327. 2
Х-15
Эта книга издается в рамках акции
«Юность обличает империализм».
Перевод М. ОСИПОВОЙ
1-11-5
138—71

«Среди прочих сведений и фактов, которые убийца
Конго-Мюллер сообщил в интервью, меня лично
заинтересовало то, что касалось наемников. Так, например, было
показано фото двух мертвых западнонемецких
наемников, а затем крупным планом — фото Бернда Михаэля
Келерта. Этот Бернд Михаэль Келерт мне знаком с
детства и был одним из моих лучших друзей. Мы с ним
вместе учились в начальной школе в Торгелове (Мекленбург,
округ Иккермюнде) и ежедневно встречались также
позднее, когда я стал посещать полную среднюю школу, а он
начал учиться на электрика». (Из письма Дитера Гибсона
авторам.]
Когда студент Дитер Гибсон у
себя в общежитии в Иене взялся за
перо, он тем самым вторгся и в
нашу жизнь. Ибо факты способны
оказывать давление.
Каждый поверит, что после
авантюры с Конго-Мюллером мы
собирались заняться фильмами другого
рода. Мы были по горло сыты этой
темой. Некоторые кадры — а мы
продолжали иметь с ними дело в
процессе монтажа — преследовали
нас даже во сне. Но все пошло
иначе, чем мы предполагали. Из-за
письма из Иены от будущего
инженера Дитера Гибсона. Прочитав
письмо Гибсона, мы сразу же взяли еще
раз на монтажный стол ролики
«Смеющегося человека» и
останавливались в тех местах, где Конго-Мюллер
упоминал имя Бернда Келерта. Он
говорил о нем трижды:
1. — Да, он погиб сразу же, вне
всякого сомнения.
— Таков конец Фрица Кётерича.
Ну, а другие — Келерт, Нестлер, —
кто из них был с вами наиболее
близок?
— По правде говоря, настоящим
товарищем был Келерт.
3

— Убит пулей в голову.
— Immediately — наповал!
2- — Господин майор, что думали
вы, провожая соотечественника в
последний путь?
— Честно говоря, я скорбел о
каждом солдате, будь он немец или
кто-либо другой. Для меня каждый
был человеком — таким, каким я
знал его прежде. Скажу откровенно,
о бывшем унтер-офицере
бундесвера Келерте я сожалел точно так
же, как о любом другом солдате.
Келерт был для меня солдатом
Запада.
Пока мы вторично прокручивали
пленку, наша монтажница
разыскала еще один эпизод среди отходов
пленки (нам пришлось урезать
минуты на две разговор с Мюллером).
Тут мы услышали, как Конго-Мюллер
в третий раз упомянул о Бернде
Келерте.
3. — Он погиб под Альбертви-
лем. Очень способный в области
техники. Солдат до мозга костей. Я
сказал бы, Келерт был лучшим среди
моих людей.
С тех пор как письмо Дитера
Гибсона попало к нам в руки, мы все
время мысленно возвращались к
тому времени, когда Конго-Мюллер в
Западной Германии сидел перед
нашим киноаппаратом. День 10 ноября
1965 года, когда мы расспрашивали
Мюллера о немцах, погибших в его
52-м отряде наемников, потребовал
от нас немало выдержки и
самообладания.
Кетерич, Нестлер, Келерт, Крумме,
Краль, Уларц. Некоторые из этих
имен Конго-Мюллер уже и
припомнить не мог. Рассказывая нам о
ставшей для него привычной
церемонии погребения, он привычно
ухмылялся, привычно брался за бокал.
Конго-Мюллер не только убийца
африканцев «в неустановленном
количестве случаев», как это
определяет юридический документ. На его
совести и погибшие немцы из 52-го
отряда. Прежде чем они испустили
дух в африканских степях, в них
убили человеческую совесть. Это
сделали сам Конго-Мюллер и другие кон-
го-мюллеры, облаченные в одэжду
школьных учителей
западногерманских школ, в военную форму
воспитателей из западногерманских
казарм, в небрежные гражданские
костюмы сотрудников прессы Акселя
Цезаря Шпрингера. Ведь эти
молодые немцы — вряд ли хоть один из
них был старше тридцати лет —
отправились «охотиться на негров», как
это весело именовалось. Там они и
нашли свою смерть.
Кетерич, Нестлер, Келерт, Крумме,
Краль, Уларц. У всех у них, когда они
отправились «охотиться на негров»,
были германские паспорта. Точнее,
западногерманские. Мы, в сущности,
могли бы остаться спокойными, ведь
мы не являемся гражданами ФРГ.
Но смерть Бернда Келерта нас
взволновала.
Из письма Дитера Гибсона мы
узнали, что Келерт еще совсем
недавно был одним из нас — молодым
гражданином ГДР. Но как случилось,
что молодой гражданин ГДР попал
в отряд наемников? Что привело его
к бесславной смерти на чужой земле
в роли наемника империалистических
воротил? Почему гражданин ГДР
отправился «охотиться на негров»?
Нам хотелось узнать это.
Стремление узнать заставило нас отложить в
сторону все другие планы.
Однако Бернд Келерт был мертв.
Его мы уже не могли расспросить.
Невероятным был и шанс узнать что-
4

либо еще от Конго-Мюллера о его
«лучшем солдате».
Началось еще одно приключение.
Люди самого разного возраста
частенько и не без спортивного азарта
занимаются головоломками,
ребусами. Мы тоже занялись головоломкой.
Но это не было игрой. Для решения
нашего ребуса мы располагали
только письмом Дитера Гибсона и тремя
отрывками из магнитофонных записей
Конго-Мюллера. И терпением.
Из Конго, из Объединенной Арабской
Республики, из Франции, Западной
Германии и ГДР мы добывали
материал — крупица за крупицей — и
собирали воедино. В итоге
вырисовывался портрет молодого немца,
владевшего паспортами двух
немецких государств и погибшего на
чужой земле, не дожив до 23 лет.
Так все мы выглядели когда-то в
возрасте четырех лет. И впредь
четырехлетние будут смотреть на мир
такими же глазами. И впредь
матери будут одевать своих детей как
можно лучше перед
фотографированием. Мода может и измениться,
но подобные фото всегда будут
свидетельством материнской любви и
материнских тягот. Над вышивкой на
воротничке и рукавах надо ведь
немало потрудиться...
Как говорит Бертольд Брехт?
На землю, пронизанную холодным
ветром,
все вы являетесь голым ребенком.
Замерзая, лежите нагишом,
пока женщина не принесет пеленки.
Никто из нас не предопределял
своего рождения, никто из нас, как
5

говорит Ромен Роллан, «не
домогался жить». В рождении, в том, как мы
появляемся на свет, есть нечто
случайное.
Мы находим мир таким, каким он
был устроен поколениями до нас.
Еще раньше, чем мы достигаем
возраста, в котором мы способны
формировать мир, он уже формирует
нас. Правда, для Бернда Келерта
ранние детские впечатления не
могли стать предметом осознанных
воспоминаний. Двухлетним
несмышленышем прибыл он вместе с
беженцами из районов восточнее Одера и
Нейссе. Без отца. Его мать
потеряла своего мужа в той самой войне,
что отняла у нее родину. Ей нелегко
было пережить с Берндом и его
сестренкой Карлой суровые
послевоенные годы.
На фотографии, показывающей
Бернда в четырехлетнем возрасте,
уже не видно, через что
прошла семья Келертов к том>
моменту, когда фотограф нажал
спусковую кнопку. Светловолосый
мальчик смотрит так, будто перед
ним открыт весь мир.
Мир, который его окружает, — это
северонемецкая равнина и меклен-
бургский городок Торгелов. Городок
не слишком привлекателен: старые
серые дома, над крышами тянется
тяжелый желтовато-серый дым,
беспрестанно извергаемый трубами
литейного завода.
Но в Торгелове были родственники,
они могли помочь. Было что-то
вроде «домашнего очага». В мыслях
матери вновь и вновь возникало
прошлое, то, что стало
невозвратимым. А Бернд? Для него прошлое
лежало во тьме. В то мгновение,
когда делался этот снимок, все у
него было впереди.
Таковы они все, четырехлетние:
кроткие, податливые. Они не строили
мир, в который их впустили; они
лишь будут когда-нибудь его
создавать. Как будет выглядеть их вклад?
Никто этого не знает. Фея,
предсказывающая будущее у колыбели
младенца, всего лишь персонаж из
сказки. Одно ясно: в каждом ребенке
кроется некая возможность.
И в четыре года ничто еще не
решено...
Здесь уже начинается обмен
между задатками детей и тем, что мы
называем обществом. Пока что эти
отношения осуществляются в
процессе игры.
Неплохо они вырядились! Сколько
было волнений, сколько вопросов:
«А ты кем будешь?» и сколько
ответов: «Не скажу!» или «Увидишь!»
В фантастических костюмах
отражались желания, проявлялась уже
частичка индивидуальности. Моряк и
королева, повар и клоун — детские
мечты! Такие различные и в чем-то
такие схожие. И как бы бурно это
маленькое сборище ни вело себя в
дни карнавала, оно еще до школы
обучено вместе сидеть за одним
столом, слушать, когда другой говорит,
вместе петь, когда кто-то подает к
тому знак, а игра с палочками и
кубиками уже дала начатки понимания
чисел и счета.
В этой пестрой толпе — Бернд Ке-
лерт, самый, пожалуй, крохотный
карапуз, в середине второго ряда.
Возможно, это место выбрано
неспроста и говорит об особо
заботливом внимании детского сада к
малышу. А может быть, его посадила
туда воспитательница; немного
утомленная суетой, она все же смотрит
в аппарат со счастливым выражением
6

лица и держит руку впереди стоящей
девочки, словно бы та олицетворяет
собой всю группу. Как бы то ни
было, это фото, отражающее
незаурядный день поры пребывания Бернда
Келерта в детском саду, излучает
уют и тепло. Все дети не только
наслаждались теплом своего гнезда, но
и создавали это тепло первыми
шагами к человеческому обществу,
которое они здесь в процессе игры
учились строить.
И светловолосый мальчик —
третий слева в первом ряду, —
смотрящий немного серьезно и задумчиво,
сыграет свою роль в этой веселой
компании. Его щеки размалеваны так
же, как и у Бернда Келерта: это и
есть Дитер Гибсон. Но, кроме
одинаково размалеванных щек, ничто не
говорит об уже связывающей
Дитера и Бернда детской дружбе; мы
бы это и не заподозрили, если бы
уже не знали...
Бернд и Дитер уже давно
закадычные друзья. И их объятие — руки,
положенные друг другу на плечи, —
означает: кто хочет иметь дело с
одним из нас, тот должен считаться и
со вторым. Они стоят перед нам 1,
как бы сросшись воедино (фотэ,
стр. 8).
Кому не знакомо удивительное
7

ощущение, которое испытываешь,
вновь попав в места своего детства?
Мир первых лет обладает своим
единственным, трудно описуемым
очарованием. Вот дерево поодаль...
Как часто вопреки всем запретам
взбирались мы на него. Поленница
дров — как часто мы через нее
карабкались. Дощатый сарай — как
часто мы пытались заглянуть сквозь
щель в его темень. Круглое, гладкое
бревно — на нем мы впервые
упражнялись в равновесии. Трава во
дворе — отличный ковер во время
потасовок.
Нелегко было за ужином скрыть
дырку на брюках. Всегда в таких
случаях выдавало нас подчеркнуто
внимательное, вежливое поведение,
подозрительное усердие. И как часто
мы возвращались с разбитыми
коленками, всхлипывая не из-за самой
боли, а из-за предстоящего
появления пузырька с йодом. И как утеши-
8

тельно звучали тогда материнские
слова: «До свадьбы заживет...»
Все кажется позабытым, пока в
один прекрасный день мы не увидим
вновь старые уголки, сохранившиеся
такими, какими они были. И тогда —
слой за слоем — исчезнет все, что
легло поверх наших воспоминаний.
И простейшие факты вдруг
облагораживаются в своей
неповторимости.
Но в то же время, когда мы вновь
и с большей высоты видим свое
прошлое, оно опять запирает перед
нами свои двери. Оно отпускает нас:
оставайся там, где ты есть...
На том кусочке земли, где вместе
стоят Дитер и Бернд, светило
весеннее и летнее солнце, лил дождь,
опадали листья, шел снег. И все время
следы их шли рядом, пока они оба
незаметно взрослели — и Бернд и
Дитер.
Те, что их еще помнят в Торгело-
ве, свидетельствуют: они были
неразлучны.
Международный день детей —
один из лучших памятных дней в
календаре. Ему мы обязаны
дальнейшими сведениями о Бернде.
1 июня 1949 года в Торгелове
ярко светило солнце.
Любитель-фотограф запечатлел детский праздник.
В первом ряду, украшенный черным
галстуком-бабочкой и в коротких
штанишках, браво шагает Бернд. Он
выглядит так, словно совершенно
уверен, что должен находиться в
центре праздника и что ради него
люди вышли на улицу (верхнее
фото, стр. 11).
В тот день от Рудных гор до
берегов Балтики слышалось: «Нам нужен
мир, как свет цветам...» В тот день
весело развевалось знамя рабочих,
ибо стремление к миру связано с
маршем под красными знаменами.
В 1951 году день 1 июня выдался
в Торгелове очень дождливым.
Но это не могло помешать. Весь
городок был на ногах. На Бернде
клетчатая рубашка с короткими рукавами.
Через левое плечо переброшен
моток троса (не бельевая ли это
веревка матери?), в правой руке палка. Для
мальчика такого возраста бельевая
веревка, безусловно, трос, а простая
палка — альпеншток. У выросшего
на равнине — тяга в горы; тот же,
чей дом в горах, охотно наряжается
моряком. Итак, вверх, к вершинам!
И в самом деле, Бернд и его друзья,
как завзятые альпинисты, рыбаки,
трубочисты, шагающие перед торге-
ловцами, уже начали свое
восхождение. В 1949 году во главе своего
детского сада шла воспитательница,
в 1951 году — рядом или
вперемежку с учениками идут учителя. Этот
день они празднуют вместе. Они
молоды; седые волосы — всего лишь
внешняя примета. Завтра они снова
будут стоять перед своим классом.
А вчерашние покорители вершин
будут одолевать грамматику и
математику (фото, стр. 11).
Будут учить строки Гёте:
Ну же, не медли,
Бодро и смело вверх!
Когда-то так начинали и Планк и
Эйнштейн...
Первый учебный год! Бернд —
четвертый справа в первом ряду —
выглядит дошкольником. У Дитера —
крайнего слева в первом ряду —
серьезная мина. Это не означает, что
Бернд еще не осознал, а Дитер уже
постиг вошедшую в поговорку
«серьезность жизни». На фото 1949 года
9

оба они выявили частицу своего
естества, не более (верхнее фото, стр. 13).
Учителя, помнящие Бернда,
говорят: он всегда был немного
рассеянным.
Таких детей тысячи. Но рано или
поздно каждый обладатель ранца
начинает понимать, что с таблицей
умножения и с правописанием шутить
нельзя. Усердие или нерадивость
получат свою оценку. Хорошая отметка
обещает материнское поощрение,
плохая может привести к слезам.
Но в наших школах обучают не
только таблице умножения и
правописанию. В школах
закладываются основы верного понимания добра
и зла, справедливости и
несправедливости. Дело идет о направлении в
жизни, которое в свое время найдет
выражение в образе действий
каждого.
Правда, так судят о первых
школьных годах только взрослые. Для
детей же, севших на школьную скамью,
добрые советы («Мъ\ учимся не
только для школы, мь\ учимся для
жизни») звучат по большей части как
нудные нравоучения. Они не любят
взирать на строго поднятый
указательный перст.
Первоклассники очень
непосредственны. Первое соприкосновение
со школой показалось Бернду
вариантом уже знакомой детской игры.
По всем данным, он на протяжении
всего школьного периода оставался
рассеянным, погруженным в мечты,
когда дело касалось отвлеченных
понятий, но в практических
предметах проявлял способности и особое
усердие.
Таких детей тысячи. Почему бы им
не найти своего места в жизни?
Вероятно, тем, кто не успел приучить
себя в школе к самодисциплине,
порядку и усердию, впоследствии
придется труднее.
Но подавляющее большинство,
безусловно, успевает этому научиться.
Можно блистать в школе или быть
середняком, но если спустя много
лет в руки вдруг попадут фотографии
тех лет, их всегда рассматривают с
немалым волнением, как
свидетельство начала подъема к вершинам...
Не скроем, мь> были тронуты
обликом Бернда на этом фото.
С давних пор умные, вдумчивые
люди размышляли над тем, как
наиболее действенно организовать
школ- ное обучение. Один из них,
живший с 1771 по 1858 год, особенно
глубоко объяснил, как он
представляет себе преподавание, близкое к
жизни. Этот человек, которого ныне
причисляют к утопическим
социалистам, был Роберт Оуэн. Он писал о
сочетании теоретического обучения с
общественной практикой: «Где
получают и усваивают разумные и
практически необходимые знания? Не в
четырех стенах скучного и убогого
здания, где господствуют мертвые
формулы и пустые абстракции, где
насилуется здоровое природное
начало, а в яслях младенцев, на
игровых площадках, в полях и садах, в
мастерских и фабриках, в музеях и
в тех классах, где учителя и ученики
ведут себя естественно и где
сообщаются сведения обо всех областях
повседневной жизни...»
Каждый согласится, что это мысли
серьезные и убедительные. Но все
же Роберт Оуэн остался
«утопическим социалистом». А утопистов при
их жизни обычно высмеивают как
беспочвенных мечтателей, что далеко
не всегда говорит против утопистов...
Хорошие мысли Роберта Оуэна
10

