Автор: Сальгари Э.  

Теги: художественная литература   роман   романы  

ISBN: 5-85255-226-7

Год: 1992

Похожие

История великих путешествий. Книга 1. Открытие земли

История каннибализма и человеческих жертвоприношений

Книга веков: История мира в синхронистической таблице

История Бразилии.

Текст
                    



Эмилио
Сальгари

ЭММ№
СААЬГАРИГ
Собрание сочинений
в пяти томах

5
МОСКВА
«ТЕРРА» - «TERRA»
1992
ЭМ1М0
САЛЬГАРИ
Собрание сочинений
в пяти томах
Трон фараона
Гибель Карфагена
Капитан Темпеста
Человек Огня

ББК 84.4 Ит
С 16
Составление Л/. Секей
Оформление С. Шалимов
Суперобложка художника Ф. Барбышсва
Редакция переводов» подпловка оригинал-макета и оформления
осуществлены Ml I ТОО «Астра»
Сальгари Э.
С 16 Собрание сочинений: В 5-ти т. Т. 5: Трон фараона; Гибель
Карфагена; Капитан Тсмпсста; Человек Огня: Романы/ Пер. с
ит. — М.: ТЕРРА, 1992. — 608 с.
ISBN 5-85255-226-7 (т. 5)
ISBN 5-85255-146-5
В пятый том настоящею Собрания сочинений замечательного автора Эми-
лио Сальгари (1863—1911) вошли исторические романы «Трон фараона», «Ги-
бель Карфагена» и «Капитан Тсмпсста», а также приключенческий роман
«Человек Огня».
q 4703010100-112
А30(03)-92
Подписное
ББК 84.4 Ит
ISBN 5-85255-226-7 (т. 5)
ISBN 5-85255-146-5	© Издательский центр «ТЕРРА», 1992

Трон фараона



Пролог
О БЕРЕГАМ ВЕЛИКОЙ РЕКИ, НЕСУЩЕЙ СВОИ
могучие воды из таинственных областей Экватори-
альной Африки к берегам лазурного Средиземного
моря, теперь кипит возрождающаяся, складываю-
щаяся в новые формы жизнь. Плывут по Нилу огром-
ные пароходы, везущие то полчища туристов изо
всех стран света, то другие полчища — дружины бе-
лых и черных солдат для охраны владений египет-
ского хедива, пленника англичан, от кочевников
пустынь, от хищников дебрей Африки. И плывут
вверх и вниз по течению переполненные товарами из
Европы и продуктами из Африки барки.
У знаменитых порогов копошатся тысячи и тыся-
чи рабочих, что-то воздвигая.
Усыпальницу для владыки страны? Храмы для
древних богов, покровителей Египта? Нет! В наши дни
люди не задаются идеями создания монументов, пере-
живающих тысячелетия. Они предпочитают более
скромную, но зато и более продуктивную работу —
борьбу с силами природы. И те тысячи ловких, опытных,
энергичных рабочих, завербованных во всех странах
света, которые теперь копошатся на берегах царст-
венного Нила, сооружают не горделивую пирамиду,
высекают не Некрополь в сиенском граните, воздви-
гают не обелиски; их забота — сковать крепкими
плотинами могучую вольную реку, чтобы иметь воз-
можность оросить миллионы акров плодороднейшей
7

в мире земли долин Египта и урегулировать водоснабжение страны
в дни засух Эти люди роют каналы, по которым будут плыть не барки
фараонов, а тяжелые плоты для перевозки «золота Египта» — хлоп-
ка.
Здесь и там в дельте, по берегам Нила, в ближайших оазисах
стоят пышные города, выросшие на могилах древних, давно погиб-
ших столиц той или иной династии или там, где во времена фараонов
лежала пустыня.
Полны гавани этих городов судами всех стран, полны улицы пес-
трой шумливой толпой, стекающейся сюда, в страну чудес, изо всех
уголков мира. Кипит, шумит современная жизнь.
Неподвижно простаивает, закутавшись в свой убогий плащ из
верблюжьей шерсти, нищий сын пустыни, гордый бедуин, перед ок-
нами магазинов, полки и витрины которых завалены тканями, выде-
ланными в Париже, Лионе, Манчестере, Берлине, оружием из
Бирмингема и Эссена, посудой из Венеции и Нью-Йорка. Бредет по
той же улице шарманщик, привезший свой инструмент из певучей
Италии. Несется вагон электрического трамвая, пугая резко звуча-
щими звонками огромного верблюда из Сахары. Звенит золото на
столах интернационального игорного притона, где убивают время и
душу новые поселенцы Египта, где бей проигрывает мальтийцу толь-
ко что выколоченную с безропотного труженика-феллаха аренду за
политую крестьянским потом землю убогой феллашской деревеньки.
Блестят огни роскошного многоэтажного отеля, куда европейские
доктора посылают легочных больных.
Маршируют по гладко вымощенным, частью асфальтированным
улицам батальоны египетских пехотинцев. Слышен топот копыт ку-
да-то несущейся конницы. Гудит мостовая под колесами батареи
изящных, как игрушка, полевых пушек.
Бурным потоком бьется жизнь у колонн полуразрушенных древних
храмов, бесконечно давно покинутых жрецами. Плещется она своими
пестрыми и часто мутными волнами у тысячелетия и тысячелетия
хранящих тайны царственных могил—древних пирамид, полузанесен-
ных песками пустыни. Льются струи этой новой жизни перед лицом с
загадочной, холодной и скорбной усмешкой глядящего на все это
гиганта сфинкса, того, чьи очи видели и нашествие персов, и когорты
римлян, и орды османов, и полки Наполеона.
Что значит эта странная, эта полная мистицизма улыбка сфинк-
са? О чем думает сфинкс, которого мы привыкли считать символом
загадки и тайны?
Грезится ли ему иная, столь же шумная, столь же пестрая жизнь,
та, поток которой давно иссяк, волны исчезли, шум и гул рассеялись
эхом в пространстве?
8

Города, обнесенные колоссальной толщины стенами. Полки войск
фараонов, проходящие мерным шагом по улицам, запруженным наро-
дом. Гром труб и барабанов, звон струн систра^, фимиам жертвенного
дыма. Жрецы в белых одеждах, ведущие под приветственные клики
толпы к величественному храму отмеченного знаком небес Аписа^
— божественного быка, черного, как черное крыло ворона, с белой
звездой на лбу. Флейтисты, танцовщицы, заклинатели змей, рабы.
Старики и юноши, женщины и дети..
Пустыня. Море песка, раскаляемого за день и не успевающего
отдать тепло небу за короткую летнюю ночь. И в этих песках —
лабиринт из десяти тысяч покоев. Но это покои не для живых: это
жилище мертвых, это — Некрополь.
Его разоряли и грабили все — и свои, й пришельцы. В недрах гор,
во мгле могил, спрятавшихся далеко-далеко от людского взора, ры-
лись святотатственные руки вора-египтянина и наглого варвара-
перса. На отшлифованных, гладких, как стекло, стенах царственных
могил есть царапины, нанесенные топором дикаря-сарацина и ломом
француза — осквернителей покоя усопших, искателей фараоновых
сокровищ и ученых, допытывавшихся у могил разгадки завещанных
ушедшими веками тайн.
Пусты саркофаги, в которых когда-то покоились тела фараонов,
их царедворцев, их жен и детей. Ограблены тайники, когда-то пере-
полненные золотом из таинственной страны Офир, алмазами из Ин-
дии, жемчугом Полинезии.
И коридоры, ведущие к пустым могилам, так часто оглашаются
скрипучими голосами равнодушно-любопытных туристов, и у царст-
венных могил звучат грубые слова торговцев реликвиями прошлого;
мошенник-проводник лжет и божится, надувая доверившихся ему
туристов, всучивая им поддельные изображения египетских богов,
поддельные амулеты, поддельные папирусы, исчерченные иерогли-
фами.
В музеях стоят извлеченные из недр опустевших пирамид сарко-
фаги владык Египта; набальзамированным телом Великого Воите-
ля, мумией Сезостриса, любуются пришельцы, освещая гордое чело
«Бича врагов» светом не жертвенных факелов, а вульгарных элект-
рических лампочек.
т Систр — древнеегипетский музыкальный инструмент, со-
стоящий из скобы, на которую нанизаны звенящие металлические пла-
стины,
А п и с — в древнеегипетской мифологии — бог плодородия в
образе быка.
9

Поднятые плотинами, построенными англичанами, воды порабо-
щенного Нила залили остров храмов, неподражаемый Филе, и под-
мывают древние стены таинственных храмов, посвященных Осирису
и ИсидеЪ.
Но и в наши дни в Египте, в этом краю чудес, остаются неведомые
руины древних мотучих городов, остаются развалины храмов, скрытые
от взора хищника саваном песков пустыни, и остаются сокровенные
тайники, хранящие великие сокровища фараонов и их царственный
прах. Я бродил в дни молодости по Египту. Я пытался изучить его
тайны, разгадать его загадки. Я стремился понять его гордую и
великую душу, душу древнего, свободного, могучего Египта.
И вот я нашел в пустыне никем не посещаемые могилы. Я не
осквернил покои тех, кто нашел в этих усыпальницах место для
последнего, беспробудного сна. Я не дотронулся до груд золота, ле-
жавших там. Но я считал себя вправе унести то, что, быть может, без
меня осуждено было на гибель: свитки древних письмен. Я прочел то,
что изобразила много тысячелетий назад рука писца —• скриви на
листах нильского ветхого папируса.
И, зачарованный сказанием глубокой старины, повестью седой
древности, я решил поделиться со своими современниками тем, что
открыли мне таинственные могилы.
Как сказка звучит этот рассказ. Фата-морганой кажутся карти-
ны далекого прошлого. Странные, фантастические образы роем про-
носятся в моем воображении, мистические голоса звучат в моих
ушах.
И страстная, могучая, не знающая препятствий любовь, сжигаю-
щая кровь в жилах, и жгучая, неутолимая ненависть, и подвиги
безумной храбрости, и предательство, и измена, и радость, пылкая,
ликующая, светлая как солнце весны, и горе, неизбывное, мрачное
человеческое горе, черное, как тьма безвестных покинутых и забы-
тых могил... Это — картины давно умершей жизни. Это ее голоса.
Люди, события, давно отошедшие в вечность, вновь воскресают перед
взором, и чудную повесть о веках, загадочно-былых, шепчут ветхие
свитки папируса...
Слушай же ты, чьи глаза будут пробегать эти строки! Слушай
повесть о тех далеких днях, когда был велик и могуч, и свободен, и
грозен древний Египет!
т Осирис — бог умирающей и воскресающей природы, царь
загробного мира. Исида — богиня плодородия, богиня воды и ветра,
символ женственности и семейной верности. Исида была сестрой и же-
ной Осириса.
10

I
Пророчество Оуниса
РЕДВЕСТНИЦА НОЧИ - ФИОЛЕТОВАЯ ДЫМКА -
поднималась на востоке, все сгущаясь, захватывая
все большее пространство, а запад был еще объят ог-
нистым заревом заката, и солнце, словно огромный
раскаленный шар, готовясь покинуть землю, уже
почти касалось краем волнистой линии горизонта.
На самом берегу Нила, прислонясь плечом к стволу тихо покачивав-
шейся пальмы, устремив задумчивый, мечтательный взор на гладь
реки, стоял молодой человек, одетый, как одевались пять тысяч лет
тому назад почти все египтяне, не принадлежавшие к знатному ро-
ду: его стройный и сильный стан облекала простая рубашка из по-
лотна, спускавшаяся ниже колен мягкими и красивыми складками
и перетянутая по талии широким поясом из полотна. На гордой го-
лове была повязка из треугольного платка с цветными краями, при-
держиваемая на лбу при помощи тонкого ремешка. Концы этого
платка падали на плечи.
При первом же взгляде на юношу бросалось в глаза, что он, не-
смотря на свою молодость, был уже закален и силен, как настоящий
воин, и во всех его движениях сквозила какая-то врожденная гра-
ция. Его молодое лицо казалось отлитым из золотистой бронзы. Все
его юное тело было сложено удивительно пропорционально, так что
могло бы послужить моделью для любого скульптора, кисти рук и
ступни ног казались маленькими, как у ребенка, но в то же время
словно вылитыми из стали, только прикрытой атласом кожи. В мечта-
тельных черных глазах горел огонь, показывавший, что душа юноши
полна кипучей и бурной страсти, неукротимой энергии, презрения к
опасности. Огневыми очами, в глубине которых таилась туманная
дымка тихой грусти, юноша глядел на царственный Нил, медленно и
плавно кативший мимо него свои могучие воды, и его молодые уста
шептали отрывисто:
— Вернет ли Нил мне ее? Увижу ли я ее опять? Или навсегда,
навсегда ушла она отсюда? Кому же покровительствуют боги —
небожители? Или только своим потомкам, фараонам? Неужели для
них не существуют простые смертные, не могущие похвалиться тем,
что в их жилах течет кровь фараонов? Но тогда зачем существует все
это остальное человечество, отринутое богами?
С глубоким вздохом, всколыхнувшим его молодую грудь, он под-
нял голову, устремил очи на потемневшее небо, на своде которого
здесь и там удсе начинали блистать коротким светом вечерние звез-
ды. Потом его взор опустился, скользнул к западу, где быстро блед-
нел рассеянный свет догоравшей вечерней зари.
11

—Надо идти домой! — прошептал он грустно. — Надо, надо! Оунис
будет беспокоиться обо мне. Пожалуй, он уже и теперь бродит по
перелеску, ища меня.
Бросив еще один прощальный взгляд на могучий поток, юноша
повернулся и сделал два или три шага, потом остановился: его орли-
ный взор заметил, что среди стеблей негустой травы у подножия
пальмы, стоявшей чуть в стороне, что-то сверкнуло, словно слабая
искорка огонька.
Молнией бросился он туда и дрожащей рукой схватил блестев-
ший предмет; при этом с уст его сорвался приглушенный крик удив-
ления, граничившего с испугом. Когда он выпрямился, в его руке
лежало странной формы ювелирное украшение, изображавшее вы-
чеканенную из золота и расцвеченную великолепной яркой эмалью
кобру, словно приготовившуюся к нападению на врага.
— Символ права на жизнь и смерть. Урей! — воскликнул юноша.
Его взволнованное лицо посетила легкой тенью бледность, потом
это лицо порозовело, а глаза, словно завороженные, все созерцали
урей, и руки чуть-чуть дрожали.
— Да, урей, вне всяких сомнений, золотой урей — украшение,
носить которое имеют право лишь члены семьи фараона, да сам
владыка Египта, фараон! Сколько, о; сколько раз Оунис учил меня
узнавать это мистическое изображение, украшающее высеченные из
камня статуи почивших царей Египта и их гробницы в подземельях
Некрополя! Я не моту ошибиться! Но если это урей, то... То кто же та,
которая потеряла его здесь? Та, которую я спас на этом берегу от
хищного крокодила, готовившегося растерзать молодую девушку?
Он провел рукой по глазам, словно стараясь отогнать застилав-
ший их туман. На прекрасном высоком лбу проступили капельки
холодного пота.
— Я помню, я помню! — бормотал он глухим взволнованным голо-
сом. — Я видел это украшение: оно блестело на челе девушки, полу-
скрытое ее волосами, когда я извлек ее из воды и вынес на берег.
Его голова поникла.
— Я — безумец! — пробормотал он после минутного молчания. —
Я — настоящий безумец! Как осмелился я поднять свой взор на нее,
на ту, которая мне кажется не простой смертной, а одной из богинь,
чудным небесным видением? И все-таки... Все-таки ее взор опалил
крылья моей души, сжег мое сердце, и теперь мой покой потерян
навсегда. Я хотел бы„ умереть! Или... или увидеть вновь ее, дышать
одним с ней воздухом, упиваться звуками ее голоса, сознавать, что
она близка, что, быть может, и она думает обо мне, как я думаю о ней.
Безумие, безумие! О боги, как я несчастен!
Он чуть не зарыдал, но сдержался и, повернувшись, пошел от
берега нетвердыми шагами по направлению к маленькому леску из
12

перистых пальм, за которым смутно рисовались очертания странной
формы построек античного египетского стиля, по-видимому, над-
гробных монументов — средней величины пирамид, колонн полураз-
рушенных, давно покинутых храмов.
— Меренра! — донесся оттуда встревоженный старческий голос. —
Где ты, Меренра? Отзовись же!
— Я здесь! — откликнулся юноша, стараясь овладеть собой.
— Ты жив? Слава богам, покровителям Египта! — воскликнул,
выходя из перелеска навстречу юноше высокий статный старик с
седой бородой.
Он почти подбежал к молодому человеку и стал рядом с ним,
положив руки ему на плечи.
— Можно ли так поступать, Меренра? — сказал он тоном упрека.
— Разве ты не видел, что солнце заходит? Разве не слышал ты, что
гиены уже выбрались из своих логовищ и бродят, как тени ночи,
оглашая окрестности своим зловещим хохотом и визгом? Разве ты
забыл, дитя, что мы почти в пустыне, где нас окружают тысячи
опасностей?
— Я ничего не боюсь! — гордо и спокойно ответил Меренра, и в его
прекрасных черных глазах блеснул огонек.
— Ты был у Нила? — продолжал говорить старик. — Ты бродил
среди камышей? Разве не сегодня мы с тобой видели, как притаив-
шийся в тинистой воде огромный крокодил, улучшив момент, схва-
тил своими могучими челюстями за морду быка, подошедшего
напиться воды, а царственный лев впился сзади в его круп сильными
клыками?
— Я не боюсь ни львов, ни крокодилов! — опять ответил старику
Меренра.
— Но, дитя, ведь с заходом солнца выходят из реки духи вод, из
земных недр — духи земли, вылетают из могил вампиры, снуют,
переполняя воздух, тысячи, мириады низших духов, среди которых
так много злых, стремящихся причинить зло человеку! И ты не делал
заклинаний, могущих оградить тебя от их нападения!
Юноша вздрогнул и мельком оглянулся
Да, он не боялся хищников пустыни, он не боялся встречи с кро-
кодилом, со стаей подлых, кровожадных и трусливых гиен. Но таин-
ственные духи, незримыми стаями снующие под покровом ночи над
землей, ищущие добычи! Но вылетающие из полузабытых могил вам-
пиры!.. Невольно его рука стала шарить у пояса, там, где в широких
складках его простого одеяния прятался остро отточенный меч.
— Иди же, иди, Меренра! — продолжал увлекать его за собой
Оунис.—Иди. Ты забыл, что я говорил тебе? Сегодня — великий день.
Сегодня я буду говорить с тобой долго, как никогда, быть может, всю
ночь, и пусть каждое мое слово врезается в твою память, оставляя в
13

ней такие глубокие следы, какие резец скульптора оставляет на
гранитной плите, высекая иероглифы. Разве ты не помнишь, что
пришел день, когда должно исполниться пророчество? /
— Какое? — живо отозвался юноша.	/
Не отвечая прямо на вопрос, Оунис обратился и простер руку по
направлению к востоку.	>
— Твой юный взор видит лучше, чем мои усталые, старческие
глаза. Скажи, что видишь ты над горизонтом?
Меренра быстро взглянул в указанном направлении.
— Звезда! — воскликнул он изменившимся голосом. — Звезда,
которой раньше не было. И у нее.. Да, у нее длинный, напоминающий
меч хвост, тянущийся за ней, как светящееся облако. Она — красна,
как кровь, она светлеет с каждым мигом. Что значит это, Оунис?
Скажи скорее!
— Это, — отозвался старик дрогнувшим, взволнованным голосом, —
это тот вещий знак, появление которого было предсказано и сверши-
лось в назначенный срок. Это знак великий, таинственный, святой!
Он неожиданно опустился на колени, и, схватив обе руки Ме-
ренра, поцеловал край его одежды, произнеся, словно заклинание,
слова:
— Привет тебе, будущий владыка святой страны наших предков!
Привет тебе, чей приход знаменует появившийся на небе огненный
меч! Он был красен — прольется кровь, ибо меч падает на головы
грешных. Он посветлел — это означает, что так светло будет твое
царствование. Привет тебе, юный фараон Древнего, Вечного Хуфу!
— Что ты говоришь? — бормотал пораженный юноша, пытаясь
поднять старика. — Ты болен, Оунис? Опомнись!
Старик встал и, шатаясь от охватившего его волнения, сказал
хриплым голосом:
— Нет,-я не болен. Злые духи не затуманили моего сознания, нет.
Восемнадцать лет ждал я прихода этой звезды, появления на небе
этого огненного меча. И каждый день я глядел на небо; текли годы, а
великий знак неведомого не являлся моим очам, и отчаяние овладело
моей душой. И вот сегодня совершилось предсказанное, и кровавый
огненный меч заблистал над горизонтом. А я уже думал, что мои очи
закроются могильным сном раньше, чем придет желанный миг, и я
оставлю тебя на земле одиноким, не открыв тебе своей тайны... Но иди
же, дорогой Меренра! Следуй за мной в наше жилище, которое так
скоро будет теперь покинуто нами.
Меренра вдруг остановился, охваченный одной мыслью.
— Ты говоришь, старик, о славном и великом будущем для меня?
— сказал он, пристально глядя на своего собеседника.
— Да. Так судили предвечные боги! — ответил Оунис.
14

— Ты — жрец, и тебе ведомо многое, чего не знаю я, — сказал
юноша, — но, Оунис, я боюсь, — не исполниться твоим пророчествам!
Боюсь, я покину наше жилище, но лишь для того, чтобы отдаться
волнам Нила. Пусть несут они мое несчастное тело к холодным вол-
нам далекого моря!
—Что ты хочешь сказать этим? — обеспокоился старик. — Да, Ни л
понесет нас, но понесет к полному свету и высшей славе, а не к
мрачным могилам!
— Хорошо. Пусть будет так! — уныло отозвался Меренра, подав-
ляя вздох. — Позволь мне молчать покуда, как молчал долгие годы
ты. У меня есть тоже тайна, тяготящая мою душу, но я не в силах пока
еще открыть тебе ее.
— Какая?
— Придет время — и ты узнаешь ее!
— Пусть будет по-твоему, о владыка! — ответил старый жрец. —
Но идем же, свет моих глаз! Приспел час, и нам нельзя терять ни
мгновения даром! Предопределенное небесными вестниками должно
исполниться!.. Законы вселенной неизменны!..
Юноша все еще оставался в нерешимости.
Старик умоляюще глядел на него.
— Хорошо, пойдем! — проговорил наконец Меренра, и истощенное
лицо старого жреца блеснуло гордостью.
II
Тени прошлого
ЛЕДУЯ ЗА ЖРЕЦОМ ОУНИСОМ, МЕРЕНРА, КОТО-
РЫЙ все еще не мог отделаться от навеянных загадоч-
ными словами жреца чар, дошел по узкой и
извилистой тропинке, круто поднимавшейся по ска-
лам, до небольшой пещеры, убранной убого и укра-
шенной только единственной бронзовой лампадой.
Буйволовые шкуры лежали на чистом и гладком каменистом полу,
изображая два ложа. Здесь и там по углам стояли простые высокие
узкогорлые глиняные амфоры, в которых хранились масло, вода и
кое-какие припасы. Над местом, где находили ночью отдых и покой
старый жрец и его питомец, висели простые, но великолепной рабо-
ты короткие обоюдоострые мечи с широкими лезвиями и несколько
легких, но крепких щитов из твердой, как дерево, буйволовой кожи.
Войдя в пещеру, Оунис опять почтительно склонился перед юно-
шей и сказал, прикладывая руки к своей широкой груди:
— Будь благословен твой приход, о владыка Египта, ты, ради
которого бессмертные боги послали на небо Египта звезду, схожую
с огненным мечом! Но ты молчишь? Или тебе ничего не говорят мои
15

слова? Или, в самом деле, годы пребывания в пустыне усыпили твою
душу и тебя не волнует, когда старый Оунис говорит тебе: «Ты —
сын знаменитых «властителей Нила» — фараонов. Ты — будущий
фараон!»	I
— Я — фараон?! — побледнел Меренра. — Я — владыка Египта?!
Я буду водить к победам несметные войска? Я буду повелевать ми-
риадами людей? И я не грежу? И ты не шутишь, не издеваешься над
бедным, нищим юношей, знающим только пещеры, пустыни Да воды
Нила?
— Я—жрец! — ответил с достоинством Оунис, сверкнув глазами. —
И ты знаешь, что я не способен шутить такими вещами. Ты—потомок
фараонов и ты будешь сам фараоном, а твое потомство будет много
веков править нашей великой родиной. Я сказал! Но слушай меня,
дитя моего сердца. Слушай и запоминай, что я открою тебе в этот час,
когда вышли из могил и носятся над землей духи твоих предков,
ушедших в страну теней, к великому Осирису, к матери всего, мило-
сердной Исиде.
— Говори! — сказал взволнованно Меренра. — Но прежде всего —
скажи: если я фараон, то почему»
—Почему до сих пор я оставлял тебя жить в пустыне, оставлял тебя
в уверенности, что ты — безродный сирота, сын бедного пастуха? Ты
хочешь задать этот вопрос? Да, так?. Потому, — отвечу я тебе,—что ты
— сын Тети, великого Тети, основателя Третьей династии^, а Тети не
правил в Мемфисе уже почти одиннадцать лет. Тети погиб, и погиб
дом его, и все ближние его, кроме тебя, первенца — сына и наследни-
ка трона фараонов.
— Я хочу, я страстно хочу верить тому, что ты, Оунис, поведал мне! —
полным волнения голосом воскликнул юноша.
— Но мои слова не укладываются в твоей душе, не проникают в
твое сознание? — отозвался седой жрец задумчиво. Помолчав мгно-
вение, он продолжал: — Вот что, дитя мое! Ты и не обязан верить мне
на слово. Но я дам тебе непреложные, неоспоримые доказательства
того, что все, сказанное мной, верно. Люди могут ошибаться; я —
человек, значит, Moiy ошибиться и я. Но боги — покровители и хра-
нители Египта — ошибаться не могут. Когда минует эта ночь и
светозарный бог РаН, окруженный другими богами, проплывет все
двенадцать областей царства мрака, ведя борьбу с духами тьмы, и
наконец, победив Великую Змею AnonW, торжественно поднимется
т Тети был первым фараоном Шестой династии, правившей
Египтом в 2325—2155 гг. до н. э.
Н р а в египетской мифологии — бог солнца, создатель мира,
отец всех богов.
А п о п — в египетской мифологии огромный змей, олицетво-
ряющий мрак и зло, извечный враг бога солнца Ра.
16

над горизонтом, — я поведу тебя к статуе великого Менеса^, к той,
устали которой говорит его дух. Ты знаешь сам, Менее говорит толь-
ко тогда, когда его вопрошает человек, в жилах которого течет хоть
капля божественной крови — крови бога Ра. На твой зов должен
откликнуться из замогильных стран великий Менее, в противном
случае ты — не потомок первого владыки Египта, божественного Ра,
и его правнука Осириса, правившего Египтом четыреста лет и поро-
дившего последнего бога-фараона, славного деяниями ХораН
Но этого испытания будет еще не достаточно: оно докажет только
то, что ты — потомок Ра. Есть другое, которое скажет, что тебе
предстоит занять древний трон фараонов. Это — чудо с бессмертным
цветком фараонов, с цветком, который, как сам ты знаешь, может
казаться мертвым хотя бы тысячи лет, но смерть и тление не каса-
ются, не могут коснуться его, и он оживает, раскрывает свой чудный
венчик, если., если рука потомка Ра прольет на него хотя одну каплю
влаги.
Завтра ты исполнишь обряд над таинственным, вечным цветком
и получишь последнее доказательство правоты моих слов. Их три:
огненный меч на небе, предвещающий смену владыки Египта, голос
Менеса, признающего своего потомка, и знак цветка вечности!
В это мгновение его взор остановился на мистическом урее, золо-
той змее, подобранной юношей вечером этого дня на берегу Нила.
Меренра, до сих пор прятавший свою находку в широких складках
своего одеяния, теперь достал урей и пристально глядел на него
затуманившимися глазами.
— Урей! — воскликнул словно пораженный ударом меча в сердце
старый жрец. — Урей, и в твоих руках? Откуда? Где достал ты этот
священный символ власти фараона над жизнью и смертью? Кто дал
его тебе?
— Я_. нашел его! Там, на 6epeiy, в траве! — ответил Меренра.
— Ты нашел? На берегу? Так близко от этой пещеры, служащей
нашим убежищем? Но тогда... тогда, значит, здесь был или сам фара-
он-узурпатор, похититель престола, истребитель рода Тети, или кто-
нибудь из членов его дома. И, стало быть, им известно, где скрываемся
мы. Они открыли тайну, которую я так ревниво берег столько лет!
Они знают, кто ты и кто я.
Старик в страшной тревоге метнулся к стене и сорвал с нее остро
отточенный меч, а затем — один из висевших поблизости щитов из
* м енес (Мина) — первый фараон Первой династии,
объединитель египетских племен.
н X ор (Гор) — в египетской мифологии — сын Осириса и
Исиды, бог света, борющийся с силами мрака.
17

буйволовой кожи. В мгновение ока он уже стоял у входа в пещеру,
готовый своей грудью защищать безмолвного Меренра. /
— Разве урей не мог быть потерян никем, кроме фараона? —
спросил юноша.	/
— Нет! — коротко ответил все еще взволнованный жрец. /
— А если его потеряла», женщина?	I
— Женщина? — удивился Оунис. — Постой! Ты на днях говорил о
какой-то девушке? И этот царственный знак ты видел украшающим
ее чело? Говори скорее! Говори все, помни, что от этого зависит, быть
может, твоя участь, даже сама твоя жизнь!
—Да! Та, которую я видел, — сказал тихим, подавленным голосом
Меренра, — носила урей на своих пышных кудрях.
— Она была одна?
— Да. Но потом к берегу подплыла раззолоченная барка с рослы-
ми гребцами-нубийцами и четырьмя воинами в блестевшем золотом
вооружении. Она, эта девушка, была хороша, как ясный день, как
греза ночи. И... она исчезла, как сон».
Оунис, напряженно слушавший каждое слово юноши, отошел от
входа в пещеру, повесил щит на стену, положил меч на свое ложе так,
чтобы оружие было под рукой, и потом подошел к погрузившемуся в
тяжелое раздумье Меренра.
— Что для тебя она, эта женщина, которую ты никогда не видел
раньше и, быть может, никогда не встретишь больше? Не скрывай! Я
давно вижу, что ты ходишь, как потерянный, что тревожен стал твой
сон, что потеряла золотой покой душа твоя! Словно зачарованный,
бродишь ты, будто ища кого-то беззаветно дорогого, по берегу Нила,
и твой затуманенный взор устремлен туда, куда убегают говорливые
волны отца Нила, туда, к Мемфису!
— Ты прав, мудрый! — ответил со вздохом Меренра.—Что она для
меня — я не знаю. Но я знаю, что ее лучезарные очи действительно
сожгли мою душу, и она унесла с собой и мой сон, и мой покой! Я
тщетно стараюсь отогнать от себя думы о ней: ее волшебный образ
стоит передо мной ночью и днем, во сне и наяву. Ее светлая улыбка
манит меня Ее серебристый голос властно зовет меня. Куда? Не знаю.
Может быть, в волны Нила! Я не говорил тебе всего. Я.» я ведь ее спас,
когда ее чуть не растерзал хищный крокодил, и она, беззащитная,
беспомощная, полумертвая, лежала, как надломленная былинка,
как священный цветок лотоса, в моих объятиях, и ее голова покои-
лась на моей груди, а ее рука обвивала мою шею. У меня она искала
защиты и спасения, и я спас ее, и тогда.» И тогда она ушла от меня!
— Ты любишь ее, Меренра?
— Больше жизни, Opine!
— Несчастный! Она — дочь фараона!
Меренра вскочил как ужаленный.
18

—А.я“! — вскричал он. — Разве ты не сказал мне только что, будто
я — сын фараона? Разве ты не обещал мне, что мне будет принадле-
жат^ трон Тети, трон фараона? Так что же? Разве я не достоин этой
девушки? Разве ее унизит любовь Меренра?
Юноша стоял перед старым жрецом, сверкая глазами.
— Отвечай же, мудрый! Разве я не имею права любить ту, которую
избрала моя душа?
— Ты — любить?! — ответил глухим голосом Оунис. — Нет! Ты
должен ненавидеть ее, а не любить! Ты должен обречь ее и всех
близких ее на гибель, на смерть!
— За что?
— Кровь между тобой и ею! Кровь между родом твоим и ее родом,
до последнего человека! Слышишь? До последнего! Юные и дряхлые,
мужи и жены, и только что родившийся ребенок, льнувший к груди
матери, и готовый сойти в могилу дряхлый старец... Все, все! До
последнего человека! Гибель им! Или... или — гибель Египту! Раб-
ство великого народа у презренных варваров. Разрушение городов
и сел. Пламя пожаров. Пустыня там, где теперь стоит царственный
Мемфис!
— Но почему...
— Молчи! Я слушал твой детский бред, теперь слушай, что скажет
тебе тот, кто вырастил тебя, как своего ребенка, кто закалил твое
тело и возвысил твою душу, посвятив тебя во все таинства скрытых
от простых смертных священных наук! Слушай того, кто сберег твою
жизнь, того, кто поведет тебя к трону потомков Ра, Осириса и Хора
и кто возложит на твою юную голову венец фараонов!
Голос старого жреца звучал резко и повелительно, был полон
гневных, металлических ноток. Подавленный Меренра побледнел и
невольно закрыл лицо руками, словно защищаясь от грозящего об-
рушиться на него удара.
— Я готов... Я слушаю тебя, мудрый! — сказал юноша трепетным,
робким, покорным голосом.
— Ты — сын великого Тети, «Грозы врагов». Ему, твоему отцу,
обязан Египет своей независимостью, своим блеском. Это он сделал
Мемфис тем великим городом, каких нет больше в мире. Это он
воздвиг на границе пустыни величайшие пирамиды, которые, быть
может, переживут тысячелетия и будут существовать тогда, когда
исчезнет с лица земли последний ее сын.
Мир будет помнить Тети! Он был, так признал мир, величайшим
воином, но он считал позором обнажать свой меч иначе, как для
защиты своей родины или для наказания врагов Египта.
И когда под управлением Тети Египет достиг вершины своего
развития, гонцы из пограничных областей принесли весть, что целые
19

полчища варваров из .Халдеи потоком направляются к Египту, грозя
затопить несчастный край, залить его кровью, покрыть развалинами.
Там, где разветвляется на множество рукавов царственный Дил,
докатив свои священные воды до моря, там столкнулись, словно две
лавины, словно два яростных потока, войско Египта, предводимое
любимым вождем детей Египта, самим фараоном Тети, и войско
варваров из Халдеи. И дрогнула земля под тяжелыми шагами тысяч
вооруженных бойцов, и померкло солнце, покрывшись вуалью под-
нятой сражавшимися пыли, и стонали горы и долы, откликаясь эхом
на боевой клич!
Тогда, в этот грозный день, решивший участь Египта, твой отец
дрался с врагом, как простой солдат, врубаясь в их ряды, разя их
копьем и мечом. И он победил!
Но когда дрогнули, смешались ряды варваров, показали спину и
побежали, устилая землю Египта своими трупами, а войско Египта,
ликуя, в победном порыве гнало врага, — Тети уже не видел торже-
ства.
— Он пал в бою?
— Да, стрела лучника-вавилонянина пронзила его грудь!
— А где был его оруженосец, который должен был своим щитом
прикрыть героя?
—Щитоносцем был его родной брат, Мерира Пиопи, или Пепи тот,
который сидит теперь на троне фараонов!
Пламя масляной лампочки, освещавшей пещеру, где в эту темную
ночь старый жрец вел эту беседу с юным потомком династии Тети,
горело неровно: то ярко вспыхивало, то почти угасало, словно испу-
ганное услышанным, подавленное кровавыми тайнами. Трепетные
тени на стенах пещеры налетали, кружились около беседовавших,
жались к ним, жадно ловя каждое слово, и вдруг испуганно вспар-
хивали и улетали, как стая потревоженных чем-то птиц.
-Да, это был Мерира Пиопи! — суровым голосом, в котором
звучали металлические нотки, говорил старый жрец, показывая ру-
кой на пол пещеры, словно предатель брата — Пепи лежал во прахе
у его ног. - Изменник не поднял тела царственного брата, не освобо-
дил его от навалившихся на него трупов им же сраженных врагов.
Ему было некогда! Он не нашел даже нужным убедиться, действи-
тельно ли мертв грозный Тети или только ранен!..
20

Ill
Сокровища Аха
ЕПИ, ДАВНО МЕЧТАВШИЙ О ПРЕСТОЛЕ, - ПРО
должал старик свою повесть, — и собиравший при-
верженцев, готовых на самое подлое преступление,
торопился использовать благоприятный момент.
Он остановил преследовавшее разбитого врага вой-
ско, собрал своих друзей и приверженцев и объявил
им: «Тети нет! Тети убит в жаркой схватке врагами варварами, и
труп его брошен в воды потока, уносившего к морю тысячи трупов
павших бойцов!»
Что было делать войску, услышавшему роковую весть о гибели
любимого вождя? А варвары вновь спешно строили свои ряды и
рассылали по окрестностям гонцов, собирая бежавших и вызывая
запоздавшие подкрепления. Уже опять звучал рог вавилонских
стрелков, и щит ударялся о щит..
Пепи повел египетское войско на врага, все дальше и дальше от
места первого боя, все дальше и дальше от того места, где на трупах
и под трупами, сраженными рукой Тети, лежало тело фараона, пав-
шего в кровавой битве при защите от варваров родного края.
— Мой отец был убит?
— Нет! Он был только ранен. Пастухи-нубийцы, грабившие мерт-
вых на поле сражения, подобрали его и, надеясь на выкуп, вылечили.
— Он воротился в Мемфис?
— Да. Но воротился никому не ведомым странником, воротился,
чтобы узнать, что на престоле фараонов прочно уселся предатель
Мерира Пиопи, что весь народ, вся страна считают Тети погибшим..
Больше того: Тети показали., его собственную могилу, его собствен-
ный саркофаг- Мерира Пиопи правильно рассудил, что безвестное
исчезновение Тети может породить толки и недоверие в народных
массах. Разумеется, ему не представилось ни малейшего труда найти
труп убитого в бою с варварами солдата, который сейчас же был
опознан услужливыми рабами и во всеуслышание объявлен трупом
павшего фараона. И тело простого воина удостоилось царских поче-
стей и теперь покоится в роскошной гробнице в тайниках величайшей
в Египте пирамиды, двадцать два года воздвигавшейся несчастли-
вым фараоном Тети!
— Но Тети... Но мой отец — еще жив?
— Н-нет! -- как бы запнувшись, ответил Оунис глухим, прерыва-
ющимся голосом.
— Как он умер? Пепи довершил начатое злодеяние и убил его
своей рукой? Говори же! Я хочу, я должен знать все! — воскликнул
юноша.
21

— Тети тайно странствовал некоторое время по Египту, думая,
что ему удастся поднять народ против похитителя его трона. Он
обращался к бывшим своим приближенным, обогащенным его мило-
стями, он звал к себе на помощь своих бывших полководцев и слуг.
Но их задобрил, купил захвативший в свои руки всю казну фара-
онов Пепи, и на зов потерявшего свой престол фараона откликались
лишь немногие, и эти немногие были бедняки, нищие, старые солда-
ты, у которых не было ни гроша, чтобы купить оружие.
— Дальше!
— Что хочешь знать еще? Пребывание в Мемфисе скрывавшегося
от всех Тети не долго могло оставаться тайной для Пепи, державше-
го полчища шпионов, доносчиков и соглядатаев. Слуги фараона рас-
сыпались по городу, разыскивая прежнего фараона и имея
поручение — доставить в палаты нового владыки Египта голову его
брата.
— Они нашли моего отца, эти кровожадные ищейки?
— Нет! Вовремя предупрежденный Тети успел скрыться и бежал,
но многие из его старых друзей и приверженцев поплатились всем
имуществом, а другие — и собственной жизнью только потому, что
Пепи считал их опасными для себя. И вот твой отец скитался из края
в край, как нищий, гонимый и травимый, как преследуемый охотни-
ками дикий зверь, и наконец, уйдя в Нубийскую пустыню, нашел там
смерть, могилу среди забытых могил.
— Ты не сказал мне, о мудрый, что случилось с семьей Тети?
— Ты знаешь: она вся была истреблена. Женщины и дети, все до
последнего человека!
— Кроме меня?
— Да, кроме тебя! Один старый слуга твоего отца пожертвовал
собственным сыном, выдав его палачам, посланным кровожадным
фараоном, узурпатором трона, но спас тебя, и скрыл, и передал
находившимся в изгнании друзьям твоего отца, которые и отдали
тебя мне.
— У меня» Я помню: у меня была сестра!
— Не родная? Да, была девочка, которая росла с тобой вместе, и
твой отец думал, что когда придет час, ты возьмешь Сахура в жены.
— Где она? Что с ней?
— Должно быть, убита. Я не знаю!
Наступило молчание. Вспыхивало и угасало пламя масляной
лампы. Реяли тени вокруг говоривших. Откуда-то издалека доносил-
ся чуть слышный злорадный хохот вышедших искать добычу гиен и
шакалов пустыни.
—Ты сказал: Меренра будет фараоном! Но разве Пепи отдаст мне,
без борьбы трон, купленный им ценой предательства, ценой крови?
— нарушил тишину голос юноши.
22

— Мы заставим его покинуть трон! — ответил Оунис.
— Без войска? Без оружия? Без друзей?
— В твоем распоряжении есть то, что даст возможность навербо-
вать войско, вооружить его, снабдить припасами: скитаясь по пусты-
не, твой отец незадолго до смерти открыл тайну пирамиды Аха,
фараона Первой династии, и проник в подземные тайники. Там он
нашел сокровища, собранные могучим Аха, и эту тайну сообщил мне,
а я покажу тайники Аха тебе. И я не дремал: я подготавливал страну
к твоему возвращению. Я рассылал золото Аха по стране твоих пред-
ков, снабжая оружием старых солдат твоего отца. Нет города, где не
было бы сотни готовых подняться против узурпатора твоих привер-
женцев. Нет деревни, где бы не ждали люди того дня и часа, когда на
стенах царственного Мемфиса будет развеваться твое знамя!
— Где же теперь найденное моим отцом сокровище Аха?
— Ближе, чем ты думаешь. Хочешь, я покажу его тебе?
— Когда?
— Сейчас! Возьми лампаду и следуй за мной!
Точно в зачарованном сне Меренра последовал за указывавшим
ему дорогу жрецом.
Та пещера, которая служила им обиталищем, по существу была
только прихожей: в ее задней стене имелось несколько отдельных
входов, прикрытых буйволовыми шкурами.
По одному из этих входов и повел в недра земли Оунис своего
питомца.
В одном месте коридор, вырубленный в толще скалы, расширялся,
образуя круглую залу с куполообразным потолком. По стенам сто-
яли двенадцать высеченных из розового мрамора сфинксов. Подойдя
к одному из них, старый жрец навалился всем телом на голову
сфинкса. Статуя плавно откатилась в сторону, обнаруживая доста-
точно широкий вход, куда по ступеням и спустился Оунис, увлекая
за собой юношу, несшего светильник.
После довольно продолжительного странствования жрец и Ме-
ренра опять оказались в высеченной в скале круглой зале, все стены
которой, от пола до потолка, были покрыты, словно сеткой, высечен-
ными в граните и отчасти раскрашенными изображениями богов
египетской мифологии и иероглифами, описывавшими историю фа-
раона Аха и перечислявшими все города, признавшие его власть, и
всех вассалов, плативших дань.
Тут, в этой пещере, находилось несколько гробниц из гранита,
порфира и мрамора.
— Здесь покоится прах Аха! — сказал Оунис, проходя мимо одной
из гробниц, выделявшейся своими размерами и богатством отделки.
—А тут — то, что Аха, прозванный «Великим Собирателем Сокро-
вищ», сберег для тебя! — докончил жрец, толкая плиту, прикрывав-
23

шую другую гробницу из черного мрамора. Взору пораженного юно-
ши представились груды золота в виде колец, кружков и брусков,
буквально наполнявших гробницу.
— Все это — твое! — сказал Оунис. — И не бойся растратить это
сокровище: здесь есть еще три таких же сокровищницы!
— Но где же мы?
— В середине пирамиды великого Аха! — ответил старик. — Но
довольно! Пойдем обратно в наше убежище. Ночь близится к концу.
Жизнедавец Ра уже заканчивает свои ночные скитания по царству
мрака, его меч уже разит змею мрака Апоп, отсекая одну за другой
ее главы, которые потом опять прирастут к ее многочленному туло-
вищу, и близок час, когда огненная колесница бога света, Солнца,
выплывет над горизонтом. Время летит. Идем же!
И они опять побрели из одной подземной залы в другую, из одного
бесконечного коридора в другой.
Пред ними раздвигалась вечно царящая в высеченных в каменной
груди гор ходах тьма, выступали из мрака пестро раскрашенные
изображения древних богов, покровителей Египта.
IV
Знамение победы
ОЛОТОЙ ШАР СОЛНЦА ДАВНО УЖЕ КАТИЛСЯ
по небосводу. Над песчаной пустыней дрожал, пере-
ливаясь и струясь, раскаленный воздух. От Нила под-
нимался легкий голубоватый туман. Капризный
ветерок с севера качал листья перистых пальм и по
временам, словно играя, взметал и разносил пылью
верхушки песчаных валов, давно уже докатившихся до пирамид
Первой династии и полузасыпавших аллею из двадцати восьми гра-
нитных сфинксов, ведших к сильно пострадавшим от времени древ-
ним храмам.
Два человека медленно, устало брели, направляясь мимо разва-
лин к берету царственной реки.
— Теперь ты веришь, Меренра, что ты потомок фараонов и что
рано или поздно ты наденешь венец фараона?
—Да! — ответил спрошенный.—Да! На рассвете, когда всплывало
солнце, я слышал, как из уст статуи божественного Менеса исходили
звуки, напоминающие голос человека...
— Или, вернее, голос тени, призрака!
— И в моем присутствии совершилось «Чудо Вечного Цветка», —
продолжал Меренра, — который ожил, когда я пролил на казавше-
еся мертвым растение несколько капель нильской воды. Я верю, я
знаю!
24

— Что же думаешь теперь ты о той женщине, мечты о которой
затуманили твою юношескую душу?
Меренра остановился, страстным жестом прижал руки к бурно
вздымавшейся груди.
— Что я думаю теперь о ней? Я люблю ее, мудрый Оунис! Я не
откажусь от нее! Я не разлюблю ее, если бы из-за нее я должен был„.
— Отказаться от наследства твоего отца? — горько улыбнулся
Оунис.
Юноша молчал.
— Да будет то, что угодно небожителям! — воскликнул печально
Оунис. — И я был молод, и в моих жилах текла пламенная кровь, и
мою душу волновали когда-то те же чувства. Может быть, годы и
заботы излечат тебя от вспыхнувшей так внезапно страсти Подо-
ждем — увидим! А теперь — прибавим шагу. Становится жарко, а мы
еще далеки от нашего жилища, и пусть Осирис благословит наш
путь и избавит нас от грозящей нам опасности!
—Опасность? В чем? Какая? — живо воскликнул Меренра, выхва-
тывая с быстротой молнии остро отточенный меч и зорко оглядывая
окрестности.
— Посмотри на этот холм! — вместо прямого ответа сказал жрец.
— Царь пустыни! — воскликнул Меренра, но в его молодом голосе
не слышалось и тени испуга.
Сделав два шага вперед и подняв вверх засверкавший на солнце
меч, юноша крикнул в воинственном порыве:
— Сюда, ко мне, царь хищников! Померяемся силами! Пусть боги
Египта решат, кто достоин победы: ты или будущий фараон!
Словно отзываясь на дерзкий вызов почти безоружного человека,
огромный лев могучим прыжком перелетел расстояние, отделявшее
его от Меренра, и припал к земле в нескольких шагах, сверкая гла-
зами и скребя каменную почву страшными когтями. Но, встретив
пламенный взор юноши, хищник уже не прыгал, а пополз по земле,
делая нерешительный круг, чтобы иметь возможность броситься на
людей не спереди, а сзади, с тылу.
Оунис и Меренра стояли, прижавшись друг к другу плечами и
выставив навстречу хищнику мечи.
Так прошло несколько томительных мгновений. И вдруг, испустив
короткий и хриплый рев, лев ринулся на Оуниса_.
Мелькнула в воздухе желтая масса и рухнула, навалившись на
старого жреца.
Но Меренра, быстрый, как молния, не упустил момента; его меч со
свистом рассек воздух и впился в тело льва, почти перерубив одну из
передних лап. Сбитый с ног Оунис не успел опомниться, как снова
меч Меренра ударил льва, на этот раз в бок. Хищник катался, обли-
25

ваясь кровью, по земле А Меренра, спокойный и решительный, вытя-
нув вперед стальную руку, ждал.
Вот на одно мгновение зверь подставил мечу свою могучую грудь,
но этого мгновения было достаточно для Меренра, меч которого на-
шел дорогу к сердцу льва.
— Я победил! — воскликнул юноша, ставя ногу на еще подергива-
ющееся судорогами смерти тело льва.
Что-то поистине царственное было во взоре и всей стройной, ве-
личественной фигуре красивого юноши, когда, высоко подняв пра-
вую руку с мечом, он гордо попирал побежденного властителя
пустыни.
— Так да победишь ты и своих врагов! — отозвался старый жрец.
И потом добавил: — Осирис покровительствует тебе! Бойся разгне-
вать его, преступая его законы!
V
В сердце пирамиды
НОША И СТАРЕЦ СНОВА УКРЫЛИСЬ В ПОДЗЕ-
мелье и здесь вели беседу в золотых надеждах на бу-
дущее.
— Когда мы отправимся в Мемфис? Я сгораю от не-
терпения, от желания вступить в борьбу с узурпа-
тором!
Юношеский голос под сводами высеченной в недрах скал пещеры
звучит страстно, настойчиво, почти гневно.
— Подожди. Не пришел час! — глухо отвечает ему голос старика. —
Подожди! Я послал друзьям в Мемфис вести, чтобы они были готовы,
чтобы наши, то есть твои приверженцы ожидали нас и позаботились
приготовить безопасное убежище для юного фараона. Ибо ты дол-
жен понимать, Меренра, что Пепи — не лев, которого можно уложить
одним или двумя ударами меча, а могущественнейший человек всего
Египта, и если ты слепо ринешься против него, то результатом будет
одно — твоя гибель! Затем, сегодня вечером ты должен исполнить
одну мою просьбу!
— Какую? Говори!
— Я поведу тебя в сердце пирамиды великого Тети.
— Моего отца?
— Да, твоего отца. Там, в пышном саркофаге, приготовленном
искуснейшими ваятелями, покоится прах не твоего отца, а, быть
может, какого-то презренного преступника, дикаря. Ты должен по-
клясться мне, что, надев на свое чело венец фараона и взяв в руки
скипетр, ты позаботишься, чтобы в драгоценной гробнице лежало
тело твоего отца, а не нищего.
26

— Клянусь Тотом, богом мести и гнева! — воскликнул юноша.
—Пойдем же! Я покажу тебе, как проникнуть в сердце пирамиды
Тети.
— У тебя есть ключи?
Мимолетная улыбка скользнула по устам Оуниса.
— Каждая пирамида имеет, как я тебя учил, несколько тайных
ходов, при помощи которых можно проникнуть в разные ее части! —
сказал он.
— Но ты же учил; что тайный путь в самое святая святых пира-
миды, туда, где будет покоиться прах фараона, знает только он один
и больше никто, и что никому, даже родному сыну, фараон не откры-
вает эту тайну?
—Твой отец, умирая в далекой и дикой пустыне, открыл мне свою
тайну, потому что я дал ему слово — перенести в пирамиду его
священный прах. Идем же!
И опять юноша брел по пескам пустыни, пробирался по скалам,
полз извилистым подземным ходом, под сводами, где свили себе гнез-
да летучие мыши и совы. И опять, после некоторого времени стран-
ствования, старый жрец взволнованным голосом сказал:
— Здесь! Мы пришли!
При свете смолистого факела Меренра со странным чувством
робости и благоговения глядел на великолепную мраморную гробни-
цу, на стены, сплошь покрытые тонкой художественной резьбой.
Оунис сдвинул крышку саркофага, и Меренра увидел там словно
закованную в золото мумию высокого мужчины, лицо которого было
обезображено ранами от сабельных ударов.
— Это — тот, кто занял место моего отца? — страстным и гневным
голосом спросил Оуниса юноша.
Жрец молча кивнул головой.
— Он похож на великого воителя Тети?
— Суди сам! — ответил Оунис, поднося факел к изображению на
стене у гробницы. — Вот портрет твоего отца.
С жадным любопытством, чувствуя, как замирает его сердце, юно-
ша долго, не отрываясь, всматривался в великолепное изображение
на граните, образец работ мастеров древнего Египта, искусство ко-
торых в деле обработки камней неведомо нашему времени.
Глубокий вздох вырвался из груди Меренра.
Внезапно он обернулся к освещавшему изображение Тети старо-
му жрецу, по изрытому морщинами лицу которого пробегали тени.
—Это — мой отец? Да? Почему же он.. Почему ты так схож лицом
с этим изображением?
v — Потому что, — коротко и сухо отозвался Оунис, — потому что и
я из рода владык Египта. Я — твой кровный родственник.
— Ты никогда не говорил мне об этом. Почему?
27

шн
— Не было надобности.
Меренра опять обернулся к гробнице, где лежал труп лже-Тети.
— Этой., собаке, этой гадине не место в гробнице, приготовленной
для священного праха моего отца! — крикнул он голосом, полным
гнева.
— В свое время ты удалишь труп раба отсюда и с почестями
положишь в гробницу прах твоего отца! — отозвался Оунис спокой-
но.
— В свое время? Нет, теперь же, сейчас же! Ни минуты дольше! —
страстно воскликнул юноша и, схватив тяжеловесную мумию, как
перышко швырнул ее на пол.
— Так» я поступлю» со всеми! Да, со всеми, кто виновен в гибели
моего отца! — кричал он исступленно.
— Успокойся!
Вместо ответа Меренра схватил лежавшую на полу мумию и по-
волок ее к выходу. Оунис едва поспевал за ним.
Выбравшись из подземелья пирамиды Тети, юноша бегом донес
раззолоченную мумию лже-Тети до берега Нила и с силой швырнул
ее в рокочущие волны Отца Вод со словами:
— Прости, великий Нил, что я оскверняю твои святые воды трупом
презренного! Прости, и... и донеси этот мой подарок до Мемфиса, до
ступеней дворца похитителя короны обоих Египтов^! Пусть мертвый
посланец предупредит живого узурпатора, какая участь ожидает
его при жизни, а его тело — по смерти!
Грудь юноши высоко вздымалась, глаза горели лихорадочным
огнем. Оунис стоял тут же и молча наблюдал эту странную и страш-
ную сцену.
— Ты не боишься, дитя мое, — сказал он немного погодя, — что
боги накажут тебя за святотатство? Ведь священ прах каждого,
даже преступника, даже многих животных. Наш древний закон ве-
лит~
— Я не хочу знать древних законов, когда речь идет об оскорбле-
нии, нанесенном моему отцу! — запальчиво ответил юноша и потом
добавил: — Пусть боги судят меня. Но я не мог поступить иначе!
Первоначально Египет представлял собой два государства —
Верхний (Южный) и Нижний (Северный). В начале III тысячелетия до
н. э. при фараоне Менесе произошло объединение двух государств. По-
сле этого в титуле фараона стали упоминать название обеих частей
Египта, а царский венец, как символ объединения, стал состоять из
двух корон.
28

. Не-
глубокой ночью, когда, вернувшись после посещения гробницы
отца, Меренра задремал тяжелым, тревожным сном, Оунис, неся на
руках ворох толстых корявых сучьев, пришел снова на тот же берег
Нила.
При помощи кремня и огнива старик высек огонь. Казалось, он
собирается развести на берету костер из принесенных им сучьев.
Но нет, зажегши одно из поленьев, Оунис выпрямился и могучим
взмахом швырнул его далеко-далеко от берега. Шипя, оно на мгнове-
ние погрузилось в воду, потонуло, но сейчас же всплыло. И, выныр-
нув, вновь вспыхнуло и поплыло, горя, вниз по течению Нила.
Эти черные сучья были пропитаны тем чудесным составом, тайна
которого была ведома древним египтянам, от них перешла к элли-
нам, но неведома нам. Это был знаменитый «греческий», или, вернее,
«египетский» огонь, пылавший и в воде.
Одно полено за другим кидал Оунис в темные воды Нила. Один
ярко горящий факел за другим, кружась, быстро плыл по водам
раздувшегося Нила вниз, по направлению к царственному Мемфису.
И, провожая их взглядом, старик шептал:
— Плывите из края в край, плывите, вестники грядущего! Плыви-
те, возвещайте друзьям Тети, что день пришел, что новый фараон
скоро явится среди них и поведет их дружины на смертный бой! Вы,
дети воздуха и огня, вы, неугасимые факелы, несущие с собой искры,
от которых скоро вспыхнет пожар по всему Египту, — плывите,
плывите, плывите!..
И долго еще стоял старый жрец, скрестив могучие руки на мощ-
ной груди, и долго он глядел затуманенным взором вдаль, туда, где,
постепенно уменьшаясь, блестели огоньки плывущих факелов...
VI
В зарослях Нила
ПУСТЯ ТРИ ДНЯ ПРОСТАЯ ПАРУСНАЯ БАРКА,
напоминающая те дахаби, которые и сейчас бороздят
воды Нила по всем направлениям от дельты до исто-
ков великой реки, подплыла к берегу неподалеку от
убежища, скрывавшего Меренра и Оуниса. С барки
донесся странный, несколько заунывный, манящий и
зовущий зов — это пела египетская флейта. Услышав эту песню,
Оунис сказал юноше:
— Пора в путь! Наши друзья прислали барку за нами. Это — Ато,
старый слуга и спутник твоего отца!
29

Меренра последовал за старым жрецом и по перекинутому с бар-
ки на берег легкому мостику перебрался на легкое суденышко; барка
сейчас же подняла сходни и пустилась в путь, подгоняемая мощны-
ми ударами тяжелых весел, которыми управляли молчаливые, от-
лично обученные искусству гребли чернокожие нубийцы. На корме,
где расположился Меренра, капитан барки, воинственного вида че-
ловек лет сорока, вполголоса вел оживленную беседу с Оунисом. Ато
почтительно делал подробный доклад о положении дел, а Оунис
принимал этот доклад и давал указания.
— Боюсь, — говорил Ато, — что узурпатор осведомлен о наших
планах. Я три дня крейсировал около твоего убежища, не смея при-
близиться, потому что за моей баркой, как тень, следили днем и
ночью подозрительные суда. Только сегодня, не видя их, я рискнул
пристать к берегу.
— Лишь бы выбраться на простор Нила! — ответил Оунис.
— Да, но удастся ли это?
— Почему нет?
— Оглянись вокруг!
— Сэтт! — воскликнул встревоженно жрец. — Его раньше не было
здесь.
— Да, не было! — подтвердил Ато. — Но мои преследователи
позаботились о том, чтобы эта держи-трава, злейший враг пловцов,
закрыла выход из рукава Нила на фарватер. Два часа назад я нашел
еще свободным узкий выход; не знаю, уцелел ли, не зарос ли он?
— Поспешим! Боги должны помочь нам! — отозвался Оунис, и
гребцы налегли на весла. Барка летела стрелой. Но вот через какой-
нибудь час пути она врезалась в запрудившую все русло канала
густую траву и остановилась неподвижно.
— Рубите, рубите проклятую траву! — в бешенстве скомандовал
Оунис, и гребцы, покинув весла, принялись расчищать дорогу барке
среди грозившей, казалось, задушить суденышко травы, известной
египтянам под названием сэтт, или держи-травы, составляющей
и сейчас истинное бедствие для пловцов по Нилу, так как это стран-
ное растение обладает таинственной способностью разрастаться с
невероятной быстротой. Достаточно каких-нибудь тридцати—соро-
ка часов, чтобы стебли сэтт сделали непроходимым на несколько
недель многоводный рукав реки.
— Это ловушка, приготовленная нам! — бормотал Оунис.
— Будем бороться. Живыми не сдадимся! — отозвался беззаботно
Меренра, по-видимому, еще не сознавший всей опасности нахожде-
ния на прикованной так близко к берегу почти неподвижной лодке.
Берег этот имел довольно обжитой вид: виднелись убогие хижины,
развалины какого-то храма, пальмовая рощица, а через некоторое
время замелькали и человеческие фигуры.
зо

Прислушавшись, пассажиры барки уловили ясно долетавшие
звуки нестройной дикой музыки: гудел маленький трескучий бара-
бан, и дрожали струны арфы, и жалобно и дерзко выпевала что-то
флейта.
— Праздник вина, праздник богини БасН! — сказал Ато, обраща-
ясь к Оунису.
— Пусть веселятся. Лишь бы не тронули нас! — отозвался жрец.
Но его надежде не было суждено оправдаться: скоро люди, совер-
шавшие мистерии в честь богини пьянства Бает, уже толклись всего
в нескольких шагах от их барки, с трудом прокладывавшей себе путь
среди зарослей нильской держи-травы. Увидев ее, они, размахивая
факелами, кричали во все горло:
—Странники, чужеземцы! Сюда, к берету! Кто смеет не веселиться
в эту ночь, посвященную всесильной богине? Кто смеет, не воздавая
ей чести, проплывать мимо? Или вы хотите, чтобы мы, слуги богини,
потопили ваше судно?
Несмотря на усиленную работу, лодку не удавалось отвести от
берега, на котором бесновались, размахивая факелами, подпрыги-
вая, подплясывая и оглашая воздух дикими песнями в честь богини
пьяного веселья, почитатели культа вина, культа богини Бает.
— Оставьте нас в покое! — крикнул Оунис.
Но беснующиеся отвечали только хохотом. Один из них швырнул
с берега горящий факел в лодку, и только случайно, пролетев мимо
борта, он погрузился в воду и погас. За первым факелом последовали
другие. Гребцы лодки с величайшим трудом успевали сбрасывать
факелы, грозившие лодке пожаром, в воду, но было ясно, что еще
несколько минут — и лодка, несущая юного фараона, обратится в
пылающий плавучий костер, а между лодкой и чистой водой остава-
лось еще большое пространство, сплошь заросшее держи-травой.
— Колдунья! Нефер-колдунья!—раздались в это мгновение дикие
крики на берегу. — Тащите, волочите колдунью сюда!
— Убейте, убейте ее!
— Нет, не убивайте! Лучше позабавимся: будем пытать ее. Вы-
жжем ее очи! Спалим ее грудь!
— Раскаляйте железо! Мы заклеймим заклинательницу! Это по
ее вине мрут наши мужья и дети. Она напускает порчу на нас. Убейте
ее! — визжали женщины, толпившиеся вокруг неподвижно стояв-
шей у пламени костра молодой женщины, одетой с такой роскошью,
словно это была сама дочь фараона.
—Пытать, пытать колдунью! Пусть скажет, где хранится зарытое
жрецами Нэпи сокровище храма. Золото! Где золото? Говори, про-
т Б а с т — в египетской мифологии богиня радости и веселья.
31

клятая! — гудели мужские голоса. И этим крикам аккомпанировал
визг скрипок, треск словно обезумевшего барабана.
Меренра, уже несколько мгновений страстными гневными очами
молодого льва наблюдавший эту сцену, не выдержал: выхватив из-за
пояса короткий меч, он прыгнул, едва коснувшись борта барки лег-
кой стопой, и упал на ноги среди обезумевших оргиастов, готовых
приступить к пыткам несчастной заклинательницы.
Ему не пришлось пустить в ход оружие: толпа с воплями разбе-
жалась во все стороны; на месте осталась только заклинательница.
Одним ударом меча Меренра рассек веревку, связывавшую прекрас-
ные руки.
—Меренра! Назад! На барку! Они убьют тебя! — полным смертель-
ного ужаса голосом закричал Оунис.
Гребцы поспешили перебросить с барки сходни на песчаную от-
мель. Юноша подхватив заклинательницу, пробежал по отмели и,
тяжело дыша, опустил тело спасенной женщины на одну из скамей,
а сам схватился за меч.
Оргиасты, однако, видя, что весь экипаж лодки, схватившись за
луки и стрелы, готов дать им отпор, не осмелились приближаться к
ней и толпились вдали. Среди них теперь тоже показалось много
вооруженных луками людей. Запела тетива, засвистели стрелы, про-
носясь с жалобным и зловещим визгом над головами гребцов-нубий-
цев. И вдруг„
Заклинательница, сидевшая с полузакрытыми глазами на
скамье, вскочила, стала, простирая руки к толпе, попятившейся при
виде ее на корме лодки, и закричала торжественно и страстно:
— Заклинаю вас! На глазах ваших жен и детей ваших — про-
клятье мое! Духи огня да спалят селенья ваши! Духи земли да отра-
вят кровь вашу, и да пожрут воды разгневанного за вероломство
ваше Нила ту землю, на которой живете вы и стоят ваши жилища!
Боги ветра, боги бурь разнесут по всем четырем странам света прах
могил отцов ваших. Кара, грозная кара неба на вас! За то, что осме-
лились вы поднять руку. И на кого же? Я чую, я чую близость Осириса,
Великого, Беспощадного! Кровь бога течет в жилах молодого льва,
вырвавшего меня из пастей подлых гиен, трусливых шакалов. Фара-
он, фараон!
И заклинательница упала, как подкошенная, навзничь, а устра-
шенная ее проклятиями толпа поклонников культа Бает быстро
рассеялась.
Оунис, едва услышал последние слова заклинательницы, скрип-
нув зубами, ринулся к ее бесчувственному телу и занес руку, воору-
женную кинжалом, готовясь поразить женщину.
Но Меренра успел отвести удар.
32

— За что ты хочешь убить ее? — сказал он, заслоняя грудью
заклинательницу.
— Она... выдала нас!
— Она спасла нас! — отозвался Ато. — Эти негодяи забросали бы
нас стрелами. А теперь...
—Мы свободны!—донесся крик одного из гребцов. И в самом деле,
путь к свободной воде был очищен, лодка скользнула, шурша борта-
ми, среди двух зеленых стен держи-травы и очутилась на просторе.
Оунис понурил голову, опустил руку, положил кинжал в складки
пояса и спустился в каюту, бормоча что-то. Когда он вышел опять на
палубу, он при свете месяца увидел, что спасенная Меренра закли-
нательница с арфой в руках сидела у ног молодого фараона.
— Благословен, сто раз благословен великий Нил! — пела закли-
нательница. — Ты, жизнь дающий родной стране, ты, оплодотворяю-
щий землю, веселящий взор пастуха, земледельца, воина, жреца. Ты
счастлив, Нил: твои струи несут к трону юного фараона!..
Меренра сидел близко от заклинательницы и внимал ее песне.
VII
Волшебница Нефер
ТБЛЕСК КРОТКОЙ ЛУНЫ ЗАЛИВАЛ ДОЛИНУ
ни л а, окаймленную каменистыми грядами гор, укра-
шенную здесь и там кудрявыми рощами пальм, руи-
нами покинутых храмов, поселками рыбаков и
каменотесов, мирно спавших в этот час ночи.
А барка, везшая молодого фараона к царственному
Мемфису, медленно двигалась вниз по течению, подгоняемая то роб-
кими порывами дувшего с юга ветра, то ударами весел гребцов, под-
певавших в такт ударам весел заунывными, монотонными голосами.
Но их песня не мешала песне сидевшей на корме заклинательницы
Нефер, а только оттеняла ее, словно гребцы изображали хор, на фо-
не голосов которого дивный, полный страсти, тоски и грез о счастье
звенел, и дрожал, и рыдал, и пел, ликуя, голос заклинательницы-ча-
родейки.
Подняв к посветлевшему небу очи, полные огня, девушка пела
древние саги, рожденные в недрах знойной Африки сказания о ве-
ликих богах, покровителях Египта, о древних владыках страны,
гордых фараонах, потомках бога солнца Ра, пела о кровавых сечах,
победах, о таинственных призрачных городах, похороненных тыся-
челетия назад под песчаным пологом пустыни. И вдруг оборвался ее
голос.
— О чем ты думаешь, господин мой? — спросила она взволнованно,
касаясь нежной холодной рукой руки задумавшегося Меренра.
2—1151
33

Тот очнулся от навеянных песней чаровницы грез.
— О чем? О„ о твоих песнях
— Неправда!—резко отшатнулась Нефер.—Неправда, неправда!
Ложь осквернила уста твои, сын Осириса!
—Почему ты называешь меня сыном Осириса?—не отвечая прямо
на высказанное обвинение, задал вопрос Меренра.
— Потому что ты потомок Осириса! Потому что в твоих жилах
течет кровь владык Египта! — ответила волшебница.
— Кто сказал тебе это?
— Кто? Волны Нила, священной реки. Разве ты не слышишь, как
ласкаясь к бортам барки, они шепчут: «Привет, привет тебе, гряду-
щий! Привет фараону!» А ветер шептал, что ты идешь на смертный
бой из-за трона. Я только подслушала этот шепот. Ибо я — заклина-
тельница, и я слышу, что говорят волны и что шепчет ветер цветам.
А потом — посмотри на звезды! Когда ты займешь трон твоих пред-
ков, там, в царственном Мемфисе, и когда ты наденешь на себя
двойную корону, к тебе придет, перед тобой склонится верховный
жрец и развернет перед тобой полуистлевшие от времени древние
папирусы и пергаменты, на которых начертаны таинственные знаки.
И поведет тебя в глубь могил, где спят вечным сном те, кто принес в
некогда необитаемый, пустынный Египет из таинственной страны
Хинд, нашей общей родины, колыбели человечества, данные им пред-
вечными богами Ур знания о путях, по которым движутся звезды, о
законах, которым повинуется все живущее на земле и на небе. И
тогда ты, фараон, сам научишься читать по звездам то, что могу
читать я, и как по развернутому папирусу, покрытому иероглифами,
может читать волю царя любой скриба, любой вассальный князь.
— Но ты„ Но откуда ты знаешь эти тайны? — нерешительно
спросил юноша.
— Из поколения в поколение переходит знание чудес мира! —
серьезным голосом ответила Нефер. — Их знали мои предки, их знала
моя мать, и она передала это знание мне.
—А кто ты? Откуда? Где впервые увидели твои глаза свет солнца?
— Тебе интересно это? — оживилась Нефер. — Слушай же. о
повелитель! Я родилась там, на юге, далеко-далеко.
Она махнула прекрасной рукой, показывая в ту сторону, где лег-
кий туман стлался над ложем Нила.
— В стране чудес, в стране загадок, в далекой, о, бесконечно
далекой Нубии. Там с гор сбегают могучие потоки, неся покорно дань
владыке Нилу. Там стоят дремучие, непроходимые леса, где скита-
ются стада животных, уцелевших только в одном уголке мира. Там
возникают и рушатся могучие царства. И часто льется кровь, и земля
покрывается пеплом от пожаров. Я помню — там, на берегах лазур-
ного потока, стояли храмы, стояли в рощах дворцы. Прекрасная
34

женщина с лучезарными глазами укачивала меня, держа в своих
объятиях. И проходили мимо закованные в золотые латы воины,
салютуя острыми мечами перед моей колыбелью. И когда мать вела
меня, держа за руку, в гордый храм, толпы горожан осыпали путь
мой душистыми цветами, били барабаны и гремели литавры, и кри-
чал народ: «Дорогу дочери царя!»
— Итак, ты из царского рода? — встрепенулся Меренра.
— А потом, — не отвечая, продолжала чародейка, — на нашу
страну напали воины Египта. Лилась кровь. Падали трупы. Горели
города» И вот я вижу тело моей матери. Ее сердце пронзил меч
убийцы. Вижу труп моего отца: он, чтобы не сдаваться врагу, бросил-
ся в пламя пожара, охватившего наш дворец, и погиб там. Я вижу
себя: меня вели, опутав цепями, как рабыню. В Египет. В Мемфис!
— Кто убил твою мать?
— Пепи. Фараон Египта! Тот, кого я ненавижу, кому я поклялась
отомстить и кому отомщу! — с дикой энергией воскликнула девушка,
и мрачным огнем блеснули ее глаза. — Пепи! Тот самый Пепи, узур-
патор, который погубил твоего отца! — продолжала она, пристально
глядя в лицо Меренра.
Тот, не отвечая, только вздрогнул и судорожно сжал руки, словно
ища рукоять меча или кинжала. И оба они сидели молча. И не
видели, как сзади их скользнули две человеческие тени: это были Ато
и Оунис.
— Удали на несколько минут Меренра! — шепнул Ато старому
жрецу.
— Зачем?
— Пусть не услышит он, пусть не вступится, когда мои люди
свяжут и бросят в воды Нила эту женщину. Она слишком много знает.
Она погубит наше дело. Когда она потонет, мы скажем юноше, — он
поверит, — что она чародейка, что она обернулась птицей и унеслась
во мглу ночи.
— Убить, утопить... — задумчиво промолвил Оунис.
— Да. Иного выхода нет. Она опасна!
— Подожди? — отозвался после минутного колебания старый
жрец. — Подожди! Ты слышал ее рассказ о происхождении?
— Болтовня, сказка! Какое нам дело?
—Нет, я верю, что в ее словах есть доля правды. И тогда» кто знает!
Может быть, ей суждено сидеть на престоле рядом с Меренра»
— Ты готов дать рабыню в жены твоему» юному фараону? Чуже-
земку?
— А ты знаешь, что если ее глаза не зажгут огнем любви сердце
Меренра, кто овладеет его душой и его сердцем, его думами, его
волей? Дочь Пепи! Он видел ее, он уже полюбил дочь узурпатора, он
отравлен грезами о ней. И, как ты думаешь, не грозит ли это нашим

планам в неизмеримо большей степени, чем болтовня этой девушки
и ее попытки овладеть любовью Меренра?
Наступило молчание. Потом Ато глухо отозвался:
— Ты прав, как всегда. Пусть же свершается то, что суждено! По
правде, мне и самому было бы тяжело поднять руку на нее.
А на корме, где звенели время от времени струны арфы, перебирае-
мые нежными пальцами Нефер-чародейки, в полумгле звучали опять
юные голоса.
—Ты знаешь прошлое и будущее?—допытывался Меренра.—Так
скажи же, что ждет меня?
— Великая, кровавая борьба, и ряд опасностей, и торжество. Ты
будешь владыкой Египта.
— Я это слышал. Я хочу знать подробности! — нетерпеливо ото-
звался Меренра.
— Хорошо, господин мой. Но.» не сейчас! — сказала Нефер.—Твою
судьбу можно узнать только по лику солнца, по знакам и знамениям,
даваемым великим Осирисом, тогда как судьбу простых смертных
могут рассказать и бледные звезды.
— И твою собственную судьбу ты можешь прочитать по звездам? —
полюбопытствовал юноша.
— Да. Вон, та звезда — ты видишь? С ней связана моя судьба.
Смотри, как бледна, как печальна она! Видишь? Она вспыхнула
красным огнем. Кровь, кровь! О боги! Погибель, погибель! — взволно-
ванно вскочила девушка, простирая руки к небу. Звезда, которую
искал взор задумавшегося Меренра, вдруг действительно словно
вспыхнула и потом, сорвавшись, скользнула вниз.
— Гибель, гибель грозит мне! Боги, за что? — жалобно восклицала
Нефер.
Она пошатнулась и, если бы Меренра не успел вовремя подхва-
тить ее, упала бы в быстро бегущие волны Нила.
Несколько секунд юноша держал полубесчувственную Нефер в
своих сильных руках, покуда не удалось усадить ее на скамью. И, не
выпуская ее из объятий, он шептал ей участливо:
— Не верь! Ты ошиблась! Ты не погибнешь! Я жизнь отдам, чтобы
спасти тебя!
— И пожертвуешь свою любовь к той? К дочери Пепи? — шепнула
тоскливо девушка.
— Ты... ты будешь моей сестрой! Клянусь, до конца жизни моей ты
будешь сестрой мне!
Нефер не отвечала. Крупные слезы катились по ее побледневшим
щекам.
— Так повелели боги. Да будет воля их! — пробормотала она,
освобождаясь из рук Меренра.
36

— Иди усни. Там, в каюте, приготовлено твое ложе, — сказал,
помолчав, Меренра.
Она молча поднялась и скользнула с кормы в дверь каютки. Ушел
и Меренра. На палубе оставались только Ато и Оунис. Старый жрец
сидел и глядел на горизонт. Оунис покинул свое место только тогда,
когда над землей всплыла зловещая звезда с кровавым хвостом,
комета.
Прошло еще несколько часов, и опять на рассвете на палубе по-
казалась тонкая фигура красавицы Нефер. На этот раз ее прелест-
ное лицо было окутано, словно облачком печали, полупрозрачной
газовой материей. В руках, будто изваянных резцом великого скуль-
птора, Нефер держала несколько сосудов странной формы, напол-
ненных разноцветными пахучими жидкостями.
Устремив затуманенный взор к востоку, где разгоралась предве-
стница лучезарного солнца, алая утренняя заря, Нефер творила
заклинания, взывая к богам-покровителям.
— Геб! — взывала она. —• Ты, символ матери-земли! Нут, владычи-
ца вечной тьмы! Тефнут, покровительница и хранительница вод, и
Маат, хранительница праха ушедших в страну теней! Ты, лучезар-
ный Осирис-Ра, и Хапи, дух священного потока Нила! Услышьте
меня, боги! Дайте мне взглянуть на мать-землю и увидеть тот путь в
небесном пространстве, по которому движется она, и что будет с ней,
и что будет с юным фараоном Меренра!
Капля за каплей падала пахучая жидкость из древних таинст-
венных сосудов в воды Нила. И расплывались эти капли, и уносил
предрассветный прохладный ветерок волну ароматов, и уносил он в
неведомые дали мистические слова древнего заклинания.
Девушка стояла на корме чуть колыхавшейся барки, простерши
свои прекрасные матово-белые, точно алебастровые руки к востоку,
с полузакрытыми глазами, с распустившимися по чудным атласным
плечам шелковыми кудрями пышных черных волос.
Яркая жгучая искорка вспыхнула над горизонтом. Это был толь-
ко краешек всходившего солнца. Побежали по небу огнистые столбы
лучей: Осирис-Ра поднимался из царства тьмы, сразив враждебных
духов тьмы и победив великую змею. Это его светозарное чело в
короне из лучей поднималось над миром.
— Горе, горе! — шептала она побелевшими устами. — Две звезды
около лучезарного Осириса-Ра. И одна разгорается ярким пламенем,
сливаясь с ним, божественным, другая меркнет, гаснет! Ты, фараон,
несешь с собой великую радость, великое счастье для одной женской
души, скорбь и горе — для другой!
Опять жалобный стон вырвался из груди девушки, и тело ее
пронизала дрожь.
37

Диск солнца выплыл над горизонтом, заливая ясным светом до-
лину Нила. Откуда-то неслась стая ибисов. Туман уплывал к горам.
— Приближается барка под парусами! Внимание! — окликнул
выходившего из каюты Оуниса стоявший на носу судна Ато.
И когда прекратившая свои заклинания и гадание девушка мол-
ча и печально проходила по палубе, на том месте, где только что
звучали ее призывы, обращенные к египетским божествам, уже сто-
яли, напряженно вглядываясь вдаль, три человека; это были Ато,
Оунис и сам Меренра. Они глядели на маневрировавшую большую
барку, по-видимому стремившуюся подойти как можно ближе к
барке молодого фараона.
— Надо быть готовыми к бою. Здесь новая ловушка! — сказал
тревожным голосом Оунис. -
VIII
Легенда Острова Теней
ЕПОДАЛЕКУ ОТ БАРКИ, НЕСШЕЙ МЕРЕНРА К
Мемфису, вдруг показалась другая, довольно грузно
сидевшая в воде, но тем не менее подвигавшаяся зна-
чительно быстрее, барка с одной мачтой и огромным,
напоминающим крыло гигантской бабочки парусом.
—Если из-за борта покажется хоть один вооруженный
человек — стреляйте! Приготовьте мечи! — скомандовал спокойным
твердым голосом Оунис.
— Ты думаешь, мудрый, что нашей барке грозит опасность со
стороны этого судна? — удивилась Нефер. — Но ведь, — продолжала
она, — это мирные люди. Простые торговцы, а не пираты. Разве ты не
видишь, что они идут с грузом, который сам подает свой голос?
Оунис прислушался, и морщины на его челе разгладились, но не
совсем.
— Груз священных кошек?! — сказал он. — Везут в низовья Нила,
на пополнение коллекции какого-нибудь храма. Что же, конечно,
очень может быть, что наша тревога поднята попусту. Но кто пору-
чится, что среди клеток с кошками не скрываются вооруженные
воины, которые только ищут случая приблизиться к нам и захватить
нас в плен.
— Я поручусь! — гордо ответила Нефер, сверкая глазами. — Я
вижу кормчего и вижу самого владельца судна. Несколько лет под-
ряд они посещают эти берега, скупая в прибрежных деревнях свя-
щенных кошек: в низовьях Нила эти годы свирепствует болезнь,
убивающая животных через две—три недели по их прибытии туда,
и храмы низовьев покупают кошек отсюда.
38

По-прежнему недоверчивый Оунис, не выпуская меча из рук, сле-
дил за приближавшейся баркой, с которой несся разноголосый хор;
в самом деле, палуба барки была заставлена целыми рядами спле-
тенных из прутьев клеток, и эти клетки были переполнены неистово
мяукающими кошками всех величин и мастей.
Нигде не было видно и следа вооруженных людей: только несколь-
ко гребцов, правивших баркой, да одетый, как по закону должны
были одеваться люди, принадлежавшие к касте торговцев, старик с
морщинистым лицом составляли экипаж «кошачьей барки». Оунис,
сложив ладони в виде рупора, крикнул приближавшимся:
— Кто вы? Почему плывете вслед нам? Разве Нил не достаточно
широк?
— Мы — мирные торговцы! — отозвался старик, стоявший у мач-
ты. — И нам от тебя, о господин, ничего не нужно! Приблизились же
мы отчасти случайно, отчасти с намерением... Хотя на судне у нас
нечем поживиться, ио все же нас несколько смущает то обстоятель-
ство, что мы приближаемся к Острову Теней и Сокровищ Царей
Нубии, — а в водах, омывающих его, далеко не все спокойно.
— Я слышал это, но очень давно! — пробормотал про себя Оунис.
— И хотя я человек, исполняющий все требования и предписания
нашей религии и чтущий богов, — продолжал торговец, — все же я
не прочь был бы по крайней мере эту часть пути проделать на виду у
людей. Ибо, о странник, ты должен ведать, что около Острова Теней
творятся странные дела. Тут лучше плыть нескольким баркам вме-
сте, чем проплывать опасное место в одиночку. Но почему ты, о гос-
подин, тяготишься моей близостью?
— Нисколько! — отозвался окончательно успокоенный Оунис.
— Благодарю! Если только благосклонные боги не заставят утих-
нуть дующий сейчас с юга ветер, а усилят его, я помчусь стрелой, и
ты не увидишь больше моей барки.
В самом деле, барка торговца, поставщика священных кошек,
движимая огромным косым парусом, резким порывом ветра вдруг
была отнесена на далекое расстояние от барки Меренра.
— Оно и лучше! — проворчал Оунис, усаживаясь на свое место и
приступая к беседе с Ато по поводу сказанного торговцем об опасно-
сти плавания по Нилу в этих местах, среди лабиринта лесистых и
каменистых островков.
Но его пожеланию доброго и, главное, скорого пути кошачьей
барке не суждено было исполниться: около полудня южный ветер
стих, некоторое время стоял мертвый штиль, а потом вдруг свирепы-
ми порывами задул северный ветер. И если небольшая барка Мерен-
ра хоть и с трудом, но могла двигаться вперед, то тяжелую барку
торговца попросту погнало бы вверх по течению или заставило бы
39

приютиться под защитой каменистых берегов какого-нибудь лежа-
щего на ее пути островка.
Так или иначе, но «кошачья барка» не показывалась, а тем време-
нем судно юного фараона медленно спускалось вниз по течению. На
палубе его жизнь текла уже установившимся порядком: Ато и Оунис
все время с серьезными лицами вполголоса обсуждали планы на
будущую кампанию, Меренра же и Нефер, сидя на корме, проводили
время в рассказах, прерывавшихся порой лишь пением девушки или
звучанием струн ее арфы.
— Ты знаешь на реке каждую извилину берега, каждую рощу,
каждый островок!—говорил Меренра, обращаясь к Нефер.—Ну, так
поведай мне об этом таинственном острове, о котором говорил по-
ставщик кошек.
Нефер задумалась, как будто собираясь с мыслями. Она прикры-
ла глаза, и тень от длинных шелковистых ресниц легла на ее ланиты.
Помолчав, она заговорила странным, напряженно звучавшим голо-
сом. Казалось, она пела какую-то мистическую песню, творила за-
клинания, вызывая из неведомых далей причудливые призраки,
грезы фантастического сна.
— Там, так близко отсюда, — звучала речитативом ее речь, — там,
вниз по течению, когда-то, — один великий Осирис знает когда, —
каменная гряда преграждала путь мчавшему к морю свои священ-
ные воды Нилу. И, добежав до гранитной стены, падали воды каска-
дом в бездонные глубины, и грохотали волны, и поднималась к небу
красавица радуга, мост от земли до небес.
Тысячи лет разбивались о холодный камень несметные волны, но
пришел день победы, и рухнула стена, и только немногие островки
уцелели. С тех пор плавно и тихо течет в этом месте Нил. Но уцелели
полные таинственной жизни бездны, и уцелели стоявшие на гребне
гордой стены храмы, посвященные неведомым богам — покровите-
лям знойной Нубии. Живут в этих храмах, творя мистерии в честь
своих богов, потомки тех, кто когда-то воздвигнул эти храмы. Они
сторожат неисчислимые сокровища, оставленные в тайниках хра-
мов приплывавшими сюда с верховьев Нила владыками Нубии.
— Что это за сокровища? — спросил Меренра.
— Подожди, о господин мой! — отозвалась Нефер. — Я знаю, я
помню столько чудесных рассказов об этих таинственных храмах, о
странных людях, обитающих в них, о том, как эти люди, могуществен-
ные своими тайными знаниями, повелевающие духами вод и духами
земли, вызывают толпы призраков. Ни у кого не хватает смелости
проникнуть в руины древнего храма.
— Ни у кого? — резко приподнялся Меренра, как будто готовясь
сейчас же ринуться на поиски встречи с призраками.
40

—Подожди же, о господин мой! — опять остановила его девушка. —
Был юноша, сильный, как царь пустыни, храбрый, как орел.
— Ты знала его?
— Да! Я знала его, потому что люди, у которых я жила, желали,
чтобы я стала его женой.
— А ты? Ты любила его?
— Я? — вздрогнула Нефер бросая странный взгляд на юного
фараона. — Почему ты допытываешься, любила ли я? Разве тебе не
все равно?
Меренра смущенно молчал. А Нефер, потупив свои прекрасные
глаза, продолжала:
— Он услышал о сокровищах царей Нубии. И однажды, бродя со
мной по знойному песку берега Нила, сказал мне, что он или умрет,
или добудет эти сокровища даже в том случае, если бы из-за обла-
дания ими пришлось биться на жизнь и смерть с охраняющими их
призраками-вампирами.
— Он так любил тебя? — опять задал вопрос юный фараон.
Нефер склонила свою прелестную головку.
— И он ушел добывать эти сокровища! — продолжала она. — И,
уходя, он сказал мне: «Жди, я вернусь! Я привезу груды золота, на-
вербую сотни и тысячи храбрецов, и тогда мы поплывем по Нилу в
страну твоих предков, Нефер, и изгоним оттуда завладевших краем
воинов Пепи, и восстановим разрушенные города. Тогда ты будешь
царицей, Нефер!» И он ушел, туда, на остров призраков, на остров
сокровищ.
— И там погиб? И ты не видела его никогда больше?
— Нет. Я увидела его. Но он уже не видел меня!
— Он был мертв?
— Нет, он был слеп! Но слушай. Я расскажу то, что узнала от него
раньше, чем навеки смежил он свои невидящие очи. — И она продол-
жала:
— Таинственный остров был пуст, как будто покинут всеми — и
людьми, и призраками, — когда смелый пловец причалил к его бере-
гам свой утлый челн и ступил на мшистую гранитную лестницу,
ведущую к казавшемуся полуразрушенным храму нубийских вла-
дык.
Он добрался до самого сердца развалин, до дивного храма со
стенами, украшенными резными изваяниями, язык которых был не-
понятен смелому рыбаку. Он проник через полные мглы коридоры и
очутился в обширной зале, где только эхо гулко отвечало на его
дерзкий зов.
И вот, зала вдруг оказалась залита светом, как потоком солнеч-
ных лучей. Она оказалась переполненной бесшумно, словно призра-
ки, двигавшимися людьми в странных одеяниях. Юноша остановился
41

как вкопанный. Его ноги приросли к полу, его рука, державшая
наготове кинжал, бессильно повисла, и глаза были прикованы к
одной фигуре, стоявшей перед ним на ступенях возвышения, которое
напоминало жертвенник среди колонн.
«О, богиня?» — пролепетал он и упал на Колени.
Перед ним стояла, устремив на него пылающий взор, женщина
неземной красоты. Полупрозрачные одежды облекали ее стройное
тело. Огромные драгоценные камни сверкали ослепительным бле-
ском на ее благородном челе и мраморной груди.
«Зачем пришел ты сюда, смертный?» — надменным голосом произ-
несла она, обращаясь к юноше.
«Поклониться тебе, о богиня, — ответил он трепетным голосом. —
Поклониться тебе и умереть у ног твоих, если тебе это будет угодно!»
Ясная улыбка появилась на прелестных устах женщины. Сереб-
ристый смех прозвучал под гранитными сводами.
«Твои уста осквернены ложью, о дерзкий! — сказала она.—Я знаю
цель твоего посещения. Ты поклялся девушке украсть и швырнуть к
ее ногам сокровища храма! Ты шел сюда, гонимый двумя страстями:
алчностью к золоту и любовью к невесте. А теперь..»
«А теперь я отрекаюсь от моей невесты! Мне нс нужно все золото
мира!—пылко ответил рыбак, простирая руки.—Я ведь не знал тебя,
о моя богиня! Я был слепым, я был безумцем!»
«Но ты не видел еще тех сокровищ, которых жаждала душа твоя.
Посмотри сначала на них! Может быть, твое «безумие», как ты назы-
ваешь, еще вернется к тебе».
И по знаку ее рабы сыпали прямо на мраморные плиты пола у ног
юноши груды золота. Но он не глядел на золото: он глядел на стояв-
шую перед ним во всем блеске красоты своей молодую женщину. Они
принесли вычеканенные из драгоценной бронзы и серебра сосуды,
ларцы, ящики и открыли их. Там грудой лежали драгоценные камни,
равных которым по красоте не знает свет. Как чешуя неведомой рыбы
— морской царицы, светился мягким светом прекрасный жемчуг.
Словно капли крови рдели рубины. И сверкали всеми цветами раду-
ги, будто капельки росы, отражая свет солнца, алмазы.
Но очарованный юноша не видел всех этих сокровищ: он видел
только очи красавицы И когда подали ему огромный сосуд, доверху
наполненный драгоценными камнями, он одним взмахом сильных
рук высыпал его ценное содержимое к ногам той, которая взяла его
душу.
И опять засмеялась она серебристым смехом. А потом прозвучали
ее слова:
«Да будет так, как ты хочешь! То, что ты предпочел мою красоту
этим сокровищам, спасло тебе жизнь Иди же, плыви домой! Через
42

три дня в полночь ты вернешься сюда, и мы не разлучимся больше
никогда».
И, повинуясь ее приказанию, он побрел к выходу из храма царей
Нубии.
— Он вернулся к тебе? — спросил Меренра, с жадным вниманием
слушавший рассказ Нефер.
—Да, он возвратился ко мне! — ответила чародейка.—Но слушай.
Он уже готов был отчалить свой челн, как чьи-то сильные руки
схватили его и свалили. Его окружали седобородые жрецы храма.
Один держал в руках раскаленный медный прут.
«Ты хотел всегда видеть нашу царевну? — сказал он злобно. —
Хорошо же! Твое желание будет исполнено! Ничей образ не затемнит
теперь в твоем воображении черты ее божественного лица!»
И раскаленный бронзовый прут вонзился сначала в правый, по-
том в левый глаз несчастного.
А потом те же сильные руки развязали его, подняли и бросили в
лодку. И когда плывшие по Нилу торговцы амфорами, знавшие его,
подобрали его челн, беспомощно несшийся по течению, они нашли на
дне челна безумца, бредившего прекрасной царевной, проклинавше-
го злых жрецов, молившего богов вернуть ему зрение. И вот, он, мой
жених, вернулся ко мне. Вернулся слепым, вернулся безумным.
— Что было дальше? Говори же, Нефер.
— Он умер. А я_. я поклялась отомстить тем, кто погубил его.
— Но... они в союзе с духами!
— Мои чары сильнее их, мой гнев могущественнее их!
— Я_. я пойду с тобой, Нефер, в этот храм! — пылко воскликнул
юноша.
— Хорошо! — ответила, задумчиво глядя вдаль, чародейка.
— Ты слышишь? — сказал в это время Оунис молчаливому Ато.
— Верно, на острове поселилась какая-нибудь секта привержен-
цев неведомого нам, вымирающего культа.
— Не в том дело! — нетерпеливо отозвался Оунис — Важно то, что
в храме действительно могут оказаться сокровища. И важно, чтобы
ими не завладели посланцы Пепи, уже истощившего, как я знаю,
государственную казну. Мы должны опередить их. Наших спутников
будет, должно быть, достаточно для того, чтобы разогнать всех этих
жрецов и алмей, разыгрывающих роль царевен, и завладеть драго-
ценностями. Я решил отыскать этот таинственный остров. Нефер
знает его.
— Как ты решишь, так и будет! — бесстрастно ответил Ато.
43

IX
Заговор
ЕНЬ КЛОНИЛСЯ К ВЕЧЕРУ, А ВЕТЕР С СЕВЕРА,
мешавший барке Меренра спускаться вниз по тече-
нию, все еще не унимался, и по поверхности Нила бе-
жали короткие сердитые волны мутно-зеленого
цвета с жемчужными пенистыми гребнями. Эти вол-
ны разбивались с неумолчным рокотом о грудь барки
и лизали ее крутые борта; но качка была почти неощутима, так что
ничто не мешало пассажирам судна весь этот день провести на па-
лубе.
Ато и Оунис совещались, обсуждая, какие предосторожности
надлежит предпринять для обеспечения успеха предполагаемой
экспедиции на Остров Теней. Нефер и Меренра бодрствовали, огля-
дывая жадным взором впервые увиденные ими берега этой части
Нила.
— Ого! Славную добычу заполучил толстый соук! Должно быть, он
— царь над другими амфибиями и потому выбирает себе царские
кусочки! — засмеялся один из гребцов, показывая рукой в сторону
близкого берега. В то же мгновение до слуха Меренра, глядевшего в
другую сторону, донесся странный звук: жалобно ревело какое-то,
должно быть очень большое животное, но его голос звучал очень
глухо.
— Что такое? Что случилось? — заинтересовался юноша.
— Крокодил схватил за морду неосторожно подошедшего слиш-
ком близко к омуту верблюда и увлек его в воду! — коротко ответил
Оунис, бросив мимолетный взор на разыгравшуюся сцепу.
Эта сцена живо напомнила Меренра другую: как он спас от напа-
дения такой же гадины ту женщину, которая потеряла потом на
прибрежном песке золотой урей, мистический символ принадлежно-
сти к роду фараона. И он с невольной гордостью сказал Нефер:
— Я боролся с соуком, большим, чем этот вор верблюдов, я убил его
мечом и вырвал у него его добычу. Но та добыча действительно была
царственной добычей!
— Она была дочерью Пепи? — вспыхнув, как зарево, сказала
Нефер изменившимся голосом. И потом в волнении добавила: — Ко-
нечно, ее ты мог спасти! А если бы опасность грозила мне?
— Тебе? Но тебе не грозит никакая опасность!
Едва Меренра произнес эти слова, как случилось нечто, чего юно-
ша не предвидел: Нефер, покачнувшись, упала через борт, погрузи-
лась в мутную воду, потом ее тело всплыло, и волна прибила его к
илистому берегу, покрытому редким тростником. А в десятке шагов
от нее из воды показалась пасть крокодила.
44

— Нефер! Нефер! — вскрикнул Меренра. И раньше чем Оунис
успел сообразить, что происходит, отважный юноша, схватив лежав-
шей подле него тяжелый боевой топор, прыгнул в воду и поплыл по
направлению к островку, у берега которого в прибое колыхалось, то
всплывая, то полупогружаясь, тело чародейки.
— Несчастный!.. — всплеснул руками Оунис. — На помощь! Спу-
стите лодку! Бросьте якорь! Ато! Мой меч! Стрелки!.. Подстерегайте
появление каждого крокодила! Цельтесь в глаза! Но горе вам, если
хоть одна стрела коснется тела моего... тела фараона!
Лодку спустили на воду, и Ато первым вскочил в нее. Оунис по-
следовал за ним. Стрелки держали наготове стрелы, а гребцы произ-
водили адский шум, ударяя веслами по поверхности воды, чтобы
отогнать амфибий. Но все это не могло предотвратить опасности:
крокодил, услышавший падение в воду другого тела, тела Меренра,
на минуту застыл в нерешительности, как будто соображая, какая
добыча достойнее его внимания, потом бросился па отважного юно-
шу, который успел добраться до берега и загородить своим телом
доступ к бесчувственной Нефер.
— Берегись, Меренра! — тоскливо пронесся крик старика, обезу-
мевшего от горя.
И этому крику ответил ликующий победный клич юноши: в то
самое мгновение, когда амфибия раскрыла свою ужасную пасть,
чтобы наброситься на Меренра, в воздухе молнией сверкнул боевой
топор, лезвие его впилось в пасть чудовища, и смертельно поражен-
ный крокодил с яростным ревом рванулся и исчез в мутной воде,
оставляя кровавый пенистый след. Лодка ткнулась носом в берег,
Ато подхватил и положил на дно ее бесчувственную Нефер, а Оунис
дрожащими руками ощупывал голову Меренра, как будто не веря
своим глазам, и бормотал:
— Ты жив? Ты невредим? Безумец!.. Но как ты мог... как ты ре-
шился...
— Разве я — нс фараон? — гордо ответил Меренра, сверкая глаза-
ми. — Разве ты нс учил меня сам, что мой долг защищать всех? Разве
я не был бы в твоих собственных глазах презренным трусом, если бы
покинул на произвол судьбы эту несчастную?
— Иди же, иди! Садись в лодку! — увлекал его старик.
— А она? — спросил Меренра.
— Не беспокойся! Жива, но в обмороке, который скоро пройдет! —
отозвался Ато.
Несколько минут спустя на борту барки, уже принявшей Нефер
и остальных пассажиров лодки, все шло обычным порядком. Мерен-
ра, сменивший промокшую одежду, опять сидел на палубе и глядел
на берега Нила. Но Нефер не было видно, как и Оуниса: старый жрец,
приказав отнести девушку в отведенную для нее каюту на носу
45

барки, старался привести ее в сознание, прибегая к обычным при-
емам, то есть давая ей нюхать сильные ароматические вещества/и
пытаясь сделать искусственное дыхание. Сердце девушки начинало
биться, жизнь возвращалась к ней, но сознание еще не вернулось.'
И вот, глядя на ее прелестную фигуру, Оунис чуть не вскрикнул.
Его взор был прикован к обнаженному плечу Нефер.
— Ато! Иди сюда! — позвал он проходившего мимо каютки воина.
И когда тот приблизился, старик, показывая морщинистой рукой на
плечо Нефер, промолвил:
— Взгляни сюда и скажи, что ты видишь?
— Священная змея! Иероглифы! Татуировка» О боги! Символ,
которым при рождении отмечают только потомков Осириса-Ра, де-
тей царственного рода. Что это значит? Это — дочь Пепи? Нитокрис?
Нет, не может быть! Я ее знаю, я ее видел десятки раз. Но кто же эта
девушка? Зачем она выдает себя за жрицу?
— Тсс!—перебил его речь Оунис. — Она, кажется, приходит в себя!
Удались, Ато!
И воин вышел. Едва он покинул каютку, как Нефер открыла глаза
и глубоко вздохнула. Заметив беспорядок в своей одежде, она стыд-
ливым жестом прикрыла нагую грудь и плечо мокрой тканью своего
платья. Потом она поглядела полными слез глазами на Оуниса.
— Я» упала в воду!..
— И Меренра спас тебя с риском для собственной жизни! — в тон
ей сказал Оунис. — Но ты не просто упала, ты кинулась в воду. Я
видел это, я знаю. Скажи, зачем?
Девушка молчала, но лицо ее побледнело и губы задрожали.
— Ты хотела испытать, бросится ли в опасность Меренра для
твоего спасения? Да?
—А если бы и так? — уклончиво ответила она дрожащим голосом.
— И подвергла его смертельной опасности!..
— Разве он погиб? — с диким криком вскочила чародейка, поры-
ваясь выбежать на палубу. Но Оунис, предвидя ее порыв, вовремя
подхватил ее и посадил на ложе.
— Он жив и невредим, как и ты. Успокойся!
— Жив? Хвала милосердной Исиде!
— Подожди! Отвечай на мой вопрос прямо! Боги видят нас, и я
достаточно стар и опытен, чтобы от меня укрылась ложь. Ты любишь
Меренра?
Нефер с тихим жалобным стоном закрыла лицо руками. Она
плакала и слезы текли и сбегали по ее щекам, по ее рукам.
— Почему ты плачешь? — продолжал настойчиво старик.
— Он — будущий фараон. — А я...
—А ты — любительница фантастических сказок. Ты—нубийская
царевна! — с легкой насмешкой сказал старый жрец.
46

— Да, я солгала, солгала! — вырвалось воплем из бурно вздымав-
шейся груди девушки. — Мне хотелось, чтобы Меренра не думал, что
я только рабыня жрецов Исиды, что Я — низшей касты. Мне хоте-
лось...
— Чтобы он считал тебя равной себе и, быть может, сделал тебя
женой своей?
Не отвечая, Нефер зарыдала.
—Этого не будет, никогда не будет! — шептала она.—Я—рабыня,
и взоры его так далеки от меня; он любит другую, не меня...
— Но любовь — цветок. Он может увянуть и вновь возродиться. И
потом... Скажи: ты знаешь, какой знак вытатуирован на твоем плече?
— Знаю, что есть какой-то знак. Не знаю, что он значит. Ведь я
сирота, росла среди жрецов, которые обращались со мной, как с
рабыней. Кто мог бы сказать мне, что он значит?
— Ты знаешь, кого отмечают при рождении знаком змеи?
— Сыновей фараона!
— И дочерей? У тебя такой знак на плече. Ты — тоже из царствен-
ного рода. Ты равна Меренра по происхождению. И если богам будет
угодно — именно ты, а не дочь Пени-предателя сочетается браком с
моим... питомцем.
— Я? И ты позволишь?
— Помогу всеми силами. Но ты должна поклясться, что сделаешь
жизнь Меренра счастливой! И ни слова Меренра о нашем разговоре.
Понимаешь?
С этими словами Оунис покинул каюту и вышел на палубу к
поджидавшему его Меренра, которому он сообщил, что девушка
пришла в себя, но чувствует себя усталой и прилегла отдохнуть.
— На ночь придется пристать к берегу какого-нибудь островка! —
сообщил свое решение жрецу Ато. — Ветер не унимается. Путь ночью
опасен.
— Так что же? Приставай к берегу! — согласился Оунис.
— Я видел ту самую кошачью барку, — продолжал Ато. — Она не
может выгрести против ветра. Кажется, она тоже пристанет под
защиту берегов острова.
— Не наша забота! — коротко ответил Оунис, погруженный в свои
думы.
В самом деле, когда час спустя барка кинула якорь в тихой заво-
ди, чтобы провести спокойно ночь, следом за ней приблизилась к
тому же островку кошачья барка, бросила свои якоря, подала сход-
ни. С нее сошел торговец, поставщик кошек в храмы низовья, и радо-
стно приветствовал Оуниса словами:
— Да благословят боги твой дальнейший путь, о господин мой! Ты
не прогонишь беззащитных людей, едва не погибших в волнах разбу-
шевавшегося Нила? Позволь нашему судну оставаться вблизи твое-
47

го! Если возникнет какая-либо опасность, все же и мои люди ока/
жутся полезными!	/
Оунис, не видя ничего подозрительного, дал свое согласие. Скоро
оба судна, стоявшие рядом, были окутаны мглой, и весь экипаж их,
сломленный тяжкой работой предшествующего дня и пережитыми
тревогами, спал глубоким сном.
Бесшумно, как тень, как призрак, скользнула по сходням барки
Меренра женская фигура. Это была Нефер. Девушка отошла всего
несколько шагов от берега, когда со стороны послышалось словно
угрожающее шипение змеи.
— Это ты, Нефер? — окликнул остановившуюся неподвижно де-
вушку скрипучий голос. — Ну, что нового? Что ты узнала? Кто он,
этот юноша? Выпытала ли ты, что он считает себя сыном Тети? А? Да
говори же!
После минутного колебания девушка ответила подавленным го-
лосом:
— Да, он сын Тети. Его зовут Меренра!
— То есть, этот старик вбил ему в голову эту дикую мысль! —
поторопился запротестовать собеседник Нефер, владелец груза ко-
шек. — Так, так» Это очень важно, девушка! Это поможет Гер-Хору
уничтожить претендента, а, может быть, и многих других врагов
всемилостивейшего фараона. Хе-хе-хе! Но дальше, дальше! Удастся
ли тебе заманить его в ловушку? Ведь его и его спутников, конечно,
можно было бы просто уничтожить, раздавить. Но этим цель не
достилается: надо заполучить их живыми и невредимыми, чтобы
выпытать у них, кто является душой заговора. В Мемфисе ходят
странные, очень странные слухи.
— В ловушку? — задумчиво и как будто нерешительно переспро-
сила Нефер.
— Да-да! Хорошенькую мышеловку, куда попадет эта крыса, ос-
меливающаяся подтачивать ножки трона фараона. Самое лучшее,
если бы ты заманила всю эту компанию на Остров Теней и Сокровищ.
Они там найдут» хе-хе-хе... найдут настоящие сокровища!
— Да! — прозвучал во мгле голос Нефер. — Да, я заманю всех их
туда! Но чем заплатит мне за это Гер-Хор?
— О боги! Наконец-то я слышу разумное слово... Из тебя выйдет
гениальная женщина. Особенно, хи-хи-хи, если твоим дальнейшим
образованием займется — хи-хи-хи — сам верховный жрец Исиды,
Гер-Хор, мудрейший из мудрых. Конечно, что-нибудь да заработа-
ешь. О твоей преданности делу династии узнает сам фараон. Он
осыплет тебя золотом. Знаешь, бывают такие прекрасные ожерелья,
браслетики, колечки, сережки... Ну, разве тебе этого мало?.. Ну, он
приблизит тебя ко двору. Потом кто-нибудь из военачальников об-
ратит на тебя свой благосклонный взор, и.„ конечно, если Гер-Хор
48

