Текст
НЕМЕЦКАЯ
БУРЖУАЗНАЯ ФИЛОСОФИЯ
ПОСЛЕ
ВЕЛИКОЙ ОКТЯБРЬСКОЙ
СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ
РЕВОЛЮЦИИ
и * л
Издательство
иностранной
литературы
*
DIE DEUTSCHE
BÜRGERLICHE PHILOSOPHIE
SEIT
DER GROSSEN SOZIALISTISCHEN
OKTOBERREVOLUTION
Berlin 1958
НЕМЕЦКАЯ
БУРЖУАЗНАЯ ФИЛОСОФИЯ
ПОСЛЕ
ВЕЛИКОЙ ОКТЯБРЬСКОЙ
СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ
РЕВОЛЮЦИИ
Перевод с немецкого
под общей редакцией
члена-корреспондента АН СССР
М. Т. И о в я у к а
ИЗДАТЕЛЬСТВО ИНОСТРАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Москва I960
В настоящей книге собраны статьи немецких авторов-маркси-
стов, посвященные мало исследованному в современной маркси¬
стской литературе вопросу —■ развитию немецкой буржуазной фило¬
софии после 1917 года. Иными словами, авторы рассматривают
особенности развития немецкого идеализма в связи с тем влиянием,
которое оказала Великая Октябрьская социалистическая революция
на капиталистический мир.
Несмотря на скромные размеры книги, в ней собран интерес¬
ный и тщательно отобранный материал. Первоначально статьи были
написаны по заказу Института философии АН СССР для шести¬
томной «Истории философии». Вслед за тем они были опублико¬
ваны в ГДР отдельным изданием.
Редакция литературы по философии и психологии
К. Цвейлинг
НЕМЕЦКАЯ БУРЖУАЗНАЯ ФИЛОСОФИЯ
ПОСЛЕ ВЕЛИКОЙ ОКТЯБРЬСКОЙ
СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
С победой Великой Октябрьской социалистической
революции человеческое общество вступило в новую фазу
своего развития. Русские рабочие и крестьяне, руководи¬
мые Коммунистической партией, партией Ленина, стали
на практике осуществлять теорию социализма, развитую
Марксом и Энгельсом и превращенную из утопии
в науку, — претворять ее из науки в действительность.
Впервые после шеститысячелетнего господства эксплуата¬
торского меньшинства над значительным большинством
трудящегося народа трудящееся большинство на одной
шестой части земли установило диктатуру пролетариата,
установило свое господство над остатками старых эксплу¬
ататорских классов, их сторонниками и агентами. Мо¬
нополия господства буржуазии на земле была подорвана.
Победа русских рабочих и крестьян, так же как и
первая мировая империалистическая война, была выра¬
жением, стороной, моментом общего кризиса, в кото¬
рый вступил капитализм через два десятилетия после
начала его империалистической, монополистической ста¬
дии. Эта новая историческая обстановка определила и
особенности буржуазной философии данной эпохи. По¬
следующее развитие — укрепление советской власти и
успехи социалистического строительства, с одной сто¬
роны, дальнейшее обострение общего кризиса капита¬
лизма— с другой, вторая мировая война как выражение
этого обострения, победа Советского Союза и возникнове¬
ние в результате ее мирового социалистического ла¬
геря, охватывающего более чем треть человечества, —
усилило и в то же время видоизменило эти особенности
развития буржуазной философии. При этом неравномер¬
ность экономического, политического и культурного
5
развития различных государств империалистического
мира породила и многочисленные национальные оттенки
внутри буржуазной философии.
Особенности ее развития в Германии определяются
в основном следующими моментами. Перед началом
общего кризиса капитализма немецкой буржуазии про¬
тивостояло сильное мировое социалистическое рабочее
движение. К началу империалистического периода немец¬
кая буржуазия в экономическом и политическом развитии
оставалась далеко позади буржуазии других капиталисти¬
ческих государств и поэтому совершенно недостаточно
принималась во внимание при разделе мира между миро¬
выми капиталистическими державами. Однако в период
непосредственно перед первой мировой войной она до¬
стигла вершины капиталистического развития и именно
поэтому подготовила и развязала первую мировую войну
за новый передел сфер влияния. В этой мировой войне
она потерпела поражение, и ей, ведшей войну невидан¬
ными до сих пор разбойничьими методами, пришлось
подчиниться разбойничьему миру. С помощью своих идео¬
логических агентов ей удалось расколоть рабочее движе¬
ние; однако в это время в Германии быстро развивалась
марксистско-ленинская коммунистическая партия, кото¬
рая объединяла под своим руководством все большую
часть немецкого рабочего класса. В связи со всем этим
экономические и политические противоречия умирающего
капитализма в Германии обострились еще резче, чем в ос¬
тальном империалистическом мире. Германский монопо¬
листический капитал, для того чтобы по крайней мере на
первых порах сгладить эти противоречия, стал на путь
открытого фашистского террора, а также на путь второй
мировой войны; этот путь был возможен для него в ре¬
зультате раскола рабочего движения. Германский моно¬
полистический капитал, развязав войну, получил сокруши¬
тельный удар со стороны советского рабоче-крестьянского
государства. В результате этого поражения в одной части
Германии было восстановлено политическое единство ра¬
бочего класса, возникла власть рабочих и крестьян и под
ее руководством началось строительство социализма;
в другой части Германии с помощью американских и
английских штыков, оплачиваемых йемецкими трудящи¬
мися, была временно восстановлена экономическая и поли¬
тическая власть германского монополистического капи¬
6
тала. Несмотря на стремление германского капитала со¬
здать хотя бы иллюзию возможности упрочения его экс¬
плуататорской власти, все же как во внутренней, так и
во внешней политике он вновь избирает путь фашизма. Пер¬
вым шагом на этом пути, очевидным для всего мира, было
запрещение Коммунистической партии Германии. Его
цель — третья мировая война, атомная война, война на
стороне американского монополистического капитала. Но
в отличие от первой и второй мировых войн в настоящее
время трудящиеся Западной Германии в союзе с миро¬
любивыми силами всего мира, опираясь на власть немец¬
ких рабочих и крестьян в ГДР, на непреодолимую силу
мирового социалистического лагеря, имеют возможность
преградить путь милитаризму.
Таковы главные моменты, определяющие развитие не¬
мецкой буржуазной философии после победы Великой
Октябрьской социалистической революции. Причем в об¬
щественном отношении эта философия имеет две различ¬
ные, но не изолированные друг от друга, взаимно обус¬
ловливающие и определяющие друг друга стороны. Она
является, во-первых, формой отражения в буржуазном
сознании общественной действительности и, во-вторых,
идеологическим оружием в руках господствующего моно¬
полистического капитала, с помощью которого он в соот¬
ветствии с этими формами отражения пытается руково¬
дить умами людей, преследуя цели сохранения своего гос¬
подства и эксплуатации.
Но отражение общественной действительности обус¬
ловлено очень многими сторонами. В головах мелких бур¬
жуа, ремесленников, мелких предпринимателей, мелких
торговцев и т. д. оно происходит иначе, чем в головах
естествоиспытателей и инженеров, и еще иначе — в голо¬
вах части рабочих, находящихся под сильным влиянием
буржуазной идеологии, или в головах служащих. И если
монополистический капитал желает еще на некоторое
время обеспечить условия для своего существования, то
господствующая идеология должна учитывать все эти осо¬
бенности. Кроме того, ей необходимо попытаться распро¬
странить свое влияние и на определенные группы таких
рабочих, крестьян и интеллигенции, которые из onbira
классовой борьбы и под воздействием марксистско-ленин¬
ской идеологии, представляемой партией рабочего класса,
уже правильно или по крайней мере относительно
7
правильно понимают картину действительных связей; не¬
обходимо попытаться помешать тому, чтобы широкие круги
трудящихся, ежедневно получающих подтверждение пра¬
вильности, истинности этой картины, также стремились
приблизиться к марксизму-ленинизму, даже если бы это
происходило только в частных, сугубо политических во¬
просах, как, например, в вопросе борьбы за мир во всем
мире. Поэтому нет единой буржуазной философии как
системы. В период общего кризиса капитализма моно¬
полистический капитал через своих идеологических аген¬
тов должен развивать особую философию для каждого
класса, для каждого слоя, для каждой более или менее
значительной группы. В результате этого возникает види¬
мость свободы в процессе буржуазного идейного разложе¬
ния, называемого «духовной жизнью», которая в действи¬
тельности является не чем иным, как свобрдой так или
иначе фальсифицировать истину.
Буржуазные идеологи привязаны к материалу, кото¬
рый оставила им история буржуазной философии. Они не
добавляют к нему ни одной новой мысли, на что уже в на¬
чале империалистической эпохи указывал Ленин в связи
с анализом философии Маха. В соответствии со своими
специфическими целями они лишь эклектически смеши¬
вают друг с другом старые формы идеалистической фаль¬
сификации действительности. Новым являются лишь со¬
четания старого и его оттенки; правда, наряду с новыми
модификациями неокантианства и неогегельянства возни¬
кают и качественно новые философские течения, как, на¬
пример, экзистенциализм или фашистская философия.
При этом различные направления взаимно проникают
друг в друга, взаимно подготавливают друг друга в про¬
цессе развития, взаимно переходят друг в друга. Нетрудно
понять, что в ходе этого развития буржуазные философы
закономерно и неизбежно оказываются перед множеством
новых неразрешимых противоречий, причем все логиче¬
ские противоречия являются лишь специфическим отра¬
жением противоречия всей этой философии с действитель¬
ностью.
Несмотря на то, что различные направления буржуаз¬
ной философии во многом противоположны друг другу,
общая цель придает им определенные общие черты. Это
выражается прежде всего в стремлении, попытке увести от
действительности, в стремлении завуалировать ее, мифо¬
8
логизировать, дать ей иррационалистическое истолкова¬
ние. Всеобщий кризис, вторая мировая война, угроза
третьей мировой войны и экономическое давление моно¬
полий уничтожили экономически, а частично и физически
миллионы мелких товаропроизводителей, торговцев и
мелких предпринимателей и беспрестанно угрожают уце¬
левшим и вновь возникающим представителям этих слоев.
На миллионы рабочих и служащих оказывает постоянное
давление безработица или угроза ее. Страх этих миллион¬
ных масс за свое существование объявляется, например,
такой философией, как экзистенциализм, собственной сущ¬
ностью человеческой жизни. От ужасной действительно¬
сти умирающего капитализма людей отсылают к их
«душе». Эта «душа», будучи продуктом самого капитали¬
стического общества, заведомо содержит в себе все пред¬
посылки для такого ответа на поставленный перед ней
вопрос, который желателен монополистическому капиталу.
При этом германский монополистический капитал вспо¬
мнил и о такой идеологической силе, характерной для
всех форм эксплуататорского общества и оказывающей
наиболее массовое влияние на общество, как церковь; не¬
мецкая буржуазная философия почти во всех своих на¬
правлениях все больше теологизировалась, а в таких те¬
чениях, как неосхоластика и неотомизм, стала полностью
основываться на теологии.
Главная цель всей буржуазной философии в период
общего кризиса капитализма — это борьба против марк¬
сизма-ленинизма, который является осознанием объ¬
ективной возможности и необходимости изменения суще¬
ствующих общественных отношений и одновременно ре¬
волюционной практикой, вытекающей из этого сознания.
Поэтому общая для всех этих направлений более или ме¬
нее четкая, более или менее ясно выраженная черта —
это антимарксизм, который определяет конкретное содер¬
жание и всех остальных общих для них черт. Иррацио¬
нализм направлен прежде всего на то, чтобы доказать
отсутствие объективных исторических закономерностей
или их мнимую непознаваемость. В этом ему оказывают
превосходную услугу субъективный идеализм и агности¬
цизм. Назначение данного доказательства — породить
пессимизм и пассивность и дать монополиям возмож¬
ность беспрепятственно достигнуть их экономических
и политических целей, сохранить видимость их всевластия
9
и создать видимость бессилия трудящихся масс. Чтобы
создать эту видимость, индивидуум так или иначе изоли¬
руется от его действительных общественных связей; все
эти философские течения носят более или менее ясно вы¬
раженный индивидуалистический характер.
Но интересы монополистического капитала противо¬
речивы. Наряду с заинтересованностью в иррационализа¬
ции философии он проявляет интерес и к рациональному
познанию в определенных областях, на которых держится
его материальная сила. Это относится даже и к некото¬
рым областям социологии — в первую очередь в связи
с совершенствованием методов эксплуатации, — но прежде
всего это относится к естествознанию, на котором основы¬
вается как техника производства, так и военная техника.
В философских теориях, предназначенных для ученых и
прежде всего для естествоиспытателей, наряду с всеоб¬
щим иррационализмом должно, следовательно, сохра¬
ниться некое более или менее ограниченное пространство
для рациональной познавательной деятельности, в силу
чего данные философские течения в целом выступают
в псевдонаучном облачении. Для этих целей опять-таки
особенно удобен агностицизм, который находит свое про¬
должение прежде всего в неопозитивистских течениях, но
в то же время в различных оттенках встречается и в он¬
тологии. По этому же пути идут и неосхоластические на¬
правления.
Как в отношении мелкой буржуазии, не занимающейся
решением научных задач, так и в отношении той части
рабочего класса, которая склоняется к ней и находится
под ее влиянием, монополистический капитал не может
довольствоваться тем, чтобы удержать их в состоянии
чистой пассивности. В Западной Германии, как и в ос¬
тальных империалистических государствах, необходимо и
закономерно растет сила пролетарского классового созна¬
ния, в которое вливается все новая энергия из постоянно
усиливающегося мирового лагеря социализма. Подготовка
монополистического капитала, в том числе и западногер¬
манского, к третьей мировой войне становится все очевид¬
нее. Поэтому и в Западной Германии также закономерно
увеличиваются размах, глубина и сила движения за мир.
Поэтому монополистический капитал должен попытаться
сделать эти слои мелкой буржуазии и рабочих, находя¬
щихся под буржуазным влиянием, пассивными по отно¬
10
шению к закономерному, необходимому прогрессивному
развитию, а также активизировать их в реакционном
смысле. Данной цели служит, с одной стороны, мифологи¬
зация буржуазной философии, с другой — проникновение
в нее идей фашизма, неразрывное единство которых
в форме «миссии германцев» мы пережили во времена фа¬
шистского варварства, в период нацизма, и которые в на¬
стоящее время вновь воскресают в различных неофашист¬
ских течениях. «Запад», его «более высокую» по сравне¬
нию с «восточным варварством» культуру нужно
«защитить» от «антихриста» — вот тот варварский миф,
с помощью которого западногерманский монополистиче¬
ский капитал пытается идеологически мобилизовать эти
слои для третьей мировой войны, в которой он в союзе
с американским монополистическим капиталом во главе
английских и французских войск снова мнит завоевать и
подчинить монополистическому капиталу ГДР и другие
европейские социалистические страны. С помощью
этого же варварского мифа он пытается мобилизовать
те же самые слои для антикоммунистической войны
в своей собственной стране. Поэтому и неудивительно, что
неофашистская идеология в последние годы все в большей
степени стала пронизывать различные направления бур¬
жуазной философии Западной Германии.
Борьбе буржуазии, этого классового врага пролета¬
риата, против марксизма-ленинизма рабочий класс должен
противопоставить постоянный рост своей сознательности,
укрепление «воли к борьбе с философией своего против¬
ника. Борьба буржуазии необходимо дополняется стрем¬
лением монополистического капитала изнутри разложить
марксизм-ленинизм с помощью своих агентов в рабочем
движении — оппортунистов, правых элементов, господствую¬
щих в руководстве германской социал-демократической
партии, и их идеологов, ревизионистов. До Великой
Октябрьской социалистической революции ревизионизм
опирался преимущественно на неокантианство. Наряду
с этим и частично в борьбе против неокантианства разви¬
вается неогегельянская ревизия марксизма под фальши¬
вым девизом: «Назад к молодому Марксу, к его ранним
статьям!» Хотя в период после победы революции
в России вплоть до утверждения в Германии нацизма
неокантианство и неогегельянство все еще оставались
существенными философскими элементами оппортунизма,
11
однако преобладать стал антикоммунизм со всеми его
разнообразными оттенками, в том числе и с оттенками
неокантианства и неогегельянства. В результате неслыхан¬
ного, бурного роста сил рабочего класса во всем мире,
происшедшего благодаря победе Советского Союза над
немецким фашизмом и возникновению власти рабочих и
крестьян в странах народной демократии, от Эльбы до
Тихого океана, монополистический капитал оказался
в качественно новом положении. Огромный рост сил
рабочего класса явился выражением углубления общего
кризиса капитализма и в то же время причиной
его дальнейшего обострения. Он создал предпосылки для
скачкообразного усиления национально-освободительного
движения колониальных и полуколониальных народов,
огромные успехи которого в свою очередь неизбежно
стали причиной дальнейшего обострения общего кри¬
зиса капитализма и дальнейшего роста сил рабочего
класса, а тем самым и всемирного лагеря мира.
Накануне второй мировой войны идеологическая ли¬
ния агентов буржуазии внутри рабочего движения со¬
стояла главным образом в том, чтобы ревизовать мар¬
ксизм, прикрываясь именем Маркса, а это значит — зло¬
употребляя его именем. В новой обстановке эта линия
стала слишком опасной для монополистического капитала.
Действительная история создала марксизму такой авто¬
ритет в области идеологии, что спорить о подлинном со¬
держании марксизма стало опасно, так как даже идеологи¬
чески еще незрелые рабочие на основе повседневного
опыта в ходе классовых боев приходят к правильному
пониманию революционной сути марксизма-ленинизма.
Поэтому после второй мировой войны генеральная линия
оппортунизма в области идеологии претерпела измене¬
ние— оппортунизм перешел от ревизии марксизма к его
прямому отрицанию, к открытой борьбе против него.
Маркс изображается «превзойденным», «устаревшим»,
марксизм — делом прошлого века, которое якобы не имеет
уже никакого значения для нашего столетия. Правда, нео¬
кантианский ревизионизм в Западной Германии не исчез
полностью. Он продолжает существовать, но лишь по¬
бочно. От его первоначальной господствующей роли в тео¬
рии оппортунизма не осталось и следа. Неогегельянская
ревизия под лозунгом «Назад к молодому Марксу!»
также не исчезла совсем, а временно в известной степени
12
даже усилилась. Философскими носителями этого буржу¬
азного влияния внутри революционного рабочего движе¬
ния в этот период были прежде всего Георг Лукач и
Эрнст Блох. Но неогегельянская ревизия играет лишь
подчиненную роль и, так же как троцкистская ревизия
марксизма-ленинизма, хотела бы ревизовать марксизм-
ленинизм, прикрываясь именами Маркса и Ленина, то
есть злоупотребляя ими. Однако в такие периоды, когда
революционное рабочее движение смело вносит поправки
в существующее положение, ликвидируя временное от¬
ставание теории от политического развития, как, напри¬
мер, после XX съезда КПСС, или когда оно испытывает
временные неудачи, как, например, в результате контрре¬
волюционного путча в Венгрии осенью 1956 года, — в та¬
кие периоды у отдельных, недостаточно связанных с ра¬
бочим классом интеллигентов, даже внутри революцион¬
ных рабочих партий обнаруживаются ревизионистские
колебания, вызванные влиянием неокантианства, позити¬
визма и неогегельянства, обнаруживается влияние этих
буржуазных философских течений внутри рабочего дви¬
жения. Руководство официальной оппортунистической
партии, правое руководство западногерманской социал-
демократии, напротив, находит теоретическое обоснование
своей политики в самом примитивном антикоммунизме и
философски бесформенном, эклектическом антимарксизме,
причем эта теория во все большей степени подчиняется
теологии.
Теперь, после общего обзора мы обратимся к рассмо¬
трению основных направлений буржуазной философии
в Германии после победы Великой Октябрьской социали¬
стической революции, в период всеобщего кризиса капи¬
тализма. Так как в действительности эти основные на¬
правления не существуют в некоем химически чистом
виде, так как все они, как мы заметили, являются лишь
различными сторонами одного и того же идеологического
процесса, взаимно обусловливая друг друга и взаимно
проникая друг в друга, — неизбежно, что, касаясь каждого
из этих направлений, мы будем говорить и об их наиболее
важных связях с другими направлениями буржуазной
философии.
Г. Лей
НЕОКАНТИАНСТВО
Наиболее старая форма классической буржуазной не¬
мецкой философии, философия Канта, в настоящее время
еще не потеряла полностью своего влияния на немецкую
буржуазную философию. В неокантианстве коренятся ос¬
новные элементы многих направлений реакционной идео¬
логии. Правда, неокантианской школы как таковой уже
не существует.
В результате победы Великой Октябрьской социали¬
стической революции в буржуазном мире обострились ре¬
акционные философские тенденции, которые в прошед¬
ший период были выражены Германом Гельмгольцем
(1821—1894), Отто Либманом (1840—1912) и Фридри¬
хом Альбертом Ланге (1828—1875) 1. Марбургская
школа2 способствовала распространению эмпириокрити¬
цизма и логического позитивизма. Благодаря оживлению
философии Бернарда Больцано (1781—1848) неокантиан¬
ство в лице Когена оказало влияние на Эдмунда Гуссерля
(1859—1939) и Мартина Хейдеггера (р. 1889) и тем са¬
мым на экзистенциализм. Юго-западная германская, или
Фрейбургская, школа3 выступила против познания мате¬
риальной действительности как единого целого, попыта¬
лась создать непроходимую пропасть между естествозна¬
нием и гуманитарными науками. В тот период, когда
1 Hermann Helmhol t z, Vorträge und Reden, Aufl. I, 1865;
Aufl. 3, 1884; особенно доклад «Uber das Sehen des Menschen» от
27.2.1955. Otto Liebman, Kant und die Epigonen, 1865.
Альберт Ланге, История материализма и критика его зна¬
чения в настоящее время, Киев — Харьков, 1899—1900.
2 Герман Коген (1842—1918) и Эрнст Кассирер (1874—1945).
3 Вильгельм Виндельбанд (1848—1915) и Генрих Риккерт
(1863—1936).
14
классовая борьба сильно обострилась, эта школа с помо¬
щью молодого Лукача связала с империалистической идео¬
логией значительную часть колеблющейся буржуазной ин¬
теллигенции. ,Во 11 Интернационале именно неокантианство
стало господствующей идеологией.
Идеологическая роль неокантианства характеризуется
рядом существенных черт. Возврат к Иммануилу Канту
(1724—1804) преследовал цель разрушить в буржуазном
классе все зачатки материалистического мировоззрения,
которые возникли в результате революции 1848 года и
благодаря развитию естествознания и его растущему зна¬
чению постоянно возникают вновь, в первую очередь в ря¬
дах буржуазной интеллигенции. Но прежде всего неокан¬
тианцы стремились уничтожить все зачатки теорий раз¬
вития в естественных и общественных науках. Уже на
рубеже столетия В. И. Ленин констатировал, что неокан¬
тианцы критикуют Канта не слева, а справа2. Теории
Джорджа Беркли (1685—1758) и Давида Юма (1711 —
1776), которые Кант использовал в своей филосо¬
фии «критического периода», в эпоху империализма стали
определять характер многих систем буржуазной филосо¬
фии. Материалистические элементы, содержащиеся в фи¬
лософии Канта, были исключены вместе с тенденцией
к теории развития, а заодно и с кантовской «вещью
в себе», которая совершенно правильно воспринималась
как остаток материализма докритического периода в фило¬
софии Канта. Неокантианский девиз «Назад к Канту!»
в действительности означал возврат не к Канту,
а к субъективному идеализму Беркли и Юма. Имел успех
и идеалистический сенсуализм, позволяющий одновре¬
менно создавать видимость связи с материальной действи¬
тельностью, необходимой для естественнонаучного иссле¬
дования. Понимание причинности субъективизировалось
еще больше, чем у Канта. Объективность материальных
закономерностей отрицалась. Они иррационализирова-
лись, интерпретировались как чистые «правила» и «функ¬
ции», которым присуще якобы лишь субъективное зна¬
чение.
В естествознании это, в частности, означало отрица¬
ние материальности мира, его познаваемости и первич¬
1 Georg Lukäcs (р. 1885), Geschichte und Klassenbewußtsein,
1923.
2 В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 181—192.
15
ности материи; это означало субъективизацию объективной
связи процессов, вещей и явлений, субъективизацию дви¬
жения и всех прочих категорий, в которых содержались
элементы диалектики. В общественных науках всеобщий
кризис капитализма и усиление международного рабочего
движения делали все более настоятельной необходимость
отказа от признания всякой закономерности в обществен¬
ном развитии. История была полностью сведена к случай¬
ному накоплению произвольно взятых частных фактов.
Генрих Риккерг (1863—1936) пытается, правда, со¬
хранить видимость единой теории и частично еще при¬
знает наличие законов природы. Эмиль Ласк (1875—
1915), напротив, злоупотребляет теорией отражения уже
во имя полного нарушения всякой объективной связи. Он
определяет историю как непосредственную хронологиче¬
скую последовательность иррациональных событий, объ¬
являет все чувственное уже само по себе алогичным и ир¬
рациональным, а всякое отражение толкует как разложе¬
ние на части первичной предметной структуры, которая
со своей стороны понимается в основном субъективистски 1.
Марбургская и Юго-западная германская школы со¬
здавали свои основополагающие труды накануне Великой
Октябрьской социалистической революции, хотя некото¬
рые из их известных представителей продолжали дей¬
ствовать в Германии и после первой мировой войны, на¬
пример Ганс Вайхингер (1852—1933) 2, Генрих Риккерт,
Рудольф Штаммлер (1858—1938) 3, Бруно Баух (1877—
1942), Эрнст Кассирер (1874—1945). Центральным ор¬
ганом этой группы неокантианцев вплоть до его частич¬
ного запрещения при фашизме оставался журнал «Kant¬
studien» 4. На примере этого журнала можно видеть тес¬
ную связь неокантианства, неогегельянства, феноменоло¬
гии, витализма, персонализма и других идеалистических
школ. После 1918 года он отразил проникновение элемен¬
тов неокантианства почти во все буржуазные философ¬
1 Emil Eask, Gesammelte Schriften, 1923; Bd. I, S. 241; В. II,
S. 365; Bd. III, S. 246.
2 Gans Vaihinger, Die Philosophie des Als — Ob, 1911.
3 Rudolf Stammler, Wirtschaft und Recht nach der materia¬
listischen Geschichtsauffaßung, 1896.
4 Основан в 1896 году, выходил вплоть до 1936 года; в даль¬
нейшем отдельные выпуски выходили в 1942, 1943, 1944 годах.
Издательство Артура Аиберта (1878—1946) и Пауля Менцера
(Р. 1873).
16
ские направления, занимающиеся «духовнонаучными», не¬
явно выраженными естественнонаучными проблемами.
Журнал свидетельствует о влиянии «критической» фило¬
софии на Ионаса Кона (1869—1947), Рудольфа Генигс-
вальда (1875—1947), Теодора Литта (р. 1880), Николая
Гартмана (1882—1950). С 1954 года «Kantstudien» яв¬
ляется центром немецких буржуазных философов, а также
философов других стран, в известной степени признаю¬
щих свои обязанности по отношению к Канту. В настоя¬
щее время этот журнал издается Готфридом Мартином
(р. 1901) в Майнце и Паулем Менцером (р. 1873) в Галле.
Герман Глоккнер (р. 1896), Рихард Кронер (р. 1884) и
Макс Вундт (р. 1879) принимают участие в издании и
представляют неогегельянское влияние в современном нео¬
кантианстве.
Во всех высказываниях представителей данного круга,
так же как и почти во всех высказываниях представите¬
лей прочих направлений современной буржуазной фило¬
софии в Германии относительно Канта, обнаруживается
дальнейшее развитие критики Канта «справа» — толкова¬
ние его «вещи в себе» как отрицание всякой связи
с материальностью мира и объективностью его отра¬
жения в человеческом сознании. При этом обнаружи¬
вается— первоначально проявившееся у Петера Вуста
(р. 1884), Иоганнеса Гессена (р. 1899) и Алоиса Венцла
(р. 1887) — все более тесное смыкание неокантианства и
неотомизма. Е. К. Шпехт (р. 1926), ссылаясь на Фому
Аквинского (1225—1274), излагает понятие аналогии
у Канта и Гегеля. При этом он приходит к выводу, что
томизм, упраздненный Кантом и Гегелем, все же якобы
сохраняется у них. Так же как и Герберт Геринг, он ста¬
рается философски оправдать теологию. Этому по суще¬
ству протестантскому сближению неокантианства с по су¬
ществу католическим неотомизмом соответствует, с дру¬
гой стороны, включение в неотомистские концепции
субъективно-идеалистических элементов. Неокантианство
и неотомизм взаимно проникают друг в друга во все бо¬
лее сильной степени.
В процессе этого развития субъективно-идеалистиче¬
ская интерпретация научных данных с исходных позиций,
созданных Гельмгольцем, Либманом, а также Авенариу¬
сом и Махом, проникла и в современную физику, будучи
в Германии представлена прежде всего Карлом Фридрихом
2 Зак. 652
17
Вайцзеккером (р. 1912), Паскуале Иорданом (р. 1902)
и Вернером Гейзенбергом (р. 1901). Позже мы еще
остановимся на этом подробнее в связи с неопозитивиз¬
мом. У Йозефа М. Бохенского (р. 1902), Густава Веттера
(р. 1911), Якоба Гоммеса (р. 1898) и Бернарда Лаке-
бринка (р. 1904), которые специально поставили перед
собой задачу бороться против диалектического материа¬
лизма и, кроме того, против всякого влияния Гегеля, так
же как и у Хеймо Морица Петера Дольха (р. 1912), об¬
наруживается стремление пронизать онтологию субъекти¬
вистской теорией познания Канта. При этом философия
теологизируется, а материальное бытие, объективная
связь, объективное отношение и закономерность в то же
время субъективизируются. Даже мысли молодого Канта
о естественной истории неба — первая значительная тео¬
рия о развитии солнечной системы — истолковываются
так, чтобы не допустить диспута ни о каком действитель¬
ном развитии и в этой области.
Таким образом, неокантианство, переставая быть са¬
мостоятельной школой, в то же время входит в качестве
существенной составной части во все основные формы им¬
периалистической идеологии, которая должна стараться
создать видимость доказательства вечности буржуазного
классового господства, с одной стороны, и ирреальности
материальной действительности — с другой. Марбургская
и Юго-западная германская школы оказывают совместное
воздействие на все распространенные в Германии новей¬
шие буржуазные философские направления. Сторонники
Марбургской школы проводят идеализм в естествознании,
сторонники Юго-западной германской школы стремятся
подавить всякие зачатки научного исторического исследо¬
вания у буржуазных ученых. Так как потребность капи¬
талистического общества в развитии естествознания
становилась все сильнее, влияние Марбургской школы
сказалось прежде всего на всех тех буржуазных идеологи¬
ческих течениях, которые каким-либо образом занимались
теоретико-познавательными проблемами в естествознании.
Среди приверженцев неокантианских идей в Германии
большее число составляют философы еврейского происхо¬
ждения. Поэтому победа антисемитского гитлеровского
фашизма нарушила внешнюю непрерывность в развитии
этих течений. Открытая ссылка на источники стала со¬
вершенно невозможной. Но это был лишь внешний мо¬
18
мент. По существу же непрерывность развития буржуаз¬
ной теории познания сохранилась и в этот период. Ибо
общественные условия этого развития — необходимость
маскировать и мистифицировать действительные связи —
сохранились в своей сущности и в фашистский период
господства монополистического капитала. В этот период
необходимость в этом стала даже острее. Хотя идеология
этой варварской эпохи еще называлась философией, од¬
нако в ней полностью преобладали самый бесстыдный ир¬
рационализм и мистицизм, о которых мы еще будем гово¬
рить подробно в следующих разделах. Но и этот мистифи¬
цированный иррационализм пытался сделать Канта своим
главным свидетелем. Альфред Розенберг, ведущий идео¬
лог немецкого фашизма, заявил в своем «Мифе XX сто¬
летия», что в Иммануиле Канте «северный дух» достиг
философского сознания. Наиболее существенным достиже¬
нием Канта он считает его мысль об отделении власти от
религии и науки как первой предпосылке «родственной
северной культуры».