воплотились в реальность в
социалистической Германской
Демократической Республике. Еще во времена
Бернда Келерта. Позднее, когда Ке-
лерт уже не жил в ГДР, утопические
идеи Оуэна нашли свое выражение в
законе о единой социалистической
системе образования, вместе с
обоснованием, отчего могло у нас стать
реальностью то, чему во времена
Роберта Оуэна суждено было
оставаться утопией:
«Труд как существенная сфера
человеческой жизни, как источник всей
человеческой культуры и всего
человеческого богатства лишь там может
быть живительной средой
образования и воспитания, где власть
принадлежит трудящимся, где труд,
освобожденный от всех оков
эксплуатации, становится первейшей
жизненной потребностью».
На фото (стр. 13) Бернд Келерт
(в середине, в полосатой рубашке)
вместе с Дитером Гибсоном (самый
передний) во время сбора
лекарственных растений, то есть на
занятиях в полях и лесах, о чем мечтал
Роберт Оуэн.
У Бернда Келерта была хорошая
школьная nopal
Никто не знает, кому это впервые
пришло в голову. Никто не знает,
кто это впервые высказал.
Вероятно, это звучало так:
«Мальчик для своего возраста немного
жиловат, у него недостаточно развита
грудная клетка. Видимо, он
нуждается в перемене климата».
Так Бернд Келерт с группой
сотоварищей отправился за счет
профсоюзного социального страхования
на лечение в санаторий. Даже среди
однолеток, тоже нуждающихся в
поправке, он выглядел самым
щуплым.
С 1952 года в ГДР начали говорить
о строительстве базы социализма.
Многие не представляли, как это
произойдет. Иные ждали, что
райские условия возникнут чуть ли не
за одну ночь.
И когда выяснилось, что
строительство социализма — это очень
сложный, чреватый конфликтами и
требующий большого труда процесс,
нашлось немало охотников
поиронизировать.
^Лы не знаем, что думали и как
судили об этом в семье Келертов в
те годы. ^Лы не хотим ничего
домысливать и будем придерживаться лишь
твердо установленных фактов.
Твердо же установлен тот факт,
что выплаты социального
страхования, включая дотации из
государственного бюджета, возросли в
округленных цифрах с 3,7
миллиарда марок в 1949 году до 5,9
миллиарда марок в 1955 году.
Твердо установлен и тот факт, что
фрау Келерт не пришлось ничего
платить за пребывание ее сына на
курорте...
Еще до того, как государственное
лесничество построило здесь вышку,
Бернд и Дитер облюбовали для себя
это место. Много часов друзья
просидели на дубе, ожидая
появления какого-нибудь зверя. Не
охотничья страсть браконьера
вела их сюда, а жажда наблюдения.
Им было довольно бросить хоть
беглый взгляд на робкого оленя или на
хрюкающего кабана. Они оба
испытывали тягу к природе, окружающей
Торгелов. Оба предпринимали
тяжелые переходы — ранним утром или
поздним вечером. И нередко случа-
12

лось, что, пока один выслушивал
нотацию из-за промоченных ног (в этой
местности, если не следить за
дорогой, легко угодить в болото),
другому приходилось держать ответ за
исчезнувшую банку варенья или
консервов (друзья располагались на
дереве как дома, и им нужно было
иметь с собой запас продуктов). Кто
знает, может быть, именно здесь они
осмелились впервые затянуться
сигаретой...
Сегодня старый дуб лишь немногим
напоминает о Дитере и Бернде.
Несколько ржавых гвоздей, вбитых в
остатки досок на ветвях, — вот и
все... Но если бы мальчики знали,
что охотники и сторожа выберут
впоследствии именно их излюбленное
место для сооружения
наблюдательной вышки, это наверняка наполнило
бы сердца друзей гордостью. Разве
это не показывает, как они оба
навострились в своей невинной страсти
невооруженным глазом «охотиться»
за дичью...
Порой Бернду нелегко было после
свободно проведенных в лесу часов
возвращаться к строгим порядкам,
определяемым школьным звонком.
Часто время тянулось для него в
школе слишком долго.
Если бы школьные парты могли
говорить! Поколение за поколением
оставляет на них следы: инициалы,
вырезанные карманным ножом;
чернильные пятна — свидетельство
неумения и усердия. Класс, в котором
Бернд и Дитер провели часть своей
юности, хранит воспоминания о
пережитых успехах и трудных минутах.
Бывали тут и наивные триумфы,
когда сходила с рук какая-нибудь дикая
выходка или удавалось выпутаться из
затруднительного положения.
Никогда не улетучивается тут особый
смешанный запах — бумаги от
бутербродов, меловой пыли и того пота,
который боги узаконили как предпосылку
успеха.
Во всем том, что как бы излучают
стены класса в школе имени Песта-
лоцци в Торгелове, есть нечто и от
Бернда с Дитером.
В классном журнале
беспристрастно зафиксирован последний
учебный год Бернда и Дитера. С того
времени прошло больше десяти лет.
Последующие поколения учеников,
прошедших через восьмой класс, уже
давно заслонили у учителей память о
Бернде и Дитере.
Но пожелтевший классный
журнал — этот молчаливый,
нелицеприятный свидетель — все же сохранил
многое. Записи и отметки в его
графах вместили целый учебный год.
Здесь сотни оценок, внесенных
учителями; каждая отметка напоминает
о давно угасших эмоциях, о
возбуждении, охватывавшем учителей и
учеников в момент поощрения или
порицания.
Из двух последних классных
журналов, в которых значится имя «Келерт
Бернд», возьмем тот, когда Бернд
учил песню «О, звон вечерний», но
был освобожден от пения в связи с
хрипотой. Мы узнаем, что класс во
время сбора утильсырья доставил
243 килограмма макулатуры, 83
килограмма тряпья и 90 бутылок и что
Бернд Келерт отличился особым
усердием в этом деле. Мъ\ видим,
что тот же Келерт не раз давал
повод к порицанию («Келерт мешает
выкриками», «Ш. и Келерт дерзили
на уроке»). Когда же дело подошло
к окончанию последнего класса, мы
находим имя Келерта среди тех, ко-
14

му понадобились дополнительные
занятия, чтобы подтянуться. Отмечено,
что в классе Бернда был проведен
урок по литературе на тему «О
чести человека» и беседа «О страданиях
борцов Сопротивления». Классный
журнал дает нам и дальнейшую
картину: «Класс поехал на велосипедах
в Яцник, чтобы собрать семена
хвойных деревьев для школьного сада».
Нас радует, что во время
празднования Международного детского дня
в 1956 году класс получил приз в
25 марок за костюм «Кукла-мать».
Вероятно, праздник, как и всегда,
прошел удачно, хотя запись о нем
звучит очень сухо: «Проведены
демонстрации, игры и фейерверк,
имели место также и развлечения
разного рода».
Незадолго до конца пребывания в
школе Бернд и Дитер совершили
последние совместные прогулки в лес
и к торфяному болоту близ станции
Яцник.
Классные журналы, запыленные, с
обветшалыми переплетами,
обтрепанными листами... Старый хлам? Нет,
своего рода годовые кольца,
отмечающие рост дерева.
Старый дощатый сарай позади
дома Келертов. Здесь Бернд,
технический талант которого проявился
очень рано, проводил опыты с
электроприборами (фото, стр. 16).
Однажды — это было в марте
1957 года — друзья испытали в этом
сарае сильный испуг. Они узнали в
школе о действии электромагнитной
индукции, и Бернду не терпелось
проверить на практике только что
приобретенные знания.
Бернд достал где-то на время
электростатическую машину, зарядил
себя электричеством и, встав на изоли-
15

рованную подставку, протянул
Дитеру руку, рассчитывая, что при
рукопожатии того ударит током. Но когда
Дитер подошел и их руки
соприкоснулись, ток уд?рил самого Бернда
Келерта, не сообразившего, что от
соприкосновения к Дитеру он
лишился изоляции. Испуг, который
«злоумышленник» уготовил другу, настиг
его самого.
Это последний снимок, на котором
Бернд Келерт (в первом ряду третий
справа) показан школьником. Бернд
16

покинул школу имени Песталоцци по
окончании 8-го класса (в 1957 году
окончание десятилетки не было
обязательным), в то время как его друг
Дитер Гибсон (сидит справа от Берн-
да) решил продолжать учебу.
Сравнение первоклассника с
выпускником не требует никаких
особых пояснений. Светлые волосы
Бернда Келерта потемнели, с лица
сошла детская округлость. Но
осталась улыбка, хотя она и выглядит
словно отражение иронической
дистанции между внутренним миром и
собственной внешностью,
представшей перед фотографом.
Только руки Бернда дают нечто
для суждения о нем в конце его
детского периода: они лежат, готовые к
действию. Да, ему всегда была
ближе практика, чем теория. Его
успеваемости могло бы вполне хватить,
чтобы пойти тем же путем, что и
Дитер Гибсон; его отметки — при
наличии энергии и воли — вполне
могли бы улучшиться по любому
предмету.
Но Бернд Келерт после восьми лет
обучения заявил: «С меня довольно!
Увидите, я найду свой путь».
Аттестат Бернда Келерта еще раз
подтверждает то, что мы уже узнали
из разных источников. Среди
множества удовлетворительных оценок
выделяются только две хорошие. По
биологии и по труду. Мы вспомин !вм
его пристрастие к лесам и полям,
часы, проведенные на наблюдательном
пункте, среди ветвей дуба. Вс юми-
2 В. ХамновскмН, Г. ШиАмф!
17

нается и дощатый сарай позади
дома, где Бернд мастерил и
экспериментировал. Из всего этого логично
вытекает решение Бернда изучить
профессию электрика. Сразу после
окончания школы он принимается за
учебу. И пока его друг Дитер Гибсон
продолжает занятия в старших
классах средней школы, Бернд Келерт
поступает в профессиональное
училище.
Все идет своим чередом.
Нормально.
В этом доме (фото, стр. 19)
работала мать Бернда — Эдит Келерт.
Многие жители Торгелова знали и
уважали сдержанную, старательную
женщину, которой нелегко было одной
поставить на ноги и воспитать детей
в послевоенные годы. Фрау Келерт
это удалось, и, в сущности, у нее
хватало причин быть довольной.
Но что-то сверлило ее, не давало
ей покоя... Она наводила справки о
том, что ждет ее — вдову солдата,
если она покинет ГДР и переедет в
Западную Германию. Родственники
«оттуда» сообщили ей, на какую
пенсию она может рассчитывать и что,
мол, ей этого будет легко добиться,
поскольку она, уехав «туда», станет
беженкой из «зоны».
В Торгелове не было ничего
такого, от чего фрау Келерт надо бы
бежать. Ее жизнь протекала
спокойно. Будущее ее детей — Бернда и
Карлы — было обеспечено. Конечно,
Келерты не могли, как говорится,
широко развернуться. Но то, чем семья
владела, было достигнуто честно, и
к 1957 году уже было ясно, что
жизнь Келертов, как и всех граждан
ГДР, будет улучшаться.
Да, не было ничего такого, от
чего фрау Келерт надо бы бежать. Она
сама знала это абсолютно точно.
И если тем не менее она, не
поставив никого в известность, покинула
Торгелов, если свое решение она
скрывала до последней минуты даже
от собственных детей, значит совесть
ее была нечиста. Она знала, что
вовсе не является «беженкой». И если
она все же решилась вступить в свою
будущую жизнь в этом качестве,
значит она отныне сделала ставку на
ложь. И свою нечистую совесть
успокаивала самообманом, что, мол, всего
лишь перебралась «из Германии в
Германию».
Этим она играла на руку врагам
ГДР по ту сторону Эльбы,
стремящимся «обескровить» ГДР и в
расчете на продажные души и слабые
характеры лицемерно выставляющим
напоказ благосостояние, основанное
на эксплуатации и грабеже.
Фрау Келерт долго колебалась.
Она хотела выбрать подходящий
момент. Ей показалось, он наступил,
когда Бернд сдал выпускные
экзамены и принес домой аттестат.
В аттестате не нашло отражения
то, что Бернд в 8-м классе перед
выпускными экзаменами получал
специальные дополнительные
уроки. Это записано лишь в классном
журнале. А он остался в Торгелове.
Итак, вскоре после выпускного
вечера в школе имени Песталоцци
в Торгелове фрау Келерт забрала
своего получившего в ГДР
образование сына и исчезла.
Перед дверью, ведущей в
последнюю квартиру Келертов в
Торгелове, стоял однажды после
полудня осенью 1957 года Дитер
Гибсон. Он проделал на велосипеде
около четырех километров, чтобы
поболтать со своим другом Берн-
дом. У обоих накопилось много но-
18

востей, которыми хотелось
обменяться.
Дитер Гибсон нашел дверь Келер-
тов закрытой. Сведения, позднее
полученные от родственников Ке-
лертов, живших в Торгелове,
ошарашили Дитера. Никогда ни о чем
похожем между друзьями не было
сказано ни слова. Да и как оно
могло быть сказано? Бернд Келерт не
по своей воле покинул Торгелов.
Несовершеннолетний (ему вскоре
должно было исполниться 15 лет),
он последовал за матерью. И все.
Последний документ, последний
след, которым исчерпываются
сведения о проживании в ГДР Бернда
Михаэля Келерта, родившегося 10
ноября 1942 года, — аттестационный
листок. Между зачислением Бернда
3 сентября 1957 года в торгеловское
профессиональное училище и
краткой записью от 8 октября 1957 года
прошло всего несколько недель.
В графы аттестационного листка еще
ничего не вписано. Любопытна одна
пометка: через три дня после
поступления в училище было
удовлетворено ходатайство Бернда о выдаче
льготного проездного билета, так как
часть теоретического обучения он
должен был проходить в другом
училище, расположенном поблизости —
в Пазевальке.
Все было в порядке.
И выдача школьных проездных
билетов предусмотрена существующим
порядком.
Конечно, случалось, что ученик
переходил в другое училище. На этот
случай имеется специальная графа:
2*
19

«Переход в...» и графа: «Причина
перехода в другую школу». Такой
причиной могла бы явиться перемена
места жительства или желание изучать
другую профессию. Все это
нормально и в порядке вещей.
В листке Бернда Келерта значится:
«Выбыл в Западную Германию».
Формулировка весьма спорная!
Разумеется, Бернд Келерт не «выбыл»,
это слово ассоциируется с чем-то
вроде преднамеренного плана.
Такого плана не было у
четырнадцатилетнего Бернда. Но все же сама
неопределенность выражения «в
Западную Германию» содержит горькую
правду о том, что здесь нарушен
порядок, что он здесь полностью
отсутствует.
«Выбыл в Западную Германию» —
это звучит огорчительно. Ведь мы
уже узнали Бернда: слегка
мечтательного, слегка беспечного. Притом
лукавого, смелого, иногда и
дерзкого... Склонного к проделкам и
выходкам. Но, к сожалению, не без
ленцы, так что ему всегда нужны были
руководство и контроль. Можно
сказать с полной уверенностью, что
в Торгелове характер и способности
Бернда Келерта получили бы доброе
направление. В Торгелове во время
профессионального обучения ему
уделяли бы не меньше заботы и
внимания, чем в школьные годы, когда
он, отстав, получал дополнительные
уроки.
Правда, существует и такое
понимание человеческой свободы,
которое любой «контроль» и
«требовательность» рассматривает как
ограничение прав на свободу личности.
Апостолы подобного учения
проповедуют «ничем не ограниченное
развитие личности», развитие, в которое
никто не имеет права вмешиваться.
Эти апостолы говорят и на немецком,
точнее — на западнонемецком
языке. И как конечный итог их учения
появляются наркоманы —
потребители ЛСД и убийцы. Немытые и
нечесаные, они слоняются по вокзалам и
кабакам или же, «свободные» от всех
этических и моральных обязательств,
собираются в отрядах
империалистических наемников и выполняют для
эксплуататоров грязную работу
подавления народов, борющихся за
свою свободу.
Когда Бернд Келерт вместе с
матерью сел в поезд, шедший из Тор-
гелова в Берлин, он ничего не знал
об этих делах. Он еще не обрел
никакого представления о человеческой
свободе. Позднее, если бы он
остался в Торгелове, ему помогли бы
усвоить: в дощатом сарае позади
дома тебя ударило током оттого, что
ты действовал, не зная законов
природы. Твое поведение, в сущности,
не было свободным, ведь ты
надеялся на другой результат. За это ты
поплатился. Но заметь, это относится
не только к природе и ее законам,
а и к человеческому обществу и
закономерностям его развития. Изучай
эти закономерности — и ты сумеешь
найти свое место в жизни...
Этого никто уже не мог ему
сказать. 8 октября 1957 года в учебную
карточку Бернда Келерта была
внесена пометка: «Выбыл в Западную
Германию». Формулировку можно
оспорить. Но факт остается фактом.
Из Саарбрюккена, где Келерты
были приняты и зарегистрированы
как «беженцы из зоны», полетело
много писем в Торгелов. Школьные
друзья, со своей стороны, писали в
Саарбрюккен. Сохранилось только
20

