П. П Щербинин
ВОЕННЫЙ ФАКТОР ВШРВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ РУССКОЙ ЖЕНЩИНЫ BKUIII —НПЧОПЕКК в.
Министерство образования и науки Российской Федерации
Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина Тамбовский центр гендерных исследований
П. П. ЩЕРБИНИН
ВОЕННЫЙ ФАКТОР В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖНЗНН РУССКОЙ ЖЕНЩИНЫ В XVIII - НАЧАЛЕ XX В.
Монография
Тамбов, 2004
ft п 1Г н
СОДЕРЖАНИЕ
ГЛАВА I. ЖИЗНЬ СОЛДАТКИ В РОССИЙСКОЙ ПРОВИНЦИИ В XV111 — XIX вв.
Призрение семей запасных нижних чинов в годы русско-японской войны 1904—1905 гг. (204).
II. 3. Влияние Первой мировой войны 1914—1918 гг. на повседневную жизнь россиянок ...............................................................222
Мобилизация мужчин глазами россиянок: влияние катастрофических последствий на привычный образ жизни (224). — Трудовые завоевания россиянок в годы войны, или Как война способствовала тому, что женщины получили доступ к «мужским» профессиям (227). — Мате ри и дети: повседневные реалии Первой мировой войны 1914—1918 гг. (234). — Семейно брачные отношения россиянок в годы войны (243). — Настроения россиянок военной поры (250).— Особенности проявлений религиозных настроений россиянок в военные годы (252). — «Сухой закон» в повседневной жизни россиянок в годы Первой мировой войны 1914 — 1918 гг. (255). — Бунты солдаток и женские погромы в провинции как проявление нарастающего недовольства и стихийного противодействия политике властей (264).
II. 4. Особенности призрения семей запасных нижних чинов в годы Первой мировой войны 1914—1918 гг.................................................270
Солдатка-горожанка: кризис повседневных реалий и борьба за выживание (278).— Положение солдатских семей в сельских условиях в годы войны: выживание или «обогащение» при по лучении пособий? (284).
ГЛАВА III. ЖЕНЩИНА НА ВОЙНЕ: ФРОНТОВАЯ ПОВСЕДНЕВНОСТЬ РОССИЯНОК В ПЕРИОДЫ ВОЙН XIX - НАЧАЛА XX В.
III.1. Сестра милосердия: статус, повседневность, реакция общества и власти в периоды войн XIX — начала XX в...........................................292
Женщины в русской армии: прачки, сиделки, сердобольные вдовы, сестры милосердия (293). — Женский труд в госпиталях в XVIII - первой половине XIX в. (296). — Первые общины сестер милосердия в России (299).
Первый опыт использования сестер милосердия в период Крымской войны 1853—1856 гг. (303). — Крымская война 1853—1856 гг. и сестры милосердия: первый опыт оказания женщинами медицинской помощи в действующей армии (303). — Повседневная жизнь сестер милосердия на войне (309). — Участие жен, вдов и дочерей защитников Севастополя в оказании помощи больным и раненым (313). — Сердобольные вдовы (315). — Награды сестер милосердия и сердобольных вдов после Крымской войны 1853—1856 гг. (316). — Результаты деятельности сестер милосердия в период Крымской войны 1853—1856 гг. (319).
Сестры милосердия в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг. (322). — Сестры милосердия в уходе за ранеными и больными в межвоенный период (1856—1876 гг.) (322). — Сеет ры милосердия и женщины-врачи в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг. (323). — Каковы же были побудительные мотивы стремления женщин на театр военных действий в качестве сестер милосердия? (325). — Социальный состав сестер милосердия на войне (330). — Подготовка сестер милосердия в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг. (331). — Сеет ры милосердия в госпиталях провинциальных городов Российской империи (333). — Сестры милосердия в прифронтовых госпиталях и на перевязочных пунктах действующей армии в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг. (335). — Студентки врачебных курсов на русско-турецкой войне 1877—1878 гг. (340). — Повседневная жизнь сестер милосердия и женщин-врачей на войне (342). — Награды и послевоенные будни сестер милосердия и женщин-врачей, участвовавших в оказании помощи больным и раненым воинам в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг. (351). — Изменения в подготовке и социально-правовом статусе сестер милосердия в межвоенный период (1879—1903) (355). — Критическое положение общинных сестер в начале XX в. (359).
Сестры милосердия ирусско-японская война 1904—1905 гг. (361). — Русско-японская вой на 1904—1905 гг. и формирование отрядов сестер милосердия для отправки на театр военных действий (361). — Мотивы стремления женщин на войну (363). — Социальный состав сестер
4
милосердия (367). — Материальное обеспечение и статус сестер милосердия (369). — Повседневная жизнь сестер милосердия в прифронтовых госпиталях (372). — Личная жизнь сестер милосердия на войне (379). — Награды сестер милосердия и женщин-врачей (383). — Возвращение на Родину и послевоенные реалии сестер милосердия (385).
Сестры милосердия в период Первой мировой войны 1914—1918 гг. (388). — Мотивы поступления россиянок в сестры милосердия в период Первой мировой войны 1914 — 1918 гг. (388). — Организация военно медицинской службы в период Первой мировой войны 1914—1918 гг. (395). — Образ сестры милосердия в периодической печати военной поры (398). — Сестры милосердия на войне: подвиги и стратегии поведения (399). — Повседневная жизнь сестер мило сердил в военных госпиталях и отношение к ним фронтовиков (402). — Сестры милосердия в период революции 1917 г. (405).
III.2. Женщины в русской армии (полковые дамы, кавалерист-девицы, ударницы)............................................................... 409
Женщины и российская армия в XVIII в. (410). — Россиянки в мужском военном мундире: опыт и особенности XVIII - XIX вв. (416).
Женщины в русской армии в период Первой мировой войны 1914—1918 гг. (424). — Мотивы поступления россиянок солдатами на военную службу (426).—Отношение армейского мужского сообщества к женщинам на войне (429). — Женщины на фронте: героизм и самопо жертвование (435 ). — Женские батальоны смерти в 1917 г. (437).
IIL3. Дамские комитеты как проявление общественной самореализации и самодеятельности женщин в периоды войн России XIX — начала XX в.......................445
Отечественная война 1812 г. и деятельность первых женских организаций для помощи раненым и больным воинам (450). — В период Крымской войны 1853—1856 гг. (453). — Русско-турецкая война 1877—1878 гг. и дамские комитеты (454). — Дамские, комитеты в годы русско-японской войны 1904— 1905 гг. (459). — Судьба женских организаций в период революционных потрясений 1917 г. (473). — Союзы солдатских жен и их деятельность в 1917 г. (475).
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ .............................................................480
Краткий указатель основных источников и литературы.............................482
Архивные материалы .........................................................482
Законодательные акты и положения ................................................. 483
Сборники отчетов и статистических сведений .................................. 483
Периодические издания ......................................................485
Мемуарная литература, дневники, путевые заметки ............................486
Литература:
русскоязычная литература..................................................489
литература на иностранных языках ............................................. 497
Предметный указатель...........................................................500
Географический указатель.......................................................502
Именной указатель .............................................................504
5
Завершение работы над рукописью совпало с рождением моей доченьки Даши. Я посвящаю ей эту книгу и надеюсь, что военный фактор не будет оказывать на ее судьбу и будущее всех женщин такого катастрофического воздействия, которое пришлось испытать россиянкам в XVIII — начале XX в.
6
ПРЕДИСЛОВИЕ, ИЛИ
НЕОБХОДИМЫЕ ПОЯСНЕНИЯ
Осмысление и выбор темы: случайности и закономерности. Выбор темы научного исследования почти никогда не бывает случайным. Историк, при всем своем старании быть объективным и беспристрастным, не может оставаться равнодушным и всегда испытывает определенную симпатию или антипатию к личностям и событиям, судьбам и поступкам, деятельности и повседневности своих персонажей. Иногда на «мотивы», концепции и тенденции изучения отдельных направлений, эпох, персоналий прошлого, влияет политический заказ, социальная значимость проблемы, либо финансовые потоки, то есть исследовательские и издательские гранты. Нельзя забывать и о серьезном, порой решающем воздействии на определение задач и целей исследования, а часто и сам выбор сюжета, авторитета ведущих специалистов, советов и рекомендаций научных руководителей и консультантов. Очевидно, что целый комплекс причин и мотиваций, индивидуальных и уникальных в каждом конкретном случае, позволяет историку делать осознанный выбор темы, формируя собственную концепцию и интерпретацию рассматриваемых исторических эпох, явлений, личностей и социальных групп.
Около десяти лет назад я начал изучать воздействие военного фактора на повседневную жизнь российского общества в XIX -начале XX в. Признаюсь, что в начале пути у меня не было четкого плана и методологического подхода к развитию темы. Влияние армии и войн на население России было столь масштабным, что рассмотрение отдельной проблемы неизбежно выводило на другие составляющие темы, а доминирование военного фактора в повседневной жизни российской провинции было очевидно при первом рассмотрении первичных архивных материалов. Так, анализируя особенности выполнения рекрутской повинности, приходилось неизбежно сталкиваться с проявлениями постойной или подводной повинности, различными формами мобилизационной деятельности российского государства и тенденциями подавления личности государством, социальным окружением, военным бытом и т. п.
7
Постоянные войны, которые вела Россия в XVIII - начале XX в. формировали специфический менталитет и образ жизни россиян и россиянок, которые нередко жили от одного до другого рекрутского набора, от обязательного постоя до полупринудительных пожертвований на нужды армии, от выживания в условиях катастроф и лишений военной поры до поиска жизненной стратегии в военные годы. Вне сомнения, войны и «военный фактор» (мобилизации, расквартирование войск, реквизиции, военные заготовки, военно-санитарная деятельность и т. п.) традиционно оказывали мощнейшее воздействие на все стороны повседневной жизни российского общества. Судьба каждого — мужчины или женщины — была состыкована с потребностями армии, но, если мужчины несли службу сами, то женщины оказывались под неусыпным оком военного ведомства и государства. Рождение мальчика ежечасно напоминало его матери, что сына ждет военная лямка, а женщину — разлука и печаль. Именно женщинам, когда их мужей забирали в армию или на войну, приходилось нести двойную тяжесть забот и обязанностей, обеспечивать минимальные потребности семьи, проявлять удивительную изворотливость и смекалку в добывании хлеба насущного и сохранении самого скромного достатка.
Если солдат воевал на войне, то он мог стать известным благодаря героизму и мужеству, отваге и решительности. Солдатские же жены всегда оставались в тени. Их частная повседневная жизнь не была на виду, а потому оказывалась почти забытой современниками и потомками. Женщины в годы войны, да и в мирное время, если рядом были военные, постоянно испытывали на себе их «особое» внимание. Сексуальные домогательства и претензии мужчин в военной форме к «прекрасному полу» считались едва ли не нормой, а случаи отказа и неповиновения традициям половых стереотипных отношений вызывали удивление и раздражение. Однако военные несли угрозу россиянкам не только в сфере сексуальных отношений, но и интенсифицировали все стороны жизнедеятельности россиянок. Общая нестабильность повседневных реалий россиянок под воздействием милитаризма усугубляла кризисные тенденции, социокультурный разлом в российском обществе. Войны и военные не только «выкачивали» экономические и людские ресурсы, вносили панические настроения, лишали россиян и россиянок возможности планировать и самостоятельно устраивать свою жизнь, но и
8
формировали в обществе жесткие комплексы, стереотипы поведения и повседневных ожиданий чего-то ужасного, трагического. Милитаризм и его проявления подавляли в российском социуме инициативу и планирование жизненного пути, отягощали судьбы «простых» людей, подавляли индивидуализм и инакомыслие, заключая всех в единые рамки внешнеполитических амбиций государства, диктата власти над общественными инициативами, формируя привычки жить в условиях лишений, ограничений и постоянного ожидания новой войны, мобилизации и проявлений их последствий.
Изучая повседневность военных лет и воздействие армии на российский социум в мирные годы, я не раз ловил себя на мысли, что «женская» составляющая данной проблемы необычайно загадочна и противоречива. Меня волновало почти полное отсутствие публикаций о солдатских женах (рекрутках и солдатках), которые лишь изредка упоминались в некоторых работах1.
Своими сомнениями в июне 1999 г. я поделился с ведущим научным сотрудником Института этнологии и антропологии РАН профессором Н.Л. Пушкаревой, одной из первых в России начавшей изучать отечественную «женскую историю» и вот уже четверть века возглавляющей это научное направление. Она выступала с циклом лекций по «женской истории» на Летнем методологическохм университете Московского общественного научного фонда и, узнав о собранных мною материалах по истории повседневности русской провинции, обратила мое внимание на гендерный аспект темы. Н.Л. Пушкарева убедила меня в том, что изучение судеб женщин, оказавшихся связанными - через мужей или сыновей - с «военным фактором» в истории российской повседневности, может и должно стать самостоятельным направлением научного изучения. Разговор с Н. Л. Пушкаревой определил и выбор темы монографии, и мою научную концепцию, и методологические подходы к ее изучению. Знакомство с обширной литературой по женским и гендерным исследованиям в истории заставили меня переосмыслить трактовку многочисленных архивных материалов по «женской повседневности». Нужно было
‘Дружинин Н.М. Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева. Т. 1. М., 1946; Александров В.А. Сельская община в России (XVII— начало XIX в.). М. 1976; Быт русской армии XVIII - начала XX века // Автор-составитель С.В. Карпущенко. М., 1999 и др.
9
научиться видеть повседневно-бытовые реалии сквозь призму женского восприятия, женской системы ценностей, вникнуть в настроения россиянок, чьи судьбы оказались опаленными войной, отягощены военным фактором. Н.Л. Пушкарева стала для меня настоящим Учителем: направляла мою работу, читала все мои тексты, часто жестко критиковала их, помогала увидеть детали или обратить внимание на полутона и то «потаенное» в настроениях женщин, которые могли легко ускользнуть от «мужского взгляда». Она заставила меня проштудировать огромную западную литературу по теме, познакомиться с классиками феминистской теории. Без участия профессора Н.Л. Пушкаревой эта книга не могла бы состояться. Признание роли моего научного наставника - долг справедливости, благодарность за ту поддержку и живое участие в разработке темы, которая нескоро стала бы самостоятельной книгой.
Не могу не признаться и в том, что на мою «привязанность» к изучению повседневности российской солдатки оказали влияние и другие личностные факторы. Все мужчины в нашем роду, как и я сам, служили в армии. Я не был женат во время службы, и меня не ждала дома жена-солдатка, но я отчетливо помню, с каким нетерпением ждали весточки из дома женатые однополчане, как они переживали, что их нет в семье и они не могут помогать женам в решении житейских проблем. Кроме того, обе мои бабушки были солдатками в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. Они также рассказывали мне, как они ждали своих мужей, и что приходилось делать им - многодетным матерям — чтобы выжить в трудные военные годы. Матери отца — Щербининой Евдокии Дмитриевне — повезло. Опа смогла сохранить семерых детей и дождаться возвращения мужа с войны. Другой моей бабушке, Доб-ротворской (в замужестве - Лысенкиной) Марине Михайловне, в конце 1941 г. пришло известие, что ее муж пропал без вести. Бабушка с той поры так и осталась солдаткой, и ей одной пришлось поднимать шестерых детей. До сих пор в моей памяти запечатлелись ее рассказы и воспоминания. И этот семейный опыт военной и послевоенной повседневности глубоко отпечатался в моем детском восприятии. Сейчас бабушке 91 год, но до сих пор она все еще надеется и ждет возвращения своего мужа. Трудно найти семью в современной России, где бы не служили в армии мужчины, а женщины не становились солдатками. Память и опыт войны заняли
10
прочное место в семейных преданиях и легендах. Возможно, детские впечатления и рассказы моих родных и близких о войне и тыловой повседневности также способствовали моему увлечению и искреннему стремлению восстановить, реконструировать историю «простой» русской солдатки XVIII - начала XX в. Я признателен моим близким за то, что они сформировали в детской душе уважение к женщине, интерес к истории, умение ценить и беречь семейные традиции и память.
Мне хотелось бы также поблагодарить и выразить персональную признательность тем, кто помогал мне советами, критическими замечаниями, предложениями при работе над текстом. Прежде всего, хочу упомянуть профессора Д. Байрау, который не только любезно пригласил меня в Тюбингенский университет (Германия), где я смог ознакомиться с опытом изучения военной проблематики немецких и других западных историков, но и принимать участие в обсуждениях и семинарах в рамках коллективного проекта «Опыт войны. Война и общество в Новое время». Профессор Д. Байрау всегда откликался на мои просьбы и постоянно оказывал мне содействие в «погружении» в методологию и аргументацию моих научных изысканий. В декабре 2003 г. по его предложению на коллоквиуме в Восточноевропейском институте Тюбингенского университета был заслушан мой доклад о повседневности солдатских жен в России в XVIII - начале XX в. и немецкие историки Д. Байрау, Д. Гайер, И. Ширле, К. Гества, Я. Плампер, Н. Штегманн высказали мне ценные советы, рекомендации и замечания по отдельным аспектам проблемы.
Неоценимый вклад в осмысление различных проявлений повседневности внесли и многочасовые беседы, общение с профессором А. Людтке, дважды приглашавшим меня на стажировки в Геттинген (Германия) в институт истории Макса Планка для работы в немецких библиотеках. Я признателен также профессору М. Хильдермайеру (Геттингенский университет), а также немецким историкам В. Бенекке и А. Отто за живое общение и обмен мнениями.
Впрочем, не могу не поделиться и опытом «электронного контакта», который позволил преодолеть расстояния и получить рекомендации в работе над рукописью от известной американской исследовательницы Э.К. Виртшафтер. В 2002 г. я познакомился с ее книгой
11
«Социальные структуры: разночинцы в Российской империи»,2 и меня заинтересовали оригинальные подходы к оценкам социальных последствий военной службы для россиянок в XVIII—XIX вв. Я нашел в сети Интернет электронный адрес профессора Э.К. Вирт-шафтер и, без особых надежд на получение ответа, задал ей несколько вопросов. В тот же день я получил письмо и наша переписка с Э.К. Виртшафтер позволила провести дискуссию о социальном статусе солдатки и последствиях воздействия на ее правовой статус и повседневные реалии военного фактора. Профессор Э.К. Виртшафтер прислала мне свои книги, а также высказала важные советы по отдельным разделам рукописи. Я признателен также американским профессорам, историкам Марку фон Хагену и Стивену Хоку за их рекомендации и замечания по моему научному исследованию.
Конечно же, я с удовольствием вспоминаю обсуждения моего труда российскими коллегами, которым я весьма благодарен за их откровенные и вдумчивые оценки фрагментов рукописи книги: И.В. Нарскому, И.М. Пушкаревой, Р.Б. Кончакову, Л.Е. Вакуло-вой, Н.В. Дроновой, А.П. Каплуновскому, Е.С. Сенявской, Л.Г. Протасову, Ю.А. Мизису, В.Л. Дьячкову, В.В. Канищеву, В.Д. Орловой, Е.П. Мареевой, Г.И. Ходяковой, А.И. Филюшкину.
Я благодарен руководству Тамбовского государственного университета имени. Г.Р. Державина за возможность осуществления архивных поисков в Москве, Санкт-Петербурге, Воронеже и Тамбове. Настоящее исследование не могло бы состояться также без материальной поддержки ряда российских и зарубежных фондов и организаций, предоставлявших исследовательские гранты и стипендии на научные командировки (РГНФ, ACLS, DAAD, Soros Foundation, Max-Planck Institut fuer Geschichte, МИОН, Gerda-Henkel-Stif tung). Мне хотелось бы вспомнить со словами благодарности всех, кто помогал моему становлению как историка-гендеролога. Особенно памятны и полезны были встречи и обмен мнениями с руководителями Харьковского, Ивановского центров гендерных исследований И. Жеребкиной и О.А. Хасбулатовой.
Чувство признательности я испытываю к моей семье. Мои родители всегда с пониманием относились к моей увлеченности архивными
2Виртшафтер Э.К. Социальные структуры: разночинцы в Российской империи // Пер. с англ. Т.П. Вечериной; Под ред. А.Б. Каменского. М., 2002.
12
изысканиями и поддерживали все мои начинания. Особую благодарность я хотел бы высказать и моей жене Ю.В. Щербининой, которая первой считывала фрагменты рукописи, внесла большой вклад в ее обработку. Удивительное терпение моих близких, их поддержка сыграли решающее значение в завершении работы над книгой.
Замечу, что история российской солдатки служила мне своеобразным талисманом при получении архивных документов и опубликованных источников. Помню, как в одной из столичных библиотек необходимые мне книги не выдавались по техническим причинам, но как только я поделился с женщиной-библиотекарем своими замыслами по реконструкции повседневности россиянок военной поры, то немедленно получил необходимую литературу с пожеланием скорейшего завершения работы. Библиотечные работники Российской национальной библиотеки, Российской государственной библиотеки, Государственной исторической библиотеки, Тамбовской, Воронежской, Орловской, Курской областных научных библиотек и других учреждений всегда доброжелательно и любезно предоставляли необходимую литературу, материалы периодической печати и редкие издания.
Архивные документы явились важнейшим источником для воссоздания повседневности россиянок в годы войн XVIII - начала XX в. Мне хотелось бы выразить благодарность внимательным и отзывчивым работникам Государственного архива Российской Федерации, Российского государственного исторического архива, Российского государственного военно-исторического архива, архива Русского этнографического музея, Государственного архива Тамбовской области за оказание содействия в сборе материала для исследования. Наиболее полные сведения о повседневной жизни солдаток мне удалось почерпнуть в Государственном архиве Тамбовской области, так как прошения, обследования семейного, социально-экономического положения россиянок в периоды войн XIX - начала XX в. отложились именно в провинциальных архивах, а в столицу уходили лишь общие сводки и отчеты. К тому же изучение повседневности всегда требует кропотливой работы с первичным материалом, уникальными индивидуальными свидетельствами и откровениями «обычных» людей.
Почему нет книг и исследований о солдатках? Изучение влияния военного фактора на повседневную жизнь россиянок в период
13
войн XVIII — начала XX в. проводилось фрагментарно. Само понятие «история повседневности» стало ходовым в мировой гуманита-ристике в 60-е гг. XX в.3. Женская повседневность военной поры -тема и вовсе новая. Фундаментальная работа Н.Л. Пушкаревой, обобщившей несколько тысяч работ по женской и гендерной истории России, подтверждает, что лишь в последнее время исследователи обратили на нее внимание4. Ценный вклад в изучение проблемы внесли ее обсуждения и публикации материалов научных конференций последних лет, посвященных войне, армии и российскому обществу: «Армия в истории России» (Курск, 1997 г.), «Война и общество» (Тамбов, 1999 г.), «Армия и общество» (Тамбов, 2000 г.), «Человек и война» (Челябинск, 2000 г.), «Homo Belli — человек войны в микроистории и истории повседневности: Россия и Европа XVIII — XX веков» (Нижний Новогород, 2001 г.), «Женская повседневность в России в XVIII - начале XX в.» (Тамбов, 2003 г.).
Чем же объясняется то, что военная история и история войн, традиционно бывшие одними из наиболее востребованных в научных исследованиях в России, не вызвали у ученых интереса к изучению тыловой повседневности россиянок? Причин несколько.
Прежде всего — это стереотипы методологии изучения военного фактора, истории войн и истории повседневности. Классово-формационный подход и методология исторической науки в недавнем прошлом игнорировали изучение повседневной жизни, бытовых коллизий, индивидуальных проявлений жизни «обычного» человека, если они не касались революционных, идеологических или государственно-патриотических аспектов российской истории. Данные стереотипы диктовали и продолжают диктовать российским историкам стратегические темы исследований, связанных с военным фактором:
3 Пушкарева Н.Л. Частная жизнь и повседневность глазами историка // Социальная история. 2004. М., 2004; Проблему «повседневной жизпи» комплексно исследовал немецкий историк Альф Людтке, работы которого позволяют оценить методологические направления и историографические особенности западной исторической науки. (См.: Luedtke, Alf: Alltagsgeschichte. Zur Rekonstruktionhistorischer Erfahrungen und Lebensweisen. Frankfurt 1989 (Herausgeber und Beitrflger). Luedtke, Alf: Was bleibt von marxistischen Perspektiven in der Geschichtsforschung? Goettingen, 1997 и др.
4 Пушкарева Н.Л. Русская женщина: история и современность. Материалы к библиографии. 1800—2000 гг. М., 2002.
14
история военных действий, исследование положения военнопленных, партизанского движения и движения сопротивления, военно-мобилизационной деятельности государства, отношения власти и общества в годы войны, патриотических движений военных лет и т. п. Проблемы же военной повседневности историки традиционно охотно отдавали этнографам, не считая для себя интересным изучение быта российского общества в военные годы.
Источниковедческие проблемы. Повседневная жизнь россиянок и воздействие на нее «военного фактора» требуют кропотливого, часто многолетнего поиска и анализа источников. Данная проблематика не имеет системной, стройной и легкодоступной Источниковой базы по сравнению, например, с фондами Военного министерства или МВД, где сохранились подробные министерские сводки по важнейшим направлениям деятельности этих ведомств. И многих исследователей пугала и пугает перспектива сбора и обработки мощных массивов первичных архивных материалов, которые еще не введены в научный оборот. Вероятно, по этой причине до сих пор нет ни одной специальной публикации с анализом материалов земских обследований семей призванный на войну солдат начала XX в.
Мифы и образы войны, военный опыт и память о гендерных аспектах военной поры. Память многих поколений россиян и россиянок основана на стереотипах. Опыт и память войны о повседневности связаны с образом патриотки, депь и ночь работавшей для блага Родины, ухаживавшей за ранеными, бывшей сестрой милосердия, верной супругой. Военные и фронтовые, героические и патриотические составляющие сознания россиян и россиянок обычно заслоняли бытовое восприятие военной поры. В семьях охотно рассказывали о подвигах родных и земляков, но редко — о повседневных реалиях военного времени. Традиция героических символов войны, по сути, свела на нет память о быте обычного человека в годы войны. Таким образом, стереотипы и мифы о военном времени оказывали и продолжают оказывать мощное воздействие на ментальность российского общества, в том числе и на направленность исторических исследований.
Предвзятое отношение к гендерной истории, консерватизм научного сообщества. Изучая женскую повседневность в кризисные периоды российской истории, в том числе в военные годы, исследователи часто наталкиваются на ироничную реакцию сообщества
15
историков. Эти проблемы часто не воспринимаются всерьез, вызывают скрытое противодействие и сомнение. Мне самому не раз приходилось слышать недоумение в задаваемых вопросах: зачем я занимаюсь темой «женщина и война», есть ли перспективы у подобного исследования, насколько актуальны и востребованы обществом данные проблемы?
Множество причин способствовало недооценке или отсутствию позитивного отношения к изучению женской повседневности военной поры. Хочется надеяться, что проделанная мной работа привлечет внимание к теме, а для кого-то послужит импульсом к собственной исследовательской работе по женской и гендерной истории.
Источники: в поисках женских откровений военной поры. Российские солдатки не оставили мемуаров и дневников, в которых могли бы быть зафиксированы их личные свидетельства оценки влияния военного фактора на повседневно-бытовые реалии солдатских семей. Поэтому попытка реконструировать повседневную жизнь россиянок, их настроения, социокультурный облик неизбежно требуют придирчивого и внимательного изучения максимально широкого круга источников, сохранивших переживания и опыт россиянок в период войн (как в их собственной интерпретации, так и в восприятии современников и современниц).
Отличная характеристика источников по военной истории содержится в исследовании Л.Г. Бескровного «Очерки по источниковедению военной истории России», изданном в 1957 г.4 Из зарубежных публикаций отметим фундаментальные работы немецкого историка профессора Д. Бай pay’, в которых дана глубокая и системная характеристика источников по истории русской армии, российского общества в дореволюционной России. Можно высоко оценить и публикации Э.К. Виртшафтер7, связанные с анализом воен-
16
кого сословия в социальной структуре российского общества императорской России. Из работ последних лет отметим диссертацию немецкого историка В. Бепекке8.
Переходя к характеристике источников, которые могут быть привлечены для реконструкции повседневных реалий россиянок в периоды войн XVIII — начала XX в., необходимо выделить несколько крупных комплексов материалов и документов. Наиболее ценными и информационно насыщенными из них являются: периодическая печать, церковные источники, донесения губернских жандармских управлений, фольклорные и этнографические источники, статистические данные, материалы земских обследований и собственно прошения солдатских жен.
Прежде всего, отметим материалы периодической печати военных лет. В ходе работы над монографией автором были изучены все периодические издания Тамбовской губернии («Тамбовские губернские ведомости», «Тамбовские епархиальные ведомости», «Борисоглебс-коеэхо», «Тамбовский земский вестник», «Моршанский телеграф» и др.) и многие центральные газеты и журналы («Военный вестник», ♦Вестник Европы», «Русский вестник», «Женский вестник», «Война», «Русская старина», «Вестник воспитания» и др.) за периоды войн 1853-1856, 1877—1878, 1904—1905 и 1914—1918 гг. Замечу, что в газетах и журналах XIX в. практически ничего не публиковалось о жизни солдатских жен и быте русской армии. Признаюсь, что на всех этапах исследования проблемы женской повседневности военной поры меня мучил вопрос о том, почему данные исторические источники, публицистика почти не оставили свидетельств повседневной жизни солдатских семей. Неужели их положение, переживания и настроения не волновали современников, оставляя равнодушными к судьбам россиянок, в которых важнейшую роль играли война и русская армия? И ответ на свой вопрос я пашел в воспоминаниях кантониста В.Н. Никитина, который рассказал о своей попытке опубликовать в одном из журналов рассказ «Стерпится-слюбится». В нем
Wirlschafter Е.К. Structures of Society: Imperial Russia’s «People of Various Ranks» (DeKalb, ill, 1994). Wlrtschafter E.K. Th» common soldier in eighteenth-century Russian Drama // Reflection on Russia in the Eighteenth Century. Koeln, 2001.
"Bonecko W Militncr und Geselachaft ini Rusaisch»n Reich. Die Geschichte der Aligcmeincn Wehrplichl 1874—1914. Habilitationsschrift. Goettingen, 2003.
17
шла речь о судьбе одного из солдатских сыновей, его благополучном возвращении домой после ликвидации института военных кантонистов. Однако даже такой благополучный конец придуманного рассказа вызвал, по воспоминаниям В.Н. Никитина, негодование военного цензора генерал-майора Штюрмера. Военный цензор заявил, что ни одно из сочинений о быте солдат не появится в печати, и запрещал все публикации на эти темы9. Смею предположить, что эти запреты и цензурные ограничения были важнейшими причинами того, что современники в XIX в. почти не оставили свидетельств о повседневной жизни солдат и членов их семей. Военное министерство считало военное сословие своей собственностью и не желало делиться информацией о том, как складывались судьбы и повседневная жизнь военнослужащих и их семей.
Лишь массовые мобилизации запасных нижних чинов на войны начала XX в., тяготы и лишения, выпавшие миллионам солдатских жен, не смогли оставить равнодушными журналистов, вообще современников к судьбам и настроениям россиянок. Провинциальные периодические издания, как светские, так и церковные, достаточно подробно освещали изменения в жизни солдаток после ухода мужа-кормильца на войну, пытались разобраться в женских мыслях и настроениях военной поры, регулярно печатая отчеты о нарушениях в выплате пособий, развитии женского самосознания, деятельности женских общественных организаций (дамских комитетов, попечительских отделений и т. п.). Правда, большинство специалистов по «женскому восприятию» военных лет были мужчины, которые не сомневались, что хорошо понимают женскую психологию и женские настроения10.
Выходившие в годы войн начала XX в. феминистские и женские журналы «Женское дело», «Женщина и война», «Женский вестник» и др. мало размышляли над особенностями жизни солдатских жен. Следует признать, что движение за равноправие женщин в России сосредотачивалось чаще на политической сфере, либо борьбе за равные права женщин в образовании и профессиональной деятельности, почти не проявляя интереса к нуждам и потребностям сотен тысяч солдаток в военные годы. Феминистские дискурсы в
9Воспоминания В.Н. Никитина // Русская старина. 1906. № 9. С. 653—665.
10Богданов А. Война и женщина. СПб., 1914. С. 32.
18
России развивались по традициям и теоретическим установкам женского движения на Западе и не отражали повседневных реалий различных категорий российского общества военной поры.
В периодической печати Первой мировой войны 1914—1918 гг. «женская тема», анализ настроений россиянок находили все большее отражение и развитие по мере затягивания военных действий. «Женские сходы», «бабье царство», «женское засилье» —вот лишь немногие эпитеты, которые использовали корреспонденты в своих статьях. Эти новые социокультурные реалии не могли быть не замечены в прессе и получали достаточно полное освещение на страницах периодических изданий в годы войны. Кроме того, многие газеты практиковали публикацию писем солдат с фронта или солдаток на фронт, в которых описывались особенности психологического восприятия населением военной повседневности и настроений семей призванных на войну солдат. Нередкими были и публикации очерков, путевых заметок о российской провинции, авторы которых старались отражать новые явления в женских настроениях, духовную атмосферу сельского и городского общества.
Законодательные акты, связанные с армией или военным временем, подразделяются на подгруппы. В первую подгруппу входят законы и указы, помещенные в Полном собрании законов (далее — ПСЗ). ПСЗ имеет сложную структуру, но в «Алфавитном указателе к Своду законов Российской империи», вышедшем в 1844 г., специально выделены статьи законов, в которых речь идет о солдатках, солдатских детях ит. п.11. Во второй подгруппе находятся законодательные акты, помещенные в Своде военных постановлений. Свод впервые был издан в 1838 г. и полностью переиздавался в 1859 и 1869 гг. Позднее были изданы и отдельные его книги с соответствующими дополнениями и изменениями12. Свод состоит из 23 книг, каждая из которых относится к различным отраслям военного управления. Нас привлекали, прежде всего, документы, касающиеся пенсионного призрения семей военнослужащих и военных вдов. Третья подгруппа включает в себя «Приказы и циркуляры по военному ведомству», которые печатались
11 Алфавитный указатель к Своду законов Российской империи издания 1842 г. СПб., 1844.
|23айончковский П.А. Самодержавие и русская армия на рубеже XIX - XX столетий (1881 — 1903). М., 1973. С. 6.
19
как в органах Военного министерства - «Русском инвалиде», «Военном сборнике», так и издавались отдельными сборниками. Они также выходили отдельными изданиями, например: «Высочайшие приказы, приказы Военного министерства», «Циркуляры Главного штаба» и др.13. Данные материалы представляют интерес в плане реализации военного законодательства по отношению к членам солдатских семей и военных инвалидов.
Статистические материалы региональных и центральных властей о численности военного сословия позволяют проследить процессы межсословных трансформаций и динамики изменений численности и состава военного сословия (например, изменение количества солдаток, вдов-солдаток, отпускных и бессрочно запасных солдат и членов их семей, кантонистов и солдатских девок). Военно-статистические описания губерний дают ценный материал о численности военного сословия, занятиях, быте населения регионов, что позволяет сопоставить их с повседневностью солдатки и выявить нагрузку военного фактора на повседневную жизнь россиянок в мирные годы.
Судебные дела (материалы судебных разбирательств и тяжб солдаток с помещиками, рекрутскими присутствиями и т. п. за права членов своей семьи) содержат подробную информацию о семейном, экономическом, правовом и повседневном положении солдатских жен. Это ценный источник повседневности солдаток и их противостояния социальному окружению и властям.
Весьма насыщенные информационные пласты о повседневности россиянок военных лет содержат церковные источники (ведомости с отчетами священников о нравственном состоянии приходов, религиозных настроениях паствы, деятельности приходских попечительских комитетов и др.).
Общественные настроения женщин в российской провинции в периоды войн специально отслеживали и систематизировали региональные жандармские управления. Не случайно донесения и рапорты чинов полиции - это весьма обстоятельный источник о настроениях солдаток, их поведении и отношении к ним в обществе. Полицейские чины проводили тщательное дознание об антивоенных и антиправительственных высказываниях россиянок в годы
13 Бескровный Л.Г. Очерки по источниковедению военной истории России. М.» 1957. С. 230.
20
войны, фиксируя реакцию на них собеседников, протоколируя подробные описания разговоров солдаток и их мнений по поводу тех или иных событий. Особенно интересны материалы с расследованиями проявления женского бунтарства в годы Первой мировой войны 1914—1918 гг.
Земские обследования нуждаемости солдаток в годы войн (1877— 1878 гг., 1904—1905 гг. и 1914—1918 гг.) являются наиболее массовым источником социально-экономического положения, демографических и других изменений в солдатских семьях в военные периоды. Они включают в себя подробное описание состава семьи, степени родства (муж, сын, отец, брат, дядя и т. п.), имущества (дом, наделы земли, постройки, инвентарь и др.), нуждаемости в пособии и его размера.
Полезным было и привлечение документов фондов губернатора, губернского и уездных земских собраний и управ. К сожалению, эти первичные архивные источники почти не вводятся в научный оборот, но именно они наиболее информативны, включают в себя достоверные сведения об укладе жизни семей запасных нижних чинов, призванных на войну, и оказании им помощи, выдаче пособий, реалиях военной повседневности в российской провинции.
Так, фонды губернаторов содержат подробную переписку с уездными земскими начальниками по материальному положению семей запасных нижних чинов, призванных на войну. Здесь отложились прошения солдаток с просьбой об оказании им материальной помощи, выплате пособия на пропитание или квартирных денег14. Немало прошений направлялось самими запасными нижними чинами непосредственно с театра военных действий, так как нередко только там они узнавали о том, что их семьям может быть оказана денежная или продовольственная помощь в виде земских пособий15. Характерно, что губернатор, прежде чем принять решение о выплате пособия или оказании помощи конкретной солдатской семье, делал запрос в уездные органы управления с целью сбора сведений о ее семейном и материальном положении. Материалы фондов губернаторов содержат достаточно подробную характеристику правовой стороны призрения семей нижних чинов запаса (распоряжения и другие докумен
14См.: к примеру: ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 5826.
15См.: ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 5845. Л. 211.
21
ты МВД, Александровского комитета призрения раненых воинов, сенатские разъяснения и др.). Переписка и предписания губернатора подчас дублировали земские обследования имущественного и семейного статуса запасных нижних чинов, что позволяет сравнивать данные земских и губернаторских обследований этих семей.
Другим, не менее полным и достоверным источником, характеризующим повседневную жизнь и положение семей запасных нижних чинов, являются фонды уездных и губернских земств. Там содержатся собранные непосредственно волостными правлениями списки семей запасных с подробным описанием их семейного и материального положения. Подобные обследования давали многомерную картину социально-демографического положения каждой отдельной семьи, включая сведения о возрасте, родственных связях, экономическом положении, подробном описании имущества (дом, хозяйственные постройки, скот, количество земли и др.), обозначении его в рублевом эквиваленте. Именно на этих списках земцы делали пометки об удовлетворении прошения семейств запасных либо в отказе16.
Замечу, что при обработке значительного количества первичных архивных данных были использованы информационные технологии и созданы электронные базы данных, которые позволили значительно ускорить и облегчить подсчеты и обработку сведений, систематизацию источников. Кроме того, формы и содержание способны объединять поля разных файлов, взаимодействовать при сопоставлении первичного материала, выявлять источниковедческие и содержательные особенности исторических источников17. Подавляющая часть использованных в монографии архивных источников вводится в научный оборот впервые.
Несомненно, важными для выяснения социокультурного облика россиянок в военные годы представляются фольклорные и другие этнографические источники. Частушки военных лет публиковались в многочисленных сборниках и содержали эмоциональную оценку
16 Щербинин П. Повседневная жизнь семей запасных чинов и их призрение в годы русско-японской войны // Семья в ракурсе социального знания. Барнаул, 2001. С. 120.
17 См. подробнее: Щербинин П.П. Изучение военного фактора в повседневной жизни российского общества на локальном уровне в XIX - начале XX в. // Пути познания России: новые подходы и интерпретации. Серия «Новая перспектива». Вып. XX. М., 2001. С. 39—50.
22
восприятия военной поры россиянками, отражая реакцию на конкретные события войны. Впрочем, анализируя эти свидетельства культурной памяти россиянок в годы войны, важно учитывать цензурные ограничения и систематизацию собирателей частушек, которые не всегда совпадали с повседневными откликами фольклорного жанра на реалии военной поры18.
Собственно женские мемуары о военной повседневности представлены записками, воспоминаниями, перепиской сестер милосердия19 , а также участниц женских батальонов смерти20. Данные свидетельства россиянок представляют несомненную ценность при анализе мотивов стремления женщин на войну, отражают отношение к «прекрасному полу» в войсках, демонстрируют ломку стереотипов и формирование особой женской стратегии поведения на войне.
18См.: Beartrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record // Sr. 49.1990. P. 58—73; Щербинин П., Щербинина Ю. Повседневная жизнь солдатки в русском фольклоре // Женская повседневность в России. Тамбов, 2003. С. 99—106 и др.
19 Бакунина Е. Воспоминания сестры милосердия Крестовоздвиженской общины (1854—1860 гг.) // Вестник Европы. 1898. № 3-5; Варнек Т.А. Воспоминания сестры милосердия (1912—1922) // Доброволицы. Сб. воспоминаний. М., 2001. С. 7—89 и др.
20 Бочкарева М. Яшка: моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. В записи Исаака Дон Левина. М., 2001; Бочарникова М. В женском батальоне смерти (1917— 1918)// Доброволицы. Сб. воспоминаний. М., 2001.
23
ГЛАВА I.
ЖИЗНЬ СОЛДАТКИ В РОССИЙСКОЙ ПРОВИНЦИИ В XVIII —XIX вв.
24
1.1. СОЛДАТКА: ПРАВОВЫЕ РЕАЛИИ И ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ В ПЕРИОД ДЕЙСТВИЯ РЕКРУТЧИНЫ (1705—1874 гг.)
25
П. П. Щербинин
Кто она — российская солдатка? Солдаткой (солдатской женой1, рекруткой, женой нижнего воинского чина) называли в России в законодательстве и в повседневной жизни женщину, муж которой был взят в рекруты или призван в армию2. Заметим, что этот термин используется уже три столетия также и для идентификации жен, мужей которых мобилизовали на войну3. Очевидно, что сотни тысяч россиянок в XVIII - начале XX в. назывались «солдатками». Это термин отражал не только новый социально-правовой статус, менталитет «иного» положения женщины в социокультурной среде российского общества, но и особый тип повседневной жизни солдатской жены.
Важно иметь в виду и то обстоятельство, что термин «солдатка» активно использовался как в российском военном и гражданском
1 Впервые определения «солдат», «солдатская жена» вошли в употребление с 30-х гг. XVII в., когда при царе Михаиле Федоровиче, а потом и при Алексее Михайловиче были сформированы полки «нового строя», названные солдатскими. С начала XVIII в. солдатами стали называть рекрутов, прослуживших определенное количество лет. В период действия рекрутской повинности (1705—1874 гг.) к «солдатскому сословию» или «военному сословию» относились жены и дети рекрутов. — См.: Энциклопедический словарь Брокгауза Ф.А. и Ефрона И.А. СПб., 1900. Т. XXX. С. 749; Советская военная энциклопедия. Т. 7. С. 437; Солдатские жены или солдатки упоминались уже в 1711 г. при рассмотрении Сенатом их жалоб на невыдачу хлебного жалованья. — См.: Доклады и приговоры, состоявшиеся в Правительствующем Сенате в царствование Петра Великого, изданные императорской Академией наук / Под ред. Н.В. Калачова. Т. 1. СПб., 1880. С. 221, 279—280.
2 Рекрутками, в соответствии с рекрутским уставом, назвались жены рекрутов. Все члены семьи рекрута принадлежали к военному сословию с начала XVIII в. С изданием в 1874 г. Устава о всеобщей воинской повинности, в соответствии с которым призванные на военную службу мужчины (новобранцы) и члены их семей (жена и дети) сохраняли за собой прежнюю сословную принадлежность, значение слов «солдат», «солдатская жена», «солдатка» утратилось сами собой. Однако жен нижних чинов и в законодательстве и в повседневной жизни по-прежнему именовали солдатками. — См.: Антонович А. Русский народ и главнейшие народности России перед воинской повинностью // Военный сборник. 1909. С. 45—54; Бобровский П.О. Переход России к регулярной армии. СПб., 1885; Зайончковский П.А. Военные реформы 1860—70-х гг. в России. М., 1952; Dietrich Beyrau, Militaer und Gesellschaft im Vorrevolutionaeren Russland, Koeln, 1984; John L.N. Keep, Soldiers of the Tsar: Army and Society in Russia, 1462—1874. New York,1985; Wirtschafter. E.K. Structures of Society. Imperial Russia’s «People of Various Ranks». Northern, 1994; Eric Lohr and Marshall Poe The Military and Society in Russia 1450—1917. Boston, 2002 и др.
3 В старой России: жена солдата. Сейчас обычно так говорят о жене солдата, ушедшего на войну. — См.: Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1994.С. 734.
26
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
законодательстве в XVIII - начале XX в.4, так и в повседневной речевой практике россиян и россиянок, церковных и светских властей. Фольклорные и другие этнографические источники также сохранили самобытную, яркую характеристику повседневной жизни и менталитета российской солдатки5. Образы солдатских жен, рекруток неоднократно описывались и в художественной литературе6. Специальных же исторических исследований повседневности россиянок-солдаток, оказавшихся на обочине жизненного пути, потерявших не только супруга, но и перспективы привычной семейной жизни, немного7.
Для многих женщин трансформация в солдатку приводила к личной трагедии, обрекала на нищету и бесправие. Несомненно, социальный статус солдатки был своеобразным. До реформы 1874 г., установившей всеобщую воинскую повинность и шестилетний срок
4 Свод постановлений о солдатских детях. СПб., 1848. С. 12; Сборник циркуляров и инструкций Министерства внутренних дел. Т. 1. СПб., 1854; Гражданские законы (Свод законов, Т. X. Ч. 1.) с разъяснением их по решениям Правительствующего Сената. Изд. 14. СПб., 1880; Свод военных постановлений 1869 г. СПб., 1902; Горяйнов С.М. Уставы о воинской повинности. СПб., 1913 и др.
5 См.: Ульянов И.И. Воин и русская женщина в обрядовых причитаниях наших северных губерний // Живая старина. Пг., 1914. Вып. 3—4. С. 251—253; Beartrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record // Sr. 49. 1990. P. 58—73; Причитания северного края, собранные Е.В. Барсовым. Т. 2. Рекрутские и солдатские причитания. М., 1997. С. 38—45 и др.
6См.: РостовскаяМ.Ф. Солдатка. СПб., 1863; НекрасовН.А. Стихотворения. (Арина—мать солдатская и др.). М., 1985; Толстой Л.Н. Три дня в деревне. М., 1993; Са-билоИ.И. Солдатка. СПб., 1994; ЦыбоМ.Е. Солдатка. Одесса, 1991 и др. Отражению темы «Женщина и война» в поэзии военной поры посвящен сборник: «Женщина и война в поэзии и повседневности Первой мировой войны 1914—1918 гг.». Авторы-составители — А.И. Иванов, П.П. Щербинин. Тамбов, 2001.
7 Из зарубежных исследователей отметим работы Виртшафтер Э.К.: (Kimerling Е. Soldier's Children, 1719—1856: A study of social engineering in imperial Russia // Forschungen zur osteuropaische Geschichte. № 30. 1982. P. 61—136. Ее же: Social Misfits: Veterans and Soldiers’ Families in Servile Russia // The Journal of Military History. April 1995. P. 215—236. Ее же. Виртшафтер Э.К. Социальные структуры: разночинцы в Российской империи. Пер. с англ. Т.П. Вечериной. Под ред. А.Б. Каменского. М., 2002 и др. Среди публикаций последних лет выделим исследования тамбовских историков: Акользиной М.К. Солдатки г. Моршанска в первой половине XIX в. // Армия и общество. Материалы международной научной конференции. Отв. ред. П. Щербинин. Тамбов, 2002. С. 60—63; Морозовой Э.А. Военные в структуре населения торгово-промышленного села первой половины XIX в. (на примере с. Рас-сказово Тамбовской губернии) // Армия и общество. С. 37—42 и др.
27
П. П. Щербинин
И.Е. Репин «Возвращение солдата».
службы, рекрутские наборы в армию означали судьбу, похожую на вынесение смертного приговора рекруту и его жене. Рекрут, который должен был отслужить в армии 25 лет, вполне предвидел, что никогда больше не увидит свою семью. Судьба солдатки считалась худшей даже, чем судьба вдовы - в крестьянской культуре предполагалось, что овдовевшая невестка быстро выйдет замуж вторично, тогда как солдатку ожидало одинокое будущее и неприкаянность8. По подсчетам американского историка С. Хока, в годы массовых рекрутских наборов солдатки составляли значительную часть молодых женщин, которые по своему статусу были близки к вдовам9.
8 Beartrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record // Sr. 49.1990. P. 59.
9 Хок С. Крепостное право и социальный контроль в России: Петровское, село Тамбовской губернии. Пер. с англ. М., 1993. С. 21.
28
Военный фактор р повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Современники однозначно негативно оценивали отношение населения к рекрутским наборам и тем страданиям, которые они привносили в жизнь россиян и россиянок. В период проведения набора царило отчаяние семейств, народная скорбь, вопли, плачи и уныние10. Особое потрясение вызывала и неожиданность самих наборов, что создавало постоянную угрозу для семейного благополучия и лишало перспективы сотни тысяч мещанских и крестьянских семей. Этнографические описания проводов на военную службу показывают, что новобранцев оплакивали... как мертвецов или людей, заранее приговоренных к смерти, а сами проводы рекрута носили чисто погребальный характер11. По справедливому замечанию Р. Пайпса, русский крестьянин смотрел на рекрутчину как на настоящий смертный приговор12. Не случайно, солдатка после призыва мужа на службу должна была носить траурную белую или черную одежду без украшений13. У женщины, ставшей рекруткой (солдаткой), вырабатывался особый тип поведения и повседневнобытовой социализации на новом, «несчастном и неприкаянном» этапе ее жизни.
С военно-организационной точки зрения истории рекрутских наборов уделялось немало внимания в исследованиях14. Однако изучения влияния рекрутчины на повседневную и семейную жизнь россиян и россиянок почти не проводилось15. Между тем рекрутчина, как и в целом военная политика российского госу
10 См.: Столетие Военного министерства (1802—1902). Т. 4. Ч. 1. Кн. 1. приложение № 2.
11 Валушок В.Г. Инициации древнерусских дружинников // Этнографическое обозрение. 1995. № 1.
12 Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993. С. 164.
13 Русский традиционный костюм: Иллюстрированная энциклопедия / Авт. — сост. Н. Соснина, И. Шангина. — СПб., 1998. С. 11.
14 Зайончковский П. Военные реформы 1860—1870 годов в России. М., 1952; Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XIX в. М., 1973; John Shelton Curtiss, The Russian Army under Nicholas I, 1825—1855. Durham, 1965; Dietrich Beyrau, Militaer und Gesellschaft im Vorrevolutionaeren Russland, Koeln, 1984; John L. H. Keep, Soldiers of the Tsar: Army and Society in Russia, 1462—874. New York, 1985; Bruce W. Menning, Bayonets before Bullets: The Imperial Russian Army, 1861 —1914. Bloomington, 1992 и др.
15 К редким исключениям можно отнести работу Александрова В. А. Сельская община в России (XVII— начало XIX в.). М., 1976.
29
П. П. Щербинин
дарства, оказывала колоссальное влияние на семейную жизнь, повседневные реалии сотен тысяч «обыкновенных» людей16. Российская армия и милитаризм требовали для себя новых жертв и не считались с положением, проблемами и настроениями российского населения17. По замечанию В.В. Лапина, армия и военные доминировали во многих сферах жизни российского общества, оказывая серьезное воздействие как на модернизационные процессы в стране, так и на жизнь отдельных людей18. Вне сомнения, рассмотрение воздействия военного фактора на общество сквозь призму женского восприятия и повседневной жизни россиянок позволит выявить особенности и характерные черты развития не только российского социума в целом, но индивидуальные, личные мотивы, поведение, стратегии выживания рядовых людей и семей в XVIII - начале XX в.
Описание и интерпретация жизни «обычной солдатской жены» требуют уточнения социальной и сословной принадлежности этой категории россиянок, судьбы которых подверглись мощному непреодолимому воздействию милитаризма, а повседневная жизнь представляла собой нечто отличавшееся от социокультурных реалий других «невоенных» женщин. С известной долей условности можно было разделить все замужнее женское население России в XVIII - начале XX в. на три группы: 1) женщины, мужья которых уже служили в армии; 2) россиянки, которые с тревогой и опаской ждали часа неминуемого «изъятия» главы семьи для военных надобностей; 3) жены, мужья которых по состоянию здоровья, льготам и другим причинам не могли служить «пушечным мясом», и именно эти женщины считали себя самыми счастливыми и удачливыми. Очевидно, что ни одна женщина податного сословия не могла быть спокойна, пока ее муж находился в
16 См. фундаментальное исследование немецкого историка Дитриха Байрау: Dietrich Beyrau, Militaer und Gesellschaft im Vorrevolutionaeren Russland, Koeln, 1984.
17 Отметим, что даже при создании военных поселений, власти декларировали свое желание «отвратить тягость, сопряженную с ныне существующей рекрутской повинностью, по коей поступившие на службу должны находиться в отдалении от своей родины, в разлуке со своими семействами...». — Цит. по кн. Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XIX в. М., 1973. С. 37.
18 Лапин В. Если бы не военные, то было бы плохо // Родина. 1993. № 1. С. 86-93.
30
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
«призывном возрасте» и мог в любой момент угодить под «красную шапку»19.
Отдача мужа в рекруты или солдаты коренным образом меняла статус россиянок, внося в их жизнь необходимость приспосабливаться к новым непривычным условиям, вызывая не только боль, грусть и печаль по любимому человеку, но и поиск путей адаптации и трансформации всего прежнего образа жизни, лавирования и выбора индивидуальных способов противодействия правовому, административному и общественному давлению, которому подвергалась любая солдатка, став представительницей военного сословия.
Кто же принадлежал в России к военному сословию и каково было его социально-правовое положение? В целом в Российской империи к «военному сословию» принадлежали, кроме регулярных войск, находящихся на действительной службе, все бессрочно отпускные и отставные нижние чины и их семьи, а также все население казачьих войск. Численность военного сословия несколько колебалась и зависела от внеочередных наборов, масштабов ведения военных действий, численности русской армии20. Представители военного сословия не платили податей, имели особое управление и считались принадлежащими военному ведомству21. Система учета представителей «военного сословия» затруднялась тем, что оно не входило в число законодательно закрепленных сословных групп (дворянство, крестьянство, духовенство, купечество и др.), но существовало наделе и подлежало обязательной переписи.22. Очевидна была заинтересованность государства в самообновляющемся военном сословии. И не случайно, особенно тщательно правительство
19 Термин «красная шапка» употреблялся в период действия рекрутчины в значении попадания в рекруты. Слово «красная» означало не цвет, а «красивая, нарядная»: в отличие от гражданского головного убора военный отличался красочностью и яркостью — Федосюк Ю.А. Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX в. М., 1998. С. 113.
20 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVTII —начало XX в.). Т.1. СПб., 1999. С.129.
21 Подробнее о военных и членах их семей см.: Wirtschafter Е. К. Social Misfits: Veterans and Soldiers’ Families in Servile Russia // The Journal of Military History. № 59. April 1995. P. 215—235.
22 Статистические таблицы Российской империи, изданные по распоряжению МВД Центральным статистическим комитетом. Вып. 2. Наличное население империи за 1858 г. СПб., 1863. С. 264.
31
П. П. Щербинин
следило за «потомством» солдатских семейств, рассчитывая на непременное пополнение им российской армии23.
К середине XIX в. военное сословие составляло четырнадцать процентов городского населения и около семи процентов сельского населения Российской империи. Причем распределение военного сословия по стране было неравномерным и определялось военностратегическими потребностями страны (размещением войск в столицах, на границе и т. п.), неравномерностью самих рекрутских наборов, от которых зависело потом и число отставных и бессрочно отпускных нижних чинов, из которых большинство проживало на родине со своими семьями24. Так, к 1858 г. в России насчитывалось 4590000 представителей и представительниц военного сословия (2720000 мужчин, 1970000 женщин). В процентном отношении представители военного сословия относились к общему числу жителей следующим образом: на Кавказе - 13 процентов, в Сибири -8,6 процента, в Европейской России - 6,3 процента. Если же анализировать численность военного сословия по губерниям, то наибольшее представительство военных сословий было в Земле войска Донского (65,1 процента), Оренбургской губернии, (28,9 процента), Санкт-Петербургской (14,1 процента), а наименьшее — (в Ковенс-кой губернии (2,4 процента). Понятно, что военное сословие составляло значительный процент в местностях, где традиционно проживали казаки (на Дону, в Оренбургской губернии, на Кавказе и в Сибири). Другой причиной концентрации военного сословия в отдельных регионах (Санкт-Петербургская, Московская, Витебская губернии) являлось размещение регулярных войск в стратегических пунктах, что нарушало равномерное распределение военных сословий по стране. Оказывали влияние на численность военного сословия в Новгородской, Киевской, Подольской, Херсонской, Харьковской губерниях организованные там военные поселения. Кроме того, важной причиной неравномерного распределения военного сословия в России являлись и сами рекрутские наборы, проводившиеся нерав
23 Kimerling Е. Soldier's Children, 1719—1856: A study of social engineering in imperial Russia If Forschungen zur osteuropaische Geschichte. № 30. 1982. P. 66.
24 См.: Статистические таблицы Российской империи, изданные по распоряжению МВД Центральным статистическим комитетом. Вып. 2. Наличное население империи за 1858 г. С. 312.
32
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
номерно в разных губерниях. От этих наборов зависела и численность солдаток, бессрочно отпускных и отставных солдат, возвращавшихся, как правило, на родину и проживавших там со своими семействами. Большинство отпускных и отставных солдат проживало вместе со своими семьями в Тверской, Смоленской, Костромской, Курской, Воронежской и Тамбовской губерниях25.
При подсчете военного сословия встречались сложности, связанные с запутанностью сословных границ и семейных связей, а также недостатками организации статистического учета. Это приводило к серьезным расхождениям при уточнении перечня лиц, относящихся к военному ведомству26. Невозможность знать точно число солдаток, отставных, отпускных солдат и кантонистов признавало и само военное ведомство. Да и местные власти доносили, что отчеты полицейских управлений, статистических комитетов о количестве представителей и представительниц военного сословия часто наполнялись цифрами произвольными, решительно ни на чем не основанными27. Иногда «пропадали без вести», терялись десятки, сотни, а то и тысячи людей, которым приходилось потом доказывать свою сословную или ведомственную принадлежность. Ошибки и недоучет «военной собственности» обычно выявлялись при очередном рекрутском наборе, когда призыву подлежали те, до кого не дошла очередь или, напротив, от призыва освобождались обязанные служить кантонисты (солдатские дети)28. Даже правительство вынуждено было признать, что численность многих представителей военного сословия в России, в том числе отставных солдат, было «трудно определить»29.
25 Щербинин П.П. Военное сословие в социальной структуре российского общества в середине XIX в. (на материалах Тамбовской губернии). // Население и территория Центрального Черноземья и Запада России в прошлом и настоящем. Воронеж. 2000. С. 40—42.
20 Западная историография подробно рассмотрела место и роль военного сословия в социальной структуре Российского общества. — См.: Dietrich Beyrau, Militaer und Gesellschaft im Vorrevolutionaeren Russland, Koeln, 1984; John L.N. Keep, Soldiers of the Tsar: Army and Society in Russia, 1462—1874. New York,1985; Eric Lohr and Marshall Poe The Military and Society in Russia 1450—1917. Boston, 2002 и др.
27 См.: Протокол заседания Тамбовского губернского статистического комитета. 22 мая 1867 г. Тамбов, 1867. С. 6.
28 Подробнее о солдатских детях речь пойдет в разделе II второй главы.
29 Предположения о новом устройстве быта нижних чинов, оканчивающих обязательный срок службы. СПб., 1864. С. 17.
33
П. IL Щербинин
Впрочем, в XVIII - XIX вв. изменения в сословном статусе и зачисление женщины в военное сословие несли солдатке освобождение. Так, если она была крепостной, то после призыва мужа на службу становилась свободной, но принадлежащей, как и все дети, рожденные ею после ухода мужа в армию, военному ведомству30.
Отметим, что россияне и россиянки в XVIII - первой половине XIX в. достаточно хорошо знали права военного сословия. Невыполнение помещиками обязательств освобождать солдатских жен от крепостной неволи при призыве мужа в рекруты или в ополчение вызывало многочисленные судебные тяжбы, а в некоторых случаях и волнения. Так, в декабре 1812 г. в г. Чембар Пензенской губернии ратники второго полка пензенского ополчения отказались давать присягу, так как не произошло ожидаемого ими освобождения их жен от крепостной зависимости. Став солдатами, ратники надеялись что их жен освободят. Когда же этого не случилось, они восстали31.
По мнению известной американской исследовательницы Э.К. Виртшафтер, для семьи рекрута правовые и социально-экономические последствия призыва наступали практически немедленно: каждый рекрут оказывался потерянным как работник, налогоплательщик, отец и муж. Как бы ни различалось это воздействие на отдельное домохозяйство, до следующей ревизии семья рекрута и община оказывались ответственными за его часть подушной подати. Сложным было положение и его жены, детей и престарелых родителей, которые практически оказывались на грани нищеты. В правовом отношении и на деле рекрут и его жена, если она у него была в момент призыва на военную службу, не «освобождались», а исключались из числа членов своей общины32. Таким образом, солдатка
30 См. подробнее: Щербинин II.П. Военное сословие в социальной структуре российского общества в середине XIX в. (на материалах Тамбовской губернии) // Население и территория Центрального Черноземья и Запада России в прошлом и настоящем. Воронеж, 2000. С. 41.
31 См.: Семеновский В.Н. Волнения крестьян в 1812 г. и связанные с Отечественной войной // Отечественная война и русское общество. 1812—1912. Т. 5. М., 1912. С. 101.
32 См.: Виртшафтер Э.К. Социальные структуры: разночинцы в Российской империи. Пер. с англ. Т.П. Вечериной. Под ред. А.Б. Каменского. М., 2002. С. 103.
34
Вое и н ый фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
освобождалась часто не только от крепостной зависимости, но и от всякой возможной поддержки крестьянского или мещанского общества. Не случайно, современники отмечали, что «сословие солдатских жен, бесспорно, самое несчастное и неопределенное сословие в государстве»33.
Заметим, что еще в XVIII в. имелось немало проектов по сокращению сроков службы рекрутов, но против этого категорически выступали помещики. Хотя они и теряли при рекрутском наборе и рекрута, и его жену-солдатку, если они были крепостными, но при сокращении сроков службы и увеличении количества наборов, их потери были бы еще более значительными34. Военное сословие, таким образом, являлось, с одной стороны, вполне самостоятельным, но, с другой стороны, было объектом противостояния государства и помещиков35. Это сословие являлось важной составной частью российского общества, но имело собственное правовое и социальное положение, характерные поведение и образ жизни, вызывало неоднозначное отношение в обществе.
Как проявлялся этот новый полувоенный статус россиянок? Что представляла собой повседневная жизнь солдатки (рекрутки)? Насколько «свободна» была солдатская жена в праве выбора места жительства и профессиональной деятельности? Как относилось социальное окружение солдатки (община, мещанство, помещики и т. д.) к повседневной жизни таких женщин? Как складывались семейнобрачные отношения солдаток?
Солдатские жены, получая юридическую свободу, как «свободные» женщины, которые больше не зависели от помещика и податной общины, попадали под власть военных властей и формально до 1866 г. могли проживать вместе со своими мужьями, в том числе и следовать за ними в армию36. Брачные узы считались святыми, и военные, гражданские и церковные власти не решались
33 Предположения о новом устройстве быта нижних чинов, оканчивающих обязательный срок службы. СПб., 1864. С. 13.
34 Какбузан В.М. Крепостное население России в XVIII — 50-х гг. XIX в. (численность, размещение, этнический состав). СПб., 2002. С. 41.
35 Бесов А. Сословия России в конце XIX — начале XX в. М., 1993. С. 15.
3(3 См.: Брандт П. Женатые нижние чины// Военный сборник. 1860. № 12. С. 357.
35
П. П. Щербинин
запрещать жене быть при муже37. Подобное положение было с явным недовольством встречено помещиками, которые теряли не только своего бывшего крепостного, взятого в армию, но и его жену. В случаях, когда в солдаты тайно записывался крепостной крестьянин, военное начальство отказывалось возвращать его из армии. Помещики бомбардировали правительство прошениями с просьбой оставлять им хотя бы жен этих «самовольных» солдат. В 1700 г. решено было: если солдаты станут просить «о поставке их жен, таких жен от помещиков не отбирать». Заметим, что по первым рекрутским указам можно было брать в армию только холостых рекрутов, но уже с 1707 г. допускался и призыв женатых мужчин, так как холостых оказалось для призыва явно не достаточно, а потребности армии диктовали важность скорого ее пополнения. Не случайно, уже в первых петровских указах о рекрутских наборах отмечалось, что часто новобранец отправлялся к месту службы с женой и «робятишками»38. Однако фактически все было гораздо сложнее и упиралось, прежде всего, в экономическую составляющую совместного проживания супругов, реальные возможности солдата содержать жену и детей.
Свидетельством значительного числа женатых призывников-рекрутов в начале XVIII в. был текст указа 1704 г., в котором провиантские дачи различались на две категории: для женатых и холостых воинов. Семейным выдавалось от казны по 5 четвертей (580 кг) хлеба в год, а неженатым - только 3. Однако волокита в выдаче казенного провианта ставила порой детей и жен ушедших в поход рекрутов в крайне тяжелое положение. Власти отмечали, что в 1707 г. из-за отсутствия в государственных амбарах-магазинах хлеба «жены и дети солдат «помирают голодной смертью»39. Вскоре тяготы Северной войны заставили правительство вообще отказаться от выдачи хлебного жалованья солдаткам и их детям.
37 Впрочем, уже в 1764 г. нижним чинам было запрещено вступать в браки без согласия полковых командиров. См.: Савельев А. Юридические отношения между супругами по законам и обычаям великорусского народа. Нижний Новгород, 1881. С. 31.
38См.: Столетие Военного министерства. 1802—1902. Главный штаб. Исторический очерк. Ч. 1. Кн. 1. СПб., 1902. С. 33 — 44.
39 См.: Быт русской армии XVIII — начала XX века / Автор-составитель С.В. Кар-пущенко. М., 1999. С. 88—89.
36
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX нека
С 1711 г. разрешено было сданных в армию женатых рекрутов заменять холостыми40. А в 1722 г. последовало уточнение о том, что жена могла следовать за мужем только после того, как он обживется на новом месте, и если на то придет «требование полков». С 1744 г. жены рекрутов должны были оставаться на прежних местах. Положение оставшихся на прежнем месте жительства солдатских жен было незавидным. Иногда они даже не знали, живы их мужья или нет, и кто они: солдатки или солдатские вдовы41.
Только в 60-е гг. XVIII в. полковых командиров обязали направлять уведомления о смерти солдат их женам42. Однако оно выполнялось далеко не всегда, что способствовало тому, что солдатка оставалась вечной вдовой без права попытаться заново устроить свою судьбу. Начиная с правления Екатерины II, вдовам выдавалось единовременное денежное пособие, хотя не было достаточно эффективного механизма, по которому солдатка узнавала бы, что же случилось с ее мужем. По мнению Э.К. Виртшафтер, жизнь 19-летней вдовы сержанта Матрены в «Пригожей поварихе», написанной М.Д. Чулковым, отражала эти трудности. Хотя у нее был титул жены сержанта, но не было средств к существованию, т. к. ее муж не был ни дворянином, ни землевладельцем. Объясняя ситуацию, в которой она оказалась, Матрена отмечала: «Мое несчастье кажется мне невыносимым, т. к. я ничего не знала о человеческих отношениях и не могла найти себе места. Я стала вольной, потому что нас не определили к какой-либо должности». Рассказ Матрены не совсем точен. Как вдова, она могла вновь выйти замуж и вернуть себе положение в обществе. Но для солдатки, которая не могла вновь выйти замуж официально, без подтверждения смерти ее мужа, условия жизни могли быть еще более ужасными и неопределенными43.
Спустя сто лет, в 60-е гг. XIX в., было выпущено специальное распоряжение Военного совета, в котором впервые в российском
40 Столетие Военного министерства. 1802 — 1902. Ч. I. Кн. 1. Отдел I. СПб., 1902. С. 63.
41 Так, например, в 1707 г. шлиссельбургские бомбардиры просили начальство отпустить их в Москву, «понеже они устарели и с женами, и с детьми не виделись тому уже 8 лет» — См.: Быт русской армии XVIII — начала XX века. С. 29.
42 Зорин А.Н. Города и посады дореволюционного Поволжья. Казань, 2001. С. 68.
43 Wirtschafter Е.К. Social Misfits: Veterans and Soldiers* Families in Servile Russia // The Journal of Military History 59. April 1995. P. 228—229.
37
П. IL Щербинин
законодательстве был уточнен статус солдатской вдовы. Командирам воинских частей, имевшим безвестно отсутствующих нижних чинов войны 1853—1856 гг., у которых были по спискам жены, велено было «...изготовить им вдовьи виды, по прилагаемой при сем форме, и без всякого замедления выслать эти документы солдаткам через городские и уездные полиции, по месту жительства каждой вдовы, поясненному в списках»44. Учли, наконец, военные власти и интересы солдаток, которые 20, 30 и более лет не имели сведений о своих мужьях. Решено было считать таких нижних чинов безвестно отсутствующими, а женам их «предоставить права солдатских вдов, с выдачей им вдовьих билетов от командира местных батальонов внутренней стражи, па основании только справок с казенными палатами»45.
Особенности повседневной семейной жизни русского солдата XVIII—XIX вв. Безусловно, к месту службы мужа-рекрута ехали лишь те женщины, которые могли решиться расстаться с привычным укладом жизни, с родными местами и родственниками. Как правило, приезжала к мужу бездетная солдатка, так как наличие детей сдерживало ее социальную мобильность и требовало поиска средств к пропитанию в месте постоянного проживания.
Интересно, что и жена солдата, была ли она приведена им из родной деревни, города, вышла ли замуж уже за воина, попадала в зависимость от полкового командования и получала социальный статус «солдатская жена», «солдатка»46. Такая женщина уже не имела права распоряжаться своей судьбой, как ей заблагорассудится. Она могла, конечно, подыскивать себе место проживания вне полка, но только с разрешения командира полка. Те же ограничения были и при поиске работы для солдатской жены. В середине XVIII в. существовала специальная инструкция для командиров полков, чтобы они подыскивали работу для солдатских жен в пределах полка. Этим решалось несколько задач: не разбегались по сторонам сол-
44 Православное обозрение. 1863. Декабрь. С. 218.
45 Там же. С. 219.
46 Солдатские жены упоминаются и в сенатских докладах 1711 г. — См.: Доклады и приговоры, состоявшиеся в Правительствующем Сенате в царствование Петра Великого, изданные Императорской академией наук под ред. Н.В. Калачова. T. 1. СПб., 1880. С. 221,279—280.
38
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
А. Гебнес. Сцена в лагере под Красным Селом, 1849 г.
датки со своими детьми, обязанными затем служить в армии, да и в полковом хозяйстве при помощи умелых женских рук наводился порядок. Женщинам поручались шитье и стирка для солдат белья, вязание чулок, шитье палаток и чехлов для них и др. В результате, говорилось в инструкции, солдатские жены «довольное пропитание иметь будут, получая надлежащую плату, и по другим местам раз-бродиться причин иметь не будут»47.
В XIX в. лишь некоторые из солдатских жен находили применение своему труду в самом полку, чаще всего стирая белье, занимаясь рукоделием, ухаживали за больными солдатами, другие — устраивались на фабрики, которые располагались недалеко от места дислокации полка ее мужа, либо занимались мелкой торговлей или
47 См.: Быт русской армии XVIII — начала XX века. С. 27.
39
П. II. Щербинин
нанимались в услужение. Но все же большинство женщин не могли найти себе самостоятельного заработка и рассчитывали лишь на квартирное и пищевое довольствие, которое по закону полагалось семейным солдатам.
Если воинская часть располагалась на натуральном постое у городских или сельских обывателей, то еще со времен Анны Иоанновны для женатых солдат полагались дополнительные площади. Представляется весьма занятным, как правительство рассчитывало ценность семьи солдата по отношению к нему самому. Так, по законам середины XVIII в., которые сохраняли свою силу вплоть до отмены постойной повинности во второй половине XIX в., семейства нижних чинов — жены, сыновья до 14 лет и дочери-девицы — должны были помещаться вместе с солдатами в покои и входили с ними в общий расчет (жену считали за одного солдата; трех дочерей, «ко-ликих бы лет оныя ни были», также за одного солдата). При этом подтверждалось, чтобы женатых с женами и с детьми больше четвертой доли на одной квартире не было, «дабы хозяева от того не имели один перед другим излишнего отягощения». Заметим, что забота правительства не была связана с пониманием важности совместного проживания супругов, а лишь отражала стремление правительства контролировать солдатское потомство. Не случайно в указах Анны Иоанновны подчеркивалось: «...женам солдатским невозможно неприлично жить в казармах, но от разлучения их с мужьями пропадает много солдатских детей, которые потом могли бы быть обращены в службу». Таким образом, проясняются причины того, что военные власти не возражали против совместного проживания солдат и солдаток в расположении частей. В этот период, по наблюдениям некоторых исследователей, около половины военнослужащих были женатыми и проживали со своими семьями в избах или комнатах, находясь на постое или в солдатских слободах48.
Если семья солдата жила при нем, то ей, кроме квартирного пособия, должны были выдавать еще денежное и пищевое довольствие: 1) квартирные деньги, если воинская часть не могла предоставить казенного жилья; 2) приварочные деньги на продукты; 3) паек из двух четвертей муки и двух с половиной гарнцов круп в месяц. Если
48 См.: Быт русской армии XVIII — начала XX века. С. 23.
40
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века муж уходил со своей частью в поход, то от казны его семье выделялось помещение, в котором могли жить жена и сыновья до 14 лет, а дочери — до замужества49.
На детей солдат в первой половине XIX в., в зависимости от возраста, полагался добавочный паек — один рубль. После 1860 г. паек был увеличен до одного рубля двадцати семи копеек. Кроме того, указом от 7 апреля 1857 г. добавили денег на содержание детей солдат. Так, детям до 7 лет полагалось по три рубля пятьдесят копеек, а от семи до одиннадцати — семь рублей в год. Детям-сиротам от военного ведомства полагалось платить от семи до четырнадцати лет по двенадцать рублей, а до семи лет — восемь с половиной рублей.
Нанимать квартиру для проживания семьи всегда было очень дорого, и большая часть солдатских семей жила в крайней тесноте и испытывала немало неудобств. В первой половине XIX в. многие солдатские семьи нанимали так называемые углы или части комнат, платя за это неприхотливое помещение от 1 руб. 50 коп. до 2 руб. 50 коп. в месяц, с хозяйскими дровами. Другие, которых судьба наделила большими средствами к жизни, имели от хозяев, хотя и небольшие, но все-таки отдельные комнатки с платой от 3 до 5 руб. в месяц. Наконец, самые оборотистые и зажиточные солдаты — а таких в полках всегда было очень немного — сами уже нанимали отдельную квартиру в несколько комнат и держали жильцов и нахлебников, рассчитывая плату с них таким образом, чтобы комната, занимаемая ими самими, обходилась даром50.
Конечно, у солдата было совсем немного времени, чтобы проводить его со своей семьей. С утра и до обеда он был занят вместе со своими сослуживцами обучением, гимнастикой, строевыми занятиями и только к обеду получал возможность прийти на квартиру к своей семье. Побыв там часа два-три, он снова должен был спешить в роту на занятия: сборку и разборку оружия и т. п., которые продолжались почти до ужина. Поужинав дома, солдат снова спешил в полк к восьми вечера на вечернюю перекличку. Только после этого солдат мог обратиться к командиру за разрешением уволиться из роты для ночлега со своим семейством.
49 Михайлов М.М. Указ. соч. С. 156.
50 См.: Брандт П. Указ.соч. С. 377.
41
П. II. Щербинин
Таким образом, нижние чины оказывались занятыми значительную часть дня в казармах, мало видели свои семьи и почти не помогали жене в ведении домашнего хозяйства. По наблюдениям полковых офицеров, именно солдатские жены являлись опорой солдатской семьи: они откладывали деньги на насущные нужды, они же кормили мужа и детей, выполняли все работы по дому. Положение детей нижних чинов было незавидным: отец немного времени бывал дома, мать слишком была занята хлопотами по хозяйству и другими работами, и поэтому дети весьма часто оставались без всякого присмотра. Они нередко подвергались ушибам, вывихам, ожогам и другим случайностям, которые родители не в силах были предупредить и смотрели на подобные происшествия довольно равнодушно.
Приведем одну из семейных солдатских историй, которая вполне отражает те межличностные проблемы, с которыми сталкивались семьи военнослужащих при совместном проживании в армии. Один из лучших солдат полка Семенов, став унтер-офицером, через несколько лет после этого выписал свою жену с родины для совместного с ней проживания. Их переписка продолжалась долго, и, вероятно, жена не очень спешила ехать к мужу в полк, но все же в итоге приехала и поселилась с мужем на вольнонаемной квартире. Жена была хороша собой, знала разные рукоделья, которым научилась «в горничных», была расторопна и внимательна к мужу и весьма хорошо вела свое небольшое хозяйство. Средств для этого тоже было достаточно, тем более, что она отлично стирала белье, и многие охотно поручали ей эту работу. Настроение унтер-офицера Семенова резко улучшилось, но вся эта идиллия продолжалась недолго. Время от времени до ротного командира стали доходить разные жалобы то со стороны мужа на поведение жены, то со стороны жены на притеснения и побои мужа. Так продолжалось около года, красивое лицо жены Семенова иногда покрывалось такими синяками, что надо было принимать какие-то меры. Но вдруг Семенов, всегда прежде прилежный на службе, стал пить, буянить, отлучаться без разрешения из казармы. За свои проступки он был отдан под военный суд, разжалован в рядовые и отправлен служить в другой гарнизон.
Уже спустя некоторое время выяснилось: солдат Семенов, желая прекратить связь жены с посторонним человеком, намеренно нару-
42
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века шал устав, чтобы добиться перевода на новое место51. Подобная история отражает сложности и проблемы, с которыми сталкивались военнослужащие при совместном проживании со своими женами в армии. Измены мужа-солдата и его жены были нередким явлением, что приводило порой к резкому ухудшению внутрисемейного климата.
Кроме этого, между солдатками постоянно возникали ссоры и недоразумения из-за очередности пользования печкой и по другим причинам совместного проживания. Полковое начальство было завалено жалобами солдаток друг на друга, а нередко — и на своих мужей, которые вымещали на женщинах свою усталость от службы или просто плохое настроение. К тому же многие солдаты подозревали своих жен, часто небеспочвенно, в изменах и легком поведении, что приводило нередко к трагическим развязкам. Нередкими были случаи избиения солдатами своих жен, живших при них52.
Современники отмечали не всегда осознанный выбор солдата при женитьбе во время службы в армии. Интересно, что, если парень женился до службы в армии, то невесту, как правило, для него выбирали родители, и воля отца была законом. Находящийся на службе солдат, казалось бы, был совершенно свободен в выборе своей будущей жены, но у него почти не было времени на встречи, ухаживания, более близкое знакомство со своей невестой. И иногда, общаясь с девушкой лишь два-три раза, солдат сразу же подавал рапорт начальству о дозволении жениться на ней, обосновывая свою решимость и свои мнения о невесте на рекомендациях своих и ее знакомых, нередко подкрепляя свою просьбу тем, что уже потратил много средств на приготовления к свадьбе и знакомство с родственниками невесты. Понятно, конечно, что подобная поспешность и неосмотрительная неразборчивость в таком важном деле, как женитьба, не приносили добрых последствий, и потому выходило иногда по поговорке: «Женился Данила на скорую руку, на долгое горе-терпенье да муки»53.
61 Там же. С. 378.
62 Одна из таких жалоб солдатки за 1752 г. сохранилась в фонде отдела Верховного управления. — См.: Российский государственный архив древних актов. Ф. 20. On. 1. Д. 188. Представляется примечательным, что солдатка жаловалась на истязания своего мужа и получила достойное разбирательство своего дела и защиту полкового начальства.
53 См.: Брандт П. Указ.соч. С. 368.
43
II. П. Щербинин
Квартирные пособия были невелики и рассчитаны на то, что у семьи солдата есть дополнительные источники финансирования (помощь большой семьи, родителей, заработки жены солдата), так как на выделяемую сумму прожить было нельзя. Казенные же квартиры, выделяемые семьям солдат, были очень неудобными. Часто это были те же солдатские казармы, перегороженные деревянными перегородками. Даже в гвардейских полках в одной комнате обычно жили несколько солдатских семей, не всегда отделенных даже деревянными перегородками и пользующихся для приготовления пищи одной печкой51. При этом из-за большой скученности людей в этих бараках нередко возникали эпидемии.
Сложности для семейной жизни солдата и тяжелые условия для совместного проживания, отсутствие средств приводили к тому, что большинство женщин-солдаток оставалось на прежнем месте жительства. Наверное не случайно, если жена не поехала за мужем сразу после призыва, то при ее вызове потом воинское начальство предварительно рассматривало экономическое состояние семьи и могло запретить ее приезд.
И все же регламентация семейных отношений солдат изредка сталкивалась с проявлениями чувств и попытками военнослужащих самостоятельно и незамедлительно обрести семью. Архивные документы содержат сведения о том, как проводились специальные расследования о женившихся без дозволения начальства военнослужащих. Так, гренадер Г. Бовыкин подвергся взысканию в 1752 г. за самовольную отлучку и женитьбу. Смягчено наказание было лишь благодаря тому, что солдат сам явился к начальству и во всем признался54 55. Аналогичное разбирательство вынужден был проводить и наместник Г.Р. Державин. Так, комендант Коновалов в 1779 г. докладывал тамбовскому наместнику Г.Р. Державину о самовольной отлучке солдата Марка Григорьева и самовольной женитьбе на девке купца Бородина крестьянке Акулине Терентьевой. Солдат пробыл в отлучке около 9 часов и, по закону, подлежал наказанию шпицрутенами, пройдя два раза сквозь строй из 500 человек, но наместник счел такое наказание слишком стро-
54 См.: Брандт П. Указ.соч. С. 356—357.
55 Российский государственный архив древних актов. Ф. 20. On. 1. Д. 187.
44
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века гим, приговорив солдата лишь к наказанию палками при собрании команды, и оставил его в прежней должности56.
Браки солдат определялись не военными, а гражданскими законами Российской империи, но при этом требовалось соблюдение следующих условий: подача рапорта и получение разрешения от военного начальства; наличие свидетельства о согласии невесты солдата и родителей на брак; достижение невестой 16-летнего возраста; согласие податного общества об отдаче невесты замуж за солдата57.
И все же главным фактором, влиявшим на семейный статус солдата, было его материальное положение. Не случайно, большинство солдат принимали решение и получали дозволение начальства на брак лишь при обретении более высокой должности, а также при приискании себе богатой невесты. Как отметил в своем исследовании о женатых нижних чинах П. Брандт, почти во всех полках значительную часть женатых составляли: фельдфебели, фельдшеры, мастеровые, которые обрели семьи именно после получения этих званий и должностей58. В воспоминаниях русских офицеров также упоминается о том, что женатыми были в частях именно унтер-офицеры, которые уже могли содержать своих жен и детей59.
Солдатские дети нередко могли кормиться на полковой кухне. Если же умирала мать-солдатка, то дети часто оставались на попечении отца и других членов семьи солдата. Одну из таких историй рассказал бывший кантонист Бахмутов. Он сам родился в семье унтер-офицера, тоже в прошлом кантониста, и жил вместе с родителями при воинской части. В семье солдата было семеро детей. Вместе с ними жила и мать солдата. После смерти жены унтер-офицер не стал жениться, да и вряд ли кто-то захотел бы пойти за вдовца-солдата с такой оравой детей. Иногда бабушка зарабатывала на поденной работе 20—30 коп., и этого хватало на целую неделю, но чаще всего десятилетняя старшая сестра при первых звуках барабана вела детей на полковую кухню, куда собиралось еще несколько десятков солдатских детей-сирот. Дети
56 Государственный архив Тамбовской области (далее — ГАТО). Ф. 2. Оп. 140. Д. 141. Л. 9—10.
57 Михайлов М.М. Военные законы. СПб., 1861. С. 125.
58 См. Брандт П. Указ. соч. С. 358.
59 Эвальд А. Повесть о том, как я командовал ротой // Отечественные записки. 1862. Март. С. 1—57.
45
П. П. Щербинин
дожидались, когда пообедают солдаты, а потом их кормили казенным обедом. Офицеры и солдаты полка не возражали против этого «полулегального пайка». Сердобольные солдаты снабжали детей и своими старыми вещами60.
Заметим, что офицеры признавали благотворное влияние семейной жизни на нравственность, поведение солдата и его отношение к службе. Поэтому они, при наличии благоприятных обстоятельств, старались не препятствовать устройству солдатом своей семейной жизни. Командиры полков отмечали, что семейные солдаты становились степеннее и рассудительнее, имели определенные цели и прочные привязанности. Некоторые выпивавшие ранее солдаты бросали под воздействием жен свою пагубную привычку, говоря: «Пить водку теперь некогда, да и жена не дает, бранится, даже и тогда, когда казенную чарку выпьешь, а о своей уже и думать нечего» . Улучшалось и здоровье солдат, так как они не заражались больше сифилисом и другими венерическими заболеваниями61.
Военный быт, походы, лагерные сборы, маневры часто и надолго разлучали солдата с его женой, даже если она жила при части. Рождаемость в солдатских семьях была низкой - один-два ребенка. В литературе встречается мнение, что солдатки не желали просто плодить «пушечное мясо». Однако причинами, на наш взгляд, были как отсутствие времени у родителей для должного надзора за детьми, так и беспечность, недоверие к докторам и подозрение к их лечению. Большинство солдат и членов их семей предпочитали лечиться у старух и знахарей, что также способствовало значительной смертности солдатских детей.
Анализ списков военнослужащих, проведенный С.В. Карпущен-ко, позволяет думать, что женами военнослужащих в период их полковой жизни становились в основном дочери тех же солдат. По всей видимости, девушки, подраставшие или в полку при отцах, или при матерях, если те не уходили подыскивать работу, не обладая приданым, никак не могли рассчитывать на хорошую партию, а поэтому и не выходили из военного сословия, становясь солдатскими женами и рожая потом солдатских детей. Девочки, по вполне
60 Федоров Д.В. Игрушечная армия. Из быта южнорусских кантонистов // Исторический вестник. 1899. № 10. С. 150—151.
61См.: Брандт П. Указ. соч. С. 359.
46
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
понятным причинам, меньше всего упоминаются и в военном законодательстве, заинтересованном лишь в будущих солдатах62.
Фактически некоторые солдаты, хотя и считались женатыми, но практически жен своих не видели с момента рекрутства: они женились, еще «в крестьянстве», успели даже завести детей, и жены, понимая, что ничего хорошего от солдатского житья не ожидается, остались на прежних местах, давая, впрочем, своим мужьям основание долгие годы считаться семейными. Как отмечали современники, некоторые солдаты более десяти лет не видели своих жен, хотя некоторым удавалось бывать дома во время кратковременных отпусков. Впрочем, и некоторые солдатки годы, а порой и десятилетия проживая без мужа, стремились как-то устраивать свою личную жизнь, находили постороннего «утешителя и заступника». И если вдруг солдат добивался у полкового начальства разрешения выписать свою жену к себе в часть для совместного проживания, то ему приходилось вступать в многолетнюю переписку с земской полицией, чтобы выяснить, жива ли его жена и где она находится63. Нередко солдатки, обнаруженные властями, отказывались выезжать к мужу и тянули время под разными предлогами.
По мнению Э.К. Виртшафтер, потеряв место в родной общине, солдатские жены получали паспорт, который позволял им менять место жительства в поисках работы64. Однако часто мужья-солдаты отказывались давать согласие на проживание жены отдельно не только в городе, но часто и в родном селе. Без этого разрешения власти, в свою очередь, не имели права выдавать женщине паспорт с правом самостоятельного выбора места жительства65. Судьба таких женщин была незавидной. Особенно страдали те солдатки, у которых мужья злоупотребляли алкоголем или отличались буйным поведением. Избавиться от такого мужа было практически невозможно. Иногда проходило несколько десятилетий, прежде чем солдатка получала отдельный вид на жительство. Так, в 1886 г. солдатка
62 Свод постановлений о солдатских детях. СПб., 1848. С. 15.
63 Брандт П. Указ. соч. С. 359.
64 См.: Виртшафтер Э.К. Социальные структуры: разночинцы в Российской империи. С. 105.
65 Подробнее о развитии законодательства по регламентации паспортной системы см.: Чернуха В.Г. Паспорт в Российской империии: наблюдения над законодательством // Исторические записки. № 4 (122). М., 2001. С. 91—131.
47
П. П. Щербинин
Марфа Коновалова просила выдать ей отдельный паспорт, так как муж избивал ее и требовал денег, а она уже долгие годы жила без него, занимаясь поденной работой или торговала с лотка яблоками, ягодами и другими продуктами. Власти выдали солдатке отдельный паспорт лишь после 20 лет мытарств66. Архивные источники сохранили многочисленные прошения солдаток с просьбами выдачи им паспорта «для прокормления своею работою».. Иногда женщины-солдатки стремились покупать фальшивые документы, если им официально отказывали в выдаче паспорта. Так, в 1783 г. был предан военному суду полковой писарь А. Дмитриев, изготовивший такой фальшивый паспорт для жены карабинера67.
Требование обязательного согласия мужа-солдата на самостоятельное проживание жены действовало и после замены рекрутской повинности всеобщей воинской обязанностью. Так, в 1888 г. солдатка села Тулиновка Тамбовского уезда Анна Абоносимова в своем прошении в Главный штаб Военного министерства умоляла разрешить выдать ей отдельный паспорт, так как муж «помощи мне не дает никакой», отказывая в то же время «в выдаче удостоверения, по которому я могла бы наняться к кому-либо». Через губернатора Анна Абоносимова, как и сотни ее подруг по судьбе, получила сообщение об отказе в удовлетворении ее прошения, «так как без согласия мужа ей не может быть выдан просимый паспорт» 68. Таким образом, патриархальные стереотипы и запреты ограничивали мобильность солдаток, препятствовали им в налаживании собственной жизни и поиске средств пропитания.
Немногие жены могли жить в военных частях вместе с мужьями, в основном только в тех случаях, если их мужья служили в крепостях или гарнизонах. Только в 1841 г. законодательство заставило государственных крестьян держать провиант, который позволил бы женам рекрутов возделывать земельные участки мужей. И все равно они должны были платить различные государственные и общинные налоги. В частных поместьях солдатки не имели ни официальных, ни традиционных прав владеть землей. Но все же отдельные
ввГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 3826. Л. 22.
67 См.: Быт русской армии XVIII — начала XX века / Автор-составитель С.В. Кар-пущенко. С. 26—27.
68 См.: ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 3993. Л. 2.
48
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века хозяева, общины и семьи заботились о них, если у них были дети-мальчики. которые могли потом стать рекрутами в счет обязательного для общины набора69.
Нет исчерпывающих данных, свидетельствующих о том, сколько солдат и ветеранов были женаты. Понятно, что солдаткам редко помогали официальные лица, т. к. и армия, и общество стремились избежать ответственности и дальнейшей поддержки семей солдат70. В середине XVIII в. женатых солдат в некоторых частях русской армии было до половины от общего числа военнослужащих, однако большинство жен оставались проживать на родине и не могли приехать к солдату на место его службы.
В государственной деревне, по наблюдениям Н.М. Дружинина, «отлучившихся» солдаток в 1842 г. было 1,4 процента, а к 1855 г. — 10,7 процента71. В Тамбовской губернии из 12650 солдаток, только 625 (4,4 %) жили со своими мужьями-солдатами, несущими службу в пределах губернии, а остальные 12 тысяч находились постоянно с ними в разлуке72. Таким образом, несмотря на трудности, недоброе отношение родственников, ограниченные финансовые возможности большинство солдаток все же не решались поехать к мужу или найти новое место жительства, а оставались в местах прежнего проживания, не имея чаще всего возможности изменить свое местожительство и род занятий73. Весь комплекс изученных нами источников позволяет выявить примерное процентное соотношение проживания солдатки и ее мобильности. Итак, с мужем в армии проживали около 5 процентов солдаток, еще 15 процентов женщин пытались жить самостоятельно в городах, других селах, находя собственные источники пропитания и кров над головой. Но большая
,w В работе Н.М. Дружинина отмечается, что из-за тяжести рекрутских наборов и желания их избежать некоторые женщины в селе Никольском Тверской губ., родив первого сына, затем искусственно прерывали следующие беременности и освобождали свои семьи от будущего набора. — Дружинин Н.М. Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева. Т. 1. М., 1946. С. 338.
70 Wirtschafter Е.К. Social Misfits: Veterans and Soldiers’ Families in Servile Russia // The Journal of Military History 59. April 1995. P. 228—229.
71 См.: Дружинин Н.М. Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева. Т. 2. М., 1958. С. 280
72 Военно-статистическое обозрение Российской империи. Том XIII. Ч. 1. Тамбовская губерния. СПб., 1851.
7? Beatrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record//Sr. 49.1990. P. 71.
49
П. П. Щербинин
часть, около 80 процентов, оставались жить там, где их застал призыв мужа в рекруты: в его большой семье, или у своих родителей, других родственников, односельчан.
Свидетельством определенной корпоративности военного сословия может служить анализ состава семей отставных солдат. Нередко такая семья состояла не только из солдата, его жены и детей, но и из старого солдата, молодой солдатки с ребенком, вероятно, жены его сына74. В отличие от солдат, солдатки и солдатские дочери не пользовались уважением среди населения. Как посторонний человек в общине, основанной на семейных парах, солдатка страдала от неприязненного отношения деревни к ней как к одинокой женщине. Постоянно оскорбляемая, без средств к существованию она считалась распущенной женщиной, которая пьет и рожает незаконнорожденных детей75. Анализ ревизских сказок показывает, что замужние солдатские дочери писались в них без отчеств в любом возрасте, как бы не пользуясь правами «честных отецких» дочерей, которым отчество полагалось с момента выхода замуж76. В записи о браке священники обязательно указывали факт незаконнорожденности девушки и отсутствие «настоящего» отчества: «7 февраля 1832 г. удельный крестьянин Игнат Иванов Соболев холостой женился на солдатской незаконнорожденной дочери Прасковье по крестному отцу Егоровой Алтыновой»77.
И хотя выйти замуж солдатская дочь по причине своего неподатного состояния могла за представителя любого сословия: от дворян до дворовых людей, все же случаи браков этой категории россиянок редко встречаются в метриках. Основную массу женихов для них в первой половине XIX в. составляли удельные крестьяне, однодворцы или те же отставные и бессрочно отпускные солдаты. Браки отставных солдат, даже первые, отличались большой разницей в возрасте жениха и невесты, составляя порой несколько десятилетий. Типичным по соотношению возрастов являлся следующий «неравный» брак: «8 ноября 1836 года. Уволенный по билету в отставку солдат впредь до востребования Никифор Филиппов Филатов 40 лет вен
74 ГАТО. Ф. 181. On. 1. Д. 665а. Л. 18, Д. 777а. Л. 21об.
75 Beartrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record // Sr. 49.1990. P. 58.
™ ГАТО. Ф. 181. On. 1. Д. 667. Л 18.
77ГАТО.Ф. 1049. On. 1. Д. 4915. Л. 61.
50
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУНТ — начале XX века
чан с девицею, уволенной из числа питомцев Тамбовского приказа общественного призрения, Ульяною Федоровою 19 лет» 78. Очевидно, что сорокалетний николаевский солдат-отставник выбрал себе в жены девушку-сироту вдвое младше себя. И для него, и для его жены это был старт семейной жизни и надежда обрести покой и благополучие. Согласимся, что материальное благосостояние такой солдатской семьи было под большим вопросом, ибо ни муж, ни жена не обладали имуществом, скорее всего не могли рассчитывать на поддержку родственников, надеялись только на собственные силы.
В немногих воспоминаниях, скорее записях со слов солдаток, отражены тенденции браков солдат с дочками, внучками, сестрами их однополчан. Так, Анна Любчук была замужем за солдатом и имела от пего дочь Варвару, потом овдовела, но ее взял в жены другой солдат. Сестра Анны Анастасия тоже была замужем за солдатом, от которого родила пятерых детей. Обе женщины находились вместе со своими мужьями во время осады Севастополя в период Крымской войны 1853—1856 гг.79. Когда начальство приказало солдаткам покинуть город, то большинство из них предпочли остаться: многим просто некуда было идти, другие жили в подвалах и надеялись пересидеть осаду. В конце концов солдаток оставили в покое. Одна из них вспоминала свои мысли в те дни: «Прожили мы столько лет дружно, и брошу я его теперь в такое страшное время! Уж лучше остаться на власть Божью»80. Солдатки приносили еду мужьям на позиции, заботились о детях. И только за день до сдачи города солдатки по приказу военного начальства ушли из Севастополя.
Интересно, что разница в возрасте солдата и его жены была часто значительной. Специальное изучение состава семей отставных солдат в XVIII в. подтверждает эту особенность возрастных граней мужа и жены. Нами была сформирована на основе первичных архивных источников электронная база данных «Семьи отставных солдат XVIII в.», обработка которой показала, что 29 процентов солдатских семей имели разницу в возрасте мужа и жены от 15 до 25 лет, еще 14 процентов - от 10 до 15 лет, почти 40 процентов
78 Морозова Э.А. Указ.соч. С. 40.
79 Толычев Т. Домашний быт севастопольских жителей // Русский вестник. 1880. №9. С. 181—205.
80 Там же. С. 193.
51
П. П. Щербинин
мужей были старше своих жен на 5 — 10 лет, а лишь четыре процента были ровесниками81. Такая большая разница в возрасте солдата и его жены объяснялась прежде всего тем, что многие солдаты женились уже после службы в достаточно зрелом возрасте не на своих ровесницах, которые либо уже устроили свою судьбу, либо не могли уже составить конкуренции молодым девушкам на выданье. Весьма примечателен и средний возраст членов солдатских семей: муж - 59 лет, жена - 47, сын — 19, дочь - 10 лет. Сыновей в солдатских семьях было почти в три раза больше, чем дочерей. Но можно предположить, что при проведении переписи отставных солдат власти не всегда учитывали «солдатских девок», предпочитая четко регистрировать будущих рекрутов - сыновей солдат.
Архивные источники XIX в. также свидетельствуют о значительной, порой в одно или даже два десятилетия, разнице в возрасте солдат и их жен82. Заметим, что по ревизским сказкам семьи солдаток насчитывали обычно 3—4 чел., а в исповедальных ведомостях вообще встречаются только одиноко проживающие солдатки и солдатские дети. При этом ревизские семьи отставных солдат к середине XIX в. явно росли (1850 г., средний состав— 5,5 человека, 1858 г. — 9 человек), что можно связать с сокращением срока рекрутской службы и довольно частыми встречами с женами в период службы или отпуска домой.
В XIX в. с 1866 г. браки солдат в период службы уже не разрешались83 . Тем самым правительство значительно сокращало свои расходы, предполагая, что шестилетняя разлука не разрушит семьи солдат, женившихся до призыва в армию84. В 1892 г. и 1904 г. в военное законодательство были внесены изменения, где говорилось,
81 См. ГАТО. Ф. 12. On. 1. Д. 163. Л. 19—94.
82 ГАТО. Ф. 1049. Оп. 4. Д. 4023. Л. 52 и др.
83 По закону от 14 мая 1866 г. солдатам запрещалась брать с собой свои семьи на период службы. — Арсеньев К.К. Разлучение супругов как необходимый инструмент брачного права // Вестник Европы. 1884. № 3. С. 300. Женатым же нижним чинам, призываемым на службу из запаса, а также поступавшим новобранцам, не разрешалось брать с собой семейства с родины, так как военное министерство уже не отводило для них помещений и не выдавало пособий. — Справочная книжка. Сост. Генерал-лейтенантом Мяхотиным. СПб., 1881. С. 258; Свод военных постановлений. 1869. Кн. VII. Ст. 947. СПб, 1869.
84 Канторович А.Я. Законы о женщинах (сборник всех постановлений действующего законодательства, относящихся до лиц женского пола). СПб., 1899. С. 52.
52
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
что исключения из этого правила и разрешение солдату жениться могли допускаться только в крайних, особо уважительных случаях, и не иначе, как с Высочайшего на то соизволения85.
Отдельное проживание солдаток. Многие солдатки не выдерживали насмешек и презрительного отношения в большой семье родителей своего мужа, где они чаще всего проживали, и в которой их постоянно попрекали, что они являются нахлебницами и едят чужой хлеб. Не случайно многие женщины-солдатки стремились любым способом вырваться из этого невыносимого положения, пытались сами найти средства к существованию для себя и своих детей. Впереди их ожидала неизвестность и нестабильность, но это порой являлось избавлением от тех мучений, которые они терпели после призыва мужа в рекруты. Можно представить настроения солдата, который получал письмо от жены с изложением ее невыносимого положения и желания жить отдельно, чтобы избежать попреков и унижения от родственников. Солдат понимал, что жене трудно будет прокормить и обеспечить детей всем необходимым, но он не мог ничем помочь своей семье, так как часто нуждался сам в дополнительной денежной поддержке.
Впрочем, отмечались и случаи, когда рекрутские присутствия выдавали бездетным рекрутским женам виды на свободное жительство в городах и поселениях, где пожелают, при условии «честного поведения» . Этим порой пользовались и в большой семье, чтобы избавиться от лишнего рта, «выдавить» «соломенную вдову» из крестьянского двора. Отмечалось и немало случаев, когда крестьяне делали все, чтобы солдатку и ее детей «...спихивать со двора в келью, на мирское подаяние, не почитая за собой к сиротам никакой обязанности...»86. Да и сами солдатки нередко обращались с прошениями на Высочай
85 Сборник законоположений о назначении пенсий из Комитета о раненых отставным нижним чинам, раненым и увечным вообще, и состоявшим на службе на 20-летнем сроке по болезненному состоянию, вдовам и сиротам раненых и убитых нижних чинов, а также пенсий и пособий из государственного казначейства за сверхсрочную службу нижним чинам и их семействам, и пенсий вдовам, мужья коих состояли на службе по рекрутскому уставу и получали в отставке по 100 руб. в год с подробным описанием ран, ушибов и увечий, дающих право на получение пенсии из Комитета о раненых, и правил о порядке выдачи вышеозначенных пенсий. Составил К. Патин. Тамбов, 1899. С. 20.
86 Московский журнал. 2002. № 2. С. 14.
53
ГТ. П. Щербинин
шее имя с просьбой выдать им отдельный постоянный вид на жительство «для свободного проживания и прокормления»87.
Подтверждением того, что большинство солдатских жен все же проживали в своих прежних семьях, служат и отчеты губернаторов, в которых отмечалось, что большая часть солдаток «проживает в своих семействах, а некоторые живут особо и занимаются мелочной торговлей и рукоделием»88. В одном из военно-статистических описаний губернии за 1850 г. было записано, что «незамужние солдатки занимаются работами или в домах родственников или по найму, а редко живут своим хозяйством: переторговывают, пекут калачи, шьют рукавицы, перчатки, белье и стирают в домах поденно»89. Заметим, как оценили положение солдатки офицеры Генштаба, проводившие описание губернии. Солдатка, то есть жена солдата, названа ими «незамужней». В этой игре слов заключалась вся трагедия семейной жизни российской солдатки: да, она жена, но в то же время вполне незамужняя женщина...
Конечно, солдатка после ухода мужа в армию могла остаться и в семье свекра или деверя, если она жила там долго, или уйти из семьи мужа к отцу или братьям, либо жить с детьми отдельной семьей90 . Немало солдаток оседало в городах или торгово-промышленных селах, где они могли найти какое-то пропитание и доход91. Главными занятиями солдаток в городах являлись работа в услужении, на фабрике, занятия мелкой торговлей или проституцией92. Можно ли осуждать за сомнительные промыслы женщину, которая оказывалась вне рамок государственной или общинной поддержки, вне
87 См.: ГАТО. Ф. 2. Оп. 140. Д. 34. Л. 1 и др.
88 См.: РГИА. Ф. 1262. On. 1. Д. 2095. Л. 27.
89 См.: Военно-статистическое описание Российской империи. Т. XIII. Ч. 3. Курская губерния. СПб., 1850. С. 59.
90 РГИА. Ф. 515. Оп. 9. Д. 228. Л. 63—82.
91 В промышленном селе Рассказово Тамбовской губернии, например, семья солдатки могла существовать относительно безбедно, если мать и дети занимались традиционными промыслами (вязание, ткачество) или работали на фабриках — применение рабочим рукам находилось вне земледельческого труда, непосильного для семьи без взрослого работника-мужчины. — См.: Морозова Э.А. Военные в структуре населения торгово-промышленного села первой половины XIX в. (на примере с. Рассказово Тамбовской губернии) // Армия и общество: Мат-лы междун. научн. конф. 28 февраля 2000 г. /Отв. ред. П.П. Щербинин. Тамбов, 2002. С. 41.
92 Beatrice Farnsworth. TheSoldatka: Folklore and Court Record //Sr. 49.1990. P. 71.
54
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
привычной социальной среды, брошенной на произвол судьбы? В городских условиях, когда надо было самой оплачивать и свой кров, и свое пропитание, обеспечивать потребности детей, женщины брались за любую работу и промысел. Понятно, что их заработки и доходы оставались весьма ограниченными. Статистические данные по городским эпидемиям показывают, что у городских маргиналов, в том числе и у солдаток, смертность была в два раза выше, чем у крестьян, проживавших в городе. Это объясняется тем, что у крестьян была либо защита хозяина, либо он мог вернуться в свой дом в деревню. А у солдаток этого не было, и они могли рассчитывать только на свои силы и возможности93.
Лишь некоторые солдатки своей активностью и трудолюбием, а порой удачливостью, обретали экономическую независимость и благополучие, становясь владелицами ремесленных мастерских и доходных заведений94. Однако это было скорее исключение, чем правило в повседневной жизни российской солдатки. Большинство солдаток в силу обстоятельств, общественного мнения и традиций российского общества обречены были на мучительный поиск стратегии выживания себя и своей семьи. По сути, солдатка теряла свои социальные корни после призыва мужа на службу и вынуждена была вести активный поиск нового положения в обществе95.
Интересным источником по повседневной жизни и имущественному положению солдаток в городах являются протоколы городских магистратов, которые разбирали разные судебные тяжбы и сохранили немало свидетельств о солдатских женах. По мнению М.К. Акользиной, которая провела специальное исследование проявлений женской повседневности в первой половине XIX в. в Моршанске Тамбовской губ., самыми бедными жительницами города были солдатки. Например, в гардеробе солдатки Александры Жданкиной были лишь «бумажный набивной платок, купленный
93 См.: David L. Ransel. Mother of Misery: Child Abandonment in Russia. Princeton, 1988. P. 155.
94 Cm.: David L. Ransel. Mother of Misery: Child Abandonment in Russia. Princeton, 1988. P. 21—22, 154—158. Виртшафтер Э.К. Социальные структуры: разночинцы в Российской империи. Пер. с англ. Т.П. Вечериной. Под ред. А.Б. Каменского. М., 2002. С. 234.
95 Wirtschafter Е.К. The common soldier in eighteenth—century Russian Drama // Reflection on Russia in the Eighteenth Century. Koeln, 2001. P. 370—371.
55
ею у купецкой жены Анны Захаровой, 2 бумажных головных платка набивных красного цвета с черными крапинами, сарафан, перешитый из платья, ситцевый, дикого цвета с красными цветами, юбка ситцевая по дикой земле с цветами и фартук на общую сумму 7 руб. 40 коп. ассигнациями». Для сравнения приведем содержимое сундучка одной из крестьянок Агафьи Щеголихиной, также проживавшей в это время в г. Моршанске, у которой «в ночь с 14 на 15 сентября 1846 г. из клади во дворе украдено разного имущества на 304 руб.», в том числе одежды и материалов для ее изготовления на 33 руб. 85 коп., причем перечень имущества был занесен в специальную книгу: «пятнадцать холстов каждый по 25 аршин, полагая каждый по 3 руб. 85 коп. ассигнациями, 5 платков, один с золотыми травами гарпитуровый красно-темноватый — 12 руб., два гарнитуровых темноватых с мелкими по краям нашивками — 10 руб. и три платка разных цветов коленкоровые — 11 руб., двое серебряных с маленькими жемчужными зернами серег — 14 руб., три серебряных креста, один из них больший с золотым шнурком — 11 руб. 30 коп., н прочей мелочи, как то: колец, запонок и прочего не упомнит — на 20 руб., 5 запонов или фартуков женских, два из них ситцевых и 3 белых льняных с нашивкою китайки и кружев — 17 руб. 50 коп., одно белое женское кисейное главное полотенце без нашивок — 5 руб., 7 аршин белого миткаля — 3 руб. 50 коп., 13 аршин пестро-красноватого цвета ситцу — б руб. 50 коп.»*1’. Очевидна разница в доходах и ценности имущества обычной солдатки и богатой крестьянки, проживавших в провинциальном Моршанске. Заметим, что важным являлось даже не столько имущественное неравенство н явный разрыв в доходах и потреблении солдатки и зажиточной горожанки, сколько приниженный статус солдатской жены и традиционная нелестная репутация. Для местных властей солдатка уже по определению своему представлялась несчастной, брошенной женщиной. Выбраться из этой социальной ниши, сломать расхожие представления о себе удавалось далеко не каждой женщине, что являлось лишь подтвер-
“ Акольлинп М.К. Что хранилось в сундуках: гардероб провинциальной горожанки в первой половине XIX в. (по материалам города Моршанска Тамбовской губернии) Ц Женская повседневность в России в XVIII — XX вв. Материалы межд. науч, копфер. 25 сентября 2003 г. / Под рад. П.П. Щербинина. Тамбов. 2003. С. 30.
56
РосниыП флктор в повседневной жизни р>с
t в XVIII- начале XX века
ждеиием типичной статусной оценки солдатки в провинциальном российском обществе.
Жизнь солдатки после отставки мужа из армии. После возвращения мужей со службы часть солдаток была вынуждена перебираться в города вслед за ними, так как именно в городах отставники и инвалиды могли заниматься ремеслом или получать в первую очередь вакансии гражданской службы, служить на разных мелких должностях (рассыльными, пожарными, сторожами, швейцарами, смотрителями и пр.)’7. Отставные солдаты занимались также ремеслами, промыслами, мелкой торговлей и т.п. Их жены старались также найти работу и для себя, устраиваясь кухарками, швеями, разводили огороды, торговали08.
Некоторые отставники вынуждены были довольствоваться в городах поденной работой или даже мирским подаянием. Не случайно при Николае I от отставных солдат неукоснительно стали требовать «соблюдать в одежде форму, бороду брить, по миру не ходить»”. По оценкам Э.К.Виртшафтер, вернувшиеся с военной службы солдаты попадали в категорию разночинцев, хотя местные чиновники и пытались отнести их к «военному сословию». Освобожденные от подушной подати и подчинения провинциальной администрации, отставные солдаты занимали неопределенное положение в социальной структуре, предназначенной для полного учета всего населения страны. Власти рассчитывали, что вернувшиеся солдаты будут селиться в городе или деревне на постоянное жительство, хотя от них этого не требовалось. По законодательству они могли свободно перемещаться, ио при условии, что ие будут заниматься преступной деятельностью или бродяжничеством1". Отставпые солдаты и члены их семей не подлежали подушному обложению, но практически были лишены государственной и общественной поддержки.
п См.: опыт реконструкции повседневной жизни бывшего рекрута. — Арефьев Б. Солдат империи. М., 2003.
м Гончаров Ю.М. Военные в составе населения городов Западной Сибири во второй половине XIX—ипчале XX в. // Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII—XX вв.: общее и особенное. Вып. 2. Новосибирск, 2003. С. 85.
” Пробила об увольнении нижних воинских чипов в отпуск и в отставку. СПб.,
1864. С. 88.
Wirtschafter Е.К. Social Misfits: Veterans and Soldiers' Families In Servile Russia //The Journal of Military History 59. April 1995. P. 217.
57
П. П. Щербинин
Источники свидетельствуют об очень редком возвращения отставного солдата в семью отца или братьев. Если же это и случалось, то такие солдатские семьи предпочитали жить отдельным двором101. Довольно часто солдаты, которые женились во время службы, после отставки уезжали жить на родину своих жен. Трудно точно определить, сколько же отставных солдат возвращались в свои семьи. Согласно данным по Смоленской губернии за 1854 — 1856 гг., 34% из вернувшихся солдат, их жен и дочерей находились на попечении родственников или общины. 50% сами обеспечивали себя, находясь на службе, 15% занимались сельским хозяйством и 1% — торговлей. Среди солдат, находившихся в бессрочном отпуске по данным за 1847—1857 гг., большинство предпочитали возвращаться к своим семьям и земледелию. За 9-летний период 68,4% оставались с родственниками, 3,1% жили сами по себе102.
Отставные солдаты еще с XVIII в. имели право добиваться от военного начальства «доставки» своих жен и детей. Заметим, что подобные ходатайства отставников не только выполнялись, но и финансировались властями. Весьма примечательным свидетельством подобной мобильности рекрутских жен может служить повеление тамбовскому губернатору генерал-фельдмаршала князя Г.А. Потемкина об отправке с рекрутскими партиями жен и детей отставных солдат. Отставные солдаты решили остаться в городе Николаеве и заниматься строительным делом, и военное начальство озаботилось доставкой им их жен и детей. На дорожные расходы казна выделила на одну женщину по четыре рубля, на ребенка - два рубля103. Поражает быстрота выполнения повеления светлейшего князя, которое было получено 4 февраля 1791 г., а уже в марте были выделены средства, и семьи отставников были отправлены с рекрутскими партиями. Выяснилось, что не все жены могли поехать к мужьям. Так, одна из солдаток умерла, а другая уехала, для чего были организованы ее поиски и начато расследование104. Спустя год солдатка была наконец найдена и отправлена к мужу,
101 Морозова Э.А. Указ.соч. С. 41.
102 Wirtschafter Е.К. Social Misfits: Veterans and Soldiers’ Families in Servile Russia // The Journal of Military History 59. April 1995. P. 225.
103 ГАТО. Ф. 2. On. 13. Д. 23. Л. 1.
104 Там же. Л. 12.
58
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII -- начале XX века
который сам к этому времени уже умер. Солдатка получила от воинского начальства паспорт для свободного проживания и была отправлена назад в Тамбовскую губернию105.
В период правления Николая I была проявлена некоторая забота о вдовах-солдатках. С 1836 г. вдовы, чьи мужья погибли в сражениях или во время службы в армии, могли получить освобождение одного из своих законнорожденных сыновей-кантонистов на том же основании, что и солдаты-инвалиды. Однако им не разрешалось забирать тех сыновей, которые уже служили в армии. Однако, с августа 1841 г. любой вдове-солдатке, у которой трое мальчиков уже служили в армии, возвращали одного сына, чтобы он ухаживал за ней в старости, вне зависимости от обстоятельств, при которых умер ее муж. Указы 1844 и 1852 гг. ограничили предписания, установленные законом 1841 г., и постановили, что вдовы-солдатки с постоянным местом жительства могли просить вернуть одного сына, но этот указ не относился к вдовам частных поместий. Существовали другие случаи, когда вдова-солдатка не могла просить освободить сына: женщины, которые вновь вышли замуж или имели сыновей от крестьян и подчинялись гражданскому ведомству106.
Забота о пополнении армии и нежелание нести дополнительные расходы вынудили правительство предоставить помещикам льготы по рекрутской повинности, если они селили в своем поместье семьи отставных и бессрочно отпускных солдат. Таким образом, государство перекладывало со своих плеч необходимость призрения отставных и отпускных военных с их семьями, а помещики приобретали право на получение зачетной рекрутской квитанции за каждого из сыновей таких солдат, достигших 20-летнего возраста и годных к службе в армии107. Помещикам данная льгота было очень выгодна, так как обычно они несли убытки при очередном рекрутском наборе, теряя не только крепостного крестьянина, но и снаряжая его в армию всем необходимым.
105 Там же. Л. 26.
106 Kimerling (Wirtschafter). Soldiers Children, 1719—1856: A study of social engineering in imperial Russia // Forschungen zur osteuropaische Geschichte. № 30. 1982. P.96.
107 Свод законов о солдатских детях. С. 47.
59
П. П. Щербинин
Законодательно были закреплены права вдов нижних чинов на пенсию, но от неграмотной часто солдатки требовалось предоставить следующие документы: а) вдовий вид; б) свидетельство о болезненном состоянии, лишающем способности к добыванию пропитания личным трудом; в) свидетельство о времени рождения детей; г) документ о службе умершего мужа; д) свидетельство о времени смерти мужа; е) сведения полиции о несостоянии под следствием и судом; ж) свидетельство от полиции или земской власти о доходе с собственности менее ста рублей108. Согласимся, что добывание всех вышеперечисленных бумаг было нередко не под силу солдатке, требовало от нее многих месяцев или лет для сбора нужных бумаг и дополнительных материальных расходов для их получения. Таким образом, анализ практики призрения солдаток, семей отставных и бессрочно отпускных нижних чинов, солдатских вдов вполне очевидно свидетельствует о минимальной поддержке государством и обществом этих категорий населения российского общества109.
Жены отставных и отпускных солдат могли получить паспорта, разрешавшие им свободное поселение, только в том случае, если их мужья погибли, пропали без вести, но опять-таки лишь при наличии документа из воинской части с подтверждением этого события. Встречается немало фактов, свидетельствующих о том, что документы из части не приходили вовремя или вообще отсутствовали, и тогда женщина была обречена на статус «вечной» солдатки, без права изменения свой судьбы и семейного положения. По сути, женщина-солдатка оказывалась тоже как бы «без вести пропавшей», ибо до нее уже не было дела властям, и она не могла рассчитывать ни на пособия, ни на любую другую общественную поддержку или благотворительное участие в своей судьбе.
108 Сборник законоположений о назначении пенсий из Комитета о раненых отставным нижним чинам, раненым и увечным вообще и состоявшим на службе на 20-летнем сроке по болезненному состоянию, вдовам и сиротам раненых и убитых нижних чинов, а также пенсий и пособий из Государственного казначейства за сверхсрочную службу нижним чинам и их семействам и пенсий вдовам, мужья коих состояли на службе по рекрутскому уставу и получали в отставке по 100 руб. в год с подробным описанием ран, ушибов и увечий, дающих право на получение пенсии из Комитета о раненых, и правил о порядке выдачи вышеозначенных пенсий. Составил К. Патин. Тамбов, 1899. С. 13.
109 Подробнее о призрении вдов-солдаток речь пойдет в третьем разделе этой главы.
60
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Семейно-брачная жизнь солдаток. Одиночество женщины и ее семейная неприкаянность, тяжелое материальное положение, неприязненное отношение родственников и социального окружения часто толкали солдатку на поиск новой жизненной стратегии. Поэтому нередкими были гражданские браки солдаток, различные формы нелегального или полулегального сожительства с новыми «супругами». Некоторые женщины-солдатки уже через два-три года после того, как их мужей забирали в рекруты, начинали поиск партнера для создания новой семьи. Они хорошо понимали, что разлука с мужем-солдатом превращала их в фактических вдов и не давала шансов к нормальной семейной жизни. Конечно, создавая новую семью, солдатка не могла жить там, где жила прежде, где были ее родственники или родственники мужа. Поэтому для того, чтобы скорее обрести семейное счастье, солдатка уходила на постоянное место жительства в другое село, где ни ее, ни нового незаконного супруга никто не знал. Она начинала жить с ним в гражданском браке, появлялись дети, и со стороны они выглядели обычной семейной парой. Любопытным односельчанам на новом месте жительства сообщалось о совершенном венчании в другом приходе. Через несколько лет все забывали об этом сомнительном случае и начинали считать пару вполне законными супругами. Тем более, если они жили обычной примерной семейной жизнью, вели совместное хозяйство, вместе с детьми ходили в храм на исповедь и святое причастие.
Такие гражданские супруги или, как их называли в XIX в., «сожители» всегда утверждали, что их брак законный, что они были венчаны. Однако при разбирательстве оказывалось, что супруги не могут назвать точную дату своего венчания, имя священника, который совершал обряд, церковь, в которой якобы венчались, а также имена свидетелей, присутствовавших при этом событии. Одним из главных доказательств венчания являлась запись в метрической или «обыскной» книгах. Чаще всего с этой записи и начиналась проверка законности брака. В случаях гражданского брака, естественно, эта запись отсутствовала, и ложь супругов открывалась.
Вполне типичным случаем является гражданский брак солдатки Февронии Кудиновой и крестьянина Кондрата Шадрова. Супруги жили в деревне Девятка Борисоглебского уезда, имели двух сыновей. Следствие о законности их брака началось в 1841 г. по просьбе первого законного мужа Моисея Пьяных, который вернулся со
61
П. П. Щербинин
службы и обнаружил, что его жена имеет другого мужа. Следствие не обнаружило никаких записей о венчании ни в одной из церковных книг. Свидетелей тоже найдено не было. Якобы венчавший священник, на которого указывали супруги, умер. Брак был признан невенчанным, а дети - незаконными. Женщине было приказано вернуться к первому мужу110.
Архивные документы позволяют реконструировать немало подобных судеб российских солдаток. Так, солдатка Матрена Федорова в прошении к тамбовскому губернатору от 21 августа 1836 г. писала, что ее муж, крестьянин Кирсановского уезда села Хилко-ва Даниил Афанасьев, тридцать пять лет назад был отдан в рекруты помещиком Смирновым. Через три года после его отдачи в рекруты она ушла в село Овсянку и проживала у крестьянина А. Савельева, крепостного помещицы Кушелевой, от которого и родила незаконно трех дочерей: Домну, Авдотью и Варвару. Домна - двенадцать лет назад, Авдотья - девять лет назад против их воли и без согласия матери были повенчаны с крестьянами госпожи Кушелевой, которая удерживала девушек «в стеснении и побоях и хотела Варвару также отдать за своего крестьянина без ее согласия». Матрена Федорова просила провести следствие по ее делу кирсановским земским судом, доказывая, что помещица не имела права на ее дочерей111. Из материалов дела видно, что все эти годы солдатка жила в гражданском браке, а общество и местный причт считали пару законными супругами. Следствие по прошению солдатки длилось четыре года и в 1840 г. отношения гражданских супругов были признаны «блудным сожительством», дети - незаконнорожденными, а местный причт и двадцать два свидетеля были оштрафованы.
Источники свидетельствуют, что в среде женщин-солдаток были сильно распространены невенчанные и незаконные браки112. Указ 18 октября 1785 г. констатировал, что «одни солдатские жены впадают в развратную жизнь, а другие вступают по долговременном ожидании в беззаконные браки». Такие браки существовали без положенного обряда, но чаще все же солдатка стремилась к пусть
1,0 См.: ГАТО. Ф. 181. On. 1. Д. 965. Л. 127.
1,1 ГАТО. Ф. 2. Оп. 22. Д. 108. Л. 5—6.
1,2 ГАТО. Ф. 2. Оп. 26. Д. 86. Л. 6.
62
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века незаконному, но венчанию113. Для предупреждения «двоемужия» Синодом еще в 1812 г. было постановлено: «Солдатская вдова не прежде правом вдовства своего может воспользоваться, как по получении от инспекторской военной коллегии экспедиции паспорта, удостоверяющего о смерти мужа ея». На этих основаниях Сенат в том же году постановил, что подобные браки противозаконны и: «на сем основании и с прижитыми в таковых браках детях надлежит поступать, как о незаконнорожденных от солдатских жен установлено»114 . Солдатки не очень прислушивались к подобным законодательным разъяснениям, а начинали поиск сговорчивого священника, которого иногда просто подкупали, убеждая, что муж погиб на войне, или о нем уже не слышно более 10 лет. Как правило, незаконные венчания совершались в чужом приходе.
Если обман открывался спустя многие годы, всегда начиналось церковное следствие о законности брака. Во многих случаях свидетелей его не находилось, а венчавший священник отказывался подтвердить сам факт венчания. Предусмотрительные священники, проводившие такие венчания, старались не оставлять свидетельств и не записывать факт венчания в метрические книги115. Однако, многие солдатки все же стремились пусть и полузаконно, но устроить свою судьбу и найти детям приемного отца и покровителя. Повседневная жизнь и человеческие отношения были, конечно, гораздо шире, сложнее, ярче законодательных ограничений. Попытки властей навести порядок в семейно-брачных отношениях солдаток часто заканчивались неудачей. Вновь начинался поиск священника для обретения женщиной нового желаемого семейного статуса.
Впрочем, случалось, что священники венчали незаконные браки солдаток по просьбе их помещиков. Так, в 1808 г. в Лебедянском уезде был признан незаконным брак солдатки Авдотьи Куликовой и крепостного крестьянина Исая Архипова. Крепостной Архипов женился по распоряжению своей помещицы Надежды Дубовицкой. Солдатку вернули первому мужу, а незаконнорожденный сын остался с отцом и был отправлен помещицей в Рязанскую губернию116.
113 См.: Владимирский—Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Пг., 1915. С. 429.
114 Зорин А.И. Указ. соч. С. 69.
115 ГАТО. Ф. 2. Оп. 26. Д. 236. Л. 1, 4.
63
П. П. Щербинин
Вероятно, соучастие помещицы в незаконном венчании было вызвано экономическими интересами. Приведем выразительную характеристику современников о влиянии военного фактора (рекрутского набора) на повседневность и семейную жизнь россиянок: «Жена, оставшись без мужа по большей части в молодости, предается развратному поведению, а под старость промышляет сводничеством и через то подает вредный пример буде есть своим детям; отец принадлежит службе, жена скитается без приюта... Сколь часто бывают примеры, что жены отданных на службу по необходимости обстоятельств, а иногда по насилию помещиков или управителей выходят замуж за других от живых мужей»116 117.
Заметим, что общественное мнение не сильно осуждало стремившихся обрести семью солдаток. Особенно тех из них, которые были вынуждены выходить замуж, так как сами были не в состоянии прокормить детей. Общинная психология вполне допускала подобное сожительство еще и потому, что сама община устранялась от необходимости оказания помощи солдатским семьям. Однако если все же через много лет объявлялся первый законный супруг, то второй брак солдатки всегда признавался незаконным. На женщину накладывалась семилетняя епитимья, и солдатку возвращали первому супругу. Архивные документы фондов духовных консисторий полны такими разбирательствами. Интересно, что нередко инициатором церковного следствия являлся первый законный супруг. Например, в 1804 г. в отсутствие мужа солдатка Агафья Васильева тайно повенчалась с крестьянином Василием Паршиновым в селе Троицком Тамбовской губернии. И все было бы хорошо, но отставной солдат Василий Шебуняев попросил разрешение на второй брак, потому что жена вышла за другого. Началось следствие, в результате которого второй брак солдатки был объявлен «блудным сожитием», а сыновья от этого брака — Сергей и Илларион - незаконнорожденными. Пару приказано было разлучить навсегда и наказать семи летней епитимьей118. Никакие доводы «двоемужниц» не срабатывали, и на первом месте для церковных властей были права первого супруга, святости церковного венчания.
116 ГАТО. Ф. 2. Оп. 26. Д. 76. Л. 1—6.
1,7 Столетие Военного министерства. 1802 — 1902. Ч. II. Кн. 1. Отд. 2. СПб., 1907. С. 314.
118 ГАТО. Ф. 2. Оп. 25. Д. 54. Л. 1-2.
64
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Жизненные коллизии, переплетение судеб и семейных проблем все равно толкали членов солдатских семей на их разрешение. Причем, некоторые солдатки пытались найти легальный путь для формирования новой семьи. Властью и церковью, несмотря ни на срок давности, ни на сложившиеся брачные отношения, ни на наличие детей, пресекались такие попытки. Так, в 1838 г. крестьянин села Калики-на Максим Поликарпов попросил у духовной консистории разрешения на новый брак. Он указывал, что его первая жена, солдатка Прасковья Сергеева, давно замужем за однодворцем Василием Милютиным. Далее вернувшийся со службы солдат отмечал, что «первую жену обратно не хочет», а желает вступить в другой брак. На такое решение дела была согласна и сама солдатка. Но, как только прошение попало в духовную консисторию, второй брак солдатки сразу был объявлен недействительным. На виновных супругов наложили церковную епитимью. Женщину вернули первому супругу, несмотря на наличие четверых детей от второго брака. Кстати, детей признали, как и бывало в таких случаях, незаконнорожденными. Вероятно, что отставной рядовой Поликарпов даже и не предполагал, что его прошение приведет к таким результатам. Откуда ему было знать, что церковь «строжайше воспрещала самовольное» расторжение брака.119
Священники, весь причт и прихожане должны были отчитываться об исполнении солдатками епитимий, наложенных за блудодея-ние. Рапорты подавались в письменном виде в духовное правление о каждой солдатке в отдельности120. Чаще всего они содержали сведения о смиренном исполнении солдатками церковного покаяния и о полном их раскаянии в содеянном. Видимо, подобные отчеты носили формальный характер и должны были засвидетельствовать раскаяние и смирение солдаток. В 1849 г. священник Иван Соловьев в рапорте написал, что «солдатская женка Пелагея Зоткина, преданная за блудодеяние церковной епитимии под его присмотром, раскаялась и исправилась, как это видимо из неупустительного радения к богослужению»121. В этом же документе содержится приказ духовного правления представить подобные рапорты на каждую солдатку, находящуюся под епитимьей.
119 ГАТО. Ф. 2. Оп. 60. Д. 472. Л. 1—2.
120 ГАТО. Ф. 2. Оп. 25. Д. 59. Л. 12.
,2,См.:ГАТО. Ф. 888. On. 1. Д. 69. Л. 1 — 11.
65
П. II. Щербинин
Интересно, что церковь не фиксировала срока давности и не делала скидок на престарелый возраст незаконных супругов. Солдатка обрекалась тем самым на «монашеский» образ жизни даже при отсутствии сведений о муже в течение десяти, двадцати и более лет122. Священники особенно тщательно следили за браками солдаток. Они сами нередко сообщали в духовную консисторию о необходимости проведения расследования о законности брака даже если муж отсутствовал более 20 лет. Так, в 1803 г. проводилось церковное расследование о браке солдатки Варвары Ефимовой и Егора По-дустова из села Конобеева Шацкого уезда с учетом отсутствия первого мужа более 25 лет123. Законность данного брака консистория рассматривала по доносу местного священника Ивана Трофимова. Однако при рассмотрении дела выяснилось, что второй брак надо сохранить, так как существовал указ Святейшего Синода от 19 июня 1801 г. о том, что подобные браки не расторгаются, если нет достоверных сведений о живых супругах. И все же подобное решение о сохранении брака являлось исключением, так как в абсолютном большинстве случаев второй брак солдаток признавался незаконным, если не было документа о смерти первого мужа. По российскому брачному законодательству женщина-солдатка, вступая в новый брак всегда должна была предоставлять документ от военного ведомства о том, что муж погиб или пропал без вести. Если таких документов не оказывалось, то повторный брак признавался незаконным. Очевидно, что церковные суды никогда не были снисходительными по отношению к солдатским женам124.
Во время следствия причт и незаконные супруги обычно давали противоречивые показания. В 1838 г. был отменен незаконный брак однодворца Ивана Маликова и солдатки Аграфены Михайловой, венчавшихся 18 апреля 1828 г. Первый муж солдатки, однодворец А. А. Иноземцев, ушел в армию в 1810 г. и не вернулся. Жена не получала от него никаких известий 18 лет. «Незаконные» супруги сказали, что венчались «лет двадцать назад». Венчавший священ
122 См.: ГАТО. Ф. 181. Оп. 1.Д. 344. Л. 232.