В остальном же реакционная интерпретация данных
современной физики, вызванная неокантианским влия¬
нием, имела место и в фашистский период. При этом ее
позитивистско-эмпирический элемент был доведен до
крайности: ее мировоззренческий характер замаскировы¬
вался, отражение действительности — и к тому же еще
совершенно идеалистически извращенное отражение — вы¬
давалось за самую действительность. Это служило, с одной
стороны, замазыванию следов философского происхожде¬
ния, а вместе с тем защите от антисемитизма, направлен¬
ного против открытого неокантианства. С другой стороны,
эта тенденция, заложенная в самом неокантианстве, могла
действовать тем более беспрепятственно, что подавление
всех материалистических побуждений и сомнений, сти¬
хийно возникающих у естествоиспытателей, обеспечива¬
лось теперь не путем философской борьбы, а идеологиче¬
ским террором фашистского режима. И, наконец, это раз¬
витие точно соответствовало идеологической потребности
монополистического капитала. В то же время это создало
прочную основу для дальнейшего распространения физи¬
ческого идеализма и после окончания гитлеровского вар¬
варства. Антиматериализм в этом развитии стал призна¬
ком «хорошего тона» у большинства буржуазных естество¬
испытателей.
2*
19
В немецкое рабочее движение неокантианство проникло
уже в конце XIX века. Путь для него проложили Эдуард
Бернштейн (1850—1932) и Карл Форлендер (1860—
1928). Макс Адлер (1873—1940) в начале XX века в жур¬
нале «Marxstudien» значительно способствовал разложе¬
нию марксизма с помощью неокантианства. Этот процесс
был идеологическим отражением перехода все большей
части социал-демократического руководства на сторону
буржуазии и в то же время идеологическим оружием бур¬
жуазии для более полного уничтожения пролетарского
мировоззрения у социал-демократических рабочих. В ре¬
зультате обострения классовой борьбы после победы Ве¬
ликой Октябрьской социалистической революции обе сто¬
роны процесса привели к тому, что во II Интернационале
исчез всякий интерес к марксистской философской про¬
дукции.
Макс Адлер боролся против осознания массами дей¬
ственности объективных законов диалектики в природе
и обществе. Все реже проявлялось стремление хотя бы
формально, на словах (содержание уже давно было пол¬
ностью фальсифицировано) придерживаться некоторых
марксистских положений. Но, поскольку это стремление
еще имело место, выглядело это так: естествознание и
наука об обществе со ссылкой на Риккерта отрывались
друг от друга, применялись лишь некоторые тезисы исто¬
рического материализма — например, Карлом Каутским
(1884—1938), — при этом они «дополнялись» субъекти¬
вистским и ни к чему не обязывающим учением Канта
о категорическом императиве; напротив, в природе дей¬
ственность объективной диалектики отрицалась. Тем самым
учение о развитии с уровня марксизма было низведено
до уровня английского эмпиризма прошлого столетия.
Причем — а это как раз и было целью всего предприя¬
тия— сознание активной роли рабочего класса, преобра¬
зующего общество, сознание объективной необходимости
и объективной возможности его победы, сознание роли
партии в этой борьбе лишалось какой-либо почвы. Лишь
немногие представители немецкой социал-демократии
смогли избежать этого влияния буржуазной философии,
которая оправдывала и укрепляла контрреволюционную
политическую практику правого руководства партии и
в то же время сама была составной частью этой прак¬
тики.
20
Мы уже упомянули о той роли, которую играла ра¬
бота Лукача «История и классовое сознание», парализуя
прогрессивные взгляды левой части буржуазной интелли¬
генции. Лукач, присоединяясь к Риккерту, также ограни¬
чивал возможность применения марксистского научного
метода исторической и социальной действительностью 1
и обвинял Фридриха Энгельса, применившего этот метод
и к научному исследованию природы, в неправильном от¬
ношении к Гегелю, который в своей «Логике», хотя и с по¬
мощью идеалистически поставленного на голову метода,
дал в этом направлении некоторые доказательства. Иначе
говоря, Лукач сводил диалектический материализм к ис¬
торическому материализму (причем он и его исказил
в неокантианском духе) и отрицал законы диалектики
как наиболее общие законы объективного движения мате¬
рии. Между категориями общества и категориями при¬
роды он не видит наличия какой-либо существенной связи.
В раздувании, абсолютизации качественного различия
природы и общества у него теряется материальное един¬
ство мира.
В дальнейших нападках на Энгельса Лукач исходит
непосредственно из кантианских позиций. Он утверждает,
будто Кант «довольно ясно ответил» на брошенный ему
необоснованный упрек2 в агностицизме и в связях с фи¬
лософией Беркли и Юма, то есть опроверг его. Отсюда
Лукач делает вывод, будто Энгельс неправильно толковал
понятие практики. Эксперимент и индустрия не являются
якобы критерием истины, так как они, утверждает Лу¬
кач, представляют якобы нефилософское положение ве¬
щей и должны оцениваться исключительно созерцательно.
Это — специфически неокантианская эмиирически-пози-
тивистская точка зрения, которая, однако, является логи¬
ческим следствием типичного кантовского разрыва «вещи
в себе» и явления, то есть онтологии и гносеологии, при¬
роды и общества.
Действия людей Лукач рассматривает так же, как
Каутский. Эклектически и механистически ставит он их
в зависимость от определенных влияний со стороны про¬
изводственных отношений3. Тем самым Лукач лишает
1 Georg Lukäcs, Geschichte und Klassenbewußtsein, 1923, S. 17.
2 Там же, стр. 146.
3 Там же, стр. 147.
21
марксистскую диалектику остроты, выхолащивает ее со¬
держание в неокантианском духе и с помощью неокантиан¬
ских средств борьбы против Гегеля и марксизма-лени¬
низма. Так как в своих более поздних произведениях Лу¬
кач занимался преимущественно историей литературы и
проблемами эстетики и только значительно позднее всту¬
пил в полемику с иррационализмом в буржуазной фило¬
софии, его работа «История и классовое сознание» в те¬
чение долгого времени после ее появления имела решаю¬
щее значение в воздействии Лукача на рабочее движение
и буржуазную интеллигенцию в Германии, склонявшуюся
к прогрессивным взглядам. Впрочем, и в своих более
поздних произведениях он фактически сохранил значи¬
тельный разрыв между естествознанием и наукой об об¬
ществе. Так как, кроме того, в этих работах он просто не
ставил теоретико-познавательных проблем, то кантовский
дуализм сохранился у него в скрытой форме. Его разла¬
гающе действо,вашая на массы антипартийная позиция во
время контрреволюционного путча в Венгрии осенью
1956 года сделала непосредственно очевидной связь между
его теоретическими взглядами раннего периода и его не¬
последовательностью в более позднее время.
Некоторые теоретики, группировавшиеся вокруг Франк¬
фуртского института социального исследования !, также
находились под влиянием книги Лукача «История
и классовое сознание». В новейшей французской буржуаз¬
ной литературе философские взгляды Лукача рассматри¬
вают в качестве исходного пункта того течения, которое
отклоняется от марксизма-ленинизма2. Хоркхеймер и
Адорно занимаются мнимой критикой буржуазного обще¬
ства, проблемы, выдвигаемые эпохой империализма, они
считают пустяком и симулируют научность путем фор¬
мального употребления понятий диалектики, выхолащи¬
вая их содержание. Теория этих неокантианцев выро¬
ждается в психологизирующую социологию и направляет
свой главный удар против государства рабочих и кре¬
стьян, против диктатуры пролетариата. Франц Боркенау
(1900—1957) с тех же неокантианских позиций старается
1 Макс Хоркхеймер (р. 1895), Теодор Визенгрунд-Адорно
(р. 1903), Франц Боркенау (1900—1957).
2 Maurice Merleau-Ponty, Les Aventures de la Dialectique,
1955.
22
субъективно-идеалистически истолковать всю естественно¬
научную систему понятий. Он пытается привести истори¬
ческие доказательства того, будто понятие закономерности
могло быть введено людьми в изучение природы только
в начале мануфактурного периода, представляя собой
исторически обусловленную форму созерцания. При этом
он открыто ссылается на «физико-идеалистическую» кон¬
цепцию Гейзенберга.
В этой и многих других подобных формах неокан¬
тианство еще и в настоящее время, хотя оно давно пере¬
стало существовать в качестве специфического философ¬
ского направления, оказывает влияние на буржуазную не¬
мецкую философию, пронизывая почти все ее направления.
Э. Альбрехт
НЕОГЕГЕЛЬЯНСТВО
С углублением всеобщего кризиса капитализма гос¬
подство неокантианства в буржуазной философии
XX века сменилось господством неогегельянства.
В период обострения классовой борьбы неогегельянство
служит буржуазии для оправдания и обоснования тотали¬
тарных форм буржуазной идеологии, когда неокантиан¬
ства, в значительной степени либерального, уже недоста¬
точно. В гегелевской философии немецкая буржуазия
смогла найти очень сильную духовную опору для тотали¬
тарной идеологии.
Напомним лишь, что реакционную прусскую монархию
своего времени Гегель характеризовал как «создание раз¬
вивающегося разума» \ что «германский дух», по его мне¬
нию, был абсолютной свободой и истиной 2 и что он счи¬
тал, будто с помощью этого духа должен был возродиться
мир 3. Это — идеологическое предвосхищение фашизма.
Националистическую проповедь превосходства Германии
Гегель дополняет утверждениями о том, что англичане
якобы невероятным образом отстали в своих правовых
понятиях4, что китайскому народу чуждо якобы всякое
чувство морали и искусства5, что жители Индии
являются хитрым и коварным народом, который склонен
к угодничеству6, что славяне до сих пор не выступили
как «самостоятельный момент в ряду обнаружений разума
1 Гегель, Соч., т. VII, стр. 295—299.
2 Гегель, Соч., т. VIII, стр. 323.
3 Там же, стр. 324.
4 Там же, стр. 420.
5 Там же, стр. 131.
6 Там же, стр. 150.
24
в мире» К Кроме того, Гегель прославляет войну, как
якобы вытекающую из самой «природы вещей», как не¬
обходимую для сохранения нравственного здоровья наро¬
дов, для предохранения от гниения и как действенное
средство преодолеть недовольство народа и внутренние
противоречия2. Во всех этих утверждениях империа¬
листическая буржуазия увидела основу для развития тота¬
литарной идеологии. «Возврат к Гегелю» означал возро¬
ждение реакционной стороны гегелевской философии при
полном упразднении ее прогрессивной, ее революционной
стороны. Не -только империалистическая буржуазия обра¬
тилась к Гегелю. Ее агенты внутри рабочего движения,
ревизионисты в правом социал-демократическом руковод¬
стве, поскольку они еще не были в состоянии открыто
отойти от марксизма, примкнули к модному лозунгу: «От
Канта к Гегелю». Они утверждали, будто «истинный»,
марксизм можно найти лишь в ранних сочинениях Маркса
и Энгельса. Марксистская, материалистическая диалектика
была сведена ими к идеалистической диалектике Гегеля-
Но это не могло удовлетворить идеологов империалисти¬
ческой буржуазии на продолжительное время, так как
и в своем идеалистическом виде гегелевская диалектика
пыталась рассматривать мир и его закономерности в их
общей связи и содержала существенные рациональные
элементы. Она вовсе не приводила с необходимостью, как
в послегегелевской буржуазной философии, только к бес¬
почвенному релятивизму и агностицизму. При определен¬
ном подходе к ней она могла также в любое время вновь
привести, как у Маркса и Энгельса, к материалистиче¬
ской диалектике или по крайней мере к ее элементам.
Основная тенденция неогегельянства в период всеоб¬
щего кризиса капитализма состоит поэтому в искажении
гегелевской философии, в полном отказе от ее диа¬
лектики. Начало этой тенденции положил Вильгельм Вин-
дельбанд (1848—1915) в речи, произнесенной им
в 1941 году в Гейдельбергской академии. При этом осо¬
бенно ясно обнаружилось, что современное неогегельян¬
ство возникло в результате кризиса неокантианства, черты
либерализма которого уже тогда, накануне первой миро¬
вой войны, делали его непригодным для идеологических
1 Гегель, Соч., т. VIII, стр. 330.
2 Гегель, Соч., т. VII, стр. 344 и далее.
25
потребностей империалистической буржуазии Германии.
Виндельбанд заявил в своей речи: «Из духовного положе¬
ния, в котором мы находимся, положения, осложняемого
волнениями и страстями, в усиливающейся многоголосице
раздается обращенный к нам призыв, призыв к философии
действия и воли. Даже при непостижимом самозаблужде-
нии такая философия, пожалуй, требует от самой себя
побуждения не искать или понимать разумные ценности,
а лишь законодательно их воссоздать. В противополож¬
ность этому побуждению погружение в добросовестную
основательность, с которой гегелевская философия пы¬
тается понять и абстрактно изучить мировой разум вплоть
до самых мельчайших подробностей, возрождение этого
исследовательского благоговения перед малым, которое,
однако, выводится из большого, может иметь лишь благо¬
творное воспитательное действие» *.
Это «воспитательное действие» неогегельянства должно
было уловить и преодолеть тот духовный кризис, в кото¬
рый с начала империалистического периода все глубже по¬
гружалась буржуазия, и как идеологическое средство
должно было, таким образом, служить стабилизации и
укреплению загнивающего капиталистического общества.
В то же время само это средство было духовным отраже¬
нием, выражением, моментом данного кризиса. Все про¬
грессивное в буржуазном философском развитии от Канта
до Гегеля, и прежде всего гегелевская диалектика, идея
развития и основательная критика Гегелем кантовского
субъективизма и агностицизма, или молча игнорировалось!
или фальсифицировалось. Виндельбанд настойчиво указы¬
вает на то, что неогегельянство ничего не может поделать
с диалектикой: «В личных и литературных формах нео¬
гегельянства часто можно наблюдать склонность к рели¬
гиозным мотивам, которая все живее и действеннее обна¬
руживалась в мировоззренческих потребностях неспокой¬
ного времени. Однако, чем сильнее проявлялось бы
стремление времени из подавляющей массы единичного и
внешнего понять общий смысл всей действительности, тем
более ослепляюще действовало бы впечатляющее единство,
грандиозная целостность систематической композиции,
в которой выступает гегелевский панлогизм... и тем более
1 Wilhelm Windelband, Die Erneuerung des Hegelianis¬
mus, Heidelberger Akademierede, 1910, cm. W. Windelband, Prä¬
ludien, Bd 1, 1924, S. 288—289.
26
мы могли бы восхищаться тонким чутьем и глубоким
смыслом >и прежде всего упорством в абстрактном труде,
благодаря которому, в частности благодаря филигранной
работе своей логики, Гегель гениально вскрыл отдельные
связи; однако такая диалектика как целое вряд ли может
вновь создать метод философии» !. Вряд ли можно яснее
выразить отказ от всего прогрессивного в гегелевской фи¬
лософии, сведение ее к реакционным сторонам и прежде
всего к ее системе. Виндельбанд, как и другие неогегель¬
янцы, в частности Юлиус Эббингаус (р. 1885), Георг Лас-
сон (1862—1932), Рихард Кронер (р. 1884), ГерманГлок-
нер(р. 1896), стремится, подчеркивая реакционно-прусский
элемент и протестантско-теологическое сознание в гегелев¬
ской философии, объединить философию Гегеля с филосо¬
фией Канта. Неогегельянство, сменяя неокантианство, не
отвечающее больше идеологическим потребностям господ¬
ствующего класса, одновременно включает его в качестве
своей собственной составной части. Более того, оно выво¬
дит свои собственные задачи из кантианства. Кронер объ¬
являет Гегеля завершителем Канта и в то же время со¬
вершенным иррационалистом, причем он характеризует
диалектику как выражение этого иррационализма и ми¬
стики: «Гегель — без сомнения, величайший иррационалист,
которого знала история философии... Он иррационалист
потому, что oiH учит, что идея движется, и потому, что
самодвижение идеи, как он говорит в одной статье, вклю¬
чает саморазрушение. Он иррационалист потому, что он
диалектик, потому, что диалектика сама является рацио¬
нально осуществленным и превращенным в метод ирра¬
ционализмом, потому что он диалектически мыслит. Геге¬
левскую философию называют «рациональной мистикой»,
вскрывая этим ее истинный, двойственный характер. При
этом даже не нужно ссылаться на собственные признания
этого факта Гегелем. Любая страница его сочинений сви¬
детельствует об этом» 2.
Согласно Кронеру, Лассону и Глокнеру, в гегелевской
философии происходит примирение противоположности
античного мира и христианства в «немецком духе». Изда¬
ния неогегельянских статей в период первой мировой
империалистической войны явственно обнаруживают, ка¬
кие конкретные цели преследуются этим «примирением».,
1 W. Windel band, Präludien, Bd. 1, S. 288.
2 Richard Krone r, Von Kant bis Hegel, Bd. II, S. 272—273.
27
как и вообще такого рода «обновлением» философии Ге¬
геля. Идеологический покров гегелевского германско-
христианского и прусско-протестантского самосознания
использовался для оправдания и санкционирования агрес¬
сивных и варварских действий германского монополисти¬
ческого капитала. После победы Великой Октябрьской со¬
циалистической революции ввиду ослабления германского
монополистического капитала в результате первой миро¬
вой войны, вследствие развития классового самосознания
немецкого (рабочего класса и образования в Германии
марксистско-ленинской партии — Коммунистической пар¬
тии Германии неогегельянство непосредственно стало бо¬
роться против марксизма. Эта борьба в течение 20-х и
30-Х годов нашего века велась особым Гегельянским союзом,
она происходила и на конгрессах, посвященных Гегелю1.
Было предпринято также новое полное издание философских
произведений Гегеля, подготовленное Глокнером. Так как
отныне явный антимарксизм стал главным содержанием
неогегельянства, то ранее избранная линия фальсифика¬
ции гегелевской философии — отбрасывание ее револю¬
ционных элементов — проводилась все последовательнее.
(Глокнер, являющийся в настоящее время профессором
философии в Высшей технической школе в Брауншвейге,
сыграл в этом процессе решающую роль.) Таким обра¬
зом, немецкое неогегельянство, так же как и итальянское,
в лице Джованни Джентиле (1875—1944) и Бенедетто
Кроче (1866—1952), сливается непосредственно с фашиз¬
мом, поставляя ему в изобилии идеологический строитель¬
ный материал, растворяется в нем.
Несмотря на это, официально фашизм не мог сбли¬
зиться с Гегелем), он резко отграничивался от него. Мар¬
ксистско-ленинская идеология уже слишком глубоко укоре¬
нилась в сознании лучшей части немецкого рабочего
класса, чтобы фашизм мог не опасаться, что сквозь наи¬
более рафинированную абсолютизацию реакционных эле¬
ментов гегелевской философии смогут прорваться снова и
ее революционные элементы. Официальные фашистские
идеологи шли от Гегеля назад к Канту, в философии ко¬
торого, как мы уже упоминали в разделе о неокантиан¬
стве, «северный дух», по утверждению Розенберга, достиг
1 Первый гегельянский конгресс состоялся 22—25 апреля
1930 года в Гааге.
28
философского сознания. Философию Гегеля Розенберг, на¬
против, охарактеризовал как «чужеродное учение о вла¬
сти», которое якобы позднее заимствовал и «исказил»
Маркс. В этой жалкой мудрости Розенберга выра¬
жается всеобщий упадок, к которому фашизм привел тогда
немецкий народ и к которому сегодня снова пытаются его
привести силы неофашизма в Западной Германии.
Но этот отказ от гегелевской философии, как «чуже¬
родной» ,и враждебной нацизму, отнюдь не помешал фа¬
шистским идеологам включить в свою собственную идео¬
логию, законсервировать в ней и довести до крайности
все реакционные элементы гегелевской философии, сохра¬
ненные и раздутые неогегельянцами в период подготовки
фашизма.
Если прочитать цитаты из «Философии права» Ге¬
геля и его «Философии истории», приведенные в начале
данного раздела, станет видно, как бесстыдно, без малей¬
шей попытки изменить хотя бы слово, и бессмысленно по¬
вторяли Гитлер и Геббельс реакционные высказывания
Гегеля, осуждая в то же время как враждебную его фило¬
софию в целом из-за содержащихся в ней прогрессивных
элементов. Официальное объявление Гегеля вне закона не
могло помешать неогегельянцам, таким, как Юлиус Бин¬
дер (1870—1939), Мартин Буссе (1906—1945), Герман
Глокнер, Ганс Фрейер (р. 1887), Карл Лоренц (р. 1903)
и Отмар Шпанн (1878—1950), -и в дальнейшем с еще
большим усердием фальсифицировать Гегеля, имея целью
развитие реакционной буржуазной философии, фашист¬
ской идеологии. Однако фашистский период, означая
уничтожение неокантианства как школы, возвещает также
о начале отмирания как школы и неогегельянства.
В период после второй мировой войны неогегельянство
как самостоятельная школа больше не существует. От
прошлых времен остались лишь очень немногие отдель¬
ные его представители. Но исчезновение неогегельянства
как школы, так же как и неокантианства, вовсе не озна¬
чает, что оно утратило свою действенность в качестве
идеологии. Неогегельянство было «снято» в мнимо геге¬
левском смысле, то есть оно исчезло как школа, но было
сохранено его реакционное содержание, которое использо¬
валось и используется в современной, господствующей
в Западной Германии идеологии, предназначенной моно¬
полистическим капиталом для своих реакционных целей.
29
И это реакционное содержание неогегельянстйа является
составной частью, является существенным элементом край¬
ней иррационалистической, теологизированной, антиком¬
мунистической идеологии, господствующей в настоящее
время в Западной Германии. Причем составные части этой
идеологии, заимствованные из неогегельянства, оказы¬
вают особенное воздействие на определенную часть мелко¬
буржуазной интеллигенции.
В период после второй мировой войны неогегель¬
янство с его специфическим оттенком, определенным
этими особыми целями, добилось известного влияния на
рабочее движение, хотя это влияние никогда и не явля¬
лось господствующим). Здесь лейтмотивом было не сведе¬
ние Гегеля к его реакционным элементам, а сведение
Маркса и Энгельса к Гегелю, «возврат» к ранним рабо¬
там Маркса и Энгельса. Таким образом, буржуазный
ревизионизм — прежде всего благодаря Эрнсту Блоху
(р. 1885) — смог оказать дезориентирующее воздействие
также и на некоторые, правда очень ограниченные, круги
интеллигенции внутри Социалистической единой партии
Германии и, кроме того, повлиял как сдерживающий фак¬
тор на развитие части прогрессивно настроенной бур¬
жуазной интеллигенции в обеих частях Германии.
Г. Менде и В. Гейзе
философия жизни
Уже с наступлением периода империализма, периода
пролетарских революций идеологические потребности гос¬
подствующих слоев буржуазии вступили в противоречие
с идеями и идеалами эпохи подъема буржуазии — проти¬
воречие, которое с возникновением и развитием империа¬
лизма принимало все более антагонистические формы. Не¬
мецкая буржуазия оказалась в положении, характеризую¬
щемся постоянным кризисом в области мировоззрения.
Он выражается прежде всего в разрушении прогрессив¬
ного наследства классической немецкой философии, как
мы это видели на примере развития неокантианства и
неогегельянства. Он выражается, во-вторых, в возобновив¬
шемся соединении загнивающих обломков старого с ка¬
чественно новыми идеологически-мировоззренческими
взглядами буржуазии, которые по существу представляют
собой нечто единое, но в своих разновидностях — в выде¬
лении тех или иных акцентов соответственно различным
классам, слоям и группировкам, на которые они должны
воздействовать, — имеют очень разнообразные оттенки..
Это новое общее развивалось в двух родственных друг
другу философских течениях — философии жизни и эк¬
зистенциализме. Оба указанных течения находятся в тес¬
ном взаимодействии друг с другом, а также и со всеми
зародившимися в прошлом и продолжающими действо¬
вать буржуазными философскими течениями. На основе
этих двух течений возникла затем активистская, открыто
фашистская философия, которая подготавливалась ими,—
философия, явившаяся идеологическим отражением и в то
же время идеологически действующей стороной матери¬
ального процесса, с помощью которой германский монопо¬
листический капитал подготавливал фашизм.
31
Термин «философия жизни» исходит от романтика
Фридриха Шлегеля (1772—1829), который незадолго до
своей смерти читал в Вене лекции под этим общим на¬
званием. Уже тема первой из этих лекций, «О мыслящей
душе как центре сознания и о ложном движении разума»11,
охватывает всю программу его философии жизни, позво¬
ляя понять ее иррационалистический характер. Новым
в более поздний период развития философии жизни
является то, что иррационализм возведен до уровня все¬
проникающего, всеохватывающего метода. С основных
антимарксистских позиций всей империалистической фи¬
лософии диалектический материализм отождествлялся
с механистическим, а очевидный крах механистического
материализма, даже в ограниченной области естествозна¬
ния, использовался для того, чтобы отклонить всякое
рациональное мышление, всякое причинное понимание, как
«механистические», и заменить их «интуитивным» понима¬
нием, «.созерцанием сущности», иррациональным «мышле¬
нием». Эти философские течения являются теологиче¬
скими по своей сущности. Они последовательно ведут или
непосредственно к официальной теологии, или к фило¬
софски оформленным эрзацрелигиям, к бесформенному
мистицизму или к новому мифу. По своему морально-
политическому содержанию это направление ведет к акти¬
визму, который не может быть обоснован рационально,
а может быть мотивирован только иррационально и в ко¬
нечном итоге является произвольно-авантюристическим, —
таково идеологическое отражение империалистической по¬
литики.
Этот политический активизм отличает течения фило¬
софии жизни в империалистический период от их теоре¬
тических предшественников XIX века, которые выражали
идеологию консервативной феодально-аристократической
и буржуазной реакции, направленной против великой
французской революции и ее идеологии. Здесь, в частно¬
сти, следует назвать Артура Шопенгауэра (1788—1860),
Фридриха Шеллинга (1775—1854) и датчанина Серена
Кьеркегора (1813—1855). Новейшая философия жизни
является философией кризиса капитализма и его миро¬
воззрения. Поэтому она содержит и моменты демагогиче¬
ского, мнимого антикапиталистического протеста. Она яв¬
1 Friedrich von Schlegel, Die drei ersten Vorlesungen
über die Philosophie des Lebens, Leipzig, S. 5.
32
ляется в то же время философией мнимого преодоления
этого кризиса в рамках капиталистического общества.
В области мировоззрения философия жизни ищет выход
в подобии религии, в социально-политической области —
в «новом строе», который должен преодолеть противоре¬
чие между буржуазией и пролетариатом, восстановить по¬
шатнувшееся буржуазное общество империалистического
периода без всякого ограничения господства монополисти¬
ческого капитала. Поэтому данная философия модифици¬
руется в соответствии с изменениями исторической обста¬
новки, и все же при всех этих модификациях по своим
тенденциям и своей сущности она остается неизменной.
После победы Великой Октябрьской социалистической ре¬
волюции среди представителей философии жизни воз¬
никло понятие «консервативной революции». Это понятие
очень ясно выражает как враждебность этого мировоз¬
зрения социализму и буржуазной демократии, так и его
мнимо-революционную демагогию.
Эта мировоззренческая контрреволюция протекает за¬
кономерно. Ога представляет собой процесс изменения
буржуазной идеологии как следствие и ответ на обостре¬
ние классовой борьбы, на кризисы и войны при империа¬
лизме и в особенности на социалистическое преобразова¬
ние мира, начавшееся в октябре 1917 года. С этого вре¬
мени антимарксизм, иногда скрытый, но большей частью
явно выраженный, стал ядром всей буржуазной филосо¬
фии в Германии. В то время как марксизм-ленинизм со¬
хранил в себе наследие всей прогрессивной мировой куль¬
туры, в том числе и буржуазной, нынешняя буржуазия,
•борясь с марксизмом, отрицает, разрушает это наследие,
отказываясь от него, воспринимая его как идейное пре¬
пятствие, подобно тому как она считает и буржуазную
демократию препятствием в практике монополистического
капитала, вновь активизируя при этом реакционные идеи
эксплуататорской идеологии всех прошлых веков.
Наиболее крайним и наиболее .влиятельным предше¬
ственником современного иррационализма в Германии
является Фридрих Ницше (1844—1900). Отталкиваясь
от философии Шопенгауэра, Ницше стал реакционнейшим
критиком буржуазно-либеральной практики, защитником
открытой аристократической и антидемократической
борьбы против всех социалистических и демократических
стремлений и поборником презрительного отношения
3 Зак. 652
33
к массам. Социализм он характеризовал как «До концй
продуманную тиранию ничтожнейших и глупейших» К
Идее буржуазного равенства Ницше решительно проти¬
вопоставляет апологетическую концепцию вечной борьбы
между господином и рабом. При этом трудящиеся массы
являются для него лишь сырьем для формирования ари¬
стократической культуры, «биологическим» сырьем для по¬
литики великих «господ». «Активный нигилизм», объяв¬
ленный Ницше, не только отрицал все буржуазно-демо¬
кратические идеи и идеалы (равенство, свободу, братство,
справедливость, прогресс, гуманизм, включая христиан¬
скую мораль сострадания), но и требовал такой поли¬
тики касты господ, которая была бы освобождена от
этих идей и идеалов и представляла и подтверждала бы
то, что он сформулировал как закон жизни, — «волю
к власти». Он интерпретирует сущность действительности
как якобы биологическую жизнь, жизнь — как «волю
к власти», историю — как борьбу за власть, познание —
как необходимую иллюзию сознания, или способствую¬
щую или препятствующую жизни, а истину — как нечто
полезное в смысле этой общей, в сущности социал-дарви-
нистской концепции. Этому отрицанию буржуазно-демо¬
кратических традиций и науки соответствует отрицание
прогресса, его замена «вечным повторением одного и
того же». Принципиальному отказу от разума и морали
соответствует вытекающий из ницшеанской концепции
жизни культ сильного, силы, применения насилия, жесто¬
кости и варварства как выражение «здоровья» жизни,
которая должна осуществиться в будущем господствую¬
щем строе.
В эстетически привлекательной и стилистически бле¬
стящей, но при более тщательном рассмотрении часто не¬
логичной форме Ницше предвосхищает в идеях безудерж¬
ную, варварскую практику германского монополистического
капитала с его фашистской диктатурой; он формулирует
хищническую мораль борьбы за максимальную прибыль
во имя «жизни», сущностью которой должна быть «воля
к власти», борьба за власть; он создает блестящую, обман¬
чивую иллюзию доброй совести. Следствием, как и пред¬
посылкой этого следствия, является переход Ницше с по-
1 Ф. Ницше, Полное собрание сочинений, т. IX, М., 1910,
стр. 77.
34
Зиции Прямого отказа ör научного Познания к афористи¬
ческому обобщению интуиции, неконтролируемой мысли
и далее — от категорического утверждения в блестящей
формулировке к декларации об «откровениях жизни»,
вплоть до как бы поэтического, по существу риториче¬
ского, создания эстетического мифа. Таков путь от поня¬
тия к иррациональному образу.
Таким образом, Ницше явился законным предшествен¬
ником философии жизни, на которую он оказал сильное
влияние. Однако, несмотря на это, исторически Ницше
остается в стороне от нее. В собственно философских кур¬
сах высших учебных заведений идеалистическая филосо¬
фия жизни и иррационалистическая антинаучная методика
были обоснованы Вильгельмом Дильтеем (1833—1911) и
Эдмундом Гуссерлем (1859—1938).