одно письмо Бернда, которому тогда
было 16 лет, письмо, интересное
лишь своей незначительностью. Оно
адресовано Петеру Кину (фотокопия
письма на стр. 22—23).
Дорогой Петер!
Наконец-то отвечаю на твое
письмо. Мне пришлось долго ожидать
выпуска новых почтовых марок.
Марки, вышедшие по случаю ярмарки,
к сожалению, все распроданы. С
портретом Фуггера я тоже не смог
раздобыть ни одной. Ярмарочные,
может быть, еще где-нибудь достану.
Это, по-моему, последние саарские
марки. Передатчик «Ленинград» я
тоже слушаю. Он всегда передает
лихую музыку.
В прошлое воскресенье в Саар-
брюккене поднялся в воздух
привязной аэростат. Он назывался «Саар-
брюккен». Внушительная штука! Его
наполняли светильным газом.
Прошло целых два часа, пока он
наконец был полон. Наша фирма
празднует свое сорокалетие. Первого мая
придется потратиться. У нас на
работе снова есть ученик и
подмастерье. Подмастерье — итальянец.
Он почти не говорит по-немецки. Его
семья живет в Сицилии. Он очень
смуглый. Мы не переезжали, а наша
улица получила название. Эта улица
была проложена заново. На сегодня
все.
Уйма приветов от твоего друга
Бернда».
Тут нечего разгадывать, вычитывать
между строк. За исключением разве
того, что «передатчик «Ленинград» —
условное обозначение «Радио
Люксембурга».
У Бернда был интерес к
псевдонимам, симпатическим чернилам,
ко всему, чем занимаются
криминалисты. Некоторое время он даже
носился с мыслью стать детективом, об
этом он сообщал друзьям в своих
письмах. Зная своего Бернда, с его
пристрастием к романтическим
приключениям, они не придавали
значения этим его намерениям. Однако
с течением времени в письмах
Бернда стали попадаться сообщения
более сомнительные. Бернд писал, что
собирается пройти в бундесвере
подготовку на парашютиста. Это да!
Спрыгнуть «за вражеской линией»,
а потом вести разведку, в одиночку
пробираясь по лесам, надеясь только
на себя самого!..
Друзья в ГДР озадачены, в
ответных письмах они спрашивают,
разобрался ли он, собственно говоря, где
будет проходить для него «вражеская
линия»? Уяснил ли он себе, что ему
придется иметь дело со своими
старыми друзьями, когда им рано или
поздно придет срок нести службу в
Народной армии?
Обмен малозначительной
информацией между Саарбрюккеном и Торге-
ловом иссяк. Письма друзей из ГДР
напрямик ставили неприятные
вопросы, на которые Бернд в Западной
Германии не отвечал.
Наконец обмен письмами
совершенно прекратился. Но каждый
понимал: отсутствие ответа — тоже ответ.
Вот так выглядел он в годы, когда
Первое мая воспринималось им как
гастрономическое событие прежде
всего. Эти фотографии (стр. 24,25)
делались специально для того, чтобы
дать возможность друзьям и
знакомым в маленьком Торгелове хоть
сквозь щелку взглянуть на большой,
далекий мир.
21

Взгляните: это я, Бернд Михаэль
Келерт, успевший стать обладателем
собственного поблескивающего
хромированными деталями велосипеда,
с рулем гоночного типа, разумеется...
Вот он стоит на улице Саарбрюк-
кена и позирует
фотографу-любителю. Правая рука небрежно
полузасунута в карман пиджака: вероятно, он
видел этот жест на журнальных
фото. Плечи отведены назад, грудь
выпячена навстречу объективу, молодой
человек знает, что надо показать как
следует свою белую рубашку, это
производит впечатление. Он вступил
в пору созревания; уже не ребенок,
но еще и не взрослый, нечто среднее
между «маменькиным сынком» и
одержимым ' жаждой деятельности
мужчиной. Он все еще в процессе
формирования.
Стремление отыскать следы Берн-
да Келерта с неизбежностью
привело нас к решению отправиться в Са-
арбрюккен, и там, поддавшись
безобидной слабости, мы сделали
снимок на память, в то время как все
наши помыслы неотрывно витали
вокруг Бернда Келерта (стр. 26).
Итак, здесь он жил. По этим
улицам ходил, такой же неприметный,
как вот этот молодой человек с
папкой.
Здесь все возможно: рядом с
магазином розенталевского фарфора,
способного украсить любой
обывательский стол, — кино,
рекламирующее «Дьяволов», без сомнения
самый невероятный боевик
последнего десятилетия. Смотрите, сейчас
мнимый мертвец выпрямится в ванне и
спокойно вынет из своих глаз кон-
24

тактные линзы... Эта выходка так
потрясет слабонервную партнершу
человека в ванне, что она упадет без
чувств. На афише официальная
рекомендательная пометка: «Ценный
фильм».
Бернд Келерт вкусил здесь
свободу познакомиться с целой серией
киногероев — с мастерами
револьвера, артистами ножа, отравителями,
душителями, с кровавым мрачным
легионом, «геройство» которого
сводится к преступлениям, к освобождению
от всех моральных и этических норм.
В двухстах метрах от «Дьяволов»
солидная фирма Густав А. Гросклос
рекламирует «фольксваген», этот
давний символ благосостояния запад-
нонемецких граждан. В витрине стоит
модель военного образца, которая
еще во время второй мировой
войны вышла из цехов в Вольфсбурге;
табличка с надписью горделиво
оповещает, что эта машина проделала
весь африканский поход
фельдмаршала Роммеля и вполне исправна по
сей день. Рекламный трюк? Нет,
нечто большее. Здесь исподтишка
затрагиваются слабые струнки... Так и
слышится: «В бою — непобедимы»
или: «Немецкое изделие было и
остается самым лучшим».
На рыночной площади близ театра
мясник Кнаут (в прошлом
торговавший в Галле) восхваляет свои
«средненемецкие колбасные
изделия». А кроме них, на прилавках
выложены и «польская» и «силезская»
колбасы. Спекулируя на сочувствии
к «изгнанникам», Кнаут создает себе
рекламу, а присягая с помощью
колбасы в верности потерянной Силе-
25

зии, он поистине оказывает
достойную поддержку реваншистам. Ведь
рыночная и театральная площади
обнесены серийно изготовленными
щитами, на которых бывшая
территория рейха изображена
разделенной на три части: Западная
Германия — ГДР — утерянные восточные
территории. А подпись гласит:
«Тройной раздел — никогда!»
В конце концов, и «средненемец-
кие колбасные изделия», и
пропагандистские щиты — это лишь разные
проявления одной и той же
доктрины реваншизма.
Итак, Бернд Келерт был брошен
26

в эту среду. Мы знаем его как
неустойчивого, романтически
настроенного, расположенного к
приключениям молодого человека. Здесь, в
этом мире, все возможно. Возможно
даже и то, что из Бернда Келерта
выйдет авантюрист.
И вот Бернд Келерт уже в рядах
бундесвера. Фотография
свидетельствует: его намеки в письмах
бывшим друзьям в ГДР стали
реальностью. Бернд Келерт —
парашютист.
Парашютные подразделения
бундесвера, в котором теперь состоит
Бернд, верны традициям. Они снова
27

поют ту же песню, что пели
парашютисты гитлеровского вермахта:
Из-за гор пылает солнце,
Вершины словно в огне.
Машины готовы нести нас
К победе или смерти.
Нарвик, Роттердам,
Коринф и жаркий Крит —
Вот места наших побед...
Все, что Бернд Келерт узнал в ГДР
на уроках о второй мировой войне,
о целях антигитлеровской коалиции,
о справедливых и несправедливых
войнах, здесь, в рядах бундесвера,
вывернуто наизнанку —
несправедливость считается справедливостью,
поражения прославляются как
победы.
Мы не собираемся домысливать
то, как Келерт вел себя в
бундесвере. Мь\ при этом не присутствовали.
Чтобы понять, в какой среде —
включая и сферу духовного — Бернд
Келерт провел три года своей жизни,
надо обратиться к тщательно
собранному фактическому материалу,
которым мы располагаем.
Прежде всего следует
констатировать, что со службой в бундесвере
Келерт связывал весьма практические
соображения. Он с самого начала
обязался отслужить три года, а не
положенные полтора года, так как
сверхсрочники с первого же дня
службы получают больше денег.
Во всяком случае, именно так
объясняет фрау Келерт решение своего
сына остаться на сверхсрочную
службу. И мы не хотим ничего
примысливать по этому поводу.
Ясно, что со сверхсрочника
начальство больше и требует. Так Келерт
попал в казарму в Альтенштад-
те/Шонгау, где прошел специальную
двухмесячную муштровку «бойца-
одиночки». Надо сказать, что
руководство бундесвера не считает
любого новобранца пригодным для
такого обучения. Будущий боец-оди-
нсчка (на американский лад чаще
именуемый «рейнджером») должен
прежде всего иметь
антикоммунистические взгляды, должен быть
сдержим тем, что Томас Манн
называл «главной глупостью нашей
эпохи», потому что глупцы — самое
верное орудие антикоммунистических
махинаторов. Обработка в
антикоммунистическом духе таких, как Бернд
Келерт, бывший гражданин ГДР, к
тому же неотъемлема от присущего
определенным западногерманским
кругам образа мышления.
Начинающим рейнджерам
предстоит выполнить суровую программу.
«Бой в особых условиях» означает,
что рейнджер сбрасывается под
покровом ночи на вражескую
территорию и ведет там борьбу в составе
маленькой группы, а то и
предоставленный самому себе. Рейнджеры
тренируются в преодолении
наземных и водных препятствий при
помощи простейших подсобных средств;
они проводят форсированные марши,
учатся «выносливости», то есть
питаться лишь тем, что дает природа,—
древесной корой, лягушками и
прочими «деликатесами». Они
овладевают искусством маскировки,
тренируются в военной хитрости, умении
обмануть противника.
Они должны уметь
самостоятельно устанавливать подрывные заряды,
знать, как обращаться с ними. В
случае необходимости они сами должны
чинить свое оружие и рации. После
восьминедельного обучения в Аль-
тенштадте/Шонгау они уже могут при
помощи ножа или шелковой петли
28

беззвучно «убрать» вражеского
часового.
Нам неизвестно, тренировку какой
группы рейнджеров наблюдал в
1964 году репортер из «Вестдойче
альгемейне цейтунг», но, безусловно,
Бернд Келерт мог принадлежать
к ней. «Две-три секунды они стоят
наготове друг против друга: солдат
с обнаженным ножом в руке,
угрожающе выставленным вперед, и
другой, невооруженный солдат,
по-кошачьи пригнувшийся, с раскинутыми
полукругом руками. Дальнейшее
происходит мгновенно:
невооруженный солдат издает вопль и мощным
рывком бросается на вооруженного
противника. Нож высоко взлетает в
воздух и падает где-то в траве.
Словно схваченный тисками, человек
повергнут на землю. Удар ребром
кисти в область сонной артерии
вместе с толчком ногой по спине — и все
в порядке».
И дюссельдорфская газета «Хан-
дельсблатт», преданная традициям
не меньше, чем сами парашютисты,
писала с едва скрываемой
гордостью: «Подобные ударные части
были у нас уже во время последней
войны... Подготовка их не только
сурова, но и основана на правилах,
чуждых обычному солдату; цель
ее — не боец, а киллер — убийца...»
Подготовить убийцу не каждому
дано. Это требует не только
физической закалки, но и изрядной доли
слепого фанатизма, готовности
пренебречь любыми моральными
обязательствами. Руководство бундесве-
29

pa нашло выход: оно черпает кадры
преимущественно среди
реваншистски настроенных выходцев из
бывших немецких восточных областей.
И нередко бывший офицер дивизии
«Бранденбург» — известного своим
террором гитлеровского
подразделения — ныне готовит молодых
западных немцев в киллеры.
Они сидят в самолете и ждут
команды для прыжка. Бернд Ке-
лерт — в середине (фото, стр. 29).
Судя по фотографии, служба ему по
душе. Правда, он не удостоился чести
носить учрежденный тогдашним
президентом Любке почетный знак
бойца-одиночки — дубовые листья
в серебряном круге. Келерт был уже
снова штатским к тому времени,
когда была учреждена эта награда.
Но в комнате, которую Келерт
занимал в Саарбрюккене, еще и сегодня
висит на стене вделанная в рамку
грамота, удостоверяющая его успехи
в качестве рейнджера: на его счету
было 23 прыжка.
Только ли? Информированный
человек увидит в этом документе
нечто большее: известно, что
подготовка рейнджеров носит куда более
жесткий характер, чем служба в воз-
душнодесантных войсках. Во всех
отношениях. В том числе и в
политико-идеологическом. Нацистскую
«Песню о Крите» рейнджеры не только
поют, они твердо усваивают ее
смысл:
Наш смех звонок,
наш дух бодр,
наш клинок красен
от крови большевиков.
Может ли удивить, если такой
человек, как Конго-Мюллер, позднее
признавался, что, формируя свои
30

команды наемников в Африке, он
особое предпочтение отдавал
молодым немцам, прошедшим подготовку
в бундесвере?
3 августа 1964 года...
Бернд Келерт снова в гражданской
одежде рядом со своей матерью.
Знаменательный день1 У Бернда в
руке дорожный саквояж. Более
крупный багаж погружен в «форд-комби»,
ожидающий на стоянке на саарбрюк-
кенской Байернштрассе. За рулем
машины, готовая включить скорость
и нажать ногой на газ, сидит тетка
Бернда. И еще один путешественник
взволнованно ждет в машине:
пудель Пегги, веселый спутник.
По сравнению с путешествием,
предстоящим Бернду, автомобильная
поездка из Саарбрюккена до
Франкфурта-на-Май не выглядит короткой.
Ехать приятно, пейзажи по обе
стороны бетонированного шоссе
красивы. Три часа пути оставалось
у Бернда на последние впечатления
от немецкой природы. Интересовало
ли его еще это? Может быть, он и
не замечал уже больше
проносящиеся мимо поля и леса, лежащие
поодаль деревни со шпилями церквей.
Может быть, перед его глазами
были только предстоящие в Африке
приключения. Девственные леса,
джунгли, дикие звери, охотничьи
вылазки, золото и слоновая кость,
негритянские барабаны и девушки в
экстазе танца!
Вдоль автострады замелькали
первые указательные щиты. Франкфурт...
Аэропорт... Рейн-Майн. «Rhein-Main-
Air-Base». Вплотную к гражданскому
аэропорту все еще прилегает
крупнейшая американская
военно-воздушная база.
Движение на автостраде между
31

Франкфуртом и аэродромом очень
большое. Многие бешено мчащиеся
машины — зачастую с номерными
знаками оккупационных войск —
вырывались через зеленую
разделительную полосу на сторону
противоположного движения. Чтобы
предотвратить это, посреди автострады
воздвигнут высокий барьер из
проволочной сетки. Путешественнику
кажется, что он едет в клетке; мысли
невольно обращаются к
предстоящему расставанию. Наконец-то
«форд-комби» сворачивает на
последний отрезок в несколько
километров, ведущий к зданию
аэропорта; над едущими из Саарбрюккена
уже грохочут заокеанские лайнеры
международных авиакомпаний,
самолеты внутренних линий, машины
американских военно-воздушных сил...
Ошеломляющее зрелище — увидеть
тяжелый реактивный самолет всего
в нескольких десятках метров над
головой.
Перед широким, приземистым
зданием аэропорта с большой надписью
«Отлет» тетке удается высмотреть
свободное местечко. Удача! Теперь
не придется отгонять машину далеко.
Две монеты опущены в
автоматическую кассу, и машина уже стоит на
своем законном месте,
обозначенном двумя белыми чертами.
Пегги выпрыгивает из машины
первым и сразу поднимает ногу возле
куста. Собаки, проехавшие в машине
два часа, всегда так делают. Затем
тетка берет фотоаппарат. Бернд для
прощального фото поднимает Пегги
на руки. Пока его мать поправляет
собаке бантик, тетка уже успела
нажать на спуск. Не то! Придется
повторить. Мать и сын становятся в
позу. И Пегги тоже повернул
мордочку к объективу. Теперь кадр удался.
32

Но если внимательно всмотреться
в черты матери, нельзя не заметить
ее волнения. Она вынуждена
покориться обстоятельствам:
единственный сын покидает ее, улетает за
много тысяч километров.
И вот все трое энергично достают
чемоданы из машины —
путешественники всегда торопятся, хотя потом
им приходится еще долго ждать
отъезда. 3 августа 1964 года расставание
затянулось непредвиденно долго.
Самолет на Иоганнесбург вылетел
с опозданием на 35 минут.
Тетка еще раз нажала на спуск.
Это была последняя фотография
Бернда, сделанная ею. Так он
расстался с семьей (стр. 32). Он стоит
уверенно, готовый к приключениям.
Смеется. Ноги широко расставлены,
словно затем, чтобы его нелегко
было опрокинуть. Новый костюм,
хорошо отутюженный, сохранил свой вид
и после поездки в машине. Все по
моде — покрой, ворот рубашки, узел
галстука.
В окошечках «Люфтганзы» и
других авиакомпаний красуются
тщательно подобранные девушки,
спортивного типа мужчины. Фуражки и
шапочки сидят на их головах лихо
или же кокетливо. Все они
улыбаются, все смеются. «Cfiee.se» —
по-английски «сыр». Известный
американский специалист по рекламе написал
книгу, в которой дает совет тем, кого
долг службы обязывает улыбаться,
лучше всего повторять в уме слово
«cheese». Этот сырный рекламный
смех на Западе рекламирует всё.
В том числе и авиапутешествия.
Особенно обаятельно смеялись в том
окошечке «Люфтганзы», к которому
подошел Бернд Келерт. Ведь здесь
оформлялись дорогие заокеанские
перелеты. Мать, тетка и Пегги еще
могли сопровождать его сюда. Бернд
Келерт предъявил свой билет. Его
черный саквояж обрел бирку для
провоза в качестве ручного багажа.
Чемоданы поставили на весы, затем
они бесшумно исчезли, следуя по
бесконечному транспортеру.
На двух языках—по-немецки и по-
английски — дикторша объявила
по радио: «Внимание, внимание!
«Люфтганза» доводит до сведения,
что отправление самолета,
следующего рейсом 704 из Франкфурта в
Иоганнесбург через Лагос,
откладывается на 35 минут».
С опозданием попрощались мать
с сыном, тетка с племянником.
Принял в этом участие и Пегги. Бернд
улыбался, как на последнем фото,
слегка натянутой молодцеватой
улыбкой. А мать плакала.
Мимо полицейских и таможенников
проходят пассажиры. У чиновника
федеральной пограничной охраны —
служебный значок с орлом (фото,
стр. 34). Он проверяет
заграничный паспорт, выданный на имя
Келерта Бернда, родившегося 10
ноября 1942 года, проживающего в Са-
арбрюккене, на Байернштрассе, 11.
Штамп визы на въезд в Южную
Африку оттиснут по всем правилам на
страничке паспорта с водяным
знаком в виде орла. Держа в руке
зеленый посадочный талон, Бернд
Келерт со своим черным саквояжем,
с плащом, небрежно перекинутым
через руку, проходит по
двухсотметровой бетонной дорожке к
реактивному лайнеру типа «боинг-707». Мать
и тетка (Пегги отнесли обратно в
машину, так как собакам вход
воспрещен) прошли тем временем в
застекленный зал на первом этаже,
ожидая мгновения, когда они еще
3 В. Хайновский, Г. Шойман
33

