РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
Институт этнологии и антропологии им. Н . Н . Миклухо-Маклая
Российская ассоциация исследователей женской истории
А.В. Белова
«Четыре возраста
женщины»
Повседневная жизнь русской провинциальной
дворянки XVIII - середины XIX в.
Санкт-Петербург
АЛЕТЕЙЯ
2014

Книжная серия
«ГЕНДЕРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ»
основана в 2001 году
при поддержке
Фонда Дж. Д. и К. Т. Макартуров
Редакционный совет серии
Рози Брайдотти
Ольга Воронина
Елена Гапова
Элизабет Гросс
Татьяна Жданова
Ирина Жеребкина —
председатель
Елена Здравомыслова
Татьяна Клименкова
Игорь Кон
Тереза де Лауретис
Джулиет Митчелл
Миглена Николчина
Наталья Пушкарева
Джоан Скотт
Анна Темкина
ИСТОРИЧЕСКАЯ
КНИГА

УДК 396
ББК Т.3стд1-7 .5
Б43
Работа готовилась при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного
фонда и Администрации Тверской области (грант No 05-01 -57105а/Ц);
Германской службы академических обменов (DAAD) в рамках программы
«Научные стажировки для ученых и преподавателей вузов»
Подготовлено к изданию при поддержке Программы фундаментальных исследований
ОИФ РАН «Историко-культурное наследие и духовные ценности России» 2009-2011:
проект «Российская повседневность за десять веков в зеркале гендерных отношений:
тенденции, динамика, перспективы изменений» (руководитель — завотделом
этногендерных исследований ИЭА РАН, д. и. н., проф. Н . Л . Пушкарева)
Научный редактор: Н. Л. Пушкарева,
доктор исторических наук, профессор
Рецензенты: И. Л . Савкина, кандидат филологических наук, доктор философии
О. Е . Кошелева, доктор исторических наук
Белова А. В .
Б43
«Четыре возраста женщины»: Повседневная жизнь русской провин­
циальной дворянки XVIII - середины XIX в. / А. В . Белова.
—
СПб. :
Алетейя, 2014. — 480 с. — (Серия «Гендерные исследования»).
ISBN 978-5-91419-305-5
Книга посвящена исследованию повседневной жизни, опытов и переживаний
российских дворянок от европеизации до модернизации с применением гендерной
методологии на основе синтеза познавательных стратегий актуальных научных дис¬
циплин: гендерных и женских исследований в этнологии, гендерной антропологии и
истории повседневности, антропологически ориентированной истории, истории жен¬
щин и гендерной истории. Особое внимание уделено анализу недооценивавшихся ранее
субъективных источников — женских писем, мемуаров, дневников, которые позволяют
интерпретировать историю повседневности как «пережитую» историю, увиденную
«глазами» российских дворянок и озвученную их собственными «голосами». Наряду
с прикладным аспектом, в книге представлено теоретическое осмысление концептов
«повседневность» и «женская повседневность», уточнено значение источников по
истории женской повседневности, проанализирована современная историографическая
ситуация в области исторических исследований повседневности.
Издание предназначено историкам, антропологам, культурологам, специалистам
в области женских и гендерных исследований.
ISBN 978-5-91419-305-5
7859Н1И93055
© А. В . Белова, 2010
© Н. Л . Пушкарева, предисловие, 2010
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2010
© «Алетейя. Историческая книга», 2010

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
.. . Вначале было Слово. Затем — Письмо...
.. . Письмо как форма самовыражения, как способность «выговаривать себя» — пе ­
реживать вновь уже прожитое, как способность (записав!) делиться тем, что случайно
промелькнуло в уме и что осталось в памяти, что врезалось в нее... Женское письмо
XVIII — начала XIX в. (вся автобиографическая женская проза, мемуары, дневники и
конечно же сами письма образованных женщин друг другу) являло собой одно из тех
редких пространств свободы, в котором женщина могла выразить себя.
Русское женское письмо у самых его истоков — в достопамятное «столетье без­
умно и мудро», в XVIII в. и несколько позже
—
практически не изучено. Редкие
попытки литературоведов, хотя и предпринимались не раз, вряд ли способны замес­
тить широкий культурологический охват, который требуется для понимания этой
страницы женской истории нашего Отечества. Долгожданный опыт, первая попыт­
ка представить многопланово и разносторонне антропологию женской дворянской
повседневности в России XVIII — начала XIX в. через женское письмо — перед
вами, читатель.
Эта книга, написанная знатоком российских провинциальных архивов, культуро­
логом и историком-антропологом, — создана по зову сердца, с огромной любовью
к безвестным героиням русской женской истории. Перекличка судеб, сопоставление
житейских ценностей, биографически значимое и сиюминутное, случайное и законо­
мерное — все это складывается в панораму русской провинциальной жизни, множес­
тво картин повседневности женщины образованного сословия, нестоличной россий­
ской дворянки. Эти женщины, проживающие все их «четыре возраста», пронизанные
обычными домашними и семейными тревогами и надеждами, отмеченные преслову­
той российской пассионарностью, которая не могла не прорваться в созданных ими
текстах, неожиданно оказываются в этой книге действительными героинями другой
истории нашего Отечества.
Что же это за другая история?
Это история неизвестная или известная не вполне, знакомая скорее по текстам
классической русской литературы, нежели по более «жестким» историческим источ­
никам, история женской половины населения огромной империи, воспринятая ею, пе­
режитая, запечатленная для детей и внуков, для неизвестных читателей и, особенно,
читательниц. Важно и то, что она реконструирована тоже женщиной, женщиной-ис­
следовательницей, женщиной-аналитиком, живущим и преподающим сегодня также
не в столице. «Женские» голоса сопоставлены в ее книге с голосами «мужскими»,
также запечатленными в аналогичных источниках личного происхождения. Это со­
поставление, как и реконструкция жизненного мира нестоличной русской дворянки
было необходимо автору, чтобы понять тех, кто жил задолго до нее, был похож и не
похож. Вот почему сама провинциальная русская обыденность, столь опошленная
признанными критиками русской литературы в ее классический, «золотой век», сде­
лавшими ее синонимом всего тупого, ограниченного, необразованного, тривиального,

6
Н. Пушкарева
несамостоятельного и безвкусного, предстает в книге (а она увидена в ней глазами
женщин и прочтена в их «своеручных записках») той средой, которая породила оте­
чественное «женское письмо».
Как сами образованные и «пишущие себя» дворянки того времени осознавали,
воспринимали и переживали основные «вехи» своей жизни, в какой мере категория
«возраста» и сопряженные с ней нормы поведения, стереотипы и реальные опыты
проживания, осмысления и чувствования структурировали и наполняли смыслом их
жизни? Почему те, чьи судьбы исполнились, кто старался оставить воспоминания, на
излете жизни — за редким исключением — не ощущали себя счастливыми?
Создательница этого исследования по антропологии женской дворянской повсед­
невности XVIII — начала XIX в. нашла ответ на этот вопрос.
Прочтя ее труд, невозможно с нею не согласиться.
Наталья Пушкарева,
Президент Российской ассоциации
исследователей женской истории

ВВЕДЕНИЕ
(«Возрасты жизни» женщины в дворянской России
как проблема исследования)
Lebenszweck
Hilflos in die Welt gebannt,
Selbst ein Ratsel mir,
In dem schalen Unbestand,
Ach, was soll ich hier?
—
Leiden, armes Menschenkind,
Jede Erdennot,
Ringen, armes Menschenkind,
Ringen um den Tod.
Мария фон Эбнер-Эшенбах
Жизненная цель
В мир заброшена одна,
Как понять его?
В хаос я погружена
Кем и для чего?
—
Чтоб земных страданий круг
Горестный пройти,
Век борись, мой бедный друг,
Чтобы смерть найти.
Перевод Натальи Боголюбовой
2
Стихи Марии фон Эбнер-Эшенбах (1830-1916), малоизвестной у нас, к сожале­
нию (как и многие другие женские имена), однако одной из самых значительных, по
словам замечательно переведшей ее на русский язык Натальи Боголюбовой-Фомиче­
вой, поэтесс в немецкоязычной поэзии XIX в., можно поставить эпиграфом к судьбам
многих российских дворянок XVIII — середины XIX в. (а, может быть, и к женс­
кому мироощущению вообще). Антропология женской дворянской повседневности
никогда ранее не становилась предметом специального исследования в отечественной
исторической и этнологической литературе. Одна из субъективных причин этого —
своего рода иллюзия «очевидности»: русская классическая литература сыграла злую
шутку, заслонив яркими образами реальных женщин, живших в то время. Вместе с
тем понять их невозможно, если не предоставить им шанс «заговорить» своими собс­
твенными «голосами». Долгое время это не представлялось оправданным в отечест­
венной историографии. Тексты, написанные женщинами игнорировались в качестве
исторических источников, не принимались в расчет ввиду якобы малой их инфор-
1
Цит. по: Эрато (поэтическая антология): VII в. до RX. — XX в. / Сост., автор предисл. и
справок об авторах, худ. Н .В . Боголюбова-Фомичева. M ., 1994. С . 27.

8
А. В. Белова
мативности, степень которой оценивалась исходя из количества упоминаний фактов
общественно-политической значимости. Особой маргинализации подверглись женс­
кие письма, лежащие «мертвым грузом» в архивных фондах, практически не востре­
бованные исследователями, не введенные в научный оборот. Их источниковедческий
потенциал не реализован, хотя они являются важнейшим историческим источником
для изучения разнообразных аспектов повседневной жизни российских дворянок, а
главное антропологического ракурса женского бытия, который вообще не считался
достойным анализа.
Начав в 1989 г. с исследования правового статуса дворянских женщин и обратив­
шись позднее от нормативных документов к источникам личного происхождения, я
была «выведена» ими на этнологическую проблематику, которая на примере дворянс­
кой культуры вообще не ставилась. Что представлял собой жизненный цикл дворянок,
в чем заключались содержание и особенности прохождения ими разных возрастных
этапов, какие обычаи, традиции, «обряды» могли быть с этим связаны? Еще боль­
ший интерес вызывало то, как сами они осознавали, воспринимали и переживали
различные антропологические состояния и основные «вехи» своей жизни, в какой
мере категория «возраста» и сопряженные с ней нормы поведения, стереотипы и ре­
альные опыты проживания, осмысления и чувствования структурировали их жизнен­
ный континуум, их «миры повседневности»? Так или иначе, многие образованные и
«пишущие» дворянки, судьбы которых уже исполнились и «земных страданий круг»
которых завершен, оставили в многочисленных письмах, мемуарах, автобиографиях,
дневниках свидетельства того, что за редким исключением, переживая различные
жизненные опыты, они не ощущали себя счастливыми. Выяснить, почему и как это
происходило, также было одной из моих мотиваций.
Когда оглядываешься из XXI в. на сложные, иногда исковерканные судьбы, ду­
шевные, а часто и телесные, страдания многих поколений дворянских женщин
XVIII — середины XIX в., невольно задаешься вопросами: зачем? ради чего они
столько претерпели? почему они должны были быть несчастливы? разве нельзя было
«позволить» им чувствовать себя счастливыми? Я не сужу о трансцендентном смысле
их судеб, но вижу, что с точки зрения земного существования жизни многих из них
сложились бы иначе и самоощущения были бы другими, если бы они были вольны
всего-навсего сами принимать решения, делать собственный выбор, реализовывать
альтернативные модели поведения, а не следовать нормативным социокультурным
предписаниям, представлениям о «должном».
Когда девочка-дворянка вступала в мир, культура заранее «знала», что с ней про­
изойдет и кем она станет. В этом смысле дворянское сообщество императорской Рос­
сии вполне являло собой пример традиционного общества. Если ее собственные ин­
дивидуальные желания и представления не совпадали с предписанным ей сценарием
жизненного пути, следовал прессинг. Культурной традицией, персонифицированной
отцом, матерью, родственниками, светским кругом, общественным мнением, а то и
самим государем, предопределялось, что девушка должна выйти замуж, а не уйти в
монастырь или поступить на военную службу, если она этого хотела, более того, когда
и за кого ей следовало выйти замуж, вне зависимости, была ли она психологически
готова к браку или нет, успела ли влюбиться или полюбить кого-нибудь и знала ли
вообще человека, которого ей выбрали в мужья. При этом, очевидно, что взрослый, а
то и пожилой, мужчина — ее отец — руководствовался при оценке потенциального

Введение
9
супруга дочери принципиально иными критериями, нежели она сама. То, что име­
ло решающее значение для отца — мужчины, включенного в служебную иерархию и
диагностирующего социальную успешность по статусу в публичном пространстве, —
могло иметь нулевую ценность для дочери, исходившей из симпатии/антипатии, люб­
ви/ненависти, страсти/апатии, то есть из тех чувств, которые она сама испытывала к
потенциальному мужу, и из той модели поведения, которой последний будет придер­
живаться в частном, домашнем пространстве, основном месте социальной реализа­
ции женщины. Поэтому отцы предпочитали генералов, предводителей дворянства, а
дочери должны были сосуществовать изо дня в день с практически незнакомыми им
мужчинами.
Иногда, навязав дочери свой брачный выбор, отец на этом не останавливался: его
авторитарное решение определяло даже то, в какой позе ей «лучше» переносить ро­
довые схватки. И матримониальная и акушерская сферы, в которые он вмешивался,
явно не были предметом его компетенции, тем не менее он считал себя наделенным
властью решать и распоряжаться чувствами и здоровьем дочери. Речь в данном слу­
чае идет не о малограмотном самодуре из российской глубинки, а об образованном
человеке с безупречной репутацией у современников и потомков, генерале Н.Н . Ра­
евском. Однако то, что он был «героем 1812 года» и обладал воинскими доблестями,
не искупает его репрессивного отношения к собственной дочери, не может искупить.
«Патриот» на поле боя, который «видя, что войска его поколебались, схватил двоих
своих сыновей, еще отроков, и бросился с ними в огонь неприятеля»
1
, и тирандома—
это уже было в многовековой истории, древние римляне — классический пример.
Два полюса, две несходящихся системы ценностей — «мужская» и «женская». При­
чем под «мужским взглядом» публичный героизм перевесит домашнее тиранство, под
«женским» — наоборот. Более того, «мужской взгляд» и традиционная историогра­
фия вообще посчитают эти вещи несопоставимыми. Важно подчеркнуть, что дворян­
ки отдавали себе в этом отчет. Самостоятельный выбор дочери казался недопустимым
авторитарному отцу. Именно поэтому так сопротивлялся Раевский ее желанию и ре­
шению ехать за мужем в Сибирь.
Игнорирование тендерной методологии, позволяющей вскрывать властные иерар­
хии между полами, а также внутри каждого из полов ведет к неизбежному искажению
прошлого. Гендерно ориентированная история повседневности — это совсем «дру­
гая» история: более достоверная и комплексная. Было бы справедливо рассуждать не
только о подвиге батареи генерала Раевского, но и о том, что он искалечил жизнь до­
чери, сначала, заставив ее выйти замуж, потом, настаивая на том, чтобы она бросила
мужа. И в том и в другом случае он обрекал ее на ненужные переживания: сначала от
необходимости стать женой малознакомого человека, которого, по ее словам, она до
свадьбы «почти не знала», затем, от мысли нарушить таинство венчания и предать
страждущего. Отправиться в Сибирь для Марии Волконской оказалось предпочти­
тельнее, чем остаться под отцовской властью. Бытовую неустроенность, отсутствие
комфорта легче было перенести, чем репрессивное давление отца. Отъезд вслед за
мужем в «пожизненную ссылку» — был для нее выходом из-под отцовской суггестии,
в то время как замужество само по себе этого ей не гарантировало.
1
ВолконскаяМ.Н . С . 23.

10
А. В. Белова
Пример княгини М.Н . Волконской, представительницы высшего дворянско­
го круга, — лишь один из наиболее репрезентативных. А сколько было безвестных
провинциалок, жизни которых складывались хоть и менее драматично, но не менее
трагически. Анализу «пережитой» ими в разных возрастах истории повседневнос­
ти и посвящена данная книга — следствие 20-летнего научного интереса автора к
культурному миру российских дворянок от европеизации до модернизации. Моя цель
заключается в исследовании их повседневной жизни, опытов и переживаний в кон­
тексте возрастной антропологии с применением тендерной методологии на основе
синтеза познавательных стратегий актуальных научных дисциплин: тендерных и жен­
ских исследований в этнологии, тендерной антропологии и истории повседневности,
антропологически ориентированной истории, истории женщин и тендерной истории.
Разумеется, задуманная концепция не исчерпывает полноты всех проявлений повсед­
невности провинциальных дворянок. Исследование сознательно ограничено выбором
наиболее ярких, ранее неизученных и, вместе с тем, весьма важных для понимания
особенностей каждого возраста жизни женщин проявлений антропологического из­
мерения их повседневных жизненных опытов и переживаний. В то же время именно
антропология женской повседневности может выступать своего рода инвариантом
вне зависимости от статусных, локальных и даже конфессиональных различий, что
позволяет в ряде случаев не абсолютизировать дистанцию между провинциальными
и столичными дворянками, тем более, что в действительности границы между ними
зачастую бывали размыты.
Подробнее методологические аспекты исследования обсуждаются в первой главе,
ввиду их принципиального значения для анализа предлагаемой проблематики. Там
же оценивается современная историографическая ситуация в области исторических
исследований повседневности, дается теоретическое осмысление концептов «повсед­
невность» и «женская повседневность», уточняется значение источников по истории
женской повседневности. Что касается хронологических рамок, то нижняя граница
рассматриваемого полуторавекового периода, относящаяся к доиндустриальной эпо­
хе и, вместе с тем, к так называемому раннему Новому времени, совпадает с нача­
лом «европеизации» и обособления дворянской культуры из единой национальной
культурной традиции в связи с преобразованиями Петра I первой четверти XVIII в., а
верхняя — с началом буржуазных преобразований в России 60-70-х гг. XIX в., когда
страна вступила в эпоху модернизации, пережив глубинные структурные потрясения.
В результате последних дворянство утратило статус той социальной группы, участие
которой в экономике определяло общественный уклад, и больше не являлось единс­
твенным слоем, продуцировавшим «высокую» культуру. Характеристика же дворянс­
кого сообщества как носителя традиционной культуры также в это время подверглась
модификации в связи с разрушением как раз провинциальных миров, трансформа­
цией привычного усадебного быта, утратившего экономическую жизнеспособность
1
.
Вместе с тем, та же «инвариантность» антропологических опытов и переживаний
прослеживается в некоторых текстах женской автодокументальной традиции, отно-
1
О прекращении существования усадебной культуры в 1861 г. «в качестве культуры
«привычки», воспроизводимого круга традиционной повседневности» см.: Летягин Л.Н .
Русская усадьба: миф, мир, судьба // Русская усадьба: Сб. Общества изучения русской усадьбы.
Вып. 4 (20) / Колл. авторов; Науч. ред.-с о ст. Л .В . Иванова. M ., 1998. С . 258.

Введение
11
сящихся и к более позднему времени, что позволяет привлекать их к анализу. Дли­
тельное сохранение и воспроизводство ряда практик и представлений в повседневной
жизни дворянок, иногда вне зависимости от их общественного положения и места
жительства, свидетельствует о традиционном характере культуры российского дво­
рянства, ранее не подлежавшего изучению в таком ракурсе. Указанное обстоятельство
вовсе не означает отсутствия какой бы то ни было динамики в антропологических
«структурах повседневности» женского провинциального дворянского мира, что так­
же выявляется в случаях, когда это возможно.
Мифологема «четырех возрастов человека» — одна из наиболее устойчивых в за­
падноевропейской интеллектуальной традиции. На протяжении веков она подлежала
как вербальной
1
, так и визуальной
2
рефлексии. Помимо выделения четырех возрастов
человека (детство, молодость, зрелость, старость), соотносимых с временами года,
существовала и «древнейшая тройная схема», восходящая, по мнению М. Баттистини,
к «загадке Эдипа, в которой зашифрованы детство, молодость и старость»
3
.
Рецепция
возрастных градаций и сопряженных с ними устойчивых представлений в российской
дворянской культуре происходила, например, через переводы литературных произ­
ведений, осуществляемые, в том числе, и образованными дворянками. Так, русская
поэтесса и переводчица Александра Леонтьевна Магницкая (1784-1846) перевела
«Картину четырех возрастов» из широко известных в Европе «Писем об Италии»
Ш. Дюпати
4
.
Каждому возрастному этапу жизненного цикла женщины соответство­
вал стереотипный образ, включавший в себя визуальную характеристику и ожидае­
мый род занятий:
«Маленькая девочка сидит на полу, играет преважно с куклою, которую она раздевает;
подле стоит молодая красавица, приятно смотрится в зеркало и наряжается; близ нее
степенно одетая женщина совершенных лет сидит за пяльцами, прилежно и не спеша
вышивает по холсту; подалее полулежащая в больших креслах против камина старуха
с нахмуренным лицом, в очках, с книгою на коленях, кашляет и ворчит.
Как не узнать в сем четырех возрастов женщины?»
5
Разумеется, в результате знакомства с данным литературным переводом происходило
усвоение возрастной мифологемы на уровне культурного предписания. Причем, жен­
щины вынужденно усваивали «мужской» взгляд на себя, приучаясь не только быть
объектом оценки мужчин, но и воспроизводить соответствующие их ожиданиям вне­
шность, манеру поведения, виды деятельности.
Сестра Ал.Л. Магницкой, также поэтесса и переводчица Анастасия Леонтьевна
Магницкая в своих стихах не обособляла юность из взрослого возраста
6
.
По ее вер-
1
См., напр.: ФилиппНоварский. Трактат «Четыре возраста человека» / Пер. СИ. Лучиц-
кой // Антология педагогической мысли христианского Средневековья. M ., 1994. Т . II.
2
См., напр.: Баттистини М. Символы и аллегории: Визуальные коды понятий в произ­
ведениях изобразительного искусства / Пер. с итал. M., 2 007. С 90-97.
3
Там же. С 94.
4
См.: Гёпферт Ф. и Файнштейн М. О прозе русских писательниц в 1760-1790-е годы //
Мы благодарны любезной сочинительнице...: Проза и переводы русских писательниц конца
XVIII века / Сост. Ф. Гёпферт и М. Файнштейн. Fichtenwalde, 1999. С 195.
5
Магницкая Ал.Л . Картина четырех возрастов. Рим. Письмо XCII // Там же. С 138-139.
6
Магницкая Ан.Л . Спящее дитя // Предстательницы муз: Русские поэтессы XVIII века /
Сост. Ф. Гёпферт и М. Файнштейн. Wilhelmshorst, 1998. C. 53 -54 .

12
А. В. Белова
сии, «возрасты жизни» — это детство («юных лет прекрасны дни»
1
), взрослость («вся
жизнь») и «старость» («светлых дней зима»)
2
.
В середине XIX в. 59-летняя А.П. Керн делила прожитую жизнь на 3 периода:
«детство», «молодость», «зрелый возраст»
3
.
Наименования женщин в этих возрастах —
«дети»
4
, «ребенок»
5
, «девочка»
6
; «молодые особы»
7
; «женщина»
8
.
Опуская, в одном случае, юность, а, в другом, старость и устойчиво фиксируя
детство и зрелость, дворянки придавали особое значение именно этим двум возрас­
там как наиболее стабильным и, возможно, более продолжительное время длящимся.
Женским восприятием как бы отторгались переходные возрастные этапы, а именно
такими и были, в их глазах, состояния взросления (переход от несамостоятельного
ребенка к самостоятельному взрослому) и старения (переход от жизни к смерти). Оче­
видно, «переходность» юности и старости, их преходящий характер и неполноцен­
ность в женской оценке, в отличие от мужской, в которой детство всегда несло на себе
печать неполноценности, а старость вызывала патриархатное уважение, становились
причиной встречавшегося трехчастного деления жизненного цикла в представлении
некоторых дворянок.
Вместе с тем провинциальная дворянка, мемуаристка Е.А . Сабанеева, урожденная
Прончищева (1829-1889), «направив свои мысли» в 1886 г. «к воспоминаниям» о про­
житой жизни, различала в ней все те же четыре возрастных этапа:
«.. .теперь, когда я вспоминаю для своих записок воспоминания детства, то слежу шаг
за шагом за развитием моих чувств, мыслей, симпатий и антипатий, сложившихся у
меня под влиянием этих впечатлений моего детства. Прошли годы, протекли собы­
тия. Прошла юность с ее волнениями, зрелый возраст с его трудами; настала ста­
рость с ее недугами, тоскою и утратами.. .»
9
.
Ввиду особой репрезентативности данные ею характеристики «четырех возрастов»
включены мною в названия глав книги.
Материалами для проведения исследования стали разновидовые исторические
источники, среди которых наибольшее значение имеет женская автодокументальная
традиция, представленная многочисленными письмами, мемуарами (воспоминаниями,
записками), автобиографиями, дневниками, устными историями (перечень опублико­
ванных приводится в списке сокращений). «Женские» голоса сопоставляются с «муж­
скими», запечатленными в аналогичных источниках личного происхождения. Кроме
того, анализируются литературные тексты, периодика, нормативные документы, мате­
риалы делопроизводства, данные генеалогии. В исследовании ряда сюжетов, посвящен­
ных детскому возрасту, велика информативность визуальных источников (относящихся
к иному типу исторических источников), среди которых, помимо опубликованных реп-
1
Там же. С 53.
2
Там же. С 54.
3
Письмо А.П Керн к П.В . Анненкову от апреля — мая 1859 г. // Керн (Маркова-Виноградс-
кая) А.П. Воспоминания о Пушкине / Сост., вступ. ст . и примеч. A .M. Гордина. M ., 1987. С 150 .
4
Там же. С 150, 151.
5
Там же. С 150.
6
Там же. С 151.
7
Там же.
8
Там же. С 153, 155.
9
Сабанеева Е.А. С 335.

Введение
13
родукций, привлекаются материалы экспозиции Государственного учреждения «Худо-
жественно-педагогического музея игрушки Российской Академии образования».
С целью выявления неопубликованных женских писем изучены более двух десят­
ков родовых, семейных и личных фондов, архивов и коллекций Государственного ар­
хива Тверской области: дворян Аболешевых (ф. 1022), Апыхтиных (ф. 1403), Бакуни­
ных (ф. 1407), Глебовых-Стрешневых (ф. 866), А.В. Кафтыревой (ф. 1233), Кожиных
(ф. 1222), Лихаревых (ф. 1063), Лихачевых (ф. 1221), Мальковских (ф. 1066), Манзей
(ф. 1016), Озеровых (ф. 1017), Постельниковых (ф. 1230), Суворовых (ф. 1041), Голе-
нищевых-Кутузовых, Загряжских, Квашниных-Самариных, Кутузовых, Кушелевых,
Лонских, Травиных, Трубниковых и др. в фонде Тверской ученой архивной комис­
сии (ф. 103); рукописной коллекции «Кашинское дворянство» Кашинского филиала
Тверского государственного объединенного музея; десятка семейных и личных фон­
дов Российского государственного архива древних актов: дворян Мятлевых (ф. 1271),
Самариных (ф. 1277), Сухотиных (ф. 1280) и Центрального исторического архива
Москвы: дворян А.З. и А.И. Апухтиных (ф. 1871), Бахметевых — Толстых (ф. 1845),
Глебовых-Стрешневых (ф. 1614), В.Н . и С.Ф . Ладомирских (ф. 1327), И.М . Моторина
(ф. 1749), Соймоновых (ф. 1870), А.А. и М.А . Шаховских (ф. 1887).
Принимая во внимание резко возросшее, особенно к концу XVIII в., число женс­
ких писем, в том числе и писем провинциальных дворянок, их можно считать одним
из наиболее репрезентативных свидетельств в отношении периода расцвета дворянс­
кой культуры, приходящегося как раз на конец XVIII — первую половину XIX в. Во-
первых, провинциальные дворянки в социокультурных условиях России составляли
подавляющее большинство по отношению к столичным, а во-вторых, часто именно
женские письма преобладают в составе семейной переписки провинциального дво­
рянства, отражая концентрировавшиеся вокруг отдельных женщин коммуникативные
связи семьи.
С учетом того, что очень многие российские дворянки как столичные, так и про­
винциальные, участвуя в переписке, регулярно, как правило не реже двух раз в неде­
лю в так называемые почтовые дни, оказывались с пером в руках перед листом бумаги
вовлеченными в процесс создания письменных текстов, было бы оправданно задаться
вопросом, а можно ли рассматривать и интерпретировать эти тексты, реальные пись­
ма дворянок, как «женское письмо»?
Если для литературоведов, специально занимающихся изучением женских авто­
ров и женского писательства, ответ на вопрос о существовании «женского письма»
звучит сегодня явно утвердительно, то в отношении исторически возникшей перепис­
ки ответ на этот же вопрос представляется не столь очевидным. Как и в случае с жен­
ским литературным творчеством, нужны некие общие критерии, позволяющие ин­
терпретировать письма реальных женщин в качестве «женского письма» как особой
стилевой тенденции. При этом исследовательнице, анализирующей женские письма
и даже изначально не ставящей перед собой задачу отыскать в них то самое «женское
письмо», как в свое время было и со мной, очень скоро становится интуитивно ясно,
что оно существует.
Если под «женским письмом» понимать вслед за французскими философами-фе­
министками Элен Сиксу и Люси Иригарэ «саморепрезентацию по так называемому
женскому типу», то, что означало для русских дворянок умение писать именно «по-
женски»? Являлось ли письмо для них наиболее адекватным средством самовыраже-

14
А. В. Белова
ния? Далеко не все дворянки могли заявить о себе в качестве авторов литературных
произведений, более или менее известных широкой читающей публике, но реализо­
вать свой «писательский талант» в повседневной жизни могла каждая из них, еже­
дневно участвуя в переписке с определенным кругом корреспондентов. Однако для
каждой ли дворянки и всегда ли «женское письмо» было преодолением стереотипов
и канонов, своеобразным «прорывом» к собственному «Я», открытым выражением
своих чувств? Наконец, «писали» ли русские дворянки «себя», как призвала женщин
Э. Сиксу в хрестоматийной статье «Хохот Медузы»? Отражали ли письма дворянских
женщин полноту их эмоциональных переживаний и, если да, то к каким адресатам?
Круг этих вопросов позволяет наметить предварительные пути к выяснению спосо­
бов конструирования женских идентичностей в письмах дворянок на разных возрас­
тных этапах.
Завершая введение, хочу выразить благодарность людям, научное и человеческое
общение с которыми в разное время помогло мне в работе над темой и, в конечном
счете, в написании этой книги. Слова искренней признательности — Валентине Вик­
торовне Гурьяновой (Роговой), благодаря которой в моей научной биографии появи­
лась столь долговечная тема, профессору, академику РАО Сигурду Оттовичу Шмидту,
руководителю кандидатской диссертации, посвященной все той же «женской» дво­
рянской теме, и, особенно, ведущему научному сотруднику ИЭА РАН, профессору
Наталье Львовне Пушкаревой, оппоненту по кандидатской, научному консультанту
по докторской диссертации, тексты которой изначально были для меня ориентиром
в русской «женской теме». Неизменное содействие Натальи Львовны я ощущала на
всех этапах работы над книгой, а сама публикация стала возможна при поддержке
Программы фундаментальных исследований Отделения историко-филологических
наук РАН «Историко-культурное наследие и духовные ценности России» в рамках
возглавляемого ею проекта «Российская повседневность в зеркале тендерных отно­
шений: тенденции, динамика, перспективы изменений».
В сборе библиографических материалов большую роль сыграла научная стажи­
ровка по линии Германской службы академических обменов (DAAD) в рамках про­
граммы «Научные стажировки для ученых и преподавателей вузов» в Славянском
семинаре Университета им. Альберта-Людвига г. Фрайбурга (Slawisches Seminar der
Albert-Ludwigs-Universitat Freiburg im Breisgau), в связи с чем хочется поблагода­
рить профессора, доктора Элизабет Шорэ (Frau Prof. Dr. Elisabeth Cheaure), любез­
но согласившуюся курировать мой исследовательский проект в Германии. Благодаря
приглашению фрау Э. Шорэ я получила возможность работать со специальным ли­
тературоведческим и культурологическим архивом «Женщины в России» в составе
библиотеки Славянского семинара и специализированной базой данных по истории
искусства «Русский портрет в тендерном аспекте». Стажировка в 2004 г. была бы
невозможна без поддержки моих научных начинаний руководством исторического
факультета Тверского госуниверситета, в частности экс-заведующим кафедрой исто­
рии древнего мира и средних веков, на которой я преподавала, доцентом Андреем
Владимировичем Чернышовым, за что я ему неизменно признательна. Отдельные
главы книги были написаны при финансовой поддержке Российского гуманитарного
научного фонда и Администрации Тверской области в рамках коллективного проекта
«Провинциальная дворянская и чиновничья семья в XIX — начале XX века» (руко­
водитель доцент Татьяна Ивановна Любина). Подготовка текста к публикации подде-

Введение
15
ржана деканом исторического факультета, доктором исторических наук, профессором
Татьяной Геннадьевной Леонтьевой.
Хочу поблагодарить коллегу с филологического факультета Тверского госунивер­
ситета доктора филологических наук, профессора кафедры истории русской литера­
туры Евгению Нахимовну Строганову за неоднократные приглашения участвовать в
организуемых ею международных научных конференциях и семинарах, посвященных
проблемам «женского письма» и «женского вызова» в литературе, на которых были
апробированы некоторые сюжеты этой книги.
Я выражаю искреннюю признательность уважаемым рецензентам — кандидату
филологических наук, доктору философии Ирине Леонардовне Савкиной и доктору
исторических наук Ольге Евгеньевне Кошелевой, взявшим на себя труд прочитать ру­
копись и высказавшим чрезвычайно полезные суждения и замечания.
Слова благодарности я адресую моим близким за бесконечное терпение и подде­
ржку — мужу Сергею Аркадьевичу Солнцеву и родителям Галине Павловне и Вале­
рию Петровичу Беловым. Отдельное спасибо хочу сказать моей дочери Александре
Солнцевой за возможность «пережить» антропологические опыты беременности, ро­
дов и материнства, благодаря чему, надеюсь, я смогла лучше понять героинь своего
исследования из далекого дворянского прошлого, а также за то, что она стала первой
слушательницей и «критиком» некоторых страниц этой книги.

Глава I
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИСТОРИИ ЖЕНСКОЙ
ПОВСЕДНЕВНОСТИ. «ЖЕНСКАЯ ПОВСЕДНЕВНОСТЬ»
В КОНТЕКСТЕ ИСТОРИИ ПОВСЕДНЕВНОСТИ:
гендерная чувствительность новой социальной истории
«Что придет после исУгории повседневности?» — этому несколько шо­
кирующему вопросу уже более 10 лет Именно так звучала провокационная
тема подиумной дискуссии, состоявшейся 26 сентября 1992 г. в рамках 39-го
Дня историка в Ганновере (Германия) в присутствии около 800 слушате­
лей
1
.
Ее участники, видные представители немецкой исторической науки —
Уте Даниэль (Ute Daniel, Siegen), Вольфганг Хардтвиг (Wolfgang Hardtwig,
Berlin), Юрген Кокка (Jurgen Kocka, Berlin), Ханс Медик (Hans Medick,
Gottingen) и Альф Людтке (Alf Ludtke, Gottingen) под руководством Винф-
рида Шульце (Winfried Schulze, Munchen), — обсуждали центральные про­
блемы актуальной историографии на «поле» истории повседневности. Тем
самым они констатировали значение этого направления не только как новой
парадигмы истории, но и как одной из доминантных перспектив обширной
постистории, Posthistoire
2
.
Заглавный вопрос ганноверской дискуссии сви­
детельствовал об истории повседневности как об уже состоявшемся исто­
риографическом этапе, маркированном массой прикладных исследований и
концептуально осмысленном в целом ряде общетеоретических работ
3
.
В отличие от немецкоязычного пространства
4
, в российской историчес­
кой науке и по прошествии с тех пор довольно продолжительного времени
говорить о подобной состоятельности истории повседневности не приходит­
ся. К сожалению, ситуацию кардинально не меняют ни пришедшее, наконец,
1
Расширенные статьи по материалам этой дискуссии, вызвавшей повышен­
ный интерес участников Дня историка, опубликованы отдельным изданием:
Sozialgeschichte, Alltagsgeschichte, Mikro-Historie: Eine Diskussion / Hrsg. von
W. Schulze. Gottingen, 1994.
2
О понятии «постистория» и о том, «закончилась ли история», см.: Niethammer
L. unter Mitarbeit von D. van Laak. Posthistoire: Ist die Geschichte zu Ende? Hamburg,
1989.
3
Выборочно историографию истории повседневности и понятия «повсед­
невность» см.: Schulze W. Einleitung // Sozialgeschichte, Alltagsgeschichte, Mikro-
Historie: Eine Diskussion... S . 15-16.
4
Имеется в виду историография не только Германии, но и Австрии. См. пре­
дыдущую сноску

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
17
академическое признание
1
направления, ни имеющиеся полновесные образ­
цы конкретно-исторических и интерпретирующих исследований. Вопросов
по-прежнему больше, чем ответов, а главный — почему история повседнев­
ности с таким трудом «приживается» на российской историографической
почве — остается открытым. Основная опасность в связи с этим заключается
в неоправданном манкировании одним из ракурсов в исторической перспек­
тиве, сопряженным с ним эвристическим потенциалом и, как следствие, еще
одной из многих возможных интерпретаций прошлого. Я исхожу отнюдь не
из универсализации истории повседневности или придания ей особого ста­
туса среди других субдисциплин, а именно из множественности интерпрета­
ций истории, из плюральности направлений и дискурсов, ставшей приметой
историографической ситуации последней трети XX в.
2
Из разных предметных полей истории повседневности я сосредоточу
свое внимание на одном, менее других «обихоженном» и, осмелюсь предпо­
ложить, более других в этом нуждающемся, — женской повседневности. До
недавнего времени женская повседневность не была предметом специально­
го анализа
3
в российской историографии истории повседневности (при том,
что и собственно историографических и методологических работ в этой об­
ласти не так много
4
). Те, кто выступил с интерпретирующими исследова-
1
Приложение к постановлению Президиума РАН от 1 июля 2003 г. No 233 Ос­
новные направления фундаментальных исследований // Поиск: Еженедельная газе­
та научного сообщества. 2003. No 35 (745). С. 6.
2
Об историографической ситуации, направлениях и ракурсах в историог­
рафии конца XX в. см., напр.: Geschichtswissenschaften: Eine EinfQhrung / Hrsg.
von Ch. CorneliBen. Frankfurt am Main, 2000; Iggers G.G. Geschichtswissenschaft
im 20. Jahrhundert: ein kritischer Uberblick im internationalen Zusammenhang.
Gottingen, 1996.
3
Белова A.B . Женская повседневность как предмет истории повседневности //
ЭО. 2006. No 4. С. 85-97; Она же. Женская повседневность как предмет этнологи­
ческого изучения // VI Конгресс этнографов и антропологов России, Санкт-Петер­
бург, 28 июня — 2 июля 2005 г.: Тезисы докладов / Отв. ред. Ю .К. Чистов. СПб.,
2005. С. 284-285; Она же. Повседневность русской провинциальной дворянки
конца XVIII — первой половины XIX в. (к постановке проблемы) // Социальная
история. Ежегодник, 2003. Женская и тендерная история / Под ред. HJL Пушкаре-
вой. M., 2003. С. 269-284; Она же. Повседневная жизнь русской провинциальной
дворянки конца XVIII — первой половины XIX века как проблема исследования //
Женщина в российском обществе: Российский научный журнал / Гл. ред. OA. Хасбу­
латова. Иваново, 2004. No 1/2 (30-31). С . 72 -82; Женская повседневность в России
в XVIII-XX вв.: Мат-лы междунар. научн. конф. 25 сентября 2003 г. / Отв. ред.
П.П . Щербинин. Рамбов, 2003.
4
Выборочно историографию российской истории повседневности см.: Пушка­
рева Н.Л. Предмет и методы изучения «истории повседневности» // ЭО. 2004. No 5.
С. 3-19.

18
А. В. Белова
ниями (СВ. Оболенская, А.Л . Ястребицкая, Н.Л . Пушкарева)
1
, справедливо
видели свою задачу в том, чтобы, по крайней мере, заявить о существовании
в западной историографии многоликого направления, представленного час­
то сопоставляемыми немецкой «историей повседневности»
2
,
итальянской
«микроисторией»
3
и французской «историей ментальностей»
4
, обозначить
1
См.: Оболенская СВ. «История повседневности» в современной историографии
ФРГ // Одиссей. Человек в истории. 1990. M., 1990. С . 182-198; Она же. Некто Йозеф
Шефер, солдат гитлеровского вермахта. Индивидуальная биография как опыт иссле­
дования «истории повседневности» // Одиссей. Человек в истории. 1996. M ., 1996.
С. 128-147; Ястребицкая А.Л . Город в системе повседневной культуры средневеко­
вья: костюм и мода // Ястребицкая А.Л. Средневековая культура и город в новой ис­
торической науке. M ., 1995. С . 341-346; Она же. О культур-диалогической природе
историографического // Выбор метода: изучение культуры в России 1990-х годов:
Сб. науч. ст . / Сост. и отв . ред. Г.И Зверева. M., 2001. С. 37-59; Пушкарева Н.Л . Час­
тная жизнь и повседневность: глазами историка // Демографическая модернизация,
частная жизнь и идентичность в России: Тезисы докладов научн. конф. (Москва, 27¬
28 февраля 2002 г.) / Отв. ред. А.Г Вишневский. M., 2002. С. 44 -46; Она же. Частная
жизнь и проблема повседневности глазами историка // Города Европейской России
конца XV — первой половины XIX века: Мат-лы междунар. научн. конф. 25-28 ап­
реля 2002 г., Тверь — Кашин — Калязин: В 2 ч. / Отв. ред. HB . Середа. Тверь,
2002. Ч. 1. С. 49-63; Она же. Предмет и методы изучения «истории повседневности»...
С. 3 -19; Она же. «История повседневности» и «История частной жизни»: содержание
и соотношение понятий // Социальная история. Ежегодник, 2004. M., 2005. С . 93-112 .
2
Hardtwig W. Alltagsgeschichte heute. Eine kritische Bilanz // Sozialgeschichte,
Alltagsgeschichte, Mikro-Historie: Eine Diskussion... S . 19-32; Ludtke A. StofHichkeit,
Macht-Lust und Reiz der Oberflachen: Zu den Perspektiven von Alltagsgeschichte // Ebd.
S. 65 -80; Людтке А. Что такое история повседневности?: Ее достижения и перспек­
тивы в Германии // Социальная история. Ежегодник, 1998/99. M ., 1999. С . 77-100.
3
Ревель Ж. Микроанализ и воссоздание социального: Лекция, прочитанная в
центре М. Блока 9 сентября 1994 г. M., 1995; Он же. Микроисторический анализ
и конструирование социального // Одиссей. Человек в истории. 1996... С. 110-127;
Medick H. Mikro-Historie // Sozialgeschichte, Alltagsgeschichte, Mikro-Historie: Eine
Diskussion... S . 40-53. Также CM.: Зверева Г.И. Рецепция микроисторического под­
хода к изучению прошлого в «новой философии истории» // Дискурс: Коммуника­
тивные стратегии культуры и образования. 1998. No 7. С. 47 -54; Она же. «Новая
философия истории» о художественном способе представления прошлого: интер­
претация микроисторического подхода // Историк в поиске: микро- и макропод­
ходы к изучению прошлого. M., 1999. С. 207-219; Прошлое — крупным планом:
современные исследования по микроистории / Под ред. М . Крома. СПб.
4
Bruguiere A., Burke P., Chartier R., Le Goff J., Hutton P. H., Meier Ch., Sprandel
R., Vovelle M. Mentalitaten — Geschichte: Zur historischen Rekonstruktion geistiger
Prozesse / Hrsg. von U. Raulff. Berlin, 1987; Kessel M. Mentalitatengeschichte //
Geschichtswissenschaften: Eine EinfQhrung S. 235-246.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
19
сферу занятий и методы историков повседневности, отличающие их, скажем, от
микроисториков, историков частной жизни, социальных историков и этнологов
1
.
Замечу, что в национальных историографиях Австрии и Германии процесс
институционализации направления Alltagsgeschichte (истории повседневнос­
ти) в середине 1980-х
—
1990-х гг. настойчиво осмыслялся как содержатель­
но и методически преемственный с французской «историей ментальностей»
и спровоцированный, по выражению В. Шульце, «триумфальным шествием
этой парадигмы по западному миру»
2
, несмотря на высказывавшееся парал­
лельно критическое отношение к «истории ментальностей» в свете немец­
ких исследований повседневности
3
.
Примечательно, что в работах немецких
женщин-историков в одном ряду оказывались не только история повседнев­
ности и история ментальностей, но и история женщин, или, как обобщенно
назвала эти три субдисциплины У Даниэль, «новые истории дефиса» (по-немец­
ки Alltags-, Mentalitats-, Frauengeschichte), противостоявшие, по ее мнению, в
дискуссиях 1980-х гг . социальной истории
4
.
Представители третьего поколения школы «Анналов» Ж. Дюби (Georges
Duby) и М. Перро (Michelle Perrot) в предисловии к широко известной и уже
1
Существенное отстояние по времени специальных интерпретирующих ста­
тей СВ. Оболенской (1990) и Н.Л. Пушкаревой (2004) отражает важную с точки
зрения институционализации истории повседневности методологическую динами­
ку Новаторское для российской историографии выступление СВ. Оболенской, на
первый взгляд, воспринималось как исследование специальных вопросов именно
немецкой исторической науки. Можно ли и нужно ли применять обозначенные
подходы истории повседневности в другом историографическом пространстве и
к изучению иной проблематики для многих историков не было очевидным. «Пов­
седневность» как предмет анализа часто не «ухватывалась» российскими истори­
ками, и сохранялись вопросы: что же такое «повседневность» применительно к
конкретному исследовательскому полю, как определить — «что относится к ис­
тории повседневности, а что нет». Думается, именно «неясности» в отношении
более широкой применимости методологических аспектов и конкретных методов
данного направления, а подчас и самого предмета исследования спровоцировали
Н.Л. Пушкареву обнажить «лабораторию» историка повседневности.
2
Ehalt H.Ch. Geschichte von unten: Umgang mit Geschichte zwischen
Wissenschaft, politischer Bildung und politischer Aktivierung // Geschichte von unten:
Fragestellungen, Methoden und Projekte einer Geschichte des Alltags / Hrsg. von H.Ch.
Ehalt. Wien; Koln; Graz, 1984. S. 14; Schulze W. a .a .O . S . 11; Hardtwig W. a .a.O. S . 19.
3
Burkardt A. «Am Leben gescheitert?» Die Kritik der Mentalitatsgeschichte in
Frankreich und der Alltag // Alltagskultur, Subjektivitat und Geschichte: Zur Theorie
und Praxis von Alltagsgeschichte / Hrsg. von Berliner Geschichtswerkstatt. Red.: H.
Diekwisch et al. MQnster, 1994. S . 59-77.
4
Daniel U. Quo vadis, Sozialgeschichte? Kleines Pladoyer fQr eine hermeneutische
Wende // Sozialgeschichte, Alltagsgeschichte, Mikro-Historie: Eine Diskussion... S. 54-55.

20
А. В. Белова
ставшей классической во французской историографии пятитомной «Исто­
рии женщин» отмечали, что выведению женщин из «тени истории» во многом
способствовала, наряду с подъемом антропологии, история ментальностей, ко­
торая как раз «уделяла большее внимание повседневной жизни, приватному и
индивидуальному»
1
.
Реализация фундаментального труда по «истории женщин»
изначально корреспондировала с изучением «женской повседневности», посколь­
ку имела целью исследовать «их жизненные миры, их роли и власть, образы дейс­
твий, их молчание и говорение»
2
. Еще раньше, отвечая на вопрос, «возможна ли
история женщин», французские историки — авторы одноименного коллективного
труда — А. Корбен (Alain Corbin), А. Фарж (Arlette Farge), М. Перро и другие
связывали ее с использованием антропологических методов и источников, поня­
тийного аппарата истории ментальностей и подхода истории повседневности
3
.
Очевидна прямая зависимость постановки вопроса о женской повседнев­
ности от позиции историка, в том числе от внутренней методологической ус­
тановки на антропологически ориентированную историю
4
и от владения тен­
дерной методологией
5
.
Не секрет, что проблема тендерной чувствительности
истории неизбежно коррелирует с выбором исследовательской парадигмы.
В этой связи, говоря о трудностях, или преградах на пути к обсуждаемой и
реализуемой на протяжении последнего десятилетия интеграции тендерного
подхода
6
в исторические исследования, стоит задуматься: а правомочно ли
1
Duby G., Perrot M. Vorwort. Eine Geschichte der Frauen schreiben // Geschichte
der Frauen / Ed. G. Duby; M. Perrot. Bd. 4: 19. Jahrhundert / Hrsg. von G. Fraisse und
M. Perrot. Frankfurt/Main; New York, 1994. S . 9.
2
Ebd.
3
Corbin A., Farge A., Perrot M. u .a. Geschlecht und Geschichte: Ist eine weibliche
Geschichtsschreibung moglich? / Hrsg. von M. Perrot. Frankfurt am Main, 1989. S. 8 .
4
Burke P., Geertz C., Ginzburg C., Isaac R., Sahlins M.,
Turner V. Das
Schwein des Hauptlings: Sechs Aufsatze zur Historischen AAnthropologie / Hrsg.
von R. Habermas und N. Minkmar. Berlin, 1992; Gebauer G., Kamper D., Lenzen D.,
Mattenklott G., Wulf Ch., Wunsche K. Historische Anthropologie: Zum Problem der
Humanwissenschaften heute oder Versuche einer Neubegrundung. Hamburg, 1989; Groh
D. Anthropologische Dimensionen der Geschichte. Frankfurt am Main, 1992; Vogel J.
Historische Anthropologie // Geschichtswissenschaften: Eine EinfQhrung... S . 295-306.
5
Пушкарева Н.Л. Как заставить заговорить пол? (тендерная концепция как ме­
тод анализа в истории и этнологии) // ЭО. 2000. No 2. С . 27-12; Она же. Женская
история, тендерная история: сходства, отличия, перспективы // Социальная исто­
рия. Ежегодник, 2003... С . 9-14 .
6
См., напр.: Тендерная история: pro et contra: Межвуз. сб. дискуссионных мат-
лов и программ. СПб., 2000; Пути и перспективы интеграции тендерных методов
в преподавание согжально-гуманитарных дисциплин: Мат-лы научн. конф. (Тверь,
2-1 июня 2000 г.) / Отв. ред. В .И . Успенская. Тверь, 2000; Шнырова О. Проблемы
восприятия тендерных исследований в академической среде (Иваново) // Пол. Ген-

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
21
вообще само ожидание усвоения тендерной методологии от традиционной,
зачастую по-прежнему событийно-политизированной истории или истории,
оперирующей процессами и структурами (а именно такую историю до сих
пор по преимуществу преподают в российских вузах и она же определяет
ментальность многих историков)? Ответ, вероятно, будет отрицательным.
Неантропологизированное историческое знание, в котором якобы бесполый
человек являет собой не субъекта, не действующее лицо, не эктора (actor) ис­
тории, имеющего определенные жизненные практики и ежедневные опыты,
а некую абстракцию, не нуждается и в категории «тендер». Для такого знания
тендер не станет, цитируя Дж. Скотт (Joan Scott), «полезной категорией исто­
рического анализа»
1
.
Позиция историка в этом случае особенно важна. Действительно, труд­
но инкорпорировать тендерный подход в исследование, если он не является
внутренней методологической установкой той или того, кто исследует Сложно
изучать повседневность, если не видеть в этом один из способов исторической
интерпретации человеческой субъективности во всех многообразных («воз­
можных и невозможных») ее проявлениях, не признавать значимости многих
субъективностей в реализации исторического прошлого. Каждый момент, в ко­
торый действуют или бездействуют, думают о чем-то или не думают, чувствуют
или не чувствуют, рефлексируют над собой или не рефлексируют множество
субъектов, причем обязательно каким-то образом осознающих свою половую
идентичность, есть история не в высокопарном смысле как особо значимое, то,
что «останется в веках» и будет запечатлено на страницах учебников, а история
в исконном понимании как «прошлое: то, что уже было, что происходило во
времени и уже прошло»
2
. Другое дело, что любой историк имеет право решать
для себя — интересоваться человеческой субъективностью или предпочитать
«не видеть» ее за флёром процессов, тенденций, структур. История повседнев­
ности предоставляет шанс «всем желающим» попытаться увидеть, услышать,
понять людей прошлого, и, вместе с тем, убедиться, что это историческое про­
шлое — не абстрактное, а «живое» — сплетается из множества отдельных
жизненных реальностей конкретных женщин и мужчин
3
.
дер. Культура: Немецкие и русские исследования: Сб. ст. / Под ред. Э. Шоре, К.
Хайдер. M ., 2000. Вып. 2. С. 231-238.
1
Скотт Дж. Тендер: полезная категория исторического анализа // Введение в
тендерные исследования. Ч. II: Хрестоматия / Под ред. СВ. Жеребкина. Харьков;
СПб., 2001. С. 405-436.
2
Серебряный С.Д. Введение // История мировой культуры: Наследие Запада:
Античность. Средневековье. Возрождение: Курс лекций / Под ред. С.Д. Серебря­
ного. M., 1998.С. 21.
3
Объективируется же историческое прошлое, если говорить не об абстракции,
а о реальности, в неразрывной сети исчисляемых человеческих поколений. С куль-

22
А. В. Белова
Ставшее трюизмом соотнесение представительниц и представителей
двух полов с функционально «разделенными» частной и публичной сфе­
рами
1
дает основание полагать, что многообразные опыты индивидов, в
том числе и ежедневные, в каждой из этих сфер отличались. Равно как и
опыты женщин и мужчин в одной и той же сфере не были схожими. При
этом женская повседневность, формально сопряженная в истории со сфе­
рой приватного, как минимум, не менее релевантна для интерпретации со­
циокультурного контекста, чем «противоположная» ей мужская, поскольку
она составляла особое измерение в культуре и по-особому функциониро­
вала.
Небезынтересно, что само слово «повседневность» — женского рода и
в русском, и в немецком (die Alltaglichkeit) языках, в которых есть эта отде­
льная лексема
2
.
При определенной осмотрительности, можно задаться воп­
росом: сказывается ли это на содержании и коннотациях данного понятия.
Известно, что грамматический род наименования способен задавать образ
восприятия самого феномена
3
, и, что историография обращает внимание на
особенности такого рода. В частности, Лутц Нитхаммер (Lutz Niethammer),
противопоставляя историю (die Geschichte) постистории (das Posthistoire)
турологической точки зрения наиболее наглядное сопоставление — пример того,
как в библейском повествовании история мира разворачивается через называние
непрерывной преемственности поколений. По одной из других версий, «история
в ее объективированном состоянии» — «та, что в течение длительного времени
аккумулировалась в вещах и машинах, зданиях и книгах, а также в обычаях, праве,
во множестве разновидностей норм и институтов, которые служат посредниками
во взаимодействиях людей». (См.: Козлова Н.Н . Социально-историческая антропо­
логия. M., 1998. С . 25-26.)
1
Подробнее о концепции «разделенных сфер» см.: Репина Л.П . Тендер, власть
и «теория разделенных сфер» // Репина Л.П . «Новая историческая наука» и соци­
альная история. M ., 1998. С . 194-208.
2
В английском и французском языках — в отсутствии отдельной лексемы —
«повседневность» передается выражением «повседневная жизнь» (everyday life, la
vie quotidienne). В немецком, как и в русском, выражение «повседневная жизнь» —
das Alltagsleben — сосуществует со словом «повседневность» (die Alltaglichkeit).
Есть в немецком языке и слово «будний день», «будни», — оно мужского рода: der
Alltag.
3
Напр., о том, как грамматический женский род названия «Россия» не только
определяет персонифицированный образ страны, но и используется в символи­
ческом конструировании русской истории посредством тендерного кодирования,
см.: Зверева Г. Формы репрезентации русской истории в учебной литературе
1990-х годов: опыт тендерного анализа // Пол. Тендер. Культура... M ., 1999. Вып. 1 .
С. 155-180.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
23
признавал, что в немецком и французском языках «история»
1
столь же «женс­
твенна», сколь и ее муза Клио
2
.
Цели данной главы — проблематизация концепта «женская повседнев­
ность» через уточнение предмета, задач и подходов истории повседневности,
прояснение понятия «повседневность» и его влияния на статус дисципли­
ны, а также определение перспектив изучения женской повседневности для
проекта антропологизированной гендерно чувствительной социальной исто­
рии. Чем женская повседневность отличалась от мужской? На основе ана­
лиза каких источников можно изучать проблемы женской повседневности?
На какие преграды наталкивается исследование женской повседневности? В
чем причины маргинализации истории женской повседневности как научно­
го направления? Каково значение этого направления в современном истори-
ко-этнологическом и культурологическом знании? Попытка ответить на эти
вопросы предпринята в контексте анализа нескольких специальных проблем,
из которых первая — собственно «история повседневности» как одно из на­
правлений в историографии последней трети XX в. и ее интерес к женскому
опыту; вторая — проблема дефиниций «повседневность» и «женская пов­
седневность» и в связи с этим теорий повседневной жизни/повседневности
и источников по истории женской повседневности; третья — значение и
перспективы в современном российском научном дискурсе исследований
женской дворянской повседневности.
1.1. «История повседневности» и ее интерес к женскому
социальному опыту. Источники по истории
женской повседневности
В западной историографии «история повседневности» существует как
направление с конца 60-х гг. XX в. Сразу замечу, что время и обстоятельства
возникновения на волне бурных общественно-политических изменений и
связанного с ними методологического бума в историографии 1960-х, а так­
же пройденный путь от маргинализации к академическому признанию род-
1
В немецком и французском языках слово «история» (также и в русском) —
женского рода: die Geschichte, l'histoire f).
2
«Уже громоздкое словосочетание <das Posthistoire>, по-французски звуча­
щий неологизм, чуждо французскому языку и дополнительно выделяется (в не­
мецком. — А .Б .) артиклем среднего рода, так как его французский язык также не
знает. История (как коллективное единственное число) на обоих языках так же
женственна, как и ее муза Клио...» . (Niethammer L. Einladung zur Spurensuche im
Zeitgeist // Niethammer L. a .a.O . S . 8.)

24
А. В. Белова
нят ее с другой субдисциплиной — «историей женщин»
1
.
Непосредственно
же появление истории повседневности было обусловлено общезначимым
методологическим поворотом в исторической науке, ознаменованным при­
знанием инновационного потенциала социальной истории по отношению
к политической, и последовавшей затем дифференциацией самих предста­
вителей социальной истории на тех, кто занимался макроисторией классов,
слоев и общественных изменений, и «микроисториков», интересовавших­
ся, по словам В. Шульце, «повседневной жизнью нижних слоев»
2
.
Отсюда
другое название истории повседневности — «история снизу» (Geschichte
von unteri)3
.
Это предопределило ее начало как демократического, научно-критическо­
го и политического (как ни парадоксально) проекта
4
.
Она исходила из наме­
рения показать якобы безымянным «простым людям» их историю, а точнее,
сделать ее отчетливой для других
5
. Основная интенция состояла в том, чтобы
обнажить скрытое, озвучить, в том числе используя потенциал «устной ис­
тории» (oral history)6, тех, кто, в отличие от элиты, не оставил собственных
письменных свидетельств. В этом заключалось еще одно сходство с истори­
ей женщин, которых также предстояло «сделать видимыми» (как в 1970-е
гг. сформулировали свою задачу авторы известного одноименного сборника
американские исследовательницы Р. Брайденталь и К. Кунз)
7
и вывести из-
1
О возникновении истории женщин, или исторической феминологии см.:
Corbin A., Farge A., Perrot M. u.a . a.a.O.; Пушкарева Н.Л. От "his-story" к "her-story":
рождение исторической феминологии // Адам и Ева. Альманах тендерной исто­
рии / Под ред. Л .П. Репиной. M ., 2001. No 1. С . 20-15; Она же. Историческая
феминология // Словарь тендерных терминов / Под ред. А.А . Денисовой. M .,
2002. С. 119-121; Репина Л.П . История женщин и тендерные исследования: от со­
циальной к социокультурной истории // Репина Л.П . «Новая историческая наука» и
социальная история... С . 153-223.
2
Schulze W. a.a .O . S. 8.
3
Geschichte von unten: Fragestellungen, Methoden und Projekte einer Geschichte
des Alltags...; Groh D. "Geschichte von unten — Geschichte von innen". Blick QQber
die Grenzen // Groh D. Anthropologische Dimensionen der Geschichte. Frankfurt am
Main, 1992. S. 175-181.
4
Davin A. Frauen und Alltagsgeschichte // Alltagskultur, Subjektivitat und Geschichte:
Zur Theorie und Praxis von Alltagsgeschichte... S . 37-58; LudtkeA. a.a.O. S . 75.
5
LudtkeA. a .a.O. S . 75.
6
См., напр.: Томпсон П. Голос прошлого: устная история / Пер. 3 -го англ . изд.
M., 2003; Хрестоматия по устной истории / Автор введ., сост. и переводчик
М.В. Лоскутова. СПб., 2003.
7
Becoming Visible: Women in European History / Eds. R. Bridenthal, C. Koonz.
Boston, 1977.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
25
под окутывавшего их, по выражению М. Перро, «покрова молчания»
1
.
Прав­
да, в отношении последних замечу, что зачастую в безмолвии продолжали
пребывать даже те из них, кто оставил после себя письменные тексты, ввиду
того, что эти тексты попросту игнорировались, иногда сознательно замалчи­
вались или неадекватно, а то и вовсе никак не интерпретировались традици­
онной историографией.
Вскоре стало ясно, что «не только рабочий», как пишет один из немецких те­
оретиков истории повседневности Петер Боршайд (Peter Borscheid, Marburg),
«знает повседневность, но и политик, дворянин и священнослужитель»
2
.
Аргументируя эту точку зрения, П. Боршайд проводит аналогию с понятием
"popular culture", подразумевающим не только культуру подчиненной час­
ти общества, но и всеобщие привычки, обычаи
3
.
«Если бы, — резюмирует
он, — история повседневности ограничивалась только жизненными мира­
ми бессильных и двигалась бы только по «следам побежденных» — такая
новая книжная серия — она бы осталась историографическим ответвле­
нием, которое вскоре запуталось бы в своих собственных паутинах»
4
.
Не­
смотря на то, что употребляемый П. Боршайдом мужской род обращает на
себя внимание, в целом история повседневности априори была обречена
на тендерную чувствительность, ведь среди депривированных и лишенных
исторического голоса были люди разного пола и по-разному осознававшие
свою половую идентичность. А уж что касается женщин, то их социальное
подчинение и «бессилие» определялись не только и не столько социальной
позицией (которая могла быть и высокой), сколько именно принадлежностью
к полу. Следует особо подчеркнуть, что, по мнению ряда ученых, было бы
ограничением сводить историю повседневности только к «истории снизу»
или считать дополнением к «серьезной» истории, а, тем более, видеть в ней
«историю будней» или описание быта
5
.
Вопрос о женской повседневности
предопределен пониманием того, что «каждому человеку свойственна своя
повседневность»
6
, которая может соотноситься как с частным, так и с пуб­
личным пространством жизни.
В 80-90-е гг XX в. в национальных историографиях Австрии и Германии
(в которых направление Alltagsgeschichte одно из доминантных) развернулись
1
Перро М. История под знаком тендера // Социальная история. Ежегодник,
2003... С. 45.
2
Borscheid P. Alltagsgeschichte — Modetorheit oder neues Tor zur Vergangenheit?
// Uber das Studium der Geschichte / Hrsg. von W. Hardtwig. MQnchen, 1990. S . 400.
3
Ebd.
4
Ebd.
5
Ястребицкая А.Л. Город в системе повседневной культуры средневековья:
костюм и мода... С. 344.
6
Там же.

26
А. В. Белова
дискуссии социальных историков разного профиля относительно содержания
понятия «повседневность» и предмета «истории повседневности». Отражая
процесс институционализации направления, эти дискуссии были спровоциро­
ваны тем, что в немецкоязычном мире исследования повседневности в извес­
тной мере все-таки были репетированы у французской школы «Анналов»
1
.
В ходе дискуссий акцентировалось, что в центре изучения «истории повсед­
невности» стоят «формы восприятия и сознания прежде всего «маленьких лю­
дей», но также их материальные условия» (Х.Х . Эхальт (Hubert Ch. Ehalt),
X. Конрад (Helmut Konrad))1, «жизненные миры» (вслед за А. Шютцем
3
(Alfred
Schutz))
4
, «повторы человеческих поступков и мыслей, таким образом, как это
выражается прежде всего в проживании, одежде и еде, в частной жизни и при
исполнении служебных обязанностей, в удовольствии и общительности, а так­
же в «культуре» в широком смысле» (П. Боршайд)5
.
Как видно, П. Боршайд,
признающий наличие повседневности у представителей разных социальных
слоев, не исключает и публичную сферу из ареала реализации повседневного
и отнюдь не соотносит его только с частным пространством жизни.
По мнению другого видного теоретика немецкой истории повседневнос­
ти А. Людтке, «история повседневности нацелена на постепенную реконс­
трукцию поступков и образа действий, объяснений и чувствований людей»
6
.
При этом, он утверждает, «можно различить специфические способы пере­
живания опыта, характерные для мужчин и женщин»
7
.
Историю повседневности, таким образом, интересуют гендерно обуслов­
ленные субъективные опыты и переживания конкретных людей. Задача ис­
торика повседневности, в формулировке российского историка и этнографа
1
См., напр.: EhaltH.Ch . a .a .O . S. 14. Хотя Н.Л. Пушкарева справедливо разво­
дит французский и немецкий подходы к изучению истории повседневности. См.:
Пушкарева Н.Л . Предмет и методы изучения «истории повседневности»... С . 3-19.
2
Ehalt H. Ch., Konrad H. Vorwort der Herausgeber // Geschichte von unten:
Fragestellungen, Methoden und Projekte einer Geschichte des Alltags... S . 7 .
3
Альфред Шютц (1899-1959) — австрийский философ и социолог, последова­
тель немецкого философа, основателя феноменологии Эдмунда Гуссерля (1859¬
1938), автора термина die "Lebenswelt" — «жизненный мир». У Гуссерля термин
«жизненный мир» обозначает взаимосвязь дорефлексивных очевидностей и уве-
ренностей, у Шютца — мир повседневности. См.: Философский энциклопедичес­
кий словарь / Редкол.: CC Аверинцев, Э.А . Араб-Оглы, Л.Ф. Ильичёв и др. 2-е изд.
M., 1989. С . 141-142, 753, 791. Н .Л. Пушкарева относит идеи и Э. Гуссерля и
А. Шютца к общетеоретическим источникам истории повседневности. См.: Пуш­
карева Н.Л. Предмети методы изучения «историиповседневности»... С . 3-19.
4
См.: BorscheidP. a .a .O. S. 390.
5
Ebd.
6
LudtkeA. a.a.O.S.75.
7
Людтке А. Указ. соч. С. 95.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
27
Н.Л. Пушкаревой, — «понять мир социума в терминах индивидуальных опы­
тов и практик»
1
.
По ее определению, «труд исследователя повседневности
в этом смысле — «конструкт конструктов», так как интерпретация чужих
мыслей и слов всегда является не просто нарративом, но транскриптом —
«переводом» с чужого эмоционального языка»
2
.
При этом история повседневности коррелирует определенным образом и с
историей структур. П. Боршайд, например, считает, что «субъективные опы­
ты и восприятия, переживания и образы жизни будут передвинуты в поле
зрения намного сильнее (однако, не исключительно), чем в истории структур,
которая хочет исследовать главным образом структуры и процессы, «которые
полностью не были известны решающим и действующим лицам, узнавав­
шим о них или совсем ничего или только частично или искаженно». Структу­
ры должны дополнительно рассматриваться таким образом, как они появля­
ются в повседневной жизни и там воспринимаются или нет»
3
.
Американский историограф Дж. Иггерс (Georg G. Iggers), анализировав­
ший историю повседневности в интернациональном историографическом
контексте, подчеркивает взаимосвязь «между всеобъемлющими структурами
и практикой субъектов», а также акцентирует внимание на изучении «субъ­
ективности многих людей», что, по его мнению, ведет к новому пониманию
истории, преодолению центристского и однолинейного ее видения
4
.
Самое
важное, что «очеловечение истории» трактуется им как переход в историопи-
сании от больших процессов к истории на ограниченном пространстве с ана­
лизом переживаний и жизненных опытов конкретных людей или маленьких
групп людей, но всегда в рамках этих более больших процессов
5
.
Дж. Иггерс особо отмечает, что история повседневности, дистанцировав­
шись от таких макроисторических категорий, как «рынок» и «государство»,
имеющих решающее значение для марксизма и различных форм социаль­
но-исторического знания, напротив, приняла идею того, что господство и
социальное неравенство являются основными факторами истории. Только
теперь эти факторы исследуются через повседневные опыты людей
6
.
Вслед
за М. Фуко
7
речь идет о том, как отношения господства (власти, le pouvoir)
сказываются на отношениях между людьми. Наряду, например, с рабочей
1
Пушкарева Н.Л. Предмет и методы изучения «истории повседневности»... С . 3-19.
2
Там же.
3
BorscheidP. a .a.O . S . 390.
4
Iggers G.G . a .a.O. S. 75.
5
Ebd. S. 78.
6
Ebd. S. 81.
7
Мишель Поль Фуко (MichelFoucault) (1926-1984) — французский философ,
историк и теоретик культуры, один из представителей французского структура­
лизма.

28
А. В. Белова
историей, исследующейся «не только на макроуровне государства и рыноч­
ной экономики, но на очень личном уровне отношений людей на рабочем
месте»
1
, подобная переориентация затронула и историю женщин, которая, по
утверждению Дж. Иггерса, отвернувшись от женского движения, первона­
чально центральной темы женских исследований, стала двигаться в направ­
лении «критической истории женской повседневности»
2
.
Без введения категории пола, например, с точки зрения марксистского
представления о классах, женщина невидима как женщина, о чем хорошо
известно, в частности, по индифферентной к полу советской историографии.
Можно даже предположить, что история повседневности изначально со­
держит тендерное измерение внутри себя. При этом отношения мужчины и
женщины видятся как существенно неравные
3
. Однако то, что для марксизма
является классовой борьбой, определяется многими историками повседнев­
ности и микроисториками как сопротивление. Оно выражается не столько в
привлекающем всеобщее внимание бунте, сколько в «изощренных формах
ежедневного поведения»
4
.
Тема взаимосвязи истории повседневности с женскими и гендерны-
ми исследованиями нашла особое решение в работах женщин — историков
и этнографов, — представительниц немецкой и английской историографий
В частности, Карола Липп (Carola Lipp, Gottingen), специалист в области
культуры повседневности в эмпирических культурных исследованиях и эт­
нографии, настаивает на тесном соединении этих синхронно развивавшихся
исследовательских полей. С ее точки зрения, женские и тендерные исследо­
вания часто относят к исследованиям повседневности ввиду того, что будни
(derAlltag) «как место прямой коммуникации и удовлетворения непосредственных
потребностей аналогичны господствующей дефиниции тендерного характера
жизненного пространства женщины (der Lebensraum der Frau)»
5
.
Она утверж­
дает, что именно в женских исследованиях с их «микроскопическим взгля­
дом» возникло большое число работ под заглавием «женская повседневность»
(Frauenalltag), посвященных «жизненным и рабочим отношениям женщин всех
слоев» (от работниц и служащих, крестьянок, портних или водительниц реч­
ных судов до супруг профессоров). К. Липп делает чрезвычайно важный вывод
о том, что женские исследования форсировали развитие исследований повсед-
1
IggersG.G. a.a.O.S. 82.
2
Ebd.
3
Ebd.
4
Ebd.
5
Lipp C. Alltagskulturforschung in der empirischen Kulturwissenschaft und
Volkskunde // Alltagskultur, Subjektivitat und Geschichte: Zur Theorie und Praxis von
Alltagsgeschichte... S . 85.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
29
невности
1
.
По ее мнению, начавшееся в ранние 60-е гг . XX в. развитие этног­
рафических женских исследований было также в значительной степени инспи­
рировано дискуссиями женщин-историков и культурно-антропологическими
начинаниями американских феминисток
2
. «Аналогично изменялись и постанов­
ки вопросов: от описаний материальной повседневности к символическим ас­
пектам повседневных поступков»
3
.
Таким образом, проблематизация женской повседневности стала пред­
метом сближения этнологии не только с женскими и тендерными исследо­
ваниями, но и с историей повседневности. Обоюдность процесса провоци­
ровалась тем, что история в последней трети XX в. явно ощущала на себе,
по выражению Жака Ревеля (Jacques Revel), «очаровывающее воздействие
опыта этнологии»
4
.
Вместе с тем Энн Дэвин (Ann Davin), активная участ­
ница английского движения исторических мастерских (History Workshop
movement)
5
, известная своими трудами по женской рабочей истории, еще в
начале 1990-х гг . вынуждена была констатировать, что «мужчины, которые
пишут этнически ориентированную историю, до сих пор мало занимались
женскими и гендерными темами»
6
.
Напротив, феминистские историки, по
ее убеждению, аргументируют то, что вопросы социального пола, или ген-
дера, сексуальности, места и опыта женщин являются существенными для
видения прошлого, не только обогащая, но и преобразовывая его
7
.
Иссле­
дование исторической субъективности, идентичности и сознания подчинено
задаче «выяснения контекстов, внутри которых формируются многообраз­
ные и часто наслаивающиеся идентичности женщин (как женщины, но так­
же как работницы и/или «не имеющей занятия», гетеросексуальной и/или
гомосексуальной, матери или нет, замужней или свободной, англичанки и/
1
Ebd. S. 86.
2
Lipp C. Uberlegungen zur Methodendiskussion. Kulturanthropologische,
sozialwissenschaftliche und historischeAnsatze zur Erforschung der Geschlechterbeziehung
// Frauenalltag. Beitrage zur 2. Tagung der Kommission Frauenforschung in der DGV
Frankfurt; Bern; New York, 1988. S. 29-46.
3
Lipp C. Alltagskulturforschung in der empirischen Kulturwissenschaft und
Volkskunde... S . 86. См. также: Schimpfende Weiber und patriotische Jungfrauen. Frauen
im Vormarz und in der Revolution 1848 / Hrsg. von C. Lipp. BQhl-Moos, 1986.
4
Ревель Ж. Микроанализ и воссоздание социального... С. 21. См. также расши­
ренную версию: Ревель Ж. Микроисторический анализ и конструирование соци­
ального... С . 112.
5
History Workshops, Geschichtswerkstdtten — исторические мастерские, или се­
минары — конференции по истории и историографии, доступные широким кругам,
а также долгосрочные рабочие группы по истории, объединяющие как профессио­
налов, так и интересующихся дилетантов. Подробнее см.: Davin A. a .a .O. S . 37-58.
6
DavinA. a.a.O.S.47.
7
Ebd. S. 48.

30
А. В. Белова
или ирландки, еврейки, африканки, индианки, западноиндианки, члена того
или иного класса), и обнаружения комплексных отношений между идеологи­
ей и практикой в этих областях»
1
.
Э. Дэвин, как и К. Липп, принадлежит к числу тех женщин-историков, ко­
торые напрямую соотносят развитие истории женщин и истории повседнев­
ности. Не случайно, одна из ее специальных статей посвящена этой взаимо­
связи и носит характерное название «Женщины и история повседневности»
2
.
В этой статье, в частности, утверждается, что в Англии история повседнев­
ной жизни родилась из инициированных в конце 1960-х студентками и фе­
министками ежегодных конференций исторических мастерских, на которых,
правда, еще не употреблялся сам термин «история повседневности»
3
.
Э. Дэ­
вин указывает на значительную социальную востребованность и истории
женщин, и истории повседневности. По ее мнению, «вызывающие всеобщий
интерес книги о женской жизни и биографиях женщин процветают»
4
,а«бо­
гато иллюстрированные книги (без сносок) об истории одежды, воспитании
детей, истории мебели, инструмента, транспорта или различных повседнев­
ных вещей»
5
не уступают им в популярности. Дэвин подчеркивает одно чрез­
вычайно важное обстоятельство: более глубокое понимание различий в пов­
седневных привычках, подтверждающее то, что общества меняются, а вместе
с ними меняются и способы, которыми обычные люди ведут свою жизнь и
оформляют свои отношения, должно также противодействовать фаталис­
тическому признанию сложившегося порядка вещей как «естественного»
6
.
Это актуально, на мой взгляд, прежде всего в плане критического осмыс­
ления распределения тендерных ролей и функциональных сфер в обществе.
История женщин и история повседневности открывают, с точки зрения Э
Дэвин, новые возможности до тех пор, пока осуществляется коммуникация
между женщинами-историками разного профиля и женщинами-авторами и
читательницами. Это всегда было целью, правда, не всегда достигаемой ис­
торических мастерских
7
В методологическом плане «узкий угол зрения на локальное или специ­
фическое» может действовать столь же ограничивающе, сколь и «широкий
обзор или слишком теоретический анализ»
8
.
Поэтому историком повседнев­
ности, по мнению Дэвин, будут востребованы разные инструменты анализа:
1
Ebd.
2
Davin A. a.a.O . S . 37-58.
3
Ebd. S. 41.
4
Ebd. S. 53.
5
Ebd.
6
Ebd. S. 55.
7
Ebd.
8
Ebd.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
31
и «микроскоп», и «телескоп»
1
.
Важно видеть историю вещей как историю
их проектирования, производства, продажи и использования. Другой, теперь
уже общий для большинства гендерологов аспект, — положение о том, что
«история женщин должна пониматься относительно мужчин»
2
.
Это же от­
носится и к истории старых и молодых, рабочего класса и других классов,
традиционного и нового. Тем не менее Э. Дэвин особо отмечает, что «специ­
ализированные истории структур или внешних знаков повседневной жизни
ни в коем случае не достаточны»
3
.
Повседневность для нее связана с тем,
как люди думают, чувствуют, взаимодействуют при регулярном исполнении
своих обязанностей дома, во время работы или находясь в своем привычном
материальном окружении. При этом семья — не просто совокупность ста­
рых и молодых, мужчин и женщин. Она охватывает также хозяйственные,
эмоциональные и властные отношения, которые обнаруживают вариации
как при сравнении разных периодов времени и разных мест, так и в тече­
ние одного и того же периода и на одном месте. «Значения домашнего очага,
национальной идентичности, сексуальности, возраста, материнства, работы,
этнической идентичности и религии варьируют и изменяются. И исследо­
вание вариаций и изменений столь же необходимо для таких понятий, как
народность и традиция, которые имеют свою собственную историю, сколь и
для нации, хозяйства или государства»
4
.
Своим окончательным выводом Энн Дэвин как бы солидаризируется с
Каролой Липп, утверждая, что «история женщин имела важное влияние на
историю повседневности»
5
.
Это влияние заключалось прежде всего в том,
что она способствовала установлению связи между повседневными под­
робностями и общественными структурами пола, власти, сексуальности
и культуры. Одновременно рост числа исследований по практическим ас­
пектам повседневной жизни помог, с точки зрения Э. Дэвин, документиро­
вать то, как люди жили в таких структурах. Более того, она убеждена, что
исследования по истории повседневности и истории женщин, плодотворно
влияющие друг на друга, могут воздействовать на общее понимание истории
в академическом мире и за его пределами
6
.
***
Вопрос о содержании понятия «повседневность» носит принципиальный
характер ввиду связи даже не столько с необходимостью уточнения предмета
1
Ebd.
2
Ebd.
3
Ebd.
4
Ebd. S.55-56.
5
Ebd. S. 56.
6
Ebd.

32
А. В. Белова
истории повседневности, сколько с определением статуса данного направления
в историографии. Закрепившись в новоевропейском сознании как оценочное
понятие, оно парадоксальным образом стало преградой на пути утверждения
одноименной истории. Вместе с тем в работах российских ученых «повседнев­
ность» часто фигурирует как нечто интуитивно ясное и для всех очевидное
1
.
На самом же деле это понятие относится, скорее, к разряду «лжеочевиднос-
тей» (термин Р. Барта
2
). Важно постараться определить его содержание, припи­
сываемые ему смыслы и по возможности «очистить» от оценочности.
В современном русском языке существует не менее четырех близ­
ких по смыслу терминов, часто употребляемых как синонимы, выяс­
нить соотношение между которыми представляется необходимым,
—
«повседневность»/«повседневнаяжизнъ»,
«каждодневностъ»/«каждодневная
жизнь», «обыденность»/«обыденная жизнь», «будни». Подчеркну, что все
они имеют выраженную в большей или меньшей степени негативную конно­
тацию. Их можно отнести к долгое время обесценивавшимся понятиям, пос­
кольку реалии, которые в них отражались, постулировались как несуществен­
ные, вторичные, незначимые. В этом не сложно убедиться даже при беглом
экскурсе в область теории повседневной жизни и повседневности.
Уже в культуре романтизма конца XVIII — первой половины XIX в. пов ­
седневная жизнь отвергалась как «бесцветная и прозаическая», навевавшая
«тоску вечного однообразия», а неоромантизм рубежа XIX-XX вв. унасле­
довал в качестве одного из общих принципов поэтики — «отрицание всего
обыденного и прозаического»
3
.
Именно с романтической эстетикой, влия­
тельной и в западноевропейской, и в русской культуре, возымевшей впос­
ледствии продолжение в символизме, во многом была связана негативиза-
ция «повседневности», которая в контексте так называемого романтического
двоемирия («разлада между идеалом и действительностью») отождествля­
лась со «страшным миром», нуждавшимся в идеальном «пересоздании».
При этом романтики не просто «стремились ко всему необычному», создавая
«свой, особый мир, более прекрасный и истинный, а потому и более реаль­
ный, нежели эмпирическая действительность», но и смешивали «обыден­
ное и необычное»
4
.
«Раздвоенность» их творческого сознания унаследова-
1
Также об этом см.: Пушкарева Н.Л . Предмет и методы изучения «истории
повседневности»... С. 3; Кром М.М . Повседневность как предмет исторического
исследования. (Вместо предисловия) // История повседневности: Сб. научн. работ
/ Отв. ред. М.М. Кром. СПб., 2003. С. 7-8.
2
Барт Р. Из книги «Мифологии». Предисловие / Пер. с фр. Г.К . Косикова // Барт
Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Пер. с фр. Сост., общ. ред. и вступ. ст.
Г.К. Косикова. M., 1989. С. 46.
3
БольшаковВ.П ., Гуревич A.M . Романтизм // БСЭ. M ., 1975. Т . 22 . С. 196-200.
4
Там же.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
33
ли символисты, «видевшие во всем окружающем только отблеск, подобие,
тайные знаки иной, подлинной реальности»
1
.
Как утверждал Андрей Белый
(1880-1934), «реализм окружающей видимости символисты рассматривают
как отражение некоей возможной полноты. Окружающая жизнь есть бледное
отражение борьбы жизненных сил человеческих с роком. Символизм углуб­
ляет либо мрак, либо свет: возможности превращает он в подлинности: на­
деляет их бытием»
2
.
Обнаруженные А. Белым «основания называть симво­
лизм неоромантизмом»
3
объясняют и стремление «прорваться сквозь покров
повседневности к «запредельной» сущности бытия», и «уйти от гнетущей
повседневности»
4
, которая могла отождествляться с «ужасом обыденности,
пошлостью»
5
, «колыхающейся декорацией»
6
.
Французский философ Анри Бергсон (Henri Bergson, 1859-1941), пред­
ставитель интуитивизма и философии жизни, повлиявший в ряду других
мыслителей Запада на складывание картины мира «короткого» XX в.
7
,в
знаменитом эссе «Смех» (Le Rire) утверждал, что «комическое в действиях
и положениях» как особый род комического «довольно часто встречается в
повседневной жизни»
8
. Важность приобретает различение торжественного и
обыденного тонов языка, причем переложение торжественного на обыден­
ное дает пародию
9
. В теории смеха (термин А. Бергсона) обыденное прирав­
нивается к тривиальному, с которым торжественное соотносится как лучшее
с худшим
10
.
Нидерландский историк культуры Йохан Хейзинга (Johan Huizinga,
1872-1945), один из виднейших теоретиков концепции культуры как игры,
противопоставлял игру «обыденной» жизни как отличное от нее определен­
ное качество деятельности
11
.
Означает ли это, что повседневность лишена
1
Турков А. Колокола Александра Блока // Блок А.А. Стихотворения. Поэмы.
Драмы. Проза / Сост., предисл. и коммент. A.M . Туркова. M., 2004. С. 6.
2
Белый А. Символизм // Белый А. Символизм как миропонимание / Сост., вступ.
ст. и примеч. Л.А. Сугай. M., 1994. С. 256.
3
Там же. С.257.
4
ДолгополоеЛ.К., КалмыковBA. Символизм // БСЭ. M., 1976. Т. 23. С . 386-388 .
5
Белый А. Чехов // Белый А. Символизм как миропонимание... С . 374.
6
Там же.
7
См.: Якимович А.К . Двадцатый век. Искусство. Культура. Картина мира: От
импрессионизма до классического авангарда. M., 2003. С . 96, 170, 175-176, 182.
8
Бергсон А. Смех / Предисл. и примеч. И .С . Вдовиной. M ., 1992. С . 47.
9
Там же. С. 79.
10
Там же. С. 80.
11
Хейзинга И. Homo ludens. Опыт определения игрового элемента культуры //
Хейзинга И. Homo ludens. В тени завтрашнего дня: Пер. с нидерл. / Общ. ред. и
послесл. Г .М. Тавризян. M ., 1992. С . 13.

34
А. В. Белова
игрового начала и игра не является одним из ее элементов? Или Хейзинга
трактовал повседневную жизнь достаточно узко? Но, по его же признанию,
игра — «специфический фактор всего, что окружает нас в мире»
1
,ивней
реализуется «абсолютно первичная жизненная категория, некая тоталь­
ность, если существует вообще что-нибудь заслуживающее этого имени»
2
.
Тем не менее оппозиция игры и повседневности возводилась в ранг одного
из главных признаков игры: «Игра не есть «обыденная» жизнь и жизнь как
таковая»
3
.
С «обыденной» жизнью И. Хейзинга соотносил «процесс непос­
редственного удовлетворения нужд и страстей»
4
.
Этот процесс «прерыва­
ется» игрой. Отсюда — определение игры как «интермеццо повседневной
жизни, занятие во время отдыха и ради отдыха»
5
. Иерархизируя игру и пов­
седневность, Хейзинга усматривал место первой «в сфере более возвышен­
ной, нежели чисто биологический процесс добывания пищи, спаривания
и самосохранения»
6
.
Сведение повседневного к перечисленным атрибутам
не только сужает, но и девальвирует содержание этого понятия. За скобки
повседневной жизни, из проартикулированного помимо отдыха, выносится
«сфера праздника и культа, сфера священного»
7
.
При этом как праздник мо­
жет остановить «обыденную» жизнь, так и та, в свою очередь, таит в себе
угрозу прерыва игры
8
.
Особо следует отметить, что в итоговом определении
понятия «игра» Хейзинга также исходил из термина «обыденная» жизнь
9
и
некоего представления о ней как разновидности бытия
10
.
У Мартина Хайдеггера (Martin Heidegger, 1889-1976), находившегося под
сильным влиянием феноменологии Эдмунда Гуссерля
11
, в свою очередь, пос-
1
Там же. С. 7.
2
Там же. С. 12.
3
Там же. С. 18.
4
Там же. С. 19.
5
Там же.
6
Там же.
7
Там же.
8
Там же. С. 33.
9
Этот термин встречается в "Homo ludens" чаще других, обозначающих повсед­
невное. Наряду с ним И. Хейзинга употребляет также такие термины как «повсед­
невная жизнь» (с. 19), ««обыденная» реальность» (с. 25) и даже метафору «трезвое
житейское море повседневных нужд» (с. 39).
10
«...игра есть добровольное действие либо занятие, совершаемое внутри ус­
тановленных границ места и времени по добровольно принятым, но абсолютно
обязательным правилам с целью, заключенной в нем самом, сопровождаемое чувс­
твом напряжения и радости, а также сознанием «иного бытия», нежели «обыден­
ная» жизнь». (ХейзингаИ. Homo ludens... С . 41.)
11
См. об этом, напр.: Гайденко П.П. Экзистенциализм и проблема культуры.
(Критика философии М. Хайдеггера). M., 1963. С. 55 -63; Она же. Проблема ин-

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
35
лужившей одним из общетеоретических источников истории повседневнос­
ти
1
, феномен повседневности встречается как «повседневное бытие здешнос-
ти», «бытие повседневности», «повседневность здесьбытия», «повседневное
здесьбытие»
2
. П ротивопоставляя бытие подлинное и неподлинное, Хайдеггер
утверждает, что первое — это бытие «перед лицом смерти», сосредоточен­
ность личности на будущем, второе же обусловлено тем, что человеку трудно
решиться посмотреть на смерть как предел существования, трудно вынести
самого себя, свою свободу и ответственность за совершенное. Отсутствие
решимости и мужества быть личностью (составляющие которой — свобода,
выбор, ответственность) заставляет человека самого отворачиваться от своего
подлинного бытия, избавляться от него бегством в настоящее, в мир вещей,
мир повседневности, обыденности (неподлинное бытие). Мир повседневности
заслоняет от человека его конечность
3
.
««Субъектом» повседневности» Хай­
деггер называет «среднее, или неопределенно-личное»
4
(man
5
). Обезличенное
существование в "man" определяет сферу обыденности, в которой присутству­
ет некий «усредненный» человек. «Man, которое не есть что-то определен­
ное и в то же время есть Все, предписывает человеку способ бытия повсед­
невности». Сфера повседневности, по Хайдеггеру, — это сфера, где человек
подчиняется определенным нормам, законам, внешним предписаниям, требо­
ваниям общественного мнения, где он несвободен и его личность не проявля­
ется (например, вся сфера государственной и политической жизни, правовые
отношения)
6
.
Для основоположника французского персонализма
7
Эмманюэля
тенциональности у Гуссерля и экзистенциалистская категория трансценденции //
Современный экзистенциализм: Критические очерки / Ред. колл.: JLH Митрохин
и др. M ., 1966. С. 77-107; Михайлов А.В . Вместо введения // Хайдеггер М. Работы
и размышления разных лет. Пер. с нем. / Сост., переводы, вступ. ст ., примеч. А.В.
Михайлова. M., 1993. С. VII-LII .
1
См., напр.: Пушкарева Н.Л. Предмет и методы изучения «истории повседнев­
ности»... С. 3-19.
2
ХайдеггерМ. Бытие и время // Хайдеггер М. Работы и размышления... С. 30 -31,
39, 40. О специфике термина «здесьбытие» (Dasein) см.: Михайлов А.В . Примеча­
ния // Хайдеггер М. Работы и размышления... С . 317.
3
Гайденко П.П . Экзистенциализм и проблема культуры... С. 14, 22.
4
Хайдеггер М. Бытие и время... С. 319.
5
Неопределенно-личное местоимение man не имеет соответствия в русском
языке. Употребляется в качестве подлежащего в немецких предложениях, когда
не называется конкретное действующее лицо и не важно, кто совершает действие
(напр., говорят, пишут, думают, носят...) .
6
Подробнее см.: Гайденко П.П . Экзистенциализм и проблема культуры...
С. 12-14.
7
Персонализм сосредоточен на «личностном универсуме», исходит из «сущес­
твования свободных и творческих личностей» и «предполагает наличие в их струк-

36
А.В . Белова
Мунье (Emmanuel Mounier, 1905-1950) хайдеггеровский «мир "man" (фр. "on")»
—
«это мир дремлющего сознания, обезличенных инстинктов, ни к чему не
обязывающих отношений, повседневной болтовни, ложной стыдливости, со­
циального и политического конформизма, моральной посредственности; это
мир толпы, анонимных масс, безответственных исполнителей — мир опусто­
шенный, лишенный жизненных сил, где всякая личность изначально себя от­
вергает, чтобы стать каким-нибудь «некто», которого всегда можно заменить»
1
.
Вместе с тем наряду с «беспочвенностью пропасти и ничтожества не­
своехарактерной повседневности»
1
,
о которой М. Хайдеггер писал в 1927 г
в «Бытии и времени» (Sein und Zeit), в его последующих работах появляются
понятия и образы, гораздо более близкие по содержанию к интерпретациям
позднейшей истории повседневности. Так, в «Истоке художественного тво­
рения» (Der Ursprung des Kunstwerkes, 1936) в определении «мира» (Welt)
заключено описание повседневного как цикла реализации субъективного:
«Мир есть то непредметное, чему мы подвластны, доколе круговращения
рождения и смерти, благословения и проклятия отторгают нас вовнутрь бы­
тия. Где выносятся сущностные решения нашего исторического совершения,
где мы следуем или перестаем следовать им, где мы не осознаем их и вновь
их испрашиваем — везде, всюду бытийствует мир. Для камня нет мира. И
для растения, и для животного тоже нет мира — они принадлежат неявно­
му напору своего окружения, которому послушествуют, будучи ввергнуты в
него. А у крестьянки, напротив, есть свой мир, поскольку она находится в
разверстых просторах сущего»
3
.
В этом же ряду стоят и три небольших автобиографических проникновен­
ных, преемственных друг с другом текста: «Творческий ландшафт: почему
мы остаемся в провинции?» (1933), «Проселок» (1949) и «О тайне башни
со звоном» (1954). Отклонив в 1933 г повторное предложение сменить про­
винциальный Фрейбург на столичный Берлин, М. Хайдеггер предпринял
попытку публичного объяснения мотивов
4
.
Описывая «свой мир», хижину в
Шварцвальде, где он трудился, и окрестный ландшафт, он отмечал, что мир
этот подлежит созерцанию только с позиции стороннего наблюдателя, сам
же он не рассматривает, а «постигает его в опыте жизни: ежечасно, денно и
турах принципа непредсказуемости, что ограждает от жесткой систематизации».
См.: Мунье Э. Персонализм / Пер. с фр. и примеч. И .С . Вдовиной. M ., 1992.
1
Мунье Э. Указ. соч. С . 46.
2
ХайдеггерМ. Бытие и время... С . 43.
3
Хайдеггер М. Исток художественного творения // Хайдеггер М. Работы и раз­
мышления... С . 77 .
4
Подробнее см.: Гайденко П.П . Экзистенциализм и проблема культуры...
С. 101-102.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
37
нощно плавает он в великих волнах времен года»
1
.
Перечисляя дальше разно­
образные составляющие ландшафта, философ заключал: «...все это ... ведет
свою ноту сквозь каждодневностъ существования там, вверху, на горах»
2
.
«Каждодневность существования» для Хайдеггера — это «свое собственное
существование — внутри своего труда, в нем»
3
.
В свою очередь, «череда
трудов до конца погружена в ландшафт, в его совершающееся
пребывание»
4
.
Для объяснения тожественности «философской работы» труду крестьянина,
«глубокой принадлежности собственного труда к Шварцвальду и к людям
Шварцвальда», Хайдеггер не нашел более действенного способа, чем кол­
лаж, запечатлевающий некоторые из повседневных занятий и высказываний
швабских крестьян
5
.
При этом «однообразие крестьянской жизни»
6
, проти­
вопоставляемое суетному «миру горожан»
7
, имело отнюдь не негативную, а,
наоборот, позитивную коннотацию. Эта же тема была продолжена в «Про­
селке», ставшем нарицательным философии позднего Хайдеггера
8
: «Ког­
да человек рассеивается, односложность простоты начинает казаться ему
однообразной»
9
.
Жизненный цикл человека соположен природному циклу
времен года и календарному циклу сельских работ
10
.
Упоминания Хайдеггера
в «Проселке» о «службе» отца «при башенных часах и колоколах»
11
иотом,
как от веревок старинного колокола «горели когда-то ладони мальчика»
12
, его
самого, предвосхищали припоминаемое им позже в статье «О тайне башни
со звоном» каждодневное возвещение колоколами «сопряженной в целое
последовательности церковных праздников, вигилий
13
,
времен года, утрен­
них, дневных и вечерних часов каждого дня, так что единый звон проникал
1
ХайдеггерМ. Творческий ландшафт: почему мы остаемся в провинции?
// Хайдеггер М. Работы и размышления... С . 218.
2
Там же.
3
Там же.
4
Там же.
5
См.: Там же. С . 219.
6
Там же.
7
Там же. С. 220.
8
См.: Михайлов А.В. Вместо введения. II . Философия проселка // Хайдеггер М.
Работы и размышления... С. XII-XXXVI .
9
ХайдеггерМ. Проселок // Хайдеггер М. Работы и размышления... С . 240.
10
«На пути, каким бежит проселок, встречаются зимняя буря и день урожая,
соседствуют будоражащее пробуждение весны и невозмутимое умирание осени и
видны друг другу игры детства и умудренная старость». (ХайдеггерМ. Проселок...
С. 240.)
11
ХайдеггерМ. Проселок... С . 238.
12
Там же. С.241.
13
Фр. la vigile — церк. канун праздника.

38
А.В . Белова
и пронизывал юные сердца, сны и мечты, молитвы и игры»
1
.
В этом самом
автобиографичном из трех названных текстов особенно сильно звучит мотив
позитивной каждодневноеTM, реалии которой субъективно переживались М.
Хайдеггером в детстве и, потому, вспоминались им впоследствии.
Новое отношение к повседневности как объекту научного интереса, при­
дание ей значимости именно в этом качестве связано с постмодернистским
вызовом гуманитарному знанию, в том числе исторической науке
2
.
Лите­
ратуровед и семиолог, один из крупнейших представителей французского
структурализма Ролан Барт (Roland Barthes, 1915-1980) в «Мифологиях»
(Mythologies) (1957), относящихся, правда, еще к «доструктуралистскому»
(1950-е гг .) периоду его деятельности
3
, обращался к анализу «знакового фун­
кционирования обыденной социальной жизни»
4
. По словам самого Барта, он
«попытался подвергнуть систематическому осмыслению некоторые мифы,
порожденные повседневной жизнью»
5
современной ему Франции. Изучив
«достаточное число фактов повседневности»
6
, Барт пришел к выводу в пос­
лесловии «Миф сегодня» о детерминированности «всего» в «обыденной
жизни» вырабатываемым буржуазией, но распространяемым на все француз-
1
Хайдеггер М. О тайне башни со звоном // Хайдеггер М. Работы и размышле­
ния... С . 261.
2
См.: Гуревич А.Я. Историк конца XX века в поисках метода. Вступительные
замечания // Одиссей. Человек в истории. 1996... С. 5-10; Он же. «Территория ис­
торика» // Там же. С . 81-109; Зверева Г.И . Реальность и исторический нарратив:
проблемы саморефлексии новой интеллектуальной истории // Там же. С. 11 -24;
Репина Л.П . Вызов постмодернизма и перспективы новой культурной и интеллек­
туальной истории // Там же. С . 25-38; Она же. «Постмодернистский вызов» и пер­
спективы новой культурной и интеллектуальной истории // Репина Л.П. «Новая
историческая наука» и социальная история... С. 224-247; ВизгинВ.П. Постструкту­
ралистская методология истории: достижения и пределы // Одиссей. Человек в ис­
тории. 1996... С. 39 -59; Ионов И.Н. Судьба генерализирующего подхода к истории
в эпоху постструктурализма (попытка осмысления опыта Мишеля Фуко) // Там же.
С. 60-80; Пушкарева И. Между «тюрьмой» и «хаосом». Феминистская эпистемо­
логия, постмодернизм и историческое знание // Пол. Тендер. Культура... Вып. 2 .
С. 221 -229; Ястребицкая А.Л . О культур-диалогической природе историографи­
ческого... С . 37-59.
3
Т.К . Косиков выделяет три этапа в «тридцатилетнем «семиологическом при­
ключении»» Р. Барта: «доструктуралистский» (50-е гг .), «структуралистский» (60-е гг.)
и «постструктуралистский» (70-е гг .) . См.: Косиков Г.К. Ролан Барт — семиолог,
литературовед // Барт Р. Избранные работы... С. 3.
4
Там же. С. 6.
5
Барт Р. Из книги «Мифологии». Предисловие... С. 46.
6
Там же. С. 47.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
39
ское общество «представлением об отношениях между человеком и миром»
1
.
Повседневная жизнь, недоступная по Р. Барту так называемым «левым» ми­
фам, — это «обширная область обычных человеческих отношений, целый
слой «незначащей» идеологии», куда он относил «семейную жизнь, приго­
товление пищи, домашнее хозяйство, театр, правосудие, мораль и т.п .»
2
.
Анализировавший изменение природы и статуса знания в эпоху пост­
модерна («недоверие в отношении метарассказов») Жан-Франсуа Лиотар
(Jean-Francois Lyotard, 1924-1998) писал об обмене знаний «в рамках под­
держания обыденной жизни (восстановление рабочей силы, «выживание»)»
вместо распространения их в силу ««образовательной» ценности или поли­
тической значимости»
3
.
В то время как не «великие рассказы» (диалектика
Духа, эмансипация человечества) оправдывают постмодернистский научный
дискурс, а «маленький рассказ»
4
, «повседневный дискурс» переворачивается
«в своего рода метадискурс»
5
.
Лиотар же цитировал в «Состоянии постмо­
дерна» (La condition postmoderne, 1979) Ж.- П. Гарнье, в понимании которого
«каждодневная жизнь» включала в себя достаточно широкое разнообразие
сфер: «образование, здоровье, правосудие, культурную деятельность, урба­
низм и архитектуру и т.п.»
6
При этом «новые эксперименты в каждодневной
жизни» диагностировались как «альтернативные практики» по отношению
к государству. Гарнье приводил пример связи между разведенными сферами
каждодневного и государственного через взаимодействие негосударственно­
го центра по социальным инновациям и государственных органов социаль­
ной защиты
7
.
Не будет преувеличением, что именно импульсы, исходившие от пост­
модернизма, в частности пересмотр господствовавшей ценностной иерар­
хии, сыграли не последнюю роль собственно в открытии повседневности и
повседневного опыта как темы исследования и предмета научного анализа
8
.
1
Барт Р. Из книги «Мифологии». Миф сегодня / Пер. с фр. Б .П . Нарумова //
Барт Р. Избранные работы... С. 109.
2
Там же. С.117.
3
Лиотар Ж.- Ф . Состояние постмодерна / Пер. с фр. НА . Шматко. M .; СПб.,
1998. С. 22 .
4
Там же. С.144.
5
Там же. С.148.
6
Garnier J. - P. Le marxisme lenifiant. Paris, 1979. P. 93 . Цит. по: Лиотар Ж.-Ф .
Указ. соч. С . 45.
7
См.: Там же.
8
См., напр.: Будде Г.-Ф. Пол истории // Пол. Тендер. Культура... Вып. 1 . С . 140;
Козлова Н.Н. Новые черты сегодняшней ситуации человека // Козлова HH Соци­
ально-историческая антропология... С . 170-185; НиколаеваЕ.В. Исторические тра­
диции в культуре повседневности: Россия на рубеже XX-XXI веков // Выбор мето-

40
А.В . Белова
Это открытие стало, по признанию ряда гуманитариев, одним из главных в
прошлом столетии
1
.
Напомню также, что XX в. был отмечен в гуманитар­
ном знании и другим важным новшеством: интеллектуальным поиском исто­
рической ретроспективы женского опыта и концептуализацией философии
пола, истории женщин, тендерной истории. Причем женщины-историки со­
относят эти открытия между собой
2
.
В постмодернистской культуре особое значение приобретают обыден­
ное мышление, организация повседневной жизни, повседневные жизненные
практики, внимание исследователей концентрируется, в том числе, и на «фе­
номенах культуры повседневности (костюмах, моде, манерах, интерьере, сти­
листике частной и деловой переписки)»
3
.
В качестве «культурных практик»
последние стали предметом особого направления «культурных исследований»
(Cultural Studies), связанных происхождением с британской интеллектуаль­
ной традицией
4
.
Близкое культурной антропологии расширительное толкова­
ние культуры «как способа жизни, как совокупности практик» предполагало
включение ее «повседневно-бытовых» форм наряду с прочими в спектр изу­
чения данного направления
5
.
Главный тезис о том, что «культура обыденна»
(Culture is ordinary), пробуждал интерес к «многообразным способам жизни»
обычных людей, их «повседневным практикам», формирующим образ мыс­
лей, обретению ими культурных смыслов именно в «повседневном опыте»
6
.
Из приведенного обзора видно, что интерес к историческому изучению
повседневности, явственно проявившийся в последней трети XX в., возник
не внезапно, а был подготовлен на протяжении всего столетия рядом идей и
положений философии жизни и концепции игровой культуры, феноменоло­
гии и экзистенциализма, постмодернизма и связанных с ним «культурных
исследований». Также особо отмечается влияние представителей Франк­
фуртской школы
7
.
В трактовках философов и культурологов, для которых
да: изучение культуры в России 1990-х. . . С. 189-198; Оноприенко Н.В. Семиотика
культуры повседневности: семантическое поле российского интерьера на рубеже
XX-XXI веков // Там же. С . 177-188.
1
См.: Оноприенко Н.В . Указ. соч. С. 179-180.
2
См., напр.: Davin A. a.a.O. S. 37, 41.
3
Волкова Э.Н . Современные культурологические проблемы // Волкова Э.Н
Культурология: Учебно-методический модуль. M ., 2002. С . 120.
4
Подробнее см.: Усманова А. Тендерная проблематика в парадигме культурных
исследований // Введение в тендерные исследования. Ч . I: Учеб. пособ. / Под ред.
И.А. Жеребкиной. Харьков; СПб., 2001. С. 432-441.
5
См.: Там же. С . 435-436.
6
Подробнее см.: Там же. С . 437.
7
Об этом см.: EhaltH.Ch . a .a.O . S . 13; Пушкарева Н.Л. Предмет и методы изу­
чения «истории повседневности»... С. 3-19.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
41
«повседневность» была аналитической и одновременно оценочной катего­
рией, в ее восприятии различимы как минимум два подхода: повседневность
как непрерывность, сплошная среда, континуум и повседневность как сфера
жизни или условная совокупность нескольких разрозненных сфер. Для исто­
рика повседневности первый подход, безусловно, является более продуктив­
ным, поскольку позволяет увидеть в повседневности особое измерение чело­
веческой жизни, многомерное «длящееся» пространство жизненных практик
и восприятий. Отождествление же повседневности с одной из конкретных
сфер жизни, в соответствии с другим подходом, таит в себе опасность суже­
ния предмета исследования вплоть до сведения его к анализу исключительно
бытовых аспектов культуры.
Возвращаясь от резюме теории повседневности к выяснению соотноше­
ния понятий, ее описывающих, не обойтись без углубления в историческое
содержание терминов. В частности, в русском языке XI-XVII вв. бытова­
ло несколько вариантов современного слова «повседневный»: повседенный/
повсъднъный (ежедневный, повседневный),
повседневный/повсядневный
(ежедневный; обычный, повседневный, будничный, не праздничный), пов-
сякоденный (ежедневный; постоянный)1
.
При определенных смысловых ню­
ансах все они обозначали то, что происходит или востребуется ежедневно.
Собственно «повседневный/повсядневный»
—
это противоположный праз­
дничному, а праздниками в то время считались религиозные праздники.
Значит, повседневность следует понимать как время и пространство между
православными праздничными днями
2
(в этой связи интересно сравнение
с вышеприведенными взглядами И. Хейзинги). В субстанциальном смысле
природа повседневного кроется в сфере богослужения. «Словарь русского
языка XI-XVII вв.» знает «повседневие» как «один из видов богослужения —
вечерни, который служится в будничные, непраздничные дни»
3
. Не стоит за­
бывать и того, что ежедневное существование христиан (мужчин формально
в большей степени, чем женщин
4
) было «вписано» в суточный, седмичный
1
См.: СлРЯ XI-XVII вв. С . 175-176.
2
Собственно дню праздника предшествует один или несколько дней предпраз-
днства, а за ним следует несколько дней попразднства. См. об этом: Настольная кни­
га священнослужителя. Т. 1. 2-е изд. Издат. отдел Моск. Патриархата, 1992. С. 444 .
3
СлРЯ XI-XVII вв. С . 175.
4
По Домострою, женщина в ряде случаев могла пропустить богослужение, в то
время как мужчина обязательно должен был присутствовать в церкви. «А мужем
однюд не погрешити по вся дни црьковнаго пения, вечерни и заутрени, и обедни, а
женам и домочядцом, как вместимо, по разсуждению, в неделю и в праздники и во
святыя дни» / «Мужьям же нельзя пропускать ни дня церковного пения: ни вечер­
ни, ни заутрени, ни обедни, а женам и домочадцам — как уж получится, как решат:
в воскресенье и в праздники, и в святые праздничные дни»; «А женам к церкви

42
А.В . Белова
и годичный богослужебные круги
1
.
При ведении домашнего хозяйства «До­
мострой» ориентировал мужа и жену на завершенность каждого дня, для
которого определялись свои конкретные задачи
2
.
Вместе с тем это означало
принципиальную возобновляемость каждодневного хозяйственного цикла,
как и доминировавшего над ним суточного богослужебного круга.
Кроме того, определение «повседневный/повсядневный»
в русском язы­
ке XI-XVII вв. стояло в одном ряду с такими, как «повсегдашний» (пов­
седневный, будничный
3
; постоянный, часто бывающий),
«повсегодный»
(ежегодный), «повсел^тный» (ежегодный), «повсенощный» (продолжаю­
щийся всю ночь или повторяющийся каждую ночь), «повсяконед^лъный»
(еженедельный)4
.
Все эти определения указывали на известное постоянс­
тво, повторяемость, регулярность в масштабе той или иной хронологичес­
кой категории. Таким образом, буквальное содержание термина «повсед­
невный», связанное происхождением с богослужебной практикой, служило
для обозначения временных промежутков между церковными праздниками
в составе седмичного и годичного кругов богослужения и потому было не
оценочным, а функциональным. Этимология слова «повседневный/повсяд-
Божии ходить как вместимо на произволении, по совету с мужем» / «А женам в
церковь Божью ходить как удастся — и по желанию и советуясь с мужем». (Домо­
строй. Древнерусский текст. Перевод. Гл. 12, 13 // Домострой / Сост., вступ. ст ., пер.
и коммент. В .В . Колесова; Подгот. текстов В.В . Рождественской, В.В . Колесова и
М.В. Пименовой. M., 1990. С. 40 / 125, 41 / 125.)
1
Ср. с про1гитированными выше словами М. Хайдеггера из статьи «О тайне
башни со звоном».
2
«По вся дни, и по вся вечеры исправя сии долг душевный, во утри воставати
к позвону, и после пения мужу с женою советовати о устроении домовнем, на ком
что положено, и кому которое дело приказано ведати, и тому наказати, что коли
устроити, ести и пити про гость или про себя» / «Каждый день и каждый вечер,
исправив духовные обязанности, и утром, по колокольному звону встав и после
молитвы, мужу с женою советоваться о домашнем хозяйстве, а на ком какая обязан­
ность и кому какое дело велено вести, всем тем наказать, когда и что из еды и питья
приготовить для гостей и для себя». (Домострой. Древнерусский текст. Перевод.
Гл. 16 // Домострой... С . 46 / 131.)
3
Пршодимый авторами словарной статьи пример употребления слова в данном
значении также имеет явно выраженную церковную коннотацию: «Два антиминса,
одинъ праздничной, другой повсегдашнеи. Опис. Холмог. ц, 18. 1696 г.» (СлРЯ XI-
XVII вв. С . 175.) Напомню, антиминс — это ««вместопрестолие», четырехуголь­
ный, из льняной или шелковой материи плат, на котором изображается положение
Христа во гроб; по углам помещаются изображения четырех евангелистов, а на
верхней стороне вшиваются частицы мощей». (Христианство: Энциклопедичес­
кий словарь: В 3 т. / Ред. кол.: CC Аверинцев (гл. ред.) и др. M., 1993. Т. 1. С. 88.)
4
См.: СлРЯ XI-XVII вв. С . 175-176.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
43
невный», идущая от выражению «по вся дни», свидетельствует о том, что
речь шла о чем-то происходившем или случившемся «во все дни, кроме
праздничных»
1
.
Негативные ценностные коннотации, привнесенные позднее
просветительским проектом в восприятие повседневного, были следствием и
одним из проявлений «встроенных» в него оппозиций «высокого»/«низкого»,
«выдающегося»/«заурядного», «гениального/посредственного». Живучесть
просвещенческих мифов доказывается бытующим вплоть до сегодняшнего
времени противопоставлением «обыденности» «творчеству».
В XIX в. слово «повседневный» продолжало выполнять функцию «ката­
логизации», дифференцируя непраздничную часть календарной недели или
календарного года. В Словаре В.И . Даля слова «повсякденъ», «повсядни» со­
храняли оттенок повторяемости и имели значение — все -, еже-, каждоднев­
но/денно, «'изодня в!) день»
2
.
Слово «каждоденный/каждодневный»
3
обоз­
начало наряду с «ежедневный» еще и «обиходный»
4
,
те. «непраздничный,
будничный»
5
.
Будни же, или «буденъ/овыденъ» — это «не праздник, рабочий
день, не праздничный, простой; один из недельных дней, кроме воскресенья,
и если на такой день не придется праздника»
6
.
Употребление слов «оби­
ходный» и «будничный/буднишний/буденный»
в значении «непраздничный»
было связано прежде всего с одеждой
7
.
Существовало даже обозначение
«будничник/будник» для особой разновидности мужской и женской повсед­
невной одежды
8
.
Вероятно, первоначальный смысл оценочного выражения
«серые будни»
9
не был уничижительным и лишь фиксировал отсутствие
праздничной яркости, в том числе и в одежде. Наконец, имеющее наиболь-
1
Аналогичное значение слов «повседневность», «повседневный», «будни»
именно как «вседневность», «вседневный», «все дни», звучит и в немецком языке:
die Alltaglichkeit, alltaglich, der Alltag.
2
Даль В.И . Толковый словарь живого великорусского языка: Т. 1-Г M ., 1980.
Т.3.С. 147.
3
Воспроизводится В.И. Далем в ряду однотипных слов: «Также говорят: каж-
домесячный, каждогодний или каждолетний». (Там же. M ., 1981. Т . 2 . С . 72.)
4
Там же. M., 1981. Т. 2. С . 72; Даль В.И. Толковый словарь русского языка. Сов­
ременная версия. M., 2001. С. 303 .
5
Даль В.И . Толковый словарь живого великорусского языка... Т. 2 . С. 585;
Даль В.И . Толковый словарь русского языка. Современная версия... С . 424.
6
Даль В.И . Толковый словарь русского языка. Современная версия... С . 86.
7
См.: Даль В.И . Толковый словарь живого великорусского языка... Т . 2 . С . 585;
Даль В.И . Толковый словарь русского языка. Современная версия... С . 424, 87.
8
В.И. Даль определяет ее так: «буденная одежда, мужская и женская, рабочая
сермяга, тяжелко, гунишка, сарафан». (Даль В.И . Толковый словарь русского язы­
ка. Современная версия... С . 87.)
9
В немецком языке существует аналогичное выражение: der graue Alltag — се­
рые будни, житейская проза.

44
А.В . Белова
ший негативный резонанс определение «обыденный» восходит к слову
«обы'денки», те. «сутки, день и ночь»
1
,
и вместо современного значения
«обыкновенный, заурядный»
2
в XIX в. обозначало «однодневный, одноден-
ный, суточный, об один день сделанный, одни сутки длящийся»
3
.
Этимологи­
чески «обыденность» относилась не к качеству, а к продолжительности. По
В.И . Далю «обыдённо, обыдёнкой, -дёнками, -дёнком, обыденьем» — «в один
день, за один день, одним днем, или в сутки, сутками, в 24 часа»
4
.
Таким об­
разом, по своему исходному смыслу слова «повседневный» и «обыденный»
5
выражали не сниженную оценку качества жизни, а конкретную временную
длительность, определенную часть недели и года.
Очевидно, понятия «повседневность» и «женская повседневность» нуж­
даются в дополнительной теоретической разработке. В качестве одной из
версий предложу свое определение «повседневности» и объяснение феноме­
на женской повседневности. Речь в данном случае может идти о так называе­
мом рабочем определении, не претендующем на исключительность.
На мой взгляд, повседневность — это жизненный континуум, непрерыв­
ность опытов, практик, восприятий, а главное — переживаний, реализу­
ющих субъективность. Не случайно история повседневности, в отличие от
прочих направлений и методологических подходов, — именно «пережитая»
история
6
.
Повседневность имеет формальную длительность, определяемую
суточным, годичным, жизненным циклами индивида. Вместе с тем время пов­
седневности — это субъективное время, дифференцируемое собственными
вехами в зависимости от значимости того или иного индивидуального пере­
живания и последующего воспоминания о нем. Эти вехи — структурообразу­
ющие ретроспективы повседневности — результат умножения определенного
субъективного опыта на поле культурных смыслов. При этом континуум пов­
седневности обеспечивает своеобразное вневременное тождество идентичнос-
1
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка... Т . 2. С. 637;
Даль В.И . Толковый словарь русского языка. Современная версия... С . 429.
2
Ожегов СИ. Словарь русского языка: Ок. 57000 слов / Под ред. НЮ. Шведо­
вой. 16-е изд., испр. M., 1984. С . 377.
3
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка... Т . 2. С. 637;
Даль В.И . Толковый словарь русского языка. Современная версия... С . 429.
4
Там же.
5
Характерно, что в немецком, французском, английском языках слова «обыден­
ный», отличного от «повседневный», не существует. Это значения одного и того же
слова: alltaglich — 1. ежедневный; повседневный 2. обыкновенный, обыденный;
заурядный; quotidien, -ne - ежедневный, повседневный, обыденный, будничный;
everyday — ежедневный; повседневный; обычный; обыденный
6
Bausinger H. Erlebte Geschichte — Wege zur Alltagsgeschichte // Saeculum 43.
1992. S . 95-107; BurkardtA. a .a .O . S . 60.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
45
ти, исходя из понимания «<Эго, или Я, которое> постоянно сопровождается
сознанием того, что оно идентично самому себе: как бы явно ни видел человек
собственные телесные, духовные и душевные изменения, он знает, что все-та ­
ки «по сути» (те. в самой сердцевине Я) он всегда остается тем же»
1
.
Объяснение феномена женской повседневности не исчерпывается прос­
той применимостью изложенного выше определения к субъектам-женщи­
нам. Речь идет о качественной специфике именно женских опытов и пе­
реживаний, жизненных практик и восприятий, поведенческих стратегий и
отношений. Под женской повседневностью (Frauenalltag) я понимаю спо­
собы проживания и переживания всех разновидностей, форм, сфер и про­
явлений неинституционализированного
женского опыта (как отрефлек-
сированного, так и ментального, вербального и телесного, эмоционального,
культурно-символического, хозяйственного, религиозного, сексуального и др.).
Важно подчеркнуть, что даже в рамках таких значимых в этнологическом и
социологическом дискурсах институтов, как, например, родство, брак, семья
и др., собственно женский опыт отличался разнообразием реакций, часто вы­
ходил за рамки предписываемых практик и «нормативных» поведенческих
стратегий. «Неинституционализированный
опыт» только и был специфи­
чески женским ввиду того, что опыт женщин в рамках того или иного соци­
ального института, конституируемого мужчинами, в чистом виде таковым
не являлся
2
. Институциональный женский опыт включался и адаптировался
«мужскими» институтами. Причем, адаптация через унификацию, а не через
плюральность — принадлежность мужского опыта. Опыт женского — это
опыт плюрального, неуловимого в прямом и символическом смыслах, нефик-
сируемого или с трудом фиксируемого мужчинами
3
.
1
Philosophisches Worterbuch. Neu bearbeitet von G. Schischkoff. Stuttgart, 1991.
S. 319. Цит. по: Шорэ Э. «Ничего так не ненавижу на свете, как материнство...»
Конструкты женственности и попытки преодоления их в воспоминаниях Л. Д . Мен-
делеевой-Блок // Пол. Тендер. Культура... M ., 2003. Вып. 3. С. 235.
2
Не случайно, раскрывая термин «патриархатный», Н.Л. Савкина замечает, что
«патриархатные отношения являются структурными, они укоренены в социальных
и культурных институциях и практиках и не могут быть объяснены системой вы­
боров, субъективными намерениями конкретных индивидов — мужчин или жен­
щин». См.: Савкина И. Пути, переулки и тупики изучения истории русской женс­
кой литературы // Женский вызов: русские писательницы XIX — начала XX века /
Под ред. Е . Строгановой и Э. Шоре. Тверь, 2006. С. 17.
3
Данный аспект применительно к вербальному дискурсу и «женскому пись­
му» давно разрабатывается феминистской литературной критикой (Иригарэ Л.
Пол, который не единичен // Введение в тендерные исследования. Ч. II... С. 132;
Колодны А. Танцы на минном поле. Некоторые наблюдения относительно теории,
практики и политики феминистской литературной критики // Там же. С . 836).

46
А.В . Белова
Своеобразным дисплеем женской субъективности являются так назы­
ваемые «субъективные источники» (subjektive Quellen)
1
в немецкой истории
повседневности, иначе называемые «частными источниками»
1
во француз­
ской традиции, или «источниками личного происхождения»
3
в российской.
Это важнейшие источники по истории повседневности: письма, дневнико­
вые записи, автобиографические тексты, мемуары, частные альбомы и жур­
налы, книги домашних расходов
4
.
Существенно, что они не только служат
источниками типичного для своего времени восприятия внешних событий,
но прежде всего выражают грань внутрипсихического переживания, сокро­
венные мечты и страхи, сознательные и бессознательные стратегии действия
и вытеснения
5
.
Следует заметить, что письменные источники личного про­
исхождения могут содержать записи устной коммуникации, дающей пред­
ставление о повседневном дискурсе, его содержании, функциях и свойствах.
Также к источникам по истории повседневности относятся предметы оби­
хода, визуальные свидетельства, такие как частные семейные фотографии,
которые могут оказаться своеобразным «резервуаром воспоминаний»
6
.
Важ­
ное значение имеют и источники, на которых базируется устная история (oral
history), а именно интервью-воспоминания. Последние позволяют выявить
плюральность культур и жизненных укладов, сделать акцент на различиях
ценностных ориентации и мотиваций человеческих действий, отказаться от
монолитной картины мира, якобы присущей людям разного пола, находя­
щимся на разных уровнях властных иерархий.
С учетом специфики источников по изучению женской повседневности
еще более отчетливыми становятся отличия ее от мужской повседневнос­
ти. Мужчины — авторы «воспоминаний» или «записок» — в большинстве
своем преследовали цель вписать себя, какие-то вехи своих индивидуальных
биографий в общественный, точнее, государственный и, шире, исторический
контекст Даже при ведении образа жизни частного лица позиционирование
себя в «мужских» текстах коррелировало со сферой публичного. Это непос­
редственно отразилось на жанровом своеобразии этих текстов, относимых
с источниковедческой точки зрения к мемуарам, в отличие от женских, ко-
1
Diekwisch H. Einleitung // Alltagskultur, Subjektivitat und Geschichte: Zur Theorie
und Praxis von Alltagsgeschichte... S. 10.
2
ПерроМ. Указ. соч. C. 50.
3
Румянцева М. Ф . Исторические источники XVIII — начала XX века // Источ­
никоведение: Теория. История. Метод. Источники российской истории: Учеб. по -
соб. / И.Н . Данилевский, В.В . Кабанов, О.М. Медушевская, М.Ф . Румянцева. M.,
1998. С. 466.
4
DiekwischH. a.a.O.S.9-11; DavinA. a.a.O.S. 39.
5
DiekwischH. a.a.O.S. 10.
6
Ebd.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
47
торые, вне зависимости от формальных названий, писались как автобиогра­
фии
1
. Интересно, что в «мужских» автобиографиях
2
, подчас представляющих
собой расширенную версию послужного списка, можно вообще не встретить
той самой «пережитой» истории, с которой и отождествляется повседнев­
ность. Нередко доминировавшие конструкты мужественности ориентиро­
вали мужчин на табуирование описаний собственных переживаний, внут­
ренних эмоциональных опытов, избегание в текстах подробностей того, что
происходило с ними изо дня в день в пределах частного пространства жизни
и не добавляло им, в их же глазах, большей значимости с точки зрения пуб­
личной репрезентации.
В женских письмах реже, чем в мужских, содержатся упоминания о фак­
тах общественно-политической значимости, принадлежащих событийной
истории, а чаще — описания повседневных реалий и личных переживаний
3
.
Вместе с тем в источниковедении долгое время преобладал утилитарный
подход к источникам личного происхождения, в том числе к частной пере­
писке, исключительно с точки зрения извлечения конкретных исторических
фактов
4
. Именно поэтому письма женщин занимают маргинальную позицию
в иерархии исторических источников, основанной на критерии узко понима­
емой документальности и «мнимой объективности»
5
.
Одним из наглядных
подтверждений служит невостребованность женских писем как источника
1
См.: Пушкарева Н.Л . У истоков женской автобиографии в России // Филологи­
ческие науки. 2000. No 3 . С . 62-69; Она же. Тендерная лингвистика и исторические
науки // ЭО. 2001. No 2. С . 31-Ю; Савкина Н.Л. «Пишу себя...»: Автодокументальные
женские тексты в русской литературе первой половины XIX века. Tampere, 2001.
2
См., напр.: Некоторые черты из жизни Дениса Васильевича Давыдова: Авто­
биография // Давыдов Д.В . Гусарская исповедь: Стихотворения. M., 1997. С. 5-20;
Суворов А.В. С. 15-79.
3
Белова А.В . Женская эпистолярная культура и дворянская повседневность в
России конца XVIII — первой половины XIX века // Российские женщины и ев­
ропейская культура: Мат-лы V конф., поев. теории и истории женского движения
(Санкт-Петербург, 7-9 июня 2001 г.) / Сост. и отв . ред. ГА . Тишкин. СПб., 2001.
С. 49-55; Она же. «Женское письмо» в дворянской культуре России конца XVIII —
первой половины XIX века // Выбор метода: изучение культуры в России 1990-х. . .
С. 260-273; Belova A. Women's Letters and Russian Noble Culture of the Late 18th and
Early 19th Centuries // Women and Gender in 18th-Century Russia / Ed. by W. Rosslyn.
Aldershot, Hampshire: Ashgate, 2003. P. 147-161.
4
См.: Белова А.В. «Женское письмо» как источник по истории российской дво­
рянской повседневности // Источниковедение и историография в мире гуманитар­
ного знания: Доклады и тезисы XIV научн. конф. (Москва, 18-19 апреля 2002 г.) /
Сост. РБ. Казаков; Редкол.: В.А . Муравьев (отв. ред.), А.Б . Безбородов, СМ. Каш­
танов, М.Ф. Румянцева. M ., 2002. С . 117.
5
Будде Г. - Ф. Указ. соч. С. 140.

48
А.В. Белова
и в центральных, и в региональных архивах (например, в РГАДА, ЦИАМ,
ГАТО). Акцент в мужских письмах почти всегда делается на описании оче-
виднособытийного, причем эта внешняя по отношению к мужчине как к
субъекту событийность практически никогда не связана с внутренним миром
его собственной эмоциональности. В мужском дискурсе запечатлеваются не­
кие условно общезначимые, с точки зрения этого дискурса, факты и события,
характеризующие мир вокруг мужского субъекта. Письма мужчин либо от­
ражают уже существующую включенность их в иерархию, либо как раз вы­
страивают такую иерархию. В мужских письмах прочитывается субордини-
рованность по отношению к адресату вне зависимости от пола последнего.
Для женщин же характерно и, следовательно, более значимо установление
горизонтальных связей, создание «сети отношений» (термин К. Гиллиган),
вместо акцентирования властной вертикали. Искренняя привязанность
предпочитается ими маркированию статусов. Для женщины написание пи­
сем — постоянно возобновляющееся переживание собственной субъектив­
ности, для мужчины, как правило, вынужденная необходимость передачи
конкретной информации или поиска защиты, протекции, покровительства.
1.2 . «Женская повседневность» в современном
российском научном дискурсе
В российском научном пространстве женская повседневность как область
исследования находится в позиции, как минимум, двойной маргинальности из-
за неоднозначности статусов тех субдисциплин, с которыми она непосредствен­
но соотносится, а именно истории повседневности и истории женщин.
Во-первых, как уже отмечалось выше, в отличие от западных националь­
ных историографий, процесс институционализации истории повседневнос­
ти как одного из направлений в российской исторической науке сегодня
нельзя считать завершенным. Изучение повседневных опытов «обычных»
людей блокируется консервативным глобализмом традиционного научного
сознания
1
.
До восприятия же истории повседневности «как интегративного
метода познания человека в истории, как истории «целиком», то есть «то­
тальной» истории»
2
, как инструмента видения «всей истории» сквозь при-
1
Белова А.В . Повседневность русской провинциальной дворянки конца
XVIII — первой половины XIX в. (к постановке проблемы)... С . 270-271; Она же.
Повседневная жизнь русской провинциальной дворянки конца XVIII — первой по­
ловины XIX века как проблема исследования... С . 76-77.
2
Ястребицкая А.Л. Город в системе повседневной культуры средневековья:
костюм и мода... С. 344; Она же. О культур-диалогической природе историогра­
фического... С . 44.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
49
зму повседневных опытов и переживаний многих конкретных людей, — тем
более, далеко.
Во-вторых, многочисленность прикладных исследований в отечественной
историографии 1980-1990-х гг.
1
, которые могут быть отнесены к проблемно­
му полю истории женщин, и разнообразие трактовок названия, предмета и на­
правлений, отражающее особенности ее институционализации в историографи­
ческом дискурсе, от «исторической феминологии» (термин Н.Л . Пушкаревой)2
до «новой российской истории женщин» (термин И.И . Юкиной)3, позволяют
судить об истории женщин как об особой субдисциплине в постсоветской
историографии. Между тем ей по-прежнему необходимо доказывать свою
эвристическую значимость для корректировки объяснительных концептов
прошлого. Представленная полновесной традицией конкретно-исторических
и интерпретирующих исследований, эта субдисциплина продолжает, тем не
менее, нести реноме экзотичности и дополнительности.
В то же время значение истории женской повседневности как научного
направления в современном историко-этнологическом и культурологическом
знании велико. Анализ повседневного измерения истории способствует выяв­
лению антропологической и эмоциональной составляющих жизненных опы­
тов и переживаний людей без учета которых, картина исторического прошлого
не может быть воссоздана адекватно. Прежде всего это касается женских опы­
тов, которые, в большинстве своем, были менее, чем мужские, связаны с пуб­
личной сферой. Проблематизация женской повседневности позволяет сделать
объектами историко-этнологического изучения те культуры, которые ни­
когда не маркировались как традиционные, и, следовательно, не привлекали
внимания этнологов (например, дворянская
4
), а историками воспринимались
как преимущественно «мужские», описываемые в терминах государственной
службы. Именно исследование женской повседневности станет одним из иско-
1
См.: Пушкарева Н.Л. Новейшие разработки в области «женской истории» в
России: направления и методы научного поиска (1986-2000 гг.) // Пушкарева Н.Л .
Русская женщина: история и современность: История изучения «женской темы»
русской и зарубежной наукой. 1800-2000: Материалы к библиографии. M ., 2002.
С. 34-45.
2
Пушкарева Н.Л. От «his-story» к «her-story»: рождение исторической фемино­
логии... С. 20-45.
3
Юкина И.И . Проблема институционализации женской и тендерной истории в
современной отечественной историографии // Юкина И.И . История женщин Рос­
сии: Женское движение и феминизм в 1850-1920-е годы. Материалы к библиогра­
фии. СПб., 2003. С. 28-47 .
4
Белова А.В . Повседневность русской провинциальной дворянки конца XVIII —
первой половины XIX в. (к постановке проблемы)... С . 272-273; Она же. Женская
повседневность как предмет этнологического изучения... С . 284-285.

50
А.В. Белова
мых реальных путей «интеграции истории женщин в пространство всеобщей
истории»
1
. П ри этом аналитический подход к женской повседневности позво­
ляет реализовать новое качество исторического и этнологического исследова­
ния, поскольку история повседневности, будучи «пережитой» историей, — это
«история изнутри» (Geschichte von innen)
2
.
Незавершенность институционализации истории повседневности объяс­
няется, на мой взгляд, своеобразием, с которым это направление «прижи­
вается» в отечественной историографии. В российском научном дискурсе
последних лет проблемы истории повседневной жизни все чаще заявляют
о себе как имеющие самостоятельную аналитическую, методологическую и
источниковедческую значимость. Начало их изучению было положено еще
во второй половине 80-х гг. XX в., а отчасти даже в 70-е гг.
3
и ознаменова­
но наряду с появлением работ отечественных ученых переводом на русский
язык в 1986 г труда Фернана Броделя «Структуры повседневности: Возмож­
ное и невозможное»
4
. Выход единичных публикаций, связанных с изучением
повседневности, в первой половине 1990-х гг .
5
, или в так называемый пос­
тперестроечный период, достигает своеобразного пика во второй полови­
не 90-х гг.
6
и затем переживает еще больший подъем в первые годы нового
столетия, когда появилось значительное число научных исследований
7
,втом
1
Репина Л.П. «Новая историческая наука» и социальная история... С. 214 .
2
BorscheidP. a.a .O. S. 398; Groh D. "Geschichte von unten — Geschichte von innen". Blick
iiber die Grenzen S. 175-181.
3
Как видно из последующих сносок, отдельные исследования, затрагивающие пробле­
матику «истории повседневности», можно встретить в российской, а тогда еще советской,
историографии и в 70-е гг. XX в.
4
Броделъ Ф. Структуры повседневности: Возможное и невозможное / Пер. с фр. M., 1986.
5
См., напр.: ЛелекоВ.Д. Эстетика повседневности. СПб ., 1994.
6
См., напр.: Ионин Л.Г. Повседневность // Культурология. XX век: Словарь. СПб ., 1997. С. 340 -342;
Козлова Н.Н . Горизонты повседневности советской эпохи: голоса из хора. M ., 1996; Козъякова М.И . Эсте­
тика повседневности: Материальная культура и быт Западной Европы XV-XIX веков. M ., 1996; Левина
Н.Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920-1930 годы. СПб ., 1999; Малышев
В.А . Цепочки качественной сложности: философия, наука, мистика в повседневной жизни. M ., 1997; Пов­
седневность середины 90-х годов глазами петербуржцев. СПб ., 1999; Российская повседневность 1921¬
1941 гг.: Новые подходы. СПб ., 1995; Человек в кругу семьи: Очерки по истории частной жизни в Европе
до начала нового времени / Под ред. Ю.Л. Бессмертного. M., 1996.
7
См., напр.: Антипина В.А . Повседневная жизнь советских писателей 1930-1950-е годы. M., 2005; Без-
гин В.Б . Крестьянская повседневность. (Традиции конца XIX — начала XX века). M .; Тамбов, 2004; Он же.
Скрытая повседневность (половые отношения в русской деревне конца XIX — начала XX в.) // Клио. No 3
(26). 2004 . С . 103-107; Беловинский Л.В. Изба и хоромы: Из истории русской повседневности. M ., 2002; Бог­
данов KA. Повседневность и мифология: исследования по семиотике фольклорной действительности. СПб.,
2001; В перспективе культурологии: повседневность, язык, общество / Редколл.: O.K. Румянцев (отв. ред.) и
др. M., 2005; Гончаров Ю.М . Очерки истории городского быта дореволюционной Сибири (середина XIX —
начало XX в). Новосибирск, 2004; Города Сибири XVII — начала XX в. Вып. 2 . История повседневности:
Сб. научн. ст / Под ред. В.А . Скубневского, Ю.М . Гончарова. Барнаул, 2004; Гофман И. Представление себя
другим в повседневной жизни. M ., 2000; Журавлев СВ. «Крепость социализма»: повседневность и моти­
вация труда на советском предприятии, 1928-1938 гг M., 2004; Золотухина-Аболина Е.В . Повседневность
и другие миры опыта. M ., 2003; Зубкова Е.Ю . Послевоенное советское общество: Политика и повседнев­
ность. 1945-1953 гг. M ., 2000; История повседневности... СПб ., 2003; Косовин И.Т., Щавелев СП. Анализ
повседневности. M., 2004; Кожевников СБ. Аксиология повседневности. Краснодар, 2003; КоротковаМ.В.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
51
числе диссертационных
1
, обширный пласт научно-популярных изданий
2
и
даже, что особенно показательно, некоторое количество учебной и учебно-
методической литературы
3
.
Несмотря на эту, в целом, позитивную динамику
Культура повседневности: История костюма. M., 2002; Кром М.М. Указ. соч.; Левина Н.Б ., Чистиков А.Н
Обыватель и реформы: картины повседневной жизни горожан в годы нэпа и хрущевского десятилетия.
СПб., 2003; Лелеко В.Д. Пространство повседневности в европейской культуре. СПб., 2002; Малышева С
Советская праздничная культура в провинции: пространство, символы, исторические мифы (1917-1927).
Казань, 2005; Найденова Л.П. Мир русского человека XVI-XVII вв. (по Домострою и памятникам права).
M., 2003; Нормы и ценности повседневной жизни: Становление социалистического образа жизни в Рос­
сии, 1920-1930-е годы. СПб., 2000; Одиссей. Человек в истории. 2005: Время и пространство праздника.
M., 2005; Олейник А.Н. Тюремная субкультура в России: от повседневной жизни до государственной власти.
M., 2001; Опыт повседневности: Памяти Сергея Юрьевича Румянцева. M ., 2005; Поляков Ю.А . Человек в
повседневности (Исторические аспекты) // ВИ. 2000 . No 3. С. 125-132; Проблемы повседневности в истории:
образ жизни, сознание и методология изучения. Ставрополь, 2001; Рабинович Е.Г. Риторика повседневности:
Филологические очерки. СПб., 2000; Рис П. «Русские разговоры»: культура и речевая повседневность эпохи
перестройки. M., 2005; Руга В., Кокорев А. Москва повседневная: очерки городской жизни начала XX века.
M., 2005; СавченкоЛ.А. Социология повседневности. Ростов-на-Дону, 2000; Сенявский А.С. Повседневность
как методологическая проблема микро- и макроисторических исследований (на материалах российской
истории XX в.) // История в XXI в. Историко-антропологический подход в преподавании и изучении истории
человечества. M., 2001; Советская повседневность и массовое сознание. 1939-1945 гг.: Сб. док-тов. M ., 2003;
Средние слои в истории Запада и Востока: Быт и нравы: Сб. научн. ст. Нижневартовск, 2004; Токарев СВ.
Повседневная жизнь в период обсуждения, принятия и реализации конституции СССР 1936 года. Курск,
2002; Уральский город XVIII — начала XX вв.: Сб. ст. Екатеринбург, 2001;ХреновНА. Человек играющий
в русской культуре. СПб., 2005; Ценности повседневной деятельности горожан / Отв. ред. TM . Караханова.
M., 2004; Частная жизнь привилегированных слоев Запада и Востока: Сб. научн. трудов. Нижневартовск,
2003; Человек в мире чувств: Очерки по истории частной жизни в Европе и некоторых странах Азии до
начала нового времени / Отв. ред. Ю.Л . Бессмертный. M., 2000; Чулкина Н.Л. Мир повседневности в языко­
вом сознании русских: лингвокультурологическое описание. M., 2004; Шубкин Н.Ф. Повседневная жизнь
старой русской гимназии: из дневника словесника Н.Ф. Шубкина за 1911-1915 гг СПб., 1998; Щавелев СП.
«Синяя птица» повседневности: (этюды антропологии обыденного сознания). Курск, 2002; Noblesse oblige:
Праздничная и повседневная жизнь господствующих слоев Европы XVI-XX столетий. Вып. 1. Орел, 2003.
1
См., напр.: Антипина В.А. Повседневная жизнь советских писателей в 1930-х
—
начале 1950-х гг:
Авт. дисс... к.и.н. M ., 2005; АрнаутоваЮ.Е. Взаимодействие христианской этики и архаической традиции
в повседневной жизни средневекового общества Западной Европы ( на мат-лах представлений о болезни и
целительных практик в VI-XIII вв.): Авт. дисс... д .и .н. M ., 2005; ВорожбитоваМ.В.
Повседневный уклад
жизни московского населения середины XVIII в.: По материалам Канцелярии конфискации: Авт. дисс...
2004; Гришунин П.В. Студенчество столичных университетов: структура повседневной жизни. 1820 -е
—1 88 0 -е гг.: Авт. дисс... к.и.н. СПб ., 2005; Доронина М.В. Культура повседневности русской разночин­
ной интеллигенции во второй половине XIX века: соотношение «идеального» и «реального»: Авт. дисс...
к.и.н. M., 2004; Желтое МИ. Проблемы принятия решений в практике повседневности (на мат-ле фоль­
клора): Авт. дисс...; ЖулеваМ.С История повседневности жителей г Кургана в 1929-1941 гг: Авт. дисс...
Курган, 2004; Корноухова Г.Г. Повседневность и уровень жизни городского населения СССР в 1920-1930-е
гг. (на мат-лах Астраханской области): Авт. дисс... к.и.н. M., 2004; Лысев А.В. Русский порт-Артур в 1904
году: История военной повседневности: Авт. дисс... 2002; Николаева Е.В. Нетрадиционализм в культуре
повседневности: российская версия конца XX века: Авт. дисс... к . культур. M ., 2004; Петушкевич А.В .
Человеческие судьбы в истории повседневности: по мат-лам рода Петрушкевичей. 1613 -1963: Авт. дисс...;
Попова Ю.И . Повседневная жизнь крестьянства Олонецкой губернии в XIX веке: Авт. дисс... к .и.н. Пет­
розаводск, 2004; Рожков А.Ю . Молодой человек в Советской России 1920-х годов: повседневная жизнь в
группах сверстников (школьники, студенты, красноармейцы): Авт. дисс...; Утехин Н.В. Быт больших ком­
мунальных квартир г Ленинграда (Петербурга) в 1970-90-е гг: стереотипы повседневного поведения: Авт.
дисс... 2001; Чередникова А.Ю . Повседневная жизнь национальных меньшинств Веймарской Республики:
Авт. дисс... к.и.н. Иваново, 2005.
2
Речь идет о широко известной книжной серии «Живая история: Повседневная жизнь
человечества» издательства «Молодая гвардия».
3
См., напр.: Арутюнов С.А., Рыжакова СИ. Когда мир обретает форму: историческая па­
мять и повседневность // Арутюнов С. А., Рыжакова СИ. Культурная антропология. M., 2004;

52
А.В . Белова
в историографии российской истории повседневности, ставшему теперь оче­
видным интересу к данной проблематике предшествовал период скепсиса и
непонимания в отношении возможности и, главное, актуальности изучения
повседневной жизни «рядовых» людей, ничем, в общепринятом смысле, не
знаменитых. В этой связи особенно консервативными (по причине повышен­
ной идеологизированности в советское время и большей «закрытости» от
проникновения западных научных концепций) были такие дисциплины, как
история России и отечественное историческое краеведение.
История повседневности не могла оформиться в качестве научного на­
правления прежде осознания «повседневного» как предмета исторического
исследования. Никакое количественное приращение фактов, собирание «по
крупицам» мельчайших подробностей и нюансов быта само по себе не ведет
к постановке исследовательских проблем истории повседневности. Необ­
ходим «внешний» импульс, толчок, мотивация, придающая эвристическую
значимость изучению повседневного измерения человеческой жизни. Нали­
чие такого «импульса» характерно как для западной, так и для российской
историографии истории повседневности. На Западе — это была острая поли­
тическая мотивация, обусловившая появление, как говорилось выше, «исто­
рии снизу». История повседневности, по оценкам немецкой историографии,
рождалась на волне мощного идеологического протеста.
В российской историографии мотивация была иной, но не менее значи­
мой. Речь идет о методологическом тупике, эвристической несостоятельнос­
ти позитивистской
1
историографии, о регистрируемом в 1990-е гг «кризисе
исторического знания» на постсоветском пространстве и «методологической
растерянности» многих историков, их, по выражению А.Я . Гуревича, «безза­
ботности в отношении к методу и теории познания»
2
.
Стремление специалис­
тов, называющих себя «россиеведами», к институционализации новой дис-
Гавришина О.В. Культура повседневности. XX век // Программы учебных курсов
/ Отв. ред. Д.П . Бак. M., 2000. С. 177 -186; Она же. Подходы к изучению культуры
повседневности // Там же. С . 153-164; Георгиева Т.С . Частная жизнь и быт древних
обществ: Учеб. пособ. M., 2005; Козьякова М.Н . История. Культура. Повседнев­
ность. Западная Европа: от античности до XX века: Учеб. пособ. по культурологии
для высших учеб. заведений. M., 2002; Новикова Н.Л. Культура повседневности:
теоретический аспект: Учебник. Саранск, 2004; Шпак Л.Л . Социология повседнев­
ной жизни: Учеб. пособ. Кемерово, 2001.
1
О позитивизме в историографии см.: Медушевская О.М . Позитивистские ме­
тоды исторического исследования // Источниковедение: Теория. История. Метод.
Источники российской истории... С. 47 -50; Она же. Преодоление позитивистской
методологии // Там же. С. 50-53.
2
Гуревич А.Я. Историк конца XX века в поисках метода... С. 5 .

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
53
циплины («россиеведения»
1
), в основе которой лежала бы изначально «теория
русской истории», понятно и обосновано, на мой взгляд, желанием обособить­
ся от методологически пассивной и, следовательно, концептуально аморфной
«отечественной истории», незадолго до этого, правда, именовавшейся «исто­
рией СССР». Единственной ее методологией, как многие помнят, была идеоло­
гия тоталитарного мышления, основанная на догматическом марксизме.
С момента, когда на рубеже 1980-х
—
1990-х гг . надобность в «марк­
систско-ленинской» маркировке исследований отпала, «отечественная ис­
тория» осталась в состоянии почти полной методологической беспомощ­
ности
2
, судорожно цепляясь за возможность ликвидировать «белые пятна»
в недавней политической истории и реабилитировать ранее ею же очернен­
ные имена и события. Не спасала, по точному замечанию С.Д. Серебряного,
и смена «формационного» подхода на столь же догматически трактуемый
«цивилизационный»
3
.
Не случайно те, кто «читали» источники по русской
истории, а не «извлекали» из них факты, обращались к методам и подходам,
рецепированным у западной историографии отечественной медиевистикой.
Мощное отечественное источниковедение и теоретически оснащенная ме­
диевистика лишь усиливали ощущение «провала» отечественной истории.
Поиск «выхода из тупика» осуществлялся разными путями.
Понятно, почему первые исследования по истории повседневности в
российском научном дискурсе второй половины 80-х
—
первой полови­
ны 90-х гг . XX в., касающиеся анализа повседневной культуры и различных
аспектов повседневного, появились не в области русской истории, а в об­
ласти антиковедения (работы Г.С . Кнабе
4
) и западноевропейской медиевис­
тики (работы приверженцев исторической антропологии, идущей вслед за
школой «Анналов», А.Я . Гуревича
5
, А.Л . Ястребицкой
6
и Ю.Л . Бессмертно-
1
Пивоваров Ю.С., Фурсов А.И . О нынешней ситуации и проблемах изучения
русской истории (на путях к россиеведению) // Русский исторический журнал:
Журнал Института Русской Истории PPTY M., 1998. Т. I. No 1. С. 5 -71.
2
Об утрате методологических оснований также см.: Введение // Источникове­
дение: Теория. История. Метод. Источники российской истории... С. 11 .
3
Серебряный С.Д . Указ. соч. С . 20.
4
Кнабе Г.С . Древний Рим — история и повседневность: Очерки. M., 1986;
Он же. Диалектика повседневности // Кнабе Г.С . Материалы к лекциям по общей
теории культуры и культуре античного Рима. M ., 1994. С . 29-56.
5
Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. M ., 1981; Он же. Ка­
тегории средневековой культуры. 2 -е изд. M ., 1984 (1-е изд. M., 1972); Онже. Культура
и общество средневековой Европы глазами современников: Exempla XIII в. M., 1989;
Он же. Средневековый мир: Культура безмолвствующего большинства. M ., 1990.
6
Ястребицкая А.Л. Западная Европа XI-XHI веков: Эпоха. Быт. Костюм. M., 1978;
Она же. Женщина в повседневной жизни позднего средневековья // Культура и обще-

54
А.В. Белова
го
1
). Теоретические аспекты этих исследований были связаны, в основном,
с интерпретацией сложившейся во французской историографии парадигмы
«структур повседневности», а также с проблемой выделения истории пов­
седневности как истории «обычных» людей во взаимодействии материаль­
ных и ментальных структур их жизни в самостоятельную субдисциплину из
новой социальной истории
2
школы «Анналов». Вместе с тем в работах на­
званных ученых справедливо подчеркивалось, что в последней трети XX в.
история повседневной жизни получила массовое распространение не только
во Франции, но и в целом ряде других европейских стран, в особенности в
Германии и Австрии
3
.
Уже в 1990 г в России появился аналитический обзор
ство в средние века в зарубежных исследованиях. M ., 1990; Она же. Повседневность
и материальная культура Средневековья в отечественной медиевистике // Одиссей. Че­
ловек в истории. 1991. M., 1991. С. 84-102; Она же. Материальная культура и образ
жизни в Европе на исходе средневековья // История Европы с древнейших времен до
наших дней: В 8 т. M ., 1993. Т . 3: От средневековья к новому времени (конец XV—пер­
вая половина XVII в.). Ч . 1 . Гл. 1 . С . 16-40; Она же. Европейский мир XVI — середины
XVII в. Материальная культура и повседневная жизнь // Средневековая Европа глазами
современников и историков: Кн. для чтения: B 5 ч. / Отв. ред. А .Л . Ястребицкая. M .,
1995. Ч . 5: Человек в меняющемся мире. С . 64-129; Она же. Город в системе повсед­
невной культуры средневековья: костюм и мода... С. 341-403.
1
Бессмертный Ю.Л. К изучению матримониального поведения во Франции
XII-XIII вв. // Одиссей. Человек в истории. 1989. M ., 1989. С . 98-113; Он же. Брак,
семья, любовь в средневековой Франции // «Пятнадцать радостей брака» и другие
сочинения французских авторов XIV-XV веков / Сост. и отв . ред. Ю.Л. Бессмер­
тный. M., 1991; Он же. Жизнь и смерть в средние века: Очерки демографической
истории Франции. M ., 1991; Он же. Новая демографическая история // Одиссей.
Человек в истории. 1994. M ., 1994. С . 239-256; Он же. Брак, семья и любовь
// Средневековая Европа глазами современников и историков... M ., 1995. Ч . 3.
С. 315-325.
2
См. об этом: Ястребицкая А.Л . Город в системе повседневной культуры
средневековья: костюм и мода... С. 343. Также см.: Пушкарева Н.Л. Тендерные
исследования: рождение, становление, методы и перспективы // ВИ. 1998. No 6.
С. 77; Она же. История женщин и тендерный подход к анализу прошлого в кон­
тексте проблем социальной истории // Социальная история. Ежегодник, 1997. M.,
1998. С. 69-94. О социальной истории как о направлении современной истори­
ографии см.: Репина Л.П . «Новая историческая наука» и социальная история...
С. 8-72.
3
См., напр.: Ястребицкая А.Л. Город в системе повседневной культуры сред­
невековья: костюм и мода... С . 346. Один из примеров прикладных исследований,
демонстрирующих сопряженность в западной историографии истории женщин и
истории повседневности см.: Frau und Spatmittelalterlicher Alltag. Wien, 1986. Под­
робнее об этом уже говорилось в настоящей главе.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
55
исследований по «истории повседневности» в немецкой историографии того
времени, среди которых особое внимание уделялось периоду новейшей ис­
тории 20-40-х гг. XX в.
1
Еще раз хочу подчеркнуть, что в российской историографии 1990-х гг . ре­
цепция западных концепций «истории повседневности» в большей степени
нашла отражение в трудах антиковедов, медиевистов и модернистов, изучав­
ших западноевропейскую историю. Тем более ценными представляются ис­
следования в этом направлении, предпринятые на предметном поле русской
истории. Именно здесь с изучением истории повседневности дело обстояло
гораздо сложнее.
Традиционная историография отечественной истории продолжала по
инерции «мыслить» макроструктурами, сменив классификационный при­
знак и оценку его с господствовавшего долгое время догматизированного
формационного подхода на недавно воспринятый, но сразу же абсолюти­
зированный и потому также имевший все шансы стать догмой цивилизаци-
онный подход. Это походило на смену названия при полном тождестве ис­
следовательской парадигмы. Ни новых методов, ни новой проблематики, за
исключением тех новых тем, обсуждение которых до «перестройки» было
невозможно по идеологическим соображениям, в историографическую тра­
дицию постперестроечного времени привнесено не было, и от изучения со­
бытийно-политического и социально-экономического аспектов истории до
повседневного опыта субъектов этой истории было все еще далеко.
Наметившийся еще в 1980-е гг . своеобразный «прорыв» к «истории пов­
седневности» на материале российских исторических реалий был совершен
не собственно историками-русистами, как можно было бы ожидать — имен­
но по причине большего довления над ними идеологических схем, а специ­
алистами в области литературоведения (работы Ю.М. Лотмана
2
о символике
бытового поведения русской дворянской элиты XVIII — начала XIX в.), в об­
ласти этнологии (работы Н.Л. Пушкаревой
3
о частной жизни и повседневном
1
Оболенская СВ. «История повседневности» в современной историографии
ФРГ... С . 182-198. Также см.: Она же. Некто Йозеф Шефер... С. 128-147.
2
Лотман Ю.М . Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий: По­
соб. для учителя. Л ., 1980; Он же. Декабрист в повседневной жизни // Лотман
Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь: Кн. для учителя.
M., 1988; Он же. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства
(XVIII —начало XIX века). СПб., 1994.
3
Пушкарева Н.Л. Женщины Древней Руси. M., 1989; Она же. Женщины России и
Европы на пороге Нового времени. M., 1996; Она же. «Живя и труждаясь в подавле­
ние окольным людям» (Женский труд и женские занятия в российской повседневности
X-XVII вв.) // Женщинав российском обществе. 1996. No 2. С. 18-27; Онаже. Частная
жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X — начало XIX в.) . M ., 1997.

56
А.В. Белова
быте русских женщин X — начала XIX в.) и искусствоведения (работы
RM. Кирсановой
1
о русском костюме и повседневном быте XVIII-XIX вв.).
Самостоятельность и нестандартность их исследовательских подходов по от­
ношению к западным концепциям доказывается тем, что к анализу проблема­
тики повседневной жизни и повседневного быта эти ученые пришли разными
путями, занимаясь изысканиями в различных, формально не связанных меж­
ду собой дисциплинах. Однако всех их объединяет, и это особенно важно,
своеобразная «пограничность» исследований. В работах Лотмана, основате­
ля тартуско-московской школы семиотики, — это грань литературоведения
и семиотики (уточню, что последняя дисциплина развивалась усилиями гу­
манитариев-нонконформистов), у Пушкаревой — грань этнологии и истории
женщин (дисциплины, которая в России 80-х — первой половины 90-х гг
XX в. не была признанной), у Кирсановой — искусствоведения и истории
моды (дисциплины, также не относимой в советской историографии к раз­
ряду приоритетных). Такая ситуация лишь подтверждает, что проблематика
истории повседневности может быть выявлена с наибольшей очевидностью
на стыке научных направлений и изначально может характеризоваться как
междисциплинарная. Более того, ее трудно интерпретировать без привлече­
ния методов и подходов, познавательных возможностей и стратегий разных
направлений гуманитарного знания. Также обращает на себя внимание и то,
что все три вышеназванных автора с разных позиций занимались изучением
реалий именно дворянской, в том числе и женской, повседневности.
Тем самым можно констатировать, что история повседневности, несмот­
ря на возникновение вне рамок официальной историографии, «пробилась»
на исследовательское поле русской истории. В настоящее время она оцени­
вается представителями отечественной академической науки как «привлека­
ющая особое внимание науки наших дней»
2
, вызывающая повышенный ин­
терес
3
и жизнеспособная
4
.
Свидетельства этого, во-первых, растущее число
1
Кирсанова PM. Розовая ксандрейка и драдедамовый платок: костюм — вещь и
образ в русской литературе XIX века. M ., 1989; Она же. Костюм в русской художест­
венной культуре XVHI — первой половины XX вв.: Опыт энциклопедии / Под ред. Т .Г . Мо­
розовой, В. Д. Синюкова. M ., 1995; Она же. Офранцуженный сарафан: Как Екатерина
Великая пыталась скроить европейское платье на русский манер // Родина. 1997.
No 7. С. 33 -37; Она же. Сценический костюм и театральная публика в России XIX века.
Калининград, 2001; Она же. Русский костюм и быт XVIII-XIX веков. M., 2002.
2
Шмидт СО. Усадьбоведение и краеведение // Шмидт СО. Археография. Ар ­
хивоведение. Памятниковедение: Сб. ст . M ., 1997. С . 303 .
3
Ястребицкая А.Л. Город в системе повседневной культуры средневековья:
костюм и мода... С . 342-343.
4
Пушкарева Н.Л. Тендерные исследования: рождение, становление, методы и
перспективы... С. 77 .

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
57
публикаций, исследующих те или иные аспекты повседневных опытов раз­
личных слоев российского и советского общества
1
, а не только дворянства,
во-вторых, проведение научных конференций или отдельных секций, летних
школ, на которых обсуждаются с позиций разных дисциплин проблематика
и подходы истории повседневности
2
, в-третьих, постоянные рубрики в ши­
роко известных изданиях — историческом журнале «Родина»
3
и ежегоднике
1
См. предыдущие сноски.
2
См., напр.: Белова А.В. История повседневности и тендерное измерение рус­
ской дворянской культуры // Города Европейской России конца XV — первой по­
ловины XIX века: Мат-лы междунар. научн. конф. 25-28 апреля 2002 г., Тверь — Ka-
шин-Калязин: В 2 ч. / Отв. ред. Н .В . Середа. Тверь, 2002. Ч. 1. С . 63-72; Градскова Ю.В.
«Обычная советская женщина»: Идентичность и повседневные практики // Тендер­
ные отношения в России: история, современное состояние, перспективы: Мат-лы
междунар. научн. конф. (Иваново, 27-28 мая 1999 г.) / Отв. ред. О.А. Хасбулатова.
Иваново, 1999. С. 26-28; История российской повседневности: Мат-лы 26 Всеросс.
заочн. конф. СПб., 2002; Каменский А.Б . История повседневности русского города:
постановка проблемы: история, язык, пространство // Мат-лы 3-й Всеросс. летней
школы «Провинциальная культура России: подходы и методы изучения истории
повседневности» (Казань, июнь-июль 2002 г.) Казань, 2002. С. 43-56; Он же. Пов­
седневная жизнь русского города XVIII века (по мат-лам Бежецкого городового ма­
гистрата) // Управление городами: история и современность: Мат-лы научн. конф.
(Тверь, 23-24 ноября 2000 г.) Тверь, 2001. С . 141-154; Он же. Повседневная жизнь
русского города XVIII в. как источниковедческая проблема // Источниковедение и
историография в мире гуманитарного знания... С. 237-244; Курьянович А.В. История
повседневности: особенности подхода, цели и методы // История в XXI веке: исто-
рико-антропологический подход в преподавании и изучении истории человечест­
ва: Мат-лы междунар. интернет-конф. M., 2001. С . 35-44; Манкевич И.А. Поэтика
костюма: «повседневная жизнь» вещи и образа в культурологическом измерении
// Пушкинские чтения — 2003 / ЛГОУ им. А .С . Пушкина. СПб., 2003. С . 54-61;
Мифология и повседневность. Выл 1-2 . СПб., 1998; Мифология и повседнев­
ность: Тендерный подход в антропологических дисциплинах: Мат-лы научн. конф.
(Санкт-Петербург, 19-21 февраля 2001 г.) / Сост.: К.А. Богданов, AA. Панченко.
СПб., 2001; Повседневность российской провинции: история, язык и пространс­
тво: Мат-лы третьей Всеросс. школы. . . Казань, 2002; Поэтика повседневности:
Фольклор. Худ. лит .: М-лы междунар. науч. конф. «Пушкинские чтения — 2005».
6-7 июня 2005 года: СПб., 2005; Феномен повседневности: гуманитарные исследо­
вания. Философия. Культурология. История. Филология. Искусствоведение: Мат-
лы междунар. науч. конф. «Пушкинские чтения — 2005» (Санкт-Петербург,
6-7 июня 2005 г.) / Ред.- сост . И .А. Манкевич. СПб., 2005 и др.
3
См. статьи рубрики «Российская повседневность» («Повседневность»), в т.
ч.: Пушкарева Н.Л. (под псевдонимом Львова Н.) Государыня дома: день из жизни
женщины допетровского времени // Родина. 1996. No 3 . С . 40-44; Белова А.В . Без
родительского попечения: провинциальные дворянки в столичных институтах //
Родина. 2001. No9.С.29-31идр.

58
А.В. Белова
«Социальная история»
1
, в-четвертых, признание в 2003 г. Российской Ака­
демией Наук истории повседневности одним из основных направлений фун­
даментальных исследований в разделе «Историко-филологические науки»
2
.
Вместе с тем нельзя не заметить определенной асимметрии в современных
исследованиях по истории русской повседневности, которая проявляется, на
мой взгляд, в следующем.
Во-первых, в отсутствии полномасштабных комплексных исследований
повседневных практик и «структур повседневности» представительниц и
представителей тех или иных групп или слоев общества в разные периоды
истории на фоне большого числа исследований, посвященных отдельным
частным аспектам и проявлениям «повседневности». Исключение в этой
связи представляет изучение Н.Л. Пушкаревой повседневной жизни русских
женщин допетровского времени. В XVIII в. социокультурная ситуация в Рос­
сии усложняется, и каждая социальная страта нуждается в специальной ре­
конструкции собственного, как правило, внутренне дифференцированного,
повседневного опыта, «прочитанного» в тендерном аспекте.
Второе проявление вышеупомянутой асимметрии видится в недостаточ­
ной теоретической оснащенности российских исследований, в которые до
сих пор слабо интегрированы западные концепты «истории повседневнос­
ти» и широкой известностью пользуются в основном лишь некоторые из
них — а именно трактовки Ф. Броделя, Ж. Ле Гоффа, И. Хейзинги
3
. При этом
существует круг прикладных изысканий, не маркируемых как исследования
по «истории повседневности», но, несомненно, относящихся именно к этой
предметной области. В большинстве случаев — это, скорее, эссе, чем стро­
го научные штудии, которые именуются «очерками быта» — литературного,
театрального, усадебного
4
.
В рамках таких, не связанных с определенными
теоретическими построениями, исследований, как правило, воссоздаются
1
См. статьи рубрики «История повседневности» в ежегоднике «Социальная
история» (1998-2006).
2
Приложение к постановлению Президиума РАН от 1 июля 2003 г...
3
Из наиболее известных работ, переведенных на русский язык, см., напр.:
Бродель Ф. Указ. соч .; Ле ГоффЖ. Цивилизация средневекового Запада: Пер. с фр.
/ Общ. ред. Ю.Л . Бессмертного; Послесл. А.Я. Гуревича. M., 1992; Хейзинга И.
Осень средневековья: Пер. с нидерл. M ., 1988.
4
Вацуро В.Э. С.Д .П . Из истории литературного быта пушкинской поры. M .,
1989; Марченко Н. Приметы милой старины: Нравы и быт пушкинской эпохи. M .,
2001; Рябцев Ю.С . Путешествиев историю старой русской жизни. M., 2006; Соло­
вьев KA. «Во вкусе умной старины...»: Усадебный быт российского дворянс­
тва II половины XVIII — I половины XIX веков: По воспоминаниям, письмам и
дневникам: Очерки. СПб., 1998; Старикова Л.М . Театральная жизнь старинной
Москвы: Эпоха. Быт. Нравы. M ., 1988.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
59
реалии повседневности дворянских женщин, по большей части столичных,
чем провинциальных.
Изучение повседневной жизни провинциальных дворянок, казалось
бы, должно было заинтересовать, в первую очередь, представителей ис­
торического краеведения. Однако как раз среди них, в особенности среди
внеакадемического научного сообщества, «история повседневности» ос­
тается до конца не признанной, не «легитимизированной» дисциплиной.
Что интересно, в английской историографии ситуация была с точностью до
наоборот История повседневности разрабатывалась, как отмечает Э. Дэ­
вин, «женщинами и дилетантами», в чем, по ее мнению, заключалось еще
одно сходство с женской историей, и долгое время не признавалась ака­
демическим миром
1
.
Ситуация в российской историографии объясняется
отчасти неразличением предмета исследования истории повседневности и
традиционной этнографии, исторического описания быта
2
, отчасти
сло­
жившимися стереотипами, ориентирующими ученых-краеведов на подроб­
ное изучение жизненных перипетий лишь сколько-нибудь известных, пусть
даже на локальном уровне, людей, либо выдающихся личностей, главным
образом мужского пола, связанных в определенный период жизни с той или
иной местностью, и на выяснение их влияния на макропроцессы. Подоб­
ные представления очень устойчивы, несмотря на то, что факт придания
«все большего значения выявлению и изучению «повседневного» в жизни
прежде всего «обычных» людей»
3
был констатирован в отечественной ис­
ториографии не только применительно к истории культуры
4
, частной жиз­
ни
5
и повседневности
6
, к исторической антропологии
7
, но и к «историко-
культурному краеведению»
8
.
Вопрос о соотношении «истории повседневности» и этнографического
исследования быта, «истории повседневности» и «истории частной жизни»
1
См.: DavinA. a.a.O.S.37.
2
Об этих отличиях см.: Оболенская СВ. Некто Иозеф Шефер... С. 129; Пуш­
карева Н.Л. Тендерные исследования: рождение, становление, методы и перспек­
тивы... С. 77; Она же. «История повседневности» и «История частной жизни»:
содержание и соотношение понятий... С . 96-97; Ястребицкая А.Л. Город в системе
повседневной культуры средневековья: костюм и мода... С . 343-345.
3
Шмидт СО. Вступительное слово // Российская провинция XVIII-XX веков:
реалии культурной жизни: Мат-лы III Всеросс. научн. конф. (Пенза, 25-29 июня
1995 г.): B 2 кн. / Отв. ред. СО . Шмидт. Пенза, 1996. Кн. 1. С. 12.
4
См.: Лотман Ю.М . Беседы о русской культуре... С. 13.
5
См.: Пушкарева Н.Л. Частная жизнь русской женщины... С . 253.
6
См.: Оболенская СВ. Некто Иозеф Шефер... С. 134-135.
7
См.: Репина Л.П . «Новая историческая наука» и социальная история... С. 24.
8
Шмидт СО. Вступительное слово... С . 19.

60
А.В. Белова
стал предметом новейших дискуссий и размышлений российских историков
и этнографов. В частности, Н.Л. Пушкарева полагает, что «историка повсед­
невности», в отличие от историков в чистом виде и этнографов, интересует
все — и история быта, и событийная история (влияние тех или иных собы­
тий на повседневный быт людей), и история ментальностей и ментальных
стереотипов, то есть историческая психология, а вместе с ней — история
личных переживаний человека. «Иными словами, подходы историка пов­
седневности интегративны»
1
.
При этом, как считает Пушкарева, «историк
частной жизни» видит своей задачей изучение лишь одной из сфер повсед­
невной жизни — а именно той, «которая зависит от индивидуальных, част­
ных решений»
2
.
А.Л. Ястребицкая также особо подчеркивает осмысление в
европейских историографиях истории повседневности именно «как интег-
ративного метода познания человека в истории» и отмечает, что наибольшее
признание изучение ее получило «у медиевистов и специалистов по истории
раннего Нового времени»
3
.
В контексте анализируемых достижений и недостатков формирования
российской истории повседневности следует обратить специальное внима­
ние на складывание междисциплинарной области (на стыке исторических,
тендерных, этнологических штудий) прикладных исследований женской
повседневности
4
.
Изучение повседневной жизни представительниц разных
слоев общества служит одной из опор для проекта антропологизированной
1
Пушкарева Н.Л. «История повседневности» и «История частной жизни»: со­
держание и соотношение понятий... С. 97.
2
Там же. С. 100.
3
Ястребицкая А.Л. О культур-диалогической природе историографического...
С. 44.
4
См., напр.: Белова А.В. Повседневность русской провинциальной дворянки
конца XVIII — первой половины XIX в. (к постановке проблемы)... С . 269-284;
Градскова Ю. «Обычная» советская женщина — обзор описаний идентичности.
M., 1999; Денисова Л.Н. Женщины русских селений: Трудовые будни. M., 2003;
Женская повседневность в России в XVIII-XX вв...; Журавлева Н.Н. Повседневная
жизнь женской школы Западной Сибири на рубеже XIX-XX в. // Города Сибири
XVII — начала XX в...; Котлова Т.Б . Российская женщина в провинциальном
городе на рубеже XIX-XX в. 1890-1914 (На мат-лах Владимирской, Костромской,
Ярославской губерний): Авт. дисс... д.и .н . Иваново, 2001; Она же. Социокультур­
ная среда в российском провинциальном городе в конце XIX — начале XX века:
тендерный аспект. Иваново, 2001; Цыбульникова AA. Казачки Кубани в конце
XVIII — середине XIX в.: специфика повседневной жизни в условиях военного
времени: Авт. дисс. ... к .и.н . Армавир, 2004; Щербинин П.П. Военный фактор в пов­
седневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX в. Тамбов, 2004; Он же.
О чем плакала солдатка? (Повседневная жизнь солдатских жен в XVIII — начале
XX в.) // Социальная история. Ежегодник, 2004. M., 2005. С. 113-140 и др.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
61
гендерно чувствительной социальной истории России. Тем не менее сама по
себе проблематизация женской повседневности не «снимает» основного про­
тиворечия историографической ситуации последних лет Это противоречие
связано, прежде всего, с необходимостью качественного переосмысления
исследовательской мотивации и с недооценкой на уровне ряда прикладных
исследований провозглашаемого европейскими методологами видения в ис­
тории повседневности «разновидности изменения парадигмы»
1
.
Возвращаясь к исходному тезису о незавершенности институционали­
зации истории повседневности как самостоятельного направления в совре­
менной российской историографии, можно наметить наиболее желательные
перспективы ее развития: 1) окончательная легитимизация в пространстве
исторического знания; 2) преодоление изолированности теоретических кон­
цептов и прикладных исследований; 3) институционализация истории пов­
седневности как учебной дисциплины в системе университетского истори­
ческого образования
2
; 4) признание за историей повседневности потенциала
эффективной познавательной стратегии, реализующей возможность не толь­
ко нового написания, но и толкования социальной истории, причем истории
по определению гендерно чувствительной.
Важно подчеркнуть, что в отдельных национальных историографиях
причины маргинализации истории повседневности как научного направле­
ния интерпретируются по-разному. Например, англичанка Э. Дэвин еще в
1990-е гг. связывала их с тем, что «господствующая сегодня культура пре­
зирает практическое: только теоретическое ценится высоко»
3
.
По ее замеча­
нию, «история повседневности видится как прикладная история,.. подходя­
щая скорее для музеев и школ, чем для университетов»
4
.
В конечном счете,
элитарность академической среды, негласно отторгающей изучение «народ­
ных» практик, стала причиной неприятия нового направления в английской
историографии. Единственное допущение для реконструкции повседневных
активностей обществ прошлого делалось в рамках археологии из-за давно
сложившихся связей последней с классическим образованием английских
высших кругов.
Ситуация в российской историографии качественно иная ввиду отличий в
самой структуре академической научной среды. Если в английской историог­
рафии оппозиция «академический мир — внеакадемический мир» истолко-
1
См.: Зверева Г.И. Рецепция микроисторического подхода к изучению прошло­
го... С. 47.
2
Напр., в РГГУ в учебный план по специальности Культурология включены
такие дис1гиплины, как «История культуры повседневности зарубежных стран» и
«История культуры повседневности России».
3
DavinA. a.a.O.S. 37.
4
Ebd.

62
А.В. Белова
вывается как «университетский — внеуниверситетский» и соотносится соот­
ветственно с элитой профессионалов и интересующимися дилетантами, то в
российской науке эта грань визуализуется между, с одной стороны, ведущи­
ми научными учреждениями, начиная от институтов и подразделений РАН и
РАО, «брендовыми» столичными университетами и, с другой, — основной
массой провинциальных университетов, к которым примыкают общества
краеведов-энтузиастов. При этом импульс к изучению истории повседнев­
ности исходит отнюдь не из внеакадемических кругов и нацелен не на ле­
гитимизацию ее академическим сообществом, как было в Англии, а, наобо­
рот, отдельные представители академической науки, владеющие «новыми»
теоретическими подходами, пытаются «достучаться» до внеакадемического
мира, в котором наряду с некоторым числом воодушевившихся сохраняется
много не имеющих четкого видения предмета исследования но, вместе с тем,
относящихся к нему неодобрительно, а также достаточное количество пре­
бывающих в полном неведении относительно самого научного направления,
его методологических подходов и эвристических возможностей.
Опираясь на приведенный выше анализ современной историографичес­
кой ситуации, следует подчеркнуть, что проблемное поле исследований по
истории повседневности российского дворянства лучше других насыщено
работами концептуального характера. Тем не менее историко-этнологичес -
кие и антропологические аспекты повседневной жизни провинциальных дво­
рянок представляют серьезную исследовательскую проблему и нуждаются в
специальной интерпретации. В связи с этим я вижу свою задачу в выяснении
перспектив изучения женской дворянской повседневности XVIII — середины
XIX в. для проекта антропологизированной гендерно чувствительной соци­
альной истории и исторической этнологии сословий. Важно проанализиро­
вать роль женской дворянской повседневности в механизмах формирования
культурных традиций в контексте проблемы функционирования дворянской
культуры России.
Поскольку отчасти проблематика, связанная с описанием отдельных сто­
рон быта, которую сейчас можно отнести к истории дворянской повседнев­
ности, рассматривалась в русле традиционной историографии, стоит дать ре­
зюме этого изучения. Сразу скажу, что российскому дворянству не слишком
повезло в плане историко-этнологического анализа. В досоветской историог­
рафии (до 1917 г) в центре внимания этнографов в основном находилось крес­
тьянство, в отношении же дворянства большинство исторических работ было
посвящено исследованию правового статуса привилегированного сословия
1
,
1
Владимирский-БудановМ.Ф . Обзор истории русского права. Киев, 1909; Ku-
зеветтер AA. Русское общество в XVIII столетии. Ростов н/Д, 1905; Корф CA.
Дворянство и его сословное управление за столетие 1762-1885. СПб., 1906; Po-
маноеич-Слаеатинский А. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
63
а не собственно дворянского быта
1
.
В советской историографии «дворянская
тема» оказалась чуть ли не под запретом, особенно черты быта, связанные с
конфессиональной принадлежностью к православной вере и духовной жизнью
образованной части русского дворянского общества. Максимум, что мог поз­
волить себе историк в советское время — это изучение социальной политики
абсолютизма в отношении дворянства
2
и крепостной экономики дворянского
хозяйства
3
.
Социокультурное взаимодействие дворянства и крестьянства вооб­
ще фактически не проблематизировалось
4
, а постулировалось как однозначно
негативное отношение «господствующего класса» к «эксплуатируемому».
В отдельных работах по дворянскому быту, появившихся в постсоветское вре­
мя, преследуется цель популяризации, и потому описательность часто подме­
няет научный анализ
5
.
В настоящий момент научная актуальность этнографического изучения
повседневного быта российского дворянства не вызывает сомнений и оп­
ределяется неисследованностью этнологического и антропологического из­
мерения дворянской культуры, которая никогда не маркировалась как тра­
диционная, и следовательно, не становилась объектом внимания этнологов.
Причем этнологический интерес к дворянской культуре представляется оп­
равданным не только с точки зрения исторической этнографии, в частности
этнографии быта разных сословий, и истории повседневности, но и в контек­
сте общей тенденции в развитии антропологического знания, начиная с пос­
ледней трети XX в., к расширению предмета исследования: от «незападных,
дописьменных культур» к «культурам всех типов, включая постиндустриаль­
ное общество»
6
Запада. При этом по-прежнему антропологов занимает, по
крепостного права. Киев, 1912; Яблочков М. Т. История дворянского сословия в
России. СПб., 1876.
1
Богословский М.М . Быт и нравы русского дворянства в первой половине
XVIII века. M ., 1906; Чечулин Н.Д. Русское провинциальное общество во второй
половине XVIII века: Исторический очерк. СПб., 1889.
2
Троицкий СМ. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII веке: Формирование
бюрократии. M., 1974; Он же. Россия в XVIII веке: Сб. ст. и публикаций. M ., 1982.
3
Дворянство и крепостной строй России XVI-XVIII вв. / Сб . ст . поев . памяти
А.А. Новосельского; Ред. колл.: И.И . Павленко (отв. ред.) и др. M., 1975.
4
Отдельные работы, появившиеся в досоветское время и в период так называ­
емого «золотого десятилетия российского краеведения» (1917-1929 гг.), затрагива­
ли аспект межсословных отношений в связи с изучением биографии А. С . Пушки­
на. См.: Смиречанский В.Д . Дворовые и соседи А.С. Пушкина в Михайловском в
1825 г. // Из Псковской старины. Псков, 1916. Т . I; ЩеголевП.Е. Пушкин и мужики.
M., 1928.
5
См. сноски выше.
6
Мостова Л.А . Парадигмы антропологической теории на рубеже XIX-XX и
XX-XXI вв. или парадоксы научной динамики // Выбор метода: изучение культуры

64
А.В . Белова
меткому замечанию Н.Н. Козловой, «область повседневных взаимодействий
в рамках жизненного мира человека»
1
, который предстает, как и в исследо­
ваниях по истории повседневности, «человеком с маленькой буквы»
2
.
Кроме
того, систематическое изучение традиционно-бытовых компонентов дворян­
ской культуры, то есть обычаев, традиций, верований, искусств, обрядов,
праздников; родильной, крестильной, свадебной и погребальной обряднос­
ти; тендерной дифференциации жизненных циклов женщин и мужчин имеет
особое значение для анализа проблемы сохранения традиционного русского
быта, укорененность в котором (несмотря на внешнюю европеизированность
и наряду с ней) составляла важную этнокультурную характеристику дворян­
ской общности.
Тендерная составляющая проблемы обусловлена тем, что при видимой
патриархатности дворянской культуры определяющую роль в функциониро­
вании и воспроизводстве традиционного быта играли жизненные практики и
ежедневные опыты женщин. Поэтому в результате этногендерного анализа
повседневного быта российских дворянок можно приблизиться к решению
целого ряда важных проблем, связанных с этнологическим и социоантро-
пологическим прошлым, таких как: проблема механизмов формирования
и транслирования национальных культурных традиций, проблема этно- и
социокультурной природы дворянства, проблема дворянской ментальнос-
ти, проблема механизмов внутренней консолидации дворянской общности,
проблема этнокультурного взаимодействия дворянства и крестьянства. При
незавершенности (в отличие от западных историографии) процесса институ­
ционализации истории повседневности как одного из направлений в россий­
ской исторической науке, при неразработанности понятия «повседневность»
и соотношения истории повседневности с этнологией, при отсутствии пол­
номасштабных комплексных исследований повседневных практик и струк­
тур повседневности представительниц и представителей отдельных групп и
слоев дворянского сообщества постановка проблемы этнологии и тендерной
антропологии женской дворянской повседневности, выявления динамики
повседневных опытов дворянок с учетом влияния не только и не столько ев­
ропеизации, сколько традиционных этнокультурных факторов на протяже­
нии полуторавекового господства структур крепостного хозяйства представ­
ляется своевременной и особенно значимой.
Само понятие «традиционная культура» применительно к российским реа­
лиям имплицитно подразумевает народную, или крестьянскую культуру, куль­
туру русской крестьянской общины и именно как синоним для обозначения
в России 1990-х. . . С . 23-24 . Об этом же см.: Козлова Н.Н . Социально-историческая
антропология... С . 11, 14.
1
Козлова Н.Н . Социально-историческая антропология... С . 14.
2
Там же.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
65
этой культуры употребляется в трудах российских этнографов
1
.
С крестьян­
ской же культурой, в особенности с крестьянским костюмом, ассоциируется
у этнографов и понятие «национального»
2
.
При том, что у разных народов
существуют различные социокультурные ассоциации с национальной куль­
турой
3
, обращает на себя внимание исключение отечественной этнографией
российского дворянства из числа объектов изучения русской этничности. Экс­
клюзивным носителем национальной культурной традиции считалось и счи­
тается крестьянство с его специфическим жизненным и культурным укладом,
приверженностью общинному началу и православному вероисповеданию.
Отчасти подобная ситуация предопределена известными особенностями
историко-культурного развития России и связана со сложностью вопроса эт­
нической идентификации дворянской культуры, вобравшей в себя множес­
тво иностранных «вливаний» как на генеалогическом, так и на ментальном
уровне. Предпочитаемое мною употребление термина «российское» вместо
«русское» применительно к дворянству снимает остроту проблемы «этни­
ческой чистоты» и указывает на формальную социокультурную общность,
относящуюся к территории определенного государственного образования
—
Российской империи — и разделяющую статус подданства. Стоит под­
черкнуть, что в отношении дворянства при всей неоднозначности критериев
его происхождения и расселения наиболее существенным параметром этно­
логического изучения становится то, какую культуру, какие конфессиональ­
ные и бытовые традиции оно усваивало и воспроизводило. С этой точки зре­
ния, для меня вполне корректно звучит и выражение «русское дворянство»,
означающее не этническую исключительность, а носителя определенной
культуры, культуры определенного социального слоя России. Эта культура,
безусловно, не была однородной, амбивалентность ее (если не принимать
во внимание более дробную внутреннюю дифференциацию) не вызывает
сомнений, что однако не дает нам оснований отказывать ей в национальной
идентификации, особенно если ее носители сознавали себя русскими, проти-
вопоставляясь носителям других этничностей. Правда, при идеологическом
конструировании этничности делаются определенные исключения: например,
А.С . Пушкин, имевший африканских предков, использовавший в повседнев­
ной жизни французский язык и одевавшийся согласно европейской моде,
отождествлялся у современников и продолжает отождествляться у потомков
даже не с русской дворянской, а с русской национальной культурой.
1
См., напр.: Бернштам Т.А . Молодежь в обрядовой жизни русской общины
XIX — начала XX в.: Половозрастной аспект традиционной культуры. Л., 1988; Гро­
мыко М.М . Мир русской деревни. M., 1991; Русский традшгионный костюм: Иллюс­
трированная энциклопедия / Авт. -с о с т.: И. Соснина, И. Шангина. СПб., 1998.
2
Русский траджгионный костюм... С . 5.
3
Геллнер Э. Нации и национализм. M ., 1991.