123ГАТО.Ф. 181. On. 1. Д. 371. Л. 11.
121 Документы духовных консисторий сохранили много решений о признании незаконными браков солдаток с однодворцами и мещанами. — См.: ГАТО. Ф. 2. Оп. 140. Д. 399. Л. 1.
66
Военный фактор н повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
ник умер, а пономарь и дьячок назвали дату - «лет пятнадцать назад». Записи их брака в метрической книге не оказалось, как и незаконнорожденных детей - Алексея, девяти лет и Макара, пяти лет. Доказательств смерти солдата следствие так и не нашло. Супругов в итоге признали сожителями и наказали семилетней епитимьей125.
Таким образом, при не вполне выясненных обстоятельствах законности отношений духовная консистория скорее склонялась к объявлению браков солдаток недействительными, чем наоборот. Духовная власть всегда предвзято относилась к солдаткам. Нравственность этой категории населения изначально ставилась под сомнение. Церковь охотнее признавала их повторные браки недействительными, чем пыталась найти доказательства законности отношений.
Иную позицию занимали некоторые приходские священнослужители. Они были ближе к народу, лучше понимали житейскую необходимость повторных браков женщин-солдаток, которые на долгие годы оставались без мужей и кормильцев своих детей. Поэтому священники порой считали, что солдаткам легче разрешить вступать в новые браки, чем объявлять стихийно возникающие отношения «блудным сожитием».
Надо отметить, что не все солдатки стремились к официальному оформлению своих отношений. Главной целью для них было стремление прокормить себя и детей. Поэтому некоторые из солдаток жили долгие годы со вторым супругом без венчания126. Сами солдатки считали такие отношения вполне законными. Общественное мнение также относилось к повторным бракам солдаток как к узаконенным и нормальным, если они длились продолжительное время127.
Очевидно, что семейная жизнь солдатки и попытки ее регулирования властью и церковью входили в явное противоречие. Не
125 См.: ГАТО. Ф. 2. Оп. 60. Д. 433. Л. 1—7.
126 Там же. Например, солдатка Васса Макеева жила в гражданском браке с однодворцем Николаем Ворониным в селе Лукино Кирсановского уезда, за что и была в 1835 г. наказана 7-летней епитимьей. Солдатки Марфа Морозова и Марфа Никитина в Тамбове в 1835 г. наказаны епитимьей вместе с рядовым тамбовской полицейской команды Семеном Лаврентьевым за «любодеяние». — ГАТО. Ф. 181. On. 1. Д. 372. Л. 8.
127 Журналы заседаний духовных правлений подтверждают большое количество незаконных браков солдаток, наличие незаконнорожденных детей, существование неоформленных отношений солдаток — ГАТО. Ф. 181. On. 1. Д. 371 и др.
67
П. П. Щербинин
случайно расследования о незаконных браках солдаток занимают лидирующее положение среди подобных церковных разбирательств. Попытки солдаток устроить свою судьбу и хотя бы как-то смягчить тяготы и лишения наталкивались на юридические препоны, которые солдатки пытались преодолевать в своей личной жизни. Понятно, что семейно-брачные отношения солдатки явно не соответствовали традиционным устоям и юридическим предписаниям имперского периода российской государственности. Эти противоречия формировались, развивались самим государством, которое постоянными воинскими мобилизациями (очередными и внеочередными призывами рекрутов, отзывам из отпусков бессрочно отпускных солдат и т.п.) выводило за рамки нормальной семейной жизни сотни тысяч россиян и россиянок, обрекая их на разлуку, страдания, ломая человеческие судьбы и семейные узы. Отметим, что хотя большинство расследований о незаконных браках солдаток заканчивались не в их пользу, все же женщины не оставляли надежды устроить свою судьбу и боролись до конца за стабилизацию своей семейной жизни.
Была ли солдатка распутной? Как русская армия способствовала легализации «древнейшей профессии» в России? Рассмотрим еще один важный аспект, связанный с нелицеприятной характеристикой российской солдатки в общественном мнении. Речь пойдет о проституировании солдатских жен. Впрочем, огульные оценки поведения солдатских жен несправедливы. Любая одинокая женщина во все времена легко получала неприличные клички и прозвища, отражавшие ее «одинокость» и неприкаянность, неустроенность семейной жизни. Как же протекала сексуальная жизнь россиянок, на долгие годы, а порой и навсегда, покинутых своими мужьями? Само изучение истории российской проституции имеет более чем 150-летнюю историографическую традицию, но о проституировании солдаток историки упоминали нечасто128.
,2Я Голосенко И.А., Голод С.И. Социологические исследования проституции в России (история и современное состояние вопроса). СПб., 1998. Лебина Н.Б., Шкаровс-кийМ.В. Проституция в Петербурге. М., 1994. Энгельштейн Л. Ключи счастья. Секс и поиски путей обновления России на рубеже XIX — XX вв. М., 1996. David L.Ransel. Mother of Misery: Child Abandonment in Russia. Princeton, 1988. P. 21— 22, 154 — 158. Щербинин П. Непотребных в лагере не терпеть (проституция, сифилис и русская армия в XIX — начале XX в.) // Родина. 2002. № 7. С. 68—72.
68
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
С солдаткой в общественном мнении россиян в XVIII - начале XX в. часто ассоциировались отрицательные характеристики, критическое отношение, обвинение в разврате и сексуальной невоздержанности. Да и в целом отношение общества к женщинам-солдаткам было неодобрительным. В семье мужа она считалась «лишним ртом» и обрекалась на низшую иерархическую ступень в «большой» семье, воспринимаясь часто только как дополнительная рабочая сила. Особенно придирчиво следили за сексуальным поведением солдаток провинциальные священники, для которых образ жизни солдатки был примером для всеобщего одобрения или порицания. Повседневные реалии солдатки нередко сравнивали,
69
II. П. Щербинин
относили к аналогичному поведению молодой вдовы, просто одинокой женщины. Солдаток очень часто обвиняли в распутстве, излишних вольностях, «непотребстве».
Часть солдаток действительно вынуждена была заниматься проституцией как организованной, зарегистрированной, так и «нелегальной», тайной. Только из зарегистрированных официально проституток каждая пятая являлась солдаткой129. Отмечались случаи, когда этим же ремеслом промышляли и солдатские дочери130. Подобные династии, по понятны причинам, не могли пользоваться авторитетом и уважением современников.
Одну из таких историй занятия проституцией солдатской дочери приводит в своих воспоминаниях бывший кантонист В.Н. Никитин. Он рассказывает о ситуации, когда солдатская дочь стала содержанкой одного из генералов, «подрабатывая» впрочем и с офицерами его же полка. Но она все же мечтала бросить свое ремесло и выйти замуж за чиновника, чтобы изменить свою жизнь. В конце концов ей это удалось, и она стала женой жандармского офицера и хозяйкой швейного магазина131. Однако данная история является исключением из общего правила проституирования солдаток и их дочерей, так как очень часто эти женщины лишены были другого источника доходов и не имели возможности найти себе другое занятие.
Впрочем, на наш взгляд, само развитие проституции в России было напрямую связано с процессами милитаризации, воздействием военного фактора на повседневную жизнь российского общества в XVIII - начале XX в. Ведь именно военные были одними из самых «активных» клиентов как официальной, так и «тайной», нелегальной проституции. Рост венерических заболеваний среди военнослужащих служил мощным стимулом для легализации проституции, желания властей поставить под санитарно-медицинский, полицейский контроль представителей «древнейшей профессии»132. Рас
129 Статистика российской империи. XIII. Проституция по обследованию 1 августа 1889 г. Под редакцией А. Дубровского. СПб., 1890. С. 2.
130 См.: Щербинин П.П. Проституция, армия, сифилис в российской общественности в XIX — начале XX в. // От мужских и женских к гендерным исследованиям. С. 98.
131 Никитин В.Н. Воспоминания // Русская старина. 1906. № 10. С. 75—82.
132 См.: Щербинин П.П. Проституция, францвенерия и русская армия в XIX — начале XX в. // Родина. 2002. № 7. С. 69—72.
70
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
смотрим особенности развития проституции и роль армии в ее трансформации в российском обществе рассматриваемого периода.
Первые указы Петра I в отношении «нечистых жен» носили карательный характер. В наказе воеводе Волконскому, направленному 8 февраля 1896 г. в Чернигов, говорилось: «Да окольничему и воеводе смотреть и остерегаться того накрепко, чтобы полковник и начальные люди и его полку ратные люди жили в чистоте; а буде есть между ними ратными людьми какие женки, или девки, опричь законных жен, и тех выбить вон, чтобы великого государя ратные люди были в чистоте, а от нечистых жен свободны»133.
В результате петровских реформ в России возникли большие сообщества неженатых мужчин (солдаты, матросы, чиновники) и появился стабильный рынок сексуальных услуг.Создание большой регулярной армии, когда мужчина на долгие годы, если не навсегда, отрывался от родного дома, семьи, приводило к значительному росту «потребителей» проституции и случайных связей. О том, что половой вопрос в армейской среде стоял весьма остро, свидетельствовал изданный Петром I в 1716 г. Военный устав с перечислением мер, пресекавших скотоложество, мужеложество, изнасилование, вступление в половые связи с несовершеннолетними и т.п. Указывалось также, что «никакие блудницы при полках терпимы не будут»134. Вероятно, подобные действия имели место, если их требовалось запретить под страхом вечного пребывания на галерах или даже смертной казни. Однако специальных указов о проституции не было.
Косвенным свидетельством существования публичных домов является указ столичного генерал-полицмейстера от 25 мая 1718 г. с требованием пресечь зло и «похабства», которые совершаются в «вольных домах»135. В 1728 и 1736 гг. Сенат вновь принимал запретительные меры относительно «вольных домов», где содержались «непотребные женки и девки». При Елизавете Петровне, в конце 50-х гг. XVIII в., был открыт в столице первый аристократический публичный дом с роскошной обстановкой, красивыми иностранны
133 Цит. по: Кузнецов М. Проституция и сифилис в России. Историко-статистические исследования. СПб., 1871. С. 56—57.
13‘‘ Там же. С. 58.
135 Голосенко И.А., Голод С.И. Социологические исследования проституции в России (история и современное состояние вопроса). С. 21.
71
П. П. Щербинин
ми проститутками и состоятельной клиентурой из «господ офицеров». Его организовала приезжая немка из Дрездена. Заведение погубил скандал: одна из женщин, завлеченная сюда обманом, подала жалобу на высочайшее имя. Наглость хозяйки возмутила императрицу, и она приказала «кроющихся непотребных жен и девок как иноземок, так и русских, сыскивать, ловить и приводить в главную полицию», высылая упрямствующих проституток затем в Сибирь130.
Однако репрессии не остановили рост тайных притонов и в период правления Екатерины II. В столицах главный контингент составляли по-прежнему иностранки, а в провинции «обслуживанием» представителей военного сословия, чиновников промышляли «девки кабацкие». Екатерина II была чрезвычайно встревожена ростом венерических заболеваний, прежде всего сифилисом («францвене-рией») в русской армии, который с 1763 г. принял характер эпидемии136 137 . Велено было расспрашивать заболевших солдат, от кого заразились, и тех женщин сыскивать, осматривать и, если окажутся больными, — лечить. В том же году появился указ Сената о розыске женщин, распространяющих болезни, лечении их за казенный счет и ссылке на поселение. Причем Сенат разъяснял, что дочерей и вдов солдатских, промышлявших проституцией, отсылать в Нерчинск, а «солдатских жен отдавать мужьям с расписками и с подтверждением, чтобы они их содержали и до непотребства не допускали»138. Солдат, заболевших сифилисом, предварительно секли, лишь потом приступали к лечению. В 1771 и 1782 гг. появились новые запретительные указы по борьбе с проституцией, по которым владельцев домов терпимости, сводников штрафовали и сажали на несколько дней, а то и на полгода в «смирительный дом», а проституток направляли на фабрики.
Очень скоро прагматичная Екатерина II все же поняла тщетность усилий в борьбе с проституцией путем запретов и репрессий. Она допустила существование этого зла, но под медицинским контролем. Проституток лечили от венерических болезней бесплатно в специаль-
136 Кузнецов М. Проституция и сифилис в России. Историко-статистическое исследование. С.59—60.
137 Из находившихся в военном госпитале в Петербурге более 670 человек солдат две трети были больны «франц-венерою» (сифилисом) — Там же. С. 69.
,38 Там же. С. 63.
72
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века них женских палатах, а публичным домам отвели определенные районы в городах. Именно при Екатерине II в обиход вводится термин «проституция», начинаются статистические исследования о провоцировании, развитии сифилиса по материалам опять же военных госпиталей. Она постепенно шла к признанию контролируемой проституции терпимой, издав в итоге «Устав городского благочестия», по которому в столице вводились периодический врачебный осмотр проституток, предусматривалась концентрация проституток только в определенных районах городов. Следуя европейским образцам, Екатерина II поставила проституцию под надзор полиции и открыла первую венерологическую больницу для женщин.
При Павле I и Александре I возобновились гонения на проституток. Так, при Павле I указом 1799 г. повелено было: «блядок и непотребных не терпеть в лагере», высылать их в Нерчинск, на рудники139 * . А в 1800 г. 139 московских проституток, больше половины из которых были солдатками, отправили по этапу для работы на нерчинских заводах110. Павел I, с его стремлением делать все наперекор своей матери Екатерине II, опять обратился к репрессивной политике и приказал публичным женщинам носить только желтое платье (блогодоря чему появился, у нас знаменитый впоследствии «желтый билет»). Император тем самым демонстрировал знание законов Солона, по которым публичные женщины в Афинах носили особый костюм и обязательно окрашивали волосы в желтый цвет141. Александр I, обеспокоенный вспышкой эпидемии сифилиса после Отечественной войны 1812 г., также пытался лечить проституцию и сифилис запретами и репрессиями, но успеха не имел.
И лишь Николай I сумел легализовать проституцию, поставив ее под врачебно-полицейский контроль. В 1840 г. была создана система регламентации или врачебно-полицейского надзора за проституцией, которая с различными поправками просуществовала до 1917 г. Вначале эту систему вводили в порядке эксперимента только в столице сроком на два года. В 1843 г. была открыта специальная больница, куда под страхом уголовного наказания отправляли обнаруженных во
130 ПСЗ. Т. 24. Ст. 17590. Гл. 128. П. 3. С. 212.
110 См.: David L. Ransel Mother of Misery: Child Abandonment in Russia. P. 155.
141 Лебина Н.Б., Шкаровский M.B. Проституция в Петербурге (40—е гг. XIX — 40—е гг. XX в.). С. 20.
73
П. П. Щербинин
время осмотра больных женщин. В том же году министр внутренних дел граф Л.А. Перовский издает указ об учреждении, составе и функциях врачебно-полицейских комитетов. В 1844 г. по образцу столичного комитета были созданы местные отделения в Москве, Вильно, а позднее - в Риге, Казани, Перми и других городах империи.
Организованная часть официальной проституции к началу XX в. состояла из публичных домов трех модификаций в зависимости от финансовых возможностей потребителя: дорогих публичных домов, рассчитанных на состоятельных посетителей, оставлявших за вечер до сотни рублей; многочисленных домов менее высокой категории для потребителей из среднего класса (мелкого чиновничества, купечества средней руки, студенчества и младших офицеров), где цены были 1—3 рубля за время и 3—7 рублей за ночь, и убогих, дешевых домов для бедного люда (мастеровых, солдат, бродяг и т.п.), требующих за секс-услуги от 30 до 50 копеек серебром.
Каждая проститутка обязана была зарегистрироваться в полиции, где на нее заводили особое дело. Если женщина переезжала на новое место жительства, то после внеочередного медицинского осмотра ей выдавалось так называемое «проходное свидетельство» с приложением печати. По приезде на новое место женщина должна была отметиться у местного начальства, которое могло запросить ее дело с прежнего места жительства. Но, разумеется, не все женщины это делали. Так, летом из Петербурга выезжали курсанты кадетских и юнкерских училищ. За ними толпой устремлялись и проститутки142.
В мелких уездных городках проституировали холостые и замужние, бедные вдовы и одинокие женщины, чаще всего - «солдатки». Главным образом они были из прислуги или лиц, занятых на поденной работе. Занимались промыслом, особенно не морализируя на сей счет, отделываясь незамысловатыми оправданиями: «Не мыло — не смылится!»143. По мнению А. Балова, некоторые деревенские женщины промышляли проституцией между делом, и это являлось для них чем-то вроде подсобного промысла, «сексуального бартера»144.
142 См.: Там же. С. 27—28.
143 Балов А. Проституция в уездных городах Ярославской губернии // Врачебная газета. 1904. № 1. С. 310.
144 Балов А. Проституция в деревне // Вестник общественной гигиены. 1906. № 12. С. 1867.
74
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУШ — начале XX века
Дореволюционные этнографы также подтверждали, что нарушения супружеской верности бывали чаще со стороны жены, объясняя это, прежде всего, отходом мужа на заработки или более долговременными отлучками на военную службу: «В селах имелись солдатки, занимавшиеся проституцией. В народе про них говорили, что они «затылком наволочки стирают»145. Иногда современники указывали и на «первопричину», по их мнению, женской непостоянности: «Одно уже удаление людей на десятки лет от их семейств служило распространению разврата. Предоставленные сами себе, без опоры и надзора, молодые женщины, вследствие отсутствия мужей своих, вели большей частью распутный образ жизни»146. Другой очевидец более подробно останавливается на характеристике солдатки и прямо называет негативным «влияние военной службы на народ»: «Не говоря о солдатках, которые везде гуляют, сколько хотят. Они, к сожалению, у нас не работают, а добывают себе пищу больше легким образом. Не лучше их семейная жизнь в тесном смысле этого слова. Ужаснейший обычай в крестьянстве женить своих детей до поступления на службу — обычай, происходящий от необходимости иметь лишнюю работницу — является источником больших несчастий. Солдатки в громадном большинстве случаев, ведут жизнь страшно распутную...»147.
Конечно, не оставались в долгу и мужья, возвращавшиеся со службы. Они, наряду с крестьянами - отходниками, являлись в деревне главными разносчиками венерических заболеваний. По данным земских врачей причиной распространения триппера в селе были уволенные в запас солдаты148. Даже приходя домой в отпуск, мужья-солдаты нередко заражали болезнью своих жен, а те, в свою очередь, «по своему развратному поведению заражали соблазнившихся ими»149.
Серьезную угрозу для здоровья гражданского населения оказывали и расквартированные на постой воинские части. Как отмеча
145 Быт великорусских крестьян-землепашцев. Описание материалов этнографического бюро князя В.Н. Тенюшева (на примере Владимирской губернии). СПб., 1993. С. 276.
140 См.: Тамбовские губернские ведомости. 1859. № 14. С. 99.
147 Записки земского начальника Александра Новикова. СПб., 1899. С. 188.
148 К статистике и казуистике болезней половых органов у крестьянок Кирсановского уезда. Тамбов, 1889. С. 9.
149 Столетие Военного министерства. 1802—1902. Ч. I. Кн. 1. Отд. 2. СПб., 1902. С. 42.
75
П. 11. Щербинин
ли современники, «...жены, оставленные мужьями дома, нередко заражаются сифилисом от квартирующих в деревне солдат». Нижние воинские чины, расположенные по деревням на зимние квартиры, хотя по закону и должны быть осматриваться врачами, но так как собрать батальон, расположенный иногда по целому уезду, в одно место в зимнее время очень трудно, то солдаты скрывали свою болезнь и распространяли в деревнях сифилис150. Земские врачи констатировали также, что возвращавшиеся ежегодно со службы запасные нижние чины часто неполностью были вылечены от сифилиса.
С другой стороны, сами солдаты во время походов и лагерных сборов при расквартировании по деревням или при отпуске на работы часто заражались. Многие из них, уходя в запас и заразившись на службе, легко заражали жену и односельчан151. Во многих местностях, где раньше сифилиса не существовало, он развивался именно с того времени, как солдаты становились там на зимние квартиры. Специально изучавший половую жизнь гарнизона врач П.А. Говорков указывал, что «...сифилис в деревне неполовым путем распространяется быстро, и одного больного солдата достаточно, чтобы заразить всю деревню»152. Тамбовские врачи подтверждали эту тенденцию, замечая, что «по собранным сведениям одним из вероятных моментов усиления сифилиса для одного из селений Борисоглебского уезда можно считать то обстоятельство, что в 1842 г. в этой деревне стояли для усмирения крестьян войска»153.
В воспоминаниях бывшего кантониста В.Н. Никитина также отмечается, что в местах квартирования офицеры и нижние чины обычно быстро завоевывали симпатии местных дам. Однако ценой таких скорых побед являлось массовое заболевание военнослужащих сифилисом. В результате более 20 офицеров и 300 солдат одной из частей были вынуждены серьезно лечиться. Солдаты в отместку по ночам били дам и вымазывали дегтем ворота их домов154.
150 Кузнецов М. Проституция и сифилис в России. Историко-статистические исследования. С. 72.
151 См.: ГАТО. Ф. 30. Оп. 70. Д. 2. Л. 176, 189.
152 Говорков П.А. Половая жизнь гарнизона // Врач. 1896. № 37—38. С. 1052.
153 Третий губернский съезд земских врачей и представителей земств Тамбовской губернии, состоявшийся 22—26 августа 1896 г. Тамбов, 1896. С. 15.
154 Никитин В.Н. Воспоминания // Русская старина. 1906. № 9. С. 611.
76
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУНГ — начале XX века
Надо иметь в виду, что нередко среди солдат были распространены взгляды на женщину как на существо «низшее и бесправное», относительно которой было все дозволено. По воспоминаниям одного из солдат, его товарищи хорошо понимали, что в случае обмана или оскорбления грязной, оборванной, полупьяной «мадамы» -посетительницы казарм, ей не к кому было идти жаловаться. Казармы охотно посещали кухарки, прачки, няньки, горничные, вообще служанки, работницы с фабрик, а солдаты использовали их не только как объект для удовлетворения своих сексуальных потребностей, но и нередко занимали у них деньги, отбирали продукты и вещи. «Вот я у своей мадамы фуфайку выработал», — хвастался один из солдат перед товарищами, которые завидовали такому успешному развитию знакомства и общения с женщиной155. Подобное развитие интимных отношений военнослужащих с женщинами являлось составной частью казарменного быта, невольного безбрачия массы здоровых и молодых мужчин, которые всегда, несмотря на строгий надзор начальства, цаходили возможности для «несанкционированных» встреч с женщинами на стороне. Не случайно проституция всегда была верной спутницей регулярных армий во всех странах, а венерические заболевания оставались одной из серьезных проблем для военных врачей.
Солдаты мало беспокоились о сохранении верности своим женам, изменяя им при каждом удобном случае. Кроме этого, у военнослужащих формировалось устойчивое представление о том, что и их жены там, на далекой родине, ведут себя аналогичным образом и не соблюдают супружескую верность. Среди солдат были необычайно устойчивы похабные истории о сексуальном поведении женщин, а также байки про подвиги наиболее удачливых сослуживцев - покорителей женских сердец.
В начале 1880-х гг. для укрощения венерических заболеваний в армейской среде предложено было даже создавать специальные солдатские дома терпимости, пополняемые здоровыми молодыми крестьянскими вдовами; эту идею поддержал знаменитый генерал М.Д. Скобелев. Руководители кадетских корпусов, по-отечески заботясь о здоровье подопечных юношей, издавали приказы, разрешавшие кадетам старших курсов после медосмотра повзводно
155 В.П. Из записок рядового первого призыва // Вестник Европы. 1875. № 9. С. 292.
77
П. П. Щербинин
посещать закрепленный за училищем публичный дом выше средней категории. При этом кадету постоянно внушалась только одна корпоративная мысль: посещать заведения «в долг» совершенно недопустимо для чести будущего офицера. В массовой печати появлялись копии подобных приказов без особых комментариев ввиду их выразительности.
Еще более показательный пример отношения военных к проституции содержится в деле, разбиравшемся в Казанской судебной палате в 90-х гг. XIX в.: ввиду сообщения военного начальства о вспышке сифилиса среди солдат местного гарнизона пристав приказал с наступлением ночи арестовать всех женщин, живущих в части города вблизи казарм, и представить их к освидетельствованию. Было задержано множество женщин без разбора, не только на улицах, но и в квартирах - и старых, и молодых, и матерей с грудными ребятишками156.
Имели место и предложения по «использованию» больных сифилисом в военных целях. В 1897 г. высказывалась, например, идея зачисления всех сифилитиков в специальные подразделения, которые в случае начала войны были бы направлены на фронт157. В период Первой мировой войны среди австрийских военных действительно ходили слухи о том, что русские заражают сифилисом солдат.
В 80-е гг. XIX в. члены Врачебно-полицейского комитета в Петербурге, озабоченные вопросами охраны здоровья проституток, ростом венерических заболеваний, предлагали создать специальные солдатские публичные дома с предварительным осмотром клиентов, которое должно было организовывать военное начальство158. Однако все подобные начинания натолкнулись на мощное сопротивление демократически настроенной общественности, представители которой развернули борьбу с публичными домами любых рангов. Выступая против «продажной любви», унижения женщин, представители общественности фактически устраняли конкуренцию для вольной, часто незарегистрированной проституции. Таким образом, либерализация половой морали и противостояние государственному контролю за проституцией в «домах свиданий» и борделях, при
156 См.: Голосенко И.А., Голод С.И. Указ. соч. С. 46—47, 49.
157 См.: Энгелыптейн Л. Указ. соч. С. 213.
158 См.: Лебина Н.Б., Шкаровский М.В. Указ. соч. С. 27—28.
78
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
водила лишь к обострению ситуации с венерическими заболеваниями, выводило проституток из достаточно эффективной системы медицинского надзора. Впрочем, конечно же, «давление» на «бордельную» проституцию и ее сворачивание снижало и контроль государства за интимными развлечениями своих граждан.
1 августа 1889 г. в России прошла первая, оказавшаяся впрочем и последней, перепись проституток, которой были охвачены дома терпимости и проститутки-одиночки. Всего оказалось обследовано 1216 домов терпимости и свиданий, в которых содержались 7840 проституток и 9763 проститутки-одиночки159. Общая численность проституток, таким образом, составила 17603. Впрочем, сами современники хорошо представляли заниженность и неточность данной цифры, отмечая, что реальная незарегистрированная проституция была больше в 8—10 раз.
Наибольшее беспокойство «тайной», незарегистрированной проституцией выражало воинское начальство, так как именно солдаты являлись едва ли не главными потребителями «некондиционной» продажной любви. Заболевания нижних чинов сифилисом и другими венерическими заболеваниями тревожили командиров воинских частей, которые буквально осаждали рапортами местные власти, требуя ужесточить контроль за проститутками, а также улучшить их санитарные врачебные осмотры. Причем, военные власти предлагали и услуги своих военных врачей. Приведем архивный документ, свидетельствующий о значении, придаваемом борьбе с венерическими заболеваниями нижних чинов в начале XX в. Так, в протоколе врачебного отделения Тамбовского губернского правления от 28 сентября 1910 г. отмечалось, что «...в последнее время по прибытии частей войск в г. Тамбов стали учащаться случаи заболеваний нижних чинов венерической и сифилитической болезнями. Увеличение заболеваемости венерической болезнью связано отчасти с закрытием домов свиданий с возможным развитием тайной проституции и ее вредными влияниями и последствиями». Были высказаны следующие предложения: «1. К открытию домов терпимости по возможности не должно ставиться препятствий; 2. Надзор за санитарным состоянием существующего дома терпи
159 Статистика Российской империи. XIII. Проституция по обследованию 1 августа 1889 г. Под ред. А. Дубровского. СПб., 1890. С. 1.
79
П. П. Щербинин
мости должен быть усилен; 3. Надзор за тайными проститутками также должен быть усилен с привлечением к ответственности по 44 ст. Устава о наказаниях»160. Кроме того, власти распорядились и о бесплатном отпуске лекарств для лечения проституток, дабы препятствовать распространению венерических заболеваний среди солдат и местных жителей.
Исследователи проституции давно обратили внимание на то, что войны, связанные с мобилизацией и концентрацией огромного количества молодых мужчин, всегда сопровождаются уменьшением числа поднадзорных проституток и увеличением тайных, а также ростом числа венерических больных. Так, например, по мнению М. Шиперовича, общее количество проституток в Петрограде за полтора года Первой мировой войны 1914—1918 гг. почти утроилось, составив около 25 тысяч человек161. С другой стороны, Первая мировая война выплеснула на рынок потребления проституции огромную волну женщин-беженок и малолетних проституток. Данная проблема подверглась специальному рассмотрению в статье П. Гет-релла162, а также в публикациях современников войны163.
Таким образом, рассуждая о женском непостоянстве и венерических заболеваниях, которые захлестывали порой целые населенные пункты, надо иметь ввиду воздействие прежде всего огромной солдатской массы на окружающее население и влияние «военного фактора» в целом на гражданское население императорской России. Одним из таким мощных воздействий была и постойная повинность. По отзывам современников, постой являлся самой тягостной повинностью для российского народа. Крестьяне подвергались от постоя войск большому разорению. Кроме помещений войска надо было снабжать и фуражом, отводить луга и покосы для лошадей164. Не
160 ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 6192. Л. 47—48.
161 Шиперович М.В. Как не следует бороться с проституцией? // Медицинский современник. 1915. № 16. С. 221.
162 См.: Гетрелл П. Беженцы и проблема пола в России во время Первой мировой войны // Россия и Первая мировая война (материалы международного коллоквиума). СПб., 1999. С. 112—128.
,fta Проституция, война, половые болезни // Русский журнал кожных болезней. 1915. № 4—6; Левитский В. Дети-проститутки в дни войны // Вестник воспитания. 1916. № 2 и др.
164 См.: Неупокоев В.И. Государственные повинности крестьян Европейской России в конце XVIII — начале XIX века. М., 1987. С. 198.
80
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
смотря на существование целого ряда нормативных актов, определявших взаимоотношения постояльцев и их хозяев, отношения между теми и другими редко были безоблачными, особенно в деревне, где отсутствие властей и забитость крестьян делали военных полными хозяевами положения. Самоуправство постояльцев, бесчинства были чрезвычайно распространенным явлением. По отзывам современников, «...русский солдат является бичом для своего хозяина: он распутствует с его женой, бесчестит его дочь... ест его цыплят, его скотину, отнимает у него деньги и бьет беспрестанно... »165. Да и статистика осужденных за изнасилование в XIX в. свидетельствует, что наибольший процент осужденных за это преступление давало именно военное сословие166. Наверное, неслучайно в словаре В.И. Даля оказались зафиксированы следующие поговорки о русском солдате: «У солдата везде ребята. Где ни пожил солдат — там и расплодился»167. Данные и другие пословицы и поговорки четко выявили социально-демографическую нагрузку на гражданское население, которая сопровождала воинский постой. Конечно, семьи, откуда ушел рекрут, освобождались от постоя, но и это правило имело исключения. Так, если это была большая крестьянская или городская семья, то такое освобождение могло не наступить, ложась дополнительным бременем на солдатские семьи.
Несомненно, воздействие военных и милитаризма на гражданское население в России в XVIII - начале XX в. было весьма значительным. Во многих случаях войны и военные не только влияли на развитие страны в целом, но и на судьбы и повседневную жизнь «обычного» человека. Судьба солдатки и ее поиск стратегий выживания, собственная линия поведения формировались под воздействием правовых и повседневных реалий, отражая стремление солдатских жен самостоятельно искать выход в критической ситуации, в которой она, как правило, оказывалась после призыва мужа в армию или на войну. Именно армия и милитаризм обрекали многие тысячи россиянок на одиночество, фактически подталкивая их к занятиям «продажной» любовью. Вероятно, одним из побудитель
165 Цит. По.: Лапин В. Семеновская история. Л., 1991. С. 39.
166 Столетие Военного министерства. 1802—1902. Военно-тюремные учреждения Т. XII. Ч. III. СПб., 1911. С. 223.
167 См.: Даль В.И. Словарь пословиц и поговорок. С. 93.
81
П. П. Щербинин
ных мотивов для занятий проституцией у солдаток была неопределенность их фактического семейного статуса.
Солдатка в русском фольклоре. Насколько точно рекрутские плачи отражали повседневные реалии солдатских жен? Ценным источником по истории повседневности солдаток является фольклор, который отразил бытовой уклад жизни солдатских жен, положение «соломенных вдов», отношение соседей к детям солдатки и др.168 Справедливо утверждение Л.Н. Пушкарева, что этот тип источников может дать историкам дополнительный материал, ибо песни, сказки, поговорки и пословицы отразили в художественной, образной форме отношение народа к военной службе, к «солдатчине», которая в народном сознании отразилась как «горе великое»169. По мнению американской исследовательницы Беатрисы Фарнсворс, память о женах солдат сохранилась в основном в рекрутских плачах, но историки уделяли мало внимания изучению этих источников170. Что же представляли собой эти рекрутские плачи и насколько объективно отражена в них жизнь российской солдатки?
Про саму рекрутчину в народе говорили: «У царя есть колокол на всю Русь». Этот колокол звонил действительно на всю Россию так, что при первом его ударе пробегал трепет по душам россиян и россиянок, содрогались все от малого до взрослого. По впечатлениям современников, «как грозная туча шел набор, неся с собой в семьи слезы, неутешное горе, безысходные страдания. Красная шапка являлась чуть ли не страшнее красного петуха»171.
Народные плачи, устраиваемые профессиональными «плакальщицами» на протяжении многих сотен лет являлись эксклюзивным жанром женской поэзии. Сами плакальщицы, как правило, были вдовами, сиротами, для кого сочинение жалобных песен, будь то на
168 Подробная библиография дана в библ, указ.: Русский фольклор. Библ. указ. 1901—1916. Л., 1981. С. 78, 116—125, 218, 244—247.
169 См.: Пушкарев Л.Н. Солдатская песня — источник по истории военного быта русской регулярной армии XVIII — первой половины XIX в. // Вопросы военной истории России. M., 1969. С. 422.
170 Beartrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record // Sr. 49. 1990. P.58.
171 Белов И.Д. Наш солдат в песнях, сказаниях, поговорках // Исторический вестник. 1886, август. С. 315.
82
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
венчание, похороны или отправление рекрута, составляло средства к существованию. Плакальщица нанималась за определенное вознаграждение деньгами или вещами (холстами, полотенцами, платками). Рекрутские напевы сводились к нескольким главным темам: грустное солдатское прощание, доля солдата в царской армии, трагические последствия для крестьянского хозяйства в виду его долгого отсутствия, горе его родственников172.
Церемония прощания рекрута напоминала церемонию прощания невесты со своими родителями: рекрут выходил в центр комнаты, прощался с каждым родственником и отходил обратно173. Параллельно с исполнением профессиональными плакальщицами, рекрутские причитания исполнялись также родственницами. Каждая женщина, молодая или старая, должна была знать, как «плакать». Это было нетрудно. Плачи состояли в основном из традиционных приемов, обращений, формулировок, большое количество которых закрепилось в народной памяти174. Анализ поведенческих норм в рекрутской обрядности, проведенный А.В. Черных, позволяет говорить о длительной эволюции самого обряда. А причитания по рекруту, «вынос рекрута» — выход вперед спиной — имеют параллели с похоронной обрядностью175.
При всей многочисленности песен, плачей и причитаний, в которых так или иначе затрагивалась рекрутская тема, в них лишь в самой общей форме говорится о порядке набора и его аксессуарах (жребий на сходе, «мирские переговоры»), более подробно— об обряде приема рекрутов воинским начальством и почти ничего — об определяющей роли общины в отборе рекрутов и обеспечении повинности. Лишь отдельными штрихами в народной памяти запечатлелись моменты, представляющие интерес для рассматриваемой проблемы. В народных песнях отразились факты неумолимой сдачи общинами сирот, тем более воспитанных миром, детей из бестяглых дворов, «штрафных» («за гулянку», «за неправедное житье» с женой), о которых в деревне заранее со
172 Beartrice Farnsworth. The Soldatka:, Folklore and Court Record. P. 59.
173 Архив русского этнографического музея. Ф. 7. On. 1. Д. 1027. Л. 7—8.
174 Beartrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record. P. 59.
175 Черных А.В. Поведенческие нормы в рекрутской обрядности // Мужской сборник. Вып. 1. Мужчина в традиционной культуре. М., 2001. С. 149.
83
П. П. Щербинин
И. П. Трутнев.
Благословление сына в ополчение. 1855 г.
здавалось отрицательное общественное мнение. Только в одной песне («Нам которого сына в солдаты отдать») запечатлелся этап, когда общины при подворной очередной системе перестали обходить «двойников» («от двоих одного во солдаты брать, от троих одного — миновать нельзя»). Обилие вариантов этой песни, записанных в самых разных областях европейской части России, свидетельствует о широкой распространенности разбиравшегося
выше явления. Рекрутчина в фольклорных произведениях рассматривалась преимущественно с семейно-бытовой стороны и значительно уже — с внутридеревенской, общественной. Эти произведения создавались в процессе развития порядков отправления повинности, а потому в них ярче отражались коллизии, возникавшие внутри крестьянской семьи при рекрутском наборе и при прощании рекрута с близкими и «родом-племенем», который не только отрывался от семьи, но и вычеркивался навсегда из деревенской общинной жизни. Конечно, только эмоциональной стороной восприятия рекрутчины нельзя объяснить это своеобразие тематической направленности фольклорных произведений. Дело в том, что община не вмешивалась во внутрисемейные проблемы, возникавшие при решении вопроса, кому идти в рекруты. Именно поэтому они и заслонили в фольклоре роль общины.
Казалось бы, что значение фольклорных произведений как вспомогательного исторического источника, может быть определяющим для освещения указанных семейных коллизий. Как ни странно, но фольклор и в этом отношении дает сугубо односторонний материал. В нем преимущественно отражалась или роль отца, патриархального главы семьи, от воли которого зависела судьба сыновей, или порядок, по которому путем жребия решался вопрос между ними.
В фольклорных произведениях подчеркивалась зависимая жизнь солдатки в семье мужа и двусмысленность ее положения в деревне,
84
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
порождавшая сплетни и пересуды176. В «Плачах по рекруте женатом» (XIX в.) И.А. Федосова177 особенно сильно выявляла общественное и семейное положение солдатки: при соседях и «сродниках» она преклоняет голову перед братьями мужа, обещает покорить свое сердце, просит их «допустить» ее детей в дом и из милости кормить и обогревать их; она готова к тому, что от нее откачнутся соседи и соседки и будут пустословить понапрасну на ее счет, ее детей ровесники не будет принимать «в пай играть», дома братья и невестки станут попрекать в самовольстве и нахлебничестве, а в конце концов она вынуждена будет кормиться с детьми мирским подаянием178.
В русских народных плачах отражены настроения солдатских жен и их «несчастная жизнь»179, а также описание солдатской службы. Своеобразие этих впечатляющих картин страданий и мучений солдата заключается прежде всего в том, что слагались и исполнялись они не самими солдатами, а их матерями, женами, сестрами, соседками180. Солдатская служба, таким образом, изображалась сквозь призму женского мировоззрения, женской повседневно-бытовой культуры.
В «Причитаниях северного края», собранных Е.В. Барсовым, также отражена беспросветная жизнь солдатки: «Подобное же нравственное разложение крестьянской семьи производила былая рекрутская система, отнимая весьма часто мужа у жены. Положение последних было ужасно. Печать отвержения и клеймо позорного имени всею тяжестью ложились на этих несчастных и нравственно угнета
176 См.: Ульянов И.И. Воин и русская женщина в обрядовых причитаниях наших северных губерний //Живаястарина. Пг., 1914. Вып, 3—4. С. 251—253;
177 Подробнее о ней и ее творчестве см.: Чистов В.К. Народная поэтесса И.А. Федосова. Петрозаводск, 1955.
178 Александров В.А. Указ. Соч. С. 256.
179 См. об этом также: Русская народно-бытовая лирика. Причитания Севера в записях В.Г. Базанова и А.П. Разумовой. М.—Л., 1962.
180 Подробнее о рекрутских плачах и обрядах см.: Кормина Ж.В. Рекрутский обряд: к проблеме структурного анализа // Актуальные проблемы культурологии. Тезисы докладов III международной конференции. Екатеринбург, 1998. С. 55—56. Ее же. Рекрутская обрядность: ритуал и социально-исторический контекст // Материалы конференции «Мифология и повседневность». Сост. К.А.Богданов, А.А.Панчен-ко. Санкт-Петербург, 1999. С. 36—50; Кормина Ж.В. Рекрутский обряд: структура и семантика (на материалах севера и северо-запада России XIX-XX вв.). Автореферат дисс. на соиск. учен. степ. канд. культуролог, наук. М., 2000.
85
П. П. Щербинин
ли их на каждом шагу. Беда, постигавшая ее, была так велика, что жена предчувствовала грозившую ей кручину. И стала слыть она не вдовой — женой немужней, а бедной солдаткой»181. Специально бытовая жизнь рекрутки и ее плачи были изучены в XIX в. Е. Добрын-киной, которая отмечала, что «...вопить над рекрутом почитается у крестьянок священным обыкновением, и тогда состоится приговор общества о взятии парня в рекруты, жена садится на лавку и начинает вопить. Вслушиваясь в эти вопли и причитания крестьянок, невольно задаешься вопросом: откуда взята эта самобытная народная поэзия? Кто вложил эти слова в уста женщины? Ведь не лицемерие же это, не притворство. Нет, здесь каждая строфа дышит глубоким горем, которому нет исхода и нет ниоткуда помощи. Первостепенную роль играет здесь горе жены. По уходу мужа из дому чем делается она? Что такое ее личность? Ничто! Хуже последней наемки... Потеряв терпение, соскучившись одиночной жизнью, измученная семейными дрязгами, идет из дома вон, куда-нибудь в село или город на заработки... Однако же свобода не служит ей на пользу. Она не умеет справляться с ней, привыкши до сих пор ходить на помочах и жить под вечным гнетом. Женщина распускается и начинает вести жизнь, не стесняемую никакими правилами нравственности. Рекрутка этому счастью рада, теперь она погуляет на всей своей вольной волюшке и кончает тем, что поступает на готовые харчи к какому - ни-будь солдату или пролетарию из мастеровых...»182.
Образы солдаток нашли свое отражение и в лирических народных песнях. Рекрутские песни возникли в начале XVIII в. после введения рекрутской повинности. Часто исполняли их матери, сестры и невесты рекрутов. В них раскрывался трагизм крестьянской семьи, из которой на долгие годы уходил подчас единственный кормилец183.
181 Причитания северного края, собранные Е.В. Барсовым. Т. 2. Рекрутские и солдатские причитания. М., 1997. С. 38—45.
182 См.: Добрынкина Е. Бытовая жизнь крестьянки в Муромском уезде // Ежегодник Владимирского губернского статистического комитета. Т. I. Вып. I. — Владимир, 1876 — С. 119—130.
183 См.: Песни, собранные П.В. Киреевским. Вып. 6—10. М., 1860—1874; Соболевский А.И. Великорусские народные песни. Т. 6. СПб., 1900; Лазутин С.Г. Русские народные песни, М., 1965; Литвин Э.С. Русская историческая песня XIX века // Русский фольклор. Материалы и исследования. Т. 6. М.—Л., 1961 и др. Отметим, что тема «Солдатки» нашла отражение и в творчестве многих композиторов.
86
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Несомненно, фольклорные источники помогают в воссоздании повседневно-бытового уклада российской солдатки. Однако, принимая все это, нельзя не согласиться с мнением Беатрисы Фарнсворс, которая первой провела серьезное исследование проблемы «Солдатка в фольклоре и судебных делах»184. В рекрутских плачах солдатка — это женщина, лишенная семьей мужа доли собственности в семейном наследстве, отвергнутая общиной и без постоянного источника дохода. Положение солдатки в семье беззащитное и безнадежное. Ее постоянно корят, что «нет у нее пахаря в чистом поле, нет вскорми-теля в доме родителя»185. Но, по мнению Беатрисы Фарнсворс, старые «рекрутские плачи» слишком традиционны в этом воспевании судьбы солдатки. Их собрали в 1868 г., опубликовали в 1888 г., а рассказывали в XX в., и они не включили изменений, произошедших в 1860-е гг.: юридических новшеств, демобилизации после Крымской войны, ожиданий военной реформы 1874 г. и снижения срока службы. Историческая достоверность таких «плачей» ограничена, в ос-новном/дореформенным периодом. А позже «плачи» уже вводили в заблуждение, изображая солдатку как абсолютно беспомощную186.
На наш взгляд, этот вывод американской исследовательницы справедлив. Конечно же, солдатки имели право и обращались к властям не только в первой половине XIX в., но и даже в начале XVIII в.187 Важно отметить, что нередко они добивались справедливости и восстановления своих прав или прав своих детей188. Поэтому, используя фольклорные источники, прежде всего «рекрутские плачи», необходимо учитывать время их создания и записи, а также стереотипность образов, которые там воспевались.
Так, один из романсов С.В. Рахманинова «Полюбила я на печаль свою» (1893, перевод из Т. Шевченко Л.Н. Плещеева), представляет жанр «русской песни, безыскусный печальный рассказ молодой крестьянки о том, как ее мужа взяли в рекруты «люди сильные», и теперь она, одинокая солдатка, состарится в «чужой избе».
184 Beartrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record // Sr. 49. 1990. P. 58—73.
185 Белов И.Д. Наш солдат в песнях, сказаниях, поговорках // Исторический вестник. 1886. август. С. 337.
186 Beartrice Farnsworth. The Soldatka: Folkloreand Court Record //Sr. 49.1990. P. 63.
187 См.: Доклады и приговоры, состоявшиеся в Правительствующем Сенате в царствование Петра Великого, изданные Императорской академией наук под ред. Н.В. Калачова. Т. 1. СПб., 1880. С. 221, 279—280.
188 См.: ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 3521. Л. 18, 59, 70, 84.
87
П. П. Щербинин
Весьма примечательно, что «рекрутские плачи» не отражали создания крестьянских судов, которые после освобождения 1861 г. и отмены юридической власти помещика, основывались не на государственном, а на крестьянском обычном праве189. Суды решали именно те проблемы, которые прежде всего беспокоили солдатку, — изгнание из семьи без средств.
Материалы судебных процессов представляют уже совсем другую солдатку, чем те же «рекрутские плачи»: уверенную, а не страдающую, активную, а не пассивную. В судебных исках солдатка уверяла, что у нее были наследственные права на основании замужества и что она имеет право на долю в семейной собственности. Солдатка «рекрутских плачей» не видела способа осуществления своих прав. Суды же давали ей законную защиту. Даже в скандальных случаях суд мог защитить солдатку. Например, в Ярославском уезде солдатка заявила, что свекровь и братья мужа выгоняют ее с новорожденным ребенком и вынуждают искать пристанища у соседей. Свекровь посчитала, что солдатка опозорила их, изменив с неженатым братом мужа. Суд, не найдя свидетельств измены, постановил, чтобы они вернули солдатку с ребенком к себе в дом или оказали ей поддержку другим способом. Судьи предупредили родственников, что они понесут ответственность, если и дальше будут притеснять солдатку.
Крестьянские суды поощряли иногда уход солдатки из семьи, где ее обижали, защищая требования солдатской жены о разделе семейной собственности190.
Таким образом, повседневность солдатских жен и их правовое, имущественное положение в семье представляются уже не такими однозначно «темными и беспросветными», хотя совершенно очевидной была все же кризисность и напряженность социокультурного положения солдатки в российском обществе в XVIII - начале XX в. Судебные тяжбы солдаток нередко заканчивались в их пользу. А сами солдатки приобретали ценный опыт правового решения спорных проблем.
Солдат и члены его семьи в пословицах и поговорках. В исследовании И.Д. Белова «Наш солдат в песнях, сказаниях, поговорках» указывается на то, что среди населения сам солдат, солдатка
189 Beartrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record //Sr. 49.1990. P. 70.
190 Beartrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record // Sr. 49.1990. P. 74.
88
Военный фактор в повседневной жизни русской жешцины в XVIII — начале XX века
и их дети считались какими-то отчужденными личностями, а часто на них смотрели с величайшим нерасположением. Во многом это определялось экономическим расчетом, так как покинутая солдатом семья тяжелым бременем ложилась на крестьянство191. «Солдаткиным ребятам вся деревня отец», «У солдатки сын семи-батешный», - так отразились в народных пословицах судьба и статус солдатских детей. Да и сама солдатка, по словарю В.И. Даля, -«Ни вдова, ни мужняя жена»192.
Заметим что фольклорные характеристики солдат, а также их жен и детей вполне отражали повседневные реалии и правовой статус этих представителей военного сословия в российском обществе. Не случайно в иследованиях по истории материнства и детства указывается на особое положение «незаконных» детей, а также унизительное положение их матерей.193.
Солдатчина в народном представлении казалась нисколько не лучше каторги, даже подобна смерти. Не случайно существовала поговорка: «В рекрутчину - что в могилу»194. Солдат считался «казенным человеком», то есть совершенно отделившимся от крестьянского и мещанского мира, принадлежащим казне. Да и его семья тоже уже не признавалась окружением своей, типичной и обычной. Солдатские жены, солдатские дети - отрезанные от мира ломти. Более того, в народном творчестве отразилось понимание разрыва собственных семейных связей русского солдата: «Солдат — отрезанный ломоть», «Солдатская жена — ружье»195. Служба в армии создавала солдату как бы новую семью, а для родных и близких он считался навек потерянным человеком.
Кроме того, народные пословицы отразили тягу солдат к воровству и неуважение к чужой собственности. В местах расквартирования войск солдаты оставляли о себе дурную славу: «Солдат и доб
191 Белов И.Д. Наш солдат в песнях, сказаниях, поговорках // Исторический вестник. 1886. август. С. 336.
192 Даль В.И. Пословицы русского народа. В 2-х тт. M., 1984. С. 193—195.
193 Федоров В.А. Мать и дитя в русской деревне (конец XIX — начало XX в.) // Вести. Моск, ун-та. Сер. 8. История. № 4. С. 17—18.
194 Заусцинский П. Кодификация русского военного законодательства в связи с историей развития русского войска до реформ XIX в. СПб., 1909. С. 318.
195 Белов И.Д. Наш солдат в песнях, сказаниях, поговорках // Исторический вестник. 1886, август. С. 322.
89
П. П. Щербинин
рый человек, да плащ его хапун», «Шинель — постель, шинель — кошель, а руки — крюки (что зацепили, то и потащили)», «С постоя хоть ложку деревянную, а украсть что-нибудь надо», «Солдата за все бьют, только за воровство не бьют», «Солдат не украл — просто взял; ему не грех поживиться: не украсть, так и взять ему негде». Подобное отношение к солдатам отражалось и на восприятии солдаток, которых находилось немало в сибирской ссылке именно за преступления, связанные с воровством196.
Конечно же, повседневная жизнь солдаток нашла свое отражение и в частушках, сказках и других фольклорных источниках197. Заметим лишь, что всплески внимания к солдатке, ее быту и настроениям, колоритная характеристика окружавшей ее обстановки, как правило, приходились на периоды военных кампаний особенно начала XX в. (русско-японской войны 1904—1905 гг. и Первой мировой войны 1914—1917 гг.).
Опыт реконструкции социально-правового статуса и повседневной жизни солдатских жен при помощи информационных технологий. Новые возможности реконструкции социально-экономического облика, менталитета, особенностей повседневной жизни российской солдатки появились и при использовании информационных технологий. Речь идет о создании электронных баз данных (далее - БД) и введении в научный оборот значительных массивов первичного архивного материала (прежде всего региональных архивов, которые сохранили не только обобщенные сводки, но и подлинные рекрутские переписные листы, справки об освидетельствовании, материалы земских обследований и др.). К настоящему времени в ходе изучения влияния военного фактора на повседневную жизнь населения Тамбовской губернии сформированы семь БД в электронной форме с материалами о социально-экономическом, семейном статусе, настроениях солдатских жен в рассматриваемый период198.
Для изучения повседневных реалий рекруток и жен отставных и опускных солдат весьма полезны сведения из БД: «Отпускники» и
196 Максимов С. Сибирь и каторга. Ч. 2. СПб., 1871. С. 156.
197 См.: Сборник великорусских частушек. М., 1914 и др.
19н Их результаты буду проанализированы в отдельных разделах монографии, посвященных повседневным реалиям солдатских жен в период войн XIX — начала XX в.
90
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
«Рекруты». БД «Отпускники» создана на основе поуездных списков отпускных нижних чинов Тамбовской губернии XIX в. Ее информационными полями являются данные о месте жительства, возрасте, сословии, семейном положении, воинском звании, роде войск, занятиях отпускника, перемещениях его в пределах губернии, дате увольнения и постановки на учет199. Материалы БД «Отпускники» позволяют проанализировать то, как вчерашние рекруты находили свою «нишу», приспосабливались к гражданской жизни, выбирали занятия и решали семейные проблемы. Обработка материалов БД показывает демографический состав солдатских семей (возраст мужа и жены, количество и возраст детей, имущественное положение семей). Сравнение поуездных списков состава семей отпускников и их социально-экономического положения позволит проследить динамику изменений, происходивших в солдатских семьях после возвращения мужа со службы. Проведение подобных исследований и по другим регионам позволит выявить особенности демографического поведения, социальной стратификации, уклада жизни солдатских семей в XIX в.
БД «Рекруты» представляет собой официальную форму, копирующую ту, что заполнялась в рекрутском присутствии и содержала обязательные для сведения о рекрутах: фамилия, имя, отчество рекрута, его возраст, рост, приметы (цвет волос, глаз, состояние зубов), сведения о месте жительства (городе, уезде, селе, деревне, слободе), социальном статусе (из мещан, помещичьих, удельных, государственных крестьян), семейном положении (холост, вдов, женат), данные о жене, детях (их пол и возраст), отметка о беременности жены200 . Приведем пример сведений об одном из рекрутов 96-го набора (март 1831 г.): «Митрофан Романов Рожнов, из однодворцев села Малые Пупки, Козловского уезда, 26 лет, роста - 2 аршина 35/8 вершка, лицом бел, волосом рус, глаза серые, нет четырех зубов. Жена — Домна Ефремова, сыновья: Терентий - 9, Филипп -4 лет, дочь Агафья — 2 лет. Жена беременна201 ». Таким образом,
109 См.: ГАТО. Ф.4.0п. 1. Д. 4326. Л. 15 и др.
200 См.: Щербинин П.П. Реконструкция социально-экономического, правового статуса, менталитета российской солдатки XIX в. на основе компьютерных технологий // Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер». № 30. Материалы VIII конференции АИК. Июнь 2002. М., 2002. С. 20—22.
201 ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 3567. Л. 45.
91
П. П. Щербинин
исследователь получает возможность глубокого изучения военного сословия, некоторых аспектов его повседневной жизни202 . Изучение массовых источников провинциальных рекрутских присутствий позволяет выйти при их обсчете на неожиданные результаты. Так, традиционно считалось, что в XIX в. в рекруты предпочитали брать холостых мужчин. Однако, материалы БД «Рекрут» свидетельствуют, что в первой половине XIX в. в Тамбовской губернии женатые рекруты составляли две трети (63,3 процента), холостые только -35, 5 процента, были даже вдовые рекруты - 1,2 процента203 . Понятно, что постоянные рекрутские наборы умножали число солдаток, ложились дополнительным бременем на крестьянские семьи204 . Интересно и другое наблюдение, связанное с анализом БД «Рекрут»: десятки семейных мужчин становились «охотниками» добровольно, то есть шли выполнять рекрутскую повинность за очередного рекрута, родители которого выплачивали «охотнику» за это значительную по тем временам сумму - до 400 рублей205 . Вероятно, для этих наемных рекрутов подобное вознаграждение являлось достаточным для содержания своей семьи, а сами «охотники» составляли наемную часть русской армии. Очевидно, что наполнение БД и их обработка позволят выяснить системную информацию по семейно-повседневной жизни солдаток и их семей.
В отношении общества и государства к солдатке перманентно складывалась ситуация противостояния административного и человеческого измерения, нужд и потребностей военного министерства и судеб отдельных конкретных людей и семей. В повседневной
202 Некоторые исследователи и исследовательницы указывают и еще на один важный источник изучения демографических особенностей рекрутских семей — ревизские сказки. — См.: Миненко Н.А. Русская крестьянская семья в западной Сибири (в XVIII — первой половине XIX в.). Новосибирск, 1979.
203 См.: ГАТО. Ф. 2 Оп. 41. Д. 124. Л. 19; Оп. 44. Д. 34. Л. 37; Оп. 48. Д. 7. Л. 138; Оп. 52. Д. 3. Л. 2; Оп. 57. Д. 632. Л. 7; Оп. 57. Д. 816. Л. 12; Оп. 58. Д. 655. Л. 20; Оп. 58. Д. 696. Л. 5; Оп. 60. Д. 804. Л. 19 и др.
204 Беатриса Фарнсфорс также приводит в своей работе сведения, что, несмотря на государственные постановления XIX в., определявшие, что в рекруты надо было направлять прежде всего неженатых мужчин, этот запрет, похоже, не выполнялся как следует. В одной группе деревень в период с 1820 по 1855 гг. 60,5% новобранцев были женаты и свыше половины из них имели маленьких детей — См.: Beartrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record // Sr. 49. 1990. P. 72.
205 См.: ГАТО. Ф. 27. On. 1. Д. 3. Л. 484; On. 1. Д. 4. Л. 421; On. 1. Д. 9. Л. 697 и др.
92
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
реальности солдатские семьи (жены и дети) пересекали часто социальные границы и изменяли свое формальное положение, используя всевозможные легальные и полулегальные возможности для выживания. Дело все было в том, что абсолютное большинство солдатских семей могло рассчитывать только на свои силы, редко — на помощь общины и городского общества, но почти никогда — на государственную поддержку. В семейном, социальном, экономическом плане солдатка и ее дети оказывались обреченными на страдания и низкий уровень потребления, выброшенными из привычного окружения и не нашедшими новой ниши в обществе имперской России. Вне сомнения, военные, армия, милитаризм оказывали значительное влияние на россиянок, оставляя наиболее глубокий след в судьбе женщины-солдатки.
93
П. П. Щербинин
1.2. СЕМЬИ СОЛДАТОК И ИХ ЗАКОННЫЕ И НЕЗАКОННОРОЖДЕННЫЕ ДЕТИ В XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в.
94
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Внутрисемейные отношения в рекрутских семьях в XVIII — первой половине XIX в. Проблема материнства и детства в рекрутских и солдатских семьях не часто рассматривалась в исторических исследованиях206 . Между тем изучение рождаемости, социально-правовой адаптации рекрутских семей, повседневной жизни законных и незаконных детей в семьях солдаток представляет несомненный интерес. Первичные архивные источники сохранили многочисленные свидетельства жизненных коллизий солдатских жен и их незаконнорожденных детей, на основании которых и попытаемся реконструировать эту сторону семейно-брачных отношений солдаток и их материнского поведения.
Отметим также, что если в целом в императорской России положение и будущее ребенка зависело от социального положения его отца на момент рождения, то в солдатских семьях к военному сословию относились и еще нерожденные дети, а также все потомство не только от солдатских жен, но и от солдатских дочерей, даже от солдатских внучек, даже если они были прижиты незаконно. Иначе говоря, для государства главным и определяющим являлись не законность или незаконность рождения ребенка в семье солдата, а его безусловная принадлежность к военному сословию и последующая служба в армии. Не случайно все российское законодательство о солдатских детях (мальчиках) пронизано этой главной мыслью - все, кто рождены солдатками, признаются достоянием армии и обязаны пополнять ее ряды!
Как же относились церковная и светская власть, окружение солдатки к ее законным и незаконным детям? Насколько эффективен был контроль военного министерства над рождаемостью детей в солдатских семьях? Могла ли солдатка защитить «своих кровиночек» от неминуемой рекрутчины?
Прежде всего, необходимо заметить, что на рождаемость в солдатских семьях влияло несколько факторов. Во-первых, привыч-
206 К редким исключениям можно отнести работы: Steven Hoch Serfs in Imperial Russia: Demographic Insights// Journal of Interdisciplinary History. 1982. № 13. P. 222; David L. RanseL Mother of Misery: Child Abandonment in Russia. Princeton. 1988. P. 21—22,154—158. Kimerling(Wirtschaf ter). Soldier's Children, 1719—1856: Astudy of social engineering in imperial Russia // Forschungen zur osteuropaische Geschichte. № 30. 1982.; Beatrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record // Sr. 49. 1990. P. 58—73 Виртшафтер Э.К. Социальные структуры: разночинцы в Российской империи. Пер. с англ. Т.П. Вечериной. Под ред. А.Б. Каменского. М., 2002. С. 106—110.
95
П. II. Щербинин
ное демографическое поведение российского крестьянства (большинство призывников-рекрутов до службы были крестьянами) диктовало необходимость большого числа рождений в этих семьях207 . Однако длительная разлука, порой на десятилетия, очень редкие встречи лишь при возможном кратковременном отпуске мужа-солдата домой или поездке жены-солдатки к мужу на месте дислокации воинской части формировали особый тип сексуальных отношений, брачного поведения солдатки и статуса ее детей.
Во-вторых, необходимо учитывать особенности социокультурных процессов, информированность российского общества в период рекрутчины. Очевидно, что после призыва мужа на службу солдатка ничего не знала о его судьбе. Да и сами мужья-солдаты могли только догадываться, как живут их семьи и что происходит на родине. Переписка в солдатских семьях была редкой или вообще отсутствовала. Таким образом, часто мужья и жены после рекрутского набора и расставания, годами, а иногда десятилетиями ничего не знали друг о друге. Отсюда становится вполне понятным наречение солдатки в общественном мнении «полувдовой», одинокой и беззащитной женщиной. Часто солдат, пожелавший «выписать» себе жену для совместного проживания в полк, годами искал ее и пытался возобновить свой супружеский статус. По воспоминаниям одного из солдат эпохи правления Николая I, он за всю службу лишь три дня побывал на побывке: «...Полк мимо родного села проходил, так у ротного отпросился. Ступай, говорит, и догони нас через три дня. Домой пришел, родные с испугу слов не выговорят. Подумали, что с того света пришел... »208. Вероятно, не случайно многие рекрутки считали, что после призыва мужа на службу в армию их судьба поломана и у них нет больше перспективы нормальной семейной жизни и женского счастья. Военная машина перемалывала судьбы солдатских жен, лишая их не только самого мужа-«кормильца», но и даже сведений о его службе и жизни в армии.
207 См.: Лещенко В.Ю. Семья и русское православие (IX-XIX вв.). СПб., 1999; Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало XX в.). Т. 1. СПб., 1999. С. 179; Дьячков В.Л. Природно-климатические циклы как фактор российской истории, XIX — первая половина XX в. (гендерный аспект) // От мужских и женских к гендерным исследованиям... С. 234.
208 Архив русского этнографического музея. Ф. 7. On. 1. Д. 1027. Л. 4.
96
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Да и сами солдаты после призыва на службу находились, по наблюдениям современников, на положении бесправного парня, лишенного семьи и собственности. Один из солдат, восстанавливая «картину прошлого», констатировал, что, простившись с родными, рекрут редко возвращался после службы домой, а если и возвращался, то его не узнавали: «...товарищи его уже умерли, молодые готовили своих сыновей в солдаты, старые связи безвозвратно исчезли: жена, которую он оставил еще молодой, встречала его старухой, окруженная чужими для него детьми, да и сам он был уже не тот; прежние занятия потеряли в его глазах всю свою прелесть он даже считал их унизительными для солдата, хотя, может быть, отчасти потому, что отвык от них, а под старость куда как тяжело учиться. Богатства на службе не нажито; двадцать пять лет изнашивал он казенные вещи и так мало приобрел своего... Итак, ни семьи, ни собственности, ни общественного уважения»209 . Рекрутчина фактически способствовала краху многих солдатских семей, лишала детей отцов, а жену - мужа. Лишь тяжелое ранение, болезнь, инвалидность мужа-солдата давали ему шанс увольнения из армии, возвращения домой и встречи со своей семьей, но вместо опоры и поддержки он нередко становился уже обузой для своей семьи.
В-третьих, репутация солдатки была уже по определению негативной. Стереотипы и образы ее сексуального и брачного поведения были однозначными: если женщина солдатка, значит она -гулящая, распутная, неприкаянная, а все ее дети - незаконнорожденные. Любой подкидыш сразу обращал внимание на солдатскую жену, и начиналось официальное «следствие» или обсуждение «кумушками» вероятности того, что именно та или иная солдатка и подбросила ребенка. Даже если солдатка рожала вполне законного ребенка, это вызывало подозрение и удивление. Встречались и анекдотичные случаи, когда под влиянием общего мнения о солдатках оказывались и блюстители нравственности россиянок -приходские священники. Так, в 1849 г. солдатка Аграфена Сигаева добивалась от духовных властей Тамбовской епархии признания ее сына законным и внесения соответствующей записи в метрическую книгу. Мальчик был рожден 28 апреля 1829 г. в селе Вышенки Кирсановского уезда Тамбовской губернии. Его отец,
209 В.П. Из записок рядового первого призыва // Вестник Европы. 1875. № 9. С. 291.
97
II. И. Щербинин
Исай Сигаев, поступил в рекруты 7 декабря 1828 года. Как видим, ребенок не являлся незаконнорожденным. Однако при рождении он был записан именно так. Священник сделал запись о рождении «по привычке», стереотипно: «солдатка - младенец незаконнорожденный»210 . Подобные разбирательства были не редкостью и отражали общественное мнение о солдатках и их детях. Для женщины-солдатки очень трудно было преодолеть негативное восприятие своего образа в сознании современников и современниц, что в свою очередь накладывало отпечаток на поведение солдатских жен и их настроения.
Россияне и россиянки по-разному относились к незаконным рождениям в семьях солдаток, пытаясь иногда объяснить особенности сексуальной жизни солдатских жен. Представляются интересными наблюдения известной американской исследовательницы Барбары Энгель об отношении крестьян в районах с развитым отходничеством к «одинокой» жизни россиянок. Длительное отсутствие мужа дома иногда приводило к тому, что социальное окружение жену при ее изменах винило меньше. Неверность жен крестьян-отходников односельчане часто объясняли расхожими представлениями о сексуальности женщин. Не одобряя женской распущенности, они часто относились к ней снисходительно благодаря своим представлениям о непокорности женской природы и необходимости мужского надзора. Например, крестьяне терпимо относились к солдатским женам, которые, пока мужей не было, сходились с другими. Возможно, с точки зрения крестьян, положение молодых жен, у которых мужья надолго уходили на заработки, напоминало положение солдаток211 . Информаторы Этнографического бюро князя В.Н. Тенишева фиксировали достаточно единодушные оценки брачного поведения солдаток, отмечая, что повсеместно жена изменяла солдату-мужу и имела незаконных детей212. Специальные социально-демографические исследования истории отдельных населенных пунктов, проводимые в последние годы, также свидетельствуют, что
210ГАТО. Ф. 888. On. 1. Д. 56. Л. 1-4.
211 Барбара А. Энгель. Бабья сторона // Менталитет и аграрное развитие России (XIX — XX вв.). Мат-лы межд. конф. М., 1996. С. 86.
2,2 Тенишев В. Административное положение русского крестьянина. СПб., 1908. С. 104.
98
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУНТ — начале XX века именно солдатки составляли в XIX в. основной контингент женщин, рожавших незаконных детей213.
Незаконные дети солдаток и отношение к ним власти и общества. В период многолетней разлуки нередко и сам муж-рекрут, и его жена искали партнеров на стороне, но если для мужчины это в худшем случае заканчивалось венерическим заболеванием и поркой в казарме, то женщине приходилось расплачиваться за свою случайную связь кризисом семейной жизни, а также осуждением и отвержением ее ближайшим окружением и обществом в целом. Представляются весьма показательными оценки одного из курских священников брачного поведения солдаток: «Выходя замуж в большинстве случаев лет в 17—18, к 21 году солдатки-крестьянки остаются без мужей. Крестьяне, вообще, не стесняются в отправлении своей естественной потребности, а у себя дома еще менее. Не от пения соловья, восхода и захода солнца разгорается страсть у солдатки, а от того, что она является невольно свидетельницей супружеских отношений старшей своей невестки и ее мужа. Всколыхнет и в ней чувство, и за эту вспышку она дорого заплатит, даже иногда ценой всей жизни. Родится ребенок, и родится как-то не вовремя. Вычисления кумушек не совпадут ни с возвращением мужа из солдат, ни с временной побывкой его. Злословие не пощадит такую мать, ее мужа и ребенка. Это и будет причиной всех мучений жизни ребенка и его матери. Еще только чувствуя его, мать уже проклинает ребенка, как вещественное доказательство ее вины. Кто знает, может, именно та ночь, которую она провела в коноплях с первым попавшимся парнем, была последним счастливым мигом в ее жизни. Она знает, что у нее уже не будет ни одного счастливого дня. Вечные попреки и побои мужа, насмешки домашних и соседей если и не сведут ее преждевременно в могилу, то мало утешительного дадут в тяжелой ее жизни. И родится на свет божий ни в чем не повинный ребенок с проклятиями. Он никого не любит из своих родных, да и те дают ему почувствовать, что он представляет что-то особенное от остальных детей. Инстинктивно он ненавидит своего отца, так как
213См.: Морозова Э.А. Военные в структуре населения торгово-промышленного села первой половины XIX в. (на примере с. Рассказово Тамбовской губернии) // Армия и общество: Мат-лы междун. научн. конф. 28 февраля 2000 г. / Отв. ред. П.П. Щербинин. Тамбов, 2002. С. 42.
99
II. П. Щербинин
его тятька не усомнится назвать его «выблядком» и с ранних лет начинает смутно осознавать, что тятька ему не отец. Мать же, единственная, кто может согреть его своей любовью и сделать из него равноправного члена деревни, вечно униженная, боится даже приласкать его и возбуждает в нем только сожаление вместо детской святой и горячей любви»214.
Отношение мужей-солдат, вернувшихся со службы и обнаруживших незаконных детей у своих жен, в большинстве случаев было резко негативным. Положение «согрешившей» солдатки становилось невыносимым, нередко завершаясь трагедией. Разъяренные мужья по обычному праву могли поступать с такими женами как им заблагорассудится: истязать и избивать их, унижать и постоянно напоминать о «грехе»215. Социальное окружение солдатки, как правило, оставалось равнодушным к судьбе несчастной женщины, а расправы солдат с неверными женами нередко заканчивались убийством. Анализ судебных дел свидетельствует об изуверских способах наказания солдатами своих неверных жен: один из них, оказавшись дома на побывке, в качестве наказания подвесил жену за руки и за ноги к перекладине полатей и стал поджаривать ее на огне. Пытка закончилась смертью женщины. Другой солдат, недовольный поведением своей жены, бросил ее в колодец, где она утонула216. Заметим, даже если муж и прощал свою жену за ее «грех» и продолжал хорошо к ней относиться, то для общественного мнения он должен был все равно ее избивать и унижать. Этнографы зафиксировали примеры таких «двойных стандартов», когда мужья, не желая наказывать жену, становились предметом постоянных насмешек и унижений и вынуждены были публично истязать супругу для того, чтобы «засвидетельствовать» перед обществом свои недовольство и злобу217. Причем и вся дальнейшая жизнь «согрешившей солдатки» должна была напоминать ей о ее «непотребстве и бесстыдстве»: женщине запрещалось нарядно одеваться, посещать сельские посиделки, свадьбы и т.п.
214 См.: АРЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1027. Л. 5.
215АРЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 1027. Л. 18.
216 Соловьев Е.Т. Преступления и наказания по понятиям крестьян Поволжья // Сборник народных юридических обычаев. СПб., 1900. С. 293.
217 АРЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 1027. Л. 5.
100
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Большинство солдаток со страхом и опаской ждали возвращения мужа из армии. Реакция супруга на повседневную жизнь жены в период его отсутствия дома была непредсказуемой. Одну из историй семейных коллизий привел в своих воспоминаниях «Многострадальные» солдатский сын В. Никитин. Он рассказал о судьбе солдатки, родившей незаконно сына когда муж служил в рекрутах. Женщина, как только вышла замуж за крепостного крестьянина Гаврилу Прохорова, сразу же стала солдаткой. Мужа помещик сдал в рекруты, а она «сильно роптала на свою судьбу, но потом мало-помалу утешилась и прижила с одним из солдат, стоявших в деревне на зимних квартирах, сына Василия». Солдатка жила со своим незаконным ребенком в доме вдового отца мужа-солдата. И вот спустя десять лет нежданно-негаданно возвратился домой состарившийся и на деревянной ноге законный супруг солдат Г. Прохоров. Он хотел избить свою жену, но его отец вступился за сноху. Помолчав несколько дней, старый солдат решил, что жену надо простить, потому что и сам он нередко «делал то же, что сделал ему его собрат»218. Такие примирения между супругами были все же исключением, ибо чаще солдатке приходилось всю жизнь страдать за свой «непростительный грех» и «невоздержанность».
Необходимо учитывать, что часто вернувшиеся со службы солдаты не только не делались в своей повседневной жизни мягче и приветливее, но, наоборот, становились еще грубее и деспотичнее. Такие отставные солдаты нередко вносили в семейную жизнь элементы постоянного унижения женщины: обычай заставлять жен себе кланяться в ноги при всех для того, чтобы показать свою власть над нею, обычай заставлять себя разувать и др.219.
Обнаружив незаконнорожденного ребенка, вернувшийся солдат имел право отказаться от него, передав на воспитание в другие семьи как сироту. За содержание такого «сироты» воспитателям государство выплачивало денежное пособие220. В1846 г. Николаем I был подписан
218 Никитин В. Многострадальные. Очерки быта кантонистов // Отечественные записки. 1871. № 8. С. 351-354.
2,9 В одном из сел два брата, оба вернувшиеся с военной службы, дошли до того, что, жалея лошадей, заставляли своих жен таскать на себе тележки с навозом на огород. Жены их обе умерли; они женились вторично, причем обращение с новыми женами стало не лучше. Новиков А. Записки земского начальника. СПб., 1899. С. 68.
220Свод постановлений о солдатских детях. СПб., 1848. С. 12.
101
П. П. Щербинин
Рисунок Мартиновича.
1877 г.
указ о пособиях для сирот - солдатских детей: «Предоставить воинским начальникам, дабы они тех солдатских детей мужеского пола, которые останутся в младенчестве за смертью матерей при отцах, находящихся на службе, отдавали другим женатым нижним воинским чинам, а в случае несогласия их, относились к местному гражданскому начальству об отдаче таковых сирот на постороннее воспитание. Для доставления же больших способов к воспитанию этих сирот увеличить производимое ныне на них сиротское содержание в следующей мере: на каждого сироту отпускать, до 14-летнего возраста полный солдатский паек и
деньгами: в Санкт-Петербургской губернии, по одному рублю, а в прочих губерниях — по пятидесяти копеек серебром в месяц. Дабы побудить воспитателей к заботливости о сохранении здоровья, вообще, сирот солдатских детей, выдавать воспитателям в награду вместо ныне установленных 3 рублей серебром до пяти рублей серебром за каждого...»221. Многие из отданных на воспитание солдатских детей, по признанию самого МВД, принуждались своими воспитателями просить милостыню и приучались к бродяжничеству222. Конечно же, положение таких солдатских детей, ставших нечаянно для себя «сиротами», было незавидным. Несмотря на компенсацию воспитателям, в повседневной практике призрения несчастных детей было мало хорошего223.
Солдатки и их незаконнорожденные дети полностью зависели также от хорошего расположения родственников и крестьянской общины. В то время, как некоторые общины ценили годных к военной службе «душ», которых рожали эти женщины и даже выделя
221 Сборник циркуляров и инструкций МВД. Т. 1. СПб, 1854. С. 319.
222Сборник циркуляров и инструкций МВД. Т. 1. СПб, 1854. С. 319.
223Кретчмер. Воспоминания // Исторический вестник. 1888. № 3—5.
102
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
ли участки земли для их пропитания, другие — безжалостно выгоняли солдаток, оставляя их с детьми без средств к существованию224. В солидном исследовании В.А. Александрова по истории сельской общины в России отмечается, что все же некоторые крестьянские общины помогали в содержании солдатских детей. В 1806 г. в селе Никольском, жена отданного в рекруты В. Иванова получила от мира на «пропитание» двух мальчиков 25 рублей и льготу на 5 лет во всех повинностях, вдова Н. Федорова, имевшая четырех детей,— тоже на 5 лет, вдова У. Андреева с сыном — на 3 года и т. д. В тяжелый 1813 г. при годовой тягловой переоброчке мир постановил предоставить льготы всем женам, оставшимся с малолетними детьми после ухода мужей в ополчение; в 1814 г. отдельным таким же семьям мир помогал деньгами и зерном и освобождал их от повинностей225. Однако эта помощь общин была эпизодической и необязательной, и для большинства солдатских жен содержание их детей являлось их собственной заботой, а уровень жизни таких семей был низким и неустойчивым.
Можно констатировать, что для солдатки при любых раскладах и ситуациях рождение незаконного ребенка приводило к негативным переменам в жизни, изменению отношений с родственниками и соседями, противостоянием с властями, которые стремились непременно впоследствии использовать рожденного ребенка на нужды армии. И этой задаче - формированию наследственной семейной традиции - службе в армии - было обязано возникновение института военных кантонистов226. Термин «кантонисты» (от немецкого Kanton - призывной округ) впервые был употреблен Александром I в указе 1805 г. по отношению к институту солдатских детей, обязанных служить, как и их отцы, в армии227. Но сам институт сол
224 Kimerling (Wirtschafter). Soldiers Children, 1719-1856: A study of social engineering in imperial Russia // Forschungen zur osteuropaische Geschichte. № 30. 1982. S. 88.
225 Александров В.А. Сельская община в России (XVII- начало XIX в.). М., 1976. С. 244.
226Повседневная жизнь кантонистов подробно описана в воспоминаниях Никитина В.Н. Воспоминания // См.: Русская старина. 1906. № 6. С. 583—669; Никитин В.Н. Многострадальные: Очерки быта кантонистов // Отечественные записки. 1871. № 9. С. 90—91; Кретчмер М.А. Воспоминания // Исторический вестник. 1888. № 32. С. 136; ФедоровА. Игрушечная армия // Исторический вестник. 1899. № 78. С. 157—158.
227 Петровский-Штерн Й. Евреи в русской армии: 1827—1914. М., 2003. С. 113.
103
П. П. Щербинин
датских детей сформировался еще в XVIII в., после указов 1732 г. об отношении в этот разряд всех детей солдат, «кои рождены во время бытия их на службе».
Солдатка и ее сыновья-кантонисты. Женщине-солдатке в первой половине XIX в. приходилось нередко скрывать рождение не только незаконных, но и вполне законных детей. Прежде всего, жены солдат стремились скрыть рождение мальчиков, которым была уготована участь отцов — неизбежный призыв на военную службу228. Примечательно, что даже будучи беременной в период призыва мужа в рекруты, женщина лишалась естественного права на своего ребенка, так как если он рождался мужского пола, то автоматически считался принадлежащим военному ведомству. К солдатскому сословию российское законодательство причисляло и всех незаконнорожденных детей, произведенных на свет рекрутскими женами, солдатками, солдатскими вдовами и их дочерьми и даже внучками229. Таким образом, Военное министерство стремилось обеспечить себя дополнительными солдатами, ибо все солдатские сыновья (кантонисты) подлежали обязательному призыву в армию.
Проблема солдатских детей (кантонистов) специально изучалась в нескольких работах российских и американских историков. Однако если в работах В.К. Ячменихина проанализирован правовой статус и реализация законодательства о кантонистах военных поселений, то зарубежные исследователи и исследовательницы комплексно рассмотрели причины появления незаконнорожденных детей в солдатских семьях, динамику изменения статуса этих детей, проанализировали изменения в положении кантонистов и отражение этого явления в фольклоре.230
Изменения в военном и гражданском законодательстве о солдатских детях отражали и изменения в жизни солдаток, страдавших от неизбежного расставания со своими сыновьями. Категория сол
228См.: Никольский В.И. Тамбовский уезд. Статистика населения и болезненности. Тамбов, 1885. С. 50.
229 Свод постановлений о солдатских детях и по другим предметам. СПб., 1848. С. 4.
230Ячменихин В.К. Институт военных кантонистов в структуре русской армии // Вестник Моск, ун-та. Сер. 8. История. 2000. № 1; David L. Ransel. Mother of Misery: Child Abandonment in Russia. Princeton. 1988. P. 21—22, 154 —158. Kimerling (Wirtschafter). Soldiers Children; Beatrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record Ц Sr. 49. 1990. P. 58-73.
104
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
датских детей выделилась впервые в 1719 г., когда был введен подушный налог, но сыновья всех нижних военных чинов не были включены в подушный оклад. Именно эти дети солдат и являлись предтечей института военных кантонистов. Позже стали выходить другие указы по определению правовой ниши солдатских детей в сословной структуре общества и «обращения их на пользу государству». В 1721 г. Петр I приказал организовать в полках гарнизонные школы для сыновей солдат. В 1758 г. императрица Елизавета Петровна подписала указ о закрепощении солдатских детей, по которому все дети нижних чинов причислялись к военному ведомству и распределялись в гарнизонные школы. При Павле I школы были переименованы в военно-сиротские отделения. Александр I включил в разряд кантонистов и всех «незаконнорожденных солдатскими вдовами, женами и девками сыновей»231.
Признав кантонистов основным источником пополнения армии подготовленными солдатами и унтер-офицерами, правительство с 1805 по 1816 гг. издало ряд указов, направленных как на ужесточение контроля за принадлежностью к сословию солдатских детей, так и на увеличение их численности. В сословие солдатских детей попали и сыновья солдат, рожденные не только во время службы их отцов (как это было ранее), но и после отставки последних. Было разослано несколько циркуляров с предписанием, чтобы «все без изъятия солдатские дети.., кои будут найдены», высылаемы были «в ближайшее отделение и нимало не оставались при родителях и родственниках». Если даже солдатка получала паспорт на самостоятельное проживание, то в него, наряду с ее приметами и «паспортными данными», обязательно вписывались сыновья-кантонисты232.
Заметим, что после кровопролитной Отечественной войны 1812 г. много солдатских детей осталось сиротами, после гибели их отцов в
231 Подробнее о кантонистах см.: Emanuel Frisfich, Kantonisty. Tel Aviv, 1983; Kiinerling (Wirtschafter). Soldiers Children, 1719—1856: A study of social engineering in imperial Russia // ForschungenzurosteuropaischeGeschichte, № 30.1982.; Beatrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record // Sr. 49. 1990. P. 58—73. Из новейших работ выделим монографию Й. Петровского-Штерн «Евреи в русской армии» (М., 2003), в которой проведено глубокое исследование, в том числе и положения евреев-кантонистов.
232 См.: Быт русской армии XVIII - начала XX века / Автор-составитель С.В. Карпу тценко. С. 27.
105
П. П. Щербинин
сражениях. Некоторые из них добровольно поступали в кантонисты, так как это давало им кров и пищу, а также перспективу военного образования и дальнейшей службы в армии. Для многих детей-сирот из семей солдат это была едва ли не единственная возможность устроить свое будущее и получить средства к существованию233. По достижении кантонистами 18—20-летнего возраста они назначались в войска писарями, фельдшерами, музыкантами и т.п., часто становились унтер-офицерами, и русская армия была обязана кантонистам появлением грамотных и профессиональных солдат. Для многих воинских частей именно солдатские дети составляли профессиональный костяк, являясь наиболее подготовленными военнослужащими, которые, понимая, что для них нет иного пути, кроме военной службы, старались досконально освоить военное дело и продвинуться в чинах. Многие командиры частей охотно принимали на службу солдат из кантонистов, признавая их дисциплинированность и служебное рвение.
Конечно, само правительство понимало, что призыв отца на службу лишал детей возможности материальной поддержки, а кантонистов называло «сиротами при живых родителях». Одним из проявлений «заботы» военного ведомства о таких детях солдат являлось их направление в военно-сиротские отделения. В 1824 г. граф А. А. Аракчеев, заведовавший военно-сиротскими отделениями, отмечал, что семилетние мальчики, высылаемые в военно-сиротские заведения «в таком малом возрасте, который требует еще женского присмотра, ...разлучась с родителями или их воспитателями, тоскуют по ним и, будучи принуждаемы к учению, впадают в болезни, наполняют госпитали и распространяют смертность, особенно в сем возрасте замеченную»234. В результате возраст приема детей в военно-сиротские заведения увеличили с 7 до 10 лет.
При Николае I было решено сократить расходы на содержание кантонистов в военно-сиротских заведениях. С 1828 г. солдатских детей разрешено оставлять при родителях до «возмужания». Так, дети, чьи родители проживали в селах и деревнях, могли оставаться в семьях до 18-летнего возраста; солдатские дети, проживавшие
233 Никитин В. Многострадальные. Очерки быта кантонистов // Отечественные записки. 1871. № 8. С. 352.
234 Столетие Военного министерства. 1802—1902. Ч. I. Кн. 1. Отдел П. СПб., 1902. С. 202.
106
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
в городах, оставались при родителях до 16 лет, а находившиеся при своих отцах, служивших в армии, — до 14 лет. Затем все кантонисты должны были направляться в те батальоны, к которым были приписаны. Все солдатские дети получали продовольственный паек до 7 лет. В дальнейшем никакого содержания им не полагалось. Исключение составляли лишь дети, чьи отцы служили в армии: отпуск им казенного содержания продолжался до момента их отправки в батальоны.
С 1835 г. Николай I разрешил родителям содержать своих детей до 20 лет, после чего они поступали на службу. И хотя эта мера правительства была рассчитана на экономию средств бюджета, для многих матерей-солдаток это была возможность самим воспитывать детей. Нередко солдатки не имели средств к существованию и содержанию своих детей, но все же не решались отдавать их в военносиротские заведения. В 1843 г. последовал специальный указ императора Николая I о том, чтобы детей солдаток, «которые находились в бедственном положении при отсутствии у матерей средств к их прокормлению, у таких солдаток отбирать и отправлять в батальоны военных кантонистов»235. Очевидно, что для правительства приоритетным являлось «сбережение» армейского пополнения, о чем свидетельствует анализ правовых актов рассматриваемого периода, посвященный солдатским детям.
Численность кантонистов росла очень быстро, и если в начале XIX в. количество воспитанников военно-сиротских отделений составляло 15 тыс., то уже в 1816 г. их было 39574 человек; общая же численность солдатских детей приближалась к 60 тыс.236.
В 1822 г. эта цифра поднялась до 87521, а в 1825 — до 154062 человек. К моменту ликвидации разряда кантонистов в 1856 г. их насчитывалось 378000 человек237.
Военное «закабаление» солдатских детей вполне отражало доминирующую тенденцию крепостнической России: все податные сословия должны были принадлежать либо государству, либо поме
235 Столетие Военного министерства. 1802 —1902. Ч. II. Кн. 1. Отдел II. СПб., 1907. С. 307-308.
236 Ячменихин В.К. Институт военных кантонистов в структуре русской армии // Вестник Моск, ун-та. Сер. 8. История. 2000. № 1. С. 37.
237 Kimerling (Wirtschafter). Soldiers Children; Beatrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record // Sr. 49. 1990. P. 70.
107
П. П. Щербинин
щикам, либо армии238. В данном случае «военное закрепощение» распространялось на всех членов солдатских семей, практически лишая их возможности как-то изменить свой статус или выбрать иную стратегию выживания и социального поведения. Если солдатская дочь, выходя замуж, уходила из родительского дома, то мальчик - кантонист обрекался на пожизненную «женитьбу» с военной службой, оставляя родителей без опеки и поддержки. Можно предположить, что матери-солдатки завидовали своим соседкам, вышедшим замуж за обычных крестьян и мещан, хотя и те были не застрахованы от ситуации, когда и они после рекрутского набора тоже стали бы солдатками.
Николай I, будучи достаточно хорошо информирован о реальном положении солдатских семей и отсутствии эффективной поддержки у членов семей отставных солдат, солдат-инвалидов, вдов-сол-даток законодательно закрепил за ними право оставлять одного сына для призрения в старости и материального обеспечения. Таким образом, правительство как бы предоставляло родителям «живую пенсию», оставляя одного из сыновей, но снимая с себя всякую прочую заботу о престарелых и больных представителях военного сословия239. В законодательстве о солдатских детях также указывалось, что солдатке положено было оставить одного сына, если трое ее мальчиков уже несли военную службу. Вдовы-солдатки, мужья которых были убиты в сражениях, умерли на службе или в уже в период пребывания в бессрочном отпуске, также имели право оставить себе на пропитание одного сына-кантониста, но это право оговаривалось получением свидетельства от губернатора о «добром поведении солдаток»240. Солдатские вдовы лишались права на оставление одного сына-кантониста при себе, если они вторично выходили замуж, и, по мнению правительства, «сыновнего призора уже не требовали»241.
Позаботилось правительство и о судьбе осиротевшей дочери солдата. При отсутствии обоих родителей солдатские дочери направлялись в приказы общественного призрения до 12-летнего возраста
238 John L. Н. Keep Soldiering in Tsarist Russia// USAFA Harmon Memorial Lecture. 1986. №29.
239 Столетие Военного министерства. 1802—1902. Ч. II. Кн. 1. Отдел II. С. 326.
240 Свод постановлений о солдатских детях и по другим предметам. СПб., 1848. С. 50.
241 Столетие военного министерства. 1802—1902. Ч. II. Кн. 1. Отдел II. С. 315-316.
108
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века либо отдавались на воспитание частным лицам с выплатой сиротского содержания. Девочки могли быть направлены по распоряжению военного министра в Московский воспитательный дом или в другие аналогичные сиротские благотворительные учреждения242. Впрочем, все дети солдатских детей продолжали числиться за военным ведомством, а все мальчики, рожденные даже у оставленных у родителей кантонистов, тоже становились кантонистами и обязаны были служить в армии.
Правительство стремилось усиливать контроль за солдатским потомством, ужесточая наказания за укрывательство солдатских детей. Так, в 1846 г. вышло специальное постановление военного министерства о важности учета детей, рожденных во вторых браках солдаток243. Для родителей или воспитателей мальчиков-кантонистов за укрывательство были предусмотрены денежные штрафы и телесные наказания, а для чиновников, допустивших это, отрешение от должности244. Однако сами власти признавали недостаточную эффективность штрафных санкций, да и невозможность для крестьян, укрывавших кантонистов, реально заплатить эти штрафы. Не случайно в 1841 г. в манифесте по случаю бракосочетания наследника было принято решение простить эту денежную недоим-
242 Свод постановлений о солдатских детях... С. 60.
243 «Строго подтвердить городским и земским полициям иметь неослабленное наблюдение за своевременною высылкою солдатских сыновей в военное ведомство. Из солдатских сыновей, прижитых во вторых браках матерей их с людьми невоенного звания, без предварительного известия о смерти первых мужей, дозволять, по достижению 20-летнего возраста, проживать на месте впредь до окончания дел о законности сказанных браков, тем только, о коих последует распоряжение губернского начальства. Вменить в обязанность губернскому правлению сколь возможно поспешнее приводить в исполнение решение духовных консисторий по делам о вышеизложенных браках, дабы в случае непризнания оных законными, солдатские сыновья своевременно могли быть высланы в военное ведомство. Из дел Министерства внутренних дел усмотрено, что солдатские сыновья, проживающие в губерниях, по достижению 20-летнего возраста не высылаются своевременно на службу в военное ведомство, и что те из них, кои прижиты во вторых браках матерей их с людьми невоенного звания, без предварительного известия о смерти первых мужей, от долговременного неокончания дел о законности таковых браков, проживая в домах своих, женятся, стареют и, упуская время к обучению в войсках, в случае неутверждения сих браков, оставляются за неспособностью в податном звании». См.: Сборник циркуляров и инструкций МВД. Т. 1. СПб, 1854. С. 320.
244 Свод постановлений о солдатских детях и по другим предметам. СПб., 1848. С. 71—81.
109
II. П. Щербинин
ку, которая составляла в целом по империи 1210106 руб.245, что свидетельствовало о масштабах укрывательства кантонистов и стремлении матерей-солдаток спасти своих детей от армии.
Архивные источники сохранили материалы специальных обследований, проводившихся властями с целью уточнения списков кантонистов. Проанализируем сведения одного из таких обследований, проведенного по указу Сената в 1815 г. в Тамбовской, губернии. Рапорты городничих и уездных земских исправников выполнялись по специальной форме и включали в себя сведения о солдатке, месте ее проживания, возрасте солдатского (рекрутского) сына, знании им грамоты или другого ремесла, месте жительства кантониста. Обработка материалов данного обследования выявила удивительные результаты. Так, в г. Липецке из 61 кантониста только 7 мальчиков имели отцов, да и то из отставных солдат, а остальные 54 солдатских сына были прижиты незаконно. Запись об этом в рапортах губернатору так и гласила - «прижит незаконно от солдатки»246. В г. Шацке из 88 солдатских детей незаконными являлись 62 ребенка. Но больше всего отличились кирсановские солдатки, где из 63 солдатских детей лишь один считался прижитым законно247. В Кирсановском же уезде «были найдены» позже, при более пристальном обследовании, еще 370 незаконных солдатских детей. При подобных переписях нередко «обнаруживались» и такие кантонисты, которым было уже более сорока лет и которые сами имели нескольких сыновей, уже внесенных в ревизии. Очевидно, что абсолютное большинство детей солдаток было прижито незаконно. Кроме того, надо иметь ввиду, что учету подвергались только мальчики, а солдатские дочери (или как их называли в законодательстве - солдатские девки) часто вовсе выводились за рамки всевозможных обследований248.
Изучение данных метрических книг в других регионах также показывает, что большинство незаконнорожденных детей приходилось именно на солдаток249. В исследовании известного американс-
245Столетие Военного министерства. 1802—1902. Ч. II. Кн. 1. Отдел II. СПб., 1907. С. 313.
246 ГАТО. Ф. 2. Оп. 140. Д. 408. Л. 4-6.
247Там же. Л. 25-39.
248 См.: Щербинин П. Плод страсти роковой. Солдатки и их незаконнорожденные дети в XIX - начале XX в. // Родина. 2003. № 8. С. 47-51.
249 Энциклопедический словарь. Гранат. Т. 23. С. 330.
110
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века кого историка Д. Ренсела также указывается, что солдатки очень часто отдавали своих сыновей в приюты и воспитательные дома250.
Кого же вообще относило российской законодательство к незаконным детям? Ими признавались дети: «1) рожденные вне брака, хотя бы их родители и потом соединились законными узами; 2) произошедшие от прелюбодеяния; 3) рожденные более чем через 306 дней после смерти отца или расторжения брака разводом; 4) все прижитые в браке, который по приговору духовного суда признан незаконным и недействительным» .251 Церковные и светские власти обязаны были по закону контролировать и обязательно регистрировать рождение детей в солдатских семьях. В метрических книгах при рождении детей у солдаток особо оговаривались сроки отпуска мужа или поездки солдатской жены к мужу в армию на побывку, чтобы доказать законность появления ребенка на свет и его отнесения к солдатскому сословию. Однако такой источник, как «Рапорты и ведомости уездных городничих о количестве солдатских детей за 1815—1816 гг.»252 свидетельствует, что большинство детей солдаток признавались незаконнорожденными, а имена их отцов не указывались. Фамилии и отчества таким детям часто давались по крестному отцу253. Иногда фамилия незаконнорожденного образовывалась от имени деда или имени крестного отца. Кроме того, в метрических книгах при регистрации незаконнорожденных записывались и сведения о матери254. В данных о крещении тщательно фиксировался факт незаконного происхождения ребенка. Даже у женщин, состоящих в браке, ребенок мог быть записан «прижитым блудно». В случае рождения ребенка, свадьба матери которого состоялась менее чем за 9 месяцев до его рождения, вносилась запись, что он незаконнорожденный, поскольку мать «венчалась, будучи беременною девицей»255. Таким образом, венец не покрывал грех. При этом ребенку впоследствии чаще всего давалась фамилия мужа матери, но отчества у него не было. Анализ метрических книг показывает,
250 David L. Ransel. Mother of Misery: Child Abandonment in Russia. Princeton, 1988. P.155.
2 ,1 Котляревский. Отверженные дети // Дело. 1879. № 8. С. 56.
252ГАТО. Ф. 2. Оп. 140. Д. 498. Л. 1 — 142.
253См.: ГАТО. Ф. 2. On. 1. Д. 675. Л. 12, 97, 114.
254См.: ГАТО. Ф. 1049. Оп. З.Д. 1637. Л. 1.
255ГАТО. Ф. 1049. Оп. 3. Д. 5677. Л. 609.
111
IT. IL Щербинин
что матери незаконнорожденных часто лишь временно проживали в селе. Очевидно, что они старались таким способом скрыть факт незаконного рождения ребенка256.
А.С. Пушкин в письме к своей жене из Болдина 15 сентября 1834 г. писал об одном забавном случае, когда солдатка пыталась «узаконить» незаконнорожденного ребенка: «Ну, женка, умора. Солдатка просит, чтобы ее сына записали в мои крестьяне, а его-де записали в выблядки, а она-де родила его только тринадцати месяцев по отдаче мужа в рекруты, так какой же он выблядок? Я буду хлопотать за честь оскорбленной вдовы»257. Обратим внимание на то, как поэт называет замужнюю (!) солдатку. Его оговорка представляется не случайной, а вполне отражавшей восприятие солдатки ее окружением, общественные стереотипы и обреченность таких россиянок на полувдовью долю. Солдатка не воспринималась полноценным членом общества, а становится чем-то вторичным, погруженным в собственные беды и проблемы, явно несчастливым человеком, у которого не было уже ни собственного выбора, ни шансов повлиять на свою будущую жизнь.
Представляется очевидным, что и плачи солдаток, их вопли и слезы, которые хорошо были слышны современникам, отражали не только печаль и горе по поводу призыва мужа на «службу государеву», но и несли значительный личностный оттенок, ибо женщина не могла не понимать и не предвидеть, на что обрекала ее и ее потомство рекрутчина и тяжелая доля солдатки. Выражения семейного горя и личной трагедии женщинами-солдатками были такими сильными и безутешными, что современники отмечали невозможность выдержать эти вопли солдаток во время рекрутского набора258. Не случайно рекрута провожали нередко как покойни
256 Кончаков Р.Б. Демографическое поведение крестьянства Тамбовской губернии в XIX — начале XX в. Новые методы исследования. Дисс. на соиск. уч.степ, канд ист. наук. Тамбов, 2001. Л. 37.
257Пушкин А.С. ПСС. М., 1999. Т. 15. С. 192.
258 «...Мы отложили нашу поездку в деревню, узнав, что там происходит набор ратников. Тяжелое время в деревнях, даже когда на сто человек одного берут в солдаты, и в ту пору, когда окончены полевые работы. Представь теперь, что это должно быть теперь, когда такое множество несчастных отрывается от сохи. Мужики не ропщут. ...Но бабы в отчаянии, страшно стонут и вопят, так что многие помещики уехали из деревень, чтобы не быть свидетелями сцен, раздирающих душу ». — Из письма М.А. Волковой В.И. Ланской. //К чести России. Из частной переписки 1812 г. /Сост. М. Бойцов. М., 1988. С. 59—60.
112
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУНТ — начале XX века
ка, а жена его причитала так, как будто жизнь ее на этом заканчивалась259. Для новоявленной солдатки наступал особый этап жизненного пути, посвященный теперь борьбе за свое потомство и поиску путей выживания.
В 1856 г. кантонистов распустили по домам. Но это долгожданное «освобождение» обернулось для многих из них лишением источника пропитания и крова260. Правительство рассчитывало, что «маленькие воины» сразу после освобождения от службы попадут в объятия своих родственников, которые и снабдят кантонистов всем необходимым для дальнейшей жизни. Но у некоторых детей не было родных, и им приходилось идти буквально по миру, очутившись за дверями казармы. Такие солдатские дети нанимались в услужение, попадали на фабрики, но многие вливались в ряды бродяг и преступников. Родственные связи многих бывших кантонистов были утрачены, а они превратились в маргиналов, которые не имели прочных социальных и семейных связей. «Повезло» лишь тем кантонистам, кто по возрасту уже был годен к военной службе, и тогда они, как правило, делали выгодную карьеру, зачисляясь охотниками в солдаты вместо кого-то из богатых лиц. Многие купцы и зажиточные крестьяне готовы были платить по 500 руб. и более за такую замену261. Бывшим же кантонистам военная служба была уже хорошо знакома, а наиболее старательные из них успешно сдавали офицерский экзамен и становились офицерами.
Подводя итоги воздействия института военных кантонистов на повседневную жизнь солдатских жен, заметим, что в результате солдатки подверглись самому суровому испытанию за весь период существования военного сословия. Для матерей-солдаток лишение возможности быть рядом со своими сыновьями и воспитывать их приводило к обострению материнского инстинкта, поиску возможностей уклониться от неизбежного «изымания» солдатских детей, формированию особого типа поведения и правового противостояния с властью, помещиками и армией. Солдатские жены, таким обра
259 Белов И.Д. Наш солдат в песнях, сказаниях, поговорках // Исторический вестник. 1886. август. С. 315.
260 Федоров Д.В. Игрушечная армия // Исторический вестник. 1899. № 11. С. 574—575.
261 Там же. С. 574.
113
IT. П. Щербинин
зом, обрекались российским военным ведомством не только на потерю мужей-кормильцев, ставших рекрутами, но и сыновей, которые уже им не принадлежали, но представляли стратегическую ценность для правительства в плане пополнения армейских рядов. Государство не только лишало солдатку членов семьи, но и способствовало маргинализации ее социального статуса и неустойчивости семейного положения.
Как же матери-солдатки боролись за своих детей? Несмотря на жестокие кары и преследования за укрывательство рождений кантонистов, россиянки, как правило, боролись за судьбу своих чад. Нередкими были случаи, когда солдатки, стремясь спасти своих «кровинушек» от неизбежного в будущем призыва в армию, скрывали беременность, заявляли о рождении мертвого ребенка или выкидыше. При первой возможности женщины уходили в соседнее село или в город, оставляли своих малюток знакомым или родственникам, которые объявляли о «неизвестных подкидышах», а позже брали их на воспитание262. Солдатки также отдавали детей в дома для подкидышей и иногда ухитрялись воссоединиться со своими детьми263.
Правительство вынуждено было признать, что «естественная любовь родителей к детям, а отсюда опасение разлуки, часто побуждают их к сокрытию рождения... Солдатки при наступлении времени родов нередко оставляют настоящее местопребывание и, возвращаясь с новорожденными, называют их приемышами или подкидышами, неизвестно кому принадлежащими; иногда, даже после разрешения в том месте, где постоянно живут, они тотчас отсылают новорожденных в другие селения и даже в другие губернии»264. Современники также отмечали: «...У нас обыкновенно все солдатки, коли родят мальчика, так, чтобы избавить его от солдатства, подкидывают отцам своим, матерям, дядям, сестрам, у кого кто есть»265.
В городах солдатки старались записать своих детей в цехи, в купечество, «в дома разных чинов»266. Солдатские жены, промышлявшие проституцией, отдавали своих детей в приюты. Те из солдаток,
262 Щербинин П. Повседневность солдатских жен в России в XIX в. // От мужских и женских к гендерным исследованиям. С. 94.
263 Beartrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record // Sr. 49.1990. P. 59.
261 См.: Лапин В. Семеновская история. Л., 1991. С. 38.
265 Писемский А.Ф. Собр. соч. в 9 томах. Том 7. М.» 1959. С. 59.
266 Зорин А.Н. Указ. соч. С. 69.
114
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУНТ — начале XX века
которые не хотели заниматься профессиональной проституцией, нередко были доведены до отчаяния отсутствием средств к существованию. Поэтому они на некоторое время становились проститутками, чтобы забеременеть и таким способом получить работу в приюте для бездомных. Их тактика состояла в том, чтобы оставить ребенка в приюте и вскоре вернуться туда на работу в качестве няни, а затем и оплачиваемой сиделки в деревне. При проведении проверок в приютах часто вскрывались подобные факты.
Некоторые солдатки, оставляя своих детей в приютах, надеялись на изменения законов о военной службе, которые однажды разрешат им вернуть детей. Действительно, после ликвидации в 1856 г. института кантонистов, многие солдатки появились в приютах и просили вернуть им мальчиков, от которых они отказались ранее267.
Материнский инстинкт способствовал поиску всех возможных способов скрыть рождение мальчика, но часто местным властям и духовенству удавалось разоблачать «хитрости солдаток», и мать и сын были обречены на неизбежное расставание. Казалось бы, рождение девочки в семье солдата, законное или незаконное, ничем ей самой не грозило. Но материнская обреченность «наследовалась» и дочерью. Сын, рожденный уже солдатской дочерью в браке или незаконно, снова объявлялся собственностью Военного министерства и обязан был служить в армии. Солдатские дочери - девки солдатские -тоже начинали укрывать своих детей и пытались, как и их матери, противостоять закону и своей несчастной судьбе. Так российское государство и Военное министерство обрекали на противодействие и попытки спасения от армии всех женщин в солдатских семьях, добиваясь от всех мужчин из этих семей неизбежной военной службы. Фактически семейная неустроенность наследовалась в солдатских семьях, а государство не считалось с тем, что ломались судьбы целых поколений представителей и представительниц военного сословия.
Заметим, что за будущее солдатских детей боролись не только матери-солдатки, но и помещики268. Это противостояние за право обла
267 David L. Ransel. Mother of Misery: Child Abandonment in Russia. Princeton, 1988. P.157.
26Я Архивные документы сохранили многие сотни прошений солдаток, жаловавшихся императору о незаконном отобрании у них детей помещиками. — См.: ГАТО. Ф. 2. Оп. 29. Д. 50, 87, 96 и др.
115
П. П. Щербинин
дания ребенком из семьи солдата определялось, прежде всего, экономическими обстоятельствами, ибо помещики стремились сохранить у себя будущую рабочую силу, а правительство интересовалось стабильным пополнением запасов «пушечного мяса». Таким образом, и матери-солдатки, и солдатские дети, несмотря на их достаточно четко прописанный административно-правовой статус, занимали ненадежное социальное положение в обществе и нередко оказывались беззащитными перед произволом помещиков и чиновников.
Попытаемся реконструировать данное противостояние солдаток и помещиков путем анализа судебных дел и прошений солдаток, стремившихся отстоять права своих детей. Вполне типичной можно считать историю солдатки Анны Тихоновой, которая обратилась в августе 1801 г. к императору Александру I с прошением о признании незаконным отобрания одной из ее дочерей помещиком А.А. Волхонским269. Обратим внимание на то, что солдатка направила свое прошение не к губернским властям, а к императору, так как это было дозволено ей по закону. В прошении солдатская жена подробно описывает свою судьбу. Ее муж, бывший крепостным крестьянином Козловского уезда, был взят в рекруты в 1780 г., а ей, теперь уже солдатке, был выдан паспорт о вольном проживании. В отсутствие мужа солдатка прижила незаконно двух дочерей, которых она «воспитывала своими собственными трудами». Однако помещик отобрал у нее старшую семнадцатилетнюю дочь, желая перевести ее в свои крепостные270. Помещик ссылался на то обстоятельство, что в воспитании незаконной солдатской дочери принимали участие его крепостные, а, значит, солдатская дочь стала его крепостной. К сожалению, архивные документы не сохранили сведений о результате этого судебного разбирательства, но, вероятнее всего, помещику удалось добиться решения в свою пользу, ссылаясь на затраты, которые понес он и его крепостные крестьяне, воспитывая солдатских дочерей.
Судебные разбирательства солдаток за возвращение им незаконно отобранных детей нередко продолжались годами, но вполне могли заканчиваться благополучным для них исходом. Так, в 1811 г. вдова-солдатка Кирсановского округа Аграфена Матвеева написа-
269 ГАТО. Ф. 2. Оп. 23. Д. 128.
270 Там же. Л. 2.
116
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века ла прошение на имя императора с просьбой вернуть ей незаконно прижитого сына Василия, которого «содержала на собственном своем пропитании», так как местный помещик А.Л. Болотников решил перевести его в свои крепостные. Разбирательство длилось 8 лет и закончилось в итоге в пользу солдатки271.
Солдатские дети были предметом торга между помещиками и правительством и в период существования военных поселений в первой половине XIX в. Дело в том, что нередко солдаты, обращенные в военных поселян, просили направить к ним свои семьи для дальнейшего совместного проживания. Военное министерство даже подготовило проект по выкупу солдатских детей у помещиков. Вознаграждение помещиков за детей, прижитых солдатами до отдачи в армию, предусматривало такие тарифы: за мальчика до 11 лет помещик должен был получать — 390 руб., до 18 лет - 1000 руб., а девочка стоила две трети цены от мальчика. Однако император Александр I решил иначе: детей не старше 10 лет помещики должны отдать солдатам бесплатно, а свыше этого возраста, как захотят, по соглашению, но за девочек давать помещикам полцены. В то же время помещик имел право отказать в воссоединении семей и передаче детей солдатам, если дети уже сами являлись главами семей, а также если их обучение ремеслу и другим промыслам стоило крепостникам дополнительных расходов272. Таким образом, солдатские семьи были предметом торга правительства с помещиками, но пострадавшей стороной всегда оставались сами солдаты, их жены и дети.
Даже в середине XIX в. правительство еще продолжало выкупать у помещиков солдатские семьи. В законодательных актах сохранилось немало таких свидетельств и расценок членов солдатских семей. Так, в 1853 г. нижние чины Кавказского корпуса были автоматически зачислены в казачье сословие Кавказского линейного казачьего войска и просили выслать им их семьи для дальнейшего совместного проживания. Речь шла о прижитых до взятия в отцов рекруты детях. Так, за членов семьи Алексея Каледина, нежданно-негаданно ставшего казаком, правительство заплатило тамбовскому помещику: за сына Никиту (32 лет) — зачетную рекрутскую кви-
271 ГАТО. Ф. 2. Оп. 33. Д. 78. Л. 1—8.
272 Середонин С.М. Исторический обзор деятельности кабинета министров. Т. 1. СПб., 1902. С. 546-547.
117
П. П. Щербинин
танцию, а за жену Никиты Матрену — 57 руб. 14 2/7 коп., за дочерей его: Александру — 30 руб. 85 5/7 коп., Матрену — 57 руб. 14 2/7 коп.273. В купчей нет сведений о жене новоявленного казака. Можно лишь предположить, что она уже была переведена на его место службы либо умерла, и казак хотел бы видеть рядом с собой сына-наследника и его детей. Такая «продажа» членов солдатских семей вполне отражала крепостнический характер всего комплекса социально-правовых отношений в России, свидетельствовала о том, что даже к середине XIX в. ценность человеческой личности в России определялась не ее гражданским статусом или общественной значимостью, а лишь потребностями правительства и крепостников-помещиков, между которыми и проходили эти торги.
Кроме того, помещики стремились закрепостить незаконных детей солдаток, записывая их при проведении очередной ревизии в свои крепостные. Причем если крепостники доказывали в суде, что они действительно содержали кого-нибудь из этих солдатских детей, то российское законодательство XVIII в. и первой половины XIX в. разрешало им закрепощать такого ребенка274. Помещики всегда ссылались, если солдатки жаловались на их произвол, что сама солдатка и ее родственники не могли сами содержать детей и часто обращались за помощью. Было ли так на самом деле или нет, в реальной жизни отследить и знать наверняка являлось часто невозможным. И правительство указало в законе 1816 г., что все солдатские дети (законные или нет), по ошибке приписанные к гражданскому ведомству или помещику в течение первых шести ревизий, должны оставаться в своем настоящем положении275. Заметим, что неверная регистрация и «присвоение» помещиками незаконных солдатских детей отмечались повсеместно.
Как это часто происходило в императорской России, разоблачение подобных нарушений было делом случайным и сложным. Один из таких случаев получил огласку после того, как из деревни, принадлежащей княгине Голицыной, два незаконных сына солдатки
273Сборник циркуляров МВД. Т. 3. СПб., 1855. С. 240.
274 David L. Ransel. Mother of Misery: Child Abandonment in Russia. Princeton, 1988. P. 158.
275Виртшафтер Э.К. Социальные структуры: разночинцы в Российской империи. С. 106-107.
118
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
были призваны в армию. В отличие от первого сына, второй, когда стал рекрутом, потребовал свободы от крепостного звания на том основании, что его отец был солдатом. Суд удовлетворил его прошение, а жалобу княгини Голицыной, попытавшейся оспорить дело, Сенат отверг, еще и оштрафовав княгиню за представление на рассмотрение неподобающего прошения276. Справедливости ради следует заметить, что нередко сыновья солдат, находившихся на иждивении родителей, часто скрывали свое происхождение, чтобы избежать военной службы, как делали это и их матери, чтобы вновь выйти замуж. Таким образом, помещики не всегда могли точно знать, являются ли дети крепостных и их жен-двоемужниц, действительно незаконными солдатскими детьми. Разумеется, помещики были заинтересованы в поощрении таких незаконных браков, в особенности если у супругов уже были дети.
Документы провинциальных судов сохранили большое количество подобных разбирательств дел о незаконных детях солдаток и претензиях на них помещиков. Иногда солдаток подводило слабое знание процессуальных судебных тонкостей или пропуск срока обжалования приговора. Так, более года рассматривалось в Козловском уездном суде Тамбовской губернии дело по прошению гренадерской жены Агафьи Федоровой о незаконном присвоении помещиками ее двух незаконнорожденных сыновей. Детей солдатке суд так и не вернул, сославшись на то, что она более десяти лет не признавалась и не сообщала, что это ее дети277.
Судя по судебным документам, жены и дети солдат, незамужние женщины, брошенные дети, сироты, незаконнорожденные были основной мишенью для претензий помещиков. И хотя после неоднократных разоблачений дворянам запрещалось закрепощать солдаток и их детей, последние упорно требовали своих законных прав на свободу. Одну из таких многолетних тяжб приводит в своей работе американская исследовательница Э.К. Виртшафтер. По прошению вдовы-солдатки Аксиньи Григорьевой Никитиной, ее дети заслуживали освобождения, т. к. их отец Василий Степанов сам был сыном солдата и был незаконно отправлен в армию как крестьянский рекрут (также Никитина требовала освобождения
27вТам же. С. 107.
277 ГАТО. Ф. 2. Оп. 23. Д. 156. Л. 6.
119
П. II. Щербинин
своих детей). В 1838 г. Орловский губернский суд отклонил ее просьбу, аргументируя это тем, что ее сын и дочь родились до того, как отец ушел на службу и поэтому не могли требовать присвоения себе статуса солдатских детей. Власти также не приняли во внимание то, что ее муж - сын солдата, который автоматически должен был стать военным. Наоборот, его имя появилось в шестой ревизии в качестве крепостного из деревни в Орловской губернии, которую майор Николай Потемкин приобрел по суду у Б.II. Шереметьева. Никитина посчитала, что место рождения ее мужа - другая деревня Шереметьева, также в Орловской губернии. Б.П. Шереметьев продал вторую деревню, а вместе с ней и мужа Никитиной третьему помещику, от которого Потемкин получил ее в собственность. Именно Потемкин незаконно отдал ее мужа и второго сына в армию. В обращении в гражданскую палату Орловской губернии в 1840 г. Никитина также заявила, что наследница Потемкина Ольга Николаевна Рутсен выгнала ее из дома, отобрала имущество (дом, скот и зерно) и предъявила свои права на владение ей двумя оставшимися детьми. Более того, в 1842 г., когда Никитина отказалась принять решение гражданской палаты, местные чиновники обращались с ней как с преступницей. После 44 дней заключения в Санкт-Петербурге, Никитина 3,5 месяца ехала в Орловскую губернию, где она просидела в тюрьме еще 2 недели. Власти могли использовать любые средства, чтобы не дать вдове-солдатке опротестовать решение суда. Тем не менее Никитина так легко не сдалась.
В обращении в Сенат в 1843 г. Никитина заявила, что в течение последних 10 лет она много страдала и потратила 60 руб. на различные жалобы, включая обращения к министрам, царевичу и царю. Все еще настаивая на том, что ее муж был незаконнорожденным сыном солдатки, она заметила, что в церковных книгах нет записи о его рождении. По мнению Никитиной, отсутствие документов доказало, что ее покойный супруг не был записан как крепостной. Вначале Сенат отверг два иска Никитиной, но позже, в 1844 г., он приказал местной власти помочь ей с процедурой апелляции и обеспечении копиями требуемых документов. На следующий год солдатка снова обратилась к сенаторам, которые приняли решение в ее пользу. Таким образом, стремление Никитиной освободить свое потомство, несмотря на угрозу ареста и преследования, свидетельство-
120
Военный фактор н повседневной жизни русской женщины в XVIII - начале XX века вало об ее уверенности в том, что законные права ее семьи будут признаны и что правосудие в конечном счете победит278.
И все же в российских условиях, даже тогда, когда закон был совершенно ясен, социальная реальность представительниц военного сословия могла оставаться неопределенной, а долгие годы уходили у солдатки на поиск правды и законного судебного решения. Приведем еще несколько вполне типичных ситуаций с судебными исками солдаток, позволяющими реконструировать отношения власти и личности в правосудии императорской России. Заметим при этом, что солдатки, как принадлежавшие к военному сословию, могли подавать прошения в любые инстанции без гербового сбора, на обычной бумаге, и на эти прошения обязательно давался ответ. Так, одно их архивных дел свидетельствует о том, что солдатка Спасского уезда Тамбовской губернии Мария Петрова подала в 1850 г. прошение окружному начальнику. В нем она сообщала, что ее муж-крестьянин поступил в 1812 г. рекрутом, в отпуске не был, писем не присылал, а через некоторое время умер. После смерти его она вступила во второй брак с государственным крестьянином Степаном Саблиным и прижила с ним трех сыновей, которые были внесены в списки военных кантонистов. Причем, первый уже поступил на службу, а второй должен был быть также отправлен служить. Солдатка-крестьянка просила оставить ей для помощи в старости и для пропитания хотя бы третьего сына и записать его по ревизии к ее новому семейству279. Заметим, что солдатка даже не просила вернуть ей всех сыновей, которые не являлись солдатскими детьми и не обязаны были служить вовсе, так как принадлежали к крестьянскому сословию. Неожиданно для солдатки ее второй брак был признан духовным судом законным, а все трое сыновей отнесены были к гражданскому ведомству и освобождены от службы. Такая счастливая развязка этого дела наступила только после пятилетнего разбирательства, но она свидетельствовала о возможности солдатки оспаривать юридически свои права и права своих детей.
Важно отметить, что в период сенатских и прочих ревизий больше всего прошений с требованиями правды и борьбы с произволом
27я Wirtschafter Е.К. Legal Identity and the Possession of Serfs in Imperial Russia // The Journal of Modern History 70. September 1998. P. 578-579.
27y ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 1398. Л. 2.
121
местных чиновников и помещиков подавали именно солдатки, лиоо члены семей, из которых незаконно были призваны на службу сыновья. В 1848 г. был издан специальный «Свод военных постановлений о солдатских детях», в котором признавалось, что из-за незнания законов и ошибок при зачислении солдатских сыновей в другие сословия, часто «возникает излишняя переписка, отяготительная для просителей и затруднительная для делопроизводителей»280. Но солдатки, заплатив писарю или грамотному односельчанину, не боялись вступать в тяжбу за права своих законных или незаконных детей. Таким образом, военный фактор играл, на наш взгляд, важную роль в формировании элементов гражданского правосознания, правового решения спорных дел путем подачи прошений и использования права обжалования несправедливых действий и решений помещиков, общества, рекрутских присутствий281. В 1850 г. МВД было вынуждено вновь специально разъяснять в своем циркуляре, чтобы солдатки направляли свои прошения непосредственно в военное министерство, а не по линии МВД, создавая большой поток лишней переписки и волокиты282. В некоторых городах России существовали целые группы «общественных защитников», которые активно эксплуатировали солдаток в период выдачи рекрутских квитанций. Такса за их труды определялась часто лишь «косушкой» вина283. Но как бы там ни было, солдатки не оставляли свою «правозащитную деятельность» и надежду на освобождение детей от службы или крепостной зависимости.
Иногда солдаткам приходилось решать в суде и внутрисемейные споры, если дело касалось имущественных претензий. Документы провинциальных судов сохранили немало случаев таких разбирательств. В 1851 г. братья Петр, Андрей и Емельян Поповы подали в уездный суд Тамбовской губернии прошение, в котором доказывали, что их племянники Евсевий и Емельян им не родня, так как рож-
280 Свод военных постановлений о солдатских детях... С. 2.
281 Щербинин П. Гендерные аспекты патриотических движений в периоды войн XIX — начала XX в. (женский патриотизм военной эпохи как социокультурное явление) // Российские женщины и европейская культура: Материалы V конф./ Сост. и отв. ред. Г.А. Тишкин. СПб., 2001. С. 67-70.
282 Сборник циркуляров и инструкций МВД. Т. 1. СПб., 1854. С. 323.
283 Труды Курского губернского статистического комитета. Вып. 1. Курск, 1863. С. 195.
122
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
дены были незаконно от солдатки Улиты Павловой, с которой их двоюродный брат, Симон Попов не был повенчан, и на этом основании просили все имущество, оставшееся от брата, передать им. Духовная консистория не обнаружила доказательств брака и признала его недействительным, а детей от этого брака — незаконнорожденными. На основании этого Усманский уездный суд в 1853 г. постановил спорное имущество передать братьям Поповым, а сыновей Улиты Павловой признал принадлежащими военному ведомству. Тамбовская гражданская палата утвердила это решение суда, с этим же согласился и губернатор, но в рассмотрение дела неожиданно вмешалась Палата государственных имуществ, которая обратилась в Сенат для рассмотрения своей кассационной жалобы. В 1865 г. Синод, проведя церковное следствие, выяснил, что, хотя записи брака Симона Попова с Улитой Павловой не найдено по метрикам, но в исповедальных ведомостях с 1828 по 1835 г. эти лица постоянно означались супругами, а дети их в метрических книгах села Верхняя Плавица записаны были рожденными в 1821 и 1828 гг., крещены одним священником. В ревизиях 1815, 1833 и 1850 гг. супруги Поповы были также показаны имеющими детей. Таким образом, событие брака Поповых было оглашено церковными документами (исповедальными росписями и метрическими книгами), а рожденные дети — в гражданских документах, то есть в ревизиях. К тому же многочисленные свидетели подтверждали под присягой факт венчания Поповых. Синод в итоге признал брак солдатки доказанным. На основании этого решения Сенат в 1866 г. принял решение, что дети Поповых должны пользоваться правами, законным детям принадлежащими281. Тринадцать лет потребовалось для доказательства законности происхождения детей солдатки, но все же справедливость восторжествовала, а соблюдение буквы закона привело к справедливому решению для жены и солдатских детей семьи Поповых.
Отмечались случаи, когда солдаткам удавалось добиваться возвращения с военной службы сыновей от вторых браков, которых по ошибке записывали кантонистами. В 1854 г. сын солдатки Степановой был призван в рекруты как солдатский сын, однако его матери удалось доказать, что она после смерти своего мужа-солдата вто- *
284 ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 1533. Л. 5-13.
123
П. II. Щербинин
рично вышла замуж, и ее сын был рожден в этом втором браке. Сенат, Синод, тамбовский губернатор и уездный суд признали незаконным призыв сына солдатки Степановой, и в 1861 г. его вернули домой со службы285. Рассмотрение этого и массы других дел в различных судебных инстанциях свидетельствовало о возможности для солдаток защищать права своих детей, если они имели доказательства второго брака и могли убедить власти в принадлежности ребенка не к военному, а гражданскому ведомству.
Таким образом, солдаткам приходилось проявлять упорство в защите прав своих законных и незаконных детей, добиваясь нередко успеха в своих исках. Вероятно, материнские чувства и стремление защитить свою семью оказывались у солдаток сильнее сословных предрассудков и социальных ограничений. Солдатские жены одними из первых в России оценили возможности апелляции к законодательству и возможности защиты своих прав как представительниц военного сословия, которые нарушали помещики или местные власти. Очевидно, что резкое ухудшение положения женщины-солдатки после призыва мужа в армию или на войну, вызывало у нее потребность в защите прав своих детей и собственного правового положения перед властями и социальным окружением. Возможно, что именно эта инициативность и активность в поиске справедливости превращали солдатку в одну из самых «продвинутых» среди современников «правозащитниц», ибо солдатские жены чаще представительниц других сословий подавали прошения властям, обращались с изложением своих претензий непосредственно к императору, участвовали в обширной бюрократической переписке и многочисленных судебных тяжбах. Понятно, что в большинстве случаев солдатки не писали прошения самостоятельно, обращаясь к помощи писаря или грамотного соседа, но все же они сами обретали непосредственный правовой и жизненный опыт, учились требовать соблюдения норм российского законодательства. Кроме того, достаточно частая успешность обращений солдаток к центральным и региональным властям и знание ими правил составления прошений формировало уважительное отношение к «опытности» солдатских жен у родственников и социального окружения.
285ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 1534. Л. 5-6.
124
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVITI — начале XX века
Отношение властей и общества к незаконнорожденным детям и подкидышам. Понятно, что незаконнорожденные дети были не только у солдаток, а подкинутые младенцы «появлялись» и гораздо раньше формирования военного сословия. Интересно, что власти в России всегда стремились к осуществлению контроля над противозаконными половыми связями и потомством от «блуда». Согласно Кормчей книге, женщина считалась виновной в убийстве, когда оставляла младенца на дороге или в каком-либо безлюдном месте. Наказанием для нее было церковное покаяние. Однако такое наказание не было действенным. Таких женщин стали наказывать и ссылать, как и тех, кто убивал младенца, либо производил «изгнание плода»286. Наказание максимально ужесточилось в XVII в. В Соборном уложении 1649 г. была установлена смертная казнь для женщин, лишающих жизни своих незаконнорожденных детей, но отношение к убийству собственных законных детей оставалось снисходительным287.
Создание большой регулярной армии в XVIII в., когда мужчина на долгие годы, если не навсегда, отрывался от родного дома, разлучался с женой, резко увеличило и количество незаконнорожденных детей, прежде всего в семьях солдаток. Целенаправленная деятельность по призрению «государственных младенцев» начала осуществляться при Петре I, когда были изданы указы о запрете детоубийства незаконнорожденных (1712, 1715 г.) и их воспитании. В Москве и других российских городах были открыты госпитали для «зазорных» (незаконнорожденных) детей, в которых для снижения количества детоубийств была введена практика «тайного приноса» младенцев через окно, с целью сохранения анонимности принесшего младенца. Незаконнорожденные дети должны были по взрослении отдаваться в гарнизонные школы, а потом пополнять ряды российской армии. Однако переполнение «гошпиталей» безродными детьми привело к тому, что мальчиков с 10 лет стали определять в матросы или отдавали детей на фабрики.
Екатерина II также стремилась сократить сферу свершения детоубийств, открыв специальные приюты для подкидышей.
286 Владимирова А.К. Незаконнорожденные дети // Записки для чтения. 1869. №8—12.0.244.
287 См.: Энгельштейн Л. Ключи счастья. Секс и поиски путей обновления России на рубеже XIX — XX вв. М., 1996. С. 115.
125
II. П. Щербинин
А И.И. Бецкой разработал целую программу воспитания и социализации «приносных детей». Правила приема в воспитательный дом были следующими: брали всех детей, спрашивая лишь, крещено ли дитя и какое ему дано имя. Детей свозили отовсюду, за каждого ребенка доставлявшему платили 2 рубля. Караулам предписывалось оказывать всяческое содействие приносящим детей ночью. При каждом воспитательном доме был открыт секретный родильный госпиталь, где роженицы имели право не называть свое имя. Позволялось даже рожать в маске288.
Денежное вознаграждение до 2-х рублей, выплачиваемое доставившему ребенка в воспитательные дома, привело к возникновению промысла по торговле детьми. Торговки приносили в воспитательные дома детей, скупая по деревням новорожденных у многодетных крестьянок. Младенцев перевозили как котят — в кошелках и корзинах под скамьями вагонов последнего класса, семеро из восьми умирали. Под видом «зазорнорожденных» нередко попадали и дети законного супружества. Власти вынуждены были прекратить тайный прием детей в воспитательные дома, а с 1867 г. разрешалось принимать детей только в первые десять дней после рождения289.
Однако положение подкидышей и в этих воспитательных домах оказывалось незавидным. Многие из них погибали в первый же год жизни из-за нехватки кормилиц, а искусственное вскармливание было весьма несовершенным.
Уже с 1821 г. из-за недостатка средств правительство стало ограничивать устройство воспитательных домов в провинции. Начались и поиски путей ограничения приема детей: установили прием только младенцев; отменили плату за безродного ребенка. Большинство же детей стали отправлять на вскармливание и воспитание в благонадежные крестьянские семьи. Сначала отдавали до 9 месяцев, потом до 5 лет, затем до 7 лет. В конце концов, «казенный ребенок» оставался в крестьянской семье до совершеннолетия, а в 17 лет причислялся к казенным крестьянам290.
Как же призревались подкидыши в провинциальных губернских учреждениях? Приюты для подкидышей перешли в ведение губер-
288 См.: Власов П.В. Благотворительность и милосердие в России. М.» 2001. С. 33.
280 Волкова А.И. Призрение покинутых детей. М., 1894. С. 5.
290 Там же. С. 35.
126
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIJI — начале XX века
неких земств от Приказа общественного призрения в 1867 г. Незаконнорожденные дети, брошенные родителями, передавались полицией в богоугодные заведения, где они вскармливались кормилицами, а затем раздавались желающим взять на воспитание или безвозмездно, или с платой по 1 руб. 50 коп. в месяц до 5 лет и по 70 коп. — до 12 лет. В отчетах врачей указывалось, что часто в отделениях отсутствовало белье, «если не считать ужасных рубашечек и тряпок, в которые скручивали детей. Детское белье шилось из обрезков и остатков больничного полотна и имело такие рубцы, что они врезались в тела несчастных детей». Детей отдавали в те семьи, где не было своих детей, при наличии у приемных родителей земельного надела. Но смертность и среди розданных детей была очень высокой - до 76 процентов291. Очевидно, что все мероприятия властей по смягчению проблемы подкидышей и ограничению детоубийств были малоэффективны.
К тому же многие женщины, стремясь скрыть позор от нечаянного зачатия незаконного ребенка, часто стремились избавиться от «свидетельства греха». Современники признавали, что наиболее часто практикуется «изгнание плода» вдовами и солдатками. Опытные соседки или старухи-ворожейки делились с ними советами, как сделать это наиболее надежно. Женщины пили спорынью, настой фосфорных спичек, поднимали тяжелые вещи. Один из сельских священников сообщал, что «...одна девица была беременна и извела плод тем, что била себя лапотной колодкой по животу. Народ не обращает на это особого внимания»292. До нас дошли описания самых изуверских средств, к которым прибегали женщины, чтобы избавиться от нежелательного ребенка: пили отвар пороха, селитры, мелко истолченные стекло и песок, керосин, глотали серу, сулему и даже ртуть. Прыгали с высокой лестницы, с изгороди, с сеновала. Нередко такие опыты избавления от «греха» приводили к «смертельным исходам с кровотечениями и в мучениях»293. Если не помогали
201 X губернский съезд врачей и представителей земств Тамбовской губернии 5 — 11 сентября 1903 г. Тамбов, 1904. С. 67-70.
292 Архив Русского Этнографического музея - далее АРЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 947. Л. 7.
293 Федоров В.А. Мать и дитя в русской деревне (конец XIX — начало XX в.) // Вести. Моск, ун-та. Сер. 8. История. № 4. С. 18.
127
II. П. Щербинин
все эти способы, то женщины старались сделать нелегальный або^т и спасти свою репутацию.
Некоторые солдатки шли даже на убийство младенцев, чтобы скрыть незаконное рождение. Так, Екатерина Сатина из села Рамза Кирсановского уезда в 1839 г. скрыла беременность и роды, не позвала повивальную бабку, ребенка зарыла в землю, но потом сама призналась. Женщина была наказана церковным покаянием и десятью ударами плетьми294. По подсчетам С. Максимова, в XIX в. убийство детей было вообще самым распространенным женским преступлением в России, обрекавшим их на ссылку и во многом вызываемом самими условиями жизни россиянок. Среди важнейших причин детоубийств назывались те, которые были вызваны военным фактором: зимние стоянки солдат на постое, а также наличие фактически брошенных женщин-солдаток295. Да и среди осужденных за детоубийство большинство женщин относились именно к военному сословию. Все это лишь указывает в очередной раз на остроту проблемы незаконнорожденных детей в солдатских семьях.