только согласится отдать тебя какому-нибудь грубому солдату., ты
можешь стать женой какого-нибудь начальника крепости. Словом,
за работу...
: — А если я не исполню этой «работы»?
— Ты клялась перед изображением всемогущей Исиды. Ты кля-
лась перед жертвенником Осириса и богини Хатхор^. Исполнишь!
— Конечно, исполню! — ответила спокойно девушка. — Раз я
взялась.
— Вот и умница! Хорошо, хорошо! — заторопился жрец. — Но
прощай, милая Нефер! Иди, а то могут заметить твое отсутствие. А я
пошлю вести нашему милостивому покровителю, мудрому Гер-Хору.
Эй, постой! Гер-Хор желал, чтобы ты, пустив в ход все чары, одурма-
нила этого., лже-фараончика.
— Я сделала, что могла!
— Ну и как? Неужели есть человек, который мог устоять перед
огнем твоих волшебных глаз и перед медом твоих убаюкивающих
разум речей? Должно быть, мальчишка-то — каменный! Право! Зна-
ешь, Нефер, что тебе скажет твой старый друг? Если только ты
проберешься к подножию трона фараона, нашего мудрого Пепи, то...
конечно, он староват, по его глаза еще могут воспламениться, когда
они встретятся с огнем твоих очей. Хе-хе-хе!„ Но я бегу!
Две тени скользнули в разные стороны. И потонули во мраке ночи.
Утром, когда Оунис вышел на палубу, барки торговца кошками
уже не было: пользуясь изменившимся за ночь ветром, поставщик
священных кошек для храма богини Хатхор уже отплыл в дальней-
ший путь.
Немного погодя пустилась в путь руководимая Ато барка Мерен-
ра. День плавания прошел без всяких приключений. Незадолго до
сумерек барка плыла в водах пользовавшегося такой дурной славой
Острова Теней, где коварная Нефер должна была предать Меренра
в руки его беспощадных врагов.
Внезапно, по непонятной причине, барка стала крениться на бок,
тонуть На палубе поднялась суета. Спасти барку не было никакой
возможности. Люди прыгали в воду и плыли к берегу...
Когда взошла луна, группа людей, в которых читатель без труда
узнал бы героев нашего рассказа, пробиралась среди таинственных
развалин нубийского храма, брела среди аллеи сфинксов и обели-
сков. Люди шли в центральный зал храма.
’Хатхор (Хатор)—в египетской мифологии богиня
любви, веселья, пляски, музыки.
49

X
На Острове Теней
О ПРАВДЕ СКАЗАТЬ, - ШЕПТАЛ АТО НА УХО
Оунису, пробираясь вслед за ним среди молчаливых,
с загадочной холодной улыбкой глядевших на людей
сфинксов, — не нравится мне все это. Не нравится, не
нравится! Я опасаюсь новой ловушки. Что же ты мол-
чишь, мудрый?
— Посмотрим! — пожал плечами Оунис. — Но что же нам оставалось
делать, когда наша барка затонула? Проклятие! Я и сейчас еще не
могу опомниться от пережитого. Как могло это выйти? Твое судно
казалось таким крепким! Среди твоих людей не было изменников?
— За это я ручаюсь! Судно было крепко, измена не пробралась
змеей в нашу среду, но она подкралась со стороны и погубила наше
судно: вероятно, ночью кто-нибудь из экипажа этой проклятой ко-
шачьей барки подплыл и просверлил небольшие дыры в днище бура-
вом, а потом замазал их медленно размокающей мастикой.
— Наше счастье еще, что поблизости этот остров!
— Или наше несчастье! — хмуро пробормотал Ато.
— Но здесь не видно никого. Остров безлюден!
Действительно, ничто не говорило о присутствии людей на Остро-
ве Теней. И тишина волшебной ночи была нарушаема только гулом
шагов странников, да отголосками их речей.
— Ты словно раньше здесь бывала, Нефер! — говорил шедшей
рядом с ним девушке Меренра. — Ты идешь так спокойно, так уве-
ренно, как будто бы тебе ведом здесь каждый шаг и ты знаешь
каждую ступень, каждый покой!
— Все храмы Египта, Меренра, строятся по одному и тому же
плану!—спокойно отозвалась девушка.—Но иди сюда! Сейчас будет
темно. Здесь тесно идти рядом. Иди же вперед, господин мой!
Не заботясь, следует ли она за ним, Меренра быстро прошел уто-
павший во тьме коридор, направляясь к слабо светившемуся вдали
выходу в большой зал. Сделав несколько шагов по плитам зала,
Меренра оглянулся и сейчас же вскрикнул:
— Где же„ Нефер?
В самом деле — девушки не было. Она исчезла, как тень, как
призрак. В зале, робко теснясь к стенам, прижимаясь друг к другу,
стояли вооруженные нубийцы — гребцы с затонувшей барки. Стоял
Оунис, рядом с ним закаленный боец — Ато. Но Нефер не было.
— Назад! В коридор! Это — ловушка, западня! — воскликнул Ато.
Но они уже не видели выхода из коридора, словно невидимые
руки захлопнули двери, отрезав попавшим в ловушку единственный
путь сообщения с внешним миром.
50

— Ищите двери! Рубите! Ломайте их! — скомандовал, обнажая
меч, не растерявшийся Оунис.
Не так легко было исполнить его приказание: очевидно, дверь из
коридора закрывалась с помощью остроумного механизма огромным
каменным блоком, целой скалой, и края были так пригнаны, что,
ощупывая всю стену, нельзя было найти ни малейшего следа пазов.
— Нас предала, нас погубила эта проклятая лгунья! — вырвалось
из груди Оуниса.
—Что это? О боги! Мертвые встают из могил! Осирис, помилуй нас! —
откликнулся Ато, бешено колотивший рукояткой меча по гранит-
ным стенам.
— Чары, колдовство! Призраки! — вторил его крику хор голосов
нубийцев. Но крики эти сейчас же смолкли, сменившись глубоким
молчанием: люди стояли не смея пошевельнуться и отвести взора от
фантастического зрелища.
По стенам зала, среди массивных квадратных колонн, стояли
высеченные из целых кусков мрамора и гранита саркофаги, прикры-
тые тяжеловесными крышками. И вдруг крышки эти скользнули в
сторону, беззвучно опустились на землю, и из могил поднялись тени-
призраки. Но странно: это не были призраки грозных и беспощадных
воителей, это были призраки юных и прелестных дев в легких одеж-
дах.
Откуда-то издалека зазвучал мелодичный голос двойной флей-
ты, наигрывая знакомую уже Меренра мелодию — мотив одной из
любимых песен предательницы Нефер.
Потом вдруг на пороге среди двух колони, словно дивное изва-
яние, показалась вся залитая светом женская фигура в богатых
одеждах, с тяжелыми кованого золота браслетами на белых алеба-
стровых руках, с ожерельем из драгоценных камней на белоснежной
груди.
— Нефер! Что это значит? — тоскливо воскликнул Меренра.
— Предательница! Ты поплатишься мне жизнью за гибель фара-
она! — ринулся к чародейке Ато, занося свой кинжал.
Но Нефер презрительно и гордо взглянула на него. И кинжал
выпал из его руки.
— Нефер! Зачем ты заманила нас сюда? — допрашивал Меренра. —
Зачем обманула нас? Разве ты враг мой?
— Я? Как можешь ты так думать? — ответила, бледнея девушка,
скрещивая руки на груди.
— Но где мы? Что это за женщины? — спросил Оунис.
— Где вы? В гостях у меня и в полной безопасности. Кто эти
женщины? Жрицы храма Исиды в Мемфисе, отданные в мое распо-
ряжение Гер-Хором по приказанию Пепи. Кто я? Посланница Пепи,
которой поручено предать в его руки юного сына Тети — Меренра!
S1

—Доканчивай же предательство! Зови убийц! Мы умрем, по край-
ней мере, как воины, в бою! — сказал Ато, сверкая глазами и тяжело
дыша
— Это было бы не трудно, Ато! — спокойно отозвалась Нефер,
улыбаясь глядевшему на нее с удивлением, и пожалуй, с восторгом
Меренра. — Остров Теней кишит воинами фараона. Пять больших
барок, переполненных ими, ждут у берега. Стоит мне только подать
знак — и эти палачи ринутся на вас. Но может быть, признав, что вы
беззащитны, вы сдадитесь и станете моими пленниками? Ха-ха-ха!-
И, скользя по мраморным плитам пола, она с лукавой улыбкой
взяла за руку Меренра и повлекла его за собой. В то же мгновение
раздвинулись, словно по волшебству, стены залы, целый поток света
ворвался в отверстие, и пленники увидели, что за этими покоями нахо-
дился еще другой, убранный со сказочной роскошью и приготовленный
для веселого пиршества. У накрытых белоснежными скатертями сто-
лов стояли пышные ложа. На столах дымились блюда разнообраз-
нейших яств, стояли сосуды разноцветного стекла и металлические
чаши для вин и прохладительных напитков. Играл оркестр из две-
надцати прелестных девушек, пел хор из дюжины таких же краси-
вых женщин. И алмеи кружились в фантастическом танце, едва
касаясь ножками мраморных плит.
Меренра машинально занял место, указанное ему чародейкой.
Его примеру последовали и его спутники, пораженные, озадаченные.
— Я — хозяйка, вы — мои гости! — сказала Нефер, усаживаясь
рядом с Меренра. — Повинуйтесь же!
И она, смеясь, подала рабыням-прислужницам знак наполнять
чаши вином, подносить гостям кушанья.
— Нефер, Нефер! Я не верю своим глазам и своему слуху! — шептал
Меренра, глядя на пиршество. — Мне кажется, что я сплю, что я во
дворце фараона.-
— И что около тебя сидит Нитокрис? — лицо чародейки омрачи-
лось, и глубокий вздох всколыхнул ее грудь. Но она быстро справи-
лась с собой. — Брось заботы, друг. Пей, вкушай от каждого блюда.
Забудь о завтрашнем дне. Ты устал — тебе надо отдохнуть. Ты изму-
чен — тебе надо забыться. Наслаждайся же теперь! Может быть,
потом ты будешь вспоминать это пиршество...
— Когда?
— Когда ты воссядешь на трон твоих предков и около тебя будет
Нитокрис, дочь фараона! — опять вздохнула Нефер.
Отпив глоток душистого вина и чувствуя, как оно огнем разли-
лось по жилам, Меренра поднял кубок:
— Пью в честь тебя, Нефер! Знаешь, мне иногда кажется, что ты и
Нитокрис — это одно и то же существо!
52

— Когда мысли твои мешаются под влиянием вина? — с горечью
отозвалась Нефер. — Нет, не говори так, друг! Я — Нефер, нищая,
рабыня. Мне суждена гибель. Тебе — счастье, слава, могущество,
власть над Великим Египтом, двойная корона Верхнего и Нижнего
Египта. Но забудем об этом, Меренра, — до завтрашнего утра!
— Забудем! — покорно ответил юноша, которого, в самом деле,
валила с ног сильная усталость.
Возможно, что в вине, поданном гостям прислужницами Нефер,
был подмешан какой-то наркотик: почти одновременно смолкли бес-
связные речи, склонились усталые головы осужденных на пытки и
смерть пленников, и сон овладел их телами. Стихла музыка, прекра-
тилось пение, исчезли алмеи как тени. В зале воцарилась полумгла.
Бодрствовал только один человек: это была предательница Нефер.
Поглядев еще раз пристально на лицо задремавшего Меренра, —
оно и во сне оставалось прекрасным, как изваянное резцом искусного
скульптора изображение юного Осириса, — Нефер с легким вздохом
сожаления поднялась со своего ложа и вышла из пиршественных
покоев в соседнюю залу, затворив за собой двери.
— Это ты, Нефер? — окликнул ее кто-то, и из-за колонны высту-
пила навстречу мужская фшура. При неверном свете двух или трех
тускло мерцавших лампад можно было разглядеть, что это уже ста-
рый человек в одеянии верховного жреца Исиды, с голым черепом, с
морщинистым лицом, оживленным полными жизни и энергии свер-
кавшими глазами.
— Я, повелитель! Твоя раба ждет дальнейших приказаний! —
склонилась перед ним предательница.
— Что выпытала ты? Говори скорее?
— Меренра — истинный сын Тети! — твердо сказала Нефер.
— О боги! Да кто против этого спорит? И не все ли равно, истинный,
не истинный? Важно то, что он оспаривает трон фараона. Значит,
будет уничтожен. Но дальше: кто такой этот Оунис? Может быть, ему
придет фантазия выдавать себя за покойного Тети, погибшего в бою
против вавилонян? Уже появлялся некогда один такой самозванец.
Но у фараона есть верные слуги, и самозванец исчез. Итак, кто таков
Оунис?
— Ато сказал, что это его родственник! — промолвила Нефер.
— Отлично! Они спят?
— Спят, господин мой!
— Сейчас ты вернешься к ним и отберешь оружие. Потом я пошлю
воинов покончить с ними.
— Со всеми, господин мой? — задала вопрос Нефер, казалось,
равнодушным тоном.
— Со всеми, за исключением важнейших трех: Меренра, Ато и
Оуниса. Их, однако, сейчас же надо будет подвергнуть пытке. Такова
53

воля фараона. Вот данная им мне в удостоверение полномочий пе-
чать, перстень божественного царя Египта, коему все должны пови-
новаться.
И говоривший протянул девушке кольцо с печатью из огромного
сердолика. Девушка испуганно поглядела на это кольцо.
— Чего ты боишься? Да возьми же в руки!
— Это кольцо дает тому, кто его держит, неограниченные полно-
мочия? — спросила она, беря кольцо.
— Как самому фараону! Он может судить, казнить, стереть с лица
земли город. Но давай же его сюда. Пора идти. Что ты дела».
Гер-Хор не докончил: нежная, атласная рука девушки, прижи-
мавшая к трепетно бившейся груди роковое кольцо фараона, вдруг
выпрямилась; в руке этой блеснул кинжал, и клинок впился, как
змея, в грудь жреца.
Испустив слабый стон, Гер-Хор упал как подкошенный.
Поглядев мгновение на упавшего, Нефер толкнула его тело ногой.
— Презренная», собака! — пробормотала она, стиснув зубы. — Ты
добивался обладания мною, моих объятий, моих поцелуев?
Потом она, держа кинжал в руке, вернулась в пиршественную
залу и резко крикнула звонким голосом:
— Вставайте! Скорее, скорее! Просыпайтесь, если вам дорога
жизнь!
В одно мгновение большинство пленников стояло на ногах.
— Что это значит? Почему ты держишь кинжал? Ты пришла
убивать нас? — бормотал Меренра, глядя на стоявшую перед ним
чародейку.
— Кровь! Откуда это? — прикоснулся к груди Нефер Оунис, пока-
зывая на расплывшееся по белоснежной льняной ткани кровавое
пятно.
— Это — кровь злейшего врага Меренра! — ответила Нефер. — Я
только что убила Гер-Хора, верховного жреца, чьей рабой я была с
детства!
— Но на нас нападут! — воскликнул Ато, слыша гул шагов и
бряцание доспехов.
В самом деле, отовсюду в пиршественные покои входили тяжело-
вооруженные воины, ожидавшие только знака, чтобы ринуться на
пленников, собравшихся в кучу и обнаживших мечи.
— Именем сына Осириса, божественного фараона, благочестиво-
го, великого, непобедимого! — звонким голосом сказала, выступая
вперед, Нефер и высоко подняла перстень фараона. — Приказываю
вам, воины, приготовить сейчас же быстроходную барку и отвести
туда этих людей. Самим же остаться, не смея отлучаться, на острове
и охранять его.
54

— Будет исполнено, повелительница! Узнаем перстень, который
ты держишь, и повинуемся!
— Фараон наградит слуг своих! — закончила Нефер и пошла
вперед. Ее пленники, пораженные, недоумевающие, последовали за
ней.
XI
В Мемфис
ОГДА ПОДАННАЯ БАРКА ОТПЛЫЛА ОТ ОСТРОВА,
у Ато вырвался глубокий вздох, а Меренра схватил
руку Нефер и прижал ее к своим устам. Но лицо Не-
фер было бледно, глаза не блистали, а брови были на-
хмурены. Чародейка тревожно глядела вдаль, туда,
куда, подгоняемая ударами весел, стрелой неслась
легкая лодка — к царственному Мемфису.
Опасность пыток и смерти да и все пережитое в храме царей
Нубии казалось каким-то страшным сном, в котором злой кошмар,
отравляющий душу, переплетался с чарующими видениями и греза-
ми.
За минуту быть пленниками, осужденными на бесславную гибель
без борьбы, в ловушке, — и вдруг оказаться на свободе, быть спасен-
ными именно той, кто обманул и предал». Мало того—получить в свое
распоряжение великолепно оснащенное судно, мчавшееся с быстро-
той стрелы, и заветный перстень фараона, дающий возможность
обмануть бдительность шпионов Пепи! И всем этим беглецы были
обязаны лишь сопровождавшей их девушке!..
Поневоле у Меренра, когда барка их была уже далеко от Острова
Теней, вырвалось восклицание:
— Но кто ты, Нефер? Только, о друг, скажи правду!
Оунис поддержал требование своего питомца.
Нефер печальным голосом, звучавшим робко и искренне, ответи-
ла:
— Я не знаю, господин мой! Я смутно помню детство: мне грезится
пышный дворец. Я не лгала, говоря тогда». Только это было не в
далекой Нубии, а здесь, в Египта А потом я стала рабыней Гер-Хора,
жреца Исиды.
Помолчав несколько минут, она продолжала задушевным тоном:
— Не вините меня, не говорите, что я лгала: я ведь была орудием
в чужих руках. Я поклялась повиноваться страшной клятвой Исиды.
Ради Меренра я нарушила эту клятву, и боги жестоко покарают
меня за это„
— Нет! Клятва была получена обманом, а исполнение замыслов
врагов наших было бы великим несчастьем для Египта и нарушением
55

законов Осириса-Ра... А когда Меренра станет наконец фараоном, —
ты знаешь это, девушка, — по приказанию фараона верховные жре-
цы могут снять клятву, и боги не накажут тебя. Кто помешает тебе
принести богам умилостивительную жертву? И когда крылья смерти
осенят твое чело и душа отправится на Страшный Суд в страну теней,
сделанные тобою добрые дела будут свидетельствовать о тебе. Анубис^
поведет твою душу по всем мытарствам, охраняя тебя, защищая от
нападающих слуг СетаН Так достигнет твоя душа престола единого и
сольется в вечном блаженстве с душой предвечного! — сказал, взвеши-
вая каждое слово, старый жрец Оунис.
— Да будет так, как говоришь ты, мудрый! — отозвалась Нефер,
но все же на ее прекрасном лице по-прежнему лежала тень тревоги,
и ее взор столь же тревожно вперялся в лицо юного фараона.
— Чего тревожишься ты? — сказал Ато.
— Ничего и всего боюсь я! — задумчиво ответила девушка. —
Какие-то предчувствия овладевают душой моей. Только сейчас, сию
минуту взглянув на тебя, я вдруг увидела, будто у тебя — только
обрубки рук, без кистей, обрезанных почти по локоть. И мне стало
страшно за тебя!
Ато побледнел и нахмурился.
— У меня — отрубят руки? Такому позорному наказанию подвер-
гаются только люди из касты воров. Я — воин! Если я попадусь в руки
врагов, то мое тело станет короче на величину моей головы. Я знаю
это. Но я сотни раз видел смерть лицом к лицу. Неужели же мне
бояться ее?
Ато тряхнул головой и засмеялся, но смех его казался искусствен-
ным.
— Погляди на меня! — перебил разговор Меренра. — Скажи, мо-
жет быть, ты увидишь меня в будущем?
Затуманенным взором Нефер поглядела на юношу. И взор ее про-
светлел.
— Да, я вижу тебя, сын Солнца! — сказала она. — Из храмов
Нижнего Египта везут на раззолоченной барке нового Аписа, свя-
щенного быка. И все население Мемфиса в торжественной процессии
выходит встречать его. И впереди — сам фараон. Это — ты, господин
мой!.. За твоей колесницей в пышных носилках, окруженных стра-
жей в золотых латах, нубийские рабы-атлеты несут ту, которая
разделяет судьбу твою, супругу фараона.
т А н у б и с в египетской мифологии — бог-покровитель
умерших, почитался в образе шакала черного цвета.
' • С е т - в египетской мифологии — бог «чужих стран», бог
пустыни, олицетворение злого начала, коварно убивший своего брата
Осириса.
56

— Нитокрис! — воскликнул Меренра.
— Не вижу, не вижу лица... — глухо простонала Нефер.
И смолкла. Когда обеспокоенный ее неподвижностью и безмолви-
ем Оунис заглянул в ее лицо и взял ее руку, рука была холодна как
лед, лицо бледно. Нефер овладел глубокий сон, граничивший со смер-
тью. И прошло много долгих часов, прежде чем она очнулась.
А тем временем барка неслась и неслась вниз по течению, все
ближе и ближе к царственному Мемфису. И бежали мимо смеющие-
ся берега, и менялись причудливые картины нильского пейзажа.
По временам проплывали мимо другие барки, то огромные, неук-
люжие, нагруженные вровень с бортами, то пустые, легкие, малень-
кие лодки. В одном месте пришлось проходить мимо целой флотилии
рыбаков, раскинувших по дну Нила свои сети, и с рыбачьих челнов
послышались крики. Прислушавшись, Оунис нахмурился.
— Новости, какие новости в Верхнем Египте? — кричали рыбаки. —
Расскажите, чужеземцы! Правда ли, что появился лже-фараон?
Правда ли, что Верхний Египет охвачен восстанием и на Мемфис
идет целое войско, которому лже-фараон обещал отдать столицу на
разграбление?
— По-видимому, Пепи старается запугать народ! — заметил Ато,
когда челны рыбаков были далеко позади.
— И, по-видимому, он осведомлен обо всем, что мы предпринимали
до сих пор! — отозвался Оунис хмуро.
— Так что же? — пылко воскликнул Меренра. — Рано или поздно,
нам придется вступить в открытый бой. Чем скорее, тем лучше!
— Нет, ты не прав, Меренра! — задумчиво сказал Оунис, теребя
свою седую бороду. — Сокровища еще не доставлены в Фивы и Мем-
фис. Оружия не хватает. Многие вассалы еще не дали определенного
ответа. Словом, наше спасение в выигрыше времени, а не в немедлен-
ных действиях.
Чем ближе подходила к Мемфису барка, тем оживленнее казалась
великая река, тем чаще бороздили ее волны суда военной флотилии,
переполненные солдатами. Эти суда, по-видимому, несли дозорную
службу, и очень часто теперь барке Меренра приходилось останавли-
ваться и подвергаться допросу. Но стоило Оунису или Нефер вместо
ответа показать заветный перстень с сердоликовой печатью фарао-
на, как воины почтительно склонялись, сторонились, давая дорогу
барке, и удалялись.
— Наше счастье, что мы обладаем этим перстнем! — каждый раз
после такой встречи говорил Ато. — И подумать, что я хотел утопить
эту девушку?!
Но вот прошел и этот день, прошла и ночь. Утром вдали показался
великий город древнего Египта, колоссальный Мемфис, столько сто-
летий считавшийся самым большим городом мира. В золотистом
57

тумане видны были очертания его высоких храмов, тонкие иглы
обелисков, зеленеющие рощи и сады. В этом месте Нил уже походил
на большую улицу — до того оживлены были воды его судами всех
видов. Местами наблюдалось такое их скопление, что барке Меренра
приходилось задерживать ход и, искусно лавируя, пробираться сре-
ди других судов, как пробирается пешеход в переполняющей улицу
шумной и суетливой толпе. И тут едва не разыгралась катастрофа:
по Нилу, поднимаясь вверх по течению, шла большая пышно убран-
ная военная барка, над которой развевались пестрые знамена и султа-
ны из страусовых перьев. Этой великолепной барке прокладывали
дорогу сторожевые суда, сгоняя все встречные лодки с фарватера.
Увидев раззолоченную барку, Оунис задрожал, и руки его сжались
в кулаки, а глаза грозно засверкали.
— Что с тобой, мудрый? — обратил внимание на его волнение
Меренра.
— Он! Он! Тот, который восемнадцать лет„ на троне... украденном
у„. настоящего фараона! — задыхаясь от гнева, промолвил Оунис,
показывая на скользившую уже в расстоянии нескольких десятков
локтей барку.
Кровь бросилась в лицо Меренра. Он оглянулся и увидел, что
посередине барки возвышается убранный драгоценными тканями
помост, служащий подножием трону. На этом троне, под балдахином
из страусовых перьев, восседал неподвижно, словно не живой чело-
век, а статуя, вся почти сплошь покрытая украшениями из чеканного
золота и драгоценных камней, высокий старик лет пятидесяти с
бледным гордым лицом.
Прежде чем кто-нибудь успел сообразить, в чем дело, Меренра
схватил лежавший возле него тутой лук, положил на тетиву стрелу;.,
миг — и стрела полетела бы, неся смерть гордому владыке Египта.
Но Ато с быстротой молнии вышиб стрелу; тетива жалобно зазвене-
ла, и лук выпал из рук Меренра, схваченных железными руками
подоспевшего Оуниса.
— Безумец! — воскликнул старый жрец, увлекая пылкого сына
Солнца с палубы в каюту. — Безумец! Ты не мог убить его: расстояние
слишком велико, и он в кольчуге. А весть о покушении была бы
сигналом к кровавой резне. Мы были бы открыты, схвачены... И это
на пороге к достижению нашей цели!
С трудом удалось Оунису успокоить Меренра. К счастью, выходка
Меренра осталась никем не замеченной. Но надо было обезопасить
себя от возможности повторения подобных случаев, когда пылкий
юноша действительно мог поставить на карту все и, конечно, проиг-
рать решающую игру. Посоветовавшись с Ато и Нефер, Оунис решил,
что по прибытии в Мемфис он немедленно распустит гребцов лодки,
разослав их по окрестностям, чтобы оповестить сторонников юного
88

фараона о его прибытии и о том, что войска должны собраться в
пределах строений, окружающих пирамиды Джосера.
До поры же до времени Меренра должен скрываться от сыщиков
Пепи. Но где скрываться? Трудно найти лучшее убежище, чем кварта-
лы для чужеземцев. Коренные египтяне всегда сторонились чужезем-
цев, избегали общения с ними, представители высших каст считали
для себя унизительным вступать в разговор с каким-нибудь «дика-
рем» — так египтяне высокомерно называли всех, не принадлежа-
щих к их гордой расе.
Правда, там почти постоянно совершались ограбления пришель-
цев, а иногда и массовые убийства, сходившие преступникам почти
всегда безнаказанно, ибо закон ограждал только своих, египтян. Но
эту опасность можно было предотвратить, заплатив условленную
сумму старейшинам «касты воров» и тем гарантировав себе безопас-
ность на определенный промежуток времени. Да, кроме того, Ато
обещал держать вблизи жилища небольшой отряд испытанных во-
инов.
Не дремала и Нефер — этот добрый гений юного сына Солнца: под
ее руководством старый жрец превратился в типичнейшего нищего,
странствующего по улицам столицы за сбором подаяний. Меренра
стал незаметным рыночным рабочим — носильщиком тяжестей, а
сама чародейка преобразилась в уличную врачевательницу и про-
давщицу всеисцеляющих снадобий и амулетов. Ее движения стали
развязными, голос звонким и крикливым, глаза блестели, а несколь-
ких капель какой-то жидкости из ее запаса специй для косметики
оказалось достаточным, чтобы атласная кожа ее прелестного лица
и обнаженных почти до плеча рук потемнела, словно сожженная
лучами южного солнца.
Оунис настолько освоился со своей новой ролью, что самый опытный
шпион фараона не заподозрил бы в музыканте, несшем оригинальный
барабан в виде глиняного горшка, прикрытого туго натянутой ко-
жей дикого осла, гордого и энергичного воспитателя Меренра. Да и
Меренра, которого все занимало и который глазел, как ребенок, на
величественные здания многочисленных храмов и дворцов Мемфиса
с жадным любопытством, ничем не выдавал себя.
В таком виде все трое утром следующего дня покинули свое убе-
жище и пустились в странствование по улицам Мемфиса, не возбуж-
дая ни в ком ни малейшего подозрения. Оунис усердно колотил в
барабан, сильный юноша прокладывал дорогу, раздвигая прохожих
могучим движением стальной руки, а Нефер, выбрав удобное место
где-нибудь у порога храма, на шумной площади; расстилала на мос-
товой свой коврик, усаживалась на нем и начинала громко нахвали-
вать достоинства своего товара.
59

Обыкновенно эта необычная группа привлекала к себе общее
внимание и скоро становилась центром, окруженным густой толпой,
состоявшей как из людей, желавших получить от заклинательницы
какой-нибудь совет или запастись чудодейственным лекарством,
так и из простых зевак, удовлетворявших присущую представите-
лям всех рас страсть к зрелищам.
XII
Перед грозой
ч
НИМАЙТЕ, ВЫ, ЛЮДИ БЛИСТАТЕЛЬНОГО МЕМ-
фиса! — выпевала звонким голосом Нефер, сидя на
своем коврике у дверей одного из храмов Мемфиса и
разложив около себя лоток со специями и амулета-
ми. — Спешите, спешите воспользоваться случаем
получить лекарственные снадобья, избавляющие от
страданий больных и обеспечивающие здоровым сохранение жизни
на многие годы! Приобретайте истинные амулеты, избавляющие от
сглаза, защищающие от влияния злых духов!
Звонкому голосу заклинательницы вторили рокочущие звуки ба-
рабана, в который колотил сменивший Оуниса Ато. А Меренра стоял
сзади, как будто на страже, охраняя драгоценный лоток.
— Я изведала все, что открыла своим верным служителям, жре-
цам великого, единственного храма в Саисе божественная Исида,
Мать Мира! Я знаю рецепты таинственных мазей, излечивающих
раны, унимающих боль, сгоняющих сыпь, возвращающих старцам
силы юности. Внимайте! — восклицала Нефер.
Дряхлая египтянка с морщинистым лицом, слезящимися глазами
й трясущимися руками, первая выдвинулась из толпы.
— Дай мне какого-нибудь снадобья, — сказала она, — для моей
дочери. Бедняжка замужем, у нее есть грудной ребенок, утешение
моей старости, а ее материнская грудь бедна молоком.
— Пусть муж твоей дочери, — отвечала Нефер,—наловит десяток
маленьких черепах Нила сего,дня, и десять — завтра, и так каждый
день — в течение двух недель. Ты же вари похлебку из мяса их и
корми ею свою дочь, и наполнятся молоком сосцы ее!
— Я хочу спросить тебя, мудрая, — обратилась к Нефер другая
пациентка, еще молодая женщина, стыдливо прикрывавшая свой
стан большим платком, — ты видишь, я ожидаю ребенка. Скажи,
будут ли долги дни его на земле?
— В час, когда твой ребенок появится на свет божий, прислушай-
ся к крику его! — ответила Нефер. — Если ребенок произнесет слово
«ни», долголетен будет он. Если же ты услышишь слово «мба» —
готовься: не быть этому потомку рода твоего жильцом на свете. Но и
60

тогда не падай духом: ты молода, и многочисленно будет потомство
твое.
— Не знаю, поможешь ли ты моему горю? — обратился к Нефер
простоватый на вид земледелец.
— А ты поделись им со мной! Посмотрим! — с тонкой улыбкой
ответила Нефер, чувствовавшая себя непринужденно среди этой
толпы.
—Садовник я Ну, птицу развожу!—излагал свое дело проситель. —
И к столу фараона иной раз попадают мои курочки. А тут, вишь ты,
заковыка вышла: что ни день — нет одной курицы, а то и двух. Во все
глаза смотрю, CTepeiy, чтобы поймать вора да вздуть его хорошенько, —
нет, не ловится! А только отвернешься на миг — опять одной куроч-
кой меньше.
— Завелся в твоем дворе хорек-хищник; или поселилась желтая
змея, — разрешила недоумение Нефер.
— Вот-вот, оно самое! — обрадовался садовник. — В том-то и
штука, завелась змея! Сам и подстерег, увидел. Тащит она мою птицу,
пожирает. До яиц доберется — глотает по десятку. А что с ней
поделаешь? Сама, мудрая, знаешь: священна желтая змея, посвящен-
ная богине Хатхор Мемфисской, и проклятие ложится на главу того,
кто убьет желтую змею, и на дом его, и на потомство его. А гнездо ее
под жилищем моим, в трещине скалы.
- Сделай вот что! - подумав, сказала Нефер. - Купи на рынке у
рыбаков рыбу парге. Наскобли чешуи столько, чтобы в горсти ребенка
укладывалось, и посыпь этой чешуей землю около логовища желтой
пожирательницы птицы. Ты увидишь — не покажется она больше в
птичнике твоем. Иди, исполни сказанное! — напутствовала его Не-
фер.
За этими первыми пациентами последовал целый ряд новых, тер-
пеливо дожидавшихся очереди. Иные просили снабдить амулетом,
другие — изгнать лихорадку, иссушающую кровь, третьи — избавить
от сглаза. И каждому Нефер давала совет.
Старый Оунис, прислушиваясь к тому, как управлялась со своим
делом Нефер, не мог скрыть своего удивления.
— Счастлив будет тот, — сказал он, обращаясь к Нефер, когда
толпа поредела и заклинательница устало взяла лоток с нераспро-
данными амулетами и снадобьями, — счастлив, говорю я тебе, о
девушка, будет тот, под чью кровлю войдешь ты, Нефер, как супруга
и царица дома!
Глаза Нефер померкли, тубы задрожали.
— Ты принесешь в дом мужа твоего мир и благоденствие, покой и
радость. Ты уврачуешь раны его и дашь отдых душе его. Ибо мудра
ты, и чисто сердце твое.
Нефер тяжело вздохнула.
61

— Я — мудра? Пусть так! — пробормотала она. — Да, я знаю все
заклинания, я знаю все средства, знакомые старцам храмов. Одного
не знаю я...
— Чего? — спросил ее, понижая голос, Оунис.
— Того, как заставить зачарованное сердце юноши обратиться ко
мне. Разлюбить другую... Заставить полюбить меня!
— Ты говоришь о царевне Нитокрис и Меренра? — еще тише
сказал Оунис.
Нефер молчала, тоскливо глядя на шедшего впереди Меренра.
Помолчав немного, Оунис сказал:
— Это — жало стрелы, впившееся в мое сердце. Это — рана, терзаю-
щая и мою душу, отнимающая мой покой! Дочь злейшего врага, изба-
лованная придворными льстецами, презирающая народ, женщина,
способная только рядиться и умащивать изнеженное тело благово-
ниями, — она пришла, взглянула — и стал Меренра рабом ее! Но что
поделаешь? Она — первая, которую увидел он, а в его жилах течет
пылкая кровь.
Разговор внезапно прервался: дорогу шедшим преградила быстро
двигавшаяся толпа. Впереди бежали мальчишки, кувыркаясь и виз-
жа, за ними следовал несший на шесте пестрый флаг великан-нуби-
ец с могучей грудью и бычьим затылком; за нубийцем — скриба,
несший свиток папируса, потом трубач, дувший в рог буйвола, извле-
кая из него пронзительные, отрывистые звуки, потом барабанщик,
неистово колотивший ослиную шкуру своего барабана. Когда смол-
кли звуки трубы и дробь барабана, скриба, расправив огромный
свиток папируса, откашлялся и принялся за чтение:
— Именем божественного Пепи, владыки Египта, того, на главе
которого — двойная корона Верхнего и Нижнего Египта, да будут
нескончаемо долги дни царствования его! Да будет ведомо жителям
края сего, подданным фараона и милостиво допущенным к пребыва-
нию в стране чужеземцам, презренным и нечистым! Да ведают люди
всех каст! Свободные и рабы! Да ведают!
Скриба приостановился, переводя дыхание.
Великан-нубиец махнул в воздухе древком флага. Барабан гря-
нул дробь. Труба завыла.
— Первое! — продолжал скриба. — Злоумышленники похитили
перстень фараона с изображением священной змеи, похитили клей-
нод сей у верховного жреца Исиды, благочестивого и мудрого Гер-
Хора, нанеся ему почти смертельную рану! Сим объявляется, что
никто впредь не обязан исполнять приказания тех, кто предъявит
означенный перстень от имени фараона, ибо тот — лжец и вор!
Второе! За разыскание перстня, за головы тех, кто похитил его,
казначей божественного выдаст: за перстень — один талант; за го-
лову лжеца и обманщика, называющего себя Оунисом — один та-
62

лант; за голову неведомого беглого раба, вероятно сына означенного
обманщика Оуниса, Меренра — два таланта! Да будет ведомо сие
всем!
Опять завыли трубы, загремел барабан, и толпа повалила дальше,
не обратив внимания на ушедших в сторону Оуниса и его спутников.
— Гер-Хор жив! — промолвила побледневшая Нефер с горечью. —
Слаба была рука моя, нанесшая ему удар!
Оунис шел с нахмуренным челом и бормотал, сжимая кулаки:
— Дорого ценишь ты, Пепи, наши головы! Но посмотрим, посмот-
рим..
По дороге к избранному убежищу, когда беглецы проходили, сме-
шавшись с толпой, по берету Нила, им представилось зрелище, заста-
вившее содрогнуться даже закаленного бойца, неустрашимого Ато:
на отмели у самого берега, где возвышались казармы гвардии фара-
она, на высоких кольях, вбитых в дно реки и обращенных остриями
к небу, торчало около сотни человеческих трупов в самых ужасных
позах, приданных им агонией. Стаи коршунов, неистово крича, суе-
тились над трупами, совершая кровавую тризну, пожирая куски
человеческого мяса, расклевывая тела. И часто какой-нибудь труп
шевелился под тяжестью насевших на него птиц, или мертвая голова,
поражаемая ударами клювов, откидывалась назад, словно жизнь
еще не угасла в ней.
А внизу, в тростниках, на отмели, уже копошились несметные
стаи крокодилов. Время от времени какой-нибудь труп срывался с
кола и падал. Тогда крокодилы набрасывались на него и разрывали
его на части, а перепуганные и озлобленные коршуны с криками
ловили куски растерзанного тела и, давясь, проглатывали их.
Собравшаяся на берету толпа стояла в тревожном молчании.
Слышался истерический плач женщины, визг потревоженного ре-
бенка. Многие в толпе, глядя на трупы казненных, опускали взоры,
сжимали кулаки, бормотали что-то, походившее на проклятия и на
обет мести палачам. Но везде и всюду шныряли шпионы, ловя на лету
замечания, записывая слова неосторожных. И солдаты, сомкнув ря-
ды, уже уводили двух или трех арестованных.
Один из последних — с виду это был старый воин — шел среди
солдат; вернее, они несли его, ибо он был жестоко избит при аресте;
из разбитой головы текла кровь, слепившая один глаз, и правая рука,
перебитая ударом дубины полицейского, повисла как плеть. Обвязав
веревкой его шею, полицейские тащили несчастного, а когда он па-
дал — на его спину сыпались удары. Он поднимался и брел, споты-
каясь, за палачами.
Толпа роптала и волновалась, но присутствие вооруженных от-
рядов сдерживало ее.
63

— Боги милосердные! — говорил стоявший рядом с Оунисом ста-
рый рыбак, губы которого дрожали и из глаз лились слезы. — Ра
великий! Что делается, что только делается?! Наш фараон повелел
истребить целый отряд ветеранов, ходивших на вавилонян при по-
койном Тети. За что? Без вины, видят боги, без всякой вины!.. Только
потому, что это были воины великого воителя, доблестного Тети. А
ходит слух, что Тети жив! Говорят еще, будто где-то в тайниках в
Мемфисе скрывается какой-то Меренра. Говорят, он хочет свергнуть
нашего милостивого и мудрого, божественного фараона Пепи, этот
Меренра. И народ разделился — одни говорят: жив Тети и жив
Меренра. А другие говорят: какое нам дело? У нас есть божественный
Пепи! Но, боги, что только делается? Город кишит шпионами, ищут
пропавший перстень фараона и какого-то Оуниса, похитившего этот
перстень...
Вдруг схваченный солдатами воин, по-видимому, чувствуя бли-
зость своего смертного часа, приостановился, поднял изувеченные
руки к небу и крикнул полным дикой злобы и вызова голосом:
— Отомсти за меня палачам, Меренра! Приди, отомсти!
И из густой толпы в ответ отчетливо прозвучал полный угрозы
отклик:
— Умирай спокойно: отомщу!
Шпионы кинулись искать дерзкого. Отряд солдат разрезал толпу
на несколько частей. Но говорившего не нашли: проворная и наход-
чивая Нефер успела увлечь Меренра в соседний переулок, и через
минуту все четверо странников были уже в полной безопасности.
XIII
Первый бой
СИРИС-РА, БОГ СОЛНЦА, В СВОЕЙ КОЛЕСНИЦЕ
поднимается утром на востоке, прокатывается по не-
бу, опускается в подземное царство... Ночь приходит
на смену усталому дню, день сменяет ночь. Жизнь
идет как будто обычным порядком: полны базары и
площади шумной толпой снующего люда, в мастер-
ских стучат молотки ремесленников. Люди приходят на свет и схо-
дят в страну теней, любят, ненавидят, радуются, страдают...
Кажется, что Египет живет обычной жизнью, но это только ка-
жется. Если прислушаться к людским толкам, бегущим по всей стра-
не от водопадов до самой дельты, как бегут волны Нила во время
наводнения, — услышишь, что народ с нетерпением ждет, когда,
наконец, из мглы неизвестности поднимется страстно ожидаемый
молодой фараон, сын великого Тети — Меренра, когда он прогонит
64

деспота, отнимет у него трон фараона и вернет египетскому народу
его былое благоденствие.
В казармах офицеры зорко следят за настроением воинов, аресто-
вывая каждого селянина и горожанина, пытающегося проникнуть
туда. Во дворце у фараона почти непрерывно идут совещания вы-
сших сановников государства. Скачут к вассалам и от вассалов
гонцы, крейсирует по водам Нила целая флотилия судов. Сам фара-
он Пепи ходит с хмурым лицом и гневным взором. Он чувствует, что
надвигается гроза, чувствует близость опасности, знает, что она
неотвратима, и это сознание отнимает у него сон.
Однако до сих пор все попытки шпионов Пепи разыскать юного
фараона и его спутников — Оуниса и Нефер — остаются тщетными,
и наши друзья странствуют по Мемфису переряженными, посещают
храмы, рынки, площади и улицы. Не видно только Ато, который
скрывается, собирая старых приверженцев Тети.
Ато подозревал, что за ним уже следят, ходят по пятам шпионы
Гер-Хора, но все же думал, что ему удастся устроить тайное совеща-
ние нескольких сотен сторонников Тети во внутренних покоях пира-
миды Родопис.
Накануне празднества быка Аписа к казармам гвардии фараона
подъехал на колеснице верховный жрец храма Птаха^, Гер-Хор.
Вызвав дежурного офицера, он передал ему какие-то секретные при-
казания. Казарма загудела, как рой потревоженных пчел, вооружен-
ные люди выскакивали из своих покоев и строились на замощенном
дворе в отдельные отряды. Потом эти отряды тронулись в таинствен-
ный путь, руководимые несколькими шпионами. Сам Гер-Хор поки-
нул колесницу, он чувствовал себя очень слабым и боялся, что ездой
на колеснице будет растревожена его незажившая рана, и потому
поместился в носилках-паланкине, несомых дюжиной нубийских
рабов.
Войска пересекли весь город, спавший мирным сном, выбрались
за его стены и дошли до знаменитой пирамиды Родопис. Там целый
отряд шпионов, руководимый Гер-Хором, проник потайным ходом
внутрь пирамиды, таща с собой большие связки горючего материала.
Немного времени спустя густые столбы дыма стали показываться
одновременно в нескольких местах, в правильно расположенных и
невидимых для постороннего наблюдателя отверстиях. Казалось,
горит, дымясь, вся внутренность пирамиды.
Гер-Хор стоял в стороне, и на его гладко выбритом бронзовом лице
играла торжествующая улыбка.
'Птах ( П т а ) - верховное божество города Мемфиса,
почитавшееся как творец мира и всего в нем существующего, как покро-
витель искусств и ремесел.
3—1151
65

— Должно быть, почти все они здесь! — бормотал он злорадно. —
Желал бы я послушать, что скажет теперь красавица Нефер, милая
мышка с острыми зубками, умеющая работать кинжалом не хуже
солдата!
В это мгновение от стены отвалилась одна плита, и через образо-
вавшееся отверстие выскочил полуослепленный, задыхающийся в
дыму человек с мечом в руке. Он находился на порядочной высоте,
держась на ступенчатом карниза Переведя дыхание, он спрыгнул с
карниза на землю. Подстерегавшие его воины Гер-Хора бросились на
него, свалили и связали. Одна фигура за другой выскакивали из
отверстия и появлялись на карнизе: Гер-Хору полностью удалась
придуманная им мера, и разведенный внутри пирамиды костер вы-
курил заговорщиков из тайников. Его слуги выследили сторонников
Тети, разведали, где они собираются. И разыгралась трагедия.
По знаку Гер-Хора лучники стали осыпать карниз стрелами. За-
говорщики отвечали, в свою очередь, стрелами. Затем, собравшись и
выстроившись в одну колонну, как лавина ринулись они на осажда-
ющих. Произошла отчаянная, ужасная схватка. Люди сталкивались
грудь с грудью, рубили, кололи друг друга, валились, катались по
земле, свившись в клубок, умирали от ран или под тяжелыми стопа-
ми других бойцов.
Приверженцы Тети, которых было около семисот или восьмисот
человек, были испытанными, закаленными бойцами. Каждый удар
их меча повергал одного врага бездыханным, каждая стрела прони-
зывала чье-нибудь тело. И держались эти люди, боровшиеся за свою
жизнь и свободу, несокрушимо, как сталь.
Противниками их были молодые, по большей части неопытные
воины, не отличавшиеся таким умением биться. И хотя на их стороне
был перевес в силе, тем не менее бурным натиском повстанцам уда-
лось прорвать первые ряды осаждающих и проложить себе дорогу к
городу. Но успех был только кратковременный: к осаждающим со
всех сторон стекались подкрепления. Снова и снова сверкали мечи и
звенели щиты, лилась кровь, неслись яростные вопли ожесточенных
бойцов, и валились на землю трупы.
Сражение длилось до рассвета. А когда лучезарный Ра показался
на горизонте, у подножия пирамиды Родопис шла беспощадная кро-
вавая расправа торжествующих победителей над побежденными: из
сторонников Тети после боя оставалось в живых не больше полови-
ны, и те были покрыты ужасными ранами и безоружны. Полдюжины
государственных писцов, расположившись у подножия пирамиды,
разложили на своих коленях чистые свитки папируса и принадлеж-
ности для письма. Верховный жрец храма Птаха производил допрос
пленных и решал их участь. Простым солдатам отрубали кисти рук,
отрезали уши и носы, более знатным и важным, игравшим руководя-
66

щую роль, начали тут же рубить головы. Однако пленные не выдава-
ли секрета, кто ими предводительствовал.
К Гер-Хору подвели высокого, статного воина с гордым лицом. Это
был Ато.
— Я узнаю тебя! — вскричал Гер-Хор. — Ты сопровождал Оуниса
и Меренра! Ты — один из главарей заговора, бунтовщик, восставший
против божественного фараона. Ты будешь подвергнут мукам и каз-
нен, ты умрешь позорной смертью, и тело твое будет выброшено на
съедение нечистым животным, если ты не откроешь, где скрываются
беглецы!
Ато побледнел, но быстро взял себя в руки и презрительно засме-
ялся.
— Ищи сокола в поднебесье, гонись за рыбкой, скользящей под
волной Нила! Их нет, и ты не найдешь их, а встретишь их только
тогда, когда для тебя придет час суда и расплаты! — сказал он.
И старый боец, который знал, что ему уже нечего больше терять,
плюнул в лицо верховному жрецу. Пришла очередь побледнеть и
задрожать и для Гер-Хора.
— Голову! Голову! — закричал он, трясясь всем телом.
Но когда меч палача уже взвился над головой Ато, Гер-Хор пере-
думал. Смерть воину не наказание. Нет, он подвергнет Ато позору, он
сохранит ему жизнь, жалкую жизнь калеки с печатью позорной
казни на руках. Остановив поднятый меч палача, Гер-Хор спокойно
и бесстрастно приказал отрубить Ато кисти обеих рук.
Ни единым стоном не выдал старый боец себя, когда блеснул меч
и на песок упали обе кисти его рук, а алая кровь брызнула фонта-
ном...
— Бог мести! — воскликнул Ато, поднимая обрубленные руки к
небу. — От имени моего и других бесчисленных жертв призываю твое
проклятие на главу этого человека!
Затем он отошел в сторону, где походные врачеватели перевязы-
вали раненых, останавливали кровотечения и зашивали в лубки
руки бойцов, наказанных отсечением кистей.
Час спустя суд и расправа были закончены, отрубленные головы,
отсеченные кисти рук, отрезанные носы и уши были сложены на
специально приготовленные колесницы и под эскортом солдат от-
правлены в Мемфис, на показ фараону. Войска Пепи, забрав с собой
своих убитых и раненых, выстроились в походные колонны и под
звуки рожков ушли от пирамиды. Рабы-нубийцы унесли на своих
могучих плечах носилки с бледным, изнеможенным верховным жре-
цом. У подножия пирамиды остались только трупы побежденных и
несколько сотен жестоко раненных приверженцев Тети.
Одни из них уходили в пустыню, ложились на раскаленный песок,
и, покорные судьбе, ждали, когда придет избавляющая от всех стра-
ч*	67

даний благодетельная смерть Другие брели по направлению к Мем-
фису, спотыкались, падали, поднимались, опять брели.
Среди них был и несчастный Ато. Лишенный рук, подвергнутый
позору, старый воин уныло брел по горячему песку пустыни. Он
думал о пророческом видении Нефер, о проигранной битве, о старом
Оунисе, еще не подозревавшем о гибели своих надежд, думал о пыл-
ком Меренра, молодом фараоне, которому не суждено завоевать себе
по праву принадлежащий ему трон. Мечты и надежды многих лет
рухнули вместе с поражением. Пройдет немало времени, прежде чем
удастся оправится после такого удара. И отчаяние закрадывалось в
душу воина»
XIV
Превратности судьбы
В МЕМФИСЕ В ЭТОТ САМЫЙ ЧАС ПРОИСХОДИЛА
другая драма. С утра весь город был на ногах: по го-
роду двигалось торжественное шествие - божест-
венный бык Апис отправлялся к водам святой реки,
чтобы своим посещением закрепить начало сельских
работ. Звенели струны музыкальных инструментов;
худели рожки, грохотали барабаны.
В толпе, собравшейся на площади по дороге шествия со священ-
ным быком, неподалеку от дворца фараона, стояла группа из трех
наших знакомых. Это были Оунис, Меренра и переодетая уличной
гадалкой Нефер; девушка была в печальном и тревожном настрое-
нии.
Когда шествие с Аписом, сопровождаемым бесчисленным множе-
ством жрецов в белых одеждах, уже приблизилось к реке, и Апис,
войдя в воду по колени, нагнул к ее поверхности свою красивую
голову, на площади показалось другое шествие: рабы несли раззоло-
ченные носилки, на которых на ложе, представлявшем подобие тро-
на, полулежала поразительной красоты молодая девушка. Другая
женщина обвевала лицо ее веером из страусовых перьев, прикреп-
ленных к золотой полукруглой пластинке.
—Дочь фараона! Дочь фараона! — восклицали, расступаясь, про-
хожие.
Увидев красавицу, Меренра очертя голову бросился к носилкам,
простирая руки к дочери фараона.
— Ты здесь! Я нашел тебя, о божественная! — восклицал он,
пожирая глазами лицо молодой женщины.
Воины, сопровождавшие носилки, набросились было на смельча-
ка, но властным движением руки Нитокрис, единственная дочь Пе-
пи, остановила стражу.
68

— Кто ты? Что нужно тебе, о юноша? — сказала она, лукаво
улыбаясь. Она отлично узнала некогда спасшего ее от гибели в вол-
нах Нила Меренра и тонким женским чутьем угадала, что юношу к
ее ногам привела пылкая любовь.
— Ты не узнаешь, не узнаешь меня? — шептал горестно Меренра. —
А я_. я не мог жить без тебя! Ты унесла мой покой. С тех пор как я
увидел тебя в волнах реки, и твое дивное тело покоилось в моих
объятиях, и ты ушла от меня, — чистый воздух пустыни казался мне
напоенным ядом. Я бродил как безумец: жить вдали от тебя™ Лучше
смерть! Но я знал, где найти тебя, и твой голос звал меня, твой
лучезарный образ показывал мне дорогу. И вот я у ног твоих!.. Я хочу
быть всегда возле тебя! — полным мольбы пылким голосом восклицал
Меренра.
Сзади послышался слабый вздох. Это вздохнула Нефер.
— Я люблю тебя, я страстно люблю тебя! — шептал Меренра, не
спуская горящих глаз с прекрасного лица дочери фараона. И на этот
раз эхом его словам послужил жалобный стон, сорвавшийся с побе-
левших уст Нефер.
— Быть возле меня — значит быть во дворце божественного фа-
раона, стоять у ступеней трона, — сказала Нитокрис задумчиво. Она
чувствовала, как сладкая истома охватывает ее тело, как сильнее
бьется и замирает в груди ее сердечко. Ей хотелось прикасаться
руками к простертым к пей рукам юноши и гладить его по лицу,
глядеть в его глаза, слушать и слушать без конца звуки его страстной
речи.
— Дворец фараона. Ступени тропа. Но. Я и сам — сын Солнца, в
моих жилах течет кровь божественного Ра! Я имею право не стоять, как
раб, у ступеней трона, а восседать на самом троне, как владыка! —
воскликнул Меренра.
— Значит, ты — Меренра?» Сын погибшего Тети?
—Ни слова! — пронесся из рядов стражи предостерегающий голос
Оуниса. Но Меренра не внимал ему: он пил сладкий яд первой юно-
шеской любви, пребывал у ног любимой девушки, — и для него внеш-
ний мир не существовал.
— Без воли моего отца, фараона Пепи, я не могу сделать для тебя,
о юноша, ничего! — сказала после легкого колебания Нитокрис. По-
думав, она добавила: — Но если ты готов на все™
— Хоть на смерть!
— „то следуй за мной. Я буду умолять отца. Быть может™
Не докончив начатой фразы, она подала знак страже, рабы вновь
подняли носилки на могучие плечи и шествие тронулось, направля-
ясь ко дворцу фараона.
69

Меренра шел, придерживаясь рукой за край раззолоченных но-
силок. Он ничего не видел, ничего не слышал: он только сознавал, что
так близка к нему та, которой была отдана его любовь..
Стража, сомкнув ряды вокруг носилок Нитокрис, хотела отда-
лить Нефер, но молодая девушка, незаметно пробралась за шествием
к воротам роскошного дворца фараона. Оуниса не было видно.
Покинув носилки, ступив легко и грациозно на ступени палат,
отведенных для Гинекея, Нитокрис, колеблясь, сказала Меренра:
— Ты подождешь тут, покуда я увижу отца.
И скрылась за массивным пологом, маскировавшим двери.
Меренра и Нефер стояли в углу, под палящими лучами полуден-
ного солнца, и терпеливо ждали.
По двору тяжелым шагом проходили отряды стрелков и копье-
носцев, въезжали в конюшни и выезжали на улицы колесницы, вле-
комые быками нубийской породы.
Меренра глядел жадным взором на колонны палат, под кровлей
которых обитала Нитокрис.
Он не видел и не слышал, как к сторожившим его воинам подошел
какой-то скриба, что-то шепнул, показывая на юношу и Нефер.
Командовавший отрядом офицер произнес два слова, и, вдруг...
Прежде чем Меренра успел опомниться, его схватили десятки
дюжих рук, свалили, опутали веревками, так что он не мог пошевель-
нуться ни единым членом. Кто-то раздвинул его зубы, вставив между
ними лезвие меча.
В рот юного фараона полилась тонкая струя ароматной, обжи-
гавшей горло, одурманивавшей жидкости. И Меренра потерял со-
знание.
Нефер постигла почти та же участь: ее связали, подняли на плечи,
понесли. Воины, несшие обоих пленников, спустились в подземелья,
вырытые под дворцом фараонов. И там оставили пленников, бросив
их тела на каменные плиты, покрытые плесенью.
Меренра очнулся лишь через несколько часов.
Он чувствовал себя усталым, разбитым. Мучительно болела голо-
ва, ныли все члены, и казалось, что руки и ноги налиты свинцом.
Все, происшедшее в этот день, представлялось сном. Сначала это
был радостный, лучезарный сон, полный прелестных грез; блестели
очи любимой девушки, звучала неземная музыка ее голоса.
Потом... потом все переменилось в мгновение ока.
И вот теперь Меренра в темной и смрадной яме, бессильный, раз-
битый, пленный. Что будет дальше? Несомненно, гибель. И когда же?
В тот самый момент, когда он приблизился к самым ступеням трона
фараона! И нет кругом никого, никого. Неведомо где находится Не-
70

фер, нет Оуниса, хладнокровно и победоносно выходящего изо всех
опасностей; нет и Ато, который мог бы сказать несколько ободряю-
щих слов.
Меренра глухо застонал. И на его стон неожиданно из утла под-
земелья откликнулся слабый, но радостный крик:
—Владыка мой! Слава Осирису, спасшему тебя от смерти! Ты жив.
А я боялась...
— Ты здесь, Нефер? — ответил, оживая, Меренра.
— Здесь, господин мой. Вместе с тобой. Это я развязала связывав-
шие тебя веревки, положила тело твое на циновку, обливала лицо
твое водой и отогрела сердце твое прикосновением рук своих. И вдруг
слышу, как ты застонал..
Говоря эти слова, чародейка приблизилась к юноше, опустилась
на колени к его ложу, гладила руками его лицо и плакала и смеялась
одновременно.
— Где мы? — спросил Меренра, оглядываясь пытливым взором
вокруг. Но под сводами подземелья царила мгла. Лишь сквозь какую-
то щель, должно быть, в потолке, проникал слабый-слабый свет.
—Нас ввергли в страшные темницы под покоями самого фараона,
где уже в течение многих лет бесследно погибают люди! — трепетным
голосом ответила Нефер. — Но не бойся, сын Солнца: я знаю, тебе не
грозит опасность. Скоро ты выйдешь отсюда.
— И что будет дальше? — вскочил Меренра.
— Мои видения повторяются, и в них ничто не меняется! — про-
должала Нефер. — Я вижу тебя в пышных палатах, в облачении
владык Верхнего и Нижнего Египта, в золотой двойной короне.
— Дальше!
— И перед тобой все склоняются ниц, все прислушиваются к
твоему голосу, боясь, как грома из туч, как всеиспепеляющей молнии,
твоего царственного гнева, о Меренра!
—Дальше, дальше! — блестя глазами, понукал девушку Меренра. —
Что видишь ты еще?
Голос Нефер задрожал:
—Я вижу бездыханное тело распростертой в последнем смертном
покое перед ступенями трона молодой женщины.
— Нитокрис? — вскрикнул, задрожав, Меренра.
— Не знаю! — слабым, прерывистым голосом отозвалась чаро-
дейка.
И потом добавила:
— Но перестань думать об этом, господин мой. Надо подкрепиться.
Здесь есть вода и маисовая лепешка..
— Но она, быть может, отравлена?
— Чтобы обезопасить тебя от отравления, я попробовала этот
хлеб, — ответила Нефер. — Нет, он не повредит тебе.
71

И она протянула Меренра лепешку.
Утолив свой голод и жажду, Меренра приободрился.
— Но что же предпримем мы для нашего освобождения?
— Подожди? Что-нибудь придумаем. Надо постараться дать
знать о том, где мы находимся, дочери фараона Нитокрис. Она сумеет
прийти к нам на помощь. Постой! Я слышу чьи-то шаги- — отвечала
Нефер.
В самом деле, в подземелье вошел старый солдат, тюремный
страж, высокий, угрюмый воин с морщинистым лицом и медленными
движениями.
— Воин! — громко позвал его Меренра.
— О Осирис, — попятился старик, едва не выронив с перепугу на
землю принесенную им маленькую масляную лампочку, лепешку ма-
исового хлеба и кувшин с водой. — О Осирис! Кто говорит со мной
голосом почившего Тети, великого воителя?
— Я сын Тети! — отозвался Меренра. — Теперь ты видишь, кто
заключен в темницу? Ты по голосу можешь узнать меня.
— Сын и наследник Тети! Юный фараон! — продолжал растерян-
но бормотать страж. — Голос Тети, и глаза его, и черты лица Тети,
который водил нас на бой против вавилонян... Да-да. Я узнаю... Но что
желаешь ты, господин мой, от своего слуги?
— Освободи меня! Этого требую я, сын Тети!
Воин упал на колени перед фараоном.
— Я солдат, о господин! Я повинуюсь тому, кому служу. Ты —
заключенный, мне поручено сторожить тебя, и я исполню долг мой,
хоть сердце мое разрывается. Не гневайся, о сын Солнца, но так надо!
— Тогда дай знать о том, где я нахожусь, прекрасной царевне
Нитокрис.
— Это я могу исполнить, о господин: моя внучка — одна из люби-
мых прислужниц царевны. Подожди!
Оставив масляную лампочку и провизию на полу камеры, страж
удалился, не забыв тщательно запереть массивные двери. Глухо за-
стучали шаги удалявшегося воина.
И опять потянулись бесконечные минуты нетерпеливого ожида-
ния. Прошло около часу, и вот приотворилась, заскрипев, тяжелая
дверь тюрьмы, послышались голоса, звон оружия, тяжелые шаги
нескольких людей.
Нефер с криком бросилась к Меренра и, крепко обвив его обеими
руками, загородила своим телом от вошедших, заявляя:
— Убивайте меня, но не прикасайтесь к сыну Солнца!
— Спокойно! — бесстрастным тоном проронил командовавший
офицер. — Мы пришли не убивать, нам приказано привести этого
юношу, оказывая ему должное уважение, в царские пиршественные
палаты.
72

— А я? — простонала Нефер, тоскливо оглядываясь вокруг.
— А тебя приказано вывести из подземелья и отпустить на свобо-
ду-
Через минуту Меренра шел, свободный и гордый, за показывав-
шими ему дорогу по подземным переходам воинами с ярко горевшими
факелами. На пороге подземной тюрьмы он остановился, полу ослеп-
ленный резким переходом от царившей в его тюрьме мглы к ослепи-
тельному свету лучезарного дня.
Следом за ним вывели и Нефер. Она порывалась идти во внутрен-
ние палаты дворца за Меренра, но грубая рука солдата, шедшего
рядом с ней, впилась в нежное плечо девушки и повернула ее.
— Пусти меня! — гневно вскрикнула девушка. — Ты ведь слышал?
Меня приказано отпустить на свободу!
— Разве? — злорадно засмеялся солдат. — Успеешь, успеешь!
И напирая на плечо Нефер железной рукой, он толкал ее вперед.
За поворотом стены к нему присоединилось еще несколько воору-
женных людей; окружив трепещущую всем телом девушку, они по-
вели ее по шумным улицам Мемфиса.
XV
У подножия престола
АМ НЕОБХОДИМО ВЕРНУТЬСЯ НАЗАД И РАС-
сказать читателю, что произошло незадолго до того
во дворце. Разумеется, вывод Меренра из тюрьмы был
делом рук Нитокрис. Едва только девушка узнала,
что Меренра вовсе не бежал, — как ей было сказано
прислужниками, — а томится в подземной тюрьме,
она ворвалась в покой, где фараон занимался делами государства, и
потребовала объяснений.
Смущенный ее упреками, фараон удалил нежелательных свиде-
телей — чиновников и скриб — и приступил к переговорам с любимой
дочерью.
— Ты обманул, обманул меня! — кричала гневно Нитокрис. — Я
привела в твой дом человека, который спас мою жизнь, а ты швырнул
его в смрадную могилу!
— Он враг нашему дому! — твердил фараон.
— Сделай его нашим другом, и он будет щитом между нами и
гневом народа!
Пепи побледнел. Эта мысль не приходила еще ему в голову.
Да, быть может, девушка права!
До сих пор он пытался задавить явное недовольство народных
масс свирепыми расправами, ссылкой недовольных в ужасные ну-
бийские рудники, казнями, избиениями. А волны общей ненависти
73

все росли и росли, и отовсюду во дворец стекались сведения о том,
что при малейшем предлоге весь Египет будет охвачен тяжкими
народными волнениями. Не на кого положиться, потому что все слуги
продажны. Стоило появиться вышедшему из могил призраку прошлого,
стоило прийтц из пустыни какому-то мальчишке, — и у народа есть
знамя, вокруг которого может собраться пол-Египта!
Пепи устало закрыл глаза.
— Да, в недобрый, в недобрый час произошло все это! — подумал
он. — Если бы я не покинул трупа брата Тети на поле битвы, может
быть, корона Египта досталась бы мне законным путем. Кроме тре-
вог, ничего не принесла она мне...
— Что же, отец? Неужели ты опозоришь свой дом тайным убий-
ством? Неужели ты допустишь, чтобы народ говорил, будто твоя дочь
заманила в ловушку твоего соперника, а ты стал его палачом?
Нитокрис была — вся огонь, вся возбуждение; она плохо спала в
эту ночь, волнуясь за участь Меренра, теряясь в догадках, что заста-
вило юношу покинуть двор, — а теперь, когда она знала, что Меренра
томится в тюрьме, каждое мгновение ожидая смерти, нервы ее уже
едва выдерживали. Но она стыдилась открыть отцу тайну своего
девичьего сердца, впервые тронутого крылом богини любви, сладо-
стной и вместе трагичной Хатхор, египетской Афродиты.
Пепи уже овладели другие мысли: «В самом деле, пойдет новая
смута. Надо, наконец, посмотреть, что за щенок ползет на ступени
трона. Ведь его можно будет отшвырнуть в любой момент, и.» и раз-
давить так, что никто не узнает. Подальше от дворца..»
— Пусть будет по-твоему! — сказал холодным голосом фараон,
обращаясь к дочери. — Ты знаешь, что этот юноша уверяет, будто он
сын почившего брата моего, великого фараона Тети? Мы окажем ему
достойный приют. Прикажи приготовить пиршественный зал, отдай
распоряжение, чтобы твоего спасителя привели туда, дав ему чистые
одежды, ибо он, кажется, странствовал по Мемфису под маской
нищего..
Нитокрис, обрадованная, поторопилась уйти из покоев отца и
сделать должные распоряжения, не заметив иронического тона Пе-
пи и его хмурых взглядов.
Едва она удалилась, как раздвинулись занавески, делившие по-
полам рабочую комнату фараона, и показался верховный жрец хра-
ма Птаха, Гер-Хор. Увидев его, фараон еще больше нахмурился.
—Сын Солнца, — сказал Гер-Хор, — ты колеблешься? Ты боишься
раздавить гадину, ползущую к твоему трону?
— Может быть, он сын Тети? — задумчиво сказал Пепи.
— Хоть бы и так» Он — бунтовщик и преступник! Покуда он жив,
ты не будешь в безопасности. И если ты отказываешься уничтожить
74

Меренра, то смотри, о фараон, бог Птах может отвернуть лик свой от
тебя.
— Это значит, что верховный жрец этого бога начнет мутить
народ против меня? — полунасмешливо, полуугрожающе спросил
фараон.
Потом он с горечью воскликнул:
— Вы, жрецы, опутали меня своими сетями! Это вы нашептали мне
честолюбивые мысли, когда на престоле сидел еще Тети, ненавист-
ный вам, — ибо он не давал грабить народ! Это вы завели в ловушку
войско Тети. А теперь вы грозите гибелью и мне!
Гер-Хор молча выслушал упреки фараона: не в первый раз за эти
годы царствования вечно колеблющегося Пепи между ними проис-
ходили столкновения. И каждый раз победителем выходил тот, у
кого была более крепкая воля, — жрец храма Птаха.
Четверть часа спустя Меренра, вымывший свое усталое тело в
водах роскошных купален и облекшийся в костюм воина высшего
ранга, с замиранием сердца переступил порог приемной залы.
Послышались тяжелые шаги отряда телохранителей фараона.
Раздалось пение рожка, извещавшего о близости владыки.
— Повергнитесь, повергнитесь все ниц! — выпевал глашатай. —
Грядет повелитель! Склоните головы во прах!
На пороге показался Пепи — высокий старик с бронзовым лицом,
словно обратившимся в маску.
— Дерзкий! — крикнул один из солдат, схватив за плечо молча
стоявшего Меренра.
— Что тебе? — откликнулся гневно Меренра.
— Ты заслужил смерти! Ты не отдал должной чести господину!
На колени! Упади во прах лицом и жди решения своей участи от
владыки!
Другие воины окружили юношу.
— Руки прочь! — стряхнул с себя первого воина Меренра, в кото-
ром закипела вся кровь.
Одним прыжком он вырвался из круга стражи. Оружия у него не
было. Но рядом стоял массивный бронзовый сосуд. Как перышко,
поднял его Меренра, и первый приблизившийся к нему страж упал
на землю, даже не застонав, с размозженной головой. Воины схвати-
лись за мечи и луки.
Фараон Пепи бесстрастно глядел на эту сцену. Но вдруг какая-то
тень промелькнула по лицу, оно дрогнуло, и он сказал воинам:
— Вложите мечи в ножны и стрелы в колчаны! А ты, юноша, уйми
пыл свой и приблизься ко мне.
75

Швырнув в сторону покатившийся со звоном сосуд, Меренра бес-
страшно прошел сквозь ряды расступившихся перед ним воинов и
приблизился к владыке судеб Египта.
XVI
Лицом к лицу
ТРАСТНАЯ ЛЮБОВЬ К ПРЕКРАСНОЙ НИТОКРИС
и стремление взойти на трон отца, хотя бы пересту-
пив через труп Пепи, — вот два чувства, боровшиеся в
душе Меренра, когда, приглашенный фараоном, он
вместе с его дочерью вошел в пиршественный зал. И
победила любовь: во время пиршества, в течение ко-
торого Меренра долгие часы находился возле любимой девушки,
слушал ее речи, глядел ей в очи, — чувство к Нитокрис так расшири-
лось в его сердце, что там, казалось, уже не оставалось места для
других чувств.
Были мгновения, когда Меренра забывал все на свете, и если бы
сидевший тут же Пепи не был погружен в мрачные и злобные мысли,
он заметил бы, как, встречаясь со взором юноши, загорается взор его
дочери, и как дрожит ее рука, случайно коснувшись плеча Меренра.
Но Пепи было не до того: одного взгляда на юношу ему было доста-
точно, чтобы признать в нем сына бесследно исчезнувшего Тети — того,
у кого он похитил престол.
Те же смелые черты, гордо посаженная на сильной шее голова, те
же глаза, зоркие, ясные, с властным, огневым взором. И тот же голос,
полный металлических ноток, те же порывистые движения.
— Сын Тети! Сын Тети! — мучительно вертелась одна мысль в
мозгу фараона. — Стоило столько лет владеть престолом, чтобы
вдруг встретиться с тем, кто имеет все права на корону Египта. Вот
он, в двух шагах от ложа фараона. Он держится не как гость, не как
пришелец, а как настоящий владыка.
Все мрачнее и мрачнее становилось каменное лицо Пепи, все чер-
нее делались его мысли.
А молодежь, углубленная в веселые, радостные думы, отдавшаяся
своей любви, не обращала внимания на молчаливого фараона. Зву-
чал серебристый смех Нитокрис, и вторил этому смеху голос Мерен-
ра. По временам Нитокрис брала из рук прислужницы маленькую
арфу. И тогда звенели струны и лилась песнь о далеких странах, о
кровавых сечах, о чудовищах и призраках, о лучезарных звездах,
ароматных рощах далеких стран.
А Пепи сидел за пиршественным столом, мрачный, холодный. И
мрачным блеском горели его глаза.
76

Перед концом пира, как требовал этикет, Нитокрис должна была
удалиться в свои покои.
Прощаясь с ней, Меренра пожирал ее глазами: так скоро, так
скоро расстаться с ней?! До завтра? Правда? О, как долга будет эта
ночь!- Но он, глядя на звезды, будет думать, что это — очи Нитокрис.
И когда завтра появится зорька, он будет знать: это проснулась
Нитокрис...
Девушка слушала эти влюбленные речи, вся трепеща от перепол-
нившего ее душу сладкого, всевластного чувства.
После ухода Нитокрис в пиршественный зал легким роем хлыну-
ли искусные танцовщицы, закружились, мелькая среди колонн, как
светлые призраки. Но Меренра только на мгновение заинтересовал-
ся красавицами-танцовщицами, потому что душа его была полна
думой о Нитокрис. А фараон не удостоил танцовщиц и взглядом.
Пир закончился в неловком молчании. Затем Пепи дал рукой
знак, и зал опустел.
Исчезли слуги, унося с собой драгоценные сосуды, яства и пития.
Удалились музыканты, оборвав на полутакте какой-то гимн. Рассе-
ялись, как призраки, легконогие танцовщицы.
В пиршественном зале остались только молчаливая стража —
телохранители фараона, могучие воины, закованные с ног до головы
в тяжелые латы, да погруженный в сладкие мечты Меренра и угрю-
мый Пепи.
— Довольно! — резким голосом властно сказал Пепи.
У Меренра замерло сердце. Он вздрогнул.
— Довольно забав! Поговорим о деле!
— Я готов! — отозвался юноша.
— Кто ты? — спросил фараон, глядя пылающими ненавистью и
презрением глазами на юношу.
— Ты знаешь, кто я! — гордо подняв голову и сверкнув глазами,
отозвался Меренра.
Словно два меча скрестились...
— Зачем ты выполз из той щели, где прятался, где мог, по крайней
мере, сохранить свою жизнь, раб? — почти крикнул Пепи.
— Я? Я — раб? — вскипел Меренра. — Нет! Я не раб, ворующий
чужое достояние. Я не ползал во прахе, не пресмыкался, не жалил
никого предательски в пяту!—продолжал он.—Зачем я здесь? Потому,
что здесь, во дворце, мое настоящее место. Это — мой дом. Это — мое
царство!
— Ты пришел за короной? — засмеялся фараон, сжимая кулаки. —
Но ты опоздал. Трон занят!
— Я отниму его у тебя! — дрожа от гнева, воскликнул Меренра.
— Чтобы отнять, надо быть сильнее. Ты думаешь, что ты сильнее
меня? Но в моих руках неограниченная власть над Египтом. А у тебя?
77

— Имя Тети и любовь народа! У меня много приверженцев, сторон-
ников великого Тети, перед которыми побежит твое войско, как
бегут овцы перед волками пустыни!
— Сторонников великого Тети? — злорадно засмеялся Пепи. —
Хорошо, хорошо! Они гораздо ближе, чем ты думаешь. Эй, рабы!
Открыть занавес!
Словно по мановению волшебного жезла занавесь у противопо-
ложной стены раздвинулась. Меренра взглянул и зашатался: прямо
на полу перед ним лежала кровавая груда. Это были отрубленные
головы бойцов... И, вглядываясь, юноша застонал: вот эти двое — их
приводил как-то ночью Ато, говоря, что они храбрейшие из храбрых...
Вот голова старика, смотрящая мертвыми глазами: этот старик не-
давно приплыл в Мемфис, приведя с собой двенадцать сыновей...
—Подойди ближе сюда, сюда!—приказывал Пепи.—Стань здесь!
Смотри!
Машинально повинуясь, Меренра подошел к указанным колон-
нам. Оттуда был виден огромный двор. Он был полон: люди лежали,
сидели, стояли. И их видел Меренра. Стон вырвался из его груди: они
все были в цепях, у всех были отрублены кисти рук, у многих —
обрезаны уши, вырваны ноздри.
Волна дикого, безоглядного гнева охватила душу юноши: это —
новые зверства беспощадного Пепи. С воплем отчаяния Меренра
бросился на фараона, но тот держался настороже, — и через не-
сколько секунд Меренра, связанный по рукам и ногам, бессильный,
как ребенок, лежал на полу, извиваясь, а фараон наступил на его
грудь ногой и глядел ему в лицо пылающими ненавистью глазами.
— Мальчишка! — шипел он. — Раб! Бери же мою царскую корону.
— Властелин! Прикажешь прикончить? — придвинулся один из
сваливших Меренра телохранителей фараона, вытаскивая из-за по-
яса кривой нож.
— Отойди! В этом юнце все же течет кровь бога Ра! — пробормотал
фараон. — И горе Египту, — так говорят мудрые святилищ храмов
Карнака, — когда в стране проливается священная кровь! Но с ним
покончить можно и без пролития крови!
Пепи повернулся к Меренра.
—Ты умрешь, дерзкий! — сказал он.—Но когда ты испустишь дух,
твое тело я передам бальзамировщикам. Они вскроют каменным
ножом твою грудь и извлекут сердце, легкие; вскроют живот и уда-
лят внутренности. Через ноздри вынут мозг — обиталище души. И
твой труп пролежит тридцать и три дня в таинственных растворах,
обращаясь в мумию. А тем временем искуснейшие художники будут
изготовлять для тебя роскошный гроб из сиенита, и ремесленники
изготовят драгоценные сосуды, писцы напишут на папирусе исто-
рию твоей жизни, каменщики — устроят склеп, ювелиры — покроют
78

твою мумию златотканными материями. Ты будешь похоронен, как
подобает хоронить сына Солнца-
Пепи хрипло засмеялся и снял ногу с груди юноши. Отошел в
сторону, постоял молча, потом вернулся и наклонился к неподвижно
лежавшему юноша
— Ну? Ты доволен? Что же ты молчишь? — издевался он над
поверженным врагом. — Скажи хоть слово.
— Будь ты навеки проклят! — кричал Меренра, тщетно пытаясь
порвать опутавшие его веревки.
Пепи отшатнулся
— Долой эту падаль! — хриплым, почти беззвучным голосом при-
казал он.
— Куда прикажешь, о властелин? — отозвался один из воинов,
— Бросить, не убивая, в одну из могил в скалах в Некрополе.
Закрыть гробовой доской. Но исполнить все так, чтобы никто в стра-
не не узнал!
Воины склонились перед фараоном, потом подняли тело лежав-
шего в обмороке Меренра и унесли его из зала.
Приказание фараона было исполнено.
ш
Когда Меренра очнулся от длившегося несколько часов обморока,
раскрыл глаза, и поднялся, — он был в безмолвной могиле, в склепе,
в два метра шириной, три — длиной, два — высотой. Напрасно ощу-
пывал он руками стены: они были гладки, как стекло. Только навер-
ху, должно быть, было отверстие, сквозь которое приливал свежий
воздух.
Ни капли воды, ни куска хлеба. И никакого оружия в руках,
чтобы покончить с собой...
Меренра в изнеможении опустился на холодный гранитный пол
пещеры и застыл, моля Ра прийти на помощь или поскорее прислать
избавительницу — смерть. Но время от времени его уста шептали
заветное имя:
— Нитокрис!.. Нитокрис!..
Тем временем и Оунис переживал мучительные часы, бродя один
на поле брани.
Пустыня Мёртвые пески, кое-где еще покрытые пятнами почер-
невшей крови. Высятся в загадочном вековом молчании царственные
могилы — пирамиды. Глядит мертвыми очами в неведомые человече-
ству дали сфинкс, загадочно улыбаясь чувственными губами. Пере-
бегают среди камней юркие ящерицы, кажется, единственные
обитатели пустыни.
79

Нет, сегодня пустыня не мертва: с севера и с юга, с запада и с
востока — все летят и летят к пирамидам бесчисленные стаи птиц.
Это коршуны; они учуяли богатую добычу, они мчатся, чтобы терзать
трупы.
По временам они вдруг тучами, с криком поднимаются в воздух,
рассаживаются на отдельно лежащих камнях, на гранях пирамид.
Ссорятся, налетая с клекотом друг на друга. Потом успокаиваются.
Один набирается смелости — камнем падает на землю, неловко под-
прыгивая, боком приближается к безголовому трупу, подскакивает
к безжизненной руке и, нацелившись, впивается железным клювом
в раздутое, посиневшее, уже разлагающееся тело.
Оунис ничего не ведал об участи Меренра; он знал лишь о неудач-
ном исходе боя — и глубокая тоска терзала его гордую душу, как
коршуны терзают тела павших воинов...
XVII
Великий Тети
Ы ОСТАВИЛИ ОУНИСА ОДНОГО В ПУСТЫНЕ,
усеянной трупами павших воинов. Но мы не объясни-
ли еще, как он очутился там. После того как Меренра,
увлеченный чарами красавицы Нитокрис, забыв обо
всем, пошел за носилками царевны и с ним исчезла
Нефер, Оунис бросился в свое убежище. Он знал, что
его дело на краю гибели, что спасти всех может только немедленное
вооруженное восстание. Он тщетно искал Ато, но тот не показывал-
ся. Тогда Оунис окольными путями пробрался к пирамиде Родопис
и увидел поле битвы, трупы бойцов и стаю коршунов над ними. Он по-
нял, что все погибло и остался — ждать смерти...
Коршуны, реявшие над трупами, вдруг всполошились: сначала
они только лениво поднимали окровавленные головы, прислушива-
лись, приглядывались. Потом один за одним срывались с трупов,
чертили круги, тяжело взмахивая крыльями, поднимались, расса-
живались на руинах.
Оунис поднял голову, прислушался: кто-то, должно быть, ожил,
кто-то из раненых, сочтенных за мертвых, поднялся и теперь бредет
у подножия пирамиды.
Но нет: слышны грубые, веселые голоса, звон доспехов. Инстинк-
тивно ощупал Оунис и спрятал в складках плаща тяжелый бронзо-
вый меч.
Вдали показались люди. Несколько воинов и посреди них — жен-
ская фигура, по-видимому, пленница.
Оунис приник к камням, на которых до того времени сидел.
80

— Ну, довольно. Я дальше — ни шаху, — сказал чей-то грубый
голос.
— Что же? Можно и здесь! — откликнулся другой. — Приступим,
что ли?
— Бейте, ребята, но помните! Не насмерть! — отозвался третий
голос.
Оунис взглянул из-за камней. Спиной к нему стояла женщина,
закрыв обнаженными руками лицо. Около нее находились воины,
держа в руках бичи. Они собирались полосовать плечи своей жертвы
этими бичами и теперь прикидывали, как приступить к позорному
делу, с равнодушием привычных палачей.
— А что будем делать с ней, когда кончим бить? — задал вопрос
один из воинов.
— Возьмешь красавицу себе в наложницы! — отозвался кто-то.
—Почему же — ему, а не мне? И почему избитую, изуродованную? —
запротестовал третий. — Она молода и хороша, — и почему нам не
насладиться ее ласками раньше?
— Пожалуй! Только не проболтайтесь! — зловещим голосом от-
кликнулся первый, по-видимому, старший. — Здесь нас никто не
увидит. Красотка! Слушай..
Женщина обернулась. Оунис задрожал от гнева и схватился за
свой меч: в жертве свирепых палачей он узнал несчастную Нефер.
Еще миг — и Оунис стоял возле солдат.
— Злодеи! Как вы смеете?! — закричал он.
— Уйди! Тебя тут никто не будет спрашивать о позволении! —
грубо засмеялся один из палачей.
— Разве вы не знаете, что эта девушка — царственной крови?
Смотрите!
И Оунис одним движением сорвал с плеча Нефер одежду.
Солдаты увидели на нежном плече вытатуированный знак цар-
ственного происхождения и заколебались. Но потом один из них
поднял бич и взмахнул над головой Оуниса со словами:
— Уйди! Не мешай! Нам приказано. А на память тебе за то, что ты
лезешь, куда не следует — вот...
И бич свистнул в воздухе.,
Но быстрый как молния, Оунис отскочил в сторону, вновь налетел —
и воин покатился на землю с рассеченным черепом.
Второй воин накинулся на старого жреца с боку, но Оунис отпа-
рировал удар его меча и пронзил его грудь.
Третий и четвертый воины были осторожнее, может быть, опыт-
нее первых: прикрываясь мечами, они разом напали на Оуниса. И ему
стоило большого труда выдержать их бурный и вместе с тем осто-
рожный натиск. Но у старика в жилах текла кровь льва, и он бро-
сался на врагов с такой яростью, что через несколько минут против
81

него, пятясь, защищался только один воин: у другого была переруб-
лена правая рука.
Еще немного и последний палач пал бездыханным.
Опустив меч, по которому еще текла кровь, Оунис подошел к
Нефер, хотел сказать что-то.
Но в это мгновение к ним бегом приблизился отряд из тридцати
мечников, и командовавший отрядом офицер закричал:
— Оунис! Ты узнан! Сдавайся! Именем фараона!»
Жрец оглянулся вокруг. Ему были отрезаны все пути к спасению.
Защищаться было бессмысленно. Да и устал он от вида крови. Он не
хотел больше проливать кровь. Ведь это же — рабы, исполнители
чужих приказаний...
— Хорошо! Куда вы отведете меня? — спросил он офицера.
— В Мемфис! К скрибам фараона! — отозвался офицер.
— А эта девушка? — Оунис показал на Нефер. — Что будет с ней?
—Что нам за дело до нее?—пожал плечами офицер.—Пусть идет
куда хочет!
И они тронулись в путь, к Мемфису. Нефер следовала за ними. По
дороге Оунис переговорил с офицером, и тот, не стесняясь, рассказал
все, что знал. Впрочем, знал он немного: какой-то молодой человек
был на пиршестве у фараона. По-видимому, юноша оскорбил боже-
ственного фараона: его связали по окончании пира, и отряд солдат
уже исполнил приказ фараона — юношу замуровали живым в одну
из пустых гробниц Некрополя.
— А дочь фараона? Нитокрис? Что стало с ней?
— При чем тут царевна! — удивился офицер. — Она веселилась с
прислужницами в садах, каталась на раззолоченной барке по Нилу.
—Может быть, она ничего не знает?—высказала догадку Нефер. —
Я попытаюсь оповестить ее. Она, кажется, любит Меренра.
— Иди, пытайся. Все равно, все погибло! — покачал головой ста-
рый жрец, горько улыбаясь. Он потерял всякую надежду на благо-
получный исход дела. Между тем отряд дошел до ворот Мемфиса.
Здесь, при входе в город, Нефер смешалась с толпой и исчезла.
А час спустя глашатаи проходили по городу из улицы в улицу,
созывая народ:
— Всемилостивейший фараон присудил к смертной казни важно-
го государственного злодея, лжеца, обманщика и чародея. Осужден-
ный будет отдан на растерзание голодному льву в здании лабиринта;
все верные подданные могут присутствовать при казни. Пусть знает
народ, как фараон поступает с преступниками, посягающими на
спокойствие государства! — Речь шла, конечно, об Оунисе.
И толпы жителей Мемфиса поторопились занять места для зри-
телей на арене лабиринта. Сам фараон присутствовал при этом:
внешне невозмутимый, но довольный, ликующий в душе. Он занял
82

место с отрядом телохранителей на балконе над ареной, посредине
которой стоял, ожидая смерти, вооруженный коротким, но тяжелым
мечом Оунис.
Народ глядел на старика. Многие шептались: всем бросилось в
глаза сходство «злодея» с покойным великим Тети. Говорят ведь, что
Тети вовсе не умер. Может быть, это он? Но тогда..
Рабы-нубийцы приволокли на арену клетку, в которой беспокой-
но метался огромный голодный лев. Отперли дверку, отскочили,
скрылись за решеткой. Лев грянулся телом о дверь клетки, покатил-
ся желтым шаром на песок арены, оправился, приник к земле, гото-
вясь ринуться на свою жертву. Но его пламенный взор встретился с
устремленным на него спокойным взором человека, и хищник не
отважился на прямое нападение: он пополз, как кошка, делая круг,
припадая брюхом к песку, тряся гривой, хлеща себя по бокам гибким
хвостом.
Старик стоял, спокойно ожидая нападения царя зверей — пря-
мой, походящий на бронзовую статую.
Полуденное солнце сияло прямо над лабиринтом, и жгучие лучи
беспощадно жгли голову Оуниса. На небе не было ни облачка.
И вдруг... Что это? Солнце с непостижимой быстротой стало мер-
кнуть, словно утасая...
Лев испуганно приостановился, поднялся на задних лапах, тре-
вожно заревел, подняв взор к небу, как будто оттуда ему грозила
опасность. Народ, созерцавший перипетии боя между человеком и
львом, заволновался. Среди телохранителей фараона тоже произош-
ло какое-то смятение.
Оунис взглянул на небо, и взор его вспыхнул: да, яркое солнце
меркло среди дня. Один край его почернел, и черная серповидная
полоска росла, ширилась, захватывая уже четверть диска.
Толпа глухо заволновалась, видя зловещее знамение. Осирис-Ра
закрывает божественное лицо свое от верных сынов Египта...
— Мужи Египта! — пронесся на весь лабиринт зычный клик
Оуниса. — Мужи Египта! Вы видите: лучезарный бог Ра закрывает
свой лик, чтобы не видеть того подлого преступления, которое дол-
жно здесь совершиться. Внимайте же, мужи Египта! Знайте: я фара-
он Тети, которого вы считали погибшим. Да, я Тети! Взгляните в лицо
мое!..
— Тети! Воскресший из мертвых! Живой Тети! Честь и хвала
великому воителю! — раздалось в ответ из многих уст.
— Убийцы! Хотели убить Тети! — ревела возбужденная толпа.
А солнце меркло. Меркло с поразительной быстротой. И в здании
лабиринта поднималась дикая и кровавая сумятица: толпа, хлынув
потоком, смыла цепь стражи, окружила со всех сторон ложу, где
сидел бледный неподвижный фараон Пепи.
83

— Спасайте фараона! — кричал кто-то.
— Которого? Кого спасать, Пепи или Тети? — отвечала толпа,
окружавшая лабиринт.
Между тем лев, подкравшийся к Оунису, прыгнул на старика.
Оунис отскочил в сторону. Быстро, как удар молнии, мелькнул меч в
его могучих руках.
И толпа заревела:
— Сражен! Лев сражен!
Люди соскакивали на арену, где Оунис, держа в руках меч, стоял,
попирая ногой обливающееся кровью тело сраженного им льва.
Затем события последовали с необычайной быстротой. Живой
поток людей, убивая попадавшихся на его дороге стражников и
наиболее ненавистных чиновников Пепи, ринулся, предводимый Те-
ти-Оунисом, ко дворцу: Пепи бежал из лабиринта и укрылся от гнева
народа в тронном зале.
Народ настойчиво требовал его головы, и Оунис — воскресший
Тети — шел во главе толпы своих сторонников добывать трон и
корону.
XVIII
Новый властелин
ЕЖДУ ТЕМ, ОТДЕЛИВШИСЬ ОТ ОТРЯДА, ВЕДШЕ-
ГО Оуниса на казнь, Нефер поспешила к дворцу фара-
она, в покои красавицы Нитокрис. Царевна даже не
подозревала, какая жестокая участь постигла люби-
мого ею человека и узнала об этом лишь тогда, когда
Нефер рассказала ей все, узнанное от солдат.
Словно разъяренная львица, бросилась Нитокрис в покои отца —
требовать отмены казни, упрекать за предательство. Но Пепи не бы-
ло: он как раз в это время отправился допрашивать и судить приве-
денного Оуниса-Тети.
Тогда смелая царевна решилась действовать на свой страх и риск:
узнав, где именно, в какой могиле замурован Меренра, она взяла
отряд рабов и помчалась на колеснице в Некрополь. Рядом с ней
стояла бледная, как полотно, Нефер.
Не без труда удалось рабочим по приказанию дочери фараона
свалить плиту с могильной ямы, в которой находился Меренра.
Он был еще жив. И когда по поданной лестнице юноша поднялся
наверх, стоял там, озаренный потоками солнечных лучей, и глубоко
вздыхал, наполняя чистым воздухом усталые, полу отравленные лег-
кие, Нитокрис, забыв о своем сане, забыв, что тут стоят и смотрят
десятки посторонних людей, обвив нежными руками шею Меренра,
84

целовала бессчетное число раз лицо спасенного. И он целовал ее, и
ласкал, и прижимал к груди.
А Нефер, по-прежнему бледная как полотно, стояла поодаль. И
ей казалось, что каждый их поцелуй — это удар острого ножа в ее
горячее любящее сердце™
Покинув Некрополь, они возвратились во дворец. Там происходи-
ло что-то неладное: стражи не было, слуги разбегались в панике,
таща с собой украденную утварь; в некоторых дворах бушевала,
грабя дворец, чернь.
Отведя Меренра на женскую половину, где он был в безопасности,
Нитокрис решилась узнать точно, что случилось в ее отсутствие.
Сначала пошла на разведку Нефер, которой, по общему предпо-
ложению, не могла грозить никакая опасность. Пошла — и пропала.
Тогда, охваченные тревогой, Нитокрис и Меренра, держась за руки,
вышли из гинекея, пошли за толпой, стремившейся в тронный зал. И
здесь Нитокрис, вырвавшись из рук Меренра, кинулась вперед с
криком:
— Отец! Отец! Не убивайте его! Это мой отец! Пощадите его!..
В самом деле, жизнь фараона Пепи висела на волоске: ворвав-
шийся во дворец Тети застал брата-врага всеми покинутым, одино-
ким. Но Пепи хотел умереть, как фараон, и гордо сидел на троне,
неподвижно ожидая врага.
Тети схватил его железной рукой, опрокинул на землю и занес над
ним меч. В этот-то момент ворвалась в тронный зал Нитокрис, моля
о пощаде. Следом за ней загородил тело Пепи своей грудью и Мерен-
ра, позабывший злодеяния Пепи и думавший о том, что это — отец
любимой девушки.
— Не убивай его, Оунис! — молил он жреца.—Не убивай! Вспомни,
ведь и он фараон!
Оунис-Тети гордо п мрачно взглянул на Меренра.
— Здесь могу распоряжаться, судить, решать — только один я, —
сказал он. — Знаешь ли ты, кто я? Я Тети! Я — твой отец! Старший в
роду. И если я казню предателя...
— Ты мой отец? Ты великий Тети? — бормотал пораженный Ме-
ренра.
— Не убивай! Молю тебя. Не убивай! — удерживала все еще зане-
сенную над поверженным Пепи руку Оуниса-Тети прекрасная царе-
вна Нитокрис.
И взор Тети смягчился. Тяжелый меч выпал из его руки.
— Взять его под стражу! — отдал он приказ воинам. Тотчас Пепи
подняли, связали, бросили в угол.
85

В это время из-за занавески показался человек в костюме жреца,
несший на руках тело женщины, в груди которой торчал кинжал.
Это был верховный жрец Гер-Хор, несший труп Нефер.
—Привет тебе, Тети! — сказал он.—Ты возвратился-таки на трон
предков! Я принес тебе подарок! Гляди!
И он со злорадным смехом положил на плиты пола к ногам пора-
женного Тети труп Нефер.
— Какую награду дашь ты мне, великий воитель?
— Ты убил эту женщину? — вспыхнул Тети.
— Ну вот. Что значит — убил? — хихикнул Гер-Хор. — Я просто
объяснил ей, какая участь ждет ее при дворе Нитокрис. Вечно любо-
ваться, как голубки целуются, милуются, быть рабыней там, где она
могла, мечтала быть царицей — вот что ждало ее в будущем. Она
сама попросила показать, куда вонзить нож, чтобы он проник прямо
в сердце. Я показал. Я обязан был повиноваться! Не так ли? Ведь она
тоже царевна, такая же, как и Нитокрис. Бедняжку звали раньше...
— Сахура? — воскликнул с тоской Тети, подозревавший истину.
— Да, Сахура! Единственная дочь твоего второго брата, умершего
в молодости. Он оставил Сахура тебе с условием, чтобы ты сделал ее
женой Меренра. Вот она. Делай с ней что хочешь. А я пойду, — с
лицемерным смехом произнес Гер-Хор, бросив презрительный взгляд
на безжизненное тело Нефер.
На мгновение воцарилось молчание. Все были возмущены звер-
ской жестокостью и низкой местью верховного жреца. Никто не
сомневался, что несчастная Нефер пала жертвой его расправы.
Оунис с любовью смотрел на распростертое перед ним прекрасное,
но безжизненное тело девушки. Да, это Сахура, его племянница,
некогда порученная его попечениям нежно любимым братом. Злая
судьба на долгие годы разлучила их, и старик давно считал погиб-
шей прелестную девочку-царевну.
И вот он снова видит ее перед собой, хладную, неподвижную...
Жестокий Гер-Хор знал, что делает: вонзая нож в нежное тело Не-
фер, он поразил и ее дядю, Оуниса, в самое сердце.
Огонь гнева загорелся в потухшем было взоре Тети, и, обратив-
шись к воинам, он приказал:
— Взять его!
— Жрецы бога Птаха неприкосновенны! Жрецы бога Птаха не-
подсудны фараонам!—гордо кинул приближавшимся к нему воинам
Гер-Хор, распахивая свой плащ и показывая золотой серп луны —
таинственный, мистический символ, обладание которым обеспечи-
вало неприкосновенность членам касты жрецов бога Птаха.
86

Воины остановились, попятились: наложить руку на верховного
жреца? Нет, это немыслимо» На это не решится никто, даже если бы
ему угрожала смерть.
Страшное преступление останется неотмщенным, хотя все созна-
вали, что Гер-Хор достоин самой лютой казни. Но слишком велико
было почитание священного сана верховного жреца храма Птаха.
Гер-Хор, торжествуя, поднял в руке «охраняющий месяц» и пошел
к дверям. Он стоял у порога, как вдруг его нога поскользнулась; он
наступил на лужу крови, струившейся из груди погубленной им
Нефер-Сахура. Нога скользнула, жрец упал. И, падая, уронил свой
талисман.
С быстротой молнии пронеслось в уме разгневанного Оуниса-Тети
мысль воспользоваться этим моментом. Казалось, сама судьба, воз-
мущенная безнаказанностью злодея, давала в руки старика караю-
щий меч. По законам Египта, жрец неприкосновенен, пока в руках
его священный талисман, символ богини. Но талисман выпал из рук
упавшего жреца — следовательно»
Решение было исполнено Оунисом так же быстро, как и созрело.
Прежде чем Гер-Хор, поскользнувшийся в пролитой им крови, до-
полз до уроненной им «золотой луны», откатившейся в сторону, в
угол, Тети уже стоял возле него с обнаженным мечом в поднятой
руке.
Он наступил ногой на извивавшееся тело жреца.
— Где «золотая луна»? Покажи тот знак, который охраняет твою
жизнь! — закричал он, занося меч над жрецом.
И потом, обращаясь к наполнявшим зал воинам, сказал:
— Смотрите, воины! У него нет «золотой луны». И я, фараон Тети,
сам казню его за совершенное им злодейство!..
Меч медленно приблизился к горлу извивавшегося Гер-Хора.
— Казни его, великий Тети! Казни его, фараон! Он достоин смер-
ти!.. — кричали воины, возмущенные убийством невинной девушки.
И меч вошел в тело Гер-Хора. Оно вздрогнуло, замерло. Пробежа-
ла последняя дрожь, и все было кончено»
А в широко распахнутые двери покоя вливалась с шумом толпа,
ликуя, оглашая воздух криком:
— Тети! Тети возвратился! Да здравствует великий, непобедимый
воитель Тети, владыка Верхнего и Нижнего Египта!
Оттолкнув труп Гер-Хора, Тети подошел к Меренра и взял его за
руку.
—Вот ваш новый владыка! — сказал он.—Я возлагаю на его главу
двойную корону Верхнего и Нижнего Египта. Я опоясываю его чресла
мечом. В его молодые руки отдаю власть над страной!
Восторженные крики заглушили его голос.
87

С улицы, со дворов лились звуки труб, грохот барабанов. Мемфис,
ликуя, приветствовал нового владыку. Не ликовал лишь сам винов-
ник всего торжества — юный фараон Меренра, молодую душу кото-
рого угнетали кровавые призраки убитых и прекрасная, нежная,
печальная тень несчастной Сахура-Нефер...
КОНЕЦ
88

Гибель Карфагена



I
Кровожадное божество
ЫЛА НОЧЬ, РОСКОШНАЯ ЮЖНАЯ НОЧЬ. НО КАР-
фаген был весь залит потоками света. Чудилось, — в
этом городе, наследнике древней финикийской куль-
туры, так долго и упорно оспаривавшем у Рима гос-
подство над античным миром, бушует колоссальный
пожар: повсюду горели огни, повсюду толпились лю-
ди, и гремели голоса, и стонала земля.
Наиболее оживлена была улица Хамон, разделяв-
шая город на две почти равные части. Там, под могу-
чими многовековыми пальмами, по каменным плитам,
мостовой лился сплошной поток из тысяч и тысяч
человеческих тел. Этот поток стремился к храму, по-
священному страшному, лютому, кровожадному богу
Востока Баал-Молоху.
Культ Баала зародился в бесконечно давние годы
в странах, где солнце не согревает, а сжигает землю,
где лучи его не оживляют, а убивают, где человек
научился не любить свет, а бояться его. И Баал-Мо-
лох стал богом всеиспепеляющего огня, стал олицет-
ворением враждебных человеку сил огненной стихии.
Тогда, бесконечно давно, в обычай поклонников Баа-
ла вошло умилостивлять грозного бога человечески-
ми жертвами. Баала изображали безобразным, но все
же человекоподобным существом. Его статуи изго-
товлялись из железа, чаще из бронзы, и в теле статуи
91

устраивали огромную печь. Наполняя внутренности статуи Молоха
пылающими углями, поклонники Баала раскаляли всю безобразную
статую, и тогда клали на искривленные, уродливые руки лютого
божества невинные жертвы — собственных детей. А иногда осуж-
денные на гибель жертвы швырялись прямо в раскаленную утробу
злобного божества. И вот сегодня, в эту дивную и роскошную ночь,
десятки и десятки тысяч карфагенян, потомков финикийцев, не-
слись живым потоком по улице Хамон к огромному храму Баал-Мо-
лоха для принесения кровожадному божеству человеческих жертв.
Тут были все: торговец-мореплаватель, наемный солдат, ткач,
горшечник, красильщик, рыбак и грузчик с пристаней Карфагена;
были рабы и господа, пришельцы из великой пустыни арабы-бедуи-
ны и чернокожие из далеких таинственных областей внутренней
Африки. Все они шли плотными массами из Некрополя. И почти
каждый из них нес с собой весьма необычный факел: железную
палку, верхний конец которой был обмотан клубком пропитанной
смолой шерсти. Пылая с треском и шипением, эти смолистые клубки
излучали ослепительный свет — и потому над Карфагеном стояло
странное, зловещее багровое зарево.
Это не было процессией в настоящем смысле слова, потому что всю
толпу давно уже охватило состояние, близкое к безумию, и давно
смешались ряды, давно в колоссальном потоке образовались самосто-
ятельные течения, сталкивавшиеся, пересекавшиеся, переплетавши-
еся. Сумятицу увеличивало присутствие животных: в человеческом
море, словно колоссальные черные корабли, плыли отряды боевых
слонов, несших на спинах пестрые башенки с десятками лучников, и
проталкивались, плавно поводя длинными шеями, гонцы-верблюды,
и медленно, словно толпясь на месте, шли круторогие степенные
волы; здесь и там, расчищая себе дорогу дикими криками, двигались
конные отряды вооруженных копьями воинов карфагенской конни-
цы.
Относительный порядок соблюдали только группы жрецов и хра-
мовых прислужников. Они шли отдельными рядами, словно воины.
Тут были жрецы Баал-Хаммона, владыки небесных пространств, и
жрецы Баал-Теора, божества Священных Вершин, и Баал-Зебула,
бога насилия, жрицы Астарты, богини любви, жрецы Мелькарта,
покровителя мореплавания и промышленности, науки и искусств,
великого изобретателя алфавита..
Каждая отдельная группа шествующих жрецов несла за собой
под пурпурными балдахинами статуи второстепенных богов фини-
кийского культа. Тут было изображение Баала, халдейского Бела,
который в Греции возродился под именем Зевса, а в Риме принял имя
Юпитера. Вот Мелькир, прототип Геркулеса эллинов, и Адонис, бог
весны, на поиски которого Астар спускался в глубину ада. А вот и
92

сам Баал-Молох, ненасытный, кровожадный, вечно алчущий чело-
веческих жертв, — тот, кому отдавали финикийцы и их потомки,
карфагеняне, избранных за красоту девственниц и стройных юно-
шей Он — огромный, безобразный Он жадно простирает вперед
металлические руки, словно ища жертвы. И в его бронзовой груди
ясно видно отверстие — это печь, та самая, "куда ввергают приноси-
мых в жертву лютому «Пожирателю людей».
— Римлянку! Римлянку — в огонь! Первой! Прежде всех! — про-
несся по площади бурный крик.
Не внимая воплю толпы, верховный жрец обратился к толпе вто-
ростепенных жрецов, окружавших статую Баала.
— Нужен пример! — сказал он повелительным голосом. — Вы
видите, как испуганы дети. Покажите им, как ничтожна физиче-
ская боль! Покажите им, как надо приносить себя в жертву ради
спасения отечества, когда ему грозит смертельная опасность!
Те, к кому обращался с этими словами верховный жрец, повино-
вались его приказанию: засверкали ножи, и несколько десятков че-
ловек на глазах у сорока тысяч жадно следивших за каждым их
движением зрителей принялись производить всяческие самоистяза-
ния. Они наносили себе ужасные раны, они отсекали себе пальцы,
разрывали свое собственное тело. Некоторые вколачивали себе в
грудь длинные гвозди. И ни крика, ни стона не срывалось с уст
фанатиков.
— Еще, еще! — повторял верховный жрец — Первая жертва пока-
жет путь другим!
С этими словами он невероятно быстрым, почти неуловимым движе-
нием вырвал одного ближайшего ребенка из толпы детей и швырнул
его уверенным движением в раскаленное отверстие в груди идола.
Дикий крик ребенка всколыхнул толпу... Но не успело еще смолкнуть
эхо этого предсмертного вопля невинной жертвы, как из отверстия
на груди кровожадного Молоха показался легкий беловатый дымок, —
тело первой жертвы было моментально испепелено...
- Римлянку! Римлянку в огонь! Баал жаждет ее тела! Римлянку? -
отозвалась толпа на крик первой жертвы. Верховный жрец схватил
за руку трепещущую девушку и повлек к идолу. Она покорно шла за
ним. Казалось, она окаменела от ужаса.
Она не сознавала, что совершается. Но близость раскаленного
чудовища, нестерпимый жар, струившийся от его огромного тела,
вывел ее из оцепенения. Она рванулась из крепко державших ее рук
жреца.
— Пощадите! — пронесся по площади ее вопль, полный тоски и
ужаса.
93

