Е.А.СКРИПИЛЕВ
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ
Москва
(Юридическая литература»
1979

Редакционная коллегия
серии «Из истории политической
и правовой мысли»:
ГУЛИЕВ В. Е. (председатель),
НЕРСЕСЙНЦ В. С, ЗОРЬКИН В. Д.

67
C45
Скрипилев Евгений Алексеевич, доктор
юридических наук, профессор, старший научный сотрудник
Института государства и права АН СССР. Автор —
специалист в области истории государства и права
и истории политических и правовых учений.
Ответственный редактор П. С. Грацианский
11001-078 Б3.82.29.78 1202000000
012(01-79
© Издательство «Юридическая литература», 1979

ВВЕДЕНИЕ
Творчество и революционная деятельность
великого русского мыслителя Николая Гавриловича
Чернышевского приходятся на так называемый
«разночинский» или буржуазно-демократический период
освободительного движения в России XIX
столетия (18.61 — середина 90-х годов)1.
В русских просветителях 60-х годов (как и
просветителях 40-х годов) В. И. Ленин видел три
главные черты: 1) они были одушевлены «горячей
враждой к крепостному праву и. всем его
порождениям в экономической, социальной и юридической
области»; 2) горячую защиту «просвещения,
самоуправления, свободы,, европейских форм жизни
и вообще всесторонней европеизации России»;
3) «отстаивание интересов народных масс, главным
образом крестьян (которые еще не были вполне
освобождены или только освобождались в эпоху
просветителей), искренняя вера в то, что отмена
крепостного права и его остатков принесет с собой
общее благосостояние, и искреннее желание
содействовать этому». В этих чертах, по мысли Ленина,
заключалась «суть того, что у нас называют
«наследством 60-х годов»2.
Самой крупной фигурой среди
«шестидесятников» был Чернышевский.
В произведениях Чернышевского политическая
мысль российской революционной демократии
достигла наивысшего развития. Из всех русских
мыслителей домарксова периода он ближе всего
подошел к идеям научного социализма. Будучи
энциклопедически образованным человеком, он
1 См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 25, с. 94.
2 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 2, с. 519.
5

оставил огромный след в философии, социологии,
политической экономии, правоведении, истории,
литературе, педагогике, эстетике и т. д. Н. Г.
Чернышевский в новых исторических условиях продолжал
дело В. Г. Белинского и А. И. Герцена,
проповедовал решительное преобразование существовавших
общественных отношений, необходимость
революционным путем уничтожить #царское самодержавие
и крепостное право во всех его пережитках.
Взгляды Чернышевского на общество, государство и
право зародились и развивались в непрестанной и
острой борьбе против дворянского и буржуазного
либерализма.
Революционер и ученый, мужественный борец
против деспотизма, писатель и литературный
критик, оригинальный мыслитель, осветивший в своих
работах множество вопросов общественной
жизни,— таким воспринимался Чернышевский и
современниками, и последующими поколениями борцов
за свободу и социализм. Маркс и Энгельс глубоко
уважали Чернышевского, высоко ценили его
произведения и революционную деятельность, называли
его «великим русским ученым и критиком»,
«социалистическим Лессингом»1. Маркс и Энгельс
указывали на иллюзии о роли русской общины в
достижении социализма как на слабые места во взглядах
Чернышевского. «Вера в чудодейственную силу
крестьянской общины, из недр которой может и
должно прийти социальное возрождение, — вера,
от которой не был совсем свободен... и
Чернышевский»2, — писал Энгельс. Вместе с тем Энгельс
отмечал, что «если в отдельных случаях мы и
находим у него слабые места, ограниченность
кругозора, то приходится только удивляться, что
подобных случаев не было гораздо больше»3.
Огромное внимание произведениям и
революционной борьбе Чернышевского уделил В. И.
Ленин, который с юных лет находился под~обаянием
этого мыслителя. По оценке В. И. Ленина, Н. Г. Чер-
'Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 18, с. 522;
т. 23, с. 18; т. 33, с. 147.
2 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 451.
3 Там же, с. 441—442.
6

нышевский был прежде всего революционером,
непримиримым врагом самодержавия и
крепостничества, «умел влиять на все политические события его
эпохи в революционном духе, проводя — через
препоны и рогатки цензуры — идею крестьянской
революции, идею борьбы масс за свержение всех
старых властей»1. В. И. Ленин писал, что от
сочинений Н. Г. Чернышевского «веет духом классовой
борьбы»2.
По свидетельству Н. К. Крупской, В. И. Ленин
любил повторять фразу Чернышевского о том, что
«революционная борьба — это не тротуар
Невского проспекта»3.
Н. Г. Чернышевский был
философом-материалистом. В. И. Ленин писал: «Чернышевский —
единственный действительно великий русский
писатель, который сумел с 50-х годов вплоть до
88-го года остаться на уровне цельного
философского материализма и отбросить жалкий вздор
неокантианцев, позитивистов, махистов и прочих
путаников. Но Чернышевский не сумел, вернее, не
мог, в силу отсталости русской жизни, подняться
до диалектического материализма Маркса и
Энгельса»4. В статье «О значении воинствующего
материализма» (1922 г.), оцениваемой советскими
учеными как философское завещание, В. И. Ленин
подчеркивал, что у главных направлений передовой
общественной мысли России имеется солидная
материалистическая традиция. Кроме Г. В.
Плеханова он назвал Чернышевского, снова при этом
повторив, что от него «современные народники
(народные социалисты, эсеры и т. п.) отступали
назад нередко в погоне за модными реакционными
философскими учениями»5.
Чернышевский оказал сильное влияние на
революционное движение окраин Российской империи.
Он боролся за социальное и национальное осво-
1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 20, с. 175.
2 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 25, с. 94.
3 В. И. Ленин о литературе и искусстве. М., 1976,
с. 626.
4 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 384.
5 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 45, с. 24.
7

бождение всех народов царской России,
внимательно следил за развитием освободительного
движения на ее национальных окраинах, теоретически
освещал причины и будущее этого движения.
В лице Чернышевского русское революционное
движение выдвинуло выдающегося
демократа-интернационалиста, считавшего необходимым достичь
единства идей и действий со всеми
революционерами народов ' России и других стран мира1. Под
благотворным воздействием творчества
Чернышевского находились Т. Г. Шевченко, И. Я. Франко,
К. С. Калиновский, X. Абовян, М. Л. Налбандян,
И. Г. Чавчавадзе, Н. Я. Николадзе, А. Бакиханов,
М. Ф. Ахундов.
Выдающийся казахский мыслитель Ч. Валиха-
нов писал: «Какой замечательный человек этот
Чернышевский и как хорошо он знает жизнь не
только русских! Я после беседы с ним окончательно
укрепился в том смысле, что мы без России
пропадем, без русских—это без просвещения, в деспотии
и темноте, без русских — мы только Азия и ...
другими без нее не можем быть. Чернышевский — это
наш друг»2.
Чернышевский повлиял и на революционное
движение за рубежом. Сербского мыслителя
С. Марковича, усердно пропагандировавшего у себя
на родине идеи Чернышевского, прозвали
«сербским Чернышевским»3, а болгарского социалиста
X. Ботева — «болгарским Чернышевским»4. В
Польше испытала «а себе влияние идей
Чернышевского М. Конопницкая, а в Чехии — Ян Неруда5.
1 См.: И о в ч у к М. Т. Всероссийский
демократ-революционер Н. Г. Чернышевский, его идейно-теоретическое
наследие и советская наука. — Вопросы философии, 1978,
№ 6, с. 33:ji
2 Чернышевская H. М. Летопись жизни и
деятельности Н. Г. Чернышевского. М., 1953, с. 232.
3 Чудновский С. Л. Из давних лет. Воспоминания.
М., 1934, с. 67.
4 ФилосоФско-литературное наследие Г. В. Плеханова.
Т. II. М., 1973, с. 97.
5 См.: Соловьева А. П. Ян Неруда и утверждение
реализма в чешской литературе. М., 1973.
а

Советская литература о Чернышевском едва ли
обозрима, так как представители всех
общественных наук внесли свой вклад в изучение
замечательных трудов великого мыслителя. Одной из
последних обобщающих работ о философском и
социологическом учении Н. Г. Чернышевского
является обширная глава третьего тома истории
философии СССР (автор — известный знаток
Чернышевского В. Е. Евграфов)1. В этом издании (раздел
«Социология») изложены взгляды мыслителя на
происхождение и сущность государства. Тот же
сюжет в том или ином объеме рассматривается и в
работах, посвященных экономическим2 и
политическим3 взглядам Чернышевского. Литература о
правовых взглядах не так обильна4.
1 История философии в СССР. Т. 3. М, 1968, с. 29—
100.
2 См.: Замятины В. И. Экономические взгляды
Н. Г. Чернышевского. М., 1951, с. 448.
3 См.: Зевин В. Я. Политические взгляды и
политическая программа Н. Г. Чернышевского. М., 1953.
4 См.: Покровский С. А. Воззрения Н. Г.
Чернышевского на государство и право. — Сов. государство и
право, 1948, № 5; Он же. Политические и правовые взгляды
Чернышевского и Добролюбова. М.; 1952.
Покровским В. С. Государственно-правовые
взгляды Н. Г. Чернышевского.— Сов. государство и право, 1953,
№ 5; Он же. История русской политической мысли. Вып. 4.
М., 1954, с. 123-177.
С о л о д к и н И. И. Некоторые вопросы уголовного
права в произведениях Н. Г. Чернышевского.— Вестник
Ленинградского ун-та, 1959, №11. Серия экономики,
философии и права, вып. 2.
Я х и н Р. X. Политические и правовые воззрения
Н. Г. Чернышевского.— Ученые записки Казанского
университета, 1954, т. 114. кн. 10, с. 115—142.
В и л е н с к и й Б. В. Вопросы государства и права в
произведениях Н. Г. Чернышевского. — Сов. государство и
право, 1978, № 7.

ГЛАВА I
Формирование мировоззрения
и основные этапы
жизни и деятельности
M
ЛЯ^Ш ировоззрение
Чернышевского
сформировалось в тот период русской истории, когда по
словам В. И. Ленина, «все общественные вопросы
сводились к борьбе с крепостным правом и его
остатками»1.
Николай Гаврилович Чернышевский родился 12
июля 1828 г. в Саратове в семье священника. По
окончании саратовской духовной семинарии он в
1846 году поступил в Петербургский университет
на историко-филологическое отделение. Для
настроений молодого Чернышевского характерны
следующие заметки в его дневнике (сентябрь 1848 г.):
«Главное состоит в том, чтобы один класс не сосал
кровь другого»2; «Мне кажется, что я стал по
убеждениям в конечной цели человечества решительно
партизаном социалистов и коммунистов и крайних
республиканцев, монтаньяр решительно» (I, 122).
1 Ленин В. И. Поли собр. соч., т. 2, с. 520.
2 Чернышевский Н. Г. Полное собрание
сочинении. Т. I. М., 1939, с. 110. В дальнейшем ссылки на это
издание в 16 томах даны в тексте в скобках (римская
цифра — том, арабская — страница).
10

Спустя полтора года появляется запись: «Вот мой
образ мысли о России: неодолимое ожидание
близкой революции и жажда ее...» (I, 356—357).
Весной 1850 года он окончил университет, затем
был преподавателем 2-го кадетского корпуса в
Петербурге, а с апреля 1851 года — учителем русской
словесности в Саратовской гимназии.
Директор этой гимназии А. А. Мейер, по
характеристике Чернышевского, «страшный реакционер,
обскурант и абсолютист», жаловался: «Какую
свободу допускает у меня Чернышевский! Он говорил
ученикам о вреде крепостного права. Это
вольнодумство... В Камчатку упекут меня за него»1.
В феврале 1852 года Чернышевский говорил
своей невесте О. С. Васильевой: «Неудовольствие
народа против правительства, налогов, чиновников,
помещиков все растет. Нужно только одну искру,
чтобы поджечь все это. Вместе с тем растет и число
людей из образованного кружка, враждебных
против настоящего порядка вещей. Вот готова и искра,
которая должна зажечь этот пожар. Сомнение
одно— когда это вспыхнет? Может быть, лет через
десять, но, я думаю, скорее... Я приму участие...
Меня не испугает ни грязь, ни пьяные мужики с
дубьем, ни резня» (I, 418—419).
Весной 1853 года он возвратился в Петербург
и снова преподавал во 2-ом кадетском корпусе (по
май 1855 г.). В декабре 1856 года поступил на
службу в Петербургское губернское правление.
В марте 1859 года вышел в отставку в чине
титулярного советника. К этому времени был женат
на Ольге Сократовне Чернышевской.
В 1854 году Н. А. Некрасов привлек к работе
в журнале «Современник» Чернышевского, а в
1856 году— Н. А. Добролюбова. Постепенно
Чернышевский занимает в журнале руководящее
положение, становится, по отзыву писателя П. Д. Бобо-
рыкина, «первой силой» «Современника»2. К концу
1858 года журнал стал политической трибуной и
1 Русская старина, 1911, № 1, с. 82—83.
2 См.: Б о б о р ы к и и П. Д. Воспоминания. Т. I. М.,
1965, с. 212.
11

идейным центром революционной демократии
России.
При «Современнике» была организована
«Историческая библиотека». Чернышевский приступил к
переводу на русский язык восьмитомной «Истории
XVIII столетия» Ф. К. Шлоссера. Особое значение
имел пятый том, в котором давалась детальная
картина великой французской революции.
С января по ноябрь 1858 года Чернышевский
был главным редактором «Военного сборника»,
основанного либеральным военным
администратором Д. А. Милютиным. Своих статей
Чернышевский в этом сборнике не печатал, но при подборке и
редактировании материалов придавал изданию
критическое направление. Чернышевский прекрасно
видел оппозиционные настроения, порожденные в
среде русских офицеров крымским поражением. Работа
в «Военном сборнике» сближала его с офицерами,
помогала сколачивать оппозицию в их среде,
воспитывать передовое офицерство в духе
непримиримости к царскому самодержавию.1
Семилетняя легальная деятельность (1855 —
1862) Чернышевского принесла великие плоды. Он
стал «властителем дум» молодого поколения.
С начала 1859 года обнаружились расхождения
между «Современником» и «Колоколом» А. И.
Герцена. Руководители
революционно-демократического лагеря в России — Чернышевский и Добролюбов
полагали, что уже недостаточно простого «обличи-
тельства», что пора поставить в порядок дня
подготовку к восстанию. В то время Герцен еще уповал
на либеральный вариант решения крестьянского
вопроса. Добролюбов в одной из публикаций
«Свистка», юмористического органа «Современника»,
задел Герцена. На это Герцен ответил резким
выпадом в статье „Very dangerous!!!" («Очень
опасно!!!»), написав, что как бы «свистуны» не до-
свистались до «Станислава на шею*» (царский
орден, которым награждались выслужившиеся
чиновники). В связи с нападками «Колокола» на «Совре-
1 См.: M а к е е в Н. Н. Г. Чернышевский — редактор
«Военного сборника». М., 1950, с. 104.
12

менник» Чернышевский в июне 1859 года ездил в
Лондон, где встретился с Герценом. Цель поездки
состояла в том, чтобы договориться с Герценом о
согласовании совместной революционной
деятельности. По свидетельству С. Г. Стахевича,
Чернышевский впоследствии рассказывал ему, что
нападал на Герцена за чисто обличительный характер
«Колокола»: «Если бы, говорю ему, наше
правительство было чуточку поумнее, оно отблагодарило
бы Вас за ваши обличения; эти обличения дают ему
возможность держать своих агентов в узде в
несколько приличном виде, оставляя в то же время
государственный строй неприкосновенным, а суть-то
дела именно в строе, а не в агентах. Вам следовало
бы выставить определенную политическую
программу, скажем, конституционную, или
республиканскую, или социалистическую, и затем всякое
обличение явилось бы подтверждением основных
требований вашей программы». Об итогах этой встречи
Чернышевский писал Добролюбову, что он «ездил
не понапрасну» (XIV, 296). После встречи с
Чернышевским Герцен принес извинения в «Колоколе»,
заявив, что ему было бы чрезвычайно больно, если
бы употребленная им ирония была воспринята как
оскорбительный намек.
1 марта 1860 г. в «Колоколе» было опубликовано
«Письмо из провинции» за подписью «Русский
человек». Автор письма до сих пор неизвестен. В
новейшей литературе приводятся доводы в пользу
авторства Добролюбова1» что равносильно авторству
Чернышевского. В письме критиковался Герцен за
его веру в либерализм Александра II и в
начавшийся якобы в России прогресс. Автор-письма
указывал, что «...только силою можно вырвать у царской
власти человеческие права для народа... только те
права прочны, которые завоеваны, и что то, что
дается, то легко и отнимается... » Автор письма
указывал, что перед Россией один путь обновления —
это народное восстание. Он советовал Герцену
решительно порвать с либералами, покончить с монар-,
1 См.: Володин А. И., Карякин Ю. Ф., П л и-
ма,к Е. Г. Чернышевский или Нечаев? М., 1976, с. 134.
13

хическими иллюзиями, пропагандировать
крестьянскую революцию: «Только топор может нас
избавить, и ничто, кроме топора, не поможет!.. Вы все
сделали, что могли, чтобы содействовать мирному
решению дела, перемените же тон... К топору зовите
Русь».
Письмо заканчивалось словами: «Прощайте и
помните, что сотни лет уже губит Русь вера в
добрые намерения царей. Не Вам ее поддерживать».
Расхождение между Герценом и Чернышевским
касалось и вопроса об общине. Оба они видели в
ней основу будущего социалистического устройства
в России. Однако Чернышевский не считал
отсутствие общины на Западе препятствием к
социалистическому переустройству Европы. Герцен считал,
что Запад «умирает». Чернышевский же утверждал,
что общественные силы не стареют и не умирают. В
статье «О причинах падения Рима (подражание
Монтескье)» он писал: «Стареет отдельный
Человек, в обществе пропорция свежих и усталых сил
вечно остается одинакова...» (VII, 647).
Но расхождения между Герценом и
Чернышевским вовсе не дают оснований характеризовать этих
мыслителей как «продукты двух эпох, двух обществ,
двух интеллигенции»1.
В начале 1861 года Чернышевский написал
прокламацию «Барским крестьянам от их
доброжелателей поклон», в которой обличал царское
самодержавие и призывал народ к восстанию. В том же
русле, что и написанная Чернышевским прокламация,
шли прокламации его соратников Н. В. Шелгунова
и М. Л. Михайлова — «К молодому поколению» и
«Русским солдатам». В порядке реализации
выработанного Чернышевским плана широкой
революционной агитации, разъяснения причин и
необходимости вооруженного восстания была предпринята
попытка издания подпольной газеты «Великорусе».
С июня по октябрь 1861 года удалось выпустить в
Петербурге три номера этой газеты. Арестованный
за распространение «Великорусса» В. Обручев не
1 Боборыкин П. Д. Воспоминания. Т. II. М., 1965,
с. 512.
14

сознался, от кого он получил листы тайной
революционной почты. По мнению М. В. Нечкиной,
обстоятельно осветившей вопрос о существовании
«прокламационного плана», разработанного
петербургским революционным центром (в выполнении этого
плана участвовали также Герцен и Огарев),
человеком, передавшим Огареву листы, был Чернышеве-
кии1.
В мае 1861 года Чернышевский организовал
тайное революционйое общество, которое осенью
1862 года стало именоваться «Земля и Воля». Это
вдохновляемое и руководимое им общество
включило в свой состав ранее существовавшие
организации. Активное участие в создании и деятельности
общества принимали Герцен и Огарев. «Земля и
Воля» была тесно связана с польскими,
белорусскими и литовскими демократами, что ярко
проявилось во время польского восстания 1863 года.
Чернышевский рассматривал русскую армию
как силу, на которую можно будет опереться во
время революции. Он и его соратники стремились
привлечь передовую часть войска на сторону
революции, установили связи с революционно
настроенными офицерами, т. е. практически готовили
вооруженное восстание против царизма2.
Важное общественное значение имел шахматный,
клуб, организованный Чернышевским и его
друзьями в 1861 году. Это бь\л замаскированный
литературно-общественный центр, где обсуждались злобо-'
дневные вопросы политической жизни России;
более того, здесь инструктировались члены «Земли и
Воли». Клуб просуществовал менее полугода, так
как власти, введшие в число членов клуба агентов
III отделения, закрыли его на том основании, что в
клубе «происходят» и из него «распространяются
неосновательные суждения».
1 См.: Ы е ч к и и а М. Подвиг Чернышеве
кого.--Коммунист, 1978, № 2, с. 40.
2 См.: Макеев Н. Указ. соч.; Таубин Р. А.
Борьба Н. Г. Чернышевского за армию в период
редактирования им «Военного сборника». — Ученые записки
Ульяновского пединститута, вып. VIII, 1956, с. 117—159.
15