Но все же большинство женщин в силу религиозного воспитания и нежелания губить живую душу на убийство не решались, а стремились куда-нибудь подбросить ребенка, чаще всего к бездетным семьям или к официальным учреждениям296. Очень часто матери подбрасывали своих детей к дому, где у одной из женщин уже был или только что умер грудной ребенок297. Вероятно, расчет делался прежде всего на женскую жалость и физическую возможность тех, к кому подбрасывали ребенка, прокормить его. Так, в 1845 году солдатка Домна Климовна Сорокина подкинула незаконную дочь Настасью к дому барона В. Ф. Вернези в городе Моршанске298.
Если в XVIII в. незаконнорожденные были позором и встречались лишь в среде солдаток, которые годами не видели своих мужей, или в среде дворовых, приживавших нередко детей со свои
294 ГАТО. Ф. 888. Оп. 2. Д. 13. Л. 1-11.
295 Максимов С. Сибирь и каторга. Ч. 2. Виноватые и обвиненные. СПб., 1871. С. 65.
296 ГАТО. Ф. 181. On. 1. Д. 813.Л. 84 (об).
297 Так, в селе Вышинки Кирсановского уезда в ночное время был подкинут мальчик к дому экономического крестьянина Андрея Константиновича Белякова с висящим крестом на шее и запиской следующего содержания: «Младенец крещен, имя ему Василий». — ГАТО. Ф. 181. On. 1. Д. 978. Л. 14.
298 ГАТО. Ф. 2. Оп. 67. Д. 128. Л. 1-11.
128
Вое и 11ый фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
ми хозяевами, то в XIX в. незаконнорожденные стали массовым явлением. Современники отмечали, что основная масса незаконнорожденных приходилась на представительниц низшего класса: «Женщины же высшего класса преспокойно отправляются за границу, там рожают своих незаконных детей и там же оставляют их на попечение бедных семейств за высокую плату. Одинокая же служанка, вдова крестьянка и солдатка вынуждены родить там, где застали их родовые боли»299.
Общественное мнение по-прежнему было нетерпимо к незаконным рождениям. Женщине, родившей вне брака, грозили позор, презрение односельчан, а без помощи родителей или родственников — и нищета. Случаев усыновления было очень мало, так как крестьяне не только не знали законов об усыновлении, но и боялись больших издержек, отказа в получении на приемыша земельного надела от сельского общества300. Неудивительно, что при подобном отношении к внебрачным детям «незаконные» рождения были весьма низки в русской деревне; они составляли в год в среднем около 2—3 процентов всех рождений301. По наблюдениям статистиков, в первой половине XIX в. большинство таких незаконнорожденных детей приходилось на солдаток302. По мнению ряда исследователей, действительное число внебрачных рождений у крестьян было больше, чем регистрировалось официально, так как незамужние крестьянки стремились рожать таких детей в городе, где новорожденный регистрировался, отдавался в «люди» или оставлялся в приюте. Однако это обстоятельство не оказывало решающего влияния на показатели внебрачной рождаемости. В целом на рубеже XIX—XX вв. в Центральной России она не превышала за год в среднем 2,5—3 процента.303. Однако по ряду промыш
299См.: Энгельштейн Л. Ключи счастья. Секс и поиски путей обновления России на рубеже XIX — XX вв. М., 1996. С. 119.
300 X губернский съезд врачей и представителей земств Тамбовской губернии 5 — 11 сентября 1903 г. Тамбов, 1904. С. 67-70.
301 Федоров В.А. Мать и дитя в русской деревне (конец ХТХ — начало XX в.) // Вести. Моск, ун-та. Сер. 8. История. № 4. С. 17.
302 Статистическое описание Усманского уезда Тамбовской губернии. Тамбов, 1836. С. 81.
303 См.: Морозов С.Д. Крестьянская семья Центральной России в 1897—1917 гг.: социально-демографическое развитие // Семья в ракурсе социального знания: Сб. науч, статей. Барнаул, 2001. С. 169.
129
П. П. Щербинин
ленных центров и в столицах статистика была иной. Так, в Петрограде к 1915 г. «гражданские браки» — а дети, рожденные в них, признавались незаконными — составляли 10 процентов304 от общего числа браков.
Сравнивая число незаконнорожденных в России и в других странах Европы в XIX в., современники пришли к следующим выводам: «Незаконнорожденные дети составляют главный контингент среди отверженных детей (на сто родившихся детей незаконных оказывается в Австрии 11,3, Пруссии - 7,1, Франции - 7,1, Швеции - 6, 5, России - 2,9)»305. Однако данные статистические показатели важно учитывать в контексте европейской культуры и достаточно четкой регистрации незаконнорожденных, а также более терпимого отношения к подобным детям306.
Заметим, что и в менталитете, и в представлениях россиян и россиянок сформировался особый образ «незаконного» младенца. Отношение к ним было презрительным и неприязненным. Такой ребенок являлся иным, чужеродным, по крайней мере, наполовину. Отсюда и название — половинкин сын. Неполнота родственных связей имела своим следствием представления о нем как о части природы, неизвестной находке, обнаруженной взрослыми. Именно эта идея лежит в основе самой обширной группы обозначений незаконнорожденного: боровичок, капустничек (Казанская губ.), крапивник (повсеместно), луговой (Курская губ.), подзаборник (Новосибирская губ.), находка (Смоленская, Воронежская губ.), Богданыч («Бог дал»)307. В исследовании И.Д. Белова «Наш солдат в песнях, сказаниях, поговорках» указывается на то, что среди населения сам солдат, солдатка и дети считаются какими-то отчужденными личностями, а часто на них смотрели с величайшим нерасположением. Во многом это определялось экономическим расчетом, так как покинутая солдатом семья тяжелым бременем ложилась на крестьянство308. «Солдаткиным ребятам вся деревня — отец», «У солдатки сын семибатешный», «У нашего солдата - везде ребята», «Где сол
301 Женский вестник. 1915. № 4. С. 15.
305 Котляревский. Отверженные дети // Дело. 1879. № 8. С. 56.
306См.: Ван-Путерен М.Д. О способах призрения бесприютных детей в России и за границей. СПб., 1893.
307 Федоров В.А. Мать и дитя в русской деревне (конец XIX - начало XX в.) //
Вести. Моск, ун-та. Сер. 8. История. № 4. С. 17.
130
Военный фактор в повседневной жиани русской женщины в XVIII — начале XX века
дат поселился - там и расплодился», так отразились в народных пословицах судьба и статус солдатских детей309.
Незаконнорожденные дети, безусловно, ставили солдатку в еще более зависимое положение от доброжелательного отношения общины. В то время, как некоторые общины ценили здоровых незаконнорожденных детей и даже наделяли их землей, другие деревни достаточно строго относились к этим «распущенным» женщинам, оставляя мать и ребенка без какой-либо поддержки. Если матери были неспособны (или этого не хотели родственники) ухаживать за незаконнорожденными детьми в возрасте до 6 лет, то их отдавали помещику - чтобы они не стали бродягами или преступниками и остались потенциальными налогоплательщиками и рекрутами310.
Неопределенное социальное и отчасти правовое положение самого военного сословия в российском социуме способствовало выработке солдатками особых механизмов самозащиты своего потомства, противостояния диктату военного ведомства, поиску возможностей самим влиять на будущее своих детей. Незаконные браки солдаток и их незаконнорожденные дети были типичными и вполне привычными для власти и населения явлениями в Российской империи XVIII - начала XX в.
Подводя итоги, можно выделить несколько важных обстоятельств, влиявших на устойчивую тенденцию рождения солдатками незаконных детей. Во-первых, неопределенность условий и сроков призыва в армию, многолетняя разлука с мужем ломали привычный уклад жизни и повседневности солдаток, вынося ее на обочину традиционной семейной жизни. Во-вторых, сам «военный фактор», то есть постой войск, социальные ограничения (экономические, правовые и сословные) вынуждали солдатку менять свое сексуальное поведение, изменять «далекому и недоступному» мужу. В-третьих, общественное мнение окружения солдатки было «уверено» в ее потенциальной неверности, постоянно напоминая несчастной «соломенной вдове», что она неиз
30fi Белов И.Д. Наш солдат в песнях, сказаниях, поговорках // Ист. Вестник. 1886. август. С. 336.
309 Даль В.И. Указ соч. С. 94.
310 Beartrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record // Sr. 49.1990. P. 63.
131
П. П. Щербинин
бежно придет к подобию «падшей» женщины, и это ее рок, и ее судьба. Наконец, заметим, что сложившаяся в России система призрения подкидышей и незаконнорожденных детей мало способствовала ограничению детоубийств, и не случайно составлявшие около трех процентов в составе российского населения солдатки давали более половины осужденных за это преступление. Вполне ясно, что проблема незаконных рождений в солдатских семьях представляет одну из важных страниц, характеризующих бытовой уклад, правовой статус, повседневную жизнь российской солдатки.
132
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУНТ — начале XX пека
1.3. СЕМЬИ СОЛДАТОК И СИСТЕМА ИХ ПРИЗРЕНИЯ В XVIII - НАЧАЛЕ XX в.
133
II. II. Щербинин
Особенности развития системы призрения солдатских семей в России в XVIII - начале XX в.
Система призрения (социального обеспечения), правительственной и частной поддержки семей военнослужащих, инвалидов и военных вдов не имела в России значительной исторической традиции. Только в XVII в. начали издаваться специальные законодательные акты, регламентирующие некоторые стороны социальной защиты семей военнослужащих311. В целом же система общественного призрения и здравоохранения в России не случайно начала складываться с обслуживания регулярной русской армии. В XVIII в. рост внешнеполитической и военной активности России вызвал увеличение боевых и санитарных потерь русской армии, увеличилось количество пострадавших от военных действий, усилились потребности поддержки военных и членов их семей312. Заметим, что представители военного сословия стали получать социальную помощь и государственное обеспечение гораздо раньше, чем представители других слоев российского общества. Это определялось все возрастающим влиянием военного фактора на повседневную жизнь общества, общественно-политическим, социально-экономическим развитием российского государства в имперский период (в XVIII - начале XX в.). Исторически сложилось так, что не только в России, но и в других странах Европы первоначально социальное обеспечение воинов и их семей имело преимущественно натуральную форму, выражаясь в предоставлении должностей, земельных наделов, приюта в старости,и т.п.
Одним из проявлений воздействия военного фактора (войн, милитаризма, армии) на повседневную жизнь населения России в
311 В грамоте от 31 марта 1649 г. указывалось на запрещение выселять жен — казачьих, стрелецких и пушкарских — из дворов их мужей, убитых на службе, взятых в плен или умерших. Таким образом, правительство старается обеспечить кров за женами лиц, погибших на войне и запрещает их выгонять с земли и из домов, принадлежавших их мужьям. В 1650 г. последовал указ о даче на прожитие поместий за ратную службу женам и дочерям, оставшимся после умерших на службе. — Столетие Военного министерства. 1802—1902. Александровский комитет о раненых. Исторический очерк. Т. XIII. Кн. I. СПб., 1902. С. 2.
312 См.: Урланис Б.Ц. История военных потерь. Войны и народонаселение Европы. Людские потери вооруженных сил европейских стран в войнах XVII — XX вв. (историко-статистическое исследование). СПб., 1994. С. 55.
134
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
XVIII - начале XX в. было постоянно возраставшее число отставных и отпускных военнослужащих, инвалидов, а также членов их семей313. Однако именно солдатские семьи оказывались нередко едва ли не самыми бесправными и забытыми в российском военном и гражданском законодательстве, а повседневная жизнь солдатских семей протекала часто при отсутствии всякой поддержки государства и общества314.
Рассмотрение практики призрения солдатских семей требует уточнения их состава и типологии. В российском военно-гражданском законодательстве в зависимости от хронологии такие семьи именовались как семьи солдаток, рекрутские семьи, семьи бессрочно отпускных и отставных нижних чинов, семьи запасных нижних чинов, призванных на военную службу315. На наш взгляд, правильным было бы рассматривать системы призрения семей военнослужащих в соответствии с развитием российского законодательства и принципов государственной поддержки таких семей. Первоначально в XVIII в. помощь и пособия (натуральные, денежные, льготы и привилегии) оказывались солдатам, пострадавшим на войне, - увечным воинам, инвалидам, потерявшим трудоспособность, а также членам их семей. В XIX в. выходили нормативные акты, регламентировавшие социальный статус и поддержку семей отставных и бессрочно-отпускных солдат, в том числе и рекруток (солдаток), военных вдов, а также солдатских детей (кантонистов, солдатских девок и сирот из солдатских семей). Наконец, во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг., когда был объявлен первый сравнительно массовый набор запасных и отпускных солдат, и потребовалась поддержка семьям нижних чинов, оставшихся без кормильца. В это время были изданы «Временные правила по призрению семей запасных нижних чинов, призванных на войну». В годы русско-японской войны 1904—1905 гг. и Первой мировой войны 1914—1918 гг. происходило развитие законодательства по призрению и поддержке семей, из которых были мо
313 Подробно о воздействии военного фактора на государственные структуры, экономику и общество в России в рассматриваемый период — см.: Dietrich Beyrau, Militaer und Gesellschaft im Vorrevolutionaeren Russland. Koeln, 1984.
314 См.: Алфавитный указатель к Своду законов Российской империи, издания 1842 г. СПб., 1844. С. 675—676, 981—983.
315 См.: Свод военных постановлений. СПБ., 1869 и др.
135
П. П. Щербинин
билизованы в армию запасные нижние чины316. Причем лишь с 1912 г. российское государство законодательно признало свою обязанность оказания помощи солдатским семьям, совершив наконец переход к централизованной бюджетной системе выдачи пособий семьям призванных на войну нижних чинов.
К особенностям применения военно-гражданского законодательства России по призрению семей военнослужащих можно отнести оказание помощи только малой семье (то есть жене и детям) призванного на войну или в армию. Другие члены семьи солдата (отец, мать, братья, сестры, приемные дети) должны были призреваться обществом, то есть получать помощь от общины или городского самоуправления, что по сути, их лишало всякой поддержки. Гражданские же жены и внебрачные дети солдат вообще находились за рамками возможности получения какой-либо помощи. Такие члены семьи сразу после призыва кормильца обрекались на полуголодное существование и являлись самой несчастной и беззащитной категорией семей военнослужащих в Российской империи.
Оговоримся сразу, что за рамками нашего исследования остались офицерские семьи, так как их поддержка и обеспеченность пособиями, пенсиями, льготами, другими формами государственной помощи сложились раньше и совершенно отличались от государственной либо общественной помощи семьям солдат317. Кроме того, хотя офицерские семьи составляли лишь несколько процентов от общего числа семей военнослужащих, их призрение и поддержка всегда являлись приоритетными в российском государстве. Необходимо учитывать и то обстоятельство, что, кроме государственной помощи и пособий, семьи офицеров могли рассчитывать и на корпоративные формы поддержки (эмеритальные кассы, дворянские общества, помощь однополчан), да и содействие родственников могло оказывать существенное воздействие на экономическое и социальное благополучие таких семей. Таким образом, нам представляется совершенно справедливым про-
Я1в Дашкевич Л. К организации деревни. Выдача в деревне продовольственного пайка семьям воинов // Русская мысль. 1915. № 10. С. 78—78.
317 О призрении офицерских семей см.: Михайлов М.М. Военные законы. СПб., 1861; Столетие Военного министерства. 1802—1902. Александровский комитет о раненых. Исторический очерк; Волков С.В. Русский офицерский корпус. М., 2003. С. 263—271 и др.
136
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века вести системный анализ взаимодействия и взаимоотношений власти и общества по оказанию помощи и призрению именно семей нижних чинов, призванных в армию или на войну.
Необходимо уточнить, что если в XVIII — первой половине XIX в. солдаткой называли жену крестьянина или мещанина, взятого в рекруты, то после введения в 1874 г. всеобщей воинской повинности этот термин стал охватывать всех женщин, если их мужья оказались призванными в армию, независимо от их сословной принадлежности, — дворянок, купчих, мещанок, крестьянок и др. Иначе говоря, любая россиянка - жена призванного в армию или на войну, по-прежнему называлась «солдаткой», хотя юридически правильным был бы термин «жена запасного нижнего чина». Впрочем, и сами жены солдат называли себя именно «солдатками» как в прошениях, которые они подавали властям, добиваясь выплаты пособия или оказания помощи, так и в повседневной речевой практике. В законодательстве встречались самые разные определения солдатских жен: солдатка, рекрутка, солдатская жена, жена нижнего чина, жена отпускного солдата, жена запасного, вдова солдатская и др.
Мероприятия властей и общественных объединений по организации призрения семей призванных в армию запасных нижних чинов, солдат-инвалидов и военных вдов периода русско-турецкой войны 1877—1878 гг., русско-японской войны 1904—1905 гг. и Первой мировой войны 1914—1918 гг. будут рассмотрены в отдельном разделе монографии, посвященном повседневности военной поры.
Призрение солдат-инвалидов и членов их семей, а также вдов-рекруток (солдаток) в XVIII — начале XX в. Увечными воинами или военными инвалидами именовались военнослужащие, неспособные к службе из-за ран, болезней или по возврату. После возвращения со службы домой большинство таких военных инвалидов не могли не только содержать семью, но и заботиться о себе. Как же выживали семьи солдат-инвалидов, а также солдатские вдовы в России и каковы были правовые механизмы поддержки и социальной адаптации таких семей в рассматриваемый период?
В XVIII столетии многочисленные войны, которые вела Россия, рекрутские наборы, вовлекавшие в военную службу широкие слои
137
П. П. Щербинин
населения318, дали значительное число раненых и увечных воинов, остро поставив вопрос и о призрении их семей. Появлялись специальные указы с уточнением способов оказания помощи ветеранам и инвалидам и их семьям. Так, по указу от 9 февраля 1710 г. престарелые, раненые и увечные офицеры, урядники и солдаты, признанные при осмотре еще годными к службе, рассылались по губерниям для обучения рекрутов, другие, потерявшие уже способность быть полезными на службе, определялись в московские богадельни. С 1711 г. инвалидов стали назначать на заставы и в санитарные кордоны319. Как правило, вместе с ними туда отправлялись и члены их семей.
Первые системные награждения военнослужащих за раны, а семействам их — за смерть главы семьи относятся к правлению Петра I и его указу от 3 мая 1720 г. о выделении военных в особую группу призреваемых лиц. В Морском уставе 1720 г. обращалось внимание на семьи убитых в бою военнослужащих: «Вдовам и детям убитых на баталии дано будет из полученной добычи то же, что надлежало тем убитым». Кроме того, вдовам и детям убитых и умерших на службе выдавались пособия: жене — 8-я доля, детям — 12-я доля от жалованья320.
Интересно, что жалованье жене погибшего солдата или матроса выплачивалось первоначально в зависимости от ее возраста и возможности нового замужества. Так, женщине—вдове военнослужащего, если она была старше сорока лет, до ее смерти или нового замужества жалованье за погибшего мужа выдавалось. Пособие на детей также варьировалось: сыновьям пособие выдавалось до 10 лет, а дочери могли рассчитывать на пособие только до 15 лет. После этого срока дети считались вполне трудоспособными и имеющими возможность самостоятельно себя обеспечить. Если же женщина-вдова была моложе 40 лет, то она могла рассчитывать только на одно годовое жалованье единовременно. Власти считали, что такая вдо
318 По мнению Н.Н. Петрухинцева, условия сельскохозяйственного производства и крестьянская община позволяли наиболее дешево и просто осуществлять рекрутские наборы — см.: Петрухинцев Н.Н. Царствование Анны Иоанновны: формирование внутриполитического курса и судьбы армии и флота. СПб., 2001. С. 187.
319 Столетие Военного министерства. 1802—1902. Александровский комитет о раненых. С.12—13.
320 См.:ФорсоваВ.В. Общественное призрение военных и их семей в дооктябрьской России // Вестник РАН. 1996. T. 66. N.» 8. С. 750.
138
Военный фактор и повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
ва еще могла сама устроить свою жизнь и прокормить себя. Причем указывалось и на то обстоятельство, что пособие выдавалось вдове лишь при отсутствии других источников доходов. Кроме этого, с середины XVIII в. и до 1917 г. обязательным стало при назначении пособия или пенсии удостоверение от полиции о добропорядочном поведении военных вдов.
Одним из существенных факторов поддержки семей раненых и увечных солдат в XVIII в. было освобождение их домов от постоя, то есть расквартирования войск321. Эта льгота являлась очень важной, так как воинский постой был самой тяжелой натуральной военной повинностью и сильно стеснял частную жизнь россиян и россиянок. Для солдатских семей эта льгота существовала до второй половины XIX в., когда активно начали строиться казармы и произошли изменения в законодательстве по постойной повинности.
В XVIII в. государство предпочитало не платить пособие, а помещать инвалидов, в том числе и семейных, в монастыри и богадельни, определять отставных и увечных воинов на должности в городских учреждениях, распределять таких солдат на поселение с отпуском земли, выдавая деньги на обзаведение, предоставляя льготы по повинностям322. Наиболее популярной мерой, как, впрочем и в XVII в., оставалось определение увечных воинов на пропитание или на пострижение в монастыри323. Женатые и семейные инвалиды также распределялись на содержание в монастыри с той лишь разницей, что жили они не в самом монастыре, а вблизи от обители324. Вначале инвалиды имели право выбирать монастырь для своего содержания, но вскоре выяснилась неравномерность расселения призреваемых, и назначения инвалидам и их семьям стал осуществлять непосредственно Синод. Заметим, что приписка инвалидов к монастырям не была обязательной, и тем из них, кто находил себе другие источники существования, выдавался паспорт и предоставлялось право самостоятельного выбора места жительства.
321 Столетие Военного министерства. 1802—1902. Александровский комитет о раненых. С. 19.
322 Российский государственный архив древних актов. Ф. 20. On. 1. Д. 245. Л. 3.
323 Лебедев А. Отставные военные на монастырских порциях в монастырях. М., 1881. С. 3.
139
Для того, чтобы закрепить вакансии в монастырях за отставными и увечными военными, Петр I в 1723 г. запретил постригать в монахи представителей других сословий. Хлебное и денежное довольствие для отставных военных осуществлялось из монастырских доходов. Со временем все вакантные места в монастырях оказались занятыми, и правительство стало искать иные способы призрения отставных и увечных военнослужащих. Их стали назначать на «нетрудные» должности сторожей в коллегиях и канцеляриях, где им давали казенные квартиры или переводили на жилье в гарнизоны324 325.
Екатерина II указом от 26 февраля 1764 г. освободила монастыри от призрения военных в их стенах, однако из церковных и монастырских доходов стали изымать 125 тыс. рублей на содержание военных инвалидов, их жен и детей326. После секуляризации церковных земель многие семьи военных инвалидов, жившие при монастырях, были направлены на поселения в специально выделенные местности с «денежным жалованьем»327. Унтер-офицерским и солдатским вдовам, не желавшим идти замуж или в монахини, положено было пожизненно по 2 руб. в год, а сиротам-мальчикам до определения в школы — по 3 руб. в год; девочкам до 12 лет — по 3 руб., а по достижении этого возраста их отдавали для работы на фабрики328. Таким образом, после ликвидации монастырского призрения ведущими мероприятиями правительства стали отправление на поселение и выдача денежного жалованья отставным и их семействам. Интересно, что деньги на эти мероприятия взяли у тех же монастырей, как бы взамен освобождения их от «солдатского постоя».
Для расселения инвалидов и членов их семей, прежде живших при монастырях, был назначен 31 город: Муром, Касимов, Арзамас, Шацк, Тамбов, Пенза, Лебедянь, Чебоксары, Кадом, Темни-
324 Некоторые историки считают, что при монастырях призревались только неженатые солдаты-инвалиды. — См.: Форсова В.В. Общественное призрение военных и их семей в дооктябрьской России // Вестник РАН. 1996. Т. 66. №. 8. С. 751.
325 Щербинин П.П. Особенности призрения увечных воинов в России в XVIII — начале XX в. // Армия и общество. Мат-лы междун. науч, конфер. Отв. ред. П. Щербинин. Тамбов, 2002. С. 70.
326 Стог А. Об общественном призрении в России. СПб., 1818. С. 385.
327 См.: Столетие Военного министерства. 1802—1902. Александровский комитет о раненых. С. 12.
328 Столетие Военного министерства. 1802—1902. Александровский комитет о раненых. С. 20.
140
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
ков, Саранск, Путивль и др.329. Заметим, что законодательное закрепление прав любого сословия в России никогда не обозначало безусловного их исполнения. Не случайно даже самые благие начинания верховной власти нередко тонули в повседневной практике ведения дел в провинции. Увечные воины и их семьи воспринимались в местах поселения как лишняя обуза, не находя часто ожидаемого сочувствия и признательности330. Архивные источники сохранили немало жалоб отставных офицеров и нижних чинов -инвалидов, а также членов их семей на притеснения и несправедливость властей. В 1821 г. на высочайшее имя поступила жалоба инвалидов г. Тамбова о том, что гражданские чиновники построили себе дома на их землях, возложили на инвалидов постойную повинность, ввели плату поземельных и других денег, «...что сим людям глубоко отяготительно при своей бедности, глубокой старости, усталях и ранах». Инвалиды просили «...поуважать их заслуги, оказать им покровительство, сложить налоги, не следующие с них по закону». Из объяснений губернатора выяснилось, что инвалидная слобода была построена в Тамбове в 1764 г. за счет казны, но вследствие ветхости дома пришли в упадок и были позже проданы с торгов самим инвалидам. Квартирная повинность возложена была на инвалидов потому, что они имели при домах огороды. Губернатор все же был вынужден признать, что высочайший указ 1811 г. об особом попечении инвалидов, отводе мест для огородов и постройки домов не выполнялся из-за отсутствия денег у казны, и что инвалиды, как правило, проживали «по квартирам обывателей до благоприятного времени»331. Подобные объяснения властей о нехватке средств, «временных» трудностях являлись вполне типичными и отражали отношение власти к участникам и инвалидам войны332.
329 Там же. С. 28.
330 Щербинин П.П. Особенности призрения увечных воинов в России в XVIII — начале XX в. С. 64—83.
331 См.: Российский государственный исторический архив. Ф. 1286. On. 1. Д. 25. Л. 8, 20,42.
332 Троицкий И.А. Дело об увечных офицерах в г. Тамбове. Тамбов, 1915., Исупов С. Ю. К вопросу о расселении отставных военнослужащих по Колывано-Куз-нецкой укрепленной линии во второй половине XVIII в. // Актуальные вопросы истории Сибири. Вторые научные чтения памяти проф. А. П. Бородавкина: Мат-лы кон-фер. Барнаул,2000 и др.
141
П. П. Щербинин
Новой тенденцией в призрении военных инвалидов было помещение их в Приказы общественного призрения, которые были созданы во всех губернских городах в 1775 г.333. В богадельнях Приказов общественного призрения военные инвалиды, отставные нижние чины и военные вдовы содержались вместе с гражданским населением, составляя часто более половины призреваемых334. В 1807 г. Александр I распорядился построить специальные инвалидные дома для отставных солдат в Санкт-Петербурге, Москве, Киеве, Смоленске, Чернигове и Курске, но они так и не были выстроены. А увечных солдат продолжали размещать в заведения Приказов общественного призрения335.
Заметим, что пенсионное денежное обеспечение солдатам-инвалидам и членам их семей не полагалось, и большинство представителей военного сословия могли рассчитывать только на помощь родственников или милосердие благотворителей336. Нередко седые, израненные воины, вернувшиеся со службы на родину, «для прокормления своего должны были просить милостыню»337.
Конечно, власти предпринимали попытки смягчить тяжелое положение военнослужащих-инвалидов и членов их семей, но разрешение проблемы они видели в использовании частичного труда самих призреваемых инвалидов. В 1796 г. были сделаны первые попытки создания инвалидных рот: при гарнизонных батальонах образовывались инвалидные роты и команды. Они имелись во всех уездных городах России, находились в подчинении командиров ба-
333 В царствование императора Николая I отставные раненые нижние чины призревались в богадельнях Приказов общественного призрения наравне с другими лицами, а также и в специальных военных учреждениях — Инвалидном доме императора Павла I и военных богадельнях: Чесменской близ Петербурга и Измайловской близ Москвы, в которих имелись специальные помещения для призрения отставных престарелых нижних воинских чинов и членов их семей. — См.: Столетие Военного министерства. 1802—1902. Александровский комитет о раненых. С. 17.
334 Так, в богадельне Тамбовского Приказа общественного призрения из 90 человек призреваемых почти две трети были «дряхлыми, увечными нижними чинами». ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 1730 ч. 1. Л. 76.
335 Капитан Россов. Исторический очерк призрения отставных военных чинов в прошлом веке и в начале нынешнего столетия // Военный сборник. 1863. №4. С. 397.
336 Пособия и льготы после Отечественной войны 1812 г. Извлечение из дел бывшего Министерства полиции. СПб., 1856. С. 75.
337 Тамбовские губернские ведомости. 1859. № 14. С. 99.
142
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII -- начале XX века тальонов внутренней стражи338. Нижние чины инвалидных команд имели право заводить семью или выписывать ее с родины для совместного проживания в городах по месту дислокации своих частей. В 1811 г. чинов инвалидных команд разделили на подвижных, служащих и не служащих. При сохранении воинского регламента инвалидные роты служащих и не служащих предполагалось использовать на посыльных работах, однако «военные трудовые формирования» такого образца оказались неэффективными, и в 1823 г. их расформировали. Подвижные же инвалидные роты, вначале предназначавшиеся для службы в госпиталях, использовались до 1864 г. в дворцовом, провиантском, комиссариатском, горном и других ведомствах, а также в крепостях и при округах военных поселений.
Для поддержки семей увечных воинов с 1828 г. им разрешено было оставлять одного из сыновей-кантонистов, «по избранию отца, дабы сын покоил его старость и облегчал хозяйственные занятия». Тем самым увечный солдат и его семья получали возможность поддержки и заботы339. С 1836 г. такое же право «семейного призрения» (то есть оставление тоже одного сына-кантониста в семье) получили и вдовы убитых в сражении или умерших нижних чинов. С 1837 г. одного сына стали оставлять и вдовам бессрочно отпускных нижних чинов, но эта льгота не касалась солдаток, вторично вышедших замуж, так как, по мнению властей, «они в таком случае сыновьего призора уже не требуют»340. Российское военное законодательство о призрении семей военнослужащих в XIX — начале XX в. всегда лишало женщину-вдову пенсии или льгот при новом замужестве.
Часть солдаток, а также солдатских вдов в XIX в. по-прежнему находили себе приют в монастырях341. Так, например, в Новодевичьем и других монастырях солдатки составляли около половины монахинь по сословному происхождению, уступая немногим только крестьянкам342. В провинции же солдаток среди монахинь было
338 Форсова В.В. Указ. соч. С. 751.
339 Столетие Военного министерства. 1802—1902. Ч. II. Кн. 1. Отд. 2. СПб., 1907. С. 314.
340 Там же. С. 316.
341 Beatrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record //Sr. 49.1990. P. 72.
342 Так, c 1790 no 1866 г. в монастыре находились 112 крестьянок, 59 солдаток, 8 Дворянок и чиновниц. — См.: Новодевичий монастырь // Девичник. 2003. Я» 5. С. 7.
143
П. II. Щербинин
гораздо меньше. В женских монастырях Тамбовской епархии монахинь, бывших до пострижения солдатками, насчитывались единицы343. Вероятно, это объяснялось тем, что само процентное соотношение солдаток к общей численности населения было меньшим, да и их незаконные дети, прежний образ жизни не способствовали симпатии к ним монастырского начальства.
Некоторые солдатки попадали в богадельни, которые были всегда переполнены. В женских богадельнях в провинции солдатки занимали более половины мест344. Все это являлось свидетельством мощного воздействия военного фактора и на гражданские инфраструктуры призрения, неустроенности судеб отставников, инвалидов-солдат и их вдов. Нищенство среди солдатских вдов также считалось вполне обычным явлением.
В целом в России законодательное закрепление прав и льгот инвалидов и их семей постоянно запаздывало, а в правовых актах сохранялись явно устаревшие нормы и регламентация345. Различные меры о военном призрении и пенсиях, издаваемые в XVIII - XIX вв., часто противоречили друг другу, но, несмотря на это, все они вошли в «Свод Военных Постановлений»346. Так, закон об инвалидном содержании военных чинов, изданный в 1764 г., продолжал действовать и спустя сто лет, хотя было очевидно, что обстоятельства, побудившие издать его, уже не существовали. Были заметны и совершенно нелепые нормы, встречавшиеся в пенсионном законодательстве, например: построение домов за 9 руб. серебром, отпуск пенсий по 40 коп. серебром и т.п.347. Правила о поселении отставных нижних чинов на казенных землях были взяты из законов императрицы Екатерины II; пенсионный устав 1827 г. заимствован отчасти из закона 1802 г. и, главным образом, из горного пенсион-
343 Документы фонда Тамбовской духовной консистории за первую половину XIX в. засвидетельствовали лишь несколько случаев, когда послушницами, монахинями были солдатки, чаще встречались солдатские дочери. — См.: ГАТО. Ф. 181. Д. 525 и др.
344 Там же. С. 168.
345 Греков А. Правовое положение армии в государстве. Опыт исследования правовых оснований жизни армии в главнейших государствах современной Европы. СПб., 1908. С. 222.
346 См.: Свод военных постановлений 1869 г. СПб., 1902.
347 Щербинин П.П. Особенности призрения увечных воинов в России в XVIII — начале XX в. С. 68.
144
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века ного устава Павла I348. Кроме того, проявлялась и традиционная медлительность правительства по реформированию военно-пенсионного законодательства. Вспомним, что и в период русско-японской войны 1904—1905 гг. призрение семей призванных на войну все еще осуществлялось на основе «Временных правил призрения семей призванных на войну нижних чинов» от 25 июня 1877 г.349
Важным элементом российской системы общественного призрения военных и членов их семей стал Комитет о раненых, учрежденный Александром I в 1814 г.350. Конечно, этот Комитет был озабочен прежде всего призрением офицеров—инвалидов и их семей, однако постепенно деятели комитета и власти стали содействовать поддержке семей инвалидов из нижних чинов. Так, если в царствование императора Александра I под покровительство Комитета принимались только отставные нижние чины, раненные на войне, то правилами от 12 декабря 1829 г. такое право предоставлялось и тем, кто еще числился на службе, но находились в инвалидных командах, а также и тем отставным нижним чинам, которые не были ранены, но были в преклонных годах или неизлечимо больны, или не имели сил в старости доставать себе пропитание личным трудом. Наконец, 23 октября 1853 г. последовало высочайшее разрешение принимать в покровительство нижних чинов военно-сухопутного ведомства по увечьям, полученным в мирное время при исполнении служебных обязанностей351.
В октябре 1851 г. вышел указ, разрешавший выдавать отставным дряхлым и увечным нижним чинам, поступившим на службу из государственных крестьян, пособия хлебом из общественных магазинов352.
К середине XIX в. благодаря Александровскому комитету о раненых воинах призревались более 18 тыс. увечных и раненых воен-
348 Исторический очерк призрения отставных военных чинов в России с XIV до конца XVII века // Военный сборник. 1863. № 12. С. 315—316.
349 Щербинин П.П. Особенности призрения увечных воинов в России в XVIII — начале XX в. С. 69.
350 Подробнее о деятельности Александровского комитета о раненых см.: Столетие Военного министерства. 1802—1902. Александровский комитет о раненых. Исторический очерк. СПб., 1902.
351 Там же. С. 131
352 Дружинин Н.М. Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева, Т. 2. М., 1958. С. 72.
145
П. П. Щербинин
нослужащих. Расходы на эти нужды составляли около 1 млн. руб. в год. Однако только с 1864 г. разрешено было выдавать единовременные пособия вдовам нижних чинов. Это была первая пенсионная денежная выплата, которая стала выплачиваться вдовам-рекруткам. Однако выплаты пособий часто задерживались, и некоторые вдовы-солдатки получали лишь по 1/3 положенных денег353.
В царствование Александра II нижние чины и их семьи могли рассчитывать на: 1) назначение пенсии из инвалидного капитала; 2) выплату единовременного пособия; 3) призрение в богадельнях354. Однако теперь в богадельнях было запрещено размещать отставных солдат и военных инвалидов с семьями. Призреваться в богоугодном заведении мог только сам солдат, а жена должна была проживать отдельно.
Лишь в 1867 г. был опубликован закон о назначении отставным нижним чинам, неспособным к труду, пособия из казны по 3 руб. в месяц. В то же время с 1870 г. болезненные и увечные нижние чины, получавшие пособие по 3 руб. в месяц, лишались права на пенсию из инвалидного капитала. Это было вызвано предположением, что такие нижние чины смогут найти необходимую поддержку в том обществе, к которому они припишутся355 356. Но это желание властей свалить на общину или городское общество призрение инвалидов и их семей не оправдалось. Большинство инвалидов просто лишилось той мизерной поддержки, которую имело прежде, а их семьи оказались в бедственном положении.
После перехода России в 1874 г. к комплектованию армии на началах всеобщей воинской повинности срок пребывания в войсках был значительно сокращен. Благодаря этому военнослужащие получили возможность и фактически, и юридически сохранять связь со своей семьей, сословием, общиной, пользоваться их поддержкой, а также самостоятельно зарабатывать на жизнь. Неспособные к труду и не имеющие средств к существованию военные ветераны стали получать пособие от казны по 3 руб. в месяц.
Между тем, нередко солдаты-инвалиды и их семьи часто даже и не подозревали о том, что они могут пользоваться помощью от Алек
353 Заусцинский П. Кодификация русского военного законодательства в связи с
историей развития русского войска до реформ XIX в. СПб., 1909. С. 347.
351 Форсова В.В. Указ. соч. С. 752.
356 Столетие Военного министерства. 1802—1902. Александровский комитет о раненых. С. 176.
146
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
сандровского комитета. Поэтому после окончания русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Комитет издал извлечения из существующих законов в виде «Правил для руководства нижних чинов, ищущих покровительства Александровского комитета». Они были опубликованы и разосланы во все полицейские управления Российской империи для раздачи нижним чинам, особенно раненным в кампанию 1877—1878 гг.356 Постепенно круг нижних чинов, имевших право на покровительство Александровского комитета о раненых, расширился. С 1894 г. пособие стало выдаваться и болезненным нижним чинам, приписанным к обществам, но не воспользовавшимся земельным наделом. Мера эта вызвала огромный прилив ходатайств о покровительстве, и к началу XX в. инвалидов этой категорий насчитывалось более 30000 человек.
Правительство стремилось никогда не обещать солдаткам пенсионного содержания. В 1891 г. МВД выступило со специальным разъяснением по этому поводу. Дело в том, что общественные, городские и земские учреждения, выдавая солдаткам удостоверениях об отсутствии в богадельнях свободных мест, на которые они могли бы их принять, дополняли эти удостоверения текстом, что солдатка имеет право на получение 3 руб. в месяц пособия от казны356 357. Министерство внутренних дел категорически запретило делать подобные приписки в удостоверениях, оставляя лишь за собой право самостоятельно определять нуждаемость в пособиях, не желая производить дополнительные бюджетные ассигнования, так что большинство солдаток нередко и не знали о своих правах и не заявляли претензий к казне.
Наконец законом от 7 сентября 1898 г. были назначены пенсии из инвалидного капитала семьям раненых, убитых и без вести пропавших на войне нижних чинов, а также убитых при исполнении служебных обязанностей в мирное время358. Данный закон трудно переоценить, ибо впервые в российской истории стала выплачиваться пенсия женщинам-солдаткам, которые прежде не могли рассчитывать ни на какое пособие. В законе оговаривалось, что пенсии
356 Там же. С. 137.
357 Сборник циркуляров МВД по вопросам воинской, военно-конской и военноповозной повинности. 1874 —1913. СПб., 1913. С. 98.
358 Там же. С. 228.
147
П. II. Щербинин
военным вдовам назначались только в том случае, когда они, «по преклонности лет или болезненному состоянию, лишены были возможности добывать себе пропитание личным трудом, а также в том случае, когда они, вследствие необходимости, имели постоянный уход за малолетними детьми». Вдовы и сироты унтер-офицеров получали по 60 руб., а вдовы солдат - 48 руб. в год. Многие тысячи россиянок неожиданно для себя обрели, хотя и очень скромный, источник для содержания своих семей359. Прошения солдатских вдов и сирот о назначении им пенсий писались на простой бумаге и оплате гербовым сбором не подлежали360.
Впрочем, современники действия этого пенсионного законодательства признавали, что получение главой семейства ран и увечий либо гибель мужа-солдата на войне или в армии вели солдатские семьи к полному разорению и краху361. Таким образом, пенсионное обеспечение вдов-солдаток и детей-сирот имело символический характер и не могло компенсировать самые минимальные потребности осиротевших семей военнослужащих.
Русско-японская война 1904—1905 гг. способствовала появлению значительного количества солдат-инвалидов. Для их семей новое положение главы семейства лишало всяких надежд не только на развитие хозяйства, но и обрекало на нищету, бесправие, беспросветную нужду. Современники совершенно справедливо указывали на незавидную судьбу увечных ветеранов японской кампании: «...Война вырывает из массы населения огромную трудовую силу в цвете лет, и не только в лице убитых и раненых... Война создает огромный контингент, с одной стороны, осиротелых семей, а с другой -
369 Там же. С. 237.
360 Предоставлять следовало следующие документы: 1) для вдов: а) вдовий вид; б) свидетельство о болезненном состоянии, лишающем способности к добыванию пропитания личным трудом; в) свидетельство о времени рождения детей; г) документ о службе умерших их мужей; д) свидетельство о времени смерти мужа; е) сведения полиции о несостоянии вдов под следствием и судом; ж) свидетельство полицейской или земской власти о неимении ста рублей валового дохода с собственности. 2) для круглых сирот, недостигших шестнадцатилетнего возраста: а) свидетельство о времени их рождения; б) документ о службе отца; в) свидетельство о времени смерти отца и матери. — См.: Патин К. Сборник законоположений о назначении пенсий... Тамбов, 1899. С. 14.
301 Брандт Б. Налог с освобожденных от воинской повинности в теории и практическом применении. М., 1889. С. 74.
148
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века возвращает с театра военных действий к убогому домашнему очагу множество инвалидов, являющихся обременением, заботы о которых на долгие годы падают в большинстве случаев на те же убогие, и без того подорванные хозяйства» 362.
Власти признавали, что размеры пособий, выдававшихся военным инвалидам или членам их семей, не «покрывали самых насущных расходов на прокормление и одежду»363. В некоторых губерниях, в том числе и в Тамбовской, открывались при губернаторах специальные отделы по оказанию помощи солдатам-инвалидам и членам их семей. Так, по инициативе тамбовского губернатора Н.П. Муратова более тысячи нуждающихся в помощи инвалидов, вдов и детей-сирот получили единовременные пособия. Каждый третий инвалид войны, подавший заявление с просьбой найти средства для жизни и получить должность, смог обрести работу, например, в качестве продавца в казенной винной лавке364. Не случайно к 1908 г. значительно уменьшилось количество ходатайств от военных инвалидов к тамбовскому губернатору с просьбой оказать помощь. Таким образом, наиболее энергичные и дальновидные губернаторы старались смягчать социальное напряжение в обществе, оказывать возможную поддержку не только самим инвалидам, но и членам их семей.
Все же в межвоенный период положение военных инвалидов нередко продолжало оставаться незавидным. В «Вестнике общества повседневной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям» констатировалось: «У раненых нет рук, ног, но часто и документов. Им перевязывали раны и отправляли за тысячу верст. Везде: «Докажи, что ты раненый», — говорили в канцеляриях безруким и безногим. Направлялись запросы в полки, и ответы через год и более...Многие побирались. Сначала им подавали довольно охотно, потом охладели: слишком было их много, и они надоели»365. Появлялись новые организации, посвящавшие свою деятельность призрению увечных воинов и членов их семей. В январе 1906 г. возник-
362 См.: Внутреннее обозрение // Народное хозяйство. 1904. Кн. 2 (март—апрель). С. 189.
363 Обзор деятельности Алексеевского Главного комитета за десятилетие 1905— 1915 гг. Пг., 1915. С. 24.
364 РГИА. Ф. 400. On. 1. Д. 97. Л. 14.
305 См.: Вестник общества повседневной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям. 1908. №1. С. 32.
149
II. II. Щербинин
л о «Общество повседневной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям». Вот что писали его организаторы о целях этой организации: «По окончании японской войны, когда подъем общественного настроения сменился общей усталостью и апатией, группа лиц, главным образом, из числа работавших во время войны врачей и сестер милосердия, замечая, как быстро начинают ликвидироваться одно за другим возникшие в эту тяжелую годину общественные учреждения помощи жертвам войны, решила сорганизоваться с целью, по мере сил и возможности, придти на помощь больным и увечным солдатам, которые, после регистрации своих ран на сборных пунктах эвакуационными комиссиями, отправлялись в родные края с сознанием бессилия приносить помощь своим близким, а, может быть, и стать бременем для них»366.
Заметим, что в начале XX в. выходили специальные сборники документов о призрении военных и членов их семей367. Подробные отчеты о деятельности центральных и региональных обществ по призрению инвалидов и членов их семей регулярно публиковались как в периодической печати, так и специальными выпусками368.
В период Первой мировой войны 1914—1918 г г. открывались специальные мастерские для трудоустройства инвалидов, организовывалась благотворительная помощь для членов их семей. Масштабы войны и огромное число ее жертв потребовали нового уровня решения проблемы оказания помощи раненым и увечным воинам. Ини
366 См.: Вестник общества повседневной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям. 1916. № 1.С. 13.
307 Сборник законоположений о назначении пенсий из Комитета о раненых отставным нижним чинам, раненым и увечным вообще, и состоявшим на службе на 20-летнем сроке по болезненному состоянию, вдовам и сиротам раненых и убитых нижних чинов, а также пенсий и пособий из Государственного Казначейства за сверхсрочную службу нижним чинам и их семействам, и пенсий вдовам, мужья коих состояли на службе по Рекрутскому уставу и получали в отставке по 100 руб. в год, с подробным описанием ран, ушибов и увечий, дающих право на получение пенсии из Комитета о раненых, и правил о порядке выдачи вышеозначенных пенсий. Составил К. Патин. Тамбов, 1899; См.: Александровский комитет. Законы о пенсиях и пособиях нижним воинским чинам и их семействам (18.67—1913). СПб., 1913; Голов Г.В. Призрение нижних чинов армии и флота, утративших трудоспособность. Пг., 1915 и др.
308 Известия Верховного совета по призрению семейств нижних чинов, призванных на войну. Вып. 1 —16. Пг., 1914—1917; Отчет о деятельности Российского общества Красного Креста во время русско-японской войны. Т. 1—2. СПб., 1911 и др.
150
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX рока
циативу взяли па себя земцы. Возникли Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам и Всероссийский союз городов. В рамках этих союзов и развернулась обширная деятельность по оказанию помощи больным и раненым защитникам Отечества. Созданные союзами организации занимались открытием госпиталей, формированием санитарных поездов, заготовкой медикаментов и белья и пр. Проводились всероссийские совещания по обсуждению и налаживанию помощи увечным воинам и помощи членам их семей. 12—13 марта 1915 г. на совещании уполномоченных было решено образовать особый отдел при Главном комитете Всероссийского земского союза. По мнению земцев, помощь увечным воинам должна была составлять обязанность государства и общества и заключаться в лечении, восстановлении и поддержании трудоспособности, организации трудовой помощи и призрения.369
На совместном совещании врачей союза городов и земств, проходившем 14—15 июля 1916 г., было отмечено, что в отношении помощи увечным воинам за время войны было сделано очень мало. Одной из главных идей, озвученных на совещании, была идея оказания «трудовой помощи» инвалидам, чтобы они могли сами содержать себя и свои семьи. В докладе В.П. Доброхотова было заявлено о том, что «десятки тысяч безруких, безногих воинов, сотни тысяч частично потерявших трудоспособность стоят уже перед обществом и государством. Отдав на защиту родины самое дорогое -свое здоровье, свою способность к труду, - они ждут и просят помощи, так как размер пенсии по закону от 25 июня 1912 г. в среднем сто рублей с небольшим в год для обыкновенного рядового, не обеспечит им самого необходимого в жизни, рассчитывать же на сколько-нибудь значительное увеличение последней со стороны государства едва ли возможно ввиду финансовых затруднений. С другой стороны, даже при сравнительной обеспеченности пенсией, жизнь молодого инвалида без самостоятельного заработка, связанного с трудом, должна представляться крайне жалкой, лишенной какого-либо содержания. Поэтому долг общества и государства придти на помощь увечным в своем практическом осуществ
ят Труды совещания представителей земств по вопросам осуществления земствами помощи увечным воинам, состоявшегося в Москве 5 — 7 октября 1916 г. М., 1917. С. 27—28.
151
П. П. Щербинин
лении должен преследовать двоякую цель: поднять материальную обеспеченность последних и поднять их в собственных глазах, предоставив возможность сделаться ценными и деятельными членами общества. Это обстоятельство, с одной стороны, а с другой, интерес общегосударственный в смысле создания ценностей и использования для этого оставшейся у увечного работоспособности, особенно когда ряды обученных работников за время войны сильно поредеют, выдвигают необходимость проведения идеи трудовой помощи, являющейся по общему признанию наиболее нравственной формой, так как труд поднимает человеческое достоинство, а не унижает, как это делает милостыня»370.
Для увечных воинов издавались специальные брошюры, например: «Материал организации ремесленного и профессионального обучения увечных воинов» и «Ремесленные курсы для увечных воинов» . Были открыты и специальные учебные ремесленные мастерские. Так, в Тамбове в 1916 г. инвалидов войны обучали сапожному и портняжному мастерству371. Аналогичные учебные мастерские действовали и в других губернских городах.
Земцы и общественность вынашивали обширные планы оказания помощи увечным воинам, разрабатывали специальные программы, но революционные события 1917 г. помешали реализации задуманного. Постепенно началось сворачивание благотворительной помощи, прекратили существование многие общественные комитеты и организации, но, с другой стороны, революционная эпоха дала импульс развитию собственных союзов инвалидов. Повсеместно возникали региональные, городские союзы и отделы увечных воинов, делегировавшие своих представителей в Советы и исполкомы. В Тамбовской губернии был образован Союз увечных воинов, объединявший до 13000 солдат-инвалидов372.
С 15 по 27 июня 1917 г. в Петрограде проходил I Всероссийский съезд делегатов увечных воинов, на котором было заявлено о «...невыносимо тяжелом положении, в котором находилась масса увечных, обреченных преступным пренебрежением и равнодушием цар
370 Там же. С. 102.
371 Тамбовский земский вестник. 1916. 28 июля.
372 Журналы чрезвычайного Тамбовского губернского земского собрания от 30 августа 1917 г. Тамбов, 1917. С. 100.
152
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVTII — начале XX века
ского правительства на тяжкие лишения, муки и страдания. Казалось, что правительство задалось целью испытать долготерпение увечного воина. Бесконечная и тяжелая волокита, жалкие и крохотные пенсии не находятся ни в каком соответствии ни с потребностями увечных, ни с безумно возрастающей дороговизной жизни последних лет, полное отсутствие внимания и заботливости к бесчисленным нуждающимся домам увечных со стороны чиновников - вот что выпадало на долю всякого пострадавшего защитника Отечества. В огромной стране, давшей ужасное количество увечных воинов, отсутствовала всякая сколько-нибудь стройная система помощи и таковая оказывалась случайно, урывками, в филантропически-бла-готворительном духе. Разных «комитетов» было бесчисленное множество, и увечный буквально раздирался разными именными учреждениями... Вполне понятно, что открывшаяся возможность защищать свои интересы объединенно и планомерно, была немедленно использована увечными. Действительно, в начале марта и апреля то здесь, то там вырастали «союзы военно-увечных», «больных и раненых», «пострадавших на войне», «инвалидов» и т.п.! Не было единого плана, не было организующего центра, а была лишь одна стихийная жажда организации, объединения. Необходимо объединение всех союзов в борьбе за свои интересы»373.
По постановлению Временного правительства 29 июня 1917 г. при Министерстве государственного призрения был учрежден Временный общегосударственный комитет помощи военно-увечным и намечено создание местных комитетов—городских, уездных и волостных. Однако последующие события в России, октябрьский переворот 1917 г. сломали все планы и намеченные мероприятия по улучшению положения увечных воинов и членов их семей. Можно отметить важную роль общественных организаций в деле призрения увечных воинов и членов их семей. Сама же система государственной социальной политики по отношению к увечным защитникам Отечества серьезно отставала от требований времени, а пенсионное обеспечение инвалидов было ниже прожиточного минимума.
Подводя итоги характеристике организации призрения инвалидов и членов их семей, надо признать, что в России эта помощь час
373 См.: Отчет о трудах Первого Всероссийского съезда делегатов увечных воинов (15—27 июня 1917 г.). Пг., 1917. С. 5—6.
153
П. П. Щербинин
то не приходила вовремя, была мизерной, доставалась не всем нуждающимся, обрекая военных инвалидов, вдов и сирот на полуголодное существование. Судьбы увечных воинов и членов их семей не вызывали интереса у государства, а общество проявляло часто полное равнодушие к их проблемам и насущным потребностям.
154
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Призрение семей солдаток, бессрочно отпускных и отставных солдат в XIX в.
После рассмотрения особенностей системы призрения солдат-инвалидов и членов их семей представляется необходимым проанализировать, что делали власть и общество для семей солдаток, оставшихся без кормильцев. Как призревались семьи отставных и бессрочно отпускных нижних чинов? К сожалению, источники свидетельствуют, что помощь оказывалась очень редко, а большинство солдаток должно было рассчитывать только на себя и свои собственные возможности, не надеясь на участие и поддержку ни со стороны родственников, ни общины, ни помещиков, ни общества или государства. Военное министерство вообще предпочитало обходиться натуральными издержками самого же населения в отправлении воинских повинностей, будь то постойная или повозная повинность либо обеспечение семей призванных в армию или на войну. Во многих указах и распоряжениях властей говорилось о патриотических настроениях русского народа, традиционном российском милосердии, необходимости призрения самим обществом нуждающихся семей военнослужащих. Подобный подход свидетельствовал о нежелании властей взваливать на свои плечи серьезные дополнительные расходы по призрению солдат или их вдов.
Реально на минимальные пособия или какую-либо другую поддержку могли рассчитывать только те семейства солдат, которые признавались совершенно неспособными к самообеспечению. Причем эту невозможность прокормить себя надо было еще доказать. В разряд таких семей могли попасть: 1) беременные солдатки; 2) многодетные семьи при наличии малолетних детей; 3) семьи, где солдатка была больна и не могла работать374.
Заметим, что солдатской жене, не имевшей детей, всегда отказывали в пособии, мотивируя это тем, что солдатка всегда сможет сама себя прокормить375. Повседневная жизнь российской провинции военных лет постоянно опровергала это утверждение, так как трудоустройство женщины как в XIX, так и в начале XX в., было все
371 ГАТО. Ф. 2. Оп. 88. Д. 21. Л. 76.
375 Щербинин П.П. Повседневность солдатских жен в России в XIX в. // От мужских и женских к гендерным исследованиям. С. 96.
155
П. П. Щербинин
гда сопряжено с большими трудностями и обрекало солдаток на нищету и поиск полулегальных заработков. Кроме того, бездетной женщине всегда приходилось выслушивать упреки родственников, высказывавших ей претензии за то, что она не получала пособие и не приносила деньги в семью.
Лишь некоторые сельские общества выносили мирские приговоры, санкционировавшие денежную компенсацию рекрутским женам. Иногда общества помогали солдатским семьям хлебом или выделяли для них небольшой надел земли, снимали недоимки и выплату оброка. Мещанские общества изредка также оказывали помощь деньгами семьям солдат, призванных на войну или в армию. Некоторые помещики добровольно брали на себя обязательства снабжать хлебом солдатские семьи в период отсутствия дома мужа-кормильца376 . Но это были разовые подачки, часто из милости и снисхождения, но не систематическая поддержка солдатских семей. Кроме того, уходивший на службу в армию глава семьи никогда не был уверен, что его семья будет иметь достаточно средств для существования и сможет получить помощь в случае получения им инвалидности или гибели.
В серьезном исследовании крестьянской общины, которое провел В. А. Александров, отмечается, что глубокий трагизм скрывался за полуграмотными строками мирских приговоров, санкционировавших денежную компенсацию женам рекрутов. Так, в 1812 г. община после сдачи в рекруты Д. Корноухова отдала его жене Аксинье 200 руб., которые она сама внесла за мужа, пытаясь избавить его от солдатской службы. Вовсе жалкая судьба ожидала крестьянку М. Ефимову, которой после расчета, произведенного в 1814 г. в связи с уходом в солдаты мужа, причиталось получить от мира 1,5 четверти ржи и 3 четверти овса, но все это зерно, оцененное в 37 руб. 50 коп., было зачтено за оброк. В 1799 г. Елоховская община даже обязала солдатскую вдову М. Михайлову погасить задолженность мужа в 75 руб. по уплате рекрутских откупных взносов377.
Экономическое положение осиротевших семей являлось, по отзывам современников, трагическим. Со временем у общинников
376 ГАТО. Ф. 21. On. 1. Д. 21. Л. 66.
377 См.: Александров В.А. Сельская община в России (XVII — начало XIX в.). М., 1976. С. 242.
156
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века пропадало желание помогать солдаткам, и эта помощь приобретала характер мелочной милостыни. Нередкими были случаи, когда в ратники ополчения и рекруты брали и единственных работников в семье. Современники с беспокойством писали о судьбе семей этих рекрутов: «...на каком положении они останутся, кто их будет кормить и где они обогреются, разве что миром та деревня будет сие выполнять»378.
Не случайно общины воспринимали рекрутскую повинность как человеческое жертвоприношение. Для рекрутов их положение было равносильно «гражданской смерти». Прощание с семьей и общиной принимало вид попойки под «гомерические вопли баб»379. На рекрутов смотрели как на заживо погребенных, и рекрутчина повсеместно наводила на население ужас380. Заметим, что в «рекрутских плачах» солдатка не рассказывает об обращении к общине за помощью. И не без причины. Община смотрела на солдатку подозрительно, распространяя разного рода слухи о ее прегрешениях и наказывая ее за нарушение морали. Ее социальное положение как незамужней женщины, которая не могла вторично выйти замуж и которая, скорей всего, будет рожать незаконнорожденных детей, было причиной напряженности в семье и среди социального окружения381.
Рекрутчина, безусловно, препятствовала распаду крупных семей и тем самым оказывала сильнейшее воздействие на семейнобытовую жизнь деревни. Без помощи большой крестьянской семьи невозможно было выжить «осиротевшим» солдатским семьям. От рекрутчины же и прямо зависело создание молодых супружеских пар, так как их образование обусловливалось обязательствами крестьянских дворов в отношении рекрутской повинности. Эти моменты в той или иной степени учитывали помещики в своем «законодательстве», и общины вынуждены были им следовать. Например, помещик В.Н. Самарин, вообще не одобрявший разделов, установил правило, по которому, если крестьянская семья после отправления рекрутской повинности разделилась, сданный рекрут или откуп засчитывался лишь той части семьи, где
378 Цит. по кн.: Александров В.А. Указ. Соч. С. 250.
379 Байрау Д. Империя и ее армия // Новый часовой. 1997. № 5. С. 30.
380 Зайончковский A.M. Восточная война 1853—1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой. Т. 1. СПб., 1908. С. 477.
381 Beartrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record // Sr. 49.1990. P. 71.
157
II. П. Щербинин
остался отец. П. А. Шепелев в начале XIX в. под угрозой сдачи в рекруты или телесного наказания без своего разрешения запрещал разделы, а свадьбы ставил в прямую связь с выполнением рекрутской повинности во избежание умножения в деревнях солдаток382. С другой стороны, брачно-демографические традиции россиянок и россиян толкали их к ранним бракам. Выгодность ранней женитьбы до 20 лет поддерживалась различными соображениями экономического и бытового характера: заполучить в дом даровую рабочую силу до ухода сына на военную службу383. К тому же «нежданные» экстренные наборы рекрутов, связанные с постоянными войнами, постоянно выбивали из привычной жизни многие тысячи молодых семей384.
Конечно, ни община, ни помещик, ни городское общество не были заинтересованы в поддержке рекрутских семей. Солдатка, которая желала остаться в поместье и жить отдельно от родственников в собственном доме со своим земельным наделом, усадьбой или огородом, имела с 1850-х гг. законное право получить часть земли от помещика. Однако если последний и оказывал такую услугу, то только лишь по своей воле. Женщины-солдатки, нуждавшиеся в помощи, традиционно обращались к общине; тем не менее помощь солдатке оказывалась неохотно, из жалости, как «средство благотворительности». Закон 1852 г. оговаривал, что помещик и управляющие имениями должны были следить за тем, чтобы крестьянские семьи оказывали помощь пожилым или больным солдаткам в установленном размере. Однако реально чаще всего солдатка и ее семья никакой поддержки не получали385.
Различные ведомства по-разному решали проблему помощи солдатским женам. Министерство государственных имуществ, например, специальным указом от 15 февраля 1841 г. постаралось урегулировать вопрос о женах государственных крестьян, призванных на военную службу. Закон различал разные категории солдаток. Живущие в семьях мужей сохраняли за собой право на земельный надел, должны были участвовать в полевых работах: до новой
382 См.: Александров Указ соч. С. 309.
383 Бернштам Т. А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX — начала XX в. Половозрастной аспект традиционной культуры. Л., 1988. С. 50.
384 Заметим, что с 1874 г. после введения всеобщей воинской повинности парней стали стараться женить лишь после службы в армии.
385 Beartrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record //Sr. 49.1990. P. 63.
158
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины d XVIII — начале XX века
ревизии — платили оброк и сборы, общественные и мирские (сельское общество имело право понизить эти сборы, если они оказывались тяжелыми для солдаток). Имевшие самостоятельное хозяйство и законных сыновей пользовались земельными наделами на тех же условиях. Если солдатки были бездетны и представляли удостоверение о честном поведении, то получали в бесплатное пользование участок земли для усадьбы и огорода. Право на отлучку с получением билетов и паспортов получали и солдатки, жившие в семье своих родителей или родственников, представившие свидетельства местного начальства о хорошем поведении. Одинокие, бесприютные и старые солдатские жены помещались в богадельни или на постой к крестьянам (в последнем случае им выдавался хлебный паек). Солдатки, замеченные в развратном поведении, должны были помещаться в рабочие дома. В случае смерти мужей солдатки получали особые вдовьи паспорта и поощрялись к вступлению в новый брак386. Кроме того, военные вдовы могли получать и единовременные пособия. Если этого пособия не было, то вдовы без состояния и имевшие не более двух детей, помещались во вдовьи дома387.
Призрение и оказание помощи бессрочно отпускным и отставным нижним чинам. В 1836 г. были утверждены «Правила для увольнения нижних чинов в отпуск и отставку», по которым солдаты получали право на бессрочный отпуск за 20-летнюю выслугу и беспорочную службу388. В соответствии с этими правилами менялся и ведомственный статус солдатки и рекрутки, которая становилась теперь женой отставного или бессрочно отпускного солдата. Солдатская семья могла проживать в любом, выбранном ею месте Российской империи, сохраняя небольшие привилегии «военного сословия» : подача прошений без гербового сбора, освобождение от подушной подати и сбора на земские повинности, личная свобода389. Однако по наблюдениям современников положение отставных солдат и
386 Дружинин Н.М. Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева. Т. 2. М., 1958. С. 234.
387 Михайлов М.М. Указ. соч. С. 156.
388Филимонов Н.Г. Постепенное развитие мероприятий по мобилизации русской кадровой армии в XIX столетии. СПб., 1908. С. 6.
389 Положение об увольнении нижних чинов военно-сухопутного ведомства в бессрочный отпуск. СПб., 1834. С. 1—69.
159
П. П. Щербинин
членов их семей было очень тяжелым, так как такой солдат, «...про-служа определенное время, или по неспособности от полученных ран, или от болезни, получая отставку и возвратясь через несколько лет домой, делается на своей родине, в кругу своего семейства чужим отшельником, и то имущество, которое им было приобретено, видит в руках своих наследников; делается вместо хозяина дома пришельцем, питающимся подаянием своих наследников, и то иногда по снисхождению помещика или управителя»390. Многие отставные и бессрочно отпускные солдаты так и не смогли вернуться к своим прежним занятиям в деревне и становились, по замечанию барона А. Гакстгаузена, «зародышем пролетариата» в России391. Неслучайно отставные солдаты и их семьи охотно селились в городах, где они рассчитывали найти себе средства для жизни.
В 1842 г. министр внутренних дел Л.А. Перовский направил губернаторам циркуляр с вопросами о возможности оказания помощи отпускным и отставным солдатам и членам их семей в городах провинциальной России. Собранная губернаторами информация свидетельствовала, что городские общества крайне негативно относились к идее поддержки отставных военных и заявляли об отсутствии для этого земель и финансовых средств. Так, тамбовский губернатор А.А. Корнилов сообщал министру, что до половины городских дум «за бедностью обывателей и незначительностью производимой купечеством торговли» отказались от выплаты возможных пособий на устройство отпускных и отставных нижних чинов. В других городах готовы были выделить военным отставникам свободные участки под постройку дома на общих основаниях392. Император Николай I распорядился выделять отставным солдатам в городах землю для огородов и по 50 руб. ассигнациями на строительство дома393. Кроме того, отставники на два года освобождались от несения всех натуральных повинностей394.
390 Столетие Военного министерства. 1802—1902. Ч. I. Кн. 1. Отд. 2. СПб., 1902. С. 95.
391 Гакстгаузен А. Исследование внутренних отношений народной жизни и в особенности сельских учреждений России. Т. 1. М.» 1870. С. 37.
392 РГИА. Ф. 1287. Оп. 42. Д. 55. Л. 26, 123—125.
393 Заусцинский П. Кодификация русского военного законодательства в связи с историей развития русского войска до реформ XIX в. СПб., 1909. С. 386.
304 Законоположения о наделении отставных и бессрочно отпускных нижних чинов земельными от казны участками. СПб., 1879. С. 2.
160
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУНТ — начале XX века
Многие помещики были недовольны тем, что им надо было «опекать» отставных солдат и их семьи, водворяя их на своих землях. Крепостники заявляли, что им очень «стеснительно» выделять наделы для таких семей в своих поместьях. Кроме того, они высказывали опасение, что многие отставные нижние чины представляли людей независимых и своевольных и могли пагубно влиять на окружавшее их крестьянское население. Дворяне просили правительство селить отставников с семьями на казенных землях и не нарушать их права собственников-помещиков395.
Особенности призрения отставных солдат и членов их семей в государственной деревне. Правительство заботило положение отставных солдат, живших в государственной деревне. В 1841 г. в 34 губерниях Европейской России в казенных селениях проживали более 53100 нижних чинов, из которых 33658 были отставными и 19443 находились в бессрочном отпуске. Обычно им отводились наделы земли, хотя эта практика и не была санкционирована законом. 16 апреля 1841 г. было утверждено Положение об устройстве военных нижних чинов, водворяющихся в казенных селениях. Эти отставные или бессрочно отпускные солдаты имели право: 1) устраивать для себя самостоятельные усадьбы; 2) жить в семьях у родственников и вести с ними общее хозяйство; 3) по болезни и увечью пользоваться содержанием общества, призреваться родственниками, помещаться в богадельни396.
Нижним чинам, желавшим иметь собственное хозяйство, предоставлялась земля для устройства усадьбы и огорода; такие солдаты снабжались лесом для заведения дома и денежным пособием в 40 — 50 руб. серебром на домашнее обзаведение. Нижние чины, которые устраивались у родственников, получали единовременное денежное пособие в размере 20 — 25 руб. серебром. Нижние чины, неспособные к ведению хозяйства и не имевшие родственников, получали пенсию в размере 6 — 9 руб. серебром в год или помещались в благотворительные заведения. Имевшие хозяйство пользовались общественным выгоном и лесом, их дома освобождались от постоя; они имели право участвовать во взаимном страховании от огня и в получении продовольственных ссуд. Натуральные повинности они
395 ГАТО. Ф. 161. On. 1. Д. 6532. Л. 1—6.
396 РГИА. Ф. 383. Оп. 18. Д. 23394. Л. 220—221.
161
П. П. Щербинин
обязаны были отбывать вместе со	|
всеми крестьянами. Местные вла-сти также содействовали отставникам в поступлении их на службу — сторожами, рассыльными и пр.
Однако между Положением 1841 г. и ранее изданными законами было много противоречий: нередко отставных солдат селили на разных условиях, а некоторые сельские общества неохотно выделяли для них земельные участки. 13 января 1846 г. было утверждено новое Положение, по которому в казенных селениях, имевших более 8 десятин земли на душу, водворенные на землю солдаты освобождались от оброка и земских повинностей; в казенных же селениях, имевших менее 8 десятин, они должны были уплачивать оброк и общественный сбор. Формально отставные солдаты не считались государственными крестьянами, но по существу мало отличались по своему юридическому положению от основного населения государственной деревни.
Конечно, при реализации закона 1841 г. о водворении отставных и бессрочно отпускных солдат встречались волокита и злоупотребления местных властей: отводы наделов задерживались, пособия и пенсии частично оседали в карманах чиновников. Тем не менее количество ветеранов, получивших земельные участки и пособия на хозяйственное обзаведение, было довольно значительным: к 1857 г. считались водворенными 83054 солдата, а сумма выданных им пособий составила около 400 тысяч рублей. Несмотря на длительный перерыв, вызванный военной службой, отставные воинские чины возвращались в старую, привычную обстановку и если не заводили
162
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века собственного земледельческого хозяйства, то получали угол и возможность поддерживать существование промыслами или наемной работой397.
Организация помощи семьям солдат, призванных в армию из отпусков. В середине XIX в. правительство пыталось принимать некоторое участие в поддержке семей отпускников, вновь призванных в армию398. Так, в 1848 г. было объявлено губернаторам высочайшее повеление о возложении на уездных предводителей дворянства и городских голов заботы об обеспечении участи жен и детей призванных в армию из отпуска солдат: «1) для занимающихся в деревнях хлебопашеством, если нет у них семян для весеннего посева, отпускать необходимое количество, заимообразно, из сельских запасных магазинов; 2) для находящихся в городах семейств, которые не имеют никаких средств трудами своими снискивать пропитание, назначить по 30-ти фунтов ржаной муки на каждого человека в месяц, на счет капитала народного продовольствия; 3) для живущих по деревням совершенно бедных семейств отпускать по 30-ти фунтов в месяц муки на душу из сельских запасных магазинов; 4) тех из жен нижних чинов, кои принадлежат к городским обществам и не имеют никаких занятий, замещать в должности сиделок при больницах или в другую какую-либо службу, а совершенно дряхлых и увечных помещать в богадельни или отдавать на пропитание родственникам и частным людям, за положенную от Приказов общественного призрения плату»399. Однако губернаторам было разъяснено, что помощь продовольствием солдатским семьям не должна была превышать солдатского пайка и могла выдаваться только тем, «которые не в силах работать и снискивать себе трудами пропитание». Выплата пособий завершалась по прибытии мужей и отцов со службы на родину.
В период Крымской войны 1853—1856 гг., когда вновь последовала мобилизация отпускных нижних чинов, и многие солдатские семьи остались без средств к существованию, последовало новое пожелание высочайшей власти, «что Его Величеству особенно бу-
397 Дружинин Н.М. Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева. Т. 2. С. 279—280..
:,Я8РГИА. Ф. 571. Оп. 5. Д. 869. Л. 26.
399 Государственный Совет в департаменте государственной экономии. СПб., 1864. С. 2,5.
163
IL П. Щербинин
дет приятно, если бы дворянство и другие сословия вновь оказали женам и детям призванных нижних чинов пособия. В исполнение этого Высочайшего указания, предложено было начальникам губерний, чтобы они, по соглашению с губернскими предводителями дворянства, предложили дворянству и купечеству принять на свое попечение жен и детей и в сем случае руководствовались бы правилами 1848 года»400.
Заметим, что речь шла, как и прежде, лишь о возможной поддержке дворянством, купечеством, сельскими и городскими обществами солдатских семей. Расследование Государственного совета и предложения военного министерства так и остались без ответа. Государство отказывалось признавать необходимость централизованной бюджетной поддержки семей призванных на войну солдат, возлагая всю ответственность за помощь таким семьям на местные власти.
Власти пытались иногда выяснять, как же живет солдатка, кто ее содержит. В 1863 г. Государственным советом было проведено специальное расследование, и по его поручению Военное министерство запросило губернаторов по следующему вопроснику: «1) сколько в губернии таких солдатских семейств, кои, по действительно уважительным причинам, не в состоянии зарабатывать дневного пропитания; 2) не предстоит ли возможность, во избежание расходов Государственному Казначейству, принять какие-либо меры к обеспечению этих семейств на счет местных средств; 3) в какой степени можно рассчитывать, в этом случае, на содействие правительству городских и сельских обществ». Опрос показал, что только около 40 процентов городских и сельских обществ изъявили готовность доставлять средства к жизни семействам солдаток, а остальные две трети солдатских семей были «лишены всякой возможности к пропитанию»401.
Отмена крепостного права в 1861 г. явилась одним из важнейших событий XIX в., повлиявших на социально-экономический и правовой статус многих россиян и россиянок. Казалось бы, освобождение крестьян не должно было касаться военного сословия в России, однако после обнародования Манифеста 19 февраля 1861 г. положение многих отставных нижних чинов и членов их семей резко
400 Там же. С. 7.
401 Там же. С. 3.
164
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
ухудшилось. Прежде всего это касалось отставных солдат, которые проживали среди временно обязанных крестьян. До отмены крепостного права военные отставники пользовались не только усадебным участком, но и полевыми угодьями и сенокосами с согласия помещиков. Многие крестьянские волостные и сельские управления, крестьянское общество выражали свое нежелание делиться с отставными солдатами своей надельной землей, настаивая на уходе отставных и увечных солдат с отведенных им ранее участков402. Помещики в новых условиях также отказывали отставным солдатам селиться на своих землях, а мировым посредникам приходилось уговаривать их дать возможность престарелым и увечным защитникам Отечества оставаться жить на своем прежнем месте.
В 1867 г. были обнародованы специальные «Правила об устройстве быта отставных нижних чинов, поступивших в войска из рекрутских наборов», в которых уже отмечалось, что нижние чины, вошедшие в состав городских и сельских обществ, и их семьи пользуются всеми мерами призрения наравне с членами обществ, к которым принадлежат403. Это означало, что оплачивать лечение самих отставных солдат, а также их жен и детей должны были общества, к которым они были приписаны404. Таким образом, государство в очередной раз перекладывало все ответственность, в том числе и финансовую, на окружение семей отставников, которым это совсем не нравилось, и не случайно возникали многочисленные споры и препирательства по поводу ответственности за призрение этих семей отставных солдат. Нередко подобные разбирательства затягивались и становились предметом бюрократической волокиты и крючкотворства405 . Заметим,
402 Дубенский Н. Устройство крестьян, вышедших из крепостной зависимости // Экономист. 1862. № 8. С. 20—23.
403 Извлечение из правил об устройстве быта отставных нижних чинов, поступивших в войска по рекрутским наборам. СПб., 1868.
404 Мироныч А. Пользование военнослужащих в гражданских больницах и меры для уменьшения расходов Военного министерства на этот предмет // Военный сборник. 1877. № 11. С. 53—57.
405 Так, в 1867 г. Московское окружное интендантство отказалось платить за лечение солдаток как в губернской, так и в уездной больницах, по «не объяснению в ведомостях больниц, вдовы ли солдатки, или имеют мужей и в последнем случае, где их мужья состоят на службе». — См.: Сборник земских известий по Тамбовской губернии. Вып. 1. Тамбов, 1868. С. 33.
165
IL П. Щербинин
что здоровье большинства отставных солдат было подорвано за время службы, многие из них возвращались домой «совсем дряхлыми стариками»406. Неспособным к труду отставным нижним чинам назначалась пенсия - 3 руб. в месяц407. С 1876 г. всем отставным и запасным нижним чинам при приписке к городскому или сельскому обществу стало выдаваться единовременное пособие в размере 10 руб.
Власти наделяли отставных солдат и их семьи участками казенной земли, которая находилась у них в пожизненном пользовании. Всего в 19 губерниях Европейской России было выделено 23325 дес. земли для «водворения» семей отставников408. Нижние чины и их вдовы бесплатно пользовались отведенными ИхМ усадебными участками, но не могли отчуждать их, обременять долгами. После смерти нижних чинов и вдов эти участки оставлялись их детям, но лишь при взносе выкупных платежей. При отказе вносить эти платежи или при отсутствии потомков в семьях нижних чинов участки эти поступали для наделения других нижних воинских чинов и вдов-солдаток409. В «Лесном уставе» также оговаривалось право нижних чинов, увольняемых в отставку или в бессрочный отпуск, и членам их семей, возвратившихся в их прежние казенные селения, пользоваться лесом безденежно на постройку, починку и отопление домов410. Только в конце XIX в. было принято сенатское разъяснение, что солдатские участки предоставлялись им в бесплатное пользование на правах выкупа
406 Заусцинский П. Кодификация русского военного законодательства в связи с историей развития русского войска до реформ XIX в. СПб., 1909. С. 341.
407 Призрение отставных и бессрочно отпускных чинов // Военный сборник. 1867. №12. С. 182.
408 Подробнее о положении отставных солдат см.: Федор Энский Отставные солдаты. СПб., 1873; Wirtschafter Е.К. Social Misfits: Veterans and Soldiers’ Families in Servile Russia // The Journal of Military History. №• 59. 1995. April. P. 215—236.
409 Высочайше утвержденное 13 октября 1870 г. Положение Главного комитета об устройстве сельского населения. СПб., 1870. С. 5.
410 «В случае призыва бессрочно отпускных на службу, или в случае смерти вообще нижних чинов, водворявшихся в бывших казенных селениях, остающиеся после них дома предоставляются их женам и детям, а при неимении таковых обращаются в пользу селений на общественные надобности и преимущественно на водворение нижних воинских чинов. Если бы уволенный в бессрочный отпуск солдат по призыве на службу вторично возвратился в селение, то он должен получить прежний свой дом беспрепятственно» — См.: Лесной устав. СПб., 1876.
166
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века их в личную собственность и не могли «быть проданы с публичного торга за долги последнего»411.
С введением в 1874 г. всеобщей воинской повинности, лица призывавшиеся в армию, уже не меняли своего сословного состояния. По сути военное сословие перестало существовать, но при различных подсчетах населения по-прежнему фиксировались многочисленные категории отставных солдат и членов их семей412. Поскольку эти категории больше не пополнялись, то к концу XIX в. они растворились среди других групп населения Российской империи. А перепись 1897 г. уже не выделяла военных как отдельное сословие. Лица, призванные в армию по закону о всеобщей воинской повинности, имели льготы: освобождались на время несения службы и в течение года со времени причисления в запас от общественных сборов и личного исполнения натуральных обязанностей. Они также не платили гербовый сбор при подаче прошений413.
Таким образом, анализ практики призрения солдаток, семей отставных и бессрочно отпускных нижних чинов, солдатских вдов вполне очевидно свидетельствует о минимальной поддержке государством и обществом этих категорий населения российского общества. Как и солдаты-инвалиды, эти представители и представительницы военного сословия должны были, как правило, сами заботиться о своем пропитании, не рассчитывая особо на государственные пенсии или благотворительность.
411 Абрамович К. Крестьянское право по разъяснениям Правительствующего Сената. СПб., 1902. С. 258.
412 Гончаров Ю.М. Военные в составе населения городов Западной Сибири во второй половине XIX—начале XX в. // Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVIII—XX вв.: общее и особенное. Вып. 2. Новосибирск, 2003. С. 79.
413 Греков А. Указ. соч. С. 174.
167
ГЛАВА II.
ТЫЛОВАЯ ПОВСЕДНЕВНОСТЬ РОССИЯНОК И ПРИЗРЕНИЕ СЕМЕЙ ЗАПАСНЫХ НИЖНИХ ЧИНОВ В ПЕРИОДЫ ВОЙН НАЧАЛА XX в.
168
II. 1. ИЗМЕНЕНИЯ СТАТУСА И ПОВСЕДНЕВНОСТИ СОЛДАТСКИХ ЖЕН ПОСЛЕ ОТМЕНЫ РЕКРУТЧИНЫ (1874—1904 гг.)
169
П. П. Щербинин
Закон о всесословной воинской повинности 1874 г. и изменения в статусе солдаток. Среди реформ Александра II одной из самых важных по своему воздействию на социальные отношения, правовой статус, повседневные реалии российского общества была военная реформа 1874 г.1. В России был установлен новый принцип комплектования армии: вместо рекрутской повинности служба в вооруженных силах становилась повинностью всесословной и всеобщей. Впрочем, для российского общества слово «всеобщая» давало повод для самых разных толкований: некоторые считали, что это означало призыв даже тех, кто по возрасту был уже освобожден от службы, другие - что в армию станут призывать девушек2. Перспективы «изъятия» женщин для всеобщей военной службы особенно встревожили крестьян, не желавших отдавать дочерей в армию.
С 1 января 1874 г., в соответствии с уставом о воинской повинности, как и раньше, призванные в армию зачислялись в войска по жребию (так как число призываемых было всегда больше необходимого к набору контингента). Воинская повинность была личной, и поэтому откупаться от нее было нельзя3. Однако еще в 1872 и 1873 гг. было выпущено значительное количество зачетных квитанций, дававших право не служить в армии. Эти квитанции не были аннулированы и продолжали оставаться действующими. Среди потенциальных призывников началась усиленная скупка квитанций, и они стали едва ли не самой ценной бумагой рассматриваемого периода. В Москве стоимость квитанции с 485 руб. (ее номинальная цена) подскочила до 6—10 тыс. рублей. Во Владимире за такую квитанцию давали уже 12 тыс. руб.4 * Однако с каждым годом количество зачитываемых при ежегодных наборах квитанций уменьшалось.
1 Подробнее см: Зайончковский П. Военные реформы 1860—1870 годов в России. М., 1952; Федоров А.В. Закон о всесословной воинской повинности 1874 года и крестьянство // Исторические записки. Т. 46. М., 1954. С. 182~197; Dietrich Beyrau, Militaer und Gesellschaft im Vorrevolutionaren Russland. Cologne, 1984; Benecke W. Militaer und Geselschaft im Russischen Reich. Die Geschichte der Allgemeinen Wehrplicht 1874—1914. Habilitationsschrift. Goettingen, 2003 и др.
2В.П. Из записок рядового первого призыва // Вестник Европы. 1875. № 9. С. 269—270.
3 Зайончковский П.А. Самодержавие и русская армия на рубеже XIX—XX столетий. М., 1973. С.114.
4 Неделя. 1874. № 64; Первый призыв всех сословий на военную службу, изд.
Н. Новобранцева. СПб., 1875. С. 2—3; Федоров А.В. Закон о всеобщей воинской повинности 1874 г. и крестьянство. С. 185.
170
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Так, в 1881 г. была предъявлена 391 квитанция, в 1886 г. - 181, 1891г.-119, в 1896 г. — 455.
Согласно уставу о всеобщей воинской повинности, на один год изменился возраст призываемых новобранцев. Теперь призыву подлежали лица, достигшие 21 года. Изменился и сам срок службы. Так, в 1874 г. он составлял 15 лет (6 лет действительной службы и 9 лет запаса), а с 1888 общий срок службы устанавливался в 18 лет (5 лет действительной службы и 13 лет запаса). По истечении указанных лет запаса эти лица зачислялись в ополчение. Туда же зачислялись и те, кто по тем или иным причинам освобождался от военной службы6. Льготы по семейному положению делились на три разряда: первый разряд — для единственных в семье сыновей либо единственных способных к труду сыновей при нетрудоспособных родителях, либо деде и бабке; второй разряд - при единственном способном к труду сыне при отце, также способном к труду, и братьях, неспособных к нему (малолетних или больных); третий разряд - для лиц, следующих непосредственно за братом, находящимся на военной службе. Все эти лица не зачислялись на военную службу, а определялись сразу в ополчение7.
Закон о всеобщей воинской повинности не предоставлял льгот женатым призывникам8. И количество семейных солдат, по сравнению с рекрутскими временами, даже увеличилось. Если в 1860-е гг. женатые, имевшие детей солдаты, составляли более 38 процентов, то после 1874 г. две трети поступавших в войска новобранцев имели семьи. Так, в Рязанской, Тамбовской, Воронежской, Саратовской губерниях по первому набору всеобщей воинской повинности было призвано от 62 до 70 процентов женатых новобранцев9. Заметим, что нередко жена и дети призванного новобранца оставались совершенно без средств к существованию и обрекались на нищету и униже
6См.: Редигер А. Комплектование и устройство вооруженной силы. СПб., 1903. С. 93.
6 Подробнее об изъятиях от службы см.: Зайончковский П. Военные реформы 1860—1870 годов в России. М., 1952; Dietrich Beyrau, Militaer und Gesellschaft im Vorrevolutionaren Russland. Cologne, 1984 и др.
7 Зайончковский П.А. Самодержавие и русская армия.., С. 115.
8 При рекрутчине женатые призывники, имевшие малолетних детей, как правило, освобождались от призыва, если они являлись единственными работниками в семье. После 1874 г. они должны были служить на общих основаниях.
° Петровский-Штерн Й. Евреи в русской армии. 1927—1914. М., 2003. С. 221; Всеобщая воинская повинность в империи за первое десятилетие (1874—1883) // Статистический временник Российской империи. Сер. 3. Вып. 12. СПб., 1886. С. 31.
171
П. П. Щербинин
ния. Не случайно, как и во время рекрутчины, горько плакали женщины, понимая, сколько страданий и горя им придется хлебнуть после призыва мужа на службу в армию. Жены призывников назывались теперь женами нижних чинов, призванных на службу. Однако чаще всего и в законодательстве, и в повседневной речевой практике военного и гражданского начальства и социального окружения их называли солдатками. Понятно, что этот термин теперь не отражал сословных и социальных изменений в жизни россиянок, как это было при рекрутских наборах, но вполне указывал на преемственность в повседневных реалиях солдатских жен. Женщины, как и их мужья, призванные на службу, оставались в том же сословном состоянии и были приписаны к своему прежнему обществу.
На призывные пункты вместе с каждым призываемым приезжали, как правило, жена и родственники. Многие села и уездные города не в состоянии были разместить такую массу народа, и многие жены, дети и родители призывников оказывались под открытым небом, терпели невзгоды и лишения, подвергались различным заболеваниям. Родственники будущих новобранцев должны были сами оплачивать свой кров и пропитание, что, по мнению многих губернаторов, серьезно отражалось на их расходах при призыве. Кроме того, если по уставу 1857 г. обязанность одеть, обуть призываемого и снабдить его продовольствием и деньгами возлагалась на городское или сельское общество, то по новому уставу все эти расходы должна была нести семья новобранца, и только в исключительных случаях можно было заставить общество оказать помощь нищему призывнику10. Нельзя забывать и о расходах, которые несла семья новобранца, организуя традиционное угощение по поводу его призыва на службу для соседей и родственников. Можно предположить, что жене новобранца и его родителям эти заботы и расходы не представлялись необходимыми и важными, но обойтись без «стола и гуляния» было невозможно. Эти обряды были традиционны еще со времен рекрутчины11. По оценкам современников, проводы в армию обходились обычно в
10Федоров А.В. Указ. соч. С. 187—189.
11 Подробнее о проводах новобранцев см.: Тенишев В.В. Административное положение русского крестьянина. СПб., 1900. С. 104—107; Кормина Ж.В. Рекрутский обряд: структура и семантика. М., 2000; Benecke W. Militaer und Geselschaft im Russischen Reich. Die Geschichte der Allgemeinen Wehrplicht 1874 —1914. Habilitationsschrift. Goettingen, 2003. P. 85—90 и др.
172
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
25 руб. и более. А экономический ущерб от ухода работника из семьи оценивался в среднем в 60 руб. в год12. Умножая этот годовой ущерб на шесть лет, общая сумма потерь крестьянского хозяйства была более 360 руб., так как семье нередко приходилось еще высылать солдату деньги по его просьбе.
Военная реформа 1874 г. внесла в статус и повседневность солдатских жен и негативные моменты. И срок службы супруга сокращался, и разлука становилась меньше, но солдатки не имели уже права, в отличие от рекруток, следовать за своими мужьями в армию и жить с ними при воинской части. Военное начальство считало, что шестилетний срок службы не способен разрушить семью, и половое воздержание супругов не скажется пагубно на их брачных отношениях. Сами солдаты и их жены так не считали, и случайные связи, поиск партнеров на стороне, рост венерических заболеваний продолжали оставаться неотъемлемой составляющей воздействия армии на гражданское население и в пореформенный период.
Примечательно, что жена солдата и ее дети не получали уже поддержки ни от общины, ни от помещика, рассчитывая в лучшем случае лишь на помощь большой семьи или других родственников. Понятно, что такая поддержка была случайной, носила эпизодический характер или вовсе отсутствовала. В отчетах губернаторов по выполнению призыва после военной реформы 1874 г. признавалось, что среди поступающих на службу новобранцев есть много таких, у кого остались дома без всякой поддержки жена и малолетние дети. По мнению начальников губерний, следовало бы исключать таких солдат со службы и отправлять их в запас для поддержки своих малолетних детей13. Некоторые современники, исследуя воздействия военной реформы 1874 г. на экономическое и семейное положение россиян и россиянок также констатировали, что отсутствие в семье работника в течение нескольких лет пагубно сказывалось на его хозяйстве. Нередко даже после возвращения солдата со службы вернуть прежнее благосостояние семьи было уже невозможно14.
12 АРЭМ. Ф.7. Оп.1. Д.1027. Л. 9.
,3РГИА. Ф. 1292. Оп. 3. Д. 441. Л. 26 и др.
14 Мысли об организации русской народной армии. Вып. 1.М., 1875. С. 170; Новиков А. Записки земского начальника. СПб., 1899. С. 211—214; Тенишев В.В. Административное положение русского крестьянина. СПб., 1900. С. 104—108 и др.
173
П. П.Щербинин
Военная реформа 1874 г. не могла не затронуть статуса и повседневных реалий жен призванных в армию новобранцев. Как оказалось, воздействие военной реформы на жизнь россиянок, ставших, как и в рекрутские времена, солдатками, было таким же негативным. Военные чиновники и правительство не задумывались о судьбах и жизненных интересах женщин, которые должны были после призыва мужа в армию сами заботиться о содержании себя и своих детей, не пытались прогнозировать последствия шестилетней разлуки для семейно-брачных отношений, не учитывали того негативного воздействия, которое оказывало «изъятие для военных надобностей» кормильца семьи. Конечно, реформы 60—70-х гг. XIX в., в том числе и военная реформа 1874 г., которые проводил Александр II и его окружение, были «великими», но они несли большие страдания и горе «обычному» человеку, так как личностные аспекты, индивидуальность и уникальность «отдельной» личности были малоинтересны реформаторам. При проведении реформ и радикальных перемен в обществе самодержавие и его институты менее всего учитывали «женский фактор» и последствия реформаторской деятельности для «простых» россиянок. Женщинам-солдаткам приходилось самостоятельно решать возникающие проблемы, улаживать правовые и социальные противоречия, выживать в условиях традиционно негативного и подозрительного отношения к статусу солдатской жены. Лишь спустя три года после военной реформы 1874 г. россиянкам-солдаткам пришлось вновь проявить свой характер и оценить новые тенденции в призрении семей нижних чинов в условиях русско-турецкой войны 1877—1878 гг.
Русско-турецкая война 1877—1878 гг. и отношение к ней русского общества. Информированность российского общества о русско-турецкой войне 1877—1878 гг., о противнике и перспективах военных действий была различной15. Если представители интеллигенции видели свой долг в помощи братским славянским народам, то крестьяне и горожане нередко весьма смутно понимали как цели
15 См. подробнее: Хевролина В.М. Об отношении русского общества к войне за освобождение Болгарии от турецкого ига. М., 1965; Яковлев О.А. Документы ЦГИА СССР о народной помощи во время войны за освобождение Болгарии от османского ига // Советские архивы. 1978. № 4. С. 80—83.; Буганов А.В. Отношение крестьянства к русско-турецкой войне 1877—1878 гг. // История СССР. 1984. №4. С. 143—150 и др.
174
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
В.М. Васнецов. «Карс взят». 1878
175
П. П. Щербинин
войны, так и ее географические рамки. В записках А. Энгельгардта отмечается, что о войне крестьяне поговаривали давно. Носились разные слухи, в которых на первом месте фигурировала «англичанка». «Потом стали говорить, что будет набор из девок, что этих девок царь отдает в приданое за дочкой, которая идет к англичанке в дом. Девок, толковали, выдадут замуж за англичан, чтобы девки их в нашу веру повернули. Общий смысл такой: враг - «англичанка», союзник - Китай»16. Во многих селах крестьяне собирались в кучки и толковали: для чего начинается война, с кем и кто сильнее: «турок» или русские. Большую роль играли в таких разговорах старые солдаты, которые воодушевляли народ рассказом, что «против русского царя-батюшки турку не устоять»17.
Однако первые пленные турки, появившиеся в российской глубинке, наглядно показали степень «осведомленности» в провинции происходящими военными действиями. Весьма примечательный эпизод произошел в Орловском уезде, где один из крестьян, встретив в Орле пленных турок, бросил все дела, запряг лошадь и помчался домой. Он рассказал односельчанам, что турки пришли уже в Орел. Услышав об этом, живо была собрана сходка, на которой крестьянин подтвердил односельчанам «страшную» новость о турках. Крестьяне стали совещаться, что им делать: если турки пришли уже в Орел, то скоро и до их деревни дойдут. Решено было попрятать свое имущество в ямы, женщин из деревни никуда не выпускать, а самим вооружиться колами и топорами и идти навстречу турецким захватчикам. Наскоро сформированное деревенское ополчение в количестве 70 человек, вооруженных колами и топорами, пришли к местному священнику, чтобы просить у него благословения сразиться с неверными. Из толпы слышались крики: «Смотри, ребята, не робей! Ведь за самих себя да за веру христианскую будем сражаться... Не осрамимся!». Священник объяснил, что туркам до Орла не добраться, и крестьяне разошлись, но все же послали одного крестьянина в Орел узнать, что там делают турки18 19. И только получив
10Энгельгардт А. Из деревни // Отечественные записки. 1878. № 3. С. 29—31.
17АРЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 1105. Л. 2.
,8АРЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 1105. Л. 2.
19 Буганов А.В. Отношение крестьянства к русско-турецкой войне 1877—1878 гг. // История СССР. 1987. № 5. С. 183.
176
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
подтверждение, что турки эти — пленные, а не стоят на подступах к деревне, крестьяне окончательно успокоились. Данный эпизод вполне характерен для народного восприятия войн и внешнеполитической деятельности России в XIX в., когда события военной поры переплетались с полуфантастическими представлениями россиян и россиянок, отражая их довольно слабое представление об окружающих народах, союзниках и противниках Российской империи рассматриваемого периода.
Следует отметить, что взглядам крестьян на войну, наряду с искренним сочувствием и желанием победы общеславянскому делу, была свойственна и трезвая оценка происходящего. В Череповецком уезде Новгородской губернии весть об объявлении войны, по словам местного священника, была «принята народом не с радостью, как ожидалось, а сосредоточенно-серьезно»19. Патриотические настроения не могли охватывать женщин, мужья которых уходили на войну, да и сами призванные из запаса были удручены необходимостью снова идти служить в армию. Впрочем, обзоры начальников губернских жандармских управлений свидетельствовали о подъеме патриотических настроений в провинции. Они нашли свое отражение в успешном и быстром проведении мобилизации, в добровольческом движении. Докладывая царю о ходе мобилизации в апреле 1877 г., министр внутренних дел А.Е. Тимашев указывал, что, несмотря на весеннюю распутицу, призыв запасных и поставки лошадей произведены были повсеместно быстро и вполне успешно20.
Последствия мобилизации 1877 г. для повседневной жизни россиянок. Известие о начале военных действий с Турцией и мобилизация 1877 г. неблагополучно отразились на экономическом и социальном положении широких слоев российского общества. Заметим, что последствия мобилизации особенно сильно ударили по малоимущим слоям населения, а также внесли в женскую повседневность немало горьких страниц и страданий.
В период войны резко сократились торговые обороты, многие торговые предприятия потерпели убытки, а некоторые совершенно закрылись. Паника и колебания были отмечены и на бирже, и в промышленности. Возросли цены на товары первой необходимости, а
20Хевролина В.М. Русско-турецкая война 1877—1878 гг. и общественное движение в России // Вопросы истории. 1978. № 9. С. 23.
177
II. П. Щербинин
также на скот и на хлеб. Отмечались и падение курса рубля, и общий застой в промышленности, торговле и местных промыслах21. Поставка населением лошадей для армии также негативно отражалась на развитии хозяйства и его экономическом потенциале.
Судя по отчетам губернаторов, сократилось потребление вина, так как крестьяне - главные потребители алкоголя — оказались в неблагоприятном экономическом положении22. Традиционно после объявления войны отмечалось снижение брачности, так как многие потенциальные женихи ожидали призыва в армию и не спешили связывать себя семейными узами23.
Нередко матери-солдатки после призыва мужа на войну забирали детей из школ и народных училищ, так как они могли помогать в работе на участке и по дому, заменяя по возможности ушедших на войну отцов24. В учебных заведениях сокращался учебный год, и занятия начинались только во второй половине октября, а заканчивались в конце апреля, так как многие дети отвлекались матерями на полевые работы.
Сама мобилизация и призыв 1877—1878 гг. прошли хорошо, но, по признаниям губернаторов, среди призванных оказалось немало таких, у кого остались дома жена и малолетние дети без всяких средств к существованию25. Кроме того, некоторые призванные на войну мужчины содержали престарелых родителей, малолетних племянников, братьев, сестер и т. п.26 Сразу после призыва единственных работников их семьи терпели большие недостатки в средствах к жизни, доводящие их до нищеты. Хозяйства таких семей приходили в полный упадок.
21 Внутреннее обозрение //Дело. 1877. № 5. С. 96; ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1877. Д. 76. Л. 44—47.
22Там же. Л. 121.
23 Подробнее о воздействии войн на брачность, рождаемость и смертность населения России в XIX - начале XX в. см.: Новосельский С.А. Влияние войн на естественное движение населения // Общественный врач. 1917. № 6—8. С. 248—263; Сорокин П.А. Влияние войны на состав населения, его свойства и общественную организацию // Экономист. 1922. № 1.С. 77—107; Новолесский С.А. Влияние войны на естественное движение населения // Труды комиссии по обследованию санитарных последствий войны 1914—1918 гг. М. —Пг., 1923. С. 47—120 и др.
24ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 2778а. Л. 136, 293.
25 РГИА. Ф. 1263. On. 1. Д. 3981. Л. 16; ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1877. Д. 76. Л. 44 и др.
26 РГИА. Ф. 1292. Оп. 3. Д. 61. Л. 24—24 об.
178
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Механизм выплаты пособий семьям участников русско-турецкой войны 1877—1878 гг., Или докажи, что в нем нуждаешься. Призывы на войну запасных и бессрочно отпускных солдат поставили перед правительством задачу организации призрения членов их семей, многие из которых лишались единственного кормильца и нуждались в срочной помощи. Заметим, что по статье 38 Военного устава от 1 января 1874 г. семьи нижних чинов запаса, призванных в военное время на действительную службу, должны были призреваться земством, а также городскими и сельскими обществами, к которым были приписаны призванные и их семьи. Однако механизм выплаты пособий и оказания помощи должен был регулироваться особыми правилами. С 25 июня 1877 г. в России, после высочайшего утверждения, стали действовать «Временные правила о призрении семейств запасных, призванных на действительную службу».
Согласно этим правилам, призрение семей призванных на войну нижних чинов и ратников государственного ополчения не являлось обязанностью государства, а целиком ложилось на местное самоуправление и общества. Пособием обеспечивались лишь жена и дети солдата, признанные нуждающимися в помощи. Призрение же прочих родственников призванного: родителей, деда, бабки, братьев и сестер (круглых сирот) в тех случаях, когда лица эти содержались трудом призванного, — возложено было на городские, сословные, сельские и дворянские общества27. Понятно, что в большинстве случаев городские и сельские общества не желали брать на себя дополнительные финансовые расходы и не поддерживали членов «большой» солдатской семьи, а значит, родители, сестры и другие близкие родственники оказывались нередко предоставленными сами себе и не получали никакой поддержки28.
Для признанных нуждающимися жены и детей призванного на войну солдата местное самоуправление должно было: 1) выделять бесплатное помещение с отоплением; 2) выдавать продукты натурой или деньгами. Норма продовольствия на одного человека была
27 Отчет по призрению семейств запасных и ратников государственного ополчения, призванных на действительную службу в русско-дпонскую войну (февраль 1904 - октябрь 1906 г.). Сост. Главным управлением по делам местного хозяйства МВД. СПб., 1907. С. 9—10.
28 Там же. С. 11.
179
П. П. Щербинин
определена: 1 пуд 28 фунтов муки, 10 фунтов крупы и 4 фунта соли в месяц. Для получения пособия необходимо было устное или письменное прошение со стороны самого призывника или членов его семьи в уездные земские или городские управы или в полицейские управления, становым приставам и волостным старшинам. Полицейские управления и волостные старшины вносили заявления в особые книги и передавали их с приложением удостоверений о семейном и имущественном положении просителей в уездные земские и городские управы, которые, удостоверившись в основательности ходатайств, в семидневный срок обязаны были дать распоряжения об оказании помощи семьям призванных на войну нижних чинов29. Выплата пособия или выдача продуктов прекращались после возвращения мужа-солдата с войны.
Благие начинания властей, как это обычно бывало в России, тонули в бюрократических препонах и безответственности конкретных исполнителей. Многие солдатские жены так и не дождались выплаты, обещанных им пособий. Их повседневные реалии были тяжелыми, и женщины часто не знали, чем им кормить детей и как содержать семью. В записках А. Энгельгардта, современника войны, знающего механизм призрения семей призванных нижних чинов, отмечалось, что положение многих солдаток после призыва их мужей на войну было поистине бедственное: «Прошло больше года, а деревенским и городским солдаткам не выдавали пособия до сих пор ни от волости, ни от земства, ни от приходских попечительств, существующих большею частью только на бумаге. Частная благотворительность выражалась только «кусочками» (то есть подаянием). Что было, распродали и съели, остается питаться в миру, ходить в «кусочки». Бездетная солдатка еще может наняться где-нибудь в работницы, хотя нынче зимой и работницы место найти трудно, или присоседиться к кому-нибудь - вот и взыскивай потом солдат, что ребенка нажила, - или, наконец, идти в мир, питаться «кусочками», хотя нынче и в миру плохо подают. Но что делать солдатке с малолетними детьми, не имеющей ничего, кроме «изобки» ? В работницы зимой даже из-за
29 Отчет по призрению семейств запасных и ратников государственного ополчения, призванных на действительную службу в русско-японскую войну (февраль 1904 — октябрь 1906 г.). Сост. Главным управлением по делам местного хозяйства МВД. СПб., 1907. С. 9—10.
180
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
куска никто не возьмет. Идти в «кусочки» — на кого бросить детей? Остается одно. Оставив детей в «изобке», которую и топить-то нечем, потому что валежник в лесу занесло снегом, побираться по своей деревне»30 . Анализ первичных архивных материалов свидетельствует, что и в других регионах России выплата пособий нередко задерживалась, либо они выплачивались неполностью. Так, в Усманском уезде Тамбовской губернии по донесению исправника губернатору, несмотря на поданные солдатками заявления, пособий им и в 1878 г. не выдавалось «за непоступлением земских сборов»31. Приведем типичное обращение с солдатками волостного начальства. Одна из них рассказывала: «В волость ходили. Наругали, накричали. Нет, говорят, вам пособия, потому что за вашим обществом недоимок много. А я ему: что же мне делать? Не убить же детей? Вот принесу детей, да и кину тут, в волости.» - «А мы их в рощу вон, в снег бросим, ты же отвечать будешь, — говорит писарь. — Не дают. Не приказано, говорят, выдавать. А то выдай вам свидетельство, вы и почнете в город таскаться, начальство беспокоить. Сам становой сказал, не приказано выдавать.» — «У меня и мирской приговор есть, что я солдатка с тремя детьми, да печатей не приложено. Не прикладывают в волости. Коли б печати - в город бы пошла». — «Чем же питаетесь?»— «Что было, распродали: у меня две коровы было - за ничто пошли, теперь в миру побираемся. Мало подают - сам знаешь, какой нынче год.» — «Вы бы в город, в земскую управу сходили.» — «Ходила я. Вышел начальник, книгу вынес: ты, говорит, здесь с детьми записана, только у нас денег нет, не из своего же жалования вам давать? И мировым судьям жалованья платить нечем. Нет, говорит, в управе денег»32.
Чаще всего солдатке отказывалось в пособии на тех основаниях, что она жила среди родственников, которые могли ее содержать; либо жила отдельно, но имела средства к содержанию своей семьи, либо находилась в услужении, имела другую работу, на которую и могла бы рассчитывать; либо если солдатка имела свой дом или взрослых сыновей33. Очевидно желание властей свести к минимуму число тех, кому надо было обязательно помогать. Положение
30Энгельгардт А. Из деревни // Отечественные записки. 1878. № 3. С. 11—13.
31 См.: ГАТО. Ф. 4. Оп.1. Д. 2787. Л. 13.
32 Энгельгардт А. Указ соч. С. 17—18.
33ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 2787. Л. 6—16.
181
II. 1L Щербинин
солдатской жены в пореформенной России, таким образом, мало отличалось от повседневных реалий и практики призрения рекрутки34 . Стратегии выживания и борьба за поиск средств для существования своих семей оставались главной заботой россиянок, у которых государство «изъяло» мужей для военных надобностей.
Нами была сформирована электронная база данных «Пособия семьям призванных нижних чинов в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг.» на основе первичных архивных данных по одному из типичных тыловых регионов России — Тамбовской губернии. Обработка внесенных в базу данных сведений показала, что в среднем лишь 37 процентов солдатских жен и детей получали, хотя и не регулярно и не в полном объеме, положенное им пособие. В некоторых уездах, например в Козловском, таких семей было всего 17 процентов. Подобные статистические показатели характерны и для других регионов России, что вполне ясно свидетельствует о мощнейшем влиянии военного фактора на повседневные реалии солдатских семей и устранении государства, земств, да и общественных благотворительных объединений от помощи солдаткам и их детям. Учтем также и то обстоятельство, что совершенно не могли рассчитывать на пособие бездетные солдатки, а также женщины, у которых мужья были призваны не из запаса, а на действительную военную службу. Таким образом, число солдатских жен, не получавших никакой поддержки, резко возрастало, и они судорожно начинали искать выход из сложившейся ситуации, полагаясь лишь на собственную инициативу и предприимчивость, реже — на поддержку родственников и благотворительность. Российское государство в очередной раз испытывало женщин на прочность, подвергая членов солдатских семей нищете и унижению. Представим, как обливалось кровью сердце главы семьи, который воевал на войне и знал, что его близкие испытывают страшную нужду и лишения.
Завершая рассмотрение особенностей статуса и повседневных реалий российских солдаток в пореформенной России, необходимо заметить, что над солдатской женой всегда витала угроза экономической нестабильности, нищеты и унижений. Солдатка часто не получала помощи и защиты, как со стороны государства, так и об
34 Подробнее о призрении солдаток см.: Энгельгардт А. Из деревни // Отечественные записки. 1878. № 3. С. 5—21.
182
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
щества. Понятно, что судьба и положение каждой конкретной солдатской жены было индивидуальным и уникальным, но общие тенденции воздействия военного фактора на россиянок были негативными и вносили в их жизнь кризисность, ставили ее на одну из низших ступеней в общественной иерархии. Другой особенностью отношения власти и общества к судьбам россиянок-солдаток было почти полное их забвение в мирные годы. В периодической печати, законодательстве, воспоминаниях современников почти ничего нет о жизни солдатских семей в провинции в межвоенный период (1879—1903 гг.). И лишь массовые призывы запасных нижних чинов во время русско-японской войны 1904—1905 гг. заставили власть и общество оглянуться и «заметить», что сотни тысяч россиянок вновь взывали о помощи и сострадании.
183
П. II. Щербинин
II. 2. ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ РОССИЯНОК И ПРИЗРЕНИЕ СЕМЕЙ ПРИЗВАННЫХ НИЖНИХ ЧИНОВ ВО ВРЕМЯ РУССКО-ЯПОНСКОЙ ВОЙНЫ 1904—1905 гг.
184
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Русско-японская война 1904—1905 гг. оказала глубокое воздействие на традиционный уклад жизни общества, повседневно-бытовую культуру населения провинциальной России35. Первая массовая мобилизация запасных начала XX века серьезно повлияла на развитие экономических и социальных отношений в стране, общественные настроения россиян и россиянок. Выплеснулись наружу противоречия общественного развития, проявления структурного кризиса империи, конфликта личности и власти в модернизирующейся России при сохранении глубоких пережитков и стереотипов прошлого. В известном смысле, война, как лакмусовая бумажка, высветила насущные социальные, общественно-политические, социокультурные проблемы развития не только российской государственности, но и отсутствие взаимодействия между властью и обществом, бюрократией и общественностью. Далекая, непонятная, ненужная населению России война привела к дестабилизации отдельных сторон повседневной жизни обычных людей, выявив отсутствие механизмов социальной адаптации семей призванных на театр военных действий, а также нестабильность бытовых реалий провинциального социума. Не случайно местные власти отмечали, что все события в губерниях «...всецело находились под влиянием войны на Дальнем Востоке»36.
Какие же обстоятельства играли ведущую роль в повседневной жизни россиянок? Как повлияла мобилизация первого года русско-японской войны 1904—1905 гг. на повседневную жизнь солдаток и членов их семей? Какие изменения внесла она в семейную жизнь солдатских жен?
Начало войны и настроения провинциального российского общества. Прежде всего, отметим изменение общественной атмосферы, того привычного уклада провинциальной жизни, в котором протекала жизнь россиян и россиянок после начала военных действий. Конечно, власти стремились с первых дней после объявления войны стимулировать патриотические настроения населения и многие центральные, губернские, светские и духовные издания отмечали
35 Из зарубежных исследователей проблемы отметим работу Jan Kuseber: Krieg und Revolution in Russland. 1904—1906: das Militaer im Verhaeltnis zu Wirtschaft, Autokratie und Geselschaft. Stuttgart, 1997.
36 См.: ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 5634. Л. 8.
185
П. П. Щербинин
воодушевление народа, стремящегося встать на защиту престола от «желтой» угрозы. «Вестник Европы», анализируя реакцию общества на начавшуюся войну, писал: «...Когда война была объявлена, готовность общества принять участие в ее тягостях сразу проявилась в широких размерах. Врачи, сестры и братья милосердия, санитары сотнями стремятся на театр военных действий, отдаленный и нелегко достижимый; охотно идут туда и все те, кто может быть там полезен — инженеры, механики, ремесленники, фабричные рабочие. Пожертвования частных лиц и общественных учреждений уже теперь выражаются в весьма крупных цифрах»37. Была развернута активная пропаганда через средства массовой информации (периодическую печать и лубочные картинки) коллективных подвигов русских моряков, превращая конкретные события в символы эпохи38. Действительно, в первые недели войны в провинциальном обществе, прежде всего городском, проявили себя ура-патриотические, шовинистические настроения. Везде: в учебных заведениях, на улице, в лавке — слышны были разговоры о «желтолицых» варварах, об угрозе с Востока, а «матери стали стращать японцами расшалившихся детей»39.
Представления о японцах как «азиатах», язычниках, а значит, не просто «других», но еще и отсталых «дикарях», варварах широко распространялись в провинции. Они многократно усиливались естественной враждебностью по отношению к противнику, к тому же вероломно напавшему, находили отражение как в публично выражаемых, так и в частных оценках в пренебрежительной и даже оскорбительной форме. Россияне и россиянки с первых дней войны жадно интересовались Японией и ее жителями. В г. Волхове ходили слухи, что японцы сказочно богаты, а еще они — людоеды40. «Японский фактор» нашел свое отражение в моде. Стали появляться шляпки-«миноноски» и т. п.
37 См.: Вестник Европы. 1904. № 3. С. 419.
38 См.: Сенявская Е.С. Психология войны в XX веке. Исторический опыт России. М., 1999. С. 216.
3® Щербинин П.П. Влияние русско-японской войны 1904—1905 гг. на повседневно-бытовую культуру российской солдатки // Человек и война. XX век: Проблемы изучения и преподавания в курсах отечественной истории. Мат-лы Всеросс. науч.-практ. конф. Омск, 2002. С. 90.
40 Орловский вестник. 1904. 21 августа.
186
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Уже в начальный период войны среди россиян и россиянок активно распространялись слухи и «чудесные предсказания»41 о ходе боевых действий на суше и на море. Так, 1 февраля 1904 г. в уездном городе Козлове Тамбовской губернии молниеносно распространилась весть, что русские броненосцы потопили 11 японских крейсеров и взяли в плен весь японский десант в количестве 15 тыс. солдат42 . В самом Тамбове в апреле 1904 г. россиянки передавали друг ДРУГУ «достоверный» слух о пленении 30-тысячной японской армии во главе с командующим43. Подобные известия радостно воспринимались населением, даже несмотря на их очевидную нелепость. Продавались и «листовки» с добрыми предсказаниями русских побед. Обыватели охотно раскупали эти листки с патриотическими известиями, надеясь на скорую победу над «желтой опасностью»44. Повсеместно в городах Российской империи проходили патриотические молебны и манифестации, главными участниками которых были учащиеся гимназий, реальных училищ, студенты45. Однако деревня, дававшая всегда большую часть запасных солдат, сдержанно отреагировала на этот патриотический «угар», готовясь психологически к предстоящей мобилизации. Тягостное настроение, вызванное войной, так характеризовалось в откликах крестьян: «Война вызвала сильное уныние и повергла людей в глубокую печаль... Сколько осталось жен, тех, которые жили за своими мужьями как за каменной стеной; сколько осталось детей-малюток, которые вместо гостинцев и родительской ласки видят печальный и угрюмый лик матери»46.
Заметим, что женское восприятие начала любой войны существенным образом отличалось от мужского. Слезы и горе, предстоящая разлука и угроза гибели близких людей, переживания за судь
41 Брянские обыватели «взорвали» в один день 27 японских крейсеров - Орловский вестник. 1904. 15 октября.
42 См.: ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 3651. Л. 46.
43 Тамбовские губернские ведомости. 1904. 30 апреля.
44 См.: ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 3654. Л. 97.
43 Так, в Тамбове 2 и 3 февраля 1904 г. были проведены шумные патриотические манифестации. Толпа из лиц всякого звания, пола и возраста, преимущественно учащейся молодежи с криками: «Ура!», с пением «Боже, царя храни» и с музыкой, ходила по улицам города, останавливаясь перед общественными учреждениями. - Тамбовские губернские ведомости. 1904. 5 февраля.
46 См.: Сурин М. Война и деревня. М., 1907. С. 9.
187
П. П. Щербинин
бу остающихся без кормильца детей ставили прочную преграду в женском сознании для какой-либо патриотической тональности. Да и для отцов семейств главным становились забота и беспокойство о пропитании семьи, поиске пособия и поддержки со стороны родственников или общественных организаций. Ни один из источников не сообщает о патриотическом подъеме среди россиянок в начале или ходе войны, напротив, по всей России стали раздаваться женский стон, плачи, недовольство, проклятия дальневосточной бойне. Таким образом, основной реакцией россиянок на войну был вовсе не патриотизм, а уныние и страх за судьбу родных и близких, осознание трагизма и пагубности войны для своей привычной повседневности и образа жизни. Женские стоны и плачи, причитания жен и матерей солдат, призываемых на службу, — вот главный результат, психологическое отражение начавшейся войны. По сообщениям корреспондентов, «...как только объявлено было о призыве запасных, великий плач пошел по селам и деревням. Начались спешные сборы и прощания с родными и знакомыми. Много было пролито горьких слез и при домашнем прощании, но еще более их пролито при проводах на вокзале...»47.
Современники отмечали, что повседневная жизнь российской провинции, особенно женская, в годы войны изменилась до неузнаваемости: «...страшную, непривычную картину представляла в это лето русская деревня. Не слышно было обычных песен, ни одного хоровода, точно веселье ушло вместе с теми, которые устремились на поле брани... Но больше всего жалко баб. Эти совсем растерялись. Высшие мотивы войны их совершенно не трогают — одолела своя маленькая бабья забота, и черная дума тяжело залегла на сердце... Что им Порт-Артур, Лаоян и прочие мудреные и чуждые слова? Они знают только, что вот придут и возьмут их Миколая или Петра, погонят за тысячи верст, и прочие ужасы, быть может, вечной разлуки, никак не справиться потом одной с ребятишками, со скотом, с этим родным полем...»48. Несомненно, россиянки первыми почувствовали угрозу семейной и повседневной жизни, которую несли военные действия и предстоящая мобилизация. Не случайно, сре-
47 См.: Сурин М. Война и деревня. М., 1907. С. 8.
48 Вульфсон Э. Бабьи думы // Еженедельный журнал военных событий. 1904. № 1. С. 24.
188
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX пека ди российских женщин весь период войны были сильны антивоенные настроения, которые, если и не выплескивались в высказываниях и протестах, то вполне заявляли о себе подавленным настроением, угнетенностью и разочарованием. Все попытки светских и духовных властей увлечь женщин патриотической риторикой ни к чему не приводили. Для солдатских жен и матерей главным и желаемым было скорейшее окончание войны и возвращение солдат с Дальнего Востока. Война ломала судьбы россиянок, разрушала их планы и надежды, обрекала их на лишения и невзгоды и не могла не вызывать у них антипатии и неприязни.
Мобилизации запасных нижних чинов и их влияние на повседневную жизнь россиянок в провинции в период войны. Царское правительство недооценило размах военных действий и силы противника, отказавшись от всеобщей мобилизации. Оно полагало вести войну наличными силами, постепенно подтягивая резервы. Всего за время русско-японской войны 1904—1905 гг. было проведено 9 частных мобилизаций, которые в целом дали 1045909 солдат49. Призывы в армию и в мирные годы вызывали толки, нередко обоснованные, о несправедливости, коррупции военных властей. Но мобилизации в 1904 г. сопровождались особо выраженным взяточничеством и произволом, когда нередко в солдаты принимались бедняки, а состоятельные запасные нижние чины браковались под предлогом болезней, которых у них вовсе не было50. Подобная несправедливость вызывала негодование, прежде всего, у жен запасных нижних чинов, вынужденных оставаться один на один со своими проблемами и за^ ботиться о пропитании семьи. Коррупция повсеместно сопровождала проведение мобилизации и, если о наиболее вопиющих случаях в столицах и центральных губерниях становилось известно, и они подвергались критике, то в отдаленных уездах царило полное беззаконие и самоуправство властей. Вот что, например, вспоминал о мобилизации В.В. Вересаев: «...В конце апреля по нашей губернии была объявлена мобилизация. О ней глухо говорили, ее ждали уже недели три, но все хранилось в глубочайшем секрете. И вдруг, как ураган, она ударила по губернии. В деревнях людей брали прямо с поля, от
40 Бескровный Л.Г. Армия и флот России в начале XX в. Очерки военно-экономического потенциала. М., 1986. С. 11.
60Сурин М. Указ. соч. С. 10.
189
П. П. Щербинин
сохи... Было что-то равнодушно-свирепое в этой непонятной торопливости. Людей выхватывали из дела на полном его ходу, не давали времени ни устроить его, ни ликвидировать. Людей брали, а за ними оставались бессмысленно разоренные хозяйства и разрушенные благополучия»51 . И хотя В.В. Вересаев пишет о Тульской губернии, этот пример вполне типичен для всей провинциальной России.
Неразбериху и произвол при мобилизации усиливал и призыв «бородачей», то есть запасных солдат старших сроков службы, которые уже были малопригодны для несения тягот боевой и походной жизни, не владели современными системами вооружения52. Главным в настроении этих «многосемейных» запасных было беспокойство за своих близких, которые оставались без кормильца. Как признавало позже само Военное министерство в отчете за 1904—1905 гг., «запасные старших возрастов, обремененные по большей части семьями, отправлялись в войска с тяжелым чувством тревоги за судьбу своих жен и детей, чему способствовала и недостаточно определенная постановка у нас вопроса об обеспечении семей запасных, призываемых на службу»53.
Представители Военного министерства признавали, что и на театре военных действия присутствие «бородачей» сказывалось не лучшим образом. Для этих солдат были характерны стремления на нестроевые назначения в тыл, в лазаретную прислугу, в обозные, на этапы, а также отступление во время боя в тыл. Бывший военный министр А.Н. Куропаткин отмечал в своих воспоминаниях, что такие «многосемейные солдаты» часто бросали свое оружие и отступали в беспорядке в тыл. На упреки офицеров в трусости такие солдаты отвечали: «Какой такой я сражатель — у меня за плечами
51 Вересаев В.В. На японской войне. Записки // Вересаев В. Собр. Соч. Т. 3. М., 1961. С. 7.
52В воспоминаниях сестры милосердия Н.В. Козловой отмечается, что многие «мужички-бородачи» давно забыли службу, в свои сорок лет были уже стариками, с хроническими заболеваниями, истощенными нелечеными болезнями, нуждой и чрезмерным трудом. Такие запасные нижние чины часто попадали в лазареты. Они совершено не хотели воевать. Один из таких бородачей, шедший при мукденском отступлении вдоль линии железной дороги, на вопрос, куда идет, ответил, махнув рукой на север: «Домой, в Тамбовскую губернию». — Козлова Н.В. Под военной грозой (воспоминания сестры-волонтерки) // Исторический вестник. 1913. № 11. С. 552—553.
53 См.: Всеподданнейший отчет о деятельности главных управлений Военного министерства, вызванного войной с Японией в 1904—1905 гг. СПб., 1912. С. 32.
190
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Плакат времен русско-японской войны 1904—1905 гг.
шестеро детей»54. Вполне понятно, что действительно для запасных старших сроков службы главными были мысли о своей семье, ее беззащитности в случае его гибели или тяжелого ранения.
К лету 1904 г. призыв старших возрастов наконец встревожил и правительство. В августе 1904 г. Главный штаб, по инициативе МВД, предписал местным властям распространять льготы по призыву на многосемейных запасных нижних чинов, так как попечение об их семьях тяжелым бременем ложилось на местное самоуправление и общество. Однако это решение только усилило произвол военных властей при выяснении, кто же является многосемейным. В одних уездах от призыва освобождались лица, имевшие трех-четырех неработающих членов семьи, а в других — мобилизовывались те, кто имел на попечении семь-восемь иждивенцев. Все это, по оценкам Военного министерства, способствовало «...неудовольствию запасных и даже возбуждало у них подозрение в пристрас-
54 См.: Куропаткин А.Н. Русско-японская война 1904—1905: Итоги войны. СПб., 2002. С. 243.
191
П. П. Щербинин
тии и недобросовестности начальствующих лиц. Почти всюду запасные считали, что Государем Императором велено было освободить от призыва всех многосемейных запасных»55.
Провинциальные газеты постоянно сообщали: «...идет в народе большое уныние и плач по поводу взятия запасных», «война отразилась глубоким унынием. При проводах (запасных) — раздирающие душу сцены»56. Понятно, что все злоупотребления при призыве на войну запасных нижних чинов и сам призыв создали в обществе обстановку подавленности и отчаяния, постоянного стресса и ожидания чего-то непоправимого и ужасного. Несомненно, наиболее обостренным восприятие войны было у женщин, которые инстинктивно почувствовали угрозу и опасность для своих близких, вероятное крушение всех планов и жизненных перспектив. Да и их мужья, уходя в армию, понимали, что они оставляют свои семьи часто без малейших шансов на выживание. Современники приводили примеры, когда мобилизация приводила конкретные семьи запасных солдат к трагическим результатам. Жена одного из призванных запасных солдат страдала пороком сердца и, получив повестку о призыве супруга, скончалась от волнения и горя. Муж поглядел на труп, на пятерых осиротевших детей, пошел в сарай и повесился. Другой призванный, вдовец с тремя детьми, плакал и кричал в воинском присутствии: «А с ребятами что мне делать? Научите, покажите!... Ведь они тут без меня с голоду передохнут!» Потом он замолк, ушел домой, зарубил топором своих детей и вернулся на призывной пункт, заявив: «Ну, теперь берите! Свои дела я справил»57. Он был арестован, но его трагедия отражала общее настроение мобилизованных солдат, которые уходили на войну с тяжелым сердцем и беспокойством за судьбу своих родных и близких.
Повседневная жизнь семей запасных нижних чинов в российской провинции в годы войны вполне подтвердила опасения глав семейств о положении своих близких. Для многих россиянок уход кормильца на войну стал началом краха хозяйства, дефицита се
65 Всеподданнейший отчет о деятельности главных управлений Военного министерства, вызванного войной с Японией в 1904—1905 гг. СПб., 1912. С. 32. Там же. С. 14.
56 Сурин М. Указ. соч. С. 12.
57 Вересаев В.В. На японской войне. Записки // Вересаев В. Собр. Соч. T. 3. М., 1961. С. 8.
192
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
мейного бюджета, резкого ухудшения экономических возможностей, снижения потребления продуктов и товаров.
Отметим и другие последствия мобилизации, которые непосредственным образом отражались на повседневной жизни россиян и россиянок. Заметим, что изучение воздействия военных событий и тыловой повседневности военной поры позволяет достаточно точно реконструировать реалии жизни российских солдаток. Понятно, что влияние милитаризма и военно-мобилизационной деятельности государства в период русско-японской войны 1904—1905 гг. касалось не только солдаток и членов их семей, но и всего российского общества. Однако для осиротевших солдатских семей, потерявших нередко единственного кормильца, мобилизованного на войну, эти последствия были особенно ощутимыми.
Среди прямых результатов мобилизации периода русско-японской войны отметим ухудшение санитарно-гигиенического обеспечения населения, связанное, прежде всего, с призывом в армию медицинских работников. Так, в некоторых уездах тыловой России было мобилизовано до половины врачей58. Кроме того, на земские больницы возлагались обязанности выделять кровати для раненых и больных солдат, которые эвакуировались с театра военных действий59 . Таким образом местное население волей-неволей делилось с армией той скудной медицинской помощью, какой оно само располагало. Подобное ограничение, сокращение медицинской помощи гражданскому населению, отмечались и во время Первой мировой войны 1914—1918 гг.
В годы войны происходили изменения и в работе учебных заведений. Прежде всего, нарушался ритм работы образовательных учреждений, сокращался учебный год. Так, занятия в учебных заведениях в 1904 г. начались только в конце октября, так как уход кормильцев заставил учащихся активно включиться в полевые работы, искать дополнительные заработки для осиротевших семей. К тому же многие учебные заведения были заняты под постой войск или размещение госпиталей для раненых. Детям приходилось учиться в две смены. Не все родители смогли обеспечить детей к началу учебного года необходимыми школьными принадлежностями.
58ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 5687. Л. 5.
59 Внутреннее обозрение//Народное хозяйство. 1904. №3 (май—июнь). С. 194—202.
193
П. IL Щербинин
Необходимо учитывать и то глубокое психологическое воздействие, которое оказывали на детей война и все связанное с ней. Современники отмечали, что война захватила детей, некоторые из них пытались бежать в армию, чтобы принять непосредственное участие в боях на далеких полях Маньчжурии. Даже уличные игры сосредотачивались, прежде всего, в играх о войне, где дети разбивались на группы и с криками «ура» и «банзай» выступали друг против друга60 . Понятно, что дети особенно остро переживали поражения русской армии, трудности в снабжении и нарушение привычного уклада семейной и общественной жизни.
Серьезные сбои в годы войны отмечались и на транспортных магистралях61 . В частности, железнодорожные станции, традиционно используемые для хлебных перевозок, были заняты обслуживанием нужд армии, прекратив прием хлеба. Во многих регионах зерно лежало под открытым небом до весны, вызывая разорение землевладельцев и торговцев, принося им серьезные убытки62. Подобная «блокада» железных дорог приводила и к ухудшению снабжения населения продуктами повседневного спроса, вызывала рост цен, упадок торговли и недовольство населения этими ограничениями и удорожаниями63 . Некоторые торговцы посчитали войну удобным моментом для повышения цен на продукты первой необходимости. Резко возросли цены на чай, сахар, мясо, керосин и все мучные продукты. В два и более раз возросли также цены и на одежду: например, тулуп, до войны стоивший 5 руб., во время войны продавался по 10 руб., за полуторарублевые валенки нужно было платить 4 руб. и т. п.64. В результате некоторые городские управы вынуждены были принимать решения о введении таксы на товары первой необходимости.
60 Рубинштейн М.М. Война и дети //Вестник воспитания. 1915. № 2. С. 7.
61 Белов П.Л. Железнодорожный транспорт в русско-японской войне 1904— 1905 гг. // Труды Военно-политической академии Красной Армии имени В.И. Ленина. М., 1940. № 4. С. 105—136.
62 Щербинин П. Последствия мобилизации периода русско-японской войны (на материалах Тамбовской губернии) // Армия в истории России. Мат-лы междун. научи. конфер. (г. Курск, 23 мая 1997 г.). Курск, 1997. С. 44—46.
63 См.: Струк Н.К. Влияние русско-японской войны 1904—1905 гг. на общественно-экономическое развитие деревни Восточной Сибири // Вопросы истории Сибири. Иркутск, 1971. С. 121 — 122.
04 Вестник общества повседневной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям. 1908. № 2. С. 41.
194
Воепный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
В годы войны происходило реальное ухудшение жизненного уровня россиян и россиянок. Росли налоги, резко сократились промыслы, другие возможности заработка65. Экономическое положение многих семей в российской провинции стало неустойчивым и нестабильным, но сильнее всего пострадали именно родные и близкие ушедших на войну солдат. Оставшись без основного источника доходов и заработка, многие солдатские семьи не смогли восполнить нарушенный баланс, и у них резко ухудшилась структура потребления, а также стали возникать проблемы по уплате налогов и сборов.
Местные власти повсеместно единодушно констатировали неблагоприятное воздействие мобилизации и на экономическое состояние населения. В одном из земских сообщений подчеркивалось, что «...война увлекла на поля Маньчжурии цвет рабочего населения уезда, возложив на сельские общества и отдельные хозяйства значительное количество непредвиденных расходов по мобилизации, снаряжению запасных, призрению солдатских семейств... Сократился и без того слабый денежный оборот, повысились цены на продукты»66. Многие семьи призванных, потеряв своих кормильцев, оказались в крайне бедственном положении. Нередко губернаторы получали телеграммы с просьбами о помощи от солдатских семей: «...второй месяц не получаем пособия, крестьянский начальник отказывает, ссылаясь на неимение денег. Просим содействия. Солдатские жены»67. Кроме прочего, «осиротевшие» солдатки понесли немалые расходы и при отправке своих мужей на войну. Крестьяне, сообщали предводители дворянства, «продавали скотину исключительно только последствием бывшей в октябре мобилизации и связанных с нею излишних расходов из желания снабдить призванных родственников деньгами и необходимыми вещами солдатского обихода»68. Подобные расходы не были обязательными, но для многих женщин было важным снабдить своих мужей теплой одеждой, дополнительным питанием и прочим, чего они не могли сразу получить в армии.
Результаты войны сказались и на земледелии и, прежде всего, проявились в недостатке рабочих рук при обработке земли в семьях
65 Сурин М. Указ. соч. Л. 12.
06 ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 5634. Л. 46.
67 См.: Струк H.K. Указ. соч. С. 123
68 ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 5634. Л. 46.