66
А.В . Белова
Так или иначе, дворянская культура в известном смысле парадоксальна: бу­
дучи связана происхождением с национальной традицией, она использовала
формы представления, основанные на иностранных заимствованиях. Вместе
с тем, формально обособившись от некогда единой национальной культур­
ной традиции, в действительности продолжала ее сохранять и транслировать.
Этнологами нередко отмечалась такого рода специфика «отношения к чужой
культуре», исходящая, с одной стороны, из «привязанности к своему быту и
этническим особенностям», а, с другой, — из «стремления все перенимать,
будь это действительные достижения других народов или же внешне эффект­
ная экзотика»
1
. В российских условиях данное сочетание во многом стало ре­
зультатом «стремления сознательно форсировать культурный обмен»
2
.
Особенности этносоциального маркирования русской дворянской культу­
ры, берущие начало еще в первой четверти XVIII в. в преобразованиях Петра
I, были связаны с разрушением в дворянской среде элементов традиционной
культуры и быта и обращением к западноевропейским образцам. Это вело не
только к культурному обособлению дворянства и противопоставлению его
другим слоям российского общества, но и к утрате им внешних проявлений
собственной национальной идентичности. Принадлежность к дворянскому
сословию обозначалась как отказ от самобытности и следование европейс­
кой моде в одежде, архитектурном стиле и интерьере жилищ, предметах оби­
хода, питании, образе жизни. Это дало основание А.С. Грибоедову назвать
русское дворянство в 1826 г в небольшой статье, озаглавленной «Загородная
поездка (Отрывок из письма южного жителя)»
3
, «поврежденным классом
полу-европейцев», которому казались непонятными и чуждыми такие важ­
нейшие атрибуты народной культуры, как песенные и танцевальные обычаи
крестьян, их национальный костюм. В своих размышлениях о «разрознен­
ности» «народа единокровного» с дворянством писатель пришел к неутеши­
тельному «этнографическому» заключению:
«Если бы каким-нибудь случаем сюда занесен был иностранец, который бы
не знал русской истории за целое столетие, он конечно бы заключил из рез­
кой противоположности нравов, что у нас господа и крестьяне происходят
от двух различных племен, которые не успели еще перемешаться обычаями
и нравами»
4
.
1
Артановский С.Н . Проблема этноцентризма, этнического своеобразия куль­
тур и межэтнических отношений в современной зарубежной этнографии и социо­
логии // Актуальные проблемы этнографии и современная зарубежная наука / Под
ред. Ю.В . Маретинаи Б.Н. Путилова. Л., 1979. С. 13.
2
Там же.
3
Грибоедов А.С . Загородная поездка (Отрывок из письма южного жителя) //
Собр. соч.: В 2 т. M., 1971. Т.2. С. 80-82.
4
Там же. С. 82.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
67
В первой половине XIX в. осознание «разрыва» между дворянской и на­
родной культурами явилось одним из импульсов интеллектуального поиска
национальной идентичности, вылившегося со временем в отчетливое про­
тивостояние двух культурологических концепций — славянофильства и за­
падничества, — по -разному осмыслявших пройденный путь и перспективы
национального развития России.
На обозначенную выше специфику обращали внимание сами современ­
ники, однако, замечу, что для них это не было непреодолимым разграниче­
нием (А.П. Сумароков в 1771 г, сатирически напоминая «дворяням» о том,
«что от баб рожденным и от дам / Без исключения всем праотец Адам», за­
давался вопросом: «Какое барина различье с мужиком?»
1
и выносил свое­
образный вердикт: «А если у тебя безмозгла голова, / Пойди и землю рой
или руби дрова, / От низких более людей не отличайся / И предков титлами
уже не величайся»
2
), особенно в условиях усадебного быта. Грибоедов не
случайно приписывает оценку данного различия гипотетическому «евро­
пейцу», то есть иностранцу, человеку «другой» культуры, взгляд которого
фиксирует наиболее очевидные внешние характеристики, не проникая во
внутреннюю сущность явления, «не схватывает» детали, нюансы. Возникает
вопрос, справедливо ли вообще не рассматривать российское дворянство в
качестве одного из носителей русской этничности? Дают ли для этого до­
статочно оснований рецепция дворянством элементов западноевропейских
культур и «смешение кровей», подчас не «исконно русское» его происхож­
дение, межэтничные браки? Не является ли более существенным и досто­
верным критерием в данном случае собственное осознание представителями
российского дворянства этнической идентичности и воспроизводство опре­
деленных повседневных практик? Можно ли отказывать российским дворян­
кам и дворянам в трансляции национальной традиции на основании того, что
они (кстати, и не все) умели разговаривать, писать и читать на иностранных
языках, носили западноевропейский костюм (хотя часто сшитый в России и
даже в провинции
3
), да и носили-то его иначе и в других социально-бытовых
условиях
4
, нежели европейцы?
1
Сумароков А.П . О благородстве // Русская литература XVIII века. I / Сост.,
коммент. АР . Курилкина, М.Л. Майофис; предисл. А.Л. Зорина. M., 2004. С. 206.
2
Там же. С. 207-208.
3
О невысоком качестве пошива женской одежды в провинции, в частности в уезд­
ном городе Вышнем Волочке Тверской губернии, отзывалась в письме к сестре провин­
циальная дворянка Мария Логгиновна Манзей. (ГАТО. Ф . 1016. Манзеи — помещики
Вьптшеволощсого уезда Тверской губернии. On 1. Д. 45. Л. 35.) О том, насколько эта
одежда соответствовала западноевропейским образцам, можно только догадываться.
4
Особенно, если сравнивать мостовые европейских городов и проселочные
российские дороги или бездорожье.

68
А.В . Белова
Разумеется, нуждаются в уточнении критерии «традиционной культуры»,
позволяющие интерпретировать дворянскую культуру в качестве таковой.
Характерно, что типология культур, основанная на разграничении так назы­
ваемого традиционного и современного типов обществ, существует в этно­
культурных исследованиях
1
, а изучение традиционных обществ изначально
являлось, как известно, основным объектом исследования культурной ант­
ропологии, или этнологии
2
.
В современной социально-исторической антро­
пологии традиционное общество трактуется как «общество личной связи»
3
.
При таком понимании дворянское сообщество, как утверждает Н.Н. Козлова,
«составляет узкий (сначала абсолютно узкий, а потом относительноостав-
ляет узкий Орянское сообщество тропологии традиционное общество трак­
туется как 0 замкнутый круг, который создается в значительной степени на
основе родственных связей»
4
. П ри этом «дворянин может делать ставки в тех
социальных играх, которые недоступны крестьянину»
5
.
Еще одно, отчасти созвучное предыдущему, объяснение, также пред­
ставляющееся мне эвристически эффективным, было предложено Эдвар­
дом Шортером (Edward Shorter), профессором истории в университетах
Торонто и Монреаля, специалистом по истории семьи и социальной исто­
рии, в работе, которая в переводе с английского в оригинальном издании
1982 г называлась «История женских тел» (A History of Women's Bodies), a
в переводе с немецкого издания 1987 г, по признанию автора, «немного та­
инственно» — «Женское тело как судьба: к социальной истории женщины»
(Der weibliche Kdrper als Schicksal: Zur Sozialgeschichte der Frau)
6
.
Он упот­
ребляет термин «традиционный» для противопоставления мира деревень и
маленьких городов Европы от XVII до конца XIX столетия «современному»
миру, возникшему позднее. Для него, как и для многих других исследовате­
лей, очевидно, «насколько сильно жизнь там отличалась от позднейшей го­
родской, индустриальной цивилизации»
7
.
При этом главное отличие заклю­
чено, по Э. Шортеру, в «основополагающих социальных правилах игры»,
совершенно непохожих на «современные» правила, вследствие чего он и
настаивает на «специфическом «традиционном» образе жизни»
8
.
Правда,
1
Велик А.А . Культурология: Антропологические теории культур. M ., 1999.
С. 14 -16.
2
Там же. С.11.
3
Козлова Н.Н . Социально-историческая антропология... С . 63.
4
Там же.
5
Там же. С. 65.
6
Shorter E. Der weibliche Korper als Schicksal: Zur Sozialgeschichte der Frau / Aus
dem Amerikanischen von H. Kober. 2 . Auflage. Munchen, Zurich, 1987.
7
Ebd. S. 12.
8
Ebd.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
69
как сам он уточняет, его внимание обращено к «жизни женщин из простого
народа», выглядевшей совершенно по-другому в сравнении с элитой, изуче­
нием которой преимущественно занималась западная «история женщин»
1
.
Российские же дворянки, создательницы и обитательницы «провинциаль­
ных миров», до сих пор не исследовались, в отличие от представитель­
ниц аналогичного социального статуса на Западе, в контексте анализа их
«специфического традиционного образа жизни», их «жизненных миров»,
реконструируемых на основе их «собственного голоса», исходя из само­
описания женских дворянских идентичностей в субъективных источниках,
эго-документах.
Как вариант социальной истории, история повседневности принимает
в расчет целостное восприятие человеческой жизни в разных циклах — от
рождения до смерти, через череду повторяющихся природных сезонов в
течение каждого календарного года, с утра до вечера на протяжении суток.
Несмотря на распространенный среди столичных жительниц
2
и поддержива­
емый литературой
3
миф о провинциальной «скуке», женская повседневность
в провинции
4
отличалась плюральностью практик: участие в обычае госте-
вания, принятом между соседями по имениям, координирование хозяйствен-
1
Ebd.
2
«...милой сестрице Дарье Сергеевне кланяюсь, хоть бы она вас всех вз'манила
побывать в нашу столицу повеселится нашими веселостями...», — так обращалась
в письме к кашинской дворянке Елизавете Лихачевой жившая в Москве уроженка
Санкт-Петербурга княжна Прасковья Долгорукова. (ГАТО. Ф. 1221 . Лихачевы —
дворяне Кашинского уезда Тверской губернии. Оп. 1 . Д . 89 . Л . 6 об.) Здесь и далее
орфография и пунктуация источника сохранены.
3
«.. .Вздохнув, франтиха говорила, — / B Москве я пела и сама, / Но, к огорче-
нью, все забыла. / B провинции сойти с ума / Не мудрено от страшной скуки; /
Я здесь четвертый год живу, / ... / И не беру гитары в руки». (Пушкин В.Л. Капитан
Храбров // Пушкин В.Л. Стихи. Проза. Письма. M., 1989. С . 174 .)
4
Я опираюсь на изучение материалов более двух десятков родовых, семей­
ных и личных фондов, архивов и коллекций ГАТО: дворян Аболешевых (ф. 1022),
Апыхтиных (ф. 1403), Бакуниных (ф. 1407), Глебовых-Стрешневых (ф. 866), А.В.
Кафтыревой (ф. 1233), Кожиных (ф. 1222), Лихаревых (ф. 1063), Лихачевых (ф.
1221), Мальковских (ф. 1066), Манзей (ф. 1016), Озеровых (ф. 1017), Постелыгико-
вых (ф. 1230), Суворовых (ф. 1041), Голенищевых-Кутузовых, Загряжских, Кваш­
ниных-Самариных, Кутузовых, Кушелевых, Лонских, Травиных, Трубниковых и
др. в фонде Тверской ученой архивной комиссии (ф. 103); рукописной коллекции
«Кашинское дворянство» ТГОМ — КАШФ; десятка семейных и личных фондов
РГАПА: дворян Мятлевых (ф. 1271), Самариных (ф. 1277), Сухотиных (ф. 1280) и
ЦИАМ: дворян А.З . и А.П . Апухтиных (ф. 1871), Бахметевых-Толстых (ф. 1845),
Глебовых-Стрешневых (ф. 1614), B.H. и С.Ф . Ладомирских (ф. 1327), ИМ. Мото-
рина (ф. 1749), Соймоновых (ф. 1870), А.А. и М.А . Шаховских (ф. 1887).

70
А.В. Белова
ной жизни дворянской усадьбы, попечение об образовании детей, следование
требованиям религиозного благочестия в отношении себя и детей (в частнос­
ти, дочерей), заботы о собственном здоровье и здоровье детей, регулярное
ведение обширной переписки. Если добавить к этому время, необходимое
для ежедневного приема пищи и ухода за собой, и учесть, что в условиях
усадебного быта день начинался и заканчивался раньше, чем в столицах, то
станет ясно, что «обычный день» дворянки оказывался чрезвычайно насы­
щенным разными видами деятельности и эмоциональных реакций.
Тендерная специфика провинциальной повседневности была обуслов­
лена фактором неизменного и преобладающего присутствия женщин
1
.
То,
что московские дворянские семьи часто были «многодевичьими», подметил
в свое время еще князь П.А. Вяземский (1792-1878)2
.
Это подтверждается,
в частности, духовными завещаниями и распоряжениями, передававшими
«законные по праву наследства части»
3
и «наличные деньги»
4
, как было, на­
пример в семье княгини Агафоклеи Николаевны Горчаковой, урожденной
Бахметевой (1801/02 — не ранее 1883), и князя генерал-адъютанта Михаила
Дмитриевича Горчакова (1793-1861), «четырем дочерям...: Варваре, Наталье,
Софии и Ольге»
5
. В Тверской губернии — провинции, расположенной между
Санкт-Петербургом и Москвой, — упомянутое выше наблюдение современ­
ника также подтверждается документальными, генеалогическими и эпис­
толярными свидетельствами
6
.
Уже в XVIII в. нередки были случаи, когда в
дворянских семьях не просто дочерей было больше, но вообще при выяс­
нении потенциальных наследников недвижимой собственности «сыновей
и племянников и внучат родных сыновьих детей... не имелось»
7
.
Симпто­
матично и щепетильное прописывание подобных ситуаций законодателем
8
.
У антропологов есть на этот счет мнение о большей «затратности» мужчин
1
Своего рода иконографической репрезентацией данного тезиса является
работа неизвестного художника «Вид помещичьего дома с садом» (1830-е гг .).
См., напр.: Русская культура: Популярная иллюстрированная энциклопедия
/ СВ. Стахорский. M., 2006. С. 695.
2
Вяземский П.А . С. 315.
3
ЩАМ. Ф. 1845. Бахметевы — Толстые. Оп. 1. Д . 1890. Л . 1 об.
4
Там же. Л. 2.
5
Там же.
6
ГАТО. Ф. 103. Тверская ученая архивная комиссия. Оп. 1. Д. 1597. Л . 1об. - 2,
12 об., 15-15 об, 23 об. и др.
7
Там же. Л. 12 об.
8
ПСЗ. 1 . Т . V. No 2789. Указ о порядке наследования в движимых и недвижимых
имуществах от 23 марта 1714 г. П . III .2 ., III.7; Истолкование Сенатом закона о вы­
купе имений, продаваемых от родственников родственникам от 30 апреля 1815 г. //
ГАТО.Ф. 103.Оп. 1.Д.2255. Л. 1-8 об.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
71
в сообществе
1
.
Правда, на рубеже XVII-XVIII вв. встречались многодетные
дворянские семьи, в которых были, напротив, одни сыновья
2
.
Наряду с большим количеством дочерей в провинциальных дворянских
семьях роль главы зачастую тоже принадлежала женщине. При наличии в
семье нескольких поколений — это была старшая женщина: бабушка
3
, мать
4
или старшая сестра
5
.
Мотивацией могли служить разные обстоятельства
объективного и субъективного характера, например, отсутствие мужчины в
семье
6
или, при его наличии, длительное нахождение его вне дома
7
и даже
проживание вдали от семьи в связи со служебной занятостью
8
или другие
особые обстоятельства, в силу которых дворянка могла занимать лидирую­
щую позицию в семье. «Женское» главенство, как и мужское, основывалось
на обладании недвижимой собственностью и, прежде всего, на возможности
самостоятельно (единолично) распоряжаться экономическими ресурсами се­
мьи
9
.
Наряду с сосредоточением в руках дворянки хозяйственных функций,
1
Арутюнов CA., Рыжакова СИ. Культурная антропология... С. 166.
2
Например, в семье помещиков Холмского уезда Анны и Ивана Челищевых
было 7 сыновей: Яков, Лука, Иван, Василий, Артемий, Макар, Сергей. (ГАТО.
Ф. 103. Оп. 1. Д. 1597. Л. 27 об., 33 об.)
3
ГАТО. Ф. 1403. Аггыхтины — дворяне Бежецкого уезда Тверской губернии.
Он. 1. Д. 9. Л. 22-23 об.
4
ГАТО. Ф. 1221. Оп. 1.Д.92.Л. 1-1 об.; Д. 89.Л. 3.
5
ГАТО.Ф. 1016.Он. 1.Д.16.Л. 1-2 об.
6
ТГОМ—КАШФ.РККД. КОФNo6324.Д.4.Л.1-1 об.
7
«... пошли Господи чтоб ты ... благополучно изправил все свои дела. А мы вот
только что без вас два дня, а кажеться очень уже много...». (Письмо В.А . Лихаре­
вой к A.M . Лихареву от 4 августа 1850 г. // ГАТО. Ф . 1063. Лихаревы — дворяне
Зубцовского уезда Тверской губернии. Оп. 1 . Д. 137. Л. 65 об.)
8
«Муж мой служа при Губернаторе Смоленском чиновником Особых поруче­
ний и по множеству дел в Смоленской Губернии до того обременен делами что
не имеет времени занятся семейственными делами и вот уже шесть месяцев как
муж мой отправлен по службе в Губернию за 300 верст от меня и одно только бла­
годетельное устроение почт дает мне покрайне мере ту отраду чтоб иметь о нем
сведение». (Письмо Е. Рачковской к А.В. Кафтыревой от 16 июня 1836 г. // ГАТО.
Ф. 1233. Кафтырева Агриппина Васильевна (1796-1892) — дворянка Тверской гу­
бернии. Оп. 1. Д. 2. Л. 31.); «Вот все наши братья и мужья разедуться... Николаю
придется уехать и неодин год жить в Твери, если он будет депутатом». (Письмо
А. Бакуниной к В.А . Дьяковой от 12 мая 1858 г. // ГАТО. Ф . 1407. Бакунины — дво­
ряне Новоторжского уезда Тверской губернии. Оп. 1. Д. 46. Л. 1 об.)
9
«... с присовокуплением доверия любезнейшей сестре нашей Вере Логинов-
не и нашего уполномочия как по означенному имению так и по другим округам
состоящему ... во всем ей поручаем имением нам принадлежащим разпоряжать...» —
писали в верящем письме на имя старшей сестры дворяне Вьптшеволоцкого уезда

72
А.В . Белова
вокруг нее, как правило, концентрировались коммуникативные связи семьи,
о чем свидетельствует преобладание женских писем в составе семейной
переписки провинциального дворянства. Изучение этих «сетей влияния»
представляется существенным для понимания механизмов внутренней кон­
солидации дворянской общности. Как уже отмечалось выше, для женщин
было характерно установление горизонтальных связей, создание «сети отно­
шений» с многочисленными родными, знакомыми (в том числе и заочными),
и, вместе с тем, написание писем означало для них постоянно возобновляв­
шееся переживание собственной субъективности (одновременно и констру­
ирование идентичности).
Используя категорию «провинциальный» для характеристики российс­
кого дворянства, исследователи подчас невольно оказываются в зависимос­
ти от негативной ценностной коннотации, сопряженной в русском языке
и литературе
1
с понятием «провинциального». В контексте исторических
исследований это выражается в оценке «столичного» как нормативного, а
«провинциального» как девиантного и во многом предопределяет интерес
именно к реалиям столичной повседневности. Последний поддерживается
еще и стремлением к популяризации наиболее «ярких» проявлений культу­
ры «дворянского века», о чем свидетельствуют серийные издания «Былой
Петербург» и «Россия забытая и неизвестная», посвященные столичной жиз­
ни и светскому быту
2
.
Вместе с тем асимметричность такой оценки, на мой
взгляд, очевидна. Важно учесть и то, что фактором национальной идентич­
ности дворянок, естественно, по-разному проявлявшейся у провинциалок
Тверской губернии полковник Н.Л. Манзей, подпоручики И.Л. и А.Л. Манзеи, де­
вица М.Л. Манзей. (ГАТО. Ф . 1016. Оп. 1 . Д. 16. Л. 2 .)
1
Русская провинция: Миф — текст
—
реальность. M., СПб., 2000; Stroganova E.
«Приезжий из столицы» и «спящая красавица» (провинциалы и провинциалки в
русской литературе XIX века) // Vater Rhein und Mutter Wolga: Diskurse um Nation
und Gender in Deutschland und Russland / Hrsg. von E. Cheaure, R. Nohejl und A. Napp.
Wurzburg, 2005. S . 387-395.
2
Гордин М.А . Екатерининский век: Панорама столичной жизни: Кн. 1. СПб.,
2004; Гордин A.M ., Гордин М.А . Пушкинский век: Панорама столичной жизни.
СПб., 1995; Гордин Я.А . Дуэли и дуэлянты: Панорама столичной жизни. СПб.,
1997; Лотман Ю.М ., Погосян Е.А . Великосветские обеды: Панорама столичной
жизни. СПб., 1996; Парчевский Г.Ф . Карты и картежники: Панорама столичной
жизни. СПб., 1998; Гордин Я.А . Мистики и охранители: Дело о масонском заго­
воре. СПб., 1999; Муравьева И.А. Век модерна: Панорама столичной жизни. Т . 1 .
СПб., 2001; Гордин М.А. Любовные ереси: Из жизни российских рыцарей. СПб.,
2002; Чудеса и чудотворцы. СПб., 2002; Захарова О.Ю. Светские церемониалы в
России XVIII — начала XX в. M ., 2003; Забозлаева Т.Е . Драгоценности в русской
культуре XVIII-XX веков: Словарь (История. Терминология. Предметный мир).
СПб., 2003.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
73
и столичных жительниц, была своеобразная российская «двустоличность»,
символически воспроизводившая известную дихотомию дворянской культу­
ры, обращенной одной стороной к традиционному русскому быту, а другой —
к западноевропейским образцам
1
.
В реальных социокультурных условиях России провинциальные дво­
рянки составляли подавляющее большинство по отношению к столичным,
а провинциальные миры воплощали глубинный пласт корневой культуры,
который либо вообще не был затронут европеизацией, либо подвергся ей
весьма поверхностно. Важно изучать именно этот традиционный аспект
дворянской культуры, что позволит решить чрезвычайно существенную
проблему ее функционирования на основе сохранения обычаев, традиций и
родовых связей. Родовое начало и начало соборности, то есть представле­
ние социальной общности как религиозного единства, относимые обычно
к атрибутам народной культуры, в не меньшей степени определяли повсед­
невную жизнь провинциальных дворянок. Наиболее явно это проявлялось
в культуре религиозных праздников, в свадебной, родинной и крестильной
обрядности.
Источником данной гипотезы является опровержение устоявшегося
в российской историографии представления о дворянстве как об одном из
сословий феодального общества или «классе-сословии». Примечательно,
что вопрос о социальной природе дворянства остается не проясненным и с
точки зрения «россиеведения». Ядром его, по мнению специалистов этого
нового направления, «может быть только теория русской истории, а серд­
цевиной последней — теория Русской Власти»
2
.
В отсутствии же теории
русской истории и наличии вместо нее мифологии
3
ими усматривается при­
чина того, что «мы до сих пор не знаем четкого ответа на ряд вопросов,
важных не только с научной точки зрения, но и с точки зрения практики,
самопонимания»
4
. В число таких вопросов, причем вторым пунктом из вось­
ми, включается и вопрос о дворянстве XVIII-XIX вв.: «что такое господс­
твующие группы России XVI-XIX вв., боярство и дворянство? это классы?
если да, то какие — рабовладельческие, феодальные, иные? если нет, то что
это?»
5
. Отвечая на вопрос «россиеведов» можно сказать, что российское дво­
рянство XVIII — середины XIX в., по моему глубокому убеждению, не было
1
Подробнее об этом см.: Belova A. Национальная и тендерная идентичность
русской дворянки конца XVIII — первой половины XIX в. (Die nationale und
geschlechtliche Identitat der russischen adligen Frau am Ende des 18. und in der ersten
Halfte des 19. Jahrhunderts) // Vater Rhein und Mutter Wolga... S . 375-386.
2
Пивоваров Ю.С ., Фурсов A.M. Указ. соч. С. 5.
3
Там же. С.14.
4
Там же. С.17.
5
Там же.

74
А.В. Белова
ни классом, ни сословием, а представляло собой по социальной природе ос­
нованную на воспроизводстве элементов родовой организации социальную
общность, которая изнутри интегрировалась особым этосом
1
(включав­
шим обязательность родовой идентификации, представление о чести как
важнейшую категорию экспрессивного порядка, нежелательность занятий
торговлей, не преодоленную даже лишением права наследования доли семей­
ной недвижимости
2
и другие черты), национальными обычаями и традици­
ями, а извне маркировалась как европеизированное сословие
3
.
В реальности
сословный принцип был юридической фикцией, конструктом, создаваемым
с целью унификации достаточно аморфной социальной структуры России
XVIII в. Поэтому рецепция элементов западноевропейской повседневности,
как то — модные стили в архитектуре и интерьере жилищ, предметах оби­
хода, рационе питания, одежде, образе жизни, организации досуга — долж­
на была в известной мере компенсировать отсутствие адекватной сословной
идентификации, способной заменить традиционные формы представления
дворянства как родовой общности и конфессионального единства. Важно
понять, какое место в организации дворянской общности отводилось тра­
диционному и вновь созданному порядку полов («диспозиции полов»), как
они соотносились друг с другом. При этом специальному анализу подлежат
женские и мужские «сценарии» и стратегии жизни, социальные и тендерные
роли в культуре. Именно исходя из внутренней родовой, этической природы
дворянского сообщества, ядро которого составлял ограниченный круг родо­
витого («древнего») дворянства, оберегавшего свою замкнутость недопуще­
нием мезальянсов, а не из внешней юридической формы его описания как
служилого сословия мужчин, обладавших в силу этого рядом привилегий,
1
О чертах дворянского этоса см.: Козлова Н.Н . Этос джентльмена, или но­
вая жизнь старой формы // Козлова Н.Н. Социально-историческая антрополо­
гия... С. 76-77.
2
Не случайно одновременно с введением в 1714 г. принципа майората в
отношении распоряжения дворянской земельной собственностью и ориентиро­
ванием младших сыновей, лишенных недвижимости, на занятия коммерческой
деятельностью была предпринята попытка законодательно защитить тех, кто
«захотят идтить в чин купеческой», от сопряженного с этим нарушения не­
гласных норм дворянской этики и предписывалось «не ставить ни в какое без-
честие им и их фамилиям, ни словесно ни письменно». См.: ПСЗ. 1 . Т . V . No 2789.
П. III.15.
3
Подробнее об этом см.: Белова А.В . Родовая принадлежность женщины-дво­
рянки как проблема социальной организации дворянства в России конца XVIII —
первой половины XIX века // Белова А.В . Женщина дворянского сословия в России
конца XVIII — первой половины XIX века: соггиокультурный тип (по материалам
Тверской губернии): Дисс... канд. культур. Специальность 24.00.02 — историчес­
кая культурология. M ., 1999. Приложение 2. С . 340-366.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
75
можно выявить и проанализировать те многообразные роли, которые играли
в этом сообществе женщины, их участие в трансляции и репродуцировании
различных жизненных этно- и социокультурных опытов, включая структу­
рирующий, хозяйственный, религиозно-нравственный, коммуникативный,
опыт социализации детей обоего пола и другие. В совокупности с прочи­
ми характеристиками это позволяет интерпретировать дворянскую культуру
XVIII — середины XIX в. как традиционный тип культуры.
Наряду с представлением о значимости провинциальных миров для со­
хранения традиционности русского быта, несмотря на все европеизации,
частью моей гипотезы является утверждение о преодолимости различий в
образах жизни столичных и провинциальных дворянок, грань между кото­
рыми благодаря сезонным миграциям, в известном смысле, представляется
условной и «подвижной»
1
.
Провинциальный образ жизни могли вести сто­
личные дворянки, выезжая на лето в свои родовые загородные имения
2
или
отправляясь погостить в имения родных и друзей
3
. Напротив, представитель­
ницы провинциального дворянства нередко перебирались на зиму в столи­
цы
4
.
Туда же они часто направлялись и на время многочисленных родов
5
,и
для того, чтобы обновить гардероб
6
(как заметила одна вышневолоцкая дво­
рянка, «в Волочке так дурно шьют уж четыре платья испортили»
7
). Неод­
нозначность формальной классификации дворянок по локальному признаку
1
Подробнее см.: Белова А.В . Оппозиция «столица — провинция» как элемент
культурного кругозора русской дворянки // Экономика, управление, демография
городов европейской России XV-XVIII вв.: История, историография, источники
и методы исторического исследования: Мат-лы Междунар. научн. конф. (Тверь,
18-21 февраля 1999 г.) / Отв. ред. ИГ . Серегина. Тверь, 1999. С. 169-176.
2
«Мы уезжали из города в апреле месяце и возвращались только в ноябре».
(Головина В.H . С . 15.)
3
«Я нынешнея лето раз'ежжала все по гостям была в разных Губерниях и в Орлов­
ской, и в Тульской, перед праздником только возвратилась домой...» . (Письмо П. Дол­
горуковой к RH Лихачевой от 31 декабря 1817 г. // ГАТО. Ф. 1221 . Оп. 1. Д. 89. Л. 5.)
4
Например, Е.Н . Лихачева, проживая большую часть времени на территории
Кашинского уезда Тверской губернии, зимы обычно проводила до 1818 г. в Москве,
а, начинаяс 1818 г., — в Санкт-Петербурге: «...к крайнему моему сожалению узна­
ла, что вы не будете уж никогда приежжать в Москву а распологаетесь проводить
зимы в Петербурге...» . (Письмо П. Долгоруковой к Е.Н. Лихачевой от 31 декабря
1817 г.//ГАТО.Ф. 1221. Оп. 1.Д.89. Л. 5.)
5
Неоднократные переезды из «Танбовской деревни» в Москву «по поводу же­
ниных родин» упоминает в своих мемуарах М.П. Загряжский. См.: Загряжский М.П .
С. 157, 160, 162.
6
Письмо П. Рыкачевой к В.Л . Манзей от 9 июля 1836 г. // ГАТО. Ф. 1016. Оп. 1.
Д. 45. Л. 61.
7
Письмо М.Л. Манзей к В.Л. Манзей от 25 мая 1836 г. // Там же. Л. 35.

76
А.В . Белова
заставляет переносить акцент на анализ собственно этоса дворянской культу­
ры, то есть внутренних культурных норм, организующих единство дворянс­
кой социальной общности, и, непосредственно, женского этоса, сочетавшего
антропологическое измерение с социокультурным, подверженным влиянию
тендерных предписаний.
При этом неизбежно возникает вопрос не только о том, кого считать про­
винциальными дворянками, но и какова их позиция внутри своей культуры?
Провинциальные дворянки оказываются в позиции двойной, а то и тройной
маргинальноеTM: как нестоличные жительницы по отношению к столичным
дворянкам, как женщины по отношению к «своим» мужчинам, как нестолич­
ные женщины по отношению к столичным мужчинам.
Отличия провинциальной повседневности бросались в глаза столичным
жительницам при первом же визуальном контакте с обитательницами про­
винциального города или сельской усадьбы. Маргинальность последних
конструировалась через дискурсы инверсии и иронии, к которым прибегали
столичные дворянки в переписке с женщинами «своего круга» — подругами
и родственницами. Провинциалки казались им «смешными», потому что, с
их точки зрения, «не так, как должно» (иногда даже не так, как должно дво­
рянкам): выглядели, одевались, вели себя, распоряжались бюджетом време­
ни. При этом столичных жительниц удивлял не сам факт наличия «другого»,
а неуместность проявлений этого «другого» (внешнего облика, манеры оде­
ваться, вести и занимать себя) в конкретных ситуациях повседневной жизни,
даже в определенное время суток, как в публичном
1
, так и в частном
2
про-
1
«Вчера в первый раз, с тех пор как я в Тамбове, была я на обеде, данном для
матушки одним из богатейших здешних помещиков. Здесь для меня все ново и
есть, что изучать. < . . > Что касается женщин, только губернаторша — милая осо­
ба, остальные нестерпимы. Все с претензиями крайне смешными (выделено мной.
—А .Б.) . У них изысканные, но нелепые туалеты, странный разговор, манеры как
у кухарок; притом они ужасно жеманятся, и ни у одной нет порядочного лица.
Вот каков прекрасный пол в Тамбове!» (Письмо М.А . Волковой к В.А. Ланской
от 2 декабря 1812 г. // Записки очевидца: Воспоминания, дневники, письма /
Сост. М . Вострышев. M ., 1989. С . 316.)
2
«Она зовет нас к чаю, а тем временем приказывает запречь коляску и присту­
пает к туалету; посуди, каково было мое изумление, когда я увидела 30-летнюю
женщину, разряженную, как на бал, но в 6 часов утра; платье из гроденапля, при­
чесана в три этажа, были тут косы, букли, ленты, громадный гребень. Я начала с
извинений, что обеспокоила ее в такую рань, а она мне отвечает, что встала уже в
4, ибо совсем больна, и в самом деле, она пахла Гофманскими каплями, как аптека,
она мне говорит, я мучуся спазмами и Гистерикой (выделено в оригинале. —
А.Б.).
Кусая губы, чтобы не рассмеяться, я рекомендовала ей разные средства, ты знаешь,
как я это люблю; если б нужны были ей пиявки, я в ту же минуту готова была бы
ей их поставить, как я уже делала это покойной Дарье Герасимовне (выделено в

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
77
странстве. Дискредитирующе в отношении провинциалок звучит акценти­
рование таких поведенческих стратегий, которые сами по себе не являлись
негативными для столичных дворянок, например внимание к собственной
внешности, туалету, здоровью, более раннее, чем в столицах начало дня.
Вместе с тем, называя столичную дворянку «Петербургской Франтихой»
1
,
обитательница провинции, не претендовавшая на «светскость», точно так же
иронизировала над ее увлечением модными туалетами, которые с функци­
ональной точки зрения не оправдывали себя в условиях деловой активнос­
ти в имении. Женщина, которая «сей час была на гумне», где наблюдала за
тем, как «девятой скирд кладется»
2
, у которой «на гряде возле спаржи сидят
маленькия ксеры штук 20», и, которая умела «их осторожно вынуть, обвер­
нуть в мокрый мох, оставив возле корня часть земли, положить в корзиноч­
ку, спрыснуть, закрыть сырою травою сверху»
3
, разумеется, ощущала себя
комфортно в «простиньком»
4
платье, как, впрочем, и иностранка-художница,
которая в эмиграции «жила только портретами»
5
и, потому, «всегда носила
только простые муслиновые платья»
6
.
Принимая столичную гостью в родо­
вом имении, провинциальная дворянка меняла свою обычную, повседнев­
ную одежду на более нарядную, праздничную
7
, видя в этом визите, в отличие
от посещений соседей, событие, нарушающее ее повседневность.
Поскольку время, в котором реализовывалась российская дворянская
повседневность XVIII — середины XIX в., — сверхмедленное и «структу­
ры повседневности» являлись реальностями «длительных циклов», то важно
понять, можно ли выявить элементы динамики в эволюции повседневных
оригинале. — А.Б .); наконец, эта добрая и смешная (выделено мной. — А.Б.) г-жа
Храповицкая (выделено в оригинале. — А.Б .) угощает нас чаем и кофе и отправляет
в Тверь...». (Письмо НО. Пушкиной к ОС. Павлищевой от 8 мая 1833 г. // «Мир
Пушкина». Т. 1: Письма Сергея Львовича и Надежды Осиповны Пушкиных к их
дочери Ольге Сергеевне Павлищевой 1828-1835 / Пер., подгот. текста, предисл. и
коммент. Л. Слонимской. СПб., 1993. No 55. С . 151-152.)
1
Письмо М.Л . Манзей к В.Л . Манзей от 18 июня 1836 г. // ГАТО. Ф. 1016. Оп. 1.
Д. 45. Л. 23.
2
Письмо В.А. Лихаревой к A.M . Лихареву от 4 августа 1850 г. // ГАТО. Ф. 1063.
Он. 1.Д. 137. Л. 66.
3
Письмо B.A . Дьяковой к Н.Н. Дьякову. Б/д // ГАТО. Ф. 1407. Оп. 1 . Д. 44. Л . 8.
4
ГАТО. Ф. 1016. Он. 1. Д. 45. Л. 61.
5
Виже-Лебрен Э. 2
. Письмо двенадцатое. С . 209.
6
Виже-Лебрен Э. С. 11 .
7
«... Платочки прекрасны один из них я уже обновила на днях была у нас Пе­
тербургская Франтиха ... и я для нее принарядилась башмачки одне рантавые толь­
ко в пору и то немножко усковаты но для гостей можно надеть а другие мне очень
жаль такие прекрасные но никак нейдут...». (Письмо М.Л. Манзей к В.Л. Манзей от
18 июня 1836 г. // ГАТО. Ф. 1016. Оп. 1. Д. 45. Л. 23.)

78
А.В . Белова
опытов людей, каково соотношение в них неизменного и «нового». Это со­
относится с заключением Ж. Дюби и М. Перро об «истории женщин», на­
званной ими также «историей longue duree, историей большой временной
протяженности»
1
.
В частности, французские ученые утверждают: «Историю
женщин часто считают статичной, и, действительно, она сопротивлялась пе­
ременам до такой степени, что временами казалась совершенно неизменной.
Но все же изменения происходили, и сначала стоит вопрос об определении
оных и затем — о выяснении, на какие аспекты жизни они влияли»
2
.
При
меньшем динамизме, большей размеренности и консерватизме провинци­
альной повседневности, некоторые социокультурные условности, наклады­
вавшие ограничения на индивидуальные самопроявления дворянок, отменя­
лись в ней гораздо легче, чем в условиях неукоснительного соблюдения норм
столичного этикета. Это касалось, как одного из наиболее ярких примеров,
европейской традиции ношения жесткого корсета
3
, которая относится к прак­
тикам «переделки» женского тела, обусловленным мотивацией превращения
женской телесности в объект мужского сексуального внимания. К концу
60-х гг. XIX в. провинциальная повседневность допускала освобождение
женщин от обязательного ношения корсета исходя из функциональной це­
лесообразности, а не культурных предписаний. Провинциальные дворянки,
не носившие корсетов регулярно, острее своих столичных подруг ощущали
сопряженный с этим дискомфорт: «...ты .. . не понимаешь, привычная к кор­
сету, что в нем неловко»
4
.
Изучение женской дворянской повседневности исходит из того, что ис­
торию повседневности интересуют, во-первых, «обычные люди» в их еже­
дневных взаимоотношениях и взаимосвязях, их опыты ежедневной жиз­
ни, во-вторых, особенности организации и восприятия ими того «вещного
мира», в котором протекала их обыденная жизнь, и, в-третьих, ментальный
склад, проявлявшаяся изо дня в день эмоциональность как выражение их
индивидуальностей, разнообразие женских субъективностей, отношение
субъективных опытов к общественному контексту. Причем эти три аспекта
1
Дюби Ж. и Перро М. Рассказывая историю женщин / Пер. с англ . М .Г. Муравь­
евой // История женщин на Западе: В 5 т. Т . I: От древних богинь до христианских
святых / Под общ. ред. Ж. Дюби и М. Перро; под ред. П. ГПмитт Пантель; науч. ред.
перевода Н.Л. Пушкарева. СПб., 2005. С. 19.
2
Там же.
3
Подробнее об этой традиции см.: Shorter E. Verteufelung des Korsetts //
Shorter E. a.a .O . S . 47 -50. Также см.: Кирсанова P.M . Русский костюм и быт XVIII-
XIX веков. M ., 2002. С. 21 -23, 165-166.
4
Письмо Н.Д . Хвощинской к О.А . Новиковой от 13 февраля 1869 г. // «Я живу
от почты до почты...»: Из переписки Надежды Дмитриевны Хвощинской /
Сост. А . Розенхольм и X. Хогенбом. Fichtenwalde, 2001. С . 204.

Глава I. Методологические
аспекты истории женской
повседневности...
79
особым образом детерминированы как исторической ситуацией, так и слож­
ным напластованием идентичностей — этнической, конфессиональной, со­
циокультурной, половозрастной, национальной, тендерной
1
.
Особую роль
играет локальная идентичность, ведь смена «локуса» — это не просто пе­
ремещение в пространстве, а изменение всей повседневной жизни, включая
такие ее элементы, как устройство жилища, виды занятий и одежды, рацион
и режим питания, речевая и письменная практика. Именно локальный аспект
был подвержен действию совокупности факторов, таких как климатические
условия, социальное окружение, культурно-бытовые традиции, политичес­
кие события
2
.
Значение анализа женской повседневности на примере повседневной жиз­
ни российских дворянок доиндустриального времени (как одного из вариан­
тов прикладных изысканий) для современных этнологических исследований
определяется возможностью на его основе изучить дворянство «изнутри»,
проследить динамику этнокультурного развития дворянской общности в за­
висимости не столько от внешних макроизменений в социально-экономичес­
кой и идейно-политической сферах, сколько от внутренних трансформаций
ментальности и этоса, по-разному проявлявшихся у представителей обоих
полов. Одна из перспектив в изучении женской повседневности заключается
в сопоставлении опытов женской ментальности и телесности, в реконструк­
ции «пережитой истории» в ее антропологическом измерении.
Постановка проблемы женской повседневности применительно к пов­
седневной жизни российских провинциальных дворянок показывает, что ре­
зультаты такого исследования позволят уяснить не только особенности самих
повседневных опытов и переживаний, но и специфику тендерных отношений
и идентичностей в культурной модели России, а, возможно, и уточнить харак­
теристику российской тендерной системы. Изучение женской повседневности
как способа исторической интерпретации человеческих субъективностей в их
многообразных проявлениях может стать в отечественной историографии, как
и в западных национальных историографиях, одним из реальных вариантов
перехода от событийно-политизированной истории структур к антропологи-
зированной гендерно чувствительной социальной истории. Эта обновленная
1
Подробнее см.: Белова А.В . Повседневность русской провинциальной дворян­
ки конца XVIII — первой половины XIX в. (к постановке проблемы)... С . 274-281;
Belova A. Национальная и тендерная идентичность русской дворянки конца XVIII —
первой половины XIX в... S. 375-386.
2
О своеобразии «переживания» дворянкой вынужденной смены привычной
повседневности см.: Белова А.В . «Вот каков прекрасный пол в Тамбове!»: тендер­
ная дифференциация тамбовского дворянского общества в письмах московской ба­
рышни // От мужских и женских к тендерным исследованиям: Мат-лы междунар.
научн. конф. 20 апреля 2001 г. / Отв. ред. П.П . Щербинин. Тамбов, 2001. С. 13-18.

80
А.В . Белова
социальная история, написанная как история тендерных отношений
1
, «ориен­
тированная, — цитируя историографа Л.П . Репину, — на комплексный анализ
субъективного и объективного, микро- и макроструктур в человеческой ис­
тории, предельно широко понимаемая»
2
, будет включать в себя важнейшей
составляющей «пережитую» историю многих «субъективных реальностей»,
основанную на качественных методах. Под качественными методами исто­
рики, участвующие в созидании истории повседневности, имеют в виду так
называемое «вчитывание в текст», или метод «глубокого чтения», «выясне­
ние мотиваций» и внутренних интенций как способ понимания субъектив-
ностей, ведение диалога с авторами текстов, отказ от дистанцирования от
них и псевдообъективности, а, напротив, «вживание и вчувствование (эмпа-
тию)», ведущие, по словам Н.Л. Пушкаревой, к «более субъективированному
знанию, нежели знание, получаемое с помощью традиционного этнографи­
ческого или исторического описания»
3
, «этнографические и социологичес­
кий методы включенного наблюдения»
4
,
наконец, особый исследовательский
дискурс, предполагающий «собственное эмоциональное восприятие»
5
людей
прошлого, или, по Ф. Анкерсмиту, «право историка на личный «историчес­
кий опыт», на выражение своей индивидуальности в тексте исторического
нарратива»
6
.
Однако пока реализации этого проекта препятствуют многочис­
ленные негативные стереотипы, распространенные в научном сообществе, в
частности такие, как имплицитное неприятие «новых» субдисциплин: исто­
рии повседневности, истории женщин, тендерной истории, непризнание их
познавательного потенциала для создания нового качества социальной исто­
рии, недооценка значения субъективных источников и собственно плюраль-
ности исторических субъективностей, переживаний и опытов конкретных
людей для интерпретации прошлого. Исторически и этнологически досто­
верное исследование антропологических аспектов женской повседневности
с использованием и «микроскопа» и «телескопа» можно считать очередным
шагом на пути преодоления этих стереотипов.
1
Репина Л.П . Тендерная история сегодня: проблемы и перспективы // Адам и
Ева... 2001. No 1. С. 19.
2
Репина Л.П . «Новая историческая наука» и социальная история... С. 72.
3
Пушкарева Н.Л . Предмет и методы изучения «истории повседневности»...
С. 3 -19.
4
Также см.: УтехинН.В. О смысле включенного наблюдения повседневности //
История повседневности... СПб., 2003. С . 15-24 .
5
Пушкарева Н.Л . Предмет и методы изучения «истории повседневности»...
С. 3-19.
6
См.: Зверева Г.И . Рецепция микроисторического подхода к изучению прошло­
го... С . 53.

Глава II
ВОЗРАСТ ПЕРВЫЙ: «ВПЕЧАТЛЕНИЯ МОЕГО ДЕТСТВА»
1
Так в детстве нашем жили мирно
Мы в милой родине моей.
Отец и мать сидели смирно,
Забыв весь свет кроме детей.
Неизвестная
из рода Квашниных-Самариных
2
2.1 . «Мир женского детства» в дворянской России
XVIII — середины XIX в. как методологическая проблема
истории повседневности
Изучая «возрасты жизни» и «структуры повседневности» на ранних эта­
пах жизненного цикла представительниц дворянской этнокультурной среды,
трудно не согласиться с мнением Р. Барта, рассматривавшего феномен де­
тства в ряду так называемых «лжеочевидностей»
3
, и созвучным суждением
Ю.Л . Бессмертного о том, что это «знакомое нам понятие» есть не что иное,
как одно из «наших клише»
4
.
Содержание же исторически предшествовав­
шего этому клише восприятия, как правило, остается невыясненным, что
неизбежно ведет к искажению историко-этнологической и социокультурной
картины прошлого и к неадекватной трактовке многих существенных реалий
повседневной жизни, опытов, практик и переживаний повседневности.
Действительно, проблематизация детства в контексте истории женской
повседневности сопряжена с постановкой ряда существенных вопросов. Что
представляло собой детство дворянских девочек с точки зрения формирова­
ния их идентичностей, до какого возраста оно продолжалось, каков эмоцио­
нальный, коммуникативный и вещный мир детства, какие взаимоотношения
1
Сабанеева Е.А . С . 335.
2
Цит. по: Неизвестная из рода Квашниных-Самариных. Мы в детстве нашем
жили мирно... // ГАТО. Ф . 103. Тверская ученая архивная комиссия. Оп. 1 . Д. 939. Л. 8 .
3
Барт Р. Из книги «Мифологии». Предисловие / Пер. с фр. Г.К. Косикова // Барт
Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Пер. с фр. Сост., общ. ред. и вступ. ст .
Г.К. Косикова. M ., 1989. С . 46.
4
Бессмертный Ю.Л. Новая демографическая история // Одиссей. Человек в
истории. 1994. M., 1994. С . 250.

82
А.В . Белова
связывали девочек с окружавшими их сверстницами/сверстниками, старши­
ми/младшими, как к детям относились взрослые (матери/отцы, бабушки/де­
душки, тети/дяди, кормилицы, няни, гувернантки), какими воспитательными
стратегиями пользовались, какой отклик родительское воспитание находило
у детей? Если принять утверждение гендерологов о том, что дети, как и жен­
щины, относились к депривированным членам общества
1
, то означает ли это
нахождение девочек в позиции двойной маргинальноеTM? В чем проявлялось
реальное и символическое насилие со стороны воспитателей в отношении
дворянских девочек? Не секрет, что с самого рождения культура предписыва­
ла им жизненную стратегию, нормы поведения и допустимого самовыраже­
ния, как бы заранее «зная», что с ними должно произойти и кем они должны
стать. Если индивидуальные предпочтения и представления юной дворян­
ки не совпадали с предписанным ей сценарием жизненного пути, следовал
прессинг всей культурной традиции (в лице отца, матери, родственников,
светского общества, общественного мнения, а то и самого государя). Поэто­
му чрезвычайно важно понять, как через сознательный и подсознательный
прессинг, регламентацию образа мыслей, действий, жизни и «техник тела»
(термин французского антрополога М. Mocca
2
) производилось насаждение
нормативной «женственности»? И в то же время существенным представ­
ляется анализ механизмов сопротивления этому прессингу, формирования
навыков отстаивания собственной идентичности. Чем отличалась повседнев­
ная жизнь девочек и мальчиков, девочек в провинциальной и столичной сре­
де, девочек в разных провинциях? Все эти вопросы, бесспорно, заслуживают
специального анализа и этнологически достоверных ответов, тем более, что
в таком ракурсе они не обсуждались в отечественной историографии
3
.
1
Об этом см.: Пушкарева Н.Л. Как заставить заговорить пол? (тендерная кон­
цепция как метод анализа в истории и этнологии) // ЭО. 2000. No 2. С . 39. О том, что
дети репрезентируют виктимизированную инаковость, см.: РозенхольмА. Женское,
животное и национальное в творчестве Светланы Василенко // Доклад на между­
нар. научн. семинаре «Гендер по-русски: преграды и пределы». Тверь, 10-12 сен­
тября 2004 г.
2
Mocc М. Техники тела // Mocc М. Общества. Обмен. Личность: Труды по со­
циальной антропологии. M., 1996.
3
О домашнем воспитании и образовании девочек-дворянок см.: Белова А.В .
Домашнее воспитание дворянок в первой половине XIX в. // Педагогика. 2001.
No 10. С. 68-74; Она же. Домашнее воспитание русской провинциальной дворянки
конца XVIII — первой половины XIX в.: «корневое» и «иноземное» // Женские и
тендерные исследования в Тверском государственном университете: Науч. - метод.
сб. / Отв. ред. В.И . Успенская. Тверь, 2000. C . 32-44; Она же. Женщина дворянс­
кого сословия в России конца XVIII — первой половины XIX века: социокультур­
ный тип (по материалам Тверской губернии): Дисс... канд. культур. Специальность
24.00 .02 — историческая культурология. M ., 1999. С . 85-120; Пушкарева Н.Л . «Она

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
83
К настоящему времени тема «мир детства» может считаться междисцип­
линарной в контексте гуманитарного знания. И хотя предметом углубленного
научного анализа она стала только в XX в., тем не менее привлекла к себе
внимание самых разных зарубежных и отечественных специалистов, вклю­
чая антропологов
1
, философов
2
, литературоведов
3
, историков
4
, этнографов
5
,
старалась ничего не упустить в науках...» (Домашнее образование в конце XVIII — начале
XIX в. и роль в нем женщин) // Пушкарева Н.Л . Частная жизнь русской женщины: невеста,
жена, любовница (X — начало XIX в.). M., 1997. Очерк второй. Гл. IV. С. 208 -220 .
1
См., напр.: Mud М. Культура и мир детства: Избр. произв. / Сост. И.С . Кон. M., 1990;
Хасанова Г.Б. Антропология: Учеб. пособ. M ., 2004. С . 98-101 .
2
Бовуар С. де. Второй пол. Пер. с фр. / Общ. ред. и вступ. ст. С.Г . Айвазовой, коммент
М.В. Аристовой. M.; СПб., 1997. Т. 2. Ч. 1. Гл. 1: Детство. С . 310 -365; Кон И.С . Ребенок и
общество: историко-этнографическая перспектива. M ., 1988; Он же. Ребенок и общество:
Учеб. пособ. для студентов высших учеб. заведений, обучающихся по психологическим и
педагогическим специальностям. M., 2003.
3
Барт Р. Из книги «Мифологии». I . Мифологии. Литература и Мину Друэ / Пер. с фр.
Г.К . Косикова // Барт Р. Избранные работы... С . 48-56; Мальчики и девочки: реалии социализа­
ции: Сб. ст. / Ред. колл.: М.А. Литовская и др. Екатеринбург, 2004.
4
Аръес Ф. Возрасты жизни // Педология / Новый век: Психолого-педагогический, публицистический
журнал. 2000 . No 1 (февраль). С. 6-11; Он же. Ребенок и семейная жизнь при старом порядке / Пер. с фр. Я .Ю .
Старцева при участии В.А . Бабинцева. Екатеринбург, 1999; Безрогое В.Г . Мир религиозных чувств ребенка
в мемуарах XVIII века // Феномен повседневности: гуманитарные исследования. Философия. Культуроло­
гия. История. Филология. Искусствоведение: Мат-лы междунар. науч. конф. «Пушкинские чтения — 2005»
(Санкт-Петербург, 6-7 июня 2005 г) / Ред. -со ст. И.А. Манкевич. СПб., 2005. С . 56 -63; Демоз Л. Психоистория
/ Пер. с англ. Ростов н/Д, 2000; Келли К «Хочу быть трактористкой!» (Тендер и детство в довоенной советс­
кой России) // Социальная история. Ежегодник, 2003. Женская и гендерная история / Под ред. Н.Л. Пушка-
ревой. M ., 2003. С. 385-410; Кисъ О.А . Материнство и детство в украинской традиции: деконструкция мифа
// Там же. С. 156 -172; Кошелееа О.Е . «Благословляю чада свои»: забота о детях (по древнерусским духовным
грамотам) // Вестник УРАО. 1997. No 2; Она же. Дети как наследники в русском праве с древнейших времен
до петровского времени // Социальная история. Ежегодник, 1998/99. M ., 1999. С . 177 -202; Она же. История
детства — опыт зарубежной историографии // Педагогика. 1996. No 3. С. 81 -86; Она же. «Свое детство» в
Древней Руси и в России эпохи Просвещения (XVI-XVIII вв.): Учеб. пособ. по педагогической антропологии
и истории детства. M., 2000; Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада: Пер. с фр. / Общ. ред. Ю .Л.
Бессмертного; Послесл. А .Я . Гуревича. M., 1992. С . 268-269; Николас Д. Домашняя жизнь средневекового
города: женщины, дети и семья в Генте XIV в. // Средневековая Европа глазами современников и историков:
Кн. для чтения. M ., 1995. Ч . III: Средневековый человек и его мир; Природа ребенка в зеркале автобиографии:
Учеб. пособ. по педагогической антропологии / Под ред. Б.М . Бим-Бада и О.Е . Кошелевой. M., 1998; Пушка­
рева Н.Л. Женщины России и Европы на пороге Нового времени. M ., 1996. С. 108-126; Она же. Материнство
в новейших социологических, философских и психологических концепциях // ЭО. 1999. No 5. С . 48-59;
Она же. Мать и дитя в Древней Руси (отношение к материнству и материнскому воспитанию в X-XV вв.) //
ЭО. 1996. No 6. С. 93-106; Она же. Мать и материнство на Руси (X-XVII вв.) // Человек в кругу семьи: Очер­
ки по истории частной жизни в Европе до начала нового времени / Под ред. Ю .Л. Бессмертного. M., 1996.
C. 305-341; Она же. Частная жизнь русской женщины... С. 65 -93, 191-207; Рябова Т.Б . Женщина в истории
западноевропейского средневековья: Учеб. пособ. Иваново, 1999. С . 121-125; Сальникова А.А . Трансфор­
мация идеалов и жизненных ценностей русской девочки / девушки в первое послеоктябрьское десятилетие
// Социальная история. Ежегодник, 2003... С. 411-435; Demause L. The Evolution of Childhood // Historry of
Childhood Quarterly. Spring, 1974. V. 1. No 4; Herlihy D. Medieval Children // Essays on Medieval Civilisation.
Austin; L., 1978. P . 109-141; LdhmerC. Die Welt der Kinder im funfzehnten Jahrhundert. Weinheim, 1989; Nicholas
D. The Domestic life of a medieval city: Women, children and the family in fourteenth-century Ghent. Lincoln, 1986.
5
Байбурин A.K. Обрядовые формы половой идентификации детей // Этнические стереоти­
пы мужского и женского поведения / Отв. ред.: А.К . Байбурин, И.С. Кон. СПб ., 1991. С . 257-265;
Бутовская М.Л., Артемова О.Ю ., Арсенина О.И . Полоролевые стереотипы у детей Централь-

84
А.В. Белова
психологов
1
, социологов
2
, культурологов
3
. Первоначально же, еще на рубеже
XIX-XX вв., заслуга в ее разработке принадлежала, с одной стороны, аме­
риканской психологии, исследовавшей особенности возрастной, в частности
детской, психологии
4
, с другой, — англо -американской культурной антропо­
логии, интересовавшейся ранними этапами социализации
5
.
Таким образом,
с первых шагов институционализации «мира детства» как темы научных
исследований освоение ее велось синтетически, аналитическими усилиями
ной России в современных условиях // ЭО. 1998. No 1. С . 104 -; Дети в обычаях и обрядах наро­
дов зарубежной Европы. M., 1995; Детство в традиционной культуре народов Средней Азии,
Казахстана и Кавказа / Отв. ред. RR Рахимов. СПб., 1998; Лунин И.И ., Старовойтова Г.В.
Исследование родительских полоролевых установок в разных этнокультурных средах // Эт­
нические стереотипы мужского и женского поведения... С 6 -16; Мир детства и традиционная
культура. Вып. 2 . M ., 1996; Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре. Вып. 1:
Младенчество. Детство. M., 1995; Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре.
Вып. 2: Детство. Отрочество. M ., 1995; Северная О.А . Этнология детства: (Младенческий,
ранний и дошкольный возраст): Росс. этносы. Аннотир. библиогр. указ. M ., 1993; Соловьева
Л.Т. Грузия. Этнография детства. M ., 1995; Этнография детства: Традиционные формы вос­
питания детей и подростков у народов Восточной и Юго-Восточной Азии / Отв. ред. И .С
Кон. M., 1983; Этнография детства: Традиционные формы воспитания детей и подростков у
народов Передней и Южной Азии / Отв. ред. И .С . Кон. M., 1988; Этнография детства:
Сб. фольклорных и этнографических материалов / Запись, сост., аннот. Г .М. Науменко. M .,
1998; Яхно О.Н . Повое отношение горожан к детству на рубеже XIX-XX вв. // Культурное на­
следие народов Сибири и Севера: Мат-лы Пятых Сибирских чтений, Санкт-Петербург, 17-19
окт. 2001 г СПб., 2004. Ч. 1. С 190-193.
1
Бакшутова Е. Детство — это кошмар // Педология / Новый век. No 2/11; Демоз Л. Указ.
соч.; Детство идеальное и настоящее / Под ред. Е.Р Слободской. Новосибирск, 1994; Жамко-
чъян М. Кошмар Демоза // Педология / Новый век. No 2/11; Каптерев П. Ф. О природе детей:
Избранное / Сост., вступ. ст. М .В. Богуславский, KE. Сумнительный. M., 200 5; Марцинковс-
кая Т.Д. Психология развития // Ярошевский М.Г. История психологии от античности до сере­
дины XX в. M ., 1996; Монтессори М. Помоги мне сделать это самому / Сост., вступ. ст. М.В.
Богуславский, Г.Б. Корнетов. M., 2001; Попова Л.В. Тендерная социализация в детстве (или
Что нужно знать воспитателям о том, как девочки и мальчики научаются «быть женщинами
и мужчинами») // Тендерный подход в дошкольной педагогике: теория и практика: В 2-х ч. /
Под ред. Л .В . Штылевой. Мурманск, 2001. Ч . 1 . С 40-47; УлыбинаЕ. Психология обыденного
сознания. M., 2001; Она же. Страх и смерть желания. M.; СПб., 2003. Отцы и дети: жизнь
после инцеста. Мир «Магнолии». С. 253-303.
2
Чодороу П. Воспроизводство материнства: психоанализ и социология пола (ч. III . По­
ловая идентификация и воспроизводство материнства) // Антология тендерной теории. Сб .
пер. / Сост. и коммент . Е.И Гаповой и А.Р Усмановой. Мн., 2000. С. 29-76; Щеглова СП. Как
изучать детство: Социологические методы исследования современных детей и современного
детства. M., 2000.
3
Велик AA. Детство как феномен культуры // Велик А.А. Культурология: Антропологи­
ческие теории культур. M., 1999. Раздел III. Гл. 2. С 107-123; Лотман ЮМ. Беседы о русской
культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII — начало XIX века). СПб., 1994.
С. 53 -54 , 62-64.
4
См.:Марцинковская Т.Д . Указ. соч .
5
См.: БутовскаяМ.Л .,
Артемова О.Ю ., Арсенина О.И . Указ. соч . С 104.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
85
разных дисциплин. Во второй половине XX в. эта тема выделилась в само­
стоятельную предметную область и стала основой для формирования новых
научных дисциплин, таких, как история детства, этнография (антропология)
детства и социология детства
1
.
В мою задачу не входит систематическое из­
ложение историографии исследований детства, тем более что этот сюжет не­
посредственно в этнологическом аспекте не раз освещался в работах совре­
менных отечественных гуманитариев
2
, также как не предполагается и анализ
многочисленных изданий по педагогике ввиду их специально-прикладного
характера
3
.
В данной главе предстоит выяснить, что нового по сравнению
с перечисленными дисциплинами может дать исследование «женского»
детства в дворянской России XVIII — середины XIX в. с позиции истории
повседневности. В чем состоит специфика изучения именно «женского» де­
тства, если таковая подлежит выявлению?
Сегодня не вызывает сомнений, что «детство» — понятие исторически,
культурно и этнически обусловленное. В равной мере справедливо считать
его социально и гендерно определенным. Возможно, отпечаток этнокультур­
ной среды в сочетании с особенностями социальной и тендерной стратифи­
кации наиболее явственен именно на образе детства, репродуцируемом той
или иной традицией. Восприятие детства в контексте культуры коррелирует
с приходящимися на него процессами социализации и тендерной дифферен­
циации, интериоризации определенной системы ценностей, детерминирую­
щей, в свою очередь, нормативные стили поведения.
В отличие от прочих дисциплин, анализирующих взгляд на детство «из­
вне», то есть со стороны наблюдающего или изучающего субъекта, иными сло­
вами взгляд Другого (представительницы/представителя «своей» или «чужой»
культуры) на детство, история повседневности как «пережитая» история,
прежде всего из-за повышенного внимания к анализу «субъективных источ­
ников», или эго-документов, исследует взгляд «изнутри», то есть самого пере-
1
Об этом см.: Кон И.С . Ребенок и общество: Учеб. пособ... С . 5.
2
Белик А.А. Указ. соч.; Бутовская М.Л., Артемова О.Ю., Арсенина О.И . Указ.
соч.; Кон И.С. Этнография детства. Историографический очерк // Этнография де­
тства: Традиционные формы воспитания детей и подростков у народов Восточной
и Юго-Восточной Азии...; Он же. Ребенок и общество: Учеб. пособ...; Марцинков-
ская Т.Д. Указ. соч .
3
B качестве исключения назову коллективный труд Академии педагогических
наук СССР концептуального характера, представленный циклом книг на стыке на­
учно-педагогических и психолого-физиологических исследований: Мир детства:
Дошкольник / Под ред. А.Г . Хрипковой; Отв. ред. А.В. Запорожец. M., 1979; Мир
детства: Младший школьник / Под ред. А.Г . Хрипковой; Отв. ред. В.В . Давыдов.
M., 1981; Мир детства: Подросток / Под ред. А.Г . Хрипковой; Отв. ред. Г.И. Фило­
нов. M ., 1982.

86
А.В . Белова
живающего или некогда переживавшего детство субъекта, иначе — взгляд на
Собственное детство
1
.
Например, в женских мемуарах этот взгляд, который
можно назвать «заинтересованным», аккумулирует три вида рефлексии: во-
первых, рефлексию во взрослом возрасте своего детского состояния (подчер­
киваю, не абстрактной взрослой женщиной «чужого» детства, детства другого
субъекта, с которым разрыв во времени не компенсируется преемственностью
идентичности, а именно своего), во-вторых, рефлексию собственного детско­
го восприятия и оценок (а иногда двойную рефлексию — взрослую рефлексию
детской рефлексии), в-третьих, рефлексию отношения взрослых к детям гла­
зами ребенка, описанную позднее уже во взрослом возрасте.
В контексте большинства подходов детство трактуется как феномен, изу­
чая который можно приблизиться к пониманию некой сущности, будь то со­
стояние взрослости или культура как таковая. Тем самым детству априори
приписывается второстепенное, вспомогательное значение. Напротив, исто­
рия повседневности позволяет рассматривать детство не как переход к «ис­
тинному» состоянию, а как самоценное состояние. В контексте рефлексии
собственной идентичности детство — не исчезающее и преходящее явление,
оно тождественно взрослому состоянию в той мере, в которой является его
составной и преемственно обусловливающей частью. Этапы жизненного
цикла индивида, вне зависимости от различий в их дифференциации, — это
последовательные этапы развития одной и той же самотождественной иден­
тичности. Многие мотивации поведения взрослого происходят из детства.
Умаление значения детства или его недооценка (как, впрочем, и переоценка,
идеализация) — в такой же мере культурный конструкт, культурное предпи­
сание как и распределение тендерных ролей. Не случайно эти явления тесно
связаны между собой — внедрение тендерной роли в сознание индивида в
основе своей осуществляется в детстве.
При анализе детства представительниц женского пола в контексте россий­
ской дворянской культуры XVIII — середины XIX в. нетрудно подметить па­
радоксальное, но вместе с тем закономерное обстоятельство. Образы детства,
репрезентируемые русской классической литературой, составляющей обще­
признанный литературный канон
2
, который, как доказывают современные
1
В этом смысле близкими являются подходы педагогической антропологии,
которая, дистанцируясь от традиционной истории педагогики, также обращается к
анализу «своего детства» в контексте автобиографического «познания «себя-ребен-
ка»», ставит задачу «прислушаться к голосам «очевидцев» детской поры ушедших
эпох». См.: Кошелева О.Е. «Свое детство»... С. 5, 17. Также см.: Природа ребенка в
зеркале автобиографии...
2
Немецкие литературоведы Ренате фон Хайдебранд и Симоне Винко опреде­
ляют понятие «литературный канон» и его функциональное назначение следую­
щим образом: «Собрание текстов, сохраненных и переданных в устной (например,

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
87
литературоведы, определяется исключительно «мужским» взглядом
1
,—все
сплошь мужские, сводимые, с известными оговорками, к архетипу дворянс­
кого недоросля. В этом ряду — и фонвизинский Митрофанушка, и карамзинс-
кий Леон, и пушкинский Гринев
2
. У дворянского детства в России — мужское
лицо
3
. Детство девочек авторов-мужчин не интересовало, зато их пристальное
внимание было приковано к девичеству — девушкам, барышням. Очевидно,
для них главная интрига женской судьбы, как и литературного произведения,
заключалась в ситуации рассмотрения девушки в качестве потенциального или
реального объекта мужского выбора, внимания, созерцания, интереса, любви.
В этой связи детство героини, если оно описывалось
4
, было существенно толь­
ко формированием тех душевно-нравственных качеств, которые впоследствии
оказывались оцененными героем-мужчиной.
мифы) или письменной форме, т.е. корпус произведений и их авторов, считаю­
щихся особо ценными и потому достойными передачи из поколения в поколение,
обозначается как канон. Важнейшими функциями канона являются: узаконение
ценностей, создание идентичности и определение ориентиров для действия». (Хай-
дебранд Р. фон, Винко С. Работа с литературным каноном: Проблема тендерной
дифференциации при восприятии (рецепции) и оценке литературного произведе­
ния // Пол. Тендер. Культура: Немецкие и русские исследования. Сб . ст . / Под ред.
Э. Шоре, К. Хайдер. M., 2000. Вып. 2. С. 44 .) О «концепции Великого Канона»
и связанной с ней маргинализацией автодокументальных и женских текстов см.:
Савкина И.Л. «Пишу себя...»: Автодокументалытые женские тексты в русской ли­
тературе первой половины XIX века. Tampere, 2001. С. 10-15.
1
Лена Линдхоф употребляет в связи с этим термины "mannlicher Literaturkanon"
(мужской литературный канон), "(mannlicher) MaRstab >groRer< Kunst" ((муж­
ской) масштаб «великого» искусства) и "kanonisierte >mannliche< Texte" (кано­
низированные «мужские» тексты), см.: Lindhoff L. Einfilhrung in die feministische
Literaturtheorie. Stuttgart; Weimar, 1995. S . XI . Об определении мужским взглядом на
литературу «коллективных оценочных процессов, ведущих к канонизации писате­
лей» см.: Хайдебранд Р. фон, Винко С. Указ. соч. С. 23. B частности, о невключении
женщин-авторов и женских текстов в канон русской литературы см.: Шоре Э. Жен­
ская литература XIX века и литературный канон. К постановке проблемы // Пером и
прелестью. Женщины в пантеоне русской литературы. Ополе, 1999. С. 95-104.
2
См. также: Приказчикова Е.Е . «Митрофанушки», «люди Плутарха» и «рыцари
нашего времени»: модели воспитания мальчиков в культурно-историческом созна­
нии и литературной практике второй половины XVIII — начала XIX века // Маль­
чики и девочки: реалии социализации... С . 154-163.
3
Можно вспомнить еще и «Детство» Л.Н . Толстого, «Детство Темы» НГ. Гари­
на-Михайловского, «Детство Никиты» А.Н . Толстого.
4
См., напр.: «Арап Петра Великого», «Метель», «Дубровский», «В начале
1812 года...», «Барышня-крестьянка» А.С. Пушкина, «Рудин», «Дворянское гнез­
до» И.С . Тургенева и др.

88
А.В . Белова
Одной из методологических задач исследования «женского» детства в
контексте истории повседневности является верификация с точки зрения
этнологической достоверности ряда положений, претендующих на универ­
сальность в междисциплинарных исследованиях детства.
Так, французская писательница и философ Симона де Бовуар (Simone de
Beauvoir, 1908-1986), анализируя в знаменитом двухтомном эссе «Второй
пол» (Le Deuxieme Sexe) (1949) детство как этап жизненного пути с позиции
психоанализа, рассматривает его в качестве начала процесса конструирова­
ния ««женственной» женщины»
1
и считает, что «девочке с первых лет ее жиз­
ни настойчиво внушают мысль о ее предназначении»
2
.
Соотечественник де Бовуар, Р. Барт, вклад которого в теории повседнев­
ности анализировался в главе I (п.
в «Мифологиях» (1957) утверждает:
«Специфика детства оказывается довольно-таки двусмысленной... детство
и зрелость оказываются двумя различными, замкнутыми в себе, не сооб­
щающимися и несмотря на это тождественными друг другу возрастами»
3
.
Особо следует подчеркнуть, что о детстве Р. Барт пишет в контексте «ос­
мысления некоторых мифов, порожденных повседневной жизнью»
4
сов­
ременной ему Франции, в том числе «не изжитого мифа о гениальности»
5
.
Изучение «фактов повседневности»
6
включило и феномен детства в предмет
размышлений над «раздражавшим» его «флером «естественности»», окуты­
вающим реальность, над тем, что он называл «само-собой-разумеющимся»
или «лжеочевидностями»
7
.
Суть последних, по мнению Р. Барта, лучше всего
передает «понятие мифа», трактуемое им как «своего рода язык»
8
.
Ж.- Ф . Лиотар, уточняя природу «нарративного» знания, признает инако-
вость, некомпетентность ребенка как не обладающего знанием. Он пишет:
«Консенсус, который позволяет очертить такого рода знание и различать
того, кто знает, от того, кто не знает (иностранец, ребенок), составляет куль­
туру народа. Такое краткое напоминание о том, что знание может выступать
как образование или как культура, опирается на этнографические описания»
9
.
1
Бовуар С. де. Указ. соч. С. 322.
2
Там же. С.311.
3
Барт Р. Из книги «Мифологии». I . Мифологии. Литература и Мину Друэ...
С. 52.
4
Барт Р. Из книги «Мифологии». Предисловие... С. 46.
5
Барт Р. Из книги «Мифологии». I . Мифологии. Литература и Мину Друэ...
С. 52.
6
Барт Р. Из книги «Мифологии». Предисловие... С. 47.
7
Там же. С. 46.
8
Там же.
9
Лиотар Ж.- Ф . Состояние постмодерна / Пер. с фр. НА. Шматко. M .; Спб.,
1998. С. 53.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
89
Современный российский психолог Е. Улыбина считает, что период де­
тства является «культурно обусловленным и культурно относительным»
1
,
«производным культуры» и, потому, «с усложнением культуры неизменно
увеличивается»
2
.
Общеизвестно, что открытие проблемы детства в исторических исследо­
ваниях принадлежит представителю третьего поколения французской школы
«Анналов» Филиппу Арьесу (Philippe Aries, 1914-1984), автору знаменитой
работы «Ребенок и семейная жизнь при старом порядке» (L 'enfant et la vie
familiale sous l'ancien regime)
3
.
По мнению английского историка и одного
из авторитетнейших европейских историков культуры Питера Бурке (Peter
Burke), написавшего историю школы «Анналов»
4
, именно с третьим поколе­
нием связаны не только административные изменения, но, что более важно,
интеллектуальные сдвиги, приведшие к расширению границ истории, пред­
метом изучения которой стали «детство, мечтания, тело и даже запахи»
5
.
Привлекшая к себе широкое внимание концепция Арьеса, вместе с тем, вы­
звала большую научную полемику, в которой некоторые оппоненты ставили
ему в вину даже то, что он не имел специального исторического образо­
вания. Ф . Арьес был историком-любителем, или «воскресным историком»
(«un historien de dimanche»), как он себя называл, который работал в Инсти­
туте тропических фруктов и в свободное время занимался историческими
исследованиями
6
.
Смысл его концепции сводился к тому, что понятия детства, точнее ска­
зать — чувства детства (le sentiment de l'enfance), в средние века не сущест­
вовало. «Дети», как мы их сегодня называем, рассматривались до семи лет
более или менее как зверьки, а затем как маленькие взрослые
7
.
Детство, по
Арьесу, было открыто во Франции только в XVII в. Только в это время, на­
пример, дети были снабжены особой одеждой, как то «плащ» для мальчи­
ков
8
.
Из писем и дневниковых записей того времени явствует, что взрослые
во все большей степени интересовались поведением детей и даже подража-
1
УлыбинаЕ. Страх и смерть желания... С . 253.
2
Там же.
3
Aries P. L'enfant et la vie familiale sous l'ancien regime. Paris, 1960, 1973; dt.:
Aries Ph. Geschichte der Kindheit. Miinchen, 1975; Арьес Ф. Ребенок и семейная
жизнь при старом порядке...
4
Burke P. Offene Geschichte. Die Schule der «Annales» / Aus dem Englischen von
M. Fienbork. Berlin, 1990. (Originalausgabe: Burke P. The French Historical Revolution:
The Annales School, 1929-89 . Cambridge, 1990.)
5
Ebd. S. 69.
6
Ebd. S.71.
7
Ebd.
8
Ebd.

90
А.В . Белова
ли детской манере говорить. На основании иконографических источников,
например, возросшего числа детских портретов, Ф. Арьес утверждает, что
сознание детства как фазы человеческого развития в раннее новое время воз­
вращается, но не более того.
В немецком переводе книга Ф. Арьеса называлась «История детства»
(Geschichte der Kindheit)
1
и как бы давала название целому научному на­
правлению, что весьма символично. Тем не менее, считает П. Бурке, этот
перевод также вызвал критические замечания и, вообще, был подвергнут
критике, справедливой или несправедливой, многими учеными
2
.
Медие­
висты нападали в целом на тезисы Арьеса об этой эпохе. Другие историки
упрекали Арьеса в том, что он рассматривал европейское развитие на ос­
новании источникового материала, действительного только для Франции, и
не делал достаточных различий между точками зрения мужчин и женщин,
элиты и простого народа
3
.
Однако заслуга Арьеса, по справедливому мне­
нию П. Бурке, — в том, что детство было отмечено на исторической карте,
возникли сотни исследований по истории детства в разных регионах и в
разные периоды и было обращено внимание на эту новую историю психо­
логов и детских врачей
4
.
В отечественных исследованиях по «истории женщин» как русского, так
и западноевропейского средневековья не только не раз упоминалось о поле­
мике западных ученых
5
, но и также подчеркивалась спорность некоторых ут­
верждений Арьеса, не находящих однозначного подтверждения в историчес­
ких источниках. В частности, Н.Л. Пушкарева опровергает применительно к
допетровской Московии известный тезис о том, что «дети больше работали,
чем играли»
6
, а Т.Б. Рябова, отмечая дискуссионность вопроса об «отсутс­
твии детства», указывает на содержащиеся в западноевропейских средне­
вековых источниках упоминания о различных проявлениях родительской
любви к детям
7
.
Здесь, правда, следует отметить, что сам Арьес настаивал
на различении восприятия детства и любви к детям. Первое, по его мнению,
«соответствует осознанию особенностей этого периода жизни, того, что от­
личает детей от взрослых, пусть даже и молодых»
8
.
1
Aries Ph. Geschichte der Kindheit...
2
BurkeP. a.a.O.S.72.
3
Ebd.
4
Ebd.
5
Пушкарева Н.Л. Женщины России и Европы на пороге Нового времени...
С. 241-242; Она же. Частная жизнь русской женщины... С. 278.
6
Пушкарева Н.Л. Женщины России и Европы на пороге Нового времени...
С. 115-116; Она же. Частная жизнь русской женщины... С. 78-79.
7
Рябова Т.Б . Указ. соч. С. 123.
8
Жамкочьян М. Указ. соч .

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
91
Другие концепции истории детства демонстрируют, в свою очередь, раз­
нообразие методологических ракурсов от глобальной исторической ретрос­
пективы создателя «психогенной» теории детства американского психоана­
литика и психоисторика Ллойда Де Моза (Lloyd De Mause)
1
до, например,
локального, но не менее эффективного исследования мира детства только в
немецкоязычном пространстве XV в. немецкого историка Корнелии Лёмер
(Cornelia Ldhmer)
2
.
Концепцию Л. Демоза
3
о сменяющих друг друга в запад­
ноевропейской средневековой истории стилях родительского отношения к
детям — от «инфантицидного» и «бросающего» к «амбивалентному» — и ее
критику западными учеными упоминает в своих работах Н.Л . Пушкарева
4
.
При этом она считает, что в русских источниках XVI-XVII вв., отчасти син­
хронно с западноевропейскими, можно обнаружить свидетельства выделя­
емого Л. Демозом амбивалентного стиля воспитания
5
.
Хотя теория детства
Л. Демоза и обсуждалась в российских научных изданиях
6
, мне представля­
ется целесообразным напомнить предложенную им периодизацию европейс­
кой истории детства в соответствии с преобладавшими стилями воспитания.
В качестве таковых он рассматривал: 1) инфантицидный, или детоубийствен-
ный (от зарождения человечества до IV в. н .э .), 2) игнорирующий, или остав­
ляющий (IV-XIII вв.), 3) амбивалентный (XIV-XVII вв.), 4) навязывающий,
или контролирующий (XVIII в.), 5) социализирующий (XIX-XX вв.), 6) по­
могающий, или эмпатический (с середины XX в., включая современность).
С учетом того, что уже проверено Н.Л. Пушкаревой на материалах XVII в.,
было бы, безусловно, интересно выяснить, подпадает ли русское дворянское
воспитание XVIII — середины XIX в. под периодизацию Л. Демоза, работает
ли его теория на источниках по истории российских женщин-дворянок.
Что касается исследования К. Лёмер о «мире детства» в немецкоязычном
пространстве XV в., оно оценивается рецензентами как содержательное до­
полнение и осторожное внесение поправок к «образцовым произведениям»
(Standardwerke) Ф. Арьеса и Л. Демоза. Похоже, сравнение концепций этих
двух создателей теорий детства уже стало традицией как в западной, так и
1
Demause L. Op.cit.; Демоз Л. Указ. соч .
2
Ldhmer C. a .a .O.
3
Именно такая версия написания имени закрепилась при переводе на русский
язык его работы «Психоистория».
4
Пушкарева Н.Л. Женщины России и Европы на пороге Нового времени... С. 111,
239; Она же. Мать и дитя в Древней Руси... С. 93; Она же. Мать и материнство на
Руси (X-XVII вв.) . .. С . 313-314, 334; Она же. Частная жизнь русской женщины...
С. 73, 276-277.
5
Пушкарева Н.Л. Мать и материнство на Руси (X-XVII вв.) . .. С. 314.
6
См., напр.: Бакшутова Е. Указ. соч.; Велик AA. Указ. соч. С. 110-111; Жам-
кочьян М. Указ. соч .

92
А.В. Белова
в отечественной историографии
1
.
В отношении же российской истории де­
тства XVIII-XIX вв. мы найдем совсем немного специальных исследований
2
.
На мой взгляд, с позиции истории повседневности нужно говорить о са­
моощущении детства: насколько «реальными» для взрослой женщины были
ее детские ощущения и переживания, «близким» или «далеко отстоящим»
воспринимался по прошествии многих лет собственный детский возраст и,
следовательно, что можно наблюдать между детством и взрослым состояни­
ем — континуитет или дискретность? Не случайно Л. Демоз, создатель одной
из двух самых авторитетных теорий детства, одновременно является привер­
женцем психоистории, то есть истории желаний, истории мотивов. Важно
также понять, какую ценностную значимость придавали детству в российской
дворянской среде XVIII — середины XIX в., которая, естественно, не была го­
могенной, представительницы и представители разных возрастных категорий?
Каков круг источников, позволяющих изучать «мир женского детства»
в контексте «истории повседневности»? Это, в первую очередь, автодоку­
ментальная традиция, те. весь спектр эго-документов — мемуары, дневни­
ки, письма самих дворянских детей и взрослых о детях, а также визуальные
источники
3
—
детские портреты и изображения детей в интерьерах. И тот,
и другой вид исторических источников, относящихся к тому же к разным
типам, долгое время незаслуженно игнорировался традиционной историог­
рафией. Вместе с тем источниками служат и разного рода генеалогические
документы, фиксирующие рождение и крещение, другие документы, содер­
жащие демографические характеристики. Представления о детстве мы най­
дем и в литературных произведениях, среди которых следует обратить осо­
бое внимание на написанные авторами-женщинами.
Специфика репрезентации детства в женских мемуарах XVIII — середи­
ны XIX в. (обладающего, как отмечалось выше, особым потенциалом вида
исторических источников в свете обсуждаемой проблемы) связана с тем, что
это был самый отдаленный от момента написания период жизненного цикла
дворянок, который к тому же не полностью фиксировался их собственной
1
Жамкочьян М. Указ. соч .
2
Васютинская Е. Мир и образы детства. Россия. XVIII
—
начало XX века //
Два века русского детства: Портреты. Бытовые сцены. Костюм. Мебель. Рисунки.
Учебные тетради. Письма. Книги. Игрушки. XVIII — начало XX века / Текст, сост.,
вступ. ст. Е.В . Васютинской. M., 2006. С. 5-33; Кошелева О.Е. «Свое детство»...
Также отдельные выводы, сделанные Н.Л. Пушкаревой при анализе материнства
и материнской любви в этот период, см.: Пушкарева Н.Л . Мать и дитя в русской
семье XVIII — начала XIX века // Социальная история. Ежегодник, 1997. M ., 1998.
С. 226-246; Она же. Частная жизнь русской женщины... С. 206-207.
3
Следует обратить внимание на то, что, например, концепция Ф. Арьеса в зна­
чительной мере базируется на иконографических источниках.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
93
памятью. Однако только ли этим следует объяснять более чем лаконичные
описания в мемуарах детского возраста, обстановки и переживаний детства?
Насколько осознанно или неосознанно дворянки умалчивали о своем детстве
больше, чем, вероятно, могли рассказать? От решения этих вопросов зави­
сит понимание роли детства в самосознании российских дворянок. Можно
ли утверждать, что бытующее ныне и исходящее из психоанализа представ­
ление о детерминации детскими впечатлениями всего последующего миро­
восприятия
1
осознавалось столь же однозначно в исследуемый исторический
период? Насколько дворянки отдавали или не отдавали себе в этом отчет?
Наконец, как сами они относились к своему детству и что вкладывали в это
понятие? Подходы истории повседневности позволяют посмотреть на де­
тство, в первую очередь, глазами тех, с кем «оно происходило». Здесь важен
именно не взгляд стороннего наблюдателя, а живое ощущение, собственное
переживание ребенка или взрослой женщины, вспоминающей себя ребенком.
В последнем случае — что и почему дворянки вспоминали о себе, пребывав­
ших в детском возрасте, сохраняли ли они то самое «чувство детства», и ка­
кой образ собственного детства складывался у них по прошествии времени.
Можно ли при этом реконструировать идеальный для них «образ детства»?
Поставленная в данной главе проблема позволит, на мой взгляд, более до­
стоверно интерпретировать многие стороны женской повседневности и осо­
бенности эволюции разноликих женских субъективностей. В перспективе
это даст основания уточнить ряд более общих вопросов о конструировании
нормативной тендерной идентичности дворянок, формировании тендерной
асимметрии в дворянском обществе и особенностях воспроизводства приня­
того в нем тендерного контракта.
2.2 . « .. .она с малолетства заслужила себе репутацию
прелестного ребенка»
2
(«Женское детство» в дворянской
культуре XVIII — середины XIX в.)
Моя цель в данном разделе — анализ изменений восприятия детства
на протяжении полуторавекового периода расцвета дворянской культуры,
в том числе исходя из реконструкции «вещной» составляющей «мира де-
1
Согласно 3. Фрейду, речь идет прежде всего о сексуальных переживаниях, свя­
занных с периодом детства, которые как основной вид психотравмирующих аффектов
вытесняются в бессознательное. См.: Лейбин В.М . Фрейд, психоанализ и современная
западная философия. M ., 1990. С . 142-143; Он же. Чудо исцеления // Цвейг С. Вра­
чевание и психика. Месмер. Бекер-Эдди. Фрейд: Пер. с нем. M ., 1992. С. 9; Цвейг С
Зигмунд Фрейд. Область пола// Цвейг С. Врачевание и психика... С. 287-294.
2
Ковалевская СВ. С. 12.

94
А.В. Белова
тства», оформлявшей и маркировавшей особое детское пространство пов­
седневности.
Принято считать, что идеи Ж. -Ж. Руссо (Rousseau, 1712-1778) оказа­
ли решающее влияние на осмысление детства как особого периода в жиз­
ни человека и признание самоценности детской личности. Наступление
«буржуазной» эпохи литературовед и специалист по тендерному аспекту
в психоистории Верена Эрих-Хэфели (Verena Ehrich-Haefeli) характеризу­
ет как «время, когда ребенок становится важным прежде всего как ребе­
нок, а не как несовершенный взрослый»
1
.
В научной литературе повторя­
ется тезис о восходящей к Ж. - Ж . Руссо традиции «повышения ценности
детства в культуре»
2
.
В контексте идей этого мыслителя, детство стало
рассматриваться как естественное состояние человека
3
.
При этом, как пи­
шет Ю.М . Лотман, в его антитезе «естественное — противоестественное»
первое отождествлялось с «реальным, сущим, ощутимым» и биологически
данным
4
.
Тем самым детство признавалось в качестве реалии человечес­
кого бытия, имеющей самостоятельную ценность ввиду соотнесения его
с понятием изначального, «полученного от природы» счастья
5
.
Высокий
ценностный статус детства был обусловлен его сопряженностью с новым
критерием достоинства человека — искренностью — и представлением об
интуитивной эмоциональной жизни, очищенной от «рациональных (соци­
ально обусловленных) наслоений»
6
. Однако получившие широкий резонанс
в странах Западной Европы и в России утопически-педагогические призы­
вы Руссо («Любите детство, будьте внимательны к его играм и забавам, к
его милому инстинкту!»
7
; «Дайте детству созреть в детях»
8
) подразумевали
прежде всего мальчиков, уподобляемых «воображаемому воспитаннику»
женевского «руководителя».
1
Эрих-Хэфели В. К вопросу о становлении концепции женственности в буржу­
азном обществе XVIII века: психоисторическая значимость героини Ж. -Ж . Руссо
Софи / Пер. с нем. H Носовой // Пол. Тендер. Культура... M., 1999. Вып. 1. С. 64.
2
Улыбина Е. Страх и смерть желания... С. 255. Также см.: Лотман Ю.М . Руссо
и русская культура XVIII — начала XIX века // Лотман Ю.М. Собр. соч . M .,
1998. Т . 1: Русская литература и культура Просвещения. С. 139-206; Эрих-Хэфели В.
Указ. соч. С . 64-65 .
3
Лотман Ю.М . Руссо и русская культура... С. 142 .
4
Там же. С. 141.
5
Там же. С.142.
6
Там же.
7
Руссо Ж.- Ж. Эмиль, или О воспитании / Пер. с фр. П.Д . Первова // Руссо
Ж. -Ж . Избранное. Главы и отрывки из сочинений / Сост., предисл. и примеч. И.
Верцмана. M., 1976. С. 94.
8
Там же. С. 96.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
95
Вообще, рецепция идей Руссо в России так же, как и в Западной Европе,
была процессом сложным и противоречивым
1
.
Например, княгиня Е.Р. Даш­
кова, урожденная Воронцова (1743-1810), в «Записках» сообщала о младшем
из братьев Орловых, В.Г. Орлове, получившем образование в Германии, что
«он принимал все софизмы Ж.-Ж. Руссо за силлогизмы и в полном объеме
воспринял все рассуждения этого красноречивого, но опасного писателя»
2
.
Подобный же пример можно найти в воспоминаниях СВ. Капнист-Скалон
(1797-1887):
«Я уже говорила, что дядя провел молодость в чужих краях, более же всего
в Лондоне. Он много читал в то время Вольтера, Руссо и других писате­
лей...»
3
.
Не только в конце XVIII в., но и позднее, после 1812 г, мужчины-дворяне
именно «привозили» увлеченность идеями Ж.-Ж. Руссо из заграничного
путешествия
4
.
Женщины же в отличие от них, как показывает пример и са­
мой Дашковой, знакомились с идеями Руссо в процессе чтения дома. То же
можно сказать и о графине В.Н. Головиной, урожденной княжне Голицыной
(1766-1821), и о великой княгине Елизавете Алексеевне, урожденной при­
нцессе Луизе-Марие-Августе Баден-Дурлахской (1779-1826), жене великого
князя Александра Павловича, и о статс-даме графине Е.П . Шуваловой, урож­
денной Салтыковой (1743-1817)5
.
Дашкова, будучи в Париже, не искала встреч с Руссо и особо подчеркива­
ла, что «не хотела видеть никого, за исключением Дидро»
6
. Это однако совсем
не означает, что она не была знакома с его идеями, одна из которых — о на ­
прасной боязни смерти из «Новой Элоизы»
7
, — по ее признанию, «пленила»
ее еще «в детстве»
8
. Впоследствии в разговоре с Екатериной II (1729-1796) в
1
См.: Лотман Ю.М . Руссо и русская культура... С. 139-206. Также см.: Рос­
сия — Франция. Век Просвещения: Русско-французские культурные связи в 18
столетии: Каталог выставки. Л ., 1987.
2
Дашкова Е.Р. 3
. С.159.
3
Капнист-Скалон СВ. С . 298.
4
См., напр.: Каждан Т. Из истории русской усадьбы 1830-1840-х годов // Мир
русской провинции и провинциальная культура / Отв. ред. Г.Ю. Стернин. СПб.,
1997. С . 127.
5
См.: Головина В.Н . С . 154.
6
Дашкова Е.Р . 3
. С. 146.
7
Формулировка Е.Р . Дашковой этой идеи из «Новой Элоизы» совпадает с из­
вестным тезисом эпикурейской философии.
8
Дашкова Е.Р . 3
. С . 240. B анализируемом диалоге Е.Р. Дашковой с Екатери­
ной II есть скрытый символический подтекст, не связанный напрямую с пробле­
мой детства. Те особые отношения, которые сохранялись между ними в течение
жизни и на разных ее этапах имели разную динамику, разворачивались и в данном
эпизоде публичного обеда, на котором кроме них присутствовали и другие персо-

96
А.В . Белова
ответ на ее слова о том, что Руссо «очень опасный автор», «стиль» которого
«увлекает», и от этого «горячие молодые головы воспламеняются», Дашкова
специально обратила ее внимание на то, что «не хотела его видеть» в Париже,
где «он жил инкогнито», что его произведения, и по ее мнению тоже, «конеч­
но, опасны», потому что «молодые головы легко могут принять его софизмы
за силлогизмы»
1
.
Вместе с тем приверженцы Руссо встречались и среди не
совсем «молодых голов» провинциальных дворян, в том числе тверских. Так,
М.Н . Муравьев называл дворянина Новоторжского уезда Тверской губернии
ны. Однако, отвечая дежурному генерал-адъютанту графу Я.А. Брюсу, Дашкова,
на самом деле, говорит для Екатерины и только ею и оказывается понята. Сидя в
публичном месте и формально участвуя в полилоге, они умудряются вести диалог
друг с другом как бы «в обход» присутствующих и слушающих, но не понимающих
их «языка» людей: «Императрица меня поняла, но милый граф запутался в каких-
то туманных объяснениях... Императрица не спускала с меня глаз, и я сказала ей,
улыбаясь... Императрица спросила меня...» (Там же). Брюс не понимает Дашкову
не только потому, что его «мужское» представление о героическом мужестве как
храбрости в сражении, способности солдат взобраться на городскую стену воп­
реки стрельбе расходится с ее — «женским» — «способностью жертвовать собой
и долго страдать, зная, какие мучения ожидают вас впереди» (Там же. С . 239).
Но и потому, что слова ее «адресованы» не ему, а Екатерине в расчете на извест­
ный только им двоим «язык» вербальный и невербальный. Причем и вербальный
текст в их диалоге является лишь формой для выражения невербального смысла,
понятного исключительно им одним. Поэтому, упоминая «софизм Ж. -Ж . Руссо»,
«пленивший» ее «в детстве», и уточняя — «я тогда уже любила храбрость», —
Дашкова напоминает Екатерине о связывавшем их в прошлом событии восшествия
последней на престол, «общем» их деле и времени их эмоционального единения.
Роман «Юлия, или Новая Элоиза» вышел в 1761 г., значит Дашкова могла прочи­
тать его не раньше, чем в 18 лет, а к этому времени она не только была замужем,
но и стала матерью. Поэтому «детство», о котором она, «улыбаясь» говорит Ека­
терине, это намек на прошлое, на то, что «нечто происходило давно», и на то, что
она младше Екатерины (разница в возрасте между ними составляла 14 лет). Однако
помимо символизации особых личных отношений возрастная метафора служила
своего рода эзоповской речью, компенсирующей невозможность в конкретной си­
туации «открытого» политического дискурса. Тот факт, что не только Е.Р . Дашкова
прибегала к эвфемизмам в разговорах, касавшихся политических тем, доказывает
внутреннюю причастность женщин к установке на нелегитимность политического
дискурса в контексте женской речи, несмотря на то, что сами эти женщины могли
быть активными участницами политической жизни. Другой пример. Англичанка
леди Рондо называла 15-тилетнюю Анну Леопольдовну не «девушка», а «дитя»,
стремясь тем самым не расставить возрастные акценты, а подчеркнуть ее «неопас­
ность» как политической фигуры: «Дочь герцогини Мекленбургской, которую ца­
рица удочерила и которую теперь называют принцессой Анной, — дитя, она не
очень хороша собой и от природы так застенчива, что еще нельзя судить, какова
станет». (Рондо. С. 211 .)
1
Дашкова Е.Р . 3
. С. 240.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
97
НА. Львова (1751-1803), побывавшего в путешествии по Европе в 1777 г, —
разностороннего творческого человека, собравшего вокруг себя кружок про­
свещенных дворян
1
, — «страстным почитателем гражданина женевского»
2
.
Не менее увлекающимися почитательницами Руссо были и дворянки из
числа образованных представительниц придворного круга, не только переда­
вавшие неугодное Екатерине II произведение друг другу, но и втягивавшие в
чтение и последующее обсуждение его великих княгинь, которые, рискуя за­
служить негативное отношение к себе императрицы, должны были скрывать
от нее свои литературные пристрастия и тем не менее шли на это:
«Великая Княгиня сделала утвердительный знак головой и посмотрела на
меня, желая дать мне понять, что она находится в затруднении. Она нагну­
лась сзади Государыни и сказала мне: «Книга на туалете». Я тотчас же поняла,
что надо убрать с виду томик Новой Элоизы, предоставленный графиней
Шуваловой двум Великим Княгиням, Накануне этого дня Великая Княгиня
Елизавета позвала меня к себе утром, у нас был с ней интересный разговор
в ее кабинете, потом она провела меня в уборную комнату, где я увидала эту
книгу, по поводу которой я осмелилась сделать некоторые замечания, выслу­
шанные ею по обыкновению милостиво. Поэтому я очень легко поняла, что
она хотела, и без колебаний попросила Государыню позволить мне, как жене
привратника, показать гостям помещение Великой Княгини.
Государыня одобрила это, и я пустилась с быстротой молнии, опередила об­
щество и спрятала книгу»
3
.
Механизмы усвоения идей Руссо в мужской и женской среде были различны
и мотивировались по-разному: если для мужчин это было одним из следс­
твий знакомства с «новой» жизненной и идейной реальностью в результате
полученного за границей образования и «туристских» впечатлений, даро­
вавших русским путешественникам, по выражению Я.В . Брука, «ощущение
внутренней свободы»
4
, то для женщин — становилось частью конструиру­
емой их книжным миром «виртуальной» реальности, неприкосновенность
которой они оберегали как частное, интимное пространство своей жизни,
не случайно произведения нежелательного автора читались в «уборной ком­
нате» и хранились на «туалетном столе». Показательно, что навязываемое
вторжение в частное пространство жизни женщины посторонних, персони­
фицирующих публичное пространство, сопряжено, как утверждала В.Н. Го -
ловина, с необходимостью «спрятать книгу», как бы скрыть от чужих глаз
1
О кружке НА. Львова см., напр.: Краснобаев Б.И . Русская культура второй
половины XVII — начала XIX в.: Учеб. пособ. M ., 1983. С . 194.
2
См.: Стерлигов А.Б . Портрет в русской живописи XVII — первой половины
XIX века // Портрет в русской живописи XVII — первой половины XIX века: Аль­
бом / Автор ст. и сост. альбома А.Б. Стерлигов. M., 1985. С. 30.
3
Головина В.Н . 2
. С. 116-117.
4
Брук Я.В. У истоков русского жанра. XVIII век. M ., 1990. С. 113.

98
А.В. Белова
«укромное место» собственной внутренней свободы. В отличие от мужчин,
«локус» внутренней свободы женщин располагался не за пределами физи­
ческого пространства привычной повседневности (и, вообще, российской
государственности), а был включен в их «обыкновенный образ жизни»
1
, яв­
ляясь частью их душевной организации, напротив, заграничные впечатления
давали им «пищу для ума», провоцировали аналитические оценки и сужде­
ния, а не особое психологическое самоощущение
2
.
Кроме того, «запрещен­
ное» чтение, уже в силу этого вызывавшее повышенный интерес, сильнее
запечатлевалось в памяти и сказывалось на мироощущении, тем более, что
у дворянок становилось еще и предметом осознанного присвоения. Это га­
рантировало высокую степень эффективности восприятия любых идей Рус­
со, в том числе и связанных с новой концепцией детства. Характерно, что в
мужском дискурсе XVIII-XIX вв. связь изменения отношения к ребенку в
русской дворянской среде второй половины XVIII в. с усвоением женщина­
ми педагогической системы Руссо стала устойчивой мифологемой — сви­
детельством того, что литературный конструкт Н.М . Карамзина («Рыцарь
нашего времени»
3
) воспроизводился впоследствии в мемуарах (например,
адмирала П.В . Чичагова
4
), относящихся к числу жанров, претендующих на
достоверность («труд мой не есть создание воображения или вымысла, от­
даляющегося обыкновенно от действительности»
5
). Существование данной
мифологемы объясняется ее согласованностью со стереотипным представле-
1
Головина В.Н . 2
. С. 304.
2
«Я люблю все, что возвышает и пробуждает душу. Париж может многое пред­
ложить для удовлетворения этой склонности, и ум не чувствует там недостатка в
пище. Достаточно прогуляться по улицам, чтобы проследить целый курс морали...
масса несуразностей, результат всеобщего переворота, поражают без конца. Пе­
реходишь от удивления к удивлению, и мысль не поспевает следить за всем, что
встречается на пути». (Там же.)
3
«Тогда не было еще «Эмиля», в котором Жан-Жак Руссо так красноречиво, так
убедительно говорит о священном долге матерей и читая которого прекрасная Эми­
лия, милая Лидия отказываются ныне от блестящих собраний и нежную грудь свою
открывают не с намерением прельщать глаза молодых сластолюбцев, а для того,
чтобы питать ею своего младенца; тогда не говорил еще Руссо, но говорила уже
природа, и мать героя нашего сама была его кормилицею». (Карамзин Н.М . Рыцарь
нашего времени // Русская литература XVIII века. II / Сост., коммент. АР. Курилкина,
М.Л . Майофис; предисл. А.Л. Зорина. M., 2004. С. 245-246.)
4
«Чтобы... возвратиться к моему детству, скажу, что, когда я явился на свет,
прекрасная система Жан-Жака Руссо, многие правила которой были заимствованы
у дикарей, еще не была известна в России и матери не считали себя обязанными,
вопреки естественным или по каким-либо другим затруднениям, кормить своих
детей собственной грудью». (Чичагов П.В. С. 13.)
5
Там же. С.3.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
99
нием о репродуктивном предназначении женщины и традиционно высокой в
русской культуре ценностью материнства.
Вместе с тем 1770-1800-е гг, действительно, были отмечены признанием
детства как особого состояния, важного для формирования облика будущего
взрослого. Именно поэтому возник вопрос о целенаправленном воспитании
и образовании детей. В качестве предпосылки этой тенденции следует на­
звать издание еще в 1759 г (повторенное затем в 1760 и переизданное в
1788) перевода на русский язык книги Джона Локка (John Locke, 1632-1704)
«О воспитании детей»
1
, а также разработку и реализацию в 1760-е гг И.И .
Бецким концепции закрытых воспитательных учреждений для детей обоих
полов
2
.
В течение последнего 30-летия XVIII в. в России появились книги,
в основном переводные с французского и немецкого, и периодические изда­
ния
3
, как предназначенные для чтения взрослыми детям или ими самими
4
,
1
О воспитании детей господина Локка. Переведено с францусскаго на россий­
ский язык Имп. Московскаго университета профессором Николаем Поповским.
Ч. 1-2 . M.: Печ. при Имп. Моск. ун-те, 1759. Также см.: Сводный каталог русской
книги гражданской печати XVIII века. 1725-1800. M ., 1964. Т. II. С. 161-162.
2
ПСЗ. 1. Т . XVI. No 12103. Генеральное учреждение о воспитании обоего пола
юношества от 12 марта 1764 г.; ПСЗ. 1. Т. XVI. No 12154. Именной указ «О воспи­
тании благородных девиц в Санкт-Петербурге при Воскресенском монастыре; с
приложением Устава и штата сего Воспитательного Общества» от 5 мая 1764 г.;
Собрание учреждений и предписаний касательно воспитания в России обоего пола
благородного и мещанского юношества, с прочими в пользу общества установле­
ниями. Т.
СПб., 1789-1791; Учреждения и Уставы, касающиеся до воспитания
и обучения в России обоего пола юношества. СПб., 1774.
3
Детское чтение для сердца и разума. Ч . 1-20. M ., Унив. тип., у H Новикова,
1785-1789.
4
См., напр.: Веселая старушка, забавница детей, рассказывающая старинныя
были и небыли. M., 1800; Детская книга, или Собрание нравоучительных повестей,
переведенных из лучших французских сочинителей воспитанниками Мещанскаго
народнаго училища Василием и Сергеем Симоновскими и Александром Сайко-
вым, под смотрением учителя того училища H Муравьева. M .: тип. И . Зеленни-
кова, 1796; Детская книжка или Начальный понятия и описания вещей, о которых
дети должны иметь сведение. Переведено с французского Ильей Дебольцовым.
СПб.: тип. Акад. наук, 1770; Детская кукла или Избранныя басни, скаски, повес­
ти и проч. служащия для пользы и увеселения детей. СПб, 1788; Детская кукла,
или Избранныя повести, басни и сказки для пользы и увеселения детей. Б. м. и г .;
Детская логика, сочиненная для употребления российскаго юношества. M .: Унив.
тип., у И. Новикова, 1787; Детская любовь, драмма в двух действиях. Переведена с
немецкаго Д. Вельяшевым-Волынцовым. M., 1790; Детская риторика, или Благора­
зумный вития, к пользе и употреблению юношества сочиненная. M.: Унив. тип., у
H Новикова, 1787; Детская российская история, изданная в пользу обучающагося

100
А.В . Белова
так и содержащие необходимые взрослым рекомендации по воспитанию
1
.
По мере приближения к рубежу XVIII-XIX вв. объем такой литературы за­
метно увеличился, очевидно, отражая нараставший в русской образованной
среде интерес к детскому миру Причем детская литература не только разли­
чалась на беллетристическую и учебную
2
, но и имела уже дифференциро­
ванную адресацию к детям разных возрастных групп и разного пола. Среди
первых детских изданий можно обнаружить литературу, предназначенную
для младшего возраста
3
, юношей
4
и девушек
5
.
При этом бросается в глаза,
что вся учебная литература по логике, риторике и истории уже в названи­
ях была обращена к «юношеству», а не к «девицам», в отношении которых
акцент делался не на освоении образовательных дисциплин, а на особом
«воспитании». Такое положение вещей коррелирует с выводами В. Эрих-
Хэфели, проанализировавшей воспитательный конструкт Руссо для обоих
полов
6
, который, по ее оценке, «выступил как рупор мощных исторических
юношества. Смоленск: тип. Приказа общественнаго призрения, 1797; То же. Смо­
ленск: Губ. тип., 1800; Детския забавы, или Собрание кратких повестей, разговоров
и нравоучений, служащих к увеселению и наставлению детей. Ч . 1 -2 . M ., Унив.
тип., у В. Окорокова, 1792; Детской гостинец, или Четыре ста девяносто девять за­
гадок с ответами в стихах и прозе, взятых, как из древней, так и новейшей истории
и из всех царств природы, и собранных одним другом детей для их употребления и
приятнаго препровождения времени. M ., тип. А . Решетникова, 1794.
1
См., напр.: Детская книга, или Общия мнения и изъяснение вещей, коим детей
обучать должно. Весьма полезное дело для тех, коим воспитание детей вверено
/ Пер. ПК . M.: печ. при Имп. Моск. ун-те, 1770; Детский лечебник. Сочинение
славнаго монтпельскаго врача, в пользу детей написанное. Пер. с латинскаго Ф.И
Барсук-Моисеева. Ч . 1-2 . M ., тип. А . Решетникова, 1793.
2
См. сноску 4. С. 99.
3
Детская книжка или Началыгыя понятия и описания вещей, о которых дети
должны иметь сведение...; Священная история для малолетних детей. M ., 1785.
4
Детская логика, сочиненная для употребления российскаго юношества...; Де­
тская риторика, или Благоразумный вития, к пользе и употреблению юношества сочи­
ненная...; Детская российская история, изданная в пользу обучающегося юношества...
5
О воспитании девиц сочинение г. Фенелона архиепископа дюка Камбрийска-
го. С французскаго языка переводил Иван Ту майский Геролдмейстерской канторы
переводчик. СПб.: тип . Сухопутн. кад. корпуса, 1763; 2-е изд. с испр. 1774; 3-е изд.
M.: Унив. тип., у H Новикова, 1788; О воспитании девиц. Сочинение г. Фенелона,
архиепископа герцога Камбрийскаго. Новое издание с прибавлением письма его к
одной знатной госпоже относительно до воспитания ея единородной дочери. Пе­
реведено с французскаго девицею Надеждою Никифоровою Темниковской округи
в селе Богородском Новое Мансырево тож. 1792 года. Тамбов: Вольная тип., 1794.
6
Речь идет об уже цитировавшемся педагогическом романе Ж. -Ж . Руссо
«Эмиль, или О воспитании», который вышел в 1762 г.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
101
тенденций»
1
.
В частности, подчеркивая, что конечный итог учебы девочки
виделся в «умении нравиться будущему мужу», своеобразным залогом чего
служили «простота и наивность, которая пристала девушке», Эрих-Хэфели
именно этим объясняет ее «отсечение от всех областей знания», то, что ее
не считали нужным учить по-настоящему ни искусству, ни музыке, ни, тем
более, «точным наукам» и «физическим знаниям»
2
.
В дополнение к этому
скажу, что еще российским законодательством первой четверти XVIII в. пред­
писывалось «учить всех грамоте, а мужской пол и цыфирному счету, также
и наукам, к которым приклонность будет кто иметь»
3
.
Данное предписание,
с одной стороны, отражало господствовавшие в то время представления, а,
с другой, — служило средством формирования образовательного канона,
асимметричного в отношении девочек, обучение которых точным и другим
наукам, как и в последующий период, формально не предполагалось.
Однако это вовсе не означает, что в действительности сами девочки и де­
вушки оказывались не способными к таким наукам или не заинтересован­
ными в их изучении. Так, в конце 1770-х гг 20-тилетний М.Н. Муравьев,
писавший из Петербурга своей младшей сестре в Тверь, уточнял у нее, «на
каком языке купить ей Эйлеров «курс физики для дамы» — на французс­
ком или русском», имея в виду «Письма о разных физических и филозофи-
ческих материях, писанные к некоторой немецкой принцессе», переведенные
С.Я . Румовским и изданные в 3-х частях в 1768-1774 гг
4
, пользовавшиеся в
то время огромной популярностью. Баронесса В.- Ю . Крюденер (1764-1824)
вспоминала, что в возрасте 9-ти лет, живя с матерью в Санкт-Петербурге, она
«обозрела обширное поле истории», «изучила мифологию и получила первое
представление о философии и логике»
5
.
Кроме того, она «втайне изучила»
латинский язык (очевидно, эта дисциплина не входила в круг образования
девочек), для того чтобы подсказывать на уроках брату, который «испытывал
трудности при изучении латыни»
6
. Немаловажно и отношение учителя к спо­
собностям своей ученицы, о котором упоминала мемуаристка: «Еще будучи
совсем маленькой, я начала заниматься с учителем, который, видя ту лег-
1
Эрих-Хэфели В. Указ. соч. С. 102.
2
Там же. С. 75-76.
3
ПСЗ. 1. Т . V. No 2789. Указ о порядке наследования в движимых и недвижимых
имуществах от 23 марта 1714 г. П. III .4 .
4
Краснобаев Б.И . Русская культура второй половины XVII — начала XIX в...
С. 194. Свыше 200 «Писем» выдающегося математика XVIII в. Леонарда Эйлера,
«содержавших всю известную тогда физику в популярном изложении», были напи­
саны по-французски в Берлине в 1760-1761 гг. и выдержали среди прочих 4 русских
издания. Об этом см.: Яковлев А.Я . Леонард Эйлер. M., 1983. С. 22, 23, 29.
5
Крюденер В.-Ю . 1
. С.103.
6
Там же.

102
А.В. Белова
кость, с какой мне давалось изучение языков и вообще учеба, побуждал меня
расширять круг моих познаний»
1
.
Даже если подобная позиция наставников
юных дворянок не была широко распространена, к ней следует прислушать­
ся, поскольку она в некотором роде отражала представления наиболее об­
разованных и, вместе с тем, состоятельных слоев российского дворянства,
которые считали необходимым и могли позволить себе уделять серьезное
внимание образованию дочерей, выбирая для них неслучайных учителей и
основательно подходя к подбору учебных дисциплин.
Одновременно к восприятию детьми стали адаптировать тексты фоль-
клорно-исторических
2
и драматургических
3
жанров, что свидетельствовало
в свою очередь о формировании представления о специфике детского миро­
понимания.
В конце XVIII в. «детство» обозначилось в качестве одной из тем жен­
ской дворянской поэзии. Правда, эту тему нельзя назвать ведущей, но все-
таки ее появление фиксировало новое качество эмоционального отношения
женщины к ребенку. Утверждая в 1783 г в «Послании к слову ТАК», что
«ТАК, от нянюшки шелливому дитяти есть вред и пагуба», а «ТАК, от ослеп­
ленной матушки не есть любовь материя»
4
, Е.Р . Дашкова свидетельствовала
тем самым о распространенности потакания детским шалостям со стороны
нянь и матерей и о наличии явно демонстрируемых проявлений материнской
любви. Сама же она не считала эти новые явления позитивными и будучи,
очевидно, приверженницей «контролирующего» стиля воспитания, не могла
смириться с тем, что для некоторых родительниц потребности ребенка все
больше выступали на первый план, являясь симптомами зарождающегося
«социализирующего» стиля воспитания.
Наряду с назидательно-дидактической трактовкой детства Е.Р . Дашковой,
что согласуется, в целом, с образом ее мыслей, зафиксированным автодоку­
ментальными источниками, в женской поэзии конца XVIII в. можно выделить
еще три аспекта репрезентации мира детства. Это: 1) материнская эмоциональ­
ность
5
и материнская любовь, эмоциональная связь ребенка с матерью
6
;
1
Там же.
2
См.: Крестова Л.В. Русская сказка об Иване Грозном в «Детском чтении» // Русская
литература на рубеже двух эпох (XVII — начало XVIII в.): Исследования и материалы
по древнерусской литературе. Вып. 3 / Отв. ред. А.Н. Робинсон. M., 1971. С. 342-350.
3
См.: Привалова Е.П . А .Т. Болотов и театр для детей // XVIII век. Сб . 3 / Отв.
ред. HH Берков. M.; Л., 1958. С. 242 -261.
4
Дашкова Е.Р. Послание к слову ТАК // Предстательницы муз: Русские поэ­
тессы XVIII века / Сост. Ф. Гёпферт и М. Файнштейн. Wilhelmshorst, 1998. C . 14.
5
Жукова А.С . Чувства матери // Предстательницы муз... C. 26.
6
Караулова В.А . Разговор матери с маленьким ее сыном // Предстательницы
муз... C. 33 -34.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
103
2) признание ценности детства как особенного, «счастливого» этапа жизни
и, вместе с тем, его скоротечности
1
, ценности ребенка как автономного су­
щества
2
; 3) ответная позитивная эмоциональность ребенка по отношению
к взрослым
3
.
Особенно важно, что как раз в женской дворянской поэзии
конца XVIII в. фиксируется представление о детстве как о беспечальном, не
знающем грусти «рассвете дней», времени свободного состояния женщины
(«Я росла, как ты, в свободе
4
/ И не знала, как грустить»
5
) в сравнении с
последующим замужеством («Мне судьбы определили / Быть несчастной и
страдать»
6
). При этом детство («юных лет прекрасны дни»
7
) ассоциирова­
лось со «счастьем кротким», «миром» и «невинностью», а взрослый возраст,
отождествлявшийся собственно со «всей жизнью», за пределы которой вы­
носились «старость» и «смерть», — с «лютыми скорбями», «пороками» и
«страстями»
8
.
Интересно, однако, что этот же взрослый возраст по отноше­
нию к «старости» считался «светлыми днями», в которые человеку сопутс­
твуют «здравие, довольство, радость»
9
.
Таким образом, в оценке женской
поэзией «возрастов жизни» заложена негативизация каждого последующего
этапа жизненного цикла в сравнении с предыдущим и, соответственно, иде­
ализация
10
предшествующего. Лейтмотив человеческой жизни трактуется как
стремление к достижению счастья, которое, «улетая» вместе с детством («Уз -
рит счастье, оглянувшись, / Прочь летяще на крылах»
11
), до самой смерти так
и не возвращается («Так всечасно он, страдая, / Будет смерти трепетать, / И о
1
МагницкаяАн.Л. Спящее дитя // Предстательницы муз... C. 53-54.
2
Урусова Е.С . Письмо Петру Дмитриевичу Еропкину, сочинено в Москве //
Предстательницы муз... C. 155-159.
3
П.М . Крестной маминьке от Машеньки // Предстательницы муз... C. 241-242;
*** От благородной девицы брату ее воспитательницы на случай отъезда его в полк
// Предстательницы муз... C . 247 -248.
4
Примечательно, что такой же дискурсивный прием идеализации детства
встречается и в женских мемуарах. А.П. Керн, описывая детские годы, прошед­
шие под репрессирующим влиянием отца, утверждала: «Росла я на свободе...» .
КернА.П. 5
. С. 353.
5
Караулова В.А . Указ. соч. С. 33 .
6
Там же.
7
Магницкая Ан.Л. Указ. соч. С. 53.
8
Там же. С . 53-54.
9
Там же. С.54.
10
Одним из художественных приемов идеализации детства у Ан.Л . Магницкой
становится описание идиллического пейзажа, в который она помещает «маленько­
го дитя». См.: Там же. С. 53. И хотя понятно, что этот «маленький дитя» — маль­
чик, на характеристику «возрастов жизни» экстраполируется именно «женское» их
восприятие.
11
Там же.

104
А.В . Белова
счастье все мечтая, / В гроб внезапно должен пасть»
1
). В данной версии вос­
приятия жизни проявляет себя не просто пессимистическое мироощущение,
но трагический реализм женского мироощущения, созвучного у представи­
тельниц разных культурных традиций (например, у австрийской поэтессы,
прозаика, драматурга Марии фон Эбнер-Эшенбах и русской поэтессы и пе­
реводчицы Анастасии Леонтьевны Магницкой).
В конце 20-х — 30-е гг XIX в. появляются детские писательницы
2
,
такие
как Анна Петровна Зонтаг, урожденная Юшкова (1785/1786-1864)3, Мария
Борисовна Даргомыжская, урожденная княжна Козловская (1788-)
4
, Любовь
Аникитишна Ярцова (1794-1876)5, отмеченная в 1836 г малой золотой медалью
Российской Академии
6
, Елизавета Михайловна Фролова-Багреева, урожденная
Сперанская (1798-1857)7, Александра Осиповна Ишимова (1804-1881)8, Алек­
сандра Андреевна Фукс, урожденная Апехтина (1805-1853)9, Александра Васи­
льевна Зражевская (1805/1810-1867)10, Анна Михайловна Дараган, урожденная
1
Там же. С. 54.
2
См.: Файнштейн М.Ш . Наставницы юных (А.П. Зонтаг, А.О. Ишимова, Л.А .
Ярцова) // Он же. Писательниць1 пушкинской поры: Историко-литературные очер­
ки / Отв. ред. CA. Фомичев. Л., 1989. С. 25-61.
3
О ней см.: Энциклопедический словарь / Изд. ФА. Брокгауз, И.А. Ефрон.
СПб., 1894. Т. XII . С. 667-668.
4
О ней см.: Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии: В 12 т.
/ Отв. ред. B.M . Карев, М.П Хитров. Репринт. изд. M., 1993. Т. 4. С. 548; ПекелисМ.
Даргомыжский и поэзия // Советская музыка. 1963. No 2. С. 43-46; Он же. Алек­
сандр Сергеевич Даргомыжский и его окружение. M., 1966. Т. 1; Френкель В.Я.
Петр Борисович Козловский. Л., 1978. С. 7-13. Также см.: Князь Голицын Н.Н . Биб­
лиографический словарь русских писательниц. СПб., 1889. О создании этого труда
см.: Ольховский Е.Р . «Николай Книжник» и его «Словарь русских писательниц» //
Страницы российской истории: Межвуз. сб. к 60-летию со дня рождения проф. ГА.
Тишкина / Под ред. А.О. Бороноева, Е.Р. Ольховского. M., 2001. С . 209-222.
5
О ней см.: Энциклопедический словарь / Изд. ФА. Брокгауз, И. А . Ефрон.
СПб., 1904. Т. XLI . С . 838.
6
«За написание научно-популярных произведений для детей». (Коломинов В.В.,
Файнштейн М.Ш. Храм муз словесных (Из истории Российской Академии). Л.,
1986. С. 141.)
7
О ней см.: Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии... M.,
1991. Т. 1.С.568.
8
О ней см.: Энциклопедический словарь / Изд. ФА. Брокгауз, И. А . Ефрон.
СПб., 1894. Т. XIII . С. 605.
9
О ней см.: Файнштейн М.Ш . Указ. соч. С. 147 -153.
10
О ней см.: Там же. С . 125-137; Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон:
Биографии... M ., 1994. Т . 5 . С . 250; Коломинов В.В ., Файнштейн М.Ш. Указ. соч .
С. 130-131.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
105
Балугьянская (1806-1877)1, позднее Мария Антоновна Корсини, урожденная
Быстроглазова (1813-1859)2, Александра Григорьевна Коваленская, урожден­
ная Карелина (1829-1914)3, Екатерина Федоровна Тютчева (1835-1882)4
и
женская литература для детей
5
.
Начинают выходить женские периодические
издания, например ежемесячный журнал для детей «Звездочка», издававший­
ся А.О. Ишимовой в 1842-1863 гг
6
и считавшийся «лучшим в свое время»
7
.
В конце 30-х гг XIX в. педагогические заслуги трех детских писательниц —
А.О. Ишимовой, Л.А . Ярцовой и А.П . Зонтаг — были отмечены Демидовской
премией Петербургской Академии наук, одной из наиболее почетных научных
наград
8
.
Не менее важны и субъективные оценки, например А.С. Пушкиным
произведений А.О . Ишимовой, высказывавшиеся в частной переписке:
«Сегодня я нечаянно открыл Вашу Историю в рассказах, и поневоле зачи­
тался. Вот как надобно писать!»
9
1
О ней см.: Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии... M .,
1993. Т. 4.С.544.
2
Оней см.: Там же. M., 1997.Т.6.С.250.
3
Оней см.: Там же. С.64.
4
О ней см.: Кузина Л.Н. Предисловие к письмам Ф.И . Тютчева к Е.Ф . Тютчевой.
1855-1873 // ЛИ Т. 97: Федор Иванович Тютчев / Отв. ред.: CA. Макашин, K.B. Пига-
рев, Т.Г. Динесман. Кн. 1. M., 1988. С. 456-457. Е.Ф. Тютчева «издала несколько кни­
жек для детей с переложением истории Ветхого и Нового завета». (Там же. С. 457.)
5
См., напр.: Даргомыжская М.Б . Подарок моей дочери // Детский альманах.
СПб., 1827; Фролова-Багреева Е.М . Чтение для маленьких детей. M., 1828; Фукс
AA. Царевна-Несмеяна. Народная русская сказка. Казань, 1838; Девица Березни-
ца: Сказка для детей / Пер. с нем. Анны Зонтаг. Одесса, 1830; Детский театр, или
Собрание детских комедий, изданных Анною Зонтаг, урожд. Юшковою, Почетным
Членом Общества Любителей Русской Словесности. С шестью картинами. M., 1879;
Волшебныя сказки для детей перваго возраста, изданныя Анною Зонтаг, урож. Юш­
ковою, Почетным Членом Общества Любителей Русской Словесности. С восьмью
картинками. Изд. 2-е. M ., 1871; Ишимова А.О. История России в рассказах для детей.
Ч. 1-6. СПб., 1837-1841; Она же. Рассказы старушки. СПб, 1839; Она же. Коло­
кольчик: Книга для чтения в приютах. СПб., 1849; Она же. Первое чтение и первые
уроки для детей. 2 изд. СПб, 1856-1860; Она же. Рассказы из Священной истории
для крестьянских детей. СПб., 1878 и др. Подробнее о многих других произведениях
этих авторов, их литературном и педагогическом вкладе см.: Файнштейн М.Ш. Указ.
соч. С. 25-61; Коломинов В.В., Файнштейн М.Ш . Указ. соч. С. 130-131.
6
См.: Энциклопедический словарь / Изд. ФА . Брокгауз, И.А . Ефрон. СПб.,
1894. Т. XIII . С. 605.
7
Там же.
8
Подробнее см.: Мезенин И.А . Лауреаты Демидовских премий Петербургской
Академии наук. Л., 1987. С . 174 -177.
9
Письмо А.С . Пушкина к А.О. Ишимовой от 27 января 1837 г. // Гроссман Л.П.
Письма женщин к Пушкину. Репринт. изд. Подольск, 1994. С. 132.

106
А.В . Белова
Хочу обратить особое внимание на A.M . Дараган по причине того, что имя
этой детской писательницы
1
, не упоминается в соответствующих литерату­
роведческих работах. Вместе с тем ее произведения также имели не только
литературное, но и педагогическое значение, в частности вносили опреде­
ленный вклад в рецепцию в России идей детского сада немецкого педагога,
теоретика дошкольного воспитания Фридриха Фребеля (1782-1852)2
.
Одна­
ко , в отличие от других авторов, писавших на эту тему, упоминания о ней не
встречаются даже в досоветских изданиях по истории педагогики
3
.
Анна Михайловна Дараган — дочь «первого ректора Петербургского
университета (1819-1821), сотрудника Комиссии по составлению законов,
сенатора» Михаила Андреевича Балугьянского (1769-1867), с которым, как
и с членами его семьи, был знаком А.С. Пушкин
4
.
Из анализа частной пе­
реписки тверских дворянок Манзей, брат которых Н.Л. Манзей (1784-1862)
также входил в пушкинское окружение
5
, удалось установить один факт из
приватной жизни писательницы. В письме от 18 июня 1836 г Мария Логги-
новна Манзей (1787-1875) сообщала сестре Вере Логгиновне о необычной
посетительнице их родового вышневолоцкого имения:
«...на днях была у нас Петербургская Франтиха Анна Михайловна Дариган
одна из Болудианских с детьми она была в восхищении от Боровна. Погода
была прекрасная и все в большем порядке она себе не воображала, чтоб де­
ревни могли быть так хороши...»
6
.
Для встречи «столичной модницы» провинциальная дворянка М.Л. Манзей
тоже, по ее словам, «принарядилась»
7
, имея повод «обновить» один из при­
сланных «посылочкой» из Москвы «платочков прекрасных», однако сокру­
шалась сестре: «...башмачки одне рантавые только в пору и то немножко
усковаты но для гостей можно надеть а другие мне очень жаль такие прекрас-
1
Дараган A.M . Азбука с примерами постепеннаго чтения. СПб., 1845 (10-е изд.
1874); Она же. Чтение для детей из Священной Истории. СПб., 1848; Она же. Ес­
тественная история животных. СПб., 1849; Она же. Руководство к детским садам
по методе Фребеля. СПб., 1862.
2
Фребель Ф. Будем жить для своих детей / Сост., предисл. Л.М . Волобуевой.
M., 2001.
3
Напр., упоминание о работе «Фребель и его система воспитания» русского
педагога И.И . Паульсона (1825-1898) в основанном (совместно с HX. Весселем) и
редактировавшемся им педагогическом журнале «Учитель» (1861-1870) см.: Дем-
ковМ.И . Очерки по истории русской педагогики. M ., 1909. С. 78.
4
См.: Черейский Л.А . Пушкин и его окружение. 2-е изд. Л., 1988. С . 24.
5
См.: Там же. С. 252; Он же. Пушкин и Тверской край: Документальные очер­
ки. Калинин, 1985. С . 114-115.
6
Письмо М.Л. Манзей к В.Л. Манзей от 18 июня 1836 г. // ГАТО. Ф . 1016. Ман­
зей — помещики Вьптшеволоцкого уезда Тверской губернии. Оп. 1. Д. 45. Л. 23.
7
Там же.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
107
ные но никак нейдут...»
1
. Несколько эпистолярных строк о летнем визите бу­
дущей детской писательницы в Тверскую губернию, свидетельствуют о ней
в разных ее ипостасях: и как о светской даме, уделяющей внимание своим
туалетам, и как о женщине, реализующей материнский проект, и как о твор­
ческой личности, имеющей богатое воображение и черпающей впечатления
из неожиданных явлений окружающей действительности.
Вообще, социальный типаж детских писательниц первой половины
XIX в. включает в себя следующие характеристики: при том, что все они
были хорошо образованными женщинами, некоторые из них — дочери не
просто образованных родителей, но отцов, бывших видными государствен­
ными деятелями (А.С. Ярцов, М.М. Сперанский, М.А. Балугьянский), все
отличались самостоятельностью характеров и независимостью жизненных
позиций (например, если княжна М.Б. Козловская вышла замуж за С.Н. Дарго­
мыжского против воли родителей
2
, то А.О . Ишимова отправилась из север­
ной ссылки пешком в Петербург, чтобы вымолить императорское проще­
ние опальному отцу3), для многих из них писательство для детей было не
способом заработка и своеобразной компенсацией нереализованного мате­
ринства, а, напротив, сосуществовало с ним и, в какой-то мере, даже было
его следствием. В последнем случае литературная самореализация дворя­
нок (А.П. Зонтаг, М.Б . Даргомыжская, Е.М . Фролова-Багреева, А.А. Фукс,
A.M . Дараган) включала в себя, наряду с прочими, разнообразные пережи­
вания и опыты собственного материнства, возможно, более острое осозна­
ние «дефицита» детской литературы, соответствующей именно реальным
интересам, познавательным запросам и эмоциональным потребностям
ребенка, в том числе обусловленным национально-конфессиональными
особенностями. Не случайно, например, М.Б . Козловская-Даргомыжская
писала, в первую очередь, для своих детей наставительные стихотворения,
которые затем и составили сборник с характерным названием «Подарок
моей дочери»
4
.
История детства дворянской девочки XVIII — середины XIX в. репрезен­
тируется в источниках различных видов и типов неравномерно, вместе с тем
заметна тенденция, общая в источниковедении, к количественному росту и
«усложнению структуры корпуса исторических источников» на протяжении
изучаемого времени (собственно начало этих изменений маркирует «переход
1
Там же.
2
Подробнее см.: Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии...
M., 1993. Т. 4. С. 548.
3
Подробнее см.: Файнштейн М.Ш . Указ. соч. С . 43.
4
Подробнее см.: Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии...
M., 1993. Т. 4. С. 548.

108
А.В. Белова
от средних веков к новому времени»)
1
.
Следствием эмансипации индивиду­
альности становится почти одновременное появление в России «таких лич­
ностных источников, как мемуары»
2
, и портретной живописи
3
.
В частности,
тема детской повседневности может изучаться по иконографии, начиная с
первой четверти и середины XVIII в. В этот ранний период уже существо­
вали изображения детей. При этом можно наблюдать не только позитивную
динамику в количественном росте таких изображений, но и то, что к сере­
дине XVIII в. появились именно индивидуальные детские портреты. Однако
своеобразие ситуации заключалось в том, что открытая портретным жанром
уникальность детской личности признавалась пока еще, на ранних этапах,
преимущественно за детьми из императорской семьи
4
.
Тем не менее это по­
ложило начало последующему складыванию представления о самоценности
конкретной детской личности, хотя в петровскую эпоху признание права на
художественное воспроизведение ясно выраженной индивидуальности ре­
бенка, будучи прерогативой потомков царя, связывалось прежде всего с их
особым социальным статусом, а не собственно с пребыванием в детском воз-
1
Румянцева М. Ф . Исторические источники XVIII — начала XX века // Источ­
никоведение: Теория. История. Метод. Источники российской истории: Учеб. по ­
соб. / И.Н . Данилевский, В.В . Кабанов, ОМ. Медушевская, М.Ф . Румянцева. M.,
1998. С. 318-331.
2
Там же. С. 319.
3
См.: Калязина Н.В ., Комелова Г.Н . Русское искусство Петровской эпохи. Л .,
1990. С . 114.
4
Никитин И.Н . Портрет девочки (Елизаветы Петровны?). 1712 -1713. Холст,
масло. 54x43. ГЭ (из собрания Горчаковых) // Калязина HB., Комелова Г.Н. Указ.
соч. Илл. 94. С. 126; Он же. Портрет царевны Анны Петровны. Не позднее 1716 г.
Холст, масло. 65x53, овал. ГТГ (из собрания Эрмитажа) // Там же. Илл. 98 . С . 129;
Каравакк Л. (?). Портрет царевича Петра Петровича в виде Купидона. 1716-1717
(?). Масло, холст. 82x69,5. ГЭ (ранее в Галерее Петра I при Академии наук) // Там
же. Илл. 115. С . 144; Он же. Портрет Наталии Петровны. 1722 (?). Холст, масло.
111x84,5. ГРМ (из Зимнего дворца) // Там же. Илл. 116. С . 144; Он же. Портрет
Анны Петровны и Елизаветы Петровны. 1717. Холст, масло. 76x97. ГРМ (из Ро­
мановской галереи Зимнего дворца) // Там же. Илл. 117. С . 145; Он же. Портрет
великой княгини Елизаветы Петровны ребенком. Вторая половина 1710-х. Холст,
масло // Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре... Илл. между с. 224 и 225; My-
сикийский Г.С. Конклюзия на престолонаследие. 1717. Миниатюра на эмали // Там
же. Илл. между с. 32 и 33; Он же. Парный портрет Петра I и Екатерины I. 1715.
Золото, эмаль. 4,1x5,3. Частная коллекция (Париж) // Калязина H.B ., Комелова Г.Н .
Указ. соч. Илл. 129. С . 157. Он же. Портрет семьи Петра I. 1720. Золото (?), эмаль.
8x10,7. Художественная галерея Уолтера. Балтимор (США) // Там же. Илл. 135.
С. 158; Он же. Портрет семьи Петра I. 1716-1717 . Медь, эмаль. 12x8,5 (восьми­
угольник). ГЭ (из Галереи Петра I) // Там же. Илл. 136. С . 159.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
109
расте, не случайно почти на всех портретах представлены устойчивые атри­
буты царской власти, например горностаевая мантия. Среди сохранившихся
изображений преобладают портреты девочек-царевен, поскольку, как писал
английский резидент в России Д. Джефферис, из «одиннадцати человек де­
тей» Петра I и Екатерины I «в живых остались только три царевны»
1
.
Из ранних портретов детей, не принадлежавших к императорской семье,
известно изображение первой четверти XVIII в. дочерей вместе с матерью
—
«Портрет А.Я. Нарышкиной с детьми Александрой и Татьяной» 1710-
хгг
2
, — репрезентирующее в большей степени не детство как таковое, а
нормативный образ женщины, неотъемлемой частью которого являлось
материнство. Во-первых, это парадный портрет жены высокого столичного
деятеля — К.А. Нарышкина, последнего кравчего, обер-коменданта Дерп-
та, первого коменданта Петербурга и с 1719 г московского губернатора
3
,—
следовательно, изображение ее должно было «иллюстрировать» высокий
социальный статус мужа
4
, что, собственно, и подтверждает надпись на обо-
1
Донесение Д. Джеффериса, английского резидента в России (1719 г.) // Сб.
РИО. Т. 61. С. 529. Цит. по: Калязина Н.В., Комелова Г.Н. Указ. соч . С . 158. Также
см.: Дети Петра I от Екатерины Алексеевны Василевской-Михайловой-Скаврон-
ской тож, 1704-1723 гг. // Семевский М.П. Царица Катерина Алексеевна, Анна и
Биллем Монс, 1692-1724: Очерк из русской истории XVIII века. Репринт. воспр.
изд. 1884 г. Л ., 1990. Приложения. No XIX. С. 342-343.
2
Неизвестный художник первой четверти XVIII века. Портрет Анастасии
Яковлевны Нарышкиной, рожденной княжны Мьпттицкой, жены KA. Нарышкина,
первого коменданта Петербурга, с детьми Александрой Кирилловной и Татьяной
Кирилловной (1704-1757), в замужестве княгини Голицыной. 1710-е . Масло, холст
180,2x130,8. ГТГ (из Государственного музейного фонда (собрание князей Голицы­
ных в имении Дубровицы Московской губернии)) // Из истории реализма в русской
живописи: Альбом / Сост.: K.B. Михайлова, Г.В. Смирнов, З.П . Челюбеева; вступ.
ст. М.В. Алпатова, введ. и аннот. K.B . Михайловой, Г.В. Смирнова. M., 1982. No 11.
Этот же портрет см.: Калязина Н.В ., Комелова Г.Н. Указ. соч. Илл. 104. С . 134.
3
Михайлова КВ., Смирнов Г.В . Аннотация к No 11 // Из истории реализма в
русской живописи... No 11.
4
Репрезентация в данном случае имплицитной установки на «функциональ­
ность» женщины по отношению к мужу является своего рода оборотной стороной
официально принятого в то время способа социального маркирования положения
женщины, опосредованного статусом отца или мужа и юридически узаконенного
петровской «Табелью о рангах». Согласно последней, дворянки «включались» в
служилую иерархию чинов и званий и в основанную на ней систему социального
этикета, в соответствии с которой им вменялось (под угрозой наложения денежно­
го штрафа в размере 2-месячного жалованья их мужей) позиционирование себя в
публичном пространстве. Одним из важнейших аспектов такого позиционирова­
ния законодательно признавался «убор», или «наряд», которому придавалось ста-

110
А.В. Белова
роте холста, в которой она характеризуется по отношению к нему: «Пор­
трета Настасьи яковлевны нарышкиной рожденной княжны Мышицкой
Супруги балярина кирила Алексиевича»
1
.
Во-вторых, портрет этот имеет
явную преемственность со стилем парсуны, отголоски которого, по мне­
нию М.В. Алпатова, можно обнаружить «в искусстве портрета конца XVII
—
первых лет XVIII века у многих неизвестных живописцев»
2
.
Причем в
большей степени эта преемственность заметна именно в изображении лиц
дочерей, что свидетельствует, на мой взгляд, об отсутствии в то время на­
выков художественного «видения» и воспроизведения собственно детского
лица
3
.
В-третьих, Нарышкина-мать является главным персонажем порт­
рета — ее фигура занимает практически все пространство
4
, причем цент-
туснодифференцирующее значение. См.: ПСЗ. 1. Т . VI. No 3890 . Табель о рангах
всех чинов, воинских, статских и придворных, которые в котором классе чины; и
которые в одном классе те имеют по старшинству времени вступления в чин между
собою, однакож воинские выше прочих, хотя б и старее кто в том классе пожалован
был от 24 генваря 1722 г. П . 3, 7, 9, 19. Не случайно P.M . Кирсанова, анализируя
модный, европейского покроя костюм А.Я. Нарышкиной на данном портрете, осо­
бо подчеркивает, что она «должна была строго следовать моде» именно как «жена
первого санкт-петербургского коменданта». См.: Кирсанова P.M. Русский костюм
и быт XVIII-XIX веков. M ., 2002. С. 31.
1
Каталог // Из истории реализма в русской живописи... C . 188.
2
Алпатов М.В . Вступительная статья // Там же. С. 12 .
3
Традшжонный канон «детского» изображения сложился в иконописи приме­
нительно к образу младенца Иисуса Христа. См.: «Христово же рожество: матерь
видимь седяшу, отроча же во яслехъ младо лежаще; егда же есть отроча младо, то
како мрачно и темнообразно лице его тамо писати? но всячески подобаеть быти
бг)лу и румяну, паче же и лг)пу, а не безлг)пичну...» . (Из послания изографа Иоси­
фа Симону Ушакову // Хрестоматия по русской истории / Сост. М . Коваленский.
2-е изд. M., 1917. Т. II. С. 218.) B светской же живописи художественные приемы
написания портретов детей только формировались, отсюда и уклон в сторону пар­
суны, представлявшей собой «сочетание новых задач показа личности и старых
иконных традиций письма» (Калязина Н.В., Комелова Г.Н. Указ. соч. С. 114 .) . При
этом стилистически изображения «обычных» детей должны были отличаться от
изображений Божественного младенца, за которыми традиционно был закреплен
статус «детскости», следствием чего и стало намеренное огрубление и овзросление
детских лиц на ранних светских портретах.
4
B этом также могло проявляться влияние парсуны, для которой характерна, по
мнению искусствоведов, «статичность композиции (когда фигура заполняет почти
все пространство холста)». См.: Там же. Наличие ряда других признаков («непод­
вижность, застылость поз, напряженность в лицах, плоскостная трактовка формы»)
тоже, в свою очередь, приводит Н.В . Калягину и Г.Н . Комелову к выводу о «неиз-
житости парсунности» в портрете А.Я. Нарьптткиной с детьми. См.: Там же. С. 115.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
111
ральную его часть, а дочери выглядят своего рода «живым обрамлением»
изображения матери. Они стоят вплотную прижавшись к ее широкой юбке,
но эта слитность с матерью лишь подчеркивает, что их не воспринимали
отдельно от нее. Характерные жесты рук девочек, привлекая внимание зри­
телей к матери, как бы призваны «сказать»: «Посмотрите, вот она, наша
мама. Это она изображена на этом портрете». И хотя, думается, что, анали­
зируя портрет Нарышкиной с дочерьми, мы имеем дело с репрезентацией в
живописи первой четверти XVIII в. стереотипного представления о предна­
значении женщины, не следует совершенно не принимать во внимание мо­
мент эмоциональной привязанности матери к детям. Возможно, явственно
показывать эти эмоции не входило в задачу конкретно данного (и вообще,
репрезентативного) портрета, а, может быть, и вовсе не было принято. По
крайней мере, это наводит на очень важные с точки зрения истории детской
повседневности вопросы о возможности публичной демонстрации взрос­
лыми привязанности к детям: существовало ли в то время «сюсюканье»
с детьми, как к этому относились в публичном и частном пространстве,
можно ли проследить динамику этого явления на протяжении XVIII — се ­
редины XIX в.? Так или иначе, применительно к первой четверти XVIII в.,
судя по парадной репрезентации в иконографии, речь может идти лишь о
достаточно сдержанном выражении матерью своих чувств к дочерям в пуб­
личном пространстве
1
.
Однако это не означает, что именно социальными
предписаниями, которые, разумеется, могли оказывать влияние на форми­
рование индивидуальных предпочтений, в действительности исчерпыва­
лись эмоциональные проявления женщины по отношению к своим детям.
Что касается собственно изображений двух девочек, дочерей Нарыш­
киных, то они представляют собой как бы «уменьшенные копии» взрослой
женщины — их матери. Они одеты не как дети, а как дамы — в тот же, что и
у матери, западноевропейский женский костюм, сшитый из той же роскош­
ной материи, по той же «взрослой» моде. Младшая девочка изображена в
пышном, также совсем «недетском», головном уборе, а старшая — с модной
европейской дамской прической. Обе — в таких же бусах, как и у матери
2
.
Лица их совсем не выглядят детскими, в силу той условности стиля, о кото­
рой говорилось выше, как, впрочем, не выглядят они и счастливыми, скорее
болезненными. То есть на портрете первой четверти XVIII в. не наблюдает­
ся специальной детской одежды для девочек, подчеркивающей специфику
именно детского образа жизни, детских занятий и времяпровождения. Воп­
рос еще и в том, а были ли таковые, или применительно к данному времени
также права Симона де Бовуар, утверждая, что из девочки с рождения «ле­
пят» будущую «женщину»?
1
Даже жест, которым она обнимает младшую дочь, напоминает формальный
2
Бусы производят впечатление жемчужных.

112
А.В . Белова
Важные наблюдения на основании данного портрета можно сделать от­
носительно «возрастов жизни». В отношении младшей из девочек, Татья­
ны Кирилловны (1704-1757), в замужестве княгини Голицыной, надпись на
обороте холста гласит: «Порътретъ въ ммладенчестве княгини Татьяны ки-
риловны Голицыной рожденной HapHmKiHOH»
1
. А о старшей — Александре
Кирилловне, которая, по предположению К.В . Михайловой и Г.В . Смирно­
ва, «умерла в детстве, так как не упоминается в опубликованных родослови­
ях Нарышкиных»
2
, — написано просто: «Порътретъ Александры Киршовны
нарышкиной»
3
.
Это показывает, что, во-первых, надпись на портрете была
сделана не одновременно с его завершением
4
, а гораздо позднее — самое
раннее, после замужества Татьяны Кирилловны. А поскольку произойти это
могло, в свою очередь, только в конце 1710-х
—
начале 1720-х гг, постоль­
ку, начиная, как минимум, с этого времени выявляется существование осо­
бого обозначения детского возраста — «младенчество». Обращает на себя
внимание, что пребывающей в «младенчестве» названа девочка в возрасте
5-6 лет на вид (по моей субъективной оценке
5
). Ее современную ровесни­
цу назвали бы отнюдь не «младенцем», а «ребенком старшего дошкольного
возраста»
6
. Это свидетельствует о недифференцированности в первой поло­
вине XVIII в. возрастных категорий детей
7
и восприятии детства в качестве
1
Каталог // Из истории реализма в русской живописи... C . 188.
2
Михайлова КВ., Смирнов Г.В . Аннотация к No 11 // Там же. No 11.
3
Каталог // Там же. C . 188.
4
Искусствовед P.M . Кирсанова уточняет датировку данного портрета на основе
сопоставления формы головного убора (фонтанж) и покроя платья А.Я . Нарыш­
киной со временем распространения соответствующих тенденций в европейской
моде, а также с возможностью ношения ее младшей дочерью «взрослого» костюма
по достижении 5-тилетнего возраста и высказывает гипотезу о написании изобра­
жения между 1709 и 1715 гг. См.: Кирсанова P.M . Указ. соч. С . 31-33.
5
Если принимать в расчет официальную версию датировки портрета 1710-ми гг.,
то ей могло быть и больше 6 лет. Это корреспондирует с замечанием О.Е. Ko-
шелевой о том, что «в древнерусской православной традиции... младенчество
считали ... длящимся приблизительно до 6-7 лет». См.: Кошелева О.Е. «Свое
детство»... С. 8.
6
См.: По ступеням возраста // Мир детства. Дошкольник... С . 40-41; Старший
до1тткольньгй возраст // Истоки: Базисная программа развития ребенка-дошкольни­
ка. 2 -е изд., испр. и доп. / Отв. ред. Л.Е. Курнешова. M ., 2001. С. 142.
7
Современные психологи и педагоги рассматривают детство как внутренне
дифференцированный период жизни и предлагают различные версии его периоди­
зации. Например, психологическая периодизация, учитывающая «кризисы разви­
тия», делит детство на этапы «от кризиса до кризиса»: «младенчество (от рождения
до года), раннее детство (от года до 3 лет) и дошкольное детство (от 3 до 7 лет)»
(По ступеням возраста // Мир детства. Дошкольник... С . 40-41). Педагогическая

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
113
гомогенного состояния, о недостаточном различении внутренних измене­
ний детского возраста
1
, а, значит, не слишком внимательном наблюдении
за ним. Во-вторых, «младенчество», то есть детство, рассматривалось как
один из периодов жизни в том случае, если человек прожил его и перешел
к следующим этапам. Если же, к несчастью, жизнь обрывалась в детстве,
то оно, ассоциируясь, вероятно, со всей прожитой жизнью, не обозначалось
как отдельный ее этап.
В середине XVIII в. сохранялась та же традиция изображения девочек,
одетых как взрослые дамы
2
.
Но вот, что интересно! Если девочкам явно
атрибутируется «женскость» внешнего облика, то есть принадлежность к
женскому полу портретируемого ребенка не вызывает ни малейших сом­
нений, то в случае изображения мальчиков пол ребенка не выявлен столь
возрастная периодизация «исходит из задач воспитания детей на разных этапах»,
в связи с чем различают «ранний возраст (от рождения до 2 лет), младший до­
школьный возраст (от 2 до 4 лет), средний дошкольный возраст (от 4 до 5 лет),
старший дошкольный возраст (от 5 до 7 лет)» (Там же), младший школьный возраст
(от 7 до 10 лет) (См.: Мир детства: Младший школьник...). Универсальная психо­
лого-педагогическая периодизация строится исходя из обоих критериев и включает
в себя младенческий возраст (от 0 до 1 года), ранний возраст (от 1 года до 3 лет),
которые объединяются в «раннее детство», младший дошкольный возраст (от 3 до
5 лет) и старший дошкольный возраст (от 5 до 7 лет), составляющие «дошколь­
ное детство». См.: Истоки... С. 11, 71. Современная антропология рассматривает
детство как следующий за пренаталытым (внутриутробным) период жизненно­
го цикла человека, включающий в себя три стадии: так называемое первое де­
тство — от 0 до 3 лет, в котором различают еще стадию новорожденности (8-10
дней) и грудную стадию до 1 года, второе детство — от 3 до 6 лет и третье
детство — от 6 до 12 лет. См.:ХасановаГ.Б. Указ. соч. С . 97-98. Еще более инте­
ресным представляется сопоставление периодизаций, принятых в отечественной и
зарубежной медицинской науке. Так, по версии известного французского педиатра
Ж. Коан-Солаля, выделяются периоды «новорожденного» от 0 до 2 месяцев (в Рос­
сии от 0 до 1 месяца), «грудного ребенка, младенца» от 2 месяцев до 2 лет (в России
от 29-го дня жизни до 1 года), «маленького ребенка, дошкольника» от 2 до 6-7 лет,
«младший школьный возраст» от 7 лет до первых признаков полового созревания.
См.: Коан-СолальЖ. Энциклопедия детского здоровья / Пер. с фр. А.Н . и Н.Ф. Ва­
сильковых. Под науч. ред. O .K . Ботвиньева. M ., 2000. С . 23.
1
См. выводы Ф. Арьеса об отсутствии во французском и английском языках
«слов, отличавших маленьких детей от детей более взрослых»: Арьес Ф. Возрасты
жизни... С . 10.
2
Березин И. Портрет Е.Н . Тишининой в детстве. 1758 // Кирсанова P.M . Указ.
соч. С. 60; Неизвестный художник серединыXVIII века. Портрет девочки с собакой
// Из истории реализма в русской живописи... No 20. Ср. также: ВишняковИ.Я. Пор­
трет Сарры Фермор. 1745-1750 // Кирсанова P.M . Указ. соч. С . 26.

114
А.В. Белова
же однозначно. Мальчиков в середине XVIII в. изображали в длинных
платьицах
1
, или, как сказали бы сегодня, одетыми «как девочек». Глядя на
эти портреты, пристально всматриваешься в лица и пытаешься угадать,
ребенок какого пола на них изображен — мальчик или девочка. Вероятно,
над нами довлеет опыт современной повседневности, показывающий, что
по одежде не всегда можно определить пол нынешних детей, однако это
касается обратной ситуации, когда девочки одеты «как мальчики» ввиду
большей практичности их одежды и большего соответствия ее детской
подвижности. Возможно, для человека середины XVIII в. вопрос «угадыва­
ния» пола изображенного на портрете ребенка вообще не стоял, ввиду как
раз отмеченной выше специфики изображений: если это не была «стопро­
центная» маленькая «дама», значит, — это был мальчик. Искусствоведы
находят ряд косвенных признаков, по которым, с их точки зрения, дети,
изображенные на портретах, могут быть идентифицированы как мальчи­
ки, — это, например «скрипка в руках одного из них, шапочка с пером,
галуны и отвороты рукавов, напоминающие рукава кафтана»
2
.
Наиболее
удивительным кажется первый из названных признаков. Но при сопос­
тавлении с другими картинами, на которых изображены музыкальные
инструменты, можно проследить, что скрипка, хотя она и изображается
реже, атрибутируется мальчикам/юношам с тем же постоянством, что и
фортепиано девочкам/девушкам
3
.
Тендерный аспект владения музыкаль­
ными инструментами очень интересен и свидетельствует об очередном
стереотипе из числа тех, что пронизывали дворянское сознание. Автодо­
кументальная традиция (письма, мемуары), а вслед за ней и русская клас-
1
Неизвестный художник середины XVIII века. Портрет ребенка с собачкой.
Парный последующему // Из истории реализма в русской живописи... No 16; Не­
известный художник середины XVIII века. Портрет ребенка со скрипкой. Парный
предыдущему // Там же. No 17.
2
Михайлова КВ., Смирнов Г.В. Аннотация к No 16 // Там же. No 16.
3
См., напр.: Гау В.И . Княгиня Уварова. 1830 // Русские акварельные портреты
(1825-1855) / Под ред. Э. Дюкана. Предисл. и коммент. М. Барюша; введ. ИМ.
Сахаровой. Париж, 1994. С. 47; Оливье (?). Художник первой половины XIX века.
Портрет семьи Бенуа. Около 1816 // Из истории реализма в русской живописи...
No 60; Неизвестная художница середины XIX века. Маленький зал с фортепиано.
1850-е // Там же. No 108; Неизвестный художник второй четверти XIX века. Пор­
трет Ольги Валериановны Ченгери. Начало 1840-х // Там же. No 122; Неизвестный
художник второй четверти XIX века. Семейный портрет в интерьере. 1840-е //
Там же. No 127; Федотов ПЛ. (1815-1852). Портрет Н.П . Жданович за фортепьяно.
1849. Холст, масло. 24,5x19,2. ГРМ // Государственный Русский музей. Живопись.
1-я половина XIX века: Несброшюрованный альбом / Автор текста и сост.
Ю.Т. Ивлев. M., 1980. No 17.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
115
сическая литература
1
, зафиксировала это стереотипное атрибутирование
барышням игры на фортепиано, в то время как о скрипке, вероятно, имен­
но из-за того, что на ней предписывалось играть представителям мужско­
го пола
2
, известно меньше.
Вместе с тем, как показывают авторы мемуаров, проблема «нераспозна­
ваемости» мужского пола по детской одежде все-таки имела место для их
современников. Так, СВ. Капнист-Скалон, вспоминая о своем детстве уже
начала XIX в., писала: «Так как мы с братом были очень схожи и как нас
одевали всегда в одинаковые женские платьица, то нас и принимали часто
сторонние люди за двух девочек»
3
. Однако факт живучести в дворянской сре­
де традиции одевать маленьких мальчиков в платьица, надежно наблюдаемой
с середины XVIII в., включая первую половину XIX в.
4
, вплоть до конца
XIX в.
5
не объясняет этого явления и не снимает вопроса о его природе.
Применительно к концу XVIII в. «некатегоризуемость» в одежде пола ре­
бенка вплоть до 2-хлетнего возраста трактовалась дворянками как ангелопо-
добность и своего рода «бесполость»:
1
См., напр.: Пушкин А.С . Дубровский // Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. M .,
1975. Т. 5 . С . 173; Тургенев И.С . Однодворец Овсяников // Тургенев И.С. Собр. соч.:
B 12т. M., 1975. Т. 1.С.71; Он же. Дворянское гнездо // Там же. M., 1976. Т. 2.
С. 236; Гончаров И.А. Обыкновенная история // Гончаров И.А . Собр. соч.: B 6 т. М,
1972. Т. 1. С. 260.
2
См., напр.: «После всенощной мы приходили в гостиную, которая не была еще
освещена, Варенька садилась за фортепьяно и брала аккорды...» (Письмо М.А. Ба­
кунина к A.M. Бакунину. Б/д // Носик Б. Премухино Бакуниных: Отцы и дети // HH.
1990. No III (15). С . 150); «Я встала и пошла за Зубовым к клавесину. Он хотел мне
аккомпанировать на скрипке» (ГоловинаВ.Н. С. 81); «Великий Князь тоже играл на
скрипке» (Там же. С . 83); «Одно время в моей жизни, тяжелое для меня время, я избе­
гала клавесина» (Там же); «В это время Великий Князь и мой муж играли на скрипке
в моей гостиной» (Там же. С . 115); «Однажды утром, когда мы сидели за клавесином
с Толстой, я услыхала, как дверь тихо отворилась» (Там же. С. 118) и др.
3
Капнист-Скалон СВ. С . 283-284.
4
Можно вспомнить известный портрет М.Ю. Лермонтова (1814-1841) в детстве
(Тарханы), где он изображен в таком «женском платьице», по моей субъективной
оценке, в возрасте 2-3 -х лет. См.: Неизвестный художник. М .Ю. Лермонтов в де­
тстве // Арзамасцев В.П. Тарханы: Государственный лермонтовский музей-запо ­
ведник. M ., 1976. С. 7. На другом детском портрете в возрасте 6-7 -ми лет он — уже
в «мужской» одежде — в камзоле — и с подчеркнуто «мужской» стрижкой (т.к . де­
вочек тогда не стригли). См.: Неизвестный художник (1820-1822 гг.). М.Ю. Лермон­
тов. Масло // Там же. С . 20. Также см.: Неизвестный художник второй четверти
XIX века. Портрет князя Александра Николаевича Ухтомского в детстве. 1830 // Из
истории реализма в русской живописи... No 76.
5
Бекетова М.А . 2
. С.209,211,214.

116
А.В . Белова
«Моей младшей дочери и сыну графини было приблизительно по два года.
Не было ничего милее вида этих двух малюток, красивых, как ангелы, ког­
да они собирали цветы или бежали навстречу нам, набрав цветов в подолы
своих рубашек»
1
.
Мемуарные свидетельства, относящиеся к первой половине 80-х гг XIX в.,
указывают на некую «изначальность», «аутентичность» женского пола и,
вместе с тем, его предварительность, «незавершенность». Это означало па­
радоксальную установку, причем разделяемую женщинами, на некатегоризу-
емость пола в раннем возрасте при одновременном условном маркировании
его как «женского», что отражало представление о «женском» как некоем
«естественно данном», а о «мужском» — как «социально приобретаемом» по
мере взросления и фиксируемом самим отличием от «женского»:
«Передо мной портрет матери поэта с маленьким Сашей на руках. Ему было
в то время 21⁄2 года... На Саше сшитое матерью синее с зеленым шерстяное
платьице»
2
.
«Так и вижу, как он идет по комнате в розовом батистовом платьице, кото­
рое к нему особенно шло.. .»
3
.
«Второй портрет Саши снят..., когда ему было почти 4 года. Саша одет все
еще девочкой. На нем белая матросская блуза из легкой материи с юбочкой в
виде широкой оборки в складках... Платье было куплено в Петербурге тетей
Катей в изящном магазине детских вещей Мерсио. Этот фасон был принят
на некоторое время, как переходная ступень к полному костюму мальчика.
B то время, т.е. после 3 лет, уже никто не принимал Сашу за девочку, тем
более, что и манеры, и игры его сразу изобличали мальчика. Но нежность
цветов и говора осталась прежняя. За период в 11⁄2 года, протекший меж­
ду двумя портретами, Саша заметно изменился во всех отношениях: он
стал еще живее, подвижнее, голос его окреп, игры стали разнообразнее,
мужественнее»^.
«Во Флоренции мать сшила Саше первый костюм с панталончиками из лет­
ней синей материи. С этих пор его одевали уже настоящим мальчиком»
5
.
Возможно, в этом состояла одна из априорных мотиваций последующего сте­
реотипа о завоевываемой «мужественности» в противовес плавно достигаемой
«женственности» на более позднем возрастном этапе тендерной дифференци­
ации. Вспоминается вывод Дэвида Гилмора (David D. Gilmore), сделанный на
основе сопоставления разнообразных культурантропологических данных, о
бытующем у многих народов представлении, согласно которому «женствен­
ность — это то, что развивается естественно и не нуждается в культурном
1
Головина В.Н . С . 178.
2
Бекетова М.А. 2
. С. 209.
3
Там же. С.211.
4
Там же. С. 214.
5
Там же. С. 217.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
117
вмешательстве, чье предопределенное наступление в виде месячных ско­
рее празднуется ритуалом, чем вызывается им»
1
.
Таким образом, отсутствие
на протяжении всего исследуемого периода детской одежды для маленьких
мальчиков и традиция одевать их в ассоциируемые с девочками «платьица»
позволяет конкретизировать принятое в то время понимание и «пола», и «де­
тскости». Условное соотнесение с женским полом воспринималось как своего
рода «заготовка» потенциального пола, «шаблон», трансформируемый в собс­
твенно «пол» по мере взросления. В этом смысле асимметричность имплицит­
ной трактовки «мужского» как «пола», а «женского» как соответственно не­
коего «недопола», представляется одним из проявлений принципа «экономии
одного» (термин культуролога А. Усмановой), заключенного, так или иначе,
в любой бинарной оппозиции
2
.
Тем самым «детскость», отождествлявшаяся
с «недостатком пола», признавалась скорее за мальчиками, чем за девочками.
Детские портреты середины XVIII в. отличают та же условность и «неес­
тественность», что и взрослые. То, что изображалось в качестве окружения
портретируемых, и взрослых, и детей, — это всегда обстановка, в которую их
специально «поместили», а не то пространство, в котором протекала их под­
линная повседневность. Самое важное, что помимо отсутствия особой детской
одежды наличие собственно детского пространства не угадывается и ни в чем
остальном. В середине XVIII в. мы не видим ни изображений интерьеров де­
тских комнат, ни детских игрушек, ни, тем более детей, играющих в игруш­
ки
3
, ни вообще чего-либо, что идентифицировалось бы с детством как особым
периодом жизни. Портреты того времени как бы намеренно «делали» детей
более серьезными и как раз за этим стремлением «осерьезнить» детство кро­
ется, на мой взгляд, главное доказательство того, что осознания самоценности,
самозначимости и самодостаточности детства как уникального этапа жизнен­
ного цикла все еще не существовало. Детство воспринималось, по-видимо­
му, как нечто недостаточное, «неполноценное»
4
, что на портретах пытались
1
Гилмор Д. Загадка мужественности // Введение в тендерные исследования.
Ч. II: Хрестоматия / Под ред. СВ. Жеребкина. Харьков; СПб., 2001. С . 887.
2
Подробнее об этом см.: Усманова А. Тендерная проблематика в парадигме
культурных исследований // Введение в тендерные исследования. Ч . I: Учеб. пособ.
/ Под ред. И.А. Жеребкиной. Харьков; СПб., 2001. С. 434.
3
B то время как в западноевропейской живописи такие изображения сущест­
вуют. См., напр.: ГрёзЖ.- Б . Девочка с куклой. Около 1756-1757 // Брук Я.В . Указ.
соч. С. 110. Однако портретируемая в данном случае — юная представительница
третьего сословия. Также см.: Шарден Ж.-Б . С. Мальчик с волчком. 1738. Лувр,
Париж; Он же. Молитва перед обедом. 1744. ГЭ. Последняя жанровая картина вос­
создает образ девочки-горожанки, сидящей в маленьком детском кресле, на спинке
которого висит игрушечный барабан.
4
С этим наблюдением корреспондирует русская мужская эпиграмма второй
половины XVIII — первой половины XIX в., наделявшая детство негативными

118
А.В. Белова
компенсировать такими атрибутами взрослого состояния как цветы, собака
(рождающая аллегорию преданности и верности), скрипка, яблоко. Конечно,
можно было бы с позиции современного миропонимания предположить, что
детям полезны фрукты и общение с животными, но мотивация их изображения
на портретах того времени была точно другой (вышеперечисленные символи­
ческие образы вызывали определенные устойчивые культурные ассоциации).
Детство, скорее всего, — неизбежность, которую нужно «быстрее» пережить
1
.
И здесь мы выходим на проблему «ненадежности» детства как состояния. Ис­
точники свидетельствуют о сохранении на протяжении всего исследуемо­
го периода XVIII — середины XIX в. высокого уровня детской смертности в
дворянских семьях. Причем, цифры, действительно, ужасают: например, у ма­
тери СВ. Капнист-Скалон в конце XVIII в. из пятнадцати детей выжило только
шестеро(!)2
.
Так или иначе, приходится признать, что дети, как и в более ран­
нее время, продолжали составлять «группу риска»
3
(не случайно дворянками в
мемуарах особо подчеркивалось преодоление их детьми этой возрастной кате­
гории
4
), а, потому, детство в глазах взрослых иногда оказывалось призрачным,
эфемерным этапом жизни, о котором не следовало задумываться всерьез
5
. Это
не означает однако, что детей не ценили и потерю их не переживали
6
.
Пространство «мира детства». При анализе мира детства в контексте ис­
тории повседневности особое значение приобретает пространственное изме-
коннотациями «начальности», «неразвитости» («игрушки» вместо «ума») [Бог­
данович И.Ф. Вкус возраста // Русская эпиграмма / Сост., вступ. ст. и примеч.
В. Васильева. M ., 1990. С. 81], «невнятности», «неразумности» [Филимонов B.C.
Книга: разум // Там же. С . 140-141].
1
Ср. с утверждением Ю.М . Лотмана: «... само состояние детства — это то, что надо
пробежать как можно скорее. Тот, кто задерживается в этом состоянии — тот митрофан,
недоросль, тот недоразвит и глуп». (ЛотманЮ.М . Беседы о русской культуре... С . 53.)
2
Капнист-Скалон СВ. С. 283. Выше я упоминала о количестве выживших в
первой четверти XVIII в. дочерей (3 из 11 детей) Петра I и Екатерины I.
3
Особенно это касалось девочек 1-го года жизни. Вторая дочь В.Н. Головиной
умерла в 1792 г. в 5 месяцев (Головина В. С. 11), первая дочь А.Г. Достоевской — в
1868 г. трехмесячной (Достоевская А.Г. С. 152).
4
«У меня родилась дочь, к счастью, оставшаяся в живых» (Головина В.H . С. 106).
5
В том числе и воспринимать всерьез по прошествии многих лет: «В них (тетра­
дях.
—
А.Б .) не было ничего интереснаго, все больше глупости. Описывались разныя
детския шалости, которыя я с меньшим братом проделывали...» . (Моллер Н.С . С . 275.)
6
Многие дворянки тяжело переживали смерть своих дочерей-младенцев. См.,
напр.: Достоевская А.Г. С. 152 -154 . В.Н . Головина вспоминала, что смерть 5-месячной
дочери повлекла за собой ее «очень серьезную болезнь». (Головина В. С . 11 .) А.П . Керн
замечала о своей матери, Е.И. Полторацкой, что в 1808 г. она «лишилась 3-й своей доче­
ри, ребенка необыкновенной красоты, была неутешна». (Керн А.П. С . 361 .) «...смерть
сестры, кроме горя, произвела страшный испуг... maman запиралась и плакала в своей
комнате, отец искал облегчения в деятельности». (Тучкова-ОгареваН.А . С . 245.)

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
119
рение детского бытия. Пространство детства — это не всегда и не только фи­
зическое пространство пребывания детей, хотя и оно, как показывают данные
иконографии, сложилось далеко не сразу. Наряду со специфическим локусом
и предметами его оформления оно включало в себя и эмоциональную сферу
и коммуникативную среду. Вместе с тем Ю.Л. Бессмертный, указывавший на
«использование свидетельств о повседневной жизни и быте» как на пример
«нового прочтения памятников прошлого», подчеркивал, что анализ внутридо-
мового интерьера позволяет выяснить «своеобразие детского статуса»
1
.
В отношении детей в дворянских домах действовал принцип этажности:
этаж определял статус по внутрисемейному «ранжиру». Чем выше этаж, тем
ниже статус — в соответствии с этим с конца XVIII в. вплоть до конца XIX в.
верхние комнаты особняков населялись детьми
2
, приживалками
3
и женской
прислугой
4
.
Правда, в отличие от последних дети по мере взросления и при ус­
ловии благоволения к ним родителей получали возможность спуститься вниз.
У такой «вертикальной мобильности» в пространстве дворянского дома может
быть объяснение исходя из стиля отношения взрослых к детям. По прямому
свидетельству мемуаристки, спуск вниз означал для девочки приближение к
1
БессмертныйЮ.Л . Указ. соч. С . 247.
2
«Около сего времени вошло обыкновение у дворян строить сельские дома их с ан­
тресолями... Обыкновенные дома состояли из лакейской, залы, буфета, гостиной, спаль­
ни, уборной, столовой, кабинета, девичей и детской, кладовые делались, но не везде;
сеней двое; на антресоле более для детей и девок» (Болотов А.Т. 2. Ч. I. 1796 г. февраля
19-го. Гл. 188 . О строении домов дворянских. С . 65); «...маленьких детей и бывшую
няньку мою перевели наверх: так называли мы одну комнату с балконом, выстроенную
на подволоке...» (Дурова Н.А. 3. С. 30); Щепкина А.В. С . 393; «Нянька с меньшими
детьми сидела в детской тоже наверху» (МоллерН.С. 1. С. 283); «комнаты детей, . . н ах о ­
дящиеся в верхнем этаже, непосредственно под железной крышей...» (ТютчеваА.Ф. 3 .
С. 240); «Нас с сестрой Асей поместили наверху...» (БекетоваМ.А. 3 . С . 416); «Часто
мама, взойдя к нам в детскую...» (ЦветаеваА. С . 18); «С матерью же общение было са­
мое тесное, хотя мы и жили в отдалении — она внизу, мы, дети, на антресолях» (Там же.
С. 31); «... брат наш Андрюша поселился в меньшей комнатке нашего детского верха...»
(Там же); Федосюк Ю.А. Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта
XIX века. 4 -е изд. M., 2001. С . 217.
3
«...у нас в доме тепло я ночую в верьху с М:<атушкой> Глафирой которая вам кла­
няется она почти с таким же нетерпением дожидалась от вас писем как и мы_» (Письмо
М.Л . Манзей к В.Л. Манзей от 28 апреля 1836 г. // ГАТО. Ф. 1016 . Оп. 1. Д. 45. Л. 30); «Мы
благодаря Бога все здоровы и живем все попрежнему сестра Марья Логиновна в своей ке­
лье наверьху расположилась дожидать хорошей погоды тогда может быть отправимся в де­
ревню...» (Письмо Л.Л . Мельницкой к В.Л. Манзей от 28 апреля 1836 г. // Там же. Л . 30 об.)
4
Болотов А.Т. Ч . I. 1796 г. февраля 19-го . Гл. 188. О строении домов дворянских.
С. 65; «Лишь в девичьей верхней далеко / говор чуть слышный поднимется...» . (Неиз­
вестная изродаКвашниных-Самариных. Пасхальная ночь в Суховарове в детстве Мити
// ГАТО. Ф. 103 . Оп. 1 . Д . 939. Л . 1 .) Ю.А . Федосюк пишет о «наиболее нужных домаш­
них слугах». См.: Федосюк Ю.А. Указ. соч . С. 217. Также см.: Бекетова М.А . С . 417.