г- Нет, проклятая! — прошипел жрец со зверской улыбкой. —
Молох давно уже не питался вражеским телом, и ты доставишь ему
это наслаждение!»
Но не успел он кончить своей фразы, как в толпе произошло
мгновенное замешательство, и вслед за тем над площадью прогремел
чей-то звучный, повелительный голос:
— Фульвия! Вперед, друзья!
Какой-то человек вдруг ринулся на жрецов, прокладывая себе
среди них дорогу с невероятной силой. Это был высокий и статный
воин, смуглый, как нумидиец^ или чистокровный финикиец. Он был
в полном боевом вооружении, и в его стальной мускулистой руке
сверкал короткий обоюдоострый меч. На его призывный боевой клич
от толпы отделилось человек сорок или пятьдесят воинов, таких же
высоких, статных, как и он, также в полном боевом вооружении.
— Оставь эту девушку! — крикнул первый, отталкивая левой
рукой верховного жреца, а правой занося над его головой блестящий
меч. — Оставь ее! Она моя!
— Как? Ты осмеливаешься?.. — спросил жрец с негодованием,
близким к ярости.
— Да, я осмеливаюсь отнять ее у этого бронзового чудовища!
— Кто ты, оскорбляющий божество?
— Я тот сын Карфагена, который в бою на Тразименском озерефф
спас жизнь Ганнибалу! Я тот, чей меч не раз определял исход крова-
вых битв в пользу Карфагена.» Я завоевал половину Галлии. И в
награду за это мое отечество сослало меня в Тир! — ответил воин
полным негодования голосом.
— Твое имя, дерзкий? — спросил жрец воина.
— Ты узнаешь его впоследствии, старик! Не сейчас. Оставь рим-
лянку или.»
И он взмахнул мечом.
— Это — дочь вражеского племени. Народ хочет ее гибели!
— Народ? Так пусть же знает народ, что, когда я, пронзенный
вражеской стрелой, лежал на берегу Тразименского озера, эта де-
вушка подобрала меня среди трупов, укрыла в своем жилище, берег-
ла, лечила меня, как брата!»
— Но она — обречена в жертву! Ты не посмеешь нарушить закон,
попрать права Баал-Молоха! — яростно завопил побледневший
* Нумидийцы— жители Нумидии, области в Северной
Африке, занимавшей территорию современного Алжира и части Туни-
са. В 203 г. до н. э. Нумидия была объединена под властью царя Маси-
ниссы.
В 217 г. до н. э. в сражении у Тразименского озера, располо-
женного в Северной Италии, армия карфагенян разгромила армию
римского полководца Фламиния.
94

жрец. — Эта римлянка осуждена, и теперь уже. ничто не может ее
спасти?
— Я не признаю этого закона. Пусть Баал-Молох сам скажет нам
о своих правах- Но он молчит-
—Святотатец! Ты оскорбляешь грозное божество! Но оно покара-
ет тебя,-
— Оно? Пусть же испепелит меня Баал-Молох, если может! —
засмеялся воин вызывающим смехом.
Немая, испуганная, ошеломленная толпа, казалось, затаила ды-
хание. Еще никогда не приходилось ей слышать таких речей, и они
навевали ужас, внушали ей растерянность.
А воин в блестящих латах с грозно сверкающим мечом стоял перед
безобразной статуей Молоха. И в самой его позе выражался дерзкий
вызов Молоху, мстительному, кровожадному, беспощадному древне-
му божеству финикийцев и карфагенян.
Перед Молохом, перед его могуществом в Карфагене трепетали
все, даже члены верховного совета. А воин стоял и издевался над
Баалом, — и Молох молчал, как будто и его испугал дерзкий вызов,
брошенный ему человеком в первый раз за тысячелетия существова-
ния культа Баал-Молоха_
Еще мгновение — и вдруг воин молниеносным ударом руки опро-
кинул на землю цеплявшегося за руку римлянки верховного жреца.
— Вспомните, как римляне при Каннах отражали атаки наших
боевых слонов! Защитите же невинных!—прозвучал крик противни-
ка жреца.
Сопровождавшие его воины бросились к окружавшему статую
Молоха костру, и в надвигавшихся к месту жертвоприношения через
толпу жрецов боевых слонов посыпался целый дождь пылающих
головней.
Толстокожие животные попятились назад, потом ринулись в бег-
ство, затаптывая попадающихся на их пути, прокладывая себе до-
роту в живой стене человеческих тел.
Паника, вызванная бегством слонов, разлилась потоком по пло-
щади. Толпа шарахнулась во все стороны, люди бежали, опрокиды-
вая друг друга, загромождая площадь здесь и там целыми грудами
тел.
Не заботясь о том, что творилось вокруг, воин сказал дрожавшей
всем телом римлянке:
— Спасайся! Не упускай мгновения- Иди с нами, Фульвия!..
— Это ты, Хирам? — воскликнула девушка.
— Молчи». Не произноси здесь моего имени. Я умер для моей
родины, — сказал ее освободитель, и в голосе его прозвучала тоска и
горечь. Затем, обернувшись к плачущим детям, которые по-прежне-
му жались друг к другу и рыдали, он ласково произнес:
95

— Спасайтесь и вы. Разбегайтесь по домам. Молох сыт сегодня.
Дети ринулись бежать, а Хирам схватил за руку римлянку и
увлек за собой.
II
Пернатый гонец
ЦЕНА, ОПИСАННАЯ В ПРЕДЫДУЩЕЙ ГЛАВЕ,
разыгралась в мгновение ока. Казалось, ураган смел
с площади несметные толпы, охваченные паническим
ужасом. С толпой беглецов-горожан, прятавшихся в
ближайших домах, врывавшихся, ища спасения, в
храмы, бежали или были увлечены человеческим по-
током прислужники храмов, жрецы, музыканты, рабы. Даже отря-
дов наемных войск, охранявших порядок на площади, и тех не
существовало больше: слоны, обращенные в бегство огненным до-
ждем, опрокинули, растоптали солдат.
Никто и ничто не мешало теперь отступлению Хирама, спасшего
римлянку. Под прикрытием построившихся в две линии спутников
Хирам, почти неся на руках трепещущее тело Фульвии, вышел на
одну боковую улицу. Эта улица была абсолютно пуста; человеческие
волны ринулись в другую сторону, и беглецы могли перевести дыха-
ние и оглядеться.
Хирам замедлил шаг.
— Ты спас, ты спас меня? — прошептала Фульвия.
— Я только отдал тебе свой долг! — отозвался Хирам. — Когда-то
и ты спасла мне жизнь, хотя я был врагом твоей родины.-
— Нет. Я не римлянка. Я — этруска!
—Это все равно, дитя! Спешим! Пощады не будет... Ты знаешь, как
поступили с Аттилием Регулом и другими, которых судьба отдала в
наши руки? С них, еще живых, содрали кожу. Эти ужасные трофеи
и сейчас висят в наших храмах. С пленных, беззащитных, беспомощ-
ных.
Дрожь ужаса пронизала тело девушки.
— Ну, скорее! Нельзя останавливаться надолго. Мы еще не в без-
опасности. Надо пользоваться тем, что никто не признал меня, и
искать убежища.
Но Фульвия недаигалась. Казалось, она оглядывалась, ища кого-
то.
— Успокойся! Погони еще нет! — обратился к ней Хирам.
— Я-. я боюсь фегора! — пробормотала она робким голосом.
— Кто это? Почему ты боишься его? Пусть попадется он на нашем
пути, и его труп окажется в волнах моря!
96

—Тебе не поймать его! — испуганно сказала девушка. — Он хитер,
как змея, и ядовит, как василиск. Но я не вижу его. Бежим!
Пробираясь по темным и безлюдным улицам, беглецы скоро очу-
тились на окраине у берега моря. Тут Хирам остановился около
прорезанной в стене, окованной бронзой массивной двери. Перед ней
стояли воины. Стража пропустила беглецов без всяких затруднений,
когда Хирам, давший одному из часовых несколько серебряных мо-
нет, сказал, что он и его спутники — моряки, возвращающиеся из
города на свой корабль, который стоит в так называемом «внутрен-
нем море».
Пять минут спустя беглецы находились уже в полной безопасно-
сти на небольшом, но крепком быстроходном судне, державшемся у
пристани. Это была так называемая гемиола, гребное парусное суд-
но с высокой кормой и окованным бронзой носом.
Вступая на борт своего судна, Хирам, оставивший на всякий
случай сторожевой пост из нескольких воинов на берегу, осведомил-
ся у вышедшего ему навстречу высокого и мускулистого гортатора,
или надсмотрщика за гребцами, не пришли ли на гемиолу какие-ни-
будь новости.
— Нет, господин мой, — ответил гортатор, — ничего нет.
При бледном и неверном свете лампадки, висевшей на корме,
Фульвия заметила, как исказились черты лица ее спасителя.
— Ничего, ничего, — пробормотал Хирам со скорбью. — Может ли
это быть? Что случилось? Почему нет вестей?! Но наш гонец? Что с
ним? Не убит ли он?
Ответа не было.
— Акка! — крикнул Хирам.
На зов его выступил молодой воин.
— Ты не ошибся ли, исполняя поручение, Акка?
— О нет, господин! Нашего гонца я своими руками отдал рабыне.
И она дала мне своего.
Хирам, казалось, погрузился в размышления. Фульвия, которая
из этих отрывочных фраз не могла понять, о чем идет речь и кто такой
таинственный посланец, которого можно было отдать с рук на руки,
с тревогой наблюдала за каждым движением своего спасителя Хи-
рам подошел к борту гемиолы и начал пытливо всматриваться в
ночную мглу, в ту сторону, где лежал город. Оттуда еще доносился
смутный и тревожный гул. С трудом можно было различить звуки
больших барабанов, трубные звуки, издаваемые, по-видимому, сло-
нами, человеческие крики, отчаянный лай собак.
Но взор Хирама был устремлен не на землю, а в небо, как будто
оттуда он ожидал желанных вестей.
Помолчав немного, Хирам обернулся к своему экипажу.
97
4—1151

— Идите, отдыхайте! — сказал он. — Я же останусь здесь, бодрст-
вуя. Кто знает, что может случиться?
Палуба опустела. На ней остались только молчаливый гортатор,
Фульвия и Хирам. Последний, усевшись на скамью гортатора, опу-
стил голову и о чем-то сосредоточенно думал.
— Ты забыл обо мне, Хирам! — наконец робко вымолвила Фуль-
вия, прикасаясь нежной рукой к плечу погруженного в печальные
размышления воина.—Брат забыл о той, которую он когда-то назвал
своей сестрой, там, далеко отсюда, в Италии, на полях несчастной
Этрурии» И зачем вырвал ты меня из объятий смерти? Зачем подверг
себя ужасной опасности ради меня, простой девушки, дочери чуж-
дой тебе страны?
Воин встрепенулся.
— Прости меня, дитя! — промолвил он ласково. — Ты права, я на
мгновение забыл о тебе.
— Не извиняйся. Разве ты в долгу передо мной? Если бы не ты —
я была бы уже в стране теней. Что сталось бы тогда с моей несчастной
матерью?..
— Как? И твоя мать здесь? В Карфагене? — привскочил Хирам. —
Как вы обе попали сюда? Ведь я оставил вас там, в Этрурии, свобод-
ными, счастливыми, спокойными? Если бы я раньше знал, что ты
здесь!.. У меня есть друзья. Я освободил бы тебя. Отсюда так часто
ходят суда к Неаполису и Путеоле, что я мог бы давно отправить тебя
на твою родину.
— Значит., значит, ты не ради меня прибыл сюда? — с заметным
чувством горечи прозвучал голос девушки.
—Дитя, дитя! Мог ли я знать о тебе? Два года провел я в изгнании
и лишь вчера прибыл сюда. Только на площади я увидел тебя и узнал,
что ты осуждена в жертву Баал-Молоху.
— Но» но почему же ты был там, на площади, с целым отрядом
воинов?
Этот вопрос Фульвии, казалось, поставил Хирама в затруднение.
Несколько мгновений он молчал и глядел в сторону смутно вырисо-
вывавшихся во мгле циклопических стен города.
— Карфагену опять грозит опасность: твое отечество готовится к
новой, ужасной войне с моей родиной! — уклончиво сказал он. —
Поэтому-то я бежал из ссылки и прибыл сюда. Я с детских лет
участвовал во всех боях против римлян, под знаменами великого
Ганнибала. Я не мог оставаться далеко от родины, в бездействии.
Правда, со мной, как и с Ганнибалом, Карфаген поступил не так, как
было бы должно. Но в этих стенах увидел я свет, здесь вечным сном
покоятся мои предки. И я прибыл сюда.
— Неужели же ты, один из славнейших вождей Карфагена, был
сослан? За что?
98

— Меня ненавидел по личным причинам один из влиятельнейших
суффетов, и Совет Ста Четырех разделял эту ненависть. Но ты, как
ты попала сюда? Когда я разлучился с тобой, ты была еще почти
ребенком. И ты была свободна. А теперь...
— А теперь — я раба! — чуть слышно ответила девушка. — Война
разорила благословенный край, мою родину. Отец мой отправил ме-
ня с моей матерью в Кумы, к родственникам. Там однажды меня и
многих других женщин предательски захватил в плен один из кар-
фагенских кораблей, привезших в Европу товары, выработанные в
Карфагене. Меня продали сюда, в Карфаген... Это было два года
назад
— Бедное дитя! Думала ли ты, вспоминала ли ты хоть когда-ни-
будь обо мне?
— Я? — страстно воскликнула девушка. — О, я мечтала, что ты
встретишь меня и вырвешь из рабства. Вспоминала твои речи, искала
тебя в толпе карфагенян. Но тебя не было™
— Да, я был так далеко отсюда. Часто и я думал о тебе, Фульвия.
Вспоминал твою хижину, где спасся от плена и смерти, твои песенки,
полудетский лепет™
Вдруг речь Хирама оборвалась. Не обращая внимания на страст-
но прислушивавшуюся к каждому его слову девушку, он поднял
голову и стал всматриваться во мглу ночи.
— Голубь! — вскрикнул он, вскакивая. — Наконец-то!
Хирам бросился на нос гемиолы, над которым уже вился, готовясь
спуститься, белоснежный голубь. Минуту спустя птица была уже в
руках Хирама. Это был прекрасный почтовый голубь, отдавшийся в
руки Хирама без малейшего сопротивления и боязни.
—Сидон! Огня!—крикнул гортатору Хирам, нежно целуя головку
птицы и лаская ее, как дитя. — Письмо есть! Скорее!
Гортатор принес глиняную лампадку. Хирам при свете ее развер-
нул снятый с голубя-гонца кусок тонкого пергамента, на котором
острой иглой были нацарапаны какие-то иероглифы.
При взгляде на письмо Хирам побледнел.
— О боги! — прошептал он дрожащими губами. — Она потеряна
для меня! Через три дня она станет женой другого™ Сидон! Могу ли
я полностью полагаться на моих нумидийцев?
— На жизнь и на смерть, господин! Их выбирал я, — ответил
гортатор уверенно и спокойно.
— Если даже™ если даже я пошлю их в бой против Карфагена?
Улыбка мелькнула на губах гортатора:
— Против торгашей, которые золотом покупают кровь воинов?
Посылай нас, господин мой, и ты увидишь, как бьются люди не из-за
золота, а из-за любви к тебе! Но что ты собираешься предпринять?
Посвяти меня в свои планы, может быть, мы похитим ту, Которой
99
4*

отдано твое сердце, из дома ее мужа, какого-нибудь изнеженного
потомка гордых торгашей, когда свершатся брачные пиршества?
Или ты думаешь оспаривать права на нее теперь же, напав на дом ее
отца, трусливого патриция, презирающего всех, кто умеет владеть
мечом?
- Завтра она ждет меня! - не отвечая на вопросы гортатора
пробормотал Хирам. — Я был бы презренным трусом, если бы не
поспешил на зов, хотя бы это грозило мне гибелью. Увидеть ее, ска-
зать ей два слова, — а там хоть смерть»
— О ком говоришь ты? — прозвучал голос Фульвии.
— Об одной карфагенской девушке, дитя.
— Ты... ты любишь ее? — болезненным криком вырвались слова из
уст пленницы.
Но Хирам не успел ответить. В нескольких шагах от гемиолы, на
берегу, среди камней и ящиков, вдруг насмешливо прозвучали слова
чьей-то песни:
Кто верит, тот будет жестоко обманут...
Смеется ли? После заплачет...
— Фегор! — воскликнула боязливо Фульвия, задрожав всем те-
лом. — Шпион! Шпион Совета Ста Четырех! Мы погибли!..
— Еще нет! — отозвался Хирам. — Он не мог подслушать нас, но
он рыщет тут, и» эту гадину надо раздавить. Сидон? Подай лук и
стрелы?
Секунду спустя в воздухе послышался характерный свист летя-
щей стрелы, а потом пронесся крик ярости и боли.
— Попал! — сказал Хирам, опуская лук. — Сидон! Пойди, прикон-
чи ядовитую змею, ползающую вокруг нашего убежища.
Гортатор бросился на берег.
— Ну что? Убит? — спросил его Хирам, когда гортатор вернулся
на судно.
— Нет, господин. Он исчез, словно провалился сквозь землю.
— Кто этот Фегор? — обратился Хирам к Фульвии. — Кажется, ты
знаешь его хорошо, дитя?
— Я уже говорила тебе: человек, опаснее которого нет во всем
Карфагене! Он часто посещал дом вождя войск Фамбы, жене кото-
рого я принадлежала как рабыня. Он» Он хотел, чтобы я стала его
женой. Но когда он говорил мне о своей любви, я... я думала о моей
далекой родине, о нашей хижине. Грезилось мне, что я возвратилась
туда, свободная, счастливая. И вот ты вновь пришел к нам»
— Ну, довольно, дитя, — ласково остановил ее Хирам. — Ты уста-
ла. Иди, усни..
100

Фульвия повиновалась, но, уходя, она вздыхала тяжело, и печаль
омрачала черты ее лица.
— Завтра вечером, — сказал Хирам гортатору, — я отправлюсь на
свидание с Офир.
III
Соперница
АСТАЛ ДЕНЬ. ПОРТ КАРФАГЕНА СРАЗУ ОЖИЛ.
Десятки, сотни, тысячи моряков выбирались на при-
стань, покидая свои суда. Боевые галеры, которые на
ночь выходили к морю охранять порт от возможного
внезапного нападения римского флота, покидали те-
перь свои места. На самой пристани кипела обычная
жизнь: рабы, по большей части военнопленные, выгружали из при-
бывших в порт гордого Карфагена судов медь Иберии, олово туман-
ной Британии, драгоценные шелковые ткани Малой Азии.
Другие толпы грузчиков наполняли трюмы готовящихся к от-
плытию судов товарами самого Карфагена: пурпурными тканями,
чудной посудой из чеканных металлов, статуэтками, всем тем,
производством чего славился Карфаген на протяжении многих
веков.
Тот, кто взглянул бы в этот момент на судно Хирама, поразился
бы: за короткие часы, прошедшие с момента возвращения Хирама и
его воинов с берега, гемиола, словно по волшебству, потеряла свой
привычный вид полувоенного судна; потеряли вид воинов и люди
экипажа. Вся палуба гемиолы была теперь завалена грудами драго-
ценных тканей Малой Азии, великолепными цветными вазами, изде-
лиями из черного дерева и слоновой кости. Благодаря этому гемиола
ничем не отличалась от сотен других судов, переполнявших порт
Карфагена, и казалась обыкновеннейшим торговым кораблем, при-
шедшим сюда, чтобы на рынке Карфагена сбыть дорогой груз. Вы-
шедшая из каюты Фульвия глядела на эти предметы роскоши с
вниманием, в котором была и доля легкой иронии.
— И ты, Хирам, — сказала она улыбаясь, — превратился в торг-
овца?
Вместо ответа Хирам мощным ударом меча разрубил пополам
лежавший на борту около него сверток драгоценной пурпурной ма-
терии и столкнул его в море.
—Я — воин! — сказал он.—Если я позволил убрать гемиолу этими
тряпками, выставить эти безделушки, то только для того, чтобы не
обнаружить, кто я. Вы, дети Италии, презираете карфагенян за их
склонность к безумной роскоши, за их изнеженность. Но ко мне не
относится это презрение. Я воин, воин. Я гляжу на вещи так же, как
101

те, которые населяют Италию, те, которым будет принадлежать весь
мир.
— И твоя родина? — взволнованно спросила Фульвия.
Чело Хирама нахмурилось. В очах блеснул мрачный огонь.
— Горе тому, кто не умеет своей рукой защищать себя! — промол-
вил он с горечью. — Горе тому, кто забывает меч ради вечных празд-
неств, кто губит свои силы в оргиях, а для своей защиты набирает
орды продажных наемников. Горе, горе Карфагену!
В это мгновение к борту гемиолы подошла шлюпка. Ее гнали
веслами четверо мускулистых гребцов, а на отдельных скамьях по-
мещалось семь человек в роскошных одеждах.
— Здесь продают какие-нибудь товары? — донесся до слуха Хи-
рама вопрос одного из них.
Хирам усилием воли разогнал набежавшие на его чело морщины
и, склонясь над бортом, ответил:
— Конечно! Все, что дает для продажи Тир, и все, что посылает
миру Кипр!
По спущенному поспешно трапу три негоцианта поднялись на
гемиолу и стали рассматривать выставленные для продажи товары.
Фульвия следила за каждым их движением. Ее взор неотступно
следовал за одним из них. Это был самый молодой из трех, по его лица
почти нельзя было рассмотреть. Казалось, он тщательно скрывал
свое лицо от чужих взоров. Но уловка ему не удалась.
— Это он, Фегор! — промолвила девушка, содрогаясь и показывая
Хираму взглядом на пришедшего.
— Я убью его! — пробормотал Хирам.
—Чтобы погибнуть сейчас же? — прошептала беззвучно девушка.
— Но тогда что же делать? Он видел тебя!
— Но он еще не открыл твою тайну, Хирам!
— Хорошо. Тогда попытаемся узнать, что нужно ему. Но._ но ты не
любишь его?
Девушка вместо ответа гневно блеснула прекрасными очами.
Двое пожилых негоциантов усердно рассматривали товары, ко-
торыми была заставлена вся палуба гемиолы. Фегор же, пользуясь
тем, что Хираму пришлось давать покупателям кое-какие объясне-
ния, незаметно приблизился к Фульвии и заговорил с ней.
— Итак, ты спаслась, и ты здесь! Это радует меня, хотя ты посто-
янно выказывала свою нелюбовь ко мне, девушка! — сказал он. — Но
кто эти люди? Почему они спасли тебя? Ты их давно знаешь?
Фульвия отвечала холодно и сдержанно:
— Кто эти люди? Ты видишь сам: торговцы из Тира. Почему они
спасли меня? Потому что сжалились надо мной. Ты так любил и
жалел меня, по крайней мере, на словах, что... что не ударил пальцем
о палец ради моего спасения!
102

—Я не мог! Клянусь, я ничего не мог сделать! — смущенно пробор-
мотал шпион Совета Ста Четырех. — Но поверь, я люблю тебя!
— Оставим это! — перебила его девушка.—Ты спрашиваешь, знаю
ли я их? Да. Со вчерашнего дня. Как их зовут? Мои спасители — вот
их имя!
Фегор, посмотрев испытующим взором на девушку, потом оглядев
всю гемиолу, снова обратился к Фульвии:
—Что же? Они удержат тебя здесь, с собой? Финикийцы привык-
ли похищать женщин. И ты уже стала их рабой?
— Нет! — ответила коротко Фульвия.
— Но тогда почему ты не возвращаешься домой? Твоя мать уми-
рает от беспокойства о тебе. Она знает, что ты избегла участи быть
принесенной в жертву Молоху, и жаждет увидеть тебя, обнять свое
дитя. Я все видел, я предупредил ее. Ты должна сегодня же вечером
быть у себя в доме, у матери. И помни: мне не нравятся эти люди!
— Но они спасли меня.
— Тем хуже для них. Одного моего слова достаточно, чтобы погу-
бить их, и я сделаю это. Но если ты вернешься сегодня вечером под
кров твоей матери, я не произнесу ни единого слова. А ведь пойми:
мне стоит только сказать кое-кому, что это разведчики римлян, и у
них будут отняты их жизни. И твоя мать.. Одно мое слово — и ее
постигнет казнь, как и тех, кто осмелился вырвать тебя из рук жре-
цов Молоха.
— Ты — презренный, презренный! — не выдержала девушка, гото-
вая залиться слезами отчаяния.
— Я люблю тебя, и ты должна принадлежать мне!
— Но эти люди могут меня не отпустить.
— Я сумею заставить их отпустить тебя. Ты будешь, будешь моей!
До свидания, голубка!
И Фегор удалился к двум своим товарищам, все еще занятым
рассматриванием выставленных на продажу товаров. Пять минут
спустя шлюпка отчалила от борта гемиолы, увозя двух торговцев и
Фегора. Разумеется, Фульвия поспешила передать весь разговор со
шпионом Хираму, и лицо его омрачилось.
— Нам грозит действительно серьезная опасность! — промолвил
воин тревожно. — Надо подумать, что делать-
— И это — из-за меня! Тебе придется раскаиваться! — сказала
девушка грустно.
—Никогда!—перебил ее речь Хирам.—Я не мог видеть равнодушно
твою гибель Пусть мне за это грозит смерть, я не буду каяться Ты
когда-то спасла меня, я должен был отплатить тебе тем же Подлый
шпион хочет овладеть тобой; посмотрим, как это удастся ему!
— А моя бедная мать?
103

— Не беспокойся о ней! — ответил решительно Хирам. — Завтра
же она будет здесь, около тебя. И завтра в сумерки мое судно навсег-
да покинет эти берега. Если только мне удастся» взять Офир.
— Кто это? — встрепенулась девушка.
— После, после узнаешь» Опять подплывают торговцы. Надо за-
няться с ними.
Барка за баркой приставали к борту гемиолы. Торговцы Карфа-
гена целыми часами толклись на ее палубе, рассматривая и покупая
товары Хирама. Все сделки заключались гортатором Сидоном, кото-
рый в дни молодости сам вел обширную торговлю с Левантом и знал
все хитрости и уловки купцов. Звенело золото и серебро, наполняя
казну Хирама, и быстро пустела палуба, очищаясь от распроданных
товаров. Но к вечеру покупатели исчезли: уже надвигался самум,
поднимавший над Карфагеном тучи тонкой пыли, принесенной из
неведомых далей великой пустыни Северной Африки, море начинало
волноваться, становилось трудно дышать этим раскаленным и напи-
танным пылью воздухом.
К ночи, пользуясь тем, что дурная погода должна была разогнать
всех с улиц Карфагена, Хирам отправился на свидание с любимой
девушкой.
По его приказанию Сидон раздобыл лошадей, и маленькая ка-
валькада помчалась к дому Офир. Впереди скакал сам Хирам, за ним
следовали гортатор и еще четверо воинов. Перед отправлением в путь
Хирам написал письмо и отослал его, подвязав под крыло почтового
голубя, одного из крылатых гонцов, доставленных на борт гемиолы
при помощи Акки.
— Лети! Неси мое послание! Твоя госпожа ждет тебя! — сказал
Хирам, подбрасывая черного голубка в воздух.
Провожая Хирама, Фульвия волновалась и тревожилась, как
будто предчувствуя какую-то грозящую ему беду.
— Куда ты идешь? Зачем? — допытывалась она. — К кому полетел
крылатый гонец?
Хирам, озабоченный своими сборами, отвечал коротко и отрыви-
сто.
— После, после расскажу тебе все! — твердил он.
— Ты стремишься к этой девушке, хотя это грозит тебе гибелью?
Она дорога тебе больше жизни! Значит, ты отдал ей свое сердце? Ты
любишь ее? — и Фульвия с тревогой глядела на воина.
— Да, я люблю ее больше жизни! — отвечал Хирам. — Прощай,
Фульвия!
И когда маленький отряд, спустившись с гемиолы, удалился в
направлении города, Фульвия тяжело вздохнула.
104

— Прощай, Хирам! — прозвучал чуть слышно ее полный тоски
голос. Повернувшись, она пошла в каюту гемиолы с опущенной голо-
вой и полными слез глазами.
— Он любит Офир! Он любит ее больше жизни!.. — шептала она
беззвучно.
Между тем Хирам задумчиво шел по безлюдным карфагенским
улицам. Дом, к которому он направлялся, принадлежал одному из
влиятельнейших граждан — старику Гермону, приемному отцу
Офир. Это было типичное здание в том стиле, который был унасле-
дован обитателями Карфагена от финикийцев. Дом имел семь или
даже восемь этажей, образуя некоторого рода пирамиду; каждый
этаж был опоясан крытыми галереями: карфагеняне любили, чтобы
из окон открывался вид на море.
IV
Роковое свидание
ОБИТЬСЯ СВИДАНИЯ С ОФИР ХИРАМУ БЫЛО
нелегко: нельзя было проникнуть обычным путем в
жилище Гермона, переполненное слугами и охраняе-
мое целым отрядом воинов.
Но это не остановило старого соратника Ганнибала:
на первую террасу вскарабкался с ловкостью кошки
Сидон-гортатор, обнаруживший брошенную кем-то при их прибли-
жении к дому веревку с узлами, которая заменяла лестницу. За ним
поднялся на террасу и Хирам. Четверо моряков остались на улице,
ожидая возвращения Хирама и Сидона.
На террасе гостей ожидала любимая рабыня красавицы Офир, и,
следуя за ней, Хирам прошел, никого не встретив, в покои любимой
девушки.
Увидев Офир, Хирам позабыл два года разлуки, два года тоски и
мучений в изгнании. Все исчезло, все растаяло, когда его полный
любви взор упал на нежное лицо любимой, когда он услышал ее
ласкающий голос и прикоснулся к ее трепещущей рука Им надо
было так много, так бесконечно много передать друг другу, — и их
вопросы скрещивались, их ответы встречались, а глаза говорили
друг другу: «Люблю тебя! Без тебя моя жизнь — печаль!»
Однако свидание продолжалось всего несколько минут: стояв-
шая на страже рабыня Офир прибежала предупредить Хирама, что,
кажется, Гермон собирается прийти в покои Офир.
— Я убью его! — схватился за меч воин.
—Все, только не это! — остановила его Офир.—Ты забываешь, что
он взял меня в дом, когда я осталась беспомощной сиротой, он был
мне отцом...
105

— Но он хочет отдать тебя другому. Ты — невеста Тсоура! '
—Я не люблю его! Я люблю тебя, одного тебя! И я уйду с тобой, как
только ты позовешь меня!. Но имей в виду, что отчим хочет отвезти
меня в свою виллу в Утику*-.
— Для свадебных торжеств? — горько улыбнулся Хирам.
— Если ты не придешь вовремя, я... Я сумею умереть, но не выйду
за того, кого ненавижу!
— Я приду! — отозвался Хирам, покидая покои любимой девушки
и следуя за показывавшей ему дороту к бегству рабыней.
— Прощай! — сказала, провожая его, Офир.
Через минуту он уже был на террасе, где его ожидал с мечом в
руке верный Сидон, а еще через несколько минут оба спустились по
веревке на улицу, где их поджидали взятые с гемиолы моряки.
— Слава богам! — сказал один из них. — Мы не знали, господин,
что делать, и дважды подавали тебе сигнал тревоги.
— Что случилось? — нахмурился Хирам.
— Мы заметили каких-то людей, тенями скользивших вдоль стен,
пробиравшихся к выходу из этой улицы. Кажется, они были воору-
жены.
— Гермон, боявшийся самого слова «меч», приготовил засаду? —
резко и вызывающе засмеялся Хирам, вынимая из ножен свой меч. —
Посмотрим же, как сражается благородный Гермон. Вперед, друзья!
Маленький отряд едва сделал несколько шагов, как Хирам круто
осадил лошадь: несколько стрел просвистело в воздухе мимо его
ушей.
— Остановитесь! — прозвучал из тьмы повелительный голос.
— Мы — в ловушке! — крикнул Сидон. — Смотри, господин! Выход
из переулка загорожен. Там боевой слон!
В самом деле, для отряда Хирама единственным выходом было
выбраться на площадь храмов Баал-Молоха, но там неподвижно
стоял, высоко подняв хобот, огромный боевой слон.
— Назад! — скомандовал Хирам.
Но отступление было невозможно: позади, словно из-под земли,
вырос целый отряд вооруженных людей, бежавших на Хирама и его
спутников с дикими криками. На бегу они пускали в отряд Хирама
стрелы, но благодаря царившему мраку ни одна стрела не достигла
цели.
—Задержите нападающих с тыла!—приказал четырем нумидий-
цам Хирам, к которому вернулось в момент смертельной опасности
все его хладнокровие. — Встретьте их мечами. А со слоном мы сами
управимся!
* Утика- город, основанный финикийцами ок. 1050 г. до н.
э. и позднее попавший в зависимость от Карфагена.
106

Сидон соскользнул с коня на землю и, словно тень, направился к
выходу из переулка, где стоял ревущий слон.
Дав воину возможность укрыться в тени стен, Хирам пришпорил
своего коня и с криком помчался к слону:
— Дорогу! Кто осмеливается останавливать мирных прохожих?!
Дорогу, или я мечом проложу себе путь!
— Попробуй! — ответил тот же голос с еще большей язвительно-
стью. —• Посмотрим, что сделает твой меч Против бронзовых лат
слона!
Хирам придержал коня всего в двух—трех шагах от боевого сло-
на, попятил его, потом опять послал вперед, в одну, в другую сторону.
Он буквально вертелся волчком у слона, стараясь заставить грозное
животное устремить на лошадь и всадника все свое внимание.
— Сдавайся! — кричал из мглы кто-то. — Ты попался, не уйдешь!..
— Кому сдаваться? — спросил Хирам, по-прежнему гарцуя по
переулку в непосредственной близости к слону, но все же не давая
животному возможности пустить в ход хобот и бивни.
— Сдавайся! Мы — стража Совета Ста Четырех!
В это время гортатор змеей прополз между ног колоссального жи-
вотного и, вскочив на ноги сзади великана, могучим ударом меча, ост-
рого как бритва, перерубил сухожилия на задней ноге слона. Животное
испустило дикий рев и, не обращая внимания на крики сидевших в
башенке на его спине людей, быстро попятилось. Еще миг — и слон,
выбравшись на площадь, тяжело рухнул, продолжая оглашать воз-
дух жалобными, пронзительными криками. Падение его было столь
стремительно, что сидевшие в башенке стрелки и вожатый были с
невероятной силой выброшены на землю.
— Путь свободен! Эй, люди! — крикнул Сидон четырем нумидий-
цам, успешно сдерживавшим наседавшую с тыла толпу преследова-
телей. Нумидийцы повернули лошадей и присоединились к Хираму
и Сидону, который тоже уже вскочил на своего коня.
И через мгновение маленький отряд, пронесясь стрелой по площа-
ди, нырнул в одну из спускавшихся к порту улиц. Стража у бастио-
нов без всяких затруднений пропустила в порт Хирама и четырех
нумидийцев. Старик гортатор остался на время позади, чтобы отве-
сти лошадей человеку, у которого их брал и, кстати, попытаться
проследить, не явится ли снова Фегор. Но скоро вернулся, не обнару-
жив ничего подозрительного.
Когда Хирам и его спутники не без труда провели шлюпку по
разбушевавшимся волнам к борту гемиолы и поднялись на ее палубу,
навстречу Хираму с легким радостным криком кинулась молодая
этруска.
— Ты жив? Благодарение великим богам! — прозвучал ее голос. —
Ты невредим? — бормотала девушка, словно не веря своим глазам. —
107

Он не сделал тебе зла? Он не выдал тебя страшному Совету Ста
Четырех?
ЛИ
— О ком говор
ъ ты, девушка? Никто не знает здесь меня!
— О боги, как ты ошибаешься! — смеясь и плача одновременно,
ответила Фульвия. — Едва ты покинул корабль, как Фегор появился
среди камней на берегу.
— И что же? — заволновался Хирам.
— Он крикнул вызывающе: «Тирский изгнанник Хирам держит у
себя на судне беглую этруску! Пусть берегутся оба». Видишь, Хирам,
ты узнан, тебе грозит гибель!
Хирам наскоро пересказал девушке все пережитое на берегу,
включая и посещение дома Гермона.
— Это тот человек, из-за которого ты был изгнан? — спросила
девушка воина.
—Да. Он заметил, что я и его приемная дочь любим друг друга. Он
член Совета Ста Четырех, и он добился того, что меня сослали! — с
горечью сказал Хирам, сжимая рукоятку меча.
В это время с берега донесся пронзительный крик:
— Тирский торгаш держит этруску! Горе обоим, горе!
— Фегор! Он преследует нас! — промолвила, бледнея, Фульвия.
— Спустить шлюпку! — крикнул Хирам морякам.
Фульвия загородила дорогу готовому спуститься в лодку Хираму.
— Пусти меня. Я переговорю с ним, успокою его. Он удовлетворит-
ся, если я соглашусь стать его женой, — шептала она с отчаянием. —
Ты же останешься в безопасности. Ты спасешься...
— Ценой предательства! — хрипло засмеялся Хирам и бросился в
шлюпку.
Фегор, стояв:
III
ай на берегу, глядя горящими ненавистью глазами
на гемиолу, не обратил внимания на движение беззвучно скользнув-
шей по бушующим волнам шлюпки. И он заметил Хирама лишь тогда,
когда тот отрезал ему путь к отступлению.
— Ну, шпион? — сказал Хирам. — Тебе не уйти от меня. Защи-
щайся!
Отпрянув, шпион спасся от удара меча карфагенянина. Но уйти
было некуда: у ног его выли и бешено крутились морские волны, а
кругом не было видно ни души, и Хирам гнался за ним, не отставая
ни на шаг.
— Ты верно служишь Совету Ста Четырех! — кричал карфагеня-
нин врагу. — Но это не спасет, нет, не спасет тебя. Защищайся же,
трус! По крайней мере умри как мужчина!
Фегор, почти припертый к краю помоста, оглядываясь вокруг
безумными глазами, схватился наконец за свой меч. Это было страш-
ное оружие, тонкая и длинная прямая тяжелая шпага. В мгновение
ока шпион сбросил со своих плеч темный плащ, и тогда обнаружи-
108

лось, что он вооружен и защищен не хуже нападающего: на голове у
него был блестящий шлем, а плечи, руки и грудь прикрывала пре-
красная кираса.
Мечи скрестились со зловещим звоном. Фегор не успел хорошо
прикрыть мечом свой корпус, и оружие карфагенянина тяжко уда-
рило о латы врага. Еще миг—и Фегор был бы убит. Но в это мгновение
целая пригоршня песка ударила в лицо Хирама ина некоторое время
лишила его зрения. Это Фегор, улучив удобный момент, попытался
ослепить нападающего.
Невольно Хирам попятился с криком:
— Предатель! Трус, прибегающий к разбойничьим приемам!
— Все приемы хороши, когда надо уничтожить врага! — насмеш-
ливо ответил шпион. Но Хирам уже оправился и снова бросился на
него. Молниеносным ударом меча карфагенянин едва не сбил шлем
с головы Фегора. Шпион закачался и выронил свой меч. Он был
беззащитен. Еще миг—и Фегор, пятясь, был на самом краю набереж-
ной.
— Подожди! Не убивай меня Я хочу сказать тебе кое-что.
— Или хочешь улучить момент и бежать? Напрасно надеешься на
это. Защищайся!
— Мне некуда бежать! — угрюмо промолвил шпион, поднимая
свой меч и прикрывая им голову от ударов меча карфагенянина.
В сердце Хирама вспыхнуло и чувство жалости, и чувство презре-
ния Фегор не был воином: он мог убивать — только не в бою, а из-за
угла, и когда смерть заглянула ему самому в глаза, он дрожал от
ужаса.
— Да будет так! Говори, что ты хотел сказать мне! — сказал
Хирам.
— Я хотел спросить у тебя, прежде чем умереть, любишь ли ты
этрусскую девушку?
— Что за дело тебе? Но я скажу тебе: нет. Мое сердце отдано
приемной дочери Гермона, а не Фульвии.
— Зачем же ты спас ее, рискуя собственной жизнью?
~ Потому, что ей и ее семье я обязан жизнью.
—Тогда убивай, убивай меня! — с криком странной, полубезумной
радости отозвался Фегор. — Я умру — счастливым!»
— А ты, собака, ты, шпион, — ты думал, она полюбит тебя?
— Да. Я думал, что она будет моей. Постой, еще миг. Когда уви-
дишь этруску, передай ей, что сегодня. Она не пришла в дом своей
матери, а я был там и ждал ее. И я убил ее мать!
— Убийца! — вскрикнул Хирам, бросаясь на врага. — Умри же!
Но его меч рассек воздух: отдохнувший и собравшийся с силами
Фегор, ловкий, увертливый, как угорь, одним скачком оказался в
воде, и волны скрыли его от взоров карфагенянина. Напрасно пол-
109

ними ярости глазами Хирам глядел на бушующее мора* он не видел
ничего, кроме крутящихся, с шумом и стоном плещущих о камни
набережной мутных волн с седыми гребнями.	,
Простояв больше четверти часа на том месте, где разыгралась
драма, Хирам вложил меч в ножны и вернулся к шлюпке, а потом
добрался и до гемиолы.
—Если только он утонул, — бормотал карфагенянин,—тогда моя
тайна умерла вместе с ним, и мне нечего бояться в Карфагене. Но что
же будет с Фульвией? Бедное дитя! Надо пока скрыть от нее, что
шпион убил ее мать.
С утра гемиолу опять принялись осаждать покупатели тирских
товаров. Запасы быстро .уменьшались, и на борту судна оставалось
уже ничтожное количество пурпурных тканей, ваз и статуэток, ког-
да к гемиоле подплыла богато убранная шлюпка, в которой сидела
молодая девушка поразительной красоты.
Увидев ее, Хирам оживился, а Фульвия инстинктивно схватилась
за сердце трепещущей рукой.
—Это она? Та, которую ты любишь? — спросила Фульвия Хирама,
спешившего навстречу гостье, уже поднимавшейся по трапу.
И потом прошептала побелевшими губами, поникнув головкой:
— Она хороша, она прекрасна. И она — одной крови с тобой, не
дитя другой расы, другого народа. Так лучше-
— Что ты говоришь, дитя? — откликнулся на ходу Хирам.
Но Фульвия не отвечала.
Карфагенянка Офир, еще подплывая к гемиоле, видела и Хирама,
и стоявшую рядом с ним девушку. Она заметила, как хороша собой
этруска. Едва ступив на палубу и став лицом к лицу с Хирамом, она
произнесла голосом, в котором звучала и тревога и горечь:
— Разве тирские мореплаватели имеют привычку возить с собой
на кораблях женщин?
Хирам с улыбкой объяснил маленькой ревнивице, кто такая
Фульвия и как она попала на борт гемиолы.
Рассказ взволновал, но, по-видимому, не рассеял подозрений пре-
красной Офир.
— И ты из-за какой-то рабыни рисковал своей жизнью? — спро-
сила она, пытливо всматриваясь в лицо любимого человека.
— Я думал, ты скажешь, что я поступил хорошо, — огорченно
отозвался Хирам. — Рабыня? Она не была рабыней, когда спасала и
укрывала, берегла и лечила меня. Не будь ее—я не стоял бы тут перед
тобой. Я был бы давно уже в стране теней.
Взор карфагенянки смягчился:
—Я была не права, — пробормотала она.—Но не гневайся на меня.
Ты знаешь, — кто любит, как люблю тебя я, тот боится потерять
любимого человека. Меня испугала мысль, что, может быть, эта де-
по

вушка тоже имеет права на твою любовь. Приведи ее ко мне. Я хочу
взглянуть ей в глаза- Вверь ее мне. Если ты не любишь ее, я не буду
бояться держать ее около себя. Я дам ей верный пр:
т и убежище в
51Л
моем жилище.
— А если ее опознают?
— Пусть так! — гордо подняла голову Офир. — Но кто осмелится
отнять ее у меня, приемной дочери члена Совета Ста Четырех? Я
возьму ее с собой в Утику, и когда настанет час, ты освободишь нас
обеих.
Хирам отправился за Фульвией. Ио этруска, казалось, не слыша-
ла, когда он окликнул ее по имени. И только когда он положил ей
руку на плечо, девушка, вздрогнув, оглянулась. Взор ее был полон
торки.
— Фульвия! — сказал, не замечая ее настроения, Хирам, весь
охваченный чувством ликования, вызванного посещением гемиолы
агенянкой. — Иди, Фульвия! Моя гостья хочет тебя видеть!
— Зачем? — спросила этруска.
— Она боится, что ты меня любишь.
— Я., тебя... О!
Казалось, эти слова вырвались стоном.
— Она ошибается». Я иду к ней!
V
Допрос
КОЛО ПОЛУДНЯ ТОГО ДНЯ, КОГДА ОФИР ПОСЕ-
тила гемиолу Хирама и взяла с собой оттуда бледную
и трепещущую Фульвию, бедняки — рыбаки из Кар-
фагена — вышли в море на утлых челнах с сетями для
ловли рыбы. Челны плыли мимо песчаной отмели, на-
мытой волнами в нескольких сотнях метров от берега
у гряды подводных камней.
— Эй, барка! -- вдруг донесся до слуха рыбаков чей-то пронзи-
тельный и повелительный голос. — Причаливай сюда!
Гребцы схватились за весла, вздрогнув от неожиданности, с яв-
ным намерением отогнать лодки подальше от отмели.
— Именем Совета Ста Четырех! Повинуйтесь! — прозвучал опять
тот же голос.
И перепуганные бедняки, не смея ослушаться того, кто говорил от
имени Совета Ста Четырех, причалили к отмели. В их лодку сошел
человек, на котором были дорогие латы, но эти латы носили следы
чьих-то тяжких ударов и были покрыты водорослями и пылью.
—Что повелишь ты, о господин? — спросил странного пассажира
старший из рыбаков.
111

—Доставить меня в город. А потом — проглотить языки и никому
ни единым словом не проболтаться о том, что вы нашли меня здесь..
Под страхом смерти!
Рыбаки повиновались, и лодка помчалась к Карфагену. /
Едва она приблизилась к берегу, как Фегор — это был он, чита-
тель, вероятно, уже догадался, — выпрыгнул из нее и, даже не побла-
годарив рыбаков, опрометью бросился к центру города, к дворцу
Гермона.
Да, шпион спасся. Он был полон ярости и думал лишь об одном —
о мести Хираму, о гибели Фульвии, отвергшей его любовь. Ярость его
еще усилило то, что он пережил ночью. А ночь была полна ужаса, она
тысячу раз грозила ему гибелью. Его спасение можно было назвать
поистине чудесным: ему грозили и бушующие волны, и «тигры морей»
— акулы, и бездонная пучина моря. По какой-то счастливой случай-
ности волны выбросили его полубездыханное тело на мягкий при-
брежный песок, где его и застало утреннее солнце.
Утром, как мы видели, выждав появления рыбачьих челнов, он
подозвал к себе рыбаков. И вот — он в городе. А через короткий
промежуток времени он находился уже у дворца Гермона.
Разумеется, Гермон принял Фегора без замедления. В нескольких
коротких словах шпион объяснил старому патрицию Карфагена все:
и то, что вернулся изгнанный в Тир Хирам, и то, что это он, Хирам,
совершил ужасное святотатство, освободив обреченную на жертву
Баал-Молоху этрусскую девушку, и то, что вчера ночью Хирам был
во дворе Гермона, был впущен кем-то из слуг к Офир, в ее покои.
Нетрудно представить себе, какое впечатление произвело все это
на властного гордого старика, и без того ненавидевшего Хирама.
Гермон без труда узнал, что утром его приемная дочь отправилась
на прогулку и только сейчас возвратилась домой. Патриций, прежде
чем объясниться с Офир, решил допросить ее любимую рабыню, как
соучастницу и посредницу Офир в сношениях с Хирамом. Трепещу-
щая рабыня была приведена в зал, где оставались Гермон, Фегор и
исполин-нубиец, походивший не столько на человека, сколько на
исполинскую человекообразную обезьяну.
Увидев нубийца, державшего огромный бич и зверски улыбавше-
гося, молодая девушка задрожала всем телом.
— Где твоя госпожа? — спросил ее старик Гермон.
— В своих покоях, господин.
— Она выходила и брала тебя с собой. Где же вы были?
— Гуляли по., городу.
— А потом?
— Госпожа пожелала... покататься в лодка
— Гур! Помоги ей говорить! — обернулся Гермон к нубийцу.
Тот взмахнул бичом, который тут же обвил нагие плечи девушки.
112

Рабыня вскрикнула диким голосом.
— Ну? Говори!
— Госпожа посетила какой-то тирский корабль. Она хотела там
купить., купила нескольких гонцов — голубей. Потом» Потом она
привела домой с собой новую рабыню.
Гермон обратился к Фегору, с дьявольской улыбкой наблюдавше-
му картину истязаний.
—Что за фантазия? Дом и без того полон челяди, а Офир покупает
какую-то новую рабыню! Сейчас Гур заставит ударами бича развя-
зать язык обеим сразу.
— Нет, нет! — воскликнул обеспокоенный Фегор. — Новая рабыня
не может знать ничего. Эта — дело иное. Но, право, твой Гур только
ласкает, а не бьет»
Гур, уже давно нетерпеливо вертевший в руке рукоятку бича, с
каким-то сладострастным удовольствием взмахнул орудием пытки,
и удар за ударом посыпались на плечи и грудь рабыни Офир»
— Говори! Все говори! — кричал на несчастную Гермон. — Офир
разговаривала с кем-нибудь на тирском судне? Зачем она купила
новую рабыню?
Захлебываясь слезами, дрожа всем телом и с ужасом глядя на
палача, девушка сказала, стуча зубами, что Офир оставалась на
тирском судне лишь короткий промежуток времени, взошла на борт
гемиолы одна, оставив всех спутников внизу, в шлюпке.
Да, Офир разговаривала с капитаном гемиолы. Но из ее спутников
никто и ничего не мог слышать.
— Убей меня, но я ничего больше не знаю! — кричала молодая
рабыня, сторонясь от вновь взвившегося над ее плечами бича.
Гермон видел, что от перепутанной насмерть рабыни не добьешься
больше ничего.
— Уведи ее, — кивнул он палачу.
Потом, обратившись к Фегору, сказал:
— Теперь пойдем к моей приемной дочери. Постой. Сумеешь ли ты
спустить в море, привязав, понятно, камень на шею, одну женщину?
Я говорю о новой рабыне, приведенной Офир.
— Отдай ее мне — и она исчезнет! — шагнул вперед Фегор.
— Ну, так следуй за мной!
Разгневанный старик поднялся в верхний этаж, где были распо-
ложены покои Офир.
— Кто там? Это ты, отец? — откликнулся за дверью серебристый
голос Офир. — Войди, двери всегда открыты для тебя.
Старик перешагнул порог. Фегор, словно крадущаяся кошка, сле-
довал за ним. Увидев его, Офир нахмурила красивые брови.
— Я не знала, что ты не один, отец.
из

—Со мной только Фегор. Ты его знаешь. Он и раньше бывал в моем
доме.
— Да, знаю, — холодно ответила девушка. — Но что заставило
тебя вводить чужого в гинекей?
Удар попал в целы у карфагенян, как и у финикийцев, порог
гинекея, женской половины дома, мог переступить только свой, но не
посторонний. И Гермону, члену Совета Ста Четырех, менее, чем ко-
му-либо, было простительно нарушение обычаев. Но отступать было
поздно. Старик начал допытываться у приемной дочери, где новая
рабыня.
—Увидишь ее, но не сейчас! — ответила Офир. — Не забывай, отец, —
мне очень неприятно напоминать это тебе, — но у меня мое собствен-
ное имущество, и мои рабы — не твои.
И вновь гордый старик потерпел поражение: законы Карфагена
в самом деле лишали его прав распоряжаться собственностью его
приемной дочери...
—Где ты была? Зачем ты посетила гемиолу в торговом порту? Что
ты там делала?
— A-а! Какой-то подлый негодяй уже успел донести тебе! —
вспыхнула девушка. — Но ты забываешь, отец, что я взрослый чело-
век и ни перед кем не обязана давать отчета в своих поступках. Даже
перед тобой.
— Ты была на свидании с изгнанником! Ты говорила с Хирамом, с
тем, кто преступил повеления Совета Ста Четырех и совершил свя-
тотатство! — закричал старик вне себя от гнева, — Хорошо! Ты дашь
ответ тому, кто через два дня станет твоим мужем и господином, —
Тсоуру. А Хирам» посмотрим, будет ли он говорить, когда вместе со
своей гемиолой и всеми приспешниками очутится на морском дне.
Уйдем отсюда, Фегор! Я доложу все дело Совету.
И Гермон, чуть не таща за собой шпиона, покинул покои непокор-
ной приемной дочери.
Едва затихли их шаги, как Офир бросилась в маленький боковой
покой, где при появлении Гермона была ею спрятана «новая рабыня»,
то есть Фульвия.
— Скорее, скорее! — шептала Офир. — Ты слышала все. Хираму
грозит страшная опасность. Придумай что-нибудь. Его надо, надо
спасти. Моя голова туманится, я не знаю, что делать.
— Ты, госпожа, забыла про крылатых гонцов, почтовых голубей,
которых ты же взяла сегодня с гемиолы. Они донесут весть об опас-
ности на гемиолу и вернее, и быстрее, чем какой-нибудь из твоих
рабов, — ответила Фульвия.
114

VI
Морской бой
РЫЛАТЫЕ ГОНЦЫ ДОСТИГЛИ СВОЕЙ ЦЕЛИ:
они в полумгле надвигающегося вечера е безошибоч-
ным инстинктом отыскали гемиолу и спустились на
ее палубу. Их появление, разумеется, было замечено,
и Хирам поспешил прочесть пришедшие письма.
— Сидон! — воскликнул он, обращаясь к повсюду сле-
довавшему за ним верному гортатору. — Сидон! Нас извещают, что
Совет Ста Четырех знает о нашей тайне. Через несколько минут нам,
быть может, даже придется драться.
— Попробуем сначала уйти, господин. Товары уже распроданы,
гемиола готова в путь. Гребцы ждут только сигнала. И насколько я
могу судить, военные галеры Карфагена еще не предпринимают ни-
чего против нас. Выход из порта свободен.
— Так в путь! И если надо — мы силой проложим себе дорогу.
— А это что? Ты видишь?
Проклятие сорвалось с уст гортатора: на стоявших отдельной
эскадрой военных судах Карфагена, находившихся на расстоянии
трехсот метров от места, где стояла на якорях гемиола, вдруг обнару-
ШВЕ
жилось какое-то движение: заскрипели цепи, поднимая якоря, на реях
показались матросы, распускавшие паруса, зашевелились, словно
ноги стоножек, длинные и гибкие весла.
— Да, враги готовятся к нападению, господин. Посмотрим, как
дерутся наемники Карфагена. Наши «вороны» готовы.
И гортатор указал на оригинальное приспособление, введенное в
практику морского боя всего за несколько лет до этого римлянами:
это были перекидные мостики, с высоты которых стрелки могли
пускать свои стрелы, а также сбрасывать на палубы вражеских
судов тяжести.
— Готово! — прозвучал голос одного из нумидийцев экипажа. И
легкая гемиола тронулась в путь. Почти одновременно тронулись ей
наперерез двенадцать карфагенских галер.
— Стой! Убрать весла! Именем Совета Ста Четырех? — донесся в
этот момент оклик с ближайшей триремы. И Хирам, и Сидон без
затруднения узнали голос: это кричал Фегор.
Трирема, вылетевшая далеко вперед от спешивших за ней других
судов, едва не потопила гемиолу ударом тарана. Но гемиола была
подвижнее, и ею правили твердые руки привычных к боям моряков:
она изменила свой курс, как стрела скользнула вдоль борта тяжело-
го боевого судна, избежав опасности быть взятой на абордаж.
— Привет тебе, шпион Совета Ста Четырех! — крикнул вызываю-
ще Хирам. — Где ты, храбрец, умеющий нырять так искусно?
115

Но Фегора не было видно. Зато на мгновение показалась фигура
гортатора галеры, и тяжелый метательный топор Хирама грянул со
страшной силой, раздробляя и блестящий шлем, и голову наемника.
Галера, на палубе которой воцарилось замешательство, приостано-
вилась. С ее бортов посыпался дождь стрел на гемиолу, но эти стрелы
поражали только пустое пространство. За простыми стрелами после-
довал град стрел с огнем, использовавшихся для того, чтобы вызвать
пожар на неприятельском судне, но только одна или две попали в
борт гемиолы и, конечно, сейчас же были сбиты шестами, не причи-
нив смелому, увертливому суденышку ни малейшего вреда.
—Акациум!—предупредил гортатора Хирам, показывая на сред-
ней величины быстроходное парусное судно, пытавшееся загородить
дорогу гемиоле.
— Вижу, господин. Эти глупцы слишком медлительны, они не
ожидали, что мы будем в состоянии развить такую скорость. Они
хотели бы повернуться к нам носом. Так.. Держись, тараним!..
И гемиола, чуть изменив курс, врезалась острым носом в бок
судна, неосторожно подставившего свое длинное тело. Послышался
треск дерева, понеслись отчаянные крики людей, сбитых с ног и
падающих в морские волны. Разрезанный пополам, словно ударом
топора, акациум погиб, не помешав мчавшейся на морской простор,
на волю гемиоле.
— Греби, греби! Сильнее! Чаще! — кричал гортатор нумидийским
гребцам. — Еще раз! Еще!
И гемиола, словно огромная морская птица, влетела в канал,
выходивший в море, раньше, чем к этому месту могли подоспеть
грозные триремы и квинквиремы. Несколько минут спустя она была
уже в водах открытого моря.
Но до спасения было еще далеко: зоркий глаз Хирама обнаружил,
что и неприятель не дремлет. По крайней мере, одна большая галера
успела вылететь в море сейчас же следом за убегающим судном и
гналась теперь за ним неотступно. На стороне гемиолы была ее боль-
шая подвижность, увертливость, но зато карфагенская галера с
колоссальным количеством гребцов имела преимущество в быстроте
хода.
С эскадры карфагенян с напряженным вниманием следили за
ходом погони. Дозорные каждое мгновение криками оповещали о
том или другом перемещении обоих судов.
— Гемиола остановилась! — кричали они.
— Ага, сдается! Не ушла? Преступники будут казнены ужасней-
шей казнью!.
— Квинквирема подходит, подходит! Берет на абордаж!
—Кажется, гемиола взята, взята! Слава Карфагену! Слава Совету
Ста Четырех!
не

— Огонь! Огонь! Оба судна горят! На помощь!..
И потом прозвучал полный недоумения голос:
— Галера горит! Гемйола уходит! Уходит.» убегает!
В самом деле, и на этот раз боевое счастье не изменило смелому:
видя, что враг во много раз сильнее и быстрее, Хирам позволил галере
сцепиться с гемиолой, но встретил врага стрелами и ударами мечей,
а потом, пользуясь моментом замешательства, бросил на борт галеры
десятки горшков с зажженной смолой. Судно вспыхнуло как факел...
Та же участь грозила постигнуть и гемиолу, но нумидийцы не теряли
ни мгновения и, обрубив абордажные крюки, вовремя оттолкнулись
от судна врагов, обратившегося в костер.
Тем временем вся эскадра карфагенян, судно за судном, втяну-
лась в канал и вышла в море, спеша на помощь горящей галере. Не
дожидаясь ее прибытия на место катастрофы, гемйола помчалась
вдаль.
Спускалась ночь. На небе тускло мерцали звезды. Воздух был
словно напоен зноем, и мертвая зыбь катила свои короткие сердитые
волны. И время от времени от берегов Африки в глубь моря уносились
яростные порывы предвещающего близость урагана ветра. Всю ночь
гемйола носилась по бурному морю, стараясь уйти от вышедшей
преследовать и уничтожить ее эскадры карфагенян.
Иногда суденышку удавалось скрыться от врагов, но галеры были
быстрее ее, и ночь была слишком светла, так что по истечении корот-
кого времени гортатор, вглядываясь в ту сторону, где полупрозрачное
небо сливалось с темным морем, прикасался рукой к плечу Хирама
и говорил:
— Опять они! Ты видишь, господин, их огни?
Потом настал день. Казалось, буря разыграется в настоящий ура-
ган.
Небо было бледно, воздух по-прежнему насыщен тончайшей пылью,
принесенной к морскому простору злым самумом из недр Сахары,
волны бежали с плеском и стоном, и над их седыми верхушками с
жалобным криком носились буревестники. Но зато даже зоркий
глаз старого гортатора не различал уже на горизонте силуэтов пре-
следующих судов: гемйола спаслась.
К полудню погода улучшилась. Ветер стих, небо очистилось, и
только море все еще не хотело успокоиться, да чайки по-прежнему
метались над бушующими волнами.
Не боясь преследования, Хирам все же пока не решался прибли-
жаться к берегам, предполагая, что там можно наткнуться на сторо-
жевые суда карфагенян, и только к вечеру следующего дня гемйола
проскользнула в воды Утики, этой родной сестры Карфагена.
Все эти берега были с детства знакомы Хираму. Каждый куст,
каждое дерево, каждый камень знал он тут и без малейших затруд-
117

нений определил, где находится вилла Гермона — тот самый заго-
родный дворец гордого главы Совета Ста Четырех, где следующей
ночью должны были начаться брачные пиршества жениха — Тсоура
и невесты — Офир.
Вне всяких сомнений, жилище Гермона охранялось целым отря-
дом если не воинов, то хоть вооруженных слуг, и о прямом открытом
нападении нечего было и думать. Поэтому Хирам прибег к военной
хитрости: оставив гемиолу в небольшом заливе, где ее присутствие
едва ли могло быть скоро обнаружено, он поплыл на шлюпке к укра-
шенному разноцветными огнями дворцу Гермона, предварительно
переодевшись в привычное одеяние наемников Карфагена, иберий-
цев. В таком виде, казалось, никто не узнает в нем верного соратника
Ганнибала и грозу римлян. Соответственно были переодеты и все
сопровождавшие Хирама воины. Шлюпка, которую грозное море,
казалось, готово было раздробить яростно мечущимися волнами,
подошла к самому берегу, и тогда сидевшие в ней люди, по данному
Хирамом знаку, принялись кричать изо всех сил:
— На помощь! Погибаем! Тонем! На помощь воинам Карфагена!
Голоса их были скоро услышаны на берегу. Толпа рабов Гермона
высыпала из виллы и при свете факелов стала перекликаться с
мнимыми утопающими.
— Лодку относит течением! Киньте канаты! Тащите на берег! —
командовал Хирам.
Четверть часа спустя весь экипаж шлюпки был уже на берегу,
среди людей Гермона, да и шлюпку вытянули на берег, подальше от
прибоя, но, по указанию Хирама, поставили так, что спустить ее
вновь на воду можно было в любой момент, когда в этом только
возникнет надобность.
— Кто вы? Как вы попали сюда? Скажите мне это для доклада
господину моему, великому Гермону! — обратился к мнимым спасен-
ным сановитый седовласый раб, исполнявший на вилле Гермона
роль мажордома.
— Мы — иберийцы родом, на службе великой республики Карфа-
гена! — отвечал Хирам. — Мы плыли в Карфаген, придерживаясь
берега, потому что получили приказ пополнить собой гарнизон горо-
да, но были оторваны ветром и занесены в море. Просим гостеприим-
ства только на эту ночь, потому что, как только утихнет буря, мы
вновь продолжим свой путь. Кусок хлеба для людей и какой-нибудь
угол для ночлега — вот все, в чем мы нуждаемся.
— У моего господина сегодня радостный день! — напыщенно от-
ветил мажордом. — Его приемная дочь сочетается браком с Тсоуром,
карфагенским патрицием; в жилище господина моего, великого Гер-
мона, хватит яств и питья на сотню неожиданных гостей, а дворец
118

может приютить несколько сот человек. Подождите, я доложу Тер-
мону о вашем прибытии.
Мажордом исчез, но через несколько минут появился снова.
VII
Похищение
ОЙ ГОСПОДИН ПОВЕЛЕЛ МНЕ ПРИВЕТСТВО-
вать вас как гостей и друзей его! Термон ждет, что и
вы, слуги Карфагена, примете участие в празднестве
нашем, в брачном пиршестве, — объявил воинам ма-
жордом. — Следуйте же за мной, храбрые воины. Я
укажу вам ваши места!
Хирам и его люди не заставили долго себя уговаривать, и мажордом
провел их в обширную залу, уставленную длинными столами и пере-
полненную гостями Гермона, слугами, рабами, музыкантами. При-
бытие небольшой группы пришельцев осталось почти незамеченным:
пир был в полном разгаре, каждый заботился в этой пестрой и шумной
толпе только о себе, выискивая место поудобнее и выбирая наиболее
вкусные куски жареного и вареного мяса, фрукты, вино. К тому же
целый оркестр музыкантов, по большей части рабов из Греции, на-
полнял обширную залу звоном струн и звуками флейт, приковывая
к себе общее внимание. Все веселились на этом пиршестве. Только та,
в честь которой было устроено празднество, — только Офир, бледная
как полотно, сидела по правую руку Гермона, печально оглядываясь
прекрасными, но усталыми очами вокруг, и по временам ее рука на-
щупывала спрятанный на груди кинжал: карфагенянка собиралась
сдержать данное любимому человеку слово и умереть от собствен-
ной руки.
Рядом с ней находилась девушка, столь же красивая, как и неве-
ста Тсоура, и, пожалуй, столь же бледная, как она: это была рабы-
ня-этруска Фульвия.
Но Фульвия не сидела неподвижно, как Офир, она словно ждала
чего-то, искала кого-то в нестройной и крикливой толпе пирующих.
И вот ее ищущий взор на мгновение скрестился со взором неузнава-
емого в костюме иберийского воина Хирама. Широко раскрылись очи
девушки, на ее щеках вспыхнул румянец: она узнала Хирама.
Незаметно покинув свое место, она легкой походкой обошла зал,
пробираясь среди пирующих, среди вносящих новые и новые блюда
рабов и музыкантов. Миг — и она стояла рядом с Хирамом.
— Ты здесь? — прошептала она. — Ты вовремя прибыл, господин
мой! Твоя избранница ждет тебя, тоскуя.
— Предупреди ее! — ответил ей быстрым шепотом Хирам. — Я
только выжидаю удобного момента, чтобы забрать ее. На берегу нас
119

ждет шлюпка, а в ближайшем заливе — наше верное судно. Мы
умчимся быстрее ветра, если только нас не задержат здесь.
— Никто не подозревает о возможности нападения. Кроме рабов,
да и то плохо вооруженных, здесь нет никого.
— А воины?
— Никого нет.
— Так иди же, переговори с Офир. Самое лучшее было бы, если бы
она смогла незаметно удалиться из залы в атрий-*'. Я буду ждать ее
там, и мы убежим раньше, чем кто-либо откроет отсутствие Офир.
— А я? Что буду делать я?
— Понятно, ты уйдешь с нами. Если захочешь, будешь жить у нас.
Но иди же? Нельзя терять даром времени.
Фульвия со слабым вздохом опять скользнула в толпу и направи-
лась к тому месту, где сидела Офир.
По дороге ей пришлось проходить мимо дверей какого-то покоя,
куда заглядывали немногие гости. И вот, когда она поравнялась с
этими дверями, чья-то сильная рука легла ей на нежное плечо, и
девушка, сама не зная как, оказалась в этом покое. За порогом
звенели струны и пели флейты, слышались веселые, беззаботные,
шумные речи гостей Гермона, крик распоряжавшегося разносом
яств и напитков мажордома, звон посуды, а здесь — здесь царила
тишина.
— Фегор! — невольно вскрикнула девушка, взглянув в лицо того,
кто увлек ее в эту комнату.
—Да. Фегор.Ты не ждала меня, моя голубка? Куда ты торопишься?
— К моей госпоже.
— К прекрасной Офир? Но она отлично может час-другой обой-
тись без тебя. Такая счастливая невеста!.. Взгляни на нее. Сразу
видно, как она страстно любит Тсоура. Какая прекрасная парочка!..
Фульвия вырвалась из рук шпиона и шагнула к двери.
— Стой, голубка. Ты бежишь, чтобы сказать Офир о... о прибытии
Хирама? — засмеялся Фегор.
— Что ты выдумал?
— Ха-ха-ха! Он удивительный человек: и воин, и моряк, и актер.
Он так умеет переряжаться, что родной брат не опознает его. Но я, я
люблю его гораздо больше, чем может любить родной брат. И мой взор
откроет его, узнает дорогого Хирама, под какой бы маской он ни
скрывался. Иберийский воин! Потерпевший крушение и ищущий
приюта в доме благородного Гермона. Ха-ха-ха!..
— Пусти, пусти меня! — рвалась изо всех сил Фульвия. Но желез-
ные руки шпиона пригвоздили ее к месту.
Атрий — главное помещение в доме.
120

Отчаянным усилием она наконец освободилась, но Фегор стоял,
загораживая двери.
— Оставь меня, предатель. Ты погубил Хирама!
— Еще Het, милая. Ты можешь отсюда видеть его. Вон он стоит в
углу.
— Да. Но ты уже подготовил его гибель?!
— Разумеется. Я раньше тебя узнал, кто таков этот мнимый воин
из Иберии. И, разумеется, я распорядился. Сейчас сюда прибудет
целый отряд воинов Карфагена. Ими командует бравый Каспа, тот,
который, пожалуй, по силе, ловкости и храбрости не уступит самому
Хираму, хотя, признаюсь, я не желал бы вступать в единоборство с
изгнанником Карфагена.
— И его убьют?
— Нет. Его подержат сначала в заключении. Понятно, его не будут
кормить, пусть голод сломит его силы. Потом, голубка, его станут
пытать. Раздробят кости его сильных рук, его могучих ног. Потом...
Потом с него сдерут кожу. Знаешь? Точь-в-точь, как с тех римлян,
которых когда-то казнил Карфаген.
— О боги! — воскликнула с отчаянием Фульвия, отталкивая в
сторону Фегора. Но тот, смеясь, сжал ее обе руки в своих руках.
— Почему ты так заботишься об этом человеке, девушка из Ита-
лии? Лучше подумай обо мне. Мы будем пить вместе чашу счастья.
— Так знай же, презренный! Никогда, никогда не буду я принад-
лежать тебе!.. Я убью себя раньше, чем ты прикоснешься ко мне!
И Фульвия, напрягши все свои силы, вырвалась, отскочила в угол.
В то же мгновение в ее руке блеснул остро отточенный кинжал. Она
неуловимо быстрым движением приставила его к своей груди, бурно
вздымавшей складки белоснежной туники.
— Сделай только шаг — и я пронжу свое сердце.
Фегор вздрогнул.
Минуту они стояли молча, глядя друг на друга. Первым не выдер-
жал и опустил свой взор Фегор.
— Убери нож! — сказал он.
— Нет. Я готова умереть.
— Убери нож. Я сделаю, что ты прикажешь. Поклянись, что ты
станешь моей, и я отпущу этого... разбойника. В сущности, мне нужна
только ты, а все остальные пусть гибнут или наслаждаются, мне все
равно. Хочешь, я поклянусь, что не трону Хирама?
— И обманешь?
— Но ведь ты же всегда можешь убить себя, если я обману тебя?
Фульвия медленно спрятала нож в складках туники. Фегор по-
сторонился, и девушка направилась к выходу в пиршественный зал,
чтобы предупредить Офир о близости Хирама. Но едва она сделала
три шага, как в толпе гостей Гермона поднялась сумятица, послы-
121

шались испуганные крики. Многие бежали, падали, поднимались и
опять бежали»
—Я здесь, Офир! — прогремел на всю залу звенящий голос Хирама. —
Сюда, ко мне!
Фульвия видела, как Офир упала в объятия Хирама, выхватив-
шего меч.
Гермон, испуганный неожиданным появлением врага, кричал,
призывая своих рабов:
— Убейте его! Убейте разбойника, напавшего на мой дом! Растер-
зайте его!
Кто-то из рабов с тяжелым мечом бросился к Хираму, но через
мгновение тяжело рухнул на мраморный пол с рассеченным черепом.
— Прочь с дороги, рабы! Я увожу мою жену. Прочь, кому дорога
жизнь!—гремел Хирам, прокладывая себе дорогу к выходу могучими
ударами меча. Его люди следовали за ним, прикрывая его с тыла. Весь
отряд, увлекая Офир, был уже у выхода в атрий, когда там вдруг
послышался лязг оружия и сотня тяжело вооруженных воинов пре-
градила дорогу Хираму.
— Бейте, бейте разбойника! — метался Гермон. — Уничтожьте
преступника!
— Сдавайся! — обратился к Хираму командовавший пришедшим
отрядом воин. — Ты видишь, что силы не равны, и раньше чем ты
поднимешь меч, стрелы моих солдат пронзят твою грудь.
Хирам, уже несколько минут прислушивавшийся к голосу офи-
цера и приглядывавшийся к его бронзовому лицу и к лицам его
воинов, открыл, распахнул свой плащ и отбросил в сторону шлем.
— Воины великого Ганнибала? — крикнул он. — Те, которых я,
Хирам, водил в бой против римлян! Те, с помощью которых мы одер-
жали победу у берегов Тразименского озера! И ты, Каспа! Ну, что же?
Почему вы не разите меня? Или ваши стрелы притупились? Или ваши
мечи ржавы?
Предводитель отряда широко раскрыл глаза.
— Это ты, Хирам? Ты, старый товарищ? Наш любимый вождь,
соратник и друг Ганнибала?
— Да, это я, Каспа!
— Друзья! — обернулся неожиданно центурион к своим воинам,
салютуя Хираму мечом.—Друзья! Чей меч поднимется против Хира-
ма, великого воина? Кто выступит против победителя римлян и спа-
сителя Ганнибала?
— Да здравствует Хирам! Слава Хираму! — дружно ответили
воины, вкладывая свои мечи в ножны.
— Старый друт! Дорога свободна! Иди, куда хочешь! — сказал
Каспа, обращаясь к Ганнибалу. — Будь счастлив. Ты свободен!
122

— Именем Совета Ста Четырех! — кинулся к центуриону Гермон
вне себя от бешенства.—Я прикажу распять вас, безумцы. Я скормлю
ваше мясо псам. Я_.
— Помолчи! — перебил его Каспа. — Помолчи! Ты казнишь нас?
Может быть... Если только Совет Ста Четырех согласится отдать
целый отряд лучших солдат в жертву твоему безумному гневу, твоей
прихоти, да еще в такую минуту, когда Карфагену нужен каждый
человек. Римляне объявили войну Карфагену. Их грозный флот плы-
вет к нашим берегам. Карфаген погибнет! Это вы, торгаши, это вы,
отвыкшие защищать родину и набиравшие за деньги наемные вой-
ска, станете причиной его гибели.
— Война объявлена! — стоном прозвучало по пиршественному
залу.
Гермон стоял как пораженный громом.
VIII
В море
ИРАМ, НЕСЯ НА РУКАХ ОФИР, ВЫШЕЛ В АТРИЙ.
Его люди следовали за ним.
Когда они были уже на берегу и садились в спущен-
ную на воду шлюпку, Хирам увидел, что кто-то помо-
гает ему поместить удобнее Офир.
— Это ты, Фульвия? — обрадованно сказал воин.
—Да, я, господин мой! — отозвалась этруска.—Я разделю с тобой твою
участь.
Лодка заплясала по волнам. Гребцы выбивались из сил. За время
пребывания Хирама во дворце Гермона буря еще усилилась, и лодка
еле-еле плыла.
— Огни! Наша гемйола! — крикнул кто-то из нумидийцев, пока-
зывая на быстро мчавшееся навстречу судно.
— Правь на нее! — ответил Хирам.
— Эй, на гемиоле! — окрикнул он минуту спустя.
— Есть, господин! — отозвался с гемиолы голос старика гортато-
ра. — В заливе стало невозможно держаться, и я вывел судно в море.
Минуту спустя шлюпка с беглецами была уже под бортом гемио-
лы. Миг — и налетевший вал опрокинул ее. Все ее пассажиры оказа-
лись в волнах.
Но среди них не было ни единого человека, который не плавал бы,
как рыба, и кроме того, гортатор не терял ни мгновения: его матросы
с баграми и веревками в руках держались у борта, и потерпевшие
крушение один за другим были подняты на палубу. Хирам бережно
держал в своих объятиях бесчувственное тело красавицы Офир. Он
отнес ее в каюту. Следом туда спустилась и Фульвия. Пережитая
123

только что смертельная опасность не истощила сил дочери Италии:
Фульвия сейчас же принялась помогать приводить в чувство Офир,
и несколько минут спустя прекрасная карфагенянка открыла глаза.
А гемиола, гонимая бурей, мчалась по волнам.
Всю ночь продолжался этот безумный бег. С полуночи буря пере-
шла уже в настоящий ураган. Все попытки экипажа судна уйти в
открытое море оказались бесплодными: течение и ветер, которым не
могло противостоять ничто, снова гнали судно к берегам Утики.
Гребцы скоро выбились из сил. В трюме показалась вода: пазы
разошлись, и все усилия удалить воду из трюма не давали никаких
результатов.
— Наши дела плохи! — ворчал гортатор.
Сам Хирам был тоже крайне озабочен.
С детства привык он бороться с яростью моря и бурь, но такой
ночи не переживал еще ни разу, и смутная тревога в его душе росла
час от часу.
— Как вода? — задал он вопрос Сидону.
— Прибывает. Щели слишком велики.
— Мы тонем?
— Еще нет, но_
— Но до утра продержимся?
Гортатор взял лампаду, поднял один из люков.
— Смотри сам, господин мой! — показал он вниз.
Хирам прислушался, и лицо его побледнело: да, вода струями
врывалась в трюм. Судно было осуждено на гибель.
— Не будем пока говорить женщинам! — сказал он Сидону. —
Скоро утро, мы определим, где находимся, тогда будет видно.
— Здесь поблизости должны быть песчаные отмели, — промолвил
Сидон. — Если бы нам добраться хоть до них, может быть, мы спас-
лись бы. Но судно погибло безвозвратно».
Ночь прошла. Близился долгожданный рассвет. Ярость бури утих-
ла, но судно явно доживало последние минуты оно еле-еле держалось
на поверхности воды, и бешеные волны теперь поминутно взбегали
на палубу, смывая все, что попадалось на их пути.
Сильный толчок едва не опрокинул гемиолу.
— Мы на мели! — крикнул Сидон.
Теперь наступил роковой час: судно, врезавшись в песок, остано-
вилось и легло на бок. И теперь волны, набегая, приподнимали его,
ударяли об отмель, убегали, возвращались. И с каждым ударом ге-
миола заметно разрушалась.
— Огни! Идут враги! — крикнул Сидон.
В самом деле, к отмели приближалась быстроходная трирема.
124

— Остается одно!—сказал Хирам.—Мы спустим шлюпки. Вблизи
песчаный островок, где девушки найдут пристанище. Бери их, плы-
ви, Сидон. Я поручаю свою невесту тебе.
— Хорошо, господин мой! — ответил гортатор. — А ты?
— А я нападу на трирему. Ты только выжди, когда я завяжу бой
и отвлеку внимание врага!
— Но это безумие. На ней полторы или две сотни воинов!
— Знаю. Но что же делать? Своим нападением я задержу врага.
Тем временем ты скроешься во мраке — благо, еще не рассвело окон-
чательно. Повинуйся — и постарайся спасти женщин.
И вот в полумгле туманного рассвета разыгралась кровавая драма.
В то время как шлюпка с гортатором и несколькими гребцами
скользнула украдкой и поплыла к видневшемуся вблизи острову, на
палубе неожиданно взятой на абордаж триремы шел отчаянный бой.
Хирам и около трех десятков верных нумидийцев, проникнув на
карфагенское судно, яростно рубились с впятеро более сильным вра-
гом.
Единственно лишь неожиданностью нападения можно было объяс-
нить то, что сначала отчаянная попытка Хирама, казалось, обещала
закончиться его победой. Сам карфагенянин рубился как безумный,
и под ударами его тяжелого меча защитники триремы падали один
за другим. Но на место одного убитого становилось десять свежих
воинов, и по временам Хирама окружала целая толпа, осыпая его
ударами.
— Привет тебе, похититель женщин! — донесся до Хирама на-
смешливый возглас.
— Это ты, шпион? — вне себя воскликнул карфагенянин.
— Конечно, я! Сдавайся!
— Лучше ты покажи свое лицо, трус! — откликнулся Хирам,
отбиваясь от наседавших на него врагов.
— Обойдешься и без удовольствия видеть меня! — ответил Фегор.
Бой шел к концу, один нумидиец за другим падали под ударами
экипажа триремы. Убитых тут же выбрасывали в море, и они тонули.
Раненых осиливали, сваливали и связывали. Вот осталось только
семь человек. Только пять». Еще двое пали» Еще двое..
Хирам один стоит лицом к лицу со своими врагами.
— Взять его живым! — прозвучала команда шпиона. — За живого
нам заплатят гораздо дороже, чем за мертвого.
Словно волки, набросились наемники на тяжело дышавшего Хи-
рама. Десять мечей взвились над его головой. Удар за ударом..
И Хирам упал на залитую кровью друзей и врагов палубу триремы.
125

IX
Неожиданное подкрепление
ТО ВРЕМЯ КАК ХИРАМ, ОДИН ИЗ ВСЕГО ОТРЯДА
оставшийся в живых, изнемогал в борьбе с превосхо-
дившим его в двадцать раз врагом, и пленение его
становилось уже очевидным и неизбежным, шлюпка
Сидона продолжала свое поспешное бегство по на-
правлению к островку Аргимурус, темный силуэт ко-
торого начинал уже вырисовываться на горизонте.
Сидон не особенно верил в успех отчаянной попытки вождя, так
как знал, что на линейных карфагенских судах численность экипа-
жа никогда не была меньше трехсот человек и что выйти победите-
лем из этого боя с теми силами, какие остались в распоряжении
Хирама, было так же трудно, как носом легкой парусной лодки
протаранить бок тяжелой триремы.
Офир и Фульвия видели это выражение мрачного сомнения на
лице Сидона и наперебой старались выспросить у него, не допускает
ли он хоть самой слабой возможности победы для Хирама и для его
малочисленного отряда.
— Все выяснится завтра утром! — мрачно отвечал гортатор. — А
теперь нам нужно заботиться о том, чтобы благополучно добраться
до острова.
— Разве и нам угрожает какая-нибудь опасность? — в недоуме-
нии спросила Офир.
— Разумеется! Вряд ли Гермон ограничился отправкой в погоню
за нами только одного судна. Вероятно, где-нибудь тут, вблизи, крей-
сируют и другие™
Не успел он вымолвить этой фразы, как почти перед шлюпкой из
ночного мрака вдруг выдвинулась какая-то гигантская тень.
— Не робей! Берег близок! — крикнул Сидон гребцам. — Ну-ка,
дружней на весла!
Но было уже поздно. Появившееся так неожиданно судно, сколь-
знув с быстротой привидения, прошло тараном через нос маленькой
шлюпки, — и все пассажиры ее в один миг очутились в холодной
морской воде.
При этом Офир не могла удержать громкого крика ужаса, кото-
рый был, по-видимому, замечен на потопившем шлюпку корабле.
— Тсоур! Слышал? — спросил кто-то тревожно. — Голос Офир,
твоей невесты.
—• Эй, люди! — раздалась тотчас же команда. — Живо в воду!
Доставить мне Офир живой или мертвой!
Сидон, яростно боровшийся в это время с волнами, ощутил вдруг
под своими руками чье-то нежное тело, уже совершенно обессилев-
126

шее, как бы отдавшееся на волю капризных валов. Это была Фульвия.
Схватив ее одной рукой за тяжелые от воды волосы и поддерживая
таким образом на.поверхности моря, Сидон свободной рукой принял-
ся с силой рассекать волны, направляясь к темневшему уже совсем
близко берегу.
Выбравшись на прибрежный песок, Сидон нашел там уже весь
экипаж своей шлюпки, за исключением одной только Офир. Невеста
Хирама или утонула, или же была подобрана бросившимися в воду
моряками судна Гермона.
— Как нам теперь быть? Где скрыться? — спросил один из нуми-
дийцев.
— Идите за мной. Я знаю эти места! — коротко ответил Сидон.
Минут через пятнадцать быстрой ходьбы отряд достиг высокой,
частью уже начавшей разрушаться башни, являвшейся остатком тех
укреплений, которые были воздвигнуты карфагенянами во время
Пунических войн по всему побережью и которые по заключении с
римлянами мира были легкомысленно покинуты и предоставлены
своей собственной участи.
Поднявшись на верхушку этой башни, гортатор внимательно ис-
следовал расстилавшуюся вдали темную равнину моря
— Ничего! — сказал он. — За нами нет даже погони. Очевидно, там
думают, что мы все потонули во время столкновения.
— А Хирам? — с тоской в голосе спросила Фульвия.
— Подождем до утра! — ответил мрачно гортатор. — Утро скажет
нам все.
Но наступившее утро не дало беглецам ничего, что указывало бы
на постигшую Хирама участь. Море было пустынно, и ни судна Хи-
рама, ни трирем Гермона не было на нем и следа.
Сидон долго шагал в раздумье по широкой площадке старой крепо-
сти. Наконец ему, по-видимому, пришла в голову какая-то успокаива-
ющая мысль, потому что морщины на его лбу несколько разгладились,
взор сделался менее сумрачным.
Затем он подозвал к себе двух наиболее ловких нумидийцев и
спросил у них:
— Вы знаете этот остров?
— Да! — в один голос ответили воины
—На северном берегу его есть небольшой порт, в котором свободно
могут поместиться несколько судов. Ничего нет невероятного в том,
что корабли Гермона заходили сюда для отдыха после ночной пере-
дряги. Для вас нетрудно, следовательно, будет узнать кое-что об
участи Хирама и Офир. Снимите ваше вооружение и, притворившись
простыми рыбаками, идите в порт и разузнайте там все, что окажет-
ся возможным. Не забывайте, что от вашей быстроты зависит, быть
может, спасение всех нас!
127

— Есть ли у тебя хоть небольшая надежда найти Хирама живым
и выручить его? — с тревогой спросила гортатора Фульвия, когда
посланные, спустившись с башни, скрылись в ближайшем лесу.
—Если он не убит, — уклончиво ответил Сидон, — то где бы он ни
был, куда бы ни запрятали его враги — я спасу его. В этом ты можешь
положиться на старого Сидона!
— Да, ты спасешь его, — с горечью ответила этруска. — Но только
для того, чтобы сделать его счастливым с этой карфагенянкой... с
Офир.
— Если только карфагенянка к тому времени не будет уже на-
сильно выдана замуж. После того, что случилось несколько часов
тому назад, Гермон вряд ли станет медлить.
Сидон заметил, как при этих его словах лицо девушки слегка
прояснилось и какая-то странная улыбка заиграла на ее тубах.
— Клянусь Мелькартом! — воскликнул старый моряк. — По всему
видно, что это доставило бы тебе большое удовольствие!
- Почему ты так думаешь? - отозвалась Фульвия, слегка покрас-
нев.
— Ох, я уже стар и опытен в вопросах любви. Я уверен, что ты
любишь Хирама и только сама себе боишься сознаться в этом.
Девушка не ответила ни слова. Сидон отвернулся к морю и стал
скользить рассеянным взглядом по его сверкающим и искрящимся
на солнце волнам. Вдруг из груди его вырвался легкий крик. На
небольшом сравнительно расстоянии от берега виднелась большая
торговая трирема, которая, по-видимому, держала курс на островок,
послуживший убежищем Сидону и его маленькому отряду.
— Кто это? — в ужасе вскрикнула Фульвия, которая тоже заме-
тила подходивший корабль. — Что это за судно? Не несет ли оно нам
новых бед?
Гортатор долго всматривался пристальным взором в очертания
шедшей прямо на островок триремы, и его угрюмое лицо вдруг сразу
осветилось лучом бурной радости.
— Я узнаю его, узнаю этот корабль! — вскричал он, весело потирая
руки. — Это трирема Гако, моего лучшего друга, которому я спас
однажды жизнь во время борьбы с греческими пиратами. Подожди
меня здесь, Фульвия. Я побегу на берег и попробую криком привлечь
внимание кормчего этого судна.
Вихрем слетев с лестницы и преодолев в несколько минут широ-
кие песчаные дюны, отделявшие старую крепость от морского берега,
гортатор сложил руки рупором и крикнул во все горло:
— Эй, корабль!
— Эге-гей! — ответили с триремы. — Кто зовет?
— Есть ли на борту человек, носящий имя Гако?
— Это хозяин судна!
128

— Эй, Гако, на землю, ко мне! Я твой друг, Сидон! Сидон из Тира!
— Сидон? — послышался изумленный голос.
Вслед за тем с борта триремы по чьей-то команде скользнула на
воду легкая шлюпка, в которую тотчас же прыгнули несколько греб-
цов.
Пять минут спустя шлюпка была уже у берега, и среднего роста
мужчина, закутанный в широкий плащ из черной шерсти, с радост-
ным криком бросился к гортатору в объятия.
— Сидон! Ты?! Каким ветром занесло тебя сюда? Я думал, что ты
все еще торгуешь себе в Карфагене. Но где ваш доблестный красавец
капитан? Где Хирам? Почему я его не вижу?
— Увы! — ответил со вздохом Сидон. — Я не только не знаю где он,
но не вполне уверен даже в том, что он жив.
— Как так? Что случилось? — воскликнул пораженный Гако.
— Ты, должно быть, не знаешь еще, что Хирам недавно провинил-
ся кое в чем перед Термоном, одним из могущественнейших членов
Совета Ста Четырех, и должен был бежать. Минувшей ночью, перед
рассветом, на наше судно напала карфагенская трирема, и в тот
момент, когда я по поручению хозяина плыл сюда, к берегу, его судно
было взято на абордаж, а сам хозяин или убит, или же—что я считаю
очень возможным — взят в плен.
—Как?! Хирам опять в руках карфагенян?—воскликнул высокий
седой воин, неожиданно выдвигаясь из рядов прибывших вместе с
Гако лиц.
Сидон обернулся к нему и устремил на него вопросительный взор.
— Ах! — воскликнул он вдруг радостно. — Я узнаю тебя: ты тот
самый вождь наемных легионеров, который оказал Хираму такую
великую услугу на вилле Гермона. Это ты дал моему хозяину возмож-
ность счастливо бежать из пиршественного зала. Но скажи мне,
благородный воин, как и почему ты находишься сейчас на судне
моего друга Гако?
— Ну, понятно почему, я хорошо знаю, что после моего выступле-
ния на стороне Хирама Гермон не пощадил бы и меня И так как я
свободный наемник, не связанный ни отечеством, ни какими бы то ни
было личными привязанностями, то я решил, что гораздо лучше мне
будет проститься с Термоном и с Карфагенской республикой и пред-
ложить свой меч тому, кто в нем больше нуждается.
— Слушай, благородный воин! — взволнованно произнес Сидон. —
Неужели ты предоставишь Хирама, который, быть может, еще жив,
его печальной участи и не попытаешься вторично спасти его!
— Я и мои двенадцать людей к твоим услугам! — просто ответил
солдат.
— О великий Мелькарт! — воскликнул Сидон, поднимая к небу
руки. — Я вижу, что ты никогда не покидаешь своей милостью людей,
5—1151
129

доверяющих свою участь свободным волнам, из которых родился ты,
о божественный!
—А много ли у тебя найдется людей? — осведомился воин, только
что предложивший свои услуги.
— Десять человек, — ответил Сидон. — С той дюжиной, которую
даешь мне ты, у нас получатся силы, вполне достаточные для того,
чтобы попытаться вырвать из рук карфагенян нашего господина.
Подождем теперь, какие вести принесут нам посланные гонцы. Да,
кстати, Гако, далеко ты сейчас отправляешься с триремой?
— Плыву в Иберию, чтобы распродать свой запас оружия и ваз.
— Не уступишь ли ты мне одну из своих лодок, которые тебе в
морском плавании совершенно ни к чему? А нам очень пригодилась
бы на случай необходимости вернуться в Карфаген.
— Выбирай любую! — ответил Гако. — Я обязан тебе жизнью, и у
меня нет ничего такого, что я пожалел бы дать тебе. Вся моя трирема
к твоим услугам, если понадобится.
— Нет, друг! — возразил Сидон. — Такой большой жертвы я не
потребую от тебя. Простой шлюпки с меня будет вполне достаточно.
Вернись на свой корабль и пришли сюда вместе с обещанной шлюп-
кой также отряд этого воина.
Друзья распростились сердечнейшим образом, и минут пятнад-
цать спустя после того, как Гако отчалил от берега, на прибрежных
дюнах уже высаживался отряд рослых и дюжих нумидийцев, пред-
назначенный для пополнения маленького отряда старого гортатора.
Первая весть о Хираме пришла только после полудня. Один из
посланных Сидоном нумидийцев возвратился весь запыхавшийся и
обливающийся потом.
— Господин наш... жив! — прохрипел он, едва переводя дух.
Дружный крик радости приветствовал это сообщение.
— Жив, — продолжал гонец, — но, как мне передали, ранен.
— Ну, это не велика беда! — весело ответил Сидон. — Господин
наш не такой человек, чтобы умереть от какой-нибудь раны. Но
узнал ли ты, где находится сейчас Хирам?
— Да. Он заключен в крепостной тюрьме. Рыбак, видевший ране-
ного вблизи, описал мне его лицо и вооружение с такими подробно-
стями, что ошибка совершенно немыслима. Что же сталось с нашими
товарищами, оставшимися на судне вместе с Хирамом, — об этом я
ничего не знаю! — ответил нумидиец, отирая со лба пот.
— Так, значит, наш хозяин заключен в крепости! — задумчиво
сказал гортатор. — Это делает нашу работу очень сложной!
— Не беспокойся! — положил ему руку на плечо прибывший с
Гако воин.—На наше счастье, я служил как раз в этой крепости года
два тому назад смотрителем и не только знаю, как свои пять пальцев,
130

саму тюрьму, но имею некоторое представление и о потайных выхо-
дах из нее. Спасение Хирама нам, следовательно, обойдется очень
дешево.
В этот момент из леса показался второй гонец, покрытый потом и
пылью и напрягавший, по-видимому, последние силы, чтобы поско-
рее добежать до разговаривавших.
— Хозяин жив! — прокричал он издали.
— Знаем! — ответил Сидон. — Ну, друзья, живо за работу. Как ни
удачно складываются для нас обстоятельства, но дело все-таки бу-
дет очень опасное. Нужно приготовиться к нему как следует».
День прошел в приготовлениях к экспедиции на выручку Хирама.
К ночи все было готово, и отряд Сидона поплыл, огибая островок, к
полуразрушенной крепости.
X
Ночная экспедиция
ТОЙ! ВПЕРЕДИ ОГОНЬ!
Этот глухой возглас издан был Сидоном в тот момент,
когда его наполненная вооруженными людьми лодка
уже входила в небольшую бухту, на 6epeiy которой
находился форт, приютивший в стенах своей тюрьмы
раненого Хирама. Гребцы осушили весла, и лодка
тотчас же замедлила свой ход.
— Не может быть, чтобы нас здесь уже ждали, — продолжал
Сидон. — Однако почти не подлежит никакому сомнению, что заме-
ченный нами огонь принадлежит какому-то кораблю и, по-видимо-
му, кораблю очень крупных размеров.
— Это, очевидно, тот самый корабль, который доставил сюда
Хирама, — разрешил вопрос новый союзник Сидона, так неожиданно
пришедший на помощь вместе с триремой Гако. — Вперед! Если
только утро не наступит раньше, чем мы выполним задуманный нами
план, то этого судна нам нечего бояться. Бухта достаточно широка,
и его свободно можно обойти.
Лодка снова медленно двинулась вперед, бесшумно рассекая но-
сом сонные волны бухты. Несколько томительно долгих минут — и
она плавно уткнулась в мягкий береговой песок.
В этот момент ночную тьму прорезал какой-то резкий крик.
— Слышал? — тревожно обратился Сидон к старому воину.—Что
это?
— Вероятно, кукая-нибудь морская птица, — ответил тот. — По-
смотри на этих чаек, которые только что снялись с берега, завидев
наше приближение. Если бы где-нибудь поблизости скрывался чело-
век, они не стали бы так спокойно располагаться здесь на ночлег.
131

Весь отряд, среди которого находилась также Фульвия, осторож-
но высадился на берег и, миновав невысокие прибрежные дюны,
приблизился к группе пальм и агав, разбросанных в полном беспо-
рядке у подножия довольно высокого холма и прикрывавших собой
начинавшуюся в их тени линию крепостных построек.
—Где тюрьма? — спросил Сидон, нагоняя шедшего впереди сорат-
ника Хирама.
— Вот на этом холме, — указал тот прямо перед собой. — Пункт
этот раньше был так хорошо укреплен, что считался одним из самых
неприступных во всей Карфагенской республике. Когда я был комен-
дантом этой крепости, то гарнизон ее исчислялся в двести человек.
Теперь он, вероятно, значительно усилен ввиду объявления римля-
нами новой войны Карфагену.
— Ну-ну, — пробормотал Сидон. — У нас, значит, будет дел по
горло. Как-то мы расхлебаем всю эту кашу?!
— Я тебе сказал уже, дружище, что унывать нечего! — ответил
воин.—Тот потайной ход, о котором я упоминал раньше, ведет прямо
в покои коменданта, так что, завладев с первого шага главой форта,
мы тем самым совершенно дезорганизуем крепостной гарнизон и
сделаем его неопасным для нас. По крайней мере, я сильно на это
рассчитываю.
Проникнув в самую гущу окружавшей форт растительности, от-
ряд через несколько минут остановился у высокой груды камней,
очень искусно замаскировавших вход в узкую и темную пещеру.
— Мы у цели! — сказал воин. — Теперь нам нужно действовать с
самой большой осторожностью, на какую только мы способны. Один
неверный шаг, малейший неосторожный шорох — и вся наша затея
пропала. Идите за мной и старайтесь соблюдать полную тишину...
Войдя в пещеру, отряд тотчас же втянулся в зияющий своими
неровными краями черный проход, напоминавший и по виду, и по
размерам средней величины щель, образовавшуюся, по-видимому,
путем естественного сдвига скалы.
После долгого и утомительного блуждания по бесконечным изви-
линам этой щели воин наконец остановился перед низкой бронзовой
дверью, вделанной в одну из грубо выдолбленных в стене подземелья
ниш. Сделав отряду знак оставаться и ждать его возвращения, он
привлек к себе за руку Сидона и, прислушавшись предварительно, не
доносится ли из-за двери какой-либо шум, свидетельствовавший о
присутствии в комендантском помещении людей, одним нажимом на
какую-то скрытую пружину бесшумно отворил дверь и исчез за ней
вместе с гортатором.
Старый воин не ошибся. Комната, в которую они попали, действи-
тельно принадлежала коменданту крепости. Заговорщикам остава-
132

лось только найти способ захватить в свои руки ее владельца — и
половина дела могла бы считаться уже сделанной.
— TccL — шепнул Сидон воину, едва успев в коротких фразах усло-
виться с ним относительно плана действий.—Я слышу, что по лестнице
кто-то спускается в эту комнату. Если это комендант, то смотри в оба:
каждое потерянное мгновение может стоить нам жизни.
В тот самый момент, когда тяжелые складки портьер скрыли за
собой обоих друзей-заговорщиков, дверь комнаты отворилась, и на
пороге появился среднего роста мужчина, на вид лет пятидесяти,
облаченный в тяжелую кирасу. В правой руке он держал бронзовую
лампаду, распространявшую кругом бледный, колеблющийся свет.
Не успел он притворить за собой дверь, как выскочивший с быст-
ротой молнии Сидон зажал ему одной рукой рот, а другой могучим
ударом кулака свалил его на пол, в то время как соратник Хирама
ловким движением подхватил на лету светильник и поднес его к
лицу лишенного всякой возможности защищаться коменданта.
— Придержи-ка его слегка за горло, Сидон! — сказал воин шепо-
том. — Не настолько деликатно, разумеется, чтобы он мог криком
позвать кого-нибудь себе на помощь, но, во всяком случае, чтобы он
мог дать нам пару-дру!ую ответов на интересующие нас вопросы.
— Кто вы?.. Римляне? — прохрипел сдавленный железной рукой
гортатора комендант.
— Это тебя не касается! — ответил Сидон. — Кто бы мы ни были,
мы совсем не намерены посягать ни на твою крепость, ни на твою
жизнь. Мы хотим только знать, где находится тот раненый воин,
который был привезен сюда сегодня утром карфагенским военным
судном.
Комендант посмотрел с нескрываемым изумлением на вопрошав-
шего и хотел, по-видимому, пуститься в какие-то не относящиеся к
делу вопросы, но легкое нажатие руки Сидона, змеей обвившейся
вокруг его горла, сразу заставило его вернуться к теме.
— Это очень трудно рассказать, — ответил он. — Ходы в этом
здании настолько запутанны, что без плана объяснить местонахож-
дение пленника совершенно невозможно...
Сидон и воин переглянулись. Мгновение спустя Сидон, по-види-
мому, принял какое-то определенное решение. Он слегка разжал
руку и поставил полузадыхающегося и ошеломленного всем проис-
ходящим коменданта на ноги.
— Веди нас к пленнику! — сказал он тоном, не допускающим
никаких возражений. — И помни, что если ты вздумаешь позвать
кого-нибудь к себе на помощь, то мой меч пронзит тебе глотку преж-
де, чем ты успеешь произнести хоть один звук. Твоя жизнь в наших
руках, и она зависит целиком от твоего повиновения.
133

Комендант беспомощно оглянулся кругом и, пожав плечами, дви-
нулся по направлению к двери.
— Предупреждаю, — сказал он, — что в той комнате, где находит-
ся сейчас пленник, имеется специально приставленный страж. Не
вините меня, если он вздумает поднять тревогу.
— На этом нас не проведешь, голубчик! — отозвался Сидон. — Ты
начальник, и твое распоряжение должно быть для него законом. Ты
будешь отвечать также и за поведение стража. Ну, показывай же
нам путь!
Пройдя несколько кривых запутанных коридоров и пересекши
открытую галерею, комендант, сопровождаемый по пятам Сидоном
и воином, остановился перед массивной бронзовой дверью, запертой
двумя тяжелыми замками.
— Вот пленник!—сказал комендант, дрожащими руками отодви-
гая засов. Едва только дверь распахнулась перед пришедшими, как
воин бросился к стоявшему у двери стражу и принялся завязывать
ему рот, а Сидон, убедившись предварительно, что комендант не
имеет никакого намерения поднять тревогу, устремился к стоявше-
му в углу низкому ложу, освещенному бледным светом масляной
лампады, где лежал, очевидно, забывшийся на несколько мгновений
сном Хирам.
Проснувшийся от прикосновения его руки Хирам сразу не мог
прийти в себя.
— Что такое? — пробормотал он. — Уже? Меня хотят вести на
казнь? Ну что ж, я готов!
— Вовсе нет, господин! — радостно отозвался Сидон. — Не на
казнь, а на свободу! Неужели ты, о господин, не ждал своих верных
слуг и друзей?
Хирам в один миг поднялся на постели, не обращая внимания на
сильную боль от раны, и с изумлением стал протирать себе глаза.
—Сидон! Ты?!—воскликнул он наконец.—И ты, Тала, мой добрый
соратник? — продолжал он с еще большим изумлением, увидев под-
ходившего к нему воина. — Каким образом вы здесь? А где Офир? Где
Фульвия?
— Фульвия здесь, вместе с нами, господин! — ответил Сидон.
— А Офир? Что с ней? Где она?
— Она жива, господин. Вот все, что я могу пока сказать о ней. Но
об этом после. Сейчас нужно спешить выбраться отсюда.
Тала повернул голову к двери — и из груди его вырвался подав-
ленный крик негодования.
— Негодяи! — прорычал он. — Они убежали.
В самом деле, ни коменданта, ни стража в комнате уже не было.
Воспользовавшись тем, что внимание заговорщиков было целиком
устремлено на своего хозяина, комендант незаметно распутал свя-
134

зывавшие его подчиненного веревки, и оба ускользнули незамечен-
ными. В предчувствии какой-то большой опасности Сидон бросился
к двери и., отступил от нее с подавленным стоном.
Дверь была заперта снаружи тяжелым засовом... Освободители
Хирама по собственной оплошности попали в ловушку.
— Мы погибли! — воскликнул горестно Тала. — Впрочем... бери
Хирама под руку, Сидон, и следуй за мной без малейшего промедле-
ния. Может быть, нам еще удастся достичь потайного выхода!
Трое друзей вышли в какой-то широкий, но совершенно пустын-
ный коридор, где их уже ждали оставленные незадолго перед тем у
входа в секретную дверь вооруженные нумидийцы вместе с Фуль-
вией. Соединившись, весь отряд, соблюдая могильную тишину, ско-
рым шагом двинулся к помещению коменданта, из которого был
свободный выход к морю.
На пути им не попалась ни одна живая душа, но когда Тала,
шедший во главе отряда, подскочил к ведшей в комнату коменданта
двери и нажал на нее плечом, новый крик ярости сорвался с его уст.
дверь, еще недавно открытая, не поддавалась его усилиям.
— Заперта! — прорычал старый солдат, сжимая кулаки.
— Значит, мы попались! — ответил сквозь зубы Сидон.
Тала несколько мгновений стоял неподвижно, нахмурив лоб.
Вдруг какая-то мысль осенила его. Он принял суровое решение:
йробиться на свободу или погибнуть с оружием в руках.
— За мной! — сказал он наконец. — Если мы не можем спастись,
то, по крайней мере, дорого продадим свою жизнь.
С этими словами он решительным шагом направился к узкой
винтообразной каменной лестнице, уходившей куда-то вверх.
— Куда ты хочешь нас вести? — спросил его гортатор.
— На одну из башен крепости, самую высокую во всем форте. Там
мы сможем держаться очень долго.
В это мгновение издали донесся неясный 1ул враждебных воск-
лицаний.
— За мной! — решительно скомандовал Тала. — Я слышу крики!
Не теряйте времени!
Действительно, коридоры в этот момент озарились ярким дрожа-
щим светом факелов и наполнились нестройными угрожающими
криками бегущих со всех сторон воинов.
— За мной! — еще раз воскликнул Тала. — Там, на втором этаже,
есть запас оружия. Берите луки и стрелы — и на башню.
В один момент массивная бронзовая дверь, за которой находилась
лестница, была захлопнута, и отряд почти бегом двинулся вверх.
Пройдя несколько десятков ступеней, он вступил в обширную залу,
все стены которой действительно были увешаны самыми разнооб-
135

разными видами оружия, начиная с широких ножей и кончая тети-
вами для крепостных катапульт.
— Вооружайтесь! — скомандовал Тала. — Живо на террасу! Нам
сейчас дорог каждый миг.
XI
На крепостной башне
АШНЯ, В КОТОРОЙ УКРЫЛИСЬ ТАК НЕОСТО-
рожно позволившие захватить себя беглецы, занима-
ла центральное место в крепости и благодаря своей
исключительной высоте господствовала над четырь-
мя остальными башнями, расположенными по углам
форта. На широкой пятиугольной площадке этой
башни стояла громоздкая и неуклюжая катапульта, игравшая у на-
родов седой старины роль современной пушки.
Это могучее метательное орудие в руках искусного воина могло
сослужить хорошую службу. Небольшой отряд, укрывшись с ката-
пультой под защитой прочных каменных стен, мог долго сопротив-
ляться натиску в десять раз более многочисленного врага. Каменные
ядра, метко пущенные в человеческую массу, хотя и не производили
таких опустошений, как современная бомба, все же заставляли ее
держаться в почтительном отдалении.
Увидев катапульту, Тала моментально повеселел.
— Ого! — воскликнул он. — С этой штукой мы можем задать
порядочно хлопот нашим врагам! Наш милый комендант оказался
очень предусмотрительным, поставив на этой башне одну из лучших
крепостных катапульт. Но умеет ли кто из твоих моряков, Сидон,
обращаться с этим орудием?
— Канониром берусь бытья! — отозвался Сидон. — Клянусь Мель-
картом, я скоро покажу этим заносчивым карфагенянам, что владею
не только искусством вести морскую торговлю!
— Прекрасно! — ответил Тала. — Так распорядись, чтобы Хирама
отнесли сейчас в одну из нижних комнат. Скоро здесь начнется
каменный дождь, а он так слаб и беспомощен, что ему лучше будет
спуститься в более безопасное место.
Сидон позвал двух воинов и приказал им перенести Хирама в одну
из комнат второго этажа.
Едва только они спустились вниз, неся на руках беспомощное
тело совершенно ослабевшего от волнений и сделанных усилий Хи-
рама, как крупное каменное ядро, пущенное из катапульты, нахо-
дившейся на одной из соседних башен, с грохотом ударилось в зубцы
башни, занятой нумидийцами Талы и моряками Сидона, разрушив
их до основания.
136