195
П. П. Щербинин
призванных на службу запасных, вследствие чего многим крестьянкам приходилось отказываться от наделов и распродавать свое хозяйство или, удерживая кое-как надел, до крайности запускать землю. Нередко нужда заставляла осиротевшую семью свести на рынок последнюю лошадь или корову69. Кроме этого, влияние войны отразилось и на увеличении задолженности крестьян, и на уменьшении поступлений платежей и налогов. Большинство неплательщиков являлись членами семей призванных на войну запасных нижних чинов. Современники констатировали: «...то и дело стали повторяться такие грустные случаи: сборщик требует с бабы, у коей взяли мужа на службу, страховые платежи, а баба в ответ ему голосит на всю деревню: «Возьмите моих малых детей голодных!»70. Солдаты, получая на передовой письма от своих жен о требовании с них налогов и прочих выплат, приказывали ничего не платить, а дожидаться их самих с фронта.
Кроме того, влияние войны сказалось на развитии нищенства и воровства в провинциальной России. Особенно много люмпенизированных элементов скапливалось в торговых и промышленных районах, вблизи монастырей. Да и мобилизованные запасные нижние чины в период расквартирования в городах доставляли немало неудобств местному населению. Города, по наблюдениям современников, жили в страхе и трепете. «Буйные толпы призванных солдат шатались по городу, грабили прохожих и разносили казенные винные лавки. Они говорили: «Пускай под суд отдают — все равно помирать! » Вечером за лагерями солдаты напали на пятьдесят возвращавшихся с кирпичного завода баб и изнасиловали их»71, — так описывает В. Вересаев отношения, которые складывались в 1904 г. у мобилизованных солдат с гражданским населением города Тамбова.
Тяжело отразилась на населении и постойная повинность, то есть расквартирование мобилизованных нижних чинов по обывательским квартирам до отправки на Дальний Восток. Для многих горожан в провинции сдача жилья внаем служила прежде важным подспорьем в семейном бюджете. Поэтому не случайно «насильствен
69 Сурин М. Указ. соч. С. 11.
70 Там же. С. 10.
71 Вересаев В.В. На японской войне. Записки // Вересаев В. Собр. Соч. Т. 3. М., 1961. С.15.
196
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
ное», принудительное назначение солдатского постоя приносило домовладельцам серьезные убытки. По закону, хозяевам домов запрещалось сдавать свои квартиры до расквартирования войск, первые три дня постояльцы, в соответствии с военным и земским законодательством, освобождались от оплаты, да и сама плата за постой и освещение квартир была мизерной. Не случайно, по сообщению «Орловского вестника», представителей городской управы, осматривавших дома, предназначенные для постоя, «...в некоторые дома не пускали, в других скрывали свободные помещения. Никто не хотел, чтобы у него стояли солдаты, и каждый старался отделаться от этих квартирантов»72. Имели место и столкновения солдат с обывателями, которые нередко ехидно называли мобилизованных на войну «япошками»73.
Для домовладельцев и членов их семей воинский постой оказался действительно весьма тягостным и в прямом смысле — разрушительным. Сдаваемые помещения оказывались после ухода солдат неприспособленными для сдачи в аренду: «...все: полы, потолки, стены, печи, двери — как после неприятельского погрома. Все пропитано специфическим казарменным запахом. Домовладельцы вынуждены делать основательный капитальный ремонт своих домов»74. Кроме этого, Военное министерство не спешило выплачивать деньги за постой. Даже спустя десятилетие многие земства не добились компенсации своих расходов. Тамбовское городское управление, например, в 1916 г. безрезультатно пыталось добиться выплаты расходов на постой войск, произведенных в период русско-японской войны 1904—1905 гг.75
Влияние, которое оказали перечисленные последствия мобилизации на повседневную жизнь населения российской провинции, свидетельствует о том, что далекая дальневосточная бойня, нерасторопность властей, отсутствие продуманных механизмов социальной адаптации для семей призванных на войну запасных нижних чинов приводили к серьезному ухудшению положения многих семей, вынуждали россиянок искать новые источники для содержа
72 Орловский вестник. 1904. 9 декабря.
73 Тамбовские губернские ведомости. 1904. 11 августа.
74 Там же. 1905. 8 мая.
75 ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 5961. Л. 56.
197
П. П. Щербинин
ния, активно обращаться за помощью в государственные, земские и благотворительные организации.
Эмоциональный мир россиянок в годы войны. По сообщениям губернаторов, в период войны происходило, с одной стороны, значительное увеличение потребления населением спиртных напитков, а, с другой — сокращение числа свадеб76. Усиленное потребление алкоголя вполне объяснялось психологическим воздействием военного фактора, было обусловлено ростом панических настроений, неуверенности в завтрашнем дне. В то же время в период войны, а затем и начавшейся первой российской революции 1905—1907 гг. отмечались рост психических заболеваний, обострение пограничных психологических состояний среди россиян и россиянок77. Некоторые больные называли себя известными военачальниками, политическими деятелями. По наблюдениям врачей, у всех больных на первый план выступали «резко выраженные явления страха, тревоги и ожидания чего-либо ужасного»78.
Женщины особенно эмоционально переживали события войны. Именно они являлись главными потребительницами известий о «чудесах» и «великих победах», сообщений о «воскрешении» адмирала Макарова и генерала Скобелева, готовых дать японцам решительный победоносный бой79. Так, в Козловском уезде Тамбовской губ. особенно популярным среди солдаток был рассказ о водолазе, видевшем адмирала Макарова под водой. Женщины охотно пересказывали предсказание, что молиться надо усердно, и тогда поднимется со дна морского весь русский флот, адмирал Макаров, весь штаб, офицеры и матросы, и «пройдет весь флот в японскую столицу предписывать мир побежденному врагу». После этой победы «Петропавловск вновь медленно опустится в пучину морскую...»80.
76 Обзор Тамбовской губернии за 1906 год. Тамбов, 1908. С. 20.
77 Подробнее о психических заболеваниях военной поры см.: Дружинин К.И. Исследование душевного состояния воинов в разных случаях боевой обстановки по опыту русско-японской войны 1904—1905 гг. СПб., 1910; Сенявская Е.С. Психология войны в XX веке. Исторический опыт России. М., 1999.
7Я См.: Рыбаков Ф. Е. Душевные расстройства в связи с политическими событиями // Русский врач. 1905. № 51.
79 Война и легенды. М., 1904. С. 1.
80 Козловская газета. 1904. 1 августа.
198
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Религиозная составляющая была важной частью женских надежд и ожиданий. Многие благоприятные представления и предсказания связывались с мощами святых угодников, русскими святынями. В октябре 1904 г. среди крестьянок Тамбовской губ. распространилось известие о том, что в Саровской пустыни «вскрылись мощи... Ушел о. Серафим на войну царю помогать»81. Однако неудачи и поражения армии и флота немедленно вызывали у россиянок психологические кризисы. Современники констатировали, что женщины рыдали навзрыд, узнавая о новых неудачах русских войск82. Понятно, что каждая россиянка—солдатка предчувствовала, что поражения, боевые потери могут коснуться и ее кормильца, принесут страдания многим другим семьям ушедших на войну солдат. Не случайно россиянки были едва ли не самыми активными сторонницами завершения войны. Заметим, что большинство из них не выплескивали наружу свои чувства и мысли, а предпочитали выражать свои эмоции в плачах и рыданиях в родном доме, усиленных молитвах и томительном ожидании «воли Божьей».
Понятно, что в годы войны значительно усилились молитвенные настроения, возрос «свечной сбор» в церквях, повсеместно женщины-солдатки покупали иконы и заказывали молебны о здравии своих кормильцев. Православная церковь в лице приходского духовенства старалась утешать солдаток, вселяя в них надежду на благополучное окончание войны и возвращение близких и родных. Заметим, что духовенство являлось информатором населения об указах правительства, разъясняло правила призрения семей призванных на войну, организовывало сбор пожертвований на военные нужды и помощь семьям призванных, а также пострадавших на войне солдат. Заметим, что подъем молитвенных настроений не был длительным. Как только с театра военных действий стали приходить неутешительные известия о поражениях и неудачах в противостоянии «желтолицым варварам», ухудшались повседневные реалии жизни в провинции, среди россиян и россиянок стали заметны падение духа, снижение интереса к происходящему на войне, сокращение посещения храмов. Тамбовский епископ Иннокентий в сентябре 1904 г. признал на проповеди, что «в обществе замечается как бы
81 Козловская газета. 1904. 24 октября.
82 Козловская газета. 1904. 4 апреля.
199
П. II. Щербинин
«Вести с войны» (с картины художника Богданова-Бельского ).
охлаждение, ослабление любви к нашим отцам и братьям, проливающим кровь за славу и честь Родины. Это охлаждение проявляется как в ослаблении молитвы — публика уходит из храма по окончании литургии, когда начинается установленное Синодом молебное пение о даровании победы, — так и в уменьшении притока пожертвований на нужды войны, на помощь больным и раненым воинам»83.
С другой стороны, война выявила резко возросший интерес населения к сообщениям центральной и региональной периодической печати, а также горячим обсуждениям прочитанного. Для современников стала открытием «баба с газетой», что прежде было немыслимым явлением84. Кроме того, необходимость в подаче прошений о выдаче пособия за ушедшего на войну мужа и потребность в чтении писем, получаемых с фронта, толкали крестьянскую женщину к пониманию важности образования и грамотности. Не случайно, наверное, значительно увеличилось количество желающих учиться в начальных школах85, что отражало новые социокультурные потребности российского общества. Солдаты с фронта тоже настоятельно советовали матерям направлять детей в учебные заведения86.
Изменилось и отношение к печатному слову, газетам вообще. Если до начала войны газета почти не играла важной роли в жизни населения провинциальной России, то события на Дальнем Востоке сти
83 Тамбовские губернские ведомости. 1904. 28 сентября.
84 Щербинин П. Тамбовское крестьянство в период русско-японской войны 1904— 1905 гг. // Тамбовское крестьянство: от капитализма к социализму (вторая половина XIX — начало XX в.). Сборник статей. Вып. 2. Тамбов, 1998. С. 78.
85 Пиотровская А. Женское крестьянское движение // Союз женщин. 1908. № 2. С. 13.
88 ГАТО. Ф. 4 Оп. 1.Д. 5621. Л. 15.
200
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
мулировали интерес и внимание к прессе. На улицах провинциальных городов появились разносчики газет и телеграфных бюллетеней. Стали расти как грибы газетные киоски, увеличилась подписка на периодическую печать. Причем многие россияне и россиянки выписывали газеты вскладчину, устраивая затем коллективные читки и обсуждение последних событий с фронта87. Некоторые торговцы специально вывешивали карты с изображением боевых действий и информационные сообщения в витринах своих магазинов и лавок, чем привлекали большое количество не только зевак, но и покупателей88. Возросшая потребность в информации, на наш взгляд, определялась, конечно же, не столько развитием самосознания и политической культуры россиян и россиянок, но, прежде всего, повседневными интересами и важностью выяснения конкретных запросов и откликов на войну. Ожидание известий о победе и успехах обещало окончание войны, а публиковавшиеся списки убитых и раненых давали шанс или являлись крушением всех жизненных планов солдаток—россиянок. В данном случае периодическая печать вызывала большее доверие, чем неумелые действия властей и иногда невнятные патриотические проповеди в церквях.
В целом война, по наблюдениям очевидцев, сильно повлияла на внутреннее настроение общества, которое становилось более приподнятым в ожидании чего-то нового, неизбежного и решительного. Не случайно «Русская мысль» констатировала, что «теперь война — это уже не то, что совершается где-то там далеко и что непосредственно отражается лишь на немногих. Теперь уже по всей России, по городам и деревням, раздаются стоны и плач жен и матерей, провожающих своих кормильцев»89. Сообщения о поражениях армии и флота производили на россиянок потрясающие впечатления, многие женщины рыдали навзрыд90. С другой стороны, в некоторых уездных центрах население проявляло мало интереса к военным действиям, внешнеполитическим событиям и ситуации в стране.
87 Щербинин П. Баба с газетой. Как жила Черноземная провинция во время войны с Японией? // Родина. 2004. № 4. С. 95 — 97.
88 Щербинин П. Повседневная жизнь семей запасных чинов и их призрение в годы русско-японской войны // Семья в ракурсе социального знания. Барнаул, 2001. С. 110.
89 А.С. Внутреннее обозрение // Русская мысль. 1904. Кн. 11. С. 191.
90 Тамбовские губернские ведомости. 1904. 4 апреля.
201
IL П. Щербинин
Например, в городе Брянске, по сообщению «Орловского вестника», обстановка во время войны мало изменилась, и «война не интересует наших обывателей»91 . Подобная «неподвижность» общественного сознания, заторможенность восприятия внутренней и внешней политики была характерна для части провинциального общества, предпочитавшего жить в мире своих привычек, повседневности, бытовой замкнутости.
Нельзя не согласиться с утверждением, что войны и иные потрясения военно-политического характера неизбежно наносили значительные удары по уровню брачности и рождаемости, а также увеличивали смертность населения92. Массовая мобилизация мужчин вызывала разрыв прежних семейных связей и резко сокращала возникновение новых семейных союзов. Все это в скором времени выразилось в снижении рождаемости93. В целом по России процент рождаемости населения в 1904 г. составил 48,6, в 1905 г. — 44,9, в 1906 г. — 47,0, в 1907 г. — 47,2. В 1905 г. рождаемость сократилась почти на 4% по сравнению с 1904 г. Это результат мобилизации в 1904 г. более 1 млн. молодых мужчин94 95.
Заметим, что повседневная жизнь россиянок не вошла в привычное русло и после заключения мира с Японией в августе 1905 г. Не случайно современники констатировали, что «война кончилась, но результаты ее еще долго будут сказываться: они сказываются в упадке промыслов, развитии нищенства, в обеднении всего народа»05. В стране полыхал уже другой «пожар», и мощная революционная волна вновь вносила сумятицу в людские судьбы и повседневность российской провинции, обнажая в очередной раз социальные про
91 Орловский вестник. 1904. 22 июля.
92 Ряд региональных исследований подтверждают эту общую для России тенденцию. - См., например: Зверев В.А. Семейное крестьянское домохозяйство в Сибири эпохи капитализма. Историко-демографический анализ. Новосибирск, 1991.
93 Например, в Сибири, где мобилизация запасных нижних чинов прошла раньше, чем в других регионах России, уже в конце 1904 г. наблюдалось значительное снижение рождаемости. Во всей Иркутской губернии за два месяца после начала войны было сыграно только 8 свадеб. - Зверев В.А. Годовой круг деторождений в селениях Сибири: влияние природы, экономики и религии (вторая половина XIX - начало XX в.) // Гуманитарные науки в Сибири. 2001. № 2. С. 35.
94 Морозов С.Д. Брачность и рождаемость крестьян Европейской России (конец XIX - 1917 г.) // Крестьяноведение. 2000. С. 59.
95 Сурин М. Указ. соч. С. 12.
202
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
тиворечия российского общества. Даже возвращение мужей со службы не могло порой восстановить нарушенные профессиональные связи (прежнее место работы могло быть занято другим работником), экономическое благосостояние или хотя бы довоенный уровень жизни и потребления. Для семей солдаток-вдов или солдат-инвалидов все оставалось в прошлом, и единственной заботой было поддержание самого скромного достатка.
203
П. П. Щербинин
Призрение семей запасных нижних чинов в годы русско-японской войны 1904—1905 гг.
Одним из важнейших следствий русско-японской войны 1904— 1905 гг. был первый массовый призыв запасных нижних чинов в XX в. Сотни тысяч женщин и детей оказались в сложном финансовом положении, неожиданно лишившись главы семьи и кормильца. Каким же был механизм призрения семей запасных нижних чинов, призванных на войну?
Первые работы по изучению положения семей запасных нижних чинов, призванных в армию96, появились еще во время войны или сразу после нее. Однако все эти работы носили публицистический характер. Позже авторы исследовали главным образом приближенный к фронту Дальневосточный регион97. Специальному рассмотрению повседневной жизни населения Тамбовской губернии и призрению солдатских семей в годы русско-японской войны 1904— 1905 гг. посвящены некоторые наши публикации98.
96 Покровская М.И. О положении жен запасных нижних чинов // Женский вестник. 1905. № 8. С. 233—239. Ее же. Женское крестьянское движение // Женский вестник. 1908. № 2. С. 13.
97 См.: Купчинский Ф. Герои тыла. — СПб., 1908; Струк Н.К. Влияние русско-японской войны 1904—1905 гг. на общественно-экономическое развитие деревни Восточной Сибири // Записки Иркутского обл. краев, музея. 4.1. — Иркутск, 1971. С. 49—127; Его же. Организация помощи больным и раненым в Иркутске в период русско-японской войны 1904—1905 гг. // Труды Иркутского университета. 1970. T. 59. Вып. 2. Иркутск. С. 159—167; Баяндин В.И. Воинские призывы в городе и деревне в Сибири в период русско-японской войны // Город и деревня Сибири в досоветский период. — Новосибирск, 1984. С. 150—159; Его же. Государственное ополчение Сибири в годы русско-японской войны и первой российской революции (1904— 1906) // Революционное и общественное движение в Сибири в конце XIX — начале XX в. Новосибирск, 1986. С. 96—107; Баяндин В.И., Островский И.В. Попытка использования военнослужащих Маньчжурской армии в земледельческом освоении Сибири // Участие крестьянства в освоении восточных окраин России (конец XVII -начало XX в.). Новосибирск, 1990 и др.
9Я Щербинин П. Последствия мобилизации периода русско-японской войны (на материалах Тамбовской губернии) // Армия в истории России. Мат-лы межд. науч, конференции (г. Курск, 23 мая 1997 г.). Курск, 1997. С. 44—46; Его же. Тамбовское крестьянство в период русско-японской войны 1904—1905 гг. // Тамбовское крестьянство (от капитализма к социализму (вторая половина XIX — начало XX вв.). Сб. статей. Вып. 2. Тамбов, 1998. С. 73—84; Его же. Тамбовское земство в период русско-японской войны 1904—1905 гг. // Взаимодействие государства и общества в
204
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX векп
Нами была предпринята попытка использования современных информационных технологий для обработки и анализа материалов земских обследований социально-экономического и семейного положения солдаток и членов их семей". Была создана база данных (далее — БД) «Солдатские семьи русско-японской войны 1904— 1905 гг.», основными информационными полями которой являются сведения о месте жительства солдатки, ее имущественном положении (о наличии дома, надворных построек, душевого надела или количества десятин земли, домашних животных), сословном статусе, решениях властей по прошению о пособии, источнике получения пособия, размере пособия, натуральной или денежной форме выплаты. Анализ этой БД позволяет конкретизировать выстроенную на основе главным образом описательных источников типологию семей призывников, наполнить ее четкими количественными показателями и определить на их основе степень влияния призыва на трудовую структуру семейств запасных, масштабы помощи земства таким семьям, наконец, продемонстрировать возможности современных методов обработки источников* 100. Применение современных методов микроисторического анализа для изучения влияния войн на трудовую структуру семей призванных на войну позволяет весьма конкретно представить процессы повседневной жизни
процессе модернизации России конец XIX — начало XX в. Сб. науч, статей. Тамбов, 2001. С. 60—71; Его же. Повседневная жизнь семей запасных чинов и их призрение в годы русско-японской войны // Семья в ракурсе социального знания. Барнаул, 2001. С. 109—126; Его же. Влияние русско-японской войны 1904—1905 гг. на повседневно-бытовую культуру российской солдатки // Человек и война. XX век: Проблемы изучения и преподавания в курсах отечественной истории. Мат-лы Всеросс. науч-практ. конф. Омск, 2002. С. 90—93; Его же. Повседневность российской провинции в годы русско-японской войны 1904—1905 гг. (гендерный аспект) // Женская повседневность в России в XVIII—XX вв. Мат-лы межд. науч. конф. Тамбов, 2003. С. 106—113 и др.
90 Щербинин П. Реконструкция социально-экономического, правового статуса, менталитета российской солдатки на основе компьютерных технологий // Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер». № 30. Материалы VIII конференции АИК. Июнь 2002. М., 2002. С. 20—22.
100См. подробнее: Щербинин П.П. Современные методы изучения военного фактора демографического поведения населения Тамбовской губернии XIX - начала XX в. (период русско-японской войны 1904—1905 гг.) // Социально-демографическая история России XIX - XX вв. Современные методы исследования. Материалы научной конференции (апрель 1998 г.). Тамбов, 1999. С. 100—107.
205
II. П. Щербинин
женщин-солдаток, ставить задачи, трудно разрешимые с помощью традиционных описательных методов познания. Так, материалы БД и другие источники вполне очевидно показали, что русско-японская война 1904—1905 гг. стала первой в российской истории, существенно повлиявшей на жизнь большинства населения страны — крестьянства — на «клеточном», семейном уровне, породив трудовое напряжение в значительной части крестьянских семей101.
Комплекс изученных нами источников по оказанию помощи семьям призванных на русско-японскую войну 1904—1905 гг. позволил выделить несколько типов семей призывников: 1) семьи, в которых было призвано двое мужчин и осталось несколько мужчин трудоспособного возраста (отец, дядя, братья, взрослые сыновья и племянники); 2) семьи, в которых было призвано двое мужчин и остался один или не осталось ни одного мужчины-работника; 3) семьи, в которых был призван один мужчина и осталось несколько трудоспособных мужчин; 4) семьи, в которых был призван один мужчина и остался один полноценный работник мужского пола; 5) семьи, в которых призванный запасной являлся единственным работником102. Нужно отметить, что имелись и подтипы семей, часть мужчин в которых находилась, так сказать, в пограничном трудовом возрасте. К таковым относились семьи призывников, в которых остались: 1) взрослые братья, дети и племянники-юноши, отцы старше 60 лет; 2) взрослые братья и отцы старше 60 лет; 3) дети и племянники-юноши, отцы старше 60 лет; 4) взрослый брат, дети и племянники-юноши; 5) дети и племянники-юноши103.
Наиболее тяжелым оказалось положение семей, в которых оставались без кормильца одинокие пожилые родители. Особо следует назвать и семьи, в которых с родителями запасного проживала бездетная солдатка, а также состоящие из живущих отдельно бездетных солдаток. Таким женщинам отказывали в пособии, так как
101 Канищев В.В., Мизис Ю.А. Методологические проблемы интегрального социально-демографического исследования истории России XIX - XX в. на микроуровне // ACTIO NOVA 2000. М., 2000. С. 427.
102 Щербинин П.П. Тамбовское земство в период русско-японской войны 1904— 1905 гг. // Взаимодействие государства и общества в процессе модернизации России в конце XIX - начале XX в. Сб. науч, статей, 2001. С. 69.
103 См. подробнее об этом: Щербинин П.П. Крестьянство в период русско-японской войны 1904—1905 гг. С. 73—84.
206
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
власти считали, что они сами или с помощью родственников мужа могут себя прокормить. Вполне типичной судьбой бездетной солдатки можно признать положение жены портного Натальи Евдокимовой, которая после призыва мужа на службу в декабре 1904 г. осталась совершенно без средств к существованию. Отсутствие детей лишало ее права на пособие, а общественная помощь попечительства о семьях нижних чинов в 50 коп. выглядела как насмешка104. Положение таких солдаток было более чем сложным, ибо, с одной стороны, они не получали пособия и не имели часто средств к жизни, а с другой, их родственники, члены «большой» семьи, отказывались помогать солдатке, мотивируя это тем, что получают же пособие другие солдатские жены, требовали от женщины дополнительных усилий (подачи новых прошений в разные инстанции, обращений к благотворительным общественным организациям и т. д.).
По российскому законодательству, правом на призрение от земства пользовались только не имеющие своих средств семейства нижних чинов запаса и ратников ополчения, призванных на действительную службу (пункт 2 Приложения к статье 38 устава о воинской повинности). Причем земство призревало только жену и детей призванного из запаса, а заботу об отце, матери, сестрах, братьях и других родственниках должны были принять на себя сельские или городские общества, к которым они принадлежали105. Сам закон был сформулирован нечетко и точно не устанавливал, какие именно семьи имели право на призрение со стороны земства и общества. Отмечалось лишь, что призрение оказывается семьям, «если они не имеют достаточных собственных средств к существованию...». При этом закон обязанности земства и сельских обществ распределял следующим образом: на земство, в пределах которого проживали жены и дети призываемого, возлагалась выдача продовольствия натурой или деньгами, сельские же общества обязаны были предоставить бесплатное помещение с отоплением, если семья не имеет собственного приюта106. Таким образом, мерами обеспечения нуждающих
104Орловский вестник, 1904. 2 апреля.
105 Щербинин П. Повседневная жизнь семей запасных чинов и их призрение в годы русско-японской войны // Семья в ракурсе социального знания. С. 120.
,о6Отчет по призрению семейств запасных и ратников государственного ополчения, призванных на действительную службу в русско-японскую войну
207
П. П. Щербинин
ся семей запасных являлись: а) отвод городом или селением бесплатного помещения с отоплением и б) выдача земством продовольствия натурой или деньгами.
Главной статьей расходов для местных самоуправлений и самой актуальной задачей в годы войны были, конечно же, призрение семей запасных нижних чинов. По данным «Отчета по призрению семейств запасных и ратников государственного ополчения, призванных на действительную службу в русско-японскую войну (февраль 1904 — октябрь 1906 г.): «Война 1904—1905 гг. потребовала особого напряжения вооруженных сил с призывом в действовавшие против неприятеля войска огромного числа нижних чинов из контингента состоявших по всей территории империи в запасе. Всего призвано было по всем мобилизациям запасных и ратников около 1200000 человек»107. Всего, поданным правительства, призревалось в годы войны 2420000 человек108.
Надо иметь в виду, что и выдаваемые земством пособия не могли предотвратить разорения крестьянских хозяйств. Так, солдатки Тамбовского уезда писали в своем прошении губернатору: «... В 1904 году наших мужиков взяли в мобилизацию и угнали на Дальний Восток, оставив под наше опекунство малолетних детей и свое жалкое хозяйство. В прошедший, 1904 год, мы пораспрода-вали свое имущество на обувь и одежду для себя и своих малолетних детей и на освещение наших курных изб... В настоящее время имеем большие недостатки»109. К тому же солдаткам нередко приходилось ежемесячно выделять и отсылать своим мужьям на фронт часть денег из полученного пособия110.
Земства так или иначе все же исполняли лежащие на них обязанности, выдавая обыкновенно оставшимся в семье членам пособие
(февраль 1904 - октябрь 1906 г.). Составлен Главным управлением по делам местного хозяйства МВД. СПб., 1907. С. 29.
107 Отчет по призрению семейств запасных и ратников государственного ополчения, призванных на действительную службу в русско-японскую войну (февраль 1904 - октябрь 1906 г.). Составлен Главным управлением по делам местного хозяйства МВД. СПб., 1907. С. 29.
108 Известия Верховного совета по призрению семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и павших воинов. Ноябрь 1914 г. Вып. 1. Петроград, 1914. С. 27.
109См.: ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 5829. Л. 5.
110 «Прочитав грамотку, как не сжалиться и не послать денег, если они пишут, что им дюже голодно».— Покровская М.И. Указ. соч. С. 237.
208
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
по 2 рубля на человека, сельские же общества упорно в этом отказывали. Так, в Московской губернии отказали в помощи приблизительно 60% сельских обществ, во Владимирской губернии — 79% . Конечно, в значительной степени причиной отказов является бедность населения, но во многих случаях крестьяне выражали принципиальное нежелание помогать войне. Они заявляли, что «не мы затеяли войну, не нам и платить», «кто взял на войну, тот и заплатит», «не мы затеяли войну, не нам и расхлебывать»111.
С другой стороны, отказываясь подчиниться требованиям начальства, предписывавшего оказывать ту или иную помощь жертвам войны, крестьяне не оставались безучастными к чужому горю, когда оно было у них на глазах. Так, один из корреспондентов сообщал, что «односельчане всем миром собирают солдат на войну, в особенности бедным все дают, кто что может: денег, белья, чего из пищи и т. д. Семьям ушедших на войну помогают перед праздниками крестьяне побогаче; бедные также делятся с такой семьей чем могут: следят хорошо ли с сиротами обращаются свекор, деверь, снохи»112. Изредка солдатки получали помощь от «общества»113 в виде вспашки полей, помощи в уборке урожая. И все же в целом надежды солдаток на правительственную и земскую помощь не оправдывались, и многие хозяйства призванных на войну неизбежно приходили в упадок.
Да и центральные власти вполне осознавали безнадежность и малую отдачу от общественного мирского призрения. В специальном циркуляре от 15 августа 1904 г. МВД указывалось: «...Без сомнения, особенно тяжелым окажется положение тех семейств нижних чинов, которые в лице ушедших на войну своих членов утратят своих единственных работников...Целесообразной явилась бы общественная всем миром помощь в хозяйстве нуждающейся семье при уборке поля, посеве озимого хлеба, молотьбе урожая, рубке дров на
111 Так, например, в Волоколамском уезде Московской губернии, по сообщению корреспондентов: «Обществу предлагалось составить приговор для помощи семьям запасных натурой или чем-либо другим, но оно отказалось, мотивируя это тем, что не мы затеяли войну, не нам и платить» — См.: Сурин М. Указ. соч. С. 13.
112См.: Сурин М. Указ. соч. С. 12.
113 Так, начальник 3-го земского участка Лебедянского уезда Тамбовской губернии сообщал губернатору в октябре 1904 года, что «общество уплачивает все повинности за надел и обсеменило оный за свой счет озимым хлебом». — См.: ГАТО. Ф 161. On. 1. Д. 9071а. Л.6.
209
П. П. Щербинин
отопление, починке избы и хозяйственных построек и т. п.114. Однако, — отмечалось далее в циркуляре МВД, — вменять сельским обществам такую помощь в обязанность в виде натуральной повинности невозможно, как по закону, так и потому, что подобная мера могла бы обострить отношения к членам семьи односельчан». Таким образом, призывы власти к мирской помощи семьям призванных запасных находили малый отклик в провинциальном в обществе, что, несомненно, подтверждало новые тенденции общинного уклада, модернизацию общественных отношений в России в начале XX в.115. Первая в истории России массовая мобилизация солдат из запаса пришлась на тот момент, когда процесс распада традиционной большой сельской семьи зашел весьма далеко.
Самим современникам было очевидно, что «...непризнание законом за родственниками (родителями, дедом и т. д.) призванного права на призрение — совершенно не соответствует взглядам народа и в действительности является вполне ненормальным. Возложение призрения на общества остается пустым звуком только. Общества почти все без исключения уклоняются от исполнения этой обязанности.., вследствие чего исполнение этих мер нередко становилось прямо-таки безвыходным»116.
Пособия выдавались натурой или деньгами, исходя из местных условий. Так, в Тамбовской губернии стоимость пайка составляла 1 руб. 60 коп. в 1904 г. и 1 руб. 75 коп. в 1905 г.117. В среднем по губернии помощь от земства оказывалась трем членам семьи призывника. Также по средним губернским показателям земским пособием в 1904 г. воспользовались 74,4 % семей запасных. Причем разброс по уездам был весьма значительным: от 93 % в Спасском уезде до 30 % — в Козловском. Данные цифры, впрочем, не являлись неизменными, так как уездные земства, зная реальное положение дел в семьях призванных, вносили серьезные коррективы в первоначальные расчеты. Так, в Козловском уезде к сентябрю 1905 г. пособием от
114 ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 5632. Л. 6.
115 Щербинин П. Тамбовское крестьянство в период русско-японской войны 1904— 1905 гг. С. 79.
116 Вестник общества повседневной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям. 1908. № 3. С. 76.
117 См.: Журнал губернского земского собрания февральской сессии 1906 года. Тамбов, 1906. С. 553.
210
Военный фактор R повседневной жизни русской женщины в XVITI — начале XX века земства пользовалось уже около 88 % семей призванных запасных. Такое, почти трехкратное увеличение выдачи пособий, земцы объясняли необходимостью поддержки семей призывников, у которых истощились запасы собственного хлеба и которым грозил «грозный признак надвигающегося голода, когда подрывается благосостояние даже зажиточных и не лишенных работников хозяйств»118.
Представляет интерес попытка уездных земств спрогнозировать накануне призыва возможные затраты на призрение семей запасных нижних чинов. Тамбовское уездное земство в июне 1904 г. анализировало данные о помощи семьям призванных запасных в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг., когда нуждающимися в пособии было признано 27 % семей призывников. Руководствуясь этим опытом и учитывая последствия дробления земельных наделов, семейные разделы, которые привели за прошедшие 25 лет к ухудшению экономических условий жизни сельского населения, земцы предположили, что нуждающихся семей призванных из запаса в русско-японскую войну будет около 35 %. Однако данный прогноз оказался неточным. В 1904 г. пособия в уезде пришлось назначать 81 % семей запасных, признанных испытывающими нужду. Таким образом, вполне очевидно, что призыв в армию главы семьи, нередко являвшегося единственным кормильцем, приводил к катастрофическим последствиям и нередкому экономическому краху таких семей. Война ломала судьбы и лишала порой членов семьи солдата самого необходимого, обостряя и без того напряженные социальные противоречия в российском обществе начала XX в.
Нередко солдаты с фронта писали, что им «там дюже голодно»^ сердобольные солдатки выделяли ежемесячно из пособия по 1—2 руб. и посылали своим мужьям. Если денег не было, то россиянки продавали свое белье и другое имущество, чтобы как-то помочь своим близким на войне119.
В пособии в период войны всегда отказывалось гражданским женам призванных запасных нижних чинов. Эта категория солдатских семей была самой бесправной и забытой. К началу XX в. граж-
118 Журналы очередного Козловского уездного земского собрания сентября 1905 года. Тамбов, 1906. С. 423.
119 Покровская М.И. О положении жен запасных нижних чинов // Женский вестник. 1905. №8. С. 237.
211
П. П. Щербинин
данские браки уже не были редкостью, и в силу ряда обстоятельств подобные семьи не могли или не хотели обращаться к церковному благословению. В период мобилизации эти семьи оказались в крайне тяжелом положении. Законодательно никак не было предусмотрено поддерживать такие семьи, и женщины-солдатки не имели возможности даже обратиться с прошением с просьбой поддержать их и обеспечить самым насущным их детей. Вот как описывали современники положение этих семей: «...Не получают пособия именно семьи нелегальные, незаконные жены и внебрачные дети запасных нижних чинов, призванных на войну. Чем же виноваты жены, что их кормилец не женился на них, не узаконив свою связь с ними, не узаконив детей? Да разве в жизни мало таких положений, когда он невольно не мог этого сделать? ...Ведь многие незаконные жены прожили со своими незаконными мужьями по нескольку лет и прожили их так, как дай Бог прожить законным женам. А теперь их вдруг выбрасывают за борт, оставляют на произвол судьбы, часто с маленькими детьми на руках....О них совершенно забыли120. Подобные гражданские семьи оказались в самой критической ситуации, лишь изредка получая помощь от общественных благотворительных организаций».
Но и те, о ком не забыли власти, то есть члены малой семьи (жена и дети призванного), обеспечивались по явно недостаточной норме. Эта норма продовольствия на одно лицо была определена так: не менее 1 пуда 28 фунтов муки, 10 фунтов крупы и 4 фунтов соли в месяц. Нормировка и «потребительская корзина» были установлены еще в 1877 г., в годы русско-турецкой войны 1877—1878 гг., в размере так называемого солдатского пайка и не изменились за четверть века. Заметим, что и сами «Временные правила» по призрению семей призванных не пересматривались с русско-турецкой войны 1877—1878 гг., когда были совсем иные экономические, социальные и правовые реалии. То есть закон имел в виду лишь обеспечение нуждающихся семьей запасных минимальным пропитанием. Местные власти в лице земских управ, которые вполне ясно представляли себе реальные расходы и потребности солдатских семей, били тревогу. Справедливым представляется мнение рязанского губернатора, заявившего 28 мая 1904 г. на открытии чрезвычайно
120Женский вестник. 1904. № 26. С. 12.
212
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX вока
го Рязанского губернского земского собрания, что «указанная законом норма довольствия слишком скудна и равняется почти довольствию содержимых под стражей, а потому не может служить обеспечением семьи, так как из этого пайка не на что купить мяса, чая, сахара, приобрести одежду и обувь или пригласить в случае надобности медицинскую помощь. Закон этот не делает различия между городскими и сельскими обывателями, тогда как условия жизни тех и других различны, и существование в городе обходится гораздо дороже; призрение же родителей, братьев и сестер, находившихся на иждивении призванных на службу, прямо приравнены к призрению нищих и убогих согласно действующему об общественном призрении закону»121. С этой точкой зрения были согласны большинство управ и земцев, но центральные власти никак не реагировали на подобные инициативы.
Население тоже никак не могло уяснить, согласиться с самим принципом назначения пособий семьям призванных. Как можно было разобраться с тем, что некоторые семьи получали пособия, а другие, признаваемые зажиточными, — нет. Россияне и россиянки повсеместно считали пособие, выдаваемое правительством через посредство земства, вознаграждением за службу членов их семей, призванных вторично на военную службу, и были уверены, что право на пособие должны иметь все семьи призванных на Дальний Восток122. Для населения России уравнительный принцип распределения помощи казался единственно верным, правильным. Стало расти недовольство в обществе по отношению к самим земцам, которые, по общему впечатлению, несправедливо отказывали семьям призванных в пособии.
На местные власти, во всевозможные гражданские и военные учреждения губернии, центральные учреждения обрушилась «волна» прошений, жалоб на вопиющую несправедливость. Прошения подавали как жены призванных, так и сами нижние чины с театра военных действий. Нередко солдатки, не доверявшие чиновничьей волоките, вторично подавали прошения в другие вышестоящие
121 См.: Журналы чрезвычайного Тамбовского губернского земского собрания. Июль 1904 года. Тамбов, 1904. С. 3.
122См.: Журнал губернского земского собрания февральской сессии 1906 года. Тамбов, 1906. С. 55.
213
II. П. Щербинин
инстанции, что только увеличивало поток бумаг и затрудняло их разбирательство. Земские управы буквально осаждались семействами призванных, требующих назначения пособий123. Многие земцы жаловались, что их работу сопровождал плач женщин и детей, угрозы жаловаться начальству, требования «призревать всех без исключения»124.
Определения степени нуждаемости семей запасных нижних чинов было столь сложным и трудно определяемым, что создавало почву для серьезных злоупотреблений, взяточничества и произвола. Организация оказания помощи, выяснение нуждаемости, возможность повлиять на назначение пособия или отказать в его выдаче создавали почву для обогащения лиц, призванных определять нуждаемость125.
Нередко и волостные сходы требовали ведро водки от больного и раненого солдата, чтобы дать ему или его семье удостоверение о бедности. Иногда семейства ушедших на защиту Родины солдат выго-
123 В Сердобском уезде Саратовской губернии в один из дней в присутствие явились 12 женщин с детьми, чтобы «наглядным образом доказать многочисленность своих семейств». — Женский вестник. 1904. № 26. С. 12.
124 См.: Журналы Тамбовского уездного земского собрания 1904 года. Тамбов, 1905. С. 262.
125Так, в Петербургской губ. старшина одной из волостей брал с солдаток, получающих от земства пособие по 2 руб. 50 коп. на человека в месяц, по рублю в свою пользу, а на угрозы пожаловаться заявлял: «Если так, то напишу в управу о незаконности получения тобой пособия, так как ты состоятельная». В Нижегородской губ. выдача земского пособия семьям запасных породила особый промысел. Старшины и писари требовали с солдаток «на чай» за написание прошений о пособиях, кроме того, облагая пошлиной в свою пользу и само пособие. В Енисейской губ. многим солдаткам вообще была прекращена выдача пособий. А на вопросы солдаток им отвечали в волостном правлении: «Начальство отказало». От этого дома возникают семейные раздоры. Старики журят своих солдаток: «Не просишь начальство, не хочешь хлопотать и т. д.» Затем начинается мытарство солдаток: поиск грамотных и опытных людей, чтобы хлопотать. Однако, как правило, все хлопоты обиженных солдаток были напрасны. По мнению М.И. Покровской, «...все эти душераздирающие корреспонденции ярко рисуют положение жен и детей запасных. Война... тяжело обрушивается на них, взваливая на одних матерей те заботы о семье и хозяйстве, которые они прежде делили с мужьями. Эта непосильная тягость доводит их до могилы, сумасшествия, а, вероятно, иногда и до тюрьмы...Волостные старшины и писари безнаказанно эксплуатируют бедственное положение жен защитников Отечества». — Покровская М.И. О положении жен запасных нижних чинов // Женский вестник. 1905. № 8. С. 224—235.
214
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века няли из домов, принуждая жить в хлевах или банях, ожидая возвращения своего защитника и кормильца, С получаемого законного пособия и пайка некоторыми взимался известный процент отчисления в свою пользу; прием заявлений от членов семьи с бедственным положением обставлялся иногда непреодолимыми затруднениями. Современники отмечали, что мужья, вернувшись домой, прониклись ложным убеждением, что местные власти обкрадывали их семьи, пока они воевали... Из тысяч лиц, имевших право на пособия семьям умерших от ран и болезней воинов, добивались его после многолетних мытарств лишь некоторые126.
Часто доведенные до отчаяния несправедливостью и произволом властей женщины устраивали погромы, стремясь таким способом уравнительно добиться справедливости. Нередкими были и случаи погромного уравнения своих прав недовольными солдатками. Так, в Шацком уезде Тамбовской губернии в январе 1905 г. до ста обиженных солдаток, которым земство не назначило натурального пособия, «бросились на старшину Дьяконова, выдававшего семьям запасных пшено.., отбили и разграбили 13 пудов»127. Конечно, в 1905 г. на эти «бабьи бунты», кроме военных обстоятельств, накладывались и факторы революционного возбуждения и радикальных настроений в обществе. Но все же главными побуждающими мотивами таких выступлений были неудачная, непонятная населению война и тяготы военного времени, обостренные несправедливым распределением пособий семьям призванных на войну.
Одной из первых на эту особенность женского поведения в годы войны обратила внимание А. Коллонтай: «...Припомните эту вереницу «бабьих бунтов», повсеместно возникавших в период 1904— 1905 гг. Толчком послужила русско-японская война. Все ужасы, все тяготы, все социальное и экономическое зло, связанное с этой злосчастной войной, тяжким бременем ложились на плечи крестьянки, жены и матери. Призыв запасных взваливал на ее и без того обремененные плечи двойную работу, двойные заботы, заставлял ее, несамостоятельную, страшившуюся всего, что выходило из круга узких, домашних интересов, неожиданно сталкиваться лицом к лицу с не-
126 См.: Дашкевич Л. К организации деревни. Выдача в деревне продовольственного пайка семьям воинов // Русская мысль. 1915. Октябрь. С. 79.
127ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 5927. Л. 101.
215
П. П. Щербинин
ведомыми до того враждебными силами, впервые осязательно чувствовать все унижение бесправия, изведать до полноты всю горечь незаслуженных обид... Серые, забитые крестьянские бабы, впервые покидая насиженные гнезда, спешили в город, чтобы там, обивая пороги правительственных учреждений, добиваться вестей о муже, сыне, отце, хлопотать о пособии, отстаивать свои интересы... Все бесправие крестьянской доли, вся ложь и несправедливость существующего общественного уклада воочию, в живом, безобразном виде предстали перед изумленной крестьянской бабой. Из города она возвращалась отрезвленной и закаленной, затаив в душе бесконечный запас горечи, ненависти, злобы... Летом 1905 г. на юге вспыхнул ряд «бабьих бунтов». «С жестоким озлоблением и изумительной для женщин отвагой громят бабы воинские и полицейские управления, отбивают запасных... По-своему протестуют они против непосильного бремени войны»128. Нередко солдатки грозили начальству, что после возвращения мужей с фронта они смогут получить все сполна, заставят ответить за несправедливость, допущенную по отношению к их семьям. В июне 1904 г. в селе Серповом Моршанского уезда Е. Столярова убеждала крестьянок «не отпускать мужей на войну, так как царь об этой войне ни с кем не советовался»129. Солдатка деревни Чударовка Тамбовского уезда заявила в мае 1904 г. о царе: «Какого шута молить за него Бога, он в солдаты у нас берет, а земли нам не дает»130. Несомненно, эти стихийные погромные выступления солдаток являлись ярким, взрывным отражением растущего недовольства россиянок своим безотрадным положением, ломкой всего повседневного бытового уклада, культурной среды, образа жизни в провинциальной России в годы войны.
Некоторые солдатки были вынуждены для прокормления семей отправляться на заработки в города. Отдельные крестьянки, у которых взяли мужей на войну, стали сами выполнять всю мужскую работу по хозяйству: пахали, сеяли, косили, метали сено в стога131. Женщины-солдатки стали искать дополнительные источники зара-
128Коллонтай А. Социальные основы женского вопроса. СПб., 1909. С. 416—417.
129См.: ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 5777. Л. 263.
130См.: Там же. Л. 299.
181 Покровская М.И. О положении жен запасных нижних чинов // Женский вестник. 1905. № 8. С. 236.
216
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУНТ — начале XX века
ботка. На улицах некоторых городов, например, кололи лед деревенские женщины. На вопрос о причинах этого отвечали: «Есть нечего, вот и пошла работать»132. Однако для части женщин-солдаток не находилось работы ни в городе, ни в селе. По сообщениям газет, жены запасных нижних чинов стучались во дворы, где они надеялись получить какую-либо, хотя бы самую минимальную помощь. Многие семьи попали в совершенно беспомощное положение133. Не получая никакой помощи, эти женщины вынуждены были идти по миру. Они водили с собой детей, и многие горожане подавали им, так тихо и робко просили они милостыню, не так, как профессиональные городские нищие134. Представим, какие моральные страдания должна была переносить солдатка, вынужденная идти по миру, если до войны она была вполне обеспечена своим мужем и не предполагала для себя такой судьбы. Недальновидная политика царского правительства, нежелание учитывать реальные повседневно-бытовые реалии солдатских семей, оставшихся без кормильца, способствовали росту недовольства, социального напряжения и вызывали широкие оппозиционные и погромные настроения среди россиян и россиянок, которые выплеснулись наружу в период первой российской революции 1905—1907 гг.
Пожалуй, самой трагичной была судьба солдаток, чьи мужья погибли на войне. Закон о порядке обеспечения участи вдов нижних чинов, погибших во время минувшей войны, и ближайших родственников этих чинов был высочайше утвержден только 26 апреля 1906 г. Согласно правилам, вдовам нижних чинов всех родов оружия и ратников государственного ополчения, погибших в войну с Японией, выдавалась пенсия в размере 36 рублей в год135 136. Этих денег было, конечно, явно недостаточно, чтобы компенсировать, хотя бы частично, потерю кормильца и главы семьи. Подобное пособие
132Орловский вестник. 1904. 19 марта.
133Орловский вестник. 1904. 31 декабря.
134 Покровская М.И. О положении жен запасных нижних чинов // Женский вестник. 1905. № 8. С. 237; По сообщениям прессы, многие жены и дети запасных, пока «писари канцелярии пишут приказы, справки, прольют реки слез от голода и
получат мозоли на плечах от сумы, собирая подаяние». — Женский вестник. 1904. №26. С. 14,23.
136 Российский государственный военно-исторический архив. Ф. 400. Оп. 32. Д. 173. Л. 1.
217
П. П. Щербинин
было нищенским и не покрывало даже минимальных потребностей осиротевшего семейства.
Однако получение и этого мизерного пособия сопровождалось трудностями, порой непреодолимыми. Солдатской вдове необходимо было представлять целый ворох разных документов и удостоверений: 1) документ о службе мужа; 2) удостоверение от уездного военного начальника, что муж убит или умер от ран; 3) вдовий вид от волостного правления; 4) выписки из метрических свидетельств детей; 5) удостоверение от местной полиции в том, что просительница в данное время не состоит под судом или следствием; 6) удостоверение от местной полиции, что не имеет определенного дохода. Часто власти требовали и свидетельства от полиции о политической благонадежности136.
Сами власти отмечали случаи, когда солдатки отказывались от вдовьего пособия, понимая, что добиться его почти невозможно. Особенно, если муж пропал без вести. Не случайно 28 февраля 1907 года Главный штаб Военного министерства отмечал в своем циркуляре: «...Между тем о судьбе весьма многих из участвовавших в минувшей войне нижних чинов по настоящее время не имеется никаких сведений. Ввиду чего воинские начальники лишены возможности выдавать женам этих лиц указанные документы, а казенные палаты не разрешают выдавать пенсии»137.
Солдатские вдовы по российскому законодательству лишались своей пенсии в 36 р. в год за погибшего мужа в следующих случаях: 1) смерти вдовы; 2) нового замужества; 3) осуждения к тюремному заключению; 4) пострижения в монашество; 5) пребывания за границей более установленного срока. Права на пенсию без ее компенсации лишались и вдовы, два года не приходившие за получением пенсии в казенную палату138.
Обеспечение же родителей, деда, бабки, братьев и сестер, оставшихся сиротами после смерти призванного на войну запасного, и в послевоенные годы по-прежнему возлагалось на городские и сельские общества139 . Таким образом, устраняясь от государственной помощи
138Там же. Л. 1 об.
137 Российский государственный архив военно-морского флота. Ф. 417. Оп. 5. Д. 50. Л. 33.
138 Отчет по делопроизводству Государственного совета за сессию 1905—1906 гг. СПб., 1906. С. 57.
139Там же. С. 58.
218
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — нпчале XX века таким семьям, российское государство обрекало на нищету и бесправие десятки тысяч членов семей погибших защитников Отечества.
В соответствии с циркуляром Главного управления по делам местного хозяйства от 17 декабря 1905 г. земства прекращали выдачу пособий семьям возвратившихся трудоспособными запасных по истечении месячного срока140. Вообще же, призрение земства могло продолжаться не более года со времени ратификации мирного договора, то есть до 1 октября 1906 г. Но недород во многих местностях в 1905 г., отсутствие заработков в зимние месяцы, продовольственных и денежных запасов приводили к затруднительному положению этих семей. К тому же многие наделы остались незасеянными по случаю отсутствия единственных работников. И вновь в различные учреждения посыпались прошения с просьбой оказать материальную поддержку. Типичным являлось прошение губернатору с просьбой о пособии, направленное в феврале 1906 г. демобилизованными запасными крестьянами Борисоглебского уезда Тамбовской губернии С. Никулиным и М. Солодовским, в котором они жаловались на действия Борисоглебской земской управы, выдававшей пособия их семьям не со дня мобилизации, а несколько месяцев спустя: «Возвратившись на родину, мы нашли хозяйства наши, и без того неблестящие, по случаю недорода хлеба в 1905 году, настолько расстроенными, что приведение их в надлежащий порядок требует денег, а таковых ни у семейств наших, ни у нас, возвратившихся в изношенных шинелях, не имеется. Что же касается посторонних заработков, то таковых по случаю того же самого недорода нигде не предвидится»141. Как правило, абсолютное большинство таких прошений отклонялось со ссылкой на вышеназванный циркуляр.
Так же безнадежным было положение солдаток, чьи мужья пропали без вести, и от которых они не имели никаких известий. Они даже не имели возможности просить о пенсии без подтверждающих документов о пропаже без вести их мужа-солдата142. Процитируем прошение солдатки из Елатомского уезда тамбовскому губернатору: «...Муж мой Иван Иванович Трунин был на военную службу осе-
140 Дементьев Г.Д. Во что обошлась нашему государственному казначейству война с Японией. Пг., 1917. С. 5, 21.
141 См.: См.: ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 5828. Л. 1.
142 Вестник общества повседневной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям. 1908. № 1. С. 4.
219
П. П. Щербинин
нью 1900 года, служил в Новоалександровске Люблинской губернии в 11-м пехотном полку, в 4-й роте до 1 февраля 1905 года, когда он был отправлен на Дальний Восток в 14-й Сибирский стрелковый полк, 11-ю роту. С 28 марта 1904 г. я совершенно не получала от него ни каких известий. Великим постом товарищ моего мужа, Иван Пронин, уведомил своих родных, а через них и меня, что муж мой убит. В недавнее время возвратился из японского плена раненый товарищ моего друга — сосед и родственник, —служивший с моим мужем все время вместе и сообщивший, что муж мой, Иван Иванович Трунин, действительно был убит в Порт-Артуре на Орловом гроте 8 августа. Оставшись одинокою с двумя малыми детьми 2 и 5 лет и притом без документа о смерти мужа, я нахожусь в самом несчастном положении — теперь нет никому и дела, что я с сиротками лишилась своего кормильца.
Я обращалась за справками в Новоалександровск по месту службы мужа в надежде, что там имеют сведения о его смерти, но ответа не получила. Без официального же извещения я — ни вдова, ни замужняя. Что я буду делать и как кормиться? Куда обратиться, кроме Вашего Превосходительства, не знаю. Ради бога, войдите в мое несчастное положение»113. Документы не сохранили сведений о результате прошения солдатки, но маловероятно, что она добилась пенсии для себя и своих детей.
На наш взгляд, повседневная жизнь россиянок в период русско-японской войны 1904—1905 гг., как и последующих войн XX в., может быть исследована именно через призму микроисторического анализа, рассмотрения мелочей быта, собственно социальной истории отдельного «маленького» человека, «простой», рядовой семьи, гендерных аспектов российского общества. Необходимо привлечение неизвестных или забытых массовых первичных источников, прежде всего, в провинциальных архивах периода военного лихолетья. Земские обследования семей запасных еще ждут своего исследователя, и сопоставление региональных особенностей и общих тенденций практики обследования и призрения семей запасных нижних чинов позволят «прочитать» эту «закрытую» страницу истории российской семьи, устранить «белые пятна» в познании реалий женской повседневности тыловой России военного периода. 143
143 ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 5831. Л. 78.
220
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Примечательно, что военная повседневность российской провинции выявила и важнейшие проблемы эмансипации россиянок в начале XX в. Традиционные представления о том, что только мужчина может и должен быть главой семьи и ее опорой, главным добытчиком и кормильцем показали, что в условиях войны и тыловых реалий эти подходы устарели и не соответствовали ситуации в стране. Женщины оказывались беспомощными без мужской опоры. Многие из россиянок не представляли, как и где они сами могли бы добывать средства к существованию. Но даже те из них, кто хотел работать, не имели такой возможности. Не случайно некоторые российские феминистки заявляли в годы русско-японской войны 1904—1905 гг. о необходимости борьбы за равноправие россиянок в профессиональной и правовой сфере, местном самоуправлении, избирательных правах144.
144 Покровская М.И. О положении жен запасных нижних чинов // Женский вестник. 1905. № 8. С. 238—239.
221
П. IL Щербинин
II. 3. ВЛИЯНИЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ 1914—1918 гг. НА ПОВСЕДНЕВНУЮ ЖИЗНЬ РОССИЯНОК
222
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Первая мировая война 1914—1918 гг. явилась не только одним из переломных этапов в развитии европейской цивилизации начала XX в., но и оказала мощнейшее воздействие на повседневную жизнь миллионов людей, вобрав в себя трагические и героические страницы, кризисные и модернизационные явления, формируя собственный опыт войны у целых поколений и отдельных личностей. Мировая война потрясла как основы государственности многих стран Европы, так и повлекла тотальные изменения в повседневной жизни, образе мыслей, поведении и стратегиях выживания большинства ее участников и участниц не только на театре военных действий, но и в глубоком тылу.
Как справедливо заметил немецкий историк А. Людтке, исследователи повседневной жизни обращают особое внимание на поступки и страдания тех, кого обычно называют «маленькими, простыми, рядовыми людьми». Центральными в анализе повседневности являются жизненные проблемы тех, кто в основном остались безымянными в истории145. Была ли российская женщина-солдатка «незаметной» и «забытой» в годы Первой мировой войны 1914— 1918 гг.? Как протекала ее повседневность? Что определяло восприятие самой женщиной окружавшей ее действительности? Как и какая оказывалась помощь «осиротевшим» солдатским семьям, и как солдатки решали свои житейские проблемы?
Ответы на эти вопросы могут быть получены только путем кропотливого изучения значительного массива источников по истории Первой мировой войны, так как аспекты повседневности солдатских жен нечасто отражались в сознании современников и описаниях тыловой жизни. На эту «незаметность» женской повседневности современники указывали еще в 1914 г.: «Очень немного сведений проникает в печать о женщинах из простонародья — крестьянках, рабочих и мещанках. Но именно на них-то и лежит главная тяжесть войны. И среди них так много самопожертвования и геройства. Скудость же сведений о них попросту объясняется тем, что их жизнь протекает в тени, не бросается в глаза. Женщина-простолюдинка — это та «Орина, мать солдатская», которая не любит говорить о себе. Высказывались надежды, что «в свое время по оконча-
145 Alltagsgeschichte. Zur rekonstruktion historischer Erfahrungen und Lebensweisen I Alf Luedtke (Hg.). — Frankfurt Main; New York: Campus Verlag. 1989. S. 9.
223
П. II. Щербинин
нии войны станут известны имена всех тех женщин, которые самоотверженно выполняли на необъятных просторах России всю сложную и трудную работу»146. Однако и сегодня исследователям военного лихолетья российской истории стоит признаться в том, что история горя, физических и нравственных страданий россиянок во время войны изучены явно не достаточно. Человеческое измерение войны нуждается в кропотливом и тщательном анализе и обобщении147. Подвиг и самопожертвование «тыловой» провинциалки, повседневная жизнь солдатки, «незаметное» подвижничество и духовное благородство, милосердие и человеколюбие женщин России в период Первой мировой войны 1914—1918 гг. требуют от историков глубокого и системного изучения данной проблемы, прежде всего в рамках повседневно-бытовой культуры, образа жизни россиянок военной поры. Очевидно, что именно реконструкция повседневных реалий обычных простых людей способна раскрыть масштабы воздействия военного фактора на их судьбы, выявить способы самозащиты и адаптации семей призванных на войну запасных нижних чинов, проанализировать стратегии выживания и настроения населения провинциальной России.
Мобилизация мужчин глазами россиянок: влияние катастрофических последствий на привычный образ жизни. С первых же дней войны женские плачи и рыдания, тоска и грусть стали составной частью настроений россиянок. Женская интуиция, житейский здравый смысл, еще свежий опыт последствий мобилизации русско-японской войны 1904—1905 гг. способствовали осознанию угроз и лишений, бедствий и страданий, которые несла новая война. Патриотический подъем, воодушевление населения России, единение власти и общества не затронули сердца россиянок и не внесли в их души удовлетворения, что их мужья отправятся на войну и будут защищать родное Отечество. Война озадачила большинство женщин, которые лишались не только своих мужей, уходивших на войну, но и нередко единственного источника дохода и содержания.
146Богданов А. Война и женщина. СПб., 1914. С. 32.
147Клионский А.Б. К изучению человеческого измерения Великой войны // Первая мировая война: история и психология. СПб., 1999. С. 27; Йованович М. ♦Умереть за Родину»: Первая мировая война, или столкновение «обычного человека» с тотальной войной // Последняя война императорской России. М., 2002. С. 139—145.
224
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — нпчале XX века
«Как выжить, чем кормить детей, кто сможет помочь и где искать защиту от произвола властей и надвигающейся нищеты? » — эти и другие вопросы будоражили женщин, лишая многих из них сна и покоя. Неожиданно объявленная мобилизация привела к тому, что многие семьи оказались на грани нищеты и чрезвычайно тяжелого материального положения. Нередко запасных нижних чинов как в городе, так и в деревне забирали в армию прямо с работы. Многие из них не успевали позаботиться о ликвидации дел, оплате жилья, способах выживания для своих близких. В деревнях, по наблюдениям современников, наблюдалось «обезлюдение» хозяйств, и земства обращались с первых дней войны к населению с просьбами оказать помощь семьям мобилизованных148.
Сами проводы на войну свидетельствовали об оценках войны в российском обществе сквозь призму личностного восприятия военной обстановки. Узнавая о мобилизации запасных, россияне и россиянки совершенно не испытывали патриотических чувств и воодушевления, а напротив, предавались унынию и рыданиям. Повсюду раздавались вопли женщин и детей, которые предчувствовали, что, возможно, они навсегда расстаются со своими мужьями, отцами и братьями149.
Массовые мобилизации мужчин в годы Первой мировой войны приводили к серьезной деформации в демографическом, социальном и психологическом отношении150. Во многих работах по истории Первой мировой войны 1914 — 1918 гг. часто указывается, что ее начало было воспринято по всей России с огромным патриотическим подъемом151 . Этот стереотип воодушевления населения, вспышки патриотических настроений основан на публикациях в периодической печати, которые не могли не свидетельствовать о единении власти и общества перед немецкой угрозой. Заметим, что общественное согла
14R Милютин В.П. О влиянии войны на состояние рабочих сил в России. М., 1914. С. 6.
149 Бокова В.М. Школьные сочинения о Первой мировой войне // Российский архив. (История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.). Вып. VI. М., 1995. С. 450—451.
150 Только за первые четыре месяца войны в 1914 г. было призвано 5115 тыс. человек - См.: Бескровный Л.Г. Армия и флот России в начале XX в. Очерки военно-экономического потенциала. М., 1986. С. 15.
151 См., к примеру: Иконникова Т.Н. Дальневосточный тыл России в годы Первой мировой войны. С. 11.
225
II. II. Щербинин
сие, которое было на время достигнуто в России, патриотические манифестации, шествия, молебны о даровании победы над врагом, проходившие повсеместно, не отражали индивидуального опыта и переживаний «обычных» россиян и россиянок, которым предстояло пережить все ужасы и лишения военной поры152.
Вместе с мобилизацией людей проходила и реквизиция лошадей повозок и упряжи, что оказывало на крестьянские хозяйства резко негативное влияние. Кроме того, многие жены призванных были недовольны уклонением от призыва некоторых зажиточных земляков. Так, в селе Рассказов© Тамбовской губернии жители угрожали устроить беспорядки, если состоятельные односельчане вновь сумеют устроиться на оборонные предприятия и избежать призыва153.
Негативные эмоции, опасение за участь брошенных на произвол судьбы семей в результате призыва в армию кормильца, нежелание идти на войну и другие причины способствовали возникновению беспорядков и волнений запасных нижних чинов во время мобилизации. По подсчетам А.Б. Беркевича, они имели место почти в половине губерний России в июле 1914 г. Одним из основных требований призванных на войну было обеспечение семей мобилизованных154 . В период расставания с мужьями, призванными на войну, их жены громко плакали. Убивались, что нечем будет кормить детей: вспоминали голодную русско-японскую войну. Никто не знал о новом законе 1912 г., предусматривающем выдачу пайков на каждого ребенка155.
Уходя на войну, запасные, охваченные тревогой за судьбы своих семей, обреченных на разорение и голод, требовали немедленной выдачи пособий. Часто запасные насильно заставляли власти тут
152 Подробнее о воздействии мобилизации на российской общество см.: Беркевич А.Б. Крестьянство и всеобщая мобилизация в июле 1914 г. // Исторические записки. 1947. Т. 23. С. 3—31; Холквист П. Тотальная мобилизация и политика населения: российская катастрофа (1914—1921) в европейском контексте // Россия и Первая мировая война (материалы международного научного коллоквиума). СПб., 1999. С. 83—101; Поршнева О.С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период Первой мировой войны (1914 - март 1918 г.). Екатеринбург, 2000 и др.
1б3РГИА. Ф. 1292. Оп. 7. Д. 298.
154Беркевич А.Б. Указ. соч. С. 13—14.
155Беренштам В. Около войны (в деревне и в пути) // Вестник Европы. 1914. № 10. С. 265.
226
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
же раздать деньги. В этих выступлениях деятельное участие принимали солдатки, провожавшие мужей на сборные пункты. Так, в Царицыне 21 июля 1914 г. толпа жен запасных, смяв охрану, ворвалась в помещение сборного пункта. Солдатки и их мужья требовали не только выдачи пособия, но письменных гарантий властей, что паек будет выдаваться и в дальнейшем. В результате подавления выступления запасных нижних чинов и их жен было убито двадцать и ранено двадцать четыре человека156. Отмечались и погромные выступления солдаток против проведения землеустроительных работ, а также выделившихся на хутора односельчан. Солдатки старались обезопасить свои семьи от переделов земли во время отсутствия дома мужей и заявляли, что никаких землеустроительных работ во время войны они не допустят.
Конечно, было бы сильным преувеличением считать, что все россиянки, ставшие солдатками после мобилизации мужей в армию, были смутьянками и активно выступали за увеличение пайков, противодействовали земельному переустройству, участвовали в погромных выступлениях. Абсолютное большинство женщин в России воспринимало непонятную им войну как разновидность неподвластного им, неотвратимого стихийного бедствия, как рок, ниспосланное Богом испытание157. Эти россиянки начинали искать выход из создавшегося положения, обивая пороги земских и правительственных учреждений в поисках пособия, либо искали дополнительные источники существования. Наиболее эффективным решением проблемы выживания был поиск работы с постоянным заработком. Хотя многие солдатские жены не чурались и любых подработок, дававших дополнительные средства для содержания семей.
Трудовые завоевания россиянок в годы войны, или Как война способствовала тому, что женщины получили доступ к «мужским» профессиям. Периодическая печать военных лет чутко реагировала на перемены в повседневной жизни различных слоев российского общества, но, пожалуй, наиболее пристально журналисты в столицах и провинции следили за невиданными переменами, которые происходили в профессиональной сфере и свидетельствовали о доступе женщин к запретным для них прежде «мужским» специали
стам же. С. 18.
157ПоршневаО.С. Указ. соч. С. 106—113.
227
II. II. Щербинин
ностям и должностям158. До войны трудно было представить себе, что женщина может работать приказчиком, кондуктором, строителем и т. п. Одним из важнейших направлений деятельности женского общественного движения в России была борьба за равноправие женщин не только в правовом и политическом отношении, но и в сфере образования и занятости.
Заметим, что именно пресса первой отреагировала на обретение женщинами в тяжелое военное время, неожиданно для всех, фактического равноправия в профессиональной сфере. Понятно, что идея «благоприятствования» военной обстановки развитию самостоятельности и улучшению положения россиянок может встретить серьезные возражения, так как война и ее последствия: мобилизация сыновей, отцов, мужей, гибель близких и родных людей на фронте, лишения и бедствия в тылу — несли наибольшие страдания именно женщине. Но все-таки эта великая разрушительница - Первая мировая война —помогла женщине стать иной, предоставила возможность реализовать себя в новом качестве как профессионально, дав доступ к недоступным ранее профессиям и специальностям, так и в гражданско-правовом смысле, ибо «бабьи сходы», «бабье царство», женские общественные организации обрели «плоть и кровь», став неотъемлемой частью повседневной жизни российской провинции в 1914—1918 гг. Подобные женские победы на трудовом фронте и в быту вызывали удивление не только у властей, но и в социальном окружении самих россиянок. Вероятно, не случайно одна из статей в «Женском вестнике» была названа «Открытие Америки». В ней отмечалось, что «...в деревнях и городах мужчины открывают Америку по отношению к женщинам. Они с изумлением убеждаются, что женщины способны делать то же самое, что и мужчины...»159.
В работе Н.А. Скворцова «Война и мирные завоевания женщины» , изданной спустя несколько месяцев после начала войны, указывалось, что Россия не знала еще такого небывалого применения женского труда. Из разных губерний шли сообщения о том, что удалось убрать урожай благодаря исключительной работоспособ
158 Щербинин П. Повседневная жизнь россиянок в период Первой мировой войны 1914— 1918 гг. // Женщина и война в поэзии и повседневности Первой мировой войны 1914— 1918 гг. Авторы-составители — А.И. Иванов, П.П. Щербинин. Тамбов, 2001. С. 21.
159Женский вестник. 1916. № 1, январь.
228
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУНТ -- начале XX век»
ности русской женщины. «Ушедших на войну мужчин и парней с полным успехом заменили бабы и девки...В деревнях главным образом женщины взяли на себя труд оказания помощи семьям, которые благодаря войне остались без кормильца: таким семьям помогли убрать урожай девки из дворов односельчан. В настоящее время поступают сообщения, что и реализация урожая в нынешнем году производится женщиной. Оказывается, и в этой области сельскохозяйственной деятельности страны женщина без всякого ущерба заменила мужчину. Старосты, сотские и другие чины деревенской администрации призваны, и пока были назначены выборы за ушедших исполняли все их административные обязанности женщины с полным знанием дела. Сама администрация тотчас же за мобилизацией поспешила допустить женщин к исполнению тех обязанностей, которые до настоящего времени составляли исключительно привилегии мужчин: швейцаров, кондукторов в трамвае, приказчиков в торговле; в гостиницах, трактирах и чайных мужская прислуга заменена женской. Женщина доказала свою способность исполнять мужские работы, к которым она не допускалась. Это мирное завоевание женщины»160.
Женщины охотно брались за любую работу, и вскоре уже после начала войны можно было увидеть женщину-извозчика, строителя, лесоруба, водовоза, дворника, рассыльную, парикмахера, швейцара, укладчицу асфальта, бухгалтера, секретаря, оператора телеграфа, пожарную и т. д. Для обывателей, да и для самих женщин, подобные перемены были новым невиданным явлением161. Рабочие места на предприятиях и на транспорте, покинутые призванными на войну мужчинами, были заняты женщинами.
Конечно, допуск женщин к новым профессиям был вынужденной мерой для властей и работодателей, вызывался массовыми мобилизациями мужчин, образованием многочисленных вакансий на рынке труда. Министерства и ведомства Российской империи вынуждены были вносить изменения в инструкции и положения о возможности применения женского труда. Так, Министерство путей сообщения раз
,С0См.: Скворцов Н.А. Война и мирные завоевания женщины. СПб., 1914. С. 7—8.
161 Они ломали устоявшиеся стереотипы и во многом сформировали основу равноправия полов в трудовой сфере, которая была реализована в России после революционных потрясений 1917 г.
229
П. П. Щербинин
решило начальникам дорог принимать женщин на конторские должности, проводниками, истопниками, чистильщиками паровозов. Женщины-солдатки допускались также и в мастерские, на участки тяги. Они выполняли работу, по отзывам современников, не хуже мужчин. Министр земледелия, в свою очередь, издал специальный циркуляр о привлечении женщин к работам в казенных лесах как отдельных лиц, так и женских артелей162. Причем и на должности приказчиков, нарядчиков, десятников и старших рабочих назначались женщины.
О появлении «приказчиков в юбках» вначале с иронией сообщали многие газеты. Однако спустя некоторое время они же стали публиковать отзывы торговцев о том, что эти «приказчики в юбках» справляются со своими обязанностями ничуть не хуже, а порой даже лучше мужчин163.
Заметим, что на третий год войны «сдалась» необходимости женского труда и самая консервативно настроенная часть российского общества - духовенство. Епархиальное начальство получило разрешение Синода допускать женщин к исполнению псаломщических обязанностей «с установленными для лиц женского пола каноническими ограничениями». Женщинам разрешили вести и церковное делопроизводство, но без права подписи. В некоторых губерниях обязанности псаломщика исполняли жены священников или учительницы сельских школ, а то и просто грамотные женщины164.
Современники-мужчины с ехидством замечали, что «...после борьбы с немецким засильем, мужчинам предстоит бороться еще с бабским засильем»165. Заметим, что и в других воюющих государствах отмечалась тенденция завоевания женщинами новых профессий, появления у них чувства свободы и ответственности. Война рушила все запретные барьеры в профессиональной сфере, внося новый импульс в женскую повседневность166.
162 Подробнее об этом см.: Jane MCdermid and Anna Hillyar. Women and Work in Russia 1870—1930. London, 1998. P. 139 не только 157; Воин и пахарь. 1916. № 10. С. 8; Воин и пахарь. 1916. № 45. С. 11.
163См.: Тамбовский край. 1915. 16 сентября.
164 См.: Воин и пахарь. 1916. №37. С. 11; Орловские епархиальные ведомости. 1916. №46 — 47.
165См.: Борисоглебское эхо. 1915. 26 августа.
1вв В западной литературе женская повседневность рассматривалась специально в работах:: MARWICK, ARTHUR, The Deluge: British Society and the First World War,
230
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX пека
Необходимо, конечно же, помнить не только о позитивном воздействии войны на овладение женщинами новыми специальностями и профессиями. Война способствовала с первых ее дней росту женской безработицы в тех отраслях и учреждениях, которые были вынуждены ограничивать или вовсе сворачивать свою деятельность. Целые отрасли промышленности подверглись значительному сокращению, среди них швейная промышленность и предприятия по изготовлению роскоши, оптовая и розничная торговля алкогольными напитками и т. п.167
В то же время очевидно, что не все женщины были готовы к новой для себя сфере деятельности168. Некоторые из них из-за острой нужды и паники остаться безработной соглашались на любую работу, даже по очень низким расценкам. Они не имели опыта найма на работу и не знали порой истинной цены своего труда, чем и пользовались наниматели и владельцы предприятий. Предприниматели, нанимая женщин, часто обещали им «праздничные» выплаты, дополнительные заработки за счет сверхурочных, ночных, воскресных и других работ, хотя чаще всего все эти надбавки были ими учтены в основной заработной плате. Для многих же женщин стремление заработать дополнительно оборачивалось переутомлением, тяжелыми для здоровья последствиями. Некоторые исследователи
London 1965; GEIISDORFF, U. Frauen im Kriegsdienst 1914— 1945, Stuttgart 1969; MARWICK, ARTHUR, Women at War 1914—1918, London 1977; FRIDENSON, PATRICK (Hg.), 1914—1918: l‘autre front, in: Mouvement social, H. 2, Paris 1977 ; MARWICK, ARTHUR, War and Social Change in the Twentieth Century: A Comparative Study of Britain, France, Germany, Russia and the United States, London 1979; LEED, ERIC J., No Man's Land: Combat and Identity in World War 1, Cambridge 1979; KENNEDY, DAVID M., Over Here: The First World War and American Society, New York 1980; GREENWALD, MAURICE WEINER, Women, War and Work: The Impact of World War 1 on Women Workers in the United States, Westport / London 1980; BRAYBON, GAIL, Women Workers in the First World War, London 1981; REILLY, CATHERINE (Hg.), Scars upon My Heart: Women's Poetry and Verse of the Pirat World War, London 1981; WALL, RICHARD und JAY WINTER (Hg.), The Upheaval of War: Family, Work and Welfare in Europe, 1914—1918, Cambridge / New York / Melbourne 1988; DANIEL, UTE, Arbeiteifrauen in der Krfegsgesellschaft. Beruf Fam die und Politik im Ersten Weltkrieg, Goettingen 1989.
167 Meyer A.G. The Impact of World War I on Russian Women’s Lives. P. 211.
l0B Белова T.B. Социальное положение женщин-работниц в губерниях Верхнего Поволжья в годы Первой мировой войны // Женщины и российское общество: научно-исторический аспект. Межвуз. сборник науч, трудов. Иваново, 1995. С. 77—81.
231
П. II. Щербинин
отмечали рост женской смертности в период войны из-за напряженной работы и перегрузок169.
К 1916 г. на промышленных предприятиях России все активнее стал использоваться женский труд. Работодатели охотно брали на работу женщин, так как заработная плата для них всегда была меньше мужской170. К тому же женщины реже состояли в профсоюзах, что затрудняло их защиту от дискриминации и эксплуатации. Сотни тысяч россиянок извлекались из экономического небытия и заполняли редеющие мужские места. Этот процесс был совершенно стихийным, и женщины не могли рассчитывать на поддержку и защиту их прав государством или обществом. Работницами становились и полуграмотные девушки из деревень, которые прежде и не смели подумать, что они сами самостоятельно смогут добывать себе хлеб, и женщины, находившиеся прежде на иждивении мужей и теперь почувствовавшие возможность самостоятельного заработка, и пожилые уже женщины, которые почувствовали, что они еще могут сами попробовать себя в новом качестве и изменить свою жизнь, и, конечно же, женщины-солдатки, у которых часто совершенно не было выбора и остро стоял вопрос об обеспечении себя и детей всем необходимым. Современники отмечали чрезвычайно бодрое настроение «новых» работниц и радость от ощущения себя в новом качестве171.
Однако сразу же остро вставал вопрос о быте самих работниц, которые не успевали выполнять свои обязанности в доме: приготовление пищи, уборка, стирка и т. п. В условиях продовольственного кризиса женщина-работница не могла покинуть рабочее место, чтобы простаивать в бесконечных очередях, а если ей и удавалось по
169См., к примеру: Крубер А. Движение населения в главнейших европейских государствах, участвовавших в войне, за 1914—1919 гг. //Землеведение. Кн. 1—2. М., 1922. С. ПО.
170 Если к началу войны женщины составляли треть от рабочей силы, тов1917г.-практически половину. Количество женщин в металлургической, лесоперерабатывающей и др. отраслях достигло астрономических размеров. На множестве текстильных фабрик и даже в целых фабричных поселках оставались одни женщины. В одном Петрограде было свыше 50000 работниц. - Стайтс Р. Указ. соч. С. 393; К примеру, при рубке леса мужчине платили 40 руб., а женщине за такой же объем работы — 25 руб. в месяц. - Женский вестник. 1915. № 7—8. С. 105.
171 Ра-вич На бирже труда. В женском отделении. Из наблюдений дежурной // Русское богатство. 1917. № 4—5. С. 115—116,122.
232
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУПГ — начале XX века
лучить продукты по карточкам, то не оставалось уже времени, чтобы их приготовить. Большинство работниц на фабриках, за исключением тех, кто имел дома незанятых матерей или родственников, питались всухомятку и неделями не ели горячей пищи. Во время обеденных перерывов они щелкали семечки или ели купленные у разносчиц черствые булки. Владельцы предприятий не заботились о том, чтобы у работниц было место для приема пищи и обеденного отдыха. Не случайно уже скоро многие женщины вынуждены были бросать работу и искать менее оплачиваемое, но более спокойное место, например, прислуги, где им предоставлялись кров и пища.
Женщины, имеющие детей, при благоприятных обстоятельствах могли отдавать их в ясли и детские сады, но, во-первых, таких учреждений было явно не достаточно, а во-вторых, психологически для большинства женщин было очень трудно перешагнуть через привычки и традиции воспитания детей в семье. Среди россиянок было очень сильным недоверие к новым детским воспитательным учреждениям, да и подготовка персонала и условия содержания в них не всегда устраивали волнующихся за своих детей матерей.
Новым и важным проявлением женской самостоятельности в военные годы было обретение солдатками экономической, а ряде случаев и общественной самостоятельности и самодеятельности. Имеется в виду то, что многие солдатки, видя безвыходность положения и не надеясь на земскую или общественную помощь, брали хозяйство в свои руки172. Потеря мужских рабочих рук в деревнях вела к быстрой феминизации сельскохозяйственных работ. По сообщениям газет, «некоторые солдатки, не имеющие работников, сами пашут, сеют, косят и мечут сено в стога. Вся мужицкая работа исполняется ими»173. Эти женщины имели право голоса и на сходах, которые в период войны часто становились «бабьими сходами».
Таким образом, военная повседневность способствовала активному включению женщин в промышленное производство, освоению
172 В мирные годы по российскому законодательству женщин с 1877 г. допускал пользоваться землей, если она наследовала ее от «выбывших из состава семейств лиц мужского пола и заступала место домохозяев». С 1890 г. женщина получила право участвовать в сходах с правом голоса наравне с мужчинами — Абрамович К. Крестьянское право по решениям правительствующего Сената. СПб., 1902. С. 100—101.
17,3 Meyer A.G. The Impact of World War I on Russian Women’s Lives. P. 213; Покровская М.И. Нужда и общественная помощь // Женский вестник. 1915. № 3. С. 63.
233
П. П. Щербинин
новых профессий в сфере обслуживания и управления. Многие россиянки рассчитывали, что и после войны они смогут работать по избранным специальностям. Не случайно женщины активно использовали возможности для профессиональной подготовки. Так, в городе Борисоглебске Тамбовской губернии в 1916 г. была открыта первая в губернии женская ремесленная школа. В первые дни на 40 мест было подано более двухсот заявлений провинциалок, желавших освоить новые специальности174.
Воздействие Первой мировой войны 1914—1918 гг. на самосознание и перспективы профессионально-общественной деятельности, повседневную жизнь женщин отмечалось не только в России, но и в других воюющих государствах175 .Война обеспечила женщинам беспрецедентные возможности для прорыва в трудовой сфере, освоения новых профессий, которые всегда в мирные годы считались неженскими.
Матери и дети: повседневные реалии Первой мировой войны 1914—1918 гг. Забота о содержании детей, их образовании и здоровье оставалась главной в повседневных реалиях российских солдаток периода Первой мировой войны 1914—1918 гг. Дети скрашивали повседневность солдатских семей, однако забота об обеспечении их всем необходимым ставила перед солдаткой трудно решаемые задачи.
Само поведение солдатских детей в период войн начала XX в. резко отличалось от настроений их сверстников в XVIII—XIX вв. Трудно даже представить, чтобы кантонисты хотели бежать на войну. Их жизненный путь от самого рождения был связан с обязанностью служить в армии и, конечно же, они не спешили ускорять свое знакомство с военным бытом. Да и умонастроения детей в начале XX в. резко отличались от настроений их сверстников в XVIII—XIX вв.
174Тамбовский земский вестник. 1916. 15 октября.
175На эту особенность указывает в своей работе Э. Сюмеро «История и социология женского труда»: «В сфере труда война в некотором смысле как бы пошла на пользу женщинам. Мужчины мобилизованы, и женщины воспользовались этим необычным положением. Именно в 1914—1918 гг. они обрели недосягаемую для них ранее экономическую независимость. И именно во время войны они начали коротко стричь волосы, укорачивать юбки. Миллионы мужчин, вернувшихся домой с фронтов, не узнали своих жен» — Сюмеро Э. История и социология женского труда. Пер. с фр. Р.Ф. Калистратовой и др. М., 1973. С. 70.
234
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Эти отличия выражались как в разном уровне информированности и самореализации, так и в изменении сословных границ и стереотипов детского восприятия окружавшей их действительности.
Как же военные будни влияли на поведение детей из семей призванных на войну солдат? Какие взаимоотношения складывались в семьях солдаток, и как дети реализовывали себя в военной тыловой повседневности?
Войны вносили глубокие и серьезные изменения в повседневность детей, причем восприятие военных событий в городе и селе отличалось и зависело от той социокультурной среды, тех взаимоотношений, которые складывались в окружении маленьких россиян и россиянок. Современники замечали, что война с большей силой отражалась в настроении городских детей, чем сельских. Города с их ежедневными и более частыми выпусками газет, с лазаретами, с железнодорожными поездами, полными раненых, с пленными на улицах «крайне нервировали детей всех возрастов»176. В деревнях же мощное воздействие войны проявлялось в период мобилизации, а потом все становилось спокойнее, тревожные события случались реже и не было того повышенного ритма жизни, как в городах177. Подростки в сельской местности раньше взрослели, начинали трудиться наравне со взрослыми, заменяя порой их как в поле, так и при выполнении домашних работ. В своих сочинениях дети отмечали, что «...вся Русская земля стонет, как подстреленная птица, от постигших ее бедствий. У детей война отнимает отцов-кормильцев, а у стариков —сыновей-работников»178. Один из учеников писал о соседке, которая до войны пела песни, а после призыва мужа «только плакала»179.
Современники не зря задавали себе вопрос: «Что станется с этим роковым поколением, взрастающим среди громов и пожаров? Как пожнут они наш кровавый посев?.. Кто скажет, сколько Карамзиных и Ключевских бегает теперь в коротких штанишках?». Одним
176Звягинцев Е. Отношение детей к войне // Вестник воспитания. 1915. № 4. С. 136.
177Там же. С. 144.
178Горный В. Война и дети // Народный учитель. 1916. № 14. С. 6.
179Бокова B.M. Школьные сочинения о Первой мировой войне // Российский архив. (История Отечества в свидетельствах и документах XVIII - XX вв.). Bbin.VI. М., 1995. С. 452.
235
II. П. Щербинин
из проявлений военного восприятия войны была детская экзальтация. Ребенок, рассердившись на маму, мог сказать ей самые, по его мнению обидные слова: «Ты... Вильгельмова дочь!», — выражая этим лютую ненависть к немецкому кайзеру. Увидев в газете картинку «типы немцев», мальчики нередко начинали бить ее кулаками, приговаривая: «Противные, противные немцы». Все игры детей стали после начала войны милитаризованными. Всякая детская превращалась в «арсенал». «Мои мальчики целые дни воюют, — записала у себя в дневнике одна мать. — Крыша нового чердака — их излюбленная позиция, а груши, немилосердно срываемые с дерева, — пули... Сражение жаркое. По двору пройти нельзя. Я удивляюсь, как они не плачут от получаемых ударов»180.
Заметим, что некоторые матери-солдатки сами заражались от детей ненавистью к немцам. Одна из таких женщин писала: «Ненависть к немцам у детей возрастает, вижу, с каждым днем. Вот сегодня просят исходатайствовать удаление из гимназии немца и немецкого языка. Он им прямо на нервы действует... Они тут все — шпионы. Это факт... Если б у меня не детки эти, я давно бы над Берлином бомбы бросала»181.
Одной из характерных черт военного времени было бегство детей на фронт, детское добровольчество. В своем очерке «Дети и война», опубликованном в 1915 г., К. Чуковский заметил, что в первые месяцы войны повторился детский «крестовый поход», а в газетах ежедневно мелькали телеграммы о бежавших на войну детях. Эти телеграммы публиковали сведения, прежде всего, о бежавших детях из высшего круга, но крестьянских детей бежало без счета. Газеты отмечали случаи побегов на войну детей 10—14 лет в Калуге, Ярославле, Костроме, Серпухове, Рыбинске и многих других городах. Бежали они, как правило, без денег, без теплой одежды. Полиция сбилась с ног, разыскивая их и отправляя обратно. Чаще всего подростки убегали партиями по три, по четыре человека182.
Зачем они стремились на войну, никто из них не знал. Жажда убежать на край света, жажда приключений и подвигов, которая каким-
180 Чуковский К. Дети и война // Нива. 1915. № 51. С. 949; Вестник воспитания.
1915. Т. IV. С. 137; Речь. 1915. 27 января.
181 Чуковский К. Указ соч. С. 950.
182См.: Чуковский К. Дети и война // Нива. 1915. № 51. С. 960.
236
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века то атавистическим трепетом пробуждалась в каждой юной душе, находя свое утоление на кровавых полях. Майнридовские скальпы, пампасы, мустанги, москиты, термиты с успехом заменялись фугасами и шрапнелью. К сожалению, современники сами немало способствовали формированию детской экзальтации, героических символов детей-подростков на войне. Поэты слагали в честь таких детей хвалебные, восторженные оды. В детских книжках мальчики-герои окружались особым ореолом. Конечно, после чтения таких историй, а они публиковались почти в каждом детском журнале, в душах юных добровольцев возникала иллюзия реальности своего боевого участия в войне, опасная страсть к боевому делу. Выходили и специальные книжки с описаниями детских подвигов183.
Однако реальная фронтовая жизнь была иной: обагренной кровью, с многочисленными жертвами, тяготами и лишениями — и подростки, так рвавшиеся на войну, являлись лишь помехой, обузой для армии, принося только дополнительные хлопоты. Сами фронтовики, рассказывая о детях на войне, отмечали, что «они мешают. Они создают неудобства. Их раны бесполезны, и бесполезна их смерть. Детям не место на войне. Им надо учиться...Неужели не странно, что Россия, которая может выставить шестнадцать миллионов солдат, имеет в рядах своих войск детей! Попадет такой малец в плен к немцам, и там воспользуются им, чтобы показать войскам: «Смотрите, как истощена Россия! Детей посылает на войну!»184. Подростки на войне рано взрослели, начинали курить, пьянствовать и ругаться. Война калечила детей физически и морально. Власти стремились регулировать этот процесс, но запреты не мешали подросткам просачиваться на фронт, предлагая военным свои услуги.
Конечно же, у большинства матерей-солдаток бегство сына на фронт вызывало горечь и тоску, полное недоумение таким патриотическим порывом своих детей. Матери не хотели войны и были начисто лишены патриотического угара. Каждая из матерей-солдаток мечтала о скором окончании войны и возвращении своих мужей домой.
Усталость от войны, военные неудачи, общее падение настроения российского населения к концу 1915 г. сказались и на таком явлении, как добровольчество. С этого времени оно резко идет на убыль,
183Кайский А. Дети на войне. Спб., 1914; Юные герои. Вып. 7. Пг., 1915. С. 3.
184Русское слово. 1915. № 269.
237
П. П. Щербинин
и в 1916 г. очень редко пресса сообщала о бежавших на фронт подростках, а проведение мобилизации стало более сложным. В 1917 г. газеты начали уже печатать списки лиц, уклоняющихся от призыва.
Одним из направлений патриотической деятельности учащихся в период Первой мировой войны явилась трудовая помощь семьям призванных на войну. На селе особенно остро ощущалась нехватка рабочих рук, и одним из источников пополнения трудовых ресурсов, помощи семьям солдаток явилась организация ученических дружин185. Конечно, от многих учащихся, не знавших прежде сельскохозяйственного труда, сложно было ожидать больших успехов в этом деле, но все же помощь солдатским семьям, оставшимся без кормильца, оказывалась весьма ощутимой. Многим солдаткам ученические дружины помогли не только в сборе урожая, но и в других домашних заботах (заготовке дров, вывозе навоза и пр.).
Первые ученические дружины появились в России в 1915 г., но уже к 1916 г. они действовали почти повсеместно186. Трудовые дружины должны были обслуживать хозяйства запасных и ратников ополчения, особо нуждающихся в рабочей силе при выполнении полевых работ.
Какова была повседневность учащихся во время сельскохозяйственных работ? Насколько эффективен был их труд? Ответить на эти вопросы мы попытаемся, проанализировав деятельность одной из ученических дружин, работавших в 1916 г. в с. Березово Воронежской губернии. В состав дружины входило 18 гимназистов в возрасте от 17 до 19 лет. Их расселили в двух классных комнатах сельской школы. Питание для дружинников было организовано такое же, как и для учеников школы: хлеба ржаного - 2 фунта, хлеба пшеничного - 1 фунт, пшена или гречневой крупы - 0,5 фунта, масла постного -0,2 фунта, сала свиного —1/8 фунта, сахара - 4 фунта в месяц, чая -0,5 золотника, картофеля - 1 фунт, молока - 1 бутылка и приварок (соль и проч.). Мясо выдавалось только в воскресные дни по 0, 5 фунта в день. В меню входило: на обед и ужин — щи или суп с салом,
185 Так, в Тамбовском уезде были сформированы и работали в 1916 г. 2 дружины (из гимназистов и из учащихся реального училища). — Тамбовский край. 1916.16 июля.
186 См.: Чембулова Ф.З. Трудовые дружины учащихся //Труды совещания по организации посевной площади в 1917 году 22—24 ноября 1916. Доклады и постановления. М., 1917. С. 155.
238
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
каша с постным маслом или картофель жареный и молоко, утром и на полдник — чай с белым хлебом. Однако спустя неделю дружинники заявили, что так они питаться не будут. Пришлось закупать для них рис и разную крупу, коровье масло, больше мяса, яиц и пр. Позже уездная земская управа распорядилась выдавать для питания гимназистов по 70 коп. на одного человека в день. Пищу для учащихся дружины готовили школьные кухарки. Кроме получаемых 70 коп. от земства, дружинники получали пищу и от тех хозяев, у которых они работали (солдатки приносили им в поле ветчину, свинину, сало, яйца, молоко, кур и проч.)187. Предполагалось назначать дружинников на уборку ржи жатками, однако опыт показал, что учащиеся, хотя и могли работать на жатках, но вставали поздно, и производительность в день снижалась, поэтому для работы на жатках назначались ученики местной Русаковской школы. Учащиеся же занимались сборкой уборочных машин, копали землю в питомнике школы, учились косить, а потом и косили, жали рожь, занимались молотьбой. Рабочий день дружинников длился 6—7 часов, так как выходили они на работу только после 9 утра. Отношение населения к учащимся было различное; часто солдатки благодарили учащихся, оставались довольными их работой, но были случаи и недоброжелательного отношения к ним, когда некоторые селяне считали работу дружинников малопродуктивной, находили стеснительным их кормить188. Конечно же, стоимость содержания дружины была выше стоимости произведенных ей работ, но учащиеся помогали солдатским семьям посильным физическим трудом, что при недостатке рабочих рук приносило несомненную пользу.
Несмотря на военное время, наблюдался необычайный наплыв детей в начальные школы. Война показала, какие преимущества на поле брани имел грамотный перед неграмотным. Да и солдаты в своих письмах с позиций настоятельно советовали женам отдавать детей в школы постигать грамоту. По отзывам печати, крестьянки хотели учить детей, так как сами часто были неграмотными и не могли прочитать письмо с фронта и написать ответ. Им приходилось искать грамотного соседа и платить ему по 50—60 коп. за письмо в несколь
187 Ученики-рабочие // В дни войны. 1916. № 23.
188 Ученики-рабочие // В дни войны. 1916. № 24.
239
II. IL Щербинин
ко строк189. Кроме того, на увеличение общего числа учащихся немалое влияние оказывал и приток беженцев, дети которых поступали в школы в местах проживания. Однако в некоторых городах наблюдался недобор учащихся, и школы оказались на одну четверть свободны. Это объяснялось как удорожанием жизни, так и уходом на войну отцов семейств и необходимостью учащихся бросить учебу и искать заработки для содержания своих родных и близких.
Сам процесс обучения и ритмичность учебных занятий, продолжительность учебного года претерпели серьезные изменения в годы войны. Часто весной и осенью дети привлекались на сельскохозяйственные работы в своих семьях и не могли посещать школы. Не случайно осенью занятия начинались с месячной задержкой. Часть учащихся вообще бросали учебу, становясь кормильцами семьи. Кроме того, занятия в учебном году нередко прерывались и по другим причинам: из-за эпидемий, болезней преподавателей, призыва учителей на военную службу, при передаче школьных зданий на нужды беженцев190. Многие школы и учебные заведения оказались заняты под постой войск, размещение лазаретов, и дети либо учились в несколько смен в соседнем учебном заведении, либо вообще были лишены возможности посещать школы.
За время войны цены на все школьные принадлежности подскочили в несколько раз. Многие солдатки не могли обеспечить детей всем необходимыхм для посещения школы. Так, например, школьные принадлежности в среднем поднялись в цене на 200—300 процентов, а обувь и одежда подорожали в 4—5 раз. Тетрадь, стоившая до войны 3—4 коп., теперь стоила 10—12 коп., карандаш вместо 5 коп. стал стоить 17 коп. Кроме того, выросла и плата за проживание, наем квартиры для учащегося — с 6 до 25 руб.. В связи с трудным военным временем и повышением цен Министерство народного просвещения было вынуждено издать циркуляр об отмене формы для учащихся. По этому циркуляру учащиеся могли ходить в школу в домашнем платье, лишь бы оно было у них скромно и опрятно191 . Для многих матерей рост цен на предметы первой необхо-
189Тамбовский земский вестник. 1916. 26 октября.
100Тамбовский край. 1915. 12 сентября. 23 августа.
191 Тамбовский земский вестник. 1916. 2 сентября; Тамбовский край. 1916.
13 августа.
240
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века димости и школьные принадлежности был непосильным и оказался одной из причин невозможности для ребенка посещать школу.
Первая мировая война привела к значительному росту детей-сирот. Главный Алексеевский комитет по призрению детей лиц, погибших в годы войны, переводил деньги, которые предназначались на пособие сиротам, приобретение одежды, обуви, учебных принадлежностей, в губернские комитеты.
Война породила и такое явление, как беспризорность. Как правило, это были дети солдат, мобилизованных на войну, у которых не было матерей или родственников. А к 1916 г. в России только по официальным данным насчитывалось более 2,5 миллиона беспризорных детей и подростков. Многие тысячи детей становились нищими, уличными побирушками. Значительно выросли уличная малолетняя преступность, хулиганство и воровство. Потеряв родителей, многие дети беженцев не знали даже, как их зовут и откуда они.
Для оказания помощи детям из семей призванных на войну нижних чинов и детей беженцев создавались общественные столовые, ясли, приюты. Данная общественная помощь оказывалась порой существеннее государственной, так как она учитывала реальные потребности детей, мгновенно реагируя на реалии войны. В Воронеже в 1914 г. была создана Общепедагогическая организация, которая занималась помощью детям мобилизованных солдат, беженцев и сиротам. Были открыты ясли (или как их называли современники - дневные убежища), столовая для детей, приют для детей беженцев, которые снабжались в нем одеждой и обувью. Ясли были открыты с 7 утра до 7 часов вечера. Детей, пришедших в убежище, умывали и переодевали в сшитые для них платья и фартуки, поили чаем с молоком и белым хлебом. Затем, под руководством дежурных дам, дети занимались вырезанием картинок, рисованием, вышиванием, подвижными играми, разучивали стишки и песни, некоторые учились читать и писать. В 12 часов дня организовывался завтрак, потом — прогулка и игры во дворе, в 15 часов был обед, и через два часа — снова чай с молоком и белым хлебом. Детям очень нравилось в яслях: они поздоровели, выглядели веселыми. Матери, которые прежде относились к дневному убежищу с некоторым недоверием и считали как-то неудобным отдавать своих детей в чужие руки, вполне оценили дневное убежище, которое заботится о детях и в то же время дает матерям возможность свободно работать
241
П. П. Щербинин
и зарабатывать в течение целого дня. Интересно, что если во время болезни или карантина детям приходится жить некоторое время дома, матери чуть не каждый день приходили просить, чтобы скорее разрешили им привести детей в убежище192.
Приюты, ясли открывались почти повсеместно и, несмотря на первоначальное недоверие населения к ним, они получали все большее развитие. Ребенок 4—5 лет, побывав в яслях, говорил родителям: «Хорошо кормят, хорошо обращаются», что сразу же вызывало симпатию последних к этим учреждениям193. И все же новое дело постоянно обрастало слухами: то сообщалось «знающими людьми», что за ясли отнимут солдатский паек, то «выяснялось», что детей там бьют и обижают. Но очень скоро все эти домыслы рассеивались, и солдатки охотно отдавали детей в ясли, получая возможность работать и добывать пропитание для семьи.
Заметим, что уже в 1916 г. изменялось отношение молодежи к войне и военной повседневности. Юноши и девушки стали чаще встречаться, петь и танцевать. Вероятно, сказывались психологическая усталость от войны и желание отвлечься, забыть о тяжелых испытаниях. Вот как описывала поведение сельской молодежи Е. Урусова: «День работают, а вечера и ночи поют от зари до зари. Удивительно даже, когда они успевают отдыхать. На праздничных погулянках сверкает и брызжет молодое веселье. Игры, смех, шутки, песни - нельзя и подумать, что у многих из молодежи отцы на войне. Все забыто, все ушло, кроме яркого ощущения собственной молодости, шумного веселья.
«Что же нам все и плакать, — огрызаются они на укоризны матерей, — провожали — плакали! Ну и будет»194.
Заметим также, что война сформировала у многих подростков чувство вседозволенности и безнаказанности. Современники отмечали ухудшение криминогенной обстановки среди молодежи и развитие хулиганства. Духовенство в своих отчетах констатировало, что к 1916 г. «уход на войну людей зрелого возраста, домохозяев, фактически распорядителей и блюстителей, породил среди остав-
192 Дорошевский Ф. Общепедагогическая организация в Воронеже // В дни войны. 1916. №1. С. 12—13.
193Приюты-ясли в деревнях // Женский вестник. 1915. № 4. С. 192.
194 Урусова Е. Деревенские картинки // Русская мысль. 1916. № 12. С. 116.
242
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века шейся молодежи ничем не сдерживаемое самовластие и своеволие, с оттенком бесшабашности и озорства...Господами оказались, после призыва взрослого населения, 17—18-летние подростки... Непочтительность к старшим, грубые шалости стали обычном явлением среди подростков. Борьба с этим злом крайне трудна и малорезультативна»195. Происходил, по сути, раскол между поколениями, и многие матери-солдатки никак не могли уже повлиять на поведение и привычки своих детей.
Подводя итоги, можно отметить, что война деформировала не только повседневную жизнь юных россиян и россиянок, но и во многом сформировала особый тип молодого человека, легко увлекавшегося воинственной риторикой, пропитанного милитаристским сознанием, оторванного от привычного образа жизни. Новые стереотипы мужественности и удали, агрессивности и раскрепощенности, ожидание перемен в своей жизни и жизни страны легко увлекали молодежь в революционный водоворот 1917 г. Как совершенно справедливо заметил И.В. Нарский, «маленький человек» в период революционных катаклизмов оставался пленником архаичных культурных кодов, являясь не только жертвой, но и творцом российских катастроф196.
Для женщин-матерей, снова превратившихся в солдаток в период Первой мировой войны 1914—1918 гг., повседневность и поведение их детей вносили особую напряженность и тяжелые предчувствия. Для всех матерей в России главным желанием и мечтой было скорейшее окончание войны. Материнское восприятие войны и военной повседневности было начисто лишено какой-либо патриотической тональности и отражало лишь желание, чтобы проклятая война поскорее закончилась.
Семейно-брачные отношения россиянок в годы войны. Серьезные перемены были внесены войной и в семейно-брачные отношения россиянок. Традиционно считалось, что война неизбежно вызывает сокращение числа свадеб, однако, наряду с этой тенденцией, просматривались и противоположные процессы. Семьи, которые прежде жили в гражданском браке, спешно «узаконивали» свои отношения. Вот как современники описывали эти скоротечные браки: «Нынеш-
195Земцов Б. Н. Революция 1917 г.: Соц. предпосылки. М., 1999. С. 212.
190 Нарский И.В. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917—1922 гг. М., 2001. С. 567.
243
П. П. Щербинин
няя мобилизация породила чрезвычайно характерное бытовое явление. В целом ряде местностей отмечено резкое повышение приходящегося на июль числа свадеб. Венчание происходило между лицами, 10—15 и более лет состоящими в браке, заключенном без церковного согласия. Было ясно, что к венчанию прибегли ввиду угрожающей на войне смерти, чтобы хоть как-нибудь облегчить положение женщины и детей, «не имеющих отца»107. Действительно, только «законные» жены и дети могли рассчитывать на государственное пособие, выдаваемое за ушедшего на войну кормильца. Не случайно многие мужчины старались обеспечить своим семьям право на пенсию в случае своего призыва в армию, ранения или гибели.
Война вносила коррективы и в логику брачных союзов. Охотно стали женить тех, кому только предстояло идти на службу, хотя раньше родители невест предпочитали выдавать своих дочерей за уже вернувшихся со службы солдат197 198. Желание родителей пораньше женить вероятного призывника в армию объяснялось прежде всего желанием получить в семью лишнюю рабочую силу. В годы войны резко возросла стоимость рабочих рук в деревне, и ранняя женитьба сына в случае его призыва на войну позволяла большой крестьянской семье иметь дополнительные средства. К тому же солдатка получала государственное пособие, которое также по традициям поступало в общий семейный доход.
В годы войны отмечался и рост браков пожилых вдовцов на осиротевших солдатках, мужья которых убиты на войне199. Подобные невесты не помышляли уже о молодых мужьях, в особенности, если они имели нескольких детей. В годы Первой мировой войны были мобилизованы 16 млн. мужчин, т. е. в 12 раз больше, чем в русско-японскую войну200 . Поскольку война началась в конце лета,
197Мир женщин. 1914. № 18.
198 Бернштам Т.А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX - начала XX в. Половозрастной аспект традиционной культуры. Л., 1988. С. 51. Эта тенденция была вполне устойчивой с проведения военной реформы 1874 г., когда сократился срок службы в армии и предпочтительнее было завести семью после службы.
199Тамбовский земский вестник. 1917. 31 января.
200 См. подробнее: Морозов С.Д. Демографические потери России в годы Первой мировой войны // Народонаселение: современное состояние и перспективы развития научного знания. Сборник докладов. М., 1997. С. 138—147; Население России в XX веке. В 3-х т. / T. I. М., 2000. С.74—81.
244
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУНТ — начале XX века
то на число вступивших в брак и родившихся в 1914 г. она еще не могла существенно повлиять. Таким образом, число детей, родившихся в браке в 1914 г., следует рассматривать как в мирный год. Но уже с 1915 г. начало сказываться влияние «великой войны». Всего за годы войны уровень брачной рождаемости населения России сократился в 2 раза. Влияние войны на брачность населения проявилось прежде всего в уменьшении числа заключенных браков, вызванном мобилизацией мужчин, гибелью их на фронтах, а также из-за ран и болезней201.
Весьма занятной представляется и реакция некоторых солдаток на призыв мужа на войну. Конечно, для большинства женщин мобилизация супруга в армию оборачивалась жизненной трагедией, вела к падению уровня жизни, ломала привычные семейные устои. Но некоторые солдатки открыто заявляли, что их жизнь после ухода мужа в армию стала лучше. Прекращались постоянные побои, унижения, пьяные дебоши и скандалы. Женщина впервые в жизни получила возможность самостоятельно вести хозяйство, единолично распоряжаться деньгами. Это «пробуждение» женщины, рост ее самосознания, обретение новых качеств главы семьи в отсутствие мужа приводили к серьезным переменам в менталитете солдатских жен и реакции на это общественного мнения202 .
Получение казенного пособия и появление у женщин «своих» денег меняло их положение в семье, позволяло нередко самостоятельно формировать бюджет, осуществлять покупки, принимать собственные решения по обеспечению семьи. Понятно, что окруже
201 Труды Комиссии по обследованию санитарных последствий войны 1914— 1920 гг. Пг., 1923; Новосельский С.А. Влияние войны на естественное движение населения // Труды Комиссии по обследованию санитарных последствий войны 1914— 1920 гг. Пг., 1923. Вып. 1. С. 110.
202 Женская жизнь. 1915. № 21. 7 ноября. В периодической печати военных лет часто солдаток упрекали за то, что они транжирят деньги, не отдают их свекрам в большую семью. — См.: Иванова. Нужда и общественная помощь // Женский вестник 1915. № 3. С. 64. Но обретение женщиной экономической самостоятельности и правомочности неизбежно толкало ее и к перемене своего облика. Не случайно в период войны произошли серьезные изменения и в женской моде: появление широких удобных юбок, простых блуз, стянутых широким поясом. В этот период были очень популярны простые блузы, в моде оказались английские блузы из полосатого сукна, изящные блузки из легкого шелка и «солдатские блузы» из шерсти. — См.: Журнал для хозяек. 1915. № 20. С. 14; № 22. С. 17—18 и др.
245
П. П. Щербинин
ние солдаток никак не могло привыкнуть к подобной автономии и самодеятельности. И большая семья, в которой жила солдатка, и соседи неодобрительно относились к «мотовству». Куда привычней и понятней была забитая и безмолвная россиянка, которая не смела перечить мужчине и принимать самостоятельные решения. Замечу, что подобная трансформация женской повседневности вызывала большие пересуды в обществе и осуждение «вольностей» в расходовании средств.
Для многих женщин-солдаток впервые в их жизни появилась возможность купить себе нарядную одежду, обувь, просто обновить гардероб. Конечно, большинство женщин отдавали значительную часть солдатского пособия в семейный бюджет или клали деньги в банк, но некоторые россиянки оставляли деньги и на собственные нужды. Как признавались сами солдатки, до войны мужья часто пропивали деньги, одаривая их лишь иногда чаем да шелковым платочком. Теперь же, в военные годы, они сами могли решать, как и куда тратить деньги. Одна из солдаток призналась журналисту, что «получив паек, я, прежде всего, иду в лавку «отрезать» себе кусок материи, или купить обувь, чтобы не прийти домой с деньгами. А то «старшие» отнимут»203 . Наиболее рачительные солдатки умело вели хозяйство и расходовали средства, обеспечивая себя и детей всем необходимым. В этих условиях понятными становятся слова одной из солдатских жен, услышанные корреспондентом «Тамбовского земского вестника» в августе 1916 г.: «Мы теперь воскресли, свет увидели. Дай, господи, чтобы война эта подольше прошла»204. Сами россияне вынуждены были констатировать: «Баба нынче у нас — губернатор! Все дойдет, все поймет, все справит, без мужика обойдется! Бабье дело теперь—ходовое дело. Бабе теперь война большую волю дала»205 .
К сожалению, сведения об интимной жизни россиянок мало доступны и не имеют массовых источников. Мы можем судить и узнавать о ней только из немногих воспоминаний, писем или косвенных свидетельств (например по росту числа внебрачных детей, венерических заболеваний и т. п.). Так, одной из проблем отношений между
203Фаресов А.И. Народ без водки (Путевые очерки). Пг., 1916. С. 35.
204 Тамбовский земский вестник. 1916. 9 августа.
205 Иванов-Разумник. Бабье дело//Перед грозой. 1916—1917 гг. Пг., 1928. С. 23.
246
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
полами стали военнопленные. Дело в том, что в 1915—1916 годах нередко военнопленные немцы и австрийцы размещались по крестьянским домам для оказания помощи «осиротевшим» семействам. Иногда между пленными и солдатками складывались и личные отношения. Отмечались и случаи сексуальных домогательств военнопленных к русским женщинам206 . В то же время, некоторые военнопленные (чаще всего сербы) нередко подавали рапорты командованию русской армии с просьбами разрешить жениться на вдовой солдатке. Женщины-вдовы также не возражали порой против создания новой семьи, но, ссылаясь на условия военной поры, эти браки военные власти запрещали207 . Вероятно, до фронта регулярно доходили слухи, что в семьях солдат, ушедших на войну, поселился незнакомый мужчина, пусть и пленный. Солдаты были страшно взволнованы таким развитием ситуации в своей семье. Одна из сестер милосердия вспоминала, как санитар госпиталя советовался с ней по поводу полученного из деревни от жены письма, в котором она сообщала, что одна не справляется с хозяйством и что ей предлагают в помощь пленного немца. Жена спрашивала мужа, что ей делать, а бедный санитар сам не знал ответа на вопрос «можно ли впустить немца в дом?» Он очень волновался и не находил себе места208 .
Судя по отчетам военно-цензурных отделений за 1915—1917 гг., солдат на фронте весьма волновала проблема сохранения супружеской верности их женами. Возмущение солдат «развратом» в деревне, которым, по их представлениям, занимались жены с военнопленными, работавшими в сельском хозяйстве, являлось второй, после дороговизны, темой их писем. Перенося на собственных жен представления о них как о пособниках врага, солдаты требовали от местного духовенства «выступить со своей проповедью и усовестить баб»209 .
По наблюдениям одного из фронтовиков, война разбивала не только блиндажи и проволочные заграждения, но наносила удары по многому и более интимному. Солдат постоянно одолевали думы о
206 Зафиксировано было немало случаев попыток изнасилования женщин пленными. - См.: ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 5671. Л. 12—46.
207Там же. Л. 37, 98, 103.
208Варнек Т. Воспоминания сестры милосердия // Доброволицы. Сборник воспоминаний. М., 2001. С. 30.
209 Асташов А.Б. Русский крестьянин на полях Первой мировой войны // Отечественная история. 2003. № 2. С. 83.
247
П. II. Щербинин
своей семье. Один из солдат писал в письме своему брату в деревню, что он на время войны «поручает ему свою жену...» не в каком-нибудь смысле покровительства и защиты, а в самом реальном физическом смысле. Муж, оставив дома молодую, здоровую жену, очевидно, не только не был уверен, что она «соблюдет» себя, но как бы даже и не считал возможным предъявлять к ней непосильные требования. Он мучился только тем, чтобы она не путалась с кем попало, не внесла в семью каких-нибудь очень уж невыносимых осложнений, и вот ему в голову пришла странная, немного напоминающая библейскую, идея предоставить ее родному брату, чтобы грех, так сказать, не выходил за пределы своего же дома210.
Очевидно, что проблемы интимных отношений занимали важное место в умонастроениях россиян и россиянок и в военные годы, давая особенно широкий простор фантазиям и домыслам не только среди фронтовиков, но и в тыловом сообществе.
С другой стороны, по наблюдениям очевидцев войны, разлука и уход на войну мужа порой способствовали сближению супругов, находившихся на грани разрыва. Так, в статье «Война и личная жизнь», опубликованной в «Женской жизни», указывалось: «...будущему историку наших дней представится любопытная задача: проследить, в какой степени и каким образом отразилась война на внутренней жизни отдельных семейств. Изменились ли личные отношения в этих семьях? И наблюдатель, без сомнения, ответит на этот вопрос утвердительно. Вынужденная разлука — лучшая спайка для людей — есть такая истина. Муж, с которым жена жила весьма недружелюбно, ушел на войну. Присмотримся к психологии жены. Рисуя себе те лишения и те опасности, которым он подвергается, она, несомненно, пожалеет о том, что не дала ему в свое время нужного счастья... Постепенно чувство этого сожаления перейдет в тоску, а ряд этих тоскующих сомнений и раздумий являет собой уже благодатную почву для будущей радостной встречи. Таким образом, внеся много горя в семейную жизнь, война в некоторых случаях может оказать свое положительное влияние» 211.
Заметим, что многие россиянки потеряли шанс выйти замуж и устроить свою семейную жизнь из-за гибели на войне миллионов
210Никольский А. Женщины и дети на войне // Русская мысль. 1916. № 2. С. 97.
211 Вольт. Война и личная жизнь // Женская жизнь. 1915. № 7. С. 18.
248
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века потенциальных женихов212. Не случайно в послевоенные годы во всех государствах, участвовавших в войне, отмечался рост внебрачных отношений и незаконных детей.
Мобилизация более двух третей мужчин на фронт, созданный в результате «перевес» женского населения того же возраста изменили структуру и особенности половых отношений как в тыловых регионах России, так и на театре военных действий. Неизбежным спутником военной повседневности был рост случайных связей и венерических заболеваний. И хотя размеры официальной проституции в годы Первой мировой войны 1914—1918 гг. уменьшались, но эта тенденция не являлась свидетельством сокращения потребления «продажной любви». Напротив, в военный период резко возросла нерегистрируемая проституция и случайные половые связи. Заметим, что в годы войны резко ухудшилась медицинская помощь населению провинциальной России в целом. В результате мобилизации в армию медицинских работников без' врачей оказалось 90 процентов всех земских врачебных участков. Обязанности врачей вынуждены были исполнять фельдшеры213.
В период войны усилились имущественные внутрисемейные споры и конфликты, вызванные отсутствием мужей солдаток. Нередко родственники пользовались этим случаем, чтобы вытеснить солдатку из большой семьи, лишив ее части имущества. Весьма типично в этом смысле прошение солдатки Агафьи Гребенниковой, направленное 5 мая 1916 г. тамбовскому губернатору. Солдатка просила защитить ее от притязаний брата мужа на дом, в котором она проживала с мужем до войны. Его претензии возникли после того, как с фронта было получено известие о пропаже без вести летом 1915 г. мужа солдатки214.
Завершая краткий экскурс в развитие семейно-брачных отношений в период Первой мировой войны 1914—1918 гг., следует ука-
2,2Крубер А. Движение населения в главнейших европейских государствах, участвовавших в войне, за 1914—1919 гг. // Землеведение. Кн. 1—2. М., 1922. С. 117.
213 Шевелев А. Венерические болезни и война 1914—1918 гг. // Известия народного комиссариата здравоохранения. №1.С. 15; Куркин П. Земская медицина в годину войны 1914—1915 гг. // Общественный врач. 1915. № 9—10. С. 542.
214ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 9327. Л. 428.
249
П. П. Щербинин
зать на одну немаловажную тенденцию в переписке жен-солдаток со своими мужьями. В 1914—1915 гг. солдатки чаще всего не писали своим мужьям о неприятностях и своем тяжелом экономическом положении. Но усталость от войны, тяжелые условия повседневной жизни заставили женщин сообщать мужьям об их одиночестве, усталости и отчаянии. Вероятно, такие письма женщин-солдаток активно способствовали разложению армии, массовому дезертирству, а в итоге — краху царского режима. По мнению американского историка А. Мейера, нельзя недооценивать этот вклад в революцию, сделанный женщинами России215.
Настроения россиянок военной поры. Первая мировая война 1914—1918 гг., будучи многомерным явлением, глубоко отразилась и в духовно-психологической сфере россиянок. Реконструкция женской повседневности военной поры позволяет выявить женские переживания и настроения, психологические особенности восприятия окружавшей их действительности. Одним из факторов, отражавшихся на настроениях россиянок, был постоянный стресс, тоска от разлуки и тревога за ушедших на войну мужей.
По оценкам врачей-психиатров, война вовлекла в сражения не только армию, но косвенно и гражданское население. Ранения и гибель защитников Отечества вызвали в далеком тылу проявления глубокого горя, чувства безысходной тоски, беспокойства, тревоги, потоки слез, проливаемых женами, матерями, сестрами и детьми. Тяжелые душевные переживания женщин были неизбежно связаны с войной и сопутствующими ей процессами: удорожанием жизни, усложнением условий существования, полной неуверенностью в ближайшем будущем. Только в Москве количество душевнобольных женщин, попавших в больницы в начале войны, возросло на 25 процентов. В Орле и других провинциальных городах статистика душевных заболеваний была примерно на этом же уровне. Обычным явлением стали реактивные психозы, отмечался и рост заболеваний женщин шизофренией. В ряде случаев нервные срывы и заболевания заканчивались для женщин смертельным исходом216.
215 Meyer A.G. The Impact of World War I on Russian Women’s Lives. P. 224.
216Терешкевич A.M. Влияние войны и революции на психическую заболеваемость // Московский медицинский журнал. 1924. № 4. С. 73. Прозоров Л. Душевные заболевания и империалистическая война // Известия народного комиссариата
250
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII - начале XX века
Военная повседневность калечила не только женский рассудок, мужчины на войне и в тылу также были подвержены психическим расстройствам, вызванным военной непредсказуемой обстановкой и резким ухудшением обстановки, крушением привычного быта и образа жизни. Но все же наиболее остро и эмоционально переносили ужасы войны именно россиянки, многие из которых не смогли вынести ощущения постоянно накатывающейся катастрофы, кризиса семейной жизни, отсутствия перспектив. Не случайно в период войны значительно возросло и число самоубийств.
Первая мировая война способствовала и широкому распространению слухов и суеверий, основными потребительницами которых являлись россиянки. Женщины часто обращались к прорицателям и гадалкам, надеясь, что те сообщат им радостные вести и помогут «отыскать» своего ненаглядного. Надежда и вера в чудо, желание уберечь близких и что-то узнать об их судьбе толкали женщин к местным «пророкам». С самого начала войны в городах и селах российской провинции стали распространяться слухи о внутренних беспорядках, о необычайных победах немцев, о появлении шаек грабителей и т. п. Тяжелое, унылое, пессимистическое настроение жителей провинциальной России усиливалось неприятными сообщениями с фронта. Малодушные женщины, по сообщениям священников, распространяли слухи о кончине мира, говоря: «Все равно, бабы, конец; режьте кур, гусей; одевайтесь в лучшие одежды»217.
Судя по откликам региональных газет о войне, женское население в деревнях часто совершенно не имело представления о воюющих сторонах: «По их словам, «англичанца» дерется против русских, а «турку» давно уже прикончили. Немцу помогают англичан-цы»218. Некоторые женщины,* отправляясь в город за покупками, слушали местные новости и по-своему передавали их из уст в уста, из деревни в деревню219. «Перемышль ведь отдали за 50000? Толь
здравоохранения. 1920. № 1. С. 25; Крубер А. Движение населения в главнейших европейских государствах, участвовавших в войне, за 1914—1919 гг. // Землеведение. Кн. 1, 2. М., 1922. С. 110.
217 Женская жизнь. 1915. №4. 22 февраля; Курские епархиальные ведомости. 1915. №41. С. 742.
218См.: Тамбовский земский вестник. 1916. 14 декабря.
219 Щербинин П. Отражение внешнеполитической деятельности Российской империи в сознании населения (XIX - начала XX в.) // Чичеринские чтения. Российская внешняя политика и международные отношения в XIX—XX вв. Тамбов, 2003. С. 179.
251
П. П. Щербинин
ко-то! - со злорадством говорила какая-нибудь Дарья. - А там, глядишь, и Аршаву отдадут, да уж небось отдали. Недаром сваха Марья намедни генералов в цепях на вокзале видела, привозили их, скованы по рукам и ногам»220 .
Вновь, как и в период русско-японской войны 1904—1905 гг., среди россиянок получили хождение «верные сведения» о гибели полков и целых армий, невероятном вероломстве немцев и т. п. В ноябре 1916 г. всех обрадовала «новость», что «наши уложили пять немецких корпусов»221. Даже массовое появление грызунов связывалось с тем, что это немцы развозят мышей по деревням222 .
Эти немногочисленные сведения свидетельствуют о сложностях восприятия значительным числом россиянок событий военной поры223 . Не случайно одним из способов психологической самозащиты и рефлексии было обращение многих россиянок к Богу и надежды на покровительство небесных сил их близким на войне.
Особенности проявлений религиозных настроений россиянок в военные годы. Начало военных действий немедленно вызвало усиление религиозных настроений женщин. Повсеместно епархиальные архиереи отмечали в своих отчетах оживление религиозных чувств россиян и россиянок. Правда, сами священнослужители признавали в своих отчетах, что религиозность в народе повысилась, расширилась, главным образом, в сторону обрядовости. Это проявлялось в усердном посещении богослужений женщинами, которые больше стали подавать на просфоры о здравии и упокоении близких им людей. Число продаваемых просфор увеличилось в два и более раз. Усилилось усердие к заказным молебнам с акафистами и поминовением в нем ушедших на войну, панихидам по погибшим на войне. Иногда женщины заказывали и «живые сорокоусты», то есть собирали вскладчину деньги и
220 См.: Тамбовский земский вестник. 1916. 14 декабря; Щербинин П. Отражение внешнеполитической деятельности Российской империи в сознании населения (XIX — начала XX в.) // Чичеринские чтения. Российская внешняя политика и международные отношения в XIX—XX вв. Тамбов, 2003. С. 179; Урусова В. Деревенские картинки // Русская мысль. 1915. № 12. С. 115.
221 См.: Тамбовский земский вестник. 1916. 5 ноября.
222См.: Тамбовский земский вестник. 1916. 15 декабря; Страхов Д. Война внарод-ной легенде и песне // Жизнь для всех. 1915. № 11 и др.
223 Понятно, что в нашем исследовании не рассматриваются специально настроения феминисток, женщин-интеллигенток, которые имели, конечно же, собственные оценки и воззрения на войну и задачи женского общественного движения.
252
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века заказывали отслужить сорок обеден о здравии ушедших на войну — кто мужа, кто сына, кто брата. Современники отмечали, что в церквях стало появляться небывалое количество молящихся. В окнах изб в деревнях были видны горящие перед иконами лампадки. И многие россиянки не спали по ночам, проливая слезы перед иконами224 .
Другим свидетельством роста религиозных настроений было резкое увеличение продажи свечей в храмах225 . Заметим, что подобный же рост «свечного дохода» отмечался в России во все кризисные периоды войн и революций начала XX в. Несомненно, россиянки стали больше молиться, надеясь на благополучное возвращение с войны своих родных и близких.
По мнению Т.Г. Леонтьевой, специально изучавшей проявления религиозности среди россиян и россиянок, в том числе и в военные годы, уже скоро после начала войны обнаружилось, что оживление религиозных настроений населения было временным явлением: кто-то «успокоился», а кто-то по привычке крестился лишь на «всякий случай» — пусть чаще, чем ранее. Не случайно, в 1915 г. священнослужители - депутаты Государственной думы - в записке обер-прокурору Синода В.К. Саблеру констатировали «оскудение в церкви религиозного духа и охлаждение к ней всех слоев общества»226 . Да и сами священники стали отмечать усталость населения от войны и нежелание многих прихожан и прихожанок посещать храмы, отдавая предпочтение кинематографу и другим развлечениям227 .
224 См.: Тамбовский край. 1916. 9 октября; Орловские епархиальные ведомос-
ти.1914. № 45. С. 1168.
226Поселянин Е. Нечто о мистике войны // Орловские епархиальные ведомости. 1915. №39. С. 947—948.
220 Цит. по кн.: Леонтьева Т.Г. Вера и прогресс: православное сельское духовенство России во второй половине XIX - начале XX в. М., 2002. С. 186.
227 Так, «Воронежские епархиальные ведомости» сообщали, что «...в данное же время храмы, за редкими исключениями, пустуют. Храмы почти не посещаются молодежью, а взрослые, хотя и бывают в церкви, но, за редкими исключениями, не достаивают церковных служб, особенно в вечернее время. Кинематографы и театр привлекают публику больше, чем богослужение». - См.: Воронежские епархиальные ведомости. 1915. № 4. С. 110. Пастыри г. Белгорода Курской губ. обратились в городскую думу с ходатайством о прекращении всех увеселительных зрелищ под воскресные и в праздничные дни, потому что «в шесть вечера начинается благовест во всех 16 храмах, а в пять вечера открывают свои огни «Орион», «Эрмитаж», «Биограф» и др. И люди шли туда, в эти злачные места, и стар и млад, и ведут детей. И музыка до полуночи». — Курские епархиальные ведомости. 1915. № 27—28. С. 502.
253
II. II. Щербинин
Представители духовенства, несмотря на то, что солдатки были часто едва ли не наиболее усердными прихожанками, неодобрительно относились к молодым солдатским женам. Вероятно, причины этого определялись несколькими факторами. Во-первых, традиционно подозрительным отношением, сложившимся в обществе и оценках духовенства к статусу одинокой женщины-солдатки. По мнению священников, в условиях военного времени в семейной жизни россиянок стали наблюдаться горькие явления: нижние чины, «расквартированные в пригородах, зеленая молодежь военная — прапорщики, корнеты и прочие — оказались плохими блюстителями женских нравов и внесли много дезорганизующего в семьи городских обывателей». Кроме того, по отзывам многих благочинных, от прилива казенных денег в народе стала развиваться страсть к нарядам, к лакомствам. Многие солдатки, жившие прежде под гнетом нужды, теперь обулись в ботинки с галошами; в некоторых крестьянских хатах на святки виднелись елки, увешанные лакомствами и игрушками... Нередко молодые солдатки были и инициаторами этого нововведения228 .
Во-вторых, священники не были довольны обретением женщинами финансовой самостоятельности, в результате выплаты солдатских пособий. И церковные иерархи дружно констатировали: к добру эти выплаты не ведут229 . Скорее всего, оценки духовенства относительно условий, в которых оказались солдатки, не совсем объективны: дело в том, что основная масса священников, дьяков и псаломщиков жила довольно бедно, поэтому на новую ситуацию она отреагировала очень болезненно230 .
22«РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 2734. Л. 64.
229 Епископы с удивлением отмечали: «В храмах можно видеть подавляющее большинство женщин, молебны, панихиды служат главным образом женщины... В некоторые моменты, когда церковь приглашает помолиться о здравии и спасении русского воинства, на поле брани со славой живот свой положивших, молитва наших женщин достигает прямо какой-то мистической высоты... Те же самые жены солдат, которые так усердно молятся в храмах, так усердно просят Бога о спасении сынов и своих мужей, вне храма, в своей повседневной жизни держат себя нахально-вызывающе. Работать не желают, без конца требуют даровых пособий. Получая пайки, тратят безрассудно: на модные кофточки, галоши, духи и помады». — См.: Земцов Б.Н. Революция 1917 г.: Социальные предпосылки. М., 1999. С. 98.
230 Там же. С. 97.
254
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
К 1916 г., по сообщениям тех же священников, многие женщины прониклись к ним откровенной ненавистью. Один из епископов констатировал: «Жены солдат, которые так усердно молятся в храмах.., всячески бранят и в глаза поносят неприличными словами и обидными подозрениями разных попечителей, не исключая и священников». Среди прочих причин данного явления надо отметить и поднятие платы за требы. В некоторых местностях России даже отпевание стало стоить в два раза дороже довоенного уровня. Церковные иерархи сообщали в Синод, что храмы посещаются «лениво», прихожане не желают своевременно исповедоваться и причащаться, из поведения исчезло подобающее благочестие даже в праздничные дни, посты перестали соблюдаться231 232 .
Подобное развитие религиозных настроений россиянок в годы войны было вполне объяснимо. Если в первые годы войны церковь и вера в Бога несли женщинам надежду и снимали психо-эмоциональное напряжение, оказывали благотворное влияние на душевное равновесие, то тяжелейшая нагрузка военной повседневности требовала иной разрядки и отдушины. Усталость от войны, нерасторопность властей, плохие новости с театра военных действий способствовали не только снижению религиозных настроений, но были проявлением десакрализации духовной и светской власти. Религиозное мировоззрение россиянок стало давать трещины, и женщины нередко осознавали, что им надо скорее рассчитывать на свои собственные усилия и предприимчивость, нежели на судьбу или небесные силы.
«Сухой закон» в повседневной жизни россиянок в годы Первой мировой войны 1914—1918 гг. Среди наиболее важных перемен в повседневной жизни россянок, наряду с мобилизацией мужчин, традиционными тяготами военной поры (дороговизной, беженством, ограничением потребления и т. п.), стало введение запрета на продажу водки. Результаты запрета винной торговли изучались как
231 Цит. по кн.: Леонтьева Т.Г. Вера и прогресс: православное сельское духовенство России во второй половине XIX - начале XX в. М., 2002. С. 189.
232 См.: Введенский И. Н. Опыт принудительной трезвости. М., 1915; Воронов Д. Жизнь деревни в дни трезвости. Пг., 1916; Биншток Б., Каминский Л. Народное питание и народное здравие. М. — Л. 1929; Статистические материалы по состоянию народного здравия и организации медицинской помощи в СССР за 1919—1923 гг.
255
П. П. Щербинин
современниками, так и в послевоенные годы232 . Из современных работ выделим статью А. Мак-Ки, специально исследовавшего причины, концепцию и последствия введения «сухого закона» в России в период Первой мировой войны 1914—1918 гг.233. Однако за редким исключением исследователи использовали источники центральных архивов и средств массовой информации, но не первичные материалы и наблюдения234 , которые, на наш взгляд, являются более объективными и информативными.
Насколько же эффективными оказались запретительные меры властей по продаже алкогольных напитков? Как противостояли провинциалки этим запретам? Как «сухой закон» повлиял на реалии повседневного поведения и провинциальный образ жизни «рядовых» россиянок? Попытаемся реконструировать «пьяную» провинциальную повседневность в условиях «сухого закона» сквозь призму женского восприятия на примере типично тыловой Тамбовской губернии в 1914—1917 гг.
Рассматривая проблему, необходимо уточнить распространенность питейных традиций в довоенном провинциальном российском обществе. По мнению ряда исследователей, в стране существовали глубокие традиции сопровождать и горе, и радость спиртными напитками, а значит, привычка народного застолья существовала бы, несмотря на любые запреты235 236 . В предвоенные годы размах алкоголизма и пьянства действительно тревожил общество и власть. Материалы второго Всероссийского антиалкогольного съезда, прохо
М., 1926; Асташов А.Б. Водка, война, революция (борьба с алкоголизмом в городах России в 1914—1917 гг.) // Трезвость и культура. 1993. № 6. С. 3—6 и др.
233Мак-Ки А. «Сухой закон» в годы Первой мировой войны: причины, концепция и последствия введения сухого закона в России: 1914—1917 гг. // Россия и Первая мировая
война (материалы международного научного коллоквиума). СПб., 1999. С. 147—159.
231 Региональные аспекты реализации «сухого закона» подробно рассмотрены в монографиях О.С. Поршневой, Т.Я. Иконниковой, И.В. Нарского: ПоршневаО.С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат в период Первой мировой войны (1914—март 1918 г.). Екатеринбург, 2000; Иконникова Т.Я. Дальневосточный тыл России в период Первой мировой войны. Хабаровск, 1999; Нарский И.В. Жизнь в катастрофе: будни населения Урала в 1917—1922 гг. М., 2001; В статье Щербинина П. Алкоголь в повседневной жизни российской провинции в период Первой мировой войны 1914—1918 годов // Вестник Челябинского университета. Сер. 1. История. 2003. № 2. С. 62—71 и др.
236Иконникова Т.Я. Указ. соч. С. 58.