120
А.В . Белова
матери
1
.
Последнее, в свою очередь, знаменовало собой переход ее в новую
фазу жизненного цикла — девичество, которое характеризовалось в дворянс­
кой среде следующими формальными признаками: наименованием «взрослая
барышня», выходом из-под попечения гувернантки, окончанием воспитания и
образования, сближением с матерью
2
.
В середине XIX в. «взрослыми барыш­
нями» считались девушки, достигшие 15 лет
3
. Однако бывало и так, что повз­
рослевшие дочери продолжали населять верхние этажи дворянского жилища.
Это подтверждается интерьерной живописью
4
и автодокументальной традици­
ей
5
, причем в последней трактуется иногда как репрессивная стратегия:
«Я, как существо необыкновенное, неугомонное, неукротимое, требовала
исключения из этого мирного порядка переходов с высших в нижние комна­
ты и была отвезена за две тысячи верст в Малороссию на тринадцатом году
от рождения; возвратясь через год под кров отцовского дома, я вступила во
владение этой комнаты, которая называлась детскою и сохранила это назва­
ние навсегда, хотя уже после жили в ней люди всех возможных возрастов»
6
.
На протяжении конца XVIII — первой половины XIX в., не говоря о более
раннем времени, при определении внутрисемейного статуса и места в систе­
ме семейных ценностей, невзирая на вполне доброжелательное отношение к
чадам, за «точку отсчета» неизменно принимались интересы родителей. Важ­
но, что подобная фамильная иерархизация воспроизводилась на всех уров­
нях российского высшего общества, вплоть до императорской семьи
7
.
При
этом следует отметить, что бытовые условия в помещениях, располагавшихся
на верхних этажах, были зачастую еще менее комфортными, чем на нижних,
где размещались покои взрослых: «Если во время каникул наступает жара, то
комнаты детей, очень низкие и находящиеся в верхнем этаже, непосредственно
под железной крышей, выкрашенной наподобие соломенной крыши, напомина­
ют чердаки венецианских «piombi», и бедные дети задыхаются.. .»
8
. Одной из
1
ДуроваН.А . С. 30. Также о размещении «старших сестер» в «смежной комнате»
с комнатой матери на первом этаже усадебного дома, а младших «наверху» в 70-е гг .
XIX в. см.: Бекетова М.А . 3
. С. 416.
2
Ковалевская СВ. С. 28.
3
Там же. Подобное представление сохранялось вплоть до конца XIX в. См.:
Бок М.П. С. 30.
4
См., напр.: Неизвестный художник второй четверти XIX века. Жилая ком­
ната в мезонине дворянского особняка. Конец 1830 — начало 1840-х // Из истории
реализма в русской живописи... No 82. «По обычаю того времени... жилые комна­
ты, особенно детские и комнаты взрослых дочерей, помещались на втором этаже
или на антресолях». (Михайлова КВ., Смирнов Г.В . Аннотация к No 82 // Там же.)
5
Дурова НА. 3
. С.30;БекетоваМ.А. 2
. С. 294.
6
Дурова НА. 3
. С.30.
7
ТютчеваА.Ф . 3
. С. 240.
8
Там же.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
121
главных особенностей детских комнат было отсутствие в них высоких потол­
ков
1
, что создавало ощущение ограниченности пространства. Свидетельства
женщин, описывавших «низкие» детские образца 1855 г, созвучны в отно­
шении как дворянского дома в Калуге («Детская наша так и рисуется перед
моими глазами. Большая, но низкая комната. Стоит няне стать на стул, и она
свободно достает рукою до потолка»
2
), так и царских павильонов Петергофа
(«... комнаты детей, очень низкие.. .»
3
).
С одной стороны, маргинальность детского пространства внутри дворян­
ского жилища, а, с другой, представление о возможности свободного и безбо­
лезненного манипулирования местопребыванием детей исходя из интересов
взрослых
4
показывает, что родители, даже вполне любящие, не отдавали себе
отчета в возможной эмоциональной привязанности ребенка к определенному
месту
5
.
У ребенка не спрашивали его мнения относительно того, что будет
с ним происходить, не интересовались его желаниями, ощущениями (как
выразилась Е.А. Сабанеева, урожденная Прончищева (1829-1889), имея в
виду конец XVIII в., «в те времена не задавались наблюдениями за детскими
впечатлениями или анализом детских характеров»
6
), не ставили в ситуацию
выбора и не принимали выбор, сделанный ребенком. Мемуаристки на уровне
автоматической «проговорки» писали о том, что в нежелательной для себя
ситуации они даже не смели думать(!) о том, чтобы перечить воле отца, не то,
что открыто на вербальном или акциональном, поведенческом уровне выра­
жать свое несогласие с навязываемым решением
7
.
1
М.А . Бекетова описывала дом в Шахматове, «одноэтажный, с мезонином — в
стиле средне-помещичьих усадеб 20-х или 30-х годов XIX в.», где «нижние комна­
ты были высокие, а в мезонине гораздо ниже». (БекетоваМ.А . С . 413-414.)
2
Ковалевская СВ. С. 10.
3
ТютчеваА.Ф . 3
. С. 240.
4
«Отец продал дом, в котором родился я и где умерла наша мать, и купил дру­
гой; потом продал и этот, и мы несколько зим прожили в наемных домах, покуда
отец не нашел третий, по своему вкусу...». (Кропоткин П.А. С . 41 .)
5
Современная педагогика исходит из понимания того, что, если «речь идет о
переезде на другое место жительства», ребенку «очень трудно привыкать к изме­
нившейся окружающей среде». См.: Сороков Д. Что такое сензитивные периоды в
развитии детей // Монтессори М. Указ. соч. С . 218.
6
Сабанеева Е.А . С. 343-344.
7
«Я смолоду была охотница до работ, но шерсти купить и подумать не смела;
батюшка так бы прогневался, если б я осмелилась заикнуться о покупке такого
ценного товара» (Там же. С. 362); «— Это была всегда такая оказия, моя страсть к
цветам, — говорила она, — бывало, только в людях и полюбуешься ими, дома же
и подумать не смей посадить цветочков; ни смородины, ни малины у нас не было.
Батюшка ничего такого терпеть не мог, называл все это пустяковиной» (Там же.
С. 363); «Батюшка продолжал быть со мною строг, и я девушкой так же его боялась,

122
А.В . Белова
Детские игрушки и вещи. В письмах женщин из царской семьи в первой
четверти XVIII в. встречались упоминания о детских игрушках. Так, царица
Прасковья Федоровна, урожденная Салтыкова (1664-1723), писала, обращаясь
к дочери герцогине Мекленбургской Екатерине Ивановне (1692-1733) и к внуч­
ке Анне Леопольдовне (1718-1746): «Да послала я внучкг) игрушечки, отдай
ей бочечку да тазикъ»
1
; «Я вамъ, с(вг)тъ) м(ой) внучка, игрушечки готовлю»
2
.
В качестве «игрушечки» 3-хлетняя племянница могла получить в подарок от
родной «тетки» небольшую скульптуру животного, например кошки («И еще
посылаю кошенку серебряную»
3
, — приписывала на обороте письма царицы
Прасковьи Федоровны другая ее дочь, царевна Прасковья Ивановна). Вместе с
тем развлечению маленькой девочки знатного происхождения служили и неко­
торые вещи, которые по своему изначальному предназначению не относились
к разряду игрушек. Это и разные ларчики с монетами («Да послана къ тебг]
баулочка, а въ ней сто золотыхъ — и ты изволь ими тешиться, да досканца»
4
),
и «сережки маленьюя»
5
, и «коробочка вологодскаго гостинца»
6
. Очевидно, что
в первой четверти XVIII в. собственно игрушек даже в царской семье, не го­
воря об обычных дворянских семьях, все еще было мало. В то же время, такие
новые черты как 1) проявление со стороны ближайших родственниц девочки
заботы о том, чем она будет «тешиться», 2) стремление порадовать ребенка
игрушками, 3) наконец, особый язык, используемый в общении с ребенком,
включавший в себя уменьшительно-ласкательные грамматические формы
7
как и в детстве... Я была в ужасе от него и не смела подумать противоречить ему
даже мысленно» (Керн А.П . С. 370).
1
Письмо царицы Прасковьи к герцогине Екатерине Ивановне от мая 1722 г. //
Семевский М.И. Царица Прасковья. 1664-1723: Очерк из русской истории XVIII
века. Репринт. воспр. изд. 1883 г. Л ., 1991. Приложения: I. Переписка царицы Прас­
ковьи Федоровны. 1716-1723. No XXV. С. 232.
2
Письмо царицы Прасковьи к герцогине Екатерине Ивановне от 1722 г. //
Там же. No XXX. С. 236.
3
Приписка царевны Прасковьи Ивановны на обороте письма царицы Праско­
вьи к герцогине Екатерине Ивановне от 1722 г. // Там же. No XXXII. С . 237.
4
Письмо царицы Прасковьи к внучке принцессе Анне от начала 1722 г. // Там
же. No XXII. С. 231.
5
Приписка царицы Прасковьи на обороте письма царицы Прасковьи к герцоги­
не Екатерине Ивановне от 1722 г. // Там же. No XXXII. С. 237.
6
Приписка царевны Прасковьи Ивановны на обороте письма царицы Праско­
вьи к герцогине Екатерине Ивановне от 1722 г. // Там же.
7
Обращает на себя внимание то, что используемые царицей Прасковьей Федо­
ровной грамматические формы не приводятся в словаре В.И. Даля — есть близкие,
но не идентичные: «кошенка» вместо «кощенка», «баулочка» вместо «баулецъ, ба-
ульчикъ», «досканца» вместо «досканець». (См.: Даль В.И . Толковый словарь жи­
вого великорусского языка: Т.1-4. M., 1981. Т.2.С.182;M., 1981. Т.1.С.55, 476.)

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
123
при назывании предметов, предназначенных для игры, свидетельствуют о на­
чале осознания своеобразия «детского мира» и специфики его потребностей.
Применительно к середине XVIII в. также известно о существовании
детских игрушек, наименования которых, однако, не перечисляются мему­
аристками. Вместе с тем, очевидно, что игрушки различались по качеству
и стоимости, и, что девочки в семьях столичной, приближенной ко двору,
аристократии находились в этом отношении в более выгодном положении по
сравнению со своими сверстницами, жившими в сельских поместьях. Княги­
ня Е.Р. Дашкова, например, отмечала свое предпочтение книг «самым изящ­
ным и ценным игрушкам»
1
.
Принимая во внимание ее воспитание в доме
дяди, канцлера М.И . Воронцова, в котором бывали «иностранцы, артисты,
литераторы и посланники»
2
, можно предположить, что изысканные детские
игрушки привозились или выписывались из-за границы. Собственной про­
мышленности для производства «дворянской» игрушки в России в то время,
очевидно, еще не было.
Даже в 70-е гг XVIII в. игрушками считались ценные вещи, которые могли
быть использованы для развлечения, а не собственно предметы, изготовлен­
ные для занятия и развития ребенка. Мемуаристка Ева-Александра Васильев­
на Смирная, урожденная княжна Вяземская (1771 — после 1850), описывала
игрушки, подаренные ей при рождении дедом по материнской линии, Данилой
Яковлевичем Земским, одним из так называемых «птенцов гнезда Петрова»:
«Дедушка Данила Яковлевич был чрезвычайно богат; вы можете предста­
вить какия ризки, какое приданое (он мне сделал), верьте мне, что я не лгу!
<.. > игрушки все были серебряныя! Все это было принесено в день креще­
ния; игрушки состояли: маленький чайный прибор, весь комплекттгй сто­
ловый сервиз, по тогдашнему времени: стопы, кружки, зеркала серебрянныя,
вызолоченныя и весь туалет, ящик, в котором было уложено, серебряный
персидский. Дедушка получил этот ящик от персидскаго хана в подарок»
3
.
Причем, в последних двух случаях речь идет, очевидно, о формах женского рода
вместо содержащихся в словарных статьях формах мужского рода. (Для других су­
ществительных приводятся формы обоих родов.) Это может иметь, на мой взгляд,
три объяснения: либо царица Прасковья употребляла архаизмы XVII в., либо была
недостаточно грамотна, либо имела индивидуальные речевые особенности, но,
что примечательно, проявлялись они в общении с ребенком, а это, в свою очередь,
является имгшицитным свидетельством особого отношения к детству. Напомню
идею о том, что картина мира конструируется в языке.
1
Дашкова Е.Р . 4
. С. 11. B другом переводе «Записок» вместо этого выражения
читается «драгоценное ожерелье». См.: Дашкова Е.Р. 1
. С. 6 . Вероятно, неточность
перевода связана с похожестью в написании французских слов: le jouet — игрушка
и le joyau — драгоценность.
2
Дашкова Е.Р . 4
. С. 9-10.
3
Смирная Е.-А .В . С . 68.

124
А.В . Белова
В семейной переписке начала XIX в. женщине-матери адресовывалось выра­
жение: «сдетьми в игрушки играешь»
1
.
Тем не менее и в это время девочке,
возраст которой не превышал 2-х лет
2
, дарили не собственно игрушки, а то,
чем она могла развлечь себя, правда, не без удовольствия. Письма Андрея
Никитича и Марьи Ивановны Гусевых к невестке и сестре Наталье Иванов­
не Соймоновой свидетельствуют о радости, испытанной маленькой племян­
ницей от подаренного ей тетушкой сервиза, и об игре с ним, имитирующей
действия взрослых:
«Всеусерднейше благодарю загостинец ваш мне и особенно Маши комне
доставленной, и Машуточка всегда вас благодаря, помнит что от тетушки
достался ей сервиз...»
3
; «...ты меня очень утешила своим Портретом а в
двое таво Машу, ты поверить неможешь как она довольна Сервизом она це­
лой день разливает чай, и всех подчивает.. .»
4
.
В течение XIX в. наблюдается позитивная динамика в преодолении своего
рода «дефицита» игрушек, существовавшего и в более ранний период. Если
применительно к концу 40-х
—
началу 50-х гг XIX в. мемуаристка, жившая
тогда в Петербурге, все еще могла констатировать: «Игрушками нас не бало­
вали, а потому мы их ценили и берегли»
5
, а другая, вспоминая детство сере­
дины 1850-х гг в Калуге, упоминала как о вполне обычном явлении: «Играю
я себе, бывало, моими игрушками, ни о чем не думая»
6
, то уже «детский мир»
начала 1880-х гг описывался как насыщенный разнообразными игрушками,
среди которых встречались не только «деревянные чурочки, мячик и дере­
вянная посудка», но и пищащие резиновые игрушки, такие как «резиновая
корова, коза, паяц и мальчик»
7
. Еще больше игрушек, изготовленных из раз­
личных материалов (картона, бумаги, меди, ситца и соломы), и соответствен­
но, большее количество игр (сборка фигур, проявление рисунков, обводка
1
Письмо отца к дочери НИ Соймоновой от 6 октября 1802 г. // ЦИАМ. Ф . 1870.
Личн^гй фонд Соймонова СМ. Оп. 1. Д. 3. Л. 19 об.
2
Максимальный возраст девочки, Маши Гусевой, свадьба родителей которой
состоялась 31 января 1804 г., а описание ее поведения в их письмах относится к 14
декабря 1806 г., не превышал 2-х лет. См.: Письмо М.П. Гусевой к НИ Соймоно­
вой от 11 февраля 1804 г. // Там же. Л. 81 об.; Письмо М.И. Гусевой к И.И . Соймо­
новой от 14 декабря 1806 г. // Там же. Л . 59.
3
Письмо А.Н . Гусева к НИ Соймоновой от 14 декабря 1806 г. // Там же. Л . 60.
4
Письмо М.И. Гусевой к И.И. Соймоновой от 14 декабря 1806 г. // Там же. Л. 59.
5
Достоевская А.Г. С . 13. С этим корреспондирует синхронный «мужской
взгляд» на проблему недостатка игрушек: «В те времена детей не заваливали такой
массой игрушек, как теперь. Собственно говоря, их у нас почти вовсе не имелось,
и мы вынуждены были прибегать к нашей собственной изобретательности». (Кро­
поткин ПЛ. С. 54.)
6
Ковалевская СВ. С . 15.
7
Бекетова MA. 2
. С.211.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
125
картинок, развешивание бумажек — «желаний», цветные миниатюры, мыль­
ные пузыри, игры с магнитом) наполняло мир «детских буден»
1
дворянских
девочек в 1890-е гг
2
Иконография первой половины — середины XIX в. также дает пред­
ставление о мире детских вещей и игрушек. При этом мальчики чаще дево­
чек изображались с игрушками, среди которых преобладали всевозможные
лошадки (в виде статуэтки
3
, марионетки
4
, качалки
5
, каталки
6
), встречались
самодельные игрушки из карт (в виде кареты
7
, домика
8
). Однако целью их
репрезентации было создание ряда живописных метафор, знаковое прочте­
ние которых апеллировало бы к «особому кругу устойчивых и легко вос­
производимых социальных установок», связанных с предпочтительным для
родовитого дворянина карьерным выбором военной службы
9
.
В женской
литературе этот же образ воспроизвела поэтесса А.П . Барыкова, урожден­
ная Каменская (1839-1893), описывая получение в подарок детьми «новых
1
Цветаева А. С. 12 .
2
Там же. С. 12-13, 22.
3
Яковлев Г.И . (1819-1862). Портрет мальчика И. Попова. 1845 // Из истории
реализма в русской живописи... No 58.
4
Колендас (Календас) П. (1820(?) - ?). Портрет Петра Петровича Темерина.
1844 // Там же. No 95.
5
Шардон (Анселот) М.-Л . В . Портрет князя А.П . Барятинского ребенком.
1817 г. Франция. Холст, масло. ХПМИ РАО // Греков А.У . Искусство западноев­
ропейской игрушки. Сергиев Посад, 2006. С. 130. Автор этого портрета — фран­
цузская художница, писательница, глава в течение нескольких десятилетий извест­
ного парижского салона Маргарита-Луиза-Виргиния Ансело, урожденная Шардон
(1792-1875), о которой адресат знаменитых писем о пребывании в России ее мужа
отзывался так: «Мадемуазель Шардон из древнего дижонского рода стала мадам
Ансело. Еще в юности, когда обычно молодые люди только начинают понимать
искусство, мадемуазель Шардон уже была искусным живописцем». (Сентин К.
О жизни и произведениях г. Ансело // Ансело Ф. Шесть месяцев в России / Вступ.
ст., сост., пер. с фр. и коммент. Н.М . Сперанской. M ., 2001. С. 179.)
6
Славянский Ф.М . (1819 или 1817-1876). Семейная картина (На балконе). 1851
// Из истории реализма в русской живописи... No 126.
7
Неизвестный художник первой половиныXIXвека. Мальчик с игрушками. На­
чало 1820-х // Там же. No 59.
8
Неизвестный художник второй четверти XIX века. Портрет мальчика с кар­
точным домиком на столе. 1830-е // Там же. No 89.
9
Об этом на примере анализа портрета «Мальчик с игрушками» см.: Летя-
гин Л.Н . «Красная нужда — дворянская служба»: Типологические аспекты биогра­
фии помещика — пушкинского современника // Русская усадьба: Сб. ОИРУ M.,
2000. Вып. 6 (22) / Колл. авторов; Ред. -с ост . М .В . Нащокина. С. 26-27 .

126
А.В . Белова
игрушек»: «Мальчик на лошадке молодцом гарцует / В кивере уланском...»
1
.
Символической заменой лошадки могла служить палочка, верхом на которой
изображали мальчика-дворянина с подобием хлыстика в руке
2
, или палоч­
ка с головой коня
3
. Характерно, что одна из самых ранних сохранившихся в
России «дворянских» игрушек — именно «конь-качалка» 60-х гг XVIII в.
4
,
изготовленный по указанию Екатерины II для ее сына Павла Петровича и
впоследствии принадлежавший к игрушкам других царских детей
5
. В первой
половине XIX в. маленькую девочку можно увидеть в гостиной дворянского
дома везущей за собой на веревочке игрушечного зайца на колесах, а девочку
постарше — играющей с братом в шахматы
6
. На портрете 1852 г дети вели­
кой княгини Марии Николаевны (1819-1879) и герцога Максимилиана Лей-
хтенбергского (1817-1852) изображены играющими в деревянный конструк­
тор, состоящий из неокрашенных брусочков и кубиков разной величины
7
.
Во второй четверти XIX в. на портретах великих княгинь Ольги
8
и Алек­
сандры
9
и дочери княгини Е.Н . Чернышевой
10
запечатлена специальная одеж­
да для маленьких девочек — декольтированное белое платьице и белый чеп­
чик с оборками. Дочь Чернышовой изображена сидящей на коленях у матери
с босыми ножками, а великая княгиня Александра — в пинетках . Судя по
1
Барыкова А.П . Любимые куклы // Русские поэтессы XIX века / Сост. Н .В . Бан­
ников. M ., 1979. С. 147.
2
Неизвестный художник. Мальчик верхом на палочке. 1820-е гг. Россия. Холст,
масло. ХПМИРАО // Греков А.У. Искусство западноевропейской игрушки... С . 130.
3
Неизвестный художник. Портрет троих детей. Первая половина XIX века.
Холст, масло. ХПМИ РАО // Там же. Также см.: Людерс Д. Портрет семьи Чер­
нышевых. 1750 г. ГЭ. Об этом см.: Греков А.У . Конь родом из детства — «король
детских комнат и грез» //Там же. Ч. III. Гл. 7.С.100.
4
Конь-качалка. 1760-е гг. Россия. Дерево, металл, кожа, ткань, конский волос,
галун, золотная и серебряная нити, роспись, окраска, вышивка. Поступил в 1929 г
из Аничкова дворца. ХПМИ РАО // Там же. С. 130.
5
Об этом см.: Греков А.У . Конь родом из детства... С. 101; Он же. Игрушки
царских детей // Греков А.У. Искусство западноевропейской игрушки... Ч . III.
Гл. 9.С. 110.
6
Куракин А.Б . Портрет княгини Ю.Ф . Куракиной, жены художника с четырьмя
детьми. Холст, масло. Собрание ТОКГ.
7
Гау В.И . Дети герцога Лейхтенбергского. 1852 // Русские акварельные порт­
реты... С. 89.
8
Соколов П.Ф. Великая княгиня Ольга Николаевна. Около 1823 // Там же.
С. 153.
9
Соколов П. Ф . Великая княгиня Александра Николаевна. Около 1826 // Там же.
С. 155.
10
Брюллов А.П . Княгиня Елизавета Николаевна Чернышева. Около 1830 // Там
же. С. 27.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
127
возрасту представленных девочек, существовал обычай писать портрет годо­
валого ребенка. (Позднее, с появлением фотографии, этот обычай перейдет
в традицию фотографировать ребенка в связи с первой «серьезной» датой
в жизни
1
. ) Годовалая великая княгиня Александра Николаевна изображена
около 1826 г с погремушкой в ручке сидящей в специальном детском стуле
2
,
конструкция которого очень напоминает современную.
В середине XIX в. уже известны не только специальная одежда и обувь
для младенцев до 1 года, но и способы занять такого ребенка. Малыша могли
высаживать на подушку с интересными для него предметами
3
, причем про­
сматривается ориентация на развивающие занятия. Портрет «ребенка, игра­
ющего на подушке», изображает в его руках коробочку с мелкими вещами,
похожими на шахматы или солдатиков, которые он перебирает, а рядом с по­
душкой лежащую шляпу. Очевидно, ребенок занимал себя перекладыванием
деталей из коробочки в шляпу (что любят проделывать и современные дети,
и, что считается полезным для них).
С этим, однако, контрастирует замечание относительно «развивающего
детства» применительно к середине XIX в. А.Г Достоевской, урожденной
Сниткиной (1846-1918): «Детских книг совсем не было: нас никто не пытал­
ся «развивать»»
4
.
Данное воспоминание идет в разрез с анализировавшимся
выше феноменом возникновения уже в конце 20-х — 30 -е гг XIX в. специ­
альной женской литературы для детей. Оно может подтверждать либо от­
сутствие в конце 40-х
—
начале 50-х гг ее достаточного распространения,
либо осознание не всеми родителями потребности в такой литературе, либо
является результатом скрытого сопоставления с обилием детской литерату­
ры, появившейся к началу XX в., ко времени написания Достоевской своих
мемуаров. Сохранявшееся понимание под «развивающими занятиями», в
основном, чтения детской литературы характеризует наиболее устойчивые
педагогические воззрения. Тем не менее, еще в 1837 г упоминавшийся выше
немецкий педагог Ф. Фребель впервые применил дидактические материалы
(в том числе мелкие предметы и детали разнообразной формы и конфигура­
ции) — так называемые «дары» Фребеля — в созданном им «Учреждении
для развития творческого побуждения к деятельности у детей и подростков»,
прообразе детского сада
5
.
Рецепция его идей в России уже в 60-е гг XIX в.,
1
«Мне было год четыре месяца, когда мама повезла фотографировать меня на
Кузнецкий мост, к Фишеру». (Цветаева А. С . 10.)
2
Соколов П. Ф . Великая княгиня Александра Николаевна. Около 1826 // Русские
акварельные портреты... С . 155.
3
Орехов Н.Н. Ребенок, играющий на подушке. 1856 // Там же. С . 117.
4
Достоевская А.Г. С. 13.
5
Подробнее об этом см.: Волобуева Л.М. Предисловие // Фребель Ф. Указ. соч .
С. 5-42.

128
А.В. Белова
их широкая популярность подтверждаются создававшимися с 1870-х гг
многочисленными так называемыми Фребелевскими обществами, которые
не только открывали платные и бесплатные детские сады, проводили плат­
ные педагогические курсы для подготовки воспитательниц («садовниц»),
но и организовывали публичные лекции для улучшения семейного воспита­
ния детей
1
.
Мемуаристки, писавшие во второй половине XIX в., в эпоху уже
осознанного отношения к детству и распространения новых педагогических
веяний обращали особое внимание на непродуктивность воспитательных
стратегий прошлого. Так, Е.А. Сабанеева подчеркивала применительно к
концу XVIII в., что «тогда не говорили о развитии детей, но главным принци­
пом было держать их в черном теле»
2
. В отличие от мемуаристики живопись
синхронно отражала менявшиеся взгляды на детство, восприятие ребенка и
педагогические интенции в дворянской среде.
Куклы. В контексте проблемы распространенности и восприятия де­
тских игрушек стоит специально проанализировать отношение к игровой
кукле в женской авто документальной традиции, причем в двух аспектах: ха­
рактеристики «мира детства» девочки-дворянки и интеллектуальной рефлек­
сии взрослых пишущих представительниц российской дворянской культуры
XVIII-XIX вв.
В русской живописи XVIII — середины XIX в. нечасто можно встретить
изображения дворянских девочек с куклами
3
. П ри этом речь идет, в отличие
от некоторых портретов более позднего времени
4
, о девочках раннего возрас­
та — примерно от года до трех лет, в отношении которых кукла могла слу­
жить маркером пола ввиду того, что прическа (короткие волосы)
5
и одежда
1
Фребелевские общества // БСЭ. M ., 1978. Т. 28. С . 79.
2
Сабанеева ЕЛ. С . 344.
3
Неизвестный художник. Портрет девочки с цветами и куклой. Вторая поло­
вина XVIII в. (по моей версии). ХПМИ РАО; Неизвестный художник второй чет­
верти XIX века. Семейный портрет в интерьере. 1840-е // Из истории реализма в
русской живописи... No 127; Славянский Ф.М . Семейная картина (На балконе). 1851
// Там же. No 126. На последнем портрете изображена семья художника, бывшего по
происхождению крепостным крестьянином.
4
См., напр.: Суриков В.И . (1848-1916). Портрет O.B . Суриковой, дочери худож­
ника. 1888. Холст, масло // Картины Государственной Третьяковской галереи. Для
коллекционеров. Вып. VII: 16 открыток. M ., 1980. No 14. B отличие от названных
выше портретов на последнем изображена девочка более старшего возраста, при­
мерно 6-7 лет. Также см.: Неизвестный художник. Портрет детей (мальчика и двух
девочек) с куклой. Вторая половина XIX в. (по моей версии). ХПМИ РАО.
5
B отношении прически заметна своеобразная инверсия: маленькие девочки
на портретах могли изображаться с короткими волосами (напр.: Неизвестный ху­
дожник начала XIX века. Портрет графини Елизаветы Петровны Коновнипыной
в детстве. 1800-е // Из истории реализма в русской живописи... No 48), в отличие

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
129
(платьице) не выполняли такую функцию со всей однозначностью, обозначая
детство без категоризации пола. Интересно и то, что на портретах второй
половины XVIII — середины XIX в. изображены куклы-«взрослые дамы»,
а не куклы-«девочки», как на портретах второй половины XIX в. Это объ­
ясняется тем, что до 1870-х гг во Франции и Германии, откуда, в основном,
поставлялась в Россию «дворянская» игрушка, существовало промышленное
производство только «взрослых» кукол и не было «куклы-ребенка»
1
.
Наибо­
лее ранние из сохранившихся «дворянских» кукол воспроизводят именно
женские образы
2
.
Известно, что, по мнению С. де Бовуар, кукла «должна выполнять роль
alter ego для девочки»
3
, и объясняется это следующим образом:
«...кукла — это целый человечек, с туловищем и конечностями,... кукла
—
это неживой предмет. Вследствие этого девочку побуждают полностью
отказаться от своей личности и рассматривать ее как нечто пассивное. Тог­
да как мальчик стремится через посредство пениса утвердить себя как са­
мостоятельного субъекта, девочка, лаская и наряжая куклу, мечтает о том,
чтобы ее ласкали и наряжали точно так же, она начинает смотреть на себя
как на чудесную куклу. Аналогия между женщиной и куклой сохраняется
и в зрелом возрасте: французы в просторечии называют женщину "poupee"
(кукла), англичане говорят о разнаряженной женщине, что она "dolled up"
(как кукла)»
4
.
В этой связи примечательно упоминание княгиней М.Н. Волконской, урожден­
ной Раевской (1805-1863), о том, что Александрина Муравьева перед смертью,
«не желая будить свою четырехлетнюю дочь «Нонушку», спросила ее куклу,
которую и поцеловала вместо нее»
5
. Вместе с тем в русской классической ли-
от женщин с длинными, а мальчики, наоборот, — часто с длинными (Виже-Леб­
рен Э. (1755-1842). Портрет княгини А.Н . Голицыной с сыном. 1794. Холст, масло.
137x101. ГМИИ // Энциклопедия «Французская живопись» / На русс. языке. Сост.
и автор текста С. Даниэль: CD-диск. Раздел «Лица и характеры»), в то время как
мужчины — с короткими.
1
Греков А. У . Европа играет в куклы // Греков А.У . Искусство западноевропейс­
кой игрушки... Ч. III. Гл. 3. С. 70-71; Потерянный кукольный дом: Беседа А. Але­
шиной с И. Степановой // Аргументы и Факты. Петербург. 2006. No 48 (693),
29 ноября. Цит. по: http: // www.antiquedolls.ru/publications_aif.html
2
См., напр.: Кукла. XIX в. Германия. Фарфор, ткань, кружево, роспись. ХПМИ
РАО // Греков А.У Искусство западноевропейской игрушки... С . 124; Кукла. Се­
редина XIX в. Германия. Фарфор, ткань, кружево, роспись. ХПМИ РАО // Там же;
Кукла в костюме 40-х гг . XIX в. Франция. Фарфор, дерево, ткань, лента атласная,
кружево, роспись. ХПМИ РАО // Там же. С . 125.
3
Бовуар С. де. Указ. соч. С . 320.
4
Там же. С.321.
5
Волконская М.Н . С . 63.

130
А.В . Белова
тературе позитивный образ героини конструируется, наряду с прочими харак­
теристиками, через ее отказ «играть в куклы». (Вспомним, Лизавету Калитину
которая «была серьезный ребенок»
1
и в детстве «в куклы не любила играть»
2
,
как и Татьяна Ларина — «куклы даже в эти годы... в руки не брала...»
3
.) Сэтим
коррелирует замечание о себе мемуаристки А.П . Керн, урожденной Полторац­
кой (1800-1879): «В куклы я никогда не играла...»
4
.
Следующее затем объяс­
нение, хотя и сложилось уже в зрелом возрасте при написании воспоминаний,
свидетельствует тем не менее об осмысленном игнорировании данного занятия:
«Куклы, на мой взгляд, разговоры с ними и прочее приучают детей верить в
представления своего собственного воображения, как в действительность, и
делают детей самообольщающими себя, мечтательными, обмшьшающими
самих себя... Как я сказала, книги заменяли мне игру в куклы.. .»
5
.
Показательно, что из 25 мемуаристок
6
, воспоминания которых охватывали пе­
риод со второй четверти XVIII до конца XIX в.,аха...шей слово «кукла» упо­
минали всего 10, и то, только шестеро применительно собственно к детству,
имея в виду игровую куклу. Причем у двух авторов, детство которых прихо­
дилось на начало и конец XIX в. (А.П. Керн, А.И . Цветаева), это слово имело
ярко выраженную негативную коннотацию
7
, у других (М.Н. Волконской, Н.С .
Моллер, СВ. Ковалевской, М.А. Бекетовой) — было нейтральным. Тем не
менее и те, и другие подтверждали наличие у дворянских девочек на протяже­
нии всего XIX в. соответствующей детской игрушки
8
. Интересно, что одно из
1
Тургенев И.С. Дворянское гнездо... С . 234.
2
Там же.
3
ПушкинА.С. Евгений Онегин // ПушкинА.С . Собр. соч.: В 10 т. M., 1975. Т . 4. С. 41.
4
Керн А.П. 5
. С.353.
5
Там же. Ср. с приведенным выше схожим высказыванием Е.Р. Дашковой о
предпочтении книг игрушкам.
6
НЕ. Анненкова, Е.Н . Ахматова, В.И. Бакунина, М.А.Бекетова, Е.Я. Березина,
М.П . Бок, М.Н. Волконская, В.Н . Головина, Е.Р. Дашкова, Н.Б. Долгорукая, НА. Ду­
рова, Екатерина II, СВ. Капнист-Скалон, А.П . Керн, СВ. Ковалевская, А.Е . Лабзи-
на, Мария Феодоровна, Н.С . Моллер, Н.Н . Мордвинова, М.С . Муханова, Г.И . Ржев­
ская, E.- A .B . Смирная, Е.Г Хилкова, А.И . Цветаева, А.Ф . ГДестакова.
7
Помимо приведенных выше цитат см.: «Мы обнялись и начали разговаривать.
Не о куклах, о нет...» (Керн А.П . С . 362). Также применительно к детству конца
XIX в.: «...Были копилки. < . . > Гувернантка говорила: «Копи, а накопишь, купишь
себе куколку!» Что мы куколок ни за что не купим, про то знали мы (что понимает
гувернантка! Она все детство, наверное, проиграла в куклы!). Нет, мы купим —
альбомы, перочинные ножи, ту шкатулку в окне, книги...» (Цветаева А. С . 18-19);
«.. .кукол мы не любили — мы их носили вниз головой, за ноги, как кур, несли их
«продавать на рынок»» (Там же. С. 35).
8
«Раз она спросила у меня, что я хочу: куклу или деревню? Из гордости я
попросила куклу и отказалась от деревни» (Керн А.П . 5
. С . 357); «В углу комнаты

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
131
упоминаний (М.Н. Волконской) об игрушке в виде куклы касалось 4-хлетней
девочки (Нонушки Муравьевой), детство которой прошло в условиях несво­
боды (тюрьмы Петровский завод), а другое (СВ. Ковалевской) свидетельс­
твовало о том, что сломанная кукла могла стать предметом детского страха
1
:
«...вид разбитой куклы внушал мне страх; когда мне случалось уронить
мою куклу, няня должна была подымать ее и докладывать мне, цела ли у нее
голова; в противном случае она должна была уносить ее, не показывая мне.
Я помню и теперь, как однажды Анюта, поймав меня одну без няни и же­
лая подразнить меня, стала насильно совать мне на глаза восковую куклу, у
которой из головы болтался вьптшбленный черный глаз, и довела меня этим
до конвульсий»
2
.
Остальные четверо мемуаристок употребляли слово «кукла» в иных значе­
ниях и в разных контекстах описания: 1) «маленького театра, называвшегося
в то время вертепом», где «куклы представляли разные сцены из священной
истории: Адама и Еву с змеем, который их искусил, царя Ирода, отсекав­
шего головы младенцам, и пр.»
3
; 2) княгини, которая «сидела неподвижно,
как кукла, на своем возвышении»
4
; 3) неподобающих по возрасту и статусу
«ребячеств» будущего императора Петра III, тогда еще великого князя, кото­
рый «играл в куклы»
5
, любя их «до страсти»
6
, и у которого «вся кровать была
покрыта и полна куклами и игрушками»
7
(при этом речь шла, в том числе об
игрушечном войске — «необычайном количестве игрушечных солдатиков из
дерева, свинца, крахмала, воска»
8
); 4) тела убитого Павла I, который «был
раскрашен, как кукла, и на него надели шляпу, чтобы скрыть раны и синяки
стояли большие ящики с чаем, обитые шелковой материей с изображением ки­
тайцев. Опорожненные ящики отдавал он мне на куклы и у меня их было много»
(Моллер Н.С. С . 290); «.. .когда мне случалось уронить мою куклу, няня должна
была подымать ее...» (Ковалевская СВ. С . 15); «В детстве мы, конечно, играли в
куклы» (БекетоваМ.А . С. 287); «Старшего папиного брата — дядю Петю — мы
видели только раз: он приехал к нам и привез Мусе куклу» (Цветаева А. С. 35).
1
О природе, проявлениях и способах преодоления детского страха см., напр.:
Каптерев Н.Ф. О детском страхе // Каптерев П.Ф. О природе детей... С. 250-281.
Подобный мотив трансформации поломанной куклы из предмета игры в предмет
страха использован в современном мультипликационном фильме «История игру­
шек» (Toy story, Disney-Pixar).
2
Ковалевская СВ. С. 15.
3
Капнист-Скалон СВ. С. 291.
4
МухановаМ.С 2. С . 324.
5
Екатерина II. С. 50.
6
Там же. С. 73.
7
Там же.
8
Там же. С. 170.

132
А.В . Белова
на голове»
1
. Таким образом, в женском дискурсе слово «кукла», отражая вос­
приятие называемого им предмета как суррогата человека и символизируя
«неподвижное» и «неживое», имело явную негативную коннотацию. Оче­
видно, это сказывалось и на отношении к куклам как к детским игрушкам.
Возможно, также, что в XVIII — середине XIX в. кукла («чурочка», завер­
нутая в «тряпочку»
2
) считалась народной, а не дворянской игрушкой
3
.
Дело
в том, что дворянские дети, находившиеся на попечении нянь, матерей или
других взрослых, практически не бывали предоставлены сами себе («Ну чтой
то ей Богу, вечно как ребенок, под властью тридцати нянек быть»
4
), в отли­
чие от крестьянских детей, заниматься с которыми взрослым, обремененным
производительным трудом, было просто некогда. Для того, чтобы отвлечь ре­
бенка, разумеется, также требовавшего родительского внимания, ему могли
смастерить игрушку в виде куклы, простейшую, вероятно, из соломы
5
(ма­
териал, который был под рукой и в поле, и в крестьянском жилище
6
), более
сложную — «из тряпья, кожи, битой бумаги, дерева»
7
. В дворянской же среде
бытовали более изысканные куклы импортного производства, первоначаль­
ное назначение которых в России не было связано с «миром детства». Искус­
ствовед P.M . Кирсанова упоминает о куклах-«пандорах», которых в качестве
1
Головина В.Н . С . 255.
2
См., напр.: Кукла-полено. Конец XIX — начало XX в. Самоделка, дерево,
ткань. ХПМИ РАО. Имитация куклы достигается за счет того, что на полено наде­
ты юбка и платок. О различии игрушек у детей «богатых родителей» и «бедняков»
см.: Каптерев П. Ф. О детских играх и развлечениях. Свойства игрушек // Каптерев
П.Ф. О природе детей... С . 145-147.
3
Напротив, в других культурах (например, японской) довольно рано (X-XI вв.)
встречаются упоминания о куклах применительно к аристократической среде в
женской автодокументальной традиции: «30. То, что дорого как воспоминание...
Игрушечная утварь для кукол»; «151. То, что умиляет... Трогательно-милы кукол­
ки из бумаги, которыми играют девочки». См.: Сэй-Сёнагон. Записки у изголовья /
Пер. со старояп., предисл. и коммент. В . Марковой. M ., 1983. С . 49, 177-178.
4
Дневник графини М.Ю . Толстой, урожденной княжны Оболенской. 1819-1823 г
//РГАДА. Ф.1280.Сухотины. Он. 1.Д.134.Л.81 об.
5
См., напр.: Кукла-«Стригушка». Середина XIX в. Солома, плетение. ХПМИ
РАО.
6
Подтверждением этого служат выводы Л.В . Милова о том, что у крестьян
«исторического центра России» в условиях «острого дефицита сена» солома была
главным кормом для скота. См.: Милое Л.В . Природно-климатический фактор и
особенности российского исторического процесса // ВИ. 1992. No 4-5 . С . 45.
Е.Д. Стасова вспоминала, что и в конце 80-х гг . XIX в. в районе имения Языково-
Рождественское ее отца в Боровичском уезде Новгородской губернии крестьянам
«своего сена не хватало». См.: Стасова Е.Д . С . 15.
7
Даль В.И. Указ. соч. M., 1981. Т.2.С. 213.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
133
манекенов для демонстрации модных нарядов привозили в Санкт-Петербург
из Парижа еще при Елизавете Петровне
1
.
Указание на иностранное проис­
хождение кукол, с которыми играли девочки-дворянки, и их сохранявшуюся
причастность к «миру моды» встречается и в женской поэзии второй полови­
ны XIX в.: «... Девочка целует / Куклу из Парижа, очень дорогую, / В завитом
шиньоне, модницу большую.. .»
2
. В описании «детских буден»
3
конца XIX в.
присутствует воспоминание «о нюренбергских куклах»
4
, которые хранились
в особом шкафу, «открывавшемся мамой лишь изредка»
5
.
Нюрнберг —
известный в Германии центр производства игрушек еще с эпохи средневе­
ковья
6
, и атрибутирование российским девочкам-дворянкам нюрнбергских
кукол высокого качества относится в литературе уже к середине XIX в.:
«У Панафидиных девочки... Кхи, кхи! девочки... кхи! куклу я у девочки ви­
дел нюренбергскую, кхи, кхи... < . . > хорошая кукла, кхи, кхи!»
7
.
В отличие от самодельной куклы — примитивной имитации человека как
элементарного развлечения крестьянских детей (хотя считается, что именно
более простые игрушки способствуют максимальной творческой активнос­
ти ребенка
8
), «дворянские» куклы — редкие (особенно до 1840-х гг, когда
в Европе было налажено их промышленное производство
9
), дорогостоящие,
импортные, выступавшие наглядными образчиками модной одежды, анти­
кварные, в известном смысле, — не воспринимались однозначно и исключи­
тельно в качестве детской игрушки и закрепляли в сознании дополнительный
1
См.: Кирсанова P.M. Указ. соч. С. 57-59.
2
Барыкова А.П . Указ. соч. С. 147 .
3
Цветаева А. С. 12.
4
Там же. С.30.
5
Там же.
6
Греков А.У . Нюрнберг — «игрушечная столица» Германии // Греков А.У Ис­
кусство западноевропейской игрушки... Ч. I . Гл. 3 . С. 19-21 .
7
Достоевский Ф.М . Чужая жена и муж под кроватью. (Происшествие необык­
новенное) // Достоевский Ф.М . Полное собр. соч.: В 30 т. / Ред. колл.: В.Г Базанов
(гл. ред.) и др. Л., 1972. Т. II. С. 74 . Впервые напечатано: ОЗ. 1848. См.: ПерлинаН.М.,
Соломина Н.Н . Примечания // Там же. С . 479.
8
«Дети ценят игрушки не с той точки зрения, с которой ценят их взрослые.
Детям в игрушках дороги побуждения, толчки к собственному творчеству и гибкий
материал для выражения их замыслов. Дети всем играют... Игрушки очень слож­
ные и дорогие стесняют детей, сковывают их фантазию...». (Каптерев П. Ф . О детских
играх и развлечениях. Свойства игрушек... С. 145-146); «...так радующие взрос­
лых дорогие роскошные куклы менее всего пригодны для игры, а вот простые
схематичные — будоражат и развивают фантазию ребенка» (Греков А. У . Европа
играет в куклы... С . 67).
9
Там же. С. 70-71; Балашова А. Кукольный капитал // На Невском. 2006. No 12
(119) Декабрь. Цит. по: http://www.antiquedolls.ru/publications_nanevskom.html

134
А.В. Белова
смысл, связанный с модой («кукла-парижанка»
1
, «куколка-франтиха»
2
), кото­
рый автоматически обретал негативную коннотацию
3
. Напомню, что дворян­
ская одежда XVIII в. — с л едствие введения в России европейского костюма
Петром I
4
и известного слома им национальной традиции — в определенном
смысле вступала в конфликт с принятыми в православии ценностными ус­
тремлениями и фактом большего обнажения телесности, особенно в женс­
ком платье, и вообще самим интересом к «украшательству» этой телесности
взамен ориентированности на внутреннее духовное совершенствование, не
случайно данный период, особенно первые десятилетия XVIII в., именуется
веком «обмирщения» (секуляризации)
5
российской культуры. Оба термина,
имевшие значение «модно одеваться» — «франтить»
6
и «щеголять»
7
—
не
были оценочно нейтральными. Вместе с тем модная, изысканная, нарядная
одежда устойчиво ассоциировалась в русском языке с куклой («Одеться кук­
лою, щегольски»
8
), возможно, изначально и с теми манекенами, которые при
Петре I выставлялись на всеобщее обозрение для усвоения нового европей­
ского покроя одежды
9
, и с «Пандорами» времен Елизаветы. При этом в рус-
1
Барыкова А.П . Указ. соч. С. 148.
2
Там же.
3
Изначальная связь куклы и моды улавливается и в литературе: «Но куклы
даже в эти годы / Татьяна в руки не брала; / Про вести города, про моды / Беседы с
нею не вела». (Пушкин А.С . Евгений Онегин... С. 41.)
4
Подробнее об этом см.: Анисимов Е.В. Время петровских реформ. Л., 1989.
С. 353-357; Павленко НИ. Петр Великий. M., 1998. С . 137-138.
5
См.: Анисимов Е.В . Указ. соч. С. 362; Федоров В.И . Литература // Очерки рус­
ской культуры XVIII века: B 4 т. / Под ред. Б.А. Рыбакова. M., 1988. Ч. 3: Наука.
Общественная мысль. С . 212, 214.
6
Даль В.И. Указ. соч. M., 1980.Т.4.С. 538.
7
Там же. С. 652.
8
Там же. M ., 1981. Т . 2 . С . 213. Также см.: «Входим — точно, девки четыре,
хорошенькие, разодеты как куклы...» (Загряжский М.П . С. 133); «Дом преогром­
ной, шесть человек офисиянтов и кучера в тонком сукне, лакей в галунах, оде­
ты, как куклы...» (Там же. С. 150); «Вообрази себе тысячу особ, разряженных как
куклы...» (Письмо М.А . Волковой к В.А . Ланской от 22 апреля 1812 г. // Записки
очевидца: Воспоминания, дневники, письма / Сост. М . Вострышев. M ., 1989.
С. 278); «Женщины перестали затягиваться в корсеты, вместо гтышных разноцвет­
ных платьев с оборками, лентами и кружевами одевали простое, без шлейфа, черное
платье, лишенное каких бы то ни было украшений... делали все, чтобы только не
походить, как говорили тогда, на разряженных кукол...» (Водовозова Е.Н . На заре
жизни; Мемуарные очерки и портреты: B 2 т. M., 1987. Т. 2 / Подгот. текста и ком-
мент. Э. Виленской. С . 36).
9
Об этом см.: Кирсанова P.M . Указ. соч. С. 59.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
135
ском языке, как во французском
1
и английском, по наблюдению С. де Бовуар,
также просматривается аналогия между куклой и женщиной: одно из значе­
ний слова «кукла» — «щеголеватая, но глупая или бездушная женщина»
2
.
В дискурсе образованных пишущих российских дворянок конца XVIII в. ас­
социация внешней привлекательности с куклой дополнялась противопостав­
лением ее интеллектуальности и эмоциональности личности: «Воспитание
не в одних внешних талантах состоит: украшенная наружность... без приоб­
ретения красот ума и сердца есть только кукольство»
3
.
Мой основной тезис заключается в том, что, как и сами куклы, стерео­
типное представление о дворянской девочке, играющей в куклы (по край­
ней мере до начала так называемого «золотого века» кукол с середины XIX в. до
примерно 20-х гг XX в.
4
), было воспринято из западноевропейской культу­
ры. Например, А.Л . Магницкая перевела в конце XVIII в. из широко извес­
тных в Европе «Писем об Италии» Ш. Дюпати
5
: «Маленькая девочка сидит
на полу, играет преважно с куклою, которую она раздевает.. .»
6
.
Об этом же
свидетельствуют и иконографические источники, в которых тема «девочка с
куклой» долгое время не репрезентировалась, а, появившись, не стала доми­
нирующей. На немногочисленных «ранних» (вторая половина XVIII — сере­
дина XIX в.) портретах изображение куклы относится к пространственной
7
или смысловой
8
периферии полотна. Канонического же для конца XIX — начала
1
Один из примеров: «...старуха, едва ощутив близость двора, забывает о
своих недугах... стряхнув с себя бремя прожитых лет, эта морщинистая кукла
утрачивает и достоинство, отличающее старость...». (Кюстин А. де. Письмо 19.
С. 335-336.)
2
Даль В.И. Указ. соч. M., 1981. Т.2.С. 213.
3
Дашкова Е.Р . О смысле слова воспитание // Мы благодарны любезной сочи­
нительнице ...: Проза и переводы русских писательниц конца XVIII века / Сост.
Ф. Гёпферт и М. Файнштейн. Fichtenwalde, 1999. С. 15 (курсив автора).
4
Потерянный кукольный дом...; Греков А. У . Европа играет в куклы... С. 70.
5
См.: Гёпферт Ф., ФайнштейнМ. О прозе русских писательниц в 1760-1790-е
годы // Мы благодарны любезной сочинительнице... С . 195.
6
Магницкая Ал.Л. Картина четырех возрастов. Рим. Письмо XCII // Там же.
С. 138.
7
Неизвестный художник. Портрет девочки с цветами и куклой. Вторая поло­
вина XVIII в. (по моей версии). ХПМИ РАО; Неизвестный художник. Портрет де­
вочки в красном сарафане с игрушками. Первая половина XIX века. Россия. Цинк,
масло. ХПМИ РАО // Греков А.У Искусство западноевропейской игрушки... С. 125;
Славянский Ф.М . Семейная картина (На балконе). 1851 // Из истории реализма в
русской живописи... No 126.
8
Неизвестный художник второй четверти XIX века. Семейный портрет в ин­
терьере. 1840-е // Там же. No 127.

136
А.В . Белова
XX в. «портрета девочки с куклой»
1
, на котором маленькая дворянка пред­
ставлена стоящей и прижимающей к себе правой рукой игрушечную «юную
подружку», повернутую фасом (как бы тоже портретируемую), до этого вре­
мени вообще не существовало. (Кстати, восприятие кукол как явления ре-
цепированного
2
характерно не только для российской культуры. Не случайно,
например, в написанном по-испански дневнике венесуэльца Франсиско де
Миранды (1750-1816), посетившего в 1786-1787 гг Россию, слово кукла
(la poupee) дано на французском языке
3
. ) Собственно женская автодокумен­
тальная традиция на протяжении XVIII-XIX вв. фиксирует: 1) устойчивую
неприязнь дворянок к куклам как к «неподвижным» и «нежимым», акценти­
рующим «внешнее» в ущерб «внутреннему»; 2) негативизацию игры в куклы
как пустого, примитивного, «неразвивающего» времяпровождения; 3) к тому
же, негативизацию, выступающую в качестве женской стратегии имплицит­
ного сопротивления манипулированию
4
.
Вместе с западным образцом куклы-манекенщицы, или «модной» куклы,
так называемой «парижанки»
5
, в России был воспринят и мужской стереотип
1
Неизвестный художник. Портрет детей (мальчика и двух девочек) с куклой.
Вторая половина XIX в. (по моей версии). ХПМИ РАО; Суриков В.И . Портрет O.B .
Суриковой, дочери художника. 1888. Холст, масло // Картины Государственной Тре­
тьяковской галереи. Для коллекционеров. Вып. VII: 16 открыток. M ., 1980. No 14;
Неизвестный художник. Портрет девочки с куклой. Начало XX века. Россия. Кар­
тон, фотография, масло. ХПМИ РАО // Греков A. Y Искусство западноевропейской
жрушки... С. 125.
2
Еще одним косвенным подтверждением этого является пример, относящийся
к рубежу 70-80 -х гг . XIX в., свидетельствующий о том, что именно француженка
играла в куклы с российской девочкой-дворянкой: «Первым иностранным языком,
который я узнала, был французский. Ко мне приходила старушка эльзаска Фракман
Полина Богдановна. Она играла со мною в куклы, и через полгода я свободно гово­
рила по-французски». (СтасоваЕ.Д. С. 20.)
3
«...пьесу начали играть только в семь часов. Исполнялась она на французс­
ком языке и со всем свойственным французам манерничаньем, какое только можно
вообразить. Юная Строганова очень хорошо изображала poupee». (Миранда Ф. де.
С. 242.)
4
Представление о кукле как объекте манипуляции зафиксировано и в мужской
литературной традиции: «Охоты властвовать примета, / С послушной куклою дитя /
Приготовляется шутя / К приличию — закону света, / И важно повторяет ей / Уроки
маменьки своей». (Пушкин А.С . Евгений Онегин... С . 41 .)
5
Греков А. У . Европа играет в куклы... С. 71; Он же. Мастера западноевропей­
ской игрушки: опыт словаря // Греков A.Y Искусство западноевропейской игруш­
ки... Приложения. 3 . С . 152. Позднее это название было перенесено и на детскую
игровую куклу, напр., см.: «От больших, должно быть, девочка слыхала / Это сло­
во: вечно — и его сказала / Кукле-парижанке...» . (БарыковаА.П. Указ. соч. С . 148.)

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
137
об основном времяпровождении дворянского ребенка-девочки как игре с кук­
лой, хотя и в Европе это было характерно, в первую очередь, для юных пред­
ставительниц третьего сословия, нежели аристократии, что прочитывается
и в живописи, и в литературе. Уже позднее в романе «Отверженные» (1862)
В. Гюго сформулировал своего рода категорический императив атрибутиро­
вания девочке игры в куклы как аналогии репродуктивного предназначения
женщины: «Маленькая девочка без куклы почти так же несчастна и точно
так же немыслима, как женщина без детей»
1
.
Подобная установка была на­
столько укоренена в сознании, что даже мужская интеллектуальная рефлек­
сия «женского вопроса» в России исходила из ее переосмысления
2
.
При этом
публицисты, поборники равноправия женщины, объясняя ее отчуждение от
образования и умственных занятий тем, что «для систематического покоре­
ния ее вечной опеке мужчины необходимо убить в ней всякую самостоятель­
ность мысли», транслировали одно из наиболее устойчивых представлений:
«Мальчику дают в руки книгу, девочке — куклу»
3
.
Женская же автодокумен-
1
Гюго В. Отверженные. Ч . II. Козетта / Пер. H Коган // Гюго В. Собр. соч.: B 10 т.
/ Под ред. Н.М . Любимова. M., 1972. Т. 5. С. 118. Еще более определенно в этом
смысле звучит предшествующая сентенция: «Кукла — одна из самых настоятель­
ных потребностей и вместе с тем воплощение одного из самых очаровательных
женских инстинктов у девочек. Лелеять, наряжать, украшать, одевать, раздевать,
переодевать, учить, слегка журить, баюкать, ласкать, укачивать, воображать, что
нечто есть некто, — в этом все будущее женщины. Мечтая и болтая, готовя игру­
шечное приданое и маленькие пеленки, нашивая платьица, лифчики и крошечные
кофточки, дитя превращается в девочку, девочка — в девушку, девушка — в жен ­
щину. Первый ребенок — последняя кукла». (Там же. С . 117 .)
2
«Да и самые заботы материнские не обнимают собою всей жизни женщины.
Прежде чем стать матерью, женщина не может же вся погрузиться в нянченье,
обшиванье и одеванье кукол в виде приготовления себя к будущему воспитанию
своих детей. Будь это так, следовало бы женщину считать ниже бессловесных
животных, которым не для чего любить сначала кукол, чтобы полюбить потом
детей своих». (Михайлов М.Л. Женщины, их воспитание и значение в семье и
обществе // Мужские ответы на женский вопрос в России (вторая половина XIX —
первая треть XX в.): Антология / Сост. и общ. ред. В. Успенской. Тверь, 2005.
Т.I. С.52.)
3
Там же. С . 44. Поразительно, что, по свидетельствам мемуаристов, сами маль­
чики, в отличие от девочек, в детстве не выказывали особой приязни к книгам:
«... редко брал книжку в руки, более проводил время в ребяческих резвостях». (За­
гряжский М.П . С. 85.) Тем не менее данное представление оказалось настолько
устойчивым, что репрезентация его обнаруживается даже в женской живописи
середины XX в. На иллюстрациях В.В . Фаворской из серии «Детство Пушкина»
маленький Александр изображен с книгой, а рядом с его сестрой Ольгой «си­
дят» 2 куклы. Причем сама девочка, как и куклы, в обоих случаях представлена в

138
А.В . Белова
талыгая традиция, происходящая из среды образованных российских дворя­
нок, опровергала восприятие этого конструкта как данности и, уж, тем более,
не подтверждала факт внутреннего принятия самими девочками подобного
положения вещей. Тем не менее, расхожее представление воспроизводилось
в мужской литературе, иногда с дополнительной коннотацией смысловой ин­
версии
1
. На протяжении длительного времени пишущие женщины настойчи­
во давали понять, что они осознанно избегали занятий с куклами, поскольку
это не представляло для них интереса. Более того, они стремились не быть
заподозренными в примитивном развлечении, специально подчеркивая свои
приоритеты из области развивающих детских увлечений. Большинством
мемуаристок куклы умалчивались. Некоторые акцентировали внимание на
своей «неигре» в куклы, а какая-то часть нейтрально упоминала о куклах и
об игре с ними. Но, что особенно впечатляет: в женской автодокументаль­
ной традиции исследуемого периода нет ни одного(!) примера выраженного
позитивно-эмоционального отношения к куклам, их экспрессивно-положи ­
тельной оценки.
В то же время есть цитировавшееся выше стихотворение «Любимые кук­
лы» А.П . Барыковой, представляющее параллельно образы девочки, обни­
мающей и целующей куклу «с улыбкой счастья», и наблюдающей за ней с
пессимизмом поэтессы эпохи женской эмансипации:
«На ребенка с куклой я гляжу уныло:
Жалко мне чего-то стало вдруг и больно...
О судьбе обеих думалось невольно.
Девочка и кукла! Ах, как вы похожи!
В жизни ожидает вас одно и то же.
Куколка-франтиха, предстоит вам горе,
С красотой своею вы проститесь вскоре:
Шелковое платье, сшитое в Париже,
И шиньон изяпгный, модный — светло -рыжий,
Мигом все растреплет милая вострушка
(Страшно и опасно в свете жить игрушкам)...
пассивной роли слушательницы и зрительницы по отношению к брату. См.: Фа­
ворская В.В . Из серии «Детство Пушкина». 1950-е гг . // А.С. Пушкин в портретах:
Иллюстрации. 2 -е изд., перераб. и доп. / Автор-сост . Е .В . Павлова. M., 1989. NoNo 272,
273. С. 288-289.
1
См., напр.: «Девочка, уже имевшая триста тысяч рублей приданого, получи­
ла богатейшую куклу. <. . .>
... мальчик лет десяти, худенький, маленький, весно-
ватенький, рыженький, получил только одну книжку повестей, толковавших о ве­
личии природы, о слезах умиления и прочее, без картинок и даже без виньетки».
(Достоевский Ф.М . Елка и свадьба. (Из записок неизвестного) // Достоевский Ф.М.
Полное собр. соч.. . Т . II . С . 96. Впервые напечатано: ОЗ. 1848. См.: Перлина Н.М .,
Соломина Н.Н . Примечания // Там же. С . 484.)

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
139
На чердак вас стащат с головой пробитой, —
Кукла-парижанка будет позабыта...
Девочка-шалунья в золотых кудряшках!
Лет через десяток и тебя, бедняжка,
Кто-нибудь обнимет, говоря, конечно,
Что любить намерен пламенно и вечно...
Чьей-нибудь игрушкой будешь ты, наверно, —
Только ненадолго... вот что очень скверно.
Молодость, надежды — будет все разбито...
Старая игрушка будет позабыта...»
1
Возможно, это экстраполяция взрослой женщины-автора, для которой ана­
логия женщины и куклы в качестве некогда любимой, а позднее брошенной
игрушки
2
—
наиболее эффектная описательная стратегия, запоминающий­
ся образный ряд, броская метафора. Другое объяснение — это своеобраз­
ное выражение мировосприятия «новой женщины» 1860-х гг, социального
типа, некоторые идеи которого были озвучены А.П. Барыковой, своего рода
феминистский проект Не случайно, М. Рабжаева, интерпретируя процессы
женской эмансипации в России как опыт «осознанного и осознаваемого»
социального конструирования тендера, в качестве одного из атрибутов это­
го называет отказ эмансипированных женщин давать своим дочерям кукол,
транслировавших образ «настоящей леди», или замену их грубыми имитаци­
ями
3
.
Вместе с тем, если предположить саму возможность небезразличного,
эмоционального отношения некой дворянской девочки к полученной в по­
дарок на Новый год, праздник овеянный ореолом волшебства, новой яркой
игрушке (что, в принципе, возможно), то столь же легко представить и пра­
вомерность трагических ассоциаций, рождающихся у взрослой женщины,
пережившей печальный любовный или матримониальный опыт Во многом
пессимистическое решение проблемы жизненной перспективы женщины яв-
1
Барыкова А.П . Указ. соч. С. 148.
2
Образ брошенной куклы как забытого осколка «былой жизни» эффектно вос­
произведен в живописи начала XX в. на известной картине М.В. Добужинского,
для которого характерен «интерес к «говорящим вещам»», а куклы были «люби­
мыми моделями». По утверждению А.П. Гусаровой, «судьба куклы рождает ана­
логии с человеческой», а «представление о человеке как о марионетке, безвольной
игрушке рока» свойственно «романтизму со времен Э.Т .А . Гофмана». См.: Добу-
жинский М.В. Кукла. 1905. Бумага, акварель, белила, уголь, карандаш. 33,6x48,2.
ГТГ // Мстислав Добужинский: Живопись. Графика. Театр: Альбом / Автор вступ.
ст. и сост . А.П. Гусарова. M., 1982. No 15. С . 65; Гусарова А.П. Вступительная статья
// Там же. С. 34.
3
См.: Рабжаева М. Женская эмансипация как опыт конструирования тендера
(на материале социокультурной ситуации в России 50-60-х гг . XIX в.) // Тендерные
исследования. 2000. No 5. С . 181.

140
А.В. Белова
лялось, на мой взгляд, своеобразным ответом Барыковой на насущный во
второй половине XIX в. «женский вопрос».
Итоги. Сопоставляя результаты анализа письменных и визуальных ис­
точников можно сделать следующие выводы. Вплоть до последней трети
XVIII в. автодокументальные и иконографические источники признавали
факт существования ребенка, его включенность в социокультурное про­
странство, но не детство как самоценное и значимое для взрослого состоя­
ние. Ребенок воспринимался либо в неразрывной связи со взрослым как про­
должение его «родового» тела и эманация определенных (в первую очередь,
лучших) его качеств либо как «уменьшенная копия» того же взрослого, не
имеющая собственного специфического облика. Детское лицо и пространс­
тво, детская одежда и подвижность не фиксировались взглядом взрослого.
Взрослые видели в детях исключительно себя, какие-то аспекты присущих
им достоинств. Портрет ребенка XVIII в. — э т о з еркало, в котором взрослый
стремился разглядеть отражение собственных культурных смыслов и симво­
лических значений.
Ситуация начала меняться в 1770-е гг ., достигнув иного уровня воспри­
ятия ребенка на рубеже XVIII-XIX вв. Новые тенденции характеризовались
тем, что ребенок приобретал специфический детский облик, становился час­
тью эмоционального мира взрослых, любовное отношение к ребенку демонс­
трировалось как в частном, так и в публичном пространстве, фиксировалась
активность ребенка, а, следовательно, его право на подвижность, свободу
движений, не зависимую от взрослого и не стесняемую им. Следует подчер­
кнуть, что особая роль в этом принадлежала деятельности творческих жен­
щин — поэтесс (Е.Р. Дашкова, А.С. Жукова, В.А. Караулова, Ан.Л. Магницкая,
Е.С . Урусова и некоторые другие, не оставившие своих имен) и художниц
(Маргарита Жерар
1
, Мария-Луиза-Элизабет Виже-Лебрен
2
). Хотя последние
были француженками, некоторые их работы, посвященные дворянскому де­
тству, хранились и писались в России. Во многом маргинализация темы де­
тства и материнства в культуре была преднамеренной. О работах М. Жерар,
например, запечатлевшей уникальную с точки зрения изучения повседнев-
1
Жерар М. (1761-1837). Первые шаги. 1788. Холст, масло, 45,5x55. ГЭ // Эн­
циклопедия «Французская живопись»... Раздел «Быт». Другая версия названия кар­
тины — «Материнское счастье».
2
Виже-Лебрен Э. (1755-1842). Автопортрет с дочерью. 1786 // Воспоминания
г-жи Виже-Лебрен о пребывании ее в Санкт-Петербурге и Москве. 1795-1801 /
Пер., сост. и коммент. Д .В . Соловьева. СПб., 2004. С. 193; Она же. Портрет баро­
нессы А.С. Строгановой с сыном. 1793 // Там же. С. 54; Она же. Портрет графини
Е.С . Самойловой с детьми. 1797 // Там же. С. 114; Она же. Портрет княгини
А.Н . Голипьшой с сыном. 1794. Холст, масло. 137x101. ГМИИ // Энциклопедия
«Французская живопись»... Раздел «Лица и характеры».

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
141
ности сцену того, как дворянские дети в конце XVIII в. делали первые шаги
в присутствии и с помощью своих матерей, какие приспособления — подобие
помочей и «ходунков» — для этого использовались (причем, аналогичные
сцены можно наблюдать до сих пор), в авторитетном российском энцикло­
педическом издании начала XX в. было написано, что «картины ея лишены
оригинальности, нередко сантиментально-слащавы», хотя даже такой стро­
гий критик, в котором без труда угадывается мужской почерк, вынужден был
признать наличие в них «искренняго чувства»
1
.
Следующий качественный скачок в восприятии детства можно заметить в
20-30-е гг . XIXв.,
когда дети, будучи изображенными отдельно от взрослых,
практически всегда воспроизводились в специфическом детском пространс­
тве
2
или в окружении атрибутов детства — детских вещей и игрушек
3
, дефи­
цит которых тем не менее не был еще преодолен полностью. Акцент делался
на трансляции уже их собственного внутреннего эмоционального мира, ко­
торый воспринимался как своеобразный и отличный от взрослого
4
. В совмес­
тных же изображениях детей и взрослых заметно стремление к передаче их
эмоциональной общности
5
, разделяемых ими занятий и времяпровождения
6
(игры, чтения
7
, письма
8
, прогулки
9
, раута
10
), к художественному воссозда-
1
Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии... M ., 1994. Т. 5 .
С. 110. Также ср.: «Для произведений Виже-Лебрен (преимущественно женских
портретов) характерны идеализация и слащавая чувствительность...». (Виже-
Лебрён //БСЭ.M., 1971.Т.5.С.37.)
2
Чихачева В.А. Художница первой половины XIX века. Детская // Из истории
реализма в русской живописи... No 75 и др.
3
См. сноски выше . Приводимые ниже сноски на произведения живописи лишь
дополняют те, которые содержатся в тексте данного раздела.
4
Сорока Г.В . (1823-1864). Портрет Лидии Николаевны Милюковой. Вторая по­
ловина 1840-х // Из истории реализма в русской живописи... No 98; Он же. Портрет
Елизаветы Николаевны Милюковой. Вторая половина 1840-х // Там же. No 103 и др.
5
Неизвестный художник первой трети XIX века. Портрет Екатерины Иванов­
ны Новосильцевой с детьми. 1830 (?) // Там же. No 77; Moxoe М.А. (1819-1903).
Портрет молодой женщины с девочкой. 1842 // Там же. No 144.
6
Крендовский Е.Ф. (1810 — не ранее 1854). Портрет семейства сенатора
AA. Башилова и детей графа де Бальмен. 1830-е // Там же. No 121.
7
ХруцкийН.Ф . (1810-1885). Семейный портрет. 1854 // Там же. No 111.
8
Неизвестный художник второй четверти XIX века. Портрет семьи Енатских.
1839 // Там же. No 91.
9
Неизвестный художник второй четверти XIX века. Вид города с крепостной
стеной // Там же. No 129.
10
Неизвестный художник второй четверти XIX века. Семейный портрет По-
ловцовых и Татищевых. Конец 1830 — начало 1840-х // Там же. No 131.

142
А.В . Белова
шло значимого для тех и других пространства общей повседневности
1
.
Как
и на рубеже XVIII-XIX вв. художницы, теперь уже не только французские
(Маргарита-Луиза-Виргиния Ансело, урожденная Шардон), но и российские
(Варвара Александровна Лихачева, урожденная Черкасова) оказали особое
влияние на развитие в живописи своеобразной «детской темы». И на этом
этапе эволюции отношения к «миру детства» деятельность женщин-писа ­
тельниц (А.П. Зонтаг, М.Б. Даргомыжская, Л.А. Ярцова, Е.М. Фролова-Багре-
ева, А.О . Ишимова, А.А . Фукс, А.В. Зражевская, A.M. Дараган, М.А . Корсини,
А.Г. Коваленская, Е.Ф . Тютчева) также вносила особый творческий вклад
в виде специальной литературы (переводной и оригинальной) и периодики
для детей. Появление таких изданий свидетельствовало о все более возрас­
тающем внимании взрослых, прежде всего женщин, к детским интересам и
наклонностям, об осознании ими специфики детского мироощущения и вос­
приятия.
Главное же то, что на протяжении полуторавекового периода XVIII —
середины XIX в. изменения в восприятии детства в российской дворянской
культуре происходили постепенно, долгое время оставаясь незаметными,
что позволяет отнести детскую повседневность к реальностям «длительных
циклов». При этом элементы динамики в репрезентациях «мира женского де­
тства» становятся более отчетливыми на фоне общеевропейской эволюции
ценности детства. Тем не менее традиционной триаде мужских имен
(Ж. - Ж . Руссо — Н.М. Карамзин — Н.И. Новиков), повлиявших на возраста­
ние значимости детской личности в России, рецепция произведений которых
очевидна в мужской мемуаристике, может быть противопоставлена гораздо
более многочисленная группа творческих женских личностей — поэтесс, про­
заиков, художниц (Е.Р . Дашкова, А.С. Жукова, В.А . Караулова, Ан.Л . Магниц­
кая, Е.С . Урусова, А.П . Зонтаг, М.Б. Даргомыжская, Л.А . Ярцова, Е.М . Фро-
лова-Багреева, А.О . Ишимова, А.А. Фукс, А.В . Зражевская, A.M . Дараган,
М.А . Корсини, А.Г Коваленская, Е.Ф. Тютчева, М. Жерар, М. -Л.- Э. Виже-Леб­
рен, М.- Л.- В . Шардон-Ансело, В.А. Лихачева и это еще не все, потому что мно­
гие авторы-женщины остались неизвестными), — спровоцировавших не толь­
ко литературу для детей и «детскую тему» в искусстве, но и, что самое важное,
особое отношение к ребенку, детскому возрасту и эмоциональности. Однако
об их культурном вкладе обычно умалчивалось в историографии, при том, что
мысль о создании «детского мира» именно женщиной все же звучала
2
.
Это,
разумеется, должно было проявляться не только в интеллектуальной и худо-
1
Неизвестный художник второй четвертиXIXвека. Гостиная и кабинетв мос­
ковской квартире дворян Батвиньевых. Около 1846 // Там же. No 123; Неизвестный
художник середины XIX века. Кабинет в доме князя Долгорукова в Москве //
Там же. No 148.
2
См.: Лотман Ю.М . Беседы о русской культуре... С . 54.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
143
жественной сферах, но и в протекавшей изо дня в день повседневной жиз­
ни дворянок. Будучи «историей longue duree», история «женского детства»
в дворянской России оказалась тем не менее восприимчивой к некоторым
западноевропейским атрибутам детства, таким как куклы, и сопряженным
с ними стереотипным представлениям, продуктам мужского интеллектуаль­
ного конструирования, закладывавшим основы тендерной дифференциации
и патриархатного символического порядка, программировавшего судьбу
девочки-дворянки как репродуктивную. Вместе с тем через негативизацию
игры в куклы в женской автодокументальной традиции XVIII-XIX вв. за­
метно внутреннее неприятие и сопротивление образованных дворянок на­
вязываемым жизненным стратегиям и манипуляциям их судьбами, особенно
отчетливое в дискурсе эпохи женской эмансипации.
2.3 . «Займусь опять... моим счастливым
детством...»
1
(«Мир женского детства» в дворянской семье
XVIII — середины XIX в. и легитимированные практики насилия)
Цель данного раздела — проблематизация женского детства в российс­
кой дворянской семье от европеизации до модернизации в контексте истории
повседневности.
Мемуары многих российских дворянок свидетельствуют о том, что в зре­
лом и преклонном возрасте они часто обращались к событиям и эмоциям
своего детства, а некоторые из них даже выбирали в качестве осознанно пос­
ледних воспоминаний запись именно детских впечатлений. Почему в пред­
дверии конца жизненного пути детство оказывалось тем периодом, о котором
им хотелось вспомнить и написать, а, значит, мысленно «прожить» его зано­
во? Таким ли уж счастливым в действительности было детство российских
дворянок? Или «счастливое детство» просто противопоставлялось в их само­
ощущении последующему периоду взрослой жизни, отождествлявшейся, по
крайней мере, для части из них с «несчастливым» замужеством, о котором,
наоборот, было трудно вспоминать и писать даже в конце жизни? Как сами
они относились к своему детству и к тому, как их когда-то воспитывали?
Подходы истории повседневности как «пережитой» истории, или истории
«изнутри», основанной на анализе «субъективных источников» (мемуаров,
писем, дневников), позволяют «увидеть» детство глазами самих женщин, ре­
конструировать их собственный «образ детства», который разительно отли­
чался как от просвещенческой идеализации педагогических трактатов, так и
от принятого в тогдашнем дворянском обществе канона воспитания.
1
КернА.П. 5
. С. 358.

144
А.В . Белова
Прежде чем приступить к непосредственной реализации цели хочу обоз­
начить методологическое поле своего исследования.
Изучение истории семьи давно стало традиционной темой в этноло­
гии через рассмотрение исторически сложившихся систем родства, родс­
твенных отношений и типов семейной организации, в исторической де­
мографии посредством выявления динамики рождаемости/смертности,
брачности/разводимости, детности, в экономической истории, уделяющей
внимание экономическим ресурсам и перераспределению семейной собс­
твенности, отношениям производства и потребления, структуре хозяйс­
твенных связей семьи, в социальной истории, анализирующей семью как
социальную группу в рамках социальной страты и более крупной соци­
альной общности, особенности социализации и внутрисемейных взаимо­
отношений. Новый импульс был дан субдисциплинами, выделившимися
из «новой социальной истории», такими как «новая
демографическая
история»
1
,
изучающая «влияние представлений (бытующих, господству­
ющих и рождающихся под тем или иным идеологическим воздействием,
в том числе религиозным) на демографические процессы»
2
, и «история
частной жизни», анализирующая «ту сферу жизни и быта людей, которая
зависит от индивидуальных, частных решений» (применительно к семье —
«эмоциональные отношения.., связанные со включенностью в свою ор­
ганическую группу (семью, род)») и «охватывает многие (если не все!)
стороны внутренней жизни индивидов», соотношение в их поступках и в
личностных оценках «некоторых общих ментальных доминант» и «инди­
видуальных интенций»
3
.
Однако гораздо меньшее внимание, по сравнению с родственными, хо­
зяйственными, социальными, эмоциональными отношениями, уделялось
властным отношениям в семье
4
,
закладывавшим основы стратификации
и иерархизации общества по признаку пола, конкретным властным прак­
тикам, реализовывавшим доминирование и подчинение внутри семьи. В
1
Бессмертный Ю.Л. Указ. соч. С. 239-256.
2
Пушкарева Н.Л. Семья, женщина, сексуальная этика в православии и католи­
цизме: перспективы сравнительного подхода // ЭО. 1995. No 3 . С . 55 .
3
Пушкарева Н.Л. «История повседневности» и «История частной жизни»: содержа­
ние и соотношение понятий // Социальная история. Ежегодник, 2004. M ., 2005. С. 98 -99.
4
Одним из редких исключений в этой связи является исследование А.В . Бе-
касовой властных взаимоотношений внутри семейно-родственного сообщества,
составлявшего ближайшее окружение фельдмаршала графа И.А. Румянцева, на
основе частной переписки 1762-1796 гг., в том числе анализ подчиненного поло­
жения сыновей в системе семейной иерархии. См.: БекасоваА.В. Семья, родство и
покровительство в России XVIII века: «домовое подданство» графа ПА. Румянце­
ва. Дисс... канд. ист. наук. СПб., 2006.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
145
контексте историографической ситуации последней трети XX в., приметой
которой стали множественность интерпретаций истории, плюральность на­
правлений и дискурсов
1
, подобная проблематика была озвучена в рамках за­
родившихся почти одновременно в конце 60-х гг XX в. и прошедших схожий
путь от маргинализации к академическому признанию истории повседнев­
ности
2
и истории женщин
3
, а также возникшей в 1980-е гг тендерной ис­
тории
4
. Историю повседневности, как было показано в главе I, интересуют
субъективные опыты и переживания конкретных людей
5
. Ее первоначальная
интенция состояла в том, чтобы озвучить, в том числе, используя потенциал
oral history, тех, кто, в отличие от элиты, не оставил собственных письмен­
ных свидетельств. Впоследствии стало ясно, что в рамках данного направ­
ления исследованию подлежат так называемые «обычные люди» не только
из нижних слоев
6
.
Причем, по утверждению американского историографа
Джорджа Иггерса, анализировавшего историю повседневности в интерна­
циональном историографическом контексте, речь идет, вслед за Мишелем
Фуко, о том, как отношения господства (власти, le pouvoir) сказываются на
отношениях между людьми
7
.
Взаимовлияние истории повседневности и ис­
тории женщин, акцентировавшееся в работах историков и этнографов, пред­
ставительниц немецкой и английской историографий, таких, например, как
1
См.,
напр.: Iggers G.G . Geschichtswissenschaft im 20. Jahrhundert:
ein kritischer Uberblick im internationalen Zusammenhang. Gottingen, 1996;
Geschichtswissenschaften: Eine Einfuhrung / Hrsg. von Ch. CorneliBen. Frankfurt am
Main, 2000.
2
Geschichte von unten: Fragestellungen, Methoden und Projekte einer
Geschichte des Alltags / Hrsg. von H.Ch . Ehalt. Wien; Koln; Graz, 1984; Borscheid P.
Alltagsgeschichte — Modetorheit oder neues Tor zur Vergangenheit? // Uber das Studium
der Geschichte / Hrsg. von W. Hardtwig. Munchen, 1990. S . 389-407; Alltagskultur,
Subjektivitat und Geschichte: Zur Theorie und Praxis von Alltagsgeschichte / Hrsg. von
Berliner Geschichtswerkstatt. Red.: H. Diekwisch et al. Munster, 1994; Sozialgeschichte,
Alltagsgeschichte, Mikro-Historie: Eine Diskussion / Hrsg. von W. Schulze. Gottingen,
1994.
3
Corbin A., Farge A., Perrot M. u.a . Geschlecht und Geschichte: Ist eine weibliche
Geschichtsschreibung moglich? / Hrsg. von M. Perrot. Frankfurt am Main, 1989.
4
Пушкарева Н.Л. Женская история, тендерная история: сходства, отличия, пер­
спективы // Социальная история. Ежегодник, 2003. Женская и тендерная история /
Под ред. Н.Л. Пушкаревой. M ., 2003. С . 9-44.
5
См.: Белова А.В. Женская повседневность как предмет истории повседневнос­
ти // ЭО. 2006. No 4. С. 85-97; Пушкарева Н.Л. Предмет и методы изучения «исто­
рии повседневности» // ЭО. 2004. No 5. С . 3-19.
6
BorscheidP. a .a .O . S . 400.
7
IggersG.G. a.a.O.S. 82.

146
А.В . Белова
Карола Липп
1
и Энн Дэвин
2
, на первых порах проявлялось как аналогичное
стремление «сделать видимыми»
3
женщин, вывести из-под окутывавшего их,
по выражению Мишель Перро, «покрова молчания»
4
.
Ставшая преемницей
истории женщин гендерная история, исходя из предпосылки, что представ­
ления о «мужском» и «женском» являются социальным конструктом, педали­
рует, как показывает Н.Л. Пушкарева, «постоянное наличие властной компо­
ненты в отношениях между полами»
5
, анализирует «системы доминирования
одних над другими»
6
в разных сферах жизнедеятельности, ставит акцент на
«изучении иерархий — как в обществе, так и внутри каждого из полов»
7
.
В контексте вышеприведенных методологических посылов дворянские се­
мьи в России XVIII — середины XIX в., — это во многом, традиционные струк­
туры, разновозрастные, статуснодифференцированные коллективы с внутрен­
ней иерархией и функциональностью поколений, разграничением тендерных и
символических ролей каждой возрастной категории. При этом субординирован-
ность по половому признаку и по возрасту была негласной нормой организации
семейной сферы жизнедеятельности. Отношения властного доминирования оп­
ределяли не только первичную модель социальных отношений и устойчивость
самой семейной структуры, но и повседневную жизнь всех без исключения чле­
нов семьи, в первую очередь, тех, кто находился в позиции депривированных
(от англ. deprivation — лишение). К числу последних при любой расстановке
властных позиций относились дети, в особенности девочки. Именно поэтому
анализ проблемы женского детства в мире российской дворянской повседнев­
ности может приблизить к детализации характера внутрисемейных отношений,
к разрешению вопроса о корреляции повседневных практик дворянской семьи
и российской тендерной системы. (Напомню, что последняя интерпретируется
гендерологами как патриархатная, но с сильной материнской властью
8
.)
1
Lipp C. Alltagskulturforschung in der empirischen Kulturwissenschaft und
Volkskunde // Alltagskultur, Subjektivitat und Geschichte: Zur Theorie und Praxis von
Alltagsgeschichte... S . 78-93.
2
Davin A. Frauen und Alltagsgeschichte // Ebd. S. 37-58.
3
Becoming Visible: Women in European History / Eds. R. Bridenthal, C. Koonz.
Boston, 1977.
4
Перро M. История под знаком тендера // Социальная история. Ежегодник,
2003... С . 45.
5
Пушкарева Н. Обсуждение темы «Проблемы и перспективы развития тендер­
ных исследований в бывшем СССР» // Тендерные исследования. 2000. No 5. С . 17.
6
Там же. С.18.
7
Пушкарева Н.Л. Женская история, тендерная история: сходства, отличия, пер­
спективы... С . 29.
8
Пушкарева Н. Обсуждение темы «Проблемы и перспективы развития тендер­
ных исследований в бывшем СССР»... С . 22 .

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
147
Будучи полем власти, в значении М. Фуко, дворянская семья становилась
и полем принуждения, через которое реализуются властные практики. В кон­
тексте теоретического осмысления Терезы де Лауретис (Teresa de Lauretis)
1
проблема насилия в семье вообще не исследовалась применительно к реа­
лиям российской дворянской повседневности. Проблематизируя «насилие»
и признавая само понятие сравнительно поздним, она настаивает на исто­
рическом существовании социальных практик насилия и, в частности, ут­
верждает, что «жестокое обращение с детьми было «открыто» уже в 1870-е
годы, но впоследствии отошло в тень»
2
, что отнюдь не означает отсутствия
такового в более ранний период. Следует учитывать также существование не
только прямого насилия, но и латентного, символического.
«Возраст» детства. Субъективные источники позволяют прояснить то,
что Ф. Арьес называет «возрастами жизни»
3
. К середине XIX в. дворянскую
девочку до 5-ти лет уже называли «маленькой барышней»
4
, затем к девочкам
и девушкам самого разного возраста
5
применялась номинация «барышня»
6
,
причем достигшие 15 лет считались «взрослыми барышнями»
7
, что, очевидно,
свидетельствовало о вступлении их в новую фазу жизненного цикла — деви­
чество. Наименование «барышня» имело, помимо возрастной, еще и социаль­
ную коннотацию, указывая на девочку именно дворянского происхождения
8
.
1
Лауретис Т. де. Риторика насилия. Рассмотрение репрезентации и тендера //
Антология тендерной теории. Сб. пер. / Сост. и коммент. Е.Н . Гаповой и А.Р . Усма-
новой. MH ., 2000. С. 347 -372 .
2
Там же. С. 351.
3
Арьес Ф. Возрасты жизни... С. 6 -11 .
4
Ковалевская СВ. С. 10. Bo второй половине XVIII в. «маленькими барышня­
ми» называли и 10-тилетних девочек. См.: Головина В.Н . С. 16.
5
B семье Лихаревых 6 незамужних дочерей — Вера 5-ти, Елизавета 11-ти, Ли­
дия 14-ти, Мария 17-ти лет, Юлия 21-го года и Анна 23-х лет
—
в частной пере­
писке родителей, В.А . и A.M. Лихаревых, вне зависимости от возраста назывались
«барышнями». (Письмо В.А. Лихаревой к A.M. Лихареву от 4 августа 1850 г. //
ГАТО. Ф. 1063. Лихаревы — дворяне Зубцовского уезда Тверской губернии. Оп. 1.
Д. 137. Л. 65 об., 66 об.; Письмо A.M. Лихарева к В.А . Лихаревой от 12 января 1859
г. // Там же. Л. 34, 35, 57, 57 об.).
6
Головина В.Н . С . 17; Лабзина А.Е. С . 36; Сабанеева Е.А. С . 363; Дурова
Н.А. 5
. С . 33, 38; Ковалевская СВ. С . 25, 29, 33; Запись-дневник A.M. Лихарева
за 3-16 мая 1850 г. //ГАТО. Ф. 1063. Он. 1.Д. 137. Л.29,55;Письмо В.А. Лиха­
ревой к A.M. Лихареву от 4 августа 1850 г. // Там же. Л. 65 об., 66 об.; Письмо
A.M. Лихарева к В.А . Лихаревой от 12 января 1859 г. // Там же. Л. 34, 35, 56,
57, 57 об.
7
Ковалевская СВ. С. 28.
8
Там же. С. 14.

148
А.В . Белова
«Воспитать как барышню»
1
означало «содержать, как должно благородной
девушке быть»
2
.
Сами женщины различали «младенческие лета», «малолетство», или «пер­
вый период детства», называя себя «малолетками» в возрасте до 5-ти лет вклю ­
чительно
3
.
В отношении же себя, в более старшем возрасте переживавших де­
тство, употребляли обозначения: «дети»
44
, «ребенок»
5
, «девочка»
6
.
Девичество
мемуаристки называли «молодостью»
7
, а себя в этом возрасте — «девушками»
8
,
«девками»
9
, «девицами»
10
, «молодыми особами»
11
. Условной возрастной грани­
цей детства следует считать 12-14 лет
12
, когда девочки вступали в пубертатный
период и им могла быть присуща характерная для «переходного» возраста свое­
образная «неустойчивость» идентичности. Выражая, например, эмоциональ­
ную реакцию на одно и то же событие — несправедливое с ее точки зрения
1
См. об этом: Белова А.В . Домашнее воспитание дворянок в первой половине
XIX в... С . 73; Она же. Повседневность русской провинциальной дворянки конца
XVIII — первой половины XIX в. (к постановке проблемы) // Социальная история.
Ежегодник, 2003... С . 275-276.
2
Долгорукая И. С . 258.
3
Там же. С . 258, 277; Ковалевская СВ. С. 12. Для мальчиков возраст до 5-ти лет
также назывался «малолетством». (ГАТО. Ф . 103. Оп. 1 . Д . 1586.) Отец 5-тилетней
Анны Лабзиной и двух ее младших братьев перед смертью наказывал няне, к чему
следует приучать детей «с самого младенчества». (Лабзина А.Е . С . 15, 20.)
4
Письмо А.П. Керн к П.В . Анненкову от апреля — мая 1859 г. // Керн (Мар-
кова-Виноградская) А.П. Воспоминания о Пушкине / Сост., вступ. ст . и примеч.
A.M. Гордина. M ., 1987. С. 150, 151.
5
Там же. С.150.
6
Там же. С. 151.
7
Долгорукая И. С. 258-259; Лабзина А.Е . С. 28; Ржевская Г.И . С. 47; Письмо
А.П . Керн к П.В . Анненкову от апреля — мая 1859 г.. С . 150.
8
Долгорукая И. С . 258.
9
Там же. С. 259.
10
Дурова НА. 5
. С.34.
11
Письмо А.П. Керн к П.В . Анненкову от апреля - мая 1859 г.. С. 151.
12
Керн А.П . С. 33; Керн А.П . С. 367, 370; «...женщина и девочка лет 12 при­
влекли мое внимание. Красота этого ребенка восхитила меня» (СвербееваЕ.А . С . 31).
B отличие от мемуаристок, ограничивавших свое детство 12-тилетним возрастом,
встречались и такие, которые разделяли представления о более поздней возрастной
границе окончания детства: «Надобно думать, что четырнадцатилетний возраст слу­
жит границею и вместе переходом из детства в юношество, и так же, как всякий
перелом, имеет свой кризис; что многочисленные шалости мои были как будто про­
щальною данью летам детства, проведенным большей частью в слезах и угнетении»
(ДуроваНА. 3
. С. 27-28); «Была я в то время девочка 13 или 14-ти лет .. .» (Фреде­
рике М. С . 291); «...она, большая 14-тилетняя девочка...» (Ковалевская СВ. С . 30 .)

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
149
наказание («стать в угол»
1
зачтение книги, что было «строго-настрого запреще­
но» без предварительного прочтения ее гувернанткой
2
) — юная дворянка в этом
возрасте воспринимала себя одновременно то как «большую двенадцатилет­
нюю девицу», то как «бедную маленькую девочку»
3
. «Кавалерист-девица» НА.
Дурова (1783-1866) считала, что с 14 до 16 лет она дважды переживала своего
рода смену идентичности: от «Ахиллеса в женском платье»
4
к «скромному и
постоянному виду, столько приличествующему молодой девице»
5
и обратно
6
.
Отношение дворянок к собственному детству по прошествии многих лет
жизни определялось либо его идеализацией
7
, либо негативизацией
8
в зависи­
мости, главным образом, от характера взаимоотношений девочки с мате­
рью. По словам французской исследовательницы Эвелин Эндерлайн (Evelyne
Enderlein),«Люс Иригарей и Адриена Рич анализируют взаимоотношения ма­
тери и дочери как первостепенные, являющиеся прототипом пары»
9
.
Матери
же, по представлениям дочерей, относились к ним очень по-разному: могли
любить старшую дочь, своего первого ребенка
10
, и недолюбливать младших
(в особенности поздних, последних из своих многочисленных детей
11
), во­
обще быть недовольными рождением дочери, ожидая сына
12
.
Свидетельства
1
Там же. С.34.
2
Там же. С.32.
3
Там же. С. 34-35.
4
Дурова НА. 5
. С.33.
5
«.. .я увидела себя в другой сфере... назначение женщин не казалось уже мне
так страшным, и мне наконец понравился новый род жизни моей». (Там же. С. 35.)
6
«Обольстительный удовольствия света, жизнь в Малороссии и черные глаза
Кирияка, как сон, изгладились в памяти моей; но детство, проведенное в лагере
между гусарами, живыми красками рисовалось в воображении моем. Все воскрес­
ло в душе моей! Я не понимала, как могла не думать о плане своем почти два года!»
(Там же. С. 39 .)
7
Долгорукая Н. С . 257-258; Лабзина А.Е. С . 21; Керн А.П . С . 358; Неизвестная
из рода Квашниных-Самариных. Моей весны пора умчалась... // ГАТО. Ф . 103.
Оп. 1. Д. 939 . Л. 6; Она же. Пусть жизнь летит, пусть мчатся годы... // Там же. Л . 6
об.; Она же. Мы в детстве нашем жили мирно... // Там же. Л . 7 -8; Щепкина А.В .
С. 388; Достоевская А.Г. С . 13.
8
Дашкова Е.Р . С . 3 -4; Ржевская Г.И. С . 35-36; Дурова И.А . С . 28; Дурова
НА. 5
. С. 29-41; Ковалевская СВ. С. 12, 14, 35.
9
Эндерлайн Э. Своеобразие французского феминизма // Преображение: На­
учно-литературный альманах / Ред.- сост . Е .И. Трофимова. 1998. No 6. С . 45-46.
См.: Irigaray L. Le Temps de la difference. Paris, 1989; Rich A. Naitre d'une femme: la
maternite en tant qu'experience et institution, trad. J. Faure-Cousin. Paris, 1980.
10
Долгорукая H С. 257-258; Керн А.П . 5
. С. 340; Ковалевская СВ. С. 13-14.
11
Ржевская Г.И. С. 35.
12
Дурова И.А. С . 26; Ковалевская СВ. С . 14.

150
А.В . Белова
мемуаристок выявляют на протяжении столетия — с середины XVIII в. до
середины XIX в. — одну и ту же типичную реакцию дворянок на нежелатель­
ных дочерей: «огорченные» матери пытались потерять их из виду, вывести за
пределы собственного зрения, сымитировать их несуществование («не могли
выносить присутствия» и «удаляли с глаз колыбель»
1
(1759), «толкали с ко­
леней» и «отворачивались»
2
(1783), «глядеть не хотели»
3
(1850)). В этих слу­
чаях подраставшие девочки отдавали себе ясный отчет в отсутствии к ним
материнской любви и воспринимали это как травмирующее переживание
4
.
Сами же они сознавались в том, что любили своих матерей, сочувствовали их
судьбам и даже восхищались ими
5
. Став взрослыми, дворянки осмысляли по­
добное отношение к себе матерей как следствие нереализованного желания
«иметь сына»
6
(«непременно сынка хотелось»
7
), компенсируемого любовью
к другому ребенку, который мог быть как мужского пола
8
, так и женского
9
.
Однако даже такого рода случаи доказывают не собственно факт отсутствия
материнской любви (матери, судя по ряду указаний, все-таки любили сво­
их дочерей), а то, что отношение к ребенку, как и предшествующее отноше­
ние женщины к своей беременности, представляло собой экстраполяцию ее
внутренних мыслительных построений, восприятий, переживаний, оценок.
1
Ржевская Г.И. С. 35.
2
Дурова НА. 5
. С.26.
3
Ковалевская СВ. С . 14 .
4
«Я имела повод сомневаться в любви моей матери» (Ржевская Г.И . С. 35); «...
видно, я чувствовала, что не любовь материнская дает мне пищу...», «.. .с каждым
днем более мать не любила меня», «... мать моя, от всей души меня не любившая...»,
«...я знала, что мать не любила меня...», «Хотя матушка и не любила меня...» (Ду­
рова И.А. С. 27, 29, 37, 41); «Мать ее (княжну Трубецкую. — А .Б .) не любила...»
(Стерлигова А.В . С . 104); «.. .во мне рано развилось убеждение, что я нелюбимая, и
это отразилось на всем моем характере. У меня все более и более стала развиваться
дикость и сосредоточенность», «.. .во всех моих воспоминаниях детства черной ни­
тью проходит убеждение, что я не была любима в семье», «.. .я в душе очень восхи­
щалась своей мамой... но в то же время я постоянно испытывала некоторую обиду:
за что это она меня любит меньше других детей?» (Ковалевская СВ. С. 14, 35).
5
Ржевская Г.И . С . 35-36; Дурова НА. 5
. С . 39, 41; Ковалевская СВ. С . 12, 35-36.
6
«Мать моя страстно желала иметь сына и во все продолжение беременности
своей занималась самыми обольстительными мечтами. ..< . . > Но увы! это не сын,
прекрасный, как амур! это дочь, и дочь богатырь!!», «Мое рождение, пол, черты,
наклонности — все было не то, чего хотела мать моя» (Дурова И.А. 5
. С.26,39).
7
«.. .и барину, и барыне непременно сынка хотелось. Барыня, бывало, все гово­
рит мне: «Вот увидишь, няня, будет мальчик!» <.. > ан нет, вот поди! — родилась
опять девочка!» (Ковалевская СВ. С. 14).
8
«Барыня так огорчились...только уж Феденька их потом утешил». (Там же.)
9
«Матушка... имела для утешения своего другую дочь, точно уже прекрасную,
как амур, в которой она, как говорится, души не слышала». (Дурова И.А. 5
. С.28.)

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
151
Не следует забывать также об исторической эволюции понятия «материнская
любовь», как установила французская исследовательница Элизабет Бадинтер
(Elisabeth Badinter)
1
,
изучая историю семейных отношений с XVII в. до на­
стоящего времени.
В поведении взрослых членов семьи по отношению к девочкам в иссле­
дуемый период обнаруживаются едва ли не все стили воспитания, выделен­
ные Л. Демозом. Безотчетными отголосками инфантицидного, или детоу-
бийственного стиля были «толкания с коленей», «отдергивания от груди»,
«бросания в руки женщины», «выхватывания из рук девки» новорожден­
ной
2
.
В беллетризованной автобиографии НА. Дурова описала, как ее мать,
раздосадованная криком 4-месячной дочери, «выбросила» ее из окна каре­
ты
3
, как гусары подняли ее «всю окровавленную и не подающую никакого
знака жизни», и, как, у нее, «возвратившейся к жизни», «от сильного удара
шла... кровь из рта и носа»
4
.
В 80-е гг XVIII в. родители испытывали страх
перед детским криком, эгоистично опасаясь, что он может стать причиной
«безпокоиства в доме и в душах»
5
.
Судя по письмам, российские дворянки,
«боявшиеся» крика своих детей и трудностей ухода за ними
6
, не отличались
этим от европейских представительниц высшего сословия, среди которых
считалось, что «плач пошатнет и без того чувствительную нервную систему
матери»
7
.
В 30-е гг XVIII в. англичанка леди Рондо считала слезы «детским
недостатком»
8
.
Должно было пройти более ста лет прежде чем сменился тип отца: от
того, который внушал жене, что не хочет «бегать на всякой крик», и опасался
«няньчиньем пристрастится»
9
к ребенку, к тому, который «бережными, не­
жными, хотя и по-мужски неловкими движениями берет на руки кричащий
1
Badinter E. Die Mutterliebe: Geschichte eines Gefilhls vom 17. Jahrhundert bis
heute / Aus dem Franz. von Friedrich Griese. 2 . Aufl. Milnchen, Zurich, 1982.
2
Дурова H.A . 5
. C 26-27.
3
Поразительно, но ровно ту же манипуляцию, что «вышедшая из себя» мать
проделала с дочерью-младенцем, могла совершить девочка с чем-то неугодившей
ей куклой («кукла моей сестры, выброшенная мною из окна кареты»). См.: Кова­
левская СВ. С . 10.
4
Дурова Н.А. 5
. С. 27-28.
5
Письмо неизвестного к жене от20 апреля 1785 г. // ГАТО. Ф. 103. Оп. 1 . Д. 2619.
Л. 4-4 об.
6
«Один артикул твоего писма М:<илый> д:<руг> заставил меня веема сериозно
подумать и болшую часть ночи а имянно то что збираясь отнесть Леонида от кар-
милицы боишься его крику; но еще не боишься, а говоришь что не легок он тебе
будет (подчеркивание автора. — А.Б .)». (Там же. Л. 4.)
7
Быть родителем // Мама инфо. 2001. No 1 июнь. С. 35; BadinterE. a .a .O.
8
Рондо. С . 205.
9
Письмо неизвестного к жене от 20 апреля 1785 г. // ГАТО. Ф. 103 . Оп. 1. Д . 2619. Л . 4 об.

152
А.В . Белова
и дрыгающий ножками и ручками пакетик, удобно устраивает его на своих
сильных руках и начинает мерными, ровными шагами ходить взад и вперед
по комнате»
1
.
Правда, отдельные примеры «нового отцовства» встречались
уже на рубеже XVIII-XIX вв. и были связаны либо с квазипартнерскими
2
отношениями супругов в браке, о которых упоминала, например, мемуарис­
тка графиня Н.Н. Мордвинова (1789-1882) («Отец мой нежно любил мою
матушку и детей своих, разделял с нею все попечения и беспокойства, часто
их убаюкивал и укачивал...»
3
), либо с инверсией традиционных тендерных
ролей супругов в некоторых дворянских семьях, как вспоминала другая ме­
муаристка, А.П. Керн, о «необычной» супружеской чете Вульфов — своего
дяди Николая Ивановича и его жены Прасковьи Александровны, урожден­
ной Вындомской («Муж нянчился с детьми, варил в шлафроке варенье, а
жена гоняла на корде лошадей или читала Римскую историю...»
4
).
О собственном же отце А.П . Керн не могла сказать иначе, как «батюш­
ка мой с пеленок начал надо мною самодурствовать»
5
, «его обращение со
мною доходило до нелепости»
6
.
Это выражалось в «бросании в темную ком­
нату» плачущей «малютки», требовании, «чтобы не пеленали и отнюдь не
качали»
7
, позднее «не смели усыплять... сказками и вообще сидеть» возле
1
Бок М.П . С. 29. Но даже данное высказывание мемуаристки расцвечено бы­
товавшим в конце XIX — начале XX в. стереотипом об укачивании ребенка как о
несвойственном мужчине занятии и свидетельствует о том, что подобные примеры
отцовства оставались по-прежнему редкостью.
2
Действительно партнерскими отношения графа Н.С . Мордвинова (1754-1845)
и его жены-англичанки Генриетты Коблей (Cobley) (1764-1843) не позволяют счи­
тать некоторые прорывающиеся даже сквозь написанные как панегирик знамени­
тому отцу воспоминания его дочери весьма характерные замечания о том, что речь
не шла о выяснении и соблюдении взаимных интересов, а лишь об умелом (вынуж­
денном (?)) приспособлении жены к образу жизни и интересам мужа, о сознатель­
ном подчинении его решениям и камуфлировании (следовательно, игнорировании)
собственных переживаний, своего эмоционального опыта. См., напр.: «Матушка
разделяла все его чувства — любви и преданности к царю и отечеству, которое она
считала как своим, и интересовалась всем, что касалось до России, поэтому и не
удерживала его исполнять то, что он считал своим долгом. Чрез несколько дней к
отъезду отца все было готово. Он решил, что мы должны остаться в Москве до вес­
ны. Разлука с ним печалила матушку; она тревожилась, но скрывала свои чувства,
чтобы не беспокоить его...» . (Мордвинова Н.Н. С. 415.)
3
Там же. С. 403.
4
Керн А.П. 5
. С. 340.
5
Там же. С.341.
6
Там же.
7
Там же.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
153
«постельки»
1
. Речь не только не шла о том, чтобы он сам проделывал это как
любящий отец, но даже, чтобы позволить другим членам семьи должным об­
разом ухаживать за ребенком. Особенно важно, что репрессивные действия
отца были направлены не только против беззащитного младенца, его дочери,
и не только против крепостной няни
2
, но и столь же очевидно против взрос­
лых свободных женщин из его ближайшего семейного окружения. Мать не
могла защитить своего ребенка, а бабушка и тетушки пытались в тайне
(«по секрету») от отца заботиться о девочке, что приводило к печальным
инцидентам, которые сама мемуаристка воспринимала как «казусы, могшие
стоить... (ей. — А .Б .) жизни»
3
. Керн вспоминала:
«Однажды бабушка унесла меня, когда я закричала, на двор во время гололе­
дицы, чтобы он не слыхал моего крика; споткнулась на крыльце, бухнулась
со всех ног и меня чуть не задавила собою.
В другой раз две молодые тетушки качали меня на подушке, чтобы унять
мои слезы, и уронили меня на кирпичный пол.. .»
4
.
При этом мужчина, позволявший себе «своевольничать над всеми
окружающими»
5
в семье родителей жены, был «менее других любимым
своею матерью»
6
, «чаще всех подвергался ругательствам и проклятиям»
7
и
был унижаем ею в присутствии его жены и дочери
8
.
По отношению к мате­
ри он сам находился в позиции депривированного. Семейная коллизия Пол­
торацких — Вульфов свидетельствует о том, что, во-первых, индивид мог
занимать одновременно разные позиции в семейных властных иерархиях,
во-вторых, семья становилась своего рода пространством «тиражирования»
насилия, в-третьих, репрессирующее поведение в семье имело компенсатор­
ную природу.
Поведение матерей, стремившихся «избавиться присутствия» некоторых
из своих дочерей, демонстрирует своеобразный рудимент так называемого
игнорирующего, или «оставляющего» стиля воспитания, хотя и датируемого
Л. Демозом в Европе IV-XIII вв., но распространенного и гораздо позднее,
1
Там же. С. 342.
2
«Из этого года мне памятны няня Васильевна,.. крики на нее батюшки, чтобы
она не смела усыплять меня сказками и вообще сидеть около меня, когда я уже
положена в постельку... Засыпать одной мне было ужасно, и мне казалось, что
приказание батюшки, чтобы няня не сидела возле меня, пока я засну, отдано было
мне назло, так как я боялась одиночества в темноте...» . (Там же. С . 342-343.)
3
Там же. С.341.
4
Там же.
5
Там же.
6
Там же. С. 355.
7
Там же. С. 358.
8
Там же. С. 359.

154
А.В . Белова
с характерным для него отдаванием ребенка в чужие руки, игнорированием
его потребностей и отдалением от себя. Мемуаристка Г.И. Ржевская, урож­
денная Алымова (1759-1826), писала об отношении к себе матери:
«Огорченная мать не могла выносить присутствия своего бедного девят­
надцатого ребенка и удалила с глаз мою колыбель, — а отцовская нежность
не могла отвечать на мои первые крики. О моем рождении, грустном про­
исшествии, запрещено было разглашать. Добрая монахиня взяла меня под
свое покровительство и была моею восприемницею. Меня крестили как бы
украдкой. По прошествии года с трудом уговорили мать взглянуть на меня»
1
.
Новорожденной девочке было отказано матерью в грудном вскармливании,
в крещении, о котором прежде всего следовало позаботиться, в уходе, вни­
мании и ласке. Заботу о грудном ребенке при живой матери взяла на себя
посторонняя женщина. Характерно, что подобное удаление имело место в
пределах собственно домашнего пространства и даже не было сопряжено с
тем, чтобы девочка оставлялась вне семьи (экспозировалась). Менее экстре­
мальные примеры показывают, что девочек могли отдавать на воспитание в
чужие семьи при недостатке средств. Например, мемуарист М.В. Данилов
(1722 — после 1790) описал, как в первой половине XVIII в. три его сест­
ры воспитывались вне дома у свойственников и свойственниц
2
.
Дворянские
девочки, матери которых умирали рано, также, как правило, не оставались в
отцовских семьях, а отдавались на воспитание в семьи родственников
3
или
1
Ржевская Г.И. С . 35.
2
«Первородная дочь была у моего отца, а мне сестра, Анна. Воспитана она
у свойственника нашего и однофамильца Данилова, Антипа Евдокимовича...»;
«После его родилась дочь Матрена, которая воспитана была у свойственницы
нашей Матрены Петровны, бывшей прежде в замужестве за Афанасием Денисо­
вичем Даниловым...»; «Дарья, сестра моя, лет восьми возраста своего, отвезена
была от отца нашего в Москву и отдана в дом Софье Алексеевне Милославской, у
которой жила лет шесть... потом она взята из Москвы в дом отца нашего и, пожив
несколько времени, отдана была свойственнику нашему Анфиногену Антиповичу
Данилову, в тот же дом, где прежде и большая сестра наша Анна была воспитана».
(ДаниловМ.В . С . 295, 296, 300.)
3
«Я имела несчастье потерять мать на втором году жизни... Когда меня пос­
тигло это несчастье, я находилась у своей бабушки с материнской стороны, в
одном из ее богатых имений, и оставалась у нее до четырехлетнего возраста,
когда ее с трудом удалось убедить привезти меня в Петербург с целью дать мне
надлежащее воспитание, а не то, какое я могла получить из рук добродушной
старушки-бабушки. Спустя несколько месяцев канцлер, старший брат моего
отца, вовсе изъял меня из теплых объятий моей доброй бабушки и стал воспи­
тывать меня со своей единственной дочерью, впоследствии графиней Строга­
новой». (Дашкова Е.Р . 1
. С.3.)

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
155
знакомых
1
, где были девочки-сверстницы и взрослые женщины. Матери,
принимавшие посторонних девочек в свой дом на воспитание, делали это,
в том числе, и в интересах собственных дочерей, которым, как считалось,
нужны были компаньонки в учебе и в детском времяпровождении
2
.
Наконец, практика подкидывания детей как наиболее характерное про­
явление оставляющего стиля воспитания имела место и в середине XIX в.
Неизвестно, насколько она была распространена собственно в дворянской
среде, но то обстоятельство, что девочки с детства могли знать о подкинутых
младенцах и испытывать в связи с этим определенные эмоции, подтверж­
дается частной перепиской. В одном из немногих сохранившихся детских
писем его автор «Веринька» (очевидно, девочка подписывалась тем именем,
которым ее называли в семье) Бек, дочь Марии Аркадьевны, урожденной
Столыпиной, и Ивана Александровича Бека
3
, сообщала обо всех известных
ей подробностях произошедшего в их доме ночного инцидента:
«Мы также нашли однаго маленькаго ребенка у дверей и я вам раскажу как
его нашли. В одну ночь наш человек услышал однаго маленькаго ребенка
который плакал он посмотрел и увидел маленькаго ребенка связанным в
корзинке и привязанный к нашей двери тогда его взяли и дали Мама которая
еще спала и очень удивилась»
4
.
Троекратный повтор выражения «маленький ребенок» свидетельствует о том,
как сильно девочка была потрясена увиденным. Тем более, что перед этим
она с нежностью описывала свою новорожденную «маленькую сестрицу»
5
.
Возможно, факт того, что подкидыш оказался у дверей дома недавно родив­
шей женщины, не случаен, однако сведений о его дальнейшей судьбе обна­
ружить не удалось.
Жизнь дворянских девочек в провинциальных усадьбах неизбежно со­
прягалась с многочисленными историями «подкинутых младенцев». Дела
1
«...сестра оставлена в Москве у приятелей наших родителей, г-на
Щаковинского]: они имели одну дочь, с коею [сестра] и жила вместе до тех пор,
пока вышла дочь их замуж». (ЗагряжскийМ.П . С. 85.)
2
«.. .так как я была одна девочка между братьями, то добрая мать моя, несмотря на
то что у нее было достаточно забот со своими детьми, взяла на воспитание к себе еще
трех девочек: одну — внучку общего друга семейства нашего и известного по искусст­
ву доктора Трохимовского, другую — из бедного и хорошего дворянского семейства, и
впоследствии третью — родную тетку известного Николая Васильевича Гоголя.
О, как весело мне было тогда с ними и гулять, и учиться!» (Капнист-Скалон СВ. С. 292.)
3
См.: Руммель В.В ., Голубцов В.В . Родословный сборник русских дворянских
фамилий. СПб., 1887. Т. II . С. 416.
4
Письмо В. Бек к А.В . Кафтыревой от 18 октября. Б. г . // ГАТО. Ф. 1233. Каф-
тырева Агриппина Васильевна (1796-1892) — дворянка Тверской губернии. Оп. 1.
Д. 2. Л. 128-128 об.
5
Там же. Л.128.

156
А.В . Белова
уездных судов фиксировали невымышленные реалии крестьянского быта,
связанные с обнаружением очередного «подкидуша»
1
.
Так, один из них,
«мужеска пола», был найден 4 января 1803 г в вотчине «генерал аншефши»
Елизаветы Петровны Глебовой-Стрешневой в Каширском уезде Тульской гу­
бернии, а обстоятельства этого приводились в определении Каширского уез­
дного суда от 11 июля 1810 г: «... означенной подкидуш... кдому крестьянина
ивана Михайлова поутру чеса задва досвету неизвестно кем подкинут сулицы
возле избы подокно на крик коего выбежав истого дома означеннаго крестья­
нина Михайлова племянник крестьянин евсеи Михаилов подняв иподал во-
кошко дяди ево...»
2
.
И к дворянскому, и к крестьянскому жилищу младенца
подкинули под утро в надежде, что его услышат и подберут, и он не проведет
всю ночь на улице. Вместе с тем это было наиболее надежное время, чтобы
избежать столкновения с невольными и нежелательными свидетелями зате­
ваемого предприятия. Не случайно восприемники при крещении младенца,
который «воспитывается втом доме ивсемеистве крестьянина», впоследс­
твии «допросами подтвердили кем же он был подкинут иоткого рожден они
незнают иниоткого неслыхали»
3
.
Тем не менее подкидывание ребенка «затри
дни докрещения Господня»
4
, то есть едва ли не в самое холодное время в
течение года, заставляет сомневаться в гуманности намерений тех, кто произ­
водил подобные действия. Тот факт, что на протяжении только первой поло­
вины XVIII в. вопрос о незаконнорожденных подкидышах трижды (9 января
1723г,22маяи9июля1744г
5
) регулировался законодательством, позволяет
судить о его насущности и остроте.
В отношении дворянских девочек встречаются литературные примеры,
навеянные, очевидно, влиянием романтизма, которые, не имея в виду собс­
твенно мотив подкидывания, воспроизводят, тем не менее, вынужденное
взятие их на воспитание как приемных детей. При этом сам факт литератур­
ного допущения ситуации, в которой именно маленькая дворянка ставилась
в позицию квазиподкидыша, должен усиливать производимый эффект и,
скорее всего, интерпретироваться как моделирующий редкую, нетипичную
ситуацию. В поэме В.Л. Пушкина «Капитан Храбров» описывается судьба
девочки Наташи, дочери «барина с женою», на которых некогда напали раз­
бойники. Она, «младенец двух годов», единственная «в живых осталась», бу­
дучи брошенной «злодеями» «под кустом»
6
.
Там-то священник отец Кирилл
1
ЦИАМ. Ф . 1614. Глебовы-Стрешневы. Он. 1 . Д. 78. Л . 1.
2
Там же.
3
Там же.
4
Там же.
5
Там же. Л. 1-1 об.
6
Пушкин В.Л. Капитан Храбров // Пушкин В.Л. Стихи. Проза. Письма. M .,
1989. С . 179.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
157
ее и «нашел младенцем в поле, принес домой и воскормил»
1
, однако, овдовев
и будучи «в старости глубокой»
2
, вынужден был отдать в дом помещицы,
матери капитана Храброва, которая «с восхищеньем Наташу согласилась
взять, ее учить и наблюдать за добрым нравом, поведеньем и, сколько можно,
утешать»
3
.
Однако сомнения в ее дворянском происхождении не позволили
приемной матери дать ей вполне подобающее юной дворянке воспитание,
ассоциировавшееся, прежде всего, с изучением французского языка («Лишь
одного ей было жаль: / Она не знала по-французски»
4
).
В своей семье дворянские девочки последовательно переходили с рук на
руки кормилицы, няни, гувернантки
5
.
Эти перемещения в соответствии с воз­
растными категориями запечатлела в письме та же «Веринька» Бек:
«Марфа уже давно уехала в Петербург а теперь у нас есть Англичанка Miss
Lander. Mademoiselle Bichard также уехала в Одессу. <. . > Бабушка привез­
ла с собою одну нянюшку которую завут Марья Павловна и она нянюшка
Кати»
6
.
Причем иногда дворянские девочки даже спали в одном доме с няней или
гувернанткой
7
и только приходили навещать мать, жившую отдельно, что­
бы «здороваться с нею»
8
.
Мемуаристки очень определенно фиксировали
именно «передачу» их матерями на воспитание гувернанткам
9
и то, что
мать была эпизодическим персонажем их «детского мира»
10
, «гостьей»
11
.
1
Там же. С. 167.
2
Там же. С. 168.
3
Там же.
4
Там же.
5
Напр., см.: Керн А.П . 5
. С . 341, 342-343, 363-365; Щепкина А.В . С . 384, 386,
388; «.. .родители пришли к убеждению, что пришла пора заменить русских нянек
немкою» (Семенов-Тян-Шанский П.П. С. 418).
6
Письмо В. Бек к А.В . Кафтыревой от 18 октября. Б . г . // ГАТО. Ф. 1233. Оп. 1.
Д. 2. Л. 128 об.-129 об.
7
«Мы помещались в комнате, смежной с ее (гувернантки.
—
А.Б .) спального.
Когда я заболевала, то мать брала меня к себе во флигель...». (Керн А.П . С. 363.)
8
Капнист-Скалон СВ. С . 283.
9
«Моя воспитательница, которой я от матери своей препоручена была...» (Дол­
горукая Н. С . 272); «Родители наши тотчас нас с Анной Николаевною ей (гувернан­
тке. — А.Б .) поручили в полное ее распоряжение. Никто не мешался в ее воспита­
ние...» (Керн А.П . 5
. С . 363); «Гувернантки нашей мама положительно побаивалась,
так как свободолюбивая англичанка нередко резала ее жестоким манером и в де­
тских наших комнатах признавала себя одну полновластной хозяйкой, маму же
принимала как гостью. Поэтому мама и заглядывала к нам не часто, и в воспитание
мое совсем не вмешивалась» (Ковалевская СВ. С. 35).
10
«Иногда заглянет к нам в детскую мама». (Там же. С. 12 .)
11
Там же. С. 35.

158
А.В . Белова
Тем не менее это не мешало им считать ее «истинным ангелом красоты как
душевной, так и телесной»
1
, «выполнявшим в точности священный долг
матери»
2
.
Отношение кормилиц и нянь к девочкам обычно положительно
контрастировало с отношением всех остальных, осуществлявших над ними
властные практики («Всего счастливее я бывала, когда оставалась наедине
с няней»
3
).
Распорядок дня дворянской девочки, детский рацион. Вопреки «неле­
пым» требованиям некоторых отцов (таких как П.М. Полторацкий), обычно
детей не оставляли спать одних в комнате. С ними вместе ночевали няни и
режим дня няни и девочек был взаимосвязан
4
.
В то время как няни «с вос­
хождением солнца» вставали на молитву, дети досматривали последние сны.
Скрытый пример неразглашаемого религиозного благочестия оказывался
очень действенным воспитательным средством. Лишь случайно, проснув­
шись раньше обычного, девочка в полудреме могла наблюдать за тем, как не
демонстративно, не «напоказ» няня исполняла свое обычное утреннее мо­
литвенное правило: «Помню, как во сне, что, вставая с восхождением солнца,
няня наша долго молилась перед образом Св. мучеников Антония и Феодо­
сия, висевшим в углу нашей комнаты, и клала земные поклоны с усердием и
с большим умилением»
5
. Закончив свою молитву, няня будила детей, одевала
их и вместе с ними читала «короткую молитву вслух». Характерная деталь,
отмеченная СВ. Капнист-Скалон, состоит в том, что няня «подсказывала»
детям слова молитвы, которую они не могли запомнить. Не требовала от них
знания, не ругала за незнание, а именно изо дня в день терпеливо помогала
заучить.
После молитвы дети завтракали «молоком или чаем из смородиново­
го листа»
6
.
Иногда утренний распорядок детей включал в себя: «момент
1
Капнист-Скалон СВ. С . 283. Также см.: «Когда я вспоминаю мою мать в этот
первый период моего детства, она всегда представляется мне совсем молоденькой,
очень красивой женщиной» (Ковалевская СВ. С. 12); «Что до меня касается, то я в
душе очень восхищалась своей мамой, которая казалась мне красивее и милее всех
знакомых нам барынь...» (Там же. С . 35).
2
Капнист-Скалон СВ. С . 283.
3
Ковалевская СВ. С . 14.
4
«...няня, сама еще полуодетая, сменив только ночной чепец на шелковую
косынку, неизбежно прикрывающую ей волосы в течение дня, вносит поднос...»
(Там же. С. 11); «Няня уже уложила меня и брата в кроватку, но сама еще не сняла
с головы своей неизменной шелковой косынки, снятие которой обозначает у нее пе­
реход от бдения к покою» (Там же. С. 13).
5
Капнист-Скалон СВ. С . 283.
6
Там же.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
159
просыпания»
1
, «промежуток возни»
2
, завтрак в постели
3
и «момент приступ-
ления к нашему туалету»
4
.
Интересно, что в первой половине — середине
XIX в. в провинциальной повседневности от Тверской губернии до Калуги
кофе считался допустимым для детского завтрака продуктом. Его употребля­
ли не только девочки постарше — в возрасте 8-12 лет, завтракавшие вместе
с гувернанткой («Нам подавали кофе, чай, яйца, хлеб с маслом и мед»
5
),нои
маленькие — «лет пяти»
6
, также любившие «откушать» «кофе со сливками и
с сдобными булочками»
7
.
Описание мемуаристками туалетных процедур детей — скорее редкое ис­
ключение (СВ. Капнист-Скалон, СВ. Ковалевская), чем правило. При этом
чистка зубов вообще не упоминалась ими ни в отношении 4-х -5 -тилетних
девочек (Софья Скалой, Софья Корвин-Круковская), ни даже 11-12 -тилетних
(Анна и Софья Корвин-Круковские). Трудно судить, было ли это само собой
разумеющимся и потому не фиксировалось мемуаристками, или, наоборот,
не принятым в описываемое время. Характер туалетных процедур менялся
в зависимости от возраста девочек и от того, на чьем попечении — няни или
уже гувернантки — они находились. Если для 5-тилетней девочки это проис­
ходило в известной степени формально и было своего рода данью устоявше­
муся утреннему ритуалу:
«... няня все же считает теперь нужным приняться серьезно за наш туалет, и,
надо сознаться, если приготовления к нему тянулись долго, зато сам туалет
справляется очень быстро. Вытрет нам няня лицо и руки мокрым полотен­
цем, проведет раза два гребешком по нашей растрепанной гриве, наденет на
нас платьице, в котором нередко не хватает нескольких пуговиц, — вот мы
и готовы!»
8
,
то для 12-тилетней — составляло часть воспитательной стратегии гувернан­
тки, которая, по словам ее российской подопечной, «сохранила все типичес­
кие особенности англосаксонской расы»
9
. Цель данной стратегии — «воспи­
тать примерных английских мисс»
10
—
означала не что иное, как насаждение
1
Ковалевская СВ. С . 11.
2
«... кидания друг в дружку подушками, хватания друг дружки за голые ноги,
лепетание всякого вздора». (Там же.)
3
«В комнате распространяется агтетитный запах кофе; няня... вносит поднос с
большим медным кофейником и еще в постельке, неумытых и нечесаных, начинает
угощать нас кофе со сливками и с сдобными булочками». (Там же.)
4
Там же.
5
КернА.П. 5
. С. 364.
6
Ковалевская СВ. С . 10.
7
Там же. С.11.
8
Там же.
9
Там же. С. 28.
10
Там же.

160
А.В . Белова
нормативной женственности. При этом стремление «завести рассадник анг­
лийских мисс в русском помещичьем доме»
1
обретало зримые формы даже в
утренних туалетных процедурах:
«У умьшальника уже ждет меня горничная с приподнятым кувшином в од­
ной и с большим лохматым полотенцем в другой руке. По английской мане­
ре, меня каждое утро обливают водой. Одна секунда резкого, дух захваты­
вающего холода.. .»
2
.
После обливания холодной водой 12-тилетняя дворянская девочка, поднятая
в 7 часов утра («Есть ли что-нибудь неприятнее на свете, как вставать при
свечах!»
3
), тогда как «другие члены семьи», в том числе и младший брат, и
старшая сестра, уже «освободившаяся из-под опеки гувернантки», «встают
гораздо позднее», пила чай с гувернанткой и приступала к урокам
4
.
Завтрак
же предполагался только в 12 часов дня
5
.
После завтрака следовала про­
гулка
6
: для одних — «несмотря ни на какую погоду»
7
, для других — «если
термометр показывает менее 10° мороза и притом нет большого ветра»
8
.
Затем — снова «занятия, продолжавшиеся целый день, за исключением ча­
сов прогулок, часов завтрака, обеда, часа ужина»
9
. В некоторых семьях после
позднего завтрака предполагались только обед и «вечерний чай»
10
.
В конце XVIII в. в усадебном быту в детский рацион входили каши и супы
11
,в
начале XIX в. для маленькой девочки «няня... варила... кашу из сливок»
12
. Про­
цесс питания детей мог быть организован по-разному даже в имениях, располо­
женных на территории одной губернии. Если в начале XIX в. в родовом имении
Вульфов Бернове
13
Старицкого уезда Тверской губернии девочек кормили обедом
в присутствии нянь отдельно от взрослых «на маленьком столике в столовой» на
час или два раньше взрослых
14
, то в имении Премухино Бакуниных Новоторж-
ского уезда во время повседневного принятия пищи они сидели за одним столом
1
Там же.
2
Там же. С.29-30.
3
Там же. С. 29.
4
Там же. С. 30.
5
Там же.
6
Капнист-Скалон СВ. С. 283; Керн А.П . С. 364; Ковалевская СВ. С. 30 .
7
КернА.П. 5
. С. 364.
8
Ковалевская СВ. С. 30 .
9
Керн А.П . С. 365. Также см.: «Наши занятия в классной занимали весь день».
(Щепкина А.В . С. 389 .)
10
Ковалевская СВ. С . 28.
11
См.: Капнист-Скалон СВ. С . 284.
12
КернА.П. 5
. С. 342.
13
Об этой усадьбе см., напр.: Шармин П.Н. Берновские имения Вульфов в
XVIII-XX вв. // Русская усадьба: Сб. ОИРУ M., 2000. Вып. 6 (22). С . 161-175.
14
КернА.П. 5
. С. 343.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
161
с родителями (как выразился A.M. Бакунин, «Не драгоценная посуда / Убранс­
тво трапезы моей, — / Простые три-четыре блюда / И взоры светлые детей»
1
).
В отличие от мемуаров, авторы которых свидетельствовали, что их мате­
ри в губернском городе проводили вечера отдельно от них вне дома
2
, пись­
ма дворянок воспроизводили семейные вечера в гостиной провинциальной
дворянской усадьбы, такой, например, как Боровно Манзей Вышневолоцкого
уезда Тверской губернии, которые они коротали вместе с детьми: «...Миша...
нас очень забавляет по вечерам когда бывает с нами в гостиной, своими вы­
думками и шуточками, а также и протчие дети...»
3
.
Свои эмоции по поводу
подобных же вечеров в новоторжском имении Премухино, которые наряду с
мужской составляющей семьи проводили вместе мать, В.А . Бакунина, урож­
денная Муравьева (1792-1864), и 5 дочерей — Любовь, Варвара, Татьяна,
Александра, Софья, — описали в разных жанрах знаменитые отец и сын,
A.M . и М.А . Бакунины
4
.
Неизвестная представительница рода тверских дво­
рян Квашниных-Самариных оставила поэтические воспоминания о детстве,
проведенном с родителями в имении Суховарово:
«Мы в детстве нашем жили мирно,
И редко видели гостей,
Отец и мать сидели смирно
В любимой родине моей.
<...>
Так в детстве нашем жили мирно
Мы в милой родине моей.
1
Бакунин A.M . Осуга. Цит. по: Пирумова Н. Премухино Бакуниных: Дворянс­
кое гнездо // HH. 1990. No III(15). С . 147 .
2
«Чаще всего вспоминается она (мать. — А.Б.) мне в бальном платье, декольте,
с голыми руками, со множеством браслетов и колец. Она собирается куда-нибудь в
гости, на вечер, и зашла проститься с нами». (Ковалевская СВ. С. 12.)
3
Письмо CC Манзей к В.Л. и М.Л . Манзей от 20 августа 1836 г. // ГАТО.
Ф. 1016.Он. 1.Д.45. Л. 25.
4
«Когда вечернею порою / Сберегся вместе вся семья, / Пчелиному подобно
рою, / То я щастливее царя» (Бакунин A.M . Указ. соч. С. 147); «.. .я помню эти зим­
ние вечера, в которые мы всегда читали "Robinson Crusoe", и это было для нас
таким великим, таким неограниченным наслаждением. Потом наступал великий
пост,.. и страстная неделя... <. . > поздние всенощные... После всенощной мы при­
ходили в гостиную, которая не была еще освещена, Варенька садилась за фортепь­
яно и брала аккорды... Потом, когда подавали свечи, мы вместе читали Евангелие...
наступала среда и мы вместе исповедывались и после исповеди собирались вече­
ром к ужину... < . . .> Вы, маменька, сестры, все мы были в одной комнате; тут не
было никого постороннего, никто не разрушал своим неуместным присутствием
этой святой гармонии... о, все это слилось, неразрывно слилось с нашей жизнью!..»
(Письмо М.А . Бакунина к A.M. Бакунину. Б/д // Носик Б. Указ. соч. С. 150).

162
А.В . Белова
Отец и мать сидели смирно,
Забыв весь свет кроме детей»
1
.
Хотя создаваемый ею образ детства и отмечен чертами идеализации, тем не
менее автор акцентирует внимание именно на отказе родителей от светской
жизни ради пребывания с детьми и даже ненарушаемости «мирной» семей­
ной усадебной повседневности распространенным в то время обычаем госте-
вания. У Квашниных-Самариных в Суховарове была обширная библиотека
2
,
за чтением книг из которой они, как и премухинские Бакунины, проводили
«долгие» вечера в имении.
Няни и нянченье. Пожалуй, именно женщины-крестьянки, заменявшие
в известном смысле матерей маленьким дворянкам, были единственными
безоговорочно принимаемыми и позитивно оцениваемыми практически все­
ми мемуаристками агентами дворянской семейной организации. Некоторых
девочек передавали на руки няни с самого рождения
3
.
Именно няня оказы­
валась тем человеком, с которым они проводили большую часть времени
в детстве, как вспоминала, например, А.Е . Лабзина, урожденная Яковлева
(1758-1828): «Я не меньше и почтенную мою няню любила, так как я с ней
чаще бывала: потому, что управление деревней зависело от одной моей ма­
тери, то и занятия ее требовали много времени и отнимали часто ее у меня;
но ее заменяла нянька»
4
.
Не только хозяйственная занятость матери стано­
вилась для нее предлогом снять с себя повседневные заботы о детях, но и
психоаналитические проблемы, обусловленные высокой детской смертнос­
тью («Мать моя... решилась поручить нас няне нашей единственно потому
только (как говорили мне после), что имела несчастие терять первых детей
своих (из пятнадцати нас у нее осталось только шесть); как она уверена была
в преданности, в усердии и опытности этой доброй женщины, то и отдала нас
на ее попечение»
5
), и «страдание хроническими недугами»
6
(«При постоянно
больной матушке и пока у нас не было учительницы, мы были предоставле­
ны няням; к счастью нашему, одна из них была вполне хорошим, надежным
человеком»
7
). О собственных нянях или нянях своих братьев и сестер мему­
аристки вспоминали с неизменной теплотой и любовью, отмечая в них такие
1
Неизвестная из рода Квашниных-Самариных. Мы в детстве нашем жили мир­
но... //ГАТО.Ф. 103.Он. 1.Д.939.Л.7,8.
2
ГАТО. Ф. 103. Оп. 1 . Д. 934.
3
Отец А.Е. Лабзиной, перед смертью, говорил ее няне: «Друг мой, Костенти-
новна... дочь моя вверена тебе с самого ее рождения...». (Лабзина А.Е . С . 20.)
4
Там же. С. 19.
5
Капнист-Скалон СВ. С . 283.
6
Щепкина А.В . С . 383.
7
Там же. С. 384.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
163
качества, как доброта, благочестие, преданность
1
, а также знание сказок, на­
родных поверьев, пословиц и поговорок
2
.
Крестьянские женщины, входившие в качестве нянь в дворянские семьи в
сравнительно молодом возрасте, оставалась в них на протяжении всей жизни,
иногда вплоть до смерти
3
. Известная Арина Родионовна Яковлева (1758-1828),
«настоящая представительница русских нянь»
4
, жила и умерла в доме сест­
ры А.С. Пушкина, О.С. Павлищевой
5
, урожденной Пушкиной (1797-1868).
Искренняя привязанность, которую няни питали к своим маленьким подо­
печным
6
(а, заметим, что это были дети их «господ»(!) — «классовых антаго­
нистов», согласно марксистской историографии), даже не взирая на наличие
собственного потомства
7
, свидетельствует о глубокой эмоциональной связи,
существовавшей между ними. Часто это объяснялось тем, что няня же была в
свое время и кормилицей детей
8
и, таким образом, «выкармливала» и вынян­
чивала целое поколение в многодетной дворянской семье
9
. СВ. Капнист-Ска­
лон, например, вспоминала о своей няне, «старушке доброй и благочестивой»,
что она, «выкормив грудью и старшую сестру мою и старшего брата, так при­
вязалась к нашему семейству, что, имея своих детей и впоследствии внуков,
не более как в четырнадцати верстах, не оставляла нас до глубокой старости
своей и похоронена близ умерших братьев и сестер моих на общем семейном
кладбище нашем»
10
.
По степени непосредственного участия в жизни ребенка
няни в дворянских семьях в большей степени соответствовали функциям ро-
1
Капнист-Скалон СВ. С. 283; Неизвестная из рода Квашниных-Самариных.
Пасхальная ночь в Суховарове в детстве Мити // ГАТО. Ф . 103. Оп. 1 . Д. 939. Л. 1 .
2
Павлищева О.С . С. 126; Ковалевская СВ. С. 14-15. Также см.: Семенов-Тян-
ШанскийП.П . С . 417 .
3
См.: Анненков П.В. Материалы для биографии А.С . Пушкина. M ., 1984. С . 34-35.
4
Павлищева О.С . С. 126.
5
Там же.
6
Арина Родионовна в 1799 г. даже отказалась от вольной из-за того, что «уже
привыкла к Ольге». См.: Кунин В.В . Арина Родионовна Яковлева // Друзья Пушки­
на: Переписка; Воспоминания; Дневники: B 2 т. / Сост., биогр. очерки и примеч.
B. B. Кунина. M., 1986. Т. I. С. 116; Ковалевская СВ. С. 12 .
7
Напр., у Арины Родионовны было четверо своих детей. См.: Павлищева О.С
C. 126; Кунин В.В . Арина Родионовна Яковлева... С. 116.
8
Мордвинова Н.Н . С. 408; Записано со слов дочери Арины Родионовны // Дру­
зья Пушкина... Т. I. С. 126; Парфенов П. Рассказы о Пушкине, записанные
К. А . Тимофеевым // Там же. С. 127; Щепкина А.В . С. 384.
9
«Между тем родился Лев Сергеевич, и Арине Родионовне поручено было хо­
дить за ним: так она сделалась общею нянею» (Павлищева О.С. С. 126); Ковалевс­
кая СВ. С. 12 . См. также: Анненков П.В. Указ. соч. С. 34.
10
Капнист-Скалон СВ. С. 283.

164
А.В . Белова
дителей, чем они сами
1
. Неформальные отношения с няней делали возможным
обращение к ней не только с самыми ранними горестями и обидами, но и с
эмоциональными проблемами в более старшем возрасте:
«Моим обычным убежищем во всех важных бедах моей жизни была ком­
ната, ... отведенная нашей бывшей няне. Там и теперь искала я спасения.
Спрятав голову в колени доброй старушки, я рыдала долго и продолжитель­
но, и няня, видя меня в таком положении, не расспрашивала меня ни о чем,
а только, гладя мои волосы, осыпала меня ласкательными именами. «Бог
с тобой, моя ясонька! Успокойся, родная!» — говорила она, и мне, в моем
возбужденном состоянии духа, так отрадно было выплакаться хорошенько
у нее на коленях.
По счастью, в этот вечер гувернантки моей не было дома: она на несколько
дней уехала в гости к соседям. Поэтому никто не хватился меня. Я могла
вволю наплакаться у няни. Когда я несколько успокоилась, она напоила меня
чайком и уложила в кроватку, где я в ту же секунду уснула крепким, свин­
цовым сном»
2
.
Правда, и среди нянь бывали, как свидетельствует, например, А.В . Щепки­
на, урожденная Станкевичева (1824-1917), негативные исключения («Другая
няня, сердитая, вредно влияла на детей и грубо обращалась с ними»
3
).
Передача семейных преданий. У дворянской девочки могла быть не
одна няня, а несколько, удостаивавшихся в мемуарах ласкового наименова­
ния «нянюшек»
4
.
Эти «нянюшки» становились хранительницами, а, скорее
всего, и создательницами, своеобразных устных преданий, бытовавших в
рамках дворянской семьи и касавшихся отдельных ее представителей. Так,
графиня Н.Н. Мордвинова, не заставшая в живых деда, Семена Ивановича
Мордвинова, тем не менее знала рассказы о нем своих нянь, которые неод­
нократно слышала в детстве:
«... прислуга считала душу его столь чистою, что много раз мне, в детстве,
рассказывали мои нянюшки легенду о его смерти: когда он умирал, так мно­
го ангелов окружали его, что когда они улетали с его душою — все окна за ­
дрожали. Этот простоду1тшый рассказ доказывает, какую он память оставил
по себе»
5
.
Значение такого рассказа, в котором переплетались элементы сказочного по­
вествования и христианские мотивы, для воспитания маленького человека
очень велико. По сути, в доступной, понятной ребенку и светлой форме объ-
1
«— Ну, как же мне не любить ее, мою голубушку, больше других детей, —
слышу я, говорит няня, и я понимаю, что речь идет обо мне. — Ведь я ее, почитай,
одна совсем вынянчила. Другим до нее и дела не было». (Ковалевская СВ. С . 13.)
2
Там же. С. 48.
3
Щепкина А.В . С . 384.
4
Мордвинова Н.Н . С. 392; Щепкина А.В. С. 384.
5
Мордвинова Н.Н . С . 392.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
165
меняется такое серьезное и сложное явление как «смерть» и образно дается
представление о благочестии, назидание к благочестивой жизни, лишенное
напускной нравоучительности. Важно подчеркнуть, что устные предания в
дворянских семьях, воспроизводившиеся женщинами из крестьянской среды
и являвшиеся элементом народной культуры, передавались непосредственно
«из уст в уста» дворянским детям, выступая в качестве важного аспекта их
социализации. Это показывает, что именно традиционный, «корневой» пласт
культуры был первичным по отношению к последующим напластованиям
европеизированной культуры в процессе получения девочками образования.
Гувернантки. Уже с первой четверти XVIII в. у дворянских девочек из
состоятельных и влиятельных семей были гувернантки — иностранки по
происхождению
1
.
Некоторые из них, как и русские няни, привязывались к
своим подопечным
2
и, если удавалось, оставались с ними, когда те уже вы­
ходили из детского возраста
3
.
Эта привязанность доходила иногда до насто­
ящей преданности, проявляемой в критической ситуации. Так, княгиню
Н.Б. Долгорукую, урожденную графиню Шереметеву (1714-1771), сопро­
вождала в ссылку в апреле 1730 г, как она писала, «моя мадам, которая за
маленькою за мной ходила, иноземка»
4
.
Этой «мадам» была некая Мария
Штауден
5
.
Иностранное происхождение, отсутствие конъюнктурных опа­
сений проявить нелояльность к действующей власти, «запятнав» себя бли­
зостью с подданными, подвергнутыми опале, позитивно отличали «чужую»
гувернантку от «своих» родственников. Столкнувшись с малодушием имени­
тых родных, Н.Б. Долгорукая вспоминала о значимости присутствия рядом
в трудные минуты жизни «простой» гувернантки: «Из моей родни никто ко
мне не поехал проститься — или не смели, или не хотели, Бог то рассудит;
1
«... теперь унас Madame Absolon и Mamsselle (ошибка в орфографии ориги­
нала, правильно — mam'selle сокращенно от mademoiselle. — А .Б.) . . .». (Письмо
М. Табалиной к НИ Соймоновой от 21 июня 1803 г. // ЦИАМ. Ф . 1870. Оп. 1.
Д. 3.Л. 112.)
2
«M-lle Benoit просила его оставить меня у нее, обещала учить даром, но ба­
тюшка не изменил решения» (Керн А.П . 5
. С. 367); «Забрав нас (пять человек детей),
гувернантку, которая жила у нас 10 лет без жалованья...» (Стерлигова А.В . С. 75);
«Она обнимает меня долго, судорожно, с такой порывистой нежностью, которой я
никогда от нее не ожидала. — Не забывай меня, пиши. Ведь шутка ли расставаться с
ребенком, которого я вырастила с пятилетнего возраста! — говорит она, всхлипывая»
(Ковалевская СВ. С. 63). Также см.: «Добрая старая немка, не имевшая ни своего
угла, ни души родных, заменила нам мать. Она воспитала нас как могла... <. . > На­
прасно молила мадам Бурман оставить ее в доме и обещала посвятить себя всецело
ребенку, которого ожидала мачеха, — ее рассчитали». (Кропоткин ПЛ. С . 43, 50.)
3
«...моя мадам, которая при мне жила...» (ДолгорукаяН. С. 268.)
4
Долгорукова Н.Б . С. 53.
5
Моисеева Г.Н. Указ. соч . С. 454.

166
А.В . Белова
а только со мною поехала моя мадам, которая при мне жила; я и тем была
рада»
1
.
«Мадам» хватило решимости добровольно сопровождать опальную
воспитанницу2, которая, в свою очередь, по собственному волеизъявлению
отважилась «хоть все земные пропасти пройти»
3
со своим избранником.
Подобно няням, некоторые гувернантки, «приживавшиеся» в дворян­
ском доме и воспитывавшие не одно поколение девочек, воспринимались
уже как члены семьи, которых посвящали во все важные вопросы
4
.
Прас­
ковья Степановна, урожденная Рыкачева, приглашая в 1836 г на свадьбу в
Вышний Волочек живших в Москве «безценнейших и радных... Тетиньку
и Дядиньку»
5
, Прасковью Логгиновну и Аггея Васильевича Абаза, переда­
вала через них привет своей бывшей гувернантке-француженке, к которой
относилась с большой симпатией, и, которая занималась воспитанием детей
в разных семьях дворянок, происходивших из рода Манзей: «Безценную и
милую мою Пашиньку (Прасковью Аггеевну Абаза.
—
А.Б .) от всего серд­
ца крепко целую и всех сестриц и братцев (двоюродных.
—
А.Б .) мысленно
обнимаю и прошу их засвидетельствовать мое почтение любезнейшей моей
Mademoiselle Beaud»
6
.
Из письма Марии Логгиновны Манзей от 25 мая 1836 г
видно, какими критериями руководствовались провинциальные дворянки
при выборе гувернанток для дочерей или племянниц — репутация, стои­
мость и качество образовательных услуг: «...мне кажется что это будет лучше
чем брать неизвестную гувернантку, которая будет стоить гораздо дороже и
ничего не выучит...»
7
.
Нередко семьи, в которых были разнополые дети, принимали на службу
не только гувернанток, но и гувернеров, также участвовавших в преподава­
нии девочкам
8
.
Это связано с тем, что в дворянских домах зачастую практи­
ковалось совместное обучение детей
9
.
Мемуаристка О.С . Павлищева вспо­
минала свои занятия в начале XIX в. с «гувернером Шеделем» и младшим
братом Александром:
1
Долгорукая Н. С . 268.
2
Там же. С. 272.
3
Там же. С. 262.
4
«Мысль оную я объявил сидящим со мною дочери, внуке и девице П.И .Б.,
которая была принята для воспитания восьмилетней моей дочери в 1817-м году и
уже живет с нами как семьянинка». (Загряжский М.П . С. 83 .)
5
Письмо П. Рыкачевой к П. Л. и А.В . Абазам от 14 июля 1836 г. // ГАТО. Ф. 1016.
Оп. 1.Д.45.Л.85об.
6
Там же. Л. 86.
7
Письмо М.Л. Манзей к В.Л . Манзей от 25 мая 1836 г. // Там же. Л. 35.
8
Павлищева О.С . С. 67; Щепкина А.В . С. 387; Ковалевская СВ. С. 28.
9
«Меньшой брат, Иосиф, также занимался вместе со мною у Изнара...». (Щеп­
кина А.В . С. 387.)

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
167
«... полагаясь на свою счастливую память, он никогда не твердил уроков, а
повторял их вслед за сестрою, когда ее спрашивали. Нередко учитель спра­
шивал его первого и таким образом ставил его в тупик»
1
.
Иногда при выборе гувернера учитывали мнение детей, если таковое успева­
ло у них сложиться, и отдавали предпочтение кандидату, доброжелательно к
ним настроенному: «Братец (Николай Логгинович Манзей. — А .Б .) к вам мая
радная я думаю еще не скоро отправится ожидает Гувернера и обоз которой
не ранее будет 1-го числа, дети очень хвалят Гувернера он из их Пансиона,
хорошо что знакомой и доброй...»
2
. Обычно, используя разнообразные личные
связи, гувернера находили в столице, откуда он и отправлялся для дачи уроков
в ту или иную провинциальную дворянскую усадьбу: «...боюсь только, чтоб
брат Николай Лог:<гинович> незадержал вас он дожидает известия из Петер­
бурга о Гувернере...»
3
.
Подбор достойного гувернера — предмет деятельной
активности провинциальных дворянок, задействовавших в этом важном для
них предприятии своих столичных подруг: «...получила письмо от Julie через
тебя_ она пишет что готова найти для детей наших учителя кандидата когда
будет уверена что я нигде более не стану искать_ потому что иначе она не мо­
жет ни кому дать вернаго слова_ и может остатся обманщицею как прошлаго
года»
4
. Из письма Варвары Александровны Дьяковой, урожденной Бакуниной
(1812-1866), к мужу Николаю Николаевичу Дьякову понятно, что и в 40-е гг
XIX в. систематические занятия детей с гувернером — одна из постоянных тем
частной переписки дворянок, живших в провинции:
"Nous sommes a Premouchino depuis le<s> jours et les enfans etudient comme а
l'ordinaire_ Hier ils sont alles а Машук
5
avec Р. Карло... будь пожалоста покоен
на щет детей_ и их учения_ PK . ими доволен"
6
.
В начале XIX в. подбор гувернантки для девочек из провинциальной дво­
рянской семьи иногда требовал активизации усилий не просто столичных
родственников, но вхожих в придворный круг Им удавалось пригласить на
работу настоящую профессионалку, опытную в своем ремесле. По словам
А.П. Керн, брат ее матери Н.И. Вульф:
1
Павлищева О.С . С. 67.
2
Письмо М.Л Манзей к В.Л. Манзей от 25 мая 1836 г. // ГАТО. Ф. 1016. Он. 1.
Д. 45. Л. 35.
3
Письмо М.Л. Манзей к В.Л. Манзей от 1 июня 1836 г. // Там же. Л. 40.
4
Письмо В.А. Дьяковой к Н.Н . Дьякову. Б/д // ГАТО. Ф. 1407. Бакунины — дво­
ряне Новоторжского уезда Тверской губернии. Оп. 1. Д. 44. Л. 3 об.-4 .
5
Имение, в котором с 1835 г. жили И.А . и М.С . Оленины. Располагалось «вер­
стах в 12 от Торжка, в верхнем течении Тверцы», и называлось сначала Хватково.
См.: КатковаВ.Ф . Пушкинский путеводитель. Тверь, 1994. С . 132-133.
6
«Мы в Премухино несколько дней и дети учатся как обычно_ Вчера они езди-
лив Машукс Р. Карло... (далеепо-русски. — А.Б .)» (пер. с фр. мой. — А.Б.) . (Пись­
мо B.A.Дьяковой кН.Н. Дьякову.Б/д//ГАТО.Ф.1407.Оп. 1.Д.44.Л.7-7 об.)

168
А.В . Белова
«поручил старшему брату своему Петру Ивановичу Вульфу, служившему
кавалером при великих князьях Николае и Михаиле Павловичах, отыскать
гувернантку. Случилось такое обстоятельство, что в это самое время искали
гувернантку для великой княжны Анны Павловны, которая была наших лет,
и выписали из Англии двух гувернанток: m-lle Сибур, и m-lle Бенуа... Эта
последняя назначалась к Анне Павловне, но по своим скромным вкусам и
желанию отдохнуть после труженической своей жизни в Лондоне в течение
двадцати лет, где она занималась воспитанием детей в домах двух лордов
по 10 в каждом, — она предложила своей приятельнице Sybourg заступить
свое место у Анны Павловны, а сама приняла предложение Петра Иванови­
ча Вульфа и приехала к нам в Берново в конце 1808 года»
1
.
В описаниях мемуаристок, гувернер мог быть «слабым на вид», испытывав­
шим «слабость к вину», «бедным», «печальным», плачущим, вызывавшим
жалость прислуги
2
, «тихим»
3
и, вместе с тем, «знающим человеком»
4
,но
имевшим «собственно на воспитание» девочки «мало влияния»
5
, в отличие от
гувернантки. Если воздействие гувернера, как и сама его личность, были ли­
шены каких бы то ни было властных интенций в отношении юных дворянок,
то гувернантка, напротив, представала в памяти своих бывших воспитанниц
фигурой, наделенной, а иногда и злоупотреблявшей, властью над ними.
При том, что дворянские девочки по-разному относились к своим гу­
вернанткам
6
и по-разному оценивали их отношение к себе, в том числе и в
разные моменты детства
7
, они неизменно отмечали не только их власть над
1
КернА.П. 5
. С . 362-363.
2
Щепкина А.В. С . 387.
3
Ковалевская СВ. С . 28.
4
Там же. Также см.: Щепкина А.В. С . 387.
5
Ковалевская СВ. С . 28.
6
«Мы любили наши уроки и всякие занятия вроде вязанья и шитья подле m-lle
Бенуа, потому что любили, уважали ее...» (Керн А.П . С . 365); «Я возвращалась в
классную с чувством досады и раздражения на гувернантку...» (Ковалевская СВ.
С. 62); «Мне до боли стыдно вспомнить, что все последние дни, не далее как сегод­
ня поутру, меня охватывало тайное ликованье при мысли о ее отъезде и о предсто­
ящей свободе» (Там же. С . 63).
7
«Она так умела приохотить нас к учению разнообразием занятий, терпели­
вым и ясным, без возвышения голоса толкованием, кротким и ровным обращени­
ем и безукоризненною справедливостию, что мы не тяготились занятиями...»
(Керн А.П . 5
. С . 364-365); «Я действительно составляла центр и средоточие всех ее
мыслей и забот и придавала значение ее жизни; но любовь ее ко мне была тяжелая,
ревнивая, взыскательная и без всякой нежности» (Ковалевская СВ. С. 35);
«"А она меня любила. Она бы осталась, если бы знала, как я ее люблю. А теперь
меня никто, никто не любит!" — думается мне с поздним раскаянием, и всхлипы­
вания мои становятся все громче и громче». (Там же. С . 63.)

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
169
собой, которая, однако, не всегда воспринималась негативно
1
, но и влияние,
обретаемое ими в семье
2
. Мемуаристки подчеркивали полноту власти гувер­
нанток
3
, «исключавшей всякую другую власть»
4
над ними. Не случайно рас­
ставание с гувернанткой вызывало у ее подопечной «чувство невозвратимой
утраты — точно с ее отъездом вся наша семья распадается»
5
.
Взаимоотношения бабушек и внучек/внуков, которые в отдельных
случаях могут интерпретироваться в контексте концепции так называемых
шутливых отношений
6
, варьировали, как правило, между «балованьем» и
строгостью. В 30-е гг XIX в., став бабушкой внучки, дворянка могла напи­
сать о себе: «...я была в восторге, что снова вижу наших, маленькая хороша,
как Ангел, и очень мила, чувствую, что полюблю ее до безумия и буду бало­
вать, как все бабушки»
7
. Женская дворянская поэзия первой половины XIX в.
сохранила впечатления девочки от «ритуала» общения с «милой бабушкой»
8
в провинциальной усадьбе:
«Вот к ней идем мы. Раздается
Peut on entrer, chere grand maman
9
И милый голос отзовется
Entrez, entrez mes chers enfants
10
.
Взойдем мы с папой, сядем чинно,
1
«Мы... благоговели перед ее властью над нами...». (Керн А.П . 5
. С. 365.)
2
«...гувернантка внесла в нашу семью совсем новый элемент. Хотя она вос­
питывалась в России и хорошо говорила по-русски, но она вполне сохранила все
типические особенности англосаксонской расы: прямолинейность, выдержку, уме­
нье всякое дело довести до конца. Эти качества давали ей громадное преимущество
над остальными домашними, которые все отличались совсем противоположными
свойствами, и ими объясняется то влияние, которое она приобрела в нашем доме».
(Ковалевская СВ. С . 28.)
3
«Нам никто не смел сказать слова» (Керн А.П . С . 365); «...англичанка. . . в
детских наших комнатах признавала себя одну полновластной хозяйкой... Поэтому
мама... в воспитание мое совсем не вмешивалась» (Ковалевская СВ. С. 35).
4
Керн А.П. 5
. С. 365.
5
Ковалевская СВ. С . 63.
6
Николаев В.Г. Шутливые отношения // Культурология. XX век: Словарь. СПб.,
1997. С. 540-541.
7
Письмо НО. Пушкиной к ОС. Павлищевой от 8 мая 1833 г. // «Мир Пушки­
на». СПб., 1993. Т . 1: Письма Сергея Львовича и Надежды Осиповны Пушкиных к
их дочери Ольге Сергеевне Павлищевой 1828-1835 / Пер., подгот. текста, предисл.
и коммент. Л . Слонимской. No 55. С . 150-151.
8
Неизвестная из рода Квашниных-Самариных. Мы в детстве нашем жили мир­
но... //ГАТО.Ф. 103.Оп. 1.Д.939.Л.7.
9
Можно войти, дорогая бабушка? (пер. с фр. мой. —
А.Б.).
10
Входите, входите, мои дорогие дети (пер. с фр. мой. —
А.Б.).

170
А.В . Белова
Глазами зорко поведем,
На бабушку глядим невинно,
А сами думаем тайком:
Марфуша с бабушкой шепталась,
На нас глядит и в дверь идет.
Мысль потаенная закралась:
Что-то Марфуша принесет
Вязанье бабушка оставит,
К столу с улыбкой подойдет,
Марфуша блюдечки разставит
Неслышно в девичью уйдет
Леденчик в ручку, Коле двое.
Благодарим и отойдем,
И у стола мы скромно стоя
Их словно мышки загрызем.
Папаша к матери подходит,
Целует ручку он у ней,
А сам с упреком речь заводит:
Как вы балуете детей»
1
.
Стихотворные воспоминания о детских посещениях бабушки, как и мему­
арные свидетельства («Матушка вместе со мною пришла к ней (бабушке.
—
А.Б .) пожелать доброго утра»
2
), указывают на существование своего рода
семейного ритуала, в котором участвовали представители трех поколений
дворянской семьи. Посредничество родителей означало недопустимость
произвольного и неформального общения детей с бабушками. Проявлением
расположения и любви к внучкам и внукам было угощение их сладостями, в
предвкушении чего ими с детской непосредственностью, во многом, и «нано­
сились визиты». Младшего внука (или более любимого(?), или мальчика(?))
бабушка могла выделить «двойной порцией» лакомства. Вместе с тем даже
в знаках любви бабушек к своим внучкам иногда проявлялось принуждение
и стремление, в первую очередь, к саморазвлечению и самовыражению без
учета эмоциональной реакции ребенка:
«Она меня чрезвычайно полюбила, угощала из своей бонбоньерки конфек-
тами и беспрестанно заставляла меня болтать, что ее очень занимало. < . . >
.. . она была ... со мною нежна до того, что беспрестанно давала мне горс­
тями скомканные ассигнации. Я этими подарками несколько возмущалась
и все относила маменьке. Мне стыдно было принимать деньги, как будто я
была нищая»
3
.
1
Неизвестная из рода Квашниных-Самариных. Мы в детстве нашем жили мир­
но... // ГАТО.Ф. 103. Он. 1.Д. 939. Л. 7 об.- 8.
2
КернА.П. 5
. С. 359.
3
Там же. С . 356-357.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
171
Не менее симптоматичны и прямые насмешки над чувствами ребенка («Ба­
бушка заметила, что я всегда плакала, когда выдавали горничных девок за­
муж, дразнила меня часто тем, что обещала выдать замуж за одного из сво­
их старост..»
1
) или своего рода «искушения», провоцирование внутренней
борьбы эмоций, не всегда позитивных:
«Раз она спросила у меня, что я хочу: куклу или деревню? Из гордости я
попросила куклу и отказалась от деревни. Она, разумеется, дала бы мне де­
ревню...»
2
.
Разумеется, игнорирование или испытание неокрепших чувств ребенка, в
очередной раз, свидетельствует об отношении к детям как объекту манипу­
лирования взрослых. Детские ощущения, зафиксированные мемуаристкой
А.П. Керн, подтверждают, что в начале XIX в. дворянские девочки вполне
отдавали себе в этом отчет, а сами ценили партнерское(!) к себе отношение:
«Противоположностию ей («бабушке со стороны отца»
3
, А.А. Полторацкой,
урожденной Шишковой, о которой шла речь выше.
—
А.Б .) во всем мог­
ла служить милая моя бабушка, родная тетка моей матери, девица Любовь
Федоровна Муравьева. < .. .> Не помню я горькой минуты в своей жизни,
которою бы я ей была обязана, и таю в глубине сердца самые светлые о
ней воспоминания... Никогда она меня не бранила, никогда не наказывала. Я
только знала ее ласки, самые дружеские наставления, как ровне.
Когда я выросла, тогда всегда была готова сознаться ей в какой-либо неосто­
рожности и просить ее совета... Между тем как другие живущие в доме или
подводили меня под наказание, или сами умничали надо мною, она всегда
была моим другом и защитником»
4
.
В условиях высокой смертности женщин, находившихся еще в молодом
возрасте, детей часто растили бабушки, их матери (примеры Е.А . Протасо­
вой, Е.А . Арсеньевой и другие). Для последних воспитание внучек и вну­
ков становилось подлинным смыслом жизни и своеобразным утешением,
единственной возможностью заглушить боль утраты дочери. В .А . Жуковс­
кий (1783-1852), не скрывая своих чувств, писал А.П. Зонтаг об оставшихся
после смерти его возлюбленной М.А. Мойер, урожденной Протасовой, ее
матери и дочери: «Катерина Афанасьевна в Дерпте, здорова, живет грустно
и уединенно для милой внучки, Машиной дочери, которая похожа на анге­
ла, и похожа свойствами на свою мать»
5
.
Через другие его письма проходил
печальный образ двух осиротевших существ — бабушки и внучки, — не -
1
Там же. С. 356.
2
Там же. С. 357.
3
Там же. С. 359.
4
Там же. С. 360-361.
5
Письмо В.А . Жуковского к А.П . Зонтаг от 21 февраля 1826 г. // ПВ. 1904. От­
дельный оттиск из No 105: Грот К. В .А . Жуковский и А.П. Зонтаг. (К сорокалетию
со дня смерти А.П . Зонтаг 19-го марта 1864 года). С . 14 . No 9 .

172
А.В . Белова
разрывно связанных между собой общей потерей: «Я проезжал через Дерпт,
видел Катерину Афанасьевну; в бытность мою с нею (я провел в Дерпте
четыре дня) был у нея обыкновенный мигрень. Она лежала одна в горнице
на постеле; я был подле нея один, только прелестная Машина дочь подле
меня сидела.. .»
1
; «Катерина Афанасьевна, около которой мы все собирались,
почти одна, с маленькой внучкою и в соседстве гроба Маши...»
2
(курсив
оригинала.
—
А.Б .). При таких обстоятельствах понятно, почему бабушки
продолжали питать безграничную любовь даже к уже выросшим внучкам и
внукам, особенно к тем, которых они воспитали в отсутствие родителей
3
.
Иногда отцы оставляли детей бабушкам на неопределенный срок без до­
статочного материального обеспечения. Марья Гасан сокрушалась по поводу
безвестного отсутствия своего зятя, нехватки денег на содержание и лечение
троих внуков, что усугублялось ее горестными переживаниями из-за смерти
дочери, сопереживанием детям и страхом за возможные последствия болезни
внучки:
«...вот еще теперь прибавилась горя мне изаботов зятюшка уехал аменя
здетми оставил Бог толко знает как жить мне инет отнего известия где он
теперь и здоровли незнаю ничево, и когда выехал измосквы неизвесна, меня
пересилил вцарское село где теперь имею жилища но незнаю того надолга-
ли, носкажу что в петербурхи мне было скучно и грусно помоим обстоятел-
ством но теперь еще того тошнея всякой почти божеи день заливаюсь слезам
хотя бы написал одну строчку зятюшка что мне делать, дети тоскуют аиног-
да и плачут что нет уних нипапы нимаминки, сашинка и кресник ваш слава
богу здоровы нолиза нещастная нездорова руки и ноги болят на обеих глазах
делаютца белмы, вот моя милая подумай лехколи оное мне переносить что я
буду тогда делать как останитца боже сохрани уродом, горя уменя за горям
дапритом и гроши нема.. .»
4
.
Общей тенденцией можно считать и то, что мемуаристки с большой тепло­
той и почти благоговением вспоминали своих дедушек
5
, ссылаясь при этом
1
Письмо В.А . Жуковского к А.П. Зонтаг от 27 октября 1827 г. // ПВ. 1904. Отде­
льный оттиск из No 105: Грот К. Указ. соч. С . 15. No 10.
2
Письмо В.А. Жуковского к А.П. Зонтаг от 2 апреля 1828 г. // ПВ. 1904. Отде­
льный оттиск изNo 105:Грот К. Указ. соч. С.17.No 13.
3
См., напр., воспоминания современников о привязанности к взрослому внуку ба­
бушки М.Ю. Лермонтова, Е.А . Арсеньевой, урожденной Столышшой (1773-...), кото­
рая «любила его до обожания» (Меринский А.М . Воспоминание о Лермонтове // Eros
russe: Русский эрот не для дам. 3-е изд., испр. Oakland, 1995. (1-е изд.: Женева, 1879.)
С. 91. Или: М.Ю . Лермонтов в воспоминаниях современников. M ., 1964. С . 135-140.)
4
Письмо М. Гасан к НИ Соймоновой от 28 июля 1808 г. // ЦИАМ. Ф. 1870.
Он. 1.Д.3.Л.5-5 об.
5
«Я часто повторяюсь в моих воспоминаниях об этом бесподобном человеке,
но мне бы хотелось, чтобы узнали все, как он расточал когда-то всем окружающим

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
173
не только на собственное мнение, но и на благоприятные отзывы других,
знавших их, людей
1
.
Главной чертой, которую они высоко ценили и которая
врезалась в их детскую память, была «кротость»
2
дедушек. А .П. Керн, на­
пример, отмечала в характере своего дедушки по материнской линии Ивана
Петровича Вульфа (... - 1817), в доме которого прошло ее детство, редкие и
для нее, бесспорно, очень позитивные черты: «Никто не слышал, чтобы он
бранился, возвышал голос, и никто никогда не встречал на его умном лице
другого выражения, кроме его обаятельной, доброй улыбки, так мастерски
воспроизведенной (в 1811 г) карандашом Кипренского на стоящем передо
мною портрете»
3
.
70-тилетняя Керн хранила на письменном столе портрет
дедушки, глядя на который записывала свои детские воспоминания. Она
помнила, как этот портрет «рисовался в Твери», и, как она «стояла, обло-
котясь на стол, за которым сидел дедушка» и смотрел на нее «с любовью»
4
.
Дворянская девочка выносила из детства «взгляд»
5
дедушки, полный любви.
Образ дедушки как бы сливался в ее восприятии с образом самого детства,
«дорогой» для нее «лучшей поры... жизни»
6
.
Помимо того, что дедушка «смотрел... с любовью»
7
, дворянскими девоч­
ками особенно ценилось и на всю жизнь запоминалось то, что дедушка «не
сделал никакого наставления»
8
в случае, когда, в принципе, можно было этого
ожидать от взрослого. Именно «нетипичное» для взрослых обращение деду­
шек с внучками и, вместе с тем, как раз такое, которого интуитивно они ожи-
благодеяния и ласки» (Керн А.П . 5
. С. 339); «Мне было хорошо и привольно в Бер-
нове, особенно в отсутствие батюшки: все были очень внимательны и нежны ко
мне, в особенности наш бесподобный дедушка Иван Петрович Вульф» (Там же.
С. 343); «Семен Иванович был ума необыкновенного, нравственности примерной
и отличался всеми христианскими добродетелями: кротости нрава был удивитель­
ной» (Мордвинова Н.Н. С. 392).
1
«Я родилась в Орле, в доме моего деда Ивана Петровича Вульфа, который был
там губернатором. Мне и теперь случалось встречать старожилов, вспоминающих о
нем с благоговением, как о высокой и благодетельнейшей личности» (Керн А.П.
С. 339); «Отец мой считал его святым человеком; окружающие его сохраняли к нему
беспредельную преданность...» (МордвиноваН.Н . С . 392).
2
«Дедушка... с своею доброю, кроткою улыбкою сказал...» (Керн А.П. С. 343);
«Семен Иванович... кротости нрава был удивительной» (Мордвинова Н.Н. С. 392).
3
КернА.П. 5
. С. 344.
4
Там же.
5
О психоаналитическом значении «взгляда взрослого» для осознания ребенком
себя и соответственно о важности одобряющего «взгляда» см.: Бовуар С. де. Указ.
соч. С . 311-312.
6
КернА.П. 5
. С. 362.
7
Там же. С.344.
8
Там же. С.343.

174
А.В . Белова
дали, как хотели бы, чтобы к ним относились все вообще представители стар­
шего поколения, цепко фиксировалось детским сознанием. Не бесконечных
«наставлений», требований и строгости, а снисхождения, терпения и любви,
на самом деле, непроизвольно ждут от взрослых дети в самые разные эпо­
хи. Однако, как показывает исторический опыт, некоторым взрослым, чтобы
осознать это, требовалась иногда целая жизнь, а иногда — несколько веков .
Уже в раннем возрасте девочкам устраивали своеобразный «тренинг» на
выносливость, нацеливая их на психологическое снижение чувствительнос­
ти к боли. Вариации и мотивировки могли быть различными. Мемуаристки
вспоминали «корректировки» тела, пережитые ими в детстве: от привива­
ния через битье привычки к «прямохождению» («...повадка или привычка
прямо ходить — меня за то смалу били: "Ходи прямоI"...»
1
), практики вы­
прямления спин («В сумерках она (гувернантка.
—
А.Б .) заставляла нас ло­
житься на ковер на полу, чтобы спины были ровны.. .»
2
) до почти спартанско­
го «укрепления тела» через перенесение «грубой пищи», холода без теплой
одежды, физических нагрузок, ограничения сна, своеобразного закаливания.
Так, А.Е . Лабзина писала о своей матери:
«.. .тело мое укрепляла суровой пищей и держала на воздухе, не глядя ни на
какую погоду, шубы зимой у меня не было; на ногах, кроме нитных чулок
и башмаков, ничего не имела; в самые жестокие морозы посылывала гулять
пешком, а тепло мое все было в байковом капоте. Ежели от снегу промокнут
ноги, то не приказывала снимать и переменять чулки: на ногах и высохнут
Летом будили меня тогда, когда чуть начинает показываться солнце, и во­
дили купать на реку. Пришедши домой, давали мне завтрак, состоящий из
горячего молока и черного хлеба; чаю мы не знали. <. . > Пища моя была:
щи, каша и иногда кусок солонины, а летом — зелень и молошное. В пост,
особливо в Великий, и рыбы не было. И самая грубая была для нас пища, а
вместо чая поутру — горячее сусло, или сбитень. Говаривали многие моей
матери, для чего она меня так грубо воспитывает, то она всегда отвеча­
ла: «Я не знаю, в каком она положении будет, может быть, и в бедном, или
выйдет замуж за такого, с которым должна будет по дорогам ездить: то не
наскучит мужу и не будет знать, что такое прихоть, а всем будет довольна
и все вытерпит: и холод, и грязь, и простуды не будет знать. А ежели будет
богата, то легко привыкнет к хорошему»
3
.
Подобное жесткое обращение дворянские девочки должны были «вытер­
петь» для того, чтобы в будущем соответствовать социокультурным «тре­
бованиям», предъявляемым к женской внешности, или быть готовыми к не
слишком обеспеченной жизни после замужества, к перенесению бытовых
1
Долгорукая Н. С . 275.
2
КернА.П. 5
. С. 365.
3
Лабзина А.Е . С . 17-18.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
175
лишений, если придется разделять походные условия службы мужа
1
.
Правда,
не стоит игнорировать и психоаналитический фактор компенсации матерью
собственных эмоциональных проблем в отношениях с дочерью. Особенно
интересно, что практически ту же «суровость» воспитания, что и А.Е . Лаб­
зина, испытала на себе баронесса В.- Ю . Крюденер
2
, сумевшая впоследствии
воспроизвести эту модель и в отношениях с собственной дочерью
3
. При этом
матери и Лабзиной, и Крюденер были женщинами особо религиозными, а
сама баронесса — проповедницей христианского мистицизма.
Анализ отношения взрослых к дворянским девочкам показывает, что к
ним применялись достаточно жесткие воспитательные стратегии, причем
более требовательную и «корректирующую» власть над ними чаще всего
реализовывали представительницы и представители «младшего» поколения
взрослых — матери, отцы, гувернантки, в то время как «старшее» поколение
ассоциировалось у них, в большинстве случаев, с гораздо более спокойным
и позитивным влиянием. Возможно, одна из причин властного прессинга ко­
ренится вообще в отношении к рождению девочки в дворянской семье,
которое, по свидетельствам мемуаристок второй половины XVIII — нача ­
ла XX в., могло быть самым разнообразным, а порой — диаметрально про­
тивоположным: от «восторженно-радостного»
4
до совсем «нерадостного»
5
.
Важно, что внешние обстоятельства ее «появления на свет» неизменно трак­
товались окружающими и впоследствии фиксировались авторами записок
и воспоминаний как предзнаменование «ожидавшей участи»
6
, «будущей
судьбы»
7
. Элемент мистификации, окутывавшей вступление девочки в жизнь
и выражавшейся то в «зловещих»
8
, то в «хороших»
9
предзнаменованиях, от­
ражал некую изначальную заданность ее жизненного пути, ожидание пас­
сивного следования ею иррациональному предопределению. Мысль о том,
что жизненный сценарий может быть осознанно изменен женщиной, как
правило, не посещала родных, бывших «статистами» при ее рождении.
При этом отношение матери к появлению дочери варьировало в зависи­
мости не столько от пола, сколько от того, была ли она ее первым ребен-
1
Там же. С. 17.
2
Крюденер В. -Ю. 1
. С . 100-101, 107, 111.
3
Крюденер В.-Ю . 2
. С.88.
4
Керн А.П. С . 340; «...я и родилась, на самую заутреню Светлаго Христова
Воскресенья, 19-го апреля. Дедушка Данила Яковлевич Земской был восхищен от
радости; человек он был пребогатый...» (Смирная Е.- А .В. С . 68).
5
Ржевская Г.И . С . 35.
6
Там же.
7
Достоевская А.Г . С. 9.
8
Ржевская Г.И . С. 35.
9
Достоевская А.Г . С. 9.

176
А.В . Белова
ком, как, например, А.П. Керн
1
, или девятнадцатым, как Г.И. Ржевская
2
.
В
последнем случае рождение дочери было омрачено еще кончиной мужа и не
воспринималось как способное ее компенсировать. В отличие от А.П. Керн,
писавшей, что мать была «восторженно обрадована»
3
ее появлением на свет
в 1800 г., Г.И. Ржевская, родившаяся на 41 год раньше, в 1759 г, и, будучи
старше даже матери Керн, обрисовала совсем иную, довольно мрачную кар­
тину:
«Нерадостно было встречено мое появление на свет. Дитя, родившееся по
смерти отца, я вступала в жизнь с зловещими предзнаменованиями ожидав­
шей меня несчастной участи»
4
.
Помимо общего количества детей в дворянской семье на отношение к
рождению девочки влияли также наличие наследника мужского пола и иму­
щественная состоятельность родителей. Княгиня Н.Б. Долгорукая, появив­
шаяся на свет в 1714 г, сообщала об очень позитивной реакции своих роди­
телей именно на рождение девочки: «Когда и я на свет родилась, надеюсь,
что все приятели отца моего и знающие дом наш блажили день рождения
моего, видя радующихся родителей моих и благодарящих Бога о рождении
дочери»
5
. Далее она объясняла причину такого отношения:
«Отец мой и мать надежду имели, что я им буду утеха при старости. Каза­
лось бы и так, по пределам света сего ни в чем бы недостатку не было. Вы
сами не безызвестны о родителях моих, от кого на свет произведена, и дом
наш знаете, который и доднесь во всяком благополучии состоит.. .»
6
.
Действительно, при рождении дочери Натальи ее родители были уже не мо­
лоды — матери (графине А.П. Шереметевой, урожденной Салтыковой) —
44 года, отцу (графу Б.П. Шереметеву) — 627 (причем, для обоих это был
второй брак), но богаты и еще влиятельны. Кроме того, годом раньше у них
родился сын Петр
8
, и не имелось формальных причин быть недовольными
появлением дочери. Правда, в отличие от Н.Б . Долгорукой, которая, возмож­
но, непроизвольно (а, может быть, наоборот, сознательно) идеализировала
благополучие родительского дома в сравнении со своей последующей «бедс­
твенной» жизнью, моралист князь М.М. Щербатов (1733-1790) в известном
произведении «О повреждении нравов в России» без оптимизма оценивал
1
КернА.П. 5
. С. 340.
2
Ржевская Г.И. С . 35.
3
КернА.П. 5
. С. 340.
4
Ржевская Г.И. С . 35.
5
Долгорукова Н.Б . С. 42.
6
Там же.
7
См.: Моисеева Г.Н. Комментарии // Записки и воспоминания русских женщин
XVIII — первой половины XIX века / Сост., автор вступ. ст. и коммент. Г .Н . Мои­
сеева. M ., 1990. С. 450.
8
П.Б . Шереметев (1713-1788). См.: Там же.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
177
имущественное состояние Шереметевых, относя их к тем «домам», которые
«естли не в разорение... пришли, но по крайней мере чу [в]ствовали немалую
нужду»
1
.
В частности, он писал: «... Борис Петрович Шереметев, фельдмар­
шал, именитый своими делами, обогащенный милостию монаршею, при­
нужден, однако, был вперед государево жалованье забирать и с долгом сим
скончался, яко свидетельствует самая его духовная. И после смерти жена
его подавала пис[ь]мо государю, что она от исков и других убытков пришла
в разоренье»
2
.
В 20-е гг XIX в., как показывают поздравительные сентенции в письмах,
отношение к рождению девочек, как со стороны женщин, так и со стороны об­
разованных мужчин, было дружелюбным, выражавшим искреннюю радость
от прихода в мир нового человека. В.А . Жуковский с присущим ему чувс­
твом юмора нашел по этому случаю для своей племянницы, друга детства и
всей последующей жизни, детской писательницы А.П . Зонтаг трогательно-
смешливые слова: «Я точно писал к вам два раза, по получении известия о
вашей крошке, — но вы не получали моих писем... вам верно весело было
бы слышать поздравительный голос своего брата и друга. И так, хотя поздно,
поздравляю вас с вашим милым товарищем. Дай Бог, чтобы она долго, долго
жила на вашу радость, чтобы пережила вас, но только тогда, когда вы уже
будете довольны жизнию и сами захотите в другую сторону»
3
. По сравнению
с первой четвертью XVIII в. по прошествии ста лет родившуюся девочку
стали воспринимать не как «утеху при старости», а как «товарища» в жизни.
Это свидетельствует о смене «утилитарного» восприятия ребенка женского
пола новым, признающим самоценность существования детской личности,
и, вместе с тем, указывает на партнерскую модель отношений взрослых с
девочкой взамен иерархизированной Несмотря на то, что эти изменения за­
тронули, в первую очередь, высшие слои дворянства, они могут рассматри­
ваться в качестве своеобразного «веяния времени», особенно с учетом того,
что Жуковский был придворным воспитателем (хотя и навлек на себя этим
нападки сатирической эпиграммы
4
), а Двор, как известно, — образцом для
подражания.
Некоторые мужчины, когда речь шла не о первом ребенке, даже отдавали
предпочтение дочери перед сыном, отмечая характерную особенность в спо­
собах выстраивания детьми отношений между собой — тяготение девочек к
1
Щербатов М.М . О повреждении нравов в России // «А се грехи злые, смер­
тные^»: Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России (X —
первая половина XIX в.) / Сб. ст . под ред. Н.Л. Пушкаревой. M ., 1999. С . 182.
2
Там же.
3
Письмо В.А . Жуковского к А.П . Зонтаг от 5 марта 1824 г. // ПВ. 1904. Отде­
льный оттиск из No 100: Грот К. Указ. соч. С . 12. No 8.
4
Бестужев (Марлинский) AA. <На B.A . Жуковского> // Русская эпиграмма... С. 127.

178
А.В . Белова
более равноправным горизонтальным отношениям, а мальчиков — к иерархи­
ческим вертикальным: «Я желаю дочь — она будет сестрою Павлу Павловичу.
Сын же того и гляди — вместо брата, сделается ему барином, чего я не хочу »
1
.
Письма тверских дворянок, относящиеся к 30-40-м гг XIX в. и свиде­
тельствующие о тесных взаимоотношениях между родственными семьями
провинциального дворянства, позволяют заметить живой интерес тетушек
к рождению племянниц. Вообще, к этому времени в тех семьях, где пред­
ставители второго поколения продолжали ощущать себя членами большой
родительской семьи, появление на свет и крещение ребенка у одной из сестер
воспринималось другими как важное событие, предполагавшее, по возмож­
ности, их присутствие там, где это происходило. Например, в 1844/1845(?) г
новоторжская дворянка Варвара Александровна Дьякова специально приеха­
ла на несколько дней вместе с детьми из своего имения Кушниково в роди­
тельское Премухино по случаю рождения племянницы, Любови Гаврилов­
ны, дочери ее сестры А.А. Вульф, урожденной Бакуниной (1816-1882)2
.
Дворянка Вышневолоцкого уезда Тверской губернии Мария Логгиновна
Манзей, узнав о рождении дочери у одной из своих многочисленных племян­
ниц, тепло поздравляла в письме невестку Софью Сергеевну и брата Николая
Логгиновича Манзея «с прибавлением семейства, следственно с прибавлением
радостей и утешений»
3
. Другая сестра, Вера Логгиновна Манзей, также по это­
му поводу поздравлявшая с «прибавлением семейства», сообщала о впечатле­
нии, произведенном на нее и Марию Логгиновну известием о рождении девоч­
ки: «... мы... радуемся в душах семейную радость»
4
. Из пяти сестер Манзей две
—
Вера и Мария Логгиновны — были незамужем. Они, судя по письмам, жен­
щины благочестивые и добрые, всю жизнь искренно радевшие о семьях бра­
тьев и сестер, особенно любовно относились к племянницам и племянникам,
а позднее и к их детям. Племянница Елена Николаевна Волкова, урожденная
Манзей (до 1826 — после 1865)5, особенно ценила отношение к себе «добрых
Тетенек» и выражала надежду в одном из писем на аналогичные их чувства
1
Письмо П.В. Нащокина к А.С. Пушкину от конца апреля 1834 г. // Друзья
Пушкина... M., 1986. Т. II . С. 347.
2
«...depuis avant hier je suis a Premouchino... et le lundi je repars avec mes deux
garcons a Кушниково» («...c позавчера я в Премухино... и в понедельник я поеду с
двумя моими мальчиками обратно в Кушниково» (пер. с фр. мой. — А.Б .)) . (Письмо
B.A . Дьяковой к Н.Н. Дьякову от 23 ноября. Б . г . (1844/1845 (?) г.) // ГАТО. Ф . 1407.
Оп. 1.Д. 44. Л. 1-1 об.)
3
Письмо М.Л. Манзей к CC и Н.Л. Манзеям. Б/д // ГАТО. Ф. 1016. Он. 1 .
Д.39.Л.29об.
4
Письмо В.Л. Манзей к CC и Н.Л. Манзеям. Б/д // Там же. Л . 28 об.
5
Письмо Н.Л . Манзея к В.Л. Манзей от 9 ноября 1826 г. // Там же. Д. 45. Л . 44 об.;
Письмо М.Л . Манзей к Е.Н. Волковой от 10 сентября 1865 г. // Там же. Д . 39. Л . 11.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
179
уже к ее дочери: «... еще сама хочу воспользоваться сим случаем что написать
вам несколько слов, сказать всем родные мои добрые Тетеньки как много от
души люблю вас и как грустно мне подумать что я нынче не увижу вас, не по­
кажу вам моей Сони, которую бы вы так полюбили я уверена, ее все любят кто
знает, а мне бы так радостно было чтобы вы ее увидали, милые мои Тетеньки,
хоть заочно любите ее, как вы меня любили всегда...»
1
.
Вместе с тем такое
их отношение может отражать и общее наметившееся к середине XIX в. осоз ­
нание ценности детства и детского мира. Вообще, в переписке сестер Манзей
обсуждению тем, связанных с детьми, отводилось весьма существенное место,
причем, в большей степени это касалось девочек — дочерей и племянниц.
В мемуарах и письмах российских дворянок XVIII — середины XIX в.
не удается выявить прямых свидетельств того, что рождение девочки было
встречено негативно именно из-за ее принадлежности к женскому полу, в от­
личие, например, от мужских литературных произведений автодокументаль­
ного происхождения, воспроизводящих патриархатный дискурс и позицию
отца, который «дочерей считал... ни за что»
2
.
Тем не менее ряд факторов и
стечение разных жизненных обстоятельств могло омрачить ее появление на
свет Другой вариант — несоответствие факта рождения девочки внутрен­
ним субъективным ожиданиям родителей, как матерей, так и отцов, обус­
ловленным внешними ментальными и социальными установками, которые
непроизвольно отражались на представлениях и психологических интенциях
даже вполне толерантных родителей, не могущих быть заподозренными в
гендерно асимметричном отношении к новорожденным девочкам, и, кото­
рые давали о себе знать и в более поздний период. Мемуаристка М.П. Бок,
урожденная Столыпина, вспоминала о дискредитирующем и эмоционально
непозитивном влиянии, которое оказала на ее родителей одна из устойчивых
родовых традиций, символизировавшая легитимизацию каждого следующе­
го поколения дворянского рода посредством своеобразного ритуала благо­
словения первого ребенка мужского пола в семье:
«Когда после пяти дочерей родился у моих родителей первый сын, радость наша
была огромная. Как нас, девочек, ни любили родители, их большим желанием,
конечно, было иметь сына. Мечта эта осуществилась лишь на двадцатый год их
семейной жизни. До моего брата родился сын моего дяди Александра Аркадье­
вича Столыпина. С грустью послали тогда мои родители образ, переходящий в
роду Столыпиных первенцу нового поколения, моему двоюродному брату. Зато
когда им Бог послал сына, были они счастливы и горды необычайно»
3
.
1
Письмо Е.Н . Волковой к В.Л. и М.Л. Манзей от 17 мая 1845 г. // Там же. Д . 93.
Л. 1-1 об.
2
Аксаков СТ. Семейная хроника // Аксаков СТ. Семейная хроника; Детские
годы Багрова-внука / Предисл. и примеч. С . Машинского. M., 1982. С. 26.
3
БокМ.П. С. 49.