Очевидно, у осаждающих также не было недостатка в метатель-
ных орудиях
— Начинается! — воскликнул Сидон.
На угловых башнях, переполненных вооруженными воинами, на
минуту возникло какое-то движение.
— Сдавайтесь! — донесся с одной из них громкий голос. — Сопро-
тивление для вас невозможно. Сдавайтесь, или вы погибли!
— Не торопись, дружок, хоронить нас так скоро, — мрачно про-
бормотал гортатор. — У нас еще будет с тобой особый разговор.
С этими словами он выбрал из сложенных около катапульты ядер
наиболее массивное, положил его в желоб орудия и тщательно при-
целился.
— Вот тебе ответ!.
Ядро со свистом прорезало воздух, описывая параболу, и в тот же
момент на месте одного из зубцов той башни, откуда слышался
предлагавший сдаться голос, показалось зияющее отверстие, а с
самой башни донесся яростный рев воинов, раненных осколками
разбитой стены.
Целый рой стрел, из которых многие были обернуты горючими
веществами и зажжены, обрушился на террасу. Но против массив-
ных каменных зубцов башни и против каменной настилки террасы
это оружие было совершенно безвредным.
Взяв с первого раза верный прицел, Сидон продолжал методиче-
ски обстреливать башни, занятые врагами, сбивая один за другим
защищавшие их площадки зубцы и нанося урон разместившемуся
под защитой этих зубцов гарнизону.
Сделав с десяток удачных выстрелов, почти совершенно разру-
шивших одну из башен и вынудивших ее гарнизон очистить террасу,
Сидон обернулся к только что поднявшемуся наверх Тале.
— А как там, внизу, обстоят дела с дверью? — спросил он. —
Выдержит ли она напор осаждающих?
— Ее разбивают тараном, — ответил Тала.—И вряд ли она устоит.
Я оставил на всякий случай на лестнице нумидийцев. Этого будет
вполне достаточно, чтобы защитить проход, если дверь будет разби-
та. Лестница так узка, что больше двух человек вряд ли могут ата-
ковать ее.
Убедившись, что на террасе дела обстоят благополучно, Тала
снова спустился вниз и прямо направился в ту залу, которая служи-
ла оружейным арсеналом.
Воину пришла в голову, по-видимому, какая-то новая мысль. Он
остановился перед висевшими на стене тетивами для катапульты,
долго и внимательно рассматривал их, пробовал их крепость и, на-
конец, стал подсчитывать их количество.
137

— Да! — пробормотал он потом, покончив с этой работой. — Если
только нам удастся продержаться здесь до наступления следующей
ночи, то эти штуки могут оказаться нам очень полезными. Если
удастся!» А ведь еще только наступает утро! Еще добрых полсуток
придется биться, отстаивая свою жизнь, против вдесятеро сильней-
шего врага.
Вдруг под его ногами раздался тяжелый раскатистый грохот,
мгновенно покрывшийся нестройным ревом голосов.
—Господин! — сказал вбежавший несколько секунд спустя воин. —
Дверь разбита!
— Ну что ж, — спокойно ответил Тала. — Я надеюсь, что мои
нумидийцы мужественно исполнят свой долг.
Выбрав среди развешанного по стенам оружия наиболее тяжелое
и длинное копье, он, не теряя времени, направился к двери и спустил-
ся вниз, к подножию лестницы, где в этот момент шла ожесточенная
битва между защищавшими проход нумидийцами и гарнизоном кре-
пости.
— Смелей, друзья! — крикнул своим воинам Тала. — Счастье нам
покровительствует. Одна из крепостных башен уже разбита вдребезги
нашей катапультой. Скоро ее участь разделят и остальные Держитесь
тесней. Помните, что от вашей стойкости и мужества зависит спасе-
ние нашего отряда.
Но отважные нумидийцы не нуждались в подбадривании. Вы-
строившись по двое на ступеньках лестницы, с широкими щитами и
длинными мечами в руках, они рассыпали с молниеносной быстро-
той сокрушительные удары направо и налево, раня, убивая или ог-
лушая нападавших и оставаясь в то же время почти совершенно
недоступными для ударов неприятеля благодаря преимуществам
своей позиции.
Разъяренные упорным сопротивлением маленького отряда, кре-
постные солдаты, которых набралось в коридорах до полутораста
человек, но которые могли вступать в схватку не иначе как только
маленькими группами, несколько раз ходили в атаку на неприступ-
ную лестницу и каждый раз должны были отступать с большим
уроном. Все их усилия, как волны о скалу, разбивались о железную
стойкость нумидийских воинов Талы.
После четвертой атаки из среды осаждающих выступил какой-то
молодой воин, по-видимому с целью начать переговоры.
— Сдавайтесь! — крикнул он. — Комендант обещает вам жизнь,
если вы немедленно и беспрекословно сложите оружие!
—Разве вы считаете себя победителями,—отозвался насмешливо
Тала, — что решаетесь ставить нам такие условия? Не рано ли вы
затеяли переговоры?
138

— Если вы не изъявите немедленной покорности, — продолжал
парламентер, стараясь не подать виду, что его сильно задело заме-
чание Талы, — то по повелению нашего господина, коменданта этой
крепости, нижняя часть лестницы, на которой вы сейчас стоите,
будет разрушена ударами тарана, и всякая возможность спасения
для вас будет отрезана.
— Ну, это еще вопрос! — насмешливо отозвался Тала.
— Так вы не хотите сдаваться? — в бешенстве крикнул воин.
— По крайней мере, сейчас мы не расположены к этому! — был
ответ. — Можете так и передать вашему коменданту.
В тот же момент в коридоре сверкнула медная голова тарана,
поднятого десятками дюжих рук, и тяжелый удар обрушился на
нижнюю ступеньку лестницы, поднимая целый столб пыли и камен-
ных брызг.
— Наверх! — распорядился Тала. — Пусть их разрушают лестни-
цу. Этим они только сделают нашу террасу недоступной для самих
себя — ничего болыпа
Воины с сомкнутыми щитами начали медленно отступать вверх
по лестнице, сдерживая угрожающим потрясанием копий попытки
осаждающих преследовать их.
Удары тарана сыпались один за другим до тех пор, пока наконец
массивная лестница не рухнула с грохотом вниз, совершенно отрезав
второй этаж от нижнего коридора крепости.
Тала со своими воинами в этот момент уже поднимался на терра-
су башни, где Сидон продолжал возиться с катапультой, заканчивая
разрушение третьей угловой башни.
— Что это там внизу за шум? — спросил он Талу, когда тот
появился на площадке.
Едва воин рассказал, в чем было дело, как лицо Сидона искриви-
лось судорогой отчаяния.
— Они разбили лестницу! — воскликнул он. — Значит, мы оконча-
тельно сидим в ловушке!
— Не совсем так, дружище! — ответил Тала. — Я подумал об этом
еще раньше, чем наши враги догадались отрезать нам отступление
снизу. В зале второго этажа я нашел большое количество всякого
рода канатов, которые отлично заменят нам лестницу. Нужно толь-
ко продержаться до ночи.
— Но сумеем ли мы выбраться незамеченными? — недоверчиво
спросил Сидон. Вряд ли можно допустить, чтобы крепость не охра-
нялась.
—Я знаю окрестности, как свои пять пальцев! — уверенно ответил
Тала. — Ручаюсь, что под покровом ночи нам удастся выбраться
отсюда как нельзя лучше. Предоставь это дело мне — и все пройдет
благополучно.
139

В этот момент внимание их было привлечено оживлением у борта
стоявшей в гавани триремы.
— Ого! — сказал Тала, пристально всматриваясь вдаль в направ-
лении вражеского корабля. — Они, кажется, хотят ссадить на берег
весь свой экипаж. Это мне нравится!
— Нравится? Я этого не сказал бы.. Проклятые карфагеняне
собираются, очевидно, раздавить нас гораздо раньше, чем наступит
ночь, — пробормотал Сидон.
— Ну, это им вряд ли удастся, — возразил Тала. — А что касается
высадки с триремы, то она может оказаться нам очень на руку. Если
мы не найдем другого выхода, то попытаемся овладеть кораблем и
на нем покинуть этот столь негостеприимный берег..
Остаток дня прошел сравнительно спокойно. Гарнизон крепости,
хотя и значительно подкрепленный экипажем триремы, не пытался
предпринять решительных шагов по отношению к осажденным, рас-
считывая, очевидно, взять маленький отряд измором. Только изред-
ка находившиеся во дворе крепости стрелки принимались осыпать
башню тучами стрел, но, всякий раз убеждаясь, что они не приносят
осажденным ни малейшего вреда, немедленно прекращали свои по-
пытки.
Едва только солнце опустилось за морской горизонт, как Сидон
со своими товарищами вытащил наверх все оказавшиеся в оружей-
ной канаты и с лихорадочной быстротой принялся связывать их
между собой.
Когда работа была окончена, ночь уже окутала своим черным
покрывалом весь горизонт. Ни извне, ни изнутри не доносилось ни
единого звука. Казалось, что неприятельский стан и вместе с ним
сама природа притаились, словно выжидая чего-то.
— Я с моими воинами спущусь первым! — сказал Тала, подавая
знак к началу побега. — Необходимо сначала удостовериться в том,
что на крыше коридора, на которую мы спустимся прежде всего и
которая должна провести нас к крепостной стене, нет неприятель-
ских часовых. Ты, Сидон, вместе с Фульвией и Хирамом спустишься
следом за мной. Возьми с собой на всякий случай запасной канат: он
может оказаться нам очень полезен. Ну, за дело!
Прикрепив импровизированную лестницу к тяжелой катапульте,
осажденные начали один за другим спускаться вниз.
Все еще чувствовавший себя очень слабым Хирам был спущен при
помощи двух дюжих нумидийцев.
Достигнув небольшого бастиона, венчавшего собой обращенную
к морю стену крепости, беглецы облегченно вздохнули.
— Путь свободен! — сказал Тала, развязывая обмотанную вокруг
его кирасы веревку и прикрепляя ее к одному из зубцов бастиона.
Через несколько десятков минут роковая крепость уже осталась
позади. Беглецы были пока спасены.
140

XII
Возвращение в Карфаген
ЫЛО УЖЕ ДАЛЕКО ЗА ПОЛНОЧЬ, КОГДА ОТРЯД
беглецов после долгого блуждания по окружавшему
крепость лесу выбрались на берег.
— Ну, — сказал Тала, — первая половина дела сдела-
на. Остается вторая, более легкая: захват триремы. Я
почти не сомневаюсь в успехе этого предприятия. Во-
енные суда Карфагена никогда не имеют многочисленного экипажа,
а тут еще большая часть воинов была перевезена с корабля на берег
для подкрепления крепостного гарнизона. Опасаться нам, следова-
тельно, нечего.
— Но я не вижу здесь, на берегу, лодок, — заметил Сидон. —
Неужели их отправили после высадки экипажа обратно на корабль?
Это было бы очень печально.
— Да, лодок действительно нет! — ответил Тала. — Но это вряд ли
может оказаться для нас серьезным препятствием. Я и мои воины
плаваем как рыбы, и проплыть расстояние в двести—триста шагов,
отделяющее нас от триремы, не составит для нас ни малейшего
затруднения.
В несколько минут был выработан общий план действий. Соглас-
но этому плану, Хирам с Фульвией и несколько человек нумидийцев
должны были остаться на берегу, а все остальные — попытаться
вплавь добраться до борта триремы и взять ее на абордаж.
Слегка ослабив ремни кирас и взяв в зубы мечи, Тала и Сидон
бросились в морские волны, сопровождаемые своими воинами, и,
бесшумно рассекая лениво колышущуюся морскую поверхность, по-
плыли по направлению к черневшему невдалеке силуэту вражеского
корабля.
Сидон, бывший самым искусным и опытным пловцом из всего
отряда, несколькими сильными ударами рук опередил своих товари-
щей и приблизился к медленно покачивавшемуся на волнах кораблю
в то время, когда его спутники находились еще на половине пути.
Бесшумно проплыв вокруг триремы, он без труда нашел наиболее
удобное место борта, откуда можно было взобраться на палубу,
схватившись за повисший сверху конец каната.
Сидон прислушался. С палубы не доносилось до него ни единого
звука. Очевидно, весь немногочисленный остаток экипажа триремы,
чувствуя себя в полной безопасности, спал мирным сном.
— Интересно было бы знать, — пробормотал гортатор, — догада-
лись ли они выставить стражу? И где они ее поместили?
141

Подумав мгновение, он решительно схватился за канат и, скользя
как Привидение, стал подниматься вверх, упираясь ногами в крутой
борт корабля.
Не успел он спустить ноги на палубу, как чья-то железная рука
схватила его за горло, и над ухом прозвучал испуганный и недоуме-
вающий голос:
— Измена! Измена! Все наверх!
Нападение было таким неожиданным, что гортатор в один мо-
мент оказался прижатым к борту и лишенным возможности защи-
щаться.
К счастью, в этот миг из-за борта показалась голова Талы, спе-
шившего на помощь к уже задыхавшемуся Сидону. Увидев его, де-
ржавший гортатора воин выпустил свою жертву и бросился в глубь
судна, неистово крича:
— На помощь! Нас предали!
Через несколько секунд на палубе показалось человек десять
заспанных, полуодетых солдат, вооруженных мечами и щитами.
— Сдавайтесь! — крикнул им Тала, угрожающе размахивая ко-
ротким бронзовым кинжалом.
Экипаж пытался было броситься в атаку на двух смельчаков,
дерзнувших напасть на их судно, но увидев, что с борта один за
другим начали соскакивать на палубу рослые и хорошо вооружен-
ные нумидийцы, недвусмысленно протягивавшие руки к своим ме-
чам, понял, что сопротивление было бы совершенно бесполезным.
— Сдаемся, — сказали они, — если нам пощадят жизнь.
В несколько минут весь экипаж был обезоружен. Не теряя ни
мгновения, Тала с несколькими нумидийцами спустили одну из
шлюпок и доставили Хирама с Фульвией и оставшихся на берегу
воинов на борт триремы.
— Спасибо вам, друзья! — с чувством произнес Хирам, едва только
его нога коснулась палубы судна. — А пленников отпустите. Пусть
возьмут одну из шлюпок и плывут куда хотят: теперь они нам не
опасны.
Приказание его было тотчас же исполнено.
— Ну, теперь, мои бравые товарищи, за весла! — обратился Тала
к своим воинам.—А ты, Сидон, занимай свой обычный гортаторский
пост и направляй бег судна к Карфагену. Дорогой мы решим, как нам
быть и что делать.
Убедившись, что море вокруг совершенно пустынно и нигде не
заметно никаких следов присутствия вражеских кораблей, Тала
взял Хирама под руки и повел его вниз, в каюту, чтобы там осмотреть
повнимательней его рану и сделать новую перевязку.
— Как ты думаешь, Тала, долго ли еще эта рана будет препятст-
вовать мне держать в руках меч? — спросил Хирам после того, как
Тала быстрым взглядом знатока осмотрел длинную рассеченную
рану на груди карфагенянина и наложил на нее свежую повязку.
142

— Недели через две ты будешь на ногах, — ответил Тала. —
Благодари судьбу, что она тебя создала таким крепким: только при
твоем могучем телосложении и можно было выдержать такую тяже-
лую рану.
Он помолчал несколько мгновений.
— Да, — добавил он потом задумчиво, — великий Ганнибал умел
выбирать людей, и его выбор недаром остановился на тебе. Ах, если
бы он был жив!.. Впрочем, его отечество заслуживает то наказание,
какое ему готовится. Говорят, Рим объявил новую войну Карфагену.
Кажется, не позднее чем через несколько дней мы увидим у берегов
республики боевые корабли гордых италийцев.
При этом известии Хирам опустил голову и погрузился в глубокое
раздумье.
Между тем трирема все более и более удалялась от острова, де-
ржа курс на Карфаген. Это направление было взято по приказанию
Хирама, который еще во время осады крепостной башни Аргимуруса
узнал от своих друзей все подробности, связанные с потерей Офир.
Он еще тогда решил, что единственным местом, где могла скрываться
любимая им девушка, если ей удалось избежать смерти в морских
волнах, был Карфаген.
Солнце уже близилось к закату, когда вдали начали вырисовы-
ваться в виде неясной тени высокие стены Карфагена.
—Через два часа мы будем на месте, — сказал Тала, приближаясь
к Хираму.
—Да, — сказал Хирам, — мы остановимся в торговом порту, и так
как утром появление там нашего судна может вызвать тревогу, то
нам придется этой же ночью позаботиться о том, чтобы так или иначе
отделаться от нашей триремы. Постараемся придумать какой-ни-
будь способ пустить ее ко дну, не вызывая ни с чьей стороны опасного
для нас внимания.
— А где мы скроемся, после того как высадимся на берег? —
спросил Тала.
Хирам задумался.
— Мы можем скрыться в доме моей матери, — сказала, выступая
вперед, Фульвия. — Она будет очень рада приютить человека, спас-
шего жизнь ее единственной дочери.
Хирам, который при этих словах вдруг вспомнил страшное при-
знание, сделанное ему шпионом Совета Ста Четырех во время пое-
динка на карфагенском берегу, нахмурился.
— Но... — сказал он, — быть может, твоей матери... там уже нет?
— Как нет? — с изумлением отозвалась Фульвия. — Что могло
заставить ее покинуть свой дом?
— Может быть... она уже умерла, — в замешательстве ответил
Хирам, не зная, как ему открыть Фульвии, что ее мать погибла от
руки Фегора.
143

— Когда меня вырвали из ее объятий, чтобы отдать в жертву
Баал-Молоху, она была вполне здорова. Но что заставляет тебя го-
ворить так?
Хирам, не отвечая ни слова, печально опустил голову.
Было уже совсем темно, когда трирема вошла в гавани Едва
только был брошен якорь, как Хирам распорядился спустить в воду
большую шлюпку, в которую сейчас же сошли все пассажиры трире-
мы.
— Где твой дом? Веди нас, — сказал печально Хирам, обращаясь
к Фульвии.
Пройдя бесчисленное множество пустынных узких переулков,
отряд остановился перед небольшим каменным домиком. Дверь была
открыта, и все жилище казалось необитаемым.
— Что это значит? — с изумлением спросила Фульвия, поражен-
ная тяжелым предчувствием чего-то страшного. — Неужели моей
матери в самом деле нет дома?
— Войдем, — заметил Сидон. — Там будет видно.
Хирам печальным взором посмотрел на этруску, но не сказал ни
слова. Отряд поднялся по лестнице на второй этаж, состоявший
всего из одной широкой комнаты с убогой постелью в углу. Сидон
зажег две лампады и, поднявшись на третий этаж, через несколько
минут вернулся оттуда с нескрываемым изумлением на лице.
— Странно! — сказал он. — Я не нашел наверху ни одной живой
души. Этот дом, кажется, совершенно необитаем.
— А моя мать! — с отчаянием воскликнула Фульвия. — Где она?
Что с ней?
— Эту тайну знаю только один я, — сказал наконец мрачно Хирам. —
И я сейчас открою ее тебе. Устраивайтесь, как покажется вам более
удобным, — продолжал он, обращаясь к воинам, — и оставьте меня
пока одного с Фульвией.
XIII
В доме Фульвии
ОЖДАВШИСЬ, ПОКА ВСЕ ВЫШЛИ, ФУЛЬВИЯ
устремила на Хирама вопросительный и в то же вре-
мя беспокойный взор.
— Что ты хотел сказать мне о моей матери? — спро-
сила она. Говори скорей, не мучай меня!
Хирам колебался несколько секунд, затем ответил
дрожащим голосом:
— Твоя мать убита Фегором!
Фульвия покачнулась, схватившись трепещущими руками за
грудь.
144

—A! — воскликнула раздирающим душу голосом Фульвия, и лицо
ее приняло зловещее выражение. — Он отнял у меня мою мать За это
он заплатит мне своей собственной жизнью!
И несколько мгновений спустя добавила глухим голосом:
— Завтра я буду у него!
— Что ты говоришь, дитя? — испуганно поднялся со своего места
Хирам.
Но Фульвия не отвечала.
Закрыв лицо руками и вся вздрагивая от приглушенных рыданий,
она бросилась вон из комнаты и, шатаясь, поднялась на третий этаж,
где для нее была приготовлена отдельная комната.
На следующий день Фульвия поднялась на рассвете и тотчас же
вышла из дому, не предупредив никого ни о цели, ни о месте своей
прогулки.
Пройдя уверенным шагом три или четыре улицы, она останови-
лась у дверей высокого многоэтажного дома, выстроенного в виде
башни и имевшего довольно невзрачный внешний вид. Несколько
минут она стояла перед дверьми в глубоком раздумье, как бы колеб-
лясь, входить ей или нет, но затем решительно тряхнула головой и
взялась за вделанное в дверь тяжелое бронзовое кольцо. Прозвучал
резкий металлический удар, и минуту спустя в открывшейся двери
показалось удивленное лицо Фегора.
—Фульвия... ты! — воскликнул он почти с ужасом, отступая назад.
— Как видишь, — отвечала этруска, стараясь казаться спокой-
ной.
— Я не верю своим глазам! — продолжал шпион, беря Фульвию за
руку и вводя ее внутрь здания. — Я готов думать, что передо мной
стоит сейчас не живая Фульвия, всегда избегавшая меня и относив-
шаяся ко мне с презрением, а лишь ее призрак, та мечта, та далекая
греза, которую вызвала пламенная любовь к тебе.
— Так ты все еще любишь меня? — насмешливо отозвалась
Фульвия.
— О, больше жизни, больше почестей, больше всех сокровищ мира! —
воскликнул Фегор. — Я способен был бы даже отречься от своего
отечества и сделаться римлянином, если бы ты этого захотела!
— Очень хорошо, — усмехнулась Фульвия. — Я пришла к тебе
именно за тем, чтобы выяснить, насколько сильна и искренна твоя
любовь. Если ты с такой готовностью собираешься сделаться из-за
меня изменником своей страны, то тебе ничего не будет стоить рас-
крыть мне одну маленькую тайну, которая меня очень интересует.
— Что это за тайна? — удивился Фегор.
— Я хочу знать, где находится сейчас Офир, дочь Гермона.
Фегор несколько мгновений колебался, затем ответил неуверен-
ным тоном:
145

— Она здесь, в Карфагене™ Но какое тебе до нее дело?
— В доме Гермона? — продолжала вместо ответа свой допрос
Фульвия.
— Этого я пока еще не знаю. Мне известно только, что ее жених
Тсоур сторожит ее день и ночь. Боится новых попыток похищения
Офир, хотя Хирам, как мне передавали, убит в недавней морской
схватка
— Ты введен в заблуждение, — спокойно возразила Фульвия. —
Хирам жив и в настоящий момент находится здесь, в стенах Карфа-
гена.
— А-а! — прорычал Фегор, яростно сжимая кулаки. — Этот чело-
век собирается, кажется, похитить у богов их бессмертие! Но теперь,
благодаря твоему признанию, я сумею свести с ним, наконец, наши
старые счеты.
— Ты этого не сделаешь! — твердо заявила молодая этруска.
— Почему? Кто может помешать мне в этом? — злобно вскричал
шпион Совета Ста Четырех.
— И не только не сделаешь этого, — продолжала Фульвия, не
обращая никакого внимания на ярость своего собеседника, — но
поможешь Хираму найти и освободить Офир.
— Кто посмеет заставить меня сделать это?
— Я! — ответила Фульвия. — Ты слишком давно твердишь мне о
своей любви. Сумей же доказать теперь, что твои уверения не были
пустыми словами.
Фегор прикусил губу и замолчал.
— Но я не могу предать Гермона, который мне платит за мое
ремесло, — сказал он несколько мгновений спустя.
— Хирам заплатит тебе вдвое, — ответила девушка, — и, кроме
того, он отдаст в твое распоряжение несколько десятков отборных
воинов, с которыми ты сумеешь преодолеть все препятствия, какие
только встретятся на пути к осуществлению цели.
— И когда Офир будет уже в руках Хирама?
— Тогда-
Голос Фульвии внезапно оборвался, и глухое всхлипывание со-
рвалось с ее уст.
— Что это? Ты плачешь? — воскликнул Фегор.
— Нет, ты ошибаешься, — твердо ответила Фульвия, нечеловече-
ским усилием воли подавив готовые прорваться наружу рыдания. —
Тогда- я буду твоей...
Фегор поднялся с места.
— Отлично! — сказал он. — Я согласен. Если Хирам, как ты
говоришь, заплатит мне щедро, то можно предать и Гермона.
Лицо Фульвии исказилось гримасой отвращения.
146

— Н-негодяй! — пробормотала она сквозь зубы. — Это твое преда-
тельство, надеюсь, будет последним.
Она круто повернулась и вышла на улицу.
Первое слово, которое достигло ушей Фульвии и которое на все
лады повторялось возбужденными более обыкновенного кучками
прохожих, толпившихся там и здесь, было:
— Война!
В самом деле, за предыдущую ночь произошли события, которые
обрушились на Карфаген подобно громовому удару и привели его
население в панический ужас. Дело в том, что карфагенское войско
было разбито нумидийцами: пятьдесят тысяч избранных воинов, со-
ставлявших цвет наемных войск Карфагена, в сражении под Оро-
сконом понесли тяжкое поражение от войск старого коварного царя
Нумидии. И, как бы в довершение несчастья, в тот же самый день,
когда гибли бойцы Карфагена, Рим объявил войну республике.
Когда Фульвия вернулась в свой дом и поднялась на второй этаж,
она нашла там Талу и его соратников, собравшихся вокруг Хирама.
К ним тоже уже дошло известие об ужасном поражении карфаген-
ских войск, и старые бойцы страстно обсуждали полученные важ-
ные известия. Увидев девушку, они смолкли и устремили на нее
вопросительные взоры.
— Я видела его! — сказала этруска, приближаясь к Хираму,
который при ее появлении, казалось, побледнел.
— Ты видела Фегора? А Офир? Что с ней?
— Жива и невредима.
— Жива? Офир жива! — радостно воскликнул войн. На его блед-
ных щеках показался яркий румянец, глаза заблестели.
— Моя Офир жива! — твердил он, улыбаясь. — Фульвия, ты воз-
вращаешь меня к жизни.
— Да. Офир здесь, — упавшим голосом говорила этруска. — Фегор
сказал мне это. Но где она — я еще не знаю.
— И у тебя хватило мужества пойти на свидание с этим челове-
ком? — невольно удивился Хирам. — А если бы он тебя убил?
Фульвия пожала плечами.
—Что за беда? — промолвила она глухим голосом. — Одной рабой
было бы меньше.
— Зачем ты так говоришь? — с упреком произнес Хирам. — Разве
ты чувствуешь себя не среди равных у нас? Садись здесь и все рас-
сказывай.
Повинуясь приглашению, девушка устало опустилась на скамью
рядом с воином и пересказала по порядку все, о чем она говорила со
шпионом.
— Продажная тварь! — пробормотал Хирам, услышав об отноше-
нии Фегора к делу.
147

— Это тебе же на руку! — продолжала Фульвия. — Да, он прода-
жен. Да, он служит тому, кто платит больше, или, вернее, он предает
всех, кто ему платит. Но если ты ему заплатишь хорошо, он будет
служить тебе.
— Я рад отдать половину моего состояния, — воскликнул Хирам, —
лишь бы спасти Офир!
— А я, со своей стороны, обещаю этому проклятому шпиону до-
брый удар меча, — проворчал Сидон.—И об этом я позабочусь лично.
— Да, но нам надо торопиться! — вмешался Тала. — Ведь римляне
не будут дремать. Вот-вот их быстроходные корабли покажутся
перед Карфагеном. Нам надо закончить дело раньше этого, потому
что, когда римляне войдут в город, будет поздно делать что-нибудь.
Разве гордый Карфаген защищен, как бы следовало? Разве респуб-
лика заботилась о том, чтобы обеспечить свою безопасность? Он не
будет в состоянии долго противиться римлянам.
— Боги! — воскликнул Хирам взволнованно. — Неужели же, в
самом деле, судьба хочет, чтобы я бежал отсюда? Вся моя кровь
кипит при мысли об этом.
— А что же тебе остается делать, Хирам? — обратился к нему
немного насмешливо Тала. — Может быть, ты побежишь к членам
Совета Ста Четырех — предлагать им свои услуги? Тем самым про-
клятым торгашам, которые изгнали тебя с родины, и за что? Только
за то, что ты вместе с великим Ганнибалом сражался с римлянами
за славу, свободу, величие Карфагена?!
— Да. Но ведь сейчас речь идет не о Совете Ста Четырех или
суффетах! — возразил Хирам по-прежнему взволнованным голо-
сом. — На карту поставлено самое существование Карфагена, моей
родины!
— Твоя родина? Я не пожертвовал бы ни единой каплей крови за
такое отечество. Разве Карфаген не оказался таким неблагодарным,
таким позорно, подло трусливым в эти последние годы? Разве не
Карфаген предал римлянам героя, своего лучшего сына, свою гор-
дость, Ганнибала? Разве не Карфаген, подчиняясь римлянам, отрек-
ся от Ганнибала, оставил его беспомощным лицом к лицу с врагами?
Разве не из-за этого предательства Ганнибал, чтобы не попасть жи-
вым в рабство римлянам, убил самого себя? Умер, как жил, — героем.
Нет, Карфаген — проклятье. Он перестал быть отчизной честных
людей. Он — игрушка разбойничьей шайки торгашей, и он осужден
бесповоротно, осужден именно потому, что он заслужил кару. Пусть
те, которые довели его до унижения и позора, расхлебывают зава-
ренную ими кашу своими собственными силами. Ты займись участью
любимой тобой женщины, позаботься о ее спасении, да и о своем
собственном. Ведь если бы даже Карфаген снова победил, то в чьих
руках здесь останется власть? В руках тех, кто торговал честью
Карфагена, — твоих врагов. И, поверь, уцелей ты — тебя не пощадят
148

эти люди, хотя бы ты спас Карфаген Но ты не спасешь его: он поги-
бает, он погибнет.
Хирам молча слушал речь Талы. Тени ложились на его лицо,
мрачный огонь горел в глазах, грудь вздымалась тяжело и неровно.
— Когда, думаешь ты, Тала, смогу я считать себя окончательно
выздоровевшим? — заговорил Хирам после становившегося тяже-
лым молчания.
Тала пожал плечами.
— Ну, десять—двенадцать дней, и то, если все будет идти так, как
шло до сих пор, — ответил он на вопрос.
— Долго. Мучительно долго, — пробормотал Хирам.
Потом он опять обратился к Тале со словами
— Не знаешь, получено ли формальное извещение о том, что война
объявлена, или это только слухи?
—Точно не знаю. Но, насколько мне известно, пока речь идет лишь
об угрозе со стороны римлян. Но это не меняет положения дела. Ты
упускаешь из виду старого кровожадного леопарда, Масиниссу. Ты
забыл, как страстно он ненавидит Карфаген. И теперь, уничтожив,
в сущности, последние способные защитить страну силы карфаге-
нян, он едва ли будет сидеть сложа руки. Он быстр как молния. Я
предвижу, что он обрушится на Карфаген, чтобы добыть его раньше
римлян.
— Да, да. В этом отношении ты прав. Но тем более причин и мне не
сидеть сложа руки, а выступить на защиту моей родины.
— Ты, должно быть, выработал уже какой-нибудь план, чтобы
помочь Карфагену в беде, — осведомился Тала.
— Да, во всяком случае, думается мне, я смогу оказать большую
услугу отчизне.
Фульвия, молча слушавшая разговор, положила руку на плечо
Хирама.
— Слушай, друг! — сказала она предостерегающим тоном. — По-
думай, и еще раз подумай, что ты предпримешь. Да, я знаю: сейчас,
когда грозовая туча нависла над Карфагеном, пожалуй, тебя не
тронут. Может быть, тебя примут даже с радостью. Один твой меч
стоит сотни мечей в руках наемников. Ты — один из тех, за кого
карфагеняне цепляются в час грозящей им беды. Но Тала прав: прой-
дет гроза, и твои соотечественники отвернутся от тебя, предадут
тебя, как предали Ганнибала.
— А я так думаю, — вмешался Сидон. — Пока война закончится,
много воды утечет. Хоть Карфаген и не таков, каким был некогда, но
ведь тут и малый ребенок понимает, что это последняя борьба — не
на жизнь, а на смерть. Значит, Карфаген окажет отчаянное сопро-
тивление. Пройдут многие недели и месяцы, раньше чем будет реше-
на его судьба. А за это время мало ли случаев может представиться?
Короткий сухой удар в дверь прервал беседу.
149

Как-то невольно все одновременно вздрогнули и обернулись к
двери. Крик удивления вырвался из уст Хирама, Сидона и Фульвии.
— Фегор!
Действительно, на пороге, насмешливо улыбаясь, стоял шпион
Совета Ста Четырех.
— Ты? Здесь? — бормотала Фульвия, поднимаясь и идя навстречу
пришедшему. — Как ты узнал, что мы находимся в этом доме?
Фегор улыбнулся уже совсем насмешливо, прищуривая глаза.
— Это было так трудно, так ужасно трудно — проговорил он с
иронией. — Мне пришлось пойти за тобой вслед, когда ты покинула
мое жилище, идти, не теряя тебя из виду, подглядеть, куда ты вошла.
А потом... этот дом я посещаю далеко не в первый раз.
— Смотри, берегись! — угрожающе сказал Хирам. — Не в первый
раз ты приходишь сюда, но, может быть, в последний!
Сидон и несколько воинов, не ожидая приказания, бросились к
двери, чтобы отрезать дорогу шпиону.
Но Фегора, казалось, ничуть не обескуражил и этот суровый
прием, и даже то, что воины теперь ждали лишь сигнала Хирама,
готовясь броситься на пришедшего.
— Та-та-та! Зачем так торопиться? — сказал он спокойно. — Я
пришел к вам, как это ни странно, с дружескими... гм„ намерениями.
— Хорош друг! — вызывающе и презрительно воскликнул Сидон.
— Почему бы и нет? — пожал плечами Фегор.—Что мешает нашей
дружбе?
— Дружба профессионального предателя.
— О боги!—поднял к небу руки Фегор, поглядывая вокруг полны-
ми насмешки глазами. — Каждый делает что может. Один, как ты,
рожден моряком, и ему предназначено утонуть в какой-нибудь луже.
Другой самой судьбой предназначен быть солдатом и расколотить
свой медный лоб о какой-нибудь камень. А я рожден быть шпионом.
Что хуже, что лучше — знают одни только боги, если, конечно, они
вообще что-нибудь знают. И потом, что за презрение к моему ремеслу?
Клянусь, оно ничем не хуже, чем ваше. Оно гораздо опаснее, чем
ремесло солдата, ибо вы деретесь время от времени, а шпион всю
жизнь ведет войну, не зная отдыха, и часто его защищает только
одно — хитрость, ум, тогда как вы прячетесь под броней.
— Довольно болтовни! — прервал Хирам его апологию предатель-
ства и шпионства. — Говори, зачем ты пришел! Опять предать нас?
— Глупости! Сразу видно, что ты — не деловой человек, хотя
сражаться ты умеешь. Я же сказал вам, что прихожу с дружескими
намерениями. Но, разумеется, кого-нибудь я уж непременно предам, —
без этого моя работа, вся моя деятельность не могут обойтись. Но на
этот раз не твоя, Хирам, очередь: я предаю не тебя, а Гермона. Каж-
дый делает, повторяю, что может. Я же, со своей стороны, стараюсь
все исполнять самым тщательным образом. Люблю делать дело чис-
то. Такова моя натура. Я поклялся Фульвии, что стану на твою
150

сторону, и сдержу слово. Разумеется, не даром: ты должен будешь
заплатить мне, и заплатить щедро.
— Тебе будет достаточно одного таланта? — спросил Хирам.
— Уф! — выдохнул Фегор. — Клянусь богами, я и не подозревал,
что ты можешь быть таким выгодным клиентом и награждать за
маленькие услуги поистине по-царски. Знай я это, давно бы перешел
на службу к тебе. Чтобы заработать талант, я должен был до сих пор
работать не меньше четырех—пяти лет. За талант я предам кого
угодно, сделаю все, что тебе понадобится.
— Значит, ты действительно поможешь нам похитить Офир?
— Да, разумеется. Берусь возвратить ее тебе, но, конечно, с усло-
вием, чтобы твои друзья взялись помогать мне. Дело будет не так
просто и легко. Без борьбы оно не обойдется. Тсоур боится какого-
нибудь нападения. Он принимает серьезные меры для того, чтобы не
допустить похищения Офир.
— Хорошо! — подумав, ответил Хирам. — Если ты говоришь серь-
езно, то все мои воины — в твоем распоряжении. Когда же ты дума-
ешь приняться за дело?
— Хорошо мгновенно раздавить сандалией скорпиона, когда он
ползет! — ответил Фегор. — Но такие предприятия, как наше, можно
только испортить излишней торопливостью. Не сегодня, не завтра.
Пока тут царит еще сравнительный порядок, было бы по меньшей
мере глупо делать что-нибудь. Но ты, наверное, уже слышал о грозе,
идущей на Карфаген?
Хирам утвердительно кивнул головой.
— Ну вот, боги, какая сумятица поднимется тут, в гордом Карфа-
гене, через очень короткий промежуток времени! — как будто со
злорадством хихикнул Фегор. — А какая паника будет! А сколько
бестолковщины! А сколько неосторожностей и промахов наделают
люди, которые считают себя умными! Держу пари, что не только
гордый Гермон, нежно влюбленный в твою невесту Тсоур, но и сам
мудрейший Совет Ста Четырех потеряют голову, станут беспомощ-
ными как дети. Разумеется, тогда ослабят надзор, займутся другим.
Тогда мы и начнем действовать.
— Но верно ли это, что Рим собирается начать войну с Карфаге-
ном? Может быть, это только пустая угроза? — спросил Хирам.
— О, начать войну? — воскликнул Фегор. — Да республика сама
уже, словно овца, отдалась в руки римлян! Этой ночью вернулись из
Рима послы. Они ездили туда протестовать против постоянных при-
теснений, чинимых Карфагену Масиниссой. В Риме их прижали,
римляне обвинили во всем Карфаген, римляне потребовали исполне-
ния унизительных условий, и Карфаген отдался на милость римско-
го сената, приняв все его требования.
— Без сопротивления? Без борьбы? — вскочил, сжимая кулаки,
Хирам.
151

— А кто стал бы сопротивляться? — спокойно ответил Фегор. — У
нас больше нет армии.
— Но у нас есть зато могущественный флот, который еще может
оспаривать у римлян победу!
— Наш флот безоружен.
— Как безоружен? Что ты говоришь?
— Да, Совет Ста Четырех взял на себя обязательство выдать
римлянам все оружие, какое только имеется у нас в наличии. Завтра
двести тысяч кирас, все мечи, луки, щиты и даже тяжелые боевые
орудия, катапульты, будут нагружены на корабли и отправлены в
Рим. А затем война все-таки вспыхнет — в этом нечего сомневаться,
и Карфаген не выйдет уже из нее победителем. Римляне слишком
хорошо умеют обделывать свои дела.
— Но мы будем бороться! — с дикой энергией воскликнул Хирам. —
Мой меч еще раз послужит моему отечеству, хотя бы из-за этого я
должен был потерять любимую женщину.
Фегор повернулся к дверям.
— У меня много дел, — сказал он равнодушно. — До свидания. Я
ухожу. Ты же, Хирам, довольствуйся пока теми сведениями, которые
ты получил: голубка твоя жива, она находится здесь, ей, по крайней
мере сейчас, не грозит никакая опасность. А там посмотрим, что
можно будет сделать.
После ухода Фегора люди Хирама, окружив своего предводителя,
вступили в оживленную беседу. Разумеется, речь шла о судьбе Кар-
фагена, о грозящей «владыке морей» опасности. Вспоминались годы
былой славы Карфагена, когда его грозный флот владычествовал на
Средиземном море, развевал свои паруса за Геркулесовыми столпа-
ми, в водах, омывающих таинственные земли угрюмого Севера и
далекого Запада. Вспоминали былые победы и славные походы, пы-
тались на все лады объяснить, каким образом Карфаген дошел до
унижения, до рабского подчинения требованиям Рима, под стенами
которого еще недавно стояла грозная армия Ганнибала.
XIV
«Carthago delenda est!»
О ОКОНЧАНИИ УТОМИТЕЛЬНОЙ И НЕСЧАСТ-
НОЙ второй Пунической войны словно безумие овла-
дело суффетами Карфагена.
Доверяя договору, заключенному с Римом, Карфаген
жил спокойной, обычной жизнью. Снова, как встарь,
его корабли бороздили моря, снова город вел колос-
сальную торговлю с Севером и Югом, Востоком и Западом, и снова в
сокровищницах негоциантов «владыки морей» скоплялись неисчис-
лимые богатства. Но эти богатства были достоянием немногих, тех,
152

которые захватили всю власть, тех, которые презирали права насе-
ления и эгоистически заботились о собственных выгодах. И в то же
время, словно усыпленные чарами рока, «отцы отечества» Карфагена
не заботились о том, чтобы страна снова стала могучей, грозной для
врагов, не заботились об армии, целиком предоставив охрану Карфаге-
на ордам наемников, не развивали сил боевого флота.
Не так держался Рим.
Там, казалось, в воздухе носились слова:
— Карфаген должен быть стерт с лица земли!
И народ Рима все эти годы систематически готовился к новой,
уже окончательной борьбе. Рим строил боевые суда, Рим собирал и
обучал войска, и в этих войсках главным элементом были не наемни-
ки, как в войсках Карфагена, не алчные и продажные авантюристы,
продающие свою кровь за золото, а люди, сознательно вербовавшиеся
в солдатские ряды, люди, знавшие, куда они пойдут и за что они
будут сражаться.
Но в Риме знали, что его победы, все его завоевания могут в одно
прекрасное время потерять все свое значение: в Карфагене мог ро-
диться новый герой, подобный Гамилькару или великому Ганнибалу.
Высокая культура Карфагена могла дать неистощимые запасы сил,
колоссальные средства для борьбы. Правда, Карфаген унижен, но он
оправляется с поразительной быстротой. Правда, в нем царят рас-
при, раздоры, нет той горячей любви к родине, как у римлян, нет
единства. Но кто знает, что будет завтра?
Быть может, кто-нибудь сумеет заговорить с карфагенянами по-
нятным им языком, могучей рукой выкует из разрозненной, пестрой
массы населения Карфагена одно целое и поведет снова в бой неис-
числимые полчища, и вновь, как в дни Ганнибала, внесет в самое
сердце Италии огонь и меч.
А в сенате еще звучали слова Катона:
— Карфаген должен быть разрушен.
Катон взывал к гражданам Рима не случайно: он побывал в Аф-
рике со специальной миссией от Рима, он собственными глазами
видел, как быстро возрождаются истощенные войнами силы Карфа-
гена. В Риме никто не сомневался в том, что когда-нибудь Карфаген
может соединиться с народами Востока, отстаивающими от римлян
собственную независимость, и тогда создастся могучая коалиция,
борьба с которой будет непосильной и для самого Железного Рима.
Обстоятельства складывались благоприятно для Рима: в самой
Африке римляне имели могущественного союзника, смертельного
врага Карфагена, беспощадного, коварного Масиниссу, царя Нуми-
дии. Ему Рим поручил наблюдать за Карфагеном. И неукротимый
«нумидийский леопард», пользуясь покровительством Рима, наносил
153

уже удар за ударом Карфагену. Он отнял у Карфагена богатую
территорию Эмпориа, служившую караванным путем в сердце Сахары
За захватом Эмпориа последовало нападение на Фиску, потом Ма-
синисса, который находил поддержку своим стремлениям у римлян,
посягнул на Ороскоя Карфаген не вытерпел: наскоро снаряженное
пятитысячное войско его двинулось на Масиниссу. Неудача пресле-
довала Карфаген: это войско погибло. А Рим воспользовался случаем
и, овладев Утикой, вооружил восьмидесятитысячное войско и гото-
вился послать его.
Грозовые тучи собирались на горизонте, бросая зловещую тень на
несчастную республику.
Уже были избраны военачальники, которые должны были нане-
сти Карфагену смертельный удар: два искусных стратега Гай Марий
Цензорин и Марций Манлий Непот готовились тронуться на Карфа-
ген. Под их знаменами шли закаленные в боях ветераны. Посольство
Карфагена от имени Совета Ста Четырех и суффетов отдало город
и все его население на милость римского сената, но там не знали, что
такое пощада униженного врага. Рим коварно обещал Карфагену
сохранить за республикой ее права: свободу жителям, автономию
управления, неприкосновенность территории; но Карфаген должен
выдать триста заложников из знатнейших семейств. В договоре та-
илась западня: в нем говорилось о Карфагене-территории, но не было
включено имя самого города Карфагена, сердца республики. Залож-
ники были высланы в Рим. Риму было отдано все оружие Карфагена.
Потом Карфаген раскаялся в сделанной оплошности, но было уже
поздно: он был беспомощен.
Теперь тревога возрастала с каждым часом. Население открыто
волновалось. Люди забыли свои обычные дела. Город гудел, как по-
тревоженный улей, и по временам всплывали фантастические слухи
о том, что римляне уже плывут, что они близки к Карфагену. Тогда
начиналась паника.
Именно в эти дни Хирам и его спутники томились в своем убежи-
ще, изнывая от бездеятельности: Хирам ожидал вестей от Фегора.
Томительно шли дни. Один, другой, пятый, седьмой.
Фегор не показывался, но зато никто не трогал Хирама, — значит,
шпион держал слово, не выдавал тайны пребывания Хирама.
Сам Хирам за это время быстро поправлялся. К нему возвраща-
лись его силы, кажется, с каждым часом.
И вот на восьмой день шпион появился в убежище изгнанника.
С первого взгляда можно было заметить, что Фегор находится не
в хорошем расположении духа. Его лицо было озабочено, на лбу
лежали угрюмые складки морщин. Он был задумчив и скуп на слова.
— Ты приходишь к нам вестником близкой бури? — спросил его
Хирам.
154

-Да! — ответил угрюмо Фегор. — Сегодня прибыло римское
посольство. Оно предъявляет ужасные условия.
—Что такое?—с замиранием в сердце спросил Хирам, судорожно
сжимая рукоятку меча.
— Рим требует, чтобы наш город был полностью разрушен.
—Карфаген? Разрушен? — не веря себе, промолвил побледневший
Хирам. — А жители? — добавил он через секунду.
— Им предоставлено переселиться в глубь страны. За восемьдесят
стадий от моря они могут строить новый город.
— Позор, позор! — почти закричал Хирам. — Гибель Карфагену?
Смерть... И не смерть в бою, а смерть труса, подставляющего шею
палачу, смерть быка, покорно ждущего удара топора.
Фегор пожал плечами.
— Миром правит не право, а сила. Рим — силен. Он и диктует свои
законы тем, кто слишком слаб, чтобы сопротивляться. Но не бросим
ли мы политику? У меня есть новости, касающиеся лично тебя. Как
видишь, я служу тебе верой и правдой. Офир заключена в старом
храме Таниты, в том самом, где находится идол Мелькарта.
— А храм хорошо охраняется? Там много жрецов?
— Человек пятьдесят. Кроме того, есть специальный отряд стра-
жи для охраны твоей невесты. Гермон все держится настороже, все
боится, что ты попытаешься похитить Офир. Он знает, что ты жив,
что ты бежал из крепости. Но успокойся: он пока доверяет мне, и нет
риска, что он узнает о том, где ты сейчас находишься. И не бойся, что
я выдам тебя: я, может быть, сошел с ума, но я — раб Фульвии, а она
не хочет твоей гибели.
Фегор оглянулся в ту сторону, где молча стояла Фульвия. На
устах девушки играла загадочная улыбка. Фегор не видел, как в
потупленных очах этруски блеснул и потух зловещий огонек.
— Правда, Фульвия? Мы заключили условие. Ты сдержишь свое
обещание, если я исполню свое? Мы соединимся навеки?
— Да! — ответила, не поднимая глаз, девушка. — Ты исполнишь
обещание, и тогда я стану твоей. И пусть свершится моя судьба.
— Ты увидишь, ты увидишь, как свято я сдержу слово! — страстно
говорил, обращаясь к девушке, Фегор.—Я знаю, ты ненавидела меня,
ты презирала меня. Но моя любовь сильна, она сумеет победить твою
недоверчивость, все твои предубеждения.
Фульвия молча кивнула головой.
Тем временем Хирам погрузился в раздумья. Опираясь головой на
руки, он сидел не шевелясь. Казалось, он был занят попыткой разре-
шить какую-то мучительно трудную загадку.
— Ну, что же ты решаешь, вождь? — обратился к нему Фегор. —
Мой совет: не теряй даром времени. Собаки-римляне не надолго ос-
тавят в покое наш край. Надо этим воспользоваться. Может быть,
155

через три или четыре дня будет уже поздно предпринимать что-ни-
будь, потому что, кто знает, не будет ли Карфаген осажден и с моря,
и с суши? Сам сенат и Совет Ста Четырех ждут этого. Никто не верит
в благополучный исход дела.
Помолчав немного, Фегор заговорил снова:
— Вы можете смотреть на меня, как вам угодно. Что ж! Я никогда
не отрекался от своих дел, от того, что я называю своей работой. Но
в эти дни и я чувствую в груди сердце, и моя душа скорбит за участь
Карфагена. Я и раньше предвидел, что Карфаген — на краю гибели.
Конечно, мы будем бороться. Еще есть мужественные люди в стенах
Карфагена. Да когда начнется бойня, и самые трусливые и слабые
схватятся за оружие. Но это все бесполезно. Судьба Карфагена пред-
определена.. Однако хватит говорить об этом. Решай, Хирам, что
нужно предпринять, ибо медлить больше, повторяю, нельзя. Хватит
ли у тебя людей, если ты решишься напасть на храм и отбить Офир
у охраняющей ее стражи?
— С моими воинами я справлюсь со стражей! — коротко ответил
Хирам.
— Хорошо. Значит, после заката солнца приводи твоих ратников
в порт. Я буду ждать вас там с лодкой, доведу вас до самого храма
Таниты, укажу, где искать девушку, куда бежать, когда распрост-
ранится тревога. Словом, я сделаю все, что могу.
— Но если ты изменишь и предашь нас? — поднялся Хирам. —
Знай, я не спущу с тебя глаз ни на мгновение! Мой меч покончит с
тобой при малейшем подозрении.
— Глупости! — хладнокровно ответил шпион. — Очевидно, ты
привык работать кулаком, но не головой. Разве я не мог сто раз
выдать тебя за эти дни? Мне нет никакого расчета делать это, и я
верно заслужу и любовь Фульвии, и обещанный тобой талант. Но мне
пора идти. Итак — до сумерек. Увидимся в порту.
Он остановился в дверях и поглядел пристально на этруску. Во
взоре этого человека, погубившего столько людей, сейчас светилась
и глубокая нежность, и какое-то тоскливое и робкое чувство. Дейст-
вительно, любовь к Фульвии заполнила его душу, и он казался поте-
рявшим душевное равновесие
Фульвия видела, что он молящим взором глядит на нее, но не
подняла глаз, ничем не ответила на его прощальный привет.
Фегор обескураженно махнул рукой и покинул обиталище бегле-
цов. После его ухода Хирам обратился к Тале с вопросом, что думает
тот о происходящем.
— Шпион говорит на этот раз правду! — отозвался старый боец —
Если ты будешь медлить, могут нагрянуть римляне, и ты потеряешь
невесту.
156

— Тогда будь что будет! Попытаемся вырвать Офир из заточения.
А когда она будет со мной, посмотрим, что надо будет предпринять в
дальнейшем.
Фульвия живо обернулась к Хираму со словами:
— Когда ты освободишь Офир и соединишься с ней, ты покинешь
немедленно Карфаген?
Ее голос трепетал.
— Там будет видно! — уклончиво ответил Хирам. — Во всяком
случае, ты, дитя, не бойся. Я не покину тебя. Если ты только не
пожелаешь остаться, я возьму и тебя с собой.
— Меня? Я должна уходить с вами? Нет!
Она отрицательно покачала головой.
— Почему нет? — удивился Хирам.
— Так суждено всемогущим Роком. Я не покину Карфаген. Мне не
придется увидеть голубое небо прекрасной Италии.
— Почему же? — стоял на своем Хирам. — Зачем тебе оставаться
в стенах города, который подвергнется всем ужасам долгой осады,
падет, взятый приступом, будет уничтожен?
— Не спрашивай, не спрашивай меня о причинах! — с тоской
страстно воскликнула девушка, прижимая прекрасные руки к гру-
ди. — Я не могу открыться тебе.
— Знаешь ли, я начинаю предполагать, что, выказывая наружно
глубокое презрение к шпиону, ты втайне покорена им, ты его любишь! —
промолвил карфагенянин.
— Я? Ну.. Предположим, что это так! — ответила Фульвия. Но в
голосе ее ясно прозвучали нотки презрения и ненависти к Фегору.
— Ты — странное существо. Тебя не разберешь. Тебя не поймешь...
— Есть на свете один человек, который, если бы захотел, мог бы
понять меня. Но... но он сам не хотел этого! — печально отозвалась
этруска. — Не спрашивай меня о его имени... И потом., зачем нам
терять драгоценное время в бесполезных разговорах? Готовься к
опасному предприятию: тебе ведь предстоит вырвать любимую тобой
девушку из рук многочисленной стражи. Не думай, что это так легко
и просто. Ты должен тщательно обдумать план действий, прежде чем
идти в эту ночную экспедицию.
— Есть у меня один план! — вмешался в разговор Сидон, который
все это время был погружен в раздумье. — Я думаю, что это — един-
ственный способ действия. Лучшего ничего не придумаешь. Все за-
труднение заключается только в том, сумеем ли мы в столь короткий
срок найти достаточный запас одежд жрецов.
— Боги! Удивительное затруднение! — засмеялся Тала. — Разуме-
ется, мы, воины, привыкшие управляться с мечом или веслом, не
годимся для этого. Но были бы материи, а Фульвия в короткий срок
может изготовить хоть три дюжины хламид. Ведь одежда жрецов
157

богини Таниты состоит из простой длинной накидки из желтой
шерстяной материи.
— Ладно! — воскликнул старый гортатор. — Мы приготовим пре-
красный сюрприз, перерядившись в хламиды жрецов Таниты. Стой,
Тала! Знают ли тебя в лицо наемники?
— Гм... — пробормотал Тала. — Все знают.
— А известно ли здесь о твоем бегстве?
— Ну, это едва ли.
— Если ты явишься в храм Таниты как бы с приказом Совета Ста
Четырех — как думаешь, заподозрят они его подлинность?
— Конечно, нет! Никому в голову не придет усомниться.
— Тогда дело сделано. Ты явишься с десятком жрецов богини
Таниты в храм, где заключена Офир, и передашь приказ находяще-
муся там отряду воинов — отправиться на какую-нибудь квинкви-
рему, а приведенные тобой люди займут их место». Так за работу! —
оживился Сидон.
Тала отправил в город двух своих воинов, которые быстро испол-
нили поручение и приволокли огромные тюки с желтой шерстяной
тканью. За работу взялась Фульвия. Но у нее оказался неожиданный
помощник — гортатор.
Тала удивился этому, но гортатор засмеялся:
— Моряк должен уметь шить и стряпать, драться и торговать.
XV
В храме богини Таниты
ЫЛ УЖЕ ВЕЧЕР, КОГДА НА ПУСТЫННЫХ УЛИЦАХ
Карфагена показалась дюжина жрецов богини Та-
ниты, облаченных в длинные хламиды из легкой жел-
товатой шерстяной ткани'с заменявшим пояса
толстым шнуром пурпурного цвета. На головах у них
были капюшоны, скрывавшие их лица. Жрецов со-
провождал отряд из четырнадцати воинов в полном боевом воору-
жении, с длинными иберийскими мечами у пояса. Излишне говорить,
что «жрецами» были переряженные воины Хирама, скрывшие свои
кольчуги и латы под рясами служителей культа Таниты.
Среди «жрецов» находилась одна женщина. Это была красавица-
этруска. Она сознавала, какой опасности подвергался отряд, однако
присоединилась к экспедиции, несмотря на все уговоры Хирама,
рассчитывая, что Фегор не посмеет изменить в критическую минуту,
раз будет знать, что опасности подвергнется и она, Фульвия.
Часа за два до полуночи «жрецы» спустились к порту.
На берету стоял человек, закутанный в широкий плащ из темной
шерсти. На волнах покачивалась порядочной величины барка.
158

— Наконец-то! — тронулся навстречу пришедшим этот человек,
сразу узнавший мнимых жрецов Таниты. — Я уже терял терпение.
Новостей никаких нет. Гермон отправился в Утику в надежде угово-
рить ее граждан примкнуть к старому союзнику, Карфагену, в борьбе
с римлянами. Но он потерпит неудачу: Утика чувствует, на чьей
стороне сила и счастье. Но садитесь скорее в лодку. А то будет
слишком поздно. Я вас довезу до храма, но имейте в виду, меня
слишком хорошо знают там, и я не могу переступить порога храма.
Фегор уселся у руля, мнимые монахи и воины взялись за весла, и
лодка помчалась по волнам залива, направляясь к уединенному ос-
тровку, на котором высился храм Таниты. Из торгового порта лодка
благополучно проскользнула на простор, не обратив на себя внима-
ния двух крейсировавших тут сторожевых трирем. Незадолго до
полуночи баржа добралась до места назначения.
— Там — храм. Он стоит за перелеском из пальм, — указал Фегор
направление, в котором должен был следовать отряд. — Идите, а я
возвращаюсь в город, чтобы меня не заподозрили в соучастии с вами.
Барку я оставляю вам. Для себя я найду какой-нибудь челн в гавани
островка. Да, постойте! Вы, может быть, и теперь не доверяете мне?
— Ты должен поклясться, что не предашь нас! — отозвалась из
группы мнимых жрецов Фульвия.
— Очень охотно. Пусть Баал-Молох испепелит меня, если я выдам
вас. Но клятвы не нужны: Фульвия с вами, и я не могу подвергнуть ее
опасности. Я последовал бы за вами, потому что все же дело не без
риска, и я боюсь за Фульвию. Но я надеюсь, что и вы сумеете оберечь
и защитить мою невесту в благодарность за то, что я помогаю Хираму
освободить его любимую женщину. За дело — и желаю вам полной
удачи!
С этими словами Фегор закутался в свой широкий плащ и скрыл-
ся во мгле, а отряд Хирама тронулся по направлению к капищу
Таниты. Отрядом командовал Тала. Через несколько минут экспеди-
ция остановилась перед колоссальным плоским зданием, напоми-
навшим египетские храмы. По виду храм Таниты казался скорее
крепостью, хотя на его стенах не было боевых зубцов. Там царила
мгла — все обитатели капища предавались ночному отдыху.
— Трудновато будет проникнуть сюда силой, если нас не пустят
добром, — пробормотал Тала, оглядывая здание храма и потом бе-
рясь за висевший у бронзовой двери тяжелый молоток. Не успел
смолкнуть звук удара, как в массивной стене открылось окошечко,
и чей-то грубый голос осведомился, что нужно пришельцам.
— Именем главы Совета Ста Четырех! Отворите! — ответил Тала
столь же грубым голосом.
— В такой поздний час? — изумился страж.
— Глупец! — обругал его Тала. — Разве теперь в Карфагене есть
время разбирать, день или ночь стоит? Республика в опасности.
159

— Зачем вы посланы главой совета?
— Сменить стражу, увеличить число жрецов. Мы привели с собой
еще дюжину ваших собратьев.
За стеной послышался лязг оружия, дверь наконец скрипя от-
крылась. Несколько вооруженных воинов со светильниками в руках
выступили вперед и приблизились к отряду Талы.
— Кто здесь старший? — спросил один из стражей.
— Я! — ответил Тала.
— Покажи письменный приказ Гермона.
— Нету. Гермон так торопился в Утику, что не имел времени
расписывать Да чего ты медлишь? Разве не видишь, что со мной
двенадцать товарищей?
— Стой! — воскликнул один из воинов, подходя к Тале и поднимая
светильник вровень с его лицом. — Мне знаком этот голос. Тала! Это
ты, командир греческих наемников?
— Насилу узнал меня!.. Впускай же нас, не медли, — нетерпеливо
отозвался Тала.
— Ну, так чего нужно от меня совету, пославшему тебя сюда?
— Совет приказывает тебе и твоим людям немедленно отправить-
ся в Утику, где тебя ждет Гермон. Думаю, что тебе будет поручена
очень важная миссия. Я сменю твоих людей, чтобы охранять храм и
посаженную сюда красивую птичку, дочь Гермона.
— Получил ли ты приказ никого не впускать в храм, хотя бы
явился кто-нибудь из суффетов?
— Да, Гермон чего-то боится и сказал мне об этом своем распоря-
жении! — отозвался, не смущаясь, Тала.
— Так я иду. Надо спешить. Ты уж сам извести жрецов о получен-
ном мной распоряжении.
— Не беспокойся. Все сделаю в лучшем виде. Слава богам, знаю
службу. Но иди, иди. Знаешь сам: Гермон не любит шутить, когда речь
идет о его приказаниях.
Комендант гарнизона приложил к губам два пальца и испустил
пронзительный свист. В тот же момент пятнадцать или шестнадцать
воинов вышли из коридора.
— В путь! Вас посылает Совет Ста Четырех. Хватит ли тут, на
острове, барок для того, чтобы добраться до Утики, не заходя в
Карфаген? Да? Ну, трогай! Итак, Тала, я сдаю тебе охрану храма.
И отряд обманутых охранителей храма, лениво построившись в
ряды, тронулся к морю, а люди Талы, забрав оставленные ушедшими
светильники, пошли внутрь храма, держа наготове оружие.
Угрюмые помещения обширного храма казались словно вымерши-
ми. Наконец отряд отыскал одну окованную бронзовую дверь, веду-
щую, казалось, во внутренние покои храма, и Сидон принялся
стучать, настойчиво требуя впустить внутрь здания приведенных
отрядом мнимых жрецов и ужина для воинов. За массивной стеной
поднялась суета, послышались встревоженные голоса, но несмотря
160

на категорическое заявление о том, что пришедшие действуют по
поручению Совета Ста Четырех, их не впустили в центральное зда-
ние, а предложили спуститься в боковой флигель, где находилось
специальное помещение для стражи.
Это помещение оказалось подземельем, лишенным окон. Вероят-
но, оно было высечено в скале, служившей основанием для самого
храма Таниты. Тут пришельцев встретили два жреца Таниты и не-
сколько слуг, которые быстро приготовили обильный и достаточно
вкусный ужин, к тому же сдобренный прекрасными тонкими винами.
Но, пируя, Сидон скоро стал чувствовать все разраставшуюся трево-
гу. Жрецы все время держались в стороне, в тени, словно подозревая
что-то, у дверей, служивших единственным выходом из подземелья.
Они следили за каждым движением пришельцев, прислушивались к
каждому их слову.
В конце концов Сидон не вытерпел и обратил внимание Хирама
на загадочность поведения жрецов.
— Так или иначе, — отозвался Хирам, — кажется, храм в наших
руках. Нам обещали отвести для ночлега другое помещение. Подо-
ждем, когда они поведут нас туда, и приступим к делу.
В это время в подземный зал вошли слуги. Их было четверо, и они
тащили амфору с вином.
— Верховный жрец присылает это вам в дар, храбрые воины, —
сказал первый из слуг. — Это иберийское вино высшего качества.
— Браво! — отозвался Сидон, который заметно поддавался дей-
ствию большого количества поглощенных крепких вин. — Если есть
у вас и еще такое же отличное винцо — тащи сюда. Мы расправимся
со всем вашим запасом.
Огромные чаши с густым и пряным вином пошли по рукам пиру-
ющих. Люди не могли нахвалиться: вино действительно было вели-
колепное. Только сам Хирам и Фульвия не забылись в оргии, все
остальные, не исключая Сидона и Талы, кричали, пели, шумели...
Хирам забеспокоился. Его беспокойство возросло, когда он уви-
дел, что и слуги, и жрецы исчезли тайком из подземного зала. Кар-
фагенянин выхватил свой меч и одним ударом разбил амфору с
предательским напитком, сковывавшим члены бойцов непобедимой
истомой.
— Довольно! — крикнул он. — Пора за работу!
Шумной толпой воины направились к выходу, но сейчас же Хи-
рам отступил с возгласом:
— Двери на запоре! Мы в ловушке!
— Мы преданы! — кричали в смятении воины.
— Нас предал Фегор! — послышался чей-то голос.
— Нет! — решительно ответила Фульвия. — Он слишком любит
меня, чтобы пойти на это.
—Попытаемся же разбить дверь тараном. Пустим в дело для этого
стол! — сказал Хирам.
161
6—1151

— Ко мне, друзья! — крикнул гортатор, метавшийся по подземной
тюрьме в ярости. — Вырвемся на свободу и расплатимся с предате-
лями!
Двадцать дюжих рук ухватилось за массивный стол.
Тяжкий удар грянул о бронзовую дверь. Стол разлетелся в куски,
люди попадали, но дверь даже не пошатнулась.
Среди воинов Хирама царило смятение, некоторые пришли в уны-
ние: казалось, они бесповоротно осуждены на гибель. Из ловушки нет
выхода, завтра сюда придут слуги Карфагена, пленных обезоружат
и предадут мучительнейшей казни. По всей вероятности, их отдадут
в жертву кровожадному божеству, покровителю Карфагена, грозно-
му Баал-Молоху.
Хирам и Тала, однако, не могли примириться с мыслью о невоз-
можности спасения. Они, освещая стены с помощью лампад, приня-
лись за исследование.
Но результат оказался печальным: это не были сложенные из
камня стены, ибо все помещение действительно было высечено в
толще скалы.
—Нам остается лишь один путь к спасению!—пробормотал Тала,
поглядывая испытующим взором на нависший угрюмо над их голо-
вами потолок. — Стены нам не поддадутся, но потолок сделан из
отдельных, скрепленных между собой камней. Если удастся выбить
хоть один из них — мы спасены!
Из остатков разбитого стола, перевязывая доски и штанги тряп-
ками и целыми кусками ткани хламид, моментально соорудили им-
провизированные помосты, давшие возможность нескольким воинам
добраться до потолка.
Нумидийцы с каким-то диким остервенением работали своими
тяжелыми и крепкими мечами, разрушая швы между камнями. Но
было ясно, что эта работа потребует много времени.
XVI
Перипетии борьбы
ИРАМ, ФУЛЬВИЯ, ТАЛА И ОСТАЛЬНЫЕ ВОИНЫ
держались около бронзовой двери, опасаясь, что че-
рез эту дверь может быть произведено неожиданное
нападениа Но ни единый звук из внешнего мира не до-
летал в это подземелье. Здесь царила могильная тиши-
на, и эта тишина угнетала, она будоражила нервы, она
сводила с ума. Хирам, скрипя зубами, расхаживал около двери.
— Я чувствую, — бормотал он, — что я снова теряю Офир. И теперь
теряю уж навсегда, навеки. Мое счастье, о котором я так мечтал,
погибло» О, зачем я покинул Тир?!
162

— Тогда, может быть, ты забыл бы Офир? — отозвалась слабым,
трепетным голосом Фульвия
— Забыть ее? Забыть Офир? — воскликнул страстно Хирам. —
Нет, никогда, покуда хоть капля крови есть в моих жилах, покуда
бьется сердце мое. Я, может быть, оплакивал бы ее потерю всю жизнь,
но забыть ее я не мог бы до могилы» Все. Все рушится Любимое
существо — в чужих руках. Карфагену грозит гибель, я — бессилен,
беспомощен, как ребенок. О, зачем не убили меня римляне, когда я
дрался с ними под знаменами Ганнибала?!
Фульвия, глаза которой горели мрачным огнем, положила руку
на плечо карфагенянина, точно желая своей лаской успокоить его.
—Друг! — сказала она. — Не горюй, не печалься Я ясно вижу твое
будущее. Ты знаешь, мы, женщины самого древнего культурного
племени, дочери благородной Этрурии, мы — прорицательницы. Я
могу читать по звездам, по говору волн, по тысяче признаков, непо-
нятных для других. И я говорю тебе: ты еще будешь счастлив. Люби-
мая тобой женщина будет ласкать тебя
— А что ждет тебя, дитя? Ты можешь прочесть и свое будущее?
Будешь ли счастлива ты?
— Я?! — полным горечи голосом воскликнула девушка, снимая
свою руку с плеча воина. Но она сейчас же опомнилась.
—Разве у меня нет верного, так пламенно любящего меня Фегора?
— промолвила она.
Хирам покачал головой.
— Не притворяйся, Фульвия, перед лицом смерти! — сказал он. —
Я знаю твою тайну.
Фульвия побледнела.
— Мою тайну? Мою тайну? — бормотала она. — Ты думаешь, что
я ненавижу Фегора и люблю» тебя? Нет, нет, ты ошибаешься!
Последние слова вырвались из ее груди стоном. В голосе дрожали
слезы.
— Нет, нет! — шептала она, сжимая руки. — Я люблю не тебя, а
Фегора. Почему нет? Он переродится Он храбр, умен» Я люблю его.
Ты не хочешь верить? Тебя я люблю, как брата»
В этот момент что-то рухнуло, и пол задрожал: расшатанный
мечами нумидийцев большой камень сорвался с потолка и рухнул на
пол, разбившись при падении на несколько кусков.
— Дорога проложена! Буревестникам — путь свободен!
Тала поднялся на помост и внимательно исследовал зиявшее в
потолке квадратное отверстие.
Взяв лампаду, Тала поднял ее и продвинул в отверстие, освещая
его.
—Ничего не видно, — сказал он вполголоса.—Проход существует,
но кто знает, куда мы выберемся?
163
6*

Минуту спустя смелый воин уже протиснул свое могучее тело
сквозь пробитое в потолке отверстие. Он очутился в обширном покое,
почти сплошь заставленном бочками с вином и маслом. Это был
винный погреб храма Таниты. Следом за Талой сюда проник Хирам,
потом Сидон, Фульвия и остальные воины отряда.
Пробираясь среди бочек с вином, воины поглядывали на них алч-
ными взорами, но Хирам строго-настрого запретил прикасаться к
соблазнительным сосудам. Обойдя погреб, разведчики обнаружили
небольшую деревянную дверь, которая вряд ли могла оказать боль-
шое сопротивление. Четыре нумидийца выступили вперед, поднажа-
ли могучими плечами — и дверь рухнула. При этом был произведен
порядочный шум, но против ожидания все кругом оставалось спо-
койным. Это еще больше обеспокоило Хирама: он не боялся открытой
схватки с жрецами Таниты, тем более что число их не могло быть
сколько-нибудь значительным, но царившая тишина заставляла
предполагать, что капище уже покинуто, и Офир куда-нибудь уве-
зена.
Старый гортатор, однако, успокаивал Хирама.
— Не тревожься! — говорил он. — Эти долгополые ханжи не могли
уйти особенно далеко. Распевать свои гимны да бормотать заклина-
ния — они мастера. Но когда им приходится поработать руками, у
них все валится. Разве они могут соперничать с нашими людьми в
гребле? Одно только: может быть, они обнаружили нашу барку и
проломили днище или увели ее в море. Но едва ли они столь догад-
ливы.
Из одного покоя в другой проходили воины Хирама, но везде и
всюду они видели только пустые помещения, беспорядочно разбро-
санную одежду и утварь, так что с каждым мгновением подтверж-
далось предположение Хирама о бегстве всех обитателей храма.
Карфагенянин был вне себя от ярости и тоски: предприятие рух-
нуло. Офир еще раз увезена неведомо куда.
Но вот где-то вдали послышались жалобные женские крики. Хи-
рам бросился туда и увидел, что два нумидийца тащат до полусмер-
ти перепуганную юную девушку.
— Пощадите! — молила она. — Меня и без того жрецы храма
оскорбляли, наказывали, заставляли голодать, хотя я ни в чем не
виновата!
При звуках этого голоса Хирам встрепенулся: это была та самая
любимая рабыня Офир, которая так недавно помогала своей госпо-
же сноситься с гемиолой при помощи голубиной почты. Но в каком
виде была она! Ее одежда была изорвана, на бронзовом юном теле
виднелись полосы от ударов бича, черты лица искажены страхом,
обращавшим женщину в самое жалкое существо.
164

И плача, и смеясь одновременно, освобожденная из рук нумидий-
цев рабыня упала к ногам Фульвии, которая поспешила поднять и
успокоить ее.
— Моя госпожа была тут! — рассказывала она торопливо. — Но
только что жрецы засуетились, разбудили благородную Офир и уве-
ли ее. Я молила их не разлучать меня с госпожой моей, но они,
издеваясь, не позволили мне следовать за ней. Я забилась в темный
угол. Я думала, что остров захвачен взбунтовавшимися наемниками
или пиратами и мне предстоят новые скитания, новый позор... О,
пощадите меня!
— Показывай, куда ушли жрецы, — распорядился Хирам. — Ра-
зумеется, мы не оставим тебя здесь. Ну, успокойся и соберись с мыс-
лями, чтобы не повести нас по ложной дороге. От этого зависит
спасение твоей госпожи!
На плечи рабыни накинули первое подвернувшееся под руку оде-
яние какого-то жреца Таниты, и девушка повела отряд Хирама.
Помощь ее оказалась как нельзя более полезной: во-первых, ну-
мидийцы потеряли бы много времени, блуждая по лабиринту зданий
капища богини Таниты, по этому бесчисленному количеству покоев,
коридоров и террас, а во-вторых, рабыня знала и кратчайший путь
от храма к берегу моря. Она почти бежала, показывая дорогу спе-
шившим за ней воинам. И вот через несколько минут весь отряд
находился уже на морском берегу. Крик радости вырвался из уст
Хирама: он увидел, что два каких-то небольших судна удаляются от
островка, отойдя от него на расстояние в несколько километров и
направляясь, по всем признакам, не к Карфагену, а к Утике.
— Это они! — воскликнул Хирам. — Мы можем еще нагнать их.
— Если только наша-то барка не исчезла! — проворчал Сидон.
Но опасения оказались напрасными: барка отыскалась, люди то-
ропливо спустили ее на воду и в мгновение ока заняли на ней места.
Двенадцать весел сразу опустились в воду и взмахнули, словно
крылья огромной птицы, готовящейся к полету. Вода закипела под
могучими ударами весел, лодка тронулась, потом пошла, все ускоряя
и ускоряя ход. Еще несколько минут, и она летела по волнам в погоню
за судами, на которых ушли жрецы покинутого храма богини Тани-
ты. Ночь была безлунная, но близился рассвет, воздух казался слов-
но пронизанным каким-то тихим и смутным светом, и лодки жрецов
были видны отлично, несмотря на довольно значительное расстоя-
ние, отделявшее их от барки Хирама.
Время от времени гортатор Сидон покрикивал на гребцов барки:
— Дружнее! Ровнее! Раз, два!
Но и без его приказаний гребцы делали свое дело великолепно.
Эти люди казались какими-то машинами из бронзы и стали. Их
могучие руки словно шутя поднимали и разом опускали тяжелые
165

весла, толкая лодку, которая, казалось, перепрыгивала с волны на
волну, все ближе и ближе подбираясь к беглецам.
В полупрозрачном воздухе смутно вырисовывались контуры всех
трех судов и силуэты находившихся на них людей, но зоркий взгляд
Хирама не замедлил различить среди фитур жрецов на передней
лодке статную девическую фигуру.
— Офир! — вскричал он и, поднявшись, собирался уже дать знать
любимой женщине о своем присутствии. Но Тала остановил его:
— Не делай глупости. Совсем не надо этого, — сказал он. — Пре-
доставь мне продолжать играть нашу роль — посланников Совета
Ста Четырех.
— Зачем? — недовольно отозвался Хирам.
— Ты не думаешь о том, что можешь навредить твоей невесте! —
ответил Тала. — Ведь кто знает, на что способны эти проклятые
жрецы? Может быть, они получили приказание, — если будет гро-
зить опасность, что Офир могут похитить, — не отдавать ее живой. И
девушку убьют на наших глазах. Конечно, мы отомстим так, что
земля содрогнется, но разве это удовлетворит тебя? Нет, лучше сиди
и молчи!
Хирам со стоном опустился на скамью рядом с рабыней и принял-
ся расспрашивать ее о том, что произошло за время его разлуки с
Офир. Рабыня вполголоса поведала обо всем, что ей известно, но
знала она не очень много.
— Мы находились в храме Таниты уже дней пятнадцать, госпо-
дин, — повествовала окончательно успокоенная девушка. — С моей
госпожой жрецы обращались сравнительно сносно, не так, как со
мной. Ведь этот храм и выстроен на средства предков благородного
Гермона. Да на содержание его Гермон и теперь постоянно отпускает
большие суммы. Жрецы преданы ему, как псы своему хозяину.
— Бывал ли тут сам Гермон? А Тсоур, жених Офир?
— О нет, господин! — отвечала рабыня. — Мы никого не видели
здесь. Говорят, в Карфагене творятся ужасные вещи. Гермон отбыл
в Утику, Тсоур занят по горло хлопотами по организации защиты
города от римлян.
Пока длился этот разговор, барка Хирама уже подошла совсем
близко к лодкам беглецов. При виде грозящей опасности на лодках
началось смятение. Сами жрецы схватились за весла, помогая греб-
цам, но эта неумелая помощь только мешала: лодки бестолково мы-
кались то туда, то сюда.
— Бросайте весла! Остановитесь! — загремел повелительный го-
лос Талы.
Смятение на лодках еще усилилось. Среди жрецов и гребцов под-
нялись споры: одни настаивали, по-видимому, на продолжении по-
пытки бегства, другие предлагали сдаться, признавая бегство
166

безнадежным предприятием. Наконец кто-то закричал с лодок
пронзительным и дрожащим голосом, выдававшим смертельный ис-
пуг
— Что вам надо от бедных служителей Таниты? Мы — нищие.
Зачем вы гоняетесь за нами? Кто вы?
—Мы — солдаты Карфагена, а не морские разбойники! — отвечал
Тала. — Мы действуем по приказу Совета Ста Четырех. Сдавайтесь,
повинуйтесь, и вы сохраните и свою жизнь, и весь ваш скарб, в
котором мы ничуть не нуждаемся.
Лодки остановились, и несколько минут спустя барка Хирама
уже стояла борт о борт с передовой лодкой, а Хирам, с блестящим
мечом в руках перепрыгнув туда, расчистил себе толчками дорогу к
скамье, на которой сидела Офир.
— Хирам! — закричала радостным голосом прекрасная девушка,
протягивая ему навстречу руки. — Мой избранник!
— Уходит! Вторая лодка уходит! — крикнул Сидон, не упускав-
ший из виду ничего.
В самом деле, пользуясь тем, что все внимание преследователей
было отдано лодке, на которой находилась Офир, вторая, значительно
отставшая лодка, опять пустилась в путь и теперь, двигаясь доволь-
но ходко, мчалась уже по новому курсу, направляясь не на Утику,
как раньше, а на Карфаген. Город был сравнительно близок: ясно
можно было разглядеть его могучие стены и башни, и потому пред-
приятие беглецов-жрецов имело некоторые шансы на успех. Но это
представляло значительную опасность для Хирама, потому что, до-
бравшись до порта Карфагена, жрецы, конечно, не замедлили бы
поднять там тревогу, и тогда барка Хирама из преследующей пре-
вратилась бы в преследуемую. За ней погналась бы какая-нибудь
быстроходная боевая трирема, значительно превосходящая ее в ско-
рости, и Хирам должен был бы опять потерять только что отвоеван-
ную невесту.
В одно мгновение Офир перевели на барку, у перепуганных до
потери сознания жрецов взятой на абордаж лодки отняли весла,
предоставив им добираться до берега или возвращаться на покину-
тый остров, как они знают, и затем барка возобновила погоню, на
этот раз преследуя уже вторую лодку беглецов.
167

XVII
Лицом к лицу
ДНАКО НА ЭТОТ РАЗ УДАЧА И СЧАСТЬЕ, КАЗА-
ЛОСЬ, начали изменять Хираму: несмотря на то что его
нумидийцы выбивались из сил и барка мчалась с бе-
зумной быстротой, расстояние между ней и пресле-
дуемой лодкой сокращалось очень медленно.
— Гребите, гребите! — подгонял Сидон гребцов, обли-
вающихся потом. — Надо догнать их. И тогда мы расплатимся с ни-
ми. Никому не будет пощады.
— Трирема!.. Две триремы! — раздался возглас одного их гребцов.
В самом деле, два больших судна показались в это время на море.
По-видимому, они шли курсом от Утики на Карфаген. Раньше их
нельзя было видеть, потому что они скрывались за выдавшимся в
море длинным мысом, но теперь они были отлично видны. Их замети-
ли, очевидно, и убегающие жрецы: они изменили свой курс и напра-
вили лодку к триремам, явно рассчитывая в них найти защиту от
нападающих.
На барке воцарилось смятение: гребцы опустили весла, воины
схватились за мечи.
— Карфагенские боевые триремы! — пробормотал Сидон, осмат-
ривая быстро подвигающиеся суда. — С ними не справишься ни
хитростью, ни силой, боги еще раз отвернулись от нас и предали всех
нас нашим врагам.
Старик гортатор с угрюмо потупленным взором опустился на свое
место.
— О боги!—послышался в этот момент голос Офир.—Это триремы
моего приемного отца, Гермона! Я узнаю их. Гермон возвращается на
них из Утики. Что будет с нами, мой избранник? Неужели нас опять
разлучат?
— За весла, гребцы! — неожиданно для всех крикнул Хирам
властным голосом. — Солдаты! Держите наготове свое оружие!
— Ты думаешь, мы сможем повернуть счастье в нашу сторону
открытым отчаянным боем? — спросил вождя Тала.
— Нет. Подожди. Не мешай. Теперь попробую действовать я.
— Вперед! Правь, Сидон, на большую трирему. Теперь и я узнаю
это судно: это любимый корабль Гермона, и надменный старик дол-
жен находиться там. Я объяснюсь с ним.
Офир положила руку на плечо карфагенянина.
— Нет, о нет! — сказала она умоляющим тоном. — Пусти лучше
меня.
— А что ты будешь делать, дитя?
168

— Я пойду к моему приемному отцу, я скажу ему, что моя судьба
решена, что я никогда не буду принадлежать никому, кроме тебя. Я
убью себя на его глазах, если он не отменит своего решения отдать
меня Тсоуру, которого я презираю, и не согласится, чтобы я стала
твоей женой.
— Подожди, дитя! — отозвался Хирам. — Умереть всегда есть
время. Быть может, мы действительно через четверть часа вместе,
обнявшись, уйдем в страну теней. Но я задумал кое-что, и хочу испы-
тать еще один план. Гребите же, гребцы!
Барка поплыла по направлению к триремам. Хираму было видно,
что лодка беглецов жрецов уже достигла передовой триремы, и все
служители Таниты взошли на борт судна Гермона.
— Прибавь ходу! — скомандовал он.
И в то же время, сняв две хламиды с мнимых жрецов, которые уже
не нуждались в маскараде, накинул их на плечи Офир и ее рабыни,
чтобы скрыть хоть на первое время присутствие женщин на барке.
Пять минут спустя барка уже находилась вблизи большой трире-
мы, вся палуба которой была заполнена вооруженными людьми. Сре-
ди экипажа боевого судна без труда можно было различить многих
лучников, готовых осыпать барку стрелами.
— Эй, на триреме! — крикнул, поднимаясь, Хирам.
— Что нужно? Кто вы? — донесся оттуда голос моряка, командо-
вавшего триремой.
— Спустите трап! Я хочу говорить с вашим господином!
— А не хочешь ли ты хитростью пробраться на наше судно и
завязать бой? Но ты жестоко ошибаешься в своих расчетах: у нас
больше полутораста людей, и мы перебьем вас раньше, чем хоть один
из вас пошевельнется.
— Не будь глупцом! — нетерпеливо крикнул Хирам. — Говорю тебе:
спустите трап. Я один поднимусь на палубу твоего судна. Или вы так
храбры, что боитесь одного человека, хотя вас больше полутораста?
— Дьявол! — рассердился моряк. — Но кто ты? Знаешь ли ты
нашего господина?
— Его зовут Термоном, и мне нужно переговорить с ним по очень
важному делу.
— Я должен сказать ему твое имя, — нерешительно отозвался
командир триремы.
— Хорошо. Скажи, что с благородным Термоном хочет говорить
Хирам, соратник Ганнибала. Ты знаешь мое имя! — гордо промолвил
Хирам.
Но это имя было слишком хорошо знакомо экипажу боевого ко-
рабля: там поднялся настоящий крик. Десятки голосов твердили на
разные лады имя Хирама, люди беспорядочными группами сбились
169

у борта, чтобы лучше разглядеть знаменитого вождя, столько раз
выручавшего Карфаген в моменты опасности своим доблестным мечом.
Трирема прекратила свой стремительный бег, весла опустились,
с бакборта упала в воду веревочная лестница, заменявшая на трире-
мах в экстренных случаях подъемный трап.
Хирам наклонился к неподвижно сидевшей Офир, лицо которой
было совершенно скрыто от посторонних взоров опущенным капю-
шоном.
— Жди здесь, дорогая, пока все не выяснится Я ставлю на карту
все.
— Я хотела бы помочь тебе! — ответила также шепотом девушка.
— Может быть, твоя помощь еще понадобится Посмотрим, какой
прием окажет мне Гермон. Ты услышишь все.
Потом, обращаясь к своим людям, он сказал им:
— Я иду, быть может, на гибель. Если так суждено мне — что же
делать. Но вас я оставляю при свободном выбора Можете сдаться...
— Никогда! Лучше умереть в бою от удара вражеского меча или
стрелы, чем гореть в чреве Баал-Молоха! — угрюмо отозвался Сидон.
— Иди, господин и вождь наш! Если тебе суждено погибнуть, то
мы попробуем отомстить за тебя Но живыми нас не возьмут!
Тем временем барка подошла к борту триремы. Хирам схватился
за веревочную лестницу и стал подниматься. Экипаж триремы сле-
дил за тем, чтобы за Хирамом не последовал ни один из его спутни-
ков.
Без труда поднявшись по лестнице и перепрыгнув через борт
триремы, Хирам оказался на палубе, среди моряков и воинов, с жад-
ным любопытством глядевших на него. Хирам, не выпуская своего
тяжелого меча из рук, крикнул им звенящим голосом:
— Дорогу!
Они расступились, образуя проход, и Хирам пружинящим шагом
прошел к корме, где его ждал высокий старик в темных одеждах. Это
был Гермон.
По-видимому, патриция Карфагена поразило появление Хирама.
Гермон словно не верил своим глазам.
— Хирам? — произнес он удивленно. — В самом деле это ты? И ты
осмеливаешься ступить на борт моего судна? Идешь в толпе повину-
ющихся мне воинов?
— При мне мой меч! — с гордой улыбкой отозвался Хирам.
— Но если я прикажу тебя обезоружить...
— Не советую! Карфагену нужны люди, а ты знаешь, что в бою со
мной лягут твои лучшие бойцы. Я умею владеть мечом, и я не трусли-
вый шакал, который отдается безропотно в когти льва.
— Боги! Но что же, наконец, тебе нужно?
170

— Ты забыл, что я, как и ты, сын Карфагена, и что нашей отчизне
грозят римляне! Я пришел предложить мой меч Карфагену. Тот са-
мый меч, который когда-то нанес гордому Риму не один тяжкий удар.
— Ты осужден на вечное изгнание!
— Да, но я вернулся.
— Закон гласит: кто изгнан из Карфагена и не прощен, и вернется —
тому смерть!
— Безумный закон, который выдуман вами на гибель отчизны.
Или у Карфагена так много людей, что мой меч не пригодится род-
ному краю? Или римляне уже побеждены? Или ты заключил с ними
почетный мир?
Слова Хирама падали на голову патриция, словно тяжкие удары
молота, оглушая его. И Гермон видел, какое впечатление производит
эта гордая речь свободного человека, великого воина, на окружаю-
щих.
В самом деле, гибель грозит Карфагену. В самом деле, на счету
каждый воин. А Хирам столько раз выказывал себя великим вождем,
один его меч стоил целой толпы наемников.
— Кто судил меня? — продолжал, все повышая голос, звеневший,
как металл, Хирам. — Может быть, меня осудил мой народ? Нет. Ты,
старик, в своей безумной гордости возненавидел меня и осудил на
изгнание.
Гермон, поникнув главой, молчал.
— За что я изгнан? — говорил тоном горького упрека Хирам. —
Чем я провинился перед отчизной? Разве я продал свой меч врагам
ее? Или я совершил какое-нибудь преступление?
-Нет!
— Я осужден и изгнан за то, что твердил об опасности, грозящей
Карфагену. Я требовал продолжения борьбы с Римом, предсказывая,
что Рим погубит нас, если мы н.е сотрем его с лица земли. Кто же прав?
Вы стали рабами Железного Рима, но Рим не щадит рабов. Он хочет
уничтожить самое имя Карфагена, развенчанного владыки Среди-
земного моря. Какую еще мою вину знаешь ты? Я был другом великого
героя, непобедимого Ганнибала, погубленного вами, слепые торгаши,
продавшие честь Карфагена, и за это—я должен прожить до могилы
далеко от места, где я впервые увидел свет и где покоятся вечнь!м
сном мои родные? В чем еще я провинился перед тобой? Ах, да, я
полюбил твою приемную дочь, я, воин, всю жизнь отдавший борьбе с
врагами родины, а не делам торговли. Вы ведь презираете тех, кто
променял аршин на меч. Ну что ж! Вот римляне у ворот Карфагена.
Кого же вы позовете теперь защищать ваш очаг от пришельцев? Или
довольно будет ваших приказчиков с аршинами и гирями, чтобы
прогнать врага?
171

— Так ты предлагаешь мне свой меч? — поднял голову Гермон,
смущение которого возрастало с каждым мгновением.
— Да. Но не тебе, а отчизне! — ответил гордо Хирам.
— На каких условиях? Сколько талантов возьмешь ты с Карфа-
гена за свою помощь?
Хирам засмеялся горьким и полным гнева и презрения смехом
жестоко оскорбленного человека.
— Мне? Золото? За защиту родного края? На что мне это ваше
золото? Я богат и так, и я не продаю мою кровь. Нет, золото не нужно
мне, но все же я хочу получить вознаграждение, и не от Карфагена,
которому его золото понадобится на военные цели, а именно от тебя,
надменный старик!..
— Знаю: ты хочешь получить руку моей приемной дочери, Офир.
Но ты забываешь, что у нее есть уже жених, Тсоур.
— Который уступит мне ее или добром, или неволей. Если он не
сойдет с моей дороги, я уничтожу его.
— Но он и сам умеет биться мечом не хуже тебя.
—Тем лучше! Может быть, он находится тут, с тобой? Не спрятал-
ся ли он, услышав мое имя?
Гермон вспыхнул.
— Тсоур! — крикнул он. — Этот человек оскорбляет тебя Ты
слышал?
Толпа воинов расступилась, и перед Хирамом предстал высокий,
статный, красивый молодой человек в блестящих латах. Он сжимал
правой рукой рукоять большого и тяжелого иберийского меча. Лицо
его было бледно, но с выражением смелой решимости, а глаза бли-
стали гневом.
— Я никогда и ни от кого не прятался! — сказал он полным злобы
голосом. — Я убью тебя, разбойник! — добавил он.
— Меня? — засмеялся Хирам. — Попробуй, мальчик!
Они готовы были броситься друг на друга, но Гермон вмешался
— Итак, вы решили свести счеты смертным боем? — произнес он. —
Но разве вы не знаете, что гласит наш древний закон?
Соперники опустили мечи, но глядели друг на друга пылающими
яростью очами.
— Люди! Расступитесь! Очистить место для поединка! — крикнул
Гермон. Толпившиеся вокруг Хирама и Тсоура воины и моряки от-
ступили. Образовался круг приблизительно в десять шагов. Вперед
выступили воины с копьями, при помощи которых они образовали
своего рода барьер для обеспечения сражающимся свободы дейст-
вия.
— Возьмите щиты! — скомандовал Гермон.
Кто-то из воинов, явно сочувствовавших Хираму, подал ему свой
тяжелый щит. В то же время гортатор триремы принес запасной щит
172

для Тсоура. Едва щиты были надеты на левые руки соперников,
Гермон подал сигнал к началу боя, и пылающий яростью Тсоур
кинулся на Хирама, нанося ему один за другим свирепые удары,
свидетельствовавшие, что у этого юноши были и недюжинная сила,
и отвага, и умение владеть мечом. Но Хирам, не отступая ни на шаг,
принимал на свой крепкий щит эти удары и парировал их легким
движением левой руки. И чем яростнее нападал Тсоур, тем увереннее
отражал его удары Хирам.
Утомленный этим отпором, Тсоур отпрянул назад, потом снова
ринулся на Хирама, но опять его меч встречал или гладкую поверх-
ность щита старого соратника Ганнибала, или клинок. И эта атака
окончилась тем, что Тсоур попятился. В то же мгновение Хирам
перешел в нападение. Его меч, свистя, тяжело рухнул на щит против-
ника, потом грянул по латам еще и еще раз.
Пронзительный крик вырвался из уст Тсоура. Юноша выпустил
из ослабевшей руки свой меч и рухнул всем телом на доски палубы,
обагряя их алой кровью, лившейся из широкой раны в области серд-
ца. Клинок непобедимого Хирама пронзил латы и тело молодого
бойца.
Несколько мгновений все стояли, словно ошеломленные таким
ужасным концом поединка, не веря в гибель Тсоура. Но Гермон
быстро пришел в себя.
— Ты убил его! — сказал он глухим голосом Хираму, который
стоял неподвижно, молча глядя на поверженного врага. — Что же я
скажу его отцу, моему другу?
Хирам пожал плечами.
— Скажи, что он бился геройски. Скажи, что он не запятнал себя
трусостью. Еще скажи — это будет утешением старику отцу, — что
его сын пал в бою с человеком, меча которого боялись и поседевшие
в сечах солдаты. Это — честь для убитого.
Гермон оглянулся вокруг.
— Отойдите, люди! — сказал он. И экипаж триремы разошелся по
местам. Там, где за несколько секунд до этого момента кипел ярост-
ный бой, скрещивались, звеня, мечи, раздавались яростные крики
Тсоура, теперь царила могильная тишина. Хирам стоял, опираясь на
меч. Гермон погрузился в глубокую задумчивость. Казалось, он бо-
ролся с самим собой.
Еще раз бросив печальный взгляд на тело юноши, он глубоко
вздохнул и провел рукой по лбу, словно отгоняя печальные мысли.
— Да будет так! — сказал он. — Твой меч разрешил спор! Я
признаю: ты — великий воин. Да, я повинен в том, что в годину
опасности отчизна была лишена твоих услуг. Но, помимо моих лич-
ных счетов с тобой, был еще один важный мотив, который заставил
тогда меня повлиять на Совет Ста Четырех в пользу твоего изгнания
173

Ты был слишком близок к Ганнибалу, ты был слишком воинствен и
пользовался обожанием наших войск. Если бы я отдал тебе тогда
Офир, ты приобрел бы огромное влияние на дела государства и,
правда же, повел бы полки Карфагена на римлян?
— Разумеется! — отозвался Хирам.
— А мы были обессилены долголетней распрей, мы нуждались в
отдыхе, мы считали открытую борьбу с Римом рискованным пред-
приятием. И вот ты был осужден на изгнание. Теперь обстоятельства
изменились: ничто уже не предотвратит столкновения с римлянами.
Ты устранил последнее препятствие: ты победил Тсоура и — я при-
знаю это — ты победил меня Именем Совета я объявляю приговор об
изгнании тебя уничтоженным! Я добьюсь того, что Карфаген поручит
тебе ответственный пост. Правда, у нас есть Гасдрубал.»
— Кого победил этот знаменитый воин? — насмешливо отозвался
Хирам, презрительно улыбаясь.
— Оставим этот спор! Я настою на том, чтобы в твое распоряжение
было передано командование флотом...
— Которого почти нет.
— Но я поставлю тебе одно условие: да, пусть Офир будет твоей
женой, но только тогда, когда мы одержим победу над Римом. Ты
придешь в мой дом сегодня вечером. Не бойся ловушки.
— Я ничего не боюсь! — гордо ответил Хирам.
— Я даю тебе ручательство, что ты будешь неприкосновенным.
Карфаген получит для своей защиты твой могучий меч.
— Да будет так! — подтвердил Хирам этот странный договор,
салютуя мечом старику. И потом твердым шагом направился к вере-
вочной лестнице. Вослед ему смотрели толпившиеся у бортов трире-
мы воины и моряки, но никто не промолвил ни слова.
Спустившись в барку, Хирам крикнул:
— Отдать концы!
И барка оттолкнулась от триремы.
— Правь.. к Карфагену! — распорядился Хирам.
Почти одновременно поднялись весла и на барке, и на триреме;
пеня лоно моря, оба судна понеслись по направлению к гордому
городу. Но через минуту барка стала заметно отставать от мчавшей-
ся вихрем быстроходной триремы, увозившей в Карфаген главу Со-
вета Ста Четырех.
— Что случилось? Почему ты так долго задержался на триреме?
Что ты там делал? — осыпала вопросами своего избранника бледная
Офир.
—Мы слышали звон мечей, чей-то крик! — вмешалась Фульвия. —
Ты сражался? Но тебя отпустили?
— Да, я сражался! — угрюмо ответил Хирам. — И тот, кто поднял
свой меч на меня, уже никогда не схватится за оружие. Он убит...
174

— Гермон? — еще больше побледнела Офир.
— Нет, я не дрался бы с дряхлым стариком. Я убил твоего жениха,
Офир. Тсоур никогда не потревожит тебя своими домогательствами.
Он дрался храбро, и мне жаль, что не было другого исхода. На земле
не было места для нас обоих. И он пал в честном бою.
— Аты?
— А я, как видишь, свободен. Более того: мы плывем в Карфаген.
Там я помещу тебя в доме Фульвии. Я опять послужу моей отчизне:
Гермон обещал, что мне будет передано командование нашим фло-
том. Я сделаю что могу. Но Ганнибала нет, Карфаген безоружен, и
страх за участь родины леденит мою кровь.
Хирам в скорбной думе поник головой.
— Будь что будет! — промолвил он мгновение спустя
Через час барка вошла в порт Карфагена. Триремы давно уже
были там и затерялись среди других боевых судов, на которых кипе-
ла лихорадочно быстрая работа: флот Карфагена деятельно гото-
вился к встрече врага.
XVIII
Снова в Карфагене
ЕЧЕРОМ ТОГО ДНЯ, КОГДА БЫЛ УБИТ ТСОУР,
Хирам в сопровождении Талы шел по улицам Карфа-
гена.
Офир, Фульвия и молодая рабыня остались в доме
Фульвии, куда все сопровождавшие Хирама люди
пробрались, не привлекая к себе ничьего внимания,
маленькими группами.
Собственно говоря, и Сидон, и многие из воинов Талы, да и сам ста-
рый солдат были очень не прочь покинуть Карфаген, явно осужден-
ный на гибель. Сидон сердито ворчал, что Хирам делает глупость,
ввязываясь в безнадежную борьбу с римлянами, но когда Хирам за-
явил, что он решил разделить участь родного города, всем же своим
товарищам предоставляет полную свободу действий, отнюдь не при-
нуждая их сражаться против римлян, ни один не захотел покинуть
своего вождя
По дороге к дворцу Гермона к Хираму и Тале присоединился
поджидавший их Фегор.
— Привет вам, храбрые воины! — сказал он. — Поздравляю с
удачным исходом всей вашей затеи. Дело-то поворачивалось совсем
не в вашу пользу, но боги, по-видимому, устали преследовать тебя,
Хирам, и я очень этому рад, хотя бы в силу того, что, погибни ты,
пропал бы и обещанный мне тобой талант.
— Ты получишь заработанные деньги! — хмуро отозвался Хирам.
175

— Да. Я ведь верно служу тебе и„ и другим. Между прочим, друг
Хирам, ты спрятал Офир, конечно, в доме Фульвии? Я знаю. Я все
знаю. Но позволь посоветовать тебе: Гермону ты об этом не говори. Я
человек осторожный: кто знает, не раздумает ли гордый Гермон?
Сейчас ты в милости. А через день погода может измениться. Но идем
жа Гермон не любит, чтобы его заставляли долго дожидаться. Да,
еще Совет Ста Четырех уже обсуждал вопрос о тебе.
— И что решил Совет? — живо обернулся Хирам.
— В твою пользу... покуда. Ты можешь оказать слишком драгоцен-
ные услуги, чтобы отказаться от твоего меча. Но повторяю: покуда...
Никто не может поручиться за то, что будет после. У Тсоура жив отец.
Он может пожелать отомстить тебе за смерть сына, убитого тобой.
Словом, осторожность, осторожность и еще раз осторожность. Иначе—
я сильно рискую.
— Ты? Ты чем-то рискуешь? — остановился Хирам. — Чем это?
— А моими деньгами? Боги, как ты забывчив! — сухо рассмеялся
шпион.
Почти до полуночи старик Сидон, ворча и призывая на головы
карфагенян всевозможные проклятия, бродил по саду патриция
Гермона под стенами небольшого уединенного дома.
По временам он подходил к одному окну, сквозь прикрытую став-
ню которого пробивался слабый луч света и неясно слышались два
голоса: один — твердый, уверенный, спокойный — голос Хирама, и
другой — слабый, трепетный, усталый — голос главы Совета Ста
Четырех.
— У меня язык отвалился бы от усталости, если бы я болтал
столько, сколько они сегодня! — бурчал старый моряк. — И о чем это
они говорят? Спорят, что ли? Так нет, не похоже..
Он был прав: Гермон встретил Хирама приветливо и сказал ему,
что Совет Ста Четырех уже подписал помилование и назначение
Хирама командующим флотом Карфагена. Пешими воинами и ар-
тиллерией, состоявшей из катапульт, должен был командовать Гасд-
рубал, а конницей, большей частью навербованной из нумидийцев, —
Фамия.
— Вот человек, которому я не доверил бы такого ответственного
поста! — невольно воскликнул Хирам.
— Что делать? У нас нет людей! — с горечью отозвался Гермон.
Потом он попросил Хирама изложить план действий.
Детально осведомившись о числе судов карфагенского флота и их
боеспособности, Хирам погрузился в глубокую задумчивость
— Что можно сделать с такими ничтожными силами против рим-
лян? — промолвил он. — Почти ничего.
176

— Самое важное — отдалить осаду нашего города! — сказал
Гермон. — Ты должен во что бы то ни стало задержать высадку
римлян на берег.
— Попытаюсь, но не ручаюсь за успех.
— Город деятельно готовился к упорнейшей защите. Все отдают
свои запасы металлических вещей на изготовление оружия. Мастер-
ские завалены работой. Женщины жертвуют все свои драгоценности
на плату наемникам, на покупку и изготовление лат, мечей, щитов.
Они идут дальше: дочери знатнейших фамилий и простолюдинки
отдали уже свои волосы, чтобы у наших стрелков были луки с воло-
сяными тетивами. Но все эти жертвы не принесут пользы, если ты не
сможешь хоть на несколько дней задержать римский флот.
— Если так, то мне остается следующее. Нет никаких сомнений,
римляне должны направиться к Утике, которая послужит для них
прекрасной опорной базой. Я пойду с моими кораблями туда, может
быть, мне удастся напасть на вероломную Утику раньше прихода
римлян и взять эту колонию Финикии, которая забыла кровное род-
ство с ними.
— Но ты можешь, Хирам, при этом наткнуться и на превосходя-
щие силы римлян.
— Тем лучше: я неожиданным нападением, на которое римляне не
считают нас способными, могу разметать их флот, нанести ему тяж-
кий урон. Конечно, о полной победе не может быть и речи. Я не
обманываю себя ложными надеждами на этот счет.
— Увы, ты прав! — со вздохом ответил Гермон.
Потом он спросил:
— Когда же ты думаешь отправиться в Утику?
— Сегодня же на рассвете! — пылко ответил Хирам.
— А Офир?
— Не беспокойся о ней. Она в верных руках.
— Но на дом, где ты скрыл ее, могут напасть?
— Кто? Рабы отца Тсоура? — презрительно ответил Хирам. — Не
бойся, патриций: Офир под охраной целого отряда людей, гаранти-
рующих ей полную безопасность. Оставь ее в моих руках: я отвечаю
за нее. Потом — я взял ее в бою. Я отнял ее у жрецов Таниты, я убил
претендента на ее руку. И я не выпущу ее из своих рук, хотя бы весь
Карфаген поднялся против меня.
Гермон, по-видимому, хотел возразить, но ограничился тем, что
тяжело вздохнул.
— Я стар, я одинок! — промолвил он еле слышно. — Офир своим
присутствием украшала дни моего заката...
—Да. Но ты принуждал ее отдать руку Тсоуру, когда она любила
меня.
Оба смолкли. Потом патриций поднялся.
177

— Будь по-твоему! — сказал Гермон. — Иди же, послужи Карфа-
гену!
И когда Хирам в сопровождении Сидона и поджидавшего его
возвращения в том же саду дворца Фегора шли по темным улицам
Карфагена к дому Фульвии, и когда потом, оставив дом и трех деву-
шек под охраной четырех наиболее сильных и умных нумидийцев,
они опять пересекали Карфаген из конца в конец, направляясь в
порт, к месту, где находились боевые суда, Хирам наблюдал непри-
вычные картины: несмотря на то что до рассвета было ещё несколько
часов, город жил лихорадочной жизнью. Во дворах горели огромные
костры, насыщавшие воздух удушливым дымом. Это в котлах плави-
ли медь, серебро и золото, чтобы затем сделать из них пластины,
которые могли послужить на сооружение лат или на выработку
мечей, стрел и наконечников для пик.
Меди не хватало, и в ход шли драгоценные металлы.
В то же время над всем огромным городом без умолку стучали
тысячи молотов, выковывавших отдельные части оружия, а на сте-
нах и башнях тысячи людей с криками работали над усилением
укреплений.
Хирам шел, погруженный в тяжелые думы: он только что расстал-
ся с любимой девушкой. Он еще, казалось, слышал произнесенные ею
слова прощального напутствия.
Рядом с ним шел Фегор.
— Я буду сопровождать тебя! — сказал он.
— Зачем? Шпионить за мной? — резко отозвался Хирам.
— О, боги! Вовсе не шпионить, а... наблюдать! — с циничным смехом
отозвался Фегор. — Разве ты не знаешь, что это — моя профессия ?
Да чего ты сердишься? Во-первых, Совет Ста Четырех поручил мне
представить тебя командирам отдельных судов нашего флота. Во-
вторых, клянусь всеми богами и богинями, — я ничем не помешаю
тебе на твоем судне.
— Ты последуешь за мной и в море? — удивился Хирам.
— Ну разумеется! Должен же кто-нибудь докладывать Совету,
как идут дела? И потом, ты сам так неосторожен, а ведь ты дорог мне.
Целый талант»
Но вот перед Хирамом и его спутником показался военный порт.
Там тоже кипела работа, но боевые суда уже находились в полной
готовности пуститься в путь, идти на бой. Хирам с берега оглядел эти
суда. Невелика была морская сила, которой располагал Карфаген в
этот роковой момент: всего около шестидесяти разнокалиберных
судов — одряхлевших военных трирем и квинквирем или простых
торговых судов, наскоро приспособленных для военной службы.
Со вздохом закончил осмотр флота Хирам, потом сел в поджидав-
шую его лодку и направился на самую большую квинквирему, кото-
178