256
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
дившего в Москве в августе 1912 г., отразили серьезную общественную озабоченность ростом потребления спиртных напитков, а также малую эффективность обществ трезвости и разъяснительно-воспитательных мероприятий236 . По мнению самих современников, пьянство в предвоенные годы достигло таких размахов, что для самого населения становилась очевидной его пагубность. В немалой степени алкоголь стимулировал и преступность. По тонкому замечанию одного из членов Тамбовской судебной палаты каждый уголовный процесс раньше начинался бутылкой водки236 237 . Статистические сведения по Тамбовской губернии вполне убедительно отражали динамику развития потребления спиртных напитков. Так, до начала войны винная промышленность являлась самой крупной отраслью промышленности. В Тамбовской губернии было 74 винных и 5 пивных заводов. В среднем за 12 лет (1902—1913 гг.) населением выпило 1944000 ведер водки, из них 380000 употребили в городах и 1564000 - в уездах. На душу населения приходилось в городах — 1,46 ведра, в уездах — 0,50 (по губернии — 0,58). То есть городское население потребляло на душу населения в три раза больше алкоголя, чем сельское. По данным за 1913 г., в Тамбове потребляли на душу 1,6 ведра водки при 67000 жителей238 . Вполне очевидно, что не случайным являлось вынесение еще задолго до начала войны крестьянскими и мещанскими обществами приговоров о желательности прекращения продажи спиртных напитков.
2 августа 1914 г. Николай II повелел прекратить продажу водки на все время войны. Уже вкусив плоды почти полного запрещения алкогольных напитков, введенного с начала мобилизации, большинство россиян, и особенно россиянок, встретили это решение с похвалой и благодарностью239 . Однако предотвратить употребление водки мобилизованными солдатами как традиционного ритуала проводов в армию так и не удалось240 . Пили запасные не только с
236 Труды Всероссийского съезда практических деятелей по борьбе с алкоголизмом. Т.1. Пг., 1915.
237Фаресов А.И. Народ без водки (Путевые очерки). Пг., 1916. С. 35.
238Тамбовский земский вестник. 1916.15 июля; Тамбовский листок. 1915.17 июля;
Тамбовский листок. 1914. 25 ноября.
23вМак-Ки А. Указ. соч. С. 147.
240 По 33 губерниям России прокатилась волна погромов пьяных призывников. -См. подробнее: Беркевич А.Б. Указ соч. С. 3—43; Фаресов А.И. Указ соч. С. 175 и др.
257
П. П. Щербинин
горя, тревожась за судьбы своих близких, остававшихся нередко без кормильца, но и с радости, если комиссия находила их негодными. Отмечались случаи отравлений и гибели от употребления алкогольных суррогатов уже в первые дни мобилизации. По сообщению «Борисоглебского листка», запасной Иван Семенов, будучи не принят на службу во время мобилизации, на радостях «изрядно выпил, а на другой день ему захотелось опохмелиться. Водки он не нашел и раздобыл политуру спиртовую, выпил и умер»241.
В первые месяцы запрет продажи спиртного был повсеместно воспринят населением как долгожданное освобождение от «зеленого змия». На первых порах простого запрета на торговлю алкоголем было достаточно, чтобы достичь результатов, которые давно предсказывали защитники трезвости. Хулиганство практически исчезло, даже ругательств не было слышно. Однако тамбовский губернатор в своем отчете признавал, что, хотя на уменьшение преступности, уличных беспорядков, пожаров и прочих спутников нетрезвой жизни наиболее сильное влияние оказало запрещение продажи крепких напитков, имели значение и многочисленные призывы населения на военную службу, вследствие чего из состава мирного населения выбыли те возрастные группы, которые были главными поставщиками преступного элемента242 .
Священники же с упоением отмечали, что после запрета продажи водки больше народа стало ходить в храм, брать просвир, заказывать молебнов и панихид за упокой убиенных воинов243 . Журналисты сообщали, что уменьшилось число происшествий на праздниках, больше стали потреблять белый хлеб, мясо, чай и фруктовые воды, возросли вклады в кассы, увеличилось количество продаваемых номеров газет, уменьшилось число нищих244 . Многие прежние алкоголики принялись за трудовую жизнь, вернулись в семьи, сократились и семейные ссоры.
Впрочем, сокращению семейных скандалов способствовал и уход мужей-пьяниц на войну. Справедливости ради надо отметить, что война вносила в женскую повседневность не только позитивные из
241 Борисоглебский листок. 1914. 27 июля.
242ГАТО. Ф. 4. Оп.1. Д. 9449. Л. 292.
243 Тамбовские отклики. 1914. 8 ноября.
244Фаресов А.И. С. 70.
258
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
менения их трудового статуса и привычных стереотипов общественного восприятия. После введения «сухого закона», поддержанного абсолютным большинством женщин, в деревнях вместо пьянства распространялись карточная игра245. По сообщениям региональных изданий, солдатки, не видевшие раньше никогда в своих руках столько денег, теперь пускали их в карточный оборот246. Многие солдатки так увлекались игрой в карты, что забывали о всяком другом времяпрепровождении. На наш взгляд, нельзя преувеличивать значение запретительных антиалкогольных мероприятий властей в воздействии на традиционный уклад жизни в российской провинции.
Конечно, среди привыкших к выпивке россиян и россиянок начался активный поиск заменителей водки. Повсеместно регистрировалось потребление различных суррогатов. Учащались и случаи отравления, которые, по отзывам современников, уже в сентябре 1914 г. стали бытовым явлением. Часто пили бражку, смешивая ее с денатуратом, отчего, по признанию одного из выпивох, «целую неделю ходил без памяти. Кругота в голове. Идешь — и не знаешь куда, а ляжешь — не поднять ни заду, ни головы. Не дай Бог, кто ее и пьет»247 .
Самым популярным напитком стал денатурат. Одна из женщин, бывших в услужении у священника, рассказывала, что когда она сходила в акцизное управление и взяла по специальному разрешению денатурат, то по дороге к ней, увидев бутылку, приставал крестьянин, умолявший продать эту бутылку за любые деньги, давая 3—4 цены сверху. Отмечались случаи, когда солдатки, работавшие в прислугах, промышляли тем, что, выкрав несколько талонов на получение денатурата, перепродавали их особо «страждущим».
245 Из Борисоглебского уезда Тамбовской губ. сообщали: «Мы только что одержали победу над «зеленым змием» — на смену ему является картежная игра — один из тех пороков, которые народная мудрость охарактеризовала пословицей: «казна» и «орлянка» — первая поганка». В селе этот порок обратился в потребность, равносильную запою. Что прежде пропивалось, теперь проигрывается в карты. По селам появились игорные притоны». — См.: Тамбовский земский вестник. 1916. 30 июля. «На деньги в «двадцать одно», играют не только мужчины, но и женщины-солдатки, «германки», как их именуют». —Тамбовский земский вестник. 1916. 20 октября и др.
246 Добрая половина солдаток в кирсановской округе, сообщал «Тамбовский листок», как получают паек, сейчас же несут его в карточную игру, и многие проигрывают все до копейки. - См.: Тамбовский листок. 1915.6 февраля.
247 Фаресов А.И. Указ. соч. С. 42.
259
II. П. Щербинин
Иногда пьяницы давали прислуге разбитую бутылку, предлагая купить целую, а «барыне» объяснить, что разбила и что купит новую на свои деньги248 . Часто прислуга просила платить ей жалованье не деньгами, а денатурированным спиртом.
Появились и специальные посредницы, которые, состоя вне подозрения, получали право на покупку денатурированного спирта с исключительной целью его перепродажи по более высокой цене, а жительницы Казачьей и Инвалидной слобод г. Шацка вообще доставляли денатурированный спирт из Москвы, обратив это занятие в постоянный промысел. Они скупали в Шацке по сравнительно дешевым ценам коровье масло, колбасу, мясо, а затем гужевым путем или по железной дороге добирались до Москвы, где распродавали привезенные припасы, а на вырученные деньги покупали денатурированный спирт в московских казенных лавках и везли его по нескольку четвертей в Шацк. Денатурат в казенных лавках Москвы продавался легко: около лавок всегда можно было встретить лиц, продававших за 20 — 25 коп. талоны покупку этого спирта249 .
Власти приказали наклеивать на емкости с денатуратом этикетки, разъясняющие его пагубность, но это мало помогало. Вообще, денатурированный спирт предназначался для освещения и отопления. Спрос на него определялся и потребностями беженцев, которые использовали его в домашнем обиходе в качестве согревательного и осветительного материала, но главным было все же употребление его населением в качестве напитка, сдобренного различными ослабляющими его вкус и запах веществами250 . Несмотря на все меры властей, денатурат все же попадал на рынок, где продавали его тайно по немыслимой цене — до 60 руб. за ведро.
Потребление всевозможных суррогатов в деревне и городе резко отличалось. Тогда как в деревне охмеляющими напитками служили почти исключительно изготовляемые домашним способом изю-мовый квас, брага и самогон, то городские жители предпочитали всевозможные суррогаты в виде одеколона, эфира, политуры, лака и денатурированного спирта, который потреблялся преимущественно в смеси с квасом или фруктовой водой. Кроме того, горожане и
248Козловская газета. 1914. 12 ноября.
249ГАТО. Ф.4.Оп.1.Д. 9449. Л. 279.
250ГАТО. Ф. 4. Оп.1.Д. 9449. Л. 270.
260
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века горожанки, привыкшие к алкоголю, вместо водки употребляли древесный спирт, киндер-бальзам и другие спиртосодержащие препараты, которые продавались в аптеках. Цены на эти препараты в аптеках в первые месяцы войны выросли на 25 процентов251.
Самую большую опасность для политики «сухого закона» представляло самогоноварение. В целом по России до войны подпольное производство самодельной водки отмечалось редко: в 1913 г. поступили сообщения только о 600 случаях. Двухсотлетний строгий надзор со стороны помещиков и государства привел к тому, что население практически утратило технологию ее производства, а доступность и сравнительная дешевизна высококачественной водки подавила потребность гнать самогон. В 1915 г. полиция раскрыла в России почти 6000 случаев незаконного производства алкоголя, а уже только в период с сентября 1916 по май 1917 г. —9351 случай. Акцизные чиновники хмуро уверяли, что реальное число самогонщиков раз в десять больше. О размахе самогоноварения свидетельствует такой факт. Лишь в одном Моршанском уезде Тамбовской губернии за один месяц 1916 г. было составлено более 600 протоколов о самогоноварении и отобрано около 200 аппаратов252 .
Беженцы, наводнившие тыловые регионы России, оказались технически более грамотными и быстро обучили местное население выгонке самогона трех сортов: первый — крепостью 60—70 процентов, второй — более слабый и третий — мутный квас средней крепости. Вначале, опасаясь репрессий властей, жители чаще всего гнали самогон в лесах, в оврагах. Доход с каждой бутылки превышал три рубля. Торговля бражкой приносила еще больший доход. Так, производство ведра бражки обходилось в 1 рубль, а продажа приносила от 4 до 8 рублей за ведро. Многие шинкари и шинкарки не боялись протоколов, заявляя: «Мои заработки — на новый штраф»253 254 255 .
Интересную характеристику «бражки» дал в отчете за 1915 г. кирсановский городской голова: «Напиток, говорят, сладкий, но опьяняющий. Полиция борется с этим злом, но не в силах уничтожить
251 ГАТО. Ф. 4. Оп.1. Д. 9449. Л. 289; Борисоглебский листок. 1914. 26 июля.
252Мак-Ки А. Указ. соч. С. 156; Борисоглебское эхо. 1915. 30 сентября.
253Там же. 27, 28 июля.
254ГАТО. Ф. 4.Оп. 1. Д. 9449. Л. 24.
255Там же. Л. 176.
261
II. IL Щербинин
его»254 . Брагу для крепости сдабривали различными, вредными для здоровья, веществами (вроде настоя табака или перца)255 . Тамбовский губернатор признавал в 1915 г.,: «...заурядное пьянство и шинкарство развито повсюду, но меры, принимаемые по искоренению этого, трудно осуществимы, потому что население упорно укрывает шинкарей и не выдает их для привлечения к суду. Одними из наиболее активных поставщиц самогона нижним чинам, расквартированным в провинциальных городах, были солдатки256 . Занятно, что эти женщины совсем недавно требовали полного запрета продажи водки населению, а теперь сами способствовали алкоголизации армии и населения.
Осенью 1916 г. губернаторы ознакомили начальников полиции с правилами под грифом «секретно», утвержденными МВД 29 августа 1916 г. «О порядке уничтожения при наступлении чрезвычайных обстоятельств крепких напитков, принятом как казне, так и частным лицам, с практическими указаниями о технологических приемах уничтожения означенных напитков». Было отмечено, что в казенных и частных местах выделки, хранения спиртных напитков ввиду воспрещения свободной торговли скопилось громадное количество напитков, что в случае возникновения каких-либо беспорядков, особенно в районах их хранения, представляет громадную опасность в отношении охраны государственного порядка и общественного спокойствия. МВД посчитало, что обязательства по устройству приспособлений для уничтожения спиртных напитков должны быть возложены на частных владельцев властью губернаторов. Частные владельцы обязаны были дать подписки и предоставить полиции наблюдать за работами по тайному уничтожению спиртных напитков. Заметим, что в правилах специально оговаривалась необходимость привлечения к работам по уничтожению спирта преимущественно женщин. Местные исправники подтверждали важность этого мероприятия, так как «за отсутствием винных лавок все внимание населения, возвращающегося по окончании войны, будет устремлено на запасы спирта»257 .
В ноябре 1916 г. повсеместно уничтожались и запасы пива. В городах устраивались сточные трубы в реки либо в специально вырытые 260
260Тамже. Д. 8796. Л. 23; См.: Борисоглебское эхо. 1916. 1 мая.
267ГАТО. Ф. 4 On. 1. Д. 9650. Л. 2.
262
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
ямы и колодцы. Но если вино требовалось для проведения религиозных обрядов, то просьбы местных общин выполнялись. Так, распоряжением Совета министров от 21 января 1917 г. было разрешено отпускать евреям для празднования пейсах виноградное и изюмное вино (с 10 марта по 1 апреля 1917 г.), кроме пейсаховой водки. Тамбовскому раввину было выдано с этой целью 40 ведер вина. К началу 1917 г. несколько смягчились условия покупки водки для особо торжественных случаев. Так, тамбовский губернатор разрешил выдать ведро водки по поводу бракосочетания дочери помощника начальника станции258 .
В то же время власти продолжали получать от населения наказы с просьбой о сохранении запрета на продажу водки навсегда, то есть и после окончания войны. Летом 1916 г. с такими наказами в Тамбовское акцизное управление обратилось 68 крестьянских обществ259 260 . Таким образом, противостояние противников и сторонников «сухого закона» сохранялось весь период войны, что свидетельствовало о противоречиях не только в позициях и политике властей, но и в повседневной жизни самих провинциалов и провинциалок. Надо учитывать и то обстоятельство, что в период войн в российской провинции традиционно возрастало потребление алкогольных напитков. Понятно, что в период действия «сухого закона» подобная статистика отсутствовала, но еще в период русско-японской войны 1904—1905 гг. тамбовский губернатор констатировал, что среди населения значительно увеличилось потребление спиртных напитков260 . Усиленное потребление алкоголя вполне объяснялось психологическим воздействием военного фактора, было обусловлено ростом панических настроений, неуверенности в завтрашнем дне, кризисностью привычной повседневности.
По мнению А. Мак-Ки, «сухой закон» косвенно способствовал инфляции. До войны торговля алкоголем каждый год давала более одного миллиарда рублей прибыли. Когда этот канал был перекрыт, население начало тратить деньги на одежду, сельскохозяйственный инвентарь, другие промышленные товары. В «перегретой» экономике России военного времени такое замещение продуктов потребления подстегнуло рост цен. Государство и дворянство веками с помощью водки отбирали у населения все наличные деньги. Чтобы вы
258ГАТО. Ф. 4. Оп.1. Д. 9652. Л. 40, 97.
259Тамбовский земский вестник. 1916. 7 июля.
260Обзор Тамбовской губернии за 1906 год. Тамбов, 1908. С. 20.
263
П. П. Щербинин
пить, крестьянину не было иного выхода, как продать свои скудные излишки зерна, которое, в свою очередь, шло населению городов. Таким образом, «сухой закон» расширил пропасть между городом и деревней. Промышленные товары после взлета на них цен в 1915 г. утратили привлекательность для крестьян, живших почти на самообеспечении. Зерно оставалось в деревне, и города страдали от нехватки хлеба. Уничтожив ненавистную государственную монополию, Николай II разрушил тот экономический механизм, который предохранял империю от развала261. Впрочем, и крушение империи не остановило нетрезвых настроений россиян и россиянок. Напротив, после падения монархии с новой силой вспыхнули анархические настроения, асосени 1917 г. постране прокатилась «пьяная революция»262 . Впрочем, бунтарские проявления россиян и россиянок и в период Первой мировой войны 1914—1918 гг. являлись важнейшей составляющей общественных настроений и роста недовольства постоянным ухудшением повседневных реалий в провинции.
Бунты солдаток и женские погромы в провинции как проявление нарастающего недовольства и стихийного противодействия политике властей. В период Первой мировой войны 1914—1918 гг. особенно яркими, радикальными и бескомпромиссными были стихийные выступления россиянок. «Бабьи бунты», как их называли современники, вызывались не только обостренным чувством несправедливости, усталости от войны, озлоблением против нерасторопности властей по обеспечению семей призванных на войну, но всем укладом российской действительности., правовым статусом россиянок, которым постоянно приходилось доказывать свою самостоятельность и самодеятельность, добиваться равноправия в профессиональной сфере и в общественном восприятии.
Конечно, женское бунтарство являлось составной частью общероссийских тенденций радикализации настроений в обществе, роста погромного движения, стремления населения страны разом решить накопившиеся проблемы. Нередко, если это касалось деревенских выступлений, односельчане попросту использовали солдаток как щит или «таран», надеясь, что баб простят или войска не будут стрелять в безоружных женщин. Особенностями женских бунтарских выступ
2в1Мак-КиА. Указ. соч. С. 155.
262 Подробнее об этом см.: Нарский И.В. Указ соч. С. 196—206.
264
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
лений были их скоротечность, эмоциональный подъем и накал страстей. Как правило, увлеченные общим порывом, психологически заражаясь, многие женщины плакали потом на допросах, просили не губить их и их семьи, раскаивались в своем «неадекватном» поведении. Очевидно, подобные спады и подъемы женских настроений являлись вполне типичными для кризисных периодов российской истории, каким было и начало XX в., когда войны и революции ломали привычный уклад российской повседневности, внося нестабильность в общественное сознание, и пробуждали в населении чувство неуверенности в завтрашнем дне, обостряли недовольство властями, усиливали агрессивность и протестные проявления.
Наиболее часто «бабьи бунты» проходили в крестьянской среде. В Центральном Черноземье, например, недовольство солдаток было связано главным образом с нежеланием продолжать выделение из общины хуторов и отрубов. Общинники категорически отказывались проводить межевание земель до возвращения мобилизованных домохозяев, надеясь, что после окончания войны все земли останутся в общине, а помещичья земля тоже перейдет в крестьянские руки263 .
203 Не случайно, например, в донесении помощника Воронежского ГЖУ П.В. Тарасова начальнику управления М.А. Конискому о причинах волнения крестьян с. Козловка Бобровского уезда 14 августа 1914 г. отмечалось, что «беспорядки возникли главным образом через жен запасных нижних чинов, призванных на службу по мобилизации, а ближайшим поводом... послужил отказ землемера исполнить просьбы жен призванных запасных отложить размежевку земель, купленных местным богачом Филатовым, до тех пор, пока не будут убраны хлеба, которые могут быть попорчены от размежевки, и пока не вернутся домой их мужья... В конце концов землемер, уступая силе, принужден был прекратить размежевание, но разъяренные женщины... устремились на дом богача, выбили в окнах и дверях стекла, ломали, грабили вещи, а затем двинулись бесчинствовать и над домами других собственников. С приездом властей беспорядки прекратились... В буйстве принимали участие и некоторые мужчины, и большое количество подростков. ...Женщины, накануне буйствующие, теперь плачут, боясь, что их лишат казенного пособия, и просят всех не выдавать их на допросах. ...Надо прекратить на время войны землемерные работы в поле.., так как призываемые запасные внушают своим женам не допускать к таким работам и громить укрепляющих за собой землю». — Крестьянское движение в России в годы Первой мировой войны (июль 1914—февраль 1917 г). Сб. док-в. Ред. А.М. Анфимов. М., 1965. С. 82. Всего в губернии было разгромлено 25 усадеб. А крестьяне кричали солдаткам: «Бейте, бабы, ваши мужья на войне, вам ничего не будет». —Там же. С. 62. Действительно, власти чаще всего вынуждены были ограничиваться передачей ♦смутьянок» под надзор полиции, потому что их мужья находятся на войне и на руках у них остались малолетние дети и хозяйство.
265
П. П. Щербинин
В городах солдатки часто громили хлебные лавки, недовольные очередями и укрывательством торговцами товаров и продуктов. Уже в 1915 г. в стране было зафиксировано 654 голодных бунта264 . Один из наиболее крупных произошел в декабре в Челябинске, где солдатки, выступившие против дороговизны и спекуляции, при сочувствии, а временами и поддержке солдат местного гарнизона, разгромили несколько магазинов. Но с особой силой волнения на продовольственной почве начались в 1916 г. Только с января по май этого года полицейские власти зарегистрировали 510 подобных выступлений. Чаще всего они приобретали форму «бабьих бунтов». Такие бунты массового масштаба начались в феврале 1916 г. и достигли наивысшего размаха к ноябрю. Они охватили Астраханскую, Таврическую, Тамбовскую265 , Томскую, Воронежскую, Самарскую266 , Нижегородскую, Оренбургскую, Кубанскую, Ставропольскую, Харьковскую, Таврическую, Черниговскую, Подольскую, Киевскую губернии, почти все Поволжье и Урал, некоторые районы Сибири267 . В ряде случаев «бабьи бунты» насчитывали тысячи участниц. В мае в Оренбурге продовольственное волнение охватило более двух тысяч человек и приняло характер открытого восстания. Начатое солдатками выступление было поддержано широкими слоями городского населения. Здесь не обошлось без жестокой полицейской расправы, расстрела и арестов.
В Кубанской области в движение было вовлечено до трех тысяч человек, в Ставрополе - пять тысяч. В Нижегородской губернии «бабьи бунты» прошли и в городах, и в селах, в них приняло участие
264 Подробнее о продовольственных бунтарских выступлениях солдаток см.: Emily Pyle, «Village Social Relations and the Reception of Soldiers’ Family Aid Policies in Russia, 1912—1921,». Ph.D. Diss., University of Chicago, 1997. P. 242, 270, 277; Barbara Alpern Engel, «Not by Bread Alone: Subsistence Riots in Russia during World War I,» Journal of Modern History, 69, December, 1997. P. 721.
265 В селе Знаменское Тамбовского уезда при раздаче пособий на покупку топлива семьям запасных и ратников многие солдатки посчитали себя обделенными и открыто выражали свое недовольствие, сорвали знак с сельского старосты, оскорбили урядника. В соседнем селе Лысые Горы в том же 1915 г. солдатки ругали уполномоченных ♦ на чем свет стоит». В помещении ссудо-сберегательного товарищества, где происходила раздача денег, они опрокинули мебель, содержимое чайного стола, закуски и сласти «разграбили». — Тамбовский листок. 1915. 28 января.
266Земцов Б.Н. Революция 1917 г.: соц. предпосылки. М., 1999. С. 208.
287 Анфимов А.М. Российская деревня в годы Первой мировой войны (1914 - февраль 1917 г.). М., 1987. С. 355.
266
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
почти 25 тысяч человек. Волна «продовольственных беспорядков» прокатилась вдоль линии Транссибирской магистрали. Здесь происходили погромы магазинов и избиения торговцев и спекулянтов. Участие в погромах принимали рабочие, городские средние слои, крестьяне. Наиболее острый характер «голодные бунты» приняли в Тюмени, Барнауле, Красноярске, Иркутске.
6 апреля 1915 г. в Петрограде на один день была приостановлена продажа мяса, женщины тут же разгромили и разграбили крупный мясной рынок; то же самое, только уже из-за приостановки торговли хлебом, повторилось два дня спустя в Москве. Во время беспорядков тяжело пострадал комендант города. Летом все повторилось вновь, на этот раз на беспокойном Хитровском рынке. Похожие события имели место в следующем году. Количество забастовок, в которых принимали участие женщины, было настолько велико, что нам не представляется возможным описать их. В июне 1915 г. в Иваново-Вознесенске началась «мучная забастовка», через месяц она переросла в политическую демонстрацию с требованием прекратить войну и освободить заключенных рабочих. Было убито тридцать человек. Одновременно начавшаяся забастовка в Костроме была подавлена вооруженным путем, за ней последовали массовые похороны и еще одна забастовка, в которой работницы обратились к солдатам за защитой268 .
Осенью 1916 г. постоянные бунтарские вспышки на продовольственной почве с участием работниц, солдаток, подростков, части рабочих-мужчин стали наблюдаться в столице. Погромы продовольственных магазинов и лавок становились в Петрограде чуть ли не обычным явлением. Учитывая события в столице и во многих районах страны, Петроградское охранное отделение в октябре 1916 г. вынуждено было констатировать: «Вопросы питания в самых широких кругах населения огромной империи являются единственным и страшным побудительным импульсом, толкающим эти массы на постепенное приобщение к нарастающему движению недовольства и озлобления»269 .
Солдаты тыловых гарнизонов, даже казаки, нередко испытывали сочувствие к населению, участвовавшему в 1915—1916 гг. в
2б8Китанина T.M. Война, хлеб, революция. Л., 1985. С. 233; Канищев В.В. Русский бунт - бессмысленный и беспощадный. Погромное движение в городах России в 1917 - 1918 гг. Тамбов, 1985. С. 47—48; Стайтс Р. Указ. соч. С. 393—394.
269 Канищев В.В. Указ соч. С. 48.
267
П. П. Щербинин
продовольственных волнениях, имевших характер стихийных погромов лавок, складов, магазинов. Солдаты заявляли, что стрелять «в своих жен» они не будут, а в ряде случаев действительно отказывались стрелять в женщин-солдаток. Так было в ноябре 1915 г. в Челябинске, в мае 1916 г. в Оренбурге и Красноярске, Канавине и Гордеевке Нижегородской губернии, в ст. Тихорецкой на Кубани, в ноябре 1916 г. в Семипалатинске.
Значительные волнения крестьянства произошли на территории Змеиногородского уезда Алтайского края в годы Первой мировой войны. 25 ноября 1916 года в с. Топольном солдатки, собравшись в большую толпу в 200 человек под руководством 5 женщин-крестьянок, окружили контору лесничества и стали требовать отмены существующего порядка снабжения лесом и введения «бесплатного отпуска» его солдаткам. В с. Локтевском во время ярмарки солдатки заставили местных торговцев понизить цены на 10 процентов, а затем отпускать товары бесплатно. На следующий день волнения солдаток, а их было уже около 700, еще более усилились. Полиция произвела многочисленные аресты.
Плохое снабжение фронта вызывало у солдат ощущение хозяйственной разрухи, проявления которой описывали в письмах их родные. Последние часто жаловались на высокие цены и налоги, плохой урожай (в 1916 г.), реквизиции. Это не могло не волновать солдат, страдавших от невозможности помочь родным, защитить жен. Солдаты вынашивали желание поскорее вернуться домой и разобраться с обидчиками. В письмах родным солдаты-крестьяне писали: «Податей и сборов не платите». Официальная переписка того времени свидетельствует, что отказы от платежей были в деревне настолько частым явлением, что военный министр 25 мая 1916 г. потребовал от Ставки, чтобы офицеры особо старательно разъясняли солдатам недопустимость таких советов родным В солдатской среде ходили слухи, что Верховный главнокомандующий освободил солдатские семьи от налогов, что, по их представлениям, было бы справедливым: одни — служат, другие — платят270 .
270Поршнева О.С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период Первой мировой войны (1914 — март 19X8 г.). С. 245, 254—255; Очерки истории Алтайского края. Барнаул, 1987. С. 213, 214.
268
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины р XVIII — начале XX века
Подводя итоги экскурса в женскую повседневность военной поры, можно заметить, что война сыграла в женской судьбе и конструировании будущего россиянок важную роль271. Являясь трагедией и бедой в семейной, личной жизни женщины, война смогла уничтожить те препятствия и барьеры, которые в мирное время всегда стояли на пути женщины в ее самореализации, ликвидации неравенства, достижении равноправия в профессионально-общественном статусе и повседневной жизни. Новая повседневность россиянок стала важным трамплином в ее семейной и общественной самореализации, которая сложилась в России в 1917 г. На наш взгляд, не революции сумели «растормошить», пробудить самостоятельность и самодеятельность россиянок, внести перемены в общественное сознание российского общества по отношению к женщинам, а именно Первая мировая война 1914—1918 гг. явилась той «лакмусовой бумажкой», которая «проявила» многогранные возможности и потребности россиянок этого кризисного периода российской истории.
271 Из зарубежных исследований отметим работы западных историков: Alfred G. Meyer, «The Impact of World War I on Russian Women’s» Lives’ in Barbara Evans Clements, Barbara Alpern Engel, Cristine D. Worobec (eds), Russia’s Women: Accommodation, Resistance, Transformation. Berkeley, Calif., 1991. P. 208—244; Jane Mcdemid and Anna Hilyar, Women and Work in Russia 1880—1930. London, 1998. P. 139—211 и др.
269
П. П. Щербинин
II. 4. ОСОБЕННОСТИ ПРИЗРЕНИЯ СЕМЕЙ ЗАПАСНЫХ НИЖНИХ ЧИНОВ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ 1914—1918 гг.
270
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVTII — начале XX века
Государственное пособие для семей призванных на войну нижних чинов. В период Первой мировой войны 1914—1918 гг. жены и дети нижних чинов запаса, призванных в армию, впервые в российской истории стали получать государственное, или, как его часто называли, «казенное» продовольственное пособие. Одной из причин государственной поддержки семей призывников стали уроки и опыт русско-японской войны 1904—1905 гг., когда помощь оказывалась только половине семей участников войны, что вызывало серьезное недовольство как в войсках, так и в тыловых регионах России. Правительство внесло в III Государственную думу проект «Положения о призрении нижних чинов и их семей», который был утвержден самой думой, а затем и Государственным советом. В результате в России стал действовать закон от 25 июня 1912 г. о призрении всех без исключения членов семей солдат, призванных на войну272 . Для исчисления продовольственного пособия на солдатскую семью в денежный эквивалент по установленным для каждой местности ценам брали следующую норму продуктов на одного взрослого человека в месяц: муки— 1 пуд 28 фунтов, крупы — 10 фунтов, соли — 4 фунта, постного масла — 1 фунт. На ребенка моложе 5 лет полагалась половина пайка273 . По закону от 25 июня 1912 г. в тех губерниях, где объявлялась мобилизация, одновременно с ней должны были создаваться особые городские и волостные попечительства. На них возлагались обследования нужд семей призванных из запаса на военную службу, составление подробных списков и организация выдачи пособий. Кредиты для этой цели ассигновались Государственным казначейством. Всего за время войны семьям запасных было выплачено в качестве пособий 5715 млн. руб. Только в 1914 г. на выплату пособий была затрачена почти седьмая часть бюджета России274 . Практиковались также выплаты единовремен
272 Подробнее об особенностях применения этого закона см.: Солдатские пенсии, денежные пособия и разная помощь солдатам и их семьям (из законов «О призрении нижних воинских чинов и их семейств»). Киев, 1915; Иконникова Т.Я. Указ. соч. С. 163—207; Дашкевич Л. К организации деревни. Выдача в деревне продовольственного пайка семьям воинов // Русская мысль. 1915. № 10; Авербах О.И. Законодательные акты, вызванные войной 1914 года. Вильнюс, 1915 и др.
273 Авербах О.И. Законодательные акты, вызванные войной 1914 года. Вильнюс, 1915. С. 115.
274 Там же. С. 80.
271
П. П. Щербинин
ных денежных пособий особо нуждающимся солдатским семьям в соответствии с поданными ими прошениями. За время войны число таких обращений резко возросло. Так, в 1916 г. было удовлетворено 26956 ходатайств солдат и членов их семей275 .
Однако в самом тексте закона имелись нечеткие формулировки, которые при его применении давали поводы для злоупотреблений и произвола. Так, субъектами призрения объявлялись лишь члены малой семьи солдата (жена и законные дети), а «отец, мать, дед, бабка, братья, сестры означенного чина» могли рассчитывать на пособие, если они «содержались трудом последнего»276 . Сыновья и незамужние дочери солдата, достигшие семнадцатилетнего возраста, имели право на пособие, только если они являлись нетрудоспособными277 .
В жизни все оказывалось сложнее, так как нередко семьи призванных на войну солдат включали и сирот-племянников, пасынков и падчериц, которые часто также содержались их трудом. Такие родственники солдата оказывались за бортом государственной поддержки и вынуждены были обращаться с прошениями в земство, различные благотворительные организации и комитеты. Формально заботиться о них должно было городское или крестьянское общество. Последние иногда считали для себя слишком обременительным помогать членам большой семьи, и тогда положение оставшихся без всякой поддержки родственников и близких солдата становилось плачевным.
К тому же закон от 25 июня 1912 г. был малоизвестен населению страны. Женщины-солдатки часто не знали, к кому надо обращаться за получением пособия278 . Они писали прошения часто сразу в несколько инстанций: волостному старшине, председателю земской управы, предводителю дворянства, в мещанскую управу, военному министру, министру внутренних дел и т. п. В Козловском уезде Там
275 ПоршневаО.С. Указ. соч. С. 119.
276 Дашкевич Л. К организации деревни. Выдача в деревне продовольственного пайка семьям воинов // Русская мысль. 1915. № 10. С. 83.
277 Авербах О. И. Указ. соч. С. 214.
278 Как отмечали «Тамбовские отклики», по трактирам, чайным, другим общественным местам ходили жены взятых на военную службу запасных и просили посетителей написать прошения в городскую управу о выдаче пособий. — Тамбовские отклики. 1914. 31 июля.
272
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
бовской губернии до 200 семей солдаток не получали пособия. И эти несчастные женщины обивали пороги различных учреждений и должностных лиц и в конце концов шли к трактирному «обакату», который писал им прошение к морскому министру (так как тот был построже) или архиерею (потому, что он помилостивее), тогда как писать надо в земскую управу279 .
Нередко проблема с выдачей пособия затягивалась из-за уточнения формулировки «содержание трудом призванного». Уездные и городские попечительства, которые должны были определять нуждаемость в пособиях семей призванных на войну солдат, то слишком широко толковали положения закона, то назначали его тем, кто не нуждался в помощи. Некоторые солдатки, особенно если они имели много детей, стали получать по 30—45 руб. в месяц, то есть сумму, которую сам призванный никогда не зарабатывал. По замечанию современников, в таких семьях бабы отнюдь не горевали об уходе на войну своих мужей280.
Не случайно все женщины-солдатки стремились добиться выдачи казенного пособия, а также пособия от земства, чтобы получить дополнительный источник пополнения семейного бюджета. Сохранилось немало свидетельств того, что нередко с просьбами о выдаче пособия обращались и те женщины, которые совершенно в нем не нуждались и были достаточно обеспечены281. Вероятно, здесь сказывались проявление общинной психологии, что всем должна выделяться помощь, а также надежда на русское «авось», «а вдруг дадут».
Разнообразие при распределении пособий, отсутствие четких критериев для его назначения приводили к недоразумениям, недовольству, чувству несправедливости и обидам солдаток. В различные учреждения - уездным властям, в попечительства, воинским начальникам, губернаторам, в войсковые части, в центральные учреждения - отправлялись многочисленные жалобы солдатских жен и их мужей, недовольных отсутствием пособия282 . В декабре 1914 г. ми-
279 Козловская газета. 1914. 15 октября.
280 Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого: правительство и общественность в царствование Николая II в изображении современника / Вступ. статья Н.П. Соколова и А.Д. Степанского, публ. и коммент. Н.П. Соколова. М., 2000. С. 645.
281 Тамбовские отклики. 1914. 8 августа.
282 Дашкевич Л. К организации деревни. Выдача в деревне продовольственного пайка семьям воинов // Русская мысль. 1915. № 10. С. 86.
273
П. II. Щербинин
Открытки 1914 г.
нистр внутренних дел вынужден был специально обратиться с телеграммой к губернаторам, в которой отметил, что верховным главнокомандующим «получается много жалоб на неудовлетворение казенным пайком семей призванных в войска или на несвоевременную выдачу пособий. Великий князь признал желательным обратить внимание губернаторов на необходимость неослабного с их стороны наблюдения за этим делом с исчерпанием всех доступных им мер для обеспечения денежным пособием имеющих на него право»283 . Подобное обращение министра свидетельствовало о том, что ситуация с выплатой пособий была запутанна и требовала дополнительного вмешательства властей.
Видный правительственный чиновник В.И. Гурко в своих воспоминаниях констатировал, что сама мобилизация запасных нижних
283 Русское слово. 1917. 18 декабря.
274
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины r XVIII — начале XX века
чинов в 1914 г. проходила без патриотического подъема, а война не только не была популярна среди крестьянского населения, но и вызывала молчаливое, глухое недовольство. Проведенная следом реквизиция лошадей характеризовалась крайним отчаянием женщин. Бабы буквально выли. Лишь начавшаяся примерно спустя месяц раздача пособий в семьях призванных несколько примирила их с войной. Однако, по признанию В.И. Гурко, дело по выдаче поставлено было весьма широко, но точных инструкций о том, какие члены семьи имели право на получение пособий, не было. Так, в законе не было установлено, с какого возраста мужчины, входившие в состав семьи, признавались нетрудоспособными284 .
Очень многие солдатки часто не могли получить вовремя даже назначенное им пособие. На вопросы корреспондентов газет солдатки нередко отвечали: «Ходили, ходили в управу — не можем пособия получить... Хоть с голоду помирай: мужей в солдаты взяли, а тут об нас и думать не хотят»285 . Сама переписка по организации выдачи пособия была излишне бюрократизирована. Сначала проводилось изучение состава семьи и степени нуждаемости ее членов, затем ведомости отсылались для утверждения уездным попечительским съездом, потом они поступали в губернское правление, а уже оттуда отсылались в МВД в Петроград. Иногда вся эта переписка затягивалась на полтора-два месяца.
С другой стороны, в годы войны отмечались и случаи мошенничества, когда солдатские жены получали паек за умерших детей или на тех, кому уже исполнилось 17 лет286 . В этом также проявлялась особенность менталитета россиянок, стремившихся воспользоваться ситуацией для получения дополнительных средств. Однако можно попытаться объяснить обман, на который шли солдатки, теми экономическими неурядицами и низким уровнем потребления, который складывался в их семьях после призыва мужа на службу. Часто пособие, получаемое солдаткой и ее детьми, являлось единственным источником для существования, и потеря его ничем не восполнялась.
284 Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого: Правительство и общественность в царствование Николая II в изображении современника / Вступ. статья Н.П. Соколова и А.Д. Степанского, публ. и коммент. Н.П. Соколова. М., 2000. С. 644.
285 Борисоглебский листок. 1914. 5 октября.
286 Тамбовский земский вестник. 1916. 18 ноября.
275
II. П. Щербинин
Заметим, что на назначение пособий семьям призванных на войну влияли многие факторы. Ходатайства об их назначении или отмене подавались не только семьями призванных, но и самими мобилизованными нижними чинами с фронта. Поскольку государство явно не желало помогать всем «страждущим», то оно использовало малейшие поводы для сокращения количества призреваемых. Так, матери двух мобилизованных сыновей, Марии Бударгиной, было отказано в пособии на том основании, что она находилась на попечении своего второго мужа287 . Однако если семья мобилизованного по закону должна была получать пособие, то никакие ссылки на моральные нормы, к примеру, неверность жены, не могли помешать этому. Солдат Андрей Горбунов ходатайствовал о прекращении выдачи пособия своей жене Матрене из-за ее, как он сообщал в попечительство, беспутного поведения. Однако подобное прошение не было удовлетворено, так как, по мнению властей, «их брак не был расторгнут, а в законе на случай порочного поведения супруги никаких возможностей не оговорено»288 .
Некоторые солдатки и члены их семей во время Первой мировой войны 1914—1918 гг. все же были лишены пособия. Полная неопределенность ожидала солдатку в случае, если ее муж пропадал без вести. В этой ситуации солдатская жена лишалась не только пособия, но и юридической дееспособности. Она не могла выступать в суде в качестве самостоятельного лица, ибо с нее требовали доверенность от мужа. У солдатки отсутствовал и вдовий вид, с которым можно было получать пенсию или обращаться в благотворительные организации.
Лишались права на получение продовольственного пособия и семьи запасных нижних чинов, бежавших со службы или добровольно сдавшихся в плен289 . Среди солдат и в тылу распространялись брошюры «Что ожидает добровольно сдавшегося в плен солдата и его семью», в которых указывалось: «Напрасно думают русские, что, сдавшись в плен, они спасут свою жизнь... Если некоторые из пленных и останутся живы, то после разгрома немецкой армии и заключения мира над всеми добровольно сдавшимися в плен по возвращении в Россию будет исполнен приговор военно-полевого суда.
287 ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 9449. Л. 56.
288 Там же. Д. 2325.
289 ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 9326. Л. 4.
276
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Семьи же воинов, добровольно сдавшихся в плен, по закону, высочайше утвержденному 15 апреля 1915 года, лишаются всякого пособия... Именные списки добровольно сдавшихся в плен немедленно передаются губернаторам для обнародования и лишения пособия. Лишившиеся пособия голодающие семьи, несомненно, будут проклинать своего прежнего кормильца, который гнусною изменой царю и Родине лишил их не только казенного пайка, но и доброго имени и уважения честных людей. Добровольно сдавшихся в плен как изменников Родины по приговорам сельских обществ, станиц изгоняют из членов обществ»290 . Заметим, что семьи таких солдат обрекались на нищету и бесправие, а на их страдания власти не обращали никакого внимания. Не случайно после свержения самодержавия и образования союзов солдаток в 1917 г. женщинами повсеместно стали выдвигаться требования о выдаче пособий и семьям дезертиров и солдат, сдавшихся в плен. Так, 11 сентября 1917 г. союз солдаток Елатомского уезда постановил: «Выдача пайка должна производиться также и семьям дезертиров и добровольно сдавшихся в плен, так как эти семьи не должны отвечать за поступки своих глав и не могут быть обрекаемы на голодную смерть»291.
Важное значение для поддержки семей призванных на войну имели и другие выплаты пособий и финансовой помощи, оказываемые земским и городским самоуправлением, духовенством, различными центральными и региональными благотворительными организациями. Они не были привязаны в своей деятельности к закону от 25 июня 1912 г. и оказывали помощь тем, кто в ней действительно нуждался и кто по каким-либо причинам был обойден государственным пособием.
В ряде регионов России активную деятельность по оказанию помощи семьям солдаток развернули общественные комитеты, создаваемые при городских самоуправлениях и земствах. Направлениями их помощи солдатским семьям были: 1) оказание юридической помощи устройством справочных бюро, составлением прошений и возбуждением ходатайств; 2) доставка продовольствия, добавленного к казенному пайку; 3) поиск бесплатного помещения с отоплением тем семьям, которые не имели собственного или дарового приюта; 4) оказание
290 Стрелков А. Первая мировая // Городские известия. 2004. 20 апреля.
291 Тамбовский земский вестник. 1917. 20 сентября.
277
II. П. Щербинин
мирской помощи в хозяйстве, при уборке сена, хлеба, вспашке, молотьбе, рубке и заготовке дров, в ремонтах изб и хозяйственных построек семьям нижних чинов, находящихся на действительной службе, а также семьям внебрачных, не имеющих права на получение казенного пособия; 5) наем работника для поддержания хозяйства; 6) проведение посевных работ; 7) организация бесплатной медицинской помощи; 8) устройство детских приютов, общежитий, мастерских и т. д.; 9) оказание помощи учащимся детям нижних чинов вносом платы за учение, на покупку книг и др.;292 • Очевидно, что без этой общественной помощи семьи солдаток не могли бы продержаться293 . Впрочем, в некоторых регионах, например, в богатой хлебом Тамбовской губернии, уже с октября 1915 г. земства перестали оказывать помощь обойденным казенными пособиями солдаткам, мотивируя это тем, что выдался хороший урожай, сложились высокие цены на рабочие руки, и все нуждающиеся могут сами себя обеспечить294 . Вполне очевидно, что дополнительные пособия и поддержка семьям призванных на войну солдат значительно отличалась как по регионам, так и по периодам войны. Поэтому лишь конкретные исторические исследования региональной специфики поддержки семей призванных в годы Первой мировой войны 1914—1918 гг. позволят выявить тенденции и особенности повседневных реалий и призрения таких солдатских семей.
Проблема выдачи солдаткам пособия, помощи земских, общественных организаций требует также привлечения информационных технологий для анализа массивов фактического материала и выяснения как нуждаемости солдатских семей, так и социальнодемографических особенностей, правового статуса, быта и настроений россиянок военной поры.
Солдатка-горожанка: кризис повседневных реалий и борьба за выживание. Военная повседневность больнее всего ударила по сол
292 Отчет состоящего под Высочайшим Его Императорского Величества покровительством общества повседневной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям за 1915 г. Пг., 1916 . С. 15.
293 Подробнее об оказании общественной помощи семьям солдаток см.: Иванова. Нужда и общественная помощь // Женский вестник. 1915. № 3. С. 62—65; Щербинин П. Повседневная жизнь россиянок в период Первой мировой войны 1914— 1918 гг. // Женщина и война в поэзии и повседневности Первой мировой войны 1914— 1918 гг. Авторы-составители — А.И. Иванов, П.П. Щербинин. Тамбов, 2001.
294 Тамбовский земский вестник. 1915. 15 октября.
278
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
даткам, проживавшим в городах. Для этих женщин едва ли не единственным источником существования становилось пособие, выплачиваемое за ушедшего на войну мужа. Большинство женщин не имели приусадебного хозяйства, работы и после призыва мужа в армию оказывались на грани нищеты из-за постоянного роста цен на продукты, товары и жилье.
Уже с первых дней мобилизации в июне 1914 г. в городах резко выросли цены на продукты первой необходимости. Пользуясь наплывом в города большого количества призываемых на войну запасных нижних чинов и членов их семей, высоким спросом на продукты, многие лавочники мгновенно взвинтили цены. Городские думы стали устанавливать таксу, то есть предельную цену на многие продукты питания, оговаривая, что это нормирование и ограничение цен вводится только на период мобилизации295 .
Интересно, что разница в ценах на продукты в городе и селе в первые месяцы войны достигала трехкратной величины. Так, если на селе картофель стоил 20 коп. за меру, то в городах его цена достигала 60 коп. Как иронизировали журналисты, многие торговцы ввели на продукты «военные» цены, в том числе и на селедку. Значительно выросли цены на чай, табак и другие продукты, на письменные принадлежности, которые покупали себе призываемые на войну запасные нижние чины. Даже извозчики подняли в три раза тарифы на перевозку296 . Таким образом, мелкая буржуазия городов старалась максимально использовать сложившуюся ситуацию, выгодно продавая пользующиеся спросом товары и услуги. Деревня вскоре не преминула ответить ростом цен на продукты, и подобное «соревнование цен» усугубляло положение всех россиян и россиянок тыловой России.
«Вымывание» товаров в городах объяснялось и ростом панических настроений, характерных для военных лет. Слухи об исчезновении того или иного товара будоражили население, и скоро его действительно не было на прилавках. Опыт русско-японской войны 1904—1905 гг. и здравый смысл также подсказывали обитателям городов, что необходимо запасать при возможности продукты и товары впрок. Уже в ноябре 1914 г. население горо
295 Тамбовский край. 1914. 24 июля.
290 Борисоглебский листок. 1914. 29 сентября; Козловская газета. 1914. 22 августа.
279
П. П. Щербинин
дов стало скупать дорожающие товары: сахар — пудами, а спички — ящиками297 .
Положение многих семей призванных на войну нижних чинов, проживавших в городах, было катастрофическим. Вполне достоверным источником повседневной жизни российских солдаток военной поры могу служить опросные листы, по которым проверялось имущественное положение солдатских семей и проводилось обследование нуждаемости298 . Опросные листы свидетельствовали о страшной нужде просителей. Приведем выдержки из записей, сделанных при обследовании повседневных реалий семей ушедших на войну солдат: «Из 600 семей, обследованных в Тамбове, всюду царила беспросветная нужда. Вырванный из семьи кормилец перевернул вверх дном весь уклад жизни семьи, оставшейся буквально без всяких средств, даже без надежды на что-нибудь лучшее. Вот семья, жившая хорошо, так как запасной получал 45 рублей в месяц. Теперь мебели нет, вещи заложены в ломбарде. Трое детей, один из которых грудной, а денег нет ни копейки, и неоткуда больше взять их. Вот семья плотника, получавшего до 40 рублей в месяц. Осталась мать с четырьмя детьми... Начали продавать вещи. Должны за квартиру 8 рублей. Помощи ждать неоткуда. Сама мать больна. Дети полураздеты. Просит одежды...Семья служащего в банке, получавшего 25 рублей в месяц, очутилась в ужасном положении: мать разута, раздета, горячего не варит, нет дров. Ребенку надо молоко, а достать неоткуда»299 .
В других данных, которые собрали обследователи, была не менее удручающая картина: «Это почти сплошь матери, обремененные многочисленным семейством. Есть матери, у которых осталось на руках 9 детей, а средств никаких». Из опросных листов: «Я застал на квартире, — пишет один из обследователей, — самую полную нужду. Жена и четверо детей. Вещей никаких, детишки разуты... Ей уже нигде не верят в долг и настоятельно требуют уплаты. Скоро будут сидеть без хлеба». «Положение самое отчаянное, — пишет другой обследователь.
207 Тамбовский листок. 1914. 21 ноября.
2ВЯ Об обследовании семей запасных нижних чинов на Среднем Урале см.: Апка-римова Е.Ю. Городское общественное управление в годы Первой мировой войны // Вторые уральские военно-исторические чтения. Мат-лы регион, науч, конференции. Екатеринбург, 2000. С. 7—9.
280 Тамбовский край. 1914. 29 августа.
280
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
— Маленькая грязная комната, в которой размещаются 10 человек, из которых 8 детей. Здесь же стирают. Обстановки никакой. Квартира в подвале. Воздух спертый... Заложить нечего. Едят постные щи, пьют чай с черным хлебом... Пособий, кроме получаемых из городской управы 5 рублей 50 копеек, и не ждут ниоткуда. Это семья сторожа, получавшего 18 рублей в месяц и жившего раньше, так или иначе, сносно. Семья железнодорожного слесаря, очутившаяся без средств, состоящая из жены, пятерых детей и матери-старухи, переселилась в сарай, кое-как приспособив его к жилью. Выбитые из колеи, оставшиеся без кормильцев, семьи бедняков в первую голову спешат добыть несколько рублей закладом вещей в ломбард. Имущество убогое, половина вещей уже заложена, остались незаложенными только кровать и самовар, должны за квартиру 10 рублей и т. п. »300 . Эти горькие свидетельства повседневности российских солдаток и членов их семей рисуют удручающую картину их экономического состояния.
В городах ухудшение положения семей запасных нижних чинов происходило также и по причине быстрого роста оплаты за жилье и нежелания владельцев квартир учитывать проблемы с задержкой или невыплатой пособий семьям солдаток301. Население некоторых городов в провинции из-за наплыва беженцев, расквартирования войск увеличилось в полтора-два раза. В квартирах, рассчитанных на 5—6 человек, размещалось по 10—15 постояльцев302 . В городах Тамбовской губернии цены на квартиры выросли на 50—80 процентов. В связи с этим губернская управа приняла постановление о нормировании цен на квартиры. Было запрещено повышать плату за жилье более чем на 10 процентов303 .
Домовладельцы старались согнать с квартир солдатские семьи, имевшие низкий уровень доходов, либо вовсе влачившие жалкое существование, и нанять более зажиточных клиентов. Хозяева квар
300 Тамбовский край. 1914. 29 августа.
301 В некоторых городах домовладельцы стали выселять семьи призванных на войну солдат за неуплату, так как те не успели еще получить пособие и заплатить за квартиры. - Борисоглебский листок. 1914. 12 октября.
302 В Саратове в 1916 г. почти половина горожан проживала в скученных условиях. - См.: Араловец Н.А. Городская семья в России 1897—1926 гг. Историко-демо-графический аспект. М., 2003. С. 109.
303 Журнал Тамбовского уездного земского собрания 14 декабря 1914 г. Тамбов, 1915. С. 9—11.
281
П. П. Щербинин
тир расторгали договоры с солдатками, затем обращались в суд, получив в котором исполнительные листы, добивались освобождения своих квартир от «ненадежных» семей призванных на войну запасных. Отмечались случаи, когда на улицы вышвыривались и многодетные солдатки. В Воронеже из занимаемой квартиры в январе 1915 г. была принудительно выселена жена запасного М.И. Пенкина, имевшая 8 детей, старшему из которых было 13 лет304 .
Проведенный нами анализ проживания семей призванных на войну нижних чинов на примере одного из провинциальных городов - Козлова - показал, что лишь треть солдаток проживала в собственных домах, а остальные снимали квартиры. При обследовании материального положения этих семей, обратившихся с просьбами о выдаче дополнительных пособий из городских средств, было признано, что все они нуждались в дополнительных средствах от 1,5 до 5 руб. В тоже время власти отказали всем бездетным солдаткам, приписав на прошении «достаточно казенного пайка»305 . Городская управа действовала в данной ситуации в соответствии со сложившейся практикой отказа одиноким солдаткам в дополнительном пособии, но реально его было явно не достаточно, чтобы снимать помещение, покупать дрова для отопления и т. п. Эти россиянки-солдатки, которые не успели обзавестись детьми, вынуждены были бросать все силы на поиск любой работы, не имея шансов на дополнительную помощь ни от государства, ни от местного самоуправления, ни от благотворительных организаций.
В годы войны серьезным изменениям подверглась и структура питания жителей городов306 . Многие стали ограничивать себя в выборе продуктов и их количестве. Так, в Орле типичными блюдами во время обеда были постный суп и гречневая каша с подсолнечным маслом. Мясо многие видели только по воскресеньям307 . В семьях солдаток нередко из пищевого рациона совершенно исключались мясо и сливочное масло, которые являлись своеобразным мерилом благосостояния. Общей тенденцией в годы войны являлась
304 Воронежский телеграф. 1915. 1 февраля.
305 ГАТО. Ф. 158. On. 1. Д. 914. Л. 1—95.
306 Полонский Г. Регулирующие мероприятия правительства и общества в хозяйственной жизни за время войны. Пг., 1917. С. 15—49.
307 Орловские епархиальные ведомости. 1916. № 36—37. С. 737.
282
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
замена мяса рыбой, а затем —дешевыми сортами картофеля и бобами. Хлеб вытеснялся крупами. Появились сушеные овощи и картофель, различные консервы. Уже со второго года войны в городах усиливалась фальсификация продуктов. Хлеб, масло, молоко, по многочисленным сообщениям, стали появляться на рынках худшего качества, с примесью посторонних веществ308 . Происходило и неуклонное снижение калорийности питания. К концу 1915 г. в некоторых городах России суточное потребление в среднем составляло 1644 калории309 . В целом за годы войны количество и качество потребляемых продуктов изменилось настолько, что в городах к середине 1917 г. возникла проблема физического выживания людей.
Как же складывалась в городах региона борьба с дороговизной? Рассмотрим механизм действий властей по обеспечению продовольствием на примере Тамбова. В марте 1915 г. Тамбовской городской думой для борьбы с дороговизной продуктов питания был создан особый продовольственный комитет. Его деятельность началась с добровольного соглашения с местными мясо- и хлеботорговцами относительно цен на мясо, черный и белый хлеб. Но скоро торговцы перестали придерживаться цен, определенных соглашением. Тогда с 1 июня 1915 г. была установлена такса на хлеб и мясо, а с ноября 1915 г. с согласия губернатора установлены предельные цены и на другие предметы первой необходимости: дрова, молоко, яйца, масло, древесный уголь и пр. Однако то обстоятельство, что такса была введена только для города, а в уездах ограничения на цены не было, привело к тому, что продукты стали исчезать из города, так как в уездах цены были выше. В начале 1916 г. была введена общегубернская такса. После ее введения крестьяне стали отказываться везти продукты на продажу в город. Они заявляли, что пусть, мол, горожане сами к нам приезжают, и мы назовем им свою таксу. Таким образом, снабжение городов после введения нормирования цен только ухудшилось. Сократился подвоз продуктов из деревень, а торговцы предпочитали выждать время до нового повышения цен, нежели торговать по невыгодным для себя установленным нормам. Таксировать приходилось не только продукты и товары, но и услу
308 Биншток В.И., Каминский Л.С. Народное питание и народное здравие. М.— Л., 1929. С. 12,22, 25.
309 Араловец Н.А. Указ. соч. С. 110.
283
П. П. Щербинин
ги. Летом 1916 г. была введена такса и для ломовых извозчиков. Дрова также можно было получить только по карточкам310.
В адрес министра торговли и промышленности поступали многочисленные телеграммы с просьбами о срочном выделении ссуд городским самоуправлениям для борьбы с дороговизной. Так, кирсановский городской голова сообщал в телеграмме, что «Кирсанов погибает дороговизны недостатка предметов продовольствия особенно муки соли »311.
Кроме того, в войну резко ухудшились санитарно-гигиенические условия проживания в городах. Многочисленные беженцы приносили с собой многочисленные инфекционные заболевания. В годы войны повсеместно отмечался рост заболеваемости туберкулезом, тифом, венерическими болезнями и т. п. Призыв медицинских работников на службу в армию также усугублял ситуацию с получением медицинской помощи населением городов.
Выдающуюся роль в помощи горожанкам-солдаткам и членам их семей сыграли местное самоуправление и благотворительные организации. Именно с их помощью во многих городах солдатки бесплатно снабжались дровами для отопления жилищ, продуктами и дополнительными денежными пособиями312.
Необходимо все же иметь в виду, что для некоторых солдаток, имевших много детей и свое жилье, пособия позволяли оставить работу и заниматься только семейными делами. В докладе председателя Тамбовской городской думы от 6 октября 1915 г. признавалось: «Общеизвестен факт, что в настоящее время нет возможности найти самую необходимую прислугу и рабочих из-за того, что те, кто прежде зарабатывал, теперь не хотят знать труда, живя на даровые средства... В настоящее время большинство женщин, имеющих право на получение пособия, не считая неспособных к труду старух, получают до 15 и более рублей в месяц, чего они прежде никогда не получали. То же самое относится и к семьям крестьян, взятых на войну, где потребности менее, чем в городе»313.
Положение солдатских семей в сельских условиях в годы войны: выживание или «обогащение» при получении пособий? Обращение
310 Тамбовский край. 1916. 5 июля, 15 октября, 5 ноября.
311 РГИА. Ф. 457. On. 1. Д. 827. Л. 18
312 Иванова. Нужда и общественная помощь // Женский вестник. 1915. № 3 и др.
3,3 РГИА. Ф. 457. On. 1. Д. 827. Л. 144.
284
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
к изучению повседневной жизни и призрения семей призванных на войну нижних чинов, проживавших в сельской местности, таит в себе немало противоречий и источниковедческих сюрпризов. И современники, и историки при желании всегда находили свидетельства как критического положения семей призванных на войну314, так и вполне достаточного уровня их жизни, а порой и обогащения в условиях военной поры315. Заметим, что эти противоречия вполне объяснимы условиями жизни солдатских семей в различных регионах, сложившимися там ценами и оказанием помощи не только государством, но и общественностью, духовенством, благотворительными учреждениями. К тому же динамика изменений семейных бюджетов и потребления в семьях солдаток часто напрямую зависела от изменения ситуации на рынке труда, цен на хлеб, правительственной политики и военных заготовок продовольствия для нужд армии.
В сельской местности выполнение положений закона от 25 июня 1912 г. имело свою специфику. Первая военная осень показала, что семьям, оставшимся без работников, больше всего требовалась конкретная трудовая помощь по уборке хлеба, вспашке участков, вывозе сена и заготовке дров. По отзывам губернаторов, членам семей призванных на войну оказывалась разносторонняя помощь. В большинстве губерний России сельские общества составляли приговоры о бесплатной уборке хлебов и запашке земли под озимые посевы. Причем очень часто крестьяне помогали вначале семьям запасных убрать урожай, а потом уже занимались своими полями. Впрочем, имелось немало свидетельств, когда соседи и крестьянский мир отказывались от содействия своим односельчанкам-солдаткам. Как писал один из корреспондентов «Орловских епархиальных ведомо
3,4 См.: к примеру: Хрящева А. Крестьянство в войне и революции. Статистикоэкономические очерки. М., 1921; Анфимов А.М. Российская деревня в годы Первой мировой войны (1914 - февраль 1917 г.). М., 1987; ПоршневаО.С. Указ. соч. С. 119— 139; Судавцов Н.Д. Земское и городское самоуправление России в годы Первой мировой войны. М. - Ставрополь, 2001. С. 123—134 и др.
315 Хозяйственная жизнь и экономическое положение населения России за первые девять месяцев войны (июль 1914—апрель 1915 года). Пг., 1916. С. 1—29; Прокопович С.Н. Война и народное хозяйство. М., 1918. С. 238—246; Самохин К. О материальном положении крестьян и социальной политике государства в годы Первой мировой войны (на примере Тамбовской губернии) // Армия и общество. Мат-лы меж-дун. научн. конф. 28 февраля 2000 г. / Отв. ред. П.П. Щербинин. Тамбов, 2002. С. 211—213 и др.
285
П. П. Щербинин
стей», часто помощь солдаткам носила случайный характер: «Захочет староста, созовет сход, попросит общество, и дело будет сделано, а не захочет или общество отложит, и работы останутся несделанными. В результате такой мирской помощи бывали не единичные примеры того, что хлеб солдаток оставался необмолоченным, гнил, конопля своевременно не мочилась и теряла свое достоинство и ценность»3.16. В Ставропольской губернии на попытки земства привлечь общество оказать помощь семьям призванных в армию, как правило, следовал ответ: «Чужой (призванных) будем убирать хлеб, а свой высыпается вон». В результате во многих хозяйствах призванных на войну солдат хлеб пропадал: прел от сырости, горел в скирдах, уничтожался грызунами* 317.
Иногда на помощь семьям призванных на войну приходили помещики, выделявшие средства или сельскохозяйственные машины318 , а также земства, предоставлявшие технику для уборки хлебов из земских складов319. Кроме того, особо нуждавшиеся семьи призванных получили средства от земства на уборку хлебов и посев320 . Правительство также отдало распоряжение об освобождении семей солдаток от уплаты продовольственных долгов. Нередко крестьянские общества выносили решения об уплате из общественных сумм всех повинностей, лежавших на семьях запасных, призванных на войну.
3 октября 1914 г. тамбовский губернатор А.Л. Салтыков обратился в губернскую управу с предложением сообщить ему, какие сверх казенного пайка пособия выдаются семьям запасных и ратников ополчения, призванных на военную службу. Управа доложила, что «в общем казенный паек в достаточной степени обеспечивает семьи призванных, принимая во внимание, что почти все они имеют хозяйства,
310 Леонов В. Тревожные думы деревни при наступлении весны // Орловские епархиальные ведомости. 1915. № 11. С. 284—285.
317 Судавцов Н.Д. Указ. соч. С. 124.
318 Некоторые помещики выплачивали пособия семьям призванных на войну солдат из своих собственных средств. — Кирсановский вестник. 1914. 27 августа.
319 Жилкин И. Провинциальное обозрение//Вестник Европы. 1914. № 9. С. 237— 238; Алехина Е.В. Участие Тамбовского земства в оказании помощи женщинам-солдаткам в годы Первой мировой войны 1914—1918 гг. // Женская повседневность в России в XVIII—XX вв. Мат-лы междун. научн. конферен. 25 сентября 2003 г. // Отв. ред. П.П. Щербинин. Тамбов, 2003. С. 118.
320 РГИА. Ф. Библ. I отд. On. 1. Д. 97. Л. 1—2.
286
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX пека
квартирная нужда, дающая себя чувствовать в городах, едва ли сколько-нибудь сказывается в селениях, так же как нужда в топливе, но в отдельных случаях, конечно, одного казенного пайка недостаточно для обеспечения семьи. В таких случаях семьям полагается дополнительное продовольственное пособие сверх казенного пайка»321. Эти выплаты из собственных земских средств осуществлялись несмотря на то, что семьи, получавшие содержание от казны, не имели права на продовольственное пособие. Таким образом, особо нуждавшимся солдаткам, чье существование не обеспечивалось казенным пайком, предусматривалось оказание адресной помощи выдачей дополнительного продовольственного пайка - муки, крупы, соли, масла и прочего из пожертвованных средств, топлива и пособия на него322 . При оказании помощи солдатским семьям приходилось считаться с тем обстоятельством, что почти все они предпочитали обращаться за помощью. Отделить ходатайства, «заслуживающие удовлетворения от не заслуживающих таковое», было трудно. В связи с этим волостные попечительства некоторых уездов выступали за то, что «пособия нужно выдавать всем или никому»323 .
Раздача ассигнованных губернским земством средств на выдачу дополнительных пайков вызывала на местах массу нареканий в связи с тем, что степень нужды определялась при раздаче не всегда правильно. Говорили: «Дайте хоть по 20 копеек, но всем». В целом выдаваемых государством сумм и пайков из собственных земских средств для поддержания солдатских семей вполне хватало. И получали их, скорее всего, регулярно и в большинстве случаев только те, кому они были предназначены по закону. Об этом свидетельствуют опросы населения, проводимые как волостными правлениями, так и добровольными корреспондентами324 .
Нередко «казенное» пособие во многом определяло экономическое положение семей призванных и статус женщины в семье. Получавшая пособие женщина, как правило, пользовалась благосклонностью
321 Журнал очередного Тамбовского уездного земского собрания 1914 г. Тамбов, 1915.С.122.
322 О влиянии войны на некоторые стороны экономической жизни России. Пг, 1916.С.196.
323 Тамбовский листок. 1914. 17 декабря.
324 Краткий сельскохозяйственный обзор Тамбовской губернии за 1915 г. Тамбов, 1916.С. 31—32.
287
П. П. Щербинин
в большой семье, являясь уже не нахлебницей, а «кормилицей». Несмотря на небольшой размер казенного пособия (примерно 2—2,5 руб. на каждого члена семьи в месяц), оно было не только подспорьем в хозяйстве, но и дополнительным источником денежных средств, которые солдатки все больше стали использовать на непроизводственные нужды (покупка красивой одежды, мебели, лакомств и т. д.). Данные бюджетов крестьянских хозяйств Симбирской и Московской губерний за 1915 — 1916 гг., проанализированные Н. Д. Кондратьевым, позволили автору сделать вывод об опережающем росте денежного доходного бюджета крестьян обеих губерний по сравнению с расходным325 . Крестьяне нередко отказывались делать пожертвования, если узнавали, что они пойдут на помощь солдаткам. Односельчане считали, что пособие выплачивается слишком большое, и солдатки в помощи общества не нуждаются326 .
По оценкам самих крестьян, война несколько «уравняла» все крестьянские хозяйства. В Тамбовском уездном земстве признавали, что беднейшие семейства запасных из общей массы выбрать почти невозможно, так как семьи зажиточных крестьян со времени ухода работников на войну значительно обеднели, и их хозяйства сократились. Положение же бедных крестьянских семей с получением казенного пайка несколько улучшилось. Таким образом, семьи запасных в целом «сравнялись»327 .
Действительно, в некоторых регионах России, где складывались высокие цены на рабочие руки, был хороший урожай хлебов, пособие являлось хорошим финансовым подспорьем для крестьянских семей. Солдатки стали даже откладывать деньги, тратили их не только на развитие хозяйства, но и на одежду для себя и детей, улучшенное питание и т. п. Обследования семейных бюджетов солдаток свидетельствовали, что нередко женщины предпочитали не отдавать все пособие в общее хозяйство, а закупать необходимые вещи для детей, самим нарядно одеваться и т. п.328 . В то же время солдатки не транжирили деньги, как пытались представить порой современники, а, возможно, впервые в своей жизни могли самостоятель-
325 ПоршневаО.С. Указ. соч. С. 119.
326 Фаресов А.И. Народ без водки (путевые очерки). Пг., 1916. С. 39.
327 Тамбовский листок. 1915. 7 июля.
328 См.: Дело. 1916. № 1. С. 81.
288
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVTII — начале XX века но принимать решения по статьям семейного бюджета и всем необходимым расходам.
Некоторые солдатки, имея много детей и получая довольно большое пособие, вообще отказывались работать, прибегая к найму рабочих или односельчан для обработки полей, уборки урожая и т. п.
Имеется и еще немало способов для оценки реальной нуждаемости крестьянских семей в помощи. В частности, такими информативными источниками могут служить описания имущества солдатских семей, пострадавших от пожара или других стихийных бедствий. Так, в июле 1915 г. земский начальник 3-го участка Ела-томского уезда, обследуя последствия ущерба, нанесенного выпавшим градом в деревне Степановке, пришел к заключению, что хотя пострадало 175 дворов, но нужды в семенах и недостатка продовольствия крестьяне не испытывают. Большинство крестьян на вопросы о необходимой помощи отвечали: «Помощи не требуется — обойдусь». У многих крестьян имелись в сберегательных кассах сбережения, другие занимались дополнительно кустарными промыслами и ремеслами, рассчитывая, что этот заработок покроет их убытки. В то же время уездный исправник назвал 6 семей (менее 3 процентов пострадавших), которые нуждались в экстренной помощи. Представляется, что эти семьи и до града испытывали сильную нужду. К примеру, Иван Шаров, которого после паралича отпустили из армии домой. Работать сам он не мог, но на его иждивении было 7 человек: пятеро детей, жена и 80-летняя теща. Из имущества - плохая лошадь, корова, свинья и теленок329 . Крестьянин Федор Марьянкин сам был на войне, а дома остались жена и трое детей. Имущество - корова и две овцы. У Евдокима Лысова, мобилизованного на фронт, дома остались больной отец, жена, пятеро детей и тринадцатилетний брат. Имущество — лошадь, корова, три овцы и свинья330 . У фронтовика Максима Чайникова дома остались жена и пятеро детей. Имущество — лошадь и корова. У Федора Коноплева дома были жена и четверо детей. Имущество — лошадь и корова. И наконец, Павел Щербаков оставил дома жену и пятерых детей. Имущество — лошадь, корова и овца331. Заме
329 ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 9156. Л. 514.
330 Там же. Л. 514 об.
331 Воронежский телеграф. 1915. 1 февраля.
289
тим, что во всех семьях призванные на войну являлись единственными кормильцами, и с их призывом семьи оказывались в бедственном положении. Очевидно, что этим семьям даже казенное пособие не могло помочь в поддержании хозяйства, так как собственное имущество и инвентарь были недостаточными для нормальной сельскохозяйственной деятельности.
В 1915 г. повсеместно в России значительно возрос спрос на рабочие руки. Сами солдатки стали хорошо зарабатывать, нанимаясь к помещикам на уборку урожая. Некоторые солдатки-горожанки увольнялись с работы и на время уборки урожая уезжали в села, понимая, что там они смогут заработать средства, которые будут им необходимы осенью и зимой.
В 1916 г. для помощи семьям призванных на войну нередко выделяли военнопленных, но протесты солдат с фронта, не желавших видеть чужого мужчину в своем доме, привели к тому, что пленных стали чаще направлять для работы в помещичьи имения. В 1917 г. солдаткам стали помогать солдаты тыловых гарнизонов, которых отпускали на несколько недель в крестьянские хозяйства.
Все же к 1917 г. экономическое положение даже достаточно успешных хозяйств солдаток стало ухудшаться. Росли цены на промышленные товары, учащались реквизиции скота, лошадей, сокращалась помощь общества и земства. К тому же женщины просто уже устали самостоятельно вести хозяйство, им становились все более ненавистны война и ее последствия. В письмах своим мужьям на фронт они жаловались на одиночество и тяготы тыловой повседневности, тем самым подталкивая фронтовиков к дезертирству. Мужья-солдаты осознавали, что ни государственные пособия, ни помощь общества и благотворителей не могли создать нормальных условий для существования оставленных на родине семей. В армии все сильнее росло недовольство нерасторопностью властей в поддержке семей фронтовиков, и революционные потрясения 1917 г. позволяли многим россиянам и россиянкам надеяться на перемены к лучшему в их жизни, а также на скорое завершение войны.
290
ГЛАВА III.
ЖЕНЩИНА НА ВОЙНЕ: ФРОНТОВАЯ ПОВСЕДНЕВНОСТЬ РОССИЯНОК В ПЕРИОДЫ ВОЙН XIX - НАЧАЛА XX в.
291
П. П. Щербинин
Ш. СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ: СТАТУС, ПОВСЕДНЕВНОСТЬ, РЕАКЦИЯ ОБЩЕСТВА И ВЛАСТИ В ПЕРИОДЫ ВОЙН XIX - НАЧАЛА XX в.
292
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Женщины в русской армии: прачки, сиделки, сердобольные вдовы, сестры милосердия. Рассматривая проблему женского участия в военно-медицинской деятельности, присутствия россиянок в вооруженных силах в период войн XIX - начала XX в. необходимо ответить на следующие вопросы: «Какие мотивы способствовали появлению женщин в российской армии в период войн в качестве сестер милосердия? Почему традиционно консервативное по отношению к появлению женщин в вооруженных силах военное командование смягчило во второй половине XIX в. свою непримиримую позицию, допустив женский пол на театр военных действий? Насколько адекватным и полезным было это участие россиянок в помощи армии и Отечеству? Как повлияли военные будни, военный опыт на судьбу сестер милосердия, и как к данному патриотическому движению россиянок относились их социальное окружение и российское население в целом? Отразилось ли женское участие в военномедицинской сфере в годы войны на изменении их положения и отношении к ним в мирные годы?».
Заметим, что большинство публикаций о деятельности женщин в медицинских учреждениях на войне и в армии в XIX - начале XX в. имеют ярко выраженную патриотическую направленность и рассчитаны на прославление подвигов и жертвенности россиянок в военные годы1. Лишь немногие исследовательницы и исследователи попытались ответить на вопрос, что же толкало женщину на фронт и насколько полезной была ее деятельность на войне, а также как влияла военная повседневность на эмоциональное состояние и настроения россиянок2. Отдельные аспекты влияния движения сестер милосердия в военные годы на отношение общества к женскому равноправию и проблемам женской эмансипации были рассмотре
1 Махаев С.К. Подвижницы милосердия. Русские сестры милосердия. М., 1915; Клемантович И., Скоч А. Благородство и героизм сестер милосердия: уроки истории // Воспитание школьников. 2000. № 1. С. 34—37; Власов П.В. Благотворительность и милосердие в России. М., 2001 и др.
2 См.: Илинский П.А. Русская женщина в войну 1877—1878 гг. Очерк деятельности сестер милосердия, фельдшеров и женщин-врачей. СПб., 1879; Curtiss J.S. Russian Sisters of Mercy in the Crimea, 1854-1855 // Slavic Review. 1966. March. P. 84—100; Сенявская E.C. Психология войны в XX веке. Исторический опыт России. М., 1999; Иванова Ю.Н. Храбрейшие из прекрасных: Женщины России в войнах. М., 2002; Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. М., 2001.
293
П. П. Щербинин
ны в ряде публикаций по гендерной истории3 и истории сестринского движения в России4.
В ряду источников по данной теме надо отметить очерки истории общин сестер милосердия5. Кроме того, периодическая печать военной поры живо откликалась на появление женщин в войсках в качестве сестер милосердия, публикуя репортажи, заметки и письма об этом новом явлении в военной медицине и деятельности госпитальной службы6. В сборниках документов Военного и Морского министерств отражены инструкции и положения о привлечении женщин в военные лечебные учреждения, в которых оговаривались статус сестер милосердия, их права и обязанности, а также льготы7.
Наиболее полным и насыщенным источником по повседневной жизни россиянок, принимавших участие в помощи больным и раненым воинам в периоды войн, являются собственно мемуары, письма и дневники сестер милосердия, которые охотно публиковались в популярных и исторических журналах, а также выходили отдельны
3 Bramall, Joan Midwives in history and society Jean Towler a. Joan Bramall London etc.: Croom Helm, 1986. Кондрашкина Л.Г. «Женский вопрос» в России и возникновение сестринского движения в 40—50-е гг. XIX в. // Женщина в гражданском обществе: история, философия, социология. Материалы VI конференции «Российские женщины и европейская культура», посвященной теории и истории женского вопроса и общественного движения / Сост. и отв. ред. Г.А. Тишкин. СПб., 2002. С.154 —162 и др.
4Шибков А.А. Первые женщины-медики России. Л., 1961; Бураков Ю.Н. Утоли моя печали // Наука и религия. 1991. № 10. С. 46—51; Головкова Л. Иверская община на Большой Полянке // Московский журнал. 1994. № 5. С. 22—31; История развития сестринского дела в России и за рубежом. Воронеж, 1998; Прокофьева Е. Светские монашенки // Будь здоров. 2001. № 7. С. 93—96; Миклашевская Е., Цепляева М. Утоли моя печали. Милосердные традиции Лефортова. М., 2002 и др.
5 Исторический очерк общины сестер милосердия Св. Георгия в Санкт-Петербурге за двадцатипятилетие (1870—1895). СПб., 1895; Исторический очерк Свято-Троицкой общины сестер милосердия в Петербурге за 50-летие (1844—1894). СПб., 1894; Вельяминов И.А. Исторический очерк деятельности русских женщин на войне // На помощь матерям. СПб., 1898. № 9 и др.
6 Женщина и война // Женский вестник. 1904. Сентябрь. С. 19—22.
7 Устав воинский. СПб., 1777; Положение о постоянных военных госпиталях. СПб., 1869; Правила о сестрах Красного Креста и для сестер милосердия, назначаемых для ухода за больными и ранеными воинами. СПб., 1875; Сборник законоположений по военному и морскому ведомствам, относящихся до службы сестер милосердия во врачебных заведениях сих ведомств. СПб., 1899 и др.
294
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
ми изданиями8. Кроме того, медицинская деятельность женщин на войне нашла свое отражение и в воспоминаниях врачей, а также очерках истории военной медицины и сестринского движения в России9.
Весьма интересное наблюдение об особенностях изучения движения сестер милосердия содержится в работах А.В. Постернака, который отмечает, что интерес к делу ухода за больными и ранеными воинами просыпался у общества с началом крупных военных кампаний, когда перед глазами энтузиастов возникал в туманной дымке героический образ женщины, перевязывавшей кровавые раны умирающего солдата. Тогда маститые публицисты в центральных журналах и столичных газетах начинали писать о сестрах милосердия; выпускались брошюры с душещипательными картинками, дневники и воспоминания медицинских работников; составлялись отчеты по медицинским частям войск, чаще всего с самыми лестными отзывами об этих женщинах10. По окончании же войны вновь наступал информационный вакуум, и о сестрах милосердия снова не вспоминали до очередной войны. Не случайно почти нет исследований о работе сестер милосердия в мирное время, поскольку су
в Крупская А. Воспоминания сестры Крестовоздвиженской общины // Военный сборник. 1961. Август. С. 417—448; Из путевых записок сестры милосердия 1877 и 1878 гг. // Русский вестник. 1879. Т. 139. № 2. С. 553—601; Подгаецкий В.Д. Из медицинского быта в прошлую турецкую войну 1877—1878 гг. // Русская старина. 1893. № 10. С. 90-112; Хрущева В.Д. Кружок «Круглой башни»: Из воспоминаний 1877—1878 гг. // Вестник Европы. 1901. № 1—4; Драгневич Н. Из воспоминаний женщины-врача // Русское богатство. 1903. № 1; Из пережитого вчера. Дневник вспомогательной больницы Общества Красного Креста в 1877 / / Русский вестник. 1878. Т. 138. № 12; Захарова Л. Дневник сестры милосердия. Пг., 1915; Варнек Т.А. Воспоминания сестры милосердия (1912-1922) // Доброволицы. Сб. воспоминаний. М., 2001. С. 7—89 и др.
9 Пирогов Н.И. Исторический обзор действий Крестовоздвиженской общины сестер попечения о раненых и больных в военных госпиталях в Крыму и в Херсонской губернии. 1866: Община сестер милосердия св. Георгия. Петербург. Отчет комиссии по управлению общиной. СПб., 1872; Склифосовский Н.В. Из наблюдений во время славянской войны 1876 года. СПб., 1876; Рихтер П.А. Красный Крест в Румынии и Северной Болгарии 1877—1878. Отчет Главноуполномоченного общества попечения о раненых и больных воинах. СПб., 1879; Военно-медицинский отчет за войну с Турцией 1877—78 гг. СПб., 1884—1887. Ч. 1—3; 1877—1878 гг. Отчет главного управления Российского общества Красного Креста. Призрение больных и раненых воинов во время турецкой войны 1877—1878 гг. внутри империи. СПб., 1880 и др.
*°Постернак А.В. Очерки истории общин сестер милосердия. Первые в России организации по уходу за больными // Медицинская сестра. 1999. № 4. С. 43.
295
П. П. Щербинин
хие ежегодные отчеты давали крайне скупые представления о живых людях и их повседневной жизни.
Женский труд в госпиталях в XVIII — первой половине XIX в. В допетровской Руси некоторые женщины использовали традиции народной медицины для лечения больных в монастырских больницах и в частной практике. Русские летописи сохранили сведения о женщинах, которые умели распознавать болезни, лечить больных и избавлять их от недугов. В Новгородской переписи 1583 г. среди семи зарегистрированных лекарей числилась одна женщина - «ле-карица Натальица Клементьевская»11. Уже в начале XVIII в. при Петре I предпринимались попытки привлечения женщин к уходу за ранеными в госпиталях и лазаретах. Прежде всего это вызывалось значительным количеством больных и раненых воинов и необходимостью развития госпитального дела12. В 1716 г. в «Уставе воинском» законодательно регламентировались организация медицинской помощи раненым и участие женщины в уходе за ними: «Потребно всегда при десяти больных быть для услужения одному здоровому солдату и нескольким женщинам, которые оным больным служить имеют и платье на них мыть...»13. Однако это начинание не получило широкого развития. Возможными причинами отказа от женского труда в военных медицинских учреждениях было как отсутствие средств на их содержание, так и сложности взаимоотношений полов в воинских подразделениях. Не случайно в госпитальном регламенте оговаривалось, что женщины-вдовы или «добрые замужние жены», которым предстояло ухаживать за больными и стирать их белье, должны содержаться в «крепком призрении, чтоб ни единая из них не могла... и разговаривать с молодыми холостыми лекарями и учениками, тако ж и с больными или с караульными солдатами, или с надзирателями и накрепко смотреть, чтоб кроме упомянутых, другие женщины, какого б звания ни были, в госпиталь не входили»14. При привлечении женщин для работы в госпиталях предпочтение традиционно отдавалось вдовам. В уста
"Шибков А.А. Первые женщины-медики России. Л., 1961. С. 7.
12 Иванова Ю.Н. Храбрейшие из прекрасных: Женщины России в войнах. М., 2002. С. 13.
13Шибков А.А. Указ. соч. С. 7.
14Цит. По кн. Карпущенко С.В. Быт русской армии XIX — начала XX века. М., 1999. С. 34.
296
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
ве о непременных военных госпиталях одним из главных требований при назначении кастелянши и ее помощницы был вдовий статус женщин: «из штаб- или обер-офицерских вдов, а в меньших госпиталях из унтер-офицерских вдов, известных по поведению и благонадежности»15 16 .
Кроме того, предпринимались и попытки привлечения для ухода за больными и ранеными воинами монахинь и послушниц монастырей. В 1722 г. Петр I издал указ о назначении монахинь в госпитали. В Санкт-Петербурге, Котлине и Ревеле предписывалось иметь по одной «старице» и ее помощнице для надзора за работницами и бельем10. Подобный женский уход в госпиталях был рассчитан на обеспечение больных чистой одеждой и постельным бельем. Проще говоря, первые сестры были в первую очередь прачками, сиделками, а потом уже сестрами милосердия.
Нередко в военные госпитали нанимали и солдатских жен, которые проживали с мужьями-солдатами при воинской части. Для солдаток это была едва ли не единственная возможность найти работу и дополнительные источники существования. Однако из-за низкого жалованья и множества обязанностей, а также нежелания мужей «отлучать» жен на тяжелую низкооплачиваемую работу многие солдатки отказывались работать в госпиталях. Так, в середине XVIII в. в лазарет Семеновского полка «для ухода за больными пробовали нанимать и солдатских жен, и других женщин, но это продолжалось недолго за отказом их»17.
Очевидно, что попытки создать женскую службу в госпиталях в XVIII в. не получили устойчивого развития. И хотя понятие «женская служба в военных госпиталях» продолжало существовать в указах и госпитальных регламентах, на практике оно было почти забыто. После смерти Петра I сократились возможности женского ухода за больными солдатами, а старицы были возвращены в монастыри18.
Обычно в XVIII в. в госпитали назначались отставные солдаты или вдовы больничных солдат, что вполне соответствовало традициям
15 Цит. по кн.: Шибков А.А. Указ. соч. С. 8.
16 Горелова Л., Кудря Д. Очерки по истории подготовки среднего медицинского персонала в России // Медицинская сестра. № 1. 1987. С. 44.
17 Энциклопедический медицинский справочник для военных фельдшеров. М., 1953.С.1279.
18Мирский М.Б. Медицина России XVI—XIX веков. М., 1996. С. 75.
297
П. П. Щербинин
русской армии и общественным настроениям рассматриваемого периода. Для военной коллегии было удобнее всего, чтобы именно эти категории населения обслуживали и помогали больным и раненым воинам, так как это позволяло экономить средства и находить применение труду бывших военнослужащих и членов их семей.
Кроме того, солдатские жены в этот период привлекались и для ухода за больными в гражданских больницах. В 1763 г. в Москве была открыта Павловская больница на 25 коек, в которой для ухода за больными по штату полагалось «иметь баб-сиделок из жен и вдов больничных солдат». В 1776 г. в Москве была создана Екатерининская больница на 150 коек. В больничный штат входили главный доктор, лекарь, два подлекаря и 24 сиделки мужского и женского пола. В отчетах ревизоров отмечалось, что «для приготовления пищи, для мытья белья и содержания в чистоте постелей имеется при госпитале довольное число женщин из солдаток (солдатских жен), и им пристойная плата производится. Оные женщины употребляются к услужению больным, для которых по роду болезней их присмотр приличен»19. И все же привлечение женщин к работе в медицинских учреждениях носило в XVIII в. ограниченный характер. Главным сдерживающим фактором являлось недоверчивое отношение властей и военного начальства, а также самих россиянок к возможности применения женского труда в гражданских и военных медицинских учреждениях.
В период Отечественной войны 1812 г. женщины помогали больным и раненым в тыловых госпиталях, собирали необходимые для перевязок и лечения принадлежности. Некоторые дворянки, трудившиеся в период войны в лазаретах и оказывавшие помощь больным и раненым воинам, были позже награждены медалью «В память Отечественной войны 1812 года». Однако о привлечении женщин к работе в лечебных учреждениях действующей армии и речи не было.
Лишь в 1814 г. по распоряжению императрицы Марии Федоровны из Петербургского вдовьего дома20 на добровольных началах были приглашены, обучены и направлены ца работы в гражданс
19Горелова Л., Кудря Д. Очерки по истории подготовки среднего медицинского персонала в России // Медицинская сестра. № 1. 1987. С. 44—45.
20В 1803 г. в Петербурге и Москве были основаны вдовьи дома, при которых существовали отделения сердобольных вдов.
298
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
кие больницы женщины-вдовы для присмотра за больными, наблюдения за порядком раздачи пищи, за чистотой и опрятностью больных, их постелей и белья. Эти «сердобольные» вдовы явились своего рода предшественницами сестер милосердия. В 1818 г. в Москве был создан институт сердобольных вдов, а при больницах стали организовываться специальные курсы сиделок21. Сердобольные вдовы давали присягу, и им вручались знаки профессионального отличия — золотой крест на зеленой ленте, который предписывалось носить на шее всю жизнь, даже если сердобольная вдова выходила в отставку. На кресте с одной стороны, вокруг образа Божьей Матери, было написано «Всех скорбящих радость», а с другой — «сердоболие»22. По прошествии десяти лет службы сердобольным вдовам выплачивали пенсию23. Сердобольные вдовы принадлежали главным образом к мелкому дворянству и мещанскому сословию, а их погибшие на войне или скончавшиеся мужья, как правило, состояли при жизни в невысоких воинских или гражданских чинах24. В отделения сердобольных также принимались и незамужние дочери вдов.
Первые общины сестер милосердия в России. В первой четверти XIX в. власти вновь реанимируют идею Петра I о введении женской службы по уходу за больными и ранеными в военных госпиталях. Указ 1819 г. предписывал «нанимать в госпитали военных поселений с числом более 150 больных 20 женщин по уходу за больными, 5 служительниц и 1 надзирательницу». Однако эти инициативы не получили достаточного развития в первой половине XIX в., и основной формой участия женщин в помощи больным и раненым воинам стало развитие общин сестер милосердия25. Это было одно из замечательных явлений подвижничества, общественной инициативы и благотворительности, охвативших русское общество в середине XIX в. В сестринском движении нашло выражение и стремление россиянок бороться за социальное равноправие, а общины сестер милосердия являлись одной из форм общественной самоорганизации женщин. Заметим, что в рассматриваемый период правления Николая I сама
21 Сиделка - санитарка, относилась к младшему медперсоналу.
22Романюк В., Лапотников В., Накатис Я. История сестринского дела в России. СПб, 1998. С. 32.
23Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. М., 2001. С. 53.
21 Шибков А.А. Указ. соч. С. 9.
25 Медицинская сестра до 1917 г. именовалась сестрой милосердия.
299
П. П. Щербинин
идея общественной инициативы россиянок, даже для благотворительных и патриотических целей, была необычной и непривычной, встречая сопротивление властей и пересуды в обществе26.
Начало общинному движению в России было положено в 1844 г., когда в Петербурге по инициативе великой княжны Александры Николаевны и принцессы Т. Ольденбургской была организована первая в России община, названная Свято-Троицкой27. В основу первой в России общины сестер милосердия была положена следующая мысль: «Забота о больных и другие формы милосердия могут быть делом личного подвига». В том же году княгиня М.Ф. Барятинская основала общину сестер милосердия Литейной части Петербурга. Несколько лет спустя, в 1850 г., была организована Одесская богадельня сердобольных сестер. Возникали общины сестер милосердия и в других городах и очевидно, что сестринское движение в России получило достаточно широкое распространение, а работа сестрой милосердия становилась одной из важнейших форм медицинской и общественной деятельности женщин28. Заметим, что сестры милосердия участвовали во всех войнах России второй половины XIX — начала XX в. Деятельность общин сестер милосердия и их участие в помощи больным и раненым воинам завершились в России после прихода к власти большевиков в 1917 г.
Важно заметить, что российские общины сестер милосердия не были ограничены монашескими обетами и не носили жесткой религиозной направленности29. Движение сестер милосердия имело светский характер. Сестры милосердия могли наследовать имущество и владеть им. Но следует признать, что суровый режим и ограничения в личной жизни были весьма обременительны для сестер милосердия. Лишь отдельные из них служили в общине пожизнен
2Я Чернуха В.Г. Великая княгиня Елена Павловна на государственной арене // О благородстве и преимуществе женского пола. Из истории женского вопроса в России. Сб. науч, трудов. СПб., 1997. С. 89.
27Подробнее о ней см.: Власов П.В. Благотворительность и милосердие в России. М., 2001. С. 403.
28Кондрашкина Л.Г. Указ. соч. С. 156.
29 Хотя некоторые авторы считают движение сестер милосердия близким к монашескому, называя сестер светскими монашенками — См., к примеру: Прокофьева Е. Светские монашенки // Будь здоров. 2001. № 7. С. 93—96; Бураков Ю.Н. Утоли моя печали // Наука и религия.1991. № 10. С. 46—51 и др.
300
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
но, а большинство сестер отдавали служению милосердию не более 5—10 лет30. Руководство общинами, как правило, осуществлялось дамскими комитетами, в которые входили женщины-дворянки и старшая сестра общины.
Сестры милосердия имели одинаковую, строго установленную форму. Это были коричневые платья с белыми накрахмаленными обшлагами, ярко белые и тоже накрахмаленные чепчики на простых гладких прическах, белые фартуки с карманами и наперсные золотые продолговатые кресты на широких голубых лентах. Жизнь сестер милосердия была строго регламентирована. Они не получали ни зарплаты, ни пенсии, не имели выходных и отпусков, получая в общине лишь пищу и одежду. Во «избежание праздности и связанного с ним нравственного разложения», было записано в уставе общины «Утоли моя печали», в свободное от дежурства время сестры обязывались заниматься рукоделием в пользу общины31. Настоятельницы общин тщательно следили за нравственностью сестер милосердия и их человеколюбием. Подготовленная сестра милосердия должна была уметь выполнять некоторые лечебные процедуры, знать правила санитарно-гигиенического ухода за больными, способы перевязки ран, фармацию и рецептуру.
Религиозная символика все же оказывала влияние на развитие сестринского движения. Названия некоторых общин были связаны со святыми символами. Так, Свято-Троицкая община была названа в честь Святой Троицы, Крестовоздвиженская — в честь воздвижения Креста Господня. Некоторые сестринские общины были названы в честь членов императорской семьи — Никольская, Мариинская. Общины сестер милосердия имели своего священника-духовника. Несомненно, что и некоторые термины - настоятельница, община — были заимствованы из монастырских уставов32. Кроме того, типично монастырским правилом был и прием в сестры
30Шибков А.А. Указ. соч. С. 14.
31 Власов П.В. Благотворительность и милосердие в России. С. 411—412.
32 Некоторые исследовательницы деятельности общин сестер милосердия рассматриваемого периода относят их к своеобразным женским монастырям — См., к примеру: Черкасова А.Е., Давыдова Л.П. Общины сестер милосердия: прошлое, настоящее, будущее // Медицинская сестра. 2000. М1.С. 44.
301
II. П. Щербинин
милосердия вдов или незамужних женщин в возрасте от 18 до 40 лет33, однако со второй половины XIX в. многие общины стали отказываться от этого условия.
Заметим, что в России впервые в мире сложилась собственная традиция женской помощи больным и раненым воинам в военные годы, которая позволила сохранить жизни и облегчить страдания сотням тысяч солдат и офицеров российской армии. Не менее важными были и нравственный опыт женщин — сестер милосердия, и возможность реализовать себя в тяжелых условиях военного быта. Да и самостоятельное участие женщин в работе медицинских учреждений было невиданным для России явлением, вызывая толки в обществе, раскрывая новые грани применения женского труда и общественной деятельности в годы войны. Кроме того, женский труд в госпиталях фактически доказывал как самим женщинам, так и многим мужчинам, что равноправие полов в период защиты Отечества — явление не только удивительное, но и полезное, вносящее новые веяния в социальные, общественные и межличностные отношения. Таким образом, общины сестер милосердия стали первыми женскими общественными медицинскими организациями, созданными по частной инициативе, и являлись неотъемлемой частью женского движения в России, свидетельствовали о процессах женской эмансипации.
33 Горелова Л., Кудря Д. Очерки по истории подготовки среднего медицинского персонала в России // Медицинская сестра. 1987. М1.С. 44—45.
302
Военный фактор р повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Первый опыт использования сестер милосердия в период Крымской войны 1853—1856 гг.
Крымская война 1853—1856 гг. и сестры милосердия: первый опыт оказания женщинами медицинской помощи в действующей армии. Первыми женщинами, которые добровольно и организованно отправились на театр военных действий для оказания помощи больным и раненым воинам, были сестры милосердия московской Никольской общины и сердобольные вдовы. Именно эти россиянки в 1854 г., за несколько месяцев до сестер милосердия Кре-стовоздвиженской общины, появились в действующей армии34. Впрочем, в некоторых публикациях отмечается, что первыми «фронтовичками» были представительницы Крестовоздвиженс-кой35 и Никольской общин36.
Отметим все же, что сестры милосердия Крестовоздвиженской общины, учрежденной в Петербурге в 1854 г. великой княгиней Еленой Павловной, специально предназначались для работы в госпиталях в действующей армии. Непосредственное руководство и организационную деятельность в формировании нового социального института осуществлял знаменитый врач, основоположник полевой хирургии Н.И. Пирогов, а сестрами-настоятельницами являлись: Александра Петровна Стахович, Екатерина Михайловна Бакунина, Екатерина Александровна Хитрово и Елизавета Петровна Карцева37. Отправлявшимся на войну сестрам милосердия разъяснялось, что задачи общины состояли «в теплой любви к ближнему и личном во имя Господа нашего Иисуса Христа самоотвержении, основанном на содействии медицинскому начальству в военных госпиталях при уходе за ранеными и больными, а также в облегчении их страданий посредством христианского утешения»38.
34 Власов П.В. Указ. соч. С. 403.
35 Иванова Ю.Н. Храбрейшие из прекрасных: Женщины России в войнах. М., 2002. С. 20—21; Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. М., 2001. С. 83.
36Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 63.
37Шибков А.А. Указ. соч. С. 17.
38 Пирогов Н.И. Исторический обзор действий Крестовоздвиженской общины в Крыму. СПб., 1856. С. 3.
303
П. П. Щербинин
Однако даже такие, вполне патриотические и нравственные мотивы участия женщин в помощи больн’ м и раненым воинам на театре военных действий, вызывали глубокие сомнения и непонимание у военного командования, госпитального начальства, да и в общественном мнении николаевской России. Узнав о намерении отправить сестер милосердия на войну, представители Военного министерства бубнили: «Нельзя-с, нельзя-с, разврат!..». Нашлось немало салонных моралистов, которые считали, что присутствие в армии женщин приведет к ее разложению, негативно скажется на морально-нравственном духе воинов. Старые генералы из военно-придворных кругов открыто насмехались: «Придется, видно, пересмотреть штаты полевых госпиталей. Надо будет добавить еще одно отделение — для венерических больных»39. Генерал Н.О. Сухозанет вообще заявил императору: «Боюсь, ваше величество, молодые-то офицеры живо этих сестер обрюхатят»40. Как отмечали исследователи деятельности сестер милосердия в войнах России, сами предположения о возможном присутствии женщин на театре военных действий воспринимались современниками недоверчиво и с большим скептицизмом. Многие высказывали мысль о том, что появление женщин в госпиталях внесет «безнравственный элемент»41. Так, князь А.С. Меншиков, узнав о прибытии сестер милосердия в Симферополь, заметил: «Я опасаюсь, чтобы этот институт не умножил наших сифилитиков»42. Он высказал также предположение, что только падшие женщины согласятся жить среди мужчин и заботиться об их нуждах, а это приведет к падению дисциплины в армии43. Другие военные «стратеги» считали, что пребывание женщин на войне есть дело зазорное и бесполезное, что они будут стеснять армию при переходах и отступлении44.
И все же великая княгиня Елена Павловна, несмотря на грязные насмешки высшего военного начальства в отношении идеи напра-
39Стайтс Р. Женское освободительное движение в России: Феминизм, нигилизм и большевизм, 1860—1930 / Пер. с англ. М., 2004. С. 58.
40Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 83.
41 Севастопольские письма Н.И. Пирогова, 1854—1855. СПб., 1907. С. 5.
42Ф.Р. Русский Красный Крест // Исторический вестник. 1896. № 7. С. 204.
43Прокофьева Е. Светские монашенки // Будь здоров. 2001. № 7. С. 94.
44 Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 30.
304
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века вить сестер милосердия на театр военных действий, сумела успокоить в этом отношении и; 'йератора Николая I, и 25 октября 1854 г. был утвержден устав Крестовоздвиженской общины, 6 ноября первые сестры отправились в Крым45.
Представим, сколько унижений и неприязни выпало на долю первых женщин, выехавших в действующую армию. Им предстояло преодолевать не только трудности и лишения армейского быта, но и психологическое неприятие женского участия в традиционно мужском военном деле. Россиянки традиционно воспринимались в мужском военном сообществе лишь как возможные объекты сексуального домогательства. Настоятельницы общин сестер милосердия вынуждены были учитывать подобное отношение военных к своим «сестрам», стремясь воспитывать в них сдержанность и устойчивость к возможным навязчивым ухаживаниям мужчин. Не случайно, даже в мирные годы будущие сестры милосердия проходили обязательный двухгодичный испытательный срок, жили в общине, занимались под руководством старших сестер, и только отличившись «ревностью, хорошим поведением», получали крест и зачислялись в общину46.
Кроме того, настоятельницы общин старались не направлять в офицерские лазареты молоденьких сестер милосердия из-за «боязни их скомпрометировать»47. Сопротивлялись они и направлению в госпитали сестер, которые слишком много времени уделяли уходу за своей внешностью. Об одной из таких молодых вдовушек вспоминала Е. Бакунина: «Эта сестра прежде всего очень много занималась своими прекрасными белокурыми локонами»48. Воспоминания Екатерины Михайловны Бакуниной, внучатой племянницы фельдмаршала М.И. Кутузова, о своем участии в качестве сестры милосердия в оказании помощи больным и раненым воинам в период Крымской войны 1853—1856 гг. представляют особую ценность, так как они полны интересными наблюдениями о реалиях повседневной жизни
45 Кони А.Ф. Пирогов и школа жизни // Кони А.Ф. Собр. Соч. Т. 7. М., 1969. С. 210—211.
46 Бакунина Е. Воспоминания сестры милосердия Крестовоздвиженской общины (1854—1860 гг.) // Вестник Европы. 1898. № 5. С. 59.
47 Там же. С. 79.
48Там же. С. 83.
305
П. П. Щербинин
россиянок, впервые оказавшихся на войне. Впоследствии Е. М. Бакунина стала руководительницей Крестовоздвиженской общины.
Власти, общество, родные и близкие сестер милосердия часто никак не могли понять, что же влекло женщин на войну, как они могли замыслить саму возможность ухода за ранеными в военных госпиталях. Это представлялось невиданным делом и никто, в том числе и сами сестры милосердия, не знали, что их ждет в армии и как сложится их судьба. Как отмечала Е. Бакунина, ее желание поступить в сестры милосердия встретило сильную оппозицию родных и знакомых. Все родственники уговаривали ее не принимать опрометчивых решений, не брать на себя тяжелых обязанностей. А брат заявил, что «это вздор, самообольщение, что мы не принесем никакой пользы, а только будем тяжелой и никому не нужной обузой»49. Большинству сестер милосердия пришлось выслушивать подобные упреки и замечания не только от чужих, но и от близких им людей. Однако стремление первых сестер милосердия исполнить нравственный долг, проявить свои человеческие качества, доказать, что женское присутствие в военных госпиталях — не пустая затея, а важное и нужное дело, оказалось сильнее всех криво-толков и пессимизма.
Желающих вступить в Крестовоздвиженскую общину было много, но принимали туда, как правило, только грамотных женщин, имеющих хорошие рекомендации50. О своем желании вступить в общину и отправиться на театр военных действий в Крым заявляли вдовы, девушки и замужние женщины (последние принимались в общину как редкое исключение и только в военное время). При приеме в общину учитывались рекомендации, предъявленные просительницами, состояние их здоровья, семейное положение, грамотность и т. п. Принятые в общину женщины давали присягу и три месяца работали в первом сухопутном госпитале в Петербурге и только после этого направлялись на театр военных действий в Крым или на север России (в Або и Гельсингфорс), где работало одно отделение общины в связи с появлением неприятельского флота у берегов Финляндии.
49Там же. С.135.
50Бушуев В.Ф. Н.И. Пирогов и начало женской помощи больным и раненым на войне. Киев, 1908. С. 7.
306
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Всего в 1854—1856 гг. в Крестовоздвиженской общине состояли 202 сестры милосердия, которые по своему социальному положению разделялись на следующие группы: из мелких дворян (главным образом семей чиновников) - 77, из семей офицеров и военных чиновников - 48, из мещан - 38, из семей солдат и унтер-офицеров - 6, из семей купцов - 4, из семей священников - 5, из высшей аристократии - 4. 20 сестер милосердия не указали четко своего происхождения51 .
Возраст сестер колебался от 18 до 60 лет, но преобладала возрастная группа от 25 до 40 лет. Большинство из них имело начальное образование, некоторые окончили гимназии и другие учебные заведения, но были и неграмотные. Однако самоотверженность и практический ум россиянок нередко компенсировал отсутствие образования. По отзывам Н.И. Пирогова, «простые и необразованные из них выделяли себя более всех своим самоотвержением и долготерпением в исполнении своих обязанностей»52. Кандидаток в сестры милосердия тщательно отбирали и инструктировали. Неизменным условием приема в общину были аскетическая строгость поведения, бескорыстие, трудолюбие, самоотверженность, дисциплинированность и беспрекословное подчинение начальству53.
Конечно, мотив большинства россиянок при поступлении в сестры милосердия был вполне патриотичен - облегчить участь и страдания больных и раненых воинов, однако для некоторых женщин это была и возможность обрести профессию младшего медицинского персонала для применения потом этих знаний на практике. Одна из девушек поступила в общину, чтобы, проведя в ней несколько лет, выучиться ухаживать за больными, вернуться к себе в деревню и там помогать страждущим и нуждающимся в медицинской помощи54.
Сестры милосердия, прибывшие на театр военных действий, встретили серьезное противодействие со стороны военных чиновников и госпитального начальства, которых больше всего выводило
61 Шибков А.А. Указ. соч. С. 19.
52 Там же. С. 20.
53Власов П.В. Указ. соч. С. 411.
54 Бакунина Е. Воспоминания сестры милосердия Крестовоздвиженской общины (1854—1860 гг.) // Вестник Европы. 1898. № 6. С. 612.
307
П. П. Щербинин
Группа сестер милосердия Крестовоздвиженской общины.
Севастополь, 1855 г.
из себя то, что «сестрички» находились в независимом от госпитальной администрации положении и подчинялись в своих действиях только Н.И. Пирогову. По его инициативе нравственно-административный контроль за госпиталями был передан в руки сестер: «...несмотря на все интриги, за сестрами был удержан весь надзор над госпиталями. Е.М. Бакунина вела все дела присмотра за уходом больных с таким тактом, энергией и совестливостью, что полученный успех оказался блестящим и для всех здравомыслящих людей неоспоримым. Она заботилась наравне с сестрами о доставлении больным надлежащей порции пищи и непременно хорошего качества; она смотрела за чистотой и сменой белья, за прачечными, за частой переменой соломы в матрацах и неотступно требовала от госпитальной администрации всего, что надлежало быть выдано. Все, что прежде удерживали и не выдавали, и теперь еще старались удерживать, но Бакунина, пунктуально исполняя мои и других медиков предписания, настоятельно требовала недоданное. Неудивительно, что подобное вмешательство и такая деятельность женщин не могли быть приятны господам командирам и официальным инспек
308
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
торам...»55. По мнению известного американского историка Р. Стайтса, оппозиция профессиональных медиков в отношении сестер милосердия вызывалась непреодолимым сочетанием традиционного военного бюрократизма и профессиональной ревности56.
Настойчивость и бдительность сестер милосердия позволила вскрыть ряд крупных злоупотреблений госпитального начальства, по которым были начаты специальные расследования. Особенно нагло вели себя медицинские чиновники в госпиталях Херсона и Николаева57. Лишь настойчивость и бескомпромиссность сестер милосердия позволили улучшить положение и снабжение всем необходимым больных и раненых воинов, сократить произвол военно-административного аппарата продовольственных складов и военно-временных госпиталей.
Госпитальная администрация, не заинтересованная отдавать бразды правления в руки женщин, пыталась дискредитировать их в глазах окружающих и военного начальства. Доходило до того, что кто-то из администраторов пустил неприличный слух о «легкомысленном» поведении одной из сестер. По этому поводу Н.И. Пирогов вынужден был писать зимой 1854 г.: «До сих пор ничего не слышно о любовных интригах с офицерами, но как об этом начали было поговаривать, то я запретил посылать сестер к юнкерам, тем более, что между ними мало опасных раненых»58. Вся жизнь сестер милосердия находилась под пристальным контролем их окружения, и малейшие проступки сразу становились известными и обсуждаемыми.
Повседневная жизнь сестер милосердия на войне. Оценивая первый опыт применения в боевой обстановке женского труда в госпиталях, важно помнить о чрезвычайно тяжелых условиях повседневности сестер милосердия на войне, их эмоциональных и физических нагрузках, сложностях межличностных отношений. В воспоминаниях сестер милосердия не раз отмечалось, что если на службе в лазаретах у них было все в порядке, и их хвалили за усердие и терпение, то в повседневной жизни сестер часто возникали неуря
5Б Пирогов Н.И. Севастопольские письма и воспоминания. М., 1950. С. 199—200.
5в Стайтс Р. Указ. соч. С. 58.
57 Кацнельбоген А.Г. Героиня трех войн // Клиническая медицина. 1990. № 2. С. 140.
58 Пирогов Н.И. Севастопольские письма и воспоминания... С. 30.
309
П. П. Щербинин
дицы: они жаловались друг на друга, давая повод бесконечным разбирательствам59 . Для многих дворянок, поступивших в сестры милосердия, даже совместное проживание в одних комнатах при прибытии в госпитали, было большим испытанием60, но все же долг и понимание важности своей миссии на войне оказались сильнее недовольства условиями размещения и повседневными фронтовыми реалиями.
Путь на театр военных действий был долог, утомителен и опасен для изнеженных горожанок. От Петербурга до Москвы по железной дороге. От Москвы до Тулы и далее до Орла, Курска — на лошадях в тарантасах, которые, случалось, опрокидывались во время движения. В дороге сестры часто получали серьезные травмы. Затем лошадей заменяли волы. А при выезде из Перекопа сестры восседали уже на верблюдах. И так до самого Симферополя. О прибытии на очередную станцию вспоминает Александра Прунская: «Войдя в саклю, некоторые сестры, в грязных сапогах, все перепачканные грязью, как были в дороге, легли на пол, а я, будучи уже больна лихорадкою, не могла лечь на сырую землю и потому устроилась на скамейке»61.
Конечно, среди сестер милосердия бывали недоразумения и раздоры. Причинами этого чаще всего было нервное истощение от постоянных бомбежек и обстрелов. Некоторые сестры становились очень ранимы или болезненно подозрительны. Е. Бакунина приводит в своих воспоминаниях абсурдные предостережения, которые ей доводилось выслушивать: «Одна сестра из маленького окошка на море подает разные сигналы неприятельским кораблям, или что другая сестра, купаясь в море, говорила, что уплывет к французам». Все проверки, которые проводились по доносам против сестер милосердия, оказывались несостоятельными. И все же иногда настоятельницы общин переводили некоторых сестер на другие участки из-за «разных глупых сплетен», а некоторых отправляли в тыл «по расстройству их нервов». Некоторые женщины буквально терялись
89 Бакунина Е. Воспоминания сестры милосердия Крествоздвиженской общины (1854—1860 гг.) // Вестник Европы. 1898. № 5. С. 86.
60 Там же. С. 56.
®1 Цит. по статье: Ковалева Н.М. Сестры милосердия // Женщина плюс. 2002. №З.С. 31.
310
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века от грохота взрывов. Одна из сестер милосердия, услышав гул от пролетавшего ядра, села на землю и открыла для защиты перед собой зонтик, вызвав дружный смех других общинниц. Конечно, страшные перестрелки будоражили и тревожили россиянок, оказавшихся на самом острие обороны Севастополя. Во время одного из ночных штурмов Малахова кургана некоторые сестры милосердия спешно ушли в запасной лагерь, с досадой вспоминая потом о своем малодушии62. В воспоминаниях сестры милосердия А. Крупской отмечается, что артиллерийская канонада вселяла страх в сердца одних и стоицизм в сердца других63.
Однако вряд ли кто-то может упрекнуть этих россиянок в трусости, так как они дни и ночи под обстрелами выполняли свой патриотический и духовный долг, а также сами гибли и получали ранения, спасая жизни больных и раненых защитников Севастополя. Так, баронесса Екатерина Будберг, сестра А.С. Грибоедова, переносила раненых под артиллерийским обстрелом. Сама была ранена осколком в плечо. Сестра Васильева также получила осколочное ранение руки64. Сестра милосердия Прасковья Иванова, перевязывавшая раненых на Малаховом кургане, была разорвана в клочья неприятельским снарядом65. Участник войны профессор X. Гюббенет писал: «Только очевидец мог составить себе верное понятие о самоотверженности и героизме этих женщин. С редким мужеством переносили они не только тяжкие труды и лишения, но и явные опасности. Они выдержали бомбардирование с геройством, которое сделало бы честь любому солдату. На перевязочных пунктах и в госпиталях они продолжали делать перевязки раненым, не трогаясь с места, несмотря на то, что бомбы то и дело летали кругом них...»66 *.
62 Бакунина Е. Воспоминания сестры милосердия Крестовоздвиженской общины (1854—1860 гг.) // Вестник Европы. 1898. № 3. С. 151—153.
83См.: Стайтс Р. Указ. соч. С. 57.
64 Бакунина Е. Воспоминания сестры милосердия Крестовоздвиженской общины (1854—1860 гг.) // Вестник Европы. 1898. № 3. С. 162.
85 Драхенфелс Ф. Воспоминания // Сборник рукописей, представленных Его императорскому Высочеству государю наследнику цесаревичу о севастопольской обороне севастопольцами. Т. 2. СПб., 1872. С. 52.
66 Гюббенет X. Очерк медицинской госпитальной части русских войск в Крыму в
1854—1856 гг. СПб., 1870. С. 18—19.
311
II. П. Щербинин
О действиях сестер милосердия рассказал в своих «Севастопольских рассказах» Л.Н. Толстой: «Сестры со спокойными лицами и с выражением не того пустого женского болезненно-слезного сострадания, а деятельного практического участия, то там то сям шагая через раненых, с лекарствами, с водой, бинтами, корпией, мелькали между окровавленными шинелями и рубахами»67. По воспоминаниям севастопольца Г.Т.Чалинского: «Забывая собственную опасность, сестры милосердия с полным самоотвержением и день, и ночь проводили в госпиталях и на перевязочных пунктах, помогая докторам в перевязках, подавая больным лекарство, питье и прочее»68. Не все сестры могли переносить кровавые будни, тяжелые перевязки и операции раненых. Одна из сестер милосердия - Грибоедова - по совету Н.И. Пирогова вернулась обратно в Петербург69.
Многие современники отмечали, что само присутствие женщин, опрятно одетых, искренне стремившихся помочь раненым и больным солдатам и офицерам, утешало их и несколько облегчало страдания: «...лекарство ли дать, перевязку поправить, воды испить подать - все это точно из ангельских рук принимали раненые»70. В одном из воспоминаний отмечалось, что тяжелораненный просил Е.М. Бакунину: «Сестрица, пройдитесь еще раз мимо»71. Если в палате была сестра, то раненые неохотно позволяли фельдшерам перевязывать раны, а терпеливо дожидались, когда освободится сестра, чтобы перевязать их72.
Сестры милосердия на театре военных действий были распределены для выполнения определенных обязанностей: для перевязок, хранения лекарств, ведения хозяйства. Перевязывающие сестры доставляли существенную пользу врачам, сокращая время перевя-
®7Цит. по кн.: Власов П.В. Указ. соч. С. 406.
внЧалинский Г. Воспоминания // Сборник рукописей, представленных Его императорскому Высочеству государю наследнику цесаревичу о севастопольской обороне севастопольцами. Т. 2. СПб., 1872. С. 152.
в9Ульрихсон С. Тяжелые дни Севастопольского военно-временного госпиталя во время осады города в 1854—1855 гг. СПб., 1890. С. 96.
70Погосский А.Ф. Камень Кремнеевич (Очерк из мелких дел солдатских) // Русская военная проза XIX века. Л., 1989. С. 330.
71 Прокофьева Е. Светские монашенки // Будь здоров. 2001. № 7. С. 95.
72 Чалинский Г. Указ. соч. С. 154.
312
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века зок и помогая фельдшерам в изготовлении перевязывающих средств. Хранительницы лекарств следили за их хранением и распределением, контролировали действия фельдшеров. Сестры-хозяйки следили за чистотой белья, за действиями служителей и вообще за содержанием больных73. Часто обязанности сестер милосердия перемешивались, и они должны были заниматься другими поручениями, сменяя поочередно друг друга.
Представительницы общин сестер милосердия нередко являлись и душеприказчицами больных и раненых воинов, выполняя их просьбы по хранению денег и других ценностей, которые в случае смерти больного отсылались их родственникам, согласно завещанию74 . По просьбе неграмотных больных сестры писали письма их родным и читали им книги.
С участием относились сестры милосердия и к раненым французам и англичанам, попавшим в плен, оказывая им медицинскую помощь75.
Наивысшая оценка работы сестер милосердия на войне была дана Н.И. Пироговым: «Нельзя было не дивиться их усердию, деятельности при ухаживании за больными и истинно стоическому самоотвержению. Малейшие желания страждущих, даже капризы их, исполнялись самым совестливым образом. В самом деле, трогательно было видеть, как многие из сестер, еще молодые и неопытные..., наперерыв старались помогать медику и больному с полным самопожертвованием. В течение короткого времени уже были заметны плоды их... деятельности»76.
Всего в период военных действий в Крыму действовало 9 отрядов сестер милосердия общей численностью более 120 человек, из них при исполнении служебных обязанностей погибли 17 человек, а 4 получили ранения77.
Участие жен, вдов и дочерей защитников Севастополя в оказании помощи больным и раненым. Заметим, что кроме организованного движения сестер милосердия в Севастополе с первых дней его оборо-
73Пирогов Н.И. Собр. сочинений в восьми томах. М., 1961. Т. 5. Ч. 1. С. 518.
74 Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 75.
75Чалинский Г. Указ. соч. С. 153.
16Пирогов Н.И. Севастопольские письма и воспоминания. С. 78.
77Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 21.
313
П. П. Щербинин
ны проявилось и стихийное проявление женского энтузиазма в помощи больным и раненым воинам. Та же Даша Севастопольская (Дарья Лаврентьевна Михайлова) была не единственной добровольной сестрой милосердия в Крымскую кампанию78. Многие севастопольские женщины из числа офицерских, солдатских и матросских жен и вдов, а также дочерей военнослужащих становились добровольными медсестрами. Они не имели сестринского образования и в большинстве случаев даже официально не регистрировались как добровольные сестры милосердия. В воспоминаниях Г. Явлинского отмечается, что после больших вылазок «часто являлись к перевязочному пункту женщины из матросок и мещанок с холстом и корпией, помогали обмывать раны, поили томящихся жаждой раненых»79.
По отзывам главного врача сводного военно-временного госпиталя в Севастополе С. Ульрихсона о жительницах Севастополя, добровольно участвовавших в работе госпиталя: «Одна за одной являлись они каждый день в госпиталь для разных услуг... они занимались под руководством врачей перевязкой ран, раздачей лекарств, поили больных чаем, присматривали за кухней и немалую приносили пользу»80.
Заметим, что часть солдатских и матросских жен и вдов, учитывая большие трудности в размещении многочисленных больных и раненых воинов в госпиталях, с разрешения госпитальной администрации нередко содержали пострадавших защитников города в своих жилищах, где обеспечивали больным уход и лечение под контролем медиков.
Кроме того, некоторые из таких добровольных помощниц врачей выносили раненых с поля боя, что в целом не было свойственно сестрам милосердия. Раненых с поля боя обычно выносили мужчины-санитары, а женщины принимали их уже в госпиталях. Так было во всех странах, кроме России, где женщины добровольно взяли на себя и эти трудные и опасные заботы о раненых воинах81.
Большинство из них так и остались безвестными, не были представлены к награде. Однако некоторые все же были награждены
78 См. подробнее об участии солдаток и матросок в помощи больным и раненым воинам в Севастополе — Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 224—25.
7вЧалинский Г. Указ. соч. С. 154.
^Ульрихсон С. Тяжелые дни Севастопольского военно-временного госпиталя во время осады города в 1854—1855 гг. СПб., 1890. С. 35.
81 Прокофьева Е. Светские монашенки // Будь здоров. 2001. № 7. С. 96.
314
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
медалями «За усердие». Вдова вахтера корпуса морской артиллерии В. Велижева «с редким присутствием духа и примерным усердием разделяла труды медицинских чинов на перевязочном пункте», а порой под обстрелом и до поступления раненых на пункт, используя свой перевязочный материал82. Исключительное мужество проявляла и вдова матроса Е. Прокофьева, которая с 25 мая по 28 августа 1855 г. оказывала постоянную медицинскую помощь раненым83. Жена капитан-лейтенанта Реутова весь 1855 г. ежедневно приходила на 8-й бастион, которым командовал ее муж. Она помогала врачам перевязывать раненых, ухаживала за ними84. Многие женщины поплатились жизнью на боевых позициях, а некоторые погибали от неприятельских снарядов в своих домах, где ухаживали за ранеными.
Таким образом, женское участие в уходе за больными и ранеными защитниками Отечества реально было гораздо шире, нежели просто сестринское движение. Оно отражало как новые реалии содействия гражданского населения военным в ходе военных действий, так и являлось свидетельством активной общественной позиции россиянок в кризисные военные годы.
Сердобольные вдовы. В Севастополе с момента приезда в декабре 1854 г. и до окончания войны работали и отряды сердобольных вдов. В общей сложности за период войны в Крыму находилось более 100 сердобольных вдов из Москвы и Петербурга, около 200 сердобольных сестер из Одесской общины, а также местные женщины, принятые в отряды сердобольных вдов. В отряде сердобольных вдов на театре военных действий при исполнении своих обязанностей умерли 12 женщин85. Они оказались, как и многие защитники Севастополя, жертвами сыпного тифа.
Сердобольные вдовы работали с большим напряжением: на каждую приходилось по 200 человек, из которых около трети составляли тяжелораненные. До 13 тыс. раненых и больных получили по
82 Из боевого прошлого русской армии. Документы о доблести и героизме русских солдат и офицеров. Под ред. Н. Коробкова. М., 1944. С. 164.
83 Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 25.
84 Чалинский Г. Указ. соч. С. 155.
85 Краткий очерк деятельности сердобольных вдов в крымских госпиталях во время войны России с Англией, Францией и Турцией на берегах Черного моря в 1854— 1856 гг. СПб., 1858. С.11—12.
315
П. П. Щербинин
мощь от вдов, ухаживавших за ними. Иногда женщинам приходилось дежурить у постелей пациентов по нескольку суток подряд, так как персонала не хватало86. Положение сердобольных вдов было более сложным, чем у сестер милосердия. Сестры были моложе, ходили на дежурство, а отдыхать возвращались в общину. Сердобольные же вдовы жили при госпиталях, получали деньги на пищу и сами должны были заботиться о своем содержании. Некоторые из них экономили деньги, другие не умели или не хотели готовить, и многие из них имели серьезные проблемы со здоровьем87.
Сердобольные вдовы выбыли из Симферополя в августе 1856 г., когда стали закрываться военно-временные госпитали и снижаться заболеваемость в войсках. Вернувшись в Москву и Петербург, сердобольные вдовы продолжили свой труд в гражданских медицинских учреждениях.
Награды сестер милосердия и сердобольных вдов после Крымской войны 1853—1856 гг. По окончании войны сестры милосердия и сердобольные вдовы были представлены к серебряным медалям. Специально для награждения сестер милосердия, работавших в Крыму во время войны, по велению императрицы Александры Федоровны была отчеканена особая серебряная медаль с надписью «Крым — 1854 — 1855 — 1856». Сестры Крестовоздвиженской общины получили еще и по серебряной медали от великой княгини Елены Павловны «в память милосердного служения страждущей братии во время Крымской кампании». Среди награжденных были Е.А. Хитрово, Е.М. Бакунина, М. Кутузова, В. Щедрина, Е.П. Карцева, А.П. Стахович и другие.
Кроме того, Александр II распорядился выдать сердобольным вдовам и сестрам милосердия солидное денежное вознаграждение, а некоторым из них установить пожизненную пенсию. Также были награждены медалями «За усердие» или «За храбрость» добровольные сестры милосердия (жены, вдовы, дочери солдат и матросов, защищавших Севастополь).
На награды иногда хотели претендовать и те сестры милосердия, которые не принимали участия в уходе за больными и ранеными
88 Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 25.
87 Бакунина Е. Воспоминания сестры милосердия Крестовоздвиженской общины (1854—1860 гг.) // Вестник Европы. 1898. № 4. С. 529.
316
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
воинами в период обороны Севастополя. Е. Бакунина с иронией рассказывает в своих воспоминаниях о таком эпизоде, когда новенькая сестра милосердия, прибывшая в лазарет уже после окончания войны, выпрашивала себе такую медаль. Подобные обращения к настоятельницам общин были частыми, а получавшие отказ «сестрички» считали себя незаслуженно обиженными88. Вполне вероятно, что женщины рассчитывали на то, что боевые награды помогут им в дальнейшем в поисках работы или получении военной пенсии и каких-то других льгот, полагавшихся ветеранам войн и лицам, награжденным боевыми наградами. К тому же награждение женщины медалью само по себе было явлением невероятным и весьма престижным в современном им обществе.
В конце декабря 1854 г. больше половины сестер милосердия Крестовоздвиженской общины, находившихся в Симферопольских госпиталях, заболело сыпным тифом. Физическое изнурение было у многих сестер милосердия столь сильным, что после окончания боевых действий в Крыму некоторые из сестер уезжали домой, не имея сил далее выполнять свои обязанности89.
Во второй половине 1856 г. большинство военно-временных госпиталей в Крыму было расформировано, а сестры милосердия, в них работавшие, выехали или на постоянную квартиру в Крестовоздви-женскую общину, или к своему прежнему месту жительства. Накануне отъезда из Крыма канцелярия общины запросила сестер о том, кто из них желает служить в общине и на какой срок. Дело было в том, что в годы войны минимальный срок службы был установлен в один год, по истечении которого сестра могла выйти из общины или дать обязательство служить еще год.
Около четверти сестер милосердия отказались служить в общине в мирное время и предпочли вернуться к своим прежним довоенным занятиям или искать другие источники существования. 60 процентов сестер изъявили согласие прослужить еще один одногодичный срок, а оставшиеся 15 процентов дали обязательство остаться в общине пожизненно.
88 Бакунина Е. Воспоминания сестры милосердия Крествоздвиженской общины (1854—-1860 гг.) // Вестник Европы. 1898. № 5. С. 71.
89 Бакунина Е. Воспоминания сестры милосердия Крестовоздвиженской общины (1854—1860 гг.) // Вестник Европы. 1898. № 4. С. 522.
317
П. П. Щербинин
После возвращения сестер милосердия с фронта в Крестовоздви-женскую общину остро встал вопрос их трудоустройства. Только ходатайство влиятельных лиц и хорошая репутация общины позволили получить разрешение в ноябре 1856 г. на допуск 40 сестер милосердия в Кронштадтский госпиталь и 8 сестер — в Петербургский морской госпиталь. Немного позднее 6 сестер были приняты в Херсонский морской госпиталь и 20 сестер — в лазареты, обслуживающие военные поселения90. Таким образом, хотя официальный допуск сестер милосердия в военные госпитали последовал значительно позже, все же сопротивление приему сестер в госпитали ослабевало, и они все более и более проникали в военно-лечебные учреждения, утверждая тем самым свое законное право трудиться на медицинском поприще наравне с мужчинами.
Здоровье некоторых сестер милосердия было серьезно подорвано тяготами фронтового быта. Многие из вернувшихся в Москву и Санкт-Петербург сестер долго болели, и четверо из них умерли в 1857 г. Общины предоставляли сестрам милосердия отпуска на два месяца, чтобы они могли поправить свое здоровье.
Немногие в обыденной жизни и повседневных, однообразных заботах о больных могли сохранить ту же энергию, которая двигала первыми сестрами, отправившимися в Севастополь. Период внешнего благополучия стал одновременно и кризисным: жизнь вернулась в свою колею, отгремела слава героинь, и уже спустя три года после войны Крестовоздвиженская община вынуждена публиковать объявления в газетах о наборе сестер, которых явно не хватало91.
К сожалению, источники не сохранили сведений о дальнейшей послевоенной судьбе сестер милосердия, но некоторые из них, сохранившие связь с общинами, спустя 21 год приняли участие в том же качестве сестер милосердия в русско-турецкой войне 1877—1878 гг. Однако для большинства женщин тяжелейшие испытания и нагрузки на войне, условия фронтового быта оказались непосильными, и они оставляли позже общины и искали применение своим знаниям и умениям самостоятельно в частных домах и в больницах гражданского ведомства.
^Шибков А.А. Указ. соч. С. 45—46.
91 Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 91.
318
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Результаты деятельности сестер милосердия в период Крымской войны 1853—1856 гг. Работа сестер милосердия на театре военных действий в период Крымской войны привела к серьезным переменам во взглядах общества на положение и роль женщины. Конечно, это был только первый опыт подобного соучастия россиянок в военных кампаниях, но его значение было весьма важным. Каковы же были результаты деятельности сестер милосердия на театре военных действий в период Крымской войны 1853—1856 гг.?
Во-первых, сами сестры милосердия преодолели внутренние сомнения, реализовав свои намерения по оказанию помощи защитникам Отечества в условиях фронтовой повседневности. Труд, заботы и помощь сестер милосердия в военно-госпитальном деле свидетельствовали о том, что это был не каприз, не мода или показное мероприятие группы россиянок, а конкретная поддержка тех, кто наиболее нуждался в помощи. Для многих современников стало очевидно, что без участия сестер милосердия в спасении больных и раненых военнослужащих многие из них были бы обречены на гибель и мучения. Помощь пострадавшим от военных действий военнослужащим и гражданскому населению, оказывавшаяся сестрами милосердия в период Крымской войны 1853—1856 гг. явилась прообразом деятельности будущего общества Красного Креста, первым шагом к Женевской конвенции 1864 г. и становлению международного гуманитарного права.
Во-вторых, сестры милосердия наглядно продемонстрировали обществу и власти модель организованной помощи раненым и больным на театре войны и сформировали основы военного сестринского дела. Героическое участие сестер милосердия в Крымской войне привело к рождению, по словам известного ученого-хирурга И.А. Вельяминова, «типа медицинской сестры»92. Еще в 1859 г. Н.И. Пирогов и некоторые другие врачи поставили перед Военным министерством вопрос о введении женского труда в госпиталях в мирное время. В 1863 г. было издано «Положение о сестрах Крестовоздвиженской общины, назначаемых для ухода за больными в военных госпиталях». После долгих проволочек военное ведомство допустило сестер милосердия в госпитали семи городов: Петербурга,
В2Кацнельбоген А.Г. Героиня трех войн // Клиническая медицина. 1990. № 2. С. 140.
319
П. П. Щербинин
Москвы, Киева, Риги, Брест-Литовска, Варшавы и Херсона. В 1869 г. последовал приказ Военного министра Д.А. Милютина о введении по договоренности с общинами постоянного сестринского ухода за больными в госпиталях. Сестрам, прослужившим в них не менее 25 лет, назначали из государственной казны пенсию в размере 100 руб.93. В 1871 г. Военное министерство издало «Правила для сестер милосердия, назначаемых для ухода за больными и ранеными в военных госпиталях». На сестер возлагались преимущественно функции контроля за фельдшерами, правильным соблюдением предписаний врача, раздачей и приготовлением пищи и т. д. Ас 1873 г. сестры, состоявшие в штатах госпиталей, приказами по военному ведомству приравнивались к офицерскому составу в пользовании помещением, питанием, бытовыми услугами. Штаты сестер милосердия в госпиталях определялись из расчета 1 сестра на 100 больных94 . Как видим, законом предоставлялась возможность женщинам служить в системе военного и морского ведомств (пока лишь в области медицины), что по сравнению с предшествующими годами было прогрессивным шагом, поскольку труд женщин внедрялся на государственном уровне в систему военного ведомства с вытекающими отсюда обязанностями и правами95. В 1875 г. министром внутренних дел были утверждены «Правила для сестер милосердия», после чего их стали включать в штат военных и гражданских лечебных заведений. Кроме того, сестры милосердия могли поступать и в частные дома96.