180
А.В . Белова
Дворянский род и в генеалогическом, и в социокультурном плане «прочи­
тывался» как филиация мужских поколений. Именно поэтому наличие ис­
ключительно женского потомства воспринималось как его фактическое
прекращение, угасание, что в условиях сохранения родовой организации
дворянства, разумеется, считалось нежелательным. При этом, как и в более
ранний период, в конце XIX в. «мужской взгляд» на рождение девочек мог
быть представлен полярными точками зрения:
«Отец Антоний разделял их (родителей мемуаристки. — А .Б .) счастье и го­
рячо их поздравлял (с рождением сына. — А.Б .). Поздравлял он их также с
моим рождением и очень обижал мама тем, что с рождением остальных че­
тырех сестер поздравлять не находил нужным, считая, что от женщин мало
толку на свете.
Противоположного мнения держался дедушка Аркадий Дмитриевич Столы­
пин: он так любил женщин, что при рождении каждой девочки говорил:
—
Слава Богу, одной женщиной на свете стало больше»
1
.
Нереализованность собственных ожиданий, невозможность подтвердить со­
циально одобряемый и востребованный репродуктивный результат, зависи­
мость семейного и родового статуса родителей от половой принадлежности
их детей приводили к тому, что отношение к детям (старшим/младшим, пер­
вым/последним, девочкам/мальчикам) было дифференцированным и более
жесткие или игнорирующие властные стратегии в воспитании некоторых
девочек носили явный компенсаторный характер.
Наряду с этим на протяжении второй половины XVIII — первой полови­
ны XIX в. просматривается позитивная динамика в степени материнского
участия в процессе ухода за детьми. В 20-40-е гг XIX в. женской автодо­
кументальной традицией зафиксировано, что забота о детях стала составлять
одну из важнейших сфер повседневного попечения провинциальных дворя­
нок, которые теперь сами занимались с детьми
2
, купали
3
их и гуляли
4
с ними.
В очередном письме В.А . Дьяковой к мужу Н.Н. Дьякову упомянуто о таком
элементе ухода за ребенком как прогулки по саду, во время которых младенец
мог находиться либо на руках у матери, либо в специальной детской коляске,
входившей в употребление не только в городском, но и в усадебном быту: «По-
жалоста привези мне колясочку для Валериньке, теперь нам Анниной нельзя
пользовался, потому что она нужна ея детям, и беднаго Валерю надо тоскать
1
Там же.
2
КернА.П. 6
. С . 168; Письмо Е.Н . Волковой к В.Л . и М.Л. Манзей от 20 июня.
Б. г. (1845 г.)//ГАТО.Ф. 1016. Он. 1.Д.93. Л. 10 об.-11.
3
КернА.П. 6
. С.301.
4
Письмо В.А. Дьяковой к Н.Н. Дьякову. Б/д // ГАТО. Ф. 1407. Оп. 1. Д. 44 .
Л. 5 об.- 6; Письмо Е.Н. Волковой к В.Л. и М.Л. Манзей от 20 июня. Б. г. (1845 г.) //
ГАТО.Ф. 1016. Он. 1.Д. 93. Л.11.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
181
по саду в руках, что для него совсем нездорово, пожалоста милой Николай
привези, купи в Твери или в Торжке, чтобы только была крепка и надежна...»
1
.
Важно, что мать мотивировала потребность в приобретении детской коляски
удобством и пользой прежде всего для ребенка. «Общение» с природой, на
лоне которой росли девочки и мальчики в семьях провинциальных дворян, эко-
лого-географическая среда детства составляла особый аспект их воспитания.
Даже в столичных домах маленькие дети стали делить пространство с
матерью и ее гостями
2
. Детей принято было укачивать. В отсутствие матери
это делали девушки, в функции которых входил уход за детьми
3
.
Вверяя им
девочку, матери не оставались безразличными к тому, как они справлялись со
своими обязанностями, что также свидетельствует об усилении материнской
заботы о детях
4
.
В частной переписке первой половины XIX в. неизменно присутствовали
слова и пожелания в адрес детей (особенно маленьких и младших в семье)
5
,
которых и женщины, и мужчины называли «милыми детками»
6
, «безценны-
ми деточками»
7
, «детушками»
8
, «крошками»
9
, «любезнейшими пташками»
10
.
1
Письмо В.А. Дьяковой к Н.Н. Дьякову. Б/д // ГАТО. Ф. 1407. Он. 1 . Д. 44. Л . 5 об.-6 .
2
ВульфА.Н. С. 43.
3
«... исключая несносной девки, пришедшей качать ребенка» (Там же).
4
«ЗаКатенькой теперь ходит Катерина, и я ей очень довольна». (Керн А.П . 6
. С. 300.)
5
См., напр.: «...милым моим Племянничкам кланейса всем...» (Письмо М. Ta-
балиной к НИ. Соймоновой от 1 декабря 1802 г. // ЦИАМ. Ф . 1870. Оп. 1 . Д . 3.
Л. 3); «Сашиньке поклонись, поцелуй у нево ношку» (Письмо отца к дочери НИ
Соймоновой от 8 октября 1801 г. // Там же. Л . 9 об.); «.. .Сашички скажи что я ево
очень люблю_ когда будешь камне писать то спроси унево что он велит комне при­
писать» (Письмо М. Табалиной к НИ Соймоновой от 23 июля 1803 г. // Там же.
Л. 107 об.); «...в мыслях целую и детушек ее тоже Николеньку особа заменя по­
целуй Машиньке мое кресное благословенье» (Письмо Л.Л. Мельницкой к В.Л.
Манзей от 28 апреля 1836 г. // ГАТО. Ф . 1016. Оп. 1 . Д . 45. Л . 30 об.). Так, упоминае­
мым в последнем цитируемом письме младшим из девятерых детей П. Л. Абазы, урож­
денной Манзей, было Николаю 5 лет, а Марии 2 года. См.: РуммельВ.В., Голубцов
В.В. Указ. соч. СПб., 1886. Т. I. С. 7 .
6
Письмо М.И. Гусевой к И.И. Соймоновой. Б/д (от 21 мая. Б . г.) // ЦИАМ.
Ф.1870.Он.1.Д.3. Л.102об.
7
Письмо М.Л . Манзей к В.Л . Манзей от 28 апреля 1836 г. // ГАТО. Ф . 1016.
Оп. 1 . Д. 45. Л. 30; Письмо Л.Л . Мельницкой к В.Л. Манзей от 29 апреля 1836 г. //
Там же. Л. 28 об.
8
Письмо Л.Л . Мельницкой к В.Л. Манзей от 28 апреля 1836 г. // Там же. Л . 30
об.; Письмо Л.Л . Мельницкой к В.Л. Манзей от 29 апреля 1836 г. // Там же. Л. 28 об.
9
Письмо отца к дочери НИ Соймоновой от 6 октября 1802 г. // ЦИАМ. Ф. 1870.
Он. 1.Д.3.Л.19об., 20.
10
Письмо А.Н . Гусева к НИ Соймоновой от 14 декабря 1806 г. // Там же. Л . 60.

182
А.В . Белова
В женских письмах 1830-х гг все более часто встречались упоминания о де­
тях, которых почти всегда теперь именовали уменьшительно-ласкательно:
«Алиша»
1
, «Катинька»
2
, «Лилинька»
3
. Взрослые женщины — матери и бабуш­
ки — стали больше считаться с эмоциональным состоянием детей и, в случае
каких-то переживаний, старались отвлечь их от грустных мыслей. Ценность
приобретало совместное времяпровождение с детьми, которое доставляло удо-
вольствие и самим взрослым
4
.
Общественные гулянья, допускавшие присутс­
твие детей в публичном, «взрослом» пространстве и их собственную заинтере­
сованность в пребывании там, становились одной из форм совместного досуга
взрослых и детей. День рождения дочери и племянницы воспринимался зна­
чимым праздником в дворянской семье. М.Л. Манзей писала о праздновании
в честь М.Н. Манзей, младшей дочери ее брата Н.Л. Манзея: «Вчера мы были
все у обедни по случаю рождения маленькой Маши и потом у нас в доме Маша
так меня любит и Вереску
5
что это ей большое насраждение, я ей подарила что
вы мне прислали ленточки не имею ничего другаго ей оне очень ей и Софьи
Сергеевне (матери Маши. — А.Б.) понравились.. .»
6
.
Мемуаристки отмечали, что в 30-е гг XIX в. как женщины, так и мужчины
не считали зазорным ласкать детей, разговаривать с ними, обращать внима­
ние на особенности их речи и дикции
7
. Если в конце XVIII в. отцы отчитыва­
ли своих жен за слишком заботливое обращение с ребенком
8
,ток40-мггXIXв.
1
Письмо НО. Пушкиной к ОС. Павлищевой от 8 мая 1833 г.. С . 150.
2
Там же.
3
Письмо В.Л. и М.Л. Манзей к CC и Н.Л. Манзеям. Б/д // ГАТО. Ф. 1016. Оп.
1.Д.39.Л.28об.
4
«... Алиша и Катинька много плакали накануне; дабы несколько утешить Али-
шу, я поехала с нею 1-го Мая на гулянье. Давно не видала я столько экипажей,
народ был очень одушевлен, было несколько павильонов, наполненных публикой
и цветами, и музыка раздавалась со всех сторон. Это напомнило мне доброе старое
время, когда я веселилась душой и сердцем». (Письмо НО. Пушкиной к ОС Пав­
лищевой от 8 мая 1833 г... С . 150.)
5
Село в Вьптшеволоцком уезде Тверской губернии (ГАТО. Ф . 1016. Оп. 1 . Д . 93.
Л. 15), перешедшее к сестрам Манзей от матери, Прасковьи Ильиничны Манзей,
урожденной Языковой (1761-1818), некогда было приданым их бабушки, Федосьи
Ивановны Языковой, урожденной Болкошиной (... -п осле 1786). См.: ГАТО. Ф . 59.
Оп. 1.Д.5.Л.28об.
6
Письмо М.Л. Манзей к В.Л . Манзей от 18 июня 1836 г. // ГАТО. Ф . 1016. Он. 1 . Д. 45.
Л. 23 об.
7
«Он... ласкал мою маленькую дочь Ольгу, забавляясь, что она на вопрос: «Как
тебя зовут?» — отвечала: «Воля!»...». (КернА.П . 1
. С.62.)
8
«Мое равнодушие к детям которое столко тебе не нравилось, не похоже на меня,
ни на мои образ мыслей, оно мне не сродно; но я старался уметь приобресть его
единственно для того что бы наши дети или лутче мы сами чрез них не отравили ту

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
183
они не только с уважением отзывались о материнских хлопотах супруг, но и
высказывали в письмах собственную обеспокоенность состоянием здоровья
и другими проблемами детей
1
. Тем не менее и в середине XIX в. в среднерус­
ской деревне можно было встретить дворянина-отца, который, по словам его
дочери, «мало обращал на нас внимания, считая воспитание детей женским,
а не мужским делом»
2
.
Отчасти это соответствовало распределению ролей в
дворянских семьях, в которых мужчины часто отсутствовали по служебной
или хозяйственной надобности, однако подобных взглядов придерживались
и те, кто безвыездно находился дома, но умудрялся при этом вести жизнь,
обособленную от остальных домочадцев стенами кабинета
3
.
Женские и мужские письма 40-х гг XIX в. содержат упоминания о том,
что именно матери несли основные заботы по уходу за детьми, требовавшие
большой отдачи душевных и физических сил. «Вы неможете себе предста­
вить, — сообщала свекрови Ольге Михайловне Анастасия Евгеньевна Апых-
тина, урожденная Суворова
4
, — как я горько провожу время с своими ребя­
тишками, оне беспрестанно хворают и я с ними сама чуть чуть не слегла в
постелю, Бог еще по милосердию своему потдерживает меня для них, хотя
хвораю порядочно и теперь, но все таки хожу; Муж сей час отправляется
в уезд, а я остаюсь с больным одна, и мысль о смерти Евгения преследует
меня ужасно ежели небудет его, то не знаю буду ли в состоянии перенести
оное. Чего да избавит Господь, помолитесь и вы Драгоценная моя Матушка
об этом»
5
.
Сергей Иванович Волков (1803- .. .) писал в одном из писем, что
часть жизни нашей с которой толко мы жить збираемся, мне хотелось бы чтобы я лю­
бил сыну делать добро, помочь ему когда надобно, любоваться им когда он любезен,
жалеть его когда он нещаслив, но не бегать на всякой крик, не безпокоится всяким
его каприсом и словом безпрестанным; его няньчиньем непристрастится так что бы
его и крик и припадок были безпокоиство в доме и в душах наших. Тебя М:<илой>
д:<руг> воображал я матерью благоразумною которая детям будет разсудително де­
лать добро а не всегдашним и без пределным добром их нещастие...». (Письмо неиз­
вестного к жене от 20 апреля 1785 г. // ГАТО. Ф. 103. Оп. 1. Д. 2619. Л. 4-4 об.)
1
«У меня дети исхворались сперва малинький Федор был очень болен, но бла­
годаря Бога поправился, а теперь старший Евгений опасно болен, но надеюсь на
милость Божию авось выздоровеет. Жена моя, от безпокойства и изтинной ревнос­
ти по присмотру за ними тоже забалела и хворает довольно серьезно». (Письмо
М.Ф. Апыхтина к ОМ. Ашктиной. Б/д (от 1843/1844(?) г.) // ГАТО. Ф . 1403. Апых-
тины — дворяне Бежецкого уезда Тверской губернии. Оп. 1. Д. 9. Л. 23 об.)
2
Ковалевская СВ. С . 26.
3
«... папин кабинет составлял основание трехэтажной башни и лежал совсем в
стороне от остального жилья» (Там же. С . 28).
4
См.: РуммельВ.В., ГолубцовВ.В . Указ. соч . СПб., 1887. Т . II . С. 443.
5
Письмо А.Е. Апыхтиной к ОМ. Апыхтиной. Б/д (от 1843/1844(?) г.) // ГАТО.
Ф.1403.Он. 1.Д.9.Л.23об.

184
А.В . Белова
вынужден был из-за служебной занятости оставить жену, с которой состоял в
браке чуть больше двух лет (с 21 апреля 1843 г.), одну на даче с их маленькой
дочерью Софьей, родившейся 19 января 1844 г.
1
и не достигшей еще 1 года
и 4 месяцев: «... мы теперь сиротствуем и еще более осиротеем когда и Лиза
(сестра жены, Елизавета Николаевна, урожденная Манзей.
—
А.Б .) от нас
уедет Моя Лилинька (жена, Елена Николаевна, урожденная Манзей.
—
А.Б .)
совсем тогда останется одна, во время лагеря по роду службы моей мне ред­
ко очень можно будет ее видеть; набудущей неделе я останусь совершенно
один: мои обе дамы переберуться в Царское Село на дачу — я к ним только
туда буду ездить в гости»
2
.
Сама Елена Николаевна Волкова подробно опо­
вещала из Царского Села вышневолоцких родных о том, как она без посто­
ронней помощи успешно справлялась с задачей попечения о своей первой
дочери, приближавшейся к полуторагодовалому возрасту:
«Мы с Соней здесь живем потихоньку, уединенно... иногда Сергей
Ив.<анович> и братья меня радуют своими посещениями... Соня здесь,
слава Богу, очень поправляется выросла, загорела, ходит довольно хорошо
одна, начинает болтать, такая миленькая и ласковая, очень любит гулять и
кататься, не дичится никого, очень любит братьев и Сергея Ив.<ановича> и
очень рада всех кто приедит, а прощаться не любит»
3
.
Женские письма первой половины XIX в. фиксируют повышенное вни­
мание матерей к особенностям эмоционального и физического развития их
детей. Марья Ивановна Гусева описывала в 1806 г сестре Наталье Ивановне
Соймоновой свои наблюдения за поведением и речью дочери, возраст ко­
торой в то время не превышал 2-х лет: «... с Сергеем Матвеевичем (родной
брат мужа Н.И . Соймоновой.
—
А.Б .) она (дочь Маша.
—
А.Б .) в страшной
дружбе, целует ево всегда и обнимает, и когда он збирается ехать домой то
она всегда просит чтобы еще посидел, говорит Сядьтись, указывая на стул,
странная вещь как она ево любит и она чувствует что он доброй когда он
приехал то она с таким возхищением вбежала ко мне, и говорит Мамичка так
она меня называет дядя — и тотчас и Стала к нему ласкаться, эта она всегда
говорит гости ежели хто приедет, а тут она узнала что он ей дядя.. .»
44
.
Софья
Сергеевна Манзей, урожденная Яковлева (...—
после 1873)5, внимательно
1
История родов русского дворянства: В 2 кн. / Сост. ПН Петров. М, 1991. Кн. 2 . С. 240.
2
Письмо СИ. Волкова к В.Л. и М.Л. Манзей от 17 мая 1845 г. // ГАТО. Ф. 1016.
Он. 1.Д.93.Л.2.
3
Письмо Е.Н. Волковой к В.Л . и М.Л . Манзей от 20 июня. Б . г. (1845 г.) //
Там же. Л. 10 об.-11.
4
Письмо М.И . Гусевой к Н.И. Соймоновой от 14 декабря 1806 г. // ЦИАМ. Ф. 1870.
Он. 1.Д.3. Л.59.
5
Письмо К.Н. Манзея к брату от 22 ноября 1873 г. // ГАТО. Ф . 1016. Оп. 1 . Д. 39.
Л. 13-13 об.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
185
следила за изменениями самочувствия детей из-за прорезывания зубов и де­
лилась информацией об этом с сестрами мужа, для которых это было так же
важно, как и для нее самой: «... Миша теперь совсем оправился после корен­
ных зубков которые у него прорезались.. .»
1
.
Однако, несмотря на все позитивные изменения, произошедшие на про­
тяжении XVIII — середины XIX в., в отношении к детям, в том числе и к
девочкам, на повышение ценности детства, его образ, запечатленный глазами
самих детей не вырисовывается безупречным. Именно поэтому свидетельс­
тва мемуаристок контрастируют с письмами взрослых. Самыми же безыс­
кусственными и неподдельными подтверждениями являются письма самих
детей, которых, как я уже отмечала, сохранилось немного. В этой связи мо­
жет быть достаточно и одного примера, позволяющего проникнуть в детское
самоощущение. В многодетной семье рязанских дворян Лихаревых, вполне
благополучной и чадолюбивой, как и в других дворянских семьях середины
XIX в., существовал обычай написания всеми детьми писем находящимся
в отъезде родителям. 5 -тилетняя дочь Вера вместе со старшими сестрами и
братьями, последней на листе, написала своей маме, Варваре Александров­
не Лихаревой, урожденной Астафьевой (1813-1897), уехавшей из имения по
хозяйственным делам в Рязань, самое короткое письмо:
«Милая Мама
Я жива здорова целую ваши ручки, дочь ваша
Вера дурочка»
2
.
Что заставило маленькую девочку так подписаться в письме к маме? Если
бы у нее, действительно, было заболевание и отклонения в развитии, то вряд
ли она впоследствии смогла бы выйти замуж и родить ребенка
3
.
Да и труд­
но представить, чтобы девочка с запаздывающим развитием в 5 лет умела
писать прописными буквами. Но даже в этом случае в семье, где все осталь­
ные превышали ее по возрасту, негуманно было бы дать ей понять, что она
не такая как все. Если же она была обычным ребенком, значит в семье ее
так называли старшие дети (или взрослые?). Выше на примере письма ее
тезки «Вериньки» Бек я уже обращала на это внимание. Оценки взрослых,
особенно на определенном этапе, имеют большое влияние на формирование
самоощущения ребенка, в известном смысле даже программируя его. Поэ­
тому допустимость в дворянской семье подобных инсинуаций в отношении
1
Письмо CC Манзей к В.Л. и М.Л . Манзей от 20 августа 1836 г. // ГАТО. Ф. 1016.
Оп. 1.Д.45.Л.25.
2
Письмо В. Лихаревой к В.А . Лихаревой. Б/д (от 19 января 1859 г.) // ГАТО.
Ф. 1063.Оп. 1.Д. 137. Л.72 об.
3
Вера Александровна, урожденная Лихарева (1854- .. .), вышла замуж 17 фев­
раля 1891 г. за СВ. Константинова и 12 марта 1893 г. родила сына Александра.
См.: ГАТО.Ф. 1063. Он. 1.Д.32.Л. 71.

186
А.В . Белова
маленькой девочки, в восприятии которой это становилось самооценкой, ха­
рактеризует тогдашнюю семейную организацию как формальное иерархи-
зированное сообщество, все участницы и участники которого должны были
постоянно подтверждать свой статус, и, разумеется, как бы то ни было, сви­
детельствует о недостаточном уважении к «миру детства».
Кроме того, авторитарность воспитания в дворянских семьях застав­
ляет задуматься: а имели ли девочки право на каприз, на самовыражение в
присутствии взрослых, на публичное внимание? Безусловно, да. Но не все,
а только те, кому это позволяли родители, исходя из личных предпочтений
одних своих чад перед другими. Мемуаристка СВ. Ковалевская, урожденная
Корвин-Круковская (1850-1891), вспоминала о различном отношении роди­
телей к своих детям:
«Анюта, как значительно старшая, пользовалась, разумеется, большими
преимуществами против нас. Она росла вольным казаком, не признавая над
собой никакого начала. Ей был открыт свободный доступ в гостиную, и она
с малолетства заслужила себе репутацию прелестного ребенка и привыкла
занимать гостей своими остроумными, подчас очень дерзкими выходками и
замечаниями. Мы же с братом показывались в парадных комнатах только в
экстренных случаях; обыкновенно мы и завтракали, и обедали в детской»
1
.
Особую роль среди воспитательных практик играло ограничение физи­
ческой активности и подвижности девочек, начиная с тугого пеленания мла­
денцев («мучительного пеленанья»)
2
, и, вплоть до запретов гулять, бегать,
прыгать
3
, особенно лазить по деревьям
4
, даже если это хорошо у них получа­
лось. Излишняя строгость
5
, применение наказаний (от постановки «в угол»,
иногда «на колени», «засаживания в темную комнату» до битья и дранья «за
уши до крови»)
6
, запугивания
7
болезненно сказывались на психике, приводя к
замкнутости, развитию фобий и комплексов
8
.
Мемуаристки считали детство
1
Ковалевская СВ. С. 12.
2
«.. .пеленала так туго, что лицо у меня синело и глаза наливались кровью...».
(Дурова НА. 5
. С. 27.)
3
См.: ДуроваНА. ; ДуроваН.А . 3
.
4
«Только резвость моя много огорчала мою почтенную мать. У меня любимое
занятие было беганье и лазить по деревьям, и как бы высоко дерево ни было, - то
непременно влезу. А как меня за это наказывали, то я уходила тихонько в лес и там
делала свое удовольствие; и братьев с собой уведу и их учу также лазить; и учи­
тельнице много за это доставалось». (Лабзина А.Е . С. 17.)
5
КернА.П. 5
. С. 342-343; Ковалевская СВ. С. 34.
6
Лабзина А.Е . С. 17; Дурова Н.А . 5
. С.30,32;КернА.П. 5
. С. 350-351; Письмо
А.П . Керн к П.В . Анненкову от апреля — мая 1859 г... С . 150-151; Ковалевская СВ.
С. 32-35; Семенов-Тян-Шанский П.П. С. 424.
7
Щепкина А.В . С. 384.
8
КернА.П. 5
. С. 343; Ковалевская СВ. С. 15; Щепкина А.В. С. 384.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
187
счастливым, если их «не наказывали понапрасну»
1
.
Даже мемуаристы-муж­
чины отмечали, что в семье девочек чаще наказывали за активное поведение
(«резвость»), чем мальчиков
2
. При этом нередко именно девочки выступали в
качестве инициативной стороны в «чисто детских шалостях» и в совместных
детских играх
3
, что опровергает атрибутируемую женскому полу во многих
культурах пассивность.
Стереотипные культурные предписания диктовали более жесткое отно­
шение и более высокие требования к девочкам, чем к мальчикам в дворянс­
ких семьях XVIII — середины XIX в., причем со стороны обоих родителей.
Тем не менее, несмотря на явные негативные проявления применявшихся
к ним как к представительницам женского пола воспитательных практик,
дворянки по прошествии многих лет идеализировали детство, что нагляд­
но показывает, как депривированный индивид превращает репрессивные
практики в приемлемые. Конструирование в воспоминаниях собственной
идентичности возвращало их к началу жизни, к ранним впечатлениям и
опытам, в том числе к таким, о которых сами они не могли помнить, но
знали по рассказам близких. Переживания детства, даже печальные, иг­
рали важную роль в осознании целостности и полноты прожитой жизни
и оценивались как «счастливые» именно по отношению к ней. Записывая
детские воспоминания как часть истории своей жизни, взрослые женщи­
ны с позиции уже иного жизненного опыта пытались «другими» глазами
взглянуть на особенно болезненные эмоциональные травмы детства и, на
этот раз, успешно «пережить» их, убеждая себя в том, что тогда они были
счастливы.
Рефлексия негативных воспитательных установок появляется толь­
ко у мемуаристок второй половины XIX — начала XX в. (А.П. Керн, А.В .
Щепкина, А.Г . Достоевская, СВ. Ковалевская), которые, вспоминая собс­
твенное детство первой трети — середины XIX в., не просто сожалели о
своих печальных детских опытах, а пытались оценить педагогические стра­
тегии и отношение взрослых как бы с точки зрения распространившего­
ся позднее «помогающего, или эмпатического стиля воспитания детей».
Зарождение этого стиля, признающего за ребенком лучшее знание своих
потребностей, понимание со стороны родителей вместо повелительности,
1
Достоевская А.Г . С. 13.
2
«Когда же кого-нибудь из нас ставили в наказание в угол, а в случае более
важных проступков — даже на колени, что чаще всего случалось с резвой Ната­
шей, изобретавшей неимоверные, конечно, чисто детские шалости, а иногда и с
Николинькой, по причине его необыкновенного упрямства...» . (Семенов-Тян-Шан-
ский П.П. С . 424.)
3
Там же; «... и братьев с собой уведу и их учу также лазить...». (Лабзина А.Е .
С. 17.)

188
А.В . Белова
создание ими благоприятных условий для его эмоционального развития
1
,
Л. Демоз усматривает только в середине XX в. Тем не менее шлюзы свобо­
ды, открывшиеся после буржуазных преобразований в России 60-70-х гг
XIX в., явственно проявились в позициях мемуаристок-дворянок. Особен­
но показательны в этой связи педагогические рассуждения А.П. Керн
2
, опе­
режающие в известном смысле свое время и не утратившие актуальности
до сих пор.
Будучи одной из немногих мемуаристок второй половины XVIII-XIX вв.,
посвятивших именно отдельное произведение своему детству, она в 1870 г
в возрасте 70 лет написала последние из своих воспоминаний, в чем, судя
по характерному эпиграфу3
и заключению
4
, вполне отдавала себе отчет По
словам современного публикатора этих воспоминаний A.M. Гордина, сохра­
нившаяся их рукопись не озаглавлена
5
.
Тем не менее вторая публикация этих
мемуаров в 1884 г в журнале «Русский архив» дала им подходящее и дошед­
шее до настоящего времени название «Из воспоминаний о моем детстве»
6
.
На мой взгляд, интересно то, что женщина в преклонном возрасте обращает­
ся к событиям и эмоциям своего детства, и, что в качестве осознанно послед­
них своих воспоминаний она выбирает запись именно детских впечатлений.
Это свидетельствует о роли, которую она отводила детству в своей жизни,
маркирует детство в иерархии этапов ее жизненного цикла. Еще раз подчер­
кну, что в преддверии конца жизненного пути детство оказывалось тем его
периодом, о котором она сама осознанно и добровольно хотела вспомнить
и написать, а, значит, «оживить» в себе, «прокрутить» назад, «вернуться»,
«прожить» снова. При этом А.П . Керн прямо противопоставляла «счастли­
вое детство»
7
последующему «несчастливому» супружеству, о котором, на­
оборот, сознательно не хотела вспоминать и писать в конце жизни: «Мое
1
О «помогающем стиле воспитания детей» Л. Демоза см., напр.: Бакшу-
това Е. Указ. соч.
2
Основные вехи ее биографии см.: Гордин A.M . Анна Петровна Керн — ав­
тор воспоминаний о Пушкине и его времени // Керн (Маркова-Виноградская) А.П .
Воспоминания о Пушкине... С. 5-32; Он же. Анна Петровна Керн и ее литера­
турное наследие // Керн (Маркова-Виноградская) А.П. Воспоминания. Дневники.
Переписка / Сост., вступ. ст. и прим. A .M . Гордина. M ., 1989. С . 5 -24; Энциклопе­
дический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии... M., 1994. Т . 5 . С . 784.
3
B качестве эпиграфа взята выдержка из трагедии А.С. Пушкина «Борис Году -
нов» — «Еще одно, последнее сказанье — и летопись окончена моя».
4
«.. .а потому я этим и кончу свое последнее сказание...». (Керн А.П . 4
. С. 126.)
5
Гордин A.M . Примечания // Керн (Маркова-Виноградская) А.П . Воспомина­
ния. Дневники. Переписка... С. 441.
6
Там же.
7
КернА.П. 4
. С. 117.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
189
несчастие в супружестве не таково, чтобы возможно его писать теперь, когда
я уже переживаю последние листки моего собственного романа и когда мир
и всепрощение низошли на мою душу»
1
.
Это, кстати, наглядно представляет
процесс письма для дворянки как своего рода «проживание заново» минув­
ших ситуаций. Прошлое вытесненное, запрятанное глубоко в недрах памяти, —
как бы и не прошлое, оно становится таковым, когда о нем написали и вновь
«присвоили» порожденные им эмоции.
В своеобразной преамбуле к воспоминаниям о детстве А.П. Керн акцен­
тирует внимание — свое, в первую очередь, — на важности начального этапа
жизни:
«Начну с начала. Не думайте,... что начало (курсив А.П. Керн. — А.Б.) ниче­
го не значит; напротив, я убедилась долгим опытом, что оно много и много
значит!
2
»
Но ее пафос свидетельствует, что и в 1870 г эта мысль не была для всех
очевидной. А значит, представления о несущественности детства все еще не
были преодолены
3
.
При этом Керн ссылается на свой индивидуальный жиз­
ненный опыт, что показывает, что в течение жизни она неоднократно эмоцио­
нально «обращалась» к собственному детству
4
.
Она прямо утверждает, что в
детстве определяется моральный облик индивида: «Роскошная обстановка и лю­
бовь среды, окружающей детство, благотворно действуют на все существо чело­
века, и если вдобавок, по счастливой случайности (курсив А.П. Керн. — А.Б .),,
не повредят сердца, то выйдет существо, презирающее все гадкое и грязное, не
способное ни на что низкое и отвратительное, не понимающее подкупности
и мелкого расчета»
5
. Следующее затем заключительное замечание А.П. Керн
из преамбулы показывает, что и в последней трети XIX в., не говоря уже о
более раннем периоде, было все еще далеко до того самого «помогающего
стиля воспитания детей»:
«Дайте только характер твердый и правила укрепите; но, к несчастию,
пока все или почти все родители и воспитатели на это-то и хромают; они
почти сознательно готовы убивать, уничтожать до корня все, что обещает
выработаться в характер самостоятельный в их детях. Им нужна больше
всего покорность и слепое послушание, а не разумно проявляющаяся во­
ля...»
6
.
1
Там же. С. 126.
2
КернА.П. 5
. С. 338.
3
О существовании таких представлений у русских дворян-мужчин XVIII в.
см.: Пушкарева Н.Л . Частная жизнь русской женщины... С. 206.
4
Современные психологи придают огромное значение внутреннему диалогу
со своим детским «я». См.: Найти ребенка внутри себя // Psychologies. 2006. No 11.
С. 118-144 .
5
КернА.П. 5
. С. 338.
6
Там же. С. 338-339.

190
А.В . Белова
В этой назидательности Керн, которую она позволяет себе с высоты своего
возраста, прочитывается ее собственный опыт детства в условиях репресси­
рующего влияния отца. Ей же принадлежит достаточно жесткая оценка фе­
номена родительской власти:
«...власть (курсив А.П . Керн. — А.Б .) родительская далеко не благотворна в
большинстве случаев... Она направляется часто не на воспитание детей, по
их способностям и влечениям, а по своим соображениям устраивает их карь­
еру, не спросясь их желаний и наклонностей, и бросает их в брак сообразно с
своими выгодами, а не с сердцем детей и в конце концов выходит несчастие»
1
.
Примечательно, что Керн в данном случае не делает различия между влия­
нием отца и матери, поскольку последние, как было показано выше, часто
компенсировали собственную депривированность реализацией властного
нажима в отношениях с дочерьми.
Другая мемуаристка, СВ. Ковалевская, запомнившая из своего детства
и недостаток любви матери, и невнимание со стороны отца, и властные
усилия гувернантки, компенсируемые заботой и любовью няни, характе­
ризовала отцовские педагогические представления как одновременно пат-
риархатные и вынужденные, диктуемые нерефлексируемыми социальными
установками:
«Его (отца.
—
А.Б .) понятия о воспитании весьма элементарны, и вся пе­
дагогика подводится им под рубрику женского, а не мужского дела. Он,
разумеется, и не подозревает, какой сложный внутренний мир успел уже
сложиться в голове той маленькой девочки, которая стоит теперь перед ним
и ждет своего приговора. Занятый своими «мужскими» делами, он и не заме­
тил, как я мало-помалу вырастала из того пухленького ребенка, каким была
лет пять назад. Его, видимо, затрудняет, что сказать мне и как поступить в
данном случае. Мой поступок кажется ему маловажным, но он твердо верит
в необходимость строгости при воспитании детей. Ему внутренне досадно на
гувернантку, которая не умела уладить такого простого дела сама, а послала
меня к нему; но раз уже прибегли к его вмешательству, он должен проявить
свою власть»
2
.
Рассмотренные репрессивные воспитательные практики были настоль­
ко интегрированы в структуру семейной организации, что при негативном к
себе отношении воспринимались как обычные, привычные, «законные».
В дворянской семье принуждение в той или иной форме и степени могло кос­
нуться любого в зависимости от занимаемой им внутрисемейной позиции.
Анализ данной проблемы позволяет, на мой взгляд, более достоверно интер­
претировать механизмы воспроизводства тендерной иерархизации внутри
семьи, многие аспекты детской повседневности и особенности эволюции
разноликих женских субъективностей
1
Там же. С.351.
2
Ковалевская СВ. С . 34.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
191
Отношение к девочкам в дворянских семьях было дифференцирован­
ным и противоречивым. Оно могло зависеть как от индивидуальных при­
страстий взрослых, так и от устоявшегося властного порядка в семье. При
этом доминирование мужа и отца носило не только фактический, но и сим­
волический характер. Даже в тех случаях, когда женщины лишались мужей
и утрачивали их власть над собой (матери мемуаристок Г.И . Ржевской, А.Е.
Лабзиной и других), они не переходили на партнерскую модель отношений
с дочерью, а продолжали либо ее игнорировать, либо применять к ней реп­
рессирующую стратегию воспитания. В то время как сын ассоциировался с
надеждами матери, воплощал для нее попытку «создания мужчины», кото­
рого она хотела бы видеть рядом с собой, дочь была олицетворением собс­
твенных неудач, несбывшейся мечты, связи с мужем, не принесшей счастья
и, наконец, безысходности от предчувствия повторения того же жизненного
сценария. Досада на невозможность изменить к лучшему свою жизнь вы­
мещалась матерью именно на дочери, которая воспринимала ее отноше­
ние как нелюбовь к себе. Это свидетельствует о том, что само материнс­
тво носило, по большей части, функциональный, вынужденный характер.
Парадоксально, но при том, что судьба женщины программировалась как
репродуктивная (а, скорее всего, именно вследствие этого), материнство не
было осознанным индивидуальным женским проектом, по крайней мере
в отношении дочерей, не являвшихся формальными продолжательницами
дворянского рода.
В дворянской среде России XVIII — середины XIX в. можно выделить
четыре типа семейного воспитания девочки: 1) игнорирующий, при котором
ребенок (по разным причинам) оказывался оставленным и матерью и от­
цом; 2) материнский, или квазиматеринский, когда отец мог быть индиффе­
рентен к воспитанию девочки, либо неиндифферентен, но репрессивен, либо
взгляды матери и отца на эмоциональные реакции ребенка и обращение с
ним сильно расходились; 3) отцовский, или «новое отцовство», когда влия­
ние отца на воспитание дочери воспринималось ею как существенное; 4) пар­
тнерский, при котором мать и отец стремились принять обоюдное участие в
воспитании дочерей. При этом два первых типа преобладали по сравнению
с двумя последними, которые встречались еще достаточно редко. Однако
именно в тех случаях, когда отец принимал живое конструктивное участие
в интересах и жизни дочери, воспитание ее обретало более гармоничный и
сбалансированный характер. «Новые отцы» провоцировали в дочерях ак­
тивную жизненную позицию, нацеливали их на развитие продуктивных на­
выков и качеств, на ведение деятельного образа жизни. Прообразы «нового
отцовства» конца XVIII в. (например, отец мемуаристки Н.А . Дуровой) будут
пополнены последующими поколениями отцов второй половины XIX в., не­
которые из которых как люди широких взглядов не только не разделяли тра­
диционных представлений о предназначении женщины (отец мемуаристки

192
А.В . Белова
М.П . Бок)
1
, но и не считали ее пассивной жертвой неудачного брака
2
и даже
способствовали возникновению в России высшего женского образования
(отец мемуаристки М.А . Бекетовой)3
.
Репрессивные же воспитательные стратегии были напрямую связаны
с конструированием нормативной тендерной идентичности дворянок, не с
развитием заложенных в них способностей и дарований и предоставлением
возможности раскрыть их самим, а с разнообразными телесными, поведен­
ческими и нравственными «переделками», «корректировками», социокуль­
турным моделированием. Тем самым закладывались основы формирования
тендерной асимметрии в дворянском обществе, представления о социальной
востребованности лишь одного «предназначения» женщины и воспроизводс­
тва связанного с этим и принятого тендерного контракта.
2.4 . «Счастливые годы, проведенные мною в Институте...»
4
(Детство дворянских девочек в институтах
в XVIII — середине XIX в.)
Феномен женского институтского образования интересует меня в контексте
изучения мира внедомашнего детства девочек-дворянок, отличий его от семей­
ного воспитания, более направленного формирования «женской» тендерной
роли, насаждения нормативной тендерной идентичности юным представитель­
ницам дворянского сообщества в России второй половины XVIII — середины
XIX в. Вместе с тем предметом исследования станут эмоциональные пережи­
вания и опыты, сопряженные с пребыванием в закрытых воспитательных уч­
реждениях. Институтское образование дворянских девочек — не только один из
1
«Часто мой отец говорил со мной в те годы, какой он хотел бы видеть меня
взрослой. Во-первых, не дай Бог быть изнеженной; этого папа вообще не выносил;
он говорил, что хочет, чтобы я ездила верхом, бегала на коньках, стреляла в цель,
читала бы серьезные книги, не была бы типом барышни, валяющейся на кушетке с
романом в руках». (БокМ.П . С . 30.)
2
«После его (мужа. — А.Б .) отъезда отец употребил все свое влияние на дочь,
уговаривая ее расстаться с мужем ради ребенка». (БекетоваМ.А . С . 33.)
3
«Великую горячность проявил Андрей Николаевич в деле насаждения высше­
го образования женщин. <. . > Высшие женские курсы в Петербурге по всей спра­
ведливости нужно было бы назвать Бекетовскими, но во главе их был поставлен
по воле министра талантливый историк К.Н. Бестужев-Рюмин, более отвечавший
тогдашним понятиям правительства о благонамеренности; отец мой считался че­
ловеком опасным и беспокойным: он беспрестанно тревожил власти по тому или
иному делу учащейся молодежи». (БекетоваМ.А . 3
. С . 368-369.)
4
Стерлигова А.В. С . 69.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
193
элементов сословной культуры российского дворянства, но и своего рода «квин­
тэссенция» этой культуры, проявление сложного соотношения внешних санк­
ций и предписаний с внутренними установками и ценностными ориентациями.
Получение такого образования каждым следующим поколением «благородных»
россиянок означало репродуцирование сословных и тендерных норм, стереоти­
пов «женского» поведения, идеалов санкционированной «женственности».
Характерно, что исторически институтское образование дворянок стало
одним из атрибутов принадлежности к дворянскому сословию и образу жиз­
ни
1
, а в контексте социально-политического катаклизма 1917 г — своего рода
культурным символом всего «старого мира». В культурологическом смысле
симптоматично размещение «штаба» революции в здании самого первого и
наиболее известного женского института
2
, сохранение за ним прежнего на­
звания при полной смене культурных ассоциаций
3
.
Для последующих поко­
лений советских людей Смольный ассоциировался прежде всего с револю­
ционным прошлым, а не со «старорежимным» воспитанием «благородных
девиц». Это должно было знаменовать собой не только политическую победу
новых социальных сил, но и символическое доминирование «агрессивной»
маскулинности над «миролюбивой» фемининностью. В свою очередь дан­
ный символический подтекст также не был лишен социально-политического
смысла, поскольку в отечественной и западной историософии образ России
(с которой у большевиков ассоциировалась именно «старая» Россия) тради­
ционно трактовался как воплощение женственности
4
, а на смену ей приходил
Советский Союз, имевший в названии коннотацию маскулинности.
Официальное начало женскому институтскому образованию было по­
ложено учреждением в Санкт-Петербурге именным указом Екатерины II от
1
Возможно, именно с этим связана отмечаемая Е.Н . Водовозовой недопусти­
мость критики в адрес «закрытых женских учебных заведений», в отличие от снис­
ходительного отношения цензуры «к статьям, указьшающим недостатки учебных
заведений других ведомств». (Водовозова Е.Н . С. 217 .)
2
Е.Н. Водовозова называла его «древнейшим и самым огромным из всех подоб­
ных образовательных учреждений». (Там же.)
3
Белова А.В . Женское институтское образование в России // Педагогика. 2002.
No9.С.77.
4
См.: Рябов О.В . Миф о русской женщине в отечественной и западной историо­
софии // Филологические науки. 2000. No 3. С. 28-29. B этой связи интересно также
следующее замечание О.В. Рябова: «О спасительной миссии женского начала для
России в ее борьбе против тоталитаризма как порождения абсолютизированной
маскулинности писали, например, Ильин и Андреев. Свидетельство популярности
этой идеи — строки из работы Шубарта: коммунизм противоречит женственной
природе русской сущности; женщина — смертельный враг большевизма, и она его
победит; в этом мировое предназначение русской женщины» (Там же. С . 29).

194
А.В. Белова
5 мая 1764 г. «Воспитательного Общества благородных девиц»
1
, в обиходе
именовавшегося Смольным институтом. Как ни странно, отечественная ис­
ториография рубежа XIX-XX вв. поразительно единодушна в своем крити­
ческом отношении к этому образовательному учреждению и в оценке его как
педагогически несостоятельного. К числу недостатков относили, например:
«обращение главного внимания на внешний лоск светского образования»
2
,
«ложность» и «эфемерность» самой идеи воспитания «идеально-совершен­
ных людей» при том, что широта замысла входила в противоречие с ограни­
ченностью практических возможностей для его реализации
3
, оторванность
от семьи
4
, «приобретение светскости и развязности в обращении» в ущерб
«учебному делу»
5
, пребывание воспитанниц в «неведении всех обществен­
ных условий жизни»
6
.
Однако авторы всех этих справедливых замечаний,
педалируя еще и заимствование педагогических принципов и представлений
из трудов западноевропейских просветителей, не ставили вопрос о том, по­
чему тем не менее Смольный и другие женские институты прижились на
российской почве и просуществовали вплоть до революции 1917 г Ответ же
напрашивается: начиная со второй половины XVIII в., они выполняли осо­
бые культурные функции в русском дворянском обществе.
С известными оговорками это осознавали сами мемуаристки, бывшие
воспитанницы институтов. А .В. Стерлигова, урожденная Дубровина (1839 —
не ранее 1878), восторженно замечала:
«А сколько из них (институток. — А.Б .) было достойных матерей, жен, доче­
рей! Сколько добрых семян рассеяли они в своих и чужих семьях! Сколько
из них поддерживали благосостояние семьи, занимаясь образованием своих
и чужих детей!»
7
По словам А.Н . Энгельгардт, урожденной Макаровой (1838-1903), «институ­
ты играли такую важную роль в деле женского образования, что могут претен­
довать на историческое значение в русской жизни»
8
.
Созвучно высказывалась
и Е.Н . Водовозова, урожденная Цевловская (1844-1923):
1
ПСЗ. 1.Т.XVI. No 12154.С.742.
2
Брикнер А.Г. История Екатерины Второй: B 2 т.: Репринт. воспр. изд. 1885 г
M., 1991. Т. 2.С.641.
3
Михневич В.О . Русская женщина XVIII столетия: Репринт. воспр. изд. 1895 г
M., 1990. С. 104-105.
4
Ключевский В.О. Императрица Екатерина II (1729-1796) // Ключевский В.О.
Соч.: B9т. /Под ред.В.Л.Янина. M., 1989.Т.5.С. 283.
5
Милюков П.Н . Очерки по истории русской культуры: B 3 т. M ., 1994. Т. 2 .
Ч. 2.С. 266.
6
ДемковМ.И . Указ. соч. С. 36.
7
Стерлигова А.В . С. 93.
8
Энгельгардт А.Н . С. 131.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
195
«Институт в прежнее время играл весьма важную роль в жизни нашего об­
щества. Институтки в качестве воспитательниц и учительниц как своих, так
и чужих детей очень долго имели огромное влияние на умственное и нравс­
твенное развитие целого ряда поколений»
1
.
Однако еще более существенна культурно-моделирующая роль женских
институтов в отношении самих будущих «воспитательниц и учительниц»,
направленная на формирование в дворянских девочках осознанного соот­
ветствия «узаконенному» стандарту «женственности». Как подчеркивала
мемуаристка А.В . Стерлигова, «они (родители. — А.Б.)
.. . радовались, что до­
чери их получают образование, подобающее высшей касте, будут себя держать
прилично в обществе, говорить на иностранных языках, танцевать и пр., а не
для того, чтобы добывать себе кусок хлеба, как в настоящее время»
2
.
Бесспорно, рационалистические и гуманистические принципы, положен­
ные в основу системы российского женского образования, были заимство­
ваны из педагогических воззрений Локка, Руссо, Гельвеция
3
, а организация
Смольного института напоминала французский maison royale в Сен-Сире
4
(la maison de Saint-Cyr
5
), учрежденный в 1686 г мадам Франсуазой маркизой
де Ментенон, урожденной д'Обиньи (1635-1719), второй, морганатической,
женой Людовика XIV для дочерей бедных дворян
6
.
Тем не менее сам Смоль­
ный, как и каждый из возникших позднее институтов, будучи включенным в
контекст отечественной культурной действительности, должен был сочетать
в себе педагогические новации Запада с ментальной традицией России. При
этом не следует забывать о своеобразной биполярности российской дворян­
ской культуры, в которой, начиная с петровского времени, «переплавлялись»
два начала — корневое и иноземное. Не случайно уже в конце XIX в. извес -
1
Водовозова Е.Н . С . 217 .
2
Стерлигова А.В. С. 92.
3
Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии... M ., 1992. Т . 2.
С. 212. Также см.: «Мне кажется, небезынтересно познакомиться с результатами
воспитания в Смольном, в основу принципов которого его основателями (Екате­
риною II и Бецким) были положены передовые идеи Западной Европы». (Водово­
зова Е.Н. С.217.)
4
«Ему («заведению при Смольном монастыре... для дворянских доче­
рей».
—
А.Б.) можно было уподобить лишь Сен-Сирское учреждение во Фран­
ции» (Ржевская Т.Н. С. 41); «В основании воспитательного общества благородных
девиц, или Смольного монастыря, И.И . Бецкий руководствовался заведениями г-жи
Ментенон...» (Глинка С. С. 92).
5
Сен-Симон. Мемуары: Избр. отрывки / На фр. языке . Сост.: Л.Я . Гинзбург,
Э.Л . Линецкая; автор предисл. Л .Я . Гинзбург; автор коммент. ОС. Заботкина. M.,
1976. Т. I. С. 107.
6
Подробнее о Сен-Сире см.: Лихачева Е.О . Материалы для истории женского
образованияв России (1086-1856). СПб., 1899. Ч . 1. С. 83 -92.

196
А.В . Белова
тная исследовательница истории женского образования в России Е.О. Ли­
хачева считала ошибочным мнение о том, что «Воспитательное Общество
благородных девиц» было «не более как копией Сен-Сира»
1
.
Для уяснения культурной специфики женских институтов важно рассмат­
ривать их не только как собственно учебные заведения, реализовывавшие
определенные идейные и идеологические установки и организованные со­
ответствующим образом, но и как своеобразные «локусы повседневности»
дворянских девочек/девушек, влиявшие на их психологию, мировоззрение
и весь последующий образ жизни. В связи с этим исследователи выделяют
институток как особый «тип русской женщины»
2
или «новый тип русской
светской женщины»
3
, маркируя ее как образованную и вместе с тем плохо
ориентировавшуюся в реалиях повседневной жизни. По одной из версий, за­
слуга появления такой «образованной женщины» приписывается Екатерине
II и связывается с учреждением Смольного
4
. За счет же сочетания своих свет­
ских достоинств с бытовой непрактичностью
5
, как выразился А.Ф . Белоусов,
«войдя в пословицу, породив множество анекдотов и отразившись в художес­
твенной литературе, институтка заняла вполне определенное место в русской
культуре конца XVIII — начала XX вв.»
6
.
Анализ внедомашнего детства институток тесно связан, таким образом, с
исследованием проблемы соотношения в их воспитании и образовании «ис­
конного» и «заимствованного»: элементов российского наследия и западноев­
ропейских влияний. Также необходимо выяснить, как именно двойственная
культурная природа институтского образования отразилась на формировании
«культурно-психологического типа»
7
институтки. В основе исследования — со ­
поставление нормативных документов, посвященных вопросам организации
женского институтского образования, с источниками личного происхождения
(мемуарами, письмами из частных архивов провинциального дворянства) и
литературными произведениями соответствующей эпохи.
Известно, что замысел создания «Воспитательного Общества благород­
ных девиц» принадлежал Ивану Ивановичу Бецкому (1704-1795), имевше-
1
Там же. С.133.
2
Михневич В.О . Указ. соч. С . 119.
3
Белоусов А. Ф . Институтка // ПТкольный быт и фольклор: Учеб. мат-л по рус­
скому фольклору: В 2 ч. / Сост. А .Ф . Белоусов; Отв. ред. CH Митюрев. Таллинн,
1992. Ч . 2: Девичья культура. С . 143.
4
Милюков ПЛ. Указ. соч. С. 267.
5
Сами мемуаристки-вьпгускницы приписывали «славу о непрактичности инсти­
тутского образования» «плеяде тупоумных штентованных дур», которые «ничего не
делали, ничему не учились». См.: Стерлигова А.В . С . 93 .
6
Белоусов А.Ф . Указ. соч. С . 121 .
7
Там же. С. 121.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
197
му европейское образование и прожившему значительную часть жизни за
границей. Усвоив многое из того, что в XVIII в. составляло интеллектуаль­
ное наследие Запада, будучи лично знакомым с французскими энциклопе­
дистами и находясь под известным влиянием их идей, он опирался в своих
теоретических построениях на «педагогические воззрения западноевропей­
ского рационализма»
1
.
При том, что, по словам мемуаристки Г.И . Ржевской,
«полезные заведения, основанные им для общественного блага, были его
величайшими заслугами»
2
, личность И.И . Бецкого подлежит неоднозначной
оценке ввиду патологической привязанности к юной воспитаннице, со своей
стороны «любившей» его «с детскою доверчивостию, как нежного и снисхо­
дительного отца»
3
, и преследований ее на протяжении длительного времени:
«С первого взгляда я стала его любимейшим ребенком, его сокровищем.
Чувство его дошло до такой степени, что я стала предметом его нежнейших
чувств, целью всех его мыслей. <. . > Вскоре г-н Бецкий перестал скрывать
свои чувства ко мне и во всеуслышание объявил, что я его любимейшее
дитя, что он берет меня на свое попечение и торжественно поклялся в этом
моей матери ... ежедневно являлся он ко мне, под конец даже по два раза на
день. Только мной и занимался... Покамест он все был ласков и выражал
страсть свою, не называя ее. <. . > Он не выходил из моей комнаты и, даже
когда меня не было дома, ожидал моего возвращения. Просыпаясь, я видела
его около себя. Между тем он не объяснялся. Стараясь отвратить меня от
замужества с кем-либо другим, он хотел, чтобы я решилась выйти за него
как бы по собственному желанию, без всякого принуждения с его стороны.
Страсть его дошла до крайних пределов и не была ни для кого тайною, хотя он
скрывал ее под видом отцовской нежности. Я и не подозревала этого. B 75 лет
он краснел, признаваясь, что жить без меня не может. Ему казалось весьма
естественным, чтобы восемнадцатилетняя девушка, не имеющая понятия о
любви, отдалась человеку, который пользуется ее расположением»
4
.
Отношение Бецкого к Ржевской выглядит вопиюще даже на фоне привычной
для того времени большой разницы в возрасте между потенциальными суп­
ругами и заставляет усомниться в абсолютной бескорыстности его «просве­
щенческих» замыслов.
Тем не менее согласно составленному Бецким и утвержденному Екатери­
ной II 12 марта 1764 г «Генеральному учреждению о воспитании обоего пола
юношества», женское институтское образование в России основывалось на
постоянном пребывании дворянских девочек/девушек в возрасте в среднем
от 6-ти до 18-ти лет в специальном закрытом учебном заведении
5
.
Реализуе-
1
Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии... M., 1992. Т. 2. С. 212 .
2
Ржевская Г.И. С. 43.
3
Там же. С. 44.
4
Там же. С. 43-46.
5
ПСЗ. 1.Т.XVI. No 12103.С. 670.

198
А.В . Белова
мую при этом цель можно сформулировать как смену парадигмы воспитания,
провозглашенную формулой И.И . Бецкого о необходимости создания «новой
породы или новых отцов и матерей»
1
. Своеобразным залогом успешного фун­
кционирования вводимой воспитательной модели должно было стать ограни­
чение не только повседневных, но и эпизодических контактов юных дворянок
с их родителями, которым автор закона отказывал в достойной подражания
добродетельности. Тем самым исконные воспитательные функции семьи сво­
дились к минимуму, а интеллектуальное и нравственное развитие дворянских
девочек совершалось бы в отрыве от нее, но зато в духе известных доброде­
телей «века Просвещения». Проект женского институтского образования, как
и многие другие из числа санкционированных Екатериной II, был рассчитан
в первую очередь на публичный резонанс и одобрение европейских «экспер­
тов». Надо сказать, что этой цели российская императрица — «поклонница
Франции и последовательница философов»
2
—
достигла и, принимая похвалу
от Вольтера, Гримма, Дидро
3
, несомненно, больше заботилась о собственной
репутации «просвещенной» государыни, нежели о противоречии новой кон­
цепции сохранявшимся в дворянской среде традициям воспитания
4
.
В действительности именно это противоречие стало причиной первона­
чальной непопулярности институтского образования в России. Несмотря на
многократные оповещения
5
, провинциальные дворяне не спешили отдавать
своих дочерей в институты. Подчас только невозможность по тем или иным
причинам дать дочери домашнее образование заставляла их делать это
6
. При
сохранение в тот период различных проявлений игнорирующего типа семей­
ного воспитания предстоящая официальная многолетняя разлука родителей
с дочерью воспринималась тем не менее «пугающе», в ряде случаев как се­
мейная трагедия, и переживалась болезненно всеми, в первую очередь, разу­
меется, самими девочками.
Институтские уставы обязывали родителей не забирать своих чад до
окончания установленного срока обучения. В Смольном этот срок был со­
кращен с 12-ти до 9-ти лет лишь в самом конце XVIII в. в связи с переходом
женских образовательных учреждений в ведение императрицы Марии Фе-
1
Там же. С. 669.
2
Tulard J., Fayard J. -F ., Fierro A. Histoire et dictionnaire de la Revolution francaise
1789-1799. Paris, 1987. P . 628.
3
Михневич В.О . Указ. соч. С. 105.
4
Об этих традициях см.: Белова А.В. Домашнее воспитание дворянок в первой
половине XIX в... С . 68-69.
5
ГАТО. Ф . 695. Бежецкий нижний земский суд. Оп. 1. Д. 82. Л . 1, 2; Ф. 704.
Ржевский нижний земский суд. Оп. 1. Д. 33 . Л. 1-3 об., 8, 9.
6
Белова А.В. Без родительского попечения: провинциальные дворянки в сто­
личных институтах // Родина. 2001. No 9. С. 30.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
199
доровны
1
.
В свидетельстве об окончании «Императорскаго Общества Бла­
городных девиц», выданном в 1812 г на имя Аграфены Васильевны Мацке-
вичевой
2
, о выпускнице говорилось как о «пребывшей в сем Обществе на
девятилетнем воспитании»
3
. Посещения же родителями дочерей в стенах ин­
ститута допускались не часто, были строго регламентированы, происходили
в определенные дни в присутствии начальницы или одной из классных дам.
Мемуарист П.П . Семенов-Тян-Шанский (1827-1914) описал обстановку сви­
даний с родственниками воспитанниц Екатерининского института, как иначе
называли основанное 25 мая 1798 г
4
в Санкт-Петербурге «Училище Ордена
Святыя Екатерины»:
«Два раза в неделю ездили на свидания с сестрою Наташей в Екатеринин­
ский институт. Но какое это было свидание? Девочки института были от­
делены от своих родителей и родных широкой, массивной, хотя невысокой
решеткою, за которою для родных были поставлены в каждом промежутке
между массивными колоннами амфитеатром четыре скамейки. Счастливы
были те, которые попадали в первый ряд: те могли по крайней мере разго­
варивать с девицами, восгштывавшимися в Екатерининском институте, а с
остальных рядов можно было в течение полутора часов родителям и доче­
рям, братьям и сестрам только смотреть друг на друга. К счастью для моей
сестры, как всегда первой в своем классе, в один из двух дней в неделю
делали исключение: нас принимали не в приемной зале, а в гостиной началь­
ницы института г-жи Кремпиной: там уже родные и девицы сидели рядом
без перегородки»
5
.
Вместе с тем взгляд мемуаристок, бывших институток, «по другую сторо­
ну» барьера на «прием родных»
6
в том же заведении был менее пессимис­
тичным:
«Нас разместили за колонны на лавочках, стоявших в три ряда одна выше дру­
гой, чтоб удобнее было видеть отделенных от залы перилами аршина полтора
в вышину. Во время приема по четвергам и воскресеньям на них сидели роди­
тели, а в зале стояли девицы и беседовали с родными»
7
.
1
Об этом см.: Демков М.И . Указ. соч. С. 60-61; Белоусов А.Ф . Указ. соч. С. 120;
Озерская Ф.С. Женское образование // Очерки истории школы и педагогической
мысли народов СССР: XVIII — первая половина XIX в. / Отв. ред. М .Ф . ГДабаева.
M., 1973. Раздел 3. Гл. XIV . С . 258.
2
Аграфена Васильевна Кафтырева, урожденная Мацкевичева (1796-1892). См.:
ГАТО.Ф.1233.Оп. 1.Д.1.Л.1, 2.
3
Там же. Л. 1.
4
Лихачева Е.О. Указ. соч . Ч. 2 . С . 29. Также см.: Стерлигова А.В. С. 69. По вер­
сии Стерлиговой, дата основания — 25 июня.
5
Семенов-Тян-Шанский П.П . С. 447-448.
6
Стерлигова А.В . С. 96.
7
Там же.

200
А.В . Белова
«По четвергам и воскресеньям были приемные дни. Выход девиц был тор­
жественный. После обеда классная дама, приведя в дортуар, отбирала тех,
которые ожидали посещения родных, и вьшодила в коридор свою партию; к
ней присоединялись остальные из других отделений, и во главе с классною
дамой в синем шелковом платье, в палевых перчатках, в черных кружевных
или шелковых мантильках, в белом чепце из tulle illusion (кто носил) дви­
гались мы, одетые в праздтгичные костюмы и также в палевых перчатках,
маленькие ростом впереди; за нами замыкалось шествие пепиньеркой. Вы­
строившись колонною посредине залы, мы становились dos-a -dos и, сделав
реверанс вместе, как бы по команде, направлялись к родным. Часто при­
езжала молодежь поглазеть на институток, в особенности с поступлением
княжны Трубецкой; кроме нее было множество хорошеньких. Если любо-
гштные не удалялись, то к ним подходил наш полицеймейстер, всегда при­
сутствовавший во время приема. Меня сначала навещал брат лейб-улан, m-r
Прокофьев, и обязательно каждый четверг приносил мне коробку конфет
наш парикмахер Николай Федоров, крестьянин деревни Косой, настоящий
франт со шляпой в руке и при часах, так что трудно было поверить, что
этот человек не comme il faut. Потом поступил в Инженерное училище мой
cousin Болотов, который иногда бывал у меня, чем я была очень довольна»
1
.
Так или иначе, провинциальные дворяне, жившие в удалении от столицы и
зачастую стесненные в средствах, были не в состоянии часто навещать вос­
питывавшихся в институтах дочерей и заранее отдавали себе в этом отчет
В отношении же девочек-сирот, «отца или матери лишенных»
2
, для кото­
рых вынужденная разлука с одним или обоими родителями уже стала фак­
том биографии, ситуация выглядела несколько более оптимистично. Судя по
женским и мужским мемуарам и литературным произведениям, именно их,
утрачивавших иногда какое бы то ни было родительское попечение, главным
образом, и отправляли на воспитание в институты
3
.
Определение в закрытое
учебное заведение считалось лучшим способом обеспечить должный уход
и получение образования таким девочкам, поэтому, согласно нормативным
предписаниям, при отборе кандидаток им должны были отдавать безуслов­
ное предпочтение.
1
Там же. С . 100-101.
2
ГАТО.Ф. 704. Он. 1.Д. 33. Л. 6.
3
Ржевская Г.И . С . 35-36, 37; Стерлигова А.В . С . 69, 79, 88; Энгельгардт А.Н .
С. 131; Водовозова Е.Н . С . 218, 233. Также см., напр.: «Рано потерявши родителей,
оставшись без всякого состояния, она («княжна Гагарина». — А.Б.) восшгтывалась
сначала у дяди, князя Меньшикова, потом в институте». (Чичерин Б.Н. С. 249.)
Для ср. см.: «Марья Дмитриевна (в девицах Пестова) еще в детстве лишилась ро­
дителей, провела несколько лет в Москве, в институте, и, вернувшись оттуда, жила
в пятидесяти верстах от О..., в родовом своем селе Покровском, с теткой да с стар­
шим братом». (ТургеневИ.С. Дворянское гнездо... С. 131.)

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
201
Среди требований, предъявлявшихся ко всем без исключения
«абитуриенткам»
1
, были такие, как возраст не старше 6-ти
—
7-ми лет для
Смольного и 10-12-ти для Екатерининского института в Санкт-Петербур­
ге, древнее дворянское происхождение, имущественная несостоятельность
родителей, «совершенное» здоровье в сочетании с прививкой против оспы,
наконец, начальные познания в области вероучения, чтения, письма, арифме­
тики и иностранных языков
2
. В отдельных случаях допускались отступления
от возрастного ценза при соблюдении прочих требований. Более старших
девочек зачисляли сразу в соответствовавшие их возрасту классы
3
, правда
«своекоштными пансионерками»
4
, то есть находящимися на собственном, а
не на казенном содержании. Тем не менее мемуаристки свидетельствовали,
что не только возраст поступавших часто превышал установленные нормы,
почему среди них и встречались «уже порядочно-взрослые девочки» — «с
разрешения Императрицы, 14 и 15 лет»
5
, но и материальное положение роди­
телей многих из них далеко не всегда было бедственным
6
, позволявшим от­
нести их к разряду малообеспеченных семей, представительницам которых
должно было отдаваться предпочтение
7
.
Обычно помещенные в Смольный институт дворянские девочки/девушки
составляли «четыре возраста», каждому из которых соответствовал определен­
ный цвет выдававшейся им форменной одежды: первому (с 6 до 9-ти лет) —
«кофейный», или коричневый, второму (с 9 до 12-ти) — голубой, третьему (с
12 до 15-ти) — «сероватый», четвертому (с 15 до 18-ти) — белый
8.
При этом
цвет формы ассоциировался не только с возрастной дифференциацией, но и с
особенностями внешности, характера и поведения дворянок на разных этапах
институтского детства. Екатерина II не без юмора обращалась с просьбой к од-
1
Подробнее об этом см.: Белова А.В. Уездные «абитуриентки»: прием провин­
циальных дворянок в столичные институты // Женщины. История. Общество:
Сб. научн. ст . под общ. ред. В.И . Успенской. Тверь, 2002. Вып. 2 . С . 212 -228.
2
ПСЗ. 1.Т.XVI.No 12154. С. 743; ГАТО.Ф. 704.Он. 1.Д. 33.Л.4,6-6 об.
3
ГАТО. Ф. 1222 . Кожины — дворяне Кашинского уезда Тверской губернии.
Оп. 1.Д.64.Л.1.
4
Там же; Стерлигова А.В. С . 93; Семенов-Тян-Шанский П.П. С . 442.
5
Стерлигова А.В . С . 93 .
6
А.В. Стерлигова вспоминала слова, адресованные «гофмаршалом двора Его
Императорского Высочества» В.Д. Олсуфьевым ее матери: ««Эх, матушка, от­
бросьте гордость и вглядитесь хорошенько: все богатые, имеющие связи, помеща­
ют своих детей на казенный счет; мой вам совет, пользуйтесь случаем поместить
детей». (Там же. С. 79.) На памяти мемуаристок, среди институток были девочки
«из богатых и знатных семей». (Там же. С . 93.)
7
ПСЗ. 1.Т.XVI.No 12154. С. 743; ГАТО.Ф. 704.Оп. 1.Д. 33.Л.6.
8
ПСЗ. 1.Т.XVI.No 12154. С. 743-744,753.

202
А.В. Белова
ной из первых смолянок, девице А.П . Левшиной (1757-1782), которую она вы­
деляла
1
, опекала и называла в переписке «Левушкой»: «Да, поздравьте отъ меня
вашихъ кафейныхъ куколъ, приголубьте голубыхъ обезьянь, поцелуйте сг)рыхъ
сестерь и обнимите крепко своихъ бг)лыхъ рг)звушекъ, моихъ старыхъ друзей»
2
.
Данная императрицей характеристика «четырем возрастам» детства институток
свидетельствует как о выделении возрастных особенностей развития девочек,
так и об учете наиболее специфических черт, присущих каждому «возрасту».
Внешнюю миловидность «кофейных» сменяли гримасничанье и ужимки «го­
лубых», переходившие в пубертатную невзрачность и безликость «сероватых»,
которые в итоге оборачивались приятностью и подвижностью «белых».
По «Уставу воспитания благородных девиц» дворянки «первого возраста»
начинали изучение основных дисциплин, к которым относились: «исполне­
ние закона и катехизис», «все части воспитания и благонравия», «российский
и иностранный языки», «арифметика», «рисование», «танцование», «музыка
вокальная и инструментальная», «шитье и вязание всякаго рода». Во «вто­
ром возрасте» этот перечень пополнялся географией, историей и «некоторой
частью экономии, или домостроительства», в «третьем» — «словесными на­
уками, к коим принадлежит чтение исторических и нравоучительных книг»,
«частью архитектуры и геральдики», а также тем, что воспитанницы начина­
ли «действительно вступать в экономию по очереди». Наконец, достигавшие
«четвертого возраста», должны были иметь «знание совершенное закона»,
владеть «всеми правилами добраго воспитания, благонравия, светскаго об­
хождения и учтивости», заниматься «повторением всего прежняго, в чем со-
вершеннаго знания еще не имеют», и, кроме того, отличаться тем, что они
«во все части экономии действительно вступают по очереди»
3
.
Воспитанни-
1
Причинами особого отношения императрицы могли быть и принадлежность
девочки к воспитанницам первого набора, и ее сиротство с 4-хлетнего возраста, и
успехи в занятиях в сочетании с «хорошим поведением». Ее достижения отмеча­
ли и другие наблюдатели. Так, сопровождавший великого князя Павла Петровича во
время визита в Смольный 29 сентября 1775 г. мемуарист Порошин записал об этом дне:
«После обеда пошли мы в классы девиц благородных. Танцовали оне в присутс­
твии Его Высочества, пели по-итальянски и французскую песню из комической
оперы: „Charmant objet de maflamme".Лучше всех танцовала и пела девушка Левити­
на». См.: Четыре письма Екатерины II к девице Левшиной // Россия XVIII столетия
в изданиях Вольной русской типографии А.И . Герцена и Н.П . Огарева. Записки
княгини Е.Р . Дашковой. Репринт. воспр. / Отв. ред. Е .Л . Рудницкая. M ., 1990. С . 329;
МихневичВ.О . Указ. соч. С . 115.
2
Письмо Екатерины II к девице Левшиной. Б/д // Россия XVIII столетия в изда­
ниях Вольной русской типографии А.И. Герцена и Н.П. Огарева. Записки княгини
Е.Р. Дашковой... Четыре письма Екатерины II к девице Левшиной. No 3
.
С. 333.
3
ПСЗ. 1.Т.XVI. No 12154.С.744.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
203
цы Екатерининского института в основном осваивали те же предметы, что и
в Смольном — Закон Божий, российскую, французскую и немецкую словес­
ность, арифметику, географию, историю, искусства и рукоделия
1
.
В ряде случаев организация процесса обучения могла отличаться от нор­
мативных предписаний «Устава». Один из учителей Смольного института,
Василий Березхиский, заботам которого в Петербурге вышневолоцкие суп­
руги Прасковья Ильинична и Логгин Михайлович Манзей поручили свою
дочь Марию, писал о предпринятом в 1797 г «разделении кофейнаго класса»:
«.. .новопринятыя кофеиныя составляют особливое отделение; но его нена­
долго, т.е. до тех только пор, как оне хорошенько утвердятся в писании и
чтении на преподаваемых у нас языках. И тогда успевшия из них будут пе­
реведены в высшее отделение к старым... все сие, как утверждают, делается
к лучшему. Ежели бы не поспешили, то бы и с самаго начала таким образом
разделить было надобно»
2
.
Эта мера стала следствием дополнительного набора девочек «первого воз­
раста», среди которых оказалась 10-тилетняя Манзей, и зачисления в инсти­
тут, вопреки установленным правилам, даже тех, чья предварительная под­
готовка «не дотягивала» до уровня знаний ранее поступивших воспитанниц.
Освоение азов чтения и письма на разных языках не только являлось
необходимым условием последующего обучения, но и предопределяло его
приоритеты. Из писем воспитанницы Софьи Капцевичевой, помещенной
в Смольный институт в период между февралем 1829 г и июлем 1831 г
3
,
видно, что с первых лет пребывания в нем значительное место в програм­
ме отводилось изучению филологических дисциплин. «Я уже начала учить
на память литературу французскую, русскую и грамматику немецкую», —
писала она 14 июля 1831 г близкой знакомой семьи, занимавшейся подго­
товкой ее к институту, в свою очередь бывшей смолянке, А.В . Кафтыревой
4
.
По мнению Ю.М. Лотмана, языковая подготовка составляла единственное
«исключение» из «поверхностного» в целом обучения дворянских девочек/
девушек в Смольном институте
5
. В то же время знание языков и литературы
было основой гуманитарной образованности дворянок, предопределявшей в
1
ГАТО. Ф. 1041. Суворовы — дворяне Кашинского уезда Тверской губернии.
Он. 1.Д.3.Л.1.
2
Письмо В. Березхиского к Л.М. и И.И . Манзеям от 13 августа 1797 г. // ГАТО.
Ф.1016.Он. 1.Д.45.Л.8об.
3
Письмо А.В . Кафтыревой к ИМ. Капцевичу от 15 февраля 1829 г. // ГАТО.
Ф. 1233. Оп. 1 . Д. 2. Л. 80 -81 об.; Письмо С. Капцевичевой к А.В. Кафтыревой от
11июля 1831 г.// Там же. Л. 96-97 об.
4
Письмо С. Капцевичевой к А.В . Кафтыревой от 14 июля 1831 г. // Там же.
Л. 72 об.
5
Лотман Ю.М . Беседы о русской культуре... С . 79.

204
А.В. Белова
дальнейшем их способности к устному и, особенно, письменному общению
как важнейшим проявлениям «женской социальности». Участием в процессе
письменной коммуникации, ведением обширной переписки они реализовы-
вали многочисленные социальные роли и опыты, воплощавшие в совокуп­
ности их индивидуальные проекты самовыражения.
При этом необходимо отметить свойственное институткам более качест­
венное, чем у сверстниц, воспитанных дома, знание русского языка. Пример­
но до 20-х гг XIX в. дворянки, получавшие домашнее образование по-фран­
цузски, заметно отличались по своим познаниям в области отечественной
словесности от институток, образовательная программа которых включала
обязательное изучение родного языка. Сохранившиеся в частных дворянских
архивах письма воспитанниц и бывших выпускниц институтов написаны в це­
лом с точки зрения современной российской орфографии и пунктуации более
грамотно, нежели письма женщин, не имевших институтского образования.
Как нормативные документы, так и субъективные источники отводят боль­
шую роль в институтской детской повседневности соотношению религиозно­
го и светского воспитания. На фоне усвоения российским дворянством отде­
льных особенностей западноевропейского культурного наследия национальная
идентичность выражалась почти исключительно посредством конфессиональ­
ной причастности к православному вероисповеданию
1
.
Однако советская ис­
ториография заменяла постановку этой проблемы простым утверждением, что
возникавшие в конце XVIII в. в России «институты благородных девиц», вклю­
чая Смольный, представляли собой «светские школы для женщин»
2
. С правотой
данного утверждения так же трудно не согласиться, как и оставить без внима­
ния тот факт, что незнание основных молитв и десяти заповедей
3
становилось
препятствием к поступлению, например, в Екатерининский институт
В Смольном в соответствии с «Уставом воспитания благородных де­
виц» педагогические усилия учительниц были направлены на наставление
воспитанниц «в основаниях благоразумия, добронравия, благопристой­
ности, благородной, а не принужденной учтивости и всех добродетелей»
4
.
Эти «изящные качества» девочки и девушки должны были сочетать «с при-
1
Подробнее об этом см.: Belova A. Национальная и тендерная идентичность
русской дворянки конца XVIII — первой половины XIX в. (Die nationale und
geschlechtliche Identitat der russischen adligen Frau am Ende des 18. und in der ersten
Halfte des 19. Jahrhunderts) // Vater Rhein und Mutter Wolga: Diskurse um Nation und
Gender in Deutschland und Russland / Hrsg. von E. Cheaure, R. Nohejl und A. Napp.
Wurzburg, 2005. S . 375-386.
2
Белявский M.Т . Школа и образование // Очерки русской культуры XVIII века...
M., 1987.Ч.2.С. 265.
3
ГАТО.Ф.704.Он. 1.Д.33.Л.6 об.
4
ПСЗ. 1. Т . XVI. No 12154. С. 748.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
205
стойною и благородною скромностию в поведении, в осанках приятных,
в разговорах вежливых и разумных и в ласковых поступках»
1
.
Госпожам
надзирательницам и учительницам надлежало следить за тем, чтобы пове­
дение воспитанниц даже в самых казалось бы обыденных ситуациях, на­
пример приема пищи, соответствовало светскому стандарту
2
.
Принятая в
то время в большинстве случаев публичность и коллективность трапезы,
даже в пределах семейного круга, исключала ее восприятие как атрибута
частного пространства, что, в свою очередь, побуждало к формированию
определенных навыков светского позиционирования себя, в том числе и за
едой. В целом идеей именно светского воспитания были проникнуты мно­
гие положения «Устава» Смольного института. При этом большое значение
придавалось формированию у воспитанниц этикетных навыков общения,
по которым впоследствии судили о качестве полученного дворянками об­
разования.
Тем не менее, согласно тексту того же устава, «первое попечение надле­
жит иметь о вере», а значит формальные приоритеты отдавались религиозно­
му воспитанию, целью которого было «заблаговременно посеять и вкоренить
в сердцах благоговение, то есть, безмолвное почитание християнскаго благо­
честия» посредством регулярного посещения церкви и слушания Евангелия
3
.
«Смольнянка»
4
Е.Н . Водовозова подтверждала: «Наше воспитание отличалось
строго религиозным характером»
5
.
Особое внимание уделялось исполнению
воспитанницами ежедневного молитвенного правила — утренней молитвы
до начала занятий и вечерней перед отходом ко сну
6
. Продолжительность сна
зависела от возраста девочек/девушек и составляла для первого класса 9 ча­
сов, для второго — 8, для третьего — 71⁄2, для четвертого — 61⁄27
.
Тем самым
юных дворянок приучали к бодрствованию как важному с христианской точ­
ки зрения элементу душеспасительной жизни
8
.
1
Там же.
2
«Тогда примечает она («госпожа Надзирательница».
—
А.Б .) так, как и Учи­
тельница, благопристойно ли девицы себя ведут, с благородною ли и приличною
осанкою, и опрятно ли кушают; словом, так ли поступают, как благородным и хо­
рошо воспитанным девицам надлежит» (Там же. С . 747).
3
Там же. С.750.
4
Термин А.В . Стерлиговой. См.: Стерлигова А.В. С. 114.
5
Водовозова Е.Н . С. 302.
6
Ржевская Г.И . С . 38; Стерлигова А.В . С . 85-86; Энгельгардт А.Н . С . 143-144;
Водовозова Е.Н . С . 227, 243, 245.
7
ПСЗ. 1.Т.XVI. No 12154.С. 754.
8
См.: «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть
же немощна» (Мф. 26, 41). Стоит оговориться, что в данной цитате имеется в виду
не просто отсутствие сна, но, в первую очередь, духовное бодрствование, внима­
ние к своему внутреннему духовному состоянию.

206
А.В . Белова
Вне зависимости от возраста все воспитанницы должны были поднимать­
ся утром в одно и то же время
1
, причем достаточно рано — в 6 часов
2
. Как
и ранние подъемы девочек, воспитывавшихся дома и занимавшихся с гувер­
нантками, институтские «пробуждения» также воспринимались неизменно
негативно и оставались едва ли не самым неприятным детским впечатлением:
«Но ничто так дурно на меня не действовало, как звон колокольчика ранним
утром, к которому я никак не могла привыкнуть. В шесть часов утра все долж­
ны были вставать и умыться в прихожей дортуара.. .»
3
.
«На другой день, в шесть часов утра, большой колокол на дворе возвестил о
том, что пора вставать; вслед затем раздался другой звон у самых дверей дор­
туара, напоминавший о том же.
И летом и зимой неизменно институтки вставали в шесть часов; исключе­
ние допускалось лишь для слабых и бледных, которым дозволялось спать до
восьми часов.
Несмотря на вышеупомянутый трезвон, большинство спало так крепко, что
потревожить этот сон не могли никакие колокола. Обязанность подымать за­
спавшихся воспитанниц брала на себя дортуарная горничная. Она обходила
все кровати, толкая, убеждая, а с более смирных стаскивала одеяла.
—
Вставайте, вставайте, mesdames, — говорила она, переняв это слово, с
которым она всегда обращалась к нам, от нас же и произнося его «мядам».
Тогда подымался буквально стон по всему дортуару. Охи, вздохи, жалобы,
возгласы; «Несчастные мы, mesdames! бедные мы! Господи! да когда же это­
му конец! да когда же выпуск!» — неслись со всех сторон.
Эта сцена ежедневно повторялась точка в точку в течение нескольких лет
моего пребывания в институте; никогда не могли привыкнуть мы вставать
рано, никогда не просыпались от трезвона, и никогда не раздавалось столько
жалоб на судьбу и страстных пожеланий выбраться из институтских стен,
как по утрам, при пробуждении от сна. Все остальные невзгоды институтс­
кой жизни, даже самые наказания, переносились философичнее, но раннее
вставание казалось до конца невыносимой тггкой»
4
.
«Как только утром в шесть часов раздавался звонок, дежурные начинали
бегать от кровати к кровати, стягивали одеяла с девочек и кричали: «Вста­
вайте! торопитесь!»
1
ПСЗ. 1.Т.XVI. No 12154.С. 754.
2
Воспоминания восгштанницы XVIII выпуска Софии Черевиной, по замужес­
тву Родзянко, от декабря 1847 до февраля 1853 г. СПб., 1898. С. 5. Цит. по: Бокова В.М .,
Сахарова Л.Г. Комментарии // Институтки: Воспоминания воспитанниц институ­
тов благородных девиц / Сост., подг. текста и коммент. B.M . Боковой и Л.Г. Са­
харовой, вступ. статья А.Ф . Белоусова. M ., 2001. С. 517; Стерлигова А.В . С . 83;
Энгельгардт А.Н. С. 142; Водовозова Е.Н. С. 242 -243; Лотман Ю.М . Беседы о
русской культуре... С. 82.
3
Стерлигова А.В . С. 83.
4
Энгельгардт А.Н. С. 142.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
207
Со многими суровыми условиями институтской жизни воспитаннинь1 в
конце концов осваивались, хотя и с трудом, но к раннему вставанию редко
кто привыкал. Каждый раз с утренним звонком раздавались стоны и жало­
бы воспитанниц. И действительно, мучительно было так рано подыматься с
постели в окончательно остывшей спальне, и зимой настолько еще темной,
что приходилось зажигать лампу»
1
.
Мемуаристки, воспитанницы петербургского (А.В . Стерлигова) и москов­
ского (А.Н. Энгельгардт) Екатерининского и Смольного (Е.Н. Водовозова)
институтов, в унисон сокрушались о невозможности привыкнуть к дисцип-
линирующе-репрессирующему воздействию «раннего вставания». Однако,
несмотря на негативное отношение и нервирующее влияние на психику,
такое начало дня со временем непроизвольно входило в привычку девочек,
повседневная жизнь которых с детства подчинялась устойчивому, «жесткому»
распорядку («И так неизменно, изо дня в день, как заведенные часы»
2
). Впос­
ледствии эта привычка оказывалась востребованной во взрослом возрасте,
особенно при ведении хозяйства. Например, «деревенская учительница Вера»,
описывая бывшей подруге по институту свои повседневные сельские заботы и
труды по уборке урожая, упоминала: «Картофель копать приходили работники
с 6-ти часов утра и дежурила с ними до 9-ти именно я...»
3
.
За время пребывания в Смольном и Екатерининском институтах дворян­
ские девочки/девушки приучались совершать как частную, так и обществен­
ную молитву, посещая храм в воскресные и праздничные дни
4
. Госпожи над­
зирательницы и учительницы строго следили за тем, чтобы они соблюдали
правила благочестивого поведения в храме, не разговаривали, «стояли бы со
страхом и с должным благочинием»
5
.
Институтские уставы предписывали
наставницам проявлять в этом случае еще большую твердость к своим подо­
печным, чем вне стен церкви, где девочки подвергались «выговорам и заме­
чаниям», по словам А.В . Стерлиговой, «иногда за такие пустяки, о которых
не стоило и говорить»
6
.
Вообще воспитание в женских институтах предполагало повседневный
контроль над поведением девочек, санкционировало одобрение или по­
рицание каждого конкретного поступка с их стороны. Как и в большинстве
1
Водовозова Е.Н. С. 242-243.
2
Энгельгардт А.Н. С. 144.
3
Письма институтки о домашнем хозяйстве. Письмо П-е. Овощной погреб //
ГАТО. Ф. 103. Оп. 1. Д. 1389. Л . 10 об. -6 . (Нумерация листов в архивном деле не
совпадает с их реальной последовательностью.)
4
ПСЗ. 1 . Т. XVI . No 12154. С. 750; Стерлигова А.В. С. 96, 99; Водовозова Е.Н .
С. 303.
5
ПСЗ. 1.Т. XVI. No 12154. С. 750.
6
Стерлигова А.В . С. 114.

208
А.В . Белова
закрытых обществ и сообществ, регулирование поведения в них осуществля­
лось по типу, названному одной из виднейших представительниц американ­
ской культурной антропологии Рут Фултон Бенедикт (Ruth F. Benedict, 1887¬
1948) shame-culture, или «культурой стыда»
1
.
Нарушительница подвергалась
публичному осуждению и должна была испытывать стыд, будучи наказанной
в назидание другим воспитанницам, свидетельницам ее «недостойного» по­
ведения. Мемуаристка А.В. Стерлигова вспоминала:
«Все отделение провинившейся собирали в класс или дортуар, и начина­
лись выговоры, укоризны и увещания. Если классную даму любили, цени­
ли ее правдивость и беспристрастность, то ее слушали и стыдили девочку
Многие из воспитательниц делали великие ошибки и часто непоправимые:
вместо того чтобы пожурить виновную наедине, они выставляли ее на пос­
мешище подруг»
2
.
В этом смысле домашнее воспитание было более «мягким», за исключением
стратегий, использовавшихся гувернантками и направленных также на пуб­
личное «пристыжение» подопечной:
«Телесные наказания изгнаны из нашего воспитания, но гувернантка приду­
мала заменить их другими мерами устрашения; если я в чем-нибудь прови­
нюсь, она пришпиливает к моей спине бумажку, на которой крупными бук­
вами значится моя вина, и с этим украшением я должна являться к столу. Я
до смерти боюсь этого наказания.. .»
3
.
Аналогичные меры педагогического воздействия на девочек практиковались
и в институтах:
«Когда я в первый раз вошла в столовую, меня удивило огромное число на­
казанных: некоторые из них стояли в простенках, другие сидели «за черным
столом», третьи были без передника, четвертые, вместо того чтобы сидеть
у стола, стояли за скамейкой, но мое любопытство особенно возбудили две
девочки: у одной из них к плечу была приколота какая-то бумажка, у дру­
гой — чулок. <. . > меня с двух сторон шепотом начали просвещать насчет
институтских дел. Когда у девочки приколота бумажка, это означает, что она
возилась с нею во время урока; прикрегшенный чулок показывал, что воспи­
танница или плохо заштопала его, или не сделала этого вовсе.. .»
4
.
Такие воспитательные стратегии и формы контроля за поведением инсти­
туток были направлены на их нивелирование и принудительную социали­
зацию, которые, в свою очередь, обеспечивали управляемость сообщества,
более легкое манипулирование им. По поводу этого Е.Н . Водовозова писала:
1
Бенедикт Р. Хризантема и меч: Модели японской культуры / Пер. с англ . M.,
2004. 256 с.
2
Стерлигова А.В. С. 115.
3
Ковалевская СВ. С. 29.
4
Водовозова Е.Н . С. 227.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
209
«Муштровка
1
и дисциплина приводили воспитанниц к одному знаменателю,
стирали индивидуальность, делали институток похожими друг на друга не
только манерами, но, за небольшими исключениями, даже характерами и
вкусами, вырабатывали из них созданий, «к добру и злу постыдно равно­
душных», лишенных воли, энергии, и прежде всего какой бы то ни было
инициативы. Начальство сознательно стремилось обезличивать их, — с та ­
кими ему легче было справляться...»
1
.
«Стирание индивидуальности» и «стремление обезличить» дворянских дево­
чек приводило к тому, что они начинали ощущать себя не то, что не личнос­
тями, но даже недочеловеками:
«Я чувствовала себя каким-то несчастным, ничтожным созданием, каким-то
червяком, которого всякий мог раздавить, когда ему вздумается»
3
.
«Все, точно нарочно, было приноровлено к тому, чтобы воспитать не челове­
ка, не мать, не хозяйку, а манекен и, во всяком случае, слабое, беспомощное,
бесполезное, беззащитное существо. Иначе и быть не могло: в институте
девушка лишена была всего, что дает возможность выработать собственное
суждение, наблюдательность, энергию, волю, характер, самостоятельное
чувство»
4
.
«Чувство нравственной беспомощности», по словам А.Н. Энгельгардт, «бес­
сознательно овладевало каждым ребенком» и делало его конформным ин­
ститутскому режиму, психологической основой поддержания которого был
страх, облекавшийся порой в мистическую форму:
«Куда девалась вся моя пансионская прыть и шаловливость, даже лень как
рукой сняло, и с этой минуты я начала старательно и прилежно выполнять все,
что мне ни приказывали: я стала хорошо учиться — и не из честолюбия, как
в последующее время, когда я освоилась с институтским бытом, а просто из
чувства самосохранения. Мне казалось, что за малейшую оплошность меня
постигнет нечто ужасное: что именно, я и сама не могла себе ясно пред­
ставить. Меня долгое время импонировали и стены, и окружающие меня
люди, не только начальство и учителя, но самые восгштанницы, институтская
прислуга, горничные, швейцар и даже истопник, последняя спица в инсти­
тутской колеснице. Я всех их боялась и трепетала»
5
.
Это настолько соответствует исходному предмету немецкоязычной истории
повседневности как поведению и переживаниям «маленьких людей», прояв­
ляющих лояльность или оказывающих сопротивление, явное или скрытое,
1
О «нравственной и умственной муштровке, которой подвергалась личность как
со стороны начальства, так и со стороны самого товарищества» писала и А.Н. Энгель­
гардт. См.: Энгельгардт А.Н . С. 135.
2
Водовозова Е.Н . С . 313 (курсив мой. —
А.Б .).
3
Энгельгардт А.Н . С . 135 (курсив мой. —
А.Б.).
4
Водовозова Е.Н. С . 310 (курсив мой. —
А.Б .).
5
Энгельгардт А.Н . С . 134-135 (курсив мой. —
А.Б.).

210
А.В . Белова
тоталитарной власти
1
, что возникает вопрос: какие же позитивные уроки
могли вынести из ранних опытов репрессированного детства российские ин­
ститутки-дворянки? Как бы то ни было, маленькие девочки без всякой психо­
логической поддержки близких им взрослых должны были сами учиться от­
стаивать себя, что удавалось, как показала А.Н. Энгельгардт, далеко не всем:
«Слабые натуры с трудом и даже некоторым риском переносили тот внут­
ренний переворот, какой совершался неизбежно в натуре каждого ребенка,
когда он внезапно очутится, бывало, лицом к лицу с чуждым ему, да вдоба­
вок еще таким суровым бытом. Многие платились болезнью за переживае­
мое потрясение; иные портились нравственно и превращались в гнусных,
подленьких, заискивающих существ»
2
.
Те воспитанницы, которые справлялись с задачей сохранения собственной
личности
3
в условиях многолетнего прессинга институтской повседневнос­
ти, очевидно, обретали опыт рефлексивного и критического отношения к
себе и к действительности.
Помимо совершения молитв и посещения храма религиозное воспитание
юных дворянок включало в себя соблюдение постов
4
, хотя в «Уставе» Смоль­
ного на этот счет не было никаких предписаний. Мемуаристка Е.Н . Водово­
зова отмечала пагубное влияние «недостаточности пищи и изнурительности
постов» на детское здоровье, в результате чего «в Великом посту однажды»,
по ее словам, «более половины институток было отправлено в лазарет»
5
.Вуже
упоминавшемся письме В. Березхиского к родителям «новопринятой кофей­
ной» Марии Манзей сообщалось, что «первыя дни сего поста (Успенского,
продолжавшегося с 1 по 15 августа по старому стилю.
—
А.Б .) она вместе
с другими своего возраста воспитанницами говела, а в день Преображения
Господня (6 августа по старому стилю. — А.Б .) приобщалась»
6
.
Для части дворянских девочек усвоенные в институте уроки благочестия,
включая и основы христианского вероучения в доступной детскому понима­
нию форме, и образцы поведения, становились начальным этапом на пути
последующего духовного совершенствования. Е .Н. Водовозова утверждала:
«Религиозное воспитание, получаемое нами, состояло как в теоретическом
1
См.: Ludtke A. StofHichkeit, Macht-Lust und Reiz der Oberflachen: Zu den
Perspektiven von Alltagsgeschichte // Sozialgeschichte, Alltagsgeschichte, Mikro-
Historie: Eine Diskussion / Hrsg. von W. Schulze. Gottingen, 1994. S. 75-76.
2
Энгельгардт А.Н . С. 135.
3
«Институт до некоторой степени вырабатывал и закалял характер, чему содейс­
твовал главным образом суровый дух, сложившийся в среде самих воспитанниц, Бог
весть когда и кем занесенный и переходивший из рода в род». (Там же. С . 212.)
4
Стерлигова А.В. С. 101; Водовозова Е.Н . С . 246, 302.
5
Водовозова Е.Н . С. 246.
6
Письмо В. Березхиского к Л.М . и ПИ Манзеям от 13 августа 1797 г. // ГАТО.
Ф.1016.Он. 1.Д.45.Л.8.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
211
изучении обширного курса Закона Божия, так и в практическом применении к
жизни предписаний православной религии, из которых на первом месте стояли
строгое соблюдение постов и чрезвычайно частое посещение церкви»
1
.
Одна­
ко формализм и игнорирование возрастных и психологических особенностей
девочек зачастую приводили к результатам, противоположным ожидаемым:
«Церковными службами нас так утомляли, что многие восгштаттницы пада­
ли в церкви в обморок. Непосильное утомление заставляло многих употреб­
лять все средства, чтобы избавиться от посещения церкви, но так как этого
добивались решительно все, то между нами обыкновенно устанавливалась
очередь (сразу не более трех-четырех в дортуаре), которая давала право за­
явить дежурной даме о том, что они не могут идти в церковь по причине
зубной, головной или другой какой-нибудь боли. При большом количестве
воспитанниц желанная очередь наступала редко, а потому многие реша­
лись симулировать дурноту, и некоторые воспитанниць1 делали это очень
искусно»
2
.
Следствием этого становилась своего рода профанация конфессионального
воспитания, негативно сказывавшаяся, по словам мемуаристки, на нравс­
твенности и религиозности институток:
«В конце концов религиозное воспитание, получаемое в институте, содейс­
твовало только нравственной порче и полному индифферентизму к религии.
К выпуску оставалось чрезвычайно мало девушек религиозных; даже те, ко­
торые с таким благоговением и трепетом приступали к причастию в первый
год своей институтской жизни, перед последним причастием уже грызли
шоколад, нередко делая это демонстративно и громко высмеивая религиоз­
ные обряды»
3
.
Тем не менее для некоторых девочек (пусть и малой их части, по наблюде­
нию Е.Н . Водовозовой) получение элементов духовного воспитания в стенах
Смольного все-таки способствовало укоренению в них религиозной настро­
енности, сохранявшейся в течение последующей взрослой жизни. Письма
бывших смолянок (например, М.Л . Манзей, А.В. Кафтыревой, М.А . Волко­
вой) отражают вполне уважительное отношение к религии, православное
мироощущение их авторов и определявшийся этим мироощущением образ
жизни, реалиями которого наряду со светской обыденностью были частые
посещения храмов и монастырей, причащения, дела милосердия и другое.
Важно подчеркнуть, что в сознании современников за «Воспитательным
Обществом благородных девиц», или Смольным институтом закрепилось не­
официальное название «Смольный монастырь»
4
.
Для этого имелись основа-
1
Водовозова Е.Н . С . 302.
2
Там же. С. 303.
3
Там же.
4
Письмо И. Мацкевича к А.В . Кафтыревой от 21 июня 1832 г. // ГАТО. Ф. 1233.
Оп. 1. Д. 2. Л. 82 об.; Письмо С. Капцевичевой к А.В . Кафтыревой. Б/д // Там же.

212
А.В. Белова
ния, поскольку Общество размещалось в настоящем «новостроющемся» Вос­
кресенском монастыре, который был освящен незадолго до открытия в нем 28
июня 1764 г женского учебного заведения
1
. И все-таки устойчивая ассоциация
с монастырем места, в действительности таковым не ставшего, представляется
значимой с культурологической точки зрения. Видимо, в конце XVIII — пер­
вой половине XIX в. сильны еще были ментальные стереотипы, связывавшие
стремление оградить девочек от соблазнов мира и воспитать в строгости и бла­
гочестии с необходимостью содержать их в стенах «тихой обители». Сохране­
ние этих стереотипов особенно примечательно с учетом того, что «благород­
ные девицы», изолированные от привычных реалий повседневности, получали
разностороннее светское образование, которое, по замыслу законодателя, гото­
вило их для полноценной жизни в миру, а не для ухода в монастырь. Вместе с
тем не следует забывать об устойчивой репрессивной коннотации, связанной
в русской культуре с образом монастыря. Известно, что уже в Древней Руси и
Московии «и для чересчур беспокойных мужчин, и для социально активных
женщин монастырь был своего рода карательным учреждением, «гасившим»
слишком высокие амбиции»
2
.
Поэтому в отношении к монастырям перепле­
тались два аспекта его восприятия: с одной стороны, как «места обитания
наиболее приближенных к идеальному миру людей», с другой, — как «мес­
та пребывания людей, насильственно оторванных от нормальных условий
существования»
3
.
Не случайно бывшая смолянка Е.Н. Водовозова отождест­
вляла «институтскую жизнь дореформенного периода» с «притупляющим од­
нообразием монастырского заключения»
4
.
Тем не менее оценки современников, и мужчин, и женщин, в адрес инсти­
тутского образования зачастую были далекими от оптимизма. Хрестоматий­
ным в этом смысле стало мнение князя М.М . Щербатова, который в своем
сочинении «О повреждении нравов в России», анализируя педагогическую
деятельность Екатерины II, указывал на существенные изъяны, имевшие
место, в частности, при «заведении... девичьего монастыря для воспитания
благородных девиц», из которых «ни ученых ни благонравных девиц не вы­
шло, как толико, поелику природа их сим снабдила; и воспитание более со­
стояло играть комедии, нежели сердце, нравы и разум исправлять...»
5
.
Вмес-
Л. 94; Ржевская Г.И . С. 43; Глинка С. С. 92; Георгиевский А.И . С. 107. Также см.:
МихневичВ.О . Указ. соч. С . 111 .
1
ПСЗ. 1.Т.XVI. No 12154.С. 742.
2
Пушкарева Н.Л. Семья, женщина, сексуальная этика в православии и католи­
цизме... С . 59.
3
Там же.
4
Водовозова Е.Н. С . 310.
5
Кн. М. Щербатов о Екатерине II // Русский быт по воспоминаниям современ­
ников: XVIII век. Время Екатерины II: Сб. отрывков из записок, воспоминаний и

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
213
те с тем данное суждение, высказанное в контексте авторской сверхзадачи
негативизации современного ему состояния российского общества, нельзя
считать беспристрастным.м не менее данное суждение.
Критический отзыв, основанный на впечатлениях конца 40-х
—
начала
50-х гг XIX в., о качестве религиозного воспитания дворянских девочек в
Смольном институте принадлежит и мемуаристке А.Ф. Тютчевой (1829-1889):
«Религиозное воспитание заключалось исключительно в соблюдении чис­
то внешней обрядности, и довольно длинные службы, на которых ученицы
обязаны были присутствовать в воскресные и праздничные дни, представля­
лись им только утомительными и совершенно пустыми обрядами. О религии
как об основе нравственной жизни и нравственного долга не было и речи.
Весь дух, царивший в заведении, развивал в детях прежде всего тщеславие
и светскость»
1
.
Это суждение свидетельствует о ценностных приоритетах женского инсти­
тутского образования, в котором светское начало преобладало над религи­
озным. В то же время благодаря последнему воспитательный процесс, по
крайней мере для некоторых девочек, не был только приобретением суммы
знаний и навыков, а способствовал внутреннему духовному развитию. Пло­
ды этого развития относились к сфере, составляющей на языке христианской
психологии «одну из главных тайн бытия, тайну личности»
2
.
При этом оба
начала — религиозное и светское — могли уживаться и органично сочетать­
ся в культурном облике институток.
А.Ф . Тютчева, жившая в ранние годы за границей, имела возможность
сравнить «религиозное воспитание» в Мюнхенском королевском институте,
где она «окончила свое образование», с воспитанием двух младших сестер
в Смольном и судить о негативных проявлениях сложившегося в последнем
воспитательного уклада. Особенным «злом» она считала чтение «плохих ро­
манов, которые ученицы добывали себе с большой легкостью»
3
.
Вместе с
тем мемуаристка А.В . Стерлигова утверждала, что «чтение романов, которые
иногда контрабандою проникали в Институт («Екатерининский петербург­
ский».
—
А.Б .) и читались с наслаждением, тоже было строго запрещено»
4
.
Очевидно, это был своего рода «глоток свободы» в условиях тотального кон­
троля за институтками («воспитанницы ни на одну минуту не оставались без
писем / Сост.: П.Е. Мельгунова, K.B . Сивков, Н.П. Сидоров. M ., 1923. Ч. II .
Вып. 3. С. 259.
1
Тютчева А.Ф . 1
. С.5-6.
2
Ничипоров Б.В . Введение в христианскую психологию: Размышления священ­
ника-психолога . M., 1994. С. 79.
3
ТютчеваА.Ф. С.6.
4
Стерлигова А.В. С . 102.

214
А.В. Белова
надзора классных дам»
1
), табу на любую информацию о мире, даже в виде
художественной литературы
2
, доступ к которой был строго ограничен:
«В Институте была и своя библиотека, изобиловавшая одними «Лучами» и
«Звездочками»
3
, которые давали нам читать, и то редко, в старшем классе;
иногда классные дамы давали своим избранным книги, более на иностран­
ных языках»
4
.
Вспоминая свое институтское детство за границей, А.Ф . Тютчева писала: «...
религиозное воспитание внушило нам душеспасительный страх перед тщес­
лавием, легкомыслием, светскими удовольствиями, спектаклями, нарядами,
чтением дурных книг, так что я относилась с ужасом ко всему тому, что пре­
возносилось и ценилось в Смольном...»
5
. П ри некотором ригоризме ее слож­
но заподозрить в предвзятости: будучи европейски образованной женщиной,
находившейся в Мюнхенском институте под влиянием католических священ­
ников, она позднее, переехав в Россию, приняла православие и была близка
к славянофильским кругам, во многом благодаря браку с И.С . Аксаковым.
Называя «воспитание в женских учебных заведениях России» «поверхност­
ным и легкомысленным», Тютчева утверждала, что оно «является одним из
многих результатов чисто внешней и показной цивилизации, лоск которой
русское правительство, начиная с Петра Великого, старается привить наше­
му обществу, совершенно не заботясь о том, чтобы оно прониклось подлин­
ными и серьезными элементами культуры»
6
. Вместе с тем такое воспитание
не помешало, как отмечалось выше, некоторым выпускницам Смольного
стать обладательницами нравственных достоинств и христианских доброде­
телей. То же следует сказать и о воспитанницах Екатерининского института,
который, по словам П.П . Семенова-Тян-Шанского, считался в конце 30-х гг
XIX в. «лучшим из тогдашних петербургских институтов»
7
.
Официально конечным результатом женского институтского образования
мыслилось усвоение определенных норм поведения, теоретических знаний
1
Водовозова Е.Н . С . 310.
2
Ср. с повестью Н.Г. Помяловского «Молотов»: «Она (Надя, бывшая инсти­
тутка. — А .Б .) читала большею частию романы и повести, из которых в институте
слышала одни невинные отрывки». (Помяловский Н.Г. Молотов. Повесть // Помя­
ловский Н.Г . Мещанское счастье. Молотов. Очерки бурсы / Вступ. ст . и примеч.
Н.И . Якушина. M ., 1984. С. 146)
3
Наряду с упоминавшимся выше журналом для детей младшего возраста
«Звездочка» писательница А.И. Ишимова в 1850-1860 гг. возглавляла специальное
ежемесячное издание для девушек: «Лучи. Журнал для девиц». См.: Энциклопеди­
ческий словарь / Изд. ФА. Брокгауз, И.А . Ефрон. СПб., 1894. Т . XIII. С . 605.
4
Стерлигова А.В. С . 102.
5
ТютчеваА.Ф. С.6.
6
Там же. С. 7.
7
Семенов-Тян-Шанский П.П . С . 442 .

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
215
и практических навыков, которые предполагалось реализовывать впоследс­
твии в сфере приписываемого женщине домостроительства. Вместе с тем за­
дача «совершенного воспитания девиц»
1
, суть которого понималась как «ра­
чение о чистоте и учтивости» (выделено в оригинале.
—
А.Б .)
2
,
фактически
означала провозглашение нового конструкта женственности. Этот конструкт
должен был сочетать в себе идеальные представления о новых способах
презентации дворянки в публичном пространстве с бытовавшими стерео­
типами и традиционными тендерными ролями, приписываемыми женщине
обществом. В свидетельствах об окончании Смольного, например, букваль­
но говорилось о присущем выпускнице «поведении приличном благовоспи­
танном» и о «приобретении знаний, наук и рукоделий, соответственных
ея полу с касающимися до нужного домоводства упражнениями» (курсив
мой. — А.Б.)
3
.
Очевидно, ряд занятий квалифицировался ментальной тради­
цией как специфически женские, причем, сфера «домоводства» понималась
как область деятельной активности дворянок. Формальная ориентирован­
ность институтского образования на овладение своеобразным «арсеналом
средств», применяемых в конкретных бытовых ситуациях, призвана была
«примирить» заимствованный из западной культуры тип светской женщи­
ны (так называемых салонных дам европейских столиц XVII-XVIII вв.
4
, ат­
рибутами поведения которых считались «хорошие манеры» и «светскость»
5
)
с традиционным для России образом
женщины-матери-жены-хозяйки.
Не случайно, согласно «Уставу воспитания благородных девиц», в воз­
расте от 12 до 15-ти лет воспитанницы должны были «ежедневно по очере­
ди присматриваться... на поварнях ко всем работам», «сами сочинять счеты
дневным расходам», «чулки и прочий убор иметь собственной своей работы,
также и платье на себя... шить сами из даваемых материй», а в возрасте от 15
до 18-ти лет — «вести записку расходам», «договариваться с поставщиками
о припасах, каждую субботу делать расчет, и при себе платеж производить,
определять цену всякому товару по качеству онаго, и наипаче смотреть, чтоб
во всем наблюдаем был совершенный порядок и чистота»
6
. По словам мему­
аристки, эти подготовительные хозяйственные опыты имели «лишь самые
печальные результаты»
7
, хотя само по себе посещение кухни и выполнение
несложных поручений — «толочь сахар, перец и все, что нужно было рубить
1
ПСЗ. 1.Т. XVI. No 12154. С. 747.
2
Там же. С. 746.
3
ГАТО.Ф. 1233. Он. 1.Д. 1.Л. 1.
4
Подробнее о них см.: Успенская В.И . Женские салоны в Европе XVII-
XVIII веков // Женщины. История. Общество... С . 171-199.
5
Там же. С. 177.
6
ПСЗ. 1.Т. XVI. No 12154. С. 751.
7
Водовозова Е.Н . С . 303 -304 .

216
А.В . Белова
и толочь»
1
, — а также непринужденное общение с кухаркой («а это заставля­
ло смеяться и кухарку и воспитанниц»
2
) воспринималось институтками по­
зитивно, поскольку на короткий промежуток времени исключало их из сфе­
ры репрессирующего контроля и к тому же позволяло утолить перманентное
чувство голода:
«Чтобы приготовиться к скромной доле, ожидавшей многих из нас в буду­
щем, мы должны были уметь готовить кушанья, для чего существовала об­
разцовая кухня. Девицы старшего класса, соблюдая очередь, по пяти-шести
человек ходили учиться кулинарному искусству. <. . > Одна из воспитанниц
должна была рубить мясо для котлет, другая толочь сахар, третья — перец,
следующая мыть и чистить картофель, раскатывать тесто и разрезать его для
пирожков, мыть и крошить зелень. Все это делалось воспитанницами с ве­
личайшим наслаждением. Кухня служила для нас большим развлечением;
к тому же она избавляла от скучных уроков и на несколько часов от поли­
цейского надзора классных дам. Но такие кулинарные упражнения не мог­
ли, конечно, научить стряпне и были скорее карикатурою на нее. <. . .> Их
(воспитанниц. — А .Б .) веселому настроению содействовало и то, что обед,
приготовленный «их руками», они имели право съесть сами, а он был не­
сравненно вкуснее, питательнее и обильнее обычного»
3
.
Как замечала А.Н . Энгельгардт, «многие воспитанницы страдали от голода»
4
по причине недостаточности и малой калорийности рациона, не покрывав­
шего потребностей растущего детского организма:
«По утрам зимой давали две чашки чаю, а летом стакан молока с булкой. За
обедом бывало три блюда: суп или щи, небольшой кусок говядины, различно
приправленной, или котлета и какой-нибудь пирожок не особенно большого
размера, или какая-нибудь каша. B 5 часов вечера восгштанницы получали
по булке. B 8 часов ужин из двух блюд. Все это было приготовлено недурно,
припасы были большею частью свежие, но порции были малы. Только квасу
да черного хлеба давали неопределенными количествами, а сколько душе
угодно, и иные наедались черным хлебом, но не все желудки могли его вы­
носить и были, таким образом, лишены этого подспорья»
5
.
1
Там же. С. 304.
2
Там же.
3
Там же.
4
Энгельгардт А.Н. С . 148.
5
Там же. С. 148-149. B связи с последним замечанием А.Н . Энгельгардт интерес­
но отношение к «подспорью» голодавших институток только что поступившей «но­
венькой» А.В. Стерлиговой: «.. .сию же минуту дежурная горничная внесла в класс
корзину с черным хлебом и бутыль с квасом. При виде этого горести моей не было
пределов; раздача черного хлеба, нарезанного ломтями, показалась мне сильнейшим
наказанием, и я, не притрагиваясь к нему, залилась горькими слезами. Ведь у нас
дома наказывали так провинившихся горничных! Какой же проступок сделали мы,
оставшиеся в классе?» Девочка считала «черный хлеб» не только не «дворянской»

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
217
Позднее мемуаристка писала дочери о себе, что «по целым годам никогда
не была сыта», и, что «от недостатка питания» у нее «было самое хилое,
самое чахлое детство»
1
.
Она передавала свои детские ощущения: «...мне ка­
залось, что быть вполне сытой достаточно для счастья человека»
2
.
Навыки
шитья оценивались мемуаристкой Е.Н . Водовозовой не менее пессимисти­
чески, чем «обучение кулинарному искусству»
3
: «Что же касается рукоде­
лия, то громадное большинство кончало курс, выучившись одному или двум
швам»
4
. При этом «от продолжительного сидения в согнутом положении при
вышивании по канве», по наблюдению «лейб-медика Маркуса», среди инс­
титуток встречалось «немало случаев искривления позвоночного столба»
5
.
Кроме того, самым старшим воспитанницам надлежало участвовать в обуче­
нии «первых классов девиц», поскольку считалось, что они «от сей практики
навыкнут заблаговременно, как им будучи матерями обучать детей своих, и
в собственном своем воспитании найдут себе великое вспоможение, в каком
бы состоянии им жить ни случилось»
6
.
Насколько подобная педагогическая «практика» казалась «успешной» в
глазах дворянского сообщества, свидетельствует известное литературное за­
мечание В.В . Капниста из комедии «Ябеда», дискредитирующее недавних
выпускниц Смольного:
«Возможно ль дурочку в монастыре с шести
Годов воспитанну почти до двадцати,
Которая приход с расходом свесть не знает
Шьет, на Давыдовых лишь гуслях повирает.
Да по-французски врет, как сущий попугай.
А по-природному лишь только: ай! да ай!
Возможно ли в жену такую взять мне дуру!»
7
Ему вторил мемуарист С.Н . Глинка в своих «Записках»: «С невинною ду­
шою, с просвещенными понятиями, обогащенные познаниями приятных
пищей, но одним из видов наказаний прислуги. Неприятие данной пищи было связа­
но как с отсутствием физиологической привычки к ее употреблению, так и с ценнос­
тным отторжением ввиду ее уничижительности для дворянки. Вынуждая девочек
заглушать голод неподобающими «квасом да черным хлебом» и тем самым преодо­
левать внутренние барьеры, институтское начальство заставляло их сознавать свою
зависимость, внушало чувство вины, используя пищу как репрессивное средство.
1
См.: Бокова В.М ., Сахарова Л.Г . Указ. соч. С. 531.
2
Там же.
3
Водовозова Е.Н . С . 304.
4
Там же. С. 306.
5
Там же. С. 314.
6
ПСЗ. 1.Т.XVI. No 12154.С. 751.
7
Цит. по: Краснобаев Б.И . Очерки истории русской культуры XVIII века. M.,
1987. С . 75.

218
А.В . Белова
изящных искусств, юные россиянки вышли из колыбели своего воспитания и
показались наивными и несмысленными младенцами; и о Бецком разошлась
молва, что он «выпустил сто кур, монастырских дур»»
1
.
Однако негативные
оценки современников-мужчин как раз доказывают, что идеологам институт­
ского образования удалось «сконструировать» дворянскую девушку, которая,
не соответствуя общественным ожиданиям, по-новому презентировала себя
в публичном пространстве, то есть иначе выглядела, иначе себя вела, ощу­
щала и проявляла. Другое дело, что результат все-таки отличался от перво­
начального замысла. Хотя, как показывают материалы частных дворянских
архивов и ряд литературных примеров, среди женщин с институтским про­
шлым, встречались не только чуждые заботам житейской повседневности,
но и умевшие рачительно вести хозяйство и самостоятельно справляться с
возникавшими бытовыми сложностями.
Так или иначе, многолетнее пребывание в закрытом учебном заведении
налагало неизгладимый отпечаток на культурный облик бывших институток,
формировало вкусы, привычки, манеру поведения и даже черты характера,
делая их узнаваемыми в дворянском обществе. Не случайно в массовом со­
знании сложилось стереотипное восприятие «дворянки из институток»
2
.
У нее предполагалось наличие таких качеств, как доброта, восторженность,
меланхоличность, слезливость, чувствительность, раздражительность. Вмес­
те с тем о такой женщине могли сказать, что она «сохранила институтские
замашки», «говорила по-французски на институтский лад», обладала «инс­
титутской скромностью» или была «глупа, как институтка»
3
.
Пишущие из
числа бывших институток пытались реабилитировать себя и подруг, объяс­
няя причины появления подобных суждений определенными социальными
предписаниями и ожиданиями:
«Удивляло меня всегда, какое странное и неверное представление имеют в
обществе об институте былого времени; я приписываю его незнакомству с
тем, что происходило в его стенах. < . . > Вот хоть бы сильно распространен­
ное мнение, пржшсьшающее институткам необыкновенную сантименталь-
ность. Откуда оно взялось и на чем основывалось? решительно не понимаю.
Каким образом могла явиться сантиментальность у институтки, когда весь
институтский строй клонился не только к истреблению всякой сантимен-
тальности, но и к сдерживанию и подавлению всякого наружного проявле­
ния чувства.
Жизнь всегда показывала мне другое. B большинстве институток былого
времени, с которыми мне случалось сталкиваться, я замечала всегда наклон­
ность к сарказму и скорее некоторую сухость в приемах и обращении, чем
1
Глинка С. С. 92.
2
Тургенев И.С . Дым // Тургенев И.С. Собр. соч.: B 12 т. M., 1976. Т . 4. С . 11.
3
Белова А.В . Без родительского попечения... С . 31.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
219
слезливую восторженность и сантиментальность, приписываемые им. Я
полагаю, что здесь происходила путаница в понятиях. Общество называло
сантиментальностью невольное и вполне естественное удивление, вырывав­
шееся у институтки при первых шагах ее за институтским порогом. Понят­
но, что когда не видал, например, 6-9 лет сряду ни одной кошки, собаки,
коровы, то закричишь при виде их: ах! кошка! ах! корова!
<.. > Наконец в самом обществе тогдашнего времени существовала сильная
наклонность к сантиментальности, к восхищению неземными, эфирными
созданиями, барышнями-бабочками, и сомнения нет, что многие институт­
ки, желавшие иметь успех, подделывались под тон общества, но в таком слу­
чае оно навязывало им свой цвет, а не институт вырабатывал его»
1
.
Вызывая к себе повышенный интерес, институтки казались непохожими на
многих других женщин, своих современниц. Поэтому независимо от того,
делали ли они придворную карьеру фрейлин, погружались ли в семейную
жизнь или становились учительницами, их частная жизнь оставалась пред­
метом пристального внимания.
Тем не менее женское институтское образование, будучи средним и об­
щим, а не специальным, как бы не имело очевидной области востребования.
Оно не являлось исключительным средством, обеспечивавшим дворянке
перспективу профессионально заниматься каким-то видом деятельности, не
считая преподавания для тех, кто был лишен материальных и социальных
возможностей «устроить» свою семейную жизнь. В связи с этим особое зна­
чение приобретало не качество образования, а сам факт его получения, удос­
товеренный свидетельством или аттестатом. Вне самостоятельного приклад­
ного аспекта оно лишь в известной мере способствовало социокультурной
адаптации дворянки, формально открывая перед ней определенные жизнен­
ные перспективы. Причем наличие у девушки образования еще не означало
ее образованности. Выпускница института по большому счету могла быть не
сведуща в преподававшихся ей дисциплинах («Как мало знаний выносили мы
из преподавания, какими поразительными невеждами оканчивали курс...»
2
),
но от нее этого и не требовали. Качество же приобретенного образования
проверялось в совершенно иных, не связанных непосредственно с предмета­
ми изучения жизненных ситуациях, в которых должны были реализовывать-
ся ее умение вести себя, кругозор и житейская мудрость.
Вообще получение образования дворянской девушкой было подчинено
преимущественно цели родителей удачно выдать ее замуж. По крайней мере,
образованность рассматривалась матерью жениха в качестве одного из кри­
териев оценки его невесты. Как писала одна будущая свекровь: «...Николя
наш женится, невеста его премиленькая, хорошо образованная и очень, очень
1
Энгельгардт А.Н. С . 211 -212.
2
Водовозова Е.Н. С . 308.

220
А.В. Белова
умна...»
1
.
Безусловно, этот критерий не мог быть для всех и всегда решаю­
щим, и тем не менее в некоторых семьях при заключении брака факт на­
личия у девушки образования принимали во внимание будущий муж и его
родственники. Значение данного обстоятельства становится более понят­
ным, если вспомнить, что в институты зачисляли девушек с определенной
родовой принадлежностью, которая и служила главным социальным осно­
ванием вступления дворянки в брак. Даже лучшие выпускницы, окончившие
институт с «шифром» и становившиеся фрейлинами императорского двора,
рассматривали открывавшиеся перед ними перспективы как возможность
«составить блестящую партию».
Еще раз подчеркну, что в качестве продукта дворянской сословной куль­
туры женское институтское образование служило своеобразным отражением
ее внутренней неоднозначности. Рецепция западноевропейских культурных
образцов и вместе с тем стремление сохранить чувство национальной иден­
тичности, французский язык как разговорный язык российского дворянского
общества и православие как ведущая форма его вероисповедания — эти разно­
речивые проявления в полной мере реализовывались и в женском образователь­
ном проекте. Лежавшее в основе этого проекта сочетание новой идеи светской
образованности женщины с традиционным представлением о ее домашнем и
репродуктивном предназначении казалось привлекательным, несмотря на не
всегда удачные, с точки зрения современников, конкретные результаты воспи­
тания в институтах. Вне зависимости от сторонних оценок институтское обра­
зование создавало новое понимание того, что значило быть женщиной, как ей
следовало выглядеть, говорить, двигаться, воспринимать себя и других.
Эмоциональность институток может быть проанализирована исходя из
того, что, как уже отмечалось выше, едва ли не одной из самых существен­
ных причин, по которым провинциальные дворяне «без энтузиазма» отдава­
ли дочерей в закрытые учебные заведения, было предвкушение длительной
разлуки с ними
2
.
В мужском литературном дискурсе можно встретить при­
мер того, как отъезд дворянской девочки из дома (например, если она была
единственным ребенком в семье) оборачивался стрессом, своего рода эмоци­
ональной трагедией для ее матери:
«Шесть лет — еще велики ли года?
Не много мать изведала отрады!
<... >
1
Письмо H Ознобишиной к А.В. Кафтыревой от 17 декабря. Б. г. // ГАТО. Ф. 1233.
Он.1.Д.2.Л.147.
2
Это проявлялось, в частности, уже на первых порах комплектования Смольно­
го института. См., напр.: ЛихачеваЕ.О. Указ. соч. Ч. 1. С. 167; Озерская Ф.С. Жен­
ское образование в XVIII в. // Очерки истории школы и педагогической мысли...
Раздел 2. Гл. VII. С . 136.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
221
Ни слезы, ни мольба не помогли,
Весною дочь в карету посадили
И по дороге к роще повезли.
Глаза Наташи Надю проводили.
Просилась мать до станции: нашли,
Что будет вредно ей, и не пустили.
Наташа долго на крыльце стояла,
Потом пошла, шатаясь, и упала»
1
.
При том, что основное различие между домашним и институтским детством,
действительно, усматривается именно в психологической плоскости, вос­
приятие матерью отправки дочери в институт далеко не всегда можно трак­
товать столь однозначно.
В женской автодокументальной традиции приводятся иные интерпрета­
ции отношения матери к институтскому детству дочери. Мемуаристка А.В.
Стерлигова, например, указывала на репрессивный характер замены семей­
ного воспитания институтским ввиду разных причин:
«Помещенные в Институт против их желания, это бывали уже порядочно-
взрослые девочки, которым родители тщетно старались дать образование
дома и, видя безуспешность их, сплавляли их преспокойно, как в исправи­
тельный дом, в Институт. Многих лет по 13 1/2 и более отдавали, чтоб они
не мешали дома и не были наглядными доказательствами лет матери. Конеч­
но, обе эти категории девочек принадлежали к высшему классу.. .»
2
.
Особенно интересно, что некоторые матери посредством удаления в Инсти­
туты взрослеющих дочерей стремились скрыть от окружающих (а вместе с
тем и от самих себя) собственный возраст, психологически отодвинуть при­
ближение более зрелых и преклонных лет, избежать акцентирования свое­
го «старения». Опосредованно это означало, что вступление подраставшей
дочери в пубертатный период воспринималось матерью как безотчетный
вызов со стороны ее пробуждавшейся сексуальности. Взросление дочери
переживалось матерью в контексте своего рода «конкуренции» в пределах
репродуктивного возраста, а, следовательно, отправка ее в Институт могла
мотивироваться отнюдь не получением образования, а временным «устране­
нием соперницы».
Вместе с тем и девочки младшего возраста, по отношению к которым
матери практиковали некогда оставляющий тип воспитания, также могли
оказаться почти полностью исключенными из их жизни, будучи направле­
ны в институты. Мать мемуаристки Г.И. Ржевской, которую после рождения
дочери лишь «по прошествии года, с трудом уговорили... взглянуть» на нее,
1
Фет А.А . Две липки // Фет А.А. Стихотворения, поэмы, переводы. M ., 1985.
С. 519-520.
2
Стерлигова А.В. С . 93.

222
А.В . Белова
продолжала эту же линию поведения и после отправки девочки в «Воспита­
тельное Общество благородных девиц»:
«Когда, семи лет, меня разлучили с нею (матерью.
—
А.Б .), чтобы помес­
тить в Смольный монастырь, я начала огорчаться всем, что приходилось
мне слышать до этой поры. Чувствительность моя развилась при виде ласок,
которыми осыпали родители моих подруг. Из пятидесяти девушек я была
почти единственная, не видевшая родительской нежности. Некоторого рода
обожание, предметом которого служила я для всех окружающих, не могло
заменить чувства недостававшего для моего счастия. Я имела повод сомне­
ваться в любви моей матери. Наконец, через семь лет, дождалась я желаемо­
го свидания с нею»
1
.
Тем не менее, как и девочки, воспитывавшиеся дома, Ржевская оправдывала
свою мать, заключая, что «вся жизнь ее была образцом самого совершенного
исполнения правил евангельских»
2
.
В то же время многолетний отрыв дворянских девочек/девушек от их се­
мей объяснялся не только субъективными предпочтениями, но и норматив­
ными предписаниями. В частности, при помещении их как в Смольный, так
и в Екатерининские институты родители и другие родственники принимали
на себя обязательства «по собственному своему произволению»
3
не забирать
их оттуда «для каких бы то причин нибыло»
4
в течение всего срока полу­
чения ими образования. Бывшая выпускница «Екатерининского петербург­
ского института»
5
, мемуаристка А.В . Стерлигова, воспитывавшаяся в нем в
1850-1856 гг
6
—
с 11-ти до 17-ти лет, позднее писала: «В наше время домой
не отпускали, разве только опасно больных, с разрешения Императрицы;
поэтому все шесть лет мы проводили вместе, без перерыва...»
7
.
Примерно
к тому же времени относятся и детские воспоминания мемуариста князя
П.А . Кропоткина (1842-1921), 10-тилетняя сестра которого в 1846 г «уже
уехала учиться»
8
: «Старшая сестра Лена... была в институте и по тогдашним
правилам могла быть отпущена домой только в самом экстренном случае,
например по случаю смерти бабушки, и то всего на несколько часов в сопро­
вождении классной дамы»
9
. Тем самым юных дворянок стремились оградить
от пагубного, с точки зрения законодателя, воздействия социокультурной
1
Ржевская Г.И. С . 35.
2
Там же. С.36.
3
ПСЗ. 1.Т.XVI. No 12154.С. 743.
4
ГАТО. Ф.704.Оп. 1.Д.33.Л. 4.
5
Стерлигова А.В . С. 79.
6
См.: Там же. С.69, 92.
7
Там же. С. 92. Объяснение того, почему институтка «сама домой никогда не
ездила», также см.: Энгельгардт А.Н . С. 209.
8
Кропоткин П.А . С . 42.
9
Там же. С. 50.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
223
среды, связанного, по словам А.Н. Энгельгардт, с «ужасами крепостничества
или ... непроходимой пошлостью чиновничества»
1
, и окружающих людей,
включая их собственных родителей. Такое «отчуждение ребенка от влияний
семьи, влияний большею частию зловредных»
2
мемуаристки считали в це­
лом правомерным:
«Эпоха крепостничества перед освобождением крестьян была временем,
когда страсти, разнузданные продолжительным произволом, у весьма мно­
гих помещиков выражались отчаянным развратом, когда в помещичьих до­
мах содержались целые гаремы крепостных девок, когда пиры сопровожда­
лись невообразимым разгулом, пьянством, драками, грубою бранью, когда
из конюшен раздавались отчаянные крики засекаемых крестьян. Разлучая
дочерей с подобными родителями, институт спасал их от нравственной
гибели»
3
.
По замыслу И.И . Бецкого, девочкам, принятым в институты в достаточно
раннем возрасте, должны были обеспечить там получение не только обра­
зования, но и воспитания, которое качественно отличалось бы от домашнего
в силу того, что к общению с ними могли быть допущены исключительно
люди, наделенные теми или иными «добродетелями»
4
.
(Разумеется, в реаль­
ной жизни «идеальные» воспитатели встречались не чаще «идеальных» вос­
питанниц.) Напротив, «ежедневным дурным примерам» родителей приписы­
вали приобретавшиеся дочерьми с «самой нежной юности своей» пороки,
такие как «мотовство, своевольство, безчестное лакомство и непослушание»
5
.
При этом природа добродетелей, стяжание которых ставилось целью воспи­
тания дворянских девушек в закрытых учебных заведениях, была отнюдь, не
религиозной, как это может показаться на первый взгляд, а вполне светской,
что является весьма симптоматичным для характеристики мира женского ин­
ститутского детства.
Юные воспитанницы институтов обычно тяжело переносили смену при­
вычной домашней обстановки, а главное, разлуку с родителями, родственни­
ками и знакомыми («Я ... плакала неутешно, вспоминая своих и свой родной
дом»
6
). Правда, на некоторых девочек, как, например, на родственницу дво­
рянки Новоторжского уезда Тверской губернии Прасковьи Ниловны Аболе-
1
Энгельгардт А.Н . С . 211.
2
Там же. С. 212.
3
Водовозова Е.Н . С . 314.
4
ПСЗ. 1. Т. XVI . No 12103. С. 670.
5
Там же. С. 669.
6
Стерлигова А.В . С . 83 . Также см.: «Когда после ужина мы пришли в дортуар,
окна которого выходили на тот двор, с которого мы с отцом подъехали к институту
поутру, оцепенение, в котором я находилась целый день, уступило место страшной,
жгучей боли. Я принялась рыдать и рыдала долго, неутешно. Так закончился первый
день моего пребывания в институте». (Энгельгардт А.Н . С . 141 .)

224
А.В . Белова
шевой, «Лилю», царившая в институте атмосфера производила благоприят­
ное впечатление, побуждая в письмах к родным одобрительно отзываться о
своей институтской жизни и о новом окружении, в котором предстояло вра­
щаться в течение последующих лет:
«Вчера я также получила и от нее («Лили». — А.Б.) очень коротенькое пись­
мо. Пишет что она всем и всеми в Институте довольна, восгштанницы с ко­
торыми она во 2
м
отделении теперь будет есть очень милые дамы класныя и
учителя хорошие»
1
.
Хотя в данном случае возможно и другое объяснение. Принятая в России
практика перлюстрации писем воспроизводилась на локальном уровне жен­
ских институтов. Как вспоминала А.В. Стерлигова, «нераспечатанное пись­
мо никогда не отдавалось воспитаннице»
2
.
Разумеется, письма, написанные
институтками, также просматривались классной дамой, а иногда она прямо
говорила, что именно следует написать родственникам. Только в записочках,
передаваемых с посетителями, девочки могли более или менее откровенно
выражать свои настроения и впечатления. Екатерина Самарина наставляла
свою дочь-институтку «друга Вариньку»: «...теперь с папинькай загатов
писмы к сестрам паболыне, и Милая Саша верно будет писать к кузинам.. .»
3
.
Особенно усиливалась внутренняя цензура в институтах в середине
XIX в. в связи с происходившими в стране политическими событиями и ужес­
точением идеологических запретов. Так, во время Крымской войны 1853¬
1856 гг. воспитанницы вынуждены были довольствоваться («ведь у каждой из
нас болело сердце за близких родных или знакомых»
4
) «слухами»
5
вместо полу­
чения достоверной информации через переписку. По словам А.В . Стерлиговой,
«письма, посылаемые оттуда (с «театра войны».
—
А.Б .), не отдавались нам и
большей частию пропадали, что я испытала на себе»
6
.
Однако в предшествую­
щий период, пока женские образовательные учреждения состояли в ведении им­
ператрицы Марии Федоровны (до 1828 г
7
), она не только не чинила препятствий
переписке девочек с родственниками, участвовавшими в военных действиях, но
и лично содействовала надежной доставке писем. Ее фрейлина, мемуаристка
1
Письмо И.Н . Аболешевой к А.А. Чебышевой от 30 августа 1882 г. // ГАТО.
Ф. 1022. Аболешевы — дворяне Новоторжского уезда Тверской губернии. Оп. 1.
Д.23.Л.1.
2
Стерлигова А.В. С . 120.
3
Письмо Е. Самариной к дочерям В. и А. Самариным от 20 августа 1825 г. //
РГАДА. Ф. 1277. Самарины. Он. 2. Д. 14. Л.2.
4
Стерлигова А.В . С. 116.
5
Там же.
6
Там же. С. 120.
7
С 1828 г. — в ведении IV отделения Собственной Его Императорского Вели­
чества канцелярии.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
225
М.С. Муханова (1802-1882), замечала: «Когда настала вторая Турецкая война
(русско-турецкая война 1828-1829 гг), она (Вдовствующая Императрица Мария
Федоровна.
—
А.Б .) приезжала в институт, в Смольный монастырь и собирала
там письма воспитанниц, чтобы с курьером вернее доставлять к их родным»
1
.
Как бы то ни было, письма оставались, по существу, единственной связу­
ющей нитью девочек с домом, с родителями, по которым многие сильно тос­
ковали и зачастую только в эпистолярном общении могли поделиться этими
переживаниями. Воспитывавшаяся в Смольном Елена Манзей так выражала
свои эмоции родителям, которые на лето покидали Петербург и отправлялись
в родовое имение в Вышневолоцком уезде Тверской губернии:
«Mes chers Parens, vos precieuses lettres nous ont fait bien du plaisir, car elles
nous apprennent que vous etes en bonne sante; j'ai cru ne devoir plut vous ecrire
et pouvoir moi meme vouse exprimer toute ma reconnaissance pour vos bontes et
le bonheur que j'amais a vous revoir mais la lettre de Papa nous instruisant que
vous restez encore quelques jours a Borovno, je dois donc encore avoir recours
a la plume et au papier qui pendant cet ete ont ete les porteurs de nos pensees.
<.. > Mes chers Parens, Lise voulait vous ecrire pour vous remercier pour toutes
vos bontes pour elle, mais on est venu la chercher pour prendre lecon d'anglais
et comme elle n'aura plus le temps de vous ecrire apres elle me charge de le faire
pour elle et de vous baiser mille fois les mains ce que je voudrais bien faire en
realite et que je ne puis faire qu'en idee. <...> Ah! mes chers Parens, si vous
saviez avec quelle impatience nous attendons votre retour; chaque jour je vais
regarder a la fenetre si vous n'y etes pas et chaque jour je remets au lendemain
l'esperance de vous revoir, avec quelle joie un jour en me levant j'irais voir si mon
bonheur est accompli»
2
.
1
Муханова М.С . 2
. С.306.
2
«Мои дорогие родители, ваши неоценимые письма доставили нам (с сестрой
Лизой. — А .Б.) много удовольствия, так как они нам сообщают, что вы находитесь
в добром здравии; я думала, что не нужно больше вам писать и можно мне самой
выразить вам всю мою благодарность за вашу доброту и счастье когда-нибудь вас
снова увидеть, но письмо Папы нас известило, что вы остаетесь еще на несколько
дней в Боровно, значит я должна снова прибегнуть к перу и бумаге, которые в тече­
ние этого лета были носителями наших мыслей. <. . > Мои дорогие родители, Лиза
хотела к вам писать, чтобы благодарить вас за всю вашу доброту к ней, но пришли
ее разыскивать, чтобы брать урок английского языка, и, как у нее не будет больше
времени к вам писать потом, она мне поручает сделать это за нее и вам целовать
тысячу раз руки, то, что я хотела бы сделать действительно, и, что я могу сделать
только мысленно. <. . > Ах! мои дорогие родители, если бы вы знали, с каким не­
терпением мы ждем вашего возвращения; каждый день я иду смотреть у окна, нет
ли вас там, и каждый день я откладываю на завтра надежду вас снова увидеть, с ка­
кой радостью однажды, встав, я пошла бы смотреть, совершилось ли мое счастье»
(пер. с фр. мой. — А.Б.) . (Письмо Е. Манзей (Helene Manzey) к CC и Н.Л. Манзеям
от 28 сентября 1836г. //ГАТО.Ф. 1016.Оп. 1.Д.45.Л.15-16 об.)

226
А.В . Белова
Что касается большинства девочек, именно продолжительное пребыва­
ние вдали от семьи заставляло их особенно остро ощущать свои «корни»,
учило по-настоящему ценить и любить близких. Как выразилась А.Н . Эн­
гельгардт, «семью любили, очень любили; она была чем-то священным, чего
не касалась ничья критика, и в этом отношении институтки, беспощадные
во всех других случаях друг к другу, выказывали замечательную, необыкно­
венную, изящную деликатность»
1
.
Письма Софьи Капцевичевой к Аграфене
Васильевне Кафтыревой из Смольного института свидетельствуют о том, как
сильно она скучала по дому, как часто вспоминала свою прежнюю жизнь,
казавшуюся ей благополучнее нынешней, как искренно хотела вернуться в
«счастливое» домашнее прошлое:
«Мне весьма грустно здесь; всякой день я с прискорбием воспоминаю мою
жизнь дома»
2
; «Теперь я чувствую, что я была щастливее дома и весьма же­
лала бы опять наслаждаться сим щастием»
3
.
Во всей полноте и силе «ностальгическое» чувство воспитанниц закры­
тых учебных заведений проявлялось в их отношении к периодическим визи­
там родных и знакомых. Екатерина Самарина стремилась заранее обрадовать
дочерей сообщениями о направлявшихся к ним визитерах:
«Наконец ожидании ваши Милай Друг Варинька и Милая Саша исполни­
лись и Папинька скоро вас увидит и так мой друг Варинька я уверена что
ты будешь уметь ценить это, будешь утешаться его присудствием доставляя
ему удовольствие вести себя хорошо.. .»
4
; «.. .неожиданно вам удалось еще
видится с братом, не знаю теперь когда он с полком будет в Москве, я наде­
юсь что у вас побывает в Институде»
5
.
Софья Капцевичева, по ее собственному признанию, с большим воодушев­
лением, на эмоциональном подъеме ждала каждого посещения ее в Смоль­
ном институте А.В. Кафтыревой, к которой она испытывала пылкую детскую
привязанность:
«Прошу вас... не оставляйте меня вашим посещением, которое я ожидаю
всегда с величайшим нетерпением смешанным с радостью»
6
; «Весьма со­
жалею что я вчера не видела вас, но услыша что вы скоро опять будете я
ожидаю вас с нетерпением и неизъяснимым удовольствием»
7
.
1
Энгельгардт А.Н . С . 209.
2
Письмо С. Капцевичевой к А.В. Кафтыревой. Б/д // ГАТО. Ф. 1233 . Оп. 1. Д. 2. Л. 95 об.
3
Письмо С. Капцевичевой к А.В. Кафтыревой от 11 июля 1831 г. // Там же. Л . 96 об.
4
Письмо Е. Самариной к дочерям В. и А. Самариным от 20 августа 1825 г. //
РГАДА. Ф. 1277. Он. 2. Д. 14. Л. 1.
5
Письмо Е. Самариной к дочерям В. и А. Самариным. Б/д (от декабря 1825 г.?)
//Тамже.Л.3об.
6
Письмо С. Капцевичевой к А.В. Кафтыревой. Б/д // ГАТО. Ф . 1233. Оп. 1.
Д.2.Л.95об.
7
Письмо С. Капцевичевой к А.В . Кафтыревой. Б/д // Там же. Л. 98.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
227
Напротив, отсутствие возможности повидать своих близких, в том числе Ar-
рафену Васильевну, бабушку, тетю К.П . Прозоровскую
1
, действовало на нее
удручающе:
«Весьма сожалею, что не могу видеть вас («Любезнейшая А.В.!». —
А.Б .)
и может быть надолго»
2
; «Когда вы («Любезнейшая А.В .!».
—
А.Б .) бу­
дете писать к Бабушке и Тетиньке; то прошу вас засвидетельствуйте им
мое почтение, напишите, что я весьма сожалею, что свидание мое с ними
отдалено»
3
.
Иногда пребывание А.В . Кафтыревой вне Петербурга не позволяло ей наве­
щать девочку, чьей судьбой она продолжала интересоваться через третьих
лиц. 21 июня 1832 г ее родной брат, Иван Васильевич Мацкевич, сообщал из
столицы о своем намерении еженедельно посещать Смольный монастырь, с
тем чтобы регулярно извещать ее о девочке и, при первом же удобном случае,
убедить последнюю самой написать о себе: «...я вижу твою привязанность
к Софии Петровне а потому с будущей недели в удовольствие твое начну
ездить в монастырь чтобы писать каждою неделю о предмете тебя занимаю-
щаго... но в первом моем писме постараюсь уговорить чтобы она к тебе сама
написала бы...»
4
.
Забота Аграфены Васильевны о Софье Капцевичевой, росшей без мате­
ри, дочери знаменитого генерала и видного государственного деятеля, ге­
роя войны 1812 г, Петра Михайловича Капцевича (1772-1840), выражалась
не только в том, что она переписывалась с ней и навещала ее в институте,
но и в передаче ей самодельного варенья — лакомства, которым баловали
дворянских детей, живших дома, и, которого были лишены воспитанницы
закрытых учебных заведений («Анна Матвеевна m'a dit que vous avez en la
bonte de m'envoyer des confitures de votre ouvrage; je suis fort sensible a cette
bonte»
5
), и в пересылке понадобившихся книг («Прошу вас любезнейшая
А.<графена> В.<асильевна> пришлите мне книги contes d'une mere a sa
fille»
6
), и в организации копирования для нее ученических тетрадей по раз­
ным предметам («Посылаю вам при сем письме тетради истории церкви,
1
Письмо К.П . Прозоровской к А.В. Кафтыревой от 28 февраля 1841 г. // Там
же. Л . 67-67 об.
2
Письмо С. Капцевичевой к А.В . Кафтыревой от 11 июля 1831 г. // Там же.
Л. 96.
3 Письмо С. Капцевичевой к А.В . Кафтыревой. Б/д // Там же. Л . 98 .
4
Письмо И. Мацкевича к А.В. Кафтыревой от 21 июня 1832 г. // Там же. Л. 82 об.
5
«Анна Матвеевна сказала мне, что вы так добры, что пришлете мне варенье
вашего приготовления; я весьма тронута этой добротой» (пер. с фр. мой. —
А.Б.).
(Письмо С. Капцевичевой к А.В. Кафтыревой. Б/д // Там же. Л . 98 -98 об.)
6
«... (начало по-русски.
—
А.Б.) «Сказки матери своей дочери»» (пер. с
фр. мой. — А.Б.). (Там же. Л.98 об.)

228
А.В. Белова
истории древней и средней и литургию, которые прошу вас любезная Агра-
фена Васильевна приказать списать»
1
). Все эти проявления человеческого
участия показывают в то же время, насколько сильно девочки нуждались
в ничем не заменимом родительском попечении, как трудно происходила
их адаптация к новым условиям жизни
2
, каким болезненным для детской
психики был отрыв от семьи.
Опека Василием Березхиским в стенах Смольного 10-тилетней Марии
Манзей состояла в наблюдении за ее физическим самочувствием и за тем,
как она была устроена в институте («Марья Логиновна находится в совер­
шенном здравии и благополучии»
3
), в угощении ее сладкими лакомствами
в дни религиозных праздников («После обедни («в день Преображения
Господня».
—
А.Б .) я доставил ей сахарное дитя и несколько других без­
вредных конфектов, кои накануне того дня промыслил нарочно»
4
),воб­
щении с ней во время уроков при наличии такой возможности («Я жалею
только о том, что мне по сему новому распоряжению недостается обучать
в том классе, в коем покамест находится Марья Логиновна. Потому что
я чрез ето лишаюсь вернаго случая покрайней мере однажды видеть ее в
неделю»
5
), в пересылке родителям написанных ею писем («Письма на сей
раз от любезной вашей дочери Марьи Логиновны я не имею. Зная, сколь
любезно вам ея писание, я крайне о сем жалею...»
6
). Сестра В. Березхиско­
го навещала девочку и беседовала с ней: «Сие сказывала сама Марья Ло­
гиновна сестрице моей, которая в прошлое собрание, т<о> е.<сть> 9— сего
месяца (августа 1797 г — А.Б .), с нею виделась и говорила довольно»
7
.
Полагаясь на опеку дочери сотрудником института, родители, которые
сами не могли часто навещать ее, рассчитывали получать о ней регуляр­
ную информацию и надеялись на своевременную помощь девочке в случае
необходимости.
Не всегда воспитанницы закрытых учебных заведений компенсировали
недостаток семейного тепла и родственного общения добрым обращением
друг с другом. Судя по воспоминаниям институток, взаимоотношения меж­
ду девочками разного возраста и социального происхождения определялись
1
Письмо С. Капцевичевой к А.В . Кафтыревой от 14 июля 1831 г. // Там же.
Л. 72-72 об.
2
«К концу года я стала свыкаться с образом жизни и со странным обращением
институток». (Стерлигова А.В . С . 98.)
3
Письмо В. Березхиского к Л.М . и П.П . Манзеям от 13 августа 1797 г. // ГАТО.
Ф.1016.Оп. 1.Д.45.Л.8.
4
Там же.
5
Тамже.Л.8об.
6
Там же. Л. 9.
7
Там же. Л. 8.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
229
оппозицией «дразнить»
1
—
«обожать»
2
.
Последний стиль отношения, в ос­
новном, младших воспитанниц к старшим может истолковываться как гомо-
эротическая привязанность, имеющая место, по словам сексологов, как одно
из проявлений подростковой сексуальности
3
. Однако, например А.Н. Энгель­
гардт, называя «пресловутое обожание» «в высшей степени глупым, хотя, в
сущности, весьма невинным обычаем»
4
, настойчиво отрицала в нем что-либо
«двусмысленное и порочное»
5
.
Тем не менее мемуаристки указывали на позитивное отличие от мужских
корпусов, школ и училищ в обращении с «новопринятыми» в женских инс­
титутах:
«В противность мужским учебным заведениям, где принято новичков оби­
жать, бить и чинить над ними всякие каверзы, в институте с новенькими
обращались вежливо, говорили им «вы» и оберегали от неприятностей.
Сами восгштаттницы наблюдали за этим, и беда, если какая-нибудь девочка
осмеливалась обидеть словом новенькую (voies de fait (побоев (фр.) . — А.Б .)
1
См., напр.: «Грубость классных дам делала и институток грубыми существа­
ми: так же как и их наставницы, они имели собственный лексикон бранных слов.
Они то и дело ссорились между собой, и бранные слова сыпались, как горох из
мешка. Громадному большинству была недоступна деликатность, бережное отно­
шение к чувствам ближнего: соберутся вместе и пересчитывают красивых и безоб­
разных подруг и тут же в лицо кричат им: "Ты первая по красоте в нашем классе!
Ты первая по уродству! Ты вторая по идиотству!"» (ВодовозоваЕ.Н . С. 311.)
2
«Постепенно утрачивая естественные чувства, институтки сочиняли любовь
искусственную, пародию, карикатуру на настоящую любовь, в которой не было ни
крупицы истинного чувства. Я говорю о традиционном институтском "обожании",
до невероятия диком и нелепом. Институтки обожали учителей, священников, дья­
конов, а в младших классах и воспитанниц старшего возраста. Встретит, бывало,
"адоратриса" (так называли тех, кто кого-нибудь обожал) свой "предмет" и кричит
ему: "adorable", "charmante", "divine", "celeste", целует обожаемую в плечико, а
если это учитель или священник, то уже без поцелуев только кричит ему: "божес­
твенный", "чудный"! Если адоратрису наказывают за то, что она для выражения
своих чувств выдвинулась из пар или осмелилась громко кричать (классные дамы
преследовали нас не за обожание, а лишь за нарушение порядка и тишины), она
считает себя счастливою, сияет и имеет ликующий вид, ибо она страдает за свое
«божество». Наиболее смелые из обожательниц бегали на нижний коридор, обли­
вали шляпы и верхние платья своих предметов духами, одеколоном, отрезывали
волосы от шубы и носили их в виде ладанок на груди. Некоторые воспитанницы
вырезали перочинным ножом на руке инициалы обожаемого предмета, но таких
мучениц, к счастью, было немного». (Там же. С. 256-257.)
3
Кон И.С. Подростковая сексуальность на пороге XXI века: Социально-педаго­
гический анализ. Дубна, 2001.
4
Энгельгардт А.Н. С . 163.
5
Там же. С.165.

230
А.В. Белова
не существовало вовсе ни для новеньких, ни для стареньких; всякая ручная
расправа была противна институтским понятиям, институтскому духу и на­
влекла бы на виновную такую бурю и такую гонку со стороны товарищес­
тва, что самые строптивые вели себя безукоризненно в этом отношении),
то все остальные налетали на нее разом и осаживали словами: "Как вам не
стыдно, разве вы забыли, что она новенькая!"»
1
«Голос» П.П . Семенова-Тян-Шанского, воспитанника «школы гвардейских
подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров»
2
, подтверждает и конкретизиру­
ет замечание А.Н. Энгельгардт относительно «неуставных» взаимоотноше­
ний в мужских учебных заведениях в России середины XIX в.:
«Первое, против чего я возмущался, было доходившее до бесчеловечности
приставание к новичкам. Я лично, к счастью, ему не подвергался, во-пер­
вых, потому, что поступил прямо в третий класс, состоявший всецело не из
новичков, во-вторых, потому, что полюбившие меня товарищи и не дума­
ли причислять меня к новичкам, а от приставания воспитанников высших
классов я отбился со свойственной мне в подобных случаях смелостью при
помощи товарищей моего класса. Но энергичным заступником за новичков
я мог явиться только во втором классе и в особенности в старшем, когда
мой авторитет был уже вполне упрочен. С новичками обращались, унижая
их достоинство: при всех возможных предлогах не только били их нещадно,
но иногда прямо истязали, хотя без зверской жестокости. Только один из вос­
питанников нашего класса, отличавшийся жестокостью, ходил с ремнем в
руках, на котором был привязан большой ключ, и бил новичков этим ключом
даже по голове. Этот субъект, вышедший впоследствии в отставку из гвар­
дейских офицеров и переехавший в свое имение в Новгородской губернии,
умер в тюрьме, куда был заключен по обвинению в истязании своих крепос­
тных, из которых несколько женщин, вследствие такого истязания, бежало
из заключения и замерзло в лесу. У нас в школе, кроме упомянутых приста­
ваний, принимавших, впрочем, только изредка форму истязаний, с новичков
еще брались поборы, т. е . их притеснители прямо заставляли привозить себе
разные лакомства»
3
.
Различное обращение с «новенькими» в женских и с «новичками» в мужских
закрытых учебных заведениях указывает на особые механизмы адаптации
в сообщества дворянских девочек и мальчиков. В первом случае речь шла о
горизонтальной опеке, адаптации на основе уподобления, предполагавшей
сделать «новенькую» «своей», введя ее «в курс дела». При этом преимущес­
твенная позиция «стареньких» проявлялась в символическом престиже об­
ладания знанием «внутренних законов» и в возможности через назидание
ощутить и продемонстрировать свое более высокое положение в замкнутом
1
Там же. С . 141 (курсив автора).
2
Семенов-Тян-Шанский П.П . С . 459.
3
Там же. С . 463-464.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
231
сообществе, осознавая себя стоящими «над» кем-то, чей статус ввиду неком­
петентности воспринимался как более низкий. Во втором случае имела место
вертикальная иерархия, адаптация на основе противопоставления, вследс­
твие которой «своим» становился тот, кто сумел «завоевать» себе право
считаться членом «мужского» сообщества. Завоевание же этого права было
сопряжено с преодолением посредством силового противодействия статуса
не «обучаемого», а открыто «депривируемого». При этом доказательством
состоятельности «неофита» служили проявленные им дерзость и нежелание
мириться со своей маргинальной позицией, физическое превосходство над
«неновичками» или, по крайней мере, равенство сил с ними.
По свидетельству мемуариста, между обучавшимися в первой половине
XIX в. в Екатерининском институте дворянками-сверстницами могли с са­
мого начала устанавливаться вполне доброжелательные и даже дружеские
отношения: «...девочка... была принята... в институт, где сделалась сразу
же любимицей своих подруг..»
1
.
Своеобразной проверкой этих отношений
становились наиболее критические и трагические моменты в жизни юных
воспитанниц. Так, один из примеров душевной чуткости и старательного ис­
полнения христианского долга продемонстрировали в 1841 г воспитанницы
одного из московских женских институтов, присутствуя при кончине и отпе­
вании обучавшейся с ними 15-тилетней Веры Васильевой, и, участвуя в ее
похоронах. Отец девочки, И. Васильев, сообщал об этом в частном письме:
«Приехавши нарочно навестить свою племянипу а мою дочь Веру находя­
щуюся в Институте в Москве и приезд ее был столь разителен для нее При-
посещении своей гшемяттницы которую окружали класныя дамы и прочия
видя отходящую из здешняго Мира в Мир Горний в этото время явилась ее
тетка которую она немогла уже узнать и прилей испустила последней вздох
и закрыла глаза вечно: итак тетке досталось присебе предать тело земле оп­
лакать невинную и внутренно порадоваться тому Усердию той вниматель­
ности и 1тышности с какою ее хоронили, ее любили как начальницы так и
все девицы которыя все были приотпевании и все плакали чистосердечно
прощаясь с нею...»
2
.
В отдельных случаях дружба между институтками сохранялась и после окон­
чания учебного заведения и даже переносилась на членов семьи. Так Г.И.
Ржевская вспоминала о своей подруге Анне Васильевне Радищевой, урож­
денной Рубановской (1750-е гг
—
1783):
«Из других моих привязанностей в Смольном одна лишь дружба с г-жой
Рубановской была cepH03HbiM чувством. Она осталась моим единственным,
искренним другом до последней минуты своей жизни. С обеих сторон чувс­
тво доходило до совершенной преданности. По смерти ее я имела счастие
1
Там же. С. 442.
2
Письмо И. Васильева к В.Л. Манзей от 8 ноября 1841 г. // ГАТО. Ф. 1016.
Он. 1.Д.45.Л.81об.

232
А.В . Белова
оказать услуги ее семейству, детям и тем исполнила священньгй долг, запла­
тив за ее дружбу, которая до того времени не требовала от меня ни малейше­
го пожертвования»
1
.
Значение дружеских отношений, завязывавшихся в стенах института, как
показывает просьба, с которой бывшая институтка К.П . Прозоровская обра­
щалась к другой, некогда смолянке, А.В . Кафтыревой, было настолько вели­
ко , что они сохранялись по прошествии многих лет, даже десятилетий, после
выпуска: «Прошу кланялся от меня институтской знакомой, товарищу моему
по лавке Савицкой»
2
.
Некоторые выпускницы продолжали переписываться
несмотря на разделявшее их расстояние, жизненные обстоятельства, разли­
чия в последующем образе жизни. Так, в письмах к «милой Оле» называвшая
себя ее «институтской подругой» «деревенская учительница Вера» делилась
с ней повседневными заботами и переживаниями, описывала свои труды по
организации домашнего хозяйства
3
, упоминала о посещавших ее воспомина­
ниях о тех, с кем она дружила в институте («...в долгие темные осенние вече­
ра... имею я возможность не возмутив ничьего покоя, вспомнить и Тебя и
С. и Р. и всех вас. . . после томительных трудов дневных по хозяйству, ко кото­
рым по немногу начала привыкать.. .»
44
). Мемуаристка А.В. Стерлигова обра­
щала внимание на особое чувство социальной взаимопомощи и поддержки,
развитое у бывших воспитанниц закрытых заведений, некоторые из которых,
ввиду своего статуса, могли оказываль неформальное влияние и содействие в
решении жизненно важных вопросов менее «удачливым» соученицам:
«Одно скажу, и скажу истину, что где и когда бы мне ни случалось встретиться
с институтками моего выпуска, я, кроме радости, внимания и участия, ничего
не встречала с их стороны. Хотя многие по своему общественному положе­
нию стояли очень высоко, но всегда старались помочь и советом, и ходатайс­
твом своим товаркам, а многим помогали и деньгами и отысканием мест»
5
.
В мужском литературном дискурсе образ институтской дружбы, особенно
острую потребность в которой девушки должны были испылываль сразу пос­
ле выпуска, обрелал черлы устойчивой мифологемы, свидетельством чего
служил письмо героини романа А. Погорельского «Монастырка», недавно
окончившей Смольный:
«И во сне, и наяву мне грезится Петербург, и Нева, и монастырь, и ты, мой
милый друг! и P**, и С**, и Ф**, и все вы, добрые, незабвенные мои подруж-
1
Ржевская Г.И. С . 42 .
2
Письмо К.П . Прозоровской к А.В . Кафтыревой от 28 февраля 1841 г. // ГАТО.
Ф.1233. Оп.1.Д.2.Л.67об.
3
Письма институтки о домашнем хозяйстве. Письма I-IV // ГАТО. Ф . 103. Оп.
1. Д. 1389. Л. 1-14 об.
4
Письма институтки о домашнем хозяйстве. Письмо II-e. Овощной погреб //
Тамже.Л.9об.
5
Стерлигова А.В . С . 126.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
233
ки! Ах, Маша! пиши ко мне; не забывай, что мы обещались вечно любить
друг друга, когда еще были в кофейных! Сколько раз мы полом возобновляли
это обещание и в голубых и в белых! Не забудь этого, моя Маша! А я теперь
имею нужду в твоей дружбе — более нежели когда-нибудь: я чувствую себя
здесь совершенно одинокою; кажется, как будто весь свет меня бросил, или
я живу в другом свете!»
1
.
Образ самого института был окружен в памяли его бывших воспитанниц
своеобразным романтическим ореолом. А.В. Кафлыревой по прошествии
почти 20-ти лел со времени выхода ее из «Воспилалельного Общества благо­
родных девиц», или иначе Смольного монастыря, была присуща, по словам
Софьи Капцевичевой, «любовь ко всему монастырскому»:
«В сем письме вы найдете азбуку, которую я сняла для вас полагая что как
вы любите все вообще моностырское; то и сия азбука понравится вам. Это
сами девицы сняли ее с писанной»
2
.
Наряду с переживаниями по поводу разлуки с родными, сложностей
адаптации к условиям жизни в инслилуле («Прошло уже более полугода пос­
ле моего вступления в инслилул, а я совсем еще не могла приспособиться к
раннему вставанию, голоду и холоду»
3
) и установления «ловарищеских» ол-
ношений со сверстницами, особое влияние на психологическое состояние
дворянских девочек оказывало общение со взрослыми, причастными к их
инслилулскому воспитанию и образованию, а также царившая в заведениях
атмосфера, обусловленная преобладавшими в них структурными и педаго­
гическими принципами. Что касается «Воспитательного Общества благо­
родных девиц», то оно по организационному устройству напоминало своего
рода иерархическую пирамиду, на вершине которой стояла назначавшаяся
Импералрицей госпожа начальница
4
, имевшая «над всем оным Обществом...
полную власть»
5
.
Влорым по значимости должностным лицом была госпо­
жа правительница, помогавшая госпоже начальнице в делах руководства и
исполнявшая исключительно ее распоряжения
6
.
В компетенцию госпожи
правительницы среди прочего входил контроль за деятельностью 4-х над-
зиралельниц
7
и 12-ли учительниц
8
, педагогическим стараниям которых было
1
Погорельский А. Монастырка // Погорельский А. Избранное. M ., 1985. С . 165
(курсив авлора).
2
Письмо С. Капцевичевой к А.В . Кафтыревой. Б/д // ГАТО. Ф. 1233. Оп. 1. Д . 2 .
Л. 94.
3
Водовозова Е.Н . С . 263.
4
ПСЗ. 1.Т.XVI. No 12154.С. 744.
5
Там же.
6
Там же. С. 746.
7
Там же. С. 747.
8
Там же. С. 748.

234
А.В . Белова
поручено непосредственно воспитание и образование двухсот девиц
1
дворян­
ского происхождения. Помимо воспитательных функций начальница должна
была проверяль расходование экономом казенных средств, с тем, чтобы не
допустить расточительства, поскольку остатки средств предназначались для
наделения приданым
2
после выпуска неколорых девушек-сирот
Госпожи надзирательницы, имевшие, согласно Уставу, «преимущество
над Учительницами, но ограниченное»
3
, помимо своих прямых обязаннос­
тей, состоявших в постоянном наблюдении за воспитанницами и в оказании
помощи «госпожам учительницам» или даже в замещении последних в слу­
чае необходимости, должны были присмалриваль за служанками
4
, произво­
дившими уборку спальных помещений и выполнявшими другие виды работ
Сами они могли получаль распоряжения исключительно от госпожи пра­
вительницы или непосредственно от госпожи начальницы
5
.
Учительницам
надлежало жаловалься на «нерадивых» служанок госпоже надзирательнице,
колорая, доложив о них госпоже начальнице, была вправе их уволить, если
исполнение ими служебных обязанностей неоднокрално вызывало нарека­
ния
6
.
Таким образом, лолальный контроль был положен в основу не лолько
олношения взрослых к детям, но и взаимоолношений внулри «педагогичес­
кого коллектива».
Просвещенческие воспитательные принципы лребовали ол наставниц
олносилься к девочкам «пристойно» и «благоразумно». «Устав воспитания
благородных девиц» предостерегал ол лого, члобы надзиралельницы и учи-
лельницы наказывали подопечных за провинности, находясь в неуравно­
вешенном эмоциональном состоянии и вымещая, лем самым, на них свое
раздражение
7
.
Негативными последствиями такого рода психологической
компенсации могли сталь, по мнению законодалеля, новые неблаговидные
поступки воспитанниц, наказанных, с их собственной точки зрения, незаслу-
1
Там же. С. 747.
2
Там же. С. 745.
3
Там же. С. 747.
4
Там же.
5
Там же.
6
Там же. С. 749-750.
7
«Если госпожи Надзирательницы принуждены будул лак, как и Учительни­
цы классов, за погрешность к исправлению пристойные употребить способы, то
делать сие в образе и на мерении матернем, а отнюдь не по страсти или по иной
какой посторонней причине, как на пример, если б кому случилось, упражняясь в
каком нибудь деле, придти в раздражение, и в то ж время, не одумавшись, сердце
свое изъявить над молодою девицею, (чло весьма часто случаелся у большей части
безразсудных Учителей и Учительниц) то такой поступок со всем не благоразумен,
и как тем, так и другим крайне от сего остерегаться должно». (Там же. С . 747 -748.)

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
235
женно или несправедливо, погружение их в уныние и озлобление на воспи-
лалелей
1
.
Поэлому «Услав» предписывал надзиралельницам и учительницам
«весьма осмотрительно», с «крайним благоразумием» и с «довольной осто­
рожностью» олносилься к «благородным девицам», особенно в ситуациях,
сопряженных с «употреблением строгостей»
2
.
К сожалению, мемуарные сви-
делельслва бывших инслилулок идул вразрез с благозвучной риторикой эпохи
Просвещения. Е .Н . Водовозова писала о классных дамах:
«Невежественные, мелочные, придирчивые, многие из них были настоя­
щими "фуриями" и "ведьмами", как их называли. В маленьких классах они
грубо толкали девочек, чувствительно теребили их; со старшими было не­
мыслимо позволять это себе, но зато их можно было наказывать за всякий
пустяк: за недостаточно глубокий реверанс, за смех, за оборванный крю­
чок платья, за спустившийся рукавчик, за прическу не по форме и т.д. до
бесконечности»
3
.
Причиной столь «не педагогичного» отношения наставниц к своим подо­
печным мемуаристка считала не сложившуюся у них личную жизнь, не-
реализованносль ими малримониальной и репродуктивной «обязательной
программы», в которой выражались не лолько социальные ожидания, но и
индивидуальные представления большинства женщин о собственном пред­
назначении:
«Окруженная молодыми девушками, она (классная дама.
—
А.Б .) не могла
без зависли смотреть на молодые лица. B этом возрасте и она мечтала о счас-
лье взаимной любви (других мечтаний в то время у молодой девушки не бы­
вало), и они, как она, тоже, вероятно, рассчитывают выйти замуж за богатых
и знатных, которые с обожанием будут склоняль колени перед ними. Но ее
мечты не осуществились, ее встретили в жизни лишь ляжелая зависимость и
неволя... И с ними, думала она, будет то же, что и с нею, но они счастливее ее
уже лем, чло еще могут надеяться и мечтать!.. И новая классная дама сразу
становилась с воспиланницами в официальные олношения, а затем делалась
все более придирчивою и злою»
4
.
Проигрышная антропологическая ситуация с неосуществленными замужес-
лвом и малеринслвом, колорую классные дамы не могли изменить, и, соот­
ветственно, маргинальная социальная позиция «старой девы»
5
компенсиро­
вались ими в силу профессиональной роли репрессирующим воздействием
на девочек: по олношению к последним они ощущали себя людьми, ол ко-
1
Там же. С. 748.
2
Там же.
3
Водовозова Е.Н . С . 259-260.
4
Там же.
5
«Через несколько лег своей службы она уже была на счету «старой девы» и на­
конец сама приходила к окончательному выводу что жизнь ее обманула, что больше
ей уже не на что рассчитывать...» (Там же. С. 259).

236
А.В . Белова
торых хоть что-то в жизни зависело, и вполне смаковали свою власль над
воспитанницами.
Тем не менее в письмах конца XVIII — первой половины XIX в. можно
обнаружить свидетельства и бережного обращения наставниц «Воспитатель­
ного Общества благородных девиц» с вверенными их попечению дворянски­
ми девочками. Так, по словам В. Березхиского, Мария Манзей пользовалась
особой любовью своей классной дамы: «Госпожа Шмил ее олменно любил,
и не ославляел всем, чем можно»
1
. П ри элом в «Уставе» надзиралельницам и
учительницам вменялось чуль ли не в обязанность быль «равно любимыми и
почитаемыми» «от всего воспитательного Общества»
2
.
Софья Капцевичева должна была ославалься вплоль до весны 1833 г «в
покровительстве у мадмозель Денисов»
3
. Имелась в виду «заслуженная инс­
пектриса» Смольного института Анна Дмитриевна Денисьева (... -1880), имя
которой приобрело впоследствии скандальную известность из-за получив­
шей огласку в свелских кругах Петербурга внебрачной связи ее племянницы
Елены Александровны Денисьевой с поэлом Ф.И . Тютчевым
44
.
Софья Капце­
вичева с делской пылкостью выражала в письме призналельносль своей на­
ставнице и желание олблагодарить ее: «Как я сожалею, чло я не могу ничего
зделаль Госпоже Денисьевой в день ея имянин, члобы холя сим показаль знак
моей благодарности за ея ко мне милости»
5
.
Вместе с лем интересен отзыв
мемуариста А.И . Георгиевского, который был женал на другой племяннице
А.Д. Денисьевой, Марии Александровне, урожденной Денисьевой, и, поло­
му, неплохо ее знал:
«Анна Дмитриевна была несомненно особа очень умная, очень образован­
ная, очень сведущая во всем, чло касаелся до Смольного: она же никогда
из него не выходила с самого в него вступления ученицею. Но для своей
гшемянницы Лели (Е.А . Денисьевой. — А .Б .) она вовсе не была хорошею и
заботливою воспилалельницею; она была очень сухая и черствая эгоистка,
не способная входить в своеобразный детский мир, да и в Смольном ограни­
чивалась лолько администрацией, лолько сохранением внешнего порядка и
благоприличий, не заботясь о настоящем воспитании проходивших через ее
руки молодых поколений; все же досуги свои она посвящала приему гостей,
выездам и особенно игре в карты по маленькой»
6
.
1
Письмо В. Березхиского к Л.М . и ПИ Манзеям от 13 августа 1797 г. // ГАТО.
Ф.1016.Оп. 1.Д.45.Л.8.
2
ПСЗ. 1. Т . XVI. No 12154. С. 748.
3
Письмо И. Мацкевича к А.В . Кафтыревой от 21 июня 1832 г. // ГАТО. Ф. 1233.
Он. 1.Д.2.Л.82об.
4
Георгиевский А.И. С. 110.
5
Письмо С. Капцевичевой к А.В. Кафтыревой. Б/д // ГАТО. Ф. 1233. Оп. 1 .
Д.2.Л.94об.
6
Георгиевский А.И . С. 107 (курсив мой. —
А.Б.).

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
237
Образ А.Д. Денисьевой, сложившийся у девочки, одной из ее многочислен­
ных воспитанниц, разумеелся, отличался от впечатления ол общения с элой
дамой у взрослого мужчины, связанного с ней отношениями свойства. Тем
не менее характеристика, данная последним, акценлируел расхождение меж­
ду понялием «своеобразного детского мира» и институтским воспитанием, с
преобладанием в нем формализма и администрирования.
В письмах к родным и близким из Смольного дворянские девочки пе­
редавали олзывы о себе воспилалельниц. В одном из писем, адресованных
А.В. Кафлыревой, Софья Капцевичева лранслировала благоприялное мнение
своей наставницы и собственное, несколько самоуничижительное, отноше­
ние к ее оценке: «Анна Феодоровна поручила мне написаль вам, que Ton est
content de Sophie
1
, она очень снисходительна; я чувствую, что еще совсем
не заслужила сей похвалы, но буду сларалься заслужить оную»
2
.
Это вполне
соолвелслвовало упомянулому выше способу социального контроля, приня-
лому в женских инслилулах. Публичная «похвала» в «Воспилалельном Обще­
стве благородных девиц» возводилась в ранг эффективного педагогического
средства. Госпожа начальница, присулслвуя на экзаменах, специально устра­
ивавшихся для лого, члобы она могла имель наглядное представление об ус­
певаемости воспитанниц, «поощряла... их раздачею определенными знаками
к большему прилежанию» соразмерно с достигнутыми ими успехами
3
.
В ряду персон, причастных по служебному положению к непосредствен­
ному воспитанию и образованию дворянских девочек, госпожа начальница
занимала особое место. Исполняя высшую должность, ей надлежало, со­
гласно уставу, стремиться к тому, чтобы вызвать к себе всеобщую любовь и
уважение
4
.
Иногда, как отмечала мемуаристка А.В. Стерлигова, ей это уда­
валось:
«Свою начальницу мы все любили. Она была добра и справедлива, делала
нам различные удовольствия, не выходившие из пределов ее власти, испра­
шивала высочайшего соизволения отпускать некоторых слабых девиц к ро­
дителям на известное время летом. Но и она не избегла насмешек. Одна из
мовешек
5
на вопрос постороннего лица: "Все ли у вас казенное?" — олвеча -
ла: "Конечно, все, даже мать казенная".. .»
6
.
1
«...что Софьей довольны...» (пер. с фр. мой. —
А.Б.).
2
Письмо С. Капцевичевой к А.В. Кафлыревой. Б/д // ГАТО. Ф. 1233. Оп. 1 .
Д.2.Л.98.
3
ПСЗ. 1. Т.XVI. No12154.С. 745.
4
Там же.
5
«ДУРН0 се
бя ведущих» (фр.) — жаргонизм институток. См.: «Хорошие учени­
цы назывались bons sujets, плохие — mauvais sujets, или проще мовешки». (Стер­
лигова А.В . С. 91.)
6
Там же. С. 94.

238
А.В . Белова
В построенном на жесткой иерархии «Воспитательном Обществе благород­
ных девиц» госпожа начальница должна была быль не лолько носительни­
цей всей полнолы власли, но и обладательницей образцовых достоинств и
добродетелей
1
.
Однако мемуаристки, «припоминая о ней», реже олмечали
«нечиновническое олношение к вверенному ей делу»
2
, чаще — именно без­
граничную власть начальницы:
«Наша всесильная начальница Леонтьева давно забрала в обоих инсли-
лулах всю власть в свои руки и всегда действовала по своему личному
усмотрению: ни один учитель не мог проникнуть к нам или оставаться
у нас, если он ей не нравился. Не имея ни малейшего представления о
просвещенном абсолюлизме, Леонтьева управляла двумя инслилулами,
как монарх, не ограниченный никакими законами, по образцу восточных
деспотов»
3
.
Именным указом Екатерины II от 5 мая 1764 г первой начальницей
Смольного назначалась княжна Анна Долгорукова, продемонстрировавшая,
по мнению Г.И. Ржевской, «неспособность занимать это важное место»
4
,а
правительницей — вдова действительного статского советника Софья де Ла-
фон
5
(1717-1797). Последняя, по словам В.О. Михневича, была воспитанни­
цей сен-сирского maison royale
6
, по истечении непродолжительного времени
сменила свою предшественницу на послу начальницы и «всецело предалась
делу»
7
.
Позднее учитель В. Березхиский оставил в частном письме (явля­
ющем пример лого, как новости столичной жизни проникали в провинци­
альную среду, становясь составной частью культурного кругозора уездного
дворянства, в данном случае вышневолоцкой супружеской челы Манзей)
описание лоржеслвенных похорон Софьи де Лафон:
«У нас ныне весь дом в великих суелах и беспокойстве, так что и уче­
ние уже несколько дней ославлено. Причиною сего есть кончина Ея
Превос.<ходительслва> Штате дамы и ордена Св.<ятыя> Екатерины кавале­
ра Софьи Ивановны Лафон, нашей начальницы, последовавшая к немалой
горести общества, бывшаго под ея управлением с лишком 33 года, сего 11
ш
Августа в 5 часов пополуночи. Сего дня будет вынос в Евангелическую Цер­
ковь
8
и погребение, к чему приглашено до 500 знатнейших и знакомых ей фа­
милий. В числе сопровождающих лело, по имянному Ея Имп.<ералорскаго>
Вел.<ичеслва> повелению будул находиться в свите благородныя воспилан-
1
ПСЗ. 1.Т.XVI. No 12154.С.745.
2
Энгельгардт А.Н . С. 153 (курсив авлора).
3
Водовозова Е.Н . С. 315.
4
Ржевская Г.И. С . 38.
5
ПСЗ. 1.Т.XVI. No 12154.С. 742.
6
Михневич В.О . Указ. соч. С. 111 .
7
Ржевская Г.И. С . 40.
8
Очевидно, Софья де Лафон была люлеранкой.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
239
ницы большаго возраста, числом до 100. Нашей братьи учителям назначено
быль при гробе»
1
.
Новой начальницей «Воспилалельного Общества благородных девиц» по уже
сложившейся лрадиции должна была сталь бывшая правительница, а именно:
Елизавела Александровна Пальменбах, колорая, одновременно с получением
должности была награждена орденом святой великомученицы Екалерины и
лилулом «ваше превосходительство»
2
.
Кончина госпожи начальницы могла
произвести глубокое впечалление на воспитывавшихся в то время в Смоль­
ном инслилуле дворянских девушек и сталь для неколорых из них, особенно
присулслвовавших при похоронах, настоящим эмоциональным полрясением.
В олечеслвенной историографии, как конца XIX — начала XX в., лак и
в современной, неоднокрално звучала мысль об особом покровительстве
царствовавших особ воспитанницам и выпускницам Смольного института
3
.
Наряду с тем, что это закрытое учебное заведение было своего рода «вит­
риной» российской педагогики конца XVIII — первой половины XIX в.,
оно символизировало лрепелное и заботливое отношение монархов к юным
представительницам женской части дворянства. Последнее, на мой взгляд,
объясняелся существенными изменениями, происходившими на проляжении
XVIII в., особенно во влорой его половине, в системе «самоописания» русс­
кого общества.
Предпринимавшиеся Екатериной II целенаправленные попытки офици­
ально представить российский социум как сословие слралифицированный
формально должны были порождаль ленденцию к дальнейшей дифференци­
ации внулри юридически выделенных сословных групп. Одним из резуль-
лалов действия элой ленденции можно счилаль провозглашение Именным
указом ол 5 мая 1764 г идеи того, что женщины «благородного» происхожде­
ния, в том числе и малая их часть в лице воспитанниц Смольного института,
являлись полноценной в социологическом смысле составляющей дворянс-
1
Письмо В. Березхиского к Л.М . и П.П . Манзеям от 13 августа 1797 г. // ГАТО.
Ф. 1016. Оп. 1 . Д . 45. Л. 9-9 об. Из этого же письма можно установить, что дата
рождения скончавшейся в возрасте 80-ти лел СИ. де Лафон — 8 августа 1717 г.:
«Госпоже Лафон исполнилось 80 лел 8
12
сего августа. Ето был день ея рождения, в
колорой она имела последнее улешение получить от щедрот Их Им.<ператорских>
Величеств табакерку и перстень». (Там же. Л . 9 об.)
2
Там же.
3
См.: Брикнер А.Г. Указ. соч. M ., 1991. Т . 2. С . 642; Михневич В.О . Указ. соч .
С. 113; Милюков П.Н. Указ. соч. С. 267; Краснобаев Б.И. Очерки истории русской
культуры XVIII века... С . 75; Каменский А.Б . «Под сению Екатерины...»: Вторая по­
ловина XVIII века. СПб., 1992. С. 382; Лотман Ю.М . Беседы о русской культуре...
С. 79, 83.