рая должна была служить флагманским кораблем. Четверть часа
спустя суда Карфагена одно за другим, снимаясь с якоря, уходили в
открытое море на поиски вражеского флота.
Предполагавшийся набег на Утику не удался Хираму: изменившая
Карфагену финикийская колония оказалась уже отлично вооружен-
ной, понадобилась бы правильная осада с затратой значительного
времени и потерей массы людей.
От берегов Утики флотилия Хирама направилась к северу: кар-
фагенянин питал надежду, что столь большой боевой флот, полага-
ясь на неподготовленность противника, едва ли плывет со всеми
мерами предосторожности.
Расчет этот оправдался: прокрейсировав почти двое суток у бере-
гов, эскадра Хирама в начале ночи завидела беззаботно шедшие
римские суда. Суда Хирама налетели на авангард римлян, внезапно
вынырнув из мрака, словно коршуны на стаю лебедей, и в самый
короткий срок ко дну пошло около двадцати лучших римских судов с
многими тысячами отборных моряков и воинов. Триремы и квинквире-
мы Карфагена налетали на ошеломленного врага с поразительной
скоростью, так что римляне не успевали изменить курса, и тараны
судов Хирама врезались в беззащитные бока кораблей римлян, кру-
ша и дробя все.
Уцелевшие суда римлян разбежались, потом повернули назад, к
спешившему им на помощь главному флоту, на котором уже замети-
ли несчастье, постигшее авангард. Но когда лучшие суда Рима при-
мчались на место ночного боя, от эскадры Карфагена не осталось
уже и следа: совершив свой подвиг, Хирам опять ушел в глубь моря
и скрылся от преследования. Начало было блестящим, но Хирам не
обманывал себя: удача не могла уже изменить предначертанного
самой судьбой, а Карфаген был бесповоротно осужден, и победа
Хирама могла только продлить его агонию.
Трудно описать, с каким восторгом карфагеняне встретили мол-
нией разнесшуюся по городу весть о том, что их маленькая эскадра,
в боеспособность которой почти никто не верил, одержала победу,
блестящую победу над римскими судами и возвратилась в порт род-
ного города, не потеряв ни единого судна, ни одного человека.
Но Хирама ждал озадачивший его прием во дворце Гермона,
когда моряк с Фегором, Талой и Сидоном, оставив флагманский
корабль, прошли к жилищу гордого патриция, не будучи по пути
никем узнанными: Гермон с террасы своего дворца видел приближе-
ние эскадры, счел все корабли, но весть о победе еще не дошла до него,
и он накинулся на Хирама с горькими упреками, думая, что Хирам
ограничился простым крейсированием и затем ретировался в порт,
как только завидел суда римлян. Он был поражен, он не хотел верить,
что Хирам смог разбить авангард римского флота, не потеряв ни
179

единого собственного судна. И только когда Фегор подтвердил рас-
сказ Хирама о происшедшем, старик, потрясенный до глубины души,
не выдержал и принялся судорожно обнимать воина.
Еще и еще раз Хирам пересказывал все перипетии последней
ночи, но старик не уставал слушать.
Потом он наконец опомнился.
— Идем в зал Совета Ста Четырех. Ты повторишь там свой рас-
сказ, мой друг! — сказал он Хираму.
Но последний как-то замялся. Он оглядывался вокруг, словно
кого-то ища. И старик угадал его мысли.
— Ты ищешь... Офир? — сказал он с тонкой улыбкой. — Успокойся.
Я ведь дал слово и держу его, хотя, конечно, я уже узнал, где ты
укрыл свою невесту. Но теперь — мое сердце открыто для тебя. Я
смотрю на тебя, как на родного сына. И знаешь ли? Нет, не место
Офир прятаться в каком-то убогом домишке в предместьях. Пусть
она возвращается сюда, потому что с этого момента этот дом не
только мой, но и твой!
— И для Фегора спокойнее! — засмеялся Хирам.
Гонцы были отправлены в дом Фульвии — привести всех укрыва-
ющихся там во дворец Гермона, а сам Гермон в сопровождении Хи-
рама и Фегора отправился в Совет Ста Четырех.
XIX
Последние дни Карфагена
АРФАГЕН ОСАЖДЕН РИМЛЯНАМИ. ГРОЗНОЕ
восьмидесятитысячное войско с огромным обозом и
внушительным парком громоздких осадных орудий
разных названий расположилось у предместья Мега-
ра и упорно ведет свою разрушительную работу, пы-
таясь сокрушить стены древней твердыни Финикии,
проникнуть в роскошные порты Карфагена, расположенные по обе-
им сторонам перешейка, на котором стоит город.
На рейде осажденного города расположился грозный римский
флот, с которым немногочисленные и слабо вооруженные суда Кар-
фагена не могли состязаться. Хирам укрыл свои корабли в порту
Карфагена, заперев вход посредством массивных железных цепей.
Решительно все способное носить оружие население: юноши и
старики, часто даже женщины и дети — высыпало на стены города.
Тот, кто сам не мог сражаться, оказывал помощь осажденным, под-
нося боевые припасы, заботясь о раненых, помогая заделывать при-
чиняемые римскими осадными орудиями повреждения в стенах и
башнях.
180

Флот был пока осужден на бездеятельность, и потому Хирам,
который не соглашался сидеть сложа руки, когда другие сражались,
получил командование частью сухопутных сил, причем ему было
поручено защищать самое опасное место — предместье Мегара.
Римляне отнюдь не ожидали, что Карфаген окажет такое реши-
тельное сопротивление. Они считали гордую столицу финикийской
колонии совершенно беззащитной, думали, что население дезорга-
низовано, растеряно, укрепления Карфагена не выдержат первого
же натиска. В этом самообольщении и надежде на легкую победу
Марий Цензорин, главнокомандующий римской армией, прибыв к
стенам Карфагена, немедленно послал свои войска на приступ. Но
тщетны были попытки римлян проникнуть за городские стены: отту-
да в ряды идущих на штурм войск неслись тучами камни из ката-
пульт и стрелы, падали бревна, лилась горящая смола и кипяток.
Штурмовые лестницы были изрублены карфагенянами и сброшены
наземь. Колонны римлян дрогнули, попятились, потом стали отсту-
пать, правда, в порядке, но отступление было полным. И вот, когда
они, пятясь, отходили в сторону, на них неожиданно, словно вихрь,
обрушилась карфагенская конница: Хирам испросил разрешение
Совета Ста Четырех на вылазку, и хотя командующий конницей
Фамия, заслуживший впоследствии столь печальную славу, тормозил
дело, вылазка состоялась и блестяще удалась. Два сильных отряда
всадников стремительным и бурным натиском врезались в когорты
отступающих римлян, внося в их расстроенные ряды смерть и пани-
ку.
Первые неудачи римского войска, обескуражившие их, застави-
ли римский сенат отозвать обоих консулов и послать для борьбы с
Карфагеном восходящую звезду — молодого, энергичного и талант-
ливого полководца, консула Корнелия Сципиона Эмилиана, которо-
му был дан в товарищи другой консул, Ливий Друз. Сципиону давно
уже удалось привлечь на свою сторону Масиниссу. Кроме того, он,
будучи столь же искусным дипломатом, как и стратегом, успел подку-
пить вождя карфагенской кавалерии — Фамию, и последний пере-
шел в римский лагерь вместе с двумя с половиной тысячами лучших
всадников.
Мало-помалу глубокое уныние стало проникать в стены осаж-
денного города. Там скопилось свыше полумиллиона человеческих
существ, которые были лишены привычных удобств, не получали
достаточного количества пищи, предчувствовали надвигающийся
призрак близкого голода.
Это видели все. Но Совет Ста Четырех и совет суффетов тратили
время в бесполезных спорах, решительно не зная, что предпринять.
181

— Гибель близка! — сказал как-то Хирам, придя в жилище Гер-
мона.
—Что предпринять? Что делать? — растерянно бормотал Гермоа —
Наши боги или изменили нам, ила.. Или мы молились ложным богам!
— Да. Вы молились одному ложному богу! — отозвался сурово
Хирам. — Вы молились золотому тельцу. Вы думали, что золотом
покупается все. И вот, когда пришел роковой час, ваш бог оказывается
бессильным.. Если бы Совет Ста Четырех принял мое предложение, мы,
вероятно, могли бы спасти женщин и детей. Их надо отправить в
лагерь римлян, доверяясь их гуманности. Тогда в городе останутся
только способные носить оружие и те, кому не страшна смерть. Они
могут еще долго обороняться в стенах Карфагена.
—И нельзя спасти его?—задала вопрос Офир, присутствовавшая
при разговоре.
Хирам поник головой.
— Нет, ничто уже не может спасти Карфагена! — ответил он
полным отчаяния голосом. — Нам осталось только умереть на разва-
линах нашего погибшего отечества.
— Но если грозит смерть, то разве я могу покинуть тебя? — подня-
ла гордо голову благородная девушка. — Или ты с легким сердцем
отпустил бы меня к римлянам, которые обратят меня в рабство? Нет,
смерть рядом с тобой! Вот все, чего я теперь желаю, если нет возмож-
ности спасти Карфаген!
Наступило глубокое молчание, прерывавшееся только звуком тя-
желых шагов погруженного в глубокие размышления Гермона да
вздохами задумавшейся Офир.
— Нет, не так! — внезапно сказал, словно проснувшись, Хирам. —
Я не могу примириться с этим. Есть еще один исход. Нам надо вы-
рваться из осажденного Карфагена. Разумеется, бежать сейчас, по-
ка город еще защищается, было бы изменой. Но когда настанет
последний час, когда на улицах Карфагена уже появятся римские
солдаты и война превратится в жестокую, бессмысленную резню,
тогда я возьму всех вас — и тебя, Гермон, и тебя, Офир, и Фульвию, и
твою рабыню; с моими верными нумидийцами мы ударим по занима-
ющемуся грабежом врагу и проложим себе дорогу к свободе сквозь
его ряды — или погибнем все вместе.
— Я не покину Карфагена! — мрачно сверкнув глазами, ответила
Фульвия.
— Почему? — удивился Хирам.
— Я дала одну клятву. Я сдержу ее.
— Но ведь тебя не пощадят твои соотечественники, когда город
будет взят штурмом.
182

— Я не буду нуждаться в пощаде. Не спрашивай меня, не терзай
мою душу излишними вопросами. Я так решила: я не уйду отсюда.
Спасайтесь вы — и предоставьте меня моей собственной участи.
И Фульвия отвернулась к стене, скрывая от недоумевающих взо-
ров друзей свое взволнованное лицо.
Прошло, однако, еще много недель, пока агония Карфагена, исте-
кавшего кровью, подошла к роковому концу.
За это время значительная часть населения города погибла в
кровавых боях или умерла от развившихся с неудержимой силой
эпидемий. В городе было съедено уже почти все, что годилось в пищу.
Карфагенская кавалерия давно уже перестала существовать, пото-
му что для прокормления населения ею пришлось пожертвовать. Та
же участь постигла колоссальных боевых слонов.
Тогда было принято отчаянное решение: совершить вылазку и при
поддержке уцелевших еще судов флота попытаться проложить себе
дорогу сквозь ряды римлян. В порту находилось множество торговых
судов, на которых могли поместиться десятки и десятки тысяч бег-
лецов. Столько же человек могло найти себе убежище на военных
судах. Последние должны были врасплох ударить по сторожащим
рейд римлянам, прорваться, проложить сквозь ряды вражеских трирем
и квинквирем дорогу и для себя, и для торгового флота, а потом, поль-
зуясь замешательством римлян, рассеяться в беспредельных просто-
рах моря.
То же должны были проделать и массы народа на суше: пробиться
сквозь римские сухопутные войска, уйти в пустыни, туда, куда рим-
ляне не решатся за ними последовать.
И вот настал роковой час исполнения этого дерзкого плана.
Во дворце Гермона закипела лихорадочная работа: рабы главы
Совета Ста Четырех спешно укладывали в тяжелые сундуки наибо-
лее драгоценные предметы имущества своего господина.
Офир, которую сопровождала ее любимая молодая рабыня, сиде-
ла в покое Гермона, когда появился только что вернувшийся из
последней схватки с римлянами Хирам.
— Пора в путь! — коротко сказал он хриплым голосом. — Флаг-
манское судно ждет нас. Нельзя терять ни минуты. Может быть, к
утру римляне будут уже в стенах Карфагена, и тогда никому не
будет спасения.
— Мы готовы, — ответил глухим голосом Гермон.
— А ты, Офир?
— Я? Мое место рядом с тобой. Я пойду за тобой всюду, хотя бы и
на смерть! — пылко сказала девушка.
— Так в путь же!
183

— Благородный Гермон! — прозвучал в это время взволнованный
голос.
Гермон обернулся. Сквозь толпу суетившихся слуг пробивался
Фегор. Он последнее время наравне с другими принимал деятельное
участие в защите Карфагена, и даже сам Хирам был вынужден
признать, что шпион дрался, как один из выдающихся воинов.
— Что тебе, Фегор? — спросил его Гермон.
— Господин мой, будет ли честно с твоей стороны оставить твоего
слугу, когда римляне вот-вот ворвутся в стены Карфагена? Если ты
рассчитываешь спастись на судне, готовом принять даже твоих ра-
бов, неужели для меня и моего имущества не найдется там уголка?
— Ты хочешь последовать за нами? — удивился Хирам.
— Конечно! Не так ли, Фульвия?
Но раньше чем Хирам успел изъявить согласие принять на борт
флагманского судна Фегора с его «маленьким имуществом», состояв-
шим из нескольких талантов, Фульвия вскочила и, сверкая глазами,
воскликнула:
— Я остаюсь в Карфагене!
— Безумие, дитя! — сказал Гермон. — Иди с нами.
— Что ты будешь тут делать? — вмешался Хирам.
Офир нежно обняла молодую этруску и стала, лаская, уговари-
вать ее не упорствовать в своем намерении. Но Фульвия была непо-
колебима.
— Я остаюсь тут. Я разделю участь Карфагена. У меня нет отече-
ства. Мне некуда уходить™ Я буду тосковать всюду! — твердила она.
— Фульвия! Но ты обещала стать моей женой? — в отчаянии
закричал Фегор, хватаясь за голову.—Подумай же, на что ты идешь?
— Я сдержу свое слово! — ответила этруска, сверкая глазами. —
Я буду твоей женой в Карфагена Я поклялась и исполню клятвенное
обещание Если ты в самом деле любишь меня™
— Больше жизни!
— Тем лучше. Ты останешься со мной тут. Ты будешь защищать
меня. Ты докажешь мне этим свою любовь. Я же не сделаю ни шага
отсюда.
Фегор метался, словно его охватило безумие: уже рабы Гермона
уносили имущество своего господина на флагманское судно, готовое
тронуться в путь, и Фегор боялся, что они не возьмут тех сундуков, в
которых хранилось его «маленькое имущество». С другой стороны, он
еще не терял надежды уговорить Фульвию бежать. Он решительно
не понимал, что творится в душе девушки. Она, может быть, любит
Хирама™ Тогда почему же она не пользуется случаем бежать, чтобы
жить возле любимого человека? Но она хочет остаться, притом ос-
таться в стенах осажденного, готового сдаться или погибнуть горо-
184

да. Тут будет резня на улицах. Когда ворвутся римляне, каждый дом
в Карфагене обратится в крепость, никто не будет просить пощады,
ибо никто не будет давать ее.
— Подумай, Фульвия, чего ты хочешь от меня? — вопил Фегор с
искаженным лицом, хватая за руку Фульвию. — Бежим, ради всех
богов, бежим! Смотри, последние рабы уходят. Постойте,, постойте,
люди! Сейчас я дам вам нести мои сундуки» Фульвия! Идем же!
Но Фульвия презрительно засмеялась.
— Я остаюсь тут, мой возлюбленный! — сказала она глухим,
полным тоски голосом. — Мы отпразднуем нашу свадьбу тут, в
Карфагене, где боги послали мне счастье — увидеть тебя. Ты за-
щитишь меня от всяких опасностей, а я отплачу тебе нежной и
страстной любовью.
Фегор, побледнев как полотно, махнул рукой.
— Оставьте мои сундуки, рабы! — сказал он мрачно. — Моя госпо-
жа, которой принадлежит моя жизнь, решила. Да будет воля ее. Я
остаюсь...
Потом он обернулся к Фульвии.
—Ты видишь, я исполняю твое желание. Понес закрытыми глазами.
Нет, я знаю, чему суждено свершиться Я проклинаю и вместе с тем
благословляю тот день, когда увидел тебя Проклинаю — потому что в
тот день была предрешена моя гибель. Благословляю — потому что в
тот день я впервые полюбил женщину, отдал ей душу, отдал ей свои
мысли. Я уже не тот Фегор, который смеялся надо всем и надо всеми,
всех продавал и всех предавал. Ты взяла мою душу. Ты переродила
меня — и ты убила меня этим. Так пусть же, если так суждено, — я
погибну в стенах Карфагена, рядом с тобой!
— Офир! Прощай! Будь счастлива! — крикнула, не отвечая Фего-
ру, Фульвия, видя, что Офир готова покинуть дворец Гермона.
— Иди с нами, Фульвия! — донесся крик Хирама и Офир.
Но Фульвия отвернулась и молча села на скамью. Фегор'стоял
рядом с ней.
Задуманная Хирамом морская вылазка закончилась, увенчав-
шись частичным успехом.
Квинквирема, на которой нашли себе убежище Хирам, Сидон,
Тала, нумидийцы Хирама, Гермон, Офир и некоторые близкие Тер-
мону люди, удачно прорвалась сквозь флот римлян, уничтожив уда-
рами грозного тарана несколько подвернувшихся на ее пути судов.
За квинквиремой Хирама прорвались еще некоторые суда Карфаге-
на. Но римляне скоро пришли в себя, завязался отчаянный бой с
другими покидавшими порт судами, и карфагенян погнали обратно
в порт, куда ворвались следом и суда римлян.
185

Тут, в узком пространстве, где суда еле могли поворачиваться,
началось беспощадное истребление последних морских сил Карфа-
гена. К утру от карфагенского флота не уцелело ни единого корабля,
за исключением немногих успевших прорваться судов.
Хирам, видя неудачу своего отчаянного плана, хотел вернуться в
порт, чтобы погибнуть, сражаясь с врагами отчизны. Но Гермон за-
протестовал:
— Над Карфагеном свершается суд Небес! — сказал он. — Мы
уйдем отсюда. Мы вернемся к родным берегам древней Финикии,
откуда пришли сюда. Там мы попытаемся возродить Финикию, чтобы
она отомстила за гибель Карфагена римлянам.
И судно помчалось с безумной быстротой, навсегда покидая берега,
где свершался последний акт беспримерной исторической драмы —
гибели целого народа. Этот великий народ мог спасти ценой униже-
ния и рабства свою жизнь. Но одним из условий было — покинуть
морские берега, отказаться от моря. И народ предпочел погибнуть™
На корме убегавшей квинквиремы стояли рядом Хирам и Офир.
Глаза девушки были полны слез, мрачен и угрожающ был взор воина.
— Будь проклят ты, гордый и беспощадный Рим! — произнес
Хирам. — Ты торжествуешь на этот раз. Ты истребляешь своих
врагов, ты захватываешь все новые и новые земли. Тебе кажется
тесным мир, тебя не удовлетворяют твои победы. Но настанет
некогда день, когда тебя задавит тяжесть награбленного тобой.
Твою кровь отравит смертельный яд, потому что с каждым новым
варварским шагом своим ты пьешь частицы яда. За тех, кого погу-
бил ты, придут неведомо откуда страшные мстители. В водах Тибра
будут мыть копыта кони пришельцев. Стены Рима будут разруше-
ны, его храмы — уничтожены, его святыни — оскорблены, как
сейчас ты, Рим, оскорбляешь святыни других. Будь трижды про-
клят, Рим!
ЭПИЛОГ
РИ ДНЯ СПУСТЯ УЧАСТЬ КАРФАГЕНА БЫЛА
окончательно решена. Сципион сконцентрировал под
стенами полуразрушенного города все свои войска в
полной боевой готовности для последнего приступа,
но, желая избежать кровопролития, послал парла-
ментеров в город, предлагая пощаду всем, кто решит-
ся покинуть город.
Свыше пятидесяти тысяч человек — почти сплошь женщин и
детей — вышли из города и сдались римлянам. Среди них был и тот,
кто должен был умереть, защищая отчизну, — гордый Гасдрубал. Но
с ним не было ни его жены, ни его многочисленных детей. Благород-
186

ная женщина, видя, что Гаедрубал уходит, взошла на крышу храма
Эскулапа вместе с детьми и бросилась оттуда на камни мостовой.
Она не хотела пережить позор и гибель родины.
В полдень римляне пошли на приступ.
К вечеру город пылал: римляне, взяв штурмом стены, проникли
внутрь города и отчаянно осаждали Капитолий, в котором запер-
лись последние бойцы Карфагена, и в то же время отдельные отряды
брали приступом буквально каждый квартал, каждый отдельный
дом. Никто не просил пощады и никто не давал ее.
Два человека наблюдали эту ужасную и в то же время великолеп-
ную картину гибели Карфагена, стоя на верхней террасе покинутого
всеми дворца Гермона. Это были Фульвия и Фегор.
Кругом бушевало море огня. Становилось трудно дышать. Каждое
мгновение дворец Гермона готов был обратиться в огромный костер.
А Фульвия поглядывала на огненные волны, как будто ликуя.
— Пора спасаться!—крикнул ей Фегор. — Иначе мы сгорим здесь.
Вместо ответа Фульвия воскликнула:
— Боги, как светло! Сколько огней! Это — в нашу честь, Фегор. Это —
наши брачные огни. Ты любишь меня, Фегор? Ты ждешь, когда я
стану твоей?
Фегор молча кивнул головой.
Фульвия поднялась со своего места и пошла навстречу Фегору со
странной, полубезумной улыбкой на устах.
— Ты верно и преданно любишь меня, Фегор? — шептала она
словно в забытьи. — Иди же, иди ко мне Я обниму тебя, зацелую
тебя...
— Дворец начинает гореть. Мы погибнем!
— Что? Нет, нет! Ведь ты любишь меня?
И она обвила его своими нежными руками с такой силой, что
Фегор оказался в ее власти.
Огненная волна наконец докатилась до дворца Гермона. Запыла-
ло величественное здание. Пылали террасы, купола, пылали покои.
А этруска, не выпуская из объятий полузадушенного Фегора, влекла
его к краю парапета, за которым был океан огня.
Ужас охватил Фегора. В нем властно заговорил инстинкт само-
сохранения. Он рванулся из рук Фульвии. Но было уже поздно: с
непреодолимой силой Фульвия влекла его за собой. Все ближе, бли-
же™
— Ты любишь меня? — вскрикнула Фульвия. — А я... я люблю
Хирама! А тебя — ненавижу! И я убью тебя!
Миг — и два тела упали с террасы, и клокочущие волны пламени
поглотили их.
187

А в городе рушились здания — одно за другим. Римские солдаты
уже проникли в Капитолий и истребили тех карфагенян, которые
раньше не покончили с собой.
Карфагена больше не существовало™
КОНЕЦ

Капитан Темпеста



I
Партия в зары
ЕСТЬ!
— Пять!
— Одиннадцать!
— Четыре!
— Зара!
—Ах, чтоб вас!.. Тридцать тысяч турецких сабель вам
на голову... Ну, синьор Перниньяно, и везет же рам!
Можно сказать, прямо дьявольское счастье! Целых
восемьдесят цехинов выиграли у меня в два вечера!
Каково, а?.. Нет, слуга покорный, продолжать в та-
ком духе у меня больше нет охоты. Лучше проглотить
пару ядер из кулевринки или даже сесть на кол, ко-
торым так любят угощать христиан эти магометан-
ские псы, честное слово! Теперь, если они возьмут
Фамагусту, то им, кроме шкуры, нечего будет содрать
с меня.
— Не возьмут, капитан, не беспокойтесь!
— Вы думаете, синьор Перниньяно?
— Уверен в этом. С тех пор как к нам присоедини-
лись эти славяне, нечего опасаться за Фамагусту.
Венецианская республика умеет выбирать солдат.
— Ну, это все-таки не поляки.
— Капитан, прошу вас не оскорблять далматских
солдат.
191

— Я и не думаю их оскорблять, несмотря на то что ваше отношение
к нашим солдатам не из лучших...
Слова поляка были прерваны раздавшимся возле обоих игроков
угрожающим гулом голосов и бряцанием оружия.
— Ну, уж и вспыхнули, как солома! — поспешил он воскликнуть
совсем другим тоном и с деланной улыбкой. — Напрасно, друзья мои!
Вы должны знать, что я охотник пошутить. Ведь уже четыре месяца,
как мы с вами, мои храбрецы, имеем удовольствие биться рядом
против этих неверных псов, которые спят и видят, как бы добраться
до нашей шкуры, и я не раз имел случай убедиться в вашем мужест-
ве... Но вот что, синьор Перниньяно, если желаете, я все-таки не прочь
начать с вами новую партию. Может быть, и отыграюсь, а если и нет,
то пропадайте мои последние двадцать цехинов! А об этих прокля-
тых турках нечего и поминать. Не видим их пока — и отлично.
В это мгновение, как бы в ответ поляку, грянул пушечный выстрел.
— Ах вы, головорезы! — вскричал словоохотливый Лащинский,
стукнув кулаком себя по колену. — Даже и ночью не дают покоя! Ну
да ладно, авось, еще успеем проиграть или выиграть десяток цехи-
нов, не правда ли, синьор Перниньяно?
— Если желаете, попытаемся, синьор Лащинский.
— Смешайте кости и начнем.
— Девять! — воскликнул Перниньяно, выбросив костяные кубики
на скамейку, служившую игрокам вместо стола.
— Три!
— Одиннадцать!
— Шесть!
— Зара!
Только раздавшееся в стороне чье-то сдержанное хихиканье за-
ставило злополучного поляка с трудом подавить готовое сорваться
с его языка проклятие.
— Клянусь бородой Магомета! — громко сказал он, бросая на
скамью рядом с кубиками два цехина. — Наверное, вы, синьор Пер-
ниньяно, заключили с дьяволом какой-нибудь договор.
— И не думал. Я слишком добрый христианин для этого.
— Ну, значит, вы научились какой-нибудь особенной уловке, и я
готов прозакладывать свою голову против турецкой бороды, что вы
заимствовали эту уловку у капитана Темпеста^. Ведь вы играете с
ним?
— Да, я часто играю с этим храбрым Дворянином, но он меня
никаким уловкам не учил, да я и не-просил его об этом.
* «Темпеста» по-итальянски значит ураган или буря. — Прч-
меч. перев.
192

— С этим «дворянином»?.. Гм! — с некоторой едкостью произнес
Лащинский.
— Разве вы не считаете его дворянином?
— Я-то? А кто ж его знает!
— Во всяком случае, нельзя не признать его очень хорошо воспи-
танным и вдобавок изумительно храбрым юношей.
— «Юношей»?!
— Что вы хотите сказать, капитан? Я никак не пойму ваших
восклицаний.
— А действительно ли это юноша?
— Почему же не юноша, когда ему всего, дай Бог, двадцать лет от
роду? Не стариком же вы его назовете?
— Ну, я вижу, вы не хотите понять меня: да это и не важно.
Оставим капитана Темпеста в стороне вместе с этими треклятыми
турками и будем продолжать игру...
Описанная сцена происходила в обширной палатке, вроде тех,
какими в наше время обычно пользуются странствующие скоморохи.
Палатка эта принадлежала одному старику-маркитанту и одновре-
менно служила местом для отдыха солдат и винным складом, судя
по множеству тюфяков, винных бочонков и бутылок, в беспорядке
разбросанных всюду. Посредине палатки стояла не особенно опрят-
ная скамья, заменявшая игрокам стол.
Сами игроки сидели на табуретках под лампой из муранского
хрусталя, подвешенной к центральному столбу палатки, а по сторо-
нам живописными группами расположились человек пятнадцать
наемных солдат, набранных Венецианской республикой в далмат-
ской колонии для защиты своих восточных владений, постоянно
подвергающихся угрозе беспокойных турок.
Капитан Лащинский был человек высокий и плотный, с мускули-
стыми руками, жесткой, как щетина, гривой рыжеватых волос, гро-
мадными редкими усами, напоминавшими усы моржа, маленькими,
острыми глазами и красным носом, обличавшим в нем исправного
пьяницу.
В чертах его лица, в движениях и в манере говорить — словом, во
всем сказывался типичный искатель приключений и профессио-
нальный рубака.
Что же касается его партнера, лейтенанта Перниньяно, то он был
совершенной противоположностью, да и помоложе этого поляка,
которому могло быть уже лет сорок. Чистокровный венецианец, Пер-
ниньяно отличался высоким ростом, сухощавым, гибким и крепким
станом, красивым бледным лицом со смуглым отливом, черными во-
лосами и темными блестящими глазами.
В то время как первый был одет в тяжелую кирасу с мечом на боку,
второй красовался в изящном венецианском костюме, состоявшем из

богато вышитого камзола, доходившего до колен, полосатых разно-
цветных шелковых панталон, башмаков с пряжками и голубого бе-
рета с фазаньим пером. Вообще он выглядел скорее пажом
венецианского дожа, нежели воином, тем более что все его вооруже-
ние заключалось в легкой шпаге и кинжале.
Игра возобновилась не без волнения с обеих сторон. Окружавшие
игроков далматские солдаты с большим интересом следили за всеми
перипетиями их азартного состязания. Раздававшиеся время от вре-
мени пушечные выстрелы заставляли колебаться тускло светившую
и порядком чадившую лампу.
Никто, однако, не обращал никакого внимания на эти выстрелы,
в особенности поляк, не перестававший время от времени делать
глоток нежного сладкого кипрского вина прямо из горлышка бутыл-
ки, стоявшей у него под рукой на полу.
Лащинский успел проиграть еще дюжину цехинов, когда в палат-
ку вдруг вошел новый посетитель в широком черном плаще и укра-
шенном тремя голубыми перьями шлеме на голове. Бросив взгляд на
игроков, вошедший произнес с легкой иронией:
— Прекрасно! Здесь идет веселая игра, в то время как турки изо
всех сил стараются разрушить бастион Святого Марка и подведен-
ная ими мина постоянно угрожает ему!- Но пусть хоть мои люди
берут оружие и следуют за мной. Опасность очень близка.
Пока далматские солдаты торопливо собирали свое оружие, по-
ляк поднял глаза на говорившего и пронизывающим взглядом сме-
рил его с ног до головы.
—А, капитан Темпеста! — насмешливым тоном воскликнул он. —
Вы бы и один могли защитить бастион Святого Марка, не портя нам
игры. В эту ночь Фамагусте еще не суждено пасть.
Тот, которого Лащинский назвал капитаном Темпеста, стреми-
тельно распахнул полы плаща и схватился правой рукой за эфес
своей шпаги.
Это был замечательно красивый юноша, слишком нежный для
воина. Среднего роста, стройный и гибкий, с изящно очерченной
фигурой, с черными, горящими, как уголья, глазами, маленьким ртом
прелестного изгиба, пышными пунцовыми губами, за которыми бле-
стели два ряда мелких и ровных жемчужных зубов, со смуглым
цветом лица южного типа и длинными волнистыми мягкими, как
шелк, волосами, он действительно скорее был похож на переодетую
девушку, нежели на воина. И его костюм отличался богатством,
изяществом и особой тщательностью, хотя постоянные нападения
турок едва ли оставляли защитникам крепости много времени для
занятий своим туалетом. Он был в полном вооружении. На груди у
него сверкал небольшой стальной щит с изображением герцогской
короны над тремя звездами. На сапогах звенели серебряные, вызоло-
194

ценные шпоры, а за голубым шелковым поясом была заткнута тон-
кая гибкая шпага с богато украшенной серебряной рукояткой, ка-
кие в то время были в употреблении у французских дворян.
— Что вы хотели этим сказать, капитан Лащинский? — спросил
молодой человек чистым, звонким голосом, составлявшим полную
противоположность грубому, хриплому голосу поляка.
Задавая этот вопрос, юноша продолжал держаться за рукоятку
шпаги.
— Я хотел сказать только то, что турки могут еще подождать, —
отвечал Лащинский, пожимая плечами. — Да и вообще едва ли им
удастся задуманное против нас. Мы еще настолько сильны, что в
состоянии отбить их и прогнать назад, в Константинополь или их
проклятую аравийскую пустыню.
— Вы перемешиваете карты в руках и притом не особенно искус-
но, синьор Лащинский, — холодно возразил юноша. — Ваш намек
относится ко мне, а вовсе не к туркам.
— Турки и вы — для меня одно и то же, — пробурчал поляк.
Перниньяно, бывший горячим поклонником капитана Темпеста,
под знаменем которого сражался, в свою очередь схватился за шпагу
с явным намерением броситься с ней на поляка, но юноша, сохраняв-
ший изумительное хладнокровие, остановил его повелительным дви-
жением.
— Защитники Фамагусты слишком ценны, чтобы из-за таких
пустяков убивать друг друга, — заметил он. — Если капитан Лащин-
ский ищет со мной ссоры, чтобы выместить на мне свою досаду за
проигрыш, или потому, что он сомневается в моей храбрости, как я
не раз уже слышал...
— Я сомневаюсь? — вскричал поляк, вскакивая с места. — Кля-
нусь бородой Магомета, что я убью, как бешеного зверя, того, от кого
вы могли это слышать, хотя, по правде сказать...
— Что же вы остановились? Продолжайте, — спокойно сказал
капитан Темпеста.
— Хотя я действительно немного сомневаюсь в вашем мужестве, —
договорил Лащинский. — Вы еще слишком юны, мой друг, чтобы
заслужить лавры испытанного храбреца, притом..
—Ну, что же вы опять остановились? Доканчивайте,—насмешливо
произнес молодой человек, снова останавливая знаком Перниньяно,
порывавшегося броситься на поляка. — Вас очень интересно слу-
шать, синьор Лащинский.
Поляк так толкнул ногой скамью, служившую игрокам столом,
что она отлетела в сторону, закрутил дрожащими руками свои длин-
ные, висящие, как у китайца, усы и крикнул громовым голосом:
— Клянусь святым Станиславом, покровителем Польши, вы изде-
ваетесь надо мной, капитан Темпеста! Как мне понимать вас?
1
195
7*

—У вас должна быть уже известная опытность, чтобы разбирать-
ся в подобного рода делах, — все с той же иронией ответил капитан
Темпеста.
— Да вы, кажется, и в самом деле воображаете себя настолько
ловким рубакой, что не боитесь высмеивать старого польского мед-
ведя! — кричал поляк, сверкая глазами. — Хотя принятое вами имя
и звучит довольно грозно, но все-таки вы — мальчишка™ Да, пожа-
луй, что мальчишка, хотя у меня на этот счет имеются кое-какие
сомнения...
Юноша побледнел как смерть, и его глубокие черные глаза вспых-
нули огнем.
— Четыре месяца я бьюсь на ваших глазах в траншеях и на
бастионах, вызывая удивление наших воинов да и самих осаждаю-
щих, а вы™ вы называете меня мальчишкой? — проговорил он, с
трудом овладев своим волнением. — Вы сами хвастун, и вам за всю
свою жизнь не перебить столько турок, сколько уже удалось уло-
жить мне. Слышите, господин авантюрист?
Теперь, в свою очередь, побледнел и поляк.
— Если я авантюрист, то такой же, как и вы! — проревел он,
свирепо вращая глазами.
— Ошибаетесь, синьор, я не авантюрист; это доказывает герцог-
ская корона на моем щите.
— Герцогская корона? Да я могу налепить себе на кирасу даже и
королевскую! — с грубым смехом воскликнул поляк. — Эка чем взду-
мали удивить меня*™ Во всяком случае, герцог вы или... герцогиня, но
у вас не хватит храбрости померяться со мной шпагой.
— Вы думаете? — с еще большей насмешкой произнес молодой
человек. — Смотрите, не ошибитесь. Что же касается моего права на
герцогскую корону, то мне кажется, что на это не нужно никаких
доказательств — все ясно по одному моему внешнему виду, — как не
нуждается в доказательствах и ваша наружность, по которой ясно
видно, что именно вы принадлежите к «благородному» классу аван-
тюристов.
В ответ на эти слова поляк испустил какое-то дикое рычание и,
схватившись за шпагу, хотел вскочить со своего места и броситься
на молодого насмешника, но тот одним грозным взглядом приковал
его к месту.
Солдаты, столпившиеся сзади капитана Темпеста, также схва-
тились за алебарды и двинулись было вперед, намереваясь, в свою
очередь, кинуться на Лащинского и разорвать его на куски. Даже
владелец палатки, и тот вскочил с места и хотел швырнуть скамей-
кой в заносчивого искателя приключений, но юноша движением
руки, не допускавшим возражения, заставил солдат опустить ору-
жие, а старого виноторговца — поставить скамью на место.
196

— Так вы сомневаетесь в моем мужестве? — серьезным тоном
продолжал молодой человек, пылающими глазами глядя на Лащин-
ского. — Хорошо, проведем эксперимент. Ежедневно молодой и, оче-
видно, храбрый турок подъезжает к стенам нашей крепости и
вызывает охотников померяться с ним. Наверное, он явится и завтра.
Чувствуете ли вы себя в силах принять его вызов?
—Да неужели вы думаете, я испугаюсь не то что какого-то негодного
турчонка, но даже целой дюжины их?! — вскричал Лащинский. — Да
я этого мальчишку слопаю в один присест... Я не венецианец и не
далмат, а турки не стоят даже русских татар»
— Да? Ну так, значит, вы завтра выступите против этого турка?
— Пусть меня примет на рога сам Вельзевул, если я откажусь от
такого пустяка!
— Отлично. Вместе с вами выступлю и я.
— А кто первый из нас?
— Это предоставляю на ваш выбор.
— Так как я старше вас, то схвачусь с ним первый, а вы, капитан
Темпеста, докажете свою храбрость потом. Идет?
— Хорошо. Это будет гораздо честнее. Лучше сражаться с врагом,
чем со своим. Пусть не говорят, что защитники Фама1усты режут
друг друга. Их, повторяю, не так много, и они...
— Да оно будет и поблагоразумней, — с улыбкой перебил поляк. —
Шпага Лащинского спасет и капусту и козу и уничтожит волка, то
есть снимет голову с лишнего воина армии Мустафы.
Капитан Темпеста пожал плечами и, снова завернувшись в свой
плащ, направился к выходу из палатки, крикнув солдатам:
— На бастион Святого Марка! Там турки подводят мину, и опас-
ность всего больше именно там.
Он оставил палатку, не удостоив больше ни одним взглядом сво-
его противника. За ним последовали Перниньяно и далматские сол-
даты, вооруженные, кроме алебард, тяжелыми фитильными
ружьями.
Ночь была темная. Все окна в домах, наглухо закрытые ставнями,
не пропускали света. Фонарей на улицах не полагалось. С мрачного
беззвездного неба беспрерывно сеял мелкий частый дождь, а резкий,
пронизывающий насквозь ветер из ливийских пустынь уныло гудел
между тесно скученными жилищами.
Орудийный грохот раздавался все чаще и чаще, и временами над
городом проносились громадные раскаленные каменные и чугунные
ядра, тяжело шлепались на чью-нибудь кровлю и с треском пробива-
ли ее, внося с собой ужас и смятение в мирное обиталище.
— Отвратительная ночь! — заметил Перниньяно, шедший рядом с
капитаном Темпеста, завернувшимся в свой широкий плащ — Тур-
кам не скоро дождаться более удобного времени для попытки овла-
197

деть бастионом Святого Марка. Мне думается, что страшный час
падения Фамагусты скоро пробьет, если республика не поспешит
прислать нам подкреплений.
—Будем лучше рассчитывать на то, что у нас уже имеется, синьор
Перниньяно. Светлейшая Венеция в настоящее время слишком заня-
та защитой своих владений в Далмации; кроме того, не следует
забывать, что турецкие галеры постоянно шныряют по архипелагу и
Ионическому морю, подстерегая те венецианские суда, которые,
быть может, везут нам помощь.
— В таком случае, я уже вижу перед собой день, в который нам
волей-неволей придется сдаться.
— А вместе с тем и дать себя искромсать в куски. Султан отдал
строгий приказ всех нас перерезать в наказание за наше долгое
сопротивление.
— О, злодей! — со вздохом проговорил лейтенант Перниньяно. —
Несчастные жители Фамагусты! Лучше бы им быть погребенными
заживо под развалинами своего разрушенного города, нежели очу-
титься во власти этих выродков.
Отряд вышел из узких улиц на широкую дорогу, упиравшуюся в
бастион, стены которого, лишенные почти всех своих зубцов, освеща-
лись пылающими факелами. Издали при красном свете этих факелов
было видно, как на бастионе суетились возле нескольких находив-
шихся там кулеврин закованные с ног до головы в железо люди.
Через определенные промежутки времени из жерл кулеврин выры-
валось пламя, и окрестность оглашалась гулом выстрелов.
За воинами копошились группы богато и бедно одетых женщин,
неутомимо таскавших на стены тяжелые мешки с землей, песком,
камнями и разным мусором, храбро пренебрегая турецкими ядрами
и пулями. Это были жительницы Фамагусты, помогавшие укрепить
бастион, на который главным образом был направлен натиск осаж-
давших.
II
Несколько страниц из истории
ЫСЯЧА ПЯТЬСОТ СЕМИДЕСЯТЫЙ ГОД НАЧАЛСЯ
очень несчастливо для Венецианской республики,
этого самого и сильного и страшного врага турецкого
владычества. С некоторых пор рычание льва святого
Марка стало было ослабевать, и первая чувствитель-
ная рана была ему нанесена на побережьях Адриати-
ческого моря, в Далмации, а затем его сильно задели и на островах
Греческого архипелага, несмотря на героическое сопротивление сы-
новей лагун.
198

Селим Второй, тогдашний властитель Турецкой империи, в состав
которой входили Египет, Триполитания, Тунис, Алжир, Марокко и
половина Средиземноморья, выжидал удобного момента навсегда
выхватить из когтей льва святого Марка его лучшие владения на
Востоке.
Уверенный в свирепости и фанатизме своих воинов и укрепив-
шись уже на море, Селим легко мог найти предлог к борьбе с венеци-
анцами, уже начинавшими выказывать признаки падения и терять
былое могущество.
Уступка королевой Екатериной Корнаро острова Кипра Венеци-
анской республике явилась той искрой, которой суждено было про-
извести давно уже подготавливавшийся взрыв. Видя в этой уступке
угрозу своим малоазиатским владениям и чувствуя себя уже доста-
точно сильным, султан потребовал от венецианцев очистить остров
Кипр, где они, по его обвинению, будто бы оказывали поддержку
черноморским пиратам, беспокоившим своими прекрасно вооружен-
ными галерами поклонников полумесяца.
Как и нужно было предвидеть, венецианский сенат с негодовани-
ем и презрением отверг требование варварского потомка Пророка и,
готовясь к войне с ним, начал деятельно собирать свои силы, разбро-
санные по Востоку и в Далмации.
На Кипре в то время насчитывалось всего пять городов: Никосия,
Фамагуста, Баффо, Ларнака и Лимасол; но из них только первые два
были в состоянии оказать кое-какое сопротивление, так как только
они имели башни и бастионы.
Война была формально уже объявлена, когда посланное сенатом
вспомогательное войско благополучно высадилось при Лимасоле
под охраной галер Квирини. Оно состояло из восьми тысяч венеци-
анских и далматских пехотинцев, двухсот пятидесяти кавалеристов
и сильной артиллерии. Всех защитников острова вместе с находив-
шимися там ранее было теперь десять тысяч пехотинцев, вооружен-
ных алебардами и аркебузами, четыреста далматских стрелков,
пятьсот кавалеристов; кроме того, немало было и добровольцев,
явившихся за свой собственный счет, между которыми находились
представители самых благородных венецианских фамилий, желав-
шие оказать бескорыстную помощь родине.
Узнав, что турки начинают высаживаться на берег острова гро-
мадными массами, под предводительством великого визиря Муста-
фы, самого ловкого и вместе с тем самого жестокого из всех турецких
военачальников, венецианцы разделили свои силы на два корпуса и
поспешили запереться в Никосии и Фамагусте, чтобы там под защи-
той высоких бастионов приготовиться к борьбе с сильным врагом.
В Никосии войска находились под начальством Николо Дандоло
и епископа Франческо Контарини, а в Фамагусте распоряжались
199

Асторре Бальоне, Брагадино, Лоренцо Тьеноло и албанский капитан
Маноли Спилото в ожидании новых подкреплений, обещанных ре-
спубликой.
Мустафа, силы которого превосходили венецианские по крайней
мере раз в восемь, быстро подошел к стенам Никосии. Девятого сен-
тября тысяча пятьсот семидесятого года, с первым проблеском ут-
ренней зари, с обеих сторон начался ожесточенный бой. Он
окончился тем, что венецианцы, видя невозможность отбить на этот
раз врага, решили сдаться, но с условием, чтобы им всем была сохра-
нена жизнь. Однако едва успели войска коварного визиря войти в
крепость, как он отдал им приказ без пощады перерезать всех ее
защитников вместе с помогавшим им населением города.
Первым под ударами кривой турецкой сабли пал храбрый Дандо-
ло; всего же в Никосии было перерезано самым зверским образом
более двадцати тысяч человек. Таким образом цветущий когда-то
городок сразу превратился в одно громадное кладбище, орошенное
целыми реками крови. Были пощажены лишь человек двадцать ве-
нецианских дворян с громкими именами, способных дать за себя
богатый выкуп, да самые красивые из женщин и девушек Никосии,
которых визирь намеревался оставить частью у себя в качестве не-
вольниц, частью же продать в Константинополь, в гаремы или на
невольничьи рынки. Две девушки замечательной красоты были от-
правлены им в подарок своему повелителю, султану.
Упоенные таким сравнительно легким успехом, турецкие орды
поспешили к Фамагусте, рассчитывая, что с ней придется провозить-
ся еще меньше. Девятнадцатого июля тысяча пятьсот семьдесят пер-
вого года они подошли к Фамагусте и на другой же день попробовали
взять штурмом ее укрепления, но так же, как при первом приступе
на Никосию, были отбиты с сильным уроном. Тридцатого июля Мус-
тафа после долгой беспрерывной бомбардировки и постоянных по-
пыток взорвать посредством мин крепостные сооружения повел на
приступ свое самое отборное войско, но победительницей опять ока-
залась венецианская храбрость. В защите укреплений принимали
энергичное участие все мало-мальски способные к делу обитатели
Фамагусты, не исключая и женщин, которые сражались, как льви-
цы, рядом с храбрыми воинами.
Только в октябре прибыло наконец в Фамагусту обещанное сена-
том подкрепление, состоявшее из тысячи четырехсот пехотинцев под
командой Луиджи Мартиненго. Полученное подкрепление в сущно-
сти было весьма недостаточно для крепости, осажденной шестиде-
сятитысячной армией, тем не менее его появление подействовало
ободряющим образом на начавших было уже унывать фамагосцев и
придало им новые силы к сопротивлению.
200

К несчастью, военные и съестные припасы в Фамагусте уменьша-
лись со страшной быстротой, а турки своей бомбардировкой почти
не давали осажденным передышки. Город теперь представлял одни
груды развалин.
Вдобавок ко всему, к Кипру прибыл и Али-паша, великий адми-
рал турецкого флота, с эскадрой в сто с лишним галер, имевших на
своих бортах сорок тысяч новых воинов. Таким образом Фамагуста
оказалась со всех сторон охваченной железным и огненным кольца-
ми, прорвать которые, казалось, не в состоянии никакая человече-
ская сила.
В таком положении были дела этой крепости в то время, с кото-
рого начинается наше повествование.
ПТ
Осада Фамагусты
ЕРНУВШИСЬ НА СТЕНЫ УКРЕПЛЕНИЯ, СОЛДАТЫ,
сопровождавшие капитана Темпеста, бросили не-
нужные им больше в эту минуту алебарды и замени-
ли их мушкетами; затем уселись под защитой еще
уцелевших зубцов, не переставая раздувать фитили
своих ружей, в то время как находившиеся тут же
крепостные артиллеристы вместе с флотскими беспрерывно стреля-
ли из кулеврин по осаждающим.
Между тем сам капитан Темпеста, невзирая на увещания своего
лейтенанта, поместился впереди всех, возле полуразрушенного зуб-
ца, который при каждом выстреле кулеврины все больше и больше
разрушался.
Турки, обозленные и раздраженные долгим и упорным сопротив-
лением сравнительно незначительного венецианского гарнизона,
продолжали проводить траншеи, чтобы поближе подкрасться к уже
полуразрушенным укреплениям, но их усилиям сильно препятство-
вала та громадная масса обломков и мусора, которая постоянно
нагромождалась мужественными женщинами вокруг стен. По вре-
менам отважные смельчаки из осаждающих, добровольно жертво-
вавшие своей жизнью ради более верного обеспечения себе доступа
в волшебный рай Пророка, ползком, под прикрытием ночной темно-
ты, взбирались на откосы стен и закладывали мины с целью взорвать
те твердыни, которые еще уцелели от разрушительной работы пу-
шечных ядер.
Далматы, обладавшие зорким глазом, заметив этих смельчаков,
тотчас же укладывали их меткими выстрелами из своих мушкетов;
но убитые немедленно заменялись новыми фанатиками, выскаки-
вавшими из темноты, и вдруг раздавался страшный взрыв, тяжелые
201

кулеврины подпрыгивали на своих местах, угол стены или часть
башни с треском обваливались, погребая под своими обломками
фанатиков.
Бслед за этим неутомимые женщины тотчас же тащили корзины
и мешки с землей и мусором, чтобы скорее заделать пробитые бреши.
Капитан Темпеста молча и бесстрашно наблюдал огни, вспыхи-
вавшие все в большем и большем количестве на всем протяжений
необозримого турецкого стана.
Вдруг он почувствовал, что кто-то тронул его за локоть, и вместе
с тем услышал слова, произнесенные шепотом на плохом неаполи-
танском наречии:
— Это я, падрона, не бойся.
Юноша невольно подался назад и, сурово нахмурив брови, тихо
спросил:
— Это ты, аль-Кадур?
— Я, госпожа.
— Замолчи! Не смей так называть меня! Пока никто не должен
знать, кто я в действительности.
— Виноват, синьорина., то есть, синьор, ты прав...
— Да что ты все путаешь!. Иди сюда.
С этими словами молодой капитан схватил за руку того, кого он
называл аль-Кадуром, и повел его по бастиону в каземат, освещен-
ный одним факелом и совершенно пустой в настоящую минуту.
При свете этого факела можно было разглядеть незнакомца. Он
оказался человеком высокого роста, худощавым, с резко очерченным
бронзового цвета лицом, небольшими черными глазами и острым
носом. Одетый по обычаю бедуинов аравийской пустыни, он был в
широком темного цвета шерстяном бурнусе с украшенным красной
кистью капюшоном и в зеленом с белым тюрбане. Из-за края красного
пояса, плотно сжимавшего его стан, торчали дула двух длинных
пистолетов и виднелась рукоятка ятагана.
— Откуда ты? — спросил капитан Темпеста.
— Из турецкого лагеря. Виконт Ле Гюсьер еще жив, — поспешил
ответить аль-Кадур. — Я узнал это от одного из начальников войск
великого визиря.
— А он тебя не обманул? — дрогнувшим голосом продолжал юно-
ша.
— Нет, синьорина, не думаю. Он..
— Опять! Сколько же раз мне повторять тебе, чтобы ты не называл
меня так!
— Прости, синьорина, но здесь нет никого, кто бы мог нас услы-
шать„.
— Ну, хорошо, хорошо.. А узнал ты, куда его отправили?
202

— Нет, синьорина, этого, к сожалению, я не мог пока разузнать, но
надеюсь скоро разведать и об этом. Мне удалось подружиться с
одним человеком. Он хоть и мусульманин, но тянет кипрское вино
прямо из бочки, не обращая внимания ни на Коран, ни на своего
Пророка, и не сегодня-завтра я непременно выужу у него эту тайну,
клянусь в этом, синьорина.
Капитан Темпеста — пока мы еще так назовем его — опустился
на стоявшую рядом пушку и закрыл руками сильно побледневшее
лицо, чтобы скрыть хлынувшие из глаз слезы.
Араб, стоя перед ним со скрещенными на груди руками, смотрел
на него сострадательным взглядом, причем на его суровом некраси-
вом лице выражалась какая-то скрытая мука.
— Если бы я мог купить тебе спокойствие и счастье своей кровью,
то это было бы уже сделано, синьорина, — сказал он после несколь-
ких минут тяжелого молчания.
— Я знаю, что ты предан мне, аль-Кадур, — сдавленным голосом
отвечал капитан Темпеста.
—Да, синьорина, он до последнего вздоха останется рабом твоим.
— Не рабом, аль-Кадур, а другом.
В глазах араба промелькнула яркая молния, и лицо его освети-
лось выражением сильной радости.
— Я без сожаления отрекся от веры своих отцов, — с чувством
проговорил он, — и никогда не забуду, как твой отец, благородный
герцог д’Эболи, отнял меня еще мальчиком у моего жестокого падро-
на, каждый день истязавшего меня до крови... Скажи, что мне теперь
еще сделать, синьорина, чтобы доказать свою преданность?
Теперь мы узнали, что под именем капитана Темпеста скрыва-
лась дочь знатного неаполитанского патриция, герцога д’Эболи, и
отныне будем называть ее принадлежащим ей именем, кроме тех
случаев, когда ей необходимо будет продолжать называться ка-
питаном Темпеста.
— Было бы лучше, если бы я никогда не видела этой очарователь-
ной сирены Адриатики, Венеции, никогда не покидала лазурных
волн Неаполитанского залива! — с глубоким вздохом проговорила
молодая девушка, ничего не ответив на вопрос араба. — Тогда мое
бедное сердце не знало бы этого страшного мучения... О, какая это
была ночь на Большом канале, отражающем в себе мраморные двор-
цы венецианской знати! Он знал, что должен идти на бой с несметной
силой неверных; знал, что, быть может, там его ожидает смерть, но
тем не менее улыбался Где же он теперь? Что сделали с ним эти
чудовища? Может быть, они заставляют его умирать медленной
смертью в жестоких пытках? Трудно поверить, чтобы они держали
его только в плену — его, который был гением-мстителем за всех
203

угнетенных и погубленных турками. О, мой несчастный, храбрый Ле
Гюсьер, где ты теперь и что с тобой?!
— Ах, как сильно, должно быть, ты любишь его, синьорина, —
прошептал араб, не проронивший ни одного слова из всего сказанно-
го герцогиней д’Эболи, с которой он не сводил горящих глаз.
— Сильно ли я его люблю?! — странным голосом воскликнула
девушка. — О, аль-Кадур, я люблю его так, как могут любить только
женщины твоей знойной родины.
— Если не сильнее! — со вздохом промолвил араб. — Другая жен-
щина едва ли сделала бы то, что сделала ты; она не решилась бы
покинуть свой роскошный дворец в Неаполе, не переоделась бы муж-
чиной, не снарядила бы за свой счет целого отряда воинов и не
пришла бы сюда, в город, осажденный чуть не сотней тысяч врагов,
где каждую минуту угрожает страшная смерть.
— Да разве я могла остаться спокойной на родине, зная, что он
здесь и что его ожидают страшные опасности?
— А подумала ли ты о том, синьорина, кто спасет тебя в тот день,
когда туркам удастся наконец овладеть крепостью и ворваться в
город, чтобы предать его огню и мечу?
— Мы все в воле Божьей, — с покорностью отвечала синьорина
д’Эболи. — К тому же, если Ле Гюсьер будет убит, я все равно не
переживу его.
По бронзовому лицу араба пробежала судорога.
— Так что же я должен делать, синьорина? — снова спросил он
немного погодя. — Мне необходимо вернуться в турецкий стан, пока
еще темно.
— Что ты должен делать? Главное, постараться узнать, куда
девали Ле Гюсьера. Когда мы это узнаем, отправимся выручать его,
понимаешь, аль-Кадур?
— Хорошо. Завтра ночью я узнаю об этом.
— Буду ли я еще жива до того времени? — задумчиво произнесла
молодая девушка.
— Что ты говоришь, синьорина! — с ужасом вскричал араб. — С
чего у тебя такая черная мысль?
— Эх, аль-Кадур, ведь я здесь не на пиру.„ Но оставим это. Скажи
лучше вот что. Не знаешь ты, кто тот турецкий рыцарь, который
ежедневно является под стены Фамагусты с вызовом нас на едино-
борство?
— Это Мулей аль-Кадель, сын дамасского паши. Но почему ты
меня об этом спрашиваешь, падрона?
— Потому, что мне предстоит завтра вступить с ним в единобор-
ство, мой верный аль-Кадур.
— Тебе? С ним?! — воскликнул араб с мгновенно исказившимся от
ужаса лицом. — Да разве это возможно!.. Я сейчас же прокрадусь в
204

его шатер и убью его, чтобы он не смел больше беспокоить защитни-
ков Фамагусты, а главное мою„.
— Не бойся за меня, аль-Кадур. Мой отец был, ты знаешь, первым
бойцом в Неаполе; он научил и меня так хорошо владеть шпагой, что
я смело могу померяться силами с самым лучшим из турецких бой-
цов.
— Знаю, что ты мастерски владеешь шпагой, но все-таки боюсь за
тебя, синьорина: Мулей аль-Кадель — очень опасный соперник. Что
или кто заставляет тебя принять его вызов?
— Капитан Лащинский.
—А, это тот польский выходец, который, как мне кажется, питает
к тебе за что-то тайную злобу? От зорких глаз сына пустыни ничто
не укроется, и я уже давно разглядел в этом поляке твоего врага,
синьорина. Неужели это он...
— Да, он. Вот, послушай, что у нас произошло с ним.
И молодая девушка рассказала о своей схватке с поляком.
Аль-Кадур так и подскочил на месте, выслушав этот рассказ. Он
испустил такое рычание, и его лицо приняло такое дикое и свирепое
выражение, что девушка невольно содрогнулась, взглянув на него в
эту минуту.
Араб быстрым движением выхватил у себя из-за пояса ятаган,
клинок которого ослепительно заблестел при свете факела, и с бе-
шенством крикнул:
— Этот клинок нынешней ночью обагрится польской кровью! Не-
годяй не увидит больше солнечного восхода, и тебе не придется
выступать против аль-Каделя, синьорина.
— Нет, ты этого не сделаешь, аль-Кадур! — твердым голосом
произнесла молодая девушка. — Этим ты только заставил бы всех
говорить, что капитан Темпеста испугался и велел умертвить поля-
ка. Нет, милый аль-Кадур, ты не тронешь Лащинского.
— Так неужели ты хочешь, падрона, чтобы я равнодушно смотрел,
как ты вступишь в смертельный бой с этим турком? — выходил из
себя араб. — Чтобы мои глаза увидели твою смерть под саблей тор-
жествующего врага?! Падрона, жизнь аль-Кадура всецело принад-
лежит тебе до последней капли крови. Воины моего племени умеют
умирать, защищая своих господ. Это уже не раз было доказано, и
аль-Кадур...
— Все это я знаю, мой друг, и верю твоей преданности, но пойми:
капитан Темпеста должен показать всему миру, что он никого и
ничего не боится, — возразила герцогиня. — Это необходимо, между
прочим, и для того, чтобы скрыть мой пол и мое звание, понял?
— Нет, падрона, я не могу этого понять, — резко проговорил араб. —
Но убью этого поляка — вот и все!
— Я запрещаю тебе это, аль-Кадур!
205

— Но, синьорина...
— Приказываю тебе повиноваться, слышишь?!
Араб опустил голову, и из-под ресниц его полузакрытых глаз
медленно скатились две крупные слезы.
— Да, — произнес он глухо, — я забыл, что я раб, а рабы обязаны
повиноваться.
Девушка подошла к нему и, положив ему на плечо свою малень-
кую белую руку, задушевно сказала:
— Повторяю: ты не раб мне, а друг.
— Благодарю, синьорина, — тихо проговорил араб, низко скло-
нившись перед своей госпожой. — Я буду делать все, что ты прика-
жешь, но клянусь тебе, что размозжу голову этому турку, если он
победит тебя! Не можешь же ты запретить своему верному рабу
отомстить за тебя в случае, если ты пострадаешь от руки врага? Что
будет мне за жизнь без тебя!
—Хорошо, мой верный друг, если я умру, делай тогда, что хочешь..
Ну, а теперь тебе пора уходить. Скоро начнет рассветать, и тогда тебе
будет трудно вернуться в турецкий стан. Иди.
— Иду, иду, синьорина, и узнаю, куда девали синьора Ле Гюсьера.
Клянусь тебе в этом!
Они оба вышли из каземата и вернулись в бастион, где все усили-
вался и усиливался гул кулеврин и треск мушкетного огня.
Приблизившись к синьору Перниньяно, руководившему мушкете-
рами, герцогиня, теперь опять превратившаяся в капитана Темпеста,
приказала ему:
— Прекратите на несколько минут стрельбу: аль-Кадур возвра-
щается в турецкий лагерь.
— Слушаю. Больше ничего не прикажете, синьорина? — осведо-
мился венецианец.
— Пока больше ничего. Впрочем, вот что еще: не зовите меня,
пожалуйста, синьориной, а называйте капитаном Темпеста. Я не
хочу, чтобы еще кто-нибудь, кроме трех лиц — вас, Эридзо и аль-Ка-
дура — знал, кто я. Прошу вас этого не забывать.
— Слушаю, капитан. Простите за забывчивость.
—Так прекратите же огонь. Всего на несколько минут. Думаю, что
от этого Фамагуста не погибнет.
Когда герцогиня отдавала приказания в качестве капитана сво-
его отряда, голос ее звучал резко и повелительно, как у настоящего
старого, пропахшего порохом воина-командира, не терпящего ника-
ких возражений.
Лейтенант Перниньяно передал распоряжение капитана Темпе-
ста артиллеристам и аркебузирам, которые тут же прекратили
стрельбу. Воспользовавшись этим временным затишьем, араб по-
спешно поднялся на край стены.
206

— Берегись же турка, синьорина! — шепнул он своей госпоже,
собираясь спуститься вниз. — Если умрешь ты, умрет и твой бедный
раб, постаравшись, конечно, сначала отомстить за тебя.
— Не бойся за меня, друг, — отвечала герцогиня. — Я знакома с
ратным делом не хуже, а, пожалуй, даже получше всех остальных
защитников Фамагусты. Прощай. Удаляйся скорее.
Подавив тяжелый вздох, готовый вырваться из его груди, араб
ловко начал спускаться вниз со стены и через несколько минут исчез
в темноте.
Простояв неподвижно на месте еще с минуту, девушка медленно
дошла до одного из уцелевших зубцов стены и под его защитой
опустилась на груду мешков с землей; положив обе руки на эфес
шпаги и прижавшись к ним подбородком, она глубоко задумалась.
Орудийные и ружейные залпы быстро следовали один за другим.
Артиллеристы и стрелки неутомимо осыпали железом и свинцом
черневшую под ними равнину; они старались остановить смелых
турецких минеров, которые с редкой стойкостью и упорством про-
должали свое разрушительное дело, продвигаясь вперед и точно
издеваясь над угрозой защитников Фамагусты.
— Не узнали ничего точного, капитан? — вдруг раздался возле
герцогини голос, выведший ее из глубокой задумчивости.
Это был синьор Перниньяно, приблизившийся к своему начальни-
ку после того, как заставил прекратить на время огонь.
— Нет еще, синьор, — отвечала она, подняв голову и взглянув на
вопрошавшего.
— Но, по крайней мере, узнали, жив ли еще синьор Ле Гюсьер?
— Аль-Кадур говорит, что жив и все еще находится в плену.
— А где именно?
— Этого ему пока еще не удалось узнать.
— А мне кажется маловероятным, чтобы наш ужасный враг, не
знающий никогда пощады, оставил его в живых, раз он очутился у
него в руках.
— Увы! И мне думается то же самое, поэтому у меня и тяжело на
сердце. Скоро забрезжит утро, и молодой турок явится, как всегда,
к нашим стенам со своим вызовом нас на бой. Мне необходимо подго-
товиться к этому бою. Я или вернусь победительницей, или останусь
в поле, и тогда мои сердечные терзания прекратятся.
— Капитан, — почтительно произнес Перниньяно, — позвольте
мне, как вашему лейтенанту, выйти на поединок с этим турком. Если
я паду, меня некому будет оплакивать: ведь я последний представи-
тель графского рода Перниньянов.
— Нет, лейтенант, я не допущу этого.
— Но турок в самом деле может убить вас»
207

По прелестным губам молодой герцогини пробежала улыбка пре-
зрения.
— Я покажу и туркам, и вам, господам венецианским воинам, как
умеет биться капитан Темпеста... Прощайте, синьор Перниньяно! По-
верьте, я никогда не забуду своего храброго лейтенанта.
Оправив на себе панцирь, она красивым жестом оперлась левой
рукой на шпагу и стала спускаться с бастиона в то время, как пушки
осажденных и осаждающих продолжали потрясать окрестности
страшным ревом и беспрерывными вспышками освещали ночную
тьму.
IV
Поединок
АД ПОКРЫТОЙ ДЫМЯЩИМИСЯ РАЗВАЛИНАМИ
Фамагустой медленно всходил день. Необозримый
турецкий стан начинал мало-помалу вырисовывать-
ся в лучах утреннего солнца во всех своих подробно-
стях. Насколько хватал глаз, повсюду виднелись
целые тысячи высоких разноцветных блестящих па-
латок, из которых одни, более крупных размеров, были увенчаны зо-
лотым или серебряным полумесяцем, а другие, поменьше и
поскромнее, — конским хвостом.
Посреди этого хаоса резко выделялась обширная палатка визи-
ря, главнокомандующего султанской армией. Эта палатка была из
ярко-розовой шелковой материи; на ее вершине гордо развевалось
зеленое знамя Пророка. Один вид этого знамени фанатизировал
поклонников ислама, делая их такими же страшными и свирепыми,
как львы их аравийских пустынь.
На открытом пространстве перед станом начинали собираться
толпы пеших и конных воинов, шлемы, броня и оружие которых
сверкали в лучах солнца ослепительной рябью огненных бликов. Вся
эта огромная масса людей с удивлением смотрела на фамагустскую
крепость, видимо пораженная, как чудом, тем обстоятельством, что
это гнездо христиан еще держится, несмотря на усиленную бомбар-
дировку, которой оно подвергалось в течение целой ночи.
Вернувшись от коменданта крепости, которому он заявил о пред-
стоящем единоборстве его и Лащинского с турецким витязем, капи-
тан Темпеста молча наблюдал за движением в турецком лагере, стоя
между двумя стенными зубцами, действительно точно чудом еще
уцелевшими от громадных каменных ядер, от действия которых ба-
стион был завален грудами обломков и мусора.
В нескольких шагах от капитана Темпеста, во впадине стены,
находился капитан Лащинский, которому его щитоносец перестеги-
208

вал кирасу, очень плохо на нем сидевшую, вероятно потому, что она
была не на своем месте. Поляк был немного бледен и далеко не
спокоен духом, хотя ему не впервые уже приходилось драться с
турками.
Внизу, во дворе крепости, синьор Перниньяно с одним из славян-
ских солдат держали под уздцы двух великолепных коней, помеси
итальянской и арабской кровей. Взглядывая по временам на верши-
ну стены,’лейтенант с улыбкой смотрел на возню поляка с кирасой.
Пушечная пальба была прекращена оттуда и отсюда. Из неприя-
тельского стана доносились голоса муэдзинов, громко возносивших
утреннюю молитву, всегда заканчивавшуюся у них заклинанием ис-
требить гяуров. На стенах Фамагусты венецианцы собирались за-
втракать куском черствого, заплесневевшего хлеба, смоченного в
прогорклом оливковом масле; другого продовольствия у них больше
не оставалось У жителей города Фамагусты и того не было; они
должны были утолять свой мучительный голод травой и отваром из
костей и кожи павших животных.
Лишь только муэдзины замолкли, из стана выехал молодой ви-
тязь и галопом понесся к стенам Фамагусты, собственно к бастиону
Святого Марка. За ним, на некотором расстоянии, следовал его ору-
женосец, державший в руках белый шелковый флаг, над которым
сверкал золотой полумесяц и развевался белый конский хвост. Ви-
тязь этот был красивый молодой человек, лет двадцати четырех,
белолицый, с маленькой черной бородкой и усами, с живым и острым
взглядом больших темных глаз.
Одежда и вооружение его отличались красотой и большой рос-
кошью. Голова его была обвита розовым шелковым тюрбаном и при-
крыта блестящим шлемом с длинным волнистым белым страусовым
пером. Верхняя часть его стройной фигуры была сжата сверкающей
посеребренной и украшенной чудными золотыми арабесками броней
со стальными наручниками. Широкие шелковые шаровары розового
с белым цвета были заправлены в желтые сафьяновые сапоги. На
плечах рыцаря развевался длинный белый тончайшей шерсти плащ
с лазурной каймой и такого же цвета кистями. В правой руке он
держал кривую саблю, а за широким пунцовым кушаком у него
виднелся ятаган.
Не доехав нескольких сот шагов до стены бастиона, рыцарь зна-
ком приказал своему оруженосцу водрузить в землю флаг с целью
показать осажденным, что он явился под защитой эмблемы мира.
Прогарцевав затем несколько минут на месте на своем чудном бело-
снежном арабском, богато убранном коне, он громко крикнул по-
итальянски:
— Мулей аль-Кадель, сын дамасского паши, вызывает на едино-
борство христианских рыцарей. Если никто из них и ныне не примет
209

моего вызова, я буду смотреть на них как на негодных трусов, недо-
стойных выступить лицом к лицу с храбрыми рыцарями полумесяца.
Если есть у кого-нибудь из них хоть капля хваленой рыцарской
крови, пусть он не медлит доказать это. Мулей аль-Кадель ждет.
В ответ на этот вызов через стену бастиона перегнулся капитан
Лащинский, которому наконец удалось при помощи оруженосца
кое-как приладить кирасу. Грозно размахивая над головой шпагой,
поляк рявкнул во все свое грубое горло:
— Мулею аль-Каделю не придется на этот раз уехать ни с чем от
стен крепости. Сейчас я дам ему урок, которого он никогда не забу-
дет... Я разрублю его пополам, как щенка, вместе с его лошадью...
Кроме меня, здесь есть еще один храбрец, тоже поклявшийся снять
с тебя голову!
— Жду вас обоих! — коротко отвечал турецкий витязь, продол-
жая гарцевать на своем коне и восхищая всех своей ловкостью.
— Жди, жди! Сейчас явимся и зададим тебе звону! — снова про-
кричал поляк.
Спускаясь вместе с капитаном Темпеста со стены, чтобы сесть на
коней, Лащинский спросил его не без оттенка насмешки:
— Вы непременно хотите драться с ним?
— Непременно, — холодно ответил капитан Темпеста.
— Так давайте бросим сначала жребий, кому первому схватиться
с этим головорезом.
— Как вам угодно, капитан, мне все равно.
— Вот у меня остался еще один цехин в кармане. Голова или
крест?
— Выбирайте сами.
— Я предпочитаю голову. Это будет хорошим предзнаменованием
для меня и дурным для турка. Кому выпадет крест, тому и начинать
первому.
— Хорошо, бросайта
Поляк подбросил кверху монету, и, когда она, перевернувшись
несколько раз в воздухе, упала к его ногам, он испустил сквозь зубы
страшное ругательство.
— Крест! — добавил он громко. — Теперь за вами очередь, синьо-
рина... то бишь, синьор.
Капитан Темпеста взял поданную ему монету и также подбросил
ее вверх.
— Голова! — объявил он спокойно, взглянув на монету, когда она
вновь опустилась на землю. — Вам, капитан, первому выступать
против сына дамасского паши.
— И отлично! Я сейчас проткну его шпагой, как сноп соломы! —
хвастался Лащинский. — Если же, паче чаяния, я ошибаюсь и волей
глупой судьбы выйдет, может быть, наоборот, то, надеюсь, вы не
210

откажетесь за меня отомстить, хотя несколько и сомневаюсь в вашем
мужестве и крепости вашей руки.
— Да? — насмешливо произнес капитан Темпеста. — Хорошо,
увидим, у кого окажется больше мужества и крепче рука.
— Я доверяю только своей собственной шпаге.
— А я своей... Теперь на коней!
По приказанию командующего крепостью был опущен подъем-
ный мост, по которому оба всадника и понеслись на равнину.
Все защитники Фамагусты и многие горожане, узнавшие о приня-
тии двумя капитанами вызова турецкого витязя, столпились на стенах
бастиона Святого Марка, с нетерпением ожидая начала интересного
поединка. Женщины молили Мадонну о даровании христианам победы
над неверным, между тем как воины, надев на концы алебард и острия
шпаг свои шлемы и потрясая ими в воздухе, кричали:
— Задайте этому поганому турку христианского звону, чтоб он
помнил его до второго пришествия, храбрые капитаны!
— Покажите неверным силу венецианских шпаг!
— Посбейте спеси с этого пестрого скомороха!
— Да здравствует капитан Темпеста!
— Да здравствует капитан Лащинский!
— Снесите голову этому неверному! Да здравствует Венеция! Да
здравствуют сыны великой республики!
Оба капитана вскачь неслись прямо на сына дамасского паши,
который, пробуя клинок своей сабли, спокойно ожидал их.
Капитан Темпеста сохранял полное хладнокровие, и на его пре-
красном лице выражалось непоколебимое мужество, прямо пора-
жавшее тех, которые знали, что этот герой — молодая девушка. Что
же касается Лащинского, то он, видимо, чувствовал себя очень
скверно, несмотря на свое хвастовство, и неловко держался на своем
коне, точно ему в первый раз приходилось сидеть на таком скакуне.
Это происходило оттого, что его конь, снаряженный, как и лошадь
капитана Темпеста, под тщательным наблюдением синьора Пер-
ниньяно, казался ему плохо защищенным. Поляку мерещилось, что
этот конь при первой же стычке с противником будет ранен и при
падении подомнет его под себя.
Он не вытерпел, чтобы не поделиться этими опасениями со своим
спутником.
— Я уверен, что эта глупая скотина, на которую меня посадили,
непременно сыграет со мной какую-нибудь скверную шутку в тот
самый момент, когда я стану протыкать этого щеголя. Как вы дума-
ете, капитан Темпеста? — спросил поляк.
— А по-моему, напротив, ваша лошадь выглядит настоящим бое-
вым конем и едва ли посрамит себя,—с улыбкой ответил его спутник.
211

— Ну, я вижу, вы мало что смыслите в лошадях. Впрочем, это и
неудивительно: ведь вы не поляк.
— Может быть, — сухо проговорил капитан Темпеста. — Зато я
больше смыслю в оружии; вы сейчас в этом убедитесь собственными
глазами.
— Сомневаюсь. Если я не сниму головы с плеч этого турецкого
франта, то не знаю, как вы с ним справитесь. Но будьте уверены, что
я обязательно постараюсь отправить его поскорее на тот свет, чтобы
спасти и вашу и свою собственную шкуру.
— Не смею в этом сомневаться, синьор Лащинский.
— Если же, сверх всякого чаяния с моей стороны, этот нахальный
красавчик ухитрится ранить меня, то я.»
— Что же вы тогда сделаете, синьор Лащинский?
— Тогда я приму ислам и сделаюсь турецким подданным, чтобы
он по обычаю не добил меня. Я человек без всяких предрассудков и
хорошо знаю, что мы только один раз живем на свете.
— Хороший же вы христианин, нечего сказать! — вскричал капи-
тан Темпеста, скользнув по поляку взглядом холодного презрения.
—Что ж, я и не хвалюсь благочестием. Я—человек, обрекший себя
на приключения, и мне совершенно безразлично, за кого биться: за
Христа или за Магомета, лишь бы мне платили за это. Моя совесть
нисколько не пострадает оттого, что я сделаюсь мусульманином, —
с цинизмом высказывался Лащинский. — А вот вы, кажется, не так
относитесь к этому делу, синьорина? — со смехом спросил он.
—Что такое? Как вы назвали меня? — стремительно обернувшись
к нему с покрасневшим лицом и нахмуренными бровями, спросил
капитан Темпеста, придерживая коня.
— Я назвал вас, как следует, — с насмешливой улыбкой ответил
поляк, остановив и свою лошадь. — Вы думаете, что и я так же глуп,
как все другие, и не понял уже давно, что знаменитый капитан
Темпеста — рыцарь в юбке? Я и ссору-то хотел затеять с вами с той
целью, чтобы, не нанося вам, конечно, серьезной раны, умелым уда-
ром прорвать вашу кирасу и дать возможность другим узнать, кто
скрывается под именем капитана Темпеста. Ха-ха-ха! Вот посмея-
лись бы тогда у нас на бастионах!
— А, может быть, вы первый не решились бы посмеяться? Вы не
подумали об этом! — резко сорвалось с туб закованной в железо
молодой герцогини. — Ведь я в военном деле буду поискуснее вас.
— Это вы-то, женщина? Ха-ха-ха!
— Так вот что, синьор Лащинский: раз вы угадали мою тайну, то,
если турок вас не убьет, мы с вами дадим защитникам и обитателям
Фамагусты другое интересное представление.
— Да? А именно?
212

— Мы доставим им удовольствие видеть, как бьются между собой
христианские рыцари, будучи смертельными врагами, — хладно-
кровно произнесла герцогиня.
— Может быть, — пожимая плечами, сказал Лащинский. — Но
даю вам слово, что все-таки я буду щадить вас, как женщину, кирасу
же вашу обязательно прорву, несмотря на то что она тоже стальная,
как и моя.
—А я со своей стороны обещаю вам, что непременно перережу вам
горло, чтобы вы не могли выдать другим моей тайны, которая должна
остаться при мне. Поняли, синьор Лащинский?
— Гм! Увидим» Однако нам лучше отложить эту интересную бесе-
ду до более удобного времени. Турок уже давно подает явные знаки
нетерпения.
С этими словами поляк пустил в галоп своего коня и со вздохом
добавил про себя: «Как бы я был счастлив, если бы мог дать свое имя
такой смелой женщине!»
Герцогиня молча последовала за ним.
Сын дамасского паши, ожидавший их в десяти шагах, вниматель-
но вглядывался в христианских рыцарей, как бы изучая их.
— Кто первый из вас желает померяться с Дамасским Львом? —
спросил он, делая саблей салют своим противникам.
— Медведь из польских лесов! — отвечал Лащинский. — Если ты
можешь похвалиться такими же длинными и острыми когтями, как
дикие звери, обитающие в пустынях и лесах твоей родины, то я
одарен страшной силой зверей моих родных болот. Вот сейчас уви-
дишь, как я одним взмахом своей шпаги разрублю тебя пополам.
Турку, очевидно, очень понравились эти слова. Он звонко рассме-
ялся и, размахивая над головой саблей, весело крикнул:
— Моя сабля ожидает вас! Посмотрим, удастся ли старому поль-
скому медведю сладить с молодым Дамасским Львом!
Более ста тысяч глаз были устремлены на готовившихся вступить
в единоборство рыцарей; все необозримые фаланги мусульман собра-
лись перед своим станом, чтобы посмотреть на этот интересный тур-
нир.
Поляк левой рукой подтянул поводья своего коня, между тем как
турок взял поводья своей лошади в зубы, чтобы иметь свободными
обе руки. Оба противника пристально глядели друг на друга, точно
желая загипнотизировать один другого взглядами.
— Если не решается напасть лев, то это не замедлит сделать
медведь! — вскричал наконец Лащинский. — Я не охотник долго
ждать.
И, так яростно пришпорив свою лошадь, что она заржала от боли,
он налетел на турка, который ожидал его неподвижно, как утес,
защищая голову саблей, а грудь — ятаганом.
213

Заметив намерение поляка, Мулей аль-Кадель одним легким на-
жимом колен заставил своего снежно-белого коня сделать искусный
скачок в сторону и в то же время так сильно взмахнул саблей над
головой противника, что мог бы прорубить его шлем, если бы попал
в него.
Поляк, очевидно ожидавший такого выпада, ловко отразил пред-
назначенный ему удар и продолжал наступление, сыпля удар за
ударом. Оба всадника бились с равной храбростью, защищая не
только самих себя, но и головы своих коней, чтобы не пострадали и
они. Лащинский все с большей и большей яростью наскакивал на
своего противника, не переставая кричать, что перерубит его попо-
лам, как связку сухих прутьев.
Зрители криками старались еще больше разжигать сражавшихся.
—Хорошенько проучи этого балаганного паяца, капитан Лащин-
ский! — кричали со стен венецианцы, когда видели, как турок вер-
телся под бешеными ударами противника.
— Уложи проклятого гяура! — ревели со своей стороны турки,
когда Мулей аль-Кадель ураганом налетал на поляка, заставляя
своего белого коня делать чудеса ловкости.
Только одна молодая герцогиня молча и неподвижно сидела на
своем коне, внимательно следя за всеми действиями бившихся; она в
особенности изучала приемы Мулея аль-Каделя на тот случай, если
придется ей схватиться с ним. Воспитанная своим отцом, герцогом
д'Эболи, который считался первым бойцом во всем Неаполе, славив-
шемся на весь мир своей образцовой школой фехтования, эта отваж-
ная молодая девушка обладала всеми качествами истинного воина;
она чувствовала себя в силах не только состязаться с Дамасским
Львом, но даже и победить его.
Поединок с возрастающим с обеих сторон ожесточением продол-
жался довольно долго. Поляк вскоре убедился, что турок обладал
стальными мускулами и еще большей ловкостью и неутомимостью,
чем он сам, поэтому захотел попытаться покончить с ним одним
особенным приемом, которому в то время учили по секрету в военных
школах. Но это-то и оказалось его гибелью. Молодому турку, должно
быть, этот прием тоже был хорошо известен и не являлся для него
неожиданностью, судя по тому, как он ловко отпарировал коварный
выпад поляка и сам нанес ему своей кривой саблей такой удар,
который Лащинский не в состоянии был отразить. Сабля турка раз-
рубила кирасу поляка с левой стороны груди и нанесла ему глубокую
рану.
— Лев победил медведя! — вскричал молодой турецкий витязь, с
торжеством размахивая окровавленным оружием вокруг головы,
между тем как сотня тысяч голосов восторженно приветствовала
его.
214

Поляк еще несколько мгновений продержался в седле, крепко
сжимая в правой руке шпату, а левую прижимая к ране, точно желая
этим остановить бившую из нее ключом и заливавшую кирасу кровь;
затем он тяжело свалился на землю, гремя вооружением и не выпу-
ская из правой руки замершую в ней шпату.
Капитан Темпеста не стал терять времени. Вынув шпагу, он подъ-
ехал к победителю и спокойно сказал ему.
— Теперь вы будете иметь дело со мной, синьор.
Молодой турок окинул юношу взглядом удивления, смешанного с
симпатией, и воскликнул:
— С вами? С таким юнцом?
— С которым вам, однако, придется повозиться подольше, чем с
этим полустариком, — самоуверенно отвечал капитан Темпеста. —
Но, быть может, вы желаете отдохнуть несколько минут?
— Нет, в этом я не чувствую никакой надобности. Тем более что с
вами я справлюсь очень скоро, несмотря на вашу похвальбу. Вы
слишком слабы, чтобы биться с Дамасским Львом.
—Зато не так слаба моя шпага, синьор,—возразил юный рыцарь. —
Берегитесь, иначе вы можете погибнуть от нее.
— Неужели вы тоже львенок и будете опаснее польского медведя? —
смеялся молодой турок.
— А вот увидите.
— Скажите мне сначала ваше имя.
— Меня зовут капитаном Темпеста.
— А’ Это имя не ново для моего слуха.
— Как и ваше для моего.
— Вы — храбрый юноша.
Капитан Темпеста в ответ на этот комплимент грациозно покло-
нился и сказал:
— Ну, я начинаю, берегитесь!
— Жду вашего выпада, но беречься советую скорее вам. Мне очень
будет жаль, если я должен буду лишить жизни такого благородного
и смелого юношу, — заметил турецкий рыцарь.
Противники сначала разъехались в противоположные стороны,
потом понеслись навстречу друг другу.
Капитан Темпеста оказался не только образцовым фехтовальщи-
ком, но и великолепным наездником, судя по тому, с какой ловкостью
и грацией он повернулся со своим конем, сделал большой круг и
вихрем налетел на своего противника. В тот самый момент, когда
Мулей аль-Кадель приготовился отразить нападение, он уже полу-
чил тяжелый удар венецианской шпагой по самому горлу, но, к
счастью для турка, шпага скользнула по кирасе и только порвала ее.
Турок хотел отбить второй удар, но также не успел и почувствовал,
215

как оружие противника снесло у него с головы шлем вместе с розо-
вым шелковым тюрбаном.
— Какой великолепный удар! — вскричал Дамасский Лев,
удивленный молниеносной быстротой, с которой был нанесен этот
удар.—Да, этот мальчик действительно несравненно искуснее поль-
ского медведя.
Капитан Темпеста снова сделал круг и вторично подлетел к сво-
ему противнику с поднятой шпагой, одинаково готовый как к напа-
дению, так и к отражению. Проскользнув с левой стороны мимо
турка и отразив его саблю, он стал гарцевать вокруг него, превосход-
но управляя своим конем, не уступавшим турецкому.
Пораженный этими неожиданными маневрами, Мулей аль-Ка-
дель с трудом увертывался от нападений своего ловкого врага. Оче-
видно, и конь его, которому перед тем уже пришлось сильно
напрягаться, начал уставать. Благородное животное чувствовало
это. Собрав последние силы, оно с громким ржанием взвилось на
дыбы, чуть не сбросило с себя всадника и несколько минут вертелось
на одних задних ногах перед конем капитана Темпеста, только те-
перь входившим в настоящий азарт.
Зрители с обеих сторон продолжали поощрять и ободрять бойцов
криками:
— Смелее, капитан Темпеста! Со смелым Бог!
— Да здравствует храбрый защитник креста!
— Срази скорее и этого гяура, Д амасский Лев!
— Да поможет тебе Пророк, наш храбрый витязь!
Капитан Темпеста, все время сохранявший изумительное хладно-
кровие, с такой быстротой нападал на своего противника, что тот
едва успевал увертываться от нападений. Большие черные глаза
венецианского витязя горели огнем, нежное лицо покрылось живым
румянцем, пунцовые губы трепетали, а тонкие ноздри раздувались,
как у старого солдата, почуявшего запах пороха.
Казалось, движения коня капитана Темпеста становились все
более и более быстрыми, между тем как арабский скакун Мулея
аль-Каделя, видимо, ослабевал, хотя все еще взвивался на дыбы и
всячески храбрился, не желая подводить своего господина.
— Берегись, Мулей аль-Кадель! — крикнул вдруг капитан Темпе-
ста и ударил его шпагой под правую мышку, где был небольшой
промежуток между кирасой и наручником.
Турок испустил крик боли и гнева, покрытый оглушительным,
как рев моря в бурную ночь, гулом голосов его единоплеменников,
бесновавшихся от досады.
Зато воины на стенах Фамагусты весело махали флагами, плат-
ками и оружием с надетыми на него шлемами.
216

— Да здравствует наш молодой капитан! Слава Богу, синьор Ла-
щинский отомщен! — восторженно кричали они.
Вместо того чтобы броситься на раненого и добить его, на что, по
тогдашним понятиям, капитан Темпеста имел полное право, он оста-
новил своего коня, с гордостью и состраданием глядя на своего про-
тивника, который только страшным усилием воли держался в седле.
— Признаете ли вы себя побежденным? — мягко спросил венеци-
анский витязь, подъезжая к турецкому.
Вместо ответа последний вновь хотел поднять свою саблю, чтобы
продолжать борьбу, но уже не имел на это силы. Зашатавшись, он
ухватился за гриву коня, но тут же, как перед тем поляк, свалился
на землю. Крики радости со стен крепости и вопль отчаяния из
турецкого стана потрясли всю окрестность.
— Добейте его, капитан Темпеста! — кричали защитники Фама-
густы. — Сострадание к неверным неуместно! Прикончите его!
Но молодой победитель сошел с коня и, держа в руке шпагу с
окровавленным острием, подошел к турку, поднявшемуся на колени.
— Я победил вас, — сказал венецианский рыцарь.
— Да. Добейте меня — это ваше право, — отвечал турок.
— Капитан Темпеста не привык убивать людей, которые не в
силах оказать сопротивление, — возразил победитель.—Вы храбрец,
и я дарю вам жизнь.
— Я не думал, что христиане могут быть так великодушны, —
полусдавленным голосом проговорил Дамасский Лев. — Благодарю
вас. Я никогда не забуду великодушия капитана Темпеста.
— Прощайте, синьор. Желаю вам скорого выздоровления.
С этими словами венецианский витязь вернулся к коню, и только
собирался вскочить в седло, как его остановили бешеные крики
турок:
— Смерть гяуру! Отомстим за павшего Дамасского Льва!
В то же время из гущи турецких фаланг выделилось человек
десять всадников, и они, потрясая поднятым оружием, с быстротой
урагана понеслись на капитана Темпеста с намерением изрубить его
в куски. При таком превосходстве сил с их стороны это им, несомнен-
но, удалось бы.
Навстречу им со стен Фамагусты раздался страшный взрыв него-
дования.
— Подлецы! Изменники! Головорезы! — кричали оттуда тысячи
голосов воинов и граждан города.
Сделав над собой почти сверхчеловеческое усилие, Мулей аль-Ка-
дель вскочил на ноги и, бледный как смерть, с глазами, пламенеющи-
ми гневом, крикнул своим соплеменникам:
—Назад, негодяи! Остановитесь! Или я тотчас же прикажу поса-
дить вас всех на кол!
217

Всадники в испуге и смущении остановились.
В этот момент на бастионе Святого Марка загрохотали кулеври-
ны, и дождем мелких ядер сбросило с коней нескольких турецких
всадников. Остальные врассыпную умчались обратно в свой стан, где
были встречены смехом и свистом товарищей, также не одобрявших
их дикой выходки.
— Вот вам и награда! Вы вполне заслужили ее! — вскричал Да-
масский Лев, поддерживаемый под руки своим оруженосцем.
Турецкая артиллерия не нашла нужным на этот раз ответить
венецианским кулевринам.
Капитан Темпеста, готовившийся было дорого продать свою
жизнь туркам, сделал прощальный салют шпагой Мулею аль-Каде-
лю и, повернув своего коня, удалился по направлению к крепости под
гром рукоплесканий, несшихся ему навстречу с бастиона.
Лишь только он отъехал несколько шагов, как поляк, который
вовсе не был убит, как все думали, медленно поднял голову и, глядя
вслед своему сотоварищу, прошептал:
— Мы еще увидимся с тобой, прелестная девушка!..
Движение его не ускользнуло от глаз Мулея аль-Каделя.
— Ба! — сказал он своему оруженосцу.—Да он еще жив? Должно
быть, у него душа крепко сидит в теле.
— Прикажешь его прикончить? — спросил оруженосец.
— Погоди... подведи меня к нему.
Опираясь одной рукой на руку оруженосца, а другой — зажимая
свою рану, Мулей аль-Кадель подошел к лежавшему на земле поляку.
— Ты хочешь прикончить меня, эфенди? — хриплым голосом обра-
тился к нему по-турецки Лащинский, пристально глядя на него. —
Не советую: с этой минуты я твой единоверец... Я отрекаюсь от кре-
ста» Ты убьешь уже мусульманина.
— Хорошо, я прикажу тебя вылечить, — отвечал турок и, с презре-
нием отвернувшись от него, удалился в лагерь.
«Вот это-то мне и нужно, — пробормотал про себя поляк. — Ну,
капитан Темпеста, вам еще придется посчитаться со мной!»
V
Турецкое жестокосердие
ОСЛЕ ЭТОГО РЫЦАРСКОГО ТУРНИРА, ИСХОД
которого заставил признать капитана Темпеста, и
без того уже славившегося своей доблестью, первым
бойцом во всей Фамагусте, осада злополучного горо-
да со стороны турецких орд шла своим чередом, но с
гораздо меньшей яростью, чем ожидали христиане.
Казалось, поражение Дамасского Льва произвело угнетающее впе-
218

чатление на весь турецкий стан. Нападения на крепость велись как-
то вяло, а бомбардировка то и дело совсем приостанавливалась.
Главнокомандующий всей армией султана, великий визирь Муста-
фа, уже не показывался, как прежде, каждое утро после молитвы
перед рядами собиравшихся на приступ войск, больше не гарцевал
перед ротой артиллеристов, ободряя их своим присутствием.
Сильна изумленные этим венецианцы напрасно ломали себе голо-
вы, стараясь разгадать причину такой странности. Это было бы впол-
не понятно, если бы наступил период рамазана, сорокадневного
мусульманского поста, в продолжение которого поклонники полу-
месяца всегда приостанавливают свои военные я другие действия
для того, чтобы исключительно предаваться молитве и, воздержива-
ясь от всякой пищи, очищать душу покаянием и внутренним созер-
цанием.
Нельзя же было предположить, чтобы великий визирь приказал
всему войску погрузиться в безмолвие и неподвижность только ради
того, чтобы не беспокоить раненого Мулея аль-Каделя; ведь он все-
таки был сын не самого повелителя правоверных, а лишь просто
паши. Это было бы уж чересчур странно.
Капитан Темпеста и его лейтенант ожидали разъяснения инте-
ресовавшего всех положения от аль-Кадура, единственного челове-
ка, который мог разрешить это недоумение; но с той ночи, когда мы
видели его в первый раз беседующим со своей госпожой, араб больше
не показывался в Фамагусте.
Непонятная бездеятельность неприятеля не доставляла, однако,
никакого облегчения осажденным, потому что им с каждым днем все
более и более давал себя чувствовать голод. Даже запасы оливкового
масла и сухой кожи павших животных (мясо их уже давно было
съедено), которыми они в течение целой недели обманывали желу-
док, начинали истощаться.
Так прошло несколько дней. Томительная тишина лишь изредка
прерывалась орудийным выстрелом с той или другой стороны. Капи-
тан Темпеста и лейтенант Перниньяно, стоя однажды ночью на бас-
тионе Святого Марка, вдруг заметили тень человека, с ловкостью
обезьяны пробиравшегося к ним на бастион.
— Это ты, аль-Кадур? — окликнул его капитан Темпеста, из пре-
досторожности взяв в руки стоявшую возле него аркебузу с зажжен-
ным фитилем.
— Я, я, падрон, — отвечал араб. — Не стреляй, пожалуйста.
Через несколько минут он, искусно уцепившись за остаток стен-
ного зубца, перелез через край стены и спустился на площадку бас-
тиона, в двух шагах от капитана Темпеста.
— Наверное, ты был обеспокоен моим долгим отсутствием, пад-
рон? — спросил он.
219

-Да, я уже боялся, что тебя схватили и убили.
— Успокойся, падрон, на меня никто не имеет подозрений, хотя в
тот день, когда ты схватился с Дамасским Львом, многие видели, как
я вооружился пистолетом, чтобы убить твоего противника в случае,
если бы даже он тебя просто оцарапал своим оружием. Счастье еще,
что был ранен он, а не ты.
— А как его здоровье?
— Ну, у этого турка должна быть очень крепкая шкура, падрон.
Он почти уже совсем оправился от раны, которую ты ему нанес; и дня
через три ему снова можно будет сесть на коня». Но у меня есть для
вас другая новость, синьоры; она, наверное, очень удивит вас.
— Какая же именно?
— Капитан Лащинский тоже поправляется.
—Лащинский?!—в один голос вскричали капитан Темпеста и его
лейтенант.
— Да, синьорина.
— Да разве он не был убит Мулеем аль-Каделем?
— Нет, это только так казалось. У польских медведей очень креп-
кие кости.
— И Мулей аль-Кадель знал, что поляк только ранен, и не добил
его? Или он уж не мог этого сделать?
— Знал, мог, но не добил, потому что поляк отрекся от креста и
принял веру Пророка, — объяснил аль-Кадур.
— Это негодяй и изменник! — с негодованием вскричал Пернинь-
яно. — Перешел в ряды врагов своих братьев по религии и оружию!
— Да, как только он встанет на ноги, его сделают капитаном
турецкой армии, — подтвердил аль-Кадур. — Один из пашей уже
обещал ему это.
Капитан Темпеста тихо проговорил, как бы про себя:
— Этот человек должен смертельно ненавидеть меня. Хотя я не
сделал ему никакого зла, но он...
— Что же вы не договариваете, капитан Темпеста? — спросил
Перниньяно, видя, что тот вдруг замялся.
Вместо того чтобы ответить своему лейтенанту, капитан Темпе-
ста вдруг обратился к арабу:
— А других, более отрадных новостей у тебя разве нет?
— Нет, падрон, — уныло отвечал аль-Кадур. — Не было никакой
возможности выяснить, где держат в плену синьора Ле Гюсьера. Мне
очень совестно, что я дал тебе слово и не сдержал его. Но видит
Аллах, как я старался! Потому так долго и пропадал: не хотелось
вернуться ни с чем.
— Верю тебе, аль-Кадур, но удивляюсь, как это никто не мог дать
тебе никаких сведений насчет местопребывания виконта. Не может
же быть, чтобы это не было известно кому-нибудь в стане... О, Боже
220

мой, должно быть, его убили, потому и молчат! — с глубоким вздохом
проговорил капитан Темпеста.
— Нет, падрон, что он жив — это я узнал точно, — успокаивал
араб.—Мне думается, что его содержат в какой-нибудь из береговых
крепостей и уговаривают перейти в мусульманство. Если бы они его
убили, то слух об этом должен был бы дойти сюда и помимо меня,
потому что тогда весь их стан говорил бы о таком событии.
—Но почему же там никто не говорит о месте его пребывания? Что
за необходимость так тщательно скрывать это?
— Не знаю, падрон. Этого я сам не могу понять.
—Хорошо, буду спокойно ожидать от тебя дальнейших сведений, —
с внезапной решимостью сказал капитан Темпеста. — Но слушайте,
что это?
Ночная тишина вдруг прервалась страшным шумом, который несся
из турецкого стана. Зазвучали трубы, забили барабаны, послыша-
лись многочисленные ружейные залпы, и поднялся невообразимый
гул голосов возбужденной многотысячной толпы. В то же время весь
лагерь, точно по волшебству, осветился красным светом бесчислен-
ных смоляных факелов, со всех сторон стремившихся к центру, где
раскидывался громадный пышный шатер великого визиря.
Капитан Темпеста, аль-Кадур и Перниньяно быстро взошли на
парапет бастиона, между тем как крепостные часовые затрубили
тревогу, после чего стены мгновенно стали покрываться толпами
воинов, выбегавших с оружием в руках из казематов, где они до этого
времени спокойно спали.
— Должно быть, готовятся к решительному приступу, — заметил
капитан Темпеста.
— Нет, падрон, — спокойным голосом возразил араб. — Это вспых-
нуло возмущение, готовившееся уже с утра.
— Вот как! Против кого же?
— Против великого визиря.
— По какому же поводу? — осведомился Перниньяно.
— Его хотят заставить приняться как следует за осаду крепости.
Уже целая неделя, как войско ничего не делает, вот оно и выражает
свое неудовольствие.
— А не слыхал ты, почему было такое бездействие, удивлявшее и
нас всех? Уж не замешалась ли здесь у великого визиря любовь? В
этих случаях пылкие турки часто совсем теряют голову.
—Да и не одни только турки, — заметил многозначительно араб. —
Вы угадали, синьор: действительно, любовь убаюкала воинственное
сердце великого визиря
— К кому же это? — полюбопытствовал даже сдержанный капи-
тан Темпеста.
221

— К одной молоденькой христианке с этого острова, падрон, —
отвечал аль-Кадур. — Ради нее он и прекратил на столько времени
военные действия против вас.
— Наверное, эта девушка или женщина очень хороша? — спросил
лейтенант.
— Да, писаная красавица. Эта девушка — дочь одного из здешних
синьоров, недавно убитого при взятии Никосии. Она, кажется, попа-
ла в плен в один день с синьором Ле Гюсьером. Я бы не желал теперь
быть на ее месте, потому что все войско требует ее смерти, видя в ней
препятствие к продолжению военных действий.
— И ты думаешь, великий визирь уступит требованиям своих
воинов? — спросил капитан Темпеста.
— Думаю, что ему ничего больше не остается делать, падрон.
— Бедная девушка! — тоном сострадания произнес капитан Тем-
песта. — Неужели ее убьют?
— Наверное, — сказал араб. — А после этого вы должны ожидать
самого ожесточенного нападения на крепость. Войску надоела эта
долгая осада; оно теперь нахлынет на Фамагусту, как взбаламучен-
ное море во время бури, и уничтожит все на своем пути.
— Мы готовы принять господ турок, как они того заслуживают, —
гордо заявил капитан Темпеста. — Наши шпаги и кирасы еще креп-
ки, а сердца не знают страха.
Араб грустно покачал головой и глухо проговорил:
— Их слишком много, падрон.
— Ну и что! Зато мы за стенами крепости, и они, во всяком случае,
не нападут на нас врасплох.
— Об этом уж позабочусь я: сумею вовремя вас предупредить™
Прикажешь мне вернуться туда, падрон?
Капитан Темпеста не ответил, очевидно, не расслышав этого воп-
роса. Облокотившись на парапет, он вслушивался в страшный рев
турецкого войска и беспокойным взором следил за движениями фа-
келов, точно производивших дикую пляску перед шатром великого
визиря. Временами можно было различить отдельные крики, выде-
лявшиеся из бури голосов:
— Смерть этой негодной рабыне! Мы требуем ее головы! Уничто-
жить колдунью, опутавшую великого визиря! Выдать ее нам!
Трубы, бубны и треск ружейных выстрелов не в силах были по-
крыть рева многотысячных орд Казалось, весь мусульманский ла-
герь находился во власти неисчислимых легионов диких зверей,
нахлынувших из африканских и азиатских пустынь.
— Так мне вернуться туда, падрон? — снова спросил араб.
Капитан Темпеста вздрогнул, точно пробудившись от сна, и по -
спешил ответить:
222

— Да, да, ступай, мой добрый аль-Кадур. — Уходи, пока еще нет
опасности, и не забудь, что я не успокоюсь до тех пор, пока ты не
принесешь мне добрых вестей. Главное — узнай, где находится синь-
ор Ле Гюсьер. В нем все мое счастье.
По лицу араба пробежало облако невыразимой грусти, но он, как
всегда, овладел своими чувствами и покорно сказал:
— Сделаю все, что только буду в силах, падрон, лишь бы на твоих
устах снова зацвела улыбка счастья и глаза твои были ясны по-
прежнему.
Капитан Темпеста сделал своему лейтенанту знак остаться на
месте, а сам отошел с арабом в угол бастиона и спросил:
— Аль-Кадур, правда, что капитан Лащинский остался жив?
—Да, падрон, он не только жив, но скоро выздоровеет и надеется.»
— Наблюдай за ним, пожалуйста.
— Хорошо. Но почему ты так интересуешься этим проходимцем,
падрон? — осведомился араб, и в голосе его послышалась тревога.
— Я чувствую в нем своего смертельного врага.
— Да? За что же бы ему быть твоим врагом?
— Он догадался, что я не то, за что выдаю себя.
— A-а! Значит, и он.» любит тебя? — глухим голосом проговорил
аль-Кадур, трясясь от гнева.
— Раньше, может быть, и любил, но теперь он возненавидел меня
за то, что не ему, а мне удалось победить Дамасского Льва.
— Синьор Ле Гюсьер может любить тебя, падрона, но этот поляк.»
О, как я ненавижу его! — дрожащим голосом прошептал араб, яро-
стно сжимая кулаки.
На некрасивом грубом лице аль-Кадура выражался такой гнев,
что молодая девушка невольно отступила от араба назад, видя,
какая страшная буря происходит в душе этого полудикаря.
— Не беспокойся, мой верный друг, — мягко проговорила она, —
моим мужем будет или Ле Гюсьер, или никто. Только он один и
достоин моей любви
Араб прижал руки к сердцу, точно желая унять его тревожное
биение, понурил голову и закрыл лицо краем плаща.
— Прощай, падрона! — тихо произнес он немного спустя. — Я буду
наблюдать за этим человеком, в котором я сам чую врага твоего
счастья. Я стану следить за ним, как следит лев за лакомой для него
добычей. Когда прикажешь, твой верный раб убьет его.
С этими словами аль-Кадур вскочил на край стены и быстро стал
спускаться вниз. Через несколько минут он скрылся в темнота
Молодая герцогиня долго еще простояла на парапете, с беспокой-
ством следя за исчезнувшей во мраке тенью своего преданного слуги
«Как должно страдать его бедное сердца’ — думала она про себя —
Несчастный аль-Кадур! Для тебя, пожалуй, было бы лучше, если бы
223

ты остался у своего прежнего господина, несмотря на всю его жесто-
кость».
Между тем Перниньяно наблюдал за тем, что происходило в ту-
рецком стане.
— Как будто успокаиваются, — вслух рассуждал он сам с собой. —
Должно быть, бедную христианку уже убили. Эти звери на все спо-
собны, когда придут в ярость. Они никого тогда не щадят: ни жен-
щин, ни детей, даже собственных.
«Да, — вздохнула про себя герцогиня, услыхавшая слова своего
лейтенанта, — наверное, они не пощадили и моего Ле Гюсьера».
Действительно, в лагере турок вдруг все затихло. Не было больше
слышно ни звуков труб, ни грохота барабанов; прекратилась и
стрельба. Даже гул голосов стал постепенно затихать, по мере того
как снова разбегались во все стороны тысячи факелов, пылающие
языки которых прорезали ночной мрак прихотливыми извивами ог-
ненных линий.
Христианские военачальники, убедившись, что в данную минуту
нет основания ожидать нападения, отправили своих подчиненных
назад в казематы, оставив лишь усиленное число часовых на стенах,
в особенности возле кулеврин.
Как и предвидел аль-Кадур, ночь прошла спокойно, так что осаж-
денные могли хорошо выспаться. Но лишь только занялась утренняя
заря, заставившая побледнеть и погаснуть последние звезды, к бас-
тиону Святого Марка, предшествуемые трубачом, подъехали четыре
турецких всадника с белыми шелковыми флажками на остриях
алебард. Когда маленький отряд остановился на известном рассто-
янии от стен крепости, трубач протрубил сигнал внимания, заста-
вивший венецианских военачальников собраться на площадке
бастиона. На обставленный соответствующей церемонией вопрос на-
чальника крепости, что нужно парламентерам, один из последних —
важное, судя по его наряду и разным знакам отличия, лицо — гром-
ким голосом проговорил предложение о коротком перемирии, в тече-
ние которого в стане войск султана Селима свершится событие,
которое должно будет оказать решающее влияние на исход войны.
Полагая, что турки опять придумали какую-нибудь новую ловуш-
ку, как это не раз уже случалось, венецианские начальствующие
лица сначала хотели ответить резким отказом, но после некоторого
совещания, не желая слишком раздражать варваров, в руках кото-
рых находилась судьба злосчастного города, согласились на просьбу
парламентеров и дали обещание, что до полудня с их стороны не
будет сделано ни одного выстрела.
По окончании переговоров с венецианцами турецкие посланные
возвратились в свой лагерь, где опять началось большое движение.
Видно было, как на громадной равнине стягивались и останавлива-
224