Все это, несомненно, стало важным событием в борьбе за женское равноправие в России. Кроме того, указанные выше приказы и распоряжения ставили сестер милосердия в независимое положение от общин, к которым они принадлежали. Это способствовало развитию личной инициативы и самостоятельности, большей свободы и личного выбора россиянок, посвятивших свою жизнь уходу за больными воинами. Опыт применения женского труда в военно-полевой медицине использовался позже во всех войнах России XX в.
93 Кондрашкина Л.Г. Указ. соч. С. 160.
94Шибков А.А. Указ. соч. С. 48.
95 См.: Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 26—27.
96 Кузина Л.Г. Сестры милосердия в русско-турецкой войне 1877—1878 гг. // Медицинская помощь. 1999. № 4. С. 53.
320
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Сложилась новая система ухода за больными и ранеными солдатами и офицерами, которая позволяла снижать смертность и способствовала совершенствованию военной медицинской службы.
В-третьих, самостоятельное участие женщин в работе медицинских учреждений было невиданным для России явлением, раскрыло новые возможности женского труда и общественной деятельности в годы войны. Кроме того, женский труд в госпиталях фактически доказывал как самим женщинам, так и многим мужчинам, что равноправие полов в период защиты Отечества — явление вполне обычное. Н.И. Пирогов позднее писал, что в Крестовоздвиженской общине он увидел «знак новых перемен», проявление решения женского вопроса как «последствие и плод радикального стремления нашего времени и особого рода мировоззрения»97. Таким образом, общины сестер милосердия стали первыми женскими общественными медицинскими организациями, созданными по частной инициативе, являлись неотъемлемой частью женского движения в России.
97 Пирогов Н.И. Севастопольские письма и воспоминания. С. 198.
321
П. П. Щербинин
Сестры милосердия в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг.
Сестры милосердия в уходе за ранеными и больными в межвоенный период (1856—1876 гг.). Опыт участия сестер милосердия в Крымской войне 1853—1856 гг. способствовал дальнейшему развитию сестринского движения и появлению новых организаций, бравших на себя заботу о больных и раненых воинах. В 1867 г. по инициативе фрейлины М.С. Сабининой, баронессы М.П. Фредерикс и лейб-медиков Ф.Я. Карелля и П.А. Нарановича было учреждено Общество попечения о раненых и больных воинах98. Согласно своему уставу, оно должно было содействовать во время войны военной администрации в уходе за больными воинами. В том же году Общество вошло в состав Международного Красного Креста. С 1876 г. Общество попечения о раненых и больных воинах стало называться Российским обществом Красного Креста. Одной из важнейших задач этого общества была подготовка младшего медицинского персонала, наилучшей школой для которого стали общины сестер милосердия. Значительные изменения в развитии движения сестер милосердия были связаны именно со становлением общества Красного Креста в России.
Продолжали существовать и общины сестер милосердия. Члены общин по-прежнему не получали вознаграждения за свой труд, но обеспечивались питанием и имели крышу над головой. Они могли по своему желанию выходить из общины, но зачислялись при этом в состав запасных сестер и обязаны были вставать на учет для того, чтобы в случае войны или других бедствий ик можно было бы призвать на службу99 100. Таким образом, движение сестер милосердия в межвоенный период получило новый импульс в своем развитии и перестало базироваться лишь на частной инициативе самих россиянок.
Впервые Российское общество Красного Креста и его сестры милосердия применили свои знания на деле во время похода русских
98Красный Крест // Энциклопедический словарь. СПб., 1895. Т. XVIa. С. 558.
"Кузина Л.Г. Указ. соч. С. 53.
100 Кацнельбоген А.Г. Героиня трех войн // Клиническая медицина. 1990. №2. С. 141.
322
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века войск в Туркестан в 1868 г. В то же время продолжали свою подвижническую деятельность и общины сестер милосердия. В 1876 г., когда началась сербско-черногорско-турецкая война, помощь больным и раненым оказывали сестры Георгиевской, Покровской и других общин, а также женщины, служившие сестрами милосердия по личной инициативе. Во главе 36 сестер милосердия Московской Александровской общины в 1876 г. прибыла на театр военных действий княгиня Н.Б. Шаховская, пожертвовавшая все свое состояние на организацию госпиталей. Отряд сестер милосердия из Благовещенской общины возглавляла М.С. Сабинина100. В открытом поле ежедневно сестры перевязывали по 500 — 600 раненых, порой отдыхая не более 3 часов в сутки.
Русские женщины со специальным медицинским образованием служили врачами госпиталей и лазаретов в Сербии. Российский отряд медиков-добровольцев состоял из 115 врачей, 4 провизоров, 118 сестер милосердия, 41 студента и 78 фельдшеров101. Результаты деятельности сестер милосердия в Сербии и Черногории были блестящими. Славянское население Балкан по достоинству оценило медицинскую помощь россиянок: «...При отъезде врачей и сестер в Россию жители вышли провожать их... Юнаки, снявшие с плеч не одну турецкую голову, плакали при прощании с сестрами»102. Князь Черногории с восхищением писал великой княгине Александре Петровне, что «сестры... оставляют в моем отечестве неизгладимое чувство о милосердии русской женщины, чувство, которое составит новое звено, связующее нас с Великой Россией»103. Однако в наибольшей степени проявить свои медицинские умения и человеческие качества сестры милосердия смогли в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг.
Сестры милосердия и женщины-врачи в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Начавшиеся военные действия с Турцией вновь пробудили общественную активность россиянок, вызвав искреннее желание оказать посильное содействие больным и раненым воинам. И все же настроения женщин и мотивация их стремления на театр военных действий в условиях новой войны были достаточ-
101 Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 28.
102 Цит. пост.: Кузина Л.Г. Указ. соч. С. 54.
103Илинский П.А. Указ. соч. С. 6.
323
П. П. Щербинин
но разными. Прежде всего, необходимо учитывать общее изменение общественной атмосферы и процессы эмансипации эпохи Великих реформ в России в 60—70-х гг. XIX в. В этот период изменялись социально-правовые отношения, осуществлялись глубокие перемены в системе местного самоуправления, реформировались судебное и военное ведомства. Однако важнее всего были перемены в умонастроениях россиян и россиянок, попытки осмысления прошлого и будущего не только меняющейся страны, но и собственных судеб и перспектив в трудовой, социальной, общественной деятельности. Русско-турецкая война 1877—1878 гг. вновь дала шанс россиянкам проявить себя, заявить о своих проблемах, попытаться решить наболевшие вопросы развития женской личности, женского образования и профессиональной деятельности. По уже сложившейся в России традиции именно кризисные военные годы позволяли россиянкам привлечь внимание власти и общества к наиболее важным проблемам женской самореализации и положения в обществе.
Еще не последовало объявления войны с Турцией, еще шли переговоры и приготовления к военным действиям, а уже значительное число русских женщин заявляло о своих желаниях и намерениях посвятить себя уходу за ранеными. Это движение, по отзывам современников, активно проявило себя не только в столицах, но и в провинциальных городах: «Это был порыв чистой, бескорыстной и симпатичной души, порыв чувства, проникнутого гражданским долгом служения обществу и государству наравне со своими братьями, отцами, мужьями и детьми»104. Заявлений россиянок о желании отправиться на войну, чтобы нести обязанности ухода за больными и ранеными, было столько, что не было возможности принять всех. К тому же власти на первых порах считали несвоевременным и нецелесообразным отправку значительного числа сестер милосердия в армию.
Консервативные взгляды на женское присутствие в военно-медицинских учреждениях в действующей армии были еще достаточно сильными в России второй половины XIX в. Не только власти, но и большинство россиян, да и россиянок, по-прежнему считали, что женщине не место на войне, что от нее там не будет никакого прока, а лишь нравственное искушение для мужчин в форме. Многие по
104Там же. С. 7.
324
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
лагали, что вряд ли «эти барыни и барышни смогут подготовиться» к медицинской деятельности, а их стремление на фронт - лишь желание испытать сильные ощущения. Другие заявляли: «С ними одна помеха, и еще за ними придется там ухаживать и с их нервами возиться»105. Большинство военных врачей в начале войны плохо представляли себе необходимость применения женского труда в госпиталях. Опыт Крымской войны 1853—1856 гг. был многими забыт, а в мирное время сестры милосердия были известны лишь в некоторых столичных и редких провинциальных лечебных заведениях. Россиянкам вновь приходилось доказывать военному начальству и властям важность и необходимость женского ухода в военных медицинских учреждениях.
Каковы же были побудительные мотивы стремления женщин на театр военных действий в качестве сестер милосердия? Как правило, авторы исследований по истории движения сестер милосердия периода русско-турецкой войны 1877—1878 гг. называют наиболее типичные причины женского участия в военно-медицинской службе: 1) женщины желали оказывать посильную помощь братским славянским народам в их борьбе за национальную независимость, в освобождении от многовекового турецкого ига; 2) их вело стремление оказывать профессиональную помощь раненым воинам, совершенствовать свое мастерство, получить практические навыки в боевых условиях; 3) завоевать равные права с мужчинами в профессиональной сфере и общественной деятельности106.
В воспоминаниях одной из слушательниц женских врачебных курсов отмечалось, что после получения известия о начале войны с Турцией в 1877 г. слушательницы старшего курса стали хлопотать о командировании их в действующую армию и, когда разрешение было получено, то половина курса устремилась на театр военных действий. «Студентки решили идти на войну с тем, чтобы, воспользовавшись неожиданным случаем, на деле доказать способность женщин быть врачом, а через это добиться потом и звания врача... Они не забывали о своей задаче пробивать дорогу и покорять общественное мнение... Пошли на тяжелый труд, не убоявшись никаких трудностей: пошли служить в госпитали, лечить солдат, работать
105 Илинский П.А. Указ. соч. С. 99—100.
106 Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 29.
325
П. П. Щербинин
на перевязочных пунктах, переносить все невзгоды походной бивуачной жизни... Поехавшие на войну с первых же дней стали добиваться самостоятельного положения, должности врача, равных прав с мужчиной-врачом...»107.
Впрочем, авторитетная Е. Бакунина, которая имела уже за плечами опыт Крымской войны 1853—1856 гг., констатировала, что для многих россиянок в 1877 г. их стремление на фронт для помощи больным и раненым воинам было данью моды108. В то же время сама Е. Бакунина отправилась на театр военных действий, приняв начальство над отрядами Красного Креста, уже в возрасте 65 лет. Среди сестер милосердия было немало таких опытных женщин, уже прошедших через военную повседневность в 1854—1856 гг. Когда сестрам Крестовоздвиженской общины предложили выдвинуть из своей среды желающих ехать на войну помогать раненым, то решительно все из них заявили о желании отправиться. Пришлось решать дело выбором109. Вероятно, их влекла на фронт уже не романтика или увлеченность, а чувство долга, нравственные позиции и понимание полезности и необходимости своего участия в военномедицинском деле.
Некоторые женщины записывались в сестры милосердия после того, как овдовели, и искали применения своим силам на новом поприще110. Вспомним, что и в период Крымской войны 1853—1856 гг. вдовы составляли значительное число среди сестер милосердия. Вероятно, для многих женщин-вдов подобное служение являлось не только нравственным стимулом, но и позволяло им получать кров и средства пропитания. Эти представительницы сестринского движения были одними из наиболее прилежных при обучении на курсах сестер милосердия, а потом проявляли себя с наилучшей стороны в деле ухода за больными и ранеными воинами.
107Некрасова Е. Студентка на войне // Русская мысль. 1898. № 6. С. 37—38.
108Бакунина Е. Воспоминания сестры милосердия Крестовоздвиженской общины (1854—1860 гг.) // Вестник Европы. 1898. № 3. С. 133.
109 А.К. Рассказ о деятельности сестер милосердия Крестовоздвиженской общины в минувшую войну (с 1 мая 1877 г. по август 1878 г.) // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. T.VI. СПб., 1879. С.356.
110Кружок «Круглойбашни». Из воспоминаний В.Д. Хрущовой. 1877—1878 гг. // Вестник Европы. 1901. № 1. С. 281.
326
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Весьма точную классификацию мотивов, которые приводили россиянок в военные медицинские учреждения в годы войны, составила в своих воспоминаниях Х.Д. Алчевская, которая выделила несколько типов сестер милосердия: 1) беззаботные, веселые, здоровые молодые девушки, шедшие на эту трудную работу как на праздник (данный тип составлял, по мнению автора воспоминаний, большинство сестер милосердия); 2) сестры-педанты, которые работали добросовестно, но считали себя едва ли не хирургами и на обыкновенных смертных смотрели с самоуверенностью и высокомерием; 3) «наемницы», вынужденные заниматься помощью больным и раненым воинам ради жалованья и пособий, полагавшимся сестрам милосердия; 4) «искательницы приключений», представлявшие различные сословия, от дворянского до мещанского, постоянно курившие папиросы и ничего не делавшие в госпиталях временного пребывания. «Это сестры, — по замечанию Х.Д. Алчевской, — положительно компрометирующие святое дело жаждой интриг и интересных приключений, и так и кажется, что красный крест попал на их платье по ошибке...»111; 5) «святые», «праведницы», которые воодушевляли и служили примером для других сестер милосердия, формируя ореол жертвенности и милосердия112.
Важной особенностью сестринского движения было то обстоятельство военной поры, что в сестры Красного Креста принимали женщин всех исповеданий, а не только православных, как это было в период Крымской кампании 1854—1856 гг.113. Среди сестер милосердия теперь встречались и представительницы разных национальностей114 . Подобная демократизация требований к подбору сестер милосердия способствовала расширению круга россиянок, желавших применить свой труд и свои медицинские познания в боевых условиях. Следует учитывать и значительное число тех сестер милосердия, которые поехали на фронт по личной или, как говорили современники, по частной инициативе. Судить об их мотивах стремления на войну достаточно сложно, но можно предположить, что
111 Алчевская Х.Д. Передуманное и пережитое. М., 1912. С. 18.
112Тамже. С. 18.
113 Бакунина Е. Воспоминания сестры милосердия Крестовоздвиженской общины (1854—1860 гг.) // Вестник Европы. 1898. № 3. С. 133.
327
преобладающим было чувство гражданского долга, патриотизма и искреннее желание помочь больным и раненым воинам.
Впрочем, подготовленность сестер милосердия к реальной работе в госпиталях была неодинаковой. Абсолютное большинство современников и современниц, описывавших деятельность сестер милосердия в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг., признавали не только их жертвенность и человеколюбие, нравственный подвиг и самопожертвование, но и достаточно высокий профессионализм в овладении медицинскими навыками и приемами. Но все же справедливости ради необходимо привести и противоположные взгляды на эффективность применения женского труда в военно-полевых условиях. Так, в письмах иеромонаха одного из монастырей, также бывшего на войне, содержится такая характеристика сестер милосердия: «Сестры милосердия в госпитале нашем из общины княгини Шаховской «Утоли моя печали». Есть между ними личности, хорошо подготовленные для дела, но большая часть ни к чему не способна»114 115. По мнению одного из военных врачей, В.Д. Подгаецкого, некоторые сестры милосердия из московских общин были плохими помощницами, нередко их переводили в тыловые госпитали из-за плохой подготовленности к медицинским обязанностям116. Один из докторов, узнав, что в его госпиталь прибывают сестры милосердия, просил перевести его в сифилитическое отделение, не желая работать с ними117.
И все же это были скорее исключения из общего правила подбора и подготовки сестер милосердия, которые в своем большинстве снискали уважение не только у пациентов военных госпиталей, но и среди врачей и медицинского начальства.
Как и в период Крымской войны 1853—1856 гг. женщинам, решившим стать сестрами милосердия, приходилось выслушивать в
114Кружок «Круглой башни». Из воспоминаний В.Д. Хрущовой. 1877—1878 гг. // Вестник Европы. 1901. № 1. С. 281.
115О.П. В военно-походном госпитале (из писем с театра войны 1877—1878 гг.) // Исторический вестник. 1900. № 9. С. 914.
11вПодгаецкий В.Д. Из медицинского быта в прошлую Турецкую войну 1877— 1878 гг. // Русская старина. 1893. № 10. С. 99.
117 А.К. Рассказ о деятельности сестер милосердия Крестовоздвиженской общины в минувшую войну (с 1 мая 1877 г. по август 1878 г.) // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. T.VI. СПб., 1879. С. 358.
328
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
свой адрес самые нелестные отзывы. Жена одного из командиров полков Е. Духонина решила стать сестрой милосердия. Она вспоминала, что «для дороги я сшила себе солдатскую шинель и шапку, так и пустилась в путь, в полной уверенности, что меня никто не признает за женщину и что таким образом я избегну насмешек и неприятностей, которых мне пришлось еще до выступления наслушаться и натерпеться вдоволь»118. Кроме этого, Е. Духониной пришлось не без труда выпросить вначале согласие мужа, а потом и позволение начальства быть сестрой милосердия при подвижном лазарете дивизии. Но даже по пути следования на театр военных действий все продолжали отговаривать ее от переправы через Дунай и службы сестрой милосердия: «За мое решение не было ни одного голоса, никто меня не поддерживал, все были против, даже муж уговаривал уехать, но я твердо решила идти наперекор всем...». В итоге полковнице Е. Духониной удалось отстоять свой душевный порыв и стать сестрой милосердия, но военные чиновники заставили ее подписать обязательство подчиняться всем требованиям военной службы, а также о том, что она будет служить за свой счет, без жалованья от казны119. Желание оказывать помощь больным и раненым воинам на войне было сильнее всех преград, и Е. Духонина, как и сотни других россиянок, добилась возможности отправки на фронт. Точно так же со своими мужьями нередко отправлялись на театр военных действий и жены врачей, которые и работали потом в подвижных госпиталях.
Необходимо, конечно же, учитывать, что при самых разных мотивациях отправки россиянок на войну в качестве сестер милосердия для многих из них расставание с родными и близкими было очень тяжелым испытанием. По воспоминаниям одной из сестер, она «сперва никак не могла дождаться минуты отъезда, а как пришлось ехать, то вдруг как-то больно сжалось сердце. Жаль стало покидать родимый дом, покидать семью, старушку-мать»120. Для женщин, отправлявшихся на фронт, это был часто первый далекий
118 Духонина Е. Мирная деятельность на войне // Русский вестник. 1882. № 6. С. 760.
11ВТам же. С. 776—777.
120О. Из путевых записок сестры милосердия. 1877 и 1878 гг. // Русский вестник. 1879. №2. С. 253—254.
329
II. П. Щербинин
отъезд от родных мест и близких, что усиливало в них тревогу и беспокойство за судьбы оставшихся в тылу родственников и знакомых. Да и собственные перспективы деятельности и повседневности на войне были для них весьма туманными.
Современники не раз задавались вопросом о причинах «исхода» женщин на войну. «Что влекло их надевать эмблему милосердия — красные кресты на грудь, — писал в своем дневнике один офицер, — и что заставляло их бескорыстно жертвовать покоем, а иногда и жизнью? Если бы в рядах их стояли пожилые люди, для которых наступила пора думать об искуплении грехов и добрыми делами загладить свои ошибки, а то большинство была молодежь, свежая и полная надежд. Искали ли они сильных ощущений или рвались из будничной, неинтересной жизни, чтобы сознавать, что хоть раз в жизни они исполнили завет Бога-Человека?..»121. Подобные вопросы не раз возникали у пациентов военных госпиталей, для которых также оставалась загадкой подвижническая деятельность россиянок в годы войны.
Социальный состав сестер милосердия на войне. Социальный состав сестер милосердия был достаточно широким. Это и фрейлина Низимова, княгини Шаховская и Хилкова. Немало женщин было из духовного звания, мещан и крестьян. Но большинство сестер милосердия являлись женами, сестрами, дочерями чиновников, небогатых дворян, живших своим трудом. Возраст их также колебался от 18 до 60 лет. Отмечались случаи, когда сестрами милосердия работали мать и дочь122. Уже по мере следования к месту дислокации госпиталей женщины сближались друг с другом, объединяясь в маленькие группы на основе личных симпатий, образования или социального и семейного статуса.
Юридическое и административное положение сестер милосердия в период войны было определено изданными в 1875 г. «Правилами о сестрах Красного Креста» и правилами, составленными для желающих стать сестрами Красного Креста только на период войны. Таким образом, изначально разграничивались статусы женщин, работавших в общинах, и тех, кто хотел стать сестрой милосердия временно, в народе прозванных «вольнонаемными», или «волонтерками». Возраст женщин определялся в границах от 20 до 45 лет и, в
121 Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 61.
122Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 41.
330
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
отличие от времен Крымской войны, когда многие сестры Крестовоздвиженской общины по истечении года, на который давали обет, возвращались домой, эти женщины были обязаны трудиться неопределенный срок — пока не окончится война123.
Вольнонаемные сестры находились на обеспечении Красного Креста. Из административных функций на них возлагался только контроль за госпитальными служителями, а из профессиональных — составление элементарных лекарств. Женщины-добровольцы получили возможность в течение нескольких месяцев учиться на специальных курсах, создававшихся в разных городах. Впрочем, в русско-турецкую войну 1877—1878 гг. уже появляются настоящие женщины-профессионалы — фельдшерицы и врачи, — но их было крайне мало, поскольку систематическое медицинское образование для женщин в России еще отсутствовало.
Подготовка сестер милосердия в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Выдающуюся роль в подготовке сестер милосердия сыграло Главное управление общества Красного Креста, которое в период военных действий подчинялось военному командованию124. Существовавшие к 1877 г. общины сестер милосердия - самостоятельные или входившие в состав Красного Креста - могли отправить на фронт к началу боевых действий только 250—300 сестер. Было очевидно, что этого количества младшего медицинского персонала явно недостаточно. Поэтому весной 1877 г. началась ускоренная подготовка новых сестер милосердия Красного Креста. Для огромного числа желающих посвятить себя уходу за больными и ранеными были организованы срочные шестинедельные курсы подготовки сестер милосердия при Георгиевской, Покровской и Троицкой общинах в Петербурге, а также в крупных губернских городах.
Наиболее успешно подготовка сестер милосердия велась в Петербурге, Москве, Одессе, Киеве, Таганроге, Харькове и других городах. Некоторые церковные иерархи, например, Курский преосвященный Сергий, выступили инициаторами отправки послушниц монастырей учиться на сестер милосердия на шесть месяцев в местные больницы. Аналогичные курсы прошли послушницы в Полтаве, Чернигове, Костроме, Архангельске, Тамбове и Орле.
123Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 59.
331
П. П. Щербинин
Врачи земских больниц и военных госпиталей бесплатно проводили занятия со слушательницами, вели теоретические и практические курсы при больничных учреждениях, предоставлявших свои помещения для всех желающих получить необходимые знания. В течение напряженных 1,5—2-месячных ежедневных занятий большинство слушательниц получали минимум необходимых знаний, которые проверялись с помощью строгого экзамена, после чего выпускницам выдавались свидетельства Красного Креста. Разница в степени подготовки сестер отражалась и в различии выдаваемых им аттестатов: фельдшерицы, сестры милосердия, сиделки.
Каждая сестра милосердия общества Красного Креста, отправлявшаяся на фронт, получала офицерский паек, выдаваемый натурой или деньгами, 30 руб. ежемесячного содержания и 100-рублевое единовременное пособие для приобретения обязательного костюма. Причем деньги, за исключением небольшой суммы для личных расходов, не выдавались женщинам на руки, а передавались в распоряжение заведующего санитарным поездом или госпиталем. Власти считали, что иначе, получив всю сумму на руки, женщины могли бы ее расходовать «недостаточно обдуманно и практично»124 125.
Одежда сестер милосердия была форменной и обязательной, одинаковой для всех. Это было простое серое или коричневое платье с полосатым фартуком из бумажной ткани, и на груди помещался красный крест из такой же ткани. На голове была белая повязка и сверху платья — серое с капюшоном пальто. Кроме того, каждой сестре выдавались сумка с необходимыми предметами и дорожные вещи126.
Всего в течение 1877 г. было подготовлено около 3000 сестер милосердия. Им предстояло работать в тылу в госпиталях, лазаретах и других лечебных учреждениях, оказывающих медицинскую помощь во время войны. Большинство сестер милосердия трудились в провинциальных лазаретах, устроенных почти в каждом городе. Но многие женщины стремились в прифронтовые госпитали, в перевязочные пункты, на передовую. Учреждения Красного Креста
124 См.: Горелова Л. Роль Красного Креста в подготовке сестер милосердия // Медицинская сестра. 1987. № 12. С. 55.
125Илинский П. Указ. соч. С. 10—13.
126Там же. С. 27.
332
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века осаждались просьбами россиянок об отправке их поскорее на войну для помощи раненым.
Справедливости ради надо вспомнить и о «братьях милосердия» — санитарах, которые также направлялись на театр военных действий. Сравнивая их с сестрами милосердия, современники отмечали, что часто они не соответствовали своему назначению: большинство их было неспособно к тяжелому труду, другие отличались нетрезвым поведением, и лишь небольшая часть санитаров была действительно полезна в военно-госпитальном деле127. Таким образом, представители так называемого «сильного пола» оказались на деле значительно менее выносливыми, терпеливыми и необходимыми на войне, чем россиянки, сумевшие проявить возможности женского милосердия и гражданского долга. Заметим, что осознание эффективности женского труда в госпиталях и даже известное преимущество перед мужским младшим медицинским персоналом ломало стереотипы восприятия женщин в армии, а также указывало на необходимость борьбы за равноправие женщин с мужчинами в трудовой сфере. Это были первые шаги женщин на долгом пути защиты своих прав за равные возможности с мужчинами в сфере труда и образования, положения в обществе. Конечно, сами сестры милосердия, отправляясь на театр военных действий, работая в тыловых госпиталях, не являлись феминистками и не были охвачены идеями борьбы за равноправие. Они просто выполняли свой долг или получали возможность зарабатывать себе средства к существованию, однако их пример был символом и образцом для всех россиянок, вдохновлял в дальнейшем наиболее активных женщин на борьбу за равноправие и давал уроки деятельности женских общественных объединений и организаций.
Сестры милосердия в госпиталях провинциальных городов Российской империи. Большинство сестер милосердия, подготовленных на курсах общества Красного Креста в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг., находили применение своим знаниям и стремлению облегчить участь больных и раненых воинов в многочисленных лазаретах в провинциальных городах Российской империи. В специальном отчете Главного управления Российского общества Красного Креста была проанализирована система призрения
127 Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 44—45.
333
больных и раненых воинов в период войны и отмечалось, что более 200 местных отделов общества принимали различные усилия в устройстве помещений, снабжении всем необходимым тыловых лазаретов, подготовке младшего медицинского персонала128. Однако цифры отчета и убедительная статистика полезности провинциальных лазаретов нередко скрывали те проблемы, которые возникали в реальной жизни. Нередкими были случаи, когда открытые в провинции лазареты Красного Креста пустовали, и это обстоятельство вызывало снижение патриотических инициатив населения, уменьшение сбора пожертвований, разочарование в системе организации медицинской помощи больным и раненым воинам в целом. Об одном из таких лазаретов в Кирсанове Тамбовской губернии сообщил в своем докладе уполномоченный общества Красного Креста В. Чичерин. Открытый по распоряжению Главного управления Красного Креста в г. Кирсанове лазарет на 50 раненых и больных воинов в течение полугода вообще не имел пациентов, а расходы на его содержание составили более 12 тыс. рублей129. Вероятно, что более полезным было бы использование этих средств для реальной помощи в ней нуждающимся на театре военных действий.
И все же многие раненые и больные воины своему выздоровлению обязаны заботам именно сестер милосердия тыловых провинциальных лазаретов. Здесь была меньше смертность, лучше уход и снабжение пациентов всем необходимым. К тому же дамские комитеты, другие организации, население оказывали больным и раненым воинам помощь деньгами, продуктами питания, другими необходимыми принадлежностями.
Социальный состав сестер милосердия в провинциальных лазаретах был различным. Рассмотрим на примере Тамбовского общества сестер милосердия за 1877 г. социальный статус россиянок, ставших в годы войны сестрами милосердия и сиделками. Среди сестер милосердия в Тамбовской губернии треть составляли мещанки, были представлены также дочери священников, дворянки, жены военнослу-
12я Отчет Главного управления Российского общества Красного Креста. Призрение больных и раненых внутри империи во время турецкой войны 1877—1878 гг. 4.1. СПб., 1880. С. 18,92.
129 Чичерин В. Распорядительный комитет общества Красного Креста. Тамбов, 1878. С. 2—5.
334
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУНТ — начале XX века
жащих и послушницы монастырей. Сиделки общества Красного Креста имели иной социальный состав: 49 процентов являлись послушницами монастырей и еще 9 процентов — монашками, по 14 процентов составляли крестьянки и мещанки, 9 процентов - солдатки, было и несколько дочерей купцов, жен военнослужащих и чиновниц130. Таким образом, более образованные женщины в провинции были сестрами милосердия, а для крестьянок и солдаток, послушниц монастырей предоставлялись должности сиделок.
Как же оплачивался труд сестер милосердия в этих госпиталях и лазаретах? Штатные сестры милосердия военных провинциальных госпиталей получали 30 руб. ежемесячного содержания от казны, квартирные деньги и пищевое довольствие по офицерским нормам. Всего в провинциальных военных госпиталях и лазаретах Красного Креста работало более 650 сестер милосердия и более 300 сиделок — монахинь и послушниц131. В медицинских учреждениях Красного Креста сестры милосердия обычно получали по 15 руб. в месяц, но во многих местах они соглашались работать и за более низкое жалованье - от 10 до 5 руб. в месяц. Для некоторых россиянок это содержание было единственным доходом и средством к существованию и, вероятно, являлось одним из важнейших стимулов их работы в госпиталях. С другой стороны, некоторые обеспеченные женщины вообще отказывались от жалованья и выполняли все обязанности сестер милосердия совершенно бескорыстно.
Сестры милосердия в прифронтовых госпиталях и на перевязочных пунктах действующей армии в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Для желающих отправиться на фронт сестер милосердия были организованы сборные пункты в Киеве и Харькове, где формировались группы по 16 человек во главе со старшими сестрами, которые отправлялись в районы боевых действий в распоряжение главноуполномоченных общества Красного Креста. Кроме того, Красный Крест организовал собственные лазареты и бараки в тылу действующей армии, этапные и перевязочные пункты, летучие санитарные отряды, снабжал женским персоналом врачебно-санитар
130 Отчет о деятельности Тамбовского местного управления и находящихся в Тамбовской губернии комитетов общества попечения о раненых и больных воинах за 1877 г. Тамбов, 1878. С. 29—31.
131Илинский П.А. Указ. сОч. С. 39—40.
335
ные учреждения военного ведомства, осуществлял эвакуацию раненых в шести собственных санитарных поездах.
Всего в 1877 г. на театр военных действий и в прифронтовые госпитали было отправлено 47 групп в числе 344 сестер общин сестер милосердия и 752 сестер Красного Креста132. Таким образом, более тысячи сестер милосердия ухаживали за больными и ранеными воинами непосредственно вблизи театра военных действий.
Наиболее подготовленными к началу войны и к немедленной отправке сестер милосердия на фронт оказались старейшие общины: Крестовоздвиженская, Свято-Троицкая, Покровская, «Утоли моя печали», Благовещенская. Именно они смогли первыми направить своих сестер на театр военных действий. Примерно через месяц на фронт стали отправляться сестры Красного Креста, закончившие ускоренные курсы медицинской подготовки.
Труд женщин непосредственно на передовых позициях допускался только по разрешению главного военного начальства и уполномоченных Красного Креста. Сестер на передовых перевязочных пунктах называли «счастливицами», они же составляли так называемые летучие отряды. Сестры милосердия под градом пуль выносили с поля боя раненых и тут же оказывали им медицинскую помощь. Так, 47 сестер милосердия Георгиевской общины во главе с Е.П. Карцевой находились в местечке Горнем-Студене под Плевной. Сестры допускались на передовые перевязочные пункты, где они оказывали помощь раненым и делали перевязки под огнем противника. Они не только кормили, перевязывали раненых и выполняли назначения врачей, но нередко и сами стирали госпитальное белье, так как прачечных в районе боевых действий не было133.
Сестрам милосердия приходилось работать в неимоверно тяжелых условиях: на полу на коленях при страшной тесноте и в зловонной атмосфере134. В зимнее время лазареты были переполнены обмороженными гангренозными больными, в них постоянно поступали раненые, в январе 1878 г. отряд почти полностью переболел тифом. Однако сестры находили в себе силы выполнять все не
132Там же. С. 32.
133Шибков А.А. Указ. соч. С. 83.
134 Записки лейб-гвардии казачьего офицера // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. T.VI. СПб., 1879. С. 109—110.
336
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
обходимое. Весной на их долю выпало еще одно тяжелейшее испытание. Отряд был доставлен на передовые позиции в район Константинополя и застал все лазареты и врачебно-санитарный персонал пораженными тифом. До прибытия госпитальных шатров Красного Креста сестры боролись с эпидемией самостоятельно, большинство из них заболело. Две сестры — Мария Неелова и Ольга Лобова — умерли от тифа. Уцелевшие и оправившиеся после болезни сестры с июня 1878 г. стали работать в 74-м военно-временном госпитале. «Все, конечно, работали с неутомимой энергией, — писал из Болгарии корреспондент «Вестника Европы» Е. Утин, — но все-таки на долю женщин выпало самое тяжелое дело... Нельзя представить ту громадную разницу, которая существовала между госпиталями с сестрами милосердия и госпиталями, где их не было... Нет сестер — и все в беспорядке, все грязно, все производит отталкивающее впечатление, там больные и раненые представляют более жалкий вид»135. Другой очевидец, начальник одного из лазаретов, свидетельствовал, что «милосердная сестра составляет все и вся, так как на ней главным образом лежит благосостояние госпиталя, лазарета, приемного покоя. Деятельность общин неизмерима, польза — бесконечна... «Святые», глядя на них, твердят больные...»136.
Без преувеличения можно сказать, что нравственная помощь, оказываемая сестрами, имела не меньшее значение для больных, чем облегчение их физических страданий. Многие сестры милосердия своей молодостью, веселостью ободряюще действовали на больных и раненых воинов. В воспоминаниях В.Д. Хрущовой отмечается, что солдаты одного из госпиталей прозвали своих сестер милосердия «веселыми сестричками» и с нетерпением ждали их дежурства и перевязок137 * . Сестры милосердия, как правило, бережно и внимательно относились к просьбам своих подопечных, оказывали им всевозможную помощь. В письмах В.С. Некрасовой из одного из прифронтовых
135Цит. по ст.: Кацнельбоген А.Г. Героиня трех войн // Клиническая медицина. 1990. №2. С.142.
136 Записки лейб-гвардии казачьего офицера // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. T.VI. СПб., 1879. С. 109.
137Кружок «Круглой башни». Из воспоминаний В.Д. Хрущовой. 1877—1878 гг. //
Be'’ яик Европы. 1901. № 1. С. 282.
337
П. П. Щербинин
госпиталей отмечались особые грани проявления милосердия в военных условиях: «Тут нужно милосердие, но не такое милосердие, какое мы привыкли понимать и видеть, — тут нужно милосердие в виде крепких рук и ног, которые могли бы бегать в разные стороны и подносить то чашку чая, то кусок хлеба, то опий - от расстройства желудка, то хинин - от лихорадки... Самые полезные здесь люди - это сестры: одни из них перевязывают раны, другие - раздают лекарства, чай, табак и т. п.; без них врачи оказались бы совсем бесполезны...»138.
Сестры милосердия внушали больным и раненым солдатам надежду на выздоровление, чинили им белье, читали книги, занимали разговором. Они же писали письма их семьям, родственникам, друзьям и невестам139. Именно сестрам милосердия, а не госпитальному начальству солдаты доверяли свои деньги, зная, что в случае их смерти сестрички отправят деньги родным и близким.
Верным свидетельством искреннего милосердия и человеколюбия, верности принципам международного Красного Креста являлось оказание медицинской помощи больным и раненым туркам, попавшим в плен. Последние были восхищены добротой и уходом сестер милосердия, были очень к ним расположены. Один из раненых турок, когда сестра делала ему компресс, расплакался от чувства благодарности за лечение и помощь140. Заметим, что в период войны помощь раненым и больным воинам русской армии оказывали и несколько англичанок — сестер милосердия, прибывших на театр военных действий141.
Вновь, как и в период Крымской войны 1853—1856 гг., допускались значительные злоупотребления и казнокрадство со стороны военных чиновников и госпитального начальства. Некоторые чиновники стремились воспользоваться военными обстоятельствами в своих личных, карьеристских и иных корыстных интересах142.
,зя Некрасова Е. Студентка на войне // Русская мысль. 1898. № 7. С. 101.
130Шибков А.А. Указ. соч. С. 90.
140 А.К. Рассказ о деятельности сестер милосердия Крестовоздвиженской общины в минувшую войну (с 1 мая 1877 г. по август 1878 г.) // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. T.VI. СПб., 1879. С. 360.
141 Записки лейб-гвардии казачьего офицера // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. T.VL СПб., 1879. С. 70.
142 Деревянченко. Эпизод из страдной поры // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. Т.VI. СПб., 1879. С. 303—304.
338
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Нередко грузы, в которых нуждались раненые и больные, содержавшиеся в военно-временных госпиталях, долго задерживались на складах или рассылались не в те учреждения, которые в них остро нуждались. И вновь, как и раньше, сестры милосердия вели решительную борьбу с разного рода недостатками в снабжении раненых и больных. Старшая сестра Е. Бакунина писала в своих письмах о неблагополучии в деле снабжения военно-временных госпиталей на Кавказском фронте, где она находилась с сестрами своей общины: «Красный Крест нам ничего почти не высылает. Табаку нет, чай и сахар дается в обрез»143. О столкновениях с военно-госпитальным начальством при отстаивании прав больных и раненых солдат вспоминали в своих записках и другие сестры милосердия144. Часто женщины были вынуждены на свои средства покупать необходимые для пациентов госпиталей продукты и вещи.
В целом, по отзывам современников, военная администрация оказалась неготовой к массовому прибытию раненых, оправдываясь, что «никто не ожидал столь огромных потерь, а посему - де и не приготовились»145. Кроме этого, недостатки военно-санитарного обслуживания, эпидемии тифа и дизентерии приводили к тому, что боевые потери составляли лишь около четверти всех летальных потерь146. Иными словами, только один из четырех солдат погибал в сражениях с турками, а остальные умирали в госпиталях и лазаретах от недостаточного ухода или болезней.
Сестры милосердия боролись и с пьянством, которое процветало до их приезда в госпитали среди фельдшеров и служителей147. Во многом благодаря принципиальной позиции и настойчивости сестрам милосердия удавалось решать проблемы со снабжением госпиталей всем необходимым. Их честность и порядочность вызывали недовольство и противодействие чинов военной администрации. Иногда сестры милосердия Красного Креста встречали откровенное
143 Год на Кавказе при военно-временных госпиталях (из писем старшей сестры Е.Бакуниной) // Сборник военных рассказов 1877—1878 гг. СПб., 1879. С. 12.
144 Духонина Е. Мирная деятельность на войне // Русский вестник. 1882. № 6. С. 787—788.
145Гурьев В. Письма священника // Русский вестник. 1880. № 12. С. 785.
14вУрланис Б.Ц. История военных потерь. СПб., 1994. С. 284.
147Кружок «Круглой башни». Из воспоминаний В.Д. Хрущовой. 1877—1878 гг. // Вестник Европы. 1901. № 1. С. 281.
339
П. П. Щербинин
нежелание пускать их в военные госпитали, и от этой конфронтации военного ведомства и Красного Креста часто возникали недоразумения и сложности. Так, сестры милосердия Георгиевской общины не были допущены на перевязочные пункты при переходе русских войск через Дунай и были вынуждены возвратиться к месту своей прежней дислокации148.
В конце 1877 — январе 1878 г. в связи с прекращением военных действий и переговорами о мире отправка женского медицинского персонала в район расположения действующей армии была прекращена. Однако в начале 1878 г. в русских войсках начала распространяться эпидемия сыпного тифа. Среди сестер милосердия стала расти заболеваемость этой опасной инфекцией. Кадры сестер стали быстро редеть, а потребность в них резко увеличилась. С февраля 1878 г. новые отряды медицинских сестер стали прибывать в Румынию и Болгарию. Более того, около 50 женщин, по расстроенному состоянию здоровья вернувшихся в Россию, снова отправились в Болгарию и на Кавказ, стремясь туда с завидным упорством. Начался один из драматических периодов оказания сестрами милосердия помощи заболевшим солдатам и офицерам, своим коллегам по госпиталям, многие из которых также заразились тифом.
Всего в 1877—1878 гг. из России были направлены на войну (на Балканы, Кавказ, в военно-лечебные учреждения, расположенные по побережью Черного моря, и в район Кишинев—Яссы) 1288 медицинских сестер149. В это число не вошли женщины, которые выехали на фронт по личной, «частной» инициативе.
Студентки врачебных курсов на русско-турецкой войне 1877— 1878 гг. В русско-турецкой войне впервые участвовали и женщины-врачи. Всего на Балканы было командировано 40 женщин, которые работали в качестве врачей, и 12 слушательниц, исполнявших обязанности фельдшеров. Отправлявшихся на войну студенток Высших медицинских курсов снабжали бесплатным билетом на проезд, 150 руб. подъемных. Им выплачивалось по 75 руб. жалова-
Н8О. Из путевых записок сестры милосердия. 1877 и 1878 гг. // Русский вестник. 1879. №2. С. 260.
14ВШибков А.А. Указ. соч. С. 80.
150Некрасова Е. Указ. соч. С. 37—38. С. 40.
340
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века нья в месяц, а также предоставлялось офицерское квартирное и пищевое довольствие150.
Студентки направлялись в военно-временные госпитали в Зим-ницу, Яссы, Браилов, Булгарени, Фратешти, где им предстояло оказывать больным и раненым воинам терапевтическую и хирургическую помощь. Однако большинству женщин-врачей пришлось вести тяжелую борьбу с военным начальством за право работать в госпиталях самостоятельно. Дело было в том, что многие военно-медицинские администраторы не колеблясь переводили женщин-врачей в фельдшерицы, не допуская их до лечения больных. Одна из студенток в своих воспоминаниях отметила, что лишь вмешательство такого медицинского светила, как профессор Склифосовский, позволяло противостоять подобному произволу. В итоге в военных госпиталях студентки исполняли обязанности врачей, но в госпиталях Красного Креста они оставались только фельдшерицами, что, конечно же, снижало эффект их лечебной деятельности151. В воспоминаниях женщины-врача Н. Драгневич отмечается, что «...врачи далеко не дружелюбно относятся и стараются показать, что мы им не равные, что мы столько не смыслим, что мы врачами не будем. Все это так скверно действовало и действует на меня, что я подчас готова плакать от бессилия, даже досадно на себя... »152.
Для первых русских женщин-врачей это был тяжелый и трудный опыт не только профессионального становления, но и формирования своей жизненной позиции и умения отстаивать свои права и добиваться реального участия в лечебном процессе. Большинству женщин-врачей удалось проявить все свои лучшие человеческие качества и профессионализм в труднейших условиях военной повседневности. По отзывам современников, самопожертвование и деятельность, проявленные этими женщинами на полях сражений и в госпиталях, были достойны всяческого уважения153.
Важнейшим результатом деятельности студенток на войне было воздействие на общественное мнение и стереотипы современников в отношении женского труда и женского образования. Один из упол-
151 Драгневич Н. Из воспоминаний женщины-врача // Русское богатство. 1903. № 1. С. 66—68.
152Там же. С. 46.
163 Трезвые мысли и веские факты. СПб., 1886. С. 236.
341
П. П. Щербинин
помоченных Красного Креста отмечал, что он «был до этой войны заклятым врагом всех этих женских курсов, всех женских университетов; мне казалось, что все это стремление к высшему образованию прикрывает собой только стремление к синим очкам да к стриженным волосам, и что все подобные учреждения являются только рассадниками распущенности нравов. Но теперь, когда я увидел на деле этих молоденьких девушек, этих студенток, я совершенно изменил свой взгляд и отношусь к ним с полным уважением»154. Таким образом, женщины-врачи, впервые в России официально допущенные в армию, сумели достойно проявить свои профессиональные и человеческие качества.
Повседневная жизнь сестер милосердия и женщин-врачей на войне. К сожалению, сами россиянки, описывавшие свои фронтовые будни, не так много писали о своей повседневной жизни. Но и по крупицам их откровений, косвенным признаниям о невыносимых порой условиях служения в госпиталях и местах проживания, мы можем реконструировать некоторые аспекты женской повседневности на войне. Так, В.С. Некрасова с радостью сообщала своим корреспондентам о том, что она очень довольна тем, что захватила с собой мужские сапоги, без которых ходить в госпиталь нет никакой возможности. И тут же она пишет, что очень рада и тому, «что взяла с собой много сладкого», доставляя себе утешение по вечерам шоколадом и монпансье»155.
В письмах графини Ю. Вревской отражен изнуряющий труд, жертвенность сестер милосердия на войне: «Ты можешь себе представить, — писала Ю. Вревская сестре, — что у нас делалось, едва успевали высаживать в другие поезда - стоны, страдания, насекомые... просто душа надрывалась. Мы очень уставали и когда приходили домой, то, как снопы, сваливались на кровать, нельзя было писать, и я давно уже не читала ни строчки, даже газет»156. Иногда сестры милосердия и женщины-врачи от неимоверной усталости и перегрузок приходили в отчаяние. Их особенно угнетала невозможность помочь всем нуждающимся в лечении, а также неразбериха и путаница в организа-
164 Цит. по кн.: Илинский П.А. Указ. соч. С. 49.
155 Некрасова В.С. Указ. соч. С. 104.
156 Цит. по: Кузина Л.Г. Указ. соч. С. 55.
342
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века ции медицинской службы. Как отмечала одна из студенток в своих письмах, «руки отваливаются, тоска берет, отчаяние охватывает, хочется бежать без оглядки вон»157. Но чувство долга и душевное благородство были сильнее, и женщины продолжали свой подвижнический труд в госпиталях.
Даже под угрозами окружения, опасности попасть в руки турок сестры милосердия предпочитали оставаться с больными и ранеными солдатами. Одна из сестер вспоминала, что паника и страх нередко овладевали не только сестрами, но и всеми военнослужащими, которые оказывались на передовой перед угрозой окружения. Многие сестры в госпитале под Пятрой были страшно напуганы известиями о приближении турецкой армии. Одна все искала трубу, чтобы спрятаться в нее. Другая — отыскивала ямочку, чтобы укрыться в ней. Некоторые в ожидании смерти надели, кай это делали русские солдаты перед решающим сражением, новые сапоги и чистую одежду. Но было немало и таких, кто разуверял и успокаивал раненых, хотя у самих на сердце было жутковато158. Даже врачи-мужчины отмечали: «...масса работы заставляла меня забывать остальной мир... Физическая и моральная усталость в соединении с давящим чувством печали вследствие зловещих слухов об исходе битвы, производили во мне какую-то апатию. Как будто весь запас моральных и физических сил был исчерпан; руки опускались, ноги дрожали, горло что-то как бы давило...»159.
Сестры милосердия часто дежурили посменно, но в период наплыва раненых они сутками не выходили из перевязочных и больничных палат. Попытаемся на основе воспоминаний одной из сестер реконструировать ее обычный день в период войны: «...вставала в шестом часу и отправлялась в лазарет, где работала до четырех часов. В это время сперва шли перевязки, за сим поила
157Некрасова В.С. Указ. соч. С. 102.
138 А.К. Рассказ о деятельности сестер милосердия Крестовоздвиженской общины в минувшую войну (с 1 мая 1877 г. по август 1878 г.) // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. T.VI. СПб., 1879. С. 361.
130Я.А. Сражение под Плевной (из наблюдений врача) // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. T.VI. СПб., 1879. С.385.
343
II. II. Щербинин
больных вином, молоком, раздавала табак, словом, без дела не сидела. В четыре часа приходила домой напиться чаю (об обеде в эти дни не думали), а к пяти часам опять на работу.., и работали далеко за полночь»160.
Иногда сестры голодали, но даже и при хорошем снабжении пищевым довольствием, нередко сестры перекусывали на ходу, в короткие перерывы. По воспоминаниям одной из сестер милосердия: «...обедаем же мы, вообще питаемся, в проходном коридоре нашего дома и больше стоя, за неимением мест и мебели»161. Другая сестра рассказывала, что в течение зимы есть горячей пищи им вовсе не приходилось, так как «кушанье для нас готовилось на госпитальной кухне, но перенесенное в нашу столовую, не имевшую печки, оно быстро застывало»162. Графиня Ю. Вревская писала в своем письме И.С. Тургеневу о своей жизни в передовом отряде сестер: «Тут уже лишения, труд и война настоящая, щи и скверный кусок мяса, редко вымытое белье... Мету комнату сама, всякая роскошь тут далека... Сплю на носилках раненого и на сене»163.
Часто сестры милосердия тратили свои собственные средства на закупку чая, табака, белья и других продуктов и вещей для больных и раненых солдат. Е. Духонина вспоминала, что, когда закончились перевязочные средства, то она разорвала свою юбку и носовые платки для приготовления бинтов и компрессов164. Во время шипкинского боя, когда не стало хватать полотна для бинтов и перевязок, сестры милосердия отдали для перевязок свои платья и белье165. Подобная личная жертвенность была харак
1в0О. Из путевых записок сестры милосердия. 1877 и 1878 гг. // Русский вестник. 1879. №2. С. 278.
161 Гривцева. Извлечение из дневника и писем сестры милосердия в кампанию 1877—1878 гг. // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. T.VI. СПб., 1879. С. 345.
162 A.K. Рассказ о деятельности сестер милосердия Вфестовоздвиженской общины в минувшую войну (с 1 мая 1877 г. по август 1878 г.) // Сборник военных рассказов, составленных офицерами-участниками войны 1877—1878 гг. T.VI. СПб., 1879. С. 363.
163Цит. по ст.: Проскуровской Ю.И. Сестра милосердия Юлия Вревская // Вопросы истории.1992. № 11—12. С.173.
164 Духонина Е. Указ. соч. С. 804.
165Илинский П.А. Указ. соч. С. 51.
344
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
терной чертой сестер милосердия и вызывала восхищение у спасенных ими военнослужащих. Об одной из таких сестер милосердия рассказал в своей повести «Сестра Васильева» В.И. Немирович-Данченко166 .
Характерным проявлением военной повседневности были непрек-ращающиеся эпидемии: дизентерии, тифа и лихорадок. В некоторых госпиталях до половины сестер милосердия постоянно отсутствовало из-за заболеваний. Не сохранилось точных списков погибших от тифа сестер милосердия, но известно, что среди них были Ю. Вревская, В. Некрасова167,0. Мягкова, III. Рожковская, М. Ячев-ская, С. Толстая и многие другие168.
Здоровье многих сестер милосердия было подорвано не только изнуряющим трудом, усталостью, но и перенесенными болезнями. Долгие месяцы, а порой годы сестры милосердия были вынуждены лечиться, а некоторые так и не смогли полностью оправиться от переутомления и физических недугов.
Многим россиянкам в период работы в госпиталях приходилось преодолевать стыдливость и брезгливость, выполняя самую отталкивающую черную работу в военно-лечебных учреждениях169. Часто из-за отсутствия в госпиталях прачек сестры милосердия сами стирали больничное белье, проводили уборку в помещениях и выполняли самую грязную работу.
Нередко сестры милосердия были вынуждены ночевать под открытым небом, так как все места в гостиницах занимали штабные чины170 171. Эти неудобства размещения особенно тяжело проявлялись поздней осенью и зимой, когда военно-походные госпитали располагались в открытом поле. Часто сестры милосердия жили в палатках и юртах. Одна из сестер в своем письме из Болгарии сообщала домашним, что «сестры помещались в юртах, продуваемых со всех сторон. К утру в них было так холодно, что леденели платья и все вещи. Одна из сестер даже отморозила себе
,вв Немирович-Данченко В.И. Сестра Васильева // Собрание сочинений В.Н. Немировича-Данченко. Т.2. Петроград, 1915. С. 24—62.
167 Некрасова Е. Указ. соч. С. 38.
1в8Кузина Л.Г. Указ. соч. С. 55.
169Илинский П.А. Указ. соч. С. 50.
170Там же. С. 340—341.
171 Там же. С. 120.
В 15
ноги»171. Бывали случаи, что сестры вынуждены были ночевать там, где застала их ночь: в операционной, с больными, в телегах, в хлеве и т. п.172.
Да и их размещение при госпиталях было неудобным. По воспоминаниям одной из сестер Георгиевской общины, помещение их при госпитале в Зимнице было отвратительным: «Скучено нас несколько сестер в маленькой грязной комнатке, спим на полу, ну а насчет пищи лучше и не говорить: куска хлеба порядочного не было... »173. Нередко сестры ночевали в домах, не имевших окон, дверей и печей. В них было очень холодно и сыро174.
Некоторые сестры милосердия были расселены в хатах вместе с хозяевами-болгарами. Иногда россиянок размещали в такой избе, где было более десяти членов семьи хозяев. Измучавшаяся за день в госпитале сестра возвращалась заполночь в свой угол, «а там вонь, духота, плач ребят, насекомых куча...не всегда удается уснуть при таких условиях... Утром надо идти сестре к больным, разбросанным по разным хатам; кругом ни души, дорожки заметены снегом, приходилось протаптывать самим сестрам, увязая в снегу по пояс. Бывали случаи, что сестра и выкарабкаться сама не может, и приходилось ее вытаскивать, а то случалось, что нападут собаки и изорвут одежду в клочья»175.
Там, где это было возможно, сестры милосердия старались обустраивать свое жилье. Расставляли походные кровати, добывали столики и табуреты, навешивали на окна занавески и радовались этим маленьким бытовым удобствам. Однако при перемещении подвижного госпиталя сестрам милосердия разрешалось брать с собой только ручной мешок, и они старались поместить в нем побольше вещей. Многие из сестер милосердия при таких переездах вынужде
172 А.К. Рассказ о деятельности сестер милосердия Крестовоздвиженской общины в минувшую войну (с 1 мая 1877 г. по август 1878 г.) // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. T.VL СПб., 1879. С. 365.
173О. Из путевых записок сестры милосердия. 1877 и 1878 гг. // Русский вестник. 1879. № 2. С. 558—561.
174Илинский П.А. Указ. соч. С.120.
175 А.К. Рассказ о деятельности сестер милосердия Крестовоздвиженской общины в минувшую войну (с 1 мая 1877 г. по август 1878 г.) // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. T.VI. СПб., 1879. С. 364.
346
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
ны были бросать большую часть своего багажа, тогда как при отъезде на фронт им было трудно даже в поезде разместить свои вещи176.
Чаще всего в этих маленьких женских коллективах на войне складывались дружеские отношения, проявлялась личная симпатия. Среди сестер милосердия образовывались группы, объединенные по положению в свете, образованию, профессии и т. п. Даже трудности и лишения они переносили по-разному. Если одни готовы терпеть все неудобства и сложности фронтового быта, то другие были очень недовольны неустроенностью и проблемами расселения, питания и др. Несколько обособленно держали себя сестры из общин и те россиянки, которые и до начала войны уже работали в госпиталях177. Иногда возникали мелкие конфликты между сестрами милосердия и старшими сестрами, пытавшимися активно использовать свои властные полномочия. Но все же за весь период войны не было принесено ни одной официальной жалобы ни со стороны сестер милосердия в отношении врачей, ни со стороны докторов в отношении младшего медицинского персонала.
Имели место конфликты общинных сестер милосердия с вольнонаемными, которых они называли презрительно «левантерка-ми». Эти конфликты нередко были обусловлены разницей в уровне воспитания, медицинской подготовки и образования сестер милосердия178.
Совместное проживание, общие разговоры, немногие часы отдыха, советы и взаимопонимание способствовали сближению сестер. Строптивость одной сглаживалась терпением другой, гордость и высокомерие уравновешивались скромностью и покорностью, неуживчивость компенсировалась стремлением других сестер жить общинно. Нередко сестры милосердия делили все поровну и жили такими маленькими коммунами. Заболевшие пользовались уходом и вниманием своих подруг и, как правило, между сестрами складывались самые дружеские отношения. Нередко эти отношения
176 Гривцева Извлечение из дневника и писем сестры милосердия в кампанию 1877—1878 гг. // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. T.VI. СПб., 1879. С. 334.
177Илинский П.А. Указ. соч. С. 34.
178Невежин П.М. Эвакуация // Исторический вестник. 1898. № 5. С. 496.
347
П. П. Щербинин
товарищества и симпатии, «окрещенные» в госпиталях, сохранялись и после окончания войны на долгие годы.
Конечно же, замкнутый однополый коллектив и узкий круг общения, истощение нервных и физических сил, хроническая усталость, недостаток отдыха приводили порой к недоразумениям и размолвкам. Возникали пререкания, неудовольствия и интриги. Иногда они провоцировались неумелыми, часто высокомерными действиями и поступками старших сестер и уполномоченных Красного Креста. Старшие сестры могли деспотично проявлять свою почти неограниченную власть над сестрами милосердия, что давало простор для произвола, придирчивости и конфликтности. В таких случаях отношения среди сестер накалялись, усиливалась раздражительность, проявлялись нервные расстройства: дрожание рук, слезливость, нервные припадки.
Отмечались случаи, когда старшие сестры не выдавали денег сестрам милосердия из положенного им жалованья, а последние хотели помочь этими деньгами оставшимся в России детям, родным и близким. И вскоре после возникновения нескольких конфликтов на этой почве Главное управление Красного Креста приняло решение о выдаче всего жалованья сестрам милосердия лично в руки179.
Порой более сложными были отношения сестер милосердия с братьями милосердия - санитарами, прислугой в госпиталях. Многие из них отличались грубостью, невежественностью, пьянством, ленью, и в первые недели работы россиянкам приходилось вступать в столкновения с ними, пытаться налаживать отношения. Но постепенно госпитальная прислуга стала признавать подвижническую деятельность сестер милосердия, видя их самоотдачу и жертвенность, и все конфликты и пререкания прекращались.
Иногда сестры милосердия чувствовали на себе и ироничные взгляды военных. Так, например, Е. Духонина отмечала в своих воспоминаниях, что солдаты и офицеры в первые дни похода «смотрели на меня так странно и улыбались»180. Ей было в первое время жутковато ночевать в своей палатке в окружении тысяч солдат. Тем более, что в армейском фольклоре всегда находились повествова-
179Там же. С. 130.
140 Духонина Е. Указ. соч. С. 765.
348
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века ния, сплетни, бросавшие тень на нравственность женщин, оказавшихся в армии.
Военный врач П.А. Илинский, сам участвовавший в войне 1877— 1878 гг., пытался проанализировать возможные неформальные отношения сестер милосердия и врачей на фронте. Он признавал, что «сердце человеческое не могло быть оставлено дома», но взаимные симпатии между мужчинами и женщинами могли возникать не только в военное, но и мирное время. Большинство врачей на вопрос о возможных связях с сестрами милосердия отвечали: «До того ли было! Целый день за делом с утра до ночи »181. К тому же общественное мнение было явно неодобрительным по отношению к подобным связям и не способствовало развитию отношений. Самыми же строгими наблюдателями за нравственным поведением сестер милосердия были их собственные сестринские сообщества. Женщины строже всего относились к товарищам по профессии, оберегали себя даже от разных слухов и ревниво следили за поведением каждой из сестер. Часто старшие по возрасту и нередко более опытные сестры милосердия призывали своих молодых соратниц сдерживать веселость, добродушие и живость в общении с пациентами госпиталей, дабы не давать повода нелестным оценкам и лишним разговорам.
Некоторые сестры, лишь заподозренные в легкомысленном поведении, немедленно удалялись из общины и военных госпиталей по представлениям старших сестер или по желанию других сестер. Всего за период войны по неуживчивости характера, лености, непослушанию и т. п. было отозвано около 40 сестер, что составляло менее четырех процентов от общего числа россиянок, работавших в прифронтовых госпиталях. Однако чаще в отношении сестер милосердия, замеченных в «неодобрительном» поведении, практиковались такие меры порицания, как некоторое удаление от «несносной», неприятие, невнимание, бойкот в общении и т. п.182. Как правило, такое наказание было очень действенным, и накал противостояния снижался и сходил постепенно на нет.
И все же время от времени возникали новые сплетни и «правдивые истории» о поведении сестер милосердия и их близких взаимоотношениях с мужчинами. Нередко их авторами являлись те чины
181 Илинский П.А. Указ. соч. С. 110.
1Я2Там же. С. 125—126.
349
II. П. Щербинин
военно-госпитальной администрации, которым не по душе была бескомпромиссность сестер милосердия в отстаивании интересов больных и раненых воинов, а также их борьба со злоупотреблениями в госпиталях. Сестры милосердия, по сути, вставали на пути их корыстных интересов, препятствовали хищениям и казнокрадству, а это вызывало, в свою очередь, озлобление, недовольство и раздражение госпитальных чиновников и желание скомпрометировать само присутствие женщин в действующей армии и прифронтовых госпиталях.
Большинство сестер милосердия, невзирая на грязные слухи и личные оскорбления, старались на них не реагировать, скромно и добросовестно исполняя свои обязанности в госпиталях. «Наша совесть чиста и спокойна», — заявляли они183. Но некоторые сестры активно выражали протест и несогласие с нелестными оценками своей деятельности и нравственного поведения. По мнению многих, самым неприятным в их деятельности в госпиталях были не тяжелые условия работы, плохие бытовые условия, а именно препирательства с госпитальным начальством и недоброжелательство последнего.
Надо заметить, что опекаемые сестрами милосердия в госпиталях раненые и больные солдаты старались «не выражаться» в их присутствии, не петь озорных и двусмысленных песен, одергивали товарищей, если они стремились «заигрывать» с медицинским персоналом184.
Но как бы там ни было, для многих сестер милосердия с их деятельностью в госпиталях в период военных действий были «связаны самые отрадные, самые светлые воспоминания жизни»185. Появление многочисленных записок, воспоминаний, дневников об участии женщин в сборе пожертвований, деятельности на театре военных действий в качестве сестер милосердия также свидетельствовало о новых ментальных установках россиянок186. Данные
183Там же. С. 111.
184 Записки лейб-гвардии казачьего офицера // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. T.VI. СПб., 1879. С. 65.
185О. Из путевых записок сестры милосердия. 1877 и 1878 гг. // Русский вестник. 1879. №2. С. 601.
18вО. Из путевых записок сестры милосердия 1877 и 1878 гг. // Русский вестник. 1979. № 2. С. 253—601; Духонина Е. Мирная деятельность на войне// Русский вестник. 1882. № 6. С. 760—810, № 9. С. 199—222; Некрасова В.С. Студентка на войне // Русская мысль. 1898. № 7. С.100—122 и др.
350
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
материалы призваны были познакомить общественность и власть с реальным вкладом россиянок в войне 1877—1878 гг., отражали их стремление заявить о самостоятельной и активной роли женщин в военные годы.
Награды и послевоенные будни сестер милосердия и женщин-врачей, участвовавших в оказании помощи больным и раненым воинам в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Всем участницам войны 1877 — 1878 гг. были выданы медали, учрежденные в память об этой войне. Шесть сестер милосердия, оказывавших помощь раненым на поле боя, по особому представлению главнокомандующего были отмечены особой серебряной медалью «За храбрость»: Бойэ, Духонина, Ольхина, Полозова, Энгельгардт, Юханцева.
19 февраля 1878 г. был утвержден знак отличия Красного Креста первой и второй степени с надписью «За попечение о раненых и больных воинах». Им награждались женщины, проявившие наибольшее усердие, самоотверженность и верность долгу. Носить его полагалось на левой стороне груди в петлице на ленте ордена Св. Александра Невского. Почти все сестры — участницы русско-турецкой войны — были награждены названным знаком187.
Сестры милосердия были награждены также от Красного Креста бронзовыми медалями на Андреевской ленте с надписью: «Не нам, не нам, а имени Твоему» и «1878 год»188.
Однако едва ли не дороже всех этих наград было чувство удовлетворения, которое испытывали сестры милосердия от своей деятельности на войне. Е. Духонина вспоминала: «Нельзя выразить того, как чувствовала себя счастливой, когда мне удалось сделать удачно перевязку и облегчить муки страдальцев! Какими благодарными глазами они провожали меня!... Нет слов выразить, какое истинное наслаждение доставляет мне возможность... выполнять просьбы больных и раненых солдат»189. По воспоминаниям другой сестры милосердия: «Отрадно было, что наши труды не пропадали даром, больные нас боготворили: выше и лучше сестрицы для них ничего
187Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 49.
188 А.К. Рассказ о деятельности сестер милосердия Крестовоздвиженской общины в минувшую войну (с 1 мая 1877 г. по август 1878 г.) // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. T.VI. СПб., 1879. С. 367.
189 Духонина Е. Указ. соч. С. 783.
351
П, П. Щербинин
не существовало»190. При выписке из госпиталя бывшие пациенты просили у сестер их фотографии, чтобы всю жизнь помнить о своих спасительницах191. При возвращении сестер милосердия на Родину воинские части салютовали отважным россиянкам, выражая им свою искреннюю признательность и благодарность. Один из командиров гвардейского полка заметил: «Находясь на поле битв, мы изумлялись, с каким терпением, с какой любовью слабые существа - женщины переносили тяжелые труды и лишения, которые не всегда переносились солдатами»192.
Женщины-врачи, находившиеся на театре военных действий, также были награждены медалью «За усердие»193. Большая часть их являлась ординаторами в госпиталях и на перевязочных пунктах, а некоторые работали в эвакуационных пунктах Красного Креста. Полевой военно-медицинский инспектор в своем докладе от 18 февраля 1878 г. ходатайствовал о награждении «участвовавших в войне слушательниц женских курсов, не в пример другим, орденом Св. Станислава 3-й степени с мечами и другими знаками награды ввиду того, что при неимоверном рвении и сознательном понимании дела... они вполне оправдали ожидания высшего медицинского начальства, и самоотверженная работа женских ординаторов обратила на себя всеобщее внимание»194.
Некоторые женщины-врачи — участницы войны — были награждены и другими орденами, доказав на практике, что они будут хорошими врачами. Однако многие из них тяжело болели после войны, трое умерли от тифа. Тем не менее девушкам-фронтовичкам пришлось в полном объеме сдавать выпускные экзамены, которые они блестяще выдержали. Казалось бы, их ждала работа в земских больницах, но власти еще пять лет, до 1883 г., не утверждали официально их статус врача. В списки врачей они были внесены только в 1883 г., хотя общество сразу же признало в них хороших специалистов.
1в0О. Из путевых записок сестры милосердия. 1877 и 1878 гг. // Русский вестник. 1879. №2. С. 280.
191 Записки лейб-гвардии казачьего офицера // Сборник военных рассказов, составленных офицерами-участниками войны 1877—1878 гг. T.VI. СПб., 1879. С. 52.
192Цит. по кн.: Илинский П.А. Указ. соч. С. 221.
193Шибков А.А. Указ. соч. С. 95.
194 Ш. Женские врачебные курсы // Вестник Европы. 1886. № 1.С. 354.
352
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Большая часть сестер милосердия Красного Креста прослужила на войне (на Балканах или на Кавказе) от 10 до 24 месяцев. В августе - сентябре 1878 г. почти все они вернулись на Родину. Лишь небольшая группа сестер продолжала службу в госпиталях и на санитарном транспорте на Балканах почти до конца 1878 г.
По возвращении в Россию многие женщины, бывшие сестрами милосердия в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг., оказались материально необеспеченными и безработными. Месячного содержания, которое по распоряжению Главного управления Красного Креста выдавалось сестрам по возвращении в Россию, было недостаточно даже для приобретения обуви и необходимой одежды вместо запрещенной для уволенных сестер формы Красного Креста. Скопить денег за время службы в госпиталях большинству женщин не удалось, так как почти все они переболели тифом и потратили немало средств на поправку здоровья195. Кроме того, большинство этих женщин пережили тяжелейшие стрессовые ситуации на войне, огромное физическое напряжение, и для возвращения к мирной жизни им требовался некоторый период реабилитации.
Многие из сестер, прибывшие в Петербург, Москву и другие города России, не могли вернуться к своим прежним занятиям, так как покинутые ими на время войны места, которые давали им прежде какой-то заработок, были часто заняты или упразднены. Некоторые из сестер полюбили приобретенную ими в годы войны профессию и желали и дальше продолжать службу в лечебных учреждениях. Однако получить должность медицйнской сестры в госпитале или больнице в мирное время было довольно трудно. Перед женщинами, вернувшимися с войны, возникала мрачная перспектива безработицы, поисков заработка, бытового неустройства196.
В ином положении оказались общинные сестры, которые по возвращении с войны приступили к своим прежним довоенным занятиям. Хотя и трудна подчас была жизнь в общинах, но все же многие сестры крепко держались за них, так как это был источник их существования. В общине они имели жилище, питание и возможность заниматься профессией, умения и знания которой они закрепили на войне.
195Илинский П.А. Указ. соч. С. 211.
106 Там же. С. 96.
353
П. П. Щербинин
Общественность России через печать, публичные выступления, ходатайства перед высокопоставленными лицами старалась облегчить жизнь участниц прошедшей войны и обеспечить им постоянный заработок. Ф.М. Достоевский писал: «После нынешней войны, в которую так высоко, так светло, так свято проявила себя русская женщина, нельзя уже сомневаться в том высоком уделе, который, несомненно, ожидает ее между нами»197. В.И. Немирович-Данченко, бывший участником русско-турецкой войны 1877— 1878 гг., с восторгом констатировал, что деятельность сестер милосердия «доказывала, что высочайшие доблести жен декабристов не перевелись еще»198, женщины завоевали право «быть товарищем и сестрой народу»199.
Бурные дискуссии о судьбах оставшихся за штатом сестер милосердия развернулись в Госпитальном комитете, Главном штабе, Военном министерстве. Наконец 23 января 1879 г. по военному ведомству последовал приказ № 11, по которому был вдвое увеличен штат сестер в госпиталях. Сестрам было назначено месячное содержание от казны в размере 15 руб., не считая столового и квартирного довольствия. Старшим сестрам полагался оклад 25 руб. Всем сестрам милосердия предоставлялось право на государственную пенсию200 .
Результатом этого приказа стало улучшение материального положения сестер, вернувшихся с войны. Более 500 должностей в военных госпиталях и лазаретах мирного времени было заполнено женским средним медицинским персоналом. В некоторых городах России были открыты новые общины сестер милосердия, в которые тоже было принято некоторое количество сестер, отличившихся на войне. Однако часть сестер - участниц русско-турецкой войны, имевших низшее образование, — была лишена возможности получить должность сестры в госпитале или больнице. Эти женщины работали там санитарками (сиделками) или искали себе иное трудовое поприще, на котором можно было бы заработать средства для существования.
197 Достоевский Ф.М. Собр. Соч. СПб., 1883. T.12. С. 292.
198Кузина Л.Г. Указ. соч. С. 55.
199 Апушкин В. Несколько слов о сестрах милосердия // Летопись войны с Японией. 1905. №84. С.1618.
200Шибков А.А. Указ. соч. С. 97—98.
354
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Изменения в подготовке и социально-правовом статусе сестер милосердия в межвоенный период (1879—1903). Признание пользы хорошо подготовленных сестер милосердия побудило правительство и частных лиц содействовать организации новых общин, школ и курсов сестер милосердия. Уже в 1880 г. в Санкт-Петербурге, Киеве, Риге, Одессе, Варшаве, Нижнем Новгороде, Вятке и Симбирске были учреждены, новые общины сестер милосердия201. К началу 90-х годов в России насчитывалось уже более 20 таких общин. К этому времени все самостоятельные прежде общины присоединились к обществу Красного Креста и стали выступать под его флагом. В 1898 г. в стране насчитывалось 65 таких объединений и 2812 работавших в них сестер202 .
К этому времени были выработаны единые правила, отраженные в Уставе сестер милосердия Российского общества Красного Креста: общие условия приема (возраст, личное и социальное положение, грамотность, испытательные сроки), структура общины, программы подготовки сестер милосердия, права и обязанности общины и самих сестер. Подготовка сестер милосердия явилась важнейшей функцией общин Красного Креста. Обучение велось в течение 1,5—2 лет. Курс состоял из практического и теоретического разделов, преподавание велось частью в собственных врачебных учреждениях Красного Креста, частью — в военных госпиталях, городских и земских больницах, частных лечебницах.
Теоретический курс включал в себя основы анатомии, физиологии, патологии, сведения по эпидемиологии, фармации и рецептуре, давал представления о женских, детских, кожных, нервных и психических болезнях. Практический курс был посвящен уходу за больными после хирургических операций и с заболеваниями внутренних органов, основным способам перевязки ран, операциям малой хирургии, оспопрививанию. На практическую подготовку обращалось особое внимание: ученицы в течение всего курса должны были нести в лечебных учреждениях общины всю работу сестер милосердия под наблюдением опытных сестер. Их назначали также на дежурства в больницы - в палаты и операционные, в амбулатории для помощи врачам, в аптеку для обучения приготовлению лекарств.
201 Кузина Л.Г. Указ. соч. С. 56.
202См.: Горедова Л. Указ. соч. С. 52.
355
П. П. Щербинин
По окончании курса сестры сдавали экзамен и переходили на права испытуемых, в качестве которых они должны были прослужить в общине 2 года, после чего получали свидетельство на звание сестры милосердия и направлялись Красным Крестом в военно-госпитальные учреждения, в общественные и частные больницы и в собственные лечебные учреждения Общества. Кроме того, сестрам вменялось в обязанность по первому требованию являться в распоряжение Главного управления общества для последующей отправки в район боевых действий.
Многие сестры, получив подготовку в учреждениях общества Красного Креста, выходили из общин по различным жизненным обстоятельствам, но не менее четверти из них готовы были в любой момент явиться для выполнения своего долга и службы в условиях войны203 .
В 1897 г. общество Красного Креста учредило в Петербурге институт «братьев милосердия» с целью подготовки мужского персонала для ухода за больными и ранеными204 . Появление данной категории медицинского персонала было связано с тем, что сестры милосердия не допускались на передовые перевязочные пункты, а необходимость присутствия там помощников врачей была очень велика. Но мужчины не очень охотно записывались в братья милосердия, и в 1899 г. на двухгодичных курсах обучалось только 180 человек и еще 30 состояли в запасе.
Сестры милосердия направлялись для оказания помощи больным и раненым военнослужащим и в другие государства. Так, в 1897 г. отряд из 20 сестер Иверской общины был направлен на театр грекотурецкой войны в турецкую армию. Другой отряд Главное управление Российского общества Красного Креста отправило из Петербурга в греческую армию205 .
Некоторые русские сестры участвовали в боевых действиях во время англо-бурской войны 1899—1902 гг. В отряд сестер милосердия вошли несколько сестер из Крестовоздвиженской, Георгиевской и Александровской общин. Интересные воспоминания о медицинской деятельности в Южной Африке оставила сестра С. В. Изъе-
203 Сестры и братья милосердия // Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. Т. XXIX. СПб., 1900. С. 715.
2О4Там же. С.715.
206Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 138.
356
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века динова206 . Характерно, что у сестер отряда красный крест был нашит на затылочной части косынок, «чтобы англичане по нас не стреляли, когда мы станем удирать»207 , — ехидно замечала С.В. Изъе-динова. К 1900 г. все участвовавшие в англо-бурской войне русские сестры благополучно возвратились в Россию208 .
В июне 1900 г. по распоряжению Главного управления Красного Креста пять сестер Иверской общины во главе со старшей Анной Куликовой были отправлены в Забайкалье, где формировались воинские части русской армии для подавления Ихэтуаньского восстания в Китае. Эти сестры действовали в лазаретах Приамурья и Маньчжурии, перевязывая раненых в полуразрушенных фанзах, испытывая множество лишений от неустроенности, скудного питания и морозов. Вернулся этот отряд лишь в июле 1901 г. Позднее на Дальний Восток был направлен второй отряд из 16 сестер под началом пяти врачей и настоятельницы А.К. Пиваркович. Уже 20 сентября он развернул в Благовещенске лазарет, где стали лечить первых пострадавших, которых к началу октября оказалось около тысячи. 5 октября отряд переместился в Хабаровск, куда раненые поступали вплоть до января 1901 г.
Вопросы равноправия женщин, постоянно обсуждаемые в обществе и прессе, стали проникать в спокойную жизнь общин сестер милосердия Красного Креста. Из советов Управления общин в правительство были поданы прошения, чтобы «все права, предоставленные уставом Российского общества Красного Креста, распространялись и на общины сестер милосердия». В 1901 г. Государственный совет постановил: «Сестрам милосердия и фельдшерицам общества Красного Креста, прослужившим не менее 25 лет, а также увольняемым по расстроенному здоровью или неизлечимой болезни, прослужившим 15 лет, назначается пенсия из Государственного Казначейства»209 . Таким образом, спустя почти четверть века сестры милосердия обрели минимальные пенсионные гарантии и права.
206 Изъединова С.В. Несколько месяцев у буров: воспоминания сестры милосердия. СПб., 1903.
207Там же. С. 4.
208Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 144.
20вКузина Л.Г. Указ. соч. С. 66.
357
II. II. Щербинин
Однако окончательно система социального обеспечения сестер милосердия разработана не была, и многое зависело от самих общин в тех случаях, когда сестра теряла трудоспособность раньше необходимой для пенсии выслуги лет. Например, в Крестовоздвиженской общине сестре милосердия после двадцати лет службы полагалась пенсия 15 руб. в месяц, и то после освидетельствования врачей. Условия же работы сестер в больницах даже не в военных условиях были такие, что встречались сестры, к тридцати пяти годам уже сгорбленные и поседевшие.
Руководители Российского общества Красного Креста отмечали, что сестры милосердия, выполняя свой долг, несли тяготы и лишения: «Немало сестер поплатились за подвиг своего служения. Для значительного большинства сестер в результате их работы получается преждевременная утрата работоспособности, ранняя инвалидность» . Лечебная комиссия при Главном управлении российского общества Красного Креста констатировала, что до 30% состава сестер каждое лето нуждалось не только в отдыхе, но в серьезном лечении210.
Наиболее заслуженные и потерявшие здоровье на службе сестры милосердия могли быть приняты на свободные места в богадельни Красного Креста или приюты при своих общинах. Пенсии проработавшим сестрами 25 лет назначались в 200 руб. в год, а прослужившим 15 лет — 150 руб. в год. Выплата пенсии прекращалась в том случае, если женщина поступала на государственную службу.
Были учреждены и специальные богадельни, приюты для престарелых и потерявших здоровье сестер милосердия при общине святой Евгении в Петербурге, комитете «Христианская помощь» в Москве и др.211.
В целом система социального обеспечения подробно разработана не была, поэтому многое зависело от самих общин в тех случаях, например, когда сестра теряла трудоспособность раньше необходимой для пенсии выслуги лет. Тяжелые условия труда не могли не сказаться на здоровье сестер милосердия. Естественно, многие из них заболевали хроническими болезнями раньше срока, установленного уставом для получения пенсии. Был случай, когда сестра
210Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 88.
211 Сестры и братья милосердия. С. 715.
358
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
чахоточного отделения в результате многочисленных трудов оказалась неизлечимо больной, а община отказалась ее содержать. Одинокая и без средств, она пришла за помощью к знакомым сестрам, и те собрали что могли, отправив ее к знакомой фельдшерице. Но сестра, видимо, не найдя ее, через несколько дней утопилась212.
Критическое положение общинных сестер в начале XX в. В общинах сестры милосердия оказывались фактически бесправными, так как были обязаны соблюдать полумонашеское послушание настоятельнице; они лишались документов на время пребывания в общине, в мирное время не получали жалованья, им полагались мизерные пенсии, выплачивавшиеся за выслугу лет, а не по достижении определенного возраста — сестра могла получать минимальное пенсионное пособие и с 33 и с 55 лет, в зависимости от возраста, в каком вступила в общину. Тем же, кому посчастливилось попасть в богадельню, по словам одной сестры, оставалось «в лучшем случае на старости лет с утраченным здоровьем и разбитыми нервами делить комнату с одной или двумя такими же усталыми и раздражительными, как она, старушками», ей иногда и не знакомыми213.
Представляя себе подобное будущее, молодежь бежала из общин, в результате чего возникала естественная текучесть кадров. Кроме того, получить работу по специальности вне Красного Креста и общины, в которой надо было 2 года проработать до получения необходимого документа, в условиях России того времени без протекции было нереально.
В 1903 г. был утвержден Общий устав общин Красного Креста214, по которому унифицировалась структура и система управления общин сестер милосердия. В сестры милосердия принимались девицы и вдовы всех сословий от 18 до 40 лет, обязательно христианского вероисповедания, здоровые и грамотные. Замужние женщины могли стать сестрами лишь в небольших провинциальных общинах, где не хватало работников, и только с разрешения мужей, тогда как в столичных организациях женщины обязывались хранить безбрачие. Желающие вступить в общину обращались к сестре-настоятель
212 Цит. по работе: Постернак А.В. Очерки истории общин сестер милосердия. С. 207.
213Там же. С. 206.
214 Нормальный устав общин сестер милосердия. СПб., 1913.
359
П. П. Щербинин
нице с документами: метрическим свидетельством, видом на жительство, документом об образовании.
Форма сестер милосердия не претерпела за несколько десятилетий серьезных изменений. Сестры носили шерстяное или холщовое платье серого или коричневого цвета с большим нагрудным знаком красного креста, а на левом рукаве — повязку с таким же знаком, но меньшего размера. За незаконное ношение этой формы предусматривались наказания в виде штрафа и даже ареста до трех месяцев. Цвет одежды, впрочем, мог быть различным: крестовоздвиженские сестры носили коричневые платья, члены Никольской общины — синие, Иверской — почти черные, Марфо-Мариинской — белые.
По мнению А.В. Постернака, сестринское движение в конце XIX в. переживало серьезный кризис. Он был связан со многими факторами (низкое жалованье, ограничения в личной жизни, изнурительный труд в госпиталях и др.). К чему это в конечном счете приводило? В общины шли либо молодые энтузиастки, но таких оказывалось крайне мало, либо люди, у которых из-за бедственного материального положения не было другого выхода: женщины из семей мелких чиновников, обедневших дворян, даже крестьян, подчас необразованные. Типичный случай представляли собой послужные списки сестер Иверской общины, в которых в графах об образовании и материальном положении стояли записи: «Образование домашнее, никаких свидетельств по образованию не имеет», «Кроме получаемого от общины содержания, никаких средств не имеет»215.
Интерес к профессии сестры милосердия у обеспеченных слоев российского общества и интеллигенции просыпался лишь в то время, когда начиналась война и образ сестры окутывался дымкой патриотической романтики. Тогда-то и появлялось много волонтерок.
В начале русско-японской войны 1904—1905 гг., когда вновь, настала пора участия женщин в качестве сестер милосердия в военно-медицинской службе, современники вспоминали с восхищением, что еще в русско-турецкую войну 1877—1878 гг. русская женщина показала себя превосходной сестрой милосердия и своей самоотверженной и полезной деятельностью заслужила горячую похвалу и благодарность русского общества216.
215Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 209.
218Женский вестник. 1904. № 1. С. 19.
360
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Сестры милосердия и русско-японская война 1904—1905 гг.
Русско-японская война 1904—1905 гг. и формирование отрядов сестер милосердия для отправки на театр военных действий. Начавшаяся война с Японией вновь выявила неготовность военно-медицинской службы российской армии к массовому приему больных и раненых воинов. За прошедшие после окончания русско-турецкой войны 1877—1878 гг. два с половиной десятилетия Российский Красный Крест задачу подготовки сестер милосердия не выполнил. В результате в стране отсутствовал необходимый для военного времени резерв сестер милосердия, врачей и санитаров. Профессиональных же сестер милосердия, работавших в лечебных военных и гражданских учреждениях, было немного.
После начала военных действий с Японией в России была проведена мобилизация на войну медицинского персонала (врачей, фельдшеров, сестер милосердия) из запаса. Однако военные госпитали были скомплектованы подготовленными сестрами лишь частично, а основной контингент прибывавших на театр военных действий женщин в форме сестер милосердия представляли волонтерки, которые часто были недостаточно подготовлены. Таким образом, большая часть сестер милосердия получила медицинские знания и навыки лишь накануне или в ходе войны и отправлялась на Дальний Восток добровольно, по собственной инициативе.
Часто и врачи, мобилизованные в армию, не имели достаточного опыта военно-медицинской практики. На театр военных действий для работы в госпиталях направлялись психиатры, детские врачи, акушеры, которые были мало приспособлены для проведения операций и лечения раненых солдат и офицеров. Среди врачей, отбывших на Дальний Восток, встречались и такие, кто давно уже не занимался медицинской практикой, и работал не по специальности, а в сфере торговли или других отраслях, не связанных с медициной217.
Большинство фельдшеров и санитаров также были призваны из запаса, давно занимались крестьянским трудом и забыли элемен
217Вересаев В.В. На японской войне. Записки // Вересаев В. Собр. соч. Т. 3. М., 1961. С. 10.
361
П. П. Щербинин
тарные навыки медицинской службы218. Некоторые санитары были назначены для укомплектования личного состава госпиталей из полков, направлявшихся на Дальний Восток, и вообще не были знакомы с основами медицинского дела. Исключение составляли послушники мужских монастырей, которые оказывались на фронте наиболее дисциплинированными и исполнительными санитарами. Они были привычны к ночным бдениям, безукоризненно несли ночные дежурства и были всегда доброжелательно настроены по отношению к больным и раненым воинам219.
В первые недели начавшейся войны повсеместно, в столицах и крупных губернских центрах, стали открываться курсы сестер милосердия, но они в силу своей краткосрочности (от полутора до трех месяцев) не могли дать основательной профессиональной медицинской подготовки, которая требовалась от медицинского персонала в условиях кровопролитных сражений на Дальнем Востоке. Нередко врачи не имели возможности внимательно ознакомиться с уровнем знаний сестер милосердия, прибывавших в военные госпитали, и случалось, что сиделка выполняла фельдшерские обязанности, а знающие фельдшерицы в санитарных поездах занимались кормлением больных, раздачей белья и тому подобным220 .
Первыми, как и во время Крымской войны 1853—1856 гг. и русско-турецкой войны 1877—1878 гг., на Дальний Восток отправились опытные сестры из общин сестер милосердия. Оперативно были сформированы санитарные отряды Александрийской, Иверской, Евгеньевской общин. Кроме того, активное участие в создании лечебных учреждений на театре военных действий и комплектовании их медицинскими кадрами принимали Белостокская, Кауфманская, Крестовоздвиженская, Мариинская, Елизаветинская, Каспе-ровская и другие общины сестер милосердия221. Заметим, что общинное начальство недоверчиво относилось к волонтеркам, кото-
218 История русско-японской войны. Редакторы-издатели: М.Е. Бархатов, В.В. Фрунке. СПб., 1909. С. 1231.
219 Козлова Н.В. Под военной грозой // Исторический вестник. 1913. № 12. С. 950.
220 Кауфман П. Красный Крест в тылу армии в японскую кампанию 1904—1905 гг. СПб., 1909. Т. 1. Ч. 1. С. 101—102.
221 Доклад исполнительной комиссии Главного управления Российского общества Красного Креста по оказанию помощи больным и раненым на Дальнем Востоке за 1904 г. СПб., 1905. С. 37.
362
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века рые приходили в общины, чтобы записаться в сестры милосердия. Многие женщины отмечали, что они сталкивались с явным недоброжелательством и тайной подозрительностью настоятельниц общин222 . Общинные традиции и мораль были слишком консервативны, чтобы легко принимать новых сестер милосердия в свои ряды.
Не будет преувеличением в связи с этим сказать, что профессионально подготовленные сестры милосердия, женщины-врачи, фельдшерицы оказывали неоценимую помощь раненым и больным воинам на войне. Не случайно высокую оценку своей деятельности в госпиталях Дальнего Востока получали именно те женщины, которые и в мирные годы работали в военных или гражданских медицинских учреждениях, имели многолетнюю практику и медицинский опыт. Многие больные и раненые военнослужащие отмечали, что своей жизнью они обязаны заботам и вниманию сестер милосердия военных госпиталей.
Мотивы стремления женщин на войну. Что же служило побудительным мотивом россиянок ехать на Дальний Восток, на войну, для работы в госпиталях? В печати военных лет отмечалась выдающаяся роль россиянок в оказании помощи больным и раненым воинам, мощное воздействие патриотических настроений на российское общество: «Война... заставила встрепенуться все наше общество, и женщины не остались индифферентными. Они устремились на Дальний Восток в качестве врачей и сестер милосердия... Усиленное стремление русских женщин в сестры милосердия в настоящее время представляет из себя знаменательный факт. Тут сказалось не только их желание принести пользу русской армии, но вместе с тем выяснилось, какая масса женских сил остается неиспользованной и пропадает даром в обыкновенное время... Это почти исключительно одинокие женщины, жаждущие приносить своим трудом пользу своей стране»223 . В записках сестры милосердия Переселенцевой указывается, что она поехала на войну в силу «приподнятого настроения», а также «обидного нападения японцев на наш флот»224 .
222 Козлова Н.В. Под военной грозой (воспоминания сестры-волонтерки) // Исторический вестник. 1913. № 11. С. 533.
223Женщина и война// Женский вестник.1904. № 1.С. 19—20.
224 Переселенцева. Записки сестры милосердия из поездки на Дальний Восток. 1904 — 1905 гг. М., 1912. С. 5.
363
П. П. Щербинин
Для многих россиянок патриотические мотивы имели важное, порой решающее, значение при принятии решения отправиться на войну в качестве сестры милосердия. Однако труд сестры милосердия в годы русско-японской войны 1904—1905 гг. оплачивался и уже не был тем бескорыстным служением, как деятельность сестер милосердия в период войн XIX в. Таким образом, очевидно, что сестры милосердия отправлялись на театр военных действий не только под воздействием общественного подъема и патриотических настроений, но и из-за желания обрести заработок, новый профессиональный и общественный статус.
Надо иметь в виду, что многие женщины полагали, поддаваясь влиянию официальной пропаганды, что война будет короткой и победоносной. Сестра милосердия О.А. Баумгартен писала в своем дневнике: «Мы убеждены, что эта война не затянется надолго и кончится блестящей победой. Ведь японцы, по общему мнению, ничто иное, как макаки, и вряд ли долго продержатся»225 .
Что же еще вело женщин на войну, и какие категории россиянок наиболее охотно записывались в сестры милосердия?
Отзывы современников, воспоминания и записки участниц и участников войны свидетельствуют, что идущих на войну из-за «идеи», ради нравственного долга было немного. Непонятная, ненужная, далекая война не пробуждала в российском обществе тех достаточно широких патриотических, как это было в период Крымской войны 1853—1856 гг., или славянофильских настроений, имевших место в период войны 1877—1878 гг. Дальневосточная бойня начала XX в. не вызывала уже среди большинства россиянок потребности в подвижнической деятельности и общественной активности.
В воспоминаниях участника войны, врача одного из военных госпиталей В.В. Вересаева нашла отражение характеристика основных мотивов стремления россиянок на театр военных действий в годы русско-японской войны 1904—1905 гг.:
на войну с интересом и душевным подъемом ехали молодые девушки, которые закончили учебные заведения, и стоявшие перед выбором дальнейшей судьбы. Большинство из них жили у родителей, давали уроки, чтобы иметь деньги на карманные расходы,
225 Баумгартен О. А. В осажденном Порт-Артуре: дневник сестры милосердия Ольги Аполлоновны фон Баумгартен. СПб., 1906. С. 4.
364
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
и ждали случая выйти замуж. И вдруг появился шанс изменить обстановку, отправиться в далекий жутко-манящий мир, и они устремлялись на войну, чтобы познать мир, проявить себя и найти новую дорогу и возможно личное счастье;
как и в периоды войн России в XIX в. охотно шли в сестры милосердия вдовы, которые задыхались в мирные годы дома от скуки и однообразия жизни;
некоторые замужние женщины также устремлялись на войну, если их жизнь в семье не была счастливой. Они надеялись обрести на передовой новые жизненные впечатления;
встречались среди сестер милосердия и авантюристки, которым была противна безопасная жизнь без бурь и угроз. Эти россиянки жаждали подвигов, славы и острых ощущений;
направлялись на Дальний Восток и женщины из аристократических семей, имевшие большие связи и знакомства. Они являлись самыми ненужными на войне, так как часто не желали исполнять обязанности сестер милосердия, отказывались подчиняться врачам и делали лишь то, что сами считали нужным. Всю свою деятельность на войне они превращали в один сплошной, веселый и оригинальный пикник со штабными генералами и офицерами;
так же мало пользы в госпиталях было, как правило, и от и сестер милосердия - жен офицеров, отправлявшихся на фронт только для того, чтобы быть рядом с любимым человеком и не разлучаться с ним надолго. Их помыслы были только о муже, а не о служебных обязанностях сестры милосердия226 .
В воспоминаниях другого участника войны А.А. Игнатьева отмечается, что в период военных действий существовали разные категории сестер милосердия: и тех, кто искренне и добросовестно исполнял свой долг, и других, представлявших собой в большинстве светских барынек, «которые надели косынки сестер милосердия либо для того, чтобы быть поближе к мужьям, либо в поисках приключений и сильных ощущений»227 .
Может показаться, что мужские мемуары отличаются слишком характерными оценками сестер милосердия и их мотивов попасть на передовые позиции. Но и в воспоминаниях самих сестер мило
226Вересаев В.В. Указ. соч. С. 231
227 Игнатьев А. А. Пятьдесят лет в строю. М., 1986. С. 185.
365
П. П. Щербинин
сердия отмечается, что «общая масса сестер... производила невыгодное впечатление», когда многие россиянки проводили свободное время лишь за завивкой волос и устройством замысловатых причесок, душились крепкими духами и т. п.228 .
Часть сестер милосердия были родственницами офицеров или начальников госпиталей и занимались лишь обеспечением досуга военного начальства, снабжения его горячим кофе и пирожками. Некоторые сестры были взяты на службу по протекции военного командования из-за личных симпатий229 . Эти сестры милосердия охотно давали балы для штабных офицеров, вызывая недовольство раненых, за которыми они должны были ухаживать. Подобное поведение сестер милосердия в прифронтовых госпиталях не было возможно в период войн XIX в., когда общинные традиции, общественные устои, моральные ценности играли важную роль в менталитете самих сестер милосердия и их окружения. Во время же русско-японской войны 1904—1905 гг. ситуация резко изменилась. Сестринское движение начала XX в. стало в большей степени добровольным, а материальные и прочие личные интересы многих сестер милосердия определяли их поведение и настроения на войне. Важно заметить, что изменение кадрового состава российского офицерского корпуса, снижение требовательности военного начальства в отношении «шалостей» и «увлечений» своих подчиненных способствовали эксплуатации сестер милосердия как объектов сексуального домогательства, развлечения и досуга в условиях фронтовой повседневности.
В то же время многие сестры милосердия видели свой нравственный и гражданский долг в профессиональном исполнении своих обязанностей, ухаживали за больными и ранеными военнослужащими, проявляя самоотдачу и усердие. Некоторые из россиянок все время рвались в передовые подвижные госпитали, горели желанием побывать под огнем, хлопотали об отправке их в действующую армию. Эти сестры милосердия, как правило, старательно и добросовестно относились к своей деятельности на войне230 , пользовались уважением пациентов госпиталей.
228 Козлова Н.В. Под военной грозой (воспоминания сестры-волонтерки) // Исторический вестник. 1913. №11. С. 560.
229 Вересаев В.В. Указ. соч. С. 11, 40, 235.
230Вересаев В.В. Указ. соч. С. 62.
366
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
В исследовании А.В. Постернака отмечается, что навязчивой идеей многих сестер милосердия было желание попасть на передовые позиции. Особенно к этому стремились волонтерки. Если настойчивые просьбы и прошения не помогали, то некоторые сестры под видом переутомления, болезни или семейных обстоятельств увольнялись из тылового госпиталя, но уезжали не на родину, а в Харбин, где в большинстве случаев назначались начальством в военные госпитали, а при недостатке сестер их брали и в учреждения Красного Креста. Попав в Харбин, сестры уже не хотели возвращаться в тыл231. По оценкам уполномоченного Красного Креста П. Кауфмана: «Мысль о том, что настоящая работа не в тылу, что они (сестры милосердия - П.Щ.) нужнее там, где бьются, их постоянно преследовала и не давала спокойно работать в том месте, куда они были назначены»232 .
Таким образом, побудительные мотивы россиянок быть на войне были самыми разными233 . Они формировались как личными потребностями и интересами, так и увлеченностью и порывом женщин, стремившихся обрести новые впечатления, жизненный опыт, профессиональные навыки. Надо признать, что в условиях фронтовой повседневности нередко мотивация сестер милосердия претерпевала изменения, а чувство сострадания и гражданский долг становились главными в их деятельности в госпиталях. Для большинства женщин фронтовой быт, военная обстановка оказались серьезными потрясениями, вызывая психологический надлом и физические недуги, изменение самооценок и мотивации. Война, тяготы и лишения походной жизни, госпитальные будни способствовали демократизации отношений между пациентами и сестрами милосердия, развивая нередко теплые чувства больных и раненых военнослужащих к медицинскому персоналу.
Социальный состав сестер милосердия. По подсчетам историка Ю.Н. Ивановой в период русско-японской войны 1904—1905 гг. в госпиталях, плав лазаретах, на санитарных поездах и т. п. служили свыше 3 тыс. сестер милосердия, женщин-врачей, фельдшериц, си
231 Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 151.
232 Кауфман П. Красный Крест в тылу армии в японскую кампанию 1904 —
1905 гг. С. 69.
233Женский вестник. 1914. Сентябрь. С. 19—22.
367
П. П. Щербинин
делок. По оценкам А.В. Постернака только в военных лазаретах трудилось около 2 тыс. женщин234 . Их социальная принадлежность была очень широкой: крестьянки, мещанки, дворянки, дочери купцов, чиновников, военных, священников и т. д. Среди сестер милосердия встречались и представительницы княжеских, графских фамилий, потомки известных военных: четыре из рода Урусовых, три — Шаховских, две — Шереметевых, две — Оболенских, две — Гагарины, Апраксина, Шувалова, Бутурлина, Ю.А. Редигер, А. Логинова-Радецкая и др.235 .
Иногда на театре военных действий были сразу несколько представителей одной фамилии. Так, в Лифляндском лазарете старшей сестрой милосердия служила княжна М.П. Ливен; уполномоченным Красного Креста — князь П.П. Ливен; на госпитальном судне, а затем в лазарете Порт-Артура среди других женщин работала сестрой милосердия княгиня Л.П. Ливен. Вместе работали в лазаретах на Дальнем Востоке сестры Первозванские, Дьяконовы, Ивановы, На-руго, Оберемченко, Стороженко, Федюнины236 .
Сестры милосердия работали в госпиталях, которые формировались и направлялись на фронт различными организациями: военным министерством, общедворянской организацией, общинами сестер милосердия, обществом Красного Креста и т. п.237 . Особой популярностью пользовались сестры милосердия, подготовленные земствами и входившие в состав Общеземской организации. Всего был сформирован земствами и отправлен на фронт 21 специальный санитарный поезд238 . Большая часть персонала этих поездов, 205 человек из 352, состояла из женщин, из них 147 были сестрами милосердия, 44 - фельдшерицами, 4 - главными врачами, 7 - заведующими хозяйством, по одной — провизором, секретарем и уполномоченной239 .
234 Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 150; Шапиров Б.В. Частная помощь и женский уход за ранеными и больными воинами. СПб., 1907. С. 9.
235Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 77.
238 Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 78.
237 Трамбицкий Г. О земских отрядах на Дальнем Востоке // Журнал общества русских врачей в память Н.И. Пирогова. М., 1906. № 1. С. 12.
238 Доклад исполнительной комиссии Главного управления Российского общества Красного Креста по оказанию помощи больным и раненым на Дальнем Востоке за 1904 г. СПб., 1905. С. 5.
239 Хитрово Т. Общеземская организация // Женское дело. 1914. № 19. С. 4—5.
368
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Таким образом, социальный состав сестер милосердия был достаточно представительным, включал в себя различные сословные группы российского общества. Заметим, что в период следования на Дальний Восток и в госпиталях между сестрами милосердия формировались небольшие группки по интересам, часто с учетом профессиональных интересов, образования и т.п. Военный быт, фронтовые будни долго не могли разрушить сословных и прочих различий, которые были у сестер милосердия. Однако спустя месяцы совместной работы в госпиталях происходило сближение представительниц различных социальных групп, а взаимоотношения внутри женского коллектива становились более открытыми и демократичными.
Материальное обеспечение и статус сестер милосердия. Материальная сторона имела достаточно важное значение в деятельности сестер милосердия на театре военных действий. Для многих россиянок их военное жалованье являлось серьезным источником пополнения бюджета, создавало предпосылки для накапливания денег в надежде по возвращении в Россию иметь средства для решения своих жизненных проблем.
Даже представительницы общин сестер милосердия, нередко лишенные всякого денежного вознаграждения, получали в период войны определенное жалованье, часто зависевшее от материального положения их общин: 5, 20 или 30 руб. в месяц. Сестрам милосердия, отъезжавшим на Дальний Восток в составе отрядов Красного Креста, выдавалось по 125 руб. подъемных и по 30 руб. жалованья в месяц, а также 10 руб. суточных240 . Для сравнения заметим, что старший врач госпиталя получал 500 руб., младший врач — 350, фармацевт — 125, санитар — 30 руб. в месяц241.
Состоявшим при военном ведомстве сестрам милосердия платили больше, иногда до 90 руб. в месяц, плюс суточные в среднем по полтора рубля. Такое жалованье действительно являлось высоким, но лишь в том случае, если сестры милосердия за свой счет не обзаводились формой, и у них не возникали другие непредвиденные расхо
240Козловская газета. 1904. 19 августа.
241 Доклад исполнительной комиссии Главного управления Российского общества Красного Креста по оказанию помощи больным и раненым на Дальнем Востоке за 1904 г. С. 37.
369
П. П. Щербинин
ды242 . В ряде случаев военное ведомство брало часть подобных расходов на себя, поэтому многие сестры из материальных соображений, как и в русско-турецкую войну 1877—1878 гг., охотнее шли в военные госпитали, а не в лечебные заведения общества Красного Креста.
Сестры милосердия, отправившиеся на Дальний Восток с отрядами Красного Креста, очень часто переходили из одного госпиталя в другой, выбирая более удобное для себя место службы. Подобного, конечно же, не могли себе позволить сестры общин сестер милосердия или военных госпиталей, жестко связанные уставами общин или военной дисциплиной, но вольнонаемные сестры (волонтерки) были одной из наиболее мобильных категорий сестер милосердия. По воспоминаниям Н.В. Козловой в управлении Красного Креста была вечная толчея сестер, которые просили назначения или перевода из одного госпиталя в другой, причем одна требовала, чтобы ее назначили непременно на левый фланг, другая — на правый, третья просилась в центр. Такое пристрастие сестер милосердия к определенным госпиталям объяснялось нахождением там близких им людей или симпатией среди военнослужащих. Иногда сестры соглашались сменить госпиталь на любой другой, если у них не сложились отношения друг с другом. Они истерично и с большим возбуждением требовали себе нового места службы243 . В данных ситуациях личностные факторы и привязанности были для самих сестер милосердия важнее, чем обязательства по выполнению своих обязанностей в определенном госпитале.
Нередко истеричное поведение у некоторых женщин продолжалось и на новом месте службы, давая повод окружающим упрекать этих сестер милосердия в неумении контролировать свои эмоции и держать себя в руках. Подобные проявления женских настроений и эмоциональных всплесков позволяло многим военным скептически относиться к деятельности сестер милосердия на театре военных действий.
Некоторые сестры-волонтерки, поработав несколько дней в госпитале, заявляли, что им тяжело, что слишком много «черной» работы, и просили откомандировать их в управление Красного Крес
242 Григорова А.М. Записки сестры милосердия 1904—1905 гг. // Братская помощь. 1907. №7. С. 37.
243 Козлова Н.В. Под военной грозой // Исторический вестник. 1913. № 12. С. 947—948.
370
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
та. Многие врачи госпиталей были встревожены тем, что они не имели стабильного состава сестер милосердия, необходимых в случае массового наплыва раненых. Часто меняющихся сестер они называли «блуждающими светилами»244 .
Сложным и запутанным был вопрос и о субординации сестер милосердия, прибывших на Дальний Восток по направлению своих общин. Официально они находились в подчинении лишь у уполномоченных общества Красного Креста, но в реальности их действиями могли руководить и общины сестер милосердия. Так, сестрам Георгиевской общины, следовавшим поездом на Дальний Восток, запрещалось не только обедать в зале первого класса, но и даже входить в станционные здания. Из-за этого сестры всю дорогу в Маньчжурию не имели возможности нормально питаться, довольствуясь услугами буфетчиков245 .
В свою очередь, женщины, попадавшие в военные госпитали, автоматически переходили в ведение военного ведомства, а распределенные в санитарные поезда подчинялись и главному врачу, и коменданту поезда. Показательна история А.М. Григоровой, которая с тремя другими сестрами неожиданно была вызвана в один из тыловых госпиталей, начальник которого перессорился с уже работавшими здесь сестрами и уволил их, сгоряча отправив запрос на новых работников. Позднее уволенные сестры решили примириться с начальством и слезно просили прощения. Смягчившийся инспектор вернул их обратно, а прибывшие пять сестер оказались не у дел. Их позднее прикомандировали к другому госпиталю, но довольно долгое время женщины не могли найти ни квартир, ни работы на новом месте246 .
Кроме того, среди деятелей военного ведомства существовало неофициальное предубеждение против сестер милосердия, которым, по их мнению, вообще было не место в полевых подвижных госпиталях или военно-санитарных транспортах: они лишь сиделки, и им следует строго подчиняться военно-медицинскому начальству247 .
244 Козлова Н.В. Под военной грозой (воспоминания сестры-волонтерки) // Исторический вестник. 1913. № 11. С. 556.
245Тамже. С. 537.
246Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 148—149.
247 Война с Японией 1904 — 1905 гг. Санитарно-статистический очерк. СПб., 1914. С.246.
371
II. ГТ. Щербинин
Важно учитывать и то обстоятельство, что многие представительницы знатных родов (графини, баронессы и т.п.) предпочитали всегда находиться в офицерских палатах, но работать как следует не могли, да и не хотели248 . Черновую же работу, основной поток перевязок выполняли «обычные» сестры милосердия, которые предпочитали быть назначенными в солдатские палаты.
Отмечались случаи, когда сестры милосердия пытались противостоять казнокрадству и произволу госпитального начальства, писали коллективные жалобы. Но все подобные разбирательства заканчивались не в пользу сестер. Как правило, «жалобщицы» после формального расследования направлялись в другие госпитали, а их «обидчики» не получали наказания, и все оставалось по-прежнему.
Во время русско-японской войны 1904 — 1905 гг. наряду с госпиталями, лазаретами, перевязочными пунктами и т. п., действовавшими на сухопутном фронте, создавались и плавучие лечебные учреждения, в составе которых и женщины служили врачами, сестрами милосердия, сиделками, фельдшерицами249 . По мнению Ю.Н. Ивановой, это был первый случай использования россиянок в медицинских учреждениях российского флота250 251 .
Повседневная жизнь сестер милосердия в прифронтовых госпиталях. Сестры милосердия, направленные на фронт, не имели разрешения брать с собой много вещей. Обычно им дозволялось иметь при себе маленькую корзину, небольшой чемоданчик и портплед с подушкой261.
Условия размещения сестер милосердия в прифронтовой полосе были часто весьма неудобными. Нередко военное начальство предоставляло сестрам милосердия помещения, малопригодные для проживания. Кроме того, повсеместно в госпиталях были проблемы по снабжению пищевым довольствием персонала и пациентов военных госпиталей. Сестры милосердия нередко испытывали неудобства из-за большой скученности проживающих, отсутствия ми-
248 Из воспоминаний сестры милосердия Ф.Н. Слепченко // Отечественные архивы. 1994. №6. С. 62.
249 Хохлов В.Г. Женщины-медики на сопках Маньчжурии // Медицинская газета. 1995. 18 января.
250Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 73—77.
251 Козлова Н.В. Под военной грозой (воспоминания сестры-волонтерки) // Исторический вестник. 1913. Xs 11. С. 534.
372
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
«Сестра милосердия».
Рисунок художника П. Нерадовского.
373
П. П. Щербинин
нимальных удобств. Так, в Харбине в бывшем Шуваловском госпитале было устроено сестринское общежитие. В одной комнате поместили 80 человек. Койки стояли так тесно, что между ними был только проход, ни столика, ни табуретки нельзя было поставить. Сидя на кроватях по-турецки, сестры милосердия шили, читали и писали письма. Особенно тяжелым, по их воспоминаниям, было «невольное общение с чужими сестрами, полная невозможность остаться одной и отдохнуть от вечной суеты, шума, крика и хохота. На натянутые нервы такая обстановка действовала убийственно»252 .
Условия жизни сестер милосердия на войне, по словам очевидцев, были ужасными. Для сестер Георгиевской общины в доме наместника в Мукдене была отведена только одна комната, в которой ютились 15 сестер. Кровати поставить было нельзя, и женщины спали на полу, свертывая на день свои спальные мешки, чтобы пользоваться ими для сидения. В остальных комнатах проживали различные уполномоченные, им была выделена для обедов крытая галерея. Сестрам же милосердия приходилось обедать в полутьме палатки253 . Создание комфорта для воинского начальства и уполномоченных Красного Креста было важнее для интендантов, чем элементарная забота об организации нормальных условий быта и проживания «рядовых» сестер милосердия.
Большинство женщин, отправлявшихся на передовую, переживало психологический шок, поскольку внезапно менялось все: условия жизни, работа, круг общения. Жизнь на перевязочных пунктах здесь была нервозной и напряженной254 . В воспоминаниях сестры милосердия О. Пащенко отмечалось: «Смерть уже нас не потрясала, но мучения живых людей так разнообразны и так ужасны в этом разнообразии, что никакая привычка не могла примирить с ними, и каждый раз переворачивало душу»255 .
При спешном отступлении из одной китайской деревни в другую близ Мукдена работа сестер, делавших перевязки, оказалась бес
252 Козлова Н.В. Под военной грозой // Исторический вестник. 1913. № 12. С. 969.
253 Апушкин В. Несколько слов о сестрах милосердия // Летопись войны с Японией. 1905. №84. С.1619.
254 Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 152.
255 Пащенко О. Из записок сестры-волонтерки // Русское богатство. 1910. № 7. С. 219.
374
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
смысленной, когда больных беспорядочно распихали по вагонам, а потом разгружали в песок256 . Среди многих сестер милосердия росло понимание ненужности войны и ее тяжелых последствий. В.Н. Слепченко отмечала: «Моя душа страдала, ум отказывался понимать, что и для чего эта страшная война»257 . В мемуарах мужчин-врачей также нашла отражение эта невыносимая тяжесть военной обстановки. Дивизионный врач В.П. Кравков признавался: «Плачу и невыразимо страдаю от безграничного ужаса войны, при виде человеческих мук. Чувствую, что того и гляди сойду с ума!»258 .
И все же в минуты затишья сестры милосердия при возможности собирались после дежурства вместе и за чашкой чая делились своими впечатлениями, порой хохотали до упаду над каким-нибудь пустяком. Сестры давали друг другу прозвища, связанные с какими-то характерными эпизодами совместной деятельности в госпиталях и охотно на них отзывались259 . Вероятно, что в условиях переутомления и физической усталости организм сестер милосердия требовал разрядки и смеха.
Кроме того, сестры милосердия постоянно ощущали недостаток необходимых материалов и предметов обихода. Как признавали позже уполномоченные Красного Креста, многие сестры милосердия нередко испытывали жизненные неудобства, нуждались в белье, обуви, платье, теплой одежде. Никто из организаторов отправки сестер милосердия на войну не озаботился тем, чтобы они имели дополнительную смену белья и могли бы заменить изношенную одежду. Приходилось прибегать к благотворительности и общественной помощи, благодаря которым многие сестры милосердия сумели все же получить шубы, башлыки, фуфайки и т. п.260 .
256 Цит. по кн.: Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С.152.
257 Из воспоминаний сестры милосердия Ф.Н. Слепченко // Отечественные архивы. 1994. №6. С. 62.
258 Дневник участника русско-японской войны (1904—1905) дивизионного врача В.П. Кравкова // Время и судьбы: Военно-мемуарный сборник. Вып.1 / Сост. А. Буров, Ю. Лубченков, А. Якубовский. М., 1991. С. 281.
259 Козлова Н.В. Под военной грозой (воспоминания сестры-волонтерки) // Исторический вестник. 1913. № 11. С. 559.
260 Доклад исполнительной комиссии Главного управления Российского общества Красного Креста по оказанию помощи больным и раненым на Дальнем Востоке за 1904 г. СПб., 1905. С.181.
375
П. П. Щербинин
Несмотря на все житейские неудобства и фронтовые лишения, многие сестры милосердия проявляли спокойствие, непоколебимое мужество перед опасностями. При обстреле госпиталей, вблизи рвущихся снарядов они продолжали оказывать помощь раненым. При отступлении сестры отдавали свои экипажи и непромокаемые накидки раненым, а сами в туфельках и белых операционных халатах шли всю дорогу по грязи, переходя вброд ручьи и речки261. С другой стороны, среди некоторых сестер милосердия, работавших в госпиталях, по мнению А.В. Постернака, имел место «комплекссанитарки». Трудолюбивые и исполнительные женщины наводили в палатах чистоту и порядок, но хлопотать перед врачами о нуждах больных и раненых не собирались. Они считали, что «их обязанность - смотреть за порядком и угождать начальству, а главное — не беспокоить доктора» из-за плохого ужина, жалоб больных и тому подобных вещей. Формально они были правы и предпочитали ни во что никогда не вмешиваться262 . Многие из сестер признавались, что они готовы все стерпеть ради своих семей, которые надо было кормить и ради содержания которых они оказались в военных госпиталях263 .
Русско-японская война 1904—1905 гг. сопровождалась эпидемиями дизентерии, брюшного тифа и другими инфекционными болезнями. Летом число больных катастрофически увеличивалось, хотя работали дезинфекционные и бактериологические отряды, но эпидемии захлестнули армию, чрезвычайно подрывая боеспособность ее выводом сотен тысяч воинов из строя. От постоянных контактов с больными, неблагоприятных санитарных условий медицинский персонал почти весь переболел дизентерией, особенно сестры милосердия и санитары264 . Так, весь персонал Тамбовского лазарета Красного Креста, расположенного у станции Мулин, летом 1904 г. переболел тифом, а один из врачей скончался265 .
261 История русско-японской войны. Редакторы-издатели: М.Е. Бархатов, В.В. Фрунке. СПб., 1909. С. 1251.
282Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 159.
263 Григорова А.М. Записки сестры милосердия 1904—1905 гг. // Братская помощь. 1908. № 4. С. 122.
264 Доклад исполнительной комиссии Главного управления Российского общества Красного Креста по оказанию помощи больным и раненым на Дальнем Востоке за 1904 г. СПб., 1905. С. 133.
265 Отчет о деятельности Российского общества Красного Креста во время русско-японской войны. СПб., 1911. С. 592.
376
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Сестры милосердия подвергались большой опасности ввиду того обстоятельства, что японцы, несмотря на подписание ими конвенции Красного Креста, нередко подвергали обстрелу санитарные поезда и госпитали266 . Кроме того, медицинский персонал российских военных госпиталей не оставлял своих пациентов, даже если была опасность окружения и сдачи в плен. В Мукдене персонал госпиталей Красного Креста остался с ранеными и после занятия города японцами267 . Сестры милосердия имели право уехать, оставив больных на попечение врачей и санитаров, но они остались на своих местах, чем были особенно тронуты и утешены раненые солдаты268 .
В особой ситуации оказался и медицинский персонал, попавший в Порт-Артур. Здесь находились 51 штатная сестра из общин святой Евгении, святого Георгия, Кронштадтской и Касперовской и много вольнонаемных — всего около двухсот человек269 . Собственно на передовой никто из них не был: все трудились в госпиталях города. Сестрам милосердия, находившимся в госпиталях Порт-Артура, в начале января 1905 г. было предложено покинуть город, так как раненые солдаты были переданы японцам, но женщины отказались покинуть своих подопечных. В конце января 1905 г. сестры милосердия все же были вынуждены покинуть город и уехать в Россию, так как раненых отправляли в Японию в качестве пленных.
Во время русско-японской войны 1904—1905 гг. это был не единственный факт, когда сестры остались с больными, попавшими в плен. Известен случай, когда после взятия японцами Цайцзягоу управление Красного Креста предложило медперсоналу его покинуть. Санитары согласились, а сестры милосердия —нет270 .
Точных сведений о потерях среди медицинского персонала в период русско-японской войны 1904—1905 гг. не сохранилось271. Однако среди сестер милосердия были и те, кто погиб при исполнении
266Козлова Н.В. Под военной грозой // Исторический вестник. 1913. № 12. С. 954.
207Ковалева Н.М. Сестры милосердия // Женщина плюс. 2002. № 3. С. 34.
268 Козлова Н.В. Под военной грозой // Исторический вестник. 1913.	12. С. 961.
269Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 154—155.
270Там же. С. 156.
271 Доклад исполнительной комиссии Главного управления Российского общества Красного Креста по оказанию помощи больным и раненым на Дальнем Востоке за 1904 г. СПб., 1905. С. 112.
377
П. П. Щербинин
служебных обязанностей: Гребковская, Шаркова, Оболенская, Самы-кина, Ларионова. Две сестры милосердия - Ястребова и Неверова -покончили жизнь самоубийством272.28 сестер милосердия покинули театр военных действий из-за болезней и переутомления, а также неотложных домашних обстоятельств273 . Это составляло менее одного процента от количества сестер милосердия, отправленных на театр военных действий.
Несмотря на то, что женщин не допускали в передовые перевязочные пункты, некоторые сестры милосердия часто оказывались под огнем неприятеля. Сестра милосердия Л.В. Яковенко-Яковлева, перевязывая раненых у станции Лаоян, была тяжело ранена в обе ноги. Несмотря на все предпринятые меры, ей пришлось ампутировать ногу выше колена274 .
Часто сестры милосердия, находившиеся на перевязочных пунктах, теряли при внезапных приказах об отступлении и свое личное имущество. Сестра милосердия Н.В. Козлова вспоминала, как медицинскому персоналу поступил спешный приказ собраться и уезжать. Не было времени для того, чтобы собрать все свои вещи275 . Нередко сестры милосердия лишались личного имущества при внезапных перебросках госпиталей на другие участки, а также в силу непредвиденных обстоятельств военной поры. В Харбине в апреле 1905 г. сгорело все имущество одного из госпиталей. Сестры милосердия, выскочив в одном белье, сумели спастись, но потеряли все свое имущество276 .
Таким образом, повседневные фронтовые реалии сестер милосердия были очень тяжелыми и непредсказуемыми. Однако, кроме бытовых неурядиц, сестры милосердия вынуждены были постоянно сталкиваться с произволом и властолюбием некоторых военных врачей и госпитального начальства. Они не имели возможности высказывать свое мнение, а обязаны были неукоснительно выпол-
272 Ал. Тав. Красный Крест на войне // Летопись войны с Японией. 1905. № 84. С. 1626.
273 Доклад исполнительной комиссии Главного управления Российского общества Красного Креста по оказанию помощи больным и раненым на Дальнем Востоке за 1904 г. СПб., 1905. С. 181.
274 См.: Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 70—71.
275 Козлова Н.В. Под военной грозой // Исторический вестник. 1913. № 12. С. 968.
276 На Родине // Летопись войны с Японией. 1905. № 58. С. 1154.
378
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века нять требования своих начальников и подчиняться распоряжениям вышестоящих медицинских и военных чинов.
Личная жизнь сестер милосердия на войне. Отношение к женщине в форме сестры милосердия в прифронтовой полосе было своеобразным. Оно определялось как собственным поведением и настроением россиянок, так и стереотипами мужских оценок женской сексуальности, места женщин на войне, особенностями отношений сестер милосердия с военным начальством. Несомненно, учитывались военнослужащими и те обстоятельства появления женщин в армии, что они в своем большинстве поехали на театр боевых действий добровольно, а не по направлениям общин, и не были уже связаны жесткими требованиями устава, дисциплиной и традициями своих общин. К тому же в военных госпиталях служили большей частью незамужние женщины, что открывало возможности для возникновения «служебных романов». Понятно, что большинство симпатий, ухаживаний, обращений внимания по отношению к сестрам милосердия проявлялось со стороны офицеров. Трудно представить, что солдаты, отягощенные походными фронтовыми условиями, подчиненные дисциплине, имели бы возможность флиртовать с сестрами милосердия. У офицеров и госпитального начальства, напротив, при желании всегда находилось время и возможность пообщаться с «сестричками», особенно, если они сами не возражали против повышенного внимания к ним мужчин. В записках одной из сестер милосердия отмечалось: «...в поездах и госпиталях серьезные и дельные сестры Христом Богом просят не назначать их в офицерское отделение... Отчего же солдаты, которых мы в мирное время так брезгливо сторонились, тут на войне оказались гораздо более рыцарями, нежели их блестящие, образованные руководители?»277 .
Сестры милосердия оказались в огромном скоплении здоровых, крепких мужчин. Как всегда в армиях, на войне «голод по женщине» был громадный. Простая возможность побыть полчаса в женском обществе ценилась офицерами очень высоко. «Полковой праздник, - вспоминал В.В. Вересаев, — никому был не в праздник, если не удавалось пригласить на него хотя бы двух-трех сестер. Сестры, которых по развитию и общественному положению еле удостоил бы в России знакомством какой-нибудь захудалый поручик, на фрон-
277 Записная книжка сестры милосердия // Вестник знания. 1905. № 12. С. 92—93.
379
ГТ. П. Щербинин
те настойчиво приглашались на обеды командующими армиями, знакомства с ними добивались блестящие гвардейцы. Один из офицеров признавался: «Ей-богу, я человек вовсе не застенчивый, с дамами имел много дел. А тут — поверите ли? - предложили познакомиться с этой сестрой, так пять минут за дверью стоял, волновался и не смел войти! Вот отвык от дамского пола!»278 .
Даже если сестры милосердия просто прогуливались, то все встречные военные «оборачивались на них, оглядывали и, казалось, свернут себе шею, смотря назад, на прошедших дальше сестер»279 . Впрочем, для некоторых россиянок такое повышенное внимание мужчин было вполне ожидаемым и приятным. Некоторые сестры носили самые модные прически, были надушены и сами охотно откровенно флиртовали280 .
Достаточно часто сестры милосердия, прежде всего волонтерки, удачно устраивали на войне свою семейную жизнь и выходили замуж за военных врачей, офицеров, военных чиновников. Представить подобное развитие ситуации в период Крымской войны 1853— 1856 гг. или русско-турецкой войны 1877—1878 гг. было практически невозможно. Тогда и общественное мнение, и позиция общин сестер милосердия, традиции военно-медицинских учреждений не позволяли возникать служебным романам, тем более вести речь о замужестве. Теперь же, в начале XX в., изменились и сами условия повседневности на войне, да и реалии статуса сестер милосердия. Военно-полевые романы теперь нередко заканчивались свадьбами. Так, известный хирург В.Ф. Войно-Ясенецкий в 1903 г. с отличием окончил медицинский факультет Киевского университета и в 1904 г. в составе отряда Красного Креста выехал на театр военных действий русско-японской войны. В Чите он был назначен заведующим первым хирургическим госпиталем. Здесь Валентин Феликсович познакомился со своей будущей женой — сестрой милосердия Анной Васильевной Ланской и женился на ней.
В воспоминаниях сестер милосердия также нередки упоминания о подобных браках между сестрами милосердия и военнослужащи
278 Вересаев В.В. Указ. соч. С. 232.
279Вересаев В.В. Указ. соч. С. 232.
280Козлова Н.В. Под военной грозой (воспоминания сестры-волонтерки) // Исторический вестник. 1913. № 11. С. 541.
380
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
ми на войне. Н.В. Козлова описывает в своих мемуарах, как она была шокирована одной из таких свадебных церемоний в госпитале. В разгар перевязок на одном из перевязочных пунктов в Мадепу в палатку вошли представители Красного Креста и распорядились прекратить перевязки, так как в походной церкви, расположенной в этой палатке, должно было состояться венчание одной из сестер милосердия со студентом, заведующим складом Красного Креста. На столе лежал в бессознательном состоянии раненый, но процедуру венчания откладывать не стали. Вынесли аналой, пришел жених и, наконец, появилась невеста в белом платье. После окончания обряда венчания виновники торжества и свита отправились в палатку-столовую, а сестры милосердия продолжили перевязывать раны281.
В записках В. Вересаева рассказывается, как в один из военных госпиталей прислали сверхштатную сестру милосердия для ухода за раненым графом. Она стесняла других сестер своими сундуками и чемоданами и занималась лишь подачей кофе и уборкой палаты своего «личного» пациента282 . Эта «графская сестра» не только не прикасалась к раненым, но и была обеспечена денщиком и отдельным домом для встреч со своим графом. Сестра завела себе даже отдельную корову, которую обязаны были пасти солдаты283 .
Сестры милосердия по-разному относились к постоянным ухаживаниям военных. Большинство из них не обращали большого внимания на своих ухажеров, лишь посмеиваясь над ними. Некоторые сестры обиженно дулись или сконфуженно смеялись над двусмысленными шутками военного начальства и смотрителей госпиталей284 . Иногда сестрам милосердия приходилось обращаться к начальникам госпиталей с просьбами оградить их от слишком навязчивых ухажеров-офицеров285 . Нередко очень нетерпеливые и настырные в своих действиях врачи или офицеры, по воспоминаниям одной из сестер милосердия Ф.Н. Слепченко, «получали по физиономии от своих фельдшериц и сестер за неприличные поступки»286 .
281 Козлова Н.В. Под военной грозой // Исторический вестник. 1913. № 12. С. 944.
282Вересаев В.В. Указ. соч. С. 138.
283Там же. С. 139.
284Там же. С. 27.
285Там же. С. 149.
286 Из воспоминаний сестры милосердия Ф.Н. Слепченко // Отечественные архивы. 1994. №6. С. 62.
381
П. П. Щербинин
В работе А.В. Постернака приводится довольно забавная история, когда старший фельдшер стал ухаживать сразу за шестью сестрами, написав объяснения в любви каждой из них. Те сообщили об этом друг другу и были страшно обижены. После жалобы главному врачу любвеобильный фельдшер был наказан 10 сутками ареста «за непозволительное обращение с сестрой милосердия»287 .
В районах расположения армии строго-настрого запрещалось находиться женщинам, промышлявшим проституцией. Однако, по наблюдениям современниц, они всеми правдами и неправдами попадали на поезда и добирались до мест дислокации воинских частей288 . Некоторые из этих «разряженных и размалеванных» женщин использовали костюм сестер милосердия для попадания в армию. Вероятно, подобные переодевания давали повод некоторым современникам злословить об истинных намерениях сестер милосердия.
К тому же и размещение сестер-волонтерок не всегда соответствовало их назначению. В Харбине сестринское общежитие было устроено напротив общественного сада с рестораном и музыкой. И спустя некоторое время о проживающих там сестрах в тылу армии стали ходить самые различные толки и слухи289 .
В официальной переписке врачей военных госпиталей отмечалось, что общим негодованием звучат отзывы из армии о деятельности сестер милосердия. «Доктора и фельдшера путаются с сестрами милосердия и только и знают, что гулять с белыми платочками. Впрочем, с ними гуляют и все свободные солдаты, писари, обозные, свободные на отдыхе части»290 .
В воспоминаниях участников войны отмечалось, что среди нижних чинов, возвращавшихся после объявления демобилизации в Россию, часто замечалась ненависть к сестрам милосердия. Солдаты часто говорили о них не иначе, как с презрением, а в ходу были похабные анекдоты, описывающие всякие амурные похождения сестер. На вопросы: «Ведь и хорошие были сестры?», — солдаты отвечали: «Не видал таких, а вот такую видал», — и следовал новый отвратитель-
287Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 154.
288Козлова Н.В. Под военной грозой // Исторический вестник. 1913. № 12. С. 973.
289Козлова Н.В. Под военной грозой (воспоминания сестры-волонтерки) // Исторический вестник. 1913. № 11. С. 539.
29°РГВИА.Ф. 260.Оп.1. Д. 26. Л.162.
382
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII —• начале XX века
иый анекдот. Это объяснялось, по мнению автора воспоминаний, действительно громадным наплывом авантюристок, какой замечался в эту войну. Чистый образ сестры милосердия с ее готовой на самопожертвование любовью к солдату, который остался запечатленным в литературе и в воспоминаниях после русско-турецкой войны 1877— 1878 гг., — был почти вытеснен в эту войну типом сестры с завитушками, духами, шелковыми юбками и т. п., так непохожую на тех, кого они привыкли так ласково называть «сестрицами»291.
Военный врач Л.М. Василевский констатировал: «Доброе имя сестры было сильно подорвано во время злосчастной русско-японской войны; лишенная исторической необходимости и, главное, внутреннего оправдания, эта война, естественно, выдвинула много жажды приключения и легкомыслия во всех областях, в том числе и среди медицинского персонала»292 .
Очевидно, что сестры милосердия довольно часто становились объектами сексуальных домогательств военнослужащих, анекдотов и пошлых историй. То, что многие сестры милосердия поехали на войну добровольно, являлись волонтерками, создавало у многих военных иллюзию их доступности, а также вероятности веселого времяпрепровождения в условиях фронтовой повседневности. Многие женщины достаточно легко отвечали симпатией на ухаживания врачей и офицеров, надеясь устроить свою личную жизнь и обзавестись семьей. Военные будни способствовали либерализации половых отношений между сестрами милосердия и военнослужащими, открывали новые грани раскрепощения россиянок в начале XX в.
Награды сестер милосердия и женщин-врачей. Всего за русско-японскую войну 1904 — 1905 гг. было награждено свыше полутора тысяч женщин, из них свыше тысячи — золотыми и серебряными медалями на Аннинской ленте, около полутора сотен — золотыми и серебряными на Георгиевской ленте, свыше 60 — золотыми и серебряными на Станиславской ленте, некоторые на Владимирской, Андреевской, Александровской лентах, то есть более половины участниц были отмечены теми или иными наградами, а некоторые — двумя и больше. Например, крестьянка Е.Л. Афанасьева была награждена 5
291 Мандельберг В. Из пережитого. Давос, 1910. С. 57.
292 Василевский Л.М. По следам войны: впечатления военного врача. Пг., 1916. С.38.
383
П. II. Щербинин
медалями: 2 — «За храбрость» на Георгиевской ленте (золотой и серебряной), золотой — на Аннинской ленте, серебряной Красного Кре-. ста, темно-бронзовой в память о русско-японской войне293 .
Участник русско-японской войны В. Вересаев в своих записках характеризует систему получения наград в период войны, когда «штабы кипели бесчисленными представлениями к наградам, награды посыпались, как из рога изобилия»294 . Боевые награды получали интенданты, контролеры, тыловые врачи, сестры милосердия, которые работали далеко в тылу. Сестрам милосердия эти награды также выдавались нередко оптом с указанием, что «они перевязывали раненых под огнем неприятеля», даже если те и не слышали выстрелов295 .
Солдаты из санитарной команды спрашивали, узнав о том, что все сестры без разбора представлены к золотым и серебряным медалям: «За что им медали? Уже по второй выдают. Что они больше фельдшеров, что ли, работали? За что же им так?»296 . И хотя сестры работали действительно добросовестно, но работа фельдшеров была гораздо труднее. Причем сестры получали в походе жалованье по 80 руб. в месяц, а фельдшеры — лишь по три рубля.
Сестры милосердия служили, по мнению современников, украшением боевой сцены, являлись «белыми ангелами, утоляющими муки раненых воинов». Им пелись общие хвалы, каждый уже заранее готов был умиляться ими, их осыпали наградами. По воспоминаниям участников войны, ни одна из сестер не возвратилась с войны без одной или двух медалей. Некоторые сестры получали свои награды лишь за знакомство в верхах с власть имущими.
Вполне очевидно, что массовые награждения сестер милосердия, работавших в прифронтовых госпиталях на Дальнем Востоке, медалями, в том числе и боевыми, отражали новую тенденцию развития наградной системы в русской армии, а также были свидетельством стереотипных мужских оценок и воззрений на роль и место сестер милосердия на войне.