240
А.В. Белова
кого сообщества
1
.
Более лого, в их достойном, с точки зрения законодате­
ля, воспитании, качество которого ставилось в зависимость прежде всего от
проявленных начальницей «Воспилалельного Общества благородных девиц»
педагогической инициативы и наставнического усердия, государство усмат­
ривало своеобразный залог своего будущего процветания
2
.
Говоря словами М. Палеолога, «начиная с Екатерины II, все русские им­
ператоры и императрицы осыпали элол инслилул (Смольный.
—
А.Б .) свои­
ми милостями. Они интересовались личностью воспитанниц, их работою и
играми и часто посещали их»
3
.
Василий Березхиский, описывая состоявше­
еся 24 июля 1797 г посещение Смольного института членами Российской
Импералорской Фамилии в сопровождении придворных, Короля Польского,
отечественных и иностранных влиялельных особ по случаю торжествен¬
ного празднования дня тезоименитства Императрицы Марии Федоровны,
уподоблял малеринскому попечение последней о «новопринялых» девочках,
среди колорых находилась и юная вышневолоцкая дворянка Мария Манзей,
упоминал о монаршем признании педагогических заслуг института, а также
передавал распространявшиеся слухи о лом, чло поэлу ГР. Державину было
предложено запечаллель столь памялное событие в стихотворной форме:
«Празднование Тезоименитства Ея Им.<ператорскаго> Вел.<ичеслва> Го -
сударыни 24
Ш
сего июля совершилось, как следовало. В сей день она из­
волила поселить дом наш дважды, первой раз поутру одна для осмолрения
новопринялых воспиланниц, как благородных так и мещанских; при чем
изъявила им свойственное милосердной ея душе снисхождение, и любовь
прямо матернюю: другой же раз по полудни в 5
1Ь
часов по полудни вмес-
ле с Его Императ.<орским> Велич.<еслвом> Самодержцем нашим, с Их
Имп.<ераторскими> Высоч.<ествами> великими Князьями и великими
Княгинями, в провожании придворной свиты. Его Вел.<ичеслво> Король
1
«Соединенная в нем («плане, сочиненном Генералом-Поручиком Бецким,
о воспилании девиц благородных».
—
А.Б .) истинная Государственная польза с
Христианским человеколюбием, инаго нам не оставляел, как предварить нашими
искреннейшими желаниями желании всех верных сынов Отечества, дабы за матер­
нее Вашего Императорскаго Величества особливое призрение такой важной час­
ти всего общества (курсив мой. — А .Б .), Всевьптший сугубо благословил драго­
ценный век Вашего Величества к собственной Вашей радости и удовольствию...» .
(ПСЗ. 1. Т. XVI. No 12154. С. 742 .)
2
«Госпоже Начальнице предославляелся промышлять о всем том, что по собс­
твенному ея изобретению за лучшее и полезнейшее для порядка, успеха, благосо­
стояния, а наипаче для воспитания молодых девиц признано будет, которыя, яко
драгоценной для нея, для Государства и олечеслва залог, вверены благоразумному
ея попечению». (Там же. С . 746.)
3
Палеолог М. Роман Императора: Александр II и княгиня Юрьевская. Репринт
воспр. изд. 1924 г. М, 1991. С. 16.

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
241
Польский изволил быль лакже. Съезд Иностранных Министров и Знатней­
ших особ обоего пола был многочислен. При сем случае важнее всего то,
что Их Императ.<орские> Величества благоволили оказать дому нашему
высочайшее свое удовольствие. Писать о подробностях торжества сего, кои
не так важны, кажется, нет нужды, а особливо по лому, что описание онаго,
как мы слышали, предоставлено перу Зналнейшаго нашего стихотворца Его
ПР.<евосходительства> Г.<авриила> Р.<омановича> Д.<ержавина> Если оно
действительно выдет, то я для любопытства вашего не премину сообщить
вам — а и не выдет — потеря не большая»
1
.
К сожалению, не известно, осуществил ли Г.Р. Державин свой лворческий
проект, посвященный «высокому» визиту в «Воспитательное Общество бла­
городных девиц», но среди его стихотворений, созданных в 1797 г, есть одно
поэтическое откровение под названием «Дар», строки которого могли быль
навеяны наблюдением поэла за инслилулскими воспитанницами и впечатле­
нием, на него произведенным:
«Взял я лиру и запел, —
Струны правду зазвучали;
Кло внимать мне захотел?
Лишь красавицы внимали.
Я доволен, света бог («Аполлон». — А .Б .)\
Даром сим лвоим небесным.
Я богатым быть не мог,
Но я мил женам прелестным»
2
.
Вообще, обычной практикой считалось заказываль известным поэлам сти­
хи по случаю очередного выпуска из Смольного института
3
.
В 1812 г К.Н.
Батюшков посвятил «подругам милым», колорых «дружество навек злалою
цепью... связало»
4
, слихолворение «Хор для выпуска благородных девиц
Смольного монастыря»
5
.
А в 1824 г в аналогичной роли ангажированно­
го поэта оказался В.А. Жуковский, позднее самокритично отзывавшийся о
выполненном заказе: «...последние стихи мои написаны на выход девиц из
Смольнаго монастыря. Довольно дурны, как все, чло пишелся по заказу»
6
.
1
Письмо В. Березхиского к Л.М . и П.П . Манзеям от 13 августа 1797 г. // ГАТО.
Ф. 1016.Он. 1.Д.45.Л.8 об.-9.
2
Державин Г.Р . Дар // Державин Г.Р . Стихотворения. Петрозаводск, 1984.
С. 133-134.
3
См., напр.: КошелевВ.А . Комментарии // Батюшков К.Н . Соч.: B 2 т. M ., 1989.
Т. 1.С. 460.
4
Батюшков КН. Хор для выпуска благородных девиц Смольного монастыря
// Там же. С. 226.
5
Там же. С. 226-227 .
6
Письмо В.А . Жуковского к А.П . Зонтаг от 5 марта 1824 г. // ПВ. 1904. Отде­
льный оттиск изNo 100:ГротК. Указ. соч. С.12.No 8.

242
А.В . Белова
Внимание членов Императорской Фамилии к дворянским девушкам, обу­
чавшимся в Смольном инслилуле, давало неколорым из них шанс оказалься
сразу же после его окончания в эпицентре событий придворной и светской
жизни, хотя, по словам А.Ф . Тюлчевой, например, в середине XIX в. при на­
значении фрейлин ко двору выбор не всегда делался в пользу преленденлок,
имевших в дополнение к дослалочно молодому возрасту привлекалельную
внешность и столичное инслилулское образование:
«Я надеялась, чло ко двору будет назначена одна из моих сестер. Дарий,
старшей, было семнадцать лел, Китти, младшей, — шестнадцать, они обе
были очень миловидны, на виду в Смольном и жаждали попасть ко двору и в
свет, между тем как мне и то и другое внушало инсшнкливный ужас. Но вы­
бор цесаревны остановился именно на мне, полому чло ей сказали, чло мне
двадцать три года, что я некрасива и что я восггитывалась за границей. Ве­
ликая княгиня больше не холела иметь около себя молодых девушек, полу­
чивших воспилание в петербургских учебных заведениях, так как благодаря
одной из таких неудачных воспитанниц она только чло пережила испытание,
причинившее ей большое горе»
1
.
Тем не менее, вне зависимости от того, получала недавняя выпускница за­
крытого учебного заведения звание фрейлины или нел, ожидавшее ее «блес-
лящее» будущее имело свою оборолную сторону
Порой, частная жизнь бывших инслилулок, повышенный интерес к кото­
рым сознательно культивировался в российском дворянском обществе конца
XVIII — первой половины XIX в., становилась достоянием гласности и пуб­
личного внимания. В таких случаях члены Импералорской Фамилии чувство­
вали на себе ответственность за их судьбы и считали своим долгом вносить
ясность в двусмысленные ситуации, жертвами которых, подчас непроизволь­
но, становились молодые особы. Примером можел служить печальная история
помолвки воспитывавшейся в 30-е гг XIX в. в Екатерининском институте де­
вицы Софьи Бахметевой с князем Григорием Николаевичем Вяземским, олка-
завшимся вопреки первоначальному намерению жениться на ней и оклевелав-
шим ее не лолько в пелербургском «свеле», но и с помощью матери, княгини
Софьи Григорьевны Вяземской
2
, в глазах Императора Николая I и Великого
князя Михаила Павловича, по настоянию которых видные государственные де­
ятели лого времени — граф А.Ф. Орлов, Я.И. Ростовцев и ведавший инслилул-
скими делами Принц П.Г Ольденбургский, принадлежавший к родственной
Дому Романовых иностранной Царствующей династии, — посещали семью
Бахмелевых, пытаясь выяснить истинное положение вещей
3
.
1
Тютчева А.Ф . 1
. С.9.
2
См.: История родов русского дворянства... Кн. 1. С . 106.
3
«Здесь не имеет сил повторить все те оскорбления все клеветы, распростра­
няемым здесь Князем Вяземским матерью его, который в подробностях были ею

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
243
Опека двора над дворянскими девушками, воспитывавшимися в закры­
тых учебных заведениях, накладывала своеобразный отпечаток на их пси­
хологию и мироощущение, обогащала их культурный опыл, делая его более
разнообразным. Кроме лого, нельзя не учитывать свойственных основной
массе дворянства патерналистских представлений о высоком авлорилеле
верховной импералорской власти венчанного на царство Государя. Екатери­
на Самарина писала в 1825 г своим дочерям, воспитывавшимся в одном из
московских институтов:
«Друг мой Варинька и Любезная Саша, узнав от васильки что вас повезут
воздать должное пакойному Императору надеюсь что вы с усердием помо­
лились о упокоении души олца всей России.. .»
1
; «Милые друзья Варинька и
Саша давно уже я к вам не писала; лакже и ол вас не получала писем; как вы
щаслливы чло вы воздали последний долг Милостивому Монарху»
2
.
Поэлому периодические посещения Царствующими Особами женских инс­
титутов способствовали формированию пиелела к ним у юных воспитанниц,
а, следовалельно, и лояльности. Пребывание вблизи Импералора и много­
численной Импералорской Фамилии занимало особое место в системе цен­
ностей родовитого российского дворянства, в том числе, представительниц
женской его части.
Еще одним подтверждением тому, что институтское образование дво­
рянских девушек рассматривалось на самом высоком уровне как дело го­
сударственной важности, может служить императорское участие в судьбах
занимавшихся их воспитанием наставниц и членов семей последних. Так,
после смерли СИ. де Лафон Импералор Павел I и Импералрица Мария Фе­
доровна направили ее дочери письма со словами поддержки и улешения
и, олдавая должное ее заслугам на педагогическом поприще, взяли на себя
остававшиеся после нее долги и расходы по ее погребению
3
.
Как видно из
даведены письмом до самаго Государя Императора, а до Великаго Князя Михаила
Павловича лично; по повелению коих неоднократно были у нея (матери девицы
Софьи Бахметевой. — А.Б .) Граф Алексей Федорович Орлов и Генерал Майор Рос-
ловцов, по случаю же воспитания дочери ея в Екатерининском Институте, находя­
щемся под ведением Принца Петра Ольдембургскаго, Его Высочество сам лично
изволил быль у ней и распрашиваль обслоялельслва дела элого». (ГАТО. Ф . 103.
Он. 1.Д. 1509. Л. 5 об.)
1
Письмо Е. Самариной к дочерям В. и А. Самариным. Б/д (ол декабря 1825 г.?)
//РГАДА.Ф. 1277. Он. 2. Д. 14. Л. 3.
2
Письмо Е. Самариной к дочерям В. и А. Самариным. Б/д (от декабря 1825 г.?)
//Тамже.Л.4.
3
«Государь получа о ней (о кончине СИ. де Лафон. — А .Б .) извеслвие соизво­
лил обрадовать дочь покойницы драгоценным своим писанием, в коем изъявляя
уважение к заслугам ея матери принимал на себя все оставшиеся после ней долги.
Государыня утешая ее не меньше лестным посланием обещалась заплатить все из-

244
А.В. Белова
письма учителя В. Березхиского, эти демонстративные знаки монаршего
внимания встретили сочувствие и восхищение рядовых членов «Воспи¬
тательного Общества благородных девиц» и нашли в их сердцах горячий
отклик:
«Сколь ни мало времени, не могу утерпеть, что бы не упомянуть вам о бес­
предельном милосердии Их Импер.<алорских> Величеств и при сей кончи­
не... B наших Государях найдем мы пример такой нежности и чувствитель­
ности сердца!»
1
.
Правда, помимо педагогических заслуг СИ. де Лафон во внимание, очевид­
но, были принялы, по замечанию Г.И. Ржевской, ее «крайняя нужда», «рас­
строенное» мужем, «колорый под конец совершенно сошел с ума и угрожал
не раз убить ее и двух дочерей», состояние и, как следствие, ло, чло «умерла
она в бедности, ровно ничего не оставив своей дочери»
2
.
Таким образом, психологический фон институтского детства определя­
ли лакие факторы, как насильственный олрыв ол семьи, опылы вынужден­
ной бытовой и социальной адаптации к новым материальным условиям и
неродственному окружению сверстниц и воспитательниц и, в ло же время,
своеобразная «близость» к импералорскому двору. Для дворянской девочки
из провинции пребывание в одном из столичных инслилулов означало услов­
ную смену «закрытой» модели поведения «олкрылой». Культурный кругозор,
который формировался на проляжении первых лел ее жизни в родных пе­
налах в окружении ограниченного числа наиболее близких родственников и
знакомых, подвергался значительному расширению.
Замена привычной домашней обстановки новой атмосферой казенного
заведения, узкого круга родных и близких более обширным коллективом
чужих и незнакомых людей, жизни в олносилельно «маленьком» усадебном
доме пребыванием в «большом» здании инслилула, собственной (либо разде­
ляемой с сестрами и братьями) «детской» комнаты местом в дортуаре — спаль ­
ном помещении, общем со многими другими (посторонними) воспитанница­
ми, символизировала в восприялии девочек из провинциальной дворянской
среды условный переход из «своего» (близкого, родного, знакомого, малого)
пространства в «чужое» (дальнее, постороннее, незнакомое, большое). Pac-
лоржение связи с привычным «маленьким» миром приводило к улрале ими
чувства психологической защищенности, делало их эмоционально уязвимы­
ми. При элом на них обрушивался мощный прессинг внешних предписаний
и санкций со стороны институтских наставниц, что оказывало еще большее
лравмирующее воздействие. В ло же время эло был благоприятный эмоцио-
держки погребения». (Письмо В. Березхиского к Л.М . и И.И . Манзеям от 13 авгус­
та 1797г.//ГАТО.Ф. 1016.Он. 1.Д.45. Л.9 об.)
1
Там же.
2
Ржевская Г.И. С. 40 -41 .

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
245
нальный фон для внушения нормаливных предславлений о подобающем и
неподобающем предславилельницам женского пола поведении, образе мыс­
лей, чувствований и самоощущении. В сознание подверженных страху и ин­
стинкту самосохранения девочек внедрялись установки пассивности, зави­
симости, конформизма. Бывшая инслилулка Е.Н . Водовозова вспоминала об
элом лак:
«К молчанию и безусловному повиновению инслилулок приучали весьма
систематично. Впрочем, на женщину в ло время вообще смотрели как на
существо, вполне подчиненное и подвластное родителям или мужу, — ин ­
ститут стремился подготовить ее к выполнению элого назначения, но чаще
всего достигали совершенно проливоположных результатов. От нас требо­
валось или молчание, или разговор полушеполом, и лак в продолжение всего
дня, кроме перемен между уроками, когда громкий разговор не вызывал ни
окрика, ни кары. Наиболее суровые классные дамы ограничивали и сужива­
ли даже ничложные привилегии «кофулек» (воспиланниц младшего класса),
колорым по праздничным дням вечером дозволялось бегать, играть и танце­
вать. Как только они поднимали шум и возню даже в лакие дни, классные
дамы кричали: «По местам! вы не умеете благопристойно держать себя!»
Дети послушно садились на скамейки и, получая постоянно нагоняй за рез­
вость, все реже предавались веселью.
Как ни была жива и шаловлива девочка при поступлении в инслилул, суровая
дисциплина и вечная муштровка, которым она подвергалась, а лакже полное
олсулслвие сердечного участия и ласки быстро изменяли характер ребенка»
1
.
Определение в инслилул дворянской девочки, жившей до элого в имении
с родителями, означало психологическую грань, преодолель колорую она
пылалась пулем своеобразной имитации в общении с подругами и воспита­
тельницами «домашних» олношений с родными. В более старшем возрасте,
приспособившись уже к инслилулским порядкам и нравам, она, напролив,
как бы начинала ощущаль свою причастность к некоему особому миру
2
(чло, в принципе, лак и было), олличному ол лого, колорый располагался
за пределами учебного заведения. По словам А.Н. Энгельгардт, «институт­
ки начинали счилаль инслилул центральным пунктом вселенной и с забав­
ной важностью говорили, наподобие курочки и кота в сказке Андерсена
«Гадкий уленок»: мы, ло есль инслилул, а полом и весь свел!»
3
. В каком-ло
смысле, эло был даже привилегированный мир, поскольку он был связан
1
Водовозова Е.Н . С . 226-227 .
2
А.Н. Энгельгардт, например, употребляла лермин «инслилулский мир».
См.: Энгельгардт А.Н . С . 214 .
3
Там же. С . 210. Ср. с литературным образом: «Она... полагала, что свет и су­
ществование оканчиваются за стеною институтского сада...». См.: Сенковский О.И .
Вся женская жизнь в нескольких часах // Сенковский О.И. Сочинения Барона Брам-
беуса. M., 1989. С. 286.

246
А.В . Белова
с известной «близостью» к императорскому двору Институт за годы пре­
бывания в нем дворянской девушки становился в ее представлении как бы
«домом», а подруги и воспитательницы — «семьей», разлучиться с которы­
ми ей было лакже психологически трудно, как в свое время привыкнуть к
ним. Мемуаристка А.В . Стерлигова так описывала свое настроение накану­
не выхода из инслилула:
«Наконец получено уведомление ол Двора, чло 18 февраля назначен при­
езд всех выпускных в Зимний дворец... 18 февраля еще лолько рассвелало,
а мы уже все поднялись, лолкуя о предстоявшем счастии ехать во дворец.
Все были страшно возбуждены: вдруг не поедем во дворец или выпуск отло­
жат? С нетерпением ждали мы элого памятного дня; но когда он наступил, у
большей части выпускных появилась на лицах задумчивость и даже грусть!
Жаль было и родных институток, и классных дам, и начальство, и maman»
1
.
Именно поэтому выпуск из закрытого учебного заведения дворянских деву­
шек сопровождался сильными переживаниями («... когда началось уже окон­
чательное прощание друг с другом, тогда повсеместно послышались рыдания и
уверения в дружбе, обещания не забываль друзей, писаль и пр.»
2
) и сожале­
нием об улраченном «инслилулском мире». Вместе с лем, действительность
за пределами инслилула мыслилась ими как полная проливоположносль инс­
титутской повседневности:
«О выпуске мечтали все, как ле, колорым предстояло блестеть на балах, лак
и ле, колорых ожидала трудовая дорога, но о ней никто не думал. И это ес­
тественно: чем ближе подвигалось время к выпуску, тем более утрачивали
воспиланниць1 какое бы то ни было представление о действительной жизни.
<...> Воспиланниць1 дореформенного института представляли себе жизнь
не иначе как усеянную розами. B инслилулских стенах им приходилось
постоянно сдерживать себя, помнить кодекс правил, вечно слышать брань
озлобленных старых дев, истпывать голод, холод, ляжесль раннего вста­
вания, — и они мечтали, чло в будущем их ждет зололая свобода, чло они
будул вставать поздно, делать что захотят, что окружающие будут относить-
1
Стерлигова А.В . С . 122-123. Ср. с мужским литературным дискурсом: «Время
выпуска ее из монастыря приближалось между лем скорыми шагами, и сердце в
ней сжималось ол невольного трепета при мысли о роковой минуле, долженство­
вавшей разлучить ее навсегда с милыми подружками, с добрыми наставницами,
с тихою и однообразною монастырскою жизнию. Анюта оставила Малороссию в
самых нежных младенческих лелах, и Смольный монастырь с тех пор сделался для
нее как бы новою родиною, в колорой сосредолочивались все ее мысли, желания и
заботы». (Погорельский А. Указ. соч. С . 188.)
2
Стерлигова А.В. С . 126. Ср.: «Простясь самым трогательным образом с сво­
ими приялелыгицами, вся в слезах, исполненная глубокой печали, грусти, даже
отчаяния, Олинька P*** села с маменькою в карелу и уехала из инслилула». (Сен­
ковский О.И. Указ. соч. С. 287.)

Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
247
ся к ним с искреннею любовью. Что же удивительного в лом, чло весьма
многим мечтательницам скоро пришлось сказать себе: "Жизнь, ты обманула
меня!"»
1
.
По выходе из инслилула девушку ожидали новые психологические «потря­
сения», обусловленные леперь уже необходимостью адаптации к нормам
повсеместного дворянского уклада жизни. Как выразилась Е.Н . Водовозова,
«после окончания инслилулского курса большая часть ее понялий были не­
лепы, ее страх безрассуден, олношение к обыденной жизни и ее явлениям
подчас проело комично»
2
. «Большому» миру в представлении девушки пред­
стояло снова сталь «маленьким», чло часто вызывало у нее ощущение куль­
турной дезориентации и чувство своеобразной психологической невостребо­
ванности. В то же время, по словам мемуаристки, «она совершенно лишена
была предприимчивости и находчивости в практической жизни»
3
.
Причина
такой эмоциональной «меламорфозы» заключалась не лолько в специфике
переживаний бывшей инслилулки, но и в особом внушавшемся с детских лел
социальном стандарте «женственности»:
«Нужно, однако, заметить, что и русское общество того времени предъяв­
ляло девушке лишь эстетические требования. Наклонную к серьезному чле-
нию и разговору называли «синим чулком» и жестоко высмеивали»
4
.
Инслилулское детство дворянских девочек второй половины XVIII — сере­
дины XIX в., будучи «просвещенческим» проектом и идеологическим продук­
том российской власти, означало своеобразную улралу детства как такового,
даже в тех ограниченных его проявлениях, колорые были осознаны и доступны
к лому времени. «Мир детства» как бы оставался за порогом Института, яв­
лявшего собой качественно иное социокультурное пространство, заполненное
уже не «дельми», а персонифицированными «шлалными единицами».
Не случайно реальный возраст институток, учитывавшийся при поступлении,
как бы переставал существовать по отношению к символическим «возрастам»,
принятым в новом укладе их жизни. В социокультурном пространстве инсти­
тутского детства игра как атрибут детского замещалась искусственно привне­
сенным «порядком», своего рода уздой детской эмоциональности
Инслилул в еще большей степени, чем семья выступал «полем» легити­
мации власти и тендера. Насколько эли опыты были интегрированы один в
другой, показывает ряд характеристик: 1) исключительная иерархичность
институтского уклада; 2) олкрылая и скрытая репрессивность в отношении
не поддающихся или проливящихся нивелирующему воздействию; 3) сим­
волическая прогнозируемость женской тендерной «роли» и внедрение ее в
1
Водовозова Е.Н. С . 311 -312 .
2
Там же. С. 309.
3
Там же. С. 310.
4
Там же. С . 308-309.

248
А.В . Белова
сознание воспитанниц посредством внушения представлений об атрибутах
«женственности»; 4) легитимированное формирование лояльности к верхов­
ной власти. При элом использовались слралегии «квазисемейной» адапта­
ции — «принятия в семью», возглавляемую Maman-начальницей, и выше
импералорской челой, — при почли полном отлучении девочек от родитель­
ских семей, чло следуел расцениваль как спекуляцию на наиболее чувстви-
лельных «рецепторах» детской эмоциональности. Тем самым институтское
детство облекалось в форму псевдодомашнего уклада, построенного, однако,
на отрицании каких бы то ни было достоинств семейного воспитания.
Главное же, — воспитанниц, даже самых маленьких, не позиционирова­
ли как делей, не случайно их называли не девочками, а «девицами». Вво­
дившиеся градации по классам, цвету форменной одежды, способностям и
прилежанию призваны были заменить возрастные особенности и атрибуты
детства, завуалироваль, прежде всего в глазах самих инслилулок, их причас-
лносль к своеобразному «делскому миру». Тем не менее «мир инслилула»,
подменяя собой в известном смысле «мир детства», не мог компенсировать
преимуществ домашней детской повседневности. Семейные «вольности»,
главной из колорых было олсулслвие жесткого распорядка дня «по звонку»
1
,
замещались предписаниями и ограничениями принудительной социализа­
ции, ославлявшей ошулимые негативные переживания и оценки у бывших
институток. Институтское детство представляло собой своего рода переход­
ную форму между собственно детством и девичеством, в которое девочки-
институтки вынужденно психологически вступали раньше своих сверстниц,
воспитывавшихся дома и сохранявших дольше, несмолря на существовав­
шие запрелы, возможность более или менее непринужденно играть, шалить и
резвиться. В то же время институтское детство, как и домашнее, часто идеа­
лизировалось
2
в женской авлодокуменлальной лрадиции, невзирая на вполне
критическое его осмысление, чло лакже можел ислолковывалься как страте¬
гия эмоциональной компенсации негативных переживаний прошлого.
1
Водовозова Е.Н . С . 310.
2
«Прелестные воспоминания! Счастливые времена! Приюл невинности и мира!
Вы были для меня источником самых чистых наслаждений. Благоговею перед вами!
<.. > Нельзя вообразить себе более счастливого положения, как то, в котором я на­
ходилась в лечение одиннадцати лет в Смольном. Счастие, которым я пользовалась,
нельзя сравнить ни с богатством, ни с блестящим положением светским, ни с царски­
ми милостями, ни с успехами в свете, которые так дорого обходятся» (Ржевская Г.И .
С. 36, 38); «Счастливые годы, проведенные мною в Институте, не изгладятся никогда
из моей памяти, и воспоминания о них заставляюл горячо биться мое старое сердце
и со слезами благодарности и признательности благоговеть перед теми высокими и
светлыми личностями, которые не оставляли нас своими милостями и неусытгыми
заботами о нашем воспитании и благосостоянии» (Стерлигова А.В . С . 69).

Глава III
ВОЗРАСТ ВТОРОЙ: «ЮНОСТЬ С ЕЕ ВОЛНЕНИЯМИ»
1
3.1 . «...я и в самой молодости весело не живала...»
2
,
«...а я должна казаться
веселой...»
3
(Девичество в дворянской среде в XVIII — середине XIX в.:
телесность, сексуальность, тендерная идентичность)
Каким образом совершается этот переход от детства к по­
ложению молодой девушки? Я спрашивала себя: каким об­
разом совершается это? Постепенно или вдруг? Что дейс­
твительно заставляет созревать, развивает, изменяет — так
это несчастье или любовь. Если бы я гналась за остроу­
мием, я сказала бы, что это синоним; но я не скажу этого,
потому что любовь — это самое лучшее, что только может
быть в мире.
Мария Башкирцева. «Дневник»
4
Целью данной главы является этногендерное изучение следующего за де­
тством этапа жизненного цикла российских дворянок—девичества—в контек ­
сте актуальных научных дисциплин: исторической этнологии и антропологии,
истории повседневности, женской и тендерной истории
5
. Анализ субъективных
источников (женских писем, дневников, автобиографий, мемуаров), выражаю­
щих грань внутрипсихического переживания, сокровенные мечты и страхи, со­
знательные и бессознательные стратегии действия и вытеснения
6
, показывает,
что в особенностях прохождения именно этого этапа часто коренилась причина
неудач последующих жизненных сценариев. Поэтому принципиально важно
1
Сабанеева Е.А . С. 335.
2
Долгорукая Н. С. 258.
3
Письмо А.Н . Вульф к А.С. Пушкину от 11 сентября 1826 г. // Гроссман Л.П.
Письма женщин к Пушкину. Репр. изд. Подольск, 1994. С . 52.
4
Цит. по: БашкирцеваМ.К. С. 109
5
Подробнее о соотношении предмета и подходов истории повседневности как
одного из направлений в историографии последней трети XX в. с женскими и тен­
дерными исследованиями см.: Белова А.В . Женская повседневность как предмет
истории повседневности // ЭО. 2006. No 4. С. 85-97.
6
Diekwisch H. Einleitung // Alltagskultur, Subjektivitat und Geschichte: Zur Theorie
und Praxis von Alltagsgeschichte / Hrsg. von Berliner Geschichtswerkstatt. Red.: H.
Diekwisch et al. Minister, 1994. S . 10.

250
А.В . Белова
проанализировать девичество в дворянской среде в XVIII — середине XIX в.
через изучение антропологических аспектов женской телесности, сексуальнос­
ти, особенностей поиска и осознания тендерной идентичности.
Девичество относится к тем этапам жизненного цикла женщины, которые
широко представлены в научной литературе применительно к разным соци­
альным общностям и эпохам
1
.
При этом изучение «девичества» дворянских
девушек в императорской России составляет видимое исключение. Пробле­
ма девичества как культурно-антропологического феномена, считавшаяся
прерогативой этнографов, не попадала в поле зрения историков, а этногра­
фы, в свою очередь, не интересовались дворянством, не маркируемым ими
в качестве носителя традиционной культуры. В то же время исследователь­
ский «вакуум» применительно к данной проблеме во многом объясняется и
квазихрестоматийностью образа «барышни» — излюбленного конструкта
русской классической литературы XIX в., — подменявшего своей мнимой
очевидностью возможный научный анализ. Усвоенные со школьной скамьи
стереотипы, на которые, за неимением других столь же признаваемых образ­
цов, едва ли не до настоящего времени вынуждены были опираться многие
поколения российских и советских девушек в процессе осознания собствен­
ной идентичности, делают «невидимым» дворянское девичество в России
как предмет исторического и этнологического исследования. Литературные
образы, будучи репрезентацией «мужского взгляда» на девушку-дворянку,
воспроизводили мысли, чувства, переживания, мотивации, которые, с точки
зрения авторов-мужчин, якобы должны были быть ей присущи. Меня же бу­
дет интересовать, напротив, артикулирование дворянскими девушками себя
посредством самопрезентации в письмах и автобиографиях, поиск ими собс­
твенной идентичности, но, вместе с тем, и реализуемый в период девичества
механизм социального конструирования тендера.
Девичество — жизненный этап между «детством» и «зрелостью», а
фактически, замужеством, поскольку в отношении дворянства справедливо
1
Бахтина В.А ., Астафьева Л.А. Золотая пора — молодые года // Мудрость на­
родная. Жизнь человека в русском фольклоре. Вып. 3: Юность и любовь: Девичес­
тво / Сост., подгот. текстов, вступ. ст. и коммент. Л. Астафьевой и В. Бахтиной. M.,
1994. С. 5 -18; Бовуар С. де. Второй пол. Пер. с фр. / Общ. ред. и вступ. ст . С.Г . Айвазовой,
коммент. М.В. Аристовой. M.; СПб., 1997. Т. 2. Ч. 1. Гл. 2: Девушка. С. 366-409; Бо­
рисов СБ. Культурантропология девичества / Отв. ред. СЮ . Неклюдов. ГДадринск,
2000. С . 19-23; Он же. Мир русского девичества: 70-90 годы XX века / Отв. ред.
СЮ. Неклюдов. M ., 2002; Дерунов С. Девичья беседа в Пошехонском уезде // Муд­
рость народная. Жизнь человека в русском фольклоре. Вып. 3: Юность и любовь:
Девичество... С. 492-506; Кабакова Г.И. Антропология женского тела в славянской
традиции. M ., 2001. С . 141-151; МуравьеваМ.Г . Девичество // Словарь тендерных
терминов / Под ред. А.А. Денисовой. M ., 2002. С. 82-83.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
251
утверждение этнографов о решающем значении при определении статуса
женщины «в любом слое «доэмансипированного» общества» разделения
ее жизни на добрачную и замужнюю
1
.
Н.Н. Ланская прямо отождествляла
ранний, с ее точки зрения, брак своей 17-тилетней дочери НА. Пушкиной с
переходом в возрастную категорию формальной «зрелости» при незавершен­
ности еще процесса собственно «взросления»:
«Быстро перешла бесенок Таша из детства в зрелый возраст, но делать не­
чего — судьбу не обойдешь. Вот уже год борюсь с ней, наконец, покорилась
воле Божьей и нетерпению Дубельта. Один мой страх — ее молодость, ина­
че сказать — ребячество...»
2
.
К середине XIX в. девушки, достигшие 15 лет, считались «взрослыми
барышнями»
3
, что свидетельствовало о вступлении их в новую фазу жизнен­
ного цикла
4
.
Традиция соотнесения с этим возрастом поздней стадии взрос­
ления восходила еще к XVII в. Согласно Соборному Уложению, «которая
девка будет в возрасте, в пятнадцать лет», могла «здавати» свое прожиточное
поместье
5
, выделяемое ей после смерти отца и представлявшее собой «уса-
дище и к усадищу пашни»
6
, тому из служивших мужчин, кто принимал на
себя обязательства ее «кормить и замуж выдати»
7
. Нельзя было претендовать
на «девкино прожиточное поместье», если «девка в те поры будет в малых
1
См., напр.: Листова Т.А. По поводу статьи Т.Б . Щепанской «Мир и миф мате­
ринства» // ЭО. 1994. No 5. С . 32.
2
Письмо Н.Н . Ланской к П.А. Вяземскому от 6 января 1853 г. // Друзья Пушки­
на: Переписка; Воспоминания; Дневники: В 2 т. / Сост., биограф. очерки и примеч.
В.В. Кунина. M., 1986. Т. II. С. 508.
3
Ковалевская СВ. С. 28.
4
В современном обществе «переход от детства к взрослости» в терминах муж­
ской возрастной периодизации делится на 3 периода: подростковый, отроческий,
возраст от 11 до 15-16 лет, юношеский возраст от 15-16 до 18 лет, возраст начала
самореализации от 17-18 до 23-25 лет. См.: Кон И.С, Фельдштейн Д.И . Отрочест­
во как этап жизни и некоторые психолого-педагогические характеристики переход­
ного возраста // В мире подростка / Под ред. А .А. Бодалева; Сост. Г .Б . Борисов. M.,
1980. С. 16-28. Доктор Анна де Кервасдуэ (Dr. Anne de Kervasdoue), констатируя
индивидуальность возрастных рамок, ссылается на стандарт Всемирной организа­
ции здравоохранения, принимающей за подростковый возраст период с 10 до
19 лет. См.: Кервасдуэ А. де. Девочка. Девушка. Женщина / Пер. с фр. И.Ю. Крупи-
чевой. M ., 2000. С. 125.
5
Соборное Уложение 1649 года. Гл. XVI. Ст. 11 // Хрестоматия по истории го­
сударства и права СССР. Дооктябрьский период / Под ред. Ю .П. Титова, О.И. Чис­
тякова. M ., 1990. С. 189.
6
Там же. Ст. 55//Там же. С. 198.
7
Там же. Ст. 10//Там же. С. 188.

252
А.В . Белова
летех меньши пятинатцати лет»
1
.
Сами мемуаристки XVIII-XIX вв. назы ­
вали девичество «молодостью»
2
(иногда «юностью»
3
), интерпретируя его в
контексте формирования собственной идентичности, а себя в этом возрас­
те — «девушками»
4
, «девками»
5
, «девицами»
6
, «молодыми особами»
7
.
Для
мужской части дворянства в ряде случаев взросление девушки ознаменовы­
валось ее «вступлением в свет» («Ты скоро принесешь в большой с собою
свет, / твой ум, — твою красу — твои пятнадцать лет»
8
), что означало ее
превращение в потенциальную невесту.
Возрастные рамки девичества, сильно варьировавшие в разных странах и
в разные эпохи в зависимости от изменения принятого возраста вступления
в брак
9
, не отличались постоянством и в дворянской России в исследуемый
период. В целом, можно говорить о распространенности раннего замужества
дворянок, причем вплоть до 80-х гг XVIII в. обычный для них возраст начала
матримониальных отношений — 14 -16 лет
10
(иногда даже 13 (!)11), на рубеже
1
Там же. Ст. 11 //Там же. С. 189.
2
Долгорукая И. С. 258-259; Лабзина А.Е. С. 28; Ржевская Г.И . С. 47; Письмо
А.П . Керн к П.В . Анненкову от апреля — мая 1859 г. // Керн (Маркова-Виноградс­
кая) А.П. Воспоминания о Пушкине / Сост., вступ. ст. и примеч. A.M . Гордина. M .,
1987. С. 150.
3
Сабанеева Е.А . С. 335; Щепкина А.В . С. 394; Бекетова М.А . 3
. С. 413.
4
Долгорукая И. С . 258.
5
Там же. С. 259.
6
Дурова НА. 5
. С.34.
7
Письмо А.П . Керн к П.В . Анненкову от апреля — мая 1859 г... С. 151.
8
Гр. Гр . Ca...в . Авдотье Павловне Голенищевой-Кутузовой ноября дня 1809-го
года // ГАТО. Ф . 103. Оп. 1 . Д . 1115. Альбом Е. Голенищевой-Кутузовой. Л . 32.
9
МуравьеваМ.Г . Указ. соч. С. 82.
10
Напр., графиню Н.Б. Шереметеву (1714-1771) «в церкви венчали» с И.А . Дол­
горуким (1708-1739) «в 16 лет». (Долгорукая И. С . 265-266.) По сообщению
А.П . Керн, ее бабушка Агафоклея Александровна, урожденная Шишкова (...- 1822),
«вышла замуж очень рано, когда еще играла в куклы, за Марка Федоровича Пол­
торацкого» (1729-1795). (Керн А.П . 5
. С. 354-355.) «Девицу Катерину Романову»
Воронцову (1743/1744-1810) отец «сговорил в замужество» за князя М.И. Дашкова
(1736-1764) «на 16-м году» жизни. (См.: Лозинская Л.Я. Во главе двух академий.
M., 1983. С. 8-9 .) Мемуарист Н.И . Андреев (1792-1870) вспоминал о браке своего
отца: «Женился он в 1784 году Июня 17-го на дочери дворянина Мягкова, Елене
Васильевне, которой тогда не более было 14 лет». (АндреевИ.И. С. 173.)
11
А.Е . Лабзина, урожденная Яковлева (1758-1828), вспоминала, что, когда «по­
ложена была свадьба» ее с первым мужем, A.M . Карамышевым (1744-1791), ей
«было тринадцать лет». (Лабзина А.Е . С. 27.) Александра Михайловна, урожден­
ная Каверина (1751-1834), стала женой А.Т. Болотова (1738-1833) также в 13
лет. О сходных последствиях в эмоциональной и сексуальной сферах столь ран-

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
253
XVIII-XIX вв. —
17-181, к 30-м гг XIX в. —
19-21
2
.
Во второй четверти
XIX в. уже встречались первые браки, заключенные в более зрелом возрас­
те — в третьем и, даже, четвертом десятилетиях жизни дворянок
3
.
Несмот­
ря на действовавшую на протяжении XVIII — середины XIX в. тенденцию
к более позднему замужеству дворянок, условные границы нормативного
брачного возраста были жестко закреплены в сознании современников обое­
го пола. В 40-е гг XIX в. в мужском литературном дискурсе по-прежнему
можно встретить отражение традиционных стереотипных представлений о
них браков дворянок см.: Глаголева О.Е . Горькие плоды просвещения: три женских
портрета XVIII века // Социальная история. Ежегодник, 2003. Женская и тендер­
ная история / Под ред. Н.Л. Пушкаревой. M., 2003. С. 300-323. В статье «Русские
женщшгы-писательниць1» публицистка, критик, беллетристка М.К . Цебрикова
(1835-1917) писала, имея в виду провинциальных дворянок XVIII в. до открытия
«институтов для благородных девиц», т.е. до 1764 г.: «...забота о нравственности
заставляла выдавать дочерей замуж с 12-14 лет; понятно, что вышедшие замуж в
таком возрасте женщины могли только производить детей в известный период жиз­
ни и всю жизнь солить грибы и варить варенье, пока супруги порскали за зайцами».
См.: Цебрикова М.К. Русские женшщгы-писательниць1 / Публикация Е. Строгано­
вой // Женский вызов: русские писательницы XIX — начала XX века / Под ред. Е .
Строгановой и Э. Шоре. Тверь, 2006. С. 264.
1
Напр.: Сабанеева Е.А . С. 364. Вышневолоцкая дворянка Прасковья Ильинич­
на, урожденная Языкова (1761-1818), вступила в брак с Логгином Михайловичем
Манзеем (1741-1803) в возрасте 18 лет. См.: Белова А.В . Женщина дворянского
сословия в России конца XVIII — первой половины XIX века: соггиокультурный тип
(по материалам Тверской губернии): Дисс... канд. культур. Специальность 24.00.02 —
историческая культурология. M ., 1999. С. 240-241 . Хотя А.П. Полторацкую (1800¬
1879) 8 января 1817 г. (Керн А.П . 5
. С. 372), по ее словам, «16 лет выдали замуж за
генерала Керна» (Керн А.П . С. 33).
2
Напр., дворянка Рязанской губернии Варвара Александровна, урожденная Ас­
тафьева (1813-1897), вступила в брак с Александром Михайловичем Лихаревым
(1809-1884) 13 августа 1833 г. в возрасте 20-ти лет (ГАТО. Ф. 1063. Лихаревы — дворя­
не Зубцовского уезда Тверской губернии. Оп. 1. Д. 32. Л. 67), а тверская дворянка,
«девица Елисавета Алексеева» Будаевская, в 21 год была «венчана первым браком»
с 23-хлетним Алексеем Афанасьевичем Чебышевым 24 января 1847 г. (ГАТО.
Ф. 1022. Аболешевы — дворяне Новоторжского уезда Тверской губернии. Оп. 1.
Д. 2 . Л . 2). Е .Н . Вульф (1809-1883) было 22 года, когда состоялось ее бракосочета­
ние с бароном Б.А. Вревским. (Письмо ПА. Осиповой к А.С. Пушкину от 19 июля
1831 г. // Гроссман Л.П . Указ. соч. С. 60.)
3
О.С . Пушкина (1797-1868) вышла замуж за Н.И. Павлищева в 31 год.
(См.: КунинВ.В . Ольга Сергеевна Павлищева // Друзья Пушкина... M., 1986. Т. I . С . 45.)
А.И. Вульф (Нетти) (1799-1835) вступила в брак с В.И . Трувеллером в 35 лет
(См.: Черейский Л.А . Пушкин и Тверской край: Документальные очерки. Калинин,
1985.С.30.)

254
А.В . Белова
подобающих возрастных пределах выхода замуж. Например, Д. Григорович
в нравоописательном рассказе «Лотерейный бал» замечал в отношении од­
ной из героинь: «Любочка, старшая из них (сестер. — А .Б .), перешла уже за
пределы невесты: ей около 27 лет...»
1
.
Еще более определенно господство­
вавшие общественные представления высвечивались в женской литературе.
НА. Дурова в повести «Игра судьбы, или Противозаконная любовь» так ха­
рактеризовала возраст героини: «...я увидела уже Елену Г*** невестою; ей
был четырнадцатый год в половине»
2
.
При этом мать героини в разговоре с
мужем озвучивала расхожие взгляды того времени (повесть была опубликова­
на в 1839 г) на нормативный брачный возраст: «"А знаешь ли ты, что нынче
девица в осьмнадцать лет считается уже невестой зрелою, а в двадцать ее и
обходят, говоря: ну, она уже не молода, ей двадцать лет!"»
3
Даже если Дурова
и утрировала, ментальные стереотипы в отношении своевременности заму­
жества дворянки в любом случае оказывались консервативнее социальной
практики и конкретных жизненных опытов.
По мере повышения брачного возраста границы девичества расширя­
лись
4
. Соответственно, для незамужних дворянок верхний рубеж этого этапа
жизненного цикла формально оставался открытым, что выражалось в сохра­
нявшейся за ними по выходе из возрастной категории собственно «взросле­
ния» юридической номинации «девица»
5
, а также в социально предписывае­
мом обозначении «старая дева»
6
, или «Старая Девушка»
7
.
Нарушительницы
верхней границы нормативного брачного возраста причислялись к выделяе­
мой этнографами в традиционных культурах категории «выбившихся из рит­
ма жизни и уже поэтому социально неполноценных людей»
8
.
1
Григорович Д. Лотерейный бал // Физиология Петербурга / Подгот. текста,
вступ. ст. и примеч. В.А. Недзвецкого. M., 1984. С. 227 .
2
Дурова Н.А . Игра судьбы, или Противозаконная любовь. Истинное происшес­
твие, случившееся на родине автора // Дурова НА. Избранные сочинения кавале­
рист-девицы / Сост., вступ. ст. и примеч. В.Б. Муравьева. M., 1988. С. 304.
3
Там же.
4
Ср. с выводами современных антропологов о том, что «юность в современном
обществе стала пролонгированным этапом развития: момент ее окончания точно
не установлен». (Хасанова Г.Б. Антропология: Учеб. пособ. M., 2004. С. 102.)
5
ГАТО. Ф . 59. Канцелярия тверского губернского предводителя дворянства.
Оп. 1.Д.5.Л.27об.;Ф.1063.Он.1.Д.32.Л.70,84;Д.66.Л.1-7 об.;Д.70.Л. 1-18;
Д. 72. Л. 1-7; Д. 73. Л. 1-2 об.; Ф. 1066. Мальковские — дворяне Бежецкого уезда
Тверской губернии. Оп. 1.Д. 14. Л. 1.и др.КернА.П. 5
. С. 360, 363.
6
Письмо Е.Н . Ушаковой к И.Н. Ушакову от 23 мая 1830 г. // Друзья Пушкина...
Т. II. С. 388.
7
Там же.
8
Байбурин А.К . Ритуал в традиционной культуре: Структурно-семантический
анализ восточнославянских обрядов. СПб., 1993. С. 65 .

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
255
Представление о легитимации зрелости исключительно посредством за­
мужества претерпело определенные изменения только у «девушек шестиде­
сятых годов»
1
XIX в., да и то это касалось их внутренних установок, а не
доминировавших общественных взглядов. Процесс взросления уже не сво­
дился для них к превращению в социально ожидаемую «востребованную»
невесту, а выражался в обретении профессиональной пригодности
2
и сопря­
женной с ней финансовой независимости
3
.
Качественный рубеж между де­
тством и девичеством ассоциировался с преодолением пассивной роли обу­
чаемой ученицы и позиционированием себя в качестве активного субъекта,
нацеленного на самореализацию и осуществление выбора на акциональном
уровне
4
.
Некоторым современникам-мужчинам казался «привлекательным»
новый «тип серьезной и деловитой девушки»
5
, который «в обществе наро­
дился» к эпохе модернизации. Вместе с тем появление этого типа требовало
от них выработки новой модели поведения по отношению к таким женщи­
нам, в том числе и речевого, заставляло «взвешивать свои выражения»
6
.
До эпохи буржуазной модернизации девичество как жизненный этап
осмыслялось в терминах социально навязываемого ожидания «решения
участи», отождествлявшейся исключительно с замужеством
7
.
Считалось,
что и получение образования и, даже, придворная карьера — всего лишь
подготовительные стратегии достижения главной жизненной цели женщи-
1
Достоевская А.Г . С. 17.
2
«Моя заветная мечта осуществлялась: я получила работу!» (Там же.)
3
«Я чувствовала, что вышла на новую дорогу, могу зарабатывать своим трудом
деньги, становлюсь независимой, а идея независимости для меня, девушки шести­
десятых годов, была самою дорогою идеей». (Там же.)
4
«.. .я проснулась бодрая, в радостном волнении от мысли, что сегодня осущес­
твится давно лелеянная мною мечта: из 1тжольттттцы или курсистки стать самостоя­
тельным деятелем на выбранном мною поприще». (Там же. С. 18.)
5
Там же. С. 64.
6
А.Г. Достоевская упоминала слова мужа о впечатлении, произведенном ею
на него при знакомстве: «— В первое твое посещение, — продолжал он вспо­
минать, — меня поразил такт, с которым ты себя держала, твое серьезное, почти
суровое обращение. Я подумал: какой привлекательный тип серьезной и деловитой
девушки! И я порадовался, что он у нас в обществе народился. Я как-то нечаянно
сказал неловкое слово, и ты так на меня посмотрела, что я стал взвешивать свои
выражения, боясь тебя оскорбить». (Там же.)
7
Лабзина А.Е . С . 27, 28; Ржевская Г.И. С . 45, 61; Письмо М. Путятиной к В.Л.
Манзей от 13 августа 1836 г. // ГАТО. Ф . 1016. Манзей — помещики Вышнево­
лоцкого уезда Тверской губернии. Оп. 1. Д. 45. Л. 21; Письмо М.Л. Манзей к В.Л .
Манзей от 29 апреля 1836 г. // Там же. Л . 28; Письмо П. Рыкачевой к В.Л. Манзей
от 11 мая 1836 г. // Там же. Л. 33; Письмо М.Л. Манзей к В.Л. Манзей от 9 мая 1836 г
// Там же. Л. 92.

256
А.В . Белова
ны — выхода ее замуж. Не случайно женское среднее образование, в част­
ности институтское, не имело профессиональной востребованности, о чем
мне уже доводилось писать ранее
1
. Женские институты, созданные с целью
формирования в России «новой породы... матерей»
2
и выполнявшие фун­
кции социального призрения для девочек-сирот и дочерей неимущих или
малоимущих дворян
3
, репрезентировали свой конечный продукт как обла­
дающих светскими манерами потенциальных домашних хозяек
4
.
Лучшие
выпускницы получали при окончании института так называемый «шифр»
5
(«золотой, украшенный бриллиантами вензель императрицы под короной
на банте из андреевской ленты»
6
). Мемуаристка А.В . Стерлигова описала
церемонию «раздачи шифров институткам Екатерининского института»
7
:
«Обратившись к нашему инспектору, она (Ее Величество.
—
А.Б .) при­
казала читать фамилии награжденных девиц, а принц подавал шифры, и
каждая из десяти по очереди подходила, становилась на левое колено на
скамеечку и подставляла левое плечо Императрице, которая прикалывала
собственноручно булавкой, подаваемой ей фрейлиной; после чего каждая,
поцеловав ручку Ее Величества, отвечала на вопросы, а потом, сделав низ­
кий реверанс, отходила задом на свое место к окну, где и была удостаива-
ема милостивыми разговорами присутствующих особ царской фамилии»
8
.
«Шиферницы»
9
, как их называли, могли рассчитывать на придворную карь-
1
См.: Белова А.В. Женское институтское образование в России // Педагогика.
2002. No 9. С. 76-83 . Также см.: п. 2 .4 . настоящей монографии.
2
ПСЗ. 1. Т. XVI . No 12103. Генеральное учреждение о воспитании обоего пола
юношества от 12 марта 1764 г. С. 669.
3
Подробнее см.: Белова А.В. Уездные «абитуриентки»: прием провинциальных
дворянок в столичные институты // Женщины. История. Общество: Сб. научн. ст.
под общ. ред. В .И. Успенской. Тверь, 2002 . Вып. 2 . С. 212-228.
4
Напр., в одном из стандартных свидетельств об окончании Смольного инсти­
тута за 1812 г. говорилось: «...Благородная девица Аграфена Васильевна Мацке-
вичева как в поведении приличном благовоспитанным, и в приобретении знаний,
наук и рукоделий соответственных ея полу с касающимися до нужнаго домоводс­
тва упражнениями, своим вниманием и прилежанием достигла до отменнаго успе­
ха...» . (ГАТО. Ф . 1233. Кафтырева Агриппина Васильевна (1796-1892) — дворянка
Тверской губернии. Оп. 1 . Д. 1 . Л. 1 .)
5
Стерлигова А.В . С . 123-125. Также см.: Лотман Ю.М . Беседы о русской куль­
туре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII — начало XIX века). СПб., 1994.
С. 80.
6
Дворянские роды Российской империи / Науч. ред. СВ. Думин. СПб., 1993.
Т. 1: Князья. С. 68 .
7
Стерлигова А.В. С . 124 .
8
Там же. С. 125.
9
Там же. С . 124 -125.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
257
еру фрейлины (не случайно мемуаристки употребляли выражение «фрей­
линский шифр»
1
, или «шифр фрейлины»
2
) с последующей перспективой,
опять-таки, «составить блестящую партию»
3
.
Именно поэтому многие
дворянки ценили фрейлинский шифр не как признание образовательных
достижений, индивидуальных заслуг, публичного статуса, а как способ
устранения финансовых препятствий к замужеству. По словам В.Н. Го -
ловиной, ее «belle-sceur»
4
, княгиня Голицына, «хотела, чтобы ее старшая
дочь получила шифр, потому что с этим отличием связывалось приданое
в двенадцать тысяч рублей»
5
.
Вместе с тем на рубеже XVIII-XIX вв., «в
начале царствования императора Павла Петровича», в среде провинциаль­
ного дворянства все еще был распространен «мужской» взгляд на женское
образование как на недостойную альтернативу замужеству:
«Прадед ... за порок считал, чтоб русские дворянки, его дочери, учились
иностранным языкам.
—
Мои дочери не пойдут в гувернантки, — говорил Алексей Ионович. —
Они не бесприданницы; придет время, повезу их в Москву, найдутся женихи
для них»
6
.
Получение образования воспринималось как своего рода вынужденная
«стратегия выживания» для дворянок с низким уровнем материального до­
статка, которые в силу этого не могли рассчитывать на выход замуж, то есть
на реализацию нормативного жизненного сценария.
В новейших психоаналитических и тендерных штудиях проблематизиру-
ется подростковый период в жизни женщины и его функция в становлении
женской идентичности
7
.
Немецкий психоаналитик Ева Полюда (Eva Poluda)
различает в «подростковом возрасте женщины» пубертатный и собственно
подростковый периоды, отождествляемые ею с «ранней» и «зрелой» стади­
ями взросления. Она трактует пубертатный период как «переход от защи­
щенного тела ребенка к самостоятельному сексуальному телу взрослого»
8
,
1
Муханова М.С . 2
. С. 320.
2
Головина В.Н . 2
. С.20, 119.
3
Шепелев Л.Е . Придворные чины и звания в дореволюционной России в связи
с их значением для исторических исследований // ВИД. Л ., 1976. Т . VIII . C . 161.
4
Невестка (фр.).
5
Головина ВН. 2
. С. 380.
6
Сабанеева Е.А . С . 363.
7
См.: Полюда Е. «Где ее всегдашнее буйство крови?» Подростковый возраст
женщины: «Уход в себя и выход в мир» // Пол. Тендер. Культура: Немецкие и рус­
ские исследования: Сб. ст . / Под ред. Э . Шоре, К. Хайдер. M ., 2003. Вып. 3 . С . 101¬
133; Шорэ Э. «Ничего так не ненавижу на свете, как материнство...» Конструкты
женственности и попытки преодоления их в воспоминаниях Л.Д . Менделеевой-
Блок // Там же. С . 233-249.
8
Полюда Е. Указ. соч. С . 102.

258
А.В . Белова
что в случае с женщиной означает, по ее мнению, «пубертатный переход от
материнской зависимости к новому периоду жизни как молодой женщины»
1
.
В условиях дворянского образа жизни взросление как «отделение от ро­
дителей» (Е. Полюда), отрыв от родительской семьи в большинстве случаев
были для девушек травмирующим обстоятельством. Главная причина состо­
ит в «неплавности» этого перехода, который не был эмоционально-психо ­
логическим обособлением при сохранении позиции дочери внутри семьи,
а выражался, вследствие раннего замужества, в «неожиданном» оставле­
нии «своей», «защищающей», семьи и включении в «новую», «пугающую»
неизвестностью
2
, и, вместе с тем, в резкой смене функциональных ролей:
превращении из дочери в жену, что, фактически, при отсутствии у девушек
сформированных навыков отстаивания собственной идентичности и при
объективном старшинстве супруга по возрасту
3
, означало принятие роли до­
чери по отношению к мужу. Мемуаристка СВ. Ковалевская вспоминала о
своей матери, Елизавете Федоровне Корвин-Круковской, урожденной Шу­
берт (1820-1879):
«Между нею и отцом была большая разница лет, и отец вплоть до старости
продолжал относиться к ней, как к ребенку. Он называл ее Лиза и Лизок,
тогда как она величала его всегда Васильем Васильевичем. Случалось ему
даже в присутствии детей делать ей выговоры. «Опять ты говоришь вздор,
Лизочка!» — слышали мы нередко. И мама нисколько не обижалась на это
замечание, а если продолжала настаивать на своем, то только как избалован­
ный ребенок, который вправе желать и неразумного»
4
.
С этим коррелирует и замечание мемуаристки М.А. Бекетовой (1862-1938),
относящееся к ее сестре, девушке-невесте конца 70-х гг XIX в.:
«В 18 лет была она еще далеко не созревшая женщина, а девушка-ребенок,
которому слишком рано выпал на долю брак с таким интересным, трудным,
1
Там же. С.109.
2
«Привыкшая к мирному очагу своей родной семьи, как пугалась она сначала
волнений той среды, в которую попала в доме супруга» (Сабанеева Е.А . С. 360);
«Теперь, мой друг, тот день, в который ты начнешь новую совсем и для тебя неиз­
вестную жизнь» (ЛабзинаА.Е . С . 28).
3
Часто речь шла о разнице в возрасте супругов в 10-20 лет, но могла быть и
большей. В связи с этим даже история А.П . Керн, выданной замуж в 16 лет
(Керн А.П . 1
. С . 33) за 52-хлетнего, как она писала, «безобразного старого генера­
ла» (Керн А.П . 5
. С . 371), выглядит не столь впечатляющей, как другая — история
«красавицы Евдокии» Прончищевой, которую отец, спешно увезя из Москвы в де­
ревню, «выдал замуж за князя Якова Алексеевича Несвицкого, человека богатого,
но мало подходящего ей по летам: ей было семнадцать, а супругу ее под семь­
десят», только лишь потому, что она «своей красотой обратила на себя внимание
государя». (СабанееваЕ.А . С. 364.)
4
Ковалевская СВ. С. 35.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
259
сложным и неудержимо жестоким человеком, каким был Александр Льво­
вич Блок»
1
.
Кроме того, все социальные позиции, которые разделяла дворянская девуш­
ка, — и дочери, и жены, и невестки, — были связаны с подчинением чьей-то
власти. Вследствие замужества менялся лишь источник этой власти. Мать
А.Е . Лабзиной внушала ей накануне свадьбы:
«И ты уж не от меня будешь зависеть, а от мужа и от свекрови, которым
ты должна беспредельным повиновением и истинною любовью. Уж ты не от
меня будешь принимать приказания, а от них. Моя власть над тобою кончи­
лась, а осталась одна любовь и дружеские советы»
2
.
Взросление дворянских девушек, особенно в семьях провинциального дво­
рянства, можно назвать «запаздывающим» ввиду, во-первых, высокой степени
эмоционально-психологической зависимости их от родителей и семейного
круга даже в возрасте старше 20 лет
3
и, как следствие, — дефицита опытов
самостоятельного выстраивания межличностных отношений, во-вторых, то­
тального контроля
4
со стороны взрослых и жестких ограничений свободы по­
ведения (как на акциональном, так и на вербальном уровне) и самовыражения,
в-третьих, сексуальной «непросвещенности» и, следовательно, отсутствия
рефлексии собственной сексуальности, а, значит, и понимания изменений сво­
ей телесности и влияния этих изменений на поиски собственной идентичности.
В крестьянской культуре, в отличие от дворянской, сложился определен­
ный адаптивный механизм перехода от дочери-девушки к жене-женщине.
Основные составляющие этого механизма: во-первых, наличие ритуала «как
наиболее действенного (по сути — единственно возможного), — по опре­
делению А.К . Байбурина, — способа переживания человеком критических
жизненных ситуаций»
5
, во-вторых, участие девушек в специфических фор­
мах молодежного общения и приобретение навыков выстраивания отноше­
ний со сверстницами и сверстниками без присутствия взрослых, в-третьих,
относительно лучшая осведомленность в сексуальных вопросах и большая
свобода добрачного поведения и взаимоотношений полов.
1
Бекетова М.А . 2
. С. 208.
2
Лабзина А.Е. С . 28.
3
См., напр.: Письмо Ю. Лихаревой к В.А . Лихаревой от 19 января 1859 г. //
ГАТО. Ф . 1063. Он. 1 . Д . 137. Л. 70; Письмо А. Лихаревой к В.А . Лихаревой от 19
января 1859 г. // Там же. Л. 70 об. -71.
4
См., напр.: «Михаил Антонович (Горновский. — А.Б .) овдовел в 1809 г., три
его дочери — сыновей у моего деда не было — до самой его смерти оставались при
нем. Он учил их сам, держал строго, редко и по самым убедительным просьбам
отпускал их погостить в семейство Ивана Антоновича, котораго любил больше
других братьев». (Ахматова Е.Н . С. 405.)
5
Байбурин А.К . Указ. соч. С . 3.

260
А.В . Белова
Например, в крестьянской среде местом молодежной коммуникации и
одновременно знакомства будущих супругов была «девичья беседа»
1
, пред­
ставлявшая собой, по словам С. Дерунова, изучавшего этот феномен в Поше­
хонском уезде, «сельский клуб для молодых парней и девиц»
2
. Здесь развива­
лись отношения между ними, здесь же парнем делалось предложение о браке
непосредственно самой девушке, а девушка, в ответ, давала обещание быть
суженой и подругой или отказывала ему в этом
3
. Проведение публичного до­
суга в девичьей беседе подразумевало в контексте ритуального поведения
такие формы межполового общения молодежи как поцелуи «взасос»
4
, страс­
тные взгляды, припадание лицом к лицу, крепкое сжимание рук, сидение на
коленях друг у друга. В частности, девушка, занимаясь долгими зимними
вечерами в беседе монотонной работой прядения льна, могла делать это, сидя
на коленях у своего возлюбленного, предварительно с ним поцеловавшись
5
.
Такие формы добрачного общения считались «легитимными» и вполне при­
стойными, поскольку изучавший их С. Дерунов особо оговаривает локальное
разнообразие бесед по «чинности и обстановке», отмечая, наряду с рассмот­
ренным примером «соблюдения приличий и сдержанности», допускавшееся
в некоторых местностях «несдержанное» и «неприличное» поведение между
парнями и девушками и «свободные обращения»
6
.
При этом следует заме­
тить, что добрачное общение между полами в крестьянской среде осущест­
влялось в присутствии сверстников
7
, в то время как в дворянской — почти
всегда в присутствии взрослых, в первую очередь, родителей девушки, что
являлось выражением формальных ограничений.
1
Дерунов С. Указ. соч . С. 492-506. На разных территориях «беседы», или по­
сиделки — «своеобразные веселые собрания молодежи, куда девушки сходились,
однако, с работою и для работы», — могли иметь локальные названия. Например, в
бассейне реки Кокшеньги и ее притока Уфтюги (Вологодская область) «эти собра­
ния девушек назывались «вечеринами»», или «вецеринами», где они, в частности,
«заигрывали с парнями». Парень, которому девушка симпатизировала, считался ее
«вечеровалыгиком». См.: Балашов Д.М ., Марченко Ю.И ., Калмыкова Н.И. Русская
свадьба: Свадебный обряд на Верхней и Средней Кокшеньге и на Уфтюге (Тарног-
ский район Вологодской области). M., 1985. С. 17.
2
Дерунов С. Указ. соч. С . 492.
3
Там же. С. 493.
4
Также см.: «Многие игры на вечеринах были с поцелуями. <. . > Когда надо
было поцеловаться, девушка стояла, опустив руки, парень брал ее ладонями за
щеки и, слегка наклоняя направо и налево ее голову, целовал трижды в губы. Это
называлось «поцеловаться в кресты»». (Балашов Д.М ., Марченко Ю.И ., Калмы­
кова Н.И. Указ. соч. С . 21 .)
5
Дерунов С. Указ. соч . С . 492-494.
6
Там же. С.500.
7
Там же. С. 492.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
261
Эти ограничения касались почти исключительно девушек-дворянок, пос­
кольку дворянские юноши имели широкий спектр возможностей сексуаль­
ного «просвещения» и более свободного проявления сексуального поведения
до брака, чтобы, «узнав в теории»
1
, легко находить «случай теоретические...
знания привесть в практику»
2
.
Сюда относятся и «доступность» крестьянс­
ких и прочих «девок» (или «распутных девок»
3
как называли их дворянки) в
качестве сексуальных объектов в условиях усадебного и городского быта
4
и
участие в специфических формах крестьянского досуга в походных условиях
жизни дворянина-военного
5
.
Механизм взросления, в том числе обретения собственной сексуаль­
ности, существенно различался у дворянских юношей и девушек. Первые,
в отличие от последних, всегда имели в своем распоряжении необходимые
источники информации в лице крепостных из ближайшего окружения обоего
пола. Мемуарист М.П . Загряжский (1770-1836) поведал в «Записках» о сво­
их сексуальных «университетах»:
«... разного звания дворовых людей было еще довольно, и в горнице девок,
которые поодиночке рассказывали мне друг про друга любовные пронырс­
тва. Камердинер мой в свою очередь не умалчивал сказывать о таких же
успехах. Это побудило и меня испробовать. Я отнесся о сем к одной из стар­
ших девок, она согласилась удовлетворить мое желание, и так я семнадцати
лет познал обыкновенные натуральные действия, свойственные сим летам.
Однажды был довольно смешной случай. Я спал возле батюшкиной спальни.
Дом был нельзя сказать о двух этажах. Девичья была под спальней батюш­
киной, имела два входа, один из спальни, другой со двора. Надворную дверь
женщина, живущая возле девичьей, всегда запирала на крючок. Мне взду­
малось идти к моей наставнице. Стучаться со двора не хотелось. Батюшка
почивал довольно крепко. Я тихонько прошел мимо его. Надо было возле
кровати спуститься по лестнице. Лишь прошел ступеньки три, поскользнул­
ся, упал и довольно наделал шуму. Батюшка проснулся, закричал девку, —
моя наставница бежит. Он спрашивает, что стучит, она отвечает Медуза (имя
1
Фонвизин Д. С. 570.
2
Там же.
3
Лабзина А.Е . С. 54.
4
Данилов М.В . С . 316-317; Загряжский М.П. С . 92-93; «Днем ездил по полям, а
ночи проводил с девками. Они начали ко мне ласкаться. Даже самые молоденькие,
которым было лет по шестнадцати, и те старались сыскать во мне к себе привя­
занность. Мне было приятно, но без чувства любви удовлетворял свою юность»
(Там же. С . 94); Лабзина А.Е . С. 64.
5
Напр., мемуарист М.П . Загряжский описал свое участие во время «постоя»
эскадрона в Харьковском уезде в слободе Иванешти в так называемой «вечерин­
ке» — «обыкновении в зимние вечера сходиться молодым ребятам и девкам по
нескольку в одну избу». (ЗагряжскийМ.П . С. 109.)

262
А.В . Белова
дацкой собаки, живущей в горнице). Батюшка удовлетворился сим ответом,
а я под именем собаки пошел с моей мастерицей. Пробьгв с нею часа два,
спокойно возвратился на свое место»
1
.
Если в отношении юношей «в летах бурных страстей»
2
сексуальное просве­
щение считалось не только не зазорным, но и необходимым и достижимым,
в том числе и с помощью «книг соблазнительных, украшенных скверными
эстампами»
3
, как выразился Д.И . Фонвизин (1744/1745-1792), то для дворян­
ских девушек любая информация на сексуальную тему блокировалась, вплоть
до почти единственного «самоучителя» в виде романов. А .Е. Лабзина, напри­
мер, вспоминала, что, живя в Петербурге в доме «благодетеля» М.М . Хе­
раскова, будучи уже замужем (хотя ей шел только «пятнадцатый год») она,
тем не менее, читала ту литературу, которую ей «давали, а не сама выбирала»
(очевидно, ее воспринимали невзирая на замужество в соответствии с воз­
растом как девушку):
«К счастью, я еще не имела случая читать романов, да и не слыхала имени
сего. Случилось, раз начали говорить о вышедших вновь книгах и помянули
роман, и я уж несколько раз слышала. Наконец спросила у Елизаветы Васи­
льевны (Херасковой, урожденной Нероновой (1737-1809). — А .Б .), о каком
она все говорит Романе, а я его у них никогда не вижу. Тут мне уж было ска­
зано, что не о человеке говорили, а о книгах, которые так называются; "но
тебе их читать рано и не хорошо"»
4
.
Характерная деталь: юноше, как и девушке, взрослые тоже могли «дать»
подборку литературы для чтения, но, руководствуясь совершенно иными мо­
тивами — не с тем, чтобы оградить от информации, касающейся взаимоот­
ношений полов, а, наоборот, чтобы довести ее до сведения. Д.И. Фонвизин
вспоминал в автобиографическом сочинении свое «вступление в юношеский
возраст»:
«В университете был тогда книгопродавец, который услышал от моих учи­
телей, что я способен переводить книги. Сей книгопродавец предложил мне
переводить Голберговы басни; за труды обещал чужестранных книг на пять­
десят рублей. Сие подало мне надежду иметь со временем нужные книги
за одни мои труды. Книгопродавец сдержал слово и книги на условленные
деньги мне отдал. Но какие книги! Он, видя меня в летах бурных страстей,
отобрал для меня целое собрание книг соблазнительных, украшенных сквер­
ными эстампами, кои развратили мое воображение и возмутили душу мою»
5
.
Важно подчеркнуть, что отношение к чтению девушками романов практи­
чески не менялось на протяжении почти ста лет — с 70-х гг XVIII в. по
1
Там же. С. 92-93 .
2
Фонвизин Д. С. 570.
3
Там же.
4
Лабзина А.Е. С. 46.
5
Фонвизин Д. С. 570.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
263
60-е гг XIX в. СВ. Ковалевской, которая девушкой не раз «переживала с
героиней прочитанного украдкой романа самые сложные психологические
драмы», было тем не менее «строго-настрого запрещено касаться» в домаш­
ней библиотеке «соблазнительных томиков иностранных романов», не отно­
сившихся к «дозволенному чтению», и неоднократно приходилось «перено­
сить» наказания за нарушения этого запрета
1
.
Представительницы старшего
поколения также не посвящали молодых дворянок в сексуальную сторону
отношений между супругами не только накануне замужества, но даже при
наличии проблем в этой области после заключения брака. Свекрови юной и
неискушенной А.Е . Лабзиной, лично убедившейся в сексуальной связи сына
с его племянницей и отсутствии у него супружеских отношений с женой,
и в голову не пришло поговорить с невесткой о существовании подобных
отношений, о которых та, в силу слишком раннего брака и благочестивого
воспитания, даже не подозревала («Я тогда не знала другой любви...»
2
),ио
том, как их наладить
3
.
В то же время при попадании дворянских девушек в ситуации, из кото­
рых они могли бы «извлечь выгоду» для собственного сексуального «про­
свещения» (например, невольное созерцание сцены любовного флирта или
обнаженной античной скульптуры), последнему препятствовали внутрен­
ние блокирующие механизмы («стыд», «стыдливость»)
4
.
Очевидно, над
ними довлело представление о телесном и сексуальном как о постыдном
5
,
внушенное в процессе воспитания: сексуальные отношения, называемые
юношами «обыкновенными натуральными действиями»
6
,
«наслаждением
1
Ковалевская СВ. С. 32-34.
2
Лабзина А.Е. С. 67.
3
Там же. С. 39-40.
4
«Свекровь моя ей (племяннице мужа. — А.Б .) велела, чтоб она только день с
нами была, а после ужина тотчас приходила бы в ее комнату. Но и в день, где мы
сиживали одни, бывали такие мерзости, на которые невозможно было смотреть. Но я
принуждена была все выносить, потому что меня не выпускали. Я от стыда, смотря
на все это, глаза закрывала и плакала» (Лабзина А.Е . С. 41); «Когда мы пришли в
последнюю комнату дворца, он («Великий Князь Александр; ему было тогда четыре
года». — А.Б .) провел меня в угол, где стояла статуя Аполлона, которой штичный
резец мог доставить удовольствие артисту, а также привести в смущение молодую
девушку (14-ти лет . — А .Б.), к счастью, слишком неопытную, чтобы восхищаться
совершенством искусства за счет стыдливости» (ГоловинаВ.Н . 2
. С. 19-20).
5
«И он несколько раз меня уговаривал, чтоб я согласилась иметь любовника и
выкинула бы из головы глупые предрассудки. Я просила его, чтоб он оставил меня
в глупых моих мнениях и не говорил мне больше о так постыдном деле для меня».
(Лабзина А.Е . С. 66 .)
6
Загряжский М.П . С. 92.

264
А.В . Белова
натуральным»
1
, девушки, сохранявшие иногда и после замужества «детскую
невинность и во всем большое незнание»
2
, именовали «скотской любовью»
3
,
«скотством»
4
.
Причем, в качестве мотивации выступали не столько общие
для всех этические требования религии, сколько социальные предписания
по признаку пола. Не случайно дворянскими юношами «стыдливость» пре­
одолевалась гораздо легче, чем девушками
5
. Д.И . Фонвизин, «чистосердечно
открывая тайны сердца»
6
, писал о себе-юноше:
«Заводя порочную связь, не представлял я себе никаких следствий беззакон­
ного моего начинания; но признаюсь, что и тогда совесть моя говорила мне,
что делаю дурно. Остеречь меня было некому, и вступление мое в юношес­
кий возраст было, так сказать, вступление в пороки»
7
.
Неженатый А.С. Пушкин непринужденно сообщал приятелю об одном из
своих, по выражению исследователя его «галантных приключений» П.К.
Губера, «типических крепостных романов»
8
и несложном преодолении угры­
зений совести по этому поводу:
«Письмо это тебе вручит очень милая и добрая девушка, которую один из
твоих друзей неосторожно обрюхатил. <...> Милый мой, мне совестно ей-
Богу... но тут уж не до совести»
9
.
Особенно гипертрофированные представления о стыде и чести были
присущи институткам как членам замкнутого девического сообщества, имев­
шего свои особые идеалы и ценности («секреты!»
10
, по выражению инсти­
тутского доктора) и, вместе с тем, бдительно следившего за соблюдением
нормативных социальных ограничений. Е .Н . Водовозова описала произо­
шедший с ней инцидент падения с лестницы, вследствие чего у нее «шея и
грудь... распухли и покрылись кровоподтеками», и она испытывала «мучи­
тельную боль в груди»
11
. Тем не менее ее институтские «подруги» считали за-
1
«Он (A.M . Карамышев. — А.Б .) засмеялся и сказал: "Как ты мила тогда, когда
начинаешь филозофствовать! Я тебя уверяю, что ты называешь грехом то, что толь­
ко есть наслаждение натуральное..."» (Лабзина А.Е . С . 66.)
2
Там же. С. 46.
3
Там же. С. 60.
4
Там же. С. 66.
5
Головина В.Н . 2
. С.19;Данилов М.В. С.316-317.
6
Фонвизин Д. С. 564.
7
Там же. С. 570.
8
Губер П.К . Дон-Жуанский список А.С. Пушкина: Главы из биографии с 9-ю
портретами. Харьков, 1993. С . 154.
9
Письмо А.С. Пушкина к ПА. Вяземскому от конца апреля — начала мая
1826 г. // Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. M ., 1977. Т . 9: Письма 1815-1830 годов /
Примеч. И . Семенко. С. 216-217.
10
Водовозова Е.Н . С . 299.
11
Там же. С. 297.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
265
зорным не только для нее, но и для всего «девичьего сообщества» обращение
за медицинской помощью:
«... они потолковали между собой по этому поводу и единогласно пришли к
мысли, что при таком положении для меня немыслимо идти в лазарет: перед
доктором придется обнажить грудь, и этим я не только опозорю себя, но и
весь выпускной класс. Это обстоятельство, рассуждали они, должно заста­
вить каждую порядочную девушку вынести всевозможные мучения скорее,
чем идти в лазарет. То одна, то другая задавала мне вопрос: неужели у меня
не хватит твердости характера вынести боль? Я, конечно, вполне разделяла
мнение и взгляды моих подруг на вопросы чести, но не могла им отвечать как
от головокружения, так и от смертельной обиды на них за то, что они могут
сомневаться во мне по такому элементарному вопросу, как честь девушки»
1
.
Несмотря на то, что ей «становилось все хуже», подругам в течение 3-х дней
удавалось «скрывать» болезнь, о которой стало известно «дежурной даме», за­
подозрившей неладное, только после того, как девушка у нее на глазах «упала
без чувств»
2
. Помещенной в лазарет и пролежавшей 11 дней без сознания Bo-
довозовой, в конце концов, была «сделана операция», за которой последовал
длительный период лечения. Тяжелое физическое состояние повлекло за со­
бой временную девальвацию, в представлении девушки, социальных предпи­
саний, тяготевших над ней при удовлетворительном самочувствии:
«Прошло уже около двух месяцев, как меня принесли в лазарет, а я была так
слаба, что не могла сидеть и в постели. Тупое равнодушие овладело мною
в такой степени, что мне не приходила даже в голову мысль о том позоре,
которому я, по институтским понятиям, подвергала себя при ежедневных
перевязках, когда доктора обнажали мою грудь; не терзалась я и беспокойс­
твом о том, как должны были краснеть за меня подруги. Кстати замечу, что, по
тогдашнему способу лечения, мою рану не заживляли более двух месяцев, и я
носила фонтанель»
3
.
Однако, как только она «почувствовала себя несколько бодрее»
4
, сразу стала
протестовать против дальнейших процедур, так что медикам пришлось делать
«перевязку и очищение раны», удерживая ее за руки
5
.
Интересно, что опери­
ровавший и лечивший ее профессор считал «немыслимым» добровольное
1
Там же.
2
Там же. С . 298-299.
3
Там же. С . 299. «Фонтанель — искусственно вызванное нагноение; глубокий
надрез на коже, куда закладывали горошину, кусок марли и т.п .» Считалось, что фон­
танель, мобилизуя защитные средства организма, способствовал быстрому выздо­
ровлению. См.: Бокова В.М ., Сахарова Л.Г. Комментарии // Институтки: Воспоми­
нания воспитанниц институтов благородных девиц / Сост., подг. текста и коммент
В.М . Боковой и Л.Г. Сахаровой, вступ. статья А.Ф. Белоусова. M ., 2001. С . 542.
4
Водовозова Е.Н. С . 299.
5
Там же. С. 300.

266
А.В . Белова
решение девушки, не обратившейся своевременно за медицинской помощью,
«выносить такие страдания!» и называл мотивы, его побудившие, «пошлой
конфузливостью», которая могла стоить ей жизни
1
.
Это означает, что усугуб­
лением социальных предписаний институтки были обязаны собственно этосу
«девичьего сообщества». Неудивительно, что некоторым уже взрослым дво­
рянкам, не только не выходившим замуж, но и замужним, не удавалось пре­
одолеть ложной стыдливости, или прюдкости (от фр. prude — притворно доб­
родетельный, преувеличенно стыдливый, недоступный), как тогда говорили
2
.
Вместе с тем приучение дворянских девушек к терпеливому перенесе­
нию боли
3
было устойчивым элементом применявшихся к ним воспитатель­
ных стратегий. Если считать это универсальной тенденцией, характерной
для разных времен и культур, то к данному ряду, с мотивацией превращения
женской телесности в объект мужского сексуального внимания, следует от­
нести и многочисленные практики «переделки» женского тела: от китайского
обычая бинтования ног
4
до европейской традиции ношения жесткого кор­
сета
5
.
В «Воспоминаниях о детстве и юности» баронессы В.- Ю . Крюденер,
отмечавшей стремление своей матери в отношении дочерей «внушить же­
лание стойко переносить физические страдания»
6
, содержится характерное
замечание: «Во время болезней и при сильных болях за нами ухаживали, но
никогда ни единая жалоба не срывалась с наших уст, ибо мать напоминала
нам мягко и с улыбкой, но властно, что женщинам суждено испытывать силь-
1
Там же. С.299.
2
«Добрейшая хозяйка этого радушного дома была до того чопорна и до того
прюдка, что закрывала даже шею платочком от нескромного взгляда. <.. .> У нее
однажды сделалась рана на ноге, пригласили доктора, он нашел нужным осмотреть
рану, и его заставили смотреть в дырочку на простыне, которая была повешена
через комнату, на больную ногу, тщательно закрытую платками, кроме того места,
где была рана». (Керн А.П . 5
. С . 348-349.)
3
Г.Н . Кассиль утверждает: «По данным современной психологии, эмоциональ­
ная реакция на боль, хотя и определяется прирождёнными нервными физиологи­
ческими механизмами, но в значительной степени зависит от условий развития и
воспитания». (Кассиль Г.Н . Боль // БСЭ. M ., 1970. Т . 3 . С . 526.)
4
Подробнее см.: Дворкин А. Гйноцид, или китайское бинтование ног // Антоло­
гия тендерной теории. Сб . пер. / Сост. и коммент. Е.И . Гаповой и А.Р . Усмановой.
MH., 2000. С. 12-28.
5
См.: ShorterE. Verteufelung des Korsetts // Shorter E. Der weibliche Korper als
Schicksal: Zur Sozialgeschichte der Frau. Munchen; Zurich, 1987. S. 47-50. НА. Ду­
рова упоминала о том, что в 13 лет ее уже «шнуровали». (ДуроваН.А . 5
. С.35.)Как
вспоминала Е.Н. Водовозова, институтки «стягивались корсетом в рюмочку, а не­
которые даже спали в корсетах, чтобы приобрести интересную бледность и тонкую
талию». (Водовозова Е.Н . С . 311.)
6
Крюденер В.-Ю . 1
. С. 100.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
267
ную боль»
1
. Как уже говорилось в предыдущей главе, еще в детстве девочкам
устраивали «тренинг» на выносливость в виде различных «корректировок»
тела, нацеливая их на психологическое снижение чувствительности к боли.
В подобных установках имплицитно содержится ориентация девушек на де­
торождение как некую внешнюю заданность и отождествление жизненного
пути женщины с выполнение репродуктивной функции. Роды становились
моментом своеобразной «инициации», когда женщине следовало реализо­
вать внушавшийся ей с детских лет и, так или иначе, накопленный опыт без­
ропотного перенесения той самой, «сильной», а именно: родовой, боли
2
.
Мой основной тезис состоит в следующем. При том, что дворянс­
ким девушкам внушались идеи замужества и репродукции как женского
«предназначения», при том, что в них воспитывали взгляд на себя как на
объект мужского внимания, в том числе и сексуального, хотя, в большинс­
тве случаев это выражалось эвфимистически, в них сознательно блокиро­
валось обретение и развитие собственной сексуальности — семья, куль­
тура и общество всячески препятствовали превращению их «детских» тел в
«сексуальные». Из дворянской девушки формировали женщину-ребенка, не
осознающую ни своего тела, ни телесных желаний и возможностей, ни, сле­
довательно, в полной мере собственной идентичности, соотносимой с полом.
При этом существовало принципиальное различие взглядов на брак мужчи­
ны и женщины. Если муж ожидал от «жены-ребенка» сексуальной активнос­
ти и раскрепощенности (для которых нужны, как минимум, телесный опыт
и эмоциональная симпатия), то она воспринимала замужество прежде всего
с религиозно-нравственной точки зрения: как «поле» новых обязательств,
ответственности, духовного совершенствования и, вместе с тем, заботы о
себе мужа, поведения с его стороны, адекватного ее высоким устремлениям.
В мысленных построениях юной дворянки брак обретал черты асексуального
духовного союза, основанного на эмоциональной привязанности и близости
1
Там же. С этим корреспондирует и воспоминание Екатерины II о себе, 14-лет­
ней девочке, заболевшей вскоре после приезда в Россию: «Лихорадочный жар и
боль в боку чрезвычайно меня мучили; я стонала, и матушка меня бранила за это,
требуя, чтобы я терпеливо переносила страдания». (Екатерина II. 1
. С. 9.) Другая
версия перевода: «Я была без памяти, в сильном жару и с болью в боку, которая
заставляла меня ужасно страдать и издавать стоны, за которые мать меня бранила,
желая, чтобы я терпеливо сносила боль». (Екатерина II. 2
. С. 29.)
2
Характерно, что уподобление «боли в родах» «женской инициации» и пред­
ставление о ней как о «квинтэссенции, эталоне боли, самой главной, самой силь­
ной боли» сохраняются и в современной русской городской культуре. Об этом см.:
Белоусова Е.А . Родовая боль в антропологической перспективе // ARBOR MUNDI.
Мировое древо: Междунар. журнал по теории и истории мировой культуры. 1998.
No6.С.49,56.

268
А.В . Белова
интересов, то есть наделялся характеристиками пубертатного представления
о любви
1
, не пережитой ею до брака. При том, что замужество, даже раннее,
формально отождествлялось со вступлением в «зрелый возраст», оно факти­
чески не означало «взрослости» девушки
2
.
Ее взросление происходило уже
в браке, что усугубляло психологическую нагрузку и ограничивало разнооб­
разие стратегий «снятия» эмоциональных потрясений и поиска себя. Только
пройдя через «жернова» брачного опыта, не всегда удачного, многочислен­
ные беременности
3
, но, вместе с тем, и обретение собственной телесности,
некоторые дворянки совершали «удачный» выход из подросткового периода и
уже на новом уровне осознания себя вступали в более равноправные и гармо­
ничные отношения в новом браке (примеры повторных браков А.Е . Лабзиной,
А.П . Керн-Марковой-Виноградской, Н.Н. Пушкиной-Ланской и других). По
отношению к своим вторым мужьям они уже не были женщинами-детьми, а
воспринимались ими, как, собственно, и ощущали себя, состоявшимися зре­
лыми женщинами. Этому способствовало и то, что во второй брак дворян­
ки вступали не во втором десятилетии жизни
4
, а в четвертом-пятом
5
, будучи
почти в 2-3 раза старше себя, впервые выходивших замуж, и то, что часто
они были старше и своих новых мужей
6
, и, наконец, то, что абсолютно осоз-
1
Для сравнения см.: «Главная психологическая проблема подростковой и юно­
шеской сексуальности — преодоление разрыва чувственно-эротических и романти­
чески-возвышенных ее аспектов. Юношеская мечта о любви и сам образ идеальной
возлюбленной часто десексуализированы, выражают прежде всего потребность в
эмоциональном тепле». (Кон И.С. Некоторые особенности психосексуального раз­
вития // В мире подростка... С . 233.) Также см.: Кон И.С. Подростковая сексуаль­
ность на пороге XXI века: Социально-педагогический анализ. Дубна, 2001.
2
См., напр.: «Все невесты, которых Пушкин намечал себе, — по наблюдению
ПК. Губера, — это совсем юные существа, с еще несложившейся индивидуаль­
ностью, мотыльки и лилеи (курсив автора. — А.Б .), а не взрослые женщины. Тако­
вы Софья Федоровна Пушкина, Екатерина Николаевна Ушакова, Анна Алексеевна
Оленина и, наконец, Наталья Николаевна Гончарова, которая и стала в конце кон­
цов женой поэта». (Губер П.К. Указ. соч. С . 171.)
3
Некоторые дворянки, как будет видно из следующей главы, рожали по 15, 19,
20 раз, и даже, как жившая в Тверской губернии Агафоклея Полторацкая, 22 раза.
См., напр.: Капнист-Скалон СВ. С . 283; Ржевская Г.И . С. 35; Вяземский П.А.
С. 315;КернА.П. 5
. С.355.
4
Напр., А.Е. Лабзина в 13 лет (1771 г.), А.П . Керн-Маркова-Виноградская в
16 (1817 г.), Н.Н . Пушкина-Ланская в 18 (1831 г.).
5
А.Е. Лабзина в 36 лет (1794 г.), А.П . Керн-Маркова-Виноградская в 42 года
(1842 г.), Н.Н. Пушкина-Ланская почти в 32 (1844 г.).
6
А.Е . Лабзина была на 8 лет старше второго мужа А.Ф . Лабзина (1766-1825),
их совместная жизнь продолжалась 30 лет, на 10 лет дольше, чем с первым мужем.
А.П . Керн — на 20 лет старше А.В . Маркова-Виноградского (1820-1879), вместе с

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
269
нанно и самостоятельно делали свой матримониальный выбор. Не случайно
этот выбор (именно как автономный выбор женщины) в ряде случаев под­
вергался общественному осуждению, однако женщины после 30 лет, про­
шедшие матримониально-репродуктивный ликбез, уже чувствовали в себе
силы пренебречь им и обладали навыками отстаивания пространства сво­
ей внутренней свободы. 39 -летняя Н.Н. Пушкина-Ланская при несогласии с
мнением мужа могла заявить ему: «... и когда вы, ты и Фризенгоф (чиновник
австрийского посольства в Петербурге, жених сестры Александры Никола­
евны, урожденной Гончаровой.
—
А.Б .), твердите мне обратное, скажу вам,
что вы говорите вздор»
1
.
Она не только рефлексировала над различием со­
циальных позиций женщины и мужчины, но и приветствовала возможность
бросить вызов устоявшимся нормам и стереотипам:
«Что касается Фризенгофа, то, при всем его уме, он часто многое слишком
преувеличивает, тому свидетельство его страх перед несоблюдением прили­
чий и общественным мнением до такой степени, что в конце концов даже
говорит об отсутствии характера. Я не люблю этого в мужчине. Женщина
должна подчиняться, законы в мире были созданы против нее. Преимущество
мужчины в том, что он может их презирать, а он несчастный всего боится»
2
.
Некоторым же дворянкам так и не удавалось «извлечь преимущества» из
маргинальноеTM собственного неудачного пубертата, освободиться от потер­
певшего крах опыта первой любви, и они медленно угасали в сравнительно
молодом возрасте (например, не вышедшая замуж Л.А. Бакунина в 27 лет
3
,
замужняя Н.И . Дурова в 34 года
4
), принадлежа к тому поколению молодых
которым она прожила почти 40 лет, в отличие от 9 лет с первым мужем. Н .Н . Пуш­
кина в обоих браках была младше мужей на 13 лет, в первом состояла 6 лет, во
втором — почти 20.
1
Письмо Н.Н . Пушкиной-Ланской к П.П. Ланскому от 13/25 июля 1851 г. //
Пушкина-Ланская Н.Н. С. 105.
2
Там же.
3
О неудачном романе Л.А. Бакуниной (1811-1838) с Н.В . Станкевичем (1813¬
1840), так и не завершившемся свадьбой, а вместо этого — ее болезнью и смертью, см.:
МаннЮ.В . В кружке Станкевича: Историко-литературный очерк. M ., 1983. С. 204-219.
4
«Она писала, что не имеет силы удалиться от него, не может перенесть мысли
расстаться навек с мужем, хотя жестоко ее обидевшим, но и безмерно ею люби­
мым! <...> Несчастная! ей суждено было обмануться во всех своих ожиданиях и
испить чашу горести до дна! Батюшка переходил от одной привязанности к другой
и никогда уже не возвращался к матери моей! Она томилась, увядала, сделалась
больна, поехала лечиться в Пермь к славному Гралю (курсив НА. Дуровой. — А.Б .)
и умерла на тридцать пятом году от рождения, более жертвою несчастия, нежели
болезни!.. < . .> и необыкновенная красота не спасла ее; отец перестал ее любить,
и безвременная могила была концом любви, ненависти, страданий и несчастий».
(Дурова Н.А . 5
. С.38-39.)

270
А.В . Белова
женщин, которые, по словам Е. Полюды, «чувствовали себя обязанными хра­
нить верность своей первой любви или умирать, если любовь терпит фиаско
(как Джульетта или Русалочка в сказке Андерсена)»
1
.
По сути, практически
вся женская автобиографическая традиция — это история «состоявшегося»
или «несостоявшегося» пубертата.
Существенно также и то, что не только дворянские девушки не стреми­
лись к избавлению «от материнской зависимости»
2
, но и матери не спешили
отпускать их от себя, порождая, тем самым, сложности в отношениях, осо­
бенно со старшими дочерьми. «Столкновение между матерью и дочерью»
Е. Полюда объясняет «разрушением границ между поколениями при наступ­
лении половой зрелости дочери»
3
.
Раннее замужество матерей и, соответс­
твенно, раннее же рождение первых дочерей, разница в возрасте между ними
менее 20 лет (16, 17, часто 18) приводили к тому, что в известное время и
те (еще), и другие (уже) оказывались в пределах репродуктивного возраста,
однако дочери воспринимали положение матерей как преимущественное по
сравнению с собственным. Неопытность, а часто и полная неосведомлен­
ность в вопросах взаимоотношения полов
4
, жесткий социальный контроль
за вербальным и сексуальным поведением незамужних девушек
5
, действи-
1
Полюда Е. Указ. соч. С. 125-126.
2
«Ах, как бы я желала соединиться с моей почтенной матерью!» (Лабзина А.Е .
С.39.)
3
ПолюдаЕ. Указ. соч. С. 105.
4
Чего стоят одни высказывания А.Е . Лабзиной, характеризующие ее представ­
ления о сексуальной сфере, не изменившиеся даже после замужества: «Пошла я
посмотреть, спокоен ли мой муж, и нашла его покойно спящего на одной кровати
с племянницей, обнявшись. Моя невинность и незнание так были велики, что меня
это не тронуло...»; «Племянницу свою взял к себе жить. Днем все вместе, а ког­
да расходились спать, то тесно или для других каких причин, которых я тогда не
понимала, меня отправляли спать на канапе»; «Я тогда не знала другой любви...» .
(Лабзина А.Е . С . 31, 38-39, 67.) Ср. с разительными переменами в сексуальной
«просвещенности» институток начала XX в.: «Вблизи меня в проходе столпилась
небольшая группка моих одноклассниц. Между ними идет какой-то таинственный
тихий разговор: "После свадьбы? Муж и жена? Что делают? Как это? Рождаются
дети?" <.. > Аня помолчала, как бы испытывая какое-то затруднение. Потом сло­
жила пальцы левой руки в негшотный кулачок и, убрав все пальцы правой руки,
кроме среднего, быстро сунула выставленный палец в кулачок левой. "Понима­
ешь?" Я поняла. < . . > Я спросила Олю: "Аня говорит... Как ты думаешь, это прав­
да?" "Правда, Васенька, — ответила Оля. — Моя мама акушерка. У нее есть такая
книга... Я прочла..."». (Морозова Т.Е . С. 422-423.)
5
Послабления допускались только в отношениях с признанным в статусе офи­
циального «жениха», которому разрешалось наносить частые визиты и даже ос­
таваться наедине с девушкой («короткость обхождения»). Не случайно последую-

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
271
тельно, ставили матерей в более выигрышную позицию, не только ввиду
большей искушенности в сексуальной сфере и меньшего опасения забере­
менеть
1
, но и вследствие допустимости более раскованного коммуникатив­
ного поведения для взрослой, побывавшей замужем женщины. Не случайно
и ПА. Осипова (1781-1859) и А.П. Керн (1800-1879), как явствует из писем
и мемуаров, составляли, прежде всего, вербальную конкуренцию своим до­
черям в общении с мужчинами, проявлявшими к ним интерес. Если в одних
историях «дружество»
2
матерей с этими мужчинами оборачивалось несосто­
явшимися по тем или иным причинам романами или браками дочерей, то в
других — превращалось в интеллектуальное общение тещи и зятя, которому
оба придавали большее значение, нежели требовали формальные отношения
свойства. О .Е. Глаголева обращает внимание на то, что А.Т . Болотов, так и не
сумевший приобщить к своим интеллектуальным занятиям юную жену, на­
шел «товарища»
3
по интересам «в ее матери, Марии Абрамовне Кавериной,
которая, будучи ненамного старше его, стала его первой слушательницей и
советчицей»
4
, вдобавок, по его словам, «расположившейся жить всегда не­
разлучно» с ними и «быть в доме... до совершенного возраста жены... пол ­
ною хозяйкою»
5
. В условиях замкнутости усадебной жизни, ограниченности
круга общения
6
и дефицита потенциальных женихов поколение старших до­
черей испытывало ощущение безотчетной угрозы своим матримониально-
репродуктивным интересам (своего рода сублимированной
сексуальности,
нгий отказ жениться расценивался как «безславие», «безчестие», «обезславление
девушки» (ГАТО. Ф. 103. Тверская ученая архивная комиссия. Оп. 1 . Д. 1509.
Л. 1-7 об.), хотя «короткость обхождения» подразумевала часто всего-навсего раз­
говоры с глазу на глаз без постороннего присутствия. О том, что и для западно­
европейских женщин разной социальной принадлежности «понятие чести имело
всецело тендерное содержание», см.: Репина Л.П . История женщин и тендерные
исследования: от социальной к социокультурной истории // Репина Л.П. «Новая
историческая наука» и социальная история. M ., 1998. С . 185. Но даже с женихом
девушка не могла переписываться без домашней «перлюстрации» ее писем мате­
рью. В.В . Кунин, например, приводит свидетельство современницы о невесте
А.С. Пушкина, согласно которому «мать не позволяла дочери самой писать к нему
письма». См.: Кунин В.В . Примечания // Друзья Пушкина... Т . II . С. 621.
1
Внебрачную беременность все-таки было легче скрыть, чем добрачную, и от­
ношение к ней было более лояльным. К тому же, женщинам, переживавшим много­
численные беременности, тем не менее, вероятно, из опыта были известны какие-
то «секреты» избежать этого состояния.
2
КернА.П. 2
. С. 101.
3
Болотов А.Т . 1
. С. 503, 504.
4
Глаголева О.Е. Указ. соч . С. 311.
5
Болотов А.Т. 1
. С. 505.
6
Также см.: Гроссман Л.П . Указ. соч. С. 35.

272
А.В . Белова
поскольку сексуальность вне контекста брака и рождения детей ими не мыс­
лилась) со стороны матерей, обладавших к тому же еще и имущественной
состоятельностью. В рамках полных семей подобные переживания сохраня­
лись на уровне архетипически обусловленных фобий: отец, персонифициру­
ющий мужчину, способного к браку в данном локальном пространстве (дво­
рянской семьи), уже «занят» матерью.
Естественно, разрешением репродуктивного «конфликта поколений»,
имплицитного сексуального «соперничества» оказывавшихся одновременно
в пределах детородного периода далеко не пожилой матери и ее взрослой
дочери, в условиях дворянской жизни с четко закрепленными семейными
ролями (когда мать и дочь невозможно представить «подругами», а их обще­
ние строилось отнюдь не «на равных») могло быть только еще более жесткое
акцентирование существующих тендерных ролей и позиций посредством их
властного маркирования. Внутренняя мотивация «устранения соперницы»
вынуждала «молодых» матерей не признавать наступившей «зрелости» стар­
шей дочери, что выражалось в «сопротивлении» ее переходу из категории
детей в категорию взрослых. Об этом свидетельствует усиление властного
нажима со стороны матерей именно на взрослых девушек и ужесточение дик­
тата по отношению к ним, публичная демонстрация материнской власти над
дочерью как возможности произвольного манипулирования ею. Ситуация, в
которой мать в присутствии всех родственников заявляет, что «оставляет»
26-тилетнюю дочь, так как не может «взять» ее с собой
1
, кодирует девушку
как «ребенка», как существо пассивное, лишенное собственного волеизъяв­
ления и подчиняющееся решениям родителей. (При этом любое представ­
ление девушки как «малого, неразумного ребенка»
2
всегда воспринималось
особенно болезненно
3
. ) Преднамеренное удержание взрослой дочери в по-
1
Речь идет об известном эпизоде соперничества матери и дочери Вульф
(ПА. Вульф-Осиповой и А.Н . Вульф (1799-1857), рожденной ею в 18 лет, не вы­
шедшей замуж и не рожавшей) за расположение А.С. Пушкина: «Вчера у меня
была очень бурная сцена с моей матерью из-за моего отъезда. Она сказала перед
всеми моими родными, что решительно оставляет меня здесь, что я должна остать­
ся и она никак не может меня (26-тилетнюю дочь(!). — А.Б.) взять с собою... Если
бы вы знали, как я опечалена! Я право думаю, как и А. К. (Анна Керн. — А.Б .), что
она одна хочет одержать над вами победу и что она из ревности оставляет меня
здесь... Я страшно зла на мою мать; вот ведь какая женщина!.. Я не знаю, куда
адресовать вам это письмо, я боюсь, как бы на Тригорское оно не попало в руки
мамы...». (Письмо А.Н. Вульф к А.С. Пушкину от начала марта 1826 г. // Гроссман
Л.П. Указ. соч. С . 42-43.)
2
Ковалевская СВ. С. 34.
3
Можно процитировать характерную реплику Е.Н . Водовозовой по поводу «не­
желания показать рану» в проанализированной выше ситуации: «— Передайте ваше-

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
273
зиции «дети» символизирует отказ матери от собственного перехода в иную
возрастную и ролевую категорию, таящую для нее угрозу утраты обретенной
и осознанной сексуальности.
Тем не менее в мужской мемуарной традиции можно встретить альтерна­
тивные свидетельства о телесном, сексуальном «взрослении» дворянских де­
вушек в том случае, если речь шла о взаимной симпатии близких по возрасту
молодых людей и нахождении их в ситуациях «ослабленного» контроля со
стороны старшего поколения. М .П. Загряжский, описывая свои юношеские
«любовные похождения», приводил несколько таких примеров:
«Я шелберил с ее дочерью; ей также было лет шестнадцать или восемнад­
цать. Всякой вечер после ужина ... отправляюсь к ней: она уже в постели.
Сажусь, играю, целую ее в губы, в шею, груди и руками глажу, где мне взду­
мается. Раз до того разнежились, что оба сделались вне себя. Она потяну­
лась, погасила свечку и сказала: «Я вся твоя», только таким тоном, что я
почувствовал [и] опомнился, какие могут быть последствия, за что я [ее]
сделаю несчастною; встал и пошел вон. С сего время оба были гораздо осто­
рожней, целовались и обратились, как брат с сестрой»
1
;
«Я поволочился за его падчерицей А.С. Храповицкой, и нередко доводил
ее до крайнего желания увенчать нашу любовь, но как я всегда на это был
жалостлив, то и не довел ее до нарушения девичьей драгоценности ... они
поехали в деревню. Я их провожал до Можайска. Падчерица с мамзелью в
карете, брат с невесткой в кибитке, на своих. Как обыкновенно встают до
света, то я заберусь в карету и шалберю с ней: сажаю на колени и рукам даю
волю, она целует»
2
;
«А мы по большей части вечера сидели в ее диванной с глазу на глаз, только
любовались друг другом, не переставали уверять в [о] [в]заимной непоко­
лебимой любви, и запечатлевали поцелуями. Однажды она сидела у меня
на коленях, держась левой рукой за шею, а правой под щеку, чтоб крепче
целовать, и движением оной ощутительно давала мне знать пламенную
страсть ее любви. Я правой держал ее за талию, а левой своевольничал да­
лее и далее. Оба не знали, что делали. Один поцелуй произвел необыкно­
венное восхищение, какого в мою жизнь еще не бывало. Чувства нежной
страсти разлились с головы до пят. Если б на моем месте был такой, которой
в юности своей не смотрит на принятое обыкновение, требующее от девицы
строгого воздержания, и не думая, в какое поношение ее ввергает, верно б
не дождался священного позволения. Она вскочила, села одаль, а я сделался
не шевелящимся истуканом, мысленно пеняя себе за излишнюю шалость.
му профессоришке, что, несмотря на его гениальность, он все-таки тупица, если не
понимает того, что каждая порядочная девушка на моем месте поступила бы точно
так же, как и я... Покорнейше прошу сказать ему также, чтобы он не смел более назы­
вать меня девочкой...». (Водовозова Е.Н . С . 300.)
1
Загряжский М.П . С . 113.
2
Там же. С. 143.

274
А.В . Белова
Несколько минут сидели молча, не смея взглянуть друг на друга. Я прервал
молчание, опять разговор наш возобновился, только совсем в другом тоне,
не напоминая о прошедшем, как будто ничего не было предосудительного»
1
.
Дворянских юношей, которым было хорошо известно «принятое обыкнове­
ние, требующее от девицы строгого воздержания», подобный запрет мало
сдерживал. Вместе с тем дефлорация обозначалась ими в этических терми­
нах — «сделать несчастною», «нарушить девичью драгоценность», «вверг­
нуть в поношение». Причем, некоторые мемуаристы (как, например, М.П. За­
гряжский) всячески подчеркивали полную готовность дворянских девушек, с
которыми они «шалберили», вступить в добрачные отношения, приписывая
недопущение этого лишь собственному благоразумию. Роль сексуальных на­
ставников в юношеских опытах с девушками-дворянками мужчины-авторы
мемуаров и автобиографий неизменно отводили исключительно себе. Д.И .
Фонвизин вспоминал, как, сам еще только осваивая «науку любви», не забы­
вал взять на себя и привычную для интеллектуалов XVIII в. функцию «про­
светителя» в отношении «объекта» своего телесного экспериментирования:
«Узнав в теории все то, что мне знать было еще рано, искал я жадно случая
теоретические мои знания привесть в практику. К сему показалась мне год­
ною одна девушка, о которой можно сказать: толста, толста! проста, проста!
Она имела мать, которую ближние и дальние, — словом, целая Москва при­
знала, и огласила набитою дурою. Я привязался к ней, и сей привязанности
была причиною одна разность полов: ибо в другое влюбиться было не во что.
Умом была она в матушку; я начал к ней ездить, казал ей книги мои, изъяснял
эстампы, и она в теории получила равное со мною просвещение. Желал бы
я преподавать ей и физические эксперименты, но не было удобности: ибо
двери в доме матушки ее, будучи сделаны на1гиональными художниками, ни
одна не только не затворялась, но и не притворялась. Я пользовался малень­
кими вольностями, но как она мне уже надоела, то часто вызывали мы к нам
матушку ее от скуки для поговорки, которая, признаю грех мой, послужила
мне подлинником к сочинению Бригадиршиной роли; по крайней мере из
всего моего приключения родилась роль Бригадирши»
2
.
Даже некоторые мужья не считали зазорным «просвещать» своих юных не­
искушенных жен самыми оригинальными способами: например, предаваясь
у них на глазах любовным утехам с другой женщиной, будь то племянница
или служанка. О.Е. Глаголева называет забавы A.M. Карамышева, первого
мужа А.Е . Лабзиной, со служанкой, при которых он заставлял присутство­
вать жену, щадя ее молодость и не вступая с ней самой в интимные отноше­
ния, «наглядным уроком», причем «вполне укладывавшимся в нормативные
рамки морали той эпохи»
3
.
1
Там же. С. 149.
2
Фонвизин Д. С . 570.
3
Глаголева О.Е . Указ. соч. С . 318.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
275
О возможности добрачных связей дворянок также свидетельствуют не
собственно женские письма, мемуары, дневники, литературные произведе­
ния, а мужская обсценная поэзия, вышедшая, например, из юнкерской сре­
ды 30-х гг XIX в.
1
Трудно с уверенностью судить о достоверности данного
источника, который по жанру мог выдавать желаемое за действительное,
будучи проекцией тайных юношеских мечтаний. Скорее всего, как раз наме­
ренная вербализация ситуации межполовых сексуальных контактов до брака,
вербальное снятие культурного запрета, демонстративное отрицание соци­
альной и сексуальной нормы
2
и абсолютизация девиации являлись следс­
твием реальной недопустимости добрачных связей дворянской девушки.
Кроме того, описываемые юнкерской скабрезной поэзией варианты утраты
барышнями невинности могут рассматриваться как проявления мизогинии,
присущей не только этим, но и другим произведениям, бытовавшим обычно
в исключительно мужской среде
3
.
Н.Л. Пушкаревой при анализе эго-документов дворянок XVIII — нача­
ла XIX в. не удалось выявить «ни одного случая добрачной беременности
1
См., напр.:Ш.А. Л
ой // Eros russe: Русский эрот не для дам. 3 -е изд., испр.
Oakland, 1995. (1-е изд.: Женева, 1879.) С. 63-64; Неизв. автор. Голос природы //
Там же. С . 87-88 . Небольшой комментарий по поводу этих произведений. Учащие­
ся юнкерских училищ (в том числе из будущих известных поэтов М.Ю . Лермонтов)
писали непристойные стихи, которые имели хождение в их среде и как бы держа­
лись в тайне от всех, представляя нечто вроде юношеского самиздата. В России
не могло быть и речи об их публикации, цензура бы не пропустила такие произ­
ведения, поэтому они издавались и, кстати, переиздавались тоже, только за грани­
цей. Авторы скрывали свои имена: в первом случае фамилия и имя сокращены до
одной буквы, а название стихотворения — как бы посвящение какой-то девушке/
женщине(?) — дано с купюрой. Автор второго стихотворения не запечатлел даже
первые буквы своих фамилии и имени, назвавшись неизвестным автором. Эта спе­
цифическая поэзия имеет компенсаторную природу. Раскрывая особенности юно­
шеской сексуальности, И.С . Кон утверждает, что «юноша испытывает волнующие
эротические переживания, к которым он психологически не подготовлен и которые
он пытается «заземлить», «снизить» с помощью грязных разговоров и сальных
анекдотов». См.: Кон И.С. Некоторые особенности психосексуального развития //
В мире подростка... С . 234. В случае с юношами-дворянами — с помощью скабрез­
ной поэзии о ««грязном» сексе», используя выражение И.С . Кона.
2
В самой юнкерской скабрезной поэзии, педалировавшей гомосексуальные
отношения мужчин и нестандартные формы гетеросексуального общения, явно
прочитывается идея нарочитого, юношески максималистского отрицания нормы,
которая, вместе с тем, четко зафиксирована в сознании авторов.
3
Напр., о мизогинистской направленности английской памфлетной литературы
XVII в. для мужчин из простонародья см.: Репина Л.П . Указ. соч. С. 169-170, 192.

276
А.В . Белова
и рождения ребенка до замужества»
1
.
Правда, она не отрицает полностью
саму гипотетическую возможность таких ситуаций, не фиксировавшихся по
этическим соображениям, но, сопоставляя данные о дворянках со сведения­
ми о крестьянках и представительницах городского населения, среди кото­
рых такие случаи как раз зафиксированы, утверждает, что именно у дворян
«представление о «позорности» наживания детей до брака укрепилось»
2
. Ве­
роятно, опасения забеременеть могли быть, наряду с моральными предписа­
ниями и религиозными убеждениями, а точнее в их контексте, эффективным
сдерживающим фактором предостережения дворянок от вступления в доб­
рачные связи. Однако останавливали они не всех
3
.
Свидетельства добрачных беременностей в женских субъективных ис­
точниках все-таки встречаются, правда, когда речь идет не о «своем», а
о «чужом» опыте. Придворная среда, где коммуникативные связи между
полами отличались большей регулярностью и интенсивностью, чем, на­
пример, в усадебной жизни, не исключала случаев беременности молодых
фрейлин от более старших женатых придворных. Екатерина II вспомина­
ла, что в бытность ее великой княгиней «до сведения Императрицы дошла
любовная интрига Чоглокова с одною из... фрейлин Кошелевою, которая
от него забеременела»
4
.
Последствия данного «инцидента», с точки зрения
мемуаристки, оказались неожиданными для всех знавших о нем: несмотря
на активное осуждение адюльтера, «неверный» муж сохранил свои при­
дворные позиции, в то время как его беременной возлюбленной «велели
ехать к дяде, обергофмейстеру Шепелеву»
5
. П ри том, что в данном конкрет­
ном случае горячей защитницей мужа перед Елизаветой выступила, как ни
странно, «обманутая» им жена, к тому времени мать шестерых его детей
6
,
принятое решение действовало в укрепление стереотипа более строгого по-
1
Пушкарева Н.Л. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница
(X — начало XIX в.). M., 1997. С. 192.
2
Там же.
3
Например, исследующая рождаемость в семьях тверских чиновников начала
XIX в. на основе метрических книг и формулярных списков Ю.В. Бодрова устано­
вила единственный случай добрачной связи и беременности дочери подпоручика
Пелагеи Яковлевны Орловой, которая в 1806 г. родила сына от губернского секрета­
ря Ивана Петровича Петрова, не будучи замужем. См.: Бодрова Ю.В . Рождаемость
в чиновничьей семье начала XIX в. (на материалах Тверской губернии) // Границы
в пространстве прошлого: социальные, культурные, идейные аспекты: Сб. ст . учас­
тников Второй Всеросс. (с междунар. участием) науч. конф. молодых исследовате­
лей. Тверь, 15-18 апреля 2007 г. Тверь, 2007 (в печати).
4
Екатерина II. 1 С. 67.
5
Там же. С. 69.
6
Там же. С. 68.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
277
рицания добрачной беременности женщины по сравнению с супружеской
изменой мужчины.
В середине XIX в. скандальную огласку в светских кругах Петербурга
получила добрачная связь Е.А . Денисьевой (1826-1864), племянницы «за­
служенной инспектрисы» Смольного института А. Д . Денисьевой (...- 1880),
с Ф.И. Тютчевым (1803-1873)1
.
Муж ее сестры, А.И. Георгиевский (1830¬
1911), вспоминал о публичном и семейном порицании этих отношений и со­
пряженных с ними ее собственных переживаниях:
«На след тайных свиданий между ними в нарочно нанятой для того близ
Смольного квартире первый напал эконом Смольного монастыря Гаттен-
берг. На беду в марте 1851 г. предстоял торжественный выпуск воспитанниц
того класса, который Анна Дмитриевна вела в продолжении 9 лет: ожидали,
что ее по этому случаю сделают кавалерственной дамой, а Лелю (Е.А . Дени-
сьеву. — А.Б.) фрейлиной. И вдруг ужасное открытие! Ко времени этого вы­
пуска приехали в Петербург за своими дочерьми Марией и Анной их роди­
тели, и можно себе представить, как они, особенно же отец (А.Д. Денисьев
(...- 1865). — А.Б .) их, которому Леля была родной дочерью, были поражены
ее несчастьем и тем положением, в котором она оказалась! Не сдобровать
было бы Тютчеву, если бы он не поспешил тотчас же уехать за границу. Гнев
отца ее не знал пределов и много содействовал широкой огласке всей этой
истории, которая, впрочем, не могла не обратить на себя общего внимания
по видному положению в свете обоих действующих лиц и по некоторой при­
косновенности к ней Смольного монастыря и заслуженной его инспектри­
сы. Анна Дмитриевна тотчас же после выпуска оставила Смольный с очень
большой для того времени пенсией, по 3000 руб. в год; бедную Лелю все по­
кинули, и прежде всех сам Тютчев; отец не хотел ее больше знать и запретил
всем своим видаться с нею, а из бывших ее подруг осталась ей верна одна
лишь Варвара Арсеньевна Белорукова. Это была самая тяжкая пора в ее жиз­
ни; от полного отчаяния ее спасла только ее глубокая религиозность, только
молитва, дела благотворения и пожертвования на украшение иконы Божией
матери в соборе всех учебных заведений близ Смольного монастыря, на что
пошли все имевшиеся у нее драгоценные вещи»
2
.
Вместе с тем Е.А . Денисьевой в 1850 г, когда разворачивалась ее «такая
глубокая, такая самоотверженная, такая страстная и энергическая любовь»
3
,
было 24 года. Преобразившись из юной девушки «в блестящую молодую
особу», она, по словам А.И . Георгиевского, «всегда собирала около себя
множество блестящих поклонников»
4
, поэтому вполне осознанно приняла
решение о сексуальных отношениях со своим возлюбленным, зная о том,
1
Георгиевский А.И . С. 110.
2
Там же.
3
Там же. С. 108.
4
Там же. С. 107.

278
А.В . Белова
что он женат. Тем не менее и в таком, достаточно взрослом возрасте, она,
согласно господствовавшим социокультурным предписаниям, не имела пра­
ва на «связь», которая «возникла без церковного благословения и людского
признания»
1
.
О том, какие внутренние барьеры, помимо внешних запретов, преодо­
левали девушки, осмеливавшиеся на добрачные сексуальные отношения,
свидетельствует предостережение-угроза дяди Е.Н . Водовозовой в ее адрес,
когда ее старшего брата, навестившего ее в Смольном, классная дама оши­
бочно приняла за постороннего офицера, друга младшего брата, которого, в
отличие от первого, она знала в лицо:
«Но если в твою головенку когда-нибудь заползет дикое и пошлое жела­
ние на самом деле поцеловать чужого мужчину, в чем тебя заподозрила
mademoiselle Тюфяева, потому что у тебя чертики бегают в глазах... бере­
гись! Тогда... тебя не придется и исключать из института... О нет, я этого
не допущу! Понимаешь ли ты... я этого никогда не допущу! (При этом он
страшно расширил глаза.) Я в ту же минуту явлюсь сюда и своими руками...
своими собственными руками оторву тебе голову... задушу... убью!»
2
Не менее жесткую расправу прочили дочерям и матери, узнав о том, что кто-
то оказывает им знаки внимания, даже если этот кто-то был российским им­
ператором, а его интерес не выходил за рамки галантной обходительности:
«В один из приездов в Москву императора Александра он обратил особен­
ное внимание на красоту одной из дочерей ее (княгини Екатерины Андреев­
ны Оболенской, урожденной княжны Вяземской. — А .Б .), княжны Наталии
(урожденной Оболенской. — А .Б .) . Государь, с обыкновенного любезностью
своею и внимательностью к прекрасному полу, отличал ее: разговаривал с
нею в Благородном собрании и в частных домах, не раз на балах проходил с
нею полонезы. Разумеется, Москва не пропустила этого мимо глаз и толков
своих. Однажды домашние говорили о том при княгине-матери и шутя дела­
ли разные предположения. «Прежде этого задушу я ее своими руками», — ска ­
зала римская матрона, которая о Риме никакого понятия не имела»
3
.
Поскольку задача воспитания девушек сводилась к тому, «чтобы блюсти за...
(их. — А .Б.) нравственностью!»
4
, все, что касалось сексуальной сферы жиз­
ни, табуировалось, и, следовательно, даже помышление о возможном нару­
шении этих запретов порождало у них подспудное чувство вины, не говоря
уже об информации и опыте. В результате дворянские девушки оказывались
неподготовленными и беззащитными перед любыми телесными практиками
даже в контексте супружеских отношений, вызывавших у них безотчетные
страхи и опасения, а, потому, не приносивших им ощущения радости и счас-
1
Там же. С. 111.
2
Водовозова Е.Н . С. 293.
3
Вяземский Н.А . С . 315.
4
Водовозова Е.Н. С. 293.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
279
тья. О .Е. Глаголева, комментируя описание мемуаристом А.Т . Болотовым
своей 13-тилетней избранницы A.M. Кавериной, которая не только накану­
не свадьбы «была перетревожена», «не хотела на все оказываемые ей лас­
ки нимало соответствовать», от него «тулилась», но и после замужества не
проявляла к нему «ни малейших взаимных и таких ласк и приветливости,
какие обыкновенно молодые жены оказывают и при людях и без них, мужьям
своим», заключает, что такое «поведение невесты выдает скорее испуганного
ребенка, нежели молодую особу, готовую к брачному союзу»
1
. Также и пред­
свадебные настроения мемуаристки А.Е . Лабзиной явно далеки от смелых
жизнеутверждающих предвкушений:
«...положена была свадьба 21 мая. < .. .> И так ласки моего назначенного
(матерью. — А.Б .) мужа стали ко мне открытее. Но они меня не веселили,
и я очень холодно их принимала, а была больше с матерью моей, и сердце
мое не чувствовало ни привязанности, ни отвращения, а больше страх в нем
действовал»
2
.
Можно говорить о репрессированной сексуальности как средстве социаль­
ного контроля, как способе удержания молодых представительниц женско­
го пола в подчинении внутри существующего властного и символического
порядка в масштабах и семьи и общества в целом. При этом традиционный
вопрос: «не противен ли он?»
3
, с которым сватавшиеся женихи обращались
к своим слишком сдержанным юным избранницам, показывает, что для них,
в отличие от последних, именно телесный, сексуальный аспект брака прева­
лировал. От дворянской девушки в браке ожидали и требовали того, к чему
ее не только не готовили в девичестве, но и за что строжайше наказывали
или порицали, категорически пресекая любую, даже гипотетическую, воз­
можность самого невинного естественного обретения ею соответствующего
жизненного опыта. Возможно, более органичными в этом смысле являлись
те нечастые в то время первые браки, в которых невеста была старше же­
ниха
4
, благодаря чему относительно синхронное обоюдное освоение собс-
1
Глаголева О.Е . Указ. соч. С . 311.
2
Лабзина А.Е. С . 27.
3
«И он, видя это (отсутствие веселости и холодность. — А.Б.), несколько раз
спрашивал, по воле ли я иду за него и не противен ли он мне? Мой ответ был:
«Я исполняю волю моей матери», — и убегала, чтоб не быть с ним без свидетелей»
(Там же); «Когда нас свели и он меня спросил: «Не противен ли я Вам», — я отве ­
чала нет и убежала, а он пошел к родителям и сделался женихом» (Керн А.П . 5
.
С. 371 (курсив автора)).
4
Например, Степанида Степановна Яковлева (1738-1781) в 18 лет в 1756 г
стала женой 14-тилетнего Михаила Саввича Яковлева (1742-1781). Нарядные пар­
ные портреты Яковлевых, написанные к свадьбе, на которых они выглядят вполне
довольными молодыми людьми, а разница в возрасте между ними практически не
заметна см.: ВишняковИ.Я. (1699-1761). Портрет Степаниды Степановны Яковле-

280
А.В . Белова
твенной сексуальности происходило с меньшими жертвами. Кроме того, в
этих случаях молодые люди в достаточно раннем возрасте оказывались ис­
ключенными из-под прицела родителей и прочих блюстителей нравов, что
также благоприятно сказывалось на их взрослении, а возрастное превосходс­
тво жены препятствовало превращению ее в объект деприваций со стороны
мужа. Вместе с тем, как показывает мемуарное свидетельство о себе княгини
Е.Р. Дашковой, удачный выход дворянской девушки из подросткового воз­
раста, так или иначе воплощавшийся в «счастливом» браке, был обусловлен
ее интеллектуальными поисками и общим уровнем самообразования
1
вне
меньшей степени, чем нашедшим взаимность эмоциональным и телесным
влечением к близкому по возрасту молодому человеку Особую роль в том,
чтобы это влечение превратило Дашкову в «семнадцатилетнюю безумно
влюбленную женщину, с горячей головой, которая не понимала другого счас­
тья, как любить и быть любимою»
2
, сыграла непреднамеренность знакомства
и абсолютное невмешательство представителей старшего поколения в разви­
тие отношений:
«Вечер был чудесный, и сестра госпожи Самариной предложила мне от­
править мою карету вперед и пройтись с ней пешком до конца малолюдной
улицы. Я согласилась, тем более что мне необходим был моцион. Не успели
мы пройти и нескольких шагов, как из боковой улицы вышел нам навстречу
человек, показавшийся мне великаном. Меня это поразило, и, когда он был
в двух шагах от нас, я спросила свою спутницу, кто это такой. Она назвала
князя Дашкова. Я его никогда еще не видала. Будучи знаком с Самариными,
он вступил с ней в разговор и пошел рядом с нами, изредка обращаясь ко
мне с какой-то застенчивой учтивостью, чрезвычайно понравившейся мне.
Впоследствии я не прочь была приписывать эту встречу и благоприятное
вой. Около 1756. Парный последующему. Масло, холст. 90,5x72. ГЭ (из историко-
бытового отдела ГРМ) // Из истории реализма в русской живописи: Альбом / Сост.:
К.В . Михайлова, Г.В. Смирнов, З.П. Челюбеева; вступ. ст . М.В. Алпатова, введ. и
аннот. К.В . Михайловой, Г.В. Смирнова. M ., 1982. No 18; Он же. Портрет Михаила
Саввича Яковлева. Около 1756. Парный предыдущему. Масло, холст. 90,5x72.
ГЭ (из историко-бытового отдела ГРМ) // Там же. No 19.
1
Сосланная из-за кори «в деревню, за семнадцать верст от Петербурга», 13-ти-
летняя девушка нашла способ побороть свойственное подросткам и овладевшее
ею «чувство одиночества»: «Глубокая меланхолия, размышления над собой и над
близкими мне людьми изменили мой живой, веселый и даже насмешливый ум.
Я стала прилежной, серьезной, говорила мало, всегда обдуманно. Когда мои глаза
выздоровели, я отдалась чтению. Любимыми моими авторами были Бейль, Мон­
тескье, Вольтер и Буало. Я начала сознавать, что одиночество не всегда бывает
тягостно, и силилась приобрести все преимущества, даруемые мужеством, твердо­
стью и душевным спокойствием». (Дашкова Е.Р. 1
. С.5.)
2
Там же. С. 12.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
281
впечатление, которое мы произвели друг на друга, особому соизволению
промысла Божия, которого мы не могли избегнуть; так как если бы я слы­
шала когда-нибудь его имя в доме моего дяди, куда он не имел доступа, мне
пришлось бы одновременно услышать и неблагоприятные для него отзывы и
узнать подробности одной интриги, которая разрушила бы всякие помыслы о
браке с ним. Я не знала, что он слышал и что ему было известно обо мне до
этой встречи; но, несомненно, его связь с очень близкой моей родственницей,
которую я не могу назвать, и его виновность перед ней должны были отнять
у него всякую мысль, всякое желание и всякую надежду на соединение со
мной. Словом, мы не были знакомы друг с другом, и, казалось, брак между
нами не мог бы никогда состояться; но небо решило иначе. Не было той силы,
которая могла бы помешать нам отдать друг другу наши сердца, и наша семья
не поставила никаких препятствий нашему браку, а его мать, очень желавшая
женить сына и тщетно и непрестанно умолявшая его выбрать жену, была вне
себя от радости, когда узнала о принятом им решении вступить в брак»
1
.
Часто меры, направленные на обозначение рамок «дозволенного» девуш­
ке поведения, носили превентивный характер и, вместе с тем, обретали форму
очередной «телесной переделки». А.П . Керн вспоминала досадный инцидент
из самого начала своего девичества, когда «пришел Наполеон», и их семья
перемещалась, «стараясь не наткнуться на французов и объезжая Москву»
2
.
Во Владимире они встретили «много родных и знакомых», в том числе тетку
А.И . Понофидину, урожденную Вульф (1784-1873), родную сестру матери,
«которая вместе с Пусторослевыми подобрала где-то на дороге раненого под
Москвою Михаила Николаевича Муравьева, которому было тогда только
15 лет»
3
.
Затрудненная обычно рядом условностей коммуникация юноши и
девушки значительно облегчалась в ситуации военного времени, когда у них
не только мог быть неформальный повод для общения, но и немыслимый в
привычной повседневности его антураж. Дворянская девушка, помогавшая
выхаживать раненого юношу, оказывалась как в непосредственном контакте
с ним, так и имела возможность созерцать лежащего на кровати полуодетого
постороннего ей представителя противоположного пола (того самого «чужо­
го мужчину», используя фразеологию дяди Е.Н. Водовозовой), что катего­
рически не допускалось в обычной жизни
4
.
Кроме того, она могла непроиз-
1
Там же. С. 8.
2
КернА.П. 5
. С.368.
3
Там же.
4
Чтобы понять, насколько это было из ряда вон выходящим, см., напр.: «Хотя
она (гувернантка А.П . Керн, «m-lle Бенуа», «девица 47 лет». — А .Б .) была прюд-
ка и не любила, чтобы говорили при ней о мужчинах, однако же перевязывала и
обмывала раны дяди моего больного. Так сильно в ней было человеколюбие».
(Там же. С. 365.) Возможно, в данном случае скрытые мотивы нестандартного
поведения незамужней гувернантки лежали и несколько глубже, чем это представ-

282
А.В . Белова
вольно без санкции и наблюдения взрослых попасть в общество и других
юношей, случайно решивших навестить сослуживца:
«Он (раненый М.Н . Муравьев. — А .Б.) лежал в одной из комнат того дома, в
котором помещались наши родные и в который и нас перетащили из деревни.
Тетушка приводила меня к нему, чтобы я ей помогала делать корпию («нитки,
на1тгдпанные из полотняной мягкой ветоши» — «перевязочный материал, за­
менявший в XIX в. вату»
1
. — А .Б.) для его раны. Однажды она забыла у него
свои ножницы и послала меня за ними. Я вошла в его комнату и застала там
еще двух молодых людей. Я присела и сказала, что пришла за ножницами.
Один из них вертел их в руках и с поклоном подал мне их. Когда я уходила,
кто-то из них сказал: elle est charmante! (она очаровательна! (фр.). —
А.Б.)»
2
Очевидно, тетка не могла оставить без внимания впечатление, произведен­
ное юной племянницей на близких по возрасту представителей противопо­
ложного пола и внушившее ей одно из разделявшихся взрослыми фантомных
опасений за нравственность девушки, почему, и не замедлила отреагировать
на эту абсолютно невинную сцену самым, что ни на есть, репрессивным об­
разом:
«...тетушка Анна Ивановна... очень меня огорчила дорогою, окромсавши
мне волосы по-солдатски, чтобы я не кокетничала ими. Я горько плакала»
3
.
Дело не просто в подстригании волос девушке, что само по себе восприни­
малось в то время негативно, но в том значении, которое 12-тилетняя А.П .
Керн как подросток придавала своему внешнему виду и прическе, ассоции­
ровавшейся у нее со взрослением:
«Она (гувернантка «m-lle Бенуа».
—
А.Б.) заботилась о нашем (с кузи­
ной.
—
А.Б .) туалете, отрастила нам локоны, сделала коричневые бархотки
на головы. Говорили, что на эти бархотки похожи были мои глаза»
4
.
В 8 лет или чуть позже, как показывают примеры Л.Н. и Е.Н . Милюковых
5
,
А.П . Полторацкой и А.Н . Вульф
6
, девочкам меняли детскую прическу (куд­
ри) на девичью (косы). Портреты 10-40-х гг XIX в.
7
воспроизводят девичью
лялось Керн: не только в области гуманизма и альтруизма, но и в психосексуальной
плоскости.
1
Бокова В.М ., Сахарова Л.Г . Указ. соч. С. 525.
2
КернА.П. 5
. С. 368-369.
3
Там же. С. 369-370.
4
Там же. С.365.
5
См.: Михайлова КВ., Смирнов Г.В . Аннотации к No 98, 103 // Из истории реа­
лизма в русской живописи... No 98, 103.
6
КернА.П. 5
. С.363,365.
7
См., напр.: Оливье (?). Художник первой половиныXIX века. Портрет семьи Бе­
нуа. Около 1816 // Из истории реализма в русской живописи... No 60; Неизвестный
художник первой трети XIX века. Портрет Екатерины Ивановны Новосильцевой
с детьми. 1830 (?) // Там же. No 77; Неизвестный художник второй четверти XIX

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
283
прическу в виде гладко зачесанных, разделенных на прямой пробор волос
с уложенной сзади выше или ниже косой. Однако можно встретить изобра­
жение девичьей прически и с буклями
1
, или локонами, как назвала их Керн,
чтоодноитожеврусскомязыкеиXIX иXXв.
2
Очевидно, считалось, что
локоны — принадлежность более старших молодых девушек, поэтому они
особенно ценились девушками-подростками как внешнее проявление взрос­
лости. Кстати, во второй половине XVIII в. 12 -тилетних девочек изображали
одетыми и причесанными как взрослых
3
, что должно было визуально подде­
рживать иллюзию их взросления, которая была важна не только для старшего
поколения, желавшего поскорее представить их невестами, но и, безусловно,
для них самих, стремившихся обрести в своих собственных глазах статус со­
циально полноценного возраста.
Отец А.П. Полторацкой, даже в публичном пространстве и в своем при­
сутствии не мог позволить дочери обретать навыки межполовой коммуника­
ции, усматривая в этом дополнительные смыслы и не считаясь ни с ее чувс­
твами, ни со здравомыслием жены:
«Батюшка продолжал быть со мною строг, и я девушкой так же его боялась,
как и в детстве. Если мне случалось танцевать с кем-нибудь два раза, то он
жестоко бранил маменьку, зачем она допускала это, и мне было горько, и я
плакала. Ни один бал не проходил, чтобы мне батюшка не сделал сцены или
на бале, или после бала. Я была в ужасе от него и не смела подумать проти­
воречить ему даже мысленно»
4
.
Репрессивность «отца семейства» в отношении как дочери-девушки, так и
жены, взрослой женщины, на которую, по его мнению, возлагалась особая
ответственность за нормативность девического поведения и соответствую­
щую «дрессуру», запускала в действие психологические механизмы страха и
конформизма, удерживавшие в повиновении ему женскую часть семьи.
века. Портрет семьи Енатских. 1839 // Там же. No 91; Сорока Г.В . 1823-1864. Портрет
Лидии Николаевны Милюковой. Вторая половина 1840-х // Там же. No 98; Он же.
Портрет Елизаветы Николаевны Милюковой. Вторая половина 1840-х // Там же. No
103; Неизвестный художник второй четверти XIX века. Портрет молодой девушки
в розовом платье. 1840-е // Там же. No 115; Неизвестный художник второй четверти
XIXвека. Портрет Ольги Валериановны Ченгери. Начало 1840-х // Там же. No 122.
1
Неизвестный художник второй четверти XIX века. Жилая комната в мезони­
не дворянского особняка. Конец 1830 — начало 1840-х // Там же. No 82.
2
См.: Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: Т. 1-4. M.,
1981. Т. 2. С. 264; Ожегов СИ. Словарь русского языка: Ок. 57000 слов / Под ред.
НТО. Шведовой. 16-е изд., испр. M ., 1984. С . 55.
3
См., напр.: Островский Г. Художник второй половины XVIII века. Портрет
Елизаветы Петровны Черевиной. 1773 // Из истории реализма в русской живопи­
си... No 30.
4
Керн А.П. 5
. С. 370.

284
А.В . Белова
В некоторых случаях матери, испытавшие в своей жизни немало деприва-
ций, с большим пониманием, чем отцы/отчимы относились к практическим
опытам межполовой коммуникации своих дочерей, определяя, однако, для
них границы дозволенного. Н.Н . Пушкина-Ланская писала мужу в защиту
своих старших дочерей:
«А теперь я возвращаюсь к твоему письму, к тому, где ты пишешь о моих
девушках. Ты очень строг, хотя твои рассуждения справедливы. Кокетство,
которое я разрешила Мари, было самого невинного свойства, уверяю тебя,
и относилось к человеку, который был вполне подходящей партией. Иначе
я бы не разрешила этого, и в этом не было ничего компрометирующего, что
могло бы внушить молодому человеку плохое мнение о ней»
1
.
То есть речь в данной ситуации идет о контролируемой сексуальности, мера
осознания которой девушкой регламентировалась извне ее матерью. При
внешней заданности допустимого поведения оно трактовалось как потен­
циально ориентированное исключительно на матримониальный результат
Если воспринимать кокетство не как предложение себя в качестве сексуаль­
ного объекта, а как «открытие» для себя своего тела, обнаружение и освоение
собственной сексуальности, компенсацию внутренней психологической не­
уверенности и преодоление подавленности, то окажется, что для дворянских
девушек это мог быть совсем небесполезный опыт
Вместе с тем переход к девичеству как новому этапу жизненного цик­
ла сопровождался символическим сближением с матерью и дистанцирова­
нием от отца, который представал в дискурсе взросления девочки фигурой
некомпетентной. Вербальная передача норм поведения от матери к дочери
2
осуществлялась даже на расстоянии посредством переписки, если, скажем,
дочь воспитывалась в институте. Екатерина Самарина, наставляя «не быть
ветреной»
3
дочь-институтку «друга Вариньку», советовала ей:
«.. .Папинька Мунгина не может входить во все подробности но леты итвои
моя душинька бегут вить и тебе будет скоро 15 лет так мой Дружек не при­
лепляйся к ветренности а 1
£
проси бога чтоб он всегда и во всем направлял
бы тебя на доброе и бог тебя никогда не оставит, а пошлет добрых настав-
1
Письмо Н.Н . Пушкиной-Ланской к П.П . Ланскому от 13/25 июля 1851 г. //
Пушкина-Ланская Н.Н . С. 104.
2
Мужское «напутствие» взрослеющей барышне также предписывало ей стать
преемницей достоинств матери: «Ты скоро принесешь в большой с собою свет, /
твой ум, — твою красу — твои пятнадцать лет. / похвал премножество достойных
ты получишь, / но зависть никогда — от злобы не отучишь / а естьли смею я подать
тебе совет, / любезной маменьки своей иди во след...» . (Гр. Гр. Ca...в . Авдотье
Павловне Голенищевой-Кутузовой ноября дня 1809-го года // ГАТО. Ф. 103. Оп. 1 .
Д. 1115. Альбом Е. Голенищевой-Кутузовой. Л . 32.)
3
Письмо Е. Самариной к дочерям В. и А. Самариным от 20 августа 1825 г. //
РГАДА. Ф. 1277. Самарины. Он. 2.Д. 14. Л.1.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
285
ников лишь не убегай их, препровождаю к тебе книшку каторую прочитай
с бальшим вниманием, ив другой раз можешь списать письмы каторые осо­
бенно дастоины иметь при себе, ты в ней найдешь как матери умеют любить
но и чего требуют от детей а меня первую ничто так не утешит как видеть
карактер исправленной иболее кроткой, папинька тебе доставит подсвешник
купит свеч; то можешь читать повечерамэту книгу исписать что важнее по­
кажи папиньке что спишиш и книгу в целости возврати с папинькай сохрони
Господь непотеряй чужая.. .»
1
.
При этом апелляция к «добрым наставникам» и, особенно, к нравоучитель­
ной литературе также связывалась с неотъемлемым контролем со стороны
родителей за информацией и образцами, подлежавшими восприятию их
дочерью. Требование матери предъявить сделанные выписки «папеньке»
означает полное отсутствие признания за девушкой интеллектуальной са­
мостоятельности, неприкосновенности ее внутреннего мира. Известно, что
чтение играло важную роль в процессе взросления дворянской девушки
2
,и,
вместе с тем, было подчинено, по замечанию исследователя женского чте­
ния Д.К . Равинского, «руководству старших»
3
, в чем убеждают приведенные
выше примеры. В отличие от юношей, усваиваемые ими опыты носили не
практический, а виртуальный характер, в силу чего следует отметить особое
влияние романтических идеалов на становление «женской личности». При
всех ограничениях, касавшихся чтения в институтской и домашней повсед­
невности, о которых уже упоминалось, усадебная библиотека служила де­
вушкам, если им удавалось получить к ней доступ, своего рода «окном» во
взрослую жизнь.
Существенно, что в понимании некоторых матерей в первой половине
XIX в. взросление дочери так или иначе было сопряжено с самосовершенс­
твованием посредством получения образования
4
и ориентацией на исполь-
1
Там же. Л . 1 -1 об. (подчеркнуто автором).
2
См., напр.: Равинский Д.К. «Читающая барышня» как историко-культурный
феномен // Мифология и повседневность: Тендерный подход в антропологичес­
ких дисциплинах: Мат-лы науч. конф. (Санкт-Петербург, 19-21 февраля 2001 г.) /
Сост.: К.А. Богданов, А.А. Панченко. СПб., 2001. С . 358-361.
3
Равинский Д. Писательницы о читательницах: женское чтение на страницах
русской женской прозы XIX века // Женский вызов... С . 55.
4
К этому же стремились и некоторые из самих девушек. По крайней мере во вто­
рой половине XIX в. Мария Башкирцева записала в своем дневнике за 6 мая 1873 г.:
«Мне тринадцать лет; если я буду терять время, что же из меня выйдет! <...> В шес­
тнадцать, семнадцать лет придут другие мысли, а теперь-то и время учиться. Какое
счастье, что я не принадлежу к тем девочкам, которые восшгтываются в монастыре
и, выходя оттуда, бросаются, как сумасшедшие, в круговорот удовольствий, верят
всему, что им говорят модные фаты, а через два месяца уже чувствуют себя разоча­
рованными, обманутыми во всех своих ожиданиях. Я не хочу, чтобы думали, что,

286
А.В . Белова
зование добрачного ресурса времени для «формирования себя». Екатерина
Самарина напоминала дочерям:
«... напишите паболыне опишите как ваше ученье идет что ты варя на форте-
пьянах учишь, вот уже вновь за треть нада платить пожаласта не теряйте время
когда есть возможность учится то учитесь 2: года остается для усовершенство­
вания вам себя как в науках так ив характере избрав примеры кротости приле­
жания и вежливости должны и утверждаться в оных.. .»
1
; «Милая Варинька так
ты уже довольно хорошо рисуеш карандашом, то маминьки хочется чтобы ты
училась также рисовать красками, и по бархату. нельзя ли етого сладить толь­
ко без платы, а самой от себя просить, каво ты знаешь; вот кали Александра
Семеновна Копосова еще в Институде она так дабра верна бы неотказалась»
2
.
Тем не менее пессимистичное, основанное на собственном печальном жиз­
ненном опыте замечание писательницы Н.Д. Хвощинской не позволяет пере­
оценить качество интеллектуального ресурса молодых дворянок:
«В те времена во всей России смеялись над писательницами, делая исклю­
чение для одной гр.[афини] Ростопчиной; в провинциях гонение было еще
сильнее. Было принято, между женщинами и, в особенности, между девуш­
ками — невежество, как теперь приняты кринолины»
3
.
В ее представлении девичество как «возраст жизни» — это время, когда дво­
рянка становилась объектом бездумной манипуляции и подчинения и не мог­
ла противопоставить этому самостоятельного поведения:
«...вы обязаны думать, потому что иначе вы будете насильником самой
себе, а это нечестно, да... и неумно. За что же? Что вы себе сделали, что­
бы поступать с собой так, как поступают с девицами, никогда не думавши,
гувернантки?»
4
Образ жизни дворянских девушек визуализуется в интерьерной русской
живописи через атрибутирование им письма
5
, книги
6
, фортепиано с нота-
окончив ученье, я только и буду делать, что танцевать и наряжаться. Нет. Окончив
детское ученье, я буду серьезно заниматься музыкой, живописью, пением. У меня
есть талант ко всему этому, и даже большой!». (БашкирцеваМ.К. С . 108-109.)
1
Письмо Е. Самариной к дочерям В. и А. Самариным. Б/д (от декабря 1825 г.?)
//РГАДА. Ф.1277.Он. 2.Д.14.Л.3-3 об.
2
Письмо Е. Самариной к дочерям В. и А. Самариным. Б/д (от декабря 1825 г.?)
//Тамже.Л.4об.
3
Письмо Н.Д. Хвощинской к OA. Новиковой от 7 октября 1859 г. // «Я живу от
почты до почты...»: Из переписки Надежды Дмитриевны Хвощинской / Сост.
А. Розенхольм и X. Хогенбом. Fichtenwalde, 2001. С. 85.
4
Письмо Н.Д . Хвощинской к О. А . Новиковой от 25 сентября 1859 г. // Там же.
С. 84 (подчеркнуто автором).
1
См.: Неизвестный художник второй четвертиXIXвека. Жилая комната в ме­
зонине дворянского особняка. Конец 1830 — начало 1840-х // Из истории реализма
в русской живописи... No 82.
2
Там же.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
287
ми
1
, альбома
2
.
Альбомные стихи, вошедшие в моду в XVIII в.
3
и ставшие
неизменными спутниками девичества
4
, были дополнены в XIX в. тетрадя­
ми со своими
5
или чужими понравившимися
6
стихами. Зачастую девушка,
которая «находила одну отраду искренно высказаться на страницах своего
дневника»
7
, продолжала вести его и после выхода замуж
8
. Взрослые барыш­
ни до замужества, живя в доме родителей, обычно много времени и внима­
ния уделяли младшим сестрам и братьям, участвовали в совместных домаш­
них концертах, как писала 23-хлетняя Анна Лихарева об одном из них, «пели
и состовляли оркестр а вся молодежь танцовала»
9
.
Одной из традиционных сфер деятельности, позволявшей проконтроли­
ровать времяпровождение девушки, сделать его подотчетным, было занятие
ее рукоделием. Обучение рукоделию дворянок начиналось довольно рано,
иногда даже в детском возрасте, до 13 лет
10
, то есть еще до начала периода
собственно девичества. Среди видов рукоделия девочками, или «младшими
барышнями» практиковались вышивка
11
, вязание шнурков
12
и плетение кру-
3
Неизвестный художник второй четверти XIX века. Портрет Ольги Вале-
риановны Ченгери. Начало 1840-х // Из истории реализма в русской живописи...
No 122.
4
Там же.
5
Васильев В. Беглый взгляд на эпиграмму // Русская эпиграмма / Сост., вступ.
ст. и примеч. В. Васильева. M., 1990. С. 16.
6
См., напр.: Альбом Е. Голенищевой-Кутузовой // ГАТО. Ф. 103. Оп. 1 . Д. 1115.
Мемуаристка Е.Н . Водовозова упоминала о «поэтическом творчестве институток»
как о «писании стихов в альбомы подругам». См.: Водовозова Е.Н . С. 312. Также
об этом см.: Лотман Ю.М . Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий:
Пособ. для учителя. Л., 1980. С. 241 -242; ЛурьеВ.Ф . Современный девичий песен­
ник-альбом // Школьный быт и фольклор: Учеб. мат-л по русскому фольклору:
В 2 ч. / Сост. А.Ф . Белоусов; Отв. ред. CH Митюрев. Таллинн, 1992. Ч . 2: Девичья
культура. С . 44-45.
5
Тетрадь со стихами: Пасхальная ночь в Суховарове // Там же. Д . 939 .
6
Стихотворения Л.П . Суворовой // ГАТО. Ф. 1041. Суворовы — дворяне Ка­
шинского уезда Тверской губернии. Оп. 1 . Д. 66.
7
Стерлигова А.В . С. 82. Об «институтских дневниках» упоминала и Е.Н . Водо­
возова. См.: Водовозова Е.Н . С. 312. Также см.: Башкирцева М.К .
8
См.: Керн А.П . 6
.
9
Письмо А. Лихаревой к В.А . Лихаревой от 19 января 1859 г. // ГАТО. Ф. 1063.
Оп. 1. Д. 137. Л. 71. Также см.: «...мы благополучно доехали до Лубен. Тут я про­
жила до замужества, уча меньшого брата и сестер, танцуя, читая, участвуя в до­
машних спектаклях, подобно тому как в детстве в Бернове...». (Керн А.П . 5
. С.370.)
10
Лабзина А.Е . С. 21; Дурова НА. 5
. С.29.
11
Лабзина А.Е . С. 21.
12
Дурова НА. 5
. С.29.

288
А.В . Белова
жева
1
, «старшими барышнями» — вышивание бисером. Необходимые для
рукоделия бисер и канву уездные девушки-дворянки заказывали в столицах.
Жившая в Бологом Мария Мельницкая незадолго до свадебного сговора
обращалась в письме с просьбой к В.Л. Манзей, отправившейся в Москву
навестить родных: «Я осмеливаюсь вас безпокоить, моя родная тетинька ку­
пить мне бисеру золотого и серебренаго по шести ниток и голубаго десять
ниток, также и канвы; я хочу вышивать такуюже книжку как Пашинька»
2
.
Племяннице, постеснявшейся обременить величиной заказа старшую из те­
тушек, пришла на помощь младшая тетушка, написавшая сестре: «Барашни
(Мария Мельницкая и ее родные сестры Софья и Юлия Мельницкие. —
А.Б .)
просят чтоб бисеру вы потрудились купить по больше нежели пишит Маша
золотого и серебреного по 10: ниток а голубаго 20»
3
. Шитье
4
и вязание
5
отно­
сились к более старшему возрасту и считались занятиями уже взрослых жен­
щин. Мужчины называли женское рукоделие «работой»
6
,втовремякак,по
выражению Н.Д. Хвощинской, «... писательство не считалось делом, то есть
работой»
7
.
Приобщение некоторых девушек к занятию рукоделием носило
принудительный, репрессивный характер. НА. Дурова, например, вспоми­
нала, как в детстве и девичестве ее «морили за кружевом»
8
:
«.. .мать моя, от всей души меня не любившая, кажется, как нарочно делала
все, что могло усилить и утвердить и без того необоримую страсть мою к
свободе и военной жизни: она не позволяла мне гулять в саду, не позволяла
отлучаться от нее ни на полчаса; я должна была целый день сидеть в ее гор­
нице и плесть кружева; она сама учила меня шить, вязать, и, видя, что я не
имею ни охоты, ни способности к этим упражнениям, что все в руках моих
и рвется и ломается, она сердилась, выходила из себя и била меня очень
больно по рукам»
9
;
1
Там же. С.29, 32, 35.
2
Письмо М.И . Мельницкой к В.Л. Манзей от 15 (мая 1836 г.) // ГАТО. Ф. 1016.
Он. 1.Д.39.Л.16.
3
Письмо М.Л. Манзей к В.Л . Манзей от 15 (мая 1836 г.) // Там же. Л . 16 об.
4
«Дома — шью, читаю, пишу...» . (Письмо Н.Д . Хвощинской к OA. Новиковой
от 22 декабря 1858 г. // «Я живу от почты до почты....... С . 77.)
5
«Пошли в спальню к матушке. Она имела привычку почти до обеда сидеть в
постели, вязать чулок или читать псалтырь». (Загряжский М.П . С. 151); «...у меня
давно кончены для Машиньки чулочки, да не с кем послать». (Письмо В.Л. Манзей
к П.Л.Абаза от 14 ноября 1836 г. //ГАТО.Ф. 1016. Он. 1.Д.45. Л. 89.)
6
«.. .приезжаю домой. Нахожу сестру за работой. Сел. Возле ее лежит француз­
ская книжка». (ЗагряжскийМ.П . С. 138.)
7
Письмо Н.Д. Хвощинской к OA. Новиковой от 7 октября 1859 г. // «Я живу от
почты до почты...» . . . С. 85.
8
Дурова НА. 5
. С.35.
9
Там же. С. 29.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
289
«... матушка от самой залы до своей спальни вела и драла меня за ухо; при­
ведши к подушке с кружевом, приказала мне работать, не разгибаясь и не
поворачивая никуда головы»
1
;
«От утра до вечера сидела я за работою, которой, надобно признаться, ниче­
го в свете не могло быть гаже, потому что я не могла, не умела и не хотела
уметь делать ее, как другие, но рвала, портила, путала, и передо мною стоял
холстинный шар, на котором тянулась полосою отвратительная путаница —
мое кружево, и за ним-то я сидела терпеливо целый день.. .»
2
.
Однако в XVIII — середине XIX в. далеко не всякая дворянская девушка,
даже не разделявшая привязанности к рукоделию, могла столь же опреде­
ленно и осмысленно противопоставить «ручную работу»
3
интеллектуальной,
как это сделала в своем дневнике за 31 мая 1876 г 16-тилетняя Мария Баш­
кирцева (1860-1884):
«Нет ничего лучше, как занятый ум; работа все побеждает — особенно умс­
твенная работа.
Я не понимаю женщин, которые все свободное время проводят за вязаньем и
вышиваньем, сидя с занятыми руками и пустой головой...»
4
.
Рукоделию дворянских девушек, многие из которых «смолоду» стано­
вились, как Е.А . Прончищева, «охотницами до работ»
5
, учили и матери
6
,и
няни
7
.
При этом в мотивациях, которые озвучивали няни-крестьянки, про­
слеживаются не этические, а прагматические соображения — возможность
самостоятельного заработка и самообеспечения в случае материальных труд­
ностей. А.Е . Лабзина вспоминала о своей няне:
«Когда она учила меня вышивать, то говорила: «Учись, матушка, может
быть, труды твои будут в жизни твоей нужны. Ежели угодно будет Богу тебя
испытать бедностью, то ты, зная разные рукоделия, не будешь терпеть нуж­
ды и будешь доставать хлеб честным образом и еще будешь веселиться»
8
.
Характерно, что из уст недворянки речь не шла о рукоделии как о «занятии,
подобающем барышне», о виде деятельности, предписанном в соответствии
с полом и социальным положением, что в очередной раз подтверждает соци­
окультурную сконструированность одного из расхожих тендерных стерео­
типов.
Таким образом, девичество как этап жизненного цикла в дворянской сре­
де XVIII — середины XIX в. — л ибо слишком короткий период при раннем
1
Там же. С. 32.
2
Там же (курсив автора).
3
Башкирцева М.К . С . 110.
4
Там же.
5
Сабанеева Е.А . С . 362.
6
Лабзина А.Е . С . 17; Дурова НА. 5
. С.29.
7
ЛабзинаА.Е. С. 21.
8
Там же.

290
А.В . Белова
замужестве, либо формально пролонгированный до конца жизни в случае
официального безбрачия. При этом девичество было отмечено еще большей
неполноценностью, чем детство, поскольку обременялось многочисленными
социальными ожиданиями, от осуществления которых зависели в будущем
статусы женщины — семейный, социальный, тендерный. Основным содер­
жанием этих социальных ожиданий была «своевременность» реализации
дворянской девушкой матримониального и репродуктивного «предназначе­
ния». Причем, для окружающих юной дворянки девичество не имело само­
ценности как время ее внутреннего становления и обретения себя, формиро­
вания самооценки и начала самореализации.
Механизм социального конструирования тендера в период девичества
явно характеризовался репрессивностью: 1) ограничение доступа к инфор­
мации (чтению, образованию), в том числе касавшейся взаимоотношений
полов; 2) жесткий контроль за акциональным и вербальным поведением и са­
мовыражением; 3) запрет на внепубличную устную и письменную коммуни­
кацию с представителями противоположного пола; 4) интериоризация пред­
ставлений о постыдности телесного и сексуального, вплоть до низведения
сексуальных отношений до уровня недочеловеческих («скотская любовь»);
5) предписание требований «строгого воздержания», соблюдения «девичьей
драгоценности»; 6) тендерное понимание «чести» и «славы» в отношении
девушки. Особенно важно, что, несмотря на фиксируемые женской автодо­
кументальной традицией переживания дворянками опытов конструирования
собственной идентичности, им не удавалось избежать внушаемых стереоти­
пов о жизненном пути как об «участи», в решении которой им самим отводи­
лась пассивная роль, об отождествлении «участи» женщины с замужеством,
о «счастьи» девушки как о ее невинности до брака, о предназначении как
о деторождении. Внутренняя самооценка зачастую определялась внешними
требованиями и реализацией социальных ожиданий и культурных предпи­
саний.
Наблюдается явное противоречие между ориентацией девушки на заму­
жество и деторождение и, вместе с тем, блокированием обретения и осозна­
ния ею собственной телесности и сексуальности. В то же время запрет на
сексуальное «взросление» легко объясним тем, что сексуальность женщи­
ны считалась принадлежностью не ее самой, а мужчины, чьей женой она
должна была стать. Речь идет о своего рода «отчужденной» сексуальности
женщины как потенциальной жены и «сексуальной собственности» (термин
Рэндала Коллинза) «мужа на ее тело»
1
в традиционных обществах. Как вы­
разилась исходя из анализа антропологических данных Гейл Рубин (Gayle
Rubin), «женская сексуальность в идеале должна отзываться на желания дру-
1
Коллинз Р. Введение в неочевидную социологию (гл. V . Любовь и собствен­
ность) // Антология тендерной теории... С. 119-120.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
291
гих, а не желать самой и не искать самостоятельно объект удовлетворения
своей страсти»
1
.
В отсутствии ритуала, легитимирующего и, вместе с тем,
облегчающего переход из девичества в зрелый возраст, задача «норматив­
ной» культуры заключалась не в том, чтобы девушка обрела себя, осознала
собственную идентичность, а в том, чтобы стала «привлекательным», вос­
требованным «матримониальным продуктом», тем, что Гейл Рубин назвала
«предметом обмена»
2
.
Тем самым закладывались предпосылки удержания
девушки/женщины в подчиненной позиции как основы тендерного контрак­
та, при котором сохранялись 1) ориентация дворянок на получение преиму­
щественно минимума образования, 2) отсутствие профессиональной реали­
зации, 3) маргинализация женщин, предпринимавших внехозяйственную
деятельность для обеспечения средств к существованию, 4) осуждение доб­
рачных связей, 5) воспроизводство традиционной модели семейно-брачных
отношений со старшинством и главенством, вплоть до «деспотизма», мужа,
доходившего подчас до самых крайних негативных проявлений. Женские
письма свидетельствуют и о возможности физического насилия со стороны
«развратного мужа»
3
, доминировавшего в семье с позиции «грубой силы».
Дворянка А. ГДекина часто жаловалась своему брату И.М. Моторину на суп­
руга, с которым отчаялась найти общий язык:
«... мой муженек подбил мне глаза так что нелзя было недели две издому
выдти.. .»
4
; «А муж толко иснабжает меня ругательством да побоями денги
свои последней взял сто рублей проживать да буянить толко иговорит что
ему дела додому нет изнать ничево нехочет»
5
; «...имея свой собственной
дом, не имею воли располагать им, с марта месяца живу с малютками в по­
ловине сестрицы Авдотьи Егоровны, а в свою не могу ступить одною ногою
без побой и ругательств, а о пособии для пропитания моего с детьми и гово­
рить нечего, ибо Вам известна развратная жизнь его»
6
.
Однако для части дворянок эти же факторы при определенных обстоятель­
ствах становились основой поиска собственной идентичности, обретения
себя в новом качестве, самостоятельной выработки более «удачной», с их
точки зрения, жизненной стратегии, в контексте которой они овладевали на­
выками отстаивания своих интересов и позиционирования себя не в качестве
жертвы, а человека, способного справиться с ситуацией.
1
Рубин Г. Обмен женщинами: заметки по политэкономии пола // Там же. С . 111 .
2
Там же. С. 112.
3
Письмо А. Щекиной к И.М . Моторину от 8 августа 1832 г. // ЦИАМ. Ф. 1749.
Личный фонд Моторина И.М. Оп. 1. Д. 1. Л. 53.
4
Письмо А. Щекиной к И.М. Моторину от 25 сентября 1831 г. // Там же. Л. 32.
5
Там же.
6
Письмо А. Щекиной к И.М. Моторину от 8 августа 1832 г. // Там же.
Л. 53-53 об.

292
А.В. Белова
3.2 . «.. .и с добрым порядком замуж идти надобно подумать
последнее счастье...»
1
(Замужество и свадебная обрядность в российской
дворянской культуре XVIII — середины XIX в.)
Ты сказал мне: «Ну что ж, иди в монастырь
Или замуж за дурака...»
Анна Ахматова
2
По большому счету, только такая альтернатива давала женщине формаль­
но полноценный социальный статус, хотя и в монастырь, как и замуж, она
могла попасть не по своей воле
3
.
Напротив, если желание посвятить себя
служению Богу не встречало понимания со стороны родителей, стремивших­
ся выдать дочь замуж, она вынуждена была не только бежать из дома, но и
скрываться от их поисков... даже в стенах мужского монастыря и жить под
мужским именем, как затворница Китаевской мужской пустыни преподоб­
ная Досифея (монах Досифей), по прозванию «Старец-девица» (1721-1776)4,
благословившая будущего преподобного Серафима Саровского чудотворца
на спасение в Саровской Успенской пустыни
5
(«... и от уст преподобнаго До-
сифеа повеление приим в пустыню Саровскую путь свой управити.. .»
6
). Обе
жизненные стратегии — «идти в монастырь или замуж» — были связаны с
нахождением представительницы женского пола «в браке»: в одном случае,
в символическом (в качестве венчанной Христу), в другом, — в фактичес­
ком (в качестве венчанной земному мужу). Российская дворянская культура
XVIII — середины XIX в. относилась к разряду тех, в которых брак считался
своего рода социальной неизбежностью. Причем, эта установка распростра-
1
Долгорукая Н. С. 266.
2
Цит. по: Ахматова А.А. Читая «Гамлета» // Ахматова А.А. Стихотворения.
Поэмы. Автобиографическая проза / Сост., предисл., подгот. текстов, коммент
Н.И. Крайневой. M ., 2004. С. 573. « .. .иди в монастырь / или замуж за дурака» —
слова Гамлета, сказанные Офелии (Гамлет, III, сц. 1).
3
«Тут же приютилась и... монахиня Настасья Федоровна, попавшая в мона­
хини случайно, обманом. Мать ее ехала куда-то и заехала в монастырь к знакомой
игуменье. Та упросила ее оставить дочь в монастыре погостить. Когда же мать вер­
нулась, дочь уже была пострижена». (Керн А.П . 5
. С. 368.)
4
О ней см.: Русское православное женское монашество XVIII-XX вв.: Репринт
воспр. изд. 1985 г. / Сост. монахиня Таисия. M ., 1992. С. 29-32.
5
Преподобный Серафим Саровский чудотворец // Акафисты святым, коим Гос-
подь даровал благодать помогать в болезнях и житейских нуждах. СПб., 2006.
С. 419-420.
6
Акафист преподобному Серафиму Саровскому чудотворцу. Икос 3 // Там же.
С. 406.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
293
нялась более жестко на женщин, чем на мужчин. Поэтому любые жизненные
стратегии, исключавшие пребывание женщины в браке, не поощрялись, дис-
курсивно девальвировались и воспринимались как социально нежелатель­
ные и неполноценные.
С детства дворянским девочкам внушалась мысль о замужестве как цен­
тральном событии в жизни женщины, поскольку именно социокультурная
установка на вступление в брак сопрягалась с возможностью реализации
нормативного жизненного сценария. Из двух основных потенциальных спо­
собов социального существования дворянки — выйти замуж или остаться
девицей (в миру или в монастыре) — общественное мнение неизменно от­
давало предпочтение первому. Это же выбирали и рефлексирующие матери
для своих дочерей. В событиях, связанных с замужеством, парадоксальным
образом соединялись подчас противоположные вещи: социальное принуж­
дение и индивидуальные предпочтения, отношения несвободы и свобода вы­
бора, человеческая спонтанность и Божий промысел. Н .Н . Пушкина-Ланская
писала мужу о своих старших дочерях — 19-тилетней Марии и 15-тилетней
Наталье Пушкиных:
«Что касается того, чтобы пристроить их, выдать замуж, то мы в этом отно­
шении более благоразумны, чем ты думаешь. Я всецело полагаюсь на волю
Божию, но разве было бы преступлением с моей стороны думать об их счас­
тье. Нет сомнения, можно быть счастливой и не будучи замужем, но это зна­
чило бы пройти мимо своего призвания. Я не могла бы ей (Маше Пушкиной
(Мари). — А.Б .) этого сказать. На днях мы долго разговаривали об этом, и
я говорила для их блага, иногда даже против моего убеждения, о том, что
ты мне пишешь в своем письме. Между прочим, я их готовила к мысли, что
замужество не так просто делается и что нельзя на него смотреть как на игру
и связывать это с мыслью о свободе. Говорила, что замужество — это серь­
езная обязанность, и надо быть очень осторожной в выборе. В конце концов
можно быть счастливой, оставшись в девушках, хотя я этого не думаю»
1
.
Вступление дворянки в брак означало для нее принятие на себя новой
роли, начало собственной семейной жизни, которую следует рассматривать
как условное «поле» социальной и духовной реализации женщины. В пра­
вославной культурной традиции значение брака для мужчин заключалось в
том, что «живущие с женами по закону не погибнут, но получат жизнь
вечную»
2
.
В социальном плане женитьба делала их полноценными агентами
социальной организации. Замужество для женщин как этап на пути стяжа­
ния христианского благочестия на протяжении веков имело целью обузда-
1
Письмо Н.Н . Пушкиной-Ланской к П.П . Ланскому от 13/25 июля 1851 г. //
Пушкина-Ланская Н.Н . С . 104-105 .
1
Письмо иеросхимонаха Льва к неизвестному мирянину от ноября 1851 г. // Ни-
лус С. Святыня под спудом: Тайны православного монашеского духа. СПб., 1996.
С. 105.

294
А.В. Белова
ние женской сексуальности и установление «мужского» контроля над ней.
Рассматривая гетеросексуальный брак как институализированную форму
«обмена женщинами», Гейл Рубин утверждает, что «асимметрия тендера, то
есть разница между участниками и предметами обмена, ведет к подавлению
женской сексуальности»
1
.
В российской историографии 1990-х гг применительно к периоду XVIII —
начала XIX в. изучению подлежали правовые аспекты заключения дворянс­
кого брака
2
, особенности «дворянской свадьбы» как «сложного ритуально­
го действа»
3
, условия замужества дворянки и «ход свадебной церемонии»
4
.
По мнению Н.Л. Пушкаревой, «православные постулаты оказали... исключи­
тельное влияние на отношение к семье и браку как моральной ценности»
5
.
Несмотря на справедливость высказанного ею же суждения о том, что «в
XVIII в., а тем более в начале XIX, венчание стало не просто органичной,
но центральной частью свадьбы»
6
, исторические источники, относящиеся
большей частью к первой половине XIX в., свидетельствуют о наличии как
в столичной, так и в провинциальной дворянской среде довольно длитель­
ной и значимой в социокультурном смысле процедуры, предшествовавшей
непосредственному совершению церковного таинства венчания. Моя задача
сводится к тому, чтобы выяснить роль этой процедуры вступления в брак
в антропологической характеристике женской дворянской повседневности в
России XVIII — середины XIX в.
Открывавшиеся перед дворянкой от рождения определенные жизненные
перспективы, связанные, в частности, с возможностью получения институт­
ского образования и последующего выхода замуж за представителя одного
из дворянских родов, более или менее сопоставимого по статусу с родом ее
отца, являлись прямым следствием ее социального происхождения. В силу
сохранявшихся в XVIII — середине XIX в. в дворянской среде элементов
родовой организации одним из главных критериев оценки социального про­
исхождения девушки была степень родовитости ее предков. Принадлежность
дворянки по рождению к древнему роду могла стать реальным основанием
для ее притязаний на брак с дворянином не менее древнего, и даже более
знатного рода. Поэтому возможность вступить в брак с представительницей
определенного дворянского рода являлась одним из традиционных показате­
лей социального статуса дворянина.
2
Рубин Г. Указ. соч. С . 112 .
3
См.: ЦатуроваМ.К. Русское семейное право XVI-XVIII вв. M ., 1991.
4
Лотман Ю.М . Сватовство. Брак. Развод // Лотман Ю.М . Беседы о русской
культуре... С. 113.
5
Пушкарева Н.Л. Указ. соч. С . 168.
6
Там же. С. 254.
7
Там же. С . 169 (курсив автора).

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
295
Основными критериями оценки невесты, начиная с первой половины
XVIII в., были социальный статус ее отца, происхождение, имущественное
положение и внешность
1
.
Воспроизведение этих критериев в женских мему­
арах свидетельствует об укорененности тендерного стереотипа, в соответс­
твии с которым сами женщины репрезентировали «взгляд» на себя «со сто­
роны», воспринимали себя как объект мужского выбора. Дискурс женщины
о потенциальном выборе брачного партнера строился не от первого лица по
принципу: «я обладаю такими-то достоинствами», следовательно, «могу пре­
тендовать на такого-то жениха, который должен иметь следующие качества»,
а от третьего — «она обладает такими-то качествами», значит «достойна,
чтобы на нее обратили внимание такие-то представители мужского пола».
Именно так писала о себе «на выданье» княгиня Н.Б . Долгорукая: «Надеюсь,
тогда все обо мне рассуждали: такова великого господина дочь, знатство и
богатство, кроме природных достоинств, обратить очи всех знатных женихов
на себя, и я по человеческому рассуждению совсем определена к благополу­
чию ...»
2
.
На ментальном уровне дворянскими девушками усваивалось ожи­
дание того, что не они, а их будут оценивать и выбирать.
Заключение браков осуществлялось в строгом соответствии с родовой
принадлежностью. Причем, для мужчин, особенно в XVIII в., критерий ро­
довитости имел определяющее значение в выборе брачной партнерши.
ОТ. Аксаков замечал:
«...древность дворянского происхождения была коньком моего дедушки...
он ставил свое семисотлетнее дворянство выше всякого богатства и чи­
нов. Он не женился на одной весьма богатой и прекрасной невесте, кото­
рая ему очень нравилась, единственно потому, что прадедушка ее был не
дворянин»
3
.
Одним из последствий подобной матримониальной практики становилось
то, что отдельные дворянские роды были связаны между собой посредством
отношений свойства в нескольких поколениях. Например, представитель
XXIX колена от Рюрика рода князей Путятиных, премьер-майор князь Ва­
силий Максимович Путятин (...
—
до 1786) состоял в браке с Дарьей Его­
ровной, урожденной Мозовской (1735 — после 1786)4
.
Его внучка Евдокия
Николаевна Путятина, дочь младшего сына Николая Васильевича Путятина
(1769-. . . )
5
, представительница XXXI колена этого рода, вышла замуж также
1
Долгорукая Н. С . 258.
2
Там же. С. 257-258.
3
Аксаков СТ. Семейная хроника // Аксаков СТ. Семейная хроника; Детские
годы Багрова-внука / Предисл. и примеч. С. Машинского. M ., 1982. С . 28.
1
См.: ГАТО. Ф. 59. Он. 1 . Д . 5. Л . 18 об.; Руммель ВВ., Голубцов ВВ. Родослов­
ный сборник русских дворянских фамилий. СПб., 1887. Т . II. С . 283.
2
См.: ГАТО.Ф.59.Он. 1.Д.5.Л. 18об.

296
А.В . Белова
за одного из Мозовских
1
. Отношения свойства могли устанавливаться и меж­
ду разными ветвями одного и того же дворянского рода. Например, дочь Сер­
гея Васильевича Шереметева (... - 1834), Анна Сергеевна (1811-1849), была
замужем за графом Дмитрием Николаевичем Шереметевым (1813-1871)2
.
Формально ограниченное число дворянских родов выделялось за счет после­
довательного воспроизводства устанавливавшихся между ними родственных
связей.
Характер брачной практики родовитого дворянства определялся тен­
денцией к эндогамии посредством предотвращения мезальянсов. Пред­
ставители древних родов часто избегали брать в жены девушек из родов,
выслуживших дворянское достоинство. Вместе с тем известны случаи,
когда мужчина-дворянин, пренебрегая традициями, мог вступить в меза­
льянс. Согласно изданной 21 апреля 1785 г Грамоте на права, вольности
и преимущества благородного российского дворянства, выходившая замуж
за дворянина женщина недворянского происхождения приобретала тем
самым права дворянства: «Дворянин сообщает дворянское достоинство
жене своей»
3
.
В 1801 г граф Николай Петрович Шереметев (1751-1809)
женился на крепостной крестьянке, которая после заключения брака стала
именоваться графиней Прасковьей Ивановной Шереметевой (1768-1803)4
.
Однако ввиду того, что социальное происхождение детей, рождавшихся в
«неравных» браках, официально определялось в соответствии с социаль­
ным происхождением их отца, мезальянс дворянина в меньшей степени,
чем мезальянс дворянки способствовал разрушению традиционной родо­
вой организации.
Общественное осуждение вызывал брак дворянской девушки с человеком
недворянского происхождения или так называемой «свободной» профессии
(композитором, артистом, художником). Главным образом, по этой причине
A.M. Бакунина (1768-1859) не устраивала наметившаяся в 1839-1840 гг пер­
спектива выдать замуж свою дочь Александру (1816-1882) за В.П. Боткина
(1810-1869), который был сыном купца
5
.В
1844 г ему предпочли отставного
офицера кавалерии, помещика Гавриила Петровича Вульфа
6
, принадлежав-
3
См.: РуммелъВ.В ., ГолубцовВ.В . Указ. соч. Т . II. С . 286.
2
См.: История родов русского дворянства: В 2 кн. / Сост. И .Н . Петров. M., 1991.
Кн. 2. С. 170.
3
ПСЗ. 1. Т . XXII. No 16187. Грамота на права, вольности и преимущества благо-
роднаго российскаго дворянства от 21 апреля 1785 г. Ст. 3 . С . 347.
4
См.: История родов русского дворянства... Кн. 2. С. 170.
5
См.: Носик Б. Премухино Бакуниных: Отцы и дети // HH. 1990. No III (15).
С. 153; Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии: В 12 т. / Отв.
ред. В.М. Карев, М.Н. Хитров. Репринт. изд. M., 1991. Т. 1. С. 606.
6
См.: Манн Ю.В. Указ. соч. С. 232.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
297
шего к древнему дворянскому роду, внесенному в I часть родословной книги
Тверской губернии
1
.
Тем не менее прецеденты мезальянса дворянок все-таки имели место. Бо­
лее того, при вступлении в «неравный» брак им гарантировалось сохранение
прежнего правового статуса: «...благородная Дворянка, вышедши замуж за
недворянина, да не лишится своего состояния; но мужу и детям не сообщает
она дворянства»
2
.
Иногда дело доходило до чрезвычайно экстравагантных
ситуаций, спровоцированных, что важно, инициативой, исходящей от жен­
щины. Мемуаристка А.Н. Энгельгардт передавала одну такую историю, ко­
торую помнила с институтских времен:
«К нашей даме, напр[имер], езжала одна приятельница. Мы самым точным
образом знали — не от классной дамы, конечно, которая нам бы этого не со­
общила, — что она злая, бьет и дерет за волосы свою горничную и влюблена
в своего кучера. Что наши сведения были верны, подтвердилось впоследс­
твии тем, что она вышла замуж за этого кучера»
3
.
Разумеется, то, что могла позволить себе взрослая, судя по тексту, экономи­
чески самостоятельная женщина, было совершенно недопустимо для моло­
дой девушки, впервые выходившей замуж.
Мезальянс дворянской женщины осуждался общественным мнением в
гораздо большей степени, чем мезальянс мужчины. Графиня Елизавета Сер­
геевна, урожденная Шереметева (1818-1890), выйдя в 1846 г замуж за ита­
льянского пианиста и композитора Теодора Дёлера, должна была уехать жить
за границу, поскольку ее брак не мог быть принят «высшим обществом», к
которому она принадлежала в силу своего происхождения. Как писала ее
мать, «здесь все будут давать ей [дочери] почувствовать, что отныне она
«жена артиста», и все будут повторять эти слова с удовольствием»
4
.
Всеоб­
щего порицания заслуживало также и поведение матери, давшей разрешение
на брак и замечавшей с горечью по этому поводу: «...не только родственники,
но и все мои знакомые никогда не простят мне моего согласия»
5
.
В аристократической среде выбор брачного партнера не только подчинял­
ся влиянию семейного и родственного окружения, но и подлежал контролю
1
См.: Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии... M ., 1993.
Т. 3.С.522.
2
ПСЗ. 1. Т . XXII. No 16187. Ст. 7. С. 347.
3
Энгельгардт А.Н . С. 161.
4
Письмо В.И . Шереметевой к Т. Дёлеру от 26 июля 1845 г. // РГАЛИ. Ф. 752.
Е.С . Дёлер. Оп. 1. Д. 586. Л. 7 об. Цит. по: Снытко Н.В. Две тени Остафьевского
парка // Встречи с прошлым: Сб. мат-лов Центрального государственного архива
литературы и искусства СССР / Глав. архив. упр. при Совете Министров СССР;
Ред. кол.: Н.Б. Волкова (отв. ред.) и др. M., 1990. Вып. 7. С. 24 .
1
Там же.

298
А.В . Белова
со стороны императора. Е.С . Шереметева писала Т. Дёлеру о «вердикте» Ни­
колая I по поводу предстоящего замужества:
«На бале его величество подошел к моей сестре Аннет и спросил, правда ли,
что он слышал о моей помолвке, и неужели она и вся семья не знает, что раз­
решение на этот брак может дать только он и брака девушки, носящей одну
из знатнейших фамилий, с артистом он никогда не разрешит. Пусть сестра
передаст матери, что этот брак он запрещает»
1
.
К тому же монарх не мог не принимать во внимание различие вероиспове­
даний обоих претендентов. Брак православной женщины с «Луккским под­
данным и дворянином, католического вероисповедания»
2
, вызывал к себе
негативное отношение в российском «высшем» дворянском обществе и не
заслуживал императорского поощрения.
Уклонение Е.С . Шереметевой от соблюдения межродового соответствия
при выборе будущего супруга ставило в довольно сложное положение ее
мать, Варвару Петровну Шереметеву, урожденную Алмазову
3
, которая при­
знавалась в письме к великому князю Михаилу Павловичу в том, что ей не­
легко было дать свое согласие на замужество дочери, принимая во внимание
принадлежность последней к родовитому дворянству и недостаточно высо­
кое по сравнению с этим социальное положение жениха: «...мысль выдать ее
за человека не равного с ней состояния, гордость древней фамилии нашей,
оскорбленное самолюбие не позволяли мне долго согласиться на это»
4
.
Ме­
зальянс представительницы древнего дворянского рода рассматривался как
нарушение своеобразной тенденции к эндогамии, поддержание которой яв­
лялось одним из проявлений способности дворянского сообщества к самоор­
ганизации. Как видно из письма В.П. Шереметевой, дискурсивно социальная
дифференциация акцентировалась и, наоборот, камуфлировалась в этичес­
ких терминах:
«Его императорское величество изъявил негодование свое дочери моей гра­
фине Шереметевой [Анне Сергеевне] говоря, что брак этот нанесет срам фа­
милии, оскорбит общество — происхождение и состояние Дёлера ничего не
имеют позорного: семейство его весьма уважаемо в герцогстве Луккском,
всегда было приближено ко двору, отец его был воспитателем наследного
герцога, и Федор Дёлер, жених моей дочери, только семь лет тому назад
решился, с позволения владетельного герцога, употребить свой талант в
пользу небогатого своего семейства: причина, побудившая его сделаться ар-
2
Письмо Е.С . Шереметевой к Т. Дёлеру от 1846 г. // РГАЛИ. Ф. 752. Он. 1.
Д. 558. Л. 139. Цит по: Снытко Н.В. Указ. соч. С. 21 .
3
Письмо Т. Дёлера к Николаю I от апреля 1846 г. // Там же. Д. 3. Л. 11 . Цит. по:
Снытко Н.В. Указ. соч. С. 26.
4
См.: Снытко Н.В . Указ. соч. С . 20.
5
Письмо В.П. Шереметевой к великому князю Михаилу Павловичу от февраля
1846 г. //РГАЛИ.Ф.752. Он. 1.Д.3.Л.8-9 об.Цит по:СныткоН.В. Указ.соч. С.24.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
299
тистом, приносит ему честь. Теперь же, имея обеспеченное состояние, он
снова возвращается в прежний быт свой, а герцог, узнав, что Дёлер женится
на русской дворянке, обещал его самого возвести в дворянское достоинство
и сделать, сказал герцог, для него больше, чем он может ожидать»
1
.
Разрешение Николая I на вступление в брак было получено Е.С . Шеремете­
вой только после возведения Т. Дёлера герцогом Луккским в наследственное
дворянское достоинство, пожалования ему ордена святого Людовика и титула
барона, а также после ходатайства великого князя Михаила Павловича, пок­
ровительствовавшего В.П . Шереметевой
2
.
По настоянию императора Дёлер
принимал на себя обязательство «никогда не давать публичных концертов в
России со времени совершения брака... с Елисаветою Шереметевой»
3
.
В известном смысле монарх выступал гарантом нормативного воспроиз­
водства матримониальных стратегий дворянства в соответствии с требова­
ниями обычая. Одним из важнейших требований считалась необходимость
формального продолжения дворянского рода, интересами которого, в пер­
вую очередь, мотивировался выбор брачного партнера. Княгиня Е.Р . Дашко­
ва объясняла «снисходительное» отношение к себе родственников свекрови
тем, что ее муж «был их общим любимцем и все они сильно желали, чтобы
он женился, так как он был последний князь Дашков»
4
.
В.П . Шереметева,
заступаясь за дочь перед великим князем, уточняла: «Дочери моей 26 лет,
она младшая в семействе, старшие обе за Шереметевыми и имеют сыновей,
следственно, род наш от этого брака не прекращается»
5
.
Действовавшее же
в России законодательство (в частности, Жалованная грамота дворянству),
допускавшее возможность заключения брака, не санкционированного тра­
диционными нормами, лишь закрепляло юридические статусы в контексте
альтернативных матримониальных ситуаций, неизбежно возникавших на
практике.
Не санкционированный выход российских дворянок замуж за иностран­
цев карался так же сурово, как и участие дворян в политических заговорах.
Один из репрессивных циркуляров Министерства Внутренних Дел в отно­
шении некой нарушительницы матримониальных предписаний гласил: «Го-
сударь Император, согласно мнению Государственнаго Совета, Высочайше
повелеть соизволил: дворянку Эмилию Галецкую, виновную в самовольном
оставлении отечества и принятии подданства иностранной державы чрез
1
Там же. С. 25.
2
См.: Снытко Н.В . Указ. соч. С . 25-26.
3
Письмо Т.Дёлера кНиколаю I от апреля 1846 г. //РГАЛИ. Ф. 752. Оп. 1.Д.3.
Л. 11. Цит. по: Снытко Н.В. Указ. соч. С. 26.
4
Дашкова Е.Р. С . 10.
5
Письмо В.П. Шереметевой к великому князю Михаилу Павловичу от февраля
1846 г. //РГАЛИ.Ф.752. Он. 1.Д.3.Л. 8-9 об.Цит. по: СныткоН.В. Указ. соч. С.25.