лись длинными рядами все войска, словно для смотра, что как будто
подтверждало подозрения христиан относительно возможности об-
мана со стороны коварного неприятеля.
Сначала выступили артиллеристы в разноцветных камзолах и
широких шароварах в сопровождении двухсот кулеврин, которые
тянули превосходные арабские лошади в богатейших попонах и
сверкающих металлическими украшениями сбруях. За ними двига-
лись роты янычар, этих наводящих ужас всемирно известных голо-
ворезов, составляющих основное ядро турецкой армии. Это были
люди, не боявшиеся смерти; когда их пускали в дело, они не останав-
ливались не только перед саблями и мушкетами, но даже перед
пушками.
Потом стали появляться албанцы в своих широких белых юбках
и громадных пестрых чалмах, с поясами, утыканными пистолетами
и ятаганами; затем следовали иррегулярные войска Малой Азии,
вооруженные длиннейшими аркебузами, алебардами и даже арба-
летами, уже более ста лет не употреблявшимися в других странах;
покрытые сверкающими стальными латами, со щитами времен чуть
не первых крестовых походов, они имели очень грозный вид. Замыка-
ли шествие ряды арабских и египетских кавалеристов, закутанных
в белые бурнусы, украшенные цветными каймами и кистями.
При звуках труб и грохоте барабанов громадное войско распола-
галось необозримым полукругом, крайние линии которого терялись
на горизонте.
— Уж не хотят ли они запугать нас видом своих сил? — с улыбкой
обратился синьор Перниньяно к капитану Темпеста, с внутренним
трепетом ужаса смотревшему на бесконечное передвижение этих
страшных масс фанатичного неприятеля.
— Бог их ведает. Но, наверное, готовится что-то ужасное, — отве-
чал капитан.
Едва успел он произнести последнее слово, как турецкие трубы и
барабаны вдруг замолкли; наступила зловещая тишина. В то же
время на середину пустого пространства, окаймленного войсками,
выехал сам великий визирь, весь закованный в черную сталь, в белой
мантии поверх доспехов и в белом тюрбане с пышным убором из
перьев, вероятно украшенном драгоценными камнями, судя по брыз-
гавшим из них во все стороны разноцветным огонькам. Турецкий
военачальник сидел на белоснежном арабском коне с длиннейшей
гривой, убранном с чисто восточным великолепием. Гордая голова
благородного животного была украшена красивым пучком из белых
страусовых перьев, спина — покрыта длинной пунцовой бархатной
попоной с золотыми вышивками и бахромой, спускавшейся почти до
земли; драгоценная сбруя коня переливалась всеми цветами радуги
при каждом его движении; на голубых бархатных чехлах для писто-
8—1151	225

летов по обеим сторонам седла, тоже отличавшегося необыкновен-
ным богатством материала и отделки, блестели золотые полумесяцы.
Визиря сопровождал герольд с длинной трубой и зеленым шелко-
вым знаменем, а за ним на белой, тоже богато убранной лошади
ехала женщина, закутанная в длинное белое покрывало, усеянное
мелкими золотыми звездочками, из-за которых нельзя было рас-
смотреть ее лицо. Потом следовал длинный ряд разных турецких
военачальников в серебряных доспехах поверх роскошных одежд и
в высоких тюрбанах, украшенных блестевшими на солнце полумеся-
цами и конскими хвостами.
Гордо подбоченясь левой рукой, а правой — сдерживая своего
горячего скакуна, великий визирь медленно въехал в полукруг, обер-
нулся лицом к фронтовым линиям войск, а вместе с тем и к бастиону
Святого Марка, с которого смотрели христиане. Обведя их присталь-
ным взглядом, он остановился и махнул рукой трубачу. Трубач про-
трубил известный сигнал, и визирь крикнул резким, далеко
разносившимся, точно металлическим голосом:
— Пусть видит весь мир, как турецкий великий визирь во славу
Аллаха и его Пророка избавляется от уз!
Вслед за тем он круто повернул коня и, выхватив саблю, подлетел
к женщине, движением ужаса откинувшей назад покрывало, — под
ним оказалось бледное лицо чудной красоты, большие темные глаза
с мольбой глядели на турка. Остановившись перед красавицей, ви-
зирь сильно взмахнул над ней саблей и одним ударом снес с плеч ее
голову, которая тут же упала на землю.
Крики негодования со стен крепости и взрыв торжества в турец-
ком лагере завершили эту трагедию.
Великий визирь обтер окровавленное лезвие сабли о попону сво-
его коня и дрожавшей рукой вложил саблю в ножны. Затем, крепко
сжав руку в кулак, он протянул ее в сторону Фамагусты и громко
крикнул голосом, полным страшной злобы и угрозы:
— За эту пролитую мною кровь расплатитесь вы, проклятые гяу-
ры! Увидимся в эту же ночь!
VI
Последний штурм Фамагусты
ГРОЗА ВЕЛИКОГО ВИЗИРЯ ПРОИЗВЕЛА ГНЕТУ-
щее впечатление на венецианских военачальников.
Они хорошо знали решительность и отвагу этого про-
славленного полководца, не раз уже одерживавшего
над ними победы, несмотря на геройскую храбрость
их солдат.
Ночной штурм, обещанный Мустафой, должен был стать решаю-
щим. При дружном натиске огромных сил неприятеля полуразру-
226

шенные стены и укрепления города не могли больше противостоять
им. Тем не менее комендант крепости распорядился принять все не-
обходимые меры для ее защиты и отпора врагу, чтобы потом венеци-
анцев нельзя было обвинять в том, что они заранее признали себя
побежденными. Удвоили караульные посты на всех башнях и местах,
возвышавшихся над рвами, хотя последние, загроможденные облом-
ками стен, скорее могли служить неприятелю удобными перехода-
ми, чем препятствием, а кулеврины поставили там, где было удобнее
всего обстреливать атакующих.
Предупрежденные граждане города, прекрасно понимавшие, что
все они будут беспощадно истреблены турками, если попадут к ним
в руки, вновь усердно занялись заделыванием брешей в стенах и
устройством разного рода заграждений.
Во всей Фамагусте царило уныние. Все обитатели инстинктивно
чувствовали, что конец города близок и что ничем уже нельзя пред-
отвратить решение грозного рока.
Турецкое войско, своей численностью превосходившее противни-
ка в десять раз, раздраженное многомесячной осадой, готовилось к
такому бешеному приступу, который должен был сокрушить все: и
стены крепостных твердынь, и мужество людей, и оружие, как бы оно
ни было грозно и крепко, и даже самую веру в сердцах христиан.
В течение остальной части дня осаждающие держали себя спо-
койно, заявляя о своем существовании лишь редкими пушечными
выстрелами, имевшими целью скорее проверку орудий, нежели уст-
рашение осажденных Только к вечеру стан снова стал оживать. К
шатру великого визиря то и дело подъезжали всадники, которые
после нескольких минут пребывания у главнокомандующего снова
вскачь возвращались к своим частям — вероятно, с полученными
приказаниями и распоряжениями. Артиллеристы перевозили к
траншеям самые тяжелые орудия, между тем как множество мине-
ров змеями расползались по равнине, стараясь избегать неприятель-
ских выстрелов.
После продолжительного военного совета под председательством
коменданта крепости Асторре Бальоне венецианские капитаны
Брагадино, Мартиненго, Тьеполо и албанец Маноли Спилотто решили
предупредить штурм яростной бомбардировкой, чтобы воспрепятст-
вовать турецкой артиллерии укрепиться на выгодных позициях и
устранить минеров.
Оглушительная бомбардировка продолжалась до самого захода
солнца, причиняя сильный вред неприятельской артиллерии. При
наступлении же вечерней темноты в крепости затрубили тревогу,
призывая население города на защиту стен. В то же время обширная
равнина начала постепенно покрываться выступавшими из враже-
ского лагеря войсками, готовыми к штурму.
227
8*

v Загремели турецкие трубы и кавалерийские барабаны. Времена-
ми поднимались дикие крики, зловещей угрозой отдававшиеся в
ушах венецианцев, а в моменты затишья слышались пронзительные
голоса муэдзинов, поощрявших и ободрявших правоверных, готовя-
щихся к последнему бою с гяурами:
— Истребите христианских воинов во славу Аллаха!.. Разрушьте
до основания их проклятое гнездо!. Нет Бога кроме Аллаха, и Маго-
мет — Пророк Аллаха!. Смелее в последний бой, правоверные!.. Пав-
ших в битве за славу полумесяца ожидает рай нашего великого
Пророка с вечно юными и прекрасными гуриями!
Защита христиан сосредоточивалась главным образом на басти-
оне Святого Марка, как на ключе всей крепости, на овладение кото-
рым будут, конечно, направлены все усилия турок. Именно там и
было поставлено двадцать самых больших кулеврин. Огонь из этих
адских жерл, управляемых искусными венецианскими артиллери-
стами, должен был произвести сильные опустошения в рядах турок,
неудержимо рвавшихся путем славной смерти в рай Магомета.
На приступ обреченного гибели города первой двинулась кавале-
рия, встреченная жестокой канонадой с крепостных башен.
Как раз в ту минуту, когда начинался страшный эпилог кровавой
драмы, на бастионе Святого Марка перед капитаном Темпеста вдруг
появился аль-Кадур; араб успел выскользнуть из лагеря вместе с
минерами, которых столько легло вокруг него под меткими выстре-
лами крепостных аркебузиров. Умный аравитянин лучше всех знал,
как пробираться незамеченным от лагеря в Фамагусту и обратно, не
подвергаясь особой опасности.
— Вот и пробил страшный для Фамагусты час, падрона! — дро-
жавшим от волнения голосом сказал он, очутившись возле своей
переодетой госпожи. — Если только не свершится чуда, город завтра
будет в руках турок.
— Мы все готовы умереть, — с покорностью промолвила она.
— А что станется с синьором Ле Гюсьером?
— Его спасет Бог.
— Бегите, синьорина, пока еще не поздно, — умоляющим голосом
шептал араб, наклоняясь к уху молодой герцогини. — Завернитесь в
мой плащ, и я незаметно проведу вас в безопасное место. Через
полчаса я уже ни за что не ручаюсь.
— Ты забываешь, аль-Кадур, что я не для забавы надела военные
доспехи, — строго возразила благородная венецианка. — Я не лишу
Фамагусту в минуту такой опасности шпаги, которая не раз уже
доказала свое умение защищать правое дело.
— Падрона, подумай, ведь ты идешь на верную и жестокую смерть!
Я слышал, как Мустафа отдал приказ не щадить никого из тех, кто
попадется живым в руки его кровожадных людей.
228

— Не бойся, мой верный аль-Кадур, я сумею достойно умереть и
не посрамлю своего имени, — гордо ответила храбрая девушка, по-
давив невольный вздох. — Если в книге судеб написано, что никто из
нас не должен пережить взятия Фамагусты, то да будет на то воля
Господня.
— Пойдем, падрона! — настаивал араб, глядя на нее с отчаянной
мольбой в глазах. — Позволь мне спасти тебя хотя бы для...
— Оставь меня в покое! Капитан Темпеста не опозорит себя по-
стыдной трусостью и останется верен себе до последней минуты.
Помни это, аль-Кадур, и не терзай меня бесполезными уговорами.
Мое слово твердо. Ты должен это знать.
— Хорошо, падрона. Ты хочешь умереть здесь, так и я умру рядом
с тобой! — в сильном возбуждении проговорил араб и подумал про
себя: «Пусть так! Смерть все сглаживает, и бедный раб успокоится
подле нее».
Между тем на окутанной ночным мраком равнине будто развер-
зся ад. В ответ на венецианскую канонаду загремели и турецкие
орудия; их было более двухсот, что в то время представляло артил-
лерию небывалой силы. Не оставалось никакого сомнения, что от
страшного действия этой артиллерии твердыни Фамагусты, уже
сильно пострадавшие в продолжение многомесячной осады, должны
окончательно пасть.
Уже предвидя страшный исход этой решительной битвы, венеци-
анцы тем не менее со спокойным духом взирали на бесчисленные
вражеские орды, устремлявшиеся на приступ с диким воем голодных
зверей, почуявших теплую кровь.
В защите несчастного города принимало участие и все его муж-
ское население, вооруженное чем попало: пиками, алебардами,
ружьями старого образца и разного рода домашними орудиями.
Каждый из этих стариков, молодых и подростков горел желанием
как можно дороже продать и свою собственную жизнь, и жизнь
дорогих его сердцу существ.
А женщины и маленькие дети со слезами и воплями ужаса стека-
лись в обширный местный собор, надеясь найти там защиту от бес-
прерывной бомбардировки, угрожающей дочиста смести весь город,
прежде чем в него вступит торжествующий победитель.
Со страшным треском одна за другой рассыпались стены и башни,
увлекая за собой храбрых защитников. В городе пылали зажженные
раскаленными снарядами дома, погребая под своими развалинами
раненых и убитых осколками бомб. Среди этого адского хаоса злове-
ще раздавалось как будто предсмертное рычание мужественно за-
щищавшегося до последних сил венецианского льва, со всех сторон
стиснутого ордами азиатских и африканских зверей.
229

Комендант крепости Асторре Бальоне, опираясь на свою шпагу,
бесстрастно смотрел с площадки бастиона Святого Марка на весь
этот ад. По-прежнему твердо и ясно звучали его команды. А что было
на душе у него в эти ужасные минуты — ведал один Бог. С тем же
внешним спокойствием глядели в пустые очи надвигавшейся смерти
и остальные военачальники. Они знали, что если попадутся живыми
в руки свирепого и кровожадного врага, то их ожидают жестокие
мучения, поэтому каждый в душе молил Вседержителя послать ему
как милость возможность умереть с оружием в руках.
Турки густыми рядами надвигались все ближе и ближе на остат-
ки укреплений Фамагусты, так же бестрепетно подвергаясь разру-
шительному огню венецианских кулеврин, будучи уверены в скорой
и окончательной победе.
— За вас, правоверные, Аллах и Пророк Его! — кричали им вслед
муэдзины. — Павшим — рай с вечно юными и прекрасными гуриями,
а оставшимся в живых победителям — вечная слава.
Во главе двигавшегося на приступ войска выступали страшные
янычары, увлекая за собой албанцев и весь пестрый сброд, собрав-
шийся под знамя Пророка из Малой Азии и пустынь Африки.
Тем временем и минеры усердно делали свое дело. Пользуясь об-
щей сумятицей, они с ловкостью кошек прокрадывались под самые
стены и башни, чтобы взорвать их, не жалея собственной жизни,
взамен которой и им был обещан доступ в рай Пророка. Таким обра-
зом эти стойкие фанатики расчищали путь кавалерии штурмующих.
Как и предвидели венецианцы, главным пунктом приступа турки
действительно выбрали бастион Святого Марка, к которому и стяги-
вались бесконечными рядами, отмечая свой путь грудами мертвых и
раненых, падавших под частым огнем венецианцев, решивших уме-
реть не иначе, как оставив по себе славную память доблестных бой-
цов.
Неустрашимо и спокойно стояли они на своих постах под непре-
рывным градом обломков взрываемых вокруг них остатков стен, со-
крушавшихся под их ногами, ядер и пуль; оглушаемые адским
грохотом орудий и ослепляемые поминутными огненными вспышка-
ми и сверканием турецких доспехов, они все-таки не покидали жи-
выми своих позиций.
Янычары уже готовились штурмовать бастион Святого Марка,
как вдруг его осветила новая вспышка, сопровождавшаяся особен-
ной силы взрывом. Заложенная, наверное, раньше, эта мина должна
была взорваться еще до приближения передних рядов осаждающих,
чтобы не подвергать их излишней опасности, но взорвалась только
теперь, быть может, под действием попавшего в нее снаряда. Произо-
шел обвал большей части стены, примыкавшей к бастиону, и уложил
на месте немало янычар, начавших было карабкаться на него.
230

Капитан Темпеста, готовившийся во главе своих далматов отра-
жать неприятеля, так сильно был ударен огромным обломком, что
тут же упал, схватившись рукой за грудь.
Увидев это, аль-Кадур, державшийся близ своей госпожи, бросил
щит и саблю и подбежал к ней.
— О Аллах, она убита! — вскричал он полным ужаса и отчаяния
голосом.
Шум битвы заглушил его слова, и никто из находившихся вокруг
не обратил никакого внимания на него. Каждому было теперь дело
только до себя. Даже лейтенант Перниньяно отнесся совершенно
безучастно к несчастью с капитаном Темпеста. Он ограничился лишь
тем, что тотчас же заменил его собой. Изливать свои личные чувства
было некогда: некоторые из янычар уже добирались до площадки
бастиона, несмотря на открытый по ним страшный мушкетный
огонь.
Вне себя от горя, аль-Кадур поднял на руки свою госпожу, как
маленького ребенка, прижал ее к своей широкой груди и спустился
с этой дорогой для себя ношей внутрь крепости, а оттуда бегом
бросился в город, нагибаясь как можно ниже к земле, когда за ним
свистели ядра и пули. Ему удалось благополучно добраться до сое-
динявшихся с крепостной стеной городских ворот, одна из боковых
башен которых была тоже сильно повреждена миной снизу, между
тем как верх башни оставался еще цел, и на нем вокруг двух кулев-
рин толпилось несколько сот воинов.
Араб стал уверенно пробираться по грудам обломков, рассыпаю-
щихся под его ногами при каждом пушечном залпе; он нашел, что ему
было нужно, — узкую брешь во внутренней толще уцелевшей части
башни — и пролез в нее. Он знал, что тут был ход в подземелье, где
можно было оставаться в безопасности, даже если бы рухнула вся
башня.
Но, должно быть, он думал, что несет только уже бездыханное
тело своей госпожи, потому что, кладя ее на пол подземелья, оты-
сканного им, несмотря на темноту, он громко, не боясь быть услышан-
ным, произнес:
— Если Фамагуста падет в эту ночь, моя госпожа и ее верный раб
будут погребены под развалинами этой башни, и никто никогда не
отыщет их тела.
Затем он достал из складок своей одежды небольшой кремень,
кусок стали и трут и начал высекать огонь.
Трут загорелся от первой же попавшей на него искры.
— Я знаю, что тут все оставлено по-прежнему, значит, найду все
необходимое, — снова проговорил вслух аль-Кадур.
Раздув трут и таким образом хоть немного осветив полнейший,
царствовавший в пещере мрак, араб стал осторожно пробираться
231

между наваленными в беспорядке ящиками и бочонками в дальний
угол, где нашел и зажег большой смоляной факел.
Это подземелье было одним из складов крепостного гарнизона, и
в нем, кроме ящиков и бочонков, содержавших оружие и боевые
припасы, лежали груды тюфяков и одеял, стояли кувшины с олив-
ковым маслом и вином, впрочем, теперь почти все пустые.
Не обращая никакого внимания на раскатывавшийся над его
головой и потрясавший всю башню гул канонады, араб взял один из
тюфяков, разостлал его на каменном полу, свернул на нем в виде
подушки одеяло и затем положил на это ложе неподвижное тело
своей госпожи.
Укрепив факел возле изголовья ложа, араб внимательно осмот-
рел доспехи молодой девушки и увидел, что по левой стороне кирасы
струится кровь.
— Течет кровь, значит, не умерла! — радостно пробормотал араб. —
Может быть, рана не опасна и моя дорогая госпожа будет спасена.
Посмотрим.
Осторожно сняв с раненой кирасу, он убедился, что у девушки
была сильно контужена левая часть груди, немного пониже плеча, и
в середине громадной опухоли виднелась довольно глубокая рана; в
ней торчал острый осколок железной скрепы, по-видимому, нахо-
дившейся в том камне, который ударил защитницу крепости во вре-
мя взрыва прилегавшей к бастиону стены.
Аль-Кадур был человек предусмотрительный и запасливый; он
всегда носил с собой, в необъятных карманах своей широкой одеж-
ды, разные мелочи, которые могли пригодиться в случае нужды.
Достав из кармана длинную полосу тонкого полотна, он смочил ее
маслом, которое оказалось в одном из кувшинов, потом осторожно
вынул из раны осколок и перевязал ее полотном. После всего этого
он взял раненую за руку и назвал ее по имени.
— Это ты, мой верный аль-Кадур? — вдруг произнесла молодая
девушка слабым голосом, с трудом открыв глаза и взглянув на скло-
нившегося над ней араба.
— Слава Творцу мира, моя госпожа жива! — вскричал араб, быс-
тро выпрямляясь. — О, падрона, я думал, что ты уже умерла!
— Что случилось, аль-Кадур? — продолжала она, приподнимая
голову. — Я ничего не помню™ Где мы? Как здесь темно... А над головой
как бы гул пушек... Да где же я?
— В подземелье, падрона, на гарнизонном складе; здесь полная
безопасность от турецких ядер.
— От турецких ядер?.. Ах, теперь я все вспомнила! — воскликнула
герцогиня, стараясь подняться на ноги, причем ее большие черные
глаза так и запылали отвагой, хотя прекрасное лицо было бледно
как смерть — Фамагуста пала?
232

— Нет еще, падрона.
— А я здесь, «в безопасности», как ты говоришь, в то время, когда
мои сотоварищи бьются с неверными!
— Ведь ты ранена, падрона, и...
— Ранена?. Да, правда, я чувствую острую боль в груди. Чем меня
ранило: пулей, осколком или, быть может, турецкой кривой саблей? —
этого не могу припомнить.
— Тебя ранило железным осколком и сильно ушибло камнем при
взрыве, падрона.
— Боже, какой страшный шум!. Что там теперь делается?
— Турки берут бастион Святого Марка приступом.
Герцогиня побледнела еще больше.
— Значит, город погиб? — дрожащим голосом продолжала она
свои расспросы.
— Вероятно, еще нет, — отвечал араб, прислушиваясь. — Кулев-
рины Святого Марка продолжают свое дело.
— Мой добрый аль-Кадур, пойди посмотри, в каком положении
бастион, — попросила молодая девушка.
— А как же я оставлю тебя одну, падрона?
—Ты можешь быть полезнее на стене, чем здесь. Иди, пожалуйста.
— Нет, падрона, я не решусь покинуть тебя здесь...
— А я тебе говорю, иди! — внезапно зазвеневшим повелительным
голосом вскричала герцогиня. — Ступай, или я пойду сама, хотя бы
мне и пришлось умереть на полпути. Я чувствую, что едва держусь на
ногах, но все-таки пойду, если отказываешься ты.
Араб низко склонил голову, чтобы скрыть брызнувшие у него из
глаз слезы, потом выхватил из-за пояса ятаган и бросился вон из
подземелья.
— Да сохранит меня Бог христиан, чтобы я мог спасти свою гос-
пожу! — прошептал он на ходу.
VII
Кровавая ночь
ТО ВРЕМЯ КАК АЛЬ-КАДУР СПЕШИЛ НАЗАД, К
бастиону, стараясь держаться ближе к стенам еще
уцелевших зданий, чтобы избежать ядер, которые
целой тучей неслись над городом, ударяясь в крыши
домов или разрываясь на мостовой и укладывая на
месте встречных стариков, женщин и детей, не успев-
ших еще укрыться в последнем прибежище—соборе, несметные пол-
чища турок уже начали атаку на остатки укреплений.
Теперь вся Фамагуста была охвачена кольцом огня и железа, все
более и более стягивавшимся вокруг нее, чтобы наконец задушить ее.
233

Как мы уже говорили, вся сила приступа была направлена на бас-
тион Святого Марка, все еще храбро защищаемого доблестными
воинами и добровольцами, решившимися отстаивать эту твердыню
до последней возможности.
Янычары, хотя и понесли уже значительный урон, усеяв равнину
грудами трупов, тем не менее с непоколебимой твердостью продол-
жали путь к намеченной цели, мгновенно смыкая свои ряды над
выбывшими из строя. Ценой многочисленных жертв достигнув уже
полу сокрушенных откосов бастиона Святого Марка, они мужествен-
но лезли вверх под огнем мушкетов, между тем как албанцы, нерегу-
лярные отряды малоазийцев и диких сынов Аравии подступали к
остальным укреплениям, которые турки решили взять одновременно
с главным пунктом фамагустских твердынь.
Фанатики бросались на приступ с бешенством голодных тигров,
взбираясь с цепкостью кошек, умело пользуясь каждой, даже самой
малейшей выбоиной, держа в руках саблю, а в зубах — ятаган и
прикрываясь стальными щитами, украшенными серебряными полу-
месяцами и конскими хвостами. И чем больше вырывалось из их
рядов жертв христианскими пулями, ядрами и другими смертонос-
ными снарядами, тем яростнее наседали на стены остальные, без
милосердия топча своих раненых товарищей и покрывая ревом гро-
хот и треск стрельбы.
Христиане стойко держались против устремлявшихся на них
свирепых полчищ и давали им самый энергичный отпор, ободряемые
присутствием коменданта крепости, звучный голос которого отчет-
ливо слышался даже сквозь страшный рев неприятеля, гул канона-
ды и треск ружейных выстрелов. Тесно сплотившись на площадке
бастиона, они образовали железную стену, которую нелегко было
разрушить штурмующим, несмотря на все их упорство. Одни из осаж-
денных саблями и мечами отрубали головы и руки наползавшим,
подобно муравьям, янычарам, другие разбивали их щиты и шлемы
тяжелыми дубинами, третьи кололи их пиками и алебардами, чет-
вертые осыпали их дождем мушкетных пуль, в то время как снаряды
кулеврин продолжали сеять смерть в задних рядах неприятельских
орд, еще находившихся под выстрелами.
Это была титаническая борьба, одинаково страшная для осаж-
денных и для осаждающих. На других бастионах, башнях и стенах
происходило то же самое, что на бастионе Святого Марка. Албанцы
и малоазйцы, раздраженные упорным сопротивлением христиан,
наносивших им такие чувствительные удары, также яростно лезли
на приступ по горам обломков, образовавшихся от минных взрывов,
по грудам трупов своих уже легших в борьбе товарищей.
В некоторых местах шла такая ужасная битва, что кровь широ-
кими потоками лилась вниз со стен, словно наверху происходил убой
234

сразу целого стада быков. Турки валились густыми рядами, поража-
емые прикладами мушкетов, саблями, мечами, пиками, дубинами и
другим первобытным оружием, но ни на шаг не подавались назад, все
с тем же слепым, стихийным упрямством продолжали лезть на при-
ступ, стараясь главным образом овладеть башнями, откуда не пере-
ставали греметь кулеврины, от действия которых осаждавшие и
несли наибольшие потери. Наружная часть башен во многих местах
была разрушена, но самое ядро этих мощных сооружений, возведен-
ных по плану и под присмотром знаменитых венецианских строите-
лей, оставалось нетронутым, представляя почти несокрушимые
твердыни.
Но если было трудно разбить эти твердыни, то можно было взять их
штурмом, не жалея для этого людей. Турки так и действовали. Что же
касается христиан, то, видя, что им не удастся на этот раз отбросить
врага, подступавшего несметными полчищами, они решили лучше уме-
реть с оружием в руках, но не сдаваться живыми, не признавать себя
побежденными и бороться до последней минуты. За неимением дру-
гого оружия они разбирали парапеты и зубцы башен, за которыми
укрывались, и забрасывали их обломками штурмующих, нанося им
и такими действиями чувствительный урон.
Когда аль-Кадур, благополучно избежав неприятельских ядер,
сыпавшихся на Фамагусту и, подобно болидам, оставлявших за со-
бой по изборожденному ими небу огненные следы, достиг главного
бастиона, борьба приняла ужасающие размеры. Незначительная
сравнительно с числом турок горсть христиан, со всех сторон тесни-
мая неприятелем, численность которого словно все увеличивалась,
несмотря на производимые в его рядах тяжелыми снарядами кулев-
рин страшные опустошения, начала медленно отступать от края
стены. Тела убитых образовали перед ними новый оплот, за которым
они и укрылись. Большая часть площадки была покрыта умирающи-
ми, которых добивали ворвавшиеся туда янычары, перерезая им
горло ятаганами. Немало, однако, погибло там и самих янычар, пав-
ших под ударами отчаянно защищавшихся христиан. Вокруг тел
убитых и раненых и вперемежку с ними громоздилось всякого рода
оружие, шлемы, щиты и тюрбаны — все полуизрубленное и залитое
кровью.
Комендант крепости, бледный как привидение, с открытой голо-
вой, в кольчуге, во многих местах прорванной турецким оружием,
окруженный еще оставшимися в живых капитанами и горстью вои-
нов, продолжал ободрять их, призывая к дальнейшему сопротивле-
нию, уже с горечью предвидя быстро приближающийся роковой
конец.
Рядом с бастионом Святого Марка находилась обширная пло-
щадка-ротонда с двумя небольшими выступами по бокам; здесь
235

иногда происходили упражнения воинов. Теперь она была пуста,
почему турки и оставляли ее без внимания. Сознавая, что бастион
можно считать уже погибшим, Асторре Бальоне приказал перенести
все уцелевшие кулеврины на эту площадку, откуда они еще могли
обстреливать штурмующих.
— Будем сопротивляться до последней возможности, друзья! —
говорил доблестный командир. — Сдаться мы всегда успеем, но сде-
лаем это только тогда, когда ничего другого нам уже не останется.
Много еще пало доблестных защитников несчастного города от
снарядов вражеской артиллерии в то время, пока они перетаскива-
ли с бастиона на ротонду тяжелые орудия, зато благодаря этому
перемещению было, хоть и ненадолго, отдалено окончательное тор-
жество штурмующих, и им пришлось поплатиться еще большим ко-
личеством жертв.
Аль-Кадур вернулся на место главной битвы как раз в ту минуту,
когда начали перетаскивать кулеврины. Увидев синьора Пернинья-
но, бывшего теперь вместо капитана Темпеста во главе далматов,
которых оставалось уже меньше половины, араб протиснулся к нему
сквозь образовавшийся на бастионе хаос живых и мертвых тел и
спросил его:
— Все пропало? Сдаете бастион?
Синьор Перниньяно сделал утвердительный жест вооруженной
саблей рукой, вздохнул и в свою очередь спросил:
— Где капитан? Что с ним?
— В безопасном месте, но сильно ранен.
— Я видел, как ты понес его. Куда?
— Я перенес его в такое место, где туркам ни за что не найти его,
когда они возьмут Фамагусту.
— Где же это место?
— В подземелье башни Брагола, служившем гарнизонным скла-
дом; наружный вход в него завален таким множеством обломков от
взрыва, что, кроме меня, никому и не найти его. Я вас проведу туда,
если Бог сохранит вашу жизнь в этом аду.
— Хорошо... Но берегись сам, аль-Кадур, не подставляйся зря! Ты
должен жить для спасения жизни капитана Темпеста.
Теснимые овладевавшими бастионом турками, смущенные и рас-
терянные воины, еще повинуясь команде главного начальника, по-
спешно отступали к ротонде и уносили с собой часть своих раненых.
— Режьте, истребляйте гяуров, правоверные, во имя Аллаха и его
Пророка! — ревели турки, уже беспрепятственно занимая площадку
бастиона, теперь сплошь покрытую трупами
При свете пожаров и отблесков пушечных выстрелов были ясно
видны зверские лица и горящие свирепой радостью глаза наступав-
ших победителей.
236

*- Артиллерия, не дремать! — громовым голосом, покрывавшим
царивший вокруг адский шум, скомандовал Бальоне.
Вслед за этой командой снова загремели перенесенные на новое
место кулеврины и осыпали штурмующих новым градом снарядов.
Передние ряды наступающих валились под этим железным и камен-
ным градом, как скошенная трава, но, пока успевали вновь зарядить
пушки, задние волны разъяренного человеческого моря с грозным
шумом уже заливали собой стены.
С каждой минутой все более и более таявшая горсточка храбрых
венецианцев и далматов, однако, не сдавалась, продолжая биться с
напряжением последних сил. Не уступали ей в храбрости и мирные
обитатели города, принявшие ценой своей жизни участие в его за-
щите.
Но никакие усилия уже не могли спасти то, что было обречено на
гибель свыше. Направленная против Фамагусты турецкая сила была
так велика, что она могла сломить и не столь малочисленного про-
тивника. Это было ясно всем и каждому, но тем не менее христиане
все еще не поддавались робости, не бросали малодушно оружия, а
умирали с ним в руках, призывая святого Марка, покровительству
которого поручали свои души.
Агония Фамагусты началась. Последние ее судороги сопровож-
дались такими неслыханными зверствами со стороны поклонников
полумесяца, что при одном слухе об этих зверствах христианские
народы старой Европы должны будут содрогнуться от негодования
и ужаса.
Восток побивал Запад, свирепые азиатские орды глумились над
истекавшим кровью христианством, и это глумление сопровожда-
лось победоносным шелестом зеленого знамени Пророка.
Но вот настал и тот момент, когда защитники бастиона Святого
Марка наконец дрогнули. В разгар страшной схватки с турками они
перестали слушаться голоса своих начальников и начали беспоря-
дочными толпами покидать прилегавшие к бастиону редуты, тоже
уже захваченные янычарами.
Груды мертвых тел всюду увеличивались, и не было ни одного
места на стенах, которое не было бы залито кровью...
Пороховой дым, смешанный с дымом горящих зданий города, оку-
тывал Фамагусту траурным покрывалом. Колокольный звон умолк,
и голоса плачущих и молившихся женщин, стариков и детей тонули
в хаосе этой последней битвы.
Охваченные паническим ужасом, венецианцы, далматы и участ-
вовавшие в защите родного города фамагустцы, тесня и давя друг
друга, покидали укрепления, которых не в силах были отстаивать
дальше своей грудью, и бросились в город, стараясь укрыться в раз-
237

валинах домов и других зданий, в еще уцелевших, но брошенных
своими прежними обитателями жилищах, в церквах и казематах.
—Спасайся, кто может! Турки! Турки! — кричали обезумевшие от
охватившего их внезапно стихийного ужаса люди, забывая, что не
может уже быть никакого спасения от этих диких зверей, когда
город очутится в их власти
Однако здесь и там, на площадях и на углах улиц, среди развалин
и пожарищ, группы венецианцев еще готовились дать отпор пресле-
довавшим их туркам, чтобы воспрепятствовать им, хотя бы временно,
проникнуть в собор, где укрывшиеся женщины с детьми и дряхлыми
стариками с покорностью ожидали ужасного конца под ударами
свирепых победителей.
К несчастью для этих храбрецов, через громадную брешь, образо-
вавшуюся от взрыва в нижней части бастиона Святого Марка, в
город ворвалась и турецкая кавалерия и бешеным ураганом понес-
лась по улицам, с воем торжества сметая на пути все препятствия.
Там, где пролетали на своих арабских конях эти люди-звери, не
оставалось ничего, кроме смерти и разрушения. Даже более много-
численное и отборное войско не могло бы противостоять бешеному
напору этих сынов пустыни.
Около четырех часов утра, когда начинало уже светать и порохо-
вой дым стал понемногу рассеиваться, янычары, с помощью кавале-
рии уже овладевшие всем городом, беспощадно истребляя все живое,
попадавшееся им по пути, приблизились наконец к древнему собору
Святого Марка.
На верхней ступени паперти собора, окруженный несколькими
десятками воинов, стоял доблестный комендант крепости Асторре
Бальоне; бледный, покрытый ранами, он все еще держал в руках свой
окровавленный меч. Стальная кольчуга героя, сплошь покрытая за-
пекшейся кровью, висела клочьями, на непокрытой голове его взду-
лись огромные шишки — от ударявших в нее осколков. Но, несмотря
на все это, руки храброго венецианского кондотьера не дрожали,
голос оставался по-прежнему твердым, лицо — спокойным и глаза —
ясными. Видно было, что этого верного сына Венеции могла сломить
одна лишь смерть.
Увидев его величавую фигуру, янычары вдруг остановились, и на
их губах замерли крики торжествующей свирепой и кровожадной
радости.
Один паша, в сверкающем шлеме с тремя длинными зелеными
перьями и с широким мечом в руках, горя нетерпением покончить с
этой жалкой по количеству группой гяуров, конем своим проложил
себе дорогу сквозь толпу пеших янычар и с заносчивым видом, гордо
подбоченившись, насмешливо крикнул:
238

— Подставляйте же свои глупые головы, христиане, под сабли
правоверных! Вам уже не на что надеяться! Лев вашего святого
Марка побежден полумесяцем!
По гордым устам венецианского кондотьера скользнула презри-
тельная улыбка, и в больших темных глазах его сверкнули молнии.
— Рубите и наши головы! — ответил он твердым голосом, бросив
свой меч. — Но помните, что лев святого Марка еще жив в Венеции,
и настанет день, когда его грозное рычанье раздастся в стенах самой
Византии!
Затем, простерши правую руку к открытым церковным дверям,
добавил:
— Вот там, у святого алтаря, находятся слабые старцы, женщины
и дети. Режьте и их, если вам не стыдно, они вам не могут сопротив-
ляться. Позорьте, если желаете, славу восточных воинов. Судить вас
будет беспристрастная история.
Турок молчал: слова венецианского военачальника ударили его
прямо в сердце, и он не находил, что на них возразить.
В этот момент загудели турецкие трубы и забили барабаны. Яны-
чары мгновенно расступились, чтобы очистить путь великому визи-
рю, ехавшему в сопровождении своей свиты и албанских
телохранителей.
Главнокомандующий турецкой армией ехал с открытым забра-
лом и с обнаженной саблей в руке. Лоб его был сильно нахмурен,
глаза горели кровожадным огнем. Великолепный конь его, красовав-
шийся в уборе, роскоши которого мог бы позавидовать сам повели-
тель правоверных, беспокойно озирался по сторонам, поводил
маленькими ушами и беспрестанно фыркал, глядя на множество
трупов, через которые ему то и дело приходилось переступать; оче-
видно, благородное животное еще не было приучено к такой резне и
не одобряло ее.
Указывая саблей на кучку венецианцев, покорно ожидавших те-
перь своей грустной участи, визирь громко крикнул:
— Что же вы смотрите на этих нечестивцев? Прикончить сейчас
же и их!
Пока янычары поспешно набрасывались на не оказывавшие уже
сопротивление жертвы, великий визирь заставил своего коня взоб-
раться по ступенькам паперти, въехал в ярко освещенный первыми
лучами солнца собор и, высокомерно подбоченясь, остановился по-
среди него.
При виде этого страшного всадника жавшиеся вокруг алтаря
женщины с грудными младенцами на руках и со множеством судо-
рожно цеплявшихся за них детей старших возрастов испустили ду-
шу раздирающий вопль ужаса. Дряхлый священник, единственный
изо всего духовенства в Фамагусте оставшийся в живых, дрожащи-
239

ми руками поднял над ними крест, чтобы этим символом христиан-
ства смягчить сердце кровожадного последователя ислама.
Момент был торжественный и ужасный. Недоставало только од-
ного слова или простого знака со стороны визиря, чтобы янычары,
уже покончившие с последними венецианцами и хлынувшие вслед
за ним в собор, набросились и на этих злополучных, беззащитных
существ и перерезали их, как стадо овец
Великий визирь некоторое время неподвижно и молча смотрел на
крест, колебавшийся в слабых руках старого священника. Женщины
и старцы посылали последние мольбы к небу, дети пронзительно
плакали, между тем как янычары глухо шумели, выражая свое не-
терпение скорее покончить с последними жертвами.
Вдруг все эти матери, точно на них нашло вдохновение свыше,
одновременно простерли к великому визирю своих невинных младен-
цев и завопили в один голос:
— Пощади хоть наших детей, ведь они ни в чем не виновны! Сми-
луйся хоть над ними! Именем Всевышнего умоляем тебя об этом!
Главнокомандующий войсками султана Селима опустил саблю,
которой хотел подать знак к новой резне, и, обернувшись к янычарам,
повелительно крикнул:
— Все здесь находящиеся принадлежат падишаху! Горе тому, кто
тронет хоть один волос на их голове!
Этими словами всем находившимся в соборе была дарована
жизнь.
VIII
В подземелье
ОГДА АЛЬ-КАДУР ПОНЯЛ, ЧТО ПАДЕНИЕ ФАМА-
1усты свершилось и нет уже никакой возможности
спасти ее, он окольными путями поспешил назад, в под-
земелье башни Брагола, где находилась его госпожа.
Молодая герцогиня, лежа на прежнем месте, была,
по-видимому, в сильной лихорадке и бредила. Долж-
но быть, она видела себя еще лицом к лицу с врагом, потому что де-
лала такие движения рукой, точно размахивала шпагой, и
бормотала глухим отрывистым голосом:
— Вот там- турки- аравийские тигры- те же... что были в Нико-
сии» О, сколько трупов» крови» А, Мустафа!.. Метьте скорее в него»
Ах, что-то тяжелое., ударило» меня в голову!.. Ле Гюсьер» Его ведет
Дамасский Лев» Защищайтесь!.. Вот они... вот!»
Прекрасное лицо больной вдруг исказилось. Она приподнялась на
своем ложе, продолжая размахивать руками, и широко раскрытыми,
полными ужаса глазами глядела куда-то, ничего, вероятно, не видя
240

в действительности. Потом она снова откинулась навзничь и затих-
ла. После острого припадка наступило успокоение. Она перестала
метаться и бормотать, лицо ее прояснилось, а на губах даже мельк-
нула улыбка.
Сидя на ящике возле ложа больной, рядом с факелом, бросавшим
красноватые отблески на черный сырой пол подземелья, араб внима-
тельно наблюдал за своей госпожой, облокотившись на колени и
обхватив голову руками. Временами из его широкой груди вырыва-
лись глубокие вздохи, а его устремленные на больную глаза глядели
так, словно видели не ее, а что-то далекое и от нее самой, и от всей
Фамагусты. Лоб его, на котором время не успело еще провести своих
борозд, был омрачен тяжелой думой; по бронзовым щекам тихо ка-
тились крупные слезы.
—Да, — с глубоким стоном прошептал он, — годы протекли; яркие
безоблачные небеса, безбрежные песчаные дали, шатры того ковар-
ного племени, которое отняло меня ребенком у матери, высокие
стройные пальмы с гроздьями плодов, скачущие на вольном просторе
пустыни верблюды — все это стало уже изглаживаться из моей
памяти, но в новой, золотой неволе я все еще вижу перед собой свою
нежную Лаглану. Бедная моя малютка! Была похищена злодеями и
ты, и неизвестно, где теперь находишься, да и жива ли еще?.. У тебя
были такие же черные глаза, как у моей падроны, такое же прекрас-
ное лицо и такие же красивые губы. Я был счастлив, я забывал о
жестоких побоях своего прежнего господина, когда ты играла на
миримбе! Я помню, как ты потихоньку приносила свежую воду несча-
стному, избитому до полусмерти невольнику и облегчала этим его
страдания. Давно мы уже расстались, и, быть может, ты давно успо-
коилась вечным сном на берегу Красного моря, которое своими роко-
чущими волнами омывает нашу пустыню, а в мое сердце прокралась
любовь к другой женщине, еще более роковая и жгучая... Да, у нее
такие же черные глаза, как у тебя, но ты была тоже невольница, как
и я, хотя и любимая своей госпожой, от этого тебе легче жилось, чем
мне, а эта — знатная, свободная синьорина, и я ее раб... Но разве и я
не человек? Разве я тоже не был рожден от свободных родителей?
Разве мой отец не был вождем амарзуков?..
Он порывисто вскочил и сбросил с себя бурнус, точно он давил его
своей тяжестью, но тут же снова сел, или, вернее, упал на свое
сиденье, словно расслабленный и разбитый. Закрыв лицо обеими
руками, он горько заплакал, бормоча сквозь всхлипывания:
— Нет, я раб, бедный раб.„ верный пес своей госпожи, и лишь в
одной смерти могу я найти успокоение и счастье... О, лучше бы мне
погибнуть от пули или от сабли своих прежних единоверцев! Тогда
окончились бы все мучения и страдания бедного аль-Кадура...
241

Он снова вскочил и, подойдя к бреши, с решительным видом начал
разбирать камни. Казалось, он задумал сделать над собой что-то
недоброе.
— Да, да, — продолжал он шептать дрожащими губами, — пойду,
отыщу Мустафу и скажу ему, что я хоть и темнокожий араб, но
исповедую веру креста, отрекшись от полумесяца, и много раз пред-
авал тайны турок. Он прикажет снять с меня мою беспокойную
голову...
Легкий стон, сорвавшийся с губ раненой, заставил его вздрогнуть
и прийти в себя. Он провел рукой по своему горячему лбу и повернул
назад. Факел начал потухать, и прелестное бледное лицо молодой
девушки освещалось лишь дождем красноватых искр. Подземелье,
не имевшее никакого сообщения с внешним миром, тонуло в глубоком
мраке. Араб содрогнулся в этом мраке и снова вслух сказал сам себе:
— Какое страшное преступление собирался я совершить в по-
исках собственного покоя: задумал бросить одну, без помощи, свою
раненую госпожу!.. О, какой я безумец и негодяй!
Он подошел к ложу раненой и при слабом свете догоравшего
факела взглянул на нее. Больная, по-видимому, крепко спала. Чер-
ные локоны рассыпались по ее белому, как мрамор, лицу, а руки были
сжаты, точно она все еще держала в них доблестную шпагу капита-
на Темпеста.
Грудь раненой дышала ровно, но, вероятно, ее мучили во сне
тяжелые видения, потому что брови ее страдальчески сдвигались и
губы судорожно сжимались. Вдруг она снова заметалась и с види-
мым испугом воскликнула:
— Аль-Кадур... мой верный друг» спаси меня!
Луч невыразимой радости загорелся в темных, глубоких глазах
сына аравийских пустынь.
— Меня видит во сне! — с блаженной улыбкой прошептал он. —
Меня зовет спасти ее!.. А я хотел бросить ее, оставить одну, без всякой
помощи! О, моя дорогая госпожа, твой раб умрет, но не раньше, чем
избавит тебя от всех опасностей!
Отыскав с помощью огнива новый факел, он зажег его, поставил
на место сгоревшего, а сам снова, в прежней позе, уселся у ложа
герцогини.
Казалось, он не слышал ни воплей последних жертв страшной
бойни, умиравших под саблями жестокого победителя, ни диких
криков торжества ворвавшихся наконец в Фамагусту варваров. Ка-
кое ему было дело до Фамагусты и до всего остального мира! Лишь
бы находилась в безопасности его госпожа!
Опустив голову на руки, он неподвижно смотрел прямо перед
собой, погруженный в новые размышления. Быть может, он снова
переживал дни юности, когда, будучи еще свободным, несся рядом с
242

отцом на быстроногом дромадере по необъятным, залитым жгучими
лучами солнца пустыням родной Аравии. Воскресала в его памяти,
вероятно, и та ужасная ночь, когда враждебное племя внезапно
напало на шатры его отца. Перерезав всех их воинов и перебив всю
семью, напавшие схватили его, тогда совсем еще юного, и увезли с
собой на своих кровных скакунах, чтобы превратить его, свободно-
рожденного сына могущественного вождя, в жалкого невольника.
Часы проходили, а аль-Кадур все еще сидел на прежнем месте.
Молодая девушка, лихорадка которой, по-видимому, уменьшилась,
спала уже спокойно. Снаружи было теперь почти тихо. Пушки боль-
ше не гремели, и шум битвы прекратился. Лишь изредка слышался
треск мушкетных выстрелов, сопровождаемый взрывом бешеных
криков: «Смерть гяурам! Хватай их, режь во славу Аллаха и Его
Пророка!» Эти гяуры были последние обитатели несчастной Фама-
густы или немногие из уцелевших венецианских солдат, старавши-
еся укрыться в разрушенных домах. Попадаясь на глаза диким
турецким ордам, они беспощадно убивались, как бешеные собаки,
хотя, казалось бы, победители уже и так по самое горло захлебыва-
лись в христианской крови.
Тихий стон раненой вдруг вывел араба из его задумчивости. Он с
живостью вскочил и нагнулся над герцогиней, которая с беспокой-
ством озиралась и пыталась подняться
— Это ты, мой верный аль-Кадур? — произнесла она слабым голо-
сом, вглядевшись в него.
— Я, падрона. Вот уж несколько часов, как я оберегаю тебя, —
отвечал араб.—Лежи спокойно. В тебе нет больше нужды там, а сама
ты здесь в полной безопасности™ Как ты себя чувствуешь?
— Я очень слаба, аль-Кадур, — со вздохом промолвила молодая
герцогиня, снова опуская голову. — Неизвестно, когда я снова буду
в силах владеть оружием.
—• Говорю тебе, падрона, что теперь в этом больше уже нет надоб-
ности, успокойся.
— Следовательно, все уже кончено? — с тоской в лице и в голосе
спросила раненая.
— Все.. — почти беззвучно отвечал аль-Кадур.
— А обитатели Фамагусты?
— Перерезаны так же, как жители Никосии. Мустафа беспоща-
ден к тем, кто долго ему сопротивляется. Это не воин, а кровожадный
тигр, которому все мало жертв.
—А что сталось со всеми моими храбрыми товарищами? Неужели
Мустафа никого не пощадил? Что он сделал с Вальоне, Брагадино,
Тьеполо, Спилотто и другими? Неужели и они все погибли?
— Думаю, что так, падрона.
243

— А не можешь ли ты узнать это наверняка? Ведь благодаря
твоему арабскому лицу и одежде ты можешь безопасно проходить
между этими зверями. Они не тронут тебя, приняв за своего.
— Нет, синьорина, теперь уже светлый день, потому что я уже
давно сижу здесь с тобой. Днем же я ни за что не оставлю тебя одну.
Кто-нибудь увидит меня, когда я буду выходить отсюда, и вернется
вслед за мной. Подумает, что у нас тут спрятаны сокровища. До-
ждемся вечера, тогда я и сделаю попытку. Там, где хозяйничают
турки, надо быть как можно осторожнее.
— И о моем лейтенанте ты тоже ничего не знаешь, аль-Кадур?
Может быть, ты видел его убитым на бастионе?
— Когда я возвращался на бастион, он был еще жив и даже успел
спросить меня о тебе. Я, конечно, ничего не скрыл от него.
— Если так, я буду надеяться, что он и сейчас жив и, быть может,
отыщет меня здесь.
— Да, конечно, если ему удалось избежать турецких сабель.» По-
зволь мне, падрона, осмотреть твою рану. Мы, аравитяне, знаем вра-
чебное искусство лучше других народов.
— Не нужно, аль-Кадур,—возразила герцогиня.—Рана невелика
и, кажется, затянется сама собой. Я только ослабла от потери крови...
Дай мне пить; жажда мучит меня.
— К несчастью, синьорина, здесь нет ни капли воды, которая
лучше всего могла бы тебя освежить. Есть только оливковое масло и
кипрское вино.
— Хорошо, давай кипрского; им тоже можно утолить жажду.
Араб достал из своего кармана складной кожаный стакан, на-
полнил его вином из одного из тех кувшинов, в которых греки храни-
ли жидкости, и поднес своей госпоже.
— Пей на здоровье, падрона, — сказал он. — Пожалуй, это вино
полезнее, чем здешняя вода; она теперь вся пропитана кровью.
Молодая девушка выпила весь стакан и снова легла, подложив
под голову руку, а араб закрыл кувшин и поставил его на прежнее
место.
— Что-то будет с нами дальше, аль-Кадур? — проговорила герцоги-
ня, тоскливо всматриваясь в окружающую ее мрачную обстановку. —
Как ты думаешь, удастся ли нам выбраться отсюда благополучно,
чтобы отправиться на поиски Ле Гюсьера?
— Может быть, и удастся, падрона, с помощью одного человека,
тоже турка, но не в пример другим великодушного и сострадатель-
ного.
— Кто же этот турок? — с любопытством спросила герцогиня,
пристально глядя на араба.
— Дамасский Лев.
— Мулей аль-Кадель?
244

— Да, падрона, он самый.
— Человек, которого я победила?
— Но которому потом даровала жизнь, между тем как ты могла
убить его, и никто, даже турки, не смели бы упрекнуть тебя в этом.
Один он способен бросить великому визирю в лицо слово осуждения
за его ненасытную жажду христианской крови...
— А если бы он знал, что его победила женщина?
— Он нашел бы, что эта женщина заслуживает поклонения, пад-
рона.
— Вот как! Странно... Что же ты думаешь сделать, аль-Кадур?
— Я думаю отправиться к Дамасскому Льву и сказать ему, в
каком мы находимся положении. Я уверен, что этот благородный
человек не только не выдаст тебя, но, быть может, будет в состоянии
дать тебе сведения насчет того места, где содержится виконт, и даже
поможет освободить его.
— И ты полагаешь, что этот турок способен быть таким велико-
душным?
— Да, падрона, я имею на то основания.
— Почему ты так хорошо знаешь его, аль-Кадур?
— Потому что знаком с одним из его приближенных невольников,
который рассказал мне о нем немало хорошего.
— А видел ты его лично?
— Видел у одного турка, которого я подпаивал ради того, чтобы
выведать у него, куда девали виконта. Этот турок, как я уже тебе
говорил, одно из начальствующих лиц. Разумеется, я скрыл от него,
что я невольник, а называл себя сыном аравийского вождя, каким я
в действительности и родился. Благодаря же твоему отцу, заботив-
шемуся обо мне, как о родном, я умею изъясняться, как люди, полу-
чившие образование, а благодаря тебе я всегда имею деньги. Вот
почему турецкий начальник и обращался со мной как с равным, и
мне пришлось у него сидеть вместе с сыном дамасского паши, Мулеем
аль-Каделем. Поэтому я и знаю его лично.
— И ты уверен, что он выслушает тебя и сделает все, о чем ты
попросишь его?
—Уверен, падрона. В случае надобности я прибегну к одной улов-
ке.
— К какой же именно?
— Это позволь мне пока оставить при себе, падрона, может быть,
обойдемся и без нее.
—А если он, вместо того чтобы помочь тебе, прикажет тебя убить?
Араб сделал неопределенное движение рукой и пробормотал про
себя: «Ну что ж! Тогда бедный невольник только перестанет стра-
дать».
Молодая девушка умолкла, но долго пролежала с открытыми
глазами, отдавшись во власть своих дум. Между тем араб подошел к
245

выходу и стал прислушиваться, что делается снаружи. В отдалении
гремели трубы и слышался смешанный гул веселых голосов. Вероят-
но, турки пировали, празднуя свою победу, обеспечивавшую их сул-
тану господство над Кипром. Изредка раздавались ружейные залпы.
Наконец аль-Кадур, удостоверившись, что наступила ночь, осто-
рожно выглянул из бреши в стене, потом снова вернулся на свое
место. Раненая крепко спала. Наклонившись, араб долго смотрел на
нее.
Потом он поправил факел, осмотрел свои пистолеты, подсыпал в
них на полки пороху и удлинил фитили, затем крепче засунул за
пояс ятаган и завернулся в бурнус.
—Теперь можно и к Дамасскому Льву, — сказал он вслух и быстро
направился к выходу.
Вдруг он остановился, затаив дыхание, и стал прислушиваться к
шороху, который доносился как будто извне.
— Ого, — пробормотал араб, — уж не турки ли там? Быть может,
разнюхали, что тут укрываются люди, и хотят пробраться сюда?
Он вытащил из-за пояса один из пистолетов, зажег фитиль и
остановился в выжидательном положении около заваленного кам-
нями выхода, держа пистолет за спиной, чтобы снаружи не было
заметно сыпавшихся с фитиля искр.
Возле самой бреши послышалось падение как бы сброшенных
откуда-то камней и осыпавшейся земли.
—Скорее всего, турки, — вполголоса соображал араб. — Ну, пусть
попробуют войти сюда: получат хороший подарок прямо в лоб.
Он спрятался за выступом стены, как лев, подкарауливающий
добычу, и приготовился стрелять, держа палец на курке.
Шум снаружи продолжался Кто-то вытаскивал камни из бреши,
стараясь, однако, действовать как можно осторожнее. Арабу при-
шло в голову соображение, что это, быть может, не турки, а тоже
какие-нибудь несчастные христиане, знающие о существовании
подземелья и пытающиеся проникнуть в это убежище, чтобы спасти
свою жизнь. «Подожду стрелять, — говорил он про себя. — Нетрудно
убить друга вместо врага».
В промежутках камней, которыми была заложена брешь и кото-
рые теперь кем-то осторожно вынимались, он разглядел одинокую
человеческую фигуру, однако не был в состоянии понять, кто бы это
мог быть.
Но вот отверстие настолько расширилось, что в нее могла просу-
нуться голова человека. Аль-Кадур направил в эту голову дуло пис-
толета и спросил:
— Кто там? Отвечайте скорее, иначе стреляю!
— Погоди, аль-Кадур. Это я, Перниньяно! — послышался голос
молодого лейтенанта.
246

IX
t
Аль-Кадур и Мулей аль-Кадель
ИНУТУ СПУСТЯ ПОМОЩНИК КАПИТАНА ТЕМ-
песта, устранив с помощью араба последнее препят-
ствие в бреши, вошел в подземелье, часть которого
слабо освещалась красноватым пламенем факела.
Злополучный молодой человек был в ужасном состо-
янии. Голова его была обвязана платком, насквозь
пропитанным кровью и прокопченным пороховым дымом, прорван-
ная во многих местах кольчуга еле держалась, сапоги также были
изорваны, а от сабли осталась одна окровавленная рукоятка с не-
большим обломком клинка. Он выглядел таким изможденным, точно
только что оправился от сильной болезни.
— А, это вы, синьор! — вскричал араб. — Великий Бог, как вы
пострадали! Хорошо, что хоть живы-то остались. А мы уже думали...
— Что с капитаном Темпеста? — прервал его венецианец.
— Спокойно спит. Не разбудите его, синьор, раньше времени. Ка-
питан нуждается в покое. Он сильно ранен. Подойдите потихоньку и
поглядите™
Но герцогиня, уже разбуженная говором, встретила лейтенанта
восклицанием:
— Перниньяно... вы? Ах, как я рада!.. Как это вам удалось вырвать-
ся живым из рук турок?
— Только чудом, капитан, — отвечал венецианец. — Если бы я не
ушел с бастиона последним, когда увидел, что сопротивляться боль-
ше нельзя и оставалось только подставить голову под удар кривой
сабли, а бежал бы вместе с нашими солдатами и городскими обыва-
телями, то и погиб бы заодно с ними как они ни старались укрыться
в городе, турки всех их разыскали и изрубили в куски. Кровожадный
визирь никого не пощадил.
— Никого?! — ужаснулась герцогиня. — Неужели погибли все
наши товарищи?
— Все„. — со вздохом произнес лейтенант.
— О, какой это дикий зверь!..
—Асторре Бальоне и Мартиненго обезглавлены, а Тьеполо и Маноли
Спилотто были изрезаны в куски и брошены собакам на съедение.
— О, Боже мой, Боже мой! — со стоном проговорила молодая
девушка, содрогаясь от ужаса и закрывая лицо руками, как бы в
защиту от страшного видения.
— Неужели и обыватели тоже все перерезаны, синьор? — спросил
аль-Кадур.
247

— Все почти; Мустафа никого не пощадил, кроме женщин и детей,
которых приказал отправить в качестве невольников в Константи-
нополь.
— Следовательно, здесь теперь все кончено для льва святого Мар-
ка? — заметила сквозь слезы герцогиня.
— Да, флаг Венецианской республики уже перестал развеваться
над Кипром, — в тон ей ответил лейтенант.
— И вы думаете, что нет никакой возможности попытаться ото-
мстить за такое ужасное поражение?
— Нет, капитан, я этого вовсе не думаю. Напротив, я уверен, что
Венеция вознаградит этих азиатских зверей так, как они того заслу-
жили.
— Дай Бог!.. Ну, а пока Фамагуста превращена в кладбище?
— Да, капитан, в сплошное страшное кладбище. Улицы полны
трупов, а стены полуразбитых укреплений утыканы головами храб-
рых защитников несчастного города.
— Ужасно! А как же вы сами-то ускользнули от общей резни,
синьор Перниньяно?
— Говорю вам, капитан, только чудом. Когда я увидел, что все
погибло, а я один, даже ценой своей жизни, не сделаю ничего полез-
ного, то поспешил незаметно спуститься с бастиона и бросился без
оглядки бежать, куда глаза глядят. Я сам не знал, удастся ли мне
найти убежище или меня тут же настигнут янычары и зарежут, как
барана. Очутившись на одной из городских улиц, я вдруг услышал,
что кто-то на нашем языке кричит мне: «Сюда, синьор, скорее к нам!»
Оглянулся и вижу, что из-за развалин одного большого дома выгля-
дывает человек и отчаянно машет мне рукой. Я бросился к нему. Он
схватил меня за руку и потащил в открытую дверь какого-то погре-
ба, очень маленького и страшно сырого. Там оказался еще один
человек. Они так хорошо замаскировали снаружи ход к себе, что ни
одной турецкой ищейке не найти их.
— Кто же эти великодушные люди? — осведомилась герцогиня.
— Это моряки венецианского флота, из тех, которые были присла-
ны нам в подкрепление под командой капитана Мартиненго: шкипер
и рулевой.
— Где же они сейчас?
— В том же погребе. Им некуда больше деться. А там ужасно
скверно: тесно, мрачно, сыро, душно...
— А откуда вы узнали, что я нахожусь здесь?
— Это я сказал синьору, — объявил араб.
— Да, — подтвердил Перниньяно, — и я, несмотря на все страсти,
которые мне пришлось пережить после вашего ухода, отлично запом-
нил указание аль-Кадура.
— Почему же вы не привели с собой этих моряков?
248

— Во-первых, потому, что я боялся, как бы это место не оказалось
занятым проклятыми янычарами, а во-вторых, как же мог я вести к
вам посторонних, когда не знал, понравится ли вам это?
— Далеко их убежище отсюда?
— Нет, в нескольких сотнях шагов.
— Эти люди могут быть нам очень полезны, синьор Перниньяно.
Следовало бы их привести сюда. Да и жаль их оставлять там одних.
— И я так думаю, герцогиня, — сказал венецианец, в первый раз
величая настоящим титулом благородную девушку.
Последняя несколько минут о чем-то размышляла, затем оберну-
лась к арабу и спросила его:
—Ты все еще не отказался от своего намерения, о котором говорил
мне некоторое время назад?
— Нет, падрона, — ответил аль-Кадур. — Только Мулей аль-Ка-
дель и может спасти нас.
— А вдруг он тебя обманет?
—Этого ему не удастся, если бы он даже и захотел, чего я, впрочем,
не ожидаю от благородного Дамасского Льва. Не забывайте, падро-
на, что у аль-Кадура есть пистолеты и ятаган, которыми он владеет
не хуже любого турка.
Герцогиня повернулась снова к Перниньяно, который с удивлени-
ем смотрел на них. Он никак не мог понять, при чем тут тот самый
молодой турок, которого герцогиня так искусно свалила с коня на
турнире под стенами Фамагусты.
—Как вы находите, синьор Перниньяно, можно ли будет нам бежать
отсюда, не будучи замеченными турками? — спросила девушка.
— Думаю, что нет, — отвечал лейтенант. — Весь город полон
янычар. Их здесь по крайней мере тысяч пятьдесят. Они еще не
вполне насытились христианской кровью, поэтому зорко выслежи-
вают, не осталось ли где еще добычи, и ни за что не выпустят из
Фамагусты ни одной живой души.
— Понятно... Отправляйся же, аль-Кадур. Теперь я сама ясно
вижу, что вся наша надежда на этого человека.
Араб молча вновь зажег потушенные им было фитили пистолетов,
попробовал, легко ли ходит в сафьяновых, богато отделанных сереб-
ром ножнах ятаган, с судорожной быстротой накинул себе на голову
капюшон своего бурнуса и сказал:
— Повинуюсь, падрона. Если я больше не вернусь — значит, моя
голова осталась в руках турок и я уже не в состоянии буду помочь
тебе. Желаю тогда тебе, падрона, как можно скорее найти отсюда
выход помимо меня, отыскать синьора Ле Гюсьера и вместе с ним
обрести» счастье, которого ты так достойна.
Герцогиня д’Эболи протянула ему руку. Он опустился на колени,
осторожно взял в свои грубые руки эту маленькую белую и нежную
249

ручку и запечатлел на ней такой поцелуй, который показался ей
прикосновением раскаленного железа.
— Ступай, мой добрый аль-Кадур, — мягко промолвила молодая
девушка, — и да сохранит тебя Господь.
Араб вскочил на ноги и с пламенеющим взором произнес голосом,
в котором звучала неукротимая решимость сына пустыни:
— Или ты будешь спасена Дамасским Львом, или я убью его!
Через мгновение он уже разобрал камни у входа и снова заложил
их снаружи. Все это он проделывал быстрыми, ловкими и решитель-
ными движениями зверя, покидающего свою берлогу с целью поиска
добычи.
«Бедный аль-Кадур! — прошептала про себя герцогиня, глядя ему
вслед. — Сколько преданности ко мне в твоем истерзанном сердце».
Выбравшись из беспорядочной груды обломков, заваливавших
нижнюю часть башни, араб смело направился к центру города, где
расположились турки, становище которых было заметно еще издали
по большому количеству освещавших его огней.
Он не знал, где в настоящее время находился Мулей аль-Кадель,
но так как это был сын известного паши и вдобавок человек, прослав-
ленный своим геройством, то араб надеялся, что его нетрудно будет
отыскать.
Прежней жизни в Фамагусте не оставалось и следа; на ее месте
водворились суровые лагерные порядки свирепых турок, не призна-
вавших ничего, что хотя бы отдаленным образом напоминало обычаи
ненавистных им христиан.
Вскоре араб вышел на площадь, окружающую собор Святого Мар-
ка, бывший уменьшенной копией знаменитого одноименного собора
в Венеции. Посреди этой площади были разведены костры, вокруг
которых расположились несколько сотен янычар, между тем как
остальное пространство охранялось часовыми, внимательно наблю-
давшими за всем происходящим вокруг. На верхней ступени собор-
ной паперти стоял албанец, который при появлении араба направил
на него дуло своего мушкета с дымящимся фитилем и громко про-
кричал:
— Кто идет?
— Видишь, что араб, а не христианин, — спокойно ответил неволь-
ник. — Я — солдат Гуссейн-паши.
— Зачем ты пришел сюда?
— Я имею важное поручение к Дамасскому Льву. Скажи мне, где
его можно найти?
— Кто посылал тебя к нему?
— Мой паша.
— Я не знаю, не спит ли уже Мулей аль-Кадель.
— Ведь еще рано, всего около девяти часов.
250

—Да, но он не совсем еще оправился от раны... Ну хорошо, пойдем,
я проведу тебя к нему. Он поместился вон в том доме, напротив.
Погасив фитиль, албанец вдел ружье в перевязь, надетую через
плечо, и направился к небольшому невзрачному дому, изрешеченно-
му турецкими ядрами, но еще настолько крепкому, что в нем можно
было жить. Перед входом в этот дом стояли два негра свирепого вида,
возле которых лежали две огромные арабские собаки.
— Разбудите вашего господина, если он уже лег, — обратился
албанец к неграм. — Гуссейн-паша прислал к нему своего человека
с важным поручением.
— Господин еще не ложился, — ответил один из негров, внима-
тельно оглядев араба.
— Так ступай к нему и скажи, в чем дело, — продолжал албанец. —
Гуссейн-паша не любит шуток; он в дружбе с самим великим визи-
рем, понимаешь?
Негр ушел в дом, между тем как его товарищ остался на месте с
обеими собаками. Посланный вскоре вернулся и сказал арабу:
— Иди за мной. Господин ждет тебя.
Аль-Кадур оказался в маленькой, плохо убранной комнате, осве-
щенной лишь одним небольшим факелом, воткнутым в наполненный
землей глиняный сосуд.
Молодой турок, немного бледный, очевидно, от не совсем еще
затянувшейся раны, был по-прежнему очень хорош — с глубокими
черными глазами, достойными освещать личико какой-нибудь гурии
из рая Магомета, тонкими чертами лица, небольшой темной бородой
и изящно закрученными красивыми усами.
Хотя еще больной, он тем не менее щеголял в стальной кольчуге,
опоясанной широким голубым шелковым шарфом, из-за которого
сверкали драгоценные, осыпанные бирюзой рукоятки кривой сабли
и ятагана.
— Кто вы? — обратился он к арабу, знаком удалив негра.
— Мое имя ничего тебе не скажет, господин, — ответил невольник
герцогини д’Эболи, по восточному обычаю прижимая руки к сердцу
и низко кланяясь. — Меня зовут аль-Кадур.
— Кажется, я видел тебя где-то?
— Очень может быть, господин.
— Ты прислан ко мне Гуссейн-пашой?
— Нет, господин, я солгал.
Мулей аль-Кадель, стоявший перед столом, невольно отступил на
два шага назад и быстрым движением схватился за рукоятку сабли,
но не вынул оружия из ножен.
Аль-Кадур, со своей стороны отступив на шаг, поспешил успоко-
ить его движением руки и словами:
— Не думай, господин, что я пришел покуситься на твою жизнь.
251

— Так для чего же ты солгал?
— Иначе мне не добраться бы до тебя, господин.
— Значит, это-то и побудило тебя воспользоваться именем ГУссейн-
паши? Хорошо. Но кто же в действительности послал тебя ко мне?
— Женщина, которой ты обязан жизнью.
— Женщина, которой я обязан жизнью?! — повторил молодой
турок в полнейшем недоумении.
— Да, господин, — говорил араб, — и притом молодая христиан-
ская девушка благородного венецианского происхождения.
— И этой девушке я обязан жизнью, говоришь ты?
— Да, господин.
— Ничего не понимаю! Никакой итальянской женщины или де-
вушки, ни благородной, ни худородной, я не знаю и ни одной женщи-
не не обязан жизнью, кроме своей матери.
— Нет, господин, — почтительно, но твердо возразил аль-Кадур,
— без великодушия той девушки тебя уже не было бы на свете, и ты
не присутствовал бы при взятии Фамагусты. Твоя рана еще не зажи-
ла и свидетельствует...
— Моя рана? Но ведь мне нанес ее тот молодой христианский
рыцарь, который свалил меня с коня, а не...
— Да, господин, именно о нем, то есть о капитане Темпеста, я и
говорю.
— Так не женщина же этот храбрец?!
— Нет, господин, это именно и есть та благородная венецианка, о
которой я говорю и которой ты обязан жизнью. Она пощадила тебя,
между тем как имела право добить побежденного ею_.
— Что ты городишь! — не то с негодованием, не то с изумлением
вскричал молодой турок, мгновенно побледнев больше прежнего и
как бы в изнеможении опускаясь в кресло возле стола. — Не может
быть, чтобы тот молодой храбрец, сражавшийся, как сам бог войны,
о котором я читал в старых языческих книгах, оказался женщиной!..
Нет, женщина не могла бы победить Дамасского Льва!
— Капитан Темпеста не кто иной, как переодетая герцогиня
д’Эболи, господин. Клянусь тебе в этом!
Изумление Мулея аль-Каделя было так велико, что на какое-то
время он лишился дара речи.
— Женщина! — произнес он наконец с нескрываемой горечью и
стыдом. — Дамасский Лев опозорен... Мне остается только сломать
свою саблю и покончить с собой!
— Нет, господин, — с прежней твердостью возразил араб, — ты не
имеешь права лишать свое войско его лучшего украшения и славы.
Позора для тебя нет никакого, потому что победившая тебя девушка —
дочь и лучшая ученица знаменитейшего в свое время рыцаря во всей
Италии.
252

— Но не отец ее состязался со мной! — со вздохом проговорил
Мулей аль-Кадель. — Подумать только, что меня сбросила с коня
молодая девушка!.. Нет, честь Дамасского Льва погибла навсегда!
— Эта девушка — ровня тебе по происхождению, господин.
— Отнесшаяся, однако, ко мне так презрительно!
— Неправда и это, господин; Она никогда не презирала тебя. Это
доказывается тем, что в трудную минуту она обращается именно к
тебе, а не к кому-либо другому.
Глаза молодого турка сверкнули радостным огнем.
— Неужели мой противник нуждается в моей помощи?.. Разве
капитан Темпеста еще жив?
— Жив, но ранен.
— Где же он? Я желаю его видеть.
— Может быть, для того, чтобы убить его? Ведь капитан Темпеста,
или, вернее, герцогиня д’Эболи — христианка.
— А кто ты такой?
— Ее преданный раб.
— Раб? А так складно изъясняешься!
— Ее отец воспитал меня, и я научился...
— И герцогиня послала тебя прямо ко мне?
— Да, господин.
— Уж не за тем ли, чтобы просить меня помочь ей выбраться из
Фамагусты?
— Да, но, кажется, и кое за чем еще.
— Она, вероятно, укрывается где-нибудь здесь, в городе?
— Да, в одном из подземелий.
— Одна? Разве ей не угрожает опасность в твое отсутствие?
— Не думаю: убежище ее хорошо скрыто, к тому же она там не
одна.
— Кто же с ней?
— Ее лейтенант.
Мулей аль-Кадель быстро встал, накинул на себя длинную тем-
ную мантию, взял со стола пару великолепных, отделанных серебром
и перламутром пистолетов и сказал:
— Веди меня к своей госпоже.
Но аль-Кадур не двинулся с места и, пытливо глядя ему прямо в
глаза, твердо произнес:
— Господин, чем ты можешь доказать мне, что идешь к ней не с
целью выдать или убить ее?
Лицо молодого турка вспыхнуло.
— Как! Ты мне не доверяешь? — с негодованием вскричал он,
Затем, подумав немного, добавил уже другим тоном: — Ты прав. Она
— христианка, а я — турок, естественный враг ее религии и народа.
Хорошо; мы найдем тут поблизости муэдзина, у которого есть Коран,
253

и я в твоем присутствии торжественно поклянусь над нашим свя-
щенным писанием, что желаю только спасти твою госпожу, хотя бы
ценой собственной жизни. Желаешь ты этого?
— Нет, господин, — ответил аль-Кадур, — теперь я верю тебе и без
клятв. Я вижу, что Дамасский Лев не уступит в великодушии моей
госпоже, герцогине д’Эболи.
— Ты говоришь, твоя госпожа ранена? Тяжело?
— Нет, не очень тяжело.
— А в состоянии она будет завтра держаться на лошади?
— Думаю, да.
— Есть у вас в подземелье какие-нибудь съестные припасы?
— Кроме кипрского вина и оливкового масла, ничего нет.
Мулей аль-Кадель хлопнул в ладоши, и вслед за тем в дверях
появились оба негра, с которыми он обменялся несколькими словами
на непонятном для аль-Кадура языке, после чего обернулся к по-
следнему и сказал ему по-арабски:
— Идем. Мои люди догонят нас.
Оба вышли из дома и, перейдя площадь, где встречающиеся сол-
даты почтительно отдавали честь своему офицеру, не спеша напра-
вились к городским башням с видом людей, желающих сделать обход
вокруг стен. Когда они прошли шагов около пятисот, их нагнали оба
негра, несшие две большие и, по-видимому, тяжелые корзины; с ними
бежали и их собаки.
Янычары не осмелились спорить с сыном всемогущего паши и
поспешили очистить ему путь.
Убедившись, что возле башни Брагола нет ни души, араб провел
Мулея аль-Каделя и его слуг прямо в подземелье. Там все еще горел
факел и все было спокойно.
Молодой турок откинул назад полы своей мантии, обменялся
вежливым поклоном с синьором Перниньяно и легкими, быстрыми
шагами приблизился к ложу герцогини, которая в это время не
спала.
— Привет даме, победившей Дамасского Льва! — воскликнул он с
видимым волнением, опускаясь перед ней на одно колено, как делали
европейские рыцари, и впиваясь глазами в лицо молодой девушки. —
Синьорина, — продолжал он — вы видите во мне не врага, а друга,
который имел случай удивляться вашей из ряда вон выходящей
храбрости и который не питает никаких злобных чувств за то, что
был побежден такой доблестной героиней. Приказывайте Мулею
аль-Каделю все, что угодно: отныне он видит свое величайшее сча-
стье в том, чтобы спасти вас и таким образом уплатить хотя бы часть
своего долга.
254

X
Благородство Дамасского Льва
ОГДА МОЛОДАЯ ДЕВУШКА УВИДЕЛА ОПУСТИВ-
шегося перед ее ложем на колено своего недавнего
противника и выслушала его горячее приветствие,
она немного приподнялась на локте и с удивлением
произнесла:
— Вы?! Мулей аль-Кадель?
— Да, это он. Вероятно, вы, доблестная синьорина, сомневались, что-
бы он, мусульманин, пришел на ваш зов? — грустно промолвил моло-
дой турок.
— Если и было это сомнение, то теперь оно исчезло, — ответила
герцогиня. — Да, я действительно думала, что вы не придете и что
мой верный слуга» больше не вернется ко мне. Все возможно в такое
время и при таких»
— Только не то, чтобы Мулей аль-Кадель мог быть так же крово-
жаден, как Мустафа с его янычарами! — горячо перебил ее молодой
человек. — Они храбры — это верно, зато и свирепы, как азиатские
тигры. Я не выходец из диких степей Туркестана или из песчаных
пустынь Аравии и находился не при одном дворе своего султана. Я
бывал и в Италии, синьорина.
— Вы видели мою прекрасную родину, Мулей аль-Кадель? — с
видимым удовольствием спросила герцогиня.
— Видел, синьорина; любовался Венецией и Неаполем. Там я и
научился ценить цивилизацию и образованность ваших соотечест-
венников, которых глубоко уважаю.
— Мне так и казалось, что вы не должны походить на остальных
мусульман, — заметила молодая девушка.
— Из чего же вы это заключили, синьорина?
— Да хотя бы и из тех слов, которые вы крикнули вашим воинам,
набросившимся было на меня с целью отомстить за ваше поражение.
Достаточно для меня было и этого, чтобы понять, с кем я имею дело.
Чело молодого турка слегка омрачилось, и из груди вырвался
вздох.
— Да, все-таки горько подумать, что я был побежден рукою жен-
щины! — тихо сказал он.
— Нет, Мулей аль-Кадель, не женщины, а капитана Темпеста,
считавшегося среди храбрых защитников Фамагусты одним из пер-
вых бойцов. Честь Дамасского Льва нисколько не пострадала, тем
более что он доказал свое мужество и искусство, сломив старого
медведя польских лесов, перед грубой силой которого многие отсту-
пали.
255

Чело турецкого витязя мгновенно прояснилось при этих любезно
сказанных словах, и на губах его мелькнула улыбка.
—Да, я согласен,—признался он,—что лучше быть побежденным
рукой женщины, нежели мужчины™ Но все-таки я желал бы, чтобы
об этом знали только мы одни и чтобы от моих соотечественников
навсегда было скрыто, кто в действительности капитан Темпеста.
Они держатся разных со мной взглядов.
— Даю вам слово, Мулей аль-Кадель, что от меня никто не узнает
этой тайны, — поспешила окончательно успокоить его девушка. —
Кроме двух находившихся сейчас здесь моих испытанных друзей, и
в Фамагусте было всего три лица, которые знали ее, но в настоящее
время их уже нет на свете: Мустафа никого из них не оставил в
живых.
— Да, великий визирь — зверь, опозоривший в глазах христиан-
ского мира всю турецкую армию. Я думаю, и сам Селим, хотя и не
отличающийся особенным великодушием и мягкостью, не одобрит
его. Побежденные имели полное право на пощаду за проявленную
ими храбрость и стойкость» Однако что же мы говорим об этом, когда
есть кое-что более важное для нашей беседы. Синьорина, я узнал, что
вы нуждаетесь в подкреплении ваших сил, и приказал своим слугам
захватить с собой снеди и вина.
Молодой турок сделал знак своим неграм, которые тотчас же
приблизились и достали из принесенных ими корзин холодное мясо,
хлеб, покрытую плесенью бутылку французского вина, сухари, бис-
квиты, кофе в особой грелке, пару ножей и две чашки.
— К сожалению, ничего другого предложить не могу, — говорил
Мулей аль-Кадель. — Хотя стол самого визиря снабжается превос-
ходно, но у его подчиненных недостает многого, к чему они привыкли.
— Я и на это не могла рассчитывать и очень признательна вам за
вашу трогательную заботу, — сказала герцогиня с сердечной улыб-
кой. —Но мои друзья более меня настрадались от недостатка пищи, уж
по одному тому, что они, как мужчины, имеют лучший аппетит» Уго-
щайтесь, синьор Перниньяно, и ты тоже, мой верный аль-Кадур, —
прибавила она, указывая на закуску.
Сама она довольствовалась чашкой кофе, налитой ей молодым
турком, и бисквитом, между тем как ее лейтенант и араб, не евшие
более двадцати четырех часов, с волчьим аппетитом набросились на
более существенной
— Так скажите мне, синьорина, что я должен сделать для вас? —
спросил Мулей аль-Кадель, когда девушка отставила выпитую чаш-
ку и отказалась от второй.
— Я попрошу вас помочь нам выбраться из Фамагусты, — ответи-
ла она.
— Вы желаете возвратиться в Италию?
256

— Пока нет.
На красивом подвижном лице турка отразилось глубокое изум-
ление.
— Следовательно, вы желаете остаться на Кипре? — произнес он
тоном, в котором слышалась затаенная радость.
—Да, до тех пор, пока я не разыщу любимого человека, находив-
шегося у вас в плену, — пояснила герцогиня.
Лицо Мулея аль-Каделя заметно омрачилось.
— Кто же этот человек? — уже более сухо поинтересовался он?
— Виконт Ле Гюсьер.
—Ле Гюсьер? — повторил Мулей аль-Кадель, закрыв глаза рукой,
чтобы сосредоточиться. — Погодите, начинаю припоминать.. А, это,
должно быть, один из тех немногих дворян, которые были взяты в
плен и пощажены Мустафой, не правда ли?
— Да. Вы знали его лично? — видимо волнуясь, осведомилась
девушка.
— Если это тот самый, кого в Никосии называли звездой, душой
тамошнего гарнизона, то знал и помню, что о нем шла молва как о
самом доблестном из христианских военачальников...
— Он, он самый... Мне хотелось бы узнать, где его держат в плену.
— Это нетрудно будет узнать Стоит только порасспросить кое-
кого у нас.
— Может быть, эти дворяне были отправлены в Константинополь,
вы не слыхали об этом?
— Нет, и мне кажется, что у Мустафы были особые намерения
относительно этих пленников... Вам желательно освободить их всех
до вашего возвращения на родину?
— Нет. Я приехала сюда в качестве капитана Темпеста исключи-
тельно с целью вырвать из ваших рук виконта Ле Гюсьера; но если
бы удалось освободить вместе с ним и остальных пленников, я, разу-
меется, была бы очень рада.
— А я до сих пор думал, что вы взялись за оружие против нас
только из ненависти к мусульманам.
— Вы ошиблись, Мулей аль-Кадель
— Очень рад этому, синьорина... Хорошо, ваше желание будет
исполнено. Сейчас неудобно пойти к Мустафе, но завтра днем я
обязательно побываю у него и узнаю, где находится Ле Гюсьер, не
беспокойтесь. Сколько с вами будет спутников? Я приготовлю турец-
кие одежды, чтобы удобнее было вывести вас из Фамагусты. Сколько
же нужно? Три?
— Нет, пять, — сказал Перниньяно. — По соседству с нами скры-
ваются еще двое христиан — венецианских моряков. Они умирают от
голода в затхлом погребе. Я обязан им спасением своей жизни, поэ-
257
9—1151

тому просил бы взять с собой и этих бедняг. Без нашей помощи они
обречены на верную и ужасную смерть.
— Отлично, — проговорил Мулей аль-Кадель. — Хоть я и бьюсь
против христиан, потому что должен это делать как мусульманин,
но не желаю быть палачом. Постараюсь, чтобы эти люди завтра были
здесь с вами.
— Благодарю вас, эфенди. Я был уверен, что благородство и вели-
кодушие Дамасского Льва не уступают его доблести, — сказал вене-
цианец.
Молодой турок вежливо поклонился ему, по-рыцарски поцеловал
руку герцогине и, приготовившись уходить, твердо заявил:
— Клянусь Кораном, что я сдержу данное вам слово, синьорина.
Итак, до завтрашнего вечера.
— Благодарю и я вас, Мулей аль-Кадель, — с дрожью в голосе
промолвила растроганная герцогиня. — Когда я вернусь на родину,
скажу там, что нашла и между мусульманами людей не менее вели-
кодушных, чем благородные венецианцы.
— Это будет большой честью для нас, — ответил сын дамасского
паши. — Прощайте, синьорина, или, вернее, до свидания!
Аль-Кадур выпустил молодого турка вместе с его слугами и соба-
ками, после чего тщательно закрыл выход и возвратился на свое
место возле ложа герцогини.
Араб только вздохнул.
—А вы вполне уверены в честности и великодушии Мулея аль-Ка-
деля, синьорина? — вдруг спросил Перниньяно.
— Вполне. Разве у вас есть сомнения на этот счет, синьор Пер-
ниньяно?
— Я вообще не доверяю туркам.
— Вообще — это понятно, синьор, но Мулей аль-Кадель составля-
ет исключение среди своих единомышленников.. А ты что скажешь,
аль-Кадур? Можно доверять Мулею аль-Каделю?
— Он клялся Кораном, — коротко ответил араб.
— В таком случае действительно сомневаться более нечего: де-
ржать клятву Кораном или на Коране считает себя обязанным даже
самый отъявленный негодяй из мусульман, — согласился лейтенант.
— Ну, теперь я отправляюсь за своими моряками. Дай мне, пожалуй-
ста, твои пистолеты и ятаган, аль-Кадур, — попросил лейтенант. —
Моя сабля больше не может служить мне.
Араб молча отдал ему свое оружие и вдобавок накинул ему на
плечи свой бурнус, чтобы молодой венецианец мог сойти за мусуль-
манина.
— Прощайте, синьорина, — с низким поклоном проговорил Пер-
ниньяно, обернувшись к герцогине. — Если я не вернусь до утра, то
это будет означать, что турки убили меня.
258

— Бог даст, вернетесь благополучно, да еще и втроем, — сказала
молодая девушка, дружески протягивая ему руку.
Немного спустя лейтенант находился уже вне подземелья.
Было чуть за полночь. В городе стояла тишина, нарушаемая лишь
ожесточенным лаем голодных собак, дравшихся из-за своей ужас-
ной добычи — человеческих трупов.
Лейтенант осторожно свернул в маленький узкий переулок, с
обеих сторон окаймленный развалинами старых домов, в которых
раньше ютилась беднота. Он прошел было уже до половины этого
переулка, когда вдруг перед ним появилась фигура высокого челове-
ка, облаченного в красный богатый костюм капитана янычар.
— А, синьор аль-Кадур! — насмешливым голосом произнес этот
человек на плохом итальянском языке. — Откуда это ты шествуешь,
куда и зачем?.. Вот неожиданная и приятная встреча! Хоть и темно,
а мои старые глаза все-таки сразу узнали тебя.
— А вы кто? — спросил Перниньяно, выхватив из-под бурнуса
ятаган и становясь в оборонительную позу.
— Xa-xa-xaL Ты что ж это, никак хочешь пырнуть старого знако-
мого? Еще не отрешился от своей первобытной дикости? — продол-
жал тот же насмешливый голос.
— Вы, очевидно, принимаете меня за кого-то другого, может быть,
за араба, судя по моему бурнусу? Но я вовсе не араб, а египтянин, —
возразил лейтенант.
— Египтянин? A-а! Значит, и вы, вы, синьор Перниньяно, отрек-
лись от веры своих отцов ради сохранения шкуры?.. Это очень прият-
но для меня. Теперь уж христиане хоть не одного меня будут звать
ренегатом» Вообще я очень доволен этой встречей... Сначала я дейст-
вительно принял было вас за аль-Кадура, но ваш голос и язык сразу
выдали вас» Не желаете ли возобновить нашу игру в зары? Я бы не
прочь, только, конечно, не здесь.
— Ба, да это капитан Лащинский! — вскричал Перниньяно, придя
в себя от изумления.
— Нет, Лащинский умер, а на его месте находится Юсуф Гаммада, —
отвечал поляк, которого тоже нетрудно было узнать по его голосу и
манере выражаться.
— Ну, Лащинский или Гаммада — все равно вы ренегат, а я кем
был, тем и остался. На подобного рода» увертки я не способен, —
презрительно заявил венецианец.
Поляк хотел было обидеться, но, очевидно, одумался, сухо рассме-
ялся и процедил сквозь зубы:
— Эх, мой друг, чего не сделаешь, когда на носу смерть и нет охоты
даться ей в лапы!.. А куда это вы так осторожно пробирались, когда
я имел удовольствие вас встретить?
259
9*

— Да никуда, собственно, — ответил смущенный этими рас-
спросами венецианец. — Мне просто захотелось подышать ночным
воздухом и кстати полюбоваться «живописными» развалинами Фа-
магусты.
— Шутить изволите, синьор Перниньяно!
— Может быть».
— Любоваться на развалины города, кишмя кишащего турками,
только и мечтающими о том, как бы позабавиться резней хоть одного
еще христианина?! Ищите других дураков, которые бы этому пове-
рили.. Знаете, лейтенант, со мной лучше всего вести игру в открытую
и не скрываться от меня Вообще вы можете смотреть на меня по-
прежнему, как на своего. Сердце мое еще не успело пропитаться
мусульманством, и Магомет для меня пока еще ровно ничего не пред-
ставляет, кроме хитрого честолюбца и обманщика, а на его преслову-
тый Коран я смотрю, как на сборник сумасшедших бредней. Чудеса
же его, по-моему, только фокусы, рассчитанные на».
— Вы бы говорили потише, капитан: вас могут услышать..
— Кто? Кроме нас с вами, здесь нет ни одной живой души... Ну, да
ладно, оставим эту тему. Скажите мне лучше, что сталось с капита-
ном Темпеста?
— Не знаю. Думаю, что и он убит на одном из бастионов.
— Разве вы были не вместе?
— Нет, мы были с ним разлучены во время штурма, — лгал Пер-
ниньяно, инстинктивно чувствуя, что поляку нельзя доверять.
— Да?. Гм!. А интересно бы знать, что делал около вон той башни
Мулей аль-Кадель? Я видел его некоторое время назад вместе с аль-Ка-
дуром.. Впрочем, может быть, это были вы же, а вовсе не араб? — с
язвительным смехом продолжал Лащинский. — Будет вам хитрить
со мной. Скажите откровенно: вы провожали Мулея аль-Каделя в его
таинственной ночной экскурсии, или это действительно был араб
капитана Темпеста? Нехорошо скрывать все от друзей.
— Решительно не понимаю, о чем вы меня спрашиваете, синьор
Лащинский. Я не видал ни Мулея аль-Каделя, ни аль-Кадура, ни
капитана Темпеста и думаю, что последних двух даже и в живых
уже нет».
— Гм! А откуда же вы взяли бурнус аль-Кадура? Или он заранее
отказал вам его по завещанию? А?
— Странно! Разве не может быть двух одинаковых бурнусов? Этот
бурнус я приобрел еще в первые дни моего пребывания в Фамагусте
у одного местного араба. Не отрицаю, что этот бурнус действительно
похож на бурнус аль-Кадура; ведь они все делаются по одному..
—Да?.. Однако вы ловко умеете сочинять, синьор Перниньяно!.. Но
оставим в стороне бурнус. Побеседуем лучше о капитанше Темпеста..
260

— Как вы его назвали, синьор Лащинский! Разве капитан Темпе-
ста выказал такую трусость, что вы его так...
— Те-те-те, да будет вам ломаться! Неужели вы воображаете что
я так глуп, что не могу отличить женщины от мужчины, как бы
хорошо она ни переоделась и ни храбрилась?.
— Не знаю, на чем вы основываете ваше странное убеждение,
будто капитан Темпеста — женщина, — спокойно перебил болтли-
вого поляка синьор Перниньяно. — Что касается меня, то я всегда
считал, считаю и буду считать его за то, за что он себя выдает и
действительность чего доказал делом.. К тому же еще неизвестно,
жив ли он, а о мертвых вообще судачить не следует.
— Ах, какой вы упрямый молодой человек! — с принужденным
смехом сказал поляк. — Ну, не будем ссориться. Мне бы хотелось
сохранить нашу прежнюю дружбу, поэтому прямо и спрашиваю вас:
не могу ли я быть вам чем-нибудь полезным, синьор Перниньяно?
— Положим, я к вам особенной дружбы не питал, синьор Лащин-
ский. Но, разумеется, лучше дурной мир, чем хорошая ссора.. В на-
стоящую минуту я ровно ничего от вас не прошу, кроме возможности
свободно идти своей дорогой.
— Идите, я вам не препятствую, но предупреждаю, что если вы
попадетесь в руки туркам, то до восхода солнца можете очутиться
на колу.
— Постараюсь не попасться.
—А в случае, если они вас все-таки поймают, не забудьте, что меня
зовут Юсуф Гаммада и что я могу помочь вам выпутаться из беды.
— Благодарю. Не забуду.
— Ну, так скатертью вам дорога, лейтенант.
Услыхав по звуку шагов, что Лащинский отправился в противо-
положную сторону, Перниньяно поспешно повернул назад, юркнул в
темный проход между двумя кучами развалин и притаился там.
«Наверное, этот польский медведь захочет выследить меня, —
пробормотал он про себя. — Человек, изменивший своей религии
ради спасения жизни, на все способен. Притом, кажется, он что-то
имеет против герцогини. С ним нужно держаться очень осторожно».
Действительно, едва молодой венецианец успел высказать про
себя это соображение, как услышал шаги возвращающегося Лащин-
ского, а вскоре заметил в темноте и его фигуру. Поляк старался идти
как можно тише, но его выдавал хруст мусора под ногами. Миновав
место, где спрятался Перниньяно, он через несколько десятков шагов
свернул в переулок, вероятно предполагая, что его бывший сотова-
рищ направился именно туда.
«Вот и отлично! — подумал Перниньяно. — Пусть он там ищет
меня, сколько ему угодно, я же за это время успею сделать, что мне
нужно».
261

И он юркнул в другой темный проход тут же поблизости, где при
слабом мерцании звезд отыскал нагромождение балок и досок, за
которыми скрывался вход в яму, служившую когда-то погребом.
Прислушавшись к окружающей тишине и убедившись, что поблизо-
сти нет ничего подозрительного, он три раза прокричал по-совиному,
потом осторожно позвал:
— Дедушка Стаке! А дедушка Стаке!
Вслед за тем приподнялась спускная дверь в яму, и тихий, хрип-
ловатый голос проговорил:
— Куда вы запропастились, синьор лейтенант? Мы уж думали,
что вы попали в лапы к туркам и готовитесь украшать собой какой-
нибудь кол у НИХ™
— Нет, пока еще не имею в виду этого удовольствия, — шепотом
ответил Перниньяно, наклонившись в открывшееся отверстие. — Ну
как Симон? Жив еще?
— Только наполовину: малого скрючило от голода и страха, что
сюда вот-вот ворвутся турки и расправятся с нами по-своему. Не так
давно было слышно, как они шарили тут поблизости...
— Ага!.. Ну так вылезайте оттуда живее. Я пришел за вами, чтобы
отвести в более безопасное место.
— Неужели? — радостно воскликнул невидимый собеседник ве-
нецианца. — Господи! Если нам удастся спастись, мы не пожалеем
пожертвовать по десятку свечей святому Марку и святому Нико-
лаю™ Сию минуту явимся™ Эй, Симон! — продолжал он, обращаясь к
своему товарищу. — Собирай последние силенки и выходи со мной,
если хочешь дать работу зубам и наполовину стянувшемуся брюху.
Из ямы послышались какое-то бормотание и возня, вслед за тем
оттуда показались сначала старик, за ним и молодой человек.
— Вот и прекрасно! — сказал Перниньяно. — Идите смелее за
мной. Вокруг все тихо.
— Ладно, ведите нас, синьор, — ответил старик, — только не
взыщите: бежать мы не можем, потому что у нас обоих ноги не в
порядке™ здорово помяты.
И он поспешно заковылял вслед за лейтенантом, таща за руку
своего спутника и соотечественника, который испускал жалобные
стоны от боли и слабости.
Вскоре все трое очутились у входа в подземелье башни, и Пер-
ниньяно, постучавшись в него, произнес вполголоса:
— Это мы, аль-Кадур. Впусти нас.
Поджидавший их араб поспешно открыл вход и, держа в руках
факел, зорко оглядел незнакомцев.
Дедушка Стаке был красивый старик лет шестидесяти, смуглый,
с длинной серебристой бородой, серыми и еще по-юношески живыми
глазами, бычьей шеей и геркулесовой грудью. Несмотря на свои годы,
262

он, по-видимому, обладал еще такой силой, что в случае надобности
легко мог бы справиться с двумя турками.
Тот, которого звали Симоном, был совсем еще юноша, около двад-
цати лет, высокий, тощий, бледный, с черными глазами и чуть замет-
ными усиками. Он казался гораздо более изможденным, чем старик,
который благодаря своему богатырскому сложению был в состоянии
дольше сопротивляться боли, голоду и всяким невзгодам.
Терпеливо подчинившись пытливому осмотру араба, Стаке при-
близился к ложу герцогини и, сняв с головы берет, почтительно
заговорил:
— Очень рад видеть вас вновь, капитан Темпеста, и благодарю
Бога за то, что он помог вам за вашу храбрость тоже избежать смерти
от лап этих азиатских тигров. Я уж думал, что и вас._
— Ладно, ладно, дедушка Стаке, — прервал его лейтенант, —
успеете еще нарадоваться и намолиться, а теперь приступайте-ка
скорее к уничтожению этих вот съестных припасов; они только и
ждут этого. Присаживайся и ты, Симон, не церемонься.
— Да, да, добрые люди, ешьте и пейте на здоровье, — прибавила
герцогиня, указывая на корзины с провизией, принесенные неграми
Мулея аль-Каделя.
Когда старый матрос и его молодой товарищ, тоже вежливо по-
клонившийся герцогине, принялись за еду, Перниньяно шутливо за-
метил:
— А знаете что, дедушка Стаке, ведь эта еда и вино — турецкие!
Нам обещано и еще, когда все это кончится.
—А1 Значит, это добыча, отнятая у турок? — обрадовался старик. —
Хвалю. Положим, я был бы еще более в восторге, если бы на месте
этого куска бычьего мяса передо мной лежала изжаренная голова
самого Мустафы. Честное слово кроата, я быстро расправился бы с
ней... Что, брат Симон, наверное, и ты не отказался бы сделать то же
самое? А?
Но юноше некогда было отвечать: он так усердно работал челю-
стями, что ему позавидовала бы любая акула, проголодавшая целый
месяц. Мясо, хлеб и вино с изумительной быстротой исчезали у него
во рту, словно в бездонной пропасти.
Герцогиня и Перниньяно с улыбкой слушали и смотрели на эту
маленькую интермедию; один араб оставался бесстрастным, как
бронзовая статуя.
— Капитан, — вновь обратился к герцогине дедушка Стаке, когда
насытился в достаточной для себя мере, то есть съел не более пятой
части того, что поглотил его юный товарищ, —• я не нахожу слов,
чтобы достойным образом выразить вам свою признательность...
Он вдруг замялся и устремил свои острые серые глаза на молодую
девушку.
263

— Э! — воскликнул он через минуту. — Должно быть, у дедушки
Стаке глаза все еще затуманены дымом, или он вообще начинает уже
плохо видеть!
— Что вы хотите этим сказать? — засмеялась герцогиня.
— Хоть я больше знаю толку в смоле и дегте, нежели в женских
делах, я все-таки готов поклясться всеми акулами Адриатического
моря, что вы„
— Молодец, дедушка Стаке! — сказал Перниньяно, переглянув-
шись с молодой девушкой и прочитав в ее глазах разрешение под-
твердить догадку старого морского волка. — Ваши глаза так же
остры, как у акул вашего родного моря. Выпейте-ка еще стаканчик
этого прекрасного вина за здоровье герцогини д’Эболи, или капитана
Темпеста, а потом засните себе с Богом вместе с вашим товарищем.
Вы давно уже не имели возможности спать спокойно; пользуйтесь
случаем.
Старик выпил предложенный ему стакан вина и, пригласив с
собой Симона, теперь вполне уже насытившегося, в угол, на приго-
товленное им арабом место, сказал с низким поклоном:
— Повинуюсь и желаю приятного сна храброму победителю... Или,
вернее, храброй победительнице лучшего из турецких бойцов.
Когда оба моряка громким храпом возвестили о том, что они нахо-
дятся в крепких объятиях Морфея, Перниньяно шепнул герцогине:
— Синьорина, нас выслеживают.
— Кто?. Янычары?—стремительно приподнявшись, спросила она.
— Нет, капитан Лащинский.
— Лащинский?! — с удивлением воскликнула герцогиня. — Да
разве он еще жив? Не ошиблись ли вы, синьор Перниньяно?
— Нет, синьорина, не ошибся. Я сейчас только видел его и говорил
с ним. Он сделался мусульманином ради спасения жизни.
— Вы с ним говорили?.. Где же?
— Недалеко отсюда, когда я шел вот за этими молодцами, —
отвечал Перниньяно, кивнув головой в сторону спящих моряков.
— Вы думаете, что теперь этот человек будет выслеживать наше
убежище, чтобы выдать Мустафе или, вернее, его ищейкам?
— От этого бессовестного авантюриста, отрекшегося от веры сво-
их отцов, можно всего ожидать, синьорина. Он следил за мной, но, к
счастью, мне удалось от него спрятаться, и он прошел мимо, не заме-
тив меня.
— Вы уверены, что он еще не знает нашего убежища, синьор
Перниньяно?
— Пока, кажется, не знает, но за будущее, разумеется, не могу
поручиться.
Араб, до сих пор молча лежавший на своем месте, возле самого
входа, вдруг вскочил и своим спокойным голосом спросил:
264

— Вы говорите, что встретили его недалеко отсюда?
— Да, в первом переулке налево от площади.
— Может быть, он и сейчас еще там?
— Может быть, хотя наверное я этого не знаю.
— Хорошо! Я пойду и убью его. Будет хоть одним врагом меньше,
а вместе с тем и одним отступником, — решительно проговорил араб.
Аль-Кадур вновь накинул на себя сброшенный было бурнус и
заткнул за пояс ятаган. Его высокая фигура отбрасывала в дымном
свете факела фантастическую тень на красные кирпичные стены
подземелья. Своей головой с целой копной длинных волос и энергич-
ным лицом с пылающими глазами и свирепым выражением он в эту
минуту поразительно напоминал льва аравийской пустыни.
— Убью! Непременно убью его! — твердил он. — Я должен его убить
уже потому, что он.. соперник жениха моей госпожи.
— Нет, сейчас ты никого не убьешь! — вдруг повелительным тоном
сказала герцогиня. — Брось свой ятаган! Слышишь?
Араб, точно повинуясь высшей силе, машинально бросил ятаган
на землю.
— Вот так, мой верный слуга. Ты должен охранять нас тут, а не
бегать убивать людей, которые пока еще не трогают нас.
— Виноват, падрона, — смиренно отвечал араб, снова укладываясь
на свое место. — Я действительно совсем было сошел с ума., во мне
вскипела бурная кровь отца, а когда это случается — я забываюсь.
XI
Польский медведь
ЕЧЕРОМ СЛЕДУЮЩЕГО ДНЯ, В ОБЕЩАННОЕ
время, Мулей аль-Кадель явился в подземелье. Чтобы
не возбудить ни в ком подозрение, ему пришлось сде-
лать большой крюк. На этот раз его сопровождали не
два, а четыре негра, с ног до головы вооруженные, и
каждый с большой корзиной в руках.
Аль-Кадур впустил в свое убежище этот маленький отряд, также
лишь после того, как вполне удостоверился, что это друзья.
— Вот и я, синьорина, — произнес молодой витязь, подходя к
герцогине. — Я сдержал клятву, данную вам во имя Корана... Клясть-
ся Кораном — все равно, что клясться самим Магометом... Я доставил
вам одежды, оружие, ценные для вас сведения, провизию, а возле
башни вас ожидают шесть лошадей, избранных мной из числа луч-
ших в албанском полку, которым я командую.
— Я и не сомневалась в вашей правдивости и в вашем великоду-
шии, — ответила молодая девушка, протягивая ему руку. — Сердце
женщины редко обманывается.
265

— Никогда бы я не поверил в великодушие этих азиатов.. —
потихоньку бормотал дедушка Стаке.
— Мулей аль-Кадель, — продолжала герцогиня, стараясь заглу-
шить бормотание старика, которое могло не понравиться турку, —
вы не заметили, чтобы кто-нибудь следил сейчас за вами?
По лицу молодого турка пробежало выражение тревоги.
— Почему вы об этом спрашиваете, синьорина? — осведомился он.
— Нет, вы сначала скажите мне, никто не попался вам по пути
сюда? — настаивала герцогиня.
Мулей аль-Кадель немного подумал, потом отвечал:
— Да, нам попался капитан янычар, который показался мне
пьяным.
— Ну так это он и есть! — вскричал Перниньяно.
— Кто он?
— Польский медведь, — объяснила герцогиня
— Тот самый хвастун, которого я сшиб с коня одним ударом сабли
и который отрекся от своей веры, чтобы принять нашу?
— Он самый, — подтвердил венецианец.
— И этот ренегат осмеливается выслеживать меня! — воскликнул
Дамасский Лев, нахмурившись.
— Он рыщет по нашим следам, чтобы выдать нас янычарам, и я
боюсь, что из-за него нам не удастся благополучно выбраться из
Фамагусты, — сказал Перниньяно.
Турок презрительно улыбнулся.
— Мулей аль-Кадель стоит побольше этого хвастуна, — произнес
он. — Пусть он только попробует стать мне поперек дороги!
И, мгновенно переменив тон, молодой человек снова обратился к
герцогине:
— Вы желали знать, куда отправлен пленный виконт Ле Гюсьер,
синьорина?
— Да, да! — воскликнула его собеседница, живо приподнимаясь
на постели и вся раскрасневшись.
— Я узнал это для вас..
— Где же он? Увезен куда-нибудь с острова?
— Нет, он продолжает находиться на Кипре, в замке Гуссиф.
— Каким путем можно попасть туда?
— Морем, синьорина.
— А есть ли возможность найти какую-нибудь парусную лодку,
на которой я могла бы переправиться туда?
— Я уже позаботился об этом, синьорина, — сказал турок. —
Выбрал и верных людей, которым вы смело можете довериться.
— Эти люди — ваши соотечественники?
— Да, из моих подчиненных. Они снарядят по моему распоряже-
нию небольшой корабль. Всему будет придан такой вид, чтобы вы
266