раз смогут взглянуть на своего
Бернда. Наконец он появился в
поле зрения остающихся женщин.
Бернд помахал рукой, мать тоже. Но
из-за высокой стеклянной стены
трудно махать. Хочется прижать лицо
к стеклу, но тогда руку вперед не
вытянешь. А если отступить на шаг
назад, то стекло отсвечивает, и
спешащего пройти человека становится
плохо видно.
Гуськом идущие пассажиры
исчезали в огромной птице с длинной
цепочкой иллюминаторов. Бернду Ке-
лерту вряд ли удалось, идя по
трапу, долго махать своей матери —
пассажиры, следовавшие сзади,
втиснули его в самолет.
Мать уже не видит его. Не увидит
никогда.
Но, может быть, ему удалось
захватить удобное место у окна.
Может быть, Бернду Келерту удалось
взглянуть еще раз на свою мать,
увидеть расплывчатое пятнышко за
толстой стеклянной стеной. И руку,
все машущую и машущую...
Потом «боинг-707» вырулил на
стартовую дорожку, раздался гул
опробуемых реактивных двигателей,
и начался обычный, хотя и
запоздавший, рейс до Иоганнесбурга, с
промежуточной посадкой в Лагосе.
На фото 8-го класса «А» торгелов-
ской школы насчитывается двадцать
семь учеников. Вероятно, никто из
них не совершил столь далекого
путешествия, как Бернд. От Франкфур-
та-на-Майне до Иоганнесбурга
12 500 километров воздушного пути!
Но у каждого из 26 остальных со-
34

учеников есть шанс облететь чуть ли
не весь мир с паспортом ГДР в
кармане. В нашем государстве многие
молодые дипломаты, коммерсанты,
журналисты и монтажники, занятые
за рубежом, стали уже «воздушными
миллионерами». Правда, ни у кого
из нас нет возможности поехать в
Южную Африку с паспортом ГДР.
Нам это государство не выдает
выездных виз — в Южной Африке
царит фашистский режим. Бернд Ке-
лерт не мог этого не знать.
Он это знал.
Он разговаривал об этом со
своей матерью. Фрау Келерт сама нам
рассказала.
Стенограмма нашей беседы с фрау
Келерт:
«Фрау Келерт. Бернд с
детства стремился к странствованиям.
Он хотел видеть мир. Однажды я
сказала: когда ты станешь
совершеннолетним, тогда сможешь это
сделать! И он все продолжал этим
интересоваться. У одного его друга была
толстая книга, содержащая описание
далеких стран и возможностей
эмигрировать туда.
Вопрос. Но почему же он
отправился именно в фашистскую
Южную Африку?
Фрау Келерт. Собственно
говоря, он стремился в Америку. Но
затем сказал, что там для него
слишком холодно. Мь\ предостерегали
его против Южной Африки.
Вопрос. Кто предостерегал?
Фрау Келерт. Я. Из-за расовой
политики. Я говорила: «Почему ты
едешь в страну, где существует
апартеид?» Но он не поддавался
уговорам. Он ответил: «Какое мне дело
до политики?» Тогда я сказала ему:
«Веди же себя по крайней мере
прилично по отношению к неграм».
Потому что Бернд мне рассказывал,
что там у каждого белого имеется
в услужении бой. Итак, я сказала ему:
«Обращайся с ними, как ты
обращался бы с любым белым. Тогда
этот человек привяжется к тебе, и
это даже может оказаться для тебя
полезным, если там что-нибудь
вдруг произойдет».
Вопрос. Что вы имели в виду?
Фрау Келерт. Я подумала о
том, что там всегда происходит
брожение... Повсюду в Африке, где
власть в руках белых. И ты должен
ясно себе представлять, что если в
один прекрасный день дело дойдет
до войны, тогда белые, приехавшие
в эту страну, станут пушечным
мясом».
На прощальном фото мать
выглядела озабоченной. Из
разговоров с ней стало ясно: это была не
только боль разлуки. Это было нечто
большее. Она знала, что ее сын
отправляется в страну, где нет ни
мира, ни справедливости. И потому
мать, когда ей не удалось
отговорить сына от его планов, дала ему
совет: «Веди себя по крайней мере
прилично по отношению к неграм».
Из Южной Африки поступают
сообщения двоякого рода.
Известно, что на скамьях в
парках, на вагонах поездов, на дверях
магазинов и ресторанов и даже на
водопроводных кранах имеются
надписи: «Только для белых» или
«Только для цветных» (фото, стр. 36).
В свое время в Германии значилось:
«Только для арийцев».
Узник гитлеровского концлагеря
Карл фон Осецкий получил в
1937 году Нобелевскую премию
мира. В 1964 году ту же премию
получил узник южноафриканского конц-
3*
35

лагеря — Альберт Лутули.
Африканские горняки обязаны в голом виде
проходить унизительную процедуру,
чтобы доказать, что они не
захватили ни одной пылинки золота.
Пленные африканцы приковываются
длинной цепью друг к другу, как
рабы в средние века.
Ни один африканец не имеет в
этом государстве возможности
занять какое-либо руководящее место.
Конго-Мюллер проболтался об этом
классически: «Белые и черные
строжайше отделены друг от друга.
Вроде как во времена Третьего рейха в
Германии евреи и немцы. Все
черные — в подчиненном положении.
В обществе белых не встретишь
черных. Словом, банту, то есть негр,
даже если он имеет докторскую
степень, не может занять должность
на государственном предприятии.
Он не способен, а если говорить
правду, ему просто не дают
возможности».
Но имеется и другого рода
информация, которая могла
заинтересовать и Бернда Келерта.
Мы запаслись в южноафриканском
транспортном агентстве «САТУР» во
Франкфурте-на-Майне и в
южноафриканском посольстве в Кёльне
всеми материалами, которые мог
прочесть и он.
Но даже в рекламу (будь то
переполненный восторженной
похвальбой проспект «Южная Африка,
идеальная страна для отдыха» или
другой, завлекательно и деловито
названный: «Южная Африка.
Руководство по экспансии в сфере
экономики») вкраплены высказывания,
носящие грубо расистский характер.
Бернд Келерт, как европеец, мог
причислять себя к «расе господ».
Лауреат Нобелевской премии мира
Альберт Лутули считался человеком
«низшей расы» — он был банту.
Уже на первой странице
«Руководства» пассажир, летящий в Иоган-
несбург, мог прочесть:
«Население.
В 1960 году (ко времени
последней переписи) население Южно-
Африканской Республики составляло
15,8 миллиона. В нижеприведенной
36

таблице представлена численность
различных расовых групп по
данным трех переписей населения:
Раса
Европейцы
Цветные . .
Азиаты . .
Банту . . .
Всего . .
1946
2 372 690
928 484
285 260
7 831 915
11 418 349
1951
2 641 689
1 103 016
366 664
8 560 083
12 671 452
1960
3 067 638
1 488 267
477 414
10 807 809
15841128».
Но Бернд Келерт охотнее
прочитал бы что-нибудь вроде этого:
«Известно ли вам, что в Южной
Африке весь год напролет стоит
наилучшая для отдыха солнечная
погода?
И что вы выиграете целое лето,
если отправитесь в Южную
Африку, когда в Европе зима?
Что климат там умеренный и
сухой и что ни в одно время года
там нет ни чрезмерной жары, ни
холода?»
А насколько близки отношения
между Западной Германией и этим
фашистским государством, где «весь
год напролет стоит наилучшая для
отдыха солнечная погода», видно из
того, что красочный проспект «СА-
ТУРа» с удовлетворением отмечает:
«Южная Африка — важнейший
потребитель немецкой (имеется в
виду западнонемецкой. — Авт.)
продукции на всем Африканском
континенте. Ее ввоз объемом в 906
миллионов марок составил в 1962 году
30,2 процента немецкого экспорта в
Африку. С другой стороны,
поставляя 11,2 процента всего импорта
Федеральной республики из Африки
(равного 506 миллионам марок),
Южная Африка также на одном из
первых мест».
Своего рода аттракционом «Люфт-
ганзы» во время полета в Иоганнес-
бург является бочка с пивом.
Стюард обходит всех с бочонком и
предлагает пиво каждому, кто
пожелает. Присмотревшись пристальнее,
можно заметить, что бочонок
бутафорский, а пиво содержится, как
обычно, в большой жестяной банке.
Как бы то ни было, это прекрасный
жест прощания с Германией в
момент, когда высоко над облаками
самолет летит по направлению к
континенту, где глоток
прохладительного слишком часто остается
только мечтой.
«Гранд-отель в воздухе» — гласит
реклама западногерманской «Люфт-
ганзы». Итак, пассажир Бернд
Келерт отправился в «аэро-гранд-оте-
ле» к южной оконечности Африки.
И вероятно, для молодого человека
в новом, элегантном летнем костюме
это было приятным путешествием.
Но, конечно, шестнадцать часов
полета в «аэро-гранд-отеле» стоят
немалых денег. За билет так
называемого туристского класса от
Франкфурта до Иоганнесбурга надо
заплатить 1535 западных марок.
Но это не все. Тот, у кого в кармане
нет ничего, кроме оплаченного
авиабилета, вообще не попадет в Южную
Африку. Порядки там строги!
«Въезд. Вы должны обладать
паспортом и визой. Пограничные
чиновники вправе убедиться в том, что
прибывший имеет достаточно
денежных средств, а также обратный
билет на самолет». Так гласит один
из пунктов красочного проспекта
«Южная Африка, идеальная страна
37

для отдыха». Этим жестким
правилом фашистские власти хотят
оградить себя от маломощных в части
финансов господ из Европы.
Следовательно, Бернд Келерт имел
не только 1535 марок на въезд, но
и не меньше 3 тысяч марок на
расходы и на обратный путь, когда
получал визу в Кёльне.
Но фрау Келерт сказала нам:
— Свою поездку Бернд
оплачивал не сам, я это знаю.
Да, если европеец хочет
переселиться в Южную Африку, он
получает от эмиграционного ведомства
или от вербующей его фирмы
авиабилет и карманные деньги.
Предпочтение при этом отдается
южноафриканской авиакомпании «Трек-эйру-
эйс», осуществляющей регулярные
удешевленные рейсы из Европы
специально для переселенцев.
А еще более экономные
предприниматели фрахтуют для своих
завербованных пароходы. Двухнедельное
путешествие на пароходе
обходится на треть дешевле, чем по воз-
ДУху.
Фрау Келерт не смогла ничего
нам сказать о трудовом договоре.
Она даже не знала названия
южноафриканской фирмы, с которой
Бернд был связан. Она лишь
сказала:
— У него, безусловно, имелись
шансы на успех, ведь он был
электриком и автомехаником.
Конечно, таких специалистов
встречают в Южной Африке с
распростертыми объятиями. Но у Берн-
да была еще и третья
специальность. Он прошел обучение как
солдат войск специального назначения,
как парашютист и рейнджер. А
таких «специалистов» тоже встречают
с распростертыми объятиями.
Итак, молодой человек в
светлом летнем костюме поднялся на
борт «аэро-гранд-отеля» с
авиабилетом, который кто-то оплатил за
него.
Либо какая-нибудь фирма в Иоган-
несбурге ожидала
высококвалифицированного западногерманского
специалиста, либо кто-то другой
ожидал высококвалифицированного
западногерманского солдата.
Когда-то немцы уже отправлялись
в гражданской одежде на чужое
поле военных действий. Одетые по
моде 1937 года, отправились офицеры
и солдаты нацистского легиона
«Кондор» в Испанию. И лишь там они
надели форму наемников и уселись
в свои пикирующие
бомбардировщики, чтобы стереть с лица земли
Гернику.
Мы не можем утверждать, что
унтер-офицер запаса бундесвера
Бернд Келерт ступил на борт
самолета «Люфтганзы» с воинским
предписанием в кармане. Но нам
известно, что сотни наемников были
доставлены именно подобным
образом через Иоганнесбург в Конго,
чтобы беспощадно подавлять там
освободительное движение.
Предположим, Бернд Келерт получил
билет и деньги от какой-либо
южноафриканской фирмы. Разве эта
фирма спустя несколько дней
выпустила бы этого молодого
специалиста из своих рук? Ведь она
затратила на него не менее двух
тысяч марок!
Но факт остается фактом: уже
спустя восемь дней после своего
прибытия в Иоганнесбург Бернд
Келерт в качестве наемника
отправился дальше, в Конго. Надо полагать,
он был откомандирован другого
сорта «фирмой».
38

Фрау Келерт спросила нас о
«молодом блондине из Гамбурга». Мъ\
о нем ничего не знали. С этим
«молодым блондином из Гамбурга»
Бернд познакомился на аэродроме
во Франкфурте.
— Он разговорился с ним уже
около окошка отправления. И потом
писал мне в открытке из Иэганнэс-
бурга, что живет с ним в одном
номере гостиницы.
Из этого замечания матери, по-
видимому, вытекает, что на борту
самолета «Люфтганзы», отбывшего
3 августа 1964 года в очередной
рейс № 704, было по меньшей мере
два наемника, направлявшихся в
Конго.
Подробности «операции Конго»
давно перестали быть секретом.
Международные монополии
намеревались и впредь владычэствовзть
над Конго, этой невероятно богатой
полезными ископаемыми страной в
сердце Африки. Поэтому был убит
африканский национальный герой
Патрис Лумумба, поэтому
конголезский квислинг Чомбе установил
свою, основанную на терроре
власть. Когда же борцы
освободительного движения, носившего имя
Лумумбы, отвоевали две трети
родной земли, международные
монополии послали своему ставленнику не
только самолеты и оружие, но
и опытных солдат-наемников,
именовавших себя «белыми
гигантами».
Американские монополии внесли
львиную долю на оплату наемников.
Они вовлекли в боевые действия
даже регулярные американские
военно-воздушные силы, точно так
же как соперничающие с ними в
Конго бельгийцы бросали в бой
военных парашютистов. И конечно,
западногерманские монополии не
остались в стороне от этой грязной
игры.
Отдел печати западногерманского
акционерного общества «Люфтганза»
прислал нам по нашей просьбе
фото директора африканского
филиала. На оттиске фотографии
господина Ф. В. фон Меллентина указано:
«С любезного разрешения
«Люфтганзы» (стр. 40).
Директор фон Меллентин за
время нацизма достиг чина генерал-
майора. Один английский военный
историк опубликовал в своей книге
фотографию сидящего в дружеском
окружении Гитлера: рядом со своим
фюрером Ф. В. фон Меллентин.
Отставной нацистский генерал-майор
сегодня ключевая фигура
западногерманского неоколониализма в
Африке. Он сидит в Иоганнесбурге,
и его деятельность маскирует
табличка с надписью: «Директор
«Люфтганзы».
Фон Меллентин пишет в одной
своей военно-политической статье:
«При том факторе ненадежности,
каким являются недавно возникшие
государства, Южная Африка
представляет собой единственно
надежного союзника, на которого в случае
опасности может рассчитывать
Запад». Из португальских районов
Мозамбика и Анголы, из Родезии и
Южно-Африканской Республики фон
Меллентин предлагает создать
САТО — африканское дополнение
к НАТО. На этой основе должны
быть сформированы воинские части
(фон Меллентин по традиции буров
называет их «коммандос»), всегда
готовые к операциям против
«мятежных туземных государств». Когда
в 1964 году в Конго возобновилась
борьба против неоколониализма, в
39

бой для осуществления «операции
Конго» — в соответствии с теорией
фон Меллентина — были брошены
отряды «коммандос». В один из этих
отрядов вступил Бернд Келерт.
Командовал им Конго-Мюллер.
А один из наемников носил имя Герт
фон Блотниц.
Наше внимание к Ф. В. фон Мел-
лентину впервые привлек Конго-
Мюллер. Но когда мы начали
расспрашивать его о военных планах
бывшего генерала, он начал
уклоняться от ответа:
— Да, эти планы мне знакомы. Но
мне не хотелось бы о них говорить.
Эти дела пока что не подлежат
оглашению.
Однако между собой фон Меллен-
тин и Мюллер говорили на эту тему
подробнейшим образом. И генерал
почтил майора наемников особой
милостью: он доверил ему своего
племянника Герта фон Блотница. По
желанию дяди прапорщику запаса
бундесвера предстояло принять участие
в «охоте на негров».
Возникает вопрос: не пользовались
ли Бернд Келерт и молодой блондин
из Гамбурга бесплатными билетами
западногерманской авиакомпании
«Люфтганза» для полета из
Франкфурта в Иоганнесбург? Ведь они
прибыли в «боинге» «Люфтганзы»
к месту назначения именно для того,
чтобы спустя несколько дней
вступить в число «коммандос» директора
«Люфтганзы».
«Дорогая мама! Ну вот я снова
стал солдатом! Я нахожусь в Камине,
в Конго. А завтра отправляемся в
Альбертвиль, где мятежники
захватили город.
Сердечный привет, целую.
Твой Бернд».
Теперь мы знаем: наемник Бернд
Келерт подал этот признак жизни
через несколько часов после своего
прибытия в Камину. Вместе с
другими наемниками он был
переброшен из Иоганнесбурга в Камину по
американскому воздушному мосту,
носившему кодовое обозначение
«Уингмор». Две огромные
американские транспортные машины типа
С-130Е, обычно называемые
«геркулес», за каждый полет доставляли
в Камину 92 гражданских пассажира.
Видимо, Бернд Келерт уселся в
транспортный самолет еще в своем
светлом летнем костюме. Если бы
он и остальные 91 человек прибыли
на аэродром в полной амуниции
парашютистов, то «геркулес» мог бы
вместить лишь 64 человека.
Вылетевшая обратно пустая машина повезла
в Иоганнесбург чемоданы с
гражданской одеждой. А американский
офицер, прикомандированный к «Уингмо-
ру», захватил с собой письмо Келер-
та. Должно быть, какой-нибудь
другой офицер, наемник, принимавший
новое пополнение и сопровождавший
его к месту обмундирования,
посоветовал: «Если хотите написать
домой несколько строк, делайте это
поскорей. Американцы захватят с
собой почту в Иоганнесбург». Так,
сначала без марок и почтовых
штемпелей, письма полетели в
Иоганнесбург, а уж оттуда в качестве
обычной почты — дальше. Чтобы замести
следы. И последний признак жизни
Бернда Келерта прибыл из Конго
с южноафриканской маркой и
южноафриканским почтовым штемпелем.
Письмо, состоящее из трех
десятков слов, мать вынула из своего
почтового ящика в доме на Байерн-
штрассе, в Саарбрюккене. Яркие
южноафриканские марки. На одной
41

слон, на другой портрет дядюшки
Крюгера. Накануне получения письма
фрау Келерт видела дурной сон.
Послушаем, что она рассказывает.
«Вопрос. Ваш сын до своего
решения не изъявлял ведь желания
снова стать солдатом, не так ли?
Фрау Келерт. Нет, никогда.
Вопрос. Значит, он вас поставил
перед совершившимся фактом?
Фрау Келерт. Да. А до
получения письма я видела сон. Мне
снилось, что моя дочь погибла у меня
на глазах, спускаясь на лыжах с горы.
(Здесь фрейлейн Карла Келерт
перебивает мать и говорит: «Но я
вообще не хожу на лыжах».)
Фрау Келерт. Да, она не
ходит на лыжах. Но так приснилось...
Слева лес и крутой обрыв, а внизу
большое озеро. И мне приснилось,
что она слетела с этого обрыва и
разбилась. Сразу насмерть. И я дико
закричала».
Теперь фрау Келерт знает, что сын
ее был уже мертв, когда она
получила от него весточку из Камины.
«Я в Камине, в Конго».
Бернд Келерт мог бы написать
точнее: «Я на военной базе Камина», так
как от города Камины (провинция
Катанга) до крупнейшей военной базы
в Конго — двадцать километров.
Сооруженная бельгийскими
колониальными властями и продолжавшая
расширяться, база Камина обладала
аэродромом, ангарами,
заправочными станциями, площадками для
тренировки, стрельбищами, складами,
мастерскими, казармами,
офицерскими бунгало и тюрьмой.
«Завтра отправляемся в Альберт-
виль, где мятежники захватили
город».
Альбертвиль, расположенный у
озера Танганьика, уже был в руках
освободительного движения, когда
иностранный гражданин Бернд
Келерт ступил на конголезскую землю.
В столице, в Леопольдвиле, засел
Чомбе со своей кликой. Он
безостановочно совещался с послом США
Годли и со своими бельгийским,
американским и английским военными
советниками. Западногерманский
посол барон фон Мюлленхейм-Рехберг
также принимал участие в беседах.
Большая часть Конго Уже в руках
«мятежников». Для режима Чомбе
спасение было лишь в одном:
иностранные монополии должны были
поддержать его открыто, на глазах
у всего мира. И вот из Южной
Африки прилетели «белые гиганты».
И по плану нацистского генерала
фон Меллентина наемники
становились «коммандос».
Английский специалист, майор
Майк Хор был назначен шефом этих
«коммандос». Этот колониальный
офицер с опытом борьбы в
джунглях впоследствии напишет в своих
«Конголезских мемуарах»: «Я солдат,
моя единственная забота —
выполнение отданных мне приказов. Задача
заключалась в том, чтобы очистить
страну от мятежников. Я не знаю,
за что они борются и в чем их цель.
Но я знаю, что это плохие, опасные
и беспощадные люди». Получив
назначение, Хор немедля прилетел из
Леопольдвиля на базу Камина. Вслед
за ним последовали американские
транспортные самолеты. И из задней
и передней дверцы выходили
европейские «туристы».
Американские вертолеты,
известные под кличкой «бананы Сикорско-
го», доставляли оружие, боеприпасы
и форменную одежду. Из складов
были извлечены броневики, «джипы»
и гранатометы. Когда в числе первых
42

завербованных прибыл сюда Бернд
Келерт, база Камина походила на
растревоженный муравейник. На
аэродроме стояло более дюжины
самолетов. Маленькие трехколесные
автомобили «камионеты» шныряли между
самолетами взад и вперед. Издалека
доносилась стрельба, пока — с
учебного полигона.
Бернд Келерт немедленно был
переобмундирован. Форма, в
которую одевали наемников, поступила
из запасов американской армии и
бельгийских войск.
Мирный гражданин превратился в
«борца за свободный Запад». Только
тогда он мог поговорить с Конго-
Мюллером. Мы мало знаем о том,
что обещали наемникам в Иоганнес-
бурге. Вероятно, это походило на
трюк с биноклем. Переворачиваешь
бинокль и смотришь. Все выглядит
уменьшенным, крохотным. Должно
быть, наемникам так же, в
уменьшенном виде, была представлена
проблема опасности для их жизни.
Вербовщики умышленно умалчивали
о том, что солдаты освободительно-
43

го движения сражаются храбро, не
на жизнь, а на смерть. Вот что
Конго-Мюллер нам поведал о беседах
в Иоганнесбурге:
— Когда мь\ были в
Иоганнесбурге, нам сказали: это будет охота...
охота на негров и тому подобное...
предстоят чертовские дела... никакой
опасности, все о'кэй... это лишь
против тех, против мятежников.
Уже спустя несколько часов после
прибытия на базу Камина Бернд
Келерт был обмундирован для
«охоты на негров».
Кандидатов в наемники
спрашивали: «В армии служил? Да или нет?»
Келерт мог на это ответить: «Три
года в бундесвере. Добровольно
остался на сверхсрочную. Демобилизован
в чине унтер-офицера». А на
дополнительный вопрос: «Специальная
подготовка?» — мог ответить:
«Парашютист. 23 прыжка. Дополнительная
специальность — рейнджер».
Командир наемников Майк Хор
наверняка подчеркнул красным имя
Келерта, когда узнал о его военной
подготовке. Потому что из Иэганнес-
бурга прибывали не только
обученные парашютисты. Но и проходимцы,
мошенники и алкоголики, в ответ на
первый же вопрос опытного военного
робко сообщавшие, что никогда не
держали оружия в руках.
Майку Хору срочно требовались
парашютисты и снайперы, так как
Чомбе по телефону торопил шефа
наемников поскорее приступить к
«операции Альбертвиль». Хор еще
не был к этому готов. Но Чомбе
необходим был первый эффектный
успех, чтобы убедить иностранные
монополии в своей силе. Ему надо
было много денег, а деньги ему
дали бы лишь в том случае, если он
смог продемонстрировать свою
мощь. Поэтому 22 августа 1964 года
Чомбе отдал приказ начать
наступление на Альбертвиль. Майк Хор
согласился после того, как Чомбе
заверил его в поддержке
«правительственных войск», сформированных из
жандармерии Катанги.
Когда Бернд Келерт приземлился
на базе Камина и ступил на
конголезскую землю, он ни о чем этом не
имел понятия. Спустя всего
несколько часов он уже стал колесиком
механизма военной базы Камина. Об
этом свидетельствуют строки,
посланные им матери в Саарбрюк-
кен.
Майк Хор решил лично руководить
«операцией Альбертвиль». В помощь
себе он взял самого опытного из
своих офицеров. Зигфрид Мюллер,
бывший нацистский старший
лейтенант, позднее лейтенант
американских войск в Западной Германии,
прибыл на базу Камина вместе
с майором Хором. У него на погонах
были две звездочки старшего
лейтенанта наемников.
Зигфрид Мюллер, позднее Конго-
Мюллер, сколотил «боевую группу
Альбертвиль». С его слов нам
известно, как он это делал:
— Я подобрал себе парашютистов,
потому что у меня вообще особое
пристрастие к парашютистам. Майк
Хор сказал мне: «Возьмите еще и
немцев». Ясно, я присоединил и
немцев.
Бернд Келерт в любом отношении
подходил для «боевой группы
Альбертвиль»: он был и парашютист и
немец.
И фрау Келерт смогла кое-что
рассказать нам о пребывании своего
сына на базе Камина:
«Когда они прибыли из Иоганнес-
бурга, а Бернд был в числе первых,
44

майор Хор пригласил их в летный
ангар. Он сказал им: «По нашим
планам, вам предстояло сперва пройти
двухнедельную подготовку по
борьбе в джунглях и по партизанской
войне. Однако обстоятельства
изменились. Стратегически важный город
Альбертвиль занят мятежниками. Мы
получили задание отвоевать этот
город. Я не имею права понуждать
вас на эту операцию. — Это майор
Хор высказал вполне ясно,
поскольку договоры о найме еще не были
возвращены подписанными из
Леопольдвиля. — Вы еще не получили
жалованья, которое вам было
обещано выдать вперед. Но я апеллирую
к вашей солдатской чести».
Вопрос. Откуда вам это
известно?
Ответ. Я написала множество
писем, чтобы все разузнать о Берн-
де. Это сообщение я получила от
одного из его немецких товарищей.
Итак, господин майор апеллировал
к солдатской чести. Без сомнения,
этот маневр произвел впечатление.
А так как боевые действия в Конго
все равно рассматривались как нечто
безопасное, как своего рода охота
на людей, вероятно, не так уж
трудно было отважиться записаться
добровольцем.
«Да, Бернд совершенно
добровольно согласился участвовать в этой
операции», — подтвердила нам фрау
Келерт.
Бернду Келерту приятно было
увидеть, что у наемников все
находилось в стадии организации. Значит,
ему выпал шанс быстро сделать
карьеру. В самом деле, старший
лейтенант Зигфрид Мюллер после
«операции Альбертвиль» был
произведен в капитаны.
Майор Хор упомянул о договорах,
еще лежавших в Леопольдвиле. Но,
вне всякого сомнения, финансовые
условия были уже подробнейшим
образом изучены. Каждый стремился
в Конго к деньгам, к добыче. В том
числе и молодой немец Бернд
Келерт, владеющий тремя
профессиями. Большие деньги, большое
счастье — он поймает его здесь, в
Конго. Это можно, пожалуй, прочесть
на его прощальном фото, сделанном
в Западной Германии.
А там, где дело шло об Альберт-
виле, там можно было рассчитывать
на деньги! Вместо того чтобы
проходить тренировку на плацу в
незнакомом городе, впереди
приключения, добыча! Действительно,
взрывчаткой, предназначенной для
устранения уличных заграждений,
наемники подорвали в Альбертвиле
банковские сейфы и взяли богатую
добычу. Но Бернд Келерт уже не
получил своей доли. Ни разу не
получил он и ежедневной надбавки за
риск — свыше двух тысяч трехсот
конголезских франков.
Бойцы конголезского
освободительного движения захватили ящик с
заранее подготовленными
экземплярами договоров о найме. Таким
образом, мы располагаем типовым
договором, текст которого пришлось
внимательно прочитать так же и
Бернду Келерту. Мы приводим
ниже наиболее существенные статьи
этого классического документа
неоколониализма (фотокопия на стр. 47):
Документ о зачислении на службу
лица, связанного договором
с Демократической Республикой
Конго
Между правительством
Демократической Республики Конго, представ-
45

ленным премьер-министром, с одной
стороны, и господином
с другой стороны, в последующем
именуемым: лицо, связанное
договором, — заключается следующее
соглашение:
Содержание и вид договора
Выплата оклада производится
ежемесячно и вперед. Ежегодное
повышение составляет 3,5%.
Статья 4. К этому основному
окладу добавляется:
а) Надбавки для
семейных по следующему
тарифу (в конголезских франках):
Статья' 1. Лицо, связанное
договором, обязуется нести службу
в качестве
Функции, выполняемые лицом,
связанным договором, не обязательно
должны соответствовать
обусловленной выше должности.
Продолжительность договора
Статья 2. Настоящий договор
заключается сроком на шесть
месяцев и может быть продлен
автоматически, если не последует
предуведомления о его расторжении,
которое должно быть представлено
лицом, связанным договором, за
30 дней до истечения срока
настоящего договора.
Оклад, возмещение убытков, льготы
Статья 3. Ежемесячный оклад
лиц, связанных договором,
выражается в приводимых ниже суммах (в
конголезских франках):
волонтер 47 148,57
унтер-офицер 49 928,50
фельдфебель 66 438,54
младший лейтенант . . 99 662,60
лейтенант 105 642,25
капитан 126 236,04
комендант 133 810,39
майор 148 321,25
подполковник 177 321,04
жена
жена и один ребенок
жена и 2 детей . .
жена и 3 детей . .
жена и 4 детей . .
жена и 5 детей . .
9 975,63
1 5 964,76
22 343,16
29 518,86
37 899,89
46 280,92
(с прибавлением сверх этого по
8381,03 конголезского франка на
каждого ребенка).
б) Квартирные.
Если лицо, связанное договором,
не помещено в гостиницу или в
правительственный дом для приезжих,
то оно имеет право на квартирные
соответственно своей должности.
в) Суточные — 938
конголезских франков в день.
г) Надбавка на
довольствие.
Если лицо, связанное договором,
само обеспечивает себя
довольствием, оно получает ресторанную
надбавку, которая
устанавливается в следующих размерах: 562,8
конголезского франка в случае, если
лицо, связанное договором,
постоянно несет службу в одном
определенном месте; 820,75 конголезского
франка — во время разъездов по
делам службы.
д) Ежедневная надбавка
за риск 2345 конголезских
франков, если лицо, связанное
договором, находится в опасной зоне, по
мере того как она в связи с ходом
событий объявлена таковой; 938 кон-
46

голезских франков, если лицо,
связанное договором, находится в
небезопасной зоне. Подобные зоны
определяются для истекшего месяца
в начале каждого следующего
месяца, равно как и время окончания
состояния опасности или
небезопасности.
Возмещение в случае
смерти.
Статья 5. В случае смерти
выплачивается один миллион
бельгийских франков правомочным
родственникам жертвы. Эта сумма не
облагается налогами и не подлежит
никаким удержаниям.
Возмещение постоянным
инвалидам.
I. Постоянная полная
инвалидность. В случае ранений,
имеющих последствием полную
потерю зрения, ампутацию или же
полную утрату функций обеих рук, или
обеих ног, или же одной руки, или
одной ноги, полную инвалидность
или неизлечимое психическое
заболевание, делающее невозможным
любую работу и любое занятие,
выплачивается один миллион
бельгийских франков.
Эта сумма не облагается налогами
и не подлежит никаким удержаниям.
II. Постоянная частичная
инвалидность. Для такой
инвалидности устанавливается следующее
возмещение:
а) на основе максимума,
предусмотренного для постоянной полной
инвалидности, вычисляются
следующие нормы для случаев полной
потери, то есть ампутации или полной
утраты функций: правой руки —
75 процентов, левой руки — 60
процентов, правого предплечья — 65
процентов, левого предплечья — 55
процентов, правой кисти — 60 процентов,
левой кисти — 50 процентов, бедра —
60 процентов, ноги — 50 процентов,
ступни — 40 процентов, глаза —
30 процентов, большого пальца
правой руки — 20 процентов, левой —
18 процентов, правого
указательного пальца — 14 процентов, правого
среднего пальца — 12 процентов,
левого среднего пальца — 10
процентов, правого безымянного
пальца — 8 процентов, правого
мизинца — 8 процентов, левого
мизинца — 6 процентов, большого
пальца ноги — 5 процентов, каждого
другого пальца ноги — 3 процента,
слуха в одном ухе — 15 процентов,
в обоих ушах — 40 процентов. Для
левши, при условии, что заявление
было им сделано до ранения,
оценки, установленные для правой руки,
переносятся на левую и наоборот.
б) При частичной утрате
предусмотренных пунктом «а» конечности
или органа норма возмещения
устанавливается пропорционально
возмещению за полную потерю
соответствующего органа или
конечности, но не может превышать 60
процентов этой нормы.
в) Общая сумма возмещения за
постоянную частичную инвалидность
не должна превышать трех
четвертей суммы, предусмотренной для
постоянной полной инвалидности вне
зависимости от рода инвалидности и
количества полностью или частично
поврежденных конечностей или
органов.
Все ранения, следствием которых
явилась постоянная полная или
частичная инвалидность иных органов,
кроме перечисленных выше,
подлежат возмещению, которое
определяется аналогично установленным
выше условиям.
Составлено 196 г.
48

От имени Демократической
Республики Конго премьер-министр
Чомбе.
Лицо, связанное договором . .
Назначен на должность 196 г.
Семейное положение
Текущий счет в заграничном банке
Нормально пользуется правой
рукой или же является левшой
Адрес за границей
Основной оклад, надбавка за риск,
гостиница и питание в ресторане или
вместо этого квартирные и
продовольственная надбавки — все это
было приманкой, сулило жизнь с
удобствами в качестве служащего.
Не на железной дороге, не на почте.
И не в одном из министерств. А
служащим смерти, должностным
убийцей — с твердым окладом, с
надбавкой за риск, с квартирными и
суточными. Договор обсахаривал
опасность. Параграфы договора черным
по белому свидетельствовали о
паническом страхе белых
монополистов и их черных
коллаборационистов, о страхе перед конголезским
народом. Многостраничный договор
ни разу не называет вещи своими
именами. Статья 1-я должна была
бы гласить так: «Лицо, связанное
договором, обязуется служить в
качестве убийцы».
Вместо того убийцы и
преступники различаются в договоре по
рангам: от рядового волонтера до
подполковника.
О смерти также говорится в этом
договоре. Но только о смерти
подписавшего договор.
Читая эти гротескно-жуткие
пассажи, невольно вспоминаешь схемы
разруба свиных, телячьих, говяжьих
туш в поваренной книге, на которых
отмечены куски лучших сортов.
Таким же образом и тело
наемника разделено на более ценные и
менее ценные в процентном
отношении куски мяса.
Нам известно: Бернд Келерт
любил деньги. Значит, он мог
прикинуть на базе Камина: «Если я
приму участие в «операции Альберт-
виль», я изо дня в день буду
получать следующие надбавки; за
риск — по наивысшей категории,
кроме того — квартирную и
продовольственную, так как гостиниц и
ресторанов там ждать нечего. Итого
дополнительно свыше 4 тысяч
конголезских франков в день».
Иметь и не иметь... В данном
случае разница стоила Келерту его
жизни.
На следующий же день все
должно было начаться. Всего один день
и одну ночь Бернд Келерт провел,
следовательно, на базе Камина.
Ездил ли он на «джипе» в город
Камину? Этого мы не знаем. Но
тамошняя ночная жизнь, безусловно,
была приманкой для наемников.
Могло случиться, что вместе с
другими жаждущими впечатлений
отправился в город и он. Там действовало
по меньшей мере четыре бара,
лучший из них в отеле «Welcome»
(«Добро пожаловать»). Там было
мороженое, джин и перно. Виски же
водилось только в одном
определенном месте. Перед всеми этими
заведениями стояли местные
проститутки. Опытные люди на базе
Камина сообщили вновь прибывшим
словцо, необходимое для того, чтобы
без недоразумений договориться с
девушкой: «джигги-джигги».
В книге «Белые великаны»,
вышедшей в Западной Германии, мы нахо-
4 В. Хайновский, Г. Шойман
49

дим следующее описание ночной
жизни в городе Камине:
«Три наемника — эльзасец, вал-
лонец и некий Фрейманс —
посетили бар в городе.
Первую неприятность в тот день
они испытали не из-за какого-нибудь
негра, а из-за белого. В баре авиа-
50
торов, кроме них троих, находился
еще и четвертый белый. Он
выглядел так, будто провел в Африке
чуть ли не сотню лет и за это время
не протрезвлялся ни разу. Его кожа
была желтой, как айва, глаза
мутными.
— Погляди-ка, — сказал долговя-

зый эльзасец, — как дед угодничает
перед кафрами...
— А тебе-то что? — отозвался
Фрейманс.
— Не могу видеть, как они
старику на голову делают, — сказал
эльзасец.
— Но ему не остается ничего
другого, он не может не водиться с
кафрами, — возразил Фрейманс. —
Ты же видишь, он уже на том
свете...
— Все равно. Не могу я на это
смотреть, — упрямо сказал эльзасец
и выкрикнул поверх курчавых
голов: — Разве ты не видишь, папаша,
они над тобой хохочут?
Старик ничего не ответил и
продолжал плясать, словно в забытьи.
Его потухшие глаза смотрели не на
наемника, а как бы сквозь него. Тот
пришел в ярость.
— Папаша, — крикнул
эльзасец, — не понимаешь ты, что ли,
что я желаю тебе добра?
Глаза старика внезапно ожили, он
напряг свой голос, так что хриплый
выкрик был ясно слышен, несмотря
на шум:
— Поцелуй меня в задницу! На что
вы мне сдались!
Эльзасец выругался, обозленный
белым, который держался как
черный. Вдруг Фрейманс заметил, что
старик заговорил на непонятном
диалекте с черными, плясавшими
вместе с ним. «Ну, сейчас будет
дело», — подумал Фрейманс. Почти
все танцующие уставились на трех
белых. Потом один негр в
гражданском платье шагнул к бару и начал
шептаться с барменом. Вслед за
этим бармен нерешительно подошел
к этим трем и сказал:
— Лучше бы вам, господа, уйти...
Сейчас разразится скандал.
— Так, — рассеянно пробормотал
эльзасец, — так, так...
Фрейманс, разбиравшийся в
подобных ситуациях, молчал. Но
долговязый был мастером своего дела.
Ленивым движением он взял
пивную бутылку, стоявшую позади него
на столике, и разбил ее на голове
одного из «бунтовщиков». Музыка
не могла заглушить вопля женщин,
побежавших к выходу.
Долговязый не сделал ошибки —
не ударил негра кулаком по голове
или подбородку, он знал, что у
него в этом случае не было ни
малейшего шанса на выигрыш. Гораздо
большее предпочтение он оказывал
раздутым от пива животам и
печени, бил коленями между ног.
Валлонец сделал над собой
усилие и тоже вступил в драку.
Фрейманс, пятясь, чтобы не быть
атакованным сзади, отошел от
стойки и вытащил пистолет из-под
куртки. На одно мгновение драка
прекратилась, и все уставились на Фрей-
манса. В наступившей тишине он
поставил пистолет на боевой взвод.
— Теперь хватит, — сказал он
громко и ударил стоявшего перед
ним негра пистолетом по лицу.
От удара тяжелого ствола кожа
лопнула, и негры отпрянули. Вокруг
Фрейманса все вдруг опустело».
Мог ли одним из этих троих быть
Бернд Келерт? По описанию
школьного учителя из Торгелова — вряд
ли. Ведь тогда Бернд был «этаким
малышом». Даже став «белым
великаном», он не вырос выше своих
165 сантиметров. Но служба в
парашютных войсках бундесвера
сформировала его физически.
Его мать сказала нам:
— Он весил немного, около
пятидесяти шести килограммов. Но был
4*
51

крепким. И очень, очень
спортивным. У него была невероятная
мускулатура.
Если Бернд Келерт в этот
единственный вечер, проведенный в
Камине, остался на военной базе, он
мог выпить жидкого, но зато
холодного как лед пива марки «Примус»
в кают-компании на первом этаже
аэродрома.
В общежитиях ждали нары с
неопрятными соломенными тюфяками.
Стекла окон грязные, тусклые.
Повсюду пришпилены вырезанные из
иллюстрированных журналов
фотографии полуобнаженных красоток.
И недвусмысленные тексты на
разных языках украшали стены.
Конго-Мюллер: «В Камине мы
незамедлительно получили одежду и
оружие, а ночь провели в
свободных домах. На следующее утро
принялись разгружать и нагружать
самолеты. Едва мы нагрузили один
самолет, как поступило распоряжение
выступать. Мы сами были просто
поражены, все происходило
чертовски быстро. Мы полетели в
направлении Альбертвиля, к озеру
Танганьика. Неподалеку оттуда нас
высадили, а затем на грузовиках мы
добрались до Бодуэнвиля».
Один из наемников незадолго до
начала боя сделал это фото мюлле-
ровского отряда (стр. 53).
Справа — Конго-Мюллер, он
смеется, как обычно. Участвует в
этой сцене и Бернд Келерт. Вне
всякого сомнения, это второй слева.
Его каска кажется несколько
великоватой. Боевое снаряжение —
легкий пулемет и винтовка. Вооружен
до зубов.
То есть готов к «охоте на
негров».
Другой снимок сделал в самолете
сам Конго-Мюллер. Он продал его
репортеру западногерманского
иллюстрированного журнала «Ревю».
В подписи под снимком сказано:
«Полет на фронт в джунглях. Белые
легионеры не дают пощады. Их
девиз «Беги, кафр, или умри» (стр. 54).
Нам было знакомо это фото.
Но лишь фрау Келерт обратила
наше внимание на то, что и ее Бернд
увековечен на нем. Его почти не
видно. Выглядывают только глаза и
нос из-за спинки расположенного
перед ним кресла. Не кажется
ли, что он смотрит несколько
испуганно?
Конечно, каждая мать сразу же
узнает своего сына. Дополнительным
опознавательным признаком для нее
явился берет парашютиста с
эмблемой.
— Бернд получил его во время
маневров НАТО на память от одного
французского парашютиста.
Итак, мирный гражданин захватил
с собой в Африку военный сувенир:
еще одна улика, доказывающая, что
Бернд Келерт уже в Западной
Германии решил вступить в ряды
наемников.
Быть может, он думал: «Такой
головной убор произведет впечатление,
во мне увидят опытного солдата».
Чем дольше рассматриваешь
фото, тем яснее понимаешь, что здесь
совершенно иной Бернд Келерт. Это
уже не тот самоуверенный,
улыбающийся молодой человек в светлом
костюме. Но что отражается на его
лице: страх? Или же нечистая
совесть? Не гнетет ли его в этом
полете, протекающем под девизом
«Беги, кафр, или умри», груз,
оставшийся от школьных лет в ГДР?
52

На снимке еще один наемник
выглядит задумчиво — передний
слева. Остальные дремлют, смеются,
что-то читают...
Этим полетом началась «операция
Альбертвиль», начался карательный
поход «белых великанов» в Конго.
И Бернд Келерт в нем участвовал.
Он завербовался в качестве
наемника 5-го отряда. В этом
подразделении собрались преимущественно
немцы и южноафриканцы, были там
и легионеры других
национальностей.
5-й отряд, разделившийся
впоследствии на 51, 52 и 53-й, с самого
начала соперничал в погоне за
добычей и в жестокости с
бельгийцами из 6-го и 8-го отрядов. Глядя на
этих дремлющих и ухмыляющихся
парней, задаешь себе вопрос: какие
же идеалы отстаивали они в Конго?
Конго-Мюллер, правда, весьма
самоуверенно утверждал: «Я боец
свободного Запада! — и даже с
пафосом добавлял: — Я защищаю в Конго
христианский Запад!» Но его
наемники смеялись над этими
идеологическими сказками. Конечно, во главе
наемных отрядов стояли отъявленные
антикоммунисты. Но самая борьба
против коммунизма — а каждого
конголезца, борющегося за свободу
и независимость своего народа, они,
конечно, причисляли к
«коммунистам» — была для наемников
заманчивой лишь из-за высокой оплаты и
щедрой добычи.
53'

То, о чем думали наемники,
изложено в вышедшей в Западной
Германии книге «Сто одиннадцать дней
Стэнливиля», которую мы ниже
цитируем:
«Когда наемников спрашивали,
зачем они прибыли в Конго, то они
нередко отвечали, глядя прямо в
глаза: «Чтобы бороться с
коммунизмом» — и тотчас разражались
громким смехом.
Одни ехали только из-за
жалованья, другие надеялись пограбить:
возможностей для грабежа было
вдосталь. Были и такие, которые,
сколотив в Конго состояние,
возвращались домой. Кроме десятка тысяч
наличными, они прихватывали
слоновую кость, золото, бриллианты,
драгоценности, магнитофоны,
радиоприемники — короче говоря, все, что
могло представлять какую-либо цен-
54

ность. Если нужный предмет
оказывался крепко закрытым или
заколоченным, это не служило
препятствием, они взламывали или подрывали
взрывчаткой.
Деньги — вот что было
единственной ценностью в мире
наемников.
Однажды несколько наемников
пересекли на лодке реку для того,
чтобы атаковать позицию симб ' на
противоположном берегу. Унтер-офицер
с автоматом в руках выпрыгнул из
лодки за несколько метров до
берега. Держа автомат высоко над
головой, он пробирался вброд по
грудь в воде. И вдруг вспомнил, что
у него в нагрудном кармане лежит
чек на 300 долларов. Он бросил
оружие, выхватил чек из кармана и,
размахивая им в воздухе, поспешил
к берегу. Пули свистели мимо его
ушей, но он отыскал камень,
разложил на нем свой чек и принялся
просушивать. Его товарищи тем
временем занимались симбами».
Должно быть, и Бернд Келерт
думал о долларах, слоновой кости,
золоте, бриллиантах и
драгоценностях. Он искал в Конго
приключений, жаждал богатства. Он хотел в
один прекрасный день вернуться в
Саарбрюккен богатым человеком.
У матери, у соседей, у друзей, у
его подруги — глаза раскроются от
изумления! Вот тогда-то он снова
написал бы в Торгелов, в ГДР.
Обязательно!
Но в западногерманских книгах
крайне редко говорилось о крупной
1 С и м б а — лев. Одно из
наименований бойцов конголезского
освободительного движения.
добыче. Международные банки и
концерны вовремя убрали свои не
слишком надежно укрытые
ценности в динамитоустойчивые сейфы или
вывезли из страны.
Но зато уж почти на каждой
странице можно прочесть о жестоких
зверствах, творимых солдатней,
которая была показана нам в самолете
весело ухмыляющейся или
полусонной.
Приведем выдержки из трех
западногерманских книг, описывающих
действия неоколониалистских
молодчиков.
«Когда наемникам попадаются
раненые повстанцы, которые не могут
бежать, они их просто
приканчивают. Один унтер-офицер взял себе
за правило перерезать горло
раненым повстанцам. Офицер утверждал,
что этот унтер-офицер прикончил
двести раненых.
— Он одичал после первого
похода, — объяснял офицер. — У него
был прекрасный нож —
американский...
Другой унтер-офицер наемников,
парень, которого мучила совесть,
сказал:
— После налета
бомбардировщиков Б-26 бойню уже нельзя было
прекратить. Я думаю, в Кинду ^лъ\
убили по меньшей мере три тысячи
человек. Откровенно говоря,
большинство понапрасну.
Несколько наемников загружали
лодку мертвыми телами повстанцев,
намереваясь потом столкнуть ее по
течению. Вдруг перед ними вырос
симба с автоматом, прицелился, но
55

автомат дал осечку. Наемники
обезоружили его и приказали войти в
лодку. Он сделал, что ему сказали,
расстегнул пуговицы рубашки и не
моргнув подставил наемникам голую
грудь. Они выстрелили. Он упал
лицом вперед на груду мертвых тел.
Наемники оттолкнули лодку от
берега, и ее унесло потоком.
Наемники оставались еще
несколько дней возле моста в ожидании
других, чтобы сгруппироваться для
решительного удара. За время ожидания
возникла проблема, что делать с
трупами: на противоположной
стороне моста лежало шестьдесят и
вблизи, в джунглях, еще сорок трупов.
Унтер-офицер рассказал об этом
так:
— Трупы лежали повсюду. Ну и
чтобы они не пахли — а уже спустя
два дня они, понимаете ли, начинают
вонять, — нам надо было навести
порядок. Мы свалили окровавленные
трупы в колоссальную кучу, как гти-
рамиду, и хотели ее сжечь. Они
были еще теплые, носить свежие
трупы — дело нетрудное. Мъ\
побросали их друг на друга, облили
дизельным горючим и подожгли. Но они,
конечно, не сгорели. Надо было
сразу сбросить в реку. А этого-то мы и
не сделали.
Белые люди, едущие в Африку
поохотиться на слонов, носорогов, львов
и прочих зверей, имеют обыкновение
сниматься у своих трофеев. Солдаты
делали то же самое. Некоторые
взбирались на вершину пирамиды из
трупов и там фотографировались.
Позднее, прочесывая местность,
наемники при свете карманного
фонаря обнаружили на одном из
грузовиков мертвого офицера повстанцев.
Около него на корточках сидел
мальчик лет десяти-двенадцати с кое-как
перевязанной раной на руке.
Мертвый офицер был отцом мальчика, он
хотел отвезти его в госпиталь, не
подозревая, что в Лубуту уже
вступили правительственные войска.
Мальчик забился в угол грузовика.
Наемник влез в машину, приставил
пистолет к голове мальчика и застрелил
его». (Из книги Дэвида Рида «Сто
одиннадцать дней Стэнливиля».
Гамбург, издательство Пауля Цолнея.)
«Будто на снимке крупным планом,
Фрейманс вдруг увидел перед собой
юношу лет шестнадцати, который,
держа ружье в вытянутых руках,
целился в него, но от волнения не
прижал приклада к плечу.
Указательный палец Фрейманса
непроизвольно нажал на спуск и тотчас ослабил
нажим, выпустив из обоймы не более
трех пуль. Фрейманс увидел, как у
юноши подогнулись колени, он начал
оседать назад, выпустил ружье,
взмахнул руками, пытаясь удержать
равновесие, и наконец упал на спину.
Маленькое облачко пыли поднялось в
воздух, когда юноша ударился
затылком об землю.
Деревня позади горела, и у них не
было времени похоронить мертвых,
оставшихся на площади. Они никогда
этого не делали, пусть мятежники
видят, что они здесь побывали.
Оба пленных опустились на землю
и безучастно смотрели вперед.
Фрейманс обозлился. Почему они молчат,
почему никто из них ничего не
сказал, хотя бы чтоб выговориться?..
И снова он подумал о том, как вел бы
себя в аналогичной ситуации: «Я по-
56

пытался бы просить пощады. Не так-
то просто умереть».
Дюбуа безмолвно указал на край
откоса, и оба пленных пересели туда.
Они опустили головы и уставились на
свои обтрепанные брюки.
Щелканье затвора прозвучало
громче, чем обычно. Раздалось пять
выстрелов, два в парня и три в
старика. Старик упал головой вперед,
парень — назад. И сразу же на
верхней губе парня появилось страшное
красное пятно рваного мяса, там, где
пуля вышла наружу.
Поблизости от сгоревшего дома он
увидел кровавый след, убегавший в
кукурузное поле. Ему не
потребовалось далеко идти, чтоб обнаружить
конец этого следа. Через четыре-
пять метров он наткнулся на два
тела, лежавших рядом на спине, будто
они улеглись спать. У мужчины,
который обнаженным лежал на поле,
всю грудь от печени до сердца
наискось пересекали пулевые отверстия.
Они выглядели ужасно. Женщина
лежала на распростертой руке
мужчины. Оба были еще очень молоды,
волосы у женщины на лобке были
совсем редкими. Ее широко раскрытые
глаза со страхом глядели на Фрей-
манса. Фрейманс не сразу понял,
что она жива и, видимо, только
ранена. Левое предплечье было
разорвано по всей его длине, но неясно
было, произошло ли это от пули или
во время бегства.
Наконец Фрейманс толкнул
девушку носком сапога и сказал резко:
— Вставай, пора с тобой
кончать. — При этом он сделал
недвусмысленное движение рукой.
Фрейманс и сидевший в «джипе»
адъютант Фенц поздоровались
довольно приветливо, они знали друг
друга по казарме в Стэнливиле.
Фенц был коренастый низенький
немец с круглым приветливым лицом,
бывший фельдфебель бундесвера.
О нем рассказывали, что он
владеет пулеметом, как никто другой.
Ничего нет ужасней, чем кровь,
текущая в низкой, желтой, сухой
траве, думал он, когда постепенно стала
стихать дикая пальба. Убитые и
умирающие лежали по всей поляне.
Одни поверх других. Некоторые еще
стонали.
Первого мулелиста ! он убил в
доме, причем дуло его «беретты» 2
почти касалось груди негра. Второго он
обнаружил, когда тот хотел
перепрыгнуть через насыпь, и выстрелами
сбросил его под откос, к реке Луи-
ка. Третьего, который со страхом не
отрывал от него глаз, наверно еще
никогда не видав белого солдата на
таком близком расстоянии, он
пригвоздил штыком к насыпи. Было
отвратительно ощущать, как лезвие
прошло сквозь горло и уткнулось
концом в землю. Он выдернул свой
штык, и негр с закатившимися
глазами испустил дух. Поток ярко-красной
крови хлынул на черную кожу». (Из
книги Ортвина Кирхмайра «Белые
великаны». Мюнхен, издательство
Фрица Молдена.)
'Пьер Мулеле — министр
юстиции в правительстве Лумумбы.
Один из руководителей
конголезского освободительного движения. В его
честь солдат этого движения
называли «мулелистами».
2 «Б е р е т т а» — пистолет
итальянского производства, калибр 9 мм.
57

— «Хор хочет избежать всякого
риска, огневой налет из гранатометов
должен проложить путь наступлению.
Солдаты присели на корточки в
темноте. Сзади что-то движется, огонек,
колеблясь, приближается. Видимо,
велосипед.
— Надо его убрать без шума, —
решает Хор. — Фельдфебель Хаген,
действуйте!
Не теряя слов, немецкий
фельдфебель примкнул штык к своему
карабину и исчез».
«Приподняв крышку, он, к своему
ужасу, увидел три человеческие
головы, мягкие части которых были
разварены.
Буд совершенно спокойно
рассказал, что американские офицеры и
солдаты с транспортных самолетов
предложили ему по 50 долларов за
каждым негритянский череп с
пулевым отверстием. Буд, хороший
стрелок, обнаружил, к своему сожалению,
что пули бельгийского карабина
калибра 7,623 дают очень большое
выходное отверстие и этим портят вид
«товара». Он был счастлив, когда во
время одной операции ему попала в
руки малокалиберная винтовка
мятежников, оставлявшая «красивые,
чистые, маленькие» дырки и спереди и
сзади. Остальные наемники дивились,
почему Буд всегда пользуется
малокалиберным ружьем». (Из книги
Ганса Германи «Белые наемники в
черной стране». Западный Берлин,
издательство «Ульштейн».)
В компании смеющихся или
дремлющих головорезов Бернд Келерт
отправился на «фронт в джунглях».
Стал ли он убийцей? Этого »лы не
знаем; во всяком случае, у него
оставалось мало времени, чтобы стать
таковым. Его мать читала сообщения
об убийствах, пожарах и грабежах,
58

творимых наемниками; ее угнетал
этот вопрос. И она находит почти что
утешительным тот факт, что ее сын
Бернд погиб в первом же
наступлении.
— Таким образом он многого
избежал.
И все же до того, как Бернд Ке-
лерт погиб, отряд Конго-Мюллера
успел убить 28 конголезцев.
Четверо наемников сидят в лодке.
На них спасательные
водонепроницаемые жилеты. Позади — справа
от мотора — мь\ узнаем Бернда Ке-
лерта. Второй слева длинный немец:
фельдфебель запаса бундесвера Не-
стлер (фото, стр. 58).
Этот снимок тоже сделал Конго-
Мюллер. В наших записанных на
пленку беседах с ним содержится
подробное описание «операции Аль-
бертвиль», которая началась отлетом
с базы Камина.
«— В Бодуэнвиле, на берегу озера
Танганьика, мь\ погрузились в три
моторных катера. Это были
американские десантные катера из пластика.
Совершенно плоские.
— Сколько человек вас там было?
— Намечалось пятьдесят человек,
но, так как один катер сразу же
вышел из строя, пришлось сократить
наш состав до двадцати четырех
человек. Остальные отправились по
проселочной дороге вместе с
черными.
— Были среди этих двадцати
четырех человек также и немцы?
— Да, со мной было тринадцать
немцев. ^Ль\ ехали всю ночь и на
рассвете добрались до места,
расположенного к югу от* Альбертвиля. ^Аь\
вышли на берег из-за неполадок на
катерах. Из трех моторов в порядке
был только один, вдобавок у нас
бензин кончился. Поэтому мь\ решили
продвинуться к Альбертвилю по
проселочной дороге. Мы выступили на
рассвете и нашли деревни пустыми.
Явный признак того, что нашего
появления ждали. Через десять
километров мы сделали остановку. tAbt
не были привычны к таким
переходам, еще совсем недавно все
занимались гражданскими профессиями.
К тому же тяжесть оружия,
непривычное обмундирование... А ведь это
было наше первое выступление. ^Ль\
сделали привал, выкупались,
немного передохнули. И вдруг
подверглись неожиданному нападению. Они
приблизились, атаковали нас. У них
были луки. В нас полетели копья и
стрелы. ^Лы немедля открыли огонь.
Я сейчас не могу сказать в точности,
но помнится — через несколько
минут уже лежало двадцать восемь
убитых. А трое или четверо нападавших
исчезло вдали. Итак, мь\ сразу
вступили в драку!»
Вторник 25 августа 1964 года.
В этот день Бернд Келерт принял
участие в своей первой и последней
«охоте на негров». В этот день он и
остальные 23 наемника отпраздновали
с помощью виски и пива марки
«Примус» свое «боевое крещение».
24 наемника, вооруженных 48
пулеметами и пистолетами, в короткой
резне убили 28 африканцев. За
каких-нибудь 15 минут. В «Военном
дневнике», напечатанном в
западногерманском журнале «Ревю», Конго-
Мюллер под датой 25 августа писал:
«Через четверть часа мятежники
были разбиты. Они оставили 28 убитых».
На 24 наемника пришлось в этой
первой схватке 28 убитых
африканцев: на одного наемника — более
«ем один убитый повстанец. Простой
арифметический подсчет показы-
59

вает, что Бернд Келерт тоже стал
убийцей. И ничто не говорит о том,
чтобы он не стрелял.
Беседуя с нами, Конго-Мюллер
насмехался над одним из наемников,
который не стал стрелять. О Бернде
Келерте он, напротив, отчетливо
упомянул как о «лучшем солдате». Он
едва мог припомнить имена
отдельных солдат, но Бернда Келерта он
назвал трижды. Несмотря на то, что
был с ним вместе всего несколько
дней. Допустим, что Бернд Келерт
во время перестрелки не особенно
выделялся, хотя во время своей
трехгодичной службы в бундесвере
в качестве парашютиста и
рейнджера прошел также подготовку
снайпера. Допустим даже, что
«хороший солдат» столь глубоко
врезался в память Конго-Мюллера из-за
своих гражданских специальностей.
Нам ведь уже известно, что
кормовые моторы пластиковых десантных
катеров американского производства
все время выходили из строя. И
квалифицированный автомеханик,
наверное, не раз слышал похвалу Конго-
Мюллера.
Итак, после непривычного перехода
Бернд Келерт искупался, отдохнул, а
затем схватил свой автомат. Ему
надо было только перевести рычажок
к букве «F» (означающей «Feuer» —
60

огонь), и автомат уже на боевом
взводе.
28 мертвых осталось лежать в
траве у озера Танганьика.
«Ничего нет ужасней, чем кровь,
текущая в низкой, желтой, сухой
траве».
Конго-Мюллер, предпочитавший
стрелять из кольта, который он носил
наготове в левом нагрудном
кармане, — автор также этого снимка
(стр. 60). Один из убитых, из тех, что
на совести и Бернда Келерта...
«Это будет охота — охота на
негров и тому подобное... никакой
опасности, все о кэй... это только против
мятежников». Эти немыслимые слова,
высказанные в агитационных целях
в Иоганнесбурге, стали здесь, у
озера Танганьика, мрачной
действительностью.
Что были за люди — те, что
остались лежать здесь распростертыми
на родной земле?
Бернд Келерт, вероятно, тоже
смотрел на мертвых. Прикасался ли
он к ним? Известно, что лейтенант
Маци и другие наемники обирали
трупы.
«...Затем можно присчитать еще и
деньги, которые забираются у
мертвых повстанцев. Ясно, что это вовсе
не мародерство, а право
победителя», — так без всякого стеснения
заявил в микрофон наемник Георг
Краль, тоже участник «операции Аль-
бертвиль». Мы располагаем лентой с
этой записью.
28 человек с вывернутыми
карманами лежали в желтой, сухой траве.
Вооружены они были стрелами и
луками. Это были простые люди,
вероятно крестьяне и охотники, одетые
в рубашки и штаны или просто
набедренные повязки.
Они оборонялись против
вооруженных до зубов захватчиков луками и
стрелами. Только то, с чем они
обычно охотились на диких зверей, они
могли применить в качестве оружия.
2 апреля 1955 года. Бернд Келерт
и остальные 25 учеников прослушали
в течение 30 минут беседу на тему:
«Страдания борцов Сопротивления».
Так зафиксировано в аккуратно
ведущемся классном журнале. Тридцать
1*инут — срок небольшой. Но и
пятнадцати минут было достаточно,
чтобы убить 28 человек.
Наемник Бернд Келерт знал, что за
лучшую, мирную жизнь множество
людей пошло на страдания. На этом
школьном уроке он узнал о
комсомолке Зое Космодемьянской, которая
осталась непоколебимой, несмотря на
фашистские пытки.
Девять лет спустя после того
школьного урока он не был больше
в Торгелове, в ГДР, а очутился в
наемном отряде в Конго.
25 августа 1964 года. В своем
«Военном дневнике» Конго-Мюллер
пишет: «Через четверть часа
мятежники были разгромлены. Они оставили
28 убитых».
Страдания этих конголезских
борцов Сопротивления были недолгими.
Если при выворачивании карманов
обнаруживалось, что кто-то еще жив,
он получал пулю в затылок.
Солдаты Конго-Мюллера мучили,
пытали. С некоторых жертв они
сдирали кожу: кусок черной кожи —
это «сувенир».
Кожаные ремни, которыми
связывали захваченных повстанцев,
предварительно окунались в соляной
раствор, чтоб они глубже врезались —
до самой кости. Мюллер, этот
«смеющийся человек», рассказывал:
— Вообще-то брать пленных не
61

принято, но если такое
случается, то режут на части. Сперва
отрезают правую ногу, потом
левую, ха-ха-ха...
2 апреля 1955 года Бернд Келерт
30 минут слушал на уроке о
страданиях борцов Сопротивления.
Сегодняшние ученики в Торгелове, в ГДР,
во время такого занятия узнают и о
страданиях борцов Сопротивления
в Конго и Вьетнаме.
Пятнадцатилетнего конголезского
юношу — он был членом
демократического молодежного движения «Же-
несс» — наемники замучили до
смерти. Всего в пяти метрах от него,
укрывшись в кустах, лежал один из
руководителей освободительного
движения, за голову которого была
назначена крупная сумма. Юноша
пошел на смерть, но не стал
предателем. Мы слышали эту героическую
историю в Каире из уст того самого
человека, который был обязан жизнью
этому незнакомому юноше.
Вспомнил ли 25 августа 1964 года
Бернд Келерт школьное занятие
2 апреля 1955 года?
Героизм, подобный подвигу Зои
Космодемьянской, не забывается. Но
если Бернд Келерт даже и вспомнил
о школьном уроке в ГДР, если его
и охватил ужас перед им
содеянным, теперь, после того как 28
человек легли мертвыми в траве, было
уже слишком поздно. Возврата для
него уже не было. Отряд наемников
продолжал свой поход. Цель
похода — Альбертвиль (фото, стр. 63).
Конго-Мюллер:
— Потом мы снова вернулись к
озеру Танганьика, так как
чувствовали, что пробиться по суше к
Альбертвилю невозможно. Мы снова
уселись в наши катера, прошли на
веслах немалое расстояние и в
полной темноте приблизились к берегу.
Несмотря на это, едва первый
катер коснулся земли, противник
открыл сильный огонь. Мы тотчас
повернули обратно: наши катера не
могли служить нам защитой, они
ведь были из пластика. Пришлось
повернуть обратно к лагерю,
который мы себе устроили. Заняв
оборонительные позиции, мы отправили
один катер на юг для связи: нам
нужны были солдаты, катера,
бензин, оружие, боеприпасы. Мы
надеялись, что все это нам сбросят с
самолетов. Однако день проходил за
днем, а мы не получали ответа.
И тут мы услышали по радио, что в
Альбертвиле идут уличные бои.
Значит, другие отряды уже проникли в
мятежный город. Тогда мы решили
переправиться через озеро и ночью
напасть на аэродром, который, как
мы считали, все еще находился в
руках врага. Мы гребли восемь
часов, хотя никто из нас не был к
этому привычен. Курс держали по
компасу. Приблизились к берегу и
вышли на сушу. Без всякого
соприкосновения с противником. Вода
была изумительно спокойной. Светила
луна. Мы взяли направление на юг,
где собирались напасть на
аэродром. Мы проходили мимо домов,
слышали голоса, и нам показалось,
что в одном из домов было,
пожалуй, слишком много мужчин. Мы
остановились, чтобы разузнать. Часть
отряда пошла к дому слева,
вторая — справа. Мы были еще на
расстоянии примерно десяти-пятнадцати
метров, как вдруг начались обстрел,
нападение. Дикие крики. Луна светит
вовсю. Мы немедленно отступили.
У меня сразу было двое убито. Оба
немцы. И лейтенанта, с которым я
62

шел впереди, ранило копьем в щеку
и пулей в плечо. И еще был один
раненый — итальянец, я пытался его
стащить с дороги. Он хрипел, изо
рта у него шла кровь, мь\ отнесли
его в сторону, к двум убитым, и
тут же исчезли.
В «Военном дневнике»
Конго-Мюллера это изложено так:
«Воскресенье, 29 августа. Север-
63

нее Альбертвиля, примерно в трех
километрах к югу от аэродрома, мь\
пристали к берегу абсолютно
обессиленные. Идем вперед в поисках
аэродрома. Я иду во главе, в
охранении, вместе с волонтерами Келер-
том, Регацци, Нестлером, Шпехенхау-
зером и Криспи. Через каждые
500 метров останавливаемся и
наблюдаем. Тем временем взошла
луна. Пройдя примерно два
километра, слышим голоса из здания,
расположенного метрах в
восьмидесяти. Колонна разделяется.
Лейтенант Бридже с
волонтерами Нестлером и Регацци идут
справа к зданию, я и волонтер
Келерт — слева. На полпути мы из
осторожности останавливаемся. Я
вижу, как лейтенант Бридже
неожиданно бежит вперед. С моей стороны
его примеру следует Келерт. Оклик
со стороны дома. По нас открывают
огонь, черные выскакивают из
дома. Один из них нападает на
лейтенанта Бриджса, тот пытается
отбиться своим ружьем. Мъ\ отходим,
беспрерывно стреляя; мятежники нас
преследуют.
По дороге кто-то оказывает
первую помощь раненому лейтенанту
Бриджсу. Келерт и Нестлер убиты
пулей в голову».
Суббота, 29 августа 1964 года.
День смерти Бернда Келерта.
Убит пулей в голову.
«Immediately. Наповал. Да, он
умер тотчас же. Вне всякого
сомнения» (Конго-Мюллер).
На поле бесчестия лежат два
молодых немца. Бернд Келерт —
парашютист, унтер-офицер запаса
бундесвера, и Вальтер Нестлер
(впереди) — горный стрелок,
унтер-офицер запаса бундесвера.
Этот фотодокумент стал нам
известен потому, что в Альбертвиле
вместе с конголезскими борцами за
свободу находился французский
фотограф. С началом гражданской
войны в Конго газеты и журналы
Запада принялись искать там
сенсационные сообщения и фотоснимки
оттуда. Единственным репортером,
который проник к «мятежникам» и
получил разрешение
фотографировать, оказался француз Ив-Ги Берже.
Он смог продать очень много
фотографий.
Его снимок мертвого Келерта и
мертвого Нестлера публиковался
бесчисленное количество раз.
Американский иллюстрированный
журнал к нему дал саркастическую
подпись: «Немцы на фронте».
Два молодых немца лежат
мертвыми на чужой земле. Они выросли
в двух разных Германиях. У
Нестлера в школе не было занятий на тему
«Страдания борцов Сопротивления».
Он никогда не шагал в рядах
соучеников в Международный
детский день. Советский писатель
Николай Островский остался ему
неизвестен.
Но 7-му классу «А» в Торгелове в
1955 году было задано выучить
наизусть несколько строк Николая
Островского.
Так и Бернд Келерт узнал: «Самое
дорогое у человека — это жизнь.
Она дается ему один раз. И прожить
ее надо так, чтобы не было
мучительно больно за бесцельно
прожитые годы, чтобы не жег позор за
подленькое и мелочное прошлое и
чтобы, умирая, смог сказать: вся
жизнь и все силы были отданы
самому прекрасному в мире — борьбе
за освобождение человечества».
Второй снимок двух мертвых нем-
64

5

цев, сделанный французом Ивом-Ги
Берже.
(Мъ\ еще раз увидим это фото,
перепечатанным нейбранденбург-
ской газетой «Фрейе эрде» в ГДР.)
Бернду Келерту жизнь тоже была
дана только один-единственный раз.
Он потерял ее зря.
«Слезы о погибшем сыне» — эта
строка, набранная жирным шрифтом,
поставлена в западногерманском
журнале «Квик» над фотографией,
сделанной ее репортером («Квик»
приобрел у француза Берже
исключительное право в ФРГ на его
сенсационные снимки). В редакции при
помощи лупы определили имя и
номер паспорта, затем быстро
выяснили в Бонне, кому паспорт
принадлежал.
Бернд Михаэль Келерт.
Родился 10 ноября 1942 года.
В Штеттине.
Профессия — электрик.
Домашний адрес: Саарбрюккен,
Байернштрассе, 11.
Вскоре два репортера позвонили
на четвертом этаже. И раньше чем
испуганная женщина успела
захлопнуть дверь, один из них уже
просунул ногу на порог. Потом один из
этих охотников за сенсациями
показал матери фотографию ее убитого
сына, а второй поспешил запечатлеть
слезы матери на фото, которое, в
свою очередь, должно было
вызвать слезы у миллионов читателей.
И в духе саморекламы сообщалось
в тексте под снимком:
«Ее страх перешел в глухое
отчаяние, когда репортер «Квика» принес
ей известие о смерти сына».
Фрау Келерт сама рассказала
нам о том, как все это
происходило.
...И чтоб не плакать матерям
По их погибшим сыновьям...
Страну, гимн которой содержит
эти слова, фрау Келерт покинула с
сыном Берндом Михаэлем.
Два снимка фрау Келерт...
Свадебная фотография, память о
прекрасном часе. Моментальная
фотография во Франкфурте, гнетущее,
тягостное напоминание (стр. 68).
Не очень-то много мь\ знаем о
жизни семьи Келерт в Штеттине, но
новобрачные выглядят на фото
счастливыми и довольными. Белое
подвенечное платье, белый
галстук-бабочка, свежие розы. У них были
основания улыбаться. Открылась
новая страница их жизни, на ней еще
ничего не написано... Что можно
будет прочесть на ней спустя
несколько лет?
Не особенно много. Мужчина,
стоящий здесь в черном костюме,
несколько лет спустя надел серый
мундир, как и сотни тысяч ему
подобных. Потом пришло известие:
тяжело ранен. Часы и дни надежды
и страха молодой женщины. И в
конце концов известие из лазарета:
умер. «За фюрера, народ и
отечество», «на поле чести» —
штампованные формулировки, сотни тысяч
раз употреблявшиеся в те годы.
И второе фото (стр. 68).
Молодая женщина пережила
тяжелые годы, когда все заботы о семье
лежали на ее плечах. После
окончания работы в конторе она еще два-
три вечера в неделю
подрабатывала как помощница бухгалтера. Она
собирала в лесу хворост. Она
выходила своего сына, когда он при
восемнадцатиградусном морозе
скатился в реку Иккер...
Бернд Келерт принарядился. Он
5*
67

хорошо выглядит. Мягкие светлые
волосы лихо зачесаны и придают
лицу выражение серьезной
предприимчивости.
Мать разглядывает своего
взрослого сына. Словно хочет, провожая
в далекий путь, дать ему в
последнюю минуту какой-нибудь добрый
совет. Война сделала ее вдовой, и в
тот день она не испытывала
радостного чувства. Вот и единственный
сын отправляется вдаль, в
незнакомую страну. Как тут не
беспокоиться... О войне в Африке, о том, что
ее сын может принять в ней
участие, фрау Келерт не думала в эти
минуты расставания. Но матерям в
подобных ситуациях свойственно
обнаруживать нечто вроде шестого
чувства. С самой минуты
расставания на аэродроме во Франкфурте-
на-Майне фрау Келерт не
оставляло сознание опасности, давило, как
тяжелый кошмар. Репортер «Квика»,
позвонивший у ее входной двери,
чтобы сообщить страшную весть,
лишь подтвердил то, чего она давно
страшилась.
Когда незадолго до окончания
войны пришло извещение из
лазарета, вдове Келерт нелегко было
побороть ощущение, что все кончено.
Ей казалось, что какая-то
сверхъестественная сила произнесла над ней
свой приговор. Ей не дано было
разгадать тайн войны, она была далека
от политики. Десятки тысяч, сотни
тысяч женщин разделяли тогда
участь фрау Келерт, считая, что все
предопределено «провидением»,
«судьбой».
Но тяжелые испытания после
вторичного поражения в мировой
войне отрезвили многих, раскрыли им
глаза. Пережитое привело многих к
осмысливанию происшедшего.
А фрау Келерт?
Она покинула государство,
способное воспрепятствовать тому,
чтобы немецкая земля стала когда-
либо очагом новой войны. Она
взяла с собой несовершеннолетнего
Бернда, которого в ГДР ждало
обеспеченное будущее. Она не просто
перебралась «из Германии в
Германию», как она и ей подобные
пытаются представить такой поступок,
она уехала в ту Германию,
определенные круги которой ничего не
извлекли из опыта двух мировых
войн. Она уехала в государство, где
существуют силы, которые хотели
бы задушить стремление народов к
свободе, самоопределению и
миру любой ценой, хотя бы даже
для этого понадобилось утопить
народы в их собственной крови.
Все это она могла знать, должна
была знать. Из Торгелова,
расположенного в ГДР, нет пути в наемные
когорты империализма. Из Западной
Германии такой путь есть.
На того, кто туда отправляется,
падает вина за последствия,
вытекающие из этого шага.
Вот почему две фотографии, на
которых фрау Келерт изображена в
очень схожих позах, хотя и в
весьма несхожих ситуациях, вызывают
совершенно различные ощущения,
когда на них смотришь. Знающий,
что фрау Келерт не было дано
долгого счастья в браке, склонен
сказать: бедная женщина! Узнавшему
же, что ее сын Бернд нашел
бесславную смерть в грязной войне,
хочется сказать о матери: ничему не
научилась!
Часть страницы газеты «Фрейе
эрде», на которой была напечатана
*69

фотография двух убитых в Конго
западногерманских наемников,
сопровождена следующим текстом.
И что же в конце)
«Первые убитые были немцами» —
этим заголовком мюнхенский
иллюстрированный журнал «Квик»
подтвердил недавно тот
заслуживающий внимания факт, что
западногерманские наемники сражаются на
стороне Чомбе против конголезского
освободительного движения. И что
же в конце) «Келерт и второй
неизвестный немец погибли в одном из
столкновений под Альбертвилем», —
сообщает журнал.
70

Когда газета «Фрейе эрде»
перепечатала этот снимок, редакторы
понятия не имели, что левый из двух
мертвецов — выходец из города
Торгелов, в округе Нейбранденбург.
Но одна из читательниц газеты
вырезала фото, пометила его двумя
крестами, надписала «Бернд» и
послала дальше. Так страшная весть
облетела всех близких и далеких
родственников Бернда Келерта,
живших в ГДР — в Торгелове, в Анкла-
ме и на острове Узедом.
Они по большей части не очень-
то общительны, эти родственники,
когда с ними заговариваешь о Берн-
де. Видимо, стыдятся его
бесславного конца... Но только ли в этом
дело? Разве гибель Бернда не
бросила нового света на слухи,
распространявшиеся среди родственников
после бегства Келертов: о начале
жизни «там»? О квартире в новом
доме в Саарбрюккене? О
зарубежных поездках фрау Келерт, во
время которых она посылала в
Торгелов, в Анклам, в Альбек открытки с
диковинными марками.
Никакое изобилие, никакие деньги
не могут перевесить тяжесть этой
смерти. Она все ставит под
сомнение. Что случилось, то случилось.
Беда непоправима. Все остальное перед
этим бледнеет и отходит в тень.
71

Фрау Келерт ничего не выиграла,
потеряла же невозвратимое.
Фрау Келерт еще носила траур,
когда к ней приехала гостья —
пенсионерка из ГДР. И в часы долгих
рассказов и разговоров наступил
момент для неизбежного в таких
случаях группового снимка; фрау
Келерт не слишком-то удалось
выжать из себя улыбку (фото, стр. 71).
Ведь Бернд все время здесь.
Не только в виде фотографий в
раскрытом на столе альбоме. Но и как
напоминание. Ведь снова ожила
мучительная память о торгеловской
поре... «Помнишь, как он тогда упал
в реку? Вечно у этих сорванцов в
голове одни глупости...»
Фрау Келерт пришлось рассказать
во всех подробностях об отъезде
Бернда, отъезде навсегда. Так
родственники из ГДР узнали все то,
что узнали и мы, много часов
проведя в беседах с фрау Келерт.
Узнали и отношение фрау Келерт к
тому, что произошло в Торгелове за
время после ее отъезда:
— Да, так оно уж и есть. Каждому
предназначена его участь, от судьбы
не уйдешь. Если бы это не
произошло с ним в Конго, кто знает,
может, он попал бы здесь в
автомобильную катастрофу, или еще что-
нибудь приключилось бы, не правда
ли? Или, останься он в бундесвере,
мог бы разбиться, правда? Мне
кажется, если конец предначертай,
если час проЬил... Я пытаюсь найти для
себя в этом утешение...
Конечно, утешение слабое. С
оттенком фатализма изложено здесь
то, что случилось, но что могло не
случиться.
Бернд Келерт похоронен на
кладбище у озера Танганьика.
Конголезский католический священник Мополо
прислал нам фотографию его
могилы. Мы увидели, что даже имя на
кресте обозначено неправильно —
Кетлер вместо Келерт.
О погребении имеется три
свидетельских показания.
Западногерманский врач и
журналист д-р Ганс Германи пишет в своей
книге «Белые наемники в черной
стране».
«Спустя несколько дней вместе
с бельгийцем, уполномоченным
Красного Креста, мы извлекли
полуистлевшие трупы из временных
могил.
— Это ваши соотечественники,
немцы, — сказал бельгиец. —
Одного зовут Келерт, другого — Нестлер,
вот все, что я знаю. Надо их
поскорее откопать, а то наводнение
размоет могилы.
Уровень воды в озере был уже
очень высоким, Альбертвиль
наполовину затопило, на прибрежных лугах
лежали прибитые водой трупы
мятежников. Сладковатый запах гниения
висел над городом. Его исторгала и
яма, в которой лежали Келерт и
Нестлер.
Черные рабочие отпрянули.
— Придется взяться самим, —
сказал бельгиец. — Оттяните
подбородок, надо составить описание
челюстей, а то потом не разберешь,
кто тут Келерт, а кто Нестлер.
Негры несли позеленевшие гробы
через дюны и джунгли. Пение
носильщиков сопровождало процессию,
при свете последних лучей солнца
перешли мы через висячий мост; все
было как в кинофильме об Африке.
Затем мы похоронили мертвых
на кладбище. Кресты смастерили
сами.
Неподалеку стоят ветхие надгроб-
72

ные камни с немецкими надписями:
лейтенант германского королевского
военного флота и его команда,
павшие в бою близ Альбертвиля в
1915 году, когда озеро Танганьика
служило границей между немецкой
Восточной Африкой и Бельгийским
Конго».
73

Конго-Мюллер после окончания
«операции Альбертвиль» записал в
своем «Военном дневнике»:
«Пятница, 4 сентября. Снова в
Камине, на нашей главной базе. Пью
виски с пилотом-американцем. Мы,
герои Альбертвиля, снова здесь».
Но до того этот негодяй произнес
прощальное слово над могилой
Бернда Келерта. Стандартная речь,
исполненная стереотипного
ханжества, которую ему подготовил
бельгийский миссионер:
«Дорогой друг Бернд Келерт! Мы
стоим над твоей могилой и говорим
тебе последнее прости! Ты был
хорошим товарищем. В чужой, дикой
стране ты боролся против
мятежников и коммунизма. Мы уверены, что
встретимся с тобой в ином, лучшем
мире. А теперь помолимся».
В «Квике» обнаружили мы третье
свидетельство:
Моиз Чомбе стоит, сложив руки,
перед могилой одного из своих
сообщников.
«На этом же кладбище в Альберт-
виле лежат первые павшие из
конголезского иностранного легиона. Это
два немца. Сапоги премьер-министра
и его свиты небрежно ступают на
насыпанные над могилами холмики».
Католический патер Мололо
прислал нам фотографию могилы
Келерта. В сопроводительной записке он
писал:
«Не удивляйтесь, пожалуйста,
скромному виду могилы. Теперь все
могилы таковы. В Конго хоронят
очень просто. В день воскресения
мертвых не придется ворочать
тяжелые камни!
Во имя Христа!
Мополо. Альбертвиль».

эпилог

•
Бернд Келерт во время своего
полета на Черный материк витал
в мечтах о золоте и слоновой кости,
а его бывший товарищ по школе
Дитер Гибсон еще продолжал
учиться. Жизнь Дитера протекала хотя и
не без осложнений, но все же
нормально — на путях
социалистического общества.
В 1961 году Дитер Гибсон
окончил школу и получил аттестат
зрелости. Документы тех лет
свидетельствуют о его общественной
деятельности в качестве тельмановского
пионера, а затем члена Союза
свободной немецкой молодежи,
отмечают постоянную готовность оказать
помощь отстающим.
Однако желание посвятить себя
военной медицине не исполнилось,
слишком много было гретендентов.
Что делать? Похоронить надежды об
учебе? Дитер Гибсон поступает в Тор-
гелове на завод, производящий
специальное медицинское оборудование,
и в течение двух лет работает
слесарем. Затем этот завод направляет
Дитера на учебу в Иену: он
зачисляется в высшее инженерное
училище тонкого приборостроения.
Дитер Гибсон был глубоко
взволнован коварным убийством молодого
унтер-офицера Рейнгольда Хуна,
несшего службу на границе ГДР и
Западного Берлина. Он искал
возможностей личным вкладом помочь
дальнейшему укреплению ГДР. Он подал
заявление с просьбой принять его
в партию рабочего класса.
Подобный жизненный путь
проходят в нашей республике тысячи и
тысячи молодых людей. Мы
привыкли к таким биографиям, считаем их
нормальными, не видим в них
ничего особенного.
Наши фото показывают Дитера
Гибсона в 1966 году во время
экзамена. Летний день выдался очень
жарким. Студент-дипломник стоял
у доски с мелом в руках, закончив
первую часть задания по физике и
готовясь к другой — устной. Потом
76

•
тут же, на дворе иенского
инженерного училища, он с облегчением
затягивается сигаретой. Теперь он
имеет право именоваться — «инженер
Гибсон» (фото, стр. 78).
Все это события, которые
тысячами происходят в наших вузах и
профшколах в период экзаменов. Но
разве можно считать эти события
всего лишь нормальными?
С тех пор как нам стали известны
обстоятельства жизни и смерти Берн-
да Келерта, мы понимаем: в
жизненном пути его товарища по
юношеским годам Дитера Гибсона,
в этом часе экзамена в Иене, есть
нечто значительное. Значение того,
что мы иной раз бездумно
называем нормальным, — в колоссальной
дистанции, отделяющей от мира, в
котором из Бернда Келерта не вышло
ничего другого, кроме наемника.
Мы видим Дитера Гибсона
курящим свою сигарету и знаем: рядом
с ним не хватает того, чья
непрожитая жизнь похоронена под небрежно
насыпанным холмом и грубо
сколоченным крестом.
Бесполезно раздумывать над тем,
что могло бы стать из него, если бы...
Его уже не вернуть. В деле
Бернда Келерта перевернута последняя
страница. Один только вопрос
требует проверки: не облегчили ли мы
себе задачу при расследовании дела
Бернда К.? Не потому ли мы
выбрали его, что контраст между ним
и Дитером Гибсоном представлял
столь много поводов для того, чтобы
провозгласить хвалу ГДР?
Правомерно ли сравнивать две человеческих
судьбы и делать из этого сравнения
далеко идущие выводы о характере
общественного порядка и системы?
Мы считали себя вправе оценивать
истории Келерта и Гибсона как
показательные.
От читателей-скептиков мы все же
не хотели бы утаить еще одной
фотографии, имеющей силу документа.
Конечно, Келерта и Гибсона связыва-
77

ла теснейшая дружба, но, собственно
говоря, друзей было четверо —
Петер Кин и Йорг Кессель тоже сидели
вместе с Келертом за школьной
партой.
Эта фотография сделана уже
после того, как Бернд превратился из
гражданина ГДР в западного немца.
Если сравнение двух судеб может
содержать в себе элемент
случайности, то не будет ли иначе выглядеть
дело, если речь пойдет о четырех
человеческих судьбах?
Повторим старинное изречение:
...здесь отпадает случай,
суть — вот что остается.
Дитер Гибсон получил диплом.
Петер Кин стал
инженером-строителем.
Йорг Кессель изучает
стоматологию в университете в Грейфсвальде.
Всех троих ждут в жизни большие,
подлинно увлекательные события:
планирование и строительство,
технические эксперименты, чудо
человеческого организма. Все у них
впереди, все в их руках.
Все трое — свидетели в пользу
социалистической Германской
Демократической Республики.
Жаль, что с ними нет четвертого...
•

Хайновский Вальтер и Шойман Герхард
ДЕЛО БЕРНДА К. М., «Молодая
гвардия», 1971.
80 стр., с илл. («Ровесник шагает по
планете»)
327.2
Редактор Л. Антипина
Художественный редактор Н. Коробейников
Технический редактор А. Захарова
Корректоры К. Пипикова, Т. Пескова
Сдано в набор 14/V 1971 г. Подписано
к печати 24/XI 1971 г. Формат 60x90'/ie.
Бумага № 2. Печ. л. 5 (усл. 5). Уч.-изд.
л." 5,7. Тираж 100 000 экз. Цена 32 коп.
Т. П. 1971 г., № 138. Заказ 1033.
Типография издательства ЦК ВЛКСМ
«Молодая гвардия». Москва, А-30,
Сущевская, 21.