300
А.В . Белова
вступление в брак с иностранцем, подвергнуть вечному из пределов Госу -
дарства изгнанию, а в случае самовольнаго возвращения в Россию сослать в
Сибирь на поселение»
1
.
Вместе с тем, это свидетельствует о том, что среди
дворянок находились такие, которые осмеливались на подобное поведение,
несмотря на предостережения и действовавшие запреты.
Для родителей жениха особое значение имело имущественное положе­
ние его будущей супруги. Мемуаристка НА. Дурова, описывая свою «первую
склонность» в 14-тилетнем возрасте к «молодому человеку лет двадцати пяти»,
сыну помещицы Кирияковой, не увенчавшуюся матримониальным результатом,
вспоминала: «Старая Кириякова просила тетку мою осведомиться, имею ли я
какое приданое, и, узнавши, что оно состоит из нескольких аршин лент, полотна
и кисеи, а более ничего, запретила сыну своему думать обо мне»
2
. Отцы, как и
матери, стремились своевременно напомнить взрослым сыновьям о важности
материальной стороны брака. В составе переписки тверского дворянина Евг-
рафа Васильевича Суворова с сыном Иваном Евграфовичем содержится любо­
пытное отцовское «наставление как вступить в супружество икак жыть ичем»
3
.
В письме, датированном 17 октября 1817 г, Иван Евграфович обращался
к отцу с просьбой разрешить ему жениться «на благородной девице» Анне
Михайловне Романовой и благословить «окончить судбу», вместе с тем, со­
общая о том, что стоимость принадлежавшей его избраннице V14 части име­
ния составляла 10 тысяч рублей, и, напоминая о ранее данном ему принци­
пиальном разрешении на женитьбу4
.
В ответном письме от 16 ноября 1817 г
Евграф Васильевич Суворов весьма обстоятельно излагал сыну свою точку
зрения на проблему вступления в брак. Общий смысл его рассуждений сво­
дился к тому, что при выборе супруга или супруги должен иметь место не­
который элемент расчета, в брак следует вступать людям примерно равного
имущественного положения, а материальный достаток является необходи­
мым условием семейного благополучия:
«Я как болезнующеи одетях своих отец, ижелающеи им всякаго блага, хочу
сказать тебе о примерах ньшешняго времяни может быть частию и тебе из­
вестными, что многая партии безращету невравенстве оженившись, неиме­
ют согласной и покойной жизни, и напаследок понедостаточному состоянию,
приобыкнув быть подражателями слепой моды, обременяются разными
пригорести без покоиствами; спотерением и самаго даже здаровья. В таком
случае, ты должен врешении судьбы твоей управляться благоразумием...»
5
.
1
ГАТО. Ф. 466. Тверское наместническое правление. Оп. 1 . Д. 4232. Л. 1.
2
Дурова НА. 5
. С.36.
3
Письмо Е.В. Суворова к НЕ. Суворову. Б/д (1818 г.?) // ГАТО. Ф . 1041. Оп. 1.
Д.61.Л.2.
4
Письмо Е.В. Суворова к И.Е. Суворову от 16 ноября 1817 г. // Там же. Д. 60. Л. 1 .
5
Там же.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
301
Правда, как видно из романа А.С. Пушкина «Дубровский», который, по
словам СМ. Петрова, «замечателен прежде всего широкой картиной поме­
щичьего провинциального быта и нравов»
1
10-х гг XIX в., в среде мелкопо­
местного дворянства существовала и иная, как бы противоположная, моти­
вация стремления к относительному равенству в имущественном отношении
будущих супругов, связанная с представлением о том, что жена не должна
была быть богаче своего мужа, поскольку это могло лишить его «подобаю­
щей мужчине» главенствующей роли в семье: «Бедному дворянину... лучше
жениться на бедной дворяночке да быть главою в доме, чем сделаться при­
казчиком избалованной бабенки»
2
.
Понятно, что в анализируемом примере
из жизни отца и сына Суворовых речь идет не об этом.
По мнению Е.В . Суворова, имение A.M. Романовой, принимая во вни­
мание «небольшое состояние» его сына, не могло обеспечить им безбедное
существование в будущем, и, следовательно, молодую супружескую чету
ожидало неизбежное разочарование друг в друге: «Ты пишишь, что часть
любезнаго тебе предмета стоит десяти тысечь рублей, но, разсуди здраво
сам, могутли оныя притвоем небольшом состояни составить благополучие
твое, оне, покуда ты сыиграешь свадьбу, изчезнут в кармане твоем как от
теплоты воздуха люды, и впоследствии времени будеш невсостояни удовлет­
ворять другу твоему, коего теперь избираешь, в самой даже малости; и тогда
заставишь ее некоторым образом роптать натебя, и она будет щитать себя
несчасною»
3
.
При этом отец убеждал сына в том, что, если бы тот владел
большим имением, он не стал бы препятствовать его браку с девушкой еще
менее состоятельной, чем Анна Михайловна: «Я неотымая ее достоиств, в
окончании последняго щастия твоего; нехотелбы противится тебе когда бы
ты придостаточном состоянии своем и збрал себе товарища хотя еще беднея
ее...»
4
.
Далее Е.В . Суворов, повторяя снова данную уже ранее оценку иму­
щественного положения сына как «недостаточного» для содержания семьи,
отказывал ему в родительском согласии на женитьбу, оставляя тем не менее
за ним свободу выбора: «...зная, что имение твое понынешней вовсем доро­
говизне для прожитку вашего будет недостаточно, посему самому несымая с
тебя воли ибо жить немне с твоею женою, нотебе: однакош позволения моего
женится недаю...»
5
. По мнению отца, И.Е. Суворов, будучи в возрасте немно-
1
Петров СМ. Художественная проза Пушкина // Пушкин А.С. Собр. соч... M.,
1975. Т. 5: Романы. Повести / Прим. СМ. Петрова. С. 542.
2
ПушкинА.С Дубровский// Там же. С . 129.
3
Письмо Е.В . Суворова к И.Е . Суворову от 16 ноября 1817 г. // ГАТО. Ф . 1041.
Оп. 1.Д.60.Л.1-1 об.
4
Тамже.Л.1об.
5
Там же.

302
А.В . Белова
гим старше 20-ти лет (как видно из других источников
1
, в1817гемубыло
25 лет — А.Б .), имел еще шанс встретить более подходившую ему невесту,
которая должна была удовлетворять следующим требованиям: принадлежать
к дворянскому роду, статус которого был бы сопоставим со статусом древ­
него рода Суворовых, внесенных в VI часть дворянской родословной книги
Тверской губернии
2
, и владеть имением, по крайней мере, средних размеров,
по оценкам того времени: «...вспомнии что тебе еще несболшим 20-ть лет, то
кажется мне время еще неушло, аестьли Бог столко будет дотебя милостив,
что ты наидеш себе соответственную партию непостыдную для фамильии
нашей, и с состоянием хотя посредственным, то пиши комне безобману иобо
всем обстоятельно; тогда я тебе дам отцовское благословение»
3
.
В своих «наставлениях» сыну Е.В. Суворов руководствовался не сообра­
жениями корысти, как может показаться на первый взгляд. Судя по дальней­
шей переписке, он пытался удержать сына от принятия скоропалительных
решений и совершения неразумных поступков, вместе с тем, предоставляя
ему право самому сделать окончательные выводы: «...атеперь вижу или заме­
чаю пылкость твою искорость вовсем то советую подумать тебе обовсем...»
4
Столь же рациональный подход к жизни был свойственен и отцу A.M . Романо­
вой, Михаилу Романову («...авижу исписма Михаила Романовича, он сомною
согласен...»
5
), поскольку для того, чтобы получить согласие на брак с его до­
черью, И.Е . Суворову пришлось прибегнуть, вероятно, в устной беседе с ним,
к преувеличению подлинных размеров имения своего отца, и, тем самым, за­
служить нелестный отзыв о себе последнего («...аты мои друг аблыгаешь что
я имею полтораста душ которых нет, ия невижу изетова ума твоего...»
6
).
Недовольство Е.В . Суворова было направлено не против вступления Ива­
на Евграфовича в брак как таковой и не конкретно против его избранницы,
а, скорее, против его жизненной неустроенности («...идля меня... еще бол-
нее что ты взял два намерения первое вотставку вытти второе всупружество
вступить инезнаю начем оснуеся, ая непозволяю ксебе тебе приехать поку­
дова ты берега для жызни своей ненаидеш...»
7
), несовместимой, по мнению
отца, с исполнением обязанностей главы семьи и с той мерой ответствен­
ности, которую возлагал на себя мужчина при заключении брака. Отец ори­
ентировал сына на то, что дворянин должен иметь в жизни устойчивое слу-
1
ГАТО.Ф. 1041. Он. 1.Д. 56. Л. 9-9 об., 16-16 об.
2
Тамже.Д.1.Л.1.
3
Письмо Е.В . Суворова к И.Е. Суворову от 16 ноября 1817 г. // Там же. Д . 60.
Л.1об.
4
Письмо Е.В . Суворова к И.Е . Суворову. Б/д (1818 г.?) // Там же. Д. 61. Л . 2 об.
5
Там же. Л. 2.
6
Там же.
7
Там же.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
303
жебное и материальное положение, приобретенное благодаря собственному
интеллекту: «...я напоминаю тебе ты видно забыл, вот тогда породуеш меня
когда наидеш умом своем пост свои или хлеб назеват, икомне спозволения
моего приедешь тогда я приму тебя йодам разуму твоему великую похвалу
ипод старость утешусь...»
1
.
Большая роль в назидании Ивана Евграфовича
отводилась Е.В . Суворовым традиционным представлениям о предназначе­
нии российского дворянина нести военную государеву службу и о чести как
результате воинской доблести:
«...служи как должно дворянину, и хорошему афицеру, тогда будет тебе
честь, амне слышать отом доставишь удоволствия...»
2
; «...я веема рад что ты
пишешь что кусок хлеба наидеш, так идолжно ты воин служы государю...»
3
.
Кроме того, он апеллировал к ценностным ориентациям родовитого дворянс­
тва, связывавшего воедино понятия «честность» и «благородство» и ставив­
шего «честь офицера» превыше его имущественного положения и каких бы
то ни было материальных выгод: «...авсотоже итоже скажу что сам приобре­
тай себе хлеб насушены, безовсяких оманав мои совет благородну быть где
цену тебе делают сказать душа чесная втебе дачарскои мундир на тебе ето
болше полуторасто душ»
4
.
Здесь, правда, вспоминается эпизод, свидетель­
ствующий о своеобразии понимания «чести» в мужской дворянской среде.
Дж.Дж. Казанова де Сейнгаль (1725-1798), прибывший в Петербург в дека­
бре 1764 г, сообщал в своих мемуарах о карточной игре «фараон» в доме ге­
нерала П.И. Мелиссино (1730-1797), в которой участвовали одни «молодые
люди самого лучшего общества»
5
.
Знаменитого европейского авантюриста
сильно удивило то, как русские дворяне «открыто играют в так называемую
фальшивую игру»
6
, — проигрывая большие суммы «на слово», не платят по
счету. По выражению просветившего его по этому поводу барона Лефорта,
«честь не страдает от карточных долгов: таковы, по крайней мере, нравы у
нас»
7
.
Занятая отцом Суворовым довольно «жесткая» позиция по отношению к
сыну, отчасти, объяснялась тем, что на его попечении оставались еще три до­
чери (Анна, Елизавета и Александра Евграфовны Суворовы
8
), которых нуж­
но было выдать замуж, что при небольших размерах его имения сделать было
1
Там же. Л.2-2 об.
2
Письмо Е.В . Суворова к И.Е . Суворову от 16 ноября 1817 г. // Там же. Д. 60.
Л. 2.
3
Письмо Е.В. Суворова к И.Е. Суворову. Б/д (1818 г.?) // Там же. Д . 61. Л. 2 .
4
Тамже.Л.2об.
5
Казанова Дж.Дж. С . 329.
6
Там же.
7
Там же.
8
ГАТО.Ф. 1041. Он. 1.Д.73.Л.2 об.-3.

304
А.В . Белова
достаточно трудно: «...анезабываи что уменя три сестры твое я обних пекусь,
ипрошу тебя успокоить меня и сестор своих которых ты трогал великою глу-
посью своею...»
1
.
Иван Евграфович же был в состоянии сам позаботиться о
себе и о своей будущей семье. Пример Суворовых подтверждает, что в семь­
ях провинциальных средне- и мелкопоместных дворян, в которых на момент
женитьбы сына оставались незамужние дочери, имущественная состоятель­
ность будущей супруги имела особое значение для родителей жениха. Также
в провинции часто соблюдалась локальная эндогамия при заключении бра­
ков между жителями одного уезда или даже соседями по имению. Так, в Вы­
шневолоцком уезде Тверской губернии многочисленные матримониальные
отношения связывали в нескольких поколениях роды дворян Милюковых,
Путятиных, Манзей, Рыкачевых и других.
Рекомендации Е.В. Суворова своему намеревавшемуся жениться сыну
являются показательными и с точки зрения описания господствовавших в
то время представлений о том, каким должен был быть потенциальный брач­
ный партнер, и, каким критериям ему следовало соответствовать. При этом
требования, предъявлявшиеся к жениху родителями дворянской девушки,
вступавшей с ним в брак, очевидно, могли быть еще более высокими, чем со
стороны его собственных родителей.
Из письма, адресованного 16 апреля 1830 г А.С. Пушкиным (1799-1837)
генералу-от -кавалерии А.Х. Бенкендорфу (1783-1844)2, явствует, что в глазах
дворянской девушки и ее матери существенное значение для оценки претен­
дента на роль будущего мужа и зятя имело его материальное положение и
лояльность к нему верховной власти:
«Я женюсь на м-ль Гончаровой... Я получил ее согласие и согласие ее ма­
тери; два возражения были мне высказаны при этом: мое имущественное
состояние и мое положение относительно правительства... Г -жа Гончарова
боится отдать дочь за человека, который имел бы несчастье быть на дурном
счету у государя...»
3
.
При этом следует заметить, что в данном случае невеста, Наталья Николаев­
на, урожденная Гончарова (1812-1863)4, принадлежала к дворянскому роду,
не имевшему, в отличие от рода Пушкиных
5
, древнего происхождения
6
и вне-
1
Письмо Е.В . Суворова к И.Е . Суворову. Б/д (1818 г.?) // Там же. Д. 61. Л. 2 .
2
О нем см.: Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии... M .,
1992. Т. 2. С. 81-83.
3
Письмо А.С. Пушкина к А.Х. Бенкендорфу от 16 апреля 1830 г. // Пушкин А.С .
Собр. соч.. . Т. 9. С. 304 (оригинал по-фр.) .
4
РуммельВ.В., ГолубцовВ.В . Указ. соч. СПб., 1886. Т . I. С. 221.
5
См.: Веселовский СБ. Род и предки А.С. Пушкина в истории. M., 1990. С . 203.
6
См.: Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии... M ., 1993.
Т. 4. С.238.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
305
сенному в III часть родословных книг Калужской и Московской губерний
1
,а
ее мать, Наталья Ивановна Гончарова, урожденная Загряжская
2
(1785-1848)3,
не располагала достаточными средствами для того, чтобы выдать ее замуж,
даже притом, что ей уже было сделано официальное предложение:
«Состояние г-жи Гончаровой сильно расстроено и находится отчасти в зави­
симости от состояния ее свекра. Это является единственным препятствием
моему счастию»
4
; «...теща моя отлагала свадьбу за приданым...»
5
.
Возможно, не вполне безупречное, с точки зрения представителей родови­
того дворянства, социальное происхождение, как матери, так и дочери, за­
ставляло в свое время и ту и другую быть более или менее сдержанными
в своих требованиях при выборе брачных партнеров. То обстоятельство,
что Наталья Ивановна была внебрачной дочерью генерал-лейтенанта Ива­
на Александровича Загряжского
6
, вероятно, сыграло определенную роль в
согласии выйти замуж за Николая Афанасьевича Гончарова, который, прина­
длежа к роду, происходившему от калужского купца Афанасия Абрамовича
Гончарова (1693-1788)7, обладал дворянским званием всего лишь во втором
поколении
8
.
При этом в расчет как бы не принимается факт того, что рожде­
ние Натальи Ивановны было узаконено, она пользовалась наследственными
правами, обладала чрезвычайной красотой, до замужества находилась при
дворе, являясь фрейлиной императрицы Елизаветы Алексеевны, а Николай
Афанасьевич считался обеспеченным, образованным и красивым молодым
человеком
9
.
Наталья Николаевна же в силу, как своей родовой принадлежности, так
и бедственного материального положения должна была считать, безуслов­
но, удачной для себя партией брак с представителем родовитого дворянства
невзирая на своеобразие его деятельности. Хотя скорее всего в решающей
мере на ее выбор повлияли испытывавшиеся ею личные симпатии к поэту
10
.
При этом обращает на себя внимание, что А.С. Пушкин, с одной стороны,
страстно желавший жениться на Наталье Николаевне, а с другой, «хладнок-
1
Там же. С. 239.
2
Руммель В.В., ГолубцовВ.В. Указ. соч . Т. I . С . 220.
3
СеменкоИ. Примечания // Пушкин А.С. Собр. соч ... Т . 9 . С . 446.
4
Письмо А.С . Пушкина к НО. и СЛ. Пушкиным от 6-11 апреля 1830 г. // Там
же. С . 302 (оригинал по-фр.).
5
Письмо А.С. Пушкина к ПА. Плетневу от 29 сентября 1830 г. // Там же. С . 335
(курсив автора).
6
См.: ОбодовскаяИ.М ., Дементьев М.А . Пушкинв Яропольце. M ., 1982. С . 29.
7
Руммель В.В., Голубцов В.В . Указ. соч . Т. I . С . 220.
8
Там же.
9
См.: Ободовская ИМ., Дементьев М.А . Указ. соч . С . 32.
10
Там же. С. 40.

306
А.В. Белова
ровно взвесивший выгоды и невыгоды»
1
нового состояния, женившийся «без
упоения, без ребяческого очарования»
2
, мог вкладывать в понятие «равный
брак» не только наличие родового и имущественного соответствия между
партнерами, но и проявление ими взаимных чувств и сердечной привязан­
ности друг к другу:
«Только привычка и длительная близость могли бы помочь мне заслужить
расположение вашей дочери; я могу надеяться возбудить со временем ее
привязанность, но ничем не могу ей понравиться; если она согласится от­
дать мне свою руку, я увижу в этом лишь доказательство спокойного безраз­
личия ее сердца. Но, будучи всегда окружена восхищением, поклонением,
соблазнами, надолго ли сохранит она это спокойствие? Ей станут говорить,
что лишь несчастная судьба помешала ей заключить другой, более равный,
более блестящий, более достойный ее союз; — может быть, эти мнения и
будут искренни, но уж ей они безусловно покажутся таковыми»
3
.
Важным критерием оценки брачного партнера, с точки зрения дворянской
девушки и ее родителей, являлась его служебная занятость. Применительно
к 20-м гг XIX в. религиозный писатель начала XX в. С.А. Нилус утверждал:
«В те времена дворянская честь требовала обязательной службы Государству
Молодой человек, окончивший курс своего учения, должен был непременно
служить, или на коронной службе, или по выборам — неслужащий дворя­
нин был все равно, что недоросль из дворян. Уклонение от службы отечеству
считалось таким позором, что ни одна девушка из порядочного семейства
не пошла бы замуж за того, кто сколько-нибудь не прослужил в военной или
гражданской службе Царю и Отечеству»
4
.
Далее, имея в виду уже конкрет­
ный пример, он отмечал: «Чтобы получить руку Языковой (Екатерины Ми­
хайловны
5
.
—
А.Б .), надо было служить — так, по крайней мере, думал Mo-
товилов (Николай Александрович.
—
А.Б .), так думало тогда все дворянское
большинство. Онегины и Чацкие только зарождались»
6
.
Причем в некоторые
исторические моменты существенное значение приобретал даже характер
службы дворянина. В мужском литературном дискурсе, как видно из повести
1
Письмо А.С. Пушкина к Н.И . Кривцову от 10 февраля 1831 г. // Друзья Пуш­
кина... Т. II. С. 485.
2
Там же.
3
Письмо А.С. Пушкина к Н.И. Гончаровой от 5 апреля 1830 г. // Пушкин А.С.
Собр. соч... Т. 9. С. 300 (оригинал по-фр.).
4
Нилус С. Великое в малом: Записки православного. Репринт. воспр. изд. 1911 г
Изд. Свято-Троицкой Сергиевой лавры, 1992. С. 116.
5
Е.М . Языкова (1817-1862) была сестрой поэта Н.М . Языкова и женой поэта,
публициста, религиозного философа А.С. Хомякова. См.: Христианство: Энцик­
лопедический словарь: В 3 т. M., 1995. Т. 3. С. 164; Черейский Л.А . Пушкин и его
окружение. 2 -е изд. Л ., 1988. С. 521.
6
Нилус С. Великое в малом... С . 118.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
307
А.С . Пушкина «Метель», нашел отражение тот факт, что непосредственно
после победного для России окончания Отечественной войны 1812 г при вы­
боре брачного партнера в провинциальной дворянской среде явное предпоч­
тение отдавалось военным перед штатскими:
«В это блистательное время Марья Гавриловна жила с матерью в *** гу­
бернии и не видала, как обе столицы праздновали возвращение войск. Но в
уездах и деревнях общий восторг, может быть, был еще сильнее. Появление
в сих местах офицера было для него настоящим торжеством, и любовнику
во фраке плохо было в его соседстве»
1
.
Судя по реплике из повести О.И . Сенковского с дискредитирующим на­
званием «Вся женская жизнь в нескольких часах», в качестве неоспоримо­
го достоинства жениха родителями невесты рассматривалось его высокое
служебное положение: «Мы уже приискали для тебя жениха, прекрасного,
степенного человека... в генеральском чине!.. со звездою!..»
2
.
В частности,
выход дочери замуж за «генерала» сулил ей, по их мнению, непременное
жизненное благополучие и личное счастье, что в действительности дале­
ко не всегда оказывалось так. В последнем убеждают и хрестоматийный
литературный пример Татьяны Лариной, ставшей по воле матери женой
«важного генерала»
3
, и мемуарное свидетельство А.П. Керн о «несчастии в
супружестве»
4
с «доблестным генералом»
5
Е.Ф . Керном, за которого, по ее
словам, она «решилась выйти... в угождение отцу и матери, которые сильно
желали этого»
6
. Очевидно, родители считали собственный выбор, с осущест­
влением которого, по их мнению, не следовало затягивать, предпочтительнее
того, который, руководствуясь личными симпатиями, могла сделать их дочь.
Под словами литературного персонажа из повести О.И. Сенковского подпи­
сались бы многие тогдашние радетели о судьбах дворянских девушек:
«...мы заботимся о твоем счастии. Друг мой!.. когда представляется хорошая
партия, никогда не надо пропускать случая... Иная потому, что искала мужа
по своему вкусу, навек осталась в девках... На что долго выбирать жениха?..
Ах, душенька!.. Мужчины все одинаковы!..»
7
.
Как видно из романа И.С . Тургенева «Дворянское гнездо», потенциаль­
ного брачного партнера оценивали сразу по нескольким критериям — родо­
витости, служебной характеристики, интеллекту, социальному статусу: «Он
1
ПушкинА.С. Метель // ПушкинА.С . Собр. соч... Т . 5 . С . 61.
2
Сенковский О.И . Вся женская жизнь в нескольких часах // Сенковский О.И
Сочинения Барона Брамбеуса. M., 1989. С . 295.
3
Пушкин А.С. Евгений Онегин // Пушкин А.С . Собр. соч.. . M., 1975. Т. 4: Евгений
Онегин. Драматические произведения / Прим. Д . Д . Благого, СМ. Бонда. С . 145.
4
Керн А.П. 5
. С. 372.
5
Там же С. 370.
6
Там же С. 371.
7
Сенковский О.И . Указ. соч. С . 295-296.

308
А.В . Белова
хорошей фамилии, служит прекрасно, умен, ну, камер-юнкер, и если на то
будет Воля Божия... я, с своей стороны, как мать, очень буду рада»
1
.
Тем
не менее, несмотря на большое значение, которое придавалось родителями
дворянской девушки имущественному и служебному положению жениха,
его моральные качества, в частности честность, могли возобладать в иерар­
хии достоинств:
«Он не богат, я это знаю,
Но честен, говорят, и мил;
А честность я предпочитаю
Богатству и чинам большим»
2
.
Мария Логгиновна Манзей, высказывая сестре Вере Логгиновне Манзей в
письме от 25 мая 1836 г свои соображения относительно предстоящего за­
мужества их племянницы Марии Ивановны, урожденной Мельницкой, от­
мечала присущие ее избраннику, князю Арсению Степановичу Путятину
(1805-1882)3, нравственные добродетели, наличие которых должно было
позволить ему обеспечить жене счастливое семейное будущее: «Мне кажет­
ся, благодарение Богу Маша будет счастлива, Князь такой хороший и благо­
родной человек...»
4
.
По-видимому, в оценке достоинств жениха принимали
участие ближайшие со стороны невесты родственницы и знакомые, которые
обменивались между собой складывавшимися у каждой из них впечатлени­
ями: «Прасковья Фадеевна вчера у нас обедала играла с Князем в карты и
очень его хвалит да и все теперь кто его видит говорят что Маша делает пре­
красную партию»
5
.
Характеристика, данная М.Л. Манзей в письме к сестре
В.Л. Манзей от 19 июля 1836 г избраннику другой их племянницы, Праско­
вьи Степановны, урожденной Рыкачевой
6
, Евгению Михайловичу Романови­
чу
7
, как бы воспроизводит представление дворянки XIX в. о благополучном
выборе брачного партнера, который должен был обладать христианскими
1
Тургенев И.С. Дворянское гнездо // Тургенев И.С . Собр. соч .: В 12 т. M ., 1976.
Т. 2.С.179.
2
Пушкин В.Л. Капитан Храбров // Пушкин В.Л. Стихи. Проза. Письма. M.,
1989. С. 170-171.
3
Руммель В.В ., Голубцов В.В . Указ. соч. Т . II. С . 286.
4
Письмо М.Л . Манзей к В.Л . Манзей от 25 (мая 1836 г.) // ГАТО. Ф. 1016. Он. 1.
Д.45.Л.35.
5
Письмо М.Л. Манзей к В.Л . Манзей от 9 мая (1836 г.) // Там же. Л . 92 об.
6
Чернявский М.П. Генеалогия господ дворян, внесенных в родословную книгу
Тверской губернии с 1787 по 1869 год, с алфавитным указателем и приложениями.
Тверь, 1871. Л. 165 об.
7
Письмо П. Рыкачевой к В.Л . Манзей от 9 июля 1836 г. // ГАТО. Ф . 1016. Он. 1.
Д. 45. Л . 60-60 об.; Письмо П. Рыкачевой к ПЛ. и А.В. Абазам от 14 июля 1836 г
// Там же. Л. 86; Письмо Е. Романовича к В.Л. Манзей от 10 июня 1836 г. // Там же.
Д.39.Л.4-4 об.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
309
добродетелями, светскими манерами и высокими душевными качествами:
«Я знаю что Романович вам очень понравится, редкой из нонешних молодых
людей, видно что он християнин хорошей и прекрасных правил очень доб­
рой и скромной»
1
. Среди достоинств, присущих невесте, как видно из письма
Надежды Ознобишиной, сообщавшей Аграфене Васильевне Кафтыревой о
намечавшейся женитьбе сына, особо ценились ее внешние данные, образо­
ванность и интеллект: «...Николя наш женится, невеста его премиленькая,
хорошо образованная и очень, очень умна...»
2
.
Наконец, в той мере, в которой выбор брачного партнера или партнер­
ши зависел от самих претендентов на вступление в брак, важным критерием
оценки были их личные симпатии друг к другу:
«Я намерен жениться на молодой девушке, которую люблю уже год — м-ль
Натали Гончаровой»
3
; «Чем более узнаю моего Арсения Степановича, тем
более нахожу притчин уважать и любить его»
4
; «Соглашаясь на желание
Лизы, сочувствуя ее любви к Вам, я жертвую собой...»
5
.
Несмотря на некоторые традиционные ограничения, обусловленные, в част­
ности, недопустимостью мезальянса дворянской девушки и брака ее с чело­
веком, не служившим и имущественно несостоятельным, взаимные чувства
молодых людей, желавших быть связанными узами супружества, судя по
словам, обращенным В.П . Шереметевой к Т. Дёлеру, могли одержать верх
над целым рядом условностей и оказаться решающим фактором в деле за­
ключения брака:
«В своем письме ко мне Вы утверждали, что отсутствие титула и большого
состояния не дает Вам права на руку моей дочери. Все это не имеет значе­
ния, если только люди по-настоящему любят друг друга. Вот почему мне
хочется быть уверенной в силе Вашего чувства...»
6
.
Наибольшую толерантность к эмоциональным привязанностям своих доче­
рей и к их праву на собственный матримониальный выбор проявляли мате­
ри, не находившиеся под мужской суггестией и испытавшие вкус более или
менее свободного принятия решений — пребывавшие во вдовстве (как В.П .
Шереметева) или состоявшие во втором, более равноправном, браке (как
Н.Н . Пушкина-Ланская). В рассуждении Пушкиной-Ланской о замужестве в
1
Письмо М.Л . Манзей к В.Л. Манзей от 19 июля 1836 г. // Там же. Д . 45. Л. 87.
2
Письмо H Ознобишиной к А.В . Кафтыревой от 17 декабря. Б. г . // ГАТО.
Ф. 1233. Он. 1. Д. 2. Л. 147.
3
Письмо А.С. Пушкина к НО. и СЛ. Пушкиным от 6-11 апреля 1830 г. // Пуш­
кин А.С . Собр. соч... Т . 9 . С . 302 (оригинал по-фр.).
4
Письмо М. Путятиной к В.Л . Манзей от 13 августа 1836 г. // ГАТО. Ф. 1016.
Он.1.Д.45.Л.21.
5
Письмо В.П. Шереметевой к Т. Дёлеру от 26 июля 1845 г. // РГАЛИ. Ф . 752.
Оп. 1.Д.586. Л.7 об.Цит по: Снытко Н.В. Указ. соч. С. 24.
6
Там же. Л. 6 об. Цит. по: Там же. С. 23-24.

310
А.В . Белова
защиту возможности дочери самой определиться в своих чувствах звучит не­
приятие патриархатных стандартов общепринятых матримониальных стра­
тегий:
«Союз двух сердец — величайшее счастье на земле, а вы хотите, чтобы
молодые девушки не позволяли себе мечтать, значит, вы никогда не были
молодыми и никогда не любили. Надо быть снисходительным к молодежи.
Плохо то, что родители забывают, что они сами когда-то чувствовали, и не
прощают детям, когда они думают иначе, чем они сами. Не надо превращать
мысль о замужестве в какую-то манию, и даже забывать о достоинстве и
приличии, я такого мнения, но предоставьте им невинную надежду устроить
свою судьбу — это никому не причинит зла»
1
.
В мужском литературном дискурсе, как видно из романа И.С. Тургенева
«Дворянское гнездо», некоторым представительницам старшего поколения
приписывалось довольно скептическое отношение к «браку по любви»:
«...женился он по любви, а из этих из любовных свадеб ничего путного ни­
когда не выходит, — прибавила старушка...»
2
.
Однако подобное суждение,
если оно и отражало одно из расхожих мнений, можно считать скорее запоз­
далой реакцией на свершившийся факт, нежели конкретной рекомендацией
по вступлению в брак.
Авторитет родителей и влияние родственного круга, формируя опреде­
ленные предпочтения, не лишали полностью молодых людей свободы в вы­
боре брачного партнера или партнерши. Романтические отношения и любовь
все чаще становились главным мотивом брака, играя решающую роль имен­
но тогда, когда родители не соглашались с матримониальным выбором детей.
В ряде случаев отстаивание девушками своих эмоциональных предпочтений
приводило, в конечном счете, к получению родительского благословения,
если и не сразу, то по прошествии нескольких лет существования супружес­
кого союза.
Таким образом, можно заключить, что в XVIII — середине XIX в. в сре­
де родовитого российского дворянства имелись вполне определенные пред­
ставления о том, какими качествами должны были обладать потенциальный
брачный партнер и партнерша. Требования, предъявлявшиеся в этой связи
к будущему мужу или к жене, были обусловлены нормами действовавших
в дворянском сообществе обычаев (так называемым дворянским этосом) и,
потому, не подлежали юридической регламентации. Вообще, характер мат­
римониальной практики родовитого дворянства определялся тенденцией к
соблюдению своеобразной эндогамии посредством предотвращения меза­
льянсов. В известном смысле, от результатов оценки в каждом конкретном
1
Письмо Н.Н. Пушкиной-Ланской к П.П . Ланскому от 13/25 июля 1851 г. //
Пушкина-Ланская Н.Н. С. 105.
2
Тургенев И.С. Указ. соч. С . 134-135.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
311
случае претендента или претендентки на роль мужа или жены зависело нор­
мативное воспроизводство дворянской сословной культуры в целом и сохра­
нение родовой организации как ее основного структурного элемента.
Мотивы вступления в брак в разных слоях дворянства в исследуемый пе­
риод варьировали от материальных соображений до взаимной склонности.
Для мужчин матримониальный выбор определялся в большей степени соци­
ально значимыми критериями, нежели эмоциональными предпочтениями: в
XVIII в. знатность происхождения невесты могла «перевесить» ее богатство,
красоту и личные симпатии к ней
1
, соотношение же между внешней при­
влекательностью и состоятельностью избранницы склонялось в пользу пос­
ледней
2
. Зачастую женитьба воспринималась дворянином как разновидность
экономической сделки
3
. Мемуаристки употребляли в таких случаях выраже­
ние «брак по расчету»
4
, наделяя его негативной коннотацией. В понимании
же некоторых мужчин, напротив, «партии, без расчета оженившиеся», пред­
ставлялись неприемлемыми. Для дворянки более важна была эмоциональная
привязанность, однако далеко не каждая могла позволить себе, подобно им­
ператрице, обратиться на поиски таковой при неудачном браке: «... Бог видит
что не от распутства к которой никакой склонность не имею, и естьлиб я
в участь получила с молода мужа которого бы любить могла, я бы вечно к
нему не переменилась, беда та что сердце мое не хочет быть ни на час охотно
без любви.. .»
5
. Возможно, такие критерии оценки брачного партнера, как его
имущественное положение и нравственные качества отражали бытовой ас­
пект православного представления о браке. В идеале повседневное семейное
благополучие как залог счастливого брака не мыслилось российским дво­
рянством, в особенности провинциальным, не только без взаимной любви и
уважения супругов друг к другу, но и без определенного материального до­
статка, гарантировавшего им стабильный размеренный уклад жизни. Однако
подобные идеальные конструкции совершенно не исключали разнузданного
поведения мужей по отношению к женам, отсутствия с их стороны как люб­
ви, так и уважения в каждодневном совместном существовании.
Тем не менее важность замужества в жизни дворянской девушки подчер­
кивается наличием длительной процедуры, предшествовавшей непосредс­
твенному заключению брака во время церковного таинства венчания, и, имев-
1
Аксаков СТ. Указ. соч . С . 28.
2
Керн А.П. 5
. С. 339.
3
«Он располагает жениться, сказывает, что недалеко живет вдова Храповиц­
кая, урожденная Богдановичева, имеет... свое порядочное состояние, — «поищу ее
руки»». (ЗагряжскийМ.П . С. 138.)
4
Керн А.П. 5
. С. 339.
5
Письмо императрицы Екатерины II к князю Потемкину. Б/д // Любовь в пись­
мах великих влюбленных: Сб. / Сост. Д. Сажневой. Ростов-н/Д, 2000. С. 76.

312
А.В . Белова
шей несколько значимых, с этнологической точки зрения, аспектов. Данную
процедуру, по-видимому, следует считать одним из наиболее ярких проявле­
ний действенности российского дворянского этоса, лежавшего в основе сис­
темного упорядочения межродовых отношений. Заключение брака являлось
не личным делом мужчины и женщины, а делом двух родов, к которым они
принадлежали по своему происхождению. На пути к супружеству родителям
и другим ближайшим родственникам следовало ограждать молодых людей от
эксцессов, способных негативно повлиять на их дальнейшую судьбу. Особен­
но сильно нарушение предварительных брачных договоренностей могло ска­
заться на репутации и последующей жизни дворянской девушки, подтвержде­
нием чему служит история несостоявшегося замужества Софьи Бахметевой
Девица Софья Бахметева происходила из древнего дворянского рода,
предки которого были известны на Руси со второй половины XV в.
1
Прина­
длежность к этому роду, внесенному в VI часть родословных книг Пензенс­
кой и Саратовской губерний, давала ей, среди прочего, право на поступление
в петербургский Екатерининский институт, в котором она и воспитывалась
2
.
В дальнейшем социальное происхождение, институтское воспитание и об­
разование позволяли девушке рассчитывать на удачную «партию» и опре­
деленное положение в «свете». Однако события, связанные с замужеством,
приняли для нее трагический оборот
В начале 40-х гг XIX в. Софья Бахметева проживала в Санкт-Петербурге
вместе со своей матерью, вдовой поручицей Варварой Петровной Бахмете­
вой и с родными братьями, Юрием, Николаем и Петром Бахметевыми
3
.
В
сентябре 1842 г в их доме впервые появился и затем стал часто бывать один
из сослуживцев Юрия Бахметева по лейб-гвардии Преображенскому полку
князь Григорий Николаевич Вяземский, начавший вскоре ухаживать за Со­
фьей. Знакомство дворянской девушки с молодым человеком, как зачастую
и происходило в то время
4
, состоялось в доме ее родителей, куда тот был
официально приглашаем благодаря знакомству с ее братом
5
.
1
Об этом дворянском роде см.: Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон:
Биографии... M., 1991. Т. 1.С. 760.
2
О факте воспитания С. Бахметевой в 30-е гг. XIX в. в «Училище Ордена Свя-
тыя Екатерины» упомянуто в главе II.
3
ГАТО. Ф. 103. Оп. 1. Д. 1509. Л. 1, 3.
4
Во многих случаях это был совсем не молодой человек ввиду принятой разни­
цы в возрасте между супругами.
5
«...Князь Григорий Николаев Вяземский стал вхож к ней (В.П . Бахме­
тевой.
—
А.Б .) в дом через знакомство его с сыном ея Юрием Бахметевым по
совместной его с ним службе в лейб гвардии Преображенском полку...» . (ГАТО. Ф . 103.
Оп. 1. Д. 1509. Л. 1.)

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
313
Продолжая оказывать девушке знаки внимания
1
,
потенциальный претен­
дент на роль мужа давал понять ей и ее близким, что намерен жениться. По
словам В.П . Бахметевой, «в январе 1843-го Князь Вяземский стал видимо
искать руки ея единственной дочери Софьи Бахметевой»
2
.
После этого дво­
рянин должен был сделать родителям или другим близким родственникам
девушки официальное предложение о вступлении в брак. Предложение князя
Г.Н. Вяземского 8 мая 1843 г было принято Варварой Петровной и Юрием
Бахметевыми с условием, что его родители определенным образом подтвер­
дят свое согласие на намечавшийся брак
3
.
Важно отметить, что в случае смерти мужа дворянской женщины вопрос о
выдаче замуж дочери либо решался ею совместно с другими представителями
мужской части семьи
4
, например, со старшим сыном («...Князь Вяземский... сде­
лал ей (В.П. Бахметевой. — А .Б .). .. в присутствии сына ея Юрия, формальное
предложение которое они приняли...»
5
), либо, по крайней мере, согласовывался
с ними («...с согласия сыновей и зятей моих, я позволила дочери выйти замуж
за Дёлера...»
6
). Кроме того, для нормативного заключения брака требовалось
обоюдное согласие родителей обеих сторон. Принимая сделанное им предло­
жение, родители дворянской девушки, с учетом ее собственного желания, вы­
ражали свое отношение к предстоявшему браку. Однако в ответ на данное ими
согласие они нуждались в определенных гарантиях противоположной стороны.
Если для дворянина достаточно было устного разрешения на брак с ним роди­
телей его избранницы, то те должны были получить письменное подтвержде­
ние от родителей жениха
7
, чтобы удостовериться в их мнении на этот счет: «Не
смотря на все уверения в том (в согласии родителей. — А.Б.) Князя Вяземскаго,
она (В.П. Бахметева.
—
А.Б .) требовала на то непременнаго доказательства»
8
.
1
Также см.: «Он познакомился с нами и стал за мною ухаживать». (Керн А.П .
С. 370.)
2
ГАТО.Ф. 103. Оп. 1.Д. 1509. Л.1.
5
Там же.
6
См., напр.: «Помню, как бабушка Анна Федоровна долго не соглашалась на
брак своей дочери Натальи Ивановны с Василием Ивановичем Вельяшевым, доб­
рейшим человеком, но игроком, получившим из-за карт большую неприятность, и
как, согласившись потом по убеждению сыновей, устроила парадный сговор...».
(Керн А.П . 5
. С. 345.)
7
ГАТО.Ф. 103. Оп. 1.Д. 1509. Л. 1.
8
Письмо В.П. Шереметевой к великому князю Михаилу Павловичу от февраля
1846г. //РГАЛИ.Ф.752. Оп. 1. Д.3.Л.8-9 об.Цит по:СныткоН.В.Указ.соч.С.24-25.
1
«Я передал ваше письмо г-же Гончаровой», — сообщал родителям и сестре
А.С. Пушкин. См.: Письмо А.С. Пушкина к И.О . и СЛ. Пушкиным и ОС Павли­
щевой от 3 мая 1830 г. // Пушкин А.С. Собр. соч ... Т . 9. С . 311 (оригинал по-фр.).
2
ГАТО.Ф. 103. Оп. 1.Д. 1509. Л. 1.

314
А.В . Белова
В большинстве случаев родители девушки стремились заручиться особым так
называемым «застрахованным письмом»
1
, которое, представляя собой своего
рода «протокол о намерении», фиксировало бы состоявшуюся договоренность
о будущем матримониальном союзе. Если же родители дворянина не позволяли
ему жениться на его избраннице, то ее родители также пересматривали свое
прежнее положительное решение
2
.
Через 10 дней после того, как князь Г.Н. Вяземский сделал предложение
С. Бахметевой, он представил В.П . Бахметевой письмо, написанное от имени
его родителей, князя Николая Григорьевича (1767-1846) и княгини Софьи
Григорьевны Вяземских
3
, которые выражали как свое согласие на женитьбу
сына, так и расположение к его будущей жене и к ее матери
4
.
Помимо этого
он пожелал заручиться еще и согласием тетки, графини Марии Григорьевны
Разумовской, урожденной княжны Вяземской (1772-1865)5, проживавшей в
то время в Париже
6
.
Свое желание князь Г.Н. Вяземский объяснял особым
отношением к тетке, которая его «воспитывала и много любила»
7
, а также на­
деждой на получение от нее материальной помощи в настоящем и наследства
по духовному завещанию в будущем
8
.
После того как формальности, связанные с поступлением предложения о
браке и подтверждением согласия на него родителей жениха и невесты, счи­
тались улаженными, о предстоявшем замужестве дворянской девушки могло
быть объявлено публично. Правда, В.П. Бахметева, принимая во внимание
просьбу князя Вяземского о том, чтобы не делать этого до получения пись­
менного ответа от графини Разумовской, сочла возможным поставить в из­
вестность о происходившем только ближайших родственников и знакомых
9
.
3
См.: «От Паши (невесты. — А.Б .) получила уведомление, что участь ее уже ре­
шена, застрахованное письмо было отР:<омановича> (жениха. — А.Б.) ответ на пись­
мо Маши (сестры невесты. — А.Б.), в котором она писала о согласии сестр:<ипы>
Н:<адежды> Л:<оггиновны> (матери невесты.
—
А.Б .) и Паши...». (Письмо М.Л.
Манзей кВ.Л.Манзей от29 апреля 1836г.//ГАТО.Ф.1016.Оп. 1.Д.45.Л.28.)
3
«Его мать, женщина суровая и властолюбивая, противилась этому браку, со
всеми последствиями отказа в материнском согласии. Разумеется, и мать невесты
не могла в подобных условиях одобрить этот брак». (Вяземский П.А. С . 318.)
4
См.: История родов русского дворянства... Кн. 1. С. 106.
5
ГАТО.Ф.103.Он. 1.Д.1509.Л. 1.
6
Дворянские роды Российской империи... СПб., 1995. Т . 2: Князья. С. 202.
7
ГАТО.Ф.103.Он. 1.Д. 1509.Л. 1.
8
Тамже.Л.1об.
9
Там же.
1
«...она. . . приняла оное все в уважение и соглашаясь в обязанности таковаго
внимания к Графине Разумовской она объявила предложение Князя Вяземскаго, и
письмо и согласие на ея родителей его, только некоторым из коротких ея друзей и
родственников...». (Там же.)

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
315
С момента публичного объявления о выходе дворянской девушки замуж ее
будущий супруг официально становился ее женихом, и в доме ее родителей
к нему относились как к члену семьи: «...с того дни Князь Вяземский, был
принят у нея в доме, как семьянин и нареченный жених ея дочери»
1
.
Высказывая опасения по поводу того, что графиня Разумовская могла не
получить письма от его родителей, и, поэтому, ответ от нее задерживался,
князь Г.Н. Вяземский, якобы для пересылки ей, забрал обратно у В.П. Бах­
метевой письмо своих родителей
2
.
Между тем, Юрий и Николай Бахметевы
должны были уехать из Санкт-Петербурга: первый — в Гельсингфорс для
исполнения служебных обязанностей, а второй — в Пензенскую и Саратов­
скую губернии для решения неотложных дел, возникших в имениях матери
3
.
Все это время князь Г.Н. Вяземский регулярно посещал дом В.П . Бахметевой
на правах официального жениха ее дочери
4
. Вскоре он представил ей письмо
графини Разумовской, которая выражала свое согласие на брак племянника
с Софьей Бахметевой
5
.
Это письмо князь Вяземский также оставил у себя,
чтобы переправить его родителям в Москву
6
.
Когда все необходимое было уже подготовлено к свадьбе, и Варвара Пет­
ровна ждала возвращения в Санкт-Петербург своих сыновей, она неожидан­
но получила письмо, в котором родители князя просили объяснить, почему
их сын считается женихом ее дочери, если они не согласны на этот брак
7
.
Сначала Варвара Петровна предполагала, что они изменили свое решение
под влиянием неизвестных ей обстоятельств, и пыталась узнать, каких имен­
но, чтобы уладить возникшее недоразумение
8
.
Однако, как выяснилось впос­
ледствии, родители князя Вяземского никогда не давали согласия на брак
сына с Софьей Бахметевой, а письмо, написанное ранее от их имени, было
подложным
9
.
Более того, они отказывались когда-либо согласиться на этот
брак
10
.
Узнав обо всем, князь Г.Н. Вяземский обвинял родителей в обмане и уве­
рял Софью и ее мать в необходимости своей поездки в Москву, чтобы ула­
дить отношения с ними
11
.
Дворянской девушке, имевшей официального же-
2
Там же.
3
Там же. Л. 1 об-3.
4
Там же. Л. 3.
5
Там же.
6
Там же.
6
Там же.
7
Там же. Л. 3-3 об.
8
Тамже.Л.3об.
9
Там же. Л. 4.
10
Там же.
11
Там же.

316
А.В . Белова
ниха, разрешалось общаться с ним гораздо чаще
1
и более «свободно»
2
,чемс
любым другим мужчиной: «...Князь Вяземской находясь столь долгое время
почти безотлучно в ея доме, и пользуясь свободою, по праву своему, объяв-
леннаго жениха, короткость обхождения своего с ея дочерью... употребил...»
3
.
Воспользовавшись этим, Г.Н. Вяземский пытался склонить С. Бахметеву к
заключению так называемого тайного брака, то есть брака без родительского
благословения, решиться на который ей было довольно сложно
4
.
В сентябре 1843 г князь, получив отпуск, отправился в Москву
5
. Он писал
Софье, один раз, из Твери, а, в другой раз, сообщая о гневе своих родителей,
и вместе с тем убеждая ее в благоприятном исходе дела, — из Москвы
6
. Сте­
чением времени Бахметевым стало известно, что Г.Н. Вяземский, письма от
которого перестали приходить, был болен и помещен родителями в военный
госпиталь
7
. Беспокоясь о состоянии его здоровья, С. Бахметева просила мать
разрешить ей в сопровождении тетки В.Н . Дуровой (ставшей впоследствии
коллежской советницей Борковой), поскольку одна девушка в то время не
могла перемещаться, также поехать в Москву
8
.
Пробыв там 3 дня, она не­
сколько раз навещала в госпитале князя Вяземского, который в присутствии
тетки снова заверил ее в своем стремлении убедить родителей согласиться
на их брак
9
. Не сомневаясь в искренности жениха, немного успокоенная его
словами Софья Бахметева вернулась в Петербург, куда вскоре прибыл и он со
своей матерью, княгиней С. Г Вяземской
10
.
Однако, вместо того, чтобы нанести визит Бахметевым, князь послал Вар­
варе Петровне письмо, в котором сообщал о своем отказе жениться на ее до­
чери
11
.
Одновременно и он и его мать сделали эту историю достоянием глас­
ности, распространяя порочившие Софью Бахметеву слухи в высших кругах
1
«На утрие (после сговора. — А.Б .) приезжает жених с подарками всякий день
и гостит, только не ночует» (Болотов А.Т. Ч. I . 1796 г. генваря 27-го. Гл. 86 . Сго­
воры как производились дворянские. С . 30); «...Князь с пятницы всякой день у
нас...» (Письмо М.Л. Манзей к В.Л. Манзей от 9 мая (1836 г.) // ГАТО. Ф . 1016.
Он. 1. Д. 45. Л. 92).
2
«... он пошел к родителям и сделался женихом. Его поселили в нашем доме.
Меня заставляли почаще бывать у него в комнате». (Керн А.П. С . 371.)
3
ГАТО. Ф. 103. Оп. 1. Д. 1509. Л. 4 об.
4
Там же.
5
Там же.
6
Там же. Л. 5.
7
Там же.
8
Там же.
9
Там же.
10
Там же.
11
Там же.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
317
петербургского светского общества
1
.
Князь Г.Н . Вяземский публично заявлял
о том, что в его намерения входила не женитьба, а всего лишь легкая интрига,
которая не должна была повлечь за собой серьезных последствий
2
. По его сло­
вам, в доме В.П . Бахметевой он «лишь проводил весело свое время»
3
. Княгиня
же С.Г Вяземская постаралась скомпрометировать Софью Бахметеву даже в
глазах императора Николая I и великого князя Михаила Павловича
4
.
В результате разразившегося публичного скандала князь Г.Н . Вяземский
вынужден был покинуть лейб-гвардии Преображенский полк
5
.
Однако, стре­
мясь выставить себя в глазах дворянского общества в выгодном свете, он ста­
рался еще больше опорочить девушку и членов ее семьи
6
. Возвратившийся в
это время из Гельсингфорса в Петербург Юрий Бахметев, по словам В.П . Бах­
метевой, «нашел мать и сестру свою убитыми горестию, обезславленными
поступками Князя Вяземскаго и гласностию этой истории»
7
.
Несколько раз, пытаясь получить объяснения князя Вяземского относи­
тельно его поведения, К). Бахметев приходил к нему на квартиру, однако кня­
гиня С.Г Вяземская и другие его родственники не позволяли им видеться
8
.
В ответ на письмо Бахметева, продолжавшего настаивать на встрече, Вязем­
ский письменно назначил ему время для визита, который также не увенчался
успехом по причине того, что еще накануне князь уехал из Петербурга в Мос­
кву
9
.
Так и не получив желаемых объяснений, Юрий Бахметев отправился
воевать на Кавказ, где отличился храбростью и был представлен к наградам
за боевые заслуги
10
.
Несмотря на то, что на протяжении всего времени не­
сения им воинской службы в письмах к матери он ни разу не упомянул о
князе Вяземском, мысль о реабилитации сестры, по-видимому, не давала ему
покоя: «Тут узнала она (В.П . Бахметева.
—
А.Б .), что ни какия трудности ни
какия опасности на Кавказе понесенныя ея сыном Юрием не сильны были
заставить его забыть безславие нанесенное Князем Вяземским сестре его и
всему его семейству»
11
.
Возвращаясь с Кавказа в 1845 г после завершения военной экспедиции,
Юрий Бахметев заехал в свое саратовское имение и попросил находившегося
1
Там же.
2
Там же. Л. 5-5 об.
3
Тамже.Л.5об.
6
Там же.
7
Там же.
8
Там же.
9
Там же.
10
Там же.
11
Там же. Л. 5 об.-6.
12
Там же. Л. 6.
1
Тамже.Л.6об.

318
А.В . Белова
там брата Николая сопровождать его в Москву, где «потребовал, что бы он
был при нем в страшный и тяжелый час, когда он пойдет отдавать жизнь
свою за честь сестры и матери!»
1
На состоявшейся в Москве дуэли с кня­
зем Г.Н. Вяземским К). Бахметев был убит на глазах у брата, который, как и
князь, позднее оказался под следствием
2
.
В.П . Бахметева была официально
допрашиваема о причинах дуэли ее старшего сына с князем Вяземским
3
и
давала показания. В целом, сюжет этой истории во многом напоминает из­
вестные обстоятельства также приведшего в 1825 г к дуэли конфликта между
подпоручиком Семеновского полка Константином Черновым и сделавшим
его сестре Екатерине Пахомовне
4
предложение, а потом под давлением ма­
тери забравшим его обратно флигель-адъютантом графом Владимиром Но­
восильцевым
5
.
В копии записи допроса В.П . Бахметевой нет сведений о том, как сло­
жились в дальнейшем судьбы главных участников расторгнутой помолвки.
Тем не менее по данным генеалогии можно установить, что князь Григорий
Николаевич Вяземский позднее был женат на графине Прасковье Петровне
Толстой
6
.
В отношении же Софьи Бахметевой выяснить что-либо оказалось
сложнее. В тексте архивного документа не упоминалось даже ее отчество.
Однако в результате сопоставления некоторых данных стало понятно, что
героиня этой истории есть не кто иная, как Софья Андреевна Толстая (1827-
1892)7, жена поэта и драматурга графа Алексея Константиновича Толстого
(1817-1875). В примечании к одному из писем последнего исследователь его
творчества И.Г Ямпольский со ссылкой на публикацию в дореволюционном
издании сообщает «о тяжелых переживаниях Софьи Андреевны до ее встре­
чи с Толстым: романе с кн. Вяземским, из-за которого один из ее братьев был
убит на дуэли с ним»
8
. Замечание другого литературоведа, Г.И. Стафеева, от­
носительно того, что «брат, защищая честь Софьи Андреевны, был убит на
дуэли человеком, который ее оставил и которого она любила»
9
, не позволяет
усомниться в том, что речь идет об истории, изложенной в показаниях
2
Там же.
3
Там же.
4
Там же. Л. 7.
5
См.: Афанасьев В.В . Рылеев: Жизнеописание. M ., 1982. С . 237.
6
См.: Лапин В.В . Семеновская история: 16-18 октября 1820 года. Л ., 1991.
С. 235 -236 .
7
Руммель В.В., Голубцов В.В. Указ. соч. Т . II . С . 473.
8
Даты жизни см.: СтафеевГ.И. Сердце полно вдохновенья: Жизнь и творчест­
во А.К . Толстого. Тула, 1973. Вставка с фотографиями между с. 160 и 161.
1
Ямпольский И. Примечания // Толстой А.К. Собр. соч.: В 4 т. M ., 1964. Т. 4.
С. 57.
2
Стафеев Г.И. Указ. соч. С . 161-162.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
319
В.П. Бахметевой. Г .И . Стафеев приводит также имена еще двух братьев, Пет­
ра
1
и Николая
2
Андреевичей Бахметевых и указывает на расположение име­
ний первого в Пензенской и Самарской губерниях
3
. Исследователи отмечают,
что в 1851-1852 гг Софья Андреевна жила в принадлежавшем П.А. Бахметеву
имении Смальково Саранского уезда Пензенской губернии
4
.
Тем не менее за
исключением двух процитированных выше беглых упоминаний ни в литера­
туроведческих, ни, тем более, в исторических исследованиях не встречается
сколько-нибудь подробное описание перипетий помолвки Софьи Бахметевой
с князем Григорием Вяземским
5
.
Определенный интерес представляет культурный облик С.А. Бахметевой,
сформировавшийся во многом в первой половине XIX в., но особую роль для
характеристики которого могут сыграть некоторые историко-биографичес-
кие сведения, известные о ней как о жене графа А.К . Толстого и относящиеся
уже ко второй половине XIX в. Современники отмечали «ее необыкновенный
ум и образованность»
6
, она знала 14 иностранных языков
7
, большую часть из
которых выучила сама в течение жизни, уже после окончания института. В этой
связи интересно замечание графа А.К . Толстого в письме к другу, беллет­
ристу и журналисту, Б.М. Маркевичу от 9 января 1859 г о том, что «Софья
Андреевна и Варвара Сергеевна занимаются польским языком, и притом —
3
Там же. С.54.
4
Там же. С. 70.
5
Там же. С.54.
4
См.: Кондратьев А.А. Граф А.К. Толстой: Материалы для истории жизни и
творчества. СПб., 1912. С . 31; Стафеев Г.И. Указ. соч. С. 54; Ямпольский И. Указ.
соч. С.57.
5
Более того, в научно-справочном аппарате одного из авторитетных мемуарных
изданий допущена фактическая неточность даже в отношении года ее рождения,
которым назван 1844 г. (см.: Ф.М. Достоевский в воспоминаниях современников:
В 2 т. / Редкол.: В. Вацуро, H Гей, Г. Елизаветина и др.; Вступ. ст., сост. и коммент
К. Тюнькина; Подгот. текста К. Тюнькина и М. Тюнькиной. M., 1990. Т. 2. С. 616),
что не может соответствовать действительности ввиду того, что в это время она
уже считалась невестой на выданье и ей, принимая во внимание данные Г.И. Ста-
феева, было 17 лет. Авторы некоторых биографий (см., напр.: Софья Андреевна
Миллер-Толстая (1844-1892) // Обоймина Е.Н ., Татькова О.В. Знаменитые женщи­
ны: Биогр. справочник: Учеб. CD-диск (© ИД «РАВНОВЕСИЕ», оформление, изд.,
2005; Е.Н . Обоймина, О.В. Татькова, информационные мат-лы, 2005)), тиражиру­
ющие эту ошибку, не задаются даже вопросом о том, могла ли Софья Андреевна,
родившись в 1844 г., познакомиться в 1851 г. на бале-маскараде с графом А.К . Тол­
стым, будучи к этому времени уже замужем.
6
Цит. по: Стафеев Г.И . Указ. соч. С. 88 .
7
См.: Кондратьев А.А . Указ. соч. С . 29.

320
А.В . Белова
каждый день»
1
.
Софья Андреевна была знакома и общалась с выдающимися
деятелями русской культуры XIX в. такими, как И.С . Тургенев
2
, Я.П. Полон­
ский
3
, К.К. Павлова
4
, Н.И. Костомаров
5
, А.А. Фет
6
и другие. Именно ей, когда
она была уже вдовой графа Толстого, А.А. Фет посвятил стихотворение «Где
средь иного поколенья...»
7
.
Говоря словами А. Тархова, «С.А . Толстую Фет
считал одной из самых блестящих и интересных женщин своего времени»
8
.
Тем не менее, возможно, как никакую другую женщину, ее всю жизнь
сопровождали людские пересуды и кривотолки. Ей приписывали «лживость
и расчет»
9
, упрекали в том, что «она всегда была неискренна, как будто всегда
разыгрывала какую-то роль»
10
, «притворялась постоянно и как будто что-то в
себе таила»
11
, считали, что «ее сердце остается холодным и неспособным к
любви, но она прекрасно играет свою роль»
12
. Литературовед Г.И . Стафеев ут­
верждает, что «Софья Андреевна... была женщиной холодного, расчетливо­
го и скептического ума, которая всю жизнь носила маску, соответствующую
обстоятельствам, чтобы полнее использовать их в своих интересах; все силы
своей актерской души она употребляла на сокрытие того, что действительно
находилось в ее душе, причин и сущности ее продуманной игры»
13
.
Что же могло послужить причиной для своего рода скандальной извест­
ности ее личности в светском обществе XIX в. и для столь неодобрительных
суждений о ней некоторых знавших ее людей?
Во-первых, отягченное дуэлью и гибелью брата расторжение помолвки
с князем Вяземским, в подробности чего был посвящен весь «свет» вплоть
до императора. Познакомившись в 1851 г с 24-хлетней Софьей Андреев-
1
Письмо А.К . Толстого к Б.М . Маркевичу от 9 января 1859 г. // Толстой А.К.
Собр. соч... Т.4. С. 104.
2
См.: Письмо А.К . Толстого к И.С . Тургеневу от 30 мая 1862 г. // Там же. С . 146.
3
См.: Письмо А.К . Толстого к ЯП. Полонскому от первой половины июля 1862
г. // Там же. С. 147.
4
См.: Письмо А.К . Толстого к К.К. Павловой от 13 (25) декабря 1863 г. // Там
же. С. 160.
5
См.: Письмо А.К. Толстого к Н.И . Костомарову от 7 (19) декабря 1865 г. // Там
же. С. 176.
6
См.: Письмо А.К . Толстого к А.А . Фету от 12 мая 1869 г. // Там же. С . 292.
7
См.: Тархов А. Комментарии // Фет А.А. Стихотворения, поэмы, переводы. M .,
1985. С. 532.
8
Там же.
9
Цит. по: Покровский В. Алексей Константинович Толстой: Его жизнь и сочи­
нения: Сб. историко-литературных статей. M ., 1908. С . 10.
10
Цит. по: Стафеев Г.И. Указ. соч. С . 87.
11
Там же.
12
Там же. С. 88.
13
Там же. С.88-89.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
321
ной «средь шумного бала, случайно»
1
, и, написав под впечатлением первой
встречи известное стихотворение
2
, положенное позднее на музыку П.И. Чай­
ковским
3
, граф А.К . Толстой обратил внимание на «тайну», которая ее «пок­
рывала черты»
4
.
В одном из писем, датированном также 1851 г, он, имея в
виду, как справедливо считает И.Г. Ямпольский, в том числе и вышеупомя­
нутые обстоятельства, обращался к ней со словами: «Бедное дитя, с тех пор,
как ты брошена в жизнь, ты знала только бури и грозы»
5
.
Во-вторых, разрыв, а затем и развод, с первым мужем, «конногвардейс­
ким полковником Л.Ф . Миллером»
6
, и внебрачная связь с графом А.К . Толе -
тым
7
. По словам И.Г . Ямпольского, брак Софьи Бахметевой с Миллером был
«неудачным»
8
.
Еще будучи замужем, в 1855 г, «Софья Андреевна, презрев
все светския условности, приехала в зараженный тифом город»
9
Одессу, где
в то время в составе «новообразованного стрелкового полка императорской
фамилии»
10
находился отправившийся « добровольцем»
11
на Крымскую войну
и тяжело заболевший в результате вспыхнувшей там эпидемии Толстой, «что­
бы ходить за дорогим человеком»
12
.
Тем не менее особенно противилась их
отношениям мать поэта, графиня Анна Алексеевна Толстая, урожденная Пе­
ровская (1801-1857)13, которая «не могла примириться с мыслью, что Алексей
Константинович свяжет свою жизнь с замужней женщиной»
14
, а потому, как
утверждает А.А. Кондратьев, при ее жизни «Софья Андреевна не пыталась
1
Толстой А.К. «Средь шумного бала, случайно...» // Толстой А.К . Против те­
чения: Поэзия, драматургия, проза / Сост., предисл. и коммент. О.Е. Майоровой.
M., 2004. С. 34.
2
См.: Майорова О.Е . Комментарии // Там же. С. 589. Правда, О.Е . Майорова
утверждает, что встреча состоялась «в декабре 1850 или январе 1851 г.», и называет
С. Бахметеву по фамилии первого мужа Софьей Андреевной Миллер. Также см.:
Стафеев Г.И. Указ. соч. С. 53.
3
См.: Там же. С. 160-161.
4
Толстой А.К. «Средь шумного бала, случайно....... С. 34.
5
Письмо А.К. Толстого к CA. Миллер от 1851 г. // Толстой А.К. Собр. соч...
Т.4.С.56.
6
Ямпольский И. Указ. соч. С. 57.
7
См.: Стафеев Г.И. Указ. соч. С. 54.
8
Ямпольский И. Указ. соч. С. 57.
9
Покровский В. Указ. соч. С. 9.
10
Толстой А.К . Из письма Толстого А. Губернатису от 20 февраля (4 марта)
1874 г. / Пер. с фр. Н .Я. Рыковой // Толстой А.К . Против течения... С . 18. Также см.:
Стафеев Г.И. Указ. соч. С. 60.
11
Толстой А.К. Из письма Толстого А. Губернатису... С. 18.
12
Покровский В. Указ. соч. С . 9.
13
См.: Стафеев Г.И. Указ. соч. С. 22, 64.
14
Там же. С. 60.

322
А.В . Белова
сделаться женою Толстого »
1
.
В отношении времени и места заключения их
брака имеются различные точки зрения. По мнению В. Покровского, «в 1857 г
Софья Андреевна, получив развод от своего мужа, Л.Ф . Миллера, сделалась
женою графа А.К . Толстого»
2
.
Однако в письме к Б. Ауэрбаху от 20 марта
1863 г Алексей Константинович именовал ее «госпожой Бахметевой»
3
,из
чего И.Г . Ямпольский заключает, что «бракоразводный процесс с Л.Ф. Мил­
лером был к тому времени закончен»
4
.
Он утверждает также, что «ее брак с
Толстым был официально оформлен 3 (15) апреля 1863 г в Лейпциге»
5
.
Г.И. Стафеев же считает, что они поженились в 1863 г в Дрездене
6
. Какбыто
ни было, брак с графом А.К . Толстым должен был сделать Софью Андреевну,
урожденную Бахметеву, счастливой после всех перенесенных ею, начиная с
юности, страданий и испытаний. В авторитетном энциклопедическом изда­
нии начала XX в. говорится, что «письма его к жене, относящиеся к послед­
ним годам его жизни, дышат такой же нежностью, как и в первые годы этого
очень счастливого брака»
7
. Например, в письме от 10 (22) июля 1870 г граф
А.К . Толстой писал Софье Андреевне:
«Вот я здесь опять, и мне тяжело на сердце, когда вижу опять эти улицы, эту
гостиницу и эту комнату без тебя. Я только что приехал в 3
1
/4 часа утра и не
могу лечь, не сказав тебе то, что говорю тебе уже 20 лет, — что я не могу
жить без тебя, что ты мое единственное сокровище на земле, и я плачу над
этим письмом, как плакал 20 лет тому назад. Кровь застывает в сердце при
одной мысли, что я могу тебя потерять, — и я себе говорю: как ужасно глупо
расставаться! Думая о тебе, я в твоем образе не вижу ни одной тени, ни од­
ной, всё — лишь свет и счастие .. .»
8
.
Тем не менее история с несостоявшимся замужеством и дуэлью брата с кня­
зем Вяземским давала о себе знать на протяжении всей ее жизни в виде тя­
нувшегося за ней шлейфа сплетен. Уже в молодости это сказывалось на ее
внутреннем душевном состоянии, приводя к тому, что «даже и в самые луч­
шие минуты» ее «волновали какая-нибудь неотвязная забота, какое-нибудь
предчувствие, какое-нибудь опасение»
9
.
1
Кондратьев А.А . Указ. соч. С . 29.
2
Покровский В. Указ. соч. С . 11.
3
Письмо А.К . Толстого к Б. Ауэрбаху от 20 марта (1 апреля) 1863 г. // Толстой
А.К. Собр. соч... Т.4. С. 153.
4
Ямпольский И. Указ. соч. С . 154.
5
Там же.
6
См.: Стафеев Г.И . Указ. соч. С . 73.
7
Энциклопедический словарь / Изд. ФА. Брокгауз, И.А. Ефрон. СПб., 1901.
Кн. 65. Т.XXXIII. С. 443.
8
Письмо А.К . Толстого к CA. Толстой от 10 (22) июля 1870 г. // Толстой А.К .
Собр. соч.. . Т. 4 . С . 346 (курсив автора).
9
Письмо А.К . Толстого к CA. Миллер от 1851 г. // Там же. С . 56.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
323
Анализ культурного облика Софьи Бахметевой и перипетий помолвки
ее с князем Вяземским показывает насколько важное значение в жизни дво­
рянской девушки XIX в. имело все, что касалось ее замужества. За кого и
как дворянка выходила замуж, какие обстоятельства этому сопутствовали,
насколько были соблюдены действовавшие в дворянской среде социально-
этические нормы вступления в брак, в решающей мере определяло ее даль­
нейшую публичную репутацию, игравшую, в свою очередь, на всех этапах
ее жизненного пути весьма существенную и даже культурно значимую роль.
Также обращает на себя внимание парадоксальное обстоятельство, что и
С.А . Бахметева, по первому мужу Миллер, и князь Г.Н . Вяземский впоследс­
твии связали свои судьбы с представителями рода графов Толстых
1
.
Кроме
того, тетка князя Вяземского, графиня М.Г Разумовская, урожденная княжна
Вяземская, была женой графа Льва Кирилловича Разумовского, который при­
ходился дядей Алексею Алексеевичу Перовскому
2
(известному под писатель­
ским псевдонимом Антоний Погорельский), а тот, в свою очередь, — родным
дядей графу Алексею Константиновичу Толстому
3
, мужу Софьи Бахметевой.
Все это еще раз подтверждает высказанную выше мысль о замкнутом характе­
ре воспроизводства родственных связей в российском дворянском сообществе
4
.
Таким образом, процедура, предшествовавшая непосредственному за­
ключению брака во время церковного таинства венчания, способствовала
достижению своего рода социального соглашения между родителями жениха
и невесты как представителями определенных дворянских родов. Роль в этой
процедуре девушки, для которой замужество означало формальный переход
из рода отца в род мужа, представляется весьма условной. Несмотря на то,
что ее активное участие в достижении брачных договоренностей сводилось
к минимуму, соблюдение противоположной стороной обязательств по отно­
шению к ней являлось своеобразным критерием нормативности заключения
брака. В случае, если поведение дворянина вело к нарушению предваритель­
ного брачного соглашения, оно считалось не соответствовавшим нормам
дворянского поведения вообще: «...она (В.П . Бахметева.
—
А.Б .) сама как
мать могла ли желать, что бы сын ея Юрий отыскивал обиды их на Князе Вя­
земском она успокоивала его и убеждала к должному презрению по действи­
ям Князя Вяземскаго не заслуживающаго уже ни какого благороднаго с ним
1
См.: История родов русского дворянства... Кн. 2 . С . 162, 164.
2
См.: ТурьянМ.А. Примечания // Погорельский А. Избранное. M., 1985. С. 422.
3
См.: Стафеев Г.И. Указ. соч. С . 11 .
4
Подробнее об этом см.: Белова А.В. Родовая принадлежность женщшгы-дво­
рянки как проблема социальной организации дворянства в России конца XVIII —
первой половины XIX века // Белова А.В . Женщина дворянского сословия в России
конца XVIII — первой половины XIX века: социокультурный тип... Приложение 2.
С. 340 -366 .

324
А.В . Белова
сношения»
1
.
Российское дворянское сообщество вполне подтверждает дейс­
твенность этнологической концепции «обмена женщинами» Гейл Рубин.
В обменных брачных отношениях, увенчивающихся созданием социальной
организации, женщина выступает как «канал родственной связи»
2
.
По вы­
ражению Г. Рубин, «женщины не имеют возможности осознать выгоду от
своего собственного обращения»
3
.
В подтверждение она цитирует создателя
французской школы этнологического структурализма Клода Леви-Стросса
(Claude Levi-Strauss), специально изучавшего системы родства на широком
этнографическом материале и пришедшего к следующему заключению: «От­
ношение обмена, создающее брак, устанавливается не между мужчиной и
женщиной, а между двумя группами мужчин, при этом женщины фигуриру­
ют лишь в качестве одного из предметов обмена, а не в качестве партнеров...
Это справедливо даже тогда, когда принимаются во внимание чувства девуш­
ки, что, более того, обычно и происходит Уступая предлагаемому союзу, она
идет на обмен и создает его, но не может изменить его природу»
4
.
Воспроизводству межродовых матримониальных практик способствова­
ли действовавшие в дворянской среде, как и в крестьянской, брачные посред­
ницы-профессионалы. Мемуаристка А.П . Керн, например, назвала свою сва­
ху «передательницей генеральских желаний»
5
. В роли свах могли выступать
замужние дворянки, причем некогда удачно просватанная женщина считала
своим долгом выступить в аналогичном качестве по отношению к кому-то
из родных своей бывшей свахи. Мемуарист М.П. Загряжский вспоминал по
этому поводу:
«Анна Петр[овна] ... сажает меня возле себя, и начинает говорить: «Тебе не
известно, я обязана твоей матушке. По милости ее я благополучна, счастли­
ва за Д.С. Хочу отплатить тем же»
6
.
Если в крестьянской среде функции свах и акушерок часто выполняли одни
и те же женщины, то в дворянской — они были разделены.
История несостоявшегося замужества Софьи Бахметевой демонстрирует
в большей степени светский аспект процедуры, предшествовавшей вступле­
нию дворянской девушки в брак. Однако эта процедура, особенно в провин­
циальной дворянской среде, имела выраженную религиозную коннотацию.
Выход замуж мыслился дворянской девушкой как своего рода рубеж,
причем, не просто отделявший друг от друга два разных этапа ее жизни, а
1
ГАТО.Ф.103.Оп. 1.Д.1509.Л. 6.
2
Рубин Г. Указ. соч. С. 104.
3
Там же. С.105.
4
Levi-Strauss C. The Elementary Structures of Kinship. Boston, 1969. P. 115.
Цит. по: Там же.
5
КернА.П. 5
. С. 371.
6
Загряжский М.П . С. 138-139.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
325
обозначавший момент, с которого ее социальное существование обретало
подлинную полноту, и она как бы вступала на «предопределенный» ей жиз­
ненный путь. Девушки-невесты писали о себе:
«Участь моя теперь решена и; благодаря Господа, я совершенно счастлива»
1
;
«Теперь от Тетиньки Марьи Логиновны вы знаете что участь моя решена...»
2
.
Замужество означало для них принципиально иную повседневность, связан­
ную с исполнением новых обязанностей:
«Это время для меня было очень тяжелое, теперь по немногу начинаю при­
выкать к новому образу жизни. Маминька благословила нас в Вознесение, и
я с Божиею помощию буду старатся исполнять долг свой»
3
.
Принятие решения о выходе замуж не было простым для дворянской де­
вушки и сопровождалось ее душевными переживаниями: «Маша прежде
была очень скучна и много плакала но теперь как уже решилась Слава Богу
весела...»
4
.
Причина — в психологическом страхе перед «неизвестным»
5
и
вместе с тем, возможно, в христианском понимании своей ответственности
перед Богом. Разумеется, внутренние терзания девушки усугублялись не­
приятием претендента на роль жениха. В памяти 70-тилетней мемуаристки
А.П. Керн сохранились первые впечатления, полученные ею, 16-тилетней
девушкой, о «герое ста сражений»
6
, который «восхотел посвататься»
7
за
нее: «Этот доблестный генерал так мне был противен, что я не могла гово­
рить с ним»
8
.
Православное мировосприятие дворянских девушек делало необходи­
мым родительское благословение брака. Даже взрослые женихи усматрива­
ли в благословении старших особый смысл. «Прошу вашего благословения
не как пустой формальности, — обращался к родителям А.С. Пушкин, — но
с внутренним убеждением, что это благословение необходимо для моего бла­
гополучия — и да будет вторая половина моего существования более для вас
утешительна, чем моя печальная молодость»
9
.
Мистическое значение роди­
тельского благословения становится очевидным из письма (хотя речь в нем
1
Письмо М. Путятиной к В.Л . Манзей от 13 августа 1836 г. // ГАТО. Ф. 1016.
Он. 1.Д.45.Л.21.
2
Письмо П. Рыкачевой к В.Л. Манзей от 11 мая 1836 г. // Там же. Л . 33.
3
Письмо М. Мельницкой к В.Л. Манзей от 15 (мая 1836 г.) // Там же. Д. 39. Л. 15.
4
Письмо М.Л. Манзей к В.Л . Манзей от 9 мая (1836 г.) // Там же. Д. 45. Л. 92 об.
5
КГ. Юнг употребляет понятие «мизонеизм» как «страх перед новым и не­
известным». См.: Юнг К.Г . Подход к бессознательному / Пер. В.В . Зеленского
// Юнг К.Г . Архетип и символ / Сост. и вступ. ст. A.M . Руткевича. M., 1991. С . 28.
6
КернА.П. 5
. С.371.
7
Там же.
8
Там же. С. 370.
9
Письмо А.С . Пушкина к НО. и СЛ. Пушкиным от 6-11 апреля 1830 г. // Пуш­
кин А.С. Собр. соч.. . Т. 9. С. 302 (оригинал по-фр.) .

326
А.В. Белова
идет о другом вопросе), адресованного взрослым сыном, поручиком
1
Миха­
илом Федоровичем Апыхтиным, своей матери, Ольге Михайловне Апыхти­
ной: «...Воля же ваша есть для меня закон, и мы... должны... доставлять вам
всякое спокойствие и утешение, а иначе без Благословения вашего не будет
на нас и благословения Божияго...»
2
.
Родители благословляли дочерей на вступление в брак святыми иконами,
обширные перечни которых обычно включались в тексты приданых росписей
и могли предваряться формулой: «...а во благословение за ней дочерью сво­
ей даю вначале Божие Милосердие святые образа да приданого...»
3
.
Княжна
Наталья Петровна Черкасская, выданная 10 мая 1760 г замуж за прапорщика
лейб-гвардии Преображенского полка Степана Степановича Загряжского, по­
лучила в знак благословения от отца, генерал-лейтенанта, а позднее генерал-
аншефа, и премьер-майора лейб-гвардии Конного полка князя Петра Борисо­
вича Черкасского, образа Иверской иконы Божией Матери, Казанской иконы
Божией Матери, Рождества Пресвятой Богородицы, Иконы Божией Матери,
именуемой «Троеручица», святителя Димитрия Ростовского, мучеников
и исповедников Гурия, Самона и Авива, мучеников Ермила и Стратоника,
мучеников Адриана и Наталии
4
.
Кашинский помещик титулярный советник
Василий Борисович Суворов благословил свою дочь Наталью Васильевну,
урожденную Суворову, вступившую 5 мая 1760 г в брак с кашинским поме­
щиком капитаном Никитой Павловичем Каржядиным
5
, «Образом Умиления
Богоматери Образом Николая Чудотворца... Образом Макария Калязинскаго
Чудотворца»
6
.
При этом в приданой росписи отмечалось, что она получила
благословение обоих родителей: «Благословение вкупе отчее и матернее до­
чери вашей Наталье Васильевне Суворовой...»
7
. Другую свою дочь, Агафью
Васильевну, В.Б . Суворов выдал замуж за кашинского помещика сержанта
Григория Федоровича Карачинского
8
и, как видно из составленной 20 апреля
1770 г «росписи приданому», благословил «образом Знамения Богоматери..,
образом Тифинския (Тихвинской. — А .Б .) Богоматери.., образом Богоматери
всем Скорбящим радосте.., образом Великомученицы Екатерины... сприкла-
дом скрестом серебреным распятия Христова малым, образом Благоверныя
1
Руммель В.В., Голубцов В.В. Указ. соч. Т . II . С . 443.
2
Письмо М.Ф. Апыхтина к ОМ. Агшхтиной. Б/д (от 1844?) // ГАТО. Ф. 1403.
Атктины — дворяне Бежецкого уезда Тверской губернии. Оп. 1 . Д . 9 . Л . 23.
3
ГАТО. Ф. 103. Он. 1. Д. 1586. Л. 2.
4
Тамже.Л.1об.
5
ГАТО.Ф. 1041. Оп. 1. Д. 53.Л.3.
6
Там же. Л. 1.
7
Там же.
8
Тамже.Д.44.Л.2.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
327
княгини Анны.., образом Воскресения Христова местным»
1
.
Процедура бла­
гословения родителями дочери и ее жениха воспроизведена А.С. Пушкиным
в наброске «Участь моя решена. Я женюсь...»:
«Позвали Наденьку; она вошла бледная, неловкая. Отец вышел и вынес об­
раза Николая Чудотворца и Казанской Богоматери. Нас благословили»
2
.
Перед иконой, которой мать благословляла на брак дворянскую девушку и
которая сопровождала ее после отъезда из дома, по ее заказу могли отслужить
молебен: «Пашинька Романович незабыла взять свой образ из церкви и отслу­
жить молебен ее Маминька им благословила»
3
. Вера в благодать, исходившую
от такой иконы, была особенно велика. Благословение матери невесты имело
большое значение в равной степени как для нее самой, так и для ее жениха:
«Накануне нашего отъезда сестрица Л:<юбовь> Л.<оггиновна> благослови­
ла князя и Машу он поехал в восхищении...»
4
.
Для дворянской девушки важ­
но было получить также и благословение родственников. Так, в июле 1836 г
Прасковья Степановна, урожденная Рыкачева, просила своего дядю генерал-
майора Николая Логгиновича Манзея
5
, приходившегося родным братом ее
матери Надежде Логгиновне Рыкачевой, урожденной Манзей, благословить
ее на брак с Евгением Михайловичем Романовичем, что тот и согласился сде­
лать. Одна ее тетушка сообщала об этом другой: «...Пашинька звала братца
Н:<иколая> Л.<оггиновича> благословить ее квенцу что он и обещал...»
6
.19
июля 1836 г из вышневолоцкого имения Боровно он обратился в письме к сес­
тре Вере Логгиновне Манзей, находившейся в то время в Москве, с просьбой
прислать ему точно такой же образ, как тот, который ранее был приобретен
им для благословения другой племянницы — Марии Ивановны, урожденной
Мельницкой, дочери Любови Логгиновны Мельницкой, урожденной Манзей:
«Милая Сестрица я к вам с покорнейшею прозьбою потрудитесь моя родная
выслать мне по почте такой же образ какой я купил для Маши. Пашинька
желает то же, чтоб я ее благословил...»
7
.
В дворянских семьях, происходивших по женской линии из рода Манзей,
сложилась определенная традиция благословения невесты дядей по мате­
ринской линии.
1
Там же. Л. 6.
2
Пушкин А.С. Участь моя решена. Я женюсь... // Пушкин А.С . Собр. соч.. . Т . 5.
С. 427.
3
Письмо В.Л . Манзей к ПЛ. Абаза от 14 ноября 1836 г. // ГАТО. Ф . 1016. Оп. 1 .
Д.45.Л.89об.
4
Письмо М.Л . Манзей к В.Л. Манзей от 11 мая 1836 г. // Там же. Л. 32 об.
5
ГАТО.Ф. 1016.Оп. 1.Д.27.Л. 1 об.-2.
6
Письмо М.Л . Манзей к В.Л. Манзей от 19 июля 1836 г. // Там же. Д . 45. Л. 87.
7
Письмо Н.Л . Манзей к В.Л. Манзей от 19 июля 1836 г. // Там же. Л . 14 (под­
черкнуто автором).

328
А.В . Белова
В письмах к родным выходившая замуж дворянская девушка должна
была представить им своего избранника — жениха или уже мужа — и попро­
сить их о родственном отношении к нему:
«Любезный дедушка! Имею счастие известить вас наконец о свадьбе моей
и препоручаю мужа моего вашему милостивому расположению»
1
; «Все ето
время сбиралась писать вам моя радная... надеялась лично... отрекомендо­
вать вам Евгенья Михайловича<...> Позвольте мне просить... вас безценней-
шая радная моя Тетинька не оставить его вашим родственным расположени­
ем мы оба будем употреблять всевозможныя старания заслуживать онаго...
со слезами прошу вас не оставить вашей лаской... того кому я вверяю судьбу
свою на всю жизнь»
2
; «...позвольте мне иметь счастие отрекомендовать вам
Евгения Михайловича и просить вас не оставить его вашим милостивым
расположением и ласкою...»
3
; «Прошу вас, моя родная тетинька, принять его
(«Арсения Степановича».
—
А.Б .) в число родных: он будет старатся это
заслуживать»
4
.
В свою очередь, он сам посредством особых рекомендательных писем обра­
щался к ним с просьбой принять его в круг родственников:
«Позвольте мне иметь честь Вам рекомендовать себя и просить Вас неос-
тавить меня своим родственным расположением...»
5
; «...прося Вас принять
меня в число ваших родных, нгитаю приятною обязанностию стораться за­
служивать ваше родственное разположение»
6
.
Важную роль в представлении жениха родным невесты играла ее мать:
«...потому то сестрица Л:<юбовь> Л.<оггиновна> сама сюда не едит ре­
комендовать князя (жениха дочери.
—
А.Б .)»
1
; «...всего бы лучше Надеж­
ды Логиновны поскорее сюда приехать и Пашинькой и жениха дать нам
посмотреть»
8
; «...теперь мая радная уже думаю праводить Пашиньку. После
свадьбы и отрекомендовать ее будущаго супруга вам лична...»
9
.
Следует отметить, что после заключения брака дворянин подписывал пись­
ма, обращенные к родственникам жены, в соответствии со степенью родства,
в которой его жена состояла по отношению к каждому из них. Например,
князь Арсений Степанович Путятин, женившись на Марии Ивановне, урож-
1
Письмо Н.Н . Пушкиной к А.Н . Гончарову от 24 февраля 1831 г. // Друзья Пуш­
кина... Т. II . С. 486.
2
Письмо П. Рыкачевой к В.Л. Манзей от 9 июля 1836 г. // ГАТО. Ф. 1016. Он. 1.
Д. 45. Л. 60-60 об.
3
Письмо П. Рыкачевой к П.Л . и А.В . Абазам от 14 июля (1836 г.) // Там же.
Л. 86.
4
Письмо М. Путятиной к В.Л. Манзей от 13 августа 1836 г. // Там же. Л . 21 .
5
Письмо Е.Романовича к В.Л.Манзей от 10июня 1836 г. // Там же. Д.39. Л.4.
6
Письмо А. Путятина к В.Л. Манзей от 13 августа 1836 г. // Там же. Д . 45. Л . 22.
7
Письмо М.Л. Манзей к В.Л . Манзей от 25 (мая 1836 г.) // Там же. Л . 35.
8
Письмо В.Л. Манзей к М.Л. Манзей от 30 июня 1836 г. // Там же. Л . 36 об.
9
Письмо Н.Л. Рыкачевой к В.Л. Манзей от 9 июля 1836 г. // Там же. Л. 61 об.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
329
денной Мельницкой, стал называть ее родных тетушек В.Л . Манзей, М.Л.
Манзей и Н.Л. Рыкачеву «Тетиньками», а себя — их «племянником»
1
.
Для дворянской девушки замужество должно было означать изменение
качества взаимоотношений между нею и родственниками ее мужа. Надежда
Ознобишина, упоминая в письме к А.В. Кафтыревой о своей будущей невес­
тке Вере, надеялась на то, что со временем, благодаря участию сына Николая,
они смогут относиться друг к другу «как мать и дочь»: «...дай Бог чтоб я
нашла в ней такую же добрую дочь как мая Люба, последнее покажет вре­
мя, впротчем в этим отношении много зависит и от мужа, а так как Николя
доброй сын, то я уверена что и Верочка его будет видить во мне мать а не
свекровь...»
2
.
Очевидно, в ее представлении такие взаимоотношения между
ними наиболее полно соответствовали нормам повседневного христианского
общежития и родственного общения, а, вместе с тем, выражали социальную
адаптацию в новую семью.
Все основные события, связанные с замужеством дворянской девушки,
соотносились с церковным календарем и приурочивались к религиозным
праздникам. В 1836 г М.И . Мельницкая и ее будущий муж, князь А.С. Путя­
тин, получили благословение ее матери Л.Л. Мельницкой в день Вознесения
Господня: «Маминька благословила нас в Вознесение...»
3
.
В День Святой
Троицы между матерью невесты и женихом должен был состояться так на­
зываемый сговор. Сестра невесты, Софья Мельницкая, делилась новостью
с тетушкой: «...Если князь Пут:<ятин> приедит к Троице Маминька хочет
в этот праздник сделать Машинькин сговор...»
4
.
Особую торжественность
брачному сговору Марии Мельницкой должно было придать то, что День
Святой Троицы отмечали как престольный праздник храма, в который ходи­
ли Мельницкие: «Мы теперь живем в Бологом... дожидаем к Троицы Князя у
нас храм во имя Пресвятой Троицы и мы празднуем етот день...»
5
.
Именно брак по сговору
6
считался на протяжении всего исследуемо­
го периода нормативной формой заключения брака: «Параковья Фадеевна
сгаварила свою Сашиньку за Правиянскаго полковника»
7
.
Сговор служил
1
Письмо А. Путятина к В.Л. Манзей от 13 августа 1836 г. // Там же. Л. 22-22 об.
2
Письмо H Ознобишиной к А.В . Кафтыревой от 17 декабря. Б. г . // ГАТО.
Ф. 1233. Он. 1. Д. 2. Л. 147.
3
Письмо М.И . Мельницкой к В.Л . Манзей от 15 (мая 1836 г.) // ГАТО. Ф. 1016.
Оп. 1.Д.39.Л.15.
4
Письмо СИ. Мельницкой к В.Л. Манзей от 15 (мая 1836 г.) // Там же. Л. 15 об.
5
Письмо Л.Л. Мельницкой к В.Л. Манзей от 15 (мая 1836 г.) // Там же. Л. 16.
6
ДолгорукаяН. С . 259; Болотов А.Т. 2
. Ч . I. 1796 г. генваря 27-го. Гл. 86. Сговоры
как производились дворянские. С . 29-30 .
7
Письмо Н.Л. Рыкачевой к В.Л. Манзей от 9 июля 1836 г. // ГАТО. Ф. 1016.
Оп. 1.Д.45.Л.61об.

330
А.В . Белова
индикатором социального и имущественного положения вступающих в
матримониальный союз. Если у дворянской элиты в XVIII в. принято было
приглашать «знатное собрание» вплоть до «Императорской фамилии»
1
,то
в провинциальной среде сговор обычно происходил в присутствии только
«собрания ближних родных»
2
, соответственно, в обручении или благосло­
вении принимали участие, в одном случае, церковные иерархи («один архи­
ерей и два архимандрита»
3
), в другом — приходской священник («поп»
4
). По
времени суток сговор проводился, как правило, «к вечеру»
5
.
Мемуаристка
А.П. Керн, в отличие от Н.Б. Долгорукой и А.Т . Болотова, свидетельства ко­
торых относились к первой и второй половине XVIII в., описала содержание
этого почти не менявшегося мероприятия уже в первой половине XIX в. в
семье провинциальной «аристократки»
6
, некогда представленной к импера­
торскому двору: «...бабушкаАнна Федоровна... устроила парадный сговор...
пригласила гостей, и когда все уселись и Василий Иванович подошел к ней,
она взяла руку дочери, положила ее в руку жениха и торжественно сказа­
ла: «Василий Иванович, примите руку моей дочери...»»
7
.
Вне зависимости
от социального слоя сговор обретал черты взаимообразного обмена дарами
и услугами
8
.
Одаривание невесты состоятельными родственниками жениха
9
влекло за собой обратное отдаривание жениха кем-то из родственников-муж­
чин невесты («напротив и мой брат жениха моего одарил»
10
). К числу « сговор-
ных церемоний или веселий»
11
относились «подчивание» с шампанским, чаем
и «конфектами», бал, «буде есть музыка», продолжавшийся «до полночи», и
«этикетный и торжественный ужин и питье за оным», которым «сей день
кончится»
12
.
Одним из вопросов, подлежавших обсуждению в ходе сговора,
был вопрос о характере и размерах приданого.
1
Долгорукая Н. С . 259.
2 Болотов А.Т. Ч. I . 1796 г. генваря 27-го. Гл. 86. Сговоры как производились
дворянские. С. 29.
3
Долгорукая H. С . 259.
4
Болотов А.Т . Ч. I . 1796 г. генваря 27-го. Гл. 86 . Сговоры как производились
дворянские. С. 29.
5
Там же. Также см.: «Сговор мой был в семь часов пополудни; это было уже
ночь...» . (ДолгорукаяН. С. 260.)
6
КернА.П. 5
. С. 344.
7
Там же. С. 345.
8
Долгорукая Н. С . 259-260; Болотов А.Т . 2
. Ч. I. 1796 г. генваря 27-го. Гл. 86.
Сговоры как производились дворянские. С . 29.
9
ДолгорукаяН. С. 259-260.
10
Там же. С. 260.
11
Там же.
12
Болотов А.Т. 2
. Ч. I . 1796 г. генваря 27-го. Гл. 86. Сговоры как производились
дворянские. С. 30.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
331
В ряде случаев сговор подразумевал не только благословение
1
,ноиобру­
чение
2
, инициатива которого могла исходить от жениха, но совершение могло
быть отложено по причине отсутствия кого-то из родственников, например,
родного дяди невесты со стороны матери: «...в Бологом в этот день большой
праздник гостей было множество и жених приехал... князь приехал с кольца­
ми просит чтобы их с Машей обручить но Л :<юбовь> Л.<оггиновна> несогла­
шалась до приезда братца Н.<иколая> Л.<оггиновича>...»
3
.
Обручение Марии
Мельницкой с князем Путятиным было назначено на 27 мая — день, когда
Русская Православная Церковь совершает память прославившегося в Тверс­
кой земле преподобного Нила Столбенского. Предполагалось, что оно состо­
ится в присутствии родственников, которые должны были собраться вместе
по случаю этого праздника: «...Князь... привез кольцы и просит чтоб их обру­
чили без того неуезжает Люб:<ови> Л:<оггиновне> хочется чтоб Ник:<олай>
Лог:<гинович> приетом был и он уже обещал 27
т
(мая 1836 г — А.Б.) т:<о>
е:<сть> Нилов день уних праздник и все радные тут будут назначен днем
обрученья»
4
.
Согласно желанию матери, дядя благословил племянницу и об­
ручил ее 27 мая 1836 г с князем Путятиным: «...H
la
Николай Л.<оггинович>
благословив Машу и обручив их с князем, возвратились домой...»
5
.
Свадьба
же их состоялась только 27 июля 1836 г
6
, ровно через два месяца после обру­
чения. Вероятно, это было связано с тем, что со дня обручения до дня свадь­
бы («свадебной церемонии»
1
) должно было пройти какое-то время
8
.
Свадьба
включала в себя «проводы» невесты родными, ее «прощание» с ними, «выезд
из отцовского дому» «в дом свекров», церковное венчание
9
.
В письме Л.Л. Мельницкой к сестре В.Л . Манзей от 15 мая 1836 г упоми­
нается о существовании помолвки, которая, как можно предположить из кон­
текста, означала в целом процедуру достижения брачных договоренностей
и всю совокупность досвадебных мероприятий: «...получила [письмо] от
брата ]Ч..<иколая> Л..<оггиновича> и Софьи Сергеевны (жены Н.Л. Ман­
зея. — А .Б.) оне истинно как родные берут участие в помолвке Маши»
10
. Од-
1
Там же. С. 29.
2
Долгорукая Н. С. 259.
3
Письмо М.Л . Манзей к В.Л . Манзей от 22 мая (1836 г.) // ГАТО. Ф . 1016. Оп. 1.
Д. 45. Л. 47.
4
Письмо М.Л. Манзей к В.Л. Манзей от 25 (мая 1836 г.) // Там же. Л . 35.
5
Письмо М.Л. Манзей к В.Л. Манзей от 1 июня 1836 г. // Там же. Л. 40.
6
Письмо А. Путятина к В.Л. Манзей от 13 августа 1836 г. // Там же. Л . 22.
7
Долгорукая H. С. 266.
8
См.: Там же. С . 259-266.
9
Там же. С. 265-266.
10
Письмо Л.Л . Мельницкой к В.Л. Манзей от 15 (мая 1836 г.) // ГАТО. Ф. 1016.
Он. 1.Д.39.Л.16.

332
А.В . Белова
нако в XVIII в. помолвка была отдельным самостоятельным актом в цепи
«сговорных церемоний», смысл которого сводился к предварительной дого­
воренности о сговоре. А .Т . Болотов в дневнике за 1796 г пояснил «обряд
наших помолвок»:
«Жених приезжает с родным кем-нибудь; сидя говорят; родственник его от­
водит отца, переговаривает с ним, требует решения и, получив слово, реко­
мендует жениха всему семейству, и они ужинают и условливаются о сговоре
и назначают день. Ничего более в сей день не происходит. Обыкновенная
компания»
1
.
Теоретическое обобщение тульского «просветителя» подтверждается част­
ным примером из мемуаров княгини Е.Р . Дашковой:
«Как только князь убедился, что может найти счастье только в браке со мной,
он, заручившись от меня согласием поговорить об этом с моими родителя­
ми, попросил князя Голицына просить руки у моего отца и дяди в первый
же раз, как он будет в Петергофе, и просить их держать это обстоятельство в
тайне до возвращения его из Москвы, куда он отправился, чтобы испросить
разрешение и благословение своей матери на наш брак»
2
.
Сроки свадьбы определялись не только с учетом постов («Мне бы очень хо­
телось сыграть свадьбу до наступления поста»
3
; «...уже и свадьба да еще пос­
корее. А с 14 ноября пост, вот и поспевай как знаешь...»
4
), но и в зависимости
от служебной занятости жениха («... ждут его в конце майя или в начале июля
он надеется получить отпуск для законной причины.. .»
5
; «...Евгенья Михай­
ловича отпустили на короткое время в последних числах июля он должен
быть в Москве и потому просит поспешить свадьбой...»
6
). Последнее обстоя­
тельство могло сильно осложнить подготовку к свадьбе невесты и ее матери:
«...а мы полагая что можно еще все коньчить осенью ничего не делали и сши­
то только белье»
7
. П .С . Рыкачева должна была выйти замуж за Е.М . Романо­
вича не позднее 20 июля 1836 г с тем, чтобы к 1 августа 1836 г прибыть
вместе с ним в Тулу к месту его службы, успев при этом заехать в Москву и
в Калугу: «...у них положена свадьба в этот день (18 июля 1836 г — А.Б.),,
последней срок 20Е Романович боится что и так промешкал; оне так и полага­
ют все сделать для Калуги в Москве... к 1
МУ
августу им непременно надобно
1
Болотов А.Т. Ч. I . 1796 г. генваря 22-го. Гл. 73. Обряд наших помолвок. С . 25.
2
Дашкова Е.Р. С . 9.
3
Письмо А.С . Пушкина к НО. и СЛ. Пушкиным и О.С . Павлищевой от 3 мая
1830 г. // ПушкинА.С . Собр. соч... Т . 9 . С . 311 (оригинал по-фр.).
4
Письмо ПН Аболешевой к А.А. Чебышевой от 30 августа 1882 г. // ГАТО.
Ф.1022. Он.1.Д.23.Л.2об.
5
Письмо М.Л . Манзей к В.Л . Манзей от 29 апреля 1836 г. // ГАТО. Ф . 1016.
Оп. 1.Д.45.Л.28.
6
Письмо П. Рыкачевой к В.Л. Манзей от 9 июля 1836 г. // Там же. Л . 60 об.
7
Там же.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
333
быть в Туле следственно после 20 оне тотчас будут в Москву»
1
.
В Мос­
кве им предстояло пробыть около недели и уладить кое-какие служебные и
личные дела
2
, а в Калуге — организовать прием и угощение для знакомых
3
.
Вследствие того, что из-за служебной занятости жениха первоначальные
сроки заключения брака были перенесены на более раннее время, Прасковья
Степановна не успела закончить формальные приготовления к свадьбе, в час­
тности те, которые касались гардероба невесты.
Вообще, к моменту выхода замуж для дворянской девушки XIX в. специ­
ально заказывали одно подвенечное платье, несколько платьев для соверше­
ния новобрачными послесвадебных визитов к родным и знакомым
4
и различ­
ные головные уборы: «Сестрица Люб:<овь> Лог:<гиновна> для своей Маши
сделала все очень хорошо три прекрасных визитных платья одно венчальное
шляпку с вуалем и цветами ток
5
с мирабу чепчики очень хорошенькия...»
6
.
Принадлежностью свадебного наряда невесты помимо платья были цветы —
розы и флердоранж: «...нету у меня цветов на голову а надо бы 2 букета на
платье... какия именно я не знаю а думаю что розы и fleurs d'orange всего
приличнее...»
7
.
При этом, по представлениям дворянской женщины, цветы
могли выступать в качестве украшения обычного платья в случае, если с при­
обретением подвенечного возникали какие-либо трудности:
«...недумаю... чтобы венчальное платье для Паши могло поспеть. Хорошо
ежелибы поспели цветочки то и простенькое скрасить можно...»
8
.
П.С . Рыкачева, не успев подготовить всю, необходимую к свадьбе, одежду, ре­
шила сшить заранее только платье для венчания, а платья для визитов и паль­
то — приобрести уже после свадьбы во время своего недельного пребывания
с мужем в Москве: «...уж я решилась сшить подвенечное платье простинькое
букмуслиновое а другия и салоп
9
Евгений Михайло=<вич> сам уговаривает
1
Письмо М.Л. Манзей к В.Л. Манзей от июля (1836 г.) // Там же. Л . 83.
3
Письмо П. Рыкачевой к В.Л. Манзей от 9 июля 1836 г. // Там же. Л . 61.
4
Письмо М.Л. Манзей к В.Л. Манзей от июля (1836 г.) // Там же. Л . 83 об.
5
«На третий день, по обыкновению, я стала сбираться с визитами ехать по
ближним его сродникам и рекомендовать себя в их милость» (Долгорукая Н. С . 266);
«Первым его делом было объездить с молодой своей женой всех родственников и
всех знакомых как с ее стороны, так и с своей» (Аксаков СТ. Указ. соч. С. 60).
6
Ток считался модным в XIX в. дамским головным убором и представлял собой
«небольшую шляпу без полей, с тульей в складочку». См.: БуровикК.А . Родослов­
ная вещей. 2-е изд. M., 1991. С . 220.
7
Письмо М.Л. Манзей к В.Л. Манзей от июля (1836 г.) // ГАТО. Ф. 1016. Оп. 1.
Д.45.Л.83об.
8
Письмо П. Рыкачевой к В.Л. Манзей от 9 июля 1836 г. // Там же. Л . 61.
1
Письмо М.Л. Манзей к В.Л. Манзей от июля (1836 г.) // Там же. Л . 83.
9
«Салоп — просторное женское пальто, как правило, утепленное». См.: Буро­
вик К.А . Указ. соч. С . 216.

334
А.В . Белова
меня зделать в Москве где ему нужно будет пробыть с неделю...»
1
.
Несмот­
ря на вынужденность этой меры, с практической точки зрения она должна
была оправдать себя. Тетушка Прасковьи Степановны, М.Л. Манзей, весьма
нелестно отзывалась о качестве пошива женской одежды в Вышнем Волоч­
ке: «...Машиньки же платья тоже заочно делать нельзя в Волочке так дурно
шьют уж четыре платья испортили так жаль»
2
.
Беспокоясь за племянницу,
она предлагала заказать для нее в Москве платье для визитов, сняв мерки с
жившей там ее двоюродной сестры Прасковьи Аггеевны Абаза, и даже взять
на время у последней бальное платье: «...ежели можно моя радная сделать
по Прасковье Агг:<еевне> одно платьице для визитов... нет ли Пашинькино-
го бального платьица готоваго никто не заметит ежели оно и надевоное, ето
скорей можно прислать нежели заказывать, время так коротко...»
3
.
Обращают
на себя внимание точные названия разновидностей платьев дворянской де­
вушки в соответствии с их функциональным назначением — «венчальное»
4
,
«визитное»
5
, «бальное»
6
.
Одежда дворянки как бы представляла материаль­
ный аспект ее бытовой культуры и вместе с тем отражала некоторые черты
ее психологии, в частности, присущий ей рационализм в том, что касалось
практических сторон повседневной жизни. Тем не менее содержание разго­
вора матери с дочерью из повести О.И. Сенковского «Вся женская жизнь в
нескольких часах» показывает, что «бальное» и «венчальное» платья были
похожи, по крайней мере, девушка, недавно вышедшая из института и еще не
думавшая о браке, по неопытности могла принять одно за другое:
«— Знаешь ли, Олинька, что это за платье? Олинька посмотрела ей в глаза
с недоумением.
—
Это, маменька, кажется?.. Это не бальное платье... — Это твое подвенеч­
ное платье»
7
.
Помимо одежды невеста должна была иметь к свадьбе постельное и столо­
вое белье. Прасковья Рыкачева, сама занимаясь его приобретением, сокруша­
лась о нехватке денег для покупки всего необходимого, чем вызывала сочувс­
твие тетушки М.Л . Манзей: «Мне ее очень было жаль это время в Волочке все
бедная сама должна была себе покупать даже и кроватное, и потому ничего не
1
Письмо П. Рыкачевой к В.Л. Манзей от 9 июля 1836 г. // ГАТО. Ф. 1016.
Он. 1.Д.45.Л.61.
2
Письмо М.Л. Манзей к В.Л . Манзей от 25 мая 1836 г. // Там же. Л . 35.
3
Письмо М.Л. Манзей к В.Л . Манзей от июля (1836 г.) // Там же. Л. 83.
4
Там же.
5
Там же. Л. 83 об.
6
Там же. Л . 83; «.. .в гардеробной у тетушки кроили для старших сестер баль­
ные платья...» (Сабанеева Е.А . С . 374).
7
Сенковский О.И . Указ. соч. С . 295.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
335
сделала а все плакала денег мало покупок много надобно...»
1
.
Очевидно, «кро­
ватное», то есть постельное белье, должно было приобретаться не невестой, а
кем-то из взрослых женщин. Вместе с тем обращает на себя внимание, что его
не накапливали заранее как компонент приданого. Выходом из создавшегося за­
труднительного положения могло стать временное заимствование недостающих
вещей у родной уже замужней сестры Марии Степановны Пыжовой, урожден­
ной Рыкачевой: «Я незнаю как оне кончат, полагаю что на время все возмут от
Маши Пыжевой»
2
.
Тем не менее Прасковья Степановна, по словам ее тетушки
М.Л . Манзей, болезненно переживала факт наличия некоторых изъянов в сво­
ем «приданом»: «Нельзяли моя радная к приезду Паши приискать по дешевли
сталоваго белья у ней все прастое а в Калуге для знакомых надобно будет стол
готовить ей бедной очень стыдно это мне сказывала ее девушка Аннушка»
3
.
Незадолго до свадьбы в письмах, обращенных к родственникам, дворян­
ская девушка приглашала их присутствовать при заключении ее брака. Так,
жившие в Москве Прасковья Логгиновна и Аггей Васильевич Абаза должны
были получить содержавшееся в письме от 14 июля 1836 г приглашение из
Вышнего Волочка приехать на свадьбу своей племянницы П.С . Рыкачевой:
«...я беру на себя смелость просить вас безценнейшия и радныя мои Те­
тинька и Дядинька осчастливить день моей свадьбы присутствием вашим...
Маминька моя очень скучает что далеко отпускает меня ваше для всех нас
радостное присутствие много бы утешило ее в грусти»
4
.
Выбор места, где должна была состояться свадьба дворянской девушки и ее
избранника, определялся среди прочего ее особой психологической привя­
занностью к тому или иному имению предков. В письме от 30 августа 1882 г
Прасковья Ниловна Аболешева предлагала собиравшейся выйти замуж Алек­
сандре Алексеевне, урожденной Чебышевой, внучке своей родной сестры
Елизаветы Ниловны Будаевской, урожденной Аболешевой, устроить свадьбу
в принадлежавшей Аболешевым и, вероятно, как-то связанной с развитием
взаимоотношений между ней и ее будущим мужем усадьбе Попово Новоторж-
ского уезда Тверской губернии
5
: «Если ты моя душечка Саша считает Попово
таким счастливым для тебя то есть для Вас с Пав:<лом> Алек:<сеевичем> то
нельзя ли так устроить что бы и свадьба Ваша была в Попове...»
6
.
Во время
совершения таинства венчания Русская Православная Церковь освящала брач-
1
Письмо М.Л. Манзей к В.Л. Манзей от июля (1836 г.) // ГАТО. Ф. 1016. Оп. 1.
Д.45. Л. 83.
2
Там же. Л. 83 об.
3
Там же.
4
Письмо П. Рыкачевой к П. Л. и А.В. Абазам от 14 июля (1836 г.) // Там же. Л . 85 об.
5
ГАТО.Ф. 1022. Он. 1.Д.6. Л. 5.
6
Письмо П.Н . Аболешевой к А.А . Чебышевой от 30 августа 1882 г. // Там же.
Д.23. Л.2-2 об.

336
А.В . Белова
ный союз и всю дальнейшую семейную жизнь дворянской женщины с мужем,
в соответствии с родовой принадлежностью и служебным положением которо­
го определялся отныне ее официальный социальный статус. Переход дворянки
в новую возрастную и социальную категорию фиксировался сменой формаль­
ной номинации: замужнюю женщину в дворянской среде называли «барыня»
1
,
а обращаться к ней было принято «сударыня»
2
.
Таким образом, анализ процедуры, предшествовавшей замужеству дво­
рянок позволяет выявить их отношение к этому событию как поворотному и
судьбоносному в своей жизни. Однако в решении собственной «участи», или
«перемене судьбы»
3
, как они выражались, сами они, как правило, принима­
ли пассивное участие. Осознавая всю важность вступления в брак, дворянс­
кая девушка в большей степени полагалась на жизненный опыт родителей и
родственников, от которых ждала одобрения сделанного выбора, своего рода
психологической легитимации, если, конечно, ее предпочтения хоть как-то
учитывались. К сожалению, интуиция взрослых не всегда играла позитив­
ную роль в замужестве
4
, и даже редкие исключения свидетельствуют не об
удачности родительского выбора, а, скорее, о способности женщин приспо­
сабливаться к принудительному браку, обретать психологическую нишу при
осознании невозможности изменить внешние условия своего существова­
ния
5
. Мемуаристка второй половины XIX в. А.В. Щепкина, упоминая о зна­
комстве с одной «милой девушкой», которое ей «оставило самое приятное
воспоминание из годов детства и юности»
6
, пришедшихся на вторую чет­
верть XIX в., сокрушалась о ее матримониальной истории:
«Нам пришлось видеть эту милую девицу под венцом; она выходила замуж
по желанию ее отца, приносила себя в жертву. Как тяжело было смотреть
на это венчание! По счастью, выбор отца был удачен; муж нашей подруги
1
Письмо Д. Крылова к В.А . Азанчевской от 7 августа 1841 г. // ГАТО. Ф . 1063.
Оп. 1. Д. 138. Л. 7; Запись-дневник A.M. Лихарева за 3-16 мая 1850 г. // ГАТО. Ф . 1063.
Он. 1 . Д. 137. Л. 54, 78; Ковалевская СВ. С. 35.
2
Письмо Д. Крылова к В.А . Азанчевской от 7 августа 1841 г. // ГАТО. Ф. 1063.
Он. 1.Д.138.Л.7об.
3
Письмо П. Рыкачевой к П.Л . и А.В . Абазам от 14 июля (1836 г.) // ГАТО.
Ф.1016.Оп. 1.Д.45.Л.85об.
4
См., напр.: «...Николай Васильевич (Капнист.
—
А.Б.), вышел в отставку по
приказанию матери своей и женился в Малороссии, тоже по ее приказанию, на
девице хорошей фамилии, с небольшим состоянием, но вовсе не любил ее, отчего
она и была впоследствии истинной страдалицей всю жизнь свою». (Капнист-
Скалон СВ. С. 286.)
5
А.П. Керн вспоминала о сватовстве к ней избранника ее отца: «Передатель-
ницу генеральских желаний я спросила: «А буду я его любить, когда сделаюсь его
женою?», и она ответила: «Разумеется...»» . (КернА.П . 5
. С. 371.)
6
Щепкина А.В . С . 394.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
337
был человек хороший, и мы видели ее со временем снова расцветшей и до­
вольной. Такие замужества по выбору родителей были обычны в то время»
1
.
При этом существовали определенные различия между относившимся к сфе­
ре социальных взаимоотношений дворянства принципиальным согласием
родителей на брак дочери с их или ее избранником и имевшим высокий ду­
ховный смысл родительским благословением, служившим своеобразным за­
логом будущего семейного благополучия. Вероятно, поэтому мать, как более
остро по сравнению с отцом переживавшая матримониальные перипетии до­
чери, даже приняв предложение о ее замужестве, должна была найти в себе
душевные силы для того, чтобы благословить ее на это:
«Машинькина участь уже решена Князь с пятниць1 всякой день у нас, он
приехал с Влади:<славом(?)> Ивановичем Милюковым. Я думаю, что сего
дня Л:<юбовь> Л.<оггиновна> решится их благословить...»
2
.
Дворянская девушка же, действуя при совершении одного из важнейших
«шагов» в своей жизни по родительскому благословению, проявляла тем са­
мым христианское послушание, отказ от самоволия и упование на Промысел
Божий. Однако даже сознательное «принесение себя в жертву» не могло ком­
пенсировать отсутствия чувства счастья, не говоря уже о вынужденном при­
нятии на себя этой роли. Редко встречающиеся свидетельства мемуаристок о
благополучно сложившейся жизни той или иной российской дворянки (как,
например Марьи Федоровны Бояркиной
3
или Натальи Ивановны Вельяше-
вой
4
) выводят своеобразную «формулу счастья»: собственное эмоциональ­
ное предпочтение в девичестве — позитивная любовная история — удач­
ный брак. При этом смысл жизни, вопреки высокопарным ожиданиям или,
напротив, приписываемой женщинам пассивности, отождествлялся ими со
способностью самой испытывать нерепрессируемое чувство любви:
«Кузина пережила в юности своей счастливый роман с избранным ею жени­
хом и много лет провела в счастливом замужестве. < . . > Кузина, вспоминая
свою юность, говорила, что жить можно только для того, чтобы любить!»
5
Перефразируя мемуаристку современным научным языком, речь идет о
состоявшейся женской сексуальности, не подлежащей «подавлению», о
котором упоминает Г. Рубин и которое в преобладающем ряде случаев в
XVIII — середине XIX в. воспринималось как нормативное правило даже
теми дворянками, кому оно доставляло наибольшие нравственные и физи­
ческие страдания. Брак, заключенный по любви вопреки желанию матери
3
Там же.
4
Письмо М.Л. Манзей к В.Л. Манзей от 9 мая (1836 г.) // ГАТО. Ф. 1016. Он. 1 .
Д. 45. Л. 92.
5
Щепкина А.В . С . 394.
6
КернА.П. 5
. С. 345.
1
Щепкина А.В . С . 394-395.

338
А.В . Белова
девушки, оказывался счастливым даже при его экономической несостоятель­
ности: «Наталия Ивановна и Василий Иванович были очень добры, любили
друг друга и были счастливы, хотя он и разорялся от карт, но жена все ему
прощала»
1
.
В целом нормативная процедура, предшествовавшая замужеству дво­
рянки, наряду с социально-этическим аспектом, представленным обоюдной
договоренностью родов о браке, провозглашением будущих мужа и жены
официальными женихом и невестой, формальным введением жениха в круг
родных невесты, имела еще и существенный религиозный аспект Вся со­
вокупность досвадебных мероприятий включалась в общий контекст пов­
седневной духовной жизни провинциального дворянства и в круг годовых
традиционных празднеств. Вместе с тем отношение к браку как к событию
особо торжественному, «важному событию в жизни»
2
наиболее отчетливо
проявлялось в том, что предшествовавшие его заключению благословение,
сговор и обручение жениха и невесты могли быть приурочены к великим
праздникам церковного года. При этом православный образ жизни, который
вела дворянская девушка, в том числе и в момент своего выхода замуж, дол­
жен был придавать ее социальному существованию определенный ценност­
ный смысл.
Наконец, в практическую организацию замужества оказывались вов­
леченными фактически все ближайшие родственники девушки, особенно
женская их часть. Наиболее деятельное участие принимали незамужние те­
тушки невесты, что для них носило, разумеется, компенсаторный характер.
События, предшествовавшие вступлению в брак, показывают, что одной
из форм родственного общения в среде российского провинциального дво­
рянства было совместное проведение церковных православных праздни­
ков. Реализовывавшийся при этом в масштабах дворянской семьи принцип
соборности свидетельствует о том, что замужество дворянки имело особое
значение для поддержания реальной родовой общности. В данной связи
выход замуж может представлять интерес не только как конкретное событие
частной жизни, но и как факт дворянской сословной культуры XVIII — се ­
редины XIX в.
Замужество было сопряжено с существенными переменами в сфере по­
ведения и мировосприятия дворянки, с принятием ею на себя новых дел и
обязательств, а также с необходимостью проявления постоянной заботы о со­
хранении семейного согласия как одной из норм христианского общежития
и, вместе с тем, как формы выражения материнской тендерной роли. Однако
благие устремления молодых девушек зачастую наталкивались на столь же
решительное отторжение со стороны новоиспеченных мужей, особенно если
1
КернА.П. 5
. С. 345.
2
КернА.П. 2
. С.71.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
339
в намерения последних не входило что-либо менять в привычном им состоя­
нии эмоционального и бытового эгоцентризма.
Альтернативной формой заключения брака считался так называемый
«тайный брак», реализовывавшийся как этнографический брак «увозом», ког­
да родители по тем или иным причинам не давали согласия на замужество до­
чери, а она, напротив, стремилась к этому из-за сильной романтической при­
вязанности. Среди таких браков, заключавшихся исключительно по любви и
по желанию девушки, встречались как счастливые, так и несчастливые исто­
рии. Возлюбленные «увозили» своих избранниц и из родительского дома (как
гусарский ротмистр Андрей Васильевич Дуров Надежду Ивановну, урожден­
ную Александровичеву
1
) и из института. А.Н . Энгельгардт вспоминала:
«Про наш институт (московский Екатерининский. — А .Б .) было, например,
известно, что лет за двадцать пять до моего поступления (в 1848 г., следова­
тельно, речь идет о начале 20-х гг. XIX в. — А .Б.) сын директрисы увез одну
институтку и обвенчался с ней. Эта история в свое время наделала много
шуму и передавалась институтками из рода в род»
2
.
В крестьянской среде также была известна форма брака без согласия родных,
называвшаяся венчанием «самоходкой»
3
.
В этом случае заключение брака
ставилось в зависимость от принятия именно девушкой решения о самоволь­
ном побеге.
При добровольности и обоюдном стремлении не всякая дворянская де­
вушка могла набраться внутренней решимости обойтись без родительского
благословения и пренебречь общественным осуждением
4
, которому подле­
жал тайный брак, поэтому склонить ее к нему жениху было затруднительно.
Иногда усилия оказывались безрезультатными, как в истории 1843 г 16-ти-
летней Софьи Андреевны, урожденной Бахметевой, испытывавшей сомне­
ния на этот счет:
1
Дурова НА. 5
.
С. 25 -26.
2
Энгельгардт А.Н. С . 160.
3
Дерунов С. Указ. соч . С . 493; Балашов Д.М ., Марченко Ю.И ., Калмыкова Н.И .
Указ. соч. С. 22 .
4
«Он предлагал отчаянное средство: уговорить Прасковью Ивановну к побегу,
увезти ее и сейчас где-нибудь обвенчаться; но родные и слышать не хотели о таком
зазорном деле...». (АксаковСТ. Указ. соч. С . 56 .) Необходимо пояснить, что упоми­
наемая в этом литературном произведении автодокументального происхождения
Прасковья Ивановна, прототипом которой была Надежда Ивановна, урожденная
Аксакова (1747-1806), осталась сиротой и поэтому должна была получить согласие
на брак с Михаилом Максимовичем Куролесовым (на самом деле Михаил Макси­
мович Куроедов (... -1792)) у своего двоюродного брата Степана Михайловича Баг­
рова (Степан Михайлович Аксаков (1723-.. . )) при том, что женская часть ее родни,
включая бабушку со стороны матери, одобряла намечавшийся брак и всячески ему
содействовала. См.: Руммель В.В ., Голубцов В.В . Указ. соч . Т . I . С . 27.

340
А.В . Белова
«...Князь Вяземской... короткость обхождения своего с ея (В.П . Бахмете­
вой. — А .Б .) дочерью безсовестно, непростительно, употребил во то убеж­
дая ее при том согласиться на тайный брак к коему по словам его было уже
им все приготовлено. Дочь ея прежде не соглашалась, но ... по усиленным
его убеждениям, к тому она стала колебаться...»
1
.
Кроме того, организация отъезда и тайного венчания стоила немалых
средств. Как передавала слова своего несостоявшегося зятя В.П . Бахметева,
«Князь Вяземской сказал, что на сие нужны были ему 8-мь тысячь рублей
ассигнациями которых он не мог достать еще»
2
.
Реакция отца на тайный брак дочери характеризовалась той же «неуме­
ренной строгостью», что и его отношение к ее эмоциональным предпочте­
ниям, как показывает пример не достигшей 15-тилетия Надежды Ивановны,
урожденной Александровичевой. Аргументы, служившие ее оправданию в
глазах дочери, известной еще более неординарным поведением, не являлись
таковыми для ее родителя, названного Н.А . Дуровой «величайшим деспотом
в своем семействе»
3
:
«Мать моя поспешно отпирает эту маленькую дверь (садовую калитку. —
А.Б.) и бросается в объятия ротмистра, ожидавшего ее с коляскою, запря­
женною четырьмя сильными лошадьми... В первом селе они обвенчались...
Поступок матери моей хотя и мог быть извиняем молодостию, любовью и
достоинствами отца моего, бывшего прекраснейшим мужчиною, имевшего
кроткий нрав и пленительное обращение, но он был так противен патриар­
хальным нравам края малороссийского, что дед мой в первом порыве гнева
проклял дочь свою»
4
.
Мемуаристка СВ. Капнист-Скалон воспроизвела уникальную историю
тайного брака в 1780 г Марии Алексеевны, урожденной Дьяковой (1755¬
1807), с Николаем Александровичем Львовым (1751-1803), свидетельс­
твующую о том, что данная форма брака могла носить и своего рода ком­
промиссный характер, исключающий открытый конфликт с родителями и
длительный разрыв родственных отношений с ними. При этом близкие по
возрасту молодые супруги, с одной стороны, отстаивали свою эмоциональ­
ную привязанность и собственный матримониальный выбор, с другой, — в
течении нескольких лет вынуждены были приносить в жертву родительско­
му мнению себя и свои взаимоотношения:
«Будучи сговорен на матери моей (Александре Алексеевне (1759-1830). —
А.Б.), дочери статского советника Дьякова, восгштьшавшейся в Смольном
монастыре, и зная, что друг его, Н.А . Львов, был страстно влюблен в стар­
шую сестру ее, Марию Алексеевну, руки которой он несколько раз просил,
1
ГАТО.Ф.103.Он. 1.Д. 1509.Л.4 об.
2
Там же.
3
Дурова Il.. 1 .5
. С.25.
4
Там же. С . 25-26.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
341
но был всегда отвергнут (единственно потому, что не имел никакого состо­
яния), отец мой (Василий Васильевич Капнист (1758-1823).
—
А.Б.), нака­
нуне своей свадьбы, решился для друга своего на такой поступок, который,
пожалуй, решал, можно сказать, его собственную участь и мог сделать его
на всю жизнь несчастным.
Часто выезжая со своей невестой то с визитами, то на балы, и всегда в со­
провождении Марии Алексеевны, отец воспользовался последним обстоя­
тельством. Отправившись накануне своей свадьбы на бал, он, вместо того
чтобы подъехать к дому знакомых, подъехал к церкви, где находился уже и
Львов и священник и все нужное к венчанию. Таким образом обвенчав друга
своего и сестру, он решил их участь. Все разъехались в разные стороны из
церкви, — Львов к себе, а отец с невестой своею и сестрой ее на бал, где их
ожидали братья матери моей и удивлялись, что их так долго нет
Вскорости Львов получил назначение от правительства ехать за границу с
какими-то поручениями и только через два года возвратился, выполнив с
таким успехом возложенное на него дело, что в награду за то государыня
Екатерина II пожаловала ему значительное имение; тогда родители матери
моей согласились на брак его с дочерью своею Марией Алексеевной, потому
еще более, что она в продолжение этих двух лет не хотела ни за кого другого
выходить замуж и отказала нескольким весьма достойным женихам.
Можно легко себе представить удивление родителей и всех родных, когда
отец мой объявил им, что Мария Алексеевна и Львов два года уже как об­
венчаны и что он главный виновник этого их поступка. Львов до смерти
сохранил дружеские отношения свои к отцу моему»
1
.
В то же время запретный «тайный брак» по любви, в противоположность
легальному «пресному» браку по выбору родителей, заключал в себе притя­
гательные для молодежи элементы авантюризма и романтики, дефицит ко­
торых в повседневной жизни побуждал к их мысленному конструированию.
Атмосфера непубличности, интимности, сокрытия происходящего, в отли­
чие от официального, парадного, демонстративного сговора, способствовала
тому, что даже ребенок, каковым некогда был и князь П.А . Вяземский, «уга­
дывал» во внешнем облике героини счастливой любовной истории, увенчав­
шейся супружеством без родительского благословения, «какую-то романи­
ческую тайну»:
«Он («флигель-адъютант императора Павла», «князь Щербатов».
—
А.Б.).
приехав из Петербурга в Москву, влюбился в красавицу княжну Варвару
(урожденную Оболенскую. — А .Б .) . Брак их совершен был романически и
таинственно. Его мать, женщина суровая и властолюбивая, противилась это­
му браку, со всеми последствиями отказа в материнском согласии. Разуме­
ется, и мать невесты не могла в подобных условиях одобрить этот брак. Но,
кажется, мой отец благоприятствовал любви молодой четы и способствовал
браку, уговорив свою тетку (княгиню Екатерину Андреевну Оболенскую,
1
Капнист-Скалон СВ. С . 286-287.

342
А.В . Белова
урожденную княжну Вяземскую. — А .Б .) остаться в стороне и по крайней
мере не мешать счастию влюбленных. Они тайно обвенчались и в тот же
день отправились в Петербург. Помню, как она, в дорожном платье, заезжа­
ла к отцу моему проститься с ним и, вероятно, благодарить его за усердное
и успешное участие, помню, как поразила меня красота ее и особенность
одежды: вижу и теперь платье темно-зеленого казимира, в роде амазонки.
На голове шляпа более круглая, мужская, нежели женская. Из-под шляпы
падали и извивались белокурые кудри. Детство мое угадывало, что во всем
этом есть какая-то романическая тайна»
1
.
Как правило, даже упорно противившиеся самостоятельному выбору де­
тей родители вынуждены были, в конце концов, принимать его и признавать
существующий супружеский союз. Так, княгине Анне Григорьевне Щербато­
вой, урожденной княжне Мещерской, потребовалось немало времени, чтобы
смириться с «тайным венчанием» сына, князя Александра Федоровича Щер­
батова (1778-1817), с княжной Варварой Петровной, урожденной Оболенс­
кой (1774-1843)2
.
Осмелюсь предположить, что одной из причин несогласия
матери жениха на этот брак при родовитости обоих семейств могло быть не­
обычное и негативно воспринимаемое старшинство невесты. По словам П. А .
Вяземского, только «после многих лет старуха княгиня Щербатова простила
сына своего и приняла у себя невестку»
3
.
Одним из способов легитимации
тайного брака могло стать признание представителями старшего поколения
детей обвенчавшихся помимо их желания супругов. Н .А . Дурова, воспроиз­
водя историю замужества своей матери, матримониальный выбор которой
«не был выбором отца»
4
, описывала обстоятельства «снятия» родительского
проклятия с дочери, преступившей его волю: «Дед мой, вскоре по рождении
моем, простил мать мою и сделал это весьма торжественным образом: он
поехал в Киев, просил Архиерея разрешить его от необдуманной клятвы не
прощать никогда дочь свою и, получив пастырское разрешение, тогда уже на­
писал к матери моей, что прощает ее, благословляет брак ее и рожденное от
него дитя; что просит ее приехать к нему, как для того, чтобы лично принять
благословение отца, так и для того, чтобы получить свою часть приданого»
5
.
Более решительно, чем совсем молоденькие девушки, на тайный брак со­
глашались взрослые молодые особы, для которых единственным способом
обрести самостоятельность было «бежать из дома, так как иго было невы­
носимо», как вспоминала о себе ОС. Павлищева, урожденная Пушкина
6
.Не
1
Вяземский П.А . С . 318.
2
См.: История родов русского дворянства... Кн. 1 . С . 91.
3
Вяземский П.А . С . 318.
4
Дурова НА. 5
. С.25.
1
Там же. С. 28.
2
См.: Кунин В.В. Ольга Сергеевна Павлищева // Друзья Пушкина... Т . I . С . 45.

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
343
только церковное венчание могло стать содержанием тайного брака, но и та­
кая часть свадебного обряда, как встреча новобрачных после венца, если их
намерения были скрыты лишь от отца:
«Мать Пушкина, Надежда Осиповна, вручая мне икону и хлеб, сказала:
«Remplacez moi, chere amie, avec cette image, que je vous confie pour benir ma
fille!» (Замените меня, мой друг, вручаю вам образ, благословите им мою
дочь! (фр.). — А .Б .) . Я с любовью приняла это трогательное поручение и,
расспросив о порядке обряда, отправилась вместе с Александром Сергееви­
чем в старой фамильной карете его родителей на квартиру Дельвига, которая
была приготовлена для новобрачных»
1
.
Осуществление хотя бы «осколка» нормативных обрядовых действий долж­
но было легитимировать тайный брак в глазах родителей и родственников,
хотя с формальной, канонической точки зрения для этого было достаточно
только церковного таинства венчания. Это свидетельствует о том, что брак
по-прежнему оставался социальной интеракцией в большей степени, нежели
фактом духовной жизни, несмотря на то, что душеспасительная мотивация
приводилась как главный аргумент в пользу необходимости его заключения.
Таким образом, анализ девичества как «возраста жизни», завершавшего­
ся замужеством женщины, позволяет сделать следующие выводы. При от­
сутствии ввиду усугубления социальных ограничений в дворянской среде, в
отличие от крестьянской, ритуала перехода в зрелый возраст, в ней длительно
сохранялась последовательность традиционной свадебной обрядности.
Конструкция дворянского свадебного обрядаXVIII — серединыXIXв.:
1. Сватовство, иногда с участием профессиональных брачных посредниц
(свах). Либо знакомство дворянской девушки с будущим мужем, его ухажи­
вания и официальное предложение о вступлении в брак.
2. Помолвка.
3. Принятие родителями девушки (или лицами, замещавшими их) и де­
вушкой (иногда вынужденно) решения о выходе замуж.
4. Согласие на брак родителей жениха посредством особых «застрахован­
ных писем».
5. Благословение брака родителями и родственниками невесты. В ряде
родов — традиция благословения невесты дядей по материнской линии.
6. Провозглашение официальными женихом и невестой (публичное объ­
явление о выходе дворянской девушки замуж).
7. Формальное введение жениха в круг родных невесты посредством осо­
бых рекомендательных писем.
8. Сговор («сговорные церемонии или веселия»): «подчивание», бал,
«этикетный и торжественный ужин и питье за оным».
3
КернА.П. 2
. С.70-71. Также см.: КернА.П. 3
. С. 107-108.

344
А.В . Белова
9. Обручение.
10. Свадьба («свадебная церемония»): «проводы» невесты родными, ее
«прощание» с ними, «выезд из отцовского дому» «в дом свекров».
11. Церковное венчание.
12. Встреча новобрачных после венца.
13. Послесвадебные визиты к родным и знакомым.
Эта конструкция относилась к браку по сговору как нормативной форме
заключения брака, в отличие от альтернативного тайного брака (брака «уво­
зом»), осуществление которого тем не менее иногда допускало сохранение
отдельных элементов обряда.
На протяжении XVIII — середины XIX в. помолвка как часть свадебной
обрядности редуцировала из отдельного самостоятельного акта в контекс­
те «сговорных церемоний», смысл которого сводился к предварительной
договоренности о сговоре, в обобщающее название процедуры достижения
брачных договоренностей и всей совокупности досвадебных мероприятий.
Помолвка, не увенчавшаяся заключением брака, истолковывалась вне зави­
симости от обстоятельств в терминах негативизации дворянской девушки, ее
публичной репутации. Завуалированным объектом матримониальной сделки
становилась «честь» девушки в тендерном значении. «Безславие», «безчес-
тие», «обезславление девушки» в результате того, что она считалась невес­
той, но так и не вышла замуж, наносило удар по символическому прести­
жу дворянского рода и воспринималось как «безславие всему семейству»,
следовательно, как оскорбление представителей мужской его части, вынуж­
давшее последних «отдавать жизнь за честь сестры и матери» и «кончать
дело благородным образом». Межродовые мужские конфликты, предметом
которых являлась «честь» девушки урегулировались архаическим способом —
исключительно в соответствии с дворянским этосом, даже если этическое
их разрешение противоречило действовавшим законам. Дворянин, следо­
вавший букве закона в «деле о чести ибесчестии» («подтверждается запре­
щение вызванному словами писмом или пересылкою выходить надраку или
поединок»
1
), утрачивал в глазах равных ему по социальному статусу предста­
вителей дворянской общности этические характеристики, которые собствен­
но и позволяли причислять его к «благородным»: «Если же Вы не вылете, то
я принужден буду отказать Вам в малейшем уважении, буду всегда считать
Вас и всегда называть подлецом, бес искры чести, бес тени благородства, — и
уверяю Вас, что при первой встрече буду публично приветствовать Вас этим
именем»
2
.
Активное участие мужчин во всех ступенях свадебного обряда и
1
Манифест Екатерины II о правилах поведения дворянства, военных и других
сословий от21 апреля 1787 г. //ГАТО. Ф.466. Оп. 4. Д.35. Л. 2.
2
Письмо Ю.А. Бахметева к князю Г.Н . Вяземскому. Б/д // ГАТО. Ф. 103. Оп. 1.
Д. 1509. Л . 2 (подчеркнуто автором).

Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
345
в конфликтах, связанных с его нарушением, относит заключение матримо­
ниальных союзов к сфере мужских социальных взаимодействий и мужского
престижа. Собственно девушке отводилась роль «канала» достижения мужс­
ких притязаний — статусных, имущественных, сексуальных и других.
Девушки в письмах, как правило, транслировали свою объектность, ав­
торы же мемуаров, писавшихся в конце жизни, уже пытались рефлексиро­
вать над ней и критически ее оценивать. Для женского дискурса специфична
плюральность обозначений разновидностей браков в зависимости от их дви­
жущих мотивов — «брак по расчету», «замужество по выбору родителей»,
«брак по любви». Вместе с тем самостоятельное значение девичества как
«возраста жизни» для становления идентичности обесценивалось его ориен­
тированностью на конечный результат в виде «своевременного» и «успеш­
ного» замужества, зачастую не имевшего ничего общего с достижением лич­
ностной состоятельности, внутреннего комфорта и эвдемонии.

Глава IV
ВОЗРАСТ ТРЕТИЙ: «ЗРЕЛЫЙ ВОЗРАСТ С ЕГО ТРУДАМИ»
1
... Трираза под щитом
Охотней бы стояла, чем хоть раз
Родить...
Еврипид. «Медея»
2
4.1 . « . ..на вечное свое несчастье, я, кажется, беременна...»
3
(Переживание беременности российскими дворянками
XVIII — середины XIX в.)
Родины, родильная обрядность и представления — один из устоявшихся
предметов этнологического изучения
4
. Вместе с тем родильный обряд, широ­
ко трактуемый современными фольклористами и этнографами как временной
1
СабанееваЕ.А. С. 335.
2
Цит. по: Еврипид. Медея // Античная литература. Греция: Антология / Сост.
НА. Федоров, В.И . Мирошенкова. M ., 1989. Ч . 1 . С . 373.
3
КернА.П. 6
. С. 247.
4
Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре: Структурно-семантический
анализ восточнославянских обрядов. СПб., 1993; Белоусова Е.А . Наши современ­
ницы о родовспоможении в России // Корни травы: Сб. ст. молодых историков.
M., 1996. С. 216-228; Она же. Родовая боль в антропологической перспективе //
ARBOR MUNDI. Мировое древо: Междунар. журнал по теории и истории миро­
вой культуры. 1998. No 6. С . 48-57; Родины, дети, повитухи в традициях народной
культуры / Сост. Е.А. Белоусова; Отв. ред. СЮ . Неклюдов. M ., 2001; Рождение ре­
бенка в обычаях и обрядах: Страны зарубеж. Европы / Отв. ред.: Грацианская HH.,
Кожановский А.Н . M., 1997; Тульцева Л.А . Развитие современной родинной об­
рядности // Тульцева Л.А . Современные праздники и обряды народов СССР / Отв.
ред. Ю.В. Бромлей. M ., 1985. С . 135-142; Чеснов Я.В . Мужское и женское начала
в рождении ребенка по представлениям абхазо-адыгских народов // Этнические
стереотипы мужского и женского поведения / Отв. ред. А.К . Байбурин, И.С . Кон.
СПб., 1991. С . 132-158; Щепанская Т.Б. Мир и миф материнства. Санкт-Петербург,
1990-е годы. (Очерки женских традиций и фольклора) // ЭО. 1994. No 5. С. 17-25;
Она же. Мифология социальных институтов: родовспоможение // Мифология и
повседневность. СПб., 1999. Вып. 3. С. 389-423; Она же. Сокровенное материнс­
тво // Секс и эротика в русской традиционной культуре / Сост. А .Л. Топорков. M.,
1996. С. 3 95-443.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
347
континуум, включающий в себя беременность, предшествующие ей элемен­
ты свадебной обрядности, роды и весь период младенчества
1
, по признанию
тех же специалистов оказался менее исследованным в сравнении с другими
ритуалами жизненного цикла, например, свадебным и погребальным
2
.
Это ка­
сается, в первую очередь, традиционных культур и современной городской
культуры. Среди называемых причин такой историографической асиммет­
рии — «наружная неброскость», «некоторая таинственность» родин
3
.
Применительно к дворянской культуре XVIII — середины XIX в. ро­
дильный обряд вообще не изучался, поскольку данная проблематика, счи­
тавшаяся прерогативой этнографов, не попадала в поле зрения историков, а
этнографы, в свою очередь, как и в случае с девичеством, не интересовались
дворянством, не маркируемым ими в качестве носителя традиционной куль­
туры. Однако, если отдельные аспекты девичества (альбомные стихотворе­
ния, чтение барышни) все-таки затрагивались литературоведами и культу­
рологами, то антропология беременности и родов дворянок ранее нигде не
проблематизировалась и не исследовалась. В рамках истории частной жизни
и исторической феминологии основное внимание уделялось вопросам мате­
ринского воспитания и отношения к детям
4
.
Цель изучения родин в контексте междисциплинарного синтеза истории
повседневности, исторической этнологии и тендерной истории — 1) выяв­
ление переживаний и восприятий дворянками «своего» и «чужого» опытов
беременности, родов и обращения с младенцами; 2) определение места ро­
дильного обряда в системе обрядов жизненного цикла дворянской женщины
и мире женской дворянской повседневности; 3) анализ проявления и закреп­
ления в ситуациях беременности и, особенно, родов механизма социальной,
в первую очередь, патриархатной, иерархизации. Важно понять, как опыты
беременностей, родов, материнства сказывались на конструировании иден­
тичностей дворянских женщин, на способах позиционирования ими себя в
частном и публичном пространствах?
Источники по истории дворянского родильного обряда скупы, фрагментар­
ны, рассредоточены, часто завуалированы и требуют от исследователей соби­
рания их, в буквальном смысле, «по крупицам». Достаточно редко упоминания
о беременности и родах встречаются в письмах и дневниках, чаще в мемуарах,
1
Белоусова Е.А . Предисловие // Родины, дети, повитухи... С. 6 .
2
Баранов ДА. Родтгнный обряд: время, пространство, движение // Там же. С. 9 .
3
Там же. С.10.
4
Пушкарева Н.Л. Женщина в русской семье X — начала XIX в.: динамика со­
циокультурных изменений: Авт. дисс... д.и.н. Специальность 07.00.07. M ., 1997.
С. 35-40; Она же. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X —
начало XIX в.) . M., 1997; Она же. Мать и дитя в русской семье XVIII — начала
XIX века // Социальная история. Ежегодник, 1997. M., 1998. С . 226-246.

348
А.В . Белова
косвенные сведения могут быть извлечены из имущественных и родословных
документов. Тендерная специфика переживаемого опыта в данном случае са­
мым непосредственным образом отразилась на информативности субъектив­
ных источников. Авторы-мужчины большинства мемуаров не уделяли вни­
мания беременности и родинам ближайших к ним женщин. Лишь в редких
случаях, когда их тексты заведомо не предназначались для публикации или, по
крайней мере, отдавали дань соответствующей канонической традиции фор­
мальной адресации воспоминаний о произошедшем, пережитом, увиденном
и услышанном собственным детям, а не сторонним читателям (например, «За­
писки» М.П. Загряжского
1
), они не только обращались к таким сюжетам, но и
вообще воспроизводили картину своей повседневной и частной жизни
2
.
В данной главе анализируется то, что в рамках семиотического подхода
этнографы и фольклористы называют «текстом роженицы»
3
.
«Текст ново­
рожденного» — предмет отдельного специального исследования.
4.1 .1 . Беременность как антропологический «контекст»
женской дворянской повседневности
В XVIII — середине XIX в., как и в доимперский период
4
, состояние бе­
ременности составляло неотъемлемую часть женской повседневности. Если
у дворянской женщины не было явных проблем со здоровьем, она, находясь в
браке, беременела постоянно на протяжении всего репродуктивного возрас­
та. Некоторые дворянки рожали по пятнадцать
5
, девятнадцать
6
, двадцать
7
раз,
1
«.. .я буду писать не для люботггаых читателей, а для детей своих и единс­
твенно только то, что сам сделал, при мне случилось или самое важнейшее от са­
мовидца слышанное, и дал им слово, когда на досуге опишу все, что вспомню... и в
описании моем будет и такое, которое может послужить детям в пользу, особенно
сыновьям, а иногда читают же они вымышленные незначущие романы, так, верно,
приятней им будет прочитать случившееся с отцом. Для них предпринял написать,
что вспомню». (Загряжский М.П . С . 84.)
2
Об отличиях истории повседневности и истории частной жизни см.: Пушкаре­
ва Н.Л. «История повседневности» и «История частной жизни»: содержание и со­
отношение понятий // Социальная история. Ежегодник, 2004. M., 2005. С. 93 -112 .
3
Байбурин А.К . Указ. соч. С. 41.
1
См.: Пушкарева Н.Л. Мать и материнство на Руси (X-XVII вв.) // Человек в
кругу семьи: Очерки по истории частной жизни в Европе до начала нового времени
/ Под ред. Ю.Л . Бессмертного. M., 1996. С. 310.
2
Капнист-Скалон СВ. С. 283.
3
Ржевская Г.И . С . 35.
4
Вяземский П.А. С. 315.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
349
и, даже, как жившая в Тверской губернии Агафоклея Полторацкая (... -1822),
—
двадцать два раза
1
.
Современным женщинам такое трудно представить
(о мужчинах и не говорю). Дворянки демонстрировали максимальную реп­
родуктивную активность, если судить об этом исходя из заключений культур­
ных антропологов. Задаваясь вопросом, «сколько за всю жизнь детей может
родить одна женщина», С.А . Арутюнов и СИ. Рыжакова — авторы недавно
опубликованного учебного пособия по культурной антропологии — отвеча ­
ют: «максимум 15-20, на самом же деле еще меньше»
2
.
Примерно столько
же «оптимизма» заключено в утверждениях зарубежных исследователей.
Например, культуролог Алин Руссель (Aline Rousselle) полагает, что «совре­
менная женщина, выходящая замуж в двадцать четыре, способна выносить
семь или восемь детей, если она кормит своих младенцев, или десять и даже
пятнадцать, если не вскармливает»
3
.
Когда же в ведомственной документации, в родословных или имущес­
твенных документах дворянской семьи, в мемуарах фигурировали два-три
ребенка
4
, это, как правило, означало выживших и достигших взрослого со­
стояния детей. Отождествлять их с общим числом пережитых женщиной в
течение замужества беременностей было бы неубедительно, за исключением
случаев раннего прекращения брака в результате преждевременной смерти
одного из супругов
5
, болезни или раздельного проживания супругов.
Так, мемуаристка Н.Н. Мордвинова сообщала о гибели прадеда во время
первой же беременности своей прабабушки:
«В 1700 году, в феврале месяце, он (Иван Тимофеевич Мордвинов. — А.Б .)
женился на Авдотье Степановне Ушаковой. В том же году, при Петре Вели-
5
КернА.П. 5
. С. 354-355.
6
Арутюнов CA., Рыжакова СИ. Культурная антропология. M., 2004. С. 166.
7
Руссель А. Политики телесности в древнем Риме / Пер. с англ . О.Г . Литовской
// История женщин на Западе: В 5 т. Т. I: От древних богинь до христианских свя­
тых / Под общ. ред. Ж. Дюби и М. Перро; под ред. П. Шмитт Пантель; пер. с англ .;
науч. ред. перевода Н.Л . Пушкарева. СПб., 2005. С. 320.
4
ГАТО. Ф. 59. Канцелярия тверского губернского предводителя дворянства. Оп. 1.
Д. 5. Л . 28 об.; Ф. 103. Тверская ученая архивная комиссия. Оп. 1 . Д . 1563. Л. 28;
Д. 1586; Ф. 645. Тверское дворянское депутатское собрание. Оп. 1 . Д . 1311. Л. 3-5;
Ф. 866. Глебовы-Стрешневы — дворяне Новоторжского уезда Тверской губернии.
Оп. 1 . Д . 16. Л . 1 -1 об., 3; Ф. 1017. Озеровы — помещики Зубцовского уезда Тверс­
койгубернии. Он. 1.Д.1.Л.1;Д.3.Л.1-6 об.;Д.4.Л.26-27 об.;Д.5.Л.44об., 55 об.;
Ф. 1041. Суворовы — дворяне Кашинского уезда Тверской губернии. Оп. 1 . Д. 49.
Л. 1 -1 об.; Д. 51. Л. 4-5; Д. 73. Л. 2 об.-3; Ф. 1063. Лихаревы — дворяне Зубцовского
уезда Тверской губернии. Оп. 1. Д. 31; Ф. 1403. Атктины — дворяне Бежецкого
уезда Тверской губернии. Оп. 1. Д. 1. Л. 1; Д. 10. Л. 22 -23; Данилов М.В. С. 290.
5
См., напр.: ГАТО. Ф . 103. Он. 1. Д. 1586; Д. 1614. Л. 5-6; Дашкова Е.Р . 1
.
С. 95-97.

350
А.В . Белова
ком, пошел против шведов и был убит 19-го ноября на штурме при взятии
города Нарвы. Прабабушка моя, Авдотья Степановна, осталась молодою
вдовою. По прошествии двух месяцев у нее родился едтшственный ее сын,
Семен Иванович, в 1701 году, января 26-го»
1
.
Анастасия Васильевна Сарычева, урожденная Мацкевичева (...- 1846),
бывшая фрейлиной великой княжны Марии Павловны, в счастливом браке
(1804-1831), заключенном по взаимной любви, с адмиралом Г.А . Сарыче-
вым (1763-1831) родила только 2-х дочерей: Елизавету (1809) и Екатерину
(1811)2
.
У нее были проблемы со здоровьем, в частности, до июня 1808 г,
как установил исследователь жизни и деятельности ее мужа А.И. Алексеев,
она «серьезно болела: у нее отнялась правая рука; она и письма писала левой
рукой»
3
.
Княгиня Варвара Ивановна Италийская графиня Суворова-Рымникс-
кая, урожденная княжна Прозоровская (1750-1806)4, от брака (1774-1784) с
А.В . Суворовым (1730-1800) родила дочь Наталью (1775) и сына Аркадия
(1784). Но даже ее 10-тилетнее замужество едва ли укладывается в понятие
традиционного «совместного проживания» супругов по причине частого и
длительного отсутствия мужа из-за выполнения служебных обязанностей
и нахождения на театре военных действий. Окончательному разрыву пред­
шествовали временный разрыв с июля 1779 по апрель 1780 г и церковное
примирение
5
.
Помимо свойственных Суворову в быту «странностей»
6
, что,
в принципе, отвечало духу времени, по выражению П.А. Вяземского, «ори­
гиналов-самородков»
7
, семейные ценности, как явствует из его «Автобиогра­
фии», в которой он ни словом не обмолвился ни о том, что был женат, ни о
1
Мордвинова Н.Н . С. 390 .
2
ГАТО. Ф. 1233. Кафтырева Агриппина Васильевна (1796-1892) — дворянка
Тверской губернии. Оп. 1 . Д . 2; Алексеев А.И . Гавриил Андреевич Сарычев. M .,
1966. С. 110, 112-113, 130.
3
Алексеев А.И . Указ. соч. С. 121.
4
О ней см.: Дворянские роды Российской империи / П.Х. Гребельский и др.;
Под ред. СВ. Думина. СПб., 1995. Т. 2: Князья. С. 156; История родов русского
дворянства: В 2 кн. / Сост. И.Н. Петров. M., 1991. Кн. 2 . С . 43.
5
См.: Важнейшие даты жизни и деятельности А.В . Суворова // А.В . Суворов —
великий сын России. M ., 2000. С . 295-297.
6
Мордвинова Н.Н. С . 403; ПыляевМ.И . День генералиссимуса А.В . Суворова //
А.В .Суворов — великий сын России... С . 227-252.
7
Вяземский Н.А . 1
. С. 358. Также ср.: рязанский дворянин Павел Михайлович
Лихарев (1807-1870) «вошел в анналы» своей семьи как «оригинал с некоторыми
странностями и чудачеством» (ГАТО. Ф . 1063. Оп. 1 . Д . 32. Л . 67), его младший
брат A.M . Лихарев (1809-1884) записал 10 мая 1850 г., что «заехал к чудаку Рож-
кову... остался обедать у Рожкова который был еще странней...» (Запись-дневник
A.M . Лихарева за 3-16 мая 1850 г. // Там же. Д. 137. Л. 54, 77).

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
351
том, что имел двоих детей
1
, не входили в число важнейших приоритетов его
жизни, хотя его отношение к дочери-институтке и заслуживает отдельного
упоминания
2
.
Характерная деталь — окончательный разрыв с мужем про­
изошел, когда В.И . Суворова была на 6-м месяце второй беременности. Как
позднее и у А.П. Керн, прекращение неудачного 10-тилетнего брака и рож­
дение последнего в этом браке ребенка у В.И. Суворовой произошло в один
год. У А .П . Керн же было только 3 дочери — Екатерина (1818), Анна (1821) и
Ольга (1826) — от брака (1817-1826) с Е.Ф . Керном, благодаря тому, что она
все-таки сумела оставить нелюбимого мужа
3
.
Далее я приведу лишь некоторые выборочные данные, учитывающие раз­
ные хронологические, территориальные, статусные, имущественные, возрас­
тные характеристики и позволяющие составить эвентуальное представление
о количестве переживавшихся дворянками беременностей. Даже при менее
экстремальных цифрах по сравнению с вышеназванными (15, 19, 20, 22) их
обычное число (6, 7, 8, 9, 10, 11, 12) также производит впечатление. В то же
время, ориентируясь на содержащиеся в источниках сведения о количестве
выживших детей, следует понимать, что речь при этом идет о минимальном
числе подтвержденных беременностей. Всего же реальных беременностей
могло быть больше даже приводимых здесь вполне внушительных цифр за
счет поправок на неудачные беременности и умерших в детстве детей.
Новгородская помещица Домна Тимофеевна Ахматова в первой половине
XVIII в., будучи второй женой отставного капрала лейб-гвардии Конного пол­
ка Василия Артамоновича Ахматова, родила в браке (...- 1750) с ним 1 дочь и
5 сыновей
4
. Осташковская помещица Марья Федоровна Суворова, урожденная
Болкунова, во второй половине XVIII в. в браке с Евграфом Васильевичем Су­
воровым родила 3 дочерей и 3 сыновей
5
. Жившая в Петербурге и Вышневолоц­
ком уезде Тверской губернии Софья Сергеевна Манзей, урожденная Яковлева
(...-
после 1873), в первой половине XIX в. в браке с Николаем Логгиновичем
Манзеем (1784-1862) родила тоже 3 дочерей и 3 сыновей
6
. Вэтожевремяее
невестка вышневолоцкая дворянка Надежда Логгиновна Рыкачева, урожден-
1
См.: СуворовА.В . С. 15-79.
2
См.: Письма А.В . Суворова к дочери Наталье (Суворочке) // А.В.Суворов —
великий сын России... С . 261-281.
3
Керн А.П . С. 62; Гордин A.M . Анна Петровна Керн - автор воспоминаний
о Пушкине и его времени // Керн (Маркова-Виноградская) А.П . Воспоминания о
Пушкине / Сост., вступ. ст. и примеч. A.M. Гордина. M., 1987. С. 12.
1
ГАТО.Ф. 103.Он. 1.Д.1614.Л.2.
2
ГАТО.Ф.1041.Оп. 1.Д.12.Л.1;Д.50.Л.1;Д.73.Л.2 об.-3.
3
ГАТО. Ф . 1016. Манзей — помещики Вьптшеволоцкого уезда Тверской губер­
нии. Оп.1.Д.27.Л.1об.-2;Д.39.Л.13-13об.;Д.45.Л.25,44 об.;Д.93.Л.2,10
об.; Черейский Л.А . Пушкин и его окружение. Л., 1988. С. 252.

352
А.В. Белова
ная Манзей, в браке со Степаном Семеновичем Рыкачевым родила 5 дочерей и
1 сына
1
. Петербургская дворянка и новгородская помещица Поликсена Степа­
новна Стасова (1839-1918) в третьей четверти XIX в. в браке с Дмитрием Ва­
сильевичем Стасовым (1828-1918) родила «шесть человек детей», из которых
мемуаристка Е.Д. Стасова (1873-1966) «была пятым ребенком в семье»
2
.
Помещица Холмского уезда Анна Челищева в конце XVII в. родила в
браке с Иваном Осиповичем Челищевым 7 сыновей
3
.
По словам Екатерины II
(1729-1796), в конце 1752 г придворная дама «Чоглокова оставалась въ Пе­
тербург!) родить послг)дняго седьмаго ребенка своего. Разрешившись доче­
рью, она пр1г)хала... въ Москву»
4
.
Тверская дворянка Екатерина Ивановна
Апыхтина, урожденная Милюкова, во второй половине XVIII в. в браке с
надворным советником Иваном Афонасьевичем Апыхтиным родила 2 до­
черей и 5 сыновей
5
.
Тогда же вышневолоцкая помещица Анна Афанасьевна
Елманова, урожденная Максимова, имела в браке с Андреем Ивановичем
Елмановым 3 дочерей и 4 сыновей
6
.
Тамбовская, саратовская и рязанская
помещица Марья Ивановна Лихарева, урожденная Чаплыгина (...- 1849), в
первой половине XIX в. родила в браке с Федором Степановичем Лихаревым
(1784 — после 1849) 3 дочерей и 4 сыновей
7
.
Жившая в Псковской губернии
Прасковья Александровна Вульф-Осипова, урожденная Вындомская (1781¬
1859), родила в двух браках 4 дочерей и 3 сыновей
8
.
Московская дворянка Екатерина Васильевна Фонвизина, урожденная
Дмитриева-Мамонова, названная сыном-комедиографом «матерью чадолю­
бивой», в первой половине XVIII в. в браке с Иваном Андреевичем Фон­
визиным, которому приходилась «второй супругой», родила «восьмерых де­
тей» — 4 дочерей и 4 сыновей
9
. Еще одна жительница Москвы княгиня Анна
4
ГАТО.Ф.1016.Он. 1.Д.14.Л.7об.;Д.16.Л.2;Д.27.Л.1об.-2;Д.45.Л.
21 об.-2 2 об., 28, 32-33 об., 36 об. - 37 об., 55-55 об., 60-61 об., 76-76 об., 83 об.;
Рыкачевы No 1032 // Генеалогия господ дворян, внесенных в родословную книгу
Тверской губернии с 1787 по 1869 год, с алфавитным указателем и приложениями
/ Сост. М.П. Чернявский. Тверь, 1871. С. 165 об.
5
Стасова Е.Д . С . 14-15 .
6
ГАТО.Ф.103. Оп. 1.Д. 1597. Л.27об., 33 об.
7
Екатерина II. С . 133.
8
Ф.1403.Он.1.Д.1.Л.1;Д.10.Л.14.
9
Елмановы No 371 // Генеалогия господ дворян, внесенных в родословную кни­
гу Тверской губернии с 1787 по 1869 год... С. 65.
1
ГАТО.Ф.1063.Он.1.Д.32. Л.66;Д.72.Л. 1.
2
См.: Кунин В.В . Семья Осиповых — Вульф // Друзья Пушкина: Переписка;
Воспоминания; Дневники: В 2 т. / Сост., биограф. очерки и примеч. В.В . Кунина.
M., 1986. Т. II. С. 156.
3
См.: Фонвизин Д. С. 566; Кулакова Л.И. Денис Иванович Фонвизин: Биография
писателя. М.-Л., 1966. С. 4.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
353
Евгеньевна Оболенская, урожденная Кашкина (1778-1810), будучи «второй
супругой» князя Петра Николаевича Оболенского, произвела на свет «8 че­
ловек детей» — также 4 дочерей и 4 сыновей
1
.
По упоминанию москвички
М.А . Волковой (1786-1859), некая Толстая, урожденная Кутузова, в 1812 г
имела «восемь человек детей»
2
.
Дворянка Смоленской губернии Екатерина
Ивановна Мальковская во второй четверти XIX в. родила в браке с Констан­
тином Ильичем Мальковским (1796-.. .) 5 дочерей и 3 сыновей
3
.
Жившая в Вышневолоцком уезде Тверской губернии Прасковья Ильинич­
на Манзей, урожденная Языкова (1761-1818), в последней четверти XVIII в.
в браке с Логгином Михайловичем Манзеем (1741-1803) родила 5 дочерей
и 4 сыновей
4
.
Тульская и тамбовская помещица Пелагея Петровна Лихаре­
ва, урожденная Быкова, в конце XVIII — начале XIX в. в браке с Николаем
Андреевичем Лихаревым также родила 5 дочерей и 4 сыновей
5
.
Дворянка
Новоторжского уезда Тверской губернии Екатерина Михайловна Аболешева
в первой четверти XIX в. в браке с Нилом Васильевичем Аболешевым родила
5 дочерей и 4 сыновей
6
.
Жившая в Воронежской губернии Екатерина Иоси­
фовна Станкевичева, урожденная Крамер, в первой половине XIX в. в браке с
Владимиром Ивановичем Станкевичем родила 4 дочерей и 5 сыновей
7
.
Одна
из дочерей П.И . Манзей, Прасковья Логгиновна Абаза, жившая в Москве, в
браке с Аггеем Васильевичем Абазой (1782-1852) родила с 1817 по 1834 г 3
дочерей и 6 сыновей
8
.
Тверская дворянка Вера Николаевна Апыхтина, урожденная Бешенцова,
в первой половине XIX в. в браке с Николаем Александровичем Апыхтиным
родила 7 дочерей и 3 сыновей
9
.
4
Сабанеева Е.А. С. 372, 374.
5
Письмо М.А . Волковой к В.А. Ланской от 5 августа 1812 г. // Волкова М.А.
С. 288.
3
ГАТО. Ф. 1066. Мальковские — дворяне Бежецкого уезда Тверской губернии.
Оп. 1.Д.48.Л.1-1об.
4
ГАТО.Ф.59.Он. 1.Д.5.Л.28об.;Ф.1016.Оп. 1.Д.1.Л.1-6 об.;Д.16. Л.
1-2 об.; Д. 27. Л. 1-2; Д. 39. Л. 17-17 об., 22-22 об.; Д. 41. Л. 1-2; Д. 68. Л. 2-2 об.
5
ГАТО.Ф. 1063. Он. 1.Д.31.Л.41,42 об.-43, 44, 45, 47; Д.66.Л. 1.
6
Ф. 1022. Аболешевы — дворяне Новоторжского уезда Тверской губернии.
Оп. 1.Д.1.Л.4;Д.2.Л.2;Д.6.Л.1,3,5,7,18;Д.10.Л.4,7,8,9;Д.25.Л.1-1 об.;
Д.26.Л.1;Д.27.Л.1,12об., 18;Д.38.Л.1-2.
7
Щепкина А.В. С. 383; Манн Ю.В . В кружке Станкевича: Историко-литератур­
ный очерк. M ., 1983. С . 24-25 .
8
ГАТО.Ф. 1016.Он. 1.Д.1.Л.6-6 об.;Д. 16.Л.2;Д.27.Л. 1об.-2; Д.45.
Л. 10-11, 18-19 об., 26-26 об., Л. 30-30 об., 33-33 об.; Руммель В.В., Голубцов В.В .
Родословный сборник русских дворянских фамилий. СПб., 1886. Т. I. С. 5, 7.
9
Ф. 1403. Оп. 1 . Д. 1. Л . 1; Бешенцовы No 147 // Генеалогия господ дворян, вне­
сенных в родословную книгу Тверской губернии с 1787 по 1869 год... С. 25 об.-26.

354
А.В. Белова
Жившая в Новгородской губернии Наталья Ивановна Мордвинова, урож­
денная Еремеева (1733-1795), в браке с Семеном Ивановичем Мордвиновым
(1701-1777) родила «одиннадцать человек детей»
1
. Жившая в Новоторжском
уезде Тверской губернии Варвара Александровна Бакунина, урожденная
Муравьева (1792-1864), в браке с Александром Михайловичем Бакуниным
(1768-1859) родила с 1811 по 1824 г 5 дочерей и 6 сыновей
2
.
Дворянка Ря­
занской губернии Варвара Александровна Лихарева, урожденная Астафьева
(1813-1897), в браке с Александром Михайловичем Лихаревым (1809-1884)
родила с 1836 по 1855 г 6 дочерей и 5 сыновей
3
.
Афимья Ивановна Данилова, урожденная Аксентьева (конец XVII в. —
1759), мать мемуариста М.В. Данилова, в первой половине XVIII в. в браке
с Василием Гурьевичем Даниловым родила «двенадцать человек» — 4 доче­
рей и 8 сыновей
4
.
Жившая в Бежецком уезде Тверской губернии Елизавета
Андреевна Аракчеева, урожденная Ветлицкая (1750-1820), родила в браке
с небогатым тверским помещиком Андреем Андреевичем Аракчеевым
(...- 1 796) 12 детей, из которых самый известный — временщик при дворах
Павла I и Александра I граф А.А. Аракчеев (1769-1834)5
.
Многократно повторявшиеся беременности (вплоть до 22-х) должны
были способствовать восприятию их дворянками как своего естественного,
ординарного физиологического и психологического состояния, чего нельзя
сказать, например, о современных женщинах, для которых, разумеется, при
осознанном отношении, это состояние экстраординарное (часто уникальное),
требующее морального настроя и оздоровительной подготовки организма.
К дворянской культуре вполне применим вывод этнографов, справедливый
вообще для традиционных культур, о том, что в них «рождение ребенка
не было событием исключительным, а только одним в долгой цепи других
рождений»
6
.
Было ли оно более отрефлексированным ввиду включенности
в повседневную жизнь образованных носительниц письменной культуры —
вопрос спорный.
1
Мордвинова Н.Н . С. 392.
2
См.: Корнилов А.А. Молодые годы Михаила Бакунина: Из истории русского
романтизма. M ., 1915; Нирумова Н. Премухино Бакуниных. Дворянское гнездо //
HH. 1990. No III (15). С . 143-148.
3
ГАТО.Ф.1063.Он. 1.Д.32.Л.67, 70-71.
4
ДаниловМ.В . С . 293.
5
Михайлова КВ., Смирнов Г.В. Аннотация к No 52 // Из истории реализма в
русской живописи: Альбом / Сост.: К.В . Михайлова, Г.В. Смирнов, З.П . Челюбеева;
вступ. ст . М.В. Алпатова, введ. и аннот. К .В . Михайловой, Г.В. Смирнова. M ., 1982.
No 52.
6
Кабакова Г.И . Отец и повитуха в родильной обрядности Полесья // Родины,
дети, повитухи... С . 120.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
355
Это приводило, в частности, к тому, что дворянки вновь переживали ма­
теринство, имея уже старших дочерей, вступивших в период фертильности
1
,
а, вместе с тем, к «странным» семейным коллизиям. Старшей дочери смо­
ленской дворянки Екатерины Ивановны Мальковской, Любови Константи­
новне (7 февраля 1825 г), к моменту рождения матерью младшего сына
Петра (10 июля 1846 г) уже исполнился 21 год
2
. Рязанская дворянка Варвара
Александровна Лихарева (1813-1897) родила сына Павла (28 мая 1855 г),
будучи матерью 19-тилетней Анны (2 января 1836 г), которая впоследствии
так и не вышла замуж и не рожала
3
. Псковская дворянка П.А . Вульф-Осипова
(1781-1859) родила дочь М.И . Осипову в 1820 г в возрасте 39 лет, когда ее
старшей дочери А.Н . Вульф (1799-1857), рожденной ею в 18 лет, был уже
21 год. Ее племянница А.П . Керн (1800-1879) упоминала этот факт в своем
знаменитом дневнике, обращенном к Ф.П. Полторацкой:
«Письма ваши и Анны Николаевны я очень аккуратно получаю, но оставляю
их у себя до свидания с ней, которое должно быть скоро, потому что мы
недавно узнали, что мать ее родила дочь Марью и, верно не останется долго
в Петербурге, она большая хозяйка и не любит столицу. Впрочем, она так
считает себя счастливою, что везде довольна своим состоянием»
4
.
К тому времени сама А.П . Керн уже имела опыт родов и материнства, тогда
как ее сверстница, двоюродная сестра и подруга А.Н . Вульф не была заму-
1
То же можно заметить и в отношении сыновей. Так, в 1786 г. старшему сыну
Матрены Ивановны Рыкачевой, урожденной Милюковой, Николаю Семеновичу
Рыкачеву, было 32 года, а младшему, Степану, — только 7 лет. (Список имеющих
жительство в вьптшеволоцкой округе благородных дворян и имением недвижимым
во оной владеющих // ГАТО. Ф. 59. Оп. 1 . Д. 5. Л. 19 об.) Данные официальных до­
кументов корреспондируют со сведениями мемуаристок о большой разнице в воз­
расте между старшими и младшими детьми мужского пола, напр.: «Когда родитель
мой вступил в военную службу, брат его начинал только ползать...». (Березина Е.Я .
С. 690.) ДА. Лихарев поступил на военную службу 30 марта 1854 г. в возрасте 17-ти
лет, когда его младшие сестра Вера (25 апреля 1854 г.) и брат Павел (28 мая 1855 г.)
ещенеродились(!). (ГАТО. Ф . 1063. Оп. 1. Д. 32. Л . 70-71 .) В русской классической
литературе и иконографии также находит подтверждение сильная разновозраст-
ность детей в провинциальных и столичных дворянских семьях: «Скотинины, чета
седая, / С детьми всех возрастов, считая / От тридцати до двух годов...» . (Пушкин А. С.
Евгений Онегин // ПушкинА.С . Собр. соч.: В 10 т. M., 1975. Т. 4: Евгений Онегин.
Драматические произведения / Прим. Д. Д. Благого, СМ. Бонда. С. 94); Оливье (?).
Художник первой половины XIX века. Портрет семьи Бенуа. Около 1816 // Из исто­
рии реализма в русской живописи... No 60.
2
ГАТО. Ф. 1066. Оп. 1. Д. 48. Л. 1.
3
ГАТО. Ф. 1063. Он. 1. Д . 32. Л. 67, 70-71.
4
Керн А.П. 6
. С. 277-278.

356
А.В . Белова
жем и не рожала. В словах Керн
1
имплицитно присутствует, несмотря на,
казалось бы, «обычность» и «законность»
2
ситуации, мотив некоего несоот­
ветствия репродуктивного поведения тети ее принадлежности к поколению
«старших женщин» в семье, символический статус которых определялся вы­
ходом за пределы детородного возраста и позиционированием себя как по­
тенциальных бабушек
3
.
В действительности, 34-х, 39-ти и даже 42-хлетние
1
По иронии судьбы сама она впоследствии также в очередной раз стала мате­
рью в 39 лет, родив сына от будущего второго мужа и своего троюродного брата
А.В. Маркова-Виноградского, который к тому же был значительно моложе ее, но
формально все еще состоя в браке с Е.Ф. Керном. При этом старшей дочери, Ека­
терине Ермолаевне, был 21 год и брак ее с М.И . Глинкой в это время не состоял­
ся. Только спустя 10 лет после вторичного замужества матери (1842), в 1852 г., в
возрасте 34-х лет она вышла замуж за М.О . Шокальского. См.: Гордин A.M . Анна
Петровна Керн — автор воспоминаний о Пушкине и его времени... С. 14; Керн А.П. 2
.
С. 97; Гордин A.M . Примечания // Керн (Маркова-Виноградская) А.П. Воспомина­
ния о Пушкине... С . 393 . Причем воспоминания А.П. Керн наводят на мысль, что в
общении с М.И. Глинкой она составляла определенную конкуренцию дочери, хотя
та, по-видимому, не отвечала композитору взаимностью.
2
П.А. Вульф-Осипова состояла во втором браке и находилась в детородном
возрасте, верхняя граница которого условно определялась 45-ю годами. См., напр.:
«Женщины родят едва далее 45 лет...» . (ЛомоносовМ.В . С . 255.)
3
В современной практике подобные ситуации «пересечения» репродуктивных
интересов матери и взрослой дочери встречаются довольно редко и, при том, что
они тотально не осуждаются, вызывают непроизвольное удивление ввиду смеше­
ния стереотипных представлений о символических ролях: женщина, которая долж­
на принять на себя роль «бабушки» становится «матерью». Примером из области
литературы может служить нашумевшая в 1980-е гг . в СССР повесть Г. Щербако­
вой «Вам и не снилось...» (экранизированная в не менее известном одноименном
художественном фильме), в которой 40-летняя мать главной героини-старшек­
лассницы, переживающей взаимную первую любовь, стремящуюся перерасти в
брак, сама недавно вторично вышла замуж по любви и решилась родить второго
ребенка. Разрушая советские матримониально-репродуктивные стереотипы, она,
обретя, наконец, личное счастье, вместе с тем, испытывает своеобразный «комп­
лекс вины» не только перед окружающими женщинами своего поколения в лице
нерожавшей учительницы и других родительниц, от которых ожидает осуждения,
но и, что важно, перед ставшей «несчастной» дочерью, трагически переживающей
препоны, чинимые многими взрослыми ее взаимоотношениям с возлюбленным.
Мотив невозможности одновременного матримониально-репродуктивного благо­
получия матери и дочери (причем, в повести Щербаковой этот мотив отнюдь не
составляет главную интригу сюжета) имеет противоречивую архетипическую при­
роду. Если в конце XX в. «позднее» материнство жешттдны при наличии достигшей
фертильности дочери оценивается ее ровесницами как нарушение стереотипной
нормы, то в первой половине XIX в. оно, с одной стороны, воспринималось как

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
357
матери взрослых дочерей сами еще были способны родить и, как показывает
практика, не стремились сменить позицию «матери», так или иначе отож­
дествляемую с сексуальной привлекательностью, на позицию «бабушки» —
асексуального существа в характерном чепце.
Скрытая оценка, разделяемая молодой женщиной поколения 1800-х гг,
имеет глубинные мифологические корни. В разных традициях этнографами
зафиксирована своеобразная «непересекаемость» родин: помогать при родах
приглашались женщины, сами уже не рожавшие и даже не жившие поло­
вой жизнью, не вызывавшие никаких ассоциаций со статусом роженицы
1
.
По
словам Г.И. Кабаковой, «женщина, способная к деторождению, восприни­
мается как конкурентка и матери и ребенка»
2
.
В дворянской семье с ее внут­
ренней иерархией и функциональностью поколений, разграничением симво­
лических ролей каждой возрастной категории, любая инверсия должна была
осмысляться как символическая подмена. По сравнению с рядом других при­
меров, в случае с матерью и дочерью Вульф это было особенно очевидно:
первая дважды побывала замужем
3
, в разном возрасте имела детей от обоих
мужей
4
, вторая так и не вышла замуж
5
и детей не имела. В представлении
Керн, ее тетя и «счастлива» была как бы вместо своей старшей дочери. В этой
связи симптоматичен эпизод соперничества матери и дочери за расположе­
ние А.С. Пушкина
6
, упомянутый в предыдущей главе в контексте анализа
обычная практика, а, с другой, — подлежало имплицитному осуждению, напротив,
ровесницами дочери, усматривавшими в нем безотчетную угрозу репродуктивным
интересам своего поколения.
1
См.: Кабакова Г.И. Указ. соч. С . 111 .
2
Там же. С. 112.
3
Во второй брак с И.С. Осиповым Прасковья Александровна вступила в 1817 г
(Вульф А.Н . С . 24), когда ее дочь от первого брака Анна Николаевна Вульф до­
стигла 18 лет, обычного брачного возраста девушки по стандарту того времени, и
именно она, казалось бы, а не мать, вдвое ее старшая, должна была выйти замуж.
4
Пятерых от первого брака, двоих от второго. См.: Вульф А.Н. С . 22; Письмо
А.П. Керн к П.В . Анненкову от апреля — мая 1859 г. // Керн (Маркова-Виноградс­
кая) А.П . Воспоминания о Пушкине... С . 149; Кунин В.В. Семья Осиповых—Вульф...
С. 156; Строганова EH., Строганов М.В. «Ученик и последователь» Пушкина //
Любовные похождения и военные походы А.Н. Вульфа. Дневник 1827-1842 годов
/ Сост. Е.Н . Строганова, М.В. Строганов. Тверь, 1999. С. 8.
5
См.: Кунин В.В . Семья Осиповых — Вульф... С . 164.
6
См.: «Вчера у меня была очень бурная сцена с моей матерью из-за моего отъ­
езда. Она сказала перед всеми моими родными, что решительно оставляет меня
здесь, что я должна остаться и она никак не может меня (26-тилетнюю дочь(!). — А .Б .)
взять с собою... Если бы вы знали, как я опечалена! Я право думаю, как и А. К .
(Анна Керн. — А .Б .), что она одна хочет одержать над вами победу и что она из
ревности оставляет меня здесь... Я страшно зла на мою мать; вот ведь какая жен-

358
А.В . Белова
психоаналитической природы межпоколенного столкновения «молодых» ма­
терей с их старшими дочерьми как безотчетное и, вместе с тем, осознанное
конкурентное отстаивание собственной сексуальности.
Состояние неоднократных беременностей с равной неизбежностью на­
стигало как провинциальных, так и столичных дворянок, обитательниц
сельских усадеб и жительниц городов, приходилось на мирное или военное
время
1
.
Московская великосветская барышня М.А. Волкова писала петер­
бургской подруге и родственнице В.А. Ланской в 1812 г, незадолго до на­
чала войны с Наполеоном: «Все наши дамы беременны»
2
.
Это же касалось
дворянок, последовавших после заговора 1825 г за сосланными мужьями в
Сибирь. Мемуаристка П.Е. Анненкова отмечала:
«16 марта 1829 года у меня родилась дочь, которую назвали в честь бабушки
Анною, у Александры Григорьевны Муравьевой родилась Нонушка, у Да­
выдовой сын Вака. Нас очень забавляло, как старик наш комендант был сму­
щен, когда узнал, что мы беременны, а узнал он это из наших писем, так как
был обязан читать их. Мы писали своим родным, что просим прислать белья
для ожидаемых нами детей; старик возвратил нам письма и потом пришел
с объяснениями:
—
Mais, mes dames, permettez-moi de vous dire, — говорил он запинаясь и
в большом смущении: Vous n'avez pas le droit enceintes («Ho позвольте вам
сказать, что вы не имеете права быть беременными» — пер. с фр. — А .Б.),
—
потом прибавлял, желая успокоить нас: — Quand vous serez accoucher,
c'est autre chose («Когда у вас начнутся роды, ну, тогда другое дело» —
пер. с фр. — А.Б.).
Не знаю — почему ему казалось последнее более возможным, чем
первое»
3
.
При этом беременность, по сравнению с другими аспектами женской дво­
рянской повседневности, слабо репрезентирована автодокументальной
традицией. В лучшем случае о ней просто упоминалось в письмах и мему­
арах, в большинстве же текстов она вообще игнорировалась и сразу конста­
тировался факт рождения ребенка. О том же, чтобы специально описывать
свои переживания или изменения самочувствия, связанные с беременнос­
тью, за редчайшим исключением (А.П . Керн, А.Г Достоевская), речи не
шло вовсе.
шина!.. Я не знаю, куда адресовать вам это письмо, я боюсь, как бы на Тригорское
оно не попало в руки мамы...». (Письмо А.Н. Вульф к А.С. Пушкину от начала
марта 1826 г. // Гроссман Л.П . Письма женщин к Пушкину. Репринт. изд. Подольск,
1994. С. 42-43.) Также см.: Гроссман Л.П . Указ. соч. С. 35-36.
1
Березина Е.Я.; Волкова М.А. К чести России. Из частной переписки 1812 года
/ Сост., автор предисл. и примеч. М. Бойцов. M., 1988.
2
Письмо М.А . Волковой к В.А. Ланской от 6 мая 1812 г. // Волкова М.А . С. 279.
3
Анненкова П.Е .