Дильтей от буржуазно-либерального позитивизма
XIX века, отказывавшегося от философии как системы
и осознанного мировоззрения, пришел к философии
жизни, допускающей агностицизм. Опираясь на неокан¬
тианство, он утверждал, что лишь естествознание делает
возможным познание законов с точки зрения причинности.
Чтобы заранее пресечь все попытки рассматривать обще¬
ственные события как причинно обусловленные, Дильтей
противопоставляет естественным наукам не общественные,
а «духовные» науки. Он говорит, что эти науки якобы
нельзя объяснить причинно, что объективные закономер¬
ности нельзя познать, что можно «понять» \ишь истори-
чески-индивидуальные связи как «смысловые связи» исто¬
рических явлений. Историческая индивидуальность, одно¬
кратность якобы не могут быть объяснены; они могут
быть лишь пережиты в чувствах и «поняты» как выраже¬
ние исторической «жизни». При этом Дильтей объединяет
в едином понятии «жизнь» объективность действительной
исторической жизни с субъективным переживанием, в ко¬
тором субъективное переживание становится всеохваты¬
вающим моментом, носителем и творцом целого, «жизни».
Эта «жизнь» иррациональна, разум — лишь ее продукт,
ее выражение. В конечном счете «жизнь» остается непо¬
нятной, ее можно лишь переживать и субъективно толко¬
вать, в своей глубочайшей основе она тождественна
субъективному переживанию. Тем самым объективная
реальность становится простым выражением субъективного
переживания чего-то противостоящего субъекту. Таким
3*
35
образом, при большой исторической эрудиции Дильтей
приходит, с одной стороны, к историческому релятивизму,
а с другой стороны — к субъективному, психологическому
идеализму, в противоположность которому «жизнь» обла¬
дает кажущейся иррациональной объективностью. «По¬
нимание через переживание», методически развивающееся
как герменевтика (учение об истолковании), становится
методом, зависимым от субъективных способностей и
в основном неконтролируемым, — методом, который резко
противопоставляется рациональному познанию, так что все
познание в конце концов релятивистски и субъективист¬
ски уничтожает само себя.
Еще более радикальные, чем у Дильтея, выводы из
субъективного идеализма неокантианства делает Г еорг
Зиммель (1858—1918). Он доводит его до открытого ир-
рационалистического агностицизма, для которого все по¬
знание является априорным формированием жизни. Ха¬
рактерной является теория «трагизма культуры», которая
исходит, по-видимому, из того, что жизнь всегда создает
якобы только «формы»; но она застывает в этих формах
и должна их разрушить. Поэтому Зиммель и понимает
момент господства продуктов над людьми не как выраже¬
ние капиталистической эксплуатации, а как прогрессирую¬
щую «механизацию» жизни, причем «человек» превра¬
щается во все более опустошенное Я. Этот процесс он изо¬
бражает как необходимый, неизбежный, а также и как не¬
понятный, фатальный «трагизм жизни», который он окру¬
жает мишурой эстетической привлекательности. Еще более
крайний иррационализм содержится в формуле Людвига
Клагеса (1872—.1956) о «духе как противнике души» *.
Большое влияние на развитие иррационализма в Гер¬
мании оказала «Феноменология» Эдмунда Гуссерля
В то время как у Дильтея описательная психология стала
разновидностью основной науки об обществе, у Гуссерля
мы находим новое изложение платонизма как теоретико-
познавательного метода. Он развивает метод созерца¬
ния» сущности или всеобщего, которому он приписывает
самостоятельное существование в качестве духовного бы¬
тия. При этом в качестве условия этого «созерцания» он
требует принципиального включения вопроса о «реаль-
1 Ludwig Klage s, Der Geist als Widersacher der Seele, 4 Bd.,
1929—1933.
36
пости» «созерцаемого». Таким образом, Гуссерль при¬
дает «сущностям» (камня, фразы, государства, цвета
и т. д. и т. п.) мнимую объективность независимо от реаль¬
ности. Для него в принципе безразлично, существует
«созерцаемое» реально или нет. Сущность ангела заслу¬
живает у него при «созерцании» такого же внимания, как
и сущность какой-либо действительной вещи. Тем самым
феноменология становится методом произвола, возведен¬
ного в принцип. Она ведет к фетишизации любого содер¬
жания сознания. В то время как Гуссерль позднее пол¬
ностью перешел на позиции субъективного идеализма,
открыто введя источник всего предметного в область
субъективного, развитый им метод проник во всю буржу¬
азную философию данной эпохи. Он стал таким же
важным в этике философии жизни Макса ДИелера
(1874—1918), как и в онтологии Николая Гартмана
(1882—1950) или в экзистенциализме Мартина Хейдег-
гера.
Характерной в методическом отношении является
борьба против материалистического, рационального и при¬
чинно объяснительного метода науки. На его место вы¬
двигается абсолютизация «созерцания», субъективного,
продиктованного чувством переживания. В явную противо¬
положность материализму, как, впрочем, и объективному
идеализму Гегеля, монизм мировоззрения отвергается. На
его место Дильтей, Ницше и Зиммель ставят «жизнь» как
биологически обозначенную, иррационально-идеалистиче¬
скую категорию. Характерным, далее, является абсолюти¬
зация определенных переживаний немецкой буржуазии
кризиса в период между 1870 и 1914 годами, прежде всего
с точки зрения философии жизни: чувство необеспечен¬
ности, сомнительности, непостоянства, «пустого субъекти¬
визма и мертвого объективизма». В качестве ответа на все
большее осознание буржуазией кризиса мы видим у Ницше
идею перехода от пессимистической пассивности к варвар¬
ской активности, а именно требование беспрепятственной
практики под девизом «все позволено» для белокурых
бестий касты господ.
После первой мировой войны эта тенденция филосо¬
фии жизни усилилась. Ее действие стало распространяться
вширь и пронизало все буржуазные науки об обществе,
подготавливая этим основу для антидемократической,
фашистской идеологии. В науку об обществе и социологию
37
философия жизни проникла как с помощью Зиммеля, так
и с помощью Теодора Лессинга (1872—1933) и Ганса
Фрейера, который связал философию жизни с неогегель¬
янством; в социологию религии — с помощью Эрнста Трель-
ча (1865—1923); в педагогику — с помощью Германа Ноля
(р. 1879) и Эдуарда Шпрангера (р. 1882); в психоло¬
гию— с помощью Людвига Клагеса; во всеобщую
«философию культуры» — с помощью Рудольфа Эйкена
(1846—1926), графа Германа Кейзерлинга (1880—1946),
Рихарда Мюллера Фрайенфельса (1882—1949) и Лео¬
польда Циглера (ip. 1881); в философию культуры, этику
и философию религии — с помощью Макса Шелера;
в философию культуры и педагогику — с помощью Тео¬
дора Литта (р. 1880); в философию культуры и психоло¬
гию— с помощью Эриха Ротхакера (р. 1888), в то время
как Георг Алиш (р. 1878) развивал философию жизни
в целом. В естествознании философия жизни также полу¬
чила значительное, а иногда и господствующее влияние:
в палеонтологии—благодаря Эдгару Дакье (1878—1945),
в медицине — благодаря Зигмунду Фрейду (1856 — 1939),
в биологии — благодаря витализму Ганса Дриша (1867 —
1941) и в этнологии — благодаря Лео Фробениусу
(1873—1938). Философия жизни в 20-х годах оказала
также заметное влияние на развитие буржуазного искус¬
ства, и прежде всего на возникновение и развитие экспрес¬
сионизма.
Великая Октябрьская социалистическая революция и
революционная борьба немецкого рабочего класса чрезвы¬
чайно обострили идеологическую борьбу в Германии. Гер¬
манский монополистический капитал подготавливал вто¬
рую насильственную экспансию. Поэтому он нуждался
в военной идеологии, которая одновременно могла бы слу¬
жить ему и в борьбе против социалистического Советского
Союза, против демократических и революционных сил
в Германии и против «западных» демократий. Эту задачу
выполняла вначале философия жизни, действовавшая не
как строго ограниченная школа, а включавшая в себя, или
ассимилировавшая, самые различные философские напра¬
вления и в конце концов перешедшая в экзистенциализм.
Характерным для этого развития является, во-первых,
эклектическое соединение субъективного и объективного
идеализма, причем расширяется субъективно-идеаЛистиче-г
ский теоретико-познавательный подход к идеалистической
38
интерпретации мира и его явлений. Во-вторых, характерно,
что исходным пунктом теории познания в противополож¬
ность неокантианской концепции абстрактно-теоретиче¬
ского субъекта сознания должен быть мнимо живой, ощу¬
щающий, «исторический» человек как комплекс индиви¬
дуальных переживаний. Исходным пунктом становится
переживающее, а не мыслящее Я. Так, например, Филипп
Лерш (р. 1898) материалистической теории отражения
противопоставляет «трансрациональный априоризм» и
конструирует другие интуиционистские теории познания.
И, наконец, в-третьих, на этой основе ведется борьба про¬
тив материализма таким образом, что материализм ото¬
ждествляется с механицизмом и затем мнимо диалектиче¬
ские альтернативы конструируются в механистически
интерпретируемые категории. Таким образом, механиче¬
ской сумме противопоставляется «цельность» как «образ»,
как непричинная, непостижимая далее связь, которую
можно понимать лишь описательно. Мы находим это
у Феликса Крюгера (1874—1948), Вольфганга Келера
(р. 1887), Адольфа Майера-Абиха (р. 1893) и других.
Подобные же концепции в общефилософском плане мы
находим в 'анализе форм Фердинанда Вейнханделя
(р. 1896) и в морфологии Германа Фридмана (р. 1873).
Также и в ходе дальнейшего развития философии Диль-
тея особенное, индивидуальное, однократное, историче¬
ское рассматриваются только как иррациональные катего¬
рии, противопоставленные всеобщему, которое в свою оче¬
редь понимается только как абстрактное всеобщее.
Таковы тенденции, направленные на образование ирра¬
ционально-идеалистических понятий и образных предста¬
влений, тенденции, которые, с одной стороны, хотели
«преодолеть» рациональное «отчуждение» от действитель¬
ности, а с другой, в качестве социально-политического
дополнения, отвергали «атомистическое» общество в пользу
различных «коллективистских» утопий — романтическое
различие, введенное Фердинандом Тённиесом (1855—1936)
в конце XIX века.
И если даже философия жизни верно отражала идео¬
логические потребности дезориентированной кризисом бур¬
жуазии и мелкой буржуазии и идеологические потребности
господства со стороны монополистического капитала в их
всеобщей связи, то вследствие неопределенности толкова¬
ния ею понятия «жизнь» она, однако, могла быть лишь
39
переходной стадией к более определенным формулиров¬
кам, которые для обеих сторон становились тем более не¬
обходимыми, чем больше обострялся общий кризис
капитализма и усиливалась революционная мощь рабо¬
чего класса. Остатки собственно философии Дильтея рас¬
творились в историческом релятивизме, который в скором
времени уже перестал удовлетворять данной ситуации.
Активистское крыло, напротив, при каждой новой кризис¬
ной ситуации усиливало свой общественный вес и свою
активность. Оно положило начало развитию собственно
фашистской идеологии. Момент конкретности в этом раз¬
витии проистекал из тенденции данного направления
философии жизни, тенденции, сводившейся к тому, что
«жизни» приписывался определенный «носитель», рассмат¬
риваемый большей частью биологически — «раса», «на¬
род», — и понималась эта жизнь как иррациональная ис¬
торическая «судьба». При этом намеченная цель сначала
еще варьировала между идеями «гибели Запада» и «ра¬
систско-нацистским обновлением». К представителям этого
направления философии жизни принадлежат фашистские
идеологи Освальд Шпенглер (1880—1936), педагог Эрнст
Крикк (1882—1947), Артур Мёллер ван ден Брукк
(1876—1925), Альфред Беймлер (р. 1887), Курт Гильде-
брандт (р. 1881) и Людвиг Клагес (1872—1956), кото¬
рые в значительной степени были связаны с Ницше и
романтикой. Поскольку вначале философия жизни не сле¬
довала по пути развития этого непосредственно активист¬
ского направления, то в первую очередь она породила
экзистенциализм как родственную себе, более определен¬
ную, радикализированную форму, с тем чтобы потом
в связи с дальнейшим обострением общего кризиса, сле¬
дуя по этому «скользкому» пути, также влиться в фашист¬
скую идеологию.
Г. Менде и В. Г ей зе
ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ
Основателями и главными представителями экзистен¬
циализма являются Мартин Хейдеггер (р. 1889) и Карл
Ясперс (р. 1883). Свое наименование эта философия полу¬
чила в 1927 году в работе Хейдеггера «Бытие и время»
(«Sein und Zeit»). В 1930 году экзистенциализм был уже
очень модным философским течением среди буржуазии,
мелкой буржуазии и буржуазной интеллигенции Германии.
Это был период падения из состояния экономического
благополучия на фоне общего кризиса капитализма
в состояние циклического кризиса невиданных дотоле раз¬
меров. Экономическое положение массы граждан и мелкой
буржуазии было подорвано, а остальные жили в постоян¬
ном страхе перед тем, что в ближайший день с ними мо¬
жет произойти то же самое. К этому добавлялся постоян¬
ный страх перед все более усиливающимся революционным
рабочим движением, которое угрожало основам бур¬
жуазно-капиталистического мира. Буржуазное сознание
определенного таким образом бытия, будучи абсолютизи¬
ровано в сущность человеческого рода вообще, философски
оформилось в экзистенциализм.
Экзистенциализм развивает философию жизни дальше,
радикализируя ее исходный пункт. Последняя еще при¬
знавала конкретно-исторический индивидуум, точнее,
качественно определенную связь индивидуальных пережи¬
ваний, субъективно-идеалистический исходный пункт.
Экзистенциализм абстрагируется от всех качеств вообще.
Простое существование с чисто количественным определе¬
нием единичности, или, точнее, индивидуальное сознание
этого существования, было превращено в абсолютный ис¬
ходный пункт. «Экзистенция» — это голое, абстрактное
«существование»; это то, что остается, если абстрагиро¬
41
ваться от всякой материальной связи, от всех обществен¬
ных отношений и определений, от всякого индивидуаль¬
ного качества; это то, что противостоит всем «предметам»,
само не являясь предметом. Эту абстрактную изоляцию
индивидуального «существования» отметил Ясперс: «Но
как социальное Я я не являюсь самим собой» 1. В таком
же смысле Хейдеггер также проводит различие между
«несобственным» и «собственным» существованием2, при¬
чем под «несобственным» существованием он понимает
действительное, реальное, человеческое существование,
а под «собственным» — именно такое призрачное «суще¬
ствование», которое характерно для экзистенциализма.
Это совершенно пустое «существование» противопоста¬
вляется миру, обществу, непосредственному содержанию
сознания, всей качественной определенности, фетишизи¬
руется и наделяется иллюзорной собственной жизнью.
В действительности же это — предельный, лишенный со¬
держания и ставший паразитическим индивидуализм. Это
«существование» делается исходным пунктом на том ос¬
новании, что мир, все существующее стало якобы чуждым,
зловещим и угрожающим, так как все общественные отно¬
шения стали якобы преходящими, а все ценности — сомни¬
тельными. Экзистенциализм является попыткой выразить
философски буржуазное сознание этой угрозы — ощущае¬
мое в «страхе» и «крушении», — попыткой примириться
с этой угрозой, вжиться каким-то образом в нее, иллю¬
зорно преодолеть ее.
Ясно, что в такой концепции вообще нет больше ме¬
ста для действительной науки. Хейдеггер и высказал это
открыто. Когда в 1933 году при нацистском режиме его
сделали ректором Фрейбургского университета в Брейс-
гау, он заявил в своей речи: «Наука вообще должна су¬
ществовать, но никогда не является безусловно необходи¬
мой» 3. В другой связи он говорит: «...история, искусство,
поэзия, язык, природа, человек, бог остаются недоступ¬
ными для наук». Лишив, таким образом, науку всякого
действительного содержания, он утверждает: «Сущность
названных областей составляет предмет мышления»4. Та¬
1 Karl Jaspers, Philosophie, Bd. II, 1932, S. 30.
2 Martin Heidegger, Sein und Zeit, 1927.
3 Martin Heidegger, Die Selbstbehauptung der deutschen
Universität, Breslau, S. 8.
4 Martin Heidegger, Wae heißt Denken?, 1954, S. 57.
ким образом, мышление он противопоставляет науке. Об
этом «мышлении» он говорит далее, будто оно не ведет
«к знанию как наука», что оно не приводит «ни к какой
полезной жизненной мудрости», не решает «никаких ми¬
ровых загадок» и не придает «непосредственно никакой
силы для действия»!. Это откровенная документация
абсолютного иррационализма.
Ясперс, находившийся под сильным влиянием Дильтея,
Кьеркегора и Канта, в конечном счете приходит к такому
же выводу. Но здесь ему недостает беззаботного вывода
Хейдеггера. Прежде всего он считает, что наука агно-
стична, стремясь тем самым определить ее как полностью
относительную. «Крушение» всего человеческого позна¬
ния и всех поступков становится у него в конце концов
главной характеристикой человеческой жизни вообще. Он
требует принципиального отказа от «суеверий науки» и
видит смысл философии в «отказе от картины мира» 2. Но
одновременно он заявляет, будто не хочет уничтожить кон¬
кретные науки. В «крушении», согласно Ясперсу, мы нахо¬
дим только «существование», в которое мы с точки зре¬
ния экзистенциализма «брошены» и которое следует
«прояснять». Исходя из этого, Ясперс пытается достичь
«свободной от догм метафизики» (понимая это слово
в старом, домарксовом смысле), которая в действитель¬
ности является парадоксальной теологией: она ведет к фи¬
лософской вере, теоретически никогда не доказуемой, но
исполняемой. Однако влияние Ясперса объясняется не
столько его возвратом к теологии, сколько попыткой дока¬
зать релятивность науки, его воинствующим антимарк¬
сизмом, который он публично исповедовал уже в 1931 году,
а в настоящее время еще интенсивнее осуществляет на
практике, и, наконец, прикрытой религией пропагандой
империалистической идеологии Запада, которой он зани-
М1а1ется с 1945 года. В настоящее время, как и до 1933 года,
его деятельность как философа, направленная в первую
очередь против всех демократических и социалистических
устремлений, оказывает уничтожающее, разрушающее
влияние, она пессимистична и, наконец, направлена на
распространение самой примитивной клеветы. Его фило¬
софия служила и служит стабилизации буржуазных
1 Martin Heidegger, Was heißt Denken?, 1954, S. 161.
2 Karl Jaspere, Einführung in die Philosophie, 1953, S. 75.
43
отношений, находящихся под угрозой вследствие всеобщего
кризиса капитализма, при этом она пытается создать пре¬
вратное представление о бессилии человеческого действия
и конечной индифферентности «механизма бытия».
Хейдеггер, так же как и Ясперс, — воинствующий
антимарксист. Но в отличие от Ясперса он уже в 1933
году стал откровенным фашистом. Его развитие шло
от субъективного идеализма философии жизни к мифоло¬
гизированному объективному идеализму. В этом развитии
отражается также и его путь к нацизму. Первоначально
он исходил из индивидуального «существования», из аб¬
страктно-индивидуального «собственного существования»
и конкретно-общественного «несобственного существова¬
ния», на что мы уже указывали. Этим он превратил анти¬
демократическое презрение к массам в ходячую фурмулу.
Он писал о пустом, отчужденном, паразитическом суще¬
ствовании буржуазии как о «заброшенности», он опреде¬
лял боязнь кризиса у буржуазии как метафизический
«страх» тех, кто «направляется в ничто», и требовал
абсолютно бессодержательной «решительности» как
«образа действия». Но в фашистский период он отошел
от своих исходных позиций и перешел к мифологии «бы¬
тия». «Бытие» Хейдеггера отнюдь не является материаль¬
ным бытием. У него это лишь «сущее». «Бытие» у Хей¬
деггера является идеалистической субстанциализацией аб¬
страктного «существования». Оно получает у него боже¬
ственные качества: «обнаруживается», «скрывается», «про¬
является», «проясняется» в человеческом существовании.
В противовес этому «бытию» Хейдеггер развивает мрач¬
ную веру в откровение — ожидание «диктата» «бытия»,
«пастырем» которого должен быть человек. Однако о са¬
мом этом «бытии» Хейдеггер может сказать не более
того, что оно является «им самим». Также и о противо¬
положном «бытию» полюсе, о «ничто», он ничего не мо¬
жет сказать, кроме того, что это — «ничто». Поистине
глубоко обоснованное признание! Хейдеггер говорит
о «мировом бедствии» и ожидает «спасения» от наступле¬
ния «бытия». Он полагает, что над этим следует «пораз¬
мыслить», причем, как мы уже отмечали, разум является,
по Хейдегперу, противником «мышления».
Ненависть к демократии и социализму определяет пре¬
зрение Хейдеггера к современной жизни, жизни периода
после 1945 года, а также его презрение к миру и народ¬
44
ным массам, которое он в 1952 году в своей лекции во
Фрейбургском университете в Брейсгау выразил в сле¬
дующих словах: «С народами заигрывают, говоря, будто
мир означает конец войны» 1.
Объясняя современность, он рассматривает ее как ниц¬
шеанскую «волю к власти» в действии; в вере в челове¬
ческую силу и благоразумие он видит смертельную опас¬
ность, в технике—сущность, пронизанную чуждой чело¬
веку иррациональной силой. «Не атомная бомба как
особый механизм убийства является смертоносной, — го¬
ворит Хейдеггер, — ...что угрожает человеку в его сущ¬
ности — так это волевое мнение, будто путем мирного осво¬
бождения, преобразования, накопления природной энер¬
гии и управления ею человек может сделать человеческое
бытие сносным для всех и в общем счастливым» 2.
И это говорит сегодня тот самый Хейдеггер, который
в период нацизма хотел видеть «внутреннюю истину и ве¬
личие» фашизма приведенными в «столкновение с достиг¬
нутой на планете техникой и человеком нового времени» 3.
Разве это нелогично? Ничуть. Хейдеггер последователен
как противник революции, как идеологический агент моно¬
полистического капитала, формы господства которого над
умами людей должны приспосабливаться к изменяю¬
щимся материальным условиям. Идеализм Хейдеггера со¬
стоит в отрицании всякого разума и науки, а также в том,
чему он предоставляет свободу: безусловно иррациональ¬
ное действие, которое должно выводиться из «диктата»
«бытия» — как когда-то из диктата «фюрера»!—из «дик¬
тата» «бытия», который должен быть «ужасающим» и
«чудовищным». Хейдеггер — выдающийся философский
мистагог послевоенного времени.
Концепции и формулировки экзистенциализма чело¬
веку со здравым рассудком кажутся настолько абсурд¬
ными, что позволительно порой спросить себя, могли ли
вообще такие абсурдные конструкции быть порождением
здорового разума. Мы видели, что эта бессмыслица имеет
свою общественную логику. Однако в отношении поста¬
новки данной проблемы было бы поучительно еще
раз послушать Ясперса. Первоначально Ясперс был
1 Martin Heidegger, Was heißt Denken?, 1954, S. 31.
2 Martin Heidegger, Holzwege, 1950, S. 271.
3 Martin Heidegger, Einführung in die Metaphysik, S. 152.
45
психиатром. В результате медицинских наблюдений над
своими душевнобольными пациентами он пришел к убе¬
ждению, что душевнобольные размышляют над «основ¬
ными проблемами философствования», а этими пробле¬
мами являются якобы следующие: «ничто, просто разру¬
шающее, бесформенное, смерть»1. Конечно, было бы
дешевым софизмом, пустой остротой на данном основании
делать вывод, будто Ясперс этим замечанием доказал, что
его философия была философией душевнобольных. Но это
замечание имеет вполне рациональное зерно. Душевно¬
больные подвержены таким переживаниям, впечатлениям,
которые повлекли за собой нарушение нормальной дея¬
тельности их мозга, или таким, с которыми они особенно
интенсивно сталкивались перед наступлением их болезни.
Но образ, в котором выражаются мысли и представления
этих достойных сожаления людей, уже не контролируется
больше рассудком, разумом, а является как бы иррацио¬
нальным. Однако такие же реальные условия, которые
действовали на этих больных, прежде чем они заболели,
или даже сделали их больными, действуют и на здоровых.
Сознание здорового человека также постоянно находится
под влиянием мыслей и представлений, бессознательно
схватываемых, не до конца контролируемых разумом, ибо:
«Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кош¬
мар, над умами живых» 2. И этот кошмар тем сильнее, чем
менее данный индивидуум способен благодаря своему
классовому положению осознать свою собственную мате¬
риальную, общественную обусловленность. И если па¬
циенты психиатра Ясперса дискутировали именно по «про¬
блемам», которые философ Ясперс считает «основными
проблемами философствования», и если иррационалисти-
ческий экзистенциализм, основанный на этих «основных
проблемах», смог достичь хотя и совершенно отрицатель¬
ного, однако вполне реального влияния на массы в среде
буржуазии, мелкой буржуазии и в кругах интеллигенции
сначала во всей Германии, а в настоящее время в Запад¬
ной Германии, то это снова доказывает, что сознание
данных классов и слоев приведено всеобщим кризисом ка¬
питализма в патологическое состояние, что освободиться
от этого кошмара, осознать действительную историческую
1Karl Jaspers, Allgemeine Psychopatologie, 1946, S. 257.
2 K. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 8, стр. 119.
46
Сбязь могут только те индивиды из данных классов й
слоев, которые в состоянии развить свои силы, идеологи¬
чески возвыситься над уровнем своего класса или слоя,
достигнуть уровня мировоззрения рабочего класса, диа¬
лектического материализма.
Представителями экзистенциализма, кроме Хейдеггера
и Ясперса, является также и Ганс Липпс (1889—1941).
Христианско-теологическое направление экзистенциализ¬
ма мы находим у Петера Вуета (1884—1940), Теодора Хек-
кера (1879—1945), Романо Гуардини (р. 1886), Фрид¬
риха Гогартена (р. 1887), Эриха Прцивара (р. 1889),
перенесшего экзистенциализм в неотомизм, Хельмута Ти-
лике (р. 1908) и Ганса Юргена Бадена (р. 1911). В на¬
стоящее время в университетах Федеративной Республики
Германии работают следующие представители экзистен¬
циализма, многие из которых являются непосредствен¬
ными учениками Хейдеггера: Оскар Беккер (р. 1889),
Вильгельм Сцилази (р. 1889), Карл Лёвит (р. 1897),
Франц Иозеф Брехт (р. 1899), Ганс Георг Гадамер
(р. 1900), покинувший Германскую Демократическую Рес¬
публику, так же как и Вальтер Бреккер (р. 1902), далее —
Эрнесто Грасси (р. 1902), Герхард Крюгер (р. 1902),
Людвиг Ландгребе (р. 1902), Евгений Финк (р. 1905),
Вильгельм Камла (р. 1905), Вильгельм Вайшедель
(р. 1905), Герман Мерхен (р. 1906)—единственный
(из названных здесь не работающий в университете,
Отто Фридрих Больнов (р. 1903) и Карл-Гейнц Фольк-
ман-Шлюкк (р. 1914), также покинувший Германскую
Демократическую Республику. Число этих официаль¬
ных представителей экзистенциализма доказывает лишь,
какое значение и в настоящее время имеет экзистенциа¬
лизм для западногерманского монополистического капи¬
тала, пытающегося понизить активность трудящихся
в борьбе за прогрессивное, демократическое развитие и
одновременно активизировать их в борьбе за стабили¬
зацию умирающего империалистического капитализма,
за террористическое подавление революционного рабочего
движения и всех демократических стремлений и за воз¬
рождение фашизма.
Г. Менде и В. Гейзе
ФАШИСТСКАЯ «ФИЛОСОФИЯ»
Все течения немецкой буржуазной философии, о кото¬
рых говорилось до сих пор — неокантианство, неогегельян¬
ство, философия жизни и экзистенциализм, — являются
специфическими формами идеологического отражения
в буржуазном сознании факта крушения капиталистических
производственных отношений, общего кризиса капита¬
лизма, его подготовки, его проявления и постоянного обо¬
стрения. Но одновременно они как идеологическая над¬
стройка являются средством, орудием господствующего
монополистического капитала, который с их помощью пы¬
тается ослабить действие ударов, разрушающих основы
его господства, и тем самым сделать это господство
более устойчивым. Развитие общего кризиса капита¬
лизма есть процесс, постоянно создающий объективную
необходимость замены капиталистических производствен¬
ных отношений социалистическими, объективную необхо¬
димость пролетарской революции. Это — развитие, кото¬
рое в то же время постоянно и повсюду создает также
объективную возможность победы рабочего класса, вслед¬
ствие чего оно неизбежно является и таким развитием,
которое толкает монополистический капитал на все более
отчаянные, все более авантюристические действия, по¬
скольку он желает сохранить, то есть вновь стабилизиро¬
вать, свою эксплуататорскую власть. Данное развитие
является процессом слияния воедино таких явлений, как
империалистическая война и фашизм. Но в этом процессе
монополистический капитал не может долго довольство¬
ваться только пассивным разочарованием миллионных
масс. Он должен развить и воспитать в миллионных
массах реакционную активность, с тем чтобы иметь
возможность вести свои завоевательные войны и практи¬
48
ковать варварский террор, не вызывая сразу же возникно¬
вения демократической борьбы широких масс под руко¬
водством рабочего класса. Это значит, что развитие бур¬
жуазной философии в этот период является подготовкой
и квазитеоретическим оправданием фашистской идеологии.
Главные признаки фашистской философии:
Во-первых, идеализм, носящий характер явного, непри¬
крытого мифологизма. Ибо в период глубокого кризиса
капиталистического базиса и при наличии революционной
марксистско-ленинской партии активизировать миллион¬
ные массы против их объективных интересов, для осо¬
знания которых сам кризис ежедневно создает стихийные
предпосылки, можно лишь на основе мифической аффекта¬
ции. Этот идеализм объединяет моменты и объективного
и субъективного идеализма в общую концепцию по суще¬
ству религиозного характера. Он принципиально отрицает
всякую возможность научного познания закономерностей
и, мифологизируя в религиозном аспекте, раздувает опре¬
деленные биологические категории (такие, как раса, по¬
рода и др.).
Во-вторых, псевдореалистическое, биологизированное,
идеалистическое понимание истории, которое классовую
борьбу демагогически подменяет расовой борьбой. Фашист¬
ская концепция общества объединяет демагогию «преодо¬
ления» классовой борьбы в «народном сообществе» со
специально изобретенной для этих целей мифологической
«германской демократией», которая должна быть охаракте¬
ризована отношением между вождем и повинующимся
окружением.
В-третьих, определенная враждебность по отношению
к буржуазной демократии и буржуазному либерализму,
то есть абсолютное отрицание всех прогрессивных сторон
духовного наследства периода буржуазных революций,
периода, когда буржуазия была восходящим клас¬
сом. Этот отказ от прогрессивного наследия буржуазии
ранней поры демагогически выдается за «антибуржуаз¬
ность» и в соответствии с «освобожденным» от классовой
борьбы «народным сообществом» обозначается как «со¬
циализм», как «национал-социализм».
В-четвертых, мифологизированный, доведенный до
фанатизма антимарксизм. Специфика этой формы выра¬
жается в том, что сознательно осуждаются и даже в заро¬
дыше пресекаются всякие попытки выступлений против
4 Зак. 652
49
марксизма-ленинизма с позиций рационализма. Борьба
против марксизма-ленинизма ведется исключительно в ми¬
фологически аффективном плане и с помощью примитив¬
ной клеветы. Его представители третируются как «низ¬
шие люди», то есть как гады, которые должны быть
истреблены и которым одновременно придается религиоз¬
ный акцент «дьявольского». Одновременно раздуваются
антисемитские настроения.