сами смогли сойти за моих соотечественников и не подвергаться
лишним беспокойствам... Впрочем, на судне вы найдете ренегатов,
которые еще сохраняют в душе свою старую веру и будут очень рады
услужить вам, когда узнают, что вы христиане, — с улыбкой добавил
Мулей аль-Кадель.
— Благодарю вас, мой благородный друг» — начала было молодая
венецианка, но Дамасский Лев не дал ей докончить фразы и перебил
ее вопросом:
— Чувствуете ли вы себя в силах держаться в седле?
—Думаю, что удержусь. Рана моя не так опасна, как мне сначала
показалось.
— В таком случае советую вам отправиться в путь немедленно.
Если вас найдут здесь янычары, то и я, пожалуй, не в состоянии буду
вас спасти, несмотря на всю свою власть.
— А как мы перейдем через линии ваших войск, окружающих
Фамагусту снаружи? — спросил Перниньяно.
—Я провожу вас через них, и никто не осмелится остановить нас, —
поспешил успокоить его Мулей аль-Кадель.
— Идем скорее, падрона, — сказал аль-Кадур. — Я боюсь, что этот
проклятый польский медведь уже вынюхал наше убежище и каж-
дую минуту может привести сюда янычар.
— Подними меня, — приказала ему герцогиня.
Араб поспешно исполнил это приказание: взял свою госпожу на
руки, как ребенка, и поставил ее на ноги.
Она зашаталась было от слабости, но сделала над собой усилие
и довольно твердой поступью прошла несколько шагов.
— Видите, какая я сильная, — с ясной улыбкой проговорила она,
обращаясь к молодому турку. — Наверное, отлично усижу на коне».
Да и можно ли капитану Темпеста поддаваться слабости?
Мулей аль-Кадель молча, разгоравшимся взором любовался ею.
— А где же лошади? — продолжала герцогиня.
— Здесь, у башни, под наблюдением одного из моих невольников,
синьорина. Теперь переодевайтесь в приготовленные мной для вас
одежды.
С этими словами Мулей аль-Кадель собственноручно вынул из
одной из принесенных неграми корзин роскошный албанский муж-
ской костюм; он состоял из шелковой белой сборчатой нижней одеж-
ды, доходившей до колен и напоминавшей своим фасоном женскую
юбку, короткого зеленого шелкового камзола с широкими откидны-
ми рукавами, богато отделанного золотым шитьем и золотыми же
пуговицами, и мягких сапожек из желтого сафьяна, украшенных
драгоценными пряжками. Костюм завершала особого фасона ша-
почка из синего бархата с белой повязкой, низко спускавшейся на
затылок.
267

— Вот это для вас, синьорина, — сказал молодой турок, подавая
герцогине все перечисленные вещи.
— Благодарю вас, от всей души благодарю! — произнесла глубоко
растроганным голосом молодая девушка. — Аль-Кадур, помоги мне
надеть это поверх моей одежды.. Вот так.
Между тем негры достали из корзин другие костюмы египетский —
для синьора Перниньяно и арабские — для моряков. Аль-Кадур не
нуждался в переодевании, так как был в своей национальной одеж-
де, да и самое его лицо указывало, кто он по происхождению, а то,
что он исповедовал христианскую религию, не было известно никому
даже из тех турок, которые знали его лично.
В одной из корзин оказался целый арсенал всевозможного ору-
жия, частью очень ценного по материалу и отделке, частью проще, но
тем не менее превосходного качества. Лучшее молодой мусульманин
вручил герцогине и ее лейтенанту, а более простое — морякам.
— Ах, съешь меня акула! — шутливо ворчал старый кроат, пере-
рядившийся в араба. — Ишь ты, какую я теперь изображаю из себя
фигуру, настоящий бедуинский шейх!.. Жаль вот только, что под моей
командой нет целого племени да тысчонки хороших верблюдов, а то
бы я всю Аравию покорил.. А если бы ко всему этому да большой ящик
с цехинами, то и совсем было бы хорошо! — не унимался старик. — Я
слышал, что некоторые из этих арабских разбойников обладают
такими ящиками, зарытыми у них под шатрами. С таким богатством
я завел бы себе целую флотилию..
— Какой вы, оказывается, ненасытный, дедушка Стаке! — смеясь,
проговорила герцогиня, рассматривая роскошный, острый, как
бритва, ятаган, врученный ей Мулеем аль-Каделем.
— Эх, синьорина! — весело возразил старый моряк. — В этом
виновато золотое шитье на моем бурнусе... Сроду не имел на себе
ничего, кроме просмоленной морской куртки, а тут вдруг на мне
серебро заблестело! Поневоле размечтаешься на старости лет и по-
желаешь еще большего. Кто имеет хоть сколько-нибудь, всегда же-
лает получить еще больше, такова уж природа человеческая. Не
отставать же мне от других...
— Ящиков, да еще «побольше», в кобурах твоего седла нет, друг-
моряк, —улыбнулся Мулей аль-Кадель, — а цехины, быть может, там
и найдутся.. Однако вы, я вижу, уже все готовы?.. Прекрасно. В
полночь будет снята стража с бастиона Эридзо, и нам не придется
давать объяснений, когда мы будем проезжать мимо него. Как раз
время отправляться... Могу я проводить вас, синьорина? — обратился
он к девушке.
— Пожалуйста, Мулей аль-Кадель, — поспешила ответить она, —
я вполне готова в путь.
268

Аль-Кадур выглянул из бреши и, когда удостоверился, что не
заметно ничего подозрительного, вернулся в подземелье, погасил там
факел и помог своей госпоже выбраться наружу. Через минуту все
уже были на месте, где старый, почтенного вида невольник держал
на поводу десять великолепных длинногривых арабских коней, бо-
гато убранных на турецкий манер. На них были легкие, очень удоб-
ные седла, короткие и широкие стремена, чудная, сверкающая
серебром сбруя и розовые бархатные попоны, вышитые — одни золо-
том, другие — серебром.
Помогая герцогине сесть на назначенного ей, отличавшегося осо-
бенно дорогим убранством коня, мусульманин сказал:
— Этот бегун — мой собственный. Он летит как ветер, и я смело
могу поручиться, что никто не в состоянии будет догнать вас, если он
увидит, что вы желаете ускакать от кого-нибудь, — стоит вам только
слегка пришпорить его. В кобурах вы найдете пару хороших писто-
летов и мешочек с достаточным для вашего путешествия количест-
вом золота.
— О, Мулей аль-Кадель, чем буду я в состоянии отплатить вам за
вашу доброту! — воскликнула тронутая до глубины души молодая
венецианка. — Ведь такая щедрость...
— Об этом не беспокойтесь, синьорина, — поспешил прервать ее
молодой витязь. — Мой отец — самый богатый человек из всех в
нашей Малой Азии, а я его единственный наследник. Поэтому не
бойтесь, я вовсе не обираю себя, предлагая вам в дар все это. Я должен
вам гораздо больше и, если бы было нужно, отдал бы своей велико-
душной противнице, подарившей мне жизнь, решительно все, что
имею и буду иметь. В долгу не вы у меня, как вы, очевидно, думаете,
а, наоборот, все еще я у вас, и притом навсегда... Однако пора ехать.»
Что же ты не садишься, старик? — обратился он к моряку, который
с видом изумленного ребенка расхаживал вокруг своей лошади, ка-
чая головой и разводя руками.
— Виноват, синьор! — откликнулся старый моряк, поспешно по-
ставив ногу в стремя. — Залюбовался красотой корабля, на котором
мне придется плыть в первый раз.
Разглагольствования и вид его были так комичны, что все неволь-
но рассмеялись.
— В путь! — скомандовал Мулей аль-Кадель, убедившись, что все
находятся на лошадях.
Отряд тронулся в путь. Дамасский Лев и Перниньяно ехали по обе
стороны от герцогини, одинаково готовые в случае надобности ока-
зать ей услугу. Аль-Кадур с моряками и неграми следовали сзади.
Быстро миновав ряд пустынных улиц с разоренными домами,
маленький отряд приблизился к подъемному мосту бастиона Эрид-
зо, который, по расчету Мулея аль-Каделя, должен был в это время
269

быть свободным от охраны вследствие каких-то одному ему извест-
ных соображений.
Но едва молодой турок со своей переодетой спутницей хотел
въехать на этот мост, как из ворот бастиона выступил капитан
янычар во главе десятка солдат и крикнул:
— Стой, кому жизнь дорога!
При звуках этого голоса герцогиня и Перниньяно невольно
вздрогнули, между тем как аль-Кадур с быстротой молнии выхватил
ятаган и испустил что-то вроде глухого рычания.
— Лащинский! — одновременно вырвалось у всех троих.
Мулей аль-Кадель сделал своим спутникам знак остановиться,
затем заставил своего коня проделать такой могучий скачок, что
сразу очутился около поляка, выступившего на середину моста и
гордо подбоченившегося. Молодой турок, обнажив саблю, резко
спросил у него:
— Кто ты такой, что осмеливаешься преградить мне путь?
— Пока только комендант бастиона на эту ночь, — ответил своим
обычным насмешливым тоном поляк.
— Вот как... Странно!.. А ты знаешь, кто я? ,
— Еще бы не знать, клянусь бородой Пророка!.. Если бы ты мне
даже не оставлял на память хорошего рубца на горле, я и то издали
узнал бы в тебе знаменитого витязя Мулея аль-Каделя, сына не менее
славного дамасского паши.
— Мало ли кому я раздавал такие памятные знаки» А как твое
имя?
— Мое имя?.. Да хоть бы — польский медведь.
— A-а, ренегат! — произнес Мулей аль-Кадель с оттенком такого
презрения, что у поляка начали раздуваться ноздри. — Так что ты
хочешь от меня, если знаешь, кто я? — осведомился он.
— Да только задержать вас всех здесь до утра, больше ничего,
синьор Мулей аль-Кадель. Я имею приказ никого не выпускать из
Фамагусты и вовсе не чувствую желания плясать на колу ради твоих
прекрасных глаз, мой милый победитель.
—Вздор!.. Дорогу Дамасскому Льву! — с угрожающим видом крик-
нул молодой турок. — Полученный тобой приказ не может касаться
меня, сына лучшего из друзей падишаха...
— Клянусь гибелью креста, что не пропущу тебя без разрешения
великого визиря, будь ты хоть сам Магомет! — прошипел сквозь зубы
Лащинский и, обратившись к своим солдатам, которые стояли за
ним с аркебузами наготове, громко приказал:—Сомкнитесь и готовь-
тесь по первому моему слову стрелять!
В глазах Мулея аль-Каделя вспыхнули молнии.
— Что! — вскричал он, потрясая саблей. — Стрелять в Дамасского
Льва!.. Оружие наголо и напролом! — скомандовал он своим спутни-
кам. — Все беру на себя!
270

В то же мгновение он движением коня опрокинул навзничь поля-
ка, раньше чем тот успел посторониться.
Между тем отряд Мулея аль-Каделя пустился по мосту с подня-
тыми саблями, но не имел надобности ими воспользоваться, так как
янычары, вместо того чтобы исполнить приказание своего капитана,
расступились перед всадниками и воскликнули в один голос:
— Да здравствует Дамасский Лев!
Кавалькада вихрем пронеслась через ворота и помчалась по рав-
нине.
Молодой мусульманин повел свой отряд в обход турецкого лагеря,
где виднелись огни и по временам раздавались звуки военных рож-
ков. Вне пределов этого стана было совершенно темно и тихо. Только
луна изредка выглядывала из-за темных туч, облегающих небо. Му-
лей аль-Кадель решил по возможности избегать турецких постов
ради выигрыша времени и чтобы не вызывать лишних осложнений.
Часа через два быстрой скачки впереди, на востоке, замерцала
светлая точка вроде яркой звезды.
—Это, должно быть, и есть Судский маяк? — спросил Перниньяно,
указывая рукой на эту точку.
— Да, он самый, — ответил мусульманин.
— Следовательно, мы скоро будем на берегу?
— Часа через полтора — не раньше, и то благодаря нашим быст-
роногим коням. Мы поспеем как раз вовремя, и вы успеете на корабль
еще до утра, чтобы избежать внимания наших властей.
— А разве корабль уже готов? — осведомилась герцогиня.
— Наверняка готов, синьорина, — отвечал Мулей аль-Кадель. —
Еще вчера я послал двоих верных людей с приказанием нанять для
вас подходящее судно. Зная их расторопность, я не сомневаюсь, что
все готово, и вам останется только подняться на борт и под покрови-
тельством Аллаха пуститься по ветру, который, на ваше счастье,
кажется, будет попутный.
— Какая предусмотрительность и заботливость с вашей стороны,
синьор Мулей аль-Кадель.»
— Этим я отплачиваю вам лишь часть своего долга, синьорина, и,
поверьте, я очень счастлив, что мог оказать помощь самой прекрас-
ной и храброй из всех известных мне женщин.
С этими словами Мулей аль-Кадель дал шпоры своему коню, и
весь отряд, замедливший было шаг, снова помчался вперед, по на-
правлению к светлой точке, которая с каждой минутой становилась
яснее и яснее. К часу ночи всадники оказались у небольшого залива,
возле жалкой деревушки, состоявшей из нескольких десятков ры-
бачьих хижин, каким-то чудом уцелевших от кровавого урагана,
пронесшегося над этой частью острова. У подножия утеса, на верши-
не которого светился маяк, глухо шумели волны Средиземного моря.
271

— Кто идет? — раздался вдруг оклик двух прекрасно вооружен-
ных негров, выступивших из шалаша, расположенного под группой
старых деревьев.
— Мулей аль-Кадель! — поспешил ответить молодой турок, на
всем скаку сдерживая коня, который при этой неожиданности
взвился на дыбы и чуть не вышиб его из седла. — Корабль готов?
— Готов, господин. Мы наняли небольшой галиот, как ты прика-
зал, — сказал один из негров.
— А какой набран для него экипаж?
— Нам удалось набрать двенадцать греков-ренегатов.
— Им известно, что пассажиры — христиане?
-Да, я говорил им это.
— Ну и что же? Они не выразили неудовольствия?
— О нет, господин, напротив: они очень обрадовались и обещали
сделать все, что прикажут христиане.
— Хорошо. Проводите нас к галиоту.
Негры провели всадников через безмолвную, погруженную в глу-
бокий сон деревушку к маяку, у подножия которого, в заливе, рас-
качивался маленький корабль, вместимостью не более сотни тонн,
легкий, длинноносый, с высокой кормой и двумя мачтами с натяну-
тыми на них большими парусами. У самого же берега ожидала,
полускрытая в высоком тростнике, шестивесельная шлюпка.
— Это наш господин, — объяснил гребцам один из негров, указы-
вая на Мулея аль-Каделя, спрыгнувшего с коня и помогавшего гер-
цогине сойти с лошади.
Гребцы сняли свои фески и низко поклонились.
— Перевозите нас на борт, — сказал молодой турок. — Я — тот, от
имени которого нанят корабль.
XII
На борту галиота
ВУХМАЧТОВИК, КОТОРЫЙ МУЛЕЙ АЛЬ-КАДЕЛЬ
так великодушно предоставил в пользование ге-
рцогини д’Эболи, чтобы она могла отправиться на по-
иски своего жениха, виконта Ле Гюсьера, был
прекрасно построенным торговым галиотом, каких в
то время много ходило по Греческому архипелагу.
Как мы уже говорили, корабль мог вместить не более сотни тонн и
был очень быстроходным, судя по особому виду его оснастки. Сооб-
разно своим небольшим размерам он был хорошо вооружен: на нем
находились две кулеврины на виду и по две скрытых на корме и на
носу. Нужно сказать, что суда, ходившие тогда по Средиземному мо-
рю, должны были быть вполне приспособлены к борьбе из-за посто-
272

янно шнырявших возле малоазиатских, египетских, триполитан-
ских, тунисских, алжирских и марокканских портов мусульман-
ских пиратов, этих отъявленных врагов не только христианских, но
и всяких торговых судов.
Вступив на палубу, дедушка Стаке окинул опытным взглядом
моряка сначала оснастку, затем и экипаж корабля, состоявший из
греков-ренегатов, и, видимо, остался доволен этим беглым осмотром.
— Великолепная постройка, прекрасная оснастка, сильное воо-
ружение и бравый экипаж; эти молодцы, должно быть, только для
вида считаются последователями разбойника Магомета! — говорил
старик. — На этом славном кораблике нам нечего бояться самого
пресловутого Али-паши, — как ты находишь, Симон?
— Отличный корабль. Если Алишка вздумает напасть на нас, то
не обрадуется: вот какую мы зададим ему баню! — отвечал старому
моряку его молодой товарищ.
Между тем Мулей аль-Кадель подошел к экипажу, выстроивше
муся под главной мачтой.
— Кто здесь командир? — спросил он.
— Я, синьор, — ответил один пожилой моряк с длинной черной
бородой и энергичным лицом. — Хозяин доверил мне управление
судном.
— Уступи свое место вот этому человеку, — приказал молодой
турок, указывая на дедушку Стаке, — и получи в вознаграждение за
эту уступку пятьдесят цехинов.
— Но хозяин велел мне исполнять только приказания господина,
которого называют Дамасским Львом...
— Это я и есть.
— Хорошо, синьор, в таком случае благодарю вас и повинуюсь, —
почтительно сказал грек и отвесил низкий поклон.
— Эти господа, — продолжал Мулей аль-Кадель, указывая на
своих спутников, — христиане. Ты обязан слушаться их, как меня
самого. Что они скажут, то и исполняй без всяких возражений и
рассуждений. Я беру на себя полную ответственность за все, что
может случиться с кораблем во время пути. Предупреждаю, что
могут быть большие опасности не только со стороны пиратов.
— Хорошо, синьор. Мы все это будем иметь в виду.
— Помни, что ты головой отвечаешь за малейшую неприятность,
причиненную пассажирам. Я сумею потом найти тебя, где бы ты ни
находился. Как зовут тебя?
— Никола Страдиото, синьор.
— Хорошо. Я запомню.
Затем Мулей аль-Кадель вернулся к герцогине и пригласил ее на
переднюю часть корабля. Дорогой он сказал ей с печальной улыбкой:
273

— Моя миссия окончена, синьорина, и мы расстаемся. Скоро вы
меня забудете»
— Нет, Мулей аль-Кадель, — прервала его молодая девушка, — я
никогда не забуду, чем вам обязана.
— Каждый на моем месте сделал бы то же самое, синьорина.
— Едва ли. Ваш Мустафа, во всяком случае, не изменил бы обы-
чаям своих соплеменников. Его каменное сердце ничто, кажется, не
может тронуть.
— Не говорите так, синьорина: тронули же его мольбы женщин,
просивших пощадить их малюток, и он оставил жизнь и малюткам,
и их матерям.. Я не знаю, чем окончится ваше предприятие, синьори-
на, — продолжал он другим тоном, — не знаю, каким путем вам
удастся освободить синьора Ле Гюсьера из плена, несмотря на всю
вашу чисто мужскую храбрость и энергию. Боюсь, что вы встретитесь
с большими затруднениями, препятствиями и опасностями: в насто-
ящее время ведь весь остров в руках моих соотечественников, кото-
рые очень недружелюбно смотрят на каждое новое лицо, подозревая
в нем христианина. Позвольте оставить здесь моего слугу Бен Таэля,
человека такого же преданного, надежного и самоотверженного,
как ваш аль-Кадур. Если вам будет угрожать опасность и вы посчи-
таете, что я могу вам помочь, пришлите ко мне Бен Таэля. Клянусь
Кораном, я сделаю все, что только в моих силах, чтобы спасти вас.
— Благодарю, мой новый друг» Знаете, что? Трудно поверить тому,
что о вас говорили, будто вы один из самых ярых ненавистников
христиан, — заметила герцогиня, ласково глядя на молодого витязя.
Последний, видимо, смешался. Все его красивое лицо вспыхнуло
до корней волос, скрытых под богатым тюрбаном.
— Да, я им был и остался, — ответил он, стараясь не смотреть в
глаза своей собеседнице. — Вам не солгали, синьорина» Но капитан
Темпеста и все, пользующиеся его расположением, составляют для
меня исключение»
—А не герцогиня д’Эболи? — с внезапно вырвавшейся кокетливо-
стью спросила молодая девушка и тут же устыдилась своей выходки,
как недостойной ее.
Молодой турок ничего не осмелился ответить на это; вероятно, он
понял, что его собеседница задала этот вопрос необдуманно и сама
теперь раскаивается в своей опрометчивости. Простояв некоторое
время молча, в глубокой задумчивости, он вдруг протянул герцогине
руку и проговорил:
— Прощайте, синьорина, но не навсегда. Надеюсь, мы еще встре-
тимся с вами раньше, чем вы покинете этот остров, чтобы возвратить-
ся к себе на родину. Да поможет вам в этом Аллах!
Затем, не оборачиваясь, он бросился к веревочной лестнице и
быстро спустился по ней в ожидавшую его внизу шлюпку.
274

Герцогиня несколько минут стояла неподвижно, о чем-то разду-
мывая. Когда же она наконец обернулась, чтобы посмотреть на
шлюпку, последняя уже приставала к берету.
Заметив, что дедушка Стаке и Никола Страдиото вопросительно
смотрят на нее, очевидно ожидая ее распоряжений, она обратилась
было к ним, но вдруг встретилась с печальными глазами своего предан-
ного араба и, пораженная его странным видом, невольно воскликнула:
— Что с тобой, аль-Кадур?
— Ничего, синьорина. Я только желал спросить, прикажете под-
нять якорь?
— Да, конечно. Я только что намеревалась сказать об этом.
— Слава Аллаху!
— К чему это восклицание, аль-Кадур?
— Ах, падрона, турки опаснее христиан; нужно стараться быть
как можно дальше от них„ Особенно следует беречься турецких».
Львов.
—Может быть, ты и прав,—промолвила герцогиня, тряхнув головой,
точно желая отбросить какую-то застрявшую в ней мысль. — Подни-
майте якорь и натягивайте паруса! — приказала она. — Нам необхо-
димо еще до рассвета быть как можно дальше от берега. Иначе и в
самом деле могут быть неприятности.
Старый моряк Венецианской республики отдал соответствующее
распоряжение, тотчас усердно исполненное матросами. Через не-
сколько минут небольшой корабль с раздувшимися парусами ото-
шел от берега, потом, слегка накренившись на бок, повернулся и,
ускоряя ход, плавно понесся вдоль высоких мрачных утесов в откры-
тое море.
Когда галиот огибал утес с маяком, герцогиня заметила эффект-
но вырисовывающуюся при его свете на темном фоне неба неподвиж-
ную фигуру всадника, стоящего на крутом обрыве.
— Мулей аль-Кадель! — прошептала молодая венецианка.
Всадник, точно угадавший, что она увидела его, сделал ей про-
щальный жест рукой.
В то же время девушка услыхала, как дедушка Стаке испуганно
воскликнул:
— Араб, что ты хочешь сделать?
— Убить этого турка, — послышался спокойный ответ.
— Аль-Кадур, ты с ума сошел! — вскричала герцогиня, в два
прыжка очутившись возле своего невольника, целившегося из длин-
ного пистолета в молодого турка, все так же неподвижно сидевшего
на коне над морской бездной. Если бы пуля настигла его, он немину-
емо должен был бы свалиться в эту бездну, которая и поглотила бы
его. — Затуши фитиль своего оружия! — приказала она.
275

Араб колебался. На его некрасивом лице выражалась такая сви-
репость, что страшно было смотреть.
— Позвольте мне убить его, падрона, — проговорил он сквозь
стиснутые зубы. — Одним врагом креста будет меньше.
— Брось оружие, говорят тебе!
Аль-Кадур понурил голову и порывистым движением швырнул
пистолет с дымящимся фитилем в море.
— Повинуюсь, падрона, — покорно произнес он.
Затем он медленными и тяжелыми шагами направился к канат-
ной бухте, лежавшей на корме, опустился на нее и, закрыв лицо
полой бурнуса, точно замер в неподвижности.
— Этот дикарь в самом деле рехнулся, — сказал дедушка Стаке,
подойдя к герцогине. — Убивать такого молодца! Черный аравий-
ский тигр, знать, уж позабыл, из какой беды выручил всех нас этот
благородный турок. Без его помощи ваш бешеный невольник первый
бы очутился на колу... Как мало признательности в сердцах этих
двуногих аравийских зверей!
— Ошибаетесь, мастер, — возразйла герцогиня, — у аль-Кадура
золотое сердце, но он с большими странностями, и за ним нужно
только следить, чтобы он сгоряча не натворил чего-нибудь, о чем
после, может быть, и сам стал бы жалеть.
Старый моряк с сомнением покачал головой.
— Отправляйтесь на мостик и глядите в оба, — продолжала гер-
цогиня, — как бы нас не встретила галера Али-паши.
— От этого тяжелого, неповоротливого судна мы живо увернемся,
синьорина, — заметил старик. — Ручаюсь вам, что Алишка ничего
нам не сделает» Эй вы, архипелагские рыбки, шевелите скорее жабра-
ми! — скомандовал он матросам, натягивавшим последние паруса. —
Не дремлите. Выспаться успеете после.
Герцогиня возвратилась назад, на корму, и взглянула на берег.
Там в сиянии маяка все еще обрисовывалась изящная фигура Мулея
аль-Каделя на коне, отбрасывая гигантскую, фантастическую тень
на отчетливо видневшийся утес.
Галиот полным ходом вышел с рейда в открытое море, и Дамас-
ский Лев сразу скрылся из виду. Поднимался свежий предутренний
ветерок. Море покрылось пенистыми волнами, с шумом разбивавши-
мися о борта судна.
Опершись на борт, герцогиня задумчиво смотрела на маяк, сияв-
ший путеводной звездой посреди окружающего мрака.
Дедушка Стаке стоял на мостике, напряженно вглядываясь сво-
ими зоркими глазами вдаль. Симон правил рулем, а Перниньяно
делал подробный осмотр кулеврин.
276

Отойдя на такое расстояние от острова, где уже не было подвод-
ных скал, на которые можно было бы наткнуться в темноте, дедушка
Стаке приказал повернуть судно параллельно берегу.
— Синьор, галиот, очевидно, нанят для вас? — спросил Никола
Страдиото, подойдя к герцогине.
— Да, для меня, — ответила она.
— Когда вам угодно пристать к замку — ночью или днем?
— А когда мы можем достичь его?
— При таком хорошем ветре мы можем надеяться войти на ГУс-
сифский рейд часа через два.
— Хорошо... Не слышали вы о содержавшихся в этом замке плен-
ных христианах?
— Слышал.
—Не говорили вам, что между ними находится один французский
дворянин?
— Что-то не помнится, синьор»
— Называйте меня синьориной: я дама.
Грек не выразил никакого изумления. Должно быть, он уже был
предупрежден дедушкой Стаке или невольниками Мулея аль-Каде-
ля, занимавшими корабль.
— Слушаю, синьорина, — с поклоном сказал он.
— Вы хорошо знаете замок? — продолжала герцогиня.
— Знаю, я пробыл там три недели в плену.
— Кто комендант крепости?
— Внучка Али-паши.
— Турецкого адмирала?
— Да, синьорина.
— Что это за женщина?
— Замечательно красивая молодая девушка, но с очень крутым и
прихотливым нравом. С христианскими пленниками она обращается
жестоко. Меня шесть дней морила голодом и вдобавок приказала
так отдубасить палками, что я еле жив остался, и все это только за
то, что ей не понравился мой ответ на один ее глупый вопрос.
«Бедный Ле Гюсьер! — подумала герцогиня. — Каково ему, гордо-
му и независимому, выносить такой гнет!»
Помолчав немного, она спросила:
— Как вы думаете, удастся мне проникнуть в замок под видом
турецкого посла от Мулея аль-Каделя?
— Вы играете в опасную игру, синьорина, — сказал грек, покачав
головой. — Вообще трудно придумать хороший предлог забраться в
это гнездо.
— А подъехать к нему тоже трудно?
277

—Да, нелегко. На тамошнем рейде, наверное, находится хоть один
из адмиральских кораблей, командир которого обязательно задер-
жит нас, чтобы разузнать, кто мы, откуда и с какой целью явились.
— Замок далеко отстоит от берега?
— В нескольких милях, синьорина.
— В таком случае, когда мы увидим адмиральский корабль, мы
атакуем его и захватим. — с неукротимой энергией решила герцоги-
ня. — Я готова на все, лишь бы выполнить то, что мною задумано...
Вероятно, и вы не прочь немножко отомстить туркам за все, что вам
пришлось от них вынести?
— На нас всех вполне можете положиться, синьорина, — отвечал
грек. — Лучше умереть, в особенности с оружием в руках и в битве с
неверными, чем продолжать такую позорную жизнь... С тех пор как я
из боязни быть посаженным на кол или заживо лишиться своей
шкуры объявил себя последователем Магомета, ни один порядочный
человек не решается протянуть мне руку, хотя моя рука перебила
немало турок на Черном море и на острове Крит.
Печальный голос невольного ренегата так тронул герцогиню, что
она протянула ему руку со словами:
— Ну так вот, капитан Темпеста не откажется сделать это.
Ренегат так и привскочил на месте.
— Капитан Темпеста! — вскричал он с навернувшимися на глаза
слезами. — Это вы_. дама» тот самый герой, который победил в еди-
ноборстве Дамасского Льва?
— Да, это я.
Грек схватил руку молодой девушки и почтительно поцеловал ее.
— Теперь я снова возвращусь домой христианином и свободным
человеком или умру за вас!—взволнованным голосом проговорил он. —
Распоряжайтесь моей жизнью, как вам угодно, синьорина.
— Постараюсь сохранить ее, Никола, — сказала молодая венеци-
анка. — И без того слишком уж много христианских жизней погибло
во время этой злосчастной войны. Лишней рисковать не следует...
В это время к разговаривающим подошел дедушка Стаке, ступая
по палубе, как медведь, своими массивными ногами.
— На море происходит что-то странное, — объявил он.
— Что же именно, дедушка Стаке? — осведомилась герцогиня.
— На горизонте впереди нас я сейчас заметил две светящиеся
точки, происхождение которых не знаю, как объяснить.
— Мы подходим к водам Гуссифского рейда, — заметил грек. —
Не крейсирует ли какой-нибудь корабль Али-паши вне рейда?
С этими словами он бросйлся к мачте, быстро взобрался наверх и,
вглядевшись в даль, крикнул:
278

— Да, я ясно вижу парусное судно, которое как будто движется
нам навстречу... Уж не предупредил ли кто-нибудь коменданта кре-
пости о нас?
— О нашей поездке известно только одному Мулею аль-Каделю,
но я не думаю, чтобы он после всего того, что для нас сделал, был
способен на такое предательство, — сказала герцогиня. — Что же
теперь нам делать, дедушка Стаке?
— Продолжать наш путь — более ничего, синьорина. Наш кораб-
лик летит как ветер, и его никому не догнать; как только мы увидим,
что нам угрожает опасность со стороны какого бы то ни было судна,
мы немедленно свернем дальше в море, а там уж не поддадимся...
— Из предосторожности все-таки не мешает приготовить все ку-
леврины, — сказал Перниньяно, присоединившийся к разговарива-
ющей группе.
Судно под управлением Николы Страдиото, сменившего за рулем
Симона, продолжало нестись по направлению к рейду, образовавше-
му полукруг перед маленьким полуостровом, горы которого смутно
выделялись на горизонте в предутренних сумерках.
Дедушка Стаке не сводил глаз с двух фонарей в море, которые
сначала точно подвигались навстречу, а теперь остановились. Веро-
ятно, крейсировавший корабль бросил где-нибудь якорь.
— Да, фонари эти висят слишком низко, значит, это не галера, —
заметил старый моряк. — Готов поставить цехин против турецкой
головы, что это нечто другое-. Никола, потуши наши фонари.
— Я лучше прикрою их парусиной, — ответил грек.
—Разве мы уже подходим к рейду?—спросила молодая венецианка.
— Да, но сначала нужно хорошенько удостовериться, можем ли
мы на него выйти, — заметил грек. — Дедушка Стаке, надо убавить
ход.
Старый моряк приказал уменьшить паруса, как вдруг по направ-
лению к полуострову вспыхнул огонь, а вслед за тем загрохотал
выстрел.
— Ого, это нам предупреждение держаться подальше от рейда! —
вскричал дедушка Стаке.—Должно быть, нас уже заметили оттуда.
— Теперь я вижу, с каким кораблем нам придется иметь дело, —
объявил Никола.
— Галера? — поспешно спросил кроат.
— Нет, мастер, это шебека с экипажем человек в двенадцать, не
более. По всей видимости, это турки.
— Ну, пусть будут и турки; мы не испугаемся их... Неужели они не
дадут нам мирно высадиться, Никола?
— Думаю так, мастер. Во всяком случае они захотят узнать, кто
мы, откуда и зачем. Словом, подвергнуть нас самому подробному
допросу.
279

— Как же, по-вашему, нам теперь поступить? — вмешалась герцо-
гиня.
— Атаковать их нашими двумя шлюпками и забрать в плен, — не
колеблясь, отвечал энергичный грек.
— А хватит ли у нас на это сил?
— Хватит. Для охраны галиота достаточно оставить двух чело-
век, а остальные пойдут на приступ» Мы сейчас сделаем вид, что
послушались предупреждения, и выйдем дальше в море.
Галиот вдруг изменил курс, давая этим, понять кому следует, что
вовсе не намерен идти напролом и подвергаться пушечным выстре-
лам. Когда же корабль обогнул мыс, скрывший его от судна, которое
послало ему такое грозное предупреждение, он был остановлен в
тени нависших скал, и с него спустили обе имевшиеся у него на борту
шлюпки. К этому времени как экипаж, так и пассажиры успели
приготовить огнестрельное и холодное оружие.
Немного спустя обе шлюпки, стараясь как можно тише работать
веслами, крадучись плыли на ГУссифский рейд.
XIII
Атака шебеки
ВЪЯВИВ О СВОЕМ ПРИСУТСТВИИ ВЫСТРЕЛОМ
из кулеврины, экипаж шебеки более не подавал при-
знаков жизни. Уверенные, что своим предупреждени-
ем достигли цели, вахтенные, вероятно, спокойно
уселись где-нибудь на палубе и стали продолжать
прерванное было появлением галиота курение, свое
любимое в свободное время занятие.
Шлюпки, шедшие друг от друга на расстоянии двух кабельтовых,
двигались с таким расчетом, чтобы напасть на турок с двух сторон
одновременно.
Сидя верхом на скамье кормы, рядом с герцогиней, дедушка Стаке
пытливо всматривался в ночную темноту.
— Что за чудеса! — вдруг воскликнул он. — Фонари внезапно
скрылись.
— И ровно ничего не видно вокруг, — добавила герцогиня.
— Синьор лейтенант, может быть, вам там, на носу, видны фонари?
— Нет, мастер; они куда-то исчезли.
— Чего доброго, турки тоже прикрыли их и плывут где-нибудь
поблизости от нас, — рассуждал старик. — А вдруг эти треклятые
сами захватят нас врасплох, как мы собираемся сделать с ними?
Шутка будет плохая!.. Надо посмотреть, следует ли за нами Никола...
Стой, ребята!
280

Шлюпка приостановилась. Старик обернулся назад, и его при-
вычные глаза тотчас же открыли на ожидаемом расстоянии чуть
заметную черную линию на воде. Вокруг этой линии вздымались
целые каскады светящихся брызг, точно там шла игра расшалив-
шихся фосфоресцирующих моллюсков, которыми изобилует Среди-
земное море.
— А ведь эти фонтаны могут выдать нас, — бормотал старый
моряк. — Должно быть, и самые обитатели Средиземного моря нахо-
дятся в союзе с Магометом и его последователями, чтоб им было
пусто.
Потом, возвысив голос, он сказал своим гребцам:
— Вперед, ребятки. Когда войдем на рейд, сразу будет видно,
притаились ли турки только в ожидании нас или же потушили
фонари для того, чтобы они не мешали им спать.
Шлюпка, остановленная было на минуту, снова осторожно дви-
нулась дальше.
— Не лучше ли нам, дедушка Стаке, стараться пристать незамет-
но к берету и никого не трогать? — задала вопрос герцогиня.
— О нет, синьорина, — возразил старик, — турки не замедлили бы
открыть наше судно, окружить и захватить его. Могут ли оказать
достойное сопротивление только двое оставленных на нем людей?
-Да, это верно...
— Кроме того, нам необходимо иметь, так сказать, под рукой
корабль. Если весь рейд занят турецкими судами, то нам нужно
будет бежать без оглядки назад, на борт... Знаете ли, синьорина,
упаси нас Господь попасть к туркам!.. О, какие дикие звери эти турки!
Недаром все народы так боятся их» Стой, ребята! — вдруг вскричал
старик, во время посторонней беседы ни на мгновение не забывавший
о своих прямых обязанностях.
— Что случилось, дедушка Стаке? — спросил Перниньяно, пере-
ходя с носа на корму.
— Мы всего в двух кабельтовых от шебеки.
— Следовательно, тут и остановимся?
— Да. Нужно подождать Николу. Без его помощи мы можем здесь и
головы свои сложить или, еще хуже, угодить прямо к туркам, о которых
мы только что рассуждали с синьориной... Никола уж близко...
Старик опустил руль, нагнулся через борт и издал легкий, свое-
образный свист, в ответ на который тотчас раздался такой же свист.
— Теперь Никола приналяжет на весла и через четверть часа
будет здесь, рядом с нами, — пояснил дедушка Стаке.
Шлюпка, находившаяся под управлением грека, прибавила ходу,
стараясь все-таки не производить лишнего шума.
— Почему остановка? Отдыхаете, что ли? — осведомился он, очу-
тившись бок о бок с первой шлюпкой.
281

— Поневоле будешь отдыхать, — отвечал старый далмат,—турки
погасили свои фонари, ну а у меня глаза не кошачьи.
—Я тоже заметил, что фонари у них вдруг погасли. По-моему, это
очень удобно для нас: нам легче будет подойти в упор к ним» Вон там
что-то чернеется. Должно быть, шебека? — продолжал грек, указы-
вая рукой вперед.
— Она и есть.
— Ну, так мы и подберемся к ней, дедушка Стаке.
— А ты с какой стороны хочешь подойти?
— Я? С носовой части
— Отлично. Тогда я возьмусь за корму, тем более что ее-то я вижу,
а больше ничего не могу отличить. Таким манером мы захватим этих
турок, как мышей в ловушку». Смотри только, не сядь на риф, Никола.
— Не беспокойтесь: не хуже вас сумею избежать этой опасности.
Я хорошо знаю эти воды и нахожусь тут, точно у себя дома. Потом у
меня и слух тонкий — сразу отличает шум волн вокруг рифов. Про-
щайте, синьорина, и готовьте оружие, — прибавил Никола и стал
продолжать путь.
— А славный моряк этот грек, — заметил ему вслед дедушка
Стаке. — Если я когда-нибудь сделаюсь адмиралом, непременно про-
изведу его в капитаны галеры... Ну, ребята, вперед!
Обе шлюпки медленно и с большими предосторожностями подви-
гались к давно уже замеченной ими шебеке, часть очертаний кото-
рой смутно виднелась вдали, как бы в середине рейда.
Старик напряженно всматривался в темноту и прислушивался к
шуму волн, яростно бурливших вокруг бесчисленного множества
мелких подводных утесов, которыми усеяно морское дно возле бере-
гов полуострова, где находился замок Гуссиф. Вести тяжелую шлюп-
ку по этому лабиринту было делом нелегким в такой темноте.
— Ах, съешь их киты! — вдруг вполголоса пробурчал старик-моряк.
— Что случилось, дедушка? — забеспокоилась герцогиня.
— Разве вы не видите, синьорина, светящуюся точку на волнах?
— Вижу. Это, вероятно, фосфоресцирующая рыбка?
— Нет, синьорина, совсем не то.
— Так что же это, по-вашему?
— Это что-то вроде плавучей корзины или ящика с горящей све-
чой внутри.
— Свечой?» Кем же она могла быть зажжена?
— Да кем же, как не турками!
— С какой целью?
— Это ловушка, синьорина. Турки вообразили, что мы, подобно
ночной мошкаре, набросимся на этот свет и сядем там на риф, а они
потом пустили бы нас ко дну своими ядрами. Только напрасно они
282

трудились устраивать эту штуку, мы не такие уж дураки, чтобы не
понять их хитростей... Ну, теперь живее на абордаж!
Герцогиня, Перниньяно и араб обнажили свои сабли и ятаганы.
Шлюпка находилась почти уже возле шебеки, на борту которой,
казалось, никто еще не замечал приближавшихся шлюпок. Дедушка
Стаке двумя поворотами руля подошел к судну, уцепился за одну из
острых частей кормы и в один миг очутился на судна Увидев так
неожиданно появившегося незнакомого человека, один из вахтен-
ных, стоявших возле руля, в ужасе отскочил назад и закричал диким
голосом:
— К оружию!
Но в то же время тяжелый, точно свинцовый кулак старого моря-
ка свалил его с ног. Грузно падая на палубу, турок все-таки успел
крикнуть еще раз и поднять тревогу.
Первым выбежал из своей каюты командир судна с обнаженной
саблей в руках.
— А, мусульманский пес! — вскричал старик на арабском языке,
понятном почти всем туркам, быстро зажигая фитиль пистолета. —
Смотри, если ты вздумаешь барахтаться, я убью тебя, как бешеную
собаку!.. Брось саблю!.. Слышишь?
Командир, еще молодой, самое большее лет двадцати пяти, чело-
век, до такой степени был озадачен этим неожиданным нападением,
что не мог ровно ничего сообразить.
Между тем герцогиня вместе со всеми своими спутниками тоже
взобралась на борт шебеки. Пользуясь растерянностью командира,
они наставили дула своих пистолетов на экипаж, беспорядочной
толпой, с шумом и криками высыпавший из каютных помещений на
палубу. Молодая венецианка с поднятой шпагой подскочила к ко-
мандиру шебеки.
— Слышали, что говорил вам этот человек? — крикнула она, тоже
по-арабски, указывая шпагой на дедушку Стаке.
— Кто вы и что вам надо? — спросил наконец турок, выходя из
своего оцепенения.
Вместо ответа молодая девушка обратилась к Перниньяно со
словами:
— Заставьте экипаж бросить оружие, а если ослушается — стре-
ляйте в них!
Затем, снова обернувшись к турку, иронически сказала, при-
стально глядя ему в глаза:
— Вы хотите знать, кто я и что мне нужно? Ну, так знайте, что я
капитан Темпеста, и мне нужно, чтобы вы сдались без лишних рас-
суждений, если хотите спасти жизнь себе и своему экипажу.
283

— Капитан Темпеста?! — с изумлением и ужасом повторил моло-
дой турок, прыжком в сторону стараясь увернуться от дула писто-
лета, направленного на него старым кроатом.
Но последний в тот же миг оказался снова лицом к лицу с врагом
и, схватив его за ворот, проговорил:
— Ну нет, брат, от такой старой морской акулы, как я, не увер-
нешься, несмотря на помощь твоего Магомета... Сдаешься ты или нет?
Вместо ответа турок неожиданным движением вдруг высвобо-
дился из рук старика и занес было над ним саблю, но в этот момент
аль-Кадур схватил его и так крепко стиснул ему горло, что турок
захрипел под железными пальцами араба.
— Вот так его, араб, так! — вскричал со смехом дедушка Стаке. —
Путни его хорошенько, может быть, и сдастся.
— Ко мне, матросы! — прохрипел турок, взмахом сабли заставив
араба выпустить его. — Бросайтесь на христиан!
Десяток матросов, составлявших весь экипаж шебеки, бросились
было на Перниньяно и греков, как вдруг раздался новый голос, кри-
чавший:
— Вот и мы, капитан Темпеста! Сейчас поможем вам в этой возне...
Ну, держитесь, турецкие разбойники, и молитесь своему Пророку; вы
скоро увидитесь с ним!
Это был Никола Страдиото, за которым один за другим следовали
его люди.
Увидев новое пополнение, которое турки считали более многочис-
ленным, чем оно было на самом деле, они вновь оторопели и остано-
вились как вкопанные.
— Брось оружие, каналья!—продолжал грек, наступая на коман-
дира шебеки с пистолетом в одной руке и обнаженной саблей в
другой. — Если не хотите умирать, то лучше не трогайтесь с места, а
не то тут вам всем и конец... Эй, ребята, готовься! — крикнул он своим
спутникам.
— A-а, ты все еще медлишь! — прорычал араб и, быстрым движе-
нием повалив турка на пол и наступив ему на грудь ногой, стал
размахивать у него перед носом ятаганом.—Падрон, прикажешь его
прикончить? — обратился он к своей госпоже.
— Не советую, — сказал дедушка Стаке, — иногда пленники
бывают более полезны живые, нежели мертвые.
— Вы правы, мастер, — согласилась герцогиня. — Заставьте его
сдаться.
— Сдаешься ты, наконец? — спросил араб у турка.
— Хорошо, сдаюсь, — покорился он.—Али-паша сумеет отомстить
за меня...
С этими словами он бросил свою саблю.
284

— Правоверные, бросайте оружие! — приказал он своим людям,
видя, что те стоят в нерешительности. — Скажите мне только, капи-
тан, что вы намерены сделать с нами? — обратился он к герцогине.
— Цока — держать пленниками, — ответила та. — Если бы мы
были мусульманами, то теперь никого из вас уже не было бы в живых.
Благодарите Аллаха, что мы христиане, то есть не такие звери, как
ваши единоплеменники... Аль-Кадур, отведи этого человека в каюту
и стереги его. А вы, синьор лейтенант, — продолжала она, обернув-
шись к Перниньяно, — прикажите хорошенько связать матросов.
Очутившись между двумя огнями и понимая бесполезность сопротив-
ления, турецкий экипаж тоже побросал оружие. Греки стремительно
накинулись на обезоруженных матросов и всех перевязали, попотчевав
кстати пинками и тумаками. Не будь здесь герцогини и ее лейтенан-
та, ренегаты, наверное, не ограничились бы этим, по меньшей мере
лишив бы своих исконных врагов ушей. Связанные пленники были
отведены вместе с их командиром в каюту, у дверей которой стали
на страже двое матросов-греков с пистолетами и саблями.
— Синьорина, — обратился Никола Страдиотр к герцогине, —
теперь путь свободен, и мы можем беспрепятственно сойти на берег,
если вам угодно. Отсюда и до самой крепости недалеко; если отпра-
виться немедля, мы к восходу солнца уже можем быть там.
— Клянусь всеми акулами Средиземного моря, я не ожидал такой
удачи! — говорил дедушка Стаке, потирая руки. — Как все обошлось!
Без единой капли крови... Впрочем, самое трудное, надо думать, еще
впереди»
— А я полагаю, что ничего особенно трудного нам не предстоит, —
заметила молодая девушка. — Я войду в замок под видом посла от
Мулея аль-Каделя к внучке Али-паши. Разве мы по внешнему виду
не похожи на турецких подданных?
— Но ведь вы не говорите по-турецки, синьорина.
— Я назовусь арабом; разве их мало в турецкой армии? Это мне
тем более удобно, что аль-Кадур научил меня своему языку, да и
почти все турки понимают его.
— А славный человек ваш араб, синьорина. Я никогда еще не
видывал из этой породы людей такого представительного, преданно-
го и самоотверженного человека.» Да, это великолепная мысль —
выдать себя за араба, синьорина. Такой умной мысли никогда не
могло бы прийти в мою моряцкую голову... Так прикажете сделать
высадку?
— А как же быть с этой шебекой? — спросила герцогиня.
— Двое из наших подведут ее к галиоту, синьорина, — объяснил
Никола. — Таким образом, пленники будут под наблюдением четы-
рех человек, а этого вполне достаточно, чтобы сторожить безоруж-
ных.
285

— А кто же поведет нас в замок?
— Я же, синьорина; ведь я уже был там, — вызвался грек. — Пора,
однако, отправляться: вон уж показалась и заря. Скоро начнет светать.
Шлюпки отчалили от шебеки, которую оставленные на ней двое
караульных повели под одним парусом к галиоту. Ветер крепчал, и
шлюпки быстро неслись к берегу, возле которого ревел яростный
прибой. Дедушка Стаке опять плыл впереди, ловко маневрируя сре-
ди прибрежных рифов. Вспугнутая шумом весел, громадная стая
морских птиц, отдыхавших на одном из утесов, с громкими криками
поднялась и разлетелась во все стороны, мелькая своими белыми
крыльями по темному еще воздуху.
— Хорошее предзнаменование, — сказал старый далмат, указы-
вая на птиц. — Как разлетелись перед нами эти чайки, так же
устранятся и все опасности» Дай-то Бог!»
— Причаливай! — скомандовал Никола, догнавший первую
шлюпку и плывший теперь рядом с ней.
Зажегшие фитили у своих аркебуз и пистолетов, герцогиня, Пер-
ниньяно, аль-Кадур и прочие высадились на берег. Никола быстро
взобрался на скалистую возвышенность и стал молча обозревать
оттуда раскинувшуюся перед ним обширную, там и здесь поросшую
вековыми деревьями равнину. Нигде не было видно ни огня, ни дви-
жения. Только издали доносился лай собаки.
— Часовых нигде нет, — доложил грек, снова спустившись на
берег. — Можно смело идти.
— Идем, только потише и поосторожнее. Мало ли что может быть
впереди!
Маленький отряд двинулся вперед по прибрежным песчаным
холмам, следуя за греком; он хорошо знал эту местность, так что мог
бы пройти по ней даже в самом густом мраке, не сбиваясь с пути.
— Славный малый этот грек, — шепнул дедушка Стаке шагавше-
му рядом с ним Симону, толкнув его локтем. — На него вполне можно
положиться в игре с турками. Знает их хорошо и всегда сумеет их
перехитрить. Лучшего спутника нам бы и не найти.
— Да, ничего себе парень,— кратко ответил Симон, который был
настолько же молчалив, насколько болтлив его старый соотечест-
венник.
Между тем герцогиня и Перниньяно вполголоса совещались с
греком относительно своих планов и сговаривались о подробностях
их выполнения на месте, чтобы избежать разногласий и недоразуме-
ний, способных привести к самым печальным последствиям, не иск-
лючая и жестокой смерти.
—Так смотрите же, называйте меня не иначе, как Гамидом, сыном
мединского паши и близким другом Мулея аль-Каделя,—заключила
герцогиня. — Бен Таэлю, невольнику Мулея аль-Каделя, будет мною
286

поручено подтвердить, что я мусульманин и состою капитаном ту-
рецкой армии.
— А не подведете вы этим Дамасского Льва? — спросил грек.
— Он сам уполномочил меня во всех нужных случаях пользовать-
ся его именем, — пояснила герцогиня. — Позвольте мне одной объяс-
ниться с внучкой Али-паши.
— Хорошо, — в один голос произнесли Никола и Перниньяно.
— Предупредите ваших людей насчет того, о чем мы договорились.
Необходимо действовать как можно осторожнее.
Дорога шла по утесам, и местами приходилось перепрыгивать
через глубокие трещины или цепляться за острые выступы скал.
Дедушка Стаке все время ворчал на эти неудобства.
— Ну и дорожка! — рассуждал он под аккомпанемент собствен-
ного кряхтения. — И еще есть дураки, которые уверяют, будто ловко
ходить по суше! А по-моему, гораздо лучше шагать по палубе хоро-
шего корабля, даже когда его как следует швыряет из стороны в
сторону по взбаламученным волнам... Ах, провались этот остров Кипр
со всеми его киприотами!..
Между тем совсем уж рассвело, и вокруг стало видно на большое
расстояние.
— Взгляните туда, синьорина, — сказал Никола, указывая на
крутой, почти отвесный утес, на вершине которого раскидывалось
громадное здание с башнями.
— Это и есть Гуссифский замок?
— Он самый, синьорина.
— Бедный Ле Гюсьер! Наверное, он томится в подземелье одной из
этих угрюмых башен...
— Да, синьорина, едва ли он там гуляет на свободе. Внучка Али-
паши не очень нежно обращается со своими пленниками, — со вздо-
хом заметил грек.
XIV
В замке Гуссиф
УССИФСКИЙ ЗАМОК, ПОСТРОЕННЫЙ ИЗ ЧАСТЕЙ
того самого утеса, который он увенчивал собой, был
созданием королевы Екатерины Корнаро. Она хотела
иметь здесь сторожевой пункт для наблюдения над
восточной частью острова Кипра, особенно подвер-
гавшейся нападениям турецких и египетских мор-
ских разбойников, хозяйничавших в то время на всем восточном
Средиземноморье.
Замок возвышался на самой вершине утеса, над крутым обрывом;
стены его были такими толстыми и массивными, что никакие ядра
не могли их прошибить, и все его башни были унизаны пушками. Это
287

мощное укрепление оказало долгое и упорное сопротивление армии
Мустафы, которому, пожалуй, так и пришлось бы отказаться запо-
лучить в свои руки этот важный в стратегическом отношении пункт,
если бы не помощь Али-паши, привезшего на своих ста галерах мно-
гочисленный десант.
Бомбардируемый день и ночь восемьюстами кулевринами, имев-
шимися в рядах пятидеслтитысячной сухопутной и морской армий,
замок в конце концов был вынужден сдаться; весь его гарнизон был
перерезан, как это всегда делалось турками. Селим Второй приказал
исправить все повреждения, нанесенные крепости во время осады,
разместил в ней новый, многочисленный гарнизон, прекрасно обору-
довал замок. Комендантом этой крепости султан, как это ни каза-
лось странным, сделал внучку своего любимца, Али-паши, молодую
девушку, славившуюся своей красотой, умом, смелостью, решитель-
ностью и ярой ненавистью к христианам, унаследованной ею от деда,
а это имело решающее значение в глазах турецкого властителя.
Увидев перед собой эту грозную твердыню, угрюмый вид которой
не смягчался даже розовой дымкой, наброшенной на нее ясными
лучами восходящего солнца, герцогиня д’Эболи невольно поддалась
на минуту сомнению в успехе своего отважного замысла. Не предсто-
ит ли и ей со всеми ее спутниками погибнуть мучительной смертью,
как, быть может, погиб уже от руки коменданта-турчанки Ле Гюсь-
ер, которого она, герцогиня, шла выручать?
— Падрона, ты думаешь о своем женихе? — спросил аль-Кадур,
поймав тревожный взгляд герцогини, остановившейся на возвыше-
нии, чтобы лучше рассмотреть замок.
— Да, разумеется, — со вздохом ответила молодая девушка.
— Боишься, что он уже погиб от руки внучки Али-паши?
— Да, думаю и об этом. Но как ты угадал мои мысли, аль-Кадур?
— Раб должен уметь читать в сердце своих господ.
— А как ты полагаешь, он еще жив?
— Вернее всего, что жив. Если бы они хотели убить его, то сделали
бы это тотчас же по взятии Никосии. Раз уж они увели его в такое
надежное место, то следует думать, что он имеет для них большую
цену... Не лучше ли идти вперед, падрона? Нас здесь могут заметить
со стен крепости и принять за каких-нибудь шпионов, если мы будем
стоять на месте.
Минут через десять ходьбы по ущелью наши путники вдруг очути-
лись почти под самыми стенами крепости, не заметив нигде часовых.
Должно быть, турецкие часовые пренебрегали своими обязанностя-
ми, вполне уверенные, что им тут нечего ожидать нападения со сто-
роны христиан. Однако в тот самый момент, когда путники вышли
из ущелья и стали подниматься на крутизну, с одной из башен по-
слышался тревожный крик:
288

— К оружию!
Вслед за тем на подъемном мосту, спущенном над глубоким рвом,
окружавшим замок, показался отряд янычар под предводительст-
вом капитана.
— Кто идет? — послышался оклик на турецком языке.
—Свои, — ответил на том же языке Никола, делая знак янычарам
опустить оружие, которое они подняли было.
Грек одинаково хорошо говорил на нескольких восточных язы-
ках.
— Откуда вы? — спросил капитан янычар, продолжая держать
наготове обнаженную саблю.
— Из Фамагусты.
— Что же вам нужно?
— Нам поручено проводить сюда капитана Гамида, сына медин-
ского паши.
— Где же он?
—Здесь!—откликнулась герцогиня на арабском языке, выступая
вперед из середины своих спутников.
Турок внимательно оглядел ее, не скрывая некоторого изумления,
потом отдал ей своей саблей честь и сказал:
— Да пошлет Пророк тебе и твоему отцу на тысячу лет благоденст-
вия! Госпожа Гараджия, внучка Али-паши, будет счастлива, имея воз-
можность оказать тебе гостеприимство. Пожалуй за мной, эфенди.
— А могу я взять с собой своих людей?
— Они все турки?
— Да, все турецкие подданные.
— В таком случае и они могут быть уверены в хорошем приеме у
нас. Ручаюсь за это.
Приказав движением руки янычарам расступиться, капитан по-
вел новоприбывших во внутренний, так называемый «почетный» двор
крепости, окруженной прекрасными портиками в арабском стиле,
колонны которых местами носили следы бывшей ожесточенной бом-
бардировки. Такие дворы в турецких зданиях представляют собой
нечто вроде приемных.
Усадив герцогиню в одном из портиков на роскошный ковер, ка-
питан пригласил ее провожатых занять места вне колоннады, под
сенью исполинской пальмы, резные листья которой образовали пре-
красный шатер. По его приказанию двое богато одетых негров при-
несли шелковые подушки и большой серебряный поднос с чашками
дымящегося ароматного кофе, разными прохладительными напит-
ками и сладостями
Хорошо зная турецкие обычаи, герцогиня медленно выпила чаш-
ку кофе, закусила несколькими сладкими пастилками, после чего
289
10—1151

села на приготовленные для нее на ковре подушки и обратилась к
почтительно стоявшему перед ней капитану с вопросом:
— Где же внучка Али-паши? Вероятно, еще спит?
— О нет, — ответил турок, — госпожа Гараджия привыкла под-
ниматься раньше своих воинов. При четвертой страже, на самом
рассвете, она всегда уже на ногах.
— Почему же не докладываешь ей о моем прибытии?
— Потому что в настоящее время ее нет дома. Час тому назад она
отправилась смотреть христианских пленников, которых поставила
на ловлю пиявок. Этих тварей требуется множество для больных
воинов в Фамагусте, и они всего охотнее идут на христианскую кровь.
— Что такое? — спросила герцогиня, побледнев. — Гараджия
использует пленных христиан для ловли пиявок?
— Кого же еще посылать на это дело, когда нет других подходя-
щих людей? Не отправлять же своих воинов, чтобы у них пиявки
мало-помалу высосали из жил всю кровь?.. Кому же тогда защищать
крепость, в случае если венецианцы вздумают явиться сюда со своим
флотом? — говорил турок. — Пусть лучше уж мрут с пользой для нас
эти пленники-христиане; не держать же их тут даром да еще возить-
ся с ними.
— Следовательно, вы держите здесь пленников только для того,
чтобы заставить их умирать медленной смертью? — сдавленным го-
лосом произнесла молодая девушка, делавшая над собой почти
сверхъестественные усилия, чтобы не разразиться негодованием.
— Конечно, в конце концов они тут все перемрут, — хладнокровно
отвечал турецкий капитан. — Гараджия не даст им достаточно
отдыха для того, чтобы высосанное из них пиявками количество
крови могло опять восстановиться.
— Хотя я и отъявленный враг христианам, но то, что ты говоришь,
кажется мне неслыханной жестокостью, не делающей чести сердцу
женщины, — не могла не сказать молодая венецианка.
— Может быть, эфенди. Но так как здесь командует внучка Али-
паши, то никто не имеет права вмешиваться в ее распоряжения.
Даже я не могу возражать ей ни слова, когда вижу явную несправед-
ливость.
— А сколько же у вас пленников?
— Человек двадцать.
— Все из Никосии?
— Да, оттуда, и все они — дворяне.
— Ты знаешь их по именам?
— Некоторых знаю.
— Нет ли среди них капитана по имени Ле Гюсьер? — продолжала
свои расспросы герцогиня, едва скрывая волнение.
290

Ле Гюсьер? — повторил турок, видимо напрягая свою память. —
Ах, да, это тот французский дворянин, который находился на служ-
бе у Венецианской республики... Да, между нашими пленными есть и
такой; он также назначен для ловли пиявок.
Герцогиня до крови кусала себе губы, чтобы заглушить крик
ужаса и гнева, вырывавшийся из ее груди. Дрожащими руками оти-
рая со лба холодный пот, она помолчала несколько секунд, стараясь
вполне овладеть собой, потом, по возможности спокойно, сказала:
— Из-за этого дворянина я и прибыл сюда.
— Ты желаешь его освободить, эфенди?
— Мне поручено доставить его в Фамагусту.
— Кто дал тебе такое поручение, эфенди?
— Мулей аль-Кадель.
— Дамасский Лев! — вскричал турок, и на лице его выразилось
глубокое изумление. — Но почему же этот доблестнейший из героев
интересуется нашим пленником?
— Не знаю; он мне не говорил об этом.
— Однако я не думаю, эфенди, чтобы Гараджия решилась усту-
пить его. Она, кажется, очень дорожит своими пленниками и, если
кто-нибудь из них нужен Мулею аль-Каделю, потребует за него та-
кой большой выкуп, на который едва ли согласится Дамасский Лев.
— Почему же? Мулей аль-Кадель достаточно богат для того, что-
бы выкупить любого, кого он пожелает и за какую угодно цену.
—Я знаю, что его отец — одно из самых важных лиц в государстве,
родственник султана и страшный богач. Но что же за охота Мулею
аль-Каделю бросать золото на ветер ради какого-то христианина?
— Ну, уж этого я не знаю, — произнесла молодая девушка, которой
очень тяжел был этот разговор. — Мое дело исполнить данное им
поручение, а зачем ему понадобился этот пленник — меня не касается..
Когда же вернется госпожа Гараджия? Мне некогда долго ждать. У
меня немало дел в Фамагусте, да, кроме того, есть и еще поручение
от Мустафы.
— Если тебе угодно, я могу проводить тебя к месту ловли пиявок, —
предложил турок после некоторого раздумья. — Там ты увидишь и
нашу госпожу, и пленника.
— Хорошо, я согласен отправиться туда.
— Вот и отлично. Я сейчас прикажу оседлать лошадей. Через
несколько минут мы можем отправиться.
Когда турок удалился, чтобы сделать нужные распоряжения,
Перниньяно и Никола Страдиото поспешили подойти к молодой
девушке, с изнеможением опустившей голову на грудь.
— Виконт здесь? — шепотом спросил венецианец.
— Здесь, но, должно быть, мы увидим его в самом жалком поло-
жении.
291
ю*

— Почему вы так думаете, синьорина? — осведомился грек.
— Он находится вместе с другими пленниками на ловле пиявок в
стоячих прудах.
— Ах, злодеи! — пробормотал Никола нахмурившись, яростно
сжимая кулаки.
— Разве это такое трудное дело? — удивился Перниньяно.
— Не только трудное, но прямо-таки ужасное, синьор, — ответил
грек. — Я хорошо знаком с этим делом, так как мне пришлось прове-
сти за ним немало дней. За один месяц человек так истощался на
ловле пиявок, что едва мог держаться на ногах от малокровия и
сопряженной с этим состоянием слабости. Дай Бог никому не испы-
тать этого!. Все тело ловца пиявок представляет сплошную язву... Ох,
страшно даже вспомнить!
— Неужели эта женщина могла решиться послать на подобную
пытку даже такого знатного пленника, как виконт Ле Гюсьер? —
недоумевал лейтенант, побледневший точно так же, как и его спут-
ница.
— Мне сейчас подтвердил это турецкий капитан, — со вздохом
проговорила герцогиня.
— Постараемся во что бы то ни стало высвободить виконта из
этого ужасного положения» Мы не остановимся ни перед чем, даже
перед взятием этой крепости, если понадобится, не так ли, Никола? —
воскликнул пылкий венецианец.
Грек только молча кивнул головой.
— Я знаю, что нужно делать, — сказала герцогиня, вновь вернув-
шая себе свою неукротимую решимость, — я затею такую игру с этой
турчанкой, что она и опомниться не успеет, как очутится в моей
власти, и тогда вопрос решится сам собой. Не нужно забывать, что
Дамасский Лев обещал мне свою помощь в любое время, а он не из
тех, которые изменяют данному слову...
Громкое ржание и топот коней по каменным плитам двора пре-
рвали дальнейший разговор между герцогиней и ее спутниками.
— Мы к твоим услугам, эфенди, — произнес турок, подходя к
герцогине. — Ты вернешься сюда к полудню, когда, после молитвы,
подается второй завтрак. Я уже отправил гонца к Гараджии, чтобы
предупредить ее о прибытии посла от Мулея аль-Каделя. Ты смело
можешь ожидать почетного приема. Госпожа Гараджия будет очень
рада достойно принять посла Дамасского Льва.
— Разве она его лично знает?
На губах турка промелькнула улыбка.
— Знает Ли она его? — повторил он вполголоса. — Да из-за него
Гараджия мало спит и день ото дня становится все» причудливее.
— Вот как. Значит, она его любит?
— Похоже на то.
292

— А он?
— Кажется, не особенно заинтересован внучкой Али-паши.
— А-а! — невольно вырвалось у герцогини.
К счастью, ее собеседник не обратил внимания на это несколько
странное восклицание.
Минуту спустя всадники выехали из замка, предшествуемые ка-
питаном, направляясь в глубь острова.
XV
На ловле пиявок
1ОГДА КАВАЛЬКАДА СПУСТИЛАСЬ С УТЕСА, НА
котором высилась крепость, на холмистую равнину с
кое-где тянувшимися ввысь пальмами и индийскими
смоковницами с длинными иглами, солнце уже сто-
яло высоко на ярко-голубом небе.
И в этой части острова, хотя и отдаленной от Фама-
густы, были видны следы нашествия турок, этих ужасных опусто-
шителей, отмечающих свой путь трупами и развалинами.
Турецкий капитан ехал с таким равнодушным видом, точно ни-
чего не замечал, зато у христиан, в особенности у дедушки Стаке,
глаза были широко раскрыты на все окружающее. Прямодушный
старик все время ворчал, нисколько не беспокоясь о том, что может
этим привлечь к себе внимание турка.
После получаса быстрой скачки на чистокровных арабских ко-
нях всадники очутились в обширной низине, покрытой множеством
больших и малых стоячих прудов, поросших густым, пожелтевшим
тростником. Опытному человеку с первого взгляда было понятно, что
в этих гниющих прудах должна была гнездиться болотная лихорад-
ка.
На берегу одного из этих прудов двигалось несколько полуобна-
женных людей, вооруженных длинными шестами, с помощью кото-
рых они бередили тину и раздвигали тростник.
— Вот часть ловцов пиявок, эфенди, — сказал турок, придержи-
вая свою лошадь.
— Никосийские пленники? — спросила герцогиня, стараясь ка-
заться равнодушной, хотя сердце ее болезненно сжималось от ужаса
и жалости.
— Нет, это эпирские невольники. Их охраняют всего четыре яны-
чара, а за теми пленниками надзор построже. Вот посмотрите вбли-
зи, как они работают, и тогда будете в состоянии понять, насколько
сладко живется никосийским пленникам у внучки Али-паши.
Герцогиня ничего не сказала. Сердце ее мучительно ныло и болело
при одной мысли, что ее жених, виконт Ле Гюсьер, поставлен жесто-
293

кой турчанкой в одни условия с грубыми невольниками, привыкши-
ми к тяжелой работе.
Турок направил своего коня к тростниковому навесу, под кото-
рым четверо солдат со зверскими лицами варили себе кофе; их пояса
были кругом утыканы пистолетами и ятаганами. Капитан приказал
им скорее согнать невольников и заставить их работать, чтобы сын
мединского паши мог видеть, как производится ловля пиявок.
Янычары мгновенно бросили свое занятие и, отдав честь высоко-
поставленной личности, которая удостоила своим посещением сто-
ячие воды, свистком вызвали из-под другого навеса невольников,
удалившихся было под него, когда стали подъезжать всадники. При
виде несчастных с уст христиан невольно сорвался крик ужаса,
между тем как сопровождавший их турок разразился злобным сме-
хом и, указывая на них рукой, цинично заметил:
— Взгляни, эфенди, какие одры! Собакам немного останется на
поживу, когда эти невольники не будут больше в состоянии рабо-
тать... Сразу видно, что у нас не привыкли откармливать куриным
мясом и разными сластями ловцов пиявок.
Зрелище, представляемое этими несчастными эпирцами, дейст-
вительно было таково, что заставило содрогнуться даже дедушку
Стаке, немало видавшего на своем веку различных ужасов. Люди эти
были до такой степени худы, что представляли собой одни живые
скелеты, обтянутые желтой кожей, сплошь покрытой язвами от уку-
сов пиявок. Глаза их были тусклы, как у мертвецов, опухшие и
гноящиеся веки раскрывались с большим трудом. Все члены их по-
стоянно тряслись, что ясно свидетельствовало о снедавшей их жес-
токой лихорадке.
—Великий Аллах! Эти люди имеют такой вид, точно сейчас собира-
ются умереть!—вскричала молодая девушка, в свою очередь задрожав-
шая от жалости и негодования, но, однако, настолько сохранившая
присутствие духа, чтобы даже в своих выражениях приспособиться
к турецким понятиям и не выдать себя.
Турок невозмутимо пожал плечами.
— Так что ж такого, — проговорил он с пренебрежением, — ведь
это христианские невольники. Мертвые они уж ни на что не годны, а
пока живы, могут приносить хоть какую-то пользу. Гараджия ловко
придумала. Не ухаживать же за ними, в самом деле, и не содержать
же их даром, как делали раньше? Теперь они все-таки дают доход.
— Да, несколько жалких цехинов! — проворчал сквозь зубы ста-
рый кроат, едва сдержавший свое желание свалить кулаком этого
турка с коня и дать ему хорошего тумака.
— От четырех до пяти в день, — заметил турок, расслышавший его
слова. — Разве это тебе кажется мало, друг?
294

— Внучка Али-паши едва ли нуждается в такой безделице и
лучше бы сделала, если бы отнеслась почеловечнее к этим несчаст-
ным, — возразила герцогиня, вполне разделявшая в эту минуту чув-
ства старого моряка.
— Гараджия очень любит деньги и знает им цену, эфенди.» Эй,
янычары! Пусть пленники живее поворачиваются! Нам некогда тут
долго стоять... Живо! Не зевать!
Солдаты вооружились толстыми суковатыми палками и грозно
начали ими размахивать над головами невольников, тупо глядевших
на блестящих всадников.
— Живее в воду, бездельники! — понукали их янычары. — Доволь-
но отдыхать. Если будете лениться, то вместо хлеба попробуете ве-
чером палок.
Злополучные невольники угрюмо повесили головы и, с видимым
содроганием войдя в воду, принялись длинными шестами бередить
илистое дно.
Ловля пиявок производилась по способу древних греков и персов,
особенно опытных в этом деле из-за обилия в их странах стоячих вод
с мириадами этих противных, но полезных червей. Лучшей приман-
кой для них, как известно, служит человеческая кровь; поэтому
даже добровольные ловцы их всегда подставляли свои ноги острым
укусам этих кровожадных обитателей смрадных стоячих вод, дела-
ясь таким образом одновременно добычей кровососок и болотных
лихорадок. Этой системы ловли пиявок придерживаются еще до сих
пор в Персии и в Греции, а также на островах Крите и Кипре, то есть
повсюду, где продолжает процветать этот промысел. В настоящее
время этому опасному занятию предаются уже не рабы, которых
больше не существует, а свободные люди, не имеющие почему-либо
возможности взяться за другое, более приятное и менее опасное для
здоровья ремесло.
Через некоторое время один из ловцов, еле живой старик, вылез
на берег, будучи не в состоянии больше выносить боли от укусов
множества пиявок, присосавшихся к его жалким ногам, лишенным
уже всяких признаков икр. Добычи на этом несчастном существе
было более чем достаточно, но солдатам этого показалось мало; один
из них ударил его палкой и крикнул:
— Ах ты, ленивая собака! Разве столько следует приносить пия-
вок?.. Живо назад, в воду, каналья... Я тебе покажу, как лениться на
глазах таких высокопоставленных особ!.. Разве ты не слыхал, что на
вас смотрит сын мединского паши?»
При последних словах свирепый янычар нанес ловцу еще один
тяжелый удар палкой по спине.
Этого уж дедушка Стаке не мог стерпеть. С удивительной в его годы
быстротой и ловкостью он соскочил с коня и бросился к янычару.
295

— Негодяй! — закричал он во всю силу своих могучих легких. —
Разве ты не видишь, что этот человек близок к смерти?.. Сейчас же
оставь его в покое, если не хочешь сам очутиться в царстве пиявок!.
Смотри, еще один миг — и я швырну тебя в самую середину этого
вонючего болота.
Турок, не привыкший к таким речам, опешил и в изумлении смот-
рел на старика, так энергично размахивавшего перед его лицом
огромными кулаками и точно собиравшегося его схватить и заду-
шить.
— Чего ж ты сердишься, господин? Ведь это только христианин! —
проговорил он, невольно отступая.
—Знаю, что христианин,—гремел старый кроат, сверкая глазами
и тряся янычара так, что у того потемнело в глазах. — Разве ты не
понимаешь, животное, что своей жестокостью ты срамишь самого
Пророка и всех его последователей? Вот я тебя»
Но тут вступился турецкий капитан, на которого тоже нашло
было нечто вроде столбняка при виде такой непривычной в этом
месте сцены.
—Что ты делаешь, друг? — вскричал он, подбежав к рассвирепев-
шему старику, в руках которого барахтался янычар.
— Что я делаю? — взревел дедушка Стаке, подняв на воздух
беспомощно болтавшего ногами янычара, словно котенка. — А вот
хочу бросить его туда, где...
— Оставь его, говорю тебе от имени госпожи Гараджии! Слы-
шишь? Оставь его, иначе я..
— А я от своего собственного имени, которое стоит имени твоей
Гараджии, приказываю немедленно убраться этому озверелому яны-
чару! — вдруг раздался твердый, ясный и повелительный голос
герцогини. — Понял ты меня, капитан? Я бился на поединке с Дамас-
ским Львом и победил его, а с такой дрянью, как ты, справлюсь
скорее, чем ты успеешь произнести имя Пророка... Повинуйся мне, я
имею право приказывать!
Услышав этот голос и видя, что мнимый юноша уже с угрозой
заносит над ним саблю, приняв также во внимание и многочислен-
ность его свиты, турок счел за лучшее повиноваться и, обернувшись
к солдатам, крикнул:
— Отпустить всех ловцов в их хижины! Сегодня и завтра мы будем
праздновать прибытие к нашей госпоже доблестного Гамида, сына
мединского паши. Поэтому пусть все будут в эти дни свободны от
работ и отдохнут.
Привыкшие повиноваться каждому слову высокопоставленных
лиц, янычары бросились исполнять это приказание. В то же время
герцогиня опустила руку в кобуру, наполненную Дамасским Львом
цехинами, вынула из нее горсть монет и бросила их несчастным.
296

— Дать этим невольникам по цехину и, кроме того, сегодня и
завтра по двойной порции вина, — сказала она. — Если мой приказ
не будет исполнен в точности, я отрежу вам всем уши. Вы поняли
меня, янычары? Мое слово неизменно. Запомните его хорошенько,
если не желаете, чтобы я выполнил свое обещание... Себе тоже може-
те взять по цехину.
Потом, дав шпоры своему коню и пускаясь в галоп вперед, она
бросила на ходу ошеломленному капитану:
— Теперь проводи меня скорее к Гараджии. Мне нужно видеть ее
немедленно.
Весь отряд быстро удалился от стоячих вод, кишмя кишевших
пиявками и распространявших вокруг себя убийственные лихорад-
ки. Ветерок мелодично шумел в густом тростнике, скрывавшем под
своими прямыми копьевидными стеблями столько разложений и
яда.
Минут через десять быстрой скачки турецкий капитан, вновь
занявший место во главе отряда, указал герцогине на видневшийся
впереди роскошный розовый шелковый шатер, увенчанный тремя
развевавшимися по ветру белыми конскими хвостами, соединенны-
ми под большим серебряным полумесяцем. Шатер, раскинутый на
возвышении, так что его было видно на большое расстояние кругом,
прямо поражал своим великолепием.
— Чей это шатер? — спросила герцогиня
— Госпожи Гараджии.
— Она часто бывает здесь?
— Каждый раз, когда вздумает сама наблюдать за работой хри-
стианских пленников и поразвлечься их смешным видом.
— И эта жестокосердная женщина воображает, что ее может
полюбить Дамасский Лев, самый великодушный из всех витязей
великой турецкой армии! — презрительно произнесла молодая де-
вушка.
— Да, она, очевидно, сильно надеется на это, — заметил ее собе-
седник.
— Но не может же лев пожелать иметь супругой простую тигри-
цу?
— Об этом она, наверное, не думает, да и мне такое соображение
не приходило в голову, — наивно сознался турок. — Только смотри,
эфенди, не выказывай таких мыслей Гараджии, если желаешь быть
с нею в дружбе.
Немного спустя всадники уже были возле великолепного розово-
го шатра, в некотором отдалении от которого скучилось несколько
десятков жалких хижинок, охраняемых вооруженными с головы до
ног янычарами и солдатами из Малой Азии.
297

— Пожалуй сюда, эфенди, — пригласил турок герцогиню, остано-
вившись перед входом в шатер. — Госпожа Гараджия сейчас, навер-
ное, пьет кофе и курит табак, несмотря на воспрещающие эдикты
Селима. Она не боится, что он отрежет ей нос за неисполнение его
повелений.
— Введи меня, — сказала герцогиня, ловко соскакивая с коня.
Капитан сделал знак четырем арабам, стоявшим с обнаженными
саблями по обе стороны входа в шатер, и, когда те посторонились, он
подошел еще ближе и громким голосом проговорил:
— Госпожа, к тебе посол от Мулея аль-Каделя!
— Впустить его! — раздался в ответ сухой и жесткий голос. —
Послу доблестного и непобедимого Дамасского Льва будет здесь
оказано самое радушное гостеприимство.
XVI
Внучка Али-паши
ЕРЦОГИНЯ, ХОТЯ С СИЛЬНО БЬЮЩИМСЯ СЕРД-
цем, но твердыми шагами подошла ко входу в шатер.
Турецкий капитан, делавшийся с каждой минутой
все более и более льстивым и подобострастным,
почтительно откинул перед ней полу шатра и с глу-
боким поклоном пропустил мимо себя мнимого сы-
на мединского паши.
Посреди шатра стояла молодая и прелестная на вид девушка,
одной рукой опираясь на дорогой серебряный кувшин с вином, нахо-
дившийся на вычурной подставке возле широкого дивана, на кото-
ром она, должно быть, только что сидела.
У нее была удивительно изящная и стройная фигура, нежное,
слегка смуглое личико, с живым румянцем на щеках, жгучими чер-
ными глазами под тонкими дугообразными, точно нарисованными
бровями, крохотным ротиком с пунцовыми губками и длинными,
густыми черными волосами с оттенком воронова крыла. Черты ее
лица, своей правильностью и нежностью свидетельствовавшие, что в
ее жилах должна течь часть греческой крови, имели в себе нечто
такое, что вполне подтверждало славу о ее жестокости, прихотях и
привычке больше приказывать, нежели повиноваться.
По тогдашнему обычаю благородных турчанок, на ней были ши-
рочайшие белые шелковые шаровары, богато вышитые золотом, рас-
пашной корсаж из темно-розового бархата с широким золотым
бордюром и крупными жемчужными пуговицами; широкий зеленый
шелковый пояс с нежной жемчужной бахромой, обвивавший талию
и спускавшийся спереди длинными концами; прозрачные шелковые
чулки бледно-розового цвета и желтые сафьяновые туфельки с за-
298

гнутыми носками и золотыми пряжками, усыпанными алмазами.
Маленькая кривая сабля в серебряных, выложенных перламутром
ножнах дорогой работы и с великолепной рукояткой, сверкавшей
изумрудами и желтыми топазами чистейшей воды, была заткнута
за пояс.
Увидев мнимого арабского юношу, блиставшего равной с ней кра-
сотой, в живописном и не менее богатом костюме, молодая турчанка
не могла удержаться от восклицания:
— Ах, какой красавец!
Затем, спохватившись, она вдруг изменила выражение лица и тон
и свысока спросила на арабском языке, знание которого у высокопо-
ставленных турок тогда считалось признаком хорошего тона:
— Что тебе нужно от меня?
— Об этом я сейчас скажу тебе, кадиндик, — ответила герцогиня,
с достоинством поклонившись.
— Кадиндик?! — с ироничным смехом повторила турчанка. — Так
называют у нас женщин гарема, а не свободных девушек нашего
круга. Разве ты этого не знал до сих пор?
— Нет, я араб, а не турок.
— А кто ты такой?
— Сын мединского паши, — спокойно отвечала герцогиня, так же
бойко говорившая на арабском языке, как сама Гараджия.
— А’.. Твой отец все еще в Аравии?
— Да. А разве он тебе знаком, госпожа?
— Нет, я знаю его только по слухам, хотя и провела часть своего
детства на берегах Красного моря. В настоящее время я езжу только
по Средиземному» Кто же послал тебя ко мне, эфенди?
— Мулей аль-Кадель.
По выразительному лицу внучки великого адмирала пробежал
легкий трепет.
— Чего он желает от меня? — осведомилась она.
— Он прислал меня к тебе с просьбой уступить ему одного из
христиан, взятых в плен в Никосии.
— Одного из христиан! — изумленно воскликнула Гараджия. —
Кого же именно?
— Виконта Гастона Ле Гюсьера, — с легкой дрожью в голосе
ответила герцогиня.
— Это, вероятно, тот франк, который был на службе у Венециан-
ской республики?
— Ты угадала, госпожа.
— Почему же Дамасский Лев интересуется этим христианином?
На что, в самом деле, нужен ему этот жалкий человек?
— Право, не могу тебе этого сказать... Мне кажется, Мулей аль-
Кадель намерен послать его с поручением в Венецию.
— По чьему распоряжению?
299

— По распоряжению Мустафы, если я не ошибаюсь.
— А разве великий визирь не знает, что этот пленник принадле-
жит моему деду? — вспылила Гараджия, вся красная от гнева, с
искрящимися глазами.
— Вероятно, знает, — невозмутимо ответила герцогиня. — И я
осмелюсь напомнить тебе, что Мустафа — главнокомандующий всей
турецкой армией и что сделанное им всегда одобряется самим сул-
таном...
—А мне что за дело до всего этого!—пренебрежительно заметила
турчанка, задорно пожимая плечами. — Здесь командую я, а не ваш
Мустафа.
— Так ты отказываешься исполнить просьбу того, кем я послан к
тебе?
Вместо ответа турчанка ударила в ладоши. На этот зов тотчас же
явилось двое негров, которые молча опустились на колени у порога.
— Что у нас есть для угощения этого эфенди? — спросила Гарад-
жия, не удостаивая их и взглядом.
—Сейчас нет ничего, кроме кислого молока, милостивая госпожа.
— Так несите живее хоть его, негодные рабы!
Потом, показав своему мнимому гостю при очаровательной улыб-
ке два ряда ослепительно белых жемчужных зубов, она сказала ему:
— Здесь, как видишь, ничего нет, зато в замке я угощу тебя, мой
прекрасный рыцарь, чем-нибудь получше, так что, надеюсь, ты не
скоро пожелаешь покинуть мой гостеприимный кров.
Опустившись затем в самой грациозной и кокетливой позе на
диван и подложив себе под затылок руку, утопавшую в роскошных
волнах черных волос, она продолжала свои расспросы:
— Ну, что поделывает Мулей аль-Кадель в Фамагусте?
— Отдыхает и оправляется после полученной им раны.
Гараджия мгновенно вновь вскочила на ноги с видом пораженной
в самое сердце львицы и обожгла свою собеседницу молниеносным
взглядом.
— Так он был ранен! — вскричала она. — Кем же?
— Одним христианским капитаном на поединке.
— На поединке?.. Дамасский Лев, доблестнейший из всех наших
славных витязей, был ранен на поединке?.. Это невозможно!
— Однако это так.
— И ты говоришь, его победил христианин?
— Да, молодой христианский капитан.
—Что же это за искусный человек, да еще молодой? Уж не сам ли
это бог войны? Ах, как бы я желала видеть этого удивительного
воина! — вскричала Гараджия с пылающим лицом.	♦
—Что за удовольствие видеть христианина, госпожа? Как право-
верной магометанке это тебе даже грешно, — подзадоривала пылкую
турчанку герцогиня.
300

— Ах, не все ли равно, какого он вероисповедания, раз он такой
герой, что мог одолеть непобедимого Дамасского Льва!
Гараджия не заметила, как иронично, усмехнулась переодетая
венецианка. Беспокойно переминаясь с ноги на ногу, нервно играя
рукояткой своей сабельки, Гараджия некоторое время пристально
разглядывала своего гостя с такой бесцеремонностью, точно это бы-
ла кукла, а не живой человек. Потом с обычной своей живостью и
необдуманностью вдруг кокетливо спросила:
— А ты, мой прекрасный рыцарь, не герой?
Пораженная такой наивностью, герцогиня сначала не знала, что
ответить, но через минуту сказала:
— Если у тебя, госпожа, в твоем замке найдется двое искусных
бойцов, которые не побоятся померяться со мной силой в поединке,
то я готов выступить один против них обоих
— Ого! — воскликнула турчанка. — Даже сразу с двоими?» Не
знаю, право, кого выбрать?.. Нужно спросить Метюба; может быть, он
согласится вступить с тобой в поединок, — прибавила она после
некоторого раздумья.
— Кто этот Метюб?
— Самый храбрый боец во всем нашем флоте. Один Мулей аль-Ка-
дель мог бы потягаться с ним.
— Я в любое время готов доказать тебе свое умение владеть ору-
жием, госпожа, — стараясь разыгрывать галантного кавалера, про-
изнесла герцогиня.
Гараджия снова впилась огненными глазами в ее прелестное и
энергичное лицо.
«Хорош и храбр! — подумала она про себя. — Что в нем перевеши-
вает — храбрость красоту или красота храбрость?.. Впрочем, это я
скоро узнаю».
В это время невольники внесли на золотом подносе два небольших
серебряных блюда с кислым молоком.
— Прошу тебя, эфенди, пока удовольствоваться этим скудным уго-
щением в ожидании лучшего в замке, — с любезной улыбкой прогово-
рила молодая турчанка, когда поднос был поставлен на вычурный
столик, придвинутый к дивану. — Ты непременно должен пробыть у
меня несколько дней, потому что мне нравится твое общество.
— А Мулей аль-Кадель?
— Подождет! — с легким оттенком пренебрежения сказала тур-
чанка, садясь рядом с заинтересовавшим ее гостем.
— А может быть, ты будешь настолько любезна, что исполнишь
просьбу сына мединского паши? — лаская ее взором, спросила гер-
цогиня.
— Исполню, все исполню, что только могу, — поспешила ответить
Гараджия. — Говори, что тебе угодно, эфенди.
— Я желал бы видеть виконта Ле Гюсьера. Или это сейчас невоз-
можно?
301

— Сейчас невозможно, потому что сегодня утром я отправила его
далеко отсюда, на один из прудов, о котором мне донесли, что он
особенно изобилует пиявками.
— И он там сам ловит пиявок? — допытывалась герцогиня, с
трудом скрывая вновь обуявший ее ужас.
— Нет, он только надсматривает за ловцами. Не бойся: Мулей
аль-Кадель и Мустафа не найдут его чересчур истощенным. Этот
франк заинтересовал меня больше остальных пленников, несмотря
на то, что он — христианин. Он имеет возможность дать за себя
богатый выкуп, а лишним золотом не пренебрегаю и я... Что же ты не
ешь, мой прекрасный рыцарь? Разве ты не любишь этого прохлади-
тельного кушанья?
Герцогиня поспешила опорожнить предупредительно пододви-
нутое ей хозяйкой блюдо.
— Вот и отлично, — одобрила Гараджия, поднимаясь с места. —
Теперь мы можем и отправиться. В замке нам будет лучше, чем в этих
смрадных болотах.
— Воля женщины — закон, как говорят западные кавалеры, —
сказала герцогиня, следуя ее примеру.
Турчанка сначала призадумалась над этими словами, потом
вдруг спросила:
— Разве ты бывал в христианских странах, эфенди?
— Бывал, госпожа. Мой отец пожелал ознакомить меня с Испа-
нией, Францией и Италией.
— С какой же целью?
— С целью подробного изучения искусства тамошних рыцарей
владеть оружием.
— Следовательно, ты хорошо умеешь владеть и христианским
оружием?
-Да, и нахожу его Оолее удобным, нежели наши кривые сабли.
— Ну, это ничего не значит. Метюб — искуснейший из всех бойцов
и не побоится никакого оружия, чье бы оно ни было и как бы ни
называлось.
— Посмотрим, так ли это, госпожа.
—Да уж за него я ручаюсь, мой прекрасный юноша». А вот за тебя
не решусь поручиться: уж очень ты молод и хрупок на вид.
— Важны не годы и плотность телосложения, а искусство и дух, —
возразила герцогиня.
— Хорошо, эфенди, сегодня же вечером мы узнаем, каков ты в
битве, — произнесла турчанка.
— Очень буду рад этому, госпожа.
— Ну так едем, мой милый витязь!
Они вышли из шатра, перед которым старый конюх, тоже из
негров, держал под уздцы редкой красоты белоснежного арабского
коня с длинной гривой, в сверкающем драгоценностями великолеп-
ном уборе. Попона на нем была из розового бархата, богато вышитая
302

серебром и отделанная бахромой из мелких разноцветных камней, а
пряжка, обхватывавшая пучок страусовых перьев на его голове, вся
была усыпана алмазами.
— Это мой боевой конь, — сказала Гараджия. — Мне прислал его
в подарок сам султан, и я думаю, что лучшего скакуна нет на всем
Кипре. Я люблю этого коня больше, чем может любить араб, а ты,
будучи арабом, знаешь, что твои соотечественники гораздо сильнее
любят своих лошадей, нежели жен. По крайней мере, я так слышала.
Верно это, эфенди?
— Совершенно верно, госпожа.
— Странный вы в таком случае народ! Говорят, что у вас нет
недостатка в красавицах, а вы все-таки предпочитаете им лоша-
дей?.. Ах, да, кстати! Как тебя зовут, эфенди?
— Гамидом.
— А еще как?
— Элеонорой.
— Элеонорой?! — с широко раскрытыми от изумления глазами
воскликнула Гараджия. — Что это за имя? Что оно означает?
— Не знаю.
— Мне кажется, оно не турецкое и не арабское.
— И мне так думается
— Уж не христианское ли оно?
— Очень может быть, — иронизировала герцогиня.
— Элеонора?.. По какому странному капризу вздумалось твоему
отцу дать тебе такое непонятное имя? Положим, оно звучит красиво:
Э-л-е-о-н-о-р-а... Однако садись, Гамид-Элеонора. В полдень мы бу-
дем на месте.
Гараджия с неподражаемой грацией и легкостью вскочила в сед-
ло без всякой посторонней помощи.
— За мной... Нет, лучше рядом со мной, мой прекрасный рыцарь! —
крикнула она, пуская коня вскачь. — Посмотрим, как-то угонится за
нами твоя свита.
XVII
Причуды Гараджии
НУЧКА ВЕЛИКОГО АДМИРАЛА ТУРЕЦКОГО
флота и дочь венецианского герцога неслись как
вихрь. Гараджия понукала своего коня легким по-
хлопыванием рукой по его крутой шее и резкими воз-
гласами. С раскрасневшимся лицом, разгоревшимися
глазами и развевавшимися по ветру волосами, она
полными легкими вдыхала свежий горный воздух. Беспрерывно под-
гоняя и так уже летевшего с быстротой ветра коня, она кричала
своей спутнице:
303

— Прекрасный витязь, твоя лошаденка бежит так тихо, чтр я
боюсь, как бы ты не заснул на ней! Арабу стыдно ползти как черепа-
ха.» Догоняй-ка меня!
Герцогиня, до сих пор никому не уступавшая в искусстве верхо-
вой езды, как, впрочем, и во многом другом, несвойственном ее полу,
заставляла свою лошадь напрягать все силы, чтобы не отставать от
турчанки, но все-таки по временам отставала на несколько шагов.
Эта бешеная скачка продолжалась минут двадцать и окончилась
только перед подъездом замка. Герцогиня остановила своего коня на
всем ходу, чтобы помочь Гараджии сойти с седла, но молодая тур-
чанка резким движением отстранила ее руку и сказала:
— Я привыкла взлетать на коней и галеры и слезать с них без
посторонней помощи.
И тут же, с легкостью кошки спрыгнув на землю, она с вызываю-
щей улыбкой прибавила:
— Приглашаю тебя, мой прекрасный рыцарь, быть моим гостем в
этом замке, где каждое твое желание будет для меня приказанием,
хотя я и не привыкла ни от кого получать их.
— Я очень тронут твоей любезностью, госпожа, и постараюсь не
злоупотреблять ею, — с низким поклоном отвечала герцогиня.
—А я, напротив, желаю, чтобы ты злоупотреблял ею, — все так же
вызывающе сказала Гараджия.
— В этом случае приказывать будешь уже ты, а не я.
Молодая турчанка подумала над этим ответом, показавшимся ей
двусмысленным, затем со смехом проговорила:
— Ты прав, эфенди. Действительно, выходит так, что я распоря-
жаюсь тобою. Но что же делать: я иначе не умею. Говорю тебе, что я
привыкла отдавать приказания, а не получать их» Следуй за мной.
Завтрак должен быть готов, судя по тому, что муэдзин провозглаша-
ет полуденную молитву.
Гараджия бросила поводья своего коня двум подбежавшим ко-
нюхам и приказала им проявить самую тщательную заботу об устав-
ших лошадях, затем фамильярно взяла под руку своего спутника и
повела его по нескольким ступеням вверх на широкую веранду, а
оттуда — в обширные покои, перед дверями которых неподвижно
стояли два араба, закутанные в белые бурнусы с красными шелко-
выми кистями на капюшонах и обнаженными кривыми саблями в
руках.
Зала, в которую вошли внучка Али-паши и мнимый сын медин-
ского паши, отличалась особенной роскошью в чисто турецком вкусе.
Убранство этой обширной комнаты состояло из нескольких громадных
мягких диванов, обтянутых узорчатым шелком ярких цветов; красивых
легких столиков, разбросанных там и здесь; богатейших драпировок и
целого арсенала всевозможного оружия из всех стран Европы, Азии и
304

Аравии, красиво размещенного по стенам. Тут были великолепно
украшенные турецкие и персидские аркебузы, аравийские длинно-
ствольные пистолеты, кривые сабли, ятаганы, французские и италь-
янские шпаги, кинжалы, сабли, мечи и прочее. Художественность
работы спорила с богатством материалов в этой коллекции оборони-
тельного и наступательного, холодного и огнестрельного оружия. На
самой середине залы помещался большой стол на фигурных ножках,
покрытый желтой шелковой скатертью с крупными белыми цветами
и уставленный художественно исполненными золотыми и серебря-
ными блюдами, кувшинами и кубками, посреди которых всеми цве-
тами радуги переливались в лучах солнца чудные вазы из
муранского хрусталя
—Садись, мой прекрасный гость,—пригласила Гараджия герцоги-
ню, опускаясь сама в глубокое кресло, обтянутое золотой парчой.—Мы
будем завтракать одни, чтобы можно было свободно побеседовать,
не стесняясь лишних ушей... Прошу тебя, эфенди, не беспокойся о
своей свите. Как сам ты, так и твои провожатые будут угощены на
славу в замке Гуссиф. У меня отменные повара и поставщики, до-
ставляющие для моего стола самое лучшее, что только можно до-
стать в Константинополе и на островах всего архипелага... Ты явился
как раз вовремя, и я могу предложить тебе попробовать знаменитых
чудесных рыбок из Балаклавы.
—Что это за рыбки и почему они чудесные?—полюбопытствовала
герцогиня, в свою очередь усевшись в другое кресло.
— Как! Разве ты не знаешь легенды о них?
— Нет, не приходилось слышать о ней.
— Так я расскажу тебе, эфенди, эту интересную легенду, когда мы
примемся уничтожать этих вкусных рыбок. Сейчас я прикажу пода-
вать завтрак.
Гараджия ударила золотым молоточком в небольшой серебря-
ный колокольчик. Вслед за тем дверь отворилась, и в залу вошли
четыре негра с большим серебряным подносом, уставленным множе-
ством различных блюдечек, наполненных пряными пирожками, ко-
торые так любят турчанки.
—• Бери, эфенди, — это вызовет у тебя аппетит, — угощала Гарад-
жия.
Герцогиня отведала понемногу всего, расхваливая изысканность
вкуса этих кондитерских произведений. Потом, по знаку хозяйки,
невольники принесли золотое блюдо с двумя десятками рыбок с
золотой чешуей и странного вида черным пятном на правом боку.
—Вот редкое блюдо, которым я очень рада угостить тебя, эфенди, —
сказала Гараджия. — Они очень дороги, так что, мне кажется, эти
маленькие обитательницы садков балаклавского монастыря доро-
же самого золота.
305

Герцогиня отведала рыбы и тотчас же похвалила ее:	i
— Да, удивительно приятный вкус. Даже в нашем Красном море
не найдется таких вкусных рыбок, хотя оно и изобилует прекрасной
рыбой.
— Я думаю, что так. Говорю тебе — это большая редкость. Балак-
лавские монахи крайне неохотно продают ее другим, предпочитая
сами лакомиться ею. Так ты не знаешь, как эти рыбки однажды, как
живые, соскочили со сковородки, на которой их поджаривали?
— Соскочили со сковородки?! Нет, я никогда не слыхал о таком
чуде.
— А между тем это очень интересно. Конечно, жарились не эти
рыбы, а их отдаленные предки... Но не подумай, эфенди, что это
сказка, — нет, это истинная быль. Дело происходило так. Магомет
Второй, этот величайший из всех великих султанов, решил взять
Константинополь штурмом в определенный день».
— Да, двадцать девятого мая тысяча четыреста пятьдесят треть-
его года, — подсказала герцогиня.
— Ты, должно быть, очень образованный человек, мой прекрасный
рыцарь, если так хорошо знаешь исторические события и даже чис-
ла, когда они совершались, — с удивлением заметила Гараджия.
— Так себе... Но продолжай, пожалуйста. Это очень интересно.
— Ну, так вот: армия Магомета, поклявшаяся какой бы то ни было
ценой овладеть древней Византией и превратить христианский храм
Святой Софии в лучшую из мусульманских мечетей, с первым пробле-
ском утренней зари бросилась на приступ и стала брать одну твер-
дыню за другой, несмотря на яростное сопротивление воинов
последнего из Палеологов.
Видя, что берут верх наши воины, неустрашимо продолжавшие
приступ под дождем стрел, раскаленных камней и других смерто-
носных предметов, сыпавшихся со стен города, один из греческих
военачальников послал солдата в Балаклавский монастырь с уве-
домлением, что город уже попал в руки неприятеля. Как раз в это
время в монастырской кухне жарилась эта нежная рыба, уже в то
время заботливо разводившаяся монахами в особых садках. Повар,
только что положивший рыбу на сковородку с кипящим оливковым
маслом, не поверил, что Константинополь мог быть взят кем-либо, и
с досадой крикнул: «Если это правда, то пусть все эти рыбы соскочат
со сковороды и начнут плавать по полу! Иначе я ни за что не поверю
такой невероятной вести». Едва он успел произнести эти слова, как,
к величайшему удивлению и ужасу присутствовавших, вся поджа-
риваемая рыба вдруг соскочила со сковороды и принялась делать
плавательные движения по каменным плитам пола. Слух об этом
чуде с быстротой молнии дошел до ушей Магомета, который, видя в
306

этом новое доказательство могущества Пророка, приказал принести
к нему этих рыб и посадить их в один из бассейнов его дворца...
— И эти рыбы — прямые потомки тех? — спросила герцогиня,
внимательно выслушавшая до конца этот удивительный рассказ.
— Должно быть, эфенди, — судя по тому, что у них, как вообще у
всех рыб этой породы, на боку особая примета — черное пятно... Как
ты думаешь, могло случиться что-либо подобное?
— Несколько сомневаюсь в этом.
—Я тоже не верю этому, — со взрывом веселого смеха согласилась
с ней молодая турчанка.—Но это не мешает мне находить балаклав-
ских рыбок самыми вкусными из всех известных мне.
—Да, они очень вкусны, — подтвердила герцогиня, удивляясь про
себя такому неслыханному среди магометанок вольнодумству.
За блюдом золотых рыбок последовало несколько других, не ме-
нее изысканных блюд, а на десерт были поданы чудные египетские
и триполитанские плоды, всевозможного рода сласти и кофе «мок-
ко», в то время ценившийся чуть ли не на вес золота и потому доступ-
ный лишь самым знатным и богатым людям.
В довершение этой роскошной трапезы Гараджия, все время без
умолку болтавшая разный вздор, подчас довольйо остроумный и
невольно заставлявший ее собеседницу смеяться, приказала подать
себе небольшую серебряную шкатулочку превосходной работы, всю
усеянную драгоценными камнями. Вынув из нее две тоненькие белые
палочки, она подала герцогине одну из них и сказала:
— Теперь попробуй и этого, эфенди...
— Что это такое? — изумилась молодая венецианка.
— Это можно курить. В этих трубочках под слоем тонкой бумаги
находится табак. Разве ты никогда не видел этого в своей стране?
— Нет.
— Неужели у вас в Аравии не курят?
— Курят, но только трубку, а не такие коротенькие штучки, кото-
рыми можно обжечь себе нос и губы. А ты разве не знаешь, что Селим
запретил употреблять табак, установив строжайшее наказание для
того, кто нарушит это запрещение?
— Ха-ха-ха! — закатилась Гараджия, выпустив струю ароматно-
го дыма из своих коралловых губок.—Неужели ты воображаешь, что
я боюсь Селима? Он сидит у себя в Константинополе, а я — здесь.
Пусть пришлет мне своих судей, я их так приму, что они потом
никогда больше ни к кому уж не явятся.
Сделав еще затяжку из своей сигаретки — производство этих
табачных продуктов тогда только что началось, — турчанка со сме-
хом продолжала:
— Кстати о Селима По-моему, это — препротивный человечишка!
Он до такой степени ленив, что даже гуляет по чудным садам своего
307

сераля не иначе, как в носилках, и способен только на то, чтобы
отдавать приказания совершать бойни людей на потеху своим га-
ремным красавицам... Этот кровожадный тюфяк ровно ничем не на-
поминает Магомета Второго или Сулеймана Великолепного. Если бы
у него не было таких военачальников, как великий визирь Мустафа
и мой дед, великий адмирал Али-паша, Кипр до сих пор находился
бы в руках венецианцев, и галеры республики, быть может, снова
угрожали бы самому Константинополю...
— Однако я слышал, что ты и сама не прочь устроить иногда
резню, чтобы потешить себя? — решилась заметить герцогиня.
— Это дело другое: я ведь женщина, — наивно ответила Гарад-
жия.
Переодетая венецианка с удивлением посмотрела на свою собе-
седницу.
— Я не понимаю тебя™
— Не понимаешь?» Ну, скажи мне, что делают женщины в твоей
стране?
— Простые и бедные сами ведут хозяйство своих мужей, воспиты-
вают детей и ухаживают за верблюдами, а знатные и богатые...
— Тоже, вероятно, чем-нибудь заняты? Следовательно, у них есть
дело и развлечение от скуки,—досказала молодая турчанка, пуская
вверх колечками табачный дым и следя за тем, как эти колечки
медленно расплываясь в воздухе, постепенно развертываются и об-
разуют тонкие волны, стремившиеся к окнам.
— Да, разумеется, — подтвердила герцогиня.
— Вот видишь. Ну, а какое дело, то есть какое развлечение, имеют
знатные турецкие женщины? Запертые в гаремах, удаленные от
внешней жизни со всем ее разнообразием, лишенные всякого дела,
заживо, так сказать, погребенные, — они только и знают, что объе-
даются сластями, опиваются разными шербетами, купаются в благо-
уханиях, любуются на цветы, глядят на пляску невольниц, слушают
музыку или, наконец, сказки старух. Разумеется, все это им скоро
надоедает, и на них нападает такая скука, такая тоска, что у них
появляется прямо-таки непреодолимая потребность в сильных ду-
шевных переживаниях, даже самых жестоких. Вероятно, то же са-
мое бывает и с христианками...
— О нет! — с ужасом вскричала венецианка, энергичным движе-
нием руки как бы устраняя самую мысль об этом.
— Как нет? — удивилась турчанка. — Почему же нет, эфенди,
когда я сама видела пример этого? Хочешь, я расскажу тебе?
— Неужели? Расскажи, пожалуйста. Интересно знать, где ты
могла видеть такой пример, когда я слышал, да и лично видел в
европейских странах совсем другое.
308

— А вот, слушай. Однажды вечером по берегу Средиземного моря
прогуливалась молодая, лет шестнадцати, девушка благородного
происхождения, кажется итальянка. С ней была одна из ее воспита-
тельниц. Вдруг из ущелья окружающих гор выскочили турецкие
пираты и, несмотря на близость стражи, в один миг задушили воспи-
тательницу, а девушку унесли с собой. Не обращая внимания на ее
мольбы и слезы, они отвезли ее в Константинополь и там продали
поставщикам султанского гарема. В то время султаном был Сулей-
ман. Он так прельстился красотой итальянки, что сделал ее своей
любимой женой. Она отреклась от своей веры, родины, от своих,
вероятно, горько оплакивавших ее родителей, — словом, от всего, что
должно было быть ей дорого, и превратилась в правоверную турчан-
ку. Вскоре, однако, она не замедлила впасть в смертельную скуку,
доводящую до отчаяния всех турчанок. В конце концов эта бывшая
христианка сделалась прямо чудовищем жестокости.
— Это был выродок... А как ее звали?
— Куремсултаной.
— Вероятно, Роксоланой?
— Да, кажется, и так называли ее.
-- Ужасная женщина!.. Но, может быть, она, отравленная ядови-
тым дыханием Босфора, даже не сознавала, что делает?
— Может быть, эфенди. Но по той или иной причине она свиреп-
ствовала, — от этого ведь не было легче ее безвинным жертвам... Ах,
да, я было и забыла...
— Что же ты остановилась? О чем забыла?
— А о твоем предложении.
— О каком, смею спросить?
— Ты, кажется, говорил, что являешься другом Дамасского Льва?
— Да.»
—И добавил, если мне память не изменяет, что мог бы соперничать
в боевом искусстве с этим непобедимым героем?
— Может быть, говорил и это, — уклончиво ответила герцогиня,
не зная, куда метит эта странная особа, с которой из-за причудли-
вости ее характера следовало быть настороже.
— Ну так вот что, эфенди, — продолжала Гараджия, пристально
глядя на свою собеседницу из-под полузакрытых век, — у меня после
хорошей еды иногда является неодолимое желание видеть кровавые
зрелища™ Я ведь чистокровная турчанка, и если христианки могут
находить в них наслаждение™ — и она снова остановилась.
— Я не понимаю, к чему ты ведешь речь? — недоумевала венеци-
анка, в свою очередь взглянув в упор на свою собеседницу.
— Я желаю видеть, как ты будешь драться с моим капитаном
Метюбом, который считается лучшим бойцом во всем флоте моего
деда, — с ядовитым смехом высказалась наконец турчанка.
309