293 Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 79.
294 Вересаев В.В. Указ. соч. С. 215.
295Там же. С. 219.
296Там же. С. 229.
384
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Совершенно иная картина с наградами сложилась в земских санитарных отрядах. Главноуправляющий Общеземской организацией князь Г.Е. Львов сам отказался от ордена, и от имени всех отрядов было решено отказаться от всяких наград: сознание исполненного долга должно было служить наградой персоналу и лучшим для него удовлетворением297 . Таким образом, часть сестер милосердия и женщин-врачей наград не получили, но они чувствовали себя удовлетворенными выполненным долгом и спасенными жизнями.
Возвращение на Родину и послевоенные реалии сестер милосердия. Возвращение русских войск после заключения мира с Японией проводилось с большими осложнениями298 . Железнодорожники были охвачены забастовками, а поезда шли по особому графику и по согласованию со стачечными комитетами. Тем не менее забастовщики вне очереди отправляли в Россию раненых солдат и сестер милосердия в вагонах первого класса299 .
Но в целом в обществе отношение к сестрам милосердия было не слишком трепетным. Часто извозчики отказывались везти сестер милосердия и их багаж, зная, что они не в состоянии платить больших денег, предпочитали более зажиточных клиентов300 . Нередко имущество сестер милосердия раскрадывалось, и они возвращались в Россию ни с чем301.
После русско-японской войны 1904—1905 гг. почти никто из сестер не вернул в свои общины денежные остатки от сумм, выделенных на их снаряжение, а отдавшие сделали это, повинуясь жесткому предписанию. Многие только выжидали случая, чтобы заняться более продуктивной в материальном отношении деятельностью, считая общины и Красный Крест учреждениями, где они подвергались эксплуатации.
Нередко сестры милосердия возвращались с театра военных действий с подорванным здоровьем и нуждались в медицинском уходе. Для обсуждения судеб таких сестер в Петербурге была сформирована комиссия, которая занималась организацией их лечения302 .
207 Трамбицкий Г. О земских отрядах на Дальнем Востоке // Журнал общества русских врачей в память Н.И. Пирогова. М., 1906. № 1. С. 14.
298См.: подробнее: Деникин А.И. Путь русского офицера. М., 1990. С. 163—169.
299 Вересаев В.В. Указ. соч. С. 251.
^Козлова Н.В. Под военной грозой // Исторический вестник. 1913. № 12. С. 971.
301 Там же С. 973.
385
П. П. Щербинин
Однако большинство сестер милосердия, возвратившись домой, могло рассчитывать лишь на собственные силы и средства. Правительство и Военное министерство не считали себя обязанными оказывать помощь в трудоустройстве и поддержке сестер-волонтерок, предоставляя возможность им самим заботиться о своем будущем.
По возвращении сестер милосердия с войны в некоторых провинциальных городах были организованы бюро для их записи и размещения. Изредка сестрам оказывалась и материальная помощь302 303 . Заметим, что все же материальная поддержка сестер милосердия носила единичный характер. Так, в 1905 г. Главное управление Красного Креста выдало сестрам милосердия лишь три пособия: сестрам милосердия Е. Пономаревой, А. Созиной — по 50 руб., а получившей ранения Яковенко-Яковлевой - 700 руб. единовременно304 .
Опыт войны заставил руководство Красного Креста пересмотреть систему экстренной «шестинедельной» подготовки сестер милосердия ввиду ее малой эффективности в свете более строгих требований, предъявленных службе сестер в этой военной кампании. Поэтому после завершения войны было решено интенсивнее развивать не только общинную, но и внеобщинную форму подготовки сестер милосердия, которая обеспечила бы достаточное количество запасных сестер Красного Креста военного времени, занятых в мирное время другими видами деятельности. Это позволяло бы сохранять реальные размеры общин Красного Креста в мирное время и располагать достаточным контингентом квалифицированных сестер в периоды военного времени.
В1905—1912 гг. Мобилизационный совет общества Красного Креста неоднократно рассматривал вопросы о подготовке запасных сестер милосердия и старших сестер на случай новой войны. Курсы сестер милосердия в межвоенный период также привлекали много желающих учиться, так как женщины получали навыки оказания медицинской помощи и профессию, которая могла пригодиться им как
302Хроника Красного Креста // Летопись войны с Японией. 1905. № 62. С. 1244.
303 Летопись войны с Японией. 1905. № 70. С. 1389.
304 Доклад исполнительной комиссии Главного управления Российского общества Красного Креста по оказанию помощи больным и раненым на Дальнем Востоке за 1904 г. СПб., 1905. С. 97.
386
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
в военные, так и в мирные годы305 . Однако в лечебных учреждениях Военного министерства количество сестер милосердия сокращалось. Это было вызвано, в том числе, и тем обстоятельством, что жалованье сестер милосердия в мирные годы было явно недостаточным и не увеличивалось, не соответствовало прожиточному минимуму.
В 1911—1913 гг. в некоторых монастырях для монахинь и послушниц были организованы курсы сестер милосердия. Успешно сдавшие экзамены зачислялись в резерв Красного Креста. В 1912 г. в обществе Красного Креста насчитывалось 109 общин и 3262 сестры милосердия. На 1914 г. была предусмотрена программа мероприятий по совершенствованию организации курсов и подготовки сестер милосердия, развитию мобилизационной готовности и т. п. Однако начавшаяся Первая мировая войны 1914—1918 гг., потребовала срочной подготовки дополнительных медицинских кадров, снова выявив недостаток среднего медицинского персонала.
305Варнек Т. Воспоминания сестры милосердия // Доброволицы. Сборник воспоминаний. M., 2001. С. 7.
387
IL П. Щербинин
Сестры милосердия в период Первой мировой войны 1914—1918 гг.
Рассмотрение деятельности и повседневной жизни сестер милосердия в период Первой мировой войны 1914—1918 гг. затруднено из-за незначительного количества источников личного происхождения: воспоминаний, записок, отчетов и т.п. Обычно, спустя некоторое время после окончания войны, сестры милосердия и врачи начинали рассказывать об увиденном и пережитом на фронте, но революционные потрясения 1917 г. и последующая затем Гражданская война раскололи движение сестер милосердия, искалечили тысячи из них, сломали судьбы и жизненные планы большинства россиянок в этот трагический период отечественной истории.
По мнению П. Гетрелла, исследования по истории российских женщин периода Первой мировой войны, в том числе сестер милосердия, позволяют размышлять о военном опыте России в общеевропейском контексте. Первая мировая война 1914—1918 гг. серьезно повлияла на распределение социальных ролей полов. Если история предшествующих войн четко делилась на чисто мужской опыт на поле брани и опыт женщин, дожидавшихся мужчин в тылу, то тотальная Первая мировая война разрушила эту бинарную оппозицию. В 1914—1918 гг. женщины служили на фронте сестрами милосердия и санитарками, выхаживали раненых, помогали им преодолевать физические и психические увечья306 .
Мотивы поступления россиянок в сестры милосердия в период Первой мировой войны 1914—1918 гг. Как и в период прежних военных кампаний, в годы Первой мировой войны 1914—1918 гг. мотивы участия россиянок в помощи больным и раненым воинам, стремлении попасть на фронт были различными. Несомненно, что большинство женщин искренне стремились прийти на помощь Отечеству в трудные для него дни307 . В армиях других воюющих
300 Гетрелл П. Беженцы и проблемы пола в России во время Первой мировой войны // Россия и Первая мировая война (Мат-лы международного научного коллоквиума). СПб., 1999. С. 113.
307О сестрах милосердия во время войны см.: Meyer A.G. The Impact of World War on Russian Women’s Lives // Russia’s Women. Accommodation, Resistance, Transformation / Eds. B.E. Clements, B.A. Engel, Christine D.Worobec. Berkeley, 1991. P. 220.
388
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века держав патриотические мотивы женщин, прибывавших в армию, имели также весьма важное значение308.
По мнению видного американского историка Р. Стайтса, эйфория первой волны патриотизма, захлестнувшая Россию после начала войны, захватила русских интеллигенток. Медицинское, сестринское дело стало для них символом гражданственности. Знатные дамы, аристократки оставляли бридж, сплетни и флирт и отправлялись работать в госпитали309 . Многие сестры милосердия в своих воспоминаниях отмечали, что их увлекало на войну понимание важности собственного участия в помощи больным и раненым, пылкое воображение310. Россиянки, отправлявшиеся на войну сестрами милосердия, мечтали о подвигах и славе, фронтовой романтике и героизме. По воспоминаниям дочери Льва Толстого Александры, ставшей сестрой милосердия: «Мне хотелось забыться, хотелось подвигов, геройских поступков»311.
Как и в период русско-японской войны 1904—1905 гг., на театр военных действий вместе со своими мужьями — офицерами, военными врачами нередко отправлялись и их жены. Так, писатель М.А. Булгаков, после объявления войны работал в одном из госпиталей, куда, стараясь не отставать от мужа, устроилась и его жена. Когда же в 1916 г. М. Булгаков уехал на Юго-Западный фронт в качестве врача госпиталя Красного Креста, его супруга отправилась вместе с ним в
308Schoenberger В. Mutterliche Heldinnen und abenteuerlustige Maedhen. Rotkreuz-Schwestern und Etappenhelferinnenen im Ersten Weltkrieg // Hagemann K. Schueler-Springorum (Hg.) Heimat-Front. Militaer und Geschlechterverhaeltnisse im Zeitalter der Weltkriege. Wrankfurt/New York, 2002. P.108—127; Susan R. Grayzel (1997), «The Outward and Visible Sign of her Patriotism». Women, Uniforms, and National Service during the Firsl World War // Twentieth Century British History, 8/2, S. 145—164; Krisztina Robert (1997), Gender, Class and Patriotism. Women’s Paramilitary Units in First World War Britain, International History Review, 19/1, S. 52—65; Janet K. Watson (1997), Khaki Girls, VADs, and Tommy’s Sister. Gender and Class in First World War Britain, International History Review, 19/1, S. 32—57; Margaret H. Darrow (2000), French Women and the Greal War. War Storiesfrom the Homefroni, New York; Susan Zeiger (2000), In Uncle Sam’s Service. Women Workers with the American Expeditionary Force, 1917—1919, Cornell.
309 Стайтс P. Женское освободительное движение в России: Феминизм, нигилизм и большевизм, 1860—1930 / Пер. с англ. М., 2004. С. 382.
3,0Варнек Т. Указ. соч. С. 10.
311 Христофоров В. Подвиг дочери Льва Толстого // Медицинская газета. 2003. 19 ноября.
389
П. II. Щербинин
качестве сестры милосердия. Жена и дочери Шаляпина также служили в госпиталях в качестве сестер милосердия312.
Сестры милосердия были представлены практически всеми слоями российского общества. Это были студентки и врачи, журналистки и писательницы, крестьянки и работницы, учительницы и вчерашние гимназистки.
На фронт направляли своих представительниц и общины сестер милосердия. Большинство сестер сами стремились скорее попасть на войну, чтобы оказать помощь раненым защитникам Отечества. В некоторых общинах, например Кауфманской из Петрограда, велся строгий отбор кандидаток для отправки на фронт. Попечительница общины баронесса В.И. Икскуль лично проводила «смотр» своим сестрам милосердия, забраковывая тех женщин, которые были развязны и недостаточно, по ее мнению, скромно одеты313. Нередко между общинами существовали трения и соперничество, которые мешали организации медицинской деятельности.
В сестры милосердия охотно шли вдовы, которые надеялись, что за работой им легче будет переносить свое горе314. Кроме того, они стремились обеспечить себе заработок и средства для существования. Сестры милосердия в годы войны получали «подъемные» деньги от 50 до 150 руб. в зависимости от удаленности госпиталя от театра военных действий. Ежемесячно им выплачивалось 60—75 руб., а также бесплатно предоставлялось помещение для жилья и пищевое довольствие315. В случае, если сестра милосердия не получала довольствия, ей выплачивались суточные в размере 2 руб.316. При существовавших расценках оплаты женского труда в России это было вполне приличное жалованье.
Подобная материальная заинтересованность была вполне оправданна в условиях Российской империи начала XX в. и роли женщины на рынке труда. Получить стабильную, достаточно оплачиваемую работу в России женщине и в мирные годы было очень сложно. Ко
312Стайтс Р. Указ. соч. С. 383.
313Тамже. С. 10—11.
314 Богданов А. Война и женщина. Пг., 1915. С. 16.
315 Никольский А. Женщины и дети на войне // Русская мысль. 1916. № 2. С. 100.
316Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 203.
390
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
нечно, в период Первой мировой войны 1914—1916 гг. сфера применения женского труда значительно расширилась, и женщины стали активно устраиваться на работу по «мужским» специальностям: строители, приказчики, кондукторы и т. п. Профессия сестры милосердия также была привлекательной для многих россиянок, так как она позволяла им находить работу не только в военные, но и в мирные годы. Не случайно начало войны вызвало волну прошений женщин по отправке их на фронт в качестве сестер милосердия.
Однако без обучения на курсах россиянки не допускались в военные госпитали317. С первых же дней войны стали поступать массовые заявления от женщин и девушек всех слоев общества о желании их пройти курсы с тем, чтобы потом посвятить себя уходу за ранеными. На большинстве курсов организаторам пришлось ввести образовательный ценз не ниже четырех классов гимназии. Повсеместно в городах Российской империи учреждались трехмесячные курсы сестер милосердия Красного Креста. Кроме того, органы земского самоуправления и общества врачей открывали шестинедельные курсы с сокращенной программой318.
В губернском Тамбове после начала войны комитет общества Красного Креста организовал трехмесячные курсы сестер милосердия, слушательницы которых совмещали учебу с работой в госпиталях. Старший врач Тамбовской губернской больницы П.А. Баратынский писал о сестрах милосердия М.М. Языковой, М.В. Украинцевой, З.Е. Кондыревой и других: «Сердечное отношение сестер милосердия к раненым облегчало тяжелое положение последних и этим помогало легче переносить все физические боли, так и разлуку с семьей»319.
Заметим, что для некоторых россиянок, прежде всего из богатых и знатных семей, оклад сестры милосердия не представлял существенного интереса. Эти женщины считали, что их деятельность носит патриотический характер и свидетельствует об их личной жертвенности и самоотверженности. В Петрограде и других городах Российской империи многие девушки из состоятельных семей
3,7Варнек Т. Указ. соч. С.10.
31,4 См.: Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 99.
319 Крылов П.М. Красный Крест в Тамбовской губернии за сто лет (1867—1967). Исторический очерк. Воронеж, 1967. С. 8.
391
П. П. Щербинин
«На святой подвиг».
Картина художника И. Геллира.
392
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века записывались сиделками в лазареты для раненых воинов, чтобы как-то помочь пострадавшим от войны солдатам320 . В сестры милосердия шли и некоторые известные артистки, другие представительницы творческой интеллигенции321. Эта профессия в первые месяцы войны стала чрезвычайно популярной в российском обществе и при дворе322 .
Члены императорской фамилии старались своим личным примером воодушевлять россиянок на оказание благотворительной и медицинской помощи в годы войны. Императрица Александра Федоровна и ее старшие дочери Ольга и Татьяна возглавляли комитеты по оказанию временной помощи пострадавшим от военных бедствий и являлись попечительницами военных госпиталей и лазаретов. Часто посещая госпитали, они беседовали с ранеными и ухаживали за ними. Позже к ним присоединились младшие дочери Николая II -Анастасия и Мария323 . И хотя члены императорской семьи прошли обучение и сдали экзамены на звание сестер милосердия, их непосредственное участие в перевязках, операциях, уходе за больными и ранеными защитниками Отечества вызывали неоднозначную реакцию в обществе324 . С одной стороны, в периодической печати, лубочных изданиях всячески превозносился милосердный подвиг жены Николая II и его дочерей, но с другой — несколько тускнел образ царственности, богоизбранности и исключительности императорского дома. По отзывам графини М. Клейнмихель, вместо того, чтобы управлять лазаретами и быть императрицей-благотворительницей, Александра Федоровна стала сестрой милосердия, «сестрой, делающей перевязки раненым, умывающей их и собственными руками обрезающей ногти на ногах офицеров. Простой народ в своем примитивном представлении рисует царицу, окруженную ореолом
320 Фромметт Б. Участь женщины и война // Жизнь для всех. 1915. № 8—9. С. 1249.
321 Женский вестник. 1914. № 11. С. 221.
322Подробнее об этом см.: Buchanan M. The Dissolution of an Empire. London, 1932. P. 117—125.
32:1 См.: Несин В. Зимний дворец в царствование последнего императора Николая 11(1894—1917). СПб., 1999. С. 196.
3£!4Колоницкий Б.И. К изучению механизмов десакрализации монархии (слухи и ♦политическая порнография» в годы Первой мировой войны) // Историк и революция. СПб., 1999. С. 79.
393
IL П. Щербинин
и блеском, в короне, с красной мантией на плечах. Такой он ее любит, и такой она ему нравится. Когда же русский солдат видел царицу простой сестрой милосердия, не отличающейся ничем от других сестер, ее, эту царицу, которую он представлял сказочной королевой, он думал: «Как, это все? Ну, тогда нет никакой разницы между ней и нашими женами»325 .
В госпиталях и лазаретах трудились также жены, дочери, родственницы высокопоставленных особ: супруга члена Государственного совета С. Денисова, дочь морского министра — К. Бубнова, дочь председателя Совета министров И. Горемыкина А. Охочинская, княгини М.А. Гагарина, М.Н. Енгалычева, А.И. Звенигородская, В.А. Кропоткина, А.А. Урусова, М.Б. Щербатова, графини М.А. Голенищева-Кутузова, В.П. Коновницына, Н.П. Ферзен, Е.В. Шувалова, баронесса А.Ф. Мейендорф и другие.
Отметим, что многие девушки из знатных и влиятельных семей старались ничем не подчеркивать свое происхождение. Они брались за самую тяжелую работу, не давая себе ни покоя, ни отдыха326 . К таким сестрам милосердия всегда было особым отношение госпитального начальства, но пациенты военных госпиталей были искренне благодарны за участие и отзывчивость к своим просьбам и пожеланиям.
В сестры милосердия записывались и женщины, которые прежде были увлечены оппозиционными или революционными идеями. Война внесла изменения в их жизненные и политические планы, а патриотические настроения определили новый выбор деятельности в качестве сестер милосердия в военный период. Так, известная курская социалистка-революционерка П.Н. Шавердо в 1914 г. устроилась сестрой милосердия в военный госпиталь, получив на это разрешение губернатора, который, характеризуя ее как «смутьянку», отметил: «Раз хорошая работница, то пусть работает». В ноябре 1914 г. она не только организовала деятельность лазарета Красного Креста, но стала его заведующей327 . Сестра В.И. Ленина Мария Ульянова, бывшая бестужевка и активная деятельница партии большевиков,
325Клейнмихель М. Из потустороннего мира. Мемуары. Берлин, 1918. С. 181—182.
326 Вестник Красного Креста. 1915. № 9. С. 4087.
327Салтык Г.А. «Боролась за землю, за волю, за свободу народа». Из воспоминаний «бабушки» курских революционеров Паулины Шавердо // Отечественные архивы. 2002. № 6. С. 32.
394
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
устав от преследований полиции, стала сестрой милосердия, чтобы снять с себя подозрения. Она служила в санитарном поезде, перевозившем средства санитарии и лекарства для войск328 .
Конечно, среди сестер милосердия встречались и авантюристки, любительницы острых ощущений, но все же главным лейтмотивом «женского исхода» на войну были чувства патриотизма и осознание своего долга быть там, где необходима помощь защитникам Отечества. Тотальный характер Первой мировой войны 1914—1918 гг. увлек массу россиянок к оказанию помощи больным и раненым воинам, вызывая широкие общественные инициативы и стремление личного участия в «священной битве» с неприятелем.
Очевидно, что, несмотря на разницу в мотивациях, стремление россиянок стать сестрами милосердия и отправиться на войну являлось мужественным решением. Женщинам приходилось сталкиваться с трудностями и лишениями, которые нередко были за пределом человеческой выносливости. Вне всякого сомнения, став сестрой милосердия, женщина бросала вызов стереотипам и условностям общественного мнения, попадала в мужское военное сообщество, которое по-прежнему весьма консервативно относилось к присутствию россиянок в армии329 .
Организация военно-медицинской службы в период Первой мировой войны 1914—1918 гг. К сожалению, Военное министерство и военно-медицинские учреждения оказались недостаточно подготовлены к такой кровопролитной войне, какой оказалась Первая мировая. В организации медицинской помощи на полях сражений и в тыловых госпиталях нередко царила неразбериха, отсутствовали четкие и грамотные инструкции и согласованность между ведомствами. Современники отмечали, что во многих военно-полевых лазаретах не были созданы необходимые условия для ухода за больными и ранеными. Нередко их перевозили в тыловые госпитали в простых товарных вагонах, а специально снаряженные военно-санитарные поезда стояли на запасных путях для «декорации»330 .
328Стайтс Р. Указ. соч. С. 382.
329 Meyer A.G. The Impact of World War I on Russian Women’s Lives // Russia’s Women. Accommodation, Resistance, Transformation / Eds. B.E. Clements, B.A. Engel, Christine D.Worobec. Berkeley, 1991. P. 209.
330Врангель Н.В. Дни скорби. Дневник 1914—1915 годов. СПб., 2001. С. 42.
395
П. П. Щербинин
В воспоминаниях М.В. Родзянко указывалось, что в постановке санитарного дела по доставке раненых с фронта царила полная неразбериха: «В Москву приходили товарные поезда, где лежали раненые без соломы, без одежды, плохо перевязанные, не кормленные несколько дней. В тоже время из отрядов Елизаветинской общины моя жена, попечительница ее, получала известия, что такие поезда проходят мимо их отряда и даже стоят на станциях, а сестер в вагоны не пускают, а стоят они без дела, не развернувшись. Между военным ведомством и ведомством Красного Креста было соревнование. Каждое ведомство действовало самостоятельно, и не было согласованности»331. Графиня Шувалова организовала санитарный отряд на несколько сотен кроватей, но не поладила с главноуправляющим, обществом Красного Креста Юго-Западного фронта Иваницким и тот запретил направлять в ее лазарет раненых. В период массового поступления раненых военнослужащих лазарет стоял пустым, а сестрам милосердия запрещали помогать в других лазаретах332 . О подобных недоразумениях пишет в своих воспоминаниях и сестра милосердия Т. Варнек333 .
Еще больший хаос царил в эвакуационных распоряжениях. Одна сестра милосердия рассказывала, как ей «единолично был отдан поезд из холодных теплушек, в котором размещались 45 офицеров и тысяча нижних чинов. Несчастная женщина должна была исполнять обязанности и коменданта, и сестры, и санитаров, и докторов в течение нескольких суток. Поезд по нерадению был отправлен не по той ветке, задержан в пути на разъезде, и свыше тысячи человек в холодных теплушках стояли сутки без питья и пищи. Дождь лил как из ведра, и несчастная сестра, из вагона в вагон лазая, цепляясь и падая, перевязывала рваным бельем и тряпками и поила дождевой водой несчастных страдальцев»334 .
Размещение, передислокация медицинских учреждений осуществлялись с изменением обстановки на фронте, развитием военных действий. Но случались и непродуманные передвижения, без определенного плана, в результате которых часть госпиталей без
331 Родзянко М.В. Крушение империи. Харьков, 1999. С. 96.
332Врангель Н.В. Указ. соч. С. 89.
333 Варнек Т. Указ. соч. С. 16.
334 Врангель Н.В. Указ. соч. С. 78.
396
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
действовали в то время, когда в их помощи наиболее нуждались раненые и больные воины. Подобные обстоятельства тяжело отражались на моральном состоянии медицинского персонала госпиталей, так как в вынужденном бездействии они склонны были усматривать и несправедливую оценку своей работоспособности335 .
Врачи признавали, что подготовка сестер милосердия была не всегда качественной, а самих сестер часто не хватало в лечебных учреждениях действующей армии. Нередко старшие врачи госпиталей не могли найти достаточного числа сестер и принимали в лечебные учреждения просто знакомых женщин без всякой медицинской подготовки336 . С другой стороны, были случаи, когда подготовительные курсы сестер милосердия из-за недостатка средств так и не открывались, а женщинам, желающим посвятить себя уходу за ранеными, приходилось околачивать пороги различных частных и общественных учреждений, всюду получая отказ.
Бичом лечебных учреждений Красного Креста была нестабильность, текучесть личного состава сестер милосердия. Некоторые женщины приезжали в лечебные учреждения на несколько дней, как в гостиницу, и уезжали без достаточных оснований. В годы войны появился тип «гастролирующей» сестры милосердия. Иногда начальники фронтовых госпиталей и эвакуационных пунктов не выдавали им билетов на проезд, однако они устраивались в санитарных поездах и уезжали в удобное для себя время337 . Подобная стратегия поведения сестер милосердия не вызывала к ним уважительного отношения военного начальства и пациентов госпиталей.
Всего на фронтах Первой мировой войны действовало 2255 учреждений Российского общества Красного Креста, в том числе 149 госпиталей на 46000 коек, обслуживаемых 2450 врачей, 20000 сестер милосердия, 275 фельдшерами, 100 аптекарями и 50000 санитаров. В тылу находилось 736 местных комитетов, 112 общин сестер милосердия, 80 больниц. Вне сомнения, эти структуры Красного Креста сыграли выдающуюся роль в оказании медицинской помощи больным и раненым военнослужащим в период войны. Надо
335Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 90.
336Там же. С. 199.
337Там же. С. 200.
397
П. П. Щербинин
иметь в виду, что активную деятельность по организации медицинских учреждений развернули и органы местного самоуправления, общедворянская организация, различные общественные и профессиональные организации (дамские комитеты, купеческие собрания, мещанские комитеты и др.).
Образ сестры милосердия в периодической печати военной поры. Образ сестры милосердия широко использовался в официальной пропаганде в годы Первой мировой войны 1914—1918 гг.338 . Выходили специальные брошюры, лубочная литература, плакаты, в которых прославлялись подвиги и бескорыстие россиянок, надевших форму сестер милосердия. Воспроизведем один из таких рассказов о труде сестры и ее разговоре с раненым солдатом: «Очень часто в госпиталях можно слышать такие разговоры между ранеными и сестрами милосердия:
— Барышня, дозвольте спросить вас...
— О чем?
— А вы за мои глупые слова не рассердитесь?
— Нет...
— Вот вы барышня за нами ходите... Любопытно мне это, сколько вы, к примеру, жалованья получаете?
— Я ничего не получаю...
— Как это то исть?
В глазах солдата переливается недоверие и удивление.
Очевидно, он этого никак не может понять.
— Мудрено это..., — говорит он. — Кому охота задаром хлопотать о нас... ночи не спать...
— Я по своей охоте служу...
— Как же это так?.. День и ночь покоя нет... Один беспокой... Это кому рассказать — не поверят.
Но зато, когда солдат поймет, что есть люди, которые без денег по «своей охоте» работают день и ночь и не ждут за это ни благодарности, ни славы, его отношение к сестрам и сиделкам приобретает характер какого-то религиозного почитания339 . Заметим, что сами сестры милосердия неоднозначно относились к подобным стереотипным оценкам своей деятельности в госпиталях.
338Богданов А. Война и женщина. СПб., 1914 и др.
339Мир женщины. 1915. № 3. С. 8—9.
398
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Русские феминистки также возражали против такой примитивной характеристики проявлений женственности и нового приложения женского труда в годы войны. В журнале «Женская жизнь» с грустью констатировалось, что «воспеванием подвига сестер милосердия — дешевенькой беллетристикой, дешевыми стихами, с плохой репродукцией опошленных и банальных картинок с женщиной в белой косынке — обыкновенно и ограничивается внимание общества к женскому труду во время войны»340.
В городах и крупных селах для населения демонстрировались «живые картинки» (документальные кинофильмы) о событиях на войне, лечении раненых в госпиталях, чтении сестрами милосердия солдатам писем из дома341. С 1915 г. стали активно тиражироваться художественные фильмы с сюжетами на военную тематику. Популярностью среди населения России пользовался фильм «Сестра милосердия» с рассказом о подвигах женщин на войне. По наблюдениям Е.С. Сенявской, сестры милосердия в период Первой мировой войны все же не превратились в символ, сохранившийся в исторической памяти народа342 . Вероятно, что одной из причин этого был стереотипный образ сестры милосердия, пропагандировавшийся властями и несколько контрастировавший с реальной фронтовой повседневностью. К тому же сам образ сестры милосердия начала XX в. сильно отличался от идеалов и представлений о женской роли в армии, которые были сформированы военной действительностью на опыте прошлых войн, в которых принимали участие женщины.
Сестры милосердия на войне: подвиги и стратегии поведения. Военный быт и фронтовая повседневность оказывали серьезное воздействие на стратегии поведения и настроения сестер милосердия. Среди россиянок, оказавшихся в действующей армии, всегда находилось место как для совершения подвига и проявления личного мужества и героизма, так и стремления устроить свою личную жизнь, обратить на себя внимание, решить материальные и другие проблемы. Но все же большинство сестер милосердия с усердием и старанием исполняли свои обязанности в госпиталях.
340Женская жизнь. 1915. № 20. С. 3.
341Фрометт Б. Указ. соч. С. 282.
342Сенявская Е.С. Указ. соч. С. 219.
399
П. П. Щербинин
Военное командование никогда специально не направляло сестер милосердия в гущу боя и старалось использовать их лишь для перевязки и лечения раненых воинов в прифронтовых лазаретах. Однако военные реалии были таковыми, что нередко сестры милосердия оказывались под огнем неприятеля. Случалось, что сестры милосердия выносили раненых с передовых позиций, подвергаясь прицельному обстрелу из вражеских окопов.343 .
К тому же немцы и австрийцы не соблюдали требований конвенции Красного Креста и нередко обстреливали санитарные поезда и полевые госпитали. Сестра милосердия И.Д. Смирнова рассказывала: «Германские отряды не щадили ни Красного Креста, ни больных, ни раненых, ни врачей, ни сестер милосердия. За попытку увезти раненых от наступающих немцев санитарный транспорт был подвергнут жестокому обстрелу»344 . В воспоминаниях участницы войны М. Бочкаревой приводится случай, когда из двадцати добровольцев, прикрепивших к одежде большие знаки Красного Креста, чтобы подобрать раненых на позициях, после обстрела немцами в живых осталось только пятеро345 .
Подобные действия являлись проявлением варварства, так как международная Женевская конвенция гласила, что весь санитарный персонал и учреждения в период ведения боевых действий должны были считаться нейтральными. Впрочем, иногда и русские сестры милосердия нарушали свои обязательства не участвовать в сражениях и заниматься лишь медицинскими обязанностями. В исследованиях о сестрах милосердия годы Первой мировой войны хрестоматийно приводится история сестры Риммы Михайловны Ивановой346 . Будучи в передовых цепях в качестве сестры милосердия, она после гибели офицеров, взяла на себя командование оставшимися солдатами, повела их в атаку на вражеские окопы. Была
343 Meyer A.G. The Impact of World War I on Russian Women's Lives // Russia’s Women. Accommodation, Resistance, Transformation / Eds. B.E. Clements, B.A. Engel, Christine D.Worobec. P. 220.
344 Война. 1915. №21. C. 4.
345 Бочкарева M. Яшка: моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. В записи Исаака Дон Левина. М., 2001. С. 185.
34вСудавцов Н.Д. «Героиня, противопоставившая тевтонской забронированной силе свою великую любящую душу русской женщины» // Военно-исторический журнал. 2002. № 3. С. 52.
400
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
смертельно ранена и награждена посмертно офицерским Георгиевским крестом 4-й степени347 . О сестре милосердия—героине писали все газеты того времени348 . Однако Р.М. Иванова нарушила международные требования об обязанностях сестры милосердия, которые не имели права брать в руки оружие или участвовать в сражениях.
А.Л. Толстая, возглавлявшая подвижной санитарный отряд на Западном фронте, вспоминала, что ей пришлось уволить одну из сестер, которая «позволила себе с ухаживающим за ней артиллерийским офицером стрелять из пушки по немцам. Не сестринское это дело - убивать людей, даже врагов»349 . Заметим, что все же подобные поступки сестер милосердия, рвавшихся в бой с противником, были исключением из правила, и большинство россиянок, оказавшихся на войне, старались выполнять свои прямые медицинские обязанности в госпиталях.
Немало сестер милосердия были награждены за храбрость, проявленную на фронтах Первой мировой войны, особо почетными наградами — Георгиевскими медалями и крестами. Среди них Е.К. Салтыкова, М.Ф. Кох, старшие сестры Матвеева и Юзефович, сестры Лебедева, Раич-Думитрашко, Лишина, Кусова, Абаза и многие другие350 . Сестра милосердия военно-санитарного поезда О. Плахова была награждена Георгиевской медалью за то, что, несмотря на сильный артиллерийский огонь противника и явную опасность для жизни, дважды останавливала поезд, чтобы подобрать раненых.
Подвиги, граничащие с самопожертвованием, совершали сестры милосердия, работавшие в тифозных госпиталях351. Развитию заболеваний способствовала антисанитарная транспортировка больных и раненых, которые размещались в общих вагонах (из-за отсутствия специальных), без предварительного медицинского осмотра352 .
Многие из сестер милосердия умерли на фронте; некоторые настрадались в немецком плену. Одна из них была настолько предана своему делу, что даже не нашла времени посетить умираю-
347 Судавцов Н.Д. Земское и городское самоуправление в России в годы Первой мировой войны. М.—Ставрополь, 2001. С. 101—102.
348 Никольский А. Женщины и дети на войне // Русская мысль. 1916. № 2. С. 98.
349Толстая А.Л. Дочь. М., 1992. С. 65.
350Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 97.
351Хечинов Ю. Ангелы-хранители // Красный Крест России. 1993. № 5. С. 15.
352Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 97—98.
401
П. П. Щербпнпя
щую мать: «Родная, прости, не могу оставить солдат. Им нужны все мои силы»363 .
Подобные жертвенность н героизм свидетельствовали о патриотических устремлениях, воле и решимости в борьбе с противником334 . Понятно, что многие из россиянок сами не считали свои поступки подвигами, а поступали так, как им приказывали сердце и чувство долга.
Повседневная жизнь сестер милосердия в военных госпиталях н отношение к ним фронтовиков. Как это часто бывает в жизни, на войне находилось место и героическому и обыденному, подвигу и цинизму, самоотверженности и эгоизму. Современники не раз с восхищением отмечали самоотдачу, мужество, жертвенность, профессиональное исполнение своих обязанностей многими сестрами милосердия на войне, но в то же время среди россиянок в белых косынках со знаками Красного Креста встречалось немало представительниц женского пола, искавших на фронте развлечений и новых знакомств, заботившихся больше о своем туалете и приятных минутах свидания с офицерами и врачами. Если позволяла обстановка и не было наплыва раненых, то некоторые сестры шили себе нарядные платья для выхода в город после дежурства в госпитале. Свободное время они проводили в кинематографе, в компании офицеров, врачей, аптекарей. В честь сестер милосердия, приезжавших на позиции, офицеры нередко устраивали иллюминации, пушечные салюты, угощения с напитками, проводы кавалькадами, проявляли другие признаки внимания к женщинам в медицинской форме333.
Кстати, ношение формы сестрами милосердия регулировалось как правилами Красного Креста, так и распоряжениями военных комендантов. Нередко подобные инструкции противоречили друг ДРУГУ- Так, инструкция Красного Креста запрещала фронтовым сестрам вообще снимать форму, а комендант Киева генерал Медер не разрешал сестрам появляться в форме на улице после 7 часов вечера. Сестрам запрещалось также заходить в кондитерские, разговаривать с офицерами333 . Данные ограничения в общении сестер ми
*“Стайтс Р. Указ. соч. С. 383.
ш Захарова Л. Дневник сестры милосердия яа передовых. Пг., 1B16.C. 116.
“‘Никольский А. Указ. соч. С. 100—101.
“*Варн«к Т. Указ. соч. С. 25—26.
402
лосердия с военными призваны были оградить мужские военные сообщества от женского влияния, отражали стереотипы отношения властей и военных чиновников к медицинскому персоналу как возможному объекту сексуальных домогательств в российской армии.
В воспоминаниях полковника Г.Н. Чемоданова обращает на себя внимание намек на «блага», связанные с соседством отряда Красного Креста, имеющий явно негативный оттенок. Сестры милосердия в этом отряде жили в тяжелых условиях: в холодном полуразрушенном здании, спали на нарах, питались впроголодь. Полковник посочувствовал и предложил «подкормить девиц» — приглашать их обедать вместе с офицерами. И вот «к четырем часам за обедом собралась большая и непривычная компания. Присутствие двух сестер милосердия, молодых, интересных девиц, подтянуло собравшихся. Штабная молодежь сидела в своих лучших кителях, тщательно выбритая. Приехавшие с передовой гости потуже подтянули ремни своих гимнастерок и аккуратней расправили на них складки. Одичавшие в условиях жизни последних месяцев, отвыкшие не только от женского общества, ио даже от вида дам, офицеры первое время чувствовали себя, видимо, связанными и держались с комичной торжественностью великосветских банкетов. К концу обеда настроение, однако, изменилось, непринужденность и простота, с которой держались наши гостьи, рассеяли натянутость, и разговор сделался общим, с тем особым оттенком оживленности, который получается от присутствия в мужской компании интересных женщин»"’.
По мнению известной исследовательницы психологии войны историка Е.С. Сенявской, отношение офицеров к женщинам в армии в Первую мировую войну было весьма противоречивым: с одной стороны — недоверие, скептицизм, настороженность; с другой — снисходительная опека, покровительство «слабому полу»; с третьей — желание подтянуться, проявить себя с лучшей стороны, оказавшись в обществе «дам»348 . Однако в исследовании генерала П.Н. Краснова «Душа Армии. Очерки по военной психологии » присутствие женщины на передовой оценивается однозначно негативно: «Когдабоевая обстановка позволяет - отпуск домой, на побывку, но никогда нс разрешение женам и вообще женщинам быть на фронте. Жен-
“Тпмже. С. 163
403
П. II. Щербинин
щины-доброволицы... — исключение. Правило же: женщина на фронте вызывает зависть, ревность кругом, а у своих близких усиленный страх не только за себя, ибо при ней и ценность своей жизни стала дороже, но и за нее»359 .
Восприятие сестры милосердия за годы Первой мировой войны 1914—1918 гг. претерпело серьезные изменения. Почтительное отношение к женщине, терпеливо выполняющей тяжкий долг, ушло. Сестра милосердия для фронтовиков стала символом разврата, «тылового свинства». Появились термины «сестры утешения» и «сестры без милосердия», штабные автомобили именовались «сестровоза-ми». В некоторых госпиталях и санитарных поездах действительно господствовали весьма вольные нравы. В то же время некоторые профессиональные проститутки, подражая патриотической моде высшего света, использовали популярную форму сестер милосердия. Солдаты же утверждали, что «японскую войну их благородия пропили, а эту с милосердными сестрами ... прогуляли». Сестра милосердия являлась центральной фигурой сексуальных фантазий и ненависти солдат-фронтовиков: «Начинаешь чувствовать ненависть к женщине. Крест, красный крест, бывший прежде символом милосердия, любви к ближнему, самопожертвования, теперь ярко, грубо кричит: продается с публичного торга. О, с какой ненавистью смотрят на них раненые солдаты»360 . В фронтовых записях сестры милосердия С. Федорченко «Народ на войне» есть такие строки от имени солдата: «На той войне и сестры больше барыни были. Ты пеший, без ног, в последней усталости грязь на шоссе месишь, а мимо тебя фырк-фырк коляски с сестрицами мелькают»361.
Среди сестер милосердия, судя по материалам военной цензуры, нередко встречались имеющие венерические заболевания. Письма с фронта описывали распространение среди сестер разврата. Показательна реакция некоторых крестьян на информацию о том, что царь награждает орденами сестер милосердия (ноябрь 1915 г.): «Он за то им дает, что с ними живет на позиции, которую полюбит, той и
359 Там же. С. 163.
360 Цит. по: Колоницкий Б.И. К изучению механизмов десакрализации монархии (слухи и «политическая порнография» в годы Первой мировой войны) // Историк и революция. СПб., 1999. С. 79.
361 Цит. по кн.: Сенявская Е.С. Психология войны в XX веке: исторический опыт России. С. 163.
404
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века дает крест... Лучше бы Государь прицепил их сестрам милосердия на ... за то, что полюбил их»362 . По мнению современников, сестры милосердия, побывавшие на войне, отличались «огрубением» в своих суждениях и поступках363 .
С другой стороны, в ряде воспоминаний участников войны, в том числе и генерала А. А. Брусилова, дана высокая оценка деятельности сестер милосердия на войне: «Тут мне хочется сказать несколько слов о сестрах милосердия. ...Я невольно вспомнил о том, как много наветов и грязных рассказов ходило во время войны о сестрах вообще и как это меня всегда возмущало. Спору нет, были всякие между ними, но я считаю своим долгом перед лицом истории засвидетельствовать, что громадное большинство из них героически, самоотверженно, неустанно работало, и никакие вражеские бомбы не могли их оторвать от тяжелой, душу раздирающей работы их над окровавленными страдальцами — нашими воинами. Да и сколько из них самих было перекалечено и убито...»364 . Уже к 1915 г. 28 сестер милосердия скончались, заразившись инфекционными заболеваниями в госпиталях, четыре погибли от несчастных случаев, пять было убито, а 12 покончили жизнь самоубийством365 . После войны планировалось издать «Золотую книгу» с биографиями всех умерших сестер, но этот замысел не осуществился.
Сестры милосердия в период революции 1917 г. На 1 января 1917 г. на службе Красного Креста состояло 2500 врачей, более 20 тысяч сестер милосердия, свыше 35 тысяч санитаров. Сестры милосердия по-разному встретили известие об отречении Николая II. По воспоминаниям Т. Варнек, все были очень подавлены, плакали. И лишь одна сестра милосердия бросила санитарный отряд и уехала «делить землю»366 . А. Толстая, напротив, безоговорочно приняла революцию и сама выступала перед солдатами367 . Однако вскоре стали очевидны результаты революционной вольницы: солдаты стали хамить врачам и сестрам милосердия, резко упала дисциплина и нарушился ритм работы медицинских учреждений. Некоторые сестры ми-
362Колоницкий Б.И. Указ. соч. С. 79.
363Врангель Н.В. Указ. соч. С.70.
364 Брусилов А.А. Мои воспоминания. М., 2003. С. 199.
зв5Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. С. 179.
366Варнек T. Указ. соч. С. 42.
367Толстая А.Л. Дочь. М., 1992. С. 79.
405
11. 11. Щербин и и
лосердия вынуждены были покинуть свои госпитали и искать другие источники существования и Другую работу.
Нередко вместо обученных медицинских работников врачам приходилось пользоваться услугами неподготовленных россиянок, В одном из санитарных поездов санитары отказались подчиняться старшему врачу, и тот нанял вместо них вольнонаемных женщин. На них надели белые халаты, повязали головы белыми платками и распределили по работам368 .
В первые месяцы после свержения самодержавия в России повсеместно происходило интенсивное формирование общественных организаций и союзов различных профессиональных групп и общественных слоев. В большинстве крупных городов возникли союзы сестер милосердия, члены которых посылали своих представителей в органы местного самоуправления для защиты своих интересов и заявления о своих нуждах. Нередко сестры милосердия выступали на митингах и собраниях, а также на страницах провинциальных газет с изложением своих политических позиций и отношения к Временному правительству и войне. Получившее широкий размах участие женщин-медиков в войне привело не только к их количественному увеличению, но и к организационным мероприятиям сестринского движения. С 26 августа по 4 сентября 1917 г. в Петрограде проходил Всероссийский съезд сестер милосердия369 . По мнению известного американского историка А. Мейера, сестры милосердия, прошедшие горнило Первой мировой войны, имели активную жизненную позицию, становились сильными и бесстрашными, обретали богатый жизненный опыт и уверенность в себе370 .
В1917 г. появились и самостоятельные санитарные отряды Красной гвардии, созданные на заводах и фабриках из числа работниц промышленных предприятий Петрограда. Они были объединены в самостоятельную организацию — Пролетарский Красный Крест.
Декретом СПК РСФСР от 4 января 1918 г. имущество Российского общества Красного Креста было объявлено государственной соб
^Варнек Т. Указ. соч. С. 45.
369См.: Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 106.
370 Meyer A.G. The Impact of World War I on Russian Women’s Lives // Russia’s Women. Accommodation, Resistance, Transformation I Eds. B.E. Clements, B.A. Engel, Christine D.Worobec. P. 209.
406
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX пека
ственностью. После заключения Брестского мира в марте 1918 г. началось массовое увольнение из армии женщин-врачей, сестер милосердия, а фронтовые лечебные учреждения сокращались. Сестры милосердия, состоявшие при госпиталях по вольному найму, получали окончательный расчет, а представительницы общин сес тер милосердия откомандировывались в свои общины. Медико-санитарный совет Западного фронта ходатайствовал перед Главным управлением Красного Креста о назначении сестрам милосердия при увольнении двухмесячного оклада основного содержания, а также предоставления в течение одного месяца помещения для жилья и столового довольствия или суточных денег. Однако в условиях разгоравшейся Гражданской войны большинство сестер милосердия не смогли получить положенного им денежного пособия.
К тому же многие из них оказались по разные стороны баррикад , принимая участие в оказании помощи больным и раненым воинам как в Красной Армии, так и в Белом движении. Очень многие сестры милосердия погибли в кровавой мясорубке Гражданской войны. Эмблема Красного Креста не спасала медицинский персонал от расправы, грабежей, расстрелов. В воспоминаниях сестер милосердия о Гражданской войне отмечается, что многие женщины подвергались насилию, если они попадали в плен371.
Сами сестры милосердия также нередко ожесточались. В материалах Особой следственной комиссии «белых» содержался рассказ о расправе «красных» сестер милосердия с ранеными в г. Таганроге. Тяжело раненого штабс-капитана сестры милосердия взяли за ноги и за руки и, раскачав, ударили головой о каменную стену372. Но все же подавляющее большинство сестер милосердия и врачей не делили раненых на своих и чужих, оказывая помощь всем, кто в ней нуждался.
Некоторые сестры милосердия оказались в эмиграции и пытались там устроить свою жизнь.
Прежние общины сестер милосердия, организации Красного Креста были распущены и упразднены, но потребности оказания помо
371 Из воспоминаний сестры милосердия Ф.Н. Слепченко // Отечественные архивы. 1994. № 6. С. 64.
372См.: Красный террор в годы гражданской войны (по материалам Особой следственной комиссии) // Вопросы истории. 2001. № 8. С. 23.
407
П. П. Щербинин
щи больным и раненым потребовали создания новой структуры общества Красного Креста. Постановление Совета Народных Комиссаров РСФСР, подписанное В.И. Лениным 30 мая 1918 года, доводило до сведения Международного Комитета Красного Креста и правительств всех государств, признавших Женевскую конвенцию, что «эта конвенция как в ее первоначальной, так и во всех позднейших редакциях, а также и все другие международные конвенции и соглашения, касающиеся Красного Креста, признанные Россией до октября 1917 года, признаются и будут соблюдаемы Советским правительством, которое сохраняет все права и прерогативы, основанные на этих конвенциях и соглашениях». В июне 1918 г. проходил Всероссийский съезд сестер, которые перестали называться сестрами милосердия. В Советской России, а затем и СССР, утвердился термин «медицинская сестра»373 , обозначавший средний медицинский персонал лечебных учреждений.
373 Надо отметить, что в армии в начале XX в. сестер милосердия называли коротко «сестра», а солдаты обращались к россиянкам — «сестрица». Словосочетание же «сестра милосердия» почти никогда не употреблялось — См.: Мокишевская-Зубок 3. Гражданская война в России, эвакуация и «сидение» в Галлиполи глазами сестры милосердия военного времени (1917—1923) // Доброволицы. Сборник воспоминаний. М., 2001. С. 255.
408
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУНТ — начале XX века
III.2. ЖЕНЩИНЫ В РУССКОЙ АРМИИ (ПОЛКОВЫЕ ДАМЫ, КАВАЛЕРИСТ-ДЕВИЦЫ, УДАРНИЦЫ)
409
ГГ. П. Щербинин
Женщины и российская армия в XVIII в. В результате реформ Петра I, создания большой регулярной армии, милитаризации различных сторон развития государства и общества в России возникли большие сообщества неженатых мужчин (офицеров, солдат, матросов, чиновников). Многие мужчины на долгие годы, если не навсегда, отрывались от родного дома, становились маргиналами в семейной жизни374 .
Солдаты, нс имевшие при себе семей, пытались удовлетворять свои сексуальные потребности при помощи случайных связей. Понятно, что среди военнослужащих стали широко распространяться венерические заболевания. И хотя солдат лечили бесплатно, военное начальство стало наказывать их лишением жалованья «за невоздержанность». Военный устав 1716 г. предписывал «с урядников и рядовых отнюдь ничего не брать, отчего бы им болезнь не приключилась, но лечить их всех без зарплаты». Как видно, устав изменил отношение к венерическим больным из числа рядовых, так как в предшествующие его появлению годы оно было иным: еще в 1715 г. Яков Брюс приказал лишить фузилера Ю. Бячкова жалованья за два года, «потому что он пролежал в лазаретах в нечистотной болезни, а та болезнь происходит от своего невоздержания»375 .
О том, что половой вопрос в армейской среде стоял весьма остро, свидетельствовали перечисления мер, пресекавших скотоложество, мужеложество, изнасилование, вступление в половые связи с несовершеннолетними и т. п. Указывалось также, что «никакие блудницы при полках терпимы не будут». Вероятно, подобные действия имели место, если их требовалось запретить под страхом вечного пребывания на галерах или даже смертной казни376 . Запретительные меры не могли остановить общения солдат с «непотребными женщинами», которые всегда сопровождали войска или стремились селиться вблизи мест расположения полков русской армии.
Более радикальным решением проблемы взаимоотношения военных с женщинами могло быть разрешение иметь при себе свои се-
374Подробнее см.: Щербинин П. Непотребных в лагере не терпеть (проституция, францвенерия и русская армия) // Родина. 2002. № 7. С. 68—71.
375 Цит. по кн..* Быт русской армии XVIII — начала XX века / Автор-составитель С.В. Карпущенко. М., 1999. С. 119.
376 Голосенко И.А., Голод С.И. Социологические исследования проституции в России (история и современное состояние вопроса). СПб., 1998. С. 21.
410
Военный фактор а повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века мьи. Однако для этого всегда требовалось согласие командования. Не случайно солдаты при первой возможности старались выписывать себе своих жен. Но из-за финансовых проблем большинство военнослужащих русской армии не имели с собой семьи и продолжали искать случайные связи на стороне.
Однако сам Петр I и его окружение, находясь в походах, не ограничивали себя в общении с женщинами, а напротив, постоянно вызывали их в места дислокации войск. По меткому замечанию Е. Щепкиной, «вчерашние затворницы... активно вводились в круг веселящихся военных людей»377 . Уже при подготовке похода на Азов в 1694—1695 гг. многие бояре получили приказ везти с собой своих жен. Сестра Петра I Наталья Алексеевна постоянно выезжала со своей свитой и навещала брата в армии. В этих поездках ее сопровождали сестры Арсеньевы и Меньшиковы. Дарья Арсеньева лихо гарцевала верхом на европейский лад, вызывая зависть знатных боярынь, не решавшихся на такие вольности в поведении.
Кружок полковых дам постоянно пополнялся, притягивая в войска многих женщин служилого сословия. Некоторые помещицы сами не выдерживали долгой разлуки с мужьями. Из дворянских гнезд к местам расквартирования русской армии тянулись повозки и колымаги с женщинами и детьми под охраной холопов378 . Нередко матери привозили на полковые стоянки дочерей-невест, надеясь найти им перспективных женихов из сержантов и прапорщиков. Здесь же устраивались свадьбы, и военные писари фиксировали росписи приданого. Повседневная жизнь полковых дам была тесно связана с армейскими порядками и атрибутами. Праздники и вечера устраивались по барабанному бою, открывались пушечной пальбой. Ни болезни, ни беременность не избавляли женщин, оказавшихся в армии, от участия в попойках и маскарадных испытаниях. И часто уже сами офицеры-мужья осознавали необходимость отправки своих жен из армии к домашним очагам в провинцию или в столицы.
Замечу, что русскую армию, в отличие от европейских, не сопровождали маркитантки. В Западной Европе за каждым полком
377 Щепкина Е.Н. Женская личность в истории России // Исторический вестник.
1913. №7. С. 163.
37аТам же. С.165.
411
П. П. Щербинин
Елена Ивановна Шидянская (начальница роты амазонок в 1787 г.).
обязательно катила повозка торговки, снабжавшей солдат всем необходимым, — водкой, хлебом, табаком, одеждой, пулями, лекарствами379 . В России же снабжением войск всем необходимым занимались исключительно мужчины. Лишь иногда среди торговцев, снабжавших военнослужащих товарами личного потребления (чаем, табаком, вином, сахаром и т. п.), встречались женские име-
379 Маркитантки (от итал. merctante — торговец) стойко переносили тяготы военной жизни и нередко погибали при обстрелах. Против принятого стереотипа, маркитантка не являлась проституткой, эти женщины заводили любовные связи по желанию, часто выходя замуж за солдат, по внутриполковым законам ограбление или изнасилование маркитантки каралось трибуналом. Маркитантки так прочно вошли в военный быт европейских армий, что о них слагали легенды, писали романы.
412
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Встреча Екатерины II с ротой амазонок в 1787 году (со старинной литографии).
на380 . Однако такие торговки занимались своим промыслом только в местах расквартирования армейских частей, но не следовали с ними во время похода. Иногда жены унтер-офицеров, которые жили с мужьями при полках, также держали лавки и торговали съестными припасами, напитками и разными необходимыми для армейской жизни вещами381.
В XVIII в. женщины для службы в российской армии не допускались. Лишь при Екатерине II в России была сформирована амазонская рота, первое женское воинское подразделение382 . Интересно, что идея привлечения женщин в армию и создания женских отрядов не только специально не обсуждалась и не рассматривалась властью и обществом, но даже сама встреча крымских «амазонок» с императрицей оказалась забытой. Информация о свидании импе-
380См.: Крестовский В.В. Очерки кавалерийской жизни. М., 1998. С. 230—238.
381 См.: Бегунова А.И. Повседневная жизнь русского гусара в царствование императора Александра I. М., 2000. С. 76.
382Подробнее об этом см.: Есипов Г. Амазонская рота при Екатерине II // Исторический вестник. 1886. № 1—2. С. 71—75.
413
Костюм амазонки в 1787 году.
414
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века ратрицы с амазонской ротой всплыла лишь благодаря расследованию, которое провел в 1848 г. бывший наместник на Кавказе М.С. Воронцов-Дашков, получивший письмо от вдовы титулярного советника Елены Ивановны Шидянской. Вдова просила в письме оказать ей помощь императорского величества единовременным пособием, так как она лишилась зрения и в свои девяносто лет «находилась в крайней бедности». Кроме того, Е.И. Шидянская сообщала, что она командовала в царствование Екатерины II ротой амазонок и представляла ее императрице. Николай I выделил просительнице 300 руб., но приказал прислать ему сведения о том, когда была составлена рота амазонок, где и из какого звания.
Вскоре князь М.С. Воронцов-Дашков собрал необходимые сведения со слов самой Е.И. Шидянской. Выяснилось, что в состав амазонской роты входили «благородные жены и дочери балаклавских греков» и существовала она лишь два месяца - март и апрель 1787 г. Идея создания женского военного подразделения принадлежала светлейшему князю Г.А. Потемкину-Таврическому, и она должна была служить еще одной красочной декорацией для приема императрицы Екатерины II в период ее путешествия в Крым. Командиру Балаклавского полка премьер-майору Чапони было поручено обучение амазонской роты, а ее командиром назначили Е.И. Сарандову, жену капитана Балаклавского полка, позже в замужестве - Шидянскую. Одежда амазонок состояла из юбок малинового бархата, отороченных золотым галуном и бахромой, курточек зеленого бархата. Головной убор представлял собой белый тюрбан с золотыми блестками и страусовым пером. Все амазонки были вооружены ружьями.
Первая встреча амазонской роты произошла с австрийским императором Иосифом II, который подъехал к командиру роты Е.И. Са-рандовой и поцеловал ее в губы. Подобный поступок вызвал волнение в роте, и командир стала успокаивать своих подчиненных словами: «Смирно! Чего испугались? Ведь вы видите, что император не отнял у меня губ и не оставил мне своих»383 . Положение спасла Екатерина II, которая подъехала для осмотра своих «воинственных амазонок» . Императрица осталась довольна смотром «женского войска», наградив Е.И. Сарандову бриллиантовым перстнем, а всю роту — 10 тыс. руб. ассигнациями. После награждения рота была распущена.
383Там же. С. 73.
415
П. П. Щербинин
Очевиден вполне бутафорский характер создания амазонской роты и эпизодичность данного явления. Первый опыт формирования женского подразделения русской армии в XVIII в. завершился почти сразу после своего начала. Вскоре он был забыт и властями, и обществом, и самими россиянками. И женщинам, желавшим найти себе применение в армии, пришлось надевать мужской военный мундир, униформу, чтобы скрыть свою принадлежность к женскому полу. Вспомним, впрочем, что страстью к переодеванию в военную форму грешили в эпоху дворцовых переворотов и русские императрицы Елизавета Петровна и Екатерина II, которые шли во главе гвардейцев к трону в мужских военных мундирах384 .
Россиянки в мужском военном мундире: опыт и особенности XVIII — XIX вв. Одним из первых случаев переодевания женщины в военную форму произошел во времена правления Екатерины II. Однако императрица и ее окружение не только не инициировали это проявление патриотизма и женской воинственности, а напротив, были весьма удивлены и поражены открывшимся фактом. Дело в том, что 20-летняя донская казачка Татьяна Маркина из станицы Нагаевской, оставив на берегу реки свою одежду, переоделась в мужское платье и поступила солдатом в пехотный полк в Новочеркасске. Волевая и энергичная, внешне похожая на юношу, она дослужилась до чина капитана. Но ее блестящей военной карьере помешало одно обстоятельство — по жалобе сослуживца ей грозил полковой суд. Капитан Курточкин (так она именовалась) вынужден был обратиться к императрице и рассказать в прошении все о себе. Изумленная Екатерина II потребовала расследования с привлечением медиков. Капитан «женского пола» был освидетельствован и во всем оправдан, но военной службе пришел конец. Получив отставку, но с мундиром и пенсией, Татьяна вернулась в свою станицу385 . К сожалению, она не оставила мемуаров, и побудительные мотивы ее службы в армии остаются неясными. Можно лишь предположить, что история ее пребывания в армии подтолкнула Г.А. Потемкина к мысли о создании образцово-показательной «амазонской роты».
384Подробнее см.: Анисимов Е. Женщины на российском престоле. СПб., 1998. С. 209, 321.
385 Итак, она звалась Татьяной // Неделя. 1984. № 7. С. 11; Иванова Ю.Н. Указ. соч. С.18.
416
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
На рубеже XVIII—XIX вв. в военном мундире с саблей на коне сражалась с врагами еще одна женщина — Александра Тихомирова. Она воспользовалась своим сильным сходством с умершим братом — офицером гвардии и, сменив женские наряды на офицерский мундир, командовала ротой. Около 15 лет прослужила А. Тихомирова в армии, заслужив боевые награды. Она погибла в 1807 г., и только тогда ее боевые товарищи и командиры узнали, что это была женщина386 .
Впрочем, переодевание женщин в военную форму все же иногда инициировалось и военным командованием русской армии. Об одном из подобных случаев в штабе светлейшего князя М.И. Кутузова в 1812 г. сообщалось в доносе в Петербург в Военное министерство: «...возит с собою переодетую в казацкое платье любовницу». Ответ «клеветникам» представителя Военного министерства, генерала Кноринга, был весьма оригинальным: «Румянцев возил их по четыре. Это не наше дело»387 . Судя по данному ответу, военные весьма снисходительно относились к подобному женскому « маскараду», если он касался интимной жизни высшего командного состава русской армии.
Заметим, что в начале XIX в. даже мужья-генералы иногда «прятали» своих жен, переодевая их в военные мундиры. Жена командира Измайловского полка М. Храповицкого сопровождала мужа во время заграничных походов русской армии 1813—1815 гг. под видом комнатного казачка и получила даже медаль «За взятие Парижа»388. Этот случай лишь подтверждает общее правило, когда женщине было бы очень некомфортно и трудно находиться в мужском военном сообществе, даже если она сопровождала своего супруга.
Конечно, переодевания женщин в военные мундиры русской армии носили единичный и исключительный характер, так как россиянки вполне осознавали отношение военных к пребыванию женщин в составе вооруженных сил. Мужские традиционные сексистс
386Военно-исторический журнал. 1940. № 11. С. 109 — 111; Львов В. Тайна капитана Тихомирова // Огонек. 1978. № 11. С. 14 — 15; Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 18—19.
387Цит. по ст.: Безотосный В.М. Российский титулованный генералитет в войнах против наполеоновской Франции в 1812—1815 годах // Отечественная история. 1998. №2. С. 187.
388 Некрасова Е. Надежда Андреевна Дурова // Исторический вестник. 1890. X» 9. С. 595.
417
II. П. Щербинин
кие взгляды и психологическое восприятие женщин в русской армии базировались на привычной интерпретации женской сущности и природы. Женщина могла находиться при армии лишь как объект для удовлетворения сексуальных потребностей, развлечения и проведения досуга. Понятно, что сами россиянки были с этим не согласны, а наиболее активные и инициативные из них доказывали, что воинская доблесть и подвиги, физические нагрузки и тяготы военной службы вполне под силу женщинам. Правда, стойкое противодействие возможности женщин стать в ряды армии, закрепленное в военных уставах, общественном мнении и гендерной социализации российского общества, позволяли женщине проявить себя на войне или в армии лишь спрятавшись в военную униформу, выдавая себя за мужчину.
Участие женщин в войнах в мужской одежде не являлось лишь российской традицией. Многие, если не все, нации имеют истории и легенды о героических женщинах, которые во времена войны присоединялись к армии в солдатской униформе и сражались, чтобы защитить свою страну389 . В работе М. ван Гревельд «Женщины и война» специально рассмотрена проблема появления женщин в мужской одежде на военной службе390 . Автор книги отмечает, что этот процесс возник в европейских армиях с середины XVII в. и продолжался до XIX в. Женщины добывали себе военные мундиры и присоединялись к армии как простые солдаты. Мотивы их бегства в вооруженные силы были различными: некоторые женщины убегали от отца, супруга или жениха, другие следовали за мужьями в силу экономической необходимости себя обеспечивать, третьи искали приключений, четвертые испытывали патриотические чувства391 . Вероятно, подобные мотивы были характерны для представительниц разных государств, оказавшихся в рядах армии.
Сроки пребывания женщин в мужских мундирах в армии были различными: от нескольких недель до десяти и более лет. Как правило, начальство было ими довольно, а обман открывался лишь при
380 Meyer A.G. The Impact of World War I on Russian Women’s Lives // Russia’s Women. Accommodation, Resistance, Transformation / Eds. B.E. Clements, B.A. Engel, Christine D.Worobec. Berkeley, 1991. P. 218.
390 Frauen und Krieg / Martin van Creveld. Aus dem Engl, von A.Schaefer und K.Laue. Muenchen, 2001.
391 Там же. P.lll.
418
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины р XVIII — начале XX века
болезни или ранении, при порке, когда они должны были раздеваться, при встрече со знакомыми, в случае смерти на поле боя и т. п. Обнаружение женщины в военной форме всегда являлось сенсацией. Большинство женщин в мужской военной форме немедленно увольняли, но некоторых правители старались использовать в качестве пропаганды стремления женщин их защищать и даже назначали им пенсии392 .
Одним из примеров использования женщины-героини как военного символа является история Надежды Дуровой - кавалерист-де-вицы, писательницы, оставившей воспоминания и литературные труды393 . Александр I, узнав, что в Конно-польском уланском полку под именем Александра Соколова служит рядовым женщина, приказал немедленно вытребовать ее в Петербург394 . Выяснилось, что Надежда Андреевна Дурова в 1806 г., скрыв свой пол, поступила рядовым в армию, участвовала в сражениях, зарекомендовав себя храбрым воином.
Александр I вполне осознавал символичность и неординарность поступка этой россиянки, заявлявшей о своем непреклонном жела
392 Там же. Р. 112.
393Подробнее см.: Записки Н. Дуровой // Современник. 1836. Т. 2; Девица-кавалерист. Происшествие в России. СПб., 1836; Меньшов Е. Мое знакомство с девицей-кавалеристом Надеждой Андреевной Дуровой — отставным штаб-ротмистром Александровым // Петербургский вестник. 1861. № 3. С. 64—65; ЛашмановФ.Ф. Надежда Андреевна Дурова//Русская старина. 1890. №9; Некрасова Е. Надежда Андреевна Дурова // Исторический вестник. 1890. № 9. С. 585—612; Кутше Н. Дуров-Александров (Биографическая заметка) // Исторический вестник. 1894. № 3. С. 788—793; Сакс А.А. Кавалерист-девица штабс-ротмистр Александр Андреевич Александров (Надежда Андреевна Дурова). СПб., 1912; Соколовская. Русская женщина 12-го года // Вестник Императорского общества ревнителей истории. 1916. Т. 3. С. 121—128; Оськин А.И. Надежда Дурова — героиня Отечественной войны 1812 г. М., 1962; Дурова Н.А. Избранные сочинения кавалерист-девицы Н. А. Дуровой / Сост., вступ. ст. и примеч. В.Б. Муравьева. М., 1988; Zirin М. A Woman in the «Men’s World»: the Journals of Nadezhda Durova // Bell S. G., Yalom M. (eds.). Revealing Lives: Autobiography, Biography and Gender. N. Y., 1990. P. 43—53; Савкина И.Л. Женственное и мужественное в прозе Надежды Дуровой // Studia Slavica Finlandensia. Helsinki, 1995. T. XII. P. 126—140; Савкина И. Sui generis: мужественное и женственное в автобиографических записках Надежды Дуровой // О мужественности: Сборник статей. Сост. С. Ушакин. — М., 2002. С. 199—223; Дурова Н. Русская амазонка. Записки. М., 2002 и др.
394 Некрасова Е. Надежда Андреевна Дурова // Исторический вестник. 1890. № 9. С. 596.
419
П. П. Щербинин
нии служить своему государю в военной форме русской армии. Император лично вручил Н. Дуровой Георгиевский крест за спасение в бою офицера и разрешил ей остаться в войсках. В своих воспоминаниях Н. Дурова воспроизводит свою встречу с Александром I и его слова: «Если вы полагаете, — сказал император, — что одно только позволение носить мундир и оружие может быть вашею наградою, то вы будете иметь ее!.. И будете называться по моему имени — Александровым! Не сомневаюсь, что вы сделаетесь достойною этой чести отличностью вашего поведения и поступков; не забывайте ни на минуту, что имя это всегда должно быть беспорочно и что я не прощу вам никогда и тени пятна нем!»395 . Новое имя позволяло Н. Дуровой скрываться от родственников и продолжать службу в армии, а для Александра I поддержка кавалерист-девицы Александрова стала делом монаршего благоволения, символизируя собой единение монарха с патриотическими проявлениями его подданных, свидетельством того, что даже женщины готовы были отдать жизнь за своего императора в рядах его армии.
Кавалерист-девица Александр Андреевич Дуров направляется корнетом в Мариупольский гусарский полк с денежным довольствием от военного министра в случае надобности. Военные власти, выполняя волю императора, снабжали ее деньгами, компенсируя расходы первой в России женщины-офицера. В 1811 г. кавалерист-девица перевелась в Литовский уланский полк, с которым она участвовала в Отечественной войне 1812г., получила контузию в Бородинском сражении, некоторое время состояла ординарцем у М.И. Кутузова. Затем получила отпуск для излечения от контузии и до мая 1813 г. находилась у отца в Сарапуле. После выздоровления в мае 1813 г. Дурова-Александров снова в действующей армии. В 1817 г. она вышла в отставку в чине штаб-ротмистра с правом получения пенсии.
С 1836 по 1840 гг. Н. Дурова занимается литературной деятельностью, выходят ее автобиографические книги, повести и рассказы. Они печатались в журналах «Современник», «Библиотека для чтения», «Отечественные записки», в литературном добавлении к «Русскому инвалиду» под псевдонимом Александров А.А.
Несомненно, история женщины, очутившейся в военном мундире в рядах русских войск, будоражила аристократическое общество
31,5 Дурова Н. Русская амазонка. Записки. М., 2002. С. 116.
420
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
и военное начальство. Какие только споры, догадки и предположения не возникали о причинах переодевания и бегства Н. Дуровой в армию. «Сведущие знатоки» рассказывали, что история с кавале-рист-девицей открылась после того, как она была ранена, для осмотра с нее сняли мундир и узнали, что перед ними женщина. Сама Н. Дурова в своих записках не случайно называет себя «девицей» и не упоминает, что она была замужней женщиной и матерью, так как общественное мнение в полку, в столицах и в провинции не могло бы снисходительно отнестись к подобной информации. Некоторые ее биографы утверждали, что причиной бегства Н. Дуровой из родительского дома в армию была любовь к казачьему есаулу396 . А.С. Пушкин, публикуя в «Современнике» отрывок из ее записок, писал в предисловии: «Какие причины заставили молодую девушку хорошей дворянской фамилии оставить отеческий дом, отречься от своего пола, принять на себя труды и обязанности, которые пугают и мужчин, и явиться на поле сражений — и каких еще? Наполеоновских! Что побудило ее? Тайные семейные огорчения? Воспаленное воображение? Врожденная неукротимая склонность? К чему? Любовь?..»397 . Догадки были самые разные. Споры продолжаются до сих пор. Некоторые историки называют Надежду Дурову трансвеститом398 , другие — личностью, имевшей «подвижную» персональную половую идентичность399 . Сама Н. Дурова после отставки вела себя как мужчина: носила мужской костюм, курила трубку, имела мужские манеры, обижалась, если к ней обращались как к женщине400 . Даже в своем завещании Н. Дурова просила на-
396Некрасова Е. Указ. соч. С. 602.
397Цит. по кн.: Сенявская Е.С. Указ. соч. С. 160—161.
398 Frauen und Krieg / Martin van Creveld. Aus dem Engl, von A.Schaefer und K.Laue. Muenchen, 2001. P. 116.
399 Савкина И. Sui generis: мужественное и женственное в автобиографических записках Надежды Дуровой. С. 223.
400 В своих записках «Год жизни в Петербурге, или Невыгоды третьего посещения» Н. Дурова так описывала свою встречу с А.С. Пушкиным: «Впрочем, любезный гость мой приходил в заметное замешательство всякий раз, когда я, рассказывая что-нибудь, относящееся ко мне, говорила: «Был, пришел, пошел, увидел». Долговременная привычка употреблять «ъ» вместо «а» делала для меня эту перемену очень обыкновенною, и я продолжала разговаривать, нисколько не затрудняясь своею ро-лию, обратившеюся мне уже в природу. Наконец Пушкин поспешил кончить и посещение, и разговор, начинавший делаться для него до крайности трудным».
421
П. П. Щербинин
зыватьсебя при отпевании Александровым, что, разумеется, не было выполнено священником.
Примечательно, что воинственность и храбрость были идеалом для многих женщин в начале XIX в. Среди россиянок росло стремление подражать мужчинам в одежде, сравняться с ними в храбрости, силе и подвигах401. Однако поступок Н. Дуровой и ее служба в рядах русской армии являлись все же редчайшим исключением из общих правил поведения и повседневной жизни россиянок в XIX в. И хотя некоторые исследователи женского движения и женской эмансипации склонны были усматривать в Н. Дуровой «прародительницу всех новых русских женщин, ищущих занятия, труда, посещающих библиотеки, лекции профессоров, медицинские курсы, жаждущих поступления в университет»402 , в действительности никаких проявлений феминизма и теоретических посылок в ее деятельности на войне и в армии не было. Можно говорить, в данном случае, лишь об индивидуальном военном опыте Н. Дуровой и ее уникальной судьбе403 . Примечательно, что в XIX в. россиянки больше не стремились подражать кавалерист-девице, а женщины в русской армии появились лишь в качестве сестер милосердия в период Крымской войны 1853—1856 гг. и русско-турецкой войны 1877—
Оканчивая обязательную речь свою, поцеловал мою руку. Я поспешно выхватила ее, покраснела и уж вовсе не знаю для чего сказала: «Ах, боже мой! Я так давно отвык от этого». — Дурова Н. Русская амазонка. Записки. С. 329.
401 Некрасова Е. Указ. соч. С. 595.
402Цит. по: Некрасова Е. Указ. соч. С. 594.
403 Впрочем, было и еще одно исключение, когда в XIX в. женщина воевала. История с переодетой в военный мундир женщиной вскрылась в 1898 г., когда на имя императора Николая II было подано прошение от «вдовы, живущей в Мелитополе в бедственном доме, Евгении Трофимовны Брытовой». Ее покойный муж, унтер-офицер В.Г. Брытов, сражался в Севастополе в гренадерском Грузинском полку. Из прошения следовало, что сама Евгения Трофимовна под именем Александра Воинова девять месяцев воевала в чине унтер-офицера в том же полку и была также отмечена Знаком отличия военного ордена и медалями. При пожаре все награды и документы к ним сгорели, и теперь 77-летняя Е.Т. Брытова, не имея возможности без документов добиться положенной ей по награде пенсии, «испытывала крайнюю бедность и нужду». Из Капитула орденов потребовали в Главный штаб справку, и оказалось, что действительно в списках Капитула по Знакам отличия военного ордена 4-й степени под № 5702 значится отставной унтер-офицер Грузинского гренадерского полка Александр Воинов. Более того, когда мелитопольский уездный воинский начальник лично допросил Брытову-Воинову, оказалось, что она является дочерью Шамиля, принявшей православие и вышедшей замуж за русского унтер-офицера.
422
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
1878 гг., но они уже и не думали скрывать свой пол и прятаться в военную униформу. Напротив, эти россиянки подчеркивали, что они женщины, которые с лаской и заботой, вниманием и чуткостью готовы исполнить свой милосердный долг помощи больным и раненым воинам.
Русско-японская война 1904—1905 гг. не вызывала ярких проявлений патриотических чувств среди россиянок, но все же несколько случаев, когда женщины надевали военную форму и попадали на фронт, имели место. Так, дочь полковника Максимова-Кондуро-ва Пуссеп изъявила желание в качестве солдата пойти на войну и была зачислена в 1-й стрелковый Его Величества полк404 . Отмечались и другие отдельные случаи переодевания женщин в солдат, но они не были типичными и определялись личными мотивами и привязанностями россиянок.
Поступить вместе с мужем в Севастопольский гарнизон ей разрешил сам император Николай I, сохранив в тайне от сослуживцев Брытовой ее пол. Она провоевала девять месяцев в осажденном Севастополе, но когда обман раскрылся, подверглась освидетельствованию и была удалена в отставку. В итоге дело кончилось благополучно и Брытовой-Воиновой назначили пособие. — См.: Дуров В. За защиту Севастополя. Крымская война в боевых наградах // Родина. 2000. № 7. С. 44.
404 Русско-японская война (Россия и Дальний Восток). Япония и японцы. Дешевая иллюстрированная библиотека. СПб. 1904. 21 февраля. С. 15.
423
П. П. Щербинин
Женщины в русской армии в период Первой мировой войны 1914—1918 гг.
Уже в первые месяцы после начала Первой мировой войны в столице через газеты велась агитация за прием женщин в армию. Причем кружок женщин-активисток призывал использовать женщин в разведке, в организации телефонной и телеграфной службы в войсках, а также в качестве писарей и ординарцев, посыльных и велосипедистов405 . Однако эта инициатива не получила поддержки ни у высшего командования, ни у властей. По сути, у царского правительства не было последовательной политики в отношении женщин, стремившихся на театр военных действий. Женщина-солдат представлялась аномалией, а заявления россиянок с просьбой отправить их воевать отклонялись. Законодательство никак не регулировало возможность для женщин встать в ряды защитниц Отечества и участвовать в сражениях. В отличие от России, в армиях ее союзников — США и Великобритании — женщины получили право служить в вооруженных силах в качестве вспомогательного персонала, но было категорически запрещено размещать их вблизи линии фронта или поручать боевые задания406 . Среди убитых немецких солдат встречались женщины в военной форме, что свидетельствовало об их привлечении, пусть и эпизодическом, к участию в боевых действиях407 .
Все же, несмотря на все преграды, россиянки пробирались на фронт и становились солдатами. Им всегда приходилось скрывать свой пол. Обычно женщины использовали один и тот же сценарий для трансформации себя в «мужской образ». Молодые женщины отрезали свои косы, старались затемнить цвет лица (загаром или косметикой), начинали курить, чтобы голос стал более грубым, затем приобретали солдатскую форму и пробовали устроиться в войска действующей армии. Однако не все женщины могли искусно замаскироваться под мужчин, так как нередко особенности женской фигуры их выдавали. По мнению А. Мейера, многим из переодетых мужчинами женщин отказывали, но все же некоторым, пусть и не с первой попытки, удавалось стать солдатами. Обычно было доста-
405Никольский А. Указ. соч. С. 80—81.
406 Meyer A.G. The Impact of World War I on Russian Women’s Lives. P. 219.
407Никольский А. Указ. соч. С. 93.
424
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века точно согласия командира или просьбы самих солдат, чтобы принять в свои ряды новичка-добровольца. Многие из женщин, став солдатами, проявляли героизм и самоотверженность, получали боевые награды и становились унтер-офицерами. Некоторые были тяжело ранены или убиты в сражениях, что часто являлось причиной выяснения пола военнослужащего. Точное число участниц боевых действий в русской армии установить невозможно, но их было явно больше, чем в любой другой стране во время Первой мировой войны 1914—1918 гг.408 409 .
По оценкам Р. Стайтса, большинство переодетых в мужскую военную форму женщин были необразованными и занимали низкое общественное положение46 . Однако воспоминания современников, материалы периодической печати и другие источники свидетельствуют о достаточно широком представительстве среди «доброволок»410 различных социальных групп и слоев, в том числе и о значительном числе лиц интеллигентных профессий и гимназисток411. В то же время существовал огромный социальный и интеллектуальный разрыв между интеллигентками и крестьянками, бежавшими на фронт. Он не исчезал и в условиях фронтовой повседневности. Каждая из женщин, ставшая солдатом, не искала подруг или единомышленниц в общей борьбе с врагом, а старалась сохранять свою яркую индивидуальность и собственную стратегию поведения.
Большинство девушек, скрывавшихся в мужской военной форме, было охвачено идеями не только служения Родине, но эмоциональным порывом412. Они видели себя то амазонками, то «орлеанской де-
408 Meyer A.G. The Impact of World War I on Russian Women’s Lives. P. 219. Некоторые исследователи считают, что около пяти тысяч россиянок в военной форме находились в действующей армии в годы войны. — Jane Mcdermid and Anna Hillyar Women and Work in Russia 1880—1930. A Study in Continuity through Change. London—New-York. P. 140.
409 Стайтс P. Указ. соч. С. 383.
410Под «доброволками» понимаются женщины, бежавшие на фронт и воевавшие в солдатской форме составе воинских подразделений или женских батальонов в период Первой мировой войны 1914—1918 гг. Некоторые из этих женщин принимали участие в Гражданской войне в составе Белого движения и Красной Армии. — См. подробнее: Бочарникова М. В женском батальоне смерти (1917—1918) //Доброволицы. Сб. воспоминаний. М., 2001.
411 Богданов А. Указ. соч. С. 27—28; Женщина и война. 1915. Март. С. 11—14 и др.
412 Никольский А. Указ. соч. С. 92.
425
П. П. Щербинин
вой» или «кавалерист-девицей». Им требовался риск, необыкновенная обстановка, поле для героических действий. Многие из переодетых в солдаты беглянок, были моложе двадцати лет, и их порывы часто определялись не рассудком и осознанием важности своей службы на войне, но скорее велением сердца и душевным подъемом.
Конечно же, появление женщины в военной форме среди солдат всегда воспринималось как сенсация, вызывая оживленные толки, сомнения и ожидания. Периодическая печать активно пропагандировала образ женщины—защитницы «Веры, царя и Отечества», но военные уставы и традиции русской армии препятствовали легальному доступу россиянок в боевые части. Мария Бочкарева сумела стать солдатом, лишь получив телеграмму Николая II с монаршим благоволением413. Но даже имея это высочайшее позволение, М. Бочкаревой приходилось с большим трудом преодолевать нежелание военного командования иметь у себя в подчинении женщину-солдата. Армия никак не могла смириться с присутствием в своих рядах женщин, а стереотипы мужского миропонимания отторгали попытки россиянок встать в ряды защитников Отечества. Впрочем, эта тенденция «Не пущать!» женщин в «мужские» профессии была характерна и для тыловой повседневной жизни. Однако Первая мировая война 1914—1918 гг. активизировала процессы женской эмансипации, открыв широкие возможности проявления женщинами инициативы, самостоятельности и новых профессиональных, правовых и личных перспектив в этот кризисный период российской истории.
Мотивы поступления россиянок солдатами на военную службу. Конечно, мотивы поступления россиянок в ряды армии под видом юношей-добровольцев были различными414. Безусловно, главным побуждающим стимулом для россиянок в их «превращении» в «мужчин-солдат» являлись патриотические настроения и стремление встать на защиту Отечества415. «Я тоже горю желанием быть
413 Бочкарева М. Яшка: моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. В записи Исаака Дон Левина. М., 2001. С. 118—119.
414 Об особенностях мужской и женской идентичности на войне см.: Julie Wheelwright, Amazons and Military Maids: Women Who Dressed as Men in Pursuit of Life, Liberty and Happiness. London, 1990.
415 См. подробнее: Stockdale, Melissa K., « My death for the motherland is happiness »: women, patriotism, and soldiering in Russia’s Great War, 1914—1917, American Historical Review 109 (2004) 1, 78—116.
426
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
полезной дорогой родине, — писала одна из петроградских курсисток, — но я не чувствую призвания быть сестрой милосердия; я хочу идти добровольцем в действующую армию и прошу людей откликнуться на мой призыв и дать мне необходимые средства на испытание моей заветной мечты — отряда амазонок. Это «письмо» не мистификации или каприз взбалмошной головки, — нет, — в этом я вижу свое призвание, свое счастье. Я хочу пролить свою кровь за Отечество, отдать свою жизнь Родине»416.
В периодической печати военной поры часто публиковались сообщения о молодых женщинах, рвавшихся на фронт. Можно говорить о том, что юношеский максимализм и увлеченность фронтовой романтикой, желание защитить родные очаги от вражеского нашествия способствовали широкому проявлению добровольчества и бегству девушек на войну. Конечно, юноши составляли основной контингент юных добровольцев, поэтому девушки, переодеваясь в военную форму, изменяя свой внешний вид, старались выдавать себя именно за подростков, которых уже немало было при военных частях. Женщины-доброволки стремились затеряться среди тысяч юношей-беглецов, вместе с которыми и надеялись попасть на фронт. Так, на Курском вокзале в форме гимназиста была задержана одна из учениц гимназии, на Рязанском вокзале — девушка в форме моряка. На станции «Минеральные воды» задержана переодетая в мужское платье девушка, в Вильно — послушница женского монастыря. В Киеве к уездному воинскому начальнику явились три женщины с просьбой зачислить их в действующую армию. Задержанные в Ессентуках две девушки на вопрос о причинах их бегства на войну, заявили: «Мы желаем постоять за своих братьев»417.
Нередко женщины стремились попасть на фронт в части, где служили их женихи и «ненаглядные». Желание быть вместе, даже подвергаясь смертельной опасности на передовых позициях, помогало им преодолевать преграды, установленные уставами и воинским начальством.
Иногда женщинами руководил патриотизм семейный, желание быть рядом с мужьями даже во время боевых действий. В самом начале войны в газетах сообщалось о приеме в действующую армию
4,6 Богданов А. Указ. соч. С. 27.
417Там же. С. 28.
427
ГГ. П. Щербинин
с высочайшего разрешения двух женщин - офицерских жен: муж одной из них состоял заведующим хозяйством полка, и жена его, ссылаясь на свою опытность в хозяйственных делах, попросилась, чтобы ее назначили к нему помощницей; другая женщина знала несколько языков и добилась, чтобы ее причислили в качестве переводчицы к штабу части, где служил ее супруг. Таким образом, налицо был супружеский патриотизм — жены хотели быть при своих мужьях418. Заметим, что все же большинство офицерских жен не могли рассчитывать на согласие воинского начальства отправиться к мужу на войну. Если они имели детей, то это тоже весьма сдерживало их мобильность и воинственность. Некоторые бездетные жены офицеров предпочитали закончить курсы сестер милосердия и добиться права служить в госпитале при части своего супруга.
Конечно, не только жены офицеров стремились устроиться во фронтовые части, некоторые солдатки тоже проявляли удивительную настойчивость и активность, чтобы находиться рядом с мужьями. Нередко командиры воинских частей шли навстречу просьбам россиянок, прибывавших вместе с мужьями-солдатами на фронт. Но их, как правило, устраивали в нестроевые подразделения, в распоряжение штаба или в госпитали.
Военному начальству трудно было отказывать и вдовам погибших на войне солдат и офицеров, если они заявляли о своей решимости биться с врагом и мстить за гибель любимого человека. По сообщению «Армейского вестника», одна из женщин, известная под фамилией вольноопределяющегося Долгова, после гибели в бою мужа — артиллерийского капитана — поступила в полк добровольцем. Но пробыть на театре военных действий ей пришлось недолго. В первом же сражении вольноопределяющийся Долгов погиб419. Очевидно, что желание женщин воевать часто не соответствовало их подготовке и приводило к неоправданным потерям.
Представительницы военного сословия, к которым относились казачки, также часто обращались к командирам воинских частей записать их в кавалерию. Они приводили доводы о том, что с детства приучены к верховой езде и владеют оружием. Так, спортсменка Кудашева, неоднократно бравшая до войны призы за верховую
118 Никольский А. Указ. соч. С. 82.
419 Богданов А. Указ. соч. С. 29.
428
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
езду и стрельбу, прибыла на передовую на своем коне и была зачислена в конную разведку. Туда же приняли и кубанскую казачку Елену Чобу, которая была не только лихой всадницей, но и прекрасно владела холодным оружием420 . Спортсменка Мария Исаакова с началом войны выписала из Новочеркасска хорошо выезженную казачью лошадь и обратилась к командиру одного из стоящих в Москве казачьих полков с просьбой о зачислении, но получила отказ421. Тогда она на свои деньги приобрела военную форму, оружие и последовала за полком, который догнала уже в Сувалках. Упрямица была зачислена в конную разведку полка.
Поначалу бежавших на фронт женщин пытались определить в нестроевые части или же держать при штабах, но доброволки настойчиво требовали отправить их в окопы. Это стремление необученных и не подготовленных к боям женщин вскоре стало настоящим кошмаром для Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича. В итоге он издал приказ, запрещавший появление женщин в расположении частей. Но офицеры часто не соблюдали этот приказ, особенно если речь шла о сестрах, других родственницах их боевых товарищей422 .
Конечно, среди женщин, рвавшихся на фронт, встречалось немало авантюристок, любительниц острых ощущений, однако и они использовали патриотическую риторику для своего «закрепления» в боевых частях. Все же для подавляющей части доброволок был характерен патриотизм, либо личные причины быть рядом с близким им человеком.
Отношение армейского мужского сообщества к женщинам на войне. Появление женщины в мужском военном сообществе всегда вызывало неоднозначную реакцию и желание близкого общения с «незнакомками»423 . Большинство мужчин видели в женщинах, оказавшихся на войне, лишь объект для сексуального домогательства, отвергая всякие предположения о патриотическом воодушевлении
42ОТам же. С. 28.
421 Женщина-воин. Киев, 1914. С. 21.
422Женщина-воин. С. 11.
423 Даже те россиянки, которые пытались легально попасть на фронт солдатами и обходили военные, полицейские, административные учреждения со своими прошениями, повсеместно встречали лишь пошловатые вопросы об их мотивах, неприкрытое удивление и нескрываемое сомнение мужчин.
429
П. II. Щербинин
россиянок и их военной доблести. Мария Бочкарева отмечала в своих воспоминаниях, что, когда она в военной форме очутилась среди солдат, то они решили, что перед ними женщина свободного поведения, которая «пробралась в солдатский строй, чтобы заниматься своим запретным ремеслом. Поэтому мне приходилось отбиваться от приставаний со всех сторон... Всю ночь мои нервы были напряжены, а кулаки не знали отдыха»424 .
По наблюдениям участника войны А. Никольского, первое, что приходило обычно в голову мужчине при виде девушки, стремящейся в армию, были мысли сексуального свойства, подозрение, что тут комедия, маскарад, авантюра, и «перед ним не более, как курочка, которая захотела петь петушком»425 . Надо учитывать, что и среди гражданского населения России отношение к службе женщин в армии было резко негативным. «Подумай, — предупреждала М. Бочкареву хозяйка дома, — что могут сделать мужики с одинокой женщиной, оказавшейся среди них. Ну, конечно, они сделают из тебя проститутку. Потом тайно убьют, и никто даже не найдет твоих следов. Вот совсем недавно у полотна чугунки нашли тело женщины, которую вышвырнули из военного эшелона»426 . Когда М. Бочкарева попыталась мыться в женской бане, то горожанки запускали в нее чем-нибудь тяжелым, не желая находиться рядом с такой «милитаризированной» соседкой.
Даже вполне патриотическая идея формирования женского батальона смерти в 1917 г. вызвала у солдатских депутатов большие сомнения. Один из них заметил: «Кто поручится за то, что присутствие женщин-солдат на фронте не приведет к тому, что там появятся маленькие солдатики?»427 . Вспомним, что в России подобные предположения и настроения мужчин—военнослужащих в отношении женского присутствия в армии всегда имели серьезные основания. Во времена Крымской войны 1853—1856 гг. среди военного командования были сильны опасения, что сестры милосердия, отправленные в войска, будут служить распространению сифилиса. Заметим, что и в современ-
424 Бочкарева М. Яшка: моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. В записи Исаака Дон Левина. М., 2001. С. 122.
425Никольский А. Указ. соч. С. 83.
426 Бочкарева М. Указ. соч. С. 121.
427 Бочкарева М. Указ. соч. С. 212.
430
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века ных вооруженных силах встречается немало скептиков, настороженно относящихся к женской составляющей российской армии.
На войне скапливалась масса мужской энергии, не имевшей выхода. Она была словно черная туча, заряженная электричеством. Соседство женщин среди военных всегда вызывало у них непреодолимое искушение, поэтому большинству россиянок приходилось быть начеку и давать отпор неутомимым ухажерам428 . Примечательно, что женский батальон смерти, прибывший на фронт, приходилось охранять не от вылазок вражеских войск, а от своих же солдат, стремившихся по ночам штурмом взять казарму с женщинами429. Свой первый «бой» россиянкам-солдатам приходилось принимать, отстаивая свою честь. Их соседи-мужчины никак не могли взять в толк, почему они наталкиваются на сопротивление своих однополчанок. Лишь в редких случаях, как это было и с Марией Бочкаревой, женщина становилась символом и талисманом части и вызывала гордость и восхищение своим героизмом и мужеством среди солдат и офицеров.
Понятно, что завязывать интимные отношения военным с доброволками было достаточно сложно. Большинство женщин не считали для себя возможным вести сексуальную жизнь на фронте, куда их привели патриотические и героические мотивы430 . Да и фронтовой быт, боевая обстановка затрудняли личную жизнь и появление привязанности431 . Очевидно, и сами женщины не потерпели бы «проявлений женского темперамента», когда надо было исполнять свой воинский долг432 . Мария Бочарникова в своих воспоминаниях «В жен-
428 См. подробнее: Jane Mcdermid and Anna Hillyar Women and Work in Russia 1880—1930. A Study in Continuity through Change. London—New York. P. 141—143; Anne Eliot Griesse and Richard Stites, Russia: Revolution and War, ch. 3 in Nancy Loring Goldman (ed.), Female Soldiers — Combatants or Noncombatants ? Historical and Contemporary Perspectives. Westport, Conn. 1982.
429Бочкарева M. Указ. соч. С. 255; Деникин А.И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. Февраль—сентябрь 1917 г. М., 1991. С. 393.
430Одна из историй противостояния женщины сексуальным домогательствам описана в мемуарах Марины Юрловой. — Marina Yurlova Cossack Girl. London, 1934.
431 Подробнее о феномене женского присутствия в боевых частях армии в России в XX в. см.: Сенявская Е.С. Указ. соч. С. 160—170.
432 О неформальных отношениях доброволок с инструкторами-мужчинами. — См.: Плещеева Г. Уралки. Былое и дамы: от платинового рудника до батальона смерти // Родина. 2001. № 11.
431
П. П. Щербинин
ском батальоне смерти» привела случай, когда ночью в палатку к одному из офицеров пробралась доброволка С. Об увиденном и услышанном утром доложила командиру батальона другая женщина-солдат, стоявшая на часах. Она заявила, что «не желает служить там, где происходят подобные безобразия». В результате офицер и его пассия были с позором изгнаны из батальона433 . Репрессивные меры не всегда приносили результат, и вскоре в том же батальоне семь доброволок оказались беременными. Они были отправлены по домам.
М. Бочкарева всегда заявляла, что среди ее женщин-солдат всегда будет господствовать строжайшая нравственная дисциплина. Еще во время комплектования женских батальонов она отчислила 80 женщин с недостаточной, по ее мнению, нравственностью. «Яшка»434 наказывала провинившихся, в особенности тех, кто пытался заигрывать с инструкторами, прибегала к пощечинам и заставляла стоять по стойке «смирно». По ее мнению, секс на время войны должен был быть объявлен вне закона435 . Однажды во время боя командир женского батальона обнаружила одну из своих подчиненных, которая, спрятавшись за стволом дерева, «занималась любовью» с одним из солдат. «Вихрем налетала я на эту парочку и проткнула девку штыком. А солдат бросился наутек, прежде чем я успела его прикончить, и скрылся», — вспоминала М. Бочкарева436 .
Однако личные отношения, привязанности, проявления чувств между мужчинами и женщинами все же имели место на войне. В известной степени фронтовая повседневность даже стимулировала остроту ощущений и пыл влюбленности, но большинство женщин-доброволок не считали для себя возможным любить и быть любимыми, отдаваясь полностью новому для себя делу —патриотическому служению Родине и овладению военным мастерством. Женщины-солдаты не только доказывали самим себе, что они могут сражаться не хуже мужчин, но и демонстрировали окружающим свои возможности и равный с мужчинами фронтовой опыт и мужество. Конечно, большинство доброволок не ставили себе задачу бороться за идеи женского равноправия, они практически реализовывали это
433 Бочарникова М. В женском батальоне смерти (1917—1918) // Доброволицы. Сб. воспоминаний. М., 2001. С. 181.
434 Такое прозвище она выбрала себе, став солдатом.
435Стайтс Р. Указ. соч. С. 404.
433Бочкарева М. Указ. соч. С. 280.
432
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века равноправие на поле боя. Россиянки, ставшие солдатами, были более активными, решительными, знали свои права и могли постоять за обиженных подруг. В воспоминаниях М. Бочкаревой приводится случай, как она вступилась на вокзале за незнакомую солдатку, которая с детьми, но без документов и денег старалась добраться до родственников437 . В данной ситуации М. Бочкарева действовала не как женщина в форме, а как фронтовик, который хотел помочь беззащитной солдатской жене. Георгиевский кавалер М. Бочкарева использовала мужской стиль поведения, понимая, что только так она сможет добиться понимания и разрешить ситуацию.
Отметим, что опытные солдаты, призванные из запаса отцы семейств, нередко оказывали покровительство женщинам-солдатам, опекали их и сдерживали сексуальную агрессию наиболее темпераментных однополчан. Некоторые женщины сами выбирали себе покровителя и старались держаться около него, что также помогало противостоять охотникам на «женское тело». Важное значение в определении положения женщины в армии имела и позиция командира и офицеров воинского подразделения. Нередко командиры полков пристально следили за взаимоотношениями женщин-солдат со своими подчиненными, особенно если они взяли этих женщин-солдат по протекции, либо они являлись их знакомыми или родственницами. В одной из частей, по воспоминаниям А. Никольского, ординарцем при командире служила его дочь. Она была солдатом, но пользовалась всеми привилегиями отца при переезде, вмешивалась в допросы пленных, держалась ближе к офицерам, чем к солдатам. Понятно, что нижние чины невзлюбили «папенькину дочку», и после одного из конфликтов она вынуждена была покинуть часть и вернуться в Петроград438 .
С другой стороны, солдаты уважали женщин в военной форме, которые сторонились офицеров и честно тянули солдатскую лямку. Мария Бочкарева, получив разрешение стать солдатом, отправилась на фронт в солдатской теплушке, отказавшись от предложения офицеров ехать с ними в пассажирском вагоне. Этот поступок М. Бочкаревой вызвал одобрение сослуживцев, которые стали теплее и бережнее к ней относиться.
437Бочкарева М. Указ. соч. С. 176—178.
438Никольский А. Указ. соч. С. 88—90.
433
П. П. Щербинин
Таким образом, отношение к женщинам в российской армии в Первую мировую войну 1914—1918 гг. было далеко не однозначным. Россиянкам, ставшим солдатами, приходилось переносить не только все тяготы фронтового быта, но и постоянно бороться за право сражаться, быть защитницей Отечества, а не обслуживающим персоналом, военной подругой, к чему часто стремились склонить их офицеры или командиры полков. Женщины-солдаты должны были быть целомудренными, иначе любая связь сразу же стала бы известна однополчанам, а репутация женщины была бы прочно связана с занятиями проституцией.
Присутствие женщин в армии не вносило облагораживающих тенденций в полковую повседневность, так как солдаты не становились обходительнее и, как правило, не проявляли снисхождения к доброволкам. Женщинам приходилось принимать и крепкий казарменный жаргон, и порой жестокие забавы сослуживцев.
К сожалению, мемуары женщин-солдат содержат совсем мало информации об их собственном быте, личной гигиене, приватной жизни. Можно лишь предположить, как сложно было женщине следить за собой под постоянным присмотром мужских взглядов. Никаких поблажек, снисхождения или индивидуального подхода женщинам-солдатам на войне ждать не приходилось. Так, М. Бочкарева вначале не решалась идти в баню вместе со своими однополчанами, но когда окопный бич - насекомые — одолели ее, она все же вынуждена была мыться в мужской компании. Вначале подобное ее решение вызывало смех и поддразнивание мужчин-солдат, но постепенно они привыкли и уже не обращали на однополчанку особого внимания439 .
Интересно, что первые женщины-доброволки старались скрыть свою женскую фигуру под военным мундиром. Не случайно наиболее успешными попытки по сокрытию своего пола были у женщин, чьи фигуры напоминали мужские или походили на юношей-подростков. Россиянки же, вставшие в ряды женских батальонов смерти в 1917 г., напротив, стремились перешить военную одежду и подогнать ее по себе440 . По воспоминаниям М. Бочарниковой, для сна-
439Бочкарева М. Указ. соч. С. 280.
440Воспоминания ударницы женского батальона смерти. Сост. Пятунин Е. // Независимая газета. 2001. 30 июня.
434
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века ряжения женского батальона брюки шили короче и шире в бедрах.441 . Женщины старались быть опрятными, поддерживать форму и привычки бравых солдат.
Женщины на фронте: героизм и самопожертвование. Первой женщиной-солдатом, по мнению Р. Стайтса, была Анна Красильникова, двадцатилетняя дочь шахтера, которая, не получив официального разрешения поступить на военную службу, переоделась в мужскую форму. Она приняла участие в 19 сражениях и была награждена Георгиевским крестом четвертой степени442 . Однако точно определить первую женщину, проникшую на фронт и воевавшую вместе с мужчинами, вряд ли представляется возможным. Дело в том, что задачей большинства из таких «беглянок на войну» было скрыть свой пол и никак не проявлять себя женщиной. Половая идентификация происходила лишь при тяжелом ранении или смерти женщины-солдата, и специальной статистики о присутствии женщин в армии не велось. Журнал «Война», описывая подвиг ефрейтора Глущенко, под именем которого служила девица Чернявская, констатировал, что большинство таких «девиц», подобно монахам, отрекались от своей личности, как бы умирали, чтобы возродиться в солдатской шинели и получить право умереть за Родину443 .
Женщинам-солдатам на войне важно было не только умение переносить тяготы фронтовой жизни, тяжелые физические нагрузки, но и доказывать окружению свою пользу и полезность в боевой обстановке. Россиянки в солдатских шинелях, несмотря на желание военного начальства удалять их подальше от боевых столкновений с неприятелем, рвались в бой и совершали героические поступки, на которые были способны далеко не все мужчины. Не случайно многие женщины, скрывавшиеся под солдатскими шинелями, были награждены боевыми наградами444 . Большинство из них получили
441 Бочарникова М. Указ. соч. С. 195.
442Polner T. Russian Local Government During the War and the Union of Zemstvos. New Haven, 1930. P. 255.
443Война. 1916. № 76. C. 10.
444 По подсчетам Ю.Н. Ивановой, по крайней мере, девять женщин были награждены Георгиевскими крестами: М. Бочкарева, А. Гиренкова, Р. Иванова, Н. Комарова, А. Палыпина, А. Потемкина, 3. Смирнова, Е. Хечинова, О. Шидловская - Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 108.
435
П. П. Щербинин
эти награды как мужчины, и лишь позже военному командованию удавалось выяснить, что героями боев были женщины.
Двумя Георгиевскими крестами была награждена Антонина Пальшина, которая под именем Антона Палыпина, купив коня и обмундирование, уехала на фронт добровольцем. Она поступила в кавалерийский полк Кубанской дивизии. Ее тайна раскрылась в госпитале, куда она была доставлена в бессознательном состоянии после ранения. Выписавшись из госпиталя, А. Пальшина окончила курсы медсестер и была направлена на фронт, но ее влекло в бой, в сражения, и снова под именем Антона она уходит в действующую армию. Женщина-солдат вновь участвовала в боях, выносила раненых, ходила в разведку, брала «языка». Однако новое ранение прервало ее военную карьеру. Георгиевского кавалера отправили в тыл на долечивание уже в женском платье, на которое она гордо приколола свои боевые награды445 .
Женщины активно осваивали мужские военные специальности. В 1915 г. автомобильная служба при Союзе земств открыла водительские курсы для женщин и с удивлением отметила, что женщины несколько уступают мужчинам в практике, но значительно выше их в теории и усердии. Все 58 женщин успешно окончили эти курсы, и отныне женщина-шофер стала вполне обычным явлением на фронте. Одной из них была бывшая бестужевка Е.П. Самсонова, которая в 1912 г. стала первой русской летчицей. Первоначально ее прошение стать военным пилотом было отклонено, и она решила стать медсестрой и шофером. Другой летчице, княгине Е.М. Шаховской, повезло больше, и она приступила к своим обязанностям сразу же после сдачи экзамена по авиации446 .
Но все же женщины в русской армии составляли абсолютное меньшинство, а главные усилия россиянок по оказанию помощи фронту сосредоточились в тылу: сбор пожертвований, работа в госпиталях, оказание помощи семьям призванных, беженцам и т.п. Тем временем женщины все настойчивее предлагали свои услуги военному ведомству. Они писали многочисленные прошения, посылали телеграммы, требовали сформировать из доброволок воинские части.
446 Кобзев И. «Кавалерист-девица» из чека // Родина. 1993. № 8—9. С. 75—77; Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 107.
446 Стайтс Р. Указ. соч. С. 383.
436
Военный фактор в повседневной жизни русской^енщины в XVIII — начале XX века
Младший унтер-офицер 28-го пехотного Полоцкого полка Мария Леонтьевна Бочкарева. 1916 г.
Женские батальоны смерти в 1917 г. Появление специальных женских воинских частей было, с одной стороны, проявлением инициативы самих россиянок, стремившихся не допустить развала фронта и предотвратить массовое дезертирство солдат с фронта. А с другой, по вполне понятным прагматическим и политическим причинам, получило поддержку Временного правительства и командования русской армии447 .
В мае 1917 г. возник женский батальон, идея создания которого принадлежала фронтовичке, Георгиевскому кавалеру М. Бочкаревой448. Приехав в столицу, она встретилась с М.В. Родзянко, которому изложила свою идею поддержки морального дух солдат путем создания под ее командованием «Женского батальона смерти».
447 Подробнее о женских батальонах и об отношении к ним на фронте и в тылу см.: Женский батальон смерти. //Нива. 1917. № 26. С. 894—896; Beatty В. The Red Heart of Russia. N.Y., 1919. P. 96—100; Астрахан A.M. О женском батальоне, защищавшем Зимний дворец // История СССР. 1965. № 5. С. 93—97; Mitchell D. Women in the Warpath: The Story of the Women of the First World War. London, 1966; Женский батальон // Военная быль. Париж, 1969. № 95; Сенин А.С. Женские батальоны и военные команды в 1917 г. // Вопросы истории. 1987. № 10. С. 176—182; Кобзев И. Женский батальон смерти // Памятники Отечества: Альманах. 1995. № 1— 2. С. 150—153; Пятунин Е. Русские Жанны д'Арк ( воспоминания ударницы женского батальона смерти) // Независимая газета. 2000.4 марта; Доброволицы. Сборник воспоминаний. М., 2001; Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 108—118; Стайтс Р. Указ соч. С. 403—403; Stockdale, Melissa К., “«Му death for the motherland is happiness»: women, patriotism, and soldiering in Russia’s Great War, 1914—1917’, American Historical Review 109 (2004) 1, 78 —116 и др.
448Подробнее о М. Бочкаревой см.: «Мой батальон не осрамит России...»: Окончательный протокол допроса Марии Бочкаревой // Родина. 1993. № 8—9. С. 78—81;
437
П. П. Щербинин
Вскоре ее инициатива получила поддержку генерала А.А. Брусилова и А.Ф. Керенского. В первый же день в 10-й Петроградский женский батальон смерти записались 1500 женщин, на следующий день — еще 500. Под штаб приспособили находившийся поблизости Коломенский женский институт.
Женщины прошли медосмотр, который должен был выявлять беременных дам. Затем доброволок коротко подстригли, выдали форму, сформировали роты и взводы. Большинство россиянок, пожелавших стать солдатами, не имели никакой подготовки449 . Они вставали в 5 утра и до 9 вечера обучались военными инструкторами Волынского полка. По наблюдению корреспондента газеты «Биржевые новости», бросалась в глаза интеллигентная внешность солдат. До 30 процентов состава батальона были курсистками, свыше 40 процентов имели среднее образование. Постигали азы военного дела и бывшие сестры милосердия. По национальному составу,кроме 8—9 эстонок и латышек, 6 евреек и одной англичанки, остальные были русские450 .
Уже через пару недель успехи «новых амазонок» были впечатляющими. Командующий войсками Петроградского военного округа генерал П. А. Половцев с удивлением констатировал: «Из вновь формируемых частей для спасения Отечества особенно интересным оказался женский батальон смерти госпожи Бочкаревой... Потеха замечательная. Хорошо отчеканенный рапорт дежурной девицы один чего стоит, а в казарме «штатская одежда» и шляпки с перьями, висящие на стене против каждой койки, производят оригинальное впечатление. Зато строевой смотр проходит на 12 баллов. Удивительные молодцы женщины, когда зададутся определенной целью... »451. Однако несмотря на успехи в подготовке женщин, в батальоне росло недовольство командованием М. Бочкаревой, которая была груба, не гнушалась заниматься рукоприкладством и т. п. В результате конфликта большинство женщин ушли из батальона, а с М. Бочкаревой осталось 300 верных ей доброволок.
Дроков С.В. Организатор женского батальона смерти. // Вопросы истории. 1993. № 7. С. 164—169; Бочкарева M. Яшка: моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. В записи Исаака Дон Левина. М., 2001 и др.
449Стайтс Р. Указ. соч. С. 404.
460 Биржевые ведомости. 1917.10 июня.
451 Половцев П.А. Дни затмения. Записки главнокомандующего войсками Петроградского военного округа генерала П.А. Половцева в 1917 г. Париж, 1918. С. 87.
438
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
На занятиях по строевой подготовке. Петроград. 1917 г.
Кто же были эти женщины? По мнению Р. Стайтса, малочисленность источников не оставляет нам ничего иного, кроме как строить предположения. Изначально в батальоне были женщины из известных семей, выпускницы университетов, крестьянки, прислуга. В числе тех, кто остался верен до конца М. Бочкаревой и пошел за ней в бой, были в основном крестьянки452. Ее помощницами были несколько дам знатного происхождения453 . Однако среди доброволок встречались и стенографистки, портнихи, фабричные работницы, студентки, сестры милосердия и врачи.
Многих из россиянок пойти в женские батальоны подтолкнули либо личное горе, либо неудача в любви. Некоторые женщины бежали от мужей, с которыми не сложилась жизнь, от постоянных избие-
452Стайтс Р. Указ. соч. С. 405.
453 В том числе дочь командующего Черноморским флотом адмирала Скрыдлова, дочь генерала Дубровского, грузинская княжна Татуева и др. — См.: Бочкарева М. Указ. соч. С. 261.
439
II. II. Щербинин
К наступлению готовы. Впереди — фронт.
Петроград. 1917 г.
ний и унижений454 . Среди доброволок в провинции было много совсем юных девушек. Нередко их порыв объяснялся стремлением отомстить за убитых на войне отцов, братьев, любимых455 . Некоторые девушки стремились увидеть мир, сбежать от обычных и однообразных будней в провинции. Среди доброволок встречались и монахини, которые считали своим долгом встать на защиту Родины.
Однако стремление уйти от личных проблем сочеталось у доброволок с неподдельной и даже фанатичной любовью к своему Отечеству456 .
434 Бочарникова М. Указ. соч. С. 176—177.
435 Иконникова Т.Я. Указ. соч. С. 334.
436 Стайтс Р. Указ. соч. С. 405.
440
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Летом 1917 г. женские военные подразделения стали стихийно возникать в различных городах: Киеве, Минске, Полтаве, Иркутске, Мариуполе, Одессе, Екатеринодаре, Харькове, Баку, Симбирске, Оренбурге, Вятке, Саратове, Хабаровске и др457 . На юге России был создан Черноморский военный союз женщин. Активную деятельность по формированию женских батальонов развернул и женский военно-патриотический союз во главе с Е.И. Моллесон458 . С 1 по 5 августа в Петрограде проходил Всероссийский женский военный съезд. На нем присутствовали представительницы женских военных организаций и воинских частей из Москвы, Киева, Саратова и других городов.
В июле 1917 г. началось обучение женской морской команды при морской стрелковой школе в Ораниенбауме459 . Россиянки активно осваивали военные специальности. Сотни провинциалок писали прошения с просьбами принять их в женские батальоны. Невеста одного из белобилетников послала своему жениху записку: «Пока ты будешь пользоваться отсрочкой от призыва, я успею за тебя повоевать с врагами Родины»460•
Однако отношение к женским частям со стороны военного командования и Временного правительства к августу 1917 г. резко изменилось. В армии усиливалось дезертирство, росло неповиновение, и пример женщин-солдат уже не мог остановить развала вооруженных сил России. С 23 августа 1917 г. Временное правительство издало постановление об использовании женских подразделений лишь для охраны железных дорог, станций, вокзалов и т.д. В справке Главного управления Генерального штаба отмечалось, что «малое число женских батальонов не возымело никакого воздействия на общую массу войска, солдаты отнеслись к ним равнодушно, а иногда и враждебно»461.
457См.: Сенин А.С. Женские батальоны и военные команды в 1917 г. // Вопросы истории. 1987. № 10. С. 176—182; Иконникова Т.Я. Дальневосточный тыл России в годы Первой мировой войны. Хабаровск, 1999. С. 332—337; Воспоминания ударницы женского батальона смерти. Сост. Пятунин Е. // Независимая газета. 2001. 30 июня и др.
45Н Женский вестник. 1917. № 5—6. С. 65.
459 См.: Иванова Ю.Н. Указ. соч. С. 117—118.
460Журавлев В.А., Боер В.М. Российская государственность и армия в 1917 г. СПб., 1999. С. 20.
461 См.: Сенин А.С. Указ. соч. С. 179.
441
Необходимо отметить, что отношение фронтовиков к «женской рати» действительно было в целом негативным462 . В «Очерках русской смуты» А.И. Деникина отмечается: «Я знаю судьбу батальона Бочкаревой. Встречен он был разнузданной солдатской средой насмешливо, цинично. В Молодечно, где стоял первоначально батальон, по ночам приходилось ему ставить сильный караул для охраны бараков... Потом началось наступление. Женский батальон, приданный одному из корпусов, доблестно пошел в атаку, не поддержанный «русскими богатырями». И когда разразился кромешный ад неприятельского артиллерийского огня, бедные женщины, забыв технику рассыпного строя, сжались в кучку — беспомощные, одинокие на своем участке поля, взрыхленного немецкими бомбами. Понесли потери. А «богатыри» частью вернулись обратно, частью совсем не выходили из окопов»463 . В бою женский батальон потерял многих доброволок убитыми и ранеными. Получила ранение и сама Мария Бочкарева464 .
В октябре 1917 г. завершилось формирование 1-го Петроградского женского батальона, находившегося в лагере на ст. Левашово. 25 октября он должен был отправиться на Румынский фронт, но вместо этого вторая рота батальона в составе 137 человек была направлена на защиту Временного правительства в Зимний дворец. Женщины хотели воевать на фронте с врагами, не желая втягиваться в политическое противостояние в столице465. Однако верные присяге и воинскому долгу, они приняли бой, демонстрируя доблесть и неустрашимость466 . Одна из защитниц Зимнего дворца была убита. По
462См.: БочкареваМ. Указсоч. С. 254—260.
463 Деникин А.И. Очерки русской смуты: крушение власти и армии. Февраль— сентябрь 1917 г. М., 1991. С. 393.
464 Подробнее о дальнейшей судьбе женского батальона на фронте: Сенин А.С. Указ, соч. С. 180—181.
465 Большевики, как и большинство других социалистов, враждебно относились к женским батальонам, которые они называли «позорными батальонами», и противились их созданию. Однако их враждебность была направлена не против участия женщин в сражениях, а против того дела, которое эти батальоны защищали. В войсках, окруживших Зимний дворец, было и несколько женщин. Количество жертв с каждой стороны было незначительным, однако следует отметить, что вооруженных большевичек, принимавших участие в событиях 25 октября, было больше, чем участниц женского батальона. — См.: Стайтс Р. Указ. соч. С. 417.
4efl Бочарникова М. Указ. соч. С. 198—201.
442
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
приказу своих командиров доброволки сложили оружие, были разоружены и арестованы. Через несколько недель батальон был расформирован467 . Другие батальоны еще продолжали существовать некоторое время, но 30 ноября 1917 г. Военный совет приказал расформировать все женские воинские части.
Долгое время ходили слухи о том, что после взятия Зимнего дворца его защитниц насиловали и пытали. Говорили, что трех женщин раздели и бросили в Неву из окон дворца, однако в это вряд ли можно поверить, учитывая ширину набережной468 . Источники свидетельствуют, что доброволки подверглись избиениям и унижениям, три из них были изнасилованы, одна покончила жизнь самоубийством. Но по признанию М. Бочарниковой, многие из доброволок погибли уже позже, когда разъезжались по домам 469 470 . Впереди многих ждала великая эпическая драма милитаризма, жестокости и доблести русских женщин на полях Гражданской войны170. Некоторые из доброволок бежали на Дон, служили в Белой армии сестрами милосердия или воевали с красными. Как отмечал А.И. Деникин: «Служили, терпели, умирали. Были и совсем слабые телом и духом, были и герои, кончавшие жизнь в конных атаках. Воздадим должное памяти храбрых»471 . Другие, как, к примеру, А. Палыпина, активно сотрудничали с Красной Армией и поддерживали власть большевиков.
Подводя итоги «проникновения» женщин в вооруженные силы России, надо иметь в виду, что россиянкам приходилось прилагать неимоверные усилия и изобретательность для достижения поставленной цели. Мужское военное сообщество никогда не воспринимало женщин-солдат всерьез, а напротив, видело в них лишь обузу и отягощение, к тому же россиянкам в военной форме приходилось постоянно сдерживать натиск ухаживаний и домогательств, которым они подвергались со стороны сослуживцев. Бои и лишения формировали у женщин-солдат свой собственный опыт войны, повышали их боевую подготовку, свидетельствовали о возможностях и
467 По другим данным женский батальон прекратил свое существование к 10 января 1918 г. — См.: Сенин А.С. Указ. соч. С.181—182.
468См.: Стайтс Р. Указ. соч. С. 409—410.
469Бочарникова М. Указ. соч. С. 205.
470См.: Стайтс Р. Указ. соч. С. 418
471 Деникин А.И. Очерки русской смуты: крушение власти и армии. Февраль— сентябрь 1917 г. С. 393.
443
П. П. Щербинин
резервах женского организма. Россиянки продемонстрировали способность женщин наравне с мужчинами решать самые сложные задачи, а в некоторых случаях даже превосходили их своей дисциплиной и желанием сражаться до последней возможности, умением выполнять приказы.
Риторический вопрос о том, есть ли в армии место женщине, был решен положительно в условиях тотальной Первой мировой войны 1914—1918 гг. Не случайно в Советской России, а потом и в СССР существовали многочисленные женские воинские подразделения, а традиции женского присутствия в армии получили дальнейшее развитие, в том числе и в современной России.
444
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУШ — начале XX века
Ш.З ДАМСКИЕ КОМИТЕТЫ КАК ПРОЯВЛЕНИЕ ОБЩЕСТВЕННОЙ САМОРЕАЛИЗАЦИИ И САМОДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЖЕНЩИН В ПЕРИОДЫ ВОЙН РОССИИ XIX — НАЧАЛА XX в.
445
ГТ. П. Щербинин
В периоды войн, которые вела Россия в XIX - начале XX в., происходили серьезные изменения не только в военном управлении, экономике, но и в общественной жизни, проявлялись новые тенденции социального поведения и настроений россиян и россиянок. Одним из свидетельств модернизации сознания и психологического восприятия россиянками военных событий являлось участие женщин в различных общественных инициативах, а также создание женских патриотических организаций. Необходимо заметить, что их появление было напрямую связано с тяготами военной поры и потребностями проявления общественной деятельности населения, а также с традициями женской благотворительности и милосердия в России, в том числе и в прежние мирные годы.
Для многих россиянок, проявивших себя в годы войн России XIX — начала XX в. активными общественными деятельницами различных патриотических организаций, их собственные поступки и инициативы представлялись им самим вполне естественными, отражали перемены в миропонимании и самооценке женщин, диктовались не только эмоциями, но и пониманием необходимости собственного участия в помощи Родине в критические для нее периоды. Важно отметить и то обстоятельство, что самодержавие в периоды войн вынуждено было идти навстречу россиянкам — патриоткам, разрешая им общественные или полуобщественные объединения (дамские комитеты, дамские общества, женские союзы, женские комитеты, попечительские советы и т. п.), которые были немыслимы прежде в довоенные годы. Конечно, все эти женские объединения могли вести свою деятельность лишь при явной поддержке властей и одобрении ее Высочайшим именем. Таким образом, женская инициативность в военные периоды по сбору пожертвований, помощи семьям призванных на войну и т. п. могла протекать лишь при разрешении властей и соблюдении строгой отчетности по расходованию собранных средств. Кроме того, порой более жестким и бескомпромиссным по отношению к самостоятельной роли россиянок и женским общественным объединением было их собственное социальное и корпоративное окружение, консерватизм и стереотипы общественного мнения в отношении места женщины в семье и социальной иерархии в российском обществе.
Даже в конце XIX в., по признанию председательницы женского взаимно-благотворительного общества А.И. Шабановой, отношение
446
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
публики к деятельности любой женской организации было скепти-чески-недоверчивое, «мужской половины - злорадно-насмешливое, пресса (не вся) занималась писанием карикатур... И в самом деле: какая смелость! Женщины задумали творить дело без мужчин...На карикатурах изображалось, как мужья с грудными младенцами на руках дежурили у подъезда, ожидая жен, забывших о своих обязанностях»472. Таким образом, важнейшей задачей женских общественных объединений было преодоление подобного отношения к их организациям власти, общества, да и самих россиянок, многие из которых не только не поддерживали, но и сами осуждали деятельность женщин—«активисток».
Как справедливо заметила А.С. Туманова, недоверчивое отношение царского правительства к частной инициативе и недооценка ее возможностей в условиях самодержавного строя находили отражение в действовавшем в отношении общественных организаций законодательстве. Вплоть до начала XX в. в России отсутствовал единый закон об обществах473 .
Лишь в годы войны для центральных и региональных властей становилось вполне очевидным, что женские организации являлись не только вполне патриотичными, но и выполняли многие функции и задачи, которые обязано было бы нести само государство (организация лазаретов, сбор пожертвований для призрения детей-сирот, посылки на фронт, обучение сестер милосердия и т. п.), но на которые у него не хватало не только средств, но часто желания и возможностей. Резонанс от деятельности женских патриотических организаций был столь выразителен и эффективен, что это принималось царским правительством во внимание для подъема настроения в тылу, служило неоспоримым свидетельством единения народа и армии, власти и общественности ради победы в войне. К тому же большинство женских патриотических объединений в XIX - начале XX в. в сословном отношении были дворянскими, а значит, не вызывали сомнений в лояльности власти, подчинялись требованиям законодательства и могли контролироваться региональными властями.
472 Двадцатилетие русского женского взаимно-благотворительного общества // Исторический вестник. 1915. № 12. С. 981.
473 Туманова А.С. Самодержавие и общественные организации в России. 1905— 1917 годы. Тамбов, 2002. С. 91.
447
П. П. Щербинин
По мнению немецкого историка Люца Хэфнера, специально изучавшего общественные объединения и ассоциации дореволюционной России, любая самоорганизация граждан в России должна была ограничиваться хотя и общественным, но неполитическим пространством, а частная инициатива могла разворачиваться лишь под надзором государства474 . Вне сомнения, патриотические женские объединения в России также находились под наблюдением и вызывали к себе повышенный интерес в местном обществе475 . Вполне очевидно, что тотальный контроль власти над всякой общественной деятельностью распространялся на все проявления женской инициативности в годы войн России XIX — XX вв.
Первые женские общественные организации военных лет носили ярко выраженный благотворительный характер. И для многих дворянок, которые пытались найти себя в общественной деятельности на благо Отечества в годы войны, это была единственная возможность проявить свои способности и возможности в конкретной патриотической деятельности. В обычные мирные годы, в условиях господствовавшего в России патриархального общественного мнения, женщины не имели возможности посвятить себя какой-либо профессиональной деятельности, найти самостоятельный заработок или службу476 .
Понятно, что инициатива создания центральных патриотических женских организаций могла принадлежать лишь членам царской фамилии или высшим сановницам, а в провинции - женам губернаторов и предводителей дворянства. И все же важнее всего был не столько сам импульс создания той или иной женской организации, сколько мгновенный отклик на нее и искреннее желание участво
474 Хэфнер Л. «Храм праздности»: ассоциации и клубы городских элит в России
(на материалах Казани. 1860—1914 гг.) // Зорин А.Н. и др. Очерки городского быта дореволюционного Поволжья... С. 478.
476Подробнее о региональном обществе и его особенностях: Хэфнер Л. Civil Society, Buerger turn и «местное общество»: В поисках аналитических категорий изучения общественной и социальной модернизации в позднеимперской России // Ab Imperio. 2002. №3. С. 161—2008.
47бКондрашкина Л.Г. «Женский вопрос» в России и возникновение сестринского движения в 40—50-е гг. XIX в. // Женщина в гражданском обществе: история, философия, социология. Материалы VI конференции «Российские женщины и европейская культура», посвященной теории и истории женского вопроса и общественного движения / Сост. и отв. ред. Г.А. Тишкин. СПб., 2002. С.154.
448
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
вать в реальных делах значительного числа россиянок, конкретно проявлявших свое стремление оказывать помощь пострадавшим от войны и членам семей призванных. Хотя руководительницами женских организаций в провинции являлись прежде всего жены наиболее влиятельных региональных представителей (жены губернаторов, командиров полков, предводителей дворянства, исправников, купцов), но все же большинство женщин, участвовавших в работе женских патриотических объединений, не принадлежало к политической элите, а относилось скорее к «среднему» слою своего сообщества. К тому же с течением времени происходила неуклонная демократизация женских организаций, в которых все большую роль играли жены разночинцев, представительницы интеллигентных профессий477 .
Как же развивалось женское общественное движение в военные годы? Насколько сами женщины и общество были готовы к таким проявлениям инициативы и самоорганизации? Существовала ли преемственность между женскими общественными организациями, традиции «дамского движения», или же россиянкам всегда приходилось заново формировать свои патриотические сообщества в период очередной войны?
Рассмотрим основные этапы и эволюцию женских благотворительных патриотических объединений, посвящавших всю свою деятельность помощи семьям призванных на войну нижних чинов, раненых и увечных воинов, а также членам их семей, сбору пожертвований, оказанию посильной помощи Отечеству в периоды войн XIX - начала XX в. Заметим, что женщины издавна принимали участие в уходе за ранеными и больными воинами, но эта помощь, как правило, была сугубо частным делом. Еще в средние века женщины не только ухаживали за родственниками, пострадавшими в сражениях, но и помогали им в приютах для раненых.
477 Щербинин П. Патриотическая деятельность дамских комитетов Тамбовской губернии в период войн 19 — начала 20 в. // Гендерные исследования в гуманитарных науках: современный подход. Мат-лы междун. научн. конференции (15—16 сентября 2000 г.). Иваново, 2000. С. 24—29; Его же. Гендерные аспекты патриотических движений в периоды войн XIX — начала XX в. (женский патриотизм военной эпохи как социокультурное явление) // Российские женщины и европейская культура: Материалы V конференции, поев, теории и истории женского движения / Сост. и отв. ред. Г.А. Тишкин. — СПб., 2001. С. 67—70.
449
П. П. Щербинин
В некоторых монастырях существовали традиции принимать на лечение больных и увечных воинов478 . Однако организованного женского движения, общественных объединений, проявлений широкой частной благотворительности среди россиянок в периоды войн вплоть до XIX в. не было.
Отечественная война 1812 г. и деятельность первых женских организаций для помощи раненым и больным воинам. Война 1812 г. послужила катализатором роста женского самосознания, проявления самостоятельной роли россиянок в оказании помощи больным и раненым воинам, участия в сборе пожертвований на военные нужды, призрении инвалидов и вдов солдат и офицеров русской армии479 . Именно в это время возникли первые женские общественные корпоративные организации, посвящавшие свою деятельность помощи пострадавшим от военных действий.
Одной из таких организаций было Императорское женское патриотическое общество (далее - ИПО)480, явившееся первым женским светским общественным объединением в России. Общество возникло 12 ноября 1812 г., когда появилась насущная потребность в оказании поддержки тем, кто наиболее пострадал от войны и нуждался в срочной помощи. И хотя большинство исследователей истории женских общественных организаций отмечают, что главным толчком к созданию ИПО было патриотическое настроение, охватившее русское общество в военный период, нам представляется, что наряду с этим традиционное милосердие, человеколюбие и отзывчивость женщин-дворянок сыграли свою роль в объединении женских усилий. К тому же в рассматриваемый период именно благотворительность была едва ли не единственным способом для женщин проявить себя в общественной сфере и принять участие в конкретной деятельности вне рамок семьи.
478 Илинский П.А. Русская женщина в войну 1877—1878 гг. Очерк деятельности сестер милосердия, фельдшериц и женщин — врачей. СПб., 1879. С. 1.
479 Подробнее о благотворительной патриотической деятельности женщин в столицах, участии женщин в борьбе с захватчиками см.: Зарин А.Е. Женщины-героини в 1812 г. Очерки и рассказы из эпохи великой Отечественной войны. СПб., 1912; Соколовская. Русская женщина 12-го года // Вестник императорского общества ревнителей истории. 1916. Т. 3. С. 121—128 и др.
480См.: Шумигорский Е.С. Императорское Женское Патриотическое Общество. 1812—1912. СПб., 1912.
450
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Официальная версия создания ИПО состоит в том, что императрица Елизавета Алексеевна выступила с инициативой объединения женщин из петербургской дворянской элиты. Но вполне вероятно, что знатные и влиятельные жительницы столицы сами проявили инициативу создания такой женской организации, пригласив императрицу для статусности и в силу традиций корпоративных дворянских общественных отношений начала XIX в.
В первых объявлениях о деятельности ИПО было заявлено, что оно будет иметь единственной целью «призрение всех от войны страждущих семейств, по мере возможности и общего содействия. К сей патриотической цели приглашает оно всех соотечественниц. Оно надеется также, что и в других городах Империи будут основаны на тех же самых правилах такие же патриотические общества, будучи убеждено в том, что во всех частях пространного нашего Отечества господствует то же самое стремление к спасению оного, та же самая любовь к его независимости и славе»481. Заметим, что женские объединения с аналогичными задачами существовали к этому времени в Пензе, Риге и других городах. На призыв ИПО откликнулись и выслали свои денежные взносы дворянки и купчихи из Ярославля, Перми, Житомира, Воронежа, Саратова, Астрахани, Томска, Тверской, Киевской, Полтавской и других губерний.
Однако инициатива создания ИПО не была уникальной. Во многих тыловых губерниях России в 1812 г. разворачивалась самостоятельная деятельность «местных дам», их инициативность и самоорганизация. Иногда импульсом для создания местной женской организации в губернском городе являлся фактор психологического «заражения», необходимости не отставать от других женских объединений в каком-то соседнем регионе. В некоторых случаях женскую самодеятельность и благотворительность инициировало губернское и уездное начальство. Так, в 1812 г., сразу после начала военных действий, тамбовский губернатор П.А. Нилов обратился ко всем тамбовским дамам со следующим воззванием: «К вам я обращаюсь, почтенные российские болярыни, с просьбою приготовить кто сколько может бинтов и корпий. Ваше хозяйство ничего не по
181 Жукова Ю. Первая женская организация России (Женское Патриотическое Общество в Петербурге 1812—1826 гг.) // Все люди сестры. Бюллетень / ПЦГИ. СПб., 1996. № 5. С. 38—56.
451
П. П. Щербинин
терпит, если вы несколько часов уделите на изготовление запрашиваемых мною потребностей, которые зависят от вашей чувственности. Помещицы тамбовских округ! Вам особенно предоставлена честь успокоить русских воинов и слезою умиления облегчить их боль, от нанесенных злодеями ран терпимою»482 .
Призыв губернатора нашел мгновенный отклик в женских сердцах. Тамбовчанки — дворянки, купчихи и некоторые мещанки— ухаживали за ранеными воинами в лазаретах, собирали бинты, оказывали содействие беженцам и пострадавшим от военных действий. В списках жертвователей на помощь армии, для открытия лазаретов встречается немало женских имен. Так, жена прапорщика Сусанна Жукова из Спасского уезда пожертвовала средства на 6 чугунных пушек, а вдова коллежского асессора Ульяна Тимофеева -100 рублей. Великая княгиня Екатерина Павловна с принадлежавших ей в Кирсановском уезде душ велела поставить и отправить в Тверь отряд ратников483 .
Но все же организованного женского движения в провинции в этот период еще не было. Слишком сильны были традиции патриархального мировоззрения современников, оценки места и роли российской женщины в семье, ее положения в обществе. Да и большинство россиянок сами еще не осознавали возможностей самостоятельного участия в женских организациях. По воспоминаниям одной из современниц Отечественной войны 1812 г., она даже не смела заикаться о своих патриотических мыслях родителям, так как «в мое время дамы не входили в разговоры и суждения о подобных вещах»484 . К тому же прекращение военных действий, окончание войны немедленно способствовало снижению общественной инициативы и патриотических настроений в России в целом. Большинство женских общественных организаций патриотической направленности прекратили свое существование. Женщины не видели уже необходимости своего участия в общественной деятельности, а власть в центре и на местах совершенно не приветствовала любые обществен-
482 Тамбовская губерния в1812 — 1813 гг. Рефераты и статьи членов Тамбовской ученой архивной комиссии, с приложением документов. Тамбов, 1915. С. 5.
483Там же. С. 9.
484Записки Ф.П. Леонтьевой (1811, 1812, и 1813 годы) // Русский вестник. 1883. № 12. С. 879.
452
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века ные объединения. В этом явлении проявлялись сущность и особенности российской государственности, отношение власти к общественным организациям и проявлениям самостоятельности россиян и россиянок.
Самодержавие, таким образом, допускало общественную инициативу населения, как правило, лишь в критические периоды, которыми были годы военного лихолетья. Но после окончания войны власть давала ясно понять, что государство не нуждается больше в подобных объединениях, и деятельность общественных организаций почти сразу же сворачивалась. Вероятно, что и сами россиянки быстро переключались на гражданские, мирные повседневные заботы, семейные ценности и мало помышляли о необходимости продолжения участия в деятельности женских общественных объединений. К тому же и само российское общество скептически и подозрительно относилось к «женскому патриотизму», предпочитая ему патриархальные и привычные оценки женской повседневности.
В период Крымской войны 1853—1856 гг. женские организации почти не проявляли своей деятельности485 , а участие женщин в благотворительности военной поры отмечалось лишь в контексте участия различных слоев россиян и россиянок в сборе средств для нужд армии и формировавшихся региональных ополчений. Впрочем, и среди жертвователей периода Крымской войны 1853—1856 гг. женщины встречаются достаточно редко, чаще всего как жены купцов, чиновников или дворян. Отдельные «знатные дамы», жены офицеров отправлялись с мужьями на войну, помогали больным и раненым, но это была их личная инициатива, но не общественная деятельность. Одной из важнейших причин подобной «сдержанности» россиянок и отсутствия инициатив по объединению их в самостоятельные организации, была атмосфера эпохи царствования Николая I, когда подвергались гонению любые проявления инакомыслия и общественной активности россиян и россиянок. Самодержавие и его институты ревностно следили за верноподданническими настроениями населения, отвергая любые попытки проявления свободомыслия и коллективного общественного мнения. В таких условиях в период Крымской войны 1853—1856 гг. власть не позво-
485 Движение сестер милосердия и вся деятельность россиянок, связанная с ним, рассматриваются в отдельном разделе монографии.
453
П. П. Щербинин
ляла женщинам объединяться даже при вполне патриотических идеях и замыслах. Надо признать, что опыт женских организаций периода Отечественной войны 1812 г. оказался невостребованным и забытым. Подобное отношение властей к традициям общественных организаций россиянок, формам проявления ими патриотизма и милосердия, являлось вполне типичным явлением взаимоотношения самодержавия и общества в императорской России в XIX — начале XX в. Да и сама память войны не нашла своего глубокого отражения в мировоззрении современниц, а опыт общественной самоорганизации периода Отечественной войны 1812 г. был слишком мал. К тому же россиянки ждали, что поступит Высочайшее распоряжение или разрешение о возможности проявлений женского патриотического чувства. Однако Николай I не считал нужным и необходимым инициировать любой, в том числе и женский, импульс общественной самодеятельности.
Русско-турецкая война 1877—1878 гг. и дамские комитеты. Рассматривая деятельность женских организаций и частную инициативу россиянок в период войны 1877—1878 гг., необходимо учитывать особенности политического развития России пореформенного периода. Александр II частично освободил своих подданных от государственной опеки, предоставив им свободное пространство, правда, под контролем все того же государства486 . Женское участие в патриотических движениях этого периода стало формой нравственной и гражданской самореализации, общественного служения, неизбежным откликом женского сердца на страдания больных и раненых воинов. Современники не зря называли всю эту деятельность женских обществ «блистательной»487 . Для самих женщин это была возможность реализовать себя в новом качестве, за пределами прежних стереотипов женщины - матери и домохозяйки, заставить общество «открыть» неизвестные прежде стороны общественной деятельности российской женщины. Вполне вероятно, что определенный импульс общественным инициативам россиянок придал и сам период реформ 60—70-х гг. XIX в., когда все россиянки и россияне почувствовали ветер перемен и стали осознавать себя в ином каче-
486Хэфнер Л. «Храм праздности»: ассоциации и клубы городских элит в России (на материалах Казани. 1860—1914 гг.). С. 478.
487 Лазаревич И.Л. Деятельность женщин. Харьков, 1883. С. 75—76.
454
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века стве и предполагать дальнейшие перспективы в общественной жизни. Власть сама как бы давала понять, что перемены будут продолжаться, и в этом смысле женские объединения носили уже не только патриотический, но и, несомненно, гражданский характер, выявляя повседневные реалии «новых» россиянок, жаждавших общественного признания и реальной оценки своей деятельности.
В середине 70-х гг. XIX в. в России активизировались патриотические настроения, общественная инициатива по оказанию помощи братским славянским народам в их противостоянии Турции. Многие женщины заявляли о своем желании стать сестрами милосердия, однако их прием в члены общества Красного Креста долгое время тормозился со стороны ряда влиятельных лиц из Синода. И все же общественные настроения и потребности армии в младшем медперсонале в условиях надвигавшейся войны с Турцией вынудили правительство дать согласие на образование при обществе Красного Креста специальных «дамских комитетов». В задачу этих комитетов входило: 1) способствовать увеличению средств общества; 2) заниматься подготовкой сестер милосердия; 3) заготавливать различные предметы, необходимые для раненых и больных воинов. В комитеты входили женщины почти исключительно из дворянской среды. К марту 1876 г. в России существовало уже 36 дамских комитетов в разных городах России с более чем 1200 членами488.
Дамские комитеты стали наиболее эффективной формой для проявления женской инициативы в тыловых губерниях России и в годы русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Всего к 1 февраля 1878 г. в России действовал 81 дамский комитет. В некоторых крупных городах их было несколько: в Петербурге - девять, в Москве - три, в Варшаве - два и т. п.489 .
Эти организации российских женщин позволяли им самостоятельно вести дела, проводить сбор пожертвований, инициировать различные патриотические действия в российской провинции. Тотальный контроль власти над общественным движением в России допускал в военное время лишь эту самоорганизацию женщин под
488Шибков А.А. Первые женщины-медики России. Л., 1961. С. 50.
489 Список председательниц дамских комитетов опубликован в работе Илинского П.А. Русская женщина в войну 1877—1878 гг. Очерк деятельности сестер милосердия, фельдшериц и женщин — врачей. СПб., 1879. С. 42—43.
455
IL П. Щербинин
названием дамских комитетов или кружков. Конечно, таким организациям для открытия своей деятельности требовалось разрешение губернатора, но по традиции «первая леди» губернии и должна была возглавлять губернский дамский комитет. Так, в 1877 г. председательницей Тамбовского губернского дамского комитета стала жена губернатора княгиня Евгения Федоровна Шаховская-Стрешнева490 . Другие дамские комитеты в губернии (Моршанский и Козловский) возглавляли жена уездного предводителя дворянства и дочь генерала491. Попытаемся реконструировать деятельность этих дамских комитетов, которая была вполне типична и для других регионов России. Заметим, что в деятельности Тамбовского дамского комитета, наряду с женщинами, участвовали и мужчины: казначеи А.А. Ветчинин, А.А. Боткевич.
Средства для своей деятельности женские организации обычно черпали из нескольких источников: взносов членов дамских комитетов, пожертвований частных лиц, доходов от проведения увеселительных мероприятий (балов, маскарадов, лотерей, спектаклей и др.), кружечных сборов. В деятельности этих женских объединений формально принимали участие несколько сотен человек, но наиболее активными были лишь несколько десятков женщин. Такая ситуация складывалась практически повсеместно: обычно лишь около десяти процентов членов женских, как, впрочем, и мужских общественных объединений занимались реальными делами, конкретной деятельностью. Остальные же предпочитали вносить членские взносы или пожертвования и не отягощать себя дополнительной нагрузкой и общественными заботами. Причины этого явления крылись, на наш взгляд, как в собственной неподготовленности многих членов женских объединений к общественной деятельности, так и в традициях воспитания и образа жизни женщин в их социуме. Для замужних женщин, если только они не руководили дамскими комитетами и не обязаны были в силу должности мужа возглавлять эти организации, вероятность повседневного участия в патриотических и других акциях была весьма незначительна.
Дамские комитеты заявляли о важности объединения всех женских инициатив как по призрению семей призванных на войну ниж
490 Тамбовские губернские ведомости. 1878. 4 марта.
491 Тамбовские губернские ведомости. 1877. 31 декабря.
456
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
них чинов, так и по оказанию помощи больным и раненым воинам. Проводился сбор не только денежных, но и вещевых пожертвований: холста, ниток, ветоши, сукна, чая, сахара, табака, хинина и др. При Тамбовском губернском дамском комитете была учреждена и община сестер милосердия, которая занималась медицинской подготовкой женщин, желавших отправиться в лазареты на театр военных действий. Всего было подготовлено 36 сестер милосердия и 61 сиделка. Реальным результатом деятельности активисток дамских комитетов было устройство и снабжение специального санитарного поезда № 16 на 210 человек, снабжение одеждой, бельем, обувью и деньгами на путевое довольствие нижних чинов, лечившихся с 1877 г. в лазаретах общества Красного Креста Тамбовской губернии. Санитарным поездом было перевезено за период войны более 850 раненых воинов492 . Заметим, что и в других регионах России дамские комитеты, состоявшие при обществах попечения о больных и раненых воинах, брали на себя содержание, обеспечение всем необходимым будущих сестер милосердия493 . Современники отмечали важную сторону деятельности дамских комитетов: «Дамы встречают на станции железной дороги каждый проходящий санитарный поезд, сопровождают оттуда больных в лазареты, поочередно дежурят в них, ведут переписку больных с их родными и вообще стараются облегчить участь больных с той заботой и усердием, которые доступны только сердцу русской женщины»494 .
Деятельность дамских комитетов Тамбовской губернии в годы русско-турецкой войны 1877—1878 гг. вызывала широкую поддержку местных властей и провинциальной общественности. В «Тамбовских губернских ведомостях» регулярно печатались статьи и материалы, отчеты дамских комитетов об их деятельности, что способствовало популяризации данной общественной инициативы тамбовских женщин. Заметим, что и в других регионах России периодическая печать уделяла много внимания общественным начинаниям россиянок в годы войны. Подобное пристальное внимание печати к деятельности дамских комитетов объяснялось не только интересом и новизной,
492ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 2778 ч. 1. Л. 124.
403 ГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 3214. Л. 36.
404 Илинский П.А. Русская женщина в войну 1877—1878 гг. Очерк деятельности сестер милосердия, фельдшериц и женщин-врачей. СПб., 1879. С. 9.
457
П. П. Щербинин
патриотической направленностью деятельности женских объединений, но и общим правилом для всех общественных организаций — обязательной публикации о расходе пожертвованных средств и вещей и их поступлении адресатам. Тем не менее общество и власть убедились не только в милосердии и человеколюбии представительниц дамских комитетов, но и в их самоотверженности и жертвенности. Многие из россиянок тратили большую часть своего времени на общественные нужды, проявляли чудеса выдержки, старания и активности. Для некоторых женщин возможность посвятить свое свободное время общественной деятельности, проявить себя активной и патриотичной гражданкой значили очень много. Перед женщинами открывались новые невиданные прежде возможности самореализации, преодоления многих стереотипов женской повседневности и развитие самосознания в эпоху модернизации и эмансипации российского общества пореформенной России.
Представляется весьма занятным обращение к губернатору по поводу сбора пожертвований на военные нужды председательницы Тамбовского дамского комитета общества попечения о раненых и больных воинах княгини Е.Ф. Шаховской-Стрешневой не как жены, а в качестве общественной деятельницы. Она официально просила губернатора об оказании ей содействия в поступлении добровольных пожертвований и обложении крестьян для этих целей специальным взносом. Губернатор так же письменно вынужден был отказать «главной даме», сославшись на то, что закон запрещал подобные обложения крестьян. Ему пришлось напомнить своей супруге-председательнице, что пожертвования могут собираться лишь добровольно, а не принуждаться губернатором. И все же данное обращение руководительницы регионального дамского сообщества к власти свидетельствовало о новом мироощущении россиянок, осознании ими собственной роли и значимости в условиях тыловой военной повседневности. Переписка губернаторши с мужем не была позой или игрой в самостоятельность, а выражала изменения в менталитете россиянок, стремление акцентировать внимание не на личных проблемах, а на общественных интересах.
Окончание военных действий и заключение мира в 1878 г. вновь привели к ликвидации женских общественных организаций как в столицах, так и в регионах России. Власти и общество не видели больше необходимости в дальнейшем существовании женских объедине
458
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
ний, считая, что они уже вполне выполнили свою роль в помощи больным и раненым воинам, сборе пожертвований на военные нужды, патриотическом воздействии на население и т.п. Не возражали против самоликвидации организаций и сами женщины, участницы дамского патриотического движения в годы войны 1877—1878 гг. Они также были удовлетворены, испытывали чувство выполненного долга и полезности своей деятельности в период войны. К тому же власти всячески давали понять женщинам-общественницам, что их деятельность должна завершиться, а сами они обязаны возвратиться к своим прежним занятиям. Лишь несколько женских общественных организаций в России в послевоенные годы продолжили свою деятельность, посвятив ее помощи вдовам нижних чинов495 .
Очевидно, что необходим был новый импульс для активизации женской самодеятельности, и таким «возбудителем» женской инициативы в России могла быть только новая война. Парадоксальность взаимодействия власти и общественности в отношении к женскому движению в России заключалась именно в таком охранительно-разрешительном варианте: помощь и участие женщин в оказании содействия армии, семьям призванных на войну, Красному Кресту приветствовались и поощрялись только в годы войны и ни в коем случае — после ее окончания. Военные действия, тяготы и лишения военных лет, военная повседневность, таким образом, открывали дорогу женской инициативности и самостоятельности, но завершение войны служило сигналом к прекращению деятельности патриотических общественных объединений. И все же традиции самостоятельной деятельности женских общественных организаций военной поры имели несомненную ценность для приобретения опыта гражданственности и самореализации россиянок, развития их правосознания и самодеятельности.
Дамские комитеты в годы русско-японской войны 1904 — 1905 гг. Новый подъем женской общественной самоорганизации был вызван событиями русско-японской войны 1904 — 1905 гг., когда российское общество, вновь очнувшись от спячки, проявило глубокую заинтересованность в благотворительности и самодеятельности. В «Женском вестнике» в 1904 г. отмечалось, что «война заставила
495 Отчет комитета Рижского дамского кружка для выдачи пособий вдовам нижних воинских чинов. Рига, 1884.
459
П.П Щербинин
встрепенуться все общество, и женщины не остались индифферентными. Они приняли в войне живое и деятельное участие. Они устремились на Дальний Восток в качестве врачей и сестер милосердия, а дома занялись заготовкой белья и других вещей для больных и раненых воинов. В этом деле принимали участие женщины различных слоев общества: знатные дамы, образованные женщины среднего сословия, простые работницы.., последние, несмотря на ежедневный тяжелый труд, которым им приходится добывать себе средства к существованию, находили возможность уделять время на бесплатное шитье для раненых»496. Таким образом, русско-японская война 1904 — 1905 гг. способствовала демократизации женского общественного движения, направленного на помощь больным и раненым воинам, семьям призванных на войну нижних чинов, солдат-инвалидов и солдатских вдов.
Следует в то же время признать, что участники движения за равноправие женщин в России в политической сфере, феминисты мало интересовались нуждами и потребностями сотен тысяч солдатских жен в военные годы. Лидеры российского женского освободительного движения были так увлечены собственной риторикой и полемикой между собой, что не считали важным н нужным оказывать реальную практическую помощь нуждающимся в ней соотечественницам. В солидном исследовании О.А. Хасбулатовой «Опыт и традиции женского движения в России (1860—1917)»4” неслучайно ничего не сказано об участии женщин-активисток в деятельности по оказанию помощи или сбору пожертвований в годы русско-японской войны 1904—1905 гг. Таким образом, очевидно, что «женский вопрос» был связан с обретением прав и свобод, противостоянием «торгу женщинами» ит. п., но совершенно не затрагивал конкретной деятельности женского сообщества в годы русско-японской войны 1904—1905 гг.4’8.
В первые недели после начала военных действий повсеместно в провинции по инициативе губернаторов стали возникать губернс
'“Женщина и война// Женский вестник. № 1. 1904. С. 19.
*” Хасбулатова О. А. Опыт и традиции женского движения в России (1860—1917). Иваново, 1994.
Пушкарева Н.Л. Русская женщина: история и современность. Два века изучения «женской темы» русской и зарубежной наукой. 1800—2000. Материалы к библиографии. М., 2002. С. 19—23.
460
кие, а потом н уездные дамские комитеты. Возглавляли их, как и во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг., жены губернаторов. Так, уже 10 февраля 1904 г. супруга тамбовского губернатора Мария Александровна фон дер Лауниц, являвшаяся и до войны попечительницей местной общины сестер милосердия, возглавила губернский дамский комитет, образованный для сбора пожертвований и помощи больным и раненым воинам. Были организованы обучение и ускоренный выпуск сестер милосердия, которые отправлялись в военные госпитали на театр военных действий. В апреле 1904 г. на Дальний Восток был направлен санитарный отряд на 100 коек в составе 4 врачей, 15 сестер и 20 санитаров400.
В Москве дамский комитет Красного Креста возглавляла супруга московского генерал-губернатора великая княгиня Елизавета Федоровна*00. Нередко губернаторы призывали стать во главе дамских комитетов видных представительниц дворянства или купечества. Уже 6 февраля 1904 г. енисейский губернатор генерал-майор И.А. Айгустов, бывший по должности также и председателем губернского управления российского общества Красного Креста, через городские газеты обратился к населению губернии с просьбой возобновить работу Красноярского дамского комитета с целью оказания помощи русским воинам по случаю открытия военных действий на Дальнем Востоке. 11 февраля 1904 г. Красноярский дамский комитет начал свою деятельность, его председательницей была назначена известная в губернии меценатка Е.П. Кузнецова501
Интересно, что в уездных городах участницы дамских комитетов не ограничивались сбором пожертвований и отправкой подарков и необходимых вещей для солдат на фронт, но и сами принимали участие в пошиве одежды, полотенец, рукавиц и пр. Женщины — дворянки, купчихи, чиновницы, учительницы заявляли, что они «желают работать физически, чтобы чувствовать себя нравственно удовлетворенными в том, что и они не в стороне от великих моментов в жизни государства »502 .
«“ГАТО. Ф. 4. Он. 1.Д. 6512. Л. 16-18.
““Власов П.В. Благотворительность н милосердие в России. М., 2001. С. 418—419.
“* Киселев Л. День белой ромашки // Красноярский рабочий. 1996.15мая.
“"Козловская газета. 1904. 26 февраля.
461
П. П. Щербинин
Некоторые мужчины также изъявляли желание оказывать содействие дамским комитетам в их патриотической деятельности в годы войны. В отношении такого возможного членства мужчин в дамских комитетах нередко разгорались оживленные дискуссии и споры. В г. Козлове в 1904 г. горячие дебаты местного женского сообщества вызвали желание двух мужчин стать членами дамского комитета. Некоторые дамы согласны были принять в организацию и мужчин, ссылаясь на то, что в уставе Красного Креста не было указаний на этот предмет. Но большинство дам «решительно восстало против вторжения «стороннего» элемента в дело, создаваемое женской инициативой и энергией»503 . Впрочем, надо учитывать, что желание мужчин «внедриться» в дамские комитеты было исключением из правил и нечасто встречалось. Женщины-общественницы в большинстве случаев выступали за «чистоту рядов», не желая делиться с мужчинами своей деловитостью и ответственностью за участие в патриотических инициативах.
Иногда дворянки организовывали вне общества Красного Креста собственные женские организации, которые также занимались сбором пожертвований и отправкой на фронт белья, одеял и теплой одежды. В Тамбове и Елатьме в 1904 г. существовали дамские кружки, снабжавшие солдат, уезжавших на фронт, необходимыми вещами. Так, призванным из уезда солдатам было подарено свыше 800 смен теплого белья504 . В некоторых городах были несколько дамских комитетов.505 В столице также существовали небольшие частные дамские кружки, которые подчиняли свою деятельность посильной помощи семьям запасных нижних чинов, призванных на войну. Один из таких кружков возглавляла жена министра финансов А.В. Коковцова506 .
Важно заметить, что все женские организации регулярно публиковали отчеты в периодических изданиях о своей деятельности, поступлениях пожертвований и их отправке в армию, а один экземпляр отчета обязательно направлялся губернатору. Кроме того, многие дамские комитеты специально издавали отчеты о своей деятель-
503Козловская газета. 1904. 15 февраля.
504Тамбовский голос. 1905. 19 июня.
505 Козловская газета. 1904.15 февраля.
506Отчет дамского кружка по оказанию помощи по случаю войны. Пг., 1915. С. 3.
462
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века ности в годы войны, делая достоянием общественности все направления своих конкретных дел507 . Открытость и гласность женских организаций были не только делом их чести и свидетельством целенаправленного расходования пожертвований, но и являлись обязательным требованием властей и общества по отношению к деятельности таких организаций в годы войны.
Конечно, дамские комитеты не являлись во время русско-японской войны 1904—1905 гг. монополистами сбора пожертвований и помощи больным и раненым воинам. Аналогичную деятельность проводили и другие благотворительные организации, а также периодические издания как центральные, так и региональные. Заметим, что некоторым россиянкам было совершенно безразлично, через какие структуры поступит солдатам или их семьям материальная помощь. Так, княжна А.И. Кугушева передала в 1904 г. в Красный Крест на военные нужды 1000 руб.508 С другой стороны, многим крестьянкам было свойственно недоверие ко всяким организованным сборам пожертвований. Женщины, конечно, жертвовали в комитеты Красного Креста продукты, холст, перчатки, полотенца и пр., но заявляли, что они дали бы гораздо больше, если бы были уверены, что эти пожертвования дойдут до их мужей. По сообщениям газет, многие солдатки приговаривали: «Эх! Как бы эта рубашка дошла до нашего солдата!»509 . Недовольство проведением мобилизации, а также многочисленные нарушения и произвол при ее проведении, недоверие к властям, разочарование поражениями русской армии на Дальнем Востоке приводили к тому, что пожертвования на нужды войны во второй половине 1904 г. стали резко сокращаться. К тому же, до россиянок постоянно доходили слухи о злоупотреблениях в Красном Кресте: посылке на фронт некачественных сапог, полушубков, торговле пожертвованными одеялами и др.510. Об этих явлениях писали и газеты, но женщины узнавали о подобных безобразиях чаще из писем с фронта или рассказов вернувшихся с войны земляков. Уже спустя десять месяцев после на-
507См.: Отчет о деятельности Сумского дамского кружка о приходе и расходе поступивших к нему пожертвований для нужд действующей армии на Дальнем Востоке. Сумы, 1904 и др.
508Тамбовские губернские ведомости. 1904. 17 декабря.
509Тамбовские губернские ведомости. 1904. 13 мая.
510См.: Сурин М. Война и деревня. М., 1907. С. 12.
463
П. П. Щербинин
чала войны, россиянки почти перестали вносить пожертвования на нужды армии.
В целом деятельность женских общественных организаций, направленная на помощь армии, имела важное значение, хотя надо признать, что далекая и непонятная война не способствовала тому всплеску чувств, который был свойствен женскому общественному движению во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Свою деятельность после окончания войны с Японией продолжили лишь несколько дамских комитетов, которые стали заниматься помощью солдатам-инвалидам и вдовам-солдаткам.
Казалось бы, активное участие женщин в деятельности общественных организаций и свидетельства результативности их деятельности в годы войны должны были коренным образом изменить отношение в обществе к положению женщины, способствовать ликвидации неравноправия россиянок в профессиональной и политической сферах. Однако, несмотря на подвижническую деятельность членов дамских комитетов и ее одобрение властями и населением, малейшие попытки обсуждения вопроса о возможности участия женщин в выборах в земское самоуправление отвергались самими земцами. Так, в сентябре 1905 г., спустя два месяца после окончания войны, на земском собрании Тамбовского уезда был поднят вопрос о праве участия женщин в земских собраниях. Однако лишь два гласных поддержали эту идею. Но 21 участник собрания проголосовал против женского «соучастия» в земских делах. Гласный от крестьян - Кулешов, обратясь к председателю, заметил что «если допустить его бабу на его место, то от его состояния скоро ничего бы не осталось», и потребовал, чтобы этот вопрос, как «совершенно глупый» , по его словам, никогда не поднимался*11. Таким образом, женщинам отказывалась в возможности активного и пассивного избирательного права даже в местном самоуправлении, хотя деятельность общественных организаций в 1904—1905 гг. свидетельствовала как об организаторских способностях дамского сообщества, так и о вполне зрелой их гражданственности и ответственности.
Женские общественные организации в период Первой мировой войны 1914 — 1918 гг. Самой яркой страницей деятельности региональных дамских комитетов военной поры явилась Первая мировая *
511 Тамбовские губернские ведомости. 1905.1 октября.
464
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века война 1914 — 1918 гг. Большинство женских обществ подчиняли свою работу потребностям фронта и тыла. Именно силами женских организаций создавались курсы сестер милосердия, собирались пожертвования, открывались приюты для беженок, детские сады для детей солдат, общественные столовые, бесплатно оказывалась помощь женам военнослужащих и др.512 Российская лига равноправия женщин заявила в 1914 г., что «посвящает свою деятельность облегчению страданий тех, кому пришлось сделаться жертвой войны»513.
В «Женском вестнике» за октябрь 1914 г. указывалось, что война устранила препятствия с пути общественной инициативы, и женщины устремились к ней514. Одна из лидеров российских феминисток А.Н. Шабанова констатировала в январе 1915 г.: «Едва раздались вдали раскатистые громы пушек, едва осушились первые женские слезы при первых проводах мужей и сыновей на дальние бои, как русские женщины, не по обязательному призыву, но по собственному побуждению и сознанию долга мобилизовали свои силы для служения родине. Добровольная женская армия начала свои действия в качестве сестер милосердия, врачей, общественных деятельниц-сподвижниц по охране семей запасных и раненых, заместителей мужей на службе...»515. В публицистике военных лет деятельность женщин в тылу часто сравнивали с «самомобилизация-ми», которые свидетельствовали о высоком гражданском развитии россиянок и их общественной активности и зрелости516.
Все же инициатива создания дамских комитетов и других женских общественных организаций по-прежнему принадлежала женам губернаторов, предводителей дворянства, командиров воинских частей, видных чиновников и купцов. Как и во время прежних войн, для открытия деятель." сти председательница женского объединения обязана была получить письменное разрешение губернатора, который, в свою очередь, предписывал местным жандармским управлениям навести справки о политической благонадежности чле
512 Хасбулатова О. А. Опыт и традиции женского движения в России (1860—1917). Иваново, 1994. С. 52.
513 Отчет Российской лиги равноправия женщин за 1914 и 1915 гг. Пг., 1917. С. 1—41.
514Женский вестник. 1914. № 11. С. 225.
515Женский вестник. 1915. № 2. С. 50.
5,вМир женщины. 1915. № 3. С. 1.
465
П. П. Щербинин
нов женских общественных организаций и осуществлять контроль за направленностью деятельности дамских комитетов. Власти по-прежнему с недоверием относились к общественной инициативе, предпочитая держать ее под неусыпным контролем.
Хотя законодательно правила деятельности женских общественных объединений не были закреплены, власти требовали от их устроительниц четкого ведения отчетности, а также предоставления обязательной информации по всем направлениям деятельности женских организаций. Региональные архивы сохранили значительные массивы отчетов и других первичных материалов о работе конкретных дамских комитетов, протоколы журналов их заседаний, отчеты о полученных пожертвованиях и их распределении517 . К тому же сами деятельницы дамских комитетов выпускали ежегодные отчеты и публиковали специальные очерки о своей деятельности518.
В годы Первой мировой войны, по сравнению с войнами XIX в. и русско-японской войной 1904—1905 гг., значительно увеличилось количество женских организаций не только в губернских, но и в уездных городах, а также в некоторых крупных селах. К тому же часто многие дамские комитеты уездных центров имели свои филиалы в самих уездах. Так, в Тамбовской губернии, по донесению начальника губернского жандармского управления, к концу 1914 г. существовало 14 дамских комитетов, из них 7 располагались в крупных селах и были зарегистрированы как самостоятельные организации. Почти все дамские комитеты в их названии заявляли о главном направлении своей деятельности - «Комитет по заготовке белья для армии и сбора пожертвований», но некоторые оговаривали также помощь семьям солдат или раненым воинам.
Документы Тамбовского губернского жандармского управления сохранили поименные списки членов и учредителей женских общественных организаций, которые свидетельствуют, что инициировали создание женских объединений в первые месяцы войны не только дворянки, в том числе и деятельницы прежних дамских комитетов в 1904—1905 гг., но и жены земских деятелей, преподавательницы местных учебных заведений и медицинские работники. В списках членов дамских комитетов встречаются и мужчины, но
517ГАТО. Ф. 992. Моршанский дамский комитет и др.
466
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века они, как правило, занимали должности делопроизводителей и не влияли на деятельность женских общественных организаций518 519. В составе некоторых дамских комитетов были представлены работницы и крестьянки520 . Кроме того, для обследования нуждаемости семей призванных на войну нижних чинов женские организации привлекали священников, учителей и учительниц521. Таким образом, Первая мировая война 1914—1918 гг. способствовала не только расширению масштабов женского патриотического движения, но и демократизации состава самих дамских комитетов.
Можно отметить, что в период войны женские общественные организации играли ведущую роль в благотворительном движении, поддержке семей призванных на войну нижних чинов, заботе о больных и раненых воинах и солдатах-инвалидах. Нередко дамские комитеты не ограничивались каким-то одним видом деятельности, а старались максимально облегчить экономическое положение, оказать помощь тем категориям россиян и россиянок, которые наиболее пострадали от войны. Так, в Тамбове в 1915 г. действовал дамский кружок по распространению ремесел среди детей солдат, призванных в армию. Для них была организована сапожная и переплетная мастерские, столярное отделение522 . Воронежский дамский комитет содержал на добровольные пожертвования два госпиталя на 150 коек, две столовые, в которых ежедневно обедали до 450 женщин и детей из семей призванных на войну солдат. Кроме того, дамский комитет финансировал приют для детей, отцы которых были убиты на войне, а матери умерли или были не в состоянии содержать детей523 .
Многие дамские комитеты специально занимались помощью осиротевшим детям, а также открывали ясли, очаги (так называли детские сады) для детей солдаток, чтобы последние могли искать себе
518См., к примеру: Отчет о деятельности Екатеринбургского дамского кружка по сбору пожертвований для отправки на передовые позиции за время с 5 октября 1914 г. по 25 апреля 1916 г. Екатеринбург, 1916; Петербургский дамский кружок по оказанию помощи по случаю войны. Отчет. СПб., 1915; Сермягина А.П. Очерк деятельности Вологодского дамского комитета и деятельность его с августа 1914 по апрель 1915 г. Вологда, 1915 и др.
519ГАТО. Ф. 272. On. 1. Д. 1810. Л 9.
52оГАТО. Ф. 4. On. 1. Д. 9155. Л. 104.
521 Воронежский телеграф. 1915. 22 октября.
522ГаТО. Ф. 4. On. 1. Д. 9155. Л. 401.
523Воронежский телеграф. 1916. 20 ноября.
467
П. П. Щербинин
работу и средства для существования. Иногда несколько общественных организаций объединялись для координации сил и средств по поддержке детей призванных на войну солдат. В Томске в годы войны существовал очаг для детей, устроенный соединенными силами томской адвокатуры, обществом взаимопомощи учивших и учащихся, педагогическим обществом при материальной поддержке Томского дамского железнодорожного комитета, лиги равноправия женщин, части преподавателей Томского технологического института. Во многих других городах России женские объединения также по мере сил и возможностей заботились о солдатских детях.
В Симферополе женский клуб посвятил много сил устройству очага для детей солдат. Помещение было предоставлено ему бесплатно, а содержался он на пожертвования. Его посещали ежедневно около 40 детей в возрасте от 1,5 до 14 лет разных национальностей: русские, евреи, эстонцы, армяне и пр. Дети занимались там ручным трудом: лепили, делали цветы, шили, плели корзины, коврики. Иногда дети даже ночевали в очаге, если мать была больна или ей предстояли роды524 .
Попытаемся реконструировать на примере Симферопольского женского клуба типичные направления деятельности женских общественных организаций в годы войны. Современники часто приписывали женским довоенным объединениям характер узости, стремления к отстаиванию лишь своих обособленных нужд. Однако женский клуб в Симферополе с самого начала войны перестал даже обсуждать вопросы женского равноправия, занявшись конкретной помощью семьям солдаток и сбором пожертвований. Уже 26 июля 1914 г. члены клуба вошли в состав городского попечительства по призрению семей запасных и ратников ополчения, призванных на войну. Были организованы сборы пожертвований - «дни значков», «день флажков», «день крестов». На Рождество женским клубом было отправлено в действующую армию 6217 мешочков с подарками, на Пасху - 5000, не считая ящиков с сухарями, куличами и прочего.
Когда обнаружилась необходимость снабжения действующей армии бельем, женский клуб организовал его изготовление и отправ-
324Иванова. Нужда и общественная помощь // Женский вестник. 1915. № 7—8. С. 133—134.
468
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУНГ — начале XX века
ку на позиции. Для систематического снабжения солдат бельем по инициативе участниц женского клуба возник комитет общества «Солдатская рубашка»: каждый член общества обязан был доставлять ежемесячно не менее 1 комплекта солдатского белья. После открытия лазаретов в Симферополе клубом были учреждены в нем бесплатные дежурства525 * . Очевидно, что данная женская организация, как и другие подобные ей объединения россиянок, мгновенно реагировали на насущные потребности армии и семей призванных на войну солдат, предпринимали возможные усилия для оказания посильной помощи нуждающимся.
Вне сомнения, только общественные организации могли так быстро и своевременно перестраивать свою деятельность в годы войны, выбирать наиболее актуальные направления общественной помощи, разумно тратить собранные пожертвования, постоянно заботясь об их пополнении. Для местных властей подобные инициативы россиянок были чрезвычайно важны и полезны, ибо они смягчали социальное напряжение в обществе, помогали тем семьям призванных на войну солдат, которые были обойдены законодательством и фактически лишены государственной поддержки.
Иногда дамским комитетам приходилось даже вступать в конфликт с местными властями, защищая интересы женщин-солдаток. Томский дамский комитет решил организовать трудовое бюро для создания рабочих мест для нуждающихся солдаток, однако городская дума отклонила это предложение местных дам. Тогда дамский кружок решил сам финансировать организацию бюро трудовой помощи семьям призванных на войну. Аналогичные проблемы и осложнения во взаимоотношениях с властями имели и некоторые другие дамские комитеты в провинции. Но невзирая на отказы властей, женские объединения проводили в жизнь планы поддержки нуждающихся в помощи соотечественниц.
И все же отношение к деятельности дамских комитетов в российском обществе в годы войны оставалось неоднозначным. Некоторые периодические издания военных лет иронизировали над стремлением женщин, прежде всего, представительниц региональной элиты, стать ближе к народу. Приведем пример такой полемики о
525 Ризель. Деятельность женского клуба в г. Симферополе в военное время //
Женский вестник. 1916. № 1. С. 9—11.
469
П. П. Щербинин
«пользе дамской работы в годы войны», развернувшейся в одной из провинциальных газет. В газете «Сибирская жизнь» в марте 1915 г. была опубликована статья «О дамской работе», автор которой отмечал: «С русской дамой благодаря войне происходит что-то необыкновенное. Они (дамы) как бы самой судьбой поставлены господствовать, слегка скучать от безделья, придумывать себе развлечения, всегда быть чем-либо недовольными, главное, не прикасаться ни к какой работе, кроме брюзгливого притрагивания мизинчиком к какому-либо запыленному предмету, когда явится необходимость пораспечь прислугу...
И вот необыкновенное происходит теперь среди дам, не только тех, которые принимают деятельное участие непосредственно в различных дамских комитетах или благотворительных организациях, но и тех, которые сидят дома и терпеливо шьют солдатские рубахи и штаны, кроят портянки, придумывают, что бы положить в солдатские кисеты, жадно хватаясь при этом за всякую свежую телеграмму, за всякое известие о текущих событиях. Что же касается дам, продающих флажки, значки, открытки, объезжающих на ломовых санях город, распространяющих билеты на концерты и вечера, хлопочущих с устройством детских очагов, публичных лекций, благотворительных базаров, лотерей, кинематографических сеансов и т. д., то эти решительно преобразились, стряхнули с себя равнодушие к чужим страданиям, нищете и горю. Это совсем не то, что в предыдущей войне, когда вся деятельность дам заключалась в щипании корпии и почти безучастном созерцании народного горя...»526 .
Спустя два дня в той же газете появился отклик с ответом «одной из многих». Ее автор заметила: «Давно пора перестать иронизировать над «дамами», в настоящий момент их нет, совершенно нет, и перечисленные фамилии участниц благотворительного базара вовсе не подходят под эту квалификацию. Большинство из них - жены служащих, лиц, получающих жалование, значит, далеко не обеспеченных людей, и им приходится делать гораздо больше, чем «брюзгливо притрагиваться мизинчиком к какому-либо запыленному предмету», гораздо больше!
Кто же не знает, что благотворительные учреждения существуют только благодаря «этим дамам», т. е. говоря человеческим языком, 528
528 Сибирская жизнь. 1915. 1 марта.
470
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века благодаря отзывчивости души женщины. Да, все «дамы» работали и сделали, кто что умел и успел, совершенно не думая услышать похвалу или попасть «на страницу истории». Работали просто: надо помочь. И насколько микроскопична помощь по сравнению с теми ужасами и страданиями, которые переживают те, о которых мы заботимся и кому всей душой хотим помочь, — это должен сознавать каждый. В заметке говорится: «Какие-то типичные дамы радуются, что они могут работать и перестать быть куклами». Не видела я здесь таких дам. И кто же себя причислит к куклам? Во все времена женщина стремится к самостоятельному труду, но, к сожалению, господа «кавалеры» тормозят дело. Бросим эти мелкие уколы, не будем друг друга хвалить за труды и осуждать за малые пожертвования, будем все как один человек - без различия пола, возраста, национальности, общественного положения — помогать страдающим»527 .
Таким образом, по мнению современниц, в деревнях и городах мужчины в годы войны «открывали Америку» по отношению к женщинам. Они с изумлением убеждались, что женщины способны делать то же, что и мужчины528 . Дамские комитеты, по сути своей, выражали общественную самодеятельность, выходили из рамок официальных разрешенных организаций, превращаясь в самостоятельные женские объединения, формировавшие новое, неведомое прежде положение, статус, менталитет россиянки переломной эпохи российской истории.
Впрочем, надо иметь в виду, что встречалось и немало случаев, когда «дамские инициативы» в период войны носили откровенно показной характер. Некоторые богатые купцы и купчихи предлагали свои дома под госпитали и сами организовывали их функционирование, снабжение необходимыми материалами, продуктами, нанимали медицинский персонал. Однако, наряду с этими вполне патриотичными поступками, встречались благотворительные инициативы, вызванные эгоистическими соображениями. Один из купцов предложил разместить в своем доме раненых, однако поставил условие, чтобы это были обязательно легко раненые и обязательно офицеры или вольноопределяющиеся, но ни в коем случае не солдаты. За пациентами такого домашнего госпиталя должны были ухаживать две купеческие дочери. Как иронично отметил уполно-
527 Там же. 3 марта.
471
П. П. Щербинин
моченный Красного Креста, в данном случае речь не шла о патриотическом желании помочь раненым защитникам Отечества, а «это была простая ловушка богатых купчих, желающих выйти замуж за военных»528 529 .
По наблюдению уполномоченного Красного Креста Н.Н. Врангеля, дамская благотворительность в деле ухода за ранеными в годы войны «стала модой и вслед за трогательными и великодушными жертвователями потянулись и наши mondaines, относящиеся к этому с чисто спортивной точки зрения. Я уверен, что многие из них готовы молиться Богу, дабы Он послал побольше раненых, лишь бы они попали в их дамский лазарет.
Каждый день в Красном Кресте слышишь про происки и интриги разных бездельниц, стремящихся во что бы то ни стало заняться благотворением. На этих днях, вопреки распоряжениям эвакуационной комиссии, какие-то дамы в автомобиле налетели на поезд с ранеными и на глазах опешивших распорядителей буквально похитили солдат. Похитительницей оказалась петербургская помещица, с торжеством умчавшая свою «добычу» в пригородный лазарет имения»530 . Очевидно, что наряду с искренним желанием помочь больным и раненым воинам, Отечеству в военные годы, среди россиянок встречались и те, кто свои собственные интересы и потребности ставили выше общественных и патриотических инициатив.
Необходимо учитывать и еще одно важное обстоятельство военных лет: женщины не ограничивали свое участие и общественную деятельность рамками только дамских комитетов и других, подобных им, женских организаций. Война способствовала тому, что русские женщины, едва ли не впервые в российской истории, получили представительство в самых разных общественных организациях: попечительских советах, комитетах по устройству беженцев и т. п. Даже в самых глухих углах российской провинции женщины избирались на волостных сходах в состав волостных попечительств, которые должны были оказывать помощь семьям призванных на войну солдат.
Таким образом, война явочным порядком расширила официальную сферу деятельности женщин в деревне, предоставила им равные с мужчинами права в волостных попечительствах531. Кроме того, «ба
528 Иванова Открытие Америки // Женский вестник. 1916. № 1. С. 1—3.
629Врангель Н.В. Дни скорби. Дневник 1914—1915 годов. СПб., 2001. С. 51.
472
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУШ — начале XX века
бьи сходы», по признанию современников, стали обычным явлением, а административные обязанности старост, сотских и других чинов деревенской администрации во многих регионах успешно исполняли женщины, заменив призванных на войну мужчин. Женщины принимали активное участие и в деятельности кооперативов530 531 532 , потребительских лавок, выполняли поручения по проверке нуждаемости семей призванных, несли другие общественные нагрузки.
Судьба женских организаций в период революционных потрясений 1917 г. В 1917 г., после Февральской революции, наступил новый этап женского общественного движения. Часть дамских комитетов в российской провинции продолжала свою деятельность, другие - трансформировались в союзы женщин, союзы женского равноправия, продолжая традиции патриотической подвижнической деятельности в новых условиях. В то же время многие дамские комитеты были закрыты или самораспускались под напором революционного настроения в обществе, нередко выражавшегося в недоверии и ненависти к органам власти или общественным объединениям, существовавшим при «прежнем режиме». Атмосфера безвластия и вседозволенности провоцировала население на стихийные проявления недовольства и желания «разрушить до основания» все, что существовало до революции.
Некоторые солдатки, которые нуждались в оказании помощи дамскими организациями в годы войны, стали вдруг обвинять своих «общественных защитниц» в утаивании части средств, недобросовестном распределении пособий и других подобных грехах. И хотя ни одно из таких обвинений не было доказано и не было никаких оснований для таких несправедливых заключений, многие дамские комитеты в российской провинции объявляли о своем самороспус-ке и сворачивали всю деятельность. В этом смысле весьма примечательна и вполне типична ситуация, сложившаяся с Тамбовским дамским попечительским комитетом в марте 1917 г.
Уже спустя несколько дней после получения в Тамбове известия об отречении Николая П, часть солдатских жен стала выражать не
530Там же. С. 55.
531 Женский вестник. 1914. № 11. С. 235.
б32фрометт Б. Участь женщины и война // Жизнь для всех. 1915. № 8—9.
С. 1249—1250.
473
П. П. Щербинин
доверие Тамбовскому общественному комитету (по сути, дамскому комитету, который всю войну старался помогать семьям солдаток). Выдвигалась идея организации, по примерам объединений других категорий населения, собственного союз солдаток. 15 марта 1917 г. состоялось первое организационное собрание нового союза, на которое пришло около 400 солдатских жен. Была избрана комиссия для ревизии денежных сумм и проверки деятельности общественного комитета за весь период войны533 . Через несколько дней состоялось еще одно собрание солдаток, на котором «дамы из общественного комитета» голословно обвинялись в том, что они «разворовали» все деньги, предназначенные для солдаток, что дрова и пособия распределялись несправедливо и т. д. Главными смутьянками были солдатки, которые были достаточно обеспечены и которым дамский комитет действительно отказывал в пособии, отдавая его действительно нуждавшимся солдатским семьям. Раздавались выкрики с угрозами в адрес «дам», а также оскорбительные предположения об их корыстолюбии. Естественно, в данной ситуации все представительницы общественного комитета заявили о прекращении своей деятельности. Для активисток прежнего общественного комитета, посвящавших все свое время, а часто и личные сбережения в годы войны для помощи семьям солдаток, огульные обвинения являлись очень обидными и служили примером «черной» неблагодарности тех, кому они помогали. После такой вынужденной отставки женщин-общественниц, в Тамбове прекратились кружечные сборы и другие пожертвования для нужд тех же солдаток534 . Фактически оказалась свернутой вся общественная поддержка семей призванных на войну солдат. Таким образом, стихийное недовольство нескольких десятков солдаток, при молчаливом согласии остальных, привело к самоликвидации женских общественных организаций, которые были так полезны для самих солдатских жен в период войны. К сожалению, подобные конфликты между дамскими комитетами и опекаемыми ими солдатками происходили и в других регионах, что позволяет говорить о разрушительном воздействии революционной стихии на благотворительные традиции женских организаций. Новая власть также не видела необходимости в продол-
533Тамбовский земский вестник. 1917. 18 марта.
534Тамбовский земский вестник. 1917. 23 марта.
474
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века жении деятельности «буржуазных», по ее мнению, женских объединений, и большинство «дамских комитетов» вскоре прекратили свое существование.
Союзы солдатских жен и их деятельность в 1917. г. В первые недели марта 1917 г. в провинции активно формировались общественные организации различных категорий населения535 . Важнейшим стимулом для объединения солдаток в союз или общество было желание направить своего представителя в новые формирующиеся органы власти: исполнительные комитеты и Советы. Вполне типичным было обращение к хабаровским женщинам инициативной группы: «Женщины! Собирайтесь на митинг для приветствия Временного правительства и организации женского союза. Засияла заря новой жизни! Женщина должна принять участие в создании свободной России. Женщины, объединяйтесь!»536 . В итоге многочисленный митинг перерос в манифестацию «в пользу избирательных прав женщин», и был создан союз солдаток537 .
Солдатские жены проводили организационные собрания, и практически повсеместно были образованы союзы солдаток. Эти организации формировались по подобию других профессиональных и общественно-политических объединений и призваны были информировать власти о своих нуждах и проблемах. Собрания членов союза солдаток больше напоминали митинги, а эмоции их участниц часто выплескивались наружу: раздавались выкрики, звучали угрозы и т. п.
Солдатки выдвигали свои требования к новой власти как в столице, так и в провинции. 9 апреля 1917 г. в Петрограде перед солдатками у Таврического дворца выступила А.М. Коллонтай, предложив немедленно послать делегаток в Совет для отстаивания требований солдаток. Во всех попечительствах города были проведены собрания солдаток, на которых были избраны делегатки на совещание в Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов538 .
535См.: Щербинин П. Общественно-политическая активность городских средних слоев Черноземного Центра в марте 1917 г. // Февральская революция и судьба демократии в России. Мат-лы междун. научн. конфер. (14—15 марта 1997 г.). Ставрополь, 1997. С. 120.
536Иконникова Т.Я. Дальневосточный тыл в годы Первой мировой войны. Хабаровск, 1999. С.330.
537 Там же. С. 331.
53ЯКарпецкая Н.Д. Работницы и Великий Октябрь. Л., 1974. С. 56.
475
II. П. Щербинин
11 апреля 1917 г. в Таврический дворец явилось несколько тысяч солдаток. Манифестантки прошли в зал заседаний и с думской трибуны заявили о своих требованиях: увеличении пайка до 20 рублей, уравнения в правах солдаток с офицерскими женами и об уравнении в правах гражданских жен с законными, если гражданское сожительство продолжалось не менее трех лет.539 Аналогичные требования стихийно выдвигались и в других регионах России. Собрание делегаток от жен запасных в Одессе вынесло резолюцию: «Внешний враг может быть сломлен лишь при тесной сплоченности работы солдат на фронте и солдаток в тылу, изготовляющих белье и другие предметы для армии. Паек должен быть увеличен до 10 рублей. Помощь солдаткам надлежит реорганизовать с устранением благотворительного характера ее».540 В данном случае солдатки выступали за увеличение государственного пайка, который, как они надеялись, мог бы заменить всякую благотворительную поддержку, которая могла быть оказана, но в которой также могло быть и отказано. Женщины-солдатки хотели стабильности в выплате пособий и свои надежды связывали с новой властью в стране.
Союзы солдаток имели свои уставы, выдавали членские книжки, собирали членские взносы и оказывали денежную помощь наиболее нуждающимся членам семей призванных на войну солдат. На заседаниях Советов также нередко рассматривались вопросы об организации помощи солдаткам541.
Большинство женских организаций в провинции заявляло о поддержке Временного правительства и его курса на продолжение войны. Так, 18 июня 1917 г. Тамбовский демократический союз женщин устроил День повсеместной помощи Родине, давший сбор более 2000 рублей, проводил сбор средств на нужды детей из семей призванных на войну солдат542 . В селе Сасово Елатомского уезда Тамбовской губ. 1 августа 1917 г. состоялось собрание солдаток, которое единогласно постановило: «Для поддержки на фронте боеспособности, мы, солдатки, постановили бороться с дезертирами, а именно, если наши мужья покинут фронт и явятся к нам без уволь
539Новое время. 1917. 11 апреля.
540Утро России. 1917. 15 апреля.
541 Карпецкая Н.Д. Указ. соч. С. 57.
542Женский вестник. 1917. № 9-10. С. 112.
476
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
нительных билетов, то мы, солдатки,... обязаны доносить об этом нашим сельским старостам и в волостные правления»543 .
Однако к осени 1917 г. многие союзы солдаток, недовольные отсутствием улучшения положения своих семей, стали выдвигать более радикальные требования. Все чаще в постановлениях собраний солдаток звучали требования повышения пайка, а также выдачи его и семьям тех солдат, которые дезертировали с фронта или добровольно сдались в плен, «так как эти семьи не должны отвечать за поступки своих глав и не могут быть обрекаемы на голодную смерть»544 . Некоторые городские и земские самоуправления прислушивались к требованиям солдаток и ходатайствовали о необходимости повышения пайка для семей призванных на войну солдат545 .
Нередко комитеты и союзы солдаток занимались устройством солдаток на работу, защищали их при возникновении конфликтов с предпринимателями, контролировали выдачу пайков солдатским семьям, проводили «кружечные» сборы, лотереи и т. д. За счет собранных средств они оказывали помощь солдаткам продуктами, топливом, детской одеждой и обувью. Солдатки все чаще выступали с призывами к прекращению войны, об этом же они писали своим родным на фронт. В г. Козлове Тамбовской губернии была проведена демонстрация солдатских жен. Женщины вышли на улицы с лозунгами: «Прекратите кровопролитную войну!», «Верните наших мужей из окопов!»546 .
Многие союзы солдаток выдвигали требования увеличения пайка, выдачи его гражданским женам и посылали свои резолюции Временному правительству547 . Саранская организация солдаток обратилась 14 августа 1917 г. к министру призрения с прошением: «...ввиду страшной и все возрастающей дороговизны ходатайствовать перед господином министром государственного призрения об увеличении пайка. Те 6 рублей на взрослого человека, которые мы
543Тамбовский земский вестник. 1917. 1 августа.
544 Тамбовский земский вестник. 1917. 20 сентября.
546 Известия Тамбовского Совета рабочих солдатских и крестьянских депутатов. 1917.17 октября.
546Горбунова Д.П. Большевички. Страницы жизни и деятельности коммунисток-участниц становления в Тамбовском крае Советской власти. Воронеж, 1990. С. 52—53.
м7Тамбовский земский вестник. 1917. 20 сентября.
477
П. П. Щербинин
получаем, недостаточны для того, чтобы купить необходимые продукты, выдаваемые по карточкам...»548 . Впрочем, справедливость таких требований солдаток признавала и специальная комиссия Временного правительства, созданная для обсуждения проблем помощи семьям призванных. Члены комиссии констатировали: «Установленный в прежнее время продовольственный паек признается, безусловно, недостаточным и несоответствующим своему назначению, как потому, что включенные в него припасы малы по своим нормам, так потому, что он не содержит всех тех продуктов, которые необходимы для нормального питания, и не соответствует ныне существующим ценам на продукты»549 . Однако никаких дополнительных выплат солдатки так и не получили. Напомним, что при новой власти в большинстве регионов России оказалась свернутой и общественная помощь солдатским женам, которую оказывали прежде дамские комитеты и другие женские организации.
К началу 1918 г. ситуация с помощью солдатским семьям вообще зашла в тупик. Дело в том, что Министерство государственного призрения приняло решение о прекращении помощи семьям солдаток, предлагая расходовать средства только на поддержку и призрение сирот воинов. О солдатских же семьях, по мнению представителей министерства, должны были позаботиться сами солдаты, демобилизуемые из армии. Солдатки во многих регионах устраивали митинги, на которых говорили, что их семьи находятся в критическом состоянии, так как солдаты еще не вернулись домой, а деньги их семьям выплачивать власти уже перестали550 . Таким образом, прекращение выдачи государством пособий для семей призванных, а также свертывание общественной помощи, которую оказывали во время войны дамские комитеты и другие общественные организации, привели к резкому ухудшению положения семей призванных на войну солдат.
Подводя итоги, необходимо отметить поистине выдающуюся роль российской женщины в периоды войн XIX - начала XX в. Несомненно, своими нравственными качествами и самоотверженностью, благородством души и практической деятельностью россиянки спо
548Государственный архив Российской Федерации Ф. 6787. On. 1. Д. 100. Л. 25.
649ГАРФ. Ф. 6787. Оп. 1.Д. 101. Л. 2.
550Моршанский телеграф. 1918. 7 февраля.
478
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУШ — начале XX века
собствовали развитию патриотических традиций российского общества, поддерживали Родину в годину тяжелых испытаний, способствовали саморазвитию и самореализации, формированию «новой» женщины, свободной от оков, стереотипов и привычек прежней повседневной жизни. Одним из важнейших итогов такой деятельности женских общественных объединений военной поры было и изменение отношения провинциального социума, властей, духовенства к женской роли и положению россиянок в обществе. Изменялись психологические и ментальные установки, преодолевались, хотя и не везде и не всегда, стереотипы и мифы о женской доле и положении женщины в военные годы. Для властей деятельность женских общественных организаций в годы войны была полезной с точки зрения решения конкретных проблем семей призванных на войну солдат, а также поддержания патриотических настроений, оказания помощи в организации деятельности лазаретов и госпиталей. Но инициативность и независимость подобных женских объединений вызывали и дополнительную озабоченность властей, необходимостью контроля и опеки над подобными организациями в российской провинции в годы войны. В мирные же годы деятельность женских общественных организаций прекращалась, и государство и общество препятствовали всяким общественным инициативам россиянок в мирные годы. Таким образом, лишь кризисность и противоречивость военных лет позволяли женщинам проявлять самостоятельность и самодеятельность, демонстрировать умение без участия мужчин вести дела и осуществлять разноплановую многообразную деятельность по поддержке пострадавших на войне, членов семей призванных на войну солдат, сбору пожертвований и т. п. Война позволяла женщинам демонстрировать не только свои организаторские способности, но и реально добиваться равноправия в профессиональной сфере и общественной жизни российской провинции. Россиянки обретали в периоды войн значительный опыт самоорганизации, повышали свою собственную самооценку, изменяли мнения своего социального окружения и своих родных и близких о женской природе и возможностях профессиональной, социальной, общественной роли женщин в модернизирующейся России.
479
IL П. Щербинин
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Попытка реконструировать повседневную жизнь россиянок, отягощенную военным фактором в XVIII - начале XX в. предпринята автором с целью восполнить пробел, возникший в российской историографии. Проблема, которой посвящена книга, специально не изучалась и не была прежде известна широкому кругу читателей. Конечно, данное исследование не может претендовать на то, чтобы дать полную картину повседневных реалий русских женщин в периоды войн или в мирное время, когда россиянки также подвергались мощному воздействию Милитаризма.
Особое внимание в книге было уделено солдатским женам, их социально-правовому статусу, настроениям и жизненным коллизиям, возникавшим после призыва мужа на службу в армию. Отдельному рассмотрению подверглась система призрения членов солдатских семей государством, обществом, благотворительными организациями и социальным окружением солдаток. Однако, как свидетельствует широкий комплекс привлеченных источников, чаще всего такая поддержка солдатских жен была малоэффективна или вовсе отсутствовала, в результате россиянки вынуждены были выживать самостоятельно, вести активный поиск новой жизненной стратегии, проявлять инициативу и предприимчивость для поиска средств существования и удовлетворения минимальных потребностей своих семей.
Признаюсь, что я не готов проститься со своим детищем и могу лишь контурно наметить перспективы дальнейшего исследования проблемы. У меня нет сомнения, что нахожусь лишь в начале пути, а открытия еще ждут своего часа. Вероятно, будущие исследователи повседневных коллизий россиянок, рассматривая влияние на них в XVIII - начале XX в. военного фактора, смогут найти новые пути и способы воссоздания, осмысления и интерпретации данной проблемы. Привлечение дополнительных источников, в частности, семейных архивов, этнографических данных, первичных документов региональных архивов, других свидетельств повседневности русских женщин в периоды войн могут помочь выявить уникальные особенности частной жизни «обычных» провинциалок, оценить степень противостояния личности и власти в условиях практически не прекращавшейся военно-мобилизационной деятельности российского государства в XVIII - начале XX в.
480
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX века
Представляется перспективным и проведение специальных мик-ро-и макроисторических исследований быта и менталитета россиянок рассматриваемого периода отечественной истории, а также тщательного обзора всей литературы по военной истории под ракурсом такого видения1. Полезными были бы и компаративные наблюдения и обобщения, а также специальные работы по психоистории представительниц военного сословия и «рядовых» женщин.
Совершенно очевидна необходимость проведения междисциплинарных исследований, развитие взаимодействия и использование методологического опыта историков, психологов, культурологов, лингвистов, демографов, этнографов, других специалистов гуманитарных специальностей, что позволит выйти на новый уровень научного знания.
Надеюсь, что эта книга поможет кому-то лучше понять малоизвестные страницы женской повседневности и реконструировать отдельные стороны жизни солдатских жен, всех россиянок, которым пришлось вдоволь хлебнуть «горького вина» военного лихолетья или ощутить на себе последствия воздействия милитаризма. Вероятно, что мои отдельные выводы, интерпретация изученного и реконструированного прошлого русских женщин вызовут критику, но полемика и дискуссии сослужат лишь добрую службу дальнейшему развитию научных разработок, позволят углубить понимание и осмысление различных аспектов социальной истории Отечества. Возможно, моя увлеченность изучением женской повседневности военной поры станет для кого-то импульсом к исследовательской работе и собственному научному поиску.
1 О новых тенденциях в развитии микро- и макроисторических исследований см.: Schlumboum J. Mikrogeschichte-Makrogeschichte: Zur Eroeffnung einer Debatte // Mikrogeschichte - Makrogeschichte: komplementaer oder inkommensurabel? I mit Beitr. von Maurizio Gribaudi, Giovanni Levi und Charles Tilly. Hrsg. und eingeleitet von Juergen Schlumbohm. — 2.» unveraend. Aufl. — Goettingen : Wallstein-Verl. 2000. S. 9—32.
481
КРАТКИЙ УКАЗАТЕЛЬ ОСНОВНЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
АРХИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ)
Ф. 109 — Третье отделение собственной его императорского величества канцелярии
Ф. 6787 - Министерство государственного призрения Временного правительства
Российский государственный исторический архив (РГИА)
Ф. 796 — Канцелярия Синода
Ф. 1262 — Рекрутский комитет
Ф. 1263 — Комитет министров
Ф. 1286 —Департамент полиции исполнительной
Ф. 1287 — Хозяйственный департамент Министерства внутренних дел
Ф. 1292 — Управление по делам о воинской повинности
Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА)
Ф. 260 — Воспоминания солдат и офицеров старой русской армии
Ф. 400 — Главный штаб
Российский государственный архив древних актов (РГАДА)
Ф. 20 — Разряд XX.
Российский государственный архив военно-морского флота (РГАВМФ)
Ф. 417 — Главный морской штаб
Архив русского этнографического музея (АРЭМ)
Ф. 7 — Этнографическое бюро князя В. Тенишева
Государственный архив Тамбовской области (ГАТО)
Ф. 2 — Тамбовское наместническое правление. Тамбовское губернское правление
Ф. 4 — Тамбовский наместник. Канцелярия тамбовского губернатора
Ф. 12 — Тамбовская казенная палата
Ф. 21 — Тамбовский приказ общественного призрения
Ф. 27 — Тамбовское рекрутское присутствие
Ф. 30 — Врачебное отделение тамбовского губернского правления
Ф. 161 — Тамбовский губернский предводитель дворянства. Тамбовское губернское дворянское депутатское собрание
Ф. 181 — Тамбовская духовная консистория
Ф. 272 — Тамбовское губернское жандармское управление
Ф. 888 — Кирсановское духовное правление
Ф. 992 — Моршанский дамский комитет
Ф. 1049 — Коллекция метрических книг из церквей Тамбовской губернии
482
ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЕ АКТЫ И ПОЛОЖЕНИЯ
Александровский комитет. Законы о пенсиях и пособиях нижним воинским чинам и их семействам (1867—1913). СПб., 1913.
Алфавитный указатель к своду законов Российской империи. СПб., 1844.
Алфавитно-предметный указатель к своду законов Российской империи. М., 1911.
Евков Б. Сборник постановлений о призрении нижних чинов и их семейств. СПб., 1905.
Извлечение из правил об устройстве быта отставных нижних чинов, поступивших в войска по рекрутским наборам. СПБ., 1868.
Канторович А.Я. Законы о женщинах (сборник всех постановлений действующего законодательства, относящихся до лиц женского пола). СПб., 1899.
Обзор деятельности Алексеевского Главного комитета за десятилетие 1905— 1915 гг. Пг., 1915.
Положение об увольнении нижних чинов военно-сухопутного ведомства в бессрочный отпуск. СПб., 1834.
Пособия и льготы после Отечественной войны 1812 г. Извлечение из дел бывшего Министерства полиции. СПб., 1856.
Сборник законоположений о назначении пенсий из Комитета о раненых отставным нижним чинам, раненым и увечным вообще и состоявшим на службе на 20-летнем сроке по болезненному состоянию, вдовам и сиротам раненых и убитых нижних чинов, а также пенсий и пособий из государственного казначейства за сверхсрочную службу нижним чинам и их семействам и пенсий вдовам, мужья коих состояли на службе по рекрутскому уставу и получали в отставке по 100 руб. в год с подробным описанием ран, ушибов и увечий, дающих право на получение пенсии из Комитета о раненых, и в соответствии с правилами о порядке выдачи вышеозначенных пенсий. Составил К. Патин, Тамбов, 1899.
Сборник законоположений по военному и морскому ведомствам, относящихся до службы сестер милосердия во врачебных заведениях сих ведомств. СПб., 1899.
Сборник циркуляров и инструкций Министерства внутренних дел. Т. 1. СПб., 1854.
Сборник циркуляров МВД по вопросам воинской, военно-конской и военно-повозной повинности. 1874—1913. СПб., 1913.
Свод постановлений о солдатских детях. СПб., 1848.
СБОРНИКИ ОТЧЕТОВ И СТАТИСТИЧЕСКИХ СВЕДЕНИЙ
Алексеевский главный комитет по призрению детей лиц, погибших в войну с Японией. Обзор деятельности за 5 лет. СПб., 1910.
Военно-медицинский отчет за войну с Турцией 1877—1878 гг. СПб., 1884— 1887. Ч. 1—3.
Война с Японией 1904—1905 гг. Санитарно-статистический очерк. СПб., 1914.
Всеподданнейший отчет о деятельности главных управлений Военного министерства, вызванный войной с Японией в 1904—1905 гг. СПб., 1912.
Государственный совет в департаменте государственной экономии. СПб., 1864.
Гражданские законы (свод законов, Т. X, Ч. 1.) с разъяснением их по решениям Правительствующего Сената. Изд. 14. СПб., 1880.
483
Доклад исполнительной комиссии Главного управления Российского общества Красного Креста по оказанию помощи больным и раненым на Дальнем Востоке за 1904 г. СПб., 1905.
Доклады и приговоры, состоявшиеся в Правительствующем Сенате в царствование Петра Великого, изданные Императорской академией наук под ред. Н.В. Калачова. Т. 1. СПб., 1880.
Отчет Винницкого дамского кружка попечения о больных и раненых воинах. Киев, 1878.
Отчет главного управления Российского общества Красного Креста. Призрение больных и раненых воинов во время турецкой войны 1877—1878 гг. внутри империи. СПб., 1880.
Отчет дамского кружка по оказанию помощи по случаю войны. Пг., 1915.
Отчет комитета Рижского дамского кружка для выдачи пособий вдовам нижних воинских чинов. Рига., 1884.
Отчет о деятельности Екатеринбургского дамского кружка по сбору пожертвований для отправки на передовые позиции за время с 5 октября 1914 г. по 25 апреля 1916 г. Екатеринбург, 1916.
Отчет о деятельности Российского общества Красного Креста во время русско-японской войны. СПб., 1911.
Отчет о деятельности Сумского дамского кружка о приходе и расходе поступивших к нему пожертвований для нужд действующей армии на Дальнем Востоке. Сумы, 1904.
Отчет о деятельности Тамбовского местного управления и находящихся в Тамбовской губернии комитетов общества попечения о раненых и больных воинах за 1877 г. Тамбов, 1878.
Отчет о трудах первого Всероссийского съезда делегатов увечных воинов (15—27 июня 1917 г.). Пг., 1917.
Отчет по делопроизводству Государственного совета за сессию 1905—1906 гг. СПб., 1906.
Отчет по призрению семейств запасных и ратников государственного ополчения, призванных на действительную службу в русско-японскую войну (февраль 1904 -октябрь 1906 г.). Составлен Главным управлением по делам местного хозяйства МВД. СПб., 1907.
Отчет Российской лиги равноправия женщин за 1914 и 1915 гг. Пг., 1917.
Отчет состоящего под Высочайшим Его Императорского Величества покровительством общества повседневной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям за 1915 г. Пг., 1916 .
Отчет Тамбовского дамского комитета, состоящего под покровительством ЕИВ общества попечения о больных и раненых воинах за 1877 г. Тамбов, 1878.
Петербургский дамский кружок по оказанию помощи по случаю войны. Отчет. СПб., 1915.
Протокол заседания Тамбовского губернского статистического комитета. 22 мая 1867 г. Тамбов, 1867.
Рихтер П.А. Красный Крест в Румынии и Северной Болгарии 1877—1878. Отчет Главноуполномоченнойю общества попечения о раненых и больных воинах. СПб., 1879.
Сермягина А.П. Очерк деятельности Вологодского дамского комитета и деятельность его с августа 1914 г. по апрель 1915 г. Вологда, 1915.
Статистика Российской империи. XIII. Проституция по обследованию 1 августа 1889 г. Под редакцией А. Дубровского. СПб. 1890.
484
Статистические таблицы Российской империи, изданные по распоряжению МВД Центральным статистическим комитетом. Вып. 2. Наличное население империи за 1858 г. СПб., 1863.
Статистическое описание Усманского уезда Тамбовской губернии. Тамбов, 1836.
Третий губернский съезд земских врачей и представителей земств Тамбовской губернии, состоявшийся 22—26 августа 1896 г. Тамбов, 1896.
Труды Курского губернского статистического комитета. Вып. 1. Курск, 1863.
Труды совещания представителей земств по вопросам осуществления земствами помощи увечным воинам, состоявшегося в Москве 5—7 октября 1916 г. М., 1917.
ПЕРИОДИЧЕСКИЕ ИЗДАНИЯ
«Биржевые ведомости»
«Братская помощь»
«Борисоглебский листок»
«Борисоглебское эхо»
«Вестник Европы»
«Вестник знания»
«Вестник Красного Креста»
«Вестник общества повседневной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям»
«Военный сборник»
«Воин и пахарь»
«Война»
«Воронежские епархиальные ведомости»
«Воронежский телеграф»
«Дело»
«Женская жизнь»
«Женский вестник»
«Журнал для хозяек»
♦Известия Верховного Совета по призрению семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и павших воинов»
«Известия Тамбовского Совета рабочих солдатских и крестьянских депутатов»
«Исторический вестник»
«Козловская газета»
♦Кирсановский вестник»
«Курские епархиальные ведомости»
♦Летопись войны с Японией»
«Мир женщины»
«Моршанский телеграф»
«Московский журнал»
♦Нива»
«Новое время»
♦Орловские епархиальные ведомости»
«Орловский вестник»
«Отечественные архивы»
«Православное обозрение»
«Русский вестник»
485
«Русское богатство»
«Русское слово»
«Тамбовские губернские ведомости»
«Тамбовские отклики»
«Тамбовский голос»
«Тамбовский земский вестник»
«Тамбовский край»
«Тамбовский листок»
«Утро России»
МЕМУАРНАЯ ЛИТЕРАТУРА, ДНЕВНИКИ, ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ
Ал. Тав. Красный Крест на войне // Летопись войны с Японией. 1905. № 84.
Алчевская Х.Д. Передуманное и пережитое. М.» 1912.
Апушкин В. Несколько слов о сестрах милосердия // Летопись войны с Японией. 1905. №84.
А.К. Рассказ о деятельности сестер милосердия Крестовоздвиженской общины в минувшую войну (с 1 мая 1877 г. по август 1878 г.) // Сборник военных рассказов, составленных офицерами-участниками войны 1877—1878 гг. Т. VI. СПб., 1879.
Бакунина Е. Воспоминания сестры милосердия Крестовоздвиженской общины (1854—1860 гг.) // Вестник Европы. 1898. № 3 - 5.
Баумгартен О.А. В осажденном Порт-Артуре: дневник сестры милосердия Ольги Аполлоновны фон Баумгартен. СПб., 1906.
Беренштам В. Около войны (в деревне и в пути) // Вестник Европы. 1914. № 10.
Бочкарева М. Яшка: моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. В записи Исаака Дон Левина. М., 2001.
Бочарникова М. В женском батальоне смерти (1917—1918) // Доброволицы. Сб. воспоминаний. М., 2001.
Брусилов А.А. Мои воспоминания. М., 2003.
Варнек Т.А. Воспоминания сестры милосердия (1912—1922) // Доброволицы. Сб. воспоминаний. М., 2001.
Василевский Л.М. По следам войны: впечатления военного врача. Пг., 1916.
Вересаев В.В. На японской войне. Записки // Вересаев В. Собр. соч. Т. 3. М., 1961.
В.П. Из записок рядового первого призыва // Вестник Европы. 1875. № 9.
Вольт. Война и личная жизнь // Женская жизнь. 1915. № 7.
Воспоминания ударницы женского батальона смерти. Сост. Пятунин Е. // Независимая газета. 2001. 30 июня.
Врангель Н.В. Дни скорби. Дневник 1914—1915 годов. СПб., 2001.
Год на Кавказе при военно-временных госпиталях (из писем старшей сестры Е. Бакуниной) // Сборник военных рассказов 1877—1878 гг. СПб., 1879.
Гривцева. Извлечение из дневника и писем сестры милосердия в кампанию 1877— 1878 гг. // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. Т. VI. СПб., 1879.
Григорова А.М. Записки сестры милосердия 1904—1905 гг. // Братская помощь. 1907. № 7.
Гурьев В. Письма священника // Русский вестник. 1880. № 12.
486
Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого: правительство и общественность в царствование Николая II в изображении современника / Вступ. статья Н.П. Соколова и А.Д. Степанского, публ. и коммент. Н.П. Соколова. М., 2000.
Гюббенет X. Очерк медицинской госпитальной части русских войск в Крыму в 1854—1856 гг. СПб., 1870.
Девица-кавалерист. Происшествие в России. СПб., 1836.
Деникин А.И. Очерки русской смуты: крушение власти и армии. Февраль—сентябрь 1917 г. М., 1991.
Деникин А.И. Путь русского офицера. М., 1990.
Деревянченко. Эпизод из страдной поры // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. Т. VI. СПб., 1879.
Дневник участника русско-японской войны (1904—1905) дивизионного врача В.П. Кравкова // Время и судьбы: военно-мемуарный сборник. Вып. 1 / Сост. А. Буров, Ю. Лубченков, А. Якубовский. М., 1991.
Доброволицы. Сборник воспоминаний. М., 2001.
Драгневич Н. Из воспоминаний женщины-врача // Русское богатство. 1903. № 1.
Драхенфелс Ф. Воспоминания // Сборник рукописей, представленных Его императорскому Высочеству государю наследнику цесаревичу о Севастопольской обороне севастопольцами. Т. 2. СПб., 1872.
Дурова Н.А. Избранные сочинения кавалерист-девицы Н.А. Дуровой / Сост., вступ. ст. и примеч. В.Б. Муравьева. М., 1988.
Дурова Н. Русская амазонка. Записки. М., 2002.
Духонина Е. Мирная деятельность на войне // Русский вестник. 1882. № 6.
Записки Н. Дуровой // Современник. 1836. Т. 2.
Записки земского начальника Александра Новикова. СПб., 1899.
Записки лейб-гвардии казачьего офицера // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. Т. VI. СПб., 1879.
Записная книжка сестры милосердия // Вестник знания. 1905. № 12.
Захарова Л. Дневник сестры милосердия. Пг., 1915.
Иванова. Открытие Америки // Женский вестник. 1916. № 1.
Из воспоминаний сестры милосердия Ф.Н. Слепченко // Отечественные архивы. 1994. №6.
Из пережитого вчера. Дневник вспомогательной больницы общества Красного Креста в 1877 г. / / Русский вестник. 1878. Т. 138. № 12.
Из путевых записок сестры милосердия 1877 и 1878 гг. // Русский вестник. 1879. Т. 139. №2.
Изъединова С.В. Несколько месяцев у буров: воспоминания сестры милосердия. СПб., 1903.
Клейнмихель М. Из потустороннего мира. Мемуары. Берлин, 1918.
Козлова Н.В. Под военной грозой (воспоминания сестры-волонтерки) // Исторический вестник. 1913. № 11-12.
Краткий очерк деятельности сердобольных вдов в крымских госпиталях во время войны России с Англией, Францией и Турцией на берегах Черного моря в 1854— 1856 гг. СПб., 1858.
Крестовский В.В. Очерки кавалерийской жизни. М., 1998.
Кретчмер. Воспоминания // Исторический вестник. 1888. № 3—5.
Крупская А. Воспоминания сестры Крестовоздвиженской общины // Военный сборник. 1961. Август.
487
К чести России. Из частной переписки 1812 г. / Сост., авт. предисл. и примеч. Бойцов М; М., 1988.
Мандельберг В. Из пережитого. Давос, 1910.
Меньшов Е. Мое знакомство с девицей-кавалеристом Надеждой Андреевной Дуровой - отставным штаб-ротмистром Александровым // Петербургский вестник. 1861. № 3.
«Мой батальон не осрамит России...»: Окончательный протокол допроса Марии Бочкаревой // Родина. 1993. № 8—9.
Мокишевская-Зубок 3. Гражданская война в России, эвакуация и «сидение» в Галлиполи глазами сестры милосердия военного времени (1917—1923) // Доброволицы. Сборник воспоминаний. М., 2001.
Некрасова Е. Студентка на войне // Русская мысль. 1898. № 6.
Немирович-Данченко В.И. Сестра Васильева // Новое собрание сочинений В.И. Немировича-Данченко. Т. 2. Петроград, 1915.
Никитин В.Н. Воспоминания // Русская старина. 1906. № 10.
Никитин В. Многострадальные. Очерки быта кантонистов // Отечественные записки. 1871. № 8.
Новикова. Записки земского начальника. СПб., 1899.
О. Из путевых записок сестры милосердия. 1877 и 1878 гг.//Русский вестник. 1879. № 2.
О.П. В военно-походном госпитале (из писем с театра войны 1877—1878 гг.) // Исторический вестник. 1900. № 9.
Пащенко О. Из записок сестры-волонтерки // Русское богатство. 1910. № 7.
Переселенцева Записки сестры милосердия из поездки на Дальний Восток. 1904 -1905 гг. М., 1912.
Подгаецкий В.Д. Из медицинского быта в прошлую турецкую войну 1877— 1878 гг. // Русская старина. 1893. № 10.
Половцев П.А. Дни затмения. Записки главнокомандующего войсками Петроградского военного округа генерала П.А. Половцева в 1917 г. Париж, 1918.
Пятунин Е. Русские Жанны д'Арк (воспоминания ударницы женского батальона смерти) // Независимая газета. 2000. 4 марта.
Ра-вич. На бирже труда. В женском отделении. Из наблюдений дежурной // Русское богатство. 1017. № 4—5.
Родзянко М.В. Крушение империи. Харьков, 1999.
Рубинштейн М.М. Война и дети // Вестник воспитания. 1915. № 2
Склифосовский Н.В. Из наблюдений во время славянской войны 1876 года. СПб., 1876.
Толстая А.Л. Дочь. М., 1992.
Ульрихсон С. Тяжелые дни Севастопольского военно-временного госпиталя во время осады города в 1854—1855 гг. СПб., 1890.
Урусова В. Деревенские картинки // Русская мысль. 1915. № 12.
Фаресов А.И. Народ без водки (путевые очерки). Пг., 1916.
Хрущева В.Д. Кружок «Круглой башни»: из воспоминаний 1877—1878 гг. // Вестник Европы. 1901. № 1—4.
Чалинский Г. Воспоминания // Сборник рукописей, представленных Его императорскому Высочеству государю наследнику цесаревичу о Севастопольской обороне севастопольцами. Т. 2. СПб., 1872.
Z.A. Сражение под Плевной (из наблюдений врача) // Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг. Т. VI. СПб., 1879.
Эвальд А. Повесть о том, как я командовал ротой // Отечественные записки. 1862. Март.
488
ЛИТЕРАТУРА
РУССКОЯЗЫЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Абрамович К. Крестьянское право по разъяснениям Правительствующего Сената. СПб., 1902.
Азеркас О.К. О содействии ведомства детских приютов в деле призрения сирот павших воинов. СПб., 1905.
Акользина М.К. Солдатки г. Моршанска в первой половине XIX в. // Армия и общество. Мат-лы междунар. научн. конференции. 28 февраля 2000 г. / Отв. ред. П. Щербинин. Тамбов, 2002.
Акользина М.К. Что хранилось в сундуках: гардероб провинциальной горожанки в первой половине XIX в. (по материалам города Моршанска Тамбовской губернии) / / Женская повседневность в России в XVIII - XX вв. Материалы междунар. научн. конференции 25 сентября 2003 г. / Под ред. П.П. Щербинина. Тамбов, 2003.
Александров В.А. Сельская община в России (XVII - начало XIX в.). М., 1976.
Алехина Е.В. Участие Тамбовского земства в оказании помощи женщинам-солдаткам в годы Первой мировой войны 1914—1918 гг. // Женская повседневность в России в XVIII—XX вв. Мат-лы междунар научн. конференции 25 сентября 2003 г. / Отв. ред. П.П. Щербинин. Тамбов, 2003.
Анисимов Е. Женщины на российском престоле. СПб., 1998.
Анфимов А.М. Российская деревня в годы Первой мировой войны (1914 - февраль 1917 г.). М., 1987.
Арсеньев К.К. Разлучение супругов как необходимый инструмент брачного права // Вестник Европы. 1884. № 3.
Араловец Н.А. Городская семья в России 1897—1926 гг. Историко-демографический аспект. М., 2003.
Асташов А.Б. Русский крестьянин на полях Первой мировой войны // Отечественная история. 2003. № 2.
Астрахан А.М. О женском батальоне, защищавшем Зимний дворец // История СССР. 1965. № 5.
Байрау Д. Империя и ее армия // Новый часовой. 1997. № 5.
Балов А. Проституция в деревне // Вестник общественной гигиены. 1906. № 12.
Балов А. Проституция в уездных городах Ярославской губернии // Врачебная газета. 1904. № 1.
Барбара А. Энгель. Бабья сторона // Менталитет и аграрное развитие России (XIX—XX вв.). Мат-лы междунар. конференции М., 1996.
Баяндин В.И. Воинские призывы в городе и деревне в Сибири в период русско-японской войны // Город и деревня Сибири в досоветский период. Новосибирск, 1984.
Баяндин В.И. Государственное ополчение Сибири в годы русско-японской войны и первой российской революции (1904—1906) // Революционное и общественное движение в Сибири в конце XIX — начале XX в. Новосибирск, 1986.
Баяндин В.И., Островский И.В. Попытка использования военнослужащих Маньчжурской армии в земледельческом освоении Сибири // Участие крестьянства в освоении восточных окраин России (конец XVII - начало XX в.). Новосибирск, 1990.
489
Бегунова А.И. Повседневная жизнь русского гусара в царствование императора Александра I. М., 2000.
Белов И.Д. Наш солдат в песнях, сказаниях, поговорках // Исторический вестник. 1886. Август.
Бернштам Т. А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX - начала XX в. Половозрастной аспект традиционной культуры. Л., 1988.
Бескровный Л.Г. Армия и флот России в начале XX в. Очерки военно-экономического потенциала. М., 1986.
Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XVIII в. М., 1958.
Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XIX в. М., 1973.
Бесов А. Сословия России в конце XIX - начале XX в. М., 1993.
Богданов А. Война и женщина. Пг., 1914.
Бокова В.М. Школьные сочинения о Первой мировой войне // Российский архив. (История Отечества в свидетельствах и документах XVIII - XX вв.). Вып. VI. М., 1995.
Брандт П. Женатые нижние чины // Военный сборник. 1860. № 12.
Бураков Ю.Н. Утоли моя печали // Наука и религия. 1991. № 10.
Быт великорусских крестьян-землепашцев. Описание материалов этнографического бюро князя В.Н. Тенюшева (на примере Владимирской губернии). СПб., 1993.
Быт русской армии XVIII — начала XX века / Автор-составитель С.В. Карпущен-ко. М., 1999.
Вельяминов И.А. Исторический очерк деятельности русских женщин на войне // На помощь матерям. СПб., 1898. № 9.
Виртшафтер Э.К. Социальные структуры: разночинцы в Российской империи.
Пер. с англ. Т.П. Вечериной. Под ред. А.Б. Каменского. М., 2002.
Владимирова А.К. Незаконнорожденные дети // Записки для чтения. 1869. № 8—12.
Власов П.В. Благотворительность и милосердие в России. М., 2001.
Волкова А.И. Призрение покинутых детей. М., 1894.
Вульфсон Э. Бабьи думы // Еженедельный журнал военных событий. 1904. № 1.
Гендерная история: pro et contra: межвуз. сб. научн. материалов и программ / Отв. ред. М.Г. Муравьева. СПб., 2000.
Гетрелл П. Беженцы и проблемы пола в России во время Первой мировой войны / / Россия и Первая мировая война (Мат-лы международного научного коллоквиума). СПб., 1999.
Говорков П.А. Половая жизнь гарнизона // Врач. 1896. № 37—38.
Голов Г.В. Призрение нижних чинов армии и флота, утративших трудоспособность. Пг., 1915.
Головкова Л. Иверская община на Большой Полянке //Московский журнал. 1994. №5.
Голосенко И.А., Голод С.И. Социологические исследования проституции в России (история и современное состояние вопроса). СПб., 1998.
Гончаров Ю.М. Городская семья Сибири второй половины XIX - начала XX в. Барнаул, 2002.
Горбунова Д.П. Большевички. Страницы жизни и деятельности коммунисток— участниц становления в тамбовском крае Советской власти. Воронеж, 1990.
Дашкевич Л. К организации деревни. Выдача в деревне продовольственного пайка семьям воинов // Русская мысль. 1915. № 10.
Двадцатилетие русского женского взаимно-благотворительного общества // Исторический вестник. 1915. № 12.
490
Дроков С.В. Организатор женского батальона смерти. // Вопросы истории. 1993. №7.
Добрынкина Е. Бытовая жизнь крестьянки в Муромском уезде // Ежегодник Владимирского губернского статистического комитета. Т. I. Вып. 1. Владимир, 1876.
Есипов Г. Амазонская рота при Екатерине II // Исторический вестник. 1886. № 1—2.
Жбанков Д.Н. Бабья сторона. Кострома, 1891.
Женский батальон // Военная быль. Париж, 1969. № 95.
Женский батальон смерти.//Нива. 1917. № 26.
Жукова Ю. Первая женская организация России (женское патриотическое общество в Петербурге 1812—1826 гг.) // Все люди сестры. Бюллетень / ПЦГИ. СПб., 1996. № 5.
Зайончковский П.А. Военные реформы 1860—1870-х гг. в России. М., 1952.
Зайончковский П.А. Самодержавие и русская армия на рубеже XIX—XX столетий. М., 1973.
Зайончковский А. Восточная война 1853—1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой. Т. 1. СПб., 1908.
Зарин А.Е. Женщины-героини в 1812 г. Очерки и рассказы из эпохи великой Отечественной войны. СПб., 1912.
Зверев В. А. Семейное крестьянское домохозяйство в Сибири эпохи капитализма. Историко-демографический анализ. Новосибирск, 1991.
Земцов Б.Н. Революция 1917 г.: социальные предпосылки. М., 1999.
Иванова. Нужда и общественная помощь // Женский вестник 1915. № 3, 7—8.
Иванова Ю.Н. Храбрейшие из прекрасных: женщины России в войнах. М., 2002.
Иконникова Т.Я. Дальневосточный тыл в годы Первой мировой войны. Хабаровск, 1999.
История развития сестринского дела в России и за рубежом. Воронеж, 1998.
История русско-японской войны. Редакторы-издатели: М.Е. Бархатов, В.В. Фрун-ке. СПб., 1909.
Илинский П.А. Русская женщина в войну 1877—1878 гг. Очерк деятельности сестер милосердия, фельдшеров и женщин-врачей. СПб., 1879.
Карпецкая Н.Д. Работницы и Великий Октябрь. Л., 1974.
Кацнельбоген А.Г. Героиня трех войн // Клиническая медицина. 1990. № 2.
Кобзев И. Женский батальон смерти//Памятники Отечества. Альманах. 1995. № 1—2.
Кобзев И. «Кавалерист-девица» из чека // Родина. 1993. № 8—9.
Ковалева Н.М. Сестры милосердия // Женщина плюс. 2002. № 3.
Коллонтай А. Социальные основы женского вопроса. СПб., 1909.
Колоницкий Б.И. К изучению механизмов десакрализации монархии (слухи и ♦политическая порнография» в годы Первой мировой войны) // Историк и революция. СПб., 1999.
Колотов А.В. Участие отрядов сестер милосердия Вятского земства и Вятского отделения Красного Креста в русско-японской войне 1904—1905 гг. // Земское самоуправление: организация, деятельность, опыт (Киров, 16—17 декабря 2002 г.) Мат-лы научн. конференций. Киров, 2002.
Кормина Ж.В. Рекрутский обряд: структура и семантика. М., 2000.
Кондрашкина Л.Г. ♦Женский вопрос» в России и возникновение сестринского движения в 40—50-е гг. XIX в. // Женщина в гражданском обществе: история, философия, социология. Материалы VI конференции «Российские женщины и евро
491
пейская культура», посвященной теории и истории женского вопроса и общественного движения. / Сост. и отв. ред. Г.А. Тишкин. СПб., 2002.
Крылов II.М. Красный Крест в Тамбовской губернии за сто лет (1867—1967). Исторический очерк. Воронеж, 1967.
Кузнецов М. Проституция и сифилис в России. Историко-статистическое исследование. СПб., 1871.
Лазаревич И.Л. Деятельность женщин. Харьков, 1883.
Лапин В. Семеновская история. Л., 1991.
Лашманов Ф.Ф. Надежда Андреевна Дурова // Русская старина. 1890. № 9.
Лебедев А. Отставные военные на монастырских порциях в монастырях. М., 1881.
Лебина Н.Б., Шкаровский М.В. Проституция в Петербурге. М., 1994.
Левитский В. Дети-проститутки в дни войны // Вестник воспитания. 1916. № 2.
Лелеко В.Д. Пространство повседневности в европейской культуре. СПб., 1997.
Лещенко В.Ю. Семья и русское православие (IX—XIX вв.). СПб., 1999.
Львов В. Тайна капитана Тихомирова // Огонек. 1978. № 11.
Людтке А. Что такое история повседневности? Ее достижения и перспективы в Германии // Социальная история. Ежегодник, 1998/99. М., 1999. С. 77 - 100.
Махаев С.К. Подвижницы милосердия. Русские сестры милосердия. М., 1915.
Миненко Н.А. Русская крестьянская семья в западной Сибири (XVIII - первая половина XIX в.. Новосибирск, 1979.
Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.). Т. 1—2. СПб., 1999.
Мирский М.Б. Медицина России XVI—XIX веков. М., 1996.
Михайлов М.М. Военные законы. СПб., 1861.
Морозов С.Д. Брачность и рождаемость крестьян Европейской России (конец XIX в. - 1917 г.) // Крестьяноведение. 2000.
Морозов С.Д. Демографические потери России в годы Первой мировой войны // Народонаселение: современное состояние и перспективы развития научного знания. Сборник докладов. М., 1997.
Морозов С.Д. Крестьянская семья Центральной России в 1897—1917 гг.: социально-демографическое развитие // Семья в ракурсе социального знания. Сб. научн. статей. Барнаул, 2001.
Морозова Э.А. Военные в структуре населения торгово-промышленного села первой половины XIX в. (на примере с. Рассказово Тамбовской губернии) // Армия и общество. Материалы международной научной конференции. Отв. ред. П. Щербинин. Тамбов, 2002.
Некрасова Е. Надежда Андреевна Дурова // Исторический вестник. 1890. № 9.
Никольский А. Женщины и дети на войне // Русская мысль. 1916. № 2.
Оськин А.И. Надежда Дурова - героиня Отечественной войны 1812 г. М., 1962.
Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993.
Петровский-Штерн Й. Евреи в русской армии: 1827—1914. М., 2003.
Пиотровская А. Женское крестьянское движение // Союз женщин. 1908. № 2.
Плещеева Г. Уралки. Былое и дамы: от платинового рудника до батальона смерти //Родина. 2001. № 11.
Покровская М.И. Женское крестьянское движение // Женский вестник. 1908. № 2.
Покровская М.И. О положении жен запасных нижних чинов // Женский вестник. 1905. № 8.
492
Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. М., 2001.
Причитания северного края, собранные Е.В. Барсовым. Т. 2. Рекрутские и солдатские причитания. М., 1997.
Проскуровская Ю.И. Сестра милосердия Юлия Вревская // Вопросы истории. 1992. №11 —12.
Проституция, война, половые болезни // Русский журнал кожных болезней. 1915. №4—6.
Пушкарев Л.Н. Солдатская песня - источник по истории военного быта русской регулярной армии XVIII - первой половины XIX в. // Вопросы военной истории России. М., 1969.
Пушкарева Н.Л. Частная жизнь женщины в доиндустриальной России: X - начало XIX в. Невеста, жена, любовница. М., 1997.
Пушкарева Н.Л. Русская женщина: история и современность. Два века изучения ♦женской темы» русской и зарубежной наукой. 1800—2000. Материалы к библиографии. М., 2002.
Пушкарева Н.Л. История повседневности и частной жизни глазами историка // Социальная история-2003. М., 2003.
Романюк В., Лапотников В., Накатис Я. История сестринского дела в России. СПб, 1998.
Рыбаков Ф. Е. Душевные расстройства в связи с политическими событиями // Русский врач. 1905. №51.
Савельев А. Юридические отношения между супругами по законам и обычаям великорусского народа. Нижний Новгород, 1881.
Савкина И. Sui generis: мужественное и женственное в автобиографических записках Надежды Дуровой // О мужественности. Сборник статей. Сост. С.Ушакин. М., 2002. С. 199—223.
Сакс А.А. Кавалерист-девица штабс-ротмистр Александр Андреевич Александров (Надежда Андреевна Дурова). СПб., 1912.
Салтык Г.А. ♦ Боролась за землю, за волю, за свободу народа». Из воспоминаний ♦бабушки» курских революционеров Паулины Шавердо // Отечественные архивы. 2002. №6.
Сенин А.С. Женские батальоны и военные команды в 1917 г. // Вопросы истории. 1987. № 10. Сенявская Е.С. Психология войны в XX веке. Исторический опыт России. М., 1999.
Скворцов Н.А. Война и мирные завоевания женщины. СПб., 1914.
Соколовская. Русская женщина 12-го года // Вестник императорского общества ревнителей истории. 1916. Т. 3.
Стайтс Р. Женское освободительное движение в России: феминизм, нигилизм и большевизм, 1860—1930 / Пер. с англ. М., 2004.
Струк Н.К. Влияние русско-японской войны 1904—1905 гг. на общественно-экономическое развитие деревни Восточной Сибири // Вопросы истории Сибири. Иркутск, 1971.
Струк Н.К. Организация помощи больным и раненым в Иркутске в период русско-японской войны 1904—1905 гг. // Труды Иркутского университета. 1970. Т. 59. Вып. 2. Иркутск.
Судавцов Н.Д. ♦Героиня, противопоставившая тевтонской забронированной силе свою великую любящую душу русской женщины» // Военно-исторический журнал. 2002. № 3.
493
Судавцов Н.Д. Земское и городское самоуправление в России в годы Первой мировой войны. М. — Ставрополь, 2001.
Сурин М. Война и деревня. М., 1907.
Сюмеро Э. История и социология женского труда. Пер. с фр. Р.Ф. Калистратовой и др. М., 1973.
Труды Комиссии по обследованию санитарных последствий войны 1914—1920 гг. Пг., 1923.
Ульянов И.И. Воин и русская женщина в обрядовых причитаниях наших северных губерний // Живая старина. Пг., 1914. Вып. 3—4.
Урланис Б.Ц. История военных потерь. Войны и народонаселение Европы. Людские потери вооруженных сил европейских стран в войнах XVII - XX вв. (историкостатистическое исследование). СПб., 1994.
Федоров В.А. Мать и дитя в русской деревне (конец XIX - начало XX в.) // Вести.
Моск, ун-та. Сер. 8. История. № 4.
Ф.Р. Русский Красный Крест // Исторический вестник. 1896. № 7.
Форсова В.В. Общественное призрение военных и их семей в дооктябрьской России // Вестник РАН. 1996. Т. 66. № 8.
Хасбулатова О.А. Опыт и традиции женского движения в России (1860—1917). Иваново, 1994.
Хечинов Ю. Ангелы-хранители // Красный Крест России 1993. № 5.
Хитрово Т. Общеземская организация // Женское дело. 1914. № 19.
Хок С. Крепостное право и социальный контроль в России: Петровское, село Тамбовской губернии. Пер. с англ. М., 1993.
Хохлов В.Г. Женщины-медики на сопках Маньчжурии // Медицинская газета. 1995.18 января.
Чернуха В.Г. Великая княгиня Елена Павловна на государственной арене // О благородстве и преимуществе женского пола. Из истории женского вопроса в России. Сб. научн. трудов. СПб., 1997.
Чернуха В.Г. Паспорт в Российской империии: наблюдения над законодательством // Исторические записки. .№4(122). М., 2001.
Черных А.В. Поведенческие нормы в рекрутской обрядности // Мужской сборник. Вып. 1. Мужчина в традиционной культуре. М., 2001.
Женские врачебные курсы // Вестник Европы. 1886. № 1.
Шапиров Б.В. Частная помощь и женский уход за ранеными и больными воинами. СПб., 1907.
Шибков А.А. Первые женщины-медики России. Л., 1961.
Шиперович М.В. Как не следует бороться с проституцией? // Медицинский современник. 1915. № 16.
Шумигорский Е.С. Императорское женское патриотическое общество. 1812— 1912. СПб., 1912.
Щепкина Е.Н. Женская личность в истории России // Исторический вестник. 1913. № 7.
Щербинин П.П. Тамбовское крестьянство в период русско-японской войны 1904— 1905 гг. // Тамбовское крестьянство (от капитализма к социализму (вторая половина XIX - начало XX в.). Сборник статей. Вып. 2. Тамбов, 1998.
Война и общество. Материалы междунар. научно-практ. конференции преподавателей, аспирантов и студентов (25 февраля 1999 г.) / Отв. ред. П.П. Щербинин. Тамбов, 1999.
494
Щербинин П.П. Современные методы изучения демографического поведения населения Тамбовской губернии XIX — начала XX в. (период русско-японской войны 1904— 1905 гг.). // Социально-демографическая история России XIX—XX вв. Современные методы исследования. Материалы научной конференции (апрель 1998 г.). Тамбов, 1999.
Щербинин П.П. Патриотическая деятельность дамских комитетов Тамбовской губернии в период войн XIX - начала XX в. // Гендерные исследования в гуманитарных науках: современный подход. Материалы международной научной конференции (15—16 сентября 2000 г.). Иваново, 2000.
Щербинин П.П. Тамбовское земство в период русско-японской войны 1904— 1905 гг. // Взаимодействие государства и общества в процессе модернизации России конца XIX - начала XX вв. Сборник научных статей. Тамбов, 2001.
Женщина и война в поэзии и повседневности Первой мировой войны 1914— 1918 гг. Авторы-составители — А.И. Иванов, П.П. Щербинин. Тамбов, 2001.
Щербинин П.П. Повседневная жизнь семей запасных чинов и их призрение в годы русско-японской войны // Семья в ракурсе социального знания. Барнаул, 2001.
От мужских и женских к гендерным исследованиям. Мат-лы междунар. науч, конф. 20 апреля 2001 г. / Отв. ред. П.П. Щербинин. Тамбов, 2001. 244 с.
Щербинин П.П. Как война «открыла» женщину (повседневность россиянок военной поры начала XX в.) // Общество, гендер, культура. Мат-лы межд. науч, конференции. Омск, 20—21 сентября 2001. 4.2. Омск, 2001.
Щербинин П.П. Гендерные аспекты патриотических движений в периоды войн XIX — начала XX в. (женский патриотизм военной эпохи как социокультурное явление) // Российские женщины и европейская культура. Материалы V конференции, поев, теории и истории женского движения / Сост. и отв. ред. Г.А. Тишкин. СПб., 2001.
Щербинин П.П. Изучение военного фактора в повседневной жизни российского общества на локальном уровне в XIX — начале XX в. // Пути познания России: новые подходы и интерпретации. М., 2001.
Щербинин П.П. «Военный фактор» в формировании гражданственности россиянок в XIX - начале XX в. // Женщина в гражданском обществе. Мат-лы конф. СПб., 2002.
Щербинин П.П. Влияние русско-японской войны 1904—1905 гг. на повседневнобытовую культуру российской солдатки // Человек и война. XX век: Проблемы изучения и преподавания в курсах отечественной истории. Мат-лы Всеросс. науч-практ. конф. Омск, 2002.	•.>
Щербинин П.П. Реконструкция социально-экономического, правового статуса, менталитета российской солдатки XIX в. на основе компьютерных технологий // Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер» № 30. Материалы VIII конференции АИК. Июнь 2002. М., 2002.
Щербинин П.П. Земство и призрение семей призванных нижних чинов в период русско-японской войны 1904—1905 гг. // Земское самоуправление в России. Организация, деятельность, опыт. (Киров, 16—17 декабря 2002 г.). Материалы научной конференции. Киров, 2002.
Щербинин П.П. Незаконнорожденные дети в семьях солдаток в XVIII—XIX вв. в России // Социальная история Российской провинции в контексте модернизации аграрного общества в XVIII—XX вв. Тамбов, 2002.
Армия и общество. Материалы международной научной конференции. Отв. ред. П. Щербинин. Тамбов, 2002.
495
Щербинин П.П. Влияние «военного фактора* на повседневно-бытовую культуру россиянок в XIX в. // Армия и общество. Материалы международной научной конференции. Отв. ред. П. Щербинин. Тамбов, 2002.
Щербинин П.П. Проституция, сифилис и русская армия в XIX - начале XX в. // Родина. 2002. № 7.
Щербинин П.П. Плод страсти роковой. Солдатки и их незаконнорожденные дети в XIX — начале XX в. // Родина. 2003. № 8.
Щербинин П.П. Влияние войн начала XX в. на повседневную жизнь российской солдатки. // Повседневность российской провинции: история, язык, пространство. Казань, 2003.
Щербинин П.П. Российская солдатка: опыт реконструкции повседневной жизни в период войн России XIX - начала XX в. // Клио. 2003. № 2.
Женская повседневность в России XVIII—XX вв. Мат-лы междунар. научн. конференции. 25 сентября 2003 / Отв. ред. П.П. Щербинин. Тамбов, 2003.
Щербинин П.П. Повседневная жизнь российской провинциалки в период Первой мировой войны 1914—1918 гг. // Женская повседневность в России XVIII—XX вв.: Мат-лы междунар. научн. конференции. 25 сентября 2003 / Отв. ред. П.П. Щербинин. Тамбов, 2003.
Щербинин П.П. Повседневная жизнь солдатки в русском фольклоре // Женская повседневность в России XVIII—XX вв. Мат-лы междунар. научн. конференции. 25 сентября 2003 / Отв. ред. П.П. Щербинин. Тамбов, 2003.
Щербинин П.П. Алкоголь в повседневной жизни российской провинции в период Первой мировой войны 1914—1918 гг. // Вестник Челябинского университета. 2003. № 2.
Щербинин П.П. Солдатские вдовы: особенности призрения в Российской империи в XIX - XX вв. //Война и мир в историческом процессе (XVII - XX вв.): Сб. науч, ст. по итогам международной научн. конф., посвященной 60-летию Сталинградской битвы. 4.1. Волгоград, 2003.
Щербинин П.П. Семейная жизнь нижних чинов в России в XVIII—XIX вв. // Катанаевские чтения: мат-лы пятой Всеросс. научно-практ. конференции (Омск, 17—18 апреля 2003 г.). Омск, 2004.
Щербинин П.П. «Соломенная вдова»: права и жизнь российской солдатки // Семейный узы: модели для сборки. Сборник статей. Кн.1. / Сост. и редактор С. Уша-кин. М, 2004.
Щербинин П.П. Баба с газетой. Как жила черноземная провинция во время войны с Японией // Родина. 2004. № 4.
Щербинин П. Женское движение в Тамбовской губернии в начале XX в. // Тамбовская губерния: вехи истории. Тамбов, 2004.
Фромметт Б. Участь женщины и война // Жизнь для всех. 1915. № 8—9.
Энгельштейн Л. Ключи счастья. Секс и поиски путей обновления России на рубеже XIX-XX вв. М., 1996.
Ячменихин В.К. Институт военных кантонистов в структуре русской армии // Вестник Моск, ун-та. Сер. 8. История. 2000. № 1.	\
496
ЛИТЕРАТУРА НА ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКАХ
Allan К. Wildman, The End of the Russian Imperial Army, 2 vols. Princeton, 1980-87.
Alltagsgeschichte. Zur rekonstruktion historischer Erfahrungen und Lebensweisen / Alf Luedtke (Hg.). — Frankfurt Main; New York: Campus Verlag. 1989.
Anne Eliot Griesse and Richard Stites, Russia: Revolution and War, ch. 3 in Nancy Loring Goldman (ed.), Female Soldiers — Combatants or Noncombatants ? Historical and Contemporary Perspectives. Westport, Conn. 1982.
Beartrice Farnsworth. The Soldatka: Folklore and Court Record // Sr. 49. 1990.
Beatty B. The Red Heart of Russia. N.Y., 1919.
Beyrau, D. Depression und Kriegsentscheidung. RuHlands Weg in den Balkankrieg 1876—77, in: Quarthal, F., Setzler, W.(Hg.), Stadtverfassung, Verfassungsstaat, Pressepolitik. Festschrift f. E.Naujoks, Sigmaringen 1980, 217—229.
Beyrau, D. Militaer und Gesellschaft im Vorrevolutionaeren Russland. Gologne, 1984.
Beyrau, D. (Hg.), Der Krieg in religinsen und nationalen Deutungen, Tbbingen 2001.
Beyrau, D. «DieBuerdemilitaerischerMacht*, in: G.Schramm(Hg.),Russlandslanger Weg in die Gegenwart, Goettingen 2001
Beyrau, D. Der Erste Weltkrieg als Bewaehrungsprobe. Bolschewistische Lernprozesse aus dem «imperialistischen» Krieg. In: Journal of Modern European History 1,2003.1
Benecke W. Militaer und Geselschaft im Russischen Reich. Die Geschichte der Allgemeinen Wehrplicht 1874—1914. Habilitationsschrift. Goettingen, 2003
Bramall, Joan Midwives in history and society Jean Towler a. Joan Bramall London etc.: Croom Helm, 1986.
Braybon, Gall, Women Workers in the First World War, London 1981.
Bruce W. Menning, Bayonets before Bullets: The Imperial Russian Army, 1861—1914 (Bloomington, 1992).
Buchanan M. The Dissolution of an Empire. London, 1932.
Bushnell J., Mutiny amid Repression: Russian Soldiers in the Revolution of 1905— 1906 (Bloomington, 1985).
Christopher Duffy, Russia’s Military Way to the West: Origins and Nature of Russian Military Power, 1700—1800 (London, 1981).
Curtiss J.S. Russian Sisters of Mercy in the Crimea, 1854-1855 // Slavic Review. 1966. March.
Daniel, Ute, Arbeiteifrauen in der Krfegsgesellschaft. Beruf Fam die und Politik im Ersten Weltkrieg. Gnttingen, 1989.
David L. Ransel. Mother of Misery: Child Abandonment in Russia. Princeton, 1988.
Emanuel Frisfich, Kantonisty. Tel Aviv, 1983
Engel Barbara “Not by Bread Alone: Subsistence Riots in Russia during World War I,” Journal of Modern History, 69, no 4 (December 1997).
Eric Lohr and Marshall Poe. The Militare and Society in Russia 1450-1917. Boston, 2002.
Frauen und Krieg / Martin van Creveld. Aus dem Engl, von A.Schaefer und K.Laue. Muenchen, 2001.
Fridenson, Patrick (Hg.), 1914—1918: l‘autre front, in: Mouvement social, H. 2, Paris, 1977.
Gellsdorff, U. Frauen im Kriegsdienst 1914— 1945, Stuttgart 1969.
497
Greenwald, Maurice Weiner, Women, War and Work: The Impact of World War 1 on Women Workers in the United States, Westport I London 1980.
Henry Hirschbiel, «The District Captains of the Ministry of State Properties in the Reign of Nicholas I: A Case Study of Russian Officialdom, 1838—1856,» (Ph.D. diss., New York University, 1978).
Jane MCdermid and Anna Hillyar. Women and Work in Russia 1870—1930. A Study in Continuity through Change. London—New York. 1998.
Janet K. Watson (1997), Khaki Girls, VADs, and Tommy’s Sister. Gender and Class in First World War Britain, International History Review. 19/1.
JohnL. H. Keep, «Catherine’s Veterans,» Slavonic and East European Review 59 (July 1981): 385—396.
John L. H. Keep Soldiering in Tsarist Russia // USAFA Harmon Memorial Lecture. 1986. №29.
John L.N. Keep, Soldiers of the Tsar: Army and Society in Russia, 1462—1874. New York, 1985.
John Shelton Curtiss, The Russian Army under Nicholas I, 1825—1855 (Durham, N.C., 1965).
Julie Wheelwright, Amazons and Military Maids: Women Who Dressed as Men in Pursuit of Life, Liberty and Happiness. London, 1990.
Kennedy, David M., Over Here: The First World War and American Society, New York 1980.
Kimerling E. Social Misfits: Veterans and Soldiers’ Families in Servile Russia Ц The Journal of Militare History. April 1995. P. 215—236.
Kimerling E. Soldirs Children, 1719-1856: A study of social engineering in imperial Russia // Forschungen zur osteuropaische Geschichte. № 30. 1982. P. 61—136.
Krisztina Robert (1997), Gender, Class and Patriotism. Women’s Paramilitary Units in First World War Britain, International History Review. 19/1.
Leed, Eric J., No Man‘s Land: Combat and Identity in World War 1, Cambridge 1979.
Margaret H. Darrow (2000), French Women and the Greal War. War Storiesf rom the Homefroni, New York.
Marina Yurlova. Cossack Girl. London, 1934.
Marwick, Arthur, The Deluge: British Society and the First World War, London 1965.
Marwick, Arthur, War and Social Change in the Twentieth Century: A Comparative Study of Britain, France, Germany, Russia and the United States. London, 1979.
Marwick, Arthur, Women at War 1914—1918. London, 1977.
Meyer A.G. The Impact of World War on Russian Women’s Lives //Russia’s Women. Accommodation, Resistance, Transformation / Eds. B.E. Clements, B.A. Engel, Christine D. Worobec. Berkeley, 1991.
Mitchell D. Women in the Warpath: The Story of the Women of the First World War. London, 1966.
Polner T. Russian Local Government During the War and the Union of Zemstvos. New Haven, 1930.
Reilly, Catherine (Hg.), Scars upon My Heart: Women’s Poetry and Verse of the Pirat World War, London, 1981.
Richard Hellie, Enserfment and Military Change in Muscovy (Chicago, 1971).
Rodney D. Bohac, «The Mir and the Military Draft,» Slavic Review 47 (Winter 1988): 652—66.
498
Schoenberger В. Mutterliche Heldinnen und abenteuerlustige Maedhen. Rotkreuz-Schwestern und Etappenhelferinnenen im Ersten Weltkrieg // Hagemann K. Schueler-Springorum(Hg.)Heimat-Front. Militaer und Geschlechterverhaeltnisse im Zeitalter der Weltkriege. Wrankfurt / New York, 2002.
Steven Hoch Serfs in Imperial Russia: Demographic Insights // Journal of Interdisciplinary History. 1982. № 13.
Susan R. G ray zel (1997), «The Outward and Visible Sign of her Patriotism». Women, Uniforms, and National Service during the Firsl World War // Twentieth Century British History. 8/2.
Susan Zeiger (2000), In Uncle Sam’s Service. Women Workers with the American Expeditionary Force, 1917—1919, Cornell.
Stockdale, Melissa K., “«My death for the motherland is happiness»: women, patriotism, and soldiering in Russia’s Great War, 1914—1917’, American Historical Review 109 (2004) 1, 78 -116.
«The Ideal of Paternalism in the Prereform Army,» in Imperial Russia, 1700-1917: State, Society, Opposition: Essays in Honor of Marc Raeff, ed. Ezra Mendelsohn and MarshallShatz(DeKalb, 111, 1988), pp. 95—114.
WaaL, Richard and Jay Winter (Hg.), The Upheaval of War: Family, Work and Welfare in Europe, 1914—1918. Cambridge I New York / Melbourne, 1988.
WalterM. Pintner, «The Burden of Defense in Imperial Russia, 1725—1914,» Russian Review 43 (July 1984); 231—59.
William C. Fuller, Jr., Civil-Military Conflict in Imperial Russia, 1881 —1914 (Princeton, 1985).
Wirtschafter E.K. From Serf to Russian Soldier (Princeton, 1990).
Wirtschafter E.K. Legal Identity and the Possession of Serfs in Imperial Russia // The Journal of Modern History 70. September 1998.
Wirtschafter E.K. Social Misfits: Veterans and Soldiers* Families in Servile Russia / I The Journal of Military History 59. April 1995.
Wirtschafter E.K. Structures of Society: Imperial Russia’s «People of Various Ranks» (DeKalb, 111, 1994).
Wirtschafter E.K. The common soldier in eighteenth-century Russians Drama // Reflection on Russia in the Eighteenth Century. Koeln, 2001.
Zirin M. A Woman in the «Men’s World»: the Journals of Nadezhda Durova // Bell S. G., YalomM. (eds.). Revealing Lives: Autobiography, Biography and Gender. N. Y., 1990.
499
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
Амазонская рота 413—416, 427, 438 Бабьи бунты 215—216, 227, 264—268
Братья милосердия 186, 333, 356
Военная реформа 1874 г. 27,146,167, 170—174
Военное министерство 15,18, 20,104, 115,117,155,164,190—191,197, 218, 304, 319—320,354, 368, 395, 417,447
Военное сословие 20, 31—35, 50, 57, 108, 125, 124, 167,428
Военные инвалиды 135,137—154,464
Военный постой 40, 75—76, 80—81, 90, 139, 193, 196—197, 240, 281
Временное правительство 153, 437, 441,475—478
Временные правила о призрении семейств запасных, призванных на военную службу, от 25 июня 1877 г. 179—182
Всероссийский женский военный съезд 441
Всероссийский съезд делегатов увечных воинов 152—153
Всероссийский съезд сестер 408
Всероссийский съезд сестер милосердия 406
Государственная дума 253, 271
Государственный совет 164, 271, 357
Дамские комитеты 301, 334, 398, 455—475
Доброволки 424—436
Женские батальоны смерти 437— 443
Закон о призрении семей призванных на войну от 25 июня 1912 г. 151, 226,271—289
Императорское женское патриотическое общество 450—451
Кантонисты (солдатские дети) 17— 18, 33, 40—41, 45, 70, 76, 101, 103—114, 123, 135, 140,234
Крымская война 1853—1856 гг. 38, 163—164, 303—316, 326, 338, 453—454
Маркитантки 411 — 413
Министерство внутренних дел 22, 102,122,147,177,191,209—210, 262, 272, 274—275
Незаконнорожденные дети 89, 97— 104,110—112,118—132,136
Общины сестер милосердия 294, 299—301, 303—305, 322—331, 336, 355—360, 362—363
Отпускные солдаты 91, 101, 135, 159—167,179
Отставные солдаты 33, 57—58, 101, 108, 145, 159—167,297
Первая мировая война 1914—1918 гг. 135, 137, 233 — 388, 405, 464—473
Полковые дамы 411
Проституция 54, 68—82, 115, 249, 382,404,430,434
Рекрутские плачи 29,82—88,112,157 Рекрутский набор 8, 28, 29, 35—37, 40, 68, 82—83, 89, 91—92, 95— 96, 112, 137—138, 156 — 158, 170—172
Российская лига равноправия женщин 465
Русско-турецкая война 1877—1878 гг. 135, 137, 174—182, 323—351, 454—459
Русско-японская война 1904—1905 гг. 135, 137, 185—221, 361—383, 459—464
Сенат 22, 71 — 72, 110, 119 — 120, 123—124
Сердобольные вдовы 299, 303, 315—316
Сестры милосердия 186, 247, 293, 301, 303—313, 316—320, 322— 408, 422, 427, 430, 443, 457, 460—461,465
Синод 63,66,123—124,139,200,230, 255,455
Солдатка 9, 16, 19—23, 26—181, 195—196, 198—203, 205—212,
500
215 — 220, 239, 243 — 248, 254—255, 272—290, 335, 428, 474—478
Солдатские вдовы 37 — 38, 59—60, 108, 116, 135, 138—140, 142— 148, 156, 159, 217—218, 247, 297,334,428,450,464
Солдатские дочери (девки солдатские) 40—41, 45—46, 50—51, 70, 105, 108—109, 115—118, 135,140
Солдатские жены 8, 9, 17, 155—159, 173—174, 180—183, 188—189, 297—298, 334, 411,433, 473
Союз увечных воинов 152
Союзы сестер милосердия 406
Союзы солдаток 474—478
Студентки-медики и женщины-врачи 323, 325—326, 331, 340—342, 352,363
Устав о воинской повинности 170— 171,1796
501
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Абоносимова А. 48
Айгуров И.А. 461
Александр I 73, 103, 105, 116, 117,
142, 145,419,420
Александр II 146, 170, 316, 454
Александра Петровна 323
Александра Федоровна 393
Александров В.А. 103, 156
Алтынова II.Е. 50
Алчевская Х.Д. 327
Андреева У. 103
Анна Иоанновна 40
Аракчеев А.А. 106
Архипов И. 63
Афанасьев Д. 62
Афанасьева Е.Л. 383
БайрауД. 11, 16,
Бакунина Е.М. 303, 305, 306, 308,
310,312,316,317,326,339
Балов А. 74
Баратынский П.А. 391
Барсов Е.В. 85
Барятинская М.Ф. 300
Баумгартен О.А. 364
Бахмутов 45
Белов И.Д. 88, 130
Бенекке В. 11, 17
Беркевич А.Б. 226
Бескровный Л.Г. 16
Бецкой И.И. 126
Бовыкин Г. 44
Болотников А.Л. 117
Волхонский А.А. 116
БоткевичА.А. 456
Бочарникова М. 443
Бочкарева М. 400, 426, 430,431,432,
433,434,437,438,439
Брандт II. 45
Брусилов А.А. 405, 438
Брюс Я. 410
Бубнова К. 394
Будберг Е. 311
Булгаков М.А. 389
Варнек Т. 396, 405
Василевский Л.М. 383
Васильева А. 64
Вересаев В.В. 189, 190, 364, 379, 381
Вернези В.Ф. 128
Встчинин А.А. 456
Виртшафтер Э.К. 11, 16, 37, 47, 57, 119
Вишленкова Е.А. 12
Войно-Ясенецкий В.Ф. 389
Волконский 71
Воронцов-Дашков М.С. 415
Врангель Н.Н. 472
Вревская Ю. 342, 344, 345
Гагарина М.А. 394
ГайсрД. 11
ГастгаузенА. 160
Гества К. 11
ГетреллП. 80, 388
ГоворковП.А. 76
Голенищева-Кутузова М.А. 394
Гре вельд М. 418
Григорова А.М. 371
Григорьев М. 44
Гурко В. И. 274, 275
Гюббенет X. 311
Даль В.И. 81, 89
Даша Севастопольская 314
Деникин А.И. 442, 443
Денисов С. 394
Державин Г.Р. 44
Дмитриев А. 48
Добрынкина Е. 86
Долгов 428
Достоевский Ф.М. 354
Драгневич Н. 341
Дронова Н.В. 12
Дружинин Н.М. 49
Дубовицкая Н. 63
Дурова (Александров) Н.А. 419-422
Духонина Е. 329, 344, 348, 351
Дьячков В.Л. 12
504
Екатерина II 72, 73, 125, 140, 144, 413,415,416
Екатерина Павловна 452
Елена Павловна 303, 304
Елизавета Алексеевна 451
Елизавета Петровна 71, 105, 416
Елизавета Федоровна 461
Енгалычева М.Г. 394
Ефимова В. 66
Жданкина А. 55
Жеребкина И. 12
Жукова С. 452
Захарова Л. 56
Звенигородская А.И. 394
Зоткина П. 65
Иванов В. 103
Иванова Р.М. 400, 401
Иванова Ю.Н. 367
Игнатьев А.А. 365
Изъединова С.В. 356, 357
Икскуль В.И. 390
Илинский П.А. 349
Иннокентий 199
Иноземцев А.А. 66
Иосиф II 415
Исакова М. 429
Каледин А. 117
Каплуновский А.П. 12
Карпущенко С.В. 46
Карцева Е.П. 303, 316, 336
Кауфман П. 367
Керенский А.Ф. 438
Клейнмихель Н. 393
Кноринг 417
Козлова Н.В. 378, 381
Коковцова А.П. 462
Коллонтай А.М. 215,475
Кондратьев Н.Д. 288
Кондырева З.Е. 391
Коновалова М. 48
Коновницына В.П. 394
Коноплев Ф. 289
Корнилов А.А. 160
Кох М.Ф. 401
Кравков В.П. 375
Красильникова А. 435
Краснов П.Н. 403
Кропоткина В.А. 394
Крупская А. 311
Кугушева А.И. 463
Кудашева 428
Кузнецова Е.П. 461
Кулешев464
Кулешова 62
Куликова А. 357
Куликова А. 63
Куропаткин А.Н. 190
Кутузов М.И. 305, 417, 420
Кутузова М. 316
Лапин В.В. 30
Лауниц М.А. 461
Ленин В.И. 408
Леонтьева Т.Г. 253
Ливен Л.II. 368
Ливен М.П. 368
Ливен П.П. 368
Лобова О. 337
Лысов Е. 289
Любчук А. 51
Людтке А. 11, 223
Макаров С.О. 198
Мак-Ки А. 256, 263
Максимов С. 128
Маликов И. 66
Мареева Е.П. 12
Мария Федоровна 298
Маркина Т. 416
Матвеева А. 116
Мейендорф А.Ф. 394
Мейер А. 406, 424
Меншиков 304
Мизис Ю.А. 12
Милютин В. 65
Милютин Д.А. 320
Михайлова А. 66
Михайлова М. 156
Моллесон Е.И. 441
Муратов Н.П. 149
Мягкова О. 345
Наранович П.А. 322
Нарский И.В. 243
Неелова М. 337
Некрасова В.С. 337, 342, 345
Немирович-Данченко В.И. 345, 354
Никитин В.Н. 17, 18, 70, 76, 101
Никитина А.Г. 119
505
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Абоносимова А. 48
Айгуров И.А. 461
Александр I 73, 103, 105, 116, 117,
142, 145,419,420
Александр II146, 170, 316, 454
Александра Петровна 323
Александра Федоровна 393
Александров В. А. 103,156
Алтынова П.Е. 50
Алчевская Х.Д. 327
Андреева У. 103
Анна Иоанновна 40
Аракчеев А.А. 106
Архипов И. 63
Афанасьев Д. 62
Афанасьева Е. Л. 383
Байрау Д. 11,16,
Бакунина Е.М. 303, 305, 306, 308,
310,312,316,317, 326, 339
Балов А. 74
Баратынский П.А. 391
Барсов Е.В. 85
Барятинская М.Ф. 300
Баумгартен О.А. 364
Бахмутов 45
Белов И.Д. 88, 130
Бенекке В. 11, 17
Беркевич А.Б. 226
Бескровный Л.Г. 16
Бецкой И.И. 126
Бовыкин Г. 44
Болотников А.Л. 117
Волхонский А.А. 116
Боткевич А.А. 456
Бочарникова М. 443
Бочкарева М. 400, 426,430, 431, 432,
433,434,437,438,439
Брандт П. 45
Брусилов А.А. 405, 438
Брюс Я. 410
Бубнова К. 394
Будберг Е. 311
Булгаков М.А. 389
Варнек Т. 396, 405
Василевский Л.М. 383
Васильева А. 64
Вересаев В.В. 189, 190,364,379,381
Вернези В.Ф. 128
Ветчинин А.А. 456
Виртшафтер Э.К. 11, 16, 37, 47, 57, 119
Вишленкова Е.А. 12
Войно-Ясенецкий В.Ф. 389
Волконский 71
Воронцов-Дашков М.С. 415
Врангель Н.Н. 472
Вревская Ю. 342, 344, 345
Гагарина М.А. 394
ГайерД. 11
Гастгаузен А. 160
Гества К. 11
Гетрелл П. 80, 388
Говорков П.А. 76
Голенищева-Кутузова М.А. 394
Греве л ьд М. 418
Григорова А.М. 371
Григорьев М. 44
Гурко В.И. 274, 275
Гюббенет X. 311
Даль В.И. 81, 89
Даша Севастопольская 314
Деникин А.И. 442, 443
Денисов С. 394
Державин Г.Р. 44
Дмитриев А. 48
Добрынкина Е. 86
Долгов 428
Достоевский Ф.М. 354
Драгневич Н. 341
Дронова Н.В. 12
Дружинин Н.М. 49
Дубовицкая Н. 63
Дурова (Александров) Н.А. 419-422
Духонина Е. 329, 344,348, 351
Дьячков В.Л. 12
504
Екатерина II 72, 73, 125, 140, 144, 413,415,416
Екатерина Павловна 452
Елена Павловна 303, 304
Елизавета Алексеевна 451
Елизавета Петровна 71, 105, 416
Елизавета Федоровна 461
Енгалычева М.Г. 394
Ефимова В. 66
Жданкина А. 55
ЖеребкинаИ.12
Жукова С. 452
Захарова А. 56
Звенигородская А.И. 394
Зоткина П. 65
Иванов В. 103
Иванова Р.М. 400, 401
Иванова Ю.Н. 367
Игнатьев А.А. 365
Изъединова С.В. 356, 357
Икскуль В.И. 390
Илинский П.А. 349
Иннокентий 199
Иноземцев А.А. 66
Иосиф II 415
Исакова М. 429
Каледин А. 117
Каплуновский А.П. 12
Карпущенко С.В. 46
Карцева Е.П. 303, 316, 336
Кауфман П. 367
Керенский А.Ф. 438
Клейнмихель Н. 393
Кноринг417
Козлова Н.В. 378, 381
Коковцова А.П. 462
Коллонтай А.М. 215,475
Кондратьев Н.Д. 288
Кондырева З.Е. 391
Коновалова М.48
Коновницына В.П. 394
Коноплев Ф. 289
Корнилов А.А. 160
КохМ.Ф. 401
Кравков В.П. 375
Красильникова А. 435
Краснов П.Н. 403
Кропоткина В.А. 394
Крупская А. 311
Кугушева А.И. 463
Кудашева 428
Кузнецова Е.П. 461
Кулешев 464
Кулешова 62
Куликова А. 357
Куликова А. 63
Куропаткин А.Н. 190
Кутузов М.И. 305, 417, 420
Кутузова М. 316
Лапин В.В. 30
Лауниц-М.А. 461
Ленин В.И. 408
Леонтьева Т.Г. 253
Ливен Л.П. 368
Ливен М.П. 368
Ливен П.П. 368
Лобова О. 337
Лысов Е. 289
Любчук А. 51
Людтке А. 11, 223
Макаров С.О. 198
Мак-Ки А. 256, 263
Максимов С. 128
Маликов И. 66
Мареева Е.П. 12
Мария Федоровна 298
Маркина Т. 416
Матвеева А. 116
Мейендорф А.Ф. 394
Мейер А. 406, 424
Меншиков 304
Мизис Ю.А. 12
Милютин В. 65
Милютин Д.А. 320
Михайлова А. 66
Михайлова М. 156
Моллесон Е.И. 441
Муратов Н.П. 149
Мягкова О. 345
Наранович П.А. 322
Нарский И.В. 243
Неелова М. 337
Некрасова В.С. 337, 342, 345
Немирович-Данченко В.И. 345, 354
Никитин В.Н. 17, 18, 70, 76, 101
Никитина А.Г. 119
505
Николай I 57, 59, 73, 96, 101, 106, 107, 108, 160, 299, 305, 4 15. 454
Николай II257.264,393,405,426,473
Николай Николаевич 429 Никольский А. 430, 433 Никулин С. 219 Нилов П.А. 451
Орлова В.Д. 12 Отто А. И, Охочинекая А. 394
Повел! 73, 105, 145
Павлова У. 123
Пайпс Р. 29
Пальшииа А. 436,443
Паршивов В. 64
Пащенко О. 374
ПенкинаМ.И. 282
Перовский Л.А. 74.160
Петр 1 71, 105, 125, 138, 140, 296, 297,299,411
Петрова М. 121
Пиварковнч А.А. 357
Пирогов Н.И. 303,307, 308,309,312, 313,319,321
ПлаьптертЯ. 11
Плахова О. 401
Подгаецкий В.Д. 328
Подустов Е. 66
Поликарпов М. 65
Половцев П.А. 438
Пономарева Е. 386
Попов Е. 122
Постернак А.В. 295,360,367,368,382
Потемкин Г.А. 58,416
Потемкин Н. 120
Протасов Л.Г. 12
Прохоров Г. 101
ПруискаяА 310
Пушкарав Л.Н. 82
Пушкарева И.М. 12
Пушкарава Н.Л. 9,10, 14
Пушкин А.С. 112, 421
Реднгер Ю.А. 368
РенселД. 111
Родзянко М.В. 396, 437
Рожковская Ш. 345
Рожнов М.Р. 92
Рожнова Д.Е. 92
РутсспО.Н. 120
Сабинина М.С. 322,323
Саблер В. К. 253
Саблин С. 121
Салтыков А.Л. 286
Салтыкова Е.К. 401
Самарин В.Н. 157
Самсонова Е.П. 436
Сатина Е 128
Сенявская Е.С. 12, 399, 403
Серафим Саровский 199
Сергеева 11. 65
Сергий 331
Сигаев И. 98
Скворцов Н.А. 228
Склифосовский П.В. 341
Скобелев М.Д. 77,198
Слепченко В.П. 375, 381
Смирнова И.Д. 400
Соболев И.И. 50
Costilla А. 386
Соловьев И. 65
Солодовский М. 219
Сорокина Д. К. 128
Стайтс Р. 309, 389, 425, 435,439
Стахоаич А.П. 303, 316
Сухоэанет Н.0.304
Тенинюп В.Н. 98
Терентьева А. 44
Тимашев А.Е. 177
Тимофеева У. 452
Тихомирова А. 417
Тихонова А. 116
Толстая А.Л. 401,405
Толстая С. 345
Толстой Л.II. 312
Трофимов И. 66
Трупин И.И. 219
Туманова А.С. 447
Тургенев И.С. 344
Украинцева М.В. 391
Улърихсоп С. 314
Ульянова М 394
Урусова А.А. 394
Урусова Е. 242
Утнн Е. 337
Фансфорс Б. 82.87
506
Федорово М. 62 Федорова II. 103 Федорова У. 51 Федорченко С. 404 Федосова И.Л. 85 Ферзей П.П. 394 Филатов Н.ф. 50 Филюшкип А.И. 12 Фрпдернкс М.П. 322 Хаген М. 12
Хасбулатова О.А. 12, 460 ХильдермайерМ. 11 Хитрово Е.А. 303,316 ХодяковаГ.И. 12 Хок С. 12,28 Храповицкий М. 417 Хрущева В.Д. 337 Хэфнер Л. 448 Чайников М. 289 Чалннскнй Г.Т. 312,314 Чемоданов Г.Н. 403 Черных А.В. 83 Чичерин В. 334 Чоба Е. 429
Чуковский К. 236
Чулков М.Д. 37
Шабанове А И 446,465
Шавердо 11.11.394
Шаров И. 289
Шаховсквя Е.М. 436
Шаховская Н.Б. 323,328, 330
Шаховская-Стрешнева Е.Ф. 456, 458
Шебуняов В. 64
Шереметьев Б.П. 120
Шидянская (Сарандона) Е.И. 412
Шнперовнч М. 80
Штюрмер 18
Шувалова Е.В. 394, 396
Щеголихнна А. 56
Щедрина В. 316
Щербаков П. 289
Щербатова М.Б. 394
Энгель Б. 98
Энгельгардт А. 176,180
Языкова М.М. 391
Яковенко-Яковлева Л.В. 378
Ячевская М. 345
ЯчмеиихинВ.К. 104
507
Научное издание
Павел Петрович ЩЕРБИНИН
Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVni - начале XX в.
Монография
Корректура: С. А. Карандашова, Л. А. Афанасьева
Дизайн обложки и компьютерная верстка — С. А. Аршинов
Сдано в набор 20.03.2004 г. Подписало в печать 24.04.2004 г. Формат 90x701/16. Усл.печ. л. 31,76. Тираж 800 эка. Заказ № 380. Печать офсетная. Гарнитура ScoolBookC. Отпечатано в типографии ООО «Юлис-Прнит», г. Тамбов, ул. Монтажников, 9. Тел: (0762) 48-89-26,48-89-27.
ЩЕРБИНИН Павел Петрович (родился в 1962 г ।
В 1993 г. защитил кандидатскую диссертацию. В настоящее время — доцент кафедры Российской истории Тамбовского государственного университета имени Г. Р Державина.
Сфера научных интересов гендерная и женская история, социальная история, история повседневности.
Был председателем оргкомитета и ответственным редактором сборников статей международных научных конференций, проводившихся в г. Тамбове: «Война и общество» (1999 г.), «Армия и общество» (2000 г.), «От мужских и женских к гендерным исследованиям» (2001 г.), «Женская повседневность в России в XVIII—XX вв » (2003 г.). Автор 132 научных публикаций.
Обладатель грантов: МОНФ (1999), РГНФ (2001—2003), ACLS (2001), МИОН (2002).
В 2003—2004 гг.—стипендиат фонда Gerda Henkel Stiftung (Германия).
С 2001 г. — руководитель Тамбовского центра гендерных исследований.
E-mail: pavel_s@svet.tstu.ru