В-пятых, прямое, неприкрытое, ничем не прикрашенное
оправдание претензий германского империализма на миро¬
вое господство с помощью басни об определенной приро¬
дой и желаемой богом «миссии» германского народа,
«североарийской расы» как своего рода мифического «но¬
сителя света», «спасителя» и в то же время «прирожден¬
ного» господина над всеми другими народами, которые
все подряд характеризуются как «менее ценные». Тем
самым фашистские философы сознательно, отбросив вся¬
кий стыд, поставили себя на службу германскому моно¬
полистическому капиталу в качестве функционеров и аги¬
таторов «национального пробуждения». Они видели свои
задачи в идеологическом подкреплении того, что Гитлер
проводил в действительности, в политической практике.
Герман Вейн (р. 1912) открыто высказал это.
Таковы основные черты, характерные для воинствуют
щей фашистской философии, которая служила монополи¬
стическому капиталу в качестве непосредственной апологии
и оправдания, в качестве «обоснования» его авантюрист¬
ской и варварской фашистской практики террора, концен¬
трационных лагерей и завоевания мира, а также для идео¬
логической активизации народных масс, подготовки их
к осуществлению этой практики. Политика империалисти¬
ческого безумия и предательства требовала абсолютно
авантюристской, жреческой философии.
Существенные элементы этой философии мы находили
уже в реакционной стороне гегелевской философии (см.
раздел о неогегельянстве), ее явное предвосхищение —
у Ницше (см. раздел о философии жизни). Мы уже
упоминали (см. тот же раздел), что из школы философии
жизни Дильтея вышла целая группа фашистских идеоло¬
гов и среди них — Освальд Шпенглер, Эрнст Крикк,
Артур Мёллер ван ден Брукк, Леопольд Циглер, Альфред
Беймлер, Курт Гильдебрандт.
50
Шпенглер резюмировал пессимизм философии жизни и
экзистенциализма в мифе о «закате Европы» 1. Причем
пессимизм этого тезиса вырастает у него в требование
фашистского активизма. Он заявляет, что своими мыслями
обращается к «разведчикам Востока»2 и говорит о «по¬
следней борьбе», которую он характеризует как борьбу
«между деньгами и кровью», как «насильственную борьбу
очень небольшого числа людей твердой как сталь расы» 3,
Шпенглер начинает с фальсификации и узурпации
марксистских идей и терминологии для фашистской фило¬
софии, например в том случае, когда утверждает, будто он
первый осмелился «предуказать ход истории»4, не упо¬
миная при этом вообще о существовании марксистской
теории закономерного общественного развития. Точно
так же в своей книге «Пруссачество и социализм» он в пер¬
вую очередь узурпирует для фашизма понятие «социа¬
лизм». При этом он заявляет, будто Маркс был «лишь
отчимом социализма»5. «С пруссачеством, — говорит он
далее (а следовательно, и с милитаризмом, реакционным
полицейским государством и рабским верноподданниче¬
ским духом), — совпадает строй мыслей подлинного со¬
циализма» 6. Он узурпирует даже идею об интернационале,
бесстыдно фальсифицируя ее в совершенно противополож¬
ном смысле, во имя интересов монополистического капи¬
тала, заявляя при этом: «Подлинный интернационал
есть империализм, покорение... всей земли с помощью
единственного оформляющего принципа не путем компро¬
мисса и уступок, а путем победы и уничтожения» 7.
Ближайший ученик Шпенглера Эрнст Юнгер (р. 1895)
развивал фашистскую философию дальше8. Путем
1 Oswald Spengler, Der Untergang des Abendlandes, Bd. I,
1918; Bd. II, 1922. На русском языке см. О. Шпенглер, Закат
Европы, т. 1, М.—П., 1923.
2 О. Spengler, Der Untergang des Abendlandes, München,
1923, Bd. I, S. VIII—IX.
3 Там же, т. II, стр. 628.
4 О. Шпенглер, Закат Европы, стр. 3.
5 Oswald Spengler, Preußentum und Sozialismus, 1920, S. 3.
6 Там же, S. 84.
7 Там же.
8 «Die Schleife», Dokumente zum Weg von Ernst Jünger. Zusam¬
mengestellt von Armin Möhler, 1935.
В одном письме, относящемся к 1922 году, Юнгер говорит:
«Впрочем, Шпенглер действительно на многое раскрыл мне глаза»
(стр. 69).
51
демагогии, мнимого реализма прославляет он войну, не
умалчивая о ее ужасах, но придавая «фронтовым пережи¬
ваниям» оттенок романтики и представляя их возвышен¬
ными и достойными того, чтобы стремиться к ним.
В теоретическом аспекте он также начинает с попытки
втянуть рабочий класс в империалистическую завоеватель^
ную политику, узурпируя и искажая понятие «рабочий».
Он противопоставляет «рабочего» и «буржуа», абсолютно
изолируя их друг от друга, причем понятие «рабочий»
лишается у него классового содержания: оно включает и
солдат империалистического государства, и — в качестве
так называемых «работников умственного труда» — пред¬
принимателей, капиталистов, эксплуататоров. Это — пред¬
восхищение более поздней фашистской терминологии, при¬
знающей «работника мозга и работника кулака».
Официальным философом нацистской партии был
Альфред Розенберг (р. 1893; в 1946 году казнен как воен¬
ный преступник). Его «Миф XX столетия» соединяет
полный ненависти антимарксизм, антисемитизм, теорию
расизма с «арийским» мистицизмом, преследуя цель так
называемого «теоретического обоснования» притязаний
германского империализма на мировое господство, грубое
стремление которого к получению максимальных прибылей
было скрыто за мифической «миссией» германского народа
и «арийской расы»-.
Особое значение теории расизма во всей этой эклекти¬
ческой системе фашистской философии основано на со¬
циально-политической функции этой теории. Она отрицает
классовую борьбу и вообще роль материального базиса,
экономики в общественных процессах, сводя их к фанта¬
стическому биологическому процессу. На этой основе она
примитивно, грубо клевещет на демократию и социа¬
лизм, пытаясь обосновать миф о мировой миссии «арий¬
ской расы», апологетически оправдывает империалистиче¬
ские войны как нормальное занятие якобы хищнической
человеческой натуры и в то же время представляет
борьбу трудящихся против империалистических граби¬
тельских войн как «чуждую расе» и как «вырождение».
Основа фашистской расовой теории заложена Ницше —
его теорией рас-господ и рас-рабов и их вечной борьбы за
власть, — а также жившим в Г ермании англичанином
Хаустоном Стюартом Чемберленом (1855—1927) и
Рихардом Вагнером. Чемберлен обосновывал свою тео¬
52
рию «исключительного притязания германцев на господ¬
ство» \ с одной стороны, посредством крайнего социал-дар-
винизма, а с другой — посредством «расового сознания»,
которое якобы следует понимать интуитивно: «Кто при¬
надлежит к явно выраженной чистой расе, тот повседневно
ощущает это»2. В этой мифологизированной философии,
конечно, нет места для объективной науки. Чемберлен за¬
являет, что ценность науки заключается не в ее «истинном
содержании», а только в «ее творческом значении для фан¬
тазии и характера» 3. Это — полная субъективизация
науки. Чтобы сохранить в силе миф о превосходстве «арий¬
ской расы» перед лицом несомненно крупных достижений
других народов, Чемберлен противопоставляет и изоли¬
рует друг от друга культуру и цивилизацию и утверждает,
будто культура могла быть создана лишь «германско-ари¬
стократическим» элементом, в то время как «нивелирую¬
щая» цивилизация обязана своим существованием «иудей¬
ско-демократическому» элементу. Однако, по его мнению,
«германской» культуре недостает еще «соответствующей
религии». Придавая, таким образом, фашистской идеологии
религиозный характер, Чемберлен пропагандирует «учение
Христа, освобожденное от яда иудейства», и путем все¬
возможных уловок пытается подробно доказать, что Иисус
из Назарета, иудейский основатель христианской религии,
был якобы не евреем, а «арийцем»4. Он заявляет также,
что на долю «германцев» выпала задача господствовать
над «неполноценными расами» и поэтому «германская
раса в результате биологического отбора сохранилась чис¬
той и должна постоянно бороться против всякого смеше¬
ния рас и обусловленного этим возникновения «хаоса на¬
родов» 5. Это было идеологическим предвосхищением всего
фашистского варварства, зверского расового законодатель¬
ства, жестокого террора против марксистов — «чужерод¬
ных» «низших людей» — и грабительской агрессии «гер¬
манских носителей света» против «неполноценных»,
то есть против всех других народов.
1 Houston Stewart Chamberlai n, Die Grundlagen des
neunzehnten Jahrhunderts, 1900.
2 Там же, стр. 271—272.
3 Houston Stewart С h a m b e г 1 a i n, Kant, 1909, S. 751.
4 Houston Stewart Chamberlai n, Die Grundlagen des
neunzehnten Jahrhunderts, Kapitel 3.
5 Там же, гл. 4.
53
Позднее расистскую философию развивали прежде
всего Ганс Ф. К. Гюнтер (р. 1891), Людвиг Фердинанд
Клаус (р. 1892) и Курт Гильдебрандт. Кроме того фашист¬
ская философия была представлена и рядом идеологов
других направлений. Например, неокантианец Бруно
Баух (1877—1942) в 1917 году вместе с Максом Вундтом
(р. 1879), Германом Шварцем (1864—1951), Феликсом
Крюгером (1874—1948) и другими основал шовинистиче¬
ское «Общество немецкой философии». Герман Шварц
преподавал мистически-религиозный идеализм как «транс¬
цендентальный национал-социализм», Макс Вундт —
идеалистическую философию веры. Ганс Хейзе (р. 1891)
от неокантианства перешел к платоновскому экзистен¬
циализму политического «существования» «народа и импе¬
рии». Герман Глокнер, о чем мы уже говорили, развивал
неогегельянство в плане экзистенциалистской и расистской
философии жизни. Фашистскую теорию государства и со¬
циологию представляли прежде всего Ганс Фрейер, Карл
Шмитт (р. 1888), Отто Кельрейтер (р. 1883) и Курт
Шиллинг (р. 1899). Арнольд Гелен (р. 1904) развивал
биологическую антропологию.
Таковы главные представители фашистской философии.
Наряду с ними в то время были и другие консервативные
философы, занимавшиеся преподаванием и стоявшие, по
сути дела, на тех же идеологических позициях, но изла¬
гавшие свои взгляды менее открыто. Многие из них после
1945 года снова выступили на передний план.
И. Г. Горн
НЕОСХОЛАСТИКА
О,ообой формой мистификации действительности —
мистификации эксплуатации, угнетения и разбойничьих
войн, — развитой в ходе всей многотысячелетней истории
классового общества, господства эксплуатирующего мень¬
шинства над трудящимися и охраняемой в интересах гос¬
подствующих классов, является религия. В период подъема
буржуазии она потеряла свое идеологическое всевластие,
которого добилась в феодальном обществе. В империа¬
листический период монополистический капитал вновь на¬
чал использовать религию, пустил ее в ход. В период
общего кризиса капитализма религия стала незаменимым,
наиболее действенным инструментом прямого идеологи¬
ческого господства германского монополистического капи¬
тала над умами широких масс трудящихся, до которых
буржуазная философия не могла дойти непосредственно,
а только косвенным путем, с помощью действующих во
всех направлениях буржуазных идеологов. В целях оправ¬
дания классового господства буржуазии в настоящее время
религия как система разрабатывается с учетом особенно¬
стей современной общественной обстановки. Эту задачу
выполняют католическая теологическая философия — нео-
схоластика и в особенности неотомизм.
В период первой мировой войны и с началом всеобщего
кризиса капитализма в Германии началось оживление
неосхоластики. Влияние неосхоластики распространи¬
лось даже на такие круги, которые до сих пор ее откло¬
няли. Так, в начале 20-х годов профессора философии Дит¬
рих фон Гильдебранд (1881—1943), Зигфрид Бен (р. 1884)
и Макс Эттлингер (1877—1929) перешли к католицизму.
Известные католические философы, например Алоиз
Демпф (р. 1891), уже в этот период характеризовали
55
усиление влияния неосхоластики как выражение «внеш¬
ней и внутренней потребности времени». После нового обо¬
снования томистской философии в папской энциклике
«Aeterni patris» в 1879 году католические философы Мар¬
тин Грабман (1875—1946), Клеменс Беймкер (1853—1924)
и другие обратились прежде всего к исследованию преиму¬
щественно средневековой философии. С помощью средств
теологии они пытаются ликвидировать идеологические ко¬
лебания религиозно настроенной части народных масс,
вызванные кризисом капитализма и победой Великой Ок¬
тябрьской социалистической революции, и помешать ак¬
тивизации этих слоев в революционном отношении, поме¬
шать обращению их к марксизму. Задача этих философов
заключалась в том, чтобы развить мнимую, религиозную
критику капитализма, перевести возрастающее сопротивле¬
ние трудящихся империализму с пути борьбы за подлин¬
ное изменение действительности на путь мистико-религиоз-
ных общественных утопий. Поэтому неосхоластики обра¬
щаются к социологии и философии общества.
Уже в 1920 году Франц Савикки (р. 1902) написал
«Философию истории» («Geschichtsphilosophie»), в кото¬
рой попытался использовать философские учения католи¬
цизма для объяснения человеческого общества. Таким же
образом он выступил против чисто теоретико-познаватель¬
ного обоснования истории как науки, как это пытались
сделать, в частности, Виндельбанд и Дильтей, а также
против натурализма Шпенглера, но главным образом про¬
тив исторического материализма. В соответствии с объ¬
ективно-идеалистическими основами всей неосхоластиче-
ской и неотомистской философии для Савикки философия
истории является априори «метафизикой истории». Это
должно означать: все историческое развитие имеет
смысл только в аспекте вечности и «потусторонней жизни»
и должно оцениваться с точки зрения этой цели. В «поту¬
стороннем» люди якобы оцениваются не с социальной
и национальной, а лишь с этической точки зрения. Земная
цель исторического развития, христианское «царство
культуры», также получает свой смысл только с точки
зрения трансцендентного. Абсолютизированная Савикки
свобода воли людей, делающих выбор между добром и
злом, исключает признание объективных исторических за¬
конов. У Савикки впервые в Германии были систематично
с точки зрения неотомизма развиты историко-философские
56
вопросы, которые в то время, и главным образом после
второй мировой войны, преобладали в развитии неосхола¬
стики.
Общая политическая и общественная концепция като¬
лической философии, находившаяся в непосредственной
связи с ее теорией познания, метафизикой, онтологией и
этикой, была развита уже в конце 1917 года в программ¬
ном докладе Макса Шелера «Идея христианской любви и
современный мир» («Die christliche Liebesidee und die
gegenwärtige Welt») *. (Мы уже говорили о Максе Ше-
лере в разделе о философии жизни, а теперь снова видим
неразрывную взаимосвязь различных направлений, тече¬
ний, оттенков, по существу, единство всей буржуазной фи¬
лософии периода всеобщего кризиса капитализма.)
В своем докладе Шелер изображает очевидный в то время
для каждого кризис не как кризис капиталистической си¬
стемы, а как результат отступления европейских народов
от «христианской этики», в частности от «идеи христиан¬
ской общины» капиталистического толка. В качестве при¬
чин этого «отступления» Шелер называет: 1) «гуманита-
ризм», то есть гуманизм; 2) «односторонний индивидуа¬
лизм, или социализм в его общей противоположности
христианским идеям о моральной солидарности самостоя¬
тельных личностей»; 3) существование «абсолютных»
и «суверенных» государств; 4) современный политический
и культурный национализм; 5) вытеснение современными
классами сословного строя; 6) вытеснение «христианского
экономического уклада совместно организованного удовле¬
творения потребностей... буржуазно-капиталистическим
экономическим укладом ничем не ограниченного производ¬
ства»; 7) отделение искусства, философии и науки от
церкви благодаря так называемой идее «автономной» куль¬
туры. В идее христианской корпорации, имеющейся уже
у средневековых -отцов церкви (у Киприана, Кирил-
лия и Августина), идее об иерархическом расчленении,
определенном соответственно солидарному действию всех
«слоев», Шелер усматривает «высший идеальный и при¬
мерный образ всех и всяких человеческих корпораций».
Эта идея христианской корпорации заключала в себе далее
идею христианского индивидуализма, который должен был
представлять собой не что иное, как «великую хартию
1 Мах Scheie г, Vom Ewigen im Menschen, 1923, S. 124.
57
Европы в противоположность Азии и России». В соответ¬
ствии с данной концепцией в целом этот апологет капита¬
лизма требует, «чтобы рабочий класс снова стал сословием»,
ибо «сословие есть нечто постоянное, в чем человек удовле¬
творяет себя». Уже в 1917 году на основе христианского со-
лидаризма и отказа от идеи суверенных национальных го¬
сударств у Шелера (в частности, в его статье «О культур¬
ном восстановлении Европы»1, вышедшей в том же 1917
году) появляется идея нового «христианского Запада»,
получившая особое признание после 1945 года. На этой
основе он еще в 1920 году в специальной статье требовал
«мира среди вероисповеданий». Хотя представители офи¬
циального церковного неотомистского направления, напри¬
мер ее ведущий теоретик в области теории познания и
метафизик 20-х годов Иозеф Гейзер (1869—1948), и не
разделяли в то время точки зрения Шелера, осно¬
вывающегося на философии жизни и платоновско-авгу-
стинианекой философии, а частично даже и горячо крити¬
ковали ее, тем не менее в настоящее время политические
концепции Шелера стали достоянием реакционного нео¬
томизма.
Католическая философия никогда не была вполне еди¬
ной. Уже в средние века наряду с официальным напра¬
влением большим влиянием пользовался и такой отец
церкви, как Августин (354—430), ориентировавшийся на
Платона. И еще в настоящее время внутри католической
философии существует платоновско-августинианское на¬
правление, главным представителем которого является Ио¬
ганнес Гессен, упоминавшийся нами в разделе о нео¬
кантианстве. Это направление, бывшее уже на рубеже XIX
и XX веков предметом очень горячей критики со стороны
официальной церковной философии, в настоящее время
церковь лишь терпит, но не признает. В официальной
неосхоластике, основывающейся на средневековой схола¬
стике, наиболее влиятельным и наиболее значительным
направлением является неотомизм, ориентирующийся на
Аристотеля и Фому Аквинского (1225—1274). Неотомизм
является собственно философским и теоретическим выра¬
жением политики Ватикана и высшего католического ду¬
ховенства. Кроме теологических и философских факульте¬
тов Мюнстерского, Мюнхенского, Вюрцбургского,
1 Мах Scheie г, Vom Ewigen im Menschen, S. 204.
58
Майнцского и Кёльнского университетов, его изучают
в многочисленных епископских семинариях Западной Гер¬
мании. Особенность неотомистской философии по сравне¬
нию с другими направлениями современной буржуазной
философии состоит в том, что она располагает организо¬
ванной массовой базой, постоянно оказывая при этом
влияние на все католическое население с помощью органи¬
заций церкви и ее институтов. Большое влияние западно-
германских ХДС и ХСС, в составе которых насчитывается
около 300 ООО 1 членов, основывается в значительной мере
на том, что эти партии располагают, между прочим, и ап¬
паратом пропаганды в лице квалифицированного неотоми-
стского духовенства.
В первые десятилетия после 1917 года в Германии
преобладали умеренные защитники неотомизма, такие фи¬
лософы, как Иозеф Гейзер, Иозеф Маусбах (1861—1931),
Клеменс Беймкер, Адольф Дюрофф (1866—1943) и дру¬
гие, пытавшиеся аристотелевско-томистскую философию
в какой-то мере приблизить к научному познанию. В по¬
следние полтора десятилетия, напротив, преобладающее
влияние получает ортодоксальное, консервативное течение.
В области теории познания неотомизм проводит разли¬
чие между чувственным и духовным познанием. Чувствен¬
ное познание имеет подчиненную природу, так как оно спо¬
собствует лишь знанию конкретных «акциденций», свой¬
ственных вещам, но не знанию «всеобщего бытия»,
лежащего в качестве «субстанции» в основе вещей и вну¬
тренне присущего им. Это всеобщее бытие имеет якобы
интеллигибельную природу и может быть схвачено духов¬
ным познанием, которое всегда направлено на всеобщее.
Сущность абстракции, на которой основано все духовное
познание, состоит в выявлении в индивидуальности всеоб¬
щего, то есть интеллигибельной сущности, содержащейся
в единичном, и в установлении его как абстрактного бы¬
тия. Исходя из этой реалистической, но, безусловно, вовсе
не материалистической позиции, неотомизм противостоит
всем формам субъективного идеализма — кантианской,
неокантианской и позитивистской, а также экзистенциали¬
стской. Неотомизм рассматривает мысли как абстрактное
отражение предметов, существующих вне и независимо от
1 См. Международный политико-экономический ежегодник, 1958,
Госполитиздат, стр. 354.
59
нашего сознания. Существование объективно реального
внешнего мира, таким образом, не оспаривается. Не отри¬
цается и его познаваемость, поскольку неотомизм как
объективный идеализм в известных рамках считает даже
возможным познание трансцендентного, бога. Томистское
учение о «сверхчувственном и чувственном» означает, будто
в чувственно данном имеется абстрактное содержание,
которое якобы составляет его «сущность», иначе говоря,
«сущность» сверхчувственной, трансцендентной природы,
и которое в известных рамках все же духовно познаваемо.
Вследствие этого неотомизм различает «эмпирические
понятия» и «понятия сущности». При том «эмпирические
понятия» должны отражать только характерные для внеш¬
них чувственных форм проявления вещей; «понятия сущ¬
ности», напротив, отражают их сущность, часто «ненаблю¬
даемую». Здесь неотомизм ссылается на учение Фомы
Аквинского, согласно которому «dicitur autem intellectus ex
eo, quod intus legit, intuendo essentiam rei», то есть «разум
определяется тем, что, созерцая сущность вещи, он по¬
знает ее изнутри». Это учение выражает требуемое цер¬
ковной догмой стремление неотомизма привести квазира-
циональное доказательство существования бога, который
как чистая абстрактная вещь «в чувственном» может быть
чувственным, но, безусловно, не может быть наглядным.
Следовательно, хотя неотомистская теория познания исхо¬
дит из чувственного опыта, пытается придерживаться эм¬
пиризма как исходного пункта, она ведет к рационалисти¬
ческому интеллектуализму, который считает возможным
иметь представление даже о сущности бога.
В основе неотомистской натурфилософии лежит гило-
морфистское учение об определении материи через вну¬
тренне присущие ей формы. Materia prima, так называемое
первовещество, должно быть неподатливым, нерасчленен-
ным, бесформенным, по отношению к себе пассивным, со¬
держащим лишь возможность формирования с помощью
активного действия формы. Формы, существуя сами по
себе, должны схватывать материю, пронизывать ее и, та¬
ким образом, из пассивного бесформенного первовещества
создавать все многообразие материальных способов бытия,
начиная от неорганического мира через различные ступени
организмов (растений и животных) до высшей ступени
бытия, человека, который определяется духом, понимаемым
как специфическая «форма». Так как в противоположность
60
чисто пассивной, только инертной materia prima всё
формы должны проявляться в деятельности, активность
вещей усиливается в зависимости от того, чем выше их
форма, чем дальше они удалены от materia prima. Поэтому
самая высокая активность присуща человеку как высшему
внебожественному творению бытия. Его форма опреде¬
ляется чисто духовной, нематериальной, а поэтому и бес¬
смертной душой. Хотя душа связана в жизни с телесными,
материальными функциями и в своем способе действия
определяется также и через них, все же в своей «иммате-
риальности» она представляет собой нечто принципиально
иное, чем материя, поэтому она и не может погибнуть
вместе с гибелью каких-либо материальных образов, с ко¬
торыми она временно связана, а это значит, что она
«бессмертна».
С данной натурфилософией тесно связана онтология
неотомизма. Ядро ее составляет учение о действии и по¬
тенции. «Потенцией» обозначается чисто абстрактная воз¬
можность того, что могло бы прийти в действие (in
actum), чисто абстрактная «готовность» к действию пас¬
сивной самой по себе субстанции. Вследствие этого «дей¬
ствие» рассматривается как «осуществление» «потенции».
«Возникновение» в этом понимании есть не что иное, как
актуализация заранее данной потенциальной возможности.
Так как вследствие этого «возникновение» не есть ни «по¬
тенция», ни «действие», оно и не понимается как «бытие».
Для того чтобы его вообще привести в «действие», нужна
«субстанция», представляющая собой действительно «су¬
щее». Таким образом, «субстанция» является основной
категорией неотомистской онтологии. От нее зависят все
другие категории. Они являются чистыми «акциденциями»
«субстанции» соответственно различным «действиям»,
в которых «потенция» может актуализироваться. В даль¬
нейшем эта онтология ведет к различению «существования»
и «сущности». «Бытие» всего существующего, кроме бога,
состоит из двух составных частей — «существования» (exi-
stentia) и «сущности» (essentia). В «существовании» «по¬
тенциальное бытие» становится «актуальной» действитель¬
ностью. Так, например, Жозеф де Врие (р. 1898) говорит,
что разум «по самой своей сущности подчинен позна¬
нию истины... Это последнее, однако, является «дей¬
ствием», действительной формой, с помощью которой
оформляются, осуществляются, завершаются возможности.
61
Приблизительно так же органическое тело (тело человека
или животного) само по себе способно лишь к тому, чтобы
стать одушевленным и тем самым стать живым, но дей¬
ствительность (actus) жизни присуща ему только благо¬
даря душе. Таким образом, потенция сама по себе всегда
есть нечто нуждающееся в дополнении, нечто незавершен¬
ное, как бы половинчатое; завершенной, осуществленной,
доведенной до естественной целостности она становится
только благодаря действию» 1.
В «специальной метафизике», называемой также «тео¬
дицеей», неотомизм пытается доказать бытие бога. Из
сконструированного им разделения «существования» и
«сущности» неотомизм с ничем не оправданной «логикой»
делает вывод, будто должно быть такое сущее, в котором
«существование» и «сущность» совпадают. Так как все
конкретно сущее «несовершенно» и «относительно», а «сущ¬
ность» никогда не может стать полностью «существова¬
нием», так же как «потенция» не может полностью стать
«действием», то все проявляющееся в конкретных частно¬
стях имеет лишь условный характер. Однако действитель¬
ное, подлинное «бытие» не может быть только условным и
относительным, а должно быть абсолютным. Это абсолют¬
ное бытие и есть бог. Все причины в мире явлений суще¬
ствуют относительно друг друга. Следовательно, в основе
их всех «должна» лежать общая, абсолютная первопри¬
чина, бог, который не является относительным. Это так
называемое «причинное доказательство бога» пронизы¬
вает в настоящее время всю неотомистскую философию.
Так как бог есть первопричина мира, «последний источник
всего бытия земных вещей», то, как говорит де Врие, «ему
должно быть в высшей степени свойственно все то, что
имеется совершенного в бытии существ»2. Так как все
земное бытие представляет собой только «действие» «по¬
тенции», а следовательно, более или менее «условную»
«акциденцию» «субстанции», то такого рода несовершен¬
ный характер бытия не может быть присущ богу. Он
является «actus purus», то есть чистым действием и выс¬
шей деятельностью, проявление которых в силу сущност¬
ной необходимости определяет все сущее. Поскольку же
бог есть «источник» всех «творений», то эти последние
в определенном отношении участвуют >в его сущности
1 Josef de V г i е s, Denken und Sein, 1937, S. 292.
2 Там же, стр. 280—281.
62
Поэтому он должен быть познаваем хотя и не полностью,
«per analogiam entis», то есть на основе известного подобия
с ним «конечных созданий», в особенности человека. Так
как этот «вывод» имеет большое значение для неотомизма,
понятие аналогии играет у него исключительную роль. Ибо
задача этой философии как раз и состоит в том, чтобы
квазирационально «доказать» то, что априори установлено
для нее теологическими нормами.
Этические воззрения неотомизма вытекают из его идеа¬
листической догмы, будто мир и его история не только воз¬
никли по воле бога, но и по воле бога должны к нему
вернуться. Следовательно, все моральные поступки людей
должны оцениваться «sub specie aeternitatis», с точки зре¬
ния вечности, посредством применения в первую очередь
религиозных критериев. Цель человеческого действия —
это эвдемонистически понимаемое «блаженство». Поскольку,
однако, высшее счастье заложено в боге, то все
человеческие действия должны быть направлены на выпол¬
нение «очевидных» заповедей бога и опосредствующих их
церковных указаний. Глубочайший моральный смысл чело¬
веческой жизни состоит в подготовке к так называемой
«вечной жизни». При этом решающая роль принадлежит
«свободной воле», ибо если человек «от рождения» наделен
определенными, в известных условиях и «дурными», спо¬
собностями, то дело зависит от его свободного решения —
обуздать их или дать им овладеть собой. Особенно важно
совершать «добро» не по принуждению, а «благоразумно
и охотно».
Но, как мы уже заметили, особенностью неотомизма
в период всеобщего кризиса капитализма является обра¬
щение его к вопросам социологии и философии истории.
Это новое направление неотомизма представляют Иозеф
Пипер (р. 1904) и Алоиз Демпф (р. 1891). Критикуя
для видимости кризисные явления империализма, неото¬
мизм прокламирует «лучший», «правильный» обществен¬
ный строй. Его характер должен являться следствием
«естественного порядка потребностей». В этом «естествен¬
ном порядке» Демпф на первое место ставит «стремление
к счастью», на последнее место — «жизненные потребно¬
сти», питание, одежду и жилище. Между ними он поме¬
щает «потребность в истине» и «потребность в праве».
Все материальные потребности, заявляет Демпф, должны
быть подчинены «стремлению к счастью», «потому что
63
Человек бесконечно заинтересован в своем вечном
счастье» !. Затем из этого «признания», цель которого сде¬
лать людей пассивными в борьбе за подлинное изменение
действительности, делается вывод о «превосходстве рели¬
гии и образования над государственными и экономиче¬
скими организациями».
Далее, из этого делается вывод о первейшей необходи¬
мости «социального мира» между классами, потому что
как капиталисты, так и рабочие заинтересованы в первую
очередь в своем «вечном счастье». Эти выводы содержались
уже в послании папы Льва XIII «De condicione opificum»
(1891), в котором развиваются демагогические принципы
неотомистской социологии. Практическим выражением
этой теории явилось нацистское «народное сообщество».
Неважно, что у нацистов оно было теоретически обосно¬
вано иначе. В неотомистской версии этот «солидаризм»
находит свое так называемое «теоретическое» обоснование
в принципе «христианской любви к ближнему», принципе,
которым в действительной истории христианства позорно
пренебрегали и который, ни к чему не обязывая, рекомен¬
довал капиталистам не эксплуатировать «чрезмерно» рабо¬
чих, однако очень реально (ибо за ним стоит государствен¬
ная власть монополистического капитала) запрещал рабо¬
чим «насилие», то есть борьбу, даже путем забастовок,
за улучшение своих жизненных условий. Чтобы подорвать
волю рабочих к борьбе, Демпф рекомендует «воспитывать
у них экономические нравы». «Важно лишь найти путь
от группы интересов к профессиональной обязанности, для
того чтобы можно было найти социальный мир среди важ¬
нейших групп самой экономической жизни» 2. Так как рост
рабочего класса и его силы тесно связан с развитием про¬
изводительных сил, то неотомистское учение об обществе,
мистифицирующее технику, оказывается резко враждебным
технике. Наиболее категорически выражено это у Демпфа,
Пипера и Якоба Гоммеса (р. 1898). Помимо этого, нео¬
томизм враждебен также и всякому социальному, культур¬
ному и научному прогрессу, совершавшемуся после гибели
феодального средневековья; неотомизм отказывает эпохе
подъема буржуазии во всех прогрессивных достижениях,
поскольку этого требуют интересы монополистического
капитала в период всеобщего кризиса капитализма.