— Ну что ж, я ничего не имею против этого и готов доставить тебе
это удовольствие, — поспешила ответить герцогиня, а про себя поду-
мала: «Очевидно, эта милая особа недешево заставляет расплачи-
ваться за свои угощения» Должно быть, вид крови служит для нее
средством возбуждения нового аппетита к следующей еде» Но дать
себя зарезать для ее удовольствия я вовсе не намерена и постараюсь
как можно убедительнее доказать ей это».
Между тем Гараджия вдруг вскочила и подошла к стене, на
которой было развешано оружие.
— Вот, эфенди, — сказала она, — здесь целая коллекция всевоз-
можного оружия; ты можешь выбрать себе любое: кривую саблю,
ятаган, персидский кангияр, прямую франкскую шпату или италь-
янский кинжал. Мой капитан одинаково хорошо владеет всем этим
и выберет себе оружие по твоему желанию.
— Искусство бойца лучше всего доказывается умением владеть
оружием с прямым клинком, — заметила венецианка.
— Метюб умеет наносить удары кривой саблей не хуже, чем пря-
мой, —с уверенностью заявила Гараджия, потом вдруг стремительно
подошла вплотную к герцогине и, глядя ей прямо в глаза, добавила
почти сердечным тоном: — Милый мой гость, скажи мне откровенно,
вполне ли ты уверен в себе? Признаюсь, мне было бы жаль видеть
умирающим у своих ног такого прекрасного и полного жизни юношу.
— Гамид-Элеонора никого и ничего не боится! — гордо отвечала
венецианка. — Зови своего капитана.
XVIII
Новый поединок
ЕМНОГО СПУСТЯ В ЗАЛУ ВОШЕЛ ТОТ САМЫЙ
турок, который провожал герцогиню к месту ловли
пиявок, и с видимым беспокойством спросил:
— Тебе было угодно приказать мне явиться, госпожа?
- Да, ты мне нужен, - ответила Гараджия, закури-
вая новую сигаретку и полуложась на один из мягких
диванов, окружавших залу. — Я скучаю.
— Что могу я сделать для твоего развлечения, госпожа? Прика-
жешь приготовить шлюпку для морской прогулки?
— Нет»
— Желаешь видеть, как наши индийские бойцы разбивают друг
другу головы своими кистенями?
— Это в другой раз» за неимением лучшего.
— Так что же тебе угодно приказать, госпожа?
— Мне хотелось бы удостовериться, имеешь ли ты все еще право
называться лучшим бойцом нашего военного флота. Здесь у меня
зю

находится человек* готовый схватиться с тобой и утверждающий
даже, что тебе едва ли удастся справиться с ним.
— Вот как! Где же он? — недоумевал турок, изумленно огляды-
ваясь.
Гараджия движением руки указала ему на герцогиню, сидевшую
с таким спокойным видом, точно дело совсем не касалось ее.
Турок сделал движение еще большего удивления.
— Так ты желаешь противопоставить мне этого мальчишку?! —
вскричал он дрожащим от сдержанного негодования голосом. —
Тебе угодно посмеяться надо мной?
— Я — мальчишка?! — в свою очередь воскликнула герцогиня, но
без всякого раздражения, а лишь с обычной своей иронией. — Ну,
капитан, я не прочь показать тебе на деле, какой я «мальчишка».
— Виноват, эфенди, я погорячился, — поспешил извиниться ту-
рок, вспомнив, что имеет дело с сыном мединского паши.
Гараджия спокойно курила, с видимым удовольствием слушая,
как перебрасывались словами оба капитана—настоящий и мнимый.
— Ты хочешь смерти этого юноши, госпожа? — снова обратился к
ней турок. — Не забывай, что это сын очень важного человека. Как
бы из-за него у тебя не вышло неприятностей с Мустафой, а не то так
и с самим...
— Я у тебя советов и наставлений не спрашиваю, Метюб! — язви-
тельно прервала его Гараджия. — Исполняй только то, что я тебе
приказываю. Ты знаешь, я не люблю лишних рассуждений.
— Хорошо. Я повинуюсь тебе, госпожа, и уложу этого молодого
эфенди первым же ударом.
— Ну, этого я вовсе от тебя не требую». А тебе, мой прекрасный
кавалер, — обратилась она к герцогине, — предоставляю право вы-
бора оружия, как моему гостю.
В то время как герцогиня оглядывала собрание оружия, молодая
турчанка незаметно для нее знаком подозвала к себе своего капитана.
— Что тебе угодно, госпожа? — спросил он, нагнувшись к ней.
— Помни, — с угрозой шепнула она ему на ухо, — если ты убьешь
этого юношу, то сегодня же вечером сам не увидишь больше заката
солнца! Можешь выпустить из него несколько капель крови, но и
только. Смотри, не забудь моих слов и не увлекись в пылу боя.
Метюб с внешней покорностью склонил голову, едва сдерживаясь,
чтобы не излить кипевшей в нем досады, и молча принялся отодви-
гать в сторону массивный стол с целью освободить побольше про-
странства для предстоящего поединка.
Герцогиня сняла со стены несколько итальянских шпаг с длин-
ными плоскими клинками и надежными остриями и пробовала их,
сгибая в руках.
311

Когда она вернулась на середину залы, турок, ни на мгновение не
спускавший с нее глаз, оказался вооруженным точь-в-точь такой же
шпагой, как она, хотя в душе желал бы иметь в руке более привычную
ему кривую саблю.
— Удивляюсь, эфенди, — сказал он, — как ты, будучи арабом,
желаешь пользоваться оружием, заимствованным у христиан. Это
очень странно.
—Может быть,—ответила герцогиня—Но это объясняется очень
просто: моим учителем боевого искусства был христианский ренегат,
который и научил меня владеть этим оружием. Он говорил, что толь-
ко посредством такого оружия и можно выказать умение биться на
поединках.
— Ты говоришь лучше самого Пророка, эфенди, — заметила Га-
раджия, закуривая третью сигаретку.—Будь я Селимом, непременно
сделала бы тебя начальником телохранителей своего сераля.
Герцогиня, начинавшая находить внучку адмирала довольно
скучной, капризной и слишком бесцеремонной, ответила ей только
легкой улыбкой.
— Готов, Метюб? — осведомилась Гараджия у турка.
—Готов, — ответил он, также пробуя гибкость и крепость выбран-
ной им шпаги.
— Да, — добавил он немного спустя, — этот клинок жаждет
крови... Угодно начинать, эфенди?
— С удовольствием, — отозвалась герцогиня, становясь в боевую
позу. — Знай, что и мой клинок не прочь отведать крови.
— Непременно моей?
— Да, за неимением лучшей.
— Ну, надеюсь, моя кровь останется при мне, по крайней мере, на
этот раз, и твоей шпаге придется подождать другого случая утолить
свою жажду... Берегись, эфенди!
Вместо всякого ответа герцогиня красивым движением опытного
бойца опустила шпагу, подставляя себя таким образом всю под удар
противника.
— Однако, эфенди, — заметил Метюб, — в этом твоем движении
слишком много самонадеянности. Я считаюсь лучшим бойцом во всем
флоте, но никогда бы не решился проделать такую опасную штуку,
не будучи вполне знаком с силами своего противника. Право, эфенди,
ты уж чрезмерно смел.
— Пожалуйста, не беспокойся обо мне, капитан, — холодно про-
изнесла герцогиня. — Я не люблю попусту терять слов с тем, кто стоит
против меня с оружием в руках
— Да? Ну так вот, получай! — крикнул турок, с молниеносной
быстротой делая выпад.
312

Не двинувшись ни на волос с места, герцогиня с такой же быстро-
той отпарировала удар, и в следующее мгновение острие ее шпаги
проткнуло шелковый камзол Метюба как раз над тем местом, где
находится сердце, не проникнув, однако, в тело.
— Клянусь Пророком! — вскричал ошеломленный турок. — Этот
юноша — очень опытный воин.
Гараджия, не меньше пораженная удивительной ловкостью уда-
ра герцогини, отбросила в сторону сигаретку и не без насмешки
сказала турку:
— Ну, Метюб, кажется, ты нашел наконец противника, который
шутя справится с тобой? А ты еще так пренебрежительно назвал его
мальчишкой!
Турок испустил глухое рычание.
Герцогиня снова стала в оборонительную позу, угрожая против-
нику новым выпадом терции. Простояв мгновение неподвижно, она
вдруг с такой силой атаковала противника, что тот был вынужден
отскочить в сторону, с трудом отпарировав удар.
— Браво, эфенди! — воскликнула Гараджия, впиваясь в герцоги-
ню пылающими глазами. — А ты, Метюб, можешь считать себя уже
побежденным.
Но турок, видимо, не был согласен с таким выводом своей повели-
тельницы и яростно кинулся на противника.
Минуты две или три удары с изумительной быстротой сыпались
с обеих сторон. Метюб тоже оказался первоклассным бойцом, так что
герцогине в свою очередь пришлось отпрыгнуть в сторону.
— А, наконец-то, эфенди! — вскричал турок, готовясь к новому
выпаду.
Гараджия побледнела и подняла было руку, чтобы остановить
Метюба, как вдруг увидела, что мнимый сын мединского паши низко
наклонился к земле, выставив вперед левую ногу. В этот момент
турок с диким криком сделал отчаянный выпад, но острие шпаги
герцогини вновь сверкнуло у его груди, между тем как сама она точно
лежала на полу, опираясь на него левой рукой.
— Получи-ка вот этот удар, — крикнула она торжествующим
голосом, — и попробуй отразить его!
Метюб снова вскрикнул, но на этот раз уже от боли и гнева: шпага
противника прошла ему в грудь, хотя и неглубоко, потому что ловкая
фехтовальщица сумела вовремя отдернуть оружие назад.
—Что, Метюб, попало? — воскликнула Гараджия, хлопая в ладо-
ши. — Вот видишь, как умеет биться твой юный противник! Как бы
не пришлось тебе поучиться у него!
Намереваясь взять реванш, турок сделал еще один отчаянный
выпад, но герцогиня сильным ударом выбила у него из рук шпагу,
которая отлетела далеко в угол, и таким образом обезоружила его.
313

— Проси пощады! — произнесла она, касаясь концом своего ору-
жия его горла.
— Никогда! Лучше добей! — прохрипел турок.
— Докончи его, эфенди, — сказала Гараджия, — жизнь этого
человека принадлежит тебе.
Но герцогиня отступила на три шага назад, бросила на ковер
шпагу и с достоинством проговорила:
— Нет, Гамид-Элеонора не привык добивать побежденных.
— Рана моя не опасна, эфенди, — храбрился турок, — если позво-
лишь, я моту взять реванш.
— Нет, этого уж я не позволю. Довольно с тебя и такого урока, —
вступилась молодая турчанка.
Потом, любуясь мнимым юношей, она прошептала про себя: «Хо-
рош, храбр и великодушен! Да, этот юноша превосходит самого Да-
масского Льва!-»
— Ступай лечиться, — вслух прибавила она, обратившись к Ме-
тюбу, уже поднявшему свою шпату и стоявшему в нерешительности
против спокойно улыбавшейся герцогини.
— Прикажи лучше убить меня, госпожа!
— Успокойся, ты бился, как подобает доблестному витязю, и ни-
сколько не уронил своей славы первого бойца нашего флота. А таки-
ми людьми я умею дорожить, — смягченным голосом сказала
Гараджия. — Иди, мой храбрый воин, и поручи себя врачу.
Метюб понуро вышел, прижимая руки к груди, чтобы остановить
кровь, начинавшую просачиваться из раны и окрашивать в пурпур
зеленый шелк его камзола. Он хотел было уже откинуть роскошную
парчовую занавесь с тяжелыми золотыми кистями, как вдруг повер-
нул назад, быстрыми, неровными шагами вновь приблизился к свое-
му противнику, следившему за ним спокойным взором, и проговорил,
задыхаясь:
— Надеюсь, эфенди, ты не откажешь мне в возобновлении поедин-
ка, когда затянется моя рана?
— Тогда будет видно, — холодно отрезала герцогиня.
— Эфенди, — начала Гараджия, когда Метюб удалился, — кто
научил тебя так искусно владеть шпагой?
— Я уже говорил тебе, госпожа, — один христианский ренегат,
которого отец принял в свой дом в качестве моего наставника, —
отвечала герцогиня
— А что ты подумал о моей прихоти заставить тебя биться с
капитаном Метюбом?
— Да ничего, кроме разве того, что у турецкой женщины может
быть много разных прихотей, — ответила герцогиня, пожав плечами.
— Да, это правда... И эта прихоть была ужасная ведь она могла
стоить тебе жизни... Ты мне прощаешь, эфенди?
314

— Ну, я свою жизнь так легко не проиграю... Я уже говорил тебе,
что берусь биться сразу с двумя сильными противниками, нисколько
не опасаясь за себя.
Гараджия просидела несколько минут в глубоком раздумье, по-
том, оживившись, предложила:
— Выйдем на двор; там, наверное, уже ожидают мои индусские
бойцы. На них тоже интересно посмотреть. Скука у меня прошла.
Теперь, моя очередь доставить тебе развлечение.
С этими словами Гараджия вывела своего гостя на роскошную
веранду, под которой расстилался обширный внутренний двор, со
всех сторон окруженный замковыми флигелями с галереями. В од-
ной из нижних галерей были собраны спутники герцогини; осталь-
ные были битком набиты гарнизонными солдатами и невольниками
обоего пола и разных племен.
На самом же дворе, густо усыпанном песком, стояли два человека
громадного роста, плотных и широкоплечих, с бритыми головами и
бронзового цвета кожей; всю их одежду составляли широкие белые
шелковые юбки. Стоя лицом к лицу, они обменивались вызывающими
взглядами. Каждый из них держал в правой руке какое-то странное
круглое, короткое и гладкое железное орудие с отверстием, в которое
продевался большой палец руки,'и с зубчатым острием. Это орудие
по-индийски называлось нуки-какусти, а турки называли его ки-
стенем, хотя оно имело очень мало общего с этим монгольским ору-
жием.
На веранде, устланной богатейшим персидским ковром, у самой
резной мраморной балюстрады было поставлено два роскошных
кресла. Усевшись в одно из них и пригласив герцогиню опуститься в
другое, турчанка достала из складок своих шальвар крохотный зо-
лотой ажурный кошелек, вынула из него довольно крупную жемчу-
жину, показала ее индусам и сказала во всеуслышание:
— Эта жемчужина будет наградой победителю.
Индусы вытянули шеи и жадными глазами пожирали маленькую
драгоценность, представлявшую для них целое состояние.
— Как же будут биться эти люди? — недоумевала герцогиня, пе
видя у индусов обычного оружия. — Неужели голыми руками? Но
ведь это варварский обычай.
— Разве ты не видишь, что они держат в руках, эфенди?
— Вижу какой-то маленький предмет... Что-то вроде буравчика...
— Этот «буравчик», который называется у них нуки-какусти,
очень опасное оружие, — смеясь, объяснила Гараджия. — Оно раз-
дирает тело в клочья и нередко даже убивает.
— Но ведь это же чисто варварский способ боя!..
— Как ты мягкосердечен, эфенди! По-моему, это даже не идет
такому доблестному воину.
315

— Есть благородные способы биться, госпожа, а есть™
— Ну вот, теперь пустился в нравоучения!..
И, не дожидаясь дальнейших возражений со стороны своего гос-
тя, Гараджия три раза хлопнула в ладоши, подавая этим знак на-
чать бой. По этому сигналу индусы с пронзительными криками
бросились друг на друга. Гараджия вся выгнулась вперед, чтобы
лучше видеть их движения. Ее красивое лицо покрылось живым
румянцем возбуждения, глаза разгорелись, как у тигрицы, почуяв-
шей свежую кровь, а ноздри трепетно раздувались.
«Чистый демон эта женщина! — думала про себя герцогиня, ук-
радкой наблюдавшая за ней. — Не дай Бог долго иметь дело с такой
особой. Нужно как можно скорее отделаться от нее».
Бойцы, беспрерывно испуская дикие крики, вертелись, как вью-
ны, стараясь ударить друг друга оружием, отчасти напоминавшим
вороний клюв.
—Так! Молодцы!.. Стоите один другого!.. Вот так! Еще!.. Превосход-
но! — поощряла их Гараджия, упиваясь видом крови, струившейся
из ран бойцов.
Но венецианка смотрела молча.
Минут через десять после начала боя один из индусов уже лежал
на земле с пробитым черепом, между тем как его победитель с тор-
жествующим воем наступал ему на грудь ногой.
— Получай награду, храбрый победитель!—крикнула Гараджия,
бросив ему жемчужину.—Ты хорошо исполнил свое дело, и я доволь-
на тобой.
Индус с мрачным видом поднял жемчужину, потом долго смотрел
на убитого им товарища, к которому никогда не чувствовал никакой
вражды, и наконец удалился медленным шагом, отмечая свой путь
кровавым следом.
— Доволен ли ты этим зрелищем, эфенди? — с веселой улыбкой
осведомилась турчанка у герцогини.
Но та покачала головой и сказала:
— Нет, я предпочитаю войну. Нехорошо ради одной потехи застав-
лять людей убивать друг друга — людей одного племени, одной веры
и, быть может, даже родственников.
— Я — женщина и умираю от скуки, — наивно оправдывалась
Гараджия — И мне больше нравится война, но где же взять ее, когда
теперь везде тихо и находящейся под моим начальством крепости не
угрожают враги?- Ну посуди сам, эфенди, что же мне делать еще? —
спросила она, заглядывая мнимому юноше прямо в лицо.
— Да, на этот вопрос трудно ответить, — промолвила молодая
венецианка, стараясь уклониться от необходимости высказаться
яснее и откровеннее.
316

— И я так думаю» Но пойдем, эфенди, я проведу тебя по нашим
укреплениям, чтобы ты мог судить, как трудно было нам отбить их у
христиан.
— Я к твоим услугам, госпожа.
—Ах, я только и слышу от тебя «госпожа» да «госпожа»!—каприз-
но топнув ногой, вскрикнула турчанка. — Ты ведь не простой солдат,
эфенди, а капитан и сын паши, поэтому имеешь право называть меня
по имени» Слышишь, эфенди, я желаю, чтобы ты звал меня просто
Гараджия!
— Как тебе угодно, — с едва заметной насмешливой улыбкой
произнесла герцогиня
— Отлично» Идем же.
То поднимаясь, то спускаясь по разным крытым переходам и
лестницам, женщина-комендант привела Элеонору к входу в одну из
башен, находившуюся на углу замка, и сама отворила тяжелую,
обитую железом дверь, запиравшуюся особым, замысловатым меха-
низмом.
— Отсюда прекрасный вид, притом нам здесь можно будет и
побеседовать без всякого стеснения, — сказала она, приглашая свою
спутницу подняться по узкой винтовой лестнице.
XIX
Рассказы Гараджии
АИОРАМА, РАЗВЕРНУВШАЯСЯ С ВЕРШИНЫ ЭТОЙ
башни перед глазами герцогини, действительно была
восхитительная. На западе голубела ровная, лишь
чуть-чуть рябившаяся поверхность Средиземного мо-
ря; на юге и на севере крутые обрывистые берега ост-
рова с маленькими мысиками и длинными рядами
утесов, с крохотными заливчиками и глубокими ущельями напоми-
нали знаменитые норвежские фьорды, а на востоке раскидывалась
зеленая кипрская равнина, замыкавшаяся на горизонте цепью оку-
танных туманом гор. В одном из маленьких заливов герцогиня сразу
рассмотрела свой галиот и взятую в плен турецкую шебеку, стояв-
шие на якоре на небольшом расстоянии одна от другой. Оба эти суд-
на заметила и Гараджия
— Это твой корабль, Гамид? — полюбопытствовала она, указывая
на галиот.
— Да, госпожа.
— Опять! Меня зовут Гараджия. Слышишь?
— Прости. Да, Гараджия, это мой.
— Как красиво звучит мое имя в твоих устах! — вырвалось у
молодой турчанки, и по ее лицу разлился густой румянец удовольст-
317

вия, вызванного тем, что ей все-таки удалось заставить этого холод-
ного юношу назвать ее просто по имени.
Затем, полюбовавшись снова несколько мгновений его красотой,
она прибавила:
— Ты, кажется, спешишь с отъездом?,
— Да, я спешу доставить Дамасскому Льву пленного франкского
виконта. Мустафа может разгневаться за промедлениа
— Ах да, ты ведь явился сюда только ради этого христианина! —
со вздохом произнесла Гараджия. — Я и забыла... Впрочем, разве
нельзя отправить этого франка с кем-нибудь из моих воинов...
— Ты знаешь, Гараджия, что Мустафа вправе требовать точного
исполнения его распоряжений. Если не я, которому это поручено,
доставлю пленника, то»
—Ах, какой вздор! Ты не простой солдат, и никакой Мустафа тебе
ровным счетом ничего не сделает.
— Мой отец приказал мне повиноваться прежде всего воле вели-
кого визиря, его лучшего друга, и я не моту ослушаться отца, —
вывертывалась герцогиня, как могла, твердо рассчитывая на то, что
легкомысленная турчанка не обратит внимания на непоследова-
тельность ее речей.
Гараджия оперлась своими локтями на парапет, опустила голову
на руки и долго молча смотрела на море. Молчала и герцогиня, не
желая прерывать мыслей этой прихотливой женщины.
Вдруг последняя обернулась к ней и, пронизывая ее взглядом
своих пылающих глаз, резко задала ей вопрос:
— Так ты не побоялся бы помериться с Дамасским Львом?
— К чему ты спрашиваешь меня об этом, Гараджия? — в свою
очередь спросила изумленная герцогиня.
— Отвечай мне без уверток, Гамид: чувствуешь ли ты себя в силах
выйти на поединок с Дамасским Львом?
- Чувствую...
— И это твой близкий друг?
— Да, Гараджия, самый близкий из всех моих друзей.
— Ну, это ничего не значит, — процедила сквозь зубы турчанка,
лицо которой выражало в эту минуту страшную злобу. — Даже и
самая горячая дружба может остыть... Мало ли бывало примеров,
когда даже родные братья, раньше жившие в полном согласии, вдруг
становятся смертельными врагами из-за... Ну, хоть из-за соперниче-
ства, например»
— Я тебя не понимаю, Гараджия...
— После ужина ты поймешь меня, мой прекрасный рыцарь» Осво-
бождение того христианина, ради которого ты пожаловал сюда,
зависит исключительно от одной меня. Если я не пожелаю его выпу-
стить из своих рук, то никто не заставит меня сделать это. Если
318

Мустафе так нужен этот пленник, подаренный мне моим дедом, то
пусть он явится сам за ним со всем своим войском и попробует взять
его у меня силой-, если только осмелится на это... Али-паша стоит
больше великого визиря, а флот — больше сухопутной армии... Пусть,
говорю, попытается, пусть! — твердила Гараджия пронзительным
голосом, потрясая сжатыми кулаками.
И вдруг опять с быстротой перекидываемого ветром флюгера она
придала своему лицу самое очаровательное выражение и совсем
другим тоном сказала:
— Пойдем опять вниз, мой прекрасный витязь. Мы возобновим
этот разговор после ужина.
Бросив последний взгляд на море, постепенно окрашивавшееся
пурпуром заходящего солнца, она быстро сбежала вниз по винтовой
лестнице и направилась вдоль крытой галереи, огибавшей изнутри
все стены крепости. Она шла так быстро, что герцогиня едва успева-
ла следовать за ней. Миновав множество кулеврин, грозные жерла
которых были направлены частью на море, частью на кипрскую рав-
нину, а также бесчисленные пирамиды каменных и железных ядер,
они наконец добрались до массивной квадратной башни, сверху
донизу точно рассеченной топором какого-нибудь титана.
— Вот через эту брешь морское войско великого адмирала ворва-
лось в крепость, — пояснила Гараджия, остановившись здесь. — Я
была на борту галеры моего деда и могла следить за всеми подроб-
ностями ужасной битвы...
—Но зачем ты присутствовала при этом, Гараджия?—удивилась
герцогиня.
— А затем, что в то время я командовала галерой моего деда, — с
гордостью отвечала молодая турчанка. — Я люблю заниматься муж-
ским делом-Аллах, должно быть, ошибся, когда сотворил меня жен-
щиной: дух во мне геройский, так же мало подходящий к моей
хрупкой наружности, как, например, твоя наружность слишком
нежна для мужчины-
— Так ты командовала галерой адмирала? — все более и более
изумлялась герцогиня.
— Да. Что же в этом особенного?
— Очень даже много... Следовательно, ты умеешь управлять ко-
раблем, Гараджия?
—Еще как! Не хуже самого опытного моряка- Разве ты не слыхал,
Гамид, что мой отец был одним из самых знаменитых корсаров на
Красном море?
Гараджия показала Элеоноре все пункты крепости и вокруг нее,
отмеченные чем-нибудь особенным во время долгой осады, а затем
повела гостя назад, в свои покои. Становилось уже темно, и та зала,
в которой Гараджия чаще всего сидела за столом, была ярко осве-
319

щена несколькими роскошными фонарями и люстрами муранского
хрусталя; в прозрачных, сверкающих чашечках люстр горело множест-
во розовых восковых свечей, распространявших дурманящий аромат,
смешивавшийся с пряным запахом множества цветов, украшавших
приготовленный для ужина стол.
Как и за завтраком, Гараджия никого из своих подчиненных не
пригласила к столу. Видно было, что высокомерная внучка паши не
очень-то баловала своих подданных.
Кроме новых изысканных блюд, слуги принесли и — неслыханное
дело! — две покрытые мхом и паутиной бутылки кипрского вина.
Гараджия не считалась и со строгим запретом Пророка употреблять
какие бы то ни было крепкие напитки. Вообще казалось, что закон
для нее не был писан.
— Раз сам султан, глава правоверных, пьет вино, то почему же я
не моту его пить? — возразила она, когда Элеонора сделала ей стро-
гое замечание насчет вина, желая лишний раз подтвердить свою
роль. — Пожалуйста, Гамид, не будь таким нетерпимым в своих
суждениях. Можно и вино пить, и все-таки оставаться хорошим
магометанином.»
Герцогиня привыкла к кипрскому вину во время своего пребыва-
ния в Фамагусте, когда ей необходимо было пить вместе с остальны-
ми военачальниками, чтобы не возбудить насмешек и подозрений;
поэтому она не стала слишком упорно отказываться последовать
примеру Гараджии, налившей и ей бокал со словами;
— Пей, Гамид! Это чудное вино оживляет кровь и веселит сердце.»
Пей!
Когда был подан душистый кофе и Гараджия закурила сигарет-
ку, она несколько минут просидела молча, очевидно погруженная в
тяжелые воспоминания, судя по затуманившемуся вдруг взгляду ее
черных глаз, только что перед тем сыпавших искры веселости. Потом
она порывисто поднялась и начала расхаживать взад и вперед по
зале, временами останавливаясь перед коллекцией оружия.
Герцогиня подумала было, что причудливой начальнице крепо-
сти вздумалось устроить новую дуэль ради рассеяния зловещей «ту-
рецкой скуки», но успокоилась, когда Гараджия внезапно бросилась
к дивану, перед которым был поставлен столик с ящичком для сига-
реток и плоским золотым блюдом, полным сластей, уселась в уголок
дивана, поджав под себя ножки, и достала себе новую сигаретку.
— Сядь рядом со мной, мой прекрасный воин, — любезно предло-
жила она Элеоноре. — Я расскажу тебе о своем отце.
Герцогиня села на указанное ей место и приготовилась слушать.
— Итак, — начала турчанка, выпуская струи дыма, — мой отец
был великим корсаром. Я тогда хотя и была еще мала, но все же
помню его и как сейчас вижу перед собой его темное лицо и длинную,
320

черную, как вороново крыло, развевающуюся бороду. Вижу, как он,
вооруженный с головы до ног, садится на свой корабль и пускается
в путь... Он нежно любил меня и моего старшего брата, но никогда не
спускал нам ни одной шалости, ни малейшего неповиновения. Если
бы мы очень провинились в чем-нибудь, он был бы способен убить нас
на месте, как убил многих из своих людей, осмеливавшихся возра-
жать ему.
Смело можно было сказать, что Красное море всецело принадле-
жало ему, потому никому из турецких султанов, даже самому вели-
кому Сулейману, не удавалось утвердить своего владычества над
этим морем, омывающим берега Африки и Аравии. Он был могущест-
вен и страшен. Я очень его боялась, хотя он по возвращении из своих
морских поездок всегда обнимал и целовал меня, находя, что я похо-
жа на него. Он набрал себе экипаж, не боявшийся ни Пророка, ни
самого Аллаха, ни дьявола, и с ним опустошал весь берег, начиная от
Суэца, вплоть до Баб-эль-Мандебского пролива.
Брат мой, который был старше меня несколькими годами, часто
сопровождал его в набегах, и горе ему бывало, когда он в решитель-
ные минуты выказывал хоть малейшее колебание! Отец одинаково
требовательно относился в деле как к чужим, находившимся под его
командой, так и к своим кровным. Однажды брат, уже лет семнад-
цати, был послан отцом в набег и после долгой упорной битвы с
португальским кораблем, вдвое превосходившим его числом экипа-
жа и вооружения, должен был отступить на своей галере в один из
аравийских портов, чтобы не допустить бесцельной гибели всех сво-
их людей. Когда он вернулся к отцу в изодранной одежде и с окро-
вавленной саблей, но без единой царапины, то вместо ожидаемого им
слова утешения услышал от отца грозный крик: «Негодный пес! Как
осмелился ты показаться мне после боя с неповрежденной шкурой?..
Эй, — добавил он, обратившись к своим людям, — швырните в море
этого подлого труса!» Не помогли ни слезные мольбы брата простить
его, ни мое заступничество; отец заставил отвезти его в шлюпке
подальше от берега и бросить в море. К счастью, те, которым было
поручено это ужасное дело, не решились исполнить второй части его
приказания — перебить брату руки и ноги, так что злополучной
жертве отцовского гнева удалось достичь вплавь берега в некотором
отдалении от жилища отца и укрыться у добрых людей. Только через
месяц отец узнал, что сын его жив и где он находится. Он послал за
ним и простил его. Но — увы! — не прошло и трех недель после этого,
как Осман — так звали моего бедного брата — был убит на борту
своей галеры, на которую напало сразу три корабля. Он умер с ору-
жием в руках, весь покрытый ранами, смертью храбреца...
— А как отнесся к этому отец? — полюбопытствовала герцогиня,
заинтересовавшаяся этим рассказом, дававшим ей лишнее понятие
11—1151	321

о нравах аравитян, к которым она самозванно причислила себя в
глазах турчанки.
— Отец гордился смертью своего сына и сам немного спустя по-
следовал за ним в могилу. Однажды он сделал набег на большое
селение, где жил очень богатый грек, обладавший целыми стадами
верблюдов. Отец окружил его дом и вошел в него с несколькими
людьми из своей банды. Грек с молодой красавицей женой и тремя
слугами отчаянно защищались выстрелами из аркебуз и ударами
ятаганов. Сам хозяин дома и слуги его были живо перебиты, так что
осталась одна хозяйка. Отец набросился было и на нее с поднятой
саблей, но, пораженный ее необычайной красотой, на мгновение
опустил оружие, чего с ним раньше никогда не случалось ни при
каких обстоятельствах. Эта минутная слабость стоила ему жизни:
молодая гречанка подхватила с пола пистолет мужа и выстрелила
моему отцу прямо в сердце. Он упал мертвый, едва успев вскрикнуть»
— А что потом сталось с этой гречанкой? Люди твоего отца убили
и ее?
— Не знаю, — коротко ответила Гараджия.
Выпив еще бокал вина и закурив новую сигаретку, она пододви-
нулась поближе к мнимому юноше и, положив ему руку на плечо,
продолжала:
— После смерти отца я была взята и усыновлена дедом, его отцом,
в то время совершавшим свои славные подвиги на Средиземном море,
доблестно сражаясь с венецианцами и генуэзцами. Года два я про-
была в гареме среди воспитывавших меня женщин, а когда подросла,
дед взял меня к себе на свой адмиральский корабль, где я научилась
управлять судами. В моих жилах недаром текла кровь морского
пирата: по мере того как я росла, во мне все сильнее и сильнее
развивались его инстинкты, и я, несмотря на свой пол и на свою
кажущуюся нежность, в самой ранней молодости уже могла поспо-
рить с любым из подчиненных своего деда в отваге, решимости и
беспощадности. Благодаря этому я в короткое время сделалась пра-
вой рукой деда, которого сопровождала во всех его плаваниях по
Средиземному морю, принимая самое деятельное участие в сражени-
ях. Убедившись в моих способностях, адмирал позволял мне дейст-
вовать и самостоятельно. Так, в один прекрасный день я овладела
мальтийской галерой и приказала всех оставшихся на ней в живых
повесить на опущенных в море якорях, а в другой раз усмирила
население Шии, восставшее против владычества мусульман... Шия!
Лучше бы я никогда не ступала ногой на эту несчастную землю!..
Гараджия вдруг поднялась с пылающим лицом, сверкающими
глазами и раздувающимися ноздрями, встряхнула рассыпавшимися
по плечам волосами, сорвала с них и бросила на пол жемчужный
убор и проговорила глухим голосом:
322

— Ах, как он был хорош!» В первый раз я видела такого прекрас-
ного, отважного и сильного юношу- Он был во главе отряда сухопут-
ного войска, присланного на подкрепление нашему морскому. Он
казался самим богом войны. Где сильнее кипела сеча, где угрожала
большая опасность, там сверкала его кривая сабля, и его не могли
остановить ни пули пищалей, ни даже ядра кулеврин. Он смеялся
над смертью и встречал любое ее прикосновение со спокойной улыб-
кой, словно у него был какой-нибудь чудесный талисман, делавший
его неуязвимым... Я полюбила его, полюбила до безумия, но он не
понимал меня или не хотел понять. Казалось, я для него была одной
из тех женщин, которые не стоили его взгляда... это я-то, Гараджия,
внучка великого адмирала!. О какой стыд и позор!.. Этот позор я
могла смыть только его кровью»
Пылающие глаза турчанки вдруг затуманились слезами, которые
хлынули градом по ее нежному лицу. Гордая внучка Али-паши, это
чудовище жестокости, плакала по своей неудовлетворенной любви!
Пораженная этой неожиданностью, герцогиня смотрела на нее во
все глаза.
— Гараджия, — заговорила она, немного тронутая отчаянием,
отражавшимся во всем существе молодой турчанки, — о ком ты
говоришь? Кто тот знаменитый воин, который не понял твоей любви
и не ответил на нее?
— Кто?! — вскричала Гараджия. — Тебе придется убить его, тогда
ты и узнаешь.
— Но кто же именно?
— Он!
— Он?. Это слишком неопределенно.
Гараджия снова села возле Элеоноры, опять положила ей руку
на плечо и произнесла трепещущим от возбуждения голосом:
— Кто одолел Метюба, первого бойца турецкого флота, тот может
победить и первого героя нашей армии»
— Я все-таки не могу понять, о ком ты говоришь, Гараджия.
— Ты желаешь взять с собой христианского пленника, Гамид?
— Да, конечно; ведь я затем и прибыл.
— Хорошо, я отдам тебе его, но с двумя условиями.
— Какими?
— Первое — чтобы ты тотчас же вызвал на поединок Дамасского
Льва и убил его..
— Ты хочешь, чтобы я убил Мулея аль-Каделя?! — в ужасе вскри-
чал мнимый Гамид.
— Ты его боишься, эфенди?
— Гамид-Элеонора никого не боится. Ты видела меня в деле и
можешь судить обо мне..
— Ну, если не боишься, то убей его.
п*
323

—Но под каким же предлогом я могу порвать нашу тесную друж-
бу и вызвать его?
— Странный вопрос! — с язвительным смехом проговорила Гарад-
жия. — У мужчины,-в особенности у воина, никогда не может быть
недостатка в таких предлогах.
— Я многим обязан Мулею аль-Каделю, и моя признательность...
— За что? Может быть, ты ему должен? Так я заплачу за тебя.
— Да, должен, и никакие богатства в мире не могут уплатить
моего долга.
—Долг? Признательность?—продолжала турчанка.—Ну, мой отец
не признавал таких чувств, и я_. Однако к делу: или ты убьешь ударом
сабли, шпаги, чем будет тебе угодно, Дамасского Льва и тогда получишь
в дар христианского пленника, или же останешься без него; выбирай
любое, эфенди, и помни, что слово Гараджии неизменно.
— А в чем заключается твое второе условие, Гараджия?
— В возвращении ко мне, как только ты доставишь пленника в
Фамагусту.
— Тебе это очень нужно?
—Да, эфенди, и я настаиваю на этом. Даю тебе минуту на размыш-
лениа
Герцогиня задумалась. Турчанка выпила еще кубок вина и снова
уселась в углу оттоманки, не сводя горящих взоров с лица своей
собеседницы.
— Ну что же, надумал, Гамид? — спросила она через минуту.
— Согласен, — отвечал мнимый сын мединского паши.
— Значит, берешься убить Дамасского Льва? — обрадовалась
турчанка.
— Хорошо, если только он не убьет меня.
На лице турчанки отразилось глубокое волнение.
— Нет, нет, я не хочу, чтобы ты был убит! — вскричала она. —
Пожалей хоть ты мое бедное сердце... Или все вы, мужчины, — свире-
пые львы, не знающие пощады?
Если бы герцогиня не боялась выдать себя и не имела дело с
женщиной, способной на самые дикие выходки, она громко расхохо-
талась бы в ответ на эти слова. Но было слишком опасно шутить с
такой особой, поэтому умная венецианка сдержала себя и подавила
готовый было проявиться взрыв своей веселости.
— Принимаю оба твои условия, — серьезным тоном сказала она,
сделав вид, что обдумывает, какое решение принять, хотя это реше-
ние сразу возникло в ее уме.
— Следовательно, ты вернешься ко мне? — с живостью спросила
турчанка, причем каждый мускул вновь заходил на ее подвижном
лице.
— Вернусь.
324

— После того как убьешь Дамасского Льва? Да?
— Да, если ты так желаешь, Гараджия.
— Желаю ли я?! Да что же может быть лучше и выше мщения для
сердца турчанки!
По губам герцогини пробежала едва заметная улыбка.
— Завтра утром христианский пленник будет здесь, — возбуж-
денно заявила Гараджия, снова вскочив с места и начиная стреми-
тельно ходить взад и вперед по обширному покою.
Герцогиня невольно вздрогнула, и лицо ее покрылось живым ру-
мянцем.
— Я сейчас же пошлю на пруды приказание привести сюда плен-
ника, — продолжала молодая турчанка.
— Благодарю тебя, Гараджия, — только и могла вымолвить гер-
цогиня.
— Иди теперь отдыхать, Гамид, — разрешила причудливая внуч-
ка Али-паши. — Уже поздно, и я, наверное, измучила тебя своими
россказнями... Иди, мой прекрасный госте В эту ночь о тебе будет
думать Гараджия.
И, взяв серебряный молоточек, она ударила им в висевший на
стене стальной круг.
— Проведите этого эфенди в назначенный ему покой, — приказа-
ла она двум вошедшим невольникам. — Спокойной ночи, Гамид!
Мнимый Гамид галантно поцеловал протянутую ему руку и вы-
шел, предшествуемый невольниками, несшими в руках пылающие
факелы.
XX
Виконт Ле Гюсьер
ПУСТИВШИСЬ ВНИЗ ПО ШИРОКИМ СТУПЕНЯМ
лестницы, невольники остановились перед дверью в
нижнем ярусе здания, отворили ее и предложили
герцогине войти. Но лишь только она хотела последо-
вать этому приглашению, как за ней раздался оклик:
— Эфенди!
Герцогиня стремительно обернулась, а негры поспешили снова опу-
стить откинутую было ими перед ней тяжелую занавесь из золотой
парчи и выхватить из-за своих голубых шелковых поясов ятаганы, по-
мня строгий приказ своей госпожи охранять безопасность ее гостя.
— А, это ты, аль-Кадур! — вскричала Элеонора, увидев прибли-
жавшегося к ней араба.—Вы можете удалиться, — продолжала она,
обращаясь к невольникам, повелительным движением руки заста-
вив их опустить поднятое ими оружие. — Этот человек — мой пре-
325

данный слуга и привык спать у дверей моей спальни. Идите смело и
ничего не бойтесь.
Негры поклонились до земли и удалились.
—Что тебе нужно, аль-Кадур? — спросила Элеонора, когда шаги
невольников замерли вдали.
—Я пришел узнать твои распоряжения, падрона, — ответил араб. —
Никола Страдиото не знает, что ему делать.
— Сейчас ничего. Разве только послать кого-нибудь на галиот
предупредить матросов быть в готовности к обратному отплытию
завтра утром.
— Куда же? — с видимым беспокойством осведомился араб.
— В Италию.
— Так мы покидаем Кипр?
— Да, завтра утром виконт Ле Гюсьер будет свободен, и моя
задача выполнена.. Где синьор Перниньяно и Никола Страдиото? —
внезапно спросила она, останавливаясь.
— Помещены в одном из покоев, недалеко от этого, вместе с мат-
росами и невольником Мулея аль-Каделя, — поспешил ответить
араб.
— Ты должен предупредить их, что мы завтра вернемся на галиот.
Ты ничего не узнал относительно намерений Гараджии?
— Нет, падрона.
— Нужно бы послать кого-нибудь на наш корабль сказать остав-
шимся там двум грекам, чтобы они удвоили свою бдительность. Если
кому-нибудь из взятых нами в плен турок удастся бежать, то нам не
уйти живыми из рук Гараджии.. Это такая ужасная женщина, что
в сравнении с ней и сам дьявол покажется кротким.
— А вдруг ей вздумается проводить тебя к заливу, падрона? Как
же мы тогда объясним таинственное исчезновение экипажа шебеки?
— Ах, да, об этом я и не подумала! — вскричала герцогиня, вся
побледнев. — Вернее всего, что она захочет проводить меня, да еще с
сильным конвоем... Есть тут поблизости часовые?
— Не видать, падрона.
— Так позови ко мне Николу Страдиото. Пошлю его в залив. Это
самый подходящий человек для выполнения серьезного поручения;
он хорошо знает здешние дороги... Необходимо, чтобы шебека исчез-
ла в эту ночь, если мы хотим спастись.
Аль-Кадур поклонился и осторожно вышел из покоя.
Через минуту он вернулся и шепнул:
— Нигде ни души. Должно быть, все спят. Да и к чему сейчас
часовые и стража в этой крепости, когда здесь более уж не раздается
рычание льва святого Марка?
— Хорошо. Приведи скорее сюда Николу, — приказала герцогиня.
326

Араб снова неслышно исчез в дверях. Немного спустя перед гер-
цогиней предстал Никола Страдиото, еще не успевший лечь.
— Вы знаете, зачем я вас позвала? — обратилась она к греку.
— Да, синьорина. Ваш невольник сказал мне.
— Что вы думаете об этом?
— То же, что и вы: шебека непременно должна быть уничтожена.
Я выведу ее в открытое море и потоплю там. Это заставит комендан-
тшу крепости или ее капитанов предположить, что судно снялось с
якоря для какой-нибудь экспедиции вдоль берегов.
— А кто отправится предупредить ваших людей на галиоте?
— Один из наших матросов. Это человек ловкий, как обезьяна, и
храбрый, как лев, — отвечал грек. — Его же, кстати, я заставлю
потопить и шебеку. Он сумеет это сделать лучше меня самого.
— Это как знаете. Лишь бы дело было сделано... А как выйдет он
из крепости?
— Выберется как-нибудь, синьорина, не беспокойтесь. Повторяю:
это человек очень ловкий.
— Однако на подъемном мосту, наверное, стоят и по ночам яны-
чары?..
— Олао — так зовут моего матроса — по мосту и не пойдет. Здесь,
в стенах, еще остались кое-какие незаделанные бреши, и он незамет-
но выберется через одну из них. Вообще за Олао нечего беспокоиться.
Я отвечаю за него.
— Тем лучше» Так вы тоже находите, Никола, что шебеку нужно
уничтожить?
— Да, синьорина. Нам это маленькое суденышко совершенно не
нужно. Оно может только помешать нам, если мы оставим его при
себе» Покойной ночи, синьорина. Будьте уверены, все будет сделано,
как следует. Через пять минут Олао уже будет вне крепости.
Когда грек ушел, герцогиня крепко заперла за ним двери и броси-
лась, как была, не раздеваясь, на пышную постель, воскликнув про
себя: «Итак, завтра я его увижу! Да охранит его Господь!»
Ничто не потревожило в эту ночь сладкого сна крепостного гар-
низона. Олао, очевидно, выскользнул из крепости, не возбудив ничь-
его внимания.
Когда, при первом проблеске утренней зари, герцогиня встала и
вышла за дверь, невольники уже ожидали ее снаружи, а на дворе, в
палатке, раскинутой под пальмами, пили кофе и весело болтали ее
провожатые.
— Госпожа ждет тебя, эфенди, — с низким поклоном доложил
один из невольников.
— Христианский пленник уже прибыл? — дрожащим голосом
осведомилась Элеонора.
327

— Не знаю, эфенди. Но кто-то был впущен ночью в крепость: я
слышал лязг цепей подъемного моста.
— Подожди меня немного. Мне нужно сделать кое-какие распо-
ряжения своим людям. Потом ты проведешь меня к госпоже Гарад-
жии.
С этими словам герцогиня направилась к палатке. Увидев моло-
дую девушку, Перниньяно и Никола торопливо вскочили и поспеши-
ли ей навстречу.
— Отправился ваш матрос? — тихо спросила она грека, пожав
венецианцу руку.
—Да, синьорина,—вполголоса ответил Никола.—Вероятно, в эту
минуту шебека уже на дне моря. Я сам видел, как Олао пробрался
через брешь и бросился в роа
— А виконта еще не привели?
— Этого не могу вам сказать: я спал очень крепко и ничего не
слышал.
— Мне думается, что он уже здесь, — сказала герцогиня
— Разве? — удивился Перниньяно. — Следовательно, вы скоро его
увидите?
— Должно быть.
—А вы не подумали, синьорина, какой вы подвергаетесь при этом
опасности? — продолжал венецианец.
— А именно?
—Да ведь при неожиданной встрече с вами виконт может неволь-
но выдать вас криком радости.
Герцогиня побледнела. Замечание Перниньяно ударило ее, точно
обухом по голове. Жених ее действительно должен будет чем-нибудь
проявить свою радость, внезапно увидев невесту после стольких ме-
сяцев разлуки и притом в таком месте, где он менее всего мог ожидать
ее. Тогда все погибло.
— Да, синьор, вы правы: я об этом не подумала, и дело очень
скверно... Как бы предупредить виконта?
— Постараюсь придумать, синьорина, — вмешался Никола. — Я
принадлежу к вашему отряду, поэтому думаю, что мне не особенно
трудно будет получить доступ к пленнику, если, разумеется, я найду
приличный предлог.
— Хорошо. Я вполне полагаюсь на вас, Никола. Опасность, на
которую мне сейчас указали, больше той, которая угрожала нам
из-за шебеки.
Элеонора сделала им прощальный знак рукой и вернулась в про-
ход, где ее ожидали невольники.
— Ведите меня, — приказала она им.
Не без внутренней тревоги вошла она в столовую, гдеуже была вчера.
Гараджия, сиявшая красотой и одетая особенно пленительно — в
328

розовый бархатный корсаж и голубые шелковые шальвары, — сиде-
ла за столом перед дымящимся ароматным кофе. Голову турецкой
красавицы обвивал розовый шелковый тюрбан с алмазной эгреткой,
на шее было ожерелье из крупного жемчуга с роскошной золотой,
осыпанной бирюзой застежкой; в ушах сверкали изумрудные серьги
с алмазными подвесками необычайной величины. Возле нее на отто-
манке лежала мантия из тончайшей белоснежной шерсти с богатым
золотым шитьем.
— Христианин прибыл нынче ночью, — сказала она герцогине,
обменявшись с ней обычными приветствиями. - Он ожидает за во-
ротами крепости.
Элеонора употребляла невероятные усилия, чтобы не выдать ох-
ватившего ее волнения.
— Его привели из болот? — небрежно спросила она, чтобы только
сказать что-нибудь.
— Да, по моему распоряжению.
— Он очень изнурен?
— Да, зачумленный воздух той местности едва ли кому полезен.»
Но вот кофе. Ешь, мой прекрасный витязь, и не думай об этом невер-
ном псе». Но если тебе так уж жаль этого христианина, то утешься
мыслью, что мягкий климат Венеции быстро его поправит, если толь-
ко верно, что Мустафа намерен послать его дышать живительным
воздухом Адриатического моря.» Так ты желаешь отбыть с ним по-
скорее, эфенди?
— Да, Гараджия, если ты не имеешь ничего против этого.
— По отношению к этому пленнику ровно ничего, — ответила
молодая турчанка, пронизывая своими черными глазами мнимого
юношу. — Досадно только, что мне не будет доставать сегодня вече-
ром твоего общества. Ты заставил было меня вчера забыть, что я
нахожусь в этом скучном орлином гнезде, где нет ни одной души, с
которой я могла бы поделиться словом». Но ты ведь скоро вернешься,
Гамид, не правда ли?» Ты обещал мне.»
— Непременно вернусь, Гараджия, если только не буду убит Да-
масским Львом».
— Убит?» О нет, это невозможно! Дамасскому Льву не одолеть
тебя, мой доблестный рыцарь. Я видела, как ты владеешь оружием».
Кто победил Метюба, первого бойца нашего флота, тот победит и
Мулея аль-Каделя». Ты, самый молодой в турецкой сухопутной ар-
мии, будешь вместе с тем и самым храбрым; я обращу на это внимание
самого пад
наха.» А ты не обманешь меня, Гамид? — продолжала она
Ж
чуть не со слезами в голосе, заглядывая мнимому юноше в глаза. — Ты
скоро вернешься ко мне?
— Надеюсь, Гараджия».
— Ты дал мне слово!
329

— Да, но ты забываешь, что жизнь человека в руках Аллаха и Его
Пророка.
— Аллах и Магомет не будут настолько жестоки и не отнимут у
тебя жизнь во цвете лет. Райские гурии пусть подольше подождут
тебя... Но я вижу, ты сгораешь от нетерпения покинуть меня»
— Не покинуть тебя, а исполнить свою обязанность, Гараджия Я —
солдат, и Мустафа — мой верховный начальник.
— Ты прав, Гамид: ты пока еще обязан повиноваться.. Ну, так
идем. Я уже приказала приготовить лошадей и конвой. Хочу прово-
дить тебя до берега.
Набросив на плечи свою белую мантию с капюшоном, который она
накинула на голову, так что он закрыл и верхнюю часть лица, Гарад-
жия быстро вышла из столовой в сопровождении Элеоноры и неволь-
ников, до того времени стоявших на страже у дверей.
XXI
Замысел поляка
А КРЕПОСТНОЙ СТЕНЕ, ПЕРЕД ПОДЪЕМНЫМ
мостом, было выстроено два отряда всадников, ожи-
давших выхода внучки великого адмирала и сына
мединского паши. Один из этих отрядов состоял из
греческих ренегатов, Перниньяно, аль-Кадура, дедуш-
ки Стаке и его молодого земляка Симона; другой — из
двух десятков янычар, вооруженных с головы до ног, с тлеющими
фитилями пищалей.
Посредине этих двух групп находился всадник на вороной лоша-
ди. Это был молодой человек лет около тридцати, высокий, с блед-
ным, изможденным, но благородным лицом, карими, глубоко
ввалившимися глазами и длинными усами. Вместо богатых разно-
цветных шелковых и бархатных одежд, сверкавших золотом, сереб-
ром и драгоценными камнями, носимых в то время знатными
турками, на этом человеке был грубый казакин из темного холста,
такие же шальвары, заправленные в старые, стоптанные сапоги, и
сильно поношенная феска, прежний ярко-красный цвет которой
превратился в бурый.
Неестественно блестевшие глаза его были пристально устремле-
ны на герцогиню, между тем как по всему его телу пробежал судо-
рожный трепет. Он не издал ни одного звука и из боязни выдать себя
хоть словом кусал себе губы до крови.
Элеонора, сразу увидевшая его, сначала побледнела, как смерть,
потом щеки ее разгорелись таким ярким румянцем, точно вся кровь
хлынула ей в голову.
ззо

— Вот и христианский пленник, — сказала Гараджия, указывая
на него рукой. — Может быть, ты уже видел его раньше, Гамид?
— Нет, — отвечала Элеонора, делая над собой усилие, чтобы не
выдать своего волнения.
— Мне говорили, что его немного лихорадит. Но это вполне понятно:
пребывание среди болот не может ни для кого пройти бесследно, —
говорила Гараджия с такой небрежностью, словно дело шло не о
человеке, а о пучке рисовой соломы. — Морской воздух принесет ему
пользу, освежит его, так что он явится в Фамагусту не в таком
дурном виде... Постарайся вообще полечить его, эфенди, чтобы не
говорили, что я слишком жестоко обращаюсь с христианскими плен-
никами. Обещаешь ты мне это, Гамид?
— Обещаю, Гараджия, будь покойна, — немного глухим голосом
ответила герцогиня.
В это время Гараджии и мнимому Гамиду были подведены вели-
колепно убранные, огневые кони, на которых они и поспешили сесть.
— Берегите христианина! — крикнула турчанка янычарам. — Вы
отвечаете мне за него головой!
Десяток янычар окружили пленника, и оба отряда во главе с
Гараджией и ее спутником рысцой направились к рейду. Позади, на
расстоянии сотни шагов, следовал эскорт герцогини, во главе кото-
рого ехали Перниньяно и Никола Страдиото.
— Неужели эта игра обойдется нам так дешево? — говорил вене-
цианец греку. — Что-то не верится мне в такое счастье.
— Что же, бывают же ведь и полные удачи у людей, — заметил
Никола. — Если только черт не вмешается в последнюю минуту, мы
выиграли. Шебека, наверное, уже потоплена и...
— Да, но должно же ее бесследное исчезновение возбудить подо-
зрение этой турчанки...
— Очень может быть, что и возбудит, но разве мы должны отвечать
за это? С чего же придет ей в голову, что это дело наших рук? —
возражал грек. — Если же эта разряженная тигрица и догадается,
то мы будем уж далеко, и пусть она попробует догнать нас. А что вы
скажете о виконте?
— Я положительно изумлен его хладнокровием. Я так и ожидал,
что он при виде герцогини сделает что-нибудь такое, что выдало бы
нас всех головой. Это было бы вполне естественно при такой неожи-
данности для него. Значит, вы все-таки успели его предупредить?
— Да, но не тем путем, как я сначала думал. Хорошо, что он из
понятливых, и достаточно было одного взгляда аль-Кадура, чтобы
заставить его сдержать себя.
— Да, опасная была минута! Слава Богу, что все обошлось благо-
получно... Однако нельзя сказать, чтобы он выглядел хорошо. Судя по
331

тому, что от него осталась одна тень прежнего, думаю, что Гараджия
заставляла и его ловить пиявок наряду с простыми невольниками.
— И я так думаю, синьор, — согласился с ним грек. — Я пробыл в
ее власти целых три месяца и знаю, на что она способна. Не будь с
ней этих проклятых янычар, я бы на прощание непременно всадил
ей пулю в голову в отместку за несчастных христиан, над которыми
она так жестоко издевается
— Ну, не будем говорить о том, чего нельзя, Никола-. Посмотрите,
как великолепно держит себя в седле герцогиня — не уступит и
самому лучшему наезднику!
—А храбрость-то какая! Она одна стоит всех нас, вместе взятых...
Я слышал, как она тут билась на поединке с капитаном Метюбом,
который считается лучшим бойцом во всей турецкой морской армии,
и шутя повергла его к своим ногам.
— Да, она победила даже самого Мулея аль-Каделя, с которым
никто другой из нас не решался схватиться... Вообще с ней мы можем
быть вполне спокойны: раз она за что берется, то всегда доводит до
конца.
— Это верно, синьор. Но все-таки погодите хвалить день раньше
вечера, — наставительно заметил Страдиото.
Герцогиня и турчанка скакали впереди всех, погруженные каж-
дая в свои мысли, видимо, ни на что не обращая внимания и не
обмениваясь ни одним словом. Когда они спустились на берег, Элео-
нора провела рукой по лицу, как бы желая прогнать назойливые
мысли, и, указывая на галиот, с полураспущенными парусами мирно
покоившийся на якоре на расстоянии всего одного узла от берега,
сказала:
— А вот и мой корабль.
— Да?.. А что же это не видно моей шебеки? — удивлялась Гарад-
жия. — Ее отсутствие меня очень тревожит, — говорила турчанка,
окидывая глазами море, где не было видно ни одного паруса, кроме
тех, которые раздувались на галиоте. — Уж не случилось ли чего-ни-
будь особенного по ту сторону острова?
— А что же там может случиться, Гараджия?
— Туда могли подойти венецианцы. У них еще остались корабли.
— Немного, и, кроме того, что они могут сделать теперь, когда по
всему острову победоносно развевается знамя Пророка и все бывшие
на нем христиане истреблены?
— Мало ли что!.. Ну хорошо, подождем немного и спросим твоих
людей на галиоте. Они, наверное, скажут нам, что сталось с моим
кораблем. Не мог же он исчезнуть так, чтобы никто из них не заметил
этого?
— Конечно, они должны были заметить это,— сдержанно ответи-
ла герцогиня, кусая губы.
332

Пока всадники спешивались, с галиота была спущена шлюпка и
быстро подошла к берету. На ней были те два матроса, которые все
время оставались на галиоте, и Олао, посланный к ним ночью греком
Страдиото из крепости.
— Здесь стояла шебека, куда она делась? — поспешила осведо-
миться у них комендантша крепости.
— Была, госпожа, — почтительно доложил Олао, — но на заре
подняла паруса и направилась вдоль берега.
— Разве показался какой-нибудь вражеский корабль на горизон-
те? Или еще что случилось?
— Вчера вечером на юге действительно виднелся корабль, как
будто направлявшийся к острову. Должно быть, шебека пошла ему
навстречу, чтобы узнать, откуда он и чей.
— Ну, значит, она скоро вернется... Уж не венецианский ли это
корабль?.. Посадите прежде всего на галиот вот этого христианского
пленника и оставьте его крепко связанным в межпалубье... или, еще
лучше, заприте его в каюту и приставьте к двери караул, слышите?
— Будь спокойна, госпожа: об этом уж позабочусь я, — поспешил
сказать Страдиото.
Пленник держал себя совершенно спокойно. Ободряемый взгля-
дами герцогини, которые она украдкой бросала ему, он первый сел в
шлюпку; потом в нее поместились Никола Страдиото, старый далмат
и четверо матросов из числа тех, которые находились в эскорте
молодой венецианки. Шлюпка с этими пассажирами быстро напра-
вилась к кораблю.
— Так не забудь же, Гамид, что я жду твоего скорого возвращения
и надеюсь услышать от тебя приятную весть о том, что твоя сильная
рука отомстила Мулею аль-Каделю за меня, — говорила между тем
Гараджия, следя глазами за удалявшейся шлюпкой. — Если ты это
сделаешь, я назначу тебя губернатором замка Гуссиф и через своего
деда попрошу султана дать тебе те отличия, которые ты сам поже-
лаешь.
— Ты слишком добра ко мне, госпожа... — начала было герцогиня,
но турчанка быстро прервала ее нетерпеливым восклицанием:
— Опять «госпожа»? Ведь я же просила тебя звать меня только по
имени!
—Прости, Гараджия, я не привык так называть женщин, которые
мне не сродни... Повторяю: ты слишком любезна ко мне...
— Ты заслуживаешь гораздо большего, Гамид... Ну, прощай пока,
эфенди, — продолжала Гараджия, крепко пожимая мнимому юноше
руку. — Мои глаза будут следить за тобой по морю.
— А мое сердце — биться для тебя, Гараджия, — утешала ее
герцогиня, думая про себя совсем другое. — Лишь только убью Да-
масского Льва, тотчас же вернусь к тебе.
ззз

Но вот вернулась шлюпка, доставившая пленника и его провожа-
тых на борт галиота. За ней шла другая, поменьше. Элеонора села в
первую вместе с Перниньяно, аль-Кадуром, Бен Таэлем, невольником
Мулея аль-Каделя, и несколькими из греков и через минуту уже
быстро неслась к галиоту, между тем как остальные ее спутники
усаживались во вторую шлюпку.
Опираясь на лошадь, которую держала под уздцы, Гараджия
полными слез глазами следила за мнимым сыном мединского паши.
Прекрасное лицо жестокой турчанки было окутано облаком печали.
Между тем находившиеся уже на галиоте ренегаты поспешно
распускали все паруса и поднимали якорь. Почувствовав под своими
ногами родную, можно сказать, палубу, дедушка Стаке сразу вошел
в привычную роль и весело командовал.
Якорь быстро был поднят, и когда на борт взошла вторая партия
пассажиров, корабль сначала двинулся немного вперед, потом плав-
но повернулся под нажимом руля, управляемого умелой рукой Ни-
колы, и спокойно направился к выходу с рейда.
— Жду тебя, Гамид! — послышался с берега отчаянный крик
Гараджии.
Герцогиня сделала ей прощальный знак рукой, между тем как с
ее губ сорвался веселый смех, заглушаемый раскатами громового
голоса дедушки Стаке, кричавшего:
— Благодарим вас за угощение! Не взыщите, что плохо пришлось
с вами расплатиться!
Он прокричал эти слова на своем языке, и турки могли принять
их за дружеский прощальный привет; так оно, очевидно, и было, судя
по тому, что они ответили ему пожеланием счастливого пути и маха-
нием фесок.
Когда корабль скрылся из виду, обогнув мыс, Гараджия вскочила
на коня и понеслась обратно в замок, сопровождаемая своими яны-
чарами. Лицо ее все более и более омрачалось. Удаляясь от берега,
она не раз останавливалась и, обернувшись назад, подолгу смотрела
на море, хотя там уже давно ничего не было видно.
Наконец, добравшись до вершины возвышенности, она дала коню
шпоры и бешеным галопом помчалась по ровной площадке, на кото-
рой стоял замок. Янычары остались далеко позади.
Когда она готовилась въехать на опущенный мост, ей бросился в
глаза скакавший ей навстречу со стороны болот высокого роста
капитан янычар с громадными усами. Лошадь его, прекрасный араб-
ский скакун, была вся в пене. При виде этого всадника Гараджия
остановилась, между тем как к ней со всех сторон стали сбегаться
янычары с дымящимися фитилями пищалей.
334

— Позволь, госпожа! — крикнул по-турецки всадник, останавли-
вая на всем скаку свою лошадь. — Уж не имею ли я честь видеть
внучку великого адмирала Али-паши?
— Ну, да, я внучка великого адмирала. Что же тебе нужно? —
перебила словоохотливого капитана Гараджия.
— Очень приятно... Вот удача-то! Я страшно боялся, что не застану
тебя в замке... Христиане еще здесь?
— Какие христиане?
— Те, которые явились сюда за одним пленником, виконтом Ле
Гюсьером.
— А разве это были христиане?! — воскликнула Гараджия, по-
бледнев как смерть
— Значит, они выдавали себя за мусульман? Так я и думал.
— Да... Но прежде скажи, как тебя зовут?
— Когда я был христианином, то назывался капитаном Лащин-
ским, — отвечал поляк. — В настоящее же время я ношу мусульман-
ское имя, едва ли когда-либо достигшее твоих ушей. В турецкой
армии столько капитанов, что запомнить имена всех их невозможно
никому, даже внучке великого адмирала, которая, как я слышал,
отличается, в числе множества прекрасных качеств, и удивительной
памятью... Но ответь же мне, госпожа: здесь ли еще эти люди? Или они
уже успели сделать свое дело и...
— Так меня обманули! — вне себя, трясясь от гнева, вскричала
Гараджия — Значит, этот Гамид..
— Гамид? — подхватил поляк. — О да, именно так и хотел назвать-
ся капитан Темпеста, собираясь сюда...
— Капитан Темпеста?.. Что это за человек?
— Госпожа, мне кажется, здесь не совсем удобно обсуждать такие
дела, — заметил Лащинский, окинув взглядом толпу собравшихся
янычар и тех, которые находились в эскорте Гараджии и отстали
было от нее, а теперь стали подъезжать.
— Да, ты прав, — согласилась Гараджия. — Следуй за мной.
Въехав во двор крепости, она спешилась и провела своего нового
гостя в небольшую залу в нижнем этаже, тоже убранную с восточной
роскошью.
— Говори теперь все, — повелительно сказала она, заперев
дверь. — Ты, кажется, намекал, что этот Гамид — христианин? Верно
ли это?
— Да, это тот самый знаменитый капитан Темпеста, который под
стенами Фамагусты победил на поединке Дамасского Льва, вызы-
вавшего на бой христианских капитанов, из которых ни один не
решился схватиться с этим мастером военного искусства.
— Так он уже раз победил Дамасского Льва! — вскричала Гарад-
жия, все более и более удивляясь и теряясь в лабиринте разных
мыслей и чувств.
335

— Да, ранил его почти насмерть, но не добил, как сделал бы
всякий другой на его места Напротив, даровал ему жизнь,—пояснил
поляк, имевший особый интерес возвысить, а не уронить в глазах
турчанки капитана Темпеста.
— А он еще уверял, что Мулей аль-Кадель — его лучший друг!.
Значит, он меня обманул и в этом случае?
— Нет, госпожа, в этом случае он говорил правду: Мулей аль-Ка-
дель ему более не враг. Доказательством этому может служить то,
что Дамасский Лев спас капитана Темпеста, когда Мустафа вошел
в Фамагусту и отдал приказ уничтожить всех находившихся там
христиан.
— Гамид — не Гамид.. он христианин!.. — задумчиво бормотала
молодая турчанка. — Христианин., христианин..
Просидев некоторое время молча, с опущенной на грудь головой,
она вдруг встрепенулась, повела плечами и горячо проговорила:
— Ну, так что ж, не все ли в сущности равно: магометанин он или
христианин, когда он такой прекрасный и великодушный! Будет
воля Пророка — сделается и он мусульманином, если уж это так
нужно...
— Прекрасный? — с иронической усмешкой повторил поляк, по-
давив вздох. — Не лучше ли будет сказать: прекрасная?
— Что ты еще хочешь сказать этим, капитан? — спросила Гарад-
жия, вытаращив на него глаза, в которых выражался испуг, смешан-
ный с ужасом.
—А то, что ты была введена в заблуждение и относительно насто-
ящего пола капитана Темпеста, — с той же усмешкой ответил поляк.
—Что такое?—крикнула турчанка, вся побагровев и тряся своего
собеседника за руку с такой силой, что тот невольно поморщился. —
Что такое ты еще говоришь?
— Я говорю, что этот прекрасный Гамид или капитан Темпеста в
действительности называется герцогиней Элеонорой д’Эболи..
— Так это женщина?
— Да, только незамужняя.
Гараджия испустила душераздирающий вопль, напоминавший
крик раненного насмерть дикого зверя, и прижала обе руки к сердцу.
— Обманута! Осмеяна! Опозорена! — шептала она, попеременно то
краснея, то бледнея и обводя кругом себя мутным, блуждающим
взором.
Вдруг она со свойственной ей порывистостью движений вскочи-
ла, побежала к двери, отперла ее и крикнула на весь замок:
— Метюба сюда!
Начальник гарнизона, прохаживавшийся по двору, сам услышал
этот отчаянный крик и поспешил на него. Увидев искаженное от
гнева лицо, горящие глаза и пенящиеся губы Гараджии, он вообра-
336

зил, что ее оскорбил новоприбывший капитан янычар, и набросился
было на него с поднятым ятаганом.
—Нет, нет, не в этом дело! — остановила его Гараджия.—Где твоя
галера?
— Все там же, где была, — на Досском рейде, — ответил он,
отступая назад, к двери, где и остановился, почтительно склонив-
шись перед своей госпожой.
— Скачи туда на лучшем из моих коней, — в страшном волнении
продолжала она.—Прикажи немедленно поднять паруса и поспеши
вдогонку за кораблем того, кто назвался здесь Гамидом... Это —
Христиания.. Он обманул нас всех... Беги... скачи» лети, Метюб, и
привези мне назад этого... Гамида... живого или мертвого... всё равно...
Лишь бы он был здесь» Слышишь, Метюб?.. Я хочу видеть его» Да, да,
видеть... но не мертвого... Нет, нет, живого... Помни: живого!.. На что
мне мертвый?..
— Слушаю, госпожа, — сказал турецкий капитан, спеша успоко-
ить свою до крайности взволнованную повелительницу. — Не успеет
еще скрыться солнце, как мой «Намаз» догонит галиот, возьмет его, и
я отомщу за тот удар шпагой, который нанес мне этот дерзкий маль-
чишка!
XXII
Снова на галиоте
ТО ВРЕМЯ КАК МЕТЮБ С ПОЛЬСКИМ РЕНЕГАТОМ
мчались во весь дух на берег залива, где стояла гале-
ра первого, на которой следовало догнать беглецов,
галиот последних, подгоняемый попутным ветром,
быстро несся по направлению к югу, стремясь достичь
Судской бухты, куда он должен был зайти перед тем,
как совсем покинуть остров.
Герцогиня решила повидаться в последний раз с Дамасским
Львом, которому была обязана спасением собственной жизни, жиз-
ни всех ее спутников и освобождением виконта Ле Гюсьера. Кстати
следовало возвратить это судно и подыскать себе другое для даль-
нейшего плавания. Греки выразили ей свое желание сопровождать
ее в Италию и там или перейти на корабль, который мог доставить
их обратно куда-нибудь на Восток, или же найти себе какое-нибудь
подходящее занятие.
Лишь только галиот обогнул мыс, скрывший его от взоров Гарад-
жии и ее янычар, Элеонора поспешно направилась в каюту, где с
таким нетерпением ожидал ее виконт Ле Гюсьер.
При входе молодой девушки в маленькое помещение оно огласи-
лось одновременно двумя радостными восклицаниями:
337

— Элеонора!	<
— Гастон!
Виконт бросился к своей невесте, заключил ее в объятия и впился
в лицо Элеоноры жадными глазами, пылавшими от мучившей его
лихорадки, схваченной в болотах.
— Я знал, что вы явились на Кипр ради меня, — говорил он
взволнованным голосом. — Надежда в один прекрасный день уви-
деть вас снова только и поддерживала меня; она утешала, ободряла
меня и давала силу переносить все те мучения, которым я подвергал-
ся в плену у турок,.
—Откуда же вы узнали обо мне, Гастон? — с удивлением спросила
герцогиня.
—Слава о подвигах капитана Темпеста донеслась даже до болот,
принадлежащих замку Гуссиф...
— Но каким же путем, через кого вы узнали, что капитан Темпе-
ста и я — одно и то же лицо?
— Мне рассказал о капитане Темпеста христианин, попавший в
плен во время одной из вылазок при осаде Фамагусты и сделавшийся
моим товарищем на ловле пиявок в болотах. Он подробно описал вашу
наружность: по его описанию и по тому, что при вас постоянно находит-
ся аль-Кадур—о нем тоже много рассказывал этот пленник,—я тотчас
же догадался, что доблестный капитан Темпеста, которому покло-
нялась вся Фамагуста за его изумительную отвагу и множество
других прекрасных свойств, — не кто иной, как вы.
— Я сделала лишь то, что должна была бы сделать и всякая
другая женщина на моем месте, поэтому вы напрасно так восторга-
етесь мной, мой дорогой Гастоа
— Нет, — покачав головой, убежденно сказал виконт, — одна
герцогиня д’Эболи могла проявить такую смелость. Вы думаете, я не
знаю, что вы безбоязненно схватились даже со знаменитым Дамас-
ским Львом, этим страшным рубакой, которым так хвалится вся
турецкая армия?
— От кого же узнали вы и об этом?
— От того же самого солдата, который рассказал мне о капитане
Темпеста й его верном невольнике аль-Кадуре.
— А... Ну, эта схватка была для меня простым развлечением, — со
смехом заметила герцогиня.
— Хорошенькое «развлечение», когда его избегали все остальные
ваши капитаны, обычно очень жадные до подобных развлечений...
— На их долю не выпадало счастья учиться владеть оружием у
лучшего бойца в Неаполе. Этой победой я обязана своему отцу.
— И еще более собственной отваге, Элеонора.
— Оставим это, Гастон. Скажу вам только, что скоро я буду иметь
удовольствие познакомить вас со своим бывшим противником.
338

—Вот как! С Дамасским Львом?!—вскричал удивленный молодой
человек.
— Да. Я обязана ему своим спасением. Без его помощи мне бы не
выйти живой из Фамагусты и не освободить бы вас. Даже этот
корабль, на котором мы плывем, принадлежит ему.
— Да?. А он, в конце концов, не выдаст нас всех? — забеспокоился,
видимо, сильно озабоченный этим сообщением виконт.
— Нет, для этого он слишком благороден. Кроме того, ведь и он мне
обязан жизнью.
— Я знаю. Вы могли добить его, раненного вами, но предпочли
пощадить. Слышал об этом... Но все-таки я не доверяю вашему благо-
родному турку.
— Напрасно, Гастон: этот магометанин совсем не похож на ос-
тальных.
— А после свидания с этим... Львом мы тотчас же отплываем в
Италию, не правда ли?
— Ну конечно. Нам больше нечего будет делать на Кипре. Мы отпра-
вимся прямо в Неаполь, будем там счастливо жить и постараемся
скорее забыть о всех наших прошлых страданиях. Мягкий климат
Неаполитанского залива быстро восстановит ваше здоровье и силы,
надорванные пыткой, которой подвергала вас эта бессердечная тур-
чанка.. Пойдемте на палубу, Гастон. Я только тогда буду вполне спо-
койна, когда мы увидим хоть издали берега родной Италии.
— Разве нам еще угрожает опасность, Элеонора?
— Сердце мое чует что-то нехорошее, Гастон... Боюсь мести со
стороны этой злобной Гараджии. Она может отправить за нами в
погоню галеры своего деда.
Взявшись под руки, жених с невестой поднялись на палубу.
Галиот довольно далеко отошел от рейда и с быстротой птицы
несся по голубым волнам Средиземного моря по направлению к юту.
Изрезанные и разубранные, как серебряным кружевом, крохотными
заливчиками, напоминающими норвежские фьорды, берега острова
отдалились уже миль на восемь.
— Мы, кажется, идем довольно скоро, дедушка Стаке? — сказала
герцогиня старому далмату, приблизившемуся к ней с беретом в
руке. — Только что сели — и вот уж прошли какое расстояние.
— Идем великолепно, синьорина. Этот кораблик несется лучше
любой галеры» А вы, синьор виконт, — почтительно обратился он к
Ле Гюсьеру, — довольны нашей прогулкой?
— Дай мне руку, моряк, — только и мог проговорить ему в ответ
Ле Гюсьер, с трудом удерживавший готовые хлынуть у него из глаз
радостные слезы.
— Помилуйте, синьор, это слишком большая для меня честь! —
вскричал смущенный старик.
339

— Ничего, не бойся: ты вполне заслужил эту честь, моряк, своим
участием в моем освобождении. Пожмем друг другу руки, как два
добрых христианина, всегда готовых стоять один за другого.
— Да уж дедушка Стаке никого из христиан в обиду неверным не
даст! — с увлечением воскликнул старик, с неуклюжестью медведя
стискивая в своих больших мозолистых руках тонкую, нежную руку
молодого дворянина.
— Добрый день, падрон! — раздался вдруг за ним новый голос.
—А! Выпеченная из черной муки фигура! — пробормотал себе под
нос старый матрос, увидев подходящего аль-Кадура и раздосадо-
ванный тем, что появление араба прервало нескончаемый поток его
речей. — Что это какой у него вид — настоящий погребальный?
Действительно, верный невольник герцогини выглядел очень уд-
рученным, и в его глазах читалась безысходная тоска.
— А, аль-Кадур!.. Как я рад тебя видеть, старый приятель! —
проговорил виконт, окидывая его ласковым взглядом.
— Еще более рад я, падрон, что нам удалось освободить тебя из
тяжелой неволи, — ответил араб, стараясь подавить волновавшие
его мучительные чувства. — Будь теперь счастлив, синьор!
— Да, надеюсь, что буду отныне вполне счастлив, — с увлечением
произнес виконт. — Бог даст, нечестивым туркам больше не удастся
разлучить меня с избранницей моего сердца.
По некрасивому, грубому лицу араба с быстротой молнии пронес-
лась судорога, выдававшая его душевную муку.
— Падрон, — продолжал он глухим голосом, — служа герцогине
д’Эболи, дочери моего благодетеля, я вместе с тем служил как бы и
тебе, ее нареченному жениху. Теперь вы не имеете более надобности
в моих услугах, поэтому прошу тебя оказать мне великую милость, в
которой отказала мне моя госпожа...
— В чем дело, аль-Кадур? — участливо осведомился виконт.
— Прошу, как особенной милости, не возвращать меня в Италию...
Бедный раб должен вернуться в свою страну. Жизнь моя идет к
закату. Я устал, и меня тянет назад, на родину. Все ночи напролет
грезятся мне песчаные пустыни родной Аравии, высокие пальмы с их
зелеными перистыми листьями, белые шатры на сожженных солн-
цем, но прекрасных в моих глазах равнинах, залитых ярким светом
и орошенных волнами Красного моря. Мы, сыны жарких стран, не-
долговечны, и когда чувствуем приближение смерти, то всегда леле-
ем в своей душе только два желания: иметь под собой песчаное ложе,
а над собой — прохладную тень пальмы... Попроси свою невесту,
падрон, чтобы она отпустила своего бедного раба умереть на его
родине!
—Неужели ты действительно хочешь оставить нас, аль-Кадур? —
спросила Элеонора.
340

— Да, падрона, — еле мог проговорить несчастный араб, задыха-
ясь от подступавших к его горлу слез.
— И не пожалеешь о своей госпоже, с которой провел столько
прекрасных лет?
— Так хочет Бог, падрона.
— Хорошо. Как только мы выйдем из пределов Кипра, ты будешь
свободен, мой бедный аль-Кадур.
— О, благодарю, падрона, от всего сердца благодарю тебя!
И, не сказав более ни слова, гордый сын пустыни завернулся в
свой бурнус, медленно направился на корму, уселся там и словно
замер, между тем как виконт и герцогиня продолжали приветство-
вать подходивших к ним моряков. Когда же молодая пара пошла в
обход по кораблю, то снова увидела дедушку Стаке, кружившего с
озабоченным видом у каютных помещений.
— В чем дело, мастер? — поинтересовалась герцогиня.
— Да вот в чем, синьорина. Вы, должно быть, совсем забыли об
экипаже шебеки? — ответил он, останавливаясь.
— Ах, да, и в самом деле! Где же он?
— Эти паршивые псы все еще сидят у нас тут взаперти. Я опаса-
юсь, как бы нам из-за них не попасть в беду, поэтому хотел спросить
вас, что с ними делать.
— А что вы посоветуете?
— Я посоветовал бы бросить их связанными в воду — пусть пола-
кают морской водички.
— Они не сражались против нас и не сделали нам никакого зла,
зачем же так жестоко поступать с ними?—запротестовала герцогиня
— Да ведь это турки, синьорина! — воскликнул старый моряк.
— Зато мы — христиане, дедушка, а потому и должны показать
им пример великодушия. Не правда ли, Гастон?
Виконт молча кивнул головой в знак согласия
Моряк почесал голову с видом человека, поставленного в тупик,
потом сказал:
— Я забыл доложить вам еще об одной вещи, синьорина. Наши
матросы, потопившие шебеку и предварительно обыскавшие ее, на-
шли в трюме два больших ящика, предназначавшихся, судя по над-
писям на них, комендантше Гуесифской крепости.
— Вы их открывали?
— Да, синьорина, и в них оказалось множество очень дорогих
турецких женских нарядов. Прикажете убрать их куда подальше?
Полагаю, у вас больше не будет надобности в переодеваниях. Ведь с
вами теперь ваш жених Он сумеет защитить вас. Да и мы грудью
встанем за вас.
—Мне, однако, очень нравится идея превратиться теперь в турец-
кую даму,—засмеялась Элеонора,—Капитан Темпеста и сын медин-
341

ского паши Гамид уже отслужили свою службу и могут сойти со
сцены. Как вы находите, Гастон?
— Ваша мысль недурна, дорогая Элеонора, — ответил виконт. —
В женском наряде вы будете еще восхитительнее для меня, хотя и
перестанете кружить головы особам своего пола... Я ведь знаю и то,
что Гараджия влюбилась в вас до безумия, искренне поверив тому,
что вы — турецкий принц. Вообще мне известно все, что касается вас.
— Ну, тем лучше: это «все» мне не в осуждение. Любовь этой при-
хотливой турчанки доставила бы мне много веселых минут, если бы
не мысль о вас, которого нужно было похитить из неволи. Дорого бы
пришлось мне поплатиться за свою игру с этой опасной особой, если
бы она разгадала ее!_ Дедушка Стаке, — обратилась она к моряку, —
прикажите отнести ящики в мою каюту.
— Я думаю, эта гиена не выпустила бы вас живой из своих когтей.
Слава Богу, что все так благополучно кончилось, — заметил Ле
Гюсьер.
—Именно. Надеюсь, что мне больше не придется с ней встретиться.
— Если только она не догонит нас здесь — что, пожалуй, еще
возможно, так как пока что мы не вышли из вод острова, — нам
бояться ее больше нечего, — вмешался старый моряк, отдавший
приказание отнести ящики с нарядами Гараджии в каюту герцоги-
ни и опять присоединившийся к беседующим.
— Зачем же ей догонять нас, дедушка Стаке?
— Затем, чтобы отомстить вам за то, что вы сыграли с ней такую
лихую шутку, синьорина.
— Вы начинаете все видеть в черном цвете, дедушка Стаке.
— Вовсе нет, синьорина. Я вижу ночь не чернее, чем она есть... Ну
вот, и ветер начинает стихать! — вдруг прервал сам себя старый
моряк, обратив внимание на то, что паруса уже не так напряженно
раздувались, как до этого времени, и быстрый ход судна заметно
убавился. — Хотелось бы увидеть берега Италии или хотя бы Сици-
лии раньше, нежели наступит полное затишье.
— Ну, Бог милостив, — произнесла герцогиня. — Лучше пойдите
распорядитесь, чтобы нам приготовили завтрак, чем каркать воро-
ной, — шутливо добавила она, хлопнув его по плечу. — А я пока пойду
превращаться в турчанку, — с улыбкой заявила Элеонора жениху. —
За столом увидимся.
Когда она ушла, виконт подхватил дедушку Стаке под руку и
увел его на носовую часть корабля.
— Скажите мне откровенно, мастер, уж не ожидаете ли вы в
самом деле погони? — с видимой тревогой в голосе спросил он, усев-
шись там на скамью, между тем как старый моряк почтительно стоял
перед ним.
342

— Нет, синьор виконт, — успокаивал его старик. — Особенно
беспокоиться нам в общем-то нет оснований: галиот очень прочно
выстроен и прекрасно вооружен, так что тем, кто вздумает напасть
на него, придется порядком повозиться... Вот если налетит хорошая
галера — ну, тогда, пожалуй, и нам не выдержать. В случае, если бы
я увидел приближение такого судна и заметил бы, что оно нагоняет
нас со злыми намерениями, я тотчас же, без малейшего колебания,
пристал бы к берегу, потому что ничего больше нельзя будет пред-
принять. Предупреждаю вас, синьор, чтобы вы имели это в виду... А-а,
вот и синьорина! — воскликнул дедушка Стаке, увидев снова подни-
мавшуюся на палубу герцогиню, желавшую скорее показаться же-
ниху в своем новом наряда — Клянусь всеми львами Венецианской
республики, это такая турчанка, которая может вскружить головы
всем турецким пашам вместе с их султаном! — восторженно приба-
вил он, любуясь молодой девушкой.
Действительно, для тех, кто не видел Элеонору раньше в свойст-
венной ее полу одежде, она теперь должна была казаться вдвое
прекраснее, чем в то время, когда носила мужской костюм. Из всех
нарядов, предназначавшихся для Гараджии, она выбрала себе один —
скорее грузинский, нежели турецкий, который особенно ярко под-
черкивал слегка бронзовый оттенок ее кожи, блеск ее черных глаз и
красоту пышных черных волос. На ней была так называемая по-ту-
рецки кулиджа, род короткой юбки, из мягкой ярко-красной, про-
тканной золотом парчи, широкие белые шелковые шальвары,
вышитые жемчугом, из той же парчи изящная кацавейка с длинны-
ми широкими рукавами, открытая спереди, так что виднелась носи-
мая грузинами и персами белая рубашка из тонкого, прозрачного,
как кисея, шелка с искусной узорчатой вышивкой из мелкого разно-
цветного бисера вокруг ворота и посредине груди. Вокруг стройной
талии красавицы обвивался широкий пояс небесно-голубого цвета
из тяжелой шелковой материи, спускавшийся длинными, отделан-
ными серебром концами почти до самого края кулиджи; на ногах
были крохотные туфельки из красного сафьяна, богато вышитые
серебром, с узкими, загнутыми кверху носками. На перевитых нитя-
ми блестящих красных камней и распущенных по плечам волнистых
волосах вместо тюрбана была красная бархатная шапочка, обвитая,
точно облаком, тончайшим индийским белым муслином, складки
которого спереди скреплялись пучком перьев из мелких алмазов.
Виконт молча любовался своей прекрасной невестой, бросая на
нее полные обожания взгляды. Дедушка же Стаке не в состоянии
был скрыть волновавших его чувств. Подпрыгнув на месте и разма-
хивая в воздухе беретом, он крикнул во все горло:
— Да здравствует наша капитанша!
343

— Да здравствует наша капитанша! — повторили хором и матро-
сы, столпившиеся в стороне, чтобы в свою очередь посмотреть на это
чудо красоты и изящества. Один Никола Страдиото оставался на
своем посту, у руля, и не успели еще замереть радостные крики
моряков, как с его стороны раздался возглас тревоги. Все поспешно
бросились к нему, поняв, что случилось что-то особенное.
— Что ты тут каркаешь, Никола, и нарушаешь наше веселье? —
спросил старый далмат.
Грек, весь подавшись вперед, расширенными от ужаса глазами и
с искаженным лицом глядел туда, где еще смутно обрисовывались
очертания острова Кипра.
— Поневоле будешь каркать, когда нас нагоняет трехпарусник!
— угрюмо ответил он старику. — Наверное, какое-нибудь турецкое
судно идет нас пощипать» Ну, теперь держитесь, ребята! Игра начи-
нается не на шутку»
ххш
Неравная борьба
ЛОВА НИКОЛЫ СРАЗУ ОХЛАДИЛИ ПЫЛКИЙ ВОС-
торг, поднявшийся было в сердцах экипажа при виде
своей прелестной капитанши.
Виконт побледнел и с тревогой взглянул на герцоги-
ню, которая едва заметно изменилась в лице.
— Трехпарусник? — переспросил он, подходя к Нико-
ле. — А ты не ошибаешься, друг?
— Никак нет, синьор, — ответил грек. — У меня слишком хорошее
зрение, чтобы не отличить галеры от шебеки или галиота.
— Ах, съешь их акулы! — ворчал дедушка Стаке, отирая со лба
холодный пот. — Ну-ка, брат Никола, дай, я сам взгляну. Авось, и мои
глаза еще увидят что-нибудь.
С этими словами он одним прыжком взобрался на капитанский
мостик, куда вслед за ним поднялись герцогиня и виконт.
— Ну, где же твои паруса-то? — говорил он, вертя во все стороны
головой и не видя ничего, в чем ему очень не хотелось сознаваться.
— Вот там, — лаконично сказал грек, указывая рукой на едва
заметные белые точки, двигавшиеся на горизонте.
— Да, и то... трехпарусник! — с изумлением воскликнул старый
моряк. — Ишь ты, а ведь это и в самом деле галера!..
— Венецианская или турецкая? — поинтересовался виконт, тре-
вога которого с каждой минутой все более и более возрастала.
— Ну, этого я отсюда разглядеть не могу, синьор, — отвечал ста-
рый моряк. — Даже в подзорную трубу, пожалуй, не различишь,
какой на ней флаг; слишком велико еще расстояние.
344

— А не похоже на венецианскую галеру? — спросила в свою оче-
редь герцогиня.
— Откуда же взяться с этой стороны венецианской галере, синь-
орина, когда Кипр уже находится в когтях у турок?
— Следовательно, это галера турецкая?
— Вернее всего, что так, синьорина.
— Не попытаться ли нам схватиться с этой галерой и потопить ее? —
храбрился виконт.
—Нет, синьор, об этом нечего и думать, — возразил Никола. — Нам
остается только одно: пристать к берегу... К несчастью, ветер все
более и более стихает..
— До берега далеко, — заметил дедушка Стаке.
— Но почему же тот корабль идет гораздо быстрее нашего? —
недоумевал Ле Гюсьер.
— А потому, синьор, что он идет на просторе, гораздо дальше от
берега, чем мы, и на его пути ветер еще не уменьшился, судя по
доходящим сюда волнам. Такие чудеса на море бывают.
— Так отчего же бы и нам не выйти в полосу ветра?
— Нам нет расчета уходить чересчур далеко от берегов, синьор.
—Ах, какой вздор! Чего нам бояться встречи с этой галерой, когда у
нас столько кулеврин, пищалей и всякого другого оружия? Что вы
скажете на это, Элеонора? — обратился Ле Гюсьер к своей невесте. —
Кто же лучше капитана Темпеста может решить этот вопрос?
—Направьте наш галиот в одну линию с галерой, дедушка Стаке! —
отозвалась храбрая девушка. — Может быть, эта галера вовсе и не
враждебная нам, и мы только опозорим себя трусостью, раньше вре-
мени убегая от нее. А если мы убедимся, что она действительно
нагоняет нас с дурными целями, то всегда успеем свернуть к берегу.
Не так ли, дедушка Стаке?
— Что вы ни скажете, синьорина, все хорошо, — восторженно
проговорил старик. — Недаром я говорю, что вам следовало быть
великим адмиралом... Самый опытный моряк не мог бы сказать лучше
вас» Эй, ребята! — крикнул он матросам. — Вытягивай шкоты и
поворачивай к ветру!
Пока матросы исполняли маневр, который должен был увеличить
замедлявшийся ход галиота, Ле Гюсьер и Перниньяно занялись рас-
поряжениями по приготовлению кулеврин и другого оружия для
необходимой обороны.
Через два часа все было уже в порядке, и галиот мог в случае
надобности встретить неприятеля в полной боевой готовности. Те-
перь не оставалось более никакого сомнения в том, что замеченная
Николой Страдиото галера направлялась прямо на них. Хотя невоз-
можно было еще определить, венецианская она или турецкая, но
наблюдатели с галиота скорее ожидалиувидеть на настигающем их
345

судне зеленый флаг Пророка, нежели белый с изображением льва
святого Марка, покровителя Венецианской республики.
— Кажется, они скоро нагонят нас? — заметила герцогиня.
— Я полагаю, что старик-далмат не позволит поймать себя, —
поспешил успокоить свою невесту виконт. — Это, по-видимому, опыт-
ный морской волк.
В этот момент позади беседовавших жениха и невесты вдруг
раздался незнакомый голос, говоривший по-арабски:
— Разве ты уже позабыла, госпожа, что мой господин приказал
мне быть к твоим услугам?
Герцогиня с живостью обернулась и увидела перед собой Бен
Таэля, невольника Мулея аль-Каделя, оставленного последним при
ней на случай какой-нибудь особенной опасности.
— Что ты говоришь? — спросила она.
— Мой господин приказал мне немедленно сообщить ему, если
тебе будет угрожать какая-либо большая опасность, — продолжал
невольник. — Такая опасность уже наступает, и Бен Таэль должен...
— Так и ты думаешь, что эта галера турецкая?
— Да. Я поднимался на мачту и видел, что тот корабль идет под
зеленым флагом Пророка. Корма корабля очень высокая Такой кор-
мы венецианские галеры не имеют.
— Что же ты намерен делать?
— Просить у вас позволения добраться до берега и предупредить
своего господина раньше, чем меня заберут в плен вместе со всеми
вами. Тогда я уже не в силах буду принести вам пользу.
— Но ведь мы далеко от берега... Как же ты до него доберешься?
— Бен Таэль — хороший пловец, — с чуть заметной улыбкой
произнес невольник. — Он не боится большого расстояния от берега,
и никакие волны ему не страшны.
— Но, быть может, галера нас и не догонит? Посмотри, как хорошо
мы опять пошли.
— Это возможно, госпожа. Но все-таки лучше быть готовым к
худшему и принять необходимые меры.
Герцогиня вопросительно взглянула на виконта.
— Да можно ли вообще доверять этому» Дамасскому Льву? —
спросил тот по-французски.
— О, вполне можно! — горячо проговорила Элеонора. — Он мне так
признателен за то, что я пощадила его жизнь, когда она была в моих
руках, что готов сделать для меня все. Прошу вас не сомневаться в
нем, мой дорогой Гастон.
— В таком случае, пусть этот человек выполнит свое намерение,
если вы согласны... Я сам ему скажу.
И он на арабском языке обратился к невольнику:
346

— Если ты так надеешься на себя и не боишься утонуть, то плыви
с Богом. В случае же, если нам придется высадиться на берег, ты,
вероятно, услышишь об этом и отыщешь нас где-нибудь.
— Хорошо. Надеюсь, вам не придется высаживаться на берег, и вы
благополучно войдете в залив... Но все-таки нужно быть готовым ко
всему, поэтому я, с вашего позволения, тотчас же и отправлюсь к
своему господину.
С этими словами он отвесил герцогине глубокий поклон, потом
покрепче стянул вокруг себя пояс, поправил заткнутый за него ята-
ган, сбросил с себя бурнус и, оставшись обнаженным по пояс, ухва-
тился за борт и легко перекинулся через него прямо в море.
— Сто тысяч акул! — воскликнул Стаке, ничего не знавший о
предприятии невольника и только заметивший со своего мостика,
что кто-то шлепнулся в воду. — Человек в воде!.. По местам, к пово-
роту!
— Оставьте этого человека, дедушка Стаке! — крикнула герцоги-
ня, подбегая к нему. — Это невольник Мулея аль-Каделя. Он напра-
вился к берегу. Пусть его плывет... А вы лучше скажите мне, что
галера?
— Галера?» А чтоб ее поглотил ад вместе со всеми треклятыми
магометанами, сидящими на ней! — вскричал старик, бывший вне
себя от ярости. — Должно быть, она вся состоит из ветра... Так и
жарит во все лопатки.
— Вы полагаете, она нагонит нас? — спросил с тревогой виконт.
— Боюсь этого, синьор... Ее будто черт несет на своих крыльях.
— Турки! Турки! — раздался вдруг с верхушки мачты крик дозор-
ного матроса, имевшего приказ от командира судна высмотреть, чья
галера гонится за ними.
—Что же вы теперь намерены предпринять, мастер? — осведомил-
ся виконт.
— Постараюсь войти скорее на рейд, с которого мы вышли с
герцогиней, — отвечал старик.
— Да, разумеется, больше нам ничего не остается, — вмешался
в разговор подошедший в это время Никола. — Нужно снова повер-
нуть на прежний путь. Боюсь только, как бы эта дьявольская
галера не преградила нам дорогу. Она идет гораздо быстрее нас, и
не более чем через десять минут мы уже будем в пределах досяга-
емости ее выстрелов.
— Отдать шкоты! Готовься к повороту! — скомандовал старый
моряк.
Галиот, шедший до сих пор на запад, вдруг круто повернул на
восток. К несчастью, ветер в береговой полосе продолжал слабеть и
не благоприятствовал ходу судна. Галера же, шедшая по открытому
простору, пользовалась хорошим попутным ветром и заметно наго-
347

няла галиот. Как и предсказывал Никола, через десять, минут она
действительно очутилась настолько близко к галиоту, что могла
дать выстрел, пока, впрочем, только холостой, чтобы заставить бег-
лецов остановиться
— Ишь, как они спешат!—проворчал дедушка Стаке.—Господин
виконт, госпожа герцогиня и все прочие, здесь находящиеся, готовь-
тесь к бою! Он, очевидно, будет жарким.
— Элеонора, идите с Перниньяно на батарею, — сказал Гастон,
обращаясь к невесте. — Там вам будет легче защищаться
— А вы? — с беспокойством спросила молодая девушка.
— Мой пост здесь, на месте, с Николой, дедушкой Стаке и аль-Ка-
дуром. Пока турки еще не взяли нас на абордаж, ваша доблестная
шпага может смело отдыхать.. Не тревожьтесь, дорогая Элеонора.
Будем уповать на Бога и на силу своих рук. Не бойтесь за меня.
— Ах, Гастон, у меня недобрые предчувствия!. Мое сердце чует
беду.. Умоляю вас..
— Полно, моя дорогая! Такие ощущения, которые вы называете
дурными предчувствиями, бывают у всех, даже у самых храбрых
людей перед началом битвы, но, слава Богу, они часто не оправдыва-
ются. Вы должны это знать не хуже меня, потому Что выдержали
осаду, взятие и резню в Фамагусте...
Второй пушечный выстрел со стороны галеры, сопровождаемый
громким проклятием Николы, прервал виконта на полуслове.
—А, второе напоминание! — вскричал он, решительно вырываясь
из объятий Элеоноры. — Прощайте пока, моя дорогая.. Да хранит вас
Бог! Спешу на свое место... там я нужнее.
—С Богом, мой милый друг, — ответила герцогиня, решительность
которой, казалось, прибывала вместе с опасностью.
Когда Ле Гюсьер поднялся на палубу, неприятельская галера
была уже довольно близко и шла наперерез галиоту, пытавшемуся
подойти к берегу. Расстояние между ним и галерой уменьшилось до
нескольких сот шагов, — если только на море можно считать шагами.
Второй выстрел с галеры был уже ядерный, и им раздробило
вершину мачты, которая при падении свалила с ног и порядком
поранила голову штурмана Николы. Послав этот гостинец, галера
повернулась бортом к галиоту, открывая свои десять пушечных лю-
ков, в которых зияли грозные пасти кулеврин.
Галера была турецкой постройки, с очень высокой кормой и кру-
тыми, также высокими бортами, с одним громадным латинским тре-
угольным парусом под марсом и двумя немного меньших размеров
сверху. Вместимостью она в шесть раз превосходила галиот.
На обеих ее палубах теснилось множество воинов в кирасах и
шлемах с кривыми саблями на боку, с пищалями и длинными пиками
348

в руках. Нужен был лишь знак со стороны их командира, чтобы они
бросились на абордаж галиота.
— Как вы полагаете, мастер, — обратился виконт к дедушке
Стаке, управляющему рулем, — есть ли надежда достичь берега, или
нам не ускользнуть от неприятеля и придется здесь сложить свои
головы?»
— Да уж об этом нужно спросить Магомета, синьор виконт, —
угрюмо отозвался старик.
Но вот раздался громовой раскат турецкой кулеврины — и еще
часть грот-мачты галиота с треском упала на палубу. Почти одно-
временно с этим прозвучал с батареи голос Перниньяно:
— Пли, ребята!
Четыре кулеврины дружно ухнули, и вслед за тем на турецком
судне оказалась пробитой корма, и несколько пищальников, стояв-
ших возле этой бреши, попадало в воду, а другая часть воинов была
убита или ранена насмерть осколками взорвавшихся снарядов, ко-
торыми пробило и главный парус.
Турки не замедлили ответить всеми десятью своими орудиями, со
страшным грохотом и треском осыпавшими железными и каменны-
ми ядрами несчастное маленькое судно, лишенное возможности вый-
ти из-под огня из-за почти полного штиля в береговой полосе.
Часть кормы возле батареи снесло вместе с двумя греками, тела
которых буквально были изрешечены осколками, обшивка носовой
части была расщеплена и палуба во многих местах оказалась про-
битой. Пострадал и трюм, спуск в который тоже сильно исковеркало.
— Однако это уж настоящий огненный ураган! — вскричал ста-
рый шкипер, даже глазом не моргнувший, когда над его головой
пронеслась эта гроза. — Еще один такой залп — и от всех нас не
останется и следа... Помоги нам, Господи! Больше теперь некому
спасти нас.
Виконт стремительно бросился к люку на батарею и дрожащим
голосом спросил:
— Все там целы?
— Все! — послышался в ответ голос Перниньяно. — Пли! — опять
раздалась его команда.
Вновь загрохотали находившиеся под его управлением кулеври-
ны. Галера, совсем было приблизившаяся к галиоту, вздрогнула всем
корпусом и сделала маневр, сразу отодвинувший ее назад. Залпом
четырех кулеврин Перниньяно от нее оторвало еще часть кормы
вместе с множеством воинов, окрасивших своей кровью воду.
Послышался яростный вой турок, сопровождаемый сильным ог-
нем пищальников. В ответ на это затрещали ружейные выстрелы и
со стороны Ле Гюсьера, аль-Кадура и части греков, хорошо владев-
ших оружием. Вся горсточка защитников укрылась за высокой бар-
349

рикадой, устроенной ими на корме из различного рода предметов:
ящиков, тюков, бочек и прочих.
Дедушка Стаке и Никола Страдиото выбивались из сил, стараясь
подвести судно к берегу, хотя отлично понимали, что едва ли это
удастся, так как ветер, сдерживаемый береговыми мысами, слабел с
каждой пройденной галиотом милей.
Между тем галера снова наступала, рассчитав, очевидно, что еще
немного — и галиот, силы которого были почти вдесятеро слабее,
должен будет сдаться И действительно, что могли поделать беглецы
со своими четырьмя кулевринами и двумя десятками матросов про-
тив двадцати орудий и нескольких сот озверелых людей, находив-
шихся на галере? Турецкое судно имело по десять орудий на каждом
борту, кроме множества мелкого огнестрельного оружия.
Перестрелка с каждой минутой все более и более ожесточалась,
заволакивая все вокруг пороховым дымом и своими оглушительны-
ми раскатами и треском пробуждая отголоски в ближайших утесах.
Турки были не особенно искусные артиллеристы, поэтому многие из
их снарядов не достигали цели и шлепались в воду, но Перниньяно
своими четырьмя кулевринами положительно делал чудеса: ни один
его выстрел не пропадал даром, нанося галере значительные по-
вреждения и скашивая ряды ее защитников. Несмотря, однако, на
это, двадцать кулеврин все-таки должны были в конце концов одер-
жать верх над четырьмя — так, по крайней мере, говорил здравый
смысл.
Не прошло и четверти часа, как половина фок-мачты галиота со
страшным треском рухнула на палубу, покрыв ее своим запутанным
такелажем. Вся баррикада оказалась под этим нагромождением.
С трудом выпутавшись из-под накрывшей его сети, виконт Ле
Гюсьер выскочил из-за баррикады и крикнул:
— Все на палубу! Сейчас пойдут на абордаж!
Но едва он успел произнести последнее слово, как ему прямо в
грудв ударила пуля, выпущенная из пищали, и он со стоном упал на
палубу, обливаясь кровью.
Никола и аль-Кадур поспешили к нему на помощь, между тем как
дедушка Стаке вне себя крикнул на весь корабль:
— Виконт ранен!.. О Господи, помилуй нас!
Крики эти были услышаны на батарее, и появились бледные как
смерть герцогиня и Перниньяно.
— Гастон!» Мой милый Гастон! — с отчаянием воскликнула Элео-
нора, бросившись на колени возле своего жениха, лежавшего на
залитой кровью палубе.
Аль-Кадур и один из греков бережно подняли его и понесли.
350

— Ничего... — шептал виконт, силясь улыбнуться убитой горем
невесте — Это... только легкая... рана... Не плачьте- Элеонора- Пуля-
прошла... в середину- груди и„ быть- может... не опасна-
Больше он не мог говорить. Все лицо его судорожно исказилось;
глаза, устремленные на герцогиню, сразу потускнели, и он, лишив-
шись чувств, тяжело откинул голову на руки несших его.
Элеонора, испустив душераздирающий крик, подбежала к борту,
простерла сжатую в кулак руку по направлению к галере и сквозь
зубы с яростью проговорила:
— А, проклятые! Вы убили его!
Оглянувшись затем на палубу, она увидела шпагу, выроненную
виконтом, подбежала, подняла ее и, размахивая оружием над голо-
вой, звенящим, как металл, голосом воскликнула:
—Ко мне, мои храбрецы! Схватимся с этими негодяями и отомстим
им...
— Что ты делаешь, падрона? — вскричал аль-Кадур, подбегая к
ней. — Синьор виконт только ранен- Мы уложили его в каюте, и
Никола приводит его в чувство... Ты лучше сама занялась бы своим
женихом, падрона, чем искать себе смерти.
— Оставь меня и не мешай мне умереть! — сурово откликнулась
молодая девушка.
— Нет, я тебя не оставлю и не допущу напрасно умереть! — спо-
койно возразил араб. — Твой отец поручил мне на смертном одре
охранять тебя™ А' — продолжал он изменившимся голосом, взглянув
на неприятельское судно. — Смотри, падрона, они идут на абордаж,
и ими командует Метюб.
— Метюб?.. Ах, так это он устроил погоню за нами! Ну, тогда мы
пропали!
С этими словами герцогиня далеко отшвырнула шпагу, закрыла
лицо руками и, бросившись ничком на груду парусины, громко зары-
дала. Наконец и в ней сказалась слабая женщина.
Между тем галера приступала к абордажу галиота, подойдя к
нему с носовой части. Зацепившись громадными баграми и перебро-
сив с судна на судно надежные мостки, турки готовились перебрать-
ся на галиот, который уже считали взятым, приняв молчание его
кулеврин за знак, что он сдается.
Первым влетел на палубу галиота Метюб, красовавшийся в свер-
кающей стальной кирасе и в высоком бронзовом шлеме с поднятым
забралом. За ним следовало с десяток солдат, закованных в железо
и вооруженных длинными пистолетами с дымящимися фитилями и
кривыми саблями.
— Счастлив тебя видеть, синьорина! — насмешливо проговорил
Метюб, направляясь к герцогине, все еще лежавшей в прежнем поло-
жении. —-Ты — прелестная женщина, и твой настоящий наряд нра-
351

вится мне гораздо больше, чем тот, в котором ты сегодня поутру
покинула нашу крепость Значит, ты не сын, а дочь мединского паши.
Если это так, огорчительно для госпожи Гараджии, зато очень при-
ятно для меня
Услышав первые звуки ненавистного голоса, герцогиня вскочила
на ноги и с быстротой молнии схватила отброшенную было ею шпату
Ле Гюсьера.
— А, мерзавец! — закричала она, яростно наступая на него. — Я
уже дала тебе хороший удар шпагой в грудь, а теперь, не взыщи, и
совсем тебя убью!
Турок быстро отступил на два шага назад и выхватил у одного из
своих солдат пистолет.
— Ага, струсил и хочешь уложить меня пулей, негодяй! — продол-
жала Элеонора в страшном возбуждении. — Я вооружена шпагой, а
не пистолетом. Берись за равное оружие, если в тебе есть хоть капля
чести, и помни, что я женщина, а ты — мужчина!
Среди воинов, которых прибывало все больше и больше, поднялся
глухой ропот, в котором мало было лестного для помощника комен-
дантши Гуссифской крепости. Красота и мужество герцогини подей-
ствовали даже на этих полудиких варваров. Какой-то прибывший
вслед за Метюбом офицер схватил его за руку и, указывая на Элео-
нору, сказал:
— Помни, что эта христианка принадлежит Гараджии, и ты не
должен убивать ее. Отдай мне все свое оружие.
Очевидно, этот офицер имел более широкие полномочия, нежели
сам Метюб, потому что последний, насупившись, молча отдал ему
пистолет, саблю и ятаган.
После этого офицер куда-то скрылся и более не показывался.
Командиром галеры снова сделался Метюб.
—Хорошо, мы сведем наши счеты в ГУссифе,—произнес он глухим
голосом, весь красный от злобы и смущения. — Конечно, теперь не
время обмениