Эвандро Агацци
Моральное
измерение
науки и техники
Перевод с англ. И. Борисовой
Научный редактор член-корр. РАН Лекторский В. А.
Москва
Московский философский фонд
1998
Агацци Э.
Моральное измерение науки и техники
Перевод с англ. И. Борисовой
Научный редактор В. А. Лекторский
М.: МФФ, 1998-344 с.
Eva nd го Agazzi
Right, Wrong, and Science
The Ethical Dimensions of the Techno-Scientific Enterprise.
В книге рассматриваются современные проблемы этики
науки и техники. Автор развивает оригинальную концепцию
взаимодействия этических и когнитивных компонентов
научно-технической деятельности.
ISBN 5-85133-056-2
© Е. Agazzi. Right, Wrong and Science.
The Ethical Dimensions of the Techno-Scientific Enterprise.
© Борисова И.В , перевод, 1998.
©МФФ, оформление, 1998.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Хотя моя профессиональная деятельность была свя-
зана главным образом с философией науки, ей неизменно
сопутствовал живой интерес к вопросам морали. Он повли-
ял на мои взгляды на науку и философию науки. Вот поче-
му я довольно регулярно публиковал статьи и очерки, по-
священные этике науки и технологии (а иногда и собствен-
но этике). Так зародилась концепция данной книги. Более
случайные мотивы подвигли меня к ее опубликованию. Я
заметил, что все чаще указываю тем, кто обращается за
библиографическими справками об этой стороне моей ра-
боты, на статьи и очерки, рассеянные по труднодоступным
порой журналам, сборникам статей и материалам конгрес-
сов. Я решил, что хорошо было бы собрать эти статьи и за-
метки в одном томе. Но есть и более важная причина, ко-
торая побудила меня написать эту книгу: мне казалось, что
следует переосмыслить собственные взгляды с некой еди-
ной, органической точки зрения и представить их в одно-
временно более аргументированном, упорядоченном и
обоснованном виде. Пусть некоторые главы этой книги бу-
дут содержать пересказ других работ, но все же у меня по-
явится возможность рассмотреть и темы, развернутые в
неизданных текстах. Я попытаюсь копать глубже, переос-
мысливая свои прежние взгляды.
Какой аудитории адресована эта книга? Ее происхож-
дение дает ответ. Статьи и очерки, которые составляют яд-
4
Предисловие
ро многих глав, представляют собой переработанные текс-
ты лекций, адресованных частью широкой публике, частью
— ученым, инженерам и врачам, частью — профессио-
нальным философам. Как бы то ни было, мне приходилось
ориентиррваться на людей с самым различным образова-
нием. Мне представлялось, что можно удовлетворить их
несколько противоречивые потребности, написав ясный
технически простой текст, доступный для обычного образо-
ванного человека, и периодически вкрапляя в него предва-
рительные соображения, быть может, излишние для одних
читателей, зато весьма полезные для других. Поэтому не-
которые научные понятия (заимствованные, например, из
теории решения, теории игр, теории систем) будут совер-
шенно ясны для читателей, которым они уже знакомы, од-
нако же не для обладателей более традиционного фило-
софского образования. С другой стороны, я буду иногда
разъяснять понятия и концепции, которые известны про-
фессиональным философам и неведомы специалистам в
других областях. Такова одна из причин, объясняющих на-
личие пространных пояснительных замечаний, которые
расширяют рамки обсуждения и продвигают его вперед, а
также содержат отсылки к работам, дающим дополнитель-
ную информацию (в той или иной мере полезную для раз-
ных читателей). И все же это собрание «дополнений», го-
раздо более обширное в оригинальном итальянском изда-
нии, здесь значительно сокращено. Оно остается, однако,
полезным справочным подспорьем.
Э. А.
ВВЕДЕНИЕ
Одно время достижения (или «завоевания») науки и
технологии приветствовались с безграничным доверием,
непоколебимым оптимизмом и безусловным одобрением. В
последние десятилетия такое восприятие сменилось широ-
ко распространившимися недоверием, страхом, пренебре-
жением и отрицанием. Наше общество, видимо, перешло от
поклонения науке к антинаучным установкам, от завышен-
ной оценки науки и технологии как абсолютного и безуслов-
ного блага, блага как такового, к представлению о них как о
феноменах, в корне противоположных благу.
Обе эти позиции ошибочны: несомненно, наука и тех-
нология суть благо, но не безусловное благо, и невозможно
отрицать, что по мере своего развития (особенно в послед-
нее время) они повернулись к нам рядом негативных сто-
рон. Это не оправдывает предложения притормозить их раз-
витие, и не столько ввиду его невыполнимости, сколько по-
тому, что развитие науки и технологии не происходит совер-
шенно автоматически. Его осуществляют человеческие су-
щества, а значит, оно в принципе допускает целесообраз-
ную ориентацию и направленность. Даже если мы отверга-
ем (с полным правом) утверждение о внутренней порочнос-
ти науки и технологии, все же остается проблема совмеще-
ния их закономерного внутреннего роста с элиминацией их
негативного влияния, и даже с защитой различных челове-
ческих ценностей. Поиски решения этой проблемы можно
считать величайшим вызовом нашего времени. Нижеследу-
ющие размышления призваны способствовать прояснению
формообразующих факторов этого вызова, который сегодня
6
Введение
чаще воспринимается конкретно - как необходимость поис-
ков путей возможного регулирования развития науки и тех-
нологии, отнюдь не являющихся абстрактными сущностями,
но представляющих собой результат сложной сети челове-
ческих действий.
Автономия науки
Новое время - понимаемое исторически, как наступив-
шее на Западе с рассеянием сумерек средневековья, - ха-
рактеризовалось становлением «автономии» разных облас-
тей духовной и практической жизни человека. Так, Макиа-
велли требовал автономии политики, Галилей - автономии
науки, британские представители либеральной мысли - ав-
тономии экономики, Кант и романтики - автономии искусст-
ва и т. д. В этих требованиях сначала делался особый ак-
цент на специфике соответствующих областей, что привело
к установлению чисто внутренних критериев, на основании
которых можно было судить о том, достигнуты ли преследу-
емые каждой из них определенные и специфические цели.
Переход от автономии к свободе можно усмотреть в
том факте, что признание автономии привело к отвержение
какой бы то ни было опеки или вмешательства извне, со сто-
роны других областей. По знаменитому выражению Бартоло
Сасоферато, каждая дисциплина, отделяясь от средневеко-
вой системы знания, претендовала на полную автономию
asuperiorem non recognoscens». Такие претензии на свободу,
однако, выражались в разной форме и были более или ме-
нее радикальными. В одном смысле автономия понималась
как независимость критериев суждения. В другом и много
более глубоком смысле под автономией подразумевалось
нечто большее - полная независимость действия. Третий
смысл сводится к отрицанию возможности контроля или ог-
раничения свободы действия со стороны «внешних» аген-
тов, действующих во имя защиты других целей или ценнос-
тей. Ясно, что эти различные смыслы «автономии» образу-
ют некий последовательный ряд, отнюдь не соответствую-
Введение
1
щий порядку логической последовательности, поскольку
признание автономии в первом смысле слова не влечет за
собой ее признания во втором смысле и т. д.
Сегодня налицо тенденция к переосмыслению упомя-
нутых признаков автономии, главным образом потому, что
мы столкнулись с последствиями процесса «освобожде-
ния», последствиями, которые привели к многочисленным
интуитивно неприемлемым результатам. Автономия различ-
ных областей, доведенная до логического конца, ввергает
их в серьезные конфликты с другими сферами и ценностя-
ми человеческого существования. Поэтому мы должны ре-
шить непростую проблему - критически пересмотреть разъ-
ясненное выше значение автономии, избежав при этом вся-
кого обскурантизма, ретроградства или отвержения того по-
зитивного, что есть в утверждении автономии и свободы.
Логическим инструментом, которым мы воспользуемся
с критическими целями, является различение познаватель-
ной свободы науки (которая должна быть безграничной) и
ее свободы как действия: подобно всем другим человечес-
ким действиям, она должна быть предметом суждений о мо-
ральной законности, которые могут ее ограничивать. Вооб-
ще говоря, границы свободы устанавливаются в результате
рассмотрения, с точки зрения ценностей, целей, средств,
обстоятельств и последствий некоего действия.
Взятая просто как система знания (т. е. рассматривае-
мая только с точки зрения ее содержаний), наука не имеет
этического измерения. Но как человеческая деятельность -
деятельность, направленная на получение знания, - наука
не может уклониться от общих характеристик любой чело-
веческой деятельности, неизменно направляемой выбором,
движимым ценностными суждениями, которые учитывают
весь спектр ценностей, а не одну только познавательную
ценность.
Регуляция науки
Сделаем некоторые выводы из предыдущих соображе-
8
Введение
ний. Прежде всего, ясно, что собственно этические ограни-
чения и правила могут распространяться на практику науч-
ного исследования. И впрямь, раз мы признаем, что мораль-
ные принципы должны руководить человеческими действи-
ями, мы обязаны также признать, что не все позволено и что
спектр допустимого ограничивается, с одной стороны, обя-
зательным, а с другой - запрещенным. Однако в то время
как моральные принципы и ценности по своей природе
очень общи, обязанности, разрешения и запреты относятся
к конкретным действиям и должны быть специфицированы
посредством конкретных норм.
Итак, мы установили, что невозможно отрицать закон-
ность четко сформулированных норм, которые должны регу-
лировать научную деятельность. В конце концов, мы уже
привыкли к существованию норм, регулирующих чистые и
прикладные исследования сточки зрения их безопасности и
тайны, и нет оснований исключать законность и целесооб-
разность более общих моральных норм. Но мы еще не вы-
яснили, кто вправе устанавливать такие нормы и как может
быть гарантирована их действенность. Логика нашего рас-
суждения приведет нас к заключению об обоснованности
точки зрения теории систем; в частности, моральные нормы
должны выражать необходимость «системного» согласова-
ния различных ценностей, а значит - вытекать из многосто-
роннего признания ответственности: ответственности на-
учного сообщества относительно других ценностей, прини-
маемых в обществе, и ответственности других социальных
институтов (экономических, политических, религиозных и т.
д.) за соблюдение прав науки. Больше того, призыв к ответ-
ственности как нельзя лучше выражает подлинный характер
всякой этической установки, поскольку ответственность
предполагает одновременно свободу и обязанность, кото-
рая не равноценна ни ограничению, ни навязыванию.
Осознание ответственности приходит в результате
взросления, образования и участия. Это значит, что уче-
ные должны стать более чуткими к существованию и важ-
Введение
9
ности универсальных человеческих ценностей, участво-
вать в обсуждении и все более глубоком постижении при-
роды этих ценностей и условий их осуществления. Но это
также значит, что философы морали, теологи и политики
должны стать более компетентными, более восприимчивы-
ми к реальным вопросам, возникающим в практике научно-
го исследования (чистого и прикладного) и в его многочис-
ленных аспектах.
Таким образом, мы обрисовали в общих чертах круг
тем, обсуждаемых в этой книге, и в то же время очертили
наши важнейшие тезисы и предлагаемые далее решения
проблем, с которыми мы столкнемся. В последующих главах
мы более подробно остановимся на основополагающих сю-
жетах, намеченных во Введении; единство книги определя-
ется скорее повсеместным присутствием перспективы, ко-
торую мы только что обозначили, нежели порядком после-
довательности ее глав.
Часть первая
МИР НАУКИ И ТЕХНОЛОГИИ
Глава 1.
ЧТО ТАКОЕ НАУКА?
Наука как современная парадигма знания
Поставив своей целью исследование отношения между
наукой и этикой, мы должны прежде всего точно опреде-
лить, что подразумевается под этими двумя понятиями. По-
этому - не вдаваясь в детальные анализы и рассуждения,
которые отвлекли бы нас от цели, - рассмотрим некоторые
характерные черты научного знания и разъясним, в каком
смысле наука могла и по-прежнему может претендовать на
автономию (см. Введение), а также в каком смысле автоно-
мия науки сопряжена с моральной проблематикой1.
Легко заметить, что в современной культуре наука ста-
ла парадигмой знания. Это становится еще более очевид-
ным, если принять во внимание, что 'характер «научности»
приписывают конкретной исследовательской области уже
не на основании ее содержания (как прежде, когда область
научного исчерпывалась дисциплинами, называемыми «ма-
тематикой, физикой и естествознанием»), но скорее на ос-
новании способа анализа и трактовки этого содержания.
Это стало возможным, поскольку исследовательская об-
ласть начинает признаваться научной, когда вырабатывает
собственный метод исследования. Научный метод - хотя ча-
сто он не получает четкого выражения (и предполагает раз-
витие и корректировку), - характеризуется двумя фундамен-
тально важными качествами: строгостью и объективное-
Гп. 1.Что такое наука7
11
тью. Конечно, приведя эти два термина, еще нельзя счи-
тать проблему решенной. Действительно, их значение сле-
дует немедленно прояснить, но прежде всего необходимо
обратить внимание на произошедшее изменение перспек-
тивы. Отрывая понятие науки от его прежней области значе-
ний, от определеннго содержания, и «привязывая» его к оп-
ределенным методологическим требованиям, таким как
строгость и объективность, мы едва ли не уравниваем его с
понятием знания как такового. И впрямь, кто признает со-
вершенно достоверным знание, не являющееся объектив-
ным и строгим? Поэтому, демонстрируя способность к до-
стижению такого знания, наука автоматически становится
моделью, парадигмой знания как такового. Уже одно это на-
блюдение позволяет нам понять, насколько высоки ставки
во всяком обсуждении проблемы автономии науки. В конеч-
ном счете эта проблема прямо связана с фундаментально
важной проблемой свободы познания.
Требование строгости в науке
Сразу же отметим, что требования строгости и объек-
тивности тесно взаимосвязаны и что обсуждать их по от-
дельности можно только в контексте логического анализа.
Далее, обратим внимание на тот факт, что фундаменталь-
ные критерии, позволяющие определить понятие научной
строгости, входят в определение структуры объективности.
Помня эти необходимые предостережения, попытаемся оп-
ределить научную строгость как условие, предполагающее,
что все положения научной дисциплины должны быть обос-
нованными и логически соотнесенными. Обоснование мо-
жет производиться двумя существенно различными путями:
с одной стороны, конкретное утверждение в конкретной на-
уке можно считать обоснованным, если оно отвечает приня-
тым в ней критериям удостоверения данных (как, напри-
12
Часть 1
мер, в случае суждения о фактах в эмпирических науках в
широком смысле), или если оно открыто признано в качест-
ве исходного постулата (как в формальных науках); с дру-
гой стороны, утверждение может быть обосновано посред-
ством установления четких логических связей, посредством
его дедуктивного выведения из других суждений, которые
уже получили обоснование. Ясно, что в данном случае мы
апеллируем также к аспекту логической согласованности
научных суждений, которая неизменно побуждает нас рас-
сматривать науку как определенную теорию об определен-
ной области объектов, а не как простой набор суждений об
этих объектах.
Данная характеристика понятия научной строгости
весьма широка и обща. Но так и должно быть, поскольку
это показывает, что каждая наука должна располагать соб-
ственным способом конкретизации условий научной стро-
гости. Это верно, прежде всего, относительно установления
критериев удостоверения данных. Ясно, что в физике ис-
пользуются иные критерии, нежели в биологии или истори-
ографии, что отнюдь не свидетельствует о ненаучности
двух последних дисциплин, но просто выражает их специ-
фику; вскоре мы остановимся на этом более подробно. Это
верно, однако, и относительно методов, какими устанавли-
вается логическая связь между различными суждениями и,
в частности, между уже обоснованными суждениями и теми,
которые только должны быть обоснованы посредством этой
связи. Правда, ранее мы назвали такие методы дедуктив-
ными, но тем самым мы все же оставили открытым боль-
шой круг возможностей. Например, в некоторых науках -
именно в формальных - дедукция есть просто процесс нис-
хождения, который, начинаясь с принятых аксиом или по-
стулатов, распространяется на все остальные суждения,
тем самым выявляя их природу как теорем. В эмпирических
Гл 1 Что такое наука7
13
дисциплинах данное суждение может быть обосновано по
существу аналогичным способом, поскольку доказывается,
что его можно дедуцировать из других, уже обоснованных
суждений. Тем не менее суждение может быть признано
обоснованным и потому, что из него можно дедуцировать
другие обоснованные суждения (например, эмпирически ве-
рифицированные суждения). Известно, что суждение, кото-
рое как таковое является логическим следствием из других
суждений, ранее уже обоснованных, и суждение, логичес-
ким следствием из которого оказываются другие, ранее уже
обоснованные суяодения, имеют различную степень досто-
верности. В любом случае именно цепочка дедуктивного
рассуждения с различной степенью достоверности обеспе-
чивает обоснование суждения2.
Однако мы еще далеко не охарактеризовали все име-
ющиеся дедуктивные инструменты и не исчерпали их пе-
речня: некоторые «удачливые» науки заимствуют уже гото-
вые инструменты из математических дисциплин, - инстру-
менты, которыми можно воспользоваться сразу или после
незначительной доработки. Но это возможно не всегда, и
пренебрежение этим обстоятельством приводит к ненуж-
ным комплексам неполноценности, а то и к тщетным по-
пыткам «математизировать» дисциплины, уже обладаю-
щие собственной специфической дедуктивной строгостью
и не нуждающиеся в смирительной рубашке искусственной
«математизации»’. Если допустить, что, вообще говоря,
научную строгость можно определить как поиски обоснова-
ний и логических связей, то надо признать, что каждая кон-
кретная наука может достигать этой цели своим особым
способом4.
14
Часть 1
Характеристики научной объективности
Если трудно однозначно определить понятие научной
строгости, то тем более настоятельна потребность в прием-
лемой для всех формуле объективности. Схема объектив-
ности, которую мы сейчас предлагаем, видимо, часто ско-
рее скрыто, нежели явно присутствует в мышлении, а тем
более в деятельности ученых. Смысл понятия объективнос-
ти является весьма щекотливой темой, поскольку современ-
ная наука, ссылаясь на свою объективность, пытается со-
вершить подмену - присвоить себе роль немного-немало ус-
ловия истины. Действительно, можно сказать, что совре-
менная наука в «классическом», как мы теперь говорим, пе-
риоде своего развития (длившемся от Галилея до конца
прошлого столетия) начинала все больше и больше рассма-
тривать себя как привилегированное седалище истинного
знания. Но на закате XIX в. общеизвестные кризисы, разра-
зившиеся в двух науках par excellence, именно в математи-
ке и физике, основательно пошатнули самоуверенность на-
уки. В (начале нашего столетия наибольшее распростране-
ние получили конвенционалистские и инструменталистские
модели науки, т. е. наука утратила характер рассуждения,
нацеленного на постижение истины, став вместо этого чис-
то прагматическим, полезным и, соответственно, конвенци-
онально организованным знанием5. Когда такие представ-
ления поблекли и вновь появилась потребность в призна-
нии познавательной цели науки, казалось уже, что невоз-
можно даровать ей характер истинного знания. Казалось,
что действительным нуждам науки лучше отвечает харак-
теристика ее как просто объективного знания. К сожале-
нию, распространение этого термина не сопровождалось
его однозначным определением. Поэтому сегодня сущест-
вуют различные точки зрения на научную объективность.
Гл 1 Что такое наука?
15
Одни исследователи понимают ее как интерсубъектив-
ность, другие - отождествляют с математическим по сути
типом инвариантности, третьи же считают, что объектив-
ность науки обеспечивается совпадением множества усло-
вий - частью логических, частью методологических, час-
тью метафизических .
Не входя в детальный анализ каждого из упомянутых
подходов, мы сосредоточим внимание преимущественно на
точке зрения, которая (помимо того, что является наиболее
распространенной) способна некоторым образом вобрать в
себя и другие: на понимании научной объективности как ин-
терсубъективности. Даже чисто интуитивно ясно, что это
понятие указывает на публичный дискурс, который, несо-
мненно, является основополагающим для современной на-
уки. Чаще же и обычно под интерсубъективностью понима-
ют независимость'от субъекта; которая признается сего-
дня существенно важной характеристикой объективности.
Сколь бы естественной ни казалась характеристика
объективности как интерсубъективности, затруднитель-
ность применения ее к знанию не может остаться незаме-
ченной: как можно помыслить публичное знание, знание,'
независимое от субъекта, когда по самой своей природе
познавательная деятельность осуществляется «от первого
лица»? Как, другими словами, могут разные субъекты сде-
лать свой опыт и знания общими? К счастью, для того что-
бы утверждать интерсубъективный характер понятия, нам
не надо верифицировать то, что способ восприятия, пости-
жения и представления этого понятия каиодым субъектом
тождествен способу постижения его другими субъектами.
На самом деле достаточно, чтобы было очевидно согласие
в способе употребления понятия разными субъектами, а
оно вполне может быть очевидным для каждого из них, не
требуя от них всматривания в восприятия или мысли друга-
16
Часть 1
ного, проистекает из того факта, что субъекты выполняют
определенное число операций, заведомо одинаковых, ко-
торые позволяют им убедиться в единообразном употреб-
лении ими этого понятия. Это может происходить на уров-
не повседневного опыта, но еще более очевидно в случае
научной интерсубъективности, которая всегда связана с
использованием стандартных, общепризнанных и разделя-
емых сообществом ученых данной исторической эпохи
процедур7.
Достаточно немного поразмыслить над нашими заме-
чаниями, как становится ясно, что с этой точки зрения субъ-
екты - не столько умы или сознания, сколько показатели,
системы референции. Это едва ли удивительно, поскольку
если и есть что-то, что не может быть общим для субъектов,
так это осознание ими происходящих вокруг событий. Кроме
того, именно этот факт позволяет нам понять, в каком смыс-
ле наша характеристика объективности может включать в
себя другие ее характеристики - например, как формы ин-
вариантности. И впрямь, независимость от субъекта вполне
можно выразить как форму инвариантности относительно
различных систем референции, образуемых различными
субъектами. Больше того, другие методологические призна-
ки, которые считаются существенно важными для структуры
научного знания, такие как возможность повторения экспе-
риментов и проверки утверждений, показывают, что объек-
тивное утверждение в принципе должен разделять всякий
субъект, выполняющий операции, на основании которых
данное утверждение было сделано в рамках данной науки.
Рассмотрим теперь другой смысл понятия научной
объективности. Кажущийся второстепенным, он приводит
нас к нескольким интересным заключениям. Он выясняется
в результате размышления над тем фактом, что ни одна на-
ука никогда не рассматривает действительность в целом,
Гл 1 Что такое наука?
17
но лишь собственный, ограниченный круг объектов. Поэто-
му мы спрашиваем: как определяются объекты науки? Сра-
зу же хочется ответить, что каждая наука определяет поле
своих объектов посредством отбора ограниченной области
вещей, которыми она занимается, пренебрегая другими ве-
щами. Однако при ближайшем рассмотрении обнаружива-
ется, что конкретная вещь не может быть специфическим
объектом науки, но что, напротив, наука рассматривает вся-
кую вещь со своей собственной точки зрения. Точнее, эта
точка зрения формулируется с помощью некоторого числа
предикатов (имен свойств, отношений, функций), которые
составляют часть концептуального багажа конкретной науки
и употребляются в ней при рассмотрении самых различных
вещей. Так механика, например, рассматривает вещи с точ-
ки зрения таких понятий, как масса, пространственное рас-
стояние, временная длительность; историография рассмат-
ривает документальные данные, и т. д. Стало быть, каждая
наука «вырезает» подходящие объекты и применяет к ним
свои собственные предикаты, такие что эти объекты стано-
вятся референтами конкретных предикативных структур.
Предикаты вводятся посредством определенных операцио-
нальных процедур, нацеленных на установление их возмож-
ной применимости к различным вещам (мы будем называть
их базовыми предикатами), либо посредством эксплицит-
ных или имплицитных логических определений, которые вы-
текают из базовых предикатов.
Здесь важно следующее: операции, посредством кото-
рых наука устанавливает свои базовые предикаты, суть те
же, что позволяют нам достичь в рамках этой науки интер-
субъективного согласия, о котором мы говорили выше. Вот
почему они конституируют и условия, согласно которым
объекты задаются, и условия, на основании которых они
объективно познаются. Таким образом, то, что можно на-
18
Часть 1
звать объективностью в слабом смысле слова (в сущности
это тождественно интерсубъективности), совпадает с тем,
что можно назвать объективностью в строгом смысле сло-
ва (которая предполагает действительное соотнесение с
объектами, действительную область значения). Это позво-
ляет вернуть науке свойственное ей познавательное изме-
рение относительно действительного, измерение, которое
утрачено во многих современных эпистемологиях и без ко-
торого трудно было бы оправдать уверенность в достоинст-
ве и надежности науки, составляющую настоящий отличи-
тельный признак современной цивилизации1.
Мы прекрасно понимаем, что начатое здесь обсужде-
ние научной объективности (в смысле интерсубъективного
знания и знания конкретных объектов) чрезвычайно схема-
тично и оставляет много вопросов. Но мы не хотим повто-
рять здесь то, что было подробно проанализировано в дру-
гих наших публикациях. Поэтому, считая наши тезисы до-
статочно обоснованными, мы перейдем теперь к рассмотре-
нию некоторых вытекающих из них следствий.
Некоторые условия научной объективности
Итак, первое следствие из наших предыдущих рассуж-
дений: научная объективность предполагает нейтрализа-
цию субъекта, который как таковой исчезает в тот самый мо-
мент, когда это необходимо, для того чтобы его утверждение
можно было считать объективным. Добавим, что это не рав-
нозначно абсурдному утверждению о том, что бытие можно
отделить от мышления, но скорее означает, что в научном
дискурсе необходимо отбросить характеристики индивида,
в котором имеет место их связь.
Второе следствие из сказанного состоит в том, что воз-
никновение горизонта интерсубъективности есть случайный
факт. Если верно, что интерсубъективное согласие становит-
Гл 1 Что такое наука?
19
ся возможным благодаря единообразию в употреблении оп-
ределенных понятий, благодаря одинаковости совершаемых
с ними операций, то ясно также, что такое согласие может
возникнуть только в том случае, если определенные способы
оперирования с ними составляют общее наследие данной
группы исследователей. Кажется, возник порочный круг: что-
бы прийти к согласию относительно определенных операций,
мы уже заранее должны быть согласны относительно других
операций, и тем самым рискуем ввергнуться в дурную беско-
нечность. Но это заключение вытекает из абстрактного под-
хода к проблеме. Исторически каждая человеческая общ-
ность располагала инструментами (включая не только уста-
новление и использование определенных материальных ин-
струментов, но и общность некоторых естественных или ис-
кусственных языков, специальных понятий, сложившиеся ис-
следовательские процедуры, общие философские «каркасы»
понятийных отсылок и даже метафизические схемы - «очки»
для прочтения действительности), относительно которых су-
ществовало согласие в широком смысле этого слова. Иными
словами, наука становится наукой, только если заранее зада-
ны определенные условия интерсубъективного понимания,
которыми могут воспользоваться многие исследователи. Их
случайный характер определяется не только отсутствием
всякой логической необходимости их существования, но так-
же тем обстоятельством, что их использование тем, а не
иным способом, обращение к ним, с тем чтобы очертить не-
кую область исследования, носит характер исторического
факта, а не теоретической необходимости. Кроме того, мы
должны понимать, что этот факт не имеет ничего общего с
конвенционализмом. Очевидно, что ученые не приходят в
какой-то момент к согласию относительно того, что надо де-
лать или произносить, принимать или отвергать определенные
инструменты; все куда проще - то, как устанавливается такое
20
Часть 1
согласие, невозможно определить a priori. Это может удивить
только того, кто не осознал, что наука (и знание вообще) не воз-
никает из ничего, но всегда происходит из уже имеющегося зна-
ния, использует подручное. Учитывая это, мы должны сказать,
что случайность научной объективности можно было бы на-
звать ее исторической детерминированностью. В дальней-
шем мы увидим, что эти свойства научной объективности важ-
ны с точки зрения отношения между наукой и этикой*.
Во-первых, нейтрализация субъекта, характеризующая
научное знание в его объективности, свидетельствует, видимо,
о неизбежной деперсонализации ученого, о его свободе от от-
ветственности, что не допускает законного применения к на-
уке морального суждения. Во-вторых, признание такого след-
ствия, видимо, обосновывает справедливость обвинения про-
тив науки как отчуждающей и дегуманизирующей деятельно-
сти. Кроме того, предполагаемая историческая детермини-
рованность науки снова открывает возможность связи науч-
ного знания с более широким человеческим миром; миром,
чьи неясные пока черты мы увидим в последующих главах. В-
третьих, важно не упустить из виду, что хотя мы говорили
только о научном знании, уже было показано, что его харак-
терные признаки - объективность и строгость - проистекают из
операций (а не просто из содержания): таким образом, было
имплицитно признано, что научное знание неотделимо от де-
лания, и это, несомненно, составляет фундаментально важ-
ный элемент всякого рассмотрения отношения между наукой
и моралью. Однако этот аспект заслуживает дальнейшего ис-
следования, которое будет предложено в подходящий момент
и приведет к распространению нашего обсуждения, до тех пор
ограничивавшегося наукой, на область технологии.
Глава 2. НАУКА И ОБЩЕСТВО
Наука как социальный продукт
Нынешние дискуссии об отношении между наукой и
этикой можно адекватно понять лишь в том случае, если
принять во внимание другие споры, которые развернулись в
последние десятилетия вокруг двух главных тем - отноше-
ния между наукой и обществом и нейтральности науки. В
обоих случаях спор был движим отчасти прлемическим за-
дором, желанием, как часто говорят, «сорвать маску» с на-
уки, сбросить ее с пьедестала незаинтересованного иссле-
дования истины и мощного двигателя человеческого про-
гресса, показать ее тяготение к компромиссам, зависимость
от других сил, действующих в социальном контексте, даже
менее благородных. Споры зашли так далеко, что модель
науки как объективного и строгого знания, намеченная в
предшествующей главе, была названа мистификацией. Но
при всех издержках эти споры не были бесплодными, и име-
ет смысл вкратце охарактеризовать их проблематику, с тем
чтобы нарисовать более объективную картину, что позволит
нам сосредоточить внимание на центральной теме нашей
работы. Поэтому мы начнем с исследования отношения
между наукой и обществом, а в следующей главе продол-
жим обсуждать вопрос о нейтральности науки.
Тезис о социальной зависимости науки получает все
большее признание, по крайней мере в количественном от-
ношении, в результате комбинации двух культурных факто-
ров, которые хотя и имели совершенно различное проис-
хождение, действовали (кто-то сказал бы: случайно) в одних
временных рамках. Первый из них представлен так называ-
22
Часть 1
емой «неортодоксальной» традицией марксистской мысли,
которая развивалась главным образом в западноевропей-
ских странах. В то время как «официальная» советская ор-
тодоксия отстаивала за марксизмом титул научной филосо-
фии (в противоположность буржуазной идеологии), маркси-
сты на Западе с большей готовностью признавали марксизм
идеологией. Однако, исходя из теории Маркса и Энгельса,
они утверждали, что эта идеология есть выражение кон-
кретных материальных структур общества и охватывает все
продукты интеллектуальной деятельности, включая и науку.
Основанием для такого утверждения (как мы увидим да-
лее) отчасти была программа политической борьбы: с од-
ной стороны, они стремились лишить науку имиджа объек-
тивного знания, который обеспечивал ей превосходство
над идеологическим мышлением; с другой стороны, наука
подвергалась нападкам как столп капиталистического об-
щества, как ответственная за часть его злодеяний. Доходя
даже до отрицания ценности научного знания (эпистемиче-
ский уровень), марксисты твердили о социальной зависи-
мости науки, особенно как деятельности, в ее прикладных
областях и компромиссах с властью (прагматический уро-
вень), а кроме того, склонялись к отождествлению науки с
технологией. Вот почему, как мы увидим, они активно уча-
ствовали в споре о нейтральности науки (разумеется, вы-
ступая ее отрицателями).
Когда европейский неомарксизм развивал эти тезисы в
60-х гг. (особенно, хотя и не исключительно в исследовани-
ях представителей Франкфуртской школы10 и в работах
французских авторов, таких как Гольдман и Альтюссер) и
применял их в 70-х гг. в полемике о нейтральности науки,
именно тогда англо-американский мир начал разрабатывать
социологическую концепцию науки, сформировавшуюся к
настоящему времени.
Гпава 2 Наука и общество
23
Социологическая концепция появилась на свет вместе
с книгой Томаса Куна «Структура научных революций»
(1962). Эта работа вызвала оживленные споры. Она проти-
востояла как эпистемологической традиции логического
эмпиризма, так и идеям Поппера. Кун всегда настаивал, что
он является скорее историком науки, нежели философом
науки, и вскоре смягчил наиболее радикальные тезисы сво-
ей работы. Но первоначальные его тезисы снискали такой
успех как раз потому, что являлись открытым приложением
социологии знания, столь распространенной и влиятельной
в академических кругах, к области научного знания. До не-
го никто не дерзнул дать ей такое применение11.
В более специальной эпистемологической сфере спор
между сторонниками Куна и сторонниками Поппера домини-
ровал на сцене в 70-х гг., привходя в атмосферу, созданную
изучением работ «позднего Витгенштейна» (чьи «Философ-
ские исследования» были опубликованы в 1953*.), разжигая
спор о несоизмеримости научных теорий и открывая путь к
эпистемологическим концепциям Лакатоша и Фейерабенда.
Следствия установления слишком большой зависимости
науки от социального контекста начинают выявляться в
этом споре об эпистемологии: это радикальный релятивизм,
антиреализм, исчезновение понятия истины и даже научной
объективности, растворение критериев, способных обосно-
вать предпочтительность не только одной научной теории
сравнительно с другой, но также научных форм знания
сравнительно с псевдонауками. Эти тезисы, которые могли
казаться парадоксальными в откровенно «иконоборческих»
и провокативных сочинениях Фейерабенда, начиная с 60-х
гг. получили систематическое обоснование и породили це-
лый блок «метанаучной» литературы12.
Конечно, отрицательный прогноз лишен оснований, но
некоторые импликации необходимо принять во внимание.
24
Часть 1
Безусловно, введение исторического и социального созна-
ния в интерпретацию науки - явление само по себе позитив-
ное. Полезно также подвергнуть науку социологическому
исследованию: получаемая таким образом информация
всегда интересна и познавательна. Однако совсем другое
дело - всецело сводить научное знание к социальному про-
дукту. Это ошибка, характерная для доброй части социоло-
гической эпистемологии. Верное понимание отношения
между наукой и обществом фундаментально важно для на-
шей задачи в этой работе. Действительно, в рамках чисто
социологической концепции науки всякий разговор об этике
и ответственности излишен. Если наука есть всего лишь со-
циальный продукт, то она просто выражает этику общества,
и нет смысла ни судить о ней с точки зрения морали, ни ре-
гулировать ее; кроме того, неясно, каким образом или кто
может формулировать суждение о самом обществе. Мо-
ральная проблематика лишена смысла, если не создан об-
раз науки и технологии как обладающих значительной авто-
номией относительно общества и не признана роль индиви-
дов и их выбора в научном и технологическом предприятии.
Разумеется, необходимо также учитывать, что к социаль-
ным факторам, воздействующим на науку, относятся и тре-
бования аформе этических принципов и ценностей, призна-
ваемых в данном обществе.
Внутренние основания
социальной интерпретации науки
Полагать, будто традиционнаяи в некотором смысле
популярная - точка зрения, романтически рисующая науку
как результат работы исключительных индивидов, есть про-
сто проекция индивидуалистического мировоззрения на ис-
торию и культуру, значило бы чрезмерно упрощать дело. По-
мимо явственно проглядывающего индивидуализма, у этого
Глава 2.Наука и общество.
25
мнения есть и другое основание, касающееся самой приро-
ды науки. Можно сказать, что вплоть до прошлого века на-
уку рассматривали как предприятие, в котором человек за-
дает природе вопросы и принуждает ее к ответу. Запись ее
ответов образует возрастающее богатство научного знания.
С этой точки зрения «диалог» между человеком и природой
чаще всего рассматривали как своего рода столкновение
двух партнеров, и, видимо, казалось вполне естественным
думать, что самые важные тайны, ревностно охраняемые
этим Сфинксом, может вытянуть из него лишь чрезвычайно
ловкий Эдип, время от времени появляющийся в истории.
Другими словами, достоверное научное суждение рассмат-
ривалось как утверждение, сделанное раз и навсегда одним
человеком; это утверждение получало подтверждение сво-
ей истинности от самой природы, а не от некоего согласия,
выраженного другими индивидами.
Мы уже отметили, что этот образ мыслей претерпел
глубокое изменение в результате кризиса современной на-
уки, разразившегося на пороге нашего столетия. Уверен-
ность науки в собственной способности войти в прямой кон-
такт с природой была подорвана, и основание объективной
достоверности научных суждений стали усматривать уже не
в их точном соответствии чертам природы, но скорее в ин-
терсубъективном согласии научного сообщества. Научную
объективность начали отождествлять с научной интерсубъ-
ективностью (со всеми сложными и далеко не тривиальны-
ми смыслами, предполагаемыми этим понятием и рассмот-
ренными нами выше). Огарда ясно, что науку уже нельзя
считать индивидуальным предприятием; следовательно, ее
необходимо рассматривать как предприятие коллективное в
своей глубиннейшей природе. Прилагательное «коллектив-'
ное» (или «коммунитарное») еще не означает «социаль-
ное», хотя несомненно ведет в том же направлении. Более
26
Часть 1
того, с точки зрения авторов, различающих социальный
«микроконтекст» науки* (тождественный в каждую эпоху ог-
раниченному научному сообществу, в котором осуществля-
ется данный проект) и ее «макроконтекст» (образуемый ши7
рокой социокультурной средой, в которой развивается науч-
ное исследование в целом), коллективный или общий ха-
рактер науки есть уже выражение социального измерения в
собственном смысле этого слова.	,
Хотя приведенные соображения касаются ноэтичес-
кой, или познавательной, структуры науки, рассмотрение
практики современной науки тоже обнаруживает ее кол-
лективный характер. Действительно, современное науч-
ное исследование- все больше требует сотрудничества
многих людей, особенно в экспериментальной области. Ко-
нечно, теоретические результаты чаще достигаются от-
дельными индивидами, но даже теоретические публика-
ции в большинстве своем имеют нескольких авторов, и
ссылки на специальную литературу показывают, что в ны-
нешней науке невозможно работать в одиночку. Это стано-
вится еще более очевидным, если вспомнить о междис-
циплинарном характере современных научных исследова-
ний. Словом, ни один ученый не может не опираться на ра-
боты своих коллег, а значит всякий научный результат есть
плод коллективных усилий.
По-видимому, нет необходимости дополнять сказан-
ное разъяснением внешних оснований социальной интер-
претации науки. Ведь специально этой теме посвящена
обширная литература (о которой мы уже упоминали), где
развивается «социологическая» интерпретация науки.
Кроме того, у нас будет случай вернуться к ней еще раз,
когда мы будем обсуждать тему нейтральности науки.
Глава 2 Наука и общество
27
Осознание воздействия науки на общество
Научный прогресс вызвал глубокие изменения в обще-
ственной жизни. Это еще более очевидно, если говорить о
технологии, типичном продукте науки. Плоды технологии
настолько пронизывают нашу повседневную жизнь, затраги-
вая даже ее мельчайшие элементы, что естественное со-
стояние современного человека есть рукотворный мир.
Возврат к былому естественному состоянию, призывы к
которому мы часто слышим сегодня, - не более чем иллю-
зия или, в лучшем случае, мимолетное бегство от обыден-
ности, которым мы можем насладиться во время кратких от-
пусков; безусловно, оно не является нашим нормальным со-
стоянием. Это совершенно ясно и не нуждается в подроб-
ном обсуждении. Не так легко определить, как наука и тех-
нология изменили наш внутренний мир: заставили нас смо-
треть на вещи иначе, привили нам новое мировоззрение,
поместили нас в ситуацию новых межличностных отноше-
ний и новых социальных иерархий, вызвали новые надежды
и личные потребности, новые проблемы и этические задачи,
в целом - пробудили в нас новые способности, но и столкну-
ли с новыми трудностями. Этот аспект нашей жизни в по-
следние годы подвергся подробному анализу, и поэтому мы
ограничимся простым упоминанием о нем13.
Лишь недавно наше внимание привлек другой аспект
рассматриваемой проблемы. Люди издавна привыкли к
мысли, что разработки науки и технологии имеют целью
только пользу для человечества. Люди всегда считали, что
они способны воспользоваться положительными последст-
виями развития науки и техники, держа под контролем или
уничтожая его возможные негативные последствия посред-'
ством инструментов, доставляемых самим этим развитием:
возможность контролировать науку средствами самой на-
уки молчаливо признавалась само собой разумеющейся.
28
Часть 1
Сегодня мы по разным причинам осознали, что наша уве-
ренность была чересчур оптимистической. Во-первых, на-
ука не контролирует себя автоматически, даже когда она
способна предоставить инструменты такого контроля. За-
грязнение окружающей среды в результате промышленной
деятельности - очевидный пример: в большинстве случаев
вредные побочные продукты и ненужные затраты можно
полностью нейтрализовать посредством соответствующих
технических мер, но их применению препятствуют экономи-
ческие интересы виновников загрязнения. Иными словами,
регуляция науки ее же собственными средствами требует
осознанной решимости и плана, которые не могут быть
продиктованы самой наукой, но предполагают моральную
или социальную ответственность, располагающуюся на
другом уровне, а именно в общественной или личной воле.
Во-вторых, нежелательные последствия технологических
новшеств могут долгое время оставаться неизвестными и,
таким образом, ускользать от контроля: вспомните, напри-
мер, о многочисленных случаях заболевания раком в ре-
зультате воздействия определенных химических продуктов,
продуктов питания и даже медикаментов, а также об отри-
цательных физических или социальных последствиях, по-
рожденных определенными формами трудовой деятельнос-
ти, которые долгое время считали более эффективными.
В-третьих, многие негативные последствия примене-
ния науки и технологии, даже предсказуемые или извест-
ные, исключают возможность эффективного контроля, пото-
му что они получили слишком широкое распространение
или серьезно изменили наши привычки и образ жизни, либо
потому, что доступные нам технические средства пока что
не способны их предотвратить. Больше того, осознание и
оценка таких опасностей должны происходить на социаль-
ном уровне: действительно, будущие катастрофы (не говоря
Гпава 2 Наука и общество
29
уже о возможном уничтожении) угрожают именно человече-
ству или обществу в широком смысле слова, тогда как инди-
вид склонен верить, что если трагедия и грянет, то уже по-
сле его смерти. Вот почему решение этих проблем столь за-
труднительно: оно требует, чтобы мы мыслили в социаль-
ных категориях, чтобы в нашем сознании общество, вклю-
чая будущие поколения, занимало центральное место. Но
хотя мы и мним себя социально сознательными и разумны-
ми, мы все еще слишком ограничены индивидуалистически-
ми взглядами на жизнь; в конечном счете мы еще не способ-
ны мыслить социальными категориями, а значит не способ-
ны принимать решения, которые потребовали бы такого ро-
да социальной установки.
Осознание воздействия общества на науку
Если общество пришло к осознанию своих связей с на-
укой (благодаря, прежде всего, глубокому влиянию науки на
развитие общества), то верно также, что и наука стала луч-
ше осознавать свою связь с обществом. Это осознание бы-
ло невозможным, когда наука была почти всецело делом ин-
дивидов, более или менее изолированных личностей или,
самое большее, узкого круга людей, принадлежащих к замк-
нутому научному сообществу (а значит, в значительной ме-
ре отделенных от остального общества). Ситуация резко из-
мёнилась к концу XVII - началу XIX столетия, когда в Евро-
пе произошла промышленная революция, т. е. когда техно-
логическая отрасль науки начала привлекать к себе всеоб-
щий интерес в силу ее промышленных применений.
Первая систематическая и откровенно критическая
оценка такого положения дел была дана в марксистской фи-
лософии (позитивисты сосредоточились в основном на по-
зитивных последствиях научного прогресса для общества и
культуры). С точки зрения марксизма наука есть главным
30
Часть 1
образом фактор производства, поскольку она является су-
щественно важным элементом современного способа про-
изводства товаров и услуг. Средства производства опреде-
ляют «структуру», внутренний характер, всякого общества,
на которой базируются все другие элементы: институцио-
нальные, юридические, экономические, социальные, а так-
же культурные. Отсюда автоматически вытекает, что каж-
дое общество имеет науку, соответствующую его способу
производства.
Однако марксистская точка зрения ограниченна, по-
скольку социальная обусловленность науки не определяет-
ся исключительно ее отношением к производству. В дейст-
вительности прогресс науки обусловлен куда более широ-
кой культурной и социальной средой со всеми ее философ-
скими, религиозными, этическими и институциональными
элементами. Этот факт подчеркивали некоторые сторонни-
ки вышеупомянутой «социологической» концепции науки, в
частности сам Кун. Тем не менее необходимо отметить, что
эти авторы обычно делали акцент на материальных и инсти-
туциональных аспектах общества, тогда как многие серьез-
ные историки науки (например, Александр Койре) лучше по-
нимали связь науки с окружающей ее культурной и духовной
средой. Их реконструкции часто много убедительнее, чем
реконструкции нынешних социологов науки. Именно потому,
что эти последние интересуются более общими и «внешни-
ми» факторами., они не способны принять во внимание те
собственно интеллектуальные элементы, которые в конеч-
ном счете «ближе» к науке, а потому и важнее для нее.
Индивиды и общество в научной работе
Рассмотрим еще одно основание, не позволяющее ут-
верждать, что наука есть не более чем социальный продукт.
С этой целью мы должны более внимательно исследовать
Гпава 2 Наука и общество
31
роль индивидов в науке. Традиционная точка зрения, кото-
рая приписывает заслугу научного прогресса гениям и ин-
теллектуальным гигантам, хотя и является преувеличением,
все же содержит важное зерно истины: наука - подобно ис-
кусству, философии и литературе - создается человеком и,
следовательно, зиждется на творческих способностях чело-
века. Ведь творческое начало принадлежит индивиду, а не
обществу. Конечно, творческий потенциал личности в не-
благоприятных социальных и культурных условиях может
остаться нереализованным, «не состояться», быть подав-
ленным. Но это отнкадь не означает, что сами социальные
условия способны совершить открытие и изобрести нечто
новое. Это означает, что даже если многочисленные науч-
ные достижения в различных областях подготавливаются
рядом условий и постепенно накапливаемым знанием, то
все же требуется некий исключительный и непредсказуемый
акт личной интуиции, некий собственно творческий индиви-
дуальный акт, который один только и может отобрать полез-
ное, отсечь лишнее и организовать в цельную, связующую,
верифицируемую и последовательную картину те несопос-
тавимые элементы, которые сами по себе не предполагают
(а тем более - не производят) такой синтез. Кроме того, на-
учные открытия и революционные теории зачастую проис-
ходят из размышлений необычайно проницательного ума
над какой-то ранее не замеченной мелочью или над оши-
бочной точкой зрения, незаслуженно признанной современ-
ным ему научным сообществом как нечто непреложное, или
даже в результате выдвижения и развития идеи, которая яв-
но противоречит общепринятой парадигме.
Технология и общество
Здесь надо отметить, что все сказанное нами об отно-
шениях между наукой и обществом потребовало бы сущест-
32
Часть 1
венных изменений, если бы мы стали обсуждать отношения
ме>ццу технологией и обществом. Мы не будем останавли-
ваться на этом специально, поскольку их сходства и разли-
чия прояснятся из того, что мы скажем в последующих гла-
вах. Здесь достаточно знать, что техника есть социальный
продукт даже в большей степени, чем наука. Это должно
быть очевидно из того факта, что различные цивилизации и
культуры в своей истории произвели собственные «мест-
ные» техники, которые различались гораздо больше, чем
соответствующие формы научного знания (т. е. что техника
гораздо сильнее зависит от социального контекста, чем на-
ука). Кроме того, в то время как научное знание переходит
из одного социального контекста в другой и остается в них
более или менее неизменным, передача технологий вызы-
вает гораздо больше проблем и трудностей. Однако необхо-
димо отметить, что чем больше техника формируется на-
укой (или, как мы увидим, чем больше она превращается в
технологию), тем с большей легкостью она воспринимает
обнаруживаемый наукой транскультурный характер, обре-
тая значительную автономию относительно социального
контекста54. Именно потому, что в большинстве дискуссий
вокруг этой проблемы наука, техника и технология не разде-
лялись (а то и совершенно смешивались), мы были склон-
ны проецировать на науку ту жесткую зависимость от обще-
ства, которую более (хотя и не вполне) правильно было бы
приписать технике15. Заметим, что воздействие технологии
на общество было предметом многочисленных дискуссий и
исследований, причем даже вне марксистского контекста,
на который мы пока чаще всего ссылались18.
Глава 3. НЕЙТРАЛЬНА ЛИ НАУКА?
Спор о нейтральности науки
Понимание науки как социального продукта получило
значительную поддержку (как мы только что отметили) в ре-
зультате спора о так называемой нейтральности науки. Про-
тивники нейтральности науки утверждали, в частности, что
наука всегда - продукт социального сообщества, что она
вырастает из основных мировоззрений и уже существующих
убеждений этого сообщества, неизбежно служит интересам
господствующего класса, поддерживает его основополагаю-
щие идеологии, предоставляет интеллектуальные и практи-
ческие инструменты, помогающие ему сохранить свое при-
вилегированное положение.
Волна такого рода критики науки поднялась в значи-
тельной мере под воздействием политических и идеологи-
ческих целей; фактически, она поддерживалась и развива-
лась главным образом (как мы видели) благодаря некото-
рым «неортодоксальным» тенденциям западного марксиз-
ма. Они подтачивали один из самых твердых столпов непри-
ятия марксизма, именно несовместимость науки и идеоло-
гии, столь резко выраженную, например, в работах’ Карла
Поппера". Указывая на их несовместимость, марксизм (и
всякую другую идеологию) осуждали как устаревшее, дог-
матичное и иррациональное решение экономических, поли-
тических и социальных проблем - во имя критического ра-
ционализма, вдохновляемого наукой. Утверждая, напротив,
что существенного различия между наукой и идеологией
нет, поскольку наука как таковая вдохновляется идеологией
и включает ее в себя, неомарксисты стремились развенчать
науку как инструмент критики идеологий.
34
Часть 1
Хотя эти споры относились скорее к политике и идео-
логии, нежели собственно к этике, рассмотрение вопроса о
нейтральности науки может прояснить некоторые фунда-
ментальные проблемы, родственные тем, что возникают
при анализе отношений между наукой и этикой. Поэтому по-
лезно будет остановиться на этом вопросе и начать с обсуж-
дения некоторых аспектов, которые могут быть рассмотре-
ны независимо от упомянутого идеологического спора.
Некоторые фундаментально важные смыслы
понятия нейтральности науки
Порой дискуссии о нейтральности науки обесценива-
лись тем фактом, что защитники противоположных тезисов
вкладывали в понятие нейтральности разный смысл, тогда
как существенно важным условием осмысленного несогла-
сия на уровне утверждений является первоначальное со-
гласие относительно значения употребляемых терминов.
Самый буквальный и непосредственный смысл поня-
тия нейтральности - как равноудаленности от двух или бо-
лее противников - не вносит особой ясности в нашу про-
блему. Однако в споре о нейтральности науки имплицитно
присутствуют более нюансированные значения этого поня-
тия, которые можно упорядочить следующим образом (на
время оставляя в стороне проблему зависимости науки от
идеологии): нейтральность как «незаинтересованность»,
как «свобода от предрассудков», как «неподчинение инте-
ресам», как «свобода от обусловленности» и «индиффе-
рентность к целям».
Как мы далее увидим, каждая из этих точек зрения вы-
зывает различные реакции, в зависимости от того, рассмат-
ривается ли наука как знание или как деятельность. Поэто-
му мы должны провести различение между этими двумя ас-
пектами науки. Безусловно, мы не отрицаем их нераздели-
Гл 3 Нейтральна ли наука?
35
мой связи в конкретном, но нам кажется (и мы попытаемся
это доказать), что некоторые смыслы понятия нейтральнос-
ти применительно к науке можно утверждать или отрицать в
зависимости от того, с какой из этих двух точек зрения она
рассматривается. Нам также представляется, что во многих
случаях признание или непризнание науки нейтральной
обусловлено чрезмерным возвышением одной из ее сторон
до уровня последнего слова в вопросе о природе науки.
Упомянутых опасностей и двусмысленностей необходимо
избежать, особенно если мы хотим сравнить нейтральность
с объективностью (которая, как мы видели, более точно и
отчетливо выражает само понятие автономии науки).
Сегодня ясно, что наука - фундаментально важная че-
ловеческая деятельность, осуществляемая индивидом или
сообществом. Ведь для многих людей занятие наукой « их
профессиональная деятельность, а продвижение научных
исследований есть цель, преследуемая институтами, орга-
низациями и национальными и международными сообщест-
вами во всем мире; в ее достижение вкладывают значитель-
ные средства, надеясь их окупить. Однако делание науки
имеет своим результатом главным образом приобретение
знания, которое в случае необходимости может быть непо-
средственно использовано, употреблено в качестве инстру-
мента, искажено и скрыто, но которое во всяком случае
прежде должно уже существовать. Поэтому невозможно от-
рицать, что непосредственной целью занятия наукой все-
гда является приобретение знания и, что если это действи-
тельно так, то это знание является объективным (здесь мы
опускаем критерий строгости, поскольку в данном случае
можно считать его частью критерия объективности). Исходя
из этого, мы должны спросить себя: являются ли требования
объективности и нейтральности совместимыми, противоре-
чащими друг другу, необходимо взаимосвязанными и т. д.,
36
Часть 1
помня, однако, что наука есть также некая деятельность и
что с этой точки зрения обсуждение может принять другое
направление. Мы также посмотрим, как конкретно притяга-
тельность и острота этой проблемы обнаруживаются в том
факте, что в некоторых случаях нейтральность науки долж-
на сосуществовать с отсутствием таковой. Теперь обсудим
упомянутые выше смыслы понятия нейтральности науки.
Нейтральность как незаинтересованность
Очевидно, что нейтральность в этом смысле слова со-
вершенно не свойственна науке, рассматриваемой как дея-
тельность: в сущности, ни индивид, ни коллектив не дела-
ют науку без всяких мотивов; именно движущие ими моти-
вы (сколь угодно разнообразные) заставляют их примирить-
ся с необходимостью жертв и затрат, требуемых такой де-
ятельностью. Уяснив это, что можно сказать о науке как зна-
нии? Даже здесь мы не можем исключить присутствия инте-
реса, а именно познавательного интереса; однако этот инте-
рес существенно важен для науки, даже является ее опре-
деляющей характеристикой, и как таковой он несравним ни
с каким другим интересом. Относительно любого интереса
всегда можно спросить: «Действительно ли это знание по-
могает мне удовлетворить мой интерес?» Ответ может быть
отрицательным, даже если знание как таковое истинно. Но
познавательный интерес будет удовлетворен любым истин-
ным знанием, так что в случае познавательного интереса
нейтральность всегда гарантирована.
А что же другие интересы? Имеют ли они право на ме-
сто в науке как знании? Разумеется, нет, поскольку познава-
тельная ценность научного суждения (или теории) совер-
шенно независима от того, отвечает ли это суждение (или
теория) экзистенциальным интересам его (ее) творца или
экономическим интересам бизнеса или организации, фи-
Гл 3 Нейтральна ли наука?
37
нансирующей это исследование, и т. п. Самые благородные
интересы не спасут объективно слабые научные утвержде-
ния, выдвинутые в их защиту, точно так же как самые по-
стыдные интересы не отменят объективную ценность науч-
ных открытий, которые могут быть результатом попытки их
удовлетворить. Стало быть, наука как деятельность не мо-
жет быть нейтральной, но как знание она нейтральна и
должна быть таковой18.
Нейтральность как свобода от предрассудков
В данном контексте мы не придаем термину «предрас-
судок» негативный оттенок, но имеем в виду его буквальное
значение, понимая его как комплекс ранее сформирован-
ных убеждений, интеллектуальных установок, склада созна-
ния и оценок, прямо или косвенно воздействующих на фор-
мулирование «суждений», которые зиждятся на казалось
бы эксплицитном и ясно выраженном основании. Опять-та-
ки ясно, что наука как деятельность не является нейтраль-
ной в этом смысле слова, поскольку всякий индивид и вся-
кое сообщество обязательно обладают некоторыми самыми
общими точками зрения на мир, смысл человеческого дей-
ствия, ценность и цель различного поведения: конечно, эти
точки зрения не могут не воздействовать на то, как делает-
ся наука, и даже на выбор области научного исследования.
Однако интересно, что такого рода комплекс предрассудков
на уровне науки может восприниматься как знание и, более
того, вплетаться в структуры научной объективности. Дейст-
вительно, если сказанное в первой главе верно - и всякая
научная дисциплина выделяет область своих объектов по-
средством экспликации и превращения конкретных точек
зрения относительно реальности в критерии применяемых
определений, - тогда ясно, что точки зрения, предшеству-
ющие формированию научной дисциплины, с необходимое-
38
Часть 1
тью определяются некоторым видением реальности, пре-
восходством, приписываемым некоторым аспектам реаль-
ности (которые расцениваются как достойные внимания), а
потому могут быть отнесены к «предрассудкам» в букваль-
ном смысле слова. Этот факт довольно очевиден. Действи-
тельно, наши прежние замечания о «случайности» и «исто-
рической детерминированности» критериев объективности
и рациональности в науках достаточно свидетельствуют о
его значении.
Теперь попытаемся определить, подрывает ли отсутст-
вие нейтральности объективность научного знания. Прежде
всего, отсутствие нейтральности не обязательно компроме-
тирует объективность научного знания, хотя, несомненно, и
представляет некоторую опасность. И впрямь, как мы виде-
ли, объективность оформляется после выбора критериев
выделения объектов и объективного рассуждения о них.
Стало быть, объективность принимает форму внутренне ги-
потетического рассуждения, так что человек, желающий
рассуждать строго, всегда должен сказать нечто в таком ду-
хе: «Если решено работать над этой совокупностью данных
с использованием этих инструментов, и ограничить наши
базовые предикаты следующим перечнем, и принять такого
рода логические и математические инструменты для выво-
да и теоретических построений вообще, то будет объектив-
но установлено следующее ...» Можно сказать, что в резуль-
тате подобных мер методологической предосторожности та-
ким образом делимитированное объективное рассуждение
становится нейтральным, поскольку оно зависит теперь не
от предрассудков, но от открыто признанных критериев, ко-
торые, даже если первоначально и были подсказаны опре-
деленными предрассудками, впоследствии действуют со-
вершенно независимо от последних. Это действительно так,
и даже те, кто не разделяет предрассудков, обусловивших
Гл 3 Нейтральна ли наука7
39
данный конкретный выбор, могли бы признать объектив-
ность такого рода гипотетического рассуждения.
Нейтральность в этом смысле слова, однако, окажется
скомпрометированной, если рассуждение - осознанно гипо-
тетическое, а потому не всеобщее - станет претендовать на
универсальную и абсолютную ценность: если будет заявле-
но, что одна только данная признанная точка зрения явля-
ется законной или что эта точка зрения подтверждает пра-
вильность предрассудка, который ее подсказал. Тем самым
наука придет к оправданию одной точки зрения за счет ис-
ключения других, вместо того чтобы (как положено) экспли-
цировать познавательные возможности, заложенные в дан-
ной точке зрения. Она выйдет за рамки собственной струк-
туры, отказавшись от нейтральности относительно предрас-
судков. Эта позиция ошибочна; такой утраты нейтральности
необходимо избегать. Наука как знание может и должна
быть нейтральной относительно предрассудков, всегда со-
знавать их и их неполноту. Иначе объективность утрачива-
ется, а вместе с ней - сама научная природа рассуждения.
История науки подтверждает это.
Мы имеем в виду, например, то, что определенные ме-
тафизические, теологические, космологические и антропо-
логические «предрассудки», распространенные в эпоху Воз-
рождения, направили споры ученых в сторону признания ге-
оцентрической модели Вселенной, или что во времена не
столь отдаленные государственные и академические влас-
ти в Советском Союзе и коммунистических странах ввели
запреты и организовали походы против теории относитель-
ности, квантовой механики, математической логики и гене-
тики во имя священных и неприкосновенных «предрассуд-
ков» диалектического материализма. В обоих случаях раз-
витие науки было замедлено верховенством предрассудков
над объективностью, но такая ситуация не могла продол-
жаться долго: собственной внутренней силой объектив-
ность утверждала себя и восстанавливала нейтральность
науки.
Таким образом, даже в этом случае невозможно, види-
мо, избежать заключения, что наука как знание должна
быть нейтральной. Если бы мы относили идеологии к чис-
лу предрассудков, то этот вопрос обрел бы новые аспекты,
которые были бы достойны особого исследования; но, как
уже упоминалось, мы предпочитаем рассматривать про-
блему идеологии отдельно и обратимся к ней в дальней-
шем изложении.
Нейтральность как неподчинение интересам
Обсудив нейтральность как незаинтересованность, мы
хотим теперь рассмотреть нейтральность, которую можно
квалифицировать как «неподчинение интересам». Здесь ак-
цент делается уже не на мотивационном аспекте, а на воз-
можности инструментализации. Когда наука рассматрива-
ется как деятельность, такого рода нейтральности уже
весьма трудно достичь на личностном уровне, поскольку ис-
следователь может более или менее сознательно служить
«интересам тех, кто ему платит»; но это становится много
труднее, когда научное исследование приобретает коллек-
тивное измерение и значимость: ведь тогда неизбежно всту-
пают в игру интересы. Это может быть жажда власти, это
могут быть экономические, политические, идеологические и
т.д. интересы, но по уже упомянутым причинам ясно, что
коллектив не может взвалить на себя ношу научного иссле-
дования без известной компенсации, в качестве которой чи-
стый и простой прирост знания, безусловно, недостаточен.
Хотя это признано относительно науки как деятельнос-
ти, должно быть столь же ясно, относительно науки как зна-
ния, что такое подчинение интересам нельзя допустить, по-
Гл 3 Нейтральна ли наука7
41
скольку оно таит в себе серьезнейшую опасность не только
для объективности, но даже для возможного этического из-
мерения науки. Действительно, если и есть моральная при-
вычка, положительный обычай, которым наука может гор-
диться, который существенно усилил ее позиции в общест-
ве, то это, несомненно, интеллектуальная честность, та
фундаментальная установка, которая не позволяет ученым
замалчивать истину, маскировать ее или придавать ей види-
мость лжи ради каких бы то ни было интересов, пусть даже
благородных и альтруистических. Таким образом, отказать-
ся от такого рода научной нейтральности можно разве что
очень высокой ценой, вызвав пагубные последствия для ци-
вилизации. Конечно, нельзя быть настолько наивным, что-
бы не признавать, что самые разные интересы стремятся
проникнуть в науку даже в ее чисто познавательной сфере.
Долг каждого ученого - изолировать их, бороться с ними,
выявлять их и рассматривать эту ситуацию не как законную
или естественную, а как патологическую.
Нейтральность как свобода от обусловленности
Отметим, что ученый (индивид или даже сообщество
ученых в целом) вполне может принять решение придержи-
ваться твердого морального принципа неподчинения инте-
ресам. Но это не спасло бы его от реальной обусловленно-
сти, будь то в форме поощрения определенных типов ис-
следования, согласия или отказа финансировать, преград
развитию определенных дисциплин или теорий. И здесь
снова различение между наукой как деятельностью и на-
укой как знанием вносит некоторую ясность, хотя и не столь
полную, как ранее. Совершенно ясно, что обусловлен-
ность непосредственно касается науки как деятельно-
сти, но невозможно не замечать, что расширение и
рост тех областей, где знание действительно приоб-
42
Часть 1
ретается, предопределяются различными условиями
далеким от нейтральности образом.
Этот факт, однако, должен привести нас к необходимо-
сти отстаивать нейтральность науки именно потому, что она
является деятельностью. Другими словами, хотя наука дей-
ствительно обусловлена внешними факторами - и до изве-
стной степени так должно быть, поскольку научная деятель-
ность не может подняться до уровня абсолютной ценности
и потому должна характеризовать себя относительно бо-
лее широких контекстов ценности и значения, в которых она
существует, - верно также, что наука должна претендовать
на разумную меру автономии, подобно, например, искусст-
ву. На практике это означает отстаивание легитимности
сферы чистого исследования, основанного исключительно
на стремлении к объективному знанию, где определенные
темы или области исследуются просто потому, что они ин-
теллектуально интересны и захватывающи, пусть даже они
не служат какой-то конкретной цели из числа тех, какие ча-
ще всего обусловливают науку. Если наука отказывается от
этой борьбы, то в итоге она отрекается от самой себя и ин-
теллектуальной habitus [конституции], которая с самого на-
чала была ее ргорпит [собственным (лат). - Пер.]. (Об этом
мы говорили в предыдущей главе.)
Нейтральность как индифферентность к целям
Мы близко подходили к теме этого параграфа, когда
рассматривали нейтральность как незаинтересованность.
Сейчас мы хотели бы рассмотреть не вообще мотивацию,
движущую наукотворчеством, но ее часть: цели, которые
могут направлять научное исследование. Ясно, что наука
как знание с необходимостью преследует фундаменталь-
ную цель: объективное знание, или поиски истины в подлин-
ном смысле этого слова. Но, поскольку эта цель носит кон-
Гл 3 Нейтральна ли наука?
43
ститутивный характер и определяет сферу науки как зна-
ния, проблема нейтральности здесь не возникает. Дело ско-
рее в том, чтобы установить, может ли или должна ли наука
как знание быть подчинена другим целям. Эти последние не
должны быть связаны со структурой науки как знания: са-
мая благородная цель не может оправдать ложный научный
тезис, точно так же, как постыдная цель не может лишить
познавательной ценности научное открытие, сделанное в
погоне за ее осуществлением.
Относительно науки как деятельности ситуация совер-
шенно иная: здесь индифферентность к целям не только
почти невозможна, но и неуместна. Она не может быть по-
ставлена здесь как идеал. К сожалению, познавательную
независимость науки от целей часто путают с необходимос-
тью охранять полную свободу науки от целей, что приводит
к отчуждению науки, которое в последнее время справед-
ливо критиковали. Наука как деятельность должна иметь
цели, она должна существовать в пространстве сознания и
Смысла; она должна размещаться в виду горизонта всеобщ-
ности и не может позволить себе выступать формой более
или менее благородного бегства. Значит, в этом смысле на-
ука не может и не должна быть нейтральной. Ученый инди-
вид, как и любой человек, должен осмысливать свою дея-
тельность, и, поскольку его деятельностью является науко-
творчество, именно оно и должно быть наделено смыс-
лом. Сходным образом сообщество, которое признает и
поддерживает научную деятельность, вправе и обязано рас-
смотреть и выяснить, с какими целями, ориентируясь на ка-
кие ценности и, возможно, в соперничестве с какими други-
ми возможными типами деятельности разумно и правильно
заниматься этой деятельностью.
44
Часть 1
Нейтральность и ответственность науки
Мы не случайно не упоминали о применении науки, хо-
тя спор о нейтральности исторически возник именно из раз-
мышлений о нейтральности науки. Говорят, и не без основа-
ний, что атомная бомба заставила науку признать свой “пер-
вородный грех"1”, поскольку показала, сколь ужасающим мо-
жет быть ее применение. Хотя это сравнение настраивает
на определенный лад, попытка увидеть здесь качествен-
ный скачок вела бы в ложном направлении. Человек всегда
использовал свое знание (научное или донаучное) для
уничтожения других людей, и судьба научного и технологи-
ческого прогресса всегда была связана не только с делами
во благо развития и цивилизации, но и с деяниями разруши-
тельными и смертоносными. Даже казалось бы чисто «созер-
цательный» научный инструмент - телескоп, открывший но-
вые пути к познанию космоса и небесной гармонии, Галилей
представил сенаторам Венецианской республики как средст-
во, позволяющее видеть вражеские корабли издалека, “двумя
или более часами" раньше, чем станет видимым венециан-
ский флот (такие же преимущества он сулил и в сухопутной
войне)20. Если и можно говорить о первородном грехе, то он
относится не к науке, но (по глубокому евангельскому выра-
жению) к «сердцу человека»21, который может облагородить
либо осквернить все, к чему прикасается. Наука лишь увели-
чивает силу человека и тем самым многократно умножает его
способность к злу и добру, и если верно, что сегодня атомная
энергия угрожает уничтожением всего человечества, то не
менее верно, что несколько лет спустя (когда будет обеспече-
на ее «безопасность») она может стать главным орудием его
выживания.
Таким образом, проблема применения науки не ставит
под сомнение ее нейтральность - ни как знания, ни как де-
ятельности. Она говорит о необходимости роста ответст-
Гл 3 Нейтральна ли наука?
45
вечности как коллективов, так и отдельных ученых, занятых
применением научных разработок. Стало быть, проблема
применения науки - прежде всего этическая и лишь потом
политическая: по мере того, как человек становится более
могущественным, а последствия приложения его возросше-
го могущества - более серьезными, более настоятельной
становится и необходимость руководить им в реализации
его могущества, ограничивать его. За отсутствием лучшего
решения ее можно выразить как необходимость ограничи-
вать возможности человека и тем самым контролировать
научный и технологический прогресс. Но если бы эта уста-
новка не рассматривалась как чисто ситуативная, то при-
шлось бы признать ее серьезным поражением человека,
свидетельством его неспособности достичь моральной вы-
соты, требуемой его реальными возможностями в использо-
вании всех средств, находящихся в его распоряжении.
Ясно, во всяком случае, что это не было бы удовлетво-
рительным решением. Действительно, если бы человеку не
удалось достичь степени этической сознательности и поли-
тической зрелости, которая позволила бы ему отказаться от
насилия по отношению к ближним, трудно предположить,
как он мог бы принять решение ограничить свои возможно-
сти нападать и защищаться или пользоваться имеющимися
преимуществами. Если бы, напротив, такая сознательность
была достигнута им, то увеличение человеческого могуще-
ства не таило бы в себе никакой опасности, поскольку оно
было бы направлено на благо человечества, а не на уничто-
жение. Таким образом, необходимо, чтобы значительно воз-
росла ответственность людей, в том числе ученых. Бо-
лее того, на ученых ложится еще большая ответственность:
ведь если бы научное сообщество отказалось участвовать в
недолжном применении науки, то оно было бы невозможно,
поскольку сегодня его способны обеспечить только ученые.
46
Часть 1
Но не следует недооценивать опасность, связанную с воз-
ложением ответственности исключительно на ученых и на-
учное сообщество: строго говоря, такое ограничение ответ-
ственности означало бы защиту технократии, поскольку
делало бы творцов науки судьями науки, а при нынешнем
положении дел - и вершителями судеб мира. Вот почему во-
прос об ответственности науки есть на самом деле во-
прос об ответственности каждого человека, который должен
способствовать ответственному использованию всех вещей,
включая науку, и который не может уклониться от взаимо-
действия с другими людьми даже во всемирном масштабе
(поэтому мы сказали, что проблема ответственности явля-
ется одновременно и этической, и политической).
Разумеется, эта проблема заслуживает более деталь-
ного и углубленного анализа, но уже сейчас ясно, что она
связана с проблемой нейтральности. В следующей главе
мы рассмотрим ее непосредственно.
Нейтральность и идеологические
коннотации науки
В наиболее острых моментах спор о нейтральности на-
уки значительно усложняется в связи с проблемой идеоло-
гии. Чаще всего нейтральность науки отрицают марксисты,
которые обыкновенно утверждают, что наука является «иде-
ологической», поскольку она отражает основополагающие
установки правящего класса, придавая им статус объектив-
ности. Следовательно, наука вовсе не нейтральна; отстаи-
вание нейтральности науки может подорвать ее способ-
ность поддерживать порождающую ее идеологию. После
краха марксистской культуры эти тезису кажутся почти ар-
хаическими. Но в менее строгой форме они-продолжают пи-
тать многие (обычно «левацкие») течения современной ан-
тисциентистского и антитехнологического фронта, бойцы
Гл 3 Нейтральна ли наука?
47
которого часто критикуют основополагающие аргументы в
защиту науки и технологии, утверждая, что они выражают
интересы власть имущих, господствующих в индустриаль-
ном обществе и пользующихся выгодами, доставляемыми
научно - технологическим развитием. Для таких индивидов
этическая позиция относительно науки и технологии поч-
ти автоматически перетекает в антисциентизм и анти-
технслог изм.
Ясно, что для наших целей важен анализ связей меж-
ду наукой и идеологией, пусть даже краткий. В этой главе
мы ограничимся обсуждением аспектов, наиболее близко
связанных с темой нейтральности науки. Обобщая их, спро-
сим, является ли наука независимой от идеологий. Ответ
должен быть совершенно утвердительным, исходящим из
того, что наука может рассматриваться как антиидеологиче-
ский образ мыслей. Но здесь естественно возникает второй
вопрос, а именно: не может ли наука, не будучи выражени-
ем господствующих идеологий, сама стать идеологией? Мы
рассмотрим его в главе 5 («Научно-технологическая идео-
логия»), где более подробно проанализируем природу иде-
ологической установки.
Естественно, самая первая трудность связана с тем,
что понятие идеологии не имеет однозначного толкования в
нашей культуре22. В наиболее общем и наименее специаль-
ном смысле «идеологию» можно рассматривать как ком-
плекс основополагающих убеждений о структуре реальнос-
ти и смысле и целях человеческой деятельности и истории,
убеждений, которые служат более или менее откровенным
теоретическим обоснованием деятельности индивида в со-
циальном контексте и разделяются индивидами, принадле-
жащим^ к определенной группе или классу (такого понима-
ния идеологии придерживался Ленин, хотя он и знал о бо-
лее тонком ее определении у Маркса).
48
Часгь 1
Необходимо отметить, что понятие идеологии часто
принимает негативное значение, точнее, идеология понима-
ется как искаженное (пусть даже неумышленно) представ-
ление о действительности, сопровождаемое решимостью
дать этому представлению более широкое распростране-
ние21. Такое понимание предполагает, что наука никогда не
сможет освободиться от обусловленности идеологией, по-
скольку усвоение идеологии происходит бессознательно,
независимо от добрых или злых намерений ученого. Это
объясняло бы, почему каодый ученый в частности и наука
данной эпохи в целом склонны вырабатывать и защищать
искаженный образ действительности, имплицитно предпо-
лагаемый идеологией данного индивида или господствую-
щего класса24.
Слабость этой позиции состоит в том факте, что чело-
век вправе объявить какую - то точку зрения искаженным
представлением о действительности, если он может проти-
вопоставить ей соответствующее верное представление;
этот человек должен обладать истиной. Не говоря уже об
амбициозности такой претензии, она основывается на мето-
дологической двусмысленности, давно уже выправленной в
истории философии: на вымысле дуалистов, которые счи-
тают возможным говорить о зазоре меоду действительнос-
тью и представлением о действительности, поскольку не
способны признать, что в принципе невозможно говорить о
действительности, которая не дана ни в каком представле-
нии, и что представление (если оно не есть «представление
о ничто») есть не что иное, как некоторое представление о
действительности. Для того чтобы избежать этой ошибки,
надо признать, что никакое представление не исчерпывает
действительности; таким образом, чтобы с полным правом
обвинить некую теорию в том, что она является идеологией,
надо показать, что осуществляемое ею искажение действи-
Гл 3 Нейтральна ли наука7
49
тельности есть незаконное возвышение некоторого частич-
ного аспекта реальности до целого25.
Как мы заметили, однако, в силу ее объективного ха-
рактера наука располагает собственными средствами, поз-
воляющими избежать искажения объективного знания
вследствие подчинения его идеологическим целям. Некото-
рые идеологии, с другой стороны, после тщетных попыток
осудить науки (изгнать их или развивать согласно собст-
венным идеологическим канонам), в конечном счете вынуж-
дены были предоставить их самим себе и даже искать сою-
за с ними. Они перешли от осуждения к апологетической
эксплуатации, стараясь показать, что достижения наук как
объективного, автономного исследования соответствуют
догматам данной идеологии, а то и подкрепляют их. Таким
образом, даже если мы признаем, что идеологическая обус-
ловленность может поощрять, замедлять или блокировать
создание и развитие определенных форм объективации, яс-
но, что эти различные влияния могут оцениваться и дейст-
вительно влиять на становление науки только в контексте
научной объективности.
Выводы
Из нашего анализа должно быть ясно, что однозначно по-
ложительного или отрицательного ответа на вопрос о нейтраль-
ности науки не существует. Ведь наука - сложная, многогранная
реальность, да и понятие нейтральности допускает различные
истолкования26. В самом общем виде можно сказать, что еще
несколько десятилетий назад наука считалась в сущности ней-
тральной, но возросшее осознание заставило нас отрицать ее
нейтральность. Тем не менее точно так же, как прежняя точка
зрения грешила крайностью, видя в науке только чистое зна-
ние, сегодня существует опасность противоположной крайнос-
ти: одностороннего забвения познавательной функции науки.
50
Часть 1
Несомненно, наполнение науки историческим сознани-
ем, лишение ее искусственной над историчности, которая
как бы отрывала ее от человеческих пороков и слабостей,
было замечательным культурным завоеванием. Кажущаяся
утрата престижа и достоинства на самом деле облагоражи-
вает науку, придает ей человеческий облик, показывает, что
она подвержена всем случайностям (обусловленности, ком-
промиссам, инструментализации), а также не чужда идеаль-
ным импульсам и бескорыстным порывам, неотрывным от
человеческой истории. Сегодня все знают, что науки разви-
ваются в истории, и когда выше мы предлагали рассматри-
вать науку как деятельность, мы хотели поместить ее в од-
но пространство со всеми другими человеческими деятель-
ностями, которые разворачиваются в поле решений, исклю-
чений, признания ответственности, борьбы, стремления к
власти, преследования своих интересов, идеологий и драм
этического и политического выбора. В силу всех этих осно-
ваний наука не является, не может быть и не должна быть
нейтральной, иначе она сама изгонит себя из сферы чело-
веческого, утвердит свою неспособность выражать мир че-
ловека и содействовать его развитию.
Вместе с тем необходимо сохранить рациональное
зерно, содержащееся в утверждении о нейтральности на-
уки; необходимо настаивать на нейтральности науки как
знания. Действительно, различного рода обусловленность,
мотивы, идеологические воздействия и культурные парадиг-
мы дают знать о своем присутствии у самого порога научно-
го знания. Но речь идет о том, чтобы определить, может ли
научное знание обеспечить для себя зону автономии. Эта
зона располагается в сфере объективности, которая может
быть гарантирована при условии, что мы признаем нейт-
ральность науки, которая не исключает отсутствия нейт-
ральности (о котором мы только что упоминали). Иными
Гл 3 Нейтральна ли наука7
51
словами, проясняя предпосылки конституирования науки и
ее отношения к объектам (которые определены историчес-
ки и потому не нейтральны), мы узнаем об условиях, вы-
звавших определенную точку зрения, и можем оценить ее
относительно других, реальных или возможных, точек зре-
ния, — потому должны признать ограниченность этих точек
зрения. В конечном счете мы вправе и обязаны устано-
вить, что в этой точке зрения можно расценить как полно-
стью объективное, т. е. как истинное и неопровержимое зна-
ние, пусть частичное и корректируемое, подобно всякому
другому человеческому знанию. В этом состоит нейтраль-
ность науки как знания. Отрицать нейтральность науки -
значит откатываться назад, к формам иррационализма или
догматическому невежеству.
Действительно, не следует забывать, что именно бла-
годаря нейтральности наука успешно очертила ту ограни-
ченную область рассуждения, в которой разум позволяет
людям понимать друг друга, сотрудничать независимо от
различных интересов, противоположных идеологических,
политических и религиозных убеждений и всех прочих моти-
вов, которые заставляют их забыть о нейтральности. Более
того, только благодаря нейтральности науки определенные
утверждения могут быть признаны ложными независимо от
авторитета и власти тех, кто их защищает или хотел бы за-
щищать. Все это - великое благо для цивилизации, от кото-
рого нельзя и не должно отказываться.
Глава 4 НАУКА, ТЕХНИКА И ТЕХНОЛОГИЯ
Некоторые различения
Наблюдающийся в последние годы значительный рост
интереса к моральным проблемам, связанным с наукой, ак-
тивизация дискуссий на темы морали был вызван разруши-
тельным применением научных достижений, их вредными
или опасными последствиями и более или менее серьезны-
ми авариями в сфере технологической деятельности, осо-
бенно в области военной и промышленной технологий. В
этом свете часто подчеркивали, что моральные проблемы
(и требования регуляции, которые они могут повлечь за
собой) на самом деле касаются не науки, но скорее техно-
логии: только технология может принести людям зло (наря-
ду с добром), и поэтому именно технологию необходимо
контролировать посредством моральных, социальных и по-
литических принципов. Тот факт, что современная техноло-
гия в значительной мере основывается на результатах на-
уки, не перекладывает ответственности с технологии на на-
уку. Наука должна продолжать свободно снабжать нас но-
вым знанием и открытиями, тогда как технология должна
быть подчинена правилам, а научное знание тем самым -
избавлено от возможности недолжного применения. Кроме
того, ограничение развития научных исследований отняло
бы у нас возможность должного применения добываемого
наукой знания27.
Против этой точки зрения возражают исследователи,
считающие различие между наукой и технологией искусст-
венным и надуманным. По их мнению, научное исследова-
ние движимо желанием решить практические проблемы и,
следовательно, духом технологии. Подтверждение этому
Гл 4 Наука, техника и технология
53
они усматривают, с одной стороны, в том, что всякое науч-
ное знание рано или поздно, прямо или косвенно использу-
ется технологией, а с другой - в том, что научное исследо-
вание всегда продвигалось вперед, лишь основываясь на
самых передовых достижениях технологии, причем зависи-
мость его от технологии в этом смысле возрастает. Отсюда
заключают, что здравый смысл правильно понимает науч-
ный прогресс, когда отождествляет науку и технологию,
имея в виду телевидение, искусственные спутники, компью-
теры, новые сильнодействующие лекарства, методы транс-
плантации органов (т.е. некоторые наиболее поразительные
технологические достижения). Сходным образом разговор
об опасностях, связанных с научным прогрессом, сразу же
приводит на ум атомные катастрофы, ужасы ядерной вой-
ны, экологические бедствия или потенциально зловещие
результаты генной инженерии. Утверждают, наконец, что,
поскольку различие между наукой и ее применением, меж-
ду наукой и технологией искусственно, проблема нравствен-
ности в науке должна быть сформулирована прямо, без ка-
зуистики.
Эта амбивалентность далеко не тривиальна, поскольку
она может приводимый к парадоксальным ситуациям.
Вспомним часто упоминаемый пример. Эйнштейн сформу-
лировал знаменитую формулу е=тс*, которая устанавлива-
ет соотношение массы и энергии, отношение, служащее
фундаментальным теоретическим условием для создания
атомной бомбы. Должны ли мы утверждать, что Эйнштейн
несет ответственность за создание атомной бомбы, появив-
шейся через десятилетия после открытия этой формулы?
Даже самые убежденные защитники тождества науки и тех-
нологии находят затруднительным вменить Эйнштейну от-
ветственность за атомную бомбу и обычно обходят это за-
труднение, говоря, что ученый явно не мог предвидеть столь
54
Часть 1
ужасного использования своего открытия. Таким образом,
они признают, что применение формулы не вытекало непо-
средственно из ее открытия и (это важнее) что ее примене-
ние требует решения и выбора, совершенно внешних для
познавательного уровня, на котором была открыта данная
формула. Конечно, для того чтобы создать бомбу, надо бы-
ло использовать научное знание, однако этого было недо-
статочно: знание обеспечивало условия возможности созда-
ния оружия, причиной же или решающим фактором был
свободный человеческий выбор.
Перед лицом такого рода соображений трудно не при-
знать, что наука и технология, хотя и очень тесно связаны
друг с другом, все же не одно и то же. Тем не менее некото-
рые исследователи полагают, что в конечном счете, памятуя
о зле, которое (в ряде случаев) было порождено использо-
ванием научного знания, «лучше было бы не знать некото-
рых вещей». Такая позиция часто рассматривается как вы-
ражение глубокой и смиренной мудрости, но на самом деле
это лишь банальная крепость «задним умом», тривиальная
в своей сущности, поскольку она не предлагает критерия
для поведения в настоящем или будущем. Фактически она
имела бы смысл только в том случае, если возможно было
бы достаточно точно предвидеть применения научного от-
крытия и оценить, какие из них хороши или дурны. Если по-
следние «перевешивают», то «мудрый» ученый - сомнева-
ясь в мудрости других людей - должен был бы отказаться от
исследования или не предавать свои открытия гласности.
Но такое решение нереалистично, поскольку якобы мудрая
позиция «лучше было бы не знать некоторых вещей» обора-
чивается неосознанным и обскурантистским призывом к от-
казу от научного исследования.
Эти трудности показывают, что следует искать других
решений, которые, не пренебрегая тесной взаимозависимо-
Гл 4 Наука, техника и технология
55
стью науки и технологии, не отождествляли бы их и в то же
время могли бы прояснить природу их взаимозависимости.
Отнесение науки к уровню знания, а технологии - к уровню
делания может служить отправной точкой, но не исчерпыва-
ющим объяснением их различения (отсюда неадекватность
резкого разграничения науки и технологии). Дело не только
в том, что (как мы стремились показать в главе о нейтраль-
ности) наука иногда означает делание, поскольку она есть
человеческая деятельность; и не только в том, что (как мы
пытались показать при рассмотрении научной объективнос-
ти) наука основывается на определенных операциях; но так-
же в том, что само знание, полученное наукой, часто приоб-
ретается в силу его необходимости для «конкретного дейст-
вия» или «конкретного занятия» (как в случае прикладного
научного исследования). Здесь уже нельзя сказать, что уче-
ный не может предвидеть последствий и применений своего
открытия: ведь он сознательно стремится их осуществить.
Различие между наукой и техникой
Обоснованное, если не очевидное, различение между
наукой и техникой можно провести исходя из их специфиче-
ских функций; специфической и главной функцией науки яв-
ляется приобретение знания, функция же техники - выпол-
нение определенных процедур или изготовление опреде-
ленных продуктов. Первая цель науки - познавать; первая
цель техники - делать или изготовлять. Наука есть по суще-
ству открытие истины, а техника - создание полезного. Это
никоим образом не уменьшает важности очень тесного от-
ношения между наукой и техникой, которые, как мы уже от-
метили, дополняют друг друга. С одной стороны, наука во-
обще и современная наука в частности не могут достичь
своих целей, не полагаясь на технологию. С другой, совре-
менная технология может рассматриваться как оптималь-
56
Часть 1
ное применение научных открытий. Несмотря на все это,
взаимосвязь науки и технологии не означает их тождества,
поскольку она не отменяет различия их специфических
функций.
Проблема соотношения науки и техники заложена уже
в известном вопросе: как лучше выразить особенность че-
ловека по сравнению с другими животными - назвав его
homo sapiens или homo faber? Но главный вопрос не в том,
как лучше охарактеризовать человека - как faber или как
sapiens, поскольку обе эти характеристики применимы к не-
му в равной мере: он faber, поскольку он sapiens, и на борот.
И впрямь, если faber означает способность человека дейст-
вовать сознательно, целенаправленно, творчески, предвидя
результаты своих действий, то это значит, что в своих дейст-
виях человек может опираться на способность знать, мыс-
лить, абстрагировать, моделировать определенным обра-
зом и на определенном уровне. И наоборот, человек может
расширить свое знание далеко за пределы наблюдений, по-
ставляемых его органами чувств, благодаря не только спо-
собности к абстрагированию и установлению логических
связей (как sapiens), но и способности создавать инструмен-
ты, наращивающие, так сказать, возможности органов
чувств, поскольку человек может создать приспособления,
которые задают интерпретирующие модели действительнос-
ти, поскольку он может подвергнуть свои теоретические ги-
потезы относительно структуры действительности операцио-
нальной верификации посредством создания соответствую-
щих искусственных планов действия. На этой стадии мы мо-
жем сказать, что наука является одним из самых типичных и
исключительных выражений того качества, которое делает
человека sapiens, техника - таким же выражением качества,
благодаря которому человёк есть faber, и что мы установили
тем самым условия их различения, но не разъединения.
Гл 4 Наука, техника и технология
57
От техники к технологии
Итак, мы сформулировали различие между наукой и
техникой, признав, что они принадлежат к двум отдельным
родам - знанию и деланию. Кроме того, в рамках этих родов
они отличаются некоторыми специфическими особенностя-
ми. Мы уже видели, что наука как знание характеризуется
рядом особых качеств, которые мы подвели под общие по-
нятия «объективность» и «строгость». Мы также отметили,
что наука как вид знания, хотя ныне и является парадигмой
знания, возникла сравнительно недавно, около четырех сто-
летий тому назад. Это верно и о технике. В области делания
мы могли бы назвать ее способностью эффективного дела-
ния, т. е. действия, которое совершается не случайно и не
методом проб и ошибок, но по установленным правилам,
позволяющим достичь определенных практических целей
правильно и точно. Но и техника претерпела видовую диф-
ференциацию, корни которой весьма древние, но конкрет-
ные проявления - так же новы, как и те, что привели к воз-
никновению науки нового времени. Результатом этой диф-
ференциации были рождение и весьма впечатляющее рас-
пространение технологии, которая, как мы вскоре увидим,
есть та форма (и этап исторического развития) техники, ко-
торая структурно основывается на существовании науки.
Таким образом, наше обсуждение логического различия, со-
провождаемого в действительности тесной связью, наибо-
лее применимо к науке и технологии.
Сразу же поясним, что как возникновение науки не от-
менило и не сделало бесполезными другие формы знания
(прежде всего того, что мы называем обычным знанием),
точно так же развитие технологии не уничтожило другие
формы эффективного делания, т. е. не заменило собой са-
мые распространенные и наиболее отлаженные техники.
58
Часть 1
Добавим, что предлагаемые нами точные значения понятий
«техника» и «технология» не являются расхожими или стан-
дартными. Часто эти термины используются как взаимоза-
менимые или различаются на других основаниях, нежели
здесь у нас. С точки зрения терминологии, следовательно,
наше различение несколько условно, хотя с концептуальной
точки зрения оно вполне естественно.
Техника, в широком смысле этого слова, может рассма-
триваться как аккумуляция операций, практически полезных
для достижения конкретных целей. Эти процедуры обычно
находятся, проверяются и совершенствуются в опыте мно-
гих поколений. Они конституируют знание как (делать опре-
деленные вещи) и не всегда предполагают знание почему
(следует делать их так), поскольку их эффективность и ус-
пешность применения выясняются эмпирически, в ходе кон-
кретной деятельности, где невозможно - по крайней мере,
не должно быть возможно - определить, каковы основания
или причины их успешности. Если по сравнению с другими
формами знания наука понимается именно как нацеленная
на объяснение эмпирических фактов, как устанавливающая
причины, объясняющие почему они таковы, то легко понять,
что наука и техника не только не тождественны, но движи-
мы различной внутренней динамикой и способны расти и
развиваться даже в том случае, когда идут разными путями.
История это подтверждает: известны цивилизации с высо-
коразвитой для своего времени техникой, но весьма слабой
наукой (у древних египтян, китайцев и инков), и другие циви-
лизации, с передовой наукой, но едва нарождающейся тех-
никой (классическая греческая цивилизация).
Западная цивилизация является до некоторой степени
исключением, поскольку она открыто вводит в область прак-
тики и делания теоретическое требование (если хотите, в
этом состоит ее наиболее яркое отличие от других великих
Гл 4 Наука, техника и технология
59
цивилизаций в человеческой истории). То, что мы могли бы
назвать «изобретением "почему"», которое возникло в недрах
греческой цивилизации в VI в. до н. э., привело в том же кон-
тексте к рождению философии и науки в собственном смыс-
ле слова (первоначально они составляли одно целое). Та са-
мая потребность, которая заставила философов задаться во-
просом об основаниях существования и устроения космоса (и
постулировать начала и первопричины, необходимые для их
объяснения), владела и первыми математиками, стремивши-
мися найти основание (посредством строгого доказательст-
ва) свойств чисел и фигур, которые другие люди открывали
лишь эмпирически, преобразовывая их в практические пра-
вила вычисления28. Они дали импульс, и поиски «почему» не-
избежно должны были распространиться на разного рода
«эффективное знание», используемое людьми в разных об-
ластях; это породило понятие techne, что означает: эффек-
тивное действие, которое знает причины своей эффективно-
сти и опирается на них.
Обычно термин techne переводят как искусство, но сего-
дня такой перевод неточен, поскольку в нашем понимании ис-
кусство означает по существу эстетически прекрасное выра-
жение. Аристотель (как и великий врач и философ Гиппократ)
говорит, что характеристики techne параллельны характерис-
тикам episteme, т. е. науки, - поскольку оба понятия означают
знание оснований эмпирически наблюдаемого. Episteme со-
средоточивается просто на истине познаваемого, в techne
фокус смещается на эффективность, действенность. Первый
термин относится к чистому знанию, второй - к знанию то-
го, как сделать или изготовить. Если верно, что область чи-
стого и простого знания того, как сделать нечто (т. е. знания
как, которое не обязательно предполагает знание того, поче-
му цель достигнута), можно назвать областью техники, то
для обозначения еще одного измерения, где эффективная
60
Часть 1
операция сопровождается сознанием причин ее эффектив-
ности и основывается на них (т. е. обосновывается теорети-
ческим знанием), нужен другой термин Этот новый термин -
технология. В этом смысле можно сказать, что идея техноло-
гии отчетливо просматривается уже в греческом понятии
techne.
Но здесь мы видим лишь прообраз. Формирование тех-
нологии в полном, современном смысле этого термина есть
результат современной науки. Она не только быстро приоб-
рела детальное знание природного мира, позволив тем са-
мым более адекватно объяснить успешность многих уже ис-
пользуемых техник, но и положила начало процессу, в кото-
ром вновь обретенное знание сразу же использовалось для
создания новых техник, причем знание даже искали ради не-
которого технического применения. Объяснение смысла это-
го изменения вылилось бы в пространное рассуждение. Мы
ограничимся некоторыми общими (а потому приблизительны-
ми) соображениями.
Греческая идея techne выражает требование теоретиче-
ского осознания, которое, так сказать, концептуально обосно-
вывает практическое знание, уже сформировавшееся эмпи-
рически. Techne суммирует практическое знание, определен-
ным образом расширяет его - благодаря внутренне присущей
теоретическому знанию общности, - но не обязательно про-
изводит новое know-how или совершенствует эффективность
практического знания. Можно сказать, что за поисками “поче-
му”, которые характерны для techne , стоит та самая созерца-
тельная потребность, что определяет episkme, т. е. потреб-
ность скорее в уразумении, чем в эффективности. Это созер-
цательное и незаинтересованное понимание знания под-
тверждается доносимыми до нас традицией эпизодами и ис-
ториями, а также принадлежащими к ней мыслителями:
идея знания, которое должно быть поставлено на службу
Гл 4 Наука, техника и технология
61
практике, чужда классическому культурному восприятию,
несмотря даже на отдельные исключения (каковы, напри-
мер, «инженерные» аспекты работ Архимеда или Эратос-
фена). Этот образ мыслей идет рука об руку с определен-
ным видением мира и природы: последние суть объект по-
нимания, а не вмешательства, - реальность, к которой уме-
стно, мудро и полезно приспособиться, а не нечто подлежа-
щее манипуляциям и преобразованиям по капризу и в инте-
ресах людей. Третий и последний элемент - факт, что кон-
кретное знание о природном мире, достигнутое классичес-
кой мыслью, осталось (по многим причинам, которые мы не
будем здесь анализировать) очень ограниченным и едва ли
не смехотворным по сравнению с высотами, достигнутыми
ею в математике и астрономии29.
В эпоху Возрождения каждый из этих трех аспектов
претерпел глубокие изменения. Стали жестко утверждать
превосходство человека над природой. Считалось, что уста-
новление regnum hominis свидетельствует о превосходстве
над природой, которое выражается в ее использовании,
подчинении, манипулировании ею. Идея незаинтересован-
ного знания не исчезла, но накрепко соединилась с идеей
полезного знания, которое должно помогать человеку гос-
подствовать над природой и устанавливать свою власть -
власть направлять и улучшать практику, вместо того чтобы
размышлять о природе30. Наконец, новая наука приносит бо-
гатый урожай - детальное и точное знание, которое позво-
ляет людям действительно выполнить программу построе-
ния нового типа знания, т. е. знания, которое уже не доволь-
ствуется объяснением эмпирической успешности практик
или инструментов, но способно проектировать новые инст-
рументы и практики, которые прежде не были испытаны или
даже придуманы. Применение научного знания к решению
конкретных проблем обычно сводится к продумыванию и со-
62
Часть 1
зданию некоего приспособления (те. машины в широком
смысле слова), функция которого с точки зрения «как» и
«почему» известна заранее, поскольку оно было сконструи-
ровано посредством применения доступного теоретическо-
го и практического знания. Таким образом, технология воз-
никает, с одной стороны, как часть сферы техники, а с дру-
гой - как обладающая этими особыми свойствами.
Теперь ясно, почему наука тесно связана скорее с тех-
нологией, нежели просто с техникой. С одной стороны, тех-
нология в значительной степени (кто-то сказал бы даже - по
существу) есть прикладная наука (хотя и не вполне, по-
скольку ее развитие основывается также на чисто технико-
операционных факторах в разъясненном выше смысле сло-
ва). С другой стороны, когда научное исследование ставит
некоторые познавательные проблемы, они могут быть ре-
шены посредством проектирования и конструирования со-
ответствующих аппаратов или инструментов (т. е. соответст-
вующих машин), что принадлежит к компетенции техноло-
гии. Следовательно, между технологией и наукой устанав-
ливается система позитивной обратной связи, система
взаимного поощрения к еще более быстрому и расширяю-
щемуся росту. Как известно, в кибернетике негативная об-
ратная связь рассматривается как основополагающая мо-
дель стабильности и контроля, позитивная же обратная
связь - как типичная модель процессов, которые тяготеют к
потере контроля и распаду. Здесь мы ограничимся намеком;
впоследствии у нас будет случай вернуться к этой теме.
Предварительные выводы
Теперь можно сделать некоторые выводы. Тот факт,
что техника есть по существу делание, а наука - познание,
должен быть разъяснен далее исходя из осознания того, что
сегодня наиболее типичной и превалирующей формой тех-
Гл 4. Наука, техника и технология
63
ники является технология, которая имеет сложные взаимо-
связи с наукой. Поэтому нельзя сказать, что техника как де-
лание подвержена моральным суждениям и регуляции, тог-
да как наука как познание свободна от таких суждений и ре-
гуляции. Моральное суждение должно относиться не к тех-
нике вообще, но к технологии, и оно не должно ограничи-
ваться практико-исполнительной частью последней. И
впрямь, ясно: если для того, чтобы сделать некоторые ве-
щи, (технологически) необходимо использовать научное ис-
следование, сознательно и специально направленное на от-
крытие возможностей и модальностей этого действия, то
моральное суждение об этом действии предполагает сужде-
ние о законности проведения данного научного исследова-
ния. Но при этом мы не должны упустить из виду другой,
действительно фундаментальный аспект науки: ведь она
является прежде всего неким познавательным усилием, па-
радигмальная форма которого - чистое исследование. Та-
кое исследование надо рассматривать как самостоятель-
ную и морально неуязвимую цель, и его результаты не мо-
гут оцениваться (а значит - приниматься или отвергаться)
исходя из моральных критериев.
Имеется, конечно, и другая сторона медали. Хотя мы
можем сначала подчеркнуть познавательное назначение
науки и на этом основании утверждать ее свободу и незави-
симость от моральных суждений, затем мы должны будем
признать, что сегодняшняя наука, именно прикладная на-
ука, тесно связана с технологией и что она пользуется пло-
дами технологиц даже в чистом исследовании. Таким обра-
зом, она начинает манипулировать собственными объекта-
ми, т. е. прибегает к деланию, которое не может быть мо-
рально индифферентным. Для исполнения своих функций
она использует технологию, что, как отмечалось во Введе-
нии, несет в себе многочисленные моральные импликации.
64
Часть 1
Тонкость плетения свидетельствует о тонкости пробле-
мы. С одной стороны, легко декларировать свободу иссле-
дования - особенно очевидную в случае чистой науки, - с
тем чтобы отстаивать ее беспрепятственное распростране-
ние на прикладные исследования и технологию. С другой
стороны, столь же легко «зациклиться» на действительно
обоснованных, в других отношениях, страхах и беспокойст-
вах перед лицом некоторых технологических разработок
или приложений науки и тем самым перейти от законного
желания судить и вытекающего из суждений морального и
юридического контроля к отвержению технологии и даже на-
учного исследования как могущих привести к катастрофиче-
ским, хотя и непредсказуемым последствиям. Недостатки
обеих позиций достаточно очевидны: они основываются на
объединении технологии и науки и несправедливо вменяют
им как целому то, что можно сказать о некоторых их аспек-
тах или о некоторых случаях. Удовлетворительное решение
может быть выработано только посредством разграничения
различных аспектов и случаев. Но это нелегкая задача, по-
скольку наука и технология сегодня - и тесно связаны, и вез-
десущи, так что кажется возможным только их совокупное
признание или отвержение. Таково последствие их нараста-
ющей на протяжении столетия идеологизации, в результате
которой попытка подвергнуть их моральным суждениям
превращается - по крайней мере, отчасти - в попытку деи-
деологизации34. Поэтому теперь мы попытаемся понять, как
наука и технология обрели статус идеологий.
Глава 5. НАУЧНО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКАЯ ИДЕОЛОГИЯ
Мертвы ли идеологии?
Часто утверждают, что наша эпоха характеризуется
«смертью идеологий»”. С одной стороны, это бесспорно
верно, но с другой - весьма сомнительно. Цель того, что
можно назвать политическими идеологиями, не вызывает
сомнений. На протяжении многих десятилетий они монопо-
лизировали даже само значение понятия «идеология»; нас
в завуалированой форме заставляли верить, будто это по-
нятие не имеет смысла вне политической области. Но мы
должны спросить, не появились ли более новые идеологии
- идеологии, новизна которых не исчерпывалась бы их мо-
лодостью. На наш взгляд, такие идеологии действительно
появились; и мы уверены, что человек не может обходиться
без идеологий, по крайней мере в том смысле слова, кото-
рый мы сейчас коротко охарактеризуем.
Что такое идеология?
В наши намерения не входит исчерпывающий анализ
понятия идеологии и тем более - исследование ее историче-
ских корней”. Но мы должны назвать некоторые фундамен-
тальные характеристики идеологий, независимые от всяко-
го позитивного или негативного (да и нейтрального) сужде-
ния об идеологической установке как таковой. Самая об-
щая характеристика, по-видимому, сводится к следующему:
идеология рассматривает действительность обобщающим
образом. Ее задача состоит преимущественно в том, чтобы
обеспечить ряд прямых свидетельств в пользу необходимо-
сти некоего действия: вид имплицитного остова отсылок и
обоснования, особенно для социального поведения.
66
Часть 1
Рассмотрим вкратце некоторые характеристики, внут-
ренне присущие идеологической установке, поскольку она
возвышает частичное до уровня всеобщего.
а)	Непонимание того, что идеология искажает реаль-
ность. В этом отношении идеология явно отличается от об-
мана. Всякий, кто действительно верит (пусть даже под дав-
лением неосознанного личного интереса) в провозглашае-
мую им идеологию, действует в частичном горизонте идео-
логии, как если бы тот был горизонтом всеобщности. Следо-
вательно, он не способен на суждение, в котором была бы
принята во внимание осуществляемая им деформация. По-
этому он обманывает себя, хотя и не намерен обманывать.
б)	Догматизм. Для идеологической позиции характер-
но отсутствие адекватного рационального обоснования ее
основополагающих утверждений. Однако это не следует
вменять идеологии как некий намеренный недостаток, но
должно признать внутренне присущей ей и вместе с тем
необходимой характеристикой. Ведь адекватное рацио-
нальное обоснование перспективы, отстаиваемой опреде-
ленной идеологией, предполагает истолкование реальнос-
ти, которое может быть обеспечено только с другой точки
зрения или, точнее, с точки зрения целого. И это невозмож-
но для идеологии, поскольку, как мы уже отметили, она при-
нимает за целое собственную точку зрения. Идеология
предполагает не допускающую возражений, догматическую
уверенность в собственных принципах. Те, кто участвовал в
дискуссиях с идеологически мыслящими людьми, несо-
мненно, ощутили это.
в)	Нетерпимость. Хотя эта характеристика часто со-
путствует предшествующей, не следует их путать. Нетерпи-
мость мешает человеку признать право на существование
других точек зрения, особенно если они противоположны
его собственной. Здесь мы снова сталкиваемся с последст-
Гл 5 Научно-технологическая идеология
67
вием возвышения частичного до уровня целого. Действитель-
но, целое как таковое исключает существование наряду с со-
бой других целых (иначе оно было бы частичным). Возможно
лишь одно целое; все остальные точки зрения должны быть
подчинены ему, инкорпорированы им (если они с ним совме-
стимы) или отвергнуты (в случае их несовместимости).
г)	Нефальсифицируемость. Все перечисленные осо-
бенности делают идеологию некой абсолютной точкой зре-
ния, поскольку она не прибегает с целью самообоснования
к другим точкам зрения. Претендуя на выражение целого,
она не боится соперничества. Здесь корень психологичес-
кой притягательности идеологий. Их абсолютный характер
удовлетворяет потребность в уверенности, испытываемую
человеком перед лицом фундаментальных экзистенциаль-
ных проблем, и, более широко, всякий раз, когда он хочет
наделить смыслом собственную жизнь. Именно поэтому
человек, который принимает некую идеологию в стремле-
нии обрести чувство уверенности, обнаруживает, что ему
трудно отказаться от даруемой ею психологической безо-
пасности, даже если он сознает связанные с нею трудности.
В этом отношении идеологическое мышление есть вера.
Как верующий не позволяет себе отрицать существование
Бога только на том основании, что в мире есть несправед-
ливость и зло или что видимая бессмысленность природ-
ных катастроф обрушивается даже на невинных (ведь он
верит, что эти вещи имеют необходимое оправдание на не-
исповедимых путях божественной мудрости и благости), так
и приверженец идеологии не отказывается от нее, когда ви-
дит чинимые ее именем злоупотребления, злодеяния, стра-
дания и несправедливости. Он утверждает, что все это - от-
клонения и ошибки, обусловленные не самой идеологией,
но ее извращением или даже предательством, или что тако-
ва прискорбная цена перехода на лучший путь, уготованный
68
Часть 1
его идеологией для человечества. Другими словами, идео-
логические принципы неуязвимы для фактов или разумных
аргументов, которые могли бы опровергнуть их. В этом смыс-
ле они «нефальсифицируемы» в глазах их защитников14.
Наука как антиидеология
Наука отличается от идеологии в следующих отношениях.
аЛ) Наука осознает, что ее дискурс имеет четкие гра-
ницы. Можно даже сказать, что возникновение «современ-
ной науки» в эпоху Возрождения знаменовалось отказом от
метафизической установки по отношению к природной ре-
альности и заменой ее исследованием некоторых ограни-
ченных аспектов физической реальности. Хотя сфера ком-
петенции науки и включает в себя все новые и более разно-
образные области исследования, наука никогда не отказы-
вается от этой характеристики, которая внутренне присуща
ей и в соответствии с которой только в собственной облас-
ти объектов данной дисциплины ее утверждения считаются
законными; и тем самым исключается всякая произвольная
экстраполяция36.
бЛ) Наука заботится о верификации собственных ут-
верждений и контроле над ними. Действительно, в любой
научной дисциплине допускаются лишь те суждения, кото-
рые либо поддаются непосредственному контролю в соот-
ветствии со стандартами научной проверки, принятыми в
рамках данной дисциплины, либо соединяются с другими,
проверяемыми суждениями посредством строгих логичес-
ких связей. Иными словами, научное суждение должно ос-
новываться на теории или опыте, что всегда может быть
подтверждено повторным исследованием. Таким образом,
научная установка отличается антидогматизмом и неиз-
менной готовностью признать допущенные в науке ошибки.
вЛ) Науке свойственна терпимость. Она проявляется
Гл 5 Научно-технологическая идеология
69
двояким образом. Во-первых, поскольку рациональный аргу-
мент и эмпирическая проверка суть единственные критерии,
используемые для оценки научных утверждений, наука не
может отвергнуть ничего, что удовлетворяет этим критериям.
Во-вторых, наука осознает границы дисциплин, а потому
признает не только существование тематических областей
вне и за рамками компетенции каждой дисциплинарной от-
расли, но также и существование неизведанной территории
за границами, уже достигнутыми данным исследованием.
гЛ) Наука есть знание, а знание в принципе фальсифи-
цируемо. Как известно, приняв знаменитые аргументы Поп-
пера3®, многие ученые считают фальсифицируемость отли-
чительной чертой научного знания. По их мнению, каждое
научное суждение должно сопровождаться указанием на ус-
ловия, при которых может выясниться его ложность. Иными
словами, суждение не должно быть a priori защищено от по-
пыток фальсификации. Следует сохранять только те науч-
ные суждения, которые выдержали проверку на ложность.
Казалось бы, из всего сказанного ясно, что основопола-
гающие характеристики научной установки отличны от ха-
рактеристик идеологической установки. Поэтому многие ут-
верждают, что наука может быть действенным орудием в
борьбе против идеологии. Впоследствии мы увидим, в ка-
ком смысле это действительно верно. Однако сейчас мы
должны показать, что, несмотря на неоспоримость перечис-
ленных качеств, идеологическая деформация науки воз-
можна (а в последнее время и действительно имеет место).
Угроза идеологической деформации науки реальна в слу-
чае отнесения четырех приведенных характеристик исклю-
чительно к отдельным дисциплинам, а не к науке в целом.
Это особенно верно об (аЛ), где утверждается ограниченный
характер научного знания. Не составляет труда признать,
что физика, химия, биология, психология и лингвистика - ог-
70
Часть 1
раниченные области знания Куда труднее признать, что на-
ука как таковая, наука как целое составляет ограниченную
область знания. Если это не признается, то наука рассмат-
ривается как целое, обобщающим образом. Такова идеоло-
гия сциентизма”.
Идеологизация науки
Остановимся на этой теме подробнее. Необходимо
продемонстрировать, что, даже рассматриваемая как сово-
купность всех наук, наука остается несовершенной совокуп-
ностью. Это необходимо сделать, поскольку может пока-
заться, будто в результате увеличения числа научных дис-
циплин можно прийти к их полной совокупности, не выходя
при этом за рамки науки.
Сначала уточним, в каком смысле каждая научная дис-
циплина является «ограниченной». Вспомним: научная дис-
циплина всегда направлена на одну ограниченную «область
объектов». На первый взгляд, эта ограниченность связана с
тем, что каждая наука выбирает в качестве своих объектов
ограниченный круг «вещей». Но очевидно, что дело обстоит
совершенно иначе. Во-первых, одна и та же «вещь» может
быть «объектом» различных наук, в зависимости от того, с
какой точки зрения она рассматривается. Во-вторых, ни од-
на наука не составляет перечня «вещей», которые она на-
мерена изучить; наука скорее заявляет, что может исследо-
вать любой объект, трактуя его в соответствии с принятыми
в ней особыми исследовательскими критериями1*. Сфера
компетенции данной науки (или, будем говорить, ее целое)
безусловно конституируется и определяется именно ее
«точкой зрения», если хотите - совокупностью ее «исследо-
вательских критериев». Действительно, то, что мы назвали
«точкой зрения», выражается в определенных исследова-
тельских критериях, которые в свою очередь ведут к опре-
Гл 5 Научно-технологическая идеология
71
деленным основополагающим «предикатам», с помощью
которых наука говорит о реальности и “собирает" область
своих объектов (свое целое).
Основываясь на высказанных соображениях, сделаем
несколько дальнейших замечаний. Разумеется, мы можем
сознавать, что то или иное целое частично, и все же стре-
миться к неопределенному расширению спектра рассмотре-
ния посредством принятия новых исследовательских крите-
риев из других наук. Взяв предикаты не только из механики,
но также из теории электричества, термодинамики, атомной
физики и т. д., мы определяем целое физики. Соединив их с
предикатами химии, биологии и других дисциплин, мы при-
ходим к целому естествознания. Добавляя предикаты из
других научных дисциплин, мы выстраиваем еще более ши-
рокое «целое»; в пределе мы можем присовокупить к нему
предикаты всех наук и тем самым прийти к целому науки, ко-
торое не имеет вне себя ничего.
При всей своей правдоподобности данное рассужде-
ние ложно. Действительно, основополагающие предикаты,
определяющие область компетенции каждой науки и тем са-
мым — ее надлежащее целое, всегда эмпирические (по-
скольку они связаны, как мы видели, с использованием эм-
пирических средств, таких как показания термометра, орга-
низация психологического теста, справка в архиве). Отсюда
следует, что даже приняв во внимание все предикаты, кото-
рые могут быть таким образом собраны, мы остаемся в рам-
ках эмпирически ограниченного горизонта, и что таким обра-
зом определенное целое науки не может считаться «целым»
чистым и простым, но лишь целым опыта.
Сциентизм
Отнюдь не очевидно, что целое совпадает с целым
опыта; утверящение об их тояществе требует обоснования.
72
Часть 1
Если обоснование невозможно, то возвышение целого опы-
та до уровня просто целого родственно догматизму, харак-
терному для идеологии. Это подтвердило бы идеологичес-
кую природу сциентизма, который собственно и есть возвы-
шение целого науки до уровня всей целостности. Но все же
обоснование совпадения простого и чистого целого с целым
опыта можно помыслить. A priori ничто не мешает нам это
сделать. Но необходимо отметить, что такого рода обосно-
вание возможно только с точки зрения целого, т. е. с «мета-
физической» точки зрения (которая, в самом широком смыс-
ле слова, претендует на рассмотрение сущего как сущего, в
его самых общих характеристиках), а не с точки зрения уче-
ного39. Поэтому ученый как таковой не может обосновать
сциентизм. Это свидетельствует о внутренней противоречи-
вости сциентизма, поскольку он претендует быть больше не-
жели идеологическим постулатом. Точнее, эта противоречи-
вость возникает при переходе от науки к сциентизму. Как мы
видели, сциентизм рождается из отрицания того, что усло-
вие всякого научного знания - ограниченность его тематиче-
ского горизонта (см. аА) - имеет силу и для науки как таковой.
Сюда добавляется еще одно противоречие: критерии (бА),
(вА) и (гА), которые устанавливают границы и потому с пол-
ным правом применяются по отношению к ограниченному
кругу вещей, становятся противоречивыми, когда их исполь-
зуют в качестве инструментов для определения целого40.
От идеологии сциентизма
к идеологии технологизма
Имеется структурная аналогия между процессами, в
результате которых наука, с одной стороны, и технология, с
другой, получают идеологические коннотации. Наука и тех-
нология - разные типы человеческой деятельности, богатые
позитивным потенциалом, способные создать достойные
Гл 5 Научно-технологическая идеология
73
практики и умственные привычки. С этой точки зрения они
представляются мощным орудием против ряда недостатков,
за которые чаще всего упрекают идеологии. Мы рассматри-
вали их с интеллектуальной или познавательной стороны
(которая более непосредственно связана с наукой), но с
равным успехом можем рассмотреть их и с прагматической
стороны, сопоставив абстрактность, неразборчивость в
средствах, невосприимчивость к «частичному» проектиро-
ванию (свойства, типичные для идеологического мышле-
ния), с конкретностью, пониманием соответствия средств и
целей, вниманием к условиям возможности, установкой на
постепенность, сознательным и точным планированием, ко-
торые внутренне присущи технологической ментальности и
практике. Многое из того, что можно сказать об идеологиза-
ции технологии, состоит в переносе наших разъяснений ка-
сательно идеологизации науки из области теории на об-
ласть практики.
Но есть и другая причина этого сходства. Технология
сумела серьезно повысить свой статус и, в наши дни, под-
верглась идеологизации, поскольку могла и хотела демонст-
рировать свою близость к науке, позаимствовав часть ин-
теллектуального престижа, который за долгое время снис-
кала наука в западной культуре. Уверенности в безгранич-
ном росте познавательных возможностей науки, о которой
мы уже говорили и которая может быть суммирована в идее
потенциального «всезнания» науки, вторит тенденция тех-
нологии к «всемогуществу»; технология стремится стать
неким новым целым и тем самым получить значимость иде-
ологии. О технологии можно и должно повторить то, что бы-
ло сказано о науке: такая идеологическая гипертрофия в
силу самой своей природы противоречит характерным при-
знакам техники41.
74
Часть 1
Слабость сциентизма и технологизма
как идеологий
Мы упоминали о логических затруднениях, неотъемле-
мых от перехода от науки к сциентизму и от технологии к тех-
нологизму. По существу они сводятся к отрицанию характе-
ристик «частичности» (неполноты), которые составляют спе-
цифику и силу науки и технологии. При этом исходят из уве-
ренности, что проблемы целокупности можно эффективно
сформулировать и решить, если рассматривать ее в строгих
границах целого науки. Впоследствии мы коснемся успеха
или неудачи такого ограничения. Сейчас же мы хотим рас-
смотреть более частную, но и более интересную проблему:
способны ли сциентизм и технологизм эффективно испол-
нять роль идеологий? По крайней мере, способны ли они ис-
полнять ее лучше традиционных идеологий? Не следует за-
бывать, что мы отвели идеологии в целом очень важную и в
известном смысле необходимую роль - обеспечивать остов
теоретического обоснования, которое может удовлетворить
потребность каждого человека в ориентации и практической
поддержке, особенно на общественном уровне. В конечном
счете содержанием этой задачи можно считать обеспечение
определенного числа “основополагающих достоверностей"
относительно смысла человеческой жизни, общества, циви-
лизации, истории и мира, позволяющих человеку сознатель-
но действовать в настоящий момент, не задумываясь о
смысле, уместности или даже законности каищого отдельно-
го действия и не борясь за его обоснование.
Сциентизм
С этой точки зрения необходимо признать, что сциен-
тизм сегодня крайне слаб и уже не способен гарантировать
практической достоверности, важной для осмысленного су-
ществования, - а именно она и делает идеологии психологи-
Гл 5 Научно-технологическая идеология
75
чески столь привлекательными. Столетие назад еще можно
было рассматривать науку как неопровержимое знание, спо-
собное в случае любого затруднения обеспечить достовер-
ность, которая помогает преодолеть любое познавательное
препятствие, и доставить средствами технологии инструмен-
ты для удовлетворения всякой человеческой потребности.
Такое представление было тесно связано с позитивистской
моделью науки, от наивности и оптимизма которой сегодня
осталось одно воспоминание. Эпистемология XX столетия
рисует совсем другой образ науки: важные условия объектив-
ности и строгости здесь еще присутствуют, но теперь они со-
провождаются сущностной относительностью и опровер-
жимостью научного знания как такового. Говоря об относи-
тельности, мы никоим образом не имеем в виду, что ценность
научного суждения относительна и зависит от формулирую-
щего его субъекта. Напротив, мы хотим сказать, что его цен-
ность соотносительна с областью объектов, исследуемых
данной дисциплиной. На первый взгляд ничто здесь не вы-
зывает беспокойства; дальнейшее размышление показыва-
ет, что такая позиция препятствует полному доверию к абсо-
лютности научных данных. Эти последние суть не что
иное, как суждения, содержащие простые эмпирические
предикаты. Но мы уже знаем, что эти предикаты зависят от
выбора критериев удостоверения, а в конечном счете - от
вида инструментов, принимаемых в данной науке. Отсюда
прямо следует, что некое суждение может выражать данное
в одной науке, но не в другой. Неабсолютность данных оз-
начает, что им нельзя приписать полную или, скорее, опре-
деленную достоверность. Это хорошо известно, поскольку
все мы понимаем, что с продвижением научного исследова-
ния не только открываются прежде неведомые, но и совер-
шенствуются и корректируются многие уже известные
данные.
76
Часть 1
Переходя от непосредственно эмпирических научных
суждений к не эмпирическим, необходимо признать, что эти
последние принимаются только в том случае, если они свя-
заны с эмпирическими суждениями отношением логической
импликации. В большинстве случаев (имеются в виду самые
общие научные суждения, которые наиболее располагают
науку к исполнению роли поставщика «серьезных» мировоз-
зрений) не эмпирические суждения носят характер гипотез.
Поскольку из них дедуцировано большое количество эмпи-
рически верифицированных логических следствий, они
принимаются как истинные. Логика говорит, что возможность
дедуцировать из некоего суждения истинные следствия есть
необходимое, но не достаточное условие истинности этого
суждения: истинные следствия выводятся иногда даже из
ложных посылок. И все же у нас нет других средств удостове-
риться в истинности не эмпирических научных суждений; в
результате их истинности всегда грозит опасность быть оспо-
ренной, хотя эта угроза отдаленная и чисто теоретическая.
Иными словами, научное суждение в принципе «опровержи-
мо». Ведь, с одной стороны, даже если суждение выражает
некое данное, оно всегда зависит от принятых критериев удо-
стоверения, носящих случайный характер; с другой же сторо-
ны, если суждение не эмпирическое, то его истинность нель-
зя считать абсолютно достоверной по рассмотренным выше
причинам42.
Уже одно это заключение показывает, что «вид знания»,
доставляемого наукой, не обладает бесспорностью, благода-
ря которой идеологическая мысль оказывается практичес-
кой поддержкой для человека и обеспечивает ему твердь эк-
зистенциальных достоверностей. Стало быть, сциентизм в
конечном счете - очень слабая идеология, поскольку он на-
вязывает науке функцию, которая внутренне несовместима с
ее собственной познавательной структурой.
Гл 5 Научно-технологическая идеология
77
Технологизм
Может показаться, будто сделанные нами критические
замечания против сциентизма не имеют отношения к техно-
логизму. В сущности, они касаются двух главных моментов:
во-первых, невозможности сделать науку “поставщиком"
фундаментальных достоверностей; во-вторых, ее неспособ-
ности определять цели человеческого действия. На первый
взгляд может показаться, будто переход к технологии мог бы
преодолеть обе эти трудности.
Относительно первой из них многие сказали бы, что
кризис идеологий коренится в том факте, что человечество
становится более зрелым и освобождается от иллюзий, от-
казываясь от романтической претензии на способность об-
ладать абсолютными достоверностями, что оно научается
довольствоваться светом знания, обладающего до извест-
ной степени практической достоверностью, - что всегда бы-
ло характерно для технологии. Больше того, технологичес-
кое знание всегда «целесообразно», те. всегда нацелено на
действительные решения конкретных проблем. Поэтому
оно кажется неуязвимым для обвинения, которому, по-види-
мому, подвержено «чистое» научное знание, а именно для
обвинения в отсутствии целесообразности. Но вопреки ви-
димости предполагаемые преимущества технологической
идеологии мнимы. Оставляя в стороне проблему «досто-
верности», о которой можно говорить много (в частности, о
том, отказалось ли ныне человечество от поисков достовер-
ностей или же просто разочаровалось в отовсюду предлага-
емых, причем часто от имени науки, «ложных достовернос-
тях»), обратимся к проблеме целесообразности.
Сделаем предварительное замечание: технология во-
все не помогает нам в выборе целей, но в лучшем случае
предлагает оптимальные способы достижения уже постав-
ленных целей. А фундаментальной проблемой человечес-
78
Часть 1
кого существования (индивидуального и коллективного) яв-
ляется именно выбор целей, поскольку он совпадает с про-
блемой смысла жизни, общества и истории. Сильной сторо-
ной идеологий всегда был богатый ассортимент соответст-
вующих предложений, слабостью же - ограниченность,
«партийность» предлагаемых целей и несообразность пред-
лагаемых средств их достижения. Это почти всегда приво-
дило к их провалу в реальной жизни. Именно потому, что
технология не предлагает реального выбора целей, она не
способна выполнить принципиально важную задачу всякой
идеологии (напомним: это не является недостатком ни на-
уки, ни технологии; проблема возникает, когда их пытаются
неправомерно вознести до уровня идеологии).
Поясним: способность найти и ввести в действие наи-
более адекватные методы достижения системы синхронных
целей поистине ценна, и наша цивилизация крайне нуждает-
ся в ее культивировании. Но было бы дурной услугой чело-
вечеству утверждать, будто «долженствование» сводится
только к этому, или освобождать самих себя от более труд-
ного и углубленного размышления о целях и «всеобщих»
ценностях, которые дают смысл, а значит, и большую рацио-
нальность инструментальной рациональности технологии43.
Нейтрализация субъекта
Мы хотели бы лучше обосновать наше утверждение о
том, что наука и технология даже имплицитно не содержат
ценностей и целей, способных подвигнуть человека на соот-
ветствующую практическую деятельность. Хотя некоторые
люди действительно готовы посвятить себя «чистому иссле-
дованию» и «чистому выполнению проектов», проблема
должна быть поставлена более радикально.
Научное знание характеризуется объективностью; в
предыдущих главах мы выяснили, что объективность пред-
Гл 5 Научно-технологическая идеология
79
полагает открытую «нейтрализацию субъекта». Объектив-
ное знание прежде всего должно быть интерсубъективным
знанием; значит, даже если открытие сделано единичным
ученым, оно имеет научную ценность и признается объек-
тивным только в том случае, если кто-то еще может до-
стичь того же результата в таких же экспериментальных ус-
ловиях. Понимаем ли мы субъекта как носителя собствен-
ных представлений о реальности, или экзистенциальных
потребностей, или ценностей и целей, нейтрализация субъ-
екта происходит не только в науке, но и в технике, посколь-
ку ценность и успешность техники измеряется оперативны-
ми возможностями и «технологической отдачей» создавае-
мых ею инструментов, причем ее инструменты индиффе-
рентны относительно конкретных применений, которые им
можно дать. Вот почему, как известно, науку и технологию
столь же легко повернуть и против человека. Сциентистское
и техницистское общество признало нейтрализацию субъ-
екта (т. е. человека) основополагающим условием познава-
тельного подхода к действительности и оперативного вме-
шательства в нее. Как же такая цивилизация может выра-
жать ценности, наделять смыслом собственную историю и
судьбу? Только человек может ставить цели, отстаивать
ценности, осмысленно выражать себя и задавать вопрос
«почему». Точнее, только принимая во внимание самого че-
ловека, можно ответить на «почему» науки и технологии.
Реакция против науки
В последние годы рассмотренная совокупность факто-
ров вызвала разнообразные реакции: не только критику
сциентизма, но и попытки втянуть в деструктивную полеми-
ку сами науку и технологию. Однако после всего сказанного
должно быть ясно, что сциентизм и наука - не одно и то же
и что наука не может отвечать за сциентизм, который пред-
80
Часть 1
ста вл я ет собой в сущности обобщающую деформацию на-
уки (это верно и о технологии). Задача современного интел-
лектуала - одновременно защищать науку и противостоять
сциентизму. Надо помнить, что наука является важным ин-
теллектуальным завоеванием современной цивилизации не
только потому, что предоставляет нам модель объективного
и строгого знания (без которого не просто немыслимо, но
невозможно обойтись), но и потому, что в силу своей «по-
знавательной нейтральности» учит нас рассуждению, кото-
рое позволяет нам, так сказать, оставить позади догматизм
и предрассудки, распознать необоснованные утверждения и
выявить скрытые предпосылки многих рассуждений. Иными
словами, наука выступает сегодня выдающейся и сильной
формой рациональности, и потому полемика против науки
есть в конечном счете иррационализм.
Стало быть, следует не бороться с наукой, но утверж-
дать ее легитимность, т. е. выдвигать на первый план кон-
кретные формы деятельности нашего разума, которые, не
исчерпывая собой рациональность науки, все же имеют
право называться рациональными44. Иначе нам останется
(что мы сегодня и делаем) лишь молча наблюдать нападки
на разум, которые могут только привести к насилию. Дейст-
вительно, конфронтация на поле разума - единственная
альтернатива насилию в любой из его многочисленных
форм. К сожалению, история показывает, что мы не можем
рассчитывать на обращение к любви (во всяком случае, на
чисто человеческом уровне), хотя любовь безусловно долж-
на оставаться регулятивным идеалом.
Глава 6. НАУЧНО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКАЯ СИСТЕМА
Культурные предпосылки
Абсолютизация науки и технологии (т. е., как мы выяс-
нили, их идеологизация) имеет источником не хитрость или
самонадеянность научного сообщества и не план, созна-
тельно преследуемый определенными культурными силат
ми. Фактически она стала результатом сложного и тонкого
исторического процесса, приведшего к замечательным по-
знавательным (а впоследствии практическим) успехам но-
вого естествознания, основанного Галилеем и Ньютоном,
приведшего к тому, что философы сами стали рассматри-
вать науку как парадигму знания; в то время как практичес-
кие успехи технологии постепенно сделали ее моделью че-
ловеческого действия, соответствующего самым строгим
критериям рациональности.
Представление о науке как парадигме знания получило
яркое выражение в философии Канта. С этой точки зрения
его мысль есть итог так называемой философии нового вре-
мени, которую условно ведут от Декарта, но которая не слу-
чайно зародилась одновременно с Галилеевым естество-
знанием45. Знаменитый основополагающий вопрос «Критики
чистого разума» - «Возможна ли метафизика как наука?»
Отвечая на него, Кант предлагает (в Предисловии ко второ-
му изданию) рассмотреть те формы знания, которые, как он
считает, идут «верным путем науки», именно математику и
физику. Анализируя, как им удалось преуспеть в своем раз-
витии (благодаря «революционному» повороту), он надеет-
ся определить, может ли вступить на этот путь и метафизи-
ка46. Результат дерзаний Канта хорошо известен: математи-
ка и физика встали на верный путь наук, поскольку они ос-
82
Часть 1
новываются на априорных синтетических суждениях, кото-
рые предполагают применение категорий рассудка к чувст-
венным интуициям. Отсюда он заключает, что традицион-
ная метафизика как претензия на познание реальности как
таковой, выходящее за границы возможного опыта, не яв-
ляется знанием47. Поэтому в поисках обоснования этики и
метаэмпирических достоверностей (моральных, не теорети-
ческих) он вынужден обратиться к практическому разуму**.
Неудача смелой попытки трансцендентального идеа-
лизма (особенно в лице Гегеля) вернуть себе знание кон-
кретного мира, будь то природного или человеческого, по-
средством использования Кантова трансцендентального
анализа субъективности, казалось, лишний раз свидетель-
ствовала о закате философии (как знания) сравнительно с
наукой. В этом отношении важен пример Гельмгольца. Глу-
боко погруженный в философию кантианец Гельмгольц чув-
ствовал себя опровергнутым гегельянской «философией
тождества», именно претензией Гегеля на выведение зако-
номерностей природы из Абсолютного Духа4’.
Все это может показаться не более чем эпизодом в
процессе отделения науки от философии или этапом их
борьбы за первенство, регулярно возобновлявшейся в исто-
рии мысли. На самом деле здесь проявляется возрастаю-
щая автономия науки, о которой мы говорили во Введении;
теперь мы рассмотрим эту тему более подробно.
Автономия науки
Пожалуй, лучшим свидетельством становления авто-
номной науки является факт формирования ею собствен-
ной области исследования. Мы упоминали об этом в пер-
вой главе при обсуждении научной объективности. Мы луч-
ше поймем его, предприняв краткий исторический экскурс”.
(л 6 Научно-технологическая система
83
Исторический обзор
С древности до эпохи Возрождения наука была в сущ-
ности знанием, а ее объектом была природа; молчаливо
предполагалось, что природа существует и остается опре-
деленной и неизменной. Задачей науки было открыть, «что
она есть», т. е. постичь ее сущность. Отсюда ясно, почему
наука и философия рассматривались как одно: обе стреми-
лись постичь сущность действительности. Пытаясь сделать
это, человек пользуется своими способностями к наблюде-
нию и рассуждению. Он может удостовериться в своих от-
крытиях, обсудив их и сравнив с открытиями других людей.
Здесь еще нет мысли о том, чтобы «задавать природе во-
просы» и искусственно принуждать ее к ответам.
В этом отношении «галилеевский поворот» был исклю-
чительно разрушительным. Действительно, Галилей прямо
говорит, что в случае «природных субстанций» тщетно 'Ис-
кать сущности» посредством «спекуляции», что следует
скорее довольствоваться знанием лишь «некоторых их
свойств»51. Тем не менее он считает эти свойства реальны-
ми («реальными акциденциями»)52, и задачей науки остает-
ся для него открытие «истинного строения вселенной»53, -
строения, которое постигается в результате ориентации ис-
следования на математически обрабатываемые акциден-
ции. Недоверие к чувственно воспринимаемым качествам,
заметное уже у Галилея, усиливается у его последователей
и становится одной из излюбленных тем Декарта. Возника-
ет убеждение, что подлинная сущность природы складыва-
ется из математических законов, которые надо научиться
различать «позади» чувственных феноменов. Наблюдения
для этого недостаточно (некоторые сказали бы, что оно бес-
полезно). Требуются эксперименты: искусственный вопрос,
заданный непосредственно природе, принуждающий ее от-
крыть то, что в принципе невозможно постичь посредством
84
Часть 1
одного лишь чувственного наблюдения, скрывающего чисто-
ту лежащей в основании феноменов математической струк-
туры. Таким образом, уже не чувство, а рассудок оказывает-
ся истинным инструментом познания природы.
Современная наука (которая была подготовлена разра-
ботками науки XIX в.) имеет другие признаки. Ее непосред-
ственный объект - уже не природа, но толстый слой опосре-
дований, который мало-помалу создала сама наука в ре-
зультате построения моделей и создания сложных теорий с
помощью все более совершенных и «наблюдения» откры-
тия» исследование. Иными словами, она представляет со-
бой деятельность на материале, уже созданном прежней
наукой, воспринимаемом ею не как надежно хранимое на-
следство, но как совокупность конструкций, которые могут
быть пересмотрены, подвергнуты критике или отброшены.
Наука питается самой наукой, она исправляет самое себя. В
обмене между двумя своими отраслями она открывает инст-
рументы, делает предположения, находит модели для про-
движения вперед или для радикальной смены перспективы.
Новые проблемы возникают из решения старых, а решения
этих новых, в свою очередь, могут быть подсказаны неожи-
данными источниками, включая даже дисциплины, далекие
отданной. Приступая к исследованию, ученый не «вступает
в контакт с природой», но оказывается в отрасли науки, ко-
торая становится затем его областью исследования. Ины-
ми словами, науке более неведом порыв выйти за собствен-
ные пределы, дабы продолжать цвести и развиваться. Даже
проблемы ее «обоснования» все чаще начинают восприни-
маться и трактоваться изнутри нее самой. Наука занимает-
ся изменением собственных понятий, определением их
объема и созданием новых понятий, невзирая на
возмущение здравого смысла и трудности философов. Все
это означает, что современная наука строит себя как авто-
Гл 6 Научно-технологическая система
85
номную систему, поскольку самостоятельно формирует
собственную область объектов. Мы ограничиваемся здесь
естествознанием, но то же самое можно сказать о гумани-
тарных науках. Избегая чрезмерной общности рассужде-
ний, мы не будем развивать эту тему подробно".
В обозначенных здесь признаках нетрудно заметить
приметы познавательной автономии науки. Однако мы уже
видели, обсуждая проблему нейтральности, что даже науч-
ное знание есть продукт некой деятельности, конкретнее -
человеческой деятельности. Именно это заставляет нас за-
дать вопрос о том, можно ли рассматривать эту автономную
систему, науку в ее познавательном аспекте, как замкнутую
систему, или даже как глобальную систему. На этот в\фос
приходится ответить отрицательно. Это понимал Кант, при-
знавший, что постулируемая им ограниченность мира науки
(т. е., как он говорит, феноменального мира) имеет не толь-
ко «негативное», но и «позитивное» значение: она высво-
бождает, так сказать, другие миры или другие понятия о ми-
ре, жизненно необходимые человеку55. Безусловно, Кант не
заботился об обосновании легитимности здравого смысла.
Он не стремился сохранить идею всецело объективного, за-
мкнутого в самом себе и совершенного мира, на постижение
математической сущности которого претендовала совре-
менная ему наука. (Антиномии чистого разума показывают
иллюзорность познавательных утверждений о мире в це-
лом.) Но, с точки зрения Канта, именно узость научного по-
нимания мира делает его неспособным дать человеку некий
жизненный ориентир в порядке сущего. По этой причине
Кант выдвигает на первый план метафизическое понимание
мира, в котором человек может направить свое существова-
ние к некой нравственной цели.
86
Часть 1
Автономия техники
Аналогичным образом, причем даже с большей уве-
ренностью, можно рассматривать и технику. С точки зрения
филогенеза можно считать науку последствием появления в
ряду природных существ животного, наделенного разумом
(человека). Соответственно можно утверждать, что техника
возникла потому, что это животное обеспечивает свое выжи-
вание не посредством приспособления к окружающей сре-
де, но посредством приспособления окружающей среды к
собственным нуждам. Это значит, что в отличие от любого
другого живущего вида человек не имеет естественной
среды обитания. И не столько потому, что (как порой легко-
мысленно утверждают) он может приспособиться к любой
окружающей среде, сколько потому, что даже в самых враж-
дебных естественных условиях он всегда может создать
собственную окружающую среду. Разумеется, он должен
соответствовать этой окружающей среде и зависеть от нее
(даже если продолжает ее изменять) и в некотором смысле
приспосабливаться к своим собственным изменениям. Тех-
ника и есть то, что позволяет человеку построить искусст-
венное окружение и постоянно его изменять. Это дает нам
право сказать, что подлинная окружающая среда человека -
искусственная среда, точнее, что его окружающая среда -
мир техники. Вспоминая сказанное ранее о переходе от
техники к технологии, приходится признать, что окружаю-
щая среда современного человека - мир технологии. По-
этому все предложения экологов относительно возвраще-
ния человека к природному состоянию в корне неверны:
ведь они не учитывают, что естественная «экосистема» че-
ловека (т. е. не только та, в которой он живет, но и та, благо-
даря которой он живет) - мир технологии. Возврат отсюда
невозможен не только практически, но и потому, что призыв
к нему напоминает совет первобытному человеку - охотнику
Гл 6 Научно-технологическая система
87
поджечь лес, в котором и благодаря которому он живет.
Можно предложить в лучшем случае изменить сложившую-
ся экосистему; такого рода предложение разумно, хотя и
трудновыполнимо. Чтобы понять это, предпримем обзор
эволюции техники, аналогичный нашему обзору эволюции
науки58.
Исторический обзор
Первобытную и античную технику можно рассматри-
вать как изобретение все более совершенных и эффектив-
ных инструментов для удовлетворения важнейших челове-
ческих потребностей. Мы имеем в виду как непосредствен-
но биологические и материальные потребности, так и по-
требности высшего порядка, связанные с гражданской жиз-
нью, формами символической деятельности, религиозным
чувством и художественным и интеллектуальным творчест-
вом. Для античной науки наблюдение и сравнение оказав-
шихся эффективными открытий составляли основание
технического прогресса, который шел очень медленно, был
ознаменован немногими и редкими изобретениями и харак-
теризовался скорее сохранением традиций.
В эпоху Возрождения возникновение нового естество-
знания породило мечту - которая быстро стала проектом - о
преобразовании открытия природных законов в господство
над природой. Именно абстрактный и математический ха-
рактер новой науки дал этому проекту новый вид. Господст-
во над природой состоит не в том, чтобы «покорять» ее и
приспосабливать к нуждам человека, искусно используя ее
вновь раскрытые тайны, но в замене ее рукотворными кон-
струкциями: машинами. Современная машина есть плод не
просто эксперимента и наблюдения, но изначально абст-
рактного проекта. Она есть конкретное исполнение рацио-
нальной модели, о которой «уже известно», как она должна
88
Часть 1
работать и почему она будет работать так или иначе, по-
скольку исследователь использует в оптимальных и идеаль-
ных условиях те законы природы, которые в природном ми-
ре никогда не действуют в чистом виде. Иными словами, эта
машина не «обнаруживается» и не «открывается», но изоб-
ретается. Чем больше машин населяет вселенную челове-
ка, тем больше его экосистема переходит из состояния чис-
то технического к состоянию все более технологическому,
что влечет за собой множество интеллектуальных, культур-
ных и социальных последствий, которые подробно рассмо-
трены в обширнейшей литературе по этой теме57.
Важнейший переход от орудия к машине влечет за со-
бой не только возрастающую сложность самого материаль-
ного инструмента (который, на уровне машин, становится
еще более интеллектуальным, абстрактным и «научным»),
но и изменение отношения человека к технике. Орудие
обычно служит удовлетворению единственной и весьма
элементарной потребности. Оно остается своего рода пря-
мым посредником в отношении к природе. Кроме того, чело-
век, владеющий орудием, - тот же человек, который созна-
тельно использует его с определенной целью. Машина сто-
ит дороже, а потому владеть ею могут лишь немногие, и
обычно собственники машины - не те, кто действительно ее
использует. Поскольку ее видимая цель - производство,
цель и смысл этого производства - не удовлетворение чело-
веческих потребностей, но лишь обеспечение прибыли, ко-
торая с лихвой покрывает затраты владельца на покупку и
содержание машины. Таким образом, технология служит в
конечном счете абстрактной цели: извлечению прибыли,
для этой цели безразлично, что производится, лишь бы
продукт (товар) пользовался рыночным спросом. Если он
служит удовлетворению насущных потребностей - прекрас-
но; но если удовлетворение некой реальной потребности не
Гл 6 Научно-технологическая система
89
приносит прибыли, то надо забыть о ней и найти способ
привить обществу искусственные потребности, потребнос-
ти, удовлетворение которых обеспечивает более быструю,
надежную и существенную прибыль. Таков в общих чертах
хорошо известный портрет индустриальной цивилизации
с характерным для нее потребительством. Она не являет-
ся, однако, конечной стадией в развитии технологической
цивилизации.
Современный технологический универсум шагнул дале-
ко за границы индустриализации (инкорпорировав ее). Техно-
логия вторглась во все области современной жизни: земледе-
лие, коммуникации, печать, обучение, косметику, трансцен-
дентальную медитацию, управление государством, автомати-
зированное управление фабриками и заводами, управление
межличностными отношениями, производство и распределе-
ние продуктов питания. Самые эффективные техники практи-
чески для всех нужд выработаны для любой частности инди-
видуальной и общественной жизни. Технологический универ-
сум достиг совершенной внутренней коммуникации и самодо-
статочности - аналогично тому, что, как мы уяснили, характер-
но для мира современной науки. Вышесказанное означает,
что технология тоже стала некой автономной системой, дви-
жимой собственной динамикой и внутренними изменениями.
Пожалуй, Жак Эллюль исследовал эту проблему наиболее
адекватно. Его позиция повлияла на наши взгляды, излагае-
мые далее5*.
Основные характеристики
технологической системы
Одно из сходств между научной и технологической систе-
мами можно назвать идентичностью технологии. Она проли-
вает свет на автономию технологической системы: эта система
обладает собственной конфигурацией, которая лишь «по кра-
90
Часть 1
ям» может подвергаться воздействию культурного многообра-
зия Как современная наука (в отличие от древней науки)
одинакова во всех странах и не чувствительна к культурным
идиосинкразиям, точно так же развитие технологии обнару-
живает одни и те же субстанциальные черты и вызывает
одинаковые последствия, будь то в Западной Европе, Аме-
рике, России или Китае.
Еще одна основополагающая характеристика автоно-
мии технологической системы - ее «имманентное» разви-
тие, ее рост на собственных корнях. Это порождает сего-
дня многочисленные беспокойства относительно технологи-
ческого прогресса: ведь рост на собственных корнях не про-
сто свидетельствует о независимости ее развития от наме-
рений человека (ощущающего себя погруженным в этот не-
умолимый процесс), но и рождает опасение, что его внут-
ренняя логика угрожает самому выживанию человечества.
Здесь надо сделать замечание, к которому мы должны
будем (уже не с описательной, а с оценочной точки зрения)
вернуться впоследствии, в ходе специального обсуждения
этики: функционирование технологической системы по су-
ществу индифферентно целям5’. Когда становятся доступ-
ными определенные возможности, технология неизбежно
добивается их практического использования. Для нее харак-
терна уже упомянутая нами тенденция использовать вся-
кую возможность. Эту тенденцию необходимо восприни-
мать серьезно, даже если, как мы попытаемся показать,
пессимизм таких авторов, как Эллюль, и чрезмерен: чрезме-
рен не потому, что технологическая система имеет собст-
венные цели (а значит, является подлинно осмысленной),
но потому, что ее индифферентность целям позволяет ей
воспринимать различные цели и ценности. Как бы то ни бы-
ло, важно отметить, что в случае абсолютизации (т. е. идео-
логизации) технологической системы характерное для нее
Гл 6 Научно-технологическая система
91
отсутствие внутренних целей приводит к распространенным
искажениям.
Именно эти характеристики (чрезвычайная сложность,
самодостаточность и вездесущность) обусловливают каче-
ственное отличие технологической системы от индустри-
альной системы и технологической цивилизации - от инду-
стриальной цивилизации. Для последней в конечном счете
характерна машина, инструмент, от которого человек всегда
может избавиться (уничтожив его или перестав им пользо-
ваться), по крайней мере теоретически, если сочтет это це-
лесообразным. Но технология, как мы подчеркивали, обра-
зует плотную, прочную сеть, охватывающую самые разные
сферы человеческой деятельности. Она есть образ жизни,
общения и мышления; она есть совокупность условий, кото-
рые в целом господствуют над человеком, тем более что
они не подлежат его контролю. Поэтому многие критические
аргументы против технологической цивилизации - скрыто и
почти всегда бессознательно отождествляющие ее с индус-
триальной цивилизацией - неадекватны, как и многие опти-
мистические предложения касательно исправления или на-
правления технологического развития, сущностью которого
считается феномен индустриализации".
Возможности вмешательства
в технологическую систему
Совокупность рассматриваемых здесь характеристик
технологической системы - ее автономия, «имманентный»
рост, индифферентность к целям и внутреннее сопротивле-
ние противоположным течениям - вызвала у многих авторов
глубокий скептицизм относительно возможности вмеша-
тельства в нее: распоряжения этой системой, направления
И контроля над ней. Очевидно, что это ставит под сомнение
всякую попытку этической оценки технологии, которая отли-
92
Часть 1
чалась бы от простого назидания и предлагала бы некото-
рый способ вмешательства в технологию с целью ее этиче-
ской ориентации. Видимо, в конечном счете следствия скеп-
тицизма могут быть двух видов: либо «фаталистическое»
смирение и предоставление вещей их естественному ходу,
который невозможно изменить; либо «героическое» реше-
ние остановить или задержать ход процесса, которым не-
возможно руководить. Но поскольку, как мы видели, предло-
жение остановить технологическое развитие нереалистично
и невыполнимо, в конечном счете оба эти решения заканчи-
ваются признанием нашего бессилия. Оно может сопровож-
даться оптимистической или пессимистической установкой,
которая будет определяться убеждениями человека, - либо
в том, что технологическая система в конце концов сама
решит порождаемые ею проблемы, либо в том, что слепой,
неумолимый ход технологического прогресса является зло-
вещим предвестником близкого конца человечества. Таким
образом, помня о цели нашей работы, необходимо иссле-
довать по крайней мере существенные характеристики об-
щей проблемы контроля над технологическим развитием.
Как свидетельствуют предшествующие отсылки, Эл-
люль - «архетипический» представитель точки зрения, со-
гласно которой над технологическим развитием невозможно
господствовать, невозможно им «овладеть». Его работы
свидетельствуют об этом. Его сильнейший довод в защиту
этого тезиса, а также тезиса об автономии технологической
системы состоит в том, что человек, который должен кон-
тролировать и направлять ее, на самом деле является ее
узником, а не хозяином: «Просто мы должны спросить себя,
что в самом деле происходит с человеком в этой системе и
можем ли мы сохранить так часто выражаемую идеалиста-
ми наде>еду на то, что человек "возьмет в свои руки", станет
руководить, организует, выберет и направит технологию»’1.
Гл 6 Научно-технологическая система
93
Современный человек, согласно Эллюлю, не способен ре-
шить эту задачу - возможно, в отличие от людей других
эпох. Увязший в технологической системе, современный че-
ловек может лишь выбирать из возможностей, предлагае-
мых ему миром, - а все эти возможности технологические.
Кроме того, интеллектуальное формирование людей наше-
го времени явно направлено на их введение в технологиче-
скую систему. Нам неведом интеллектуальный импульс, ко-
торый побудил бы нас взглянуть на нее критически; и
впрямь, мы как бы изначально готовы ее принять.
В намеченных здесь аргументах нетрудно различить
черты социологического детерминизма, если пренебречь
небольшими терминологическими различиями: ведь речь у
нас идет не о социальной системе, а о технологической си-
стеме, которая полностью обусловливает, будучи необус-
ловленной. Представление о технологической системе из-
меняется: сначала ее мыслят автономной системой, по-
том - замкнутой или даже всеохватывающей системой.
Аналогичная ситуация, как мы видели, сложилась и с науч-
ной системой.
Противоречие научно-технологической
системы требованиям жизни
Воспользуемся здесь той же стратегией, что и при рас-
смотрении научной системы. Тогда мы спрашивали, можно
ли считать «мир науки» единственным миром. В поисках ин-
теллектуального предшественника аргументов против мо-
нополизации наукой рационального объяснения жизненного
мира человека мы упомянули Канта. Конечно, Кант не гово-
рил непосредственно о технологии. Но для ответа на вопрос
° том, исчерпывается ли «мир жизни» «миром технологии»,
Достаточно задуматься всего лишь над одним фундамен-
тально важным моментом: человек не может действовать в
94
Часть 1
жизненном мире, не ставя перед собой цели; но мы уже уяс-
нили, что мир технологии чужд целей. Уже одно это должно
показывать, сколь ошибочна абсолютизация технологичес-
кой системы. Видимо, теперь полезно расширить наше об-
суждение и рассмотреть вместе и науку, и технологию - т. е.
систему, которую мы будем называть «научно-технологиче-
ской». Это позволит нам осознать цену их абсолютизации и
возможные пути ее преодоления82. Помня о специальной це-
ли данной работы, особо внимательно мы обсудим аспекты,
наиболее близкие к этике.
Категории научного рассуждения, как мы видели, свя-
заны с эмпирией. Кроме того, такое рассуждение обращено
против метафизики; оно не только запрещает себе отсылки
к реальности, запредельной для возможного опыта, но и
считает бессмысленными вопросы о сущности вещей и оп-
ределенные, неизменные утверждения о них. Поскольку на-
учное рассуждение проникло в самые отдаленные области
и пропитало собой всю нашу культуру, оно оказало серьез-
ное воздействие на глубиннейшее основание всякой культу-
ры и характерного для нее мировоззрения; на спонтанную,
непосредственную уверенность относительно «того, что
действительно существует».
В то время как во всех традиционных культурах призна-
ние сверхчувственных реальностей было совершенно есте-
ственным и неограниченным, в современной научной куль-
туре его принято считать формой чистого фидеизма. Это не
позволяет нашей культуре установить точный смысл таких
понятий, как добро, зло и долг, которые являются краеуголь-
ным камнем нравственности, но не носят эмпирического ха-
рактера. Не случайно сегодня мы сталкиваемся с явным не-
желанием использовать эти понятия в этических дискуссиях
и трактатах8’. Не случайно, поскольку эти понятия всегда
были связаны с убеждением в том, что человек может знать
Гл 6 Научно-технологическая система
95
внутренне присущий миру (и в этом смысле «метафизичес-
кий», пусть даже не трансцендентный) порядок, в котором со-
вершается человеческое действие, или что человек может
обрести основание действия в моральном сознании (рассма-
триваемом как принцип личностной идентичности, свободной
и отличной от биологической обусловленности). Умонастрое-
ние современной науки прямо противоположно желанию най-
ти естественное обоснование правильности действия, или
даже его определенное и неизменное обоснование.
Делая предварительный вывод, скажем, что сфера мо-
рали, вместе с метафизическими концепциями, была пере-
дана в ведение внутреннего убемщения, т. е. в область субъ-
ективных сумщений и мнений, которые не могут получить
объективного обоснования. Но вскоре внутренняя и личная
сфера утратила «уважение» к себе, поскольку считалось,
что она непостижима средствами науки. К ней подступились
непосредственно с научными критериями (особенно в пси-
хоанализе и социальных науках), надеясь “объяснить” отно-
сящиеся к ней установки, понятия, нравственные и метафи-
зические убемщения посредством сведения их к инструмен-
там объяснения, предлагаемым этими науками. Тем самым
эти феномены лишились своего подлинного этического со-
держания. Далее, тем самым был поощрен уход современ-
ного человека от ответственности, свидетелями которого в
течение некоторого времени мы являемся: ведь нравствен-
но предосудительное поведение стали отождествлять с тем,
что считается социально девиантным относительно опреде-
ленных господствующих, но случайных моделей, установ-
ленных данным сообществом (и это не могло способство-
вать укреплению моральной обязательности). Более того,
нравственно дурное поведение считается результатом импуль-
се, за которые субъект не отвечает и которым он не в силах
противостоять, или порождением социальных обстоятельств.
96
Часть 1
Если наука не способна дать нам «знание добра и
зла», о котором говорится в Библии, то мы могли бы обра-
титься за помощью к технологической составляющей науч-
но-технологической системы. Но эта возможность - иллю-
зия, жертвами которой стали многие наши современники;
нетрудно понять, что ситуация куда хуже, нежели мы описа-
ли. Прежде всего, применительно к технологии человечес-
кие возможности действия весьма ограниченны. Иными
словами, человек не может использовать технологию по
собственному желанию: он либо использует ее соответст-
венно ее требованиям, ее внутренним правилам, либо не
сможет извлечь из нее никакой выгоды. Все мы имели воз-
можность уяснить это, работая с машиной или выполняя не-
кую техническую процедуру, потому наше утверждение мо-
жет показаться банальным. Но если мы примем во внима-
ние, что эта ситуация повторяется бесконечное число раз и
практически во всех обстоятельствах нашей повседневной
жизни, то поймем, что наша зависимость от технологичес-
кой системы куда сильнее, чем можно думать. Положим, мы
ставим перед собой цель, а имеющиеся техники совершен-
но не годятся для ее достижения; на миг нам может пока-
заться, будто мы сумеем приспособить какую-то технику
для своей цели. Однако весьма скоро выяснится, что на са-
мом деле происходит обратное - мы приспосабливаем свою
цель к имеющимся техникам. Таким образом, в то время как
технологическая система сама по себе не имеет целей, фак-
тически она воздействует на систему конкретных целей,
преследуемых человеком. Это непростая проблема. Наивно
было бы думать, будто человек остается неизменным в са-
мой своей «природе» и в своей способности надеяться и це-
леполагать, всего лишь прилаживая свои непосредственные
цели к возможностям, открываемым подручными техниками.
На самом деле он гораздо чаще сам приспосабливается к
Гл 6 Научно-технологическая система
97
технологической ситуации и отказывается от недостижи-
мых целей, в то же время чувствуя себя вынумщенным ста-
вить цели, достижимые с помощью доступной технологии и
почти навязываемые (по крайней мере, предлагаемые) ему
последней.
Говоря это, мы срываем завесу с весьма деликатной
темы - проблемы изменений, в некотором смысле онтоло-
гических, сопровождающих переход от дотехнологических
методов к технологическим. Они очевидны на уровне сооб-
щества: когда общество знакомится с технологическими
процедурами, способными заменить дотехнологические
процедуры, последние быстро забываются. Вместе с ними
исчезает целый комплекс способностей, умений, навыков,
умственных и даже эмоциональных установок, а также свя-
занные с ними человеческие отношения. Именно это подра-
зумевается под разрушением культурной идентичности,
производимым технологией и вызывающим большое беспо-
койство в странах Третьего мира. Оно неминуемо, посколь-
ку по мере распространения технологии дотехнологические
формы жизни неизбежно уходят в прошлое.
Нечто подобное можно видеть на уровне индивида. Уз-
навая, что некоторая техника позволяет более эффективно
или легко сделать то, что премще он делал спазматически и
спонтанно, индивид быстро осваивает эту технику. Однако
при этом он может отбросить или ослабить некоторые спо-
собности, некоторые жизненные и эмоциональные пережи-
вания, питаемые оставленной деятельностью. Этот фено-
мен широко известен: различные техники значительно об-
легчают многие операции, но также делают их более моно-
тонными, менее интересными и увлекательными. Они дела-
ют нас еще более «внешними» по отношению к нашим дей-
ствиям. Короче говоря, технический прогресс несет с собой
одновременно расширение того, что человек может делать,
98
Часть 1
и возможное обеднение того, что человек на самом деле
есть. Поскольку технология делает вещи более простыми и
доступными, она также принижает их, уменьшает их цен-
ность в глазах человека.
Изложенные соображения отнюдь не второстепенны
для рассматриваемых здесь отношений между техникой и
этикой. Действительно, чуждость техники моральным про-
блемам обнаруживается не только в индифферентности
целям (о которой говорилось выше), но также в том факте,
что техника совершенно игнорирует тонкий, но глубинный
пласт священности. Этот пласт невозможно исключить из
нравственной установки; он переходит в понятие долга. Мо-
ральное суждение сводится к признанию того, что выполнить
некоторое действие (или уйти от него) есть долг. Иными сло-
вами, сталкиваясь с этим действием, мы ощущаем себя пе-
ред абсолютом, от одобрения или уважения которого мы не
можем ускользнуть, хотя ситуативно (в нашем поведении) и
вольны отвергнуть его, поступая вопреки «таинственному»го-
лосу нашей совести. Внутренняя аморальность технологии
приводит к тому, что современный человек (в той мере, в ка-
кой - как мы видели - он склонен делать то, что позволяет
ему техника) в конечном счете принимает технологические
критерии в качестве критериев своей деятельности. В итоге
он постепенно выхолащивает область моральных различе-
ний, необходимую для его действий. Это не преувеличение.
Как мы утверждали, технология не только отказывается учи-
тывать моральные суждения, но в некотором смысле претен-
дует на их преодоление; формируется обыкновение считать
моральное предложение бессмысленным, если оно не согла-
суется с технологической системой и не может стать ее час-
тью. (Скажут, что это предложение несовременно, устарело
или неприменимо, т. е. практически будут судить о нем с тех-
нической, а не с собственно этической точки зрения.)
Гл 6 Научно-технологическая система
99
Однако человек (по крайней мере, в некоторых важных
жизненных ситуациях) обязательно спрашивает себя не
только о том, как сделать нечто, но и о том, что должно
делать. Нравственное измерение невозможно уничтожить.
Безусловно, это так; но весьма часто, когда данный вопрос
задают в контексте действий, связанных с технологией, по-
следняя заменяет нравственность и даже предписывает,
«что должно делать». Вообще говоря, не вызывает сомне-
ний, что технология склонна рассматривать себя как созда-
тельницу новых ценностей, едва ли не новой этики, как раз-
рушительницу шкалы ценностей, признаваемой самыми
различными традициями. Как бы испытывая суждения из-
вне, она в конечном счете угрожает самим основаниям суж-
дений и утверждает себя в роли судьи действий. Это напо-
минает этику науки, которая “разрывает союз" с нравствен-
ностью и традицией. Моно говорил об этом в одном из пара-
графов своей знаменитой книги, где предлагал восстано-
вить этику знаний*.
Новый смысл проблемы нейтральности науки
Предыдущие размышления позволяют нам уяснить, в
каком смысле научно-технологическая система не нейт-
ральна. Этот смысл одновременно более глубок, нежели
смыслы, рассмотренные нами в специальной главе о нейт-
ральности, и весьма отличен от этих последних, а в некото-
рых отношениях - противоположен им. Там мы разложили
понятие нейтральности на ряд «независимостей» относи-
тельно интересов, предрассудков, определяющих условий,
целей и идеологий. Поскольку ясно, по крайней мере на по-
знавательном уровне, что наука и техника могут и должны
сохранить независимость, мы заключили, что с этой точки
зрения они нейтральны и должны оставаться таковыми, да-
же если это невозможно для них как форм человеческой де-
100
Часть 1
ятельности. Сказанное в настоящей главе казалось бы тре-
бует радикального пересмотра этих заключений. Благодаря
своей устрашающей автономии, «имманентному" росту и
невосприимчивости к внешним стимулам научно-технологи-
ческая система представляется совершенно независимой
от вышеупомянутых факторов с какой бы то ни было точ-
ки зрения. Мы видели, что эта система скорее способна оп-
ределять понятия о мире, системы ценностей, интересы,
мотивы, нормы поведения, социальные структуры и идеоло-
гии, нежели определяться ими. Должны ли мы заключить от-
сюда о ее полной нейтральности?
Отнюдь нет. Нейтральность есть не однонаправленное,
но многонаправленное отношение. Она обнаруживается не
только в случаях, когда некоторая система подвергается
воздействию внешних систем, но и в случаях, когда она са-
ма воздействует на них. Иными словами, идея нейтраль-
ности предполагает, в некотором смысле, убеждение в том,
что наука и технология не имеют собственных интересов,
мотивов, понятий о мире, идеологий, целей, не содержат в
себе правил человеческого поведения и структур поведения
и жизни вообще, но что они могут быть, так сказать, доступ-
ны и полезны в рамках самых различных композиций этих
элементов. Короче говоря, согласно этой идее (все еще ши-
роко распространенной) научно-технологическая система
есть лишь один великий инструмент, имеющийся в распо-
ряжении человека (инструмент, который трудно использо-
вать, но который должен быть использован). Мы видели,
однако, что это далеко не так. Эта система имеет тенден-
цию создавать свой собственный мир и заставлять челове-
ка жить в нем, как если бы он был всем миром, ведь это не
просто какой-то мир, но мир, обладающий целым рядом
специфических свойств, относительно которых человек не
может оставаться индифферентным, т. е. нейтральным.
Гл 6 Научно-технологическая система
101
Стало быть, мы видим, что наука и техника не нейт-
рально отнюдь не в том смысле, какой наивно отстаивает
марксистская пропаганда. Марксисты утверждали, что на-
ука и технология не нейтральны, поскольку они являются
плодом капиталистического производства, и что наука есть
идеологическая система, отражающая и подтверждающая
идеи господствующих классов, а технология - инструмент их
господства. Наивность их позиции обнаруживается в том, на
что мы уже не раз обращали внимание (и что марксисты не
смогли сколько-нибудь правдоподобно объяснить): наука и
технология сохраняют свою идентичность в самых различ-
ных социально-политических системах. Действительно, на-
учно-технологическая система методически изменяет лю-
бой образ жизни. Она создает новые верования, формы по-
ведения, идеологии и политические движения. В этом смыс-
ле она не нейтральна. Конечно, мы сами могли бы придержи-
ваться нейтральной установки относительно этого феномена,
но тем самым мы закрывали бы глаза на действительное по-
ложение дел. Мы могли бы принять мир науки и технологии
как внутренне благой, но тем самым мы абсолютизировали
бы его, что равносильно его идеологизации. Очевидно, такой
выбор был бы не более нейтральным, чем выбор в пользу ка-
кой-либо из существующих идеологий. Однако, говоря это, мы
понимаем, что новый смысл нейтральности, который мы сей-
час рассматриваем, есть моральный или аксиологический; т.
е. сейчас мы имеем в виду нейтральность относительно цен-
ностей. Мы не можем остаться нейтральными относительно
мира науки и технологии - поскольку он сам по себе, безуслов-
но, не благ (справедлив, хорош или каков угодно), - мы выра-
жаем потребность подвергнуть его ценностному суждению,
т. е. суждению, которое не предполагает его обязательной
идеологизации.
102
Часть 1
К возврату этических требований
Можно ли подвергнуть критике и преодолеть обсужда-
емую здесь идеологию? Можно, и мы уже наметили не-
сколько способов, позволяющих сделать это. Прежде всего,
необходимо подчеркнуть, что научно-технологическую сис-
тему нельзя возвышать до уровня целого. Массированная
критика сциентизма и технологизма в последнее время идет
этим путем, даже если критики часто грешат крайностями
(доходя до иррационализма и крайнего экологизма) или од-
носторонностью (некоторые из них ошибочно полагают, что
развитие науки и технологии может быть направляемо или
руководимо в политической, экономической или социальной
области). Единственным верным решением, видимо, явля-
ется признание того, что научно-технологическая система -
действительно система, но все же не глобальная система.
Отсюда, попытка оценить эту систему, взять ее в свои руки
и подчинить своим правилам может быть предпринята толь-
ко в том случае, если принимаются в расчет и другие сис-
темы и если у нас нет иллюзии, будто речь идет лишь об
«инструменте». Как система, она обладает автономией и
собственной идентичностью, она взаимодействует с други-
ми системами и стремится навязать им свои правила и
взять верх над ними. Но она не может уклониться от воздей-
ствий со стороны «окружающей среды» (даже если, как и
все вообще системы, она играет значительную роль в струк-
турировании этого окружения посредством двусторонней
обратной связи). Эта перспектива позволяет видеть, что на-
учно-технологическая система сама по себе имеет тенден-
цию двигаться в определенных направлениях. И все же по-
нятно, что это движение можно скорректировать и остано-
вить, даже если изменение его структуры и направления
требует огромных усилий по материальному «овладению»
им. Необходимым предварительным условием является
Гл 6 Научно-технологическая система
103
здесь умственное «овладение» тем фактом, что эта систе-
ма не есть нечто послушное, как нас заставляет думать
утешительное, но ложное убеждение в нейтральности на-
уки и технологии.
Упоминавшуюся точку зрения теории систем мы рас-
смотрим в другой главе. Здесь мы ограничимся замечани-
ем, что для успешного «овладения» научно-технологичес-
кой системой «внешние» точки отсчета должны быть доста-
точно сильными. Серьезная трудность, с которой сталкива-
ется современный человек, связана с явным отсутствием у
него интеллектуальных, моральных, духовных и даже поли-
тических и социальных точек отсчета, которые позволили
бы ему судить о научно-технологической системе и управ-
лять ею. Не следует недооценивать тот факт, что проникно-
вение науки и технологии едва ли не во все сферы нашего
существования было облегчено (не говорим - обусловлено,
что было бы, пожалуй, преувеличением) постепенным от-
ходом или ослаблением присутствия других социальных
факторов. К какому спасительному средству должны мы
прибегнуть, чтобы изменить ход событий? К какой силе
должны мы обратиться, если мы признаем крушение самих
тех ценностей и идеалов, что способны питать огромное
усилие, необходимое для переориентации (по крайней ме-
ре, частичной) хода событий? Таким образом, вместо того
чтобы обвинять науку и технологию в проникновении во все
поры нашего существования, мы должны спросить себя, до
какой степени их проникновение стало возможным из-за
познавательного и практического пренебрежения теми цен-
ностями, которые должны одновременно хранить смысл
существования и обеспечивать бдительность, которая не
позволила бы упустить этот смысл.
Наконец, ничто человеческое не является неизбежным
и необратимым. В последнее время мы были свидетелями
104
Часть 1
краха репрессивных государств, которые казались стабиль-
ными, как бы прикованными к незыблемым «системам», ав-
тономными, закрытыми, самодостаточными, способными
защитить себя, вооруженными как легитимирующими их
идеологиями, так и мощными инструментами подавления и
контроля. Это произошло благодаря мощному вторжению
некоторых долго подавляемых ценностей, которые не могли
быть вырваны с корнем из связей человеческой «жизни».
Нечто подобное вполне могло бы произойти и с превосход-
ством научно-технологической системы. Реакции против не-
го, свидетелями которых мы являемся, служат предупреди-
тельным сигналом, подобно повышению температуры орга-
низма при болезни. Но как лихорадка выявляет болезнь, не
будучи способом лечения, так и в рассматриваемой ситуа-
ции лекарство не может быть предложено одной лишь этой
реакцией. Больной организм излечивается не посредством
удаления жизненно важного органа, но скорее посредством
достижения гармонии, т. е. функционирования этого органа
в согласии со всем организмом. Стало быть, разрешение
нынешнего кризиса следует видеть не в «удалении» научно-
технологической подсистемы из глобальной системы чело-
веческой жизни, но в восстановлении ее должного взаимо-
действия со всеми другими системами.
Что же в таком случае следует делать? Вопрос «что
следует делать?» в разъясненном выше радикальном смыс-
ле его есть собственно этический вопрос. По этой причине
разговор о границах научно-технологической системы пря-
мо и с необходимостью перетекает в этический дискурс, ко-
торый нас здесь собственно и интересует.
Часть вторая
ЭТИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
Глава 7. НОРМЫ И ЦЕННОСТИ
В ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Ценности в науке: различные аспекты
Идеологизация науки и технологии может рассматри-
ваться как результат доведения перехода от автономии к
свободе (см. Введение) до его крайних последствий.
Эта крайняя позиция может даже сделать бессмыслен-
ной перспективу, которую мы считали основополагающей
при обсуждении проблемы нейтральности науки и техноло-
гии: перспективу, определяемую признанием науки и техно-
логии в одном смысле знанием, а в другом - действием.
Как знание («чистое» - наука или «действенное» - техноло-
гия), они не требуют никаких суждений или рёгулятивов
нравственного, политического, социального или религиоз-
ного характера и не формулируют их для себя. Как формы
человеческого действия, они должны подчиняться таким
суждениям и регул яти вам. Однако абсолютизация науки и
технологии - которая и есть их идеологизация - в конечном
счете лишает это заключение конкретного смысла, по край-
ней мере по двум различным причинам.
Во-первых, можно утверждать, что наука и технология
признают и вырабатывают для себя правила, нормы, сред-
ства контроля и критерии поведения (действия), оставаясь в
собственных границах, т. е. не нуждаясь в заимствовании
извне. Можно упомянуть правила научного метода, требова-
106
Часть 2
ние интеллектуальной честности, открытость для критики и
дух сотрудничества, которые направляют «делание» науки
и могут быть названы «этикой объективности». Можно ука-
зать на все те в высшей степени детальные правила, регу-
лирующие технологическое исследование и деятельность,
которые гарантируют их эффективность и правильность
благодаря соблюдению, так сказать, «этики надежности».
Можно даже утверждать, что совокупность таких правил и
норм является не просто инструментом для достижения
внутренних целей науки и технологии, но имеет моральные
коннотации: и с индивидуальной (поскольку соответствует
стремлению к идеалу честности, соблюдению профессио-
нальной морали, к самодисциплине и совершенству со сто-
роны индивида, занимающегося такого рода деятельнос-
тью), и с коллективной (поскольку соответствует готовности
предоставить другим знание, на которое они могут пола-
гаться, и совокупность методов и средств, которыми они мо-
гут пользоваться) точек зрения. Другими словами, хорошая
наука и хорошая технология (хорошая - значит соответству-
ющая критериям внутреннего совершенства) отвечают мо-
ральному требованию не обмануть доверие, оказываемое
им сообществом. В этом состоит ответственность учено-
го и специалиста в области технологий (и, в более абстракт-
ном смысле, самих науки и технологии); многие добавили
бы, что она состоит исключительно в этом. Примерно так
рассуждают некоторые авторы, например Моно и Харре*5.
Во-вторых, абсолютизация науки и технологии вполне
может привести нас к следующим утверждениям. Допустим,
наука и технология не вправе замыкаться в своих внутрен-
них горизонтах и должны принимать во внимание внешние
нормы и ценности. В этом случае необходимо определить,
какие конкретно нормы и ценности соответствуют на практи-
ке тому, что общество (или, возможно, индивид) признает
f-n 7 Нормы и ценности в человеческой деятельности 107
нормами и ценностями. Но задача их выявления и опреде-
ления падает на социальные науки (а отчасти на психоло-
гию), т. е. на особую область наук (часто их называют «гума-
нитарными науками»6*). Таким образом, параметры сужде-
ния, которое должно направлять научную и технологичес-
кую деятельность, следует искать всегда в рамках науки в
широком смысле слова. Утверждая, что эти критерии и па-
раметры суждения следует называть «моральными», мы
тем самым говорим, что наука вправе определять собствен-
ные моральные критерии и не должна обращаться за ними
к морали или этике, гордящейся своим отличием от науки.
Намеченные здесь типы аргументации широко распро-
странены. Их оценка затруднительна, поскольку они содер-
жат неравноценные тезисы - как хорошо обоснованные, так
и обусловленные неверным пониманием. Первая трудность
связана с тем фактом, что «гуманитарные науки» долго от-
стаивали собственную научность, утверждая свою независи-
мость от ценностей (Wertfreiheit) и описательный, или не-
нормативный, характер’7. Вспомните, например, как упорно
подчеркивали, что социологию только недавно перестали
рассматривать как отрасль моральной философии, посколь-
ку она выработала свободные от ценностей критерии эмпи-
рического контроля и теоретического моделирования. При-
мерно то же происходило в политических, экономических,
правовых и других науках. Но разве можно ожидать норм от
науки, которая объявляет себя ненормативной, или ценнос-
тей от науки, претендующей на свободу от ценностей?
Пролить свет на эту проблему позволит точный анализ.
Он должен прояснить ряд тезисов.
А.1. Всякое собственно человеческое действие ориен-
тировано на ценности и руководствуется нормами;
А.2. ценности и нормы различны;
106
Часть 2
А.З. ни одна наука, предметом которой является чело-
век, не может не интересоваться также ценностями и норма-
ми.
Б.1. Всякая наука «свободна от ценностей», если иметь
в виду непознавательные ценности;
Б.2. это обобщение распространяется и на гуманитар-
ные науки;
Б.З. однако эти науки не могут не принимать во внима-
ние нормы и ценности, признаваемые объектами их иссле-
дования, и не могут рассматривать их как чисто методологи-
ческие «точки зрения».
В.1. Несмотря на все это, гуманитарные науки не выра-
жают ценностные суждения и не устанавливают предписы-
вающие нормы в строгом смысле слова;
В.2.поэтому в поисках таких суждений и предписаний
они обращаются к другого рода исследованиям. Здесь от-
крывается собственно этический горизонт как форма иссле-
дования, отличного от всякого научного исследования.
В данной главе мы обсудим темы, обозначенные в
пунктах А, в следующей - намеченные в пунктах Б и В. В хо-
де обсуждения у нас будет возможность рассмотреть с над-
лежащей точки зрения то, что было замечено выше об иде-
алах совершенства и «внутренней этике» науки и техноло-
гии. Чтобы упростить обсуждение, из всех гуманитарных на-
ук мы выберем социальные науки, поскольку в них пробле-
ма ненормативное™ и безоценочности стоит особенно яс-
но. Ту же проблематику можно исследовать и в контексте,
например, психологических наук (что было сделано, в част-
ности, для психоанализа). Но мы уже заметили, что пробле-
ма моральной оценки науки и технологии возникает прежде
всего на социальном уровне (далее это станет более ясно).
Добавим, что в ходе дискуссий вокруг эпистемологического
f/7 7 Нормы и ценности в человеческой деятельности 109
статуса социальных наук вопрос об их отношении к сфере
ценностей уже был неоднократно и детально проанализиро-
ван другими исследователями.
Долженствование как характеристика
человеческих действий
В отличие от действий других природных существ, дей-
ствия человека всегда направляются явным или подспуд-
ным «долженствованием». Может показаться, что это пре-
увеличение: действительно, некоторые человеческие дейст-
вия мы интуитивно соотносим с долженствованием (таковы
все действия, имеющие отношение к морали), однако мно-
гие другие действия вроде бы никак с ним не связаны. Но не
трудно убедиться, что долженствование, если понимать это
слово достаточно широко, присутствует в каждом специфи-
чески человеческом действии.
Начнем с примера самого обычного человеческого дей-
ствия: обувщик шьет пару ботинок. Очевидно, он может ис-
полнить свое дело «более или менее хорошо»; закончив ра-
боту, он оценивает, является ли плод его трудов таким, ка-
ким должен быть. Иногда он признает, что ботинки далеки
от идеала. Даже в лучшем случае он скажет, что они не
вполне совершенны, т. е. не дотягивают до идеала, какой он
рисовал себе в процессе работы. Такого рода рассуждение
применимо к любому человеческому действию, нацеленно-
му на производство особого конкретного результата (объ-
екта вообще). Понятие совершенства всегда связано с та-
кой деятельностью: всегда имеется идеальная модель, слу-
жащая ее руководящим принципом.
Хотя эта модель чисто идеальна, человек стремится по
мере сил воплотить ее конкретно, посредством производст-
ва определенных материальных объектов, которые рассма-
триваются как удачные приближения к совершенству иде-
110
Часть 2
альной модели. Но самым распространенным методом, спо-
собствующим приближению к совершенству, является со-
ставление перечня норм или правил, которым необходимо
следовать, дабы достичь поставленной цели. Такие прави-
ла имеются в большинстве ремесел, их часто называют
«правилами мастерства».
Помимо деятельностей, нацеленных на специфический
конкретный результат (назовем их операциями), имеются че-
ловеческие деятельности, которые не производят объект в
собственном смысле слива; главное в них - не идеал совер-
шенства, а манера исполнения. Язык, рассуждение, танец,
изящные искусства, спорт - примеры этого типа деятельнос-
ти. Назовем такие формы деятельности исполнениями дей-
ствий. Здесь тоже, помимо практической «педагогики», пред-
лагающей конкретные образцы для подражания, пытаются
создать системы норм или общих правил, которым необхо-
димо следовать, чтобы успешно исполнить действие.
Наконец, многие человеческие деятельности считают-
ся должными или недолжными как таковые, не потому, что
они производят «должный» материальный объект или выра-
жаются в «должном» конкретном исполнении действия, но
потому, что соответствуют определенным идеальным моде-
лям данных действий как таковых. Это типично для дея-
тельностей, имеющих моральные коннотации. Мы будем на-
зывать их чистыми действиями или, ради краткости, дейст-
виями. Однако очевидно, что многие человеческие деятель-
ности представляют собой смесь этих трех парадигмальных
ситуаций. (Достаточно упомянуть здесь политическую дея-
тельность, которая имеет должный характер в тех случаях,
когда включает в себя умение добиваться конкретных ре-
зультатов, надлежащее поведение и представления, а так-
же уважение критериев морали или справедливости.)
Возможно, следует напомнить, что не все деятельное-
[-pi 7 Нормы и ценности в человеческой деятельности 111
ти человека суть человеческие деятельности в строгом
смысле слова. Например, дыхание не является характер-
ным исключительно для человека, поскольку оно присуще
также растениям и животным Это подтверждается тем фак-
том, что здесь нет идеального параметра, которому должен
следовать человек: характер существования растений и
животных совпадает с их «долженствующим быть». Тем
самым они обнаруживают признаки чисто естественного
поведения. Действительно, относительно существ, принад-
лежащих исключительно к природе, мы понимаем, что их
способ бытия совпадает с их долженствованием или, ско-
рее, что они не знают настоящего долженствования.
Заметим мимоходом, что это абсолютно решающее
различие при всей его простоте и четкости не привлекло к
себе заслуженного внимания или, по крайней мере, не бы-
ло использовано теми, кто хотел бы установить различие
между естественными и гуманитарными науками. Основы-
ваясь на этом различии, мы можем считать, что сфера чело-
века и его деятельностей характеризуются наличием дол-
женствования, а сфера природы - его отсутствием”. Следуя
этой линии рассуждения, кажется уместным назвать ценно-
стями все проявления долженствования, т. е. все идеаль-
ные модели, действующие как регулятивные принципы для
операций, исполнений действий и собственно человеческих
действий. И впрямь, разве мы не привыкли говорить, что
плохая пара ботинок или плохая игра на фортепьяно (пло-
хое исполнение действия) мало стоят или вовсе ничего не
стоят? Иными словами, мы подспудно признаем общую
идею ценности, которая, конечно, не предполагает, что все
ценности эквивалентны или равны. Но это уже другой во-
прос, и он связан, в частности, с интересной и труднейшей
проблемой типологии, даже иерархии ценностей.
Если вспомнить, что деятельности, вдохновленные
112
Часть 2
ценностями, стремятся следовать определенным правилам
и нормам, с тем чтобы приблизиться к сознательно искомой
ценности, то становится ясно, что всякое исследование ми-
ра человека и его деятельностей должно принимать во вни-
мание ценности, правила и нормы. Оставлять их без внима-
ния значит отождествлять мир человека с миром чистой при-
роды. Вот почему среди объектов социальных наук должны
быть ценности. Далее мы рассмотрим эту тему специально.
Целесообразное и ценностно-ориентированное
поведение
Здесь уместно отметить, что мы никоим образом не
отождествляем целесообразное поведенияе с ценностно-
ориентированным поведением. Наш тезис состоит в том,
что характерным признаком человеческого поведения явля-
ется именно ориентация на ценности, даже если в
соответствующих действиях можно различить два этих ас-
пекта. Мы можем, например, достичь цели - защитить себя
от непогоды - путем построения дома. Но вопрос о том, как
построить его хорошо, т. е. сообразно с критериями совер-
шенства, выходит за рамки заранее поставленной цели, хо-
тя эти две стороны взаимосвязаны.
На первый взгляд наш пример может показаться не-
убедительным. Можно возразить, что некоторые животные
демонстрируют редкую компетентность в сооружении жи-
лищ. Но это не означает, что они нацелены на совершенст-
во или что их поведение ориентировано на ценности. Это
возражение не лишено смысла. Но именно пытаясь понять,
почему оно таково, мы постигаем основополагающее раз-
личие между целесообразным и ценностно-ориентирован-
ным поведением.
Целесообразное поведение заложено в нас очень глу-
боко, и оно отнюдь не предполагает, что деятель способен
/77 7 Нормы и ценности в человеческой деятельности 113
представить себе цель, которой старается достичь. Он про-
сто следует внутренней предрасположенности. Со време-
нем она может видоизмениться и усовершенствоваться
благодаря случайным вмешательствам внешнего мира, - так
происходит биологическая эволюция или совершенствова-
ние компьютеров, предполагающих обратную связь. Так ма-
шины, растения и животные часто ведут себя целесообраз-
но, не имея намерения достичь цели. Целесообразное пове-
дение составляет часть их способа существования; оно не
соответствует никакому долженствованию. Ценность же
имеет характер цели, о которой знают и судят, т. е. цели, ко-
торую деятель считает должной. Таким образом ясно, что,
например, когда мы говорим, что птичье гнездо совершенно,
мы формулируем ценностное суждение. Но это наше суж-
дение; мы не вправе утверждать, что птица, вьющая гнездо,
действовала на основании ценностного суждения. Мы не
можем это полностью исключить (поскольку не способны
проникнуть в душу птицы), но склонны утверждать, что сей
совершенный образец был вылеплен так же бессознатель-
но и спонтанно, как создался впечатляющий окрас птичьих
перьев, был так же предрешен, как совершенная форма
цветка или снежинки. Всем известно, что машины преследу-
ют некую цель, которой сами они не ставят. Они просто
функционируют согласно своему способу существования,
не более того: согласно плану, реализованному в их конст-
рукции. Этот план направлен на некую цель. Она определя-
ется не волеизъявлением машины, но человеком - проекти-
ровщиком или конструктором. Так обстоит дело и в случае
саморегулирующих механических систем: их цель всегда
определена волей проектировщика и создателя, избравше-
го данный конкретный способ достижения своей цели.
Деятельность человека зачастую представляет собой
просто форму целесообразного поведения (таковы дыхание,
114
Часть 2
инстинктивное отшатывание от опасности, моргание при яр-
ком свете). Но поведения, достойные называться «человече-
скими», обязательно соотнесены с целью, которая была по-
ставлена прежде действия, ведущего к ее достижению; цель
становится ориентиром для выбора деятельностей, которые
расцениваются как могущие обеспечить ее достижение. В
этом процессе проявляется одна из самых типичных челове-
ческих характеристик: интенциональность в высшем смыс-
ле этого термина, т. е. способность представлять себе такое
положение дел, которое чисто идеально, не присутствует ма-
териально и может быть создано посредством, как часто го-
ворят, «символической деятельности». Именно благодаря
нашей способности интенционально представлять себе иде-
альные сущности8* некоторые из них служат идеальными мо-
делями нашей деятельности и ее ориентиром. Иными слова-
ми, они становятся ценностями. Поэтому мы называем тако-
го рода деятельности интенциональными70.
Насколько нам известно, растения не обладают интен-
циональностью, а в сознании животных она проявляется
только как способность представлять конкретные, матери-
альные вещи. С другой стороны, человек может направлять
свое сознание на абстрактные, возможные или будущие си-
туации, а также на принципы, идеалы и общие нормы. По-
следние принято называть ценностями. Ценностно-ориен-
тированное поведение есть специфический признак челове-
ка - как индивида, так и сообщества людей. Это также пря-
мо подтверждает наше убеждение, что ценности должны иг-
рать определенную роль в гуманитарных науках.
Из сказанного следует, преяще всего, что существова-
ние и анализ ценностей являются существенно важным мо-
ментом для объяснения человеческих действий и установ-
лений. В сущности если «объяснить» значит, вообще гово-
ря, показать, почему нечто существует или почему оно обла-
/-/г 7 Нормы и ценности в человеческой деятельности 115
дает определенными характеристиками, то ясно, что ответ
на вопрос почему? должен учитывать природу того, что нуж-
дается в объяснении. В случае объяснения физического
объекта или физического процесса в ответе будут указаны
причины, т. е. существующие физические системы, сущнос-
ти или условия, действующие согласно определенным по-
стоянным модальностям, называемым обычно «физически-
ми законами». С некоторыми видоизменениями эта схема
применима, по крайней мере в значительной ее части, к
объяснению биологической активности и функций. Но что
же собственно «человеческие» действия? Здесь ответ, ука-
зывающий на физическую причину, совершенно неуместен.
Воспользуемся простым, но глубоким примером из Плато-
на. В «Федоне»71 Сократ рассуждает о «причине» (сегодня
мы сказали бы: «основании» или «объяснении») того, что
он оказался в тюрьме. Кто-нибудь, говорит он, усмотрит
причину в том, что его ноги, приведенные в движение соот-
ветствующими костями и сухожилиями, принесли его в
тюрьму, где он потом остался. Но, справедливо замечает
Сократ, истинная причина совсем в другом: истинной при-
чиной является то, что он хотел оказаться в тюрьме и по-
том отказался бежать из тюрьмы из уважения к законам го-
рода. Таким образом, заключает он, истинной причиной (т.
е. объясняющим основанием) его действия является иде-
альная сущность.
Теперь ясно, в чем состоит различие между простыми
условиями и истинными причинами человеческого поведе-
ния. Способность ходить, понятая как чисто животная спо-
собность, может быть объяснена в терминах физиологии:
как таковая она еще не есть человеческая деятельность.
Можно сказать, что строение костей и сухожилий «целена-
правленно», «целесообразно», поскольку они устроены та-
ким образом, чтобы производить ходьбу. С другой стороны,
116
Часть 2
задание себе направления, или ходьба в неком направле-
нии, предполагает нечто большее, именно своего рода ин-
тенцию, намерение куда-то попасть. Тем не менее интенция
может остаться ниже уровня собственно интенционального
поведения. Так животное, которое идет по направлению к
пище, влекомо врожденным импульсом. Ходьба становится
собственно человеческим действием, когда предпринимает-
ся в виду знаемой, желанной (и в этом смысле идеальной)
интенционально представляемой цели. В случае Сократа
такой идеальной целью была моральная ценность в полном
смысле слова: ценность, которую можно назвать «уважени-
ем к закону».
Ценности и нормы. Различные виды норм
Соотнесение с ценностью обычно не является нашим
первым шагом в попытке объяснить человеческую деятель-
ность. Как мы отметили, прежде всего мы соотносим кон-
кретное поведение с правилом или нормой, которой оно по
видимости (или предположительно) соответствует. Здесь
могло бы оказаться полезным разграничение различных ви-
дов норм, соответствующее разделению человеческих дея-
тельностей на операции, исполнения действий и «чистые
действия», однако учитывающее и поведение животных.
Наша цель - различить «конститутивные нормы (или прави-
ла)» и «предписывающие нормы (или правила)». В ближай-
шем рассуждении мы будем использовать термины «нор-
мы»и «правила» сначала как синонимы (следуя обычному
языку). Впоследствии мы оговорим для них более четкие
специальные значения72.
Конститутивные нормы определяют способ сущест-
вования данной сущности; они должны быть соблюдены в
случае ее конкретного воплощения (построения или реали-
зации). Некоторые из них диктуются, так сказать, природой.
Гл 7 Нормы и ценности в человеческой деятельности 117
Их можно назвать естественными законами, поскольку ни
один физический объект (включая живых существ) не может
существовать, не подчиняясь такого рода законам. Следую-
щий шаг в характеристике этих норм приводит нас к прави-
лам, которым необходимо следовать при устроении частей
машины или человеческого артефакта. Например, чтобы
произвести часы, недостаточно беспорядочно нагромоздить
шестеренки, пружины и прочие детали. Мы должны следо-
вать плану, выражающему конститутивную норму часов. То
же самое верно и для производства абстрактных объектов.
В шахматах и других играх пренебрегать правилами значит
не играть. Таким образом, правила игры суть ее конститу-
тивные нормы. Наши примеры указывают на область чело-
веческих операций и исполнения действий. Для того чтобы
избежать смешения терминов, будем называть естествен-
ными законами нормы, не подлежащие человеческому кон-
тролю, а правилами- законы, которые устанавливаются че-
ловеком для осуществления конкретных интенционально
поставляемых целей.
Согласно нашей классификации правила (которые ка-
саются непосредственно производства объектов) уже обна-
руживают признаки «целесообразных норм», пусть даже
этот термин более применим к «исполнениям действий».
Правила носят гипотетический характер, т. е. могут быть
выражены в следующей форме: «Если вы хотите построить
определенный объект или правильно исполнить определен-
ное действие (написать картину, сыграть на пианино или в
шахматы), то вы должны соблюдать следующие правила».
Чтобы подчеркнуть их сходство с целесообразными норма-
ми, далее мы будем использовать термин правило для обо-
значения особого вида нормы (конститутивной), относя-
щейся к человеческим операциям и исполнениям действий.
Тем самым под «правилом» (теперь это уже специальный
118
Часть 2
термин) мы понимаем как нормы, руководящие осуществ-
лением операций, так и нормы, которые руководят испол-
нением действий, освещая их «конститутивный» аспект.
(Аспект «направленности на цель» имплицитно присутству-
ет уже в том факте, что мы отличаем правила от естествен-
ных законов, поэтому нам не надо специально напоминать
об их различии.)
С «чистыми действиями» в собственном смысле сло-
ва ситуация явно иная. Парадигмой здесь являются мо-
ральные поступки. Относящиеся к ним нормы не носят ги-
потетического характера. Они просто «предписывают» не-
что - не как условие достижения результата, а как собст-
венно ценность. Другими словами, эти нормы подобны кан-
товскому «категорическому императиву»73. Поэтому мы
предлагаем называть нормами предписания, которым при-
сущ абсолютный и безусловный характер категорического
императива. Именно в связи с нормами мы будем говорить
о ценностях в строгом смысле слова. Употребляя понятие
«правила», мы подчеркиваем их «конститутивный» харак-
тер, говоря же о «нормах» - их предписывающий характер.
Отметим, однако, что в исполнении действий и опера-
циях часто наблюдается тяготение к идеальному совер-
шенству, о котором мы уже говорили. К совершенству
стремятся не как к условию достижения особого конкретно-
го результата, но просто как к чему-то ценному в себе и са-
мому по себе, безусловно. Вот почему мы часто говорили
об «идеальной модели» даже применительно к человечес-
ким операциям и исполнению действий. Термин «идеаль-
ный», который казалось бы указывает только на нематери-
альную природу модели, на самом деле предполагает
большее: указание на нечто безусловное и абсолютное,
способное вдохновить человека на конкретное действие, не
преследующее чисто прагматических целей.
7 Нормы и ценности в человеческой деятельности 119
Между прочим, это объясняет также, почему правильно
говорить о ценностях даже вне сферы морали, например в
эстетической сфере. Когда мы сталкиваемся с чем-то, что
считаем достойным как таковое, мы можем сказать, что
имеем дело с ценностью. С этой точки зрения понятен точ-
ный смысл выражений «этика объективности» и «этика на-
дежности», о которых мы упоминали в начале этой главы
при обсуждении претензий науки и технологии на этическую
самодостаточность. В этих их претензиях есть зерно исти-
ны, поскольку стремление (интенция) ученого и специалис-
та в области технологий хорошо делать свое дело может
предполагать (и часто действительно предполагает) тягу к
идеальному, к совершенству, которая не ограничивается
правильным применением методологических правил,
предписываемых в данной исследовательской области.
Стремление к идеальному не вписывается в рамки исследо-
вательского интереса, личных амбиций или поисков полез-
ного или выигрышного^ точки зрения карьеры, не говоря
уже о менее возвышенных мотивах, питающих деятель-
ность ученого и специалиста в области технологий74.
' И все же, оценивая такого рода стремление, мы видим,
что этот уровень идеальности не исчерпывает адекватного
и полного морального горизонта в науке и технологии. Эти
деятельности развертываются в области «исполнения дей-
ствий» и, по крайней мере частично, «операций». Следова-
тельно, о них судят на основании их результата, а не на-
мерений, их особая ценность определяется гипотетичес-
ким, а не категорическим рассуиодением. Вот пример тако-
го рассуждения: если ваша научная работа приводит к неко-
торым истинным (или, по уже разъясненным причинам,
объективным) суждениям, то она имеет ценность', в про-
тивном же случае она не имеет ценности. Аналогично с тех-
нологией: если ваша деятельность приводит к открытию че-
120
Часть 2
го-то полезного (или, если хотите, действенного), то оно
имеет ценность', иначе же она лишена ценности. Однако в
случае моральных поступков важнейшим критерием (пусть
даже недостаточным, здесь это не важно), позволяющим
приписывать им моральную ценность, является именно на-
мерение, интенция, желание совершить некое действие из
уважения к долгу.
Кто-то возразит: разве ученый, посвятивший всю свою
жизнь в науке скрупулезной работе (требовавшей от него
самоотверженности, дисциплины, самопожертвования, ин-
теллектуальной честности и открытости для критики) и со-
здавший теорию, которая в конечном счете оказалась лож-
ной, не может тем не менее чувствовать, что он прожил
жизнь не напрасно? Несомненно, может. Это только под-
тверждает наш тезис. Правда, он может считать, что его
жизнь имеет ценность, не как ученый, а как человек. Про-
фессиональная неудача не перечеркивает его неизменного
стремления следовать идеалам самоотверженности, жерт-
венности, интеллектуальной честности и прочим, которые
он считает значимыми как таковые, те. в абсолютном
смысле. Все это означает, что основания, позволяющие ему
признать свою жизнь ценной, он находит именно на мораль-
ном уровне (уровне, как мы говорим, ценностей в строгом
смысле слова, от которых мы производим нормы, например,
самоотверженности, интеллектуальной честности и т. д.), а
не на научном уровне (где следуют методологическим пра-
вилам). Отсюда вытекает, что так называемая «внутренняя
этика» науки и технологии есть просто отражение общей
этической перспективы, присутствующей в деятельности
ученого и специалиста в области технологий. И здесь мы
сталкиваемая с проблемой. Действительно, способно ли это
отражение дать такой деятельности полный моральный
смысл, каким она должна обладать как человеческая дея-
Гл 7 Нормы и ценности в человеческой деятельности 121
тельность? Иными словами, можно ли преобразовать
(конститутивные) правила в (предписывающие) нормы, ко-
торые пролили бы моральный свет на эти правила? И еще:
могут ли они исчерпывать горизонт предписывающих норм,
которым должны следовать ученый и специалист в области
технологий в их «человеческой» деятельности в полном
смысле этого термина? Это реальная проблема”. Мы долж-
ны пока что отложить ее анализ.
В общем, мы можем заключить, что естественные за-
коны могут объяснять чисто естественное поведение, чело-
веческое же поведение можно объяснить только посредст-
вом соотнесения с правилами и нормами. Наличие этих
правил и норм, в свою очередь, объясняется посредством
указания на интенциональные цели (в случае правил) и цен-
ности (в случае норм). Поскольку исполнения действий и
человеческие операции тоже в какой-то мере предполагают
соотнесение с ценностями, можно сказать, что человечес-
кая деятельность очень часто объясняется, если иметь в ви-
ду ее предельное основание, присутствием ценностей. Го-
воря: «очень часто», мы просто признаем, что операции и
исполнения действий могут иметь чисто прагматическую
цель и все же быть «человеческими».
Мы прекрасно понимаем, что все эти различения по су-
ти своей аналитические; что человеческое поведение, взя-
тое в его многообразной целостности, все же неизбежно
предполагает взаимоналожение выделенных нами различ-
ных уровней. Человеческое поведение с необходимостью
определяется физико-биологическими условиями; оно с не-
обходимостью связано с выполнением определенных опе-
раций и видимых и конкретных актов. Но это не должно по-
мешать нам понять, что всякая наука, изучая некий объект,
принадлежащий к ее исследовательской области, с необхо-
димостью исследует его с своей особой, ограниченной точ-
122
Часть 2
ки зрения. Вот почему биолог, изучая человека, вправе (и
даже обязан) исключить из рассмотрения тот факт, что че-
ловек - не просто животное, что он наделен интенциональ-
ностью, представляет свои цели, ориентируется на ценнос-
ти. Сходным образом, мы вправе (и даже обязаны) сосредо-
точиться только на человеческих аспектах деятельности и
творчества человека, когда хотим изучить человеческое су-
щество в том, что собственно делает его таковым, в том, что
касается интенциональности и ценностей. Отсюда ясно, что
всякий строго бихевиористский подход к миру человека не-
избежно неадекватен. Он пренебрегает как раз тем, что ха-
рактерно для человека.
Теперь пришло время спросить, почему гуманитарные
науки, если они изымают из набора своих понятийных инст-
рументов нормы и ценности, оказываются не способными
должным образом объяснить человеческие деятельности и
институты. Ведь эти последние всегда осуществляются в
соответствии с нормами или направлены на выработку
норм и, как мы пытались показать, неизменно вдохновляют-
ся ценностями.
Глава в.РОЛЬ ЦЕННОСТЕЙ В ГУМАНИТАРНЫХ НАУКАХ
Тезис о независимости науки от ценностей
Одним из признаков естественных наук, издавна при-
знаваемым главным, является их свобода от ценностей. Как
мы видели, лишь недавно этот тезис стали подвергать кри-
тике (часто невразумительной), особенно в контексте спо-
ров о нейтральности науки. Свободу от ценностей рассмат-
ривали обычно как важное преимущество и свидетельство
превосходства науки над другими формами интеллектуаль-
ной деятельности. Считалось, что последние не способны
достичь высокого уровня объективности, присущего естест-
вознанию, именно по причине субъективистского влияния
ценностей на рассмотрение и объяснение фактов. Незави-
симость от ценностей быстро стала требованием, предъяв-
ляемым не только к естественным наукам, но ко всякой дис-
циплине, претендующей на звание науки.
В результате независимость науки от ценностей (на-
зываемая иногда аксиологической нейтральностью7*) бы-
ла выдвинута как тезис одновременно описательный и
предписывающий. В описательном аспекте этот тезис ут-
верждает, что наука ограничивается наблюдением и объяс-
нением действительного положения вещей и не формулиру-
ет никаких ценностных суждений (т. е. воздерживается от
«оценки»). Как предписывающий, он обязывает ученого к
двум вещам: не позволять собственным ценностным пред-
почтениям воздействовать на исследование и, в качестве
ученого, воздерживаться от ценностных суждений о резуль-
татах исследования.
Применительно к естественным наукам этот тезис не
вызывает особых проблем. Но когда во второй половине XIX
124
Часть 2
в." некоторые дисциплины, изучающие человеческую ре-
альность (например, история, социология и психология),
стали называть себя «науками», они сразу же оказались в
трудном положении И впрямь, мир человеческой деятель-
ности, будь то индивидуальной или коллективной, видимо,
насквозь пронизан ценностями. Поэтому исследователь вы-
нужден изучать деятельности, в которых «участвуют» цен-
ности, да и сам он, будучи человеком, имеет собственные
ценности, которые могут образовать своего рода субъектив-
ную перегородку, препятствующую его восприятию и пони-
манию рассматриваемых деятельностей. Известно, что эта
сложная ситуация вызвала тематически широкий и захваты-
вающий методологический спор. В ходе его было проведе-
но различение между характеристиками и целями, типичны-
ми для естественных наук, и характеристиками и целями со-
циально-исторических наук, - исходя из различной роли цен-
ностей в этих науках.
В рамках данного различения разумную позицию выра-
ботал Макс Вебер. По его мнению, ценности относятся соб-
ственно к методологии социально-исторических наук и не
имеют отношения к методологии естествознания.
Эпистемология социальных наук Макса Вебера
Социология обрела защитника (лучше сказать - осно-
вателя) в лице Огюста Конта, который стремился исследо-
вать общество по модели естественных наук. Такое иссле-
дование должно было открыть «законы общества», пусть
даже в эмпирико-феноменалистском смысле, как постоян-
ные отношения между явлениями, т. е. как формы социаль-
ного отношения, исторически неизменного. Вопреки этой по-
зитивистской социологии (выдающимся представителем ко-
торой в Великобритании был Герберт Спенсер), немецкая
школа стремилась сохранить верность «историцизму», со-
Гл 8 Роль ценностей в гуманитарных науках
125
относящему исторические феномены с “духом времени" и
практически растворяющему социологию в историографии.
Тем не менее даже в Германии чувствовали потребность в
обосновании науки об обществе, отличной от строго истори-
цистского подхода. Искали середины. Первую серьезную
попытку в этом направлении предпринял Вильгельм Диль-
тей7’. Как свидетельствуют немецкие названия его сочине-
ний, Дильтей прежде всего установил различие между объ-
ектами, т. е. между природой (Natur) и духом (Geist). Надо
заметить, что он не разрабатывал науку о духе как немате-
риальной субстанции или нематериальной человеческой
способности. В согласии с обычным пониманием духа в не-
мецкой культуре XIX в., заданным «Объективным Духом»
Гегеля, эта наука должна была исследовать продукты ду-
ховной деятельности человека, а значит - проявления духа
в культуре и истории. Однако Дильтей ввел в науки о духе
(Geisteswissenschaften) также психологию, поскольку пола-
гал, что исследования наук о духе должны принимать во
внимание Erlebnis, человеческий жизненный опыт. Этот по-
следний можно понять (verstehen) только путем соотнесе-
ния с ценностями, смыслами и целями субъекта. В науках о
природе (Naturwissenschafteri), с другой стороны, задача ис-
следователя состоит в том, чтобы установить причины яв-
лений и объяснить (erklaren) их в терминах законов.
Вильгельм Виндельбанд и Генрих Риккерт развили те-
зисы Дильтея. Им мы обязаны различием мееду естествен-
ными науками, которые изучают общее и законосообразное
(отсюда название - номотетические науки), и науками о ду-
хе, которые изучают индивидуальное (и потому называются
идиографическими). Их характеристика индивидуального
весьма интересна: нечто может считаться индивидуальным
только благодаря соотнесению с определенными ценнос-
тями, которые отличают его от другого. Ну а сфера ценное-
126
Часть 2
тей составляет мир культуры. Вот почему эти авторы назы-
вают науки о духе науками о культуре (Kulturwissenschaften).
последние составляют область исторического исследова-
ния. Виндельбанд - гораздо решительнее Риккерта - ут-
верждает, что значимость наук о культуре гарантируется зна-
чимостью ценностей, которые они избирают в качестве кри-
териев отбора и интерпретации эмпирических данных.
Мысль Макса Вебера тоже локализуется в этом слож-
ном контексте. Его идеи могут рассматриваться как средин-
ные между позицией Дильтея и позициями Виндельбанда и
Риккерта. Принимая дильтеевское фундаментальное разли-
чие между науками о природе и науками о духе (впрочем, в
другой терминологии), он считает недостаточной концепцию
понимания как непосредственно интуитивного психического
акта эмпатического восприятия ценностей и целей, вдох-
новляющих исторического или социального деятеля. С точ-
ки зрения Вебера, понимание состоит в формулировании
интерпретирующих гипотез, которые должны быть под-
вергнуты эмпирической верификации, нацеленной на при-
чинное объяснение. Таким образом, объяснение уже не про-
тивостоит пониманию и причинность допускается в сферу
гуманитарных наук. Говоря конкретно, понимание смысла
действия означает определение условий-причин, которые
объясняют индивидуальное событие. (Это противоречит по-
зитивистскому утверждению, что социологическое и истори-
ческое исследования должны быть нацелены на поиски за-
конов. Дильтей, Виндельбанд и Риккерт настаивали на том
же.) Но это также означает, вопреки мнениям представите-
лей исторической школы, что объективность гуманитарных
наук требует избежания оценочных предпосылок и что со-
бытия должны получить причинные объяснения. Ученый-гу-
манитарий может быть даже иметь политические интересы
(что безусловно верно о Вебере). Но он не может формули-
Гл 8 Роль ценностей в гуманитарных науках
127
ровать ценностные суждения в своей «научной» области;
он не может считать свои научные результаты обосновани-
ем политического действия. Он не может исследовать иде-
альное достоинство ценностей, но рассматривает их акту-
альное существование. Он устанавливает, что есть. Он не
устанавливает, «что должно быть».
Поэтому Вебер принимает важное различие, проведен-
ное Риккертом между «ценностными суждениями» и «отно-
шениями ценности». Оно есть просто критерий выбора и оп-
ределения границ исследовательской области; оно опреде-
ляет место исторического объекта и устанавливает его
«культурное значение», а не его внутреннюю ценность, так
сказать. Однако Вебер делает важное добавление, отходя
тем самым от Виндельбанда и Рикке рта: ценности, с кото-
рыми историк или социолог «соотносит» то или иное явле-
ние, уже не абсолютны. (Иными словами, они всегда и всю-
ду играют определенную роль в человеческих событиях и,
следовательно, должны быть признаны и приняты в качест-
ве критериев для адекватной интерпретации этих событий.)
Они становятся методологическими критериями выбора в
организации данных социальной науки и в определении
«направления» познавательного интереса, т. е. точки зре-
ния исследователя в «построении» объекта его исследова-
ния. Это позволяет исследователю свести процесс понима-
ния-объяснения к конечному и весьма ограниченному числу
аспектов, а именно к главенствующим и характерным в рам-
ках принятой точки зрения. На этом основании, говорит Ве-
бер, данный феномен «приписывается» его «причинам».
Одно из следствий этого подхода таково: вместо того,
чтобы искать предполагаемые «законы» общества, соци-
альная наука должна исследовать типические единообра-
зия в эмпирически документируемом поведении человечес-
ких агентов (знаменитые «идеальные типы» Вебера). Они
128
Часть 2
воспринимаются благодаря процессу абстрагирования и
представляются как предельные понятия, последователь-
ные эвристические инструменты интерпретации индивиду-
альных фактов. Технический анализ осуществления опреде-
ленных ценностей с помощью определенных средств может
обнаружить действительные конфликты ценностей. Это
показывает, что практическая деятельность всегда пред-
полагает, что необходимо занять некоторую позицию относи-
тельно ценностей, выбрать одни и отказаться от других. Ста-
ло быть, с точки зрения Вебера, соотнесение с ценностями
(не в понимании действия, но в исполнении его) уже не гаран-
тирует человеческому действию безусловной значимости, но
всегда предполагает выбор. Ценности не выходят на первый
план как обосновывающие сами себя. Они предполагают ра-
зумный выбор, который должен найти себе обоснование
(именно доказать свою значимость) в конкретном, т. е. в при-
знании ценностей нормативными критериями. Типичный
пример - политический конфликт, который в конечном счете,
согласно Веберу, есть битва непримиримых ценностей.
В каком смысле социальные науки
предполагают ценности?
Утверждение, что социальные науки (как уже упомина-
лось, для краткости мы говорим о «социальных науках», по-
нимая при этом, что наши соображения применимы и к дру-
гим дисциплинам, исследующим человеческую деятель-
ность) интересуются ценностями, слишком обще79. Чтобы
сделать его более ясным, надо прежде всего определить,
почему это так: в силу ценностного характера объекта соци-
альных наук, потребности социолога рассматривать ценно-
сти как исследовательский инструмент или же того и дру-
гого вместе. Наибольшее признание снискала идея (види-
мо, соответствующая точке зрения Вебера), согласно кото-
fn в Роль ценностей в гуманираных науках
129
рой ценности могут относиться в лучшем случае к методоло-
гическому подходу социальных наук, а не к их специфичес-
кому объекту. Ведь ценности составляют непосредственные
объекты исследования других наук или, скорее, спекулятив-
ных дисциплин (например этики, или «философии ценнос-
тей»). Казалось бы, эта позиция подкрепляется тем фактом,
что ценности не имеют эмпирической природы, а значит, не
могут быть объектом научного исследования, объекты кото-
рого должны поддаваться эмпирическому изучению.
Однако при более внимательном рассмотрении эписте-
мологической структуры гуманитарных наук, вырисовываю-
щейся из наших предшествующих рассуждений, эта точка
зрения оказывается несостоятельной; это выясняется, если
встать на позиции «понимающей» (а не исключительно би-
хевиористской) социологии, историографии, экономики или
психологии. Если признать, что эти науки должны обращать-
ся к ценностям как методологическим инструментам, спо-
собным доставлять интерпретации и объяснения фактов, то
нельзя не вспомнить об общей концепции научной объек-
тивности, уже очерченной в нашей работе. Она находит по-
разительную аналогию в позиции Вебера. Ценности суть не-
отъемлемая и необходимая часть точек зрения, определя-
ющих конституирование объектов науки. «Точка зрения» не
есть какое-то особое понятие, вводимое мной в философию
науки; оно часто встречается в работах Вебера80. Итак, если
научный объект конституируют посредством “вырезания”
из действительности и при этом руководствуются некой точ-
кой зрения, то ясно, что данная точка зрения составляет
часть объекта. Это подтверждается тем фактом, что сам
Вебер, как мы видели, признает, что принятие определен-
ной системы ценностей в качестве гипотетической интер-
претации и объяснения может быть пересмотрено и даже
сочтено неадекватным, если оказывается, что можно эмпи-
130
Часть 2
рически открыть другие, адекватные причины некоторого
социального феномена («объяснимые» существованием
других ценностей). Но это равносильно признанию, что са-
ми ценности как таковые могут быть открыты, «взвешены» и
исследованы, точно так же как эмпирические факты. Таким
образом, ценности являются «объектом» социальных наук,
точно так же как эмпирически ненаблюдаемые теоретиче-
ские сущности (электроны, элементарные частицы и т. д.) и
теоретические принципы, принятые для их объяснения,
являются «объектами» физики’1.
Обоснование ценностей
Наши выводы, видимо, «играют на руку» второму воз-
ражению, сформулированному в начале предыдущей гла-
вы. Действительно, можно сказать: если, с одной стороны,
этическое суждение о науке и технологии основывается на
признании ценностей и норм, и если, с другой стороны, при-
знается, что гуманитарные науки тоже интересуются ценно-
стями и нормами, то можно поручить гуманитарным наукам
обеспечение этического каркаса отсылок. И поскольку они
тоже науки, для выполнения этой задачи не надо выходить
за рамки науки.
Этот аргумент ослабляется тем фактом, что неясно, в
каком смысле гуманитарные науки интересуются ценнос-
тями и нормами. Мы увидим, что они рассматривают ценно-
сти и нормы чисто описательным, не фундированным об-
разом. Поэтому они не способны наделить нормы подобаю-
щим им предписывающим характером. В дальнейшем ана-
лизе + который должен быть достаточно детальным, дабы
мы могли уловить самую суть проблемы, - мы выясним, как
и почему гуманитарные науки интересуются ценностями и
нормами".
Гуманитарные науки, как всякая наука, должны быть
Гл 8 Роль ценностей в гуманитарных науках
131
способны понять и объяснить свои объекты; ради ясности
будем считать, что область их объектов - человеческие дей-
ствия. Как мы не раз отмечали, объяснение фактов, собы-
тий и процессов состоит в целом в нахождении «основа-
ний», которые могут «показать, почему» они существуют и
существуют именно таким образом. Это достигается по-
средством правильного доказательства, четко сформули-
рованного, отталкивающегося от определенных гипотез.
Конечно, это минимальные необходимые требования. В не-
котором смысле они также достаточны: им должно удовле-
творять доказательство, которое считается научным. Таким
образом, хотя к этим наиболее общим требованиям можно
добавить и другие, последние связаны не с природой науч-
ного объяснения как такового, но с отличительными осо-
бенностями конкретной науки, в рамках которой разверты-
вается объяснение. Какими могут быть эти дополнитель-
ные требования? Особого простора для воображения
здесь не требуется: они неизбежно касаются природы гипо-
тез либо доказательств.
В течение некоторого времени отбор научных гипотез
следовал модели, названной не так давно «моделью охваты-
вающего закона»0(или дедуктивно-номологической схемой).
В соответствии с этой моделью гипотезы должны представ-
лять собой общие законы, которые, однажды принятые в ка-
честве посылок наряду с конкретными суящениями о единич-
ных фактах (начальные условия), производят, как логичес-
кое следствие (в формально-логическом смысле), высказы-
вание, описывающее объясняемый факт или событие. Во
многих случаях, хотя и не всегда, эта формальная дедукция
носит характер математического исчисления.
Но применение этой модели к гуманитарным наукам
представляется неоправданным. Прежде всего, выше мы
показали, в каком смысле естественные законы могут ис-
132
Часть 2
пользоваться для объяснения поведения: они пригодны
лишь для объяснения поведения физических объектов. Но
мы упоминали также о правилах и нормах, которые куда бо-
лее важны для объяснения человеческого поведения, чем
естественные законы, и которые не имеют структуры общих
законов. Кроме того, для обоснования закона в естествен-
ных науках надо показать, что он логически следует из неко-
торых более общих суждений, часто называемых принципа-
ми (подобно принципу сохранения материи и энергии и т.
д.). Правила же обосновываются посредством отнесения к
целям, а нормы - посредством соотнесения с ценностями.
Цели и ценности - не общие суждения, но единичные ин-
тенциональные модели, даже идеальные сущности.
Эти наблюдения помогают нам понять также различия,
связанные с ролью правил и норм в объяснении поведения.
Доказательства, используемые в естественнонаучных
объяснениях, могут быть сформулированы в соответствии
со схемами обычной формальной логики. Ведь используе-
мые там гипотезы суть описательные суодения (истинные
по предположению) в их наиболее классической форме. Все
это объясняется тем, что, как мы подчеркивали, в сфере
природы мы описываем способ существования вещи. Но
ситуация непременно изменяется, когда идет речь о прави-
лах, нормах, целях и ценностях. Ничто из них не является
неким положением дел, которое можно выразить в описа-
тельном предложении. Напротив, все они выражают дол-
женствующее быть сущим, которое может быть использо-
вано для объяснения некоторого человеческого поведения
посредством правильного доказательства - при условии, что
мы не претендуем на строгое соответствие этого доказа-
тельства схемам «стандартной» логики. Здесь нас интере-
суют не отношения меоду истинными суодрниями, но более
тонкие соотношения меоду средствами и целями, которые
Гл 8 Роль ценностей в гуманитарных науках
133
могут отражаться в лучших из гипотез - инструментах практи-
ческого вывода. Но эта неклассическая логика и сама может
оказаться недостаточной, если нормы должны быть увязаны
с ценностями, способными обеспечить wxлогические обосно-
вания. В таком случае могут быть полезны другие формы ло-
гической аргументации: скажем, нечто подобное некойлсисте-
ме деонтической логики, командной логике или другой анало-
гичной логике (все это - неклассические логики)84.
Итак, мы приходим к следующему выводу. Классичес-
кая форма научного объяснения (посредством формулиро-
вания гипотез, из которых можно логически дедуцировать
объясняемый факт) может быть сохранена в социальных
науках. Но она не совпадает (за исключением весьма огра-
ниченных, нехарактерных случаев) с моделью «охватываю-
щего закона». Лучший ориентир для выбора подходящей
формы объяснения - вопрос «почему». Как утверждал Со-
крат (Федон 99 а-е), именно понимание «почему» разъясня-
ет нам, ищем ли мы естественную причину или некоторый
другой тип объяснения рассматриваемого человеческого
действия. Таким образом мы приближаемся к наиболее под-
ходящей методологии объяснения. Так, в естественных на-
уках процесс понимания основывается на введении некото-
рых понятий, таких как масса, скорость, энергия, заряд, моле-
кула, атом, химическая связь, метаболизм, ген, клетка и т. д.
Эти термины направлены на описание способа существова-
ния и способа развития данных феноменов. Необходимо до-
бавить, что мы понимаем эти феномены как факты - физиче-
ские, химические, биологические и т. д., - именно потому, что
описываем их посредством особых предикатов той или иной
науки. Вот почему, правильно поняв эти факты (а можно оши-
биться и в понимании, не только в объяснении) мы все еще
можем искать их удовлетворительного объяснения посредст-
вом гипотез, формулируемых посредством этих понятий.
134
Часть 2
Отсюда ясно: для того чтобы понять объекты гумани-
тарных наук, мы должны использовать соответствующие
специфические понятия. Для этого мы должны преяоде все-
го отказаться от догматического тезиса, что мы можем опи-
сывать факты только с помощью понятий, которые описы-
вают их как факты в рамках науки о природе в самом широ-
ком смысле этого слова. (Таков решающий довод против ка-
кой бы то ни было поведенческой, бихевиористской трак-
товки дисциплин, изучающих человека.) Это значит, что ес-
ли мы хотим понять человеческие действия именно как че-
ловеческие, а не как механические движения или животные
реакции на внешние стимулы, не как пороодение фаталис-
тических причин, действующих «позади» индивидуальной и
общественной деятельности, то мы должны использовать
язык интенций, сознательно поставляемых целей, предви-
димых результатов, норм и ценностей.
Если сказанное нами понято правильно, то мы можем
высоко оценить позицию Вебера, полагавшего, что ценнос-
ти неотъемлемы от социальных и исторических наук в каче-
стве инструментов отбора значимых, требующих изучения
аспектов человеческих фактов и в качестве необходимых
факторов при выявлении идеальных типов, которые долж-
ны направлять наше понимание истории и общества и по-
могать нам в их объяснении.
Заметим, что соотнесение с ценностями и нормами не
мешает социальным наукам быть подлинно эмпирическими.
Действительно, нет оснований утверяодать, что наука явля-
ется эмпирической, если она ограничивается описанием ма-
териально воспринимаемых феноменов. Скорее, эмпириче-
ская наука должна основываться на надежных стандартных
методах наблюдения; используемые в ней понятия отнюдь
не должны быть наблюдаемыми со всякой точки зрения. В
случае естественных наук это совершенно ясно и не нужда-
Гл в Роль ценностей в гуманитарных науках
135
ется в подробном обсуждении. В случае исторических и гу-
манитарных наук это означает, что мы должны всматривать-
ся в фактические свидетельства, доставляемые документа-
ми, текстами и отчетами о различного рода действиях*5. Но
это лишь половина дела. Эти свидетельства должны быть
истолкованы и объяснены с помощью концептуальных инст-
рументов, которые соотносятся с интенциями, ценностями и
нормами. Далее, интенции, ценности и нормы часто легко
уловить, так сказать, эмпирически. Например, на основании
фактов довольно легко установить, что «мщение» является
нормой в данном сообществе или что «прибыль» - ценность,
на которую ориентированы некоторые виды деятельности в
данной социальной структуре. Хотя эти понятия и не являют-
ся наблюдаемыми в строгом смысле слова, они не менее эм-
пирические, чем понятие давления в теории газа (например,
при эмпирической проверке закона Бойля-Марриота).
Признавая, что ценности действуют в определенных
исторических и социальных контекстах, мы отнкадь не фор-
мулируем ценностные суждения Иными словами, мы мо-
жем убеждаться в существовании действующих ценностей и
в то же время отнюдь не считать их подлинными (т. е. цен-
ностями для нас или даже, так сказать, «в себе»). Как это
возможно? Ценностные суждения основываются на другой
точке зрения, предполагающей обоснование и оправдание
ценностей. Собственно говоря, это не научная проблема.
Если социолог выдвигает гипотезу, что некое действие явля-
ется логическим следствием принятия деятелем некоторой
ценности (определенной идеальной модели поведения) и
что он выводит из нее некую норму для действия, то задача
этого социолога - как и естествоиспытателя - состоит про-
сто в том, чтобы проверить состоятельность своей гипотезы
и основанного на ней объяснения Он делает это посредст-
вом эмпирической верификации, сравнения различных ги-
136
Часть 2
потез или проверки надежности собственных аргументов.
Этим его задача исчерпывается.
Но вот проблема: какова природа следующего шага, от
которого воздерживается специалист в области социальных
наук, - шага, который привел бы к подлинному ценностному
суждению? Ее можно выразить посредством намеренно па-
радоксального вопроса: «Являются ли эмпирически обнару-
живаемые или гипотетически предполагаемые ценности
действительно ценными?» Или иначе: «Как можно опреде-
лить, являются ли подлинными ценности, которые признаны
и действуют в данном сообществе?» Мы отметили, между
прочим, что в некоторых социальных группах мщение может
восприниматься как ценность. Но нам трудно назвать его
подлинной ценностью; скорее, многие назвали бы его
«псевдоценностью». Но как отличить на этом уровне под-
линные ценности от псевдоценностей? Такая задача не сто-
ит ни перед социальной наукой, ни перед какой бы то ни
было другой наукой в собственном смысле слова. Задача
науки - просто наблюдение или осмысление операциональ-
но определимых или теоретически определимых сущнос-
тей. Мы уже видели, что в социальных науках ценности суть
идеальные модели, которые объясняют существование оп-
ределенных норм и правил, «участвующих» в человеческом
действии. От ученого не ждут объяснения, почему данные
ценности признаны таковыми, - главным образом по той же
причине, по какой Ньютон не чувствовал себя обязанным
объяснять причину притяжения. Притяжение - отправная
точка Ньютоновой теории; нет необходимости обосновы-
вать его.
Все это не означает, что исследование с целью обосно-
вания ценностей должно быть запрещено. Такого рода ис-
следование должно предприниматься другими дисциплина-
ми, например этикой или политической философией. Эти
Гл 8 Роль ценностей в человеческой деятельности
137
дисциплины отличаются от наук в собственном смысле сло-
ва хотя и могут использовать совершенно рациональные
исследовательские процедуры. Достаточно вспомнить в
этой связи, что человеческая рациональность не ограничи-
вается научной рациональностью, что стало особенно ясно
в последнее время.
Подведем итоги. Необходимость моральной оценки и
регуляции науки и технологии свидетельствует о потребнос-
ти в предписывающих нормах для этих видов человеческой
деятельности, нормах, устанавливаемых на основании хо-
рошо обоснованных ценностей. Именно потому, что наука и
технология ограничиваются попыткой описания, понимания
и объяснения норм, которые фактически действуют в неко-
торых социальных контекстах или признаются некоторыми
субъектами, они не могут ставить перед собой такой задачи
и даже претендовать на нее. Поэтому мы должны искать в
другом месте, хотя наши поиски не обязательно выведут
нас за границы рациональности. Для того чтобы понять это,
мы должны лучше уяснить себе понятие рациональности;
мы должны понять, что она имеет две стороны: одна на-
правлена на исследование того, что есть (этим занимают-
ся наука, технология и гуманитарные науки), а другая анали-
зирует то, что должно быть. Теперь мы предпримем ана-
лиз этих двух форм рациональности и их взаимоотношений
и тем самым подготовим почву непосредственно для рас-
смотрения отношений между наукой, технологией и этикой.
Глава 9. ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ И ПРАКТИЧЕСКАЯ
РАЦИОНАЛЬНОСТЬ
Наука и рациональность
Вдумчивое размышление приводит к выводу, что иде-
ологизация науки и технологии обусловлена двумя различ-
ными динамическими факторами. Во-первых, наука и тех-
нология рассматриваются как высшие ценности цивилиза-
ции. Во-вторых, эта точка зрения считается внутренне оп-
равданной благодаря тому факту, что наука и технология яв-
ляются высшим выражением человеческой рациональнос-
тц^ Мы сами свидетели популярности мнения о том, что по-
нятие науки (точнее, развития науки) полностью совпадает с
понятием прогресса. Это отождествление не только под-
тверждает'to, что наша цивилизация признает научно-тех-
нологическое измерение чрезвычайно важным, но и выявля-
ет совершенно явственную ценностную коннотацию данной
оценки Действительно, идея прогресса предполагает не
просто изменение, но изменение к лучшему. А о «лучшем»
судят на основании ценности, которая есть его мера’®.
Можно показать, что основания, по которым большин-
ство наших современников, невзирая на всё сложности и
критику, тяготеют к безоговорочно положительной оценке
науки и даже к отождествлению ее с существеннейшим из-
мерением прогресса, являются в сущности практически-ин-
струментальными. Другими словами, наука получает столь
высокую оценку благодаря ее результатам, ее завоевани-
ям во всех областях, и потому, что она, так сказать, дает че-
ловеку власть, особенно - власть над природой.
С этой точки зрения трудно утверждать, что науку и
технологию превозносят за их рациональность, т. е за нечто
Гл 9 Теоретическая и практическая рациональность 139
весьма умственное и далекое от жизни. Точнее было бы ска-
зать что публика ценит практические выгоды, приносимые
развитием науки и технологии, а горстка интеллектуалов, хо-
тя и не отворачивается от практических выгод, в то же время
ценит именно познавательный аспект науки (и технологии),
особенно ее объективность и строгость. Последние можно
обобщить посредством термина рациональность.
Но вопрос не решается так легко. Во-первых, вполне
возможно (и даже привычно) считать «рациональным» про-
цесс, который эффективен с точки зрения приносимых им
выгод. Во-вторых, полезность конкретных приложений не
есть единственная прагматическая мера для определения
ценности научного исследования. Например, многие эпи-
стемологии, которые отрицают нацеленность науки на исти-
ну, оспаривают ее способность постигать действительность
(подобно антиреализму), исходят из, как ныне принято го-
ворить, «инструменталистской» предпосылки. Они сводят
научные теории к инструментам, обеспечивающим эффек-
тивную координацию наших восприятий и надежный про-
гноз и планирование будущих восприятий. Согласно этим
эпистемологиям, на всех уровнях основное назначение на-
уки должно быть скорее прагматическим, нежели познава-
тельным. Означает ли это отрицание рациональности на-
уки? Не обязательно. Ведь наука обладает типичной праг-
матической рациональностью: рациональностью, которая
устанавливает наиболее эффективный способ координа-
ции средств для достижения некой цели. Такова рацио-
нальность технологии. Отсюда понятно, почему стремле-
ние признать такого рода рациональность делает тождест-
во науки и технологии столь очевидным для очень многих
людей.
140
Часть 2
Характеристики человеческого разума
Попытка постичь человека, определить его природу
почти так же стара, как западная философия. Издавна ра-
зум считают характерным качеством человека. Но что та-
кое разум? Безрассудно было бы предлагать определение.
Вместо этого следует проанализировать те характеристики,
которые рассматриваются - традиционно и поныне - как на-
иболее типичные проявления разума. Прежде всего, это
способность знать универсалии и абстрактное; далее -
стремление знать «почему» вещей, приводящее человека к
дедуктивной аргументации (к установлению связей логиче-
ского следования между суждениями)’7. Эти характеристи-
ки являются запредельными для чисто животного знания:
они коренятся в новой и более сильной форме интенцио-
нальности. Неодушевленные существа ограничиваются
взаимодействием с окружающей средой; растения ассими-
лируют ее элементы, потребляя и интегрируя их. Живот-
ные могут познавать окружающую среду. Но их интенцио-
нальность остается на чувственном уровне; она означает
нацеленность на конкретное, присутствующее и индивиду-
альное. Человек же может направлять свое сознание не
только на вещи, но и на образы вещей. Он может даже со-
средоточиться на том, что лишь возможно; короче говоря,
он может направлять сознание на абстрактное. Именно
новая, более высокая интенциональность лежит в основе
наших поисков ответа на вопрос «почему». Попытка отве-
тить на этот вопрос относительно какого-то факта предпо-
лагает наличие другой вещи, в данный момент не извест-
ной, и потому пока лишь возможной и абстрактной, которая
позволит нам понять и объяснить этот факт. В этой глу-
бинной установке человеческого разума заключено нечто
большее, нежели способность направлять сознание на аб-
страктное: убеждение, что непосредственное не есть пер-
Гл 9 Теоретическая и практическая рациональность 141
воначальное, что для того, чтобы понять видимое и опре-
делить его основания, надо высветить невидимое. Эту
потребность в постижении и обосновании, потребность
«логоса», следует признать наиболее характерной чертой
рациональности.
Теоретическая и практическая рациональность
Мы ограничили сферу рациональности областью зна-
ния. При этом мы ее не сузили - ведь человеческое знание
многообразно. Первое приложение рациональности - чис-
тое, или теоретическое, знание. Для него характерна от-
четливая и исключительная «интенция» знать, что есть,
«каково положение вещей» и «почему оно таково». Здесь,
как мы уже отметили, разум отправляется от эмпирическо-
го наблюдения и стремится сначала «понять» его (герме-
невтический момент), а потом «понять, почему»оно таково
(момент объяснения). Прояснение этого пути - важнейший
вклад греческого духа в нашу цивилизацию: древние греки
предлагают нам средства перехода от doxa, мнения, к
episteme, истинному знанию, располагающему основаниями
своей истинности". Идеал «совершенного знания» (так мы
переводим в данном случае греческое понятие episteme)
дал жизнь философии. Он присутствует также, хотя и с бо-
лее скромными претензиями, в современном понятии на-
уки: он делает осмысленным построение гипотети ко-дедук-
тивного дискурса, где разумно выбранные посылки позво-
ляют нам доказать, что сущее и есть долженствующее быть
сущим. Данное измерение понятия «должное» весьма ин-
тересно: оно выражает логическую необходимость.
Это не означает, что рациональное знание человечес-
ких действий невозможно. Просто на эту проблему надо по-
смотреть с другой точки зрения. Ранее мы выяснили, что в
некоторых случаях за знанием стоит лишь интенция знать
142
Часть 2
действительное положение вещей. Но в огромном числе
случаев (пожалуй, даже в большинстве) мы стремимся к
знанию в связи с действием. Традиционно такое знание на-
зывается практическим. Стало быть, мы должны выяснить,
есть ли, помимо «теоретической рациональности», «практи-
ческая рациональность», которая не только представляет
абстрактное, но и ищет ответ на вопрос «почему», «обосно-
вывающий» действие”. Обоснованию подлежит не совер-
шённое действие, но то, которое индивид только намерен
совершить, которое еще не существует. Для его обоснова-
ния необходимо «представить себе» абстрактное, т. е. чисто
возможное положение дел (даже несколько положений дел).
Следовательно, практическая рациональность должна обос-
новать выбор одной из возможных альтернатив. Этим она от-
личается от теоретической рациональности, которая направ-
лена на объяснение существующего, «того, что есть».
Наши замечания достаточно хорошо показывают, что
гуманитарные и социо-исторические науки (не менее, чем
естественные) принадлежат к области теоретической ра-
циональности. Они нацелены на постижение и объяснение
«того, что есть» или «того, что было». Даже если понимать
их широко, как включающие рассмотрение человеческих
действий, то это действия уже совершенные, не имеющие
своей особой целью быть ориентирами для будущего дей-
ствия. Поэтому хотя зги науки и говорят о «должном» и для
объяснения человеческих действий обращаются к ценнос-
тям и нормам, они не являются науками о «должном», или
о ценностях и нормах как ориентирах действия. Совершен-
но естественно использовать знание, приобретенное есте-
ственными науками (теоретическое знание), в практичес-
ких целях (технология), и точно так же естественно приме-
нять знание, приобретенное гуманитарными науками, для
достижения некоторых жизненных целей. Однако тем са-
Гл 9 Теоретическая и практическая рациональность 143
мым гуманитарные науки получают инструментальную, а
не предписывающую роль.
Теоретическая и практическая философия
Выше мы говорили об “обосновании" действия. Но
применительно к гуманитарным наукам, подчиняющимся
руководству теоретического разума в попытке понять и объ-
яснить человеческие действия, мы говорили об “объясне-
нии". И одна из причин, по которым иногда считают, что гу-
манитарные науки вправе выполнять функции “практичес-
кой рациональности", связана с отождествлением объясне-
ния и обоснования. В обычном языке “обоснование" и “объ-
яснение'' применяются к фактам и данным взаимозаменяе-
мым образом. Даже в специальной терминологии филосо-
фии науки “контекст обоснования" означает совокупность
гипотез и теорий, которые нацелены на объяснение ряда
фактов". Однако применительно к человеческим действиям
обычный язык отличает понимание (и объяснение) от обос-
нования. Мы говорим, например: “Я понимаю, почему ты по-
вел себя таким образом, но это не оправдывает (не обос-
новывает) твое поведение". Иными словами, объяснение
того, что было сделано, может отличаться от утверждения о
том, что должно было быть сделано. Первая точка зрения
характерна для теоретического разума, вторая - для прак-
тического. Итак, мы видим, что понятие объяснения при-
надлежит к теоретической рациональности, а понятие обос-
нования - к практической. (А значит, в теоретическом кон-
тексте оно употребляется лишь по аналогии, вторично.)
Эти размышления показывают, что в классическое раз-
биение философии на теоретическую и практическую необ-
ходимо внести уточнения. Часто поясняют, что первая есть
философия знания, а вторая - философия действия’1. Но
Мы видели, что в объяснении действия или действий, неза-
144
Часть 2
висимом от аспекта долженствования, можно придерживать-
ся чисто теоретической установки. Поэтому правильнее ска-
зать, что теоретическая философия рассматривает «то, что
есть», практическая же философия - не столько само дейст-
вие, сколько действие в модальности долженствования.
Наша эпоха стала свидетельницей упадка практичес-
кой философии в собственном смысле слова, т е. филосо-
фии, дающей ориентир для действия. Некоторые филосо-
фы мнят себя творцами практической философии просто
потому, что рассуящают «о» действии. Они забывают, что
исследователь, не размышляющий о должном, остается в
области теоретической философии (действия), которой
грозит опасность быть постепенно вытесненной науками о
действии, т. е. многочисленными гуманитарными науками.
Практическая и техническая
рациональность
Этимологически «практическая» философия есть фи-
лософия praxis'a. Выше мы перевели этот последний тер-
мин как «деятельность». Теперь надо внести уточнение. Мы
должны вернуть понятию деятельности более ограничен-
ный, специфический смысл «чистого действия», рассмот-
ренный нами в седьмой главе (где мы разделили человече-
скую деятельность на «операции», «исполнения действий”
и собственно «действия». Сегодня надо восстановить в
практической сфере одно важное различение, проведенное
древними. В praxis'e следует различать (хотя и не разде-
лять) деятельность и творчество, prattein и poiein. Аристо-
тель основывает это различение на соответствующих це-
лях: цель действия остается внутренней для субъекта, тог-
да как цель творчества - производство внешнего для субъ-
екта”. Сделаем два замечания. Первое из них несущест-
венно. Полезнее было бы тройственное, а не двойственное
Гл 9 Теоретическая и практическая рациональность 145
разделение: лучше говорить о деятельности, исполнении
действий и творчестве, соответственно нашему разграни-
чению чистых действий, исполнений действий и опера-
ций. Второе более существенно: с точки зрения древних,
plattein и poiein (которые мы переводим как «действовать»
и «творить») - понятия скорее разные, нежели различные. В
«Никомаховой этике» Аристотель говорит: «Творчество и
поступки - это разные вещи <...> Следовательно, и предпо-
лагающий поступки склад, причастный суждению, отлича-
ется от причастного суждению склада, предполагающего
творчество. Поэтому они друг в друге не содержатся, ибо ни
поступок не есть творчество, ни творчество - поступок"".
Это аристотелевское разделение (пожалуй, излишне жест-
кое) лежит в основании двух культурных феноменов, нега-
тивное воздействие которых мы сегодня ощущаем: тенден-
ции считать сферу морали (действия в строгом смысле сло-
ва) всецело независимой от сферы техники (творчества) и
тенденции редуцировать сферу долженствования до чисто
технического уровня. Если вдуматься, последняя означает
не «редукцию этики к технике», но принижение этики. Вот
почему мы предлагаем видеть в сфере практики, или ргах-
is'a, некое расчлененное единство, которое позволяет рас-
сматривать действие и творчество таким образом, чтобы не
жертвовать их связью
С этой точки зрения мы можем говорить о практичес-
кой рациональности как рациональности, связанной с целя-
ми и вообще должным. Ее можно разложить по обычным
категориям - таким, как моральная деятельность, полити-
ческая деятельность, творчество и исполнение действия, -
однако ни в коем случае нельзя разбить на части. Иными
словами, даже если бы можно было говорить об этической,
политической или технической рациональности (помня о
нашем различении), все же трудно было бы соотнести эти
146
Часть 2
различные формы рациональности одна с другой, с тем
чтобы признать их формами практической рациональности.
Прежде всего, проведем различение между практичес-
кой рациональностью и технической рациональностью:
первая строится вокруг «должных» целей, вторая - вокруг
«должных» средств. Более подробно мы рассмотрим это
различие далее. Технология создается и развивается в со-
ответствии с целями. В сущности, она представляет со-
бой огромную систему, состоящую из бесчисленных отдель-
ных техник, каждая из которых нацелена на достижение в
высшей степени специальной, ограниченной цели. Сово-
купность отдельных техник создает некую систему, плот-
ная сеть связей соединяет различные техники друг с дру-
гом, причем цель одной техники может состоять в том, что-
бы обеспечить средство для достижения цели, стоящей пе-
ред другой техникой. Это создает сеть взаимодействий и
реакций по петле обратной связи9*. Хотя невозможно отри-
цать, что техника направлена на некую цель, важно заме-
тить, что она не выбирает згу цель сама, но принимает ее
как данную, как предположенную. Ее задача состоит исклю-
чительно в том, чтобы определить, на основании знания
причин, наиболее адекватные средства для достижения
данной цели. Это не лишает техническую рациональность
ни ее рационального характера (поскольку она «определя-
ет средства на основании знания причин»), ни интереса к
«должному». Действительно, техническая рациональность
определяет должные средства для достижения данной це-
ли. Следовательно, она является чисто инструментальной
рациональностью, поскольку определяет инструменты, но
не критикует, не оценивает и не выбирает цели.
Практическая рациональность, напротив, основыва-
ется непосредственно на целях. Ее задача - довести сферу
целей до уровня сознания, критики, рефлексии и обоснова-
Гл 9 Теоретическая и практическая рациональность 147
ниЯ мы видели, что эта задача необходима в области чело-
веческого действия как такового. Человек не может дейст-
вовать бесцельно, он действует целесообразно. Точнее, че-
ловек действует обычно на основании эмоциональной ин-
туиции, приверженности традиции, послушания авторитету
или спонтанной склонности, и в таких случаях он не стара-
ется обосновать свои действия. Но когда в дело вступает
разум, человек пытается обосновать свои цели. Такова при-
рода практической рациональности: она пытается отве-
тить на вопрос «почему» относительно должного. Нель-
зя не заметить, что с этой точки зрения практическая раци-
ональность превосходит техническую. Последняя спраши-
вает скорее «как», нежели «почему», ее цель - определить,
как нам следует действовать, чтобы осуществить (данные)
цели наиболее эффективно. Правда, если цели уже ясны,
она разъясняет, «почему» мы должны воспользоваться дан-
ными средствами для достижения данной цели. Но это про-
исходит в рамках чисто гипотетико-дедуктивного каркаса,
каркаса объяснения, а не обоснования; процесс объяснения
характерен и для теоретической рациональности*4. Техни-
ческая рациональность не знает ценностных суждений.
Ценностное суждение
Итак, практическая и техническая рациональность
различаются характерными для них типами суждения:
первая выражает суждения о целях, вторая - о средствах.
Точно так же можно сказать, что они различаются характе-
ром обоснований, практическая рациональность обосно-
вывает цели, стремится показать их внутреннюю цен-
ность, их ценность как таковых; техническая рациональ-
ность обосновывает средства чисто гипотетически, т. е.
поскольку они позволяют достичь данных целей. Однако
не надо забывать, что "обоснование", предлагаемое тех-
148
Часть 2
ническим разумом, не является ценностным суждением.
Их различие становится очевидным, если сопоставить
два типа рациональности в свете знаменитого лозунга
«цель оправдывает средства». Справедливо сказать, что
это утверждение характерно для технической рационально-
сти, с точки зрения которой «обосновать» значит правильно
определить средства с помощью чисто логического, гипоте-
тико-дедуктивного практического вывода. Для такого обос-
нования неважно, действительно ли предполагаемые цели
достойны стремления, есть ли другие цели (не принятые
во внимание), которые необходимо учесть, совместимы ли
предполагаемые средства с определенными ценностями.
Техническая рациональность может признать утверждение
«цель оправдывает средства» истинным, поскольку ценно-
стные суждения находятся вне ее поля зрения.
Практическая рациональность, с другой стороны, не
признает, что цель оправдывает средства, поскольку ее
ценностные суждения распространяются на всякое дейст-
вие, в том числе, вообще говоря, и на средства. Поэтому
практическая рациональность не только анализирует цели:
она рассматривает и средства, но не в качестве средств.
Она видит в них самостоятельные действия и судит о них
«как таковых», определяя, обоснованны ли они относи-
тельно ценностей, а эти последние могут быть шире кон-
кретных целей, в качестве средств, для достижения кото-
рых они были предложены.
Именно этот основополагающий факт приводит нас ко
второму моменту. Согласно аргументам технической раци-
ональности, цели рассматриваются лишь постольку, по-
скольку представляют собой эксплицитно высказываемые
гипотезы. Но когда практический разум заявляет, напри-
мер, что некоторые средства недопустимы, он неминуемо
выходит за рамки гипотетического каркаса. Он делает это
I~n 9 Теоретическая и практическая рациональность 149
во имя существующих целей и ценностей, которые необхо-
димо уважать. Отсюда различие между точкой зрения суще-
ствования, включающей долженствование, и точкой зре-
ния гипотез, включающей только выгоду и эффектив-
ность. (Таким образом мы снова сталкиваемся с Кантовым
разграничением категорического и гипотетического импера-
тива.) Практический разум устанавливает, что должно де-
лать, технический же разум - что более полезно в виду не-
которой цели, но как таковое не есть должное.
Проблема осуществления возможностей
Технический разум, как мы видели, не судит о цели.
Тогда что же такое «идеал совершенства», который всегда
скрыто присутствует в человеческом действии?" Ответить
нетрудно: если технический разум не судит о цели и, следо-
вательно, нейтрален и индифферентен к цели, то ясно,
что его парадигма совершенства сводится к действенности,
к чистой и простой способности выполнить некую задачу.
Значит, внутренняя логика технической рациональности
направлена не на анализ возможностей, но на осуществ-
ление всех их. Здесь корень фундаментального различия
между технической и практической рациональностью, раз-
личия, которое может доходить до конфликта, отделения
или полного расхождения. Дело в том, что эти два типа ра-
циональности вкладывают совершенно различный смысл в
утверждение, что нечто «не может быть» сделано. Для тех-
нического разума такое заключение, признание невозмож-
ного, означает поражение. Ведь руководящий техническим
Разумом идеал эффективности предполагает, что возмож-
ное должно быть осуществлено. Для практического разу-
ма. с другой стороны, признание невозможности сделать
что-то может означать, что он выполнил свою задачу, по-
скольку она как раз и состоит в различении возможностей,
150
Часть 2
которые должны или не должны быть осуществлены. Даже
в обычном языке « хотя с точки зрения практической раци-
ональности эта возможность не должна быть осуществле-
на. Это бывает весьма часто, разум же не терпит внутрен-
них противоречий (вспомним его первый принцип - непро-
тиворечивость); потому самым прямым способом избежать
противоречия является разделение двух форм рациональ-
ности, которые не связаны друг с другом и могут быть раз-
ведены. Мы «разумеем» чисто технически и не мудрствуем
лукаво. В этом смысле мы просто стремимся осуществить
всякую возможность, тогда как практический философ гово-
рит о «должном», мало заботясь о конкретном влиянии, ка-
кое его* суждение должно оказывать на техническое осуще-
ствление возможностей, над которым он не властен.
К сожалению, разделение и расхождение не могут при-
вести- к стабильности и равновесию, поскольку разум не
терпит внутренних перегородок. А следовательно, конкрет-
ным результатом будет постепенное вытеснение одной из
двух форм рациональности и торжество другой. Вот что нас
ждет. Техническое измерение (и соответствующая рацио-
нальность) обрело такую мощь, что едва ли не уничтожило
практическое измерение, особенно в самом тонком его ас-
пекте, этическом. Те же, кто поддерживает этические требо-
ваний практического разума, явно хотели бы избавиться от
техники й технической рациональности.
Реконструкция практического горизонта
Подавление практического измерения является ре-
зультатом своеобразного империализма теоретического ра-
зума. Ой проявляется в том, что понятия, принадлежащие к
сфере практического разума, изгоняются на периферию и
отправляются в область эмоционального и нерационально-
го (иногда его называют «иррациональным»). Поэтому фак-
Гл 9 Теоретическая и практическая рациональность 151
ты ценят, но ценностям не доверяют (даже считают их про-
сто эмоциональной окраской фактов). Средства восприни-
мают серьезно, но о целях не судят (считая их предметом
субъективного выбора). Возможности изучают, а долг объ-
ясняют обскурантизмом (и сводят к неизученным механиз-
мам сознания). Не удивительно, что единственная область
практической сферы, привлекающая внимание, - техника,
которая наиболее близка к фактам, возможностям и средст-
вам. И надо честно признать, что тем самым техника лиша-
ется собственно практического характера и превращается
в чисто теоретическое знание. А значит, как мы вскоре уви-
дим, искажается ее природа.
Мы установили, что область техники - операции и ис-
полнения действий, осуществляемые в контексте челове-
ческой деятельности, praxis'a, действия в широком смыс-
ле слова. Отсюда мы должны заключить, что рациональ-
ность созидания, творчества «охватывается» рациональ-
ностью действия, а значит подчиняется ей. Но рациональ-
ность действия принимает во внимание цели и связанное с
ними должное (иными словами, ценности). Таким образом,
техническая рациональность не может игнорировать цели и
ценности, если она составляет часть практической рацио-
нальности, рациональности, связанной с человеческими
действиями в полном смысле слова. Это доказывает наше
прежнее утвермщение, что разделение человеческой дея-
тельности на операции, исполнения действий и «чистые
Действия» должно пониматься как аналитическая процеду-
ра, а не как конкретное фактическое разделение областей.
Категория действия есть их общий знаменатель, так что
операции и исполнения действий не относятся к разным ка-
тегориям, но представляют собой подвиды одной катего-
рии, характеризуемые некоторыми дополнительными
свойствами. Правильная операция должна быть сначала
152
Часть 2
должной как действие и уже потом - как операция, иными
словами, она должна быть способна приводить к осуществ-
лению должной цели; это касается и исполнения действия97.
Характеристики, которые определяют, является ли
должным некое действие как действие, относятся к тому,
что мы назвали «чистым действием». Они определяются
ценностными суждениями в строгом смысле слова, т. е. мо-
ральными суждениями, которые устанавливают, что должно
(или не должно) делать. Если техническая деятельность
пренебрегает этим измерением и ограничивается чистой
эффективностью (аспектом из числа, как мы сказали,
«дополнительных»), забывая о долге, то она перестает
быть человеческой деятельностью. Это отнюдь не фанта-
зия: операции и исполнения действий, сфера «созидания»
(у Аристотеля - творчества), сегодня почти целиком довере-
ны машинам, о которых, разумеется, нельзя сказать, что
они действуют: они производят операции без малейшего
знания, выбора или оценки их целей. Таким образом, чело-
век, который действует исключительно как техник, действу-
ет как машина, а рациональность, занятая исключительно
определением средств, подобна придатку машины.
Суждения о ценностях и свобода
Свобода есть одно из глубиннейших проявлений чело-
веческой рациональности. Свободу можно даже назвать
конститутивным элементом практической рациональнос-
ти". Это становится ясно, если вспомнить основополагаю-
щий смысл рациональности как «способности интенцио-
нально представлять абстрактное», о которой мы уже гово-
рили. В применении к собственно человеческому действию
эта способность порождает удивительный феномен: в то
время как природные существа действуют по законам, че-
ловек действует согласно представлению о законе. Здесь
Гл 9 Теоретическая и практическая рациональность 153
коренится специфическое различие между законами, пра-
вилами и нормами, о котором мы говорили в другой связи.
Может показаться, будто это чисто методологическое разли-
чение, способ отличить поведение природных существ (оду-
шевленных и неодушевленных), направляемое физически-
ми законами, от технической деятельности (операций и ис-
полнений действий), направляемых правилами, и от собст-
венно практического поведения (например, морального), ру-
ководимого нормами. Теперь мы должны подчеркнуть, что
нормы и правила не «руководят» человеческим поведением
в том смысле, в каком естественные законы «управляют»
поведением природных существ, поскольку человек дейст-
вует в соответствии с представлением о правилах и нормах
и, следовательно, способен не следовать им, может позво-
лить себе не «руководствоваться» ими.
Итак, мы утверждаем, что свобода есть специфичес-
кое, обязательное качество собственно человеческих дей-
ствий99. История философии знает много споров о челове-
ческой свободе. Но отрицающие свободу должны помнить
о важнейшем факте, о котором мы только что сказали: че-
ловеческое действие, как и человеческое знание, основы-
вается на суждениях, в практической же сфере суждение
означает оценку возможных альтернатив, выбор и реши-
мость осуществить одну из них и исключить другие. Поэто-
му разумный человек «осужден быть свободным»100
Следовательно, в случае исключительного усвоения
технической рациональности, когда эффективность
средств рассматривается как единственный и главный кри-
терий поведения, дальнейший путь обязателен, однозначен
и предопределен; когда идет речь о средствах, свобода
молчит. Практическое суждение о средствах должно быть
приостановлено, поскольку мы ограничиваемся просто при-
данием их необходимости для достижения данной цели на
154
Часть 2
основании теоретического суждения, полагающего их не-
избежными. С другой стороны, если применение средств
подвергается практическому суждению и может быть оста-
новлено по требованию такого суждения, то оно возвраща-
ется в сферу свободы и собственно человеческих действий.
Но это означает, что технический разум водворяется на по-
добающее ему место, в горизонт практического разума. Ви-
димо, трудно отрицать, что ощущение неизбежности, кото-
рое ныне является решающим для общего восприятия тех-
нологии, ее развития и даже связанных с ней реальных и
возможных опасностей, сопряжено с ее отрывом от практи-
ческого разума. Технология, созданная человеком, усколь-
зает от его контроля, поскольку человек превратил ее из че-
ловеческой деятельности в собственном смысле слова во
что-то иное101.
Задача практической философии сегодня
Современная наша культурная ситуация, в которой
взрывообразно проявляются многочисленные уже упомяну-
тые нами кризисы, улучшится только с возрождением прак-
тической философии: философии, обращенной исключи-
тельно к целям, ценностям и «должному» и уверенной в сво-
ем праве на существование. Она не должна быть насквозь
назидательной, предположительной и общей, не должна
вставать на пути, подобно неотвязным и неустанно вдалбли-
ваемым идеологическим догматам, не должна быть чисто
аналитической (т. е. технически увлекательной, интеллекту-
ально глубокой, но как бы «отстраненной», агностической).
Пробуждение практической философии, по крайней
мере отчасти обладающей теми качествами и устремлени-
ями, о которых мы говорили, произошло около двадцати
лет назад, раньше всего в Германии. Важно, что мы не име-
ем в виду (во всяком случае, в первую очередь) Франкфурт-
Гл 9 Теоретическая и практическая рациональность 155
сКую школу, которая, впрочем, все еще представляет серь-
езную культурную силу (благодаря творчеству ее достой-
нейших представителей, таких как Хабермас и Апель). В
сущности, авторы, которые стояли у истоков спора о прак-
тической философии, относили себя к одной из двух, мож-
но сказать, «самых классических» альтернатив в истории
этической мысли Запада: аристотелевской или кантиан-
ской. Они хотели переосмыслить «философскую» этику,
преодолеть неизбежную ограниченность свободной от цен-
ностей модели «политической науки» (которую отстаивал
Вебер) и аналитической философии, утверждающей, что
основанная на знании этика невозможна. К сожалению,
объем нашей книги не позволяет нам обсудить проблемы
возрождения практической философии более детально1®.
То, что мы уже сказали, должно еще раз подтвердить неот-
менимую роль подлинного практического разума.
Глава 10. МОРАЛЬНОЕ СУЖДЕНИЕ
О НАУКЕ И ТЕХНОЛОГИИ
Место такого суждения
В предыдущих главах мы выявили аналитические кри-
терии, которые могут быть полезны для адекватной поста-
новки проблемы морального суждения о науке и техноло-
гии. Теперь ясно, прежде всего, что моральное суждение,
как практическое суждение в специальном, разъясненном
нами смысле слова относится только к действиям, а не к
содержаниям научного и технологического знания.
Но при всей своей полезности этот четкий тезис не да-
ет ответа на ряд вопросов. Очевидно, можно спросить: оз-
начает ли факт, что наука как знание принадлежит не к
практической, но скорее к теоретической сфере, что она не
формулирует практических (в частности, ценностных) суж-
дений или же что она, опять-таки как знание, не может быть
предметом практических или ценностных суждений? Во-
прос немаловажный. Вспомним, что наука как знание заня-
та поисками некой ценности: ценности истинного (или, если
хотите, объективного и строгого) знания, которую можно бы-
ло бы назвать теоретической ценностью. Можно было бы
сказать (несколько идеализируя действительное положение
дел), что наука как знание представляет собой обширную
систему высказываний, которые суть «суждения» в специ-
альном, логическом смысле, т. е. положения, в которых не-
что утверждается или отрицается о некотором объекте. По-
скольку эти высказывания или суждения просто утверждают,
что положение дел таково (а значит, носят описательный и
объясняющий характер), они являются чисто теоретичес-
кими, а не ценностными суждениями. Тем не менее эти
Гл 10 Моральное суждение о науке и технологии
157
суждения никоим образом не сформулированы и не приня-
ты наугад. Научное исследование предполагает применение
сложной системы процедур и методов контроля, вывода и
критического отбора, на основании которых формулируется
суждение о достоверности научных утверждений (прото-
кольных предложений, гипотез и теорий). Ранее мы упоми-
нали, что постомпиристская эпистемология последнего вре-
мени открыла, так сказать, «аксиологическое» измерение
научного исследования, усмотрев в последнем активное
присутствие эпистемических ценностей. Существует опас-
ность, что все аксиологическое измерение науки будет све-
дено к уважению этих ценностей.
И даже подчеркивая аксиологическое измерение науч-
ной практики в ее теоретическом аспекте, уместно вспом-
нить, видимо, что термин «ценностные суждения» обычно
обозначает суждения, относящиеся к другим видам ценнос-
тей (таким как справедливость, долг, законность и вообще
все, что принадлежит к сфере долженствования). А научные
суждения, даже те, что сформулированы на основании нор-
мативных методологических критериев, строго говоря, не от-
носятся к сфере долженствования. Видимо, имело бы
смысл не называть их ценностными суждениями, а исполь-
зовать для их характеристики выражения вроде «удостове-
ряющие суждения» или «обосновывающие суждения». Тем
самым мы подчеркнули бы, что имеется в виду именно тео-
ретическая ценность.
Теперь спросим, может ли наука (как знание) быть
предметом суждений о ценности. Это должно казаться не-
допустимым. Подвергать научные суждения ценностному
суждению значит утверждать долженствование как критерий
(отличный, повторим, от критерия объективности), на осно-
вании которого их можно принять либо отвергнуть. Но это
невозможно. Ограничивая их функцию выражением дейст-
158
Часть 2
вительного положения вещей, мы не можем требовать, что-
бы они сообщали нам, «каким оно должно быть» в свете не-
кой ценности, будь то моральной, эстетической, политичес-
кой, религиозной или какой-либо иной. Другими словами,
мы не можем требовать, чтобы наука «заняла позицию» от-
носительно своих объектов в свете некоторой ценности.
Нельзя также требовать, чтобы наука принимала или отвер-
гала суждения на том основании, что они описывают или
интерпретируют данную реальность исходя из того, какой
она должна быть согласно некой ценности. Ведь иначе на-
уке пришлось бы порой утверждать то, что недопустимо с
точки зрения ее теоретических критериев, или отрицать то,
что удовлетворяет этим критериям. А значит, подчинение
ценностным суждениям, отличным от суждений о теорети-
ческой значимости, ослабило бы познавательную досто-
верность науки.
Такого рода анализ можно распространить и на техно-
логию. Здесь вместо различения между простым «знани-
ем»и «наукотворчеством» мы проведем различение между
«эффективным знанием» или «эффективными процедура-
ми» и деятельностью по их исследованию и установлению.
Следовательно, мы можем сказать, что эффективность -
тоже ценность и что суждение об эффективности является
типичным суждением о технике как о творческом или праг-
матическом исследовании. Как таковая, она независима от
«ценностных суждений» - как потому, что она не выражает
(и не способна выражать) такие суждения, так и потому, что
она не является их предметом, ибо решает исключительно
проблему оценки эффективности.
Наука и технология
как человеческие деятельности
Мы уяснили, что наука и технология, как «система зна-
Гл Ю Моральное суждение о науке и технологии
159
нИЯ» и «система эффективных процедур» соответственно,
не подлежат ценностным и, в частности, моральным сужде-
ниям Это не должно вызывать удивление: рассматривае-
мые исключительно с указанной точки зрения, они суть не
формы человеческой деятельности (которая может быть
предметом моральных суждений), но результаты этой де-
ятельности. В каком же смысле можно считать их формами
деятельности? На первый взгляд может даже показаться,
будто квалификация их как форм деятельности только вно-
сит путаницу, поскольку внушает мысль о науке как о «том,
что действует», а значит приводит к ее незаконной персони-
фикации. Мы уже отмечали, что наука (и также технология),
понимаемая как наукотворчество, есть деятельность; но в
таком случае она есть деятельность индивида или индиви-
дов, которые делают науку, а именно ученых (и создателей
технологий). Следовательно, моральные суждения могут (и
должны) относиться к такой деятельности, которая есть де-
ятельность людей.
Может показаться, однако, будто моральное суждение,
в таком случае, не может относиться даже к «деланию на-
уки». И впрямь, если наука не есть сущность, которая дей-
ствует, которая производит что-то, но есть только система
знания, или абстрактное обозначение возможного вида
человеческой деятельности, то мы никогда не сможем
сформулировать моральное суждение о науке (которая не
является деятелем), но только о конкретном поведении ин-
дивидуальных ученых по отдельности, т. е. деятелей. Но
тогда они подлежат моральным суждениям не как ученые,
а как люди. И хотя можно утверждать, что, «делая науку»,
они уважают моральный закон, следование ему оказывает-
ся делом совести индивида.
Это возражение можно опровергнуть. Отвечая на него,
Мы выходим на некоторые факторы, полезные для разъяс-
160
Часть 2
нения ряда существенно важных моментов нашей пробле-
мы. Совершенно ясно, что моральные суждения не только
о действиях индивидов, но и о «видах действия» или о че-
ловеческой деятельности вообще представляют собой не-
что вполне обычное. Например, убийство и кража суть дей-
ствия, определяемые абстрактно и считающиеся морально
незаконными как таковые. Деятельности, посредством ко-
торых они «профессионально» осуществляются (деятель-
ность убийцы и вора), - тоже морально незаконны. Поэто-
му практически ничто не мешает нам рассматривать дея-
тельность по «деланию науки» абстрактно, как вид дея-
тельности, а также задавать вопрос о его законности. То
же самое верно для технологии.
Теперь, кажется, заключение о полной и безусловной
моральной законности науки следует почти автоматически:
кто скажет, что «делание науки» (поиски объективного и
строгого знания) и совершенствование эффективных и на-
дежных процедур (т. е. техническая деятельность) как тако-
вые могут вызвать возражение с точки зрения морали? Раз-
ве они не являются, как мы уже говорили, человеческой де-
ятельностью, собственная и должная цель которой - поис-
ки подлинных ценностей? Иногда можно спросить разве
лишь следующее: выполняя действия, правильные и закон-
ные сами по себе, не преследует ли ученый (или техник)
другие цели, не участвует ли он в других действиях, мо-
рально предосудительных? Ясно, что именно на этом осно-
вываются (хотя зачастую неявно) те, кто полагает, что наука
и технология не подлежат моральной оценке даже как чело-
веческие деятельности.
Различные аспекты
морального суждения о действиях
Только что сформулированнный нами вопрос пока не
Гл 10 Моральное суждение о науке и технологий
161
решен Ведь о свободе науки и технологии от моральной
оценки мы заявляли просто на основании свойственных им
внутренних целей. Достаточно ли это основание? Приведен-
ный выше пример с кражей должен убедить нас в том, что для
вынесения моральной оценки действия одного рассмотрения
целей недостаточно. Фактически, в отличие от убийства, непо-
средственная цель которого (уничтожение человеческой жиз-
ни) делает его недолжным как таковое, целью кражи можно счи-
тать завладение вещью. С этой точки зрения кража не является
морально недолжной. Она такова лишь в силу того обстоятель-
ства (или условия), что эта вещь уже принадлежит другому чело-
веку. Задумаемся, например, о «профессиональной деятельнос-
ти» человека, который хочет зарабатывать деньги продажей под-
дельных картин. Цели и обстоятельства такой деятельности сами
по себе законны, поскольку коммерческая деятельность - вполне
обычное явление. Но средства - а именно, мошенничество - де-
лают ее морально незаконной. Рассмотрим столь простое дейст-
вие, как курение. С точки зрения целей, средств и обстоятельств
оно законно. И все же в некоторых случаях оно становится мо-
рально незаконным и может быть запрещено - например, если
оно способно повлечь недопустимые последствия (как, скажем,
курение вблизи легко возгорающихся материалов).
Наши элементарные примеры все же небесполезны. Они
показывают, что одни лишь цели не могут быть основанием для
исчерпывающего морального суждения о человеческих дейст-
виях и деятельностях. Они также показывают, что моральное
суждение может быть применено не только к отдельным дейст-
виям отдельных индивидов, но также к видам действий (ска-
жем, убийству, воровству или фальсификации). Наши приме-
ры должны продемонстрировать, что определенный тип дейст-
вия может быть морально предосудительным даже в силу всего
линь одного из тех факторов, которые необходимо принимать во
внимание (цели, средства, обстоятельства, последствия).
162
Часть 2
Моральное суждение
о коллективных деятельностях
Поскольку приведенные примеры элементарны, они не
позволяют отчетливо зафиксировать один аспект, который
внутренне присущ науке и технологии как человеческим дея-
тельностям: то, что они являются типичными коллективными
деятельностями. В самом деле, мы посвятили целую главу
проблеме отношений между наукой и обществом. Там мы
уяснили, как и до какой степени наука (и тем более - техноло-
гия) может рассматриваться как социальный продукт. Пона-
чалу может казаться, будто это освобождает науку от всякой
моральной ответственности: если она есть социальный про-
дукт, то гордость и стыд за все ее действия падают на обще-
ство. Это широко распространенная точка зрения, и, конечно,
она не является последним словом о столь свойственном на-
шему столетию уходе от ответственности. Главная задача се-
годня - расставить вехи на пути кооперации между индивиду-
альной и коллективной ответственностью и дать этим двум
понятиям ясные определения103. Видимо, в этом отношении
этической рефлексии еще предстоит много потрудиться. Но
юридические (и, косвенно, моральные) типологии, нормы и
теории о «преступных объединениях» показывают, что этот
проект имеет прецеденты: ведь в случае преступных группи-
ровок речь идет не о незаконной деятельности отдельных ин-
дивидов, такой как воровство и убийство, а о преступных де-
ятельностях, объединяющих ряд лкэдей.
Участие в коллективных мероприятиях (таких как наука
и технология), цели которых сами по себе не являются мо-
рально недолжными, но которые в определенных обстоятель-
ствах могут породить моральные проблемы, - куда более
трудная, хотя и аналогичная проблема. В какой мере должен
чувствовать себя ответственным индивидуальный ученый?
Здесь мы не станем входить в детали этой проблемы. Но
Гл 10 Моральное суждение о науке и технологии
163
формулируя ее, мы имеем в виду две вещи. Во-первых, уме-
ние «хорошо» справляться со специальными задачами не ис-
черпывает моральной ответственности отдельного ученого
относительно его научной деятельности (т. е. оставляя в
стороне его обязанности как отца, супруга, гражданина и т. д.),
поскольку он должен также разделять ответственность за
научное предприятие в целом, пропорциональную мере его
участия в этом предприятии. Во-вторых, есть все основания
рассматривать науку как коллективную человеческую дея-
тельность и сформулировать по крайней мере общие прин-
ципы морального суждения о науке, даже если вопрос о
том, кто несет ответственность за моральный выбор, выно-
сится за скобки. Мы еще обратимся к этой проблеме (и уви-
дим, что ответственность не ограничивается одним лишь
так называемым «научным сообществом»).
Проблема целей науки и техники
Проблема целей требует некоторых предварительных
уточнений. Ранее мы утверждали, что наука нацелена на
объективное и строгое знание и что цель технологии - эф-
фективные процедуры. Не слишком ли мы поспешили? Мо-
жем ли мы на самом деле определить «цель науки» или
«цель технологии»? Может быть, наука сама по себе, взя-
тая абстрактно, не имеет цели, в отличие от людей, которые
«делают науку», действуют и преследуют цели. Но в таком
случае мы должны принять во внимание очень широкий
круг целей и в том числе, безусловно, приобретение объек-
тивного и строгого знания. Но хотя эта цель, возможно, са-
мая достойная, она не единственная, и неясно, в каком
смысле можно говорить об одной цели науки.
Данное возражение неосновательно, поскольку в нем
смешаны цели и намерения (т. е. цели, специально постав-
ленные перед собой деятелем). В то время как намерение
164
Часть 2
субъективно, цель объективна и внутренне присуща многим
человеческим деятельностям. Она определяет характер та-
ких форм деятельности, и можно сказать, что человек участ-
вует в некоторой деятельности в той мере, в какой он специ-
ально ставит перед собой соответствующую цель. Кроме
того, объективная внутренняя цель часто полностью опре-
деляет вещи: объективная внутренняя цель часов - измере-
ние времени, даже если они используются (на уровне наме-
рения) просто как украшение или драгоценность. Есть осно-
вания утверждать, что смешение цели и намерения привело
к тому, что понятие цели было изгнано из науки и, шире, из
современной «рациональности». Цели считаются субъек-
тивными: они должны быть удалены из всякого объективно-
го исследования мира, из всякой рационально изучаемоей
реальности'04.
На самом деле человеческие деятельности в большин-
стве своем не могут быть охарактеризованы без прямого со-
отнесения их со специфическими целями, которые объек-
тивно определяют их отличие друг от друга. Цели надо рас-
сматривать как определяющие факторы, играющие как тако-
вые аналитическую роль. Иными словами, не следует ут-
верждать, что эти «идеальные типы» совершенно и исклю-
чительно осуществлены в конкретном. Стало быть, мы мо-
же.м сказать, что человек (субъект) исполняет определенную
деятельность, когда он непосредственно намерен достичь
цели, которая является определяющей для этой деятельно-
сти, пусть даже она и не единственная и даже не главная
цель данного действия во всей еего полноте. Такое дейст-
вие, как рыбная ловля, например, определяется внутренней
и объективной целью - поймать рыбу. Мы говорим, что ин-
дивид ловит рыбу, когда он ставит перед собой непосредст-
венно эту цель, даже если его более общее намерение -
заработать себе на жизнь (у профессионального рыбака)
Гл Ю Моральное суждение о науке и технологии
165
или развлечься (у спортсмена-любителя) и даже если он не
достигает особого успеха в ловле рыбы.
Необходимо подчеркнуть, что мы не хотим разделить
цели и намерения и тем самым исключить из сферы мо-
рального суждения одно и включить в нее другое. Напро-
тив, мы провели различение между целями и намерениями
именно для того, чтобы подчеркнуть, что законно говорить
о целях отдельно от намерений. Мы стремимся, если хоти-
те, отличить объективный и субъективный аспекты цели
действия и разъяснить, что релевантность целей морально-
му суждению предполагает и цели, и намерения.
Теперь мы можем квалифицировать чистую науку как
деятельность, внутренняя и определяющая цель которой -
приобретение знания. В таком случае непосредственная цель
любого ученого - описать, понять и объяснить факты, относя-
щиеся к определенной области объектов. А прикладная наука
есть деятельность, цель которой состоит в обеспечении зна-
ния, способствующего эффективному решению конкретной
проблемы. Техника и технология, по крайней мере е интере-
сующей нас точки зрения, могут рассматриваться как приме1-
ры прикладной науки (точнее, как конкретная реализация про-
дуктов или процедур, основанных на знании, которое обеспе-
чивается прикладной наукой). Стало быть, наука и технология
- совершенно законные человеческие деятельности, имею-'
щие свои внутренние определяющие цели, однако принима-
ющие различные конкретные формы, поскольку профессио-
нальная деятельность многих людей сводится к производству
науки или технологии. Именно самые общие характеристики
этих деятельностей (независимые от личных целей и, таким
образом, от личных намерений профессионалов) позволят
нам обсудить проблему морального суящения о науке и тех-
нологии с учетом всех ограничений и предосторожностей, со-
блюдаемых при рассмотрении коллективной деятельности.
166
Часть 2
Цели
Рассмотрим чистую науку как деятельность. Ее опре-
деляющая цель, как мы видели, - приобретение знания, ис-
тинного понимания вещей (или, по крайней мере, как мож-
но более объективное и строгое знание). Несомненно, эта
цель как таковая морально законна. Однако мы можем пой-
ти дальше и утверждать, что ее полная законность объяс-
няется тем фактом, что истинное знание есть подлинная
ценность и что его приобретение не может не быть закон-
ной и даже морально достойной деятельностью. Пока мы
ограничиваемся такого рода общим утверждением, все с
легкостью согласятся с нами. Но согласию может прийти
конец, когда мы приступим к выведению логических следст-
вий, в частности о невозможности морально запрещенной
истины, истины, которая не может быть законным предме-
том нашего исследования. Безусловная законность иссле-
дования в истории цивилизации признавалась не всегда.
Одна из причин, позволяющих считать развитие современ-
ной науки признаком прогресса человеческой цивилизации,
состоит в том, что наука отстаивает правомерность иссле-
дования истины и дает отпор прямым или косвенным фор-
мам запрета на поиски определенного «вида» истины. Сле-
довательно, сточки зрения цели чистая наука морально не-
уязвима: она всегда устремлена к благу как таковому (по-
скольку всякое истинное знание есть благо как таковое).
Наши утверждения о чистой науке могут не распрост-
раняться на прикладную науку и технологию. Если счи-
тать, что их внутренняя цель - приобретение «эффективно-
го» знания и процедур, то мы никак не приблизимся к кон-
тексту морального сумщения, поскольку понятие эффектив-
ности как таковое относится не к объектам (таким как поня-
тие истины), но к желанным целям, т. е. к задачам. Таким
образом, мы не можем оценить моральную законность це-
Гл 10 Моральное суждение о науке и технологии
167
лей прикладного исследования или технологии как таковых,
абстрактно взятых. Скорее, мы должны исследовать кон-
кретную объективную цель, преследуемую каждой формой
прикладного исследования или технического применения
науки. Если эта цель морально приемлема, то таковы же и
данные деятельности (если рассматривать их только с точ-
ки зрения целей), если же она неприемлема, то неприемле-
мы и направленные на ее достижение деятельности. Те-
перь ясно, насколько уместно различение меоду объектив-
ными целями и субъективными целями, или намерениями:
в случае прикладной науки и технологии именно намерение
(цель применения науки) является определяющим элемен-
том для морального суждения.
Мы понимаем, что такой подход к проблеме поднима-
ет сложные вопросы и уводит в сторону от привычного на-
правления. Принято считать, что техническая деятельность
ограничивается только условиями эффективности. Мораль-
ная ответственность здесь сводится самое большее к обес-
печению надежности (что несколько напоминает требова-
ние интерсубъективной значимости в чистой науке и пред-
полагает не вполне ясную обязанность не обманывать до-
верие потребителей технологии). Привычный подход не
подразумевает, что специалисты в области технологии
должны задумываться о целях, преследуемых их деятель-
ностью, поскольку в общем эти цели выбираются «други-
ми». Вероятно, эти «другие» должны ломать голову над
связанными с технологией моральными проблемами: спе-
циалист становится простым «исполнителем» выбора, не
совершая его и не отвечая за него. Он морально ответствен
только за субъективные цели, т. е. за свои личные намере-
ния относительно деятельности, а не за внутренние объек-
тивные цели техники и технологии105.
Простой пример показывает, что традиционный подход
168
Часть 2
к этой проблеме несостоятелен. Типографский рабочий, ко-
торый готов печатать фальшивые банкноты в интересах
других людей (даже если сам не намерен давать им ход),
вполне заслуживает морального осуждения, поскольку (в
данном случае) незаконна непосредственная цель его «тех-
нической» деятельности - не столько собственно «печата-
нье», сколько «печатанье фальшивых банкнот». Таким об-
разом, ясно, что техническая деятельность сама по себе не
является морально индифферентной к внутренним целям,
на которые она направлена.
Этот принцип обычно упускают из виду, что объясняет-
ся рядом причин. Во-первых, техническая деятельность все
больше усложняется, распадается на множество подвидов;
каждый из них преследует чрезвычайно узкую цель, кото-
рая может показаться морально безразличной; да и ее свя-
зи с более общей целью трудноуловимы. Во-вторых, техни-
ческая деятельность почти повсеместно имеет характер бо-
лее или менее обязывающего коллективного предприятия.
Всякий ее участник сталкивается не только с ограниченно-
стью своего выбора определенным числом возможностей,
но и с тем, что его моральная ответственность как бы рас-
творяется в анонимности коллективной деятельности. В-
третьих, самые важные и сложные технические деятельно-
сти как бы признаны обществом (т. е. представляют собой
масштабные процедуры, подчиненные специальным зако-
нам и правилам). Казалось бы, это надежно гарантирует
моральную законность преследуемых ее участниками це-
лей. Но эти обоснования не решают проблему моральной
ответственности в технической деятельности, а скорее по-
казывают ее сложность. Иными словами, они подтвериеда-
ют, что эту проблему невозможно сформулировать и ре-
шить на основе одной только индивидуальной этики. В тра-
диционной этике распространена точка зрения, что мораль-
Гл Ю Моральное суждение о науке и технологии
169
ная ответственность (в противоположность правовой ответ-
ственности) может быть только индивидуальной, а не кол-
лективной. Во многих отношениях этот принцип правилен.
Но его необходимо объединить с другими принципами, что-
бы согласовать индивидуальную ответственность с принци-
пами, регулирующими суждения о коллективных деятель-
ностях и руководство ими, поскольку такие деятельности
широко распространены, чрезвычайно влиятельны и полез-
ны. В конечном счете мы должны признать важность мо-
рального суждения не столько об определенной деятельно-
сти отдельного специалиста в области техники, сколько о
всем комплексе технической деятельности, которая неиз-
бежно преследует некую цель. Это предохраняет нас от
ошибочного смешения чисто технической рациональности
с собственно «практической» рациональностью, о которой
говорилось в предыдущей главе.
Средства
В последней главе мы провели различение между
«техническим» суждением и «практическим» суждением в
собственном смысле слова: мы сказали, что первое отно-
сится к средствам, а второе - к целям. Однако этот крите-
рий лишь приблизителен, поскольку практическое сужде-
ние тоже может относиться к средствам, не становясь тем
самым техническим. Фактически, техническое суждение
оценивает эффективность или пригодность средств (от-
носительно некой цели), а практическое суждение - их за-
конность как таковую. Признание этого первого приблизи-
тельного различения привело к убеждению (широко распро-
страненному и в самом научном сообществе, и вне его), что
Цели некоторого исследования или его применения могут
быть подвергнуты моральной оценке, но что если они при-
знаны законными, то специалист обладает полной свобо-
170
Часть 2
дой в выборе средств. Специалисты как бы говорят: «Вы мо-
жете убедиться в законности нашего намерения, а потом от-
пустите нас с миром и дайте нам работать». Такого рода
рассуодение, однако, чуждо и даже враодебно моральной
установке, которая, как мы сказали, не может допустить, что
цели оправдывают (морально, конечно) средства. Это все-
гда считалось фундаментальным моральным принципом.
Поначалу кажется, будто (как в предыдущем случае)
именно прикладная наука (и a fortiori технология) допускает
такого рода моральную оценку, тогда как чистая наука от
нее защищена. Очевидно, что применения науки и техниче-
ские реализации предполагают непрерывное осуществле-
ние конкретных действий. Именно эти действия и подразу-
меваются под средствами, а не простые инструменты, не
машины и не орудия, которые суть просто объекты и, как та-
ковые, не хороши и не дурны, а лишь более или менее по-
лезны. Споры последнего времени о загрязнении окружаю-
щей среды, о развитии и применении ядерной энергии и би-
отехнологиях (упомянем лишь несколько примеров) нео-
провержимо доказали, что (на индивидуальном и коллек-
тивном уровнях) некоторые действия порождают серьез-
нейшие моральные вопросы и проблемы. С другой сторо-
ны, чистая наука, поскольку она представляет собой исклю-
чительно поиски истины, которые принимают форму раз-
мышления, наблюдения, доказательства и критики, каза-
лось бы, неуязвима для моральной критики с точки зрения
средств.
Но это не совсем так. Обсуждая внутренние характе-
ристики научной объективности, мы разъяснили, что всякая
наука отличается от других, поскольку «вырезает» свою
предметную область из действительности со своей особой
точки зрения. Эта последняя должна обеспечиваться соот-
ветствующей операционной базой, которая (среди прочего)
Гл 10 Моральное суждение о науке и технологии
171
необходима как гарантия возможности интерсубъективнос-
ти в данной области. Этот набор операций образует сеть
техник (т. е. знания как), цель которых - сделать возмож-
ным чистое исследование.
Некоторые техники, используемые наукой, носят ис-
ключительно интеллектуальный характер. Можно назвать их
«техниками разума». Среди них - различные формально-
логические и математические инструменты. Без «результа-
тов», обеспечиваемых этими техниками, многие отрасли на-
уки, причем даже экспериментальные (например, физика),
не могли бы развиваться. Но есть также дисциплины, где все
применяемые техники всецело сводятся к применению таких
инструментов разума. Это теоретические дисциплины, в
частности, математика и теоретические отрасли эксперимен-
тальных наук, а также ряд «гуманитарных наук». Ясно, что в
этих дисциплинах использование таких средств исследова-
ния не вызывает вопроса об их моральной законности.
Иное дело эмпирические науки. Они используют «кон-
кретные» исследовательские инструменты. Отсюда возни-
кает различие между дисциплинами, основанными исклю-
чительно на наблюдении, и экспериментальными дисцип-
линами. Первые стремятся усилить, так сказать, наши есте-
ственные инструменты познания реальности, чтобы мы
могли «видеть» дальше, чем позволяют эти «инструмен-
ты»как таковые. Используемые в них материальные инст-
рументы можно рассматривать как продолжение или усиле-
ние наших чувств; они не предполагают'(по крайней мере в
большинстве случаев) конкретной манипуляции объектами,
к которым применяются. Но в экспериментальных дисцип-
линах в строгом смысле слова манипуляция объектом неиз-
бежна. Они «вырезают» некоторую часть действительности
не просто исходя из определенных понятий или перспекти-
вы наблюдения: осуществляется вмешательство, видоиз-
172
Часть 2
меняющее, так сказать, «естественное» положение вещей,
с тем чтобы эта перспектива могла получить конкретное
применение в искусственном выкраивании характеристик,
подлежащих изучению. Манипуляция объектом происходит
уже на стадии наблюдения и становится более очевидной
на экспериментальной стадии. На этой последней опреде-
ленная ситуация, подлежащая проверке, «конструируется»-
искусственно - как чистое состояние. В результате появля-
ется возможность изучать то, что никогда или почти никогда
нельзя наблюдать в условиях самой природы.
Сегодня термин «манипуляция» имеет преимущест-
венно негативное значение. Часто он означает своего рода
нечестное вмешательство, изменяющее природу вещи или
продукта, с тем чтобы обмануть людей, или произвольное
вмешательство, осуществляемое так, как если бы вещи или
люди были всецело «в нашем распоряжении», между тем
как на самом деле их необходимо «уважать». Применитель-
но к науке этот термин можно очистить от скрытых негатив-
ных значений и понимать нейтрально, как «упорядочение
вещей согласно намерению исследователя». Но даже в
этом случае идея изменения, рассмотрения вещей как если
бы они находились в чьем-то распоряжении, сохраняется.
Эти две характеристики сами по себе не всегда означают
нечто сущностно незаконное, но можно видеть, что иногда
это именно так. В прошлом, когда объектом манипуляции
была почти исключительно природа, понять это было труд-
но. Однако понимание быстро сделалось более легким, как
только экспериментальный метод применили к изучению
человека. Сегодня манипуляция природой тоже вызывает
моральные проблемы. Поясним сказанное несколькими
краткими примерами.
Мы наблюдаем возрождение уважения к природе, ко-
торое поддерживается так называемой «энвайронменталь-
Гл 10 Моральное суждение о науке и технологии
173
ной этикой». Эта отрасль этики остается неопределенной и
в теоретических основаниях, и в практических выводах
(главным образом потому, что пока не ясно, диктуется ли
уважение к природе человеческими интересами или внут-
ренними качествами самой природы). Тем не менее она
стремится донести до нас глубокую истину, безусловно за-
служивающую внимания. Спор об уважении к животным,
составляющий сердцевину дискуссий об ограничении или
даже запрете экспериментов на животных (экспериментов,
которые с излишней горячностью называют «вивисекци-
ей»), более определенен1”.
Моральная законность манипуляции человеком в це-
лях научного исследования давно уже является проблемой,
по крайней мере с тех пор, как медицина пытается обосно-
вать собственную научность. Издавна считается, что науч-
ность медицины означает использование результатов и тех-
ник естественных наук в диагностике и терапии, техник,
которые раздвигают границы «объективного видения» и
профессионального опыта, а то и заменяют их. Химические
лабораторные анализы, рентгеновские лучи и фармаколо-
гия, основанная на биохимических исследованиях, придали
медицине более научный характер. Сегодня этот процесс
чрезвычайно расширился и ускорился. В конце прошлого
столетия возникла проблема создания медицинской науки
не только в смысле использования в медицинской практике
техник других наук, но и в смысле проведения собственно
медицинского исследования. Это дополнительное требова-
ние привело к введению экспериментального метода в ме-
дицине (здесь вспоминается название работы Клода Бер-
нара «Введение в изучение экспериментальной медицины»
[1865])107.
По уже известным нам причинам этот проект мог озна-
чать только одно - приглашение к экспериментам на чело-
174
Часть 2
веке, к «манипулированию» им, пусть даже в нейтральном
смысле этого слова. Скажем, должно получить широкое
применение новое лекарство. Этот проект не может быть
основан только на предварительной теоретической инфор-
мации, показывающей его ожидаемую эффективность и от-
сутствие серьезных опасностей, сообщающей о противопо-
казаниях или негативных побочных эффектах, недостаточ-
но также масштабных лабораторных экспериментов на жи-
вотных. Неизбежно наступает момент, когда необходимо
испытать его на людях (пациентах или добровольцах). Ин-
туитивное моральное чувство, подсказывающее, что чело-
века нельзя рассматривать исключительно как средство,
ставит целый ряд проблем, которые должна изучать и ре-
шать медицинская этика. Сегодня в том же контексте возни-
кают еще более серьезные и спорные проблемы; достаточ-
но упомянуть проблему законности экспериментов на чело-
веческом эмбрионе. Стало быть, проблема морального
суждения о средствах стоит не только в прикладной, но и в
чистой науке1”.
Мы уже выяснили, что, поскольку прикладное исследо-
вание включает действие, оно приводит к моральным про-
блемам в связи с законностью этого действия, т. е. средст-
вами, используемыми для достижения предполагаемых
прикладных целей. Может показаться, будто приведенные
нами примеры (воздействия на окружающую среду, биотех-
нология) свидетельствуют о том, что моральное суждение о
средствах касается не столько их внутренней законности,
сколько последствий их применения. Стоит заметить, одна-
ко, что даже прямое и ограниченное рассмотрение законно-
сти средств упирается в проблему их внутренней законнос-
ти. Один пример, исследование техник искусственного вос-
производства человека. Очевидно, что в данном случае мы
имеем дело с прикладной наукой, цель которой (зачатие ре-
Гл 10. Моральное суждение о науке и технологии
175
бенка даже бесплодной парой) безусловно законна. Тем не
менее именно средства, используемые для ее достижения,
продолжают вызывать споры. Определенные средства или
техники, такие как искусственное осеменение, обычно счи-
таются законными (впрочем, лишь если они применяются в
определенных условиях), другие же, такие как оплодотво-
рение in vitro с последующим внедрением эмбриона в мат-
ку матери, законны с одних этических позиций и незаконны
с других. Споры о продлении жизни нежизнеспособного че-
ловеческого существа средствами медицины, эвтаназии и т.
д _ тоже примеры, относящиеся к нашей теме, как и другие
области так называемой «биоэтики»10*.
Условия действия и мораль
Действие, рассматриваемое как законное с точки зре-
ния целей и средств, может быть морально сомнительным
или незаконным в некоторых обстоятельствах или, как
еще говорят, ввиду условий, в которых оно производится. Мо-
ральная незаконность супружеской измены и воровства свя-
зана не столько с самим действием, сколько с условием или
обстоятельствами их совершения: ведь первая означает на-
рушение супружеской верности, а второе попирает право
собственности другого человека. Значения терминов «усло-
вие» и «обстоятельство» не всегда совпадают, поскольку об-
стоятельство указывает на простое положение дел, в контек-
сте которого действие имеет место, тогда как условие обыч-
но означает фактор, который делает действие возможным.
Однако в обычном словоупотреблении эти два термина ис-
пользуются практически как синонимы. Мы тоже будем рас-
сматривать их как синонимы, употребляя их в зависимости от
ТОГО, который из двух упомянутых аспектов преобладает, по-
скольку каждый из них имеет моральное значение.
Наши соображения относятся, например, к выделению
176
Часть 2
средств на научные и технологические исследования. В по-
следние годы этот вопрос широко обсуждался. Поскольку
наука и технология требуют больших капиталовложений,
конкретное условие - ограниченность ресурсов - означает,
что деньги, необходимые для развития науки и технологии,
по существу изымаются из других социально выгодных или
даже обязательных статей расхода (на больницы, школы,
государственные субсидии и борьбу с бедностью). Мы воз-
держимся от обсуждения этой проблемы, хотя некоторые
моменты нашей трактовки отношений между наукой и об-
ществом в данном случае могли бы оказаться полезными.
Сегодня эта дискуссия стала весьма разветвленной: спор о
большой науке (которая требует почти неисчислимых фи-
нансовых и человеческих ресурсов) актуален для всей пла-
неты. Спрашивается, можно ли считать морально оправ-
данным развитие науки, когда страшные проблемы голода,
нищеты и экономической отсталости во многих регионах
мира вопиют о средствах, которые, к сожалению, не предо-
ставляются110. И это не единственный важный пример111.
Сейчас мы не станем останавливаться на решении мо-
ральных проблем, связанных с условиями действий, отчас-
ти потому, что оно неразрывно связано с законностью це-
лей и средств. Мы обратимся к этому вопросу в последую-
щих главах, где будем обсуждать более широкие проблемы.
Рассмотрим четвертый компонент морального суждения.
Последствия
«Догматическая дремота» сциентистского оптимизма -
соответствующий взгляд на развитие науки и технологии -
была прервана, как мы сказали, неожиданным обнаружени-
ем драматических последствий. Воздерживаясь от повторе-
ния того, что уже было сказано (и хорошо известно), заме-
тим, что эти события вызвали общий страх и желание за-
Гл 10 Моральное суждение о науке и технологии
177
щититься, которые часто выливались в «антинаучную» ус-
тановку. Конечно, страх не может быть хорошим основани-
ем морального сознания. Но не следует и пренебрегать
им1”. Во-первых, в той мере, в какой он предполагает от-
крытое признание, что «не все хорошо», что в действиях че-
ловека «что-то не так», он вводит род суждения (увы, при-
близительного и неадекватного), включающего две осново-
полагающих категории моральной сферы, - должное и не-
должное”3. Во-вторых, поскольку такого рода реакция вос-
принимается как простое последствие вызвавших ее дей-
ствий, она открывает путь к подлинно моральному рассмо-
трению проблемы последствий. Добавим, что для утилита-
ристской этики последствия - один из важнейших элемен-
тов рационального обоснования моральных норм. Конеч-
но, можно не принимать утилитаристскую этику. Но нельзя
сходу ее отвергать.
Мы не намерены входить в тонкости различных этиче-
ских систем и начнем с принципа, признаваемого обычным
моральным сознанием, мы ответственны за последствия
наших действий, даже если они не предусматривались осо-
знанно нашей волей. Таково различие между последствия-
ми и целями: цели действия суть то, в виду чего соверша-
ется или планируется действие; в случае человеческих дей-
ствий они суть сознательно поставленные цели, отчетли-
вые намерения. Поэтому когда говорят, что моральность
действия надо оценивать исходя прежде всего из его целей,
существенно важно добавить, что действующее лицо со-
знательно поставило перед собой цель, на которую внут-
ренне направлено его действие. Действие может иметь по-
следствия, которые не входили в намерения деятеля, но за
которые - по крайней мере, часто - он отвечает. В правовых
системах иногда используются понятия преступлений «не-
преднамеренных», совершенных по «неведению»: наказа-
178
Часть 2
ние за такое действие (хотя и менее суровое, чем за «пред-
намеренные» преступления) соизмеряется с последствия-
ми - даже если они не входили в намерения субъекта. Рас-
суждая в рамках этического дискурса, можно рассматри-
вать этот факт как свидетельство недостаточности намере-
ния в качестве критерия морального суждения; такой крите-
рий часто выражается посредством максимы, предписыва-
ющей «учитывать именно намерения». Он недостаточен,
поскольку намерение как таковое недостаточно для мо-
рального обоснования действия. Другими словами, как
«цель не оправдывает средства», точно так же «цель не оп-
равдывает последствия». Отсюда ясно, что последствия
имеют подлинное моральное значение"*.
Проблема последствий была знакома традиционной
этике. Действие считалось морально недолжным, если оно
имеет предвидимое негативное последствие, - в соответст-
вии с принципом, что следует не только не добиваться не-
должного, но и тщательно его избегать. Таким образом, от
действий, влекущих предвидимые негативные последст-
вия, необходимо отказаться. Это очевидно. Серьезная про-
блема возникает, однако, в тех случаях, когда действие как
таковое не является «морально индифферентным», имеет
позитивную цель (возможно, в высшей степени позитивную,
согласную с долгом) и вместе с тем - предсказуемые нега-
тивные последствия.
В качестве основания для решения этой проблемы
традиционная этика выдвинула «принцип двойного послед-
ствия»115. Теперь нам ясно, однако, что в конечном счете
этот принцип скорее затушевывает, нежели решает пробле-
му. Наиболее известным примером его применения являет-
ся «терапевтический аборт» в строгом смысле слова: жизнь
матери в опасности, и для ее спасения необходимо пожерт-
вовать жизнью плода. Традиционная мораль различает
Гл 10 Моральное суждение о науке и технологии
179
здесь две ситуации. Первая: мать серьезно больна, и неиз-
бежным последствием единственно возможного эффектив-
ного лечения является смерть плода. Считается, что мо-
рально законно делать все необходимое для спасения жиз-
ни матери, понимая, что это имеет два последствия: же-
ланный результат - сохранение жизни матери и нежела-
тельное, но неизбежное последствие - смерть плода. И вто-
рая: смертельной угрозы жизни матери нет, но она умерла
бы в родах (или при продолжении беременности). Аборт,
убийство плода, имел бы своим последствием выживание
матери. В этом случае аборт считается незаконным, по-
скольку выживание матери (законная цель) достигается не-
законными средствами (убийство плода). Видимо, трудно
отрицать, что данное решение проблемы основывается на
принципе «цель не оправдывает средства» (и потому пря-
мое убийство плода не является допустимым средством
для достижения желанной цели - спасения матери), тогда
как имплицитно допускается, что «цель оправдывает по-
следствия». Иными словами, нежелательный результат
(смерть плода) не отменяет законность действия, которое
законно как таковое (терапия, спасающая жизнь матери),
хотя это последнее приводит к нежелательному результату
как предсказуемому и неизбежному последствию. Вот поче-
му традиционная мораль допускала - в этом случае - «те-
рапевтический» аборт11".
Приведенный пример интересен в двух отношениях.
Во-первых, это типичный случай, когда в моральном сужде-
нии принимаются во внимание последствия действия. Во-
вторых, классическое решение, достигнутое посредством
применения принципа двойного последствия - хотя и ка-
жется, будто при этом ослабляется и даже отставляется в
сторону принцип «цель не оправдывает последствия», - де-
монстрирует, если вдуматься, что на самом деле этот прин-
180
Часть 2
цип не отвергается, но приостанавливает свое действие в
присутствии другого типа рассуждения, предполагающего
сравнение ценностей. Проблема терапевтического аборта
означает выбор между двумя взаимоисключающими фор-
мами сохранения жизни - жизни матери и жизни плода, - т.
е. выбор между двумя равными ценностями. Обсуждая эту
ситуацию, авторы ряда работ утверждают, что даже если
бы жизнь матери рассматривалась как более ценная, чем
жизнь плода, это не оправдывало бы аборт как прямое
средство спасения матери (поскольку цель не оправдыва-
ет средства): спасающая ее жизнь «терапия» допускается
потому, что смерть плода есть последствие, которое вто-
рично и нежелательно. Однако в конечном счете это ут-
верждается потому, что мотивы оценки жизни матери как
«более ценной» не считаются достаточными, для того что-
бы поставить одну жизнь на более высокую иерархическую
ступень (ведь жизнь как таковая представляется «священ-
ной ценностью», не подлежащей количественным оцен-
кам). Простой вопрос убедит нас в этом: если бы целью
рассматриваемой «терапии» было излечение матери от
простуды или другой нетяжелой болезни, то разве мы счи-
тали бы ее законной, даже если бы она угрожала жизни
плода, хотя этот «вторичный результат» и не входит в наши
намерения, а есть лишь последствие терапии, нацеленной
на достижение первого и благого результата? Нет, не счита-
ли бы, поскольку в этом случае было бы очевидно, что
«цель не оправдывает последствия». Это признается в
классических анализах принципа двойного последствия,
одно из условий его применения состоит в том, что негатив-
ное последствие должно быть оправдано достаточно серь-
езным мотивом.
Наше наблюдение важно, поскольку оно показывает,
что в основании всякого морального суждения лежит цен-
Гл 10 Моральное суждение о науке и технологии
181
ностное суждение, которое предполагает не только разли-
чение между должным и недолжным, но и сравнение ценно-
стей Только в том случае, если ценности равного достоин-
ства, моральное суждение опирается на другие критерии
выбора, такие как «цель не оправдывает последствия».
Кроме того, сравнение ценностей находит выражение и в
другом принципе традиционной морали: когда необходимо
действовать и любой выбор ведет к более или менее нега-
тивному результату, следует предпочесть «меньшее зло».
Принцип «цель не оправдывает средства», кажется, проти-
воречит этому последнему принципу, поскольку мы привык-
ли думать, что благая цель никогда не оправдывает дурное
средство. Мы еще вернемся к этой проблеме, когда будем
рассматривать следствия нашего утверждения, что всякое
моральное суждение о человеческих действиях предпола-
гает сравнение ценностей.
Итак, поскольку последствия наших действий мораль-
но значимы и мы ответственны за них, мы должны их учи-
тывать. Значит, мы не только должны по возможности избе-
гать негативных последствий своих действий, но и - когда
ясно, что негативные последствия неизбежны - морально
обязаны отказаться от задуманного действия. Таким обра-
зом, мы должны делать две вещи: избегать действий, если
можно предвидеть, что они повлекут за собой серьезные
негативные последствия, и пытаться по мере сил предви-
деть неизбежные негативные последствия своих действий.
Наши рассуждения легко применить к технике. Но при-
менимы ли они к чистой науке? Некоторые авторы отвеча-
ют утвердительно. В горячих дискуссиях нередко слышатся
призывы к запрету чистых исследований в области высоких
энергий или биологии на том основании, что рано или позд-
но они приведут к катастрофическим последствиям в воен-
ной сфере или что созданные на их основе технологии по-
182
Часть 2
губят человека и окружающую среду. Ситуация еще больше
накаляется применительно к передовым технологическим
исследованиям в этих областях, хотя в данный момент они
направлены на вполне приемлемые цели. Эта установка
может даже заставить некоторых исследователей (пример-
но через несколько десятилетий, если учесть динамику
применения знания) утверждать, что «лучше было бы не
знать некоторых вещей», или объявить Эйнштейна или пер-
вооткрывателей деления атомного ядра ответственными за
создание атомной бомбы и связанные с нею бедствия, по-
скольку именно они заложили ее необходимые теоретичес-
кие предпосылки.
Но эта установка лишена всяких оснований. О мораль-
ной ответственности можно говорить лишь в том случае, ес-
ли действие приводит к негативным последствиям, которые
одновременно неизбежны и предсказуемы. Возможные не-
гативные последствия открытий чистой науки имеют с необ-
ходимостью прикладной характер. Как таковые они не явля-
ются ни предсказуемыми, ни необходимыми, поскольку за-
висят от свободного и сознательного выбора. Действитель-
но, в случае хорошего выбора они могут получить (и полу-
чают) много полезных и благотворных применений. Конеч-
но, это не отменяет проблему оценки: иногда бывает необ-
ходимо выяснить, нет ли опасности, что чистое исследова-
ние «почти неизбежно» и немедленно будет использовано в
морально неприемлемых целях (это проблема обусловлен-
ности исследования). Тогда чистое исследование следует
рассматривать как существенно прикладное. Далее мы ис-
следуем этот вопрос более глубоко и систематически.
Глава 11. ПРОБЛЕМЫ РИСКА
Техника и риск
Авторы работ по этике науки в последние десятилетия
особо настойчиво говорят о риске, связанном с научным (и
главным образом техническим) развитием. Оценка степени
риска, кажется, становится основной проблемой в мораль-
ной оценке научного исследования и его применений, как
если бы осознание и сдерживание опасностей практически
исчерпывали содержание этического измерения. Чем объ-
яснить внезапный рост роли риска как морально значимого
фактора?
Мы убеждены, что объяснение сводится к двум основ-
ным моментам. Во-первых, даже в самом обычном употреб-
лении понятие риска часто используют как синоним «опас-
ности». Мы уже заметили, что опасности, связанные с тех-
нологическим развитием, вызывают прежде всего страх, но
и активную моральную рефлексию. Однако ставки более
высоки. Ограничение морального интереса отслеживанием
и контролированием опасности является, в сущности, серь-
езным симптомом незаметной, постепенной маргинализа-
ции собственно практической рациональности перед ли-
цом экспансии технической рациональности. Об этом мы
уже говорили. Сегодня нейтрализация и сдерживание опас-
ностей принадлежат к важнейшим функциям техники: и ес-
ли моральный интерес ими исчерпывается, то техника в не-
котором смысле поглощает его. Это казалось бы подтверж-
дает полную самодостаточность техники, ее свободу от со-
отнесения с собственно этическим горизонтом. Необходи-
мо добавить, что в дискуссиях об оценке риска мы сталки-
ваемся с впечатляющим использованием математических и
184
Часть 2
формальных «техник оценки», обеспечиваемых теорией игр
и теорией решений, для которых характерна математичес-
кая и вероятностная структура. Поэтому создается впечат-
ление, будто проблема риска может быть поставлена и ре-
шена на основании «точных» наук, с использованием мето-
дов, далеко превосходящих предположительные оценки,
основанные на моральных принципах и этических теориях.
В этой главе мы намерены проанализировать данную про-
блему, которая иногда становится весьма сложной.
Технику можно определить как непрерывное усилие,
направленное на элиминацию риска. Такое видение техни-
ки отличается от традиционного, хотя и вполне совместимо
с обычными точками зрения. В нашем понимании техника
противоположна азартной игре, которая основывается, так
сказать, на согласии рисковать: надеясь на благоприятный
исход, игрок рассчитывает на счастье, на везенье. Техника
же стремится исключить риск, она использует совершенно
определенные процедуры для достижения цели - осознан-
ной и заранее выбранной, - опирается на соответствующее
знание и операционную базу. Эта несколько странная ха-
рактеристика техники не лишена и более глубокого смысла:
она выражает убеждение, что человек может взять свою
судьбу в собственные руки, руководить ею. Она противопо-
ложна фаталистическому взгляду на жизнь, который господ-
ствовал во многих цивилизациях и культурах, где азартная
игра рассматривалась как результат действия неотвратимо-
го космического начала (судьбы, фатума), воспринимаемо-
го обычно в пессимистических тонах. Но она противополож-
на также (по крайней мере, потенциально) «провиденциа-
листским» концепциям, рассматривающим человеческую
судьбу исходя из существования верховного и позитивного
замысла. В конечном счете, следовательно, ориентация
техники на выполнение той задачи, о которой мы сейчас го-
Гл 11 Проблемы риска
185
ворим, выражает всецело «земной» взгляд на жизнь - и это,
разумеется, может иметь важное отношение к этике.
Безусловно, мы не имеем в виду, что задача техники,
связанная с нейтрализацией или сдерживанием риска, яв-
ляется внеморальной установкой, или что она несовмести-
ма с более полной этической перспективой, или что она
противоположна, например, взгляду на жизнь, открытому
трансцендентному. Скорее мы хо^им сказать, что такая ус-
тановка может скрывать сильные редуктивистские тенден-
ции. Последние могут выражаться в неправомерном ограни-
чении опасностей или зла, которые угрожают человеку
(скрыто сводя их к таким, которые можно нейтрализовать и
сдержать средствами техники), или же в подавлении риска
в человеческой жизни, приводящем в конечном счете к ее
дегуманизации. Потому объяснение разнообразных аспек-
тов рассматриваемой проблемы полезно начать с ряда за-
мечаний в защиту риска, которые могут показаться несколь-
ко парадоксальными.
Риск как антропологическая категория
Риск является глубинной внутренней характеристикой
человеческой природы и человеческого действия в двух
различных взаимодополняющих отношениях: с одной сторо-
ны, человек - единственное существо, способное рисковать;
с другой, человек не может избежать риска, он неизбежно
подвержен риску.
Риск изначально присущ каждому человеческому про-
екту благодаря его основополагающим компонентам: выбо-
ру целей (того, что мы назовем задачей проекта), сопровож-
даемому выбором средств ее выполнения; и наличию по-
следствий, которые могут возникнуть в результате попытки
ее выполнить. Заметим, что здесь мы снова сталкиваемся с
Фундаментальными понятиями, которые использовали ра-
186
Часть 2
нее, при анализе морального суждения о науке и технологии.
Риск неотрывен уже от самого выбора целей, которые
служат задачей проекта, поскольку процесс выбора предпо-
лагает исключение других возможных целей. Действитель-
но, нам угрожают самые разные опасности: от настоящего
конфликта ценностей до менее драматичных ситуаций,
когда некая конкретная цель рассматривается как привиле-
гированная, а другие приносятся в жертву, т. е. подчиняют-
ся первой. Поскольку ни один проект не может задумывать-
ся в вакууме, но всегда имеет некую конкретную исходную
точку, оценка первоначальных условий есть еще одно изме-
рение риска. Эти условия представляют имплицитные необ-
ходимые «предпосылки» любого проекта (это весьма напо-
минает оценку условий и обстоятельств, о которой мы гово-
рили выше).
Допустим, оценка целей и первоначальных условий
благополучно завершена: теперь необходимо выбрать
средства. Выбор средств предполагает, как обычно говорят,
«практический вывод». Мы уже касались его логической
структуры. Он сопряжен с различными опасностями. Суще-
ствует возможность чисто логических ошибок. Кроме того,
мы можем прийти к цели посредством различных цепочек
условий: надлежит выбрать лучшую, и сам этот выбор свя-
зан с риском, неотъемлемым от оценки. Более того, выбор
всегда может натолкнуться на препятствие в виде принципа
«цель не оправдывает средства». Такое «вторжение», види-
мо, приостановит строго «функциональную» логику, которой
следовали до сих пор. Этот принцип трудно понять с чисто
технической точки зрения. Но можем ли мы считать его чуж-
дым идее риска вообще? Если переформулировать его в
других терминах, становится ясно, что следует ответить от-
рицательно: то или иное средство может противоречить не-
которым целям, которые не были критически проанализиро-
Гл 11 Проблемы риска
187
ваны ранее просто потому, что казалось, будто они не име-
10Т отношения к изначальной задаче проекта. Значит, кон-
фликт ценностей, который, как мы видели, представляет
опасность в момент выбора целей, не элиминируется пред-
ложенным для этого решением. Он может возникать всякий
раз, когда становится ясно, что применение определенных
средств угрожает конкретным ценностям.
Опасности, рассмотренные нами до сих пор, можно на-
звать риском неудами. К сожалению, перечень опасностей
ими не ограничивается. Мы должны рассмотреть еще опас-
ность успеха: известно, что успешное достижение цели ча-
сто приводит к непредвиденным и нежелательным послед-
ствиям, особенно по прошествии времени.
Поскольку сейчас мы намерены обсудить лишь то, в ка-
ком смысле измерение риска присуще человеческому дей-
ствию как таковому, мы не станем рассматривать, каким из
упомянутых здесь типов риска противопоставляется техни-
ка. Мы сделаем это далее. Посредством нашего краткого
анализа мы уже обосновали два вышеупомянутых тезиса,
именно что только человек способен и рисковать, и подвер-
гаться риску. Действительно, учитывая традиционное в фи-
лософии тройственное разделение сущего (природа, чело-
век и Бог), нетрудно понять, что только «посредствующее»
сущее, человек имеет привилегию рисковать и вынужден
рисковать по причине собственной ограниченности. Приро-
да не рискует, поскольку ей незнакома категория выбора
или, точнее, решения. Бог (каким представляли его филосо-
фы и теологи) никогда не рискует. Хотя Ему часто приписы-
вают волю и способность принимать решения, всеведение и
всемогущество Бога (освобождающие Его от уз времени)
исключают всякую опасность.
Стало быть, только человек может рисковать. Это,
прежде всего, признак его величия. Из всех обитателей Зем-
188
Часть 2
ли он один может действовать на основании подлинного вы-
бора, принимать решения, видоизменять их, планировать
создание объектов, институтов и новых ситуаций, совер-
шенствовать себя и осуществлять свои желания, строить
свое будущее и представлять себе задачи и возможности
их выполнения. В то же время он вынужден признать свою
конечность - в плане познания, владения обстоятельства-
ми и достижения целей, а также способности предвидеть:
он подвержен времени и его превратностям. Поэтому дей-
ствия человека неотрывны от риска: он не может избежать
риска.
И в заключение: поскольку риск характерен для чело-
века (в двояком смысле: человек - единственное существо,
способное рисковать и подвергаться риску), мы вправе ут-
верждать, что риск есть фундаментальная антропологиче-
ская категория, сопоставимая, скажем, с категориями сво-
боды и рациональности. Мы должны также сказать, что
жизнь человека, избегающего риска, содержала бы в себе
так же мало человеческого, как и жизнь человека, который
отказался бы от разума или свободы. Проще говоря, жизнь,
лишенная риска, была бы лишена смысла, поскольку самая
главная опасность, которой подвержен каждый человек,
связана с ориентацией его собственного существования:
это опасность все потерять или все обрести - потерять
или обрести самого себя.
Экзистенциальный риск
Паскаль весьма ярко изображает ситуацию экзистен-
циального риска в форме «пари» (представляя его как пара-
дигмальный символ риска)117. Он обсуждает выбор между
«за» и «против» религиозной ориентации существования
человека, хотя его рассуждению легко придать «светское»
звучание. Отправная точка здесь - неизбежность выбора;
Гл 11 Проблемы риска
189
каждый человек неизбежно задает направление собствен-
ной жизни, или, как говорят моралисты, делает определен-
ный «фундаментальный выбор». Стало быть, человек дол-
жен решить, стоит ли жить так, чтобы достичь бесконечного
блаженства вечной жизни (хотя и ценой отказа от многих ра-
достей и удовольствий земного мира), или лучше изведать
все возможные земные наслаждения и удовольствия, тем
самым распростившись с вечным блаженством. Человек ри-
скует. поскольку он не уверен в действительности вечной
жизни, проповедуемой христианской религией. Будь он уве-
рен в ее существовании, единственным разумным выбором
было бы стремление к вечной жизни. С другой стороны, че-
ловек не может быть уверен и в том, что вечная жизнь не-
возможна (ведь гипотеза о вечной жизни не абсурдна, и ее
истинность не лишена вероятности).
Поскольку остается неуверенность в возможности веч-
ной жизни, есть опасность ошибиться. Паскаль предлагает
нам сравнить великолепие награды с заплаченной ценой. В
случае существования вечной жизни приз в этой игре на
удачу был бы бесконечно ценным, а затраты - скромными,
а даже если и большими, то все же конечными (земная
жизнь с ее скудными радостями). В случае же несущество-
вания вечной жизни мы проиграли бы пари, но - заплатив
«разумную» цену по сравнению с риском. Напротив, если
бы мы поставили на земную жизнь, то победа принесла бы
скромное вознаграждение, а проигрыш - бесконечное не-
счастье. Паскаль заключает, что «разумный» риск ставится
против вечной жизни11’.
В наши дни религиозное чувство не достигает таких
глубин, а земная жизнь и вечная жизнь уже не мыслятся как
взаимоисключающие. Поэтому паскалевское «пари» в его
буквальном значении уже не кажется столь животрепещу-
щим. И все же в своей фундаментальной структуре оно со-
190
Часть 2
храняет актуальность. Действительно, каждый человек ду.
мает о том, как не растратить жизнь попусту, как жить и
быть счастливым. Счастье состоит в полном и подлинном
самосовершенствовании, которое означает выбор и реше-
ние (ведь ради достижения цели всегда приходится от чего-
то отказываться), иными словами - риск. Отказ выбирать и
принимать решение свидетельствует об отсутствии направ-
ленности и смысла, о глубоком отчуждении человека: на те-
атре собственного существования человек, который не рас-
положен рисковать, отрекается от самореализации11’.
Риск и рациональность
Мы видели, что риск - фундаментальное измерение че-
ловеческой природы. Однако мы должны также признать,
что одни формы противодействия риску менее характерны
для человека, чем другие. Поскольку человек есть по опре-
делению существо «разумное» (хотя и не только разумное),
типично человеческий способ противостояния риску тоже
должен быть «разумным». Эта перспектива позволит нам
лишний раз уяснить, в каком именно смысле техника возни-
кает как средство элиминации и сдерживания риска. В то же
время мы лучше поймем, в какой мере техника может слу-
жить таким средством. Следовательно, обсуждаемая здесь
проблема связана с отношением между технической и прак-
тической формами рациональности, которое мы рассматри-
вали ранее.
В целях более адекватного анализа полезно ввести
различие между двумя категориями риска. Мы будем ис-
пользовать термины «тотальный риск» и «частичный риск».
В ситуации «тотального риска» на карту ставится вся цен-
ность жизни или существования (отдельного человека, со-
общества или человечества). Тотальный характер риска
определяется двумя аспектами: то, что подвергается риску,
Гл 11 Проблемы риска
191
остается неопределенным, хотя ему приписывается абсо-
лютная ценность; и оно выступает как предмет эсхатологи-
ческого чаяния. Ярчайшим примером является паскалев-
ское «пари»: на карту поставлена вся ценность индивиду-
ального существования. Многим можно рискнуть (разумно
рискнуть, говорит Паскаль) ради того, чему придается бес-
конечная ценность, хотя она почти не поддается четкому оп-
ределению. Кто-то предпочтет не рисковать, решит доволь-
ствоваться конечной ценностью. Это ясно из текста Паска-
ля, как и отчетливо эсхатологический характер «пари». Раз-
личные социальные и политические идеологии выдвигают
некоторые социальные формы в качестве эсхатологических
целей и абсолютных ценностей: это может быть бесклассо-
вое коммунистическое общество, проповедуемая экологами
совершенная гармония с природой, свободная от страха
разрушения; декларируемый пацифистами мир без войны и
т. д. Общим для всех этих форм тотального риска является
следующее: считается, что если цель поставлена, то ее до-
стижение оправдано почти любой ценой. Предельная, абсо-
лютная эсхатологическая цель «оправдывает» средства.
Аллюзия на тот факт, что эта установка противоречит прин-
ципу «цель не оправдывает средства», здесь намеренна:
моральные принципы неизбежно прокладывают себе путь в
проблематику риска. Правда, в случае тотального риска
фундаментальные моральные принципы как будто бы теря-
ют смысл. Мы еще вернемся к этой стороне вопроса.
Иначе обстоит дело с частичным риском (риском, ко-
торый затрагивает отдельную часть целого). В данном слу-
чае цель (или ставка) рассматривается не как абсолютная,
чо как обладающая значительной ценностью в заданных
Рамках. Здесь производится расчет. Прежде всего мы долж-
ны убедиться, что риск неизбежен (по причинам, о которых
Мы сказали выше, в связи с опасностями, грозящими любо-
192
Часть 2
му «проекту»), и определить, что будет означать успех или
неудача проекта исходя из принятой нами ценностной пер-
спективы. Первая оценка позволит нам понять, какую «це.
ну» мы готовы заплатить, т. е. как много готовы потерять в
случае неудачи. Наша оценка должна принимать в расчет
другие цели, которые (исходя из имплицитно принятой цен-
ностной перспективы) могут конкурировать с целями, непо-
средственно предполагаемыми нашей задачей, или даже
противоречить им: следует определить значимость этих
других целей с точки зрения нашей задачи. Сравнение це-
лей может привести к понижению оценки проекта или даже
к отказу от него. На этой стадии риск оценен и признан.
Здесь начинается рассмотрение всех «практических выво-
дов», о которых мы говорили вначале, оценка изначальных
условий и ограничений. Исходя из нее подбираются кон-
кретные средства выполнения поставленной задачи. Тен-
денция этой второй стадии - нейтрализация или даже, по
возможности, преодоление предполагаемого риска. Ее ре-
гулятивной идеей является обеспечение выполнения зада-
чи (и выигрыш приза), причем, если это возможно, без
дальнейшего риска. Именно на этом уровне в дело вступа-
ет техника.
Условия моральной значимости оценки риска
Мы установили два важнейших вида риска - тотальный
и частичный. Возникает вопрос: имеет ли риск как таковой
моральное значение? и если да, то относится ли это рав-
ным образом к обоим его видам? Несомненно, тотальный
риск имеет моральное значение. Ведь он характеризуется
абсолютностью и тотальностью, которые составляют приви-
легию главного понятия моральной сферы, понятия долга.
В случае тотального риска на карту ставится смысл сущест-
вования в совокупности всех его измерений: индивидуалы-
Гл 11 Проблемы риска
193
ного и коллективного, относительно мировой и трансцен-
дентной реальности, природы и человечества - нынешнего
и будущего. Рисковать такими вещами значит в некотором
смысле рисковать потерять все, и человек, стремящийся
не проиграть эту игру, имеет некий долг. Тотальный риск
есть фундаментальный выбор. Как выбор, он свободен; как
фундаментальный, он не может быть «безразличным».
Иными словами, он не столько liberum arbitrium (свобода вы-
бора), сколько свобода, полное осуществление того, чем че-
ловек имеет право и долг быть, предельных целей наших
действий. Фундаментальный выбор означает принятие оп-
ределенной констелляции верховных и не подлежащих об-
суждению ценностей, которые могут быть соизмерены одна
с другой или даже с другими ценностями, но в любом слу-
чае являются предельными критериями для суждения о за-
конности или обязательности действий. В этом смысле дей-
ствия, направленные непосредственно на конечные цели,
обязательны, а противоречащие им - незаконны.
Тем самым мы признали, что фундаментальный вы-
бор по сути не есть выбор того, что ставится на карту,
т. е. того, чем можно рискнуть в надежде выиграть что-то
другое. Напротив, именно потому, что фундаментальный
выбор не подлежит обсуждению, он ограничивает воз-
можный предмет любого конкретного пари. Можно поду-
мать, будто имеет смысл ставить именно на наивысший
выигрыш, но это неверно: фундаментальный выбор не яв-
ляется предметом пари, он скорее определяет как выигры-
ши, к которым правильно стремиться, так и цену, которую
правильно (или неправильно) за них заплатить. Это сужде-
ние не о количестве, а о качестве. Поэтому тотальный риск
имеет моральное значение: если существует опасность,
нто желанный выигрыш или цена, которая может быть за
него заплачена, противоречат фундаментальному выбору,
194
Часть 2
то мы не можем (точнее, не должны) заключать пари.
Как мы отмечали в этой главе и подчеркивали ранее,
техника бессильна против такого риска, поскольку она ог-
раничивается предложением адекватных средств для до-
стижения данных целей и не задает нам ориентиры в вы-
боре этих целей. Тотальный же риск касается не средств,
но исключительно целей: такой риск связан не с тем, что
человек выбирает неправильные средства для достиже-
ния конечных целей, но с тем, что он выбирает неправиль-
ные конечные цели.
Строго говоря, частичный риск не носит такого харак-
тера. Он связан лишь с расчетом вероятности успеха и не-
удачи в выполнении целей или задач, которые поставлены
или даже выбраны независимо от их внутренней обяза-
тельности. Техника находит широкое применение как эф-
фективный инструмент для сведения к минимуму (или кон-
тролирования) частичного риска, однако она не имеет соб-
ственно морального значения. Чтобы лучше понять это, до-
статочно вкратце вспомнить наш анализ структуры риска.
Как мы видели, первый риск при формулировании
проекта связан с оценкой целей. Риск в данном случае мо-
жет быть чисто техническим: он может быть связан с оцен-
кой совместимости наших конкретных целей. Но мы также
видели, что возможные* конфликты ценностей при выборе
этих целей могут сделать риск более серьезным. В этом
проблемы частичного и тотального риска сходны: стремле-
ние избежать конфликта ценностей предполагает, что не-
обходимо удостовериться, что выбранные частичные цели
не противоречат друг другу и никаким ценностям, непре-
ложным в силу фундаментального выбора, которого не мо-
жет избежать ни одно человеческое действие или проект.
А если мы вводим такие соображения в «подсчет риска»,
то риск приобретает подлинно моральные коннотации, от-
Гл 11 Проблемы риска
195
крывается для измерения долга. Поэтому не вызывает со-
мнения, что эта стадия анализа выводит нас не на техни-
ку, а на проблемы этики - именно в силу этических основа-
ний фундаментального выбора, который сам лежит в осно-
вании оценки ценностей. Представление, будто этическое
измерение можно просто оставить на заднем плане, подоб-
но смутному и неявному горизонту, что можно не делать его
предметом осознания и собственно этического рационально-
го анализа, указывает на глубокую недостаточность обычной
установки в оценке частичного риска. Точнее говоря, если
этическое измерение не получает должного признания, не
будет признано и то, что от конкретного проекта надо отка-
заться из-за моральной неприемлемости (полной или час-
тичной) его целей.
Сходным образом обстоит дело с оценкой средств: с
узкой точки зрения частичного риска оценка средств должна
удостоверить их соответствие заранее поставленной цели.
Но если мы вводим в оценку вопрос о законности средств,
то мы судим уже не об эффективности средств, но о ценно-
сти и долженствовании, - и здесь наше суждение связано с
тотальным риском и фундаментальным этическим выбо-
ром. Если это измерение принимается в расчет при оценке
риска в связи со средствами, то оценка средств имеет мо-
ральное значение (поскольку она становится поводом к соб-
ственно этическому рассмотрению, которое относится не
только к технологии или эффективности).
А что же «опасность успеха», т. е. обнаруживающиеся
часто долгое время спустя негативные последствия выпол-
нения задачи? Эта опасность - явно не частичный риск, ко-
торый является ограниченным из-за узости задачи. Значит,
опасность успеха есть вид тотального риска. Она выявляет-
ся, когда принимается во внимание весь спектр человечес-
ких ценностей. В том числе ценности, которые не имеют ви-
димого отношения к данной задаче и сами по себе не про-
тиворечат составляющим ее целям или соответствующим
средствам, но которым могут угрожать опасные последст-
вия ее выполнения. Опасность успеха имеет моральное
значение в той мере, в какой оценка риска производится с
достаточно широкой точки зрения, учитывающей ценности,
которые поначалу не принимались в расчет.
Должны ли мы сказать, что ценности фундаментально-
го выбора не могут «приниматься в расчет»? Нет, не долж-
ны. Нетрудно видеть, что со строго формальной точки зре-
ния такие ценности принимают форму ограничений (эта ка-
тегория тесно связана со всяким рассуждением об эффек-
тивности или оптимизации). Они отличаются от ограниче-
ний в обычном понимании: например, от начальных усло-
вий проекта; от доступных материальных, технических и
финансовых ресурсов; от условий, складывающихся в ходе
его выполнения; от случая, неожиданных проблем и т. д.
Все это ограничения фактические, тогда как первые - ценно-
стные. Фактические ограничения неизбежны. Сведение их к
минимуму или даже элиминация часто бывают целью спе-
циальных усилий. Ценностными же ограничениями при же-
лании можно пренебречь (т. е. выполнять проект невзирая
на них). Но они не должны игнорироваться или быть элими-
нированы. В этом обнаруживается их моральный характер.
Такова природа долга: мы можем хорошо знать, что должны
делать, и все же не делать это; мы можем пренебречь долж-
ным, но не подавить его: оно сохраняется как то, что мы
должны делать, даже если делаем обратное.
Переводя наши замечания в плоскость пари и связан-
ного с ним риска, можно сказать, что моральное рассмотре-
ние показывает, во имя чего стоит рисковать, во имя чего
правильно рисковать, во имя чего необходимо рисковать
(иными словами, оно касается «ценности того, что можно
Гл 11 Проблемы риска
197
выиграть»). В то же время оно показывает, какую цену сто-
ит заплатить, правильно заплатить, необходимо заплатить.
Процесс рассуждения при оценке риска следует именно
этой схеме: вычисляется то, что известно как соотношение
цена - благо. Однако эта терминология расплывчата, по-
скольку природа цены и блага остается неопределенной.
Это соотношение чаще всего понимают как коэффициент
прибыли - потери (который становится парадигмальным для
сходных типов оценки). Почему же вычисление этого коэф-
фициента не входит в сферу моральной оценки? Да просто
потому, что прибыль как таковая не есть нечто, чего должно
добиваться, а потеря - нечто, чего должно избегать. Они ста-
новятся такими только с точки зрения частичного риска (на-
пример, при вычислении степени опасности, грозящей ком-
пании), тогда как совершенно естественно, что вопрос о за-
конности прибыли (которая не может быть безусловной) за-
дается из собственно моральной перспективы. Переход от
языка «прибыли - потери» к языку «цены - блага», хотя и вы-
ходит за рамки чистой экономики, не устанавливает собст-
венно моральной перспективы, поскольку эти понятия не
сравниваются с точки зрения ценности, преобразующей
«благо» в нечто, чего должно добиваться. Этим, в частнос-
ти, объясняется внутренняя ограниченность утилитарист-
ской этики (хотя добавление измерения долга может
поправить дело, ибо позволит использовать многие поня-
тия утилитаристской этики в более широком этическом
смысле)120.
Поведение перед лицом риска
Изложенные нами соображения свидетельствуют о
сложности понятия риска. Но они не разъясняют, что значит
Рационально противодействовать риску. Из нашего анализа
явствует, что противодействие частичным опасностям не
198
Часть 2
может ограничиваться адекватными «техническими» реше-
ниями. Однако пока еще не ясно, как совместить рассмот-
рение частичного риска и знание о более «универсальных»
измерениях, в которые этот риск вписан. Далее мы предло-
жим некоторые ответы, а начнем с критического анализа
концептуальных инструментов, используемых обычно для
оценки и сдерживания опасности.
Теория решений и теория игр
Интуитивно понятно, что мы должны вести себя рацио-
нально; в частности, должны делать рациональный выбор.
Исходя из этого, в последние десятилетия некоторые авто-
ры разработали «теорию рационального выбора». Надо от-
метить, что задача данной теории - определить, что необ-
ходимо сделать для достижения определенных целей, но не
установить, достойны ли эти цели того, чтобы их преследо-
вали (значит, мы находимся здесь в области «частичной»
рациональности). С этой точки зрения рассматриваются
различные линии поведения - совместимые с определен-
ными физическими, экономическими и социальными огра-
ничениями, - которые по видимости способны привести к
желаемой цели Постулируется, что возможные образы дей-
ствия могут привести к желанным результатам, и исходя из
результатов, к которым эти действия, как считается, могут
привести, выстраивается шкала субъективных предпочте-
ний. В конечном счете рациональный выбор состоит в из-
брании линии поведения, занимающей самое высокое мес-
то в этой иерархии121. Теория рационального выбора нахо-
дит конкретные применения главным образом в экономике
и военных областях. Они положили начало формализован-
ным и математическим подходам, таким как «исследование
операций», «теория решений» и «теория игр», последняя из
которых применяется для рационального разрешения кон-
Гл 11 Проблемы риска
199
фликтов1” Сегодня многие работы по политологии, эконо-
мике и корпоративной экономике обращаются к этим моде-
лям рациональности, которые применяются для оценки ри-^
ска и контроля над риском в самых различных ситуациях. И
все же фундаментальная недостаточность этого подхода
становится все более очевидной. С впечатляющей матема-
тической оболочкой он соединяет чрезвычайное упрощение
сложных ситуаций и серьезную методологическую ограни-
ченность1”. В качестве примера рассмотрим то, что можно
считать концептуальным остовом теории решений: «матри-
цу вознаграждения», наглядно изображающую «преимуще-
ства», которые надеется получить каждый игрок посредст-
вом применения различных стратегий.
	В	Bl	в2
А			\
Ai		(U11. V11>	(u12, V12)
а2		(u21« V21)	(u22« v22)
Здесь упрощенно представлена следующая ситуация.
Имеется два игрока А и В, каждый из которых применяет две стра-
тегии (Ai, Аг и Bi , В2 соответственно). Общий термин u ij обозначает
преимущество, которое надеется получить игрок А, а термин v, -
преимущество, на которое рассчитывает игрок В, притом что А вы-
бирает стратегию Аг, а В -стратегию Bj. Теория рационального вы-
бора постулирует, что «рациональное» поведение каждого игрока
сводится к выбору стратегии, которая максимально увеличивает по-
лучаемое им преимущество.
Наиболее искусственна здесь предпосылка, что каждый иг-
200
Часть 2
рок знает все возможные способы поведения, соответствующие
последствия и преследуемые цели с такой точностью, что может
анализировать каждую возможную ситуацию, порождаемую про-
тивоположными интересами участников игры. Для того, чтобы
построить данную матрицу, необходимо допустить, что
можно точно определить преимущество, которое надеется
получить каждый игрок в результате применения каждой из
стратегий. Это предполагает, что имеются адекватные ме-
тоды исчисления не только преимущества (которое опре-
деляется на основании субъективного предпочтения игро-
ка), но также (субъективной) степени вероятности, кото-
рую игрок приписывает возможности его достижения (по-
скольку это преимущество желанно). Это также предпола-
гает, что оценки данного игрока известны всем участникам
игры
Вполне понятно, что обозначенные нами концепту-
альные проблемы не связаны ни с математическими труд-
ностями, которые могут возникнуть в связи с добавлением
к нашей матрице новых строк и колонок, ни с тем фактом,
что игра не может закончиться «по нулям», ни с тем, что
стратегии не могут быть «чистыми», и т. д. (Такого рода
трудности преодолеваются с помощью математических
процедур в рамках теории игр более или менее остроумно
и элегантно.) Обычно думают, что проблемы с математиче-
скими процедурами связаны с используемым математиче-
ским инструментом, т. е. алгоритмом. Принято считать,
что стоит только найти более мощный алгоритм, и трудно-
сти будут разрешены, а с ними - и проблема, сформулиро-
ванная на языке математики. Отсюда идет широко распро-
страненное мнение, что компьютеры (использующие мощ-
нейшие алгоритмы) позволят разрешить многие прежде
неразрешимые проблемы. На самом деле это не так. Ма-
тематическая процедура помогает решить проблему толь
Гн 11 Проблемы риска
201
к0 в том случае, если мы вводим корректную информацию,
даже в классической физике, где уравнения дают точные
результаты, только наши точные данные о величинах могут
привести к решению проблемы
Дилемма заключенного
Существуют и другие ограничения. Даже если онитать,
что вероятность выигрыша и его ценность точно определены,
это не означает, что рассматриваемая теория как таковая
предлагает на и лучшую стратегию поисков. Это проясняет зна-
менитая «дилемма заключенного». Среди политологов широ-
ко распространено мнение, что эта дилемма (может быть, с
необходимыми вариациями) служит схематическим изобра-
жением выбора политической стратегии. Она представляет
собой весьма упрощенный вариант теории игр, с тем преиму-
ществом, что проблема вероятности здесь не стоит (посколь-
ку каждому выбору соответствуют заранее определенный вы-
игрыш или потеря) и что мера выигрыша или потери может
быть определена условно (но правдоподобно). Дилемма тако-
ва Два человека, подозреваемых в убийстве, помещаются в
одиночные камеры, что исключает возможность общения. Же-
лая узнать, кто из них совершил убийство, судья обещает сво-
боду тому, кто предоставит свидетельство, на основании кото-
рого можно будет обвинить в преступлении другого и пригово-
рить его к пожизненному заключению. Если окажется, что они
совершили преступление сообща, то он приговорит каяодого к
меньшему наказанию (например, к двадцати годам тюремно-
го заключения). Если оба они откажутся обвинять друг друга,
то он даст каждому еще более мягкое наказание (например,
пять лет тюрьмы). Пусть М означает «мотание», О - «обвине-
ние другого»; тогда мы имеем четыре возможных комбинации:
202
Часть 2
	М	0
м	(М, М)	(М, 0)
0	(0, М)	(0, 0)
Оценив, скажем, свободу в 1 балл, пожизненное за-
ключение - в 0, пять лет тюрьмы - в 0,5, а двадцать лет за-
ключения в 0,2 балла, получим следующую «матрицу возна-
граждения»:
	М	0
м	(0,5; 0,5)	(0; 1)
0	(1,0)	(0,2; 0,2)
Каков же в данном случае рациональный выбор? Каж-
дый заключенный жаждет свободы, но знает, что получит
ее, если сумеет доказать вину другого, так что свобода для
них обоих невозможна. Глядя на матрицу, можно заключить,
что оба они поступили бы разумно, если бы сохранили мол-
чание, ведь в таком случае каждый из них отделался бы ми-
нимальным наказанием (оцениваемым в 0,5 балла). Но ни-
кто из них не знает, как поведет себя другой. Несомненно,
желая вырваться из тюрьмы, один станет обвинять другого;
если другой ведет себя рационально, то он сделает то же
самое. Таким образом, самым рациональным решением
было бы (О, О), - в этом случае каждый получил бы выиг-
рыш в 0,2 балла. В большинстве работ по теории игр это ре-
шение рассматривается как самый рациональный выбор. В
них приводится математическое основание: (О, О) - сбалан-
/77 11 Проблемы риска
203
сированное решение, так что ни один игрок не выиграет, ес-
ли изменит стратегию. Но вполне понятно, что это заключе-
ние основывается на предпосылке (которая лежит также в
основании теории экономического равновесия), что каждое
действующее лицо действует исключительно в собственных
интересах, исходя из «индивидуальной рациональности».
Однако если заключенный придерживается скорее «коллек-
тивной рациональности», он подумает, что другой, основы-
ваясь на той же рациональности, поймет, что в их общих ин-
тересах - молчать, поскольку именно молчание принесет
максимальную выгоду обоим124. Следовательно, чисто мате-
матическая теория игр (и теория решений) не может подска-
зать самое «рациональное» поведение, если заранее не за-
дан более широкий фон - типы рациональности, которые
могут определять выбор.
Наш пример предполагает, что эта более широкая ра-
циональность носит «оценочный» характер. Это становится
более ясным, когда схема дилеммы заключенного применя-
ется к важным политическим решениям. Классический при-
мер - ядерное разоружение. В этой ситуации (М, М) интуи-
тивно означает двустороннее разоружение двух сверхдер-
жав, (М, О) и (О, М) - одностороннее разоружение (дающее
другой сверхдержаве решающее военное превосходство), а
(О, О) - двустороннее вооружение, грозящее атомной вой-
ной. Здесь различные «предварительные рациональности»
уже выражены на уровне ценностей и выигрышей, которые
могут как бы отражать ценности и выигрыши в дилемме за-
ключенного. Одностороннее разоружение воспринимается
как несущее в себе риск военного (даже тотального) уничто-
жение решающейся на него стороны: (1, 0) и (0, 1). Двусто-
роннее сокращение вооружений приводит к равному умень-
шению риска: (0,5; 0,5). Двустороннее вооружение грозит
обеим сторонам разрушительной войной, в которой не бу-
204
Часть 2
дет ни победителя, ни побежденного: (0,2; 0,2). В этом слу-
чае более рациональным тоже кажется выбор (0,5; 0,5) с
точки зрения «коллективной рациональности», тогда как
гонка вооружений кажется более рациональной с точки зре-
ния «националистической рациональности». Но есть и дру-
гие нюансы: некоторую роль играет наличие или отсутствие
«взаимного доверия», которое не поддается никакому под-
счету. Скорее оно есть необходимое основание всякого при-
менения теории игр. Действительно, если сегодня гонка
ядерных вооружений между двумя сверхдержавами, кажет-
ся, уступает место началам обоюдного и контролируемого
разоружения, то это происходит, по крайней мере отчасти,
благодаря новому климату взаимодоверия.
Следует заметить, что ценность может определяться
по-разному. Например, пацифист скорее всего оценит в (1;
1) двустороннее разоружение (М, М), в (0; 0) - двусторон-
нюю гонку вооружений (О, О) и даст более высокую оценку
одностороннему разоружению с собственной стороны (М,
О), чем аналогичному процессу с другой стороны (О, М), бу-
дучи готов тем самым уступить противнику, который не ра-
зоружился. «Ястреб» же, зная, что гонка вооружений может
привести к обоюдному уничтожению (0, 0), посчитал бы та-
кой исход более приемлемым, нежели уступка врагу (0, 1).
Не доверяя взаимным соглашениям (0,5), он выбрал бы (О,
М) как более «рациональный» вариант, т. е. вооружение
своей страны с целью обогнать другую страну (1; 0).
Сказанное нами достаточно проясняет, что теория ре-
шений неприменима во многих ситуациях рационального
выбора. Позвольте все же добавить, что в то время как
«примерную ценность» возможных преимуществ трудно оп-
ределить вне этой теории, определить соответствующие ве-
роятности сложнее (а это необходимо, поскольку иначе не-
возможна будет математическая трактовка «функций полез-
[Л 11 Проблемы риска
205
ности») А поскольку эти функции могут определяться по-
разному, эта теория подскажет совершенно разные модели
рационального поведения в одних и тех же ситуациях. Нако-
нец, повседневная жизнь далека от единообразного поведе-
ния, неизменной вероятности, однозначных результатов, ко-
торые могла бы обосновывать рассматриваемая теория.
Ловушки
Теперь рассмотрим проблему риска более непосредст-
венно. При оценке риска и выборе стратегий противодейст-
вия наиболее остро ощущается опасность попадания в «ло-
вушки» (слово, часто встречающееся в литературе о риске).
Мы употребляем слово «ловушка» для обозначения ситуа-
ции, когда индивид или группа индивидов избирают поведе-
ние, которое, по их мнению, наиболее отвечает их интере-
сам, а на самом деле противоречит им. Социальные ловуш-
ки изучались особенно внимательно. Они возникают пре-
имущественно в области политических решений, касающих-
ся больших проблем: разоружения, войны, загрязнения ок-
ружающей среды, перенаселенности, экономической неста-
бильности и т. д.125 Причины возникновения этих ловушек
многочисленны - это не только незнание фактов и ситуаций
и невозможность предвидеть будущее, но и избыток инфор-
мации, недостаточное сотрудничество социальных деяте-
лей, столкновение интересов, непредвиденные повороты в
развитии событий. Как мы уже выяснили, все эти факторы
не могут быть учтены при определении значимости функций
полезности, так что теория решений не позволяет избежать
расставляемых ими ловушек. В сущности, эта теория может
сделать ловушку еще более опасной. Если функция полез-
ности была определена неверно (из-за пренебрежения по-
веденческими, политическими, информационными или дру-
гими факторами), то выведенная на основании ее примене-
206
Часть 2
ния модель «рационального» поведения, последовательно
приводя к определенным выборам, только высвободит нега*
тивные последствия принятой стратегии. Коррекция этой
стратегии в ходе ее применения затруднительна, поскольку
теория игр строится по математической схеме, где все, так
сказать, должно быть задано с начала.
Проблема точности
Л/1ы не намерены демонстрировать тривиальность тео-
рии решений и теории игр или защищать антинаучную уста-
новку. Читатель может не подозревать нас в этом. Если го-
ворить о двух рассмотренных нами математических теори-
ях (как и вообще о любой научной теории), то мы могли убе-
диться, что их значение и полезность ограниченны. Делать
их главным инструментом решения проблемы значит не
только размывать их границы, но и затенять их достоинст-
во. Действительно, теория решений и теория игр не разви-
вались бы так энергично, если бы, помимо чисто внутренне-
го математического интереса, не имели важных приложений
(в различных областях, от микроэкономики до управления
бизнесом, где нередко требуется анализ решений). Мы
должны понимать, что их следует применять только в опре-
деленных условиях - условиях, которые не были вызваны
ими самими.
Многие ученые были очарованы этими теориями в
конечном счете благодаря «магии чисел». Пожалуй, ее
притягательность знакома всем культурам. В западной
цивилизации она воплотилась во все большей математи-
зации науки. Числа здесь выражают уже не более или
менее метафизическую и почти оккультную реальность,
но точность, а значит достоверность. Понятно, что со-
временный человек, которого культура побуждает искать
достоверности в науке (по крайней мере, практические
/77 11 Проблемы риска
207
остоверности повседневной жизни), ищет их в числах и
Удовлетворяется числами. Он чувствует, что числа дали
ему точное знание. Вот в чем тайна особого очарования
теории игр (которая в конечном счете есть не более чем
теория «числовых игр»): она как будто переводит суще-
ство наших решений в числа, а тем самым придает им
столь желанные точность и достоверность.
Однако мы должны быть очень осторожны, отождеств-
ляя числа с точностью или даже с научностью. Нелишне за-
метить, что наука перестала пользоваться доверием многих
наших современников отчасти потому, что гарантировала
своим авторитетом верность массы цифр, которые, как вы-
яснилось, сомнительны, ненадежны и, возможно, должны
быть заменены другими цифрами (и все это - во имя той же
науки). Утратив веру в числа, люди разочаровались и в на-
уке. Здесь есть тонкий момент, который непосредственно
касается оценки риска: политическая власть (для принятия
решений) и рядовые граждане, решающие важные пробле-
мы, требуют от ученого точной информации. Обычно это
означает, что им нужны цифры. «Эксперт», который не спо-
собен предоставить цифры, быстро утрачивает доверие и
даже считается некомпетентным. Хочешь не хочешь, пода-
вай цифры. Но цифры вступают в игру, так сказать, в чис-
том виде. За кадром остается способ, каким они получены,
конкретные методологии, упрощения и теоретические гипо-
тезы, обеспечившие возможность вычисления. Отсутствует
как раз оценка точности выражаемой ими оценки. Следо-
вательно, как это ни парадоксально, сегодня задача серь-
езного ученого состоит скорее в разоблачении бессмыс-
ленности якобы «точных» утверждений, нежели в самосто-
ятельном получении точных данных (которое, разумеется,
всегда необходимо).
208
Часть 2
Качество информации
Наши замечания высвечивают серьезную проблему
которая до последнего времени часто оставалась в тени'
проблему качества научной информации. Его часто прино-
сят в жертву количеству, а иногда и путают с последним. В
сущности, у человека, оказавшегося в сложной ситуации
возникает естественное желание лучше в ней разобраться
а более совершенное понимание невольно отождествляют
с большим знанием. Полагают, что лучшее знание деталей
увеличивает понимание, поскольку делает информацию бо-
лее точной. Возможно, это действительно так. Но необходи-
мо также четко сознавать, что лучшее понимание ситуации
достигается посредством более строгого исследования уже
имеющихся данных и интерпретаций. Не всегда признают,
что новые данные не расширят наше понимание, если их
качество или надежность невозможно проверить. В техно-
логии «контроль за качеством» - общепринятая практика.
Пока что этого нельзя сказать о научной информации, в ча-
стности той, что требуется и используется для принятия
особо важных решений, предполагающих политическую от-
ветственность.
Здесь снова надо вспомнить о моральной ответствен-
ности ученого. В сущности, контроль за качеством научной
информации совпадает с проверкой ее объективности.
Как мы установили, качество информации зависит от мето-
дов, с помощью которых она была получена, т. е. непосред-
ственно связано с тем, что ученый делает. Контроль за ка-
чеством научной информации сводится к проверке пра-
вильности (т. е. корректности, научности) действий ученого
на различных стадиях ее получения.
Вызов неопределенности
Мы выяснили, что идеал точности не всегда совпадает
ffi / / Проблемы риска
209
с идеалом надежности. Почему же тогда точность пользует
ся таким уважением? Потому что она якобы освобождает
нас от неопределенности. Поэтому не случайно в оценке
риска и контроле над ним столь большое значение придает'
ся числам и их якобы точности, а в основание оценки риска
по-прежнему кладутся числовые методы, такие как теория
решений, теория игр и статистический подсчет. Но хотя
точность - когда она возможна - действительно чрезвы-
чайно полезна, она (как мы вскоре убедимся) все же не яв-
ляется последним словом и (как мы уже выяснили) далеко
не всегда достижима. Следовательно, при оценке и сдер-
живании риска мы должны быть готовы сделать выбор в
условиях неопределенности. Важно создавать теории и
проводить исследования, а не демонстрировать чудеса
упорства в поисках определенности, не действовать так,
словно она доступна, когда на самом деле она не доступ-
на. В последние годы эта точка зрения привлекла к себе
внимание, но здесь мы не будем на ней останавливаться176.
Мы просто подчеркнем, что действие в ситуациях неопре-
деленности - существенно важная составляющая индиви-
дуального существования.
В таких ситуациях становится очевидным, что теория
решений (и превалирующие сегодня более или менее фор-
мализованные и точные «теории действия») на самом деле
не имеет отношения к этике, и ее не следует путать с эти-
ческими теориями. В поистине захватывающих и сложных
ситуациях морального выбора почти всегда приходится раз-
рубать гордиев узел, а не решать проблему посредством
вычисления. Конечно, это не следует абсолютизировать и
сводить к форме иррациональной решимости. Но мы не
должны также переоценивать формально-математические
механизмы.
210
Часть 2
Вероятностная аргументация и ее границы
Мы хотели бы добавить несколько замечаний об ис-
пользовании вероятностно-статистических инструментов, в
широком смысле слова, для решения обсуждаемых нами
проблем. Понятие вероятности внутренне связано с поняти-
ями риска и неопределенности. Неслучайно оно пришло из
азартных игр и развивалось в связи с практиками страхова-
ния, в связи с попыткой контролировать ошибки в измере-
нии и экстраполировать выводы на основании статистичес-
ких данных о различных {количествах и т. д.127 Обеспечивая
инструменты для «исчисления» вероятностей, теория веро-
ятностей представляется инструментом укрощения (хотя и
не элиминации) неопределенности.
Допустим, рациональное действие состоит в макси-
мальном увеличении ценностей, которые надеются полу-
чить в результате его совершения, посредством рассмотре-
ния вероятностей их осуществления. Эта точка зрения,
скрыто присутствующая уже в «пари» Паскаля, со време-
нем стала едва ли не краеугольным камнем утилитарист-
ской этики. Мы примем ее в аналитических целях. Вопрос
можно сформулировать следующим образом. Некое дейст-
вующее лицо обдумывает в момент времени t определен-
ную область действий. В момент времени t + 1 каждое
действие может привести к определенной ситуации;
p(s,t,a) показывает, какую вероятность приписывает дейст-
вующий индивид возникновению ситуации s в момент вре-
мени t + 1, если он завершает действие а в момент време-
ни t. Нашего индивида мы обозначаем функцией v; форму-
ла v(s) численно выражает всякую ситуацию, которую тоже
имеет в виду данный субъект. Согласно утилитаристской
теории, использующей схему «вероятность - полезность»,
рациональное (и даже «моральное») действие состоит в
выборе в момент времени t такого действия, которое мак-
Гл 11 Проблемы риска
211
симально увеличивает результат формулы 2pfs,t,aJ v(s).
Поскольку значения v(s) могут быть как положительны-
ми так и отрицательными, это выражение принимает в рас-
чет как затраты (отрицательные значения), так и выгоды
(положительные значения). В сущности, оно показывает, что
рациональный выбор предполагает действие, которое мак-
симально увеличивает разницу между затратами и выгода-
ми Оставляя в стороне точность субъективных оценок ве-
роятностей, заметим, что это рассуждение имеет смысл
только в том случае, если есть общая мера затрат и выгод
и если обсуждаемые количества конечны. Эта схема (с уче-
том определенных математических модификаций, которые
мы не будем здесь рассматривать) применима в экономиче-
ском выборе, где затраты и выгоды исчисляются в деньгах,
где они конечны и где вероятности достижения выгод распо-
лагаются в интервале от О до 1. Можно даже допустить, что
эта схема работает в случае частичного риска: частичность
предполагает однородные параметры, так что можно пред-
ставить себе общие критерии оценки (если не измерения).
Они позволят нам выразить искомое значение выражения
посредством чисел (обычно - в монетарных терминах).
Иначе обстоит дело в случае тотального риска. Во-пер-
вых, не существует общей меры для «ценностей» фунда-
ментального выбора, о котором мы говорили выше. Он то-
же предполагает затраты и «блага», и их трудно сравнить с
точки зрения качества. Кроме того, невозможно сравнить их
количественные значения. Во-вторых, ценность (или ком-
плекс ценностей), связанная с фундаментальным выбором
индивида, считается бесконечной. Таким образом, даже ес-
ли действие с высокой степенью вероятности должно при-
вести к выигрышу значительной ценности v(s), эта всегда
конечная ценность свелась бы к нулю, если бы предполага-
ла потерю «тотальной ценности»: человек выиграл бы что-
212
Часть 2
то ценой потери всего, и это превратило бы совокупный вы-
игрыш в ничто. Это станет еще очевиднее, если рассматри-
вать нашу формулу как ориентирующую не на максималь-
ное увеличение выигрыша, а на «минимизацию потери»: ес-
ли потеря бесконечна, то она невозместима в принципе
Следовательно, когда есть риск потерять все, даже малей-
шая вероятность потери делает действие нерациональным.
Что можно заключить из этого анализа? Что перед ли-
цом тотального риска невозможно действовать рациональ-
но? Что разумное решение состоит в отказе от действий?
Нет. Скорее мы должны понять, что вероятностная схема
неприменима к тотальному риску. Поэтому, кстати, некото-
рая двусмысленность присутствует даже в рассуждении о
«пари» Паскаля, где вероятностная схема применяется к
обсуждению риска, связанного с фундаментальным выбо-
ром вечного блаженства. Но если внимательно всмотреться
в повседневную жизнь, можно найти и другое решение.
Можно утверждать, что в подавляющем большинстве
повседневных событий сохранение жизни индивида имеет
бесконечную ценность (если не говорить об исключитель-
ных ситуациях, когда жизнь кажется подходящей «ценой» за
сохранение других ценностей, связанных с фундаменталь-
ным выбором). Теперь представим себе, что человек хочет
добраться куда-то самолетом или поездом. Существует не-
которая вероятность фатального исхода путешествия: он
теоретически возможен, и в очень незначительном числе
случаев катастрофы действительно происходят. Существу-
ет также опасность попасть под машину при переходе доро-
ги, ухватиться за провод подъемника для горнолыжников,
смертельно отравиться в ресторане и т. д. И все же мы со-
вершаем соответствующие действия, пренебрегая риском
для жизни. Можно ли сказать, что мы действуем иррацио-
нально или безответственно? Конечно, нет, ведь мы не при-
ГП И Проблемы риска
213
меняем вероятностное рассуждение (которое парализова-
ло бы всякое действие). Мы исходим из посылки, что такие
случаи не должны происходить, мы знаем, что несчастный
случай может лишить нас жизни в любой ситуации. Отсюда
ясно что в своей рациональной деятельности мы не руко-
водствуемся абстрактной вероятностью: мы убеждены,
что неразумно думать об опасности, постоянно угрожающей
нашей жизни во всех повседневных событиях. Мы садимся
на самолет или поезд, поскольку убеждены, что «тотальный
риск» не превышает риска, связанного с любым другим слу-
чайным событием.
Коллективный риск
Обратимся к тотальному риску, имеющему коллектив-
ный характер (таковы, например, опасности, связанные с
использованием атомных электростанций). Отличается ли
ситуация коллективного тотального риска от ситуации инди-
видуального тотального риска? Часто на этот вопрос отве-
чают утвердительно. Обычно подчеркивают чрезвычайные
масштабы возможной катастрофы: опасность угрожает
миллионам людей, вредные последствия для окружающей
среды могут сохраняться десятилетиями и даже преследо-
вать будущие поколения, и т. д. И все же далеко не очевид-
но, что количественные различия изменяют природу про-
блемы: как и в случае потери индивидуальной жизни, на
Уровне данного коллектива речь идет о потере всего. Ос-
новополагающие параметры рационального действия в
обоих случаях одинаковы. Рациональный критерий реше-
ния не сводится к сравнению вероятности несчастного слу-
чая (сколь угодно малой) с бесконечностью потери. Человек
Должен знать, может ли он полагаться на тот факт, что не-
настный случай не должен произойти, т. е. иметь уверен-
ность невзирая на разумное сомнение. Изменение степени
214
Часть 2
риска должно повлечь за собой изменение уровня превен-
тивных и защитных мер, т. е. условий безопасности, необ-
ходимых для того, чтобы удерживать риск на одном уровне
со случайными инцидентами. Например, было бы непра-
вильно вызывать призрак тотальной катастрофы и предъяв-
лять его в качестве принципиального аргумента против ис-
пользования атомной энергии. Скорее, необходимо пред-
принять конкретный анализ и определить, контролируется
ли опасность, нет ли угрозы катастрофических последст-
вий, превышающей риск, неотъемлемый от наших повсед-
невных действий.
Однако есть и отличие. В ситуациях коллективного ри-
ска (в связи с использованием атомных установок и други-
ми широко обсуждаемыми сегодня случаями) тотальному
риску подвержено все сообщество. Это привносит измере-
ние ответственности, о которой мы уже говорили. Ответ-
ственность лежит на тех, кто должен защищать от риска и
решительно гарантировать подконтрольность опасностей,
выходящих за рамки повседневных. Поэтому снова напоми-
нает о себе требование контроля за качеством, за качест-
вом технологий, направленных на сдерживание опасностей,
и научной информации. Об этом мы говорили.
Следовательно, решение о целесообразности риска
должно приниматься группой, которой угрожает данная кон-
кретная опасность. Я сам должен решить, стоит ли мне ри-
сковать жизнью и летать на самолетах, и точно так же сооб-
щество само должно решить, следует ли ему рисковать ра-
ди, скажем, обеспечения себя энергией, вырабатываемой
атомными электростанциями. Чтобы сделать рациональ-
ный и ответственный выбор, сообщество должно обладать
корректной, надежной информацией и не поддаваться бе-
зосновательным страхам.
Здесь становится ясно, как представления ученого о
Гл 11 Проблемы риска
215
долге могут перерасти в профессиональную этику. Это
происходит, как только его взор пересекает границы про-
фессиональной добросовестности и обращается на тоталь-
ный риск, или когда он задумывается о фундаментальном
выборе. Проблема фундаментального выбора встает перед
ученым в двояком смысле: он уважает собственный фунда-
ментальный выбор (т. е. не противоречит собственным бе-
зоговорочным ценностям) в своей работе и принимает во
внимание фундаментальный выбор своего сообщества (бе-
зусловно признаваемые им ценности).
Ответственность ученого предполагает, в частности,
что своей деятельностью он должен предоставлять сооб-
ществу надежную техническую помощь. Отчасти же, как мы
уже сказали, она сводится к тому, чтобы помогать сообще-
ству и политической власти принимать рациональные реше-
ния (посредством контроля за качеством необходимой для
них научной информации). Ученый должен не только бо-
роться с пустыми страхами путем предоставления данных и
аргументов, но и активно участвовать в формулировании
корректных суждений, поскольку только компетентные люди
способны правильно оценить конкретную ситуацию и риск.
При этом ученый должен чутко улавливать «ощущение
опасности» другими людьми, которое не менее важно, чем
реальный риск. Ведь индивидуальный и коллективный вы-
бор основываются не только на оценке выигрыша и потерь,
но и на субъективных ожиданиях. Помогая другим людям
адекватно воспринимать риск, ученые помогают сообщест-
ву правильно использовать технологию, избавляя его и от
господствовавшего недавно «титанического», оптимистиче-
ского идолопоклонства, и от воцарившихся сегодня устойчи-
вых страхов.
Глава ^.ОТВЕТСТВЕННОСТЬ НАУКИ
С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ТЕОРИИ СИСТЕМ
Точка зрения теории систем
При рассмотрении отношений между наукой и этикой
одной из объективно труднейших проблем является объяс-
нение (и при этом сохранение) их автономии и одновре-
менно - их ответственности перед лицом требований,
диктуемых им не только изнутри, но и извне. Мы рассматри-
ваем эту проблему начиная с Введения. Она оказалась цен-
тральной для спора о нейтральности. Она является самой
настоятельной (и наименее решенной) проблемой перед
лицом неослабной тенденции научно-технологической сис-
темы рассматривать себя как замкнутую, самодостаточную
и всеохватывающую. Она лежит в основании всех наших
усилий, когда пы пытаемся довести до общего сознания
обязывающий характер морального измерения и невоз-
можность понять его с помощью одних лишь инструментов
научно-технологической рациональности. В этой книге мы
уже сделали ряд шагов, которые, на наш взгляд, могут при-
вести к решению этой проблемы. Однако четкую и удовле-
творительную формулировку она получает только в опре-
деленной концептуальной перспективе: в перспективе,
которая может обеспечить возможность решения в смысле
преодоления противоположного при сохранении разли-
чий. Такой концептуальной перспективой служит теория
систем, т. е. подход, который в течение нескольких десяти-
летий характеризовался как общая теория систем. Доны-
не она применялась к многочисленным «конкретным» об-
Глава 12 Ответственность науки
217
ластям, но ее концептуальные ресурсы допускают столь же
плодотворное применение ее и к философской рефлек-
сии”’- Эта перспектива позволяет достичь органичного, по-
следовательного примирения свободы и ответственности
науки и технологии.
В этой главе мы покажем, как это возможно. Однако
предупредим читателя, что мы ограничимся методо-
логией решения нашей проблемы. Мы не предлагаем
пока точной инструкции относительно морального
контроля над наукой и технологией и конкретного суж-
дения о них. Кроме того, к концу главы может сло-
житься впечатление, будто мы бросили моральную
проблему, сведя ее к вопросу о «теоретико-системной
необходимости». Но этот ход, хотя он и необходим,
лишь условен. Наше заключение покажет, что - ис-
ключительно по основаниям, выявляемым точкой зре-
ния теории систем, - наука и технология не могут из-
бежать моральных суждений, хотя пока что мы не го-
ворим, в чем состоит их моральное измерение и како-
ва его специфическая природа. Мы обсудим это в сле-
дующей главе.
Нейтральность науки: еще один взгляд
При рассмотрении спора о нейтральности науки мы
выяснили, что сторонники «нейтральности» более или ме-
нее осознанно убеждены, что наука представляет собой в
конечном счете грандиозную систему строгого знания и что
единственная законная цель развития науки - сделать зна-
ние более полным и точным. Те же, кто отрицает ее нейт-
ральность, указывают на сложные условия, оплетающие
чрезвычайно разнообразный мир чистой и прикладной на-
уки. сеть финансовых, политических и социальных факто-
ров, которые, кажется, делают бессмысленной всякую воз-
218
Часть 2
можную претензию науки на независимость. Обе позиции
представляют себе отношения между наукой и внешним
миром как антагонистические. Правильный подход, как
мы видели, состоит в попытке согласовать познаватель-
ную роль и социальный контекст науки и технологии. И
все же признание науки одновременно системой знания и
человеческой деятельностью не обязательно отменяет
утверждение об их антагонизме: ведь остается еще во-
прос о соотношении этих двух аспектов науки. Решение
можно искать в различных направлениях. На наш взгляд,
один из самых плодотворных путей - рассмотрение про-
блемы в свете теории систем; оно позволит нам опти-
мально решить проблему антагонизма науки и внешнего
мира129.
Наука как открытая
адаптивная социальная система
Далее в этой главе мы будем говорить ради краткости
о «науке» и «научной системе», хотя наш анализ приме-
ним и к научно-технологической системе (см. гл. 6). Преж-
де всего определим - с точки зрения теории систем, - что
мы имеем в виду, говоря, что наука должна рассматривать-
ся как «человеческая деятельность». Это утверждение им-
плицитно содержит в себе по крайней мере два равно зна-
чимых момента, в зависимости от того, понимаем ли мы
науку как деятельность индивида или же как коллективную
(социальную) деятельность. Теоретико-системный подход
возможен и полезен, даже если наука рассматривается как
индивидуальная деятельность. Однако мы уже отметили,
что наиболее острые проблемы в связи с ответственнос-
тью науки возникают, когда она понимается как одна из са-
мых важных и влиятельных форм социальной деятельнос-
ти. Поэтому мы ограничим наше обсуждение вторым ас-
Глава 12 Ответственность науки
219
пектом Мы будем рассматривать науку как систему испол-
нений действий и собственно действий, осуществляемых в
окружающей среде, когда эта среда воздействует на науку,
наука реагирует на ее воздействия и, в свою очередь, видо-
изменяет ее.
Это картина ясная и знакомая, если говорить о сис-
темах. Тем не менее ее кажущаяся простота влечет за
собой важные последствия. Во-первых, научная дея-
тельность как целое есть система действий (это важно
для теории систем). Во-вторых, поскольку мы понимаем
научную деятельность как систему, мы видим, что она дей-
ствует не в вакууме, но в многообразной окружающей сре-
де (физической, биологической, социальной, психологиче-
ской, политической, религиозной, идеологической ит. д.)1М.
Такая система обладает еще одной очевидной характе-
ристикой: она должна быть открытой. При анализе соци-
альной системы необходимо принимать во внимание влия-
ние других, связанных с нею социальных систем. Они ока-
зывают постоянное разнообразное воздействие на изучае-
мую систему и видоизменяют условия ее действия. Но
больше того. Утверждая, что наука всецело подчинена со-
циально-политическим факторам и моделируется ими, упу-
скают из виду способность науки сохранять свою идентич-
ность и более или менее эффективно противостоять соци-
альному давлению. Научная система претерпевает воздей-
ствие окружающей среды не пассивно; она способна реаги-
ровать на атаки и приспосабливаться к внешним условиям.
Пользуясь терминологией теории систем, мы говорим, что
научная система адаптивна. Таково вообще одно из самых
характерных свойств социальных систем: маневренность в
0Твет на воздействия окружающей среды - видоизменение
внутренних структур и модусов функционирования, переор-
ганизация целей при сохранении основных функциональ-
220
Часть 2
ных качеств. Короче говоря, научная система есть откры-
тая адаптивная социальная система, окруженная другими
системами (социальными и не социальными).
Динамическая модель научной системы
Мы не можем удовлетвориться нашим предыдущим
анализом, поскольку он слишком узок. Наши замечания об
отношении между научной системой и ее окружением на-
водят на мысль, что между ними происходит борьба за
равновесие, характерная для живых существ. Эти послед-
ние, в сущности, тоже рассматриваются как открытые
адаптивные системы, и устойчивое равновесие среды жи-
вого организма с внешним миром, достигаемое благодаря
способности живого существа к приспособлению, называ-
ется гомеостазом™. Живые существа уравновешивают
опасные воздействия окружающей среды (которые могли
бы их уничтожить, нарушив их внутреннее равновесие) по-
средством соответствующих реакций. Видоизменяемые ок-
ружающей средой, они в ответ видоизменяют себя сами,
восстанавливая утраченное равновесие или устанавливая
новое. Они видоизменяют свою окружающую среду, но не-
значительно, главным образом в форме реакций на причи-
няемое ею беспокойство.
Как уже отмечалось, реакция человеческих систем
обычно выражается в попытке изменить окружающую
среду. Это мало похоже на поиски равновесия, старого или
нового. Человеческие системы способны к эффективному,
творческому, новаторскому воздействию на окружающую
среду, которое может не только сохранить существующее
состояние системы, но полностью его изменить, адаптируя
окружение к новому способу существования и функциони-
рования системы. Иными словами, в то время как внечело-
веческие системы могут демонстрировать целесообразное
Глава 12 Ответственность науки
221
поведение, направленное одновременно вовнутрь и на ок-
ающую среду, человеческие системы способны к ин-
тенциональной деятельности: они могут изменять сами
себя и окружающую среду «интенционально»”2.
То, что мы сказали о человеческих системах вообще
(политических, экономических, религиозных, администра-
тивных и т. д ), особенно верно о научной системе, одной из
типичнейших человеческих систем. Одно из самых харак-
терных качеств науки - чрезвычайно большая способность
изменять окружающую среду, будь то физическую, культур-
ную, социальную или политическую. Мы должны принять
это к сведению и не ограничиваться моделью гомеостатиче-
ского равновесия. Конечно, научная система нацелена на
стабильность, но сегодня мы хорошо знаем, что стабиль-
ность и равновесие - даже в физике - не одно и то же’13.
Научная система и окружающая среда
Попытаемся теперь более точно определить понятие
научной системы (далее - НС). Принято определять систе-
му посредством совокупности переменных, соединенных
некоторым количеством взаимных связей. Теоретически так
же можно рассматривать и НС. И все же мы не будем опре-
делять здесь такие переменные, поскольку нас интересует
гораздо более общая проблема. Мы будем исследовать не
внутреннюю структуру НС, но взаимодействие между НС и
окружающей ее средой. Однако на некоторые переменные
системы все же надо обратить особое внимание, поскольку
они выражают ее специфику: характеристики, которые поз-
воляют отличить ее от более или менее подобных систем.
Эти переменные связаны, можно сказать, с «общей целью»
системы, или с ее характерным функционированием: его
прекращение означало бы гибель системы.
Приведем некоторые примеры. Экономическая систе-
222
Часть 2
ма характеризуется способностью предоставлять товары и
услуги; политическая система - способностью внедрять в
общество ценности средствам^ коллективно признанной
власти; система образования - способностью культивиро-
вать определенные идеи и интеллектуальные, моральные
и практические привычки. НС характеризуется способнос-
тью доставлять объективное, надежное знание о действи-
тельности, расширяющее человеческое понимание мира и
обосновывающее человеческие действия. Эта цель и отли-
чает НС от других социальных систем.
Попытаемся теперь определить, какова окружающая
среда НС. Поскольку НС является разновидностью соци-
альной системы, естественно рассматривать ее как «опоя-
санную» широким «социальным окружением». Данное ут-
верждение можно уточнить, разделив окружающую среду
на две части; «интрасоциальную» и «экстрасоциальную».
Тем самым мы уходим от чрезмерно общего анализа. Ино-
гда важно рассмотреть взаимодействие между научной сис-
темой и другими системами в конкретном обществе: это
позволяет дать различные определения интрасоциальной
окружающей среды в зависимости от изучаемой проблемы.
Например, можно изучать положение науки в конкретном го-
сударстве, скажем в Италии, Германии, России или Соеди-
ненных Штатах; в промышленном или сельскохозяйствен-
ном обществе; в капиталистическом или социалистическом
обществе и т. д.
Конечно, данная НС взаимодействует прежде всего с
другими системами своего интрасоциального окружения -
как социальными (экономическая, культурная, религиоз-
ная и политическая), так и не социальными (экологичес-
кая, биологическая, коммуникационная). Но она взаимо-
действует также, хотя и не столь непосредственно, с сис-
темами более широкой, экстрасоциальной окружающей
Глава 12 Ответственность науки
223
еды (которые содержат подсистемы - социальные и не
социальные, в частности вышеперечисленные).
Воздействием мы называем любое действие со сто-
роны окружающей среды, которое может изменить состо-
яние системы. Особое внимание среди воздействий необ-
ходимо уделить давлениям, т. е. воздействиям, угрожаю-
щим существованию системы. Давление обычно.вызыва-
ет реакции, которые можно определить как теоретико-сис-
темные действия, направленные на сохранение системы.
Из этого определения ясно, что реакции системы не сле-
дует ограничивать восстановлением равновесия; лучше
говорить о стремлении к сохранению стабильности, кото-
рое иногда может быть обеспечено динамическим и диа-
лектическим способом, что не совпадает с достижением
равновесия.
Пока что наш подход близок к позиции здравого смыс-
ла, и, чтобы сделать его более строгим, введем понятие су-
щественной переменной. Мы выяснили, что каодая система
характеризуется некой всеобъемлющей, общей целью. Мы
будем называть «существенными» те переменные, значения
которых не могут падать ниже определенного уровня, не со-
здавая угрозы для достижения общей цели системы. По-
скольку слово «ниже» не очень ясное, введем понятие кри-
тической области переменных. Значения существенных пе-
ременных должны оставаться в рамках критической области:
выход за ее пределы угрожает стабильности системы. Теперь
мы лучше понимаем, что имеется в виду под теоретико-сис-
темной реакцией, совокупность форм поведения, которые
Удерживают значения существенных переменных в рамках
критической области. Давление на систему будет, таким об-
Раэом, действием или совокупностью действий, посредством
которых окружающая среда подталкивает существенные пе-
ременные к выходу за пределы критической области. Следу-
224
Часть 2
ет также заметить, что система может прекратить свое суще-
ствование по чисто внутренним причинам, которые можно на-
звать напряженностями, а также по другим причинам. Одна-
ко анализ этих причин не входит в наши задачи.
НС характеризуется двумя существенными перемен-
ными, которые выражают приобретение объективного зна-
ния и его распространение с целью совершенствования че-
ловеческого понимания мира и человеческой деятельнос-
ти. Каждое давление, которое может изменить НС, в конеч-
ном счете угрожает ее способности удерживать значения
существенных переменных в пределах критической облас-
ти. Система обычно реагирует таким образом, чтобы удер-
жать их в рамках критической области. Эта последователь-
ность давлений и реакций может приводить к самым раз-
личным ситуациям. В крайних случаях давление окружаю-
щей среды может вытолкнуть значения существенных пе-
ременных за пределы критической области и разрушить си-
стему. Это происходит весьма редко и на ограниченный пе-
риод времени. На самом деле НС связана с другими систе-
мами своего интрасоциального окружения тесными отно-
шениями, и потому окружающая среда (сама представляе-
мая как система) вряд ли способна пережить полное унич-
тожение НС. В лучшем случае оно вызвало бы серьезное
ослабление других систем окружающей НС среды. Поэтому
обычно в крайних ситуациях функционирование НС более
или менее редуцируется при сохранении значений ее су-
щественных переменных в пределах их критической обла-
сти. Отношения между НС и другими системами изображе-
ны на схеме 1.
Окружающая среда научной системы
Окружающая среда НС
Интрасоциальное окружение
Экстрасоциальное окружение
Несоциальные
системы
Социальные
системы
Международн. Международн.
научные	несоциальные
системы	системы
Международн
социальные
ненаучные
системы
Различные
национальн.
системы
Между народи,
научные
организации
Другие
международн.
научные
системы
Системы
международн. научной
информации (журналы,
конгрессы и т.д)
Глава 12 Ответственность науки
з
2
Ф
t
х
сл
226
Часть 2
Обратимся к конкретным примерам. Две существен-
ные переменные НС обозначим как v, и v?: vi символизиру-
ет сумму «надежного знания», производимого системой, а
V2 - возможность передачи этого знания, использования его
для познавательных и практических целей.
Конкретный пример
Рассмотрим положение науки в нацистской Германии.
В данном случае ее интрасоциальная окружающая среда
включает, в частности, «идеологическую систему», привер-
женную расовой дискриминации, и «политическую систе-
му», характеризующуюся диктаторской властью. Существо-
вала также строго цензурируемая «коммуникационная сис-
тема», насквозь пропитанная пропагандой. Расовая дискри-
минация- привела политическую систему к преследованию
еврейских ученых и других политических оппонентов. Мно-
гие ученые бежали из страны, были отправлены в концент-
рационные лагеря или отказались от научной деятельности.
Все это оказывало мощное давление на НС. Лишение столь
большого числа ученых возможности заниматься наукой
очевидно привело к уменьшению значения vi в НС. В то же
время с миграцией многих ученых в Великобританию и Со-
единенные Штаты одним из экстрасоциальных эффектов
давления на германскую НС было значительное увеличе-
ние значения vt в НС этих стран. Другим результатом поли-
тического давления была ориентация всякого научного ис-
следования на применение в военной сфере. Это останови-
ло развитие некоторых отраслей науки и значительно сти-
мулировало рост других, а значит, значение vi уменьшилось
в первых и возросло в последних. Широкое внедрение сек-
ретности; связанной с военным производством, привело к
общему уменьшению значения v2. Общее идеологическое и
Глава 12 Ответственность науки
227
олитическое давление заставило уступчивых ученых вы-
вигать, например, искаженные научные теории ради под-
держки расистских догм, тем самым уменьшая значение vi.
Мощная машина нацистской пропаганды заботилась о рас-
пространении искаженных или ложных доктрин, тем самым
уменьшая значение V2. (На самом деле общий объем «науч-
ной информации» возрос, но в ущерб строгой, объективной
и надежной информации, которая собственно и учитывает-
ся переменной V2.)
Каковы возможные реакции НС на давления со сторо-
ны интрасоциальной среды вообще и политической, идео-
логической, культурной и военной систем в частности? Са-
мая очевидная реакция - развитие тех секторов науки, кото-
рые дозволены или поощряются давлением окружающей
среды (прикладная физика, прикладная химия, кибернетика
и т. д ). Другая возможная реакция - продолжение запре-
щенного исследования в урезанной форме или даже тайно.
Такие тактики могут позволить и обычно позволяют данной
НС удержать значения своих существенных переменных в
пределах критической области.
Нетрудно было бы привести и другие примеры давления,
оказываемого на НС (в прошлом и сегодня) различными рели-
гиозными, идеологическими и политическими системами.
Ввод, вывод и синтезирующие переменные.
Механизм обратной связи
Вернемся к концептуальному обсуждению нашей про-
блемы. Схематически намеченная нами картина, на наш
взгляд, достаточно убедительна. Но хотя мы свели ее к су-
щественно важным характеристикам, она все же слишком
сложна и непригодна для теоретической и тем более прак-
тической трактовки взаимодействия между НС и окружаю-
щей средой. Число факторов окружающей среды, которые
228
Часть 2
способны воздействовать на НС (и испытывать обратное
воздействие), весьма велико. Если бы мы попытались обо-
значить каждый из них специальной переменной, то быстро
поняли бы, что контролировать их изменение невозможно
(и теоретически, и практически). С целью упрощения про-
блемы следует в первую очередь разделить все возможные
переменные на две известные категории: вводы и выводы
Такое разделение не уменьшает их числа, но помогает про-
следить пересечение ими границы НС как изнутри, так и
снаружи.
Уменьшить количество переменных или параметров
можно двумя способами: или выбрать ограниченное коли-
чество переменных и рассматривать как релевантные толь-
ко выбранные переменные; или стремиться к своего рода
«концептуальному синтезу». Первый способ обеспечивает
большую точность. Но вполне может случиться, что выбран-
ные параметры не соответствуют объясняемой ситуации
Или что могут пригодиться как раз некоторые параметры, не
принятые во внимание. Второй способ менее точен, но име-
ет преимущество большей гибкости в подходе к проблемам.
Его «общность» согласуется с общим характером нашего
обсуждения.
Но что такое «концептуальный синтез» параметров?
Мы намерены каким-то образом «конденсировать» огром-
ную область параметров, выразив их посредством опреде-
ленных синтезирующих переменных. Для того чтобы опре-
делить эти переменные, рассмотрим, какого «рода воздей-
ствие» оказывает в конечном счете определенный пара-
метр на НС (или, что тоже возможно, на окружающую сре-
ду). Таким образом, мы попытаемся определить синтезиру-
ющие переменные, рассматривая их как ввод и вывод.
Выделим три класса вводов и обозначим их тремя
обобщающими знаками: требования (id), поддержки (is и
Глава 12 Ответственность науки
229
препятствия (io). Это прямолинейное логическое различе-
ние позволит нам «пропустить» влияние окружающей среды
по каналу одной из этих трех переменных в зависимости от
вида воздействия, оказываемого им в конечном счете на
НС Может быть, наш анализ не отличается особой глуби-
ной, но он избавляет нас от необходимости предваритель-
ного отбора «релевантных» факторов. Кроме того, мы осво-
бождаемся от непростой задачи «прослеживания» влияния
каждого ввода на внутреннюю структуру НС, которое может
быть очень сложным.
Приведем несколько примеров. Возьмем упоминавшу-
юся расовую дискриминацию. Достаточно легко отнести ее
к числу «препятствий» функционированию НС. Тем не ме-
нее трудно сказать, как именно она производит негативные
последствия во влиянии на каждого ученого и, в более круп-
ном масштабе, на динамику НС как целого. Такой анализ
требует разделения НС на подсистемы (это могут быть на-
учная организация, связь каждого ученого с некоторой науч-
ной дисциплиной и т. д.). Мы должны также знать, каким об-
разом уменьшение количества исследователей в данной
дисциплине может воздействовать на приобретение знания
как в ней самой, так и в других дисциплинах. Для этого, в
свою очередь, мы должны определить интрасистемные
Функции и отношения в рамках НС.
Еще один пример. Скажем, в данном обществе благо-
даря распространению административных, коммуникацион-
ных и банковских функций неуклонно возрастает потреб-
ность в компьютерах. Такой ход событий с необходимостью
вызвал бы требование к НС в форме вопросов, адресован-
ных компьютерной науке (подсистеме НС). Но это требова-
ние было бы также поддержкой НС, стимулирующей иссле-
дования в различных областях чистой и прикладной мате-
матики, электроники и т. д. Кроме того, было бы весьма за-
230
Часть 2
труднительно проследить воздействие этого ввода на раз-
личные подсистемы НС. Общему характеру нашего рассмо-
трения больше соответствует представление ввода в общей
форме, скажем, как требование, поддержка или и то, и дру-
гое вместе.
Относительно выводов наша задача более проста, по-
скольку мы можем рассматривать существенные перемен-
ные НС как синтезирующие переменные. Естественно пред-
положить, что различные подсистемы НС будут, в целом,
производить некоторую сумму важного знания и формули-
ровать это знание таким образом, чтобы окружающая среда
могла его понять и использовать для теоретических и прак-
тических целей.
Следует заметить, что эти выводы вызывают новые
вводы в НС, по петле обратной связи, общей для всех соци-
альных систем. Научное знание изменяет окружающую сре-
ду, которая в свою очередь порождает новые вводы в НС в
форме требования, поддержки или препятствия. Классиче-
ским примером является технологический прогресс: выводы
из НС значительно совершенствуют технологию, которая в
свою очередь значительно продвигает вперед научное ис-
следование. Это можно утверждать также, может быть с
меньшей непосредственностью и очевидностью, относи-
тельно других элементов окружающей среды НС. Возьмем,
например, физику, где получили замечательное развитие
ядерные исследования: помимо своего влияния внутри НС,
они позволяют создавать атомные электростанции. Впос-
ледствии они оказывают влияние на различные подсистемы
окружающей среды, такие как энергетическая система, ин-
дустриальная система, экономическая система и т. д. Они
воздействуют также на общественное мнение, поскольку
могут угрожать серьезными бедствиями. В результате воз-
никает общее беспокойство, тревога в социальной систе-
Глава 12 Ответственность науки
231
ме которая в известном смысле, сталкивается с другими
подсистемами (экономическая и энергетическая системы
тяготеют к поддержке строительства атомных электростан-
ций вопреки опасениям сообщества). Этот вывод из НС при-
водит к широкому кругу сигналов обратной связи в адрес
НС которые могут быть «направлены по каналу» одного из
трех «синтезирующих указателей». Некоторые из ответных
реакций могут сводиться к требованиям дальнейших иссле-
дований с целью уменьшить или уничтожить операциональ-
ный риск, связанный с работой атомных электростанций
(тем самым увеличивая id>. Но недоверие народа означает
меньшую поддержку ядерной физике, даже определенную
враждебность по отношению к ней (т.е. уменьшение io и уве-
личение к. Конечно, само по себе не приведет к прекраще-
нию таких исследований: поддержка со стороны экономиче-
ской, политической и военной систем компенсирует умень-
шение is. Кроме того, общественная враодебность не вызо-
вет суммарного уменьшения is, поскольку стимулирует дру-
гие формы id и is, поощряющие исследование в области дру-
гих, или «альтернативных», энергий.
Рассмотрим еще один пример. Новейшие разработки в
биологической науке показали, что сегодня уже возможна
«генетическая манипуляция» человеческими хромосомами
средствами науки и технологии. Когда эта информация бы-
ла передана из НС в социальную окружающую среду в фор-
ме чисто информационного вывода, она вызвала различные
Реакции в социальных подсистемах, и некоторые люди бы-
ли обеспокоены перспективами такого рода манипуляции.
Культурные, нравственные и религиозные системы отреаги-
ровали немедленно более или менее решительным непри-
ятием. В результате некоторые ученые, особо чуткие к от-
ветной реакции io, решили отказаться от генетических ис-
следований.
232
Часть 2
Нейтральность науки в новой перспективе
Наши примеры показывают, что сложность сети обрат-
ных реакций НС обрекает на неудачу всякую претензию по-
нять НС посредством рассмотрения одной лишь ее внут-
ренней структуры: ее чисто «научных» функциональных
или отношенческих связей, например межгеоретических
или меодисциплинарных связей. Хотя и важные и необхо-
димые, такие взаимосвязи сами по себе не могут объяснить
действие НС как целого, особенно потому, что они могут
быть изменены многочисленными формами ответных реак-
ций окружающей среды. Другими словами, всякое важное
изменение, происходящее внутри НС, обязательно ведет к
ряду выводов, воздействующих на окружающую среду. За-
тем ряд ответных реакций окружающей среды вызывает из-
менения внутри НС. Таким образом, лишь динамическая
модель НС может объяснить ее сложную структуру и функ-
цию. И не только потому, что из НС изменяется благодаря
ее связям с окружающей средой (т. е. изменяется благода-
ря окружающей среде), но и потому, что добрая доля этих
изменений определяется ответными реакциями на выводы
НС (т. е. НС изменяется благодаря самой себе при посред-
стве механизма обратной связи).
Это необходимо отчетливо понять. Мы не утверждаем,
что внутренние изменения НС можно разделить на два
класса, что одни из них зависят от внутренних функцио-
нальных связей НС, а другие - от обратной связи с окружа-
ющей средой. Скорее, всякое изменение НС зависит, с од-
ной точки зрения, или до некоторой степени, от внутренних
законов НС, управляющих ее функционированием; а с дру-
гой точки зрения, или до некоторой степени, от обратной
связи с внешней средой. Таким образом, в аналитических
целях мы вправе провести различение между этими двумя
точками зрения, но не отделить их друг от друга, а еще ме-
Глава 12 Ответственность науки
233
нее - претендовать на адекватное понимание внутренней
эволюции НС, пренебрегая какой-либо из них.
Если наши тезисы кажутся достаточно ясными и нео-
провержимыми, то только благодаря используемому нами
теоретико-системному подходу. Другие концептуальные
подходы могли бы оказаться менее продуктивными. Дейст-
вительно, в начале этой главы мы упомянули, что некото-
рые авторы считают науку исключительно системой знания,
изменяемого единственно эволюцией познавательных фак-
тов, таких как открытие новых явлений, формулирование
новых гипотез, фальсификация признанных теорий, откры-
тие опровергающих примеров, создание межтеоретических
отношений и т. д. Мы имеем в виду в особенности неопози-
тивистов, философов аналитической ориентации, поппери-
анцев и структуралистов. Все они исследовали лишь один
аспект проблемы. Они ошибались, полагая, будто тем са-
мым могут постичь научную деятельность во всей ее полно-
те и, в частности, внутреннюю эволюцию науки. Во времена
не столь давние некоторые исследователи почти совершен-
но пренебрегали внутренней структурой науки, рассматри-
вая ее как результат различных социальных условий, психо-
логических мотиваций, политических давлений или, вооб-
ще, обусловленности различными культурными факторами.
И здесь тоже надлежащим образом исследовалась только
одна сторона проблемы: они обманывались, полагая, буд-
то, это позволяет постичь всю структуру и эволюцию науки.
Словом, сторонники первой позиции заблуждаются, рассма-
тривая науку как некую изолированную систему, сторонники
же второй ошибаются, видя в ней некую систему, специфи-
ческую единицу, выраженную в ее собственной специфиче-
ской общей цели.
Нейтральность науки часто трактовали столь же не-
адекватным образом. Если нейтральность науки означает
234
Часть 2
полную изоляцию, изолированную попытку достичь позна-
вательных целей, то она невозможна даже теоретически
как мы видели, внутренняя динамика НС зависит, по край-
ней мере до некоторой степени, от ответных реакций окру,
жающей среды. И все же в некотором смысле мы можем и
даже должны говорить о нейтральности науки: она может
означать право НС удерживать значение своих существен-
ных переменных vi и v? в их критической области. Мы зна-
ем, во всяком случае, что эта задача не была бы решена,
если бы id и is были сведены к нулю или если бы значение io
сильно увеличилось. Все это означает, что истинную нейт-
ральность науки невозможно сохранить без соотнесения с
окружающей средой НС, т. е. если не перестать видеть в на-
уке изолированную систему.
Проблема ответственности науки
Согласно теоретико-системному подходу, звенья НС
имеют несколько задач. Прежде всего, ученые должны тща-
тельно продумать вводы, идущие из окружающей среды под
синтезирующим параметром id, и попытаться дать ответы,
удовлетворяющие этим требованиям. Тем самым они мак-
симально увеличат значение is, стремясь получить как мож-
но большую поддержку окружающей среды. В то же время
они должны довести до минимума значение io, по мере сил
предотвращая противодействие окружающей среды и пре-
пятствия деятельности НС. Все это должно согласовывать-
ся, так сказать, с непрерывным усилием по достижению об-
щей цели НС - максимального увеличения значения суще-
ственных переменных vi и v? посредством приобретения и
распространения как можно более надежного знания. В слу-
чае же множества целей проблема состоит в том, чтобы
сделать их совместимыми, оптимизировать деятельность
НС, которая преследует сразу все эти цели.
Глава 12 Ответственность науки
235
Поведение звеньев НС может рассматриваться с двух
азличных, и даже противоположных, точек зрения. Соглас-
но первой, НС объективно реагирует на требования своей
окружающей среды наращиванием твердого, строгого, на-
дежного знания, выводы из которого приносят пользу окру-
жающей среде. В результате, естественно, окружающая
среда должна поддержать НС и уничтожить препятствия
дЛЯ ее функционирования. Ограничения этой полезной дея-
тельности надлежит предотвращать и запрещать. Согласно
второй точке зрения, НС стремится к собственным, внут-
ренним целям Чтобы делать это эффективно, она должна
производить выводы, которые обеспечивают поддержку и
элиминируют противодействие окружающей среды. Она ре-
шает эти задачи только ради собственной выгоды, следуя
своего рода оппортунистической стратегии.
В первой точке зрения можно видеть оптимизм и энту-
зиазм позитивистской или неопозитивистской установки, ко-
торую теперь часто называют «сциентизмом»: наука есть
всегда и исключительно нечто позитивное, ее негативные
применения или употребления объясняются другими, внеш-
ними причинами. Вторую же точку зрения можно понять в
том смысле, что наука печется только о собственных инте-
ресах, она оппортунистична и будет содействовать власти
как только может, невзирая на интересы сообщества, с тем
чтобы добыть для себя деньги и обеспечить свой непрерыв-
ный рост. Обе точки зрения пристрастны, заражены бес-
плодным морализмом, поскольку концентрируются на наме-
рениях ученого. Истина состоит в том, что упомянутые ас-
пекты действительно присутствуют в НС, и присутствуют за-
конно. Динамика обратной связи делает их неотъемлемы-
ми. а потому они не могут быть классифицированы как
«правильные» и приемлемые либо как «неправильные» и
неприемлемые.
236
Часть 2
Точнее говоря, тот факт, что НС должна реагировать на
требования окружающей среды, для того чтобы обеспечить
себе поддержку и избежать оппозиции, можно рассматри-
вать как объективную характеристику понятия ответст-
венности науки. Действительно, понятие ответственности
этимологически уже содержит в себе ответ: часто его по-
нимают как ответ на некий этический императив. Мы не от-
рицаем, что в некоторых контекстах такая интерпретация не
лишена оснований. Но есть менее парадное, менее спор-
ное значение ответа, и теоретико-системный подход мо-
жет пролить на него свет. Наука ответственна, поскольку
она взаимодействует со своей окружающей средой посред-
ством вводов, выводов и обратной связи. НС имеет также
собственную, особую общую цель и законно стремится к ее
осуществлению. Таким образом, целое деятельности НС не
может быть ограничено тем, что наиболее непосредствен-
ным образом удовлетворяет потребности социального окру-
жения. И тем более удовлетворение этих потребностей не
должно изменять задачу НС, состоящую в приобретении
строгого, объективного и надежного знания.
Все это можно утверждать без ссылки на моральные
аргументы, поскольку мы уже видели, что такого рода ответ-
ственность (ее можно назвать фактической или функцио-
нальной ответственностью) внутренне присуща НС и необ-
ходима для ее существования и функционирования. Можно
с уверенностью сказать, что в случае ухода от этой ответст-
венности НС не смогла бы осуществить даже собственную
основную цель. Значит, эта ответственность является час-
тью научного исследования как такового, хотя и косвенным
образом. Как, например, биологическое исследование было
бы невозможно без некоторых физических или химических
понятий, технического оснащения или финансирования,
точно так же оно было бы невозможно, если бы лишилось
Глава 12 Ответственность науки
237
пОЛожительных вводов из окружающей среды. Это равно-
сильно утверждению, что биологическое исследование
должно иметь свою долю ответственности в рамках НС. То
самое можно сказать о любом виде научного исследова-
ния, как чистого, так и прикладного.
Ответственность как оптимизация
Если приведенные аргументы не зависят от этической
установки, то какова же их природа? Они являются типич-
ным выражением точки зрения оптимизации134. Поясним.
Как мы видели, всякая социальная система законно стре-
мится максимально увеличить свои существенные перемен-
ные (и тем самым осуществить свою общую цель). Будучи
открытой системой, она делает это во взаимодействии с ок-
ружающей средой. Иными словами, она не может не взаи-
модействовать с окружающими социальными системами.
Ее выводы с необходимостью становятся вводами для дру-
гой системы, и наоборот. Это означает, что ее выводы могут
действовать (во благо или во зло) как вводы id, is или io для
другой социальной системы. Если воздействие данной со-
циальной системы неблагоприятно, то ей будет трудно удер-
жать свои существенные переменные в пределах критичес-
ких областей. Рассмотрим простой пример. НС требует фи-
нансовых средств от политической системы. Чтобы предо-
ставить эти средства, политическая система должна сокра-
тить средства, затрачиваемые на общественную безопас-
ность. Требование со стороны НС может угрожать системе
общественной безопасности, которая стремится найти спо-
собы противодействия такому требованию. К1ак разрешить
проблему? Конечно, она была бы неразрешима, если бы
НС была не способна реагировать на другие нужды (потреб-
ности) окружающей среды, каким-то образом компенсируя
Уменьшение затрат на общественную безопасность. Во вся-
238
Часть 2
ком случае, финансирование НС никогда не должно осуще-
ствляться в ущерб способности системы общественной бе-
зопасности удерживать свои существенные переменные в
допустимых рамках. Но это распространяется и на НС: ни-
какая социальная потребность не должна лишать НС
средств, необходимых для удержания ее существенных пе-
ременных в рамках критической области значений. Ведь
как мы видели, существование и функционирование НС
жизненно важны для выживания всей социальной системы
благодаря сложной сети вводов, выводов и обратной связи
меоду НС и всем, что ее окружает. Социальная система мо-
жет бездействовать только в крайне исключительных, дра-
матических обстоятельствах и лишь очень ограниченное
время.
Здесь есть нечто знакомое. Всегда, когда различные сис-
темы соотносятся одна с другой как подсистемы большей сис-
темы, мы сталкиваемся с проблемой оптимизации. Каждая ин-
дивидуальная система естественно стремится максимально
увеличить свои существенные переменные. Однако ее стрем-
ление входит в противоречие с удовлетворительным функцио-
нированием других подсистем, а значит - с должным функцио-
нированием большой системы, к которой все они принадлежат.
Потому возникает задача оптимизации системы существенных
переменных как целого, так чтобы ни одна из них не вышла за
рамки допустимой области и была достигнута общая цель
«большой» системы.
Можно было бы сказать, что уважение требований других
систем является моральной обязанностью для звеньев НС (и
других систем). Однако это вводило бы в заблуходение. Дейст-
вительно, члены НС могут воспринимать это как свою обязан-
ность, но зачем? Ведь если НС, так сказать, «должна» уважать
запросы других систем, то также верно, что это отвечает ее
«интересам» (по причинам, которые мы уже рассмотрели).
Глава 12 Ответственность науки
239
Проблема ответственности науки и роль этики
Читатели могут подумать, будто мы хотим исключить из
проблемы ответственности науки моральные соображения.
Это не так. Этика должна приниматься в расчет. Но как?
Здесь снова полезен теоретико-системный подход.
Мы видели, что социальное окружение НС составляют,
среди прочих, культурная, идеологическая, философская,
религиозная системы. Но в него входит и моральная систе-
ма. В данной главе мы убедились, что НС должна прини-
мать в расчет требования этих других систем - не по этиче-
ским, а и по теоретико-системным основаниям. Можно ска-
зать, далее, что именно в силу теоретико-системных, а не
этических оснований НС должна принимать в расчет мо-
ральные обязанности (если воспользоваться принятой вы-
ше терминологией, это «долженствование» в «конститутив-
ном», а не в «предписывающем» смысле). Игнорирование
этих обязанностей обернется для нее возрастанием враж-
дебности окружающей среды. Разумеется, это не означает,
что этическая система вправе играть по отношению к НС
роль цензора или надзирателя. Просто отношения между
этими двумя системами нуждаются в оптимизации, как и во*
обще отношения между любыми подсистемами большей си-
стемы. Если бы мы перестали рассматривать обе эти систе-
мы как «замкнутые» - а соблазн рассматривать их таким об-
разом весьма велик, - то необходимость оптимизации стала
бы еще более очевидной.
Это неверно только в теории. Исследования в области
истории науки и культуры показывают, что в своей эволюции
наУка испытывает глубокое влияние сопутствующих фило-
софских, метафизических и этических теорий, - не менее
серьезное, нежели ее зависимость от уровня технологичес-
КОг° и экономического развития. Имеет место и обратное:
Развитие науки активно влияет на философию, метафизику
240
Часть 2
и этику. Дело не в «господстве» одной области над другой
но во взаимной обратной связи, характерной для взаимо-
действия всех социальных систем. По той же причине су-
щественно, что общество вырабатывает научное знание
совместимое с его этическими принципами, и систему цен-
ностей, соразмерную его научным достижениям. В этом
смысле есть основания полагать, что этика тоже подверже-
на динамической эволюции, зависящей от многочисленных
внутренних и внешних факторов. Среди последних закон-
ную и важную роль играют вводы и сигналы,обратной свя-
зи со стороны НС. Конечно, это не означает, что этика все-
цело зависит от общества, политики, религии, идеологии и
науки. Этическая система обладает специфическими каче-
ствами. Она вправе сохранять свою идентичность, т. е.
удерживать в пределах критической области свои сущест-
венные переменные, иными словами - обеспечивать опре-
деленные общие моральные ориентиры для человеческого
поведения. Правильный подход состоит в том, чтобы при-
знать законность этих этических требований и согласовать
их с требованиями других социальных систем.
Достоинство нашего подхода состоит в том, что мы
избегаем трудного и, пожалуй, неуместного вопроса об
«иерархии ценностей», который заставил бы нас раз и на-
всегда установить, следует ли считать истину (в некотором
смысле относимую по ведомству науки) менее ценной, не-
жели польза, красота, милосердие, социальный прогресс,
политическая свобода и т. д. Теоретико-системный подход
позволяет нам понять, что эти и другие ценности облада-
ют внутренним достоинством и значимостью и что подлин-
ная проблема состоит не в их ранжировании, но в том, что-
бы обеспечить их адекватное развитие посредством актив-
ной оптимизации их сложных взаимоотношений.
Это подтверждает права этики в социальной системе
Глава 12 Ответственность науки	241
целом. Обвинения в морализаторстве или подозрения в
этическом империализме можно оставить в стороне. Стало
быть остается установить, что же собственно есть этичес-
кая система и как она может и должна воздействовать на
подсистемы социальной системы, в числе которых - и науч-
но-технологическая система. Этим мы займемся в следую-
щей главе.
Глава 13. ЭТИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
Моральная система
Сказанное в предыдущей главе об отношениях между
научной системой и обрамляющей ее совокупностью мо-
ральных ценностей и норм представляется достаточно
правдоподобным. И все-таки может показаться, что не-
сколько искусственно говорить об отношениях с «мораль-
ной системой». Ведь в отличие от научной, политической
или экономической систем моральная система, видимо, не
имеет группы агентов, стремящихся к достижению некой
специфической общей цели. Эта трудность лишь кажущая-
ся. Мы уже отметили, что НС взаимодействует с некоторы-
ми системами, которые не представляют собой сообществ
людей: энергетической системой, биологической системой
(или биосферой), системой коммуникаций. Каждая из них
“безлична", однако же необходима для правильного функци-
онирования социальной системы: они образуют условия
функционирования всякой социальной системы. Хотя и до-
ступные, казалось бы, для исследования в силу их матери-
альности и осязаемости, они не исчерпывают условий функ-
ционирования социальной системы: общество не может вы-
жить и жить не только без энергии, необходимой для жизни
экосистемы и коммуникаций, но и без системы Моральных
норм, регулирующих гражданские взаимоотношения.
Мы лучше поймем природу «моральной системы» с
точки зрения теории систем, если сравним ее с наукой как
«системой знания», т.е. исходя из факта, что наука есть зна-
ние, накопленное сообществом ученых. Как система зна-
ния, наука состоит из теорий, гипотез, методов верифика-
ции, универсальных и единичных суждений, чистого и при-
f/7 13 Этическое измерение
243
кладного знания; все эти элементы связаны друг с другом
логическими отношениями, междисциплинарным обменом
обратной связью. В результате их взаимодействия проис-
ходит рост и упорядочение всей системы, а также ее частей.
Все это объемлется конститутивной целью, которая сво-
дится к достижению как можно более полного объективного
и строгого знания. Сходным образом обстоит дело с мораль-
ной системой. Здесь рассматриваются и объясняются раз-
личные принципы, из которых выводятся общие нормы. По-
следние могут быть трансформированы в более конкретные
нормы. И принципы, и нормы критически анализируются и
соотносятся друг с другом. В этом процессе могут возникнуть
конфликты, принципы и нормы получают разное применение
в конкретных ситуациях, что приводит к различным этичес-
ким теориям, которые могут быть совместимыми, несовмес-
тимыми или взаимодополнительными. Конститутивная
цель всего этого процесса состоит в том, чтобы обеспечить
наиболее надежные ориентиры для действий в согласии с
долгом.
Аналогию можно продолжить. Как научное знание рож-
дается не спонтанно, но в результате многочисленных ис-
следований, так и моральные нормы и теории не возникают
спонтанно, но являются плодом непрерывной работы лю-
дей, поставивших перед собой определенную задачу. Хотя и
впрямь не существует «сообщества моралистов», подобно-
го «научному сообществу», верно также, что есть «мораль-
ная традиция», напоминающая «научную традицию». Прав-
да, моральная традиция сравнительно более коллективна,
соединяет в себе больше факторов (различные религии,
Древние заповеди и обычаи, философская рефлексия, на-
селения мудрецов, многообразное наследие цивилиза-
ции, работа писателей и т. д ). Это свидетельствует о суще-
ствовании некой «социальной системы», в корне отличной,
244
Часть 2
например, от упомянутой ранее экологической системы, яв-
ляющейся типичным образчиком «естественной» системы
Тот факт, что в соответствии с моральными принципа-
ми и нормами действует именно индивид, не ставит под уг.
розу социальную природу моральной системы. Человек не
изобретает нравственные нормы и принципы, но находит их
уже готовыми. Их предлагает ему общество, начиная с се-
мьи и продолжая другими социальными институтами, с ко-
торыми он сталкивается на протяжении жизни. Это не отме-
няет того, что моральное сознание есть источник этих пра-
вил и принципов и что именно оно в конечном счете дикту-
ет, что должен делать индивид. И еще: каждый человек бе-
рет за отправную точку те нормы и принципы, которые пред-
лагает ему общество. То же самое верно о знании: нас ста-
вят перед знанием, которое уже сформулировано и вырабо-
тано другими людьми. Часть его мы признаем верным,
часть подвергаем критике; мы продвигаем его дальше или
модифицируем в результате нашего свободного, критичес-
кого исследования, на основании нашего собственного опы-
та и рассуждения.
К этому элементу формирования моральных убежде-
ний можно добавить еще один: большинство моральных
принципов и норм регулируют наши отношения с другими
людьми. Вот почему понятие долга является центральным
для морали.
От морали к этике
Рассмотрим конкретную систему моральных норм и
принципов. В связи с ней можно задать два вопроса: Поче-
му ее надо принять? Как следует ее сформулировать? Пер-
вый из них равносилен вопросам: Почему надо быть мо-
ральным? Почему надо действовать морально? Вопрос
тонкий, ибо он предполагает внеморальное обоснование са-
1~л 13 Этическое измерение
245
мой морали Поскольку ограниченный объем книги не позво-
ляет нам входить в детали, мы просто заметим, что умест-
ность морального порядка можно легко обосновать на соци-
альном уровне. Нетрудно понять, что если общество не мо-
жет опереться на твердую и всеобщую нравственность, не
тождественную правовым установлениям и традиционным
нормам поведения, то его члены будут действовать всегда и
исключительно в собственных интересах. Они станут нару-
шать закон и пренебрегать традиционными нормами, если
найдут их утомительными. Гражданская жизнь быстро пре-
вратится в гоббсову войну всех против всех. Такое общест-
во разрушится, если не будет скреплено авторитарными
средствами, равносильными массовому рабству. Такая
жизнь была бы куда более хрупкой, полной раздоров и ра-
зочарований, нежели жизнь в обществе, где люди могут по-
лагаться друг на друга, действуя в соответствии с долгом,
исходить из чувства справедливости, уважения человечес-
кого достоинства, доброй воли и стремления к общему бла-
гу. Стало быть, рациональные доводы убеждают нас в необ-
ходимости построения социальной жизни на нравственных
началах. Заметим, между прочим, что такого рода рассуж-
дение согласуется с теоретико-системным подходом, наме-
ченным в предыдущей главе. Моральная система есть тот
самый цемент или живительная влага, без которых общест-
ву грозит уничтожение или расстройство: без моральной си-
стемы оно существовало бы в условиях, далеких от опти-
мальных, поскольку все его подсистемы ощущали бы себя
Ущербными.
Однако этот аргумент недостаточен в качестве обосно-
вания выбора индивида, принимающего решение признать
моральный порядок. Правда, индивиду достаточно моти-
ве, побуждающих его принять этот порядок ввиду тех пре-
имуществ, которые может дать ему жизнь в упорядоченном
246
Часть 2
обществе. Но эти мотивы не могут убедить его в том, что он
должен следовать долгу и моральным нормам всегда (даже
если это сулит ему ущерб или страдания). Такое обоснова-
ние возможно только в том случае, если индивид наделяет
свое существование общим смыслом, решается действо-
вать в виду фундаментальных ценностей, в отсутствии кото-
рых он не знал бы смысла своих действий, лишенных даже
скрытой цели. Следовательно, выбор некоторого рода мо-
рали представляется жизненно важным для разумного су-
ществования. Да, индивид может поразмыслить и решить,
что неплохо было бы получать как можно больше удоволь-
ствий и благ. Это было бы некой формой нравственности,
хотя и гедонистической (или, самое большее, в определен-
ном смысле утилитаристской).
Кто-то сходу возразит, что это негодная мораль. Здесь
мы подходим ко второму вопросу: Какую мораль мы выби-
раем? Или, если хотите, какова подлинная мораль? Это
вопрос вводит нас в совершенно новую исследовательскую
область: этику.
Слова мораль и этика часто употребляются как сино-
нимы. Первое происходит от латинского mores, второе - от
греческого ethos, но их значение одинаково; в английском
языке первое транслитерируется как mores и означает
«нравы» или «обычаи». Наличие двух различных терминов
позволило наделить их (несколько условно) разными специ-
альными значениями. Мораль определяется как совокуп-
ность норм и принципов, регулирующих человеческую дея-
тельность, а этика - как критическое осмысление морали
Мораль является собственным объектом исследования
для этики.
Вполне понятно, почему эти два смысла целесообраз-
но различать. Мораль предписывает человеку: «Ты должен
это сделать». Естественно, разумное существо спрашивает
Гл
13 Этическое измерение
247
(Помему?» Ответы вроде «Потому что иначе ты угодишь в
тюрь^У0 или <<Чт°бы сделать приятное своим родителям»
не вполне разумны В первом случае «основание» означает
гоозу силой, во втором - аргумент от эмоций, который мо-
жет служить мотивом, но не рациональным обоснованием.
Пытаясь рационально обосновать моральное повеление,
ы оказываемся на территории этики. Таким образом, наш
пример показывает, что одной из задач этики является обос-
нование моральных норм и принципов. Однако следует за-
метить, что с этим согласны не все: существуют не предпи-
сывающие этики, которые, считая себя исследованием сис-
тем морали, чисто описательны (подобно многим этнологи-
ческим, культурно-антропологическим и социологическим
исследованиям). Есть аналитические этики, исследующие
логико-лингвистическую структуру языка, посредством кото-
рого выражены моральные системы; они не формулируют
суждения о принципах и нормах, т. е. не стремятся найти
обоснование. Оба типа этики не бессмысленны. Первая
важна, потому что, как мы сказали, мораль есть социальная
система. Мораль принимает множество конкретных форм -
с сопутствующими им нормами и принципами, - которые яв-
ляются вполне достойным предметом исследования, даже
для приверженцев предписывающей этики. Вторая этика
важна потому, что даже в поисках оснований полезно вос-
пользоваться даваемыми аналитической этикой (часто на-
зывающей себя метаэтикой) преимуществами концептуаль-
ной точности, логической ясности и прозрачности посылок и
следствий В некоторых случаях аналитическая этика объе-
диняет силы с предписывающей спецификацией, тем са-
мь,м выходя за собственные границы (впрочем, ценой неко-
торой непоследовательности)135.
Все это проливает новый свет на утверждение, что раз-
ВИТие морали не является делом особого сообщества - в от-
248
Часть 2
личие от науки, технологии и экономической деятельности
Оно верно только в том смысле, что всякий индивид само-
стоятельно выбирает свою мораль. Иными словами, оно от-
носится к индивиду, а не к сообществу. Однако это не озна-
чает, что каждый индивид должен развить некую этику, за-
нявшись кропотливым и сложным делом - критикой и ана-
лизом оснований. Это дело «специалистов», «моралистов»
или «философов морали». (Можно даже сказать, что этика
и моральная философия суть одно и то же, если понимать
философию как критическое исследование и рациональные
поиски оснований.) Следовательно, «моральная система»
состоит из «лиц», которые не только имеют собственную
мораль (как и всякий человек), но также ставят специфи-
чески моральные проблемы. Тем самым мы более адекват-
но понимаем природу обратной связи между моральной
системой и другими системами (например, научной), кото-
рая обсуждалась в предыдущей главе, дело не в том, что
некоторые результаты научной системы навлекают на себя
«гневные окрики моралистов», но в том, что эти результаты
могут объективно ставить моральные проблемы (часто в
форме моральных конфликтов с существующими нормами
или принципами). Эти проблемы требуют философского
анализа, точнее - собственно этического анализа, который
является задачей философа морали, а не ученого. Мы еще
вернемся к этой теме.
Различные этические теории
Этика не менее обширна, разветвленна, полемична и
захватывающа, чем наука. Подобно науке, она включает в
себя множество установок и «теорий». Некоторые из них мы
уже упоминали: это описательная этика (аналогичная на-
укам, основанным на наблюдении) и аналитическая этика
(сравнимая с логико-лингвистическими эпистемологиями)
Гп 13 Этическое измерение
249
Есть нормативные и ненормативные этики. (Первые мож-
но сравнить с «реалистическими» эпистемологиями, пред-
полагающим, что наука может привести нас к истине и «за-
владеть» реальностью, вторые - с «антиреалистически-
ми»эпистемологиями, которые отрицают способность науки
выполнить эти задачи.) Обзор различных типов этических
теорий выходит за рамки нашей работы. Мы ограничимся
кратким рассмотрением направлений, которые имеют непо-
средственное отношение к нашим нынешним задачам1”.
Когнитивистские теории
Мы выяснили, что основополагающая проблема этики -
оправдание или обоснование наших моральных и ценност-
ных суждений. С самого начала этика исходила из того, что
такое рациональное обоснование возможно. Казалось,
только так этика может выполнить фундаментальное требо-
вание, о котором мы упоминали: обосновать моральные
нормы, рационально объяснить, почему мы должны дейст-
вовать определенным образом. Поскольку «объяснение то-
го, почему» традиционно рассматривалось как демонстра-
ция истинности того, что человек намерен обосновать (т. е.
как «логическая дедукция» из определенных посылок), то
Фундаментальной задачей этики считалась дедукция норм
и моральных принципов из установленных фактов или на-
чал. На практике эти «факты» и принципы выводились не
столько из эмпирического наблюдения за конкретными ситу-
ациями, сколько из метафизической рефлексии о природе
человека или мира или из божественных повелений. В пер-
вом случае возникала натуралистическая этика, во вто-
ром - религиозная (religiously-based) этика. Против обеих
возражали, утвер>цдая, что строгая логика не позволяет вы-
водить сухщения о ценности из суждений о факте. Это
^Раведливо, но все же остается возможность приписать
250
Часть 2
фактам некоторую ценность, а тем самым - допустить логи-
ческое выведение суждений о ценностях: такова уникаль-
ная, а вместе с тем настоятельная задача всякой этики та-
кого рода. (Необходимо показать, что вещи или воля Бога
благи «по природе», а потому моральная справедливость и
долг состоят в соответствии им.) Подобное же возражение
делается и этикам, которые претендуют на преодоление
этой трудности, выводя моральные нормы из «дефиниций»
правильного (этика, основанная на дефинициях). Хотя в ло-
гическом плане их дефиниции неопровержимы, их адекват-
ность остается камнем преткновения (о чем свидетельству-
ет даже философия математики). Другими словами, такая
этика достигает своей цели только в том случае, если дефи-
ниция правильного предполагает понятие морально долж-
ного. Таким образом, эта проблема напоминает задачу, ре-
шаемую натуралистической и религиозной этиками.
Попытка преодолеть эту трудность могла бы основы-
ваться на обращении к очевидности моральных принципов
и ценностей, которая превосходит описание эмпирических
фактов, метафизических качеств и божественных повеле-
ний, предлагаемое вышеупомянутыми этиками (иногда их
называют дескриптивистскими этиками). Следует исходить
из того, что некоторые (конкретные или метафизические)
«факты» уже «ценностно окрашены». Мы специально упо-
требляем термин «окрашены», приближающий нас к по-
вседневному опыту. Наблюдая что-то красное, например
вишню, я не говорю, что наблюдаю вишню и красное по от-
дельности. Я наблюдаю не вещь или факт, но некое «поло-
жение дел». Нет нужды овеществлять красное. Я могу ут-
верждать, что оно очевидно в данном положении дел, где
оно выступает как свойство красной вещи (в рамках данно-
го перцептуального опыта).
Сходным образом я могу воспринимать некоторое деи-
Гл 13 Этическое измерение
251
сувие как должное или недолжное, т. е. приписывать ему не-
которое свойство ценности. Ценность «должного» не нуж-
но овеществлять или гипостазировать, она есть свойство
данного состояния дел, т. е. действия, ценностно окрашен-
ного в контексте восприятия. Мы будем называть это ценно-
стным восприятием'37. Она отличается от перцептуального
опыта. Оно всем нам знакомо. Такого рода суждения можно
встретить в повседневном языке: говоря, что некая вещь
(или действие) прекрасна, приятна, полезна, пригодна,
справедлива, удобна, интересна, нова, оригинальна и т. д.,
мы формулируем ценностные суждения. Они соответствуют
нашему повседневному ценностному восприятию. Приме-
няя этот неоспоримый факт человеческого восприятия к
моральной области, мы можем сказать, что всем нам изве-
стно моральное восприятие, которое есть ценностное вос-
приятие. Обычно мы отождествляем его с суждением мо-
рального сознания, которым мы все наделены. Подобно
всякому восприятию, данное восприятие тоже включает оп-
ределенные очевидности. Итак, моральные принципы ос-
новываются на первоначальном ценностном восприятии,
в котором они представляются как очевидные.
Такого рода точку зрения обычно называют этическим
интуитивизмом. У нее много защитников. В последнее вре-
мя она несколько сдала позиции, поскольку в философии
(особенно в философии науки) превалируют эмпиризм и
формализм. Вместе с тем именно философия науки проде-
монстрировала, что обращения к очевидности и интуиции
невозможно избежать даже в математике, укрепив тем са-
мым этический интуитивизм. Он был несколько дискредити-
рован той формой, какую придавали ему его защитники, в
частности Макс Шелер, который говорит об «эмоциональ-
ной интуиции ценностей»13*. Этот подход имеет два недо-
^гатка. Во-первых, он гипостазирует ценности (как если бы,
252
Часть 2
возвращаясь к предыдущему примеру, у нас была отдель-
ная интуиция красного как такового). Во-вторых, квалифика-
ция интуиции ценностей как «эмоциональной» наделяет ее
иррационалистскими и субъективистскими коннотациями
которые, пожалуй, ей чужды. В сущности как крупные мате-
матики и физики обладают особо острой «математической
интуицией» или «физическим чутьем», а критики - разви-
тым «эстетическим чувством», точно так же морально про-
ницательные люди обладают утонченным и развитым «мо-
ральным чувством». Это не второстепенное наблюдение.
Наша эпоха не достигнет морального возрождения и роста,
если не вернется к воспитанию и выработке морального
чувства, способности улавливать моральные ценности в
различных обстоятельствах, чувства долга, повелевающего
уважать и отстаивать их.
Некогнитивистская этика
Этические теории, которые мы обрисовали, часто на-
зывают когнитивистскими. С точки зрения когнитивист-
ской этики моральные суждения суть своего рода знание
или же описывают положения дел или ситуации (которые
обладают определенными внутренними свойствами - имеют
моральное значение) и как таковые обосновываются либо
внеморальным знанием (фактическим, метафизическим
или религиозным), либо определениями или личной интуи-
цией. Некогнитивистские (иногда их называют недескрил-
тивистскими) этические теории так или иначе отрицают,
что моральные суждения обладают такими характеристика-
ми. Категория «некогнитивистские» носит отрицательный
характер, а потому не вполне ясна. Она включает чисто
эмотивистские позиции (например неопозитивистскую, со-
гласно которой моральные суждения просто выражают со-
стояния сознания и не имеют рационального оправдания) и
Гл 13 Этическое измерение
253
этическую теорию некоторых теологов экзистенциалистской
ориентации.
Некогнитивистские концепции (даже наиболее умерен-
ные например принадлежащие представителям оксфордс-
кой школы) в конечном счете соскальзывают к моральному
релятивизму и субъективизму. Они не признают в достаточ-
ной мере, что на уровне морали возможны рациональные
аргументы, которые вместе с тем принимают во внимание
субъективные суждения и различные культурные традиции
и ведут к широкому интерсубъективному согласию. Ни реля-
тивизм, ни субъективизм не способны доказать, что тща-
тельный анализ, рациональное обсуждение и беспристраст-
ная аргументация не могут в принципе привести к согласию,
по крайней мере относительно фундаментальных этичес-
ких принципов. В конкретных ситуациях, конечно, возникают
разногласия из-за различного употребления понятия, раз-
личных восприятий или оценок обстоятельств и скрытых
предпосылок, связанных с конкретными традициями. Это
часто затрудняет достижение согласия относительно кон-
кретных норм, причем даже наиболее общих.
Нормативная (или предписывающая)
и ненормативная этики
Строго говоря, релятивистская и субъективистская по-
зиции не представляют собой ненормативной этики. Они
признают, что этические принципы и нормы могут предписы-
вать действие. Но такие предписания считаются значимыми
только для индивида, который (будучи в здравом уме и
твердой памяти) принимает эти нормы и принципы, или расс-
матриваются как обязательные только в данной культуре
Или в некоторых социальных и исторических ситуациях. Од-
нако это лишает этику ее фундаментально важного качест-
ва всеобщности. Действительно, даже индивидуалист не
254
Часть 2
может не утверждать, что некоторая его норма (или прин-
цип) должна быть значима для всех, а не только для него
самого, даже если трудно убедить (по крайней мере некото-
рых) других людей принять его позицию. Видимо, трудно от-
рицать, что в конечном счете этика должна быть норматив-
ной. Нынешний количественный рост различных ненорма-
тивных этик аналитического толка можно объяснить частью
законным требованием логического прояснения сложных
моральных споров, частью недостатками большинства нор-
мативных этик (мешающими встать на сторону какой-то од-
ной из них), частью утонченным моральным скептицизмом,
порождаемым крахом многих традиционных моральных
ценностей и норм, а отчасти тем фактом, что предписание
воспринимается как противоречащее современному все-
проникающему духу терпимости и плюрализма.
Телеологическая и деонтологическая этики
В литературе принято различать телеологическую и
деонтологическую этику. В первой из них telos, цель, озна-
чает не столько «интенцию», сколько объективную и внут-
реннюю цель, о которой мы уже говорили. О ней следует ду-
мать как о «результате» действия. Вообще говоря, в телео-
логической этике моральное достоинство действия опреде-
ляется на основании внеморальной ценности его результа-
тов. Человек морально обязан максимально увеличить сум-
му достижимого блага, предпочитая его злу. Ввиду неопре-
деленности цели или результата, на основании которого
оценивают действие, к телеологическим этикам относятся
гедонистические теории (отождествляющие благо с удо-
вольствием), а также более возвышенные этики, усматрива-
ющие благо в знании, власти, самореализации и совершен-
стве. Согласно же деонтологическим теориям, стремление
достичь позитивных целей не может определять или харак-
I'n 13 Этическое измерение
255
теризовать моральную правильность действия (по крайней
мере как такового), поскольку определенные действия явля-
ются должными или недолжными сами по себе и должны
быть выполнены (отсюда термин деонтологическая), не-
взирая на возможные негативные последствия для самого
действующего лица или для других людей. Например, долг,
предписывающий быть справедливым, выполнять обеща-
ния, быть искренним и человеколюбивым, остается долгом
независимо от возможных последствий предполагаемых им
действий. Иными словами, сама внутренняя природа дейст-
вия определяет, является ли оно должным или недолжным,
обязательным или запрещенным.
Одной из разновидностей телеологической теории яв-
ляется этический эгоизм: правильно то, что, по мнению ин-
дивида, максимально увеличит его личное благо (которое,
как мы заметили, не всегда сводится к удовольствию). Несо-
мненно, самая известная и влиятельная телеологическая
теория - утилитаризм, особо распространенный в англо-
американской мысли. Его наиболее известные теоретики -
Иеремия Бентам и Джон Стюарт Милль. Утилитаризм скло-
няется к коммунализму, поскольку под благом в нем понима-
ется достижение величайшего блага и наименьшего зла для
всего человечества, даже для всей Вселенной. Необходимо
подчеркнуть, однако, что это благо не всегда понимается как
удовольствие. Главная трудность универсалистского утили-
таризма связана с обоснованием перехода от индивидуа-
лизма к альтруизму, т. е. в определении (без отсылки к объ-
ективной теории ценностей) того, как индивид может судить
° благе для всех и, кроме того, пЬчему он должен чувство-
вать себя обязанным стремиться к достижению всеобщего
блага.
Деонтологические теории тоже весьма детально разра-
°таны Согласно деонтологическим теориям действия, не
256
Часть 2
существует долга вообще и долг может быть определен
только с учетом конкретных обстоятельств. Это типичная
форма «ситуативной этики». Она противоречит общему
убеждению, что моральное поведение должно основывать-
ся на универсальных предписаниях. Данная перспектива
уравновешивается деонтологической этикой норм, где
должное и недолжное измеряются соблюдением опреде-
ленных общих норм, специфических («человек должен все-
гда говорить правду») или более общих (принцип справед-
ливости: относись к другим так же, как хочешь, чтобы они
относились к тебе)’”.
Самым знаменитым представителем нормативной де-
онтологической этики является Кант. Еще один ее предста-
витель - У. Дэвид Рос’40, предложивший самое, пожалуй,
убедительное решение проблемы, представляющей камень
преткновения для рассматриваемой теории: проблемы кон-
фликта между нормами и долгом в конкретной ситуации. Он
отличает долг prima facie, вытекающий непосредственно из
некоторой универсальной деонтологической нормы, от ак-
туального долга, диктующего человеку, что он должен де-
лать в конкретных обстоятельствах. Бывает, что моральный
анализ приводит нас к необходимости нарушить долг prima
facie. Достоинство этого решения состоит в признании об-
щезначимого долга (значимого prima facie) при одновремен-
ном допущении исключений в его применении. Но этот кри-
терий морального выбора может использоваться только в
том случае, если устанавливается иерархия «долгов» prima
facie, которая позволяет в конфликтной ситуации отдать
предпочтение тому или иному из них. Здесь решение Роса
оказывается недостаточным. В такой системе невозможно
установить иерархию «долгов» prima facie: ведь в конечном
счете каждый индивид должен действовать согласно собст-
венным моральным интуициям, воплощающимся в конкрет-
fn 13 Этическое измерение
257
ном решении. Действительно, личная интуиция необходи-
ма видимо, даже для составления перечня «долгов» prima
facie- Поэтому такого рода деонтологические теории в итоге
оказываются укорененными в своего рода этическом интуи-
тивизме (который, между прочим, не всегда нежелателен, но
указывает на необходимость расширить этическое рассуодение
за рамки ограничений, предполагаемых деонтологической
этикой).
Ценностная этика
Важность ценностной этики была затенена упадком
«философии ценностей», который, похоже, был связан с
«субстантивацией», гипостазированием ценностей, утверж-
даемых такой философией. В данной главе мы уже намети-
ли пути преодоления этой трудности. Сегодня, в сущности,
ценностная этика имплицитно входит в телеологическую
этику, поскольку «блага», сумму которых надлежит макси-
мально увеличить, можно рассматривать как ценности. Про-
блема состоит в том, что телеологическая этика не знает
различия между моральными и внеморальными ценностя-
ми. Мы сказали, что этой трудности можно избежать посред-
ством постулирования различных «ценностных восприятий»
или «аксиологических восприятий», в которых мы расцени-
ваем вещь (или действие) как прекрасную, полезную, прият-
ную, должную или недолжную141. Но чистая и простая ценно-
стная этика не лишена недостатков: она предполагает необ-
ходимость объективной шкалы ценностей, построить кото-
рую так же затруднительно, как и создать иерархию «дол-
гов». Она требует сравнения ценностей, часто практически
неосуществимого. Она предполагала бы, что мы должны
стремиться к осуществлению величайшей ценности даже в
СитУациях, где, как интуитивно кажется, правильным было
бы стремление к реализации более скромных ценностей.
258
Часть 2
Больше того, она ненадежна: в значительной мере «консек-
венциалистская», т. е. ориентированная не учет последст-
вий действия, она может быть применена только после
оценки последствий каждого действия, которые зачастую не
поддаются оценке и связаны с субъективными суждениями
Можно видеть, что недостатки чисто телеологической
этики как бы дополняют изъяны строго деонтологической
этики: если последняя слишком формальна (поскольку про-
сто предписывает способ или, лучше, вид действия, игнори-
руя его содержание и последствия), то первая не способна
обосновать универсальность, которая является неотчужда-
емой характеристикой моральных норм. Кроме того, телео-
логическая этика должна утверждать, что в некоторых ситу-
ациях, когда не обязательно ничто другое, «обязательно»
осуществление блага. Это не смущает сторонника такой эти-
ки, который скажет, что обязательность действия зависит
(прямо или косвенно) от ценности, которая в нем реализует-
ся. Но это не отменяет различия между долгом и ценностью:
иногда долг запрещает осуществление определенной ценно-
сти. Например, хотя телеологическая этика может «оправ-
дывать» заключение в тюрьму и пытки политических против-
ников как средство обеспечения социального порядка, долг,
предписывающий уважать человеческое достоинство инди-
вида, делает это действие морально неприемлемым. Прав-
да, уважение человеческого достоинства может рассматри-
ваться как одна из ценностей, которые необходимо осущест-
вить (наряду с солидарностью, уважением справедливости и
искренностью), но это только вносит путаницу: вместо того,
чтобы подвергнуться телеологическому анализу, эти ценнос-
ти стали бы условиями, которые необходимо «уважать» как
таковые; они не были бы результатами, служащими дости-
жению наибольшего блага для наибольшего числа людей.
Стало быть, этическая теория не может быть односто-
/р 13 Этическое измерение
259
онней, но должна оставлять место для рассмотрения цен-
ностей, т. е. для аксиологических и деонтологических анали-
зов которые в сущности содействуют нашему интуитивно
понимаемому моральному долгу делать должное и избегать
недолжного и вместе с тем требуют осознать, что же долж-
но или недолжно. Конечно, простое сопоставление этих
двух совокупностей критериев не может разрешить все
трудности. Главной задачей современной этики является
достижение последовательного синтеза этих двух точек зре-
ния. Такой синтез не входит сейчас в наши задачи, но мы хо-
тели бы еще раз рекомендовать читателям книгу Кучеры,
где соответствующая попытка привела к интересным ре-
зультатам. Мы хотели бы просто отметить, что согласование
двух типов этики лишний раз обнаруживает теоретико-си-
стемный характер самой этики: наш краткий анализ пока-
зал, что лакуны в деонтологической перспективе (например,
противоречия между одним долгом и другим, противоречия
между нормами) могут быть восполнены средствами телео-
логического подхода, и наоборот. Другими словами, эти тео-
рии связаны отношением обратной связи. Каждая изх них
ставит перед другой проблемы, подвигая ее к развитию; они
не соперничают, но дополняют друг друга. Моральная сфе-
ра представляет собой органическое целое, различные ас-
пекты которого переплетены и должны развиваться вместе.
Интенционалистская
и неинтенционалистская этика
Наши выводы верны и для двух других подходов, кото-
рые мы вкратце обсудим. Согласно интенционалистской
этике, морально значимым является намерение индивида.
Согласно антиинтенционалистской этике, морально зна-
чимым является реальное осуществление действия: его ре-
зультаты (для телеологической этики) или соблюдение обя-
260
Часть 2
зательных норм (для деонтологической этики). Кант, напри-
мер, разрабатывал интенционалистскую деонтологическую
этику. Будучи односторонними, обе эти позиции неадекват-
ны. Интенционализм справедливо подчеркивает важность
совести, т. е. праведного намерения. Но действие, даже ес-
ли оно диктуется всеми благими намерениями на свете, все
же может быть внутренне недолжным (доброе намерение
может извинить действующее лицо, но не может сделать
действие должным). Антиинтенционализм тоже неудовле-
творителен. Действительно, мораль должна основываться
на воле делать то, что должно делать, делать то, что чело-
век считает правильным. Высмеивать мораль намерений
или убеждений (как иногда несколько опрометчиво посту-
пал Макс Шепер) значит игнорировать тот факт, что мораль-
но заинтересованная позиция должна возникать из реши-
мости (психологически порой весьма трудной) делать то,
что должно делать. Преуменьшение экзистенциальной от-
ветственности может обесценить моральное измерение,
превращая его в эгоистический подсчет интересов. Таким
образом, правильный подход к моральной оценке должен
включать рассмотрение намерений, однако не ограничи-
ваться им.
На страницах этой работы мы отстаиваем сложную
этическую позицию. В общих чертах она такова. В мораль-
ных суждениях о науке и технике (да и в других случаях)
следует принимать во внимание цели, средства, условия,
обстоятельства и последствия, а также использовать раз-
личные аргументы: иногда телеологические (где большую
роль играют аксиологические соображения, учет ценнос-
тей), иногда деонтологические (когда мы ссылаемся на та-
кие принципы, как уважение личности и человеческого до-
стоинства, важность широко понимаемой ответственности
или уважение неоспоримых ценностей). В то же время мы
fp 13 Этическое измерение
261
подчеркивали значение намерений (особенно в отношении
целей), сполна признавая их ограниченность (особенно ког-
да мы говорим о средствах и последствиях и общей пробле-
ме ответственности). Вот почему мы утверждаем, что раз-
личные этические теории должны рассматриваться как вза-
имодололнительные.
Сопротивление нормативной этике
Хотя разумное существо не может не искать ответа на
вопрос почему, даже относительно моральных норм и импе-
ративов, разработка нормативной этики (которая пытается
дать ответ на этот вопрос) сталкивается сегодня с серьез-
ным сопротивлением. Некоторые причины его, главным об-
разом интеллектуальные и культурные, мы уже упомянули.
Но есть и другие причины, проникшие в повседневные уста-
новки, где они выражаются обычно в мысли: «Никто не мо-
жет диктовать мне, что я должен делать». За такой позици-
ей кроется законное требование моральной автономии. Но
в ней слышится и подозрение, будто этика имеет «автори-
тарные» притязания. Оно лишено оснований. Возьмем, на-
пример, чистое знание: решить, является ли высказывание
истинным или ложным, должно в конечном счете мое рас-
судочное суждение, которое не может быть вытеснено ни-
чем другим. Если никто не вправе навязывать мне этичес-
кие нормы, то точно так же никто не вправе навязать мне
истины, будь то политические, экономические или даже на-
учные. В случае знания, однако, мы с готовностью призна-
ем, что часто ошибаемся, и полагаемся на суждение «спе-
циалистов». Это не требуется в большинстве событий по-
вседневной жизни, где мы уверены в своей способности
Действовать и принимать решения. Но в сложной ситуации,
КОгда мы испытываем нерешительность, мы обращаемся
За СОветом к знающим людям (например, к врачу).
262
Часть 2
Ситуация с моралью несколько иная. Каждый из нас
имеет моральное сознание, которое, вообще говоря, дикту-
ет нам, что именно мы должны делать в повседневных си-
туациях. Хорошо известно, что надежность и правильность
морального суждения человека не пропорциональны мере
его образованности или культуры: давно уже замечено, что
часто как раз малообразованные люди сохраняют мораль-
ное чувство и способность к ясному, корректному морально-
му суждению. Кроме того, широко признано, что моральные
нормы и принципы становятся известными и доступными
всем людям благодаря их принадлежности к некоторой
культурной традиции. Эти нормы и принципы ориентируют
моральное суждение; потом совесть диктует нам, как следу-
ет применять их в конкретных ситуациях. С этой точки зре-
ния этика есть всего лишь учебное упражнение по рацио-
нальному обоснованию того, что все и так уже знают и раз-
деляют. Шопенгауэр однажды заметил, что многочисленные
различные этики имеют целью подтверждение одной и той
же морали (не убивай, не кради, держи слово, не лги и т. д.).
В действительности все не так просто. Мы отметили,
что конфликты норм и ценностей часто ставят под угрозу ту
или иную из них, даже если они принадлежат к традиции
или входят в признанный моральный кодекс. Больше того,
возникновение совершенно новых ситуаций может поста-
вить под вопрос некоторые нормы и ценности или потребо-
вать их переработки, причем не просто непосредственной
или интуитивной. (Мы имеем в виду не простое изменение
«фактических данных», но, как в физике, контекстуальное
или концептуальное изменение, которое заставляет нас
увидеть прежде принятые и проверенные теории и принци-
пы в новом свете.)
Мораль не очевидна, не общеизвестна, не есть нечто
данное. Различные этические теории не могут рассматри-
Гл 13 Этическое измерение
263
ваТься, скажем, по аналогии с различными аксиоматически-
ми построениями традиционной геометрии, где допускает-
сЯ что определенное содержание геометрии (традиционно
представляемое в согласии с аксиомами Евклида) может
быть организовано и логически обосновано посредством
других аксиоматических систем (таких как системы Паша,
Гилберта, Пеано, Пиери, Пуанкаре). Как мы сказали, мораль
более не очевидна. Сегодня сосуществуют противополож-
ные морали. Задача этики сегодня состоит уже не в обосно-
вании существующей морали, но в определении правиль-
ной морали. Выполняя ее, этика неизбежно становится нор-
мативной. Словом, поскольку в нашу эпоху по крайней мере
некоторые нормы и ценности вызывают сомнение - по при-
чине конфликтов, беспрецедентных обстоятельств и раз-
личных моральных предписаний, - задача нормативной эти-
ки становится все более настоятельной. Остается сказать о
предполагаемом «авторитаризме» этики и, глубже, о ее спо-
собности обосновывать нормы и моральные принципы (или
долг). Рассмотрим обе эти темы вместе, причем первая бу-
дет сформулирована как заключение из обсуждения второй.
Этика как попытка обоснования
Потребность в нормативной этике иногда выражается
как необходимость иметь, наряду с «применимой наукой»
(Verfijgungswissenschaft), также и «ориентирующую науку»
(Orientierungswissenschaft). Этика и должна быть такой ори-
ентирующей наукой. Поначалу кажется, будто здесь ощуща-
ется привкус сциентизма. Но это не совсем так. Мы должны
показать, в согласии с когнитивистской этикой, что этика
есть форма знания, а не просто совокупность более или ме-
нее субъективно мотивированных или социально обуслов-
ленных склонностей. Мы видели, почему такой подход воз-
можен. Центром всякой нормативной когнитивистской этики
264
Часть 2
является попытка обосновать ценности, принципы, долг и
нормы. Поэтому надо выяснить, что значит обосновать.
Мы отметили, что обосновать значит, вообще говоря
ответить на вопрос «почему». Но остается сказать, в чем за-
ключается такой ответ Западная традиция признает, что
обоснование есть дедукция из первых, или основополагаю-
щих, принципов («основополагающий» и «обоснование» -
однокоренные слова). Однако это лишь половина дела. Да,
если приняты определенные принципы, то они влекут за
собой определенные нормы. Главное же состоит в обосно-
вании этих первых принципов. История знает попытки обос-
новать этику исходя из природы вещей или человека, из
психологической структуры деятеля, из личной автономии,
из интуиции ценностей, универсальности морального зако-
на, божественной воли и социальных правил. По той или
иной причине они оказались неудовлетворительными142. Не-
удачи этих попыток имеют нечто общее: дедуктивное обос-
нование должно начинаться с определенных посылок; но
первые посылки не могут быть обоснованы дедуктивно.
Можно попытаться обосновать их индуктивно, но границы
индукции давно известны: она не способна обосновать уни-
версальные суждения с абсолютной достоверностью (а
именно этого требует обоснование в традиционном понима-
нии). Кроме того, современная эпистемология показала, что
наблюдение за фактами, с которого начинается индукция,
происходит в определенных интерпретационных и даже те-
оретических рамках, заранее определяющих значение и
ценность. Поскольку некая индуктивная процедура должна
гарантировать законность таких рамок, мы ввергаемся в
дурную бесконечность.
Западная философская традиция показала, однако,
что первые принципы обосновываются иначе, в соответст-
вии с методом, который Платон и Аристотель назвали диа-
Гл 13 Этическое измерение
265
лектик°й. Диалектика в их понимании - нечто иное и более
простое, нежели гегелевская диалектика, и предполагает
сопоставление тезиса со всеми возможными антитезисами
и спокойное, объективное и строгое рассуждение, в котором
сторонники различных позиций взвешивают аргументы за и
против главного тезиса. В сущности это процедура диалоги-
ческая (таков первоначальный смысл диалектики). Собе-
седникам не надо устраивать судилище, достаточно просто
сопоставить противоположные утверждения. Тезис, выдер-
живающий все возражения, можно считать обоснованным.
Это не значит, что он обоснован раз и навсегда: ведь всегда
могут возникнуть новые типы отрицания, в очередной раз
порождая необходимость диалектического анализа. Древ-
ние классики использовали этот метод для обоснования
первых принципов. В случае его успешного применения он
устанавливает принцип объективно. Иными словами, дан-
ный принцип принимается всеми собеседниками и не вызы-
вает обоснованного сомнения, - пусть даже это не гаранти-
рует его абсолютной достоверности и не исключает возмож-
ного пересмотра.
Должно быть ясно, что описанный метод - не простая ин-
дукция. Например, сообщество может прийти к согласию относи-
тельно морального принципа, но это не значит, что он обоснован.
Он должен быть исследован рационально: должно быть предо-
ставлено слово его гипотетическим антиподам, чтобы можно бы-
ло устранить всякую критику. Только так могут быть разоблачены
несовершенные моральные принципы и нормы, даже если их
Разделяет все сообщество. Конечно, не следует недооценивать
р^Роко распространенных норм. Они могут указывать на некото-
рый более глубинный хорошо обоснованный моральный прин-
цип, которого придерживается данное сообщество и из которого
были выведены эти распространенные в нем нормы, с тем что-
1 лишить силы некий другой принцип или ценность, относи-
266
Часть 2
тельно которых спорящие могли бы достичь разумного
согласия.
Таким образом, ради обоснования первых принципов
не обязательно выходить за границы морали и морального
опыта Можно начать с аксиологического восприятия, о ко-
тором мы говорили, или с интуиции долга prima facie, тем
самым находя ценности, которые служат отправными точ-
ками соответственно телеологической или деонтологичес-
кой этики. Потом должно последовать ясное, беспристраст-
ное сравнение аргументов, которые могут «взвешиваться»
на основании их аксиологического восприятия или мораль-
ной интуиции. Метафизические, социологические, психоло-
гические или другие аргументы никоим образом не исклю-
чаются. Они помогут основательно прояснить вопрос, от-
крыть серьезные возражения или важные факты. Но они
больше не будут претендовать на исключительную роль в
обосновании143.
Заметим, что охарактеризованная нами нормативная
или обосновывающая этика не особенно далеко отошла от
современных эпистемологических представлений о науке
(оставивших в прошлом абсолютистские, индуктивистские и
формалистские претензии). То, что мы описали, родственно
попперовскому методу «предположений и опровержений»,
а еще больше - современным дискурсивно-диалектическим
представлениям. Эти последние преодолевают ограничен-
ность попперовского метода, в конечном счете предполага-
ющего, что «опровержения» предположения доставляются
скорее эмпирическими проверками, которые могут его
фальсифицировать, нежели столкновением с более совер-
шенными аргументами, производимыми в рамках научного
сообщества144.
Однако не будем недооценивать важного различия
между этикой и наукой: диалектическая процедура этики
f/7 13 Этическое измерение
267
предполагает обращение к опыту (аксиологическому и мо-
ральному), чуждому науке. В этом смысле этика разделяет
критерии значимости и типы аргументации с метафизичес-
ким дискурсом (т. е. допускает осмысленность и наличие он-
тологической референции, области значений, у суждений о
том, что выходит за рамки чувственного опыта), хотя не мо-
жет быть обоснована средствами метафизики, по крайней
мере в ее обычном понимании. На этом основании можно
сказать, что этика есть «ориентирующая наука» в широком,
не сциентистском смысле понятия науки, в котором она не
тождественна естествознанию.
Теперь не составит особого труда развеять страх пе-
ред так называемым авторитаризмом этики. Если этика, как
мы разъяснили, представляет собой род знания, то она есть
объективное и строгое рассуждение о морали, рациональ-
ное суждение о принципах и нормах, которое является ре-
зультатом свободного и честного рационального обсужде-
ния и всегда открыто для такого обсуждения. Тот факт, что
этика носит нормативный или предписывающий характер,
не должен нас смущать. Ее просили обосновать нормы и
предписания, и она просто выполнила свою задачу без ма-
лейшего намерения навязывать. Стало быть, этика подоб-
на призыву, призыву к свободе. Такова сущность морали, о
которой столь твердо заявил Кант. В морали свобода обна-
руживает себя в моральном сознании, которое уважает за-
кон, власть же (authority) выражается в законе, который ува-
жает совесть145.
Глава 14. ЭТИКА ДЛЯ НАУКИ И ТЕХНОЛОГИИ
О трудностях
В главе 6 мы выяснили, что научно-технологическая
система заметно тяготеет к самодостаточности и закрытос-
ти и что, по мнению многих, наивно полагать, будто она под-
дается руководству или контролю. В то же время мы заме-
тили, что несмотря на тенденцию к самодостаточности и им-
манентному росту эта система не замкнута. Но воздейство-
вать на нее можно только при наличии надежных внешних
точек опоры. В последних двух главах мы показали, что оба
эти условия выполнимы: научно-технологическая система в
действительности является адаптивной, открытой подси-
стемой. Она вписана в некую окружающую среду, на кото-
рую оказывает сильное и эффективное влияние; однако и
среда многообразно воздействует на научно-технологичес-
кую систему, которая иначе не могла бы функционировать.
Они связаны чрезвычайно сложной системой обратной свя-
зи. Кроме того, моральная система обеспечивает упомяну-
тые уже точки отнесения, внешние для научно-технологиче-
ской системы. Без них «овладение» последней было бы не-
мыслимо, поскольку именно моральная система предостав-
ляет нам критерии для решения. Моральная система может
выполнять эту свою задачу только в том случае, если обла-
дает необходимой «силой», т. е. только в случае понимания
и признания ее особой роли, только если должным образом
уважаются ее специфические ценности.
Сегодня эти два условия трудно выполнить. Наука все
больше влияет на культуру. Научная ментальность господ-
ствует на уровне, так сказать, коллективного бессознатель-
f-pi 14 Этика для науки и технологии
269
ного. вот почему парадоксальным образом оказываются от-
носительно бесплодными этические учения, которые каза-
лось бы приближаются к научному стилю, - такие как анали-
тическая этика и некоторые формы натуралистической эти-
ки Аналитическая этика остается совершенно внутренней
для научной перспективы и не может претендовать на роль
судьи или руководителя науки. Натуралистическая этика,
видимо, хочет сделать то, что сама наука делает лучше, или
усовершенствовать науку там, где это невозможно.
Аналитическая этика в сущности не занимается опре-
делением природы морального поведения. Она предполага-
ет такое поведение как факт, анализирует язык, используе-
мый для его описания или связанный с ним, короче говоря -
проясняет «язык этики», существующий в рамках обычного
языка. Этот анализ должен быть абсолютно свободен от
влияния этических позиций. Приступая к «научному» анали-
зу языка морали, философ-аналитик должен отвлечься от
собственных моральных убеждений. Этого требует и ана-
лиз, скажем, моральной теории какого-либо философа:
цель анализа состоит в прояснении понятий, уточнении их
употребления, обеспечении последовательности рассужде-
ния, но не в установлении его этической значимости. В
предыдущей главе мы назвали такое философское иссле-
дование скорее метаэтикой (т. е. рассуждением об этике),
нежели собственно этикой. Нельзя сказать, что она бес-
плодна: особенно англо-американские исследователи суме-
ли собрать богатый урожай достижений, относящихся глав-
ным образом к прояснению структуры языка14®. Но в том, что
касается решения проблем морального суждения и выбора,
метаэтика исходит из посылки, что общество уже точно зна-
ет- что является должным и недолжным, справедливым и
несправедливым. Это делает этические проблемы как тако-
ВЬ1е излишними. Такого рода философия не решает этичес-
270
Часть 2
кие проблемы, но просто проясняет область импликаций
предпосылок и соотношений, которые могут быть выявлены
когда эти проблемы рассматриваются как в некотором смыс-
ле решенные. Она не может указать путь в ситуации этичес-
кой вовлеченности. Ее непригодность для решения самых на-
стоятельных проблем технологического развития тоже становит-
ся все очевиднее, все больше проясняя, что этика уже не есть не-
что данное, что недостаточно просто выявить логическую силу и
слабость якобы имеющегося решения.
Еще один не очень перспективный путь, как мы сказали,
пролегает через обоснование этического обязательства по-
средством неизменной и четко определенной природы, обосно-
вание, которое оставляло бы место для человеческой свободы.
Тем самым человек установил бы порядок в собственной лич-
ности, который составляет его подлинное благо. Хотя такого ро-
да этическое обоснование является центральным тезисом тра-
диционной этики (к которой многие сегодня возвращаются),
весьма сомнительно, что мы можем достичь столь неизменно-
го и определенного порядка. Мы говорим это не потому, что со-
временная наука представляет природу иначе, нежели преж-
няя наука, но потому, что неизменный и определенный порядок
не может быть восстановлен посредством более серьезного ис-
следования. Говорим ли мы о неодушевленной природе, живой
природе или даже о природе самого человека, каждая из них
выстраивается сегодня из подвижного набора образов и конст-
рукций, создаваемых человеком по мере продвижения вперед
научного исследования. Природа уже не обладает стабильнос-
тью, необходимой для обоснования морального порядка. Пе-
ред нами стоит проблема определения морального порядка с
учетом непрерывного изменения, которое воздействует на че-
ловеческое восприятие мира, на технологический мир, где че-
ловек действует, и на создаваемый им образ самого себя. Мы
рассмотрим эту проблему чуть позже.
Гл 14 Этика для науки и технологии
271
Этика с точки зрения теории систем
В предыдущей главе мы высказали мысль, что этика
должна обладать такими характеристиками, которые остав-
ляли бы место для различных этических теорий (включая
аналитические и натуралистические); ведь любая из них,
взятая сама по себе, неадекватна. Сейчас мы хотели бы
пойти по другому пути. Этика может исполнять подобающую
ей роль (т. е. определять должное поведение), если выпол-
нены определенные условия. Необходимо осознать функ-
цию этики в «общей системе», реактивировать обратную
связь между этической системой и другими подсистемами и
добиться более совершенного функционирования самой
этической системы. Первое условие требует четкого пони-
мания существования и значимости собственно моральных
ценностей', как мы видели, каждый человек постигает их в
собственном аксиологическом восприятии. Моральными
ценностями являются, например, справедливость, добро,
верность, благожелательность, уважение, человеческое до-
стоинство и ответственность. Они обосновываются как та-
ковые в этике ценностей. Вместе с тем они предписывают-
ся деонтологической этикой, которая акцентирует сущест-
венно важный элемент морали: действие в соответствии с
долгом. Можно и нужно сказать, что моральные ценности
представляются как то, к чему должно стремиться. Мораль-
ный долг состоит главным образом в практическом отстаи-
вании этих ценностей (которые, естественно, соответствуют
типичным категориям деонтологической этики). Человек бу-
дет чувствовать себя морально ответственным в научно-
технологической или любой другой социальной системе
только в том случае, если признана и принята самобыт-
ность этической сферы, а также выполнены два других фор-
мулируем здесь условия.
Оживление моральной сферы и признание ее специ-
272
Часть £
фики конкретно выражаются в исполнении ею регулятив-
ной роли относительно других систем (в этом суть обратной
связи). Таково второе из упомянутых условий. Научно-тех-
нологическая система (не менее, скажем, политической или
экономической) «регулирует» свои операции, ориентируясь
на ценности и долг, обосновываемые как таковые мораль-
ной системой. Возможно, отчасти такая регуляция является
формой саморегуляции. Но нормальное функционирование
«большой» системы в целом предполагает, что обратная
связь должна конкретно выражаться в точных и четких
функциональных отношениях, в нормах поведения, являю-
щихся отчасти публичными и объективными, по большей же
части еще ожидающих четкой словесной формулировки.
Третье условие связано с эффективностью внутренних
операций моральной системы. Большая часть того, что бы-
ло сказано в предыдущей главе, сохраняет значение и
здесь. Однако надо добавить, что моральная система не мо-
жет нормально функционировать как замкнутая система. Ее
жизнеспособность, как и жизнеспособность любой другой
системы, обеспечивается только эффективным сотрудниче-
ством с другими системами. К этому мы еще вернемся.
Сейчас мы кратко разъясним, как именно моральная
система должна направлять конкретное действие, какова ее
роль в формировании морального суждения в конкретных
ситуациях и действиях. Мы убеждены, что задача морали -
оптимизация всех ценностей, значимых в данной ситуации
(будь то уникальной либо «типичной»). Может показаться,
будто мы просто приспособили для своих целей утилита-
ристскую этику. Это не так. Критерий морального суждения
в утилитаристской этике - максимальное увеличение суммы
блага и сведение к минимуму зла для возможно большего
числа людей. Говоря об оптимизации, мы имеем в виду, чт°
ни одна ценность не должна быть принесена в жертву (в
[‘fi 14 Этика для науки и технологии
273
значительной мере или целиком) и что, памятуя о множест-
ве ценностей, надо воздерживаться от чрезмерного увели-
чения роли любой из них. Здесь мы следуем теории систем:
всякая ценность - даже не занимающая высокого положе-
ния в соответствующей иерархии - должна удерживаться в
критической области значений.
Такой подход позволяет решить известную проблему, с
которой сталкивается утилитаристская этика: если она не
утверждает, что настоящим благом является лишь одна
ценность - удовольствие (а такое утверждение связано с
многочисленными затруднениями, подробно проанализиро-
ванными в имеющейся литературе), то она должна при-
знать множественность качественно различных благ. В этой
точке утилитаристский «расчет» становится невозможным:
ведь он предполагает, что каждое благо может быть взвеше-
но и что имеются определенные критерии, позволяющие
оценить, в какой мере некое действие соответствует раз-
личным благам. Правильный расчет должен удовлетворять
обоим этим условиям. Наивно было бы ожидать, что он воз-
можен в конкретной ситуации выбора. Больше того, попыт-
ка максимально увеличить сумму блага для всех невыпол-
нима, поскольку все люди выстраивают иерархию благ по-
разному.
Замена утилитаристского понятия блага аксиологичес-
ким понятием ценности дает нам несколько преимуществ.
Во-первых, мы можем принять в расчет моральные ценнос-
ти, каждой из которых обязательно соответствует некий
долг. Во-вторых, мы можем выявить ряд ценностей, стре-
миться к которым правильно, хотя и не обязательно. В ре-
3Ультате максимальное увеличение суммы блага для наи-
большего числа людей может рассматриваться как одна из
Ченнос/пей, не единственная и не высшая. Даже если бы
°на увенчивала иерархическую лестницу ценностей, отста-
274
Часть 2
ивание ее не оправдывало бы подавления других ценнос-
тей. Мы должны стремиться скорее к оптимизации ценнос-
тей. Таков общий моральный критерий.
Оптимизация не исключает шкалы ценностей, в неко-
тором смысле даже использует ее. Но это не означает, что
она является единственным критерием выбора, поскольку
необходимо уважать даже низшие ценности. Интересно,
что эта точка зрения не делает бессмысленным принцип
«цель не оправдывает средства», хотя в некоторых случаях
цель может оправдывать средства и последствия. Напри-
мер, цель не оправдывает средства, если ее признание
уничтожает или чрезмерно принижает другую ценность (на-
пример, моральную). Но в некоторых случаях мы обязаны
воспользоваться средствами, заставляющими частично по-
жертвовать даже более высокой ценностью, если это послу-
жит оптимизации ценностей: высшую ценность нельзя воз-
водить в ранг абсолютной, поскольку в конкретной ситуации
она тоже становится относительной.
Мы понимаем, что это предполагает, что абсолютные
ценность или долг не существуют. Это не просто следствие
теоретико-системного подхода, согласно которому каждая
ценность и каждый долг зависят от «контекста» своих отно-
шений с другой ценностью и долгом, а системы, занимаю-
щие более высокое положение в «иерархии», не определя-
ют должного функционирования низших систем. В действи-
тельности абсолютные ценности, нормы и долг неизбежно
приводят к конфликтам, о которых мы уже говорили. Они
могут быть разрешены, если, в рамках нашей перспективы,
обнаруживается некий предельный критерий, который в
принципе способен заменить собой все другие критерии, -
некая единственная абсолютная ценность или долг. К сожа-
лению, такая ценность или долг так и не были найдены. До*
статочно вспомнить, что такие мыслители, как Фома Аквин-
/7? 14 Этика для науки и технологии
275
ский и Кант (превзошедший всех остальных в красноречи-
вом воспевании человеческого достоинства), оправдывали
наказание в форме смертной казни, вопреки императиву
«не убей», который скрыто предполагается требованием
уважения человеческого достоинства. И еще: те, кто при-
знавал своим высшим долгом охрану религиозного правове-
рия, разводили костры и жгли еретиков. Во имя высшего
долга - понимаемого как обеспечение процветания собст-
венной нации - оправдывали самые отвратительные жесто-
кости. Короче говоря, если воспользоваться словами Роса,
всякий долг есть долг prima facie, т. е. занимает высокое ме-
сто в соответствующей иерархии. Это не означает, что в
конкретных ситуациях он не может быть подчинен другим
ценностям, что неизбежно происходит в действительности.
То, каким образом можно добиться согласия относи-
тельно оптимизации ценностей, мы наметили в конце пре-
дыдущей главы. Диалектическое сравнение различных ва-
риантов выбора должно привести к объективному рацио-
нальному суждению о том, как конкретно соотносятся цен-
ности и «долги». Следует выбрать действие, которое гаран-
тирует их оптимальное соотношение. При этом надо иметь
в виду, что ни одна ценность не будет реализована полно-
стью, что некоторыми ценностями придется пожертвовать в
большей мере, нежели другими, но что в общем принятое
решение будет наилучшим из возможных.
Понимание человеком самого себя
Мы сказали, что иерархия ценностей и долга как тако-
вая не может показать нам, как добиться их оптимизации.
Мы также выяснили, что некая иерархия ценностей (по
крайней мере, набросок «системы ценностей» и возможно-
го их «упорядочения», пусть даже частичного) является не-
сводимым основанием для различения ценностей и «дол-
276
Часть 2
гов» и определения их индивидуальной относительной
значимости. Путь к установлению такой иерархии возвра-
щает нас к проблеме обоснования ценностей. Мы столкну-
лись с этой проблемой в предыдущей главе и осознали ее
сложность.
Традиционная этика пыталась решить ее метафизиче-
ским путем, исходя из онтологических структур сущего. Че-
ловек располагается в сущем и от сущего получает указа-
ния относительно того, как следует действовать (поскольку
его действия не должны противоречить структурам сущего).
Иногда традиционная этика предлагает также практическую
философию, понимаемую как выражение общего этическо-
го сознания (например, у Гегеля, а в некотором смысле уже
у Аристотеля). По упомянутым историческим причинам се-
годня этот подход нежизнеспособен. И все же традиция как
нельзя лучше выявляет самую суть этической проблемы:
человек есть существо, подвергающее себя опасности; ее
можно избежать только посредством осмысленного, само-
стоятельного отправления воли. Таким образом, понимание
человеком самого себя является главным основанием эти-
ки, поскольку оно предполагает осмысление и самой приро-
ды человека, и его отношения к другим (в том числе к чело-
веческим существам). Могут сказать, что такое самопонима-
ние человека в конечном счете предполагает некую мета-
физику. Правильность этого утверждения зависит от того, в
каком смысле понимается метафизика. Если понимать ее
как способность постигать сущность и внутренний порядок
вещей (включая человека) и выводить на этом основании
моральные принципы, то такое предприятие сегодня было
бы не менее (а то и более) трудным, чем в прошлом. Если
же понимать метафизику как открытость суждениям, не яв-
ляющимся в строгом смысле слова эмпирическими, то она
должна присутствовать в любой попытке самопонимания, Т-
Гл 14 Этика для науки и технологии
277
е в выковке подлинной философской антропологии, на ко-
торую в конечном счете должна опираться всякая этика.
Кратко поясним нашу мысль Вплоть до конца прошло-
го столетия преобладала точка зрения, что в человеке есть
два основных элемента, тело и дух, который главенствует.
Так или иначе практически любая этика либо признавала
само собой разумеющейся, либо принимала за отправную
точку идею, что разум должен верховенствовать над ин-
стинктами. Сегодня налицо обратная тенденция, которая не
является простым следствием научного детерминизма,
столь сильно повлиявшего на наше видение вешей. “Пер-
вичность" импульсов подчеркивается не только философа-
ми (например, Ницше) и учеными (Фрейд), но и в спиритуа-
листических философских антропологиях, например в ант-
ропологии Макса Шепера, которая с этой точки зрения бе-
зусловно знаменует собой поворотный пункт в философ-
ской антропологии147. Еще более очевидным образом она
защищается в антропологиях Хельмута Плесснера14* и Ар-
нольда Гелена14’. Такое изменение перспективы означало,
например, что традиционная (первоначально платоновская)
идея о необходимости подавления инстинктов сменилась
современным представлением о необходимости разумной
регуляции инстинктов. Здесь уже можно усмотреть станов-
ление (пусть не осознанное) теоретико-системного подхода.
Что важнее всего, философское исследование (будь то фи-
лософская антропология или этика) тем самым освобожда-
ется от исключительной «привязки» к метафизике: оно, так
сказать, открывается влиянию естествознания и одновре-
менно видению того, что «окружает» человека и от чего он
Должен себя отличить.
Оба эти следствия были известны традиции и отчасти
ею предусмотрены. Аристотель до некоторой степени отли-
чал науку от этики: он характеризовал метафизику как стро-
278
Часть 2
гую и достоверную науку и считал этику менее научной (по
причине изменчивости ее объекта; изменчивым он считал и
объект «физики»). Далее, хотя Кант отстаивал превосходст-
во практического разума, он также утверждал, что мораль
имеет отношение к внутреннему миру человека и потому
не поддается научному пониманию. Таким образом, с утра-
той доверия к метафизике - даже открытым отвержением
ее - те части этики, которые рассматривались как «приво-
димые» к научной трактовке (например, психология или со-
циология), лишались специфически морального содержа-
ния. Моральный выбор стали рассматривать как решение,
как определяемый произвольным решением субъекта.
То же самое верно об отношениях человека с тем, что
существует вокруг него. С точки зрения классической фило-
софии онтологический порядок присущ не только миру, но и
обществу, так что надлежащая интеграция в социальный
порядок тоже имеет моральное значение, поскольку означа-
ет принадлежность к метафизическому порядку (например,
у Платона). Когда метафизические основания социального
порядка разрушаются, субъективизация морали приводит (в
лучшем случае) к требованию, чтобы индивид играл некую
социальную «роль», которая сама по себе лишь случайна.
Приведенные примеры (а их можно умножить) показы-
вают, что смерть метафизики подрывает мораль. Тем не ме-
нее надо сказать, что с каждой из этих двух точек зрения од-
новременно с несомненными ограничениями происходило
«очищение», совершенствование морального сознания. На-
пример, уход во внутренний мир выявил первостепенную
важность свободы и совести, неведомую традиции. В то же
время историзация и последующая «контекстуализа-
ция»этического действия заставили понять, что оно предпо-
лагает серьезное отношение к миру. Это в свою очередь ве-
дет к акценту на ответственности, а сегодня и на намерв'
Гл 14 Этика для науки и технологии
279
нии (которое связано с субъективностью). Поскольку ответ-
ственность есть типичная категория отношения (человек от-
ветствен перед кем-то за что-то и т. д), она делает межлич-
ностные отношения (и другие экзистенциальные отноше-
ния) более значимыми и придает моральной позиции замет-
ную конкретность. Кто решится сказать, что эти характерис-
тики второстепенны для нашего морального сознания? Кто
станет отрицать, что описанные события улучшили понима-
ние человеком самого себя?
Улучшение самопонимания человека и совершенство-
вание морального чувства объяснялись не тем, что упомя-
нутые элементы были фактами, но тем, что они имели ак-
сиологическое значение. Иными словами, они относились к
предельным параметрам ценности, долга, наконец, к созна-
нию должного и, прежде всего, недолжного. Возьмем такие
ценности, как солидарность, справедливость, ответствен-
ность, уважение к различным аспектам личной свободы и
стремление к ее полному осуществлению. Их историческое
вызревание неизменно определялось восстанием мораль-
ного сознания перед лицом «невыносимых» обстоятельств,
порожденных какой-либо политической, экономической или
социальной системой. Несколько странно, что права чело-
века признаются и санкционируются столь неспешно (мы го-
ворим даже о первом, втором и третьем поколениях прав) и
что некоторые из них все еще остаются предметом спора.
Но ведь моральный протест, приводивший к их утвержде-
нию, поднимался лишь постепенно перед лицом все более
невыносимых исторических ситуаций. Моральное сознание
пробуждается скорее отрицанием недолжного, нежели по-
исками должного. Правда, можно утверждать, что все эти
Ценности и права скрыто присутствуют в метафизическом
понятии личности и достоинства личности. Но это метафи-
зическое понятие существовало на протяжении столетий,
280
Часть 2
когда никакие ее «непререкаемые» принципы и права не
декларировались, больше того - когда их нарушение усерд-
но оправдывалось (мы имеем в виду право на свободу со-
вести, на политическое несогласие, культурную идентич-
ность и т. д).
Ясно, что наше понимание человека должно иметь ме-
тафизическое измерение. Оно не может основываться толь-
ко на фактах. Необходимо встать на метаэмпирическую точ-
ку зрения, которая принимает во внимание ценности, долг
или такие категории, как ответственность и «забота» о дру-
гих, даже о вещах. Такое самопонимание безусловно учиты-
вает «факты»: знание о человеке и его отношениях с други-
ми людьми и миром, доставляемое многими источниками,
не последним из коих является наука. Конкретное знание
активно участвует в создании образа человека, до некото-
рой степени разъясняет нам, «кто мы на самом деле есть».
Не менее существенно, что образ человека вмещает в себя
общие представления о том, «какими мы хотели бы быть»,
т. е. совокупность целей или идеалов, которые, по нашему
мнению, должен осуществить человек или человечество,
для того чтобы достичь полного самовыражения.
Таким образом, мы можем еще раз сказать о человече-
ской природе, поскольку мы понимаем, что эта природа
есть скорее задача, которая должна быть выполнена, не-
жели нечто данное. Она есть собрание фактов и целей. В
этом смысле она есть образ человека, который постоянно
направляет моральные действия и определяет позиции ин-
дивида и сообщества, поскольку включает в себя цели и
ценности, которые должны характеризовать подлинную че-
ловеческую жизнь. Это помогает преодолеть дихотомию
между описательным и предписывающим, которую часто
формулируют так: даже если бы я обнаружил перед собой
четкую иерархию ценностей, это не означало бы, что я дол-
Гл 14. Этика для науки и технологии
281
их осуществить. Данная формула верна, если ценнос-
ти овеществляются или мыслятся как бесплотные метафи-
зические сущности. Но, рассматриваемые как часть образа
человека (т. е. рационально представляемой человеческой
природы), они становятся конститутивными признаками.
д это значит, что человек поступал бы разумно, если бы вел
себя в соответствии с ними. Этим мы не отвергаем традици-
онное метафизическое представление о морали, укоренен-
ное в человеческой природе. Однако мы переносим ударе-
ние на исторически развивающийся образ, на образ, вклю-
чающий в себя представления человечества о целях и цен-
ностях, практическое осуществление которых считается до-
стойным или даже морально обязательным110.
Попытаемся теперь вкратце показать, как можно нари-
совать образ человека. Мы должны размышлять о собст-
венном аксиологическом опыте, так же как о научном зна-
нии, историческом опыте, общественных событиях и состо-
янии окружающего мира. Наш метод должен быть сразу
герменевтическом и диалектическим (в уже разъясненном
смысле): он должен представлять собой попытку интерпре-
тации, опирающуюся на рациональные аргументы «за» и
«против», выдвигаемые нами самими и другими людьми. На
таком методе как фундаментально важном элементе этики
настаивали многие мыслители: Хабермас, Апель и предста-
вители Эрлангенской школы. Последние разработали
«трансцендентальную» теорию диалогической этики151.
Сколько этик - одна или много?
Мы хотели бы очень кратко коснуться проблемы, кото-
рая может возникнуть в связи с нашей позицией. Если мы
говорим о множественности ценностей, должны ли мы так-
же утверждать, что имеются разные этики? Вспомним раз-
личие между этикой и моралью: безусловно, имеются раз-
282
Часть 2
ные этики, т. е. различные философские обоснования мо-
ральных принципов и норм. И все же это вполне совмести-
мо с существованием одной-единственной морали, которая
получает различное обоснование в разных этиках. Так что
подлинная проблема такова: сколько существует моралей -
одна или много? И здесь мы должны провести различение
между вопросом о факте и вопросом о принципе. Фактичес-
ки существует много различных моралей, выработанных в
ходе истории и разными индивидами. И необходимо выяс-
нить, должна ли быть в принципе одна мораль, «истинная»
мораль, такая, что все другие морали являлись бы больши-
ми или меньшими отклонениями от нее. Можно сказать, что
как регулятивный идеал должна существовать одна мораль:
на это указывает универсальность, которую принято счи-
тать обязательной характеристикой моральных норм и
принципов. Но, как мы видели, попытка установить «истин-
ную» мораль равнозначна обоснованию фундаментальных
моральных принципов, и она всегда остается открытой, все-
гда диалектически возобновляется. Как и в познании исти-
ны, здесь можно надеяться в лучшем случае на объектив-
ное и «дорабатываемое» рациональное согласие относи-
тельно морали, а не на мораль, не подлежащую (законным)
спорам.
Совершенно другая проблема - выяснить, правильно
ли говорить об этике (точнее, о морали) науки, бизнеса, се-
мьи, экономики, политики и т. д. Нетрудно видеть, что такие
специальные или прикладные этики оправданны, именно
потому, что, как мы показали, мораль предписывает, какие
действия следует совершать в конкретных ситуациях (пусть
даже в типичных, а не особенных) Поскольку типичные си-
туации встречаются при осуществлении специфических че-
ловеческих деятельностей, вполне понятно, что они не
только допускают, но требуют определения особых норм по-
Гл 14 Этика для науки и технологии
283
ведения, даже если последние представляют собой не
«различные морали», но «приложения» некой морали (да-
же единственной морали, если мы готовы признать, что та-
ковая возможна).
В этом смысле прикладные морали отличаются от про-
стых деонтологий, под которыми подразумеваются опреде-
ленные кодексы поведения, регулирующие деятельность
членов профессиональных цехов (старейшим примером де-
онтологического кодекса медиков является, пожалуй, клят-
ва Гиппократа). Как правило, деонтологический кодекс
предписывает, каково должно быть поведение профессио-
нала по отношению к тем, кто обращается к нему как к чле-
ну цеха, или вообще по отношению к определенным внеш-
ним институтам. (Например, деонтологическим правилом
могут быть соблюдение тайны банковских вкладов, профес-
сиональной тайны вообще, обязанность не выступать в ка-
честве присяжного, когда в тяжбе участвуют родственники.)
Но эти деонтологические кодексы ограниченны по причине
как своей узости (поскольку содержат ограниченное число
правил), так и чисто «легального» характера: подобно зако-
нам, соблюдение таких кодексов означает применение оп-
ределенных правил и не предполагает подлинно мораль-
ной приверженности им1И. Таким образом, верность чистой
деонтологии отнюдь не означает принятия на себя мораль-
ной ответственности при отправлении профессиональной
деятельности и может даже поощрять к уходу от ответствен-
ности. Только деятельность, вдохновляемая уважением к
Ценностям и долгу, может служить ориентиром для мораль-
но ответственного поведения, она может выходить за рамки
деонтологических предписаний и, кроме того, гарантиро-
вать моральную позицию многих ситуаций, не предусмот-
ренных деонтологией.
284
Часть 2
Регуляция как проекция ответственности
Теперь мы располагаем достаточными средствами для
решения чрезвычайно спорной проблемы регуляции науки
и технологии. Вполне понятно, что вследствие существова-
ния моральных норм всякая человеческая деятельность
подвержена ограничениям, некоторые моральные нормы
предписывают что-то, другие что-то запрещают. Больше то-
го, рассматривая необходимость оптимизации функциони-
рования систем, мы поняли, что любая система, включая
научно-технологическую, не может до крайности расширять
свои задачи: уже одно это показывает, что некоторые огра-
ничения неизбежны и «физиологичны». Нам остается толь-
ко ввести в число таких ограничений те, что вытекают из на-
личия «моральной системы». Фактически эти ограничения
можно рассматривать, сточки зрения теории систем, нарав-
не с многочисленными ограничениями, претерпеваемыми
системой. Мы привыкли считаться с экономическими и по-
литическими ограничениями; но нет основания исключать
возможность, что в некоторых ситуациях действуют ограни-
чения чисто морального характера. Эту возможность отвер-
гают только те, кто не понимает, что даже ученые и специа-
листы в области техники (как отдельные индивиды, так и
члены сообщества) должны действовать морально. Кроме
того, моральные ограничения вполне совместимы со свобо-
дой науки и технологии: как раз подход к этике с точки зре-
ния теории систем, который мы обосновывали в начале
этой главы, позволяет понять, что непосягательство на ка-
кую-либо ценность есть моральный долг и, следовательно,
что наука и технология должны обладать свободой.
Остается выяснить, кто вправе устанавливать или да-
же навязывать ограничения. Часто утверждают, что единст-
венное верное решение - саморегуляция ученых, посколь-
ку только она совместима со свободой науки. Но такое ре-
f/r 14 Этика для науки и технологии
285
шение недостаточно, поскольку основывается на понима-
нии научно-технологической системы как замкнутой систе-
мы. Но научно-технологическая система не замкнута, и по-
тому ДРУгие системы вправе участвовать в определении
возможного и невозможного в отправлении научной и техно-
логической деятельности. Стало быть, трудно спорить с
тем, что правила могут быть навязаны «извне»; вопрос ско-
рее в том, как эти правила должны вырабатываться.
Здесь снова полезно применить теорию систем. Нет ав-
торитета, который имел бы привилегированное право на оп-
ределение этих правил, в их определении должны участво-
вать все, включая ученых и специалистов в области техники,
и не только потому, что они лучше других знают природу кон-
кретных ситуаций, к которым применяются правила, но и по-
тому, что они тоже разделяют моральную ответственность за
должное поведение социального сообщества. Ясно, что это
возможно только в том случае, если они действительно не
равнодушны к серьезнейшим проблемам, встающим перед
сообществом (особенно тем, что порождены их собственной
деятельностью), если они восприимчивы к этическим (и не
только чисто этическим) ценностям, стоящим за интересами
других частей сообщества, и если они обладают чувством от-
ветственности.
Понятие ответственности является ключевым. Оно пред-
полагает свободу (ибо только свободные существа могут быть
ответственными) и в то же время признает ограничения сво-
боды, накладываемые долгом, т. е. уважением к требованиям
и моральным ценностям, которые не ограничивают свободу,
но внутренне обязывают к ее ограничению. И ответствен-
ность возлагается не только на ученых. Ее разделяют все лю-
ди: все мы ответственны за правильное управление наукой,
политикой, экономикой, каждый - согласно своему положе-
нию и в той мере, в какой он должен заботиться о других.
286
Часть 2
Следовательно, определение инструментов регуляции
становится вторичным. Для наиболее серьезных и извест-
ных случаев, т. е. тех, которые самым прямым образом за*
трагивают общие интересы или касаются широкого и фун-
даментально важного этического выбора сообщества, над-
лежит иметь хорошие и правильные законы (проводимые в
жизнь в соответствии с постановлениями судебной власти).
В менее важных случаях достаточно будет правил деонто-
логических кодексов и соответствующих санкций или даже
саморегуляции. Однако в конечном счете главным образом
чувство ответственности и этическая чуткость ученых долж-
ны гарантировать их морально корректное поведение в про-
фессиональной сфере и способствовать устранению наше-
го иррационального страха перед наукой. Каодый человек
должен быть в состоянии полагаться на поведение других,
зная, что они (как и он сам) действуют ответственно.
Воздействие науки на этику
Еще одно очевидное следствие из проводимого нами
здесь теоретико-системного подхода состоит в том, что да-
же этика не может превратиться в замкнутую систему. Мы
уже разобрались, почему это так, и не будем повторяться.
Вместо этого вкратце рассмотрим, в чем должна проявлять-
ся ее открытость, особенно относительно науки и техноло-
гии, не опасаясь при этом (после всего уже сказанного) по-
дозрений в сциентизме или в сциентистском выхолащива-
нии моральной проблематики. Первый фактор - чисто фак-
тический: если мораль должна регулировать человеческую
деятельность в различных ситуациях, то она не может игно-
рировать новые и беспрецедентные ситуации, которые со-
здаются развитием науки и технологии и очень часто име-
ют иную природу, нежели ситуации, регулируемые уже су-
ществующими моральными нормами. Кроме того, эти но-
Гл 14 Этика для науки и технологии
287
вые ситуации очень часто наделяют моральной значимос-
тью многие вещи, которые преяще не имели ее просто пото-
му что были недосягаемы для человеческого вмешательст-
ва и выбора. Очевидным примером являются новые техни-
ки воспроизводства: сегодня возможны многие вещи, кото-
рые в прошлом предоставлялись исключительно ходу при-
роды Сегодня они возможны, и человек должен выбрать,
следует ли воспользоваться новыми возможностями; даже
отрицательное решение все же является выбором, который
должен быть морально обоснованным. Далее, наука пред-
лагает элементы практического знания, которые необходи-
мы для правильной оценки ситуации или проблемы, и мо-
раль не может их игнорировать.
Но есть и более глубинный фактор: наука и технология
заметно изменили образ человека, в котором в конечном
счете укоренена этика. (Мы уже говорили об этом при об-
суждении научно-технологической системы, но каждый лег-
ко может добавить к нашей картине новые детали.) Чело-
век, к которому была обращена традиционная мораль, от-
личается от человека, к которому должна быть обращена
нынешняя мораль. Современный человек сформировал об-
раз самого себя, учитывающий его инстинкты, которые
прежде осознавали и оценивали весьма приблизительно.
Его сознание свободы сопровождается знанием о разнооб-
разной биологической, психологической и социальной обус-
ловленности. Его восприятие собственных отношений с
Другими людьми и даже его понимание других людей изме-
нились. Этика, которая не принимает во внимание эти изме-
нения, не в состоянии будет обосновать мораль, способную
привлечь современного человека. Не было бы преувеличе-
нием сказать, что нынешний кризис традиционной морали
объясняется не только тем, что некоторые внутренние цен-
ности утратили свое влияние, но также фактом, что совре-
288
Часть 2
менный человек уже не узнает себя в образе человека, мол*
чаливо предполагаемом моралью.
Вернемся теперь к необходимому динамизму морали
(и этики), на который мы уже обращали внимание читателя.
Мораль должна быть не только открытой, но и адаптивной
системой. Наше суждение выглядит почти бессмысленным,
поскольку принято думать, будто мораль не должна «при-
спосабливаться», идти на компромиссы. И это верно. Но
здесь мы имеем в виду нечто другое: мораль, чтобы выпол-
нить свою задачу, должна соизмеряться с жизнью человека
нашего времени, с тем, что он чувствует относительно мира
и самого себя. Следовательно, мораль должна быть не
только динамичной и развивающейся (а значит, соответст-
вовать интеллектуальному стилю нашего времени, про-
диктованному самой эволюцией научной рациональности),
но и учитывать вклад наук в понимание человеком самого
себя, сохраняя за собой функцию завершения этого само-
понимания, требующую элементов, которые не могут пре-
доставить сами науки. Только так мы получим науку, кото-
рая способна уважать требования морального сознания, и
мораль, которая отвечает требованиям нашего научного
знания и мира, созданного технологией, - мира, где человек
должен обрести новый образ самого себя и соответствую-
щие моральные основания для действия1”.
ПРИМЕЧАНИЯ
ЧАСТЬ 1. Мир науки и технологии
Глава 1. Что такое наука?
1	остановимся здесь лишь на некоторых фундаментально важных ас-
пектах научного знания, которые имеют отношение к нашим размышлени-
ям о философии науки; многие аспекты приходится опустить. Перечислен-
ные далее работы тематически перекликаются с настоящей главой.
В наиболее общем виде наша точка зрения изложена в книге: Е. Agazzi,
Temi е problem! di filosofia della fisica (Milan. Manfredi, 1969; 2d ed. Rome:
Abete, 1974), а также во многих других работах автора, опубликованных
гпавным образом на итальянском и французском языках. Они упомянуты
В-списке литературы, помещенном в конце книги. Из немногих «англий-
ских» публикаций Э Агацци для данной темы наиболее важны: «The
Concept of Empirical Data. Proposal for an Intensional Semantics of Empirical
Theories» (in Formal Methods in the Methodology of Empirical Sciences, ed. M.
Przelecki, К Szaniawski, R Wojcichi. Dordrecht: Reidel; Warsaw: Osso line urn,
1976, 143-157); «Subjectivity, Objectivity and Ontological Commitment in the
Empirical Sciences» (in Historical and Philosophical Dimensions of Logic,
Methodology and Philosophy of Science, ed. R. E Butts and J Hintikka.
Dordrecht/Boston: Reidel, 1977, 639-651, 159-171), «Commensurability,
Incommensurability, and Cumulativity in Scientific Knowledge», Erkenntnis 22
(1985), 51-77; «The Historical Dimensions of Science and its Philosophy»,
Diogenes 132 (1985), 60-79 (reprinted: Epistemologia 10 (1987J, 3-26); «Do
Experiments Depend on Theories or Theories Depend on Experiments?» (in
Theory and Experiment, ed. D. Batens, J. P. van Bendegem Dordrecht: Reidel,
1988, 3-13); «Naive Realism And Naive Antirealism», Dialectic? 43 (1989), 83-
98, «Reductionism as Negation of the Scientific Spirit» (in The Problem of
Reductionism in Science, ed. E Agazzi. Dordrecht/Boston Kluwer, 1991,7-18;
elntelligibility, Understanding and Explanation in Science» (in Idealization IV.
Intelligibility in Science, ed Craig Dilworth Atlanta Rodopi, 1992, 25-46); «On
Orrnalism» (in Philosophical Problems Today, ed. G. Floistad, vol. 1.
290
Примечания
Dordrecht Kluwer, 1994, 74-137)
Другие эпистемологические перспективы развернуты в работах: Hans
Reichenbach, The Rise of Scientific Philosophy (Berkeley. University Of
California Press, 1951) (введение в важнейшие философские проблемы не-
опозитивизма), Richard Bevan Braithwaite, Scientific Explanation A Study of
the Function of Theory. Probability and Law in Science (New York Cambridge
University Press, 1953) (в этой книге, написанной в аналитическом ключе,
исследуются общие для естествознания логические структуры); Arthur Pap,
An Introduction to the Philosophy of Science (Glencoe, NY. The Free Press,
1962, также принадлежащая к аналитической традиции, эта работа пред-
ставляет собой превосходный систематический обзор важнейших проблем
философии науки); Ernst Nagel, The Structure of Science. Problems in the
Logic of Scientific Explanation (New York; Harcourt, Brace and World, 1961;
классическое руководство, одно из самых информативных, написано в ана-
литическом стиле). См. также: Karl R. Popper, The Logic of Scientific
Discovery (London. Hutchinson, 1959) (важнейшая работа Поппера в облас-
ти эпистемологии Впервые была опубликована в 1934 г. в Вене в пику гос-
подствовавшим тогда взглядам Венского кружка). См. также: David Oldroyd,
The Arch of Knowledge. An Introductory Study of the History of the Philosophy
and Methodology of'Science (New York: Methuen, 1966), - прекрасный исто-
рический обзор философии науки и научной методологии начиная с грече-
ской традиции и до конца XX столетия. Все указанные работы содержат об-
ширные библиографии. См. также превосходное библиографическое изда-
ние: Richard J. Blackwell, A Bibliography of the Philosophy of Science: 1945-
1981 (Westport, Conn.: Greenwood Press, 1983).
2	Известно, что хотя истинность посылок гарантирует истинность заклю-
чения, все же истинные заключения могут выводиться из ложных посылок
посредством корректной логической дедукции. Следовательно, истинность
(или обоснованность) некоторых утверждений не гарантирует истинности
(или обоснованности) тех гипотез, которые могут быть приведены ДР*
«объяснения» этих утверждений в рамках теории. Этот факт существенно
важен для самой природы эмпирических наук, поскольку именно по этой
причине они не являются полностью достоверными Таков принципиаль-
Примечания
291
ый аргумент Поппера, постулирующего асимметрию между верификаци-
ей и фальсификацией гипотезы Согласно Попперу, решающую роль игра-
ет фальсификация (ведь дедукции даже единственного ложного следствия
из гипотезы достаточно для утверждения ложности этой гипотезы); вери-
фикация же играет вторые роли (поскольку многочисленные истинные
следствия, дедуцированные из гипотезы, не исключают того, что она может
быть ложной)
3	Относительно необязательности «математизации! (и измерения, яв-
ляющегося ее необходимой предпосылкой) в качестве условия научности
дисциплины см : Е.Agazzi, «Is Scientific Objectivity Possible Without
Measurements?!, Diogenes 104 (1978), 93 - 111. (Работа переведена также
на другие языки.)
4	Подведем итоги. Понятие строгости является не «однозначным!, а
«аналогичным! То же самое относится и к объективности, и поскольку, по
нашему мнению, критерии строгости и объективности являются определя-
ющими для понятия науки, это последнее также носит «аналогичный! ха-
рактер. Это следует рассматривать не как неудобство, а как условие пони-
мания разнообразия научных дисциплин, которое требует отказа от деспо-
тизма Действительно, в то время как понятие «однозначно!, когда приме-
няется только одним способом к одному виду объектов, и «многозначно!,
если применяется одним и тем же образом к различным объектам, оно
«аналогично!, когда применяется к различным объектам отчасти одним и
тем же, а отчасти другим способом Таким образом, альтернатива одно-
значности - не только многозначность, но и аналогичность, которая есть
выражение единства в различиях. Именно «аналогичный! характер поня-
тия науки позволяет нам избежать уже упоминавшегося радукциониэма.
Более подробно эта тема развита в работе: E.Agazzi, «Analogicita del con-
cetto di scienza II problema del rigore e dell'oggettivita nelle scienze umane!,
In Epistemologia e scienze umane, ed Vittorio Possenti (Milan: Massimo,
19?9), c 57 - 78
5	Парадигмалыюй в этом отношении является эпистемология Эрнста
^аха в том же ряду стоят и такие мыслители, как Пьер Дюэм и Анри Пу-
анкаре, и подобное же понимание науки (значительно принижающее ее по-
292
Примечания
знавательную значимость) можно видеть у разных философов и в различ-
ных философских течениях начала XX в - от прагматизма до неоидеализ-
ма, от феноменологии до экзистенциализма Воздерживаясь от подробных
библиографических указаний, скажем, что такого рода взгляды (с упомина-
нием главнейших текстов) обсуждаются в кн : Е Agazzi, F. Minazzi
L Geymonat. Filosofia. scienza e Venta (Milan: Rusconi, 1989).
6	Более детальный анализ этого тезиса см в кн.: Е Agazzi, Temi е prob-
lem di filosofia della fisica (гл. 10, особенно § 47).
7	Автор отстаивал этот тезис в других работах, некоторые из них здесь
упоминаются. Хорошее обоснование его представлено также в кн.: Vittorio
Mathieu, L'oggettivita nella scienza e nella filosofia contemporanea (Turin:
Accademia delle Scienze, 1960)
8	Более детально я развиваю эту перспективу в работе «La questione
del realismo scientifico» (in Sdenza e filosofia. Saggi in onore di Ludovico
Geymonat, ed C Mangione. Milan Garzanti, 1985, 171 - 192); см. также
«Naive Realism and Naive Antirealism!
9	Относительно погруженности науки в историю, непосредственно воз-
действующей на ее познавательный статус, см : Е Agazzi, «The Historical
Dimensions of Science and Its Philosophy> В гл 6 («Научно-технологичес-
кая система>) мы рассмотрим, как историческая детерминированность на-
уки продолжается в «имманентном! росте науки «на собственных корнях>,
который на каждом этапе (особенно на нынешнем) основывается на том,
что ею уже построено, и на ее технических и понятийных инструментах
Дадли Шапир развил эту точку зрения посредством убедительного истори-
ко-эпистемологического анализа, см., в частности: D Shapere, Reason and
the Search for Knowledge (Dordrecht: Reidel, 1984) «Социологические! под-
ходы преувеличивают погруженность науки в историю. Они получили ши-
рокое распространение. Более подробно мы поговорим о них в следующей
главе
Глава 2. Наука и общество
10	Из многочисленных работ, посвященных этим авторам, см : Zoltan
Tar, The Frankfurt School. The Critical Theories of Max Horkheimer and
Примечания
293
Theodor W Adorno (New York: Wiley, 1977), Susan Buck-Morss, The Origin of
Negative Dialectics Theodor W Adorno. Walter Benjamin, and the Frankfurt
Institute (New York Free Press. 1977). Robert В Pippin, Marcuse Critical
Theory and the Promise of Utopia (South Hadley Bergin & Garvey, 1988);
Alasdair MacIntyre. Marcuse (London Fontana, 1970)
Особый интерес представляет работа Ричарда Бернштейна Richard J.
Bernstein, The Restructuring of Social and Political Theory (New York:
Harcourt, Brace, Jovanovich, 1976) Этот американский автор критикует не-
опозитивистские и аналитические концепции, которые доминировали в
академической и культурной среде Соединенных Штатов. Его точка зрения
сформировалась под влиянием критической теории общества, разрабо-
танной Франкфуртской школой.
11	Корни социологии знания уходят и в немецкую традицию от Маркса
до Нищие и Шепера, и во французскую культурную антропологию Дюркгей-
ма и Мосса Ее самым выдающимся предвестником был Карл Маннгейм,
см ’ К Mannheim, Ideology and Utopia: An Introduction to the Sociology of
Knowledge (New York Harcourt, Brace, 1956) Впервые опубликованная в
1929 г, работа содержит тезис о том, что историческое и социальное окру-
жение определяет как содержание, так и формы нашего знания Знамена-
тельно. однако, что Маннгейм признает исключение из этого эпистемоло-
гического правила математика и естественные науки изымаются из сфе-
ры действия, как он говорит, окзистенциальной детерминированности!.
12	Назовем наиболее важные книги, опубликованные за эти годы: David
Bloor, Knowledge and Social Imagery (London: Routledge and Kegan Paul,
1976), В Barnes, Interests and the Growth of Knowledge (London: Routledge
and Kegan Paul, 1977); Bruno Latour and Steve Woolgar, Laboratory Life: the
Social Construction of Scientific Facts (London; Sage, 1979); К D .Knorr-Cetina,
The Manufacture of Knowledge: An Essay on the Constructivist and Contextual
Nature of Science (Oxford: Pergamon Press, 1981); Science Observed:
Perspectives on the Social Study of Science, ed К D. Knorr and M Mulkay
(London Sage. 1983). Укажем также основные периодические издания, в
которых публикуются работы этих авторов Social Studies of Science и
Sociology of the Sciences Yearbook Последовательное изложение упомяну-
294
Примечания
тых здесь событий см. Oldroyd, The Arch of Knowledge (гл 9) Эта позиция
имеет некоторые достоинства, но не лишена и слабостей Последователь-
ную критику ее см в работе Mario Bunge,'«A Critical Examination of the New
Sociology of Science», Philosophy of the Social Sciences 21 (1991), 524-560
22 (1992), 46 - 76
13	Подробнее обсудим это в гл. 6.
14	О движении к большей автономии поговорим в гл 6
15	По этой причине различия и взаимоотношения между наукой, техни-
кой и технологией мы проанализируем специально (см гл. 4)
16	Литература на эту тему обширна. См : Technology and Contemporary
Life, ed Paul T. Durbin (Dordrecht Reidel, 1978); J.K. Feibleman, Technology
and Reality (The Hague Nijhoff, 1982); A Pacey, The Culture of Technology
(Cambridge: MIT Press, 1983); Science, Technology and Society Today, ed
M.Gibbons and P. Gummett (Manchester: Manchester University Press, 1984),
A. Borgman, Technology and the Character of Contemporary Life (Chicago.
University of Chicago Press, 1984), Joseph Agassi, Technology. Philosophical
and Social Aspects (Dordrecht Reidel, 1985). См. также классическую рабо-
ту Льюиса Мэмфорда: Lewis Mumford, The Myth of the Machine, 2 vols (New
York: Harcourt, Brace, Jovanovich, 1967 - 1970).
Наряду с философией науки, «философия техники» сегодня весьма по-
пулярна. Она тоже рассматривает отношения между технологией и обще-
ством. См : The Nature of Technological Knowledge, ed Richard Laudan
(Dordrecht: Reidel, 1984); Philosophy and Technology. Readings in the
Philosophical Problems of Technology, ed. C.Mitcham and R.Mackey (New
York: Free Press, 1983); Philosophy of Technology, ed Paul T. Durbin
(Dordrecht: Kluwer, 1989) Другие работы будут упомянуты далее. Не следу-
ет забывать, что эта тема обсуждалась и в иных философских традициях
Помимо Эллюля, Симондона, Отуа и Ладриера, к которым мы обратимся в
следующих главах, см. работу известного представителя немецкой фило-
софской антропологии Арнольда Гелена: Arnold Gehlen, Man in the Age of
Technology (New York Columbia University Press, 1980); а также важную ра-
боту Хосе Ортеги-и-Гассета: Meditation de la Tecnica, in Obras Completes.
vol 5 (Madrid: Revista de Occidente, 1947) См также книгу испано-венесу-
Примечания
295
эпьского философа Хуана Давида Гарсиа Бакка (Juan David Garcia Васса,
£1одю de la Tecn,ca- Barcelona Anthropos, 1987) и книги венесуэльского фи-
лософ3 Эрнесто Маиса Валленилы (Ernesto Mayz Vallenilla: Esbozo de una
critica de la razon tecnica, Caracas. Edie de la Universidad Simon Bolivar.
1974 Ratio technica. Caracas: Monte Avila Editores, 1983).
Глава 3. Нейтральна ли наука?
17	Рассматриваемой теме посвящены, в частности, следующие сочине-
ния Поппера. Conjectures and Refutations (New York: Basic Books, 1961);
The Open Society and Its Enemies (Princeton Princeton University Press,
1966); The Poverty of Historicism (London: Routledge and Paul, 1992) [См. в
русском переводе: Поппер К. Открытое общество и его враги М., 1992; Его
же. Нищета историцизма. М , 1994. * Прим, перев ] Классическим источни-
ком, позволяющим уяснить существо полемики между Поппером и его по-
следователями, с одной стороны, и Франкфуртской школой, с другой, ста-
ла антология под ред Адорно и Поппера: Т Adorno, The Positivist Dispute
in German Sociology (London: Heinemann, 1976) Интересен также сборник,
включающий диалоги между Поппером и Маркузе: Revolution or Reform: А
Confrontation (New Brunswick, N. J : Transaction Publications. 1976).
18	Читателю следует знать, что сказанное нами лишь по видимости
противоречит знаменитому тезису Хабермаса об интересах, которые на-
правляют знание (erkenntnisleitende Ipteressen), поскольку мы никоим об-
разом не утверждаем, что научное исследование, даже рассматриваемое
как поиски знания, движимо исключительно желанием знать. Мы утвержда-
ем, что суждение о познавательной ценности научных утверждений может
и должно формулироваться независимо от всяких других интересов, кото-
рые «направляют знание». Такое ценностное суждение, чисто «внутрен-
нее» для плоскости познания, иногда оказывается проблематичным, но
оно является регулятивным идеалом науки как знания, идеалом, который
она не может отвергнуть, не отказавшись тем самым от себя самой как
объективного и строгого знания. Таким образом наша концепция дистанци-
руется от концепции Юргена Хабермаса, развитой им главным образом в
книге Knowledge and Human Interests (London. Heinemann Educational,
296
Примечания
1978) и в другой столь же важной работе Jurgen Habermas, Towards а
Rational Society (London Heinemann, 1971)
19	Роберт Оппенгеймер, руководитель Манхэттенского проекта, привед.
шего к созданию первой атомной бомбы, произнес эти ставшие знамени-
тыми слова после бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. См.: J. Robert
Oppenheimer, The Open Mind (New York Simon and Schuster, 1955), 88.
20	См. письмо к венецианскому дожу Леонардо Донато 24 августа 1609
г. G Galilei, Opere (Florence Edizioni Nazionale Barbera, 1929-1939), vol ю
250-1 (в 10 томе Opere это письмо помещено под номером 228).
21	См Мф 15:19
22	В гл.5 мы приведем библиографическую информацию, имеющую от-
ношение к различным значениям термина «идеология»
23	По этому пути шли представители Франкфуртской школы, чьи глав-
ные произведения мы уже назвали. К «классическим» представителям этой
школы - Адорно, Хоркхаймеру, Маркузе - можно добавить продолжателей
заложенных ими традиций Юргена Хабермаса и Карла-Отто Апеля.
24	Такое понимание депа может быть выведено из взглядов Маркса и
Энгельса.
25	Мы вернемся к этой важной теме в гл. «Научно-технологичская иде-
ология».
26	Смыслы понятия нейтральности, рассмотренные в этой главе, не ис-
черпывают всего его богатства В конце главы «Научно-технологическая
система» мы должны будем рассмотреть еще одно и более глубинное зна-
чение не нейтрального характера науки и технологии, определяемое не их
зависимостью или независимостью от других сил, но отношением к ценно-
стному суждению, конкретнее - моральному суждению. В гл.8 поговорим о
понятии аксиологической нейтральности
Глава 4. Наука, техника и технология
27	Такие тезисы отстаивает выдающийся мыслитель Марио Бунге, из
чьих работ мы упомянем одну короткую, но важную статью с выразитель-
ным названием «Basic Science is Innocent; Applied Science and Technology
Can Be Guilty», in Nature and Scientific Method, ed Daniel O. Dahlstroni
(]римечания
297
(Washington The Catholic University of America Press, 1991), 95-105. Изло-
женные в ней идеи подытоживают положения, развитые ее автором в дру-
гих работах, особенно в 8 томе книги Treabse on Basic Philosophy (Boston
Reidel, 1989)
28	См E Agazzi, «La filosofia come invenzione del 'perche‘>(La filosofia
fra tecnica e mto, АП del XIX Congresso nazionale della Societa Filosofica
Italiana (Santa Maria degli Angeli: Edizioni Porziuncola, 1987), 19-30; опубл
также в Bollettmo della Societa Filosofica Italiana 127 (1986), 15 - 22.
29	См E. Agazzi, «La filosofia come invenzione del 'perche*>.
30	Общеизвестно, что эта точка зрения была ярко выражена Фрэнсисом
Бэконом в трактате Novum огдапит. Она присутствует, однако, и у других
авторов того времени, в том числе у интеллектуалиста Декарта в знамени-
том «Рассуждении о методе>.
31	Ответственность за процесс идеологизации науки несет в первую
очередь позитивизм XIX в . философский фундамент которого заложил
Огюст Конт. Неопозитивизм XX столетия стал наследником традиции, ук-
репляя ее всепроникающим обращением к методам современной матема-
тической логики Поучителен в этом отношении Манифест Венского круж-
ка - «Научная концепция мира> (см в: О Neurath, Empiricism and Sociology,
ed R S.Cohen and M Neurath, Dordrecht; Reidel, 1973), а также известная
работа Ганса Райхенбаха The Rise of Scientific Philosophy».
Глава 5. Научно-технологическая идеология
32	Тема смерти идеологий в последние десятилетия широко обсужда-
лась не только философами, но и социологами к политологами. Начиная
с середины 1950-х гг, например, Р. Арон, Д Белл, С Липсет и многие дру-
гие авторы посвятили упадку традиционных идеологий специальные ис-
следования, отмечая, что в западных государствах противоположные иде-
ологии практически исчезли со сцены благодаря признанию возможности
примирить (по крайней мере, до некоторой степени) различные социаль-
ные требования
33	По-прежнему избегая чрезмерно детального исследования, мы гото-
лризнать, что понятие идеологии нуждается в прояснении и разъясне-
298
Примечания
нии даже на лингвистическом уровне В этом отношении весьма полезны
некоторые работы Джованни Сартори Мы имеем в виду, в частности
Democratic Theory (Westport, Сопл . Greenwood Press, 1973), Theory Of
Democracy Revisited (Chatham, N J . Chatham House Publishers, 1987)
Social Science Concepts. A Systematic Analysis (Beverly Hills Sage
Publications, 1984)
34	Глубокий и поныне актуальный анализ марксистской идеологии как
не подлежащей фальсификации содержится в книгах Карпа Поппера <Ни-
щета историцизма» (М , 1994) и <Открытое общество и его враги» (М
1992).
35	См.: Е.Agazzi Temi е problemidi Iflosofia della flsica (особенно первую
часть).
36	Доступное и впечатляющее описание принципа фальсификации со-
держится в книге Поппера <Conjuctures and Refutations». Более полное
представление об эпистемологии Поппера дает его более обстоятельный и
систематичный труд <The Logic of Scientific Discovery». Мы не можем безо-
говорочно принять принцип фальсификации, который характеризуется
серьезными недостатками и был подвергнут исправлениям и уточнениям в
рамках самой попперовской школы.
37	Развитие этого тезиса и некторые дополнительные соображения см
в кн: Е.Agazzi, Scienza е fede. Nuove prospettive su un vecchio problema
(Milan, Massimo, 1983). Подробнее тема разбирается в работе: Е. Agazzi,
"Reductionism as Negation of tHe Scientific Spirit", in The Problem of
Reductiomsm in Science, ed E. Agazzi (Dordrecht: Kluwer, 1991), 1-29
38	В общих чертах эта проблема рассматривается в работе: Е.AgaZzi,
•Analogicita del concetto di scienza II problema del rigore e dell pggettivita
nelle scienze umane».
39	См. E Agazzi, Consideraziom epistemologche su scienza e metafiaca. in
• Teona e metodo delle scienze». Ed C Huber (Rome. Universita Gregoriana
1981) 311 - 340; «Scinza e metafisica», Per la filosofia 1.2 (1984). 1 - 13
40	Подробнее тема разбирается в работе. Е Agazzi, <Reductionisme as
Negation of the Scientific Spirt». In The Problem of Reductionisme in Science
Ed. E Agazzi (Dordrecht Kluwer. 1991) 1 - 29
Примечания
299
41	Более адекватная трактовка отличительных качеств технологии в ее
историческом развитии содержится в уникальной и фундаментальной ра
боте Charles Singer. Eric John Holmyrad, A Rupert Hall, and Trevor Wiliams,
A History of Technology (Oxford. Clarendon Press, 1954-1978) He упоминая
о множестве более кратких и простых изложений, укажем на всеохватыва
ющую книгу Льюиса Мамфорда «Миф о машине» (см. прим. 16), которая
представляет историю техники в историко-гуманистическом ключе; здесь
сводятся воедино выдающиеся результаты поисков и размышлений авто-
ра, нашедших выражение во многих его важных работах У нас еще будет
случай вернуться к этой книге.
42	Мы не ставим под сомнение истинность научного знания; ведь науч-
ное знание можно понимать как способное доставить относительную исти-
ну, т е. истину, ограниченную особой областью объектов. Кроме того, его
истину необходимо отличать от достоверности, характеризующей ее в не-
которых случаях. Более подробно эти вопросы рассматриваются в рабо-
тах: Е. Agazzi, Temi е problem di filosofia della fisica; "Veritc partielle ou
approximation de la veritr?" in La nature de la vrrit&cientifique (Louvain-la-
Neve CIACO, 1985), 103-115; E. Agazzi, F. Minazzi, L. Geymonat, Filosofia,
scienza e vrritr(m. 7, 8).
43	Cm.: Bertrand Russell, The Scientific Outlook (London: Allen, 1931). Рас-
сел критически анализирует технологиэм и сциентизм, а также порождае-
мые ими угрозы социальному порядку. Тем не менее он высоко оценивает
уникальные достоинства научной рациональности.
44	Иными словами, хотя необходимо признать ограниченность, или
«частичность», методов, точек зрения и намерений науки и техники, это
признание не должно оборачиваться осуждением или уничтожением на-
уки Скорее, серьезная попытка понять науку должна сопровождаться и
осознанием того, с чем наука не имеет дела, и стремлением не упустить ее
Действительных характеристик. Именно отсутствие тесного контакта с ми-
ром научной практики составляет слабость знаменитой гуссерлевской кри-
тики наук. См его книгу The Crisis of European Sciences and Transcendental
Phenomenology. An Introduction to Phenomenological Philosophy (Evanston
Northwestern University Press, 1970)
300
Примечания
Глава 6. Научно-технологическая система
45	Бопее подробно этот вопрос разбирается в работе. Е Agazzi, «From
Newton to Kant The Impact of Physics on the Paradigm of Philosophy> jn
Christian Theology in the Context of Scientific Revolution, ed Methodios Fouyas
(New York Symposium of the Academie Internationale des Sciences
Religieuses and the Academie Internationale de Philosophic des Sciences, July
1977), 52- 76
46	См : Кант И Критика чистого разума // Его же Соч. Т. 3 М , 1964 с
85 - 88, 89.
47	Ср Там же С 89
48	«При беглом обзоре этого сочинения может показаться, что оно име-
ет только негативную пользу, заключающуюся в том, что предостерегает
нас против попыток выходить за пределы опыта при помощи спекулятивно-
го разума. Прежде всего в этом польза нашего сочинения Но эта польза
становится положительной, как только убеждаются в том, что основополо-
жения, посредством которых спекулятивный разум отваживается выйти за
пределы опыта, на деле имеют своим неизбежным результатом (если при-
смотреться пристальнее) не расширение, а сужение применения нашего
разума, так как эти основоположения, принадлежа, собственно говоря, к
сфере чувственности, на самом деле угрожают безмерно расширить ее
границы и таким образом вообще вытеснить чистое (практическое) приме-
нение разума Поэтому критика, поскольку она ограничивает чувствен-
ность, правда, негативна, но так как она тем самым снимает препятствие,
которое ограничивает или даже грозит вообще упразднить практическое
применение разума, то в действительности она приносит положительную,
и весьма существенную, пользу, если только убеждаются в ом, что сущест-
вует безусловно необходимое практическое (нравственное) применение
чистого разума, при котором разум неизбежно выходит за пределы чувст-
венности, и, хотя для этого он не нуждается в помощи спекуляции, все же
должен оградить себя от ее противодействия для того, чтобы не впасть в
противоречие с самим собой» (там же, с 92)
49	См речь вице-ректора Гельмгольца на открытии учебного года в Гей-
дельбергском университете 22 ноября 1862 г Uber das Verhaltnis d®r
Примечания
301
Naturwissenschaften zur Gesamtheit der Wissenschaft, in H v Helmholtz,
philosophische Vortrbge und Aufsbtze (Berlin Akademie-Verlag, 1971), 79 -
108
50	Последующий краткий обзор не претендует на оригинальную интер-
претацию истории науки Проливая яркий свет на некоторые важные мо-
менты, он не отличается принципиально, скажем, от содержания главы о
науке в кн : JLadriere, The Challenge Presented to Cultures by Science and
Technology (Paris: Unesco, 1977) или первой части
(«Verwissenschaftlichung») работы Вальтера Шульца Philosophic in der
verSnderten We/t(Neske: Pfullingen, 1980).
51	См. «Третье письмо о пятнах на Солнце» Галилея в кн.: Discoveries
and Opinions of Galileo, ed. Stillman Drake (Garden City: Doubleday Anchor,
1957). 122- 123.
52	Так называются, в знаменитом пассаже из Saggiatore, те поддающи-
еся математической обработке качества, которые необходимо рассматри-
вать как внутренне присущие телам. Они противопоставляются тем каче-
ствам, которые, будучи связаны с чувственными восприятиями, носят
субъективный характер и в конечном счете могут быть сведены к первич-
ным качествам, ср.: Discoveries and Opinions of Galileo, 274 - 275
53	Это особенно ясно в тех случаях, когда Галилей поддерживает ко-
перниканскую теорию, утверждая, что она имеет не просто гипотетико-ис-
числимое, но и выраженное реально-космологическое значение. См.,
капр, его письмо к Пьетро Дини 23 марта 1615 г: Richard J. Blackwell.
Galileo, Bellarmine. and the Bible (Notre Dame University of Notre Dame
Press, 1991). Appendix 5. pp. 209-210. Более подробное обсуждение пози-
ции Галилея по этим вопросам см. в: Е. Agazzi, «Was Galileo a Realist?»
physis33.l (1994), 273 - 296.
84	В поддержку этой точки зрения см., например, предложение Макса
Вебера о разработке социологии, в особенности его очерки в кн.: The
Methodology of the Social Sciences, ed. E. A. Shils and H. A. Finch (Glencoe,
NY Free Press, 1949) В одной из последующих глав у нас будет случай об-
сУДить социологию Вебера с другой точки зрения
65	См выше, примеч. 18.
302
Примечания
56	Детальное развитие точки зрения, представленной здесь лишь схе
матически, см в кн Е Agazzi. Weisheitim Techmschen (Luzern Verlag Hans
Erni-Stiftung, 1986) Заметим, что мы намеренно ограничиваем наш обзор
развития техники немногими самыми общими мыслями Подробный анализ
потребовал бы положений и разработок, освещающих интересные и нере-
шенные вопросы, останавливаться на которых здесь нет смысла Весьма
обширная библиография, содержащаяся в названной книге, указывает пу-
ти дальнейшего исследования темы Из важнейших работ в этом отноше-
нии - особенно в свете тем. рассматриваемых в данной книге, - отметим
труд Мэмфорда «Миф о машине»
57	Исторические и современные механизмы, вызывающие эти послед-
ствия, исчерпывающе проанализированы в «Мифе о машине» Мэмфорда
58	См : J. Ellul, The Technological System (New York: Continuum, 1980), 79-
80 Многие авторы, особенно франкоговорящие, опираются на мысли Эл-
люля Особого внимания заслуживает Жильбер Отуа, занимающий весьма
оригинальную позицию: он принимает основные идеи Эллюля и старается
преодолеть некоторые недостатки его точки зрения. См.: Gilbert Hottois,
Ethique et technique (Brussels Editions de I'Universite de Bruxelles, 1983),
Pour une ethique dans un univers technicien (Brussels Editions de I'Universite
de Bruxelles, 1984); Le signe et la technique (Paris: Aubier, 1984) и сборник,
составленный no его инициативе Evaluer la technique (Pahs: Vrin, 1988).
59	В этой связи убедительны замечания Эллюля в кн. The Technological
System (р. 235)
60	Эллюль настаивает на глубоком различии между индустриальным
обществом и технологической системой. Продуманный подход к этой про-
блеме представлен и в работах других авторов. Упомянем классический
труд Жильбера Симондона (Jilbert Simondon, Du mode d'existence des objets
techniques. Paris: Aubier, 1958) и книгу марксиста Радована Рихты (Radovan
Richta, Civilization at the Crossroads: Social and Human Implications of the
Scientific and Technological Revolution. White Plains, NY: International Artsand
Sciences Press, 1969). Однако точки зрения марксистов зачастую разочаро-
вывают, особенно когда их приверженность идеологии выливается в из-
лишнюю верность философии Маркса Безусловно, Маркс должен быть
Примечания
303
ризнан первым философом, специально размышлявшем о технике. Тем
не менее историческая эпоха, в которую он жил, неизбежно сводит его ана-
лиз технологического общества к анализу индустриального общества того
времени Поэтому, если не подвергнуть его философию техники сущест-
венному пересмотру, она никак не продвинет нас вперед в нашем нынеш-
не понимании технологического общества. Разумеется, это верно не
только относительно марксистов
61	J. Ellul, The Technological System, 311
62	Выражение «научно-технологическая система» имеет смысл ввиду
тесной связи между наукой и технологией, о которой мы уже говорили Для
ее обозначения некоторые авторы вводят выражение «наука-технология».
63	Вообще говоря, это свидетельствует о глубоком влиянии науки на
уровне восприятия ценностей. Мы вернемся к этой теме впоследствии.
64	См: Jacques Monod, Chance and Necessity: An Essay on the Natural
Philosophy of Modem Biology (New York: Knopf. 1971), 176
ЧАСТЬ 2. Этическое измерение
Глава 7. Нормы и ценности в человеческой деятельности
65	Помимо ранее упомянутого труда, сошлемся на более новую рабо-
ту: J. Р. Monod, Pour ипе ethique de la connaissance (Paris: Ed de la
Decouverte, 1988). Названный том включает избранные статьи под редак-
цией Бернардино Фанти. Позиция Рома Харре, на которого мы ссылаемся,
изложена главным образом в первой части его книги, см.: R. Наггё, Varieties
of Realism (Oxford: Blackwell, 1986).
66	Поскольку мы ограничиваемся здесь лишь очерком некоторых эле-
ментов эпистемологии естествознания, уместно упомянуть несколько ра-
бот, посвященных эпистемологии гуманитарных наук. Michael Н. Lesnoff,
The Structure of Social Science: A Philosophical Introduction (London' Allen &
Unwin, 1974); Peter T. Manicas, A History and Philosophy of the Social
Sciences (Oxford. Basil Blackwell, 1987), John A Hughes, The Philosophy of
Social Research (London: Longman, 1980); Valter Runciman, A Treatise on
Social Theory (Cambridge. Cambridge University Press, 1983) Для понима-
ния неопозитивистской философии социальных наук и полемики между
304
Примечания
натурализмом и антинатурализмом полезна книга Дэвида Томаса, см
David Thomas, Naturalism and Social Science. A Post-Empincist Philosophy Of
Social Science (New York Cambridge University Press, 1979) В качестве ана-
литического введения в философию социальных наук широко известна ра.
бота Питера Уинча, см Peter Winch, The Idea of a Social Science and Its
Relation to Philosophy (Atlantic Highlands: Humanities Press International
1972) (См русский перевод УинчП. Идея социальной науки и ее отноше-
ние к философии М , 1996 ] Полезная информация содержится также в кн
Bernstein, The Restructuring of Social and Political Theory Достойна
упоминания и кн : Raymond Boudon, The Logic of Sociological Explanation
(Harmondsworth: Penguin, 1974)
67	Такова широко известная позиция Макса Вебера. В следующей гла-
ве у нас будет случай поговорить о ней подробнее
68	Кант совершенно четко и неоднократно утверждает различие между
царством природы, не знающим долженствования, и царством человечес-
ким, где ‘должен” не просто присутствует, но является отличительным при-
знаком Эта мысль проводится не только в "Критиках ...”, но и, например, в
“Метафизических основаниях естествознания".
69	Я употребляю термин intentionate, чтобы отличить интенциональное
представление идеальных сущностей от intend и intention [иметь намере-
ние. намереваться и намерение (англ.) - Перев ] в их общепринятом
смысле.
70	Стоит отметить, что значение слова intentionality в обычном языке
беднее его специального философского смысла, в котором мы его здесь и
употребляем. В обычном языке intentionality означает сознательную уста-
новку воли. Нечто было сделано intentionally, если оно является результа-
том действия, которое субъект сознательно предполагал совершить. В фи-
лософском языке интенциональность есть характеристика, позволяющая
существу представлять себе вещь (и, таким образом, запечатлевать ее в
себе), не отождествляясь с ней онтологически (иными словами, инкорпори-
ровать ее в форме представления). Следовательно, интенциональность
имеет место на познавательном уровне (до некоторой степени ею облада-
ют даже животные) И лишь вторично она распространяется на уровень во-
Примечания
305
пи причем именно в той мере, в какой желанная цель представлена субъ-
ектом в форме представления Понятие интенциональности использова-
лось в средние века и широко обсуждалось мыслителями того времени.
Позднее оно вышло из употребления, а потом появилось в работах Фран-
ца Брента но (который взял его непосредственно у схоластиков) и особен-
но Эдмунда Гуссерля, в чьих трудах оно выросло в одно из ключевых по-
нятий современной феноменологии Ограничимся здесь указанием на ста-
тью Родерика М. Чизольма «Intentionality» в изд : The Encyclopedia of
Philosophy, ed Paul Edwards, vols. 3 and 4 (New York: Macmillan Publishing
Co and the Free Press), 201-204. Напомним, что некоторые мыслители,
вдохновленные феноменологией, использовали структуру интенциональ-
ности в связи с ценностями и нормами Таким образом они надеялись дать
объективное содержание (а не просто «формальную» коннотацию) фунда-
ментальным понятиям этики. В этом отношении весьма показательны по-
зиции Макса Шепера и Николая Гартмана.
71	См Платон. Собр. соч Т. 2 М , 1993. С 57 - 58.
72	В последующем изложении и, особенно, в применении различия
между «конститутивными нормами» и "предписывающими нормами» мы
развиваем уже выраженную нами точку зрения, см : «II problema della carat-
terizzazione conoscitiva della normalita e della devianza»; она была уточнена
в статьях «Problcmes epistemologiques des sciences humaines»
(Epistemologia 2 (1979), 39 - 66) и "The Presence of Values in the Social
Sciences" (Epistemologia 5 (1982), 5-26) Наша позиция показалась интерес-
ной Джулиано Ди Бернардо, который, отталкиваясь от нее, пришел к ори-
гинальным заключениям относительно техники и эпистемологии: Giuliano
Di Bernardo, Normative Structures of the Social World (Amsterdam Rodopi,
1988)
73	Под категорическим императивом Кант имеет в виду веление разу-
ма. обязательное независимо от каких-либо условий, т. е. правило, нося-
щее характер долженствования (Sollen), которое выражает объективную
необходимость действия
Опять-таки, вспомним Макса Вебера, который подчеркивал внутрен-
нюю ценность практической деятельности, руководимой установкой на не-
306
Примечания
обходимость «хорошо делать свое депо» Однако Вебер склонен отделять
такого рода деятельность от преследования бопее общих этических инте
ресов (такие интересы ему не чужды, но он относит их скорее к другому
уровню) Многие ученые, однако, почувствовали потребность сблизить
свою профессиональную точку зрения с перспективами, не имеющими не-
посредственного отношения к их профессиональной деятельности как та-
ковой Упомянем лишь два классических примера, именно работу Вернера
Гейзенберга Physics and Philosophy The Revolution in Modem Science (New
York: Harper & Row, 1962) и известную книгу Эйнтшейна: Out of My Later
Years (New York: Wings Books, 1991).
75	Актуальность этой проблемы подтверждают многие ученые, в част-
ности Гейзенберг и Эйнштейн, упомянутые в предыдущем примечании.
Глава 8.Роль ценностей в гуманитарных науках
76	Рассматривая различные смыслы понятия «нейтральности» науки,
мы не упоминали среди них независимость от ценностей. Мы не хотели из-
лишне усложнять этот многозначный термин. Далее, в дискуссиях данный
его смысл не привлек к себе большого внимания. Отметим, что «независи-
мость от ценностей» и «аксиологическая нейтральность» соответствуют
немецкому термину Wertfreiheit. В сущности, выражение «аксиологическая
нейтральность» искусственно. Однако оно обладает тем достоинством, что
не исключает «оценок» в науке, которая на самом деле прибегает к ним
сплошь и рядом и стремится лишь избежать тех из них, что исходят из при-
знания некоторых не строго познавательных ценностей. Все это содержит-
ся в термине «свободная от ценностей», соответствующем немецкому
wertfrei
77	В последнее время философия науки снова стала утверждать, что
невозможно отвлечься от ценностей в науках о природе. С особой настой-
чивостью говорят, что научные факты как таковые ценностно нагруженны
К сожалению, эта новая тенденция скорее запутывает дело. Действитель-
но, она называет ценностями целый ряд исключительно познавательных
качеств, и такие ценности относятся к самой общей области научной меЮ"
дологии. Не удивительно: ведь эта тенденция лишь развивает точку эре-
Примечания
307
ния согласно которой даже научные данные всегда «теоретически нагру-
женны» Поскольку к «теоретическим» элементам были отнесены также
некоторые более общие эпистемические критерии, переход от теоретиче-
ской окрашенности данных (тезис неясный) к ценностной окрашенности
данных (не менее опасная двусмысленность) не составил труда
Такого рода аргументация активно обсуждалась, например, в работах:
L Graham, Between Science and Values (New York Columbia .University
Press, 1981). Larry Laudan, Science and Values The Aims of Science and
Their Role in Scientific Debate (Los Angeles: California University Press, 1984);
Ernan McMullin, «Values in Science» in Proceedings of the Philosophy of
Science Association, 1982, ed. P. D. Asquith and T. Nickles (East Lansing, Ml:
Philosophy of Science Association, 1983), vol 2, 3-28; см. также отдельные
разделы кн : Hilary Putnam, Reason. Truth and History (Cambridge:
Cambridge University Press, 1981).
Критику ошибок, связанных с идеей о теоретической нагруженности
данных и вытекающими из нее широко известными тезисами о несоизме-
римости научных теорий, см в: Е Agazzi, “Commensurability,
Incommensurability and Cumulativity in Scientific Knowledge", 51 - 77; E.
Agazzi, «La questione del realismo scientific©».
78	Обозначенная тема рассматривается в его важнейшем труде, см.:
VWhelm Dilthey, Introduction to the Human Sciences (Princeton. Princeton
University Press, 1989); см. также его Selected Works (Princeton: Princeton
University Press, 1985)
79	Стремясь не допустить чрезмерного «растекания» анализа, мы ос-
тавляем в стороне все проблемы, связанные с экономикой. Это немалая
жертва- ведь мы говорим о «ценностях», а это слово впервые получило
специальное значение именно в экономике. Конечно, впоследствии фило-
софы стали понимать и трактовать его в более широком и во многих отно-
шениях ином значении, которое мы здесь и рассматриваем. Не надо забы-
вать что Макс Шепер и сам глубоко интересовался экономикой и что имен-
но в ходе экономических исследований стали четко определяться его фи-
лософско-методологические позиции относительно социальных наук. См.
СТатью « Объективность' социально-научного и социально-политического
308
Примечания
познания», которая вошла в английское издание его работ:
Methodology of the Social Sciences (Glencoe, NY. Free Press, 1949) (Русский
перевод, выполненный M И Левиной, см в кн Вебер М Избранные про
изведения М , 1990 - Прим перев]
С тем чтобы заполнить пробел в нашем изложении, добавим хотя бы, что
в силу ряда сложных причин, в которые мы не можем здесь входить, в ко-
нечном счете именно в экономических науках были выработаны общие по-
нятия, которые мы здесь развиваем Людвиг фон Мизес и Людвиг фон Хай-
ек дали серьезный импульс определению понятий человеческого Действия
и цели. Это привело к созданию эпистемологической структуры, которая, хо-
тя относилась преимущественно к экономике, содержит интересные следст-
вия для гуманитарных наук в целом См/ Ludwig von Mises, Epistemological
Problems of Economics (New York: New York University Press, 1981) (включа-
ет главы, посвященные нейтральности науки относительно оценочных суж-
дений); Friedrich von Hayek, The Counter-Revolution of Science: Studies on the
Abuse of Reason (Indianapolis: Liberty Press, 1979), The Sensory Order An
Inquiry into the Foundations of Theoretical Psychology (Chicago: University of
Chicago Press, 1952) Надо заметить, что Мизес и Хайек (оба - представите-
ли классической либеральной мысли) были жесткими эпистемологическими
и идеологическими противниками марксизма и отстаивали тезисы, весьма
близкие - по крайней мере отчасти - к идеям Поппера В этом контексте мож-
но прочитать также работы фон Мизеса The Anti-Capitalistic Mentality
(Princeton: Princeton University Press, 1956), Bureaucracy (New Haven: Yale
University Press, 1946) и фундаментальный труд Socialism: An Economic and
Sociological Analysis (New Haven Yale University Press, 1951). [См в русском
переводе: Мизес Людвиг фон Социализм: Экономический и социологический
анализ /Пер. с англ Б Пинскера - М., 1994 - Перев.]. В этом последнем, на-
писанном в 1922 г, австрийский ученый доказывает, что системы современ-
ного марксизма, не предусматривающие возможности свободного рынка,
внутренне обречены на крах, поскольку не способны к экономическому
прогнозу Семьдесят лет спустя его предсказание доказало свою точность,
отомстив за остракизм, которому в течение десятилетий подвергала Мизе-
са и Хайека марксистская культура
Примечания
309
go Вот своего рода личное свидетельство после того, как я разработал
концепцию научной объективности, базирующуюся на понятии «точек зре-
ния» (сначала для естественных наук, а потом, посредством обобщения, и
др я гуманитарных), мне выпало испытать интеллектуальное волнение:
практически ту же мысль я нашел в сочинениях Вебера Однако у нас есть
важные различия, на которых я остановлюсь впоследствии
81	Ясно, что обсуждение ценностей в социальных науках - явление то-
го же порядка, что спор о реализме в естествознании Позиция радикаль-
ного эмпиризма (догматическая и неадекватная) может привести к отрица-
нию объективной значимости ценностей, точно так же. как приводит к от-
рицанию объективной значимости теоретических сущностей в естество-
знании Конечно, здесь было бы уместно обсудить онтологические разли-
чия между этими объектами, но мы не можем себе это позволить.
82	См об этом М Н Lesnoff, The Structure of Social Science A
Philosophical Introduction, R. J Bernstein, The Restructuring of Social and
Political Theory.
83	Мы имеем в виду знаменитую модель «Поппера - Гемпепя» См , на-
пример Carl Gustav Hempel, «Reasons and Covering-Laws in Historical
Explanation», The Journal of Philosophy 39 (1942), 35-48; Fundamentals of
Concept Formation in Empirical Science (Chicago University of Chicago Press,
1952); Philosophy of Natural Science (Englewood Cliffs: Prentice-Hall, 1966);
Aspects of Scientific Explanation, and Other Essays in the Philosophy of
Science (Glencoe, NY Free Press, 1965).
84	О применении деонтической логики к социальным наукам см рабо-
ты Джулиано Ди Бернардо (Giuliano Di Bernardo), особенно Introduzione alia
logica dei sistemi normative (Bologna: II Mulino, 1972) и (на английском языке)
Normative Structures of the Social World (Amsterdam: Rodolpi, 1988) По
большей части эти работы вдохновлены идеями финского философа фон
Вригта См Georg Henrik von Wright, Explanation and Understanding (Ithaca
Cornell University Press, 1971; London Routledge and Kegan Paul, 1971),
Freedom and Determination, Acta Philos. Fennica 31 (Amsterdam: North-
Holland Publishing Company, 1980), «Problems and Prospects of Deontic
L°gic A Survey» (in: Modern Logic. A Survey, ed Evandro Agazzi (Boston:
310
Примечания
Reidel, 1981), 399 - 423) См также Sergio Galvan Logiche intensionali
(Milan: Angeli, 1991) В этой работе деонтическая логика рассматривается в
более общем контексте неклассической пропозициональной логики, вклю-
чающей, в частности, модальную, деонтическую и эпистемическую логику
85	Ясное и доходчивое рассмотрение различных аспектов исторической
науки см в кн Н -I Marrou, De la connaissance historique (Paris Seuil, 1954)
Глава 9.Теоретическая и практическая рациональность
86	Более детально эта тема рассматривается в нашей работе: Е Agazzi
«Diverse accezioni del concetto di progresso applicato alia scienza» (см. /e con-
cetto di progresso nella scienza. ed E Agazzi Milan: Feltrinelli, 1976, 89 -103)
Историю идеи прогресса в широком смысле слова см. в кн.: John Bagnell
Bury, The Idea of Progress An Inquiry into Its Origin and Growth (New York
Dover Publications, 1955) Этой же теме посвящена монография: Larry
Laudan, Progress and Its Problems: Toward a Theory of Scientific Growth
(Berkeley: University of California Press, 1977) См. также: Rational Changes
in Science: Essays on Scientific Reasoning, ed Marcello Pera and Joseph Pitt
(Dordrecht: Kluwer, 1987) Как известно, представители постэмпиристской
эпистемологии отрицают осмысленность понятия научного прогресса, по
крайней мере в кумулятивном смысле, см David Oldroyd, The Arch of
Knowledge.
87	Упомянутые признаки рациональности были намечены уже Аристоте-
лем, в частности в первой книге «Метафизики».
88	См : G. Bontadini, Metafisica е deellenizzazione (Milan: Vita e Pensiero,
1975), E. Agazzi, «La filosofia come invenzione del perche»
89	Конечно, корни обсуждаемых здесь форм рациональности можно ус-
мотреть в традиционном различении, восходящем к Аристотелю. Оно неод-
нократно и многообразно возрождалось в истории мысли. Его аристотелев-
ские истоки анализируются в кн Enrico Berti, Le ragioni di Aristotele (Bari
Laterza, 1989). Автор не только излагает и истолковывает доктрины Стаги-
рита, но и выстраивает с их помощью собственную позицию в нынешнем
споре о рациональности
90	Мы имеем в виду проводимое в некоторых работах по философии
Примечания
311
науки стандартное различение между «контекстом обоснования» и «кон-
текстом открытия». Оно было введено Хансом Райхенбахом и с тех пор об-
суждается эпистемологами См специальный параграф и другие замеча-
ния о Райхенбахе в кн.: D Oldroyd, The Arch of Knowledge
91	Данная общая характеристика предлагается здесь только для ориен-
тации Различие между теоретической и практической философиями име-
ет долгую и сложную историю, восходящую к античности. Статья Энрико
Берти «Le forme del sapere nel passaggio dal premoderno al moderno» дает
информационно насыщенный и вместе с тем краткий обзор проблемы, см
в кн. La razionahta pratica Modelh e problem, ed E Berti (Genoa, 1989), 15
-41.
92	Как известно, Аристотель считал исчерпывающим разделение наук
на теоретические, практические и творческие (см., например, Метафизика
6 1). Но он основывал свое различение на соответствующих объектах, а не
на методе или цели наук. Теоретические науки рассматривают реальности,
которые не зависят от человека Практические и творческие науки направ-
лены на то, что зависит от человека: на действия, которые зависят от че-
ловека, поскольку он делает «выбор»; и на произведенное, которое зави-
сит от человека, поскольку он владеет «искусством»или способностью.
93	Аристотель. Никомахова этика, 6 4 1140 а 1 II Аристотель. Сочине-
ния Т 4 М., 1984 С. 175; nep. Н В. Брагинской.
94	См. гл. 6 (о “технологической системе").
95	Что техническая рациональность является в конечном счете формой
теоретической рациональности, ясно даже из рассмотрения их многочис-
ленных структурных сходств. Интересное обсуждение этой темы представ-
лено в кн.: Patrick Suppes, Probabilistic Metaphysics (Oxford. Blackwell,
1984), гл. «Рациональность». Суппес говорит о «практической» рациональ-
ности. Но то, что он имеет в виду, на самом деле соответствует техничес-
кой рациональности, или «прагматической» рациональности, которую мы
сейчас рассматриваем
96	См. гл. 7.
97	Подкрепим наш вывод цитатой из Аристотеля. «Есть способность,
называемая рассудительностью. Это способность совершать действия.
312
Примечания
ведущие к достижению поставленной нами цели Потому если цель достой-
на, то рассудительность похвальна; но если цель низменна, то рассуди,
тельность есть бессовестность (вот почему мы называем и благоразумных
и бессовестных людей разумными) Благоразумие не есть рассудитель-
ность» Данный фрагмент проясняет смысл аристотелевского термина
phronesis и показывает, сколь неоправданно Кант отказывал в ценности
практической мудрости, или благоразумию Кант практически свел ее к хи-
трости и лишил реального морального значения
98	Например, свобода составляет сердцевину размышлений Канта о
практическом разуме.
99	Разумеется, при условии что мы не даем понятию свободы исключи-
тельно формально-лингвистическое определение, которое неизбежно упу-
стило бы присущий ей аспект «интенциональности». В частности, такой
изъян свойствен рассуждениям о свободе многих философов, принадле-
жащих к аналитической традиции См., например. Felix Oppenheim.
Dimensions of Freedom: An Analysis (New York. St. Martin's Press, 1961)
100	Точнее, мы должны подчеркнуть, что упомянутые «возможные аль-
тернативы» в действительности не являются данными альтернативами, но
альтернативами, предложенными самой свободой Иначе практическая ра-
циональность была бы уравнена с «исчисляющей» рациональностью, т е
преимущественно прагматической или «технической».
101	С этой точки зрения доводы Хайдеггера против техники не лишены
рационального зерна.
102	Заинтересованный читатель может обратиться к оригинальному,
итальянскому ее изданию.
Глава 10. Моральное суждение о науке и технологии
103	Специально этой проблеме посвящены две работы: Hans Jonas. The
Imperative of Responsibility: In Search of an Ethics for the Technological Age
(Chicago University of Chicago Press, 1984); Gerald Holton. Science and Its
Public. The Changing Relationship (Dordrecht Reidel. 1976)
104	Глубокие размышления об отказе современной мысли от телеоло-
гизма и идеи конечной цели содержатся в замечательной работе Алесдеи-
Примечания
313
Р3
Макинтайра, см Alaisdair MacIntyre. First Principles Final Ends and
Contemporary Issues (Milwaukee Marquette University Press, 1990)
105 См начапо гл 4 («Наука, техника и технологиям)
106 Об «энвайронментальной этикев см.: Ethics and Environmental
Responsibility, ed N. Dower (Brookfield, Vt Avebury, 1989); Ethics and the
Environment (Lanham, Md . University of America Press, 1992). Об этике, рас-
сматривающей права животных, см : Michael Leahy, Against Liberation
Putting Animal Rights in Perspective (London Routledge, 1994); Bernard
Rollin. Animal Rights and Human Morality (New York: Prometheus, 1992),
Michael Fox, Returning to Eden Animal Rights and Human Responsibility
(Malabar, Fl: R E Krieger. 1986) Большое впечатление производит работа
Ролстона, см : Holmes Rolston, III, Environmental Ethics Duties and Values in
the Natural World (Philadelphia: Temple University Press, 1988).
107 Claude Bernard, An Introduction to the Study of Experimental Medicine
(New York Dover, 1957).
108 Cm . Quale etica per la bioetica? Ed Evandro Agazzi (Milan: Angeli,
1990).
109 Область биоэтики очень широка и, что более существенно, разди-
раема глубокими противоречиями. Стремление к полноте и к должному ос-
вещению различных позиций может привести к неимоверному количеству
библиографических ссылок Ограничимся немногими работами, которые
осветят путь к большему кругу публикаций: Sean O'Reilly, Bioethics and the
Limits of Science (Front Royal, Va : Christendom Publications, 1980); Dick
Westley, Life. Death, and Science (Chicago. Thomas More Press, 1988);
Technology and Life Issues (Cromwell. Conn.: John Paul II Bioethics Center,
^Sl); Encyclopedia of Bioethics ed. W.T Reich (New York: Macmillan, 1995)
110 Данная тема широко обсуждалась. Упомянем лишь одну работу, ко-
торая стала своего рода манифестом обеспокоенных данной проблемой
исследователей: D.H Meadows, D.L.Meadows, J. Renders, W.W.Behrens,
The Limits to Growth. A Report for the Club of Rome's Project on the
Predicament of Mankind (New York: Universe Books, 1974) Она представля-
ет собой доклад группы динамики систем Массачусетского технологичес-
кого института Даже международные организации, такие как ООН. ЮНЕ-
314
Примечания
CKO, ФАО и другие, постоянно заключают соответствующие конвенции и
посвящают этим темам исследовательские проекты Иными словами. МТо
они актуальны повсеместно и не знают ни географических, ни политичес-
ких, ни идеологических барьеров
111 С этой точки зрения представляют интерес многие этические про-
блемы, возникающие в связи с трансплантацией органов. Можно сослать-
ся также на уже упомянутый пример; мы имеем в виду искусственное вос-
производство посредством оплодотворения in vitro и последующей пере-
садки эмбриона. Даже те, кто не считает такое оплодотворение недопусти-
мым, проводят различение между «гомологическим» оплодотворением
(когда половые клетки берутся у супругов) и «гетерологическим» оплодо-
творением (когда по крайней мере одна гамета берется у «внешнего» до-
нора). Иногда первый способ считают допустимым, а второй недопустимым
(именно на основании различных условий). Понятно, что биоэтика изобилу-
ет проблемами морального характера. Можно привести еще множество
примеров
112 Ханс Йонас попытался обосновать более глубокую концепцию мо-
ральной ответственности на непосредственном чувстве страха См. его The
Imperative of Responsibility.
113 Наша позиция может показаться тривиальной, но мы основываемся
на важнейшем элементе морального сознания: говоря, что мы являемся
свидетелями ослабления моральной чуткости, мы имеем в виду весьма
распространенное нежелание признать нечто недолжным. С этой точки
зрения понятие недолжного играет более заметную роль в этике, чем поня-
тие благого или должного.
114 То, что мы изложили здесь в весьма элементарной форме, отража-
ется в серьезном споре, раздирающем этику нового и новейшего времени
в споре об этике намерения и этике ответственности Предпочтение этики
намерения связано с акцентом, который новое время сделало на индиви-
де и его внутреннем мире. Индивид действует морально, если следует ве-
лениям собственной совести, если осознает нравственные принципы и си-
туацию и принимает решение действовать в согласии с продиктованным
ими долгом, не заботясь о последствиях Парадигмальной для этого подхо-
Примечания
315
(«лтя и заостряющей его) является этика Канта, Гегель критиковал ее за
да (*О1
зость и индивидуализм и считал, что общество вправе вмешиваться и
третировать оценки должного и недолжного. Этике интенций или убеж-
дений (Gesinnungsethik) была противопоставлена этика результатов
(Erfolgsethik), которая определяет моральную ценность действия исходя не
из доброго намерения или воли субъекта, но из позитивных последствий
данного действия для реального и социального мира. Критика этики наме-
рений четко выражена у Макса Шепера и скрыто присутствует в разных
этических позициях. Типичным примером является этика утилитаризма.
Противоположность между двумя этиками усилена Максом Вебером, для
которого этика интенций (или убеждений) носит исключительно индивиду-
альный характер, не играя никакой роли в социальном поведении, где вла-
ствует этика ответственности
115 Он сформулирован, например, в работе: F. J. Connell, «Double
Effect», The New Catholic Encyclopedia (New York McGraw-Hill, 1967), 1020-
2 Ясное изложение его содержится также в кн.. John Hardon, S. J , A
Catholic Catechism (Garden City: Doubleday, 1975), 233-7. См. его же:
Modern Catholic Dictionary (Garden City: Doubleday, 1980), 171-2 Более уг-
лубленное исследование осуществлено в кн. Lucius Iwejuru Ugorji, The
Principle of Double Effect A Cntical Appraisal of Its Traditional Understanding
and Its Modem Reinterpretation (New York Peter Lang, 1985). Проблему actus
duplicis effectus обсуждали преимущественно философы морали и теоло-
ги XVI-XVII столетий (такие как Медина, Васкес, Санчес, Паскаль).
116 Заметим, что в новейшей литературе выражение «терапевтический
аборт» имеет совершенно другое и несколько нетрадиционное значение:
подразумевается аборте целью уничтожения плода, имеющего серьезные
отклонения в развитии. «Терапия» - крайне произвольное название этого
Действия. На самом деле его можно рассматривать как пример эвтаназии.
У нас нет намерения упростить проблему и выставить ее тривиальной. Мы
хотим лишь адекватно ее сформулировать. В сущности, эвтаназия - одна
из ^мых серьезных и трудных тем моральной теории
316
Примечания
Глава 11. Проблемы риска
117 См Б Паскаль, а Пари», в Pensees (Penguin Books: Baltimore, 1966)
149-155 Мы приводим здесь очень краткую, вольную (и, скорее, непосредст-
венно интуитивную) версию доводов Паскаля, однако сохраняем суть дела
118 Аргумент Паскаля носит вероятностный характер: малая вероят-
ность выигрыша бесконечного приза приносит бесконечный результат, тог-
да как большая вероятность выигрыша конечного приза всегда приносит
конечный результат. Таким образом, первый выбор более разумен. По-
скольку земные радости всегда конечны, погоня за ними менее разумна,
чем пожертвование ими ради выигрыша бесконечного приза, хотя вероят-
ность последнего весьма маловероятна. Мы еще поговорим о вероятност-
ном рассуждении в связи с проблемой риска вообще и экзистенциального
риска (как вида «тотального» риска) в частности.
119 Из философов нового и новейшего времени проблема риска зани-
мала главным образом экзистенциалистов. Сформулированная Кьеркего-
ром, она была подхвачена и развита, в частности. Хайдеггером Ясперс
разработал подробную и систематическую феноменологию риска, рассма-
тривая риск как привилегированную категорию человеческого существова-
ния Тема риска привлекает также, хотя и в ином ракурсе, многих других эк-
зистенциалистов (например, она формулируется в «позитивном экзистен-
циализме» Абаньяно) Ярко выраженный интерес экзистенциалистов к про-
блеме риска объясняет, почему философы науки, как правило, не уделяли
должного внимания этой теме в ее отношении к науке и в анализе науки
(Эти две группы философов никогда не ладили, и Абаньяно составляет од-
но из редких исключений.) Он также объясняет, почему нынешнее внима-
ние к проблеме риска принимает форму беспокойства о том, как элимини-
ровать опасность, а не готовности рисковать.
120	Об утилитаристской этике см.: Peter Hammond. Consequential!#
Decision Theory and Utihtanan Ethics (Florence: European University Institute.
1991), Albert Blumental, Moral Responsibility. Mankind's Greatest Need
Pnnciples and Practical Applications of Scientific Utilitarian Ethics (Santa Ana
Raylme Press 1975) Несколько иная перспектива представлена в кн J°hn
С Harsanyi Rational Behavior and Bargaining Equilibnum in Games and Social
Примечания
317
Situations (New York. Cambridge University Press, 1977). Разумеется, утили-
таризм имеет много оттенков и парадигм Строгой утилитаристской пози-
ции придерживаются такие авторы, как Р. М Хеар, Р. Б Брандт, Дж. Дж
Смарт и Дж. Л Мэкки. Некоторые авторы разрабатывают утилитаризм не-
окантианского, «договорного» типа (сегодня это направление особенно по-
пулярно), см.: John Rawls, A Theory of Justice (Cambridge: Harvard University
Press, 1971; имеется русский перевод, см. библиографию. - Перев),
Robert Nozick, Anarchy. State, and Utopia (New York Basic Books. 1974);
Ronald Dworkin, Taking Rights Seriously (Cambridge: Harvard University
Press, 1978). Сами названия их работ показывают, что некоторые формы
утилитаризма вызваны к жизни скорее проблемами политической филосо-
фии, нежели этики в строгом смысле слова (хотя, конечно, понятие спра-
ведливости традиционно служит мостом, соединяющим этику и политиче-
скую философию). Дальнейшие замечания об утилитаристской этики см. в
следующей главе.
121	Более подробно см. в кн.: John Elster, Rational Choice (New York:
New York University Press, 1986).
122	Назовем работы, посвященные исследованию операций, линейно-
му программированию, теории игр и теории решений. В них рассматрива-
ются некоторые из упоминаемых нами специальных понятий и проблем
Russell L Ackoff, Maurice W. Sasieni, Fundamentals of Operations Research
(New York: Wiley, 1968); M. Sasieni, A. Yaspan, L.Friedman, Operations
Research: Methods and Problems (New York: Wiley, 1959); A S.Barsov, What
Is Linear Programming? (Boston: Heath, 1964); Joel Franklin, Methods of
Mathematical Economics Linear and Nonlinear Programming: Fixed Points
Theorems (New York Springer Verlag, 1980), Joseph Zaremba, Mathematical
Economics and Operations Research: A Guide to Information Sources (Detroit:
Gale Research Co., 1978), G.M.Heal, Linear Algebra and Linear Economics
(New York: American Elsevier Publishing, 1974); E.S.Venttsel, Lectures on
Game Theory (New York: Gordon and Breach, 1961); Oskar Morgenstern,
theory Of Games and Economic Behavior (Princeton. Princeton University
Press, 1953), Dennis E.Grawoig, Mathematics A Foundation for Decisions
(Reading. Mass Addison-Wesley, 1976); Simon French, Decision Theory An
318
Примечания
Introduction to the Mathematics of Rationality (New York: Halsted Press, 1906)
Marc Mangel, Decision and Control in Uncertain Resource Systems (Orlando
Academic Press. 1985), Jan Von Plato, Creating Modem Probability /fs
Mathematics, Physics, and Philosophy in Histoneal Perspective (Cambridge
Cambridge University Press, 1994), A.Kaufmann and R.Faure, Introduction to
Operations Research (New York Academic Press, 1968); Michael D.Resnik
Choices An Introduction to Decision Theory (Minneapolis University of
Minnesota Press, 1987).
123	См. язвительную статью Марио Бунге: «Game Theory is not a Useful
Tool for the Political Scientist», Epistemologia 12.2 (1989), 195-212.
124	Об этом см. Mario Bunge, «Game Theory is not a Useful Tool for the
Political Scientist»; A Rapoport, Two-Person Game Theory (Ann Arbor:
University of Michigan Press, 1966)
125	Обширная литература no этому вопросу состоит в основном из ста-
тей См. также книги J.G.Gross and MJ.Guyer, Social Traps (Ann Arbor
University of Michigan Press, 1980), B. Buono de Mesquita, The War Trap (New
Haven: Yale University Press, 1981)
126	Cm : Silvio О Funtowicz and Jerome R Ravetz, Uncertainty and Quality
in Science for Policy (Dordrecht: Kluwer, 1990) В этой чрезвычайно интерес-
ной работе рассматриваются некоторые из обсуждаемых нами тем
127	См Е.Agazzi, «Probability. A Composite Concept» in Probability in the
Science, ed E. Agazzi (Dordrecht: Kluwer. 1988), 3-26. Другие очерки, поме-
щенные в этом томе, тоже имеют отношение к проблеме вероятностной ар-
гументации.
Глава 12. Ответственность науки
128	Теория систем получила различные философские применения. В
эпистемологии она способствует преодолению редукционистских мифов и
двусмысленностей. См.: Е.Agazzi, «Systems Theory and the Problem of
Reductionism», Erkenntnis 12 (1978), 339-350; The Problem of Reductionism in
the Sciences, ed.E.Agazzi (Dordrecht Kluwer, 1991). В этой последней книге
Марио Бунге и Ханс Примас разрабатывают антиредукционистские аргу-
менты с использованием теории систем. Оценку теоретико-системной пер-
Примечания
319
спективы в более широком философском контексте см. в: / sistemi fra
scienza е filosofia. ed E Agazzi (Torino. Societa Edrtrice Internazionale, 1978).
дальнейшие библиографические указания см ниже.
129	Здесь мы не можем входить в детали теории систем, хотя это, бе-
зусловно, было бы полезно Введением в теорию систем служат работы ее
основоположника Людвига фон Берталанфи, см.: Ludwig von Bertalanffy,
General Systems Theory (New York Braziller, 1968); «Ап Outline of General
System Theory», British Journal of Philosophy of Science, 1 (1950), 134-165, a
также сборник его статей. Perspectives on General System Theory. Scientific-
Philosophical Studies, ed. Edgar Taschdjian (New York: Braziller. 1975). Cm.
также книги: Views in General Systems Theory, ed. M. D. Mesarovic (New
York: V\Aley, 1964); M. D. Mesarovic, D Macko and Y. Takahara, Theory of
Multilevel Systems (New York. Academic Press, 1970). Эрвин Ласло (Laszlo)
написал много работ, в которых развивает настоящую «философию сис-
тем», применяя теоретико-системный подход ко многим различным про-
блемам Из коллекции The International Library of Systems Theory and
Philosophy (серия, которой он руководил в сотрудничестве с нью-йоркским
издательством Braziller) см.: The Systems View of the World (1972), The
World System (1972), The Relevance of General Systems Theory (1972). Cm.
также его Introduction to Systems Philosophy (New York: Harper & Row, 1973).
Ласло перескакивает в своих работах с темы на тему и порой обнаружива-
ет пылкий энтузиазм по отношению к теоретико-системной перспективе.
Более аналитический, строгий и в значительной мере формализованный
подход представлен в работах Марио Бунге. Бунге органично интегрировал
теоретико-системную перспективу в свой общий эпистемологический под-
ход. См четвертый том его труда Treatise on Basic Philosophy, озаглавлен-
ный A World of Systems. Теория систем активно культивировалась также в
бывшем Советском Союзе, см.: I V.BIauberg, V.N.Sadovsky and E.G.Yudin,
Systems Theory Philosophical and Methodological Problems (Moscow.
Progress Publishers, 1977).
130	Наша позиция не оригинальна. Мы лишь применяем к научной сис-
теме наработки общей теории систем относительно социальных систем в
широком смысле слова. См, например. David Easton, A Framework for
320
Примечания
Political Analysis (New York Wiley, 1965)
131	Фундаментальное понятие, введенное в биологию У. Б Кенноном
см W В Cannon, The Wisdom of the Body (New York: Norton, 1932)
132	Подробнее мы рассматривапи эту способность выше, главным об-
разом в гл. 6
133	См работы Ильи Пригожина и представителей его школы, особен-
но его книгу Introduction to Thermodynamics of Irreversible Processes (New
York Interscience Publishers, 1968)
134	Нет смысла характеризовать здесь понятие оптимизации, которое
сегодня достаточно хорошо известно. Оно широко используется в исследо-
ваниях по экономическому программированию, и заинтересованный чита-
тель найдет соответствующие дискуссии в любом из текстов по линейному
программированию, упомянутых в главе о риске. Мы предлагаем здесь
просто правдоподобное интуитивное обобщение, которое не нуждается в
детализации.
Глава 13. Этическое измерение
135	Начисто лишенная предписывающего характера аналитическая
этика представлена в кн/ Р. Н Novell-Smith, Ethics (London. Penquin, 1954)
Здесь есть одни только лингвистические анализы и никаких нормативных
утверждений См также: Н Sidgwick, The Methods of Ethics (London.
Macmillan, 1874; 7th ed 1981), - классическое сочинение, которое, бесспор-
но, по-прежнему не имеет себе равных в области аналитической этики
136	Вместо множество ссылок на различные тексты и статьи сошлемся
всего лишь на два тома. Прежде всего, чрезвычайно интересна кн : W К
Frankena, Ethics (Englewood Cliffs. N. J.: Prentice-Hall, 1973) Здесь предла-
гается в высшей степени ясный, строгий и эффективный синтез фундамен-
тальных этических проблем и различных этических теорий, причем объем
книги немногим превышает сто страниц Итальянское издание (Milan:
Edizioni di Comunita, 1981) содержит важное послесловие, которого нет в
американском варианте. Другая ценная работа - книга Франца Кучеры, см :
Franz von Kutschera, Grundlagen der Ethik (Berlin/NY de Gruyter, 1982) И в
этом случае итальянское издание имеет преимущество новизны немецкое
Примечания
321
и3дание впервые вышло в 1982 г, а итальянский перевод выполнен по пе-
ресмотренному и-последнему вериансу текста, который пока еще не опуб-
ликован по-немецки С нашей точки зрения, работа Кучеры является самой
строгой, ясной и исчерпывающей из имеющихся работ по этике: в ней ана-
литически излагаются основные подходы и теории современной этики,
причем автор демонстрирует недюжинную проницательность.
137	Более подробно см в кн Kutschera, Grundlagen derEthik (глава 6 2,
«Аксиологическое восприятие»)
138	См знаменитую работу Макса Шелера “Формализм в этике и мате-
риальная этика ценностей”; в русском переводе - Шелер М. Избранные
произведения М , 1994. - Перес.)
139	В утилитаризме тоже проводится разграничение между утилитариз-
мом действий и утилитаризмом норм.
140	См.: W David Ross, The Right and the Good (Oxford: Clarendon,
1930); Foundations of Ethics (Oxford Clarendon, 1939).
141	Более подробно эта тема обсуждается в уже упомянутой книге:
Kutschera, Grundlagen derEthik. Кучера анализирует аксиологическое вос-
приятие и возможность объективного обоснования постигаемых в нем цен-
ностей С этой точки зрения особенно интересна гл. 6.
142	Мы не можем обсуждать здесь эти попытки Отсылаем читателя к
многочисленным уже названным работам, посвященным раэбору некото-
рых из этих теорий
143	Здесь мы согласны с Энрико Берти (см его статьи, упомянутые в
т. 9). Такие мыслители, как Франкена, Кучера и Макинтайр, придержива-
ются сходных позиций, хотя излагают их в других терминах.
144	Важное подготовление этой новой тенденции можно найти в книге.
Persuading Science The Art of Scientific Rethoric, ed. Marcello Perie and
William R. Shea (Canton: Watson Publishing International, 1991)
145	См., например- Кант И. Основы метафизики нравственности // Его
Же Соч Т. 4(1) М , 1965 С. 237-238.
Глава 14. Этика для науки и технологии
146	Один из классиков аналитической этики - Дж Э Мур, см.: G Е
322
Примечания
Moore Principia Ethica (New York. Cambridge University Press, 1993), в pyc.
ском переводе [Мур Дж Э Принципы этики М, 1984 - Перев См также
Gilbert Ryle, The Concept of Mind (New York Barnes & Noble, 1959); Dilemmas
(Cambridge Cambridge University Press, 1954), [в русском переводе см 1 и
2 главы. - Вопросы философии 1996. N 6. Перев.]; A J Ayer, Language
Truth, and Logic (New York Dover Publications, 1952) Два последних мысли-
теля, пожалуй, самые авторитетные представители оксфордской аналити-
ческой школы В их работах имеются дополнительные библиографические
сведения. Самым типичным представителем моральной философии окс-
фордской школы является, пожалуй, Р. Хеар, см.: R. М. Hare, The Language
of Morals (Oxford: Clarendon Press, 1952); Freedom and Reason (Oxford.
Clarendon Press, 1963); Moral Tninking: Its Levels. Method and Point (Oxford
Clarendon Press, 1981) См также: G. L. Stevenson, Ethics and Language
(New Haven: Yale University Press, 1947); G. J. Warnock, Contemporary Moral
Philosophy (London Macmillan. 1967). Работа Оппенгейма Dimensions of
Freedom: An Analysis служит прекрасным примером применения аналити-
ческой этики к политической сфере. Кроме того, какое-то время в англо-
американской мысли предпринимались попытки переоценить аналитичес-
кую ортодоксию. Некоторые авторы стремились преодолеть ограничен-
ность аналитического подхода. В этом отношении показательны работы
Хилари Патнэма, в частности. Hilary Putnam, Reason. Truth, and History:
Meaning and the Moral Sciences (Boston: Routledge & Kegan Paul, 1979). Cm.
также труды Ричарда Рорти, например Consequences of Pragmatism
Essays, 1972-1980 (Minneapolis: University of Minnesota Press, 1982). Еще
один интересный автор - Томас Нагель, см.: Т. Nagel, Moral Questions (New
York: Cambridge University Press, 1979); What Does It Ail Mean?: A Very Short
Introduction to Philosophy (New York. Oxford University Press. 1987); «Value,
Labor and the Critique of Political Economy» TelosG (1971), 48-64.
147	Мы имеем в виду краткую, но фундаментальную работу Шелера
«Положение человека в космосе»
148	См основополагающую работу Плесснера: Die Stufen des
Organischen und der Mensch (Berlin: de Gruyter, 1965).
149	См , в частности, его работу Man. His Nature and Place in the World
Примечания
323
(New York. Columbia University Press, 1986)
150	Более детальное и последовательное развитие этих аргументов
осуществляется в работе Е Agazzi, «Sulla possibilita di una fondazione
razionale delle norme morali», in Miscellanea filosofica, 1980 (Florence: Le
Monnier, 1981), 7 - 23
151	Более подробно данная теория рассматривается в книгах: Jurgen
Habermas, Moral Consciousness and Communicative Action (Cambridge: MIT
Press, 1990); Karl Otto Apel, Understanding and Explanation: A
Transcendental-Pragmatic Perspective (Cambridge: MIT Press, 1984); Karl
Otto Apel, Towards a Transformation of Philosophy (Boston: Routledge &
Kegan Paul. 1980). В последней имеются разделы "The Communication
Community as the Transcendental Presupposition for the Social Sciences" (pp
136-179) и «The A Priori of the Communication Community and the
Foundations of Ethics: The Problem of a Rational Foundation of Ethics in the
Scientific Age» (pp 225-300).
152	Разница между моралью и правом хорошо известна, и нет нужды ее
здесь анализировать. Достаточно вспомнить фундаментально важные за-
мечания, высказанные в этой связи Кантом.
153	Автор разрабатывал эти аргументы в различных очерках, см , в ча-
стности. Е Agazzi, «Responsibility: the Genuine Ground for the Regulation of
a Free Science», Scientists and Their Responsibility, ed. W. R. Shea and B.
Sitter (Canton: Watson Publishing International, 1989), 203-219.
324
Библиография
БИБЛИОГРАФИЯ
Аристотель Метафизика 6 1 II Аристотель. Сочинения Т 1 М , 1976. с
180-182.
Аристотель. Никомахова этика // Там же Т. 4 М., 1984.
Берталанфи Л. фон. Общая теория систем - критический обзор // Иссле-
дования по общей теории систем. М., 1969.
Общая теория систем - обзор проблем и результатов И Системные иссле-
дования М., 1969.
История и статус общей теории систем И Системные исследования Еже-
годник 1973 М., 1973.
Бэкон Ф. Сочинения Т. 1,2. М., 1977-1978.
Вебер М “Объективность" социально-научного и социально-политического
познания И Его же. Избранные произведения. М., 1990. С.345-416.
Декарт Р. Рассуждение о методе И Его же. Сочинения. Т. 1. М., 1989.
Кант И. Критика чистого разума И Там же. Т 3 М., 1964.
Кант И. Основы метафизики нравственности И Его же. Сочинения Т 4 (1)
М,1965
Мизес Л. фон. Социализм Экономический и социологический анализ М,
1994.
Мур Дж. Э. Принципы этики М , 1984.
Ортега-и-Гассет X. Размышления о технике II Хосе Ортега-и-Гассет Из-
бранные труды М., 1997. С 164-233.
Паскаль Б. Мысли. М , 1994. С 132-135
Платон. Федон 99а-е // Его же. Сочинения. Т. 2 М . 1993 С 57-59
Поппер К. Нищета историцизма. М., 1994.
Поппер К. Открытое общество и его враги. Т.1, 2. М , 1992.
Райл Г. Дилеммы (гп. 1,2)// Вопросы философии 1996 № 6
Ролз Джон. Теория справедливости Новосибирск, 1995
Уинч П. Идея социальной науки и ее отношение к философии М , 1996
Шелер М. Формализм в этике и материальная этика ценностей // Его *е
Библиография
325
Избранные произведения М.. 1994.
Qjenep М. Положение человека в космосе // Там же.
Ackoff R-1-., Sasieni М. W. Fundamentals of Operations Research, Wiley, New
York, 1968.
Adorno T.W., Popper K.R The Positivist Dispute in German Sociology,
Heinemann, London. 1976.
Agassi J., Technology Philosophical and Social Aspects, Reidel, Dordrecht,
1985
Agazzi E., “The Concept of Empirical Data: Proposals for an Intensional
Semantics of Empirical Theories", in; M Przelecki, К Szaniawski, R. Wojcichi
(eds), Formal Methods in: the Methodology of Empirical Sciences, Reidel,
Dordrecht, 1977, pp 143-157.
Agazzi E. (ed ), I sistemi fra scienza e filosofia, Societa Editrice Internationale,
Torino, 1978
Agazzi E., “Analogicita del concetto di scienza. II problema del rigore e del-
I'oggettivita nelle scienze umane", in: Vittorio Possenti (ed ), Epistemologia e
scienze umane, Massimo, Milan, 1979, pp 57 - 78.
Agazzi E., "Commensurability, Incommensurability and Cumulativity in Scientific
Knowledge", in Erkenntnis, 22 (1985), pp. 51 - 77.
Agazzi E., "Diverse accezioni del concetto di progresso applicato alia scienza",
in: Agazzi E (ed ), II concetto di progresso nella scienza, Feltrinelli, Milano,
1976, pp 89-103
Agazzi E., “From Newton to Kant: The Impact of Physics on the Paradigm of
Philosophy", in Christian Theology in the Context of Scientific Revolution,
Communications of New York Symposium, July 1977. (Academie Internationale
des sciences religieuses et Academie Internationale de Philosophic de sci-
ences), Methodios Fouyas (ed.), Athens, 1978 Reprint from Abba Salama, IX
0978), pp 52.76
Agazzi E., ”|| problema della caratterizzazione conoscitiva della normalita e
delle devianza", in О Siciliani, P. G. Muzi, M Bianca (eds ), Normalita ede-
Vlanza. Analisi epistemologiche e fondazionali in psicopatologia, Angeli, Milan,
1901. pp 19-38
326
Библиография
Agazzi Е. "Intelligibility, Understanding and Ezplanation in Science", in. Craig
Dilworth (ed ), Idealization IV Intelligibility in Science, Rodopi, Amsterdam-
Atlanta, GA, 1992, pp 25-46
Agazzi E., "La questione del reahsmo scientifico", in C. Mangione (ed ),
Scienza e filosofia Saggi in onore di Ludovico Geymonat, Garzanti, Milan, 1985,
pp 171 - 192
Agazzi E., "Naive Realism and Naive Antirealism", in. Dialectics, 43, (1989), pp
83-98.
Agazzi E., "Probability. A Composite Concept", in E Agazzi (ed ), Probability in
the Sciences, Kluwer Academic Publish., Dordrecht/London, 1988, pp. 3 - 26.
Agazzi E., "Subjectivity, Objectivity and Ontological Commitment in the
Empirical Sciences", in: R E. Butts, J. Hintikka (eds.), Historical and
Philosophical Dimensions of Logic, Methodology and Philosophy of Science,
Reidel, Dordrecht/Boston, 1977, pp. 159-171.
Agazzi E., (ed ), Quale etica per la bioetica?, Angeh, Milan, 1990.
Agazzi E., (ed), The Problem of Reductionism in Science, Kluwer PubL,
Dordrecht, 1991, pp. 1 - 29.
Agazzi E., (ed), The Problem of Reductionism in the Sciences, Kjuwer Acad.
Publishers, Dordrecht, 1991.
Agazzi E., “Considerazioni epistemologiche su scienza e metafisica”, in
C.Huber (ed.), Teoria e metodo delle scienze, Universita Gregoriana, Roma,
1981, pp. 311 - 340.
Agazzi E., "Is Scientific Objectivity Possible Without Measurements?”, in
Diogenes, 104 (1978), pp. 93 -111.
Agazzi E., ‘La filosofia come invenzione del 'perche'", in: La filosofia fra tecnica e
mito, Atti del XIX Congresso nazionale della Societa Filosofica Italiana, Edizioni
Porziuncola, Santa Maria degli Angeli, 1987, pp. 19 - 30. (Опубл, также в:
Bollettino della Societa Filosofica Italiana, 127 (1986), pp. 15 - 22)
Agazzi E., ‘Sulla possibilita di una fondazione razionale dellle norme morali", in
Miscellanea filosofica 1980 (a publication of the Institute of Philosophy of the
Faculty of Letters and Philosophy of the University of Genova), Le Monnier,
Firenze, 1981, pp 7 - 23.
Agazzi E., "Systems Theory and the Problem of Reductionism", in Erkenntnis, 12
Библиография
327
(1978), РР 339-350.
Agazzi Е.. “On Formalism", in G Floistad (ed ), Philosophical Problems Today.
Kluwer. Dordrecht, 1994, pp. 74-173
Agazzi E.. "Problemes epistemologiques des sciences humaines", in
Epistemologia 2 (1979), pp 39-66
Agazzi E.. "The Historical Dimensions of Science and its Philosophy", Diogenes,
132 (1985), pp 60-79 (reprinted in Epistemologia, 10 (1987)), pp 3 - 26
Agazzi E., "The Presence of Values in the Social Sciences", in Epistemologia, 5
(1982), pp. 5 - 26.
Agazzi E , "Verite partielle ou approximation de la verite?", in La nature de la verite
scientifique, CIACO, Louvain-la-Neuve, 1985, pp. 103 -115.
Agazzi E.. "Was Galileo a Realist?", in Physis, 23.1 (1994), pp. 273 - 296.
Agazzi E , “Do Experiments Depend on Theories or Theories Depend on
Experiments?", in D. Batens, J. P. van Bendegem (eds), Theory and
Experiment, Reidel, Dordrecht, 1988, pp. 3-13
Agazzi E., Minazzi F., Geymonat L., (eds ), Filosofia, scienza e verita, Rusconi,
Milan, 1989.
Agazzi E., Scienza e fede, Massimo, Milan, 1983.
Agazzi E., Temi e problemi di filosofia della fisica, Manfredi, Milan, 1969; Abete,
Rome 1974
Agazzi E.. Waisheit im Technischen, Verlag Hans Erni-Stiftung, Luzern, 1986
Apel, K.O Towards a Transformation of Philosophy, Routledge & Kegan Paul,
Boston, 1980.
Ayer A.J., Language, Truth, and Logic, Dover Publications, New York, 1952.
Bacon, The New Organon and Related Writings, F. H. Anderson, ed. New-York,
1960
Barnes B., Interests and the Growth of Knowledge, Routledge and Kegan Paul.
London, 1977.
Barsov A.S., What Is Linear Programming?, Heath, Boston, 1964.
Bernard C., An Introduction to the Study of Experimental Medicine, Dover
Publications, New York, 1957
Bernstein R.J., The Restructuring of Social and Political Theory, Harcourt,
Brace, Jovanovich, New York, 1976
328
Библиография
Bertalanffy L. von. "An Outline of General System Theory", in British Journal of
Philosophy and Science, 1 (1950), pp. 134- 165.
Bertalanffy L. von, General Systems Theory, Braziller, New York, 1968
Berti E., “Le forme del sapere nel passaggio dal premoderno al moderno", in E
Berti (ed), La razionalita pratica Modelli e problemi, Marietti, Genova, 1989, pp
15-41.
Berti E.. Le ragioni di Aristotele, Laterza, Bari, 1989
Blackwell R.J., A Bibliography of the Philosophy of Science 1945-1981,
Greenwood Press, West Port (Connecticut), 1983.
Blackwell R.J., Galileo, Bellarmine, and the Bible, University of Notre Dame
Press, Notre Dame, 1991, pp. 209 - 210.
Blauberg I.V., Sadovsky V.N., Yudin E.G., Systems Theory. Philosophical and
Methodological Problems, Progress Publishers, Moscow, 1977.
Bloor D.. Knowledge and Social Imagery, Routledge and Kegan Paul, London,
1976.
Blumenthal A., Moral Responsibility, Mankind’s Greatest Need. Principles and
Practical Applications of Scientific Utilitarian Ethics, Rayline Press, Santa Ana,
CA, 1975.
Bontadini G. Metafisica e deellenizzazione, Vita e Pensiero, Milano, 1975.
Borgman A., Technology and the Character of Contemporary Life, University of
Chicago Press, Chicago, 1984.
Boudon R., The Logic of Sociological Explanation, Penguin Education,
Harmondsworth, 1974
Braithwaite R.B., Scientific Explanation; a Study of the Function of Theory,
Probability and Law in. Science, Cambridge University Press, 1953.
Buck-Morss S. The Origin of Negative Dialectics Theodor W Adorno, Walter
Benjamin, and the Frankfurt Institute, Free Press, New York, 1977.
Bunge M., "Game Theory is not a Useful Tool for the Political Scientist", in.
Epistemologia, 12.2 (1989), pp. 195 - 212
Bunge M., "A Critical Examination of the New Sociology of Science", in
Philosophy of the Social Sciences, 21 (1991), pp 524 - 560; and XXII (1992),
pp. 46 - 76
Bunge M., "Basic Science is Innocent; Appplied Science and Technology Can
Библиография
329
Be Guilty", in. D Dahlstrom (ed), Nature and Scientific Method, The Catholic
University of America Press, Washington, 1991, pp 95-105
Bunge M. Treatise on Basic Philosophy, Reidel, Boston, 1989
Buono de Mesquita B. The War Trap, Yale University Press, New Haven,
1981
Buri J.-8.. The Idea of Progress. An Inquiry into its Origin and Growth, Dover
Publications, New York, 1955
Cannon W.B.. The Wisdom of the Body, Norton, New York, 1932
Chisholm R , “Intentionality", in: PEdwards (ed ), The Encyclopedia of
philosophy, Macmillan Publishing Co and The Free Press, New York, vols 3, 4,
pp. 201 - 204
Connell F.J., “Double Effect", in: The New Catholic Encyclopedia, McGraw-Hill,
New York, 1967, pp. 1020 -1022.
Cross J.G., Guyer M.J., Social Traps, University of Michigan Press, Ann Arbor,
1980
Di Bernardo G., Introduzione alia logica dei sistemi normativi, II Mulino,
Bologna, 1972
Di Bernardo G., Normative Structures of the Social World, Rodopi, Amsterdam,
1988
Dilthey W. Introduction to the Human Sciences, Princeton University Press,
Princeton, 1989
Dilthey W., Selected Works, Princeton University Press, Princeton, 1985.
Dower N. (ed), Ethics and Environmental Responsibility, Avebury, Brookfield,
VT, 1989.
Dower N. (ed ), Ethics and the Environment, University of America Press,
Lanham, MD, 1992
Drake S., Discoveries and Opinions of Galileo, Doubleday Anchor Books,
Garden City, New York, 1957, pp 122-123.
Durbin P.T. (ed ) Philosophy of Technology, Kluwer, Dordrecht, 1989.
Durbin P.T. (ed ), Technology and Contemporary Life, Reidel, Dordrecht, 1978.
Dworkin R., Taking Rights Seriously, Harvard University Press, Cambridge,
Mass , 1978
Easton D , A Framework for Political Analysis, Wiley, New York, 1965
330
Библиография
Einstein A., Out of My Later Years, Philosophical Library, New York, 1950
Ellul J , The Technological System, Continuum, New York, 1980
Elster J , Rational Choice, New York University Press, New York, 1986
Feibleman J.K., Technology and Reality, Nijhoff, The Hague, 1982
Fox M , Returning to Eden Animal Rights and Human Responsibility, R. E
Krieger Publishing Company, Malabar, FL, 1986
Frankena W.K., Ethics, Prentice Hall, Englewood Cliffs, N J., 1973, 2nd ed., p
96
Franklin J., Methods of Mathematical Economics: Linear and Nonlinear
Programming: Fixed Points Theorems, Springer-Verlag, New York. 1980,
French S., Decision Theory. An Introduction to the Mathematics of Rationality,
Halsted Press, New York, 1986.
Funtowicz S.O., Ravetz J.R., Uncertainty and Quality in Science for Policy,
Kluwer Academic Publishers, Dordrecht, 1990
Galilei G., Opere, Ediz Nazionale, Barbera, Firenze, 1929-1939, vol 10, pp
250-251.
Galvan S., Logiche intensionali, Angeli, Milan, 1991.
Garcia Васса J. D , Elogio de la Tecnica, Anthropos, Barcelona, 1987.
Gehlen A., Man in the Age of Technology, Columbia University Press, New York,
1980
Gehlen A., Der Mensch, Seine Natur und Seine Stellung in der Welt (English
trans : Man, His Nature and Place in the World, Columbia University Press, New
York, 1988).
Gibbons M. and Gummett P. (eds ), Science, Technology, and Society Today,
Manchester University Press, Manchester, 1984.
Graham L., Between Science and Values, Columbia University Press, New
York, 1981.
Grawoig D.E , Mathematics. A Foundation for Decisions, Addison-Wesley
Publishing Co., Reading, Mass., 1976.
Habermas J., Knowledge and Human Interests, trans by J-. Shapiro, Beacon
Press, Boston, 1971.
Habermas J., Moral Consciousness and Communicative Action, MIT Press,
Cambridge, Mass, 1990.
Библиография
331
Habermas J., Towards a Rational Society, Heinemann, London. 1971
Hahn H., Neurath O. and Carnap R , "The Scientific Conception of the World:
The Vienna Circle", in Neurath M , Cohen R S (eds ). Empiricism and
Sociology, “Vienna Circle Collection", Reidel, Dordrecht. Boston, 1973, pp 299
-318
Hammond P., Consequentialist Decision Theory and Utilitarian Ethics,
European University Institute, Florence, 1991
Hardon Fr. J., S.J. The Catholic Catechism, Doubleday and Company, Garden
City, N Y, 1975, pp. 233 -237.
Hare R. M.. Freedom and Reason, Clarendon Press, Oxford, 1963
Hare R.M., Moral Thinking: Its Levels, Method and Point, Clarendon Press,
Oxford, 1981.
Hare R.M., The Language of Morals, Clarendon Press, Oxford, 1952
Наггё R. Varieties of Realism, Blackwell, Oxford, 1986
Harsanyi J.C., Rational Behavior and Bargaining Equilibrium in Games and
Social Situations, Cambridge University Press, New York, 1977.
Hayek F. von, The Counter-Revolution of Science: Studies on the Abuse of
Reason, Liberty Press, Indianapolis, 1979.
Hayek F. von, The Sensory Order. An Inquiry into the Foundations of
Theoretical Psychology, University of Chicago Press, Chicago, 1952.
Heal G.M., Linear Algebra and Linear Economics, American Elsevier Publishing
Co , New York, 1974.
Heisenberg W., Physics and Philosophy The Revolution in Modern Science,
Harper & Row. New York, 1962
Helmholtz H., “The Relation of the Natural Science to Science in General", in.
Helmholtz H., Selected Writings, Kahl R (ed ), Wesleyan University Press,
Middleton, Conn., 1971, pp. 122 - 143.
Hempel C.G., "Reasons and Covering-Laws in Historical Explanation", in: Kook
s (ed ), Philosophy and History, New York, 1953, reprinted from The Journal of
Philosophy, 39 (1942), pp. 35 - 48
Hempel C.G., Aspects of Scientific Explanation, and Other Essays in the
Philosophy of Science, Free Press, New York, 1965.
Hempel C.G., Fundamentals of Concept Formation in Empirical Science,
University of Chicago Press, Chicago, 1952
332
Библиография
Hempel C.G., Philosophy of Natural Science, Prentice-Hall, Englewood Cliffs
N J , 1966
Holton G., Science and Its Public the Changing Relationship, ed Reidel
Dordrecht, 1976
Hottois G., Ethique <t Technique, <d De I'Universite de Bruxelles, 1984
Hottois G., Evaluer la technique, Vrin, Paris, 1988
Hottois G., Le signe et la technique, Aubier, Paris, 1984
Hottois G., Pourune ethique dans un univers technicien, Editions de I'Universite
de Bruxelles, Brussels, 1984.
Hughes J.A., The Philosophy of Social Research, Longman, London, 1980
Husserl E., The Crisis of European Sciences and Transcendental
Phenomenology: An Introduction to Phenomenological Philosophy,
Northwestern University Press, Evanston, 1970.
Jonas H., The Imperative of Responsibility. In Search of an Ethics for the
Technological Age, University of Chicago Press, Chicago, 1984.
Kant I., Metaphysical Foundations of Natural Science, Bobbs-Merrill.
Indianapolis, 1970
Kaufmann A., Faure R. Introduction to Operations Research, Academic Press.
New York. 1968
Knorr-Cetina K.D., Mulkay M.(eds ), Science Observed Perspectives on the
Social Study of Science, Sage, London, 1983
Knorr-Cetina K.D., The Manufacture of Knowledge: An Essay on the
Constructuvust and Contextual Nature of Science, Pergamon Press, Oxford,
1981.
Kutschera F. von, Grundlagen der Ethik, W. de Gruyter, Berlin, 1982
Ladriere J , Les enjeux de la rationalitc, Aubier/Unesco, Paris, 1977. (English
translation: The Challenge Presented to Cultures by Science and Technology.
Unesco, Paris, 1977.)
Laszlo E., Introduction to Systems Philosophy, Harper Torchbooks, Harper &
Row, New York, 1973
Laszlo E.. The Relevance of General Systems Theory, in "The International
Library of Systems Theory and Philosophy", Braziller, New York, 1972.
Laszlo E., The Systems View of the World, in "The International Library of
Библиография
333
Systems Theory and Philosophy", Braziller, New York, 1972
Laszlo E., The World System, in "The International Library of Systems Theory and
philosophy", Braziller, New York. 1972
Latour B. and Woolgar S. Laboratory Life, the Social Construction of Scientific
Facts, Sage РиЫ., Beverly Hills, 1979
Laudan L,, Progress and Its Problems. Toward a Theory of Scientific Growth,
University of California Press, Berkeley, 1977
Laudan L., Science and \fclues The Aims of Science and Their Role in Scientific
Debate, California University Press, Los Angeles, 1984.
Laudan L. (ed ), The Nature of Technological Knowledge, Reidel, Dordrecht, 1984.
Leahy M., Against Liberation Putting Animal Rights in Perspective, Routledge,
London, 1994.
Lesnoff M.H. The Structure of Social Science: A Philosophical Introduction, Allen &
Unwin, London, 1974.
MacIntyre A , First Principles, Final Ends and Contemporary Philosophical Issues,
Marquette University Press, Milwaukee, 1990.
MacIntyre A., Marcuse, Fontana, London, 1970.
Mangel M., Decision and Control in Uncertain Resource Systems, Academic Press,
Orlando, 1985
Manicas P. T. A History and Philosophy of the Social Sciences, Basil. Blackwell,
Oxford, 1987
Mannheim К , Ideology and Utopia: An Introduction to the Sociology of Knowledge,
Harcourt, Brace, New York, 1956.
Marrou H.-l., De la connaissance historique, Seuil, Paris, 1954.
Mathieu V L'oggettivita nella scienza e nella filosofia contemporanea, Accademia
delle Scienze, Turin, 1960
Mayz Vallenilla E. Esbozo de una critica de la razdn tecnica, Edie de la Universidad
Simon Bolivar, Caracas, 1974
Mayz Vallenilla E , Ratio technica, Monte Avila Editores, Caracas, 1983
McMullin E., Values in Science, in Proceedings of the Philosophy of Science
Association, ed P D Asquith and T Nickles (East Lansing, Ml: Philosophy of
Science Association, 1983) vol 2, pp. 3 -28
Meadows D. H., Meadows D. L., Randers J., Behrens W. W., prefaced by
Peccei A , The Limits to Growth A Report for the Club of Rome's Project on the
334
Библиография
Predicament of Mankind, Universe Books, New York, 1974
Mesarovic M. D. (ed ), Macko D., Takahara Y Theory of Multilevel Systems,
Academic Press, New York & London, 1970.
Mesarovic M. D.. Views in General Systems Theory, Wiley, New York, 1964
Mises L. von, Bureaucracy. Yale University Press, New Haven, 1951
Mises L. von Epistemological Problems of Economics, New York University
Press, New York, 1981
Mises L. von, The Ant-Capitalistic Mentality, Princeton University Press,
Princeton, 1956.
Mitcham C. and Mackey R. (eds ), Philosophy and Technology: Readings in the
Philosophical Problems of Technology, Free Press, New York, 1983
Monod J., Chance and Necessity: An Essay on the Natural Philosophy of
Modern Biology, Knopf, New York, 1971, p 176
Monod J.P., Pour une ehique de la connaissanci, selected and commented by
Bernardino Fantini, Editions de la Decouverte, Paris, 1988
Morgenstern O., Theory of Games and Economic Behavior, Princeton
University Press, Princeton, 1953
Mumford L., The Myth of the Machine, H В Jovanovich, New York, 1967 -
1970, 2 vol s.
Nagel E., The Structure of Science: Problems in the Logic of Scientific
Explanation, Harcourt, Brace, and World, New York, 1961
Nagel T . "Value, Labor and the Critique of Political Economy”, in. Telos, 6
(1971), pp. 48 - 64
Nagel T., Moral Questions, Cambridge University Press, New York, 1979.
Nagel T. What Does It All Mean: A Very Short Introduction to Philosophy, Oxford
University Press, New York, 1987.
Novell-Smith P. H. Ethics, Penguin Books, New York, 1954.
Nozick R., Anarchy, State, and Utopia, Basic Books, London, 1974.
O'Reilly S.. Bioethics and the Limits of Science, Christendom Publications,
Front Royal, VA, 1980
Oldroyd D., The Arch of Knowledge An Introductory Study of the History of the
Philosophy and Methodology of Science, Methuen, New York, 1986
Oppenheim F , Dimensions of Freedom' An Analysis, St. Martin's Press, New
Библиография
335
York, 1961
Oppenheimer R., The Open Mind, Simon and Schuster, New York, 1955, p 88
Pacey A , The Culture of Technology. Cambridge Mass., The M I T Press, 1983
Pap A , An Introduction to the Philosophy of Science, Free Press of Glencoe,
New York, 1962
Pascal В , "The Wager", in: Pensees, Penguin Books, Baltimore, 1966, pp. 149
- 155
Pera M., Pitt J (eds), Rational Changes in Science: Essays on Scientific
Growth, Kluwer, Dordrecht, 1987
Perie M., Shere W. (eds ), Persuading Science The Art of Scientific Rethoric,
Vtotson Publishing International, Canton, 1991.
Pippin R.B., Marcuse: Critical Theory and the Promise of Utopia, Bergin &
Garvey, South Hadley, Mass., 1988.
Plato J. von, Creating Modern Probability: Its Mathematics, Physics, and
Philosophy in Historical Perspective, Cambridge University Press, Cambridge,
1994
Plessner H., Die Stifen des Organischen und der Mensch, De Gruyter, Berlin,
1965, 2nd edition.
Popper K. R. Conjectures and Refutations, Basic Books, New York, 1962
Popper K.R In Search of a Better World Lectures and Essays from Thirty
Years, Routledge, New York, 1992.
Popper K.R., Marcuse H , Revolution or Reform: A Confrontation, Transaction
Publication, New Brunswick, N. J , 1976.
Popper K.R. The Logic of Scientific Discovery, Hutchinson, London, 1959.
Prigogine I., Introduction to Thermodynamics of Irreversible Processes,
Interscience Publishers, New York, 1968
Putnam H., Meaning and the Moral Sciences, Routledge & Kegan Paul, Boston,
1978
Putnam H., Reason, Truth and History, Cambridge University Press,
Cambridge, 1981.
Rapaport A., Two-Person Game Theory, University of Michigan Press, Ann
Arbor, 1966
Reich W. T (ed ), Encyclopedia of Bioethics, Macmillan, New York, 1995
336
Библиография
Reichenbach Н.. The Rise of Scientific Philosophy, University of California
Press. Berkeley, 1951
Resnik M.D , Choices An Introduction to Decision Theory, University of
Minnesota Press, Minneapolis, 1987
Richta R., Civilization at the Crossroads Social and Human Implications of the
Scientific and Technological Revolution, International Arts and Sciences Press,
White Plains, N Y , 1969
Rollin B., Animal Rights and Human Morality, Prometheus Books, New York,
1992
Rolston H., Environmental Ethics Duties and Values in the Natural World,
Temple University Press, Philadelphia, 1988
Rorty R., Consequences of Pragmatism. Essays, 1972 - 1980, University of
Minnesota Press, Minneapolis, 1982.
Ross W.D., Foundations of Ethics, Clarendon Press, Oxford, 1939.
Ross W.D., The Right and the Good, Clarendon Press, Oxford, 1930.
Runciman W.. A Treatise on Social Theory, Cambridge University Press,
Cambridge, 1983.
Ryle G., Dilemmas. Cambridge University Press, Cambridge, 1954.
Ryle G.. The Concept of Mind, Barnes & Noble, New York, 1959
Sartori G., Democratic Theory, Greenwood Press, Westport, Conn., 1973
Sartori G.. Social Science Concepts A Systematic Analysis, Beverly Sage
Publications, 1984.
Sartori G., Theory of Democracy Revisited, Chatham, N J ; Chatham House
Publishers, 1987.
Sasieni M. W., Yaspan A., Friedman L., Operations Research - Methods and
Problems, Wiley, New York. 1959
Scheier M , Formalism in Ethics and Non-Formal Ethics of Values: A New
Attempt Toward the Foundation of an Ethical Personalism, Northwestern
University Press, Evanston, 1973
Scheier M., Man's Place in Nature, Beacon Press. Boston, 1961.
Schulz W., Philosophic in der veranderten Welt, Neske: Pfullingen, 1980
Searle J.. “Mind, Brains and Programs", in The Behavioral and Brain Sciences,
3 (1980), pp 417-424
Библиография
337
Shapere D.. Reason and the Search for Knowledge, Reidel, Dordrecht, 1984
Shea W. R.. Sitter B. (eds), Scientists and Their Responsibility, Watson
Publishing International, Canton, 1989, pp. 103 - 119
Sidgwick H., The Methods of Ethics, Macmillan, London, 1874 (7th ed 1981).
Simondon G , Du mode d'existence des objets techniques, Aubier, Pans, 1958.
Singer C., Helmyrad E. J., Rupert Hall A., Williams T , A History of
Technology, Clarendon Press, Oxford, 1954 - 1978
Stevenson G.L.. Ethics and Language, Yale University Press, New Haven,
1947.
Suppes P., Probabilistic Metaphysics, Blackwell, Oxford, 1984.
Tar Z., The Frankfurt School The Critical Theories of Max Horkheimer and
Theodor W. Adorno, Wiley, New York. 1977.
Thomas D , Naturalism and Social Science: A Post-Empiricist Philosophy of
Social Science, Cambridge University Press, New York, 1979
Ugorji L.I., The Principle of Double Effect: A Critical Appraisal of Its Traditional
Understanding and Its Modern Reinterpretation, P. Lang, New York, 1985.
Venttsel E.S., Lectures on Game Theory, Gordon and Breach, New York, 1961.
Warnock G.J., Contemporary Moral Philosophy, Macmillan, London, 1967.
Weber M., The Methodology of the Social Sciences, Free Press. Glencoe. IL,
1949.
Westley D. Life, Death, and Science, Thomas More Press, Chicago, 1988
Westley D., Technology and Life Issues, John Paul II Bioethics Center,
Cromwell, CT, 1991.
Wright G.H.von, «Problems and Prospects of Deontic Logic: A Survey», in
Agazzi E. (ed ), Modern Logic: A Survey, Reidel, Boston, 1981, pp. 399 - 423.
Wright G.H.von, Explanation and Understanding, Routledge & Kegan Paul,
London, 1971.
Wright G.H.von, Freedom and Determination, The Philosophical Society of
Finland, North Holland Publishing Co , Amsterdam, 1980.
Zaremba J., Mathematical Economics and Operations Research A Guide to
Information Sources, Gale Research Co., Detroit, 1978
ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ.............................      .3
ВВЕДЕНИЕ...........................      ......5
Автономия науки
Регуляция науки
Часть первая.
МИР НАУКИ И ТЕХНОЛОГИИ
Глава 1. ЧТО ТАКОЕ НАУКА?.................  ..10
Наука как современная парадигма знания
Требование строгости в науке
Характеристики научной объективности
Некоторые условия научной объективности
Глава 2. НАУКА И ОБЩЕСТВО.....................21
Наука как социальный продукт
Внутренние основания социальной интерпретации науки
Осознание воздействия науки на общество
Осознание воздействия общества на науку
Индивиды и общество в научной работе
Технология и общество
Глава 3 НЕЙТРАЛЬНА ЛИ НАУКА?................  33
Спор о нейтральности науки
Некоторые фундаментально важные смыслы понятия
нейтральности науки
339
Нейтральность как незаинтересованность
Нейтральность как свобода от предрассудков
Нейтральность как неподчинение интересам
Нейтральность как свобода от обусловленности
Нейтральность как индифферентность к целям
Нейтральность и ответственность науки
Нейтральность и идеологические коннотации науки
Выводы
Глава 4. НАУКА, ТЕХНИКА И ТЕХНОЛОГИЯ..........52
Некоторые различения
Различие между наукой и техникой
От техники к технологии
Предварительные выводы
Глава 5. НАУЧНО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКАЯ
ИДЕОЛОГИЯ.....................................65
Мертвы ли идеологии?
Что такое идеология?
Наука как антиидеология
Идеологизация науки
Сциентизм
От идеологии сциентизма к идеологии технологизма
Слабость сциентизма и технологизма как идеологий
Сциентизм
Технологизм
Нейтрализация субъекта
Реакция против науки
Глава 6. НАУЧНО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКАЯ
СИСТЕМА..........................................
Культурные предпосылки
Автономия науки
340
Исторический обзор
Автономия техники
Исторический обзор
Основные характеристики технологической системы
Возможности вмешательства в технологическую систему
Противоречие научно-технологический системы
требованиям жизни
Новый смысл проблемы нейтральности науки
К возврату этических требований
Часть вторая.
ЭТИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
Глава 7. НОРМЫ И ЦЕННОСТИ
В ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ	105
Ценности в науке: различные аспекты
Долженствование как характеристика человеческих
действий
Целесообразное и ценностно-ориентированное поведение
Ценности и нормы. Различные виды норм
Глава 8. РОЛЬ ЦЕННОСТЕЙ
В ГУМАНИТАРНЫХ НАУКАХ....................   123
Тезис о независимости науки от ценностей
Эпистемология социальных наук Макса Вебера
В каком смысле социальные науки предполагают
ценности?
Обоснование ценностей
Глава 9. ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ И ПРАКТИЧЕСКАЯ
РАЦИОНАЛЬНОСТЬ..............................138
Наука и рациональность
Характеристики человеческого разума
341
Теоретическая и практическая рациональность
Теоретическая и практическая философия
Практическая и техническая рациональность
Ценностное суждение
Проблема осуществления возможностей
Реконструкция практического горизонта
Суждения о ценностях и свобода
Задача практической философии сегодня
Глава 10. МОРАЛЬНОЕ СУЖДЕНИЕ
О НАУКЕ И ТЕХНОЛОГИИ..........................156
Место такого суждения
Наука и технология как человеческие деятельности
Различные аспекты морального суждения о действиях
Моральное суждение о коллективных деятельностях
Проблема целей науки и техники
Цели
Средства
Условия действия и мораль
Последствия
Глава 11. ПРОБЛЕМЫ РИСКА......................183
Техника и риск
Риск как антропологическая категория
Экзистенциальный риск
Риск и рациональность
Условия моральной значимости оценки риска
Поведение перед лицом риска
Теория решений и теория игр
Дилемма заключенного
Ловушки
Проблема точности
Качество информации
342
Вызов неопределенности
Вероятностная аргументация и ее границы
Коллективный риск
Глава 12. ОТВЕТСТВЕННОСТЬ НАУКИ
С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ТЕОРИИ СИСТЕМ..................216
Точка зрения теории систем
Нейтральность науки: еще один взгляд
Наука как открытая адаптивная социальная система
Динамическая модель научной системы
Научная система и окружающая среда
Конкретный пример
Ввод, вывод и синтезирующие переменные. Механизм
обратной связи
Нейтральность науки в новой перспективе
Проблема ответственности науки
Ответственность как оптимизация
Проблема ответственности науки и роль этики
Глава 13. ЭТИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ.................242
Моральная система
От морали к этике
Различные этические теории
Когнитивистские теории
Некогнитивистская этика
Нормативная (или предписывающая)
и ненормативная этики
Телеологическая и деонтологическая этики
Ценностная этика
Интенционалистская и неингенционалистская этика
Сопротивление нормативной этике
Этика как попытка обоснования
343
Глава 14. ЭТИКА ДЛЯ НАУКИ И ТЕХНОЛОГИИ........
О трудностях
Этика с точки зрения теории систем
Понимание человеком самого себя
Сколько этик - одна или много?
Регуляция как проекция ответственности
Воздействие науки на этику
ПРИМЕЧАНИЯ.........................
БИБЛИОГРАФИЯ.......................
....289
....324
Научная литература
Агацци Э.
Моральное
измерение
науки и техники
Перевод с англ. И.Борисовой
Научный редактор член-корр РАН
Лекторский В А.
ЛР № 030358 от 08.09.1997
Сдано в набор 22 сентября 1998 г
Подписано в печать 25 октября 1998 г
Формат 84x108/32. Бумага офсетная. Печать
офсетная. Гарнитура «Arial Суг.». Усл. п л.14.
Тираж 2000 Заказ № 21.
Московский философский фонд
121002, Москва, Г-2, Смоленский бульвар, 20
Тел.: 230-79-56
Отпечатано в типографии изд-ва «Радио и связь»
101100 Москва, Почтамт, а/я 693