1 Alois Dempf, Christliche Philosophie, Aufl. 2, 1952, S. 222.
2 Alois Dempf, Christliche Philosophie, S. 224.
64
Философия истории в неотомизме в период после
второй мировой войны явно направлена на то, чтобы пред¬
ставить капиталистические кризисы как нечто мистическое.
Пипер заявляет, что история является не историей классо¬
вой борьбы, а историей борьбы между «счастьем» и «не¬
счастьем». История началась с рождества Христова. Все
остальное — предыстория. Подлинное противоречие исто¬
рии заключается в противоречии между «народом, избран¬
ным богом» (католики), с одной стороны, и «противопо¬
ложным царством» (по Демпфу), «антихристом» (по Пи¬
перу) — с другой. Истинная цель исторического развития,
заключающаяся в «плане бога», — это «сообщество свя¬
тых», осуществление «идеи церкви как всенародного сооб¬
щества веры и закона»1. К исторической «линии не¬
счастья» неотомизм в первую очередь относит, конечно,
как главного в настоящее время врага «счастья» марксизм-
ленинизм, а также и все прогрессивные буржуазные дви¬
жения, такие, как Реформация, буржуазное просвещение,
классическая немецкая философия и французская револю¬
ция. В отношении марксизма утверждается, будто он пред¬
ставляет собой «конструктивистский» вывод из всех этих
«тенденций к секуляризации». Поэтому его господство
равнозначно якобы господству «антихриста». Пипер даже
придерживается мнения, что ненавистное ему «тотальное
коммунистическое рабочее государство» является неизбеж¬
ным результатом исторического развития, ибо оно в виде
«царства антихриста» было предсказано в «Апокалипсисе»,
в мистическом «откровении Иоанна» в Новом завете. Но
одновременно он требует от верующих мужества в сопро¬
тивлении этому «царству антихриста», так как оно, со¬
гласно тому же «откровению», должно быть разрушено
в высший момент его власти и заменено «царством бога
на земле», благодаря чему миссия церкви спустя почти
2000 лет найдет свое завершение2.
В настоящее время в Западной Германии неотомизм
является не только самым реакционным, ню и самым влия¬
тельным течением буржуазной философии. Не случайно,
именно неотомистско-иезуитские философы Густав Адольф
1 Alois Dempf, Christliche Philosophie, S. 231.
2 Josef Piper, Über das Ende der Zeit, 1952, Abschn. III,
1—4.
5 Зак. 652
65
Ёеттер (р. 1911) и Й. Бохенский (р. 1902) возглавляют си¬
стематическую, откровенную, демагогически-рафинирован-
ную в теоретическом отношении борьбу против диалекти¬
ческого материализма, а также возглавляет борьбу против
всех буржуазно-демократических и буржуазно-прогрессив¬
ных идей. В настоящее время неотомизм является теорией
западногерманского неофашизма, начавшего свой путь с за¬
прещения Коммунистической партии Германии, террори¬
стических преследований всех прогрессивных демократи¬
ческих течений и сил, ремилитаризации и рефашизации
боннского государственного аппарата. Целью неотомизма
являются обеспечение и укрепление поколебленных устоев
диктатуры монополистического капитала в Западной Гер¬
мании в форме клерикально-фашистского «сословного го¬
сударства» по образцу франкистской Испании, салазаров-
ской Португалии, дольфуссовской Австрии и некоторых
государств Южной и Центральной Америки. Его цель —
в мифическом облачении «единства христианского За¬
пада», действительностью чего является НАТО, — заклю¬
чается в установлении гегемонии германского монополи¬
стического капитала над Западной Европой (идея, при¬
ведшая к крушению Гитлера); его цель — в мифическом
облачении «крестового похода против антихриста», то есть
против коммунизма, против Советского Союза и европей¬
ских стран народной демократии, — заключается в том,
чтобы распространить это господство на всю Европу. Его
цель — «место под солнцем» для германского монополисти¬
ческого капитала, новый передел рассматриваемого как
сфера эксплуатации мира среди империалистических метро¬
полий в пользу германского империализма. Его цель —
искоренение во всем мире идущего под знаменем
марксизма-ленинизма рабочего движения. Его цель —
третья мировая война. Это значит, что цели неотомизма
являются целями германского монополистического капи¬
тала, германского империализма.
Лишь потому, что цели неотомизма именно таковы,
потому, что в современных исторических условиях он яв¬
ляется наиболее сильным идеологическим оружием воз¬
действия германского монополистического капитала на
массы, неотомизм мог добиться того господствующего по¬
ложения в идеологии Западной Германии, которое он
в настоящее время занимает. Только поэтому он смог в бо-
66
Лёе или менее значительной мере проникнуть во все Дру¬
гие буржуазные философские течения, включая и ревизио¬
нистские теории правого социал-демократического руко¬
водства, поскольку у последних вообще еще нет притяза¬
ний на теорию. Только поэтому мы в настоящее время
находим в западногерманской буржуазной и буржуазно¬
ревизионистской теории сплошь и рядом стремление к ее
теологизации как действенной форме мистификации.
В* Альбрехт
онтология
Возникшая в буржуазной философии периода все¬
общего кризиса капитализма тенденция к субъективизму
и мистицизму закономерно должна была вызвать рациона¬
листическую реакцию в кругах ученых, занимаю¬
щихся прежде всего естественнонаучными проблемами.
Серьезную попытку противодействовать полнейшему рас¬
творению буржуазной философии в субъективизме, эклек¬
тицизме и мистике предприняла современная буржуазная
онтология. В качестве наиболее видных ее представителей
следует рассматривать Николая Гартмана (1882—1950) и
Гюнтера Якоби (р. 1881), ныне ушедщего на пенсию
профессора Грейфсвальдского университета в ГДР.
Однако в своих стремлениях добиться рационального
познания бытия и развития природы и общества Гартман
и Якоби терпят крушение уже при попытке объяс¬
нить преобладание субъективно-идеалистических течений
в буржуазной философии в эпоху империализма. Они не
выходят за пределы простого утверждения, будто сильное
увлечение теорией позшиния в новейшей буржуазной
философии должно было привести к «пренебрежению»
вопросами бытия. Это значит, что объективно обусло¬
вленное явление они сводят к субъективному недостатку
и в конечном счете застревают в том же субъективизме,
преодолеть который они явно стремятся.
Для Николая Гартмана онтология означает первич¬
ность бытия по отношению к познанию и требование
строгого различения между познанием бытия и самим его
существованием. Онтология не' признает абсолютного
значения познания, так как она не видит проблемы позна¬
ния в бытии мира и, наоборот, видит проблему бытия
в познании. Первичность бытия по отношению к познанию
68
означает для Гартмана, что реальный мир, в котором мы
живем, не исчерпывается тем, чтобы быть предметом по¬
знания, он существует до познания и независимо от него.
Сущность познания заключается в том, что оно познает
существующий в себе предмет, но оно не может ни создать
его, ни совершенно адекватно, исчерпывающе познать его
бытие 1.
Якоби также решительно выступает за первичность
бытия по отношению к сознанию. Буржуазная философия
последних восьмидесяти лет является для Якоби филосо¬
фией чисто земной, индивидуальной, обывательской субъ¬
ективности, за которой нет ничего объективного, имеющего
мировой или сверхмировой характер. Это якобы привело
к тому, что великая, классическая философия бога и мира
перестала быть таковой, стала незначительной философией
Я. Широкий горизонт сузился. Начало этой философии
положили теории познания XIX века, затем она была
подхвачена субъективной, связанной с субъектом, феноме¬
нологией, а теперь с поразительной силой обнаруживается
в экзистенциализме. «В этом смысле, — говорит Якоби, —
субъективная или связанная с субъектом тенденция на¬
шей философии вот уже в течение свыше1 восьмидесяти
лет является причиной ее хронической, органической бо¬
лезни. Эта тенденция проявляется в теориях познания
XIX века. Именно в ней состоит слабость феноменологии.
Она явилась и причиной того, что некоторые ведущие фи¬
лософы нашего времени дошли до необдуманных, легко
опровержимых фантазий о действительности, которую они
больше не считают областью подлинной науки, борются
против рационального мышления и предлагают магиче¬
ское. Благодаря ей экзистенциализм бежит от работы
мысли в искусство красноречия, от науки в поэзию.
Это — признаки крушения нашей философии, резуль¬
тат ее субъективности, привязанности к субъекту»2.
В своей онтологии Якоби выступает против всех этих
направлений субъективного идеализма и в противополож¬
ность им подчеркивает, что действительное в силу своего
1 Nicolai Hartmann, Kleine Schriften, Bd. I: Abhandlungen
zur systematischen Philosophie, 1955. H. H e г г i g e 1, N. Hartmann:
Kleinere Schriften in «Philosophischer Literaturanzeiger», Bd. IX, Hf.
6, S. 241—248.
2 Günther Jacob y, Allgemeine Ontologie der Wirklichkeit,
Bd- 2, Lieferung 5, 1955f S. 955,
№
бытия существует независимо от нас и само по себе объек¬
тивно, свободно от субъекта.
Как ни правильны эти взгляды современных буржуаз¬
ных онтологов, все же одни они недостаточны для объяс¬
нения критикуемого ими преобладания субъективизма
в современной буржуазной философии. Буржуазная онто¬
логия видит лишь теоретико-познавательные корни
субъективного идеализма, которые заключаются в отделе¬
нии сознания от материи. Ее неспособность познать клас¬
совые корни, которые как раз позволяют понять превра¬
щение субъективизма в господствующее направление
в философии, неспособность понять всю многостороннюю
и противоречивую общественную обусловленность про¬
цесса познания, который вовсе не является простым, меха¬
ническим процессом отражения, — неспособность буржуаз¬
ной онтологии понять это является выражением того
факта, что сама она по своей сущности является идеализ¬
мом, хотя и объективным, но идеализмом. Однако при
всех своих существенных различиях объективный и
субъективный идеализм имеют в глубочайшей своей
основе общие классовые1 корни и общие теоретико-позна¬
вательные корни.
После обстоятельных занятий феноменологией фило¬
софии жизни и трудами Аристотеля и Гегеля Николай
Гартман перешел от неокантианства Марбургской школы
на позицию откровенной борьбы против неокантианства
и субъективного идеализма вообще. Он подверг критике
теоретико-познавательные принципы неокантианства и
выступил за подчинение теории познания онтологии,
которую неокантианство совершенно отрицало 1. Неоканти¬
анство считало себя призванным в качестве теоретико¬
познавательного критицизма «искоренить» «метафизику»,
которая для Гартмана была, по существу, тождественна
с онтологией. Гартман говорит: «Сторонники критики по¬
знания полагали, что можно привести строгое доказатель¬
ство того, будто метафизический взгляд является делом не¬
возможного, будто метафизические проблемы — сюда же
причисляли и все онтологические проблемы — суть ложно
поставленные, необоснованные вопросы. Даже кантовскую
критику разума понимали в том смысле, что она в основ¬
1 Nicolai Hartman n, Grundzüge einer Metaphysik der Erkenn¬
tnis, 1921.
70
ном уже привела это доказательство. Переход от логики
к имманентной теории мышления, от психологии — к ана¬
лизу переживаний явился уже продуктом такого понима¬
ния. Смысл кантовской критики тем самым был совер¬
шенно извращен. Вещь в себе исключали, роль «эмпири¬
ческой реальности» в явлении обесценивали. То, что
именно вещь в себе была основным, наиболее значитель¬
ным понятием критики, что учение о трансцендентальном
предмете связывало ее совершенно позитивно с явлением,
что явление без вещи в себе, проявляющейся в этом явле¬
нии, было, именно по Канту, пустой видимостью, — все
это исчезло за конструктивным влиянием идеализма», ко¬
торый для Гартмана был тождествен субъективному идеа¬
лизму. «Тогда, правда, было легко понимать познание не¬
метафизически. Но было ли еще то, что имеют в виду,
собственно познанием? Разве можно называть познанием
сознание чего-то такого, что даже не существует в себе?» 1
Таким образом, у Гартмана имеется тенденция защи¬
тить материалистический элемент философии Канта от
субъективного идеализма. Главную ошибку различных ви¬
дов субъективного идеализма Гартман видел в отрыве
теории познания от онтологии. Привыкли-де к тому, чтобы
понимать познание или как чистый акт сознания, или как
логический смысловой образ, суждение. Собственный же
смысл «понимания чего-то» совершенно упустили из виду.
В этом отношении логизм не лучше, чем психологизм, так
как для логизма познание совпадает с логической структу¬
рой. В «суждении» хотели видеть замкнутое в себе един¬
ство содержания, единство, которое вовсе не нуждается
в связях, идущих от него самого к реальным предметам.
На этой основе научную теорию можно считать чисто
имманентной. Но проблема истины как вопрос о соответ¬
ствии или несоответствии предмету, понимаемому как та¬
ковой, была бы тогда беспочвенна. Феноменология, по
сути дела, также не поднялась над этой точкой зрения.
Она положила в основу всякого сознания как необходимое
отношение действия и предмета. Но в таком слу¬
чае предмет является лишь «интенциональным предме¬
том», а не предметом познания. Таким образом, пред¬
мет фантазии нельзя было бы отличить от предмета
опыта, объект нельзя было бы отделить от субъекта,
1 Nicolai Hartman n, Kleinere Schriften, Bd. I, S. 17.
71
нельзя было бы понять его существующим самим по себе,
независимо от акта познания.
Согласно Гартману, познание есть понимание сущего
в себе. Субъект получает образ, представление, знание
объекта. Но при этом сами вещи никогда не обнаружи¬
ваются в сознании, они всегда, даже будучи познанными,
остаются для него потусторонними. Сознание как каче¬
ственно иная (в частности, Hie прост ранет венная) сфера от¬
граничено от мира вещей. Оно противопоставлено вещ¬
ному бытию, хотя по содержанию и совпадает с ним.
Образы вещей в сознании могли совпадать или не сов¬
падать с вещами, то есть быть истинными или ложными.
Сознание неадекватности постоянно порождает стремление
к адекватности, поэтому познание никогда не прекращается.
Здесь отчетливо видно, что, несмотря «а в основном мате¬
риалистическую критику субъективного идеализма, не¬
смотря на его очевидные стремления, идущие в плане мате¬
риализма, Гартман в основе своей все же идеалист. Вслед
за вполне материалистической аргументацией он переходит
к процессу познания, который, по его мнению, только в са¬
мом себе обладает побуждением к познанию: «сознание
неадекватности» «порождает стремление» к адекватности.
В этой связи человеческая практика, преобразующая мир
во имя человеческих интересов, действительный двигатель
никогда не прекращающегося процесса познания, для
Гартмана не существует. Человеческого общества и его
закономерностей в онтологии Гартмана нет. Поэтому он
не видит общественной сущности процесса познания, инди¬
видуализирует его и вырывает тем самым сознание из его
действительных материальных связей с определенной сто¬
роны, делает его самостоятельным, точно так же как это
делает столь критикуемый им субъективный идеализм, но
лишь в другой форме. И это повторяется вновь и вновь.
Гартман критикует мнение субъективного идеализма,
будто поступательное движение познания означает раство¬
рение предмета в стадиях познания. Из более подробного
анализа феномена поступательного движения с необходи¬
мостью следует как раз обратное. Прогресс вообще не
касается предмета; последний остается таким же, каким он
был вначале, он остается предельным значением, к кото¬
рому прогресс приближает познание. Стадиями прогресса
являются законы приближения, существующие только
в представлении. Каждая стадия—только частичное по¬
72
знание, при котором часть предмета остается неизвестной.
В противоположность известному, «объективированному»
Гартман называет этот неизвестный остаток «трансобъек¬
тивным» й предмете. Тем самым—и это тотчас же обна¬
руживается— он делает первый шаг в направлении, против
которого он сам так блестяще боролся, — в направлении
перенесения познавательного момента в саму вещь и одно¬
временно (только в качестве другого аспекта такого же
искажения действительной связи) этой вещи в процесс
познания. Ибо Гартман делает отсюда вывод, будто есть
много признаков того, что имеется граница возможности
познания, например существующая во всех областях недо¬
казуемость исходных принципов. Это ведет к тому, что
Гартман сам в противоположность своей собственной ар¬
гументации подчиняет процесс познания удовлетворяющей
саму себя логике. Далее, таким признаком он считает на¬
личие общей основы всех слоев сущего, вечную загадоч¬
ность основных форм бытия (существование, жизнь, со¬
знание, дух, свобода, определенность и т. д.). Эти границы,
рассматриваемые им как абсолютные, в противоположность
соответствующим временным, изменяющимся «границам
познания» или «границам объекта», Гартман называет
«границами познаваемости» или «границами объективиро¬
ванности». Таким образом, от изоляции и индивидуализа¬
ции процесса познания Гартман приходит к агностицизму,
который, во-первых, дает ему возможность замаскировать
субъективно-идеалистические моменты своей философии
перед своей философской совестью, направленной на
объективный мир, и, во-вторых, позволяет (эту особен¬
ность агностицизма показал Ленин в работе «Материализм
и э/мпириокритицизм») вставать то на материалистиче¬
скую, то на идеалистическую точку зрения.
Однако, несмотря на в основном объективно-идеалисти¬
ческий характер, несмотря на многие объективно-идеали¬
стические моменты и агностические выводы, философия
Гартмана содержит целый ряд отдельных безупречных
с точки зрения материализма выводов. Таково, например,
утверждение, что теория познания, которая желает оправ¬
дать свои задачи, не может быть только психологией или
только логикой познания. Или другое утверждение, что
в отдельных областях философского исследования — он
называет при этом логику, теорию познания, философию
естествознания, философию истории, этику и эстетику —
73
основная проблема философии имеет онтологическую при¬
роду. При данных обстоятельствах легко понять, что он¬
тология Гартмана, развитая им в четырех крупных произ¬
ведениях, содержит и ряд важных моментов диалектики 1.
Вся онтология, относящаяся к частным областям, ста¬
новится учением о категориях, говорит Гартман. Он за¬
являет, будто реальный мир состоит из четырех слоев: неор¬
ганического, органического, психического и духовного, так
что каждый из этих слоев имеет свои собственные катего¬
рии. Этим специальным категориям предшествует группа
всеобщих основных категорий 2, которые пронизывают все
четыре слоя и различным образом изменяются в них. Ка¬
ждая категория выступает в паре с противоположной по
значению, и вместе они образуют пересекающиеся измере¬
ния. Таковы: общая основа и отношение, форма и материя,
единство и многообразие, противоположность и измерение,
прерывность и непрерывность, определенность и зависи¬
мость, согласие и противоречие, элемент и структура,
внутреннее и внешнее. Эти категории подчинены «кате¬
гориальной закономерности». Это означает, что: 1) кате¬
гории неотделимы от конкретного, принципами которого
они являются; 2) они существуют не отдельно, а только
в связи со всем категориальным слоем, внутри которого
они взаимно включают друг друга; 3) категории более вы¬
сокого слоя содержат категории низшего слоя, преобразуя
их или переделывая, но не наоборот; 4) взаимная зависи¬
мость существует лишь односторонне, как зависимость
категорий высшего слоя от категорий низшего слоя, а не
наоборот. Так, в органическом выступают новые, более
высокие принципы формы, которые были бы непо¬
нятны с точки зрения физического, а тем более справед¬
ливо это в отношении психической или духовной жизни,
причем зависимость «высших образований от низших» не
устраняется. Этот онтологический принцип расслоения
и преобразования бытия нарушает всю философскую си¬
стему в целом, перенося специфические категории духов¬
ного бытия (разум, целесообразная деятельность, предви¬
дение) на низшие слои бытия. В этом состоит онтологи¬
1 Nicolai Hartmann, Zur Grundlagen der Ontologie, 1933;
Möglichkeit und Wirklichkeit, 1938; Der Aufbau der realen Welt,
1940; Philosophie der Natur, 1950.
2 Cm. Nicolai Hartmann, Der Aufbau der realen Welt.
74
ческая ошибка «перехода границ с помощью категорий»,
которую совершают натуртелеология и метафизика духа.
В противоположной ошибке Гартман, не сумев сам устано¬
вить действительной связи между своими «слоями», упре¬
кает материализм или энергетизм, так как этот последний
якобы пытается исчерпать психическое и духовное бытие
только с точки зрения категорий физического и тем са¬
мым отменяет автономию высших категорий *.
Таким образом — это характерно для буржуазной фи¬
лософии,— Гартман отождествляет материализм с механи¬
цизмом, который в применении к биологии он, впрочем,
считает более приемлемым, чем витализм2. Здесь в про¬
тивоположность Якоби 3 Гартман избегает борьбы с диа¬
лектическим материализмом. Но, несмотря на то, что мно¬
гие отдельные его взгляды были правильными, Гартман
не смог справиться с телеологией и идеализмом, названным
им «метафизикой духа», — в решении основного во¬
проса философии он оставался идеалистом. Это, как уже
отмечалось, выражается прежде всего в том, что он вообще
не пытался дать действительный анализ общества. Это
обнаруживается далее во многих частных вопросах, напри¬
мер в построении сферы «идеального бытия» математи¬
ческих образов, но прежде всего в его социологических,
этических и эстетических взглядах, которые делают
очевидным буржуазный классовый характер этой фило¬
софии.
Философия истории и этика Николая Гартмана, так
же как онтология идей Якоби и его теологическая онтоло¬
гия 4, имеют ярко выраженный идеалистически-апологети-
ческий и мистагогический характер. Подлинным носите¬
лем истории Гартман и Якоби считают «общественный
дух», переживающий индивида. После того как Гартман
и Якоби самым примитивным образом в объективно-идеа¬
листическом плане изолировали этот «общественный дух»
от конкретных, реальных людей и их материальных
1 Nicolai Hartmann, Der Aufbau der realen Welt, Kap. 42,
45, 50. Kleinere Schriften, Bd. I, S. 24-31, 79.
2 Nicolai Hartmann, Teleologisches und kausales Denken,
1951. S. 25—26.
3 Günther Jacob i. Allgemeine Ontologie der Wirklichkeit,
Bd. 2, Lieferung 5, 1955, S. 993.
4 Günther Jacobi, Allgemeine Ontologie der Wirklichkeit,
Sd. 2, 5. 794—941.
75
и прочих общественных условий и тем самым мистифициро¬
вали и абсолютизировали его, они сами замечают, что отны¬
не вообще ничего больше нельзя понять рационально, и
снова впадают в агностицизм. Гартман пишет: «Его («об¬
щественного духа». — Е. А.) способ бытия совершенно за¬
гадочен... Но тьма, лежащая за этим строением, имеет
свою неустранимую причину в ошибках адекватного созна¬
ния. Где бы мы ни встречались с духовным бытием, оно
всегда является надстройкой, опирающейся на психически
осознанную жизнь. Так обстоит дело с отдельным чело¬
веком. Носителем общественного духа является не общее,
а лишь индивидуальное сознание. И это отнюдь не при¬
дает ему никакой силы. Таким образом, способ бытия при
всестороннем рассмотрении данного явления остается
метафизически загадочным» К
Истинная цель этой мистификации — апологетика —
выражена совершенно откровенно: общественное существо
должно действовать. «Действовать, однако, может только
сознательная, способная принимать решения воля. Но как
же действует общественный дух, если он не имеет соб¬
ственного сознания, стоящего над нашим сознанием?
История учит: он действует в лице своих вождей, госуда¬
рей, государственных деятелей, демагогов. Толпа же сле¬
дует их инициативе»2. Вот в чем, следовательно, суть!
В настоящее время исторический материализм благодаря
научному анализу всей предшествующей человеческой
истории доказал — а практика, в особенности со времени
победы Великой Октябрьской социалистической револю¬
ции, ежедневно подтверждает это в ходе строительства
социализма, который претворяется в жизнь теперь уже
более чем одной третью человечества, — что общественное
производство основ материальной жизни людей, а следова¬
тельно, соответствующая экономическая ступень развития
народа или эпохи является непосредственной основой, на
которой развиваются соответствующие государственные
учреждения, правовые и этические воззрения, искусство,
все мировоззрение в целом, а также религиозные предста¬
вления людей и из которой они только и могут быть дей¬
ствительно поняты. Но исторический материализм Гарт¬
ман просто — снова без всякой попытки действительной
1 Nicolai Hartmann, Kleinere Schiften, Bd. I, $• 35,
2 Там же, стр. 33—34.
7G
Полемики — отвергает как «односторонний экономический
способ рассмотрения». Движущую силу исторического
процесса он видит не в действиях народных масс, а в пер¬
вичности своего мистического «общественного духа»,
в первичности идеальных мотивов, определяемых духом,
в определяемых им же действиях вождей, государей и го¬
сударственных лиц, инициативе которых «толпа» лишь
слепо «следует». С этой точки зрения Гартман законо¬
мерно приходит к абстрактно-неисторическому, мистифи¬
цированному и глубоко субъективно-идеалистическому по¬
ниманию всех социологических и этических категорий,
таких, как государство, народ, нация, свобода, справедли¬
вость и вина, добро и зло и т. д. и т. п. Таким образом,
онтология Гартмана, выступив на борьбу против мисти¬
цизма и субъективного идеализма неогегельянства, фило¬
софии жизни и экзистенциализма, в конечном счете стано¬
вится на их же позиции и оказывается законной составной
частью идеологии эпохи гибели капитализма. Гюнтер
Якоби в своей онтологии развивает основные принципиаль¬
ные взгляды Николая Гартмана, в частности в вопросе
о независимости бытия от сознания (первичности онтоло¬
гии по отношению к теории познания), в возрожденном
Гартманом аристотелевском учении о слоях и в учении об
объективном и субъективном духе *. Однако в онтологии
этих двух философов имеются некоторые различия, кото¬
рые сам Якоби объяснял тем, что Гартман вышел из
школы Гуссерля. Действительное же различие заключается
в том, что онтология Якоби является выражением общей
тенденции немецкой буржуазной философии, характерной
для эпохи кризиса капитализма, тенденции к теологиза-
ции, которой Гартман пытался противостоять. Если по¬
следний еще объявлял атеизм необходимым выводом из
реального строения мира, то Якоби открыто использует
онтологию для оправдания христианской идеи о творе¬
нии 2. Особенно явно это обнаруживается в его трактовке
проблемы субстанции. Якоби утверждает, что «субстанция
мира» образуется «свободным от материи пространством-
'Günther Jacob у, Allgemeine Ontologie der Wirklichkeit,
Bd. 2, S. 963.
2 Günther Jacob y, Allgemeine Ontologie der Wirklichkeit,
см. гл. «Die theologische Ontologie».
77
бременем». Материя обусловлена пространствоМ-йреМейШ,
она есть не что иное, как форма пространства-времени *.
Для обоснования этого ярко выраженного объективно¬
идеалистического взгляда, ставящего на голову отношение
содержания и формы, делающего форму источником содер¬
жания, а форму существования материи — ее подлинной
сущностью, Якоби указывает на крайне малую среднюю
плотность массы во вселенной. Благодаря подобной ар¬
гументации он погрязает в механицизме, отождествляет
материю с веществом и отрицает данные современной
физики, которые позволили нам узнать о материальном
характере электромагнитного поля, так же как и о бес¬
смысленности представления о нематериальном простран¬
стве-времени и материи вне пространства и времени, от¬
рицает взаимообусловленность и конкретное взаимодей¬
ствие между материей и формами ее существования и
первичность материи в этой неразрывной взаимосвязи. Но
это идеалистическое извращение действительного отноше¬
ния между материей и формами ее существования, про¬
странством и временем Якоби употребляет для своих тео¬
логических целей. Ибо от первичности пространства-вре¬
мени по отношению к материи он приходит к первичности
бога по отношению к материи, которого он объявляет
истинной, не связанной с временем субстанцией2. А от¬
сюда Якоби в конечном счете приходит к лишению мира
характера реальности, приходит с помощью мниморацию-
нальных средств к иррационализму, в борьбе с которым
и возникла онтология как буржуазная реакция на него
с позиций рационализма. Посмотрим, как характеризует
эту мистификацию Якоби буржуазный философ Ганс Пих-
лер (р. 1882), взгляды которого близки к онтологии
Гартмана: «Собственно субстанция для него (имеется
в виду Якоби.—Е. А.) есть, как и когда-то для Декарта,
пространство. Время — здесь он следует соображениям
Г. Т. Фехнера — должно быть измерением пространства,
в котором присутствует вечное, что кажется преходящим.
Возникающее при этом впечатление, будто мир лишен дей-
1 Günther Jacob у, Allgemeine Ontologie der Wirklichkeit,
Bd. 2, S. 922.
2Günther Jacob y, Theologische Ontologie, «Veritati»,
S. 12—13.
78
CtöHT^AbHOCTH, еще более усиливается... благодаря теоло¬
гической онтологии Якоби»
Таким образом, современная буржуазная онтология
является выражением рационалистической реакции против
иррационализации, субъективизации, мистификации и тео-
логизации буржуазной философии в эпоху всеобщего кри¬
зиса капитализма и одновременно специфическим в раз¬
личных вариантах выражением, специфической формой
этой иррационализации, субъективизации, мистификации
и теологизации. Буржуазной онтологии, находящейся на
службе у монополистического капитала, помогающей ему
в борьбе за продление, сохранение, стабилизацию и укре¬
пление его господства, которое пошатнулось в результате
действия объективной закономерности истории, вследствие
победы рабочего класса среди более чем одной трети чело¬
вечества,— выпала задача путем кокетничанья с рациона¬
лизмом создать эрзацматериализм для тех слоев буржуаз¬
ной интеллигенции, которые испытывают отвращение
к господствующему в современной буржуазной философии
иррационализму, выпала задача помешать этим кругам
найти путь к последовательному диалектическому мате¬
риализму и тем самым помешать им встать на сторону
рабочего класса и его революционной партии. Перед ли¬
цом растущего в рядах буржуазной интеллигенции сопро¬
тивления не только идеологии, но и политике империа¬
лизма монополистический капитал нуждается в филосо¬
фии, которая может выполнить эту задачу, и в конечном
счете удерживает данные слои в сфере идеологической
власти этого капитала, в особенности с помощью псевдо-
рационалистической аргументации, которая не только
поддерживает неофашистскую иррационализацию и теоло-
гизацию мышления, но фактически и осуществляет это
своеобразным способом на практике.
1 Hans Pichler, Die Wiedergeburt der Ontologie Nicolai
Hartmann, Der Denker und sein Werk, 1952, S. 142.
Г. Клад с и К Цвейлим
НЕОПОЗИТИВИЗМ
А. Логический эмпиризм
Процесс иррационализации, субъективизации и ми¬
стификации в философии должен был с необходимостью
порождать все усиливающийся кризис в тех кругах интел¬
лигенции, которые по роду своей деятельности выну¬
ждены особенно точно логически мыслить или же которых
работа постоянно приводит в непосредственное и очевид¬
ное соприкосновение с объективной реальностью, то есть
в кругах математиков, физиков и химиков. В этих
науках с особой остротой обнаруживается также противо¬
речие с интересами самого монополистического капитала.
Монополистический капитал нуждается в развитии фи¬
зики и химии, а поэтому и в развитии математики, чтобы
обеспечивать, укреплять и расширять материальную базу
своего классового господства, чтобы развивать производи¬
тельные силы для обеспечения и роста максимальных при¬
былей, а это значит способствовать максимальному раз¬
витию прежде всего военной техники. Следовательно,
монополистический капитал заинтересован в том, чтобы
физики и химики (естественно, также и биологи) действи¬
тельно познали объективные реальные связи и овладели
ими. Но это принесет пользу монополистическому капи¬
талу только в том случае, если он в состоянии крепко
привязать к себе этих ученых, если в процессе фашиза¬
ции и подготовки третьей мировой войны он не потеряет
господства над их умами. Таким образом, ему необходимо
втянуть этих ученых в общий процесс иррационализации
и в то же время попытаться сохранить для них максимум
возможности рационального отношения к предмету их
исследования. При этом иррационализм в конечном счете
должен преобладать, но он должен быть скрыт, замаски¬
рован, мнимо-рационально «обоснован».
