 1936>
292
е маши колесом, не стругай колесо, не смотри в воду, не грози
камнем.© Колесом не бей, не крути колесо, не ложись в воду, не
дроби камни.(3) Не дружи с колесом, не дразни колесо, спусти его
в воду, привяжи к нему камень.(4)
<1937>
®Н

СТАТЬИ И ТРАКТАТЫ
293
«Бесконечное, вот ответ на все вопросы. Все вопросы имеют один
ответ. А потому нет многих вопросов, есть только один вопрос. Этот
вопрос: что такое бесконечное?»
Я написал это на бумаге, перечитал и написал дальше:
«Бесконечное, кажется нам, имеет направление, потому что мы всё
привыкли воспринимать графически. Большему соответствует
длинный отрезок, а меньшему — короткий отрезок. Бесконечное — это
прямая, не имеющая конца ни вправо, ни влево. Но такая прямая
недоступна нашему пониманию. Если на идеально гладком полу
лежит гладкий, плоский предмет, то овладеть этим предметом мы
можем только в том случае, если мы доберёмся до его краёв; тогда
мы сможем поддеть рукой под край этого предмета и поднять его.
Бесконечную прямую не подденешь, не охватишь нашей мыслию.
Она нигде не пронзает нас, ибо для того, чтобы пронзить что-либо,
должен обнаружиться её конец, которого нет. Это касательная к
кругу нашей мысли. Её прикосновение так нематериально, так мало,
что, собственно, нет никакого прикосновения. Оно выражается
точкой. А точка, это бесконечно несуществующая фигура. Мы же
представляем себе точку как бесконечно маленькую точечку. Но это
ложная точечка. И наше представление о бесконечной прямой —
ложное.
Бесконечность двух направлений, к началу и к концу, настолько
непостижима, что даже не волнует нас, не кажется нам чудом и, даже
больше, не существует для нас. Но бесконечность одного
направления, имеющая начало, но не имеющая конца, или имеющая конец,
но не имеющая начала, такая бесконечность потрясает нас. Она
пронизывает нас своим концом или началом, и отрезок бесконечной
прямой, образующий хорду в кругу нашего сознания, с одной стороны,
392

постигается нами, а с другой стороны, соединяет нас с бесконечным.
Представить себе, что что-то никогда не начиналось и никогда не
кончится, мы можем в искажённом виде. Этот вид таков: что-то
никогда не начиналось, а потому никогда и не кончится. Это
представление о чем-то есть представление ни о чем. Мы ставим
связь между началом и концом и отсюда выводим первую теорему:
что нигде не начинается, то нигде и не кончается, а что где-то
начинается, то где-то и кончается. Первое есть бесконечное,
второе — конечное. Первое — ничто, второе — что-то».
Я записал это всё, перечёл и стал думать так:
«Мы не знаем явления с одним направлением. Если есть
движение вправо, то должно быть и движение влево. Если есть
направление вверх, то оно подразумевает в себе существование
направления вниз. Всякое явление имеет себе обратное явление. Всякая
теза — антитезу. Что бесконечно вверх, то бесконечно вниз, что
конечно вверх, то конечно вниз. Это закон симметрии, закон
равновесия. И если бы одна сторона направления потеряла бы
вторую сторону, то равновесие нарушилось бы и вселенная
опрокинулась бы. И до сего времени, 1932 года, в природе этот закон
не был нарушен. Мы не видим предела повышения температур, но
мы видим предел понижения, это абсолютный нуль, температура —
273°. Но до сих пор мы её не достигли. Как бы близко мы к ней
ни приближались, мы её не достигли. И мы не знаем, что случается
с природой, когда она достигает этого предела. Тут очень интересное
положение: чтобы достигнуть нижнего предела, надо предполагать
существование верхнего предела. В противном случае пришлось
бы сделать следующие выводы: либо верхний предел где-то всё же
имеется, но пока нам ещё неизвестен, либо температура — 273° не
есть нижний предел, либо, достигнув нижнего предела, природа
видоизменяется настолько, что фактически перестает быть, либо
теорема о концах бесконечности неверна. В последнем случае
положение „что-то никогда не начиналось и никогда не кончится"
не может быть рассматриваемо как „что-то никогда не начиналось,
а потому никогда и не кончится", и бесконечность двух
направлений перестала бы быть ничем, а стала бы чем-то. Мы поймали бы
бесконечность за хвост».
Я написал это с некоторыми перерывами, потом перечитал это
с большим интересом и продолжал размышлять так:
«Вот числа. Мы не знаем, что это такое, но мы видим, что по
393

некоторым своим свойствам они могут располагаться в строгом и
вполне определённом порядке. И даже многие из нас думают, что
числа есть только выражение этого порядка, и вне этого порядка
существование числа — бессмысленно. Но порядок этот таков, что
началом своим предполагает единство. Затем следует единство и ещё
единство. Затем единство, ещё единство, и ещё единство, и т. д. без
конца. Числа выражают этот порядок: 1, 2, 3 и т. д. И вот перед нами
модель бесконечности одного направления. Это неуравновешенная
бесконечность. В одном из своих направлений она имеет конец, в
другом конца не имеет. Что-то где-то началось и нигде не кончилось,
и пронзило нас своим началом, начиная с единицы. Несколько чисел
первого десятка уложилось в кругу нашего сознания и соединило
нас с бесконечностью. Но ум наш не мог вынести этого, мы
уравновесили бесконечный числовой ряд другим бесконечным
числовым рядом, созданным по принципу первого, но расположенным
от начала первого в обратную сторону. Точку соединения этих двух
рядов, одного естественного и непостижимого, а другого явно
выдуманного, но объясняющего первый, — точку их соединения мы
назвали НУЛЬ. И вот числовой ряд нигде не начинается и нигде не
кончается. Он стал ничем. Казалось бы, всё это так, но тут всё
нарушает нуль. Он стоит где-то в середине бесконечного ряда и
качественно разнится от него. То, что мы назвали ничем, имеет в себе
ещё что-то, что по сравнению с этим ничем есть новое ничто. Два
ничто? Два ничто, и друг другу противоречивые? Тогда одно
ничто есть что-то. Тогда что-то, что нигде не начинается и нигде не
кончается, есть что-то, содержащее в себе ничто».
Я прочитал написанное и долго думал. Потом я не думал
несколько дней. А потом задумался опять. Меня интересовали
числа, и я думал так:
«Мы представляем себе числа, как некоторые свойства
отношений некоторых свойств вещей. И, таким образом, вещи создали
числа».
На этом я понял, что это глупо, глупо моё рассуждение. Я
распахнул окно и стал смотреть на двор. Я видел, как по двору гуляют
петухи и куры.
О* 2 августа 1932 года
Курск
394

294
Числа не связаны порядком. Каждое число не предполагает себя
в окружении других чисел. Мы разделяем арифметическое и
природное взаимодействие чисел. Арифметическая сумма чисел дает
новое число, природное соединение чисел не дает нового числа. В
природе нет равенства. Есть тождество, соответствие, изображение,
различие и противопоставление. Природа не приравнивает одно к
другому. Два дерева не могут быть равны друг другу. Они могут
быть равны по своей длине, по своей толщине, вообще по своим
свойствам. Но два дерева в своей природной целости равны друг
другу быть не могут. Многие думают, что числа — это
количественные понятия, вынутые из природы. Мы же думаем, что
числа — это реальная порода. Мы думаем, что числа вроде
деревьев или вроде травы. Но если деревья подвержены действию
времени, то числа во все времена неизменны. Время и пространство
не влияет на числа. Это постоянство чисел позволяет быть им
законами других вещей.
Говоря два, Мы не хотим сказать этим, что это один и ещё один.
Когда Мы выше сказали «два дерева», то Мы использовали одно
из свойств «два» и закрыли глаза на все другие свойства. «Два
дерева» значило, что разговор идёт об одном дереве и ещё об
одном дереве. В этом случае два выражало только количество и
стояло в числовом ряду, или как Мы думаем, в числовом колесе, между
единицей и тремя.
Числовое колесо имеет ход своего образования. Оно образуется
из прямолинейной фигуры, именуемой крест.
<1933>
295
<0 СУЩЕСТВОВАНИИ, О ВРЕМЕНИ, О
ПРОСТРАНСТВЕ>
1. Мир, которого нет, не может быть назван существующим, потому
что его нет.
2. Мир, состоящий из чего-то единого, однородного и
непрерывного, не может быть назван существующим, потому что в таком мире
нет частей, а раз нет частей, то нет и целого.
395

3. Существующий мир должен быть неоднородным и иметь
части.
4. Всякие две части различны, потому что всегда одна часть будет
эта, а другая та.
5. Если существует только это, то не может существовать то,
потому что, как мы сказали, существует только это. Но такое это
существовать не может, потому что если это существует, то оно
должно быть неоднородным и иметь части. А если оно имеет части,
то значит состоит из этого и того.
6. Если существует это и то, то значит существует не то и не это,
потому что, если бы не то и не это не существовало, то это и то было
бы едино, однородно и непрерывно, а следовательно не существовало
бы тоже.
7. Назовём первую часть это, вторую часть то, а переход от одной
к другой назовём не то и не это.
8. Назовём не то и не это «препятствием».
9. Итак: основу существования составляют три элемента: это,
препятствие и то.
10. Изобразим несуществование нулём или единицей. Тогда
существование мы должны будем изобразить цифрой три.
11. Итак: Деля единую пустоту на две части, мы получаем
троицу существования.
12. Или: Единая пустота, испытывая некоторое препятствие,
раскалывается на части, образуя троицу существования.
13. Препятствие является тем творцом, который из «ничего»
создает «нечто».
14. Если это само по себе «ничто» или несуществующее
«нечто», то и «препятствие» само по себе «ничто» или несуществующее
«нечто».
15. Таким образом, должно быть два «ничто» или
несуществующих « нечто ».
16. Если есть два «ничто» или несуществующих «нечто», то одно
из них является препятствием другому, разрывая его на части и
делаясь само частью другого.
17. Так же и другое, являясь препятствием первому, раскалывает
его на части и делается само частью первого.
18. Таким образом создаются сами по себе несуществующие
части.
19. Три сами по себе несуществующие части составляют три
основных элемента существования.
396

20. Три сами по себе несуществующие основные элементы
существования все три вместе образуют некоторое существование.
21. Если бы исчез один из трёх основных элементов
существования, то исчезло бы и всё целое. Так: если бы исчезло
«препятствие», то это и то стали бы единым и непрерывным и
перестали бы существовать.
22. Существование нашей Вселенной образуют три «ничто» или
отдельно, сами по себе, три несуществующих «нечто»: пространство,
время и ещё нечто, что не является ни временем, ни пространством.
23. Время в своей сущности едино, однородно и непрерывно, и
потому не существует.
24. Пространство в своей сущности едино, однородно и
непрерывно и потому не существует.
25. Но как только пространство и время приходят в некоторое
взаимоотношение, они становятся препятствием друг другу и
начинают существовать.
26. Начиная существовать, пространство и время становятся
взаимно частями друг друга.
27. Время, испытывая препятствие пространства, раскалывается
на части, образуя троицу существования.
28. Расколотое, существующее время состоит из трёх основных
элементов существования; прошедшего, настоящего и будущего.
29. Прошедшее, настоящее и будущее, как основные элементы
существования, всегда стоят в необходимой зависимости друг от
друга. Не может быть прошедшего без настоящего и будущего, или
настоящего без прошедшего и будущего, или будущего без
прошедшего и настоящего.
30. Рассматривая порознь эти три элемента, мы видим, что
прошедшего нет, потому что оно уже прошло, а будущего нет,
потому что оно еще не наступило. Значит, остаётся только одно
«настоящее». Но что такое «настоящее»?
31. Пока мы произносим это слово, произнесённые буквы
этого слова становятся прошедшим, а непроизнесённые буквы лежат
ещё в будущем. Значит, только тот звук, который произносится
сейчас, является «настоящим».
32. Но ведь и процесс произнесения этого звука обладает
некоторой протяжённостью. Следовательно, только какая-то часть этого
процесса «настоящее», тогда как другие части либо прошедшее, либо
будущее. Но то же самое можно сказать и об этой части процесса,
которая казалась нам «настоящей».
397

33. Размышляя так, мы видим, что «настоящего» нет.
34. Настоящее является только «препятствием» при переходе
от прошлого к будущему, а прошлое и будущее являются нам как
это и то существования времени.
35. Итак: настоящее является «препятствием» в существовании
времени, а, как мы говорили раньше, препятствием в существовании
времени служит пространство.
36. Таким образом: «Настоящее» времени — это пространство.
37. В прошедшем и будущем пространства нет, оно целиком
заключено в «настоящем». И настоящее является пространством.
38. А так как настоящего нет, то нет и пространства.
39. Мы объяснили существование времени, но пространство, само
по себе, пока ещё не существует.
40. Чтобы объяснить существование пространства, надо взять
тот случай, когда время является препятствием пространства.
41. Испытывая препятствие времени, пространство раскалывается
на части, образуя троицу существования.
42. Расколотое существующее пространство состоит из трех
элементов: там, тут и там.
43. При переходе от одного там к другому там, надо преодолеть
препятствие тут, потому что если бы не было препятствия тут, то одно
там и другое там были бы едины.
44. Тут является «препятствием» существующего пространства.
А, как мы говорили выше, препятствием существующего
пространства служит время.
45. Таким образом: Тут пространства — это время.
46. «Тут» пространства и «настоящее» времени являются
точками пересечения времени и пространства.
47. Рассматривая пространство и время, как основные
элементы существования Вселенной, мы говорим: Вселенную образуют
пространство, время и ещё нечто, что не является ни временем, ни
пространством.
48. То «нечто», что не является ни временем, ни пространством,
есть «препятствие», образующее существование Вселенной.
49. Это «нечто» образует препятствие между временем и
пространством.
50. Поэтому это «нечто» лежит в точке пересечения времени и
пространства.
51. Следовательно, это «нечто» находится во времени в точке
«настоящее», а в пространстве — в точке «тут».
398

52. Это «нечто», находясь в точке пересечения пространства и
времени, образует некоторое препятствие, отрывая «тут» от
«настоящего».
53. Это «нечто», образуя препятствие и отрывая «тут» от
«настоящего», создает некоторое существование, которое мы
называем материей или энергией. (Будем впредь называть это условно
просто материей.)
54. Итак: существование вселенной, образованное пространством,
временем и их препятствием, выражается материей.
55. Материя же свидетельствует нам о времени.
56. Материя же свидетельствует нам о пространстве.
57. Таким образом: три основных элемента существования
Вселенной воспринимаются нами как время, пространство и
материя.
58. Время, пространство и материя, пересекаясь друг с другом в
определённых точках и являясь основными элементами
существования Вселенной, образуют некоторый узел.
59. Назовём этот узел — Узлом Вселенной.
60. Говоря о себе: «я есмь», я помещаю себя в Узел Вселенной.
<Середина 1930-х>
296
I
О СУЩЕСТВОВАНИИ
1. Мир, которого нет, не может быть назван существующим,
потому что его нет.
2. Мир, состоящий из чего-то единого, однородного и
непрерывного, не может быть назван существующим, потому что в таком мире
нет частей, а раз нет частей, то нет и целого.
3. Существующий мир должен быть неоднородным и иметь
части.
4. Всякие две части различны, потому что всегда одна часть будет
эта, а другая та.
5. Если существует только это, то не может существовать то,
потому что, как мы сказали, существует только это. Но такое это
существовать не может, потому что если это существует, то оно
399

должно быть неоднородным и иметь части. А если оно имеет части,
то, значит, состоит из этого и того.
6. Если существует это и то, то, значит, существует не то и не
это, потому что если бы не то и не это не существовало, то это и то
было бы едино, однородно и непрерывно, а следовательно, не
существовало бы тоже.
7. Назовём первую часть это, вторую часть — то, а переход от
одной части к другой назовём не то и не это.
8. Назовём не то и не это «препятствием» или «чертой
раздела».
9. Итак: основу существования составляют три элемента: это,
препятствие (или «черта раздела») и то.
10. Изобразим несуществование нулём или единицей. Тогда
существование мы должны будем <и>зобразить цифрой три.
11. Итак: Деля единую пустоту на две части, мы получаем
троицу существования.
II
О ИПОСТАСИ
12. Прочтя предыдущее размышление, нам делается понятно
учение о ипостаси: Бог един, но в трёх Лицах.
III
О КРЕСТЕ
13. Крест есть символ ипостаси, т. е. первого закона об основе
существования.
14. Рассмотрим фигуру креста. Крест состоит из двух
пересекающихся линий.
15. Попробуем графически изобразить закон о существовании.
16. Ничего не существует. И мы ничего не изображаем.
17. Существует нечто единое, однородное и непрерывное, что,
однако, как было сказано в п. № 2, не может быть названо
существующим. Изобразим это графически прямой линией.
рис. № 1
400

18. Чтобы это нечто стало существующим, оно должно иметь
части (п. № 3).
19. Части, как сказано в п. № 9, создаются через препятствие.
Изобразим графически препятствие в этом едином существовании.
это
то
п
рис. № 2
20. Таким образом, мы графически изобразили, как препятствие
пп создает части «это» и «то».
21. Превращая это графическое изображение в символическую
фигуру, мы получаем крест.
рис. № 3
22. Повторяю: крест есть символический знак закона
существования и жизни.
23. Древние египтяне изображали крест так:
о
рис.
№ 4
и называли его «ключом жизни».
Рай — Мир — Рай
24. Вот ещё одна схема того же основного закона. Рай —
Мир — Рай.
25. Рай — «это», Мир — «препятствие», Рай — «то».
<Серсдина 1930-х>
401

297
СТАТЬЯ
Прав был император Александр Вильбердат, отгораживая в
городах особое место для детей и их матерей, где им пребывать
только и разрешалось. Беременные бабы тоже сажались туда же
за загородку и не оскорбляли своим гнусным видом взоров
мирного населения.
Великий император Александр Вильбердат понимал сущность
детей не хуже фламандского художника Тенирса, он знал, что
дети — это, в лучшем случае, жестокие и капризные старички.
Склонность к детям — почти то же, что склонность к зародышу, а
склонность к зародышу — почти то же, что склонность к
испражнению.
Неразумно хвастаться: «Я — хороший человек, потому что
люблю зародыш или потому, что я люблю испражняться». Точно
так же неразумно хвастаться: «Я хороший человек, потому что люблю
детей».
Великого императора Александра Вильбердата при виде ребенка
тут же начинало рвать, но это нисколько не мешало ему быть очень
хорошим человеком.
Я знал одну даму, которая говорила, что она согласна
переночевать в конюшне, в хлеву со свиньями, в лисятнике, где угодно —
только не там, где пахнет детьми. Да, поистине, это самый
отвратительный запах, я бы даже сказал: самый оскорбительный.
Для взрослого человека оскорбительно присутствие детей. И
вот, во времена великого императора Александра Вильбердата
показать взрослому человеку ребенка считалось наивысшим
оскорблением. Это считалось хуже, чем плюнуть человеку в лицо, да
еще попасть, скажем, в ноздрю. За«оскорбление ребенком»
полагалась кровавая дуэль.
<1936 - 1938>
298
О ТОМ, КАК МЕНЯ ПОСЕТИЛИ ВЕСТНИКИ
В часах что-то стукнуло, и ко мне пришли вестники. Я не сразу
понял, что ко мне пришли вестники. Сначала я подумал, что
402

испортились часы. Но тут я увидел, что часы продолжают идти и,
по всей вероятности, правильно показывают время. Тогда я решил,
что в комнате сквозняк. И вдруг я удивился: что же это за
явление, которому неправильный ход часов и сквозняк в комнате
одинаково могут служить причиной? Раздумывая об этом, я сидел на
стуле около дивана и смотрел на часы. Минутная стрелка стояла
на девяти, а часовая около четырех, следовательно, было без
четверти четыре. Под часами висел отрывной календарь, и листки
календаря колыхались, как будто в комнате дул сильный ветер. Сердце
мое стучало, и я боялся потерять сознание.
«Надо выпить воды», — сказал я. Рядом со мной на столике
стоял кувшин с водой. Я протянул руку и взял этот кувшин.
«Вода может помочь», — сказал я и стал смотреть на воду.
Тут я понял, что ко мне пришли вестники, но я не могу отличить
их от воды. Я боялся пить эту воду, потому что по ошибке мог выпить
вестника. Что это значит? Это ничего не значит. Выпить можно
только жидкость. А вестники разве жидкость? Значит, я могу
выпить воду, тут нечего бояться. Но я не мог найти воды. Я ходил
по комнате и искал ее. Я попробовал сунуть в рот ремешок, но это
была не вода. Я сунул в рот календарь — это тоже не вода. Я
плюнул на воду и стал искать вестников. Но как их найти? На что
они похожи? Я помнил, что не мог отличить их от воды, значит, они
похожи на воду. Но на что похожа вода? Я стоял и думал.
Не знаю, сколько времени стоял я и думал, но вдруг я
вздрогнул.
«Вот вода!» — сказал я себе. Но это была не вода, это просто
зачесалось у меня ухо.
Я стал шарить под шкапом и под кроватью, думая хотя бы там
найти воду или вестника. Но под шкапом я нашел среди пыли только
мячик, прогрызенный собакой, а под кроватью какие-то стеклянные
осколки.
Под стулом я нашел недоеденную котлету. Я съел ее, и мне стало
легче. Ветер уже почти не дул, а часы спокойно тикали, показывая
правильное время: без четверти четыре.
«Ну, значит, вестники уже ушли», — сказал я себе и начал
переодеваться, чтобы идти в гости.
Даниил Хармс
22 августа 1937
403

299
СВЯЗЬ
Философ!
1. Пишу Вам в ответ на Ваше письмо, которое Вы собираетесь
написать мне в ответ на мое письмо, которое я написал Вам. 2. Один
скрипач купил себе магнит и понес его домой. По дороге на скрипача
напали хулиганы и сбили с него шапку. Ветер подхватил шапку и
понес ее по улице. 3. Скрипач положил магнит на землю и
побежал за шапкой. Шапка попала в лужу азотной кислоты и там
истлела. 4. А хулиганы тем временем схватили магнит и скрылись.
5. Скрипач вернулся домой без пальто и без шапки, потому что шапка
истлела в азотной кислоте, и скрипач, расстроенный потерей своей
шапки, забыл пальто в трамвае. 6. Кондуктор того трамвая отнес
пальто на барахолку и там его обменял на сметану, крупу и
помидоры. 7. Тесть кондуктора объелся помидорами и умер. Труп тестя
кондуктора положили в покойницкую, но потом его перепутали и
вместо тестя кондуктора похоронили какую-то старушку. 8. На
могиле старушки поставили белый столб с надписью: «Антон
Сергеевич Кондратьев». 9. Через одиннадцать лет этот столб источили
черви, и он упал. А кладбищенский сторож распилил этот столб на
четыре части и сжег его в своей плите. А жена кладбищенского
сторожа на этом огне сварила суп из цветной капусты. 10. Но, когда
суп был уже готов, со стены упали часы прямо в кастрюлю с этим
супом. Часы из супа вынули, но в часах были клопы, и теперь они
оказались в супе. Суп отдали нищему Тимофею. 11. Нищий
Тимофей поел супа с клопами и рассказал нищему Николаю про
доброту кладбищенского сторожа. 12. На другой день нищий
Николай пришел к кладбищенскому сторожу и стал просить милостыню.
Но кладбищенский сторож ничего не дал нищему Николаю и
прогнал его прочь. 13. Нищий Николай очень обозлился и поджег
дом кладбищенского сторожа. 14. Огонь перекинулся с дома на
церковь, и церковь сгорела. 15. Повелось длительное следствие, но
установить причину пожара не удалось. 16. На том месте, где была
церковь, построили клуб, и в день открытия клуба устроили
концерт, на котором выступал скрипач, который четырнадцать лет тому
назад потерял свое пальто. 17. А среди слушателей сидел сын одного
из тех хулиганов, которые четырнадцать лет тому назад сбили шапку
с этого скрипача. 18. После концерта они поехали домой в одном
404

трамвае. Но в трамвае, который ехал за ними, вагоновожатым был
тот самый кондуктор, который когда-то продал пальто скрипача на
барахолке. 19. И вот они едут поздно вечером по городу: впереди
скрипач и сын хулигана, а за ними вагоновожатый — бывший
кондуктор. 20. Они едут и не знают, какая между ними связь, и не
узнают этого до самой смерти.
14 сентября 1937 года
Даниил Хармс
зоо
ПЯТЬ НЕОКОНЧЕННЫХ ПОВЕСТВОВАНИЙ
Дорогой Яков Семенович,
1. Один человек, разбежавшись, ударился головой об кузницу с
такой силой, что кузнец отложил в сторону кувалду, которую он
держал в руках, снял кожаный передник и, пригладив ладонью
волосы, вышел на улицу посмотреть, что случилось. 2. Тут кузнец
увидел человека, сидящего на земле. Человек сидел на земле и
держался за голову. 3. «Что случилось?» — спросил кузнец. «Ой!» —
сказал человек. 4. Кузнец подошел к человеку поближе. 5. Мы
прекращаем повествование о кузнеце и неизвестном человеке и
начинаем новое повествование о четырех друзьях гарема. 6. Жили-
были четыре любителя гарема. Они считали, что приятно иметь зараз
по восьми женщин. Они собирались по вечерам и рассуждали о
гаремной жизни. Они пили вино; они напивались пьяными; они
валились под стол; они блевали. Было противно смотреть на них.
Они кусали друг друга за ноги. Они называли друг друга
нехорошими словами. Они ползали на живо<т>ах своих. 7. Мы
прекращаем о них рассказ и приступаем к новому рассказу о пиве. 8.
Стояла бочка с пивом, а рядом сидел философ и рассуждал: «Эта
бочка наполнена пивом. Пиво бродит и крепнет. И я своим
разумом брожу по надзвездным вершинам и крепну духом. Пиво есть
напиток, текущий в пространстве, я же есть напиток, текущий во
времени. 9. Когда пиво заключено в бочке, ему некуда течь.
Остановится время, и я встану. 10. Но не остановится время, и мое
течение непреложно. 11. Нет, уж пусть лучше и пиво течет свободно,
ибо противно законам природы стоять ему на месте». И с этими
словами философ открыл кран в бочке, и пиво вылилось на пол. 12.
405

Мы довольно рассказывали о пиве; теперь мы расскажем о
барабане. 13. Философ бил в барабан и кричал: «Я произвожу
философский шум! Этот шум не нужен никому, он даже мешает всем.
Но если он мешает всем, то, значит, он не от мира сего. А если он
не от мира сего, то он от мира того. А если он от мира того, то я
буду производить его». 14. Долго шумел философ. Но мы оставим
эту шумную повесть и перейдем к следующей тихой повести о
деревьях. 15. Философ гулял под деревьями и молчал, потому что
вдохновение покинуло его.
<1937>
301
ТРАКТАТ БОЛЕЕ ИЛИ МЕНЕЕ
ПО КОНСПЕКТУ ЭМЕРСЕНА
I. О подарках.
I. Несовершенные подарки это вот какие подарки: например: мы
дарим имяниннику крышку от чернильницы. А где же сама
чернильница? Или дарим чернильницу с крышкой. А где же стол, на
котором должна стоять чернильница? Если стол уже есть у имянин-
ника, то чернильница будет подарком совершенным. Тогда если у
имянинника есть чернильница, то ему можно подарить одну
крышку, и это будет совершенный подарок. Всегда совершенными
подарками будут украшения голого тела, как-то: кольца, браслеты,
ожерелья и т. д. (считая, конечно, что имянинник не калека), или такие
подарки, как, например, палочка, к одному концу которой приделан
деревянный шарик, а к другому концу деревянный кубик. Такую
палочку можно держать в руке или, если ее положить, то совершенно
безразлично, куда. Такая палочка больше ни к чему не пригодна.
II. Правильное окружение себя предметами.
Предположим, что какой-нибудь совершенно голый кварт-
уполномоченный решил обстраиваться и окружать себя
предметами. Если он начнёт со стула, то к стулу потребуется стол, к столу лампа,
потом кровать, одеяло, простыни, комод, бельё, платье, платяной шкап,
потом комната, куда всё это поставить и т. д. Тут в каждом пункте
этой системы может возникнуть необычная маленькая система-
веточка: на круглый столик захочется положить салфетку, на салфетку
406

поставить вазу, в вазу сунуть цветок. Такая система окружения себя
предметами, где один предмет цепляется за другой, —
неправильная система, потому что, если в цветочной вазе нет цветов, то такая
ваза делается бессмысленной, и если убрать вазу, то делается
бессмысленен круглый столик, правда, на него можно поставить
графин с водой, но если в графин не налить воды, то рассуждение
о цветочной вазе остаётся в силе. Уничтожение одного предмета
нарушает всю систему. А если бы голый квартуполномоченный
надел бы на себя кольца и браслеты, окружил бы себя шарами и
целлулоидными ящерицами, то потеря одного или двадцати семи
предметов не меняла бы сущности дела. Такая система
окружения себя предметами — правильная система.
III. Правильное уничтожение предметов вокруг себя.
Один, как обычно, невысокого полёта французский писатель, а
именно Альфонс Доде, высказал неинтересную мысль, что
предметы к нам не привязываются, а мы к предметам привязываемся. Даже
самый бескорыстный человек, потеряв часы, пальто и буфет, будет
сожалеть о потере. Но даже если отбросить привязанность к
предметам, то всякий человек, потеряв кровать, и подушку, и доски пола,
и даже более или менее удобные камни и ознакомившись с
невероятной бессонницей, начнёт жалеть о потере предметов и связанного
с ними удобства. Поэтому уничтожение предметов, собранных по
неправильной системе окружения себя предметами, есть —
неправильное уничтожение предметов вокруг себя. Уничтожение же
вокруг себя всегда совершенных подарков, деревянных шаров,
целлулоидных ящериц и т. д. более или менее бескорыстному
человеку не доставит ни малейшего сожаления. Правильно уничтожая
вокруг себя предметы, мы теряем вкус ко всякому приобретению.
IV. О приближении к бессмертию.
Всякому человеку свойственно стремиться к наслаждению,
которое есть всегда либо половое удовлетворение, либо насыщение, либо
приобретение. Но только то, что не лежит на пути к наслаждению,
ведёт к бессмертию. Все системы, ведущие к бессмертию, в конце
концов сводятся к одному правилу: постоянно делай то, чего тебе не
хочется, потому что всякому человеку постоянно хочется либо есть,
либо удовлетворять свои половые чувства, либо что-то приобретать,
либо всё более или менее зараз. Интересно, что бессмертие всегда
407

связано со смертью и трактуется разными религиозными системами
либо как вечное наслаждение, либо как вечное страдание, либо как
вечное отсутствие наслаждения и страдания.
V. О бессмертии.
Прав тот, кому Бог подарил жизнь как совершенный подарок.
Даниил Хармс
14 февраля 1939 года
302
ПИСЬМА К Т. А. ЛИПАВСКОЙ
I
<Ленинград.> 20 августа 1930 г.
Тамара Александровна,
должен сказать Вам, что я всё понял. Довольно ломать дурака
и писать глупые письма неизвестно кому. Вы думаете: он глуп. Он
не поймет. Но Даниил Хармс не глуп. Он всё понимает. Меня,
матушка, не проведёшь! Сам проведу. Ещё бы! Нашли дурака! Да
дурак-то поумнее многих других, умных.
Не стану говорить таких слов, как издевательство, наглость и пр.
и пр. Всё это только уклонит нас от прямой цели.
Нет, скажу прямо, что это чорт знает что!
Я всегда говорил, что в Вашем лице есть нечто преступное. Со
мной спорили, не соглашались, но теперь пусть лучше попридержут
язык за грибами или за зубами или как там говорится!
Я прямо спрашиваю Вас: что это значит? Ага! вижу, как Вы
краснеете и жалкой ручонкой хотите отстранить от себя этот
неумолимый призрак высокой справедливости.
Смеюсь, глядя на то, как Вы лепечете бледные слова
оправдания.
Хохочу над Вашими извинениями.
Пусть! Пусть эта свинья Бобрикова сочтёт меня за изверга.
Пускай Рогнедовы обольют меня помоями!
Да!., впрочем нет.
Не то.
408

Я скажу спокойно и смело: Я разъярён.
А вы знаете на что я способен? Я волк. Зверь. Барс. Тигр. Я
не хвастаюсь. Чего мне хвастаться?
Я презираю злобу. Мне злость не понятна. Но святая ярость!
Знаем мы эти малороссийские поля и канавы.
Знаем и эти пресловутые 20 фунтов. Валентина Ефимовна1
уехала в Москву. Цены на продукты дорожают.
20-го августа 1930 года
Даниил Хармс
2
<Ленинград, ноябрь 1930 г.>
Нет! Нет! Нет!
мне не смолчать!
Пусть! пусть подумают, что хотят, но я скажу. Я скажу Вам,
Тамара Александровна, честно и открыто.
Зачем! Зачем скрывать те чувства, ради которых многие
великие люди шли в огонь!
Например:
Павел Догов в 1847 году сгорел со словами: «Моё мне!»1
Анатолий Владимирович Лештуков (именем которого
называется один из наших переулков) сгорел в 1859 году2.
Жорж Свиндиминов, в начале нашего века, спалил жену, детей
и себя3.
Да что там говорить! Вы сами знаете, на что способен человек.
А великий человек на всё способен.
Я знаю! Я знаю, Тамара Александровна, Вы думаете я дурак.
3
<Ленинград.> 5 декабря 1930 г.
Дорогая Тамара Александровна,
Я люблю Вас. Я вчера даже хотел Вам это сказать, но
Вы сказали, что у меня на лбу всегда какая-то сыпь, и мне стало
неловко. Но потом, когда Вы ели редьку, я подумал: «Ну хорошо,
у меня некрасивый лоб, но зато ведь и Тамарочка не богиня».
Это я только для успокоения подумал. А на самом деле Вы бо-
409

гиня, — высокая, стройная, умная, чуть лукавая и совершенно
неоцененная!
А ночью я натёр лоб политурой и потом думал: «Как хорошо
любить богиню, когда сам бог». Так и уснул.
А разбудил меня папа и довольно строго спросил, кто у меня
был вчера. Я говорю, были приятели.
— Приятели? — сказал папа.
Я говорю, были Введенский, Липавский и Калашников1.
А папа спросил, не были ли кто-нибудь, так сказать, из дам. Я
говорю, что сразу этого не могу вспомнить. Но папа что-то сделал
(только я не скажу что) и я вспомнил и говорю ему: «Да, папочка,
были такие-то и такие-то мои знакомые дамы и мне их нужно было
видеть по делу Госиздата, Дома печати и Федерации писателей».
Но это не помогло.
Дело в том, видите ли, что Вы решили, будто я вроде как бы,
извините, Яша Друскин, а я, на самом деле, это самое, значительно
реже.
Ну вот и вышло, что папа раньше меня прочёл и показал Лидии
Алексеевне (это такая у нас живёт)2.
А я и не знаю, что там такое написано.
— Нет, — говорит папа, — изволь, иди следом за мной и
изволь всё объясни.
Я надел туфли и пошёл.
Прихожу, вижу, Боже ты мой! С одной стороны и приятно видеть,
а с другой стороны стоят тут рядом папа и Лидия Алексеевна.
— Я, — говорит Лидия Алексеевна, — сюда больше ходить не
могу, а то и про меня ещё чего-нибудь напишут.
И папа раскричался тоже.
— Это, — кричит, — не общественная!
Ну что тут скажешь! Я стою себе и думаю: «Любит ведь, явно
любит, коли до этого дошло! Ведь вон, думаю, каким хитрым
манером призналась! Но которая? Вот вопрос. Ах, если бы это была она!
т. е. Тамара!»
Только это я так подумал, вдруг звонок, приходит почтальон и
приносит мне три заказных письма. И выходит, что все три зараз
любят. А что мне до других, когда я Вас, именно Вас, дорогая Тамара
Александровна, люблю.
Как увидал Вас, пять лет тому назад в Союзе поэтов, так с тех
пор и люблю.
410

Сильно сломило это мою натуру. Хожу как дурак. Аппетита
лишился. А съем что через силу, так сразу отрыжка кислая. И сна
лишился. Как только спать, так левую ноздрю закладывает, прямо
не продохнёшь!
Но любовь, можно сказать, священный пламень, всё прошибёт!
Пять лет любовался Вами. Как Вы прекрасны! Тамара
Александровна, если б Вы только знали!
Милая, дорогая Тамара Александровна! Зачем Шурка мой друг!
Какая насмешка судьбы! Ведь не знай я Шуру, я бы и Вас не знал!
Нет!..
Или, вернее, да! Да, только Вы, Тамара Александровна, способны
сделать меня счастливым.
Вы пишете мне: «Я не Ваш вкус».
Да что Вы, Тамара Александровна! До вкуса ли тут!
Ах! Слова бессильны, а звуки не изобразимы!
Тамарочка, радуга моя!
Твой Даня.
5 декабря 1930 года
4
17 июля 1931 г. Царское Село
Матушка моя, дорогая Тамара Александровна, не люблю писать
зря, когда нечего. Ничего ровно не изменилось с тех пор, как Вы
уехали. Так же все Валентина Ефимовна ходит к Тамаре
Григорьевне, Тамара Григорьевна к Валентине Ефимовне, Александра
Григорьевна к Леониду Савельевичу, а Леонид Савельевич к
Александру Ивановичу. Абсолютно также ничего не могу сказать
и о себе. Немного загорел, немного пополнел, немного похорошел,
но даже и с этим не все согласны.
Вот разве опишу Вам казус, случившийся с Леонидом
Савельевичем. Зашел раз Леонид Савельевич ко мне и не застал меня
дома. Он спросил сначала меня, а потом назвал свою фамилию,
почему-то Савельев. А мне потом передают, что приходила ко мне
какая-то барышня по имени Севилья. Я лишь с трудом догадался,
кто был на самом деле. Да, а на днях еще такой казус вышел.
Пошли мы с Леонидом Савельевичем в цирк. Приходим перед
началом, и, представьте себе, нет ни одного билета. Я и говорю:
пойдемте, Леонид Савельевич, на фуфу. Мы и пошли. А у входа
411

меня задержали и не пускают, а он, смотрю, свободно вперед
прошел. Я обозлился и говорю: вон тот человек тоже без билета.
Почему вы его пускаете? А они мне говорят: это Ванька-встанька,
он у нас у ковра служит. Совсем, знаете, захирел Леонид
Савельевич и на Госиздат рукой машет, хочет в парикмахеры поступить.
Александр Иванович купил себе брюки, уверяет, что оксфорт.
Широки они, действительно, страшно, шире оксфорта, но зато
коротки очень, видать, где носки кончаются. Александр Иванович не
унывает, говорит: поношу — разносятся. Валентина Ефимовна
переехала на другую квартиру. Должно быть, и оттуда ее турнут в
скором времени. Тамара Григорьевна и Александра Григорьевна
нахально сидят в Вашей комнате; советую обратить внимание.
Синайские, между прочим, мерзавцы.
Вот примерно все, что произошло за время Вашего отсутствия.
Как будет что интересное, напишу обстоятельно.
Очень соскучились мы все без Вас. Я влюбился уже в трех
красавиц, похожих на Вас. Леонид Савельевич написал у себя над
кроватью карандашом по обоям: «Тамара А. К. Н.» А
Олейников назвал своего сына Тамарой. А Александр Иванович всех
знакомых зовет Тамася. А Вал. Еф. написала Барскому письмо и
подписалась «Т» — либо «Твоя», либо «Тамара». Хотите верьте,
хотите не верьте, но даже Боба Левин прислал из Симбирска письмо,
где пишет: «...ну как живешь, кого видишь?» Явно интересуется, вижу
ли я Вас. На днях встретил Данилевича. Он прямо просиял и
затрепетал, но, узнав меня, просто осунулся. Я, говорит , Вас за
Тамарочку принял, теперь, вижу, обознался. Так и сказал: за
Тамарочку. Я ничего не сказал, только посмотрел ему вслед и тихо
пробормотал: сосулька! А он, верно, это расслышал, подошел быстро ко мне
да как хрястнет меня по щеке неизвестно чем. Я даже заплакал, очень
мне жаль Вас стало.
Не могу больше писать карандашом.
Ваш Даниил Хармс
Надеждинская, И, кв. 8.
(Пишите мне на этот городской адрес)
В этот момент тетушка отняла у меня чернила.
412

5
<г. Пушкин>. 28 июня 1932 г.
Дорогая Тамара Александровна и Леонид Савельевич,
Спасибо вам за ваше чудное письмо. Я перечитал его много раз
и выучил наизусть. Меня можно разбудить ночью и я сразу, без
запинки, начну: «Здравствуйте Даниил Иванович, мы очень без Вас
соскрючились. Лёня купил себе новые...» и т. д. и т. д. Я читал
это письмо всем своим царскосельским знакомым. Всем оно очень
нравится. Вчера ко мне пришёл мой приятель Бальнис. Он хотел
остаться у меня ночевать. Я прочел ему ваше письмо шесть раз. Он
очень сильно улыбался, видно что письмо ему понравилось, но
подробного мнения он высказать не успел ибо ушёл, не оставшись
ночевать. Сегодня я ходил к нему сам и прочёл ему письмо ещё раз,
чтобы он освежил его в своей памяти. Потом я спросил Бальниса,
каково его мнение. Но он выломал у стула ножку и при помощи
этой ножки выгнал меня на улицу, да ещё сказал, что если я еще
раз явлюсь с этой поскудью, то он свяжет мне руки и набьёт рот
грязью из помойной ямы. Это были конечно с его стороны грубые
и не остроумные слова. Я конечно ушёл и понял, что у него был,
возможно, очень сильный насморк и ему было не по себе. От
Бальниса я пошёл в Екатерининский парк и катался на лодке. На
всём озере, кроме моей, плавало ещё две-три лодки. Между прочим
в одной из лодок каталась очень красивая девушка. И совершенно
одна. Я повернул лодку (кстати, при повороте надо грести
осторожно, потому что весла могут выскочить из уключин) и поехал
следом за красавицей. Мне казалось, что я похож на норвежца и
от моей фигуры в сером жилете и развевающемся галстуке должны
излучаться свежесть и здоровие и, как говорится, пахнуть морем. Но
около Орловской колонны купались какие-то хулиганы и, когда я
проезжал мимо, один из них хотел проплыть как раз поперёк
моего пути. Тогда другой крикнул: «Подожди, когда проплывёт эта
кривая и потная личность!» — и показал на меня ногой. Мне было
очень неприятно, потому что всё это слышала красавица. А так как
она плыла впереди меня, а в лодке, как известно, сидят затылком к
направлению движения, то красавица не только слышала, но и
видела, как хулиган показал на меня ногой. Я попробовал сделать
вид, что это относится не ко мне и стал, улыбаясь, смотреть по
сторонам. Но вокруг не было ни одной лодки. Да тут ещё хули-
413

ган крикнул опять: «Ну чего засмотрелся! Не тебе что ли говорят!
Эй ты, насос в шляпе!»
Я принялся грести что есть мочи, но вёсла выскакивали из
уключин и лодка подвигалась медленно. Наконец, после больших
усилий, я догнал красавицу и мы познакомились. Её звали
Екатериной Павловной. Мы сдали её лодку и Екатерина Павловна
пересела в мою. Она оказалась очень остроумной собеседницей. Я
решил блеснуть остроумием моих знакомых, достал ваше письмо и
принялся читать: «Здравствуйте Даниил Иванович, мы очень без Вас
соскрючились. Лёня купил...» и т. д. Екатерина Павловна сказала,
что если мы подъедем к берегу, то я что-то увижу. И я увидел как
Екатерина Павловна ушла, а из кустов вылез грязный мальчишка и
сказал: «Дяденька, покатай на лодке». Сегодня вечером письмо
пропало. Случилось это так: я стоял на балконе, читал ваше письмо
и ел манную кашу. В это время тётушка позвала меня в комнаты
помочь ей завести часы. Я закрыл письмом манную кашу и пошёл
в комнаты. Когда я вернулся обратно, то письмо впитало в себя всю
манную кашу и я съел его.
Погоды в Царском стоят хорошие: переменная облачность,
ветры юго-западной четверти, возможен дождь.
Сегодня утром к нам в сад приходил шарманщик и играл собачий
вальс, а потом спёр гамак и убежал.
Я прочёл очень интересную книгу о том, как один молодой
человек полюбил одну молодую особу, а эта молодая особа
любила другого молодого человека, а этот молодой человек любил
другую молодую особу, а эта молодая особа любила, опять-таки,
другого молодого человека, который любил не её, а другую молодую
особу.
И вдруг эта молодая особа оступается в открытый люк и
надламывает себе позвоночник. Но когда она уже совсем поправляется,
она вдруг простужается и умирает. Тогда молодой человек,
любящий её, кончает с собой выстрелом из револьвера. Тогда молодая особа,
любящая этого молодого человека, бросается под поезд. Тогда
молодой человек, любящий эту молодую особу, залезает с горя на
трамвайный столб и касается проводника и умирает от электрического
тока. Тогда молодая особа, любящая этого молодого человека,
наедается толчёного стекла и умирает от раны в кишках. Тогда
молодой человек, любящий эту молодую особу, бежит в Америку и
спивается до такой степени, что продаёт свой последний костюм; и,
414

за неимением костюма, он принуждён лежать в постели и получает
пролежни и от пролежней умирает.
На днях буду в городе. Обязательно хочу увидеть вас. Привет
Валентине Ефимовне и Якову Семёновичу.
Даниил Хармс
28 июня 1932 года. Царское Село
6
Курск. 1 августа 1932 г.
Дорогая Тамара Александровна,
Валентина Ефимовна, Леонид Савельевич, Яков Семёнович и
Валентина Ефимовна.
Передайте от меня привет Леониду Савельевичу, Валентине
Ефимовне и Якову Семеновичу.
Как Вы живёте, Тамара Александровна, Валентина Ефимовна,
Леонид Савельевич и Яков Семёнович? Что проделывает
Валентина Ефимовна? Обязательно напишите мне, Тамара Александровна,
как себя чувствуют Яков Семёнович и Леонид Савельевич.
Я очень соскучился по Вас, Тамара Александровна, а также по
Валентине Ефимовне и Леониду Савельев, и Якову Семёновичу.
Что, Леонид Савельевич, всё еще на даче или уже вернулся?
Передайте ему, если он вернулся, привет от меня. А также и
Валентине Ефимовне и Якову Семёновичу и Тамаре Александровне. Вы
все для меня настолько памятные, что порой кажется, что я вас и
забыть не смогу. Валентина Ефимовна стоит у меня перед глазами, как
живая, и даже Леонид Савельевич, как живой. Яков Семёнович для
меня, как родной брат и сестра, а также и Вы как сестра, или, в
крайнем случае, как кузина. Леонид Савельевич для меня как шурин,
а также и Валентина Ефимовна как некая родственница.
На каждом шагу вспоминаю я вас, то одного, то другого и
всегда с такою ясностью и отчетливостью, что просто ужас. Но во
сне мне из вас никто не мерещится и я даже удивляюсь, почему это
так. Ведь если бы во сне мне приснился Леонид Савельевич, это
бы было одно, а если бы Яков Семёнович, это бы было уже
другое. С этим нельзя не согласиться. А также если бы приснились
Вы, было бы опять другое, чем если бы мне во сне показали
Валентину Ефимовну.
415

Что тут на днях было! Я, представьте себе, только собрался куда-
то идти и взял шляпу, чтобы одеть её, вдруг смотрю, а шляпа-то будто
и не моя, будто моя, а будто бы и не моя. Фу ты! думаю, что за
притча! моя шляпа или не моя? А сам шляпу-то надеваю и надеваю. А
как надел шляпу и посмотрел в зеркало, ну, вижу, шляпа-то будто моя.
А сам думаю: а вдруг не моя. Хотя, впрочем, пожалуй моя. Ну
оказалось, шляпа-то и впрямь моя. А также Введенский, купаясь в
реке, попал в рыболовную сеть и так сильно опечалился, что, как только
освободился, так сразу же пришёл домой и деркал. Пишите и Вы, как
вы все живёте. Как Леонид Савельевич, на даче или уже приехал.
Даниил Хармс
V 1 августа 1932 года. Курск
<понеделъник>
7
Курск. 2 сентября 1932 г.
Дорогая Тамара Александровна,
как Ваше здоровье? Александр Иванович прочёл Ваше письмо
и тут же деркал. Что же в самом деле с Вашими почками? Я долго
думал по этому поводу, но ни к каким положительным результатам
не пришёл. Почки, как известно, служат для выделения из
организма вредных веществ и с виду похожи на бобы. Чего же особенного
может с ними случиться? Во всяком случае, с Вами вышел занятный
номер. Что значит смещение почки? Представьте себе, для
наглядности, на примере, что Вы и Валентина Ефимовна две почки.
И вдруг одна из вас начинается смещаться. Что это значит? Абсурд.
Возьмите вместо Валентины Ефимовны и поставьте Леонида
Савельевича, Якова Семёновича и вообще кого угодно, всё равно
получается чистейшая бессмыслица. Валентине Ефимовне я послал
поздравление. Какая она ни на есть, а всё, думаю, поздравить надо.
Шура, Шура... Как много в этом слове
Для сердца русского слилось
Даниил Хармс
V 2 сентября 1932 года. Курск
<пятнии,а>
* Текст от слова «Шура» — вписан А. И. Введенским.
416

8
Курск. 25 сентября 1932 г.
Дорогая Тамара Александровна,
может быть, это очень глупо с моей стороны писать так, но, по-
моему, Вы всегда были очень красивая. Хотите верьте, хотите не
верьте, но это так. Я даже убеждён в этом. Да, так я думаю.
Я не хочу быть смешным и оригинальным, но продолжаю
утверждать, что Вы сто очков дадите вперёд любой не очень красивой
женщине. Пусть я первый раскусил Вашу красоту. Я не
рассчитываю иметь своих последователей. О нет! Но пусть я буду
одинок в своём мнении. Я от него не отступлюсь.
Это не упрямство. А что обо мне подумают, мне начхать.
Я слышал, из Вашего письма, что Вы раскокали себе нос. Жаль.
Всё же урон. Отсутствие симметрии. Вашим мимолётным
дефектом могут воспользоваться окружающие.
Валентина Вам под стать. Красивая женщина. Пышные волосы,
рот, глаза... Удивительно, почему толпа поклонников не осаждает её
дверь. Походка? Фигура? Что тому причиной? Почему всяк нос
воротит?
Невежество вкусов?
Леонид не Аполлон, в нём есть множество недостатков. Но всё
же, надо признать, его строил ловкий архитектор. Его миниатюрность
форм, переходящая в тщедушность, нельзя назвать совершенством.
Но совершенство мёртвый лев, а Леонид живая собака. Ваш
выбор Леонида приветствую! Вы сумели в навозной яме найти
жемчужное зерно!
Яков вызывает к себе тёплые чувства. Это студент, подающий
кое-какие надежды.
Яков! Заклинаю тебя! Грызи гранит!
И Вы, Тамара Александровна, поддержите его! Влейте надежду
в его сознание, которое века хранило мысль о делах, делах чести, долга
и сверхморали, о знаниях, которыми переполнено земное
существование, долженствующее собой изображать все те
человеческие страсти, которые с таким ожесточением вели борьбу с
теми человеческими помыслами, которые неослабевающими струями
преисполняют наше жилище мысли, вспомоществование которой
Тамара Александровна! Яков это душа самого общества! Восток!
14 «...Сборище друзей ..», т. 2 417

Пусть Николай воспоёт Вашу красоту, Тамара Александровна.
И будь я Голиаф, я бы достал рукой до неба и там бы, на облаках,
написал бы Ваше имя.
Пусть! Пусть надо мной смеются и говорят, что у меня тонкая
шея и бочкообразная грудь. Порядочный человек над этим не
посмеётся. Я пью теперь рыбий жир!
Я говорю сейчас не о себе, а о Вас, о Вашей красоте, Тамара
Александровна!
Вы обращаете на себя внимание!
Даниил Хармс
25 сентября 1932 года

14*
\Siu&r
Николай
Олейников

СТИХОТВОРЕНИЯ
303
Кузнечик, мой верный товарищ,
Мой старый испытанный друг,
Зачем ты сидишь одиноко,
Глаза устремивши на юг?
Куда тебе в дальние страны,
Зачем тебе это тепло?
У нас и леса, и поляны,
А там все песком замело.
<1927>
304
КАРАСЬ
Н. С. Болдыревой
Жареная рыбка,
Дорогой карась,
Где ж ваша улыбка,
Что было вчерась?
Жареная рыба,
Бедный мой карась,
Вы ведь жить могли бы,
Если бы не страсть.
Что же вас сгубило,
Бросило сюда,
Где не так уж мило,
Где — сковорода?
421

Помню вас ребенком:
Хохотали вы,
Хохотали звонко
Под волной Невы.
Карасихи -дамочки
Обожали вас —
Чешую, да ямочки,
Да ваш рыбий глаз.
Бюстики у рыбок —
Просто красота!
Трудно без улыбок
В те смотреть места.
Но однажды утром
Встретилася вам
В блеске перламутра
Дивная мадам.
Дама та сманила
Вас к себе в домок,
Но у той у дамы
Слабый был умок.
С кем имеет дело,
Ах, не поняла, —
Соблазнивши, смело
С дому прогнала.
И решил несчастный
Тотчас умереть.
Ринулся он, страстный,
Ринулся он в сеть.
Злые люди взяли
Рыбку из сетей,
На плиту послали
Просто, без затей.
422

Ножиком вспороли,
Вырвали кишки,
Посолили солью,
Всыпали муки...
А ведь жизнь прекрасною
Рисовалась вам.
Вы считались страстными
Попромежду дам...
Белая смородина,
Черная беда!
Не гулять карасику
С милой никогда.
Не ходить карасику
Теплою водой,
Не смотреть на часики,
Торопясь к другой.
Плавниками-перышками
Он не шевельнет.
Свою любу «корюшкою»
Он не назовет.
Так шуми же, мутная
Невская вода.
Не поплыть карасику
Больше никуда.
1927
305
ЛЮБОВЬ
Пищит диванчик.
Я с вами тут.
У нас романчик,
И вам капут.
423

Вы так боялись
Любить меня,
Сопротивлялись
В теченье дня.
Я ваши губки
Поцеловал,
Я ваши юбки
Пересчитал.
Их оказалось
Всего одна.
Тут завязалась
Меж нами страсть.
Но стало скучно
Мне через час,
Собственноручно
Прикрыл я вас.
Мне надоело
Вас обнимать, —
Я начал смело
Отодвигать.
Вы отвернулись,
Я замолчал,
Вы встрепенулись,
Я засыпал.
Потом под утро
Смотрел на вас:
Пропала пудра,
Закрылся глаз.
Вздохнул я страстно
И вас обнял,
И вновь ужасно
Диван дрожал.
424

Но это было
Уж не любовь!
Во мне бродила
Лишь просто кровь.
Ушел походкой
В сияньи дня.
Смотрели кротко
Вы на меня.
Вчера так крепко
Я вас любил,
Порвалась цепка,
Я вас забыл.
Любовь такая
Не для меня.
Она святая
Должна быть, да!
1927
306
КОРОТКОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ В ЛЮБВИ
Тянется ужин.
Блещет бокал.
Пищей нагружен,
Я задремал.
Вижу: напротив
Дама сидит.
Прямо не дама,
А динамит!
Гладкая кожа.
Ест не спеша...
Боже мой, Боже,
Как хороша!
425

Я поднимаюсь
И говорю:
— Я извиняюсь,
Но я горю!
<Не позднее 1928>
307
МУРЕ ШВАРЦ
Ты не можешь считаться моим идеалом,
Но я все же люблю тебя, крошка моя.
И, когда ты смеешься своим симметричным оскалом,
Я, быть может, дрожу, страсть в груди затая.
Ты, танцуя, меня погубила,
Превратила меня в порошок.
И я даже не первый, кого загнала ты в могилу
(Я тебе не прощу сей капризный штришок!).
Я от танцев твоих помираю,
Погубила меня ты, змея.
Был я ангелом — стал негодяем...
Я люблю тебя, крошка моя!
<1928>
308
ГЕНРИЕТТЕ ДАВЫДОВНЕ
Я влюблен в Генриетту Давыдовну,
А она в меня, кажется, нет —
Ею Шварцу квитанция выдана,
Мне квитанции, кажется, нет.
Ненавижу я Шварца проклятого,
За которым страдает она!
За него, за умом небогатого,
Замуж хочет, как рыбка, она.
426

Дорогая, красивая Груня,
Разлюбите его, кабана!
Дело в том, что у Шварца в зобу не...
Не спирает дыхания, как у меня.
Он подлец, совратитель, мерзавец —
Ему только бы женщин любить...
А Олейников, скромный красавец,
Продолжает в немилости быть.
Я красив, я брезглив, я нахален,
Много есть во мне разных идей.
Не имею я в мыслях подпалин,
Как имеет их этот индей!
Полюбите меня, полюбите!
Разлюбите его, разлюбите!
1928
309
НА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ГРУНИ
Да, Груня, да. И ты родилась.
И ты, как померанц, произросла.
Ты из Полтавы к нам явилась
И в восхищенье привела.
Красивая, тактичная, меланхоличная!
Ты нежно ходишь по земле,
И содрогается все неприличное,
И гибнет пред тобой в вечерней мгле.
Вот ты сидишь сейчас в красивом платьице
И дремлешь в нем, а думаешь о Нем,
О том, который из-за вас поплатится —
Он негодяй и хам (его мы в скобках Шварцем
назовем).
427

Живи, любимая, живи, отличная...
Мы все умрем.
А если не умрем, то на могилку к вам придем.
1928
310
АЛИСЕ
Однажды, яблоко вкусив,
Адам почувствовал влеченье,
И, Бога-папу не спросив,
Он Еве сделал предложенье.
А Ева, опустив глаза
(Хоть и ждала мгновенья эти),
Была строптива, как коза:
— Зачем в Раю нам, милый, дети?
Адам весь выбился из сил:
Любви и страсти он просил.
Всевышний же понять не мог —
Кто он теперь — Бог иль не Бог.
В любви Адам был молодцом.
Он не ударил в грязь лицом.
1928
311
МАШИНИСТКЕ
НА ПРИОБРЕТЕНИЕ ПЕЛЕРИНКИ
Ты надела пелеринку,
Я приветствую тебя!
Стуком пишущей машинки
Покорила ты меня.
428

Покорила ручкой белой,
Ножкой круглою своей,
Перепискою умелой
Содержательных статей.
Среди грохота и стука
В переписочном бюро
Уловил я силу звука
Ремингтона твоего.
Этот звук теперь я слышу
Днем и ночью круглый год, —
Когда град стучит по крыше,
Когда сверху дождик льет,
Когда птичка распевает
Среди веток за окном,
Когда чайник закипает
И когда грохочет гром.
Пусть под вашей пелеринкой,
В этом подлинном раю,
Застучит сильней машинки
Ваше сердце в честь мою.
<1929>
312
НАТАШЕ
Если б не было Наташи —
Я домой бы убежал.
Если б не было Наташи —
Жизнь бы водкой прожигал.
День, когда тебя не вижу,
Для меня пропащий день.
Что тогда цветенье розы,
Что мне ландыш и сирень!
429

Но зато, когда с тобою
Я среди твоих цепей,
Я люблю и подорожник,
Мне приятен и репей.
<1929>
313
К. И. ЧУКОВСКОМУ ОТ АВТОРА
I
Муха жила в лесу,
Муха пила росу,
Нюхала муха цветы
(Нюхивал их и ты!).
Пользуясь общей любовью,
Муха питалась кровью.
Вдруг раздается крик:
Муху поймал старик.
Был тот старик паук —
Страстно любил он мух.
II
...Жизнь коротка, коротка,
Но перед смертью она сладка...
Видела муха лес,
Полный красот и чудес:
Жук пролетел на закат,
Жабы в траве гремят,
Сыплется травка сухая.
Милую жизнь вспоминая,
Гибла та муха, рыдая...
III
...И умирая.
430

IV
Доедает муху паук.
У него 18 рук.
У нее ни одной руки.
У нее ни одной ноги.
Ноги сожрал паук,
Руки сожрал паук.
Остается от мухи пух.
Испускает тут муха дух.
Жизнь коротка, коротка,
Но перед смертью она сладка.
Автор!
<1929>
314
ЗАВЕДУЮЩЕЙ СТОЛОМ СПРАВОК
Я твой! Ласкай меня, тигрица!
Гори над нами страсти ореол!
Но почему, скажи, с тобою мы не птицы?
Тогда б у нас родился маленький орел.
<1930>
315
ДЕВЕ
Ты, Дева, друг любви и счастья,
Не презирай, не презирай меня,
Ни в радости, тем более ни в страсти
Дурного обо мне не мня.
Пускай уж я не тот! Но я еще красивый!
Доколь в подлунной будет хоть один пиит,
431

Еще не раз взыграет в нас гормон игривый.
Пусть жертвенник разбит! Пусть жертвенник
разбит!
1930?
316
Половых излишеств бремя
Тяготеет надо мной.
Но теперь настало время
Для тематики иной.
Моя новая тематика —
Это Вы и математика.
1930?
317
ТАТЬЯНЕ НИКОЛАЕВНЕ ГЛЕБОВОЙ
Глебова Татьяна Николаевна! Вы
Не выходите у нас из головы.
Ваша маленькая ручка и Ваш глаз
На различные поступки побуждают нас.
Вы моя действительная статская советница,
Попечительница Харьковского округа!
Пусть протянется от Вас ко мне
взаимоотношений лестница,
Обсушите Вы меня, влюбленного и мокрого.
Вы, по-моему, такая интересная,
Как настурция небезызвестная!
И я думаю, что согласятся даже птицы
Целовать твои различные частицы.
Обо мне уж нечего и говорить —
Я готов частицы эти с чаем пить...
Для кого Вы — дамочка, для меня — завод,
Потому что обаяния от Вас дымок идет.
1931
432

318
Однажды красавица Вера,
Одежды откинувши прочь,
Вдвоем со своим кавалером
До слез хохотала всю ночь.
Действительно весело было!
Действительно было смешно!
А вьюга за форточкой выла,
И ветер стучался в окно.
1931?
319
ЛИДИИ
Потерял я сон,
Прекратил питание, —
Очень я влюблен
В нежное создание.
То создание сидит
На окне горячем.
Лая него мой страстный вид
Ничего не значит.
Этого создания
Нет милей и краше,
Нету многограннее
Милой Лиды нашей.
Первый раз, когда я Вас
Только лишь увидел,
Всех красавиц в тот же час
Я возненавидел...
Кроме Вас.
433

Мною было жжение
У себя в груди замечено,
И с тех пор у гения
Сердце искалечено.
Что-то в сердце лопнуло,
Что-то оборвалось,
Пробкой винной хлопнуло,
В ухе отозвалось.
И с тех пор я мучаюсь,
Вспоминая Вас,
Красоту могучую,
Силу Ваших глаз.
Ваши брови черные,
Хмурые, как тучки,
Родинки — смородинки,
Ручки — поцелуйчики.
В диком вожделении
Провожу я ночь —
Проводить в терпении
Больше мне невмочь.
Пожалейте, Лидия,
Нового Овидия.
На мое предсердие
Капни милосердия!
Чтоб твое сознание
Вдруг бы прояснилося,
Чтоб мое питание
Вновь восстановилося.
1931?
434

320
ХВАЛА ИЗОБРЕТАТЕЛЯМ
Хвала изобретателям, подумавшим о мелких
и смешных приспособлениях:
О щипчиках для сахара, о мундштуках для папирос,
Хвала тому, кто предложил печати ставить
в удостоверениях,
Кто к чайнику приделал крышечку и нос.
Кто соску первую построил из резины,
Кто макароны выдумал и манную крупу,
Кто научил людей болезни изгонять отваром из малины,
Кто изготовил яд, несущий смерть клопу.
Хвала тому, кто первый начал называть котов
и кошек человеческими именами,
Кто дал жукам названия точильщиков,
могильщиков и дровосеков,
Кто ложки чайные украсил буквами и вензелями,
Кто греков разделил на древних и на просто греков.
Вы, математики, открывшие секреты
перекладывания спичек,
Вы, техники, создавшие сачок — для бабочек капкан,
Изобретатели застежек, пуговиц, петличек
И ты, создатель соуса-пикан!
Бирюльки чудные, — идеи ваши — мне всего дороже!
Они томят мой ум, прельщают взор...
Хвала тому, кто сделал пуделя на льва похожим
И кто придумал должность — контролер!
<1932>
321
ПОСЛАНИЕ, БИЧУЮЩЕЕ НОШЕНИЕ
ДЛИННЫХ ПЛАТЬЕВ И ЮБОК
Наташе Швари,
Веществ во мне немало,
Во мне текут жиры,
Я сделан из крахмала,
Я соткан из икры.
435

Но есть икра другая,
Другая, не моя,
Другая, дорогая...
Одним словом — твоя.
Икра твоя роскошна,
Но есть ее нельзя.
Ее лишь трогать можно,
Безнравственно скользя.
Икра твоя гнездится
В хорошеньких ногах,
Под платьицем из ситца
Скрываясь, как монах.
Монахов нам не надо!
Религию долой!
Для пламенного взгляда
Икру свою открой.
Чтоб солнце освещало
Вместилище страстей,
Чтоб ножка не увяла
И ты совместно с ней.
Дитя, страшися тлена!
Да здравствует нога,
Вспорхнувшая из плена
На вешние луга!
Шипит в стекле напиток.
Поднимем вверх его
И выпьем за избыток
Строенья твоего!
За юбки до колена!
За то, чтобы в чулках
Икра, а не гангрена
Сияла бы в веках!
436

Теперь тебе понятно
Значение икры:
Она — не для разврата,
Она — не для игры.
7 июня 1932
322
ШУРЕ ЛЮБАРСКОЙ
Верный раб твоих велений,
Я влюблен в твои колени
И в другие части ног —
От бедра и до сапог.
Хороши твои лодыжки,
И ступни, и шенкеля,
Твои ножки — шалунишки,
Твои пятки — штемпеля.
Если их намазать сажей
И потом к ним приложить
Небольшой листок бумажный —
Можно оттиск получить.
Буду эту я бумажку
Регулярно целовать
И, как белую ромашку,
Буду к сердцу прижимать!
Я пойду туда, где роза
Среди дудочек растет,
Где из пестиков глюкоза
8 виде нектара течет.
Эта роза — Ваше ухо:
Так же свернуто оно,
Тот же контур, так же сухо
По краям обведено.
437

Это ухо я срываю
И шепчу в него, дрожа,
Как люблю я и страдаю
Из-за Вас, моя душа.
И различные созданья
Всех размеров и мастей
С очевидным состраданьем
Внемлют повести моей.
Вот платком слезу стирает
Лицемерная пчела.
Тихо птица вылетает
Из секретного дупла.
И летит она, и плачет,
И качает головой...
Значит, жалко ей, — и, значит,
Не такой уж я плохой.
Видишь, все в природе внемлет
Вожделениям моим.
Лишь твое сознанье дремлет,
Оставался глухим.
Муха с красными глазами
Совершает свой полет.
Плачет горькими слезами
Человеческий оплот.
Кто оплот? Конечно — Я.
Значит, плачу тоже я.
Почему я плачу, Шура?
Очень просто: из-за Вас.
Ваша чуткая натура
Привела меня в экстаз.
От экстаза я болею,
Сновидения имею,
438

Ничего не пью, не ем
И худею вместе с тем.
Вижу смерти приближенье,
Вижу мрак со всех сторон
И предсмертное круженье
Насекомых и ворон.
Хлещет вверх моя глюкоза!
В час последний, роковой
В виде уха, в виде розы
Появись передо мной.
21 июня 1932
323
ЧРЕВОУГОДИЕ
(Баллада)
Однажды, однажды
Я вас увидал.
Увидевши дважды,
Я вас обнимал.
А в сотую встречу
Утратил я пыл.
Тогда откровенно
Я вам заявил:
— Без хлеба и масла
Любить я не мог.
Чтоб страсть не погасла,
Пеките пирог!
Смотрите, как вяну
Я день ото дня.
Татьяна, Татьяна,
Кормите меня.
439

Поите, кормите
Отборной едой,
Пельмени варите,
Горох с ветчиной.
От мяса и кваса
Исполнен огня,
Любить буду нежно,
Красиво, прилежно...
Кормите меня!
Татьяна выходит,
На кухню идет,
Котлету находит
И мне подает.
...Исполнилось тело
Желаний и сил,
И черное дело
Я вновь совершил.
И снова котлета.
Я снова любил.
И так до рассвета
Себя я губил.
Заря занималась,
Когда я уснул.
Под окнами пьяный
Кричал: караул!
Лежал я в постели
Три ночи, три дня,
И кости хрустели
Во сне у меня.
Но вот я проснулся,
Слегка застонал.
440

И вдруг ужаснулся,
И вдруг задрожал.
Я ногу хватаю —
Нога не бежит,
Я сердце сжимаю —
Оно не стучит.
...Тут я помираю.
Зарытый, забытый,
В земле я лежу,
Попоной покрытый,
От страха дрожу.
Дрожу оттого я,
Что начал я гнить,
Но хочется вдвое
Мне кушать и пить.
Я пищи желаю,
Желаю котлет.
Красивого чаю,
Красивых конфет.
Любви мне не надо,
Не надо страстей,
Хочу лимонаду,
Хочу овощей!
Но нет мне ответа —
Скрипит лишь доска,
И в сердце поэта
Вползает тоска.
Но сердце застынет,
Увы, навсегда.
И желтая хлынет
Оттуда вода,
441

И мир повернется
Другой стороной,
И в тело вопьется
Червяк гробовой.
Октябрь 1932
324
СЛУЖЕНИЕ НАУКЕ
Я описал кузнечика, я описал пчелу,
Я птиц изобразил в разрезах полагающихся,
Но где мне силу взять, чтоб описать смолу
Твоих волос, на голове располагающихся?
Увы, не та во мне уж сила,
Которая девиц, как смерть, косила!
И я не тот. Я перестал безумствовать и пламенеть,
И прежняя в меня не лезет снедь.
Давно уж не ночуют утки
В моем разрушенном желудке.
И мне не дороги теперь любовные страданья —
Меня влекут к себе основы мирозданья.
Я стал задумываться над пшеном,
Зубные порошки меня волнуют,
Я увеличиваю бабочку увеличительным стеклом —
Строенье бабочки меня интересует.
Везде преследуют меня — ив учреждении и на
бульваре —
Заветные мечты о скипидаре.
Мечты о спичках, мысли о клопах,
О разных маленьких предметах;
Какие механизмы спрятаны в жуках,
Какие силы действуют в конфетах.
Я понял, что такое рожки,
442

Зачем грибы в рассол погружены,
Какой имеют смысл телеги, беговые дрожки
И почему в глазах коровы отражаются окошки,
Хотя они ей вовсе не нужны.
Любовь пройдет. Обманет страсть. Но лишена обмана
Волшебная структура таракана.
О, тараканьи растопыренные ножки, которых шесть!
Они о чем-то говорят, они по воздуху каракулями
пишут,
Их очертания полны значенья тайного... Да,
в таракане что-то есть,
Когда он лапкой двигает и усиком колышет.
А где же дамочки, вы спросите, где милые подружки,
Делившие со мною мой ночной досуг,
Телосложением напоминавшие графинчики,
кадушки,
Куда они девались вдруг?
Иных уж нет. А те далече.
Сгорели все они, как свечи.
А я горю иным огнем, другим желаньем —
Ударничеством и соревнованьем!
Зовут меня на новые великие дела
Лесной травы разнообразные тела.
В траве жуки проводят время в занимательной беседе.
Спешит кузнечик на своем велосипеде.
Запутавшись в строении цветка,
Бежит по венчику ничтожная мурашка.
Бежит, бежит... Я вижу резвость эту, и меня берет
тоска,
Мне тяжко!
Я вспоминаю дни, когда я свежестью превосходил
коня,
И гложет тайный витамин меня.
И я молчу, сжимаю руки,
443

Гляжу на травы не дыша...
Но бьет тимпан! И над служителем науки
Восходит солнце не спеша.
1932
325
ОЗАРЕНИЕ
Все пуговки, все блохи, все предметы что-то значат.
И неспроста одни ползут, другие скачут.
Я различаю в очертаниях неслышный разговор:
О чем-то сообщает хвост, на что-то намекает
бритвенный прибор.
Тебе селедку подали. Ты рад. Но не спеши ее отправить в рот.
Гляди, гляди! Она тебе сигналы подает.
1932
326
БУБЛИК
О бублик, созданный руками хлебопека!
Ты сделан для еды, но назначение твое высоко!
Ты с виду прост, но тайное твое строение
Сложней часов, великолепнее растения.
Тебя пошляк дрожащею рукой разламывает. Он спешит.
Ему не терпится. Его кольцо твое страшит,
И дырка знаменитая
Его томит, как тайна нераскрытая.
А мы глядим на бублик и его простейшую фигуру,
Его старинную тысячелетнюю архитектуру
Мы силимся понять. Мы вспоминаем: что же, что же,
На что это, в конце концов, похоже,
Что значат эти искривления, окружность эта, эти пэтки?
Вотще! Значенье бублика нам непонятно.
1932
444

327
ПОСЛАНИЕ АРТИСТКЕ
ОДНОГО ИЗ ТЕАТРОВ
Без одежды и в одежде
Я вчера Вас увидал,
Ощущая то, что прежде
Никогда не ощущал.
Над системой кровеносной,
Разветвленной, словно куст,
Воробьев молниеносней
Пронеслася стая чувств.
Нет сомнения — не злоба,
Отравляющая кровь,
А несчастная, до гроба
Нерушимая любовь.
И еще другие чувства,
Этим чувствам имя — страсть!
— Лиза! Деятель искусства!
Разрешите к Вам припасть!
1932
328
ПОСЛАНИЕ,
БИЧУЮЩЕЕ НОШЕНИЕ ОДЕЖДЫ
Меня изумляет, меня восхищает,
Природы красивый наряд:
И ветер, как муха, летает,
И звезды, как рыбки, блестят.
Но мух интересней,
Но рыбок прелестней
Прелестная Лиза моя —
Она хороша, как змея!
445

Возьми поскорей мою руку,
Склонись головою ко мне,
Доверься, змея, политруку —
Я твой изнутри и извне!
Мешают нам наши покровы,
Сорвем их на страх подлецам!
Чего нам бояться? Мы внешне здоровы,
А стройностью торсов мы близки к орлам.
Тому, кто живет как мудрец-наблюдатель,
Намеки природы понятны без слов:
Проходит в штанах обыватель,
Летит соловей — без штанов.
Хочу соловьем быть, хочу быть букашкой,
Хочу над тобою летать,
Отбросивши брюки, штаны и рубашку —
Все то, что мешает пылать.
Коровы костюмов не носят.
Верблюды без юбок живут.
Ужель мы глупее в любовном вопросе,
Чем тот же несчастный верблюд?
Поверь, облаченье не скроет
Того, что скрывается в нас,
Особенно если под модным покроем
Горит вожделенья алмаз.
...Ты слышишь, как кровь закипает?
Моя полноценная кровь!
Из наших объятий цветок вырастает
По имени Наша Любовь.
1932
446

329
БЫЛЬ, СЛУЧИВШАЯСЯ С АВТОРОМ В ЦЧО
(Стихотворение, бичующее разврат)
Пришел я в гости, водку пил,
Хозяйкин сдерживая пыл.
Но водка выпита была.
Меня хозяйка увлекла.
Она меня прельщала так:
«Раскинем с вами бивуак,
Поверьте, насмешу я вас:
Я хороша, как тарантас».
От страсти тяжело дыша,
Я раздеваюся, шурша.
Вступив в опасную игру,
Подумал я: «А вдруг помру?»
Действительно, минуты не прошло,
Как что-то из меня ушло.
Душою было это что-то.
Я умер. Прекратилась органов работа.
И вот, отбросив жизни груз,
Лежу прохладный, как арбуз.
Арбуз разрезан. Он катился,
Он жил — и вдруг остановился.
В нем тихо дремлет косточка-блоха,
И капает с него уха.
А ведь не капала когда-то!
Вот каковы они, последствия разврата.
1932
447

330
ГЕНРИХУ ЛЕВИНУ
по поводу влюбления его
в Шурочку Любарскую
Неприятно в океане
Почему-либо тонуть.
Рыбки плавают в кармане,
Впереди — неясен путь.
Так зачем же ты, несчастный,
В океан страстей попал,
Из-за Шурочки прекрасной
Быть собою перестал?!
Все равно надежды нету
На ответную струю,
Лучше сразу к пистолету
Устремить мечту свою.
Есть печальные примеры —
Ты про них не забывай! —
Как любовные химеры
Привели в загробный край.
Если ты посмотришь в сад,
Там почти на каждой ветке
Невеселые сидят,
Будто запертые в клетки,
Наши старые знакомые
Небольшие насекомые:
То есть пчелы, то есть мухи,
То есть те, кто в нашем ухе
Букву Ж изготовляли,
Кто летали и кусали
И тебя, и твою Шуру
За роскошную фигуру.
448

И бледна и нездорова,
Там одна блоха сидит,
По фамилии Петрова,
Некрасивая на вид.
Она бешено влюбилась
В кавалера одного!
Помню, как она резвилась
В предвкушении его.
И глаза ее блестели,
И рука ее звала,
И близка к заветной цели
Эта дамочка была.
Она юбки надевала
Из тончайшего пике,
И стихи она писала
На блошином языке:
И про ножки, и про ручки,.
И про всякие там штучки
Насчет похоти и брака...
Оказалося, однако,
Что прославленный милашка
Не котеночек, а хам!
В его органах кондрашка,
А в головке тарарам.
Он ее сменял на деву —
Обольстительную мразь —
И в ответ на все напевы
Затоптал ногами в грязь.
И теперь ей все постыло —
И наряды, и белье,
И под лозунгом «могила»
Догорает жизнь ее.
15 «.. Сборище друзей...», т 2 449

...Страшно жить на этом свете,
В нем отсутствует уют, —
Ветер воет на рассвете,
Волки зайчика грызут,
Улетает птица с дуба,
Ищет мяса для детей,
Провидение же грубо
Преподносит ей червей.
Плачет маленький теленок
Под кинжалом мясника,
Рыба бедная спросонок
Лезет в сети рыбака.
Лев рычит во мраке ночи,
Кошка стонет на трубе,
Жук-буржуй и жук-рабочий
Гибнут в классовой борьбе.
Все погибнет, все исчезнет
От бациллы до слона —
И любовь твоя, и песни,
И планеты, и луна.
И блоха, мадам Петрова,
Что сидит к тебе анфас, —
Умереть она готова,
И умрет она сейчас.
Дико прыгает букашка
С беспредельной высоты,
Разбивает лоб бедняжка...
Разобьешь его и ты!
1932
450

331
НА ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ ГЕНРИХА
Прочь воздержание. Да здравствует отныне
Яйцо куриное с желтком посередине!
И курица да здравствует, и горькая ее печенка,
И огурцы, изъятые из самого крепчайшего бочонка!
И слово чудное «бутылка»
Опять встает передо мной.
Салфетка, перечница, вилка —
Слова, прекрасные собой.
Меня ошеломляет звон стакана
И рюмок водочных безумная игра.
За Генриха, за умницу, за бонвивана,
Я пить готов до самого утра.
Упьемся, други! В день его выздоровленья
Не может быть иного времяпровожденья.
Горчицы с уксусом живительным составом
Душа его пусть будет до краев напоена.
Пускай его ногам, и мышцам, и суставам
Их сила будет прежняя и крепость их возвращена.
Последний тост за Генриха, за неугасший пыл,
За все за то, что он любил:
За грудь округлую, за плавные движенья,
За плечи пышные, за ног расположенье.
Но он не должен сочетать куриных ног с
бесстыдной женской ножкой,
Не должен страсть объединять с питательной крупой.
Не может справиться с подобною окрошкой
Красавец наш, наш Генрих дорогой.
Всему есть время, и всему есть мера:
Для папирос — табак, для спичек — сера,
Для вожделения — девица,
Для насыщенья — чечевица!
1932
15*
451

332
ПОСЛАНИЕ
Ольге Михайловне
Блестит вода холодная в бутылке,
Во мне поползновения блестят.
И если я — судак, то ты подобна вилке,
При помощи которой судака едят.
Я страстию опутан, как катушка,
Я быстро вяну, сам не свой,
При появлении твоем дрожу, как стружка...
Но ты отрицательно качаешь головой.
Смешна тебе любви и страсти позолота —
Тебя влечет научная работа.
Я вижу, как глаза твои над книгами нависли.
Я слышу шум. То знания твои шумят!
В хорошенькой головке шевелятся мысли,
Под волосами пышными они кишмя кишат.
Так в роще куст стоит, наполненный движеньем.
В нем чижик водку пьет, забывши стыд.
В нем бабочка, закрыв глаза, поет в самозабвеньи,
И все стремится и летит.
И я хотел бы стать таким навек,
Но я не куст, а человек.
На голове моей орлы гнезда не вили,
Кукушка не предсказывала лет...
Люби меня, как все любили,
За то, что гений я, а не клеврет!
Я верю: к шалостям твой организм вернется.
Бери меня, красавица, я — твой!
В груди твоей пусть сердце повернется
Ко мне своею лучшей стороной.
1932
452

333
ЛИДЕ
Человек и части человеческого тела
Выполняют мелкое и незначительное дело:
Для сравненья запахов устроены красивые носы,
И для возбуждения симпатии — усы.
Только Вы одна и Ваши сочлененья
Не имеют пошлого предназначенья.
Ваши ноги не для поднимания иголок,
Пальчики — не для ощупыванья блох,
Чашечки коленные — не для коленок,
А коленки вовсе не для ног.
Недоступное для грохота, шипения и стуков,
Ваше ухо создано для усвоенья высших звуков.
Вы тычинок лишены, и тем не менее
Все же Вы — великолепное растение.
И когда я в ручке Вашей вижу ножик или вилку,
У меня мурашки пробегают по затылку.
И боюсь я, что от их неосторожного
прикосновения
Страшное произойдет сосудов поранение.
Если же в гостиной Вашей, разливая чай,
Лида, Вы мне улыбнетесь невзначай, —
Я тогда в порыве страсти и смущения
Покрываю поцелуями печение,
И, дрожа от радости, я кричу Вам сам не свой:
— Ура, виват, Лидочка, Ваше
превосходительство мой!
1932?
334
ЧАРЛЬЗ ДАРВИН
Чарльз Дарвин, известный ученый,
Однажды синичку поймал.
Ее красотой увлеченный,
Он зорко за ней наблюдал.
453

Он видел головку змеиную
И рыбий раздвоенный хвост,
В движениях — что-то мышиное
И в лапках — подобие звезд.
«Однако, — подумал Чарльз Дарвин, —
Однако синичка сложна.
С ней рядом я просто бездарен,
Пичужка, а как сложена!
Зачем же меня обделила
Природа своим пирогом?
Зачем безобразные щеки всучила,
И пошлые пятки, и грудь колесом?»
...Тут горько заплакал старик омраченный.
Он даже стреляться хотел!..
Был Дарвин известный ученый,
Но он красоты не имел.
1933
335
СМЕРТЬ ГЕРОЯ
Шумит земляника над мертвым жуком,
В траве его лапки раскинуты.
Он думал о том, и он думал о сем, —
Теперь из него размышления вынуты.
И вот он коробкой пустою лежит,
Раздавлен копытом коня,
И хрящик сознания в нем не дрожит,
И нету в нем больше огня.
Он умер, и он позабыт, незаметный герой,
Друзья его заняты сами собой.
454

От страшной жары изнывая, паук
На нитке отдельной висит.
Гремит погремушками лук,
И бабочка в клюкве сидит.
Не в силах от счастья лететь,
Лепечет, лепечет она,
Ей хочется плакать, ей хочется петь,
Она вожделенья полна.
Вот ягода падает вниз,
И капля стучит в тишине,
И тля муравьиная бегает близ,
И мухи бормочут во сне.
А там, где шумит земляника,
Где свищет укроп-молодец,
Не слышно ни пенья, ни крика —
Лежит равнодушный мертвец.
1933
336
НА ИМЯНИНЫ ХИРУРГА ГРЕКОВА
Привезли меня в больницу
С поврежденною рукой.
Незнакомые мне лица
Покачали головой.
Осмотрели, завязали
Руку бедную мою,
Положили в белом зале
На какую-то скамью.
Вдруг профессор в залу входит
С острым ножиком в руке,
Лучевую кость находит
Локтевой невдалеке.
455

Лучевую удаляет
И, в руке ее вертя,
Он берцовой заменяет,
Улыбаясь и шутя.
Молодец профессор Греков,
Исцелитель человеков!
Он умеет все исправить,
Хирургии властелин.
Честь имеем Вас поздравить
Со днем Ваших имянин.
<1933>
337
ПЕРЕМЕНА ФАМИЛИИ
Пойду я в контору «Известий»,
Внесу восемнадцать рублей
И там навсегда распрощаюсь
С фамилией прежней моей.
Козловым я был Александром,
А больше им быть не хочу!
Зовите Орловым Никандром,
За это я деньги плачу.
Быть может, с фамилией новой
Судьба моя станет иной
И жизнь потечет по-иному,
Когда я вернуся домой.
Собака при виде меня не залает,
А только замашет хвостом,
И в жакте меня обласкает
Сердитый подлец управдом...
Свершилось! Уже не Козлов я!
Меня называть Александром нельзя.
456

Меня поздравляют, желают здоровья
Родные мои и друзья.
Но что это значит? Откуда
На мне этот синий пиджак?
Зачем на подносе чужая посуда?
В бутылке зачем вместо водки коньяк?
Я в зеркало глянул стенное,
И в нем отразилось чужое лицо.
Я видел лицо негодяя,
Волос напомаженный ряд,
Печальные тусклые очи,
Холодный уверенный взгляд.
Тогда я ощупал себя, свои руки,
Я зубы свои сосчитал,
Потрогал суконные брюки —
И сам я себя не узнал.
Я крикнуть хотел — и не крикнул.
Заплакать хотел — и не смог.
Привыкну, — сказал я, — привыкну.
Однако привыкнуть не мог.
Меня окружали привычные вещи.
И все их значения были зловещи.
Тоска мое сердце сжимала,
И мне же моя же нога угрожала.
Я шутки шутил! Оказалось,
Нельзя было этим шутить.
Сознанье мое разрывалось,
И мне не хотелося жить.
Я черного яду купил в магазине,
В карман положил пузырек.
Я вышел оттуда шатаясь,
Ко лбу прижимая платок.
457

С последним коротким сигналом
Пробьет мой двенадцатый час.
Орлова не стало. Козлова не стало.
Друзья, помолитесь за нас!
<Не позднее 1934>
338
ТАРАКАН
Таракан попался в стакан.
Достоевский
Таракан сидит в стакане.
Ножку рыжую сосет.
Он попался. Он в капкане.
И теперь он казни ждет.
Он печальными глазами
На диван бросает взгляд,
Где с ножами, с топорами
Вивисекторы сидят.
У стола лекпом хлопочет,
Инструменты протирая,
И под нос себе бормочет
Песню «Тройка удалая».
Трудно думать обезьяне,
Мыслей нет — она поет.
Таракан сидит в стакане,
Ножку рыжую сосет.
Таракан к стеклу прижался
И глядит, едва дыша...
Он бы смерти не боялся,
Если б знал, что есть душа.
Но наука доказала,
Что душа не существует,
458

Что печенка, кости, сало —
Вот что душу образует.
Есть всего лишь сочлененья,
А потом соединенья.
Против выводов науки
Невозможно устоять.
Таракан, сжимая руки,
Приготовился страдать.
Вот палач к нему подходит,
И, ощупав ему грудь,
Он под ребрами находит
То, что следует проткнуть.
И, проткнувши, на бок валит
Таракана, как свинью.
Громко ржет и зубы скалит,
Уподобленный коню.
И тогда к нему толпою
Вивисекторы спешат.
Кто щипцами, кто рукою
Таракана потрошат.
Сто четыре инструмента
Рвут на части пациента.
От увечий и от ран
Помирает таракан.
Он внезапно холодеет,
Его веки не дрожат...
Тут опомнились злодеи
И попятились назад.
Все в прошедшем — боль, невзгоды.
Нету больше ничего.
И подпочвенные воды
Вытекают из него.
459

Там, в щели большого шкапа
Всеми кинутый, один,
Сын лепечет: «Папа, папа!»
Бедный сын!
Но отец его не слышит,
Потому что он не дышит.
И стоит над ним лохматый
Вивисектор удалой,
Безобразный, волосатый,
Со щипцами и пилой.
Ты, подлец, носящий брюки,
Знай, что мертвый таракан —
Это мученик науки,
А не просто таракан.
Сторож грубою рукою
Из окна его швырнет,
И во двор вниз головою
Наш голубчик упадет.
На затоптанной дорожке
Возле самого крыльца
Будет он, задравши ножки,
Ждать печального конца.
Его косточки сухие
Будет дождик поливать,
Его глазки голубые
Будет курица клевать.
<Не позднее 1934>
460

339
ИЗ ЖИЗНИ НАСЕКОМЫХ
В чертогах смородины красной
Живут сто семнадцать жуков,
Зеленый кузнечик прекрасный,
Четыре блохи и пятнадцать сверчков.
Каким они воздухом дышат!
Как сытно и чисто едят!
Как пышно над ними колышет
Смородина свой виноград!
<Не позднее 1934>
340
МУХА
Я муху безумно любил!
Давно это было, друзья,
Когда еще молод я был,
Когда еще молод был я.
Бывало, возьмешь микроскоп,
На муху направишь его —
На щечки, на глазки, на лоб,
Потом на себя самого.
И видишь, что я и она,
Что мы дополняем друг друга,
Что тоже в меня влюблена
Моя дорогая подруга.
Кружилась она надо мной,
Стучала и билась в стекло,
Я с ней целовался порой,
И время для нас незаметно текло.
Но годы прошли, и ко мне
Болезни сошлися толпой —
461

В коленках, ушах и спине
Стреляют одна за другой.
И я уже больше не тот.
И нет моей мухи давно.
Она не жужжит, не поет,
Она не стучится в окно.
Забытые чувства теснятся в груди.
И сердце мне гложет змея,
И нет ничего впереди...
О муха! О птичка моя!
<1934>
341
О НУЛЯХ
Приятен вид тетради клетчатой:
В ней нуль могучий помещен.
А рядом нолик искалеченный
Стоит, как маленький лимон.
О вы, нули мои и нолики,
Я вас любил, я вас люблю!
Скорей лечитесь, меланхолики,
Прикосновением к нулю!
Нули — целебные кружочки,
Они врачи и фельдшера,
Без них больной кричит от почки,
А с ними он кричит «ура».
Когда умру, то не кладите,
Не покупайте мне венок,
А лучше нолик положите
На мой печальный бугорок.
1934?
462

342
ЖУК-АНТИСЕМИТ
книжка с картинками для детей
1-я картинка
Птичка малого колибра
Называется колибри.
2-я картинка
Ножками мотает,
Рожками бодает,
Крылышком жужжит:
— Жи-жи-жи-жи-жид! —
Жук-антисемит.
3-я картинка
РАЗГОВОР ЖУКА С БОЖЬЕЙ КОРОВКОЙ
Б ожья коровка
В лесу не стало мочи,
Не стало нам житья:
Абрам под каждой кочкой!
Жук
— Да-с... Множество жидья!
4-я картинка
ОСЕННЯЯ ЖАЛОБА КУЗНЕЧИКА
И солнышко не греет,
И птички не свистят.
Одни только евреи
На веточках сидят.
5-я картинка
ЗИМНЯЯ ЖАЛОБА КУЗНЕЧИКА
Ох. эти жидочки!
Ох, эти пройдохи!
463
Жук

Жены их и дочки
Носят только дохи.
Дохи их и греют,
Дохи и ласкают,
Кто же не евреи —
Те все погибают.
6 картинка
РАЗГОВОР ЖУКА С БАБОЧКОЙ
Жук
— Бабочка, бабочка, где же ваш папочка?
Бабочка
— Папочка наш утонул.
Жук
— Бабочка, бабочка, где ж ваша мамочка?
Бабочка
— Мамочку съели жиды.
7-я картинка
СМЕРТЬ ЖУКА
Жук (разочарованно)
Воробей — еврей,
Канарейка — еврейка,
Божья коровка — жидовка,
Термит — семит,
Грач — пархач!
(Умирает.)
<Ю5>
464

343
Великие метаморфические силы
Присутствуют в предметах странной формы.
Их тайное прикосновение еще не ощущает
наблюдатель
В своем невидимом жилище с красной крышей,
Разглядывая небо в телескопы.
Но незначительны оптические средства,
Все превращения безмолвно протекают.
Да сократится расстояние меж нами,
Шаги могущества я слышу в вашем шаге.
И твердь простерла свой покров над лугом —
Через него меня никто не видит.
<1935 - 1937>
344
Рассмотрим вещи те, что видим пред собою:
Что на столе лежит,
Что к потолку подвешено над головою,
Чернильницу с чернилами,
перо холодное стальное,
И ножницы блестящие,
и тусклые ключи,
И лампу пустотелую стеклянную...
<1935 - 1937>
345
Графин с ледяною водою.
Стакан из литого стекла.
Покрыт пузырьками пузырь с головою,
И вьюга меня замела.
465

И капля за каплею льется —
Окно отсырело давно.
Водою пустого колодца
Тебя напоить не дано.
Подставь свои губы под воду —
Напейся воды из ведра.
Садися в телегу, в подводу —
Кати по полям до утра.
Душой беспредельно пустою
Посметь ли туман отвратить
И мерной водой ключевою
Холодные камни пробить?
1937
346
ВУЛКАН И ВЕНЕРА
( Мифологическое )
1
Спускался вечер. Жук, летая,
Считал улепетнувших мух.
И воробьев крикливых стая
Неслася в гору во весь дух.
Вулкан опушку пересек.
На ней стоял высокий домик
двухэтажный
Шел из трубы, клубясь, дымок.
Из-за забора лаял пес отважный.
2
Венера в комнате лежала.
Она лежала у окна.
Под ней — постель и покрывало.
А ночь уже была темна.
466

Вверху пустое небо блещет.
Светильник в комнате чадит.
Огонь, как бабочка, трепещет.
Венера смотрит и молчит.
Она любуется звездою.
Звезда мерцает и горит.
Венера белою рукою
Открыть окошечко спешит.
з
Венера ручкой замахала.
— Уйди, уйди! — она кричит.
— Гони скорей его, нахала, —
Она служанке говорит.
Он смело лезет прямо в окна.
Секунды нет — а он уж здесь.
Венера дергает волокна
И говорит ему: — Не лезь!
4
Вулкан-красавец — с нею рядом.
Он за руку ее берет,
И под его тяжелым взглядом
Она дышать перестает.
Ее огонь желанья душит.
Рукой служанке давши знак,
Она сама светильник тушит,
И комнату объемлет мрак.
Служанка, выскользнув за двери,
Спешит оставить их вдвоем,
Дабы они при ней, как звери,
Срамной не начали содом.
467

Рукою жадною хватает
Вулкан красавицу за грудь.
Она его отодвигает,
Иной указывая путь.
5
Проходит час, другой проходит.
Опять открылося окно,
И в эту дверь Вулкан уходит —
Ему домой пора давно.
И вот она опять одна.
Во мраке ночи — тишина.
6
Еще немного. Ветер жгучий
В окно открытое подул.
На небе из тяжелой тучи
Огонь малиновый сверкнул.
Как речка с многими ручьями,
Из тучи молния текла.
Весь мир был освещен свечами
На краткий миг. И снова — мгла.
Вдруг ветра бег остановился,
И присмирели ветви вдруг.
И гром огромный прокатился.
В сердца зверей вселив испуг.
Поверхность вод пошла кругами,
И капли первые дождя
В листы ударили руками,
Кусты и травы бередя.
И дождь пошел холодный, крупный,
И горсти капель мчались вниз
И крепость листьев неприступных
Громили с грохотом в карниз.
468

Во мраке темные деревья
Стучали сучьями в стекло,
И туч свинцовые кочевья
Холодным ветром понесло.
И гром гремел, сады украсив,
Свой гнев смиряя иногда.
И ледяной струей лилася
Из труб железная вода.
7
Пучками молнии украшенный,
Казалось, двигался с трудом
Многоэтажный, многобашенный
На четырех колесах гром
И капли, силой натяжения
Приобретая форму шара,
Летели вниз, призвав кружение,
Под ослабевшие удары.
Дул ветер, жалкий и бескровный,
И дождик шел, спокойный, ровный.
8
Вулкану летний лес казался
Сооруженьем из воды и серебра.
Он шел и листьев чуть касался.
Там чижик шумно умывался,
Проникнув в куст до самого нутра.
И капли, собранные в ветки,
Висели прямо над землею.
Паук дремал в алмазной сетке,
Мохнатой шевеля ногою.
1937
469

347
ПУЧИНА СТРАСТЕЙ
(Философская поэма)
ПРОЛОГ
Вот вам бочка —
Неба дно.
Вот вам точка —
Вот окно.
Это звезд большая кружка,
А над ней
Нарисована игрушка —
Туз червей.
И сверкают в полумраке
Стекла — множители звезд.
• Телескопы, как собаки,
У кометы ищут хвост.
1
Я стою в лесу, как в лавке,
Среди множества вещей.
Вижу смыслы в каждой травке,
В клюкве — скопище идей.
На кустах сидят сомненья
В виде черненьких жуков,
Раскрываются растенья
Наподобие подков.
И летят ко мне навстречу,
Раздуваясь от жары,
Одуванчики, как свечи,
Как воздушные шары.
Надо мной гудит машина —
Это шмель ко мне летит,
470

И шумит, шумит осина,
О прошедшем говорит.
И тебя, моя Наташа,
Вижу я в одном цветке.
У тебя на шее кашка
И настурция в руке.
Я сажусь и забываю
Все, что было до меня,
И тихонько закрываю
Очи, полные огня.
2
Лампа — ласточка терпенья
Желудь с веткою высок.
В деревах столпотворенье,
Под водой лежит песок.
Над водой последний кормчий
Зажигает свой фонарь.
Птицы злей, тюлени зорче,
Вылезает пономарь.
Распустив кусты и ветки,
На крыльце сидит павлин.
На окошке вместо клетки
Повисает георгин.
Рядом — мраморная ваза
И развесистый каштан.
Соловьем пропета фраза
О пришествии мидян.
Наклонил репейник шапку,
Где пчела шипит, как змей,
Шмель, захваченный в охапку,
Выползает из стеблей.
471

На дубовую вершину
Сели птица с мотыльком,
Превосходную картину
Составляючи вдвоем.
Дама, сняв свои пеленки,
Сделав доступ ветерку,
Поливает из воронки
Племя листьев табаку.
Прямо к дереву из мрака
Лошадь белая бежит.
Это конная атака —
Кавалерия спешит.
Налетают командиры,
Рубят травы и цветы,
На лошадках; их мундиры
Полны высшей красоты.
Вот уже последний конный,
Догоняя их, спешит,
И опять низкопоклонный
Ветер травку шевелит...
Рядом с маленькой постройкой,
С невысокою стеной
Ходит с мутною настойкой
Человечек холостой.
з
Где под вывеской железной
Крест и ножницы висят,
Где на стуле бесполезный
Золотой лежит наряд,
Там внизу, в траве широкой,
В глубине стеблей сквозных,
472

Жук сидит по воле рока,
Притаившийся, как мних.
И в цветка дворец открытый
Забирается с утра,
Словно в банку иль в корыто,
Золотая мошкара.
4
В замке с белыми стенами
За оградою сквозной,
Окруженною кустами,
Гусь спешит на водопой.
В той гостинице Елена,
Распустив свои власы
На роскошные колена,
Испугалася осы.
Спрятав крылья между плечик
И коленки подобрав,
На цветке сидит кузнечик —
Музыкант и костоправ.
На груди его широкой
Черный бархатный камзол.
Он под яблоней высокой
Стебелек себе нашел.
И к нему Мария-муха
Задыхаяся летит.
И, целуя его в ухо
(Непотребная старуха,
Но красавица на вид),
И, целуя его в ухо,
Задыхаяся, кричит:
— Дайте мне, — кричит Мария, —
Дайте мяса и костей,
473

Дайте ключ времен Батыя
К отысканию путей!
И, решетку распирая,
Отворивши ворота,
Он заходит в двери рая,
Позабыв свои лета...
Виснет ветвь с орехом грецким,
Камень падает на дно.
В светлом платьице немецком
Вылетает жук в окно.
Позабыв свою тревогу
И сомнений целый ряд,
Выбегает на дорогу
Барабанщиков отряд.
— Здравствуй, здравствуй, — закричали
Барабанщики ему. —
Мы в конце, а вы в начале
Прибегаете к уму!
И тогда лесная челядь —
Комары и мошкара, —
Закричавши, налетели
Громко с криками «ура».
И в роскошном отдаленьи,
Шесть коленок вверх подняв,
Замирает в восхищеньи
Знаменитый костоправ.
5
Геометрия — причина
Прорастания стеблей.
Перед бабочкой — пучина
Неразгаданных страстей.
474

Все, что видел я и слышал,
Перевернуто в уме.
...И, когда на люди вышел,
Не мечтал он о суме.
Легким циркулем прекрасным
Очертивши круг в цветке,
Он его платочком красным
Сделал в Катиной руке...
Тигры воют на поляне,
Стрекоза гремит, как гром, —
Это русские древляне
Заколачивают дом,
Это почерком превратным
Посетитель искушен,
Это вечер необъятный
Прихорашивает жен...
Поручители смеялись,
Банку пороха взорвав,
Потому что испугались
Стрекоза и костоправ.
ФИНАЛ
Как букварь читает школьник,
Так читаю я в лесу.
Вижу в листьях — треугольник,
Колесо ищу в глазу.
Вижу, вижу, как в идеи
Вещи все превращены.
Те — туманней, те — яснее,
Как феномены и сны.
Возникает мир чудесный
В человеческом мозгу.
475

Он течет водою пресной
Разгонять твою тоску.
То не ягоды не клюквы
Предо мною встали в ряд —
Это символы и буквы
В виде желудей висят.
На кустах сидят сомненья
В виде галок и ворон,
В деревах — столпотворенье
Чисел, символов, имен.
Перед бабочкой пучина
Неразгаданных страстей...
Геометрия — причина
Прорастания стеблей.
1937

Петроградская 10 Трудовая школа им. Л.Д. Лентовской. Выпуск
1921 г. 20 группа.
1 ряд: М. (?) Шайкевич, А. Введенский, неуст. лица (4), 3. Тере-
ховко;
2 ряд: О. Григоров, П.Н. Андреев, С.А. Алексеев (Асколъдов),
А.Ю. Якубовский, неуст. лии,о, Т. Мейер, В.К. Иванов, А.В.
Голубев, Н.Н. Золотарев, неуст. лицо;
3 ряд: А. Карминская, А. Корженевская, Л.В. Георг, Л.А. Раевская,
Т.А. Иванова, неуст. лица (3), Л. Александрова;
4 ряд: Г. Немёнова, П.Ю. Германович, С. Левина, Э. Бульванкер,
Е. Аладжалова, А. Иванова, Е. Штейдинг, М. Друскин.
Атрибуции А.С. Корженевской.
Фото из музея истории школы № 47 им. К.Д. Ушинского
Петроградского р-на Санкт-Петербурга

Л. В. Георг. 1921 г.
Л. С. Липавский
1920-е гг.

Н. М. Олейников
1928 г.
Н. М. Олейников
1931 г.

Д. ХАРМС. Т. А. Липав-
ская (Мейер) и Л. С. Ли-
павский. Рисунок. Цв.
карандаш. 1930-е гг.
Д. ХАРМС, Л. С. Липав-
ский, Т. А. Липавская
(Мейер) и Д. Хармс.
Рисунок. Цв. карандаш.
1930-е гг.

Я. С. Друскин. Рисунок.
Карандаш
Я. С. Друскин. Рисунок.
Карандаш
16 «...Сборище друзей.. », т 2

Я. С. Друскин. Рисунок пером

Л. С. Липавский. 1938 г.
Л. С. Липавский. Кон.
1930-х гг.
16*

А. И. Введенский. Фото из сту- А. И. Введенский. 1923 г.
денческого дела (ЦГА СПб. Ф
7240. On. 6. Ед. хр. 336.
Л. 4). 1922
А. И. Введенский и
Г. Б. Викторова.
1936 г.

Слева направо: Г. Б. Викторова, Л. С. Аипавский, Т. А. Липав
екая (Мейер), А. И. Введенский. 1938 г.
Слева направо: А. И. Введенский, Г. Б. Викторова, Л. С.
Аипавский, Т. А. Липавская (Мейер). 1938 г.

Я. С. Друскин.
Рисунок. Карандаш
Я. С. Друскин. Рисунок пером

А. И. Введенский.
Кон. 1930-х гг.
Я. С. Друскин.
1920-е гг.

Я. С. Друскин. Маски.
Рисунки пером
Я. С. Друскин. Рисунок. Карандаш

Я. С. Друскин.
Рисунок. Карандаш.
Я. С. Друскин. Рисунок. Карандаш.

Я. С. Друскин. Кон.
1920-х гг.
Я. С. Друскин. Рисунок.
Карандаш.

Я. С. Друскин. Рисунок.
Карандаш
Я. С. Друскин. Рисунок. Цв. карандаш

Я. С. Друскин.
Рисунок пером
Я. С. Друскин.
Маски. Рисунки.
Цв. карандаш

Я. С. Друскин.
Нач. 1930-х гг.
Я. С. Друскин.
Рисунок. Карандаш.

Я. С. Друскин. Рисунок.
Карандаш
Я. С. Друскин Рисунок.
Карандаш.

Я. С. Друскин. Рисунок.
Карандаш.
Я. С. Друскин. Рисунок.
Карандаш

Д. Хармс. Рисунок на
обложке билета, выписанного
им Я. С. Друскину.
19 июля 1938 г.
Билет, выписанный Д. Хармсом Я. С. Друскину. 19 июля 1938 г.

Я. С. Друскин.
Кон. 1930-х гг.
Я. С. Друскин. Рисунок
пером

Я. С. Друскин. Рисунок пером
Я. С. Друскин. Рисунок
пером

Я. С. Друскин. Ignavia.
Рисунок. Карандаш

Я. С. Друскин. Рисунок пером

Я. С. Друскин. Вестники.
Рисунок пером
Я. С. Друскин.
1-я пол. 1930-х гг.

Д. Хармс. Автопортрет.
Карандаш. 1923 г.
Д. Хармс. Визитная карточка. Автограф

Д. Хармс. 1926 г.
Н. М. Олейников.
2-я пол. 1930-х гг.

Д. Хармс. 1920-е гг.
Д. Хармс. Автопортрет.
Пером. 1930-е гг.

Э. А. Русакова. 1920-е гг.
Э. А. Русакова (слева) с сестрой А. А. Русаковой

Д. Хармс. 1930-е гг.
Д. Хармс. Автопортрет
в окне. Карандаш.
20 мая 1933 г.

Д. Хармс. Автопорт
рет. Карандаш. 13 ок
тября 1933 г.
Д. Хармс в образе
вымышленного брата,
Ивана Ивановича
Хармса, бывшего
приват-доцента
С.-Петербургского уни
верситета. 1930-е гг.

Я. С. Друскин. Рисунок
пером
М. В. Малин. Сер. 1930-х гг.

Д. Хармс. Автошарж
на письме Л. И.
Введенскому. 1930-е гг.

Я. С. Друскин. Рисунок. Цв. карандаш

Я. С. Друскин.
Рисунок. Цв. карандаш.
Я. С. Друскин. Рисунок.
Цв. карандаш

Я. С. Друскин. Рисунок.
Цв. карандаш
Я. С. Друскин. Рисунок. Цв. карандаш
17 «...Сборище друзей...», т. 2

А. Введенский. Дело 1931 г.
И. Бахтерев. Дело 1931 г.

Н. Воронин. Дело 1931 г.
П. Калашников. Дело 1931 г.

А. Туфанов. Дело 1931 г.
Д. Хармс. Фото из следственного дела Л° 2196 — 1941 г.

0' щ\
Приложения

I
ДЕЛО № 4246-31 г.
Материалы настоящего Дела уже частично публиковались1.
Точно названное в «Предварительной справке» А. Б. Устинова2, это
Дело, конечно, не было ни в исторической перспективе, ни по составу
подследственных обращенным против ОБЭРИУ: в конце 1931 г.
ОБЭРИУ, как Объединение, уже довольно долгое время не
фигурировало вовне и никак не проявляло себя, а среди 7 человек,
проходивших по Делу № 4246-31 г., лишь трое (Хармс, Введенский и
Бахтерев) в 1927 — 1928 гг. к нему принадлежали. Упоминаемые
в допросах (навязанные подследственным?) Е. Шварц, Н.
Олейников, С. Маршак, Л. Липавский (помимо одного лишь Н.
Заболоцкого) — все это люди, имевшие прямое отношение к детскому
сектору Ленинградского Государственного издательства, и очевидно, что
именно таково было направление удара ОГПУ.
1-й том Дела на 145 листах3 дает документированную картину
ареста и следствия: ордера на аресты и обыски, протоколы
допросов, обвинительное заключение, постановления выездной сессии
Коллегии ОГПУ. Ниже следует обзор документов Дела и
публикация протоколов допросов, в которых орфография и пунктуация
приведены в соответствие с современными нормами, не
отмечаются особо вставки и не воспроизводятся зачеркнутые отдельные слова
и фразы (за исключением большого перечеркнутого фрагмента в
протоколе допроса И. Андроникова, который приводим ввиду его
содержательности).
10 декабря 1931 г. по «Постановлению о производстве обыска
и задержании подозреваемого» в квартире № 8 дома 11/1 по
Надеждинской улице произведен обыск у Д. И. Ювачева (Хар-
мса), который «подозревается в том, что он является участником
антисоветской нелегальной группировки литераторов» (л. 2). Из
протокола обыска следует, что «взято для доставления в ПП ОГПУ
519

<...> мистическая литература, рукописи и разная переписка», а
комната опечатана. При обыске Хармса не было, а присутствовал
его отец И. П. Ювачев и дворник А. А. Дружина, за которую, по
ее неграмотности, расписался муж сестры Хармса В. Грицин
(л. 3 — Зоб.). Арестован Хармс был в тот же день на квартире
своего приятеля П. П. Калашникова (о нем см. ниже) и
заполнил «Анкету арестованных и задержанных с зачислением за
ОГПУ» (л. 5 — 5об.). Далее в Деле следует Ордер от 25
декабря на распечатание комнаты Хармса, «выемку вещественных
доказательств» и вновь опечатание (л. 6). Трудно судить, почему и каким
образом именно к 25 декабря выяснилось, «что в запечатанной
квартире <...> остались вещественные доказательства, могущие
дополнить следственный материал» (л. 7), но в протоколе
значится изъятие в этот день «одного ящика с разными рукописями» в
присутствии И. П. Ювачева и управдома Кильдеева (л. 8 — 9),
чья фамилия отчетливо напоминает хармсовского персонажа Кал-
деева из его стихотворения «Фадеев, Калдеев и Пепермалдеев...»
(ПСХ 1.102).
Далее следуют аналогичные материалы, касающиеся А.
Введенского: ордер и постановление о производстве обыска и аресте от
10 декабря 1931 г. по адресу: Съезжинская, д. 37/65, кв. 14
(л. 10 — 13); протокол обыска с указанием об изъятии «разной
переписки личного характера и рукописей» и опечатании «одного
книжного шкафа» (л. 14 — 15об.)4. Введенский оказался в тюрьме
с чемоданом, 10 белыми воротничками, прибором для
чистки ногтей, двумя бумажниками, литфондовским билетом № 483,
фотокарточкой и другими мелочами (квитанция о принятии вещей —
л. 17).
Следующий комплект стандартных документов от 10 декабря
1931 г. — на обыск и арест П. П. Калашникова по адресу:
Петропавловская ул., д. 4, кв. 36 (л. 18 — 19). Согласно протоколу,
изъяты: «1) Разная переписка и рукописи. 2) Книги разные, 12 шт.
3) Бинокль полевой. 4) Кинжалы 2. 5) Значки разные. 6)
Печать. 7) Ковер. 8) Мешок. (Кинжалы — старинный
французский и китайский)». Комната опечатана. Указано о задержании на
квартире Калашникова Хармса (л. 20). Из анкеты арестованного
(соответствующие документы Хармса и Введенского мы
опускаем, т. к. они дублируют информацию, содержащуюся во
вступительной статье к наст, изд.) следует, что Петр Петрович Калашников
520

родился в Астрахани 13 ноября 1893 г., окончил университет. Имеет
мать, Анну Федоровну, 55 лет, акушерку, проживающую в
Астрахани. По окончании университета в 1916 году преподавал в ряде
высших учебных заведений вплоть до 1929 г., а с этого времени
«занимаюсь рисованием, что служит средством к существованию»
(л. 21 — 21об.).
10 декабря 1931 г. выписан ордер на обыск и арест А. В. Ту-
фанова, из квартиры которого на Нижегородской ул., д. 12, кв. 12,
согласно протоколу, изъяты: «1) Рукописи. 2) Переписка. 3)
Документы. 4) Разные книги. 5) Кинжалы 2. 6) Золотая монета в
5 руб. старой чеканки», а комната опечатана (л. 22 — 24).
В тот же день был арестован Н. И. Воронич в своей
квартире в Мытнинском пер., д. 5, кв. 30. На обыске изъяты: «1) разная
переписка; 2) рисунки собственного творчества; 3) фотокарточки
и документы» (л. 32 — 33, 35). Из «Анкеты» следует, что
Николай Михайлович Воронич родился в г. Вильно 15 августа 1888 г.,
окончил Чугуевское военное училище «военного времени», затем
Академию художеств. Имеет жену, Веру Артуровну Гвоздецкую, и
сестер: Ольгу Михайловну Равицкую, архитектора, Наталию
Михайловну Барик, сестру милосердия, и Марию Михайловну
Ковалевскую, проживающую в Вильно. До 1 марта 1917 г. служил в
Главном штабе Северо-Западного фронта; затем — в Петроградском
секторе войск внутренней охраны; на момент ареста —
преподаватель изобразительного искусства в 56-й трудовой школе (л. 34 —
34об.).
Наконец, последний из арестованных 10 декабря все по тому же
Делу — И. Л. Андроников. На его квартире в Саперном
переулке, д. И, кв. 53, как и у остальных пяти «подельников», был
произведен обыск и изъяты: «1) Разная переписка и редакционный
материал в рукописях. 2) Рукопись в гранках Меркульевой
"Фабрика точностей". 3) Различные старые обращения к народу в
период с 1917 — 1918 г. (Обращения принадлежат Анне Яковлевне
Гуревич)» (л. 36 — 38). С марта по сентябрь 1931 г. И.
Андроников являлся секретарем ред. журн. «Еж» и «Чиж», а с 1
сентября — секретарем детского сектора изд. «Молодая гвардия»
(«Анкета», л. 39 — 39об.).
Таким образом, 10 декабря были арестованы Хармс,
Введенский, Калашников, Туфанов, Воронич и Андроников.
14 декабря по тому же Делу арестован И. В. Бахтерев, прожи-
521

вавший по ул. Некрасова, д. 60, кв. 81, где в результате обыска
изъяты «разные рукописи гр. Бахтерева» и опечатана комната
(л. 26 — 30). В «Анкете для арестованных и задержанных»
записано, что Игорь Владимирович Бахтерев родился в Ленинграде
в августе 1908 г. Окончил 101 сов. школу и Высшие курсы
искусствоведения. Имеет мать Анну Ивановну, 46 лет, бухгалтера
завода им. Ленина, и брата Олега Владимировича, токаря завода Мар-
ти. Работал журналистом «в ленинградских и московских газетах
и журналах. Теперь работаю в „Молодой гвардии"» (л. 30).
Так была собрана семерка обвиняемых по Делу об
«антисоветской нелегальной группировке писателей» (как формулировало
ОГПУ в момент их ареста), и все семеро помещены в ДПЗ.
«Справочно-документальная» часть Дела завершается
«Постановлениями о предъявлении обвинения и избрании меры
пресечения»; все они выписаны 28 декабря 1931 г., а объявлены, согласно
подписям обвиняемых, 14 января 1932 г. Из них следует, что Хармс,
Введенский, Туфанов и Бахтерев являются членами антисоветской
группы писателей; Калашников «изобличается в том, что на его
квартире происходили систематические сборища антисоветской
группы лиц, а также в том, что вел систематическую антисоветскую
агитацию»; Воронич «состоит участником антисоветской группы
литераторов и художников, систематически собиравшихся на
квартире у Калашникова», и всех их постановлено привлечь в качестве
обвиняемых по ст. 58 УК РСФСР5, а «мерой пресечения
способов уклонения от следствия и суда избрать содержание под
стражей в ДПЗ» (л. 43 — 48).
Что касается И. Андроникова, то до 29 января 1932 г. в Деле
отсутствует какой-либо, касающийся его судьбы, документ, а
29 января вынесено «Постановление об изменении меры
пресечения способов уклонения от следствия и суда», которое гласит: «<...>
принятую в отношении гр. Андроникова И. Л. меру пресечения
(содержание под стражей в ДПЗ) изменить на освобождение из-
под стражи» (л. 40).
Далее следуют протоколы допросов всех участников Дела.
Исследования «жанровых» свойств таких текстов, в изобилии
появившиеся в последнее десятилетие, продемонстрировали как
сугубо прагматические мотивировки «откровенного» их
содержания, так и, одновременно, абсолютно ирреальные. В этом смысле, как
ни абсурдно прозвучит наше утверждение, дать достоверную и
522

убедительную трактовку названных материалов, полагаем,
одновременно и очень просто, и совершенно невозможно.
По сему уклоняемся от этого пути, а лишь отметим некоторые
внешние обстоятельства.
Вот, прежде всего, хронология хода следствия: первым после
ареста, 11 декабря, допрошен Хармс, 12 декабря — Введенский,
Калашников, 13 — Введенский, Туфанов, 15 — Введенский, 16 —
Воронин, 18 — Хармс, 20 — Введенский, Андроников, 23 — Хармс,
Бахтерев, 26 — Введенский, 1 января 1932 года — Хармс, 3 —
Калашников, Туфанов, 9 — Воронин, Введенский, 10 —
Введенский, 13 — Хармс, 17 — Введенский, 27 — Введенский,
Андроников.
Заметно, что более всего следствию надобен был Введенский,
которого допрашивали сначала три дня подряд (как никого
другого), потом еще был период допросов в два дня подряд, и вообще
интенсивнее других; что Воронич, например, понадобился
следователю лишь через шесть дней после ареста, Андроников же — лишь
через 10 дней; Бахтерев, присоединенный к Делу через несколько дней
после ареста остальных шестерых участников, дожидался допроса
более недели — и это оказался исключительно короткий и его
единственный допрос.
Все протоколы (кроме протокола последнего допроса А.
Введенского и протоколов допросов И. Андроникова) написаны
рукой следователя. Очевидно, что после беседы с подследственным
следователь А. Бузников «переводил» их показания на сухой,
казенный язык протокола, ни на минуту не выпуская из виду
конечную цель следствия, подтасовывая под нее сведения, полученные от
арестованных. Это предположение ярко подтверждает разница стиля,
языка, допустим, последнего протокола допроса А. Введенского,
написанного собственноручно, и протоколов его же предыдущих
допросов.
О том, что следствие необходимо было привести к
определенному результату, говорит и тот факт, что особенно навязчиво проходят
в показаниях разных подследственных одни и те же фамилии:
Маршак, Олейников, Е. Шварц, Заболоцкий. Но так же
несомненно, что многое из записанного в протоколах (особенно
Введенского и Хармса) адекватно их творческому и жизненному
мироощущению.
523

ПРОТОКОЛЫ ДОПРОСОВ Д. И. ХАРМСА
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
1937 года Декабря мес. 11 дня я, уполномоченный СПО
Бузников А. В.6, допрашивал в качестве обвиняемого
гражданина ХАРМСА Даниила Ивановича, и на первоначально
предложенные вопросы он показал:
1. Фамилия ХАРМС (ЮВАЧЕВ)
2. Имя, отчество Даниил Иванович
3. Возраст (год рождения) 1905
4. Происхождение (откуда родом, кто родители, национальность,
гражданство, подданство) Ленинград, сын надворного советника,
мать дворянка
5. Местожительство (постоянное и последнее) Надеждин-
ская И, кв. 8
6. Род занятий (последнее место службы и должность)
литератор, штатной работой не занимаюсь
7. Семейное положение (близкие родственники, их имена,
фамилии, адреса, занятия до революции и последнее время)
— отец — Иван Павлович, сестра — Елизавета
Ивановна Грицина. За границей у меня знакомая Надежда
Александровна Надеж дина — редактор русских газет, с которой я
переписываюсь.
8. Имущественное положение (до и после революции
допрашиваемого и его родственников) неимущий
9. Образовательный ценз (первоначальное образование, средняя
школа, высшая, специальная, где, когда и т. п.) среднее и
незаконченное высшее
10. Партийность и политические убеждения б/п
11. Сведения об общественной и революционной работе
Никакой общественной работы не веду
12. Сведения о прежней судимости (до Октябрьской
революции, после нее) нет
13. Служба у белых нет
Показания по существу дела
Я работаю в области литературы. Я человек
политически немыслящий, но по вопросу близкому мне, вопросу о
литературе, заявляю, что я не согласен с политикой Советской
524

власти в области литературы и <нрзб> желаю, в
противовес существующим на сей счет правительственным
мероприятиям, свободы печати, как для своего творчества, так и
для литературного творчества близких мне по духу
литераторов, составляющих вместе со мной единую литературную
группу.
Даниил Хармс
11 декабря 1931 года
Допросил А. Бузников <подпись> (л. 49 — 50).
Становясь на путь искреннего признания, показываю, что
являлся идеологом антисоветской группы литераторов, в
основном работающих в области детской литературы, куда,
помимо меня, входили А. Введенский, Бахтерев, Разумовский,
Владимиров (умер), а несколько ранее Заболоцкий и К. Ваги-
нов. Творчество нашей группы распадалось на две части. Это,
во-первых, были заумные, по существу, контр-революционные
стихи, предназначенные нами для взрослых, которые, в силу
своих содержания и направленности, не могли быть
отпечатаны в современных советских условиях и которые мы
распространяли в антисоветски настроенной интеллигенции, с
которой мы были связаны общностью политических убеждений.
Распространение этой, вышеотмеченной части нашего
творчества шло путем размножения наших литературных
произведений на машинке, раздачи этих произведений в списках,
через громкое чтение их в различных антисоветских салонах,
в частности, на квартире у П. П. Калашникова, человека
монархически настроенного, к которому собирались
систематически антисоветски настроенные лица. Кроме того мы
выступали с нашими произведениями для взрослых и перед
широкими аудиториями, напр. в Доме печати и в
университете, где в последний раз аудитория, состоящая из студентов,
реагировала на наше выступление чрезвычайно бурно, требуя
отправки нас в Соловки и называя нас контрреволюционерами.
Вторая часть нашего творчества относится к области
детской литературы. Свои детские произведения мы считали, в
отличие от вещей, предназначаемых для взрослых, не
настоящими, работа над которыми преследует задачу получения
525

материальных средств к существованию. В силу своих
политических убеждений и литературной платформы мы
сознательно привносили в область детской литературы
политически-враждебные современности идеи, вредили делу советского
воспитания подрастающего поколения. Наша заумь,
противопоставленная материалистическим установкам советской
художественной литературы, целиком базирующаяся на мис-
тико-идеалистической философии, является
контрреволюционной в современных условиях.
Признаю, что, находясь во главе упомянутой выше группы
детских литераторов, я творил антисоветское дело. В
дальнейших своих показаниях я детализирую и расширю данный
протокол.
Даниил Хармс
18 декабря 1931 года
Допросил: А. Бузников <подпись> (л. 51об. — 53).
Наша группа стала работать в области детской
литературы с 1927-го года.
В область детской литературы наша группа привнесла
элементы своего творчества для взрослых т. е. заумь,
которую я в предыдущем протоколе назвал контрреволюционной.
Наиболее заумными являются следующие мои детские
произведения: «Иван Иванович Самовар», стихи «о Топорышкине».
«Как старушки покупали чернила», «Во-первых и во-вторых»
и др. Весьма приближаются к форме заумного творчества
такие произведения Введенского: «Кто», «Железная дорога»,
«Бегать, прыгать» и др. в этом же роде. К наиболее
бессмысленным своим стихам, как, напр., стихотворение «о
Топорышкине», которое, ввиду крайней своей бессмыслицы, было
осмеяно даже советской юмористической прессой, я отношусь
весьма хорошо, расценивая их как произведения качественно
превосходные. И сознание, что они неразрывно связаны с моими не-
печатающимися заумными произведениями, приносило мне
большое внутреннее удовлетворение. Я должен был, ввиду
предъявляемых требований, в дальнейшем несколько отойти
от прямо заумных произведений, типа указанных выше, и на-
526

чать писать несколько более конкретно. Однако такие мои
вещи, как «Миллион» и «Что нужно заготовлять на зиму»,
не стали от этого менее политически-вредными,
контрреволюционными, чем произведения, выше названные. В обоих
книжках, и в «Миллионе» и в «заготовках»,
общественно-политические темы сознательно подменены мною
естествоведческими темами. В «Миллионе» тема пионерского движения
подменена мною простой маршировкой, которая передана мною
в ритме самого стиха, с другой стороны, внимание детского
читателя переключается на комбинации цифр. В книжке
«Что мы заготовляем на зиму» тема о том же пионерском
лагере подменена мною сознательно темой естествоведческой,
и внимание ребенка переключается на те предметы, которые
необходимо заготовить на зиму. Я квалифицирую эти книжки
как политически-враждебные современному политическому
строю, которые вместе со мной разделяла и вся группа. В тех
случаях, когда, ради материальных соображений, я пытался
приспособиться к предъявляемым общественностью к детской
литературе требованиям, у меня получались явно халтурные
произведения, как, например, стихи, написанные мною для
журнала «Октябрята». Детские произведения, названные выше,
и другие, принадлежащие как моему перу, так и творчество
остальных членов группы, зачитывались и обсуждались в
кругу членов группы и близких группе лиц. Встречали полное
одобрение.
Резюмируя свое показание, признаю, что деятельность
нашей группы в области детской литературы носила
антисоветский характер и нанесла значительный вред делу
воспитания подрастающего советского поколения. Наши книжки
отрывали читателя от современной конкретной
действительности, действовали разлагающим образом на воображение
ребенка. В частности, с этой точки зрения могу еще указать на
стихотворение под названием «Врун», помещенное в журнале
«Еж», которое содержит элементы бессмыслицы.
Даниил Хармс
23 декабря 1931 года
Допросил: А. Бузников <подпись> (л. 53об. — 56).
527

Наша группа, как я указывал в предыдущих своих
показаниях, работала в области детской литературы в течение
нескольких лет.
За это время нами было написано и сдано в печать
большое количество прозаических и стихотворных книжек для
детей, которые надо подразделить на произведения халтурные
и антисоветские.
К халтурным произведениям из своих книжек я отношу
следующие: «Театр», «Озорная пробка» и три стихотворения,
помещенных в ж. «Октябрята», одно из которых называлось
«Соревнование». Эти произведения для детей были написаны
мною в минимально-короткий срок и исключительно ради
получения гонорара.
Особо халтурной из вышеназванных произведений я считаю
книжку «Театр». Помимо того, что эта книжка не
сообщает детям абсолютно никаких полезных сведений, — она и по
форме своей является чрезвычайно скверной,
антихудожественной. То же самое следует сказать и о книжке «Озорная
пробка», которую я написал за два часа. Что же касается
стихотворения для ж. «Октябрята», то в этом случае имело
большое значение то обстоятельство, что эти произведения
я писал на советские темы: соревнование и т. д., которые были
мне враждебны в связи с моими политическими убеждениями
и которые я, следовательно, не мог изложить художественно -
приемлемо.
Творчество члена нашей группы Введенского также в
некоторой своей части носит халтурный характер. Это относится
к первым произведениям Введенского на советские темы,
которые носили приспособленческо-халтурный характер.
Переименовать эти произведения я сейчас затрудняюсь, так как
забыл их названия. Как халтурно-приспособленческое, я могу
квалифицировать и все творчество для детей другого члена
нашей группы Заболоцкого.
К антисоветским произведениям я отношу следующие
политически-враждебные произведения для детей, вышедшие из-
под пера членов нашей группы: мои — «Миллион», «Как
старушка чернила покупала», «Иван Иванович Самовар», «Как
Колька Панкин летал в Бразилию», «Заготовки на зиму» и
друг.; Введенского — из тех, что я помню, — «Авдей-Рото-
528

зей», «Кто», «Бегать — прыгать», «Подвиг пионера Мочи-
на» и др.
Мое произведение «Миллион» является антисоветским
потому, что эта книжка на тему о пионердвижении
превращена сознательно мною в простую считалку. В этой книжке
я сознательно обошел тему, заданную мне, не упомянув ни разу
на протяжении всей книжки слово «пионер» или какое-либо
другое слово, свидетельствующее о том, что речь идет о
советской современности. Если бы не рисунки — кстати,
также сделанные худ. Конашевичем в антисоветском плане, — то
нельзя было [бы] понять, о чем идет речь в книжке: об
отряде пионеров или об отряде белогвардейских бойскаутов, тем
более что я отделил в содержании книжки девочек от
мальчиков, что, как известно, имеет место в буржуазных детских
организациях и, напротив, глубоко противоречит принципам
пионер движения.
Другая из названных выше, моя книжка «Иван Иванович
Самовар», является антисоветской в силу своей абсолютной,
сознательно проведенной мною оторванности от конкретной
советской действительности. Это — типично буржуазная
детская книжка, которая ставит своей целью фиксирование
внимания детского читателя на мелочах и безделушках с
целью отрыва ребенка от окружающей действительности, в
которой, согласно задачам советского воспитания, он должен
принимать активное участие. Кроме того, в этой книжке
мною сознательно идеализируется мещански-кулацкая крепкая
семья с огромным самоваром — символом мещанского
благополучия.
В книжке «Заготовки на зиму» я, также как и в
«Миллионе», сознательно подменил общественно-политическую тему
о пионерском лагере темой естествоведческой: о том, что из
предметов домашнего обихода следует заготовить на зиму.
Таким путем внимание ребенка переключается, отрывается от
активно-общественных элементов советской жизни. С этой
точки зрения я называю эту книжку не только
антисоветской, но и вредительской, поскольку она относится к самому
последнему периоду моего творчества, когда я был хорошо уже
знаком с теми последними требованиями, которые
предъявлялись критикой к советской детской литературе.
529

Из названных мною выше произведений члена нашей
группы А. И. Введенского особо останавливаюсь на книжке «Авдей-
ротозсй», которая, воспевая крепкого зажиточного мужичка и
издеваясь над деревенской беднотой, является кулацкой и
антисоветской.
Детские произведения, названные мною выше, и другие
зачитывались и обсуждались в кругу членов группы и близких
группе лиц.
Создание такого рода произведений, как «Миллион», «Иван
Иванович Самовар» и др., обуславливалось моими
политическими убеждениями, враждебными современному политическому
строю, которые вместе со мной разделяла и вся группа.
Резюмируя свое показание, признаю, что деятельность
нашей группы в области детской литературы носила
антисоветский характер и принесла значительный вред делу
воспитания подрастающего советского поколения.
Даниил Хармс В данном показании 112 строчек
1 января 1932 года
Даниил Хармс
Допросил: А. Бузников <подпись> (л. 57 — 59).
В основе моей антисоветской деятельности, о которой я
показывал ранее, лежали политические взгляды, враждебные
существующему политическому строю. В силу того, что я
обычно и намеренно отвлекал себя от текущих политических
вопросов, — я принципиально не читаю газет, — свои
политические воззрения я оформлял при помощи близких мне людей —
членов нашей группы. В беседах с ними я выявлял себя как
сторонника и приверженца политического режима,
существовавшего до революции. Будущее страны рисовалось мне как
реставрация этого строя. Я ждал того момента, очень часто
представлял его себе мысленно, — с тем, чтобы сразу после его
завершения приступить к активнейшей творческой
деятельности. Я полагаю, что реставрация старого режима
предоставила бы нашей группе заумников широкие возможности для
творчества и для опубликования этого творчества через
посредство в печати. Кроме того, я учитываю и всегда
учитывал, что мои философские искания, идущие по пути идеали-
530

стической философии и тесно соприкасающиеся с мистикой,
гораздо более созвучны политическим и общественным формам
дореволюционного порядка, чем современному политическому
строю, основанному на материалистической философии. Моя
философия, которую я разрабатывал и искал, сознательно
отрешившись от современной мне действительности,
изолировав себя от влияния этой действительности, глубоко
враждебна современности и никогда не сможет к ней
приблизиться. Это видно хотя бы из того положения, что я считаю
неприемлемым для себя, в силу своих философских воззрений,
прикладную направленность науки. Только тогда, по-моему,
наука достигнет абсолютных высот, будет способна
проникнуть в глубину тайн мироздания, когда утеряет свой
утилитарный практический характер. Понятно, насколько это
противоречит современным установкам на науку, трактуемую
большевиками, как один из рычагов для построения
социалистического общества. Естественно, что, сознавая всю
глубину противоречия, лежащего между моими философскими
взглядами, моим творчеством и современным политическим
строем, я искал для себя оформления своих политических воззрений,
т. е. наиболее близкой для меня формы политического
правления. В беседах с Калашниковым, Введенским и др., подчас
носивших крайне антисоветский характер, я приходил к
утверждению о необходимости для России монархического образа
правления. Поскольку эти беседы повторялись изо дня в день,
я все более свыкался с мыслью о необходимости разрушения
советской политической системы и восстановления старого
порядка вещей. Грядущая перемена стала для меня как бы само
собой разумеющимся положением, причем характер этой
перемены был для меня в значительной степени безразличен. Я
понимал, что изменение строя невозможно без вооруженной
борьбы, но я старался не вдумываться глубоко в этот вопрос,
поскольку здесь имелось глубокое противоречие с моими
философскими воззрениями, отрицающими необходимость борьбы и
всякого рода насилия. Таким образом, уйдя с головой в
заумное творчество и в мистико-идеалистические философские
искания, я сознательно противопоставил себя современному
общественно-политическому порядку. В свою очередь, это
противопоставление вынуждало меня искать такого полити-
531

ческою порядка, при котором такое противопоставление
отсутствовало бы. При помощи близких мне творчески и
идеологически людей, политически более осведомленных, нежели я
сам, я укрепился в своих стремлениях к разрушению
существующего строя.
Даниил Хармс
Среда 13 января 1932 года
Допросил А. Бузников <подпись> (л. 59об. — 62).
ПРОТОКОЛЫ ДОПРОСОВ
А. И. ВВЕДЕНСКОГО
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
1937 года Декабря мес. 12 дня я, уполномоченный СПО
Бузников Л. В., допрашивал в качестве обвиняемого гражданина
Введенский Александр Иванович и на первоначально
предложенные вопросы он показал:
1. Фамилия ВВЕДЕНСКИЙ
2. Имя, отчество Александр Иванович
3. Возраст (год рождения) 1904
4. Происхождение (откуда родом, кто родители, национальность,
гражданство или подданство) Ленинград, отеи, из духовного
звания, мать дворянка
5. Местожительство (постоянное и последнее) Съезжинская 37,
кв. 14
6. Род занятий (последнее место службы и должность)
литератор
7. Семейное положение (близкие родственники, их имена,
фамилии, адреса, род занятий до революции и последнее время)
разведен, брат — Владимир Иванович, отеи, — Иван Викторович,
Евгения Ивановна Поволоцкая-Введенская — мать, сестра —
Евгения Ивановна
8. Имущественное положение (до и после революции
допрашиваемого и его родственников) заработок
9. Образовательный ценз (первоначальное образование, средняя
школа, высшая, специальн., где, когда и т. п.) среднее
532

10. Партийность и политические убеждения б/п
11. Сведения об общественной и революционной работе
12. Сведения о прежней судимости (до Октябрьской
революции, после нее) не судился
13. Служба у белых
Показания по существу дела Показания свои начинаю со
следующей страницы.
А. Введенский <подпись>
Арест мой органами ГПУ, происшедший на ст. Любань по
пути моего следования в Новый Афон, не явился для меня
неожиданностью в силу следующих обстоятельств, которые
я постараюсь изложить со всей искренностью и правдивостью.
Я входил, совместно с писателями Хармсом, Бахтеревым,
ранее Заболоцким и др., в антисоветскую литературную
группу, которая сочиняла и распространяла объективно
контрреволюционные стихи.
Большинство членов группы работает в области
советской детской литературы, что дает материальную основу для
нашего существования.
Большая часть наших литературных произведений, которая
носит объективно контрреволюционный характер и которую
мы считали лучшей и гораздо более ценной, чем легальное наше
творчество, ходит по рукам в рукописных списках и в
отпечатанных на машинке экземплярах, в том числе распространяется
среди учащихся университета. Кроме того, группа искала
случая — и находила эти случаи — выступать перед широкой
аудиторией с пропагандой в литературной форме своих
объективно контрреволюционных политических и идеалистически-
мистических идей. Например, припоминаю случай
антисоветского выступления группы в университете, происшедшего около
года тому назад, — выступали тогда Хармс и Бахтерев, —
вызвавший резкий отпор со стороны большинства
присутствующих студентов, часть из которых, на основании
прослушанного ими, требовала немедленной высылки группы в Соловки.
Естественным выводом из сказанного явилась та
тревожная обстановка, которая имела место внутри группы и во-
533

круг нее. Опасения предстоящего ареста нашей группы органами
ГПУ обострились в наших разговорах и предположениях на сей
счет в последнее время, особенно в связи с последней диску ecu-
ей о путях детской литературы, на которой представители
пролетарской литературы и советской общественности,
Серебряков, Чумандрин и др., дали не расходящееся с
действительностью определение нашему творчеству как
контрреволюционного.
Наша группа смыкалась с антисоветски настроенными
лицами из среды гуманитарной интеллигенции: художники,
научные сотрудники, в различных салонах, в частности на
квартире у научного сотрудника Калашникова П. П., где
происходили систематические сборища.
Записано с моих слов правильно
А. Введенский.
12 дек. 1931 г.
Допросил: А. Бузников <подпись> (л. 63 — 64об.).
В нашу группу, существо и деятельность которой я
определил в предыдущем показании, входили кроме меня Хармс
Даниил, Бахтерев, Разумовский Александр Владимирович и
Заболоцкий, который в последнее время отошел от нас. К
нашей группе, как к активному в антисоветском плане ядру,
примыкали различные лица из среды гуманитарной
интеллигенции, политически близкие нам по своим антисоветским и
мистическим настроениям. Из названных лиц могу назвать
следующих: Калашникова Петра Петровича, на квартире
которого происходили систематические сборища, сопровождаемые
развратными оргиями, Бруни Георгий Юльевич, художник
Эйснер Алексей Петрович, проживающий по Октябрьскому
проспекту, Воронич, Лорис-Мелихов, художницы Порэт и
Глебова, работающие в области детской литературы и
определяемые как приспособленцы в своем художественном
творчестве, х-ца Сафонова Елена Васильевна, на квартире
которой происходят сборища антисоветских лиц, Лихачев Иван
Алексеевич и др. На сборищах у Калашникова и у других лиц
велись антисоветского характера разговоры, рассказывались
антисоветские контрреволюционные анекдоты, напр., анекдот
534

«пламенный привет», а также имели место чисто
монархические высказывания, в частности, Калашников кричал: «да
здравствует императорский штандарт», а Хармс заявлял,
что он «принципиальный сторонник и приверженец старого
строя».
Для меня лично также одно время были характерны
монархические настроения, и я определял свое политическое кредо
тремя словами: «бог, царь и религия». Различные наши
сборища сопровождались также литературными читками, причем
читались и контрреволюционные произведения, принадлежащие
творчеству членов группы, и литераторам, близким к нашей
группе. Одно из таких собраний с литературным чтением
происходило в конце сентября мес. на квартире Калашникова,
и на этом сборище присутствовали Хармс, я, Глебова, Порэт,
Браудо Ал-р Моисеевич, писатель-прозаик Конст. Вагинов и
сам Калашников. В этот день я читал свою
контрреволюционную поэму «Кругом возможно бог».
К. Вагинов читал стихи «Негр» и др. И Хармс прочел
некоторые свои стихи. Вокруг прочитанного развернулась
беседа, причем К. Вагинов выразил желанье, чтобы моя поэма была
бы отпечатана хотя бы в незначительном количестве
экземпляров.
Останавливаясь на творчестве нашей группы и
подтверждая то определение, которое дано мною в предыдущем
протоколе, изменяю его в том смысле, что оно носило не только
объективно контрреволюционный характер, но и выражало
наши контрреволюционные настроения и в силу этого являлось
и субъективно контрреволюционным, что я хочу подчеркнуть
здесь, желая оставаться до конца правдивым и искренним.
Наше литературное творчество распадалось на две части.
С одной стороны, это была заумь, это были вещи,
предназначенные для взрослых, насыщенные мистикой, смысловое
содержание коих было чрезвычайно затемнено. К наиболее
показательным следует из этих вещей отнести: «Кругом возможно
бог», «Наташа и Куприянов», роман «Убийцы — вы дураки»
и др., принадлежащие моему перу, затем вещи Хармса:
«Бессмысленные стихи», «Елизавета Бам», мелкие произведения
Бахтерева и т. д. Все эти вещи контрреволюционны по
своему существу и мистически-идеалистической направленности.
535

С другой стороны, мы работали в области детской
литературы. Эту область литературы наша группа избрала
совершенно сознательно и намеренно, так как здесь царствовал
полнейший аполитизм, позволивший нам развернуться и, не
входя в конфликт со своими политическими и философскими
убеждениями, развивать свою литературную деятельность в
этой области ради получения средств к существованию. Я
признаю, что в области детской литературы при
попустительстве людей, руководящих и направляющих ее, мы
протаскивали политически враждебные целям советского воспитания
детей идеи. В этом смысле наше заумное, не предназначенное
к печати, творчество смыкалось с нашей работой в области
детской литературы. Безусловно, например, заумны детские
книжки Хармса — «Иван Иванович Самовар», «Врешь, врешь,
врешь» и др. Моя детская книжка «Кто» и т. д. С этой точки
зрения я признаю, что наша деятельность в области детской
литературы являлась политически вредной, являлась
сознательным актом нашей борьбы с Советской властью на
идеологическом фронте.
А. Введенский
13 декабря 1931 г.
Допросил: А. Бузников <подпись> (л. 65об. — 68об.)
В детский отдел Ленотгиз'а наша группа, о которой я
показывал в предыдущих протоколах, пришла в 1928-м году.
Идейное и художественное руководство в отделе принадлежало
С. Я. Маршаку — известному детскому писателю, для
которого до последнего времени характерна была так назыв.
аполитичность в творчестве. К Маршаку мы пришли с нашими
вещами для взрослых, которые мы называли настоящими
своими произведениями, — в противовес детским книжкам,
считающимся нами как ненастоящие, написанными для получения
материальных средств к существованию. Наше творчество в
целом было одобрено Маршаком, и он предложил нам работать
в детском отделе. Большинство вещей, вышедших из-под пера
нашей группы и вышедших в Аенотгиз'е по разряду детской
книги, которые в предыдущем своем протоколе я определил как
политически враждебные современности, прошли через тща-

тельную формальную редакцию Маршака. Все наши заумные
детские книжки, которые находились в глубочайшем
противоречии с задачами советского воспитания подрастающего
поколения, целиком одобрялись и поддерживались Маршаком.
Напротив, когда в самое последнее время я лично попытался
выступить с подлинно советской тематикой, я встретил
отпор со стороны Маршака. По поводу моей книжки «Густав
Мейер», написанной ко дню МЮДа, Маршак в личном
разговоре со мной высказался весьма отрицательно и предложил,
придравшись к якобы имеющимся формальным недостаткам
книжки, кардинально переделать ее, что вызвало во мне
такую реакцию, что я было совсем отказался от этой своей
книжки, если бы не безоговорочное признание ее зав. детским
сектором Мол. гв. Тисиным, после чего Маршак в очень
неловкой форме пытался выкрутиться перед руководством.
Внимание и поддержка Маршака, оказываемые им нашей группе,
распространялись настолько далеко, что наша группа
пользовалась особыми привилегиями в детском отделе Ленотгиза: нас
принимали вне очереди, Маршак работал с нами у себя на дому
и т. д. В этой своей политике, направленной к
культивированию нашей антисоветской группы в детском отделе, Маршак
встречал полную поддержку со стороны работающих в
отделе на руководящих постах партийцев, в особенности Дитрих,
и главным образом Олейникова. Олейников — редактор «Ежа»,
относился чрезвычайно положительно ко всему нашему
творчеству в целом, в том числе и к прямо контрреволюционным
заумным нашим произведениям для взрослых. Эти
произведения встречали с его стороны полную поддержку и одобрение,
причем он поддерживал нас в наших устремлениях продолжать
в указанном направлении творческую работу. Я слышал, что
Олейников проявлял повышенный интерес к Троцкому, и в
нашей группе много говорилось о странном поведении
Олейникова на семинаре по диамату в Комакадемии, где Олейников
задавал вопросы мистико-идеалистического свойства.
Одновременно происходило сращивание нашей
антисоветской группы с аппаратом детского сектора на бытовой основе.
Устраивались вечеринки, на которых, помимо меня, Хармса и
др., присутствовали Олейников, Дитрих, а также
беспартийные специалисты детской книги Е. Шварц, Маршак и т. д.
537

Устраивались также совместные попойки. В этих попойках в
последнее время стал принимать участие новый секретарь
детского сектора И. Л. Андроников, о котором в нашей
группе говорилось, что он князь по происхождению, и которого, как
человека более близкого нам, я счел возможным повести на
квартиру к Калашникову (о Калашникове смотреть мои
показания выше).
Я признаю, что детский сектор Ленотгиза, в силу
изложенных выше обстоятельств, являлся превосходным плацдармом
для антисоветской деятельности нашей группы и что со
стороны подавляющего большинства работников детского
сектора мы встретили сознательную поддержку этой
деятельности.
15 декабря 1931 г. А. Введенский
Допросил: А. Бузников <подпись> (л. 69 — 69об.)
Наша поэтическая заумь, т. е. особая форма стихотворного
творчества, принятая в нашей антисоветской группе детских
писателей, является контрреволюционной в силу того, что она
целиком исходит из мистико-идеалистической философии и
активно противопоставлялась нами засилию материализма в
СССР. Однако, придерживаясь заумной формы поэтического
творчества, мы считали, что хотя она противоречит
смысловому значению слова и внешне непонятна, но она обладает
большой силой воздействия на читателя, достигаемой
определенным сочетанием слов, примерно так же, как огромной
силой воздействия обладает православная церковь, молитвы и
каноны которой написаны на церковнославянском языке,
абсолютно непонятном современной массе молящихся. Эта
аналогия, возникшая в наших групповых беседах по поводу зауми,
отнюдь не случайна: и церковные службы, происходящие на
церковнославянском языке, и наша заумь имеют одинаковую
цель: отвлечение определенно настроенных кругов от
конкретной советской действительности, от современного
строительства, дают им возможность замкнуться на своих враждебных
современному строю позициях. Необходимо заявить, однако,
что большинство наших заумных произведений содержат в себе
ведущие идеи или темы. Если, например, мое заумное контр-
538

революционное произведение «Птицы» в отдельных своих
строчках — хотя бы в таких: «и все ж бегущего орла не
удалось нам уследить из пушек темного жерла ворон свободных
колотить» — при всей их внешней монархической
определенности нельзя переложить понятным языком, то о ведущей идее
этого стихотворения следует сказать прямо: эта ведущая идея
заключена в оплакивании прошлого строя, и в таком
выражении она и понималась окружающими. То же самое следует
сказать о произведении Хармса «Землю, говорят, изобрели
конюхи» и о других его произведениях.
Мы часто вели в группе и, в частности, с Хармсом
политические разговоры. Как человека, который принципиально не
читает газет, я информировал Хармса о политических
событиях. Моя информация и хармсовское восприятие этой
информации носили глубоко антисоветский характер, причем
основным лейтмотивом наших политических бесед была наша
обреченность в ервременных советских условиях. Мы хорошо
понимали, что ненавистные нам советские порядки нелегко
сломать, что они развиваются и укрепляются помимо нашей
и иной, -враждебной им, воли, что мы представляем собой людей
обреченных. Этот мотив обреченности, имеющий под собой в
основе определенную систему политических, враждебных
современности, взглядов, пропитывал наши заумные произведения.
Например, в моем произведении «Кругом возможно бог»
ведущей идеей является идея смерти, но эта смерть не
физическая, а смерть политическая, и мрачность, густо разлитая по
всем строчкам этого произведения, целиком идет от сознания
своей обреченности в условиях современной мне и враждебной
мне действительности. Больше того, поэтическая форма
зауми абсолютно не допускает введения в нее современных
художественных образов. Например, слово «ударничество», или
слово «соцсоревнование», или еще какой-либо советский образ
абсолютно нетерпимы в заумном стихотворении. Эти слова
диссонируют поэтической зауми, они глубоко враждебны
зауми. Напротив, художественные образы и прямые понятия
старого строя весьма близки и созвучны форме поэтической
зауми. В подавляющем большинстве наших заумных
поэтических и прозаических произведений («Кругом возможно бог»,
«Птицы», «Месть», «Убийцы — вы дураки» и пр. пр.) сплошь
539

и рядом встречаются слова, оставшиеся теперь лишь в
белоэмигрантском обиходе и чрезвычайно чуждые современности.
Это — «генерал», «полковник», «князь», «бог», «монастырь»,
«казаки», «рай» и т. д. и т. п. Таким образом, ведущие идеи
наших заумных произведений, обычно идущие от наших
политических настроений, которые были одно время прямо
монархическими, облекаясь различными художественными образами
и словами, взятыми нами из лексикона старого режима,
принимали непосредственно контрреволюционный антисоветский
характер.
Вот это, указанное мною, наличие ведущей идеи и ведущей
настроенности в любом из наших заумных произведений,
подтверждается некоторыми последними нашими заумными
произведениями, в частности, вещами моими и Заболоцкого,
которые гораздо более понятны, нежели ранние наши
произведения.
Поэма «Торжество земледелия» Заболоцкого носит,
например, понятный характер, и ведущая его идея, четко и ясно
выраженная, апологетирует деревню и кулачество. В моей
последней поэме «Кругом возможно бог» имеются также
совершенно ясные места, вроде: «и князь, и граф, и комиссар, и
красной армии боец», или «глуп, как Карл Маркс», носят
совершенно четкий антисоветский характер.
Резюмируя свои показания по этому вопросу, признаю, что
форма поэтической зауми, культивируемая нашей
антисоветской группой, являлась контрреволюционной, как по своей
сущности, так и по содержанию.
20 декабря 1931 г. А. Введенский
Допросил: А. Бузников <подпись> (л. 70об. — 73об.)
По вопросу о деятельности нашей группы,
охарактеризованной мною выше, в области детской литературы, признаю, что
эта деятельность являлась антисоветской, что наша группа
протаскивала в детскую литературу политически враждебные
идеи и приносила очевидный вред делу воспитания
подрастающего советского поколения. Как образцы политически
враждебной литературы могу назвать все книги идеолога и
организатора нашей группы Д. И. Хармса, в том числе «Иван Ива-
540

нович Самовар», «Как старушка чернила покупала»,
«Миллион», «Заготовки на зиму» и др., свои книжки «Авдей-Рото-
зей», «Много зверей», «Летняя книжка», «Мяу», «На реке»,
«Бегать-прыгать», «Кто» и т. д., а также Заболоцкого —
«Хорошие сапоги» и др.
Останавливаясь на ряде названных книжек, могу об
отдельных из них, в подтверждение своей вышеприведенной общей
формулировки, заявить следующее:
Книжка Хармса «Иван Иванович Самовар» является
политически враждебной современному строю потому, что она
прививает ребенку мещанские идеалы старого режима и, кроме
того, содержит в себе элементы мистики, поскольку самовар
фетишируется. Также следует особо остановиться на
книжке «Во-первых и во-вторых», которая привносит в детскую
литературу очевидные элементы бессмыслицы, прививающие
ребенку буржуазную идеологию. Книжки Хармса «Миллион» и
«Заготовки на зиму», относящиеся к самому последнему
периоду деятельности группы, сознательно, в политических
целях, подменяют общественно-политическую тематику
тематикой внешне аполитичной, естествоведческого характера.
Пионеров и пионерского движения, на тему о которых Хармс
должен был писать, в этих книгах нет, и, таким образом,
читатель, который по плану издательства должен был узнать
об этих моментах советской жизни, знакомится в первом
случае (книжка «Миллион») всего лишь с четырьмя
правилами арифметики, а во-втором (книжка «Заготовки на зиму»)
вообще не получает никаких полезных сведений. Необходимо
отметить здесь же, что в «Миллионе» пионеры могут быть
заменены бойскаутами, например, без всякой существенной
переделки книжки.
Мое произведение для детей «Авдей-Ротозей» содержит в
себе очевидное восхваление зажиточного кулака, как
единственно трудолюбивого и общественно-полезного крестьянина,
беднота же представлена мною в карикатурном образе «Авдея-
Ротозея», лежебоки и пьяницы. Этот образ советской
бедноты заимствован был мною из антисоветских воззрений на
политику партии в деревне, которых придерживалась наша
группа в целом. В ряд с этой названной антисоветской
книжкой должна быть поставлена моя «Летняя книжка» для де-
541

тей, в которой советская деревня показывается детям, как
помещичья деревня. Прочие из названных мною выше книжек
содержат в себе те или иные, более или менее ясно
выраженные, враждебные современному строю идеи, и, кроме того, по
форме изложения они тождественны буржуазной детской
литературе (в частности, английской), воспитывающей детей,
ради отрыва их от конкретной действительности, на
художественных образах-бессмыслицах. Ввиду предъявляемых
редакцией требований я сделал попытку подойти к революционной
тематике. Однако в силу своего антисоветского прошлого, в
силу давления на меня антисоветской группы, в которую я
входил, я не в силах был освоить тему и создал ряд
политически вредных книг, к которым следует отнести такие, как
«Письмо Густава Мейера», «Подвиг пионера Мочина». В
«Письме Густава Мейера» я исказил соотношение сил,
убеждая ребенка-читателя в слабости и ничтожности немецкой
буржуазии.
Как правило, детские произведения членов группы
зачитывались до сдачи в печать в кругу членов группы, обсуждались
и в отдельных случаях дорабатывались.
Подытоживая вышесказанное, должен заявить, что
группа избрала для своей творческой деятельности область
детской литературы потому, что в этой области наиболее
бесконтрольно можно было протаскивать политически вредные
идеи, что наше творчество для детей смыкалось с
антисоветскими политическими взглядами группы, с одной стороны, а во-
вторых, с контрреволюционным заумным творчеством
группы, предназначенным ею для взрослых читателей.
26 декабря 1931 г. А. Введенский
Допросил: А. Бузников <подпись> (л. 74об. — 11 об.).
Наше политическое кредо — в данном случае я говорю о себе,
а во-вторых, о Хармсе, с которым, как мне кажется, я
составлял совершенно слитное, единое целое даже по самым
незначительным моментам, — складывалось следующим образом:
Совершенно очевидно, что мы, т. е. я и Хармс, в данном
случае, в момент деятельности нашей антисоветской группы
были настроены резко враждебно к существующему в стране
542

политическому строю. Политические формы этой
враждебности принимали у нас крайне обостренный характер, доходя до
крайне монархических устремлений. Мы желали установления
в стране монархии в ее старорежимном оформлении. Причем
верховного правителя страны — монарха мы рассматривали как
некую мистическую фигуру, буквально как помазанника божия.
Царь мог быть дураком, человеком, не способным управлять
страной, монархия, т. е. единодержавное правление этого
человека, не приспособленного к власти, могла быть бессмысленной
для страны, но именно это и привлекало нас к
монархическому образу правления страной, поскольку здесь в наиболее
яркой форме выражена созвучная нашему творческому
интеллекту мистическая сущность власти. В наших заумных,
бессмысленных произведениях мы ведь тоже искали высший,
мистический смысл, складывающийся из кажущегося внешне
бессмысленного сочетания слов.
Была и другая линия притяжения меня и Хармса к
старому строю, к монархии. Наше заумное, крайне декадентское
творчество для взрослых глубоко враждебно переживаемому
нами времени, выраженному в диктатуре пролетариата. Если
в начале НЭПа, в период сравнительной идеологической
свободы мы имели возможность организовать публичные
выступления наших заумных поэтов, могли рассчитывать на издание
наших произведений, могли — и это главное — собрать вокруг
себя нэпманскую аудиторию, которой наше творчество
щекотало нервы и которая из классовых соображений могла поднять
нас на щит, то по мере того, как диктатура становилась все
крепче, упорнее, увереннее, — в том числе и на идеологическом
секторе, — эти надежды становились все более слабыми,
превращались в дым, как мы хорошо это понимали. Мы брали тогда
исторические примеры, анализировали старый монархический
строй, вспоминали, что самые отъявленные футуристы
имели возможность выступать перед широкими аудиториями,
пользовались успехом, печатались и приходили к выводу, что
и мы в условиях старого строя, поелику мы отнюдь не стали
бы выступать с пропагандой революционных идей, абсолютно
чуждых нам, могли свободно творить и делиться своим
творчеством с широкой читающей публикой. Вот отсюда также
рождались наши горячие симпатии к старому монархическому
543

строю, который мы романтизировали, идеализировали в наших
общих беседах. Отсюда и наше горячее желание
восстановления старого строя. Это восстановление мы желали видеть
безболезненным и бескровным. Это не значит, что мы были
противниками вооруженной интервенции или какого-либо
насильственного свержения Советской власти. Напротив, мы
постоянно ощущали в себе огромную близость к зарубежной
белой интеллигенции, которая идеологически была близка нам
и в которой мы рассчитывали найти поддержку и сочувствие
нашим творческим исканиям в области заумной поэзии. Но мы
подходили к войне — а интервенция немыслима без
кровопролитной борьбы — крайне индивидуалистично. Нас пугала
необходимость с оружием в руках, рискуя жизнью, защищать свои
монархические идеи. Пускай — мы думали — произойдет
перемена строя без нас, а уж потом мы придем со своими
стихами и встретим более или менее общее сочувствие. Таким
образом, наши политические убеждения шли от нашего
творчества, абсолютно чуждого современному строю, враждебного
ему как по своему содержанию, так и по форме. В свою очередь,
корни нашего контрреволюционного творчества лежат, без
сомнения, во-первых, в нашем социальном прошлом — Хармс,
например, по материнской линии был даже выходцем из
придворной знати, — а во-вторых, в системе воспитания. Когда
произошел переворот, мне было тринадцать лет. В гимназии
им. Лентовской, где я учился, отсутствовал даже намек на
советскую действительность. Преподаватель словесности
воспитывал нас на декадентах и футуристах, причем доходил
до чисто монархических утверждений в своих лекциях, находя
что-то особо возвышенное в сочетании цветов трехцветного
монархического флага, в звуках царского гимна и т. д. Нам не
говорили ни о чем, что касалось советского строя и
характеризовало бы этот строй с хорошей стороны, и, одновременно,
не сообщали ничего отрицательного из эпохи старого режима.
Практически почти я не знал ничего из условий старого
режима, и в силу этого я вырос, политически идеализируя этот
строй, одевая его в тогу романтизма и привлекательности.
9 января 1932 г. А. Введенский
Допросил: Л. Бузников <подпись> (л. 78 — 81об.).
544

Одним из тех работников, которые содействовали
укреплению в детском секторе из<дательст>ва нашей
антисоветской группы, является Сам<уил> Яковл<евич> Маршак —
известный детский писатель, работающий в качестве
консультанта сектора. В значительной степени заботы и внимание,
оказываемые Маршаком нашей группе, объясняются близостью
формы и содержания произведений самого Маршака нашим
произведениям: Маршак, как, между прочим, и Чуковский, идут
в своем творчестве от английской детской литературы,
которая, как известно, превыше всего ставит выдумку,
фантазию, способную поразить ребенка. Это было очень близко
основному нашему творчеству — зауми, и именно этот элемент
поддерживался Маршаком в творчестве для детей нашей
группы. Все, или почти все, наши детские книги проходили
глубокую редактуру Маршака, а на некоторых из них Маршак с
полным правом мог бы поставить свое соавторство. Внешний
аполитизм, а по существу, буржуазная направленность наших
книг для детей, поддерживался всегда Маршаком. Когда
партийная часть редакции поставила ребром вопрос о переключении
детской литературы на советскую тематику, Маршак до
известной степени встал в оппозицию к этому решению. Это
видно хотя бы из отношения его к моей книжке «Густав
Мейер», в которой я пытался приспособиться к советской
тематике. Маршак в разговоре со мной чрезвычайно охаял эту
книжку, что редко случалось по отношению к произведениям
членов нашей группы, носящим антисоветский характер.
А. Введенский
17 января 1932 г.
Допросил: А. Бузников <подпись> (л. 82 — 82об.)
Наша группа детских литераторов познакомилась с
ответственным работником Детского сектора Леногиза
Олейниковым Николаем Макаровичем в 1927-м году летом через Липав-
ского-Савельева. С тех пор Олейников не переставал всячески
протежировать нашей группе в детском секторе, заведующим
коего он одно время являлся до своего назначения на должность
ответственного редактора ж. ж. «Еж» и «Чиж». Помимо
этого Олейников с большим вниманием относился ко второй —
18 «...Сборище друзей...», т. 2 545

основной — части нашего творчества — к заумным
контрреволюционным произведениям нашим для взрослых. Он собирал
эти наши произведения, тщательно хранил их у себя на
квартире. В беседах с нами он неоднократно подчеркивал всю
важность этой стороны нашего творчества, одобряя наше
стремление к культивированию и распространению
контрреволюционной зауми. Льстя нашему авторскому самолюбию, он хвалил
наши заумные стихи, находя в них большую художественность.
Все это, а также и то, что в беседах с членами нашей группы
Олейников выявлял себя, как человека
оппозиционно-настроенного к существующему партийному и советскому режиму,
убеждало нас в том, что Олейникова нам не следует ни
пугаться и ни стесняться, несмотря на его партийную
принадлежность. В последнем отношении весьма характерно то,
например, обстоятельство, что Олейников весьма неохотно,
как нам было известно, пошел в семинар, организованный при
Ком. Академии, для редакторов из<дательст>ва. Делясь с
Хармсом впечатлениями об одном из докладов одного из
руководителей семинара по диалектическому материализму,
Олейников зло иронизировал над этим докладом, говоря, что, с
точки зрения сталинской философии, понятие «пространства»
приравнивается к жилплощади, а понятие «времени» к
повышению производительности труда через соцсоревнование и
ударничество. В контексте с указанным следует также
поставить известный интерес Олейникова к Троцкому и к его
трудам.
27 января 1932 г. А. Введенский
Допросил: А. Бузников <подпись> (л. 83 — 83об.)
< написано рукой А. Введенского>:
Продолжая свои показания о моих политических убеждениях,
я хочу остановиться на той перестройке и переломе в моих
взглядах, которые наступили за последние два года. Должен
сразу же сказать, что несмотря на такой довольно
продолжительный срок, я в момент ареста находился еще только в самом
начале того большого пути, который мне предстояло
проделать, чтобы стать настоящим, подлинным борцом за
социализм на идеологическом, в частности, литературном фронте.
546

Насколько мне кажется, причин этой перестройки две:
одна — это процессы внутри меня, внутри моего творчества
и философских взглядов, и другая — революция и советская
действительность, которые воздействовали на меня и не могли
не воздействовать, сколько бы я от них ни прятался.
Касаясь моего творчества, я должен еще раз сказать, что оно по
сути было глубоко враждебно советскому строю, точнее, мне
казалось, что советский строй глубоко враждебен ему. Все мои
произведения, оторванные от советской действительности,
бессмысленные по форме, мистические по существу, все мои
философские взгляды, крайний эгоцентризм, все мое
мироощущение человека богемы — все это находилось в явном
противоречии с окружающей меня жизнью. Но во мне самом, как мне
это теперь стало ясным, во всей совокупности тех идей и
ощущений, которые жили во мне, назревала та идеологическая
катастрофа, которая произошла со мной в последнее время.
Таким путем крайнего индивидуализма человек долго идти не
может. Банкротство этого пути неизбежно. Всякие и
всяческие пути мистицизма или аполитизма всегда все равно
столкнутся и вступят в противоречие с жизнью, с
действительностью. И тем сильнее, и тем больнее будет это
столкновение, чем эта действительность жизнеспособнее и органичнее.
Живи я за границей, среди разложившейся эмиграции, м. б. и
до сих пор я писал бы, и думал, и чувствовал так же.
Но в наших условиях, где рабочий класс, под руководством
коммунистической партии решительно и бодро преодолевая
всякие трудности, строит социализм, где людям даже
непонятны и по существу неинтересны даже всякого рода
пессимистические и мистические настроения, тут это столкновение
и происходит быстрее, тут оно бьет больней.
Стихи же мои, и мои ощущения, и мои взгляды уткнулись
в смерть. С этого момента началась у меня критическая
переоценка самого себя и своего творчества. Проходила она очень
нелегко. Я понял, что дальше по этому пути идти некуда, что
тут дорога либо в сумасшедший дом, либо в самоубийство,
либо, наконец, в отчаянную и безнадежную борьбу с Сов.
властью. Характерно, что когда я последнее время писал свои
стихи, то они у самого меня вызывали чувство отвращения и
даже страха. Я психически заболел. Но я понял, что всей этой

мистике, всему этому эгоцентризму грош цена, что это
ведет к полному психическому маразму.
С другой стороны, надо сказать, что сколько бы я ни прятался
от окружающей меня сов. действительности, из этого ничего не
выходило. Я помню свои жалобы Хармсу на то, что у нас самый
воздух советский, что я отравляюсь этим воздухом. И к
счастью для меня, я наконец этим «воздухом» отравился. Довольно
крупную роль тут сыграла и моя работа в детской литературе,
правда, только за самое последнее время, потому что в начале
моего прихода в детскую литературу о ней можно было сказать,
что это самое аполитичное и самое оторванное место от
борьбы и строительства новой жизни. Там дышалось «легче», чем где
бы то ни было, там было царство «чистого, свободного,
аполитичного» искусства. Но начиная, если не ошибаюсь, с конца 1929
или начала 1930 г. ветер революции начал проникать и туда. Я
не скрою, что первым моим побуждением для писания
политических советских книг являлся вопрос материальный. Но как бы то
ни было, а работа над такими вещами, а в связи с этим и новые
методы работы — поездка в прошлом году на Сталингр<адский>
тракт<орный> завод, в этому году в пионерский толмачевский
лагерь, выступления перед рабочей аудиторией, вообще
непосредственное столкновение с людьми других взглядов, других
ощущений — не прошли даром. Я стал думать над своим местом в
жизни. Я понял, что <4 строки густо зачеркнуты> сейчас нельзя
быть в стороне, что сейчас надо твердо решать, где твое
место, здесь, в ряду строителей нового мира, или там, вместе с
эмиграцией, вместе с буржуазией, и я понял, что если я выбрал
первое, выбрал сторону пролетариата, то я должен стать на
путь решительной борьбы с самим собой, со своим прошлым и
безоговорочно признать все свои ошибки и заблуждения. Я
твердо и бесповоротно заявляю, что мое место здесь, по эту
сторону, на стороне рабочего класса, строящего социализм.
Когда я говорю, что в момент ареста я находился еще
только в начале пути моей перестройки, то это значит вот что: для
писателя сейчас слишком мало самого только признания Сов<ет-
ской> власти. Писатель сейчас должен быть вооружен методом
диал<ектического> матер<иализма>. В момент боя
безоружные, которые могут только без толку кричать «ура», особой
помощи бойцам принести не смогут. Сейчас безусловно такой
548

момент боя. Я сейчас разоружился, я сбросил оружие мистики,
формализма и контрреволюции, но новым марксистским
оружием еще не овладел. Это ясно видно и на моих детских вещах, при
всей субъективной искренности некоторых из них, я говорю о моих
последних книжках «Густав Мейер», «Конная Буденного» и т. д.,
что они поверхностны, ура-революционны, они искажают
действительность и не дают правильного соотношения сил.
Собственно, м. б. одна единственная моя вещь может получить право
назваться вещью перестроившегося Введенского, это — П. В. О.
(К обороне будь готов). Кроме того, несколько стихов в журн.
учебн. Ленучгиза, где я работал последнее время. Надо сказать,
что во мне еще много осталось пережитков и мистики и
формализма, но я считаю, что твердой и решительной борьбой с ними
и активной работой над переделкой своего миросозерцания я
сумею наконец стать в ряды подлинных бойцов на идеологическо-
литературном фронте.
А. Введенский
Ю — 17 января 1932 г.
ПРОТОКОЛЫ ДОПРОСОВ
П. П. КАЛАШНИКОВА
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
1931 года Декабря мес. 12 дня я, уполномоченный СПО Буз-
ников А. В., допрашивал в качестве обвиняем, гражданина
Калашникова Петра Петровича и на первоначально предложенные
вопросы он показал:
1. Фамилия Калашников
2. Имя, отчество Петр Петрович
3. Возраст (год рождения) 1893
4. Происхождение (откуда родом, кто родители, национальность,
гражданство или подданство) сын банковского служащего
5. Местожительство (постоянное и последнее)
Петропавловская ул. д. № 4, кв. 36
6. Род занятий (последнее место службы и должность)
занимаюсь рисованием таблиц, в прошлом научный сотрудник — биолог
7. Семейное положение (близкие родственники, их имена,
фамилии, адреса, род занятий до революции и последнее время) холост
549

8. Имущественное положение (до и после революции
допрашиваемого и его родственников) заработок по частным заказам
9. Образовательный ценз (первоначальное образование,
средняя школа, высшая, специальн., где, когда и т. п.) высшее
10. Партийность и политические убеждения б/п
11. Сведения об общественной и революционной работе не вел
12. Сведения о прежней судимости (до Октябрьской
революции, после нее) не судился
13. Служба у белых нет
Показания по существу дела — С 1928-го года до последнего
времени у меня на квартире (Петропавловская ул. д. № 4 кв.
36) собиралась антисоветская группа литераторов и
художников, в основном работающая в области детской
литературы, во главе которой стоял и идеологом которой являлся
писатель Дан. Хармс. Большая часть творчества указанной
группы литераторов по причинам политического характера не
могла быть и не может быть напечатана издательствами,
действующими в СССР. Ища путей опубликования для
указанной части своего литературного творчества, названная
группа систематически читала и распространяла в рукописном
виде и перепечатанными на пишущей машинке свои, не
предназначенные для печати, литературные произведения.
12/XII 1931. Петр Калашников
Допросил <подпись> (Бузников А. В.) (л. 87 — 88)
Конкретизируя и детализируя данные мною ранее
показания об антисоветской группе литераторов, собирающейся у
меня на квартире, показываю следующее:
В названную группу входили в основном литераторы,
работающие в области детской литературы: Дан. Хармс,
Введенский А. И., Бахтерев, Разумовский, Андроников И. Л.
Названные лица систематически посещали мою квартиру,
где встречались с некоторыми лицами, одновременно
систематически посещавшими мою квартиру, из которых могу назвать
следующих: Биншток Михаил Львович, автор ряда
ненапечатанных антисоветских произведений, худ. Воронич, Бруни
Георгий Юльевич, Карпинский Михаил Валерьянович, Барт
Бруно Германович, Вахта Пройда Генриховна и ряд других лиц,
550

которые относятся враждебно к существующему в стране
строю. На собраниях у меня читались вслух антисоветского
характера литературные произведения, причем припоминаю,
что заумные свои стихи читал Хармс, читал также
Введенский, однажды читал Вагинов, сам я также читал свой роман
«Эликсир старости» и стихи. Прочитываемые произведения
подвергались обсуждению и анализу, причем я указывал Харм-
су и Введенскому на опасность их творчества и возможность
истолкования его как контрреволюционного. Одновременно на
подобного рода собраниях велись политического характера
беседы, во время которых критиковались с отрицательной
точки зрения мероприятия правительства и партии,
рассказывались антисоветского характера анекдоты, а также имели
место прямые монархические высказывания.
Признаю, что та заумь, которую развивала в детской
литературе названная мною антисоветская группа
литераторов, враждебна задачам советского воспитания детей.
Петр Калашников
Допросил (Бузников А. В.) (л. 89об. — 90об.)
Я и окружающие меня, аналогично со мной настроенные
интеллигенты, коих я перечислил частично в своих
предыдущих показаниях, являлись питательной средой для
антисоветской группы названных мной ранее литераторов во главе с
Д. И. Хармсом. Термин «питательная среда» я употребляю
здесь в том смысле, что Хармс и другие члены группы,
встречаясь со мной и близкими мне людьми у меня на квартире,
усваивали и укрепляли в себе враждебные современному
политическому строю идеи, а с другой стороны, развивали и
обосновывали при моей помощи характерную для них и вытекающую
из их политических убеждений мистическую настроенность.
Я часто вел с Д. И. Хармсом политические беседы, в
которых разновременно имел возможность изложить ему свою
политическую платформу и убедиться в том, что мои
политические взгляды разделяются в значительной степени
Хармсом и другими членами группы. Эта моя политическая
платформа, оформившаяся за годы революции и наиболее
активизировавшаяся в последнее время, выросла из чувства оскорблен-
55\

ности, обиженности всей русской интеллигенции, которую
последняя испытывает благодаря отношению к ней партии и
советской власти. Я убежден, что Советская власть угнетает
русскую интеллигенцию, поскольку не дает развиваться
внутреннему «я» интеллигента, насилует его волю, заставляя
отказаться от самостоятельности его существования, от
права на свободную, согласно мировоззренческим установкам,
творческую деятельность всякого истинного интеллигента. Я
враг подобного насилия, и это лежит в основе моего
враждебного отношения к современному политическому строю.
Развивая в беседах с Д. И. Хармсом и другими близкими
мне лицами указанную точку зрения на причины моей
активной антисоветской позиции, я детализировал и
конкретизировал свои политические взгляды в связи с происходящими
политическими событиями. Не останавливаясь подробно на
существе каждой из бесед, я должен в общих чертах изложить
содержание их следующим образом: я высказывал неоднократно
ту точку зрения, что моим политическим идеалом является
идеальная конституционная монархия с участием в
управлении страной всех слоев населения, с широкими избирательными
правами; монархия, в которой конституционный монарх
является выразителем стремлений и желаний всех слоев населения
родной мне страны. Я говорил, что в такой монархии не
будет надобности в жандармах и в охранке, столь ненавистных
массам по прошлым дореволюционным годам. Но я сознаюсь,
что если бы мне пришлось увидеть стоящего на улице
городового, вдруг появившегося здесь, то моим первым импульсом
было бы обнять и приветствовать этого блюстителя
порядка, как символ низвержения ненавистного мне советского
строя. Этим примером я хотел показать то, что несмотря
на свои идеально-монархические взгляды, я выбираю для себя из
двух политических систем: монархии старого режима и
Советской власти, — монархию. В основном низвержение
существующего строя — и это я высказывал Д. И. Хармсу и другим —
мыслилось мною, ввиду слабости белоэмигрантских и
иностранных, как эволюционное перерастание Советской власти
в буржуазно-демократическую республику, а затем в
конституционную монархию. Но, допуская возможность интервенции,
я приветствовал бы ее как ускорение перерастания, перевоору-
552

жение существующего строя. Существенную роль в моем
желании перемены существующего строя играла жалость,
вырастающая из идейной близости к четырем миллионам
белоэмигрантов, к огромной культурной силе, которая благодаря
неудачам в гражданской войне была вынуждена покинуть родину и
пребывает вдали от нее, лишенная возможности влиять на ее
судьбы. Я неспособен на прямое вредительство в силу того,
что я считаю, что всякий вредительский акт направлен не
только против Советской власти, но и против России, и
говоря в беседах с Хармсом и другими о вредительских процессах
последнего времени (Промпартия и др.), я высказывался в том
смысле, что истинно русская интеллигенция не способна на
вредительство и что вредительские процессы нужны
большевикам для того, чтобы сложить с себя вину за хозяйственные
неудачи, переложить ответственность за эти неудачи на
плечи интеллигенции. В беседах с Хармсом мы особенно
часто останавливались также на вопросах, связанных с
отсутствием при существующем советском строе свободы слова,
собраний и печати, которые особо значительно затрагивали
Хармса как литератора, не могущего в силу этого
опубликовать в печати свои литературные произведения; враждебные
современности.
Все эти политические беседы, а также совместное время-
пре<про>вождение членов антисоветской группы литераторов
с антисоветски настроенными представителями
интеллигенции, посещающими мою квартиру, совместные чтения
антисоветских и мистических произведений, совместные
спиритические сеансы влияли — как я учитывал — на творчество и
политические взгляды молодых литераторов, входящих в
антисоветскую группу Хармса.
Петр Калашников
3/11932
В данном показании 108 строчек
Петр Калашников
Допросил: (Бузников А. В.) (л. 91 — 91об.)
553

ПРОТОКОЛЫ ДОПРОСОВ А. В. ТУФАНОВА
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
1937 года Декабря мес. 13 дня я, уполномоченный СПО Буз-
ников А. В., допрашивал в качестве обвиняемого гражданина
Ту фанов Александр Васильевич и на первоначально
предложенные вопросы он показал:
1. Фамилия Ту фанов
2. Имя, отчество Александр Васильевич
3. Возраст (год рождения) 1877
4. Происхождение (откуда родом, кто родители, национальность,
гражданство или подданство) из крестьян Архангельской губ,
Шенкурского уезда
5. Местожительство (постоянное и последнее) Нижегородская
д. 12, кв. 12
6. Род занятий (последнее место службы и должность)
литератор, в последнее время корректор ГИХЛ'а
7. Семейное положение (близкие родственники, их имена,
фамилии, адреса, род занятий до революции и последнее время)
женат, жена Мария Валентиновна
8. Имущественное положение (до и после революции
допрашиваемого и его родственников) заработок
9. Образовательный ценз (первоначальное образование, средняя
школа, высшая, специальн., где, когда и т. п.) высшее
10. Партийность и политические убеждения работал в
анархическом союзе «Рабочих и крестьян» в 1918-ом году и был
секретарем анархической газ. «Вольный плуг»
11. Сведения об общественной и революционной работе
12. Сведения о прежней судимости (до Октябрьской
революции, после нее) судился за организацию нелегального собрания в
1906 г. и получил три месяца
13. Служба у белых сотрудник белогвардейской газ.
«Возрождение Севера» в 1919-м году.
Показания по существу дела: Признаю, что я являюсь
теоретиком и идеологом поэтической зауми, базирующейся на
реакционно-идеалистической философии Бергсона и являющейся в
условиях современного политического строя
контрреволюционной, поскольку она противопоставляется конкретности и
554

материалистичности советской литературы, а во-вторых,
служит средством отвлечения литературных кадров от
советской действительности и средством вовлечения их в мистику
и идеализм.
Признаю, что поэтическая заумь использовалась мною как
форма, при помощи которой я излагал свои
контрреволюционные националистические идеи (поэма «Ушкуйники», «Марфа
Посадница» и т. д.). В названных литературных
произведениях я пользовался также, как средством смыслового
затемнения речи, церковнославянским языком и методом
переключения исторических эпох, т. е. революционную современность,
враждебную мне, пересказывал языком и через события
исторически отдаленных времен. Однако моя поэзия, становясь
непонятной для органов цензуры, хорошо понималась моими
друзьями и моими непосредственными учениками. Заумь,
таким образом, являлась для меня активным средством борьбы
с революцией, которую я враждебно воспринял.
Подтверждая данные мною выше показания, должен
заявить, что моя поэма «Ушкуйники» посвящена моему брату
Николаю, который служил в белой армии.
На титульном листе книги стоит следующее:
«Храбрейшему из славян, рыцарю Николаю, павшему с дружиной
новгородских ушкуйников на Налепве в борьбе с Москвой». Это
посвящение следует расшифровать следующим образом:
«Моему брату, белогвардейцу Николаю, павшему в борьбе с
Красной Армией („Москвой) вместе с белогвардейским
отрядом».
Вся эта поэма, написанная методами и приемами
поэтической зауми с привлечением для смыслового затемнения
церковнославянского языка, переключает современную советскую
действительность на XV век, на эпоху борьбы Вольного
Новгорода с Москвой, причем под дружиной «новгородских
ушкуйников» понимается мною Белая армия, а под Москвой XV века —
Красная Москва, Москва Ленина и большевиков. В этой своей
поэме я пишу: «Погляжу с коня на паздерник как пазгает в
подзыбице Русь». В точном смысловом содержании это
значит, что «я, враг Советской власти, наблюдаю и радуюсь, как
полыхает в подполье пожарище контрреволюции». В другом
555

месте я пишу «...вода березки лихолетье дрогнула, захитилась
в бору, и в тулуп дощатый на веретье от людей я песню
завернул». «Вода березки» — это искусство чистой воды,
которое в лихолетье, т. е. в революцию, ушло, загнано в подполье
и требуется завертывать песнь в «тулуп дощатый», т. е. в
заумь, чтобы иметь возможность говорить в советской
действительности печатным словом, однако содержащим в себе
контрреволюционные призывы, как, например, призыв к
контрреволюционному восстанию, которым заканчивается моя песнь
о «Ново-городе» и который дан в следующих строчках: «Коли
власть не ко двору, выйдем с кличем: к топору! Ой-лю-лю по
топору! Ой-лю-лю не ко двору!» И дальше: «Не пора ли — ух!
точить Притуплённые мечи!»
В 1928 — 29-м году под моим идейным и организационным
руководством существовал орден «ДСО» — заумный орден.
Наша организация, которая по своим действиям и по своему
существу являлась антисоветской, регулярно собиралась на
квартире студента Горного института, проживающего в
Зимнем дворце (вход с набережной). В нашу организацию,
которая ставила себе задачей установление и распространение
зауми, как средства борьбы с Советской властью, входили Дан.
Хармс, А. Введенский, Заболоцкий, Вигилянский, сам Марков,
Богаевский и др. Впоследствии к нам примкнул Бахтерев.
На наши собрания приезжал также из Москвы писатель
Борис Черный. Творчество названных выше писателей, в
основном моих учеников, является контрреволюционным, хотя
отдельные из них, как, например, Вигилянский, признавали
поэтическую заумь лишь частично. Опасаясь преследований со
стороны органов ГПУ, мы прекратили собрания на квартире у
Маркова, но не распались и продолжали собираться, в
частности, на моей квартире, где регулярно бывали Дан. Хармс,
Введенский, Бахтерев и другие, организовавшие затем заумную
литературную организацию «Обэриу», ставящую себе в
основном те же задачи, что «орден ДСО». Используя
детскую литературу как возможность работать там для
получения материальных средств, они в силу своих
контрреволюционных политических убеждений, используя заумь как форму
(так наз. «инфантилизм» — детскость литературы для
детей), они протаскивали в детскую литературу враждебные
556

современности идеи. Я признаю, что, как теоретик
поэтической зауми, вел борьбу с Советской властью на идеологическом
фронте.
13/XII 31 г. А. Туфанов
Допросил: (А. Бузников) <подпись> (л. 93 — 98об.)
В 1919-м году я находился у белых и сотрудничал в
белогвардейской прессе, в частности, в националистической
газете «Возрождение Севера». С тех пор до последнего времени я
не порывал связи с белогвардейскими кругами и с
белоэмигрантской прессой, где я продолжал сотрудничать. Я состоял в
переписке регулярной с белоэмигрантским журналистом и
переводчиком Васильевым, проживающим в Риге (Латвия). Кроме
того, я регулярно переписывался с белоэмигрантом Валрачевым,
проживающим в Финляндии. Корреспонденции и
стихотворения, предназначаемые мною для белоэмигрантской прессы, в
частности, для газ. «Накануне», издаваемой в Париже, и для
«Новостей», издаваемой в Ревеле, я пересылал через
вышеупомянутого Васильева. В разное время под видом частной
корреспонденции я переслал Васильеву несколько своих
контрреволюционных стихотворений — одно из них было посвящено
Васильеву — и ряд антисоветского характера корреспонденции.
Кроме того, я выслал Васильеву свою контрреволюционную
поэму «Ушкуйники», подробно о которой я говорил в
предыдущем протоколе. Эту же контрреволюционную поэму, после ее
выхода из печати, я разослал для перепечатки и для отзывов
по редакциям белоэмигрантских газет. Мою поэму получили
«Последние новости», издаваемые в Париже, газеты
«Возрождение», «Накануне» и другие белогвардейские редакции. Кроме
того, я разослал поэму «Ушкуйники» различным
белоэмигрантам, адреса которых частью мне были известны, а частью были
сообщены мне переводчиком Таубе, ранее работавшим вместе
со мной в из<дательст>ее «Прибой».
Мое сотрудничанье в белоэмигрантской прессе
сопровождалось антисоветской подрывной работой внутри советской
литературы. Я в качестве идеолога и организатора входил в
заумный орден, в котором деятельное участие принимали
антисоветски настроенные литераторы. Ядро этого ордена состо-
557

яло из писателей Хармса Д. И., Введенского А. И., меня и
Игоря Маркова, на квартире коего происходили собрания ордена.
Квартира Маркова находилась на Дворцовой набережной. Орден
носил двойное название: «ДСО» — заумное название и «Самое-
щина» — название, взятое из древнерусского лексикона, кото-
рое обозначает крайний индивидуализм. Это последнее
название было взято нами по моему предложению намеренно, так
как одной из программных задач ордена являлось полное и
демонстративное отмежевание от советской литературы.
Основным связующим нас лозунгом являлось чистое искусство,
«искусство ради искусства». Мы сознательно шли к крайним
формалистским формам искусства — зауми, желая уйти от
враждебной нам советской действительности и увести от нее
наших читателей и последователей. Помимо названного выше
ядра ордена, собрания ордена посещали поэт Вигилянский, Бах-
терев, конструктивист Борис Черный (Москва) и другие.
Собрания ордена происходили регулярно — один раз в две
недели. На собраниях велись обсуждения литературной и
политической программ ордена, каковая в общих чертах изложена
мною выше. На каждом из собраний регулярно устраивались
читки. Я неоднократно выступал с чтением своей
контрреволюционной поэмы «Ушкуйники». Введенский читал свои
прозаические вещи, по большей части антисоветского
характера. Одно из них мне хорошо запомнилось своей монархической
направленностью. Называлось это произведение «Основание
Санкт-Петербурга». На каждом собрании читал свои к.-р.
произведения Д. И. Хармс. В дальнейшем наш орден распался,
и из него выделилась антисоветская группа литераторов
Хармса-Введенского — моих последователей в заумной форме
творчества.
3 января 1932 г. А. Ту фанов
В данном показании 83 строчки. А. Туфанов
Допросил: А. Бузников <подпись> (л. 99 — 100).
558

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА И. В. БАХТЕРЕВА
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
1937 года XII мес. 23 дня я, уполномоченный СПО Бузни-
ков А. В., допрашивал в качестве обвиняемого гражданина
и на первоначально предложенные вопросы он показал:
1. Фамилия Бахтерев
2. Имя, отчество Игорь Владимирович
3. Возраст (год рождения) 1908
4. Происхождение (откуда родом, кто родители, национальность,
гражданство или подданство) сын инженер-механика,
потомственного почетного гражданина
5. Местожительство (постоянное и последнее) Некрасова 60,
кв. 81
6. Род занятий (последнее место службы и должность)
литератор
7. Семейное положение (близкие родственники, их имена,
фамилии, адреса, род занятий до революции и последнее время) мать —
Анна Ивановна — бухгалтер, брат — Олег
8. Имущественное положение (до и после революции
допрашиваемого и его родственников) литературный заработок
9. Образовательный ценз (первоначальное образование, средняя
школа, высшая, специальн., где, когда и т. п.) высшее — б<ывший>
институт истории искусств
10. Партийность и политические убеждения б/п
11. Сведения об общественной и революционной работе
12.Сведения о прежней судимости (до Октябрьской
революции, после нее) нет
13. Служба у белых нет
Показания по существу дела Я состоял членом
антисоветской группы литераторов, куда, помимо меня, входили
Дан. Хармс — идеолог и организатор группы, А. И.
Введенский, Разумовский, Заболоцкий и ранее К. Вагинов. В основном
члены группы работают в области детской литературы.
Творчество группы распадалось на две части. С одной стороны,
члены группы писали и сдавали в печать детские книжки,
политически враждебные по существу, с другой, группа создавала
контрреволюционные заумные произведения, которые затем
559

распространялись путем чтения, и в рукописных, и в
отпечатанных на машинке списках.
И. Бахтерев
1931
23/X1I
Допросил: А. Бузников <подпись> (л. 101 — 102)
ПРОТОКОЛЫ ДОПРОСОВ Н. П. ВОРОНИНА
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
1937 года XII мес. 16 дня я, уполномоченный СПО
Бузников А. В., допрашивал в качестве обвиняемого гражданина
и на первоначально предложенные вопросы он показал:
1. Фамилия Воронич
2. Имя, отчество Николай Павлович
3. Возраст (год рождения) 1888
4. Происхождение (откуда родом, кто родители, национальность,
гражданство или подданство) из дворян, отец ротмистр
пограничной стражи, сам б<ывший> офицер
5. Местожительство (постоянное и последнее) Ленинград,
/7ешр<оградская> cm<орона> Мытнинский пер. д. № 5, кв.
30
6. Род занятий (последнее место службы и должность)
художник
7. Семейное положение (близкие родственники, их имена,
фамилии, адреса, род занятий до революции и последнее время)
женат, жена — Вера Артуровна Гвоздецкая, мать —
Станислава Емельяновна Воронич, проживала в Вильне, сестра —
Мария Михайловна, проживает в Вильне, также имею
родственников в Варшаве
8. Имущественное положение (до и после революции
допрашиваемого и его родственников) заработок
9. Образовательный ценз (первоначальное образование, средняя
школа, высшая, специальн., где, когда и т. п.)
высшее-художественное
10. Партийность и политические убеждения в/п
И. Сведения об общественной и революционной работе не вел
560

12.Сведения о прежней судимости (до Октябрьской
революции, после нее) не судился
13. Служба у белых не служил
Показания по существу дела На квартире у Петра
Петровича Калашникова (Петропавловская 4, кв. 36)
систематически происходили антисоветского характера собрания. Эти
собрания кроме меня и самого Калашникова посещали
литераторы и художники, в основном работающие в области
детской литературы. Калашникова посещали: Дан. Хармс,
А. Введенский, худ<ожни>цы Порэт и Глебова, Бахтерев,
худ<ожник> Рудаков, Андроников и др. На собраниях у
Калашникова велись антисоветского характера беседы, читались
антисоветские произведения.
Сам Калашников представляет из себя человека,
настроенного резко антисоветски. Он ушел из университета, где ранее
работал, из-за несогласия с современной советской политикой
обучения и воспитания молодежи. Калашников по убеждениям
определенный монархист. В своих неоднократных высказываниях
по этому поводу он всегда определял себя как сторонника
старого режима. Он постоянно надеялся на изменение
политического строя путем интервенции, причем он высказывал желание
установления после насильственного низвержения
существующего строя монархии. Все советские порядки ему в полном
смысле этого слова ненавистны. Особенное возмущение с его
стороны вызывала коллективизация деревни и раскулачивание. Он
говорил мне, что над русским мужиком творится насилье, что
мужика разоряют, что вся эта политика обернется против
Советской власти, что мужик восстанет и т. д. Должен
отметить, что в начале революции Калашников — я давно его
знаю — был настроен довольно лево, но потом постепенно
пришел к вышеуказанной позиции, и ныне особенно непримиримо
относится к существующему строю. Тех, которые в какой-то
степени, может быть, и очень незначительной, не согласен с его
политическими взглядами, он настойчиво разубеждает и весьма
доволен, когда ему удается доказать свою правоту.
Калашников занимается сейчас большим трудом, в котором
стремится доказать, что религиозные мифы действительно когда-то
существовали. Это ему нужно, по его словам, для того,
чтобы опрокинуть материалистическую теорию, ему ненавистную.
561

Признаю, что я являлся членом антисоветской группы,
собирающейся у Калашникова, основное ядро которой состав-
ляли Калашников, Хармс и Введенский.
В дальнейшем обязуюсь конкретизировать и расширить
данное мною показание.
Написано с моих слов правильно
Н. Воронич 16/XII-31
Допросил: (Бузников А. В.) (л. 103 — 104об.)
В период НЭПа я сошелся с П. П. Калашниковым
(которого знал еще раньше — студентом) на почве
отрицательного отношения к новому существующему строю. Калашникова
на квартире посещало очень много людей, из которых я помню
Хармса, Введенского, Бахтерева, Туфанова, Полянского, Виги-
лянского, Барт, Эйсенер, Рудакова, Пестинского, Павлова,
Цветкова, Заболоцкого, Карпинского и др. Все вышеуказанные
лица были явно антисоветского направления, высказываясь
против власти.
Инициаторами таких сборищ у Калашникова являлись: сам
Калашников, Хармс, Введенский, Бахтерев.
С тех пор, как я вновь сошелся с Калашниковым, начались
довольно частые посещения его квартиры мною и
вышеуказанными людьми. Происходившие беседы носили явно
антисоветский характер, на этих вечерах зачитывались к-р.
произведения Хармса, Введенского и др. и, как правило, вечера всегда
оканчивались пьянкой.
Сам Калашников был явным монархистом. Ведя часто
политические споры, он говорил, что все, что пишется о
достижениях Сов. власти, — это чушь, очковтирательство, что
современный порядок ни к черту не годится и, сравнивая
коммунистический манифест с существующим положением, он
доказывал, что обещанные свобода совести, печати, слова и
прочее, — не даны. Калашникова часто спрашивали, почему он
не служит или не читает каких-либо лекций, и Калашников
всегда неизменно отвечал, что он с этой публикой не желает
иметь никакого дела. Вообще Калашников всегда мечтал об
интервенции и открыто проповедовал низвержение
существующего строя.
562

Занимался Калашников и литературными трудами,
которые не предназначались для печати, так как были насквозь к.-
р. и по содержанию, и по форме; изучал религию, увлекался
мистикой и оккультизмом, стараясь к этим занятиям
привлечь и меня.
Развивая мысль о вышесказанном, я хочу показать, что,
являясь выходцем из буржуазной среды, служа офицером в
старой армии, я так же, как и Калашников, принял
отрицательно новый советский строй. Не разбираясь, может быть,
хорошо в политике, я стал поэтому соучастником этой
антисоветской группы и, посещая калашниковские вечеринки,
часто сам высказывал недовольство мероприятиями
Советской власти.
Записано с моих слов правильно: Н. Воронич 9/1-32
Допросил: (Мельников В. С.) (л. 105об. — Юбоб.)
ПРОТОКОЛЫ ДОПРОСОВ
И. Л. АНДРОНИКОВА
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА7
193/ года декабря мес. 20 дня я, уполномоченный СПО
Бузников, допрашивал в качестве обвиняемого гражданина
и на первоначально предложенные вопросы он показал:
1. Фамилия Андроников
2. Имя, отчество Ираклий Луарсабович
3. Возраст (год рождения) 1908
4. Происхождение (откуда родом, кто родители, национальность,
гражданство или подданство) г. Ленинград. Сын дворянина.
Грузин. Гражданин СССР
5. Местожительство (постоянное и последнее) г. Ленинград,
ул. Восстания 36, кв. 53
6. Род занятий (последнее место службы и должность)
Служащий. Работаю секретарем детского сектора издательства
«Молодая гвардия»
7. Семейное положение (близкие родственники, их имена,
фамилии, адреса, род занятий до революции и последнее время) отец —
Луарсаб Николаевич Андроников, пенсионер, прежде доцент
563

Тифлисского госуниверситета, мать — Екатерина Яковлевна,
домохозяйка, брат Элевтер Луарсабович — студент Физ. Мех.
института, сестра Елизавета Луарсабовна — научный
сотрудник ГГО
8. Имущественное положение (до и после революции
допрашиваемого и его родственников) заработок
9. Образовательный ценз (первоначальное образование, средняя
школа, высшая, специальн., где, когда и т. п.) Высшее
10. Партийность и политические убеждения б/п, но стою на
платформе Сов. власти
11. Сведения об общественной и революционной работе
Общественную работу вел
12.Сведения о прежней судимости (до Октябрьской
революции, после нее) не судился
13. Служба у белых не служил
Показания по существу дела Я знал о существовании группы
Хармса — Введенского, в которую входили писатели Хармс,
Введенский, Бахтерев, Разумовский, художники Глебова, Порэт,
Гершов, а также Калашников и ему подобные. Существование
образцов реакционного творчества (картины филоновской
школы Порэт и Глсбовой), любовь к старому строю,
антисоветская сущность детских произведений Хармса, Введенского и
личные беседы с ними, в которых они выявляли себя как
убежденные противники существующего строя, свидетельствовали
об антисоветских убеждениях названной группы литераторов.
Эта группа в лице Хармса, Введенского и Бахтерева пыталась
вовлечь меня в число своих членов. Они считали меня человеком,
близким им по политическим убеждениям, враждебным
современности, в чем их укрепляли еще слухи о том, что я якобы
княжеского происхождения. Кроме того, в моем лице —
секретаря детского сектора издательства «Молодая гвардия» —
группа Хармса и Введенского могла рассчитывать укрепить свое
влияние в детском секторе, а первоначально в «Еже» и «Чиже»
для протаскивания своей контрреволюционной, антисоветской
продукции. <С июня по ноябрь м<еся>ц этого года я
неоднократно встречался с Хармсом и Введенским в редакции. В июле м<е-
ся>це вместе с Введенским были у Калашникова. С Хармсом
встречался в частной обстановке однажды на квартире Порэт и Глебо-
вой и однажды у некоей Держ и неоднократно возвращался с работы
564

в обществе Хармса. И Хармс и Введенский предложили в разных
случаях, но в одинаковой форме перейти с ними на «ты», причем в
этот переход на «ты» они вкладывали какое-то важное для них
содержание. Хармс, например, сказал мне, многозначительно
подчеркивая свои слова: «Я очень редко перехожу на "ты", но если
перехожу, то очень крепко». В октябре м<еся>це я был на квартире у
Разумовского, где присутствовал и Бахтерев. Кроме этого, Хармс и
Введенский приглашали меня неоднократно на попойки,
организуемые группой у Калашникова> . В тех детских произведениях,
которые печатались в Ленгизе, группа протаскивала в детскую
литературу враждебную, антисоветскую идеологию.
Произведение Хармса «Что мы заготовляем на зиму» сознательно
подменяет социально-политическую тему о жизни пионерского
лагеря темой естествоведческой в буржуазном разрезе, что
является очевидным образцом вредительства на идеологическом
фронте. Советский детский читатель очень хорошо узнает из
книжки Хармса, что следует из овощей заготовлять на зиму,
но ничего не узнает о задачах и целях пионерского лагеря.
Детская книжка Введенского «Письмо Густава Мейера» сделана по
формальному принципу и с привлечением приемов поэтической
зауми. Я был свидетелем того, как Введенский, перередактируя
эту поэму, шел в построении новой редакции не от темы, а от
созвучия в сочетаниях слов. В силу этого это произведение
является ярким примером приспособленчества, под которым
скрывается антисоветская сущность стихотворения. Введенский
пишет: «Потом пошли мы с толпой ребят в один большой и
зеленый сад, где много сытых капиталистов, увидев плакаты
"Долой фашистов", от страха дрожа бежали от нас» и т. д.
Здесь революционизация темы доведена сознательно
Введенским до такого абсурда, что начинает звучать
определенно контрреволюционно: германский капиталист, бегущий от
немецкого пионера, тем более бегущий только от плаката
«Долой фашистов». Это вещь безусловно бессмысленная,
способная вызвать у читателя вообще лишь недоверие к факту
борьбы немецких пионеров.
В редакцию «Ежа» тот же Введенский сдал халтурное
приспособленческое стихотворение «Вызов на соцсоревнование»,
Текст в угловых скобках зачеркнут. (Примеч. публ.)
565

в котором актуальная мюдовская тема подменена набором слов.
В строках этого стихотворения слово «чтобы» повторяется
5 — 6 раз совершенно неоправданно.
Я подробно останавливаюсь на рассмотрении творчества
Введенского последнего периода («Густав Мсйер», «ПВО») еще
и потому, что за последнее время в детском секторе
«Молодой гвардии» стало как-то усиленно распространяться мнение,
будто в творчестве именно Введенского наметился перелом.
Для меня и тогда и теперь, после того, как я ознакомился с
его творчеством в целом, совершенно ясно, что никакой
органической перестройки в творчестве Введенского не намечалось,
так же как и в творчестве остальных членов группы.
Введенский писал книжку «Авдей-ротозей», где давал ничем не
прикрытую апологию кулака. Совершенно ясно, какого воздействия
на ребят ждал от этой книжки Введенский, когда и теперь он
пытается замаскировать контрреволюционную сущность своих
произведений ура-революционной пошлой фразеологией (напр<и-
мер> «Подвиг пионера Мочина», «Письмо Густава Мейера»),
то от этого книжки его не делаются менее
политически-вредными, и даже, напротив, более вредны, так как в них
протаскивается та же антисоветчина, только менее явная лишь для
редакторов и цензуры. В книжке же Введенского
«Бегать-прыгать», в которой отсутствует какая-либо тема, дана резко
антисоветская также издевательская концовка: «Конь мой
шагает, гривой играет, гривой играет, гривой трясет: конь мой
ученый, сам я Буденный», перефразирующая известную
антисоветскую песенку о Буденном.
Дополняя свое показание о творчестве антисоветской
группы детских писателей, должен заявить, что книжка Хармса
«Миллион» носит издевательский характер над пионерским
движением. Дополненная антисоветскими иллюстрациями
художника В. Конашевича, она представляет собой гнусный
поклеп на пионеров, только и делающих, что марширующих, из
десятков которых складывается (отдельно мальчиков и
девочек) совершенно механически миллион.
Для проталкивания в печать своих халтурных,
приспособленческих и политически враждебных произведений для детей
группа использовала редакторов ж<урналов> «Еж» и «Чиж»
и детского сектора Шварца, Заболоцкого и др<угих>, с кото-
566

рыми группа поддерживала тесное общение и в нерабочей
обстановке. В условиях ранее детского сектора, а за последнее время
ж.ж. «Еж» и «Чиж» антисоветская группа Введенского и Хар-
мса находилась в особо привилегированных условиях. Членам
группы — Хармсу, Введенскому — их произведения оплачивались
по самой высокой ставке (2 рубля за строчку), и не принятые
по каким-либо причинам рукописи также, в противовес
существующему порядку, оплачивались полностью (случай со
стихотворением Введенского «Вызов на соцсоревнование»),
Я был неоднократным свидетелем оживленных уединенных
бесед между Шварцем, Заболоцким, Хармсом и Введенским и
др., которые прекращались, как кто-нибудь из посторонних к
ним подходил.
На основании вышеизложенного признаю, что
антисоветская группа детских писателей, охарактеризованная мною выше,
сознательно стремилась различными обходными путями
протащить антисоветские идеи в детскую литературу,
используя для этих целей детский сектор Леногиза.
Показание написано собственноручно.
И. Андроников
Допросил: А. Бузников <подпись> (л. 111 — Ибоб.)
В детском секторе ГИЗ'а группа Введенского — Хармса
опиралась на редакторов: Шварца, Заболоцкого, Олейникова и
Липавского-Савельева, помогавших ей протаскивать свою
антисоветскую продукцию.
Это выразилось в том, что произведения Хармса и
Введенского оплачивались по самой высокой расценке — по 2 р. за
стихотворную строчку, причем мне известен факт, когда не
принятое редакцией ж<урнала> «Еж» стихотворение
Введенского «Вызов на соцсоревнование» было оплачено полностью,
также по самой высокой ставке. В отношении этих поэтов
широко применялась не практикующаяся в ГИЗе система
авансов по настояниям Шварца и Олейникова.
Идейная близость Шварца, Заболоцкого, Олейникова и
Липавского с группой Хармса — Введенского выражалась в
чтении друг другу своих новых стихов, обычно в уединенной
обстановке, в разговорах, носивших подчас интимный характер,
567

в обмене впечатлениями и мнениями, заставлявшими меня
думать об общности интересов и идейной близости этих лиц.
В ГИЗ Хармс и Введенский приходили постоянно, проводя
почти все время в обществе Шварца, Олейникова и
Заболоцкого, к которым часто присоединялся Липавский, и оставались
в нем по многу часов. Часто желая поговорить о чем-либо
серьезном, уходили все вместе в пивную, под предлогом
использования обеденного перерыва.
Я знал о том, что Введенский и Хармс часто встречались
с вышеназванными редакторами друг у друга в гостях,
собираясь то у Заболоцкого, то у Шварца или у кого-нибудь из членов
группы. Сам я познакомился с Хармсом у Шварца осенью 1930 г.
и впоследствии слышал от последнего характеристику,
данную им Хармсу: «Это гениальный человек и совершенно
замечательный поэт».
Все новое, что создавалось Заболоцким и Шварцем,
сообщалось Хармсу и Введенскому, бывшими завсегдатаями
детского сектора или же мне приходилось слышать о том, что то
или иное стихотворение Заболоцкого было прочтено и в
частной обстановке.
Редкие, но совместные посещения Шварцем, Хармсом и
Введенским симфонических концертов и совместное посещение
Шварцем и Хармсом выставки картин художника Нико Пи-
рос манишвили, а также на открывшейся выставке картин
худ<ожника> Филонова, на которой я также встретил их,
так же как и обмен мнениями по этому поводу в редакции в
присутствии Введенского, Заболоцкого, Олейникова и Липав-
ского, окончательно убедили меня в том, что эти люди
связаны между собой идейной близостью, выражавшейся в их
беседах и настроениях.
И. Андроников
27 января 1932 г.
Допросил: А. Бузников <подпись> (л. 117 — 117об.)
На этом заканчиваются протоколы допросов.
Далее следует «Обвинительное заключение по делу № 4246-
31 г. об антисоветской группе писателей в детском секторе
Ленинградского Государственного издательства», утвержденное зам.
568

полномочного представителя О ГПУ в Ленинградском военном
округе И. Запорожцем 31 января 1932 г. и утвержденное
прокурором Ленинградской области 14 марта 1932 г. Приведем из
этого текста раздел
Сущность обвинения
ПП ОГПУ в ЛВО ликвидирована антисоветская группа
литераторов в детском секторе издательства «Молодая гвардия»
(б. детский отдел ЛЕНОТГИЗ'а).
Группа организовалась в 1926 г. на основе к<онтр>р<еволю-
ционных> монархических убеждений ее участников и вступила на
путь активной к. рев. деятельности.
Группа первоначально оформилась в нелегальный орден «ДСО»
или «Самовщину», и а<нти>с<оветская> деятельность ее
ограничивалась составом «Ордена».
В 1928 г. из состава ордена выделилась группа литераторов,
активизировавшая свою а/с. деятельность путем использования
советской литературы и к. р. деятельности среди гуманитарной
интеллигенции (преимущественно литераторов и художников).
Антисоветская деятельность группы заключалась:
1. В регулярных нелегальных собраниях и обсуждении
текущих политических проблем, вопросов идеологической борьбы с
Советской властью, а/с. произведений участников группы.
2. В вербовке новых членов в антисоветскую группу.
3. В политической борьбе с Советской властью методами
литературного творчества:
а) путем протаскивания в печать литературных произведений
для детей, содержащих к. р. идеи и установки;
б) путем создания и нелегального распространения не
предназначенных для печати литературных произведений для взрослых;
в) путем использования «заумного» творчества для
маскировки и зашифровывания контрреволюционного содержания
литературного творчества группы.
4. В организованной деятельности по захвату влияния на детский
сектор издательства «Молодая гвардия», вовлечению в группу
работников сектора, в целях укрепления и расширения антисоветской
деятельности группы в области детской литературы (л. 120 — 122).
Далее в разделах: I. Возникновение антисоветской группы дет-
569

ских литераторов и ее состав; II. Политические установки группы;
III. Практическая антисоветская деятельность группы; V. (п. IV
в обвинительном заключении, видимо, по ошибке пропущен).
Влияние группы на детский сектор издательства «Молодая гвардия»
(по всему делу — в показаниях обвиняемых и в делопроизводстве
ОГПУ — детский сектор приписывают то к ГИЗу, то к
«Молодой гвардии»); VI. Связь члена группы Туфанова с
белоэмигрантскими кругами, — обильно цитируя показания подследственных,
доказывается их вина (л. 122 — 140).
«РЕЗОЛЮТИВНАЯ ЧАСТЬ. На основании изложенного
нижепоименованные <...>
ОБВИНЯЮТСЯ В ТОМ, ЧТО:
ХАРМС (ЮВАЧЕВ) ДАНИИЛ ИВАНОВИЧ —
БУДУЧИ ВРАГОМ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ И
МОНАРХИСТОМ ПО УБЕЖДЕНИЮ —
а) являлся идеологом и организатором антисоветской группы
литераторов;
б) сочинял и протаскивал в детскую литературу политически
враждебные идеи и установки, используя для этих целей детский
сектор ЛЕНОТГИЗ'а;
в) культивировал и распространял особую поэтическую форму
„зауми" как способ зашифровки антисоветской агитации;
г) сочинял и нелегально распространял антисоветские
литературные произведения — ВИНОВНЫМ СЕБЯ ПРИЗНАЛ —
пр. пр. ст. 58-10 У. К.
ВВЕДЕНСКИЙ АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ —
БУДУЧИ ВРАГОМ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ И
МОНАРХИСТОМ ПО УБЕЖДЕНИЮ —
а) являлся членом руководящего ядра антисоветской группы
литераторов;
б) сочинял и протаскивал в детскую литературу политически
враждебные идеи и установки, используя для этих целей детский
сектор ЛЕНОТГИЗ'а;
в) культивировал и распространял поэтическую форму „зауми",
как способ зашифровки антисоветской агитации;
г) сочинял и нелегально распространял антисоветские
литературные произведения —
ВИНОВНЫМ СЕБЯ ПРИЗНАЛ — пр. пр. ст. 58-10 У. К.
570

ТУФАНОВ АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ — БУДУЧИ
ВРАГОМ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ И
ВЕЛИКОДЕРЖАВНЫМ НАЦИОНАЛИСТОМ ПО УБЕЖДЕНИЮ —
а) являлся идеологом и организатором антисоветской группы
литераторов под названием „заумный орден ДСО";
б) являлся корреспондентом белоэмигрантских газет;
в) сочинял и распространял антисоветские литературные
произведения —
ВИНОВНЫМ СЕБЯ ПРИЗНАЛ — пр. пр. ст. 58-10 У. К.
КАЛАШНИКОВ ПЕТР ПЕТРОВИЧ — БУДУЧИ
ВРАГОМ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ И МОНАРХИСТОМ
ПО УБЕЖДЕНИЮ —
а) состоял членом антисоветской группы литераторов и
предоставлял свою квартиру для собраний группы;
б) вел контрреволюционную агитацию монархического
характера;
в) сочинял и распространял антисоветские произведения;
г) предоставлял свою библиотеку, состоящую из оккультно-
мистических и монархических старых изданий в пользование
антисоветски настроенным лицам —
ВИНОВНЫМ СЕБЯ ПРИЗНАЛ — пр. пр. ст. 58-10 У. К.
ВОРОНИН НИКОЛАЙ ПАВЛОВИЧ — БУДУЧИ
ВРАГОМ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ И МОНАРХИСТОМ ПО
УБЕЖДЕНИЮ —
а) являлся членом антисоветской группы;
б) вел контрреволюционную агитацию монархического характера.
ВИНОВНЫМ СЕБЯ ПРИЗНАЛ — пр. пр. ст. 58-10 У. К.
БАХТЕРЕВ ИГОРЬ ВЛАДИМИРОВИЧ — БУДУЧИ
ВРАГОМ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ —
а) являлся активным членом антисоветской группы литераторов.
ВИНОВНЫМ СЕБЯ ПРИЗНАЛ — пр. пр. ст. 58-10 У. К.
По сему —
ПОЛАГАЛ БЫ:
По согласованию с Прокуратурой дело направить на
внесудебное разбирательство Коллегии ОГПУ с перечислением за ней
арестованных.
571

Вещественные доказательства, отобранные при обыске у:
1. ЮВАЧЕВА (ХАРМС) Д. И. — рукописи, разная
переписка и 10 мистико-оккультных книг.
2. ВВЕДЕНСКОГО А. И. — разная переписка.
З.ТУФАНОВАА.В. — рукописи, переписка, разные книги
в колич. 7 экз., кинжала два.
4. КАЛАШНИКОВА П. П. — переписка, рукописи, 12 книг,
бинокль полевой, два кинжала, знаки отличия старого режима.
5. ВОРОНИН Н. П. — переписка, порнографические
рисунки, фотокарточки.
6. БАХТЕРЕВА И. В. — разная переписка —
КОНФИСКОВАТЬ.
Отобранные у вышеуказанных лиц в ДПЗ вещи по
квитанциям, также отобранные при обыске у
1. КАЛАШНИКОВА П. П. — мешок и ковер —
2. ТУФАНОВА А. В. — золотой пятирублевик старой
чеканки, сданный в ДПЗ —
ВОЗВРАТИТЬ ИМ ПОД РАСПИСКУ.
В отношении АНДРОНИКОВА ИРАКЛИЯ ЛУАРСА-
БОВИЧА за недоказанностью его вины — ДЕЛО
ПРЕКРАТИТЬ.
УПОЛНОМОЧЕННЫЙ:
4 ОТД СПО Бузников <подпись>
НАЧ. СЕКР. ПОЛИТИЧ. ОТДЕЛА:
Лундин-Горин <подпись>
СОГЛАСЕН: НАЧ. СОУ: » <подпись> (л. 141 — 144)
21 марта 1932 г. состоялось заседание выездной сессии
коллегии ОГПУ, которое, согласно протоколам, слушало дела обвиняемых
и постановило:
«Бахтерева Игоря Владимировича из-под стражи освободить,
лишив права проживания в Московской, Ленинградской обл. и
погранокругах сроком на ТРИ года, считая срок с 14/XII-31 г.».
«Введенского Ал-дра Ивановича из-под стражи
ОСВОБОДИТЬ, лишив права проживания в Московской, Ленинградской обл.,
Харьковском, Киевском, Одесском окр., СКК, Дагестане, Казани, Чите,
Иркутске, Хабаровске, Ташкенте, Тифлисе, Омске, Омском р-не, на
Урале и погранокругах, сроком на ТРИ года, считая срок с 10/ХП-
572

31 г.». На обороте этой выписки из протокола отметка: «На
заседании Президиума ЦИК СССР от 27.5.36 г. судимость с
Введенского снята».
«Воронина Николая Михайловича (Павловича) выслать в
Казахстан сроком на ТРИ года, считая срок с 10/XII-31 г.».
«Калашникова Петра Петровича заключить в концлагерь
сроком на ТРИ года, считая срок с 10/XII-31 г. Библиотеку
конфисковать». На обороте документа отметка: «Конфискована
библиотека в 5429 томов. Отбывал срок в Свирских концлагерях».
«Ювачева (Хармс) Даниила Ивановича заключить в
концлагерь сроком на ТРИ года, считая срок с 10/XII-31 г.». На
обороте отметка: «Заседание Коллегии ОГПУ от 23.05.1932 г.
постановило: Хармса досрочно освободить, лишив права проживания в
12 п. Уральской области на оставшийся срок».
«Туфанова Ал-дра Васильевича заключить в концлагерь
сроком на ПЯТЬ лет, считая срок с 10/ХИ-31 г.».
О дальнейшей судьбе Хармса и Введенского см. вступит,
статью к наст. изд. Публикация Н. Кавина.
Подготовка текстов и примечания В. Сажина.
1а
Игорь Бахтерев
ГОРЬКИЕ СТРОКИ
Публикуемые ниже воспоминания Игоря Бахтерева побуждают
к рассмотрению обстоятельств дела № 4246-31 г. в свете
некоторых дополнительных материалов. О них главным образом и
пойдет речь во вступительной статье.
Игорь Владимирович Бахтерев (1908 — 1996) — поэт,
драматург, прозаик, художник — родился в Санкт-Петербурге,
окончил театральное отделение Высших курсов искусствоведения при
Институте истории искусств (1930). В 1926 г. студенты этого
отделения Георгий Кацман (1908 — 1985), Дойвбер Левин
(1904 — 1941), Сергей Цимбал (1907 — 1978) и Игорь Бахтерев
задумали создать театр «Радикс». Написать для него пьесу
попросили «чинарей» А. Введенского и Д. Хармса.
В процессе совместной работы над постановкой пьесы
(сентябрь — октябрь 1926 г.) произошло сближение коллектива
«Радикс» с А. Введенским, Д. Хармсом, Н. Заболоцким и др. На-
573

чались совместные выступления на литературных вечерах,
продолжавшиеся до осени 1927 г., когда группа, приняв название «Обэ-
риу», вошла в состав творческих секций Дома печати. Кроме
А. Введенского, Д. Хармса, Н. Заболоцкого, Д. Левина, И. Бах-
терева, в нее вошли поэт и прозаик К. Ватинов, студенты
киноотделения ГИИИ К. Минц и А. Разумовский, а позднее, в конце
1929 г., — поэт и прозаик Ю. Владимиров.
Обэриуты устраивали театрализованные литературные вечера,
последний из которых состоялся в общежитии ЛГУ 1 апреля
1930 г. По поводу этого вечера в газете «Смена» была
опубликована разгромная статья, подписанная Л. Нильвич1.
Параллельно с 1928 г. началась работа обэриутов в детском секторе
Госиздата, в журналах «Еж» (ред. Н. Олейников) и, позднее, «Чиж»
(ред. Г. Дитрих, затем — М. Майслер2). Как явствует из
публикуемых ниже воспоминаний, «Обэриу» уже находилось под
пристальным вниманием ГПУ: согласно Бахтереву, именно сотрудником
этой организации Е. Е. Сно была написана разгромная рецензия
в «Смене». Не случайно, что неослабное внимание ГПУ
распространялось и на деятельность группы в области детской
литературы. В тексте обвинительного заключения по делу литераторов,
работавших в детском секторе издательства «Молодая гвардия»
(см. Приложение I наст, изд.), существенную роль играет весьма
тенденциозная трактовка фактов их творческих биографий:
использование поэтической зауми как «способа шифровки антисоветской
агитации», создание нелегального «Ордена заумников» и заумной
литературной организации «Обэриу», деятельность по «захвату
влияния на детский сектор издательства „Молодая гвардия"».
Почему ГПУ в первую очередь интересовал детский сектор
Госиздата, тогда как «нелегальные» «Орден заумников» и
«Обэриу», наряду с «к-р монархическими убеждениями их участников»,
служили лишь «доказательством антисоветской деятельности» этой
группы в детском секторе Госиздата? Как видно из текста
«Горьких строк», Бахтерев задавался этим вопросом. Однако его
искреннее недоумение: «Почему детское издательство?» — объясняется,
видимо, тем, что он либо совершенно не интересовался в 1931 г.
общественно-литературной жизнью, либо через 60 с лишним лет уже
не помнил о том, что тогда происходило. Между тем это был
поворотный период, получивший название «социалистической
реконструкции» нэповской России. Составной частью этой «социали-
574

стической реконструкции» стала так называемая «культурная
революция», одной из главных задач которой было изгнание
«классовых врагов» и заполнение освободившихся мест послушными и
управляемыми деятелями литературы и искусства. Причина
внимания ГПУ именно к детскому сектору Госиздата3 становится ясна,
если, расширив круг изучаемых в связи с этой темой документов,
обратить внимание на постановления ЦК ВКП(б) второй
половины 1931 г. и дискуссию Всероссийского союза советских
писателей (ВССП), прошедшую в июле — декабре 1931 г. и
затронувшую детскую литературу.
Пятнадцатого августа 1931 г. было принято постановление ЦК
ВКП(б) об издательской работе (опубликовано 3 сентября 1931 г.),
в котором, в частности, говорилось, что качество книг «еще
значительно отстает от предъявляемых к книге серьезных требований, что
объясняется как недостаточным вниманием издательств к этому
вопросу, так и плохим подбором редакторских кадров». Текст
постановления требовал проявить исключительное внимание «к делу
издания литературы для молодежи и детей», так как «характер и
содержание книг должны целиком отвечать задачам
социалистической реконструкции»4. Понятно, что выполнять эти задачи
присущими им методами должны были писатели, издательства и
ОГПУ.
Параллельно в Ленинграде началась чистка аппарата ОГИЗ,
книгоцентра, ЛенГИХЛ и других издательств5. Был провозглашен
лозунг «борьбы за большое искусство большевизма на участке
детской литературы»6. Отчеты о том, как издательства реализуют
постановление ЦК ВКП(б), публиковались в «Литературной
газете»7.
Одновременно в ВССП развернулась дискуссия, коснувшаяся
детской литературы. В ленинградской организации ВССП она
состоялась в октябре 1931 г. В процессе дискуссии, в частности,
выступил уже проявивший себя погромщиком в «деле Пильняка
и Замятина» (1929), рапповский писатель и критик М. Чуманд-
рин, который заявил: «Сегодня С. Маршак, Ильин — ведущие
писатели для тех, которые не поспевают за нами. Но если они,
несомненно, близкие нам попутчики, то такие писатели, как Введенский,
Хармс и друг., — люди, пришедшие с буржуазных позиций и
отсиживающиеся в детской литературе». Далее выступил редактор
детского сектора Госиздата А. Серебряников, подчеркнувший, что
575

«главная опасность в детской литературе — это опасность
„общечеловеческого гуманизма", увод ребят от классовой
действительности. Этим уводом занимаются „научные книжки" Житкова,
Хармса, Бианки»8. По окончании первого круга дискуссии по
детской литературе А. Серебряников опубликовал статью, в
которой детская литература объявлялась «участком наиболее
обостренной классовой борьбы». Далее он остановился на обэриутах,
«которых пролетарская критика так блестяще разоблачила в
литературе „взрослой"»:
«Помните печальной памяти „обереутов", этих литературных
хулиганов, богемствующих буржуазных последышей. Вы думаете,
что они разоблачены, разогнаны и поэтому „самоликвидировались"?
Нет, они существуют, они нашли лазейку в детскую литературу.
Даниил Хармс, „взрослые" стихи которого не попали в печать,
но расходятся в рукописях среди известного круга читателей,
издает детские книги. <...>
Заболоцкий — этот кулацкий поэт, получивший достойный
отпор марксистско-ленинской критики, решил спрятаться за
фамилией Якова Миллера, оставаясь прежним Заболоцким. <...>
Введенский, одевшись в тогу „литфронта", пишет стихи на
любую тему. У него восьмилетние немецкие ребята разгоняют
буржуев и вообще... чуть ли не сами делают революцию. <...>
Так вреднейшая халтура, бессмысленный барабанный бой
одолевают важнейший фронт детской литературы».
Статья заканчивалась призывом редакции «Смены»: «Выгнать
классового врага, окопавшегося в литературе, призванной
воспитывать в коммунистическом духе советских ребят»8а.
Это прозвучало за три с половиной недели до ареста, но, строго
говоря, было призывом к «чистке» (увольнению с работы), а не к
аресту.
Сотрудники ГПУ, как явствует из текста воспоминаний, и раньше
присутствовали на вечерах обэриутов и даже «рецензировали» их.
Интерес ГПУ к дискуссии ВССП также не подлежит сомнению.
Указанные выступления М. Чумандрина и А. Серебряникова были
затронуты на первом же допросе А. Введенского 12 декабря
1931 г. В интерпретации следователя, Введенский показал, что
названные критики «дали не расходящееся с действительностью
определение нашему творчеству как контрреволюционного»9.
По воспоминаниям Бахтерева, той же осенью (сентябрь?)
576

1931 г. с бывшими обэриутами специально знакомится следователь
ОГПУ Е. Е. Сно и провоцирует Введенского на поступки, давшие
повод во время следствия выдвинуть обвинение в монархизме.
Хроника этих событий наглядно показывает, как кольцо облавы
постепенно сжималось вокруг Введенского, Хармса и других. Арест
Бахтерева, видимо, сначала не планировался ГПУ ввиду отсутствия
компромата. Бахтерев был арестован лишь после того, как его имя
было названо во время допросов Введенским и Туфановым.
Облава, начавшаяся с постановления ЦК ВКП(б), уже после
ареста Введенского, Хармса, Туфанова, Бахтерева и других,
вполне логично завершилась новым постановлением от 29 декабря
1931 г. об издательстве «Молодая гвардия». В этом документе
указывалось на выпуск издательством «ряда политически вредных
произведений в области художественной, исторической, мемуарной
и детской литературы», а также отмечался «низкий идейный и
художественный уровень детской и дошкольной литературы».
Издательство «Молодая гвардия» обвинялось в том, что «не
развернуло в своей области работы по реализации постановления
ЦК ВКП(б) от 15 августа 1931 г.». В постановлении
издательству предлагалось «решительно ликвидировать основные недостатки
детской литературы» и «беспощадно бороться с халтурой,
проникающей под флагом создания новой детской книги»10.
Резюмируя, можно сказать, что дело детского сектора
Госиздата (и издательства «Молодая гвардия») — своего рода пробный
шар, наглядно продемонстрировавший новое, утилитарное отношение
власти к писателю, характерное для 1930-х годов: писателя либо
приручали и одомашнивали для дальнейшего использования, либо
травили как дикого зверя. Дело № 4246 возникло закономерно,
потому что, во-первых, начавшаяся облава по сценарию должна была
завершиться какими-либо следственными делами и, во-вторых,
потому что ГПУ удалось сфабриковать дело «антисоветской группы
литераторов» на основе «монархических убеждений» ее участников.
Таким образом, ответ на вопрос: «Почему детское
издательство?» — думается, достаточно прост: направление удара было
задано постановлением ЦК ВКП(б).
В период подготовки настоящей публикации вышел сборник
«Распятые: Писатели — жертвы политических репрессий: Вып. 4»
(СПб., 1998), в который был включен текст Бахтерева «Горькие
строки», отличающийся от публикуемого. Судя по характеру отличий,
19 «Сборище друзей...», т. 2
577

составителем сборника 3. А. Дичаровым опубликован
предварительный вариант воспоминаний, впоследствии несколько
переработанный и дополненный Бахтеревым по просьбе И. Мальского
зимой 1992/93 г. Предполагалось, что воспоминания, наряду с
протоколом допроса Бахтерева и некоторыми другими тогда еще
не опубликованными материалами дела № 4246, составят в
газете «Слово и Дело» очередной выпуск рубрики, посвященной
истории разгрома ленинградского детского издательства.
Воспоминания в основном посвящены ранее неизвестным
обстоятельствам истории группы «Обэриу» и следствия 1931—
1932 гг. и во многом дополняют как изданные ранее мемуары
Бахтерева «Когда мы были молодыми», так и многочисленные
литературоведческие работы, посвященные содружеству «чинарей» и
группе «Обэриу». Хронологические и иные неточности
воспоминаний, а также наиболее существенные расхождения вариантов
текста прокомментированы. Вместе с тем мы не комментируем те
сведения, которые разъясняются другими материалами
настоящего издания.
Текст публикуется в соответствии с авторизованным
машинописным экземпляром из архива И. Мальского, с исправлением
немногочисленных явных опечаток. Редкие авторские рукописные
исправления учтены, но не оговорены. Орфография и пунктуация
приведены в соответствие с современными правилами.
В настоящей публикации опущена часть воспоминаний,
повествующая о сокамерниках И. Бахтерева, поскольку она не имеет
отношения к теме публикации. Эта купюра отмечена угловыми
скобками с отточием (<...>).
ГОРЬКИЕ СТРОКИ
Да, конечно, сравнивать двадцатые годы с тридцатыми вряд ли
целесообразно, надвигались страшные, ни с чем не сравнимые
времена. Вот почему каждому из художников, кому сегодня за
семьдесят, приходится выслушивать давний аргумент: вы начинали в
более человечное время. Тогда было легче. С таким утверждением
трудно не согласиться. В те годы многие оставались сами собой,
до поры до времени. Пока художник не сталкивался с молохом
власти, с давлением государства. Перед таким нажимом каждый
оказывался беззащитным. Так было. И пусть подобная
незащищенность станет нашей преамбулой.
578

Невеселый разговор, который состоится о чисто литературной
ленинградской группе второго призыва... Да потому, что каждый,
входивший в группу, один позже, другие раньше начинали писать
в двадцатые годы — А. Введенский, Д. Хармс, Ю. Владимиров,
Д. Левин, К. Ватинов, Н. Заболоцкий, Н. Олейников, кажется,
никого не забыл, к этой группе причисляет себя и автор горьких
строк...
Сначала о названии. Эта группа, при участии «заумника» Ту-
фанова и без него, именовалась «Левый фланг», пока в 1927 году
не произошло небывалое — «Дом печати» по своей инициативе
пригласил участников «фланга» под свою крышу. Тогда же
выяснилось, что руководителей «Дома» не устраивает наше название.
По их разумению, слово «левый», «левое» было прерогативой
политиков. Так не по своей воле, под безапелляционным давлением,
«фланг» превратился в «обэриу», приблизительно: «объединение
реального искусства»11.
За несколько дней до объявленного в афишах отчетного
вечера12 появился взволнованный директор «Дома» Баскаков13 и
объявил: по всей видимости, вечер отменяется, звонили из реперткома и
заявили: автор стихотворной «элегии» — Бахтерев — допустил
политическую ошибку.
Баскаков вместе со мной отправился в репертком. И что же
выяснилось: в стихотворении недопустимая строчка: «дорога
сонная в Нарым...» Реперткомовцы утверждали, что такое
упоминание города не может не быть истолковано слушателями
политическим намеком.
Конечно, целое четверостишие было тут же исключено —
конфликт урегулирован.
Во избежание подобных политических козней собрание обэри-
утов решило перед каждым выступлением приходить в «Дом
печати», показывать политредактору, что мы намереваемся читать на
очередном выступлении, и только после санкции «Дома» нести в
репертком — сложность «застойных» времен! Результат сказался.
Одно из моих (не только моих) стихотворений было задержано и
к чтению не допущено; в нем говорилось: «мы одни далеко
улетели павой старенькие дни». Трудно предположить, почему
редактору пришло такое на ум.
А вот случай, еще яснее говоривший о политическом настрое
времени. Известный критик, редактор театрального журнала Пад-
19* 579

во" ворвался на отчетном вечере за кулисы, стал топать ногами
и выкрикивать, что обэриуты — прямые кандидаты в тюрьму (в
этом он не ошибся), и объявил: если демонстрация сумасшедшей
Бам (имелась в виду «Елизавета Бам»15) не прекратится, а
отчетный «балаган» будет продолжен, он, Падво, позвонит в НКВД. И
действительно позвонил. Разговор длился недолго, после чего
маститый редактор приутих.
Прошло недели две, когда мы узнали, что Падво сам оказался
за решеткой и бесследно исчез16.
Происходило рассказанное более 60 лет назад17. Политическое
беззаконие начиналось уже тогда. Вряд ли тот Падво был в чем-
то виновен и заслужил своей участи. Просто он оказался одним
из сотен, а затем миллионов.
Наш дальнейший рассказ о Данииле Хармсе, вернее, про тех, кто
нас и его окружал.
Некоторые, усиленно стучавшиеся в «Обэриу», стали называться
учениками, другие, например Липавский, — сочувствующими, а вот
у Хармса, кроме учеников, числился целый штат «естественных
мыслителей»: странных философов, хиромантов, отслуживших
студенческий срок фокусников, фанатичных докторов,
музыкантов-самоучек. Об одном из таких и пойдет разговор.
Был он бывшим петербургским журналистом, интересно
рассказывавшим про трущобы газетчиков. Еще он услаждал Хармса и
его гостей игрой на цитре. Этот старик, носивший странную
фамилию Сно18, имел сына19, которого знал обэриут-прозаик Дойвбер
Левин со времен университета. Дойвбер жил в студенческом
общежитии на Мытне20, а там частенько бывал студент, кажется
юридического факультета, Сно. Потом этот Сно был из
университета изгнан за какие-то такие неблаговидные дела. И вот появился
снова. До сего времени отец Сно предпочитал не распространяться
про сына — следователя НКВД, и вдруг заговорил. Оказалось,
что сын хочет познакомиться с обэриутами «в уютной домашней
обстановке за чаркой доброго вина», и о винном и о закусочном,
— продолжал старик, — можно не беспокоиться: все будет.
Встреча за чаркой состоялась21. Произошло это где-то на
Надеждинской, ставшей затем улицей Маяковского, неподалеку от
квартиры Хармса.
Кроме самого следователя и хозяйки комнаты, где
происходило пиршество, в сборище участвовали Александр Введенский, Юрий
580

Владимиров, конечно, Даниил, кто-то еще... Дойвбер на закуску и
горячительное не польстился, оказался наиболее дальновидным. Я
не пришел, неожиданно загрипповал.
С точки зрения Сно, программа не была выполнена полностью.
И все же он свое дело завершил, сказав отцу, что встречей
доволен чрезвычайно. Еще бы!
Про дальнейшее, происходившее на Надеждинской, подробно
проинформирован участниками. Во-первых, у вполне
благообразного отца сын оказался редкостно безобразным: маленький,
подслеповатый, совершенно лысый, с лицом возмущенного орангутанга.
И все же этот выродок пытался выполнять роль тамады.
Владимиров, еще с нами не знакомый, на отчетном вечере не
присутствовал. А вот Сно, оказалось, был и досидел до конца (до
первых трамваев), очевидно, выполнял служебные обязанности,
Дойвбера он почти не помнил:
— А, это тот... — и запнулся. — Хорошо его знаю. Очень
жаль, что его сегодня нет. Очень жаль...
Выступление обэриутов на Мытне также не прошло мимо него.
— Как же, — говорил Сно, — интересное выступление, я там
присутствовал.
Заметьте — не был, а присутствовал.
Разгромную статью в газете «Смена», как потом выяснилось,
он и написал, конечно, под вымышленной фамилией22.
Введенский рассказывал про Падво.
— Как же, я его хорошо знал. — И поправился: — Знаю.
После неудачного оборота перевел разговор на другую тему, о
беспричинной скрытности. Часто граждане неоправданно
осторожничают. Замечательная музыка царского гимна, а кто помнит. И
запел фальшивым фальцетом.
— Не так, не так, — поправил Введенский.
И Сно явно обрадовался.
— Значит, наш бывший гимн вы знаете? Не забыли...
— А как же, — хвастнул Введенский, главным образом под
влиянием винных паров.
— Спойте, если не слабо, — предложил Сно.
Не одобряя поведение Александра, Владимиров стал что-то
выкрикивать, Даниил громко петь немецкую песенку, заглушая
крамольное пение, Введенский, одобряемый Сно, не унимался.
— Бить тебя мало, — сердито проговорил Даниил, и Александр
581

немного струхнул, особенно после того, когда Сно заторопился
уходить, под предлогом неожиданно возникшей необходимости идти на
дежурство.
— Мы люди подневольные, — проговорил Сно, исчезая.
Эпизод копеечный, а разросся в серьезное обвинение, главным
образом Введенского, а попутно и Хармса, в приверженности к
монархизму23, немецкие, японские или еще какие шпионы: нужна
была сцепка, хотя бы малюсенькая, и она нашлась, вернее, нашел ее
Сно. Работать в то время было потруднее.
С этим Сно я был тоже знаком, немножко и при других
обстоятельствах. А было это так.
Начну издалека. Моя мать24 — одна из первых
женщин-юристов. Отец25 — инженер-механик. Году в 1912-м с большим
трудом родители сколотили нужную сумму, вступили в строительный
кооператив и построили квартиру. (Известный всем дом, вернее,
дома по улице Некрасова, против Некрасовского сквера26.
Любопытно, что последний, самый крупный взнос, родители сделали в
октябре 17-го.) После революции владельцам квартир было
разрешено самоуплотняться. В двух комнатах нашей квартиры
появились жильцы — начальник научного отдела Госиздата
П. В. Ром27 и его семья. Некоторое время Ром жил и работал в
Германии, этого было достаточно, чтобы его арестовали, семью
выселили, а в его комнаты въехал некий Антон Францевич Божеч-
ко28, профессиональный фотограф, затем чекист, по линии НКВД
возглавивший, точнее — подчинивший органам НКВД, науку
Ленинграда.
Когда летом семья Божечко отбывала на дачу, Антон
Францевич устраивал в своих комнатах шумные рауты, благо,
продолжая самоуплотняться, мама поселила в квартире девиц-новгородок.
На этих раутах развлекались друзья Божечко, работники
секретно-политического отдела: пили, танцевали, слушали запрещенного
Вертинского, выхватывали пистолеты, стреляли боевыми
патронами в потолок. На одном из раутов я увидел следователя Сно29.
Обэриутами он в то время, как видно, не занимался или очень мало.
Его привлекали государственные дела, залезание в стенные
шкафы и подслушивание, не веду ли я с новгородскими антисоветских
разговоров... Странности такого поведения старались пресечь его
друзья, напоминая, что он не на работе, что сегодня
целесообразнее танцевать.
582

И все же Сно не переставал заниматься сыском, такова уж
была его натура.
Перестав шнырять по шкафам, он подошел ко мне и принялся
расхваливать прелести буржуазного мира: красивые женщины,
костюмы, последние пластинки, прогулки на яхтах.
— Разве подобное противоречит социалистическому
миропониманию?
— Эх ты, буржуйчик! — проговорил Сно, не найдя
убедительный контраргумент. И пошел пытать новгородских девчат.
— Похоже, — сказал Дойвбер, прослушав мой отчет. —
Таким он бывал и на Мытне...
Перехожу к следующему рассказу, имеющему прямое отношение
к нашей печальной теме.
Случилось это событие в начале зимы 1931 года. Сначала
арестовали Даниила Хармса, забрав при обыске несколько мешков, как
он говорил, рукописей, писем, выписок из книг, многого другого.
Кажется, это было на следующий день, схватили Александра
Введенского в вагоне «Стрелы», за несколько минут до отбытия в
Москву30. Утром позвонил главный редактор детского отдела
Госиздата и попросил передать в Москве кому-то из редакторов
письмо. Александр назвал номер вагона и место. Не посыльный, а сам
редактор встретил Введенского у входа в вагон, передал письмо и
ушел. Арест был произведен в соответствии с правилами, с
предъявлением ордера, с указанием адреса: вагон такой-то.
Ну, а меня взяли, кажется, на следующий день, дома31. Божеч-
ко, во избежание лишних разговоров, конечно, отсутствовал.
Около 11 часов шумно появились арестовывающие, сразу с
парадного и входа на кухню. В моей небольшой девятиметровой
комнате начинался ремонт: мебель, все вещи были вынесены,
размещены, а вернее сказать, разбросаны по всей квартире. В
комнате оказалась только кровать да Библия, больше ничего.
— Когда-то тоже интересовался. Оставлю тебе, может, еще
пригодится, — сказал чекист, изображая осмотр. На этом
процедура обыска закончилась.
Ехали на легковой по Некрасова, потом по Литейному, потом
оказались в ДПЗ — доме предварительного заключения
(строительство так называемого «Большого дома» только начиналось).
Въехали с улицы Воинова32. Оказавшись в «приемной»,
посмотрел на стенные часы: было 12 ночи.
583

«С этого времени, — подумал я, — начинается новый этап моей
биографии».
Однако так не получилось, во всяком случае для меня.
Подобно многим я оказался в одиночной камере. Ничего
похожего на то, что рассказывали очевидцы о временах более поздних:
на кровати чистая простыня, довольно мягкая подушка, довольно
теплое одеяло.
Провожая, мама дала мне большую французскую булку (в то
время такие выпекали, а значительно позже булки этой формы
стали называть «городскими»: знак отрицания всего
иностранного). Девушки-соседки завернули булку в «Ленинградскую
правду». На допрос меня вызвали через неделю, за эти дни мрачного
безделья я заучил газету от первой до последней строчки, она меня
развлекла и очень поддержала.
А теперь разрешите поделиться бесспорно интересным фактом:
одновременно со мной или днем позднее был арестован в ту пору
мало кому известный молодой человек: технический секретарь
детского отдела Госиздата Ираклий Андроников33. Отец Ираклия34,
когда-то работавший с Кировым35, примчался в Ленинград, встретился
с первым секретарем. После чего так называемый
секретно-политический отдел НКВД тут же Ираклия, к счастью, освободил. А вот
А. Введенский, Д. Хармс, И. Бахтерев, еще поэт-«заумник» А.
Туфанов остались в заключении. Хотите знать, какое несусветное
обвинение было предъявлено Туфанову? Он издал стихотворную
книжку про древний Новгород36. Следователи заявляли, что автор
имел в виду совсем не новгородских «ушкуйников», а «гнусное обо-
лгание Советского Союза»37. Так мне было объявлено на одном из
допросов (вспомним концы отчетного вечера обэриутов или
спустя некоторое время категорический запрет предъявить в цензуру мое
стихотворение. Не правда ли, знакомый почерк?)
Разумеется, следователи были вправе освободить ни в чем не
повинного Ираклия. Но уж если продолжать действовать по
законам справедливости, все четверо одинаково невиновных были
обязаны оказаться на свободе38.
Оказавшись в ДПЗ, я чувствовал себя почти аборигеном. Чем
же я там занимался: во-первых, еда (чай, суп, каша), во-вторых, чтение
единственной газеты, а потом самое главное, самое серьезное, но это
не с первых дней. Ночную пустоту каждую ночь заполняли
стуки не то стрекотания, пока не звучал голос дежурного:
584

— Спать, спать...
На несколько минут стрекотания прекращались и опять...
Потом все раскрылось. За отопительной батареей я обнаружил
два предмета, один — загадочно непонятный, кому и зачем он
понадобился: тяжеленный напильник. Второй предмет очень
важного назначения: клочок бумаги с таблицей. Чья-то заботливая рука
передавала неведомому другу свои познания, как переговариваться
с таким же неведомым соседом. Жажда общения — таков смысл
ночных стрекотаний и перестуков. Я не собираюсь давать
указания, каким образом пользоваться таблицей: вертикаль, параллель и
пауза39. Все, чем располагал заключенный; каждый, и я в том числе,
оказывался не одиноким, в тайном заговоре со своим соседом. Мой
напарник обнаружил чрезвычайную разговорчивость: сразу
доложил имя, фамилию, полную, как большинство, невиновность. Затем
последовали советы: поведение при допросе (больше молчи),
распределение ролей в мире допрашивающих: один добрый, другой злой,
многое другое. Потом вопросы, вопросы...
В один из ближайших дней меня пригласили на первый
допрос. Конечно, моя забота была — разобраться, с кем я буду иметь
дело. Передо мной сидели два человека. Оба представились.
Одного я не раз встречал на раутах у Божечко — полковник,
возглавлявший секретно-политический отдел (СПО) Лазарь Коган40,
обращавший внимание располагающей внешностью, лучистой
добротой взгляда. Другого, кажется, капитана41 то ли майора, я видел
впервые. Он-то... злым и оказался.
Допрос вел капитан, Коган ему как бы ассистировал.
Про «Обэриу» поначалу разговоров не было — только о
детском издательстве, хотя отношение к нему имел, но весьма
относительное, главным образом добрым знакомством с Маршаком,
дружбой с Пантелеевым42, кажется, уже арестованным Белых43.
«Почему детское издательство?» — задавал я себе вопрос.
Ответ пришел, но не сразу. Следователь обращался ко мне, как и
полагалось сугубо злому, что-то кричал, возмущался, а Коган то и
дело его одергивал, говоря:
— Не горячись, он и так расскажет, что нас интересует. Не
хотите ли чай или кофе? — неожиданно обратился ко мне Коган.
Я отказался.
— Может быть, папиросу? Простите, совсем забыл, что вы не
курите. Вы же понимаете, — продолжил он, — у нас общие го-
585

сударственные интересы. — И вдруг спросил, какой город меня
больше интересует: Алма-Ата или Ташкент?
— Все равно, — сказал я, — люди всюду живут и работают.
— Конечно, конечно, — согласился Коган.
Кажется, на этом предварительное собеседование и закончилось.
После одной из встреч следователь не то на меня, не то на
Когана заорал:
— Долго прикажешь возиться с этим говно-мальчишкой?
— Будь сдержанным, договоримся. Все дело в вашей
позиции, — сказал Коган. — Нам совершенно необходимо согласие
одного из обэриутов подписать документ: что вы являлись
участником антисоветской группировки в области детской литературы.
Подпишете — получите минимально, не подпишете — пеняйте на
себя.
— Решим вопрос завтра, — сказал я.
— Согласен, мой принцип — не обманывать.
По пути в камеру и в камере не переставая думал, как
правильнее поступить? Почему на допросах ни разу не назывался
Разумовский44, хотя детские книжки, статьи и очерки написаны нами
совместно. Почему не упоминался детский писатель,
одновременно обэриут, Дойвбер Левин45. Видел только Туфанова. Меня
привели на прогулку, его — уводили.
Наутро решил: организация — полнейшая фикция,
соучастников нет. Называть некого. Может быть, обэриутов? Конечно,
исключено. Пусть пытают. Приму всю ответственность на себя.
Верить было рискованно, но я поверил и подписал. Дни
мучений и терзаний. На «брандыхлыст»46 или кашу не мог смотреть.
— Заболел, что ли? — спросил разносчик так называемого
обеда.
— Хуже, — промямлил я, возвращая миску.
Примерно в эти дни к маме зашел Божечко.
— На допросах Игорь держится — лучше нельзя.
Похвала вряд ли меня украшала.
К тому времени мой застенный собеседник исчез: перевели в
другую камеру, отправили в лагерь или расстреляли. На смену
пришел неразговорчивый, то ли не умеющий пользоваться
табличкой, а возможно, там в камере не было никого...
И вдруг через несколько, повторю, мучительных одиноких дней
раздался знакомый звук открывающейся двери.
586

В голове мелькнуло: начинается, теперь — держись...
Наметанный взгляд дежурного обвел камеру: все в порядке.
— Собирайтесь. С вещами, — произнес дежурный НКВДист.
Уроки застенного говоруна не прошли зря: перевод в другую
камеру означал — следствие закончено. Слова дежурного
прозвучали музыкой.
Трудно подобрать слова, определяя положение заключенного
года через три-четыре, времен посадок Заболоцкого47 или
Берггольц:48 арестованных избивали, откачивали, избивали снова, а
беременную женщину, схватив за ноги и за руки, колошматили об
стену49, а ведь близился более страшный год — 37-й. Что ни
говори, времена были в мое время мягче — значительно.
Должен сказать, что Лазарь Коган вполне оправдал
располагающую наружность, по представлению СПО мне была
предъявлена не помню какая статья, и определение «тройкой» самого
легкого, как считало следствие, наказания: минус 250 (Москва и
Ленинград) на 3 года.
Расписываясь в книге освобожденных, я обратил внимание на
человека, оторвавшегося от какого-то гроссбуха и подслеповато на
меня смотревшего. Только потом, выйдя на улицу и ощутив
блаженство быть свободным, я понял, смотревший на меня — тот
самый отвратительный следователь СПО51.
Когда я ехал из «Крестов» домой с кульком вещей, в зимнем
пальтишке, хотя на дворе стояла теплая майская погода,
трамвайные пассажиры понимающе обращали на меня внимание.
И все же ставить конец преждевременно. Остается немало, что
требует некоторых дополнений и размышлений. Например, почему
следствие называло меня совсем не обэриутом, что было вполне
естественно, хотя бы по задаваемым вопросам, а детским
писателем, хотя мое отношение к детской литературе ограничивалось
сотрудничаньем главным образом с обэриутом Разумовским в
газетах и журналах для детей. Наша наиболее весомая книжка
«Бибармейцы»52 вышла, когда я был уже арестован, и — что было
в то время естественно — под одной фамилией (хотя деньги
выписывались издательством двоим). А что касается других книжек:
«Рождение коммуны» или «Калифского <sic!> узбоя»53,
следователи (заключаю по разговорам с ними) вообще не знали, хотя они
выходили под двумя фамилиями54.
587

Так почему же? Ответов может быть два. Первый —
арестовать арестовали, а группу создавать не хотели55, это бы усугубило
вину и потребовало более серьезных наказаний. Отгадка вторая —
в издательстве были арестованы многие редакторы, авторы (Бас-
кеева56, Белобородое57, Белых), кажется, некоторые иллюстраторы
детских книжек58. Возможно, подбирались к центральной фигуре
детской литературы — самому Маршаку. Это и была главная
причина его внезапного переезда в Москву59.
Когда директор детского издательства Желдин60 по моей
просьбе позвонил в СПО (напомню: секретно-политический отдел),
ему ответили:
— Бахтерев? Как же, знаем. За парнем ничего нет. Можете
заключать договора и печатать.
С кем Желдин говорил — не сказал, может быть, и не знал.
«За Бахтеревым ничего нет», а политический приговор на
долгое время оставался, доставляя много неприятностей. Особенно это
сказалось, когда Желдина перевели на другую работу —
директором типографии. Со мной стали разрывать договора, в журналах
снимать фамилию: старания посаженного потом редактора Миш-
кевича61.
Поступки редакции, связанные с дискриминацией моей персоны,
меня уже мало волновали.
К тому времени Бахтерев и Разумовский стали авторами
известной в стране пьесы «Полководец Суворов»62. Защитника в
лице самого «вседержителя» Сталина, одобрительно смотревшего
нашу пьесу, не имели ни Александр Введенский, ни Даниил Хармс
(кстати сказать, не без санкции Сталина «Полководцем
Суворовым» открывалось новое здание Центрального театра Красной
Армии). А вот судьба других обэриутов сложилась иначе.
Когда началась Великая Отечественная война, НКВД принялся
повторно арестовывать тех, кто раньше привлекался по
политическим статьям. Даниила Хармса арестовали в Ленинграде, погиб он
в блокаду от голода то ли в психбольнице63. А есть и более
страшные предположения.
Александра Введенского взяли в то же время в Харькове, где
он жил, женившись на харьковчанке. Погиб он по дороге в
концентрационный лагерь, заболев сыпным тифом64 (следует сказать:
Введенский — единственный реабилитированный при жизни, за
пару лет до войны65).
588

Дойвбер Левин тоже погиб66, на Карельском перешейке. На
фронт ушел добровольцем, сводя, как он писал жене, «личные
счеты» с ненавистным Гитлером.
Александр Туфанов, высланный в Новгород (на Волхове), где
он работал в педагогическом институте, возглавляя исторический
кабинет, с начала войны снова выслан, теперь в небольшой город
Галич, где умер (со слов вдовы) от дистрофии на ступеньках
районной столовой67.
Юрий Владимиров умер в конце двадцатых68, Константин
Вагинов — в начале тридцатых годов69, оба своей смертью, если
такими словами мы вправе называть смерть от туберкулеза.
Александр Разумовский умер, из названных, последним,
несколько лет назад от гриппа и сердечного приступа.
Таков печальный конец ленинградского литературного
«авангарда».
Если бы не «Полководец Суворов», я бы, конечно, был
арестован вместе с Введенским и Хармсом. К счастью, я был для
карательных органов недосягаем.
Решением Союза писателей СССР Разумовский и я
отправились в Ташкент, затем снова в Москву.
О чем рассказать еще? Конечно, об известных мне судьбах тех,
от кого зависела судьба очень многих.
Вот Антон Францевич Божечко. Последний раз я встретил его
в поезде Ленинград—Москва. Он ехал в нашу столицу по делам
не НКВД, а Ленфильма (в квартире на Некрасовской он уже не
жил, получив отдельную квартиру). Оказывается, в Ленинграде
Божечко занимал скромное, по сравнению с предыдущим постом,
место, сначала начальника отдела комбинированных съемок, а
впоследствии рядового фотографа70. Все приходит на круги свои. В
чем же дело?
Оказывается, Народный Комиссариат внутренних дел был в
Ленинграде, наверное, можно так сказать, разгромлен. Это
происходило до и после убийства Кирова. Кого-то расстреляли,
например, знакомого читателю начальника СПО Лазаря Когана
(получив разрешение вернуться из Воронежа71 в Ленинград, Хармс не
раз с ним встречался, даже обменивались курительными трубками,
заработав мое и Разумовского серьезное неодобрение).
Оставшиеся в живых следователи, да и другие в НКВД лица, наиболее
589

удачливые, устраивались в престижные места. Таким был и Лен-
фильм, остальные поступали куда попало.
В Ленфильме оказался и мой бывший следователь72...
И опять почти мистическое совпадение. Он занял пост
руководителя детского отдела Ленфильма, где в то время снимался
фильм «Федька»73, сценарий написал Дойвбер Левин, режиссировал
картину известный режиссер Н. И. Лебедев74. Дойвбер был не
только автором, но и художественным консультантом. Итак, обэ-
риут Левин встретился по работе с особо злым следователем обэ-
риута Бахтерева.
Вспоминаю рассказ Дойвбера: ехали в ленфильмовской
машине на съемку Дойвбер и бывший следователь, который,
развлечения ради, стал показывать Левину даренный в НКВД наган.
Зачем штатскому человеку носить на работу, пусть трижды даренный,
наган? Очевидно, по привычке. Дойвбер отвернулся, стал смотреть
в стекло, куда завернул шофер. Постарался наган не заметить, стал
говорить про «Федьку»...
Горькие строки позади, больше вспоминать нечего, закончу
рассказывание словом, которым Хармс заканчивал стихи, реже —
Введенский, совсем редко — автор воспоминаний: слово это — все.
II
Александр Олейников
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ
НИКОЛАЯ ОЛЕЙНИКОВА
Олейников Николай Макарович (1898 — 1937),
уроженец станицы Каменская
области Всевеликого Войска Донского,
русский, член ВКП(б) с 1921 г.;
поэт, литератор, редактор, математик.
Из биографической справки
Речь пойдет о кратком отрезке времени, ограниченном
несколькими месяцами. Сколь ни скудны сохранившиеся документальные
материалы, они позволяют тем не менее выстроить достаточно
связную последовательность фактов и воссоздать некоторые события
незабываемого Тридцать Седьмого.
590

В жизни Николая Олейникова год 1937-й был насыщен
напряженной работой.
Будучи штатным редактором «Чижа», Олейников постоянно
трудится над очередными номерами этого журнала.
Одновременно он ведет редакционную работу в ленинградском Детиздате и на
радио.
С января 1937 года в Москве начинает выходить под
редакцией Н. Олейникова новый детский журнал — «Сверчок»,
авторский коллектив которого почти полностью составили ленинградцы.
Здесь печатались А. Введенский, Д. Хармс, Л. Савельев (Л. Ли-
павский), С. Маршак и, конечно, сам редактор. Иллюстрировали
журнал Б. Малаховский, Н. Радлов, В. Конашевич, В. Лебедев,
А. Успенский, Э. Будогоский и другие талантливые художники.
Почти еженедельно Олейников ездит ночным поездом в Москву с
заготовками к очередным книжкам «Сверчка».
«Он часто ездил в Москву со своим туго набитым портфелем.
<...> Этот портфель — был вся его редакция. Николай
Макарович делал <...> „Сверчок". Там было много картинок, больше
картинок, чем текста <в подзаголовке журнала значилось:
„Веселые картинки для маленьких ребят". — А. 0.>, <...> неплохой
был журнал. Олейников очень его любил, нянчился с ним, всюду
таскал его за собой, сам что-то клеил, верстал, сочинял»1.
В поэзии Олейникова явственно обозначается новое звучание,
проявившееся еще в 1936 году в многоплановом цикле «Мысли об
искусстве». В этом обновленном ключе написаны опубликованные
ныне стихотворения «Графин с ледяною водою», «Птичка
безрассудная», «Неуловимы, глухи, неприметны» и обе созданные в 1937
году поэмы — «Вулкан и Венера» и «Пучина страстей».
Олейников вновь пересматривает корпус своих стихотворных
произведений, вносит в отдельные стихи некоторые купюры и, словно
предвидя грядущие события, отдает жене на хранение экземпляр
рукописного сборника.
В это же время он завершает работу над сценарием
кинофильма «Леночка и лев» и готовит к печати результаты своих
математических исследований в области теории чисел.
В весенние месяцы Олейников часто общался с семьей
известного филолога-япониста Дмитрия Петровича Жукова. Они
познакомились еще в конце двадцатых годов. После этого Жуков
некоторое время работал в Японии. В 1937 году тридцатитрехлет-
591

ний ученый заведовал сектором в Восточном отделе
Государственного Эрмитажа.
Его вдова, Лидия Львовна Жукова, вспоминает:
«Олейников стал приходить к нам чуть ли не каждый день.
На кухне надрывались примуса, варилась картошка. И еще был
лук. Олейников любил эту крестьянскую закуску, эти сладкие,
хрустящие колечки, плавающие в постном масле. Масло пахнет
семечками. Вкусно!
И вот теперь они с Митей тихо пили и пели. Тогда Сталин изрек
свое бессмертное: „Дело чести, дело славы, дело доблести и
геройства". И вот они тянули эти слова под „Эй, ухнем!", протяжно,
умильно <...>: один хмыкнет, другой ухмыльнется. „Герой-ства!
Э-э-э-х!"
Когда Дмитрия Жукова увели в конце мая 37-го года,
Олейникова в городе не было»2.
В мае Олейников выехал с семьей на дачу.
В июне он снова ездил в Москву, а затем, взяв отпуск, на юг.
Здесь до него дошла весть об аресте Дмитрия Жукова.
Олейников незамедлительно телефонировал жене друга.
«...Он был тогда не в Москве <...> После ареста Мити он
вдруг позвонил: „Все остается как было. Как дружили, так и
будем дружить". Струсить — он не мог себе этого позволить!»3
В эти самые дни Д. Жуков, истязаемый следователями НКВД,
не выдержал пыток и 25 июня 1937 года подписал текст
протокола, содержавший следующие, якобы данные им, показания:
«Олейников знал меня с 1929 года и в достаточной мере был
осведомлен о том, что в прошлом (с 1927 г.) я примыкал к
троцкистской оппозиции. В неоднократных разговорах по
злободневным политическим вопросам мы оба высказывали резкое
недовольство политикой партии по основным принципиальным вопросам:
внутрипартийному режиму, темпам индустриализации и
коллективизации сельского хозяйства. Олейников заявлял, и я с ним
полностью соглашался, что Сталинский ЦК ВКП(б) ведет страну и
революцию к катастрофе<...>.
<...> Он мне заявил, что одной агитацией сейчас действовать
уже недостаточно и что необходимы более реальные меры
борьбы с руководством ЦК ВКП(б) во главе со Сталиным.
<...> Он меня проинформировал о существовании подпольной
троцкистской организации, участники которой ведут активную борьбу
592

со Сталинским руководством ВКП(б). Олейников предложил мне
вступить в эту подпольную организацию и включиться в активную
контрреволюционную работу <...>.
Из бесед с Олейниковым мне известно, что во главе
контрреволюционной троцкистской организации, в которую я входил,
стоит руководящий центр, но персонально кто участвовал в нем, я
не знал <...>. Олейников мне только говорил, что по
троцкистскому подполью в Ленинграде он связан с видным зиновьевцем
Матвеевым Владимиром — б. директором Лен. отд. «Союзфо-
то» <...>.
Указания по вредительству я получал от Олейникова.
Заключались они дословно в следующем: "работать ровно столько, сколько
необходимо для сохранения партбилета, меньше работать по
своей специальности, а если окажется возможным, то вообще ничего
не делать" <...>. В одной из бесед Олейников мне говорил, что
центр троцкистского подполья дал указания применять в борьбе
со Сталинским руководством террор и подготовить ряд
террористических актов руководителей Компартии и Советского
правительства <...>.
Олейников мне говорил, что террористические акты в первую
очередь готовятся против Сталина и его ближайшего соратника —
Ворошилова, при этом он был крайне недоволен неудавшимся
покушением на Сталина и Ворошилова во время пребывания их на
Кавказском побережье (подробности по этому вопросу я сейчас не
помню). После убийства Кирова, после того, как были
опубликованы следственные материалы, Олейников в одной из бесед мне
заявил, что есть директива троцкистского центра — всеми мерами
отвести обвинения троцкистского подполья в терроре и доказать
коммунистам и комсомольцам, что обвинение нашего подполья в
организации убийства Кирова якобы исходит от Сталина с той целью,
чтобы еще раз расправиться со своими политическими
противниками»4.
Предчувствие надвигающихся событий, по-видимому, не
оставляло Олейникова:
Птичка безрассудная
С беленькими перьями,
Что ты все хлопочешь,
Для кого стараешься?
593

Почему так жалобно
Песенку поешь?
Почему не плачешь ты
И не улыбаешься?
Для чего страдаешь ты,
Для чего живешь?
Ничего не знаешь ты, —
Да и знать не надо.
Все равно погибнешь ты,
Так же, как и я.
Евгений Львович Шварц рассказывает о своей последней
встрече с поэтом:
«...вышли мы (Е. Л. Шварц и его жена — Екатерина
Ивановна. — А. О.) из кинотеатра „Колосс" на Манежной площади.
Встретили Олейникова. Он только что вернулся с юга. Был
Николай Макарович озабочен, не слишком приветлив, но согласился
тем не менее поехать с нами на дачу в Разлив, где мы тогда жили.
Литфондовская машина — их в те годы давали писателям в
пользование с часовой оплатой — ждала нас у кино. В пути Олейников
оживился, но больше, кажется, по привычке. Какая-то мысль
преследовала его. В Разливе рассказал он, что встретил Брыкина5,
который выразил крайнее сожаление по поводу того, что не был
Олейников на последнем партийном собрании. И сказал, чтобы
Олейников зашел к нему, Брыкину. Зачем? <...> Оба мы
чувствовали, что от Брыкина хороших новостей нельзя ждать. Что есть в
этом приглашении нечто зловещее <...>.
Вечером проводил я его на станцию. И тут он начал: „Вот что
я хотел тебе сказать..." Потом запнулся. И вдруг сообщил
общеизвестную историю <-... >. и я почувствовал с безошибочной
ясностью, что Николай Макарович хотел поговорить о чем-то
другом <...> О чем? О том, что уверен в своей гибели <...>? О том,
что делать? О семье? О том, как вести себя — там? Никогда не
узнать. Подошел поезд, и мы расстались навсегда. <...> Через два-
три дня узнал я, что Николай Макарович арестован»6"7.
В этих записях Е. Л. Шварца, сделанных 8 декабря 1956 года,
говорится также, что их последняя встреча с Олейниковым состоялась
«в начале июля»8. Однако есть основания полагать, что это произошло
позднее, скорее всего — в начале второй половины месяца.
594

Еще 2 июля 1937 года майор Госбезопасности Н. Е. Шапиро-
Дайховский утвердил Постановление на арест Н. М. Олейникова,
«участника контрреволюционной троцкистской организации,
осуществлявшего активную террористическую и вредительскую
работу»9.
В упомянутой выше публикации Е. Лунин предположил, что
Н. Олейников был арестован 3 июля. Эта версия приблизительно
совпадала с датировкой Е. Шварца и была повторена в ряде
изданий, в том числе и в публикациях автора.
Получив возможность ознакомиться с подлинником
следственного дела Н. Олейникова, а также с другими документами,
на которых имеются ремарки Н. Голуба, считаю возможным
утверждать, что предположение это было ошибочным, и пометки
на Постановлении и на ордере на арест — «Вернулся из отпуска
14. VII. 37» — не имеют отношения к вакациям начальника
2-го отделения III контрразведывательного отдела. Вероятно, это
реальная дата возвращения Н. Олейникова в Ленинград после
поездки на юг.
Вдова поэта, Лариса Александровна Олейникова, уточняет:
«Николай Макарович тогда заболел и жил в Ленинграде, но
не дома, а у моей сестры. О том, где он находится, знал только один
человек — художник. Я не хочу называть его имени»10.
По свидетельству вдовы, Н. Олейников приезжал на дачу в
Луге и вечером того же дня, будучи, по его словам, озабочен
неотложными издательскими хлопотами, вернулся в Ленинград.
Тем временем сотрудники НКВД, по-видимому, отслеживали
его передвижения, но факт отъезда своего подопечного из Луги
проглядели.
Оперативная группа прибыла в Лугу.
Л. А. Олейникова рассказывает:
«Приезжает грязная машина. Очень пыльная и грязная. Из
Ленинграда, как я поняла. Выходят два человека и спрашивают:
„Олейников есть?" К Николаю Макаровичу всегда ходило много
людей. Подумав, что это его знакомые, я ответила, что он в
Ленинграде. Меня только удивило, что они как-то нелюбезно ко мне
обратились, даже не поздоровались. Я предложила им еще — вы,
мол, устали, далеко ехали, отдохните, пообедайте. Дура такая. Они
ни слова мне не ответили, развернулись — и сразу к машине».
Николай Олейников был арестован на рассвете 20 июля на Ка-
595

раванной. Отсюда его повели на канал Грибоедова, где в надстройке
дома № 9 находилась квартира поэта.
По дороге ему повстречался Антон Шварц11. Воспроизведу его
рассказ в записи Л. А. Олейниковой:
«Я вышел рано утром и встретил Николая на Итальянской. Он
шел спокойный, в сопровождении двух мужчин.
Я спросил его:
— Как дела, Коля?
Он сказал,
— Жизнь, Тоня, прекрасна!
И только тут я понял...»12
Обыск в квартире, по-видимому, продолжался довольно долго.
Л. А. Олейникова: «Дворник мне потом рассказывал, что они,
видя, что Николай Макарович болен, предложили вызвать врача.
Но он отказался.
— Только все пил. Всю Неву выпил, — сказал дворник».
Протокол обыска свидетельствует, что у арестованного были
изъяты: «записные книжки, разная переписка, литература и две
облигации займа второй пятилетки стоимостью по сто рублей13.
В действительности же, кроме того, были взяты все имевшиеся
дома рукописи Н. Олейникова — стихи, проза, математические
исследования.
В тот же день Олейников был доставлен в Большой Дом.
Последним, кто видел его, вероятно, был Ираклий Луарсабович
Андроников.
«Ираклий Андроников ночевал эту ночь в надстройке. Приехал
по делам из Москвы и рано вышел из дому. Смотрит, идет
Олейников. Он крикнул: „Коля, куда ты так рано?" И только тут
заметил, что Олейников не один, что по бокам его два типа с
винтовками <...>. Николай Макарович оглянулся. Ухмыльнулся. И
все». — Так описывает Л. Л. Жукова со слов И. Л.
Андроникова его последнюю встречу с Олейниковым14.
Едва ли можно усомниться, что такая встреча действительно
имела место. Однако в ее драматическом описании обращают на
себя внимание некоторые несоответствия.
Если Андроников видел арестованного поэта рано утром,
когда его вели в писательский «недоскреб», то у сопровождавших его
лиц не было винтовок, наличие которых наверняка отметил бы
А. И. Шварц, встретивший Олейникова на подходе к дому.
596

Если же он увидел Олейникова, выходящего из дому под
конвоем уже после обыска, то это едва ли могло произойти «рано» утром.
К сожалению, восстановить истинные подробности никогда не
удастся, поскольку авторов этих мемуаров уже нет в живых.
Арестованный Н. М. Олейников поступил в распоряжение КРО
(контрразведывательного отдела), начальником которого в это время
был Шапиро-Дайховский. Дело поэта «проходило» по
восточному отделению КРО, коим заведовал тогда Н. А. Голуб.
Первый допрос подследственного состоялся 21 июля
1937 года:
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
Показания обвиняемого ОЛЕЙНИКОВА Николая
Макарьевича <в протоколе так! — А. 0.>:
Вопрос: Вы арестованы как участник контрреволюционной
троцкистской организации, проводивший до момента ареста
контрреволюционную троцкистскую работу. Дайте правдивые показания
по существу предъявленного Вам обвинения.
Ответ: Предъявленное мне обвинение я отрицаю.
Вопрос: Если будете упорствовать, то будете изобличены
имеющимися у нас следственными документами.
Ответ: Пожалуйста.
Допрос проводил начальник 2 отделения III отдела
Н. Голуб15.
Через неделю после допроса разрешили снять печати с дверей
квартиры поэта. Л. А. Олейникова вспоминает:
«Мне позвонила сестра. Я сразу приехала.
Вернулась в свою квартиру — она опечатана. Неживая от
страха, прислонилась я к двери и так стою. Было начало десятого.
Мимо проходили люди; пробегали, едва здороваясь, стараясь не
заметить, не узнать. Тогда впервые в моей жизни раскрылась
передо мной человеческая сущность. Дом наш был
литераторский — все друг друга знали. Я простояла в коридоре под своей
опечатанной дверью несколько часов. Никто, никто, — все
пробегали мимо, — не остановился, не предложил зайти, никто даже
не вынес стула.
597

А был у нас один сосед, литератор, Николай Александрович
Брыкин. Николай Макарович его почему-то не любил. Так вот, я
гляжу — выходит Николай Александрович с запиской и прикалывает
к моей двери: „Я в такой-то комнате. Олейникова". И говорит мне:
„Пойдемте ко мне, Лариса Александровна". Привел меня к себе,
угостил по-холостяцки — чай, яичница. Это был подвиг...
Я сразу позвонила в НКВД. Сказала, что мне надо попасть в
квартиру. Мне ответили: „Ждите". Я прождала до четверти
двенадцатого ночи. Никто не приехал.
Приехали только на следующее утро. Открыли дверь.
Я спрашиваю:
— Почему же вы вчера не приехали?
— А я приезжал, — говорит.
Я: „Когда же вы приезжали? Я прождала до четверти
двенадцатого".
Он: „Вы до четверть двенадцатого ждали, а я в половину приехал".
Скажи я — до десяти, он сказал бы — в пол-одиннадцатого, и
так далее...».
Не получив признаний, следственные органы, по-видимому,
решили временно изменить тактику действий.
Вернемся к воспоминаниям Л. А. Олейниковой.
«Ко мне стал ходить энкаведист. Такой элегантный мужчина,
очень хорошо одетый. Коричневый костюм и коричневые
лакированные туфли.
Пришел ко мне, спросил: как, что? Представился следователем
Николая Макаровича и начал ходить как нанятый.
Придет, спросит: „Ну как вы живете, как Сашенька?" Как-то раз
спросил ребенка: „Я увижу папу, что ему передать?" Сашка сказал:
„Елки-палки!"
Он рассмеялся.
И ходил. Как окаянный ходил.
Житков17 говорил:
— Что ему надо? Я умираю от ужаса, когда он приходит.
Мы даже условились с Житковым, что, когда этот человек
придет, я буду оставлять на окне Сашкиного медведя. Чтобы понятно
было.
В те дни не очень много людей к нам заходило. Но никого
нельзя даже вот настолечко обвинять. Потому что хватали всех. И
никто не знал — кого возьмут и когда...».
598

2 августа 1937 года Олейников получил разрешение написать
записку домой. Этот клочок бумаги, доставленный все тем же
следователем, чудом сохранился:
«Дорогие мои Рарочка и Сашенька,
Целую вас, посылаю вам привет. Рарочка, чувствую я себя
хорошо, все время думаю о вас. Наверное Сашенька уже говорит
хорошо, а ходит еще лучше.
Рарочка, если можешь, то приготовь и передай мне следующее:
белье, носки, одеяло (легкое), подушку маленькую, полотенце, мыло
(туалетное и хозяйственное), зубную щетку, зубной порошок,
пальто и несколько маленьких мешочков (для сахара-песка, рафинада
и т. д.) и наконец простыню. Вот и все.
Целую вас обоих, люблю, думаю о вас постоянно.
Коля.
2 августа 1937 г.»18.
Посылку с перечисленными в записке Олейникова
предметами следователь взял, пообещав передать ее адресату.
Больше писем из тюрьмы не было. Однако...
«...Следователь сказал, что я могу передать Николаю
Макаровичу передачу.
Я спросила: „Какую?"
— Ну, размера обувной коробки...
Я пошла в обувной магазин и попросила дать мне коробку самого
большого размера, какой есть. Сказала девочкам, что мне в тюрьму
надо передачу послать.
Купила сухую колбасу, какие-то консервы хорошие, шоколад...
Упаковала.
В определенный час он пришел и забрал эту посылку».
В августе в кадровом составе НКВД произошли некоторые
перемещения. Н. Е. Шапиро-Дайховский стал заместителем
начальника Управления, а место начальника КРО (III отдела) занял
Я. Е. Перельмутр.
Яков Ефимович Перельмутр, учеником которого был Н. Голуб,
обращался к своим подследственным с такими словами:
«Я знаю, что вы невиновны, но на вас выпал жребий и вы
должны подписать этот липовый протокол, в противном случае вас
будут бить до тех пор, пока вы не подпишете или не умрете»1 .
26 августа Николая Олейникова допрашивали вторично. Допрос
599

проводили начальник 2 отделения III отдела старший лейтенант
Н. Голуб и помощник оперуполномоченного П. Слепнев.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
Показания обвиняемого ОЛЕЙНИКОВА Н. М.:
Вопрос: Вы арестованы как участник контрреволюционной
троцкистской организации. Предлагаю дать исчерпывающие
показания по этому вопросу.
Ответ: Предъявленное мне обвинение в участии в
контрреволюционной троцкистской организации я категорически отрицаю.
Вопрос: Ряд арестованных по этому делу показывают о том, что
Вы являлись активным участником контрреволюционной
троцкистской организации. Если будете упорствовать, то мы Вас будем
изобличать рядом имеющихся у нас документов.
Ответ: Повторяю, что участником контрреволюционного
троцкистского подполья я не являлся.
Вопрос: Матвеева Владимира Вы знаете?
Ответ: Да, знаю его с 1927 года. Он был моим близким
приятелем.
Вопрос: Матвеев — активный участник контрреволюционного
троцкистского подполья, и Вы с ним были связаны по
контрреволюционной работе.
Ответ: О том, что Матвеев был видным зиновьевцем, мне было
известно, но я отрицаю свою связь с ним по контрреволюционной
работе.
Вопрос: Жукова Дмитрия Петровича Вы знали?
Ответ: Да, знал с 1929 года. Мое знакомство с Жуковым
носило исключительно личный характер.
Вопрос: Вы говорите неправду. Вы связаны были с Жуковым
по линии контрреволюционной троцкистской организации.
Ответ: Я это отрицаю.
Вопрос: Если не прекратите запираться, то Вам будет сделана
очная ставка с рядом арестованных по Вашему делу.
Ответ: контрреволюционной троцкистской работы я не вел.
(Вводится обвиняемый Жуков Дмитрий Петрович.)
Вопрос Жукову: Вы знаете сидящего перед Вами гражданина?
Ответ: Да, знаю. Передо мною сидит Олейников Николай
Макарович.
600

Вопрос Олейникову: Как фамилия сидящего перед Вами
гражданина?
Ответ: Передо мной сидит Жуков Дмитрий Петрович,
которого я знаю с 1929 года.
Вопрос Жукову: Вы дали показания о том, что являетесь
участником контрреволюционной троцкистской террористической
организации. Вы эти показания подтверждаете?
Ответ: Свои показания о том, что я являюсь участником
контрреволюционной троцкистской террористической вредительской
организации я полностью подтверждаю.
Вопрос Жукову: Кем Вы были завербованы в
контрреволюционную троцкистскую организацию?
Ответ: В контрреволюционную троцкистскую организацию я
был завербован сидящим передо мной Олейниковым Николаем
Макаровичем, который также является участником нашей
контрреволюционной организации.
Вопрос Жукову: От кого Вы получали задания по
контрреволюционной работе?
Ответ: Указания по контрреволюционной работе я получал от
Олейникова.
Вопрос Жукову: Какие указания по контрреволюционной
работе Вы получали от Олейникова?
Ответ: Полученные мною от Олейникова указания заключались
в вербовке новых участников троцкистской организации,
проведении контрреволюционной пропаганды, дискредитирующей
Сталинское руководство ВКП(б) и его мероприятия. В 1933 году
Олейников мне говорил, что наряду с контрреволюционной пропагандой
и вербовкой новых участников организации троцкистское
подполье переходит на осуществление вредительства с тем, чтобы
дискредитировать политику партии в вопросах индустриализации и
коллективизации сельского хозяйства, затормозить рост народного
хозяйства страны и тем самым ускорить захват власти
троцкистским подпольем. В соответствии с этим Олейников дал мне
указания проводить вредительство на научном фронте. Указания
Олейникова я выполнял в своей практической работе.
Вопрос Жукову: Вы дали следствию показания о том, что Ваша
контрреволюционная организация, участником которой Вы являлись,
занималась террористической деятельностью.
Ответ: Я эти показания полностью подтверждаю. О том, что наша
601

контрреволюционная организация переходит на террористические
методы борьбы с руководством ВКП(б) и о подготовке терактов
против руководителей партии и правительства я узнал в 1933 году
от Олейникова, причем Олейников при мне проинформировал, что
готовятся террористические акты против Сталина и его
ближайшего соратника Ворошилова.
Вопрос Олейникову: Вы подтверждаете показания Жукова?
Ответ: Нет, не подтверждаю20.
Очная ставка окончилась, не оправдав надежд следствия.
Какие «средства воздействия» применили после этого
следователи, неизвестно. Но далее в протоколе допроса записано:
«Будучи изобличен следственными материалами и очной
ставкой, я решил дать правдивые показания».
Олейников подтвердил «показания» Д. Жукова, назвал в
качестве соучастника расстрелянного в 1935 году В. П. Матвеева и
сообщил о том, что «хотел завербовать» в ряды контрреволюции
С. Я. Маршака, но «не завербовал его, т. к. у нас испортились с ним
личные отношения»21.
Этот допрос был последним. Скорее всего, физическое
состояние подследственного исключало возможность получения от него
показаний в ближайшие месяцы.
Вскоре после ареста Олейникова были арестованы Т. Г. Габ-
бе, А. И. Любарская и еще по меньшей мере девять сотрудников
Лендетиздата. Некольким редакторам, оставшимся на свободе, было
предложено подать заявление об уходе «по собственному желанию».
Показания, которые искусные мастера допросных дел
извлекли из арестованных коллег Олейникова, дополнили образ
злостного вредителя:
«Олейников Николай Макарович (бывший отв. редактор
журнала „Чиж") проводил к-р работу в детской секции Союза. Он
сплотил вокруг себя таких писателей, как Бианки, Бармин,
Спиридонов — всячески стараясь противопоставить их остальным
членам секции <...>.
Олейников руководил беспринципной борьбой московских и
ленинградских писателей за первое место, отвлекая этим писателей
от творческих задач, и срывал издательский план, в течение ряда лет
сознательно не выпускал написанные книги о Ленине для детей.
602

Фактически развалил два журнала — „Чиж" и „Сверчок",
превратив их из орудия коммунистического воспитания в
буржуазные развлекательные безделушки» (из показаний С. Безбородо-
ва)22.
10 сентября Олейникову было предъявлено постановление об
аресте, на котором он поставил свою подпись с указанием этой
даты23.
4 октября 1937 года в Детиздате была выпущена стенная газета,
именовавшая Олейникова врагом народа и «ставленником
шпиона Файнберга». В передовой заметке репрессированные редакторы
были названы «контрреволюционной вредительской шайкой
врагов народа, сознательно взявшей курс на диверсию в детской
литературе». Заголовок статьи директора издательства Л. Кривола-
пова призывал: «Добить врагов!»24
11 ноября 1937 года в Белом зале Союза писателей состоялось
собрание. Выступавшие потребовали от С. Я. Маршака, чтобы он
отрекся от «шайки врагов народа». Этого не произошло. Но
вскоре Маршак покинул Ленинград и навсегда расстался с
редакционной работой.
Между тем машина, работавшая за стенами Большого Дома,
продолжала неутомимо действовать.
15 ноября окончательно сломленный пытками Д. П. Жуков
подтвердил следующее «показание»:
«На одной из моих встреч с Олейниковым он мне сообщил, что
контрреволюционная троцкистская организация, участниками
которой мы являлись, установила контакт с японской разведкой и в целях
облегчения победы японской армии в предстоящей войне Японии
с СССР проводит шпионскую работу по сбору сведений об оборонной
мощи и политико-экономическом состоянии СССР. Олейников,
сообщив далее, что он активно включился в сбор шпионских
материалов для японской разведки, предложил мне, как участнику
контрреволюционно-троцкистской организации, принять участие в этой
деятельности. В ответ на это я поставил в известность
Олейникова о моей деятельности в пользу японской разведки, начиная с 1931
года. Олейников выразил свое удовлетворение по этому поводу и
предупредил о необходимости соблюдения осторожности» .
Этот документ порождал сразу два смертных приговора:
Николаю Олейникову и самому Дмитрию Жукову.
Но из недр НКВД жена поэта продолжала получать инфор-
603

мацию, по которой трудно было предположить о близости
трагического финала:
«...Следователь сказал, что наступают холода, а Николай
Макарович в демисезонном плаще. Ему нужно зимнее пальто.
— Как же это передать?
Он говорит: „Угол Невы и Литейного... Вы принесете туда вещи:
пальто, валенки и т. д.".
Я собрала все теплое, что только можно было, и пришла.
Встала на углу. Со мною вместе пошла приятельница. Через какое-то
время — очень продолжительное — я говорю ей: „Уходите, ради
Бога, я буду одна..."
А морозище! А холодище! И я стою с этим тюком
здоровенным. Прислонила его — там карниз был небольшой — и так стою.
Спустя долгое время он пришел, приподнял принесенные мною
вещи и сказал: „Ого!"
Я ему: „Вы же говорили — теплые вещи. Там валенки, шуба,
шапка — все".
„Хорошо. Подождите меня здесь. Я вернусь скоро. Стойте и
не уходите".
И ушел.
У меня текли слезы и превращались в лед. Холод. Нева.
Ветер. Подошли какие-то люди, совершенно незнакомые.
Спрашивают: „Вам некуда деться? Зайдите к нам, погрейтесь".
Я говорю: „Не могу. Я жду. Я должна быть здесь".
Зажглись фонари, потемнело... И я подумала: из окон НКВД
видно меня. Сейчас он указывает на меня Николаю и говорит: „Вот
видишь, она стоит и еще будет стоять", — и вымогает у него
признания...
Так ли это было?
Через некоторое время следователь все-таки вышел ко мне.
Я спросила: „Сколько можно ждать?"
Он сказал: „Это от меня не зависит". Взял мой сверток и
пошел к Большому Дому».
19 ноября комиссия НКВД и Прокуратуры СССР
приговорила Н. М. Олейникова к расстрелу.
Л. А. Олейникова получила предписание о высылке. После
этого следователь еще раз встретился с нею.
«Принесли бумагу, что меня высылают.
Я говорю следователю:
604

— Меня высылают, что же делаты*
И вдруг я впервые увидела в нем человека. Он закричал:
— Чего вы от меня хотите?! Что я могу сделать?!
— Почему вы на меня кричите?
Он тотчас Пришел в себя и сказал:
— Я хочу вам объяснить, что я бессилен совершенно.
— Может быть, мне уехать?
— Вы что, хотите, чтобы я вам что-то советовал? Я вам ничего
не могу сказать. Поступайте так, как находите нужным.
Больше я его не встречала».
Личность следователя, о котором говорит в своих
воспоминаниях Л. А. Олейникова, устанавливается безошибочно. Это — Петр
Слепнев. Молодой рабочий завода имени Молотова, он был в июне
1937 года мобилизован в НКВД и зачислен в восточное
отделение КРО на должность помощника оперуполномоченного.
Сохранившиеся документы свидетельствуют, что он
принимал участие во втором допросе Н. Олейникова, а после
завершения его «процесса» в январе 1938 года был уволен из органов
НКВД.
Вскоре после этого он пойдет рядовым в армию, будет
сражаться на фронте Великой Отечественной, заслужит боевые награды —
орден Красной Звезды и медаль «За отвагу». В 1942 году он
потеряет партийный билет и не станет восстанавливаться в партии.
А в 1955 году будет давать показания о методах, применявшихся в
сталинских застенках26.
Но все это произойдет в будущем... А в тридцатых годах ему
предстояло еще раз соприкоснуться с делом Олейникова.
Н. М. Олейников был расстрелян 24 ноября 1937 года27.
Однако семья не ведала о его участи.
Из воспоминаний Л. А. Олейниковой:
«У меня отобрали паспорт, я стала совершенно бесправной. Если
и ехать куда-нибудь — не прописаться.
Я упустила время. Если бы уехать раньше, меня не стали бы
искать. Но куда ехать? Декабрь месяц, с ребенком... В какой город?
Кто обрадуется моему приезду, кому я нужна? Никому я радости не
принесла бы. Даже родным...
Была одна женщина в Стерлитамаке, одесситка. Она
рассказывала: „У меня было две сестры: одна — красавица, — бери билет
и смотри, другая — уродина, — ложись и умирай..."
605

У меня было именно такое положение — ложись и умирай.
Направляли меня в какую-то тьмутаракань, к черту на рога. Женя
Шварц нашел на карте то место, куда меня высылали. Это было
селение, от железной дороги триста километров вглубь Башкирии.
Куда же зимой с ребенком?
И тогда Ирина Щеголева28 дала мне телефон...
Я позвонила по этому телефону и закричала:
— Я вас умоляю, не вешайте трубку! Выслушайте, что я скажу!
И слышу спокойный мужской голос.
— Я не повешу трубку. Я выслушаю все, что вы мне скажете.
Я стала, захлебываясь, говорить, что ребенку полтора года, он болен,
сейчас уже поправляется, но куда же я в декабре, за триста
километров от железной дороги?
Он спросил:
— Чего вы хотите?
— Я хочу, чтобы мне изменили место ссылки на пункт у
железной дороги.
— Например?
Я сказала: „Стерлитамак".
— Почему Стерлитамак?
— Там живет семья уже сосланного Штейнмана29.
Он сказал: „Хорошо". И обещал позвонить.
Проходили дни, а звонка все не было.
Я позвонила еще раз:
— Вы обещали позвонить мне и не позвонили. Вы меня
обманули.
— Я вас не обманул. Вы позвонили слишком рано.
На следующий день мне принесли новую бумажку о высылке.
В ней значилось: Стерлитамак.
Было 5 декабря. День Сталинской конституции.
И тогда я позвонила в третий раз. Поблагодарила за то, что поеду
теперь спокойно, что меня встретят, во всяком случае не окажусь
на улице...
Он сказал: „Я вам желаю, чтобы вы доехали хорошо, чтобы все
было благополучно. Все со временем когда-то решится..."
Не знаю, кто был этот человек.
...Итак, я отправляюсь к месту назначения, в город Стерлитамак30.
Накануне виделась с Эйхенбаумами31. Приходил Лесник32.
Принес пирожки, которые испекла его жена, Наталья Людвиговна.
606

В день моего отъезда, утром, зашел попрощаться Заболоцкий33.
На вокзал меня провожал Е. Шварц.
Со мною вместе поехала до Москвы будущая жена Житкова34.
У них я и остановилась на день, пока оформляли билеты: в Москве
была пересадка».
На этом можно было бы завершить рассказ о последних днях
Н. Олейникова. Тело поэта зарыто где-то на Левашовской
пустоши, имя его вычеркнуто из списков Союза писателей, книги —
изъяты, квартира — оприходована, семья выслана...
Однако некоторые небезынтересные подробности заставляют
продолжить повествование.
В 1937 году должность начальника Ленинградского Управления
НКВД занимал Л. М. Заковский (в миру — Г. Э. Штубис). Но
на старый Новый год, 14 января 1938 года, на этот пост был назначен
новый начальник — М. И. Литвин. С приходом свежего
начальства в Большом Доме, по-видимому, вспомнили, что Олейников был
расстрелян... без предъявления ему обвинительного заключения.
Таковое, датированное январем 1938 года, незамедлительно
появилось в деле № 23686:
«3 отдел УНКВД ЛО располагал данными о том, что
Олейников Николай Макарьевич является участником
контрреволюционной троцкистской организации и проводит к-р подрывную работу.
На основании этих данных Олейников Н. М. был нами арестован.
В процессе следствия установлено, что Олейников Николай
Макарьевич являлся участником троцкистской
шпионско-вредительской группы, члены которой были связаны с японскими
разведывательными органами и проводили по заданиям последней
контрреволюционную работу.
В контрреволюционную троцкистскую организацию был
завербован в 1930 году в г. Ленинграде Матвеевым Владимиром
Ивановичем^ — быв. директором Ленинградского отделения «Союз-
фото» (осужден).
По заданию Матвеева Олейников:
а) обрабатывал в к-р направлении своих близких знакомых с
целью завербовать их для к-р работы. Лично им завербован в
к-р организацию Жуков Д. П. (арестован, сознался);
б) занимался террористической деятельностью над
руководителями ВКП(б) и Советского правительства, будучи осведомлен о
готовящихся терактах над тт. Сталиным и Ворошиловым;
607

в) проводил вредительство на литературном фронте.
Знал о связи участников контрреволюционной троцкистской
организации с японской разведкой и проводимом ими шпионаже
в пользу Японии».
В Заключении отмечалось также, что обвиняемый признал себя
виновным и, помимо того, изобличен показаниями Дмитрия
Жукова, Сергея Безбородова, Константина Боголюбова и Абрама
Серебрянникова.
В итоге Н. Олейникову инкриминировались следующие
преступления, предусмотренные Уголовным кодексом РСФСР:
шпионаж (статья 58-1-А); использование государственных
учреждений в интересах капиталистических организаций (статья 58-7),
совершение террористических актов (статья 58-8),
организационная деятельность (статья 58-11).
Заключение подписали П. Слепнев, Н. Голуб и Я. Перельмутр.
Н. Шапиро-Дайховский, ставший с августа 1937 года
заместителем начальника Управления, этот документ не утвердил. По-
видимому, из осторожности. П. Слепнев был незамедлительно
уволен. А дело Николая Олейникова — завершено36.
* * *
Спустя двадцать лет, 5 июля 1957 года, после бесчисленных
запросов Л. А. Олейниковой, Главная военная прокуратура
сообщила, что дело Николая Макарьевича Олейникова «направлено для
окончательного разрешения в Военную коллегию Верховного суда
СССР» (Исходящий № 2/5-2374-37).
А еще через два с небольшим месяца Военный трибунал
Воронежского Военного округа известил вдову поэта о полной
реабилитации Н. М. Олейникова (Справка № 39/3333 от 17
сентября 1957 г.) и прислал свидетельство о его смерти «от
возвратного тифа», якобы состоявшейся 5 мая 1942 года (№ 1-ЮБ 015412,
дата выдачи — 2 октября 1956 г.).
Прошло еще сорок лет, и Главное управление внутренних дел
Санкт-Петербурга и Ленинградской области сообщило, что и
Олейникова Лариса Александровна «решением УООП Ленобл-
горисполкомов от 01 апреля 1964 года» реабилитирована (Справка
о реабилитации № 35/14-15-0-97 от 12 января 1996 г.).
Ссылкой на этот официальный документ уместно окончить наш
краткий очерк.
608

HI
ДЕЛО № 2196-41 г.
21 — 22 августа 1941 г. зам. начальника Управления НКВД
ЛО ст. майор Госбезопасности Макаров и зам. прокурора Л.
Грибанов, соответственно, утвердили следующий документ:
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
(на арест)
Гор. Ленинград, 1941 года, августа 20 дня. Я, Опер.
Уполномоченный I отделения К<онтр>Р<еволюционного> 0<тдела>
УНКВД ЛО — сержант Госбезопасности Бурмистров, рассмотрев
имеющиеся материалы о преступной деятельности —
Ювачева-Хармс Даниила Ивановича, 1905 г. рожд., урож. гор.
Ленинграда, русского, б/п, гр-на СССР, детского писателя
Горкома писателей, прожив, ул. Маяковского 11/1, кв. 8,
НАШЕЛ:
что Ювачев-Хармс Д. И. к.-р. настроен, распространяет в своем
окружении к.-р. клеветнические и пораженческие настроения,
пытаясь вызвать у населения панику и недовольство Сов.
правительством.
Ювачев-Хармс заявляет:
— «Советский Союз проиграл войну в первый же день.
Ленинград теперь либо будет осажден или умрет голодной смертью, либо
разбомбят, не оставив камень на камне. Тогда же сдастся и Балт-
флот, а Москву уже сдадут после этого без боя».
И далее: — «Если же мне дадут мобилизационный листок, я дам
в морду командиру, пусть меня расстреляют; но форму я не одену и
в советских войсках служить не буду, не желаю быть таким
дерьмом. Если меня заставят стрелять из пулемета с чердаков во время
уличных боев с немцами, то я буду стрелять не в немцев, а в их из
этого же пулемета».
Ювачев-Хармс ненавидит Советское правительство и с
нетерпением ждет смены Сов. правительства, заявляя:
— «для меня приятней находиться у немцев в концлагерях, чем
жить при Советской власти».
На основании вышеизложенного —
20 «...Сборище друзей...», т. 2
609

ПОСТАНОВИЛ:
Ювачева-Хармса подвергнуть обыску и аресту, заключив в
тюрьму УНКВД ЛО.
Оперуполномоченный I отделения,
сержант Гос. Безопасности
< Бурмистров > < подпись >
Начальник I отделения КРО,
лейтенант Гос. Безопасности
<Кожемякин> <подпись>
«Согласен»: Начальник КРО УНКВД Л/О
капитан Гос. безопасности
<3анин> <подпись> (л. 2 — 3).
В соответствии с этим «Постановлением» 23 августа в
квартире Хармса с 13 до 14.45 был произведен обыск, причем, судя по
настоящему и нижеследующему протоколам, самого Хармса в этот
час в квартире не было: в качестве лица, у которого произведен обыск,
расписалась его жена М. В. Малич, и копия протокола обыска
выдана была под расписку ей же (л. 10об.). Кроме М. Малич, при
обыске присутствовал «домработник Кильдеев» — уже известный
по одному из обысков у Хармса в 1931 г., здесь еще указаны его имя
и отчество: Ибрагим Киржанович, напоминающие о дворнике
Ибрагиме из хармсовского рассказа (236).
«Изъято при обыске следующее: 1) Писем в разорванных
конвертах 22 шт. 2) Записных книжек с разными записями 5 штук.
3) Религиозных разных книг 4 штуки. 4) Одна книга на
иностранном языке. 5) Разная переписка на 3-х листах. 6) Одна
фотокарточка» (л. 10).
Что касается самого Хармса, то в деле имеется протокол его
личного обыска:
ПРОТОКОЛ ЛИЧНОГО ОБЫСКА
гор. Ленинград 23 августа месяца 194/ г.
Сотр. УНКВД ЛО Цыганов
На основании ордера за № 550 от 23 Августа месяца 194/ г.
в присутствии сотр. Коростелина
610

Руководствуясь ст. ст. 175-185 УПК, произвел обыск у
Ювачева-Хармс Даниила Ивановича в здании УНКВД ЛО
Согласно ордера задержан Ювачев-Хармс Даниил Иванович
Изъято при обыске следующее: 1) паспорт XII ПС № 679339,
выдан 7/VI-41 г. 7 отделением милиции гор. Ленинграда на имя
Ювачева-Хармса Даниила Ивановича. 2) Свидетельство об
освобождении от воинской обязанности за негодностью по
болезни № 49, выдано 3/XII-1939 г. Дзержинской районной
комиссией гор. Ленинграда на имя Ювачева-Хармс Даниила
Ивановича. 3) Копия свидетельства о браке и разные справки
на имя Ювачева-Хармс Д. И. на 7 п/л. 4) Анализ № 26248
Тубдиспансера № 1. Выписка из акта освидетельствования
№ ГН 396623 ВТ ЭК и Профконсулътационная путевка. 5)
Заявление от Даниила Хармса на имя Ленсовета на 1 листе. 5)
Стихи в рукописи «Элегия» на 2-х полулистах за подписью
Александр Введенский. 7) Записная книжка с разными
записями, одна. 8) Членский билет № 2330 Союза советских
писателей СССР от 1/XII-1934 г. на имя Хармс Д. И. 9) Пять
листов бумаги с разными рисунками в красках и с подписями.
10) фотокарточек 6 штук, две из них завизированы. И) Книга
«Новый завет» издания 1912 г. с пометками и записями на
полях. 12) Бумажник старый коленкоровый с записью на
обложке внутри отделения, один. 13) Два ж/д билета за № 0730
и 2350 — использованные. 14) Лупа в медной квадратной
оправе — одна. 15) Часы белого металла открытые карманные
за № 3232. 16) Кольцо белого металла с большим желтым
камнем. 17) Кольцо желт, металла. 18) Три стопки и одна
рюмка белого металла. 19) Портсигар белого металла, один.
20) Мундштук янтарн. с оправой желт, металла, один.
21) Две медные и одна дер. иконка. 22) Брошка формы
восьмиугольника с разноцветными камнями и с надписью «Святый
Иерусалим (Апок. XXI гл.) 22 апр. 1907 г. СПБ» желтого
металла, одна. Два коробка спичек с инициалами «Д. X.». 23)
Иконка (брелок нашейный желтого металла с надписью
«Благослови. Даниилу Ювачеву от Митрополита Антония 2,2
августа 1906 г.». 24) Крестик (нашейный) самодельный белого
металла.
Обыск производился с 13 час. 20 мин до 14 час. При обыске
заявлены жалобы:
20* 611

1) на неправильности, допущенные при обыске и
заключающиеся, по мнению жалобщика, в следующем не заявлено
2) на исчезновение предметов, не занесенных в протокол, а
именно не заявлено
При обыске опечатано ничего не опечатано
Подпись лица, у которого производился обыск: Дан. Хармс
(Ювачев-Хармс Д. И.) <подпись>
Понятые Н. Коростслин <подпись> <Коростелин>
Производивший обыск сотрудник НКВД Цыганов <подпись>
<Цыганов>
Все претензии и поступившие заявления внесены в протокол.
За всеми справками, указывая № ордера, день его выдачи,
когда был произведен обыск, обращаться в комендатуру УНКВД ЛО
по проспекту Володарского д. № 6, справочное бюро.
23 Августа 194/ года
Сотр. Цыганов <подпись>
Копию протокола обыска получил: Д. Хармс (Ювачев-
Хармс) <подпись> (л. 9 — 9об.)
Все драгоценности, а также трубка, тросточка, паспорт, членский
билет № 2330 Союза писателей и множество мелочей, находившихся,
по-видимому, в «полевой сумке», приняты по квитанции на
тюремное хранение (л. 11 — 13).
В «Анкете арестованного», помимо общеизвестного, есть
странности: в качестве места образования Хармс указал
Физико-математический институт, а в пункте «Судимость» записал: «был под
следствием в 1930 г., освобожден без предъявления обвинения» (л. 6 —
7). В «Словесном портрете», заполненном тюремным старшиной,
отмечено, что арестованный «хромает на левую ногу» (л. 7об.).
Далее следует «Акт медицинского освидетельствования»,
датированный тем же днем ареста, где в графе «Психическая сфера»
записано: «В обстановке ориентируется. Имеет навязчивые идеи,
внимание понижено. Высказывает фантастические идеи»; установлен
диагноз: «Психоз (шизофрения?)» и дано заключение: «К
физическому труду не годен. Следовать этапом может» (л. 14 — 14об.).
25 августа Хармс был подвергнут допросу. В предваряющей
анкете на вопрос о прежних репрессиях показал: «В 1930 г.
арестовывался органами НКВД по обвинению в
контрреволюционной деятельности, через 4 месяца был освобожден за прекращением
612

дела. В 1935 г. арестовывался органами НКВД по обвинению в
незаконной коммерческой деятельности, через несколько дней был
освобожден за прекращением дела» (л. 15об.).
Далее следуют:
Показания обвиняемого Ювачева-Хармс Даниила Ивановича
«25» августа 1941 г.
Допрос начат в 22 часа.
Вопрос: Расскажите о своих преступлениях против
Советской власти.
Ответ: Никогда никаких преступлений, направленных против
Советской власти, я не совершал.
Вопрос: Неправда. Следствие располагает данными о том,
что вы проводили преступную антисоветскую деятельность,
и предлагает дать правдивые показания.
Ответ: Еще раз повторяю, что никогда никаких
преступлений, направленных против Советской власти, я не совершал.
Допрос закончен в 24 часа. Протокол мною прочитан и с моих
слов записан правильно. Дан. Хармс. <подпись>
Допросил: Зам. Нач. След. отделения
КРО УНКВД ЛО <АРтемов> (л. 15 — 16)
Таким образом, все, что было сказано между следователем и
обвиняемым в течение двух часов допроса, уложилось в два
вопроса и два лапидарных ответа.
Через день, 27 августа было оформлено следующее
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Город Ленинград, 1941 года, августа 27 дня, я, Зам. Нач.
Следственного отделения КРО УНКВД ЛО — Артемов, рассмотрев
следственное> дело № 2196 — 1941 года по обвинению
Ювачева-Хармс Даниила Ивановича,
НАШЕЛ:
Ювачев-Хармс Д. И. был арестован за проведение
контрреволюционной пораженческой агитации среди своего окружения.
Будучи вызван на допрос, Ювачев-Хармс проявил признаки
психического расстройства, а поэтому, руководствуясь ст. ст. 202 и
203 УПК РСФСР,
613

ПОСТАНОВИЛ:
Ювачева-Хармс Даниила Ивановича для определения его
психического состояния направить в Психиатрическое отделение
тюремной больницы для следственных заключенных.
Следствие по делу № 2196 — 1941 года приостановить.
Копию настоящего постановления направить Ленгорпрокурору.
Зам. Нач. Следств. отд. КРО УНКВД ЛО
Артемов <подпись>
Согласен: Нач. Следств. отд. мл. лейтенант Госуд. безопасности
Баскаков <подпись>
2 сентября Хармс был переведен в тюрьму № 2 на
Арсенальной ул., д. 9 — что являлось эвфемизмом тюремной больницы.
Здесь он обследовался и через неделю, 10 сентября, врачи
составили «Заключение о психическом состоянии следственного
заключенного Ювачева-Хармс Даниила Ивановича, 1905 г. рождения,
находящегося на испытании в отделении судебно-психиатрической
экспертизы со 2 сентября 1941 г. по настоящее время».
За некоторыми деталями физического и психического
состояния Хармса следовало:
Сведения со слов испытуемого: отец по профессии археолог, умер
83 лет от роду, находясь в течение 12-ти лет в заточении в Шлис-
сельбургской крепости, болел там душевным расстройством. Мать
умерла 60-ти лет. В семье было 4 человека детей, один умер, из
оставшихся испытуемый старший. В детстве перенес корь,
скарлатину, ветряную оспу <...>. Кончил 9-летку, затем 3 года был в
университете на физико-математическом факультете, но не кончил
его. С 20-ти лет стал зарабатывать в качестве детского писателя, в
последующем также занимался литературным трудом, однако года
два, как писать стало труднее, стал увлекаться своими идеями
изобретательства (устранение небольшой погрешности). В текущем году
прошел комиссию на предмет определения инвалидности по
второй группе.
В 1939 году лежал в психдиспансере.
От военной службы был освобожден по ст. 7.
Психическое состояние и поведение: сознание ясное, правильно
ориентирован во времени, месте и окружающем. Высказывает
обширные бредовые идеи изобретательства. Считает, что он изобрел
614

способ исправлять «погрешности», так называемый пекатум парвум.
Считает себя особенным человеком с тонкой и более совершенной
нервной системой, способной устранять «нарушенное равновесие»
созданием своих способов. Бред носит характер нелепости, лишен
последовательности и логики, так, например, объясняет причину
ношения головных уборов, это желание скрыть мысли, без этого
мысли делаются открытыми, «наружными». Для сокрытия своих
мыслей обвязывает голову тесемкой или тряпочкой. Всем своим
«изобретениям» дает особенное название и термин.
Критика к своему состоянию снижена. Эмоциональный тон
бледный, с окружающими контакт избирательный, поверхностный.
Режиму отделения подчиняется пассивно. Вегетативные
процессы без резких отклонений.
Документально: история болезни за № 410 / 11861 из нервно-
психиатрического диспансера Василеостровского района
указывает, что Ювачев-Хармс Даниил Иванович находился на излечении
с 29 сентября 1939 г. по 5 октября 1939 г. с диагнозом
шизофрения. За время пребывания отмечено: бредовые идеи
изобретательства, отношения и преследования, считает свои «мысли
открытыми и наружными», если не носит вокруг головы повязки или ленты,
проявлял страх перед людьми, имел навязчивые движения и
повторял услышанное. Выписан был без перемен. Подпись дир<екто-
ра> — Пахомов.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
На основании вышеизложенного, а также данных дела и
личного освидетельствования испытуемого, комиссия 10-го сентября
1941 г. с участием профессора Озерецкого Н. И. пришла к
заключению, что Ювачев-Хармс Даниил Иванович страдает
душевным расстройством в форме шизофрении.
Заболевание давнее, предсказание неблагоприятное.
Как душевнобольной, Ювачев-Хармс в инкриминируемом ему
деянии является не ответственным, т. е. невменяемым и подлежит
лечению в психиатрической больнице.
Начальник Санчасти <Д-р Родионова>
Профессор-психиатр <Озерецкий Н. И.>
Зав. псих. отд. <Д-р Келчевская>
615

Эксперты-психиатры: <д-р Волкова>
<д-р Ластовецкий>
< Печать >
10/1X4941 г. (л. 19 — 20).
Хармс остался в больнице.
22 октября «Заключение» было, по-видимому, затребовано
следственным отделением НКВД (сопроводительное письмо — л. 18).
Возможно, что тогда же вернулся из больницы и Хармс, но
следствие возобновилось лишь через месяц с небольшим (в
«Постановлении» от 26 ноября о возобновлении следствия сказано:
«Принимая во внимание, что Ювачев-Хармс Д. И. возвратился из
больницы с заключением судебно-психиатрической экспертизы,
поэтому постановил: Следствие по делу № 2196-41 г. по обвинению
Ювачева-Хармс Д. И. с сего числа возобновить» (л. 21).
В этот день допрашивался свидетель.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
К делу № 2196
1941 г., ноября мес. 26 дня. Я, оперупол. КРО УНКВД АО
мл. лейт-т КБ Бурмистров допросил в качестве свидетеля
1. Фамилия Оранжереева
2. Имя и отчество Антонина Михайловна
З.Год рождения 1897
4. Место рождения г. Ленинград
5. Местожительства пр. К. Либкнехта д. 72, кв. 15
6. Нац. и гражд. (подданство) русская, гр-ка СССР
7. Паспорт
8. Род занятий Военно-медицинская академия, переводчица
9. Социальное происхождение из мещан
10. Социальное положение (род занятий и имущественное
положение)
а) до революции на иждивении родителей
б) после революции служащая
11. Состав семьи: одинокая
12. Образование (общее, специальное) высшее. В 1924 году
окончила Ленинградск. университет по специальности географ-
экономист
616

13. Партийность (в прошлом и настоящем) в/п
Показания свидетеля Оранжереева Антонина Михайловна
«26» ноября 194/ г.
Допрос начат в 18 часов
Об ответственности за дачу ложных показаний я
предупреждена по ст. 95 УК РСФСР и за отказ от дачи показания
предупреждена по ст. 92 УК РСФСР. Ст. 95 и 92 УК РСФСР
мне разъяснены.
А. Оранжереева <подпись>
Вопрос — Знаете ли Вы Ювачева-Хармс Даниила
Ивановича?
Ответ — Да, Ювачева-Хармс Даниила Ивановича я знаю.
Вопрос — Когда и при каких обстоятельствах Вы с ним
познакомились?
Ответ — С Хармсом-Ювачевым я познакомилась в ноябре
месяце 1940 года через моего знакомого СНО Евгения
Эдуардовича, арестованного органами НКВД в начале войны с
фашистской Германией.
Вопрос — Были ли между Вами и Хармсом-Ювачевым
какие-либо личные счеты или неприязненные отношения?
Ответ — Нет. Личных счетов и неприязненных отношений
с Хармсом у меня не было, наоборот, наши отношения были
дружественными.
Вопрос — Охарактеризуйте Ювачева-Хармса с
политической стороны.
Ответ — Ювачева-Хармс могу охарактеризовать, как
человека, враждебно настроенного по отношению к ВКП(б) и
Советской власти, занимающегося проведением антисоветской
деятельности.
Вопрос — Расскажите, что Вам известно об
антисоветской деятельности Ювачева-Хармс Даниила Ивановича?
Ответ — Мне известно, что Ювачев-Хармс, будучи
антисоветски настроен, после нападения фашистской Германии на
Советский Союз систематически проводил среди своего
окружения контрреволюционную пораженческую агитацию и
распространял антисоветские провокационные измышления. Ювачев-
Хармс в кругу своих знакомых доказывал, что поражение СССР
в войне с Германией, якобы, неизбежно и неминуемо. Хармс-
617

Ювачев говорил, что без частного капитала не может быть
порядка в стране. Характеризуя положение на фронте, Юва-
чев-Хармс заявлял, что Ленинград весь минирован, посылают
защищать Ленинград невооруженных бойцов. Скоро от
Ленинграда останутся одни камни, и если будут в городе уличные
бои, то Хармс перейдет на сторону немцев и будет бить
большевиков. Хармс-Ювачев говорил, что для того, чтоб в
стране хорошо жилось, необходимо уничтожить весь
пролетариат или сделать их рабами. Ювачев-Хармс высказывал
сожаление врагам народа Тухачевскому, Егорову и др., говоря, что
если бы они были, они спасли бы Россию от большевиков. Других
конкретных высказываний в антисоветском духе Ювачева-
Хармса я теперь не помню.
Вопрос — Что Вы можете дополнить к своим
показаниям?
Ответ — Больше по существу вопроса дополнить ничего не
могу.
Допрос закончен 19 часов 30 м.
26/XI-41 г.
Протокол записан с моих слов правильно и мною прочитан.
А. Оранжереева < подпись >
Допросил опер, у п. I отд. КРО УНКВД ЛО
мл. л-т ГБ <Бурмистров> (л. 22 — 24).
Через два дня после возобновления следствия по делу Хармса
и допроса свидетельницы Оранжереевой следователь Артемов
оформил
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Гор. Ленинград, 1941 года, ноября 28 дня, я, Зам. Нач. 9-го
отделения КРО УНКВД ЛО мл. лейтенант Госбезопасности
Артемов, рассмотрев след<ственное> дело № 2196-41 г. по
обвинению —
Ювачева-Хармс Даниила Ивановича, 1905 г. р., урож.
г. Ленинграда, русского, гр-на СССР, б/п, писателя, прожив, по
ул. Маяковского, 11, кв. 8.
618

НАШЕЛ:
В УНКВД ЛО поступили данные о том, что проживающий в
Ленинграде Ювачев-Хармс проводит контрреволюционную
деятельность.
На основании этого Ювачев-Хармс Д. И. 23.VIII.41 г. был
арестован.
Произведенным расследованием установлено, что Ювачев-
Хармс Даниил Иванович действительно с начала войны между
СССР и фашистской Германией проводил среди своего
окружения контрреволюционную пораженческую агитацию, направленную
к подрыву военной мощи Советского Союза, к разложению и
деморализации тыла Красной армии.
Будучи вызван на допрос в качестве обвиняемого, Ювачев-
Хармс Д. И. проявил признаки психического расстройства, в
связи с чем был направлен для определения его психического
состояния в Психиатрическое отделение тюремной больницы для
следственных заключений.
Согласно заключения судебно-психиатрической экспертной
комиссией Ювачев-Хармс Даниил Иванович с давнего времени
страдает душевным расстройством в форме шизофрении и, как
душевнобольной, являлся и является невменяемым, как к моменту
совершения преступления, так и в настоящее время и подлежит
лечению в психиатрической больнице.
На основании изложенного, руководствуясь ст. 11 УК РСФСР,
ПОСТАНОВИЛ:
Следственное дело № 2196-41 г. по обвинению Ювачева-
Хармс Даниила Ивановича в пр. пр. ст. 5810, ч. II УК РСФСР
по согласованию с Ленгорпрокурором направить на рассмотрение
Военного трибунала пограничных и внутренних войск НКВД Лен.
округа, для применения в отношении Ювачева-Хармс Д. И. мер
принудительного лечения.
Зам. Нач. 9 отд. КРО УНКВД ЛО
мл. лейт. Госбезопасности Артемов <подпись>
Нач. 9 отд. КРО УНКВД ЛО
ст. лейтенант Госбезопасности Подчасов <подпись> (л. 25).
619

5 декабря 1941 г. прокурор Л. Грибанов утвердил настоящее
постановление и распорядился направить дело в Военный
трибунал войск НКВД ЛВО (л. 25). И уже 7 декабря «в закрытом
судебном заседании без прения сторон», заслушав доклад
прокурора Чебанова и сообщение содокладчика Орлова, Военный
трибунал в составе председателя, бригвоенюриста Марчука, членов
трибунала Орлова и Герасимова при секретаре Ковригиной
ОПРЕДЕЛИЛ:
«Ввиду того, что, согласно заключения судебно-психиатрической
экспертизы от 10/IX-41 г., обвиняемый Ювачев-Хармс признан
душевнобольным и невменяемым в инкриминируемом ему
обвинении, но по характеру совершенного им преступления он является
опасным для общества, руководствуясь ст. II УК РСФСР, Юва-
чева-Хармс направить в психиатрическую лечебницу для
принудительного лечения до его выздоровления, и дело возвратить в I
Спецотдел УНКВД ЛО» (л. 29).
И вот последний документ дела № 2196, датированный 1941
годом (8 декабря):
«Начальнику Внутренней Тюрьмы УНКВД
Направляется копия протокола подготовительного заседания
Военного Трибунала Ленокруга от 7/XII-41 г. за № 989 для
исполнения в части направления з/к Ювачева-Хармс Д. И. на
принудительное лечение в психлечебницу.
Старший секретарь Военного Трибунала
Военный юрист 3-го ранга (Бочков)» (л. 30).
Даниилу Хармсу было отпущено судьбой еще около двух
месяцев жизни, но документов, проливающих свет на трагический ее финал,
в деле нет.
В апреле 1960 года сестра Д. И. Хармса Елизавета
Ивановна Грицина обращается к Генеральному прокурору СССР Руден-
ко с просьбой «пересмотреть дело моего брата и реабилитировать
его» (л. 32). Ходатайство Е. И. Грициной от имени
ленинградских писателей поддерживает ответственный секретарь
Ленинградского отделения Союза писателей РСФСР поэт А. Прокофьев
620

(л. 31). К этим письмам на имя Генерального прокурора СССР
приложена короткая биографическая справка (всего на
полстранички машинописного текста), и на ней чьей-то рукой
написано:
«Дата смерти — 2 февраля 1942 года (согласно извещения
тюрьмы № I гор. Ленинграда от З/И-42 г.)».
25 июля 1960 года было принято постановление прокуратуры
г. Ленинграда «уголовное дело в отношении ЮВАЧЕВА-
ХАРМС Даниила Ивановича по ст. 58-10 ч. II УК РСФСР
прекратить за отсутствием в его действиях состава преступления».
Так, спустя 19 лет после ареста Д. И. Хармс был
реабилитирован.
IV
ДЕЛО № 1483471
Основные факты, содержащиеся в следственном деле
А. И. Введенского 1941 г., ранее уже приводились во вводной
статье М. Б. Мейлаха к ПСП I. Кроме того, когда данная
публикация была уже практически готова к печати, появился в свет
очередной выпуск Тыняновского сборника со статьей того же
автора «Гибель Александра Введенского» (Тыняновский
сборник: Вып. 10-й. М., 1998. С. 567 — 583). В этой работе
читателю предлагается подробный пересказ материалов дела. Однако
обнародование текстов первоисточника все же представляется нам
предпочтительным, тем более что конструкция Приложений
диктует их составителям именно этот путь. Таким образом, в
настоящее Приложение вошли впервые публикуемые тексты всех
наиболее значимых документов дела № 148347.
Для того чтобы дать общее представление о содержании дела,
приводим имеющуюся в нем опись документов (в скобках
указаны номера листов).
Постановление о принятии дела к производству (1)
Постановление на арест (2 — 3)
Постановление об избрании меры пресечения (4)
Ордер на арест (5)
Анкета арестованного (6 — 7)
Дактилокарточка (8)
621

Фотокарточка (9)
Материалы обыска (10 — 13)
Протокол допроса А. И. Введенского от 29 сентября 1941 г. (14 — 15)
Протокол допроса А. И. Введенского от 6 октября 1941 г. (16 — 19)
Протокол допроса А. И. Введенского от 10 октября 1941 г. (20 — 21)
Протокол допроса А. И. Введенского от 13 октября 1941 г. (22)
Протокол допроса свидетеля М. А. Дворника от 22 сентября 1941 г.
(23 — 24)
Протокол допроса свидетеля И. А. Плахтина от 11 октября 1941 г.
(25 — 26)
Протокол допроса свидетеля Г. Б. Викторовой от 11 октября 1941 г.
(27 — 29)
Постановление о предъявлении обвинения (30)
Справка о смерти А. И. Введенского (31)
Постановление о прекращении следственного дела (32)
Пакет с личными документами (33)
Протокол допроса свидетеля Н. Л. Забила от 6 марта 1964 г. (34 —
35)
Протокол допроса свидетеля [...] 1964 г. (36 — 37)
Протокол допроса свидетеля [...] 1964 г. (38 — 39)
Материалы проверки дела (40 — 58)
Постановление о прекращении дела (59 — 61)
Справка о прекращении уголовного дела (62)
Запрос из Союза писателей СССР (63)
Необходимо также коснуться некоторых технических
моментов, оказавших влияние на уровень текстологической подготовки
публикуемых материалов. Архивное дело А. И. Введенского было
предоставлено публикатору «для ознакомления» в Управлении ФСБ
по Петербургу и Ленинградской области, после чего было
отправлено по месту постоянного хранения в г. Харьков (Украина).
(Пользуясь случаем, приносим искреннюю благодарность за
содействие зам. начальника УФСБ по СПб. и ЛО В. С. Гусеву и
работнику архива УФСБ М. А. Романовой.) Такая форма
работы с архивными материалами, как «ознакомление», не дает
исследователю права на копирование, а сжатые сроки и относительно
большой объем текстов исключали сплошное переписывание от
руки. В этой ситуации единственным приемлемым выходом из
положения оказалось начитывание материалов на диктофон с
последующей их расшифровкой с голоса. Применением подобной
«журналистской технологии» объясняются отдельные малосуще-
622

ственные купюры (опущенные в Описи фамилии свидетелей,
допрошенных при прокурорской проверке дела в 1964 г.), а также
возможные незначительные текстологические расхождения
публикуемых текстов с оригиналом архивного дела. В числе
наиболее вероятных огрехов такого рода укажем написание цифр
(например, «6» вместо «шесть») и общепринятых сокращений
(«город» вместо «г.» и наоборот). Тем не менее публикатор выражает
уверенность, что эти неточности никоим образом не искажают
содержание и не влияют на понимание смысла публикуемых
документов.
Орфография и пунктуация текстов приведена в соответствие
с современными нормами, за исключением характерных
грамматических небрежностей и многочисленных украинизмов
оригинала (как правило, откомментированных). Явные описки,
зачеркнутые в оригинале, стандартные ознакомительные подписи
допрашиваемых внизу каждого листа, а также формулы типа:
«Протокол с моих слов записан верно, лично мной прочитан, в чем и
расписываюсь», при публикации, как правило, опущены.
Конъектуры публикатора, дописывание слов и условно прочитанные
неразборчивые фрагменты текста даются в квадратных скобках.
В отличие от той последовательности, в которой документы
подшиты в архивном деле, при публикации они расположены в
хронологическом порядке.
Публикатор выражает глубокую благодарность А. В. Круса-
нову за работу, проделанную им при подготовке и
комментировании текста.
ДЕЛО № 148347
по обвинению Введенского Александра Ивановича по ст. 54 п.
10 ч. II УК УССР (начато 26.09.1941 г., закончено 31.01.1942 г.)
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ
ДВОРНИК М. А.2
22 сентября 1941 г.
О содержании cm, 89 УК УССР свидетель предупрежден.
В.: Знаете ли вы писателя Введенского Александра
Ивановича?
623

О.: С писателем Введенским Александром Ивановичем лично
я знаком примерно 3—4 месяца.
В.: Известно ли вам социальное] происхождение Введен
ского А. И.?
О.: Бухгалтер художественного фонда Соколовская Эмма
Михайловна около месяца тому назад рассказала мне, что
Введенский в беседе с ней назвал себя дворянином3. Лично мне
соцпроисхождение Введенского неизвестно:
В.: Расскажите, какие факты антисоветских проявлений
вам известны со стороны Введенского?
О.: Приблизительно около месяца тому назад, когда
немецко-фашистские войска подощли к правому берегу р. Днепра,
упомянутая мною выше Соколовская передала мне содержание ее
разговора с Введенским. В этой беседе Введенский поделился с
Соколовской, что в случае угрозы занятия противником города
Харькова он никуда уезжать не собирается, так как он по
происхождению дворянин и поэтому не опасается каких-либо
репрессий со стороны немцев. В этой же беседе Введенский, принимая
Соколовскую за украинку, хотя в действительности она по
национальности еврейка, рекомендовал Соколовской добыть какие-
либо документы, которые бы сказали о ее буржуазном
происхождении и также не эвакуироваться из Харькова в случае
угрозы занятия его войсками противника. Лично я никаких
антисоветских выражений от Введенского не слышал.
В.: Проживает ли в настоящее время гражданка
Соколовская в городе Харькове?
О.: Соколовская 19.9.41 г. эвакуирована из города Харькова
в Ташкент или Алма-Ату.
В.: Кто еще может подтвердить изложенные факты
а[нти]с[оветских] проявлений со стороны Введенского?
О.: Я затрудняюсь ответить на этот вопрос, так как
почти все сотрудники Художественного фонда из г. Харькова
эвакуированы. Возможно, что указанные мною факты а[нти]-
с[оветских] проявлений известны Наталии Львовне Забило. Если
она не выехала, то ее можно допросить о Введенском.
Допросил Богуславский
624

ПОСТАНОВЛЕНИЕ
(на арест)
Утверждаю: зам. наркома внутренних дел УССР майор
госбезопасности Савченко
26 сентября 1941 г.
Арест санкционирую: ПУ прокурора УССР [Черуков] 27
сентября 1941 г.
Постановление на арест
г. Харьков 1941 г. сентября 26 дня
Я, старший уполномоченный 2-го отдела 3-го Управления НКВД
УССР сержант госбезопасности Богуславский, рассмотрев
материалы о преступной деятельности Введенского Александра
Ивановича 1904 года рождения, происходит из дворян4, жена также из
дворянской семьи5, отбывал 3-летнее заключение за
контрреволюционную деятельность6, имеет репрессированных
родственников7, беспартийный, русский, гражданство СССР, женат, по
профессии писатель, проживает в г. Харькове по ул.
Совнаркомовской № 8 кв. 4, нашел, что Введенский А. И., будучи
антисоветски настроен, проводит в кругах сослуживцев профашистскую
агитацию, высказывает намерение остаться в г. Харькове в случае
занятия его войсками противника. Допрошенный 22 сентября
1941 г. свидетель Дворчик об этом показал следующее:
«Введенский поделился с Соколовской о том, что в случае угрозы занятия
противником города Харькова он никуда уезжать не собирается,
так как он по происхождению дворянин и поэтому не опасается
репрессий со стороны немцев. В этой же беседе Введенский
рекомендовал Соколовской добыть документы, удостоверявшие бы
ее буржуазное происхождение и также не эвакуироваться из
Харькова». На основании изложенного и руководствуясь ст. ст. 143,
145 и 156 УПК УССР постановил: мерой пресечения уклонения
от следствия и суда Введенского Александра Ивановича избрать
содержание под стражей, подвергнув обыску и аресту8.
Ст[арший] о[пер] уполномоченный] 2 отдела 3
Управления НКВД УССР сержант госбезопасности Богуславский
625

Начальник 2 отдела 3 Управления НКВД УССР лейтенант
госбезопасности Гирсонский
Согласны: зам. начальника 3 Управления НКВД УССР
старший лейтенант госбезопасности Медведев
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА А. И. ВВЕДЕНСКОГО
от 29 сентября 1941 г.
Допрос начат в 20.15
Вкратце о причине моего невыезда из г. Харькова могу
рассказать следующее. Поезд, которым выехала группа
писателей и где должен был ехать и я, ушел из Харькова 20
сентября сего года в субботу. Я не уехал по следующей причине. Еще
дня на 2—3 до отъезда из писателей была создана группа в
10 человек, куда входил и я, которая должна была остаться
для работы по указаниям ОКП(б)У и О К КП(б)У. В
субботу, т. е. 20 сентября утром, мне прислали записку из Союза
писателей, с тем чтобы я подготовил семью к эвакуации,
так как поезд уходит в 12 часов дня. Я прииХел в Союз
писателей и начал спрашивать Смолича9, Забилла10 и Юхвида11,
как мне быть, ехать или нет. Юхвид ничего конкретного не
ответил, а Смолич и Забилла сказали, что группа, которая
должна была остаться, останется. Присутствовавший в
Союзе писателей работник обкома КП(б)У [Несеняко]12,
который раздавал посадочные талоны в эшелон, на мой вопрос,
оставаться ли мне, ответил: «Оставайтесь, работа
найдется». После непродолжительной с ним беседы по этому
вопросу он и мне также выдал посадочный талон. К 12 часам
дня я совместно с женой, тещей, детьми был на вокзале, но
вагонов еще не было. Когда я прибыл на вокзал, меня начали
уговаривать писатели Владко13 и художник Шавыкин14, муж
Забиллы, чтобы я уехал, а сама Забилла говорила, чтобы я
остался. Поскольку эшелона еще не было и я не имел при себе
паспорта, так как сдал его на прописку, и кроме того должен
был еще получить немного денег, я ушел в город сделать это,
то есть, забрать паспорт и получить деньги. На вокзал я
пришел часам к 6 вечера, эшелон еще стоял, и семья моя была
погружена в вагон. Когда я пришел, некоторые хотели выйти
626

с вагона и не ехать, так как было очень тесно. В частности,
хотела выйти и Забилла. Затем начали выходить мои теща,
жена и дети. Я через окно выдал все вещи и моя семья вышла
из вагона, причем два мои места так и остались в вагоне. Из
числа писателей, которые должны были ехать этим вагоном,
кроме меня, никто не вышел, все поехали, но, как я говорил
уже, хотела сойти Забилла, но не сошла, так как не могла
достать вещи. Таким образом, я и моя семья из города
Харькова не уехали, причем присутствовавшая при моем
пребывании на вокзале директор издательства «Мистецтво» Кали-
кина15 сказала, что я буду работать в этом издательстве,
и, если оно будет эвакуироваться, я уеду с ними. До моего
ареста это издательство никуда не эвакуировалось.
Дополняю, что, придя в 6 часов вечера на вокзал, я уже
зашел в вагон, но затем вышел, так как семья захотела
выходить.
Вставленному «Мистецтво» верить.
Допрос прерван в 22.35
Старший следователь сержант [подпись]
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА А. И. ВВЕДЕНСКОГО
от 6 октября 1941 г.
Допрос начат в 24.00
В.: Расскажите подробно, из какой социальной среды
происходит ваша жена и где в настоящее время ее родственники?
О.: Отец моей жены Викторов был видным инженером,
занимал ответственные посты на строительстве
Днепрогэса и на строительстве города Комсомольска. В 1937 году он
арестован, и его дальнейшая судьба мне неизвестна.
Арестован он был органами НКВД. Был членом ВКП(б), институт
он кончил, кажется, до Октябрьской революции. Сам отец ее
по происхождению из небогатой семьи. Все это мне известно
со слов. Родная ее мать очень долгое время работала в
институте переливания крови медсестрой, там работала и по день
моего ареста. Когда я собирался уезжать из Харькова, она
рассчитывалась, а когда мы не поехали, она снова поступила
627

на работу туда же. Мать жены происходит из семьи
обрусевших англичан16. Ее отец был моряком. Отец моей жены
женился на другой женщине, которая также некоторое время
была арестована, а затем вскоре была освобождена. Вообще
должен сказать, что женился я в 1936 году и отца жены
знаю мало. Жена имеет двух родных братьев, один из них в
этом году окончил Харьковский строительный институт, а
второй до дня моего ареста учился в Харьковском
технологическом институте. Со слов моей тещи, у нее был брат,
проживавший в Эстонии. Этот брат якобы приезжал в СССР в
1925 (1926) году или же она от него получала последнее
письмо в 1925 (1926) году, точно я об этом сказать не могу.
За то время, которое она живет со мной, с этим братом
теща никаких связей не имела. О других родственниках моей
жены я ничего не знаю.
В.: Вы с женой договорились, что не поедете с тем
эшелоном, на который у вас был посадочный талон, или она сама с
тещей решили не ехать?
О.: Когда мы шли с женой, тещей и детьми на вокзал, мы
договорились, что я их отправляю, а сам остаюсь в городе
Харькове. Однако посадочный талон был и на меня. О том,
что я еду, было решено на вокзале, и жена этому очень
обрадовалась. Когда я в 6 часов вечера пришел на вокзал, моя
теща и жена уже собирались выходить из вагона. Когда теща
меня увидела, она мне сказала, что они выходят, а затем я
уже принимал вещи и детей. Как я уже показывал в
предыдущем протоколе допроса, два места моих вещей так и
остались в вагоне, причем инициатива о том, что нужно сходить,
принадлежала Забилле и Смоличу. Забилла собиралась
сходить, я лично слыхал о том, что хотел сходить Смолич, мне
это сказала жена. Хочу также сказать, что пока я к нему
ходил с вокзала [так в оригинале. — И. М.], то все документы
на проезд и деньги были у тещи. Это я сделал потому, что
на случай, если бы я уже не застал поезд, а у них были бы
документы и деньги, а сам я [в аудиозаписи следующие два
слова неразборчивы. В этом месте Введенский говорит о том, что
смог бы при необходимости раздобыть денег на собственные
нужды. — И. М.].
В.: На предыдущем допросе вы показали, что, когда днем
628

вы пришли на вокзал с семьей, вас начали уговаривать Владко
и Шавыкин, чтобы вы уезжали вместе с ними. Чем это
объяснить?
О.: Еще раз заявляю, что, когда я провожал семью на
вокзал, решено было, что я не еду, тем более что у меня не
было паспорта, и все-таки мне сказали, хотя и не твердо,
что я должен остаться работать в Харькове. Когда я
пришел на вокзал, Владко и Шавыкин, а также моя жена, начали
меня уговаривать ехать с ними. Мне жалко было
расставаться с семьей, а к тому же вопрос о моей работе твердо не был
решен, и поэтому я согласился уехать с ними. Когда я уже
вместе с семьей в 6 часов вечера вышел из вагона, мне
директор издательства «Мистецтво» Каликина обещала, что я
буду у них работать, и она обеспечит мой выезд с Харькова
вместе с их работниками. В отношении моей семьи она мне не
обещала, что сможет обеспечить ее выезд. Когда мы
возвратились с вокзала домой, то положение в Харькове
улучшилось. Все те сведения, которые мне приходилось слыхать о
положении на фронте, говорили, что противник отброшен
дальше от Харькова, чем был он. Несколько дней перед этим
поэтому и о выезде остро вопрос не ставили, а решили, что,
может быть, не придется совсем уезжать. В крайнем случае
было решено, что, если всем не удастся выехать, моя семья
останется в Харькове, а я один уеду, так как вся моя работа,
которую я выпускал и которая была направлена против
немцев, была подписана моей фамилией17. Я лично и жена
посчитали, что на случай, если немцы займут Харьков, они,
может быть, семью не тронут, так как все они русские и
живут не на моей фамилии. До момента моего ареста вопрос о
выезде моей семьи мы конкретно еще не решали.
В.: Знаете ли вы Соколовскую Эмму Михайловну, и если
знаете, то расскажите, что вы говорили с ней по вопросу
вашего выезда с Харькова [так в оригинале. — И. М.]?
О.: Да, Соколовскую Эмму Михайловну я знаю, это
бухгалтер Художественного фонда. Что я с ней говорил о моем
выезде с Харькова, я точно не припомню. Знаю, что она еще
в августе месяце говорила мне, что в нее [так в оригинале. —
И. М.] где-то, кажется в Ташкенте, есть родственники и
что он соглашался [так в оригинале. — И. М.] взять с собой
629

всю мою семью, но поскольку вопрос о выезде тогда
конкретно не стоял, я с ней и не договорился об этом. Больше об
эвакуации моей семьи и меня с Харькова я с ней не говорил.
Видел я ее за несколько дней до того, как должен был ехать
я, то есть числа 18—19 сентября. Но я с ней тогда ни о чем
не говорил, так как она собиралась уезжать.
Допрос прерван в 2.10
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА А. И. ВВЕДЕНСКОГО
от 10 октября 1941 г.
Допрос начат в 21.50
В.: Знаете ли вы Дворчик Михаила Абрамовича, как,
сколько и какие между вами были взаимоотношения?
О.: Да, Дворчика Михаила Абрамовича я знаю как
директора Художественного фонда, мне с ним приходилось
сталкиваться как писателю, так как мои книги у них
печатались. Никаких споров с ним я не имел, и отношения между
нами были нормальные. Приходилось с ним спорить в
отношении гонорара за печатаемые ими мои труды. Личных
отношений у меня с ним не было.
В.: А какие у вас были отношения с Соколовской Эммой
Михайловной?
О.: С Соколовской Эммой Михайловной у меня отношения
были нормальные. Каких-либо споров с ней я не имел. Когда
приходилось с ней разговаривать, вели разговор по-хорошему.
В.: Вам зачитываю показания Соколовской16 о том, что
вы в разговоре с ней заявили, что с Харькова на случай
занятия его немцами вы никуда не будете уезжать, так
как вы по происхождению дворянин и поэтому никаких
репрессий со стороны немцев вы не боитесь. Вы
подтверждаете показания Соколовской?
О.: Такого разговора с Соколовской у меня не было, и
поэтому она говорит неправду. О занятии Харькова в августе
месяце, а разговор у меня с ней был в августе, не было и речи.
Я лично опасался репрессий со стороны немцев. Поскольку у
меня была мысль, что моя семья останется в Харькове и на
случай занятия его немцами, я допускаю, что я мог тогда при
630

ней сказать, что, может быть, мою семью не тронут.
Однако я не помню, чтобы я Соколовской об этом говорил. Я еще
хочу сказать, что разговор с ней у меня был в здании
Худфонда и, конечно, я не мог в учреждении говорить ей такие
слова.
В.: Соколовская также заявляет, что вы лично ей
предлагали достать документы, удостоверяющие ее буржуазное
происхождение, тогда якобы немцы ее также не будут трогать.
Это показание Соколовской вы подтверждаете?
О.: Соколовская говорит неправда [так в оригинале. —
И. М.]. Я никогда с ней такого разговора не имел, и в этом
случае она также говорит неправду. Я ей никогда не
предлагал остаться в городе Харькове и тем более не предлагал
доставать документы о ее буржуазном прошлом. О ее
происхождении мне также неизвестно.
В.: Расскажите, с каким майором Красной Армии вы
разговаривали по вопросам выезда вашей семьи с Харькова?
О.: У моей жены был один знакомый майор Красной Армии
по фамилии Курбатов19. С ним она познакомилась еще будучи
в Ленинграде. Здесь в Харькове она с ним случайно
встретилась в первой половине августа. В этот же период я с женой
зашли к ее подруге (жены) Зеленской Эвнике Львовне и там
встретили этого майора, где я впервые с ним и познакомился.
Он мне объяснил, что он по специальности радист. Когда я у
него спросил, разве может быть майор радистом, он сказал,
что он руководит радиосвязью или радиочастями, что их
задачей является ловить все передачи в эфире и
расшифровывать их. После этого раза он в одном из разговоров с моей
женой и Зеленской посоветовал им не уезжать из Харькова,
так как еще неизвестно, или Харьков [так в оригинале. — И.
М.] будут сдавать, кроме того, сам выезд из Харькова связан
с многими трудностями и лишениями, тем более, когда ехать
с детьми. Он также сказал им, что немцы не со всеми
жителями расправляются и что то, что пишет наша печать о
зверствах немцев, не совсем отвечает действительности.
Узнав, что я с семьей возвратился с поезда и не выехал, он
одобрил наше решение, причем хочу сказать, что в
отношении лично меня он также считал, что мне необходимо будет
на случай оставления нашими частями Харькова уехать от-
631

сюда. В разговоре Курбатова с моей женой и Зеленской по
вопросу того, что он им советовал не выезжать с Харькова,
мне передала жена, я лично с ним на эту тему не говорил.
Допрос прерван в 24.00
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ
ПЛАХТИНА И. А.20
11 октября 1941 г.
О содержании ст. 89 УК УССР предупрежден.
В.: Знаете ли вы писателя Введенского Александра
Ивановича?
О.: Писателя Введенского А. И. я знаю примерно с 1937
года, то есть с момента его приезда в г. Харьков из Москвы21.
В.: Что вам известно об антисоветской деятельности
Введенского и его социальном прошлом?
О.: Соцпроисхождения Введенского я не знаю. Со слов
других членов Союза писателей мне известно, что Введенский в
прошлом судим к 10 годам лишения свободы за к-р
деятельность22. По вопросу нынешней антисоветской деятельности
Введенского могу показать следующее. 19—20 сентября 1941 г.
в связи с приближением линии фронта по решению
правительства была начата эвакуация населения города Харькова.
20 сентября 41 года были получены эвакуационные
документы для большой группы членов Союза советских писателей,
находившихся в Харькове. В числе прочих получил
эвакуационные документы также и писатель Введенский. Утром 20 числа
я, дворник Промыслова, Киченко и еще несколько человек
подъехали автомашиной к дому, где проживал Введенский, с тем
чтобы захватить его с женой и их вещи для поездки на
вокзал. Жены Введенского дома не оказалось, хотя он заранее
знал о предстоящем выезде и сам Введенский с растерянным
видом вынес маленький чемодан и небольшой узелок и уехал с
нами. Позже на вокзал самостоятельно прибыла также жена
Введенского. Уже то обстоятельство, что Введенский, по
сути, не берет с собой вещей, и его растерянность вызвали у
632

меня сомнение в искренности желания Введенского
эвакуироваться из Харькова. Так впоследствии и оказалось: погрузив
вещи и усадив в вагон жену, Введенский вскоре же высадил
жену обратно на платформу и, забрав свой чемоданчик и узе-
лок, возвратились в Харьков, мотивируя тем, что не могут
ехать в таких условиях. Большая группа писателей в этот
день уехала, а Введенский оставался в Харькове. Или, другими
словами, Введенский не собирался эвакуироваться из Харькова,
а, наоборот, имел намерение оставаться даже в случае угрозы
занятия города войсками противника, как это было в период
начала эвакуации. И это свое намерение Введенский
осуществил, но был арестован. Хочу добавить, что Введенский был
пассивен в общественной жизни Союза писателей.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ
ВИКТОРОВОЙ Г. Б.23
11 октября 1941 г.
По вопросу нашего выезда с г. Харькова могу сказать
следующее. За несколько дней до того, как мы должны были
ехать с Харькова, мой муж, Введенский Александр Иванович,
сказал, что он в числе 10 человек писателей должен
остаться в Харькове для работы в газетах и другой литературной
деятельности, и мы решили, что я с детьми уеду раньше, а
он приедет позже. Приблизительно 20 или 21 сентября ко
мне на квартиру позвонил писатель Смолич и спросил, готова
ли я уезжать, я ответила, что не готова. Тогда он сказал,
чтобы я приготовилась на следующий день. Действительно,
на следующий день нас предупредили о том, что мы будем
уезжать, а затем приехала машина из Союза писателей, мы
погрузили свои вещи, и машина поехала на вокзал, а сами мы
приехали на вокзал позже. Муж не собирался с нами уезжать,
так как он должен был, как я указала выше, остаться в
Харькове. Моя мать также точно не решила, будет ли она
уезжать, так как она хотела дождаться сына, то есть моего
брата, который был на окопах и не возвратился еще к тому
времени в Харьков. Затем муж с вокзала снова возвратился в
город, где он должен был в издательстве «Мистеидгво» полу-
633

чить деньги, так как у нас было очень мало денег. Никаких
посадочных талонов он мне не давал. Через несколько часов
пришел муж и влез у вагон [так в оригинале. — И. М.] с
другой стороны, о чем мне сказал писатель Шовкопляс24,
который стоял у окна. Поскольку у вагоне было исключительно
тесно, я лично сама решила, что я не поеду, и начала
выбрасывать вещи из вагона через окно, а затем сама слезла с
детьми. Я просила Шовкопляса и Трублаини25, чтобы они
передали мужу, что я слезаю, и муж также сошел. Два моих
места так и не смогла выбросить и они остались в вагоне.
Последнее время у меня почти каждый месяц бывали
припадки, так как я болею эпилепсией и когда я увидела, что у
вагоне очень тесно, и я не хотела, чтобы у меня в таких
условиях случился припадок. По приезде домой муж мне
сказал что издательство «Мистецтво» обещает, что он
сможет уехать вместе с ними, а семья выезд они не обещали [так
в оригинале. — И. М.]. Тогда мы с мужем договорились, что с
вами это будет так [так в оригинале. — И. М.], то он уедет,
а я с детьми останусь в Харькове даже на случай прихода
сюда немцев. Мы считали, что, поскольку я никакой
активной деятельностью при Советской власти не занималась, а
почти все время была домохозяйкой, может быть, немцы меня
не тронут. Помню, что я лично еще говорила мужу, что я
смогу немцам сказать, что Советская власть арестовала моего
отца и это, может быть, также будет одной из причин к
тому, что немцы меня не тронут. Муж же при всех
обстоятельствах должен был уехать с Харькова.
В.: Как и сколько вы знаете Курбатова и кто он такой?
О.: Курбатов — это командир РККА. Звание у него майор,
по специальности радист. С ним я познакомилась
приблизительно в августе месяце в городе Харькове в гостинице
«Красной». Он раза три был у нас дома, а также раза три был у
моей приятельницы Зеленской Эвники Львовны, которая
проживала по ул. Дзержинского № 76 кв. 1. Зеленская должна
была уехать позавчера с эшелоном одного завода, кажется,
турбинного, в г. Свердловск или под Свердловск. Мужу я
говорила, что с Курбатовым была знакома еще по Ленинграду, а
здесь его случайно встретила. Этот Курбатов проживал в
Харькове по ул. Карла Либкнехта № 76 или 74, на 4 или 5
634

этаже. Прибыл он в Харьков с Ленинграда и здесь якобы на
каких-то курсах читал лекции по радиоделу. Первое время
нашего знакомства он говорил мне и Зеленской, что пока из
Харькова он не советует нам ехать никуда, так как очень
тяжело ехать и по приезде на место также будет много
трудностей с устройством. А кроме того, он говорил, что немцы
мирных жителей, тем более женщин русских, не трогают, а
больше всего расправляются с евреями. Но последнее время он
говорил, что если мы имеем возможность, то лучше уехать. В
день ареста мужа Курбатов заходил ко мне на квартиру и
говорил, что уезжает в район военных действий. С этого
времени я его не видела. Писем он мне также не пишет, и об этом
мы с ним не договаривались. О военных действиях он мне и
Зеленской рассказывал мало, и откуда он знает, как
обращаются немцы с населением на занятых ими территориях, я его
не спрашивала.
В.: Что вам рассказывал муж о своем предыдущем аресте
и о социальном происхождении своем?
О.: Муж рассказывал мне, что его отец был дворянин, но
где и какое он имел имение, он не говорил. Иногда он
рассказывал, что в детстве на лето они ездили на дачу в Териоки26,
но не помню, как он говорил: или это было их собственное
имение, или дача. О своем первом аресте он мне говорил, что
был он арестован за то, что входил в какую-то
писательскую группировку в Ленинграде и что он и его товарищи
писатели писали такие стихи, которые были враждебны
Советской власти. Говорил, что ему дали за это три года ссылки,
но отбыл он только один год и его освободили.
В.: А кто такие ваши родители?
О.: Мой отец был инженером-строителем, институт он
окончил еще до Октябрьской революции. Был член ВКП(б) с
1917 года. При Советской власти был зам. главного инженера
строительства Днепрогэса, затем начальником
строительства города Комсомольска. Позже работал в Москве. В 1937
году он был арестован органами НКВД, и дальнейшая его
судьба мне неизвестна. Мать моя почти все время работала
и работает медсестрой в Институте переливания крови.
635

ПОСТАНОВЛЕНИЕ О ПРЕДЪЯВЛЕНИИ
ОБВИНЕНИЯ
г. Харьков октября 1941 года 13 дня
Я, старший следователь 3-го Управления НКВД УССР
сержант госбезопасности [Дубок], рассмотрев следственный
материал по делу № 148347 и приняв во внимание, что Введенский
Александр Иванович достаточно изобличен в том, что он
проводил антисоветские разговоры, в которых заявлял о якобы
хорошем обращении немцев с населением в занятых ими
территориях, отказался сам вместе с семьей эвакуироваться с Харькова, а
также предлагал это же делать другим лицам, постановил, на
основании статьи 126 и руководствуясь статьей 127 УПК УССР,
привлечь Введенского Александра Ивановича в качестве
обвиняемого по статье 54-10 ч. II УК УССР, о чем объявить
обвиняемому под расписку настоящим постановлением. Копию
постановления направить прокурору.
Старший следователь [подпись]
Настоящее постановление мне объявлено 13 октября 1941 г.
Подпись обвиняемого: Введенский
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА А. И. ВВЕДЕНСКОГО
от 13 октября 1941 г.
Допрос начат в 16.00
В.: Вам предъявляется обвинение в том, что вы проводили
антисоветские разговоры, в которых заявляли о якобы
хорошем обращении немцев с населением в занятых ими
территориях. Отказался сам вместе с семьей эвакуироваться с города
Харькова, а также предлагал это делать другим лицам. Вы
признаете себя виновным в предъявленном вам обвинении?
О.: В предъявленном мне обвинении я признаю себя
виновным только частично, а именно в том, что я собирался
оставить семью в городе Харькове и в случае занятия его
немцами, что я сомневался в правдивости сообщений о зверствах
немцев, а также в том, что когда меня люди спрашивали в
порядке совета, можно ли им остаться в Харькове на случай
636

занятия немцами, я отвечал, что если у них нет какой-либо
активной деятельности при Советской власти, то можно и
остаться. В остальном я виновным себя не признаю, ибо я
лично не собирался оставаться в Харькове, а также не
уговаривал кого-либо другого оставаться.
Допрос окончен в 16.20
СПРАВКА О СМЕРТИ
Народный комиссариат внутренних дел Татарской АССР
Тюремная больница
29 декабря 1941
№ 1733
Справка
Заключенный Введенский Александр Иванович, 1904 г. р.,
умер 20 декабря 1941 года во время следования пути этапом из
города Харькова в город Казань.
Начальник облбольницы по НКВД ТАССР военврач Бер-
лянд
Зав. делопроизводством] больницы Епифанова
ПОСТАНОВЛЕНИЕ О ПРЕКРАЩЕНИИ
СЛЕДСТВЕННОГО ДЕЛА
г. Казань, 30 января 1942 г.
Я, оперуполномоченный У НКВД по Харьковской области
сержант госбезопасности Лихоусов, рассмотрев личное тюремное
дело № 1733 на обвиняемого Введенского Александра
Ивановича по статье 54-10 ч. II УК УССР, нашел: обвиняемый
Введенский А. И. 20 декабря 1941 года умер во время следования
этапом из г. Харькова в г. Казань, о чем свидетельствует акт,
составленный начальником и делопроизводителем областной
тюремной больницы НКВД ТАССР. Руководствуясь статьей 198
637

УПК УССР, постановил: следствие в отношении Введенского
Александра Ивановича, обвиняемого по ст. 54-10 ч. II УК УССР,
в порядке статьи 4 п. «а» УПК УССР производством
прекратить.
СПРАВКА О ПРЕКРАЩЕНИИ ДЕЛА
7 апреля 1964 г.
Справка
Уголовное дело по обвинению Введенского Александра
Ивановича, 1904 г. р., на день ареста 27 сентября 1941 г.
проживавшего в г. Харькове, Постановлением Управления КГБ при
СМ УССР по Харьковской области от 30 марта 1964 г.
прекращено по п. 2 ст. 6 УПК УССР, т. е. за отсутствием состава
преступления.
Исполнитель: Шулика
Начальник отдела УКГБ при СМ УССР по Харьковской
области Самаркин.
10 апреля 1964 г.
8 заключение нельзя не сказать нескольких слов о роковой
роли случая в судьбе Александра Введенского — того самого
случая, которому Введенский, как и Хармс, придавал огромное,
мистическое значение. На основании материалов дела трудно
согласиться с выдвинутой М. Б. Мейлахом и рядом других
исследователей версией «превентивного ареста» с целью
принудительной эвакуации ранее репрессированных или
подозрительных людей — т. е., версией о целенаправленной установке
органов НКВД на арест А. И. Введенского. Если бы 20 сентября
1941 г. поэт вместе с семьей эвакуировался из Харькова, то
судьба его сложилась бы совершенно иначе. Введенский просто
оказался бы вне досягаемости УНКВД СССР, а донос,
положивший начало всему делу, не получил бы хода.
Роковое стечение житейских обстоятельств (нежелание жены
Введенского из-за эпилептических припадков ехать в перепол-
638

ненном вагоне; дворянское происхождение родителей;
репрессированные родственники; прежняя судимость), публично высказанные
сомнения в правдивости советской пропаганды, примитивный
донос — в обстановке всеобщей подозрительности этого оказалось
достаточно для ареста по обвинению в антисоветской агитации и
желании дождаться фашистских войск. В документах нет ни слова
о «превентивном аресте» и принудительной эвакуации: это было
новое уголовное дело.
Приведем инкриминируемую Введенскому статью 54-10:
«Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или
ослаблению советской власти или к совершению отдельных
контрреволюционных преступлений (ст. ст. 54-2 — 54-9), а равно
распространение, или изготовление, или хранение литературы того же
содержания <...> в военной обстановке или в местностях,
объявленных на военном положении, влекут за собою меры социальной
защиты, указанные в ст. 54-2». Это означало «высшую меру
социальной защиты — расстрел или объявление врагом трудящихся с
конфискацией имущества и с лишением гражданства союзной
республики и тем самым гражданства Союза ССР и изгнанием из пределов
Союза ССР навсегда с допущением при смягчающих
обстоятельствах понижения до лишения свободы на срок не ниже трех лет с
конфискацией всего или части имущества» (Уголовный Кодекс
УССР. М., 1941. С. 26 — 27, 30). В переводе на нормальный язык
это значит, что судьба любого человека, угодившего в поле зрения
запущенной в режиме военного времени репрессивной машины, была
предрешена.
Остается лишь добавить, что Г. Б. Викторова с детьми
пережила и немецкую оккупацию, и последующее восстановление
советской власти. Введенский же за одно подозрение в желании
«остаться» заплатил жизнью. Случай...
ПРИМЕЧАНИЯ
I
1 Разгром ОБЭРИУ: материалы следственного дела / Вступит, статья,
публикация и комментарий И. Мальского // Октябрь. 1992. № И.
С. 166 — 191. Тексты для настоящей публикации уточнены и
исправлены по сравнению с их предыдущими публикациями.
639

2 Устинов А. Б. Дело Детского сектора Госиздата 1932 года:
Предварительная справка // Михаил Кузмин и русская культура XX века.
А, 1990. С. 125 — 136.
3 2-й том — нечто вроде вещественных доказательств: детские
книжки Хармса и Введенского и «Сборник контрреволюционных
произведений нелегальной антисоветской группы детских писателей. Выпуск 1-й»,
представляющий собой неисправные копии текстов Туфанова, Хармса,
Введенского, Калашникова и Бахтерева, — опубликован: Сборник
контрреволюционных произведений / Публ. И. С. Мальского.
Подготовка текстов, примечания и вступительная заметка А. Г. Герасимовой
и И. С. Мальского // De visu. 1992. № 0. С. 24 — 34. См. также:
Мальский И. Дело № 4246-32 // Санкт-Петербургский университет.
№ 32 (3297). 1991. 1 ноября. Том 3-й содержит документы, связанные
с борьбой Туфанова за снятие с себя судимости.
4 Все эти документы — в двух экземплярах, причем ордера на обыск
и арест имеют разные номера, а протоколы обыска и ареста отличаются
тем, что в одном случае указано задержание А. И. Введенского, в
другом — нет, а также разными характеристиками изъятого; Введенский был
снят с поезда на ст. Любань по пути в Новый Афон, и, по-видимому,
первый обыск с изъятием происходил в его отсутствие, а второй — уже
с его участием, когда Введенского доставили домой.
5 Об этой статье УК и вообще о Деле Хармса см.: Jaccard J.-Ph.
L'ideologie et les guillemets // Russies: Melanges offerts a Georges Nivat
pour son soixantieme anniversaire. Paris,1995. P. 197 — 201.
6 О следователе Алексее Владимировиче Бузникове (1906 — 1958)
см.: Ашнин Ф. Д., Алпатов В. М. «Дело славистов»: 30-е годы. М.,
1994 (по именному указателю); наст. изд. Приложение 1а, примеч. 62.
7 Этому протоколу предшествует формально идентичный ему (л. 107 —
110), но оказывающийся, по сути дела, черновиком настоящего —
по-видимому, после составления первого, решено было усилить акцент на
«контрреволюционной сущности» творчества Введенского, и появилась более
пространная редакция показаний Андроникова, которую мы далее и
публикуем. Показания написаны И. Андрониковым собственноручно.
1а*
1 Нильвич Л. <Е. Е. Сно?> Реакционное жонглерство: (об одной
вылазке литературных хулиганов) // Смена. 1930. № 81. 9 апреля.
2 См. наст. изд. Т. 1. С. 37—38; 41.
* Комментаторы глубоко признательны за помощь в работе библиографам РЫБ
Светлане Мангутовой и Алле Лапидус, а также Ирине Васильевне Чагиной,
Б. Констриктору и директору Балтийского гуманитарного фонда Олегу Лейкинду.
640

3 См. Приложение I, примеч. 2.
4 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и
пленумов ЦК. М., 1984. Т. 5. С. 340, 343.
5 Началась чистка ЛенГИХЛ // Литературная газета. 1931. № 43.
10 августа.
6 За пролетарскую детскую книгу // Литературная газета. 1931.
№ 46. 26 августа.
7 Как издательства реализуют постановление ЦК ВКП(б) по
докладу ОГИЗ // Литературная газета. 1931. № 50. 15 сентября.
8 Реет Б. Какая книжка нужна детям // Литературная газета. 1931.
№ 58. 27 октября. С. 1.
8а Серебряников. Золотые зайчики на полях детской
литературы // Смена. 1931. № 270. 15 ноября. С. 3.
9 См. наст. изд. Т. 2. С. 534.
10 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов
ЦК. М., 1984. Т. 5. С. 375—376. Факт ареста, а также прямой призыв ЦК
ВКП(б) («беспощадно бороться») послужили причиной опубликования
разгромных статей, характеризовавших детские книги Введенского и Хар-
мса как «классово-враждебную, контрреволюционную пропаганду», а самих
авторов как «литературных белогвардейцев» (Берггольц О. Книга, которую
не разоблачили // Наступление. 1932. № 2. 16 марта. С. 2; № 3.
22 марта. С. 2; см. также: Кобринский А. А. Даниил Хармс и Николай
Олейников на дискуссии о формализме 1936 года // Russian Studies. 1996
(1998). Vol. И. № 4. С. 332), или навешивавших на Хармса и
Введенского ярлык «откровенно-буржуазных поэтов» (Серебряников, Соколов.
Вредное рукоделие // Наступление. 1932. № 2. 16 марта. С. 2).
11 Об этом см.: Бахтерев И. Когда мы были молодыми //
Воспоминания о Н. Заболоцком. М„ 1984. С. 86 — 87.
12 Театрализованный вечер «Три левых часа» состоялся 24 января
1928 г. в Доме печати.
13 Баскаков Николай Павлович (1896 — 1938) — родился в Санкт-
Петербурге, после окончания школы работал в Путиловской страховой
больничной кассе. В 1914 г. поступил на 1-й курс
историко-филологического отделения Петербургского университета. В том же году был
арестован за политическую деятельность в РСДРП и выслан в Тверь.
В 1915 г. переведен в Бежецк, откуда в 1916-м призван в армию. С
февраля 1917 г. — член РКП (б). В период Февральской революции
работал военным агитатором среди солдат петроградского гарнизона,
состоял в военной организации ЦК РКП(б), участвовал в издании
газеты «Солдатская правда». 25 октября 1917 г. на посыльном судне
«Кречет» привез в Петроград 1500 винтовок и 300 000 патронов. После
Октябрьской революции работал в ревкоме г. Фридрикс-Гамб, затем —
21 «Сборище друзей...», т. 2 £41

заместителем секретаря Василеостровского райкома РКП(б). В 1918 —
1922 гг. состоял членом редколлегии «Красной газеты». В 1922 г.
назначен заместителем ответственного редактора газеты
«Петроградская правда». В 1924 г. переведен в Северо-Западное бюро ЦК
РКП(б) инструктором отдела печати. С 1925 по 1927 г. работал в
издательстве «Прибой». В начале 1928 г. перешел на работу в
Ленинградский горком ВКП(б), одновременно являясь председателем
правления Дома печати. По политическим взглядам «коммунист-децист-сапро-
новец». 9 апреля 1928 г. решением партколлегии Ленинградской
областной контрольной комиссии ВКП(б) за принадлежность к
«ленинградскому подпольному центру» и распространение оппозиционных
материалов исключен из партии и постановлением Особого совещания при
Коллегии ОГПУ от 21.04.1928 г. выслан в Сибирь на три года. По
окончании ссылки лишен права проживания в 15 пунктах страны и направлен на
жительство в Саратов. 2 января 1933 г. арестован и приговорен к
лишению свободы на 3 года. Наказание отбывал в Челябинском политизоля-
торе ОГПУ. Решением Особого совещания при НКВД СССР от
19 декабря 1935 г. ему разрешено проживание в г. Слободске. Вскоре в
очередной раз был арестован и приговорен к 5-летнему заключению в ИТЛ.
Наказание отбывал в Севвостоклаге НКВД СССР (Магаданская обл.),
где, по данным лагерной администрации, умер 10 апреля 1938 г. (причина
смерти не указана). Реабилитирован 31 июля 1989 г. на основании
Указа Президиума Верховного Совета СССР от 10.01.1989 г.
14 Падво Михаил (Моисей) Борисович (1904 — 1937) —
театральный критик, директор театра «Мюзик-холл». По данным УФСБ РФ по
Санкт-Петербургу и Ленинградской области, М. Б. Падво впервые был
арестован 4 февраля 1935 г. и сослан в пос. Ярцево Туруханского р-на
(Красноярский край) сроком на 4 года. В ссылке работал экономистом-
плановиком ОРСа леспромхоза. Вновь арестован 19 августа 1936 г. по
обвинению в контрреволюционной агитации и клевете на руководство
ВКП(б) и Советское правительство, приговорен к 5 годам лишения
свободы. Отбывал срок в Суздальской тюрьме ГУГБ (Владимирская обл.).
Согласно материалам дела, «проявил себя непримиримым врагом соввла-
сти, среди заключенных занимался активной контрреволюционной
пропагандой, в апреле 1937 г. пытался отправить из тюрьмы письмо
клеветнического содержания, в котором подчеркивал твердость своих политических
убеждений и нежелание отойти от борьбы». Решением тройки УНКВД
Ивановской области приговорен к расстрелу с конфискацией личного
имущества. Расстрелян 3 декабря 1937 г. В 1957 г. реабилитирован.
15 См. наст, изд., № 279.
16 Данными УФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской
области сведения об аресте М. Падво в 1928 г. не подтверждаются.
642

17 Описанные события происходили в 1928 г.
18 Сно Евгений Эдуардович (1880 или 1881 — ?) — журналист,
писатель-юморист. В 1931 г. — счетовод. Впоследствии работал
библиографом Центральной геологической библиотеки. Д. Хармс поддерживал
с Е. Э. Сно приятельские отношения еще долгие годы, пока 1 июля
1941 г. тот не был арестован УНКВД (см. наст. изд. Т. 2.
Приложение III; также примеч. к 261) по обвинению в том, что «проводил
антисоветскую агитацию, направленную на дискредитацию мероприятий,
проводимых ВКП(б) и Советским правительством». Осужден к
заключению в ИТЛ сроком на 5 лет. По сведениям семьи, умер в лагере.
Данных о реабилитации не имеется.
19 Сно Евгений Евгеньевич (1901 — 1938). Родился в Киеве. С 1916
по 1919 г. учился в Петроградской 103-й единой трудовой школе (выбыл
из 4-го класса); с 1919 по 1924 г. — в Красной Армии. В сентябре
1920 г. состоял курсантом школы библиотечных курсов при Поарме-7; в
июне 1921-го зачислен в ПГУ на факультет общественных наук
(общепедагогическое отделение). Приступил к занятиям в 1923 г. Работал в
лекторском бюро Губполитпросвета в агиткомпании (октябрь 1925 —
февраль 1926). Исключен из числа студентов ЛГУ 20 января 1926 г. как не
явившийся на академическую проверку. Восстановлен в правах студента
19 мая 1926 г. Сведения о прохождении курса и об окончании
университета отсутствуют (ЦГА СПб. Ф. 7240. Оп. 5. Д. 3936). Автор
нескольких брошюр на политико-экономические темы (1931 — 1936). Научный
работник, заведующий секцией международной политики Ленинградского
лектория. Арестован 12 января 1938 г. Обвинялся по ст. 58-10 ч. 1 и
58-11 УК РСФСР за проведение антисоветской агитации и участие в
контрреволюционной организации. По официальной версии, умер во
время следствия. Реабилитирован 3 ноября 1956 г.
20 Общежитие № 1 Ленинградского университета (Мытнинская наб.,
д. 5), где традиционно селили студентов исторического и
филологического факультетов. Возможно, Д. Левин имел отношение к организации
«обэриутского вечера» 1 апреля 1930 г. в этом общежитии. Об этом
вечере см. также: Последнее выступление обэриутов: Неизвестный
газетный отчет / Публ., предисл. и примеч. А. Л. Дмитренко и
Д. Ю. Шериха // De Visu. 1993. № И (12). С. 23 — 24.
21 Опираясь на косвенные данные этого и других источников, можно
предполагать, что это произошло в сентябре 1931 г. Встреча могла
произойти и позже, если Бахтерев ошибочно указывает среди ее участников
Ю. Владимирова. Вероятно, «встреча за чаркой» состоялась на
квартире Е. Э. Сно (ул. Кирочная, д. 32), что действительно недалеко от
места жительства Д. Хармса (ул. Надеждинская, д. И).
22 См. примеч. 1.
21*
643

23 «Признания» в приверженности к монархизму действительно
фигурируют в протоколах допросов Хармса и Введенского, однако обвинение в
«контрреволюционной агитации монархического характера» из всех
участников дела № 4246 было предъявлено только П. П. Калашникову и
Н. П. Вороничу (см. материалы дела в Приложении I наст. изд.).
24 Анна Ивановна Бахтерева (1885 — 1940) — личная дворянка,
член правления петроградского Общества женщин-юристов. См. также
наст. изд. Приложение I.
25 Владимир Иванович Бахтерев (1883? — 1918?) — личный
дворянин, работал в правлении Юго-Восточной железной дороги.
26 Ул. Некрасова, д. 60. Бахтеревы жили в кв. 81.
27 Имеется в виду Ромм Павел Владимирович (1895 — 1954).
Родился в г. Ромны, образование высшее. На момент ареста —
заведующий (по другим данным — заместитель заведующего) Ленинградского
отделения Научно-технического издательства (ЛОНТИ). Арестован
18 января 1931 г. ПП ОГПУ в ЛВО. Обвинялся по ст. 58 п. 7 УК
РСФСР. Постановлением Коллегии ОГПУ от 23 августа 1931 г.
осужден к лишению свободы на 3 года. 7 сентября 1932 г. Коллегией ОГПУ
прежнее постановление было пересмотрено, оставшийся срок наказания
признан условным. Освобожден из Ухт-Печорского лагеря 30 декабря
1932 г. Реабилитирован 10 июля 1959 г.
28 Правильно: Божичко Антон Францевич (1906 — 1997).
Родился в Екатеринославе (Днепропетровск), белорус, член ВКП(б) с 1937 г.
Окончил железнодорожную школу 2-й ступени (1914 — 1923) и
Ленинградский фотокинотехникум (1925 — 1929). С июня 1929 до
ноября 1938 г. — на оперативной работе в Управлении НКВД. В
дальнейшем — на кинофабрике «Ленфильм» (с 9 ноября 1938 по 23 июня
1941 и с 1 февраля 1945 по 11 апреля 1967 г.). С 23 июня 1941 по март
1944 г. — в армии. С марта 1944 по январь 1945 г. — инженер по
монтажу треста Севэапэлектромонтаж. На «Ленфильме» занимал
должность старшего инженера по оборудованию, с 24 августа 1945 г.—
начальник цеха комбинированных съемок, с 12 февраля 1953 г. —
художник-фотограф цеха. С апреля 1967 г. — на пенсии.
29 Имеется в виду лето 1931 г.
30 Это противоречит показаниям А. Введенского, согласно которым его
сняли с поезда не на вокзале, а на станции Любань (см. Приложение I
наст, изд., протокол допроса Введенского от 12 декабря 1931 г.).
31 Как видно из материалов дела, все его участники, за исключением
самого И. Бахтерева, были арестованы 10 декабря, а Бахтерев — 14-го.
32 Ныне Шпалерная улица.
33 И. Андроников, как и большинство проходивших по делу, был
арестован 10 декабря, т. е. раньше И. Бахтерева.
644

34 Луарсаб Николаевич Андроникашвили — в 1931 г. адвокат,
ранее — доцент Тифлисского государственного университета.
35 С. М. Киров, видный деятель большевистской партии, начиная с
1909 г. вел на Кавказе подпольную работу, затем вместе с Г. К.
Орджоникидзе руководил военными действиями 11-й армии (январь 1919 —
май 1920 г.). 29 мая 1920 г. Киров был назначен полпредом РСФСР
в Грузии, одновременно являлся членом Кавказского бюро ЦК РКП(б).
В начале июля 1921 г. был избран секретарем ЦК КП
Азербайджана. В середине 1920-х годов был переведен в Ленинград. Очевидно,
знакомство Андроникашвили с Кировым относится к тифлисскому периоду
деятельности последнего.
36Туфанов А. Ушкуйники: (Фрагменты поэмы). Л., 1927. Также см.
сб.: Ту фанов А. Ушкуйники // Сост. Ж.-Ф. Жаккар, Т. Никольская.
Berkeley, 1991.
37 Ср. протоколы допросов А. Туфанова (см. наст, изд.,
Приложение I). В отношении Туфанова нельзя с уверенностью утверждать, что
это полностью «несусветное обвинение». О работе Туфанова в
белогвардейском агитпропе см.: Крусанов А. А. В. Туфанов: архангельский
период (1918 — 1919) // НЛО. 1998. № 30. С. 92 — 107.
38 Судя по этому высказыванию, об аресте проходивших по данному делу
Н. Воронина и П. Калашникова Бахтереву не было известно или он об
этом забыл. Вообще говоря, фигурирование Воронина и Калашникова в
деле, которое принято называть «делом Детского сектора Госиздата»,
придает такому названию весьма условный статус.
39 Речь идет о таблице, разработанной арестантами еще в XIX в. и
дошедшей с минимальными изменениями чуть ли не до нашего
времени. В ячейках таблицы располагались буквы русского алфавита, каждой
из которых по достаточно простой системе был присвоен определенный
код: сочетание одинарных и сдвоенных сигналов. При помощи этой
своеобразной «азбуки» заключенные перестукивались через стенку.
Упомянутый Бахтеревым «тяжеленный напильник» вполне мог быть
использован именно для этой цели.
40 Коган (Каган) Лазарь Вениаминович (1902 — 1939?) — начальник
4-го отделения секретно-политического отдела ОПТУ. Фамилия
следователя Когана фигурирует в стихотворных текстах и записных книжках
Д. Хармса. Однако в протоколах допросов значится только фамилия
следователя Бузникова. Воспоминания И.В.Бахтерева объясняют это
противоречие.
41 Имеется в виду Бузников Алексей Владимирович (1906 — 1958). См.
также примеч. 72. То, что «дело Детского сектора Госиздата» оказалось в
руках следователей Л. В. Когана и А. В. Бузникова, по-видимому, было
предопределено их «литературной специализацией» внутри ГПУ. Об этом
645

свидетельствуют как другие «литературные дела», так и серия «критических»
статей, опубликованных А. Бузниковым в вечернем выпуске «Красной
газеты». В сферу его внимания в 1928 — 1930 гг. попадала детская,
историческая, сектантская литература, изображения на почтовых открытках и др.
Особенно любопытной в связи с «делом Детского сектора Госиздата»
является статья «К вопросу о детской литературе» (Красная газета. Веч. вып.
1928. № 86. 28 марта. С. 5), представляющая собой обзор «детской
литературы с точки зрения ее педагогической и идеологической
приемлемости». В изображении «еврея, нарисованного в лапсердаке с пейсами на фоне
синагоги», Бузников усматривал шовинизм, а в книге Р. Васильевой и
С. Маршака «Театр для детей» он квалифицировал как монархизм такие
фразы, как: «король должен служить примером для своих подданных, как ему
это и ни тяжело» и «королевское слово нарушить нельзя». Не исключено,
что, заподозрив Маршака в монархизме еще в 1928 г., позднее, в 1931 —
1932 гг., создавая «дело детского сектора Госиздата», Бузников лишь
выстраивал одно из звеньев «монархической» организации во главе с Маршаком.
42 Пантелеев Л. (Еремеев Алексей Иванович, 1908 — 1987) —
писатель.
43 Белых Григорий Георгиевич (1906 — 1938) — детский писатель.
Привлечен к уголовной ответственности 27 декабря 1935 г. УНКВД по
Ленинградской области. Обвинялся по ст. 58 п. 10 ч. 1 УК РСФСР
в том, что, «будучи антисоветски настроен, в 1933 г. написал стихотворение
контрреволюционного содержания, которое хранил у себя вместе с
частушками такого же рода». Осужден на три года лишения свободы. Умер в
тюремной больнице им. Гааза. Подробнее о нем см.: Распятые:
Писатели — жертвы политических репрессий / Авт.-сост. 3. Дичаров. СПб.,
1993. Вып. 1. С. 50 — 58.
44 Разумовский Александр Владимирович (1907 — 1980) —
драматург, прозаик. Был ответственным за третий час вечера «Три левых
часа», автором кинораздела «манифеста Обэриу». Позже отошел от
авангарда. Его имя действительно вскользь упоминается только А.
Введенским в допросе от 13.12.1931 г. (см. наст. изд. Приложение I) и не
привлекает в дальнейшем внимания следователя.
45 Вероятно, Д. Левин не попал в поле зрения ГПУ, т. к. его книги
не критиковались во время дискуссии ВССП, а также потому, что его имя
не называлось на допросах.
46 Точнее, брандахлыст; в данном контексте — баланда, жидкая
тюремная похлебка из крупы и сушеной рыбы. В тексте воспоминаний,
опубликованном в сб. «Распятые» (Вып. 4), дано правильное написание.
В то же время существовало иное значение слова «брандахлыст» —
пустой человек, гуляка. Любопытно, что в этом значении
«брандахлыстами» в одном из фельетонов называли обэриутов: «Наряженные в по-
646

лосатые джемперы, засунув остренькие затылки в модные фетровые
шляпы и прикрывая тусклые глаза дегенератов роговыми очками —
фланируют по советским проспектам хлыщи и брандахлысты, достойные
потомки насекомых. <...> Изящно картавя и слегка пришептывая,
выступает брандахлыст в роли поэта, возглавляя диковинные группы „обе-
реутов" или „ничевоков" и неся нечленораздельную околесицу, выдавая
ее за советское искусство» (Городинский В. Кинофицированный
брандахлыст // Ленинградская газета «Кино». 1929. № 40. 6 октября.
С. 2). Указанный фельетон посвящен обэриуту К. Б. Минцу.
47 Н. Заболоцкий был арестован 19 марта 1938 г. См.:
Заболоцкий Н. История моего заключения // Заболоцкий Н. Столбцы:
Стихотворения, поэмы. Л., 1990. С. 328 — 344. В некоторых источниках
указывается другая дата ареста — 16 марта 1938 г. (Распятые. СПб., 1994.
Вып. 2. С. 29).
48 Берггольц Ольга Федоровна (1910 — 1975) — поэтесса,
писательница. Арестована УНКВД по Ленинградской области 14 декабря
1938 г., освобождена 3 июня 1939 г.
49 Упоминание О. Берггольц в этом пассаже не случайно. Именно
так с ней и поступили на одном из допросов, результатом чего стал
выкидыш. Согласно документам, с 8 по 10 апреля 1939 г. О. Берггольц
находилась во внутренней тюремной больнице (без указания причин),
откуда была направлена в областную больницу (см.: Распятые. СПб.,
1993. Вып. 1. С. 59 — 64).
50 То есть запрет на проживание в двух крупных городах СССР.
Согласно материалам дела (см. наст, изд.), лишение И. В. Бахтерева
права проживания касалось также Московской и Ленинградской
областей и погранокругов.
51 Вероятно, опечатка в машинописи. В тексте воспоминаний,
опубликованном в сб. «Распятые» (Вып. 4. С. 27), в данном месте
значится «следователь Сно», что более соответствует данному выше описанию
внешности этого человека.
52 Разумовский А. В. Бибармейцы. М.; Л., 1933.
53 Бахтерев И. и Разумовский А. Рождение коммуны / Рис. худ.
Эрбштейна. Л., 1930; Бахтерев И. и Разумовский А. Келифский уз-
бой / Рис. и обл. В. Ермолаевой. М.; Л., 1932.
54 Кроме того, совместно с Разумовским Бахтерев писал также под
коллективным псевдонимом Б. Райтонов, а совместно с Разумовским и
Н. Н. Никитиным — под коллективным псевдонимом Брайтон.
55 Бахтерев ошибается. Обвинительное заключение по делу № 4246
1931 г. характеризует обвиняемых именно как «антисоветскую группу
литераторов в детском секторе издательства „Молодая гвардия"
(б. детский отдел ЛЕНОТГИЗ'а)» (см. наст. изд. Приложение I).
647

36 Неустановленное лицо. Вероятно, опечатка. В тексте воспоминаний,
опубликованном в сб. «Распятые» (Вып. 4), в данном месте указана
Васильева. Раиса Родионовна Лунина (Васильева, 1902 — 1938) арестована
26 декабря 1934 г. Два года просидела в одиночном заключении в
Суздальском политизоляторе, впоследствии переведена в Воркуту. Расстреляна
в 1938 г. О ней см.: Распятые: Вып. 1. С. 84 — 88; Любарская А. «За
гранью прошлых дней» // Нева. 1995. № 2. С. 164 — 166.
57 Вероятно, Безбородов Сергей Константинович (1903 — 1937) —
детский писатель. Арестован 5 ноября 1937 г. как участник
контрреволюционной троцкистской группы. Расстрелян 24 ноября 1937 г.
Подробнее о нем см.: Распятые: Вып. 1. С. 41 — 44.
58 В конце 1931 — начале 1932 г. были арестованы художники:
Эрбштейн Борис Михайлович (1901 — 1964); Гершов Соломон
Моисеевич (1906 — 1989) — арестован 23 апреля 1932 г.; Сафонова
Елена Васильевна (1902 — 1980) — арестована 7 мая 1932 г.
59 О последующем разгроме детской редакции С. Я. Маршака см., напр.,
воспоминания А. И. Любарской (Нева. 1995. № 2. С. 162 — 171; Нева.
1989. № 1. С. 206 — 208).
60 Желдин Лев Борисович — в 1931 г. — зав. культпропом обкома
комсомола, впоследствии — заведующий издательством «Молодая
гвардия».
61 Мишкевич Григорий Иосифович (1906 — 1995). Журналист,
писатель, автор многих книг. Родился в г. Новомосковске
Днепропетровской обл. Образование незаконченное высшее. В 1930-е годы — сотрудник
«Ленюнгиз». Впоследствии работал редактором «Судпромгиз».
Арестован 9 февраля 1951 г. УМГБ по Ленинградской области. Осужден к
лишению свободы сроком на 10 лет. Реабилитирован 25 октября
1954 г. После освобождения работал в одном из ленинградских
издательств зав. редакцией. Обвинялся в доносительстве (см.: Мишкевич Г.
[Письмо в редакцию] // Нева. 1990. № 6. С. 207). В начале
1990-х эмигрировал в США.
62 «Полководец Суворов» — наиболее известная из пьес Бахтерева и
Разумовского; впервые поставлена в 1938 г. Издана в 1939 г., в
дальнейшем неоднократно переиздавалась: 1940 (Москва), 1940 (Киев), 1945, 1949.
63 См. дело Хармса 1941 г. (наст. изд. Приложение III).
64 Введенский умер 20 декабря 1941 г. См. наст. изд. Приложение
IV. В качестве причин смерти другие авторы указывают также
дизентерию, «застрелен конвоем». См.: ПСП. Т. I. С. 37 — 38.
65 Решением Президиума ЦИК СССР от 27 мая 1936 г. судимость
с А. И. Введенского была снята.
66 См.: Разумовский А., Бахтерев И. Б. М. Дойвбер-Левин //За
советскую Родину. Л. 1949. С. 139 — 142.
648

67 Управление ФСБ РФ по Костромской обл. сведениями в отношении
А. В. Туфанова не располагает. В другом месте Бахтерев писал, что Ту-
фанов умер от голода «в захолустном сибирском городке» (Бахтерев И. «Я
расскажу о себе и моих друзьях...» // Родник (Рига). 1987. № 12. С. 54).
68 Ю. Д. Владимиров умер 4 октября 1931 г.
69 К. К. Ваганов умер в 1934 г.
70 См. примечание 28.
71 Д. Хармс отбывал 5-месячную ссылку в Курске, а не в Воронеже.
72 Согласно архиву «Ленфильма», осенью 1935 г. А. Бузников
занимал должность художественного консультанта
художественно-производственного сектора (ХПС) Ленфильма. С конца 1935 г. — директор
Детского ХПС. Уволен с 1 сентября 1936 г. (ЦГАЛИ СПб. Ф. 257.
Оп. 13. Д. 7. Л. 69). Арестован 23 октября 1936 г. УНКВД по
Ленинградской области. Обвинялся по ст. 58 п. 10 УК РСФСР в том, что «в
июне 1936 г., находясь в поезде Ленинград — Минеральные Воды, среди
ехавших пассажиров проводил контрреволюционную агитацию,
направленную к дискредитации постановлений и распоряжений Советского
правительства». Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от
1 июня 1937 г. заключен в исправительно-трудовой лагерь сроком на три
года. Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 26 марта
1939 г. предыдущее постановление отменено. Освобожден 2 апреля 1939 г.
Во время войны — начальник Отдела разведки ВВС Балтийского
флота. В 1949 г. уволен из армии в связи с «ленинградским делом». 2 года
служил в Управлении гидрографии, после выхода на пенсию работал
директором средней школы. По специальности историк.
73 Фильм «Федька» снимался в 1935 — 1936 гг. Режиссер
Н. И. Лебедев, операторы В. Н. Чулков и А. А. Зазулин, художник
А. С. Векслер, консультант Д. Левин, звукооператор Е. Миронова. См.:
Стенограмма заседания режиссерской коллегии по обсуждению сценария
«Федька» (1/VII-1935) // ЦГАЛИ СПб. Ф. 257. Оп. 12.
Д. 44; Протоколы сметной комиссии по к/картине «Федька» (июнь
1935 г. — август 1936 г.) // ЦГАЛИ СПб. Ф. 257. Оп. 12. Д. 45, 66.
Существуют издания: Федька. [Кинолибретто. Л.], 1936 (в конце
текста: Дойвбер-Левин, Николай Лебедев); Левин Д. Федька.
Киносценарий. М., 1936; Левин Д. Федька. Повесть. М.; Л., 1939.
74 Лебедев Николай Иванович (1897 — 1989) — кинорежиссер,
киновед.
н
1 Жукова Л. Эпилоги. Нью-Йорк: Chalidze Publications, 1983. С. 183.
2 Там же. С. 181.
3 Там же. С. 183.
649

4 Лунин Е. Дело Николая Олейникова // Аврора. 1991. № 7.
С. 142 — 143.
5 Брыкин Николай Александрович (1895 — 1970) — очеркист; в
1934 — 1937 г. — член правления Ленинградского отделения Союза
писателей СССР.
6"7 Шварц Е. Живу беспокойно. Л.: Советский писатель, 1990.
С. 630 — 631.
8 Шварц Е. Там же. С. 630.
9 Лунин Е. Указ. соч. С. 141.
10 Воспоминания Л. А. Олейниковой, если не оговаривается иное,
приведены в записях, сделанных Ольгой Канунниковой и Инной Хиль-
кевич (Одесса).
11 Швару, Антон Исаакович (1896 — 1954) — заслуженный артист
РСФСР, двоюродный брат Евгения Шварца. Его жене, Наталье Борисовне,
посвящены стихи Н. Олейникова — «Послание, одобряющее стрижку
волос» и «Послание, бичующее ношение одежды»; персонаж текстов
Хармса.
12 Архив автора.
13 Лунин Е. Указ. соч. С. 141.
14 Жукова Л. Справка с печатью // Новое Русское Слово. 1981.
8 ноября.
15 Мальский И., Кавин Н. «...Чтобы добро понять и зло
возненавидеть» // Слово и Дело. 1991. 2 декабря. № 001. С. 4.
16 Мальский И., Кавин Н. Там же.
17 Житков Борис Степанович (1882 — 1938) — писатель, друг
Н. Олейникова и Д. Хармса. См.: Геннадии Черненко. «Я ему был рад
так же, как и он мне»: (Даниил Хармс в письмах Бориса Житкова) //
Хармсиздат представляет: Советский эрос 20 — 30-х годов. СПб., 1997.
С. 15—18.
18 Архив автора.
19 Лунин Е. Указ. соч. С. 141.
20 Мальский И., Кавин Н. Указ. соч.
21 Лунин Е. Указ. соч. С. 143 —- 144.
22 Лунин Е. Там же. С. 144.
Бианки Виталий Валентинович (1894 — 1959) — детский
писатель, автор известных книг о природе.
Бармин Александр Гаврилович (1900 — 1952) — прозаик.
Спиридонов Николай Иванович (1906 — 1938) — детский
писатель и публицист; кандидат экономических наук. Печатался под
псевдонимом Тэки Одулок (юкагирское имя).
23 Мальский И., Кавин Н. Указ. соч.
24 Любарская А. Хуже, чем ничего // Нева. 1989. № 1. С. 206.
650

25 Лунин Е. Оговор: О судьбе поэта Николая Олейникова //
Литературная Россия. 1991. 19 апреля. № 16 (1472).
26 Лунин Е. Дело Николая Олейникова // Аврора. 1991. № 7.
С. 141.
27 В тот же день был расстрелян давний друг Николая
Макаровича — Д. П. Жуков.
28 Щеголева Ирина Валентиновна (1906 — 1993), урожд. Тернав-
цева, во втором браке жена художника Натана Альтмана.
29 Штейнман Зелик Яковлевич (1907 —1967) — критик; в 1936
году был репрессирован.
30 Решением комиссии УНКВД по Ленинградской области от 3
декабря 1937 года Л. А. Олейникова была выслана из Ленинграда 15
декабря 1937 года, «без указания срока высылки».
31 Эйхенбаум Борис Михайлович (1886 — 1959) — литературовед,
доктор филологических наук, профессор.
32 Дубровский Евгений Васильевич, псевдоним: Лесник (1870 —
1941) — юрист, лесничий, писатель; погиб в блокаду.
33 Заболоцкий Николай Алексеевич (1903 — 1958) — поэт.
В 1938 году был арестован. После пребывания в лагере находился в
ссылке до 1946 г.
34 Вера Михайловна Арнольд.
33 Матвеев Владимир Павлович (1897 — 1935) — писатель,
редактор, в последние годы жизни — директор издательства. Во время
гражданской войны был командиром красногвардейского отряда,
комиссаром «золотого поезда», начдивом 31-й Туркменской дивизии.
В 1935 году расстрелян. В обвинительном заключении отчество указано
неверно.
36 Ситуация и текст документа изложены в соответствии с
материалами Е. Лунина (Аврора. 1991. № 7. С. 145—146).
IV
1 Из соображений унификации материалов, публикуемых в разделе
«Приложения», в заголовке приведен номер, под которым дело было
заведено. Современный архивный номер дела А. И. Введенского —
021820.
2 Так в тексте. Дворчик Михаил Абрамович (1903— ?) на сентябрь
1941 г. занимал должность директора Художественного фонда. Для
выяснения обстоятельств появления «свидетельских показаний»
М. А. Дворчика, сыгравших столь роковую роль в судьбе А. И.
Введенского, в УСБУ по Харьковской области был послан запрос (помощь в
651

этом деле оказал директор Балтийского гуманитарного фонда
О. Л. Лейкинд). На основании полученного ответа можно утверждать,
что М. А. Дворчик не арестовывался УНКВД по Харьковской области
и, следовательно, «свидетельские показания» были им даны не под
следствием. Характер «показаний» и их датировка (через день после
злополучного эпизода на вокзале — см. последующие документы дела)
позволяют квалифицировать их как донос (добровольный или
вынужденный), оформленный в виде протокола допроса.
Более обстоятельно выяснить историю появления этого доноса,
видимо, принципиально невозможно. Поэтому позволим себе сформулировать
наиболее вероятные предположения:
1) поскольку М. Дворчик, как номенклатурный работник, помимо
прочего должен был осуществлять функции надзора за политической
благонадежностью писателей и контролировать их отправку в тыл,
«сигнал» органам НКВД явился следствием обязательного отчета о ходе
эвакуации;
2) М. Дворчик, узнав, что Введенский отказался эвакуироваться
вместе с другими писателями, донес на него по собственной инициативе;
3) М. Дворчик был допрошен по инициативе НКВД с целью
получения документального компромата на Введенского, о «подозрительном»
поведении которого уже имелись оперативные данные.
Примечательно, что об отказе эвакуироваться в доносе не говорится
ни слова.
3 Учитывая склонность Введенского к легкомысленному хвастовству
(см., напр., воспоминания И. Бахтерева — наст. изд. Приложение 1а),
вполне вероятно, что он действительно мог упоминать о своем
дворянском происхождении в разговорах, отмеченных в доносе.
4 См. наст. изд. Т. I. С. 12.
5 Викторова Галина Борисовна (1913 — ?) — вторая жена А. И.
Введенского (с 1936 г.).
6 Имеется в виду «Дело к/р группы детских писателей» 1931—
1932 гг. (см. наст. изд. Приложение I и 1а, примеч. 65).
7 Репрессированы были брат А. Введенского Владимир и отец его
второй жены Б. Викторов.
8 Согласно «Анкете арестованного» (л. 6 — 7), А. И. Введенский
был арестован 27 сентября 1941 г. и препровожден во «внутреннюю
тюрьму г. Харьков».
9 Смолич Юрий Корнеевич (1900 — 1976) — украинский
советский писатель.
10 Так в тексте. Забила Наталия Львовна (1903 — 1985) —
украинская советская писательница, приятельница второй жены А. И.
Введенского.
652

11 Юхвид Леонид Аронович (1909 — 1968) — украинский
советский писатель.
12 Фамилия неразборчива. Данных о работниках Харьковского
обкома КП(б)У с похожей фамилией обнаружить не удалось.
13 Владко Владимир Николаевич (1900/1901 — 1974) —
украинский советский писатель.
14 Шавыкин Дмитрий Николаевич (1902 — 1965) — художник,
друг А. И. Введенского.
15 Дополнительных сведений о Каликиной получить не удалось.
16 Слово «англичан» в оригинале подчеркнуто.
17 В показаниях, которые дала Н. Л. Забила 6 марта 1964 г. в
Киеве, во время прокурорской проверки дела (л. 34 — 35), по этому
поводу говорится следующее: «А. Введенский был беспартийный, но вполне
советский человек. В частности, в начале войны, в 1941 г. в Харькове
он очень много сотрудничал в агитокнах — сатирических плакатах,
редактором которых была я. Введенский писал остроумные и острые
подписи к этим плакатам в стихах, направленных против фашистов Гитлера,
агитируя за борьбу с врагами Советской Родины. Эти стихи
подписывались его фамилией, что свидетельствует о том, что ему и в голову не могло
прийти мысли о сотрудничестве с оккупантами».
18 Следователь сознательно вводит Введенского в заблуждение,
выдавая показания М. Дворчика за показания самой Э. Соколовской.
19 Разыскать сведения об этом человеке пока не представляется
возможным. Поскольку протоколы допросов являются не стенограммой, а
сжатым изложением ответов на вопросы следователя, то, вероятно,
упоминание о Курбатове содержалось в незапротоколированной части
допроса.
20 Плахтин Иван Алексеевич (1907 — ?) — украинский советский
писатель.
21 В действительности А. Введенский переехал в Харьков из
Ленинграда в 1936 г.
22 См. Приложение I наст. изд.
23 В оригинале ошибочно значится: «Викторова Анна Борисовна».
24 Шовкопляс Юрий Юрьевич (1903 — 1978) — украинский
советский писатель.
25 Трублаини (наст, фамилия Трублаевский) Николай Петрович
(1907 — 1941) — украинский писатель. Через 2 недели после
описываемых событий погиб на фронте.
26 Дачный поселок (с 1946 г. — город) на берегу Финского залива,
неподалеку от Петербурга. В 1948 г. переименован в Зеленогорск.

ПРИМЕЧАНИЯ
ДАНИИЛ ХАРМС
Избранные для настоящего издания произведения Хармса, на наш
взгляд, репрезентативны относительно интеллектуально-творческих
аспектов его писательской деятельности, позволяя при этом прочертить те линии,
которые связывают его творчество с творчеством других «чинарей» —
в таком аспекте построены и комментарии. Располагая все тексты по
жанровому признаку (иногда у Хармса условному), мы ввели также
раздел неоконченных и отвергнутых (т. е. целиком зачеркнутых Хармсом)
произведений — и те и другие, как думается, пополняют наше
представление о его творчестве, причем первые, неоконченные, порой уже
печатались без всяких указаний на незавершенность и таким образом вошли в
основной корпус произведений Хармса.
Все публикуемые тексты сверены с автографами, и этим объясняются
некоторые разночтения в сравнении с прежними публикациями — на такие
отличия мы не указываем всякий раз. Стихотворные тексты
публикуются с максимальным соблюдением авторской пунктуации и орфографии;
прозаические — преимущественно по современным правилам, за
исключением очевидных авторских написаний (типа: «анегдот», «четверинки» и
т. п.). См. также преамбулу и комментарии в нашем изд.: ПСХ I и И.
СТИХОТВОРЕНИЯ
100
Впервые — Jaccard, Устинов. S. 214 — 217. Автограф — ИРЛИ.
Иван Иванович у Хармса — самый частый персонаж, особая
популярность которого, по-видимому, была общей в творчестве «чинарей»: см.
9, примеч. 55. Частота употребления сочетания этого имени и отчества
у Хармса может быть сравнена с подобной же у Гоголя — скорее всего,
увлечением Хармса Гоголем и инициирована (это любимый писатель
«чинарей»; следы гоголевского влияния у Введенского см. 11, 13; см. также
у Липавского 1, 2). В комментируемом тексте очевидна перекличка
заглавия с гоголевской «Повестью о том, как поссорился Иван Иванович
654

с Иваном Никифоровичем». С этой же повестью связан эротический
мотив текста. Имеются также реминисценции из «Ивана Федоровича
Шпоньки и его тетушки» (указаны А. С. Немзером). Комментируемый
текст не может не вызвать в памяти знаменитый хармсовский «Иван
Иваныч Самовар» — детское стихотворение, с которого началась
творческая биография детского писателя Хармса (Ёж. 1928. № I).
Помимо достаточных оснований для сопоставления взаимосвязи «детского» и
«взрослого» творческого Хармса, отметим принципиальные свойства его
(как и Введенского) творческого метода — инверсию; в данном случае
речь идет об инверсии двух названных текстов по отношению друг к другу:
в одном Иван Иванович «просит», а ему не дают; во втором —
напротив, Иван Иваныч отказывает в просимом.
Обратим также внимание на профессию персонажа комментируемого
текста — столяр еще не раз возникает у Хармса (не без эротического
оттенка), в то же время столяра обнаружим в тексте Введенского
(ПСС II. С. 109).
ты расскажешь паровоз — см. также 105, 195.
делал молотом столы — молоток встретим во множестве текстов
Хармса; помимо прямого значения, по-видимому, соотносится с
атрибутикой масонского ритуала; очевидность знакомства с ним Хармса
выясняется из его других текстов;
не мамаша а жена — ср. примеч. к И.
у у шкирку — «бессмысленное» обыгрывание наименования
поселка Усикирка, в недальнем расстоянии от Петрограда, где находилась дача
М. Матюшина (см. об отношениях с ним Хармса: Jaccard, Устинов) и где
в 1914 году происходил съезд футуристов.
Даниил Заточник (Хармс) — сразу два псевдонима: первый,
кроме настоящего текста, больше не встречается и означает индентификацию
себя автором со знаменитым книжником, секретарем князя Андрея
(XII в.), который пострадал за свои убеждения; второй — то
литературное имя, под которым известен Даниил Ювачев. Полный перечень
впоследствии видоизменяющихся псевдонимов Хармса с датами их
использования см.: Жаккар I. С. 265 — 266. Среди многочисленных (часто
равноправных) версий значения (происхождения) псевдонима отметим две,
может быть, важнейшие: соотнесение с санскритским ДЬагта —
«священный закон», «религиозный долг» и его исполнение, т. е. «праведность»,
«благочестие»; с еврейским (иврит) hrm (Ьегет),что означает «отлучение»
(от синагоги), «запрещение», «уничтожение» (в связи с последним может
получить мотивировку дневниковая запись Хармса: «Вчера папа сказал мне,
что пока я буду Хармс, меня будут преследовать нужды». — Полет в
небеса. С. 15). Оба восточных источника — индуизм и иудаизм —
находились в поле зрения Хармса, соответствующая литература им
широко изучалась. Вообще же отношение Хармса к имени (внешне немо-
655

тивированные многочисленные трансформации своего псевдонима)
определялось, по-видимому, его увлечением мифологией, историей и литературой
Древнего Египта, следы которого своеобразно проявились во многих его
текстах. Самым ранним из известных свидетельств такого его увлечения
является рисунок пером, изображающий некое лицо, с подписью: «Тот» и
датой «1924» (см.: Полет в небеса. С. 89). Это изображение одного из
главных египетских богов, Тота, бога мудрости и письма, которого греки
отождествляли впоследствии с Гермесом Трисмегистом, носителем
сокровенного знания всех поколений магов. Трансформации, которые придавал
своему псевдониму Хармс, напоминают магические манипуляции, с одной
стороны, прикрывающие истинное значение имени (которое, по канонам
магии, не должно быть ведомо непосвященному), с другой —
уберегающие носителя этого имени от неблагоприятного внешнего воздействия,
поскольку, «Согласно представлениям египтян, часть человеческой души
заключается в имени человека. Поэтому имя являлось постоянным
объектом магических действий и заклинаний» (Матье. С. 44. Сн. 2).
101
Впервые — Jaccard, Устинов. S. 182 — 184. Автограф — ИРЛИ
(в подборке произведений, представленных Хармсом при вступлении в
Союз поэтов).
бабушка — по частоте, с какой встречается у Хармса этот персонаж,
надо полагать его важность в творческой системе Хармса: возможно, это
одна из ипостасей мотива «старухи».
Esther — Эстер Александровна Русакова (1909 — 1943), жена
Хармса в 1925 — 1932 гг. Ей впрямую и неявно посвящены многие
его произведения. Приводим справку об Э. Русаковой, составленную
В. А. Русаковой на основе семейных документов и материалов
следственного дела Э. Русаковой:
«Русакова-Шафрат Эстер Александровна родилась 23 ноября 1909
года в городе Марселе (Франция).
Её отец, Русаков (Иоселевич) Александр Иванович, 1872 года
рождения, уроженец Таганрога, происходил из семьи бедного городского
мещанина. Сам Александр Иванович был рабочим-кустарем. Принимал
активное участие в революционном движении. Преследуемый царским
правительством, в 1905 году эмигрирует с семьей в Аргентину (Буэнос-
Айрес), затем перебирается в Европу — город Марсель.
По своим политическим убеждениям А. И. Русаков был анархистом-
коммунистом.
В 1909 году с его участием организуется филиал Союза русских
моряков, который в 1918 году добился отказа экипажа теплохода „Одесса",
груженного вооружением для интервенции в Россию, идти в Россию,
656

организовал многотысячную демонстрацию в знак протеста против
интервенции в Советскую Россию.
За это в конце 1918 года А. И. Русакова с семьей этапным порядком
выдворили из Франции. Он прибыл с семьей в начале февраля 1919 года
в Петроград, где работал в различных учреждениях. Последние годы
жизни он работал на фабрике головных уборов им. Самойлова рабочим.
Умер 14 января 1934 года.
Мать, Русакова Ольга Григорьевна, 1876 года рождения, уроженка
Чернигова, происходила из семьи служащих. Была домохозяйкой, матерью
семи детей (пяти дочерей и двух сыновей). Умерла в 1947 году в
Калягине Калининской области.
Э. А. Русакова-Шафрат была арестована 7 сентября 1936 г. В это
время она жила в Ленинграде на ул. 3 Июля, дом 13, кв. 5. Последнее
место ее работы — информатор справочного бюро магазина Пассаж.
Её обвинили в том, что она является участницей
контрреволюционной троцкистско-зиновьевской оппозиции, поддерживает организационную
политическую связь с троцкистским подпольем.
В деле П-18232 5 допросов Э. А. Русаковой-Шафрат (10, 18
сентября, 20, 31 октября и 15 ноября 1936 г.), на которых она
категорически отрицала свое участие в контрреволюционной деятельности.
Из обвинительного заключения от 25 ноября 1936 г. следует, что
Русакова-Шафрат в числе других членов семьи обвиняется в том, что была
связана с активным участником троцкистской группы Виктором
Львовичем Кибальчичем (литературный псевдоним — Виктор Серж),
высланным из СССР в 1936 году в апреле, хранила его контрреволюционные
троцкистские архивы и в числе других распространяла
контрреволюционную клевету на вождей ВКП(б). <В. Кибальчич был мужем сестры
Э. Русаковой. — Примеч. ред.>.
Из допроса от 18 сентября 1936 г.: В. Серж посылает из ссылки в
Оренбурге открытку Э. Русаковой с фотографическим изображением семьи
В. Сержа с надписью: „Один из многих революционеров, высланных ГПУ",
изданную троцкистами — друзьями В. Сержа во Франции с целью ее
распространения для оказания материальной помощи В. Сержу и его семье.
Из допроса двоюродной сестры В. Сержа, Веры Владимировны
Фроловой, от 26 сентября 1936 г.: Э. Русакова по поручению В. Сержа,
находившегося в ссылке, выполняла работу по выборке материалов из газет
Публичной библиотеки об анархистском движении для книги, которую он
писал в ссылке. Это была французская газета „Тан".
Из допросов становятся очевидными пружины, действовавшие для
освобождения из ссылки В. Сержа: в обвинительном заключении
В. В. Фроловой отмечено, что Жозеф Русаков (брат Эстер), В. В.
Фролова и Э. Русакова использовали близкое знакомство двоюродной
сестры В. В. Фроловой — Юлии Николаевны Кольберг — с М. Горьким.
657

М. Горький и находившийся у него в то время Р. Роллан
ходатайствовали по просьбе Ю. Кольберг об освобождении В. Сержа перед
Сталиным. Вследствие этого В. Серж был возвращен из ссылки и выслан
за границу.
Из следственного дела следует, что круг знакомств и общения Э.
Русаковой (посетители дома) составляли: А. Н. Толстой, К. Федин, Н.
Никитин. Отмечено также, что проживавшего с семьей Русаковых В. Сержа
посещали поэт Н. Клюев, французский писатель Панаит Истрати, доктор
Александр Иванович Николаенко.
Вот что я запомнила из рассказов моей матери, сестры Эстер, Аниты
Александровны Русаковой.
Эстер была красивой и весьма способной девочкой с хорошим
характером. Во Франции семья жила в чрезвычайно стесненных условиях.
Летом мать готовила еду во дворе, превращая комнату и кухню в
спальню с раскладушками. Но смех звенел в семье непрерывно. Мама часто
вспоминала, как соседи говорили: „Опять эти русские веселятся". А они
просто были молоды, полуголодное существование их не смущало.
Родителей дети обожали: они были добры и никогда не унывали. Эстер
училась очень легко. Быстро сделав уроки, она выскакивала через окно во
двор. Все дети, по словам мамы, с ностальгией вспоминали жизнь в
Марселе. Всех учили музыке.
Постановлением Особого Совещания при НКВД СССР от 25 мая
1937 года Русакова-Шафрат Эстер Александровна была направлена
27 мая, с первым отходящим этапом, в бухту Нагаево в распоряжение
начальника СЕВВОСТОКЛАГа НКВД на срок в 5 лет по ст. 58-10 УК
РСФСР. Умерла в Магадане в 1943 году».
грубить татарину — невозможно не отметить «татарский» мотив
у Хармса (153), тем более что в те же годы встречаем его у Введенско-
го (15 и ПСП II.C.109).
в окно — как отмечалось, тексты «чинарей» насыщены мотивом окна,
имеющим разнообразные, но прежде всего эзотерические и эротические
коннотации. В текстах, посвященных Э. Русаковой, мотив окна
непременно присутствует; см. примеч. к 13; 58.
лишь горсточка // лишь только три — так осеняют себя крестом.
резиновая старуха — старуха (старик) специфический
«отрицательный» персонаж Хармса, имеющий разнообразные литературные источники
и связанный прежде всего с его концепцией времени, и в связи с
центральным положением проблематики времени возникает также у других
«чинарей»; см. 7, примеч. 6; 8, примеч. 2; 11; 40.
Всё — этим словом завершается много текстов Хармса, об их
завершенности и сигнализирующим. Отметим, что в некоторых
древнеегипетских текстах, а также в древнегреческой драматургии конец отличался
сокращенно написанным словом-указанием: «кончать».
658

У Введенского имеется произведение, озаглавленное «Всё» (19), а в
качестве финального это слово встречается в текстах 1937 г. и под одним
из последних произведений «Где» (45). Липавский в своих размышлениях
о «бесконечном» трактовал «всё» как «исчерпывающую полноту» и вместе
с тем отмечал: «Вещь должна быть бесконечной и прерываться лишь
потому, что появляется ощущение: того, что сказано, довольно» (9).
102
Впервые — Jaccard, Устинов. S. 203 — 205. Автограф — ИРЛИ
(см. вступит, статью).
Посвящено памяти С. Есенина, скончавшегося 28 декабря 1925 г.
и четыре мужика — в числовой игре Хармса — одно из
популярнейших чисел (учтем также разнообразные варианты — 40, 400).
Являясь одним из основополагающих оккультных чисел, оно, возможно,
происходит у Хармса также из его знакомства с древнеегипетской культурой:
четырехкратность — одно из свойств египетских текстов пирамид. Надо
ли говорить, что это число — одно из излюбленных у «чинарей»: см.
примеч. к 19; 51, примеч. 5.
Vater Unser — Lieber Cott — начало молитвы «Отче наш» (нем.).
добреду до Клюева — Хармс был знаком с Клюевым, вероятно, с
1925 г. Существует рассказ И. Бахтерева о том, как Хармс привел его,
Введенского и Заболоцкого к Клюеву: «Входим и оказываемся не в
комнате, не в кабинете широко известного горожанина, а в деревенской
избе кулака-мироеда с дубовыми скамьями, коваными сундуками, киотами
с теплящимися лампадами, замысловатыми райскими птицами и
петухами, вышитыми на занавесях, скатертях, полотенцах.
Навстречу к нам шел степенный, благостный бородач в посконной
рубахе, молитвенно сложив руки» (Бахтерев. С. 81 — 83). О посещении
Хармсом Клюева вспоминал и Г. Матвеев: «Даниил заходил к Клюеву,
нравились ему чудачества Клюева: чуть не средневековая обстановка,
голос и язык ангельский, вид — воды не замутит, но сильно любил посквер-
нословить» (цит. по: Полет в небеса. С. 540).
Устинов и Кобринский находят влияние Клюева в текстах Хармса
«Наброски к поэме Михаилы», «Половинки» и «Вьюшка смерть»
(Устинов и Кобринский. С. 541 — 542).
Школа чинарей. Взирь зауми — см. вступит, статью.
103
Впервые СП I. С. 6. Автограф — РНБ.
царапин шесть — число шесть интенсивно участвует в числовой игре
Хармса и Введенского (см. примеч. к 15).
659

и слышет бабушка — см. примеч. к 101.
творить акафисты по кругу — церковные молитвы.
и поджидать свою подругу — один из важных мотивов у Хармса
(103, ИЗ, 119,121,131,149,177,180,182,194).
104
Впервые — СП I. С. 7 — 9. Автограф — РЫБ.
алатырь — это слово встречается в качестве заглавия повести Е.
Замятина, где Алатырь — невежественное селение, олицетворяющее Россию.
до девки 107-го раза — дева (девица, девка) многозначный
эротический символ у Хармса. Ср. также «девы» у Введенского в «Ответе
богов», «Зеркале и музыканте», «Кругом возможно Бог» и мн. др. (см.
примеч. к 13). В кругу «чинарей» девой также называли Т. Липавскую;
см.: «Письмо Д. И. Хармсу» Н. Заболоцкого (ПСП II. С. 177).
твоя рука жару прогонит оо как водолей пронзит меня — 6
стихов насыщены эротической символикой.
плюю в колодец и пою; восстанет мёртвый на помост // с
блином во рту промчится пост — все эти стихи создают образ
противоестественности происходящих событий.
Пусть дева плачет о зиме // и молоко даёт змее — по-видимому,
здесь идет своеобразная трансформация облика древнегреческой богини
мудрости Афины (прозванной Палладой, т. е. по-гречески: девой) —
вечно женственной богини, одним из культовых животных которой была
змея. Афина почиталась также как олицетворение первого весеннего
месяца марта; таким образом, сюжет произведения Хармса может
интерпретироваться в рамках оппозиции: девственность / распутство.
Мотиву кормления змеи грудью корреспондирует следующее место в
«Улиссе» Дж. Джойса, на которое обратил мое внимание М. Золотоно-
сов: «<...> змеи падки до женского молока. Ползет целые мили через
всеядные леса, высосать до капли груди сочной двустворчатой. Как те
римлянки на полянке, про которых у Элефантулиазиса» (Джеймс Джойс.
Улисс. М., 1993. С. 385). Происхождение описываемого Джойсом сюжета
«кормления» в примечании к роману не прояснено, а об Элефантулиазисе
сказано, что «такой автор неведом» (там же. С. 645), но очевидно, что это
античный сюжет, который служил образцом и Хармсу;
интересовавшийся тайными учениями Хармс мог также знать и о средневековом братстве
«Менестрели Мурсии», богиня которого изображалась на западных порталах
храмов держащей в руках двух змей, кусающих ее обнаженные груди.
как жнеи, над пряхою не дышет — Афина, между прочим, являлась
покровительницей ткачества; по-видимому, «жнец» здесь выполняет роль
эротического символа (об этом его значении см. в работе: Левинтон.
С. 47).
660

105
Впервые — Собрание стихотворений. Сборник Ленинградского
отделения Всероссийского Союза Поэтов. Л., 1926. С. 71 — 72.
Автограф — РНБ.
Первое из опубликованных при жизни произведений Хармса.
Начиная с этого стихотворения слово «случай» то и дело возникает
у Хармса на протяжении всего его творчества в качестве заглавия
прозаических и стихотворных текстов или составляет их содержание. Это
очевидным образом связано с основополагающей оккультной концепцией
времени, которая была известна Хармсу, в частности, из книги
Успенского «Tertium organum», выписки из которой сохранились в его архиве в
РНБ. Рассуждая о соотношении окружающего мира вещей с нуменаль-
ным миром четырех измерений, Успенский утверждал, что в нем, нуменаль-
ном мире, время «<...> существует пространственно, то есть временные
события должны существовать, а не случаться» (Успенский. С. 253).
Таким образом, человек, достигший способности жить в четырехмерном
мире, постоянно движется в неразъединимом и неостановимом потоке
событий, именуемом вечностью.
Хармсовские «случаи», «события», «истории», «происшествия»
совершаются в трехмерном плоскостном мире. Вот почему они часто производят
впечатление происходящих в результате некоторой временной паузы, а
иногда Хармс прямо указывает на это свойство (так в прозе: «а потом
мы разошлись по домам», «Толпа, удовлетворив свои страсти, —
расходится» и тому подобные — особенно в прозе финалы, в которых
восстанавливается нарушенное случаем непрерывное до того течение жизни).
Вместе с тем случай — это и шанс вырваться из пределов ограниченного
мира повседневности в иррациональный четырехмерный мир (см.
многочисленные произведения Хармса о снах, в которые пытаются
погрузиться его герои, а сон в системе оккультизма и есть способ такого
прорыва).
По-видимому, можно говорить и о влиянии на Хармса концепции
случая в античной философии и культуре, которые были в поле его
интересов: «Случай (tyche) — великая движущая сила для человека
эпохи эллинизма, символ текучести (чрезвычайно важное понятие в
творческом мире Хармса! — Сост.), неустойчивости, дисгармонии, чего-то
неясного, иррационального, мощного именно благодаря своей безликой
безразличности ко всякому порядку, установленному судьбой, воплощенной в
природе» (Тахо-Годи. С. 232).
Р. Айзлвуд связал также высокую частоту слов «случай» и
«происшествие» у Хармса с аналогичным явлением в текстах Гоголя (Aizlewood.
Р. 98). О концепции времени у Хармса в контексте размышлений на ту
же тему Я. Друскина и Л. Липавского см.: Jaccard I. Р. 82 — 83.
661

Понятие «случая», «события» очень важно в концепции времени
Липавского и Друскина (см. примеч. к 21; 39).
пейте кашу и сундук — М. Мейлах отметил перекличку с «кушай
польку // пей цветы» в «Зеркале и музыканте» Введенского (23).
сундук — по замечанию М. Мейлаха, «одно из программных,
наряду со знаменитым шкафом <...> обэриутских слов-вещей» (отмечено в
связи с «Елизаветой Бам» — Мейлах I. С. 245). В древнеегипетском
мифе о царе Осирисе сундук фигурирует в качестве места его пленения,
куда Осирис был хитростью заманен. Сундук спустили по Нилу в море,
он был выброшен на берег у финикийского города Библа, и здесь
произошло чудо: из сундука выросло великолепное дерево, скрывшее его
своими корнями, а Осирис был чудесно воскрешен своей сестрой (женой)
Исидой. Миф об Осирисе, египетском боге мертвых и плодородия, — один
из важнейших в оккультизме. См. также примеч. к 16.
106
Впервые — СП I. С. 10 — И. Автограф — ИРЛИ.
свистит как я в четыре пальца — ср.: «свистит в четыре пальца»
в «Ваньке-встаньке» (ПСХ I. 13); см. также примеч. к 19; 51. примеч. 5;
примеч. к 102.
всё — см. примеч. к 19; 101.
107
Впервые — СП I. С. 14 — 15. Автограф — РНБ.
Стихотворение включалось Хармсом в проектировавшийся им в
1929 г. коллективный сборник «Ванна Архимеда» (не изд.; см.: Блюм-
баум, Морев. С. 263 — 269).
Орел — орел и связанный с ним мотив полета станет одним из
сквозных у Хармса, по-видимому, связанным с его изучением Древнего
Востока и магии. Полет на орле или полет орла постоянно
присутствует в ассирийских легендах, происходящих, в свою очередь, от шумерских
(см., например, эпос о Гильгамеше). В истоке этого образа — миф о
царе орле, «о власти солнца, слетевшей с неба в орлином образе для
воплощения в царе» (Шилейко. С. 24). Орел стал одной из магических
птиц; чтобы повелевать духами воздуха, нужно перо орла (Леви. С. 141;
Пагаос II. С. 98). Интерпретацию мотива полета см. также: Устинов и
Кобринский. С. 544.
В комментариях к произведениям Введенского М. Мейлах также
обратил внимание на исключительную насыщенность его текстов
многозначной «орлиной» символикой, связанной также с апокалиптической:
«Минин и Пожарский», «Ответ богов», «Битва», «Четыре описания» —
662

далеко не полный перечень таких текстов, датируемых 1926 — 1940 гг.
См. также примеч. к 13.
Отметим также появляющийся мотив сна — один из ключевых у
«чинарей» (см.: 1, примеч. 11; 13; 97).
Дева — см. примеч. к 13; примеч. к 104.
Все — см. примеч. к 19; примеч. к 101.
108
Впервые — СП I. С. 28. Автограф — РНБ. М. Мейлах со
ссылкой на Н. И. Харджиева приводит иной вариант:
Ногу за ногу заложив
Сидит Велимир. Он жив
(СП IV. С. 190), вписанный под воспроизведенным во втором томе
Собрания произведений Хлебникова (Л., 1930) его карандашным
портретом работы Б. Григорьева.
Хлебников был одним из литературных учителей Хармса, в текстах
которого найдем и образ Хлебникова, и реминисценции из его
произведений (113, 144, 281<2>). Об этом см.: Jaccard I.
Творчество Хлебникова входило в круг размышлений «чинарей». См.
у Липавского (9 и 10).
109
Впервые — СП I. С. 32. Автограф — РНБ.
разговор — представленный здесь как сражение, разговор станет
одним из важных стилеобразующих мотивов творчества Хармса; диалог
и драматическая форма будут проявлять коммуникативные возможности
персонажей. То же и у Введенского. О «разговоре», как форме общения
«чинарей», — см. вступит, статью и 9.
110
Впервые — СП I. С. 31 — 33 (по списку Г. Гора). Автограф
неизвестен. Печ. по списку Г. Гора с исправлениями первой публ.
Датируется не позднее 1927 г., т. к. по сведениям И. Бахтерева Хармс
читал это произведение на вечере «Три левых часа», состоявшемся в Доме
печати 24 января 1928 г. (СП IV. С. 186).
Нет ли в образе медведя-генерала, который «служил в кабаке»,
реминисценции из «Генерала Топтыгина» Н. Некрасова?
в ночном колпаке — М. Мейлах обратил внимание на весомость
этого символа в творчестве Введенского и указал, что в его
исследовании присутствует «<...> глубинная перспектива метапоэтической конно-
663

тации, уводящая <...> в мир чинарско-обэриутской образности» (СП
II. С. 28; см. примеч. к 13).
на шкапу — сошлемся на М. Мейлаха, справедливо отметившего
устойчивость сочетания шкала и колпака у Хармса и Введенского (Мейлах
I. С. 192; см. примеч. к 35).
дева — см. примеч. к 13; примеч. к 104.
на щеке // висел // сюртук — ср. с 212, в котором на щеку
пришивают ухо.
всё — см. примеч. к 19; 101.
111
Впервые — Jaccard, Устинов. S. 179. Автографы — НРБ (два
идентичных текста; один — с типографской разметкой).
Кружок друзей камерной музыки — «ставший своеобразной
сценой Левого фланга» (Jaccard, Устинов. С. 179), собирался по адресу:
Проспект 25 Октября, д. 52. Вечер, которому посвящено это
стихотворное объявление, состоялся 9 января 1927 г. О двух таких коллективных
выступлениях см. рассказы И. Бехтерева и Д. Максимова в сб.
воспоминаний о Заболоцком (Бахтерев; Максимов).
Левый Фланг — с января 1927 так называлось творческое объединение,
в которое входили А Туфанов (до марта 1927), Введенский, Е. Вигилянский,
Хармс и многие другие литераторы. Преобразован из созданного в марте
1925 г. А. Туфановым «Ордена заумников DSO» (самый полный свод
данных см.: Туфанов. С. 176 — 180; Jaccard I. Р. 51 и далее). С 25 марта
1927 г. Левый Фланг стал называться «Академией Левых классиков» (см.
вступит, статью). См. также: Крусанов А. А. В. Туфанов: Архангельский
период (1918 — 1919 гг.) // НЛО. 1993. № 30. С. 92 —107.
112
Впервые — СП I. С. 36 — 38 (по списку Г. Гора). Автограф
неизвестен. Печ. по списку Г. Гора с исправлениями первой публ.
Полет — один из существенных мотивов у Хармса, связанный с
другими, например, — орел, сон. Опосредованно связан прежде всего с
ключевыми онтологическими проблемами, интересовавшими Хармса и
других «чинарей». Суть полета так трактовал Липавский: «Человек
теряет свое место среди предметов, подвластность им и дает освобождение
от индивидуальности... Полет и плавание служат изучению жизни и смерти»
(9; см. также примеч. к 39).
остановив жужжанье мух — мухи в «энтомологии» «чинарей» —
излюбленные насекомые: см. примеч. к 13.
...Открыли форточки — вариант мотива окна.
вертит облако шкапов — см. примеч. к 35 и 110.
664

В небе тристо колпаков — см. примеч. к 13 и 110.
она в подсвечник превратилась — мотив свечи — общий для «чи-
нарей» — имеет, как правило, эротическое значение: см. 4, примеч. 4; 13.
Мадлэн — то же, что Магдалина, т. е. часть имени св. Марии
Магдалины (Марии из Магдалы); таким образом встречаем излюбленное
хармсовское имя Мария, имеющее богатые коннотации (см. примеч. к 117).
Всё — см. примеч. к 19; 101.
113
Впервые — СП I. С. 39 — 42. Автограф — ИРЛИ. М. Мейлах
указывает также на наличие автографа у Н. И. Харджиева (СП IV.
С. 189).
Казимир Северинович Малевич (1878 — 1935) — художник и
теоретик искусства (см. вступит, статью).
четыре девки на пороге — см. примеч. к 19; 51, примеч. 5; отметим
преображение «четырех девок» в «четырех девиц», весьма значимое в
контексте словоупотребления Хармса.
дерним сестры за кольцо // ты взойди на холмик тут же —
чередой этих эротических символов задается основной мотив текста
искушения.
скинь рубашку с голых плечь — реминисценции из «Зангези»
Хлебникова: «Скинь рубашку с полуплечь».
Всё — см. примеч. к 19; 101.
114
Впервые — СП I. С. 129. Автограф — РНБ (среди текста
«Комедии города Петербурга»).
Очевидно, что собственно к философии Введенского настоящий текст
не имеет отношения, а носит шуточный характер.
115
Впервые — СП I. С. 24. Автограф — ЧС.
116
Впервые — СП I. С. 47 — 48. Автограф — ИРЛИ.
как бабушка тоскуем — см. примеч. к 101.
а Катя в форточку любуясь — вариант окна (см. примеч. к 13; 58).
сто четырнадцать бутылок — одно из «бессмысленных»
числительных в игре Хармса числами.
665

стыдливо куталась в меха // кормила грудью жениха —
эротический мотив, имеющий широкую мифологическую, литературную и
живописную традиции; отметим, что «Венера в мехах» А. Захер-Мазоха
была известна уже в это время русскому читателю.
117
Впервые — День поэзии. М., 1965. С. 291. Автограф — ИРЛИ.
Мария — присутствует в произведениях Хармса во многих
ипостасях (или предполагает возможность различных интерпретаций). Не
исключено, что образ девы Марии — богородицы, в частности, в
комментируемом тексте, навеян гностической трактовкой, даваемой ей в
апокрифическом «Евангелии от Марии». Кажется уместным отметить здесь, что у
одного из любимых Хармсом авторов — А. К. Толстого — Мария
присутствует в ряде ранних произведений («Из Индии дальней...», «Ты
помнишь ли, Мария» и др.). См. также 105, 112, 144, 177.
118
Впервые — ПСХ I. С. 76. Автограф — РЫБ.
возбуждающую смесь — речь идет о нюханий эфира, которое
практиковалось в дружеском кругу Хармса. Не исключено, что
«рекомендации» на этот счет почерпнуты из трудов Папюса (см., например, Папюс II.
С. 34 — 35), рекомендовавшего в том числе и этот способ подготовки
мага к практическим действиям (см. также примеч. к 26).
119
Впервые — СП I. С. 61 — 62. Авторская машинопись с правкой
(заменой фамилий героев: Степанов и Малахов — на соответственно:
Тюльпанов и Пятаков) — РНБ. М. Мейлах отмечает также наличие
белового автографа, принадлежавшего Н. И. Харджиеву, но считать его
«окончательной редакцией» представляется неточным, поскольку наличие
в нем персонажей Степанова и Малахова должно означать, что этот текст
предшествует машинописи; в противном случае, мы должны были бы
констатировать вторичное возвращение Хармса к прежде отвергнутым
фамилиям, но это маловероятно хотя бы потому, что Тюльпанов и Пятаков
(в отличие от Степанова и Малахова) могут считаться в какой-то мере
традиционными героями Хармса (см. 131 и ПСХ I. С. 325).
Окно выходит на пустырь — см. примеч. к 13; 58.
Я Фердинанд — ср. «Записки сумасшедшего» Гоголя.
Вода фигурами сложилась — самостоятельная жизнь воды в
творческой интерпретации «чинарей» связана прежде всего с мотивом вре-
666

мени и, по-видимому, корнями уходит в древнегреческие и восточные
философские системы, хорошо известные «чинарям»: см. 38, 40.
120
Впервые — СП I. С. 63 — 65. Машинопись с авторской правкой
и подписью-автографом — РЫБ. М. Мейлах указывает также на
беловой автограф, принадлежавший Н. И. Харджиеву, где посвящение
отсутствует (СП IV. С. 190).
Осса — лесистая гора, составляющая с Олимпом и Пелионом
горную цепь, отделяющую фессалийскую равнину от Эгейского моря.
Тамара Александровна Мейер — см. вступит, статью.
На потолке сидела муха — см. примеч. к 13.
Сидит и нюхает ладонь — см. примеч. к 26.
Сундучек — см. примеч. к 16; примеч. к 105.
Предмет в котором нет материи — отзвук философских
размышлений в среде «чинарей» о свойствах материи.
мерцая по бокам шинелью волосатой — отметим еще один
устойчивый концепт, встречающийся также и у Введенского в «Минине и
Пожарском» (13).
всё можно написать зеленым карандашом — в связи с
присутствующим в тексте мотивом смерти/воскрешения ср. характеристику зеленого
цвета у древних египтян: «Зеленый цвет иероглифов, цвет воскресения, уже
внешним видом свидетельствует, что этот древнейший литературный
памятник человечества является вместе с тем и древнейшим словесным
протестом против смерти и средством словесной борьбы с нею» (Тураев
I. С. 37).
Михаилы начали рости // качаясь при вдыхании премудрости.
По-видимому, всё это произведение можно интерпретировать как
метаморфозы, происходящие в мире, воспринимаемом сознанием в
результате нюхания «возбуждающей смеси».
121
Впервые — СП I. С. 51 — 54 (по списку Г. Гора). Автограф
неизвестен. Печ. по списку Г. Гора с исправлением неточностей первой
публ.
ищи свою подругу — см. примеч. к 103.
Орел двукрылый, как воробей — см. примеч. к 13.
Бил мух под самым потолком — см. примеч. к 13. К этому
времени относится записанное Липавским представление Хармса: «...Д. X.
изобразил полет мухи: подняв глаза и разводя руки, он повторил несколько
раз: Тю-тю-тю!» (9).
667

Он как орел махал крылами; / Усы взлетали вверх орлами — см.
выше. Отметим насыщенность комментируемого текста «орлиной»
символикой.
Все — см. примеч. к 9; примеч. к 101.
122
Впервые — СП I. С. 69 — 71. Автограф неизвестен. Печ. по списку
Г. Гора.
Продолжение мотива полета (см. примеч. к 39; примеч. к 112).
Дай взгляну через кулак — жест, связанный с профессиональным
разглядыванием натуры для живописных произведений.
Все — см. примеч. к 9; примеч. к 101.
123
Впервые — СП I. С. 73. Автограф с многочисленной правкой —
РНБ.
Херувимскую поет — духовная песнь православных христиан; если
интерпретировать метаморфозы настоящего текста как результат
некоего колдовства, то заключительный стих получает определенную
мотивировку, поскольку херувимскую поют в том числе на пасхальной обедне для
изобличения колдунов (Максимов. С. 113).
124
Впервые — СП I. С. 143 — 148. Автограф с многочисленной
правкой — РНБ.
Ку — возможно, образовано по созвучию с именем древнеегипетского
царя Ка и олицетворенной жизненной силой (см. этот персонаж в
«Лапе» — 144 и примеч. к 180).
Шу — древнеегипетский бог воздушного пространства (не этим ли
объясняется его материальное отсутствие в тексте).
гортань согласными напряжена — в древнеегипетском языке
отсутствовали гласные; отметим также возможное влияние «Теории слов»
Липавского, который как раз исследовал роль согласных звуков в языке;
см. также: Jaccard I. С. 32.
Шкап соединение трех сил оо особенных спин, мышиных рыльи, —
против этих стихов помета Хармса: «За эти строчки мне стыдно, но я их
пока не переделываю»; отмечаем любимый мотив (см. примеч. к 35 и
110).
часословы — церковно-богослужебная книга, содержащая
постоянные на каждую часть дня молитвы.
эти мухи — см. примеч. к 13.
668

на скале живу орлом — см. примеч. к 13.
девы с косами до пупа — см. примеч. к 13 и 104.
125
Впервые — СП I. С. 75 — 76. Автограф с правкой — РЫБ.
Не являются ли эти Овца (Овен) и Козерог (козел с рогами
между глаз) — персонажами одного из пророческих видений пророка Даниила
из библейской «Книги пророка Даниила»?
126
Впервые — СП I. С. 77. Автограф — РНБ.
Вопросы, задаваемые первыми четырьмя стихами, —
основополагающие для Хармса (см.: Jaccard I. Р. 95 — 96) с характерной
объективацией личности через предмет, вещь.
сундук — см. примеч. к 16 и 105.
четыре кисточки на платке; восемь кнопок на потолке — «чи-
нарские» числа, кратные четырем (см. примеч. к 19; 51, примеч. 5;
примеч. к 102).
127
Впервые — СП I. С. 153-154. Автограф со значительной правкой —
РНБ.
Доктор Матрёна — ср. с родственным случаем в «Мертвых
душах» Гоголя, где под видом мужика Собакевич подсовывает Чичикову
бабу Елизавет Воробей. Ср. также с многочисленными случаями подмены
пола персонажей у Введенского — их свод: Введенский I. С. 224.
вёз корзину колпаков — см. примеч. к 13 и 110.
за мухами глазами — см. примеч. к 13.
128
Впервые — СП I. С. 80 — 83. Автограф — РНБ.
Текст представляет собой ироническое осмысление традиционной для
Хармса дилеммы между полетом и естественной, подобно природе,
жизнью, с одной стороны, и борьбой за существование в рамках обыденной
жизни — с другой. Последний — по меркам людского хора — мудрец
и заслуживает искомой им награды — средств для поддержания жизни:
сахара, масла и т. п. Дерево (здесь — дуб) в концепции «чинарей» —
одна из главных составляющих мира: «<...> Мир определяется всего
669

несколькими знаками, как-то — небытие, время, смерть, деревья или вода»
(слова Друскина; см. 9, 79, 83).
Дуб — с этим деревом связаны обширные мифологические
ассоциации, разнообразно используемые и Введенским.
он реял над крышей как молоток; и молотком вверху болтался;
ударяли молотком — см. примеч. к 100.
с четырьмя носами; четвертой линии — см. примеч. к 19; 51,
примеч. 5; примеч. к 102.
129
Впервые — СП II. С. 5. Автограф с правкой — РЫБ.
Текст дает возможность весьма разветвленных трактовок, особенно если
иметь в виду, например, что деревья и каменья в интерпретации «чина-
рей» составляют оппозицию, как живое и мертвое, но воплощающее
единую природу; другого рода оппозиции можно реконструировать и из
остальных элементов текста, например, учитывая интерес Хармса к
еврейской истории и этнографии (см. прозаические тексты), а также
неоднократно возникающий образ «красивой еврейки» в стихах Хармса (см. 146,
208, 275). См. также размышления Липавского о «еврейских предках»
(9).
130
Впервые — СП II. С. 3 — 4. Автограф с многочисленной
правкой — РНБ.
Стихотворение, судя по тексту, инициировано (и получило заглавие)
по наименованию проектировавшегося в 1929 году Альманаха, в котором
должны были объединиться поэты, прозаики и литературоведы «под
знаком литературного изобретательства и экспериментаторства. Его основная
задача, объединяющая всех авторов, — это борьба с литературной рутиной
и противопоставление ей опытов» (Из заявки Б. Эйхенбаума в
Издательство писателей в Ленинграде от 9 октября 1929 года). В альманахе
должны были участвовать Заболоцкий, Введенский, Хармс, Н. Тихонов,
Н. Добычин, В. Шкловский, В. Каверин, Ю. Тынянов, Б. Бухштаб,
Л. Гинзбург и др. Об обстоятельствах подготовки альманаха и причинах,
помешавших его выпуску, см.: Блюмбаум, Морев. С. 263 — 269.
Архимед (ок. 287 — 212 до н. э.) — античный математик и
физик.
По-видимому, стихотворение можно интерпретировать в рамках
скептического отношения Хармса и «чинарей» к попыткам науки быть
точной на основании опытных доказательств; в сущности, облик Архимеда
здесь травестирован.
670

131
Впервые — СП II. С. 8 — 12. Автограф с многочисленной правкой
и отвергнутым первоначальным заглавием: «Тюльпанов» — РНБ.
Стихотворение было включено Хармсом в проектировавшийся
альманах «Ванна Архимеда» (см. 130).
Л. Флейшман соотносит содержание стихотворения с октябрьским
наводнением 1929 г. в Ленинграде (Флейшман. С. 258).
Тюльпанов — см. этот персонаж в 140; обыгрываемая здесь
«цветочная» фамилия является, вероятно, реминисценцией из «Села Степанчи-
кова...» Достоевского, где «сочиняющий» крепостной Видоплясов
придумывает себе более благозвучную фамилию — Тюльпанов.
орлиный бег на лбу упругом — см. примеч. к 13.
из дверей выходит няня — см. примеч. к 13.
в белый мчится воздух дева — см. примеч. к 13 и 104.
только я пройду как сон — см. 1, примеч. 11; 13; 97.
по воде плывёт кружочек — см. текст 179.
Как видим, этот текст является средоточием излюбленных хармсов-
ских мотивов.
132
Впервые — СП II. С. 156. Автограф — РНБ.
Возможно отождествление «девы» с Афиной, одной из ипостасей
которой было покровительство ткачеству (см. также 104).
133
Впервые — СП II. С. 13 — 14. Автограф с многочисленной
правкой — РНБ.
Анализируя конкретные исторические обстоятельства, «откликом на
которые явилось это загадочное стихотворение», Л. Флейшман показал, что
таковыми стали меры по реформе советского календаря. Это была попытка
введения четырехдневной рабочей недели с пятым (скользящим)
выходным («сундучек в четыре дня»). При этом Л. Флейшман отводит
возможность публицистической интерпретации текста: «Никаких заключений об
„отрицательном" отношении автора к совершавшимся реформам прямо
вывести из этого стихотворения нельзя. Напротив, можно допустить, что
поэта-обэриута мог привлечь элемент аттракциона, эпатажа, эксцентрики в
государственном — даже чуть ли не „глобальном" — масштабе,
содержавшийся в предпринимаемом эксперименте» (Флейшман. Р. 251, 257).
Очевидно, что конкретно-историческая ситуация наложилась на
размышления Хармса о свойствах времени, реальность которого ощущалась
671

лишь вследствие деления бесконечности на доли, события (см.: Jaccard II.
Р. 81 — 82). Проблема делимости времени — в терминологии «чина-
рей»: миг — вечность — круг размышлений Хармса, Липавского, Друс-
кина (см. 1, примеч. 7; 6, примеч. 6; примеч. к 24).
Вместе с тем отметим имеющийся, на наш взгляд, эсхатологический
мотив текста Хармса. В мироустройстве древних евреев фиксированный
день отдыха искони означал восстановление мира, равновесия между
человеком и природой, нарушенного работой. Описываемое Хармсом
«разрушение», в таком случае, — не просто нарушение повседневной
жизнедеятельности, но разрушение мира. См. также: Faryno. Р. 172.
сундучёк в четыре дня — сочетание двух традиционных хармсов-
ских символов (см. примеч. к 16 и 105; примеч. к 19; 51, примеч. 5;
примеч. к 102).
134
Впервые — СП II. С. 17. Автограф — РЫБ.
Помимо традиционного мотива полета, отметим важность в
комментируемом тексте числа ноль, отделяющего старый год от нового, что в
системе размышлений Хармса о свойствах ноля означает переход в иное
измерение (см. также примеч. к 22).
135
Впервые — Jaccard II. Р. 254. Автограф — РЫБ.
Первый из ряда откровенно эротических текстов Хармса, не
осложненных мифологической символикой. Для характеристики
противоречивого отношения писателя к эротике полезно обратить внимание на
некоторые из источников, которые были в поле его внимания. Так, например,
Папюс дает следующую интерпретацию темы: «Любовь есть
таинственное средство, влекущее один атом к другому, начиная с инстинктивного
влечения противоположных полов, побеждающего все преграды, и до
увлечения ума, повергающего человека ниц перед красотой форм или
истиною. Любовь — это великий двигатель всего существующего,
действующий в бессмертной форме, он имеет два пути осуществления: низший —
произрождение и высший — экстаз, так как вращающийся центр
бессмертного духа один и тот же с центром сферы анемической, только
лучеиспускание его более обширно.
Вот почему Магия, рассматриваемая синтетически, есть наука о
любви; любовь звезд к Солнцу или атомов по отношению к силе. Вот
почему женщина — инстинктивная жрица любви на земле, действует ли она
как спутница, Луна, мать семейства, или, подобно Венере, как любовница,
куртизанка или жена» (Папюс II. С. 40). Вместе с тем в книге П. Ус-
672

пенского, с которой был знаком Хармс, он мог почерпнуть следующее:
«<...> любовь служит не жизни, а высшему постижению. Она при
правильном отношении к ней, настраивает человека на лад „чудесного",
снимает завесы, раскрывает закрытые двери. И в прошлом, а может быть, и в
настоящем несомненно есть попытки постижения любви вне жизни, как
культ, как магическую церемонию, настраивающую тело и душу для
восприятия чудесного» (Успенский. С. 149).
Существенным источником для осмысления свойств эротики у Хармса
могут служить гностические апокрифические тексты, а также то, что пишет
о сексуальных обычаях гностиков их критик св. Епифаний Кипрский.
М. Золотоносов отметил, что в комментируемом тексте присутствует
уподобление пера — фаллосу, женского полового органа — бумаге,
что связывает этот текст с известной литературной традицией
(Золотоносов I).
Эротическая тема у Хармса сопрягается с творчеством Введенского,
в значительной степени посвященным проблеме эротики (или
антиэротики) и, в целом, с обсуждением сексуальных тем в кругу «чинарей» (см.
Разговоры). В интерпретации Липавского, например, половое влечение —
это стремление к деиндивидуализации (что, по мысли Липавского,
является условием слияния с вечностью) (6).
136
Впервые — СП II. С. 132. Автограф — РЫБ (часть листа с
окончанием оборвана).
Вопрос о свойствах времени и возможностях его деления — один из
непременных и кардинальных вопросов, занимавших «чинарей», которые
исходили из ложности всех прежних научных представлений о времени
(см. 9).
137
Впервые — СП II. С. 22. Автограф — РНБ.
Трансформация темы времени, рассматриваемого через понятия
события и последовательности. В трактовке Хармса (и «чинарей») по
событию (или, что то же — случаю) опознается существование времени (см.
примеч. к 21; 39). О понятии «последовательность» см. у Друскина (83),
Липавского (5, 6).
138
Впервые — СП II. С. 21. Автограф — РНБ.
Отметим, что стихотворение написано накануне дня памяти непороч-
22 «...Сборище друзей...», т. 2 673

ной Агнии; возможно, это совпадение случайно, но, независимо от этого,
избранное Хармсом экзотическое имя сигнализирует об уже
встречавшейся у него оппозиции: девственность / распутство (см. 104).
139
Впервые — СП II. С. 25. Автографы — РНБ (один — под
заглавием «Пробуждение элементов» и правкой трех слов; другой —
беловой; третий автограф — «Чукоккала» (с. 391) с датой: 13 августа
1930 г. (дата записи) и с разночтениями).
...в колпаках / колпаками ловим тень — см. примеч. к 13 и 110.
140
Впервые — Поэзия. Альманах 14. М., 1975. С. 287. Автограф со
значительной правкой — РНБ.
мухи снов живые точки и далее — см. примеч. к 13.
Геба — в греческой мифологии богиня юности; ср. с тютчевской
«Весенней грозой», где фигурирует любимый Хармсом орел.
гляньте мухи в самовар — впервые появляется еще один символ,
который займет свое место у Хармса. Символика самовара имеет
фольклорную и литературную традицию, своеобразно трансформированную
Хармсом.
141
Впервые — СП II. С. 31. Автографы — РНБ (черновой набросок
начала; автограф с незначительной правкой и пометой: «Считаю, что очень
плохо написано. Да и всякий это сочтёт»; автограф Э. Русаковой,
написанный под диктовку Хармса и с его автографами: заключительным
словом «всё», подписью «Д. X.» и пометой «5+1»).
Неназванные здесь «по имени» птицы — совершенно очевидно, орлы,
которые здесь выступают в качестве символов Российской империи. Земля,
огонь и ветер (воздух) — принятые в оккультизме три исходные
начала всего сущего (четвертое — вода); см. Папюс I, Успенский.
Всё — см. примеч. к 19; 101.
142
Впервые — СП II. С. 34 — 35. Автограф с правкой — РНБ.
Значительное место, которое занимают в текстах Хармса коллизии с
рукой (как правило, отрываемой или исчезающей), позволяет предположить,
что он придавал этому элементу своего творческого мира особенное зна-
674

чение. Быть может, такое отношение инициировано знакомой «чинарям»
яфетической теорией Н. Марра, писавшего: «<...> Еще более
многочисленны слова, восходящие к представлению о „руке". „Рука**, первое и
долго основное орудие производства, не уступает „небу" и в культовой
значимости: „рука" как магическая сила, „рука-божество", „рука-власть"
наблюдается в изображениях на предметах с палеолита и прослеживается
во все времена как символ власти „культа"» (Марр. С. 132 — 133).
Соотнесем это с отмеченным выше увлечением Хармса оккультизмом и
принятой на себя функцией мага.
равновесие храним — «равновесие» — одно из важных понятий в
системе мира Хармса. Состояние равновесия характеризуется отсутствием
движения и равно «несуществованию»; соответственно, нарушение
равновесия или «небольшая погрешность» (другой термин, введенный
Я. Друскиным), есть признак жизни. Об этих понятиях и их значениях
для дружеского круга «чинарей» см.: Jaccard II. Р. 86 — 88. См.
также «Чинари», примеч.; 9, примеч. 25.
всё — см. примеч. к 19; 101.
143
Впервые — СП П. С. 46 — 47. Автограф — РНБ (ст. 1 — 9
отчеркнуты синим карандашом; ст. 10 — 19 — красным).
Текст развивает тему свойств времени — одну из главных у «чинарей».
Заглавие возможно интерпретировать как антоним аристотелевскому
термину «теперь», означающему связующее звено между предыдущим и
последующим временем: «Время и непрерывно через „теперь" и
разделяется посредством „теперь"«(Аристотель. С. 150).
Первые три стиха, по-видимому, цитата из Успенского, где, возможно,
Хармс и почерпнул аристотелевские идеи: «Наша обычная логика, которой
мы живем, <...> сводится к простой схеме, сформулированной
Аристотелем <...>:
А есть А.
А не есть не А.
Всякая вещь есть или А или не А».
(Успенский. С. 76 — 77.) Далее: «Логика животного будет
отличаться от нашей прежде всего тем, что она не будет общей. Она будет
существовать для каждого случая, для каждого представления отдельно <...>.
Каждый предмет будет сам по себе и все его свойства будут его
специфическими свойствами <...>. Животное скажет так:
Это есть это.
То есть то.
Это не то».
22*
675

(Там же. С. 79.) Наконец: «Аксиомы, которые заключает в себе Teitium
organum» (т. е. способ познания многомерного мира. — Комм.), не
могут быть сформулированы на нашем языке. Если их все-таки пытаться
формулировать, они будут производить впечатление абсурдов. Беря за
образец аксиомы Аристотеля, мы можем на нашем бедном земном языке
выразить главную аксиому новой логики следующим образом:
А есть А и не А.
Или
Всякая вещь есть и А и не А.
Или
Всякая вещь есть Всё.
(Там же. С. 251.)
Мы говорим — фразеологизм, постоянно встречающийся у
Аристотеля (см., например, в той же «Физике»). Помимо названных, важными
источниками для осмысления текста являются работы Я. Друскина.
В комментарии к «Нётеперь» он пишет: «„Это" и „то" — термины,
введенные мною в 1928 г. и обозначающие члены конъюнкций и дисъюн-
кций, применяемых при построении философских систем» (ЧС). См.,
например, его три «Исследования об этом и том» (85). Можно также
обратить внимание на явные следы обсуждения названных терминов
в кругу «чинарей», выявляющиеся в «Пять или шесть» Введенского
(21). См. также: Jaccard I. Р. 158 — 160 и его же статью (Хармс-
издат представляет. С. 8 — 19).
144
Впервые — СП II. С. 88 — 108. Автограф с обширной правкой —
РНБ.
Продолжение «египетской» темы, которую некоторые комментаторы
возводят к влиянию Хлебникова, в частности, его повести «Ка»
(Герасимова, Никитаев I. С. 26 и др.); однако наличие Хлебникова среди
персонажей «Лапы», на наш взгляд, — слишком прямолинейная для Харм-
са подсказка читателю, чтобы ее можно было принять за отсылку к
поэту как прототипу.
Выше отмечалось, что приход Хармса к египетской теме не может
быть объяснен какой-либо одной побудительной причиной, поэтому, скорее,
учтено должно быть все многообразие версий (Хлебников, оккультизм
и магия, влияние Введенского и Т. Мейер, самостоятельный интерес
Хармса к Древнему Востоку).
676

Значок над текстом — монограмма имени Э. Русаковой (см. 101).
Наличием посвящения не ограничивается эротический характер
«Лапы» — наряду с весомыми древнеегипетскими мотивами и
аксессуарами, в тексте достаточно деталей, мотивирующих его посвящение Харм-
сом Э. Русаковой.
См. также ценные соображения Н. Перлиной о связи текста с
яфетической теорией Н. Марра: Perlina. Р. 190.
М. Мейлах находит в «Лапе» (сцены в птичнике) парафраз из
«Кругом возможно Бог» Введенского (32).
Глинкин плац — контаминация двух адресов Ювачевых: Глинской
улицы и Казачьего плаца.
о статуя всех статуй — по-видимому, можно интерпретировать
как Афродиту, богиню любви и красоты (вавилоно-ассирийская Иштар);
см. также ПСХ 1.10.
И наступала ночь Купала — эротический языческий праздник,
когда единственный раз в году якобы расцветает папоротник, —
средство вызывания девичьей любви (см. также 167).
Два Невских — уподобление двум Нилам, существовавшим в
сознании древних египтян: Нилу земному и Нилу небесному.
Старик читал книгу — ср. 191.
Ангел Капуста — возможно, обыгрывание существовавшего в
каббалистике ангела для каждого дня недели.
Аменхотеп — имя нескольких египетских фараонов.
финит и цисфинит — см. 151; 152; 281<6>.
Ибис — священная птица в Древнем Египте, одно из наименований
бога Тота.
глАвНабор — ср. с «Зангези» Хлебникова, где в результате
«благовеста ума» «божественные звуки» слетаются сверху на призыв человека
(Хлебников. Творения. С. 482 — 483).
пуруша — в индийской мифологии высшее начало, из которого был
сотворен мир.
Ну человечество! дыши! — парафраз Хлебникова: «Но
человечество — лети!»
145
Впервые — СП II. С. 52 — 53. Автограф с правкой — РНБ.
Значок при заглавии свидетельствует о посвящении текста Э.
Русаковой (см. 101). А. Александров отнес текст к разновидности молитвы.
Сравнение с образцами древнеегипетских аналогичных по содержанию
текстов показывает, что именно они явились в данном случае образцами
для Хармса (ср., например, многочисленные тексты, собранные в кн.:
Тураев II; Матье). В комментарии к СП стилистические свойства этого
677

текста характеризуются как «калькирование синтаксических моделей
некоторых восточных языков» (СП II. С. 182).
Пе — город на севере Египта с культом бога Гора.
146
Впервые — СП II. С. 54 — 64. Автограф с обширной правкой —
РНБ.
М. Мейлах называет «Месть» «гетевским» произведением Хармса и
отмечает имена Лиза и Маргарита в «Очевидец и крыса» Введенского
(37). Эти имена, наряду с именем Мария, наиболее употребительны в
текстах Хармса. Отметим, что в 1933 г. Хармс назовет себя «бывшим
Гете» (9).
М. В. Юдина, приводя в своих воспоминаниях фрагмент текста, так
его характеризует: «Фантастика, почти бессмыслица этих Хармсовых
виршей, музыкальный напор его prestissimo, головокружительные потоки,
зубцы, грохот колес, организованный треск пропеллеров, инфантильная
наивность и невинность, первозданность этой младенческой поэзии
имела в ту пору, увы, кратковременного поэтического бытия Даниила
Хармса своих восторженных приверженцев» (Юдина. С. 269 — 270).
Интерпретацию этого текста см.: Jaccard I.
и птица орел — см. примеч. к 13.
дева по полю бежит — см. примеч. к 13; примеч. к 104.
дева ангел и змея — М. Золотоносов интерпретирует этот мотив как
отражение сюжета византийской агиографии, включавшего битву Георгия
со змием ради защиты дамы (Золотоносов III. С. 268).
куф куф куф и т. д. — В комментариях к СП отмечено, что в речи
Бога имитируются «гебраизмы» в сочетании с церковнославянизмами
(СП II. С. 186).
я пропал // среди наук // я комар // а ты паук — М.
Золотоносов находит реминисценцию из «Мухи-цокотухи» К. Чуковского
(указ. соч.).
сабель много — см. примеч. к 13.
147
Впервые — СП II. С. 68 — 73. Автограф с обширной правкой —
РНБ.
Радость — значимое слово в общении «чинарей». См., например,
рассуждения «О науке радости», записанные Липавским: «Можно ли
достичь, чтобы радость была обычным состоянием. Л. Л. думает, что
можно. Неприятности на девять десятых воображаемы; они просходят от
зависти, представления себя на месте другого или от горечи при представ-
678

лении возможного будущего. Но ведь все это на самом деле не
реально <...>. Радость под руками, но, чтобы ее пощупать, надо скинуть
привычки, мешающие этому, пройти через некоторый аскетизм. <...> Радость
и горе не противоположности и безразличие не середина между ними, как
нет среднего между целым и растрескавшимся. Радость нормальна» (9,
примеч. 22).
Афилей — возможно, как это нередко у Хармса, в основе —
видоизмененное имя греческого ученого египетского происхождения Афинея
(ок. 200 н. э.).
от разговора о вещах текучих — мотив «текучести» — один из
важнейших в художественном мире Хармса, — неоднократно возникает
в его текстах в связи с проблемой времени. О текучести чувственного мира
говорил Протагор. В диалоге «Теэтет» это понятие критически
рассмотрено Платоном. В хорошо известной Хармсу книге П. Успенского
«Tertium organum. Ключ к загадкам мира» с отсылкой к Ньютону
сказано: «Постоянных величин в природе не существует, только переменные,
текучий» (Успенский. С. 41). Не исключено и знакомство Хармса с
трактовкой этого понятия о. П. Флоренским: «Все текуче. Время есть
форма существования всего, что ни есть, и сказать: „существует" — значит
сказать: „во времени", ибо время есть форма текучести явлений <...>.
Оригинальнейшая из философий наших дней, — философия времени Анри
Бергсона, — всецело построена на этой несомненной истине, на идее о
реальности времени и его мощи» (Флоренский. С. 18). Отметим, что идеи
А. Бергсона несомненно присутствовали в сознании Хармса (см. 9,
примеч. 53; 148, 149). Ж.-Ф. Жаккар отметил, что реализация мотива
текучести у Хармса связана с тем, как в произведении Г. Гессе «Сиддхарта»
герой познает свойство его (и свойства времени) в общении с рекой
(Jaccard I. Р. 180). Здесь же отмечена схожесть идей Хармса с
заявлением Туфанова о «текучем рельефе вещей» (Туфанов. Р. 65).
Мотив текучести находим также у Липавского, связывающего
кризисные явления (состояние ужаса) с кризисом текучести, отсутствием движения
(«стоячая вода») (2). См. также Приложение I (допросы Туфанова).
причину жи<з>ни времяни и сна — отметим сопоставление сна с
другими основополагающими хармсовскими понятиями (см. 1, примеч. И;
13; 97).
148
Впервые — СП II. С. 83 — 85. Автографы — РНБ (два варианта;
в первоначальном персонажи именовались: вместо «он» — мальчик,
вместо «мельница» — она).
В комментариях к СП отмечена очевидность коннотации
Мельницы как дочери мельника, «<...> протягивающая нить к распространен-
679

ному в Средней Европе фольклорному балладному сюжету о дочери
мельника, обольщаемой рыцарем, князем и т. п.» (СП II. С. 197).
См. также отмеченный Н. Перлиной парафраз «Торжества
земледелия» Н. Заболоцкого и трактовку витализма Хармса (Perlina. Р. 184 —
185).
и даже в мухе — см. примеч. к 13.
149
Впервые — СП II. С. 86. Автограф — РНБ.
Текст Хармса в традиционной у него и «чинарей» диалогической
форме воспроизводит дилемму между учеными догмами
механистического материализма («мы всё перещупали, всё разложили») и
виталистической онтологией. Как часто у Хармса — невозможно судить безусловно,
за кем остается победа.
Некоторые слова Ивана Стручкова, по мнению М. Мейлаха,
соотносятся со словами «гордых народов» из поэмы Введенского «Кругом
возможно Бог» (32).
Идеи витализма могли быть известны Хармсу из работ А. Берсона (их
он, несомненно, читал), а также его популяризаторов, в частности, С. Франка,
который в концентрированной форме так перелагал виталистическую
онтологию: «Основное различие между античной и новой онтологией
можно охарактеризовать в краткой формуле: тогда как первая стремилась
объяснить все бытие по образцу живого, последняя пытается понять весь
мир, в том числе и все живое и духовное, по образцу безжизненного,
механического. И если верно, что механистическое воззрение — ценность
которого в известных областях, как условного, регулятивного приема мысли,
стоит, разумеется, вне всяких сомнений — начинает разрушаться в
настоящее время, в качестве философского миропонимания, то этим
открывается путь для сближения с античными философскими идеями. И
действительно, признание фундаментального онтологического значения за
идеями целесообразности и органического единства — этими основными
понятиями виталистического (в широком смысле) мировоззрения — стоит
на очереди дня» (Франк. С. 169; см. также: 9, примеч. 53; 147 — 148).
В комментарии к СП отмечено, что стихотворение примыкает к жанру
псевдобасни, восходит к традиции Козьмы Пруткова (СП II. С. 198).
Стручков — ср. со «стручками», торчащими из сапог мельницы
(148).
150
Впервые — СП II. С. 146 (с иной текстологической
интерпретацией). Автограф — РНБ.
680

боги маги — наводит на ассоциации с древнеегипетским пантеизмом
и верой именно в магическую силу богов;
Лампа Саша — лампа в оккультизме связана с фигурой Гермеса
Трисмегиста: лампа Трисмегиста воплощает разум, просвещенный знанием,
один из трех обязательных атрибутов мага или посвященного (Леви.
С. 160). Лампа — один из символов у Хармса, связанных с темой
критики претензий науки на всезнайство и способность исчерпывающе
объяснять явления жизни (см. 131, 146, 160, 161, а также ПСХ 1.294, который,
несмотря на присутствие «Лампы Саши», не решаемся считать частью
комментируемого текста). В том же, в сущности, значении «лампа»
фигурирует у Введенского в «Значенье моря» и «Человек веселый Франц»
(24 и 29).
151
Впервые — СП II. С. 45. Автограф с обширной правкой — РНБ.
Укажем на некоторые источники понятий, которые претерпевают у
Хармса, как обычно, своеобразную трансформацию. П. Успенский,
анализируя мир четвертого измерения, нуменальный, в котором не действуют
законы мира реального, проводит аналогию с двумя математиками:
конечных, постоянных чисел (finitum) и бесконечных, нарушающих аксиомы
привычной логики (transfinitum) (Успенский. С. 240). Тема
трансфинитных чисел, как видим, выходила за пределы собственно математической
проблемы и была популярной в начале XX века. (См., например: Жегал-
кин). Хармс, как ему свойственно, вводит свою систему счисления — цис-
финитную (в прямом значении: числа ограниченного посюстороннего
пространства). Как обычно, не следует дискутировать о научной
состоятельности этой идеи Хармса, которая должна осмысляться иной,
квазинаучной логикой. См. также 144; 152; 281 <6>.
Понятие «небытия» уместно соотнести со следующим высказыванием
А. Бергсона: «Философы почти не занимались исследованием идеи
небытия. И однако, эта идея нередко является скрытой пружиной и
невидимым двигателем философской мысли» (Бергсон. С. 244). См. также
трактовку этих категорий Хармсом: Jaccard I; Жакар II.
152
Впервые — СП II. С. 43 — 44. Автограф — РНБ (против текста
2 в скобках вариант подзаголовка /?/: (логика бесконечного небытия)).
Ещё один вариант мотива полета, здесь впрямую обусловленного
«третьей цисфинитной логикой» запредельного (имманентного)
существования. Комментируемый текст можно соотнести с 151 и некоторыми
философскими трактатами Хармса.
681

Монахи — часто встречающийся у Хармса образ. Учитывая
специфические интересы Хармса, отметим, что монахи вызывали двойственные
ассоциации: с одной стороны, как носители истинной веры, воплощавшие
связи современности с пылкой религиозностью средних веков; с другой —
с монастырями связывали инкубат (соединение демона-мужчины с
женщиной-монахиней). См. об этом, напр., в романе популярного в начале века
Ж.-К. Гюисманса «Бездна» (М., 1912).
По-видимому, это одно из слов-символов, общих для «чинарей» (см.
примеч. к 11).
153
Впервые — Митин журнал. 1986 № 7. С. 222 — 225 (с иной
текстологической интерпретацией). Автограф — РНБ.
Текст является нередкой у Хармса имитацией квазинаучного трактата,
претендующего на последовательную и логическую цепь постулатов и
выводов, с которыми, по Хармсу, традиционная наука понапрасну пытается
сладить.
Обратим внимание на разнообразную числовую игру Хармса.
мы сказали бы «Волна» — «чинарский» мотив: см. примеч. к 11.
у сабли маканаш — см. примеч. к 13.
меч бежал из таракана — см. ПСП Н.С. 109 — 110; наст. собр.
279; 338; отметим рифмующееся с ним «стакана», вызывающее в памяти
знаменитый текст Олейникова.
Дочь Патрулёва отца Патрулёва дочь — это и следующие
стихи ср. с рассуждением Сократа в «Пире» Платона: «<...> раз он отец,
то ведь он непременно доводится отцом кому-то? <...> отец всегда
доводится отцом дочери или сыну, не так ли? <...> Если брат действительно
брат, то ведь он обязательно брат кому-то?» (Платон. С. 128).
154
Впервые — СП III. С. 11—12. Автограф с правкой — РНБ.
у няни в переднике острые щепочки — см. примеч. к 13.
155
Впервые — СП III. С. 15—16. Автограф — РНБ.
Окно — значение этого символа очень разветвленное. В
комментируемом тексте реализуется одно из значений — «форточка возвышенных
умов», т. е. пространство, сквозь которое осуществляется переход в
имманентный мир, а само стихотворение представляет собой описание
подготовки к такому переходу; здесь учитель и школьница, соответственно, маг
и его ученица, а действие происходит в алхимической лаборатории.
М. Мейлах отмечает, что окно (и форточка) — один из наиболее упо-
682

требляемых образов Введенского, встречающийся с 1926 г. в «Минине
и Пожарском», «Седьмом стихотворении», «На смерть теософки» и мн.
др. (см. примеч. к 13; 58).
156
Впервые — СП III. С. 88 (с иной текстологической
интерпретацией). Автограф с обширной правкой — РНБ.
Николай Макарович — Олейников (см. вступит, статью).
Соколов Петр Иванович (1892 — 1938) — художник (см. также
161).
Заболоцкий Николай Алексеевич — см. наст, изд., т. 1. С. 62.
Сковорода Григорий Саввич (1722 — 1794) — философ, идеями
которого интересовался Хармс.
Скалдин Алексей Дмитриевич (1889 — 1943) — писатель.
птица Эстер — Э. Русакова (см. 101); таким образом,
стихотворение написано, вероятно, после разрыва с ней Хармса.
орёл — см. примеч. к 13.
157
Впервые — СП III. С. 19 — 21. Автографы — РНБ (черновые
варианты и окончательный текст).
Как уже бывало у Хармса, в диалогической форме сталкивается
разум и вне (за) разумное. Победа остается за «форточкой возвышенных
умов» (если это можно счесть победой).
Окнов и Козлов — часто встречающиеся персонажи Хармса (см.
220; 259; 274; 284.25; ПСХ 11.172); а Козлова встречаем у Введенского
(37; 43) и Олейникова (337).
наука умеет много гитик — мнемонический ключ одного из
карточных фокусов.
видим Бога лицо — цитата из «Сестер-молний» Хлебникова.
погибает раньше срока // пораженный кочергой. // Пораженный
кочергой — эти три стиха являются парафразом арии дона Базилио из
оперы Дж. Россини «Севильский цирюльник».
Я внезапно растворилось... я форточка возвышенных умов —
автоцитата (см. 155).
всё — см. примеч. к 19; 101.
158
Впервые — СП III. С. 22. Автограф — РНБ.
О жанре молитв у Хармса см.: Топорков.
Религиозность Хармса — проблема, к которой сходятся многие
свойства его текстов и бытового поведения, и для ее разъяснения требуется
683

детальный анализ всего комплекса материалов. Во всяком случае,
опубликованные свидетельства дают самую общую и неточную характеристику:
«православная религиозность» (А. И. Пантелеев — Устинов и Кобрин-
ский. С. 582), «в душе он тоже (подобно отцу. — Комм.) верил» (Гри-
цина. С. 38).
к битве со смыслами — ср. с высказыванием А. Крученых о
заумных словах, «освобожденных от груза смысла» (Крученых. С. 66).
159
Впервые — СП III. С. 23 — 25. Автограф с обширной правкой —
РНБ.
Хню — персонаж еще двух произведений Хармса: «Хню — друг
лампы» (записная книжка — ЧС) и Хню (см. 161), а также
прозаического: «Однажды Андрей Васильевич» (Радуга, 1988. № 7. С. 31 — 32;
публ. М. Мейлаха). Настоящий текст является одной из трансформаций
символа текучести, воплощаемого водой (см.: Jaccard. Р. 65 и др.; см.
также примеч. к 147).
160
Впервые — СП III. С. 31 — 32. Автограф с правкой — РНБ.
Справа, против ст. 7 — 9, помета: «Приступить к чистому вымыслу так
приятно. Я это сейчас собираюсь проделать».
М. Мейлах находит в комментируемом тексте черты общности с
произведениями Введенского 1929 — 1930 гг., в т. ч. общности
метрики, — особенно в написанном почти одновременно с Хармсом
стихотворении Введенского «Святой и его подчиненные» (26).
Лампа — см. примеч. к 150.
но бежали быстро миги — см. 1, примеч. 7; 6, примеч. 6.
161
Впервые — СП III. С. 33 — 37. Автограф с обширной правкой и
вариантом 11 начальных ст. — РНБ.
Размер и отдельные образы текста возводятся к поэме
Заболоцкого «Школа жуков».
Хню — см. 159.
Соколов — см. 156.
вид ночного свидригала — созвучие с фамилией Свидригайлов
отсылает к связанному с этим персонажем романа Достоевского
«Преступление и наказание» впечатлению таинственного и страшного.
выпустит мух — см. примеч. к 13.
684

отмечаем... событие — см. примеч. к 21; 39.
Чебышев Пафнутий Львович (1821 — 1894) — математик,
сыгравший значительную роль в развитии теории относительности; доказал
в теории вероятностей закон больших чисел.
окно стыдливое растворилось — см. примеч. к 13; 58.
Галилей Галилео (1564 — 1642) — итальянский ученый,
опровергавший геоцентрическую теорию мироустройства.
пути жука точильщика — еще один общий для «чинарей» образ
(см. примеч. к 13).
тут мертвый лев сильней живой собаки — парадоксальный
парафраз Екклесиаста: «...и псу живому лучше, нежели мертвому льву»
(Еккл. 9.4). Ср. в 302. 8.
162
Впервые — СП III. С. 39 — 42. Автографы — РНБ (черновые
варианты и окончательный текст).
миг — см. 1, примеч. 7; 6, примеч. 6.
плотник сам не ведает — здесь и далее, по-видимому, новозаветный
мотив: плотник — Иосиф, отец Иисуса Христа; звезда, повисшая над его
колыбелью, и др.
повторяю каждый миг — в СП отмечено значение для Хармса
мифологемы «повторения», «вечного возвращения», которая, вероятно,
воспринята им в том числе и от П. Успенского (СП III. С. 195).
всё — см. примеч. к 19; 101.
163
Впервые — СП III. С. 100 (с иной текстологической
интерпретацией). Автограф — РНБ.
в миг — по-видимому, это был у Хармса особо напряженный период
размышлений о свойствах времени, поскольку, как видим, мотив мига
встречается и в предыдущих текстах (см. также: 1, примеч. 7; 6,
примеч. 6).
164
Впервые — СП III. С. 104 (с иной текстологической
интерпретацией). Автограф — РНБ.
По-видимому, один из многих текстов, где свойства времени
являются центром сюжета — здесь его сжатость создает едва ли не
апокалипсическую картину.
685

165
Впервые — СП III. С. 46 — 47. Автограф (по старой
орфографии) — РНБ.
Разговор, диалог — одно из стилеобразующих свойств поэтики
Хармса, органично связанное со стилистикой общения «чинарей» (см.
вступит, статью) и примеч. к 9.
Павел Николаевич Филонов (1883—1941) — художник.
Я всё обдумал взвесил пересчитал и перемножил — парафраз
библейского стиха из «Книги пророка Даниила» (СП III. С. 197).
166
Впервые — СП III. С. 107 (с иной текстологической
интерпретацией). Автограф с зачеркнутыми 17 последними ст. — РНБ.
Литературными образцами этого текста (как и ряда других)
послужили Хармсу, вероятно, памятники древнеегипетской письменности; вместе
с тем среди возможных источников символа колеса у Хармса следует
рассматривать индийскую философию, где колесо — воплощение идеи
постоянного чередования жизни и смерти, бесконечной повторяемости
событий (повторение — один из объектов размышлений «чинарей»).
Колесо связано также с символикой воды (см. 38; 40; 119).
167
Впервые — Театр. 1990. № 2. С. 43 (с иным расположением
частей текста). Автограф (по старой орфографии) — РНБ (частично
утраченные фрагменты текста восстановлены Я. Друскиным). Написан
вокруг расположенного в центре рисунка, состоящего из
последовательных, сверху вниз, изображений: иероглифы, крест, цветок, дерево и фигура
человека, окно.
Обстоятельное рассмотрение символики текста и находящегося в его
центре рисунка см.: Герасимова, Никитаев И. С. 42 — 45. Некоторое
преувеличенное значение, которое придается авторами в этом тексте
Хармса влиянию романа Г. Мейринка «Голем», следует, на наш взгляд,
откорректировать с учетом собственных интересов Хармса и его
познаний в древнеегипетской мифологии и оккультизме. Приведем также
характерный отрывок из романа популярного в 1910-е гг. Ж.-К. Гюис-
манса «Бездна», служащий, на наш взгляд, еще одним из возможных
комментариев к рисунку (и тексту) Хармса. Жиль де-Рэ, один из
зловещих персонажей романа, сатанист и развратник, «<...> замечает он,
что леса неизменно похотливы, что на стволах непристойные
изображения.
686

То дерево кажется ему живым существом, которое стоит вниз головой,
зарывшись в волосы корней, подняв в воздух расставленные ноги, и они
все снова и снова разделяются на новые раздвинутые бедра,
уменьшающиеся по мере удаления от ствола, там ветвь продвинута между этими
ногами — и неподвижное прелюбодеяние повторяется из ветви в ветвь
до вершины; или ствол ему кажется фаллусом, поднимающимся и
исчезающим под зеленой юбкой листьев, или же наоборот — он выходит из-
под зеленого руна и погружается в бархатистое чрево земли» (Указ. соч.
С. 251 — 252).
Эротический характер этого текста подкрепляется мотивом поиска
цветка папоротника в ночь накануне Ивана Купала (см.: 144). См. также
очень информативную работу: Кагаров. С. 332 — 334.
Я о, я сир. я ис // Я тройной — Осирис, египетское божество,
выступает в различных источниках в трех ипостасях: как один из
фараонов, бог растительности и бог мертвых.
168
Впервые — ПСХ I. С. 216 — 219. Автограф — РНБ.
Идут за ним четыре — и далее повторяющееся в различных
сочетаниях — см. примеч. к 19; 51, примеч. 5; примеч. к 102.
анегдот — это написание встречается также у Хармса в «Анегдо-
тах из жизни Пушкина» (284.28).
169
Впервые — ПСХ I. С. 222. Автограф — РНБ (по старой
орфографии). На том же листе еще два парафраза текста:
<1> Я не умею знакомиться
помоги мне сама.
Сама дай первый знак
Какая ты душенька.
<2> Сама сама приди ко мне на помощь.
Я познакомиться с тобой не в силах
Боюсь, ах страшно я боюсь,
откажешь ты, но что я буду делать.
Этот и следующие четыре текста (170 — 173) — свидетельства
сложного эротического комплекса, присутствовавшего у Хармса.
687

170
Впервые — СП III. С. 116 (с иной текстологической
интерпретацией). Автограф — РЫБ.
См. 169.
171
Впервые — СП III. С. 226 (с иной текстологической
интерпретацией). Автограф — РНБ.
См. примеч. к 169.
Отметим два варианта излюбленного «чинарями» слова страсть —
см. примеч. к 36.
172
Впервые — ПСХ I. С. 223. Автограф с правкой — РНБ.
См. примеч. к 169.
173
Впервые — ПСХ I. С. 223 — 224. Автограф с правкой — РНБ.
См. примеч. к 169, а также к 135, где отмечено влияние на эротические
представления Хармса сексуальных обычаев гностиков.
174
Впервые — СП III. С. 223 (с иной текстологической
интерпретацией). Автограф — РНБ (по старой орфографии).
Семь радуг над деревом возносилось — см. примеч. к 13.
175
Впервые — СП III. С. 51 — 52. Автограф — РНБ.
176
Впервые — СП III. С. 53 — 54. Автограф с обширной правкой —
РНБ.
Страсть — одно из важных понятий у Хармса и «чинарей» (см.
примеч. к 36).
К характеристике тех антиномий, которые должен был преодолеть
Хармс в своем стойком увлечении магией, — ив качестве косвенного
комментария к настоящему тексту — приведем выдержку из книги,
которую, по-видимому, читал Хармс в силу ее широкой распространенности в
688

1910 — 1920-е годы среди людей его интересов: «Любовь один из
великих инструментов магической силы; но она формально запрещена
магистру, по крайней мере, как опьянение или страсть» (Леви. С. 131). См.
также пассаж о страстях у любимого Хармсом Гоголя в «Мертвых
душах» (Гоголь V. С. 254).
пистолет Лепажа — дуэльный пистолет, созданный французским
оружейником.
177
Впервые — СП II. С. 57 — 59. Автограф — РНБ.
Архитектор — масонский символ, означающий создателя вселенной
и одновременно Великого Мастера Хирама, убитого одним из своих
учеников. Текст может рассматриваться в целом ряду «масонских»
произведений Хармса, в которых непременно наличествует также и иная
соответствующая атрибутика: плотник, Мария и др. Интерпретацию
настоящего текста см.: Ziegler. S. 351 — 364;
Каблуков — см. ПСХ 1.106.
178
Впервые — СП III. С. 64 — 65. Автограф — РНБ.
Миг и вечность — известная по другим текстам Хармса оппозиция,
исключительно важная для «чинарей» — см. 1, примеч. 7; 6, примеч. 6;
примеч. к 24.
Тогда возми вот этот шарик // Научную модель вселенной —
несомненно речь идет о понятии шара, как идеальном теле четырехмерного
мира, почерпнутом из книги П. Успенского (Успенский. С. 113 и др.).
Подобные шары во множестве фигурируют в текстах Хармса —
стихотворных и прозаических.
день свернулся — ср. с ПСХ 1.155.
Только ты стоишь учитель — ср. с текстами 155 и 177, где,
возможно, те же персонажи, но называемые каждый раз иначе.
179
Впервые — СП IV. С. 9. Автограф — РНБ.
Рассуждения о свойствах ноля связаны с широким кругом
(невольная тавтология) хармсовской символики колеса-круга и, — здесь, — воды,
а проистекают (еще раз невольная тавтология) из его размышлений о
делимости-неделимости времени, конечном и бесконечном. Можем
вспомнить также и упоминавшиеся в связи с конкретными текстами Хармса
рассуждения П. Успенского о шаре, как самой совершенной модели мира.
23 «. .Сборище друзей...», т. 2 689

О том, что размышления о свойствах ноля были темой обсуждений «чи-
нарей» см. примеч. к 22.
Бросайте дети в воду камни. // Рождает камень круг, // а круг
рождает мысль — ср. у любимого автора Хармса — Козьмы Пруткова:
«Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые; — иначе такое
бросание будет пустою забавою» (Козьма Прутков. С. 138).
180
Впервые — День поэзии. Л., 1964. С. 292. Автографы — РЫБ;
списки с незначительными вариантами — в архивах Н. И. Харджиева
и В. Н. Петрова (СП IV. С. 140).
Анализ трех вариантов настоящего текста произвел Я. Друскин:
«I вариант написан 20 сентября 1932 г. на оборотной стороне письма к
Н. И. Колюбакиной <...>. В стихотворении 28 строк. II вариант написан
25 сентября 1933 г. В нем 36 строк. III вариант написан 28 сентября
1933 г. В нем 44 строки. Копию с него Д. И. послал в Москву 9
октября того же года актрисе Клавдии Васильевне Пугачевой <...>.
Сравнение трех вариантов:
Первые 20 строк (5 строф в третьем варианте) одинаковы во всех
трех вариантах. Последних восьми строк первого варианта нет ни во
втором, ни в третьем варианте.
О первом варианте Введенский сказал бы:
„Горит бессмыслицы звезда
Она одна без дна".
„Кругом возможно Бог".
Эпилог
В двух последних вариантах „звезда бессмыслицы" первых 20 строк
смягчается эмоциональным оттенком дальнейших строк» (РНБ).
Заметим, что публикуемый вариант текста имеет дату, как бы
охватывающую время работы над всеми тремя вариантами. Быть может, это
означает, что последний вариант (28 сентября) предназначался Хармсом
исключительно для К. Пугачевой?
По мнению М. Мейлаха, комментируемый текст представляет собой
«наиболее совершенный образец „неоклассицизма" Д. X., поворот к
которому ознаменовал начало кризисного момента его поэтической
эволюции» (СП IV. С. 140).
Стихотворение насыщено оккультными символами (см. ниже).
Учитывая интересы Хармса, следует обратить внимание на то, что в масонстве
существуют три степени посвящения: ученик, подмастерье и мастер.
Несомненно, что Хармс идентифицировал себя с мастером, подмастерье же
690

понимается в масонстве как товарищ. Таким образом, не невероятно, что
наименование «подруга» могло мыслиться Хармсом как масонский аналог
подмастерья (см. 177).
два точильщика жука — см. примеч. к 13.
цифру семь — число, относящееся к Венере, символу любви; см. также
примеч. к 13.
букву Ка — по-видимому, «олицетворенная жизненная сила
<...>, считавшаяся божественной и использовавшаяся в оккультизме»
(Тураев И. С. 185; Папюс II. С. 206). См. также примеч. к 124.
дум твоих большой сундук — см. примеч. к 16; примеч. к 105.
181
Впервые — СП IV. С. 17 — 18. Автограф — РНБ.
Вода в реке журчит, прохладна — см. о символе воды у Хармса и
«чинарей» (38; 40; 119), которым здесь с самого начала задается мотив
вечного возвращения к началу («постоянство»).
182
Впервые — Московский вестник. 1993. № 1. С. 18. Автограф —
РНБ.
О понятии страсти у Хармса и «чинарей» см. примеч. к 36.
и гаснет в небе солнца луч оо главный колокол разбит — череда
эротических символов в 6 стихах.
В твоих глазах летают мухи — см. примеч. к 13.
183
Впервые — СП IV. С. 19. Автографы двух вариантов — РНБ.
Приводим исключенный Хармсом текст:
И где любовник шаловливый,
начальник дум твоей мечты?
Должно быть он — старик сварливый,
такой же дряхлый, как и ты.
Скрипел сверчок, и буря выла,
и, встав могилы на краю,
ты всё прошла и всё забыла,
забыла молодость свою.
В окончательном варианте под датой помета Хармса: «Плохо».
Года и дни бегут по кругу // Летит песок; звенит река —
характерное для Хармса соположение символов: круг и река в тексте,
повествующем о смерти.
23* 691

184
Впервые — СП IV. С. 63. Автограф — РНБ.
Символика настоящего текста позволяет интерпретировать его в ряду
эзотерических, «масонских» текстов Хармса: колесо, мельница, мастер Петр
(мастер масонского ордена, каменщик).
185
Впервые — СП III. С. 7 (без заглавия). Автограф с обширной
правкой и первоначальным заглавием «Берег и странник» — РНБ.
Связано с хармсовской символикой воды-реки, как принадлежащих
вечности, отсюда: «Мы с тобой, должно быть, маги // разрушаем время
песней».
нам не сорок как другим — вариант числа четыре? (см. примеч. к
19; 51, примеч. 5; примеч. к 102).
Вот и все. Я кончил речь. — Вариант традиционного у Хармса
«всё» (см. примеч. к 19; 101).
186
Впервые — СП IV. С. 26. Автограф — РНБ.
Липавский зафиксировал и прозаическую параллель комментируемому
тексту, записав примерно в то же время рассуждения Хармса: «Баня это
то, в чем воплотилось все самое страшное русское. После бани человека
следовало бы считать несколько дней нечистым. Ее надо стыдиться, а у
нас это национальная гордость. Тут стыд не в том, что человек люди
голые, — и на пляже голые, но там это хорошо, — тут дымность, и
затхлость, и ноздреватость тел» (9). Тема бани возникает и в других
беседах «чинарей» (9, примеч. 49).
В бане человек ходит голым // А быть в голом виде человек не
умеет — мотив голого человека связан у Хармса с его сложными
эротическими комплексами. По-видимому, к 1937 — 1938 гг. относится
работа Друскина «О голом человеке», написанная по предложению Хармса
(90).
Интерпретацию этого мотива у Хармса см также: Jaccard I.
187
Впервые — СП IV. С. 32 — 33. Автограф — РНБ.
Отдохни часа четыре — см. примеч. к 19; 51, примеч. 5; примеч.
к 102.
На цветах сидят стрекозы // и жуки — см. примеч. к 13.
692

на камне умный бобр — М. Мейлах указывает на реминисценцию
из «Очевидец и крыса» Введенского (37; СП IV. С. 144).
188
Впервые — СП IV. С. 27 — 29. Автограф с правкой — РНБ.
Связано со скептическим отношением Хармса к претензиям науки на
«полезные» знания, особенно той науки, которая интересуется «тайнами
материалистической полемики».
189
Впервые — СП IV. С. 83. Автограф — РНБ.
Одна из парафраз популярной у Хармса — особенно в прозе — темы
«стариков» и «старух»; настоящему тексту можно найти параллель в
записанной Липавским беседе (примерно того же времени) между Харм-
сом и Олейниковым (см. 7, примеч. 6; 8, примеч. 2; 11; 40).
190
Впервые — ПСХ 1.234. Автограф — РНБ.
Подзаголовок: «Упражнение в классических размерах» (см. 193).
девица — см. примеч. к 13 и 104.
191
Впервые — СП IV. С. 37. Автографы — РНБ (вариант с правкой
в двух стихах и беловой автограф).
Я. Друскин оставил следующий комментарий к этому
стихотворению: «Посвящено ли Наталье Ивановне <Колюбакиной — см. 180. —
Комм.> стихотворение „Неизвестной Наташе", я не знаю, но так как на
другой стороне листа написано стихотворение „Размышление о девице"
и листок с стихотворениями вырван из тетради, то возможно, что Д. И.
вырвал листок из тетради, чтобы показать
стихотворение Наталье Ивановне, которую в стихах назвал „Неизвестной
Наташей"» (РНБ). С. Шишман обнародовал подробный рассказ о некоей
Наташе, которая явилась героиней розыгрыша Хармса — ей он якобы
писал письма и стихотворения, не будучи с ней знаком (Шишман.
С. 150).
седой старик читает книгу — ср. 144.
693

192
Впервые — СП IV. С. 292. Автограф — РНБ.
Комментируемый текст может рассматриваться в контексте других
хармсовских произведений о бессилии науки со всеми ее собственными
«уставами».
193
Впервые — РЛ. 1970. № 3. С. 157. Автографы — РНБ
(несколько вариантов с многочисленной правкой и пометой: «УКР» — т. е.
«Упражнения в классических размерах» — см. 190).
Комментируемому тексту предшествует зачеркнутый Хармсом текст с той же датой:
Вот сборище друзей оставленных судьбою:
Противно каждому другого слушать речь;
Не прыгнуть больше вверх, не стать самим собою,
Насмешкой колкою не скинуть скуки с плечь.
Давно оставлен спор, ненужная беседа
Сама заглохла вдруг, и молча каждый взор
Презреньем полн, копьем летит в соседа
Сбивая слово с уст. И молкнет разговор.
23 января <19>35
Настоящий текст, в свою очередь, имеет многочисленные варианты.
К Олейникову обращен еще один текст (фрагмент?) Хармса:
Я могу ответить Олейникову
ибо это он написал о зубном порошке
это он познал муху и таракана
Второй стих первоначально читался: «ибо нет больше коварства в душе
моей» (РНБ; датируем не ранее 1934 г., а скорее всего — 1934 —
1935).
Комментируемый текст несет печать серьезного конфликта, который по-
видимому, возник в среде «чинарей» в 1934 — 1935 гг. и связан в
значительной степени с фигурой Олейникова. Обратим внимание на
записи Липавского, обращенные к Олейникову в это время: «В вас нельзя
быть уверенным, в любой момент вы можете без причин проявить грубость.
Вы относитесь к людям неровно, либо презрительно, либо верите в их
авторитет, как женщина. И никогда не известно, где граница вашего
самодовольства» (9).И далее об Олейникове: «Не в том дело, что он спокойно
срывает любое общее начинание, например, словарь. Что внес, как закон-
694

ную вещь, ложь и, значит, неуважение друг к другу. Он единственный мог
стать центром и сплотить всех. Он всегда естественно становился на
неуязвимую позицию человека, который всегда сам по себе, даже в
разговоре, там же, где появляется ответственность и можно попасть в смешное
или неприятное положение, он ускользает». (Там же.)
Очевидно также, что мотив «оставленности судьбой», который
находим в разных проявлениях в нескольких текстах Хармса этого времени,
связан не только с конфликтом с Олейниковым, но и более широким
мировоззренческим контекстом.
Гомер — легендарный древнегреческий поэт.
Гете Иоганн Вольфганг (1749 — 1832) — немецкий писатель.
Данте Алигьери (1265 — 1321) — итальянский поэт.
Бунин Иван Алексеевич (1870 — 1953) — писатель.
194
Впервые — Troels Andersen. Malevich. Stedelijk Museum. Amsterdam,
1970. P. 16. Автограф публикуемого текста — ЧС. Автографы двух
вариантов — РЫБ (под заглавием: «Послание к Николаю» — в одном
случае с переадресовкой: «Казимиру» и датой: «5 мая»).
Прочитано Хармсом на гражданской панихиде по Малевичу 17 мая
1935 г.
Принято полагать, что первоначально текст адресовался Олейникову,
но для этого нет несомненных доказательств. Тем не менее, скорее
всего, текст был посвящен живому человеку и переадресован покойному, что
и составляет самое странное его свойство. Возможно, следует связать это
явление с покойницкими святочными играми, с той лишь разницей, что в
фольклоре развитие жанра шло в обратном направлении: от похоронных
игр при покойнике к играм в покойника (см.: Гусев. С. 55 и др.).
Такое инверсирование традиции — в духе поэтики Хармса.
В стихотворении присутствуют элементы поэтики древнеегипетской
литературы.
Имя тебе Казимир — ср.: «имя твое Итфакуэр», «имя твое Тинит-
ский» и мн. др. (Тураев II. С. 186 и др.).
чернильница, перо — орудия древнеегипетского бога Тота. В «Книге
мертвых», памятнике древнеегипетской письменности, имеется «Глава о
прошении чернильницы и пера», с которыми покойный должен явиться
перед загробными врагами во всеоружии магии. Об интересе Хармса к
Тоту — см. 100.
Агалтон — возможно, переделано из Галатон, имени
александрийского живописца. См. о нем, например, у Элиана в «Пестрых рассказах»
(М.;Л, 1936. С. 106).
695

195
Впервые — СП IV. С. 43. Автограф с правкой — РЫБ.
Один из текстов-молитв Хармса (см.: Топорков. С. 28 — 31).
196
Впервые — ПСХ I. С. 274. Автограф — РНБ.
Посвящено Марине Владимировне Малич (во втором браке Wishes,
р. 1913). С 1934 г. вторая жена Хармса. Способствовала спасению
архива Хармса (см. вступит, статью). Незадолго до конца блокады
Ленинграда эвакуировалась в Пятигорск, откуда депортирована в Потсдам.
После поражения Германии отыскала в Париже свою мать, вышла
замуж за ее мужа, с которым уехала в Венесуэлу. См. также: Грицина.
С. 43 — 45.
197
Впервые — ПСХ I. С. 274 — 275. Автографы — РНБ (один с
обширной правкой, другой — беловой). Самостоятельный текст (о чем
свидетельствует заглавие) представляет собой обширную автоцитату из
предыдущего.
Марина — см. 196.
Я не имею больше власти — автоцитата (см. 176).
198
Впервые — ПСХ I. С. 277. Автограф — РНБ.
Посвящено М. Малич — см. 196.
199
Впервые — Jaccard II. Р. 230. Автограф — РНБ.
200
Впервые — СП IV. С. 48. Автограф с правкой — РНБ. Справа
от текста пометы: «Вариации не удались»; «Сюжет неясен и плохо
выражен».
В тексте присутствуют два взаимосвязанных мотива: охоты и часов
(«Часы стучали», «часы показывали восемь», «часы таинственно
молчали» — отметим троекратность проявления обоих мотивов). С мотивом
часов (времени) уже приходилось встречаться у Хармса и «чинарей»
696

неоднократно (см. примеч. к 13). Мотив охоты также присутствует в
произведениях разных жанров в прозе и драматических сценках.
М. Мейлах, анализировавший тот же мотив у Введенского в «Кончине
моря» и «Суд ушел» (отметим очередной раз общность мотивов «чина-
рей»), характеризует его как «охоту за истиной» (ПСП I. С. 243, 244),
что представляется справедливым и для текстов Хармса. Петров —
популярный персонаж Хармса — дважды встречается и у Введенского (13
и 43).
201
Впервые — СП IV. С. 49. Автограф с обширной правкой — РЫБ.
«Коллективный» сон представляет интересные перспективы для
анализа этого текста как в контексте мотива «снов» у Хармса, так и в
контексте психоаналитических теорий. Возможно также, что помимо
названного Толстого, в скрытой форме в тексте присутствует Достоевский (см.
«сны» и «топоры» в «Преступлении и наказании»), Пушкин и Гоголь
(см. Сажин III).
202
Впервые — СП IV. С. 50. Автограф — РНБ.
Бергсон Анри (1859 — 1941) — франц. философ; идеи позитивизма,
развивавшиеся им, были весьма популярны в России в нач. XX в. и
входили в круг интересов Хармса и «чинарей»( см.: 9, примеч. 53; 147 —
149). Оказавший влияние на Хармса в «начале пути» А. Туфанов, по
собственному признанию, считал Бергсона самым близким себе из
философов (см.: Jaccard, Устинов. С. 171, 173; Приложение I).
Петров — см. примеч. к 200.
Сон ли это — см. 1, примеч. И; 13; 97.
203
Впервые — СП IV. С. 56. Автограф — РНБ.
Комментируемый текст должен осмысляться в контексте
произведений Хармса 1937 г., насыщенных мотивами прерывистости (т. е.
драматичности) времени, и невозможности обрести «плавность», непрерывность,
«равновесие» — в другом термине Хармса и «чинарей».
204
Впервые — СП IV. С. 57. Автограф с правкой — РНБ.
697

205
Впервые — СП IV. С. 97 (с иной текстологической
интерпретацией). Автограф с обширной правкой — РНБ.
Текст можно рассматривать, по-видимому, как проекцию тех
антиномий, которые определяли состояние Хармса в 1937 г.
М. Мейлах находит здесь параллель тексту Хармса «Окнов и
Козлов» (см. 157; СП IV. С. 166).
206
Впервые — ПСХ I. С. 290 — 291. Автограф — РНБ (несколько
вариантов).
Одно из «антинаучных» произведений Хармса.
Деды были инженеры//Своих задумчивых и гордых лиц —
возможно, парафраз знаменитой фразы И. Сталина (почерпнутой им,
впрочем, у Ю. Олеши), которую пропагандировал Жданов в выступлении на
I съезде советских писателей 17 августа 1934 г. (см.: Борев Ю. Стали-
ниада. М., 1990. С. 93).
атташе (фр. Attache) — посланник.
207
Впервые — СП IV. С. 99 (с иной текстологической
интерпретацией). Автографы — РНБ (два варианта). Приводим вариант, имеющий
обширную правку:
Гнев Бога поразил наш мир.
Гром с неба свет потряс, и трус
не смеет пить вина. Смолкает брачный пир.
Чертог трещит, и потолочный брус
ломает пол. Хор плачет лир.
Трус в трещину земли скрывается как червь.
Дрожит земля. Бог волн срывает вервь.
По водам прыгают разбитые суда.
Мир празднует порока дань. Суда
ждёт жалкий трус, укрыв свой взор
от Божьих кар под корень гор, и стон
вой псов из душ людей как сор
несёт к нему со всех сторон.
Горшков, перебивая поэта —
Довольно! Ваша речь немая
меня замучила. Народ,
698

словам бессмысленным внимая,
стремится жить наоборот.
Похвально ль это? Нет, зазорно.
Смущать народную молву —
позорно это! Ах, позорно!..
Прочти вторую нам главу.
Поэт, разбивая об пол карманные часы —
К чорту времени прибор,
счёт минут пора забыть.
Кем я был до этих пор,
тем и дальше буду быть.
Я случайно превращался
то в перчатку, то в быка,
то над лесом я качался,
точно шар надув бока.
Нетрудно найти другие тексты Хармса, с которыми сопрягается
эсхатологическая картина комментируемого произведения. Однако не
исключено, что Хармс нашел соответствие своему мироощущению в
каком-то иноязычном тексте и перед нами его переложение. О
принципиальной возможности такой ситуации (причем — с большой долей
вероятности — именно переложения, а не просто перевода) см.: Гроб. Жак-
кар. С. 31 — 44.
208
Впервые — СП IV. С. 61 и 157 — 158 (с иной текстологической
интерпретацией). Автограф с обширной правкой — РНБ. На обороте
первого листа автографа этого текста записан, очевидно, фрагмент
варианта:
Откажите пожалуйста ему в удовольствии
Сидеть на скамейке
Сидеть на скамейке
Сидеть на скамейке...
Откажите ему в удовольствии
Сидеть на скамейке и думать о пище мясной непременно
о водке, о пиве, о толстой еврейке
Во многих автобиографических текстах Хармса этого времени можно
найти параллели комментируемому тексту (см. Устинов и Кобринский).
Открывается окно — см. примеч. к 13; 58.
Я люблю полных евреек — см. примеч. к 129.
699

Гармониус — одно из понятий Пифагора (здесь, так сказать,
трансвестированное), с идеями которого был знаком Хармс, а также, по
собственному признанию, Олейников (9).
209
Впервые — Jaccard II. Р. 235. Автограф с правкой — РЫБ.
Кажется, что пилы и топоры в комментируемом тексте играют роль
эротических символов.
Сладострастный древоруб — ср. ПСХ 1.132; см. также примеч. к
18.
Подруги — см. примеч. к 103.
210
Впервые — СП IV. С. 65. Автограф — РНБ.
Первый стих можно понимать едва ли не в прямом смысле, поскольку
орел появился еще в одном из самых ранних текстов Хармса в 1925 г. и
возникает периодически, как видим, в течение всего творческого пути (см.
примеч. к 13).
Но спутал, кажется, их с мухами — см. примеч. к 13; не
происходит ли здесь травестирования важного хармсовского символа, которое
может быть связано с общей скептической тональностью творчества этого
времени.
211
Впервые — ПСХ I. С. 298. Автограф — РНБ (с тремя вариантами
двух первых стихов). Поперек текста помета Хармса: «Отвратительно!»
Дрожа от страсти на ходу — см. примеч. к 36.
И весь дрожал как старичок — см. 7, примеч. 6; 8, примеч. 2; 11; 40.
ПРОЗА И СЦЕНКИ
212
Впервые — Полет в небеса. С. 298 — 306. Автограф — РНБ.
Должен быть рассмотрен в ряду «антинаучных» текстов Хармса (и
«чинарей»), причем подобно, например, «Охотникам» (220)
сопровождается, так сказать, членовредительством.
Отметим двух персонажей, нередко появляющихся у Хармса, — Петра
Павловича и Андрея Семеновича.
700

ход часов нарушен мною и далее — одна из коннотаций мотива
времени.
моя рана горит и исходит соком — ср. со словами раненого
паяца в «Балаганчике» А. Блока: «Помогите! Истекаю клюквенным соком!»
(Блок. С. 70); см. также: Сажин II.
зальет ее коллодием — медицинское средство для залечивания ран.
Альберт Эйнштейн (1879 — 1955) — нем. физик, идеи которого
входили в круг размышлений «чинарей».
пришей мне его лучше на щеке; см. ниже старуху с ухом на
носу — ср. с 110.
213
Впервые — ВиМ. С. 182 — 191. Автограф — РНБ.
Вещь — одно из ключевых для Хармса понятий, проходящих через ряд
его текстов (см., например, написанный в том же 1929 году квазинаучный
трактат «Сабля»). Можно предположить, что Хармс если и не черпал, то
соотносил свое понимание «вещи» с хорошо ему знакомой работой П.
Успенского «Tertium organum. Ключ к загадкам мира», где, например, дается
трактовка этого понятия, которая может служить объяснением
«загадочного» заглавия текста Хармса. Согласно Успенскому, «вещь» не
поддается измерению привычными мерами окружающего мира (длина,
ширина, высота), а существует в совершенно ином пространстве 4-го
измерения, где она не бывает постоянной, но все время изменяется. Для
познания мира 4-го измерения необходима перестройка человеческого
сознания, его психики (Успенский. С. 41 и др.)- У Хармса, как это нередко,
сугубо ученая посылка реализуется в обыденном, «сниженном»
варианте — изменение психики героев (и, следовательно, видение «вещи»)
наступает в результате попойки. О свойствах вещи в связи с занимавшей
Хармса теорией витализма см. также: Франк. С. 172, 195 и др.
монах — см. примеч. к 11.
214
Впервые — Меня называют капуцином. С. 29. Автограф — РНБ.
всё — см. примеч. к 19; 101.
215
Впервые — Енисей. 1988. № 5. Автограф — РНБ.
Фома — одно из любимых Хармсом имен для своих персонажей.
Вчера я просил о чуде — А. Герасимова и А. Никитаев отметили
сходство стилистики, места действия и тональности рассказа Хармса с
701

романом Г. Мейринка «Голем» (Герасимова, Никитаев II). См. 9,
примеч. 25.
четыре папиросы — см. примеч. к 19; 51, примеч. 5; примеч. к 102.
сон — см. 1, примеч. 11; 13; 97.
216
Впервые — Устинов и Кобринский. С. 452. Автограф — РЫБ.
Одно из наглядных воплощений эротической символики мотива «окна»,
с которой чаще всего связано его использование в текстах Хармса. См.
также: Топоров II. С. 171 и др.; примеч. к 13; 58.
217
Впервые — Устинов и Кобринский. С. 454. Автограф — РНБ.
Написано, несомненно, между июлем и ноябрем 1932 г. в Курске, куда
Хармс после первого ареста был выслан вместе с А. И. Введенским.
Следует осторожно относиться к трактовке подобных текстов Хармса
(они существуют в разных жанрах), которые легко могут быть приняты за
мемуарные свидетельства. Как правило, мимолетные штрихи в содержании
таких текстов опровергают подобное прямолинейное истолкование. Так, в
настоящем тексте реальному Александру Ивановичу Введенскому
должна была бы сопутствовать художница Елена Васильевна Сафонова
(1902 — 1980), приятельница и иллюстратор произведений обоих
писателей, как и они, высланная в Курск, а 1 ноября вместе с Введенским
переехавшая в Вологду (см.: Устинов и Кобринский. С. 546; о Сафоновой
см. также: Альбина Лазуко. Милосердная душа // ИЛ. 1989. № 6.
С. 65 — 69). Между тем, в настоящем тексте фигурирует вымышленная
Елена Петровна, что выводит его за пределы автобиографической
дневниковой записи.
за четырьмя дверьми — см. примеч. к 19; 51, примеч. 5; примеч. к
102.
218
Впервые — РМ. 1988. № 3730. 24 июня (литературное
приложение 6). Автограф — РНБ.
Ср. примеч. к 217.
219
Впервые — ЛГ. 1973. № 31. Автограф — РНБ.
По-видимому, обращено к Никандру Андреевичу Тювелеву (1905? —
702

1938?), поэту, приятелю Хармса. Подобно некоторым другим «письмам»
Хармса, является псевдоэпистолярным текстом. Справку о Тювелеве см.
Устинов и Кобринский. С. 563 — 564.
220
Впервые — ПСХ II. С. 40 — 41. Автограф — РНБ.
Ср. с аналогичным стихотворным текстом. Напомним, что Козлов —
персонаж также и Введенского, а еще пять Петраковых и Окновых и три
Мотыльковых фигурируют в стихотворных текстах Хармса и в прозе (см.
также примеч. к 157).
221
Впервые — ПСХ II. С. 41. Автограф — РНБ.
Эта забавная сценка шутливо обыгрывает вполне серьезные дебаты
«чинарей» о свойствах времени: «остановка истории» в их системе
счета времени — фраза невозможная.
222
Впервые — Николаев. С. 509 — 510. Автограф — РНБ.
Отметив традиционный мотив монаха (см. примеч. к И), приведем
параллель этому тексту у Я. Полонского (кстати, еще один раз
предложенного в качестве параллели к другому тексту Хармса — 250) в
стихотворении «Бэда-проповедник», где воспроизводится средневековая
монастырская легенда о слепом проповеднике: он был оставлен на голых скалах
своим поводырем, уверившим Бэду, что вокруг множество народу.
Поводырь убежал лакомиться ягодами, Бэда проповедовал. Вернувшись,
поводырь объявил, что народ разошелся. Бэда смолк. Тогда камни со всех
сторон воскликнули хором: «Аминь». На другой возможный источник
текста, с большой долей вероятности, указал СИ. Николаев, впервые его
опубликовавший: описанный в Киево-Печерском патерике обычай
окликать мертвых, т. н. «Пасха усопших» (Пути и миражи русской
культуры. СПб., 1994. С. 509 — 510).
223
Впервые — Меня называют капуцином. С. 99. Автограф — РНБ.
Хвилищсвский и Факиров — персонажи настоящего текста —
фигурируют еще в тексте: «Факиров: Моя душа болит...» (ПСХ II. 138),
но нет видимых оснований прямо соотнести тексты друг с другом (как
и нижеследующий под № 224, где тоже действует Хвилищевский).
всё число — ср. со словами Платона в «Послезаконии»: «<...>
703

число — виновник всех благ, а это самое главное <...>; никто, не познав
<числа>, никогда не сможет обрести истинного мнения о справедливом,
прекрасном, Благом и других подобных вещах <...>». (Платон, 3(2).
С. 487). Подобно философам древности (Пифагору, Платону и др.)
Хармса занимала проблема числа, как фундамента познания мира.
Своеобразную квазинаучную «теорию» чисел Хармса см. ниже в текстах
281<7>, 294 и др. См. также 1, примеч. 2.
224
Впервые — Меня называют капуцином. С. 100. Автограф — РНБ.
Ср. с предыдущим (223).
225
Впервые — РМ. 1985. № 3550. 3 января (Литературное
приложение I). Автограф — РНБ.
Равновесие — одно из важных понятий каббалистики и магии, которой
занимался Хармс; «Чтобы располагать астральным светом, — нужно
также понять его двойную вибрацию и знать равновесие сил, называемое
магическим равновесием и изображаемое в каббале шестерным.
Это равновесие, рассматриваемое в своей первой причине, — воля
Бога; в человеке — это свобода, в материи — математическое равновесие.
Равновесие производит устойчивость и абсолютная свобода; но абсолютная
свобода не может существовать без совершенного равновесия...» (Леви.
С. 137 — 138). Некоторую трансформацию понятие равновесия
получило в дружеском кругу «чинарей». О ней можем судить из философского
эссе Я. Друскина «Разговоры вестников», где равновесие понимается как
состояние до начала Творения мира. Друскиным введено понятие
равновесия с «небольшой погрешностью», которое получит свою реализацию
в текстах Хармса (см. «Чинари», примеч.; 9, примеч. 25 и Приложение
III). Интерпретацию наст, текста см.: Jaccard I.
Николай Иванович Серпухов — см. 226, 227.
улица Лассаля — до 1918 г. — Михайловская, после 1940 — ул.
Бродского; ныне возвращено первоначальное название.
226 — 227
Впервые — Континент. 1980. № 24. С. 276 — 295. Автограф —
РНБ.
Заглавия текстов отсылают к кантовскому выражению: «явления и их
существования» в «Критике чистого разума». Игру с этими кантовски-
ми понятими (а главное, с их содержанием) Хармс ведет в написанном
704

также в 1934 г. «Оптическом обмане» и тексте «Был один рыжий
человек» (1937), где дается прямое указание на адресата полемики (см.
284.6 и 283; 284<1>). Как видим, в соответствии со своим
представлением о подлинной реальности явлений, Хармс утверждает реальность
ирреального и, напротив, невозможность ощутить то, что выдает себя за
подлинно реальное.
Художник Миккель Анжсло — игра с именем итальянского
художника Микеланджело Буонаротти (1475 — 1564).
Комаров — см. 229; 284.5 и 29 и у Введенского (43).
Николай Иванович Серпухов — см. 225.
228
Впервые — Gibian. С. 246 — 251. Автограф — РЫБ.
Ср. тот же мотив у Друскина («Вблизи вестников». Washington, 1988.
С. 179 — 191).
Дидаскалии — в собственном значении слова: древнегреческие
записи постановок, в хронологической последовательности обозначавшие
хоровые и драматические представления. Хармс, скорее всего,
использовал это слово в качестве подзаголовка для придания тексту
архаического характера.
Мастер Леонардо — ср.: председательствующего на ежегодном сборе
ведьм и колдунов (шабаше) зовут messir Leonard.
229
Впервые — ПСХ II. С. 54 — 58. Автограф — РНБ.
Один из текстов, связанных с трактовкой «чинарями» свойств
времени — событие, остановленное в своей временной протяженности
взглядом маляра, оказывается не получающим развития в сюжете, т. е. как бы
не существующим.
Петров и Комаров в паре встречаются у Введенского (43); у Харм-
са Петров — одна из излюбленных фамилий персонажа (примеч. к 200);
см. также примеч. к 226 — 227.
230
Впервые — МЖ. 1986. № 17. С. 234. Автографы — РНБ и
РГАЛИ.
231
Впервые — Континент. 1980. № 24. С. 276 — 295. Автограф —
РНБ.
705

Алексеев и Алексей Алексеевич — порознь и вместе — еще
встретятся у Хармса (253 и 284<11>). Лишь имя отличает этот персонаж от
Сергея Алексеевича Алексеева (Аскольдова) — преподавателя и
библиотекаря в гимназии Лентовской (см. вступит, статью). Учитывая
познания Хармса в средневековой культуре, полагаем, что название рассказа
иронически соотносится с историей рыцарства.
Пузырев также действует еще у Хармса, а об Иванах Ивановичах см. 9,
примеч. 55; 100.
пр. Володарского — до 1918 г. Литейный пр.; наименование
восстановлено в 1944 г.
232
Впервые — Полет в небеса. С. 319 — 322. Автограф — РЫБ.
Имя персонажа, его фамилия и сюжетная ситуация отсылают к ряду
гоголевских текстов и мотивов («Записки сумасшедшего», «Ревизор»,
«Нос»).
233
Впервые — Енисей. 1988. № 5. Автограф — РЫБ.
В настоящем тексте обыгрывается одна из древних мифологем о
происхождении человека (ср. 9).
Надо ли стесняться своего голого тела? — см. примеч. к 186.
234
Впервые — Меня называют капуцином. С. 175. Автограф — РЫБ.
Один из квазиавтобиографических текстов с участием реальных
персонажей — Липавского, Т. А. Липавской, Н. Заболоцкого и Е. В.
Заболоцкой, Н. Олейникова и Л. А. Олейниковой.
235
Впервые — Грани. 1971. № 81. Автограф — РНБ.
История — одно из значимых для «чинарей» понятий,
неоднократно травестируемых Хармсом.
К. Степанян проницательно соотнес «Историю» с библейской
историей Иова (Степанян. С. 234). Оккультный смысл текста может быть,
в связи с этим, пояснен тем положением, что в системе оккультизма
бесстрастность Иова — образец поведения для Мага (Леви. С. 52).
706

236
Впервые — Континент. 1980. № 24. С. 276 — 295. Автограф —
РНБ.
Чертежники, растворяющиеся в воздухе, по-видимому, названы так
лишь ради того, чтоб не произносить имплицитно содержащегося в этом
слове имени.
Дворника дома на Надеждинской, где проживал Хармс, тоже звали
Ибрагимом (см. наст. изд. Приложения I и III).
237
Впервые — Проза. С. 44 — 46. Автограф — РНБ.
спряталась в сундук — см. примеч. к 16 и 105.
238
Впервые — Меня называют капуцином. С. 161 — 165. Автограф —
РНБ.
тихо кричала Лидочка — после этих слов в автографе следует текст:
«Но дядя Мика слюнявил Ли дочкин живот, а сам в это время
раздвигал Лидочкины ножки». Зачеркнув его, Хармс записал: «Хотел написать
гадость и написал. Но дальше писать не буду: слишком уж гадко. 9
сентября 1935 года». После этой пометы дописано окончание (см. текст).
239
Впервые — Неделя. 1988. № 29. С. 22. Автограф — РНБ.
Еще одно из квазиавтобиографических произведений Хармса. См.
также след.
240
Впервые — Полет в небеса. С. 455. Автограф — РНБ.
241
Впервые — РМ. 1985. № 3550. 3 января (Литературное
приложение I). Автограф — РНБ.
Пять в числовой игре «чинарей» занимает заметное место (см.
примеч. к 17).
242
Впервые — Устинов и Кобринский. С. 503. Автограф — РНБ.
Как уже отмечено, к текстам Хармса, написанным от 1-го лица, в боль-
707

шинстве случаев не следует относиться с наивным доверием как к
безусловно автобиографическим, — главным образом, вследствие
«организованного» самим Хармсом взаимопроникновения жизни и литературы,
которые порой у него не могут быть отделены друг от друга. В частности,
в этой связи, нуждается в адекватной трактовке один из повторяющихся
мотивов неприязни Хармса к детям. Некоторое количество мемуарных
свидетельств (см., например: Евгений Шварц. Живу беспокойно. Из
дневников. Л., 1990. С. 511), казалось бы, убедительно подтверждают тезис о
том, что Хармс «очень не любил детей» (Кобринский II. С. 69). Однако
лишь обнаружение историко-культурного источника, которым (как это
очень часто у Хармса) регламентировалось его бытовое поведение, с одной
стороны, и литературное творчество — с другой, может вывести
названный тезис за пределы банального и плоского его объяснения дурным
характером или какими-либо моральными изъянами писателя. В данном
случае должен быть принят во внимание интерес Хармса к древней
истории и культуре, откуда им и были, на наш взгляд, почерпнуты
сведения об инфантициде — фундаментальном отношении к детям с
глубокой древности до, примерно, IV в. н. э. В наиболее древний период ин-
фантицид диктовался экономическими мотивами — невозможностью
прокормить большое потомство: «Убийство новорожденных младенцев было
здесь такой же естественной нормой, как убийство стариков» (Кон.
С. 50 — 51). В дальнейшем инфантицид диктовался уже не
экономической необходимостью, а заботой о «качестве» потомства. «Даже такие
развитые общества, — пишет И. Кон, — как античное, весьма избирательны
в своей заботе о детях. Отец медицины Гиппократ и родоначальник
гинекологии Соран Эфесский деловито обсуждают вопрос о том, какие
именно новорожденные заслуживают того, чтобы их выращивали.
Аристотель считает вполне справедливым и разумным закон, что ни одного
калеку-ребенка кормить не следует. Цицерон считал, что смерть
ребенка нужно переносить „со спокойной .душой", а Сенека считал разумным
топить слабых и уродливых младенцев» (Указ. соч. С. 216). Если
помнить об убедительных свидетельствах знакомства Хармса с
сочинениями античных авторов, по крайней мере Аристотеля, можно полагать,
что именно этим источником объясняется происхождение мотива «дето-
ненавистничества» Хармса.
243
Впервые — ВМК. 1987. № 12. Автограф — РНБ.
Мотив стариков (и старух), который всегда связан с мотивом
времени — см. 7, примеч. 6; 8, примеч. 2; 11; 40.
708

244
Впервые — Континент. 1980. № 24. С. 276 — 295. Автограф —
РНБ.
Ср. с 243 и др.
Отметим излюбленные «чинарями» числа 4 и 5 (примеч. к 19; 51,
примеч. 5; примеч. к 102 и 17).
245
Впервые — SU. 1980. № 7 (1 — 2). Автограф — РНБ.
В черновом варианте заглавие «Приключение Профессора». Там же
фигурирует наряду с «профессоршей» реальное лицо — Анна
Семеновна Ивантер, жена Введенского в 1929 — 1936 гг. (ее воспоминания
см.: Театр. 1991. № И. С. 116 — 119; ср.: Устинов и Кобринский;
С. 559).
...будто идет к ней навстречу Лев Толстой и в руках ночной
горшок держит... — ср. схожую ситуацию в тексте «СОН двух
черномазых ДАМ», написанном 19 августа 1936 г. (201). См. также: Са-
жин III. С. 84.
246
Впервые — Cahiers. Автограф — РНБ.
247
Впервые — Грани. 1971. № 81. Автограф — РНБ.
из окна старухи вываливаются — см.: 7, примеч. 6; 8, примеч. 2;
11; 40.
в Озерный переулок — правильнее: Озерной.
248
Впервые — ВЛ. 1987. № 8. Автограф — РНБ.
Рассказ можно интерпретировать как своеобразный парафраз
следующего места из чрезвычайно популярной и входившей в круг чтения
Хармса книги Э. Леви «Учение и ритуал высшей магии»: «Я покажу
<...>, что смерти всегда предшествует летаргический сон, что она
происходит только постепенно; что воскрешение возможно в некоторых случаях,
что летаргия — реальная, но только еще не законченная смерть и что
многие умершие кончают умирать после своего погребения» (Леви.
С. 127).
709

249
Впервые — Cahiers. Автограф — РНБ.
В декабре 1936 г. Хармс работал над биографическим очерком о
детских годах Пушкина для журнала «Чиж». «Работа над популярным
очерком о Пушкине шла нелегко» (см. Ежегодник. С. 78). По-видимому,
настоящий текст следует рассматривать как автоиронию по поводу этих
трудностей. Вместе с тем обратим внимание на сочетание Пушкина и
Гоголя в одном тексте, с которым еще придется встретиться.
250
Впервые — А. 1974. № 7. С. 78. Автограф •— РНБ.
Любопытной параллелью к тексту Хармса может служить определение,
данное Я. Полонским той трансформации, которую претерпевало
мировоззрение части общества в период распространения нигилизма в 1860-е годы.
В романе «Женитьба Атуева» Я. Полонский писал: «В это время
многие, накануне верующие, просыпались атеистами» («Русский вестник».
1869. № 5). Нет серьезных оснований настаивать на случае
реминисценции из Полонского у Хармса. По-видимому, речь должна идти об идиоме,
которой воспользовались оба писателя. Отметим, однако, что мы уже
находили у Хармса предполагаемый, как параллель Я. Полонскому, мотив (222).
251
Впервые — С. 1991. № 14. С. 61 — 63. Автограф — РНБ.
252
Впервые — Памир. 1988. № 2. Автограф — РНБ.
253
Впервые — Меня называют капуцином. С. 234. Автограф — РНБ.
Напомним о терминологическом значении «события» в лексике «чи-
нарей» в связи с их концепцией времени: событие — остановка
бесконечной, вневременной жизни: событие — всегда что-то эмоционально или
физически неприятное (см. примеч. к 21; 39).
Алексеев — см. 231.
254
Впервые — Cahiers. Автограф — РНБ.
Иван Яковлевич встречается у Хармса еще в двух текстах (232 и
ПСХ 11.54).
710

Интерпретацию этого текста см.: Jaccard II.
Отметим магическое число четыре (примеч. к 19; 51, примеч. 5;
примеч. к 102).
255
Впервые — Континент. 1980. № 24. С. 276 — 295. Автограф —
РНБ.
Один из нередких у Хармса «антинаучных» текстов.
256
Впервые — Юность. 1987. № 10. Автограф — РНБ.
Настоящий текст — своеобразная иллюстрация хорошо известных
Хармсу восточных эзотерических учений.
257
Впервые — КО. 1988. № 43. С. 10. Автограф — РНБ.
Хармс несколько раз использовал наименования музыкальных жанров
в качестве заглавий (или подзаголовков) своих произведений. В данном
случае следует еще обратить внимание на то, что настоящий текст помещен
в тетрадь с надписью «Гармониус» на обложке. Понятие гармонии — одно
из важных в оккультизме, который изучал Хармс. В насыщенной цитатами
из Пифагора (называемого одним из древних наставников оккультизма),
книге Папюса «Первоначальные сведения по оккультизму» отмечается, что
Пифагор «<...> на законах музыки основал, по аналогии, мировые
законы. Он называл гармонией движение небесных сфер и употреблял числа
для изображения свойств разных существ, их влияний и соотношений»
(Папюс II. С. 95). Как отмечает современный исследователь,
«Установление пифагорейцами связи между музыкой и математикой повлекло за
собой включение гармоники в число математических наук и
предопределило все дальнейшее развитие античной науки о музыке» (Жмудь. С. 91).
Таким образом, очевидно, что своеобразно используемые Хармсом в
своих произведениях музыкальные мотивы — в сочетании с занимающими
очень значительное место математическими — являются деталями
культивировавшегося им образа древнего философа-мага.
Пассакалия (точнее, пассакалья) — разновидность полифонической
вариации, в которой тема не меняется, а постоянно звучит в нижнем,
басовом регистре. Наиболее известны пассакальи И. С. Баха, любимого
композитора Хармса и Я. Друскина.
...Это не имеет формулы... и т. д. — все это высказывание Ли-
гудима является вариацией на излюбленную тему Хармса и «чинарей»,
711

развивавшуюся в знакомой Хармсу оккультной литературе, о
принципиальной невозможности сформулировать (т. е. выразить логическими
понятиями) явления и свойства метафизического мира. В этом смысле надо
понимать оценку «народного творчества» (т. е. мифов и легенд) и
произведений немецкого писателя Э.-Т.-А. Гофмана, как таких, в которых
разнообразные фантастические события, «загадочные случаи» (по
выражению Лигудима) поддаются логическому осмыслению, в
противоположность находящимся вне логики «бессмысленным поступкам» и явлениям
метафизического мира.
258
Впервые — SU. 1980. № 7 (1 — 2). Автограф — РНБ.
259
Впервые — Устинов и Кобринский. С. 505. Автограф — РНБ.
В настоящем тексте фигурируют одновременно два ключевых символа
(мотива) творчества Хармса и «чинарей»: сон и окно. Следуя
теософской трактовке, Хармс вводит их как, соответственно, состояние и
пространство, используя которые человек проникает в нуменальный (истинный)
мир. Невозможность погрузиться в такое состояние (заснуть) и тем
самым выйти за пределы феноменального мира часто мучает героев
Хармса (см. также: 1, примеч. 11; 13; 97; примеч. к 13; 58).
260
Впервые — Континент. 1980. № 24. С. 276 — 295. Автограф —
РНБ.
261
Впервые — Россия. 1991. № 7. Автограф — РНБ.
Один из частых случаев, когда Хармс «разыгрывает» сценку с
реальными персонажами: Мариша — Марина Владимировна Малич (см.
196—198), жена Хармса; Евгений Эдуардович Сно (1880 или
1881—?) — автор юмористических рассказов, приятель Хармса,
сыгравший определенную роль в его судьбе (см. Приложения 1а и
III).
262
Впервые — Russica-81. 1982. Р. 353 — 360. Автограф — РНБ.
О «детской» теме у Хармса см. примеч. к 242. Пародийно-ирони-
712

ческий тон текста становится явственнее в сопоставлении с утопической
программой Т. Кампанеллы в «Городе Солнца»: «Когда же все, и мужчины
и женщины, не занятые в палестре, по обычаю древних спартанцев,
обнажаются, то начальники определяют, кто способен и кто вял к совокуплению и
какие мужчины и женщины по строению своего тела более подходят друг
к другу; а затем, и лишь после тщательного омовения, они допускаются к
половым сношениям каждую третью ночь. Женщины статные и красивые
соединяются только со статными и крепкими мужчинами; полные же —
с худыми, а худые — с полными, дабы они хорошо и с пользою
уравновешивали друг друга» (Кампанелла Т. Город Солнца. М., 1982. С. 91;
сходство впервые отмечено; Кобринский II. С. 69).
Полагаем возможным соотнести хармсовского капуцина с
мелькающими у излюбленного им Гоголя в «Портрете» и «Записках
сумасшедшего».
Жан-Жак Руссо (1712 — 1778) — французский философ.
263
Впервые — SU. 1980. № 7 (1 — 2). Автограф — РНБ.
264
Впервые — Континент. 1980. № 24. С. 276 — 295. Автограф —
РНБ.
265
Впервые — ИЛ. 1990. № И. Автограф — РНБ.
266
Впервые — SU. 1980. № 7 (1 — 2). Автограф — РНБ.
Как видим, Хармс еще раз возвращается к мотиву рыцарства (ср. 231),
в обоих случаях явно травестируя его. Здесь он еще осложнен мотивом
старух, о котором см. 7, примеч. 6; 8, примеч. 2; 11; 40.
Здесь и далее отдельные элементы даты или вся она целиком
записываются Хармсом с помощью знаков Зодиака (одной из составляющих
оккультной системы).
267
Впервые — Даугава. 1987. № 12. Автограф — РНБ с ошибкой в
дне недели — правильно: четверг.
Мышин — ср. 270. Калугин — ср. 281<12>.
713

268
Впервые — ВЛ. 1987. № 8. Автограф — РНБ.
Эротический (или антиэротический) характер текста подчеркнут
фамилией главного героя.
269
Впервые — Континент. 1980. № 24. С. 276 — 295. Автограф —
РНБ.
Редкий у Хармса текст, в котором можно увидеть прямую аллюзию
на политическую обстановку в стране.
270
Впервые — Континент. 1980. № 24. С. 276 — 295. Автограф —
РНБ.
Мышин — ср. 267.
271
Впервые — SU. 1980. № 7 (1 — 2). Автограф — РНБ с
ошибкой в дне недели — правильно: понедельник.
272
Впервые — ИЛ. 1990. № 11. Автограф — РНБ.
Прошло минут восемь — значимое в нумерологии «чинарей»
число (см. 9, примеч. 70; 36; 51, примеч. 5).
273
Впервые — Меня называют капуцином. С. 343. Автограф —
РНБ.
Ср. с рассуждениями о вере и безверии в других текстах Хармса
(ПСХ 11.132 и др.).
274
Впервые — Cahiers. 1985. № 26 (3 — 4). Автограф — РНБ.
Козлов — см. примеч. к 1.
714

275
Впервые — Jaccard II. P. 247. Автограф — РНБ.
...Голая еврейская девушка... прозрачная и тягучая жидкость —
действия, описываемые Хармсом в этом эпизоде, идентифицированы
М. Золотоносовым с миквой — священным обрядом очищения половых
органов женщины у евреев (Золотоносов I); см. также примеч. к 129.
276
Впервые — ЛГ. 1968. № 46. Автограф — РНБ.
Хармс архаизировал заглавие текста — так говорили в XVIII веке.
277
Впервые — SU. 1980. № 7 (1 — 2). Автограф — РНБ.
ДРАМАТИЧЕСКИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
278
Впервые — СП I. С. 84 — 126. Автограф — РНБ.
Сохранившаяся рукопись «Комедии...» представляет собой
последовательное сочетание написанных на протяжении 28 февраля — 5 сентября
1927 года и, вероятно, чуть позже нескольких групп текстов,
разнообразно и без сколько-нибудь очевидной системы озаглавленных Хармсом:
«Действие II», «Третий акт...», «III часть» и т. п. О том, что произведение
с таким заглавием существовало еще до 20 августа 1926 года, известно из
посвящения Н. Заболоцким своего стихотворения «Восстание»,
датированного этим числом: «Фрагменты Даниилу Хармсу, автору „Комедии
города Петербурга"» (Александров. С. 191). По справедливому наблюдению
А. Александрова, слово «фрагменты» при автохарактеристике
Заболоцким своего текста, по-видимому, следует соотнести и со структурой
«Комедии...» — фрагментарность дошедших до нас частей текста, скорее всего,
входила в творческий замысел Хармса, тем более если соотнести ее с
принципиальной и достаточно устойчивой у Хармса концепцией
времени-истории не как протяженной и последовательной цепи событий, перетекающих
одно в другое, а как случаев, фрагментов, «историй». А коли так, то и
персонажи таких «историй» могут быть волей автора собраны в одном
временном пространстве и взаимодействовать между собой.
Разнообразные блоковские мотивы «Комедии...» в связи с
«Двенадцатью» см.: Сажин II. С. 140 — 146.
715

279
Впервые — Gibian. С. 172 — 205 (по неисправному списку); Мей-
лах IV. Р. 205 — 240 (литературный и сценический варианты по
наиболее авторитетной машинописи Н. И. Харджиева).
Пьеса была одним из действий знаменитого вечера «Три левых часа»
24 января 1928 года (см. вступит, статью). Попытки напечатать пьесу
в 1928 г. оказались неудачными. Текстологическую историю пьесы,
изложенную Н. И. Харджиевым, а также историю создания, подготовки к
представлению и комментарий см.: Мейлах IV. Р. 163 — 246. См. также:
Жаккар I. С. 218 — 230.
...вы незабудка; А вы тюльпан — оба цветка используются и в
других текстах Хармсом не без учета их мистических значений (см. 131
и ПСХ 1.96 и 229).
Елизавета Таракановна — одна из коннотаций мотива таракана.
под фарлушкой — это слово придумано Бахтеревым, по его
воспоминаниям, и означает вещь неизвестного или неопределенного назначения
(Бахтерев. С. 91).
Покупая птицу, смотри, нет ли у нее зубов. Если есть зубы, то
это не птица — М. Мейлах отметил реминисценцию басни гр. Хво-
стова «Два голубя» (указ. соч.).
штук пятнадцать молодых красавиц; до четвертого этажа и
далее это число; восемь минут — игра Хармса важными в
нумерологии «чинарей» числами (см. 9, примеч. 70; 36; 51, примеч. 5; примеч. к
19 и 102).
Наверху, говорит, сосна и далее — уже встречавшаяся эротическая
коннотация мотива сосны, известная из мифологии.
...лампа светит розмарином — см. примеч. к 150.
законов света и волны — о мотиве волны см. примеч. к 11.
Сражение двух богатырей — А. Александров сравнил с поединком
Смеха и Горя в «Зангези» В. Хлебникова (Полет в небеса. С. 523).
После сражения следует текст, весьма напоминающий пародийное
переложение «Гамлета» Шекспира.
А на печке Таракан Тараканович, в рубахе с рыжим воротом и с
топором в руках сидит — нельзя не вспомнить об Олейникове, но и,
раньше всего, о «Тараканище» К. Чуковского — у Олейникова, скорее,
дана инверсия этого мотива.
Помимо еще появляющегося в дальнейшем в текстах Хармса
персонажа по имени Петр Николаевич, особо отметим Ивана Ивановича,
который в эти годы становится излюбленным (не без влияния Гоголя)
персонажем у Хармса с тоже гоголевским оттенком эротичности (см.
здесь акцентированную плодовитость Ивана Ивановича); см. также 9,
примеч. 55; 100.
716

280
Впервые — СП II. С. 110 — 120. Автограф — РНБ.
Хармс в письме к Э. Русаковой указывает на то, что «Гвидон»
посвящен ей: «Дорогая Эстер, посылаю тебе вещь „Гвидон*. Не ищи в
ней частных символов и намёков. Там ничего этого нет. Но каждый
может понимать вещь по-своему. Это право читателя. Посылаю тебе эту
вещь, потому что я тебе её посвятил. Мне бы хотелось, чтобы она была у
тебя. Если ты не пожелаешь ее принять, то верни обратно. Даниил
Хармс. 22 декабря 1930 года».
М. Мейлах называет «Гвидона» гётевским произведением Хармса и
отметил имя Лиза в «Очевидце и крысе» Введенского (37). Лиза —
одно из излюбленных женских имен персонажей Хармса.
Имя заглавного персонажа, по-видимому, аналог древнеегипетского
Осириса, заключенного в сундук (см. примеч. к 16 и 105).
треплет шинель — см. примеч. к 120.
Уснут орлы... Урлы мурлы — автоцитата в любимом мотиве Хармса
(107); далее см. этот мотив по всему тексту.
бегут замаливать грехи // монахи в церковь на горе //
поцеловать св. Августина темную ризу — св. Августин (354 — 430) —
теолог, создатель учения о «божественной благодати».
Смерть — кондуктор могил — ср.: «кондуктор чисел» (193).
ЦИКЛЫ И СБОРНИКИ
Помимо общеизвестного цикла «Случаи», так озаглавленного Хармсом,
в его архиве имеются еще пять сформированных им, но не имеющих
заглавия комплексов текстов; кроме того, в конце 1920-х гг. Хармс
несколько раз проектировал небольшие сборнички своих произведений,
оглавления которых имеются в его записных книжках. В настоящем
издании мы публикуем те из составленных Хармсом сборников или циклов,
которые объединены очевидной внутренней логикой, характеризующей
как собственно хармсовские взгляды и творческие принципы, так и общие
«чинарские» мотивы.
281
Впервые в полном объеме — ПСХ II. С. 295 — 315 (о публикациях
фрагментов см. ниже). Автограф — РНБ.
Все тексты, составляющие цикл квазитрактатов, объединяет одна из
717

важнейших тем «чинарей» — разносторонняя трактовка свойств времени,
пространства и мира в целом и возможностей их познания человеком с
помощью общеупотребительных научных измерений. Укажем несколько
источников, которые несомненно повлияли на Хармса и
«прослушиваются» в текстах цикла. Это книга П. Д. Успенского (Успенский),
выписки из которой сохранились в архиве писателя. Основополагающим в книге
Успенского является утверждение иллюзорности мира трех измерений:
«Прошедшего уже нет; будущего еще нет, настоящее — переход из
одного небытия в другое. Но этот короткий миг <sic! — еще один
принципиально важный мотив в текстах Хармса. — В. С> — фикция. Он
не имеет измерения. Таким образом, настоящего не существует. То, что мы
уловили, — уже прошедшее. Таким образом, мира не существует. Но,
между тем, мы живем, существуем, следовательно, в нашем рассуждении есть
какая-то ошибка» (Успенский. С. 28 — 29). По мысли Успенского,
восприятие подлинного мира возможно лишь при изменении сознания и
способа восприятия мира: «Если бы мы могли изменить свой
психический аппарат и увидели бы при этом, что изменился мир кругом нас, то
это было бы для нас доказательством зависимости свойств пространства
от свойств нашего сознания» (там же. С. 70). Такое «расширение
сознания» дает оккультизм. Схожие идеи Хармс находил и у Папюса (см.,
например, Папюс II. С. 87 и др.). Вне доктрины оккультизма о
«физике четырех измерений» в отличие от «геометрии трех измерений» писал
Г. Минковский в книге «Пространство и время» (СПб., 1911).
Знакомство с его теорией Я. Друскина позволяет предположить, что и Хармсу
она была знакома. В связи с исходным постулатом об особых свойствах
мира четырех измерений в отличие от привычного человеку трехмерного
мира находятся рассуждения Хармса о «текучести» (см. также примеч.
к 147) и соотношении трансфинитных и цисфинитных чисел (см. также
143 и 151). Темы этого цикла имеют множество пересекающихся линий
с текстами «чинарей» — время и бесконечное, текучесть, точка, ноль и
нуль. Как свойственно Хармсу, он своеобразно трансформирует
почерпнутые им в разных источниках серьезные теории, подчас их травестируя.
Так, для измерения не постижимых формальной логикой свойств мира он
вводит свою меру — саблю. О гоголевском прототипе этой меры см.
НЛО. 1993. № 3. С. 98. Трактовку «концепта сабли» у Хармса см.
также: Цивьян. С. 153. Общую трактовку цикла см.: Жаккар I. С. 89 и
далее.
I
Впервые — Полет в небеса. С. 73 — 76.
Дюжий метр пополам — ср. в «антинаучных» «Охотниках»
Хармса: «А мы природу пополам» (220).
718

<2>
Впервые — NRL.
Л. Флейшман отметил связь этого текста («рабочее и нерабочее
время») с произведением Хармса «I Разрушение» (Флейшман. Р. 257).
Ж.-Ф. Жаккар соотнес наст, текст с «О субъективном и объективном в
искусстве» К. Малевича (Жаккар I. С. 90 и далее). Ср. также с
нижеследующим текстом «Мыр».
Гибель уха и далее — автоцитата (128).
Иль с девы сдернуть с дуба кружево — характерная эротически
окрашенная хармсовская метонимия.
Сон Козьмы Пруткова... — имеется в виду следующее место из
«Биографических сведений о Козьме Пруткове»: «<...> в ночь с 10 на
11 апреля 1825 г., возвратясь поздно домой с товарищеской попойки и
едва прилегши на койку, он увидел перед собой голого бригадного
генерала, в эполетах, который, подняв его с койки за руку и не дав ему
одеться, повлек его молча по каким-то длинным коридорам <...>» (Козьма
Прутков. С. 332 — 333).
«Время — мера — мира» — Хармс воспроизводит заглавие книги
В. Хлебникова (Пг., 1916), в которой на основе математических
вычислений устанавливались закономерности исторических событий. При этом
Хлебников, как впоследствии Хармс, исходит из идеи исчерпанности всех
прежних мер, с помощью которых определялись свойства мира.
<3>
Впервые — Литератор. 1990. № 13/18. С. 7.
Характерная хармсовская игра экстравагантными числами (см. 155).
...большевики сумасшедшие — редкий случай у Хармса политической
актуализации одного из важных мотивов.
<4>
Впервые — SU. 1978. № 5(2). Р. 269, 299 — 300.
Заголовок текста — трансформация стереотипного философского и
математического выражения «числа и фигуры» (встречающегося, между
прочим, у входившего в круг размышлений Хармса А. Бергсона).
...словесный ряд, человечески БЕССМЫСЛЕННЫЙ — как уже
отмечалось, «чинарям» свойственна тотальная инверсия; так и здесь:
бессмысленный надо понимать как подлинный в отличие от мнимого,
ложного — логически осмысленного (см., прежде всего, 49).
<5>
Впервые — Полет в небеса. С. 313 — 314.
719

<6>
Впервые — NRL.
Эротическую коннотацию мотива ствола см. у Липавского (8,
примеч. 6) и это, на наш взгляд, еще убедительнее свидетельствует о
предпринятой Хармсом дискредитации жанра логико-философского
трактата (см. также 144; 151; 152).
<7>
Впервые — NRL.
См. примеч. к 22 и 179.
<8>
Впервые — NRL.
Мотив круга органично проистекает из предыдущего текста.
282
Впервые — ВЛ. 1973. № И. С. 297 — 302 (под вымышленным
заглавием и с купюрами; восстановленные купюры: Хармсиздат
представляет. С. 39 — 40).
Настоящий цикл — один из нередких у Хармса текстов,
побуждающих к интерпретации их в сугубо автобиографическом плане, хотя на
самом деле, невзирая на участие реальных персонажей — друзей
Хармса, их следует рассматривать и как литературный текст, в котором очевидно
перемежается реальность и вымысел.
Шварц Евгений Львович (1896 — 1958) — драматург.
Гернет Нина Владимировна (1904 — 1982) — детская
писательница, зав. ред. «Чижа».
Рахмилович Давид Ефимович (псевд. — Южин) — отв. ред.
«Чижа» в 1933 — 1935 гг.
Заболоцкий Николай Алексеевич — см. наст, изд., с. 62.
Гольдина Валентина Ефимовна (в замуж. Каменская; 1902 —
1968) — приятельница Т. А. Липавской.
Берзин Юлий Соломонович (1904 — 1938) — писатель.
Эрлих Вольф Иосифович (1902 — 1937) — поэт.
Когда два человека играют в шахматы — существует незначительно
отличающийся отдельно записанный вариант этой главки; о мотиве
шахматной игры см. 5, примеч. 2.
А картежников я бы казнил — ср. с известным увлечением
карточной игрой А. Введенского (9, примеч. 26; примеч. к 42.4).
Дровацкий Константин Игнатьевич — бухгалтер Ленгиза.
720

283
В целостном виде впервые — ПСХ II. С. 321 — 329 (сведения о
разрозненных публ. см. ниже). Автограф — РНБ.
Условное заглавие, приданное этому комплексу текстов Хармса,
опирается на самим Хармсом обозначенный текст под № 10, перенесенный
в составленный им сборник «Случаи» с заглавием «Голубая тетрадь
№ 10». Как многие тексты Хармса, представляет собой конгломерат
автобиографических и художественных произведений.
В Альбом
Впервые — Александров, Мейлах. С. 104.
1.
Впервые — А. 1974. № 7. С. 78.
2.
Впервые — Радуга. 1988. № 7.
3.
Впервые — А. 1974. № 7. С. 78.
4.
Впервые — Грани. 1971. № 81. С. 65.
5 — 6.
Впервые — Грани. 1971. № 81. С. 65.
О равновесии см. «Чинари», примеч.; 225; 9, примеч. 25.
7 — 9.
Впервые — КО. 1988. № 43. С. 10; А. 1974. № 7. С. 78.
10.
Впервые — CR. 1969. № 14. Р. 80 — 81.
Против этого текста на левой чистой странице тетради помета
Хармса: «Против Канта». Хармс, таким образом, зафиксировал полемическое
отношение к идее Канта о невозможности доказательства существования
реального, объективного мира, который есть лишь всякий раз индивидуальное
свойство воспринимающего или описывающего его субъекта. Антикантов-
ский характер имела хорошо известная Хармсу книга А. Бергсона
«Творческая эволюция». По-видимому, помимо Канта, в круг текстов, по
отношению к которым полемичен Хармс, может быть введена «Метафизика»
Аристотеля, в которой, например, утверждается: «<...> невозможно, чтобы
одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому
же в одном и том же отношении; <...> в одно и то же время быть и не
быть нельзя» (Аристотель оперирует понятием «бледный»: Аристотель.
С. 125 — 126). Можно указать также на несколько возможных
источников происхождения «героя» текста Хармса. Во-первых, если следовать, так
сказать, кантовской линии, не исключено, что Хармс имел в виду не просто
общую концепцию философа, но конкретную работу, в которой, наряду и с
24 «...Сборище друзей ..», т 2 721

другими исследованиями, эта концепция развивается, именно тот раздел в
«Критике чистого разума», где речь идет о невозможности логического
доказательства существования Бога. Наше предположение основывается
на том, что в иудаистической традиции с Богом Саваофом ассоциируется
огненный цвет. С другой стороны, в известной Хармсу литературе по
египтологии он мог почерпнуть сведения о том, что в Древнем Египте люди
разделялись «на две категории: последователи бога Хора —
добропорядочные люди; и последователи бога Сетха — рыжие, злонамеренные.
Красноватый или рыжий цвет пустыни был областью владений Сетха, бога,
враждебного людям» (Коростовцев. С. 44). Наконец, как отметил
Н. Корнуэлл, в романе «Голод» одного из любимых Хармсом писателей
К. Гамсуна описан несуществующий рыжий человек (Cornwell. Р. 21). См.
также: Сажин IV. С. 91 — 92.
Дилемма, рассматриваемая настоящим текстом, обсуждается и в
текстах других «чинарей».
11.
Впервые — ПСХ II. С. 323.
Отметим игру числами 3 и 4, присущую и другим текстам Хармса.
12.
Впервые —
13.
Впервые —
14.
Впервые —
15.
Впервые —
16 — 17.
Впервые —
18 — 19.
Впервые —
20.
Впервые —
Gibian. Р. 69 —
Gibian. Р. 70.
Gibian. Р. 70 —
Gibian. Р. 71 —
ПСХ II. С. 326.
• Грани. 1971. №
■ Gibian. Р. 73.
70.
71.
72.
81. С. 65.
Мотив, содержащийся в первом стихе, распространен у Хармса и
находит соответствие в мифопоэтических коллизиях с испытанием героя
пищей.
21.
Впервые — СП IV. С. 94.
Напомним об особом пристрастии Хармса (и «чинарей») к числу 4
(см. примеч. к 19; 51, примеч. 5; примеч. к 102).
22.
Впервые — WSA. 1982. Bd. 5.
23.
Впервые — Устинов и Кобринский. С. 496.
722

24.
Впервые — НМ. 1986. № 4.
Житков Борис Степанович (1882 — 1938) — писатель, с которым
у Хармса были дружеские отношения (см.: Черненко. С. 15 — 18).
25.
Впервые — ВЛ. 1987. № 8. С. 262.
После этого текста следует под № 26 перечеркнутый Хармсом:
«Фонарев неожиданно разбогател. Он вдруг получил возможность
хорошо одеться, отремонтировать свою комнату, обставить ее дорогими
вещами, купленными в комиссионном магазине, и, несмотря на это, у него
осталось еще достаточно денег, чтобы каждый день обедать в хорошей
вегетарьянской столовой, а вечером забираться в кавказский буфет и сидеть
там до закрытия. Когда Фонарев был еще бедным, у него было много
друзей. Бывали дни, когда Фонареву было нечего есть. Тогда он шел к
своему другу Рубанову, и Рубанов почти всегда кормил Фонарева. Зато
бывало, что и Рубанов приходил к Фонареву голодным. И если у Фона-
рева тоже ничего не было, то они вместе шли к Вейтелю и Вейтель кормил
их. Но если и у Вейтеля ничего не было, то они все втроем отправлялись
к Минаеву (родственнику известного поэта Минаева). Но у Минаева
почти всегда никогда не было денег. Зато у Минаева была библиотека,
оставшаяся ему от знаменитого родственника».
27.
Впервые — WSA. 1982. Bd. 5. S. 66.
28.
Впервые — НМ. 1988. № 4.
29.
Впервые — СП IV. С. 118.
284
Впервые — Gibian. Р. 47 — 64; 74 — 76; 83 — 97; 110 — 115
(с произвольным расположением текстов и не как единый сборник); отд.
тексты: CR. 1969. № 14 и Грани. 1971. № 81. Впервые в подлинном
виде: Полет в небеса. С. 353 — 397. Автограф — РНБ.
Наиболее известный из сборников Хармса. В отличие от трех
предыдущих, в него включены Хармсом тексты, писавшиеся в разное время
без ориентации на цикл. Цикличность («случаи», «события»)
определилась общими принципами хармсовского отношения к времени, истории,
текущей реальности, как нарушению «естественного» вневременного
существования — ложным, временным. Этой ложностью мотивируется
обилие жестоких ситуаций в текстах «Случаев». О концепции «случая»
у Хармса см. также: примеч. к 21; 39.
Посвящено жене Хармса М. В. Малич (см. 196 — 198).
24*
723

<1>
См. 283.10.
<2>
А Круглое нарисовал даму с кнутом в руках и сошел с ума — ср.
116; не исключено влияние «Венеры в мехах» А. Захер-Мазоха.
<3>
Старухи — см. 7, примеч. 6; 8, примеч. 2; 11; 40.
Далее следовал зачеркнутый Хармсом текст под заглавием
«Происшествие на улице»:
Однажды один человек соскочил с трамвая да так неудачно, что попал
под автомобиль.
Движение уличное остановилось и милиционер принялся выяснять, как
произошло это несчастие.
Шофёр долго что-то объяснял, показывая пальцем на передние колёса
автомобиля.
Милиционер ощупал эти колёса и записал в свою книжечку название
улицы.
Вкруг собралась довольно многочисленная толпа.
Какой-то гражданин с тусклыми глазами всё время сваливался с
тумбы.
Какая-то дама всё оглядывалась на другую даму, а та, в свою очередь,
всё оглядывалась на первую даму.
Потом толпа разошлась и уличное движение вновь восстановилось.
Гражданин с тусклыми глазами долго ещё валился с тумбы, но
наконец и он, отчаявшись, видно, утвердиться на тумбе, лёг просто на тротуар.
В это время какой-то человек, нёсший стул, со всего размаха угодил
под трамвай.
Опять пришёл милиционер, опять собралась толпа и остановилось
уличное движение. И гражданин с тусклыми глазами опять начал
сваливаться с тумбы.
Ну, а потом всё опять стало хорошо, и даже Иван Семёнович Карпов
завернул в столовую.
<4>
Прежде всего, коллизия хармсовского текста связана с общей
дискредитацией претензий числа на адекватное отражение мира вещей,
которую последовательно проводил Хармс в своих текстах. В то же время
дилемма этого текста может получать и вполне реалистическую
мотивировку: в карточных играх (а из этой области у Хармса имеется не один
термин в его текстах) семерка — это восьмая по старшинству карта в
724

масти, что может служить залогом путаницы. О связи этого текста с харм-
совским понятием «отсутствие порядка» см.: Жаккар I. С. 88.
на углу Знаменской и Бассейной — к 1935 году, когда написан текст
Хармса, это уже давно был угол улиц Восстания и Некрасова.
<5>
Оба персонажа, не раз появляющиеся у Хармса, также в одном тексте
сойдутся у Введенского (43).
<6>
Семён Семёнович — тоже нередкий гость в текстах Хармса. Ср. с
гоголевским Семеном Семеновичем Батюшек из его неосуществленного
произведения, неустанно занимавшегося разглядыванием всего, что
происходит на улице. В отличие от «антикантовского» (см. выше) этот текст
может быть назван «кантовским», как по существу ситуации, так и по
терминологии: понятие «оптический обман» встретим у Канта как раз в
рассуждениях о мире реальном и иллюзорном (см. Сажин IV. С. 91).
В соотнесении с теорией Гельмгольца текст рассмотрен: Жакар I. С. 293.
<7>
А. Никитаев находит соприкосновение ситуации сценки с книгой
Д. Мережковского «Гоголь и черт» и словами В. Тернавцева, сказанными
на заседании петербургских религиозно-философских собраний в споре
с Мережковским: «Да, но это абсурд: для идущего на пророческое
служение спотыкаться об Пушкина» (Никитаев. С. 49).
<8>
Р. Айзлвуд сравнил финал этого текста с басней Козьмы Пруткова:
Однажды нес пастух куда-то молоко.
Но нес ужасно далеко,
Что уж назад не возвращался.
Читатель! Он тебе не попадался?
(Козьма Прутков. С. 120).
(См.: Aizlewood. Р. 120).
Столяра см. также у Введенского (ПСП II. С.109 — 110).
<9>
В отдельном автографе этого текста имеется авторское
«Примечание»: Если сказать «жизнь победила смерть», то неясно, кто кого победил,
ибо ясно: «тигр победил льва» или «тигра победил лев».
Напомним о «чинарском» мотиве сундука (примеч. к 16 и 105).
725

<10>
Один из вариантов мотива сна, который в «Случаях» разнообразно
варьируется.
Алексей Алексеевич — см. 231.
<12>
В хармсовской инверсионной логике — происходящее с Калугиным
есть реализации подлинной сути сна, как освобождения человека от
материальной оболочки и прорыв в метафизический мир подлинной
реальности.
<15>
В отдельном автографе слово «г...о» записано без отточий.
<17>
Макаров — см. ПСХ II. С. 94.
<18>
Петров — см. примеч. к 200.
<20>
Макаров — см. выше.
<21>
Р. Айзлвуд находит в этом тексте пародию на чеховскую традицию
(Aizlewood. Р. 100).
<25>
Имеется стихотворный текст под тем же заглавием и с теми же
персонажами — известными и по другим текстам.
<26>
Посвящено Всеволоду Николаевичу Петрову (1912 — 1978) —
искусствоведу, другу Хармса (его воспоминания см.: Петров. С. 189 —
201).
Любовь Хармса к Иванам Ивановичам привела его к тому, что и
Ивану Сусанину, легендарному крестьянину села Домашки Костромской
губ., который в 1613 году завел в глубь леса польский отряд и тем спас
царя Михаила Романова, Хармс присочинил отчество — настоящее
неизвестно.
726

<28>
Хармс употребляет архаическую форму написания жанра в заглавии
наст, текста. О некоторых параллелях «анегдотов» с рассказом о
Пушкине Хлестакова в «Ревизоре» см.: Сажин V. С. 57 — 60; о
параллельных местах в очерке о Пушкине Н. Чернышевского см.: Сажин VI.
с. 110 — 111.
<29>
Хармс пародирует основное свойство музыкального жанра симфонии,
которое по определению есть «созвучие», т. е. приятное сочетание
звуков.
НЕЗАВЕРШЕННОЕ И ОТВЕРГНУТОЕ
Выделяем настоящий раздел по следующим соображениям.
Незавершенность/завершенность текстов Хармса — не всегда
разрешимая проблема. Прежде всего, вследствие того, что при жизни
автора его тексты не были опубликованы, мы не можем, как это принято,
судить об авторской воле. С другой стороны, незавершенность — настолько
органичное свойство хармсовских текстов, являющееся их
содержательной характеристикой, что даже при наличии в некоторых случаях
авторской даты под текстом, мы не всегда можем абсолютно уверенно судить,
что перед нами — умышленно незавершенный текст или типичный
черновой незавершенный вариант. Между тем многое из того, что все-таки
почти несомненно (настаиваем на отсутствии полной уверенности)
является незавершенным, вошло в собрания опубликованных текстов
Хармса без указания на сомнительность их завершенности. Некоторые из
таких текстов мы помещаем в настоящем разделе. То же относится к
«отвергнутым», то есть зачеркнутым самим Хармсом текстам: мы не можем
судить о мотивах такого решения автора, но подчас эти тексты
настолько органично дополняют репертуар его творческого наследия, что кажется
несправедливым ими пренебречь.
285
Впервые — Полет в небеса. С. 293 — 297. Автограф — РЫБ.
— Нет, — сказал господин в башлыке оо его внезапной смерти —
текст зачеркнут, но мы его оставляем, т. к. иначе не ясны следующие
фразы.
Ситуации и мотивы настоящего текста напоминают как некоторые
тексты Хармса, так и, возможно, собрания «чинарей» или «естественных
мыслителей» (см. 9, примеч. 4 и 12; 97).
727

286
Впервые — НМ. 1992. № 2. Автограф — РНБ.
Один из квазиавтобиографических текстов Хармса, одновременно
имитирующих логикофилософское сочинение.
...вообразим, а для простоты сразу же и забудем — ср. 153.
287
Впервые — Contributions des savanty suisses an X-e Congres Int. des
slavistes a Sofia,Septembre 1988. Bern, 1988. P. 156.
288
Впервые — Jaccard II. P. 237 — 239. Автограф — РНБ.
Заключительный пространный монолог бабушки воспроизводит
содержание нескольких текстов Хармса, написанных от первого лица.
289
Впервые — Jaccard II. Р. 240 — 241. Автограф — РНБ.
290
Впервые — А. 1974. № 7. С. 78. Автограф — РНБ.
разбил сегодня свои часы — непременный у Хармса признак
несчастья.
291
Впервые — Меня называют капуцином. С. 178 — 180. Автограф —
РНБ.
Судя по списку действующих лиц, Хармсом было задумано
фантастическое представление.
же сюи малад — я больна (франц. яз.).
292
Впервые — Устинов и Кобринский. С. 546. Автограф — РНБ.
Ср. с аналогичным мотивом колеса в 184; см. также: 4, примеч. 3; 9,
примеч. 15; 43. Кружок вокруг текста, по-видимому, не будет
преувеличением возвести к подобному оформлению дрневнеегипетских текстов —
такая подражательность была свойственна Хармсу.
728

СТАТЬИ И ТРАКТАТЫ
Как и во многих других случаях, определение жанра публикуемых в
этом разделе текстов — некоторая условность: скептическая позиция
Хармса по отношению к возможности логико-философским путем обрести
подлинное знание о вещах и явлениях и способ, которым Хармс
обосновывает свою позицию, приводят в некоторых случаях к тому, что жанр
трактата неуловимо, а подчас и вполне очевидно, травестируется.
293
Впервые — Cahiers. Р. 301 — 308. Автограф — РЫБ.
Само понятие бесконечности, рассматриваемое в этом тексте
Хармса, и связанные с ним «равновесие», «числа», «нуль» встретим и в
других текстах Хармса и «чинарей». Это один из постоянных мотивов их
рассуждений, связанных с «освоением» имманентного мира (см.: «Чинари»,
примеч.; 225; 1, примеч. 2; 223; примеч. к 22 и 179).
294
Впервые — Устинов и Кобринский. С. 455. Автограф — РНБ.
Еще один квазинаучный трактат. Обратим внимание на появление
мотива деревьев и колеса, нередко возникающего у «чинарей» при
обсуждении проблем времени и пространства (см. примеч. к 128; 4, примеч. 3;
9, примеч. 15; 43).
295
Впервые — Cahiers. Р. 304 — 306. Автограф — РНБ.
Ср. с текстами Хармса и трактатами Друскина (примеч. к 21).
Интерпретацию этого текста см.: Жаккар I. С. 135 — 139.
296
Впервые — Cahiers. Р. 306 — 307. Автограф — РНБ.
Как уже встречалось у Хармса, настоящий текст частично дублирует
предыдущий (пп. I — II индентичны), но в остальном является
самостоятельным по отношению к предыдущему. Как и предыдущий, соотносим
с текстами Друскина (примеч. к 21). Отметим осознанную ориентацию
на древнеегипетскую и, пожалуй, гностическую традицию.
Интерпретацию настоящего текста см.: Жаккар I. С. 135 — 139.
729

297
Впервые — Литератор. 1980. № 24. С. 294. Автограф — РНБ.
Ср. с 262. Отметим знак равенства между стариками и детьми —
это для Хармса два сходящихся полюса, свидетельствующих о конечном,
ограниченном, о наличии временных характеристик существования —
ложных в отличие от подлинных: бесконечности, вечности (см.: 7, примеч.
6; 8, примеч. 2; И; 40).
Александр Вильбердат — кажется, как нередко у Хармса,
вымышленный император, но образованный по созвучию с каким-то реальным
историческим персонажем.
298
Впервые — Континент. 1980. № 24. С. 294. Автограф — РНБ.
О вестниках см.: «Чинари»; примеч. к 11; 83, 84.
299
Впервые — ЛГ. 1970. № 27. Автограф — РНБ.
Обращено к Я. Друскину. См. также: Театр. 1991. № И. Вклейка
6 — 8.
300
Впервые — SU. 1980. № 7 (1 — 2). Автограф — РНБ.
Обращено к Я. Друскину (см. 84).
Неоконченность — как уже отмечалось, содержательная
характеристика текстов Хармса, связанная с его представлением о времени и
бесконечности пространства.
Философ гулял под деревьями и молчал, потому что вдохновение
покинуло его — см. 83.
301
Впервые — Cahiers. Р. 311 — 312. Автограф — РНБ.
Ралф Уолдо Эмерсон (1803 — 1882) — американский философ и
естествоиспытатель, идеи которого были популярны в России в конце
XIX — нач. XX века (его высоко ценил Л. Толстой).
В «Трактате о природе» Р. Эмерсон рассуждает о мире, как
существующем не для какой-либо конечной цели, но для душевного
удовольствия, т. е. без какой-либо ощутимой или материальной цели (Эмерсон.
С. 27, 63 и др.). См. также: 2, примеч. 4.
730

ПИСЬМА
В настоящий раздел включены те письма Хармса, которые, в
отличие от квазипосланий, помещенных в отделе прозы, имеют внешние
признаки эпистолярного жанра — точно обозначенный адресат, дату, место
написания и т. п. Что же касается содержательной стороны, то и эти
письма сравнимы с теми, что помещены среди прозаических
произведений — Хармс здесь, почти без исключений, создает своеобразный сюжет,
разворачивающийся в соответствии с его общими стилистическими и
эстетическими принципами.
302
О Т. А. Липавской см. вступит, статью к настоящему изданию.
1. Впервые — Меня называют капуцином. С. 23. Автограф — РНБ.
Валентина Ефимовна Гольдина — см. примеч. к 282.
2. Публикуется впервые. Автограф — РНБ (перечеркнут).
Павел Догов — кажется, лицо вымышленное.
Лештуков — так действительно назывался (до 1952 г.) переулок, но
такое наименование дано ему в XVIII в., то есть Анатолий
Владимирович Лештуков — фигура, сочиненная Хармсом.
Жорж Свиндиминов — вымышленное лицо.
3. Публикуется впервые. Автограф — РНБ.
О Калашникове см. 9, примеч. 4 и 12 и Приложение I.
Лидия Алексеевна — домработница у Ювачевых.
4. Впервые — ВЛ. 1973. № 11. С. 302. Автограф — ЧС.
5. Впервые — Вперед (г. Пушкин). 1980. 22 марта.
Бальнис В. — сотрудник Института сельского хозяйства.
6. Впервые — ВЛ. 1973. № И. С. 303. Автограф — РНБ.
7. Впервые — Полет в небеса. С. 473. Автограф — РНБ.
8. Публикуется впервые. Автограф — РНБ.
НИКОЛАЙ ОЛЕЙНИКОВ
В настоящей подборке избранных произведений Н.
Олейникова, наиболее адекватно, на наш взгляд, характеризующей как
собственно творчество поэта, так и связи его с творчеством других «чинарей»,
за основу текста избрана публикация в сб.: Николай Олейников.
Пучина страстей / Вступит, ст. Л. Я. Гинзбург и А. Н. Олейникова. Сост.,
подгот. текста и примеч. А. Н. Олейникова. Л., 1991 (далее —
ПС).
731

СТИХОТВОРЕНИЯ
303
Кузнечик — одно из многочисленных излюбленных насекомых в
стихах Олейникова, включающееся в уже известный круг «чинарских»
насекомых.
Наталья Сергеевна Болдырева (род. 1906) — ред. детского отд.
Госиздата в Ленинграде.
Если бы не страсть и ниже вариации этого мотива: ринулся он,
страстный; Вы считались страстными... — ср. с занимающим
большое место мотивом страсти у Хармса и Введенского (примеч. к 36).
Отметим забавную путаницу в грамматической категории рода: рыба-
карась, схожую с аналогичной у Введенского (13) и Хармса (127); см.
также 333.
305
В одном из машинописных текстов имеется посвящение П. И.
Соколову с датой: «1928». Петр Иванович Соколов (1892 — 1938),
художник, иллюстрировавший «Чижа» и «Ежа», появляется также у Хармса
(156).
Меж нами страсть; вздохнул я страстно — см. примеч. к 36.
307
Обращено к Маргарите Исааковне Шварц (род. 1912), сестре актера
А. И. Шварца, который фигурирует в текстах Хармса; занималась
хореографией.
...страсть в груди тая — см. примеч. к 36.
308
Генриетта Давыдовна Левитина (1903 — 1961) — секретарь
редакций «Ежа» и «Чижа». В 1937 г. репрессирована.
Швари, Евгений Львович (1896 — 1956) — драматург,
сотрудничал с Олейниковым; ему также посвящены некоторые тексты
Хармса.
индей — так записал некий инспектор национальность Шварца,
назвавшегося «иудей».
732

309
Посвящено Г. Д. Левитиной (см. 308).
310
Алиса Ивановна Порет (1902 — 1984) — художница, подруга
Д. Хармса.
Любви и страсти он просил — см. примеч. к 36.
311
По свидетельству Л. А. Олейниковой, было посвящено Евгении Берж,
машинистке ГИЗа.
Ремингтон — марка пишущей машинки.
312
Посвящено Н. С. Болдыревой (см. 303).
313
В публикации альманаха «Чукоккала» (М.,Л979. С. 384), куда
Олейников записал это стихотворение, К. И. Чуковский
прокомментировал его, как пародию на свою «Муху Цокотуху» (С. 383).
Муха — наряду с тараканом наиболее часто встречающееся в текстах
«чинарей» насекомое (см. примеч. к 13).
Муху поймал старик — о «чинарской» негативной окраске
мотива стариков (старух) см. 7, примеч. 6; 8, примеч. 2; И; 40.
У него 18 рук — в известной «чинарской» игре числами
восемнадцать — редкое, но встречающееся число (см. 254 и ПСХ 11.134).
314
Орел — популярный «чинарский» мотив (см. примеч. к 13).
315
Дева — об исключительной распространенности этого мотива у
«чинарей» см. примеч. к 13 и 104. Настоящий текст косвенно указывает на
пушкинский источник этого мотива (см. ниже).
ни в страсти — см. примеч. к 36.
Доколь в подлунной будет хоть один пиит — парафраз
пушкинского «Памятника».
733

316
Было записано в альбом актрисы Рины (Ирины Васильевны)
Зеленой (1902 — 1995).
и математика — увлечение Олейникова математикой нашло
отражение в сохранившихся многочисленных математических вычислениях и
таблицах (РЫБ), а также в разговорах «чинарей», для которых интерес
к числу был общим и творчески значимым (см. 1, примеч. 2; 223).
317
Татьяна Николаевна Глебова (1900 — 1985) — художница,
ученица П. Н. Филонова; иллюстрировала книги Хармса и была
дружна с «чинарями».
319
Посвящено Лидии Корнеевне Чуковской (1907 — 1996) —
работала в детском отделе Госиздата.
мой страстный вид — ср. примеч. к 36.
320
Кто дал жукам названия точильщиков — ср. у Хармса (180).
321
Посвящено Наталии Борисовне Шварц (Шанько) — жене
артиста Антона Шварца, наряду с ним появлявшейся и в текстах Хармса
(ПСХ 11.117).
Скрываясь, как монах — автоцитата; см. мотив монаха у других
«чинарей» (примеч. к И).
Вместилище страстей — см. примеч. к 36.
322
Александра Ивановна Любарская (род. 21 июня 1908) —
ред. детского отдела Госиздата в Ленинграде. Респрессирована в
1937 г.
734

323
Однажды — ср. с аналогичными зачинами текстов Хармса (см.
примеч. к 16).
Чтоб страсть не погасла; не надо страстей — см. примеч.
к 36.
324
В прижизненной публикации («Тридцать дней». 1934. № 10. С. 79)
с подзаг.: «Из цикла "Памяти Козьмы Пруткова"» — любимого поэта
«чинарей».
Которая девиц, как смерть, косила — см. примеч. к 13 и 104.
Какие механизмы спрятаны в жуках — см. примеч. к 13.
Обманет страсть — см. примеч. к 36.
Иных уж нет. А те далече — цитата из «Евгения Онегина»
Пушкина.
326
Связано с общим для «чинарей» мотивом круга, включающим, как и
здесь, эротические коннотации (ср. примеч. к 22 и 179).
327
Адресовано Елизавете Исаевне Долухановой (1900 — 1938) —
жене художника В. В. Дмитриева; репрессирована в 1938 г. (о ней см.:
Тыняновский сб. Вып. 9. С. 449 — 450).
Этим чувствам имя — страсть! — см. примеч. к 36.
328
В одном из вариантов заглавие: «Елизавете Исаевне Долухановой»
(см. примеч. к 327).
И ветер, как муха, летает — см. примеч. к 13.
...мы близки к орлам — см. примеч. к 13.
329
В одном из вариантов посвящение Генриху Зиновьевичу Левину
(1903 — 1971) — художественному ред. «Ежа» и «Чижа». См. также
330 и 331 и посвященные ему тексты Хармса (ПСХ 1.181 и 203).
ЦЧО — Центральная Черноземная область.
От страсти тяжело дыша — см. примеч. к 36.
735

А вдруг помру? — ср. с аналогичной интерпретацией полового акта
у Введенского (47). Вообще весь текст и завершающая ситуация могут
быть сопоставлены с «Куприяновым и Наташей» Введенского (33).
330
О Г. 3. Левине см. 329; см. также 331.
А. И. Любарская — см. 322.
В океан страстей попал — ср. с «пучиной страстей» в поэме с
таким заглавием (347).
То есть пчелы, то есть мухи и т. д. — см. примеч. к 13.
Кто летали и кусали и далее — А. Машевский находит параллель
в «Больной, который стал волной» Введенского (20).
По фамилии Петрова — «чинарская» фамилия: см. примеч. к 200.
Он ее сменял на деву — см. примеч. к 13 и 104.
331
Посвящено Г. 3. Левину (см. 329, 330).
бонвиван (фр.: bon vivan) — гуляка, прожигатель жизни.
страсть объединять — см. примеч. к 36.
для вожделения — девица — см. примеч. к 13 и 104.
332
Обращено к Ольге Михайловне Фрейденберг (1890 — 1955) —
филологу, с 1932 г. — зав. кафедрой классической филологии
Ленинградского института философии, литературы, истории; дружила с «чина-
рями».
и если я судак — ср. с «Куприяновым и Наташей» Введенского
(33).
я страстью опутан; и страсти позолота — см. примеч. к 36.
Так в роще куст стоит... забывши стыд — эти два стиха,
по-видимому, парафраз известного «Чижика-пыжика», но также и пушкинского
«Забыв и рощу и свободу...».
орлы гнезда не вили — см. примеч. к 13.
333
Посвящено Л. К. Чуковской (см. 319).
в порыве страсти — см. примеч. к 36.
...Лидочка, Ваше превосходительство мой! — ср. примеч. к 303.
736

334
Своеобразная (хоть и в ином роде, чем у других «чинарей»)
дискредитация науки.
335
Под схожим заглавием см. текст Хармса (104).
336
Написано совместно с Е. Шварцем.
Греков Иван Иванович (1867 — 1934) — известный хирург.
В некотором роде самостоятельную жизнь оперируемой руки ср. с
многочисленными ситуациями с оторванной рукой в текстах Хармса.
337
Козловым я был Александром; Зовите Орловым Никандром —
обе фамилии и имя встречаются у Хармса, а Козлов — еще у
Введенского (см. примеч. к 157). О социально-исторических реалиях см.: Хармс-
издат представляет: Советский эрос 20 — 30-х годов. СПб., 1997.
С. 11 — 13.
338
Эпиграф — парафраз текста, сочиненного Лебядкиным в «Бесах»
Достоевского (ч. I, гл. 5, IV), который, в свою очередь, ориентирован на
«Фантастическую высказку» И. Мятлева (1833).
Но наука доказала, // Что душа не существует —
корреспондирует «антинаучными» текстами Хармса и других «чинарей».
Сто четыре инструмента — это «странное» число напоминает
аналогичные хармсовские.
339
Живут сто семнадцать жуков; Четыре блохи и пятнадцать
сверчков — ср. с излюбленной «чинарями» игрой числами.
340
Моя дорогая подруга — ср. с подобным мотивом у Хармса (см.
примеч. к 103).
737

341
Важный чинарский мотив, имеющий разнообразные коннотации у
Введенского и Хармса.
Противоположение нуля и ноля во втором и третьем стихах
(впрочем, в дальнейшем снимаемое беспорядочным употреблением обоих слов
без четкого разделения их характеристик) встречаем у Хармса (см. примеч.
к 22 и 179).
342
В комментариях в ПС со ссылкой на свидетельство Я. С. Друскина
говорится о намерении Н. И. Бухарина издать серию антифашистских
плакатов с публикуемыми текстами Олейникова, причем 7-я картина (с
изображением Гитлера в виде Жука) была напечатана, но не обнаружена.
343
В ПС опубл. как часть подборки неоконченных произведений, под
общим заглавием «Фрагменты».
344
В ПС опубл. как часть подборки неоконченных произведений под
общим заглавием «Фрагменты».
ПОЭМЫ
347
Заглавие ср. с «океаном страстей» (см. примеч. к 36).
Вижу смыслы в каждой травке — ср. у Хармса (161).
Лампа — ласточка терпенья — ср. с мотивом лампы у других
«чинарей» (примеч. к 150).
Притаившийся, как мних — т. е. монах; см. примеч. к 11.
На и,ветке сидит кузнечик // Музыкант и костоправ —
ср. 303.
Дайте ключ времен Батыя — здесь ключ в широко распространен-
738

ном в фольклоре и литературе эротическом значении; см. развитие этого
мотива в следующей строфе.
И в роскошном отдаленье — ср. у Хармса: «На серьезном отдале-
ньи...» (СП IV. С. 152).
Искренне благодарим С. С. Полигнотову, энергично
содействовавшую подготовке настоящего издания, а также:
Ю. А. Дмитриеву, М. Н. Золотоносова, А. А. Кобринского,
A. С. Корженевскую, Д. С. Лихачева, Н. Ф. Маженштейн,
B. Н. Пашикову, А. Я. Разумова и Т. А. Тимковскую.

СОДЕРЖАНИЕ
ДАНИИЛ ХАРМС
(Составление, подготовка текстов и примечания В. Сажина)
СТИХОТВОРЕНИЯ
100. О том как Иван Иванович попросил и что из этого вышло 7
101. От бабушки до Esther 9
102. Вьюшка смерть 11
103. «в репей закутанная лошадь...» 14
104. Конец героя 15
105. Случай на железной дороге 17
106. Пророк с Аничкиного моста 18
107. Скупость 20
108. Виктору Владимировичу Хлебникову 21
109. «двух полководцев разговор...» 21
110. Прогулка 22
111. В кружок друзей камерной музыки 24
112. Авиация превращений 25
ИЗ. Искушение 27
114. Комментарий к философии А. И. Введенского 30
115. А. И. Введенскому 30
116. Фокусы 30
117. «выходит Мария отвесив поклон...» 32
118. «Приходите приходите...» 32
119. Падение с моста 33
120. беса 34
121. Жизнь человека на ветру 36
122. Полет в небеса 40
740

123. «пристала к пуделю рука...» 42
124. «Тарфик — Я город позабыл...» 43
125. Овца 48
126. «Откуда я?..» 49
127. «Ехал доктор издалёка...» 49
128. Столкновение дуба с мудрецом 51
129. «Все все все деревья пиф...» 55
130. Ванна Архимеда 55
131. «Тюльпанов среди хореев» 57
132. «Свои ручки лелея...» 60
133. I Разрушение 61
134. «Мы (два тождественных человека)...» 62
135. Жене 63
136. Стук перед 64
137. «Всё наступает наконец...» 65
138. «Жил мельник...» 65
139. Утро (пробуждение элементов) 66
140. Падение вод 66
141. «Земли, огня и ветра дщери...» 67
142. «Где я потерял руку?» 68
143. Нётеперь 70
144. Лапа 71
145. Вечерняя песнь к имянем моим существующей 87
146. Месть 89
147. Радость 97
148. Он и мельница 102
149. Виталист и Иван Стручков 104
150. «боги наги...» 104
151. Третья цисфинитная логика бесконечного небытия 105
152. Звонитьлететь (третья цисфинитная логика) 106
153. «Я вам хочу рассказать...» 107
154. АнДор 111
155. Окно 112
156. «Короткая молния пролетела над кучей снега...» 114
157. Окнов и Козлов 115
158. Молитва перед сном 117
159. Вода и Хню 117
741

160. Лампа о словах подносящих укромную музыку 120
161. Хню 121
162. От знаков миг 126
163. «в миг...» 129
164. «Дни дни клонились к вечеру...» 129
165. «Скажу тебе по совести...» 130
166. «То то скажу тебе брат от колеса не отойти тебе...» 131
167. «Небеса свернуться...» 132
168. «Идет высокий человек и ловко играет на гармоне...» 134
169. «Соседка помоги мне познакомиться с тобой...» 136
170. «Почему нелюбопытны...» 137
171. «Скорей подними занавеску...» 137
172. «Почто сидишь...» 137
173. «Ты шьешь. Но это ерунда...» 138
174. «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа...» 138
175. Наблюдение 138
176. Страсть 139
177. Архитектор ,.... 141
178. «Мне всё противно...» 143
179. О водяных кругах 145
180. Подруга 146
181. Постоянство веселья и грязи 147
182. Сладострастная торговка 148
183. Старуха 150
184. «Колесо радости жена...» 150
185. Берег и я 152
186. Баня 152
187. «Горох тебе в спину...» 153
188. Обращение учителей к своему ученику графу Дэкону 154
189. «Мне стариков медлительный рассказ противен...» 156
190. Размышление о девице 157
191. Неизвестной Наташе 158
192. Физик сломавший ногу 158
193. Олейникову 158
194. На смерть Казимира Малевича 159
195. «Господи пробуди в душе моей пламень Твой...» 160
196. Первое послание к Марине 160
742

197. Второе послание к Марине 161
198. Марине 162
199. «Гости радостно пируют...» 162
200. Вариации 163
201. СОН двух черномазых ДАМ 164
202. «Шёл Петров однажды в лес...» 165
203. «Я плавно думать не могу...» 165
204. «Желанье сладостных забав...» 166
205. «Глоб: Я руку протянул. И крикнул...» 167
206. «Деды жили, деды знали...» 168
207. «Гнев Бога поразил наш мир...» 168
208. «Но сколько разных движений...» 169
209. Сладострастный древоруб 171
210. «Я долго думал об орлах...» 171
211. «В ночной пустынной тишине...» 172
ПРОЗА И СЦЕНКИ
212. История Сдыгр Аппр 173
213. Вещь 180
214. «Давайте посмотрим в окно...» 183
215. Утро 184
216. «Прежде чем придти к тебе...» 188
217. «Я один...» 188
218. «Мы жили в двух комнатах...» 189
219. «Дорогой Никандр Андреевич...» 190
220. Охотники 191
221. «Воронин (вбегая): Остановка истории!..» 192
222. «Один монах вошёл в склеп...» 193
223. «Тут все начали говорить по-своему...» 193
224. «Старичёк чесался обеими руками...» 194
225. О равновесии 195
226. О явлениях и существованиях № 1 196
227. О явлениях и существованиях № 2 198
228. Грехопадение или познание добра и зла. Дидаскалия 199
229. «Маляр сел в люльку и сказал...» 203
230. Обезоруженный, или Неудавшаяся любовь 206
743

231. Рыцарь 206
232. «Иван Яковлевич Бобов...» 209
233. «Я родился в камыше...» 211
234. «Липавского начала мучать...» 212
235. История 213
236. Праздник 214
237. Неожиданная попойка 215
238. «Лидочка сидела на корточках...» 216
239. «Теперь я расскажу...» 220
240. Инкубаторный период 221
241. «Жил-был человек, звали его Кузнецов...» 221
242. «Я не люблю детей...» 222
243. Смерть старичка 223
244. Воспоминания одного мудрого старика 224
245. Судьба жены профессора 227
246. О том, как рассыпался один человек 229
247. Кассирша 229
248. Отец и Дочь 231
249. О Пушкине 233
250. «Один человек лёг спать верующим...» 233
251. «У Колкова заболела рука...» 233
252. Случай с моей женой 234
253. «Так началось событие...» 235
254. «Один человек, не желая более питаться...» 236
255. Всестороннее исследование 238
256. «— Есть ли что-нибудь на земле...» 239
257. Пассакалия № 1 240
258. Грязная личность 241
259. «Когда сон бежит от человека...» 242
260. Шапка 242
261. Бытовая сценка. Водевиль 243
262. «Меня называют капуцином...» 244
263. «Я поднял пыль...» 245
264. «Господин невысокого роста...» 245
265. «Когда я вижу человека...» 246
266. Рыцари 246
267. Победа Мышина 248
744

268. Лекция 250
269. Помеха 251
270. Власть 253
271. Упадание (Вблизи и вдали) 255
272. «На кровати метался полупрозрачный юноша...» 256
273. «В трамвае сидели два человека...» 257
274. «— Да, — сказал Козлов...» 258
275. «Я не стал затыкать ушей...» 259
276. Синфония № 2 260
277. Реабилитация 261
ДРАМАТИЧЕСКИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
278. Комедия города Петербурга 262
279. Елизавета Вам 296
280. Гвидон 315
ЦИКЛЫ И СБОРНИКИ
281. 1. Измерение вещей 324
<2>. Сабля 327
<3>. Одиннадцать утверждений Даниила Ивановича Хармса ... 332
<4>. Предметы и фигуры, открытые Даниилом Ивановичем
Хармсом 333
<5>. Мыр 335
<6>. Cisfinitum. Письмо к Леониду Савельевичу Липавскому.
Падение ствола 336
<7>. Нуль и ноль 339
<8>. О круге 340
282. I. «Однажды я пришел в Госиздат...» 341
II. « Я решил растрепать...» 342
III. «Теперь я всё понял...» 343
IV. «Я слыхал такое выражение...» 344
V. «Когда два человека играют в шахматы...» 344
VI. «Теперь я скажу несколько слов...» 345
283. <«Голубая тетрадь»> 346
745

284. Случаи 354
<1>. Голубая тетрадь № 10 354
<2>. Случаи 354
<3>. Вываливающиеся старухи 354
<4>. Сонет 355
<5>. Петров и Камаров 356
<6>. Оптический обман 356
<7>. Пушкин и Гоголь 356
<8>. Столяр Кушаков 357
<9>. Сундук 358
<10>. Случай с Петраковым 359
<11>. История дерущихся 359
<12>. Сон 360
<13>. Математик и Андрей Семенович 361
<14>. Молодой человек, удививший сторожа 362
<15>. Четыре иллюстрации того, как новая идея огорашивает
человека, к ней не подготовленного 364
<16>. Потери 364
<17>. Макаров и Петерсен 365
<18>. Суд Линча 366
<19>. Встреча 367
<20>. Неудачный спектакль 367
<21>. Тюк! 367
<22>. Что теперь продают в магазинах 369
<23>. Машкин убил Кошкина 369
<24>. Сон дразнит человека 370
<25>. Охотники 371
<26>. Исторический эпизод 372
<27>. Федя Давидович 374
<28>. Анегдоты из жизни Пушкина 375
<29>. Начало очень хорошего летнего дня. Симфония 377
<30>. Пакин и Ракукин 377
НЕЗАВЕРШЕННОЕ И ОТВЕРГНУТОЕ
285. «Одна муха ударила в лоб...» 380
286. «Дорогой Саша...» 383
746

287. Пиеса 383
288. Фома Бобров и его супруга 384
289. «Но художник усадил натурщицу...» 387
290. «— Видите ли, — сказал он...» 388
291. Евстигнеев смеётся. Водевиль о трёх головах 389
292. «Не маши колесом...» 391
СТАТЬИ И ТРАКТАТЫ
293. «Бесконечное, вот ответ на все вопросы...» 392
294. «Числа не связаны порядком...» 395
295. <0 существовании, о времени, о пространстве> 395
296. 1. «О существовании...» 399
II. «О ипостаси» 400
III. «О кресте» 400
297. Статья 402
298. О том, как меня посетили вестники 402
299. Связь 404
300. Пять неоконченных повествований 405
301. Трактат более или менее по конспекту Эмерсена 406
302. Письма к Т. А. Липавской 408
НИКОЛАЙ ОЛЕЙНИКОВ
(Составление, подготовка текстов и примечания В. Сажина)
СТИХОТВОРЕНИЯ
303. «Кузнечик, мой верный товарищ...» 421
304. Карась 421
305. Любовь 423
306. Короткое объяснение в любви 425
307. Муре Шварц 426
308. Генриетте Давыдовне 426
309. На день рождения Груни 427
310. Алисе 428
311. Машинистке на приобретение пелеринки 428
747

312. Наташе 429
313. К. И. Чуковскому от автора 430
314. Заведующей столом справок 431
315. Деве 431
316. «Половых излишеств бремя...» 432
317. Татьяне Николаевне Глебовой 432
318. «Однажды красавица Вера...» 433
319. Лидии 433
320. Хвала изобретателям 435
321. Послание, бичующее ношение длинных платьев и юбок 435
322. Шуре Любарской 437
323. Чревоугодие (Баллада) 439
324. Служение науке 442
325. Озарение 444
326. Бублик 444
327. Послание артистке одного из театров 445
328. Послание, бичующее ношение одежды 445
329. Быль, случившаяся с автором в ЦЧО 447
330. Генриху Левину 448
331. На выздоровление Генриха 451
332. Послание 452
333. Лиде 453
334. Чарльз Дарвин 453
335. Смерть героя 454
336. На имянины хирурга Грекова 455
337. Перемена фамилии 456
338. Таракан 458
339. Из жизни насекомых 461
340. Муха 461
341. О нулях 462
342. Жук-антисемит 463
343. «Великие метаморфические силы...» 465
344. «Рассмотрим вещи те, что видим пред собою...» 465
345. «Графин с ледяною водою...» 465
346. Вулкан и Венера 466
347. Пучина страстей (Философская поэма) 470
748

ПРИЛОЖЕНИЯ
I. Следственное дело № 4246-31 г. 1931—1932 годы. Публикация
Н. Кавина. Подготовка текстов и примечания В. Сажина 519
1а. Игорь Бахтерев. Горькие строки. Подготовка текста И. С. Маль-
ского. Вступительная статья и примечания А. В. Крусанова и
И. С. Мальского 573
II. Александр Олейников, Последние дни Николая Олейникова 590
III. Следственное дело № 2196-41 г. 1941—1942 годы.
Публикация Н. Кавина. Подготовка текстов и примечания В.
Сажина 609
IV. Следственное дело № 148347. Публикация и примечания
И. С. Мальского 621
Примечания 654

«...Сборище друзей, оставленных судьбою». А. Введенский,
А Литовский, Я. Друскин, Д. Хармс, Н. Олейников: «чина-
ри» в текстах, документах и исследованиях / Сост. В. Н. Са-
жин. В 2-х томах. Том 2. — М: Ладомир, 2000. — 749 с, ил.
ISBN 5-86218-265-9
ISBN 5-86218-277-2 (т. 2)
Двухтомник включает значительную часть «взрослого» творческого
наследия А. Введенского, Д. Хармса и Н. Олейникова (стихотворения,
прозу, драматические произведения, философские трактаты и эссе);
«Разговоры» Л. Липавского - запись бесед «чинарей» в 1933—1934 гг.;
эссе и философские сочинения Л. Липавского и Я. Друскина; дневники
и переписку «чинарей»; материалы следственных дел Д. Хармса и
А. Введенского. Второй том посвящен творчеству Д. Хармса и Н.
Олейникова.

Научное издание
«...Сборище друзей,
оставленных судьбою»
В 2-Х ТОМАХ
ТОМ2
Редактор
Ю. А. Михайлов
Художественный редактор
Е. В. Гаврилин
Технический редактор
И. И. Володина
Корректор
О. Г. Наренкова
Компьютерная верстка
О. Н. Бойко
ЛР № 064340 от 05 декабря 1995 г.
Лицензия 06 ИР 000048 № 03039 от 15. 01. 98 г.
Подписано в печать 17. 09. 2000. Формат 84x108 1/32.
Бумага офсетная №1. Печать офсетная. Гарнитура «Академическая».
Печ. л. 23,5. Усл. печ. л. 39,48.
Тираж 2000 экз. Зак. № 3915.
Научно-издательский центр «Ладомир»
103617, Москва. К-617, корп. 1435
Отпечатано с оригинал-макета
в ООО ПФ «Полиграфист»
160001, Вологда, ул. Челюскинцев, 3
ISBN 586218277-2

В серии
«Русская потаенная литература»
вышли:
1. Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова.
2. Под именем Баркова: Эротическая поэзия XVIII —
начала XIX века.
3. Стихи не для дам: Русская нецензурная поэзия второй
половины XIX века.
4. Русский эротический фольклор: Песни. Обряды и
обрядовый фольклор. Народный театр. Заговоры. Загадки.
Частушки.
5. Анти-мир русской культуры: Язык. Фольклор.
Литература. Сб. статей.
6. Секс и эротика в русской традиционной культуре. Сб.
статей.
7. Заветные сказки из собрания Н.Е. Ончукова.
8. Народные русские сказки не для печати. Русские
заветные пословицы и поговорки, собранные и
обработанные А.Н. Афанасьевым.
9. В.И. Жельвис. Поле брани: Сквернословие как
социальная проблема в языках и культурах мира.
10. Русский школьный фольклор: От «вызываний»
Пиковой дамы до семейных рассказов.
11. Заветные частушки из собрания А.Д. Волкова. В 2 т.
12. Анна Map. Женщина на кресте.
13. А.П. Каменский. Мой гарем.
14. Эрос и порнография в русской культуре. Сб. статей.
15. М. Н. Золотоносов. Слово и Тело: Сексуальные аспекты,
универсалии, интерпретации русского культурного
текста XIX — XX веков.
16. «А се грехи злые, смертные...» Любовь, эротика и
сексуальная этика в доиндустриальной России (X — первая
половина XIX в.). Сб. материалов и исследований.
17. «...Сборище друзей, оставленных судьбою». Л. Липавский,
А. Введенский, Я. Друскин, Д. Хармс, Н. Олейников:
«чинари» в текстах, документах и исследованиях. В 2 т.
Серия издается с 1992 года.