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
359
Репрезентация беременности в иконографии — также явление уникаль­
ное
1
,
встречаемое только в 10-е гг XIX в. в рамках направления, условно
называемого «наивным реализмом» (термин М.В. Алпатова)
2
.
Одно из объ­
яснений этому может быть связано с выводом Я.В. Брука об отсутствии
в русском искусстве XVIII в. «аристократического жанра» как отражения
дворянской повседневности
3
.
Индивидуальные же портреты, которые, по
словам Брука, — «почти в той же мере привилегия дворянства, что и жа­
лованные ему вольности»
4
, не позволяют судить о беременности изобра­
женных на них женщин. Очевидно, состояние беременности не соответс­
твовало ожидаемой от дворянского портрета «способности принимать
репрезентативный характер»
5
.
Не случайно семейный портрет, на котором
около 1816 г запечатлена беременной Екатерина Андреевна Бенуа, был оха­
рактеризован впоследствии ее знаменитым внуком, А.Н. Бенуа, как напи­
санный «каким-то "другом дома"» и, потому, как «совершенно любитель­
ское произведение»
6
, а не официальный парадный портрет, создаваемый
специально приглашенным мастером. Другое из возможных объяснений со­
стоит в том, что, вероятно, и внутренние интенции женщин препятствова­
ли визуальному закреплению образа беременности. Т .Б. Щепанская считает
«запреты на фиксацию облика беременной» традиционными и действую­
щими по сей день (одно из проявлений в современной версии — «запрет
фотографировать беременную»), усматривая в них определенные культур­
ные предписания
7
.
Причины всего этого могут быть следующими. С одной стороны, сами
женщины на фоне часто (в некоторых случаях, постоянно) повторявшихся
беременностей не усматривали в них явления, «выпадающего из ряда», и,
потому, не считали нужным специально его описывать, воспринимали как
своего рода издержки женской биографии, не заслуживающие запечатления
в тексте. Кроме того, даже рефлексирующие дворянки были эссенциалистка-
ми, разделявшими идею «призвания» женщины как материнских обязаннос-
1
Оливье (?). Художник первой половины XIX века. Портрет семьи Бенуа. Около
1816 // Из истории реализма в русской живописи... No 60.
2
Алпатов М.В . Вступительная статья // Из истории реализма в русской живо­
писи... С. 12.
3
Брук Я.В . У истоков русского жанра. XVIII век. M ., 1990. С . 105, 231-232.
4
Там же. С. 105.
5
Там же.
6
Бенуа А. Мои воспоминания: В 2 т. M., 1993. Цит. по: Михайлова К.В .,
Смирнов Г.В . Аннотация к No 60 // Из истории реализма в русской живописи...
No 60.
7
См.: Щепанская Т.Б. К этнокультуре эмоций: испуг (эмоциональная саморегу­
ляция в культуре материнства) // Родины, дети, повитухи... С . 253.

360
А.В. Белова
тей, «которые предназначены природой ей самой»
1
.
Именно ввиду регуляр­
ной повторяемости беременностей дворянские женщины могли не придавать
им особого ценностного значения по сравнению с другими, реже пережи­
вавшимися, физиологическими и психологическими состояниями. Беремен­
ность, неоднократно возобновлявшаяся в течение репродуктивного периода
жизни дворянок, превращалась из локализованного во времени аспекта в
своего рода «контекст» женской повседневности, в антропологический фон
бытия «по умолчанию», акцентировать внимание на котором противоречи­
ло тогдашнему канону письма. Вероятно, в этом случае немногие описания
собственных беременностей и родов можно считать проявлениями «женско­
го письма», в значении Элен Сиксу (Helene Cixous), как преодоления стерео­
типов и канонов, как «прорыва» к своей телесности и эмоциональности, как
попытки озвучить себя на «языке» тела
2
.
С другой стороны, наоборот, дворянки могли, следуя безотчетным интен­
циям, табуировать беременность, что мне представляется, исходя из анализа
субъективных источников, в меньшей степени вероятным. (Т.Б . Щепанская,
напротив, применительно к современной культуре, настаивает на «табу на
вербализацию этого опыта»
3
. ) Складывается впечатление, что российские
дворянки XVIII — середины XIX в. просто старались «не замечать» своих бе­
ременностей, понимая, что это состояние, как и сопряженные с ним физичес­
кие и, часто, моральные страдания — неизбежность. Интересное заключение
в отношении наших современниц предложено Т.Б . Щепанской, утверждаю­
щей, что, в силу действующих культурных предписаний, женщины избегают
включения беременности и родов в опыт собственной идентичности
4
.
Тем
1
Письмо Н.Н . Пушкиной-Ланской к П.П . Ланскому от 13/25 июля 1851 г. //
Пушкина-Ланская Н.Н . С . 104-105 .
2
См.: «Она (женщина. — А.Б .) должна описывать себя, поскольку это есть акт
изобретения нового мятежного письма, которое в момент прихода ее освобожде­
ния позволит ей завершить необходимый прорыв, трансформировать собственную
историю. <.. > Описывая себя, женщина вернется к собственному телу... Пишите
самое себя. Ваше тело должно быть услышано. Только тогда неистощимые запа­
сы бессознательного выплеснутся наружу. < .. >
. . .родится текст, проггисанный ее
собственным языком. < .. > Женский текст — это больше, чем просто разрушение
устоев. Это вулкан: когда он написан, он срывает кору старого наследия маскулин­
ной культуры...». (Сиксу Э. Хохот Медузы // Введение в тендерные исследования.
Ч. II: Хрестоматия / Под ред. СВ. Жеребкина. Харьков; СПб., 2001. С. 887. С. 804,
805, 814 .)
3
Щепанская Т.Б . К этнокультуре эмоций: испуг (эмоциональная саморегуляция
в культуре материнства)... С . 253.
4
«Традиция препятствует фиксации внимания жешттдны на телесности дето­
рождения, так чтобы облик ее и ребенка в это время не совмещался бы с ее пред­
ставлениями о самой себе, не был вписан в систему ее самосознания». (Щепанс-

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
361
более не случайно «кавалерист-девица» Надежда Дурова (1783-1866), озву­
чившая в дворянской автодокументальной
1
традиции «отвращение к своему
полу»
2
, совершенно «забыла» упомянуть не только о собственном замужест­
ве и уходе от мужа, но и о вынашивании и рождении сына
3
, а также о своем
отношении к нему При этом она подробно описала укладывавшиеся в ее
«картину мира» беллетризованные переживания беременности своей матери.
Вопрос еще и в том, как осознавали дворянки физиологические слож­
ности вынашивания беременности и «муки родов», поскольку словом «стра­
дания» в дневниках и мемуарах чаще обозначались душевные страдания
4
,а
не физическая боль. Будучи и в детстве и в девичестве приучаемы к терпе­
ливому перенесению боли, возможно, некоторые из них и могли быть к ней
психологически менее чувствительны, однако это не означает, что деторож­
дение становилось настолько неощутимым опытом, чтобы не уподоблять его
«женской инициации» в мифологии жизненного пути дворянской женщины.
кая Т.Б . Мифология социальных институтов: родовспоможение... С. 3 89-423.) Об
этом же см.: Щепанская Т.Б. К этнокультуре эмоций: испуг (эмоциональная само­
регуляция в культуре материнства)... С . 253.
1
Не стоит при этом забывать о специфичности произведения Н.А. Дуровой «Ка­
валерист-девица» (1836), которое Э. Шоре называет «квазиавтобиографическим»,
относящимся к традиции литературы амазонок. См.: Cheaure E. Der "fremde Mann":
Identitats- und Alteritatsdiskurse bei Elena Gan und Nadezda Durova. Die Erzahlungen
Dzellaledin (1838) und Das Spiel des Schicksals oder Die gesetzwidrige Liebe (1839)
// Vater Rhein und Mutter Wolga: Diskurse um Nation und Gender in Deutschland und
Russland / Hrsg. von E. Cheaure, R. Nohejl und A. Napp. Wurzburg, 2005. S. 250.
2
Дурова Н.А . 5
.C
34.
3
В октябре 1801 г. Н .А . Дурова была обвенчана в Вознесенском соборе города
Сарапула с чиновником 14 класса B.C. Черновым, а в январе 1803 г. там же состо­
ялось крещение их сына Иоанна. См.: Основные даты жизни и деятельности Н.А.
Дуровой // Кавалерист-девица Н.А . Дурова в Елабуге / Автор-сост . А .И. Бегунова.
M., 2003. С. 38.
4
«Вот любовь до чего довела: все оставила, и честь, и богатство, и сродников,
и стражду с ним и скитаюсь» (Долгорукая Н. С . 272); «Пускай бы я одна в стра­
дании была, товарища своего не могу видеть безвинно страждущего» (Там же.
С. 275); «Не можно всего страдания моего описать и бед, сколько я их перенесла!»
(Там же. С . 279); «Коснувшись этих чувств и страданий, я должна заметить, что
мне еще не было полных семнадцати лет, и я в первый раз расставалась с мужем,
которого я пламенно любила» (Дашкова Е.Р . 1
. С. 16); «...при рассказах о наших ли­
шениях и страданиях, с которыми, однако же, мы свыклись настолько, что сумели
быть и веселы и даже счастливы в изгнании» (Волконская М.Н. С . 15); «Мой удел
насей земле — одни лишь страдания» (КернА.П . 6
. С . 288); «...несмотря на то, что
мне пришлось перенести много материальных невзгод и нравственных страданий,
я считаю свою жизнь чрезвычайно счастливою...» (Достоевская А.Е. С . 9).

362
А.В . Белова
Согласно христианской концепции болезненность родов определяется
женщине в наказание за первородный грех («Жене сказал: умножая умно­
жу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей»
1
),
и, вместе с тем, деторождение оценивается как один из возможных путей к
спасению («Впрочем спасется чрез чадородие, если пребудет в вере и любви
и в святости с целомудрием»
2
). Оно же является основной целью и оправда­
нием христианского брака и сексуальных отношений между супругами как в
православной, так и в католической традициях
3
, не только богословской, но
и светской
4
. В беременности, родах и неонатальном периоде жизни младенца
присутствует элемент мистического, более выраженный в сакральной отме­
ченности этого отрезка в народных традициях, нежели в стремлении придать
ему значение профанной обыденности в дворянской культуре.
Вместе с тем, наряду с поощряемым и практикуемым в дворянских
семьях многочадием (следствием одновременного влияния христианской
концепции и отсутствия контрацепции), в XVIII в. как женщины нередко
имели повод сказать о себе «осталась я именованная бездетна»
5
,такимуж­
чины могли себе представить ситуацию, при которой «паче чаяния повлас-
ти Всевышняго Творца небудеш ты иметь детей итако втом восвое время
безнадежно себя находить будешь»
6
. П ри этом на уровне заключения брака
сама возможность подобной ситуации даже не предусматривалась, в отли­
чие от момента составления «изустной духовной памяти», когда, «помня
каждому необходимой час смерти», обобщение опыта всей прожитой жиз­
ни заставляло при решении вопросов наследства принимать в расчет обсто­
ятельства, если «у кого детей не будет»
7
.
В приданых (сговорных, рядных)
росписях
8
, в тех случаях, если они включали в себя перечень «благослове-
2
Бытие, 3:16.
3
1-е Тимофею, 2:15.
4
См. также: Пушкарева Н.Л. Семья, женщина, сексуальная этика в православии
и католицизме: перспективы сравнительного подхода // ЭО. 1995. No 3 . С . 60; Она
же. Женщина в русской семье X — начала XIX в.: динамика социокультурных
изменений... С. 35; Трча С. Мы ждем ребенка. 2-е изд. русс. Прага, 1976. С. 44 .
5
«Первые после женитьбы лета проходят бесгшодны, следовательно, такое суп­
ружество не супружество...». (ЛомоносовМ.В . С. 254.)
1
ГАТО.Ф.1017.Он. 1.Д.6.Л.1.
2
Тамже.Д.5.Л.11.
3
ГАТО.Ф.103.Оп. 1. Д.1597.Л.33 об.-36;Ф. 1017.Он. 1. Д.5.Л.8-12.
4
ГАТО. Ф. 103. Оп. 1. Д. 1427. Л. 4; Д. 1563. Л . 20, 27-27 об., 42-43 об.; Д. 1574;
Д. 1586.Л.1 об.-2;Д. 1597.Л.1-1 об., 12 об., 15,16;Д.1614.Л. 1-1 об., 7-7 об.;
Д. 1643. Л. 2 об.-3; Д. 1655. Л. 2-4 об., 13; Д. 1665. Л. 1-1 об.; Д. 1690. Л. 1-1 об.;
Ф. 1017. Он. 1.Д.6.Л. 17 об.-19 об.;Ф. 1041. Оп. 1.Д.44. Л. 1-6 об.;Д.53.Л. 1-4 об.;
ТГОМ—КАШФ. РККД. КНФ 589.Д.1. Л.1-1 об.;КНФ 930(2).Д. 2.Л. 1.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
363
ния святыми образами»
1
, упоминаются иконы, помогающие благополучию
супружества и семейному счастью (образа Спаса
2
, Богородицы Казанской
3
,
бессребреников и чудотворцев Космы и Дамиана
4
, святой мученицы Парас­
кевы, нареченной Пятницей
5
, святых мучеников Гурия, Самона и Авива
6
,
святых мучеников Адриана и Наталии
7
), но не удается встретить ни одного
названия из многих икон, которые особо покровительствуют беременности
и родам, помогают от бесплодия и нехватки материнского молока, в выбо­
ре пола ребенка
8
.
Это характеризует «автоматизмы» сознания, априорную
ориентацию на деторождение, прослеживаемую не только в формулах иму­
щественных документов, но и на ментальном уровне как у женщин, так и
у мужчин, дававших приданое, для которых замужество ассоциировалось
с безусловным появлением детей, процессом настолько «естественным»,
что даже молитвенные усилия здесь, в отличие от других сфер повседнев­
ной жизнедеятельности, казались излишними. Субъективные источники не
сохранили ни реакций дворянок на отсутствие детей, ни сведений о том,
пытались ли они преодолевать подобные обстоятельства, и, если да, то, ка­
кими способами. О том, что они могли прибегать к внецерковным методам
исцеления от бесплодия имеется лишь косвенное свидетельство русской
мужской эпиграммы второй половины XVIII в., источника не вполне на­
дежного в силу жанровой конъюнктуры и ярко выраженной мизогинист­
ской направленности:
«Цыганку женщина дарила
И говорила:
"Рабенка я иметь хочу,
Ты сделай мне, я это заплачу".
Цыганка говорит на эту речь погану:
"Поди к цыгану"»
9
.
5
ГАТО.Ф. 103.Он. 1.Д. 1574;Д. 1586.Л. 1 об.-2; Д. 1614. Л. 1-1 об., 7-7 об.;
Д. 1643. Л. 2 об.-3; Ф. 1017. Оп. 1. Д. 6. Л. 17 об.-19 об.; Ф. 1041. Он. 1. Д. 44.
Л. 1-6 об.; Д. 53. Л. 1-4 об.
6
ГАТО.Ф. 103. Оп. 1.Д. 1574. Л. 1-1 об.; Д. 1614. Л. 1,7.
7
Тамже. Д.1574. Л.1об.;Д.1586.Л.1об.;Ф.1017.Он.1.Д.6.Л.18.
8
ГАТО.Ф. 103. Оп. 1.Д. 1574. Л.2.
9
Там же. Д. 1614. Л. 1, 7.
10
Там же. Д. 1586. Л. 1 об.
11
Там же.
12
См.: Земная жизнь Пресвятой Богородицы и описание святых чудотворных ее
икон: Справочное изд. / Сост. С. Снессорева. Ярославль, 1997. С. 92-93, 282-283,
396-397; Православие. Настольная книга верующего. Обряды. Святыни. Молитвы
/ Сост. А .Ю . Костин. M., 2004. С. 422-440 .
1
Сумароков А.П. Цыганка // Русская эпиграмма / Сост., вступ. ст. и примеч. В .
Васильева. M., 1990. С . 76.

364
А.В . Белова
Характерно, что высмеиванию подлежит сам дискурс женщины, пожелав­
шей завести ребенка, и предпринимающей к этому самостоятельные шаги.
При том, что, согласно предписываемой женщинам социокультурной норме,
брак и рождение детей не мыслились отдельно одно от другого, в реальной
жизни встречались и браки без детей
1
(правда, обусловленные не столько
репродуктивным выбором женщин, сколько медицинскими показаниями), и
дети вне браков
2
.
Применительно к девичеству в предыдущей главе выяснялись возмож­
ности добрачных связей и беременностей дворянок, которые запечатлены, в
том числе и в литературной традиции XIX в.
3
Что касается внебрачных бе­
ременностей замужних женщин и вдов, такие примеры тоже существовали
4
.
Полковница Татьяна Федоровна Ярославова имела внебрачных детей, «вос­
питанников», от Ф.Г . Орлова (1741-1796), который не был женат
5
.
Печально
известная «вдова Дарья Николаева которая по следствию в Юстиц коллегии
оказалась что немалое число людей своих мужескаго и женскаго пола безче-
ловечно мучителски убивала до смерти», уже находясь в застенке, забереме­
нела от связи с караульным солдатом
6
. Тем более русская мужская эпиграмма
второй половины XVIII в., педалировавшая тему женской сексуальности, не
оставила этот сюжет без внимания:
«"Я обесчещена», — пришла просить вдова.
Однако знал судья, кто просит такова.
«Чем?» — спрашивал ее. «Сегодня у соседа, -
Ответствовала та, — случилася беседа.
Тут гостья на меня так грубо солгала:
Уж ты-де во вдовстве четырех родила».
Судья ей говорит: «Плюнь на эту кручину;
Стал свет таков, всегда приложат половину"»
7
2
ГАТО. Ф. 103. Он. 1. Д. 1563. Л. 20, 27-27 об.; Ф. 645. Оп. 1. Д. 1311. Л. 3;
Ф.1017.Он. 1.Д.5.Л.8-12;Д.6.Л.1;Ф.1063.Оп. 1.Д.32.Л.80об.-81; Ф.1233.
Он. 1.Д.1.Л.2;Д.3.Л.6.
3
ГАТО.Ф.1063.Оп. 1.Д.32.Л. 70.
4
В частности так называемая литература «второго ряда», знает такие приме­
ры. Можно вспомнить княжну Анну из теперь уже экранизированного романа
В.В . Крестовского (1840-1895) «Петербургские трущобы» (1864-1867) (название
телевизионной версии «Петербургские тайны»).
5
ГАТО.Ф.1063.Он. 1.Д.32.Л.70;Рондо. С. 244.
6
См.: Дворянские роды Российской империи... Т. 2. С. 192-193.
1
ГАТО. Ф. 103. Оп. 1. Д. 2228. Л. 1-1 об.; Д. 2237. Л . 1; Дворянские роды Рос­
сийской империи... Т . 2 . С . 213.
2
Сумароков А.П . ««Я обесчещена», — пришла просить вдова...» // Русская
эпиграмма... С. 75.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
365
Причем мужья относились лояльно к побочным связям своих жен в тех слу­
чаях, когда не испытывали к ним сердечной привязанности
1
или страдали
бесплодием. Помимо определенной психоаналитической подоплеки именно
последним обстоятельством следует объяснять стремление некоторых из них
даже подыскать жене подходящего любовника:
«— Я становлюсь слаб; детей у нас нет <.. >
—
Неужто ты считаешь гре­
хом иметь, кроме меня, другого мужчину, который бы заменил меня и от
которого б ты могла иметь детей? Они бы были для меня любезны, потому
что твои, и это бы самое меня успокоило. Я бы сам тебе представил того
человека, в котором я могу быть уверен, что он сохранит сию тайну и твою
честь. А о ком я говорю, я знаю, что он тебя любит. Неужто ты мне в этом
откажешь?»
2
.
Рязанская дворянка Юлия Александровна Ваценко (1838-1896), урожден­
ная Лихарева, состоя в браке с Николаем Ивановичем Ваценко (... -1901),
имела «воспитанницу», или «приемную дочь» Екатерину Николаевну, кото­
рая, согласно семейным «анналам», была ее собственной дочерью от «сек­
ретаря мужа» по причине того, что «муж был не способен к супружеской
жизни»
3
.
Таким образом, в российской дворянской среде XVIII — середины XIX в.
беременность редко становилась единичным опытом. Как правило, вне за­
висимости от места жительства, материального достатка и общественного
положения дворянки неоднократно переживали это физиологическое и пси­
хологическое состояние, составлявшее своего рода антропологический кон­
текст женской повседневности. На бесконечную череду беременностей, пре­
допределенную вкорененными ментальными установками, принципиально
не влияли даже такие факторы, как возраст женщины и повторность ее брака,
чувства, испытываемые ею к супругу, и степень ее образованности. Вместе с
тем последний показатель высвечивает любопытную зависимость: дворянка,
о которой известно, что она родила наибольшее число детей — 22 (А.А. Пол­
торацкая, урожденная Шишкова), — «не умела ни читать, ни писать», а та,
например, которая, дважды побывав замужем, не имела детей (С.А . Миллер-
Толстая, урожденная Бахметева), отличалась высокой образованностью, в
том числе знанием 14-ти иностранных языков. При том, что оба примера по
своему уникальны и являют собой своеобразные крайности, сама по себе эта
взаимосвязь подтверждает, как и в случае с замужеством, альтернативность
образования женщины по отношению к матримониально-репродуктивным
опытам. Из этого, однако, вовсе не следует, что все нерожавшие дворянки
были образованнее своих многократно переживавших беременности сов-
3
Рондо. С.244.
2
Лабзина А.Е. С . 77 .
3
ГАТО.Ф. 1063.Он. 1.Д.31.Л.21 об.-22; Д.32.Л. 70.

366
А.В . Белова
ременниц. Достаточно вспомнить пример П.А. Вульф-Осиповой, которая
не только родила семерых детей, но и, по словам А.П. Керн, «все читала и
читала и училась!», «знала языки»
1
.
Мемуаристка акцентирует внимание на
необычности поведения взрослой женщины, ее образовательной устремлен­
ности:
«Согласитесь, что, долго живучи в семье, где только думали покушать, от­
дохнуть, погулять и опять чего-нибудь покушать (чистая обломовщина!),
большое достоинство было женщине каких-нибудь двадцати шести — двад­
цати семи лет сидеть в классной комнате, слушать, как учатся, и самой чи­
тать и учиться»
2
.
Как свидетельствует женская автодокументальная традиция, образование
дворянок заканчивалось иногда даже не с замужеством, а с переходом в де­
вичество, или с субъективно оцениваемым вступлением в «возраст невесты»,
о том же, чтобы оно продолжалось на репродуктивном этапе жизни, в боль­
шинстве случаев, не могло быть и речи. В этом смысле П.А . Вульф-Осипова,
разумеется, исключение, как и некоторые другие образованные женщины,
например писательницы.
4.1 .2 . Отношение дворянок к первой беременности и родам
В дворянских семьях дети появлялись на свет уже на первом году суп­
ружества
3
.
Тамбовская помещица Анна Ивановна Иевлева, обвенчавшаяся
28 апреля 1802 г с Михаилом Петровичем Загряжским, вскоре уже «была
беременна» и в феврале 1803 г «благополучно произвела на свет» первенца
4
.
Княжна В.Ф . Гагарина (1790-1886), выйдя замуж за князя П.А . Вяземского
(1792-1878) в 1812 г
5
, в этом же году забеременела
6
.
Аналогичная ситуация
была характерна и для императорской семьи
7
.
Типичный интервал в цепи
матримониально-репродуктивных событий отслежен частной перепиской
1
Письмо А.П . Керн к П.В . Анненкову от апреля — мая 1859 г... С. 153.
2
Там же.
3
См.: ГАТО.Ф. 1016.Оп. 1.Д.93.Л. 1-1 об., 10-11 об.;Ф. 1233.Он. 1.Д.2.Л.38;
Головина В.Н . С . 23; Долгорукая Н. С. 273-274; Дашкова Е.Р . С. 15; Мордви­
нова Н.Н. С. 390; Волконская М.Н . С . 16; Кропоткин П.А. С . 50.
4
Загряжский М.П . С. 148, 153.
5
См.: Снытко Н.В . Остафьево // HH. 1988. No VI. С. 142.
6
См.: Письмо П.А . Вяземского к жене от 21 августа 1812 г. // Любовь в письмах
великих влюбленных: Сб. / Сост. Д . Сажневой. Ростов-н/Д, 2000. С . 128; Письмо
Н.М . Карамзина к И.И. Дмитриеву от 20 августа 1812 г. // К чести России. Из час­
тной переписки 1812 года... Ч. I . С.
.
7
См.: Александра Федоровна. С . 243, 255.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
367
П.А . Осиповой: 19 июля 1831 г она делилась из Тригорского тем, что «8-го
этого месяца состоялось бракосочетание»
1
ее дочери Е.Н . Вульф (1809-1883)
с бароном Б.А . Вревским, а в середине мая 1832 г — принимала поздравле­
ния «с рождением внука»
2
.
Часто у дворянок были все основания вести от­
счет вероятного начала своей первой беременности чуть ли не со дня свадь­
бы. Тверская дворянка, жившая в Петербурге, Е.Н . Манзей
3
, выйдя замуж за
СИ. Волкова 21 апреля 1843 г, родила первую дочь 19 января 1844 г
4
Авотее
кузина княгиня М.И. Путятина, урожденная Мельницкая, вступила в брак с
князем А.С. Путятиным (1805-1882) 27 июля 1836 г
5
, но забеременела лишь
спустя 5 месяцев после этого и 4 октября 1837 г родила сына Павла
6
.
Нена­
ступление беременности в ближайшее время после свадьбы свидетельство­
вало о нездоровье одного или обоих супругов
7
, в крайнем случае, о слишком
юном возрасте невесты и отсутствии, в связи с этим, сексуальных отноше­
ний
8
, либо об отсутствии таковых по причине антипатии мужа к жене
9
,ноне
1
Письмо П.А . Осиповой к А.С. Пушкину от 19 июля 1831 г. // Гроссман Л.П.
Указ. соч. С. 60.
2
Письмо А.С . Пушкина к П.А . Осиповой от середины мая 1832 г. // Там же.
С. 70.
3
ГАТО.Ф. 1016.Он. 1.Д.27.Л. 1об.-2;Д. 93.Л.1-1 об., 10-11 об.
4
См.: История родов русского дворянства... Кн. 2. С. 240. Правда, в данном из­
дании допущена опечатка: вместо 1843 ошибочно указан 1743 г. заключения брака.
По описанию Еленой Волковой в июне 1845 г. дочери Сони представляется как
раз примерно полуторагодовалая девочка. См.: Письмо Е.Н. Волковой к В.Л. и
М.Л. Манзей от20июня. Б. г. (1845г.)//ГАТО.Ф.1016.Он. 1.Д.93.Л. 11.
5
Письмо А. Путятина к В.Л. Манзей от 13 августа 1836 г. // Там же. Д. 45. Л. 22 .
6
Путятины No 970 // Генеалогия господ дворян, внесенных в родословную кни­
гу Тверской губернии с 1787 по 1869 год... С . 156 об.
7
М.Г Плещеева, прожив 2 года (1701-1703) в первом браке с А. Милюковым и
18 лет (1703-1721) во втором с А.И. Македонским, умерла «бездетной». (ГАТО.
Ф. 103. Оп. 1. Д . 1563. Л . 20, 27-27 об.) У Федосьи Загряжской не было детей в пер­
вом браке с Союзом Загряжским, умершим в 1714 г. (ГАТО. Ф . 645. Оп. 1 . Д. 1311.
Л. 3 .) А.В. Кафтырева, прожив с мужем чуть больше 4-х лет, от венчания 24 апреля
1821 г. до его смерти 14 августа 1825 г., не имела детей. (ГАТО. Ф. 1233. Оп. 1.
Д. 1. Л. 2; Д. 3. Л . 6.) О.С. Павлищева почти 6 лет после замужества (27 января
1828 г.) не могла забеременеть, возможно, и из-за болезни мужа. См.: Кунин В.В .
Ольга Сергеевна Павлищева // Друзья Пушкина... M ., 1986. Т. I . С . 45-46.
8
«Мне было тринадцать лет. < . . > Он сказал: «... я не могу быть с ней...» — и ушел
с племянницей в другую спальную...»; «Племянницу свою взял к себе жить. Днем все
вместе, а когда расходились спать, то тесно или для других каких причин, которых я
тогда не понимала, меня отправляли спать на канапе». (Лабзина А.Е. С . 27, 31, 38-39 .)
9
«...императрица сказала Чоглоковой, что моя манера ездить верхом мешает
мне иметь детей... Чоглокова ей ответила, что для того, чтобы иметь детей, тут

368
А.В. Белова
о желании повременить с потомством. Более того, беременность женщины в
первый год брака входила в число стереотипных ожиданий мужчин
1
.
В XVIII в. возраст первородящей женщины был достаточно низким. По
сообщению А.П. Керн, ее бабушка Агафоклея Александровна, урожденная
Шишкова, «вышла замуж очень рано, когда еще играла в куклы, за Марка
Федоровича Полторацкого» (1729-1795) и, вследствие этого, «имела с ним
22 человека детей»
2
.
Княгиня Е.Р. Дашкова (1743/1744-1810) впервые стала
матерью в 16 лет
3
, что воспринималось как норма и ею самою, и окружаю­
щими. На протяжении второй половины XVIII — первой половины XIX в.
возраст первородящих женщин постепенно повышался. Дворянки поколения
1780-х гг, как правило, рожали впервые уже не ранее 18 лет В 30-40-е гг
XIX в. первородящей женщине могло быть как 20-234, так и 285
и даже 376
(!) лет В то время рождение первого ребенка в 37 лет казалось чем-то из ряда
вон выходящим
7
даже благоприятно настроенным женщинам:
нет вины, что дети не могут явиться без причины и что хотя Их Императорские
Высочества живут в браке с 1745 года, а между тем причины не было». (Ека­
терина II. 2 С. 131-132.)
4
Хронология писем, как нельзя лучше, подтверждает это: «.. .Киселев женится
на Лизавете Ушаковой...» (Письмо А.С. Пушкина к П.А . Вяземскому от 14 марта
1830 г. // ПушкинА.С. Собр. соч.. . M., 1977. Т . 9: Письма 1815-1830 годов / Примеч.
И. Семенко. С. 293.) — «Что? не поздравить ли тебя с наследником или наследни­
цею?» (Письмо А.С. Пушкина к С.Д . Киселеву от конца (около 28) марта 1831 г. //
Там же. M., 1978. Т. 10: Письма 1831-1837 / Примеч. И. Семенко. С. 24 .) .
5
КернА.П. 5
. С . 354-355.
6
Дашкова Е.Р . С. 15; Дашкова Е.Р . С. 10.
1
Например, уже упоминавшаяся В.А. Лихарева впервые в 1836 г. стала ма­
терью в 23 года. (ГАТО. Ф . 1063. Оп. 1 . Д . 32. Л . 67, 70.) Елизавета Алексеевна
Будаевская рожала после 21-го года, когда она была «венчана первым браком» с
23-хлетним Алексеем Афанасьевичем Чебышевым 24 января 1847 г. (ГАТО. Ф . 1022.
Оп. 1.Д.2.Л.2.)
2
Например, А.А. Вульф, урожденная Бакунина (1816-1882), в 1844/1845 (?) г
(Письмо В.А . Дьяковой к Н.Н. Дьякову от 23 ноября 1844/1845 (?) г. // ГАТО.
Ф. 1407. Бакунины — дворяне Новоторжского уезда Тверской губернии. Оп. 1. Д. 44.
Л. 1-1 об.)
3
О.С. Павлищева (1797-1868) родила первенца в октябре 1834 г. См.: Кунин В.В.
Ольга Сергеевна Павлищева... С . 46.
4
Для сравнения: в начале XXI в. все более распространенным и не вызываю­
щим бурной реакции становится возраст благополучных первородящих женщин
после 30 и даже 35 лет (хотя современная российская медицинская терминология
по прежнему присваивает им клише «позднеродящих»). Такая тенденция особенно
заметна в некоторых европейских странах, например, во Франции. См.: Рожать до
30 не модно! // Счастливые родители. 2000. Июнь. С. 16.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
369
«Не могу в себя прийти от изумления насчет Ольги, но уверены ли вы в
этом? Приятно было бы ее увидеть когда-нибудь матерью; кажется, она по­
корно последовала советам своей подруги Харлинской, которая перед отъ­
ездом самым сентиментальным образом умоляла ее любить своего мужа и
быть доброй женой»
1
.
Некоторые мужчины реагировали на это с присущим цинизмом и выражали
расхожий стереотип нормативного раннего материнства: «Ольга Серг[еевна]
немного поздно принялась за материнское дело, и я любопытен знать, один
ли Павлищев помогает ей»
2
.
Так или иначе, нельзя не отметить, что в тече­
ние всего исследуемого периода возраст первородящих дворянок неуклонно
повышался.
Вместе с тем, следует подчеркнуть, что в дворянской среде «произведе­
ние на свет» потомства не было привилегией молодых родителей. Достаточ­
но поздний возраст (а по современным меркам слишком поздний), в котором
дворяне заводили детей, свидетельствует о длительности их репродуктивного
периода и сексуальной активности в зрелые годы, которая продолжалась до
собственной смерти или до смерти супруга (супруги). Так, в 1713-1718 гг ро­
дителям княгини Н.Б. Долгорукой (1714-1771) при рождении у них пятерых
детей-«погодок» было: матери — 43, 44, 45, 46 и 48 лет, а отцу — 61, 62, 63, 64
и66лет
3
. Конечно, в первую очередь, такое положение вещей было обуслов­
лено повторным вступлением в брак. Однако и в первом (единственном) браке
роды дворянок после 40 лет были распространенным явлением
4
.
Жившим то
в имении в Вышневолоцком уезде Тверской губернии, то в Москве Матрене
Ивановне Рыкачевой, урожденной Милюковой, и ее мужу подполковнику в
отставке Семену Ивановичу Рыкачеву (1721 — после 1786), в браке с которым
она родила 5 детей — 3 дочерей и 2 сыновей, — при рождении младшего сына
Степана в 1779 г было, соответственно, около 50 и 58 лет
5
.
Судя по тому, что о первой беременности и родах та же княгиня Е.Р. Дашко­
ва в своих мемуарах не пишет, констатируя лишь сам факт рождения дочери
6
,
можно предположить, что они не вызывали к себе ее особого отношения по
5
Письмо А.Н. Вульф к Н.Н. Пушкиной от 28 июня 1834 г. // Лернер НО. Рас­
сказы о Пушкине. Л., 1929. С. 22.
6
Письмо Ал.Н . Вульфа к А.Н. Вульф от 30 июня 1834 г. // Пушкин и его сов­
ременники: Материалы и исследования. СПб., Л., 1903-1930. Вып. I-XXXIX.
Вып. I. С. 11.
1
См.: Моисеева Г.Н. Комментарии // Записки и воспоминания русских женщин
XVIII — первой половины XIX века / Сост., автор вступ. ст . и коммент. Г.Н . Мои­
сеева. M., 1990. С . 450-451.
2
ГАТО.Ф. 1063.Оп. 1.Д.32.Л.67, 71.
3
См.: ГАТО.Ф.59.Он. 1.Д.5.Л.19об.
4
Дашкова Е.Р. 4
. С. 15; Дашкова Е.Р . С. 10.

370
А.В. Белова
сравнению с последующими. Между тем, в этнографии существует мнение о
том, что именно рождение первого ребенка означало переход из девичества в
женское положение и окончательное утверждение женского статуса
1
. С данным
мнением, однако, не согласны те исследователи, которые придают решающее
значение при определении статуса женщины «в любом слое «доэмансипи-
рованного» общества» разделению ее жизни на добрачную и замужнюю
2
.
С моей точки зрения, с дворянками дело обстояло несколько сложнее. Об
изменении статуса можно говорить, если этот статус меняется по отношению
к источнику власти. В патриархатной дворянской культуре носителем власти
в семье считался отец. Но как раз по отношению к отцу статус женщины не
всегда и не сразу менялся после рождения ею ребенка. Ни само замужество,
ни беременность и роды не гарантировали дочери выход из-под отцовской
суггестии. Тень репрессирующего отца по-прежнему продолжала довлеть
не только над вышедшими замуж по своей или по его воле, но и над уже
родившими первенцев дворянками, что явно читается в субъективных источ­
никах (Н.И . Дурова, А.П . Керн, М.Н . Волконская). Природа этого кроется в
существовавшей модели внутрисемейных тендерных отношений, а, главное,
в имущественной несамостоятельности женщин, зависимости от выделе­
ния им кем-то, прежде всего тем же отцом, приданого или доли наследства.
Поэтому в арсенале репрессивных рычагов воздействия, применявшихся к
замужним родившим дворянкам, которые намеревались принять самостоя­
тельное жизненное решение, лишение наследства было представлено наряду
с отцовским проклятием.
Описание вторых родов Дашкова приводит исключительно как иллюст­
рацию испытываемой ею «пламенной», «страстной» и «чрезмерной» любви
к мужу, а не для того, чтобы подчеркнуть значимость этого физиологичес­
кого процесса в жизненном цикле женщины. Вместе с тем, если роды были
трудными или сопровождались осложнениями, мемуаристки акцентировали
на них внимание вне зависимости от того, были они первыми (как у В.Н . Го -
ловиной
3
и М.Н. Волконской
4
) или вторыми (как у А.О. Смирновой-Россет
5
).
Это свидетельствует о том, что основное значение придавалось ими не ста­
тусным изменениям, а собственным переживаниям, что, в свою очередь, яв­
ляется важной чертой женской дворянской ментальности. А .Г Достоевская
описывала первую беременность и, особенно, первые роды более детально
по сравнению с последующими из-за того, что эти роды, по ее собственной
1
См.: Щепанская Т.Б . Мир и миф материнства... С. 19.
2
См.: Листова Т.А. По поводу статьи Т.Б . Щепанской «Мир и миф материнс­
тва» // ЭО. 1994. No5.С. 32.
3
Головина В.Н . С. 23-24 .
4
Волконская М.Н . С . 16 -17.
5
Смирнова-Россет А.О . С . 129.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
371
оценке, были «трудными, продолжавшимися тридцать три часа»
1
, а, главное,
из-за пережитой вскоре трагедии смерти 3-хмесячной дочери
2
. Явная префе­
ренция в воспоминаниях образованных дворянок о беременностях и родах
пережитых эмоций приобретенному статусу убеждает в том, что субъектив­
ный опыт значил для них больше, нежели формальное желание вписать себя
в символическую иерархию женского или семейного сообщества. В отличие
от женщин, мужчины-мемуаристы никогда не упускали повода подчеркнуть
даже малейшие «подвижки» в собственном статусе.
Часто вторая беременность следовала непосредственно за первой, и дети
были «погодками», как, например, у Пелагеи Борисовны Ратковой, урожден­
ной Улановой, дочь которой, тверская мемуаристка Елизавета Яковлевна Бе­
резина, свидетельствовала: «... нас было две: я и сестра моя Анюта по другому
году.. .»
3
. Е .Р. Дашкова оказалась снова беременной менее чем через 5 месяцев
после первых родов
4
.
К тому времени, когда Н.А. Дуровой исполнилось че­
тыре с половиной года, у ее матери родилось еще двое детей
5
.
Императрица
Александра Федоровна, супруга Николая I, признавалась в воспоминаниях о
начале своего замужества: «Я за два года родила троих детей»
6
. В этом отно­
шении репродуктивные судьбы знатных женщин самого разного статуса — от
провинциальных дворянок
7
до великих княгинь — были чрезвычайно похожи.
Для Н.И . Дуровой, матери Н.А . Дуровой, первая беременность была
шагом на пути получения отцовского прощения за побег из дома и тайное
венчание: «... беременность матери моей оживила угасшее мужество ее; она
стала надеяться, что рождение ребенка возвратит ей милости отцовские»
8
.
Причем она связывала возможность вернуть родительское расположение с
полом своего будущего ребенка и, по словам дочери, «страстно желала иметь
сына»
9
.
Такое желание объяснимо скорее субъективно-эмоциональными,
нежели практическими мотивами. Наследник мужского пола формально
считался продолжателем рода своего отца, а не деда по материнской линии,
хотя мог получить имущество последнего после смерти матери или по ее
завещанию
10
.
Только в исключительных случаях — при отсутствии в роду,
1
Достоевская А.Г . С. 150.
2
Там же. С. 152.
3
БерезинаЕ.Я. С . 685.
4
Дашкова Е.Р. С . 15; Дашкова Е.Р. С . 10.
5
Дурова НА. 5
. С.29.
6
Александра Федоровна. С . 270.
7
Семенов-Тян-Шанский П.П . С . 479.
8
Дурова НА. 5
. С.26.
9
Там же.
10
«... девица, вышедшая замуж и переменившая фамилию ни мало не теряет чрез
то наследственных прав своего рода вместе с произведшим от нее потомством...».

372
А.В . Белова
из которого происходила женщина, наследников мужского пола — ее сын в
результате присвоения родового имени мог быть к нему причислен
1
.
Поэтому
практические соображения продолжения рода оказываются в данном случае
несостоятельными. Для Н.И . Дуровой (если ее, действительно, посещали
мысли, воспроизведенные впоследствии ее знаменитой дочерью) имело ре­
шающее значение «вынашивание» образа ребенка, или «духовная беремен­
ность» (термин Т.Б . Щепанской
2
) в сочетании с идеалом материнства:
«Мать моя... во все продолжение беременности своей занималась самыми
обольстительными мечтами; она говорила: «У меня родится сын, прекрас­
ный, как амур! я дам ему имя Модест; сама буду кормить, сама восгштывать,
учить, и мой сын, мой милый Модест будет утехою всей жизни моей...»
Так мечтала мать моя.. .»
3
.
Подобные «мечтания» беременных, вероятно, следует отнести к разряду
устойчивых антропологических свойств, поскольку они составляют опреде­
ленную культурную традицию, прочитываемую в дворянской среде на протя­
жении столетия
4
, как минимум с конца XVIII до конца XIX в.:
«Ожидая первенца, мама мечтала о сыне, которого уже мысленно назвала, в
честь своего отца, Александром. Но родилась дочь — Марина. Ту же мечту
(Истолкование Сенатом закона о выкупе имений, продаваемых от родственников
родственникам //ГАТО.Ф.103.Он. 1.Д.2255.Л.1 об.)
6
Подобная стратегия реанимации через женскую линию родства угасавших
древних дворянских родов практиковалась в XIX в. Например, в 1801 г. указом
Александра I в связи со смертью генерал-фельдмаршала князя Н.В . Репнина и с
пресечением рода, последним представителем которого он являлся, его родной
внук от старшей дочери Александры Николаевны, полковник князь Н.Г . Волконс­
кий, стал именоваться Регшиным-Волконским. Потомки последнего сохранили за
собой двойное родовое имя. См.: История родов русского дворянства... Кн. 1. С. 70.
Аналогичным образом родовое имя светлейших князей Воронцовых было присво­
ено представителям рода графов Шуваловых через женскую линию родства. Князь
СМ. Воронцов, сын графа М.С . Воронцова, возведенного в 1845 г. в княжеское
достоинство наследственно и получившего в 1852 г. титул светлости, не имел по­
томства. Поэтому императорскими указами 1882 и 1886 гг. родовое имя светлей­
ших князей Воронцовых присваивалось поочередно сыновьям княжны Софьи Ми­
хаиловны Шуваловой, урожденной Воронцовой: сначала — графу П.А. Шувалову,
умершему в 1885 г. бездетным, а затем — графу М.А . Шувалову. См.: Савелов Л.М .
Статьи по генеалогии и истории дворянства. СПб., 1898. С. 23-24.
1
Щепанская Т.Б . Мир и миф материнства... С. 21.
2
Дурова Н.А . 5
. С . 26 (курсив автора).
3
Если учитывать данные Т.Б . Щепанской относительно городской культуры
конца XX в., то общая традиция, хотя в ней и очевидна цезура, связанная со сменой
социального состава в результате переворота 1917 г., насчитывает уже целых два
столетия.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
373
мама лелеяла и перед моим рождением, но и в этот раз ее мечта не сбылась:
я была ее последним ребенком»
1
.
Кроме того, в соответствии с известным тендерным стереотипом
2
Н.И.
Дурова, вероятно, полагала, что ее отец отдаст предпочтение внуку, а не
внучке, однако в действительности это оказалось не так. Рождение девоч­
ки обеспечило ей, вопреки непроизвольным опасениям, желаемое отцовское
прощение и благословение
3
.
Спектр эмоциональных оценок собственной беременности простирался
от восторженного восприятия («... надежда сделаться матерью всецело пере­
полняла мое сердце»
4
) через нейтральное до явно негативного («... на вечное
свое несчастье, я, кажется, беременна...»
5
; «Если же, на свое несчастье, я в
самом деле беременна...»
6
). Несмотря на приверженность христианскому
(в большинстве случаев православному) мировосприятию, дворянкам был
известен феномен так называемой нежелательной беременности. Важно, что
в любом случае, каким бы ни было отношение женщины к конкретной бе­
ременности, это состояние переживалось ею не как нечто самоценное, а как
экстраполяция представлений о собственном счастливом
7
или несчастливом
8
браке, либо эмоционального самоощущения от особых обстоятельств его за-
4
Цветаева А. С. 36.
5
Данный стереотип воспроизводил, в частности, СТ. Аксаков, озвучивая его
устами СМ. Багрова, который из пятерых своих детей особо выделял «новорож­
денного сына, единственную отрасль и надежду старинного дворянского своего
дома, ибо дочерей считал он ни за что (курсив мой. — А .Б .). "Что в них проку!
ведь они глядят не в дом, а из дому. Сегодня Багровы, а завтра ПТлыгины, Малыги­
ны, Поповы, Колпаковы..."». (Аксаков СТ. Семейная хроника // Аксаков СТ. Се­
мейная хроника; Детские годы Багрова-внука / Предисл. и примеч. С . Машинского.
M., 1982. С. 26.) Императрица Александра Федоровна вспоминала о предпочтениях
своего супруга, тогда еще великого князя, Николая Павловича в отношении второ­
го ребенка: «Рождение маленькой Мари было встречено ее отцом не с особенной
радостью: он ожидал сына». (Александра Федоровна. С . 266.) И это при том, что у
будущей императорской четы уже был первый сын и наследник. См.: Там же.
С. 255-256.
6
Дурова НА. 5
. С.28.
1
Александра Федоровна. С. 255. Также см.: «...у нас прибавлялись заботы о
том, благополучно ли совершится ожидаемое нами важное событие в нашей жизни -
рождение нашего первенца. На этом предстоящем событии сосредоточивались глав­
ным образом наши мысли и мечты, и мы оба уже нежно любили нашего будущего
младенца». (Достоевская А.Г . С . 143.)
5
КернА.П. 6
. С.247.
6
Там же. С. 248.
7
Дашкова Е.Р . 4
. С.15-20.
8
КернА.П. 6
. С.287.

374
А.В . Белова
ключения
1
или трагического завершения
2
.
Особое значение для нее имело ее
отношение к отцу будущего ребенка:
«.. .будь это дитя от..., (многоточие А.П . Керн. — А.Б .) оно бы мне дороже
было собственной жизни, и теперешнее мое состояние доставляло бы мне
неземную радость, когда бы..., (многоточие А.П . Керн. — А.Б .) но до радости
мне далеко — в моем сердце ад, повторяю это. Тут не каприз: чувство это
непреодолимо, хотя и приводит меня в отчаяние»
3
.
Важно подчеркнуть, что даже при неудачном браке первая беременность, как
правило, была всегда желательной
4
, но последние в череде многочисленных
повторных беременностей почти неизбежно и при благополучных браках
воспринимались как нежелательные, что сказывалось на последующем ма­
теринском отношении к детям
5
.
Неудачное замужество, нелюбовь к мужу и даже испытываемая к нему
ненависть
6
делали нежелательными для дворянки не только сексуальные от­
ношения с ним
7
, но и беременности, и материнство
8
.
Однако именно такие
случаи, ввиду невозможности избежать ни одного, ни второго, ни третьего,
вызывали у женщин особенно бурные внутренние коллизии. 10 августа 1820 г
в 9 часов вечера А.П. Керн, терзаемая переживаниями, записала в дневнике:
«.. .я не имею ни минуты покою, ужасная мысль грызет мою душу, что не­
счастный увидит свет с ненавистью своей матери! Ежели бы и была воз-
1
Дурова НА. 5
. С.26.
2
Ржевская Г.Н. С. 35.
3
КернА.П. 6
. С. 288.
4
«Вы ведь помните, как я ждала первого ребенка...» (Там же. С . 234); «... снача ­
ла я очень хотела иметь дитя, и потому я имею некоторую нежность к Катеньке...»
(Там же. С. 287).
5
«Огорченная мать не могла выносить присутствия своего бедного девятнадца­
того ребенка и удалила с глаз мою колыбель... Мне постоянно твердили о нераспо­
ложении ко мне матери моей... Я имела повод сомневаться в любви моей матери»
(Ржевская Г.И . С. 35); «Она имела с ним 22 человека детей. <. . .> Отец мой был
одним из младших и менее других любимым своею матерью» (Керн А.П . С . 355).
6
«Никакая философия на свете не может заставить меня забыть, что судьба моя
связана с человеком, любить которого я не в силах и которого я не могу позволить
себе хотя бы уважать. Словом, скажу прямо — я почти его ненавижу». (Керн А.П .
С. 223.)
7
«.. .кабы мне не нужно было касаться до него так близко, тогда другое дело, я
бы даже любила его, потому что душа моя не способна к ненависти; может быть,
если бы он не требовал от меня любви, я бы любила его так, как любят отца или
дядюшку, конечно, не более того». (Там же.)
8
«... ничто уже не может помочь мне в моей беде. Господь прогневался на меня,
и я осуждена вновь стать матерью, не испытывая при этом ни радости, ни материн­
ских чувств». (Там же. С . 287-288.)

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
375
можность к вам теперь ехать, то я не решусь родителям показаться в моем
положении; всякий прочитает мои чувства на лице моем, а я бы желала
скрыть их от самой себя. Вы знаете, что это не легкомыслие и не каприз; я
вам и прежде говорила, что я не хочу иметь детей, для меня ужасна была
мысль не любить их и теперь еще ужасна. Вы также знаете, что сначала я
очень хотела иметь дитя, и потому я имею некоторую нежность к Катеньке,
хотя и упрекаю иногда себя, что она не довольно велика. Но этого все небес­
ные силы не заставят меня полюбить: по несчастью, я такую чувствую не­
нависть ко всей этой фамилии, это такое непреодолимое чувство во мне, что
я никакими усилиями не в состоянии от оного избавиться. Это исповедь!»
1
.
Идеал материнства, подразумевающий императив материнской любви, не
согласовывался с реально испытываемыми ею чувствами ненависти к мужу,
экстраполируемой на будущего ребенка, и перерастающей в нелюбовь к нему
и в нежелание вообще иметь детей. Вместе с тем подспудное чувство вины,
сопровождавшее подобные мысли, компенсировалось негативизацией уже
имеющегося опыта материнства и непроизвольным осознанием своих чувств
в категории «греха», стремлением, с одной стороны, сокрыть их от всех,
включая саму себя, с другой, «исповедовать», то есть вербализуя, изжить.
Диагностика беременности в изучаемый период оставалась последовательно
консервативной. В отсутствии достоверных способов определения беременнос­
ти дворянки полагались исключительно на субъективные ощущения
2
и физио­
логический признак отсутствия регул, называемых ими в XVIII в. «женски­
ми немощами», или «помесячными немощами»
3
. Как известно, в современной
гинекологии отсутствие регул (аменорея) считается одним из основных, но
не исключительным признаком наступления беременности
4
.
Аменорея мо-
1
Там же. С . 287 (написано по-русс, курсив мой. —
А.Б .).
2
«Я отправилась из Петербурга с кое-какими легкими признаками беремен­
ности» (Екатерина II. 2 С. 134); «В течение мая месяца у меня появились новые
признаки беременности» (Там же. С. 139); «В феврале месяце у меня появились
признаки беременности» (Там же. С. 149); «К зиме этого года мне показалось, что
я снова беременна...» (Там же. С. 170); «...я ... почувствовала себя беременной и
даже с приступами тошноты встретила мою свекровь на лестнице при ее возвраще­
нии из Германии» (Александра Федоровна. С. 262); «Раз великая княгиня вернулась
из церкви раньше окончания обедни: с нею сделалось дурно. Великая княгиня Ма­
рия Николаевна, проводив ее в комнаты, обратилась к нам с радостным поздравле­
нием...» (Яковлева А. С . 303).
2
Письмо царицы Прасковьи к герцогине Екатерине Ивановне от мая 1722 г. //
Семевский М.И. Царица Прасковья. 1664-1723: Очерк из русской истории XVIII
века. Репринт. воспр. изд. 1883 г. Л ., 1991. Приложения: I. Переписка царицы Прас­
ковьи Федоровны. 1716-1723. No XXV. С. 233.
3
См., напр.: Трча С. Указ. соч. С . 30; ЭйзенбергА., МуркоффX., Хатавей С. В ожи­
дании ребенка: Рук-во для будущих матерей и отцов / Пер. с англ . M ., 1999. С. 28.

376
А.В . Белова
жет свидетельствовать также, например, о нарушении менструального цикла
(вызванном заболеваниями различной этиологии, особыми физиологически­
ми или психологическими состояниями), которое, как явствует из эпистоляр­
ных источников, встречалось и у дворянок. Они называли это «поврежде­
нием женских немощей»
1
и иногда ошибочно принимали за наступившую
беременность. Наряду с медикаментозными способами лечения аменореи,
практиковавшимися европейскими врачами
2
, в России применялось откры­
тое здесь только в первой четверти XVIII в. водолечение:
«...ежели не брюхата, и тебг) всеконечно надобно быть на Олонцг) у мар-
щальныхъ водь для этакой болезни, что пишешь есть опухоль, и отъ такихъ
болезней и повреждешя женскихъ немощей вода зг)ло пользуеть и вылечи-
ваеть. Сестра княгиня Настасья у водь вылечилась отъ такихъ болезней, и
не пухнеть, и бокъ не болить, и немощи уставились помесячно порядком
3
.
Если не послужать докторсюя лекарства, всеконечно надобно тебг) къ вода-
мъ г)хать на Олонецъ»
4
.
В объявлении 20 марта 1719 г о Марциальных водах — первом российском
курорте
5
, — которые Петр I, испробовав на себе, признал применительно
к ряду заболеваний эффективнее «Шрамонтсюх
6
» и «Шпадансюх», прямо
говорилось, что «оныя воды исцг)ляютъ разл1чныя жестоюя болезни», в том
числе «отъ запору месячной крови у женъ, отъ излшняго кровотечешя у
оныхъ»
7
.
Последнее заболевание — чрезмерно обильные менструации (ме-
норрагия), иногда сопровождавшие наступление менопаузы в возрасте 45¬
55 лет и завершение репродуктивного периода жизни женщины — также,
как и противоположная аменорея, обсуждалось дворянками в доверитель-
4
Письмо царицы Прасковьи к герцогине Екатерине Ивановне от мая 1722 г..
С. 233.
5
Там же. С . 232-233.
6
См. о ней же в другом письме: «.. .и въ болезни ея и доктора всг) отказали(сь);
и ее государь изволить послать къ водамъ, пока отъ тг)хъ водь выздоровела: какъ не
бывало болезни, и все стало быть временно». (Письмо царицы Прасковьи к герцо­
гине Екатерине Ивановне от 15 мая 1722 г. // Семевский М.И . Указ. соч. Приложе­
ния: I. No XXVII. С . 234.)
1
Письмо царицы Прасковьи к герцогине Екатерине Ивановне от мая 1722 г... С. 233.
2
Марциальные воды: Рекламное изд. / Текст В.Н . Верхоглядова. Петрозаводск,
1989.
3
О лечении Петра I и Екатерины I в 1716 г. в Бад-Пирмонте, германском курор­
те европейского значения, см.: Ролле Р. Петр I в Бад-Пирмонте // HH. 1988. No VI.
С. 18-20.
4
Объявлеше о лг)чггелныхъ водахъ сысканыхъ на Олонцг), а отъ каюхъ болез­
ней и какъ при томъ употребленш поступать, тому дохтурское опредг)леше; также
и указъ его царскаго вел1чества на оныя дохтурсюя правшы, и оное следуеть шже
сего. Печатано въ Санктъпггербурхг), 1719 году, Марта въ 20 день.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
377
ных письмах с ближайшими родственницами. Жившая в Москве ПЛ. Абаза
писала 30 ноября 1836 г старшей сестре, вышневолоцкой дворянке,
В.Л. Манзей: «А на счет крови скажу вам, как прошедшей месяц те. весь
октябрь был на нее большой разсход то в этом месяце и совсем не показы­
валась ни куда»
1
.
Ввиду ненадежности тогдашней гинекологии и, очевидно, ограниченнос­
ти знаний на этот счет самих дворянок (даже принадлежавших к правящему
дому)2, ожидание исхода беременности в конце XVII в. могло длиться от 1
года до 15(!) лет Такого рода субъективный опыт активизировался женщина­
ми и в первой половине XVIII в. Царица Прасковья Федоровна, урожденная
Салтыкова (1664-1723), обсуждая в 1722 г в письмах с дочерью герцогиней
Мекленбургской Екатериной Ивановной, матерью Анны Леопольдовны, ее
возможную беременность, апеллировала к назидательным примерам из собс­
твенной жизни и жизни своей сестры в прошлом веке:
«И я при отцг)
3
такъ была, годъ чаяла — брюхата, да такъ изошло»
4
; «Сестра
моя, княгиня Настасья, больше 15 лг)тъ все чаяла брюхата и великую скорбь
имГща, пожелтела и распухла.. .»
5
.
Естественно, прожив жизнь, родив пятерых дочерей
6
и давно преодолев вер­
хнюю границу детородного возраста, женщина приобретала определенный
практический опыт распознавания состояния беременности, который готова
была обсуждать со взрослой дочерью:
«А что пишешь ce6fj про свое брюхо, и я по письму вашему не чаю, что ты
брюхата: живуть этаюе случаи, что не познается»
7
; «...а о болезни своей,
что ты ко миг) писала, я удивляюсь тому, что какое твое брюхо.. .»
8
.
1
Письмо ПЛ. Абаза к В.Л . Манзей от 30 ноября 1836 г. // ГАТО. Ф. 1016. Оп. 1 .
Д. 45. Л. 19.
2
Переводные пособия по гинекологии появились в России только в конце XVIII
в. и, разумеется, не входили в круг обязательного чтения дворянок. См.: Гулен Ж.,
Журден А.- Л.- Б . Дамской врач в трех частях содержащих в себе нужныя предохра­
нения, служащия к соблюдению здравия, с присовокуплением венерина туалета.
Пер. с фр. М .И .Y Медицинскаго факультета студент К. Муковников. M ., 1793. Пер.
книги "Le medecin des dames". Сокращ. пер.: Диэтетика или Наука, предлагающая
правила весьма нужныя и полезныя к сохранению здравия. Пер. с фр. И. Андреев-
скаго. Изд. 1 -е. M ., 1791.
3
Царь Иван V Алексеевич (1666-1696).
4
Письмо царицы Прасковьи к герцогине Екатерине Ивановне от мая 1722 г.. С. 232.
5
Письмо царицы Прасковьи к герцогине Екатерине Ивановне от 15 мая 1722 г..
С. 234.
6
Семевский М.И . Указ. соч. С . 17.
7
Письмо царицы Прасковьи к герцогине Екатерине Ивановне от мая 1722 г.. С . 232.
8
Письмо царицы Прасковьи к герцогине Екатерине Ивановне от 15 мая 1722 г...
С. 234.

378
А.В . Белова
Действительно надежным подтверждением беременности для дворянок
служило только наступление ее середины:
«...милостгю Бож1ею я оберемг)нила, уже есть половина. < . . .> А прежде
половины (беременности) писать я не посмела... ибо я подлинно не зна­
ла. Прежде сего такоже надг)ялася быть, однако же тогда было неправда; а
ньгнг) за помощгю Бож1ею уже прямо узнала и приняла смелость писать...
и над!)юся въ половин!) «ноемъврш» (ноября) быть, еже Богъ соизволить»
1
.
По мнению этнографов, особая «отмеченность» середины беременности
—
«живой половины» — характерна для русской и вообще славянской тра­
диции
2
. П римерно в середине беременности женщина чувствует первые дви­
жения плода, по времени которого дворянки, не только окончательно удое -
товерялись, что беременны, но и, как и крестьянки
3
, определяли вероятный
срок родов
4
.
Автор процитированного выше письма герцогиня Екатерина
Ивановна родила дочь Анну Леопольдовну 7 декабря 1718 г
5
, то есть на3
недели позднее рассчитанного ею самою срока.
Ввиду особой пролонгированности периода неудостоверенной беремен­
ности и сопряженного с этим многомесячного ожидания, доходившего до
4,5 месяцев (для сравнения: современное экспресс-тестирование позволяет
женщине узнать беременна она или нет уже через 1 день после ненаступления
очередных регул), беременность в исследуемый хронологический отрезок ос­
тавалась для дворянок предметом сомнений («... буде не брюхата...»
6
; «... еже­
ли не брюхата.. .»
7
; «... я, кажется, беременна.. .»
8
; «Если же... я в самом деле
беременна (это еще не наверное)...»
9
), беспокойств («Анна Петровна сказала
мне, что вчера поутру у ней было сильное беспокойство: ей казалося чувс­
твовать последствия нашей дружбы... Но, кажется, она обманулась»
10
), перма­
нентной неопределенности и даже споров между родственницами («Напрасно
говорила я, что она брюхата. Тетка ее утверждала противное, и племянница
1
Письмо герцогини Екатерины Ивановны к государыне Екатерине Алексеевне
от июля 1718 г. Цит. по: Семевский М.И . Указ. соч. С . 108.
2
Баранов ДА. Указ. соч. С . 12 .
3
Там же. С.11.
4
Данный способ расчета срока ожидаемых родов практикуется, среди прочих,
и в настоящее время. Считается, что при первых родах нужно прибавить 20 недель,
а при повторных — 22 недели к первому дню движения плода, чтобы получить
вероятный день родов. См.: Трча С. Указ. соч . С . 34.
5
Семевский М.И . Указ. соч. С . 108.
6
Письмо царицы Прасковьи к герцогине Екатерине Ивановне от мая 1722 г..
С. 232.
3
Там же. С. 233.
4
Керн А.П. 6
. С. 247.
5
Там же. С. 248.
6
Вульф АН. С . 45.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
379
продолжала танцевать. Теперь они удивлены, что я была права»
1
). Элемент
неожиданности сохранялся всегда: как при желании
2
, так и, тем более, при не­
желании женщины беременеть. Сравнение текстов, маркирующих 100-летний
интервал, — переписки царицы Прасковьи Федоровны с дочерью герцоги­
ней Екатериной Ивановной, относящейся к 1720-м гг, и дневника беремен­
ной А.П . Керн за 1820 г — показывает, что на протяжении данного столетия
техники диагностирования беременности в дворянской культуре практически
не претерпели изменений, как и, во многом, порождаемые этим состоянием
эмоциональные переживания женщин. Сохранение консервативных способов
распознавания беременности и восприятие последней как своего рода прово­
кации замедленного действия вне зависимости от субъективного отношения
позволяет рассматривать ее в ряду исторически «долговременных» практик,
определявших женскую антропологию и женскую повседневность. Изменения
в этой сфере неочевидны не только на протяжении жизни одного поколения, но
и гораздо более длительного времени
3
, что оценивается современной этноло­
гией как один из признаков традиционной культуры
4
.
В 30-е
5
и 40-е гг XIX в. дворянки продолжали пребывать в неведении от­
носительно начавшейся беременности. Е.Н . Волкова, урожденная Манзей, ро­
дила вторую дочь 24 января 1846 г
6
, то есть в мае-июне 1845 г она уже была
беременна. Однако в ее письмах
7
из Петербурга и Царского Села к родным те­
тушкам, тверским дворянкам, которым она эмоционально и подробно сообща­
ла о переживаниях разлуки с ними и с родителями, о своей повседневности мо­
лодой мамы, и, с которыми с детства имела теплые доверительные отношения,
нет ни слова, даже на уровне предположений и сомнений, о возможной новой
беременности. Вряд ли она стала бы скрывать это от них, зная как подобная
7
Письмо И.О . Пушкиной к ОС. Павлищевой от 9 марта 1834 г. // «Мир Пушки­
на». СПб., 1993. Т . 1: Письма Сергея Львовича и Надежды Осиповны Пушкиных к
их дочери Ольге Сергеевне Павлищевой 1828-1835 / Пер., подгот текста, предисл.
и коммент. Л . Слонимской. No 81. С . 212 .
8
«Наступивший 1869 год принес нам счастье: мы вскоре убедились, что Гос -
подь благословил наш брак и мы можем вновь надеяться иметь ребенка». (Досто­
евская А.Г. С. 158-159.)
1
В исторической науке и генеалогии условно принято считать столетие за три
поколения. См.: Веселовский СБ. Род и предки А.С . Пушкина в истории / Отв. ред.
СМ. Каштанов. M., 1990. С. 11.
2
Велик AA. Культурология: Антропологические теории культур. M., 1999. С. 14.
5
Письмо НО. Пушкиной к ОС Павлищевой от 9 марта 1834 г.. С . 212 .
6
История родов русского дворянства... Кн. 2 . С. 240.
7
Письмо Е.Н . Волковой к В.Л. и М.Л. Манзей от 17 мая 1845 г. // ГАТО. Ф. 1016.
Оп. 1.Д.93.Л. 1-1 об.;Письмо Е.Н.Волковой кВ.Л. и М.Л.Манзей от20 июня. Б.г
(1845 г.) // Там же. 10-11 об.

380
А.В . Белова
новость может обрадовать женщин незамужних и нерожавших, считавших
«прибавление семейства» «прибавлением радостей и утешений»
1
, особенно,
если речь шла о семействе для них «драгоценнейшем»
2
, о племяннице, которой
они желали «полного щастия»
3
.
Скорее всего, она, действительно, будучи два
месяца беременной, просто не догадывалась об этом
4
. Можно, конечно, пред­
положить и табу из суеверного страха проговориться раньше времени, однако в
данном случае для него как бы не было формальных оснований: ни трудностей
забеременеть, ни самопроизвольных выкидышей. В случае же с О.С. Павлище­
вой (1797-1868), вероятно, именно этим
5
следует объяснять ее молчание мате­
ри о своей беременности. Н.О Пушкина буквально взывала к дочери:
«Вот все мои новости, но ты-то, ты не сообщаешь мне ту, которая всего бо­
лее меня интересует: говорят ты брюхата, Нетти сказала это г-же Керн, прав­
да это? Ты обещала ничего от меня не скрывать»
6
.
Несмотря на стремление некоторых женщин сохранить в тайне свою бе­
ременность, известия о ней в форме более или менее достоверных слухов
транслировались внутри женского сообщества в том или ином кругу, напо­
миная своего рода женский «телеграф».
При этом субъективные источники регистрируют определенные разли­
чия в восприятии беременности российских дворянок и иностранок непра­
вославного вероисповедания, посещавших Россию, и, явно выражавших его
в терминах «страха»:
«...миновало три месяца, с тех пор как я разрешилась от бремени... Хотя,
скажу Вам по секрету, поскольку это со мной впервые, я бы ужасно напуга­
лась, если бы обнаружила, что снова нахожусь в таком положении»
7
.
(Кстати, Т.Б . Щепанская считает «страх» наиболее типичной, стереотипной
первой реакцией женщин на собственную беременность в современной го­
родской культуре и, более того, «весьма распространенным в нашей куль-
1
Письмо М.Л. Манзей к CC и Н.Л. Манзеям. Б/д // Там же. Д. 39 . Л . 29 об.
2 Письмо В.Л. Манзей к CC и Н.Л. Манзеям. Б/д // Там же. Л . 28 об.
3
Письмо М. Л. Манзей к CC и Н.Л. Манзеям. Б/д // Там же. Л. 28.
4
Ср. с замечанием Екатерины II, для которой подтверждением факта беремен­
ности примерно на таком же сроке стал вьжидьгш, а о самом сроке она судила с
большой неопределенностью: «Я была беременна, вероятно, месяца два-три...».
(Екатерина II. С. 139.) Аналогичная история — выкидыш после неудостоверен-
ной 2-хмесячной беременности — произошла и с Н.Н. Пушкиной в 1834 г. См.: Пись­
мо Н.О. Пушкиной к ОС Павлищевой от 9 марта 1834 г.. С . 212.
5
«Сестра Ольга Сергеевна выкинула и опять брюхата. Чудеса да и только».
(Письмо А.С. Пушкина к П.В . Нащокину от между 23 и 30 марта 1834 г. // Пушкин
А.С.Собр. соч... Т.10.С. 155.)
6
Письмо Н.О . Пушкиной к ОС Павлищевой от 9 марта 1834 г... С . 213.
7
Рондо. С . 213.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
381
туре типом дискурса о деторождении»
1
. ) Отчетливость ощущения «страха»
европейских женщин, вызванного беременностью, свидетельствует о более
рациональном к ней отношении. Вербализация страха — один из способов
его рационализации и «снятия». Страхи российских дворянок не прочиты­
ваются столь отчетливо (это не значит, что они их не испытывали): беремен­
ность сразу обретала для них «контуры» ребенка или поощряемого многоча-
дия, минуя «промежуточную» стадию — собственно беременной женщины,
вынашивающей ребенка и имеющей особые ощущения, чувства, мысли,
потребности, интересы. Беременность воспринималась не как состояние,
прерывающее «обычный» ход жизни женщины, а как априори «вписанное»
в нее. Избегание вербализации страха — свидетельство иррационального
к нему отношения. В то же время российские дворянки не часто прибега­
ли к эвфемизму «положение» вместо «беременна» или «брюхата» или «в
тягости». Напротив, в 30-е гг XVIII в. женщинам-иностранкам, временно
жившим в России, были свойственны христианские реминисценции в отно­
шении беременности и эвфимизация дискурса о ней. Например, леди Рон­
до очень изящно намекала нерожавшей английской приятельнице на свои
предстоящие роды:
«Вам свойственно любопытство нашей прародительницы Евы, хотя Вы и
избежали страданий, которыми оно было наказано, тогда как я уже не могу
более скрывать, что вскоре их испытаю. М -р X . сообщил мне, что не так
давно говорил Вам об этом»
2
.
Своеобразная «запрограммированность» жизни женщины на череду пов­
торяющихся беременностей, стереотипное восприятие их как единственно
возможной женской судьбы потенциально содержат в себе обесценивание
данного состояния, которое не рассматривалось как имеющее самостоятель­
ную значимость, в том числе и самими дворянками. При том, что мораль­
ные и социокультурные каноны ориентировали женщин на беременность
как смысл женского существования, сама беременность оказывалась чем-то
акцидентным, как и переживавшая ее женщина. Внутренний императив доб­
родетельных женщин, по баронессе В.- Ю . Крюденер, гласил:
«Твое предназначение как женщины — исполнение высокого долга. Тебе
предстоит носить в твоем лоне человека, и от твоей чистоты будет зависеть
его судьба»
3
.
Речь не шла о беременности как новом опыте в жизни женщины, новой эмо­
циональной реальности, которые она сама выбирала, «желала» испытать, а
лишь о том, что «должна» была сделать в соответствии со своим «подлинным
1
Щепанская Т.Б . К этнокультуре эмоций: испуг (эмоциональная саморегуляция
в культуре материнства)... С . 237-239.
2
Рондо. С. 210.
3
Крюденер В.-Ю . 2
. С.87-88.

382
А.В . Белова
предназначением» (В.-Ю . Крюденер). Именно ввиду ригористичности (сказа­
лось еще и влияние католицизма) моральная сентенция, которую транслиро­
вала убежденная в своей мессианской роли баронесса, не только являет собой
пример социокультурного конструкта, но и обнаруживает определенное рас­
хождение с христианской концепцией, при всех оговорках, отнюдь не настаи­
вающей на беременности как универсальном предназначении всех женщин и
оставляющей за женщиной право не быть замужней и беременной
1
.
Таким образом, отношение дворянок к первой беременности и родам не
было специфическим, маркирующим формальный переход в зрелый возраст
Соответствующий опыт подлежал вербализации лишь в случае особого эмо­
ционального состояния, сопряженного с его переживанием. Установка на бе­
ременность как обязательную и возобновляющуюся практику на протяжении
всего репродуктивного периода оборачивалась нейтрализацией восприятия
каждого отдельного опыта, начиная с самого первого, если только он не был
отмечен какой-либо драматической коллизией. Ненадежность диагностики
беременности превращала ее в антропологический опыт большой длитель­
ности, трансформация которого слабо различима на протяжении XVIII — се ­
редины XIX в., а дифференцированность в зависимости от статусных, иму­
щественных и локальных характеристик мало отчетлива.
4.1 .3 . Проведение беременности дворянками
Мемуаристки практически не распространялись на тему проведения
беременности, а, потому, наши сведения об этом очень отрывочны и лако­
ничны. Интересно, что иногда они не специально описывали свое состоя­
ние, а как бы проговаривались о нем, сами того не подозревая. Так, княгиня
Н.Б . Долгорукая, вспоминая о пути следования в ссылку с опальной семьей
мужа, упоминала о том, что особенно тяжело ей было переносить передви­
жение по воде:
«А когда погода станет ветром судно шатать, тогда у меня станет голова
болеть и тошнить, тогда выведут меня наверх на палубу и положат на ветр,
и я до тех пор без чувства лежу, покамест погода утихнет, и покроют меня
шубою: на воде ветр очень проницательный... Как пройдет погода, отдохну,
только есть ничего не могла, все тошнилось (курсив мой. —
А.Б .)»
2
.
Тошнота и отсутствие аппетита, спровоцированные, по свидетельству мему­
аристки, уже не штормом и морской болезнью, а иной причиной, поскольку
преследовали ее при штили, — верный признак токсикоза начала беремен­
ности.
1
См. историю Марии и Марфы. (Лука, 10:38-42.)
2
Долгорукая Н. С . 273-274.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
383
«Чужая» беременность виделась, в первую очередь, как ухудшение само­
чувствия («Чоглокова, въ то время беременная, часто бывала не здорова.. .»
1
),
одна из «своих» первых могла запомниться, например, необычным физиоло­
гическим состоянием повышенной сонливости («... на меня напал такой сон,
что я спала по целым дням до двенадцати часов и с трудом меня будили к
обеду»
2
). Современная медицина считает «постоянное желание спать» одним
из признаков беременности, возникающим «немного позже»
3
.
Сон — свое­
образная защитная реакция организма, призванная предотвратить его пере­
утомление и мобилизовать внутренние ресурсы. Культурные антропологи
относят сон к измененным состояниям сознания, в результате чего, по сло­
вам А.А. Велика, «поддерживается психологическая стабильность и акти­
визируются энергетические резервы человека»
4
.
Характерно, что Екатери­
на II, вспоминая об одной из своих неудачных беременностей, воспроизводит
«ошибку» в поведении беременной женщины (кстати, не вполне уверенной
в своей беременности): если бы она лучше «прислушалась» к своему орга­
низму, который все время «хотел» спать, а не была вынуждена, подчиняясь
придворному этикету, присутствовать на обязательных мероприятиях, со­
пряженных с длительным стоянием, излишней подвижностью и отсутствием
отдыха в течение дня, возможно у нее не случился бы самопроизвольный
выкидыш:
«Петров день был отпразднован, как всегда; я оделась, была у обедни, на
обеде, на балу и за ужином. На следующий день я почувствовала боль в по­
яснице. Чоглокова призвала акушерку, и та предсказала вьшидыш, который
у меня и был в следующую ночь»
5
.
Беременность, очевидно, ввиду психологической «естественности» это­
го состояния, не воспринималась светскими женщинами в качестве повода к
изменению привычного образа жизни. Они не прекращали своего участия не
только в приемах, сопряженных с разъездами, но и в балах
6
, связанных с повы­
шенной подвижностью, эмоциональной и двигательной активностью. Только
в самом конце беременности они заключали себя в домашнем пространстве
7
,
1
Екатерина II. С . 124.
2
Екатерина II. С . 139.
3
Кервасдуэ А. де. Девочка. Девушка. Женщина / Пер. с фр. И .Ю. Крупичевой.
M., 2000. С . 272.
4
БеликА.А. Указ. соч. С . 151.
5
Екатерина II. 2 С. 139.
6
Там же; Письмо Н.О. Пушкиной к ОС. Павлищевой от 9 марта 1834 г... С . 212 .
7
Напротив, по свидетельству мемуаристки, великая княгиня Мария Алексан­
дровна, супруга великого князя Александра Николаевича, уже после появления у
нее субъективных ощущений первой беременности «стала чаще оставаться дома».
(Яковлева А. С . 303 .)

384
А.В . Белова
не прерывая, вместе с тем, общения с ограниченным кругом наиболее близких
знакомых, для которых теперь организовывали вечера у себя дома. Москвичка
М.А . Волкова делилась в письме от 11 апреля 1812 г со своей петербургской
подругой и родственницей В.А. Ланской: «Нынче я еду ужинать в небольшом
обществе у графини Соллогуб, которая сидит постоянно дома, так как соби­
рается родить»
1
.
И позднее, 29 апреля: «...я исключена из
...
праздника, чем
и воспользуюсь, чтобы провести вечер у г-жи Соллогуб, которая еле двигает­
ся.. .»
2
. П ример Соллогуб показывает, что причиной добровольного заточения,
были физиологические сложности перенесения поздней стадии беременности.
Именно заключительный этап беременности и приближавшиеся роды
наиболее часто маркировались автодокументальной традицией. Но даже эта
поздняя стадия не считалась достаточным поводом к приостановке не только
светской жизни, но и придворной карьеры. Екатерина II писала об одной из
дам своего ближайшего окружения:
«На последней недгЗлг) поста я занемогла корью... Во время этой болезни,
Чоглокова, хотя была беременна на сносахъ, но можно сказать, не отходила
отъ меня шагу и всячески старалась развлекать меня»
3
.
Мемуаристки отмечали большую восприимчивость на поздних стадиях бере­
менности к происходящим вокруг событиям и свою реакцию на них в виде
«страха». Например, княгиня М.Н. Волконская, урожденная Раевская (1805¬
1863), объясняла свой испуг от ночного появления мужа — члена тайного об­
щества — после раскрытия заговора именно завершавшейся беременностью:
«Через неделю он вернулся среди ночи; он меня будит, зовет: «Вставай ско­
рей»; я встаю, дрожа от страха. Моя беременность приближалась к концу, и
это возвращение, этот шум меня испугали»
4
.
Княгиня Е.Р. Дашкова также специально не пишет, как изменилось ее вре­
мяпровождение в связи с беременностью, единственное, что упоминает, —
поездку с мужем в его «орловские поместья». Очевидно, переезды считались
для беременной женщины небезопасными
5
, поэтому она специально сообща­
ет об их благополучном завершении: «Я была снова беременна, но дорогой
князь окружил меня таким заботливым попечением, что это путешествие не
принесло мне никакого вреда»
6
.
1
Письмо М.А . Волковой к В.А . Ланской от 11 апреля 1812 г. // Волкова М.А .
С. 278.
2
Письмо М.А. Волковой к В.А . Ланской от 29 апреля 1812 г. // Там же.
3
Екатерина II. С . 62.
4
Волконская М.Н . С. 16.
5
См., напр.: «Ей решительно было невозможно пуститься в этот путь со мною
по причине ее беременности, приближавшейся уже к концу; дорога же была, по
позднему времени года, почти невозможная к проезду». (ДмитриевМ.А . С. 175.)
6
Дашкова Е.Р . 1
. С.10.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
385
Даже обычный променад по городу в карете мог таить опасность для бе­
ременной женщины, неся в себе угрозу выкидыша. Подобное стечение об­
стоятельств воспринималось ею иногда как средство избавиться от нежела­
тельной беременности. Так, несчастливая в замужестве беременная А.П . Керн
иронизировала:
«Только что ездила кататься с дорогим супругом. Сначала лошади чуть
было не опрокинули карету, чему в душе я очень обрадовалась, в надеж­
де что это может повлечь за собой благодетельный исход, но нет, мы не
вывалились»
1
.
Медики могли ограничить свободу перемещения беременной при ее не­
удовлетворительном самочувствии и неблагоприятном исходе предыдущих
родов, однако слова мемуаристки показывают, что, в ее представлении, ожи­
дание ухудшения состояния соотносилось только с поздней стадией бере­
менности:
«Несмотря на то что момент разрешения от бремени был еще далек, я чувс­
твовала себя нехорошо. Доктора приказали мне сидеть дома. Это была
необходимая предосторожность»
2
.
Тем не менее в дворянской культуре не прослеживаются распространен­
ные в народной традиции табу на свободное перемещение в пространстве
беременной женщины, ограничения ее двигательной активности. Дворянки
«на сносях» предпринимали дальние, в том числе заграничные, переезды и
морские плавания с целью оказаться к моменту родов в нужном им месте,
например, рядом с матерью. Иногда это оборачивалось курьезными ситуа­
циями:
«Кроме князя К *** и семейства Д *** на нашем пароходе плыла также кня­
гиня Л ***. Она возвращалась в Петербург, который покинула неделю назад,
чтобы через Германию попасть в Швейцарию, в Лозанну, и повидать там
дочь, которая вот-вот должна родить; однако, сойдя на берег в Травемюнде,
княгиня скуки ради пожелала взглянуть на список пассажиров, отгшьшших
в Россию на последнем пароходе: каково же было ее изумление, когда она
обнаружила в этом списке имя своей дочери! Она наводит справки у русско­
го консула; сомнений быть не может: мать и дочь разминулись в Балтийском
море. Теперь мать возвращается в Петербург, куда только что прибыла ее
дочь; благо, если она не родила в открытом море»
3
.
Более того, повседневная жизнь провинциальных дворянок в период
беременности мало отличалась от повседневности небеременных женщин.
Екатерина Васильевна Безобразова в письме от 30 мая 1827 г подробно сооб­
щала «несравненой и милой сестритце» Аграфене Васильевне Кафтыревой
о том, как она, имея уже срок более половины беременности, отправилась из
1
КернА.П. 6
. С. 295.
2
Головина В.Н . С . 106.
3
КюстинА. де. С . 89.

386
А.В . Белова
орловского имения одна с двумя сыновьями и дочерью в столицу, «хлапата-
ла в Петербурге определением детей» и добилась результата: «Ильюша был
принет во втарои кадецкои корпос кандидатам а Гани по летам ва всех кор­
пусах отказали», однако и его удалось пристроить с помощью влиятельного
родственника, зятя, адмирала Г.А. Сарычева, который «Ганюшку определил
в Кранштати в штурманской корпус беза всякава, — как выразилась автор
письма, — мне затруднения»
1
.
Обратный путь от Петербурга до Малоархан-
гельска Орловской губернии, занявший более 2-х недель, с 7 по 23 марта
1827 г, был омрачен досадным происшествием — беременную женщину с
дочерью «Липинькои» ограбили: «...выехачи из Петербурха на парьвом на-
члеги с моими реестрами и с чепцами и касыначки с кардонками отрезаны
зади...»
2
.
Повторяя причину, по которой она была «нещаслива»
3
—
«крамя
убытку отрезаны 2-ве кардонки»
4
, — Е .В . Безобразова упоминала и о сво­
ей беременности, и о предполагаемом сроке родов, и об опасениях, с ними
связанных: «... я еще все в таком же положении как вы меня видили ожидаю
перьвых чисел июня Бог знаит отстанусь ли жива...»
5
.
Несмотря на череду
беременностей, внимание на которых как бы не акцентировалось, роды вос­
принимались как состояние пограничное между жизнью и смертью, исход
их представлялся неясным заранее даже таким многократно рожавшим дво­
рянкам, какой была Е.В . Безобразова. (Из письма очевидно, что она ездила в
столицу с 3-мя своими старшими детьми, в то время как младшие оставались
в «деревни» с отцом И. Безобразовым: «...даехала и всех семейства
6
свое
нашла благопалучна.. .»
7
.)
Что касается рациона будущих мам, то в начале беременности жен­
щины жаловались на отсутствие аппетита, ели немного, даже постились,
хотя формально беременные, наряду с детьми и больными, освобождают­
ся от поста. Беременная средней дочерью А.П . Керн, например, соблюдая
Успенский пост, второй по строгости после Великого, записала в своем
дневнике:
1
Письмо Е.В . Безобразовой к А.В. Кафтыревой от 30 мая 1827 г. // ГАТО. Ф . 1233.
Он. 1.Д.2.Л.21об.
3
Там же. Л. 21.
4
Там же.
5
Там же. Л. 21 об.
6
Там же. Л. 22.
1
В подтверждение того, что под «семейством» имелись в виду именно дети
см., напр.: «Мое семейство умножается, растет, шумит около меня». (Письмо
А.С. Пушкина к П.В. Нащокину от 10 января 1836 г. // Пушкин А.С . Собр. соч. ..
Т. 10.С. 249.)
2
Письмо Е.В. Безобразовой к А.В. Кафтыревой от 30 мая 1827 г. // ГАТО. Ф. 1233.
Он. 1.Д.2.Л.21об.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
387
«...иду обедать, больше для порядка, нежели с голоду. Мне ничего не хо­
чется, совсем пропал аппетит. Все эти последние дни я ем только постное и
буду поститься до 15-го, может, Господь сжалится надо мной»
1
.
Мужья беременных женщин регистрировали в письмах «необычности»
или отсутствие таковых во вкусовых предпочтениях жен, сопровождая их
собственными шутливыми предсказаниями относительно того, кто должен
родиться, например: «Жена моя брюхата, без причуд, только не любит таба­
ку, — знать будет старовер»
2
. П римечательно, что на уровне «проговорки» в
«несерьезном» дружеском дискурсе пол будущего ребенка ожидался мужем
как мужской.
К числу интуиций беременных следует отнести самовольный отказ от
приема назначенных лекарственных препаратов, необоснованного с их собс­
твенной точки зрения. Именно так поступила во время второй беременности
княгиня Е.Р. Дашкова: «... когда... мой муж уехал 8 января, я была так огор­
чена, что у меня сделался жар, который скорее гнездился в моих нервах и
моем мозгу, чем в крови; кажется, благодаря тому, что я упорно отказывалась
принимать лекарства, предписанные мне докторами, через несколько дней у
меня все прошло»
3
.
Манера одеваться в период беременности несколько отличалась от обыч­
ной, хотя специальной одежды для беременных, по-видимому, не существо­
вало. Даже представительницам императорской семьи, великим княгиням, в
40-е гг XIX в. принято было в этом случае «перешивать платья»
4
, составляв­
шие их привычный гардероб.
При том, что дворянки, в основном, активно и деятельно проводили
беременность и успевали не только справляться с собственными делами,
но и заботиться об окружающих
5
, принимали самостоятельные решения
по многим житейским вопросам, достаточно свободно перемещались в
пространстве и старались не изменять своим повседневным занятиям и
привычкам, по мере приближения предполагаемого срока родов мужья
начинали воспринимать их в качестве лишенных инициативы своего рода
объектов манипуляции. Мемуары и письма пестрят сведениями о том, что
молодых первородящих жен незадолго до родов мужья не только старшие
3
КернА.П. 6
. С. 295.
4
Письмо П.В . Нащокина к А.С. Пушкину от конца апреля 1834 г. // Друзья
Пушкина... Т. II . С. 347.
5
Дашкова Е.Р . 1
. С. 10-11.
1
Яковлева А. С . 303.
2
«Вскоре сильная болезнь свалила меня в постель. Я получил сильный ревма­
тизм. < . . .> У меня отнялись ноги. Анна Федоровна (жена.
—
А.Б .), несмотря на
свою четвертую беременность, ходила за мной, как за ребенком». (Дмитриев М.А .
С. 353.)

388
А.В . Белова
по возрасту, но и сверстники, «поручали» и «не брали»
1
, «отправляли»
2
,
«перевозили»
3
, «отвозили» и «сдавали на попечение»
4
.
Причем «сбывание
с рук» жены, которая вот-вот должна была родить, — наиболее типичная
стратегия поведения мужа, участие которого в родах зачастую ограничи­
валось этим, не доходя даже до сопереживания роженице в соседней ком­
нате. В этом смысле муж графини В.Н. Головиной, присутствовавший при
ее первых «ужасных родах»
5
, представлял собой редкое исключение. Она
вспоминала: «...мой муж стоял близ меня, едва дыша, и я боялась, что он
может упасть в обморок»
6
.
Опасения мемуаристки, несмотря на собствен­
ное очень тяжелое самочувствие, были обусловлены тем, что пребывание
мужа рядом с роженицей воспринималось как нехарактерное для мужчины
поведение.
Любящий муж князь М.- К.И . Дашков (1736-1764), получивший служеб­
ный отпуск в период второй беременности Е.Р . Дашковой, добивался его про­
дления не только, чтобы «окружить заботливым попечением» беременную
жену, но и остаться с ней на время родов и последующего восстановления.
Княгиня писала: «...пришлось испрашивать у великого князя продление
отпуска еще на пять месяцев, дабы я могла оправиться после родов»
7
.
На­
против, «оставляющее» поведение мужа по отношению к беременной жене
констатировала М.А. Волкова, внутренне убежденная, что пережить роды
вместе с женой сложнее и важнее, чем участвовать в военной кампании, и, не
разделявшая позиции мужчины, думавшего иначе:
1
«Так и уехал Владимир Алексеевич в полк, поручив жену бабушке. Взять же
ее с собой он не решился, ибо она была в тягости и очень слаба здоровьем». (Са­
банеева Е.А . С. 369.)
2
«Посылаю тебе письмо от Прасковьи Юрьевны и советую тебе отвечать ей по
первой почте, что ты получила ее письмо уже в Ярославле, и что если я тебя туда,
а не к ним отправил, так это от того, что в этом городе можно найти более помощи
в родах, чем в другом». (Письмо П.А . Вяземского к жене от 21 августа 1812 г. //
Любовь в письмах великих влюбленных... С . 128.) Та же «объектность» жешттдны
сохранялась и в мужском дискурсе о родильнице: «Летом, после родов жены, от­
правляю ее в калужскую деревню к сестрам...» . (Письмо А.С. Пушкина к П.В. Нащо­
кину от около 25 февраля 1833 г. // Друзья Пушкина... Т. II . С. 344.)
3
«Ввиду же появления на свет первого ребенка он нанял в Калуге очень покой­
ный и большой дом купчихи Хохловой, перевез туда мою матушку...» (Саба­
неева Е.А . С. 353.)
4
«Наконец, он мне объявил, что обещал моему отцу отвезти меня к нему в де­
ревню на время родов, — и вот мы отправились. Он меня сдал на попечение моей
матери и немедленно уехал...». (ВолконскаяМ.Н. С. 16.)
5
Головина В.Н . С . 23.
6
Там же. С. 24.
7
Дашкова Е.Р . С . 10.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
389
«Гагарины тоже достойны сожаления. Кн. Андрей решается отправиться в
поход и предоставляет жене справиться с родами, как знает»
1
.
В лучшем случае заботливые мужья, провозглашавшие приоритет семейных
ценностей, интересовались потом с театра военных действий самочувстви­
ем даже не самой беременной жены, а вынашиваемого ею очередного ре­
бенка:
«Лицом в грязь не ударил. <. . .> Не хочу чинов, не хочу крестов, а единого
истинного счастья — быть в одном Квярове неразлучно с тобою. Семейное
счастье ни с чем в свете не сравню. Вот чего за службу мою просить буду.
Вот чем могу только быть вознагражден. Так, мой друг, сие вот одно мое же­
лание. <. ..> Что Лиза, ее кашель? Петруша, Ваня, Гриша? Напиши особенно
о каждом. Чтогоггый,стучит ли?»
2
Однако не всякий мужчина, подобно П.А . Вяземскому, мог, по крайней мере
вербально, предпочесть спокойствие беременной жены своим честолюбивым
«геройским» амбициям и открыто признаться ей в этом, тем более в момент
общенационального патриотического подъема 1812 г:
«Обязанности военного человека не заглушат во мне обязанностей мужа
твоего и отца ребенка нашего. Я никогда не отстану, но и не буду кидаться.
Ты небом избрана для счастия моего, и захочу ли я сделать тебя навек не­
счастливою? Я буду уметь соглашать долг сына отечества с долгом моим и в
рассуждении тебя. Мы увидимся, я в этом уверен»
3
.
«Кроме тебя, ничто меня не занимает, и самые воинские рассеяния не дотра­
гиваются до души моей. Она мертва: ты, присутствие твое, вот — ее жизнь;
все другое чуждо ей»
4
.
Князя С.Г Волконского (1788-1865), например, беременность молодой жены
не остановила от участия в заговоре, изменившего все их дальнейшее су­
ществование, семейную повседневность и, возможно, стоившее жизни их
первенцу, которого, грудного, мать вынуждена была покинуть, отправляясь
за мужем в Сибирь
5
.
Тема эгоистического «мужского героизма» декабристов
в ущерб жизненным интересам и человеческому счастью их жен, детей, ро­
дителей, семей и ожидаемой жертвенности женщин до сих пор не озвучена
историографией, в отличие от феминистской литературной критики
6
и кор-
1
Письмо М.А. Волковой к В.А. Ланской от 24 июня 1812 г. // Волкова М.А .
С. 282-283.
2
Письмо П.П. Коновниньгна к жене А.И. Коновницыной от 27 августа 1812 г. //
К чести России. Из частной переписки 1812 года... Ч . I . С.
.
1
Письмо П.А. Вяземского к жене от 24 августа 1812 г. // Любовь в письмах
великих влюбленных... С . 128.
2
Письмо П.А. Вяземского к жене от 30 августа 1812 г. // Там же. С. 129.
3
Волконская М.Н . С. 17 .
4
См., напр.: Савкина Н.Л. «Пишу себя...»: Автодокументалытые женские тек­
сты в русской литературе первой половины XIX века. Tampere, 2001. С . 95-103.

390
А.В . Белова
релирующей с ней современной женской литературы
1
, несмотря на то, что
автодокументальные свидетельства дворянок позволяют это сделать:
«Не стану говорить об ужасном положении семейства Муравьева-Апостола.
<.. > И как описать, что происходило в семействе нашем в течение почти цело­
го года, в какой страшной неизвестности находилась бедная невестка наша об
участи несчастных братьев своих, сколько пролитых слез, сколько томления!..»
2
Некоторые дворяне-заговорщики отдавали себе в этом запоздалый отчет, как
видно из письма А.Г. Муравьевой, урожденной Чернышевой, скопировавшей
покаянное письмо своего мужа Н.М . Муравьева:
«Когда ты прочтешь копию душераздирающего письма, которое он мне на­
писал и которую я тебе отправляю, я полагаю, что не будет никакой необ­
ходимости добавлять что-то еще. На самом деле я едва могу писать: так я
раздавлена горем. < . . > Вот копия его письма, которое я едва смогла перепи­
сать: «<...> Я один из руководителей тайного общества, которое раскрыли.
Я виноват перед тобой, которая столько раз просила меня не иметь никаких
секретов от тебя. Если бы я был благоразумен! Сколько раз после нашей
женитьбы я хотел рассказать тебе, но как нарушить слово, которое когда-то
дал? Ложный стыд, более чем что-либо другое, закрыл мне глаза на жесто­
кость и нечестность (по отношению к тебе). Я причинил несчастье тебе и
твоим родным. Мне кажется, что я слышу проклятья от всех твоих. Мой ангел,
я падаю к твоим ногам, прости меня. У меня остались на всем свете только
моя мать и ты. Молись за меня богу. Твоя душа чиста, и твои страдания
вернут мне благосклонность неба. Мысль о том, что я вверг тебя и твоих
близких в отчаяние, делает мои муки раскаяния еще более жгучими. Я бо­
юсь, как бы это несчастье не имело еще более губительных последствий для
здоровья твоей матушки. Я истпъгваю ужасный страх за твои роды. <. ..>
Я боюсь, что несчастье, постигшее мою матушку с обоими ее сыновьями,
лишило ее сил заниматься нашими бедными сиротами»»
3
.
Жертвами оказывались и ощущали себя и те женщины, которые, как А.В .
Якушкина, урожденная Шереметева (1806-1846), не смогли последовать за
мужьями
4
, и те, которые, как француженка Полина Гебль, после замужест­
ва П.Е. Анненкова (1800-1876), или А.Г Муравьева отправлялись в Сибирь
вслед за своими избранниками со смешанными чувствами:
«По мере того, как я удалялась от Москвы, мне становилось все грустнее и
грустнее, в эту минуту чувство матери заглушало все другое, и слезы души­
ли меня при мысли о ребенке, которого я покидала»
5
.
5
См.: Павлова С.Н . Гонка за счастьем [Текст]: роман / Светлана Павлова. M .,
2004. С. 344-346.
6
Скалой СВ. С. 350.
1
Письмо А.Г . Муравьевой к С.Г . Чернышевой от 2 января 1826 г. Цит. по: http://
decemb.hobby.ru/index.shtml?memory/mur_let.
2
См.: СавкинаИ.Л. Указ. соч . С. 95-103.
3
Анненкова П.Е .

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
391
«Путешествие для меня было довольно тягостным, но не по причине уста­
лости, а по моральным причинам. Печаль обессилила меня: у меня нет ника­
ких известий о моих детях, с тех пор как я оставила их. Вот уж шесть недель,
как я ничего о них не знаю. Я здесь уж 3 дня и вплоть до сего времени не
ощутила никаких личных неприятностей, а если и произойдет что-то, так я к
этому прекрасно подготовлена. Все, что касается меня, мне безразлично, что
же до моего Разина, то сердце мое не может быть ни более ранено, ни более
растерзано, чем сейчас. Ничего не может с ним случиться более худшего,
чем то, что есть»
1
.
Последний триместр беременности становился поводом для более тесно­
го, буквально каждодневного, общения свекрови с молодой невесткой, если
обе жили в одном городе:
«Натали должна родить в июле. Мы видаемся всякий день.. .»
2
.
В многодетных семьях особую заботу о беременных матерях проявляли стар­
шие дочери: «... я вам скажу признательно я в ней («Липаньке». — А .Б.) нахо­
жу друга и дочь <о>на меня ва в сем стараитца пакоить.. .»
3
.
Тем не менее, по свидетельству субъективных источников, в XVIII — се ­
редине XIX в. довольно часто случалось невынашивание беременности. Ме­
муаристки связывали причины самопроизвольных выкидышей с длительными
безостановочными переездами
4
и, следовательно, как теперь ясно, с тряской в
дороге, с общим переутомлением
5
, с верховыми прогулками
6
, с участием в ба­
лах, подвижностью и танцевальной активностью
7
. Не случайно А.С. Пушкин
предостерегал жену: «... не забудь, что уж у тебя двое детей, третьего выкину­
ла, береги себя, будь осторожна; пляши умеренно, гуляй понемножку... »
8
. Од­
нако главным, по-видимому, становилось то, что женщины не были до конца
4
Письмо А.Г . Муравьевой к Е.П . Чернышевой от 4 февраля 1827 г. Цит. по:
http://decemb.hobby.ru/index.shtml?memory/mur_let.
5
Письмо Н.О. Пушкиной к ОС. Павлищевой от 8 мая 1833 г. // «Мир Пушки­
на»... Т.1.No55.С. 151.
6
Письмо Е.В . Безобразовой к А.В . Кафтыревой от 30 мая 1827 г. // ГАТО.
Ф. 1233.Оп. 1.Д.2.Л.21 об.-22.
1
«Я отправилась из Петербурга с кое-какими легкими признаками беременнос­
ти. Мы ехали очень быстро и днем и ночью; на последней станции эти признаки
исчезли при сильных резях. Приехав в Москву и увидев, какой оборот приняли
дела, я догадывалась, что могла легко иметь выкидыш». (Екатерина II. С. 134.)
2
Там же. С. 139.
3
«На Святой неделе великий князь поехал кататься с кавалерами нашего дво­
ра верхом. ... я оставалась дома, потому что меня боялись выпускать ввиду моего
положения и ввиду того, что у меня было уже два выкидыша...». (Там же. С . 149.)
4
Письмо Н.О. Пушкиной к ОС. Павлищевой от 9 марта 1834 г... С . 212.
5
Письмо А.С . Пушкина к Н.Н. Пушкиной от 19 апреля 1834 г. // Пушкин А.С.
Собр. соч ... Т. 10. С . 159.

392
А.В . Белова
уверены в своей беременности и, потому, не соблюдали необходимых в первом
триместре (наиболее опасном с точки зрения выкидыша
1
) предосторожностей.
Описания пережитых выкидышей показывают сопряженность их с боль­
шим риском для здоровья женщин всех слоев привилегированной части об­
щества при отсутствии оперативных методов лечения и сохранение этого
риска на протяжении довольно длительного времени после произошедшего.
Екатерина II вспоминала о себе в бытность великой княгини:
«.. .вьжидыш... у меня и был в следующую ночь. Я была беременна, веро­
ятно, месяца два-три; в течение тринадцати дней я находилась в большой
опасности, потому что предполагали, что часть «места» осталась; от меня
скрыли это обстоятельство; наконец, на тринадцатый день место вышло
само без боли и усилий; меня продержали по этому случаю шесть недель в
комнате, при невыносимой жаре. Императрица пришла ко мне в тот самый
день, когда я захворала, и, казалось, была огорчена моим состоянием. В те­
чение шести недель, пока я оставалась в своей комнате, я смертельно скуча­
ла. Все мое общество составляли Чоглокова, и то она приходила довольно
редко, да маленькая калмычка... с тоски я часто плакала»
2
.
В следующем столетии И.О. Пушкина писала о произошедшем со своей не­
весткой Н.Н. Пушкиной:
«В воскресенье вечером на последнем балу при дворе Натали сделалось
дурно после двух туров Мазурки; едва поспела она удалиться в уборную
Императрицы, как почувствовала боли такие сильные, что, воротившись до­
мой, выкинула. И вот она пластом лежит в постели после того, как прыгала
всю зиму и, наконец, всю масленую, будучи два месяца брюхата»
3
.
Должно было пройти более 2-х недель, прежде чем она, по словам мужа,
пошла на поправку:
«Вообрази, что жена моя на днях чуть не умерла. Ньшешняя зима была
ужасно изобильна балами. На масленице танцевали уж два раза в день. На­
конец настало последнее воскресение перед великим постом. Думаю: слава
богу! балы с плеч долой. Жена во дворце. Вдруг, смотрю — с нею делается
дурно — я увожу ее, и она, приехав домой, — выкидывает. Теперь она (чтоб
не сглазить), слава богу, здорова.. .»
4
.
Не только описанные события отделены временным промежутком в 80 лет
(первое датируется июлем 1753 г, второе — мартом 1834 г), но и сами опи­
сания различаются «углом зрения». В самоописании женщины, пережившей
выкидыш, «прочитывается» объектность и пассивность ее самой и полное
игнорирование ее собственных интересов. В описании свекровью ситуации
6
См.: ТрчаС. Указ. соч. С. 44.
7
Екатерина II. 2 С. 139.
1
Письмо Н.О . Пушкиной к ОС. Павлищевой от 9 марта 1834 г... С . 212 .
4
Письмо А.С. Пушкина к П.В . Нащокину от между 23 и 30 марта 1834 г. //
ПушкинА.С . Собр. соч.. . Т. 10. С. 154.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
393
с невесткой, наоборот, «пострадавшая» воспринимается как активно и са­
мостоятельно действовавший субъект, на которого тем самым возлагается
ответственность за случившееся. Так, в обеих ситуациях женщины, пере­
жившие травмирующее событие, репрессированы, причем ни кем-нибудь, а
ближайшими к ним женщинами в отсутствии поблизости матерей — свекро­
вями, — сочувствие которых невесткам просматривается весьма относитель­
но. Во втором примере Н.О. Пушкина чувствовала себя уязвленной тем, что
невестка своевременно не прислушалась к ее предостережениям о возмож­
ной беременности и проигнорировала ее опыт:
«Напрасно говорила я, что она брюхата. Тетка ее утверждала противное,
и племянница продолжала танцевать. Теперь они удивлены, что я была
права»
1
.
Она ощущала себя правой, а невестку считала виноватой в неблагополучном
исходе беременности и педалировала эти оценки в письме к дочери. Гораздо
более искреннее отношение заметно в последнем случае в реакции свекра,
сочувствующего одновременно невестке и оказавшейся в аналогичной ситу­
ации дочери:
«Мама рассказала тебе все новости, дорогая Олинька, хорошие и дурные;
Натали легче, но еще не совсем это кончилось. — Когда я слышу разговоры
о том, что в ней происходит, и когда подумаю, что ты в том же была положе­
нии, — меня мороз по коже подирает»
2
.
При этом становится понятно, что обсуждения вопросов беременности мог­
ли происходить в присутствии, но формально без участия мужчин.
Таким образом, беременности были максимально интегрированы в пов­
седневность дворянок разного социального статуса — от провинциальных
помещиц до «светских львиц» и великих княгинь. Однако причина этого за­
ключалась не столько в рационализации их образа жизни и мировосприятия,
сколько в недостаточной информированности как о наступлении самой бере­
менности, так и о мерах предосторожности, связанных с ее благополучным
проведением. Именно поэтому невынашиваемость беременностей, нередко
завершавшихся выкидышами во многом из-за «ошибок поведения» самих
беременных женщин, являлась такой же частью женской дворянской повсед­
невности, как и нормальное их протекание.
При том, что в российской дворянской культуре не удается проследить
специальных ограничений и предписаний в отношении мобильности, заня­
тий, питания и одежды беременных, носящих в народной традиции опре­
деленный символический характер, обращает на себя внимание повышен­
ный интерес ближайшего окружения к женщине в последнем триместре
1
Письмо Н.О. Пушкиной к ОС. Павлищевой от 9 марта 1834 г... С . 212.
2
Письмо СЛ. Пушкина к ОС Павлищевой от 9 марта 1834 г. // «Мир Пушки­
на»... Т. 1.No 81.С. 213.

394
А.В . Белова
беременности, что служит доказательством обесценивания ее как индивида
и повышения ее значимости исключительно как будущей роженицы. Объект -
ность беременных «на сносях» для их мужей лишь усиливает впечатление от
женщины, вынашивающей ребенка, как «канала» для продолжения рода пос­
редством желательного обретения наследника мужского пола. Это выража­
лось и в мужском эпистолярном дискурсе («У меня одна пятнадцатилетняя
дочь, да что даст Бог от родов жены моей, по всяк день ожидаемых. Только и
отраслей изо всего моего рода»
1
). Чем выше был статус женщины, тем более
бдительное отношение к себе она вызывала в качестве беременной и роже­
ницы ввиду возрастающей заинтересованности в наследнике (особенно это
касалось женщин из царской семьи). В этом случае ее «обычный ход жизни»
2
ограничивался более существенно. Кроме того, учитывался предшествую­
щий неудачный репродуктивный опыт, который мог спровоцировать меди­
цинское предписание пространственной иммобилизации, разумеется, если
беременная оказывалась под врачебным наблюдением, как, например, в при­
дворной среде, в отличие от провинциальной. Провинциальные же дворянки,
в большинстве своем, могли полагаться только на собственную интуицию и
рефлексию пережитого.
4.2 . «Александрии счастливо родила дочь...»
3
(Родины в российской дворянской культуре
XVIII — середины XIX в.)
4.2 .1 . Организация родов и родовспоможения в дворянской среде
Согласно эпистолярным и мемуарным свидетельствам первой поло­
вины XIX в., срок предстоящих родов определялся субъективно самими
беременными женщинами
4
, которые могли ошибаться в своих подсчетах,
1
Письмо П.В. Завадовского к CR Воронцову от 28 июля 1794 г. // Архив князя
Воронцова. M ., 1877. Кн. 12. С . 120-121. Цит. по: Бекасова А.В . Семья, родство и
покровительство в России XVIII века: «домовое подданство» графа П.А. Румянце­
ва. Дисс... канд. ист. наук. СПб., 2006. С. 12.
2
Головина В.Н . С . 106.
3
Письмо В.А . Дьяковой к Н.Н. Дьякову от 23 ноября 1844/1845 (?) г. // ГАТО.
Ф. 1407.Оп. 1.Д.44.Л.1-1 об.(оригинал по-фр., пер. с фр. мой. —
А.Б.).
4
Письмо М.А . Волковой к В.А. Ланской от 29 апреля 1812 г. // Волкова М.А .
С. 279; Достоевская А.Г . С . 8; «Жена была беременна, дожидалась родить, но по­
лагала еще не скоро»; «Жена была беременна. Ей не хотелось ехать в Москву...
Она... откладывала, уверяя меня, что она еще в феврале ждет своего разрешения»
(ЗагряжскийМ.П . С . 157, 165).

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
395
иногда весьма существенно (вплоть до полутора месяцев), как в сторону со­
кращения, так и увеличения продолжительности беременности. По словам
М.А. Волковой из письма от 29 апреля 1812 г, графиня Соллогуб «жестоко
обсчиталась, предполагая, что родит в конце марта»
1
.
О том же, что «Сол­
логуб родила сына» московская барышня поведала петербургской подру­
ге только 18 мая
2
.
Иногда роды начинались ранее ожидаемого женщиной
срока, причиной чего могли служить либо также ошибка в хронологии
3
,
либо, по утверждению мемуаристки, воздействие внешних факторов, ус­
ловно, «стрессовая ситуация». В последнем случае речь идет о так назы­
ваемых преждевременных родах, описанных, например, А.Г . Достоевской
применительно к обстоятельствам собственного рождения: «А между тем
моя матушка, не ожидавшая так скоро предстоявшего ей «события», веро­
ятно, вследствие усталости и волнения, вдруг почувствовала себя нехоро­
шо и удалилась в свою спальню, послав за необходимою в таких случаях
особою»
4
.
Судя по словам мемуариста, преждевременные роды могли про­
текать и без стресса как стремительные:
«...мать мгновенно почувствовала приближение родов; акушерка жила
очень далеко, и мать чувствовала, что уже некогда было посылать за ней. В
таковом критическом положении к счастию мать вспомнила, что в больнице
имеется доктор Гавриил Лукьянович Малахов, который по специальности
был гинеколог и акушер, она сейчас же послала за ним, и только что он
явился, как и я появился на свет Божий. Когда часа через полтора возвратил­
ся отец, то все было уже покончено и тогда только послали за акушеркой»
5
.
Критерии определения срока предстоящих родов женской автодокументаль­
ной традицией не конкретизировались.
В дворянских семьях обычной практикой были домашние роды
6
.
Роды в
стенах бесплатных родильных госпиталей, действовавших при созданных в
1764 и 1770 гг в Москве и Санкт-Петербурге Воспитательных домах
7
, сви-
1
Письмо М.А . Волковой к В.А . Ланской от 29 апреля 1812 г. // Волкова М.А .
С. 279.
2
Письмо М.А. Волковой к В.А. Ланской от 18 мая 1812 г. // Там же. С. 280.
3
«Появления моего на свет Божий вовсе не ожидали так скоро, как оно совер­
шилось. Это могло произойти или потому, что ошиблись в счете (что всего веро­
ятнее), или потому, что я действительно поторопился (как и всегда во всем при
своем юрком характере), то есть был несколько недоношен...». (Достоевский A.M .
С. 29-30 .)
4
Достоевская А.Г. С. 8.
5
Достоевский AM. С . 30.
6
См., напр.: Дашкова Е.Р . 1
. С. 11-13; Керн А.П. 5
. С. 339; Волконская М.Н.
С. 16-17; Достоевская А.Г. С. 8 и др.
7
ЦИАМ. Ф. 108. Московский Восгштательный дом. Оп. 1. Д. 21; Ф. 127 . Мос­
ковское присутствие Опекунского совета учреждений императрицы Марии. Оп. 3 .

396
А.В. Белова
детельствовали о незаконнорожденности ребенка. Идея создания таких уч­
реждений была высказана М.В. Ломоносовым в 1761 г.: «...для сохранения
жизни неповинных младенцев надобно бы учредить нарочные богаделенные
домы для невозбранного зазорных детей приему, где богоделенные старушки
могли бы за ними ходить вместо матерей или бабок...»
1
.
Однако еще при
Петре I существовал госпиталь для незаконнорожденных младенцев, источ­
ником финансирования которого были так называемые венечные деньги
2
—
сбор со вступавших в брак за выдачу венечных памятей. Разумеется, не все
«зазорные дети» попадали в Воспитательные дома:
«Письмо это тебе вручит очень милая и добрая девушка, которую один из
твоих друзей неосторожно обрюхатил. <. . > дай ей денег, сколько ей пона­
добится, а потом отправь в Болдино (в мою вотчину, где водятся курицы,
петухи и медведи). < .. .> При сем с отеческою нежностью прошу тебя по­
заботиться о будущем малютке, если то будет мальчик. Отсылать его в Boc-
ггитательный дом мне не хочется, а нельзя ли его покамест отдать в какую-
нибудь деревню — хоть в Остафьево»
3
.
Поскольку присутствие рожениц в этих учреждениях было анонимным
4
,а
«все обстоятелства родильниц
5
, принимаемых в родильную Гошпиталь вос-
питательнаго дома, должны быть сохранены свято в тайности»
6
(о чем со­
трудникам давалась «приличная на сей случай инструкция, и в исполнение
оной» они приводились «к присяге»
7
), выяснить процент дворянок среди
женщин разного социального происхождения, «непозволенным сластолю­
бием или и насильством обременных»
8
, рожавших там «зазорных детей»
9
,
не представляется возможным. Претендующее на реалистичность описание
западноевропейской, в частности французской, практики середины XIX в.
также показывает, что в медицинских учреждениях (la Maternite
110
) рожали,
Д. 125; Ковригина В.А ., Сысоева Е.К ., Шанский Д.Н . Медицина и здравоохранение
// Очерки русской культуры XVIII века / Под ред. Б .А. Рыбакова. M ., 1988. Ч. 3:
Наука. Общественная мысль. С . 55.
1
Ломоносов М.В . С . 257.
2
См.: ЦатуроваМ.К . Русское семейное право XVI-XVIII вв. M ., 1991. С . 30 .
3
Письмо А.С . Пушкина к П.А . Вяземскому от конца апреля — начала мая 1826 г
// ПушкинА.С . Собр. соч.. . Т. 9. С. 216-217 .
4
Ковригина В.А., Сысоева Е.К., Шанский Д.Н . Указ. соч. С . 55.
5
В русском языке XVIII-XIX вв. не различали рожениц и родильниц, называя и
тех, кто рожает, и тех, кто уже родил, одним и тем же словом «родильницы».
6
ЦИАМ.Ф.127.Он.3.Д.2.Л.3.
7
Там же.
8
Ломоносов М.В . С . 257.
9
Там же.
10
Родильный дом, акушерская клиника (фр.).

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
397
как правило, внебрачных детей («нечаянно родившихся в Париже»
1
) женщи­
ны без средств к существованию («После долгих усилий она мне призналась,
что ей просто некуда идти, что матери ее нет в Париже, а что он оставил ее
—
«не по моей вине», прибавила она, заливаясь слезами»
2
).
Тем не менее сама по себе доместикация родов, формально подтверж­
давшая статус законнорожденности будущего ребенка и означавшая симво­
лическую включенность его в домашнее, семейное сообщество, еще не га­
рантировала того, что ребенок не был внебрачным
3
.
Жившая в Петербурге
англичанка леди Рондо пересказывала приятельнице в письме 1738 г исто­
рию, показавшуюся ей «очень необыкновенной»:
«Только что у меня была с визитом одна из наших красавиц, жена русского
господина, которого Вы знавали в Англии, — м-ра Лопухина. Это одна из
фрейлин... Она приезжала отдать мне визит после ее родов. Когда она роди­
ла, я при первой же встрече поздравила ее мужа с рождением сына и спро­
сила, каково самочувствие супруги. Он ответил по-английски: "Почему Вы
спрашиваете меня? Спросите графа Левенвольде, он знает лучше". Увидев,
что я совершенно озадачена его словами, добавил: "Да весь свет знает, что
это правда, и это меня ничуть не волнует. Мы были вынуждены пожениться
по желанию Петра Великого.. ."»
4
.
Скорее всего, этот эпизод, «смутивший» и удививший иностранку, который
она «не могла обойти молчанием», — единичное или редкое явление, харак­
теризующее сексуальное и репродуктивное поведение придворной светской
женщины, выданной замуж против собственного желания по настоянию им­
ператора, «ненавидевшей» мужа и, вместе с тем, имевшей «связь с челове­
ком, который ей нравился». Причем на самом деле Лопухина испытывала
глубокую и устойчивую эмоциональную привязанность к своему избранни­
ку, поскольку, как подчеркивала леди Рондо, «она и ее любовник, если он
действительно таковым является, очень постоянны в своем сильном и вза­
имном чувстве на протяжении многих лет»
5
.
В отличие от других дворянок,
провинциальных жительниц, также вынужденных при вступлении в брак
подчиниться чужому (мужскому) волеизъявлению и потом так никогда и не
испытывавших подлинных чувств, Лопухиной все-таки посчастливилось ре­
ализовать собственный эмоциональный и, даже(!), репродуктивный (неотказ
1
Герцен А.И . Скуки ради // Герцен А.И. Собр. соч .: В 30 т. / Ред. колл.: В.П. Вол­
гин (гл. ред.) и др. M., 1960. Т. XX: Произведения 1867-1869 годов. Дневниковые
записи. Кн. 1: Публицистические и художественные произведения 1867-1868 годов
/ Ред. З.В . Смирнова, ИИ. Птушкина. С. 466.
2
Там же. С. 468 (курсив автора).
3
Это же касалось родов, завершавших добрачную беременность. (Екатери­
наII.1
. С. 67-69.)
4
Рондо. С. 244.
5
Там же.

398
А.В. Белова
от ребенка) выбор. При этом особенно показательно лояльное отношение к
этой ситуации ее мужа, который сам оказался в позиции депривированного,
лишенного императором права на матримониальный выбор:
«Мы были вынуждены пожениться по желанию Петра Великого. В то вре­
мя я знал, что она ненавидит меня, а сам я был к ней совершенно равно­
душен, хотя она красива. Я не могу ни любить ее, ни ненавидеть и теперь
по-прежнему равнодушен к ней. Так почему же я должен расстраиваться
из-за ее связи с человеком, который ей нравится, тем более что, надо отдать
ей должное, она ведет себя настолько благопристойно, насколько позволяет
положение»
1
.
Для дворянской культуры не характерна маргинальность пространства
родов, фиксируемая в народных традициях. Хотя все-таки можно встре­
тить свидетельство и вынужденных родов в бане. Так, мемуаристка Е.- А.В .
Смирная, урожденная княжна Вяземская (1771 — после 1850), сообщала о
необычном месте своего появления на свет:
«Я родилась в селе Кудаеве, подмосковной отца моего, князя Вяземскаго, ко­
торое принадлежит нынеча (1850 г.) внуку его, князю Алексию Вяземскому.
Родилась я в последний год чумы (1771 г.) при большом собрании родства.
Дед мой Земской, отец моей матери, со всем семейством, с дочерьми замуж­
ними и девицами, переехал из Москвы в Кудаево избежать опасности. <. . >
Дом хоша был очень большой, но по количеству гостей, хозяевам не было
места, так что мой отец и мать, соблюдая старинное гостеприимство, перешли
жить в баню, довольно пространную, где я и родилась.. .»
2
.
Обычно же роды происходили в привычной для женщины-дворянки об­
становке, в спальне
3
, которая к концу XVIII в. становилась одним из атрибутов
индивидуализации быта, интимизации, обособления частного пространства
4
.
Тем самым роды интегрировались в пространство женской повседневности.
Можно говорить о существовании в дворянской среде обычая рожать перво-
1
Там же.
2
Смирная Е. -А .В . С. 67-68.
3
Дашкова Е.Р . С. 13; Керн А.П . С. 340; Достоевский A.M . С. 67; «...ее уже
очень начало мучить. Она уже легла в постель...» (ЗагряжскийМ.П . С . 165) и др.
4
Мотив противопоставления формализованного светского общения («пус­
тая наружность, окруженная внешнею приятностью») интимному «дружеству»
(«сладчайшее упоение чувствам»), «частного» «публичному», или «тштгины уе­
динения» «светской.., шумной жизни» звучит в прозе русских писательниц конца
XVIII в. См., напр.: Масалова Е. Чувство уединения // Мы благодарны любезной
сочинительнице...: Проза и переводы русских писательниц конца XVIII века / Сост.
Ф. Гёпферт и М. Файнштейн. Fichtenwalde, 1999. С. 45-46. По мнению литерату­
роведов-мужчин, подобные настроения провоцировались «чтением Руссо и собс­
твенными разочарованиями светом». См.: Гёпферт Ф., Файнштейн М. О прозе
русских писательниц в 1760-1790-е годы // Там же. С. 192.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
399
го ребенка в доме своих родителей
1
либо, в случае их смерти или удаленнос­
ти местонахождения, в доме родителей мужа
2
.
Ко времени предполагаемых
родов дворянки в сопровождении мужей направлялись в родовые имения
предков под опеку ближайших родственниц и свойственниц — матерей
3
,
свекровей.
Женское окружение рожениц — неизменный атрибут родов в дворянс­
ких семьях. Матери
4
, тетки, свекрови и их сестры оказывались рядом с ними
накануне родин, поддерживали своим присутствием, участием, наверняка,
обсуждением пережитого самими опыта. Княгиня Е.Р . Дашкова вспоминала:
«Свекровь моя и сестра ея, княгиня Гагарина, помагавшая мн1) при первыхъ
родахъ, каждый вечеръ собирались вм1)ст1) съ акушеркой въ мою комнату и
съ часу на часъ ожидали моего разр1)шешя...»
5
.
Роды происходили не толь­
ко при участии профессиональных акушерок, а иногда и врачей-акушеров
6
,
но и в присутствии женщин из ближайшего окружения роженицы. Важно
отметить, что эти женщины как раз относились к поколению вышедших из
репродуктивного возраста. Один из примеров — описание вторых родов той
же Е.Р. Дашковой в московском доме свекрови:
«.. .я пришла в сознание вследствие жестоких схваток. Я послала за свекро­
вью, которая приказала себя разбудить в случае надобности. Было одиннад­
цать часов вечера, когда княгиня-мать и ее сестра пришли ко мне. Не прошло
и часу, как я родила сына Михаила. Когда моя свекровь на минуту отошла от
меня, я велела своей горничной послать старика к мужу, чтобы возвестить
ему, что я благополучно разрешилась от бремени сыном»
7
.
Сестры, принадлежавшие к одной с роженицей возрастной категории, подъ­
езжали в родовую усадьбу уже на крестины
8
.
Также одной из существенных
1
Керн А.П . С. 339; Волконская М.Н . С. 16-17; Загряжский М.П . С. 153.
2
Дашкова Е.Р. С. 11-13; Сабанеева Е.А. С. 369 и др.
3
«Жена была беременна, хотела родить у матери. В начале декабря поехали к
теще. В феврале благополучно произвела на свет сына Ивана». (Загряжский М.П .
С. 153.)
4
«Графиня Шувалова была в городе около своей дочери, которая рожала». (Го­
ловина В. С. 29.)
5
Дашкова Е.Р . С. 17 .
6
Волконская М.Н . С. 17; Головина В.Н . С. 24; Дурова НА. С. 26; Яковлева А.
С. 304. Например, в первой половине XIX в. в Твери практиковал «медик-акушер»
Никанор Герасимович Марков (ГАТО. Ф . 1022. Оп. 1 . Д. 2. Л . 2), в Москве — «аку­
шер Даненберг» (Загряжский М.П . С. 165), «гинеколог и акушер» Гавриил Лукья-
нович Малахов (Достоевский A.M . С. 30) и «доктор-акушер и вообще гинеколог»
Дмитрий Иванович Ставровский (Там же. С . 57).
7
Дашкова Е.Р . С. 13.
3
Письмо В.А . Дьяковой к Н.Н. Дьякову от 23 ноября 1844/1845 (?) г. // ГАТО.
Ф. 1407. Он. 1.Д.44. Л. 1-1 об.

400
А.В . Белова
особенностей, отличавшей дворянскую культуру от прочих традиций, было
отсутствие запрета на присутствие при родах матери и, вообще, обсуждение
с ней тем, касавшихся репродуктивной сферы: регул, беременности, родов.
Однако в придворной среде, где дворянки оказывались вне семейного круга,
им приходилось рассчитывать на сочувствие и содействие в родах не стар­
ших родственниц и свойственниц, а подруг и приятельниц репродуктивного
возраста. В порядке вещей была взаимная помощь при родах женщин одной
и той же возрастной категории:
«Толстая также была беременна и должна была родить раньше меня. Она ро­
дила сына, и, несмотря на мое нездоровье, я отправилась к ней и ухаживала
за ней некоторое время. Как только она оправилась, она приехала ко мне и
присутствовала при родах, окончившихся очень удачно и бьшших 22 ноября
(1795 г. — А.Б .). У меня родилась дочь, к счастью, оставшаяся в живых»
1
.
Причина этого, скорее всего, заключалась в том, что женщины придворного
круга в большей степени оказались подвержены европеизированным рацио­
налистическим влияниям, нейтрализующим национальную традицию прове­
дения родов, в то время как провинциальные дворянки непроизвольно сохра­
няли приверженность некоторым традиционным запретам и ограничениям,
происходившим из народной культуры.
Регламентация позы роженицы является одной из характеристик, позво­
ляющих судить о степени свободы женщины, ее активности или пассивности
в реализации репродуктивных практик, о мере дисциплинарного и репресси­
рующего воздействия на нее традиционных институтов. В отличие от крес­
тьянской среды, в которой практиковались роды стоя
2
, сидя на корточках, в
движении
3
, дворянки практически всегда рожали лежа
4
, причем исключения
из этого правила свидетельствовали лишь о еще более жестком властном на­
жиме на них. Фольклористы указывают на культурные ассоциации, связан­
ные с лежащим телом как с мертвым телом
5
.
Такие ассоциации бытовали не
только в крестьянской, но и в дворянской среде («... лежит ее тело мертвое.. .»
6
),
тем не менее это не приводило к отказу от лежачего положения рожениц.
Разумеется, возникает вопрос: почему дворянки должны были принимать не
4
Головина В.Н. 2
. С. 106.
1
См.: Баранов ДА. Указ. соч. С . 18; Кабакова Г.И. Указ. соч. С . 113.
2
Власкина Т.Ю. Мифологический текст родин // Родины, дети, повитухи...
С. 67-69.
3
«Я родилась под зеленым штофным балдахином с белыми и зелеными страу­
совыми перьями по углам...». (КернА.П . 5
. С. 340.)
4
Баранов ДА. Указ. соч. С . 19.
5
Державин Г.Р . На смерть Катерины Яковлевны, 1794 году июля 15 дня при­
ключившуюся // Державин Г.Р. Стихотворения / Вступ. ст., сост. и прим. В .А. При-
ходько. Петрозаводск, 1984. С . 112 .

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
401
только символически, но и физиологически неблагоприятное и более болез­
ненное, а в некоторых случаях и опасное для ребенка, горизонтальное, лежа­
чее на спине, положение при родах? Ответ заключается в том, что роженица,
как и беременная «на сносях», воспринималась как объект манипуляций со
стороны и носителей семейной власти и представителей медицины. За роже­
ницей не признавалось право на собственное волеизъявление и следование
субъективным ощущениям, так же как и возможность активного поведения в
родах, она должна была подчиняться регламентирующему диктату внешней
инстанции (в чьем бы лице она не персонифицировалась), воплощающей
символический порядок, в котором рожающей женщине отводилась лишь
пассивная, инструментальная роль функционального обеспечения продол­
жения дворянского рода. В этой связи весьма показательна история первых
родов княгини М.Н. Волконской, поведанная ею не только подробно, но и
критически:
«Роды были очень тяжелы, без повивальной бабки (она приехала только на
другой день). Отец требовал, чтобы я сидела в кресле, мать, как опытная
мать семейства, хотела, чтобы я легла в постель во избежание простуды, и
вот начинается спор, а я страдаю; наконец, воля мужчины, как всегда, взяла
верх; меня поместили в большом кресле, в котором я жестко промучилась без
всякой медицинской помощи. Наш доктор был в отсутствии, находясь при
больном в 15 верстах от нас; пришла какая-то крестьянка из нашей деревни,
выдававшая себя за бабку, но не смела ко мне подойти и, став на колени в
углу комнаты, молилась за меня. Наконец к утру приехал доктор, и я родила
своего маленького Николая, с которым впоследствии мне было суждено рас­
статься навсегда. У меня хватило сил дойти босиком до постели, которая не
была согрета и показалась мне холодной, как лед; меня сейчас же бросило
в сильный жар, и сделалось воспаление мозга, которое продержало меня в
постели в продолжение двух месяцев. Когда я приходила в себя, я спрашива­
ла о муже...»
1
Совершенно невероятно, что в один из сложнейших во всех смыслах мо­
мент жизни дочери ее отец отстаивал свое право на власть в семье, вместо
того, чтобы постараться обеспечить ей, если уж не должную медицинскую
помощь, то, по крайней мере, психологический и бытовой комфорт Бое­
вой генерал считал для себя возможным вмешиваться в акушерскую сферу,
игнорируя при этом не только пожелания и ощущения дочери, но и неод­
нократный репродуктивный опыт жены. Его «требование» к дочери, испы­
тывавшей родовые схватки, «сидеть в кресле» с акушерской точки зрения
некомпетентно, поскольку это вредит ребенку. Тем не менее, по ее словам,
отцу удалось настоять на своем, пользуясь правом формальной власти гла­
вы семейства.
1
Волконская М.Н. С. 16 -17.

402
А.В . Белова
Также обращает на себя внимание дистанцирование в тексте мемуарис­
тки дворянки и крестьянки даже тогда, когда речь шла об общем для них
антропологическом состоянии, хотя в данном случае причина, по которой
оказавшаяся самозваной повитухой простолюдинка «не осмеливалась подой­
ти» к «благородной» роженице, к тому же своей госпоже, крылась, в первую
очередь, в ее профессиональной некомпетентности.
Существуют и другие примеры того, как роженицы подвергались принуж­
дению со стороны отцов и мужей, доходившему иногда до прямого насилия.
Так, А.С. Пушкин в своей автобиографии сообщал об одном из трагических
эпизодов «семейных анналов»:
«Прадед мой Александр Петрович был женат на меньшой дочери графа Го -
ловила, первого андреевского кавалера. Он умер весьма молод, в припадке
сумасшествия зарезав свою жену, находившуюся в родах»
1
.
Еще один предок поэта в угоду мужскому своеволию спровоцировал экстре­
мальные роды в пути своей жены, самочувствие и самоощущения которой не
принимались в расчет даже в преддверии родовых схваток:
«Вторая жена его (деда А.С. Пушкина, Льва Александровича Пушкина. — А.Б.),
урожденная Чичерина, довольно от него натерпелась. Однажды велел он ей
одеться и ехать с ним куда-то в гости . Бабушка была на сносях и чувствовала
себя нездоровой, но не смела отказаться. Дорогой она почувствовала муки.
Дед мой велел кучеру остановиться, и она в карете разрешилась — чуть ли
не моим отцом. Родильницу привезли домой полумертвую и положили на
постелю всю разряженную и в бриллиантах»
2
.
Дело еще и в том, что снятие роженицей одежды и украшений относится,
согласно мифологическому тексту родин, по выражению Т.Ю. Власкиной, к
«традиционному общеславянскому набору превентивных родооблегчающих
приемов», смысл которых состоит «в лишении женщины всех культурно-со ­
циальных характеристик», «освобождении («развязывании») продуцирую­
щих сил, присущих природе»
3
.
Как с рациональной, так и с мифологической
точки зрения несоблюдение этого могло помешать роженице
4
.
Кстати, с путевыми родами в карете ассоциировалась в литературном дис­
курсе квазидокументального характера и мужская романтическая мифология
родин. Мемуарист П.В . Быков (1843-1930) воспроизвел одно из «фантасти­
ческих повествований» Д.В. Григоровича (1822-1899), который, по его словам,
«часто... рассказывал невозможные вещи, и ему все-таки верили, настолько
2
Пушкин А.С . Начало автобиографии // Ваш Пушкин: Собр. соч. в 1-м т.: Сти­
хотворения, сказки, поэмы, драматические произведения, проза, рисунки, автогра­
фы. M ., 1999. С. 26.
1
Там же. С. 27.
2
Власкина Т.Ю . Указ. соч. С. 67.
3
До сих пор на «школе будущих матерей» беременным женщинам советуют,
отправляясь в роддом, снимать украшения, в частности серьги.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
403
правдоподобно обставлял он свой рассказ»
1
.
«Влюбленность» в писателя «од­
ной высокопоставленной особы» завершилась для нее следующим:
«...наконец, сделалась матерью. Этот акт произошел в той же извозчичьей
карете, и сам Григорович вынужден был заменять акушерку... В одну тем­
ную ночь — когда это произошло — они ездили дольше обыкновенного,
вышли из кареты и положили ребенка у ворот воспитательного дома.. .»
2
.
Правда, в данном случае смысловой подтекст заключался, помимо рассказа
об очередной «победе» и необычной ролевой функции мужчины, в тайной
мотивации сокрытия факта родов и избавления от ребенка посредством под­
кидывания.
Повторные роды могли происходить уже не в родительском доме, а в своем
собственном или на съемной квартире — в месте временного проживания в
столице
3
, — либо в доме близкой родственницы
4
. В то время как одни отправ­
лялись на время родов в загородные имения, другие, напротив, переезжали
рожать в Москву
5
или Санкт-Петербург Очевидно, это мотивировалось нали­
чием там более эффективной акушерской помощи по аналогии с врачебной
6
:
4
Быков П.В. Силуэты далекого прошлого // Григорович Д.В. Повести и расска­
зы. Воспоминания современников / Сост., вступ. ст. и прим. А.А. Макарова. M.,
1990. С.421.
5
Там же.
1
«...она (Анна Керн. — А .Б .) осталась в Петерб.<урге> на время родов, а за­
тем собирается приехать сюда (в имение Малинники Тверской губернии. — А .Б.)».
(Письмо А.Н. Вульф к А.С. Пушкину от 2 июня 1826 г. // Гроссман Л.П . Указ. соч .
С. 49.) Речь идет о рождении А.П . Керн третьей дочери Ольги (1826), когда она,
оставив мужа, жила с отцом и сестрой в столице, где в Смольном институте воспи­
тывались две ее старшие дочери, Екатерина (1818) и Анна (1821).
2
«...рожать я, может быть, поеду в Берново к тетушке Анне Ивановне...».
(Керн А.П . 6
. С. 248.)
5
«В начале июля отправились в Мо[с]кву, остановились на Остоженке. Жена
была беременна, дожидалась родить... Это последовало 31-го июля 1805 года. Ког­
да она оправилась, опять поехали в Танбовскую деревню»; «На другой год али на
третий после сего мы опять поехали в Москву по поводу жениных родин, которая
1807-го года сентября 29 и произвела на свет дочь Катерину. Скоро она оправилась,
кончили визиты и поспешили в Танбов»; «На зиму поехали в Москву, и родилась у
нас дочь Марья. По последнему пути возвратились в Танбовское село» (Загряжс­
кий М.П. С. 157, 160, 162).
6
Ср., напр.: «По причине болезни матушки, батюшка поехал с нею, с сестрою
и большими братьями в Москву...» (Там же. С . 84); «Я занемог спазмами, был
отчаянно [болен]. Доктора танбовские четверо всякой день приезжали и наконец
положили, что у меня каменная болезнь, чтоб ехать в Москву. <. . > По приезде в
Москву, взяли доктора Якова Павловича Маера, которой начал лечить от спазмов и
в три месяца хотя не совсем вылечил, но облегчил мою болезнь» (Там же. С . 161);

404
А.В . Белова
«Жена была беременна. Ей не хотелось ехать в Москву, но я, зная ее больше
несчастных родин, непременно настаивал, чтоб ехать»
1
.
Иногда и в случае первых родов жены сельский помещик «нанимал» дом в
губернском городе, «чтоб не подвергнуть ее опасности родов в деревне»
2
.
В дворянской среде было принято приглашать к роженицам повитух, ко­
торых мемуаристки называли «акушерками»
3
или «повивальными бабками»
4
,
а мемуаристы — «бабушками»
5
, помощь которых оплачивалась в денежной
форме
6
.
До того, как с конца XVIII в. акушерок стали готовить при родиль­
ных госпиталях Воспитательных домов из числа бывших воспитанниц
7
,то
есть некогда «зазорных детей», что закрепляло маргинальный статус данной
профессии, помощницами при родовспоможении российских дворянок, пре­
жде всего в столице, были профессионалы-иностранки. Княгиня Е.Р. Даш­
кова, например, упоминала, что акушерка, принимавшая у нее вторые роды,
объяснялась с ней «на своем силезском наречии»
8
.
Воспитанницы же Пови­
вального Института при Императорском Московском Воспитательном доме в
начале XIX в. помимо «повивальнаго искуства» занимались «упражнениями
в Немецком языку»
9
, который, очевидно, был нужен им для овладения про­
фессиональными навыками, как «в теории», так и на «практике»
10
.
Последняя
была представлена «практическими упражнениями в родильном Гошпита-
ле», состоявшими «в повивальной практике по дежурству»
11
и в «упражне­
нии в рукоосязании»
12
.
Сочетавшаяся с практической теоретическая часть
занятий в виде «слушания лекций»
13
дополнялась «упражнениями воспитан-
«Возвратясь (в город Старицу.
—
А.Б .) из Москвы где я находился для лечения
болезни моей состоящей в воспалениях то на лице, то на носе; теперь чувствую
себя лучше...» (Письмо А.А. Кафтырева к А.В . Кафтыревой от 22 февраля 1834 г
//ГАТО.Ф. 1233. Он. 1.Д. 2. Л. 14).
1
Загряжский М.П . С . 165.
2
Сабанеева ЕЛ. С . 353.
7
Дашкова Е.Р . С . 11 -13; Письмо М.А . Волковой к В.А . Ланской от 6 мая
1812 г. // Волкова MA. С . 279.
8
Волконская М.Н . С 16.
9
Достоевский AM. С . 30; Загряжский М.П . С . 165.
1
«Все наши дамы беременны. Ньшешнее лето акушерки заработают много де­
нег». (Письмо М.А . Волковой к В.А. Ланской от 6 мая 1812 г. // Волкова М.А . С. 279.)
2
ЦИАМ. Ф. 127 . Оп. 3. Д. 2. Л. 1-3; Д. 4. Л . 1-4; Ковригина В.А., Сысоева Е.К .,
Шанский Д.Н . Указ. соч. С. 55.
3
Дашкова Е.Р . С . 12.
4
ЦИАМ.Ф.127.Он.3.Д.4.Л.2.
5
Там же. Л. 3.
6
Тамже.Л.2об.
7
Там же. Л. 3.
8
Там же.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
405
ниц на фантоме»
1
.
Обучение в Повивальном Институте было организовано
«полугодичными курсами», завершавшимися «Экзаменом из Повивальнаго
Искуства и из немецкаго языка»
2
.
Например, «первый полугодичный курс»
1804 г длился с 8 января по 1 июля
3
, причем с 6 по 30 июня для подготов­
ки будущих акушерок использовался новый наглядный метод преподавания
«на фантоме»
4
—
специальной модели женщины, сконструированной «отцом
русского акушерства» Н.М. Амбодиком-Максимовичем (1744-1812). Дирек­
тором Повивального Института был статский советник Вильгельм Рихтер,
преподавательский коллектив составляли «T
s
-
старший професор Таннен-
берг», «Гн младший професор Венсович» и «T
s
- Репетитор Штаб: Лекарь
Клоус»
5
.
Особое внимание уделялось «примерному благоповедению», «да­
рованьям и прилежности»
6
воспитанниц, обучавшихся родовспоможению.
В отличие от крестьянской традиции, повитухи помогали дворянкам
как при первых, так и при повторных родах, что также свидетельствует об
отводимой «благородным» роженицам пассивной роли в процессе родовой
деятельности даже при наличии репродуктивного опыта. Непредвиденное
отсутствие акушерки при первых родах могло иметь особенно тяжелые пос­
ледствия. По крайней мере, в сознании роженицы трудность родов напрямую
связывалась с неполучением своевременной акушерской помощи: «Роды
были очень тяжелы, без повивальной бабки (она приехала только на другой
день)»
7
.
Повитух воспринимали в качестве своеобразных носительниц реп­
родуктивной «грамотности», однако «просвещать» они могли, в случае дол­
гого отсутствия в браке детей, только женщин, а не обоих супругов: «...она
объявила, что Императрица чрезвычайно пфвается на насъ, отчего у насъ
HfjTb д1)тей и желаетъ знать, кто изъ насъ обоихъ виновата в этомъ, и что по
этому она пришлеть ко мн1) повивальную бабушку, а къ нему доктора»
8
.
Отсутствие компетентной врачебной помощи беременной при инфекци­
онном заболевании, в частности кори, приводило к трудным родам и к тра­
гическим последствиям для ребенка. Графиня В.Н. Головина (1766-1819)
вспоминала:
«Двадцати лет у меня были ужасные роды. На восьмом месяце беременнос­
ти я захворала сильнейшей корью и была на краю могилы. Это случилось
во время путешествия Императрицы в Крым. Часть докторов была с Ее
9
Тамже.Л.2об.
10
Там же. Л. 1.
11
Там же. Л. 2.
12
Тамже.Л.2об.
13
Тамже.Л.1,2об.
1
Там же. Л.3.
2
Волконская М.Н . С . 16.
3
Екатерина II. С. 93.

406
А.В . Белова
Величеством, другие были в Гатчине во дворце, в котором Великий Князь
Павел проводил часть лета. У молодых Великих Князей и Великих Княгинь
не было кори, и поэтому доктора не могли приехать ко мне. Мне остался
полковой хирург; он запустил болезнь; с ребенком, находившемся во мне,
начались судороги; я терпела жестокие мучения. Граф Строганов, который
был очень привязан ко мне, отправился к Великой Княгине, чтобы вызвать
в ней участие к моему тяжелому положению. Она послала мне сначала до­
ктора, потом акушера. Мои страдания были так сильны, что пришлось дать
мне опиуму, чтобы. усыпить меня на двенадцать часов. Когда я пробуди­
лась от искусственного сна, у меня не было сил для разрешения от бремени;
пришлось прибегнуть к инструментам. Я мужественно перенесла эту мучи­
тельную операцию; мой муж стоял близ меня, едва дыша, и я боялась, что
он может упасть в обморок. Ребенок умер через двадцать четыре часа, но я
узнала об этом по истечении трех недель. Я была при смерти, но постоянно
спрашивала его, и мне отвечали, что волнение, которое я испытаю при виде
его, очень ухудшит мое положение»
1
.
Случай Головиной свидетельствует, что при слабости родовой деятельности
использовались головные акушерские щипцы, сконструированные английским
хирургом П. Чемберленом Старшим (1560-1631) в 1598 г и сохранявшиеся в
тайне четырьмя поколениями врачей семьи Чемберленов вплоть до середины
XVIII в.
2
—
времени их усовершенствования и введения в практику. В России
применение акушерских щипцов связано с именем «Господина повивальнаго
искуства доктора Амбодика»
3
, который как бы в ответ на мысль М.В. Ломоно­
сова, писавшего еще в 1761 г о целесообразности сочинения «наставления»,
обобщающего в том числе и «добрые приемы российских повивальных ис­
кусных бабок», особенно «долговременным искусством дело знающих»
4
, со­
ставил первое оригинальное русское руководство по акушерству «Искусство
повивания, или Наука о бабичьем деле» (Ч. 1 -5. СПб., 1784-1786)5
. Мемуарис­
тке операция наложения щипцов и извлечения живого плода запомнилась как
«мучительная» по причине того, что в 1786 г, когда она ей подверглась, необ­
ходимая в данном случае местная анестезия еще не делалась. В то же время
оперативная помощь, оказанная при родоразрешении, способствовала спасе­
нию ее жизни, при том, что жизнь ребенка, вследствие перенесенной в утробе
матери инфекции, сохранить не удалось. Тем не менее состояние родильницы
было осложнено послеродовым септическим заболеванием.
Первые роды графини В.Н. Головиной симптоматичны как показатель
тогдашнего уровня организации родовспоможения. Очевидно, что возмож-
4
Головина В.Н. С . 23-24.
1
Эйзенберг А., МуркоффX., Хатавей С. Указ. соч. С . 426.
2
ЦИАМ.Ф.127.Оп. 3.Д.2.Л.3 об.
3
Ломоносов М.В . С. 258.
4
См.: Ковригина В.А., Сысоева Е.К., Шанский Д.Н . Указ. соч. С. 83 .

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
407
ности, в том числе оперативные, придворной медицины в области акушерс­
тва сильно отличались от ресурсов провинциального врачевания, при том,
что в дворянскую усадьбу врача или акушера нужно было приглашать из
города. Иногда занятость на других родах или время, затрачиваемое на до­
рогу, становились причиной несвоевременности оказания роженице помощи
(даже если не принимать в расчет меру ее компетентности), что приводило
к трагическим последствиям для нее и для ребенка. Участие же в родовс­
поможении крестьянских «бабушек», как свидетельствует пример княгини
М.Н . Волконской, также не всегда бывало эффективным, в том числе из-за
межсословных и межкультурных барьеров, разделявших представительниц
разных социальных страт
Одним из акушерских приемов, способствовавших усилению схваток
и стимуляции родовой деятельности считалось кровопускание. Однако, по
словам Н.А . Дуровой, и эта процедура носила для роженицы принудитель­
ный характер:
«...приближалось время, и муки, предшествовавшие моему рождению,
удивили матушку самым неприятным образом... Надобно было позвать
акушера, который нашел нужным пустить кровь; мать моя чрезвычайно ис­
пугалась этого, но делать нечего, должно было покориться необходимости.
Кровь пустили, и вскоре после этого явилась на свет я.. .»
1
.
Важно заметить, что в XVIII в. кровопускание трактовалось вообще как «едва
ли не самое универсальное средство лечения», ввиду расхожих представле­
ний «о необходимости возбуждать эвакуаторные (выделительные) функции
организма»
2
.
Помимо вышеупомянутых родов в дорожной карете экстремальные роды
вынужденно могли происходить и на театре боевых действий «в кругу вои­
нов» (П.Б. Раткова
3
) и даже в застенке (Д.Н . Салтыкова
4
, П.Ю. Гагарина
5
).
Так, мемуаристка Е.Я . Березина описала первые роды своей матери П.Б . Рат-
ковой, урожденной Улановой, последовавшей за мужем в военный поход, и
необычные обстоятельства собственного рождения в конце XVIII в.:
«...началось сражение и приступ к городу Вильно. Мать мою начинает му­
чить; тут родитель мой открывает тайну полковнику Дмитрию Андреевичу
Закревскому. Тот был удивлен... Но кто не подаст из христиан страждущему
руку помощи! Мать моя в кругу воинов производит меня на свет в 1794 году,
июня 9 числа, в ту самую минуту, когда взят город Вильно. Унтер-офицер
1
Дурова Н.А . 5
. С.26.
2
Ковригина В.А., Сысоева Е.К., Шанский Д.Н. Указ. соч. С . 78.
3
Березина Е.Я. С . 685.
4
См.: Дворянские роды Российской империи... Т. 2. С . 213.
5
См.: БоковаВ.М. Примечания. Е .А . Сабанеева. Воспоминание о былом. Снос­
ка 23 // История жизни благородной женщины / Сост., вступ. ст ., примеч. В.М . Бо­
ковой. M., 1996. С. 451.

408
А.В . Белова
омыл меня в ключе, вблизи находящемся, майор Кокушкин жертвует жилет,
отец мой снимает подтяжки; спеленав меня таким образом, отправили ма­
тушку со мною в вагенбург.. .»
1
.
Осуществляя первое купание новорожденной, «унтер-офицер» выполнял
одну из прерогатив повитухи, а для первого пеленания, в силу сложивших­
ся обстоятельств, использовалась одежда противоположного пола. Однако
мемуаристка не развивает мысль о том, сказалась ли данная инверсия на ее
биографии, несмотря на то, что вообще иррациональные объяснения ей не
чужды. Отчасти, возможно, потому, что в центре ее повествования стояла
судьба матери, а не ее собственная.
Таким образом, в женской автодокументальной традиции зафиксирова­
на типология родов, среди которых различались первые, повторные, легкие,
трудные, оперативные, экстремальные. К этому можно добавить дифферен­
циацию родов на домашние и госпитальные.
Иногда женщины оказывались перед необходимостью принимать сроч­
ные самостоятельные решения относительно внезапно начинавшихся родов.
Однако чаще всего они пассивно следовали воли отцов, мужей, врачей, родс­
твенников, в ущерб собственным ощущениям и переживаниям. Мемуарис­
тки фиксировали свою подчиненность в качестве рожениц и, в силу этого,
необходимость согласовывать намерения и действия с носителями или носи­
тельницами
2
семейной власти. Влияние родов и отношения к ним на систему
ценностей женщины осмыслялось подобно практикам выживания в букваль­
ном и символическом смыслах.
По сравнению с крестьянской культурой организация родов в дворянской
среде в меньшей степени подчинялась универсальному механизму внутрен­
ней традиции, была более ситуативной, а, следовательно, менее предсказу­
емой с точки зрения исхода, регламентировалась внешними санкциями но­
сителей власти в конкретном семейном пространстве. Наблюдается важная
корреляция: степень допустимой активности роженицы в процессе родовой
деятельности — обратно пропорциональна ее социальному статусу. Чем
выше был статус роженицы, тем более пассивное участие в собственных
родах ей предписывалось и большему репрессирующему воздействию она
подвергалась.
6
Березина Е.Я. С . 685.
1
См., напр.: «Я собралась с силами и с самым спокойным видом вернулась
к княгине-матери и объявила, что болей у меня нет и что я приняла желудочные
колики за родовые схватки и что, по всей вероятности, роды будут продолжаться
не менее двадцати часов, как и в первый раз; вследствие чего я и попросила их
удалиться к себе, обещая, что, когда настанут настоящие боли, я позволю себе обес­
покоить их и пригласить к себе». (Дашкова Е.Р . 1
. С . 12 .) Как синонимы «родовых
схваток» мемуаристки употребляла понятия «родовые боли», «боли», «мучить».

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
409
4.2 .2 . Послеродовой период в жизни дворянок
Благополучный для матери и ребенка исход родов вызывал, как прави­
ло, радостную реакцию всех членов семьи, находившихся в одном доме с
роженицей. Они старались практически сразу как на акциональном, так и
на вербальном уровне засвидетельствовать родильнице (а именно так в пос­
леродовой период, с момента рождения плаценты, называют женщину) свое
отношение: являлись к ней в комнату, высказывали поздравления, некоторые
оставляли символические знаки внимания новорожденному
1
.
Затем принято
было в письменной форме оповещать отсутствовавших или живших отде­
льно членов семьи
2
, родственников
3
, свойственников и близких знакомых,
которые откликались выражением ответной радости, пожеланиями здоровья
родильнице, поздравлениями в адрес ее самой, новорожденной/новорожден­
ного и их ближайших родных
4
.
2
«Мне рассказывали, что при моем рождении тетка Анна Ивановна принесла
мне розу, на которую я устремил глаза... первым приветствием мне была роза...» .
(ДмитриевМ.А . С. 35.)
1
«Alexandrine est heureusement accouchee d'une fille...», т.е. «Александрии счас­
тливо родила дочь» (пер. с фр. мой. — А.Б.). (Письмо В.А. Дьяковой к Н.Н . Дьякову
от 23 ноября 1844/1845 (?) г. // ГАТО. Ф. 1407. Он. 1. Д. 44 . Л. 1-1 об.)
2
«Приятное письмо твое от 8. маиа я имел удовольствие получить, закоторое
сердечно благодарю» (Письмо брата к сестре Марье Михайловне от 18 июня
1813 г. // ГАТО. Ф. 1022. Оп. 1 . Д . 38 . Л . 1); «...узнав из приятнаго писма Вашего что
Вы обрадованы рождением племянника...» (Письмо П. Юшкова к В.Л. Манзей от
17мая 1820 г.//ГАТО.Ф. 1016. Он. 1.Д.45. Л. 66).
3
«Я весьма порадовался, что милой Любушке даровал Бог сына дай Бог
чтоб она была здорова. Я к ней буду писать». (Письмо брата к сестре Марье
Михайловне от18июня 1813г. //ГАТО. Ф.1022.Он. 1.Д.38.Л.1 об.) «Сие на­
чинаю принесением Вам усерднейшаго моего поздравления, узнав из приятна­
го писма Вашего что Вы обрадованы рождением племянника, а Брата Николая
Логгиновича и Софью Сергеевну с первенцом. Желаю Вам всем совершеннаго
здоровья». (Письмо П. Юшкова к В.Л. Манзей от 17 мая 1820 г. // ГАТО. Ф. 1016.
Оп. 1 . Д. 45. Л. 66.) «Любезная сестрица Вера Логиновна. Приимите мое позд­
равление с новорожденным племянником. Также и Любезнаго Братца Николая
Логиновича прошу от меня поздравить». (Письмо М. Юшковой к В.Л. Манзей от
17 мая 1820 г. // ГАТО. Ф. 1016. Он. 1. Д. 45. Л. 67.) «С особенным удовольстви­
ем узнал я о приумножении круга ваших родных с тем искренно вас поздрав­
ляю». (Письмо А.А . Кафтырева к А.В. Кафтыревой от 7 декабря 1833 г. // ГАТО.
Ф. 1233. Оп. 1 . Д . 2 . Л . 17 об.) «Поздравляю тебя с дочкою Катериной Павлов­
ной; желаю роженице здоровья. (Ты не пишешь, когда она родила)». (Письмо
А.С . Пушкина к П.В . Нащокину от начала января 1835 г. // Друзья Пушкина...
Т. II. С. 349.)

410
А.В. Белова
Из семейной переписки видно, что внутри семьи информацию о родах и
самочувствии родильницы обычно распространяло женское окружение пос­
ледней — сестры, матери, сестры мужей. Хотя роды могли стать предметом
лаконичной письменной коммуникации и между мужчинами в дворянской
семье. В этом случае дело ограничивалось констатацией самого факта родин
и общего самочувствия недавней роженицы. Князь М.М. Щербатов, напри­
мер, среди прочих новостей сообщал 18 января 1787 г своему сыну Д.М . Щер­
батову: «...уведомляю тебя другъ мои, что в прошедшш четверкъ то есть
14 числа сего мца, сестра твоя Грина Михаиловна родила сна Ивана, и слава
Богу находится въ изрядномъ состоянии»
1
.
Отец, ограничиваясь ролью ста­
тиста в один из существенных моментов жизненного цикла дочери, воспро­
изводил весьма сдержанную эмоциональную оценку родов. Трудно понять,
означает ли это действительное отсутствие переживаний с его стороны ввиду
«заурядности» для него подобной житейской ситуации или причина кроется
в том, что искренняя, полноценная коммуникация между мужчинами на эту,
считавшуюся сугубо «женской» тему, была не принята, даже, когда это ка­
салось такой близкой кровной родственницы, как дочь и сестра. Если речь
шла о супружеской паре, жившей отдельно вдали от родных, роль информа­
тора вынужденно (то есть не по собственной инициативе, а лишь, отвечая на
поступивший запрос) брал на себя муж
2
.
Отсутствие коммуникации на тему
родов свидетельствовало о не вполне позитивной реакции на них, в первую
очередь, самой родильницы
3
.
Существовал обычай навещать родильницу и оставлять символичес­
кую сумму денег за возможность увидеть новорожденную
4
.
Причем такие
визиты наносились именно женщинами в ближайшие дни после родов, пока
родильница, находясь не в лучшем самочувствии, еще лежала в постели.
Денежное «вознаграждение» являлось своеобразной «защитой от сглаза»,
вместе с тем, размер его соотносился с материальным благосостоянием ро-
4
Письмо М.М . Щербатова к Д.М . Щербатову от 18 января 1787 г. // ИМ XVIII.
No 102. С . 78. (Оригинал: РГАДА. Ф. 1289. Он. 1. Д. 517. Л. 140.)
1
«В последнем письме вы спрашивали, скоро ли родит Ольга? 8/20 октября она
разрешилась сыном Львом благополучно: не пишет сама к вам потому, что глаза
у нее еще очень слабы». (Письмо Н.И. Павлищева к А.С. Пушкину от 25 октября
1834 г. // Друзья Пушкина... Т. I. С . 58.)
2
«О моем рождении, грустном происшествии, запрещено было разглашать».
(Ржевская Г.И. С . 35.)
3
Разновидность данного обычая сохранилась даже в современной городской
культуре: если знакомые семьи или соседи, неродственники, заходят посмотреть
на грудного ребенка, то оставляют взамен что-то, имеющее чисто символическую
ценность, например, полотенце, кусок мыла. «Банная» коннотация этих «подар­
ков», возможно, коррелирует с обычаем «размывания рук» после родов.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
411
дильницы. А.П . Керн, в частности, сообщала о своем рождении в 1800 г:
«Обстановка была так роскошна и богата, что у матери моей нашлось под по­
душкой 70 голландских червонцев, положенных посетительницами»
1
.
Смысл
данного обычая, не интерпретируемый российскими мемуаристками, оче­
видно, ввиду его «общеизвестности», прояснялся в письмах иностранок, для
которых это был неизвестный обряд «чужого» народа, вызывавший, к тому
же, их скептическое отношение. Леди Рондо еще в 1733 г судила о русском
обычае проведывания после родов и денежного вознаграждения родильницы
с позиции европейской рационалистки, ставшей невольной участницей этого
обычая в его нетипичном проявлении:
«На другой день после моего разрешения от бремени один русский дворя­
нин пришел навестить м-ра Р. и настоял на том, чтобы повидать меня. Он на
минуту зашел в комнату, поздравил меня и дал мне дукат; он не мог этого
не сделать, так как русские верят, что в противном случае либо женщина,
либо ребенок умрет. Это могло бы развлечь меня, если бы тогда я не была до
смерти обессилена»
2
.
Случай с леди Рондо доказывает хорошую осведомленность мужчин в, каза­
лось бы, «женском» обряде, что, в свою очередь, свидетельствует о его ши­
рокой распространенности. Обращает на себя внимание, что в обоих случаях
родильницам оставляли в качестве вознаграждения иностранную валюту. В
роли своеобразного «проведывателя» мог выступить и отсутствовавший в
доме во время родов муж. А .С. Пушкин в 1836 г сообщал П.В . Нащокину:
«Я приехал к себе на дачу 23-го в полночь и на пороге узнал, что Наталья
Николаевна благополучно родила дочь Наталью за несколько часов до моего
приезда. Она спала. На другой день я ее поздравил и отдал вместо червонца
твое ожерелье, от которого она в восхищении. Дай Бог не сглазить, все идет
хорошо»
3
.
Весьма важно, что посещение родильницы мужчинами при разнополом со­
обществе присутствующих в доме во время и после родов формально не пре­
дусматривалось: «Дамы бросились поздравлять родильницу (в те времена не
было докторских предосторожностей) и целовать «маленькую», а мужчины,
пользуясь отсутствием дам, прикончили припасенные бутылки шампанского,
провозглашая тосты в честь новорожденной»
4
.
Традиция, засвидетельство­
ванная в дворянской среде субъективными источниками на протяжении сто­
летия (30-е гг XVIII в. —
30-е гг XIX в.) и трактуемая иностранкой в терми­
нах этнической идентичности, характеризовалась устойчивостью, участием
4
Керн А.П. 5
. С. 340.
2
Рондо. С . 213.
3
Письмо А.С. Пушкина к П.В. Нащокину от 27 мая 1836 г. // Друзья Пушкина...
Т. II. С. 350.
4
Достоевская А.Г. С. 9 .

412
А.В. Белова
женщин, но известностью мужчинам и их эвентуальным участием в ритуале,
определенной соотносимостью с восточнославянским обычаем посещения
роженицы
1
.
Н.И . Костомаров утверждал, что и в XVI-XVII вв. «родильницы
получали от гостей подарки, обыкновенно деньгами: это соблюдалось и у
знатных, но только для исполнения обычаев; ибо родильнице в доме бояр­
ском давали по золотому, хотя такая сумма не могла чего-нибудь составить
для тех, кому дарили»
2
. В связи с этим можно утверждать, что так или иначе
дворянство XVIII-XIX вв. выступало носителем и транслятором одной из
древнейших национальных традиций в контексте ритуалов жизненного цик­
ла, обеспечивая ее преемственность на определенном историческом этапе.
Тендерный «антураж» традиции свидетельствует в пользу ее конституирую­
щего и символизирующего значения в дворянской культуре.
Вместе с тем роды жены могли стать для финансово несостоятельного
мужа поводом в очередной раз «напомнить» ее родственникам о необходи­
мости материальной поддержки:
«8/20 октября она разрешилась сыном Львом благополучно... Вы были так
добры, что обещали прислать что-нибудь к ее родам; теперь, более нежели
когда-нибудь, вы сделаете доброе дело исполнением благого вашего намере­
ния. Крайность положения моего вам известна.. .»
3
.
В придворной среде пространство родильницы, маркируемое как исклю­
чительно женское, становилось иногда фактором политических интриг: «Во
время моих последних родов она (Великая Княгиня. — А .Б .) у меня назнача­
ла свидания г-же Бенкендорф, которую Великий Князь выслал из города, о
чем я и не знала»
4
.
Восстановление после родов длилось обычно довольно продолжитель­
ное время, независимо от возраста дворянок и очередности репродуктивных
опытов
5
.
Княгиня Е.Р. Дашкова писала о своем самочувствии после вторых
родов: «Мое выздоровление затянулось, но, когда мне удалось набраться хоть
немного сил, мои семнадцать лет быстро восстановили мое здоровье»
6
.
Леди
Рондо же в 1733 г сообщала из Петербурга английской корреспондентке:
1
См.: Байбурин А.К . Указ. соч. С . 96-97.
2
Костомаров Н.И . Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в
XVI и XVII столетиях / Авт. очерка и коммент. Б .Т Литвак; Под общ. ред. Н .И . Пав­
ленко. M., 1992. С. 247.
3
Письмо Н.И . Павлищева к А.С. Пушкину от 25 октября 1834 г. // Друзья Пуш­
кина... Т. I . С. 58.
4
Ржевская Г.И . С. 59.
5
«Жена была беременна, хотела родить у матери. В начале декабря поехали к
теще. В феврале благополучно произвела на свет сына Ивана. Прожили долго».
(ЗагряжскийМ.П . С . 153.)
6
Дашкова Е.Р . 1
. С.14.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
413
«Ибо хотя миновало три месяца, с тех пор как я разрешилась от бремени, я
еще не покидала моей комнаты; но так как настроение у меня доброе, наде­
юсь, что силы ко мне скоро вернутся»
1
.
Вместе с тем романтическая любовь
становилась поводом для более быстрой реабилитации. Княгиня Е.Р. Дашко­
ва после родов, хотя «была слишком слаба, чтобы встать», настолько активно
обменивалась любовными («самыми нежными») записками с заболевшим
«обожаемым мужем», находившимся в соседней комнате, что у ее свекрови
возникли опасения относительно состояния ее здоровья
2
.
Письма европейс­
ких женщин фиксируют аналогичный романтический «энтузиазм», правда,
во внебрачных отношениях: «Я тебе уже писала на бумаге, в которой были
волосы твоей дочери, и в письме в день моего разрешения от бремени»
3
.
Од­
нако написание письма во время схваток, а тем более сразу после родов, да­
валось женщинам с большим трудом: «Письмо твое написано среди мук, — я
это вижу; ты прибавила только слово, только одно слово после события. И
как трепетно оно написано! Неровные буквы истерзали мне сердце!»
4
. Неко­
торые российские дворянки, наоборот, долго не могли вернуться к ведению
семейной переписки из-за послеродовых осложнений, связанных со зрением:
«В последнем письме вы спрашивали, скоро ли родит Ольга? 8/20 октября
она разрешилась сыном Львом благополучно: не пишет сама к вам потому,
что глаза у нее еще очень слабы»
5
.
В то время не проводилось предродовое обследование зрения, измерение
давления глазного дна будущей роженицы и, следовательно, не прогнозиро­
вались возможные негативные последствия родов для глаз женщины.
Довольно часто роды заканчивались осложнениями, причины которых
диагностировались иногда странным образом, что, очевидно, соответствова­
ло уровню развития медицины того времени. А .О. Смирнова-Россет писала
в своих «Воспоминаниях»:
«После вторых моих родов, сопровождавшихся ужасающим кровотечени­
ем, доктора послали меня на воды, и знаменитый Horn, который специально
1
Рондо. С . 213.
2
«... ночью, когда мой муж спал, я писала ему еще с тем, чтобы он утром, про­
сыпаясь, мог получить письмо от меня из рук нашего услужливого Меркурия. .. .а
у меня от постоянных слез и писания по вечерам стали болеть глаза. <. . .> Мой
Меркурий, очевидно опасаясь за мои глаза, на третий день выдал меня свекрови,
которая побранила меня и даже погрозила, но уже значительно смягчившись, от­
нять у меня перо и бумагу». (Дашкова Е.Р . 1
. С. 14.)
3
Письмо Софии Монье к графу Габриэлю Мирабо от 1778 г. // Любовь в пись­
мах великих влюбленных... С . 42.
4
Письмо графа Габриэля Мирабо к Софии Монье от 9 января 1778 г. // Там же.
С. 47.
5
Письмо Н.И . Павлищева к А.С. Пушкину от 25 октября 1834 г. // Друзья Пуш­
кина... Т. I . С. 58.

414
А.В . Белова
лечил нервные болезни, сказал мне, что все происходит от атонии пече­
ни. Я совершенно потеряла сон, но очень много ела. Меня мучили ужасные
idees Axes»
1
.
Связь между родами, нервными заболеваниями и атонией печени, которую
легко улавливал такой специалист, как доктор Horn, не представляется столь
уж очевидной при современной интерпретации. Вместе с тем ясно, что фи­
зиологические осложнения послеродового периода сопровождались у Смир-
новой-Россет явной послеродовой депрессией, медицинской трактовки фе­
номена которой в то время еще не существовало.
Последствием третьих родов в 1763 г княгини Е.Р. Дашковой стало то,
что она «почувствовала сильные внутренние боли и судороги в руке и ноге»,
от которых «поправлялась... долго и очень медленно»
2
.
Разразившаяся в
следующем году «самая ужасная катастрофа», когда она «узнала о смерти...
мужа»
3
, усугубила ее подорванное родами здоровье, «несмотря на... двадца­
тилетний возраст»
4
:
«Я была в состоянии истинно достойном сожаления. Левая нога и рука, уже
пораженные после родов, совершенно отказались служить и висели, как ко­
лодки. Мне приготовили постель, привели детей, но я пятнадцать дней нахо­
дилась между жизнью и смертью»
5
.
О длительном восстановлении после трудных родов и осложнении в виде
рожистого воспаления сообщала княгиня М.Н. Волконская. Интересно, что
способ лечения этого заболевания заимствовался дворянкой из народной тра­
диции и был предложен и реализован крестьянкой:
«Я объявила матери, что уезжаю в Петербург, где уже находился мой отец.
На следующее утро все было готово к отъезду; когда пришлось вставать,
я вдруг почувствовала сильную боль в ноге. Посылаю за женщиной, кото­
рая тогда (во время родов. — А.Б .) так усердно молилась за меня Богу; она
объявляет, что это рожа, обвертывает мне ногу в красное сукно с мелом, и я
пускаюсь в путь со своей доброй сестрой и ребенком, которого по дороге ос­
тавляю у графини Браницкой, тетки моего отца: у нее были хорошие врачи;
она жила богатой и влиятельной помещицей. <. . > Я была еще очень больна
и чрезвычайно слаба. Я выпросила разрешение навестить мужа в крепости.
Государь, который пользовался всяким случаем, чтобы высказать свое ве­
ликодушие (в вопросах второстепенных), и которому было известно слабое
состояние моего здоровья, приказал, чтобы меня сопровождал врач, боясь
для меня всякого потрясения»
6
.
1
Смирнова-Россет А.О . С . 129.
2
Дашкова Е.Р. С . 65.
3
Там же. С. 70.
4
Там же. С. 71.
5
Там же. С. 70.
6
Волконская М.Н . С . 19 (курсив автора).

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
415
Распространенным явлением в то время была женская смертность при ро­
дах или вскоре после них. Причем, это касалось женщин разных статусов
и социальных возможностей: от провинциальных дворянок
1
до царственных
особ
2
. В случае последних, в отличие от первых, трудно предположить отсутс­
твие своевременной квалифицированной акушерской помощи. Следовательно,
сам уровень этой помощи оставался все еще недостаточным для жизнеобес­
печения женщин. В имеющихся источниках, в большинстве случаев, не арти­
кулировался вопрос о том, удавалось ли этим женщинам родить. Вероятнее
всего, смерть наступала еще в процессе родовой деятельности и ребенка, как
и роженицу, спасти не представлялось возможным. При этом наиболее уяз­
вимыми были первородящие, совсем молодые женщины. Княгиня Екатерина
Андреевна Щербатова, урожденная Вяземская
3
(1789-1810), умерла от родов
на следующий год после замужества (1809)4, великая княгиня Александра Ни­
колаевна
5
(1825-1844) также умерла на следующий год (1843) после замужес­
тва от преждевременных родов
6
, А.И. Трувеллер, урожденная Вульф (Нетти)
(1799-1835), умерла от родов через полтора года после замужества
7
. В письме,
1
«Мы остались трое: аку[шер], бабушка и я. Ей (жене. — А.Б .) часто стали де­
латься обмороки. Хотя акушер с бабушкой нас утешали, обнадеживая благополуч­
ными родами, но я видел их самих в крайнем беспокойстве. Приступили к своему
делу. Я не мог уже тут быть, ходил по другой комнате, но более стоял у дверей.
Слышу крик ребенка, с радостию вхожу, поздравляю жену; они меня. Она также
обрадовалась, но говорит слабым голосом, что она чувствует что-то необыкновен­
ное. Не более как чрез полчаса у ней стали померкать глаза. Взяла меня за руку,
пожала очень слабо и говорит: "Жаль только, мой друг, тебя и детей, а в прочем я
покойна". — Слова ее меня поразили! Поцеловал, и чтоб не усилить ее робости,
говорил, что в голову вошло к ее утешению. Отвечала: "Друг мой, я чувствую".
—
Перекрестилась, закрыла глаза... Я не помню, как отошел от нее. Акушер сам
был уже не свой, то брал за пульс, то с жалостным и робким видом смотрел на нее.
Наконец, взяв зеркало, приложил к лицу, подержав минут пять, обернулся ко мне,
говорит: "Все кончено..."». (ЗагряжскийМ.П . С. 165-166.)
1
«Через восемь или десять дней после смерти Императора Павла было полу­
чено извещение о смерти эрцгерцогини (Великой Княгини Александры) во время
родов». (ГоловинаВ. С . 90 .)
2
Ее портрет см.: Молинари А. Княгиня Екатерина Андреевна Щербатова. 1809
// Русские акварельные портреты (1825-1855) / Под ред. Э . Дюкана. Предисл. и
коммент. М. Барюша; введ. И .М . Сахаровой. Париж, 1994. С . 113.
3
Там же. С. 112.
4
Ее портрет см.: Гау В.И. Великая княгиня Александра Николаевна. 1840 //
Там же. С.71.
5
Там же. С.70.
6
См.: Черейский Л.А . Пушкин и Тверской край: Документальные очерки. Ка­
линин, 1985. С. 30 .

416
А.В . Белова
датированном 22 марта 1836 г., Анна Ивановна Мацкевичева сообщала доче­
ри Аграфене Васильевне Кафтыревой о смерти двух ее племянниц, дочерей
сестры Анны Васильевны Редзиковой, Александры и Анны, получивших в
недавнем прошлом институтское образование: «...(Анна Васильевна и ее муж
Алексей Тимофеевич.
—
А.Б .) лишились... дочь Александру воспитывавшую
в Московском Институте она пробывши за мужем 7-мь лет умерла родами и...
дочь которая была в Смольном монастыре... Анна умерла тоже родами на 1-й
недели Великого Поста»
1
. В отношении последней дочери А.Т . Редзиков уточ­
нял, что она «не более как год была замужем, нещастно родила, мертваго ре­
бенка; и спустя три недели и сама оставила сей суетный свет»
2
. В ряде случаев,
обнаруживая в имущественных документах сравнительно недавно выданных
замуж дворянок сведения об их смерти, «вписывающейся» в интергенетичес­
кий интервал, есть основания предположить, что причиной преждевременной
кончины могли стать неудачные роды. Княжна Наталья Петровна Черкасская
была «сговорена» замуж за Степана Степановича Загряжского 10 мая 1760 г,
родила в браке сына Петра, а уже 12 марта 1766 г, в его «малолетство», умер­
ла
3
.
Женская смертность в послеродовой период
4
также по-прежнему остава­
лась высокой по причине осложнений послеродовыми септическими заболе­
ваниями.
Многодетность и ее влияние на физическое и духовное здоровье жен­
щины. С одной стороны, можно предположить, что многократные частые
беременности, способствовали тому, что женский организм быстро «изнаши­
вался». С другой, — и в наше время известны редкие случаи, когда многодет­
ные матери сохраняют моложавость и не ощущают негативных последствий
родов для здоровья. Об этом же упоминал в XIX в. и П.А . Вяземский:
«Несмотря на совершение своих двадцати женских подвигов, княгиня была
и в старости, и до конца своего бодра и крепка, роста высокого, держала
себя прямо, и не помню, чтобы она бывала больна. Таковы бывали у нас
старосветские помещичьи сложения. Почва не изнурялась и не оскудевала
от плодовитой растительности»
5
.
Распространенная медицинская точка зрения на последствия родов для жен­
ского организма состоит в том, что они по-разному сказываются в зависи-
7
Письмо А.И . Мацкевичевой к А.В . Кафтыревой от 22 марта 1836 г. // ГАТО.
Ф.1233.Оп. 1.Д.2.Л.37.
8
Письмо А.Т. Редзиков к А.В . Кафтыревой от 22 марта 1836 г. // Там же. Л . 38 .
1
ГАТО. Ф. 103. Он. 1 . Д. 1586.
2
«У ней была дочь Варвара Кирилловна, она скоро скончалась после родов»
(Смирная Е.- А .В. С . 73); «...соседка наша Соковнина при смерти вследствие ро­
дов» (Письмо М.А . Волковой к В.А. Ланской от 18 мая 1812 г. // Волкова М.А .
С. 280).
3
Вяземский П.А . С . 315.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
417
мости от его исходного состояния: могут способствовать оздоровлению и
омоложению, активной мобилизации всех его ресурсов, а могут, напротив,
спровоцировать развитие заболеваний, особенно хронических, и дать непо­
сильную нагрузку на все органы и системы. Естественно, применительно к
XVIII — середине XIX в. следует исключить фактор негативного влияния
экологии и целого сонма заболеваний, «благоприобретенных» в связи с раз­
витием индустриальной и постиндустриальной цивилизаций.
Тем не менее уже во второй половине XVIII в. российским ученым му­
жам, таким как М.В . Ломоносов, было известно, что «женщины скорее ста­
рятся, нежели мужчины, а особливо от частой беременности»
1
.
Данное на­
блюдение, высказанное в отношении крестьянок, очевидно, отражало некие
общеантропологические, то есть распространявшиеся и на женщин иного
социального происхождения, суждения того времени. Характерно, что расхо­
жее представление о женской физиологии выражалось клише «частая бере­
менность», во-первых, априори атрибутируемой всем женщинам, во-вторых,
воспринимаемой как безусловно повторяющееся состояние. В первой поло­
вине XIX в. и женщины
2
и мужчины
3
разделяли мнение о негативном влия­
нии беременности на женское здоровье. Наряду с этим в дворянской среде
бытовало мифологизированное представление об эстетизирующем воздейс­
твии на женщину беременности и родов:
«Я нахожу, что А.К . (Анна Керн. — А .Б .) прелестна несмотря на свой боль­
шой живот; это выражение вашей сестры»
4
; «Говорят, что от первых родов
молодая женщина хорошеет, дай Бог, чтобы они были также благоприятны
и здоровью»
5
.
Что касается эмоционального состояния женщин, то иногда многодет­
ность оборачивалась для них психологической травмой, однако, по-види­
мому, не сама по себе, а при определенных сопутствующих драматических
обстоятельствах
6
.
Таким образом, послеродовой период в жизни дворянок XVIII — сере­
дины XIX в. в антропологическом смысле был одним из самых сложных,
непредсказуемых и опасных для собственно выживания. Даже при, казалось
4
Ломоносов М.В . С . 254.
1
«Здоровье Евпраксии недурно для ее состояния...». (Письмо П.А . Осиповой к
А.С . Пушкину от 25 января 1832 г. // Гроссман Л.П. Указ. соч. С. 69.)
2
«Мы услыхали здесь о беременности вашей дочери. Дай Бог, чтобы все кон­
чилось благополучно и чтобы здоровье ее совершенно поправилось». (Письмо
А.С . Пушкина к П.А . Осиповой от января 1832 г. // Там же. С. 68.)
3
Письмо А.Н. Вульф к А.С . Пушкину от 2 июня 1826 г. // Гроссман Л.П.
Указ. соч. С. 49.
4
Письмо А.С. Пушкина к П.А . Осиповой от января 1832 г. // Там же. С . 68.
5
Капнист-Скалон СВ. С . 283; Ржевская Г.И. С . 35-36.

418
А.В . Белова
бы, благополучном исходе родов он грозил возникновением серьезных ос­
ложнений, с которыми в то время слабо справлялись и которые могли стоить
жизни родильнице, как первородящей, так и многоопытной. В социальном
смысле этот период обретал ритуализованную форму традиционного «жен­
ского» обряда проведывания-поздравления-дарения, «правила» которого,
вместе с тем, были известны и мужчинам, иногда допускаемым до участия
в нем. Несмотря на общую схему, данный обряд отражал имущественную,
социальную и локальную дифференциацию дворянок.
4.2 .3 . Мать и дитя: антропология взаимоотношений
Обращение с грудничками. За новорожденной в дворянской культу­
ре признавался особый статус. На вербальном уровне, например, в женс­
ких письмах, это выражалось в выделении ее из общей категории «детей»:
«Здрав1я вашего желаю на множество л1)ть, и съ св1)тл1)Й1нею княгинею Да-
рьею Михайловною, и съ прелюбезнейшими вашими детками, и съ новорож­
денною вашею дочерью...»
1
. В дворянской среде известно практиковавшееся
в народной культуре «обрядовое «перепекание»» больных младенцев
2
.
Мему­
арист Г.Р . Державин, писавший о себе в третьем лице, в частности, сообщал
об этом: «Помянутый сын их (родителей. — А .Б.) был первым от их брака; в
младенчестве был весьма мал, слаб и сух, так что, по тогдашнему в том краю
(«... Гавриил Романович Державин родился в Казани... Отец его ... переведен
в Оренбургские полки». — А .Б .) непросвещению и обычаю народному, долж­
но было его запекать в хлебе, дабы получил он сколько-нибудь живности»
3
.Не
известно, практиковалось ли данное обрядовое действие в провинциальной
среде середины XVIII в. только в отношении новорожденных мальчиков или
и девочек тоже. Вплоть до конца XIX в. образ новорожденной описывался
мемуаристками как окруженный ореолом особого отношения: «К ней (корми­
лице. — А .Б .) подходишь с любопытством и страхом посмотреть на новорож­
денную, пухленькую, мягонькую, тепленькую в своих пеленочках»
4
.
Грудное вскармливание. Проблемы лактации нередко упоминались ав­
тодокументальной традицией и женской и мужской. В семьях многодетных
малообеспеченных дворян грудное вскармливание как вынужденная мера
практиковалось задолго
5
до известных «экспериментов» с лактацией конца
1
Письмо царицы Прасковьи к кн. Меншикову от 10 ноября 1716 г. // Семевский
М.И . Указ. соч. Приложения: I. No X. С . 223-224.
2
Байбурин А.К. Указ. соч. С. 53-54.
3
Державин Г.Р . С. 9.
4
БокМ.П. С. 28.
5
«В 1722 году случилось ему (отцу. — А.Б .) ехать от свойственников своих с моею
матерью, при коей и я находился в младенчестве у грудей матери». (ДаниловМ.В . С . 293.)

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
419
XVIII в. Например, Афимья Ивановна Данилова, урожденная Аксентьева
(конец XVII в.
—
1759), в первой половине XVIII в. сама выкормила всех
своих 12 детей из-за крайней бедности, в которой жила семья. Один из ее
сыновей, мемуарист М.В . Данилов, писал: «Мать наша кормила всех детей
своих своею грудью.. .»
1
.
Поколение «новых матерей» рубежа XVIII-XIX вв., осознанно стремив­
шихся кормить детей грудью (не по причине невозможности нанять корми­
лицу, а, руководствуясь культурно-психологическими мотивами), уже нуж­
далось в специальном налаживании лактации, поскольку это было для них
делом необычным и не всегда осуществимым из-за отсутствия навыков и со­
ответствующих консультаций: «Мать моя, восторженно обрадованная моим
появлением, сильно огорчалась, когда не умели устроить так, чтобы она мог­
ла кормить; от этого сделалось разлитие молока, отнялась нога, и она хрома­
ла всю жизнь»
2
.
Сама не кормила новорожденную ни мать Керн, ни жена ее
брата П.А . Вульф (о причинах, по которым не кормила последняя, А.П. Керн
не сообщает). По-видимому, речь идет об одном из заболеваний груди, свя­
занных с лактацией, известном в настоящее время как мастит Вместе с тем
опыт кормления грудью приходил к дворянкам с очередной беременностью.
А.П. Керн вспоминала о поездке с матерью и сестрой в Берново: «... мать по­
ехала вместе со мною и другой дочерью, которую сама кормила.. .»
3
.
Культурный миф Ж.- Ж. Руссо «о священном долге матерей», адаптиро­
ванный к дворянской интеллектуальной культуре России Н.М. Карамзиным,
провозгласившим что «молоко нежных родительниц есть для детей и лучшая
пища, и лучшее лекарство»
4
, усваивался дворянками, воспринимавшими его
как своеобразное руководство к действию, и порождал, в свою очередь, но­
вый миф о лактации как способе «вызывания» материнской любви:
«Через несколько дней маменька выздоровела и, уступая советам полковых
дам, своих приятельниц, решилась сама кормить меня. Они говорили ей, что
мать, которая кормит грудью свое дитя, через это самое начинает любить
его. Меня принесли; мать взяла меня из рук женщины, положила к груди
и давала мне сосать ее; но, видно, я чувствовала, что не любовь материнс­
кая дает мне пищу, и потому, несмотря на все усилия заставить меня взять
грудь, не брала ее; маменька думала преодолеть мое упрямство терпением
и продолжала держать меня у груди, но, наскуча, что я долго не беру, пере­
стала смотреть на меня и начала говорить с бывшею у нее в гостях дамою. В
1
Там же. С.294.
2
КернА.П. 5
. С.340.
3
Там же. С.342.
4
Карамзин Н.М. Рыцарь нашего времени // Русская литература XVIII века.
II / Сост., коммент. АР . Курилкина, М.Л. Майофис; предисл. А.Л. Зорина. M., 2004.
С. 246.

420
А.В . Белова
это время я, как видно, управляемая судьбою, назначавшею мне солдатский
мундир, схватила вдруг грудь матери и изо всей силы стиснула ее деснами.
Мать моя закричала пронзительно, отдернула меня от груди и, бросив в руки
жешттдны, упала лицом в подушки»
1
.
Литературный конструкт Н.И. Дуровой при всей его «квазиавтобиографич­
ности» дает тем не менее представление о господствовавших «штампах»
сознания, в том числе о своего рода программировании характера будущих
отношений между матерью и дочерью в зависимости от их взаимодействия в
процессе грудного вскармливания.
Лактация становилась предметом экстраполяции некоторыми дво­
рянками книжной культуры в повседневную жизнь. Намерение кормить
детей грудью поддерживалось культурными ассоциациями, связанными
с таким, например, произведением французского сентиментализма, как
«Поль и Виргиния» (1787) Бернардена де Сен-Пьера (Bernardin de Saint-
Pierre) (1737-1814). Этот роман, имеющий, по определению современного
французского критика, «наивное звучание»
2
производил, начиная с рубежа
XVIII-XIX вв., сильное впечатление на российских дворянок, в том числе
провинциальных. Мемуарист М.А . Дмитриев, вспоминая о своей матери
Марье Александровне Дмитриевой, урожденной Пиль (... -1806), отмечал,
что «любимою ее книгою был роман Бернарден де Ст. Пиера «Павел и Вир­
гиния» в русском переводе»
3
. Это произведение пользовалось читательским
спросом и позднее, в 30-е гг. XIX в., о чем свидетельствует, в частности, тот
факт, что «с марта 1836 по декабрь 1838 года в издательстве Л. Кюрмера
еженедельно выходили выпуски книги»
4
. В мужском литературном дискур­
се парный образ героев романа включался в круг культурных представле­
ний провинциального дворянства первой половины XIX в.: «Я бы едва ли
женился тогда на моей барышне.., но, по крайней мере, мы бы с ней славно
провели несколько месяцев, вроде Павла и Виргинии...»
5
.
Новоторжская
дворянка В.А. Дьякова, урожденная Бакунина, писала мужу о том, как они
с сестрой собирались воспитывать и вскармливали своих детей, опираясь
на рефлексию известных образов:
1
Дурова Н.А . 5
. С.26-27.
2
Бреннер Ж. Моя история современной французской литературы. M., 1994.
С. 101.
3
Дмитриев М.А . С. 38 . Ставшее популярным в России это русское издание вы­
шло в Москве в 1793 г. См.: Боленко К.Г., Лямина Е.Э. и Нешумова Т.Ф . Коммен­
тарии // Дмитриев М.А. Главы из воспоминаний моей жизни / Подгот текста и
примеч. К.Г . Боленко, Е.Э . Ляминой и Т.Ф. Нешумовой. Вступ. ст. К.Г . Боленко и
Е.Э. Ляминой. M., 1998. С. 517.
4
Романов П.С . Мои гравюры и книги // HH. 1991. No III(21). С. 15.
5
ТургеневИ.С. Рудин //Тургенев И.С.Собр. соч.: В 12т. M., 1976.Т.2.С. 66.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
421
«Alexandrine et sa petite Lubinka se portens bien, n<ou>s faisons des plans pour
elever Valerinka et Lubinka comme de nouveaux Paul et Virginie! (Александ­
рии и ее маленькая Любинька чувствуют себя хорошо, мы строим планы
воспитания Валериньки и Любиньки как новых Поля и Виржини! (пер. с
фр. мой.
—
А.Б .)) Посмотри как будет славно. Alexandrine иногда кормит
Валериньку и ея молоко ему очень полезно»
1
.
Для русских провинциальных дворянок-сестер, живших в сельской усадьбе
и совместно растивших младенцев, казались привлекательными некоторые
идеи французского сентиментализма: тихая деревенская идиллия, жизнь «на
лоне природы» вдали от «цивилизации» и светского общества. Поведение и
мироощущение героинь романа выступало образцом для конструирования
собственной картины мира и выработки жизненной стратегии
2
.
Даже походный быт не становился препятствием для кормления грудью
дворянками своих детей. Причем женщины и высокого социального статуса
могли отдавать предпочтение естественному вскармливанию младенца вмес­
то участия в светской жизни. А .П . Керн отмечала в дневниковой записи за 31
июля 1820 г: «Я не отказала доброму полковнику быть хозяйкой на их балу
(его жена не может быть, она сама кормит).. .»
3
. На определенном этапе жиз­
ненного цикла кормление грудью воспринималось некоторыми дворянками
как своеобразная сфера самореализации, не менее значимая, чем, например,
организация светского раута.
Кормилицы. Если в XVIII в. для вскармливания грудничков в дворянских
семьях принято было нанимать кормилиц
4
(по возможности, «брать в дом» из
числа крепостных), а кормление матерью свидетельствовало об ограниченнос­
ти средств для этого, то в XIX в. к услугам кормилиц прибегали, в основном,
1
Письмо В.А. Дьяковой к Н.Н. Дьякову. Б/д // ГАТО. Ф. 1407. Оп. 1 . Д. 44.
Л.3об.
2
См., например: «Часто, кормя грудью, менялись они детьми. «Друг мой, —
говорила госпожа де-ла-Тур, — у каждой из нас будет два ребенка, и у каждо­
го из наших детей будет две матери». Как два ростка на двух деревьях одной
породы, у которых буря обломала все ветви, дают плоды более нежные, если
оторвать их от родимого ствола и привить к стволу соседнему, так и два этих
ребенка, лишенные всех родных своих, проникались чувством более нежным,
нежели чувством сына и дочери, сестры и брата, когда, кормя грудью, переда­
вали их друг другу обе подруги, даровавшие им жизнь». (Сен-Пьер Б. Поль и
Виргиния // Зарубежная литература XVII-XVIII вв.: Хрестоматия / Сост. С .Д . Ар ­
тамонов. M., 1982. С. 403.)
3
КернА.П. 6
. С. 253.
4
Капнист-Скалон СВ. С . 283; Мордвинова Н.Н . С . 408; Письмо неизвестного
к жене от 20 апреля 1785 г. // ГАТО. Ф. 103. Оп. 1. Д. 2619. Л. 4;Дмитриев М.А.
С. 35, 36; Загряжский М.П . С. 156; Чичагов П.В. С . 13. Это было также обычной
европейской практикой. См., напр.: Екатерина II. 2 С. 106.

422
А.В . Белова
только в случае проблем с лактацией у матери
1
или ее смерти
2
.
Несмотря на
это найти кормилицу было не всегда легко даже в провинции. Если в большой
дворянской семье
3
, как в той, например, в которой родилась А.П . Керн
4
, было
одновременно несколько грудничков, их могла вскармливать одна и та же кор­
милица. Правда, это не всегда было удобно и могло приводить к размолвкам
между невестками. А .П . Керн сообщала о переживаниях по этому поводу своей
матери: «Мать моя часто рассказывала, как ее огорчало, что сварливая и кап­
ризная Прасковья Александровна не всегда отпускала ко мне кормилицу своей
дочери Анны, родившейся 3 месяцами ранее меня, пока мне нашли другую»
5
.
Напомню, что кормилицу искали в Орле не кому-нибудь, а внучке самого губер­
натора, следовательно, причина того, что нашли ее не сразу, заключалась как раз
в том, что подходящих для этого женщин, действительно, было не так много.
В среде российского дворянства из балтийских немцев во второй полови­
не XVIII в. также существовала практика вскармливания нескольких детей в
семье одной кормилицей, которая могла быть иностранкой
6
.
В условиях малороссийского усадебного быта конца XVIII в. одна и та же
крестьянская женщина выступала кормилицей всех детей в дворянской семье,
становясь впоследствии их няней. В частности, СВ. Капнист-Скалон писала о
своей няне, что та «выкормила грудью и старшую сестру... и старшего брата»
7
.
Ожидаемые от кормилиц качества фиксировались в источниках личного
происхождения из российской дворянской среды гораздо реже, чем, например,
по словам А.Л. Ястребицкой, в западноевропейской педиатрической литерату­
ре высокого Средневековья, предъявлявшей строгие требования к образу жиз­
ни кормилицы, ее физическому состоянию, добродетельности ее поведения
8
.
Тем не менее схожие качества, предписываемые кормилицам в России второй
1
«Мама Мусю не смогла кормить. Ей взяли кормилицу» (ЦветаеваА. С . 10).
2
См., напр.: Дмитриев М.А . С . 355.
3
Имеется в виду семья из трех поколений, включающая во втором поколении
не одну супружескую пару
4
К моменту рождения А.П . Керн эта семья включала в себя ее деда и бабушку
по линии матери — Ивана Петровича и Анну Федоровну Вульф, ее родителей —
Екатерину Ивановну и Петра Марковича Полторацких, ее дядю и тетю по линии
матери — Николая Ивановича и Прасковью Александровну Вульф и их дочь Анну,
которая была на три месяца старше мемуаристки. О составе семьи см.: Керн А.П . 4
.
С. 103 -105 .
1
КернА.П. 5
. С. 341.
2
«Нас троих вскормила одна и та же кормилица-шведка...» (Крюденер В. -Ю. 1
.
С. 117).
3
Капнист-Скалон СВ. С . 283.
4
См.: Ястребицкая А.Л. Женщина-врачевательница // Средневековая Европа
глазами современников и историков. M., 1995. Ч. III: Средневековый человек и его
мир. С. 315 .

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
423
половины XVIII в., дополнялись в трактовке мемуариста П.В . Чичагова (1767¬
1849), еще и значимостью ее сословно-статусной характеристики:
«Было в обыкновении брать в дом кормилицу. Так сделали и мои родите­
ли, и я был настолько счастлив, что женщина, которой меня вверили, была
одарена не только всеми качествами, требуемыми от хорошей кормилицы,
как-то: молодостью, здоровьем, обилием молока, ровностью расположения
духа, добротою и кротостью характера, но принадлежала к семейству выше
того класса, к которому, по-видимому, была причислена»
1
.
Неизменный интерес, который мемуаристы проявляли к любым «подвиж­
кам» в собственном социальном статусе, просматривается даже в стремле­
нии подчеркнуть меру «благородства» кормилицы. Мемуаристки же обычно
свидетельствовали не об общественном положении своих кормилиц, а о люб­
ви к ним, испытываемой в ответ на искреннее и любовное к себе отношение.
Например, баронесса В.- Ю . Крюденер вспоминала:
«Нас троих вскормила одна и та же кормилица-шведка, которую я очень
любила. Ее веселость, как, впрочем, и ее любовь, действовали на меня
успокаивающе»
2
.
Кормилицы имели особый статус в дворянских семьях по сравнению с
остальным женским персоналом, занятым уходом за детьми, и пользовались
внимательным отношением к себе и своим нуждам дворянок-матерей, что
свидетельствует о повышении ценности материнских забот о новорожден­
ных. В конце XIX в. у дворянок уже существовало четкое представление о
том, что от рациона кормилицы зависело качество грудного молока и, следо­
вательно, самочувствие ребенка, а ее переживания и заболевания негативно
сказывались на лактации:
«Нас уже пять сестер... в возрасте от полугода до 12-ти лет . Тут же две гу­
вернантки, няня, а иногда является полюбоваться на наше веселье и корми­
лица, важно выступающая в своем пестром сарафане с маленькой сестрич­
кой на руках. Она красива и очень самоуверенна: знает, что у моей матери,
после детей, она первый человек в доме, что ей всегда припасается лучший
кусок за обедом, что за ней следят и ходят, как за принцессой: лишь бы не
огорчилась чем-нибудь, лишь бы не заболела!»
3
.
Осознавая заинтересованность родственников младенца в своих услугах не­
которые кормилицы позволяли себе не только завышенное самомнение, но и
достаточно вольное поведение:
«Мусина кормилица была цыганка, нрав ее был крутой. Когда дедушка, ма­
мин отец, подарил ей позолоченные серьги, она, в ярости, что не золотые,
бросила их об пол и растоптала»
4
.
5
Чичагов П.В . С . 13.
1
Крюденер В.-Ю . 1
. С. 117.
2
БокМ.П. С.28.
3
Цветаева А. С . 10.

424
А.В . Белова
Тем не менее иногда, ввиду все того же дефицита кормилиц, родителям
приходилось мириться с недопустимыми вещами в их рационе и образе жиз­
ни, в частности пристрастии к алкоголю. В одном из писем к жене А.С. Пуш­
кин пытался юмором оживить «невеселую» ситуацию, касающуюся последс­
твий грудного вскармливания их сына:
«Радуюсь, что Сашку от груди отняли, давно бы пора. А что кормилица
пьянствовала, отходя ко сну, то это еще не беда; мальчик привыкнет к вину и
будет молодец, во Льва Сергеевича»
1
.
Кормилицы дворянских детей могли иметь различное этническое про­
исхождение, вплоть до экзотического, разумеется, в районах, удаленных от
Центральной России:
«На одной из станций я встретила этого казака, посланного комендантом; он
назывался Гантамуров и происходил от китайских князей. Сестра его была
кормилицею Нонушки Муравьевой»
2
.
Иногда мемуаристки приписывали влиянию кормилиц развитие у мла­
денца того или иного заболевания, например туберкулеза кожи:
«Но бедный Владимир был с детства не совсем здоров, у него, можно ска­
зать, от рождения или, скорее, от кормилицы оставалось всегда затвердение,
вроде железы, на руке и на ноге; как ни лечил его искусный доктор наш, не
мог пособить и, наконец, решил тем, что при этой золотушной болезни его
никогда не должно везти в холодный климат»
3
.
При невозможности естественного вскармливания не только матерью,
но и постоянной кормилицей (например, в условиях походного дворянского
быта) в конце XVIII в. прибегали к заменителю грудного молока, в качест­
ве которого использовалось коровье молоко. Однако описание мемуаристки
Н.И . Дуровой свидетельствует не о полном переводе грудничка на искусст­
венное вскармливание, а о попытке организовать так называемое смешанное
вскармливание, сочетающее в себе оба названных типа:
«Я была поручена надзору и попечению горничной девки моей матери, од­
них с нею лет. Днем девка эта сидела с матушкою в карете, держа меня на
коленях, кормила из рожка коровьим молоком и пеленала так туго, что лицо
у меня синело и глаза наливались кровью; на ночлегах я отдыхала, потому
что меня отдавали крестьянке, которую приводили из селения; она распеле­
нывала меня, клала к груди и спала со мною всю ночь; таким образом, у меня
на каждом переходе была новая кормилица.
Ни от переменных кормилиц, ни от мучительного пеленанья здоровье мое
не расстраивалось»
4
.
4
Письмо А.С. Пушкина к Н.Н . Пушкиной от 30 июня 1834 г. // Пушкин А.С .
Собр. соч.. . Т. 10. С. 182-183.
1
Анненкова П.Е .
2
Капнист-Скалон СВ. С. 293-294.
3
Дурова НА. 5
. С.27.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
425
Рассуждения Н.И. Дуровой показывают, что, с одной стороны, в то время
еще отсутствовало понимание неудовлетворительности коровьего молока
для вскармливания младенцев по причине содержания в нем трудноусвоя­
емого белка, с другой, — бытовало представление о негативном влиянии на
здоровье грудничка постоянной смены кормилиц.
В мужских мемуарах и дневниках грудное вскармливание, как и другие
темы женской «топики» (материнство, равноправие женщин) было предме­
том нравоучительных сентенций и отвлеченных рассуждений, предлогом
«пофилософствовать», а, следовательно, в очередной раз «показать» себя.
Эссенциалистские представления о «природности» материнства вполне
были укоренены в мужском дворянском сознании первой половины XIX в.
Чего стоит только обличительная сентенция не достигшего и 22-х лет
А.Н. Вульфа (1805-1881), записавшего 10 августа 1827 г в своем небезыз­
вестном «Дневнике»:
«Странно, с каким легкомыслием отказываются у нас матери (я говорю о
высшем классе) от воспитания своих детей; им довольно того, что могли их
на свет произвести, а прочее их мало заботит. Они не чувствуют, что лиша­
ют себя чистейших наслаждений, не исполняя долга, возложенного на них
самою природою, и отдавая детей своих на произвол нянек.. .»
1
.
Тем не менее повседневность и ценностные ориентации женщин-дворянок
различного социального и имущественного статуса иногда серьезно менялись
под влиянием материнства. Княгиня М.Н. Волконская вспоминала о себе:
«В этом, 1832, году ты явился на свет, мой обожаемый Миша, на радость, и
счастье твоих родителей. Я была твоей кормилицей, твоей нянькой и, час­
тью, твоей учительницей, и, когда несколько лет спустя, Бог даровал нам
Нелли, твою сестру, мое счастье было полное. Я жила только для вас, я поч­
ти не ходила к своим подругам. Моя любовь к вам обоим была безумная,
ежеминутная»
2
.
Таким образом, в российской дворянской среде XVIII — середины XIX в.
материнское грудное вскармливание начало практиковаться раньше, чем в
европейской. Можно проследить динамику мотиваций дворянок, прибегав­
ших к этому в середине XVIII в. из -за невозможности содержать кормилицу,
а в конце XVIII в., подчиняясь своеобразному культурному императиву Од­
нако вне зависимости от актуальных в тот или иной период мотиваций прак­
тика материнского кормления грудью младенца вовсе не была обязательной
и имела более широкое распространение среди менее состоятельных и менее
статусных представительниц дворянского сообщества.
Антропологические опыты лактации дворянок конца XVIII — середины
XIX в., спровоцированные конструктами французской и русской мужской
1
Вульф А.Л. С. 23-24 .
2
Волконская М.Л. С. 63.

426
А.В . Белова
литературной традиции (Ж.-Ж. Руссо, Б. де Сен-Пьер, Н.М. Карамзин), по­
рождали, в свою очередь, особую мифологию материнской любви, вызывае­
мой естественным вскармливанием и предопределяющей характер будущих
взаимоотношений с ребенком. Однако в силу многих причин медицинского
и физиологического характера, несмотря на субъективные желания и наме­
рения, кормление грудью матерью-дворянкой часто не могло состояться,
вследствие чего приходилось пользоваться услугами замещавшей ее корми­
лицы. Применительно к исследуемой эпохе не удалось зафиксировать ни од­
ного случая полного перевода младенца на искусственное вскармливание, в
случаях же смешанного вскармливания в интервалы отсутствия кормилицы
ребенка допаивали мало пригодным для этого коровьим молоком. Женская
автодокументальная традиция не останавливается и на вопросе стимуляции
выработки грудного молока у матери, воспринимая как данность факт воз­
можности или невозможности лактации.
Итак, анализ зрелости как «возраста жизни» дворянской женщины че­
рез антропологические опыты и практики беременностей, родов и лактации
позволяет прийти к следующим заключениям. Применительно к российской
дворянской среде XVIII — середины XIX в. можно говорить о бытовании ро­
дильного обряда, источниками которого служили 1) традиции знатных слоев
XVI-XVII вв.; 2) отдельные элементы традиции синхронной крестьянской
культуры и 3) некоторые рецепированные западноевропейские акушерские
новации. При этом основной вопрос, обусловленный дилеммой о легитима­
ции зрелости посредством замужества или рождения первого ребенка, не ак­
центировался мемуаристками либо ввиду очевидности для них ответа, либо
в силу ментальной нераздельности и взаимосвязанности этих жизненных со­
бытий. Оба варианта представляются мне в равной степени справедливыми:
вступление в «зрелый возраст» посредством замужества имело неотъемле­
мой целью и смыслом рождение детей, что придавало дворянской женщине
социальный вес в глазах, прежде всего, ближайшего родственного окруже­
ния, не исключая ее, тем не менее, из числа несамостоятельных, подчинен­
ных членов семейной организации.
Конструкция дворянского родильного обрядаXVIII — серединыXIXв.:
1. Период беременности («беременна», «брюхата», «в тягости», «в по­
ложении») с пролонгированным удостоверением и запретом на визуаль­
ную фиксацию образа женщины. Акцентирование в ходе беременности
3-х рубежей: признака ее возможного наступления в виде отсутствия ре­
гул («повреждение женских немощей»), надежного подтверждения при
достижении ее середины («половина») и поздней стадии («на сносях»).
Отсутствие табу на свободное перемещение в пространстве беременных,
специальных ограничений и предписаний в отношении их занятий, пита­
ния и одежды.

Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
427
2. Период родов («разрешение от бремени», «событие») в домашнем
пространстве. Нехарактерность маргинальноеTM пространства родов. Интег-
рированность в женскую повседневность. Обычай рожать первого ребенка
в доме родителей дворянки или ее мужа. Присутствие при родах женщин,
вышедших из репродуктивного возраста, из ближайшего родственного окру­
жения роженицы. Отсутствие запрета на присутствие при родах матери. Не­
допустимость на роды мужа. Отсутствие специальных обрядовых действий,
за исключением чтения молитв повитухой-крестьянкой, во время «родовых
схваток» («родовые боли», «боли», «мучить»). Универсальность позы роже­
ницы (лежа на спине). Предписание пассивности роженице. Приглашение к
роженицам повитух («акушерки», «повивальные бабки», «бабушки»). По­
мощь повитух дворянкам как при первых, так и при повторных родах. Вра­
чебная помощь дворянским роженицам: от кровопускания в провинциальной
среде до применения акушерских щипцов в придворной.
3. Послеродовой период. Традиция устных и письменных поздравле­
ний с благополучным исходом родов и оповещения об этом широкого круга
родственников и знакомых. Обычай проведывания после родов и денежного
вознаграждения родильницы как своеобразной «защиты от сглаза». Допус­
тимость участия мужчин в «женском» обряде. Маркируемость пространства
родильницы как исключительно «женского». Допустимость для дворянок
длительного восстановления после родов и перенесенных послеродовых ос­
ложнений.
4. Период грудного вскармливания. Особый статус новорожденной в дво­
рянской культуре. Практика обрядового «перепекания» больных и слабых
младенцев в провинциальной дворянской среде. Материнское кормление
грудью как результат культурной рефлексии и внешнего содействия. Альтер­
натива лактации дворянок в виде естественного вскармливания кормилица­
ми. Удовлетворение потребностей и интересов кормилиц как экстраполяция
и проявление материнской заботы о младенце.
С учетом продолжавшихся в течение всего репродуктивного возраста
(совпадавшего с наиболее активным и деятельным периодом зрелости) мно­
гократных беременностей и родов можно утверждать, что родильный обряд
занимал центральное место в системе обрядов жизненного цикла дворянки и
мире женской дворянской повседневности ввиду частой возобновляемоеTM,
большой социальной значимости и непредсказуемости исхода: своего рода
пограничности между жизнью и смертью. Причем при тогдашнем уровне
развития акушерства последняя перспектива была отнюдь не умозрительной.
Кроме того, большинство дворянок, исключенных из сферы социальной реа­
лизации и самореализации, по неволе, должны были обретать в чем-то ином
жизненные смыслы, в том числе и в репродуктивной сфере, которая, вместе
с тем, оставалась полем принуждения, отстаивания мужского превосходства
и реализации патриархатной власти. Зачастую, относясь без энтузиазма к

428
А.В . Белова
очередной беременности, женщины воспринимали ее как навязанную ситуа­
цию, которую они не выбирали и не могли изменить.
Анализ субъективных источников показывает, что дворянки переживали
опыты беременности и родов, в большинстве своем, как «женщины-жертвы»
(выражение М. Перро), а не «женщины, творящие свою судьбу»
1
, несмот­
ря на их деятельную практическую активность и непрекращаемость при­
вычных повседневных занятий в период вынашивания ребенка. Одиночные
бунты некоторых из них, бравших на себя смелость принимать в это время
самостоятельные решения, не оказывали влияния и, уж, тем более, не подры­
вали принятую форму власти (мужа или отца) в семье. Чаще всего женщины
соглашались со своей ролью и отводимыми им «телесными» функциями: бе­
ременной, роженицы, родильницы, матери. Причем, все эти антропологичес­
кие состояния, наделяясь пассивными коннотациями со стороны источника
власти в семейном пространстве, по-особому осмыслялись и переживались
самими дворянками-мемуаристками, сумевшими, в ряде случаев, оценить
их критически по прошествии многих лет и вербализовать свое отношение
к ним, тем самым, обретя активность при ретроспективном эмоциональном
проживании психологически неблагоприятных ситуаций и позитивном пре­
одолении их негативных последствий для психики.
Что касается значения деторождения в осознании тендерной идентичнос­
ти, то в силу восприятия и переживания женщинами опытов беременностей,
родов и материнства как неизбежных и не избираемых, отношение к ним в
обычных условиях было эссенциалистским и субъективно редко артикули­
руемым, в то время как в экстраординарных обстоятельствах (например, в
ситуации следования за осужденным мужем в Сибирь) они обретали повы­
шенный ценностный смысл и особую эмоциональную значимость.
1
См.: ПерроМ. История под знаком тендера // Социальная история. Ежегодник,
2003. Женская и тендерная история / Под ред. Н.Л. Пушкаревой. M., 2003. С. 50.

Глава V
ВОЗРАСТ ЧЕТВЕРТЫЙ: «СТАРОСТЬ С ЕЕ НЕДУГАМИ,
ТОСКОЮ И УТРАТАМИ»
1
На четыре времени года раскладывается челове­
ческая жизнь. Весна!!! Лето. Осень... Зима? Но и
зима позади для Александры Эрнестовны — где
же она теперь?
Татьяна Толстая. «Милая Шура»
2
5.1. «.. .снова принимаешь вид старухи...»
3
(Восприятие старости российскими дворянками
XVIII — середины XIX в.)
Старость как «возраст жизни» является одной из наименее изученных
стадий жизненного пути дворянской женщины. При этом в зависимости от
того, была ли дворянка замужем, процесс старения застигал ее в браке, либо
в послебрачный период в связи со смертью мужа, либо вне брака, если она
никогда в нем не состояла. Границы понятия «старости» зачастую не уточ­
нялись не только авторами теорий
4
, но и самими переживавшими ее субъ­
ектами. По крайней мере, результаты психологического самоощущения и
стороннего восприятия сильно варьировали и зависели от предписываемых
обществом возрастных градаций, культурных нормативов и стереотипов,
распределения социальных и тендерных ролей. И.С . Кон справедливо от­
мечает изменяемость «конкретного содержания и длительности отдельных
этапов жизненного пути индивида»
5
.
Причем, девальвируемость старости
могла усиливаться в зависимости как от тендерной, статусной, локальной
принадлежности, так и с учетом личностных психологических характеристик.
В этом смысле пожилые провинциальные дворянки, разумеется, отличались
1
Сабанеева Е.А . С. 335.
2
Цит. по: Толстая Т.Н . Не кысь. M ., 2004. С. 26.
3
Письмо H Ознобишиной к А.В . Кафтыревой от 17 декабря. Б . г. // ГАТО.
Ф. 1233. Кафтырева Агриппина Васильевна (1796-1892) — дворянка Тверской гу­
бернии. Он. 1.Д.2.Л.147.
4
Об этом см.: Кон И.С . Понятие поколения в современном обществоведении
// Актуальные проблемы этнографии и современная зарубежная наука / Под ред.
Ю.В . Маретина и Б.Н. Путилова. Л ., 1979. С. 219.
5
Там же. С.224.

430
А.В . Белова
от своих столичных ровесниц. Но, вместе с тем, исключенность из светской
жизни и пространства светского позиционирования себя, а значит, присталь­
ной сторонней оценки и обсуждения воспринимаемых возрастных измене­
ний, освобождала провинциалок от излишнего прессинга психологических
переживаний запечатленной на их телах и лицах «печати прожитых лет».
Цель данной главы — анализ переживаний и осмысления феномена жен­
ской «старости» через изучение различий видения себя и другими замужних,
вдовых и незамужних немолодых, пожилых, старых женщин-дворянок и, в
то же время, реконструкция мира повседневности провинциалок преклон­
ных лет Хочется подчеркнуть, что, несмотря на насчитывающее более деся­
тилетия утверждение П.Ю. Уварова, согласно которому «история старости
теперь не менее популярна истории секса или детства»
1
, поставленная про­
блема остается практически не исследованной.
Точно так же как детство не считалось сложно дифференцированным
начальным периодом жизненного цикла, на заключительном этапе жизни в
российской дворянской среде XVIII — середины XIX в. не принято было
различать пожилой (условно, с 60 до 75 лет) возраст, преклонный (с 75 до
90 лет) возраст и возраст долголетия (90 лет и выше). Хотя В.И. Даль и уточ­
няет, что «старый человек» — «преклонных лет, доживающий век свой, кому
под 60 и более»
2
, а «старчество» — «старческия лета, возраст, престарелость,
конечные годы жизни» — «считают с 70-ти лет»
3
, тем не менее, судя по ав­
тодокументальной традиции, старость как «возраст жизни» воспринималась
универсальным, достаточно гомогенным состоянием, достойным сожаления
завершением земного бытия и, вместе с тем, временем подведения эмоцио­
нальных итогов пережитого, неуклонного приближения к смерти.
Постоянное ожидание предела жизни побуждало многих женщин, обрет­
ших к этому возрасту имущественную самостоятельность, к осознанному и
своевременному распоряжению своим материальным достоянием
4
, что слу-
1
Уваров П.Ю. Старость и немощность в сознании француза XVI века: Сцены
из нотариальной практики времени Генриха II // Человек в кругу семьи: Очерки по
истории частной жизни в Европе до начала нового времени / Под ред. Ю .Л. Бес­
смертного. M., 1996. С . 261-262.
2
Даль В.И . Толковый словарь живого великорусского языка: Т. 1-4 . M., 1980.
Т. 4. С. 316.
3
Там же. С. 317.
4
Духовное завещание А.З . Апухтиной от июля 1786 г. // ЦИАМ. Ф. 1871. Апух­
тины. Оп. 1. Д. 38 . Л. 1-1 об.; Духовное завещание П.Г Вяземской от 4 января
1815 г. — 6 июня 1829 г. // Там же. Ф . 127. Московское присутствие Опекунского
совета учреждений императрицы Марии. Оп. 4 . Д . 5. Л. 1-22; Духовное завещание
А.Я.Толстой от9 октября 1818 г. — 13мая 1829 г. //Там же. Д.8.Л. 1-19; Духовное
завещание М.Н. Колошиной от 26 февраля 1820 г. —
17 февраля 1827 г. // Там

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
431
жило одной из важных стратегий самовыражения. Получив, иногда только к
концу жизни, свободу принятия решений и, в частности, волеизъявления в
отношении имущества, провинциальные дворянки старались заранее соста­
вить завещание с тем, чтобы успеть «насладиться» собственными распоря­
дительными полномочиями и связанным с ними эмоциональным ресурсом,
а в ряде случаев и возможностью заинтриговать близких и дальних родс­
твенников. Не случайно, «учиняя», как гласила формула, «заблаговремен­
но подоброй своей воле»
1
духовное завещание, наследодательницы остав­
ляли за собой право «оное завещание вчем либо переменить или же вовсе
уничтожить»
2
, обретая редко выпадавшую им в течение предшествовавшей
жизни способность манипулировать другими людьми. Разумеется, в силу
различия душевных качеств, они по-разному воспринимали открывавшуюся
перед ними «властную» перспективу
Дворянками «старость» именовалась «летами», или «склоном лет»
3
.
Не­
смотря на то, что зачастую этот возраст был связан с экономической незави­
симостью и широкими семейными полномочиями, в письмах он субъектив­
но девальвировался посредством дискурса ограниченности
возможностей.
53-хлетняя вдова А.В. Кафтырева, урожденная Мацкевичева (1796-1892),
переехав в дом овдовевшей княгини CC Щербатовой «в удушливой и зло­
вонной Москве»
4
, писала деверю А.А. Кафтыреву в Старицу:
«...признаюсь вам откровенно, любезный братец, что мне очень грустно;
конечно, всякая перемена жизни в мои лета очень тяжела, если она не ве­
дет к большему спокойствию. Здесь я нахожу больше этикету; я никогда не
любила его, ни общества многолюднаго и моднаго, а теперь каждый вечер я
имею удовольствие знакомиться с новыми лицами, потому что теперь Кня­
гиня принимать начала посещения всех тех, которые пожелают ее видеть,
а знакома она со всею Москвою, то мимо глаз моих проходит настоящая
панорама. Если бы я была помоложе, это бы меня занимало; может быть по
привыкну»
5
.
же. Д . 13. Л. 1-24; Духовное завещание М.Ф. Суворовой от 5 мая 1796 г. // ГАТО.
Ф. 1041. Суворовы — дворяне Кашинского уезда Тверской губернии. Оп. 1 . Д . 50.
Л. 1 -3; Духовное завещание ЕЕ. Суворовой от 3 марта 1863 г. // Там же. Д. 78. Л. 1-1
об.; Духовное завещание А.Е. Суворовой от 28 апреля 1871 г. // Там же. Д. 75. Л. 1 -2 об.
1
Духовное завещание В.И . Бешенцовой от сентября 1842 г. // ГАТО. Ф . 1066.
Мальковские — дворяне Бежецкого уезда Тверской губернии. Оп. 1 . Д . 14. Л . 1.
2
Тамже.Л.2об.
3
Для ср.: в английском языке слово "age" обозначает одновременно и возраст
и старость.
4
Письмо А.В . Кафтыревой к А.А. Кафтыреву от 17 сентября 1851 г. // ГАТО.
Ф.1233.Оп. 1.Д.2.Л.1.
5
Письмо А.В . Кафтыревой к А.А. Кафтыреву от 6 февраля 1849 г. // Там же.
Л.6об.

432
А.В . Белова
Осознание себя после 50-ти женщиной «в летах», тяготящейся любыми
проявлениями жизненной мобильности, необходимостью соблюдения со­
циального этикета и поддержания светской коммуникации, противопостав­
ляемой «спокойствию» как идеальному состоянию, не исключает однако и
определенного позерства. Стратегия позиционирования дворянкой себя в
качестве «уставшей от света» являлась не атрибутом возраста, а способом
легитимации своей причастности к известному социальному кругу. Хотя при
всех оговорках А.В . Кафтырева не была уникальна в своих устремлениях, —
практически о том же ей писала приятельница Н. Философова. Размеренную
повседневность двух пожилых сестер, проживавших вместе, — Натальи Фи-
лософовой и Надежды Ознобишиной — в определенный момент нарушило
«оживление», связанное со свадьбой племянника и сына Николая Озноби­
шина: «...признаюсь что мы с сестрой отвыкшия от тормашни с нетерпе­
нием ожидаем оконьчания праздненств чтоб зажить опять мирной семейной
жизнию»
1
. В последнем случае, когда речь не шла о ведении светского образа
жизни, внутренний поиск «спокойствия» и «мира» в большей степени соот­
носился с возрастными характеристиками личности.
Для многих дворянок заключительный «возраст жизни» становился вре­
менем воспоминания о прожитом и пережитом. Одна из мемуаристок, в
частности, заявляла:
«Это воспоминание написано княгинею Елисаветою Григорьевною Хил-
ковою, урожденною княжною Волконского. На склоне лет, и в тиши дере-
венскаго уединения, изложила она несколько мыслей и чувств, вызванных
памятью о высоком нравственном существе (Императрице Марии Феодо-
ровне. — А.Б .), в близи котораго протекли годы ея молодости»
2
.
При этом, ведя диалог с воображаемыми читателями, она постоянно отстаи­
вала конструктивные возможности собственной памяти, как бы преодолевая
стереотип ее возрастной ограниченности:
«Люди родятся с благословением Божиим, Господь каждому по милосердию
Своему дает ум, красоту, талант, богатство; меня Господь одарил памятью: в
79 лет я пишу эти записки, справьтесь, вы не найдете ни прибавленнаго, ни
убавленнаго»
3
; «.. .верьте мне, что я не лгу !»
4
Очевидно, старости в той или иной степени было присуще ретроспектив­
ное мышление: устремленность не «вперед», в будущее, а, наоборот, «на­
зад», в прошлое. Е .А . Сабанеева, в частности, замечала: «... настала старость
с ее недугами, тоскою и утратами, а мысль, стремясь в прошедшее, роется в
1
Письмо H Философовой к А.В . Кафтыревой. Б/д // Там же. Л. 149 об.
2
Хилкова Е.Г . Стб. 1121 .
3
Смирная Е.-А .В . С . 69.
4
Там же. С.68.

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
433
нем...»
1
.
Отсюда — нацеленность пожилых дворянок на процесс вспомина­
ния собственной прожитой жизни. Как выразилась княгиня Н.Б. Долгорукая,
«сколько можно, буду стараться, чтоб привести на память все то, что слу­
чилось мне в жизни моей»
2
.
Нежелание образованных дворянок бесследно
«кануть в небытие» побуждало многих из них «по себе оставить на память
журнал»
3
.
Вместе с тем процесс «оживания воспоминаний» соотносится,
по словам французского специалиста по аналитической психологии Патри­
ка Эстрада (Patrick Estrade), с «настоящим обретением себя»
4
.
Возможно,
«обращение в слова» и запись тяжелых переживаний из собственной жизни,
плохих воспоминаний, которыми, за редким исключением, буквально «про­
питаны» мемуары российских дворянок XVIII — середины XIX в., было
способом избавиться от них, «отложить» их, отодвинув от себя, в то время
как хорошие воспоминания, поддерживаемые женской памятью, служили,
цитируя того же П. Эстрада, своеобразными «резервуарами счастья». Конс­
труирование текстов воспоминаний на склоне лет как субъективные попыт­
ки отстранения пережитой боли и душевных страданий и одновременного
прорыва к внутренним источникам счастья свидетельствует о наибольшей
востребованности скрытых эмоциональных ресурсов женской личности для
нее самой именно в этом возрасте и, вместе с тем, о наличии достаточного
количества разнообразных жизненных опытов, позволявших иначе (менее
травматично) осмыслять и истолковывать свое прошлое. При этом нужно
иметь в виду, что подлежавшие записи и прочтению посторонними воспоми­
нания в любом случае были селективными и могли соотноситься не только
с внутренним образом себя, но и с образом, моделируемым для внешнего
восприятия.
Неутрата к преклонному возрасту личностных дарований вообще, не
только конструктивных возможностей памяти, особо подчеркивалась мемуа­
ристками, очевидно, как явление необычное, вызывавшее удивление. Графи­
ня В.Н. Головина, в частности, поражалась:
«Я никогда не видала старика более веселого и заслуживающего уважения.
До восьмидесяти четырех лет он сохранил все свои способности»
5
.
Стоит отметить, что те из дворянок, которые в «зрелом» возрасте бывали
при дворе и вели светский столичный образ жизни, отойдя от него в старости
и окунувшись в провинциальную помещичью повседневность, продолжали
осознавать себя выделяющимися из привычного социокультурного окруже­
ния, что давало им внутренний повод к особой манере поведения в домашнем
1
Сабанеева Е.А . С. 335.
2
Долгорукова Н.Б. С. 42 .
3
Там же.
4
См.: Зачем нам нужны воспоминания // Psychologies. 2007. No 21. С. 153.
5
Головина В.Н . С. 287.

434
А.В . Белова
пространстве. Мемуаристка А.П . Керн отмечала соответствующую черту ха­
рактера у своей бабушки А.Ф . Вульф, урожденной Муравьевой (...- 1810):
«Бабушка Анна Федоровна и сестра ее Любовь Федоровна, нежно мною лю­
бимая и горячо привязанная к моей матери, были аристократки. Первая де­
ржала себя чрезвычайно важно, даже с детьми своими, несмотря на то, что
входила во все мелочи домашнего хозяйства. Так, например, я помню, что в ее
уборную приносили кувшины молока и она снимала с них сливки для всего
огромного ее семейства. Пироги всегда лепились при ней на большом столе
в девичьей, огромной комнате с тремя окнами. Тут пеклись хлебы к светлому
празднику и часто разбирался осетр в рост человека. Важничанье бабушки
происходило оттого, что она бывала при дворе и представлялась Марии Фе­
доровне во время Павла I с матерью моею, бывшею тогда еще в девицах»
1
.
Данное качество было обусловлено и аристократическим происхождени­
ем, и тем, что она «ездила со всем своим семейством в Петербург в конце
прошлого (XVIII.
—
А.Б .) века к брату Николаю Муравьеву, бывшему
С. -Петербургскому обер-полицмейстеру»
2
, и тем, что «была... близкая родс­
твенница известного Михаила Никитича Муравьева, воспитателя и друга
Александра I»
3
. Ощущение своих социальных корней, наличие влиятельного
родства, личное знакомство с императрицей психологически шло вразрез с
повседневной жизнью пожилой провинциальной дворянки, ее хозяйственны­
ми заботами, среди которых одно из главных мест занимало удовлетворение
пищевых запросов многочисленной семьи. Вместе с тем личные и статусные
амбиции реализовывались в повседневности провинциалки через стремле­
ние поставить под свой непосредственный скрупулезный контроль всю «эко­
номику» дворянского дома.
Для Надежды Ознобишиной, приятельницы Аграфены Васильевны Каф­
тыревой, связанной с ней еще и духовным родством, старость ассоциирова­
лась с нереализуемостью желаний:
«.. .как бы мне хотелось прижать вас и несравненную Екатерину Гаврилавну
(племянницу А.В. Кафтыревой.
—
А.Б .) к моему сердцу и поблагодарить
вас за все, но к сожалению разстояние велико, а лета не позволяют думать
о возможности свидания, а потому только мысленно переносится к вам и
вспоминаешь былое, при чем всегда как то радостно бьется сердце и дела­
ется моложе и душой и телом, но через несколько минут видишь что это
оптической обман после котораго снова принимаешь вид старухи, для кото­
рой мечты более не осуществовляются и для которой будущаго уже нет, вот
почему несравненной друг мой я не надеюсь вас обнять»
4
.
1
КернА.П. 5
. С . 344-345.
2Там же. С. 339.
3
Там же. С. 344.
4
Письмо H Ознобишиной к А.В . Кафтыревой от 17 декабря. Б . г. // ГАТО.
Ф. 1233. Он. 1. Д. 2. Л. 147.

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
435
Особенно интересны внутренние метаморфозы автора письма от старости
к более молодому возрасту и обратно под влиянием воспоминаний, причем
«омоложение» мыслилось ею не только как изменение настроения и душев­
ного настроя, но и как «обретение» прежней телесности. Устранение иллю­
зии, или, как выразилась Ознобишина, «оптического обмана», возвращало ее
к адекватному восприятию своего нынешнего визуального и эмоционального
облика, который обесценивался в ее сознании жизненной бесперспективнос­
тью и конечностью переживаемого возраста, но, главное, — невозможнос­
тью реализовать мечты, мысленные конструкты. Очевидно, помимо видимо­
го повседневного измерения женского бытия большое значение придавалось
«невидимому» внутреннему «проживанию» жизни. Мысленное обращение к
позитивным воспоминаниям и виртуальное осуществление нереализованных
возможностей играло важную роль в структуре женской эмоциональности и
конструировании собственной идентичности. При этом отождествление со
«старухой», вопреки способности ощущать себя более молодой, свидетель­
ствует об усвоении ею тендерных представлений, согласно которым пове­
дение индивида детерминировано полом и возрастом и, в силу этого, всегда
должно оставаться «подобающим» им.
Женское восприятие старости вплоть до конца XIX в., как и позднее,
было сопряжено со страхом угасания жизни, запечатленного в визуальных
антропологических признаках старения. Канадский историк и писатель рус­
ского дворянского происхождения М. Игнатьев, восстанавливая историю
своих предков, приводил слова из мемуаров прабабушки, графини Наталии
Николаевны Игнатьевой, урожденной княжны Мещерской (1877-1944):
«Спустя много лет Наташа писала: «<...> Теперь, когда я сама стала старой,
мне кажется, что старости я боялась с детских лет, что старые люди всегда
производили на меня тягостное впечатление. Кажется, это так грустно, от­
мечать перемены, происходящие с близкими и дорогими людьми. И даже те­
перь, когда я сама состарилась, я чувствую, что никогда не смогу преодолеть
чувство благоговейного трепета и ужаса перед старостью». Наташе было
шестьдесят пять, когда, мысленно возвращаясь в то далекое время и вспо­
миная, как на глазах осиротевшей дочери ее мать сгибалась под бременем
обрушившегося на нее горя, она писала эти строки»
1
.
Вероятно, поэтому, в женской автодокументальной традиции «старость»
не оставалась незамеченной, становясь элементом личностной характерис­
тики индивидов как женского, так и мужского пола. Даже у мемуаристок,
представительниц придворного круга, в описании постоянно фигурируют
«старики»
2
, «общество, состоящее из большею частью стариков...»
3
, «ста-
1
ИгнатьевМ. С. 32-33 .
2
Головина В.И . 2
. С. 25, 51, 123, 321.
3
Там же. С. 18.

436
А.В . Белова
рые придворные»
1
, «старый камергер»
2
, «старые дамы»
3
, «старая графиня»
4
,
«старый граф»
5
, «старая женщина»
6
, «старуха»
7
, «старая свекровь»
8
.
При
этом, если применительно к мужчинам термины «старости» в ряде случаев
могли иметь положительную коннотацию («почтенный старик»
9
, «почтен­
ный и уважаемый старик»
10
, «старик веселый и заслуживающий уважения»
11
),
то в отношении женщин они почти всегда носили уничижительный харак­
тер («старая баба»
12
, «старая кокетка»
13
, «упрямая старуха»
14
). Уподобление
мужчины «старой бабе» служило одним из элементов его подчеркнуто не­
гативной характеристики: «Граф Михаил Румянцев был светским челове­
ком, очень ограниченным, самолюбивым и сплетником худшего сорта, вроде
старой бабы»
15
.
Графиня В.Н. Головина среди встреченных ею в жизни пер­
соналий вспоминала приведшую ее «в изумление» герцогиню — «старую
кокетку шестидесяти лет»
16
, «шестидесятилетнюю старуху, у которой с одной
стороны рука и нога чрезмерно распухли, другая же сторона вся высохла»
17
,
«старую женщину, невысокого роста, полную, с ногами такими же толстыми,
как туловище, с трудом передвигавшуюся для себя, но деятельную и про­
ворную для блага других»
18
.
Из этого видно, что женщина в возрасте 60-ти
лет безапелляционно считалась «старой» или «старухой», ее личностная ха­
рактеристика практически исчерпывалась возрастными изменениями теле­
сности, стремление же к поддержанию внешней привлекательности за такой
женщиной не признавалось и осуждалось.
Социальный типаж «старухи» в женской автодокументальной традиции
нередко подлежал описанию как воплощение необычности поведения, мыш-
1
Там же. С. 21.
2
Там же. С. 50.
3
Там же. С. 150.
4
Там же. С. 151.
5
Там же. С. 275.
6
Там же. С . 284, 310, 322.
7
Там же. С . 321, 350.
8
Там же. С. 350.
9
Там же. С . 215, 365, 368.
10
Там же. С. 223.
13
Там же. С. 287.
14
Там же. С. 171.
15
Там же. С. 292.
16
Там же. С. 350.
17
Там же. С . 170-171.
18
Там же. С. 292.
19
Там же. С. 294.
20
Там же. С. 310.

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
437
ления, мироощущения
1
.
Интересно, что графиней В.Н. Головиной старость
противопоставлялась не зрелости, а молодости
2
.
Причем, столкновение ста­
рости и молодости часто оборачивалось не в пользу последней. «Старухи»,
выступавшие в роли рассказчиц или менторов по отношению к «молодым
девушкам», вызывали у них страх
3
, печаль и смущение
4
. Поводом для сравне­
ния служили даже пищевые предпочтения «молодых» и «старых», однако в
данном случае старость, которой атрибутировалось пристрастие к «вкусной»
еде как едва ли не единственному доступному телесному удовольствию, по
мнению мемуаристки, «проигрывала» молодости:
«Мы обедали в Кронштадте у вице-адмирала Пушкина. Изобилие плохо
приготовленных блюд не способствовало возбуждению аппетита, но моло­
дость, здоровье и телесное упражнение делают вкусными кушанья. Лакомс­
тво — это слабость старости, последнее наслаждение, очень печальное и
скучное. Юность не думает о желудке, ее аппетит гораздо деликатнее»
5
.
Вместе с тем, у той же В.Н. Головиной можно встретить и позитивный
«портрет» пожилой женщины, называемой уже не «старухой», а «старуш­
кой ». Правда, речь шла о близкой свойственнице, матери мужа, отзываться
о которой дурно в мемуарах вряд ли могло считаться пристойным, каким
бы ни было отношение к ней на самом деле, однако имелась возможность
умолчать о ней, что наводит на мысль о значимости по тем или иным моти­
вам включения данной характеристики в текст воспоминаний невестки: либо
она, действительно, хорошо относилась к своей свекрови, либо стремилась
1
Смирнова А.О . С . 284.
2
«Моя молодость и семейное счастье были причиной... всеобщего доброжела­
тельства. Мой брак, казалось, интересовал всех. Такое приятное чувство вызыва­
ет вид влюбленных супругов, старики наслаждаются воспоминанием, а молодежь
сравнением». (Головина В.Н . С . 25.)
3
«Гуляя однажды поздно вечером с Генриеттой по Верхней улице, я увидела
около двери одного дома добродушную старую поселянку в чепце, а рядом ее ста­
рика мужа в бумажном колпаке с кисточкой. Они были окружены молодыми де­
вушками и парнями. Старуха что-то говорила, жестикулировала, а слушатели были
поглощены рассказом. Я тоже остановилась, она заметила меня и сказала:
—
Вы тоже хотите слушать, добрая госпожа?
—
С удовольствием, — отвечала я .
Один из молодых людей предложил мне скамейку, но я отказалась, предпочитая
стоять. Женщина продолжала прерванный рассказ. В нем было все: и привидения,
и звуки цепей. Молодые девушки прижимались в страхе друг к другу». (Там же.
С. 321.)
4
«Упрямая старуха бранила молодую девушку, печальный и смущенный вид
которой забавлял мальчика, сидевшего рядом с хитрым выражением лица».
(Там же. С. 350.)
5
Там же. С. 94.

438
А.В . Белова
это письменно запечатлеть и продемонстрировать. Кроме того, мемуаристка
транслировала не только личную оценку «почтенной старушки», но и пуб­
личное признание ее «достоинств» и высокое мнение о ней императрицы.
Очевидно, последние обстоятельства и стали основной причиной, побудив­
шей Головину включить данный фрагмент в свой текст, в том числе и с целью
повышения собственной публичной и самооценки:
«.. .моя свекровь просила у Императрицы разрешение лично поблагодарить
ее за своего сына. Она была слишком стара и глуха, чтобы быть представ­
ленной Императрице во время церемонии в Зимнем дворце, когда он был
назначен маршалом двора Великого Князя Александра. Ее Величество соиз­
волила предоставить ей эту милость и приказала мне привести ее однажды
после обеда. Мы взошли в гостиную за несколько минут до прихода Импе­
ратрицы. Моя свекровь была очень гуманной женщиной с большими досто­
инствами, справедливо пользовавшейся всегда великолепной репутацией.
Она вполне доказала свое мужество во время несчастий и ссылки ее семьи
и своего тюремного заключения в царствование Императрицы Елизаветы.
Она уже давно не выезжала в свет по причине своей болезненности. Едва
она появилась в гостиной, как раздался всеобщий крик радости. У ней цело­
вали руки и оказывали все знаки уважения. Я должна откровенно сознаться,
что была тронута и гордилась этими изъявлениями почтения. Императрица
приняла ее крайне милостиво, поцеловала ее и приказала мне быть пере­
водчиком около нее, чтобы избежать необходимости кричать ей на ухо. Я
с признательностью повторила ей все милостивые выражения Государыни.
Она повела нас во внутренние апартаменты, чтобы показать их моей свек­
рови, которая воспользовалась отсутствием придворных, чтобы бросить­
ся к Императрица и в трогательных выражениях передать, насколько она
была благодарна Государыне за то, что она позаботилась об ее старости и ее
сыне. Императрица была крайне растрогана, и я тоже. Нет ничего приятнее,
как испытывать чувство благодарности за любимого человека и разделять
его счастье. Когда мы вернулись в гостиную, свекровь хотела уехать, но Ее
Величество оставила ее на вечер, устроила ей партию в бостон с лицами,
которые ей были очень приятны, и наслаждалась веселостью, которую эта
любезная и почтенная старушка распространяла вокруг себя»
1
.
Так или иначе, «старость» описывалась в дискурсах телесных недостатков
(глухота) и болезни, которые иллюстрировали ограниченность физических
(пониженный слух) и социальных (отсутствие мобильности) возможностей
и ассоциировались, собственно, с «женским» и «возрастным», но, вместе с
тем, негативные коннотации которых нейтрализовывались в данном случае
положительной индивидной характеристикой пожилой дворянки. Будучи
публичной и социально детерминированной эта характеристика неизбежно
выражалась в терминах маскулинности (гуманность, достоинства, реггута-
1
Там же. С . 60-61.

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
439
ция, мужество, публичное оказание знаков уважения, изъявление почтения).
При этом показательно, что сама «любезная и почтенная старушка» воспри­
нимала высокое служебное назначение сына как «заботу о старости», необхо­
димость которой априори ею подразумевалась и составляла один из элемен­
тов конструирования идентичности, связанный с осознанием и принятием
мысли о своей возрастной немощности. Усвоение данной установки на ин­
дивидуальном уровне, в известном смысле, вводило старость в задаваемые
культурой дисциплинарные рамки. Можно сказать, что ограниченность воз­
можностей атрибутировалась старости на ментальном и вербальном уровне
даже тогда, когда фактически это было не так, и ресурсы как физической, так
и социальной реализации индивида не были исчерпаны.
В представлении и столичных жительниц, и провинциалок «старость»
воспринималась как возраст, нуждающийся в «опоре»
1
и «успокоении» со
стороны взрослых детей. Смоленская дворянка Анна Ивановна Мацкевиче-
ва писала 40-летней дочери Аграфене Васильевне Кафтыревой, с которой на
протяжении жизни бывала в разных отношениях:
«Милая любезная и несравненная Дружочик моя Грушинька! Сердечно и
вторично благодарю тебя мой дружочик за твою присылку, а болие за твою
обо мне память; поверь что твое усердие дороже для меня всех сокровищ в
мире; тем болие что я во всю мою жизнь ничем тебя не наградила, а ты мой
несравненной дружочик приобретая собственными трудами и с потерию
твоего здаровья которое для меня драгоценно; отказываешь себе а успокои-
ваешь мою старость.. .»
2
.
Из этого письма понятно, что поведение матери в более раннем возрасте по
отношению к дочери не было адекватно заботе дочери о ней в старости. А .И .
Мацкевичева прямо признает, что «во всю жизнь» ее «ничем не наградила».
Тем не менее это не стало поводом для А.В . Кафтыревой не оказывать ма­
териальную поддержку пожилой матери. В другом письме последняя также
сознавала свое несправедливое обращение с дочерью, которая, по ее же при­
знанию, «во всю свою жизнь никогда ничего предо мною не зделала, кроме
как всегда старалась доставлять мне большое удовольствие»
3
:
«.. .чтож мой Дружок я так долго к тебе не отвечала на твое драгоценнейшее
для меня письмо которое я оросила слезами раскаяния пред тобою я много и
очень много пред тобою погрешила и одно только твое Ангельское терпенье
1
«Мать умерла через полчаса после того, как я ушла от нее. Немного раньше
она потеряла способность говорить, но у нее осталось еще силы взять руку моего
мужа и поднести к своим холодеющим губам. Он принял ее последний вздох.
Это право принадлежало ему, как самому верному другу, любящему сыну и опоре
ее старости». (Головина В.Н . 2
. С. 361.)
2
Письмо А.И. Мапкевичевой к А.В. Кафтыревой. Б/д // ГАТО. Ф. 1233. Оп. 1.
Д. 2.Л. 32.
3
Письмо А.И. Мапкевичевой к А.В . Кафтыревой. Б/д // Там же. Л . 32 об.

440
А.В . Белова
может простить меня и забыть все те дерские поступки которые я против
тебя делала а ты как кроткой Ангел все мне простила.. .»
1
.
С одной стороны, это может служить примером того, как взрослые дочери,
в отличие от сыновей, или, по крайней мере чаще последних, становились
объектами материнского гонения, с другой, — свидетельствовать об укоре­
ненности представления о том, что, как бы матери не вели себя по отноше­
нию к детям, в том числе дочерям, последние должны были «подкреплять их
старость»
2
.
Не менее репрессивно А.И . Мацкевичева относилась и к другим своим
«детям» — в частности, к дочери Анне Васильевне и зятю Алексею Тимофее­
вичу Редзиковым, которые, так же как и А.В. Кафтырева, по словам самой ма­
тери, «во всю свою жизнь не пользовались от меня ничем ни на грош»
3
.
Они
же, несмотря на это, сохраняли к ней «любовь и необыкновенное попечение»
4
,
благодаря чему она, живя у них в старости, «ни в чом не имела крайности»
5
.
А.Т . Редзиков писал в одном из писем А.В. Кафтыревой:
«...таперь есть еще некоторая отрада, маминька Анна Ивановна, имела на
нас несколько лет гонения; ныне ж усмотря нашу невинность, обратилась
с прежним своим родительским к нам расположением; живет у нас, и тем
доставляет нам в горести самое лестное для нас благодеяние.. .»
6
.
Обращаю внимание, что в столь явной психологической зависимости от по­
жилой «маминьки» находился даже не сын, а зять, не говоря уже о дочери,
что подтверждает сохранение патриархальных устоев в провинциальных
дворянских семьях и присущего любому традиционному обществу подчерк­
нутого уважения к старшим. На этом зачастую базировался практиковавший­
ся в среде дворянства эмоциональный диктат пожилых матерей в отношении
более молодых домочадцев, которые ему практически не сопротивлялись
ввиду интериоризованных стереотипов подчинения и необходимости при­
знания авторитета родительницы.
Недовольство престарелой дворянки вызывали не только дочери и зять,
но и невестка, с которой она затеяла судебную тяжбу. Это наводит на мысль,
как и в предыдущих случаях, о необоснованности ее претензий и маниакаль­
ном опасении угрозы со стороны всех вообще представителей «зрелого» по­
коления семьи, которые и не помышляли ущемлять ее или покушаться на
ее «малейшую и отставшую... собственность»
7
.
История взаимоотношений
1
Письмо А.И . Мапкевичевой к А.В . Кафтыревой. Б/д // Там же. Л . 37-37 об.
2
Письмо А.И . Мапкевичевой к А.В . Кафтыревой. Б/д // Там же. Л . 37.
3
Там же.
3
Письмо А.И . Мапкевичевой к А.В. Кафтыревой. Б/д // Там же. Л. 32 об.
4
Письмо А.И . Мапкевичевой к А.В . Кафтыревой. Б/д // Там же. Л . 37.
5
Письмо А.Т. Редзикова к А.В . Кафтыревой от 22 марта 1836 г. // Там же. Л. 38.
6
Письмо А.И . Мапкевичевой к А.В . Кафтыревой. Б/д // Там же. Л . 37 об.

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
441
пожилой А.И . Мапкевичевой с поколением взрослых «детей» может быть
описана формулой: не доверяй всем, кто моложе тебя. Расцвечивая в письме
к дочери, которую незадолго до этого она также притесняла на протяжении
длительного времени, свою распрю с невесткой, дворянка почтенного воз­
раста сохраняла исключительную деловитость и расторопность в вопросе
отстаивания своих владельческих прав:
«Я потому к тебе мой друг так долго не писала что ездила в Копною хлопо­
тать о освобождении моего собственного имения взятаго в опеку невесткою.
Она всем завладела всем пользуется и не хочет добровольно отдать моей
собственности что вынудило меня наконец подать прозьбу в Уездный Вель­
ской Суд. Я ожидая решения по моему делу с 10 майя по 1 августа в Кон­
ной терпела от невестки не только неприятности но даже притеснения на
конец решилась удалиться и действовать чрез почту не поверишь мой друг
как мучит меня это; до сих пор не получила из Белой ничего и не знаю какой
оборот взяло дело. Да ты мой друг кажется еще предпогаешь мне собствен­
ные твои трудовые деньги то скажу тебе по чистой совести что присланные
мне тобою прежде до одной копейки у меня целы я их никуда не употреблю
кроме естьли Бог поможет кончить дело с невесткою то они пойдут на совер­
шение актов на имя твое для такой цели я их взяла и прежде»
1
.
Один из характерных атрибутов старости — дискурс болезни, звучащий
лейтмотивом большинства женских писем, а зачастую и объяснением цезур
в процессе письменной коммуникации. Так, А.И. Мацкевичева жаловалась
дочери:
«... причина моему молчанию была жестокая болезнь моя так что доктор
и все окружающие меня ни имели никакой надежды к моему выздоров­
лению теперь же благодарение Всевышнему Творцу совершенно здоро­
ва...»
2
.
Вера Горчакова высказывала в письме к той же А.В. Кафтыревой сожаления
по поводу невозможности личной встречи из-за неудовлетворительного са­
мочувствия:
«Милая А.В . (Аграфена Васильевна. — А.Б .), мы приехали сегодня из Мос­
квы, и мне очень очень досадно что я не могу к вам пойдти сейчас же по
случаю нездоровья. Как только оправлюсь буду у вас непременно, но на это
потребуется несколько дней. Надеюсь что вы себя чувствуете хорошо. Мне
сказали что вы здоровы но не выходите, вероятно вас утомляет лестница?
Вот и я тоже поэтому должна подождать пока совсем не поправлюсь чтоб
не испортить себя на долгое время. А очень досадно быть так близко от вас
и не видеться!»
3
1
Письмо А.И . Мапкевичевой к А.В. Кафтыревой от 15 сентября 1838 г. //
Там же. Л. 74 -75.
2
Письмо А.И. Мапкевичевой к А.В. Кафтыревой. Б/д // Там же. Л . 37 об.
3
Письмо В. Горчаковой к А.В . Кафтыревой. Б/д // Там же. Л . 123-123 об.

442
А.В . Белова
При этом тема «нездоровья», становясь предметом как письменного, так и
устного обсуждения, явно коррелировала с возрастными трудностями, на­
пример подъема по лестнице.
Применительно к возрасту старости болезнь воспринималась как симп­
том угасания жизни и потому неизменно озвучивалась в женских письмах
подробно и эмоционально. Именно так следует понимать переживания
Н. Ознобишиной по поводу ухудшения самочувствия ее сестры Н. Филосо-
фовой:
«Все это время не смотря на радостное событие в семье моей я нахожусь в
тревожном состоянии несравненной друг мой от болезни моей Наташи, вот
уже другой месяц как силы ей изменили и она чувствует нервическое трясе­
ние в руках ногах и голове, зная хорошо чувства которыя нас соединяют друг
с другом вы поймете как тяжело у меня на сердце, так что и предстоя.<щая>
свадьба Никола не разсеевает моих грустных чувств.. .»
1
.
Однако и старческие болезни не всегда оказывались необратимыми, чем не­
мало удивляли даже самих их обладательниц. Оправившаяся после длитель­
ного недомогания Н. Философова писала А.В. Кафтыревой:
«Наконец дорогая моя Аграфена Васильевна рука моя не противится сердцу
и позволяет приписать вам хотя несколько строк и послать вам нежныя поце­
луи, жаль что мысленныя, а мне бы так хотелось разцеловать вас с головы до
ножек за дружбу вашу к нашей милой Любе и Нилу, приезд которых оживил
меня совершенно и разпросам обо всех вас нет конца.. .»
2
.
Вместе с тем возрастные заболевания осознавались как своего рода не­
избежность, смиренное принятие которой могло стать предметом эпис­
толярных назиданий, обращенных пожилым дворянином к пожилой дво­
рянке :
«Преятнеишее письмо ваше от 30
т
октября, я имел удовольствие получить,
благодарю вас за оное, и душевно радуюсь что вы здоровы и благополуч­
ны — хотя и жалуетесь настрадания от недугов ваших; но как ета болезнь
для нас стариков неизличима; и потому надобно нам старикам переносить ея
с Христианским Терпением Почтеннейшая Сестрица!»
3
Продолжительность жизни воспринималась зависящей от Бога, а убывание
жизненных сил — «слабость» — как один из признаков приближающейся
кончины:
«Благодарю тебя за привет, которым ты оканчиваешь свои письма, я охотно
етому верю, и надеюсь, что ежели Господь прадлит еще мой век, то и наде-
1
Письмо И. Ознобишиной к А.В. Кафтыревой от 17 декабря. Б . г . // Там же.
Л. 146 об. -147 .
2
Письмо И. Философовой к А.В . Кафтыревой. Б/д // Там же. Л. 149 об.
3
Письмо неизвестного (нрзб) к сестре Марии Лазаревне от 25 ноября 1841 г. //
ГАТО. Ф. 1016. Манзей — помещики Вьптшеволощсого уезда Тверской губернии.
Оп. 1.Д.45.Л.79.

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
443
ле даст мне сие уразуметь — я очень стала ослабевать, нынешней Год мне
весьма тижел»
1
.
При этом перед лицом надвигающейся смерти уместным считалось испол­
нение непритязательных желаний, доставление «маленьких» житейских ра­
достей:
«Матушка Глафира все это время жила сомною в Волочке и на Верески
и вчерась отправилась в Бологое, чтоб итти в Волдай и т:<ак> д:<алее>
вы неповерите как ей было грустно сомною растатся да и мне ее очень
жаль она так стала слаба незнаю как ей итти. Незабудте моя радная ее ка-
миссии (поручения. — А.Б .) мне кажется она нам уже ненадолго, надобно
потешить. Чувствует сильную боль в груди кашляет точно Суворов пос­
леднее время и задыхается неможет духу перевести когда взайдет к нам на
антресоль»
2
.
Осознание старости как времени утрат, переживания смерти близких, череды
болезней, порожденных тяжелыми впечатлениями, а, вместе с тем, одиночес­
тва и однообразия девальвировало этот возраст как своего рода безвременье,
как период максимального расхождения желаемого и действительного:
«О себе я вам скожу, что мне теперь слава Богу полутче, а после потери,
кончине друга моего сестры Княгини Анне Александровне очень была не-
здарова, которая 16TM генваря скончалась и глядя наея болезнь и Страдание
совершенно размучилась, будучи с ней день иночь вместе иона была намоих
руках оставить было ненакого, ибо сын ея и невестка, докончины ея задве
недели только приехали. Но она совершенной христианкой кончила жизнь,
причащалась имаслом соборовалась в чистой памяти, ия теперь совершенно
осталась одна иведу жизнь в скуке потеряв обеих друзей и сестер.. .»
3
.
Таким образом, в восприятии российских дворянок XVIII — середи­
ны XIX в. старость как возраст жизни, помимо полноты самоощущения и
исполненности индивидуального проекта («лета», «век»), — нисходящая
фаза жизненного цикла («склон лет»). Объективное возрастание с годами,
как в любом традиционном обществе, социальных потенций и амбиций
субъективно снижалось осознанием собственной физической беспомощ­
ности, асоциальности, психологического бессилия в осуществлении же­
ланий. Будучи временем эмоционального подведения итогов, возраст ста­
рости предполагал компенсацию событийной разреженности настоящего
ретроспективным обращением к насыщенному опытами и переживаниями
прошлому. При этом повседневность пожилых провинциалок отличалась
большой хозяйственной занятостью и интенсивностью распорядительной
деятельности, вплоть до деспотизма, по отношению к многочисленным до­
мочадцам обоего пола.
4
Письмо В.Л. Манзей к ПЛ. Абаза. Б/д // Там же. Л. 90.
1
Письмо М.Л. Манзей к В.Л. Манзей. Б/д // Там же. Л . 91-91 об.
2
Письмо Е. Мазовской к В.Л. Манзей от 17 марта 1821 г. // Там же. Л. 54 об.

444
А.В. Белова
5.2 . « .. .вымать семейства, ваша жизнь драгоценна
и нужна для ваших детей...»
1
(Вдовство и материнство российских дворянок
XVIII — середины XIX в.)
Повторное вступление в брак: мотивы и перспективы. Источники
показывают, что в российской дворянской среде XVIII — середины XIX в.
мужчины чаще вступали в повторный брак, чем женщины. Такая же законо­
мерность выявлена и в отношении Западной Европы раннего нового времени
(XVI-XVII вв.)
2
.
Авдотья Степановна Мордвинова, урожденная Ушакова (1677-1752),
пробыв в браке всего 9 месяцев — с февраля по ноябрь 1700 г — и остав ­
шись после смерти мужа, убитого под Нарвой, вдовой в 23 года с одним
ребенком, не вступила во второй брак. Правнучка-мемуаристка объясняла
ее выбор тем, что она «посвятила свою жизнь воспитанию сына»
3
.
Приме­
ры подобного женского самоотречения встречаются на протяжении всего
исследуемого периода
4
.
Распространенность манкирующего отношения
российских дворянок к повторному браку позволила в начале XX в. ре­
лигиозному писателю С.А . Нилусу вывести особый «тип матерей и хозя­
ек», строивших имущественное благополучие детей и не искавших для
себя личного счастья
5
.
Ввиду того, что реальные мотивы отказа от ново­
го замужества практически никогда «не проговаривались» в источниках,
мои выводы о них могут быть исключительно гипотетическими. Тем не
менее назову некоторые из возможных: 1) представление о религиозном
благочестии, в соответствии с которым вдовство для женщины предпочти­
тельнее повторного вступления в брак; 2) высокая ценность материнства,
особенно при наличии единственного ребенка; 3) сохранявшаяся эмоци-
3
Письмо П. Долгоруковой к Е.Н. Лихачевой от 14 января 1818 г. // ГАТО. Ф. 1221.
Лихачевы — дворяне Кашинского уезда Тверской губернии. Оп. 1 . Д . 89 . Л . 3.
1
См., напр.: Репина Л.П . История женщин и тендерные исследования: от соци­
альной к социокультурной истории // Репина Л.П . «Новая историческая наука» и
социальная история. M ., 1998. С . 166.
2
Мордвинова Н.Н. С . 391.
3
Подробнее см.: Белова А.В. Женщина дворянского сословия в России конца
XVIII — первой половины XIX века: соггиокультурный тип (по материалам Твер­
ской губернии): Дисс... канд. культур. Специальность 24.00.02 — историческая
культурология. M., 1999. С. 212-252; Онаже. Провинциальная дворянка Елизавета
Лихачева // Дни славянской письменности и культуры: Сб. докладов и сообщений /
Отв. ред. О.И. Овен. Тверь, 1999. Вып. 5. С. 41-49.
4
См.: Нилус С. Великое в малом: Записки православного. Репринт. воспр. изд.
1911 г. Изд. Свято-Троицкой Сергиевой лавры, 1992. С. 107.

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
445
ональная привязанность, любовь к первому мужу; 4) нежелание терять
обретенную самостоятельность и экономическую независимость; 5) от­
сутствие предложений о браке ввиду, напротив, материальной (в меньшей
степени внешней) непривлекательности вдовы. Следствием того, что по
одной из этих причин женщина не хотела или не могла второй раз выхо­
дить замуж, была особая сосредоточенность ее на материнстве и материн­
ских обязанностях.
Вместе с тем позднее та же А.С. Мордвинова настояла на повторном браке
своего единственного сына, Семена Ивановича, вступившего в него, по сло­
вам мемуаристки, именно «по желанию матери»
1
.
Это ее «желание» можно
объяснить следующим: 1) отсутствием у него к тому времени детей-наслед­
ников
2
; 2) стремлением, возможно, под влиянием собственного 52-хлетнего
опыта вдовства, избавить его от этого состояния; 3) добиться определеннос­
ти в его жизни через устроение супружества в связи с ощущением прибли­
жавшейся кончины (она умерла в том же 1752 г
3
); 4) бытовавшим, вероятно,
представлением о том, что овдовевшему мужчине, в отличие от женщины,
предпочтительнее состоять в новом браке.
Разница в возрасте между супругами в первой половине XVIII в., даже
если для обоих или только для мужчины это был повторный брак, могла
быть существенной — от 18 лет (как у родителей Н.Б. Долгоруковой
4
)до35
(как у Семена Ивановича Мордвинова и его второй жены Натальи Иванов­
ны Еремеевой
5
). Продолжительность вдовства мужчины в течение двух лет
6
считалась вполне достаточной. Хотя бывали случаи и поспешной повторной
женитьбы. Тем не менее необходимость соблюдения светского этикета по­
буждала в середине XIX в. некоторых мужчин идти вразрез с собственными
устремлениями. Н.Н. Пушкина-Ланская проясняла в письме к мужу мотива­
цию Густава Фризенгофа, чиновника австрийского посольства в Петербурге,
который после смерти первой жены, Н.И. Загряжской, сделал предложение
А.Н. Гончаровой, но вынужден был скрывать это до окончания официально­
го траура:
«Он дрожит, как бы его брат или венские друзья не догадались об этом. Это
удерживает его от заключения брака ранее положенного срока, чего он хо­
тел бы сам. Я прекрасно понимаю, что он хочет выдержать годичный срок
1
Мордвинова Н.Н. С . 392.
2
Двое его детей от первого брака умерли в младенчестве. См.: Там же.
3
Там же.
4
См.: Моисеева Г.Н. Комментарии // Записки и воспоминания русских женщин
XVIII — первой половины XIX века / Сост., автор вступ. ст. и коммент. Г.Н. Мои­
сеева. M., 1990. С. 450.
5
Мордвинова Н.Н. С . 392.
6
Там же.

446
А.В. Белова
вдовства, и от этого зависит его боязнь Тетушки и брата, а вовсе не от состо­
яния его дел»
1
.
Для начала XVIII в., как, впрочем, и вплоть до середины XIX в., по су­
ществовавшим обычаям все-таки именно мужская инициатива должна была
быть первичной при заключении брака. Тем не менее известны примеры,
когда пожилые женщины не только сами инициировали свое повторное за­
мужество, но и выбирали более или совсем молодого партнера. Так, Д.И .
Фонвизин, характеризуя достоинства своего родителя, описал экстравагант­
ную историю его первой женитьбы:
«...ничто не доказывает так великодушного чувствования отца моего, как
поступок его с родным братом его. Сей последний вошел в долги, по состоя­
нию своему неоплатные. Не было уже никакой надежды к извлечению его из
погибели. Отец мой был тогда в цветущей своей юности. Одна вдова, стару­
ха близ семидесяти лет, влюбилася в него и обещала, ежели на ней женится,
искупить имением своим брата его. Отец мой, по единому подвигу братской
любви, не поколебался жертвовать ему собою: женился на той старухе, бу­
дучи сам осьмнадцати лет. Она жила с ним еще двенадцать лет. И отец мой
старался об успокоении ее старости, как должно христианину. Надлежит
признаться, что в наш век не встречаются уже такие примеры братолюбия,
чтоб молодой человек пожертвовал собою, как отец мой, благосостоянию
своего брата»
2
.
Данный эпизод показывает, что пожилые состоятельные вдовы обладали со­
циальными возможностями, необходимыми для самостоятельного устроения
личной жизни по своему выбору и в соответствии с собственными эмоци­
ональными предпочтениями. Помимо того, что 70-тилетней женщине уда -
лось материально заинтересовать в браке юношу, более чем на 50 лет моложе
себя, она, так или иначе, пыталась реализовать свой ресурс сексуальности,
в которой принято было отказывать представительницам женского пола,
вышедшим из репродуктивного возраста. Д .И . Фонвизин, заявивший о себе
как о преемнике («подражателе») Ж.- Ж. Руссо, положившего своей «Испове­
дью» начало особому виду в системе исторических источников нового вре­
мени
3
, и стремившийся, в свою очередь, в целях «раскаяния христианского»
«чистосердечно открыть тайны сердца»
4
, достаточно откровенно изложил
пикантные подробности не только собственной жизни, но и своего ближай-
1
Письмо Н.Н. Пушкиной-Ланской к П.П . Ланскому от 13/25 июля 1851 г. //
Пушкина-Ланская Н.Н. С. 105.
2
Фонвизин Д. С . 566 .
3
См.: РумянцеваМ.Ф . Исторические источники XVIII — начала XX века // Ис­
точниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории: Учеб.
пособ. / И.Н . Данилевский, В.В . Кабанов, ОМ. Медушевская, М.Ф . Румянцева. M.,
1998. С . 486-487.
4
Фонвизин Д. С . 564.

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
447
шего родственного окружения, пытаясь тем не менее эвфемистически зака­
муфлировать сексуальный аспект взаимоотношений столь разновозрастных
супругов — своего будущего отца и его пожилой первой жены.
Женское вдовство. История женского вдовства — один из аспектов изу­
чения возраста «старости». Пользуясь биографическим методом и методом
реконструкции «сетей влияния», можно на примере индивидуальной биогра­
фии выявить не только содержание данного этапа жизненного цикла, но и
«структуры повседневности» в послебрачный период жизни дворянок.
Елизавета Николаевна Лихачева, урожденная Гурьева, дворянка Ка­
шинского уезда Тверской губернии, состояла в браке с гвардии поручи­
ком Василием Ивановичем Лихачевым
1
, который был сыном полковника,
а позднее статского советника, Ивана Васильевича Лихачева и его жены
Елизаветы Петровны Лихачевой
2
.
Сам он дослужился к 17 июня 1782 г
до чина лейб-гвардии сержанта, а к 4 июля 1793 г — гвардии подпоручи­
ка
3
. По сложившейся традиции, Елизавета Николаевна была моложе своего
мужа. Исходя из того, что 26 мая 1803 г она уже названа вдовой
4
, имевшей
«малолетних» детей
5
, можно предположить, что ее рождение пришлось на
хронологический интервал 1770-1780-х гг ., а замужество — на 1790-е гг.
По утверждению М.Г Муравьевой, происхождение «молодых вдов» объяс­
няется именно разницей в возрасте с мужьями, особенно характерной для
высших слоев населения
6
.
Несмотря на относительную молодость и обес­
печенное материальное положение, Е.Н. Лихачева после смерти мужа не
вступила во второй брак и, скорее всего, не сделала этого осознанно. С .А. Нилус,
описывая судьбу другой женщины, ее современницы, Марии Александров­
ны, урожденной Дурасовой, матери «симбирского и нижегородского поме­
щика и симбирского совестного судьи, потомственного дворянина Николая
Александровича Мотовилова»
7
, дает исторически проницательное и точное
объяснение подобному поведению многих провинциальных дворянок ис­
следуемой эпохи:
«Мотовилов рано лишился своего отца. По восьмому году от рождения
8
он
остался сиротой с матерью, еще совсем молодой вдовой, и сестрой, года на
два или на три его моложе. Большое состояние, оставленное Александром
1
ТГОМ—КАШФ.РККД. КОФNo6324.Д.4.Л. 1.
2
ГАТО.Ф. 1221. Оп. 1.Д.99.Л.5 об.
3
Тамже.Л.5об., 6.
4
ТГОМ—КАШФ. РККД. КОФNo6324.Д.4.Л. 1.
5
Тамже.Л.1об.
6
Муравьева М.Г . Вдовство // Словарь тендерных терминов / Под ред. А.А. Де­
нисовой. M ., 2002. С . 16.
7
Нилус С. Великое в малом... С. 104.
8
Н.А . Мотовилов родился 3 мая 1809 г. См.: Там же. С. 107.

448
А.В. Белова
Ивановичем (отцом. — А.Б .), заключалось преимущественно в населенных
землях трех губерний — Симбирской, Нижегородской и Ярославской — и
требовало неустанного попечения. Заботы о воспитании детей-малолеток,
общий уклад нравственной и религиозной жизни старинного помещичьего
быта, в котором еще высоко стояли идеалы супруги и матери и, главным,
конечно, образом, Божие изволение — все это заставило мать Мотовилова
предаться с покорностью своей доле и не искать себе того, что ныне
1
приня­
то называть личным счастьем.
Это личное счастье прежние матери искали и всегда находили прежде всего
в Боге, в Его Святой Церкви и в домоводстве, заключавшем в себе воспита­
ние детей и заботу о сохранении для них состояния»
2
.
По словам С.А. Нилуса, «помещичий быт старой Руси, тщетно ожидающий
своего беспристрастного историка, знает много типов таких матерей и хозя­
ек, которые в тиши своих деревень строили имущественное благополучие
своих детей, а с ними и родины»
3
.
Религиозность составляла неотъемлемую часть нравственной жизни
Е.Н. Лихачевой. 20 февраля 1817 г в соответствии с духовным завещанием
брата, И.Н . Гурьева, она дала вольную принадлежавшему ему при жизни
дворовому человеку Егору Никитину, числившемуся по данным 7-й реви­
зии (1815)4
в селе Пасаткино Кашинского уезда Тверской губернии
5
. Село это
перешло во владение к Елизавете Николаевне по наследству от покойного
брата
6
.
Бывший дворовый человек Е. Никитин после освобождения его от
крепостной зависимости намеревался принять монашество и с 18 октября
1818 г пребывал в Арзамасской Высокогорской пустыни
7
.
Однако обретение
личной свободы не исключало его из числа представителей так называемого
тяглого состояния и не снимало сопряженной с этим обязанности несения
государственных повинностей. Вместе с тем уже в XVIII в., говоря словами
М.Т. Белявского, «были запрещены пострижение в монахи и возведение в
церковные саны белого духовенства людей из тяглых сословий»
8
.
Поэтому
1
С.А. Нилус писал эти строки в 1903 г. См.: Нилус С. Служка Божией Матери
и Серафимов: (Симбирский совестный судья Николай Александрович Мотовилов)
// Угодник Божий Серафим. 2 -е изд. Издание Спасо-Преображенского Валаамского
монастыря, 1996. С . 252.
2
Нилус С. Великое в малом... С . 107.
3
Там же.
4
Кабузан В.М . Изменения в размещении населения России в XVIII — первой
половине XIX в. (По материалам ревизий). M., 1971. С. 5 .
5
ГАТО.Ф. 1221. Оп. 1.Д. 91.Л. 1.
6
Там же.
7
Там же.
8
Белявский М.Т . Сословия и сословный строй // Очерки русской культуры
XVIII века. M., 1987. Ч.2. С. 35.

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
449
для того, чтобы бывший дворовый человек мог безпрепятственно принять
монашество, выполнение податных функций вместо него взяла на себя сес­
тра его прежнего помещика, дворянка Е.Н . Лихачева
1
, о чем свидетельство­
вало подписанное ею 7 марта 1821 г официальное обязательство: «...неже-
лая Лишить Его (Егора Никитина.
—
А.Б .) Столь душе Спасит<ел>ънаго
Подвига (курсив мой.
—
А.Б .), обязуюсь платить за него все Государствен­
ные Подати... Как доревизии так и После оной по Смерть Его Никитина...»
2
.
В одном из писем после 1829 г
3
Елизавета Николаевна обращалась с на­
зиданием к сыну, Петру Васильевичу Лихачеву, по поводу его отношения к
религии, что вместе с тем позволяет судить о ее собственном восприятии
православия как главной опоры в жизни и своего рода духовного приста­
нища: «...большое было для меня утешением видеть что религия была тво­
им якорем (подчеркнуто автором.
—
А.Б .) упираясь на оной мы неупадем, а
ежели и падем то не разбиемса...»
4
.
Присущей религиозностью во многом
определялось и тщательное исполнение ею материнских обязанностей и по­
печительство об экономическом благосостоянии детей.
После смерти мужа именно забота о детях составляла главный видимый
смысл повседневной жизни Е.Н . Лихачевой. Люди, знавшие ее лично, даже
усматривали в материнстве ее жизненное призвание. В письме от 14 января
1818 г княжна Прасковья Долгорукова, называвшая Елизавету Николаевну
«сестрицей» (хотя они не были родными сестрами), пытаясь убедить ее не
пребывать в горестном расположении духа из-за болезни брата, советовала
позаботиться о сохранении собственного здоровья и мотивировала это сле­
дующим образом: «...вы мать семейства, ваша жизнь драгоценна и нужна для
ваших детей...»
5
. Детей же у Е.Н . Лихачевой было четверо: три сына — Гри­
горий, Иван, Петр и одна дочь — Анна
6
.
Младших сыновей, даже, когда они
повзрослели, она любовно называла «Ваничкой»
7
и «Петрушей»
8
, а Григо­
рия — более сдержанно «Гришей»
9
, вероятно, потому, что он был не только
старшим среди ее детей, но и старшим мужчиной в семье.
1
ГАТО.Ф. 1221. Оп. 1.Д. 91.Л. 1.
2
Там же.
3
Мое предположение основано на том, что в официальном документе, дати­
рованном 18 марта 1829 г., П.В . Лихачев был назван прапорщиком (см.: ГАТО. Ф .
1221. Оп. 1 . Д . 92. Л. 1), а в упоминаемом здесь письме матушка поздравляла его с
получением чина поручика (см.: Там же. Д. 89 . Л. 9).
4
Там же.
5
ГАТО.Ф. 1221. Он. 1.Д. 89. Л. 3.
6
Тамже.Д.92.Л.1.
7
Там же. Д.89. Л. 10.
8
Там же. Л. 9.
9
Там же.

450
А.В . Белова
В православной культурной традиции существовало представление об
особой действенности материнской молитвы о детях. Согласно формуле
Домостроя, «...матерьня молитва от напастей избавит»
1
.
Во время одного из
военных походов сын Е.Н . Лихачевой, Петр, оказался в опасной для жизни
ситуации, после разрешения которой написал об этом матери. Ее ответ сыну
заключал в себе соединение материнского и православного дискурсов:
«Милой друк мой Петруша. Писмо твое или лутче сказать описание твоего
похода я получила. Что тебе сказать о тех чуств кои волновали мою душу
читая оное. Матерь Божия и Михаило Архангел тебя спасли. Призывай их
всегда напомощь и оне тебя сохранят...»
2
.
Далее в том же письме Елизавета Николаевна выражала переполнявшие ее
чувства радости и благодарности Богу: «...мои чуства и сердце так полно от
радосте что тебя Господь сохранил что я невсилах етаго выразить не знаю
как Бога благодарить...»
3
. Вслед за матерью к П.В. Лихачеву письменно обра­
тились Д. Сиковнина и В. Шарапова
4
.
Судя по словам последней, Елизавета
Николаевна горячо молилась о сохранении жизни сына и молитвы ее были
услышаны: «Благодарение Господу что он вас спас, и что вы существуете,
подлинно ето Молитвы Маминьки вашей Господь вас сохранил...»
5
.
Материнское попечение Елизаветы Лихачевой о взрослых детях, как явс­
твует из ее письма к сыну Петру, проявлялось в беспокойстве об их физическом
здоровье («...Слава Богу ты жив, здоров ето главное для меня...»
6
), в сопережи­
вании их жизненным успехам, в частности, служебным («...я тебя поздравляла
с получением Милости Монаршей по высочайшему повелению ты произведен
порутчиком...»
7
), в постоянном желании видеться с ними («...Как бы мне хоте­
лось стобои повидатся но ето я думаю невозможно...»
8
; «...очень бы хотелось
тебя видеть...»
9
), в заботе о том, чтобы они имели достаточно материальных
средств на свои повседневные расходы («...денег я тебе послала две тысячи
рублей в Тульчин...»
10
), в нравственном назидании, целью которого было убе­
речь их от пагубных пороков мотовства и пьянства («...только умоляю тебя и
1
Домострой. Древнерусский текст // Домострой. M ., 1990. Гл. 22: Како детем
отца и матерь любити и беречи, и повиноватися им, и покоити их во всем. С . 51.
2
ГАТО.Ф. 1221. Оп. 1.Д. 89. Л. 9.
3
Там же. Л. 10.
4
Не удалось установить, какие именно отношения — родственные или дружес­
твенные — связывали их обеих с Лихачевыми.
5
ГАТО.Ф. 1221. Он. 1.Д. 89. Л. 10об.
6
Там же. Л. 9-9 об.
7
Там же. Л. 9.
8
Тамже.Л.9об.
9
Там же. Л. 10.
10
Тамже.Л.9об.

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
451
прошу неупотребляи денгитут куда не должно...»
1
; «...ты часто ко мне пишишь
об шенпанском вине Бога ради не привыкай...»
2
), в стремлении к тому, чтобы
собрать их дома всех вместе и тем самым дать возможность ощутить единство
семьи («Жду ваничху с часу на час как бы было хорошо ежелиб и ты приска-
хал к нам хочу ваничку послать к нашим довыдовым
3
их нельзяли перевести
сюда»
4
), а также во всегдашнем старании вести как можно более рачительно
их хозяйственные дела («...дела ваши идут довольно хорошо постараюсь пе­
реслать тебе щеты кои мною получены...»
5
). Последнее обстоятельство было
связано с тем, что, находясь на военной службе, И.В . и П.В . Лихачевы, как
и другие представители мужской части российского дворянства, фактически
оказывались отстранены от управления принадлежавшими им имениями и не
занимались, во всяком случае регулярно, экономической деятельностью.
Однако не только служебная занятость сыновей являлась причиной того,
что Елизавете Николаевне приходилось брать на себя повседневные заботы
об организации хозяйства семьи. Сразу после смерти мужа она оказалась во
главе управления крупным имением, которое впоследствии должны были
унаследовать ее в то время еще малолетние дети. Уже тогда ее интересовало,
в первую очередь, соблюдение экономических интересов детей и их будущее
имущественное благосостояние.
Вместе с тем участие Е.Н . Лихачевой в делах управления хозяйством до
момента достижения детьми совершеннолетия формально ограничивалось
действовавшим в конце XVIII — середине XIX в. законодательством, в со­
ответствии с которым сироты и вдовы дворянского происхождения должны
были находиться под официальной опекой
6
.
Так, наблюдение за имуществом
малолетних Лихачевых входило в компетенцию Кашинской дворянской опе­
ки, куда 26 мая 1803 г Елизавета Николаевна обратилась с просьбой, анало­
гичной по содержанию другой, представленной ею до этого на рассмотрение
в Тверскую гражданскую палату, а именно: о выделении ей указной части из
состава имения, принадлежавшего ранее ее мужу
7
.
Во владении В.И . Лиха­
чева находились 999 душ
8
, что позволяет относить его к категории крупно-
1
Там же.
2
Там же.
3
Дочь Елизаветы Николаевны Лихачевой, Анна Васильевна, урожденная Ли­
хачева, была замужем за полковником Давыдовым. См.: ГАТО. Ф. 1221 . Оп. 1 .
Д.92.Л.1.
4
Там же. Д. 89. Л. 10.
5
Там же.
6
ЦатуроваМ.К . Русское семейное право XVI-XVHI вв. M., 1991. С . 57.
7
ТГОМ—КАШФ.РККД. КОФNo6324. Д.4.Л.1.
8
Там же.

452
А.В . Белова
поместных дворян
1
.
По закону вдова должна была получить, помимо одной
четвертой части движимого, одну седьмую часть недвижимого имения мужа,
что составляло в данном случае 149 душ мужского пола и 151 душу женского
пола из числа дворовых людей и крестьян
2
.
Поскольку само имение было
рассредоточено по разным уездам Тверской губернии
3
, то и указную часть
ей следовало выделять исходя из полагавшегося количества душ во всех на­
селенных пунктах. Однако она пожелала вступить во владение только 100
душами из села Дьяково Кашинского уезда
4
, мотивируя это тем, что имение
детей находилось в исправном состоянии и не требовало дополнительных
усилий по приведению его в должный порядок, а также боязнью быть запо­
дозренной в стремлении к скорейшему разделу с детьми и получению при­
читавшейся ей доли имущества мужа: «...я сообразуясь с обстоятельствами
тогда и ныне к сему меня побуждающими нахожу, что мне во всей части ка­
ковая бы следовала по количеству имения за ним состоящаго к получению,
на предметы благоустройства в прочем детей моих имении надобности не
предвидится и того обстоятельствы не требуют, притом же чтоб не подать и
поводу о моем к тому выделу непременном желании, то и почитаю за нужное
только получить из показаннаго села Дьякова с деревнями не более как сто
душ с владеемою ими на равне прочих крестьян землею и с пустошми...»
5
.
Оставшуюся долю имения из полагавшегося ей по закону Елизавета Никола­
евна намеревалась оформить как свою собственность только по достижении
детьми совершеннолетнего возраста
6
.
Кашинская дворянская опека вынесла официальное заключение о том,
что выделение вдове Лихачевой указной части в полном объеме «не толко к
стороне малолетных детей ее безобидно, но и веема выгодно»
7
.
Доброволь­
ное же сокращение на известный срок размеров причитавшейся ей указной
части должно было повлечь за собой общее увеличение количества посту­
павших в пользу детей доходов от имения, что расценивалось членами опеки
как проявление материнской любви и заботы об их будущем благополучии:
«...а как ныне она вдова Лихачева просит уже о выделе толко ей ста душ и с
одною теми крестьянами владеемою наравне с прочими пахотного землею и
1
По классификации, приводимой Ю.М . Лотманом, кругшопоместные дворяне
в начале XIX в. имели «около тысячи душ». См.: Лотман Ю.М . Очерк дворянского
быта онегинской поры // Лотман Ю.М. Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин»:
Комментарий. Л ., 1980. С . 37.
2
ТГОМ — КАШФ. РККД. КОФ No 6324. Д. 4. Л. 1 об.
3
Тамже.Л.1об.
4
Там же.
5
Там же.
6
Там же.
7
Тамже.Л.1об.

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
453
пустошми следователно тут еще и другая к ползе детей ее остается выгода в
рассуждени собираемых с оставшихся у них во владени душ доходов каковое
действие матери не иначе почесть должно как совершенною по любви ее к
детям приверженностию...»
1
.
С учетом этого Кашинской дворянской опекой
была принята резолюция о юридической обоснованности притязаний Елиза­
веты Николаевны, не ущемляющих имущественных интересов малолетних
наследников имения: «...а потому и сие количество и крестьян сто душ в од­
ном месте по селу Дьякову з деревнями состоящих и просимых к выделу по
рассмотрению дворянская опека находит требование в том ея просительни­
цы по всегдашнему пребыванию ее в Кашинской округе не толко согласно
с законом но и с сие и выше значит с ползою и выгодами детей под [сим?]
попечительством находящихся а чрез то сохранится во владении их прочим
имением порядок и благоустройство и со обоих сторон навсегда спокойс­
твие, по каковым обстоятельствам о приведени сего мнения а госпожи вдовы
Лихачевой прозбы к исполнению самым действием сия опека и неукоснили
б отнестись в уездной суд Кашинской...»
2
.
30 мая 1803 г в Тверскую граж­
данскую палату был направлен соответствующий рапорт, после чего дело об
указной части вдовы Лихачевой должно было поступить к производству в
Кашинский уездный суд3
.
Обстоятельства данного дела подлежат историко-культурному анализу не
столько в имущественно-правовом, сколько в этическом плане. С юридичес­
кой точки зрения выделение дворянке после смерти мужа указной части из
состава принадлежавшего ему при жизни движимого и недвижимого имения
является вполне традиционной, восходящей к нормам Соборного Уложения
1649 г, мерой обеспечения ей условного прожиточного минимума (не слу­
чайно в XVII в. употреблялись выражения «прожиточное поместье», «дать на
прожиток»). Столь же привычным для российской дворянской социальной
практики следует признать и тот факт, что указная часть вдовы, наряду с на­
следством, полученным от тех или иных кровных родственников, и приобре­
тением, сделанным ею посредством покупки, была элементом ее собственно­
го имущества, которым она могла распоряжаться самостоятельно, и, участие
в делах управления которым превращало ее в экономически полноценную
помещицу. Особого же комментария заслуживает, на мой взгляд, то, что
Е.Н. Лихачева, имея официальное право вступить во владение предписанной
ей по закону долей имения мужа в полном объеме, не стремилась к этому в
условиях, когда это могло причинить ущерб будущему материальному благо­
состоянию ее малолетних детей, и предпочитала разделу единство семейной
собственности. Вероятно, выделение небольшого количества крестьян из
1
Там же.
2
Там же. Л. 1 об.-2.
3
Там же. Л.2.

454
А.В . Белова
каждого отдельного населенного поместья представлялось ей экономически
нецелесообразным, а материнское попечение диктовало не нарушать, по воз­
можности, целостность принадлежавшего детям имения, а, вместе с тем, и
годами существовавший, стабильный уклад хозяйственной жизни.
В дальнейшем недвижимая собственность Лихачевых продолжала оста­
ваться неразделенной и находилась официально в их совместном владении.
Вообще, в российской дворянской социальной практике раздел имущества
между членами семьи обычно был приурочен к каким-то веховым событи­
ям жизни, таким как вступление в брак детей, смерть родителей. Причем
формально родительское имение могло быть поделено между детьми в ду­
ховном завещании и до этого, однако фактически раздел производился лишь
тогда, когда завещание вступало в силу. При этом следует помнить, что нор­
мы единонаследия и создания майоратных владений, официальные попытки
законодательного учреждения которых предпринимались в XVIII-XIX вв.
по крайней мере дважды (в 1714 и 1845 г), не приживались на российской
почве. Дворянство с неизменным постоянством желало делить свои имения
равномерно между всеми детьми, обеспечивая тем самым каждому из них
более или менее стабильное имущественное положение. Вместе с тем дроб­
ление имений могло приводить к утрате ими экономической жизнеспособ­
ности, поэтому в реальной хозяйственной практике предпочтение отдавалось
управлению единым нерасчлененным имуществом семьи до тех пор, пока
обстоятельства позволяли это делать. Если во главе семьи стояла мать-вдо­
ва, то, как правило, именно она руководила организацией всего хозяйства в
имении, не подлежавшем фактическому разделу до конца ее жизни или до ее
особого волеизъявления.
Проблема задолженности, ставшая одной из реалий владельческой прак­
тики провинциального дворянства конца XVIII — первой половины XIX в., не
обошла и Е.Н . Лихачеву, имевшую недвижимую собственность и в личном
владении, и в совместном владении с детьми. В обеспечение займа, сделан­
ного 27 июля 1825 г в Московском опекунском совете и составлявшего
47 тысяч рублей, ею было заложено имение, насчитывавшее 237 душ и вклю­
чавшее в себя деревни Горбуново (42 души), Высоково (40 душ), Трубино
(79 душ), село Лопково (27 душ), сельца Бяково (41 душа) и Софьино (8 душ)
Кашинского уезда Тверской губернии
1
.
14 марта 1827 г Тверской гражданс­
кой палатой были выданы четыре официальных свидетельства об имениях,
принадлежавших Е.Н . Лихачевой и ее детям: штабс-ротмистру Г.В. Лихаче­
ву, штабс-ротмистру И.В . Лихачеву, прапорщику П.В . Лихачеву и А.В. Да­
выдовой, урожденной Лихачевой
2
.
На основании одного из этих документов
имение, состоявшее из деревень Вороново (107 душ), Бородино (36 душ),
1
ГАТО.Ф. 1221. Оп. 1.Д. 92. Л.1.
2
Там же.

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
455
Абабково (55 душ) и Сухой ручей (67 душ) Новоторжского уезда Тверской
губернии и насчитывавшее в совокупности 295 душ, было заложено в Санкт-
Петербургском опекунском совете в результате произведенного 14 апреля
1827 г займа в размере 56 тысяч рублей
1
.
Три других свидетельства об име­
ниях, располагавшихся в Кашинском уезде Тверской губернии, одно — в де­
ревнях Плечево (47 душ), Бузыково (20 душ), Доможирово (16 душ), Покров
(6 душ) и Ромашине (30 душ), другое — в сельце Устинове (134 души), и,
третье, — в селе Дьяково (51 душа) и деревнях Новинки (61 душа) и Высокое
(2 души), и насчитывавших всего, соответственно, 119, 134 и 114 душ, по
сведениям, которыми Тверская гражданская палата располагала к 18 марта
1829 г, не представлялись Лихачевыми в качестве формальных гарантий осу­
ществления займов под заклад имущества
2
.
Распространенность задолженности дворянства подтверждается и муж­
ской художественной прозой исследуемого периода. Достаточно вспомнить
одного из героев пушкинской повести «Барышня-крестьянка» — Григория
Ивановича Муромского, — который «промотав в Москве большую часть
имения своего.., уехал... в последнюю свою деревню... и в деревне находил
способ входить в новые долги»
3
.
И хотя речь идет о мужчине, не хозяйство­
вавшем рачительно, а растратившем состояние, живя в столице, и возвра­
тившемся в имение, но не сумевшем наладить в нем экономически эффек­
тивный порядок вследствие присущей ему «англомании»
4
, понятно, что этот
образ репрезентирует в целом социокультурную ситуацию в отношении за­
долженности представителей как мужской, так и женской части дворянства.
Разумеется, далеко не все дворяне, а тем более дворянки «проматывали»
свои недвижимые владения. Напротив, многие из них, особенно жившие в
провинции, стремились приумножить собственные состояния, пытаясь вести
рентабельное хозяйство, обеспечивающее более или менее стабильный до­
ход. Однако в действительности им это не всегда удавалось, и потому они
входили в долги с тем, чтобы получить дополнительные средства либо для
вложения в имения с целью повышения доходности, либо для обеспечения
себе привычного уровня материального благосостояния. Литературный дис­
курс репрезентировал опыт закладывания имений в опекунский совет на
рубеже XVIII-XIX вв. как еще только входивший в социальную практику
1
Там же. Л. 1-1 об.
2
Тамже.Л.1об.
3
Пушкин А.С . Барышня-крестьянка // ПушкинА.С . Собр. соч.: В 10 т. M., 1975.
Т. 5: Романы. Повести / Прим. СМ. Петрова. С. 83.
4
«Поля свои обрабатывал он по английской методе: Но на чужой манер хлеб
русский не родится, и, несмотря на значительное уменьшение расходов, доходы
Григорья Ивановича не прибавлялись...». (Там же.)

456
А.В . Белова
и общественное сознание провинциального дворянства
1
.
Но уже в течение
нескольких последующих десятилетий этот опыт настолько укоренился и
получил такое широкое распространение, что воспринимался практически
неизбежным условием нормативного ведения хозяйственной деятельности.
В первой половине XIX в. даже крупным помещицам, таким как Е.Н . Ли­
хачева, не удавалось отыскать оптимальных способов хозяйствования,
позволявших избежать вхождения в долги. Для погашения задолженности
приходилось обращаться к другим видам предпринимательской активности,
доходы от которых были более высокими. Так, Елизавета Николаевна рас­
поряжалась делами двух принадлежавших Лихачевым винокуренных заво­
дов в Ярославской губернии, а также питейных сборов, продолжая тем не
менее интересоваться покупкой имений
2
, хозяйственное освоение которых
относилось к традиционной сфере повседневных занятий провинциальных
дворянок.
Конкретизируя экономическую сторону повседневной активности вдовы
Лихачевой, следует подчеркнуть ее главенствующую роль в определении
стратегии ведения общесемейного хозяйства. Руководя обширным хозяйс­
твенным образованием, рассредоточенным в 20-е гг XIX в. не только по
разным уездам, но и по разным губерниям, она бдительно следила за дейс­
твиями управляющих, регулярно предоставлявших ей письменные отчеты о
состоянии текущих дел. На основании поступавших сведений информиро­
вала сыновей о финансовом положении семьи. При этом сама, как видно из
письма к сыну Петру, с большим недоверием относилась к доставляемым
сводкам наличного капитала, что впрочем не мешало ей положительно отзы­
ваться о том или ином управляющем:
«...из бумаг ты увидишь моего капиталу, но я ничему неверю большая часть
на бумаге. Я исписала ето в мое правление, кажетса Юрьенев (подчеркнуто
автором. — А.Б.) хорош что Бог даст в перед»
3
.
Попечение Е.Н . Лихачевой о сохранении экономической жизнеспособ­
ности имения выражалось, в том числе, в непрерывной переписке с управля­
ющими, отчитывавшихся ей о ходе дел во вверенных им поместьях. Отдавая
практические распоряжения по наиболее оптимальному, с ее точки зрения,
ведению хозяйства, она осуществляла учет доходов и расходов, следя за тем,
чтобы их соотношение не свидетельствовало о снижении общего уровня рен­
табельности семейных владений. Особой доскональностью отличалась ее пе-
1
«...Григорий Иванович Муромский <...> почитался человеком не глупым, ибо
первый из помещиков своей губернии догадался заложить имение в Опекунский
совет: оборот, казавшийся в то время чрезвычайно сложным и смелым». (Там же.)
2
ГАТО.Ф. 1221. Он. 1.Д.89.Л.1,2,2 об.
3
Там же. Л. 10 об.

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
457
реписка с управляющим Дмитрием Юрьеневым (или Юргеневым
1
), который,
например, 17 августа 1829 г из села Сосновец Ярославской губернии сооб­
щал о покупке 12 тысяч кулей хлеба для двух принадлежавших Лихачевым
винокуренных заводов, о сроках и способах доставки этого хлеба в Рыбинск,
о «ходе дел питейных сборов» и о представлении соответствующих ведомос­
тей за 1828 и 1829 гг, а также об отправке ей «поленики — ягодного растения
с кореньями для посадки»
2
.
В этом же письме он обрисовывал ситуацию с
хлебом, необходимым, по его мнению, для «полного винокурения»
3
: кроме
остававшихся с прошлого года 6 тысяч 500 кулей и кроме вновь купленных
12 тысяч кулей нужно было приобрести еще 3 тысячи
4
. По словам управляю­
щего, хлеб в тот момент в Рыбинске стоил 6 рублей 50 копеек за один куль
5
,
что считалось им приемлемой ценой, почему он и спрашивал у Елизаветы
Николаевны разрешение на продолжение закупки хлеба, не дожидаясь при­
езда Г.В. Лихачева
6
, который, по-видимому, вышел в отставку до 1829 г и в
это время уже принимал непосредственное участие в хозяйственной жизни
семьи. При этом управляющий приводил свои доводы, подтверждавшие, что
откладывание приобретения необходимого хлеба до октября, когда должен
был возвратиться Григорий Васильевич, угрожало увеличением стоимости
его транспортировки на заводы, поскольку доставить его водным путем из
Рыбинска в деревню Ворону будет уже невозможно
7
. П ример этой переписки
свидетельствует о том, насколько детально провинциальная дворянка вника­
ла во все подробности хозяйственной жизни, и, какова была мера ее руково­
дящей компетенции.
Немаловажное значение для характеристики вдовства имеет реконструк­
ция социальной коммуникации повседневности, совокупности родственных
и дружеских связей и, соответственно, «сетей влияния» пожилых провин­
циальных дворянок. Так, в письме от 14 января 1818 г княжна Прасковья
Долгорукова отмечала особую привязанность Елизаветы Лихачевой к своим
родным: «С сердечным прискорбием узнала я о болезни братца вашего, и
зная ваше сердце и привязанность вашу к родным чувствую ваше грусное
положение...»
8
.
По мнению княжны, эта привязанность, как и чувства, ис-
пытывавшиеся Елизаветой Николаевной к друзьям и знакомым, объяснялась
ее исключительным добросердечием: «...одно мне утешение остается то, что
1
Тамже.Л.2об.
2
Там же. Л.1.
3
Там же. Л.2.
4
Там же.
5
Там же.
6
Там же.
7
Там же. Л.2-2 об.
8
Там же. Л. 3.

458
А.В. Белова
зная ваше доброе и чувствительное сердце надеюсь, что гдебы вы ни были вы
меня не забудете и прошу вас, чтоб вы ко мне сохранили то благорасположе­
ние которым я пользовалась с начала нашего знакомства...»
1
.
Самой Праско­
вье Долгоруковой Елизавета Лихачева одалживала деньги («...я очень помню
оказанное вами мне одолжение с'судя меня пятью стами рублями коим срок
в половине февраля...»
2
), предоставляя затем отсрочку платежа и отказываясь
при этом от получения процентов («...чтож принадлежит до вашего дружес-
каго одалжения которое вы мне оказываете не требуя сей год моего долга,
да притом еще и процентов не берете, сие я почитая за милость особенную
ко мне не имею довольно слов к из'яснению моей благодарности...»
3
), хотя
в конце XVIII — первой половине XIX в., цитируя Ю.М. Лотмана, «многие
дворяне не стеснялись ссужать деньги под проценты»
4
.
Не менее участливым и по-христиански милосердным было ее отно­
шение к крепостным и дворовым людям и вообще ко всем нуждающимся.
Умоляя сына Петра избегать неблаговидных трат, Елизавета Николаевна на­
поминала ему о наличии большого количества лишенных самого необходи­
мого для жизни: «...только умоляю тебя и прошу неупотребляй денги тут куда
не должно; право я неискупости етого желаю но дорожу вами приятно ими
пользовался и употреблять на полезное но непростительно транжирить во
врет самому себе тогда когда так много людей неимеют и нужнаго для себя»
5
.
Судя по словам Лихачевой, ее сильно удручало пьянство, распространенное
среди крепостных и дворовых людей. Обращаясь к сыну, она сокрушалась:
«...ты пишешь чтоб прислать тебе повара ты знаешь что уменя один Митка
а на ондрюшку нельзя надеется он нездоров разве опять твоего прислать что
он пьет как быть мой друх кто непьет у нас из людей и мой Митко крепко
попивает и мало у нас таких людей кои бы невкушали сего нектора... ты зна ­
ешь, пьяных я нетерплю и боюсь досмерти...»
6
. Елизавета Николаевна прояв­
ляла попечение о состоянии здоровья принадлежавших ей дворовых людей.
Некий Федор Алексеев, назначенный ключником в Пошехонскую питейную
контору, был покусан бешеной собакой, о чем управляющий не счел нужным
сообщить помещице. Узнав об этом из других источников, она высказала на­
рекание управляющему за отсутствие своевременного извещения об инци­
денте и выразила желание быть подробно информированной о произошед­
шем, о самочувствии пострадавшего и о предложенном ему лечении
7
.
1
Тамже.Л.5об.
2
Там же.
3
Там же. Л. 3.
4
Лотман Ю.М. Указ. соч. С. 40.
5
ГАТО.Ф. 1221. Он. 1. Д. 89.Л. 9 об.
6
Там же. Л. 9 об.-1 0.
7
Там же. Л. 1 об.-2.

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
459
Дополнением к анализу материнского попечения Е.Н . Лихачевой о детях
служит своего рода самооценка ее отношения к сыну, выраженная в том, как
она подписывала письма: «...мать идрук твой Е. Лихачева»
1
.
Вербализация
стремления наряду с родственными узами быть соединенной с сыном еще и
дружескими чувствами подразумевала между тем назидательность матери,
вполне отдававшей себе отчет в неравности статусов и преследовавшей цель
оказания более эффективного влияния на него. Судя по сохранившимся пись­
мам, сыновья обращались к ней исключительно на «Вы» и называли ее не
иначе как «любезная Маминька»
2
или «любезнейшая Маминька»
3
.
С одной
стороны, такое обращение к матери считалось нормативным в дворянской
культуре, с другой, — свидетельствует о существовавшей дистанции между
ней и детьми, которая могла носить не только этикетный, но и фактический
характер. Примечательно, что одно из писем Григория Васильевича к Елиза­
вете Николаевне было подписано им так: «Ваш послушный сын Г Лихачев»
4
.
Очевидно, в отношениях с матерью послушание считалось непременным ка­
чеством даже взрослого сына, что выдает иерархизацию между ними при
материнском доминировании.
Тем не менее Е.Н . Лихачева ощущала заботу о себе сыновей и по обсто­
ятельным письмам, в которых они сообщали ей о том, чем занимались
(«Я ныне вам не пишу подробно, потому что конца совершенно нет; а как
его достигнем обо всем наиподробнейше уведомлю»
5
), и по небольшим «зна­
кам внимания», оказываемым ей. Во время пребывания в Одессе Петр Ва­
сильевич специально собирал морские ракушки, чтобы привезти их матери
в качестве «сувенира» с юга: «...раковин я начал вам сбирать; но те которыя
я насбирал еще не довольно важны чтои то будет вперед»
6
.
Вместе с тем
сыновнее «послушание» и «внимательность» к матери в немалой степени
мотивировались целью получения от нее финансовой поддержки в случае
материальных затруднений:
«Так как я раз уже заехал в такую даль быть можит в другой раз не удастся
побывать; мне хотелось быть все окуратнее видеть; а я боюсь чтоб моя
1
Там же. Л. 10.
2
Там же. Л.11.
3
Там же. Л. 13.
4
Там же. Л. 13 об.
5
Там же. Л. 13.
6
Там же. Л. 12 . В данном случае напрашивается культурологическая параллель
с современностью. В массовом сознании неизменным атрибутом поездки «на юг» к
морю вплоть до недавнего времени считалась связка привезенных домой ракушек.
Вероятно, провинциальной дворянке, жившей в первой половине XIX в. в средней
полосе России, ракушки представлялись не менее экзотическими предметами, чем
обитательницам того же региона последней трети XX в.

460
А.В . Белова
казна в том мне не воспрепятствовала. Мой Скарибе не Йеменом смотрит,
ужасной мот и то и дело что просит у меня денег. А мне к кому прибегнуть
чтоб вознаградить заново! ущерб как не к вам; и так прошу вас любезная
маминька денженок (подчеркнуто автором. — А .Б.) в Георгиевск в Кавказ­
ской губернии, сколько вы заблагоразсудите...»
1
.
Понимая, что финансовые возможности матери не безграничны, и, желая
при этом «сохранить лицо», сын, в соответствии с требованиями этикета,
выражал надежду на получение от нее как минимум очередного письмен­
ного известия: «...а если нет [денег] так одно письмецо, потому что я не
привык так долго от вас не иметь никакого сведения...»
2
.
Беспокойство о
матери в сочетании с доверием к собственным снам, выражающим арха­
ичность дворянского менталитета, заключалось, например, в опасениях за
ее благополучие: «...а я верю снам и я что то дурное видел 12 на 13-е число
боюсь что не случилось ли что неприятнаго у вас!»
3
.
Для сравнения заме­
чу, что постоянная тревога за детей, как явствует из письма В. Шараповой,
имевшей в виду Е.Н. Лихачеву, была перманентным эмоциональным состо­
янием матери: «...пишите Любезной и Милой Петр Васильевич к Маминьке;
она Единственная увас, подлинно Мать есть souffre douleur
4
беспрестанно
Сердце Ее в тревоги...»
5
.
Особый интерес могут представлять околопушкинские связи Е.Н. Лихаче­
вой. Ее дочь Анна Васильевна, урожденная Лихачева (1802-1853), была женой
полковника, а позднее генерал-майора, Льва Васильевича Давыдова (1792¬
1848), лично знавшего А.С. Пушкина
6
.
По словам Л.А. Черейского, «в сере­
дине мая 1820, проезжая через Киев, Пушкин обедал здесь с Давыдовым»
7
.
Кроме того, Лев Васильевич был родным братом
8
Дениса Васильевича Давы­
дова (1784-1839)9, знаменитого партизана и поэта, который писал о себе, что
«кочуя и сражаясь тридцать лет с людьми, посвятившими себя исключительно
военному ремеслу, он в то же время занимает не последнее место в словес­
ности между людьми, посвятившими себя исключительно словесности»
10
,и,
которого с А.С. Пушкиным связывало многолетнее литературное и дружеское
1
Там же. Л. 12 об.
2
Там же.
3
Там же.
4
Здесь: «страдалица за всех» (пер. с фр. мой. —
А.Б.).
5
ГАТО.Ф.1221. Оп. 1.Д.89.Л.10 об.
6
Черейский Л.А . Пушкин и его окружение. 2-е изд. Л ., 1988. С. 128.
7
Там же.
8
Там же.
9
Там же. С. 126.
10
Некоторые черты из жизни Дениса Васильевича Давыдова: Автобиография //
Давыдов Д.В . Гусарская исповедь: Стихотворения. M ., 1997. С. 19-20.

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
461
общение
1
.
Л.А. Черейский считает, что Л.В. Давыдов и А.С. Пушкин могли
встречаться и у Д.В. Давыдова
2
. Анна Васильевна Давыдова также, как ее муж
и деверь, могла быть знакома с А.С. Пушкиным. Таким образом, представи­
тели ближайшего родственного окружения Е.Н. Лихачевой (в частности, зять
и его брат) являлись одновременно людьми из «окружения» А.С . Пушкина.
В специальном уточнении нуждается также то обстоятельство, что в со­
ставленном П.Н . Петровым родословии дворян Давыдовых жена Льва Васи­
льевича ошибочно названа Екатериной Васильевной Лихачевой
3
.
С учетом
исправления данной неточности можно принять к сведению, что супруги
имели 5-х сыновей — Николая, Михаила, Василия, Сергея, Дениса — и дочь
Елизавету
4
, приходившихся внуками Е.Н . Лихачевой.
Религиозность Елизаветы Николаевны реализовывалась в стремлении до­
стойно проводить церковные праздники. Причем, само понятие «праздник» в
понимании как столичных, так и провинциальных дворянок первой полови­
ны XIX в. имело явную конфессональную коннотацию. Так, 31 декабря 1817
г княжна Прасковья Долгорукова, обращаясь к Е.Н . Лихачевой, писала: «...
позвольте вас поздравить ис праздниками, и с наступающим Новым Годом,
пожелая вам всех благ возможных...»
5
.
Имея в виду многодневный праздник
Рождества Христова, отдание которого совершалось в Русской православной
церкви как раз 31 декабря, она не называла этим термином «Новый год», счи­
тающийся в настоящее время в России одним из гражданских праздников.
К сожалению, сохранилось всего одно письмо
6
, написанное непосредс­
твенно Е.Н . Лихачевой, и два документа
7
, подписанные ею собственноручно.
Тем не менее можно утверждать, что она была женщиной грамотной, полу­
чившей образование (правда, какое именно, уточнить не удается). Древнее
дворянское происхождение и вступление в брак с представителем не менее
древнего рода способствовали осознанию ею своей принадлежности в целом
к родовитому российскому дворянству и важности обладания атрибутами
причастности к определенному дворянскому роду. Официальные документы
Елизавета Лихачева скрепляла не только собственноручной подписью, но и
печатью с изображением родового герба («...что иутверждаю сим моим обя­
зательством заподписанием моей руки ис приложением фамилии герба моего
1
См.: Черейский Л.А . Указ. соч. С. 126-127 .
2
См.: Там же. С . 128.
3
История родов русского дворянства: В 2 кн. M ., 1991. Кн. 2 . С. 136.
4
Там же.
5
ГАТО.Ф.1221. Оп. 1.Д.89.Л.5 об.
6
Там же. Л. 9-10об.
7
ТГОМ — КАШФ. РККД. КОФ No 6324. Д. 4. Л. 1;ГАТО. Ф. 1221.Он. 1.
Д.91.Л.1.

462
А.В . Белова
печати...»
1
), что, очевидно, являлось в ее глазах своеобразным символом не­
рушимости данного ею обязательства, соблюдение которого как бы гаранти­
ровалось авторитетом всего дворянского рода.
История повседневной жизни вдовы Е.Н. Лихачевой позволяет конкрети­
зировать вопрос о специфике различения понятий «провинциальные» и «сто­
личные» дворянки. Обычно такая дифференциация основывается на критерии
постоянного локального проживания дворянок преимущественно в провин­
ции или в столице. Однако данный критерий не является универсальным. Так,
Е.Н. Лихачева, которую я отношу к провинциальным дворянкам, действитель­
но большую часть времени проживала либо в имении, расположенном на тер­
ритории Кашинского уезда Тверской губернии
2
, либо в самом городе Кашине
3
,
однако на зиму она обычно перебиралась в столицу: до 1818 г — в Москву, а,
начиная с 1818 г, — в Санкт-Петербург
4
.
Очевидно, она достаточно хорошо
была осведомлена об особенностях столичной повседневной жизни, общаясь
с многочисленными родственниками и знакомыми, посещая культурные до­
стопримечательности столиц, в частности, театр. В одном из писем, обращен­
ных к Елизавете Николаевне, ее сын П.В . Лихачев описывал свои впечатле­
ния от путешествия по югу России, в том числе от посещения города Одессы.
Его рассуждение о местных театрах свидетельствует о том, что пожилая мать
имела вполне определенное представление о столичном санкт-петербургском
театре: «Здесь есть италианский Театр и французской; последний составился
из самых дурных актеров Петербурскаго Театра; вы можете себе представить
каков он должен быть»
5
. Вместе с тем многие представительницы столичного
дворянства зачастую не только жили определенную часть года в принадлежав­
ших им самим или членам их семей сельских имениях, но и подолгу гостили в
имениях своих родных и друзей: «Я нынешнея лето раз'ежжала все по гостям
была в разных Губерниях и в Орловской, и в Тульской, перед праздником толь­
ко возвратилась домой...»
6
.
Будучи тверской дворянкой, Е.Н . Лихачева имела
экономические связи в Ярославской губернии, ее сыновья, Григорий и Иван
Лихачевы, жили какое-то время в Петербурге
7
.
1
ГАТО.Ф. 1221. Он. 1.Д. 91.Л. 1.
2
«...дворянская опека находит требование в том ея просительницы [вдовы Ли­
хачевой] по всегдашнему пребыванию ее в Кашинской округе... согласно с зако ­
ном...» . (ТГОМ — КАШФ . РККД. КОФ No 6324. Д. 4. Л. 1 об.-2 .)
3
«...хоть бы присудствие наших Августейших посетителей их и всех вас выма­
нило из Кашина вМоскву...». (ГАТО.Ф. 1221. Он. 1.Д. 89. Л. 6.)
4
«...к крайнему моему сожалению узнала, что вы не будете уж никогда приеж-
жать в Москву а распологаетесь проводить зимы в Петербурге...» . (Там же. Л . 5.)
5
Там же. Л. 12.
1
Там же. Л. 5.
2
Там же. Л. 9.

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
463
Все эти факты позволяют судить о том, что повседневная жизнь провин­
циальных дворянок конца XVIII — середины XIX в. не замыкалась исключи­
тельно в рамках узколокальной территории. Собственная усадьба, уездный
город, губернский центр, уездный город в соседней губернии и расположен­
ное на ее территории имение, наконец, обе столицы — такова география про­
живания и культурного общения дворянской женщины. В отдельных случаях
данный перечень дополнялся еще и заграничными европейскими городами.
В конечном счете, культурный кругозор дворянок определялся масштабом
условно освоенного ими социокультурного пространства
1
, формальные гра­
ницы которого, в известной мере, неизбежно совпадали с географическими.
Также следует указать на сопряженную с этим особенность мировоспри­
ятия дворянок, которым было свойственно в целом небезразличное отноше­
ние к той или иной территории, к определенному культурно-географичес­
кому «локусу». В письмах, адресованных 31 декабря 1817 г и 14 января
1818 г княжной Прасковьей Долгоруковой Елизавете Лихачевой, можно об­
наружить неоднократные упоминания о том, как тяжело некая княжна Варва­
ра
2
переживала сообщение, что Елизавета Николаевна и ее близкие не будут
впредь проводить зимы в Москве:
«...К:<няжна> Варвара только что не плачет за стыдом, что вы отреклись от
Москвы...»
3
, «...К:<няжна> Варвара... сердцем соболезнует, что вы реши­
лись в Москве не жить, вы ее была отрада...»
4
; «...все наши вам кланяются
а паче К:<няжна> Вар:<вара> и Евгения которые сокрушаются, что вы не
едите в Москву, и не будете в нее ездить никогда...»
5
.
Наряду с ярко выраженными личными мотивами здесь, бесспорно, просмат­
ривается еще и некий ценностный аспект отношения дворянки к древней
российской столице. Возможно, если бы речь шла не о Москве, а о каком-то
другом городе, переживание княжны Варвары Долгоруковой, представитель­
ницы родовитой российской аристократии, не было бы столь сильным. Кро­
ме того, предпочтение, отданное проживанию в Санкт-Петербурге, воспри­
нималось жительницей Москвы особенно болезненно на фоне своеобразного
3
Культурно освоенное дворянкой пространство можно представить схемати­
чески в виде концентрических окружностей, центр которых обозначает место ее
преимущественного проживания в провинции (например, усадьбу). Диаметр каж­
дой следующей из таких окружностей, символизирующих соответственно пределы
уезда, губернии, столиц, заграницы, превосходит диаметр предыдущей и условно
свидетельствует о формальном расширении культурно-пространственного круго­
зора дворянской женщины.
4
Скорее всего, она была родной сестрой княжны Прасковьи Долгоруковой.
5
ГАТО.Ф. 1221. Он. 1.Д. 89. Л. 6.
6
Тамже.Л.3об.
4
Там же. Л.4-4 об.

464
А.В . Белова
культурного соперничества двух столиц — «древней» и «новой»
1
.
Вместе с
тем из слов княжны Прасковьи Долгоруковой, разделявшей в целом точку
зрения княжны Варвары, видно, что она сама не была коренной москвичкой,
а ее отношение к Петербургу, своему родному городу, характеризовалось ин­
тенсивной эмоциональной окрашенностью: «...нещасная моя родина то есть
Петербург нас с вами теперь разлучил...»
2
. При этом интуитивно предполага­
лось, что провинциальная дворянка Е.Н . Лихачева способна адекватно вос­
принять сожаления, высказывавшиеся ей представительницами столичного
дворянства, а значит, в данном случае они как бы находились в одной и той
же ценностной «системе координат».
Речь идет, таким образом, о более или менее сходном отношении женщин,
одна из которых жила в провинции, а две другие — в столице, к некоторым
феноменам окружавшей их культурной действительности при сохранении у
них известных стереотипных представлений о специфических особенностях
социокультурной среды своего повседневного существования. Так, княжна
Прасковья Долгорукова, приглашая Елизавету Лихачеву и других родствен­
ников приехать погостить в Москву, считала, что для них будет заманчивым
оказаться в, условно говоря, богатой развлечениями столице и вести какое-
то время более разнообразный, чем в Кашине образ жизни: «...милой сест­
рице Дарье Сергеевне кланяюсь, хоть бы она вас всех вз'манила побывать
в нашу столицу повеселится нашими веселостями...»
3
.
Выраженное ею при
этом подспудное противопоставление столичного «веселья» провинциаль­
ной «скуке»
4
в решающей мере определялось светской системой ценностных
приоритетов, исходя из которых во многом в дворянской сословной культуре
конца XVIII — середины XIX в. вырабатывалось отношение к «столице» и
«провинции» как к особым социокультурным феноменам.
Итак, «структуры повседневности» провинциальной дворянки вдовы
Е.Н . Лихачевой определялись следующими ценностными приоритетами:
5
А.С . Пушкин писал, например: «Некогда соперничество между Москвой и Пе­
тербургом действительно существовало... некогда Москва была сборным местом для
всего русского дворянства, которое изо всех провинций съезжалось в нее на зиму.
<...> Надменный Петербург издали смеялся и не вмешивался в затеи старушки Мос­
квы. <...> Упадок Москвы есть неминуемое следствие возвышения Петербурга. Две
столицы не могут в равной степени процветать в одном и том же государстве, как два
сердца не существуют в теле человеческом». (Пушкин А.С . Путешествие из Москвы
в Петербург // Пушкин А.С . Собр. соч. .. M ., 1976. Т . 6 . С . 336-338.)
1
ГАТО.Ф. 1221. Оп. 1. Д. 89.Л.4.
2
Тамже. Л.6об.
3
Ср., например: «В Москве я пела и сама, // Но, к огорченью, все забыла. //
В провинции сойти с ума // Не мудрено от страшной скуки». (ПушкинВ.Л. Капитан
Храбров // Пушкин В.Л. Стихи. Проза. Письма. M ., 1989. С. 174.)

Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
465
1) религиозное благочестие (исповедование православия, упование на Бога,
на милость и помощь Божию, молитва, достойное проведение праздников,
дела милосердия); 2) попечение о детях (воспитание, забота, нравственное
назидание, соблюдение их имущественных интересов); 3) разносторонняя
экономическая деятельность (организация хозяйства в имении, виноку­
рение, питейные сборы); 4) реализация юридической правоспособности
(подача прошений, взятие на себя обязательств, закладывание имений);
5) моральный этос (любовь к ближним, самоотвержение, добросердечие,
милосердие, рачительность как следствие знания о нуждающихся); 6) про­
странственно-культурный кругозор (динамика «провинция — столица»,
«религиозный — светский»). Послебрачный период мог составлять сущес­
твенную часть в жизненном цикле дворянок, в значительной мере совпадая
с возрастом «старости» и характеризуясь такими чертами как повышенная
предпринимательская активность и деятельный ресурс материнства. При­
чем материнство в этот период становилось смыслообразующим фактором
экономического, культурного и социального аспектов повседневной жизни
дворянской женщины.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ:
«НЕ ВСЕГДА БЫВАЮТ СЧАСТЛИВЫ
БЛАГОРОДНОРОЖДЕННЫЕ»
Антропология женской дворянской повседневности — новая тема в российской исто­
риографии, позволяющая активизировать ранее невостребованный потенциал всей сово­
купности источников личного происхождения: писем, мемуаров, автобиографий, дневни­
ков, оставленных образованными дворянками и отражающих многообразный спектр их
субъективного мировосприятия, жизненных опытов и практик. «Проговаривание» себя
стало для большинства из них единственно доступной формой компенсации исключен­
ноеTM из публичного пространства и отсутствия официально признаваемых возможностей
для социальной реализации.
Этнокультурная специфика российской дворянской среды ориентировала женщин на
одновременную рецепцию западноевропейских повседневных практик и воспроизводс­
тво традиционных поведенческих и ментальных стратегий, сближающихся с исконными
механизмами трансляции национальной культуры. Данная амбивалентность становилась
своеобразным фактором дифференциации «структур повседневности» столичных и про­
винциальных дворянок, в реализации которых преобладала соответственно та или другая
тенденция. Провинциальные дворянки в большей степени сохраняли приверженность в
повседневной жизни традиционным ритуалам, связанным с замужеством, беременностью
и родинами как основными антропологическими опытами женского бытия.
«Возрасты жизни» дворянок в соответствии с четырехчастной схемой (детство, мо­
лодость, зрелость, старость) переживались и субъективно осмыслялись многими из них
как периоды репрессирующего нажима и социального диктата со стороны наделенных
властью ближайших представителей родственного окружения обоего пола, занимавших
формально доминирующие позиции в семье. Это в значительной мере не позволяло им
почувствовать и осознать себя не только эмоционально комфортно, но и социально полно­
ценно. Дворянское происхождение и официальная принадлежность к «привилегирован­
ному» сословию российского общества не гарантировали женщинам ни личного благопо­
лучия, ни социальной защищенности во внутрисословных властных иерархиях. При этом
маргинальность провинциальных дворянок становилась для многих из них стимулом к са­
мореализации через неформальные «сети влияния» и вербальное конструирование собс­
твенной идентичности в разнообразных автодокументальных текстах. Этнология женской
повседневности включала в себя не только участие в социально признаваемых ритуалах
и обрядах, в частности свадебном и родильном, но и специфические опыты осознания и
переживания возрастных и тендерных различий.
Женский дворянский проект в России XVIII — середины XIX в. —
это парадоксаль­
ное на первый взгляд сочетание эссенциализма, провиденциализма и феминизма. В дейс­
твительности, оно отражало стремление к максимально более полному самовыражению
российских дворянок, которые осознавали свою жизненную цель в одновременной реали­
зации антропологической, религиозной и социальной программы. Такая универсальность
не только не была для них внутренне противоречивой, но и задавала максималистское
ощущение полноты проживаемой жизни, законченности ее возрастных и повседневных
циклов.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
Список сокращений названий журналов и газет
ДЖ — Дамский журнал. M., 1806, 1823-1833 .
ИВ — Исторический вестник
МГЛ — Московский городской листок. 1847.
ОЗ — Отечественные записки. СПб., 1820-1830, 1839-1884 .
ПВ — Правительственный Вестник
PA — Русский архив
PC — Русская старина
Аббревиатуры учреждений, организаций и обществ
ГАТО — Государственный архив Тверской области
ГМИИ — Государственный музей изобразительных искусств им. А .С. Пушкина,
Москва
ГРМ — Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
ГТГ — Государственная Третьяковская галерея, Москва
ГЭ — Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург
РАН — Российская Академия наук
РАО — Российская Академия образования
РГАДА — Российский государственный архив древних актов, Москва
РГГУ — Российский государственный гуманитарный университет, Москва
ТГОМ — КАШФ — Тверской государственный объединенный музей — Кашин­
ский филиал
ТОКГ — Тверская областная картинная галерея
УРАО — Университет Российской Академии образования
ХПМИ РАО — Государственное учреждение «Художественно-педагогический
музей игрушки Российской Академии образования»
ЦИАМ — Центральный исторический архив Москвы
Список сокращений слов и словосочетаний
Авт. дисс... д.и.н.
—
автореферат диссертации на соискание ученой степени до­
ктора исторических наук
Авт. дисс... к.и .н.
—
автореферат диссертации на соискание ученой степени кан­
дидата исторических наук
Авт. дисс... к . культур.
—
автореферат диссертации на соискание ученой степени
кандидата культурологии
Авт.-сост.:
—
авторы-составители
Акад.
—
Академия

468
А.В . Белова
Англ.
—
английский
Аннот.
—
аннотации
Аннотир. библиогр. указ.
—
Аннотированный библиографический указатель
Б.т. —
без указания года
Б/д — без указания даты
Биогр.
—
биографический, биографические
Б-ка
—
библиотека
Б. м.
—
без указания места
В., вв.
—
век, века
Введ.
—
введение
Всеросс.
—
всероссийский, всероссийская
Вступ. ст .
—
вступительная статья
Вт.ч.
—
в том числе
Вып.
—
выпуск
Г., тт. —
год, годы
Гл. —
глава
Гл. ред.
—
главный редактор
Губ.
—
губернский
Г.- фельдмаршал — генерал-фельдмаршал
Д.
—
дело
Дисс... канд. культур.
—
диссертация на соискание ученой степени кандидата
культурологии
Док-ты
—
документы
Доп.
—
дополненное
Др.
—
другие
Заочн.
—
заочный, заочная
Избр. произв.
—
избранные произведения
Изд.
—
издание
Издат.
—
издательский
Изд-во
—
издательство
Илл.
—
иллюстрация
Имп.
—
императорский
Ин-т
—
Институт
Испр.
—
исправленное
Итал.
—
итальянский
Кн.
—
книга
Колл.
—
коллектив
Коммент.
—
комментарии
Конф.
—
конференция
Л.
—
Ленинград
Л.
—
лист
Ленингр. отд.
—
Ленинградское отделение
М.
—
Москва
Мат-лы
—
материалы
Межвуз.
—
межвузовский
Междунар.
—
международный

Список сокращений
469
Мн.
—
Минск
Моск.
—
Московский
Напр.
—
например
Науч. , научн.
—
научный
Науч.- мет од.
—
научно-методический
Нем.
—
немецкий
Нидерл.
—
нидерландский
об.
—
оборот листа
Общ. ред.
—
общая редакция
Ок.
—
около
On.
—
опись
Отв. ред.
—
ответственный редактор
Отв. ред.:
—
ответственные редакторы
П.
—
пункт
Пер.
—
перевод, перевел
Перераб.
—
переработаннное
Печ.
—
печатано
Подгот.
—
подготовка, подготовлено
Поев.
—
посвященный
Послесл.
—
послесловие
Пособ.
—
пособие
Пр.
—
прочее
Предисл.
—
предисловие
Примеч.
—
примечания
Проф.
—
профессор
Проч.
—
прочее
Р.—
рождение
Ред.
—
редакция, редактор
Редкол.
—
редколлегия
Ред. колл .:
—
редакционная коллегия
Ред.-сост.
—
редактор-составитель
Репринт. воспр.
—
репринтное воспроизведение
Репринт. изд.
—
репринтное издание
РККД — Рукописная коллекция «Кашинское дворянство»
Росс.
—
российский, российские
Ростов н/Д — Ростов на Дону
Русс.
—
русский
С.
—
страница
сб.
—
сборник
См.
—
смотри
Собр. соч.
—
собрание сочинений
Сост.
—
составитель, составители, составление
Сост.:
—
составители
СПб.
—
Санкт-Петербург
Ср.
—
сравни
Ст.
—
статья, статьи

470
А.В . Белова
Старояп.
—
старояпонский
Стб.
—
столбец
Сухопутн. кад. корпус — Сухопутный кадетский корпус
Сц.
—
сцена
Т.—
том
Т.е .
—
то есть
Тип.
—
типография
Т.к .
—
так как
Т.п.
—
тому подобное
Указ. соч . —
указанное сочинение
Ун-т
—
университет
Унив. тип. —
университетская типография
Учеб.
—
учебное, учебные
Учеб. пособ.
—
учебное пособие
Ф.
—
фонд
Фр.
—
французский
Худ. лит. —
художественная литература
Церк.
—
церковный
Цит.
—
цитата
Ч.
—
часть
Список сокращений названий книг и периодических изданий
БСЭ — Большая советская энциклопедия / Гл. ред. A .M . Прохоров. 3-е изд.
ВИ — Вопросы истории, Москва
ВИД — Вспомогательные исторические дисциплины
JIH — Литературное наследство, Москва
Мф.
—
Евангелие от Матфея
HH — Наше наследие
Опис. Холмог. ц. —
описание Холмогорской церкви
ПМ XVIII — Памятники московской деловой письменности XVIII века / Изд. под-
гот. А.И . Сумкина; Под ред. СИ. Коткова. M .: Издательство «Наука», 1981. 320 с.
ПСЗ. 1. —
Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. СПб.,
1830.
Сб. ОИРУ — Сборник Общества изучения русской усадьбы
Сб. РИО — Сборник Императорского Русского исторического общества. Т . 1 -148.
СПб. , 1 8 67-1916.
СлРЯ XI-XVII вв. —
Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 15. M .: Наука, 1989.
ЭО — Этнографическое обозрение, Москва
Список сокращений слов и словосочетаний на немецком языке
a.a.O .
—
am angefuhrten [angegebenen] Ort в указанном месте
Aufl.
—
die Auflage издание
Bd.
—
der Band т., том

Список сокращений
471
dt.
—
deutsch нем., немецкий
Ebd.
—
ebenda там же
Franz.
—
franzosisch французский
Hrsg.
—
herausgegeben издано (там-то); издано под редакцией (такого-то)
Red.
—
die Redaktion редакция
S.—
die Seite с, страница
u.a .
—
und andere и др., и другие
Список сокращений слов и словосочетаний на английском языке
Ed.
—
edition, editor, edited издание, редактор, отредактировано
Eds. —
editors редакторы
L.
—
London Лондон
P.—
page с, страница
Список сокращений слов и словосочетаний на французском языке
P.—
page с, страница
trad.
—
traduire переводить
Список сокращений слов и словосочетаний на латинском языке
etal. —
et alii и другие
Op.cit.
—
opus citatum цитируемое произведение
Список сокращений наиболее часто упоминаемых
опубликованных источников
Женские мемуары (воспоминания, записки)
Александра Федоровна.
—
Александра Федоровна. Воспоминания императрицы
Александры Федоровны с 1817 по 1820 год // PC 1896. Т. 88. Цит. по: Русские импера­
торы, немецкие принцессы. Династические связи, человеческие судьбы / Ред. - сос т.
А. Данилова. M .: Изографус, ЭКСМО-Пресс, 2002. 320 с, илл. С. 239-270.
Анненкова П.Е .
— Анненкова П.Е . Записки жены декабриста // Декабристы в Си­
бири: Вып. 1: «Своей судьбой гордимся мы» / Сост. М . Сергеев. Иркутск: Восточно-
Сибирское книжное издательство, 1973. 342 с, ил.
Ахматова Е.Н.
— Ахматова Е.Н. Несколько слов о Михаиле Антоновиче Горнов-
ском // PC 1898.Т.94.No 5. С. 401-406.
Бакунина В.И.
—
Бакунина В.И . Двенадцатый год в записках Варвары Ивановны
Бакуниной // PC 1885. Т.47.No 9. С. 391-410.
Бакунина В.И.
—
Бакунина В.И . Персидский поход в 1796 году. Воспоминания
Варвары Ивановны Бакуниной // PC 1887. Т. 53. No 2. С. 343-374.

472
А.В. Белова
Бекетова М.А.
—
Бекетова М.А. Александр Блок. Биографический очерк // Бе­
кетова М.А. Воспоминания об Александре Блоке / Сост. В.П. Енишерлова и CC Лес-
невского; Вступ. ст. CC Лесневского; Послесл. А .В . Лаврова; Примеч. Н .А. Богомо­
лова. M.: Правда, 1990. 672 с. (Литературные воспоминания). С. 19-202 .
Бекетова М.А.
—
Бекетова М.А. Александр Блок и его мать // Бекетова М.А.
Воспоминания об Александре Блоке / Сост. В .П . Енишерлова и CC Лесневского;
Вступ. ст. CC Лесневского; Послесл. А.В . Лаврова; Примеч. Н.А . Богомолова. M.:
Правда, 1990. 672 с. (Литературные воспоминания). С . 205-346 .
Бекетова М.А.
—
Бекетова М.А. Шахматово. Семейная хроника // Бекетова М.А.
Воспоминания об Александре Блоке / Сост. В .П . Енишерлова и CC Лесневского;
Вступ. ст. CC Лесневского; Послесл. А.В . Лаврова; Примеч. Н .А . Богомолова. M.:
Правда, 1990. 672 с. (Литературные воспоминания). С . 349-570.
Березина Е.Я .
—
Березина Е.Я . Жизнь моей матери, или Судьбы провидения //
ИВ. 1894. Т. 58. No 12. С. 681-693.
Бок М.П.
—
Бок М.П . П.А. Столыпин: Воспоминания о моем отце. M.: Современ­
ник, 1992. 316 с. С. 3-220.
Виже-Лебрен Э.
—
Виже-Лебрен Э. Воспоминания о пребывании в Санкт-Пе­
тербурге и Москве // Воспоминания г-жи Виже-Лебрен о пребывании ее в Санкт-Пе­
тербурге и Москве. 1795-1801 / Пер., сост. и коммент . Д .В . Соловьева. СПб.: «Искус¬
ство-СПБ», 2004. 300 с, ил. С . 9-130.
Водовозова Е.Н .
—
Водовозова Е.Н . На заре жизни // Институтки: Воспоминания
воспитанниц институтов благородных девиц / Сост., подг. текста и коммент . В .М . Бо­
ковой и Л.Г. Сахаровой, вступ. статья А.Ф . Белоусова. M.: Новое литературное обоз­
рение, 2001. 576 с. (Россия в мемуарах). С. 215-388 .
Волконская М.Н .
—
Волконская М.Н . Записки М.Н . Волконской / Предисл. М. Серге­
ева. Примеч. Б.Г. Кокошко. M.: «Молодая гвардия», 1977. 96 с. с ил . (Компас.) С. 15-75.
Головина В.
—
Головина В. Мемуары // Тайны царского двора (из записок фрей­
лин): Сборник / Сост. П .В . Еремина. M .: Знание, 1997. 352 с, илл. С . 7-93.
Головина В.Н . 1
. — Головина В.Н. Мемуары // История жизни благородной женщи­
ны / Сост., вступ. ст ., примеч. В.М . Боковой. M.: Новое литературное обозрение, 1996.
480 с. (Россия в мемуарах). С. 89-332.
Головина В.Н.
—
Головина В.Н. Мемуары. M .: ACT: Астрель: Люкс, 2005. 402 с.
С. 14 -417.
Дашкова Е.Р .
—
Дашкова Е. Записки 1743-1810 / Подгот. текста, ст. и коммент .
Г.Н. Моисеевой; Отв. ред. Ю .В. Стенник. Л .: Наука, Ленингр. отд., 1985. 288 с. (Стра­
ницы истории Отечества). С . 3-208.
Дашкова Е.Р .
—
Дашкова Е.Р. Записки // Дашкова Е.Р . Литературные сочинения /
Сост., вступ. ст . и примеч. Г.Н . Моисеевой. M.: Правда, 1990. 368 с. С. 31 -262 .
Дашкова Е.Р .
—
Дашкова Е.Р . Записки // Записки и воспоминания русских жен­
щин XVIII — первой половины XIX века / Сост., автор вступ. ст. и коммент. Г.Н. Мо­
исеева; Худож. В. Сергеев. M.: Современник, 1990. 540 с: ил. (серия мемуаров «Па­
мять»). С . 67-280 .
Дашкова Е.Р .
—
Дашкова Е.Р . Записки княгини Е.Р . Дашковой // Россия XVIII
столетия в изданиях Вольной русской типографии А.И . Герцена и Н.П . Огарева. За­
писки княгини Е.Р . Дашковой. Репринтное воспроизведение / Отв. ред. ЕЛ. Рудниц­
кая. M.: Наука, 1990. 528 с. С. 5 -292.

Список сокращений
473
Долгорукая Н.
— Долгорукая Н. Своеручные записки княгини Натальи Бори­
совны Долгорукой, дочери г.- фельдмаршала графа Бориса Петровича Шереметева
// Безвременье и временщики: Воспоминания об «эпохе дворцовых переворотов»
(1720-1760-е годы) / Под ред. Е. Анисимова. Л .: Худ. лит ., Ленингр. отд., 1991. 368 с.
С.257-280 .
Долгорукова Н.Б.
—
Долгорукова Н.Б. Своеручные записки // Записки и воспоми­
нания русских женщин XVIII — первой половины XIX века / Сост., автор вступ. ст. и
коммент. Г .Н . Моисеева; Худож. В . Сергеев. M .: Современник, 1990. 540 с: ил. (серия
мемуаров «Память»). С. 41-66 .
Достоевская А.Г .
—
Достоевская А.Г. Воспоминания. M .: Захаров, 2002. 400 с.
С. 5-391.
Дурова Н.А .
— Дурова Н. Детские лета мои // Дурова Н. Русская амазонка: За­
писки. M.: Захаров, 2002. 384 с. С. 5-19.
Дурова Н.А .
—
Дурова Н. Кавалерист-девица. Происшествие в России // Кава­
лерист-девица Н.А. Дурова в Елабуге / Автор-сост . А .И . Бегунова. M .: Рейттар, 2003.
176 с, ил.С. 41-171.
Дурова Н.А .
— Дурова Н. Некоторые черты из детских лет // Дурова Н. Русская
амазонка: Записки. M .: Захаров, 2002. 384 с. С. 19-50 .
Дурова Н.А .
— Дурова Н.А . Добавление к «Кавалерист-девице». Некоторые чер­
ты из детских лет // Дурова Н.А . Избранные сочинения кавалерист-девицы / Сост.,
вступ. ст. и примеч. В.Б . Муравьева. M.: Моск. рабочий, 1988. 575 с. (Библиотека
«Московского рабочего»). С . 256 -279.
Дурова Н.А.
—
Дурова Н.А. Кавалерист-девица. Происшествие в России // Ду­
рова Н.А. Избранные сочинения кавалерист-девицы / Сост., вступ. ст . и примеч.
В.Б . Муравьева. M .: Моск. рабочий, 1988. 575 с. (Библиотека «Московского рабоче­
го»). С. 25-255.
Екатерина II. 1
—
Екатерина II. Записки императрицы Екатерины II // Россия
XVIII столетия в изданиях Вольной русской типографии А.И. Герцена и Н.П. Огарева.
Записки императрицы Екатерины II. Репринтное воспроизведение / Отв. ред. ЕЛ . Руд­
ницкая. M .: Наука, 1990. 288 с. С. 1 -254.
Екатерина II. 2
— Екатерина II. Собственноручные записки императрицы Екате­
рины II // Сочинения Екатерины II / Сост., вступ. ст. О.Н. Михайлова. M .: Сов. Россия,
1990. 384 с, 1 л. портр. С. 21 -238 .
Капнист-Скалон СВ.
—
Капнист-Скалон СВ. Воспоминания // Записки и воспо­
минания русских женщин XVIII — первой половины XIX века / Сост., автор вступ.
ст. и коммент . Г .Н . Моисеева; Худож. В . Сергеев. M .: Современник, 1990. 540 с: ил.
(серия мемуаров «Память»). С . 281 -388 .
Керн А.П .
— Керн А.П . Воспоминания о Пушкине // Керн (Маркова-Виноград­
ская) А.П. Воспоминания о Пушкине / Сост., вступ. ст. и примеч. A.M . Гордина. M .:
Сов. Россия, 1987. 416 с: 8 л. ил. С . 33-62 .
Керн А.П .
— Керн А.П . Воспоминания о Пушкине, Дельвиге, Глинке // Керн
(Маркова-Виноградская) А.П. Воспоминания о Пушкине / Сост., вступ. ст. и примеч.
A.M . Гордина. M .: Сов. Россия, 1987. 416 с: 8 л. ил . С . 63-103.
Керн А.П.
— Керн А.П . Дельвиг и Пушкин // Керн (Маркова-Виноградская) А.П .
Воспоминания о Пушкине / Сост., вступ. ст. и примеч. A.M . Гордина. M.: Сов. Россия,
1987. 416 с: 8 л. ил.С. 104-123.

474
А.В. Белова
Керн А.П .
—
Керн А.П . Из воспоминаний о моем детстве // Керн (Маркова-Ви­
ноградская) А.П . Воспоминания. Дневники. Переписка / Сост., вступ. ст . и прим.
A.M. Гордина. M .: Правда, 1989. 480 с, 8 л. ил.
Керн А.П .
—
Керн А.П . Из воспоминаний о моем детстве // Керн (Маркова-Ви­
ноградская) А.П. Воспоминания о Пушкине / Сост., вступ. ст. и примеч. A .M . Гордина.
M.: Сов. Россия, 1987. 416 с: 8 л. ил. С . 338 -372.
Ковалевская СВ.
—
Ковалевская СВ. Воспоминания детства // Ковалевская СВ.
Воспоминания. Повести / Отв. ред. П.Я . Кочина. M.: Наука, 1974. 560 с. (серия «Лите­
ратурные памятники» АН СССР). С. 9-89.
Крюденер В.-Ю .
—
Крюденер В. - Ю. Воспоминания о детстве и юности // Баро­
несса Крюденер. Неизданные автобиографические тексты / Пер. с фр., состав., вступ.
ст. и примеч. Е.П. Гречаной. M .: ОГИ, 1998. 168 с. С. 95-118.
Лабзина А.Е .
—
Лабзина А.Е . Воспоминания. Описание жизни одной благородной
женщины // История жизни благородной женщины / Сост., вступ. ст., примеч. В.М . Бо­
ковой. M.: Новое литературное обозрение, 1996. 480 с. (Россия в мемуарах). С. 13-88 .
Мария Феодоровна.
—
Мария Феодоровна. Разговор великой княгини Марии Фе-
одоровны с королем шведским // PC 1874. Т. 9. No 2. С. 288 -289.
Моллер Н.С.
—
Моллер Н.С. Иакинф Бичурин в далеких воспоминаниях его
внучки // PC 1888. Т. 59. No 8. С. 271-300 .
Моллер Н.С.
—
Моллер Н.С. Иакинф Бичурин в далеких воспоминаниях его
внучки (окончание) // PC 1888. Т . 59. No 9. С. 525-560.
Мордвинова Н.Н . — Мордвинова Н.Н . Воспоминания об адмирале Николае Семе­
новиче Мордвинове и о семействе его (Записки его дочери) // Записки и воспомина­
ния русских женщин XVIII — первой половины XIX века / Сост., автор вступ. ст. и
коммент. Г.Н. Моисеева; Худож. В. Сергеев. M.: Современник, 1990. 540 с: ил. (серия
мемуаров «Память»). С. 3 89-448.
Морозова Т.Е.
—
Морозова Т.Е. В институте благородных девиц // Институтки:
Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц / Сост., подг. текста и
коммент. В.М. Боковой и Л.Г. Сахаровой, вступ. статья А.Ф. Белоусова. M.: Новое
литературное обозрение, 2001. 576 с. (Россия в мемуарах). С. 389-506.
Муханова М.С.
—
Муханова М.С. Из записок Марии Сергеевны Мухановой //
PA. 1878. Кн. 1. Вып. 2. С . 209-215 .
Муханова М.С.
—
Муханова М.С. Из записок Марии Сергеевны Мухановой //
PA. 1878. Кн. 1. Вып. 3. С . 299-329.
Ржевская Г.И. —
Ржевская Г.И. Памятные записки // Институтки: Воспоминания
воспитанниц институтов благородных девиц / Сост., подг. текста и коммент . В .М . Бо­
ковой и Л.Г. Сахаровой, вступ. статья А.Ф . Белоусова. M.: Новое литературное обоз­
рение, 2001. 576 с. (Россия в мемуарах). С . 33-66 .
Сабанеева Е.А.
—
Сабанеева Е.А. Воспоминание о былом. 1770-1828 тт. // Исто­
рия жизни благородной женщины / Сост., вступ. ст ., примеч. В.М . Боковой. M.: Новое
литературное обозрение, 1996. 480 с. (Россия в мемуарах). С . 333-434.
Скалон СВ.
—
Скалон СВ. Воспоминания // Русские мемуары. Избранные страни­
цы. 1800-1825 тт. / Сост., вступ. ст . и прим. И.И . Подольской; Биогр. очерки В.В. Кунина
и И.И. Подольской. M .: Правда, 1989. 624 с. (Литературные воспоминания). С. 332 -351 .
Смирная Е.-А.В. — Смирная Е.-А.В . Данила Яковлевич Земской. Один из птенцов
Петра Великого / Сообщ. П .В . Лобанов // PC 1883. Т . 40 . No 10. С. 67-78.

Список сокращений
475
Смирнова А.О .
—
Смирнова А.О . Из записной книжки Александры Осиповны
Смирновой // PA. 1890. Кн. 2. Вып. 6. С . 283-284 .
Смирнова-Россет А.О .
—
Смирнова-Россет А.О . Воспоминания. II. Баденский
роман // Смирнова-Россет А.О. Воспоминания. Письма / Сост., вступ. ст . и прим.
Ю.Н . Лубченкова. M.: Правда, 1990. 544 с, 8 л. ил.
Стасова Е.Д.
—
Стасова Е.Д. Воспоминания / Научн. ред. В.Н . Степанов. M.:
Мысль, 1969. 285 с. с илл. (Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС). С . 13 -230 .
Стерлигова А.В.
—
Стерлигова А.В. Воспоминания // Институтки: Воспоминания
воспитанниц институтов благородных девиц / Сост., подг. текста и коммент . В.М. Бо­
ковой и Л.Г . Сахаровой, вступ. статья А.Ф . Белоусова. M.: Новое литературное обоз­
рение, 2001. 576 с. (Россия в мемуарах). С. 67-126.
Тучкова-Огарева Н.А.
—
Тучкова-Огарева Н.А . Из «Воспоминаний» // Н.П . Огарев
в воспоминаниях современников / Редкол.: В. Вацуро, H Гей, Г. Елизаветина и др.;
Вступ. ст. и сост . С . Конкина; Коммент. С. Конкина и Л. Конкиной. M.: Худож. лит .,
1989. 543 с, ил. (Литературные мемуары). С . 245 -314 .
Тютчева А.Ф.
—
Тютчева А.Ф. Воспоминания // Тютчева А.Ф . При дворе двух
императоров: Воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и
Александра II / Послесл. СВ. Мироненко. M .: «Мысль», 1990. 192 с. С . 3 -42 .
Тютчева А. Ф .
—
Тютчева А. Ф . Мемуары // Тайны царского двора (из записок
фрейлин): Сборник / Сост. И .В . Еремина. M .: Знание, 1997. 352 с, илл. С . 171-210 .
Фредерике М.
—
Фредерике М. Из воспоминаний баронессы М.П. Фредерике //
Тайны царского двора (из записок фрейлин): Сборник / Сост. И .В . Еремина. M .: Зна­
ние, 1997. 352 с, илл . С. 276-331.
Хилкова Е.Г. — Хилкова Е.Г. Воспоминание об императрице Марии Феодоровне //
PA. 1873. Кн. 2. Вып. 7. Стб. 1121-1130 .
Цветаева А.
—
Цветаева А. Воспоминания / Ред. М.И. Фейнберг-Самойлова. M.:
Изд-во «Изограф», 1995. 864 с.
Шестакова А. Ф. — Шестакова А. Ф. Черты домашней жизни императрицы Анны
Иоанновны / Примеч. П .И Бартенева // PA. 1904. Кн. 1 . Вып. 3 . С . 523-526.
Щепкина А.В.
—
Щепкина А.В. Воспоминания // Русские мемуары. Избранные
страницы. (1826-1856) / Сост., вступ. ст., биогр. очерки и прим. И .И. Подольской. M.:
Правда, 1990. 736 с. (Литературные воспоминания). С . 383-395.
Энгельгардт А.Н.
—
Энгельгардт А.Н. Очерки институтской жизни былого вре­
мени // Институтки: Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц /
Сост., подг. текста и коммент. В.М. Боковой и Л.Г . Сахаровой, вступ. статья А.Ф. Бе­
лоусова. M.: Новое литературное обозрение, 2001. 576 с. (Россия в мемуарах).
С. 127-214.
Яковлева А.
—
Яковлева А. Воспоминания бывшей камер-юнгферы императрицы
Марии Александровны // ИВ. 1888. Т. 31. Цит. по: Русские императоры, немецкие
принцессы. Династические связи, человеческие судьбы / Ред. -со ст . А . Данилова. M .:
Изографус, ЭКСМО-Пресс, 2002. 320 с, илл. С . 287-311.

476
А.В. Белова
Мужские мемуары (воспоминания, записки)
АндреевН.И . — Андреев Н.И . Воспоминания // PA. 1879. Т . 3. С. 173-202 .
Болотов А.Т .
—
Болотов А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описан­
ные самим им для своих потомков / Сост., вступ. ст . и примеч. А.В . Гулыги. M .: Сов­
ременник, 1986. 767 с. («Память»). С. 17-758.
Вяземский П.А .
—
Вяземский П.А . Из «Старой записной книжки» <Московские
оригиналы> // Вяземский П.А . Стихотворения. Воспоминания. Записные книжки /
Сост. Н .Г. Охотина; Вступ. ст. и прим. А .Л . Зорина и Н.Г. Охотина. M .: Правда, 1988.
480 с, ил. С . 353-358.
Вяземский П.А .
—
Вяземский П.А . Московское семейство старого быта // Вя­
земский П.А . Стихотворения. Воспоминания. Записные книжки / Сост. Н .Г. Охотина;
Вступ. ст . и прим. А .Л. Зорина и Н.Г. Охотина. M.: Правда, 1988. 480 с, ил. С. 314-326.
Георгиевский А.И .
—
Из воспоминаний А.И. Георгиевского / Предисл. Г .Г . Ели-
заветиной. Публикация К.В . Пигарева. Коммент. редакции «ЛН» // ЛН. Т. 97: Федор
Иванович Тютчев / Отв. ред.: С.А. Макашин, К.В . Пигарев, Т.Г . Динесман. Кн. 2 . M.:
Наука, 1989. 712 с. С. 104 -163 .
Глинка С. — Глинка С. Кадетский корпус // Русский быт по воспоминаниям сов­
ременников: XVIII век. Время Екатерины II: Сб. отрывков из записок, воспоминаний
и писем / Сост.: П.Е. Мельгунова, К.В. Сивков, Н.П. Сидоров. M., 1923. Ч . II . Вып. 3 .
С. 91-93.
Данилов М.В .
—
Данилов М.В . Записки Михаила Васильевича Данилова, артил­
лерии майора, написанные им в 1771 году (1722-1762) // Безвременье и временщики:
Воспоминания об «эпохе дворцовых переворотов» (1720-1760-е годы) / Под ред.
Е. Анисимова. Л .: Худ. лит., Ленингр. отд., 1991. 368 с. С . 283 -317.
Державин Г.Р.
—
Державин Г.Р. Записки. M.: Мысль, 2000. 334 с.
Дмитриев М.А.
—
Дмитриев М.А. Главы из воспоминаний моей жизни / Подгот.
текста и примеч. К .Г. Боленко, Е.Э . Ляминой и ТФ. Нешумовой. Вступ. ст. К.Г. Болен­
ко и Е.Э . Ляминой. M.: Новое литературное обозрение, 1998. 752 с. (серия «Россия в
мемуарах»). С . 23 -502 .
Достоевский A.M . —
Достоевский A.M. Из «Воспоминаний» // Ф.М . Достоевский
в воспоминаниях современников: В 2 т. / Редкол.: В. Вацуро, H Гей, Г. Елизаветина и
др.; Вступ. ст ., сост. и коммент . К . Тюнькина; Подгот. текста К. Тюнькина и М. Тюнь-
киной. M .: Худож. лит., 1990. Т. 1. 623 с. (Литературные мемуары). С. 29-162 .
Загряжский М.П . — Загряжский М.П . Записки (1770-1811) // Лица. Биографичес­
кий альманах. Т. 2 / Ред. -со с т. А .А. Ильин-Томич; коммент. В.М . Боковой. M.; СПб.:
Феникс: Atheneum, 1993. С. 83 -166.
Игнатьев М.
—
Игнатьев М. Русский альбом: Семейная хроника / Пер. с англ . и
примеч. А. Вознесенского. СПб.: Журнал «Нева», 1996. 232 с, вкл.
Казанова Дж.Дж. — Казанова де Сейнгалъ. Мемуары, написанные им самим //
Мемуары Казановы / Пер. с фр. ЕЛ. Храмова, пер. под ред. В.В . Чуйко; коммент. ЕЛ .
Храмова; автор предисл. С . Цвейг. M.: Сов. писатель, Агентство «Олимп», 1991. 464
с. С . 19-447.
Кропоткин П.А .
—
Кропоткин П.А . Записки революционера / Предисл. и примеч.
В.А. Твардовской. M.: Моск. рабочий, 1988. 544 с. С. 35-474.

Список сокращений
477
Кюстин А. де.
—
Кюстин А. де. Россия в 1839 году: В 2 т. / Пер. с фр. под
ред. В . Мильчиной; ст. В . Мильчиной; коммент. В . Мильчиной и А. Осповата. Т . I
/ Пер. В. Мильчиной и И. Стаф. M.: Изд-во им. Сабашниковых, 1996. 528 с. (Записи
Прошлого). С . 10 -381 .
Семенов-Тян-Шанский П.П.
—
Семенов-Тян-Шанский П.П. Детство и юность //
Русские мемуары. Избранные страницы. (1826-1856) / Сост. , вс туп. ст . , биогр. очерки
и примеч. И.И. Подольской. M .: Правда, 1990. 736 с. (Литературные воспоминания).
С. 411 -513 .
Суворов А.В .
—
Суворов А.В. Автобиография // А.В . Суворов — великий сын Рос­
сии. M .: «Триада-Х», 2000. 320 с. С . 15 -79.
Фонвизин Д.
—
Фонвизин Д. Чистосердечное признание в делах моих и помышле­
ниях // Русская литература XVIII века. I / Сост., коммент. А .Р. Курилкина, М.Л. Майо-
фис; предисл. А.Л . Зорина. M.: СЛОВО/SLOVO, 2004. 672 с. («Пушкинская библио­
тека». Десять веков русской литературы.) С. 564-582.
Чичерин В.Н.
—
Чичерин В.Н . Воспоминания // Русские мемуары. Избранные
страницы. (1826-1856) / Сост., вступ. ст ., биогр. очерки и примеч. И .И. Подольской.
M.: Правда, 1990. 736 с. (Литературные воспоминания). С . 166-306 .
Чичагов П.В.
—
Чичагов П.В. Записки адмирала, заключающие то, что он видел
и что, по его мнению, знал // Великороссы: Альманах «Секрет», приложение. Вып. 2
(историко-патриотический). M.: Товарищество советских писателей, 1992. 144 с.
С. 3 -66.
Женские «устные истории»
Павлищева О.С. — Павлищева О.С . Воспоминания о детстве А.С. Пушкина / В за­
писи П.В. Анненкова // Друзья Пушкина: Переписка; Воспоминания; Дневники:
В 2 т. / Сост., биогр. очерки и примеч. В.В. Кунина. M.: Правда, 1986. Т . I . 640 с.
С. 32 , 66-68, 125-126 .
Женские дневники
Башкирцева М.К . — Башкирцева М.К . Дневник Марии Башкирцевой: Фрагменты
// HH. 1990. No V (17).С. 108-125.
Керн А.П .
—
Керн А.П . Дневник для отдохновения / Пер. с фр. А .Л. Андрее
// Керн (Маркова-Виноградская) А.П. Воспоминания о Пушкине / Сост., вступ. ст. и
примеч. A .M . Гордина. M .: Сов. Россия, 1987. 416 с: 8 л. ил . С. 167-337.
Крюденер В. - Ю.
—
Крюденер В.- Ю . <Из дневников> // Баронесса Крюденер.
Неизданные автобиографические тексты / Пер. с фр., состав., вступ. ст . и примеч.
Е.П . Гречаной. M .: ОГК, 1998. 168 с. С. 79-94.
Свербеева Е.А . — Свербеева Е.А. Дневник 1833 г. // Долгова CP Дневник Екатери­
ны Свербеевой за 1833 год. M.: ЗАО «Мануфактура», 1999. 50 с. С . 12-46 .
Тютчева А.Ф .
—
Тютчева А.Ф . Дневник 1853-1882 // Тайны царского двора
(из записок фрейлин): Сборник / Сост. П .В . Еремина. M .: Знание, 1997. 352 с, илл.
С. 211 -273.

478
А.В. Белова
Мужские дневники
Болотов А.Т .
— Болотов А.Т . Памятник претекших времян, или Краткие истори­
ческие записки о бывших происшествиях и о носившихся в народе слухах // Записки
очевидца: Воспоминания, дневники, письма / Ред. -со с т. М .И. Вострышев; коммент.
А.В . Храбровицкого. M.: Современник, 1989. 719 с. С. 6-276.
Вульф А.Н.
— В ульф А.Н. Дневник 1827-1842 // Любовные похождения и военные
походы А.Н . Вульфа. Дневник 1827-1842 годов / Сост. Е .Н. Строганова, М.В. Строга­
нов. Тверь: Издательский Дом «Вся Тверь», 1999. 352 с. С. 19-235 .
Миранда Ф. де. — Миранда Ф. де. Путешествие по Российской Империи / Пер. с
исп. М .С. Альперовича, В.А . Капанадзе, Е.Ф . Толстой; научн. ред., автор вступ. ст. и
примеч. М.С. Алъперович; общ. ред. К.А. Хачатурова. M.: МАЙК «Наука/Интерпери­
одика», 2001. С. 24 -320 .
Женские письма
Виже-Лебрен Э.
—
Виже-Лебрен Э. Из писем к княгине Куракиной // Воспоми­
нания г-жи Виже-Лебрен о пребывании ее в Санкт-Петербурге и Москве. 1795-1801
/ Пер., сост. и коммент . Д.В. Соловьева. СПб.: «Искусство-СПБ», 2004. 300 с, ил.
С. 133-212.
Волкова М.А .
—
Письма 1812 года М.А. Волковой к В.А . Ланской // Записки оче­
видца: Воспоминания, дневники, письма / Ред.-с ос т. М .И. Вострышев; коммент.
А.В . Храбровицкого. M .: Современник, 1989. 719 с. С. 277-322 .
Пушкина-Ланская Н.Н.
—
В глубине души такая печаль... Письма Н.Н. Пушки­
ной-Ланской к П.П . Ланскому / Публикация И. Ободовской, М. Дементьева. Вступ.
заметка и пер. с фр. писем И. Ободовской // HH. 1990. No III (15). С. 96-105 .
Рондо. — Рондо. Письма дамы, прожившей несколько лет в России, к ее приятель­
нице в Англию // Безвременье и временщики: Воспоминания об «эпохе дворцовых
переворотов» (1720-1760-е годы) / Под ред. Е. Анисимова. Л .: Худ. лит., Ленингр. отд.,
1991. 368 с. С. 190-255 .
Мужские письма
Ломоносов М.В .
—
Ломоносов М.В . О сохранении и размножении российского
народа. Письмо к И.И . Шувалову от 1 ноября 1761 г. // Ломоносов М.В. Сочинения
/ Сост., предисл. и примеч. Е.Н. Лебедева. M.: Современник, 1987. 444 с, ил. (Класси­
ческая б-ка «Современника»). С. 253-269.

СОДЕРЖАНИЕ
Вместо предисловия (Н.Л. Пушкарева)
5
Введение
7
Глава I. Методологические аспекты истории женской повседневности.
«Женская повседневность» в контексте истории повседневности:
тендерная чувствительность новой социальной истории
16
1.1. «История повседневности» и ее интерес к женскому
социальному опыту. Источники по истории женской повседневности
23
1.2. «Женская повседневность» в современном российском научном дискурсе
48
Глава II. Возраст первый: «Впечатления моего детства»
81
2.1 . «Мир женского детства» в дворянской России XVIII — середины XIX в.
как методологическая проблема истории повседневности
81
2.2. «...она с малолетства заслужила себе репутацию прелестного ребенка»
(«Женское детство» в дворянской культуре XVIII — середины XIX в.)
93
2.3. «Займусь опять... моим счастливым детством...»
(«Мир женского
детства» в дворянской семье XVIII — середины XIX в. и легитимированные
практики насилия)
143
2.4 . «Счастливые годы, проведенные мною в Институте...»
(Детство дворянских девочек в институтах в XVIII — середине XIX в.)
192
Глава III. Возраст второй: «Юность с ее волнениями»
249
3.1. « .. .я и в самой молодости весело не живала...»,
«...а я должна казаться
веселой...» (Девичество в дворянской среде в XVIII — середине XIX в.:
телесность, сексуальность, тендерная идентичность)
249
3.2 . « ...и с добрым порядком замуж идти надобно подумать последнее
счастье...»
(Замужество и свадебная обрядность в российской дворянской культуре XVIII —
середины XIX в.)
292
Глава IV. Возраст третий: «Зрелый возраст с его трудами»
346
4.1 . « . ..на вечное свое несчастье, я, кажется, беременна...»
(Переживание
беременности российскими дворянками XVIII — середины XIX в.)
346
4.1 .1. Беременность как антропологический контекст женской дворянской
повседневности
348
4.1 .2 . Отношение дворянок к первой беременности и родам
366
4.1.3. Проведение беременности дворянками
382
4.2. «Александрии счастливо родила дочь...» (Родины в российской
дворянской культуре XVIII — середины XIX в.)
394
4.2 .1. Организация родов и родовспоможения в дворянской среде
394
4.2 .2 . Послеродовой период в жизни дворянок
409
4.2 .3 . Мать и дитя: антропология взаимоотношений
418
Глава V. Возраст четвертый: «Старость с ее недугами, тоскою и утратами»
429
5.1. «...снова принимаешь вид старухи...»
(Восприятие старости
российскими дворянками XVIII — середины XIX в.)
429
5.2 . «.. .в ы мать семейства, ваша жизнь драгоценна и нужна
для ваших детей...» (Вдовство и материнство российских дворянок
XVIII — середины XIX в.)
444
Заключение: «Не всегда бывают счастливы благороднорожденные»
466
Список сокращений
468

А. В . Белова
«Четыре возраста женщины»:
Повседневная жизнь русской провинциальной дворянки
XVIII - середины XIX в.
Главный редактор издательства И. А. Савкин
Дизайн обложки И. Н. Граве
Оригинал-макет Н. Р. Зянкина
ИД No 04372 от 26.03.2001 г.
Издательство «Алетейя»,
192171, Санкт-Петербург, ул. Бабушкина, д. 53.
Тел./факс: (812) 560-89 -47
E-mail: office@aletheia.spb.ru (отдел реализации),
aletheia92@mail.ru (редакция)
www.aletheia.spb.ru
Книги издательства «Алетейя» в Москве
можно приобрести в следующих магазинах:
«Библио-Глобус», ул. Мясницкая, 6. www.biblio-globus.ru
Дом книги «Москва», ул. Тверская, 8. Тел. (495) 629-64-83
Магазин «Русское зарубежье», ул. Нижняя Радищевская, 2.
Тел. (495) 915-27 -97
Магазин «Фаланстер», Малый Гнездниковский пер., 12/27.
Тел. (495) 749-57-21, 629-88-21
Формат 60x88 /16. Усл. печ . л. 30.
Заказ No