80
Мы видели, что в известных рамках это делает уже
буржуазная онтология. Но существуют еще и другие,
в определенных аспектах более эффективные варианты
в решении этой философской задачи. Их исходными пунк¬
тами, как и в онтологии, являются агностицизм, кантиан¬
ство и неокантианство в специфической форме позити¬
визма, который по своей сущности с самого начала
является субъективным идеализмом и в своих выводах
так или иначе — здесь может быть множество вариан¬
тов — приводит к открытому субъективизму, однако при
этом предоставляется постоянная возможность псевдо¬
научной аргументации. Неопозитивизм связан с позити¬
визмом, существовавшим на рубеже XIX и XX веков,
с эмпириокритицизмом Авенариуса и Маха и его много¬
образными разновидностями, которые возникли в начале
,ХХ века и которые подробно проанализировал В. И. Ленин
в своей работе «Материализм и эмпириокритицизм».
Вскоре после первой мировой войны в Германии и
Австрии получил развитие «логический эмпиризм» — нео¬
позитивистское течение, которое отвечало идеологиче¬
ским потребностям широких кругов ученых. Это течение
получило определенную форму организации, получив¬
шей название «Венского кружка» и вплоть до настоящего
времени в несколько измененном виде имеющей значи¬
тельное влияние в Западной Германии. Кафедра фило¬
софии индуктивных наук Венского университета, ко¬
торую в конце XIX — начале XX века занимал Эрнст
Мах, в 1922 году была занята позитивистом Морицом
Шликом (1882—1936), вокруг которого вскоре образо¬
вался кружок учеников, а также ученых, интересующихся
философией, прежде всего математиков и физиков. Наибо¬
лее значительными среди них были Вайсман, Отто
Нейрат (1882—1945), Герберт Фейгль (р. 1902),
Бела Юхос (р. 1901), Феликс Кауфман (р. 1895) и
прежде всего Рудольф Карнап (р. 1891). Фило¬
софское влияние Венского кружка на немецкую буржуаз¬
ную интеллигенцию определялось в основном научным
авторитетом таких выдающихся математиков, как Отто
Хан (р. 1879), Пауль Менгер (р. 1873) и Курт Гё¬
дель, сотрудничавших в Венском кружке, и великих физи¬
ков Макса Планка (1858—1947) и Альберта Эйнштейна
(1879—1955), а также математика Давида Гильберта
(1862—1943), с которым участники Венского кружка под¬
{) Зак. 652
держивали тесные отношения по вопросам специальных
наук. При этом философские позиции Планка, нашед¬
шего отличные материалистические аргументы против
позитивизма, далеки от позиций Венского кружка. И хотя
этого нельзя сказать об Эйнштейне и Гильберте, однако
авторитет первого как физика и второго как математика
не является аргументом в пользу правильности их философ¬
ских воззрений. Здесь, наоборот — это справедливо и по
отношению к Хану, Менгеру и Гёделю, — имеет значение
известное замечание Ленина о том, что даже выдаю¬
щимся естествоиспытателям нельзя ни в одном слове ве¬
рить, когда речь заходит о философии. То же самое
можно сказать и о членах берлинского филиала Венского
кружка — Оскаре Краусе (1872—1942), Гансе Рейхенбахе
(1891—1953), Вальтере Дубиславе (1895—1937) и Курте
Греллинге. На научных сессиях Венский кружок часто
выступает как сплоченная группа. Журнал «Erkenntnis»
(«Познание»), собственный печатный философский орган
кружка, широко популяризировал логический эмпиризм.
В 1931 году, когда Карнап был приглашен в Прагу, там
возник новый центр неопозитивизма.
В соответствии с псевдонаучной сущностью позити¬
визма Венский кружок с самого начала заявил, что он не
является философской школой в обычном смысле, что для
различных мнений и направлений внутри этого кружка
общим является лишь одно — «строго научная» позиция
в философии. Такая «строгая научность» должна дости¬
гаться путем систематического применения современной
математической логики. Во-первых, это — как раз то све¬
дение процесса познания к логике, против которого очень
верные аргументы нашел Николай Гартман (см. раздел
об онтологии). В то же время подобное понимание
является, по существу, тем же субъективно-идеалисти¬
ческим эмпиризмом, который подверг такой уничтожаю¬
щей критике В. И. Ленин, хотя Венский кружок и счи¬
тает своим наиболее значительным достижением именно
кажущееся преодоление этого эмпиризма, что видно уже
из исходного пункта его теории. Так, она гласит, что
математика и логика вообще ничего не говорят о действи¬
тельности, что они, по существу, бессодержательны, что
они представляют собой лишь методы преобразования
предложений и поэтому являются априорными. Провоз¬
глашение этого абсолютного отсутствия связей логики и
8
математики с действительностью, сведение математики
к теории априорных рядов символов и их преобразованию
в самих себе не выводят за пределы примитивного поня¬
тия опыта, свойственного традиционному субъективно¬
идеалистическому эмпиризму, с помощью которого, ра¬
зумеется, нельзя понять сущность математики и логики,
а составляют ядро этого понятия опыта. Математика и
логика в абстрактной, крайне сложной и многосторонне
обусловленной форме отражают наиболее общие отноше¬
ния между действительными вещами и классами действи¬
тельных вещей. Так как логический эмпиризм отрицает
существование всеобщего, а тем самым и существование
классов вещей, он не может объяснить процесс абстраги¬
рования, посредством которого образуются математиче¬
ские и логические понятия и который является существен¬
ной стороной процесса познания. Тем самым огромные
успехи, являющиеся результатом применения математики
и логики в человеческой практике, целесообразно изме¬
няющей действительность, становятся непонятными с точки
зрения разума, мистифицируются. При таком исходном
пункте признание этих успехов — а их, конечно, логиче¬
ский эмпиризм не отрицает — означает перенесение дей¬
ствительности в логику, в мышление, в сознание. Это и
есть субъективный идеализм. Естественно, что такие «ло¬
гики» в общем опасаются сделать этот вытекающий с ло¬
гической необходимостью из их посылок вывод, который,
очевидно, разрушил бы цель всего их предприятия —
видимость научности их позиции. Однако их субъектив¬
ный идеализм непосредственно проявляется в заявлении,
будто все проблемы всех тех наук, которые нельзя объ¬
яснить только аналитическими средствами современной
математической логики, являются лишь «мнимыми», не¬
действительными проблемами. Согласно этому взгляду,
действительно только то, что относится к области мате¬
матической логики. Вопрос о существовании независимой
от сознания действительности также выразительно харак¬
теризуется как «бессмысленный», как мнимая проблема.
Имеют смысл якобы только такие предложения, которые
можно проверить логически или эмпирически (понимая
эмпирическое в позитивистском смысле). Смысл предло¬
жения определяется якобы исключительно условиями воз¬
можности его «верификации», о которой мы еще будем
говорить подробнее.
Прежде всего следует заметить, что данный взгляд
означает для философии следующее: задача философии
в соответствии с этим заключается уже не в открытии
наиболее общих объективных закономерностей действи¬
тельности и не в изучении действительного отношения
бытия и сознания, а только в логическом анализе поня¬
тийных образований в отдельных науках. Этим, по су¬
ществу, вся философия сводится к философии языка.
Под «логической верификацией» неопозитивисты по¬
нимают установление того, удовлетворяют ли предложе¬
ния правилам логики, а под «эмпирической верифика¬
цией»— сведение определения с помощью логики к таким
предложениям, которым соответствует непосредственное
показание (например, «здесь — красное») или непосред-
ственое чувственное переживание. Все предложения, в ко¬
торых оба эти способа верификации неприменимы, стано¬
вятся, как уже говорилось, «бессмысленными». Таким
образом, логический эмпиризм пытается утверждать,
будто он решительно выходит за пределы установлений
Юма, так как теперь якобы нет больше вопросов, нераз¬
решимых в смысле классического агностицизма. Факти¬
чески же этим логический эмпиризм только — логически-
эмпирическим путем — «преобразует» в самих себя «ряды
символов», ибо если выражение «На этот вопрос принци¬
пиально нельзя дать ответа» он заменяет выражением
«Этот вопрос не имеет смысла», то он остается в рамках
юмовского агностицизма, а потому и в рамках его субъ¬
ективного идеализма. Предложение может быть только
или истинным, или ложным (или состоит из истинных и
ложных частей). Какой из этих случаев налицо,
объективно определяется тем, правильно или ложно все
(или в отдельных — и каких — частях) это предложение
передает объективную реальную связь, которую оно
абстрактно отражает. Но логический эмпиризм называет,
например, «бессмысленным» предложение «Башня Вен¬
ской ратуши имеет высоту, равную одновременно и 50 м
и 100 м», потому что оно противоречит правилам логики.
А утверждение в духе философии Юма и Канта «Суще¬
ствует мир в себе, но он принципиально непознаваем»
он объявляет «бессмысленным», так как нельзя указать
условия, при которых оно может быть «эмпирически» ве¬
рифицировано. Фактически же оба предложения не бес¬
смысленны, а просто неверны. Первое предложение
84
Ложно, потому что объективная высота башни Венской
ратуши не может быть одновременно равна 50 м и 100 м.
Второе предложение ложно, потому что хотя существую¬
щий вне и независимо от нашего сознания мир (следова¬
тельно, мир «в себе») действительно существует (эта
часть предложения правильна), но этот мир является
для человека объективно познаваемым, как это объективно
доказывает история целесообразного изменения этого
мира людьми на протяжении многих миллионов лет. Сле¬
довательно, понятие логических позитивистов о «мнимом
предложении» или «мнимой проблеме» находится в явном
противоречии с реально существующими объективными
связями. Поэтому и в новейшее время представители этого
направления пытались различными способами выработать
другие определения данного понятия, которые не противо¬
речили бы так резко научно установленным фактам.
В действительно научной философии понятие качества
играет одну из центральных ролей. Логический эмпиризм
просто исключает это понятие из области философии.
Качества являются якобы чем-то частным, чисто индиви¬
дуальным, совершенно субъективным. В отношениях лю¬
дей друг с другом играют роль лишь структуры. Язык
может охватывать только подобные структуры и место
качеств в системе этих структур. Сами качества сооб¬
щаться не могут. Каждый человек якобы вносит в такую,
как бы опосредованную с помощью языка науки структуру
свои личные переживания качества. Это — отрицание су¬
ществования объективных качеств и их объективной по¬
знаваемости, отрицание объективности всякой науки, ее
полная субъективизация.
За языком признаются две функции — «функция обо¬
значения» и «функция сообщения». «Функция обозначе¬
ния» относится к упорядочению отношений двух клас¬
сов — класса переживаний и класса языковых знаков.
«Функция сообщения» содержит не более чем возмож¬
ность быть изображенным в таких отношениях с помощью
переменной величины. Каждый человек вносит в эти пере¬
менные величины в качестве постоянных свои личные,
субъективные переживания. Подобный субъективизм при¬
водит к тому, что сторонники логического эмпиризма ока¬
зываются перед проблемой, каким же образом в таком
случае возможно, чтобы, например, врач был в состоянии
судить научно о болезни пациента, которую он сам не
7 Зак. 652
85
йспытывает. Виктор Крафт (р. 1880) следующими словами
передает мнение по этому вопросу основателя Венского
кружка Шлика: «Если «я» и характеристика «моего»
определяются отношением к известному телу, то болезнь
другого — это такая болезнь, которая зависит от тела
другого. Для того чтобы я теперь почувствовал болезнь
другого, нужно, чтобы это ощущение болезни зависело
и от моего тела, иначе это будет лишь болезнь другого,
а не ощущаемая и мною болезнь. Таким образом, ощу¬
щаемая мною болезнь другого зависит от процессов, про¬
исходящих в двух телах, однако болезнь другого зависит
только от тела другого. В основе взглядов Шлика лежит
молчаливая предпосылка, будто болезнь другого, которую
я ощущаю, есть в точности то же самое, что и болезнь,
которую испытывает другой. Но эта предпосылка произ¬
вольна и вовсе не должна соответствовать действитель¬
ности. Ибо ведь болезнь другого находится при этом
в двояком отношении — к одному телу и к двум телам —
и можно было бы предположить, что она изменяется
в связи с различной зависимостью. Следовательно, все
еще остается сомнительным, сравнимо содержание ка¬
честв различных лиц или нет» !.
Таким образом, мы, очевидно, не узнали ничего но¬
вого и ни на шаг не продвинулись по сравнению с абсурд¬
ной исходной позицией. Следовательно, здесь, как и во
многих других случаях, логический эмпиризм напрасно
пытается, с целью сохранить видимость научности, путем
софистических конструкций выйти из противоречий
с объективной действительностью, замаскировать эти про¬
тиворечия, в которые закономерно завел его субъективный
идеализм и в которых он будет удерживаться этим
субъективным идеализмом, если не хочет перестать быть
логическим позитивизмом. Ибо единственным действи¬
тельно научным выходом из этих противоречий является
путь к диалектическому материализму. Но буржуазный
общественный заказ логическому эмпиризму, как и всей
новейшей буржуазной философии, как раз в том и со¬
стоит, чтобы, насколько это еще возможно, забаррикади¬
ровать этот путь.
После того как логический эмпиризм все существен¬
ные проблемы, играющие роль в истории философии,
Victor Kraft, Der Wiener Kreis, 1950, S. 43.
86
исключил как якобы «мнимые», предметом философии, как
мы уже заметили, остается лишь логический анализ
языка, при этом, однако, не конкретных, действительных
языков, а «структуры возможного порядка рядов любых
знаков». Тем самым язык — вполне «логически» — отры¬
вается от его объективных условий, идеалистически и
в конечном счете иррационалистически абсолютизируется.
Главной задачей философии считается выработка син¬
таксиса такого «порядка рядов». Синтаксис такого языка
есть якобы структура соответствующей «системы изложе¬
ния». При этом утверждается, что смысл предложения
устанавливается не действительными связями, которые
оно отражает, а классом неаналитических предложений,
которые от него производятся. Так как все предложения
логики и математики являются аналитическими и так как
из них поэтому можно вывести также только аналитиче¬
ские предложения, то отсюда делают вывод, что матема¬
тика и логика, согласно такому пониманию, лишены
объективного содержания, ничего не говорят о действи¬
тельности. Так как сторонники логического эмпиризма
не в состоянии понять язык как отражение действитель¬
ности, то, по их мнению, также «бессмысленно» спраши¬
вать и о действительном содержании или обоснованности
языковых форм. Языковые формы — это якобы дело «со¬
глашения» и их «целесообразности». Здесь мы видим, как
логический эмпиризм вполне логично ведет к конвенцио¬
нализму и прагматизму. В этой связи Карнап сконструи¬
ровал так называемый «принцип терпимости»: язык
науки, если он согласуется только с правилами логики,
является произвольным, свободно выбранным. Таким
образом, снова, одним движением отодвигается на задний
план все основанное на общественной практике истори¬
ческое развитие языка.
Язык науки распадается — так говорят логически эм¬
пирики — на два класса предложений, на синтактические и
эмпирические предложения. Синтактические предложе¬
ния — это предложения о знаках, о рядах знаков и их
связи. Логический эмпиризм утверждает далее, будто он
установлением существования «квазисинтактических»
предложений сделал особое открытие. Это образование
понятия исходит из различия между языком-объектом
и синтактическим языком одной сферы. Язык-объект
имеет дело с вещами, свойствами и отношениями этой
7*
сферы; синтактический язык — с логическими отноше¬
ниями понятий, предложений и теорий об этой сфере.
«Квазисинтактическими» предложениями логический эм¬
пиризм называет такие предложения, которые, по-види¬
мому, принадлежат к языку-объекту, но фактически
могут быть переведены на синтактический язык. Так, на¬
пример, кажущееся объектное предложение «Пять есть
число» можно перевести в синтактическое предложение
«Пять есть слово, обозначающее число». Тем самым
якобы первое предложение доказано как «квазисинтакти-
ческое». Его особенность состоит в том, что в «обороте
речи, касающемся содержания», оно выражает то, что
второе предложение высказывает в «обороте речи, касаю¬
щемся формы». Следовательно, «квазисинтактические»
предложения касаются предметов, только по видимости
находящихся вне языка.
Правда, позднее логические эмпирики сами вынуждены
согласиться, что переход от предложения «Пять есть
число» к соответствующему предложению «Пять есть
слово, обозначающее число» изменяет смысл, содержание,
характер предложения. Таким образом, наряду с синтакти¬
ческими проблемами выступили семантические проблемы,
в которых основной вес приходится на значение понятия
и предложения. Но это отнюдь не означает поворота
к материализму. Ибо признание того, что логические от¬
ношения можно отличать от эмпирически-дескриптивных
отношений лишь по значению, вовсе не влечет за собой
непременно дальнейшего признания, что при установлении
«значения» нужно возвращаться к объективной действи¬
тельности. Если раньше логический эмпиризм обосновывал
логическую «истину» прежде всего синтактическими пра¬
вилами, то теперь он обосновывает ее не отношением
между высказыванием и действительностью, а правилами,
и именно семантическими правилами. Иначе говоря, и
после этого изменения, вынужденного необходимостью со¬
хранять видимость научности, логический эмпиризм про¬
должает оставаться тем, чем он является по своей сущ¬
ности, — субъективным идеализмом. Содержанием филосо¬
фии объявляется теперь «семиотический анализ» языка
наук. Этому анализу приписываются три аспекта: синтак¬
тический аспект (оинтактика языка), семантический аспект
(«значение» языка) и прагаматический аспект (употребле¬
ние языка).
SS
Необходимость сохранять вйдимость научности выйу-
ждает в дальнейшем сторонников логического эмпиризма
признавать, что новообразования научных понятий приме¬
нимы только тогда, когда при этом учитываются данные
конкретных наук. К такому изменению логический эмпи¬
ризм вынудила прежде всего математика, то есть именно
та область науки, которую логические эмпиристы намере¬
вались сделать своим монопольным владением. Иронией
истории науки является то, что именно сторонник логиче¬
ского эмпиризма Гёдель своими исследованиями в об¬
ласти математики доказал, что чисто синтактическое мате¬
матическое понятие истины непригодно в научном отноше¬
нии, и, таким образом, категорически опроверг один из
главнейших принципов логического эмпиризма.
Действительное содержание перехода от синтактиче¬
ской структуры понятий и предложений к семантике, к их
значению определяется тем, как получается это «значе¬
ние». Поскольку значение какого-то слова сводится к зна¬
чениям других слов, которые мы считаем установленными,
только в виде его определения, то и проблема лишь пере¬
носится с одного слова или предложения на другие. Од¬
нако в конце концов понятия должны быть сопоставлены
с чем-то таким, что само не является понятием. Но это
последнее с точки зрения логического эмпиризма есть не
объективная реальность — ведь как мы уже знаем, стре¬
миться познать ее «бессмысленно», — а «непосредственное
переживание». Тем самым современный логический эмпи¬
ризм узаконивает себя и в дальнейшем не только как
субъективный идеализм вообще, но и как такая форма
классического субъективного идеализма, к которой в пол¬
ной мере относится критика Лениным эмпириокритицизма,
по существу своему сводящегося к философии Беркли.
В этом смысле Карнап пытался развить систему образо¬
вания понятий на основе «данного в переживаниях» При
этом он утверждает, что все связи можно свести к сходству
между «элементарными переживаниями», а «вспоминание
сходства» есть якобы основное отношение. Целью этого
погрязшего в самой обычной схоластике предприятия было
доказательство того, что в этой системе не может быть не¬
зависимой от сознания реальности и что «вследствие
этого» «бессмысленно» говорить о таковой.
1 Rudolf Carnap, Der Logische Aufbau der Welt, 1928.
8 Зак. 652
89
«Элементарным переживаниям» соответствуют «эле¬
ментарные предложения» следующего вида: «Сейчас здесь
так-то и так-то». Таким образом, существенными состав¬
ными частями этих предложений являются указательные
слова. Только в том случае, если следовать этому указа¬
нию, можно якобы понять смысл таких «элементарных
предложений». «Истинность» подобного элементарного
предложения дана одновременно с его пониманием;
«истинность» общих предложений есть якобы функция
«истины» элементарных предложений, которые подходят
под это общее предложение. Рассмотренное логически, та¬
кого рода «элементарное предложение» есть, следова¬
тельно, единичное предложение, которое не содержит
в качестве составных частей ни других предложений, ни
понятий «все» или «некоторые». Но эти «элементарные
предложения» из-за входящих в них слов «сейчас» и
«здесь», очевидно, не имеют прочного значения и могут
быть понятны только тому, кто в момент произнесения
данного предложения стоит рядом с говорящим. Так, если
говорят «Лицо А ощущало в определенное время и в опре¬
деленном месте то-то и то-то», то это уже не «элемен¬
тарное предложение». Таким образом, «элементарное пред¬
ложение» фактически не в состоянии действительно обос¬
новать значение предложений и понятий. По упомянутым
причинам представители логического эмпиризма также не
могли долго избегать этого логического вывода. Они попы¬
тались тогда на место «элементарного предложения» поста¬
вить понятие «протокольного предложения», которое как
раз и должно было иметь окончательно данную форму.
Всякое общее научное высказывание должно быть затем
верифицировано потому, что из него логически выводятся
«протокольные предложения», которые в свою очередь
сравниваются с непосредственными переживаниями.
«Протокольные предложения» должны обозначать со¬
держание непосредственных переживаний, но в них не
должно быть предложений, полученных лишь путем тео¬
ретической обработки впечатлений. Однако в вопросе о том,
как же должны выглядеть предложения, удовлетворяю¬
щие этим условиям, мнения неопозитивистов значительно
расходятся. Так как «протокольные предложения» должны
составлять фундамент всех наук, на котором строится все
остальное, то логические позитивисты, исходя из своей
собственной точки зрения, были бы обязаны указать точ-
90
кый метод для получения таких предложений. Разумеется,
все попытки в этом направлении должны были потерпеть
крушение. Логический эмпиризм, чтобы и здесь явно не
разрушить видимости научности своих теорий, должен был
и «протокольные предложения» лишить указанного каче¬
ства — абсолютно обязательной, конечной основы науч¬
ности. В действительности каждое предложение, в том
числе и каждое «протокольное предложение», сознательно
или бессознательно, в большей или меньшей мере уже со¬
держит теоретическую обработку переданной связи. Сле¬
довательно, «протокольных предложений» в смысле логи¬
ческого эмпиризма в конечном итоге вообще не существует.
Пытаясь с помощью софизмов увильнуть и от этих про¬
тиворечий с действительностью, Нейрат предложил опре¬
деленные конкретные предложения определять просто как
«протокольные предложения», то есть как конечный
пункт логической редукции. Какой пункт устанавливается
всякий раз в качестве конечного — это дело ученого и,
кроме того, должно каждый раз корригироваться.
Следовательно, попытка субъективного идеализма вы¬
рваться из противоречий с действительностью заводит еще
глубже в субъективизм и конвенционализм, а кроме того,
с необходимостью приводит к новым противоречиям, ибо
теперь возникает новый вопрос: как же нужно поступать,
если такое субъективно установленное «протокольное
предложение» противоречит уже выработанной научной
теории, которую практика подтвердила как правильную?
Если отказаться от данной теории, то это приведет к но¬
вому противоречию с действительностью и к разрушению
последней видимости научности. Если же отказаться от
«протокольного предложения», это приведет к выводу, что
не «протокольные предложения» являются основой науки,
а связанная с объективной действительностью наука
является основой «протокольных предложений»; это зна¬
чит. что тогда придется отказаться от позитивизма и из¬
брать путь материализма. Сторонники логического эмпи¬
ризма не смогли прийти к единому мнению по этому во¬
просу.
В конце концов Нейрат все же нашел «выход»: соот¬
ветствующий выбор определенных конкретных предложе¬
ний устанавливается не по субъективному усмотрению уче¬
ного, а с помощью социологии наук. Но это не решает
«проблемы», а только маскирует ее, перенося ее в другую
91
плоскость. Ибо социология häyk сама ведь является также
наукой со своими особыми «протокольными предложе¬
ниями». Проявление противоречий и нелепостей такого
рода Карнап однажды назвал — конечно, не в связи с ло¬
гическим эмпиризмом — одним из критериев существова¬
ния «мнимых проблем» и «мнимых предложений». Если бы
сторонники логического эмпиризма применили данный
критерий и к этой ими самими созданной проблематике,
как того, собственно, и требует логика, то они последова¬
тельно пришли бы к выводу, что проблематика «протоколь¬
ных предложений» есть мнимая проблематика, и в этом
случае они в виде исключения были бы совершенно правы.
Особые трудности для сторонников логического эмпи¬
ризма представляют, далее, общие предложения — как раз
такие предложения, в которых мы в общем виде научно
формулируем объективные законы. Одно из направлений
Венского кружка хотело даже — во имя логического пози¬
тивизма— допустить лишь такие общие предложения, ко¬
торые можно разложить на ряд конечных верифицирован¬
ных единичных предложений, соединенных с помощью
логической конъюнкции. Однако общие предложения та¬
кого рода как раз не допускают предсказаний и поэтому
не могут служить основой практического действия. Точно
так же способность научной теории высказывать предполо¬
жения, которые подтверждаются на практике, является
решающим критерием ее правильности. Поэтому большин¬
ство законов природы и законов математики и логики со¬
держит как раз высказывания о бесконечно многих вещах.
Шлик думал сначала найти выход из этой дилеммы
в утверждении, будто всеобщие законы суть лишь функ¬
ции предложения, то есть пустые сами по себе схемы для
образования единичных предложений. Но это означало бы
утверждать вопреки всей истории наук, что эти общие
законы вообще не выражают познания.
Тогда в качестве «выхода» из этого нового противоре¬
чия было предложено допустить хотя бы в науке общие
суждения, относящиеся к бесконечно многим вещам, но
лишить их свойства быть истинными. Согласно логиче¬
скому эмпиризму, общие суждения всегда могут быть вери¬
фицированы лишь по частям, а не целиком, поскольку по¬
ложительно невозможно проверить бесконечно многие
частные суждения, простое соединение которых и соста¬
вляет, по мнению логического эмпиризма, такое общее
92
суждение. Отсюда следует, что по отношению к общим
суждениям можно говорить не об их истинности, а только
об их «доказанности». Но это также не отменяет очевид¬
ного противоречия, а лишь снова переносит его в другую,
еще менее доступную для наблюдения плоскость. Ибо
теперь остается вопрос, как же вообще можно прийти к об¬
щим суждениям, которые бы во всех новых конкретных
случаях подтверждались действительностью.
Эта новая логическая дилемма вынудила сторонников
логического эмпиризма в противоположность их перво¬
начальной концепции снова согласиться с тем, что в мире
все же есть закономерности. Но и это было не шагом на
пути от позитивизма к материализму, а лишь логической
уловкой, фактически — шагом в мистицизм, ибо сторон¬
ники логического эмпиризма рассматривают эту «законо¬
мерность» не как объективно, реальную, а только как
«предположение», которое мы необходимо должны были
положить в основу нашей научной работы, но правиль¬
ность которого не доказуема и является лишь делом
«веры». Тем самым наука ставится на одну ступень с ре¬
лигией. Логический эмпиризм, начавший с утверждения,,
будто «метафизику», к которой он причисляет и материа¬
лизм и религию, нужно изгнать из науки, вполне логично
заканчивает, таким образом, ликвидацией основ науки
в «вере», в религии. И это не только подразумевается, но
даже открыто выражается. Отныне логический эмпиризм
категорически заявляет о праве «метафизики» и религии
как деле «жизнеощущения», как «экзистенциальной по¬
правке» к действительности. Тем самым логический эмпи¬
ризм, так же как и онтология, становится специфическим
выражением общей тенденции буржуазной философии
к теологизации, тенденции, характерной для периода об¬
щего кризиса буржуазного, мира. Логический эмпиризм
становится специфической формой объединения в теологи¬
ческом мистицизме неокантианского позитивизма, класси¬
ческого субъективного идеализма, философии жизни и эк¬
зистенциализма, специфической формой единого, разли¬
чающегося только в частностях, неофашистского
мировоззрения, философии периода загнивания капита¬
лизма на империалистической стадии.
Система логического эмпиризма резюмируется в поня¬
тии «физик алиям», согласно которому различные науки
должны отличаться друг от друга не тем, что они имеют
93
различные предметы исследования, то есть качественно
различные объективные связи действительности, а только
тем, что они используют различные «научные языки». Но
все эти различные языки наук могут быть переведены на
язык одной науки, физики. Теория этого «физического
языка» и утверждение, будто он может быть основой лю¬
бой конкретной науки, названа ими «физикализм». Об
этом «физическом языке» Карнап, например, говорит сле¬
дующее:
«Физический язык характеризуется тем, что предложе¬
ние самой простой формы
При формальном спо¬
собе приписывает опреде¬
ленному ряду координат
(три пространственные, .
одна временная коорди¬
ната) определенное значе¬
ние (или интервал значе¬
ния) определенной вели¬
чины положения.
При содержательном
способе количественно ука¬
зывает свойство опреде¬
ленного события, харак¬
теризующегося простран¬
ством-временем, в отноше¬
нии к определенному вре¬
мени».
«Наши рассуждения в отношении различных областей
науки приводят тем самым к выводу,
Формальный способ
что всякое научное пред¬
ложение может быть пе¬
реведено на физический
язык.
«...Формальный способ
...Предложения протоколь¬
ного языка...» могут быть
«переведены на физиче¬
ский язык».
Содержательный способ
что любое вещное отно¬
шение, рассматриваемое
наукой, может быть вы¬
ражено физическим язы¬
ком».
...«Содержательный способ
...Вещные отношения дан¬
ного, непосредственное со¬
держание переживаний»
суть «физические вещные
отношения, следователь¬
но, пространственно-вре¬
менные явления»
1 Rudolf С а г п а р, Erkenntnis, Bd. II, Hf. 5/6, S. 442, 453.
94
Такой поворот теории логического эмпиризма при¬
водит его не только, как мы видели, к теологическому
мистицизму, но в то же время и к механицизму. Все каче¬
ственные различия многообразных форм бытия материи
пропадают в «физикализме», что уже было подгото¬
влено субъективизацией категории качества. Психология,
например, превращается, таким образом, в отрасль фи¬
зики, в то время как большая часть общественных наук
при таком понимании или совсем исключается из науки,
или низводится до предшествующей науке стадии. Если,
например, нужно «перевести на физический язык «психи¬
ческое переживание» наблюдения красного», то нужно
говорить о телесном состоянии, которое должно быть
эквивалентным тому же духовному состоянию. Например,
требование перевести психический процесс математиче¬
ского рассуждения на физический язык было бы явным
парадоксом. Утверждение, что научные рассуждения ма¬
тематика о гиперболическом n-мерном пространстве можно
свести к реакциям физических тел, есть явная бессмыс¬
лица, не имеющая уже ничего общего с научностью. Ве¬
дущиеся с позиций позитивизма попытки путем новых
софистических, так сказать «логических» уловок сохра¬
нить видимость научности, видимость логики необходимо
и закономерно оканчиваются совершенным абсурдом. Ибо
основной теоретико-познавательный тезис логического
-эмпиризма, будто мир есть совокупность переживаний,
последовательно ведет к его ликвидации, так как, согласно
логическому позитивизму, мир нельзя «эмпирически»
проверить и поэтому он «метафизичен».