После закрытия правительством Петербургского
университета осенью 1861 года в связи со
студенческими волнениями бывшие студенты задумали
организовать чтение публичных лекций по основным
предметам университетского курса. По просьбе
студентов" Чернышевский согласился прочитать курс
политической экономии. Однако министр народного
просвещения А. В. Головнин не разрешил этого
(XIV, 830).
Со второй половины 1862 года в России
происходит спад общенационального политического
кризиса, для которого характерны: крестьянские,
волнения, направленные против крепостнических
порядков; усиление критических и революционных
настроений в обществе; усиливавшаяся растерянность
правительства. Самодержавие — злейший враг
русского народа — устояло, сохранило свои позиции. В
1863 году революционная ситуация исчерпала себя.
15 июня 1862 г. правительство приостановило на
8 месяцев издание журналов «Современник» и
«Русское слово». Следующим ударом по
революционному движению были арест и заключение
Чернышевского 7 июля 1862 г. в Петропавловскую
крепость. Формальным поводом для ареста послужило
попавшее в руки царских властей письмо Герцена и
Огарева к Серно-Соловьевичу от 6 июля 1862 г., в
котором упоминался Чернышевский.
Чернышевский обвинялся в «противозаконных
сношениях с изгнанником Герценом»; «сочинении
возмутительного воззвания к барским крестьянам»;
«в приготовлении к возмущению»; «злоумышлении
к ниспровержению правительства». Гнусную роль в
процессе Чернышевского сыграл отставной корнет,
тайный агент III отделения, литератор Вс.
Костомаров, выдавший в 1861 году М. Л. Михайлова.
Свою защиту Чернышевский вел безупречно,
указывая на грубые нарушения властями
процессуального законодательства, на неосновательность
возводимых на него обвинений, целиком
построенных на подложных документах и лжесвидетельствах
провокаторов Вс. Костомарова и П. Яковлева.
Лишь 5 февраля 1864 г. Правительствующий
Сенат вынес приговор Чернышевскому: «Лишить
16

всех прав состояния и сослать в каторжную работу
в рудниках на четырнадцать лет и затем поселить в
Сибирь навсегда».
7 апреля 1864 г. Государственный совет
утвердил приговор. Тогда же Александр II наложил на
нем резолюцию: «Быть по сему, но с тем, чтобы
срок каторжной работы был сокращен наполовину».
19 мая 1864 г. на Мытнинской площади был
произведен гнусный обряд «гражданской казни».
Чернышевскому прочитали приговор, заставили стать
на колени, переломили над головой шпагу и
привязали к позорному столбу. Участница
демократического студенческого движения М. П. Михаэлис
бросила в карету Чернышевского венок, за что ее
арестовали. 20 мая жандармы повезли осужденного в
Сибирь.
Герцен писал по поводу расправы над
Чернышевским: «Да падет проклятием это безмерное
злодейство на правительство, на общество, на подлую,
подкупную журналистику...» Обращаясь к
«различным Катковым» и имея в виду «диких невежд
Сената и седых злодеев Государственного совета»,
Герцен писал: «Чернышевский был вами выставлен к
столбу на четверть часа, — а, вы... на сколько лет
останетесь привязанными к нему? Проклятье вам,
проклятье — и, если возможно, месть!»1.
Чернышевский отбывал наказание в Нерчинской
каторге, сначала на Кадаинском руднике, а затем
на Александровском заводе.
По истечении срока каторги (август 1870 г.)
Чернышевского, некоторое время задерживали на
ней, опасаясь сразу выпустить его на поселение. По-
селениеон отбывал в Вилюйском остроге, где
условия были даже хуже, чем на каторге.
Чернышевскому довелось томиться в Сибири около 20 лет. В
1883 году ему было разрешено приехать в
Европейскую Россию. Осенью того же года его под
именем «секретного преступника № 5» вывезли из Ви-
люйска в Астрахань «на жительство». И здесь он
пребывал под надзором полиции. В 1889 году, за
1 Герцен А. И. Собр. соч. в тридцати томах.
Т. XVIII. М., 1959, с. 221—222.
2 Заказ 4913
17

несколько месяцев до смерти, Чернышевскому было
дозволено поселиться в родном Саратове, где он
скончался в ночь на 17 октября 1889 г. от
кровоизлияния в мозг.
Энгельс писал Н. Ф. Даниельсону 10 июня
18^0 г.: «Мы здесь слышали о смерти Н. Г.
Чернышевского и восприняли это с чувством глубокой
скорби и сострадания»1.
Правящие классы стремились вытравить из
памяти людей все, что было связано с революционным
подъемом 60-х годов, предать забвению самое имя
Чернышевского и его революционное учение.
В июле 1872 года Н. Ф. Даниельсон сообщил
К. Марксу о следующем факте. Когда опекун детей
Чернышевского А. Н. Пыпин захотел издать
критические, библиографические, исторические и
историко-литературные статьи Чернышевского, то его
предупредили, что, если хоть одна статья этого
автора появится в свет, издатель будет без
дальнейших разговоров выслан из столицы.
Но вопреки стараниям царского правительства
имя Чернышевского не было забыто. Так,
возглавлявшийся П. Л. Лавровым революционный кружок
в Артиллерийской академии назывался «кружком
чернышевцев», потому что его участники считали
себя наиболее твердыми последователями и
пропагандистами взглядов Н. Г. Чернышевского.
Некоторые члены первой рабочей организации в
России — «Южно-российского союза рабочих»,
выработавшего в 1875 году свой устав, хорошо знали
роман Чернышевского «Что делать?», например
Н. Наддачин, а Е. О. Заславский в начале 70-х
годов анализировал этот роман на занятиях в
нелегальной школе2.
Во время известной демонстрации у Казанского
собора 6 декабря 1876 г. демонстранты отслужили
молебен во здравие Чернышевского. В написанной
позднее прокламации о Чернышевском говорилось:
1 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 354.
2 См.: Итенберг Б. С. Первая рабочая
организация России.— Вопросы истории, 1974, № 3, с. 115—116.
18

«Это был писатель, сосланный в 1864 году на
каторгу за то, что волю, данную царем-освободителем,
называл обманом»1.
СОЦИАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ
По определению В. И. Ленина, у Чернышевского,
как и вообще у выдающихся «шестидесятников»,
соединялись в одно неразрывное целое демократизм
и утопический социализм2.
По мысли Чернышевского, ' вся экономическая
история движется по направлению к социализму —
«системе взаимного обеспечения», при которой
земля станет достоянием всего общества, организуются
при содействии государства производственные
ассоциации, исчезнут капиталистическая конкуренция,
анархия производства, кризисы. Вместо «наемных
работников» и «нанимателей труда» появятся люди,
«которые будут работниками и хозяевами вместе»
(IX, 487). Суть социализма в том, чтобы
«трудящийся человек пользовался всеми плодами своего
труда, а не видел их достающимися в чужие руки»
(VI, 337). Цель социализма — удовлетворить все
потребности человека. Перемены в экономике
повлекут за собой «коренные перемены» в быту
человека, его отношении к другим людям, воспитании.
«Все эти перемены будут вести к цели, сходной с
целью социализма,— к улучшению жизни человека»
(IX, 828-829);
Чернышевский изложил организацию и
деятельность производственных товариществ, которые
будут заниматься земледелием, ремеслами и
«фабричными делами» (VII, 59 — 63). На высшей фазе
социализма произойдет огромное развитие
производительных сил, науки и техники; «человек вполне
подчинит себе внешнюю природу — переделает все
на земле сообразно со своими потребностями,
отвратит или обуздает все невыгодные для себя прояв-
1 Канн П. Я. Революционный форум Петербурга. —
Вопросы истории, 1976, № 12, С. 198.
2 См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 1, с. 280.
2*
19

ления сил внешней природы, воспользуется «всеми
теми силами, которые могут служить ему в пользу».
В таком обществе, лишенном роскоши и излишеств,
получат большое развитие культура ипросвещение,
разумный взгляд на жизнь, а потому и будут
сведены к нулю «разные слабости и пороки,
рожденные искажением нашей натуры и страшно
убыточные для общества». Будут производиться лишь
полезные и нужные предметы, отпадет нужда «в
существовании законов для экономической
деятельности». Труд из тяжелой необходимости обратится
в легкое и приятное «удовлетворение
физиологической потребности». Подобные организация
производства и характер труда повлекут за собой и
другие важные последствия. Все потребности
человека «будут удовлетворяться досыта, и все-таки
останется за потреблением излишек средств
удовлетворения; тогда, конечно, никто не будет спорить
и ссориться за эти средства, и распределение их
вообще будет обходиться без всяких особенных
законов, как ныне обходится без особенных законов
пользование водами океана: плыви, кто хочет,—
места всем достанет» (V, 609).
Однако социализм Чернышевского носил
утопический характер. В. И. Ленин называл
Чернышевского «нашим русским великим утопистом»1,
«величайшим представителем утопического социализма
в России»2. Утопизм Чернышевского состоял в том,
что ячейку грядущего социалистического
преобразования' России он видел в русской общине.
В. И. Ленин писал: «Чернышевский был
социалистом-утопистом, который мечтал о переходе к
социализму через старую, полуфеодальную,
крестьянскую общину, который не видел и не мог в 60-х
годах прошлого века щидеть, что только развитие
капитализма и пролетариата способно создать
материальные условия и общественную силу для
осуществления социализма»3.
Но взгляды Чернышевского на общину
существенно отличались От взглядов славянофилов и за-
1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 2, с. 494.
2 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 24, с. 335.
3 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 20, с. 175.
20

падников. Он исходил из универсальности
института общины, тогда как славянофилы считали ее
лишь учреждением русским или славянским.
Чернышевский заметил: «Русская община составляла
предмет мистической гордости для исключительных
поклонников русской национальности,
воображавших, что ничего подобного нашему общинному
устройству не бывало у других народов и что оно
таким образом должно считаться прирожденною
особенностью русского или славянского племени»
(V, 362).
Западники утверждали, что община была
искусственным учреждением, созданным
самодержавием в целях проведения фискальной политики.
Чернышевский, опровергая это мнение, писал:
«Где доказательство того, что общинное владение
землею восстановлено административными мерами?
Таких указов нет; напротив, общинное владение
постоянно упоминается в узаконениях как старинный
рбычай» (III, 649). Да и как могла созданная
администрацией'община походить своим внутренним
устройством на патриархальную общину других
народов?
Существовало, однако, глубокое различие между
великими утопистами Запада (Сен-Симон, Фурье,
Оуэн) и русскими социалистами-утопистами.
Первые уповали на мирное осуществление своих
мечтаний, возлагали надежды либо на великодушных
и просвещенных правителей, либо на
сознательность буржуа, т. е. отрицали революционные
способы борьбы. Вторые ориентировались на
историческую деятельность масс, на революционные средства
борьбы.
Чернышевский, по оценке В. И. Ленина, был
прежде всего революционером, непримиримым
врагом самодержавия и крепостничества. Из тезиса
о самобытности русской истории, из
противопоставления России Западу славянофиллы делали
политический вывод, что в России, невозможна классовая
борьба, немыслима революция. Чернышевский же
рассматривал историю России в неразрывной
связи со всемирной историей. Изучая классовую и
политическую борьбу на Западе, он пришел к выводу,
21

что только революции являются серьезным
двигателем прогресса. Термин «революция»
Чернышевский применял, когда вел речь о
западноевропейской истории. По цензурным соображениям он
писал о «периодах благородного порыва», «кратких
периодах усиленной работы», «минутах отважных
(или героических) решений», «одушевленной
исторической работе», «скачках» и т д.
Чернышевский верил в наступление русской
революции. Его основная идея состояла в
необходимости прибегнуть к революционным средствам
борьбы, к плебейскому способу расправы с
самодержавием (абсолютизмом). По его мысли, с
феодализмом и абсолютизмом не может быть никакого
компромисса. Необходима только решительная
борьба до полного их уничтожения. Отсюда ясно,
что отношение Чернышевского к либерализму
(дворянскому и буржуазному) могло быть только резко
отрицательным.
Разоблачение Чернышевским либерализма
В. И. Ленин считал одной из важнейших сторон его
деятельности, находил, что он был по сравнению с
Герценом «гораздо более последовательным и
боевым демократом», что он проводил резко «линию
разоблачений измен либерализма, которая
доныне ненавистна кадетам и ликвидаторам»1.
Видными представителями либерализма в 50-х—
60-х годах были историки и публицисты К. Д.
Кавелин и Б. Н. Чичерин. О первом из них В. И.
Ленин отозвался как об одном из «отвратительнейших
типов либерального хамства...»2. Кавелину решение
крестьянского вопроса представлялось так:
«Решить умно и основательно и честно... этот вопрос,
значит спасти нас от бессмысленной резни и на
пятьсот лет дать России внутренний мир и возможность
правильного, спокойного преуспения, без скачков
и прыжков»3. В 1856 году Чичерин и Кавелин
писали Герцену: «Мы думаем о том, как бы освобо-
1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 25, с. 94.
2 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 21, с. 259.
3 Барсуков Н. Жизнь и труды М. П. Погодина,
кн. 14. Спб., 1900, с. 215.
22

дить крестьян без потрясения всего общественного
организма, мы мечтаем о введении свободы совести
в государстве, об отменении или, по крайней мере,
об ослаблении цензуры»1.
По определению В. И. Ленина, российский
либерализм сводил дело освобождения крестьян к
спору с крепостниками «исключительно из-за меры
и формы уступок»2. Либералы стремились
сохранить и власть помещиков, и монархию. Быть
либералом, — говорил Чернышевский, — означает «быть
прогрессивным в мелочах, не имеющих важности в
государственной жизни; быть консерватором во
всем важном».
В доказательство тщетности либеральных
упований, бесплодности реформизма Чернышевский
сослался на пример французского министра Тюрго,
который «вообразил, что может преобразовать
Францию!». «Он хотел: отменить феодальные
права; уничтожить привилегии дворянства;
пересоздать систему налогов и пошлин; ввести свободу
совести; переделать гражданские и уголовные
законы; уничтожить большую часть монастырей; ввести
свободу тиснения; преобразовать всю систему
народного просвещения. В довершение всего хотел
ввести во Франции нечто очень похожее на
конституцию. Можно ли не посмеяться над простаком?
Разумеется, если бы ему удалось совершить все эти
преобразования, не было бы революции. Но
спрашивается: откуда бы он взял силу сделать хотя
сотую часть того, что хотел сделать?» (V, 317).
Давая решение тех или иных злободневных
вопросов, Чернышевский опирался на исторический
опыт народов Западной Европы и России. При
этом он не ограничился борьбой с историческими
построениями славянофилов и западников, но
показал также ограниченность концепций
западноевропейских буржуазных историков и философов
(Гегеля, Гизо, Нибура, Шлоссера и др.).
Чернышевский находил, что в книгах историков
преобладает так называемая «политическая исто-
1 Голоса из России, вып. 1. Лондон, 1856, с. 21—22.
2 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 20, с. 174.
23

рия». «О материальных условиях быта, играющих
едва ли не первую роль в жизни, составляющих
коренную причину почти всех явлений и в других,
высших сферах жизни, едва* упоминается...» (III,
356-357).
Чернышевский близко подошел к правильному
пониманию роли народных масс в истории1. «Как
ни рассуждать, — писал Чернышевский, — а сильны
только те стремления, прочны только те
учреждения, которые поддерживаются массою народа»
(V. 217).
В то время как представители дворянской и
буржуазной историографии на Западе и в России
преувеличивали роль государства в истории,
Чернышевский на первое место выдвигал деятельность
народных масс, видя в ней решающую силу
исторического прогресса. В этом была огромная заслуга
Чернышевского (и других революционных
демократов). Это был разрыв не только с современной
ему русской, но и западноевропейской
историографией, которая в истории отводила народу
ничтожную роль, приписывая все и вся монархам да
полководцам.
Однако до сих пор народ выступал под
руководством враждебных ему сил. «В политической жизни
простой народ до сих пор служил только орудием
для высшего и среднего сословий, не имея
прочного самостоятельного значения» (VII, 37). Но в
результате своего политического опыта и в связи с
тем, что на очередь стала задача уничтожения
подневольного труда, теперь «народ не думает, чтобы
из чьих-нибудь забот о нем выходило что-нибудь
действительно полезное для него» (X, 91).
Чернышевский подчеркивал, что русский
народ— творческая сила исторического развития. «С
начала XVII века,— писал Чернышевский,— почти
все драматические эпизоды в истории русского
народа б*ыли совершены энергиею земледельческого
населения» (IV, 313).
1 См.: Вилеиская Э. С. Ы. Г. Чернышевский и
А. И. Герцен о роли народных маге р освободительной
борьбе.— Вопросы философии, 1960, № 8.
24

Все. великие события в истории России —
результат усилий народа. Он сдержал монголов «на
мощной вые своей» (XIV, 48), он выручил Москву
в начале XVII века, выручил Малороссию, завоевал
выход к морю. «Двинули его против Наполеона: он
завоевал своему государству первенство в Европе,
а сам был оставлен все в прежнем положении» (X,
91). Народ сыграл решающую роль в преодолении
удельного дробления и создании единого Русского
государства.
Заслугой Чернышевского было подчеркивание
общих начал в развитии народов. Он критиковал
теории об исключительности «избранных народов»,
показав «фальшивость всех возможных тевтонома-
ний, галломании, англомании» и др. Те особенности,
которые наблюдаются у отсталых народов,
объясняются не их расовыми или национальными
свойствами: они суть «общие качества людей данного
исторического состояния и общественного положения»
(X, 823).
В тесной связи с этим стояло и разоблачение
расовых теорий. Чернышевский писал:
«Рабовладельцы были люди белой расы, невольники —
негры; потому защита рабства в ученых трактатах
приняла форму теории о коренном различии между
разными расами людей» (X, 809).
Морально-этические взгляды Чернышевского в'
корне расходились с помещичье-буржуазной
моралью, которая освящала произвол самодержавия и
крепостное право. По Чернышевскому, нет морали
единой для всех времен: «моральные правила
развиваются от перемены положений и успехов мышле-
ния» (XVI, 549).
Либералы толковали об «улучшении нравов».
В противоположность этому он заявлял: «Факты не
уступают никаким увещаниям, а подчиняются
только силе других фактов». Поэтому единственным
условием для «нравственного совершенствования»
является коренное переустройство общества.
Отвечая на лицемерные сетования крепостников по
поводу «невежества» и «грубости» крепостных крестьян,
Чернышеский указывал: «Улучшение
общественного и материального положения — вот необходимей-
25

шее предварительное средство для возможности
распространяться просвещению и улучшаться
нравам» (IV, 842). Он называл и то главное препятс-
вие, которое лежит на пути какого бы то ни было
прогресса,— крепостное право; «справедливость,
уважение к достоинству человека — это идеи,
непримиримые с крепостным правом».
Мыслитель резко осудил принцип «цель
оправдывает средства»: «Подразумевается: хорошая
цель, дурные средства. Нет... хорошая цель не
может быть достигаема дурными средствами...
Дурные средства годятся только для дурной цели, а
для хорошей годятся только хорошие» (XIV, 684).
Одним из основных принципов морали
Чернышевский считал борьбу человека за лучшее
будущее. «Никогда никакой класс людей не приобретал
улучшения своей жизни иначе, как силою своего
недовольства прежним положением, силою
собственного стремления к лучшему... Все хорошее
настоящее приобретено борьбою и лишениями людей,
готовивших его; и лучшее будущее готовится точно
так же» (XII, 73). Чернышевский призывал к
деятельности, к борьбе за освобождение и счастье
народа: «Никакое положение дел не оправдывает
бездействия; всегда можно делать что-нибудь не
совершенно бесполезное; всегда надобно делать все,
что можно».
В своем знаменитом романе «Что делать?», наг
писанном в крепости с конца 1862 года по апрель
1863 года, он вывел образы новых, передовых людей,
которые решительно порывают с устоями и лживой
моралью крепостнического общества. Они
исповедуют философию «разумного эгоизма», согласно
которой подлинного счастья можно достичь лишь
на пути слияния личных и общественных интересов.
Цель и смысл жизни «новые люди» полагают в
труде. Они стремятся сделать всех тружеников
счастливыми и свободными, ненавидят всеми силами
души эксплуатацию, деспотизм и невежество.
Особый интерес представляет образ Рахметова. Он не
просто «новый человек», но еще и
профессиональный революционер, отрешившийся от личной
жизни. «Велика масса честных и добрых людей, а
26

таких людей мало; но они в ней — теин в чаю, букет
в благородном вине; от них ее сила и аромат; это
цвет лучших людей, это двигатели двигателей, это
соль соли земли».
В романе автор воплотил в художественной
форме свои социалистические идеи, развиваемые им в
теоретических работах: 1) освободительная и
преобразующая роль труда; 2) идеи революции и
социализма; 3) служение делу народа; 4)
эмансипация женщины. Для ряда поколений читателей
роман был учебником жизни. Г. В. Плеханов писал:
«Кто не читал и не перечитывал этого знаменитого
произведения?.. Кто после чтения этого романа не
задумывался над собственною жизнью, не
подвергая строгой проверке своих собственных стремлений
и наклонностей? Все мы черпали из него и
нравственную силу, и веру в лучшее будущее». По
свидетельству Плеханова, «не было, нет и, наверное, не
будет» среди лучших произведений русской
литературы такого, которое бы «по своему влиянию на
нравственное и умственное развитие страны могло
бы поспорить с романом „Что делать?"»1
По воспоминаниям Валентинова, Ленин сказал,
что роман Чернышевского его — Ленина — «всего
глубоко перепахал». В. И. Ленин подтвердил
предположение С. И. Гусева, что свою книгу «Что
делать?» (1902 г.) он назвал так по аналогии с
романом Чернышевского. Под влиянием этого романа,
говорил В. И. Ленин в ходе беседы,
революционерами сделались сотни людей. «Это вещь, которая
дает заряд на всю жизнь»2.
Наконец, неотъемлемой составной частью
этических взглядов Чернышевского был патриотизм,
любовь к родине. Человеческое достоинство
каждого великого русского человека измеряется его
заслугами перед родиной, силой его патриотизма.
Но истинная любовь к родине означает борьбу
с угнетателями народа, борьбу за ее освобождение,
за уничтожение крепостничества и его пережитков.
1 Плеханов Г. В. Соч., Т. V. М, 1924, с. 114—115.
2 В. И. Ленин, о литературе и искусстве. Изд. 3-е. М.,
1967, с. 653.
27

БОРЬБА ВОКРУГ ИДЕЙНОГО НАСЛЕДИЯ
Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО
Еще до Октябрьской социалистической революции
вокруг идейного наследия Чернышевского, которое
включает в себя, естественно, и политические, и
правовые взгляды, развернулась борьба. В то
время как В. И. Ленин подчеркивал роль разночинцев
в освободительном движении России 60-х годов
XIX столетия, представители буржуазного
либерализма всячески старались преуменьшить ее1. С
другой стороны, буржуазно-либеральные,
народнические и меньшевистские авторы, стремясь принизить
значение марксистского учения, противопоставить
Чернышевского Марксу, утверждали, будто
Чернышевский не был утопическим социалистом2. В 1899
году газета экономистов объявила
Чернышевского «основателем рабочего социализма в России»,
«обоснователем научного объяснения исторического
разоития». Доказывая непричастность
Чернышевского к утопическому социализму, она
воспроизводила цитаты из его работ по рубрикам: рабочий
вопрос, рабочие и крестьяне, община и т.д.3. Народник,
впоследствии эсер, Л. Э. Шишко писал, что
Чернышевский создал «особую русскую школу
научного социализма»4.
Представители буржуазного либерализма
старались вылущить из идейного наследия
Чернышевского революционное содержание, характеризовали
мыслителя как дюжинного либерала и противника
революции, как человека, уповавшего на «разум
общественной жизни», верившего в «возможность
изменить общественный порядок посредством
проповеди, и только одной проповеди любви, братства и
1 См.: Милюков П. Н. Интеллигенция в России.
Спб., 1910, с. 91; К отл я рев с кий Н. Канун
освобождения. Пг., 1916, с. 37-38.
г См.: И в а н о в-Р а з у м н и к Р. В. История русской
общественной мысли. Т. II. Спб., 1907, с. 8; Памяти
Николая Гавриловича Чернышевского... Спб., 1910, с. 9.
3 См.: Рабочая мысль, 1899, июль, № 7.
4 Шишко Л. Э. Собр. соч., Т. IV. Пг.-М., 1918, с. 96.

добра»1. Чернышевского объявляли сторонником
парламентаризма, вводимого не путем революции,
а путем реформ.
Реакционеры и либералы пытались доказать, что
взгляды русских революционных демократов, в том
числе Чернышевского, были не более как
подражанием всякого рода западным образцам. ЧЧо словам
Н. Я. Данилевского, «самостоятельного
философского движения в России не было»2, «мы...
повторяли, как попугаи, чужие слова и мысли»3.
Революционные идеи пришли в Россию с Запада, утверждал
К. Д. Кавелин («нигилизм пришел к нам с
Запада»)4.
В ренегатском сборнике «Вехи» говорилось: «У
нас и в помине не было своей, национальной
эволюции мысли; ... мы просто хватали то, что каждый
раз для себя создавала западная мысль»5.
После 1917 года история русской философии и
революционной традиции продолжала и
продолжает оставаться ареной идейной борьбы. В
белоэмигрантской и современной буржуазной литературе
фальсификация идейного наследия Чернышевского
приобрела различные формы. Некоторые делали
попытки вовсе замолчать Чернышевского и его роль
в русском освободительном движении. В. Зеньков-
ский не упоминает о знакомстве Чернышевского
с Произведениями Белинского и Герцена и
стремится доказать, что на Чернышевского решающее
влияние оказали Фейербах, Кант и Руссо. Зеньков-
ский заключает: «Чернышевский (как отчасти и
Герцен) стоял под влиянием французской
духовной жизни»6. Хотя Чернышевский был атеистом,
1 Денисюк Н. Николай Гаврилович Чернышевский.
Его время, жизнь и сочинения. М., 1908, с. 86.
2 Сборник политических и экономических статей
Н. Я. Данилевского. Спб., 1890, с. 256.
3 Данилевский Н. Я. Россия и Европа. Спб., 1888,
с. 315-316.
4 Цит. по: Дневник Д. А. Милютина, 1873—1875. Т. I.
М., 1947, с. 36.
5 Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М.,
1909, с. .81.
6 Зеньковский В. В. История русской философии.
Т. I, Париж, 1956, с. 32—38.
29

однако Зеньковский находит в его воззрениях
«веяния религиозного имманентизма». Он пишет:
«Религиозная сфера у Чернышевского никогда не
знала очень интенсивной жизни, но, собственно,
никогда, и не замирала». Сквозь показную
объективность этого автора просвечивает его ненависть
к идеям Чернышевского. Так, он пишет:
«Чернышевский становится нетерпимым», «невыносимым»,
«самоуверенным», «бесцеремонным» и т. д.
Исказители истории Великого Октября и его
предыстории в своем стремлении добраться до
«корней русской роволюции» превратно толкуют
проблему преемственности разных поколений в
русском революционном движении. Пытаются
отсечь В. И. Ленина и большевиков от прогрессивных
традиций русской и западной демократии, от
подлинной революционности, представленной
Чернышевским. Одновременно большевикам
приписывается использование такого «наследиям, как «нечаев-
щина», которая представляет собой мнимую
революционность, лишь искажение целей и средств
революционной борьбы. Твердят, будто Нечаев
оказал едва ли. не решающее влияние на . теорию,
методы и средства большевистской революции.
Больше того, нередко даже Чернышевского ставят
вровень с Нечаевым, зачисляя первого в лагерь
«русского экстремизма», и т. д.1.
0 подражательности русской общественной
мысли пишет американский автор Дорош,
объявивший Чернышевского западником и приписавший
ему анархистское понимание государства, «как
принципиального врага всякого политического и
социального прогресса»2. В книге М. Лазерсона
утверждается» что с конца XVIII века русская наука и
общественная жизнь развивались под
определяющим воздействием США. Также и Чернышевский
испытал на себе англо-американское влияние. Он
будто бы «считал Соединенные Штаты обетованной
землей политического и социального прогресса».
1 См.: Володин А. И., Кар як и и Ю. Ф., Пли-
м а к Е. Г. Чернышевский или Нечаев? М., 1976, с. 9 и ел.
2Doroch H. Russian constitutionalism. N.-J., 1944,
p. 79. '
30

Лазерсон пишет,- что в прокламации «Барским
крестьянам» нет упоминания о социализме.
«Попытки Чернышевского обеспечить сначала
установление республики, т. е. иметь избираемого
правителя или «старосту» России, ставят его по существу в
ряды умеренного лагеря». Но в противоречии с
этим он причисляет Чернышевского к тем левым
идеологам, которые еще до реформ 60-х годов
«начали... нападать на классовый парламентаризм»1.
Этот автор не хочет видеть того, что у
Чернышевского путь к республике лежал через народную
революцию. К тому же речь шла не о буржуазной, а о
демократической республике.
Американские авторы преувеличивают так
называемое «разрушительное начало» во взглядах
Чернышевского. Так, Рэнделл утверждает, что
«тоталитарный царизм порождал в России
тоталитарное отрицание всего существующего
революционерами». Поэтому Чернышевский и выступает
у него сокрушителем всего, воплощением «крайнего
радикализма, тотальной решимости устранить
устрашающие беды времени, полнейшей
непримиримости в защите доводов и в нападках на противников
и зловещего предчувствия неминуемого катаклизма,
.персонального мученичества и революционного суда
над существующим миром»2. С другой стороны,
продолжая линию дореволюционного русского
либерализма, превращают революционера
Чернышевского в либерала, твердят о «либеральной
непоследовательности», «колебаниях» и «отступлениях от
революции в сторону либерализма». Бывший кадет
М. Карпович обрисовал Чернышевского наподобие
некоего маятника, постоянно колеблющегося между
социализмом и либерализмом3. И этим попыткам
исказить подлинную сущность взглядов
Чернышевского марксисты уже дали надлежащий отпор.
1 L a s е г s о n Мах М. The American Impact on Russia
Diplomatic and Ideological (1784—1917). N.-Y., 1950, p. 244,
243, 139—140.
2 Ran dell F. R. N. G. Chemyshevskii, N.-Y, 1967,
p. 34.
3 «Cahiers du Monde Russe et Sovieticjue» № 4, vol I,
1960, jujllet —décembre, pp. 581—583.
31

ГЛАВА II
Взгляды
на происхождение и сущность
государства
R
Ш^Шк своих произведениях
^^^^ Чернышевский
рассмотрел вопросы о сущности и происхождении
государства и дал глубокую характеристику
феодальному и буржуазному государству. Затронул
он и вопрос о роли государства в будущем
социалистическом обществе.
Государство и государственную власть
Чернышевский относил к области «специальных
отправлений общественного организма». В ряде случаев
мыслитель отождествлял государство то с
обществом, то с нацией: «Все люди, составляющие нацию,
рассматриваемые как одно целое, называются
государством» (V, 625). Вместе с тем он близко
подходит к истине, когда указывает, что в буржуазных
странах «государственная машина... по
необходимости должна была действовать против элементов,
несогласных с интересами господствующих
сословий или кругов» (VIII, 445).
В чьих же интересах действует возникшее
государство? Является ли оно «органом охранения
общественной безопасности» и преследует ли оно
«всеобщее благо»? В отличие от либералов,
Чернышевский считал, что действия государственной вла-
32

сти имеют своим последствием не соблюдение
интересов всей нации, а перенесение известной суммы
имущества из одних рук в другие, из карманов
низших классов в карманы богатых классов или
определенных групп этих классов. Соблюдению
интересов имущих служат бюджет, текущее
законодательство, всякое изменение судоустройства,
административная и судебная деятельность.
Происхождение государства Чернышевский
теснейшим образом увязывал со своими
представлениями о недостаточности средств внешней природы
для удовлетворения потребности людей. На почве
такой недостаточности возникают противоречия
между людьми. В статье «Экономическая
деятельность и законодательство» он пишет, что вследствие
столкновения интересов появляется «необходимость
установить с общего согласия правила,
определяющие отношения между людьми в разных сферах их
деятельности». Возникают законы политические,
гражданские и уголовные (V, 606). Здесь
ощущается заметное влияние договорной теории
происхождения государства, которую в свое время
использовал Руссо и другие прогрессивные мыслители в
борьбе против абсолютизма.
Исходным элементом в истории народов
Чернышевский считал первобытно-общинный строй, при
котором царило народовластие. Сперва
существовали маленькие племена, управлявшиеся
самостоятельно. Они соединялись в общий союз только в
случаях, требующих общего действия (войны,
совместные постройки больших объектов). «Каждый
член племени связан с другими не только
законодательными обязательствами, но живым личным
интересом по знакомству, родству и соседским
общим выгодам. Каждый член принимает личное и
активное участие во всех делах, касающихся того
общественного круга, к которому принадлежит». Но
общинная организация распалась, утвердилась
частная собственность на землю, выделилась знать.
В результате возникла государственная
организация, угнетающая народ.
С развитием государства возникает бюрократия.
В современных бюрократических государствах
3 Заказ 4913
33

(Франция, Австрия, Пруссия), отмечает
Чернышевский, люди «лишены прежнего полновластия в
управлении делами округа. Всем заведуют
особенные люди, называющиеся чиновниками и
полицейскими, по своему происхождению и личным
отношениям не имеющие связи с населением округа,
передвигающиеся из одного округа в другой чисто
только по соображению центральной власти,
действующие по ее распоряжению, обязанные отчетом
только ей. Житель округа по отношению своему к
администрации есть лицо чисто пассивное» (V,
371-372).
В 50—60-х годах XIX в. в России
господствовала «норманская» теория происхождения
русского государства. Один из ее сторонников,
реакционный историк М. П. Погодин, противопоставлял
историю России и Запада и утверждал, что на
Западе государства возникли вследствие завоевания.
Завоевание, по его мнению, также повлекло
разделение общества на враждебные классы, борьба
которых в конечном счете привела к революции.
Восточные же славяне не стремились никогда к
государственной жизни. Их государство, по Погодину,
возникло в результате добровольного призвания
варяжских князей. Из легенды о призвании варягов
делался вывод о характерном для русской истории
мирном единении царя, в руках которого была
сосредоточена сила власти, и народа, которой
безропотно подчинялся призванной им власти и
«благоденствовал». Опираясь на данные сравнительной
филологии и достижения исторической критики,
Чернышевский резко выступил против этой теории
и показал ее несостоятельность.
Западники и славянофилы активно обсуждали
вопрос о роли реформ Петра I в истории Русского
государства. Если первые безудержно хвалили их,
то вторые осуждали, видя в них отход от коренных
русских национальных начал. Чернышевский
оценивал эти реформы с точки зрения «существенных
интересов русского населения тогдашнего
государства». Он писал, что не делает уступок
«хвалителям» Петра I. Признавая прогрессивность
петровских преобразований, Чернышевский отмечал, что
34

они не улучшили положения народа, а
способствовали дальнейшему укреплению
самодержавно-крепостнического строя.
Согласно либерально-монархической концепции
К. Д. Кавелина и Б. Н. Чичерина самодержавие
возникло как надклассовый инструмент в целях
претворения в жизнь национальных интересов
русского народа и «достижения всеобщего блага».
Смысл этой апологии самодержавия заключался в
том, чтобы доказать отсутствие в России почвы для
революции.
Н. Г. Чернышевский убедительно показал всю
фальшь подобных построений представителей так
называемой «государственной школы». Он видел в
абсолютистском государстве силу, враждебную
народу, орудие господства над ним, защитника
интересов помещиков.
Чернышевский писал, что монарх, и тем более
абсолютный монарх, есть «только завершение
аристократической иерархии, душою и телом
принадлежащее к ней. Это все равно, что вепшина конуса
аристократии» (I, 356). На примере Франции
Чернышевский показал абсолютизм как организацию
классового господства дворянства. «Являются ли,
— спрашивал он, — французские абсолютные
короли, начиная с Людовика XIII, или даже Генриха II,
сколько-нибудь расположенными к «уничтожению
сословных привилегий», как думает г. Чичерин?
Напротив, они устраивают целое государство
таким образом, чтобы весь народ жил исключительно
для содержания двора и придворной
аристократии... Одни дворяне имеют значение, они одни
пользуются покровительством государственной власти...
Французский король есть представитель и глава
аристократического принципа» (V, 655).
Чернышевский указывал, что для русского
самодержавия «всегдашним правилом» было
опираться на дворянство (X, 98), что царь — это прежде
всего первый помещик (VII, 521).
В статье «Лессинг» (1856) Чернышевский резко
критикует самодержавие, показывая, что оно знает
«только фискальные и полицейские средства».
Однако, несмотря на свое внешнее всесилие, отмечает
3* 35

Чернышевский, оно крайне недостаточно «для
упрочения народного благосостояния». Прочным может
быть лишь то благо, «которое не зависит от
случайно являющихся личностей, а основывается на
самостоятельных учреждениях и самостоятельной
деятельности нации» (IV, 37, 38).
Борясь за ликвидацию крепостничества и
абсолютизма в России, Чернышевский в то же время, по
оценке В. И. Ленина, «был замечательно глубоким
критиком капитализма»1. Он понимал, что
буржуазная демократия со всеми ее атрибутами
(парламентом, избирательной системой, принципом
равенства всех перед законом, свободой печати и пр.)
является по сравнению с абсолютизмом
прогрессивной (в качестве примера он приводил
Швейцарию). Но в то же время он видел ее формальный
характер и критиковал негативные стороны
буржуазного парламентаризма во Франции, Англии,
США.
«В самом деле, — с иронией пишет он, —
умилительно и подумать об английском парламенте:
собираются представители нации, на их мудрое и
благонамеренное обсуждение предоставляются все
дела,— превосходно». А в действительности «...
великолепный спектакль парламентского правления
почти постоянно оказывается чистою комедиею...»
(VI, 9).
Английская избирательная система такова, что
рабочий или крестьянин не может быть избран в
парламент. Парламентская реформа 1832 года была
проведена в жалком виде (VI, 10). Обезлюдевшие
сельские местности (т.н. «гнилые местечки») по-
прежнему могли посылать в парламент своих
депутатов, а в то же время некоторые крупные
промышленные центры не имели этого права. После
проведения реформы «палата общин по-прежнему
осталась представительницею почти одного только
аристократического интереса» (VI, 10), по-прежнему
осталась во власти тори и вигов. Из 7 миллионов
взрослых мужчин в Англии избирательным правом
1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 25, с. 94.
36

пользовались немногим более одного миллиона
человек.
Приведя данные об имущественном цензе
избирателей в сельской местности и в городах,
Чернышевский отмечал: «Таким образом, даже и
среднее сословие не все пользуется избирательным
правом, а из простолюдинов недоступно оно, можно
сказать, никому» (VI, 42).
Кандидатом в члены парламента может быть
выдвинут л-ишь состоятельный человек, а если
отдельные члены парламента и являются людьми без
всякого состояния, то в таком случае они находятся
на содержании у могущественных аристократов
(VI. 42).
В результате, делает вывод Чернышевский, в
английской палате общин большинство депутатов
зависят от богачей и обязаны подавать^ голоса, как
прикажут им хозяева. Члены английской палаты
общин — «...люди с независимыми от своего
обыденного труда средствами жизни, почти все люди
богатые». Они «имеют образ мыслей далеко
отстающий от желаний массы» (VI, 91). Отсюда следует,
что «мнение нации и решение парламента — две
различные вещи, очень часто нимало не сходные при
нынешней системе выборов и нынешнем
распределении депутатов» (VI, 91). Парламент иногда
способен правильно решить какой-нибудь вопрос об
отношениях между группами господствующих
классов, например вопрос о хлебной торговле, так как в
нем есть представители и протекционистов, и
сторонников свободной торговли. «Но он не может при
настоящем своем составе справедливо решить
вопрос, например, о так называемых strike'ax или
взаимных отношениях фабриканта к работникам,
потому что в английском парламенте находятся
представители только одной из этих двух сторон» (IV,
800).
Чернышевский показал, что дебаты в
буржуазных парламентах не более как словесные стычки с
целью обмана народа. Так, он воспроизводит
картину заседания палаты депутатов:- «Всходит,
бывало, на кафедру Гизо и говорит: «Могущество
Франции основано на ее свободе, и правительство
37

ничего не делает иначе как по свободному согласию
свободных представителей страны». Каково! Ведь
первый министр, а в двух фразах три раза произнес
слово «свобода». Палата восхищается, и мы тоже.
Только что сходит он с кафедры, карабкается на
нее маленький Тьер и дает окрик на Гизо своим
пискливым голосом: «Что ты там толкуешь о
свободе? Ты вот бери пример с меня: вот я так уж,
можно сказать, друг свободы; а ты мало ее
любишь!» Вся палата аплодирует, и вся Европа
восхищается горячностью любви Тьера к свободе. Но
Гизо не дался- в несправедливую обиду: он уже
опять на кафедре и говорит: «Тьер утверждает,
что я мало люблю свободу. Нет, я очень ее люблю;
я должен сказать, что жить без нее не могу».
Палата аплодирует больше прежнего, и Европа
дивится великости любви Гизо к свободе» (V, 739).
Критически отзывался Чернышевский о
двухпартийной системе. Он хорошо показал, что перед
лицом растущей угрозы со стороны трудящихся
масс различия между партиями, представляющими
отдельные группы эксплуататорского меньшинства,
становятся все менее важными. Чернышевский
считал несущественными разногласия между партиями
роялистов и либералов во Франции, тори и вигов в
Англии, республиканцев и демократов в США.
Либералы обманывают трудящихся, поднимая крик
о своих разногласиях с консерваторами. В
действительности эти разногласия ничтожны. Либералы не
только ближе к консерваторам, чем к
революционерам, они солидарны с консерваторами по
основным вопросам. Как только возникает
революционная опасность, эти партий готовы «переносить в
течение многих лет владычество не только
Наполеона III, но... Калигулы или Нерона, нежели хотя
бы несколько месяцев владычество социалистов»
(V, 439).
Чернышевский понимал, что есть два основных
лагеря: лагерь эксплуатируемых и лагерь
эксплуататоров. Следовательно, сколько бы партий ни
подвизалось на политической аоене, «борьба требует
только двух лагерей» (VI, 339).
Показывая юридическое и фактическое отстра-
38

нение трудящихся масс от участия в политической
жизни, вскрывая хитрую «избирательную
механику» с ее подкупами, шантажом, угрозами и пр.,
Чернышевский в то же время проводил мысль, что
даже уничтожение ограничений в избирательном
праве, при сохранении собственности в руках
капиталистов, не сможет изменить сущности
буржуазного государства.
При сохранении господства буржуазии и
всеобщее избирательное право является инструментом
в ее руках. Экономическое и политическое
могущество буржуазии, ее монополия на средства
идеологической обработки масс дают ей возможность
сохранить свое господство и, опираясь на отсталые
и подкупленные элементы, усиливать реакцию.
«Опыт показал, что всеобщим избирательством
дается власть обскурантам и реакционерам...» (VII,
97). Таким образом, заключает Чернышевский,
«участие в государственной власти, влияние на
общественные дела зависят не от того, получено ли
известными лицами или известным сословием
формальное участие в формальных актах управления,—
оно зависит просто от того, находятся ли эти лица
или это сословие в таком положении среди
общественной жизни, чтобы иметь реальное значение в
ней» (VII, 402-403). в -
Но именно с этой задачей, полагает
Чернышевский, буржуазное государство вследствие своего
эксплуататорского характера не может справиться
и остается орудием угнетения трудящихся.
Размышляя о будущем России, Чернышевский
полагал, что на смену самодержавию должна
прийти демократическая республика. Еще в студенческие
годы он записал в дневнике: «Я начинаю думать,
что республика есть настоящее, единственно
достойное человека взрослого правление и, что, конечно,
это последняя форма государства» (I, 121).
18 февраля 1849 г. он высказал свою радость
по поводу известия о провозглашении республики
в Риме и Тоскане (I, 243). Его сочувствие
республиканскому образу правления проглядывает и в
оценке «Истории французской революции» Луи
Блана. По мнению Чернышевского, этот труд на-
39

писан в доказательство того, что единственная
форма правления, пригодная для Франции,— это
республиканская, а все другие могут держаться
только насилием, обманом, развращением народа и
инквизиционными средствами (V, 740—741). В
прокламации «К барским крестьянам» он объяснял,
что в республике «народу лучше бывает жить, народ
богаче бывает» (VII, 522).
Демократическая республика, по мнению
Чернышевского, способна обеспечить оздоровление
государственного аппарата и предотвратить
образование бюрократии как особой касты, стоящей над
обществом. «Демократия требует полного
подчинения администратора жителям того округа, делами
которого он занимается». Депутат должен быть
«поверенным той части общества, которая поручает
ему известные дела» (V, 653). Он отчитывается
перед контролирующими его избирателями:
«необходимость отдавать отчет мирской сходке и в
важнейших случаях действовать с ее утверждения
пресечет в самом начале могущие произойти
злоупотребления» (V, 898). Должностные лица,
не оправдавшие доверия избирателей, могут быть
отозваны и лишены своих полномочий. Так как
деятельность должностных лиц будет протекать на
виду у всех граждан, то легко будет обнаружить и
недочеты в их работе. «Если дело, вам поручаемое,
будет идти не исправно, вы будете сменены без
наказания или с наказанием, смотря по характеру
неисправности, а каждую неисправность вашу
готовы будут обнаружить сотни людей, чтобы не
потерпеть от нее убытка или вреда» (VII, 695—696). Все
должностные лица, уличенные в злоупотреблении
своими полномочиями, могут быть привлечены к
судебной ответственности. Всякий чиновник
государственного аппарата за превышение власти
должен быть предан суду. Граждане должны понять,
что люди, ими избранные, не должны быть слепыми
и безответными орудиями в руках вышестоящих
представителей власти. В случае нужды избранники
будут отвечать за мир «спиною или карманом». Они
должны «управлять мирскими делами для общей
пользы» (V, 898).
40

Советские исследователи, сопоставляя роман
«Что делать?» и прокламацию «Молодой России»,
составленную в мае 1862 года студентом
Московского университета П. Г. Зайчневским1, приходят
к выводу, что политическая программа
Чернышевского очень близка к лозунгам этой прокламации.
«Молодая Россия» требует: 1. Изменения
самодержавной деспотии в республиканско-федеративный
союз областей. Законодательная власть должна
быть в руках Национального и областных
собраний. Во главе правительства — революционная
партия; сперва верховной властью должиа быть
диктатура этой партии; 2. Общественные фабрики,
общественные лавки, заведующие которых —
подотчетные обществу лица. Также общественное
воспитание детей и общественные богадельни — для
стариков и инвалидов; 3. Полное гражданское и
политическое равноправие женщины, «уничтожение
брака, как явления в высшей степени и
безнравственного и немыслимого при полном равенстве
полов, а следовательно, и уничтожение семьи,
препятствующей развитию человека, и без которого
немыслимо уничтожение наследства»2.
Главной движущей силой революции «Молодая
Россия» считала крестьянство, руководимое
дворянской и разночинной интеллигенцией, а также
войско.
В будущем Россия, по Н. Г. Чернышевскому,
должна быть устроена на федеративных началах
(IX, 363).
В отличие от анархистов Чернышевский
признавал необходимость государства для организации
социалистического общества. По его мнению, все
новое и прогрессивное, все, что затрагивает самые
важные стороны общественной жизни, «не может
утвердиться в обществе без предварительной теории
1 См.: M а го н Л. Роман «Что делать?» и
общественно-политическая платформа «Молодой России».— В сб.:
Н. Г. Чернышевский". Статьи, исследования и материалы.
Т. I, Саратов, 1958,* с. 499—513; Козьмин Б. П.
П. Г. Зайчнепский и «Молодая Россия». М., 1932.
2 Политические процессы 60-х гг. Т. I. М.—П, 1923,
с, 259-260.
41

и без содействия общественной власти: нужно же
объяснить потребности времени, признать
законность нового и дать ему юридическое ограждение»
(VII, 45). Это новое государство установит и
упрочит общественную собственность, организует
общественное производство и потребление. Только на
втой основе и возможно, по мнению
Чернышевского, обеспечить основные потребности общества:
улучшить материальный быт массы, расширить
просвещение, увеличить индивидуальную
самостоятельность. А когда укрепится общественная
собственность, то, полагал Чернышевский, исчезнет
необходимость ограничения свободы трудящихся й
надобность в охране так называемой общественной
безопасности, так как исчезнут силы,
заинтересованные в нарушении общественного порядка.
ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
ГОСУДАРСТВА
Большое внимание Чернышевский уделил
законодательной деятельности государства. Его постоянно
занимали вопросы о том, каким было
законодательство в прошлом и каким ему надлежит быть;
какова степень «возможного влияния законодательных
мер на понятия и обычаи общества» (IX, 813). -
Прежде всего, с точки зрения мыслителя, всякий
акт экономической деятельности общества, если
только он достигает серьезного значения,
«принимает правительственную форму» (IX, 658) .
В большую зависимость от правительства
становятся люди тогда, когда они соединяются для
общественной деятельности. Мыслитель ссылается на
пример Англии: некоторые хотят, чтобы парламент
изменил уставы тредъюнионов. «По всей
вероятности, парламент не захочет сделать этого, но если
захочет, то может» (IX, 659).
Одной из черт общественного прогресса
Чернышевский считал «возрастание безопасности для
лица и имущества. В передовых странах с каждым
поколением улучшаются законы, уменьшается воз-
42

можность безнаказанно оскорблять людей или
отнимать у них собственность» (IX, 616). Теперь
закон не дозволяет никому даже с нищим
бездельником «обращаться так, как обращался в XVI веке
каждый привилегированный с зажиточным
поселянином-собственником. Подозрительного бродягу
допрашивают во Франции или в Англии не в таких
грубых выражениях, как триста, двести лет назад
говорили там с почтенным простолюдином,
которому еще оказывали честь этим разговором». Конечно,
рассуждает Чернышевский, подобные успехи
гуманности все еще слишком малы и медленны, но они
очевидны. Относительно манеры обращения
властей с подвластными, привилегированных сословий
с простолюдинами он заметил: «Уважение к
человеку просто как к человеку, независимо от его
общественной роли, все-таки развивается
законодательными реформами и смягчением нравов от
распространения образованности» (IX, 628).
В.заметках на полях двухтомной книги Бокля
«История цивилизации в Англии», сделанных в
1860—1861 гг., Чернышевский высказал свое
несогласие по поводу общей оценки развития английского
законодательства. По мнению Бокля, наиболее
ценными улучшениями в законодательстве являются
те, которые отменяют прежнее законодательство.
Чернышевский нашел, что Бокль занят
исключительно законодательством в пользу свободной
торговли и поэтому вывел из'одного этого класса
законов общую теорию прогрессивного законодательства
(XVI, 560—561). Чернышевский возразил Боклю
указанием на Билль о парламентской реформе
1832 года, которым ведь не только уничтожались
«гнилые местечки», но и вводились новые депутаты
(XVI, 561). Боклю дело представлялось в таком
виде: невежеством* предыдущего законодательства
вещи были отвращены от своего естественного
русла. Поэтому вся цель и тенденция современного
законодательства заключаются в том, чтобы
вернуться к прежнему руслу. Чернышевский возразил:
«Не только. Нужны также положительные
определения, напр. Sanitary bills (санитарные законы).
Отмена закона может быть полезна, хотя и уста-
43

новление его было полезно в свое время. И в зако*
нодательстве есть новые открытия, как в точных
науках, и польза астрономии не в одном разрушении
астрологии» (XVI, 561). Бокль считал, что при
каждой попытке оградить какие-нибудь частные
интересы законодатели не только терпели неудачу,
но и достигали прямо противоположных
результатов. Чернышевский снова возразил: «Не всегда.
Напр., хотели и поддержать аристократию,
учредили fidei — commissum и это шло в пользу
аристократии. Или законы об охоте — хотели сохранить
дичь для удовольствия знатным и сохранили; или
дальше у него самого, законы о книгопечатании; в
некоторых странах подолгу были очень успешны и
везде всегда не совсем безуспешны» (XVI, 561).
Важными представляются соображения
Чернышевского о том, в какой степени может быть
полезна та или иная законодательная мера. Так, он
ставит вопрос: полезна ли была для Англии отмена
хлебных законов, следствием чего явилось
разрешение беспошлинно ввозить иностранный хлеб?
Вопрос решается просто: достаточно вычислить,
сколько фунтов хлеба в среднем приходилось в Англии
на душу населения до отмены хлебных законов и
сколько приходится теперь. Выяснилось, что после
отмены средняя цифра потребления хлеба стала
больше, «и дело решено безвозвратно: отмена
хлебных законов была полезна» (IX, 58).
Чернышевский проводил различие между тем,
что он называет «юридической областью», и
«областью надобностей правительственной жизни»,
т. е. областью политической. В одном из его писем
мы читаем: «Я никогда ни с кем не входил ни в
какие рассуждения о соблюдении законов по
отношению к вопросам, которые принадлежат — не в
одной России, везде: и в Англии, и в Соединенных
Штатах, и в Швейцарии, — не юридической
области, а области надобностей правительственной
жизни. Habeas Corpus отменяется и в Англии,
когда то считается нужным» (XIV, 593).
Обращаясь к сфере законодательства,
Чернышевский проводит различие между тем, что он
называет экономической регламентацией, и дель-
44

ным (разумным) законодательством.
Регламентация имела место и в период средних веков, осталась
она и в новое время. Она не достигает той цели,
ради которой вводится; опутывает жизнь мелочным
надзором; развивает в людях качества,
делающие нужным усиление административного
контроля; обременяет администрацию и убыточна для
каз*ны.
Эти свои соображения Чернышевский
подкрепляет ссылками на политику протекционизма и на
рассмотрение закона о высоте процента по займам
между частными лицами.
Целью протекционизма является
покровительство развитию отечественной промышленности и
увеличение государственных доходов. Ослабление
торговых сношений с другими народами невыгодно
действует и на внутреннюю торговлю. Она
ослабевает в целом своем объеме» а также обращается к
отраслям производства наименее
производительным, пренебрегая выгоднейшими. Вместо того
чтобы поднимать промышленность, протекционизм
ослабляет и портит ее. Таможенные доходы при этом
также уменьшаются, потому что оборот внешней
торговли бывает мал. В конечном счете
протекционизм не достигает поставленных целей. Доход
государства уменьшается, а расходы по содержанию
таможен резко увеличиваются. Усиливается
пограничная стража, но контрабанда представляет
столько выгод, что при всех преследованиях чрезвычайно
развивается. Контрабандисты и их патроны умеют
избегать наказаний, тогда как честные люди
вследствие таможенного надзора подвергаются
стеснительным обыскам (V, 611).
Те же последствия порождает и закон,
определяющий норму процентов по займам между
частными лицами: 1. Вместо того, чтобы удерживать
проценты на низкой норме, он поднимает ее,
затрудняя сделки между людьми, ищущими денег и
дающими; 2. Вводит хлопотливый надзор,
обременяет полицию и судебные места делами, расходы
казны возрастают; 3. Честные люди подвергаются
стеснению; 4. Обман легок: нужно только
приписывать проценты к капиталу; в народе* развивается
45

Наклонность обходить закон и обманывать
правительство.
Выходит, что регламентация в своем стремлении
увеличить государственные доходы, поднять
национальную промышленность и понизить кредитный
процент терпит неудачу. Разумное
законодательство, напротив того, доставляет администрации
меньше хлопот, а казне — меньше расходов; оно прямо
достигает цели, к которой стремится; надзор за
исполнением дельных законов легок, так как при
них администрации меньше дела. Следовательно,
такие законы уменьшают зависимость частного
лица и содействуют развитию в нем
самостоятельности (V, 612-613).
Чернышевский рассматривает последствия
дельного и разумного закона, каковым, с его точки
зрения, могло быть правило о запрещении в питейных
заведениях принимать в залог вещи. При этом он
исходит из предположения о существовании
«сколько-нибудь порядочной администрации».
«1. За питейными заведениями уже и без того
должна бы наблюдать полиция; хлопоты ее не
увеличатся от нового положения, соблазн же
предаваться пьянству и соединенному с ним буйству
сократится. Следовательно, государственные расходы
сократятся. 2. Каждый благоразумный человек
найдет выгодным поддерживать новое правило. В
народе явится не желание обходить закон и
обманывать власть, а стремление помогать власти в
исполнении закона. Общий голос немедленно укажет
полиции те из питейных заведений, которые
захотели бы нарушить закон. 3. Жизнь частных людей
незачем подвергать мелочному стеснению; полиция
не имеет надобности останавливать человека на
улице и спрашивать: куда ты идешь и зачем ты несешь
с собой эту вещь? Преступление в нарушении
закона ловится только при самом факте нарушения, и
стеснению подвергаются только нарушители закона
и лишь в момент его нарушения. При уменьшении
развратного пьянства уменьшается число поводов к
убийству» воровству, беспорядкам, уменьшается
число поводов к семейным неприятностям и
возникающим из них делам; потому каждое дело, возни-
46

кающее из поимки виновного в промене вещей.на
вино, предотвращает сотни уголовных, полицейских
и тяжебных дел» (V, 612 — 613).
В качестве примера дельного и разумного
законодательства для экономической сферы
Чернышевский берет акционерные общества, для которых
нужны были новые законы, не существовавшие в
средние века.
Из этих законов основной один: участники
общества отвечают только теми деньгами, которые
заплатили за акции. Если бы оно обанкротилось, то
никто из акционеров не отвечал бы за него
остальным своим имуществом. Это правило полезно, так
как способствовало развитию промышленности,
предупреждало от .многих тяжеб и неприятностей,
развивало у акционеров предусмотрительность и
рассудительность. Другое основное»правило:
акционеры имеют контроль над своим обществом. Это
правило освободило административную власть от
многих лишних хлопот. Хотя этот пример, по
словам Чернышевского, является ничтожным, но и он
достаточно показывает, что «у нового общества есть
по экономической деятельности потребность в таком
законодательстве, которого не знала прежняя исто-
рия»(У,614 —615).
К сфере разумного законодательства
Чернышевский относил общинное поземельное владение,
которое: а) не увеличивает, а уменьшает хлопоты и
расходы правительства; б) так просто, что отстраняет
нужду во вмешательствах всякой центральной и
посторонней администрации; в) дает бесспорность и
независимость правам частного лица; г)
благоприятствует развитию в нем прямоты характера и
качеств, нужных для гражданина; д) поддерживается
и охраняется силами самого общества,
возникающими из инициативы частных людей (V, 619).
Чернышевский видел, что и в самодержавных
государствах, и в буржуазных республиках
народные низы не имеют отношения к изданию законов.
«Не только в самодержавных государствах, но и в
Англии и в Соединенных Штатах правительство
может издавать множество законов и распоряжений
независимо от народного желания или участия,
47

встречая одобрение или осуждение только в партиях
высшего и среднего сословий» (V, 265).
Когда народ придет к власти, полагал
Чернышевский, он сумеет издать такие законы, которые
изменят условия жизни и характер нации. До того
тщетно ожидать, чтобы законы отвечали интересам
трудящихся. Правда, царское правительство
отменило крепостное право. Но в этом случае «власть
принимала па себя исполнение чужой программы,
основанной на принципах, несогласных с
характером самой власти». Поэтому реформа и была
проведена с максимальным учетом интересов
крепостников.
Говоря о свойствах личности законодателя,
мыслитель назвал в их числе юридическое образование
и знакомство с общим характером современных
убеждений (X, 514).
Чернышевский обосновывает идею, что при
проведении каких бы то ни было государственных
(законодательных) мер необходимо учитывать
общественное мнение. «Требование известных
законодательных мер со стороны общественного мнения
очень важно в том смысле, что служит
ручательством за успешное их осуществление» (IX, 814). Но
правительство не должно идти позади
общественного мнения. Важно, чтобы правительство
действовало благоразумным и полезным для общества
образом. «Если оно когда-нибудь по благоприятному
случаю становится впереди общественного мнения,
тем лучше для общества» (IX, 814). Правительство
не должно ожидать той поры, пока общественное
мнение настолько созреет, что само, по своей
инициативе потребует проведения реформы в жизнь.
Чернышевский далее рассматривает и вопрос о
том, насколько законодательные меры могут
опережать потребности общества. По его словам,
«благоразумие не дозволяет никому слишком далеко
опережать своими действиями степень развития лиц,
для которых предпринимаются действия. Этому
условию подлежат и законодательные меры». Однако
гораздо чаще встречаются случаи, когда
законодательная мера «остается безуспешна не потому,
чтобы далеко собою опережала потребности общества,
48

а только потому, что, провозглашая известную цель,
не предлагает потребных способов к ее достижению
или забывает об устранении фактов,
препятствующих тому». Дело часто сводится к тому, что закон
ограничивается установлением наказаний за его
нарушение. А важно «устроить обстановку, нужную
для его исполнения» (IX, 815). Безуспешность
законодательных мер и порождает мнение, будто бы
нельзя вести общество вперед законодательными
мерами и будто успешными они могут быть лишь
тогда, когда принимаются лишь вследствие
продолжительных требований со стороны общественного
мнения (IX, 815).
Подвергая критике русский абсолютизм,
Чернышевский не мог оставить в стороне и царского
законодательства, носившего крепостнический характер,
и царивших в России произвола и беззакония. Для
характеристики государственного Строя и правовой
системы России он применял термин «азиатство».
По его словам, Европейская Турция остается в
сущности азиатским государством, хотя и лежит в
Европе. Тем самым он давал читателю понять, что
и в России царит «азиатство». Чернышевский
объясняет, что следует понимать под «азиатской
обстановкой жизни», «азиатским устройством общества»,
«азиатским порядком дел». «Азиатством
называется такой порядок дел, при котором не существует
неприкосновенности никаких прав, при котором не
ограждены от произвола ни личность, ни труд, ни
собственность. В азиатских государствах закон
совершенно бессилен. Опираться на него — значит
подвергать себя погибели. Там господствует
исключительно насилие. Кто сильнее, тот безнаказанно
делает над слабейшими все, что только ему угодно...
Эта черта в разборе сочинений г. Островского очень
удачно названа самодурством» (V, 700).
Типичной, можно сказать, была картина,
нарисованная мыслителем в повести «Алферьев». В
кабинете правителя губернии Константина
Григорьевича (отца Алферьева) происходит
следующее действие. Правитель канцелярии или старший
секретарь губернского правления возражает против
какого-то решения губернатора, ссылаясь на то, что
4 Заказ 4913
49

это противоречит закону. Следует диалог: «Какой
закон, укажите?» — препятствователь берет с
этажерки том Свода законов, раскрывает, указывает
статью.— «Это закон?» — «Закон». — «Он
мешает?»— «Он мешает, ваше превосходительство»,—
Константин Григорьевич выдвигает ящик стола,
бросает туда Свод законов, задвигает ящик. — «Где
закон, укажите?».—Правитель канцелярии, или
старший секретарь, молчит. — «Ступайте, пишите,
как я велю»,— говорит Константин Григорьевич,
разваливаясь в своем кресле. Умолкнувший
возражатель идет и пишет. И это выдвиганье и задви-
ганье сходило с рук Константину Григорьевичу»
(XII, 18).
В статье «Упрек и оправдание» (1859 г.)
Чернышевский критиковал цензурный режим
(«жалкая гласность») и произвол («неопределенность
законных отношений»). Для вида он соглашается с
автором (агентом правительства) статьи,
опубликованной в официозе русского правительства
«Journal de S. — Peterbourg», о круге вопросов, которые
подлежат обсуждению и по которым можно давать
советы правительству. По утверждению официоза,
«наш горизонт не переходит предела частной и
общественной сферы, нимало не касаясь власти или
правительства», «наш горизонт несравненно менее
обширен, нежели французский»; к этому горизонту
не относятся «политические и административные
вопросы высшего порядка». Чернышевский пишет:
«Известно, что в языке публицистики вопросами
высшего порядка называются именно вопросы о
форме правления, о династии, о пределах
правительственной власти. Автор письма совершенно
прав, говоря, что к нам они не относятся» (V, 765).
И далее он ставит вопрос: что же должно
составлять предмет наших мыслей, «по устранении этих
высших, не существующих у нас вопросов»? Он
находит «прекрасным» выражение письма — «частная
и общественная жизнь». По его словам, «это
определение, какое дается письмом кругу наших
размышлений и советов, совершенно ясно для каждого,
знакомого с языком государственных наук» (V,
765 — 766). Но приводимый далее Чернышевским
50

перечень вопросов никак не Мог быть
изолированным от вопросов «высшего порядка». Из
тривиального выражения «частная жизнь» Чернышевский
выжимает максимум того, что оно способно дать.
Точно так же он поступил и с понятием
«общественная жизнь». «Частная жизнь» — это круг тех
вопросов, которыми определяются отношения
отдельного человека к другим частным лицам и его
законные права. Далее Чернышевский перечисляет
те законы, которые предоставляются «нашим
рассуждениям». Из дальнейшего читателю
становилось ясно, что слово «рассуждение» означает
критику, что «рассуждать» о каких-либо царских
законах означает указывать на их антинародный,
крепостнический характер, на их устарелость и
вредность, на то, что они подлежат отмене. Значит,
пишет Чернышевский, письмо предоставляет нашим
рассуждениям из области частной жизни законы о
состояниях, о правах семейных, о правах по
имуществу, о правах совести. Можно рассматривать
также, «соответствуют ли понятию справедливости
и общего блага привилегии разных сословий,
могут ли они быть отменены, и в случае отмены
какими общими правами должен пользоваться
каждый- гражданин Русской империи; должны ли
оставаться в /нынешнем виде законы об отношениях
между детьми и родителями, условия брака и его
расторжение. Не должны ли быть изменены
полицейские законы для лучшего охранения личной
безопасности и имущества частных лиц, и могут ли
быть прекращены стеснительные меры против
разных сект, может ли быть даже дозволен свободный
переход из одного исповедания к другому».
Письмо, продолжает Чернышевский, показывает
также необходимость подвергнуть свободному
обсуждению и обширный круг вопросов общественной
жизни. Последняя «определяется, например,
характером системы податей; потому мы обязаны, по
словам самого письма, свободно высказывать наши
соображения не только об откупной системе, но и о
подушной подати и других источниках наших
доходов.
4*
51

Рекрутская повинность также должна
подлежать свободному обсуждению. Все вообще
гражданские и уголовные законы также могут быть
свободно обсуждаемы. Все процессы, без сомнения,
принадлежат к явлениям общественной жизни,
точно так же, как официальная деятельность судей
и чиновников».
Затем Чернышевский пишет: «Мы должны
печатать все сколько-нибудь важные процессы и
свободно рассуждать о том, как они ведены; мы можем
прямо печатать о том, как действует по своей
должности тот или другой губернатор, члены той или
другой казенной гражданской или уголовной
палаты и так далее. Все эти лица вовсе не составляют
правительства, и деятельность их не имеет
политического характера, не принадлежит к той сфере
«высшего порядка», о которой не нужно нам
рассуждать, а относится исключительно к более
скромной сфере общественной жизни, которая
предоставляется письмом на наше обсуждение» (V, 766).
В рецензии на ^книгу Г. Ф. Кольба
«Руководство к сравнительной статистике» Чернышевский
процитировал несколько мест из дополнений,
написанных переводчиком А. Корсаком, относительно
промышленного и торгового законодательства.
Корсак в подтверждение мысли о связанности
промышленной и торговой деятельности «множеством
стеснительных учреждений» сослался на круговую
поруку при отправлении рекрутской повинности,
уплату подушной подати, паспортную систему, откупа.
Затем он сказал и о предметах, «прямо
относящихся к промышленному и торговому
законодательству» (цехи, гильдии, таможенный тариф); о
сословных и личных привилегиях, слабости и
шаткости кредитного законодательства, о «бесчисленных
поводах к вмешательству полиции в промышленные
и торговые дела»; об администрации, которая «дает
слишком мало простора для частной
деятельности», и т. п.
Большой заслугой Чернышевского была
постановка вопроса о соотношении революции и старой
законности, «принципа легальности». Основной его
вывод был таков: чтобы добиться улучшения свое-
52

го положения, реализовать свои требования,
народная масса должна выйти за рамки легальности,
преступив существующую законность.
Он упрекал либералов, «правителей
Центральной Италии», которые не умеют вести дело как
следует, ибо не понимают его сущности, боятся тех
мер, которых оно требует. «Их дело —
революционное, а они воображают придать ему характер
законности; принцип, осуществления которого они
хотят, принцип верховной власти народа —
смертельно враждебен принципу легитимности, а они хотят
приобрести помощь континентальной дипломации,
которая держится договорного права и
династического принципа». Итак, «революционное дело надо
вести революционным путем» (VI, 418). Между
тем либералы хотели достигнуть свободы не силами
самого" итальянского народа, а с помощью союзов и
дипломатических тонкостей (VI, 456).
Поясняя свою мысль о том, что в ходе
революции следует действовать очень решительно, не
сообразуясь с принципом легальности, Чернышевский
ссылается на пример Наполеона I, который
поставил своей задачей подавить революцию во
Франции. В этом направлении Наполеон действовал
очень решительно, «по натуре дела, за которое взял-"
ся»: «В парламентских формах крылся тогда
революционный дух, — он уничтожил эти формы;
революционеры вздумали противиться ему, — он
казнил или сослал в ссылку революционеров;
правильный суд находил, что для их истребления нет
юридических оснований,—он отстранил правильный суд
и заменил его во всех нужных для дела случаях
военно-судными комиссиями» (VI, 417). Революция
не должна считаться с существующей законностью.
«Политические перевороты,— писал Чернышевский,
— никогда не совершались без фактов
самоуправства, нарушавшего, формы той юридической
справедливости, какая соблюдается в спокойные*
времена», так как «перевороты волнуют народное
чувство, взволнованное чувство забывает о формах. Кто
не знает этого, тот не понимает характера сил,
которыми движется история... Человек, который
принимает участие в политическом перевороте, во-
53

ображая, что не будут при нем много раз
нарушаться юридические принципы спокойных времен,
должен быть назван идеалистом» (VI, 414).
Поясняя свою мысль, Чернышевский
обращается к опыту французской революции 1848 года.
Сперва «средние и высшие массы были напуганы
революцией. Но затем они оправились и осмелели,
как только увидели, что низший класс в массе
ожидает улучшения своей участи от закона, не
прибегает к насилию... За это противники сочли их
людьми, не умеющими извлекать выгоду из
обстоятельств». Усмирение недовольных буржуазией
зависит уже не от существующих законов, а прямо от
материальной силы. Если меньшинство,
«заинтересованное в безопасности собственности», имеет в
своих руках материальную силу «усмирить
бедствующее и недовольное большинство», порядок будет
поддержан при каком-угодно составе
«законодательного собрания». Дело решается не
«законодательным Собранием», а войском, не декретами, а
штыками и картечью» (VII, 400—401).
В 1848 году, отмечает Чернышевский, войско
было на стороне законодательного собрания, и оно
победило, в 1851 году войско было в руках его
противников, и собрание было уничтожено. Характер
учреждений оставался одинаковым, но исход дела
был совершенно различен.
СУД И СУДОПРОИЗВОДСТВО
В своих произведениях Чернышевский уделял
значительное внимание вопросам судоустройства и
судопроизводства. По мнению мыслителя,
современная ему судебная власть возникла не сразу.
Сначала общество не знало отдельного сословия
судей. Суд и расправа в первобытном племени
творились всеми самостоятельными членами племени
на общем собрании. Мало-помаЛу судебная власть
сделалась монополией особого сословия. Исчезает
гласность судопроизводства. Но с развитием
общества вместо судей вынесение приговора было
предоставлено присяжным, т. е. простым членам общест-
54

ва, не имеющим никакой научной подготовки и не
обладающим юридической техникой (V, 372).
• По мнению Чернышевского, судебная система в
современных ему государствах отвечает
лишь.интересам имущих, так как «хорошее отправление
правосудия стоит очень дорого, и нет ни одной страны,
в которой небогатые люди могли бы вполне
пользоваться всеми его выгодами» (IX, 698).
Из тех характеристик, которые Чернышевский
давал суду, вытекало, что это—орган расправы
правительства над своими политическими
противниками. В странах с монархическим устройством,
отмечает он, судьи исходят не из юридических
доказательств, а из того впечатления, которое
оставляет о себе подсудимый. Людей привлекают
к уголовной ответственности не за совершенные
деяния, а за мысли, мнения.
Относительно судебной (и внесудебной)
репрессии, которая обрушилась на французских рабочих
после подавления июньского восстания 1848 года,
Чернышевский писал: «Они все были отданы под
военный суд, почти все приговорены к ссылке, но
еще до судебного приговора было уже сделано
распоряжение о ссылке их; они были переведены на
понтоны для отправления в ссылку. Можно
вообразить себе, каков был военный суд при таких
наклонностях умеренных республиканцев, при таком
громадном числе подсудимых,— это было то, что
называется по-французски суд на скорую руку
justice sommaire. Нечего говорить о том, много ли
было захвачено людей совершенно понапрасну, по
ошибке; нечего говорить о том, много ли из этих
арестантов, нимало не прикосновенных
возмущению, было оправдано и много ли осталось
по-прежнему арестантами...» (V, 34— 35). По его словам, ни
Орлеанское, ни Бурбонское правительства не
доходили до такого произвола. Даже практиковавшаяся
при Наполеоне ссылка без суда была ничтожна
перед этой произвольной мерой; тогда
произвольному наказанию подверглись всего 100—150
человек, теперь же — многие тысячи людей (V, 35).
С возмущением Чернышевский отзывается и о
так называемом «суде Линча», назвав его «наглым
55

насилием, кулачным правом» (VII, 915). Особенное
внимание Чернышевский уделял судебной системе
царской России, в которой царили почти ничем не
прикрытые произвол, продажность и беззаконие.
7 октября 1848 г. Чернышевский записал в
дневнике: для того чтобы выиграть дело, необходимо
. «иметь своих людей между теми, которые
производят его, или через деньги, или через знакомства
(I, 141).
Судебный произвол был порождением
бюрократической системы абсолютистского государства,
необходимым следствием той формы правления,
которую Добролюбов и Чернышевский именовали
«азиатством». Чернышевский непрестанно проводил
м'ысль, что в России продажность суда и
администрации есть ближайшее следствие крепостнических
порядков. «От судебной власти,— писал он,— до
сих пор нельзя было у нас обиженному ожидать
быстрого восстановления своих нарушенных прав»
(V, 703).
Произвол и беззакония администрации и суда,
отмечал Чернышевский, могут порой затрагивать и
самих дворян. Но дворянство готово мириться с
мелкими нарушениями законности, ибо само
кровно заинтересовано в сохранении своей власти над
крепостными. Каково отношение помещика к
правосудию и администрации при существовании
крепостного права? На этот вопрос Чернышевский
отвечает с помощью примера. Некто имеет два
процесса: один на небольшую сумму, по которому
закон за него; другой на очень большую сумму, по
которому закон против него. По поводу первого
процесса этот человек будет желать, чтобы суд был
справедлив, администрация честна и верна. Тогда
он выиграет свой маленький процесс, и взыскание
будет быстро и точно исполнено. Но при таком
суде и такой администрации он проиграет большую
тяжбу. «Пускай же будут подкупные судьи,—
только их продажность может решить тяжбу, для него
важнейшую, в его пользу. Пускай же будут
продажные администраторы,— только их продажность
даст ему средства уклониться от платежа, если суд
будет справедлив, или доставить суду подложные
56

сведения, по которым дело решилось бы в его
пользу. Разумеется, этот человек может досадовать на
продажность и неправду, по которой проиграет он
свое маловажное правое дело, но никак не захочет
он изгнать из суда и администрации неправду,
которая одна полезна ему по его большому процессу»
(V, 67 — 68).
.Чиновники и судьи избираются с тем
молчаливым условием, чтобы они не вмешивались в дела
помещиков. Если бы избранный чиновник вздумал
строго исполнять обязанности, возлагаемые на него
законом, то он восстановил бы против себя людей,
от которых зависит его выбор и в зависимости от
которых он находится. Следовательно,
удерживаются на этих должностях только те, кто часто
прямо нарушает свои прямые обязанности и закон.
Избиратели сами, толкая чиновника на путь
беззаконий, не могут подвергать его серьезному
отчету за них: «Только этой произвольностью, по
которой он постоянно нарушает закон, когда, то
считает удобным для себя, и сохраняется
неприкосновенность их собственного сельского быта» (V,
66 — 67).
Те или другие авторы, отстаивавшие интересы
помещиков, немало писали и о таком предмете, как
мировой суд, о компетенции последнего и об
отношении к нему помещиков. Естественно, что
редакция «Современника» и Чернышевский не могли
пройти мимо данного вопроса, неизменно проводя
при этом требование демократического устройства
мирового суда и его независимости от помещика.
Судебная система, по мысли Чернышевского,
должна быть коренным образом изменена. Народу
нужен новый суд и новое судопроизводство.
Какие? Частично- ответ на этот вопрос содержался в
«Путевых письмах» Н. И. Греча, из которых
Чернышевский привел пространную цитату. Греч во
время пребывания в Париже ознакомился с
«судилищами уголовными», после чего предложил (имея
в виду Россию) в качестве главнейших средств для
охранения правосудия: «1) ясное, полное и
определенное уголовное уложение, не основанное на
мечтательных предположениях, не заимствованное
57

из постановлении других земель, но извлеченное, из
коренных древних законов отечества, приведенных
в порядок, поясненных, соглашенных и
дополненных; 2) суд по совести или суд присяжных (jury)
и 3) гласное судопроизводство» (II, 758).
Чернышевский также высказывался за суд
присяжных, гласный и состязательный процесс,
ликвидацию инквизиционного процесса. Он полностью
разделял доводы И. Бентама в пользу суда
присяжных. Важнейшие достоинства суда присяжных
состоят, как подчеркивает Чернышевский, в
следующем.
1. Суд присяжных представляет лучшее
ручательство беспристрастия, так как при
существовании права отвода присяжных последние чужды
обвиняемым и судьям; постоянные судьи не могут
быть в той мере свободны от пристрастия, как
временные судьи-присяжные (VII, 508).
2. Вторая важная гарантия, которую
предоставляет суд присяжных, состоит в том, что этот суд
независим от административной власти. В делах
политических, указывает Чернышевский, эта
гарантия является в самом выгодном свете.
3. Суд присяжных обеспечивает зрелость и
обоснованность судебного решения, ибо присутствие
присяжных позволяет сохранять все формы,
гарантирующие от легкомыслия, поспешности или
пристрастия судей (VII, 509).
4. Присяжные заседатели, продолжает
Чернышевский, обладают особенной способностью
обсуждать фактические вопросы — способностью, которая
не встречается в той же степени у постоянных судей
вследствие оторванности постоянных судей от
жизни (VII, 510).
Чернышевский критиковал тех, кто, как Ив.
Аксаков, твердили: «Нам не нужно суда присяжных»
(X, 63). В «Прологе» говорится: «Суд
присяжных— тоже важная вещь» (XIII, 242). Очень
интересно мнение Чернышевского, высказанное им
на каторге в беседе с С. Г. Стахевичем, о причинах
проведения Судебной реформы 1864 года. Во всей
общественной жизни России, отмечал
Чернышевский-, тон задает дворянство. Пока существовало
58

крепостное право, дворянство не могло допустить
новых судов с их гласностью, состязательностью,
равноправием сторон. Почему? Засекание людей
на барских конюшнях, поругание женщин в барских
гаремах, ужасающая жестокость крестьян в тех
случаях, когда они теряли терпение и становились
бунтовщиками, — все это выплывало бы наружу;
получало бы широкую известность и подрывало
бы основу государственного строя — крепостное
право. Этого дворянство не могло допустить. Но
после того, как крепостное право пало, суды нового
устройства перестали быть страшными
дворянству— и они были введены1.
Однако Чернышевский вовсе не идеализировал
суд присяжных. По свидетельству С. Г. Стахевича,
Чернышевский довольно часто говорил «о
действии судебных учреждений», «особенно охотно о
случаях столкновений между адвокатами и
председателями судов, о протестах адвокатов поотив
стеснения защиты и об их угрозах уйти из залы
заседаний суда, если стеснение защиты будет
продолжаться»2.
По возвращении из ссылки Чернышевский,
интересуясь судебными учреждениями и желая
воочию видеть, как отправляется правосудие,
побывал в Саратовском суде под поедлогом наведения
справки у председателя суда. Но экзекутор (он же
личный секретарь председателя) принял
Чернышевского нелюбезно, заставил долго ждать. Делясь
своими впечатлениями, Чернышевский сказал А. А.
Токарскому: «Да, в суде у вас строго... Не скоро
захочешь пойти во второй раз»3.
. В ходе своей нелегкой защиты, точнее
Самозащиты в процессе, Чернышевский со ссылкой на
соответствующие статьи XV тома Свода законов
показал, какие имено грубые нарушения
процессуальных норм были допущены по его делу «высо-
1 См.: Н. Г Чернышевский в воспоминаниях современ-
никоя. Т. II, с. 74.
2 Там же.
3 Там же, с. 342.
59

чайше утвержденной Следственной комиссией», а
затем Сенатом.
Сославшись на обстоятельства своего ареста.
Чернышевский указывал, что он был арестован «по
распоряжению, еще не уполномоченному
высочайшею волею государя императора». Последнему было
доложено об аресте как о совершившемся факте
«только для испрошения высочайшей воли по
вопросу о том, в каком месте заключения содержать
лицо, уже арестованное» (XIV, 756).
Следовательно, арест был произведен без надлежащей
санкции.
Фактом ареста обе стороны, т. е. правительство
и Чернышевский, по его словам, «были
поставлены в такое отношение: арестован человек, против
которого нет обвинений; это положение имело
своим последствием нарушение Св. законов, т. XV,
кн. I, ст. 475. Допрос мне в первый раз был
сделан спустя только уже около четырех месяцев после
моего ареста, и только на этом допросе была
высказана причина моего ареста» (XIV, 756—757).
Чернышевский в своем прошении на имя царя
обращал внимание на «особенности положения
журналиста», на обстоятельства, связанные с этой
профессией. В частности, журналист нередко
получает пасквили против себя. Таких пасквилей немало
в его бумагах. «Выбраны были те из них, которые
имеют своим содержанием политическую брань
на меня. Эти пасквили введены в дело в
нарушение Св. зак., т. XV, ч. 2, ст. 53».
Чернышевский обратил внимание и на то
обстоятельство, что уже по прошествии восьми месят
цев после его ареста в комиссию были доставлены
такие документы, которые она могла принять за
основание для возбуждения дела против него (XIV,
761).
В связи с показаниями, данными против
Чернышевского лжесвидетелем провокатором П., В.
Яковлевым, Чернышевский отметил такое
нарушение правила опознания личности: «При
предъявлении меня г. Яковлеву была нарушена форма, по
которой следует в подобных случаях показывать
обвинителю несколько человек (л. 419),— явно
60

опасались, что г. Яковлев не сумеет выбрать, кто из"
них я» (XIV, 763).
Опровергая утверждение о принадлежности ему
якобы уличающей его записки, Чернышевский
писал, что не изучал специально правил распознавания
почерков, поэтому приводит лишь отрывочные
сведения, какие ему случилось приобрести из чтения
иностранных гражданских процессов. Он просил,
чтобы в случае недостаточности этих сообщенных
им приемов распознавания почерков Сенат
разрешил ему прибегнуть к тем научным средствам,
какие могут быть допущены по закону (XIV, 743).
Но в этом ходатайстве ему было необоснованно
отказано. Имея в виду акты Сената о сличении
почерков, в силу которых автооом подложных
(сфабрикованных провокатором Вс. Костомаровым)
записки и письма был признан Чернышевский,
последний заметил: «Без помощи технических знаний
и пособий труды для исследования истины по
техническим вопросам безуспешны» (XIV, 766).
Относительно свидетельств провокаторов Вс.
Костомарова и Яковлева Чернышевский со ссылкой на XV
том Свода законов убедительно показал, что они
не могут иметь какой-либо юридической силы, так
как первый есть лицо осужденное, а второй не донес
своевременно.

ГЛАВА HI
Правовые воззрения
^K^L ричины происхожде-
^■™* ния права
Чернышевский видит в несоответствии между
материальными потребностями человека и средствами к их
удовлетворению.
Столкновение интересов, полагает
Чернышевский, приводит к необходимости установить с
общего согласия правила, определяющие отношения
между людьми в различных сферах их
деятельности. Отсюда возникают законы политические,
гражданские и уголовные. Дальнейший ход рассуждений
мыслителя был таков. В каждой сфере
общественной жизни существуют свои особенные законы:
1) правила, определяющие семейную жизнь
(законы о браке, об отношениях мужа и жены, родителей
и детей); 2) правила для развития умственной
жизни (законы о воспитании и преподавании); 3)
правила об отношениях между независимыми людьми в
государственной их деятельности (законы о правах
личности и о степени ее участия в государственной
жизни); 4) законы для политической деятельности
(законы о государственных учреждениях, о формах
законодательства и администрации). «Особенные
законы каждой из этих сфер жизни устанавливают-
62

ся рассудком. Они зависят от воли общества и
изменяются сообразно перемене обстоятельств. Мало
сказать, что для каждой деятельности существуют
законы. Эти законы носят специальный характер.
Для политических отношений между независимыми
людьми непригодны семейные законы, а для
семейного быта неудовлетворительны законы,
определяющие политические права граждан». Нуждается в
положительных законах — и это главная мысль
знаменитой работы Н. Г. Чернышевского
«Экономическая деятельность и государство» (1859) —также
экономическая деятельность.
Хотя при решении общетеоретического вопроса
о происхождении права Чернышевский в конечном
счете остался на идеалистических позициях, все же
он трактовал право как историческое и преходящее
явление.
Заслуга мыслителя состояла в том, что он
рассматривал право в тесной связи с экономикой.
«Человек— не отвлеченная юридическая личность, но
живое существо, в жизни и счастье которого
материальная сторона (экономический быт) имеет
великую важность» (IV, 740).
В своей критике буржуазного либерализма^Чер-
нышевский едва ли не главное внимание уделял
разоблачению мифа о буржуазных «свободах» и о
«равенстве всех перед законом». В буржуазном
обществе за каждым человеком-провозглашаются
одинаковые права. Но нет возможности воспользоваться
этими правами тем, кто не обладает собственностью,
не принадлежит к имущим верхам. Чернышевский
бичевал буржуазных либералов, злоупотреблявших
словом «свобода». Либеральное понятие о свободе
как простом, отвлеченном отсутствии юридического
запрещения он называл теоретически узким. Масса
народа ничуть не дорожит правами,
воспользоваться которыми она не может по недостатку средств.
Либерализм хлопочет об отвлеченных правах, но
не заботится о житейском благосостоянии масс,
которое только одно способно обеспечить реальное
осуществление права (V, 217 — 218). Для
либерализма свобода «состоит в отвлеченном праве, в
разрешении на бумаге, в отсутствии юридического за-
63

прещения. Он не хочет понять, что юридическое
разрешение для человека имеет цену только тогда,
когда у человека есть материальные средства
пользоваться этим разрешением. Ни мне, ни вам,
читатель, не запрещено обедать на золотом сервизе; к
сожалению, ни у вас, ни у меня нет и, вероятно,
никогда не будет средства для удовлетворения этой
изящной идеи; потому я откровенно говорю, что ни
мало не дорожу своим правом иметь'золотой сервиз
и готов продать это право за один рубль серебром
или даже дешевле» (V, 217).
Чернышевский также* ссылался на пример Тюр-
го, который потерпел полную неудачу в
осуществлении реформ 1774—1776 гг. Тюрго провозгласил
«право работать»; он, говорит Чернышевский,
никогда не достигал того, чтобы признать за
человеком право иметь работу. Допускать право искать
работы, а не право иметь ее — различие
существенное (V, 302). Таким образом, «право в том смысле,
как определяли его экономисты XVIII века, как
понимал и провозглашал его, Тюрго, могло служить
только к замаскированию несправедливостей,
которые должны были возникнуть из господства
индивидуализма, к замаскированию варварства,
оставлявшего бедняка в беспомощности.
Мало того, чтобы сказать: «ты имеешь право»;
надобно дать возможность, дать средства
пользоваться этим правом» (V, 302—303).
Резко критикуя формальный характер
буржуазных прав, Чернышевский подчеркивал, что права
граждан только тогда перестают быть фикцией,
когда человек материально независим. Они «на самом
деле обеспечиваются только исполнением этого
последнего условия, потому что человек, зависимый в
материальных средствах существования, не может
быть независимым человеком на деле, хотя бы по
букве закона и провозглашалась его
независимость». Именно так обстоит дело и в области
политических прав. От чего зависит участие лица или
сословия в государственной власти, чем
определяется их влияние на общественные дела? Оно зависит
не от предоставления формального участия в
формальных актах управления, а от того, находятся ли
64

эти лица или это сословие в таком положении среди
общественной жизни, чтобы иметь в ней реальную
власть.
«Эх, господа, — записал Чернышевский в
дневнике по адресу французских либералов, — вы
думаете, дело в том, чтобы было слово республика, да
власть у вас, а не в том, чтобы избавить низший
класс от его рабства, не перед законом, а перед
необходимостью вещей... Не люблю я этих господ,
которые говорят свобода, свобода — и эту свободу
ограничивают тем, что сказали это слово да
написали его в законах, а не вводят в жизнь, -что
уничтожают законы, говорящие о неравенстве, а не
уничтожают социального порядка, при котором
9/ю народа — рабы и пролетарии; не в том дело,
будет царь или нет, будет конституция или нет, а
в общественных отношениях, в том, чтобы один
класс не сосал кровь другого» (I, 110).
Беспощадная критика крепостного права была
одной из сильнейших сторон творчества
Чернышевского.
Для Чернышевского крепостное право было
синонимом произвола. «По своей сущности крепостное
право ведет к произволу, и какими законами ни
определялось, оно неминуемо влечет к нарушению,
потому что произвол не может ужиться ни с каким
законом». При крепостном праве невозможны
удовлетворительные формы судебных процессов,
невозможны рациональный бюджет и правильное
распределение государственных налогов и повинностей.
А между тем разумная финансовая система,
замечает Чернышевский, составляет первое условие
всего государственного благоустройства.
«Дух сословия, имеющего главное участие в
государственных делах, организация войска, админи-
• страция, судопроизводство, просвещение,
финансовая система, чувство уважения к закону (народная
нравственность), народное трудолюбие и
бережливость— все это сильнейшим образом страдает от
крепостного права, все искажается им в настоящем,
и сильнейшее препятствие в нем встречается
каждым нововведением, каждым улучшением для
будущего. Много говорили мы о наших недостатках и
5 Заказ 4913
65

множество всевозможных недостатков находили в
себе, но общий главнейший источник всех их —
крепостное право; с уничтожением этого основного зла
нашей жизни каждое другое зло ее потеряет девять
десятых своей силы» (V, 69).
Чернышевский, исследуя развитие
крепостнических отношений в России, исходил из того, что
эти отношения утверждались задолго до Бориса
Годунова — усилиями самодержавного
государства и помещиков. В результате крепостное
крестьянство было поставлено «вне закона» (здесь
повторяется мысль, высказанная еще А. Н. Радищевым:
«Крестьянин в законе мертв»).
Как известно, в России существовали две
категории зависимого крестьянства: помещичьи
крестьяне и государственные. Чернышевский считал, что
разница в положении тех и других невелика: первые
подчинены помещику, а вторые попечительному
начальнику (XIV, 319). Он с болью реагировал на
факты издевательства помещиков над крепостными
(XIV, 409).
С точки зрения Чернышевского, главная задача,
вопрос всех вопросов — это отмена крепостного
права.
В ноябре 1857 года были опубликованы царские
рескрипты, положившие начало разработке
проектов об «улучшении быта» крепостных крестьян.
Основной идее этих рескриптов («помещикам
сохраняется право собственности на всю землю»)
Н. Г. Чернышевский противопоставил требование:
«Наш крестьянин считает поле, которое
обрабатывает на себя, своей собственностью или, лучше
сказать, собственностью своей общины». «И этот
факт, — заключал он, — мы должны запомнить как
можно тверже». Буржуазные либералы требовали
перехода надельной земли к крестьянам за выкуп,
равный рыночной цене земли. Чернышевский
показал в статье «Критика философских
предубеждений против общинного владения» (1858), что
подобный план означает не более как экспроприацию
крестьянства, так как лишить крестьян земли или
заставить их платить за нее — это одно и то же,
Чернышевский писал о «требованиях всех эко-
66

номистов» (подразумевая под ними требования
революционной демократии по крестьянскому
вопросу), чтобы правительство удалило из народной
жизни все препятствия действию экономического
принципа: «только один свободный труд».
Заканчивал Чернышевский указанием на «точные
аргументы», т. е. революцию: «Этот аргумент
совершенно достаточен для здравого смысла. Но, кроме
здравого смысла, бывают в людях страсти. Против
них существуют аргументы еще более точные
и т. д.» (V, 106-107).
Отстаивая наделение крестьян землей,
Чернышевский прибегал и к такому приему, как
монархическая фразеология, изображая дело так, будто
он заботится о благе «государя императора и
государства» и будто мнение о необходимости
освобождения крестьян с землей «не может не согласоваться
с духом высочайших рескриптов» (V, 137).
Император «не может желать смут в государстве, а
освобождение помещичьих крестьян без земли
непременно породило бы сильные смуты», привело бы
к «поголовному восстанию против помещиков» для
«освобождения государя от заговора
злоумышленников» и для «приведения в исполнение его воли»
(V, 138). Он же писал о «благой воле государя
императора об освобождении крестьян с землею» и о
«злонамеренных кознях противников монаршей
воли» (V, 143). Однако эта монархическая
фразеология не могла ввести в заблуждение правитель-
, ственную власть.
Петербургский цензурный комитет 15 апреля
1958 г. предписал цензорам: «Не допускать к напеча-
танию сочинений и журнальных статей, в которых,
вопреки главным началам... рескриптов... будет
излагаться мнение о принадлежащем будто бы им
(крестьянам.— Е. С.) праве собственности на землю
владельцев, которою они пользуются». Главный же
комитет по крестьянскому делу 22 апреля 1858 г.,
имея в виду «Современник», указывал: «В
некоторых изданиях... предлагаются не те начала, кои
указаны правительством... стараются доказать право
собственности крестьян на помещичью землю...»
(V, 921).
И 67

Огромным достижением H. Г. Чернышевского
был анализ Крестьянской реформы 1861 года, ее
причин, характера и результатов. Красноречивым
было уже то молчание, с каким «Современник»
встретил эту реформу. Чернышевский показал ее
крепостнический характер, ее буржуазное
содержание. Он правильно оценил Крестьянскую реформу
как издевательство над мужиками. В прокламации
«Барским крестьянам» Чернышевский разъяснял
лживый характер царского «освобождения»: «Вы у
помещика крепостные, а помещики у царя слуги, он
над ними помещик. Значит, что он, что они — все
одно»... «Оболгал он вас, обольстил он вас. Не
дождетесь вы от него воли, какой вам надобно» (VII,
521).
В романе «Пролог» Чернышевский говорил
устами Волгина: «Я не желаю, чтобы делались
реформы, когда нет условий, необходимых для того,
чтобы реформы производились удовлетворительно».
Н. Г. Чернышевский, как ранее Герцен и Огарев,
указывал на связь Крестьянской реформы с
Крымской войной. В «Письмах без адреса», которые
высоко оценивали Маркс и Ленин, он писал:
«Необходимость заняться крестьянским вопросом наложена
была на Россию ходом последней нашей войны-
военные неудачи обнаружили для всех слоев
общества несостоятельность того порядка вещей, в
котором оно жило до войны» (X, 94).
ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО
Как известно, главным институтом гражданского
права является право собственности. Поэтому
Чернышевский уделил значительное внимание
юридическим формам движения частной собственности
(наследование, завещание, дарение, купля-продажа
и т. д.). При этом он показывает, что указанные
институты гражданского права обусловлены
капиталистическим строем и приспособлены к его
защите.
В целом частная собственность, по Чернышев-
68

скому, есть главный источник социального
угнетения, насилия, войн, пороков и экономических
кризисов (IX, 389, 390, 833).
Являясь принципиальным противником частной
собственности, Чернышевский обращался к общине
как панацее от всех зол капитализма.
В Западной Европе общинное устройство
поземельной собственности погибло задолго до
разрушения феодальных учреждений. Напротив, в
России община сохранилась и в XIX веке. Надо
желать, чтобы общинное устройство пережило
феодальные учреждения, т. е. самодержавие и
крепостное право (IX, 391).
Преимущества общины Н. Г. Чернышевский
видит в том, что она создает независимость
частного лица и служит преградой для мелочного
вмешательства государства в частную жизнь. Эти
выводы он иллюстрирует примером «самого
краткого и безопасного пути перехода владения
собственностью по наследству от отца к сыну» в условиях
господства частной собственности. В этом случае не
исключены непредвиденные трудности и
проволочки, например обнаружатся документы, на основе
которых могут быть оспорены права наследника.
Тогда возникнет вопрос о законности брака, от
которого произошел наследник. Законность брака
зависит от множества отношений, «и никогда
нельзя поручиться, что все они уже разъяснены и
решены в пользу наследника». Далее, действительно ли
данный наследник произошел от этого брака и есть
ли он «та личность, которая признана законным
сыном известного лица?» Не было ли других
законных детей, имеющих такие же права? Должно ли
наследство принадлежать отцу, нет ли вопросов
относительно деда и других родственников? Не было
ли сделано волей предшествовавших наследнику
владельцев каких-либо юридических распоряжений,
противных переходу имущества (завещаний, актов
продажи или залога и т. п.)? «Всех запутанностей и
затруднений, которым может подвергнуться самый
факт перехода наследства от известного лица к
другому лицу, как его законному сыну, невозможно и
перечислить» (V, 617).
69

Чернышевский рассмотрел и вопросы ипотечного
права. Изложив содержание статьи одного автора
«О поземельном кредите в Царстве Польском», он
показывает затем, как обстоят дела в России. Здесь,
по его словам, затруднительно определить с
точностью стоимость закладываемого имущества и
вообще узнать, заложено ли оно. Но кредитор не может
считать себя вполне обеспеченным даже в том
случае, если он выяснит все эти обстоятельства.
Таким образом, приходит к выводу
Чернышевский, существующая в России кредитная система
является шаткой. По его мнению, полезно было бы
ввести ипотечные книги (V, 856).
Будучи противником капиталистической
системы хозяйства, Чернышевский отрицательно
относится к договору найма рабочей силы. Он писал,
что в античном мире для свободного человека
считался унизительным не самый труд, а .только
наемный труд (IX, 539 — 540).
Чернышевский ставит вопрос: следует ли труду
быть товаром, следует ли ему иметь меновую
ценность? И отвечает отрицательно. Продажа и покупка
труда есть продажа и покупка человека. «Если
труд — товар, то это не может быть иначе, как если
сам человек — товар». Труд — не предмет,
отделенный от человека (IX, 537).
«Юрист и администратор могут интересоваться
разницею между покупкою труда и
невольничеством; но политико-эконом, находящий сущность
невольничества в обязательном труде, бывает
неверен самому себе, если находит существенно
различными от невольничества те договоры, по которым
человек подчиняется обязанности трудиться на
другого человека» (IX, 538—539). Так
называемый свободный наемный труд, полагает
Чернышевский, фактически имеет характер рабства (IX,
537-538).
Законодательство некоторых стран, отмечает
Чернышевский, отвергает невольничество и
запрещает человеку продавать себя. Но покупка труда
отличается от покупки человека только двумя
обстоятельствами: продолжительностью времени, на
которое совершается продажа, и степенью власти
70

капиталиста над наемным рабочим. Это различие,
полагает Чернышевский, не качественное, а только
количественное (IX, 537 — 538).
«Конечно, кроме права требовать от невольника
исполнения работы, невольничество обыкновенно
дает господину право судить самому, исполняет ли
невольник свои обязанности, и взыскивать за их
неисполнение. Но это бывает только в грубейшей
форме невольничества. В его смягченных формах
судебная' и исполнительная власть господина
постепенно уменьшается, так что есть формы, в которых
господину предоставляется только жаловаться на
невольника. Да и в тех формах, где господин сам
бывает судьею и исполнителем, эта власть присвои-
вается ему только как второстепенная
принадлежность главного права— права требовать труда;
присвоивается лишь для облегчения настоящих
судей и администраторов. Если же они берут на себя
из рук господина разбор его требований, они,
конечно, облегчают положение невольника, но вместе
с тем облегчают и господина, который все-таки
остается господином. Сущность невольничества не
в этой судебной и административной власти, а
собственно в праве на труд» (IX, 538).
Освещая вопросы гражданского права,
Чернышевский нередко обращался к тем или иным
статьям Свода законов и давал им по возможности
благоприятное для крестьян толкование (V, 867)
в противоположность сторонникам крепостного
права, толкующим те же статьи в пользу помещиков.
Чернышевский интересовался деятельностью
акционерных обществ. В октябре 1859 года в
письме к Добролюбову он просил прислать ему
«Журнал для акционеров», «потому что нужно было
написать несколько слов об акционерных
компаниях» (XIV, 383). 13 декабря 1859 г. он
присутствовал на публичном диспуте между Перозио и
Смирновым по поводу злоупотреблений в деятельности
акционерного общества «Русское общество
пароходства и торговли».
Большое внимание в произведениях
Чернышевского уделено различным аспектам семейного права
(IX, 388—389). Чернышевский отрицал брак «в
71

том виде, как он теперь существует»1. В центре всех
этих вопросов стояла борьба Чернышевского за
освобождение женщины.
27 декабря 1848 г. Чернышевский записал в
дневнике: «Женщина у нас — лакей,
вольноотпущенник, взявший в руки своего барина, или дитя,—
три положения, все три неестественные» (I, 208).
Мыслитель призывал покончить с порабощением
женщины мужчиной. Рассуждая относительно
равноправия женщины, он заявлял, что с женщиной
можно говорить о научных вопросах и о современной
политике (I, 207 — 208). Во всех отраслях
деятельности, которые общественным мнением равно
открыты для мужчин и женщин, женщины
выказывают не менее ума, характера, гениальности,
нежели мужчины (XVI, 281 —282).
Чернышевский находил справедливым мнение
Милля, что все понятия и обычаи людей составлены
исключительно одной половиной человеческого
рода— мужчинами (IX, 776). Когда идеи и нравы
будут сообразовываться и с потребностями
женщины, то эти идеи и нравы подвергнутся очень
сильному изменению. Но для этого женщина должна
приобрести надлежащее «участие в просвещении и
гражданских правах». С развитием цивилизации
женщина приобретает права, в которых
отказывалось ей прежде. Значение женщины в обществе
выражено Чернышевским в словах: «Ее история —
точно так же история постепенного освобождения,
как история рабочих сословий» (IX, 776). Он
мечтал о наступлении того времени, «когда голос
женщин будет участвовать в составлении
общественного мнения, национальных нравов и
учреждений наравне с голосом мужчин» (IX, 484).
В 1861 году в русской журналистике и в
университетских советах обсуждался вопрос о реформах
высшего образования. Некоторые профессора,
например Э. X. Ленц, высказались против принятия
женщин в университет. Чернышевский в статье
«Опыты открытий и изобретений» написал: «Какое
1 Н. Г. Чернышевский в воспоминаниях современников.
Т. II, с. 76.
72

медно-лобое бесстыдство нужно для произнесения
подобных слов» (X, 61).
Условием для признания прав женщины
является высокое умственное и нравственное развитие
народа. А это, в свою очередь, обусловлено его
высоким жизненным уровнем, «потому что без
благосостояния ни ум, ни нравственность не могут
развиваться» (IX, 484).
УГОЛОВНОЕ ПРАВО
Уголовно-правовые взгляды Н. Г. Чернышевского
противоположны доктринам дворянских и
буржуазных правоведов 50-х — 80-х годов XIX века. Для
этих правоведов было чуждо понимание истинных
причин преступности и действенных средств к ее
преодолению.
Чернышевский проводил ту мысль, что понятие
преступного и непреступного исторически
изменчиво, не может быть одинаково для всех времен и
обществ. Больше того, даже в одном обществе нет
единого понятия преступного. Государство
объявляет преступлением прежде всего то, что
направлено против господствующих экономических и
политических порядков. Например, то, что не
представляет опасности для правящего класса, остается
вне сферы уголовного права (II, 181; V, 566).
Чернышевский никоим образом не считал
преступниками революционеров, борцов с
самодержавием. По этой причине он не принял предложений
царских жандармов подать на имя Александра II
прошение о помиловании.
В одной из своих статей Чернышевский ставит
вопрос о соотношении права и справедливости.
Просто «справедливый» человек «смотрит на человека,
совершившего преступление, как на человека
низкого, гнушается ими обоими, считает достойным казни
одного, претерпеваемых несчастий другого». Эта
степень справедливости выражается поговоркой:
«поделом вору и мука»; уголовными законами; тем
«древним» законом, который говорил: «Люби
своего друга, ненавидь своего врага». Но человек со-
73

вершенно справедливый «относится и к
преступнику или порочному обратным образом: он видит в
нем несчастного, заслуживающего не презрения или
отвращения к ненависти, а сострадания и помощи».
«Высшая справедливость не находит преступников,
она находит в дурном человеке только несчастного
за'блудшего, не подлежащего взысканию: summum
jus — summa injuria...» (высшее право — высшая
несправедливость.— Е. С). «При отсутствии
справедливости преступник избегает закона возмездия;
при водворении законного порядка он подвергается
возмездию, око за око и зуб за зуб, но когда
водворяется полная справедливость, преступник изъем-
лется от возмездия... никто не подвергается
страданию ни даже во имя справедливости». Затем
Чернышевский для подтверждения своей мысли
обращается к римскому праву.
«В латинском языке, который довел до крайнего
совершенства определение юридических понятий,
слово injuria (несправедливость, injuria est, ubi jus
deest) прекрасно выражает развиваемую нами
мысль, что какое бы то ни было страдание, по какой
бы то ни было причине претерпеваемое человеком,
составляет уже несправедливость: injuriam passum
sum—это выражение имеет два смысла: 1) я
подвергся незаконному лишению; 2) я подвергся
какому бы то ни было лишению того, чем пользовался;
во втором смысле говорится, например, injuriae
tempestatum, morborum temporum, убытки,
приносимые моей ниве непогодами; лишения, которым
подвергается мое здоровье от болезней; потери и
страдания, наносимые мне неблагоприятными
обстоятельствами» (V, 375—376).
Исходя из того, что преступления причинно
обусловлены внешними факторами, социальной
средой, Чернышевский опровергал мнение тех, кто
считал преступные качества врожденными (IV, 287—
288; X, 916).
Чернышевский показал несостоятельность
утверждений, будто преступники рекрутируются
только из угнетенных классов. Вовсе не обязательно,
чтобы «дурные» люди принадлежали к
пролетариату. «В каждой многочисленной корпорации есть
74

люди нравственно дурные, люди, которым дорога
не столько собственная выгода, сколько
возможность удовлетворять дурным страстям:
тщеславию, самовластию, лености, низким порокам и т. п.
...В каждом сословии есть такие люди...» (V, 146).
В. П. Боткин из своего путешествия по Европе
вынес убеждение, что на дурные поступки людей
решающее влияние оказывает климат.
Чернышевский возразил на это: «Подобно разврату, подобно
страстям и затемнению рассудка наркотическими
средствами, и леность развивается не вследствие
климатического влияния, а вследствие
исторических отношений, и, подобно тем порокам, изчезает с
переменою обстоятельств народной жизни» (IV,
230).
Чернышевский вскрывает причины преступности
в эксплуататорском обществе. Отмечая рост
пролетариата в Европе, он писал в марте 1857 года, что
главным источником нищеты и бедствий надо
считать не недостаточность средств к быстрому и
коренному улучшению народного быта, а дурное и
несправедливое распределение этих средств или
недоброжелательство к улучшению народного быта со
стороны людей, держащих в руках эти средства и
по своекорыстному расчету не применяющих их к
делу.
Главные источники преступлений и нарушения
порядка в эксплуататорском обществе—«бедность,
невежество, грубость нравов и разврат» (V, 589). В
свою очередь, все эти «злые качества» также имеют
определенный источник, а именно: «недостаточность
средств к удовлетворению потребностей» (VII,
265). Бедность есть «главный источник невежества,
пороков и преступлений» (VII, 256).
Отрицательное влияние на человека оказывают также пороки
эксплуататорского общества. «Вы вините
человека,— писал Чернышевский,— всмотритесь прежде,
он ли в том виноват, за что вы его вините, или
виноваты обстоятельства и привычки общества,
всмотритесь хорошенько, быть может, тут вовсе не вина
его, а только беда его» (V, 165). Эту же мысль он
проводит и в другом месте: «Умышленный
поджог— это вина... Разбойник зарезал человека, что-
75

бы ограбить его, и находит в том пользу себе — это
вина. Неосторожный охотник нечаянно ранил
человека и сам первый мучится несчастием, которое
сделал,— это уж не вина, а просто беда.
Признак верен, но если принять его с некоторой
проницательностью, с внимательным разбором
фактов, то окажется, что вины почти никогда не
бывает на свете, а бывает только беда. Сейчас мы
упомянули о разбойнике. Сладко ли ему жить? Если
бы не особенные, очень тяжелые для него
обстоятельства, взялся ли бы он за свое ремесло? Где вы
найдете человека, которому приятнее было бы и в
мороз и в непогоду прятаться в берлогах и
шататься по пустыням, часто терпеть голод и постоянно
дрожать за свою спину, ожидающую плети..?» (V,
166).
Для уголовно-правовых воззрений
Чернышевского характерно признание публичного характера
преступлений. Он писал: «Преступление,
совершенное над отдельным лицом, не есть преступление
только перед лицом, прямо от него пострадавшим,
но и перед целым обществом. На этом основывается
принятое всеми законодательствами правило, что
в известных случаях отказ пострадавшего лица от
преследований преступника не останавливает
уголовного процесса и не отстраняет наказания» (IX,
812). Основанием уголовной ответственности он
считал вину — «за вину мы наказаны» (V, 165). «Вина
вызывает порицание или даже наказание против
лица». Таким образом, Чернышевский был
сторонником субъективного, а не объективного вменения.
Чернышевский считал необходимым выявить
степень виновности совершившего преступление.
Одно действие человек совершает в минуту
порыва, когда вследствие сильного душевного волнения
он теряет сознание своего поступка (IV, 413; VII,
412). Лицо, действовавшее по неразумению,
виновато больше по недоразумению, «чем по злоумыш-
ленности» (VIII, 493). Другие люди совершают
поступки по «злому» умыслу. Третьи — совершают
преступления по неосторожности. Бывает, что
человек «не рассчитал силу», действовал «не по усмыслу»
(XII, 554).
76

Обращаясь к русской действительности,
Чернышевский видел главную причину преступлений в
крепостном праве: «По злоупотреблениям
крепостное право нередко составляло зло решительно
невыносимое» (V, 884).
Немало внимания он уделил выяснению причин
такого распространеннейш-его в России
преступления, как взяточничество. О произведении Н. В.
Гоголя «Ревизор» он писал: «Когда ему (Гоголю.—
Е. С.) представлялся случай взяточничества, в его
уме возбуждалось только понятие о взяточничестве
и больше ничего...- ему не приходили в голову
понятия произвол, бесправность, централизация и т.. п.»
(IV, 632). Взяточничество, по мнению
Чернышевского, есть порождение всего общественного и
государственного строя России, оно органически
присуще феодально-крепостнической системе.
Чернышевский в одной из своих рецензий цитирует такие
слова автора, полностью с ним соглашаясь:
«Взятки— только ничтожный симптом той страшной
болезни, которою охвачен, проеден до костей весь
наш организм. Взятки — не одинокое преступление:
они — неизбежное следствие... порядка вещей...»
(111,679).
Чернышевский видел, что современные ему
государства борются с преступлениями только путем
применения уголовных наказаний: Между тем
«нужно не наказание отдельного лица, а изменение
в условиях быта для целого сословия» (V, 165). Он
писал: «Само наказание есть зло» (IV, 496).
Поэтому прежде всего необходимо искоренить
причины, порождающие преступность. Следует улучшить
материальные условия жизни народа, уничтожить
самую экономическую основу преступности, создать
такой «общественный порядок, при котором
каждый человек имел бы некоторую, собственность
и находил бы всегда удобства зарабатывать
безбедные средства для жизни честным трудом»
(V, 584).
Чернышевский выступил против «чрезмерной и
глупой жестокости наказаний». Он писал о
саксонских курфюрстах XVIII века, что они в целях
уменьшения числа преступлений «усилили жестоко-
77

сти уголовных законов, которые и прежде были
бесчеловечны. Смертная казнь, пытка, колесование
явились на каждой странице уголовного кодекса».
Однако нравы стали еще грубее, а число
преступлений возросло (IV, 30—31).
Чернышевский был противником смертной
казни, называя ее «делом бесчеловечным, вредным для
общества, преступным» (VII, 74; I, 231—232).
Чернышевский возвышал голос и против телесных
наказаний, заявляя, что телесное наказание
противоречит «здравому смыслу и политической
расчетливости, не говоря уже о гуманных принципах» (VI,
494). Он связывал телесные наказания с крепостной
системой, унижающей человеческое достоинство.
Чернышевский в силу цензурных условий не мог
писать о России, но писал о том, как в Италии
относится к телесному наказанию простой народ.
Когда на страницах печати выступал тот или иной
сторонник телесных наказаний, то Чернышевский
давал ему надлежащую отповедь (VII, 187).
Чернышевский также решительно выступал
против антигуманных репрессивных царистских
законов, направленных против свободы слова и свободы
мыслей. «Закону нет дела до образа мыслей, каков
бы он ни был» (XIV, 765, 758).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Определяя место Николая Гавриловича
Чернышевского в истории русского народа, необходимо
руководствоваться ленинским положением: «Есть две
нации в каждой современной нации... Есть две
национальные культуры в каждой национальной
культуре. Есть великорусская культура Пуришке-
вичей, Гучковых и Струве,— но есть также
великорусская культура, характеризуемая именами
Чернышевского и Плеханова»1.
Л. И. Брежнев, характеризуя передовую
общественную мысль России, назвал Чернышевского в
ряду выдающихся деятелей, которые
содействовали духовному пробуждению страны, формированию
революционного сознания народов нашей Родины2.
Чернышевский является символом
революционной общественной мысли России XIX века.
Чернышевскому, как мы видели, не удалось
преодолеть идеализм во взглядах на историю. Он питал
иллюзии о роли общинного землевладения в
достижении социализма в современной ему России. Не
была понята Чернышевским и
всемирно-историческая роль пролетариата. Вместе с тем не следует
упускать из виду, что последовательный
демократизм и революционная целеустремленность
Чернышевского дали возможность этому великому
мыслителю домарксова периода вплотную приблизиться к
научному социализму, материалистическому
пониманию истории.
Чернышевский был истинным патриотом
Родины. «Пусть и Россия,— призывал он,— внесет то,
1 Л е н и и В. И. Поли. собр. соч., т. 24, с. 129.
2 См.: Брежнев Л. И. Ленинским курсом, т. V. М..
1976, с. 362.
79

что должна внести в жизнь духовную мира, как
внесла и вносит в жизнь политическую, выступит
мощно, самобытно и спасительно для человечества
и на другом великом поприще жизни — науке» (II,
44). Но для того, чтобы это сбылось, необходимо
освобождение русского народа. Делу этого
освобождения Чернышевский отдал все свои силы и
способности.
Суровая расправа царизма не сломила духа
Чернышевского. 5 октября 1862 г. из одиночной камеры
Петропавловской крепости Чернышевский писал
жене: «Наша с тобой жизнь принадлежит истории;
пройдут сотни лет, а наши имена все еще будут
милы людям; и будут вспоминать о нас с
благодарностью, когда уже забудут почти всех, кто жил в
одно время с нами. Так надобно же нам не уронить
себя со стороны бодрости характера перед
людьми, которые будут изучать нашу жизнь» (XIV,
456).
И в Петропавловской крепости, и на каторге
Чернышевский стойко вынес выпавшие на его долю
тяжкие невзгоды, ни на шаг не отступил от своих
убеждений. Своим мужественным поведением
Чернышевский подал пример последующим
поколениям революционеров.
Неутомимый борец за свободу и счастье русского
народа, Николай Гаврилович Чернышевский
мечтал о таком обществе, в котором не будет
эксплуатации человека человеком, исчезнет общественное
неравенство и люди смогут полностью проявить
свои лучшие силы и способности. Чернышевский
горячо звал людей на борьбу за прекрасное
будущее и своей деятельностью приближал его
наступление.
Всероссийский демократ-революционер,
выражавший интересы и чаяния трудящихся классов,
проводил ту мысль, что эксплуататорские
феодальные порядки подлежат замене строем социализма,
а не строем капитализма, который порождает
конкуренцию, соперничество, превращает трудящихся
в пролетариев, приводит к сосредоточению богатств
в одних руках. «Зачем нам,—писал он,—
оставаться в фантастической уверенности, будто Запад-
80

ная Европа — земной рай, когда на самом деле
положение народов ее вовсе не таково» (IV, 727).
То общество, о котором мечтал Чернышевский,
построено силами советского народа в результате
Великой Октябрьской социалистической
революции. Советские люди с огромной признательностью
вспоминают Н. Г. Чернышевского, чье идейное
наследие является драгоценным достоянием не
только нашей Родины, но и всего прогрессивного
человечества. Огромное творческое наследство
Чернышевского во всех областях идейной жизни —
философии, социологии, литературе и т. д.— не есть
лишь достояние истории, а продолжает и ныне
вдохновлять строителей коммунизма.

ПРИЛОЖЕНИЕ
ИЗ РАБОТ Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО
«КАПИТАЛ И ТРУД»
(1860)
Тут мы встречаем дикое, но чрезвычайно
распространенное понятие об отношениях естественности
и искусственности в экономических учреждениях.
Как, вы хотите преобразовывать экономическое
устройство искусственным образом?—говорят
последователи теории капитала.— Вы теоретически
придумываете какие-нибудь планы и хотите строить по
ним общество?—Это искусственность. Общество
живет естественною жизнью, и все должно
совершаться в нем естественно. Публика, состоящая из
людей, не имеющих ясного понятия ни об
искусственности, ни об естественности, громким хором
повторяет: да, они хотят нарушать естественные
законы. О, какие они безумцы!
Обыкновенно называют естественным
экономическим порядком такой, который входит в общество
сам собою, незаметно, без помощи законодательной
власти и держится точно так же. Определение
прекрасное, только жаль, что ни одно важное
экономическое учреждение не подходит под него. Например,
введение свободной торговли вместо
протекционной системы, конечно, составляет, по мнению
отсталых экономистов, возвращение к естественному
порядку от искусственного. Каким же образом оно
82

происходит? Правительство, убеждаемое
теоретическими соображениями ученых людей, объявляет
уничтоженным прежний высокий тариф и велит
повиноваться распоряжениям нового низкого тарифа.
Только правительственная власть заставляет
мануфактуристов, враждебных новому тарифу, терпеть
его; если бы они имели силу, они готовы были бы
собрать войско, овладеть таможнями и поставить в
них свою стражу, которая собирала бы высокие
пошлины с одних товаров и запрещали ввоз
других. Величайшее торжество естественности
составляет, по мнению экономистов, отмена хлебных
законов в Англии. Но ведь она также была
произведена по предварительному плану, составленному
Кобденом и его товарищами, была произведена
парламентским актом, и много лет новый порядок
вещей поддерживался только беспрестанными,
упорными объявлениями законодательной власти,
что она не потерпит никаких попыток к
восстановлению прежнего порядка. Уничтожение
навигационного акта, возвратившее свободу морской торговле
между Англией и другими странами, экономисты
также назовут возвращением от искусственности к
естественности; но и оно было произведено также,
во исполнение теоретических соображений, решением
законодательной власти, и английские судохозяева
до сих пор так неистовствуют против свободы,
данной иностранным флагам, что если бы не
правительственная защита новому учреждению, оно
было бы уничтожено завтра же. Таким образом,
признаком естественности вовсе не должно считаться
то, что для ее водворения не нужны ученые теории
или законодательные распоряжения. Никакая
важная новость не может утвердиться в обществе без
предварительной теории и без содействия
общественной власти; нужно же объяснить потребности
времени, признать законность нового и дать ему
юридическое ограждение. Если мы захотим в чем
бы то ни было важном обходиться без этого, мы
просто не имеем понятия об отношении общества
и его учреждений в человеческой мысли и к
общественной власти. Нет ни одной части
общественного устройства, которая утвердилась бы без теоре-
6*
83

тического объяснения и без охранения от
правительственной власти. Возьмем вещь самую
натуральную: существование семейства. Если бы
европейские законы не определяли семейных
отношений, могло ли бы утвердиться наше понятие,
например, о единоженстве или о праве наследства?
Различие в праве наследства, существующее между
нациями равно образованными, доказывать
важность законодательных определений в этих
вопросах. В чем же заключается действительный смысл
понятий о естественности, как о чем-то
независимом от законодательных постановлений? Он
заключается в том, что законы для своей прочности
и благотворности должны быть сообразны с
потребностями известной нации в известное время.
В противном случае законы оставались бы
бессильны и недолговечны. Таким образом, законодательное
определение вовсе не служит нормою
естественности; может называться естественным такое учрежу
дение, которое ограждено законами, и могут
называться неестественными такие учреждения, которые
также ограждены законами. Дело состоит только
в том, сообразны ли будут законы с потребностями
нации (VII, 44—45).
«НЫНЕШНИЕ АНГЛИЙСКИЕ ВИГИ»
(1860)
Англия в последние тридцать или тридцать пять
лет, называясь конституционною монархией), была
на самом деле уже республикою, в которой
законодательная власть вся принадлежит двум палатам
или, точнее сказать, почти исключительно палате
общин; палата лордов не имеет силы останавливать
ни одного важного решения палаты общин и может
лишь затягивать неважные дела, окончательною
развязкою которых не интересуется палата общин.
Утверждение парламентских актов королевскою
властью сделалось чистой формою: на факте
королевское утверждение значит согласие министерства, а
министерство назначается палатою общин и
сменяется ею по произволу,— то есть опять-таки на
84

факте, потому что по форме дело происходит иначе:
министры избираются лицом, которому король или
королева поручит составление министерства; но
поручается это непременно предводителю
большинства палаты общин; никто другой и не берется за это
поручение или через несколько часов отказывается
от него, когда, переговорив с членами палаты
общин, увидит, что большинство не согласно
поддерживать кабинет, какой мог бы он составить.
Образование нового министерства бывает всегда
следствием совещаний партии, имеющей большинство в
палате общин: она распределяет все должности в
кабинете, а лицо, называющееся составителем
нового кабинета, служит только исполнителем решений,
принимаемых в этом деле партиею. При первом
желании большинства изменить кабинет он
изменяется. Таким образом, министерство, управляющее
государством, составляют поверенные большинства
палаты общин, поставленные в необходимость
передавать власть по первому желанию большинства,
лицам, которых оно захочет назначить на их места.
Во всех важных административных делах министры
даже формально спрашивают утверждения палаты
общин. Они пользуются громадною властью, но
пользуются ею лишь по поручению палаты общин,
лишь как ее агенты или уполномоченные. В этом
решительном переходе министров из-под власти двора
под исключительную власть палаты общин и
состоит сущность того, что мы называем окончательным
утверждением конституционного управления в
Англии. Когда совершенно установился такой порядок
дел, когда торийская партия отказалась от всякой
мысли о возвращении времен Карла II и Иакова II,
положение либеральной партии в Англии
изменилось. Прежде вся она соединялась надобностью
бороться против тори для устранения из
английского устройства элементов, несогласных с
конституционным правлением. Теперь тори стали такими
же усердными приверженцами его, как и
либеральная партия, и ей представлялось два выбора: или
успокоиться на упрочении порядка, утверждение
которого было прежде главною целью ее усилий,
или обратить свои заботы на достижение других
85

целей, заботиться о которых не было ей досуга
прежде. Разумеется, разные оттенки либеральной
партии сделали различный выбор. Одна половина
ее удовольствовалась торжеством прежних
стремлений, которое было упрочено парламентскою
реформою 1832 года,— эти люди сохранили прежнее
название вигов. Другая половина либеральной
партии стала говорить, что все ее прежние успехи
должны считаться только средством к совершению
новых реформ,— эти люди известны теперь в
Англии под именем радикалов. По недавним преданиям
о дружном действовании, нынешние виги и
радикалы еще сохраняют между собой многие связи, но
по существующим отношениям они расходятся друг
с другом гораздо больше, чем нынешние виги с
нынешними тори. Вигам и тори одинаково кажется,
что надобно сохранить основные черты
существующего устройства, и если должны быть производимы
постепенно какие-нибудь преобразования, то
реформы эти должны касаться лишь второстепенных
подробностей, а коренное изменение существующего
устройства было бы вредно. Радикалы, до сих пор
еще слабые в палате общин, но имеющие на своей
стороне всю небогатую часть среднего сословия и
всю ту часть простого народа, которая
интересуется общественными делами, хотят таких
преобразований, которыми должны измениться самые
основания существующего порядка (VII, 394—396).
«БАРСКИМ КРЕСТЬЯНАМ
ОТ ИХ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЕЙ ПОКЛОН»
(1861)
Ждали вы, что даст вам царь волю, вот вам и
вышла от царя воля.
Хороша ли воля, какую дал вам царь, сами вы
теперь знаете.
Много тут рассказывать нечего. На два года
остается все по-прежнему: и барщина остается, и
помещику власть над вами остается, как была. А где
барщины не было, а был оброк, там оброк остается,
86

либо какой прежде был^ либо еще больше прежнего
станет. Это на два года, говорит царь. В два года,
говорит царь, землю перепишут да отмежуют. Как
не в два года! Пять лет, либо десять лет проволочат
это дело. А там что? Да почитай, что то же самое
еще на семь лет; только та разница и будет, что
такие разные управления устроят, куда, вишь ты,
можно жаловаться будет на помещика, если
притеснять будет. Знаете вы сами, каково это слово
«жалуйся на барина». Оно жаловаться-то и прежде
было можно, да много ли толку было от жалоб?
Только жалобщиков же оберут, да разорят, да еще
пересекут, а иных, которые смелость имели, еще в
солдаты забреют, либо в Сибирь да в арестантские роты
сошлют. Только и проку было от жалоб. Известно
дело: коза с волком тягалась, один хвост остался.
Так оно было, так оно и будет, покуда волки
останутся,— значит — помещики да чиновники
останутся...
Так вот оно к чему по царскому-то манифесту
да по указам дело поведено: не к воле, а к тому
оно идет, чтобы в вечную кабалу вас помещики
взяли, да еще в такую кабалу, которая гораздо и
гораздо хуже нонешней.
А не знал царь, что ли, какое дело он делает?
Да сами вы посудите, мудрено ли это разобрать?
Значит, знал. Ну, и рассуждайте, чего надеяться
вам на него. Оболгал он вас, обольстил он вас. Не
дождетесь вы от него воли, какой вам надобно.
А почему не дождетесь от него, тоже рассудить
можно.
Сам-то он кто такой, коли не тот же помещик?
Удельные-то крестьяне чьи же? Ведь они егсгкре-
стьяне крепостные. Да и вас-то в крепостные
помещикам все цари же отдали, иных давно, так что вам
уж и не памятно; а других не больно давно, так что
деды помнят, прабабка нонешнего царя Екатерина
отдала в крепостные из вольных... Хороша
матушка, детей в кабалу отдала.
Вот у помещиков крепостные, а помещики у царя
слуги, он над ними помещик. Значит, что он, что
они — все одно. А сами знаете, собака собаку не
ест. Ну, царь и держит барскую сторону. А что ма-
87

нифест да указы выпустил, будто волю вам дает,
так он только для обольщения сделал.
А французы и англичане царей у себя пока
держат. И надобно так сказать, когда народный
староста не по наследству бывает, а на срок выбирается,
и царем не зовется, просто зовется народным
старостою, а по-ихнему, по-иностранному, президентом,
тогда народу лучше бывает жить, народ богаче
бывает. А то и при царе тоже можно хорошо жить, как
англичане и французы живут, только, значит, с тем
чтобы царь во всем народу послушанье оказывал и
без народа ничего сделать не смел, и чтобы народ
за ним строго смотрел, и чуть что дурное от царя
увидит, сменял бы народ его, царя-то, и вон из
своей земли выпроваживал, как у англичан да у
французов делается.
Так вот она какая в исправду-то воля бывает
на свете: чтобы народ всему голова был, а всякое
начальство миру покорствовало, и чтобы суд был
праведный, и ровный всем был бы суд, и
бесчинствовать .над мужиком никто не смел, и чтобы пач-
портов не было и подушного оклада не было, и
чтобы рекрутчины не было. Вот это воля, так воля и
есть. А коли того нет, значит, и воли нет, а все
одно обольщенье в словах.
А как же нам, русским людям, в неправду
вольными людьми стать? Можно это дело обработать;
и не то, чтобы очень трудно было; надо только
единодушие иметь между собою мужикам, да
сноровку иметь, да силой запастись.
А вот тоже солдат — ведь опять из мужиков,
тоже ваш брат. А на солдате все держится, все
нонешние порядки. А солдату какая прибыль за
нонешние порядки стоять? Что, ему житье, что ли,
больно сладкое? Али жалованье хорошее?
Проклятое нонче у нас житье солдатам. Да и лоб-то им
забрили по принужденью, и каждому из них
вольную отставку получить бы хотелось. Вот вы им и
скажите всю правду, как об них написано. Когда
воля мужикам будет, каждому солдату тоже воля
объявится: служи солдатом, кто хочет, а кто не
хочет, отставку чистую получай. А у солдата денег
нет, чтобы домой пойти да хозяйством или каким
88

мастерством обзавестись, так ему при отставке
будут на то деньги выданы, сто рублей серебром
каждому. А кто волей захочет в солдатах остаться,
тому будет в год жалованья пятьдесят рублей
серебром. А и принужденья никакого нет, хочешь —
оставайся, хочешь — в отставку иди. Вы так им и
скажите, солдатам: вы, братья солдатушки, за нас
стойте, когда мы себе волю добывать будем, потому
что и вам воля будет: вольная отставка каждому,
кто в отставку пожелает, да сто рублей серебром
награды за то, что своим братьям мужикам волю
добыть помогал. Значит, и вам и себе добро
сделают. И поклон им от нас скажите:
Солдатам русским от их доброжелателей поклон.
А еще вот кому от нас поклонитесь: офицерам
добрым, потому что есть и такие офицеры, и немало
таких офицеров. Так чтобы солдаты таких
офицеров высматривали, которые надежны, что за народ
стоять будут таких офицеров пусть солдаты
слушаются, как волю добыть...
Так вот оно какое дело: надо мужикам всем
промеж себя согласие иметь, чтобы заодно быть,
когда пора будет. А покуда пора не пришла, надо силу
беречь, себя напрасно в беду не вводить, значит
— спокойствие сохранять и видз^никакого не
показывать. Пословица говорится, что один в поле не
воин. Что толку-то, ежели в одном селе булгу
поднять, когда в других селах готовности еще нет? Это
значит только дело портить да себя губить. А когда
все готовы будут, значит, везде поддержка
подготовлена, ну, тогда дело начинай. А до той поры
рукам воли не давай, смиренный вид имей, а сам
промеж своим братом мужиком толкуй да подговаривай
его, чтобы дело в настоящем виде понимал. А когда
промеж вами единодушие будет, в ту пору и
назначение выйдет, что пора, дескать, всем дружно
начинать. Мы уж увидим, когда пора будет, и
объявление сделаем. Ведь у нас по всем местам 'свои люди
есть, отовсюду нам вести приходят, как народ да
что народ. Вот мы и знаем, что покудова еще нет
приготовленности. А когда приготовленность будет,
нам тоже видно будет. Ну, тогда и пришлем такое
объявление, что пора, люди русские, доброе дело
89

начинать, что во всех местах в одну пору начнется
доброе дело, потому что везде тогда народ готов
будет, и единодушие в нем есть, и одно место от
другого не отстанет. Тогда и легко будет волю
добыть. А до той поры готовься к делу, а сам виду
не показывай, что к делу подготовка у тебя идет.
А это наше письмецо промеж себя читайте да
друг дружке раздавайте. А кроме своего брата-
мужика да солдата, ото всех его прячьте, потому что
для мужиков да для солдат «аше письмецо писано,
а к другому ни к кому оно не писано, значит, окро-
ме вас, крестьян да солдат, никому и знать об нем
не следует.
Оставайтесь здоровы, да вести от нас ждите.
Вы себя берегите до поры до времени, а уж от нас
вы без наставления не останетесь, когда пора будет.
Печатано письмецо это в славном городе
Христиании, в славном царстве Шведском, потому что
в русском царстве царь правду печатать не велит.
А мы все люди русские и промеж вас находимся,
только до поры до времени не открываемся, потому
что на доброе дело себя бережем, как и вас просим,
чтобы вы себя берегли. А когда пора будет за
доброе приниматься, тогда откроемся (XVI, 947—
954). *

ЛИТЕРАТУРА
Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса с русскими
политическими деятелями. М., 1951.
Ленин В. И. Что такое «друзья народа» и как они
воюют против социал-демократов? (Поли. собр. соч., т. 1,
с. 271, 273—274, 280, 289—292)..
Ленин В. И. О значении воинствующего материализма
(Поли. собр. соч., т. 45, с. 24—25).
Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений в
пятнадцати томах. Тт. 1 —15, т. 16 (дополнительный).
М„ 1949-1953.
Володин А. И., Карелин Ю. В., Пли м а к Е Г.
Чернышевский или Нечаев? М., 1976.
Дело Н. Г. Чернышевского. Саратов, 1968.
Евграфов В. Е. В кн.: История философии в СССР.
Т. 3. М., 1968, с. 29—100.
Замятнин В. И. Экономические взгляды Н. Г.
Чернышевского. М., 1951.
Здравом ы слов Б. В. Уголовно-правовые взгляды
русских революционных демократов. М., 1959.
3 е в и н В. Я. Политические взгляды и политическая
программа Н. Г. Чернышевского. М., 1953.
Иов чу к М. Т. Всероссийский демократ-революционер
Н. Г. Чернышевский, его идейно-теоретическое наследие
и советская наука. — Вопросы философии, 1978, № 6.
Макеев Н. Н. Г. Чернышевский — редактор «Военного
сборника». М., 1950.
Мелентьев Ю. С. Философия Н. Г. Чернышевского и
некоторые вопросы современной идеологической
борьбы.— Вопросы философии, 1978, № 6.
Нечкина М. Подвиг Чернышевского («Коммунист»,
1978, № 2).
П л е х а н о в Г. В. Н. Г. Чернышевский, кн. 1—2. Соч.,
т. 5-6, 2-е изд. М.-Л., 1925.
Покровский С. А. Политические и правовые взгляды
Чернышевского и Добролюбова. М., 1952.
Скрипилев Е. А. Процесс Н. Г. Чернышевского. —
Сов. государство и право, 1978, № 6.
4 е р и ы ш е в ск а я H. М. Летопись жизни и деятельности
Н. Г. Чернышевского. М., 1953.

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Абовян X.— 8
Аксаков Ив. — 58
Ахундов М. — 8
Белинский В. Г. — 6, 29
Боборыкин П. Д. — 11
Бокль Г. Т. — 43—44
Ботев X. — 8
Боткин В. П. —: 75
Валиханов Ч. — 8
Гегель Г. — 23*
Герцен А. И. —6, 12—17, 22, 29, 68
Гизо Ф. —23, 37—38
Гоголь Н. В. — 77
Греч Н. И. —57
Данилевский Н. Я. — 29
Даниэльсон Н. Ф.— 18
Добролюбов Н. А.—11—13, 56, 71
Зайчневский П. Г. — 41
Заславский Е. О.— 18
Кавелин К. Д. — 22, 29, 35
Калиновский К. С. — 8
Катков К. — 17
Конопницкая М. — 8
Крупская Н. К. — 7
Лавров П. Л.— 18
Лессинг — 6
Луи-Блан — 39
Милютин Д. А.— 12
Михайлов М. Л.— 14
Монтескье Ш. Л.— 14
Наддачин Н.— 18
Налбандян М. — 8
Некрасов Н. А. — 11
92

Неруда Я. — 8
Нибур X. Я. — 23
Обручев В. А,—14
Огарев Н. П.—15—16, 68
Оуэн Р. —21
Плеханов Г. В. — 7, 27, 79
Погодин М. П.— 34
Пыпин А. Н.— 18
Радищев А. Н. — 66
Руссо Ж. Ж. — 29, 33
Сен-Симон — 21
Серно-Соловьевич Н. А.— 16
Стахевич С. Г. — 58—59
Тьер А. — 38
Тюрго — 23, 64
Фейербах Л. — 29
Франко И.— 8
Фурье Ш — 21
Чавчавадзе И. — 8
Чернышевская О. С. — 11
Чичерин Б. Ы. — 22, 35
Шевченко Т. Г. — 8
Шелгунов Н. В.— 14
Шишко Л. Э. — 28
Шлоссер Ф. К.—12, 23

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение 5
Глава I. Формирование мировоззрения и основное
этапы жизни и деятельности . 10
Глава II. Взгляды на происхождение и сущность
государства ... 32
Глава III. Правовые воззрения 62
Заключение 79
Приложение 82
Литература . 91
Указатель имен . 92

Скрипилев Е. А.
С45 Чернышевский. — М.: Юрид. лит., 1979.—
96 с. — (Из истории политической и
правовой мысли).
Книга посвящена, великому русскому революционному
демократу Н. Г. Чернышевскому, 150-летие со дня
рождения которого отмечается в 1978 году. В ней дается
характеристика политических и правовых взглядов Чернышевского,
составляющих вершину в развитии домарксистской
политико-правовой мысли.
11001-078 67
С п«*,«^пп БЗ-82-29-78 1202000000 34
012(01)-79 **

Евгений Алексеевич Скрипилев
- «ЧЕРНЫШЕВСКИЙ»
(Из истории I
политической и правовой мысли)
Редактор В. А. Смирное
Оформление художника Н. В. Илларионовой
Художественный редактор Э. П. Стулина
Технический редактор И. Н. Жмуркина
Корректоры И. И. Тарасова, В. Д. Рыбакова
ИБ № 729
Сдано в набор 01.06.78. Подписано в печать 20.10.78.
А-02287. Формат 84Х108'/з2. Бумага типографская № 3.
Гарнитура академическая. Печать высокая.
Объем: усл. печ. л. 4,68; учет.-изд. л. 4,12. Тираж 15 000 экз.
Заказ № 4913. Цена 10 коп,
Издательство «Юридическая литература», 121069,
Москва Г-69, ул. Качалова, д, 14,
Областная типография управления издательств,
полиграфии и книжной торговли Ивановского
облисполкома, г. Иваиово-8, ул. Типографская, 6.