Деятельность Венского кружка в Германии и Австрии
стала невозможной в результате прихода к власти немец¬
кого фашизма. Несмотря на то, что это направление нео¬
позитивизма с самого начала было реакционным и вра¬
ждебным науке, однако в известном смысле, хотя и абсо¬
лютно недостаточными средствами, не выходящими за
пределы общего развития империалистической идеологии,
оно все же было попыткой противостоять фашистской
мистификации мира. Многие из его представителей полити¬
чески принадлежали к левому, антифашистскому крылу
буржуазии или стояли на точке зрения австромарксизма,
то есть ревизионизма. Поэтому, после того как в Герма¬
нии пришел к власти фашизм, Венский кружок стал испы¬
тывать политическое давление, в результате которого он
95
в конце концов, после фашистского нападения на Австрию,
в 1938 году был распущен. Многие его представители
эмигрировали; журнал «Erkenntnis» («Познание») стал
издаваться в Голландии. Но и после уничтожения фа¬
шизма Венский кружок не возродился ни в Германии, ни
в Австрии. В США вокруг Карнапа, преподающего там,
в настоящее время образовался новый кружок, который
перенес неопозитивизм в американский прагматизм. Жур¬
нал «Erkenntnis» продолжает там свое существование
в виде «Journal of Unified Science» («Журнал унифициро¬
ванной науки»), соответственно модифицировав свое со¬
держание. В Европе традиции «Erkenntnis» в известной
степени продолжает журнал «Dialectica» («Диалектика»),
выходящий в Швейцарии.
В официальной университетской философии Западной
Германии и Австрии взгляды Венского кружка в настоя¬
щее время не играют больше самостоятельной роли. Они
сливаются с экзистенциализмом и неотомизмом. Явные
апологеты империализма, как, например, идеолог амери¬
канского империализма Стюарт Чейз (р. 1888), с по¬
мощью именно «логического анализа языка» «доказы¬
вают» теперь, будто, такие понятия, как «фашизм»,
«капитализм», «рабочий класс», являются «бессмыслен¬
ными» понятиями, которые как можно скорее нужно
устранить, чтобы внести «ясность» в политику. Логиче¬
ский эмпиризм стал законной составной частью, специфи¬
ческим моментом всеобъемлющей реакционной, неофа¬
шистской империалистической идеологии.
Б. Копенгагенская школа
Другая своеобразная линия развития неопозитивизма
играет в настоящее время в буржуазной философии За¬
падной Германии несравненно большую роль, чем! логи¬
ческий эмпиризм, и оказывает заметное влияние и на
круги естествоиспытателей, прежде всего физиков, в Гер¬
манской Демократической Республике. Это — философ¬
ские взгляды, которые выработаны или приняты большин¬
ством физиков капиталистического мира, работающих
преимущественно в области современной квантовой физики.
Круг физиков или философов, более или менее едино¬
душно придерживающихся этих философских взглядов,
96
называют Копенгагенской школой, так как родоначальник
этого направления как в области физики, так и в развитии
философии, физик Нильс Бор (р. 1885) жил и жив!ет
в Копенгагене.
Копенгагенская школа также не является собственно
школой, представляющей однородные взгляды по всем
конкретным вопросам. Общим для ученых, которые при¬
знают ее или хотя и не признают, но по праву должны
быть к ней причислены, является позитивистская исход¬
ная позиция, субъективный идеализм, более или менее
прикрытый агностицизмом, который выражается прежде
всего в понятии «дополнительности» («Komplementarität»),
введенном! Бором, в отрицании всеобщности непрерывно
определяемой и определяющей причинности, в субъективи¬
зации и мистификации связей квантовой физики, а зача¬
стую, исходя из этого, и биологических и общественных
процессов. При этом индивидуальные оттенки очень раз¬
личны вплоть до иногда явно противоположных мнений по
конкретным вопросам. Только очень немногие представи¬
тели этой школы, имеющие научный вес (многие из них,
но не все являются непосредственными учениками Нильса
Бора), до сих пор соглашались довести до конца логиче¬
ские выводы из своего субъективизма.
Испытывая угрызение научной совести, почти все они
боятся этого и становятся в известной мере непоследова¬
тельными. Причем моменты, выражающие их непоследо¬
вательность, а также направления, в которых проявляется
эта непоследовательность, индивидуально очень различны.
У многих из них в общий субъективный идеализм эклек¬
тически привнесены элементы их стихийного естественно¬
научного материализма.
Для некоторых ученых в области квантовой физики
эти элементы стихийного материализма были исходным
пунктом усилившегося поворота к материалистическим
позициям, к материалистической по своей сущности кри¬
тике субъективизма и мистицизма Копенгагенской школы,
в особенности к критике отказа от всеобщности причин¬
ности; это характерно прежде всего для французского
физика Луи де Бройля (р. 1892) таких ученых, как Да¬
вид Бом и Фриц Бопп (р. 1909).
Менее всего склонный к научной стыдливости Паскуаль
Иордан (р. 1907) сделал из позитивизма Копенгагенской
школы логические выводы, которые1 в ходе дальнейшего
97
развития махистских тенденций превращали и физику —
этот последний резерв материализма в философии эпохи
загнивания капитализма — в мнимо научный «аргумент»
для полной мистификации и теологизации картины бур¬
жуазного мира. Впрочем, среди собственно физиков
Копенгагенской школы Иордан имеет наименее значитель¬
ные научные достижения. По существу, к таким же, только
несколько модифицированным результатам, как и Иордан,
пришел наиболее значительный и наиболее влиятельный
популяризатор неопозитивизма Копенгагенской школы
Бернард Бавинк (1879—1947). Именно популяризаторской
деятельностью Иордана и Бавинка следует объяснять тот
факт, что мистические и теологические выводы из
неопозитивизма Копенгагенской школы в несравненно бо¬
лее сильной степени, чем у логического эмпиризма, стали
действенной, составной частью фашистской и неофашист¬
ской империалистической идеологии. Эта популяризатор¬
ская деятельность, очевидная актуальность их предмета
(современная атомная физика) и большая по сравнению
с логическим эмпиризмом логическая беспечность и софи¬
стическое искусство сохранять видимость научности,
основываясь на авторитете имен бесспорно выдающихся
ученых, создали и для этой разновидности неопозитивизма
возможность вплоть до настоящего времени оказывать
известное, хотя и ограниченное, влияние за пределами
стран империалистического лагеря—в Германской Демо¬
кратической Республике, и других странах мирового со¬
циалистического лагеря, а также в ряде миролюбивых
государств.
Кроме уже упомянутых, здесь следует назвать наибо¬
лее значительные в Германии имена: Вернера Гейзенберга
(р. 1901), Карла Фридриха Вайцзеккера (р. 1912),
Макса Борна (р. 1882), Ганса Рейхенбаха (р. 1891).
В Англии сотрудничают австриец Эрвин Шредингер
(р. 1887) и англичанин Пауль А. Морис Дирак (р. 1902).
Английские ученые, работающие в области квантовой
физики, стоят в основном на философских позициях
Копенгагенской школы. Так как при решении некоторых
второстепенных вопросов эти ученые отходят от философ¬
ских позиций данной школы, то их иногда объединяют
в особую, Кембриджскую школу. В числе наиболее зна¬
чительных имен следовало бы назвать сотрудничающего
в Швейцарии австрийца Вольфганга Паули (р. 1900),
итальянца Энрико Ферми (1901 —1954) и работающего
в настоящее время в США японца Хидеки Юкава
(р. 1907), который, однако, приспособил неопозитивизм
к модным американским идеалистическим философ¬
ским течениям, так что в отношении его философских
взглядов, как и в отношении взглядов многих американ¬
ских ученых в области квантовой физики, в настоящее
время нельзя уже больше говорить, что они представляют
собой своеобразную форму взглядов Копенгагенской
школы.
Основатель квантовой теории Макс Планк (1858—
1947) никогда не разделял неопозитивизма Копенгаген¬
ской школы и до самой своей смерти постоянно и энер¬
гично боролся против него, приводя ценные материалисти¬
ческие аргументы 1. Поэтому Копенгагенская школа изо¬
бражала его как одного из старых людей, который якобы
уже не в состоянии понять развития «современного мыш¬
ления», вызванного его собственными открытиями. Хотя
Планк, особенно в старости, и старался доказать обосно¬
ванность существования религии наряду с естествозна¬
нием, все же в пределах своей научной работы он был
почти последовательным материалистом, у которого
можно обнаружить непоследовательность кантианского
толка, имеющую лишь третьестепенное значение и никогда
не играющую главной роли. В одном из своих многочи¬
сленных прямых критических выступлений против пози¬
тивизма он делает следующий вывод: «Подводя итоги, мы
можем сказать, что физическая наука требует призна¬
ния реального, независимого от нас мира, который, правда,
мы никогда не можем непосредственно познать, а можем
лишь воспринимать через призму наших чувственных
ощущений и опосредованных ими измерений» 2.
У Макса Борна, стоящего, по сути дела, на позициях
Копенгагенской школы, обнаруживаются сильные мате¬
риалистические элементы. Но в философии он относи¬
тельно сдержан. Собственно философско-пропагандистский
актив в немецком отделении Копенгагенской школы, не
говоря уже об Иордане и популяризаторах ее идей, состав-
\яют Гейзенберг и прежде всего Вайцзеккер. Оба
1 См. Мах Planck, Wege zur physikalischen Erkenntnis, Re¬
ligion und Naturwissenschaft, 1944, S. 299—300.
2 Там же, стр. 300.
99
стараются вновь, с некоторыми индивидуальными особен¬
ностями, воссоздать всю философскую картину мира,
исходя из неопозитивистских позиций в квантовой физике.
Наиболее полно и систематично делает это Вайцзеккер *;
причем, стремясь дать всестороннее философское обоснова¬
ние философии Копенгагенской школы, он очень часто
ссылается на Канта2. Вайцзеккера с известным правом
можно назвать философом Копенгагенской школы.
Исходным пунктом Копенгагенской школы, как и вся¬
кого позитивизма, является агностицизм. Чтобы правильно
понять выводы Вайцзеккера, нужно прежде всего заме¬
тить, что под «метафизическим реализмом» он понимает
такой философский взгляд, который признает существо¬
вание объективной реальности, следовательно, в первую
очередь материализм, а также и объективный идеализм.
Субъективный идеализм он называет просто «солипсиз¬
мом», а философские позиции Юма и Маха, то есть
агностический исходный пункт, — «принципиальным сен¬
суализмом». Стремясь сохранить для самого себя ви¬
димость научности, он прежде всего защищает себя от
подозрения в субъективизме, умалчивая, однако, о солип¬
сизме: «Нет нужды в каком-либо особом объяснении того,
что здесь не должен проповедоваться субъективизм»3.
Так же решительно он отвергает и материалистический
исходный пункт: «Важно признать, что метафизический
реализм есть не научная теория, а форма мировоззрения» 4.
При этом «мировоззрение» должно означать нечто про¬
извольное, недоказуемое, ненаучное. Конечно, Вайцзеккер
не может понять, что марксизм-ленинизм стал миро¬
воззрением пролетариата только благодаря своей глубо¬
кой научности. Таким образом, Вайцзеккер становится на
агностические позиции и позднее обнаруживает это еще
больше. Исходный пункт Юма и Маха он характеризует
следующим образом: «И метафизический реализм, утвер¬
ждающий, что за чувственными восприятиями находится
действительный мир, и солипсизм, утверждающий, что
1 C. F. Weizsäcker, Zum Weltbild der Physik, 1934, Aufl.
4, 1949; Die Geschichte der Natur, 1948.
2 C. F. Weizsäcker, Zum Weltbild der Physik, S. 83—123.
«Das Verhältnis der Quantenmechanik zur Philosophie Kants».
3 Там же, стр. 25.
4 Там же, стр. 99.
100
за чувственными восприятиями нет действительного мира,
нельзя ни доказать, ни опровергнуть» 1.
Затем Вайцзеккер сам показывает, что из позиций
агностицизма логически необходимо вытекает субъективно-
идеалистический вывод2. Но, несмотря на уверения, что
«здесь не должен проповедоваться субъективизм»3, он
явно солидаризируется как с точкой зрения Юма и Маха,
так и с вытекающим из нее логическим выводом. Он
называет эту точку зрения «...одним из прекраснейших
применений методического принципа, к которому мы
также хотим присоединиться, принципа, согласно которому
необходимо придерживаться данного» 4.
Во взглядах Юма и Маха Вайцзеккер критикует
только то, что они в противоположность их субъективно¬
идеалистической критике понятия вещи еще слишком
непосредственно, слишком наивно, слишком реально пони¬
мают ощущения. Эта принципиальная точка зрения,
общая всей Копенгагенской школе, отражается и в част¬
ностях.
В центре воззрений Копенгагенской школы находится
сконструированное Бором понятие парной «дополнитель¬
ности» определенных физических величин, а именно таких,
которые выступают в классической физике как канони¬
чески соединенные. Такой парой является, например,
определенность положения и скорость (или импульс, ко¬
торый отличается от скорости только одним сомножите-'
лем, а именно массой соответствующего тела или ча¬
стицы). Эксперименты в области квантовой физики пока¬
зывают, что современными средствами мы не в состоянии
одновременно точно измерить обе части такой «комплемен¬
тарной» пары свойств элементарной частицы или атома
(например, 3 пространственные координаты, а также
3 координаты старости, или импульса). Естественно, что
этот экспериментально проверенный факт есть отражение
объективно-реальной связи. Или же он есть объективно¬
реальная связь между обоими этими свойствами самой
частицы. Если, например, масса частицы не сконцентри¬
рована в определенной точке, а, имея подверженную
1 C. F. Weizsäcker, Zum Weltbild der Physik, S. 99—100.
2 Там же, стр. 100.
3 Там же, стр. 25.
4 Там же, стр. 100.
101
волнообразным изменениям Плбтйость, распределена nö
большому пространству, то хотя эта частица и существует
в определенной области пространства, однако она не
обладает тремя объективно точно определенными про¬
странственными координатами. Тогда ее, конечно, нельзя
измерить, и, несмотря на это, частица пространственно
определена, хотя она и не сосредоточена в определенной
точке. Или же объективно-реальная связь состоит в обрат¬
ном воздействии — само собой разумеется, что оно всегда
существует, но в других связях является несуществен¬
ным — измерительного инструмента на частицу, свойства
которой должны быть измерены. В таком случае невоз¬
можность одновременного измерения координат простран¬
ства и скорости (или импульса) определяется лишь
современным состоянием наших физических знаний и
обусловленной ими степенью совершенства наших измери¬
тельных инструментов.
Но в этом вопросе Копенгагенская школа становится
с самого начала на точку зрения агностицизма. Вайцзек-
кер в полном согласии с Нильсом Бором заявляет: «В зна¬
чительной степени это состояние дел зависит от нашей
произвольной экспериментальной установки на то, какую
из «дополняющих» друг друга сторон природы мы хотим
видеть, знание одной стороны дела исключает знание
дополняющей стороны» *.
В точно таком же смысле высказывается и Иордан:
«Измерение положения в гамма-микроскопе позволяет
скорости электрона стать ненаблюдаемой, и наоборот»2.
Но на этом Копенгагенская школа не останавливается.
OiHia принципиально, по существу отрицает не только
измеримость второго свойства «дополняющей» пары, но
и вообще его существование: «...только нельзя предпола¬
гать, — говорит Вайцзеккер, — что орудия определения,
которые не указываются непосредственно данным экспери¬
ментом, тем не менее имеют определенную достоверность» 3.
Это еще можно было бы совместить с охарактеризованной
нами выше первой стороной объективно-реальной альтер¬
нативы «дополнительности». Но Вайцзеккер устраняет и
1 C. F. Weizsäcker, Zum Weltbild der Physik, S. 90.
2 Pascual Jordan, Die Physik des zwanzigsten Jahrhunderts,
5. Aufl., 1943, S. 114.
a C. F. Weizsäcker, Zum Weltbild der Physik, S. 88.
102
это сомнение. Не только «орудия определения» частйЦ нё
обладают определенной достоверностью — потому что
измеряемые ими действительные свойства этих частиц не
обладают прочной, объективно определенной достовер¬
ностью, не имеют твердых очертаний, — но и совершенно
точно измеренные «части определения» ничего не говорят
нам о действительных свойствах частиц, ибо «...харак¬
терные свойства частиц теперь являются не чем-то дан¬
ным, существующим в себе, а выражением знания, приоб¬
ретенного благодаря измерению» *. Однако не только
свойства частиц, но и сами эти частицы, согласно такому
мнению, существуют не в действительности, а только
в нашем «знании». Вайцзеккер поучает нас, будто «..по¬
нятие объекта не может больше употребляться без
ссылки на субъект познания» 2. И, чтобы больше не оста¬
лось никакой возможности материалистически истолко¬
вать понятие «дополнительности», он говорит далее:
«Установлена связь неопределенности величины положе¬
ния с нарушающим влиянием, которое вносит в объект
акт наблюдения. Этот способ выражения... производит
впечатление, будто объект, прежде чем он подвергается
наблюдению, имеет известные качества, которые разру¬
шаются актом наблюдения» 3. Такое понимание Вайцзек¬
кер называет «возвращением к образу мыслей, имевшему
место до возникновения квантовой механики» 4. «Ненару-
шаемый» объект, объект, который мы наблюдаем без по¬
мощи измерительных аппаратов, он называет «фикцией»,
то есть голой фантазией 5. Он говорит и еще более кате¬
горически: «Даже объективного физического существова¬
ния, то есть способности обладать физически определя¬
емым предикатом (хотя бы мы его и не знали), нельзя
приписывать «атому в себе» 6. Вообще Вайцзеккер упре¬
кает материалистов в «злоупотреблении словами», когда
они мир в себе, то есть независимый от наблюдающих его
людей, называют «действительным)»7. Таким образом, ло¬
гика развития привела Копенгагенскую школу, стоявшую на
1 C. F. Weizsäcker, Zum Weltbild der Physik, S. 71.
2 Там же, стр. 92.
3 Там же, стр. 93.
4 Там же.
5 Там же.
6 Там же, стр. 110—111.
7 Там же. стр. 100.
103
волнообразным изменениям Плбтйость, распределена nö
большому пространству, то хотя эта частица и существует
в определенной области пространства, однако она не
обладает тремя объективно точно определенными про¬
странственными координатами. Тогда ее, конечно, нельзя
измерить, и, несмотря на это, частица пространственно
определена, хотя она и не сосредоточена в определенной
точке. Или же объективно-реальная связь состоит в обрат¬
ном воздействии — само собой разумеется, что оно всегда
существует, но в других связях является несуществен¬
ным — измерительного инструмента на частицу, свойства
которой должны быть измерены. В таком случае невоз¬
можность одновременного измерения координат простран¬
ства и скорости (или импульса) определяется лишь
современным состоянием наших физических знаний и
обусловленной ими степенью совершенства наших измери¬
тельных инструментов.
Но в этом вопросе Копенгагенская школа становится
с самого начала на точку зрения агностицизма. Вайцзек¬
кер в полном согласии с Нильсом Бором заявляет: «В зна¬
чительной степени это состояние дел зависит от нашей
произвольной экспериментальной установки на то, какую
из «дополняющих» друг друга сторон природы мы хотим
видеть, знание одной стороны дела исключает знание
дополняющей стороны» *.
В точно таком же смысле высказывается и Иордан:
«Измерение положения в гамма-микроскопе позволяет
скорости электрона стать ненаблюдаемой, и наоборот»2.
Но на этом Копенгагенская школа не останавливается.
OiHia принципиально, по существу отрицает не только
измеримость второго свойства «дополняющей» пары, но
и вообще его существование: «...только нельзя предпола¬
гать, — говорит Вайцзеккер, — что орудия определения,
которые не указываются непосредственно данным экспери¬
ментом, тем не менее имеют определенную достоверность» 3.
Это еще можно было бы совместить с охарактеризованной
нами выше первой стороной объективно-реальной альтер¬
нативы «дополнительности». Но Вайцзеккер устраняет и
1 C. F. Weizsäcker, Zum Weltbild der Physik, S. 90.
2 Pascual Jordan, Die Physik des zwanzigsten Jahrhunderts,
5. Aufl., 1943, S. 114.
a C. F. Weizsäcker, Zum Weltbild der Physik, S. 88.
102
это сомнение. Не только «орудия определения» частиц Нё
обладают определенной достоверностью — потому что
измеряемые ими действительные свойства этих частиц не
обладают прочной, объективно определенной достовер¬
ностью, не имеют твердых очертаний, — но и совершенно
точно измеренные «части определения» ничего не говорят
нам о действительных свойствах частиц, ибо «...харак¬
терные свойства частиц теперь являются не чем-то дан¬
ным, существующим в себе, а выражением знания, приоб¬
ретенного благодаря измерению» Однако не только
свойства частиц, но и сами эти частицы, согласно такому
мнению, существуют не в действительности, а только
в нашем «знании». Вайцзеккер поучает нас, будто «..по¬
нятие объекта не может больше употребляться без
ссылки на субъект познания» 2. И, чтобы больше не оста¬
лось никакой возможности материалистически истолко¬
вать понятие «дополнительности», он говорит далее:
«Установлена связь неопределенности величины положе¬
ния с нарушающим влиянием, которое вносит в объект
акт наблюдения. Этот способ выражения... производит
впечатление, будто объект, прежде чем он подвергается
наблюдению, имеет известные качества, которые разру¬
шаются актом наблюдения» 3. Такое понимание Вайцзек¬
кер называет «возвращением к образу мыслей, имевшему
место до возникновения квантовой механики» 4. «Ненару-
шаемый» объект, объект, который мы наблюдаем без по¬
мощи измерительных аппаратов, он называет «фикцией»,
то есть голой фантазией 5. Он говорит и еще более кате¬
горически: «Даже объективного физического существова¬
ния, то есть способности обладать физически определя¬
емым предикатом (хотя бы мы его и не знали), нельзя
приписывать «атому в себе» 6. Вообще Вайцзеккер упре¬
кает материалистов в «злоупотреблении словами», когда
они мир в себе, то есть независимый от наблюдающих его
людей, называют «действительным)»7. Таким образом, ло¬
гика развития привела Копенгагенскую школу, стоявшую на
1 C. F. Weizsäcker, Zum Weltbild der Physik, S. 71.
2 Там же, стр. 92.
3 Там же, стр. 93.
4 Там же.
5 Там же.
6 Там же, стр. 110—111.
7 Там же. стр. 100.
103
философских позициях агностицизма, к субъективному
идеализму. Естественно, что Иордан, точно так же как и
Вайцзеккер, отвергает «мышление в объективных процес¬
сах», то есть понимание физического процесса «как про¬
странственно-временного процесса, происходящего неза¬
висимо от человеческого наблюдения» 1. В таком же духе
звучит ироническое замечание Гейзенберга: «Надежда на
то, что с помощью новых экспериментов еще нападут на
след объективных событий в пространстве и времени... не
могла бы быть поэтому обоснована лучше, чем как на¬
дежда на то, что где-то в неисследованных частях
Антарктики в конце концов все же будет найден конец
мира» 2. Таким образом, Копенгагенская школа, несмотря
на все индивидуальные оттенки, уничтожает в процессах
познания действительность, объективную реальность.
Гейзенберг просто отрицает ее существование. Однако
стыдливость ученого мешает ему сделать вытекающие из
этого выводы. Недавно на заседании Физического обще¬
ства ГДР в Лейпциге в связи со 100-летием со дня
рождения Макса Планка Гейзенберг категорически за¬
явил о признании независимой от наблюдателя реаль¬
ности. Вайцзеккер, заботясь о философской последователь¬
ности, приходит к выводу, будто действительность состоит
только в нашем «знании». Причем остается, конечно, не¬
ясным, что же еще должно означать слово «знание», если,
кроме него, не должно быть ничего действительно суще¬
ствующего, о чем можно было бы получить знание. Иор¬
дан также переносит действительность в «результаты
наблюдения», говоря, будто «...собственно физическую
действительность нельзя видеть ни в чем другом, кроме
как в совокупности самих результатов физического
наблюдения»3 или же будто единственно действительной
в атоме является «формула».
Эта субъективизация действительности Копенгаген¬
ской школой имеет далеко идущие логические вы¬
воды. Если элементарные частицы — атомы — действи¬
тельно объективно-реально вовсе не существуют, то в атом¬
1Pascual Jordan, Die Physik der zwanzigsten Jahrhunderts,
1947, S. 102—103.
2 Werner Heisenberg, Wandlungen in den Grundlagen der
Naturwissenschaft, 1942, S. 14.
3 Pascual Jordan, Die Physik des zwanzigsten Jahrhunderts,
1947, S. 103.
104
ных и субатомных явлениях также не может быть объектив¬
ной закономерности, не может быть причинности, которая,
освобожденная от своей механической ограниченности,
не означает ничего иного, кроме того, что все происходя¬
щее имеет свою основу, свою определяющую причину
в свойствах и связях самой материи. Таким образом, на
деле Копенгагенская школа сплошь и рядом приходит к от¬
рицанию причинности, хотя некоторые ее представители,
чтобы не впасть в слишком явное противоречие с действи¬
тельностью, пытаются сохранить слово «причинность»,
искажая его объективное содержание.
Наиболее ясно и без стеснения говорит об этом опять-
таки Иордан. Он утверждает, будто «элементарное
микрофизическое явление» не подлежит «причинному
определению», а является якобы «индетерминированным
единичным явлением» *. В другой связи он называет микро¬
физическое событие, то есть процессы, происходящие в атом¬
ных и субатомных областях, «освобождением заранее исчис¬
ляемого события от причинного принуждения» 2 и в конце
концов даже прямо называет «отдельное микрофизиче¬
ское событие» «процессом без причины»3. Но как же
происходят микрофизические процессы, если для них «нет
причины»? Иордан отвечает: «Отдельный атом... прояв¬
ляет своеобразную свободу своего действия; на определен¬
ные экспериментальные вмешательства он может давать
различные ответы, но какого-либо естественнонаучного
предопределения его частного решения не существует»4.
В другом месте он также говорит о свободе электрона
в отношении его собственного «решения» и о «непредви¬
денных решениях природы» 5. Атом, элементарная частица
со свободной волей! Это — действительно, как выразился
сам Иордан, «ошеломляющее открытие» 6. Ошеломляющее
потому, что такой взгляд просто вычеркивает пятитысяче¬
летнее развитие человеческого знания о действительности,
потому что оно уводит человека от сегодняшнего дня
1Pascual Jordan, Das Bild des modernen Physik, 1947,
S. 81.
2 Там же, стр. 36.
3 Там же, стр. 55.
4 Там же, стр. 53.
5Pascual Jordan, Die Physik des zwanzigsten Jahrhunderts,
S. 113.
6 Pas c,u а 1 J ojdan, Das Bild der modernen Physik, S. 53.
105
к анимизму первобытных людей, и все это от имени самой
современной науки, или, более того, путем злоупотребле¬
ния ее именем.
На самом деле вывод Иордана является лишь логи¬
ческим следствием из субъективизма Копенгагенской
школы. Вайцзеккер побоялся сделать этот логически необ¬
ходимый вывод из позиции, которую он также разделяет.
Он ищет другой выход, который, однако, может привести
к не менее абсурдному результату. Основываясь на своем
мнении, будто свойства элементарных частиц не сущест¬
вуют объективно, а являются лишь «выражением знания,
приобретенного с помощью измерения» 1, он делает вывод,
что известные свойства элементарных частиц «...на деле
мгновенно могут быть изменены вследствие приобретения
нового знания»2. Человеческое сознание — творец мира,
создатель мира! Таков путь позитивизма — от агности¬
цизма через субъективизм в мистицизм, соответствующий
идеологическим потребностям империализма в эпоху все¬
общего кризиса капитализма (подобное, только в не¬
сколько ином виде, мы наблюдали у Иордана).
Если Гейзенберг и не приходит к таким абсурдным вы¬
водам, как Иордан и Вайцзеккер, то не потому, что он
якобы придерживался по существу другой исходной пози¬
ции, а потому, что его научная совесть удерживает его от
того, чтобы вообще делать из этой позиции какой-либо
вывод. Он утверждает, что «... пространственно-временное
описание процессов, с одной стороны, и классический за¬
кон причины — с другой, представляют собой дополни¬
тельные, исключающие друг друга черты физического со¬
бытия»3. Прежде всего Гейзенберг ставит здесь «закон
причины» на одну ступень с «описанием» процесса. То есть
причинность для него является не объективной реальной
связью — ее наличие он тоже категорически отрицает,—
ia только делом «описания». Точно так же простран¬
ственно-временной характер процесса является для него
не стороной действительности этого процесса4, а лишь
1 C. F. Weizsäcker, Zum Weltbild der Physik, S. 71.
2 Там же.
3 Werner Heisenberg, Die physikalischen Prinzipien der
Quantentheorie, 1944, Kap. IV: «Die statistische Deutung der Quan
tentheorie», S. 48.
4 Werner Heisenberg, Wandlungen in den Grundlagen dei
Naturwissenschaft, 1942, S. 14,
m
формой его «описания», которую можно избрать пр6йЗ->
вольно и от которой так же произвольно можно отказаться.
Больше того, по мнению Гейзенберга, а это мнение всей
Копенгагенской школы, можно выбрать только одно из
двух «описаний». Удачный выбор исключает другое «опи¬
сание» как недопустимое. Здесь, следовательно, маски¬
руется как то, что действительный процесс всегда проис¬
ходит во времени и пространстве, так и то, что он является
причинно обусловленным. Если Гейзенберг и далее дипло¬
матическими замечаниями о «трудностях, связанных с раз¬
рывом мира на субъект и объект» *, попытается избежать
неприятного для его научной совести логического вывода
из этой полной субъективизации действительности, то это
вовсе не значит, что подобные выводы устранены совер¬
шенно.
Со всей решимостью вплоть до самого последнего вре¬
мени пытается Гейзенберг защищать субъективизацию
объектов квантовой физики и внепричинный характер их
связей и процессов, выступая против всех попыток рацио¬
нального, материалистического понимания их. При этом
в подлинно позитивистском духе, произвольно и совер¬
шенно неоправданно клеймит он противников субъективи¬
стской фальсификации квантовой теории как противников
квантовой теории вообще: «Все противники квантовой тео¬
рии единодушны тем не менее в одном пункте: по их мне¬
нию, было бы желательно вернуться к представлению
о реальности классической физики или, вообще говоря,
к онтологии материализма, то есть к представлению об
объективном, реальном мире, мельчайшие частицы кото¬
рого существуют так же объективно, как камни и деревья,
независимо от того, наблюдаем мы их или нет» 2. Его ар¬
гументы против этих стремлений сводятся к утверждению,
будто «исполнение» такой «надежды... лишило бы кванто¬
вую теорию почвы, на которой она стоит» 3. При этом Геч-
зенберг ссылается на математическое доказательство
«отсутствия скрытых параметров» в математическом
аппарате современной квантовой теории4, приведенное
1 Werner Heisenberg, Wandlungen in den Grundlagen der
Naturwissenschaft, 1942, S. 49.
2 Werner Heisenberg, Die Entwicklung der Deutung der
Quantentheorie, «Physikalische Blätter», 12. Jahrgang, 1956, Hf. 7,
S. 294.
3 Там же, стр. 295.
4 Там же.
107
Иоганном Нейманом (р. 1903), то есть на математическое
доказательство, будто система формул современной кванто¬
вой физики сама по себе достаточна и не оставляет
возможности включить в эту систему уравнений новые,
еще неизвестные величины или отношения, которые могли
бы, например, математически выражать причинное опре¬
деление данных процессов. То, что мы не можем выразить
математически, не может быть действительным — это
последовательный субъективизм, но уже по линии логи¬
ческого эмпиризма. Фактически же математика отражает
действительность в абстрактной форме, а это значит, что
никогда не отражает ее абсолютно точно. И те действи¬
тельные отношения, от которых абстрагировались при
установлении системы уравнений, потому что они казались
несущественными или были неизвестны, конечно, не мо¬
гут отражаться этой системой уравнений.
Поскольку представители Копенгагенской школы, стре¬
мясь не слишком явно разрушать видимость научности их
философии, придают большое значение тому, чтобы, после
того как они ликвидировали содержание, спасти по край¬
ней мере слово «причинность», то сведение действитель¬
ности к математике предоставляет им для этого исключи¬
тельную возможность. Растворение действительности
в математике содержит растворение причинности в воз¬
можности предварительных исчислений, которая на самом
деле есть не что иное, как субъективно-человеческий ре¬
зультат знания о действительных причинных связях, и
снова превращается в действующий момент объективной
реальности только в процессе целенаправленного измене¬
ния действительности людьми. Поскольку мы не знаем оп¬
ределяющих условий, которые приводят некий атом радия
в состояние, когда он обязательно должен распасться, мы
не можем заранее вычислить, какой из атомов в ближай¬
шую минуту распадется и какой нет. Однако уже сегодня
мы можем с уверенностью предсказать, что от определен¬
ного куска радия в ближайшие 1590 лет распадется точно
половина содержащихся в нем атомов, а вторая половина
не распадется. Статистически мы уже овладели связью
распада, хотя причинность ее нам еще не ясна. Эту стати¬
стику мы изобразили формулой. А так как для позитиви¬
стов Копенгагенской школы «знание» вообще, математи¬
ческая формулировка знания в частности являются самой
108
подлинной действительностью, то они заявляют, будто
в области квантовой физики вместо классической причин¬
ности выступает «статистическая причинность». Другими
словами, отдельный процесс якобы индетерминирован,
а общий результат множества аналогичных отдельных про¬
цессов, напротив, «статистически детерминирован».
Но благодаря этому действительная причинность, то
есть всесторонняя, достаточная сама по себе и не нуждаю¬
щаяся ни в какой силе извне взаимообусловленность ма¬
терии в себе самой, исчезает якобы не только из атомных
и субатомных областей, но и из мира вообще, проклады¬
вая путь к мистификации действительности с новой сто¬
роны. Квантовая физика с самого начала построена так —
и должна быть так построена, — что ее уравнения в край¬
нем, то есть относящемся к системе бесконечно многих
элементарных частиц и атомов случае переходят в уравне¬
ния классической физики. Это значит: если бы причин¬
ность в области квантовой физики имела лишь статисти¬
ческий характер, то и причинность в области микрофизики,
биологии, человеческих отношений и в других областях,
во всех мировых событиях также была бы растворена
в статистике, как в своей собственной основе. А если от¬
дельное событие не детерминировано, то как же тогда по¬
являются статистические законы? Кто устанавливает их?
Кто заботится о их соблюдении? Если, согласно стати¬
стическому закону, в определенном куске радиоактивного
вещества в ближайший час должны распасться 10 атомов,
то кто может помешать, чтобы не распался ни один атом
или чтобы распались 1000 атомов, поскольку каждый от¬
дельный процесс распада индетерминирован? Кто опреде¬
лил время полураспада радия, составляющее именно
1590 лет, а не 4 миллиарда лет или одну секунду, как
у других вещей, если оно не имеет своей причинно опреде¬
ленной основы в специфической, всесторонне взаимообу¬
словленной внутриатомной и межатомной связи радия?
«Статистическая причинность» есть лишь стыдливое обо¬
значение бога.
Таким образом, философия Копенгагенской школы, ко¬
торая хотела бы представить материализм как «ненаучное
вероисповедание» *, вливается в общий поток мистифика¬
1 Ср., например, полемику Гейзенберга против Д. Блохинцева
и А. Александрова в работе «Die Entwicklung der Deutung der
Quantentheorie», S. 298.
9 Зак. 652
109
ции и теологизации буржуазной философии, специфически
участвует в этом процессе идеологического гниения. По¬
этому и не удивительно, что отдельные представители
Копенгагенской школы совершенно бесцеремонно прово¬
дят такую мистификацию, приходя при этом, по существу,
к одному и тому же выводу, даже если в определенных
конкретных вопросах они придерживаются таких различ¬
ных точек зрения, как, например, Шредингер и Иордан.
В своей книге «Что такое жизнь?» Шредингер, иссле¬
дуя основные биологические процессы, представляет осо¬
бую точку зрения внутри Копенгагенской школы. В за¬
ключительной главе он заявляет, что «единственно воз¬
можным выводом» из этого исследования является
следующее: «...значит, я — всемогущий бог»1. При этом
он ссылается на соответствие своего вывода древнеин¬
дийским теологически-философским сочинениям брахма¬
низма, У пашина дам 2, и на Веданту, одно из религиозных
направлений в брахманизме: «Начиная с древних великих
Упанишад, представление о том, что Атман-Брахман (то
есть личная индивидуальная душа равна вездесущей, все-
постигающей, вечной душе)... рассматривалось в индийской
философии как богохульное, но считалось квинтэссенцией
глубочайшего прозрения в то, что происходит в мире» 3.
От науки XX века назад к Веданте и Упанишадам — от
имени самой современной науки и даже, более того, зло¬
употребляя ее именем!
Надо думать, что дальше идти некуда. Однако факти¬
чески речь идет еще об одном шаге назад, и известные
пропагандисты империалистической идеологии сделали его.
Бавинк видит квинтэссенцию квантовой физики в отсут¬
ствии причинности в атомных и субатомных областях,
якобы «открытом» Копенгагенской школой. Отсюда он де¬
лает вывод: «...новая физика... защищает полную свободу
божественной воли» — и добавляет, что «отныне сама бо¬
жественная творческая сила» не кажется связанной с «за¬
1 Эрвин Шредингер, Что такое жизнь с точки зрения
физики?, М., 1947, стр. 123.
2 Упанишады — религиозно-философские книги древней Индии.—
Прим. ред.
3 Эрвин Шредингер, Что такое жизнь с точки зрения
физики?, стр. 123.
110
конами природы» \ которые Бавинк признает только в ка¬
вычках. А Иордан завершает свое изложение современной
квантовой физики вопросом: «...не вероятно ли, что весь
мир и мы вместе с ним являемся лишь сном Бога; не
вероятно ли, что молитвы и обряды являются не чем
иным, как попыткой еще глубже усыпить Его, с тем чтобы
Он не проснулся и не перестал видеть нас во сне»2.
Мир — сон бога! И это также от имени современной науки
и даже, более того, злоупотребляя ее именем.
Что касается агностических исходных позиций в раз¬
витии философии Копенгагенской школы, то необходимо
отчетливо выделить три основные ступени, каждая из ко¬
торых сама также разделена на ступени: 1) субъективиза-
ция элементарных частиц и атомов, а вместе с тем и всей
действительности, 2) отказ от причинности в явлениях,
рассматриваемых квантовой физикой, а следовательно, и
во всех действительных явлениях вообще, 3) всеобщая
мистификация действительности, ее растворение в боге
или же во «сне бога». Две первые основные ступени
являются общими для всей Копенгагенской школы. Тре¬
тий шаг делают лишь немногие из собственно физиков.
Однако по этому поводу не следует строить иллюзий, так
как третья ступень является необходимым логическим вы¬
водом из первых двух и образует базис для воздействия
данного направления неопозитивизма на массы, для небы¬
валого ранее в истории человечества лженаучного обосно¬
вания мистификации и теологизации действительности,
поскольку это потребовалось империализму в период все¬
общего кризиса капитализма для его человеконенавистни¬
ческой политической практики. Поэтому никогда еще до
сих пор в истории никакие действительные или ложные
данные науки не популяризировались в народе в таком
объеме, в таком масштабе, как именно эти данные. Но
третьей ступени не было бы без первых двух. Впрочем,
каждая из этих трех ступеней является ступенью на пути
превращения трудящихся, и прежде всего рабочего класса,
в пассивный элемент, противопоставленный осознан¬
ному прогрессивному развитию, — превращения, которое
1 Bernhard Bavink, Ergebnisse und Probleme der Natur¬
wissenschaften. Eine Einführung in die heutige Naturphilosophie, 1944,
S. 247.
2 Pa scual Jordan, Die Physik des 20. Jahrhunderts, S. 153.
Цитируемыми словами он заканчивает книгу.
9*
111
монополистический капитал пытается совершить всеми еще
находящимися в его распоряжении средствами.
Если бы элементарные частицы и атомы, а в конечном
счете и весь мир — следовательно, и капиталистический
кризис и империалистическая война — существовали не
в действительности, а лишь в наших представлениях, то
в таком случае трудящиеся и не нуждались бы в изме¬
нении мира, в его прогрессе. Если бы явления в атомных
и субатомных областях, а в конечном счете и все явления
вообще были некаузальны, беспричинны, индетерминиро¬
ваны, то люди своим трудом не смогли бы изменить мир
в направлении прогресса, для того чтобы иметь возмож¬
ность жить истинно по-человечески, так как они никогда
заранее не могли бы знать, что же получится в резуль¬
тате их активного изменения мира. А если бы мир был
лишь сном бога, то тогда трудящиеся не посмели бы даже
попытаться изменить этот мир, способствовать его про¬
грессу, так как в противном случае они могли бы шумом
борьбы разбудить «Его», спящего, и он перестал бы видеть
нас во сне, и весь мир—«и мы вместе с ним» — низверг¬
нулся бы в ничто. Однако создание представления, будто
действительность не нуждается в изменении, в прогрессе,
что ее нельзя изменить в направлении прогресса, что ее
не смеют изменять прогрессивно — а это в конце концов
означает представление, что человеку не быть человеком, —
создание этого представления у трудящихся является
для монополистического капитала первой предпосыл¬
кой получения возможности для проведения еще в те¬
чение некоторого времени своей человеконенавистниче¬
ской практики, направленной на уничтожение людей, и
благодаря этому для обеспечения своих эксплуататорских
позиций. А затем, уже другими средствами, с помощью
других направлений современной буржуазной идеологии,
с помощью старых фашистских генералов, с помощью от¬
крытого террора было бы достигнуто остальное — воспи¬
тание масс в духе фашизма, в духе реакционности. Ибо
единственный действительный враг монополистического
капитала, стремящегося к массовому уничтожению, — это
объективная революционная сила и субъективная револю¬
ционная воля трудящихся, прежде всего рабочего класса.
Если даже неопозитивизм в форме философского на¬
правления Копенгагенской школы и выступает как закон¬
ная составная часть империалистической идеологии в пе¬
112
риод всеобщего кризиса капитализма, то это, конечно, не
значит, что все представители данного направления знают
об этом и хотят этого. Некоторые, но лишь самые незна¬
чительные и самые бессильные в научном отношении, знали
и желали этого и знают и желают этого теперь. Так,
Паскуаль Иордан с самого начала стал на позиции гитле¬
ровского фашизма, помогая подготовить его идеологически.
1941 год, самый разгар разбойничьей фашистской войны,
во время подавления фашизмом всякого свободного науч¬
ного исследования, он назвал «поворотом от существую¬
щей до сих пор индивидуалистически-неорганизованной
исследовательской работы к социалистической исследова¬
тельской работе» 1. А годом позже он создал и выдвинул
проект учреждения «Института исследований в об¬
ласти квантовой физики и биологии, с осуществлением
которого победа Германии могла бы считаться уже достиг¬
нутой и который после победы мог бы существовать как
символ неограниченных средств власти нового райха»2.
После 1945 года мнение Иордана в данном отношении не
изменилось. Об этом свидетельствует его тесное, основан¬
ное на взаимности сотрудничество с неофашистским .выс¬
шим католическим духовенством и исповедываемым
им неотомизмом, но прежде всего его активная пропаган¬
дистская издательская деятельность, направленная против
пробуждающегося сознания широких кругов западно-
германского населения, понимания ими смертельной опас¬
ности гонки атомного вооружения, связанной с ремилита¬
ризацией, опасности, которую он пытается приуменьшить
самыми демагогическими средствами и самой примитивной
аргументацией 3.
Подобное нельзя сказать о действительно значи¬
тельных ученых, стоящих на философских позициях
1 Pascual Jordan, Naturwissenschaft im Umbruch, см. «Deut¬
schlands Erneuerung», Septemberheft, 1941.
2 Pascual Jordan, Organisation der Forschung und Forschungs¬
institute. Zukunftaufgaben quantenbiologischer Forschung, cm. «Physik»,
Hf. 1, 1942, S. 65—66.
Среди авторских пометок в этой статье, так же как и во вто¬
рой его статье в том же журнале, он гордо отмечает: «Современный
вермахт».
3 См., например, Pascual Jordan, Der gescheiterte Aufstand,
1957.
Имеется в виду «восстание» «антихриста», то есть диалекти¬
ческого материализма, против религии.
113
Копенгагенской школы. После победы фашизма Борн и Шре-
дингер переехали в Англию, так же как и Бор, который
в 1943 году, после оккупации Дании фашистами, переехал
сначала в Англию, а затем в США. Гейзенберг хотя и
остался в Германии, однако использовал возможности, ко¬
торые фашистский режим должен был ему предоставить
ввиду важности его работы, чтобы различными путями
выражать свою антифашистскую точку зрения. То, что
эти ученые субъективно не преследуют цели поддержки
монополистического капитала в его планах, угрожающих
существованию человечества, доказывают подписи Борна,
Гейзенберга, Вайцзеккера и других представителей Копен¬
гагенской школы под мужественным воззванием 18 ученых
Геттингена в апреле 1957 года против атомного вооруже¬
ния Западной Германии. И если эти люди до сих пор не
смогли осознать того, что защищаемая ими философия
является выражением идеологического господства тех са¬
мых реакционных сил, против которых они борются, и
в то же время важным средством в руках этих сил для
реализации их человеконенавистнических планов; если они
до сих пор не смогли осознать, что только с последова¬
тельно материалистической точки зрения, то есть с пози¬
ций рабочего класса, они смогут выбить из рук империали¬
стического монополистического капитала атомное оружие,
подчинить свою науку служению во имя блага человече¬
ства и в то же время спасти эту науку от гибели, которой
ей угрожает эпоха гибели капитализма, — если они до сих
пор не смогли осознать этого, то это — лишь выражение
двойственного, противоречивого классового положения
интеллигенции в расколотом на классы буржуазном мире.
В. Гейзе
ПЕРИОД ПОСЛЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
Все наиболее важные моменты, характерные для бур-
жуазной философии данного периода, уже рассмотрены
в разделах о развитии отдельных философских направле¬
ний. При этом мы уже указывали на взаимопроникнове¬
ние различных направлений и влияние философии про¬
шлого на философию современности. В заключительном
разделе мы хотим лишь обобщить и подытожить сказан¬
ное выше об основных тенденциях развития буржуазной
философии в Германии в последнее время.
После крушения немецкого фашизма в 1945 году в За¬
падной Германии, где прежние социальные отношения не
изменились, в буржуазной философии не произошло
принципиальных изменений. Наряду с временным отходом
на задний план некоторых наиболее откровенных фашист¬
ских философов, возвращением из эмиграции философов,
изгнанных нацистами, наряду с появлением молодых сил
можно вое же обнаружить идейную преемственность между
современными представителями буржуазной философии.
В общем воспроизводятся те тенденции развития, кото¬
рые действовали с начала общего кризиса капита¬
лизма. Фашистские тенденции, которые после 1945 года
сначала были замаскированы, теперь проявляются более
открыто и агрессивно, что является идеологическим выра¬
жением нового наступления империализма и милитаризма
в Западной Германии. Но изменившиеся условия вызы¬
вают и некоторые изменения общего характера.
Наиболее важным является уже многократно упоми¬
навшееся общее направление в сторону теологизации бур¬
жуазной философии. Это означает как ослабление преж¬
него преобладания субъективного идеализма в пользу объ¬
ективного, так и усиление восприятия субъективно¬
8*
115
идеалистических элементов теологической теорией. Боль¬
шинство буржуазных философов все более ориентируется
на евангелическую или католическую церковь. Эти церкви,
будучи стойкими организациями, выдержали крушение
фашизма. После позорного краха так называемого «на¬
ционал-социалистического мировоззрения» религия стала
мировоззрением, оказывающим наиболее действенное
влияние на массы, — мировоззрением, которое, основы¬
ваясь на организационном аппарате церковной власти,
представляло собой в руках буржуазии наиболее действен¬
ное идеологическое средство для выработки у масс имму¬
нитета против коммунизма.
Вследствие этого ослабла также и роль расист¬
ской теории элиты. Однако расизм никогда не исчезал
полностью, а теперь он постепенно снова приобретает вес
в связи с рефашизацией Западной Германии и усилением
в ней господства монополистического капитала. Но в связи
с утратой германским империализмом после катастрофы
1945 года его прежнего значения, роли в Западной Европе
на передний план в буржуазной философии высту¬
пают космополитические концепции «западной демо¬
кратии», «западного духа», «христианского Запада»,
«европейского человека» и т. д. и т. п., которым противо¬
поставляются такие понятия, как «Восток», «Азия»,
«антихрист», «тоталитаризм» и др., в мистической, иска¬
женной форме символизирующие коммунизм, Советский
Союз, всемирный лагерь мира. На этой основе разви¬
вается агрессивная империалистическая идеология кресто¬
вого похода.
Для того чтобы убить очень сильные антифашистские
и демократические стремления в Западной Германии, раз¬
вившиеся непосредственно после разгрома фашизма, сна¬
чала (по образцу американской стратегии ведения идеоло¬
гической войны) нередко пускалось в ход демагогическое
средство отождествления коммунизма и национал-со¬
циализма. В дальнейшем в процессе развертывания хо¬
лодной войны национал-социализм перестал отожде¬
ствляться с коммунизмом, фашисты были официально реа¬
билитированы, им обеспечили возможность публичных
выступлений, борьбу же направили исключительно против
социалистических и демократических идей и стремлений —
и все это как в организационном, так и в идеологическом
отношении велось средствами и методами, прикрытыми ло-
116
зунгами демократии, а в действительности ставящими
страну на путь фашизации, на путь подготовки фашизма.
Таковы общие тенденции развития. У небольшого
числа буржуазных философов проявляется стремление
к сопротивлению против крайнего иррационализма и кле¬
рикализма в области мировоззрения, против милитариза¬
ции и атомной политики. Однако антикоммунизм и анти¬
материализм уже настолько глубоко укоренились во всей
буржуазной идеологии Западной Германии, что они все¬
мерно парализуют эти стремления, а некоторых демокра¬
тически настроенных философов лишают силы даже хотя
бы относительно последовательно вести эту борьбу в об^
ласти мировоззрения.
В центре всей буржуазной философии стоят борьба
против диалектического и исторического материализма и
полемика с общественно-политической действительностью
социализма. В этом факте отражается вся слабость уми¬
рающего капитализма. Он не может уже больше опреде¬
лять тему своей собственной философии. Эти темы опре¬
деляет сегодня рабочий класс. Как бы ни были различны
средства и методы различных течений буржуазной филосо¬
фии в отдельности, все они отражают экономический, со-*
циальный и политический кризис капитализма. При этом
они часто используют некоторые марксистские термины,
особенно из работ молодого Маркса; они демагогически
интерпретируют социализм и коммунизм как то, что ощу¬
щается как отчужденность или бесчеловечность капита¬
лизма. Чаще всего они говорят при этом о «техническом
веке» или о «веке масс», «о господстве машины над
людьми» или об «омассовлении». В этом понятии «омас-
совления» в идеологической форме отражаются две по су¬
ществу различные объективные связи: с одной стороны,
буржуазный и мелкобуржуазный индивидуализм и, с дру¬
гой стороны, непосредственный страх монополистического
капитала и такой же страх мелкой буржуазии перед объек¬
тивной общественной силой народных масс, страх,
опирающийся на «традиции всех мертвых поколений»,
кошмаром тяготеющих над умами живых и поддерживае¬
мый буржуазной идеологической пропагандой. Затем бур¬
жуазные философы конструируют «выход» из подобной
отчужденности, о которой они даже не знают, откуда она
происходит, и тем более, в чем она действительно со¬
стоит, — «выход» в идеологической или в социальной
117
области. Такого рода постановка проблемы с логической
необходимостью ведет, часто выходя за пределы непосред¬
ственных, сознательных политических намерений этих
философов, к империалистической идее крестового по¬
хода, с одной стороны, к идее создания «нового», фа¬
шистского «строя», разрушающего даже буржуазную де¬
мократию, — с другой. Метод «решения проблемы» носит,
как правило, антидиалектический иррационалистический
характер, теория — идеалистический, а воззрение в це¬
лом — религиозный или имеющий религиозные черты,
мифологический характер.
Это выражается в том, что наиболее сильным и наибо¬
лее организованным, относительно наиболее самостоятель¬
ным философским течением является неосхоластика, и осо¬
бенно неотомизм. Характерной чертой этой католической
философии является то, что она ведет свою борьбу не
только против марксизма-ленинизма, но в то же время и
против «идеализма», имея в виду субъективный идеализм.
Католические теологи горячо критикуют его, потому что
на его основе невозможно «обоснование» «откровения».
Одновременно они критикуют объективный идеализм Ге¬
геля, потому что Гегель хотел постичь бога с помощью
разума. Вместо этого они выставляют мнимореалистиче¬
ский, эклектический идеализм, подчиненный «откровению».
Они заявляют, что социальная и мировоззренческая ни¬
щета современной буржуазии имеет своим источником
духовное и политическое развитие после эпохи Возрожде¬
ния: просвещение, которое разрушило идеологическое все¬
силие теологии, освобождение человека от подчинения его
всесилию католического бога и его церкви, всякую идео¬
логию безбожной «автономии» человека, идеи и прак¬
тику Французской революции, якобинство. Как резуль¬
тат всего этого и интерпретируется социализм, и отсюда
делается вывод, что все прогрессивное буржуазное разви¬
тие в целом должно прекратиться.
Но это именно то, в чем в настоящее время нуждается
западногерманский монополистический капитал. А поэтому
во всей своей ирреальности это — идеология практиче¬
ской клерикально-фашистской политики, определяющей
в настоящее время политику Западной Германии, это —
идеология политики западногерманского империализма.
А поэтому в новом процессе слияния всех буржуазных
философских систем в единую неофашистскую философию
118
гаеосхю ластика является абсолютно господствующим ком¬
понентом, что мы уже видели. Причем этот процесс об¬
разования единой фашистской философии империализма,
по существу, имеет иной характер, чем философия в период
подготовки и осуществления власти гитлеровского фа¬
шизма. Неосхоластика, неофашизм ассимилируют в себе
все прочие старые направления буржуазной философии,
которые со своей стороны дали им все предпосылки для
такой ассимиляции. Частично эти направления просто рас¬
творились в неотомизме, превратившись в его специфиче¬
ские оттенки, частично же они остались существовать как
относительно самостоятельные течения, однако в них чув¬
ствуется значительное влияние неотомизма. Причем в эту
философию в постоянно возрастающем объеме входят
также элементы современной американской философии,
прагматизма и персонализма.
Особая роль, которую играет в этом процессе образова¬
ния единой неофашистской идеологии буржуазная теория
об обществе, оправдывает необходимость некоторых спе¬
циальных замечаний о ней. Во все более сильной степени
развивается философская антропология, которая оказывает
некоторое, хотя и ограниченное влияние даже на филосо¬
фию в ГДР. Эта философская антропология сводит сущ¬
ность человека к абстрактным определениям, отрицая ее
историко-общественные закономерности и абстрагируясь
от экономики и истории или в лучшем случае изготовляя
произвольную эклектическую смесь из всех этих объек¬
тивно действующих моментов. Крайне фашистскую биоло¬
гическую антропологию, как и прежде, защищает Арнольд
Гелен, в то время как другие философы, следуя за Максом
Шелером, оказывают предпочтение эклектической смеси
из биологии и буржуазной «истории духа». Антропология
такого рода есть лишь попытка антимарксистски решить
проблемы, поставленные перед буржуазной философией
развитием исторического материализма.
Буржуазные философия истории и социология
являются теми дисциплинами, особая задача которых со¬
стоит в создании не выходящей за рамки буржуазных про¬
изводственных отношений теории кризиса буржуазного
господства, так мучительно испытываемого самой буржу¬
азией, и «преодоления» этого кризиса, стабилизации гос¬
подства буржуазии. После 1945 года мы вновь наблюдаем
возрождение философии Ницше, Шпенглера, Макса Вебера
119
(1864—1920) и Ортега-и-Гассета (р. 1883). В духе идей
правых социалистов Альфред Вебер (р. 1868) пропаган¬
дирует «западный» строй как спасительное средство от
социализма, причем правосоциалистическая теория так
называемого «демократического социализма» как специ¬
фически «западной» веры кажется ему единственно годной
для борьбы против идей марксизма.
«Кельнская школа» исходит из формалистической со¬
циологии Зиммеля. Г лава этой школы — Леопольд Визе
(р. 1876); ее наиболее видный представитель в на¬
стоящее время — Рене Кёниг (р. 1906). Она связывает
формальный метод, который абстрагируется от всего кон¬
кретного социально-исторического содержания обществен¬
ных отношений и произвольно ставит на одну ступень все
возможные многообразные связи этих отношений, с со¬
временными методами американской социологии. По суще¬
ству, это — не что иное, как теория целесообразных мето¬
дов и наиболее выгодной техники для эксплуатации тру¬
дящихся масс и господства над ними.
Непосредственно фашистское направление в социологии
представляет прежде всего Ганс Фрейер. В соответствии
со старыми нацистскими методами теория Фрейера объеди¬
няет элементы мнимого протеста против капитализма с фа¬
натичным агностицизмом. Он ожидает «спасения» бур¬
жуазно-империалистического «Запада» от изображаемых
им как совершенно иррациональные «органических» сил,
которые должны одержать победу над «механизацией» —
новая редакция его прежнего лозунга «революции справа»,
приспособление его к изменившимся условиям. Это фа¬
шистское направление представляют также Эрнст Юнгер
(р. 1895) и Фридрих Юнгер (р. 1898), Карл Шмитт-
Дороти, апологет Ницше Болдуин Ноль (р. 1897) и др.
В клерикальной, неотомистской социальной теории мы
также находим фашистскую тенденцию, отчасти являю¬
щуюся следствием взглядов Отмара Шпанна и выражен¬
ную в так называемом «универсализме». Наряду с ней
имеет место консервативное направление, например Теодор
Штейнбюхель (1888—1949). Третьим, так сказать,
«средним» направлением является «солидаризм», о кото¬
ром мы уже слышали в разделе о неосхоластике. Этот со¬
лидаризм проповедует теорию классового примирения,
классовой гармонии в организованном по сословно-про¬
фессиональному принципу обществе, которое должно осу-
120
ществить ряд социальных реформ. Очевидно, эта теория,
которую в настоящее время защищают, между прочим,
Освальд Нелль-Браунинг (р. 1890), Густав Гундлах
(р. 1897) и Гетц Брифс (р. 1889), также проводит идею
клерикально-фашистского сословного государства. Она
имеет особое значение, так как благодаря христианским
профсоюзам оказывает заметное влияние на рабочий класс
Западной Германии. Влияние неотомизма все сильнее
сказывается также и на теоретическом обосновании
практики правого социал-демократического руководства
в Западной Германии, которое со своей стороны само уже
не в состоянии создать хотя бы видимость законченной
теории общества.
* * *
Таким образом, немецкая буржуазная философия после
победы Великой Октябрьской революции, в период всеоб¬
щего кризиса капитализма, прошла в своем развитии, по
существу, три фазы: период Веймарской республики, пе¬
риод фашистской «третьей империи» и, наконец, период,
начавшийся с разгрома фашизма победоносной Советской
армией (о последнем периоде мы можем говорить, по сути
дела, только в отношении западной части Германии). При
этом буржуазная философия Западной Германии в извест¬
ной, хотя и постоянно уменьшающейся степени оказывает
воздействие и на определенные слои и круги в Германской
Демократической Республике. И здесь главным проводни¬
ком этого влияния является западногерманская церковь,
которая может опираться на часть высшего евангеличе¬
ского и католического духовенства в ГДР. Однако и по¬
мимо организаторской деятельности церкви западногер¬
манская буржуазная философия имеет здесь определенное
влияние, прежде всего среди еще сохранившихся остатков
буржуазии и широких слоев неустойчивой мелкой буржуа¬
зии и интеллигенции, а также — правда, в значительно
меньшей мере —и среди части рабочего класса, нахо¬
дящейся под буржуазным и правосоциалистическим
влиянием. В целом эта философия несет на себе черты бес¬
помощности и гниения. Она есть не что иное, как продукт
процесса разложения буржуазной философии вообще. Эта
философия является верным идеологическим отражением
разрушения, гниения капитализма, элемент которого она
сама образует в качестве существенного момента, суще¬
ственной стороны его надстройки.
121
Основная задача партии рабочего класса Германской
Демократической Республики, Социалистической единой
партии Германии состоит >в том, чтобы вести всестороннюю
борьбу за освобождение сознания трудящихся республики
от препятствий, которые в настоящее время в известных
границах все еще ставит ему на пути его развития этот
процесс гниения буржуазной идеологии. Решение этой за<-
дачи наряду с множеством других мероприятий, таких, как
все более значительное привлечение народных масс к пла¬
нированию и выполнению государственных и экономиче¬
ских задач, к социалистическому преобразованию высшего
и среднего образования и т. д. и т. п., также, и притом
не в последнюю очередь, служит борьбе за распростране¬
ние и укрепление мировоззрения рабочего класса, филосо¬
фии диалектического материализма у всех трудящихся
нашей республики. Чем успешнее ведется эта борьба, тем
быстрее и беспрепятственнее трудящиеся смогут осуще¬
ствить построение социализма и начать строительство
коммунизма. Тем легче смогут они вместе с трудящимися
мирового социалистического лагеря и миролюбивыми си¬
лами всего мира сохранить мир. И тем больше будут они
способны к тому, чтобы вместе с Коммунистической пар¬
тией Германии помочь рабочему классу, всем трудящимся
и миролюбивым людям Западной Германии освободиться
от влияния буржуазной идеологии, привить им сознание
их собственной силы, окончательно разорвать материаль¬
ные, политические и духовные оковы гниющего капитали¬
стического общества.
СОДЕРЖАНИЕ
К. Цвейлинг. Немецкая буржуазная филосо¬
фия после Великой Октябрьской социали¬
стической революции 5
Г. Л е й. Неокантианство 14
Э. Альбрехт. Неогегельянство 24
Г. Менде и В. Гейзе. Философия жизни . . 31
Г. Менде и В. Гейзе. Экзистенциализм . . 41
Г. Менде и В. Гейзе. Фашистская «филосо¬
фия» 48
И. Г. Горн. Неосхоластика 55
Э. Альбрехт. Онтология 68
Г. Клаус и К. Цвейлинг. Неопозитивизм 80
А. Логический эмпиризм 80
Б. Копенгагенская школа 96
В. Гейзе. Период после второй мировой войны 115
НЕМЕЦКАЯ
БУРЖУАЗНАЯ ФИЛОСОФИЯ
ПОСЛЕ ВЕЛИКОЙ
ОКТЯБРЬСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ
РЕВОЛЮЦИИ
Редактор Е. А. ФРОЛОВА
Технический редактор В. 77. Рыбкина
Корректор Г. С. Цветнова
Сдано в производство 28/VII 1959 г.
Подписано к печати 22/XII 1959 г. Бумага
84Х103Уз2- Бум. л. 2. Печ. л. 6,6. Уч.-изд.л.6,4.
Изд. № 9/5165 Цена 3 р. 85 к. Заказ 652.
ИЗДАТЕЛЬСТВО
ИНОСТРАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Москва, Ново-Алексеевская, 52.
Типография № 2 им. Евг. Соколовой
УПП Ленсовнархоза.
Ленинград, Измайловский пр., 29.
3 р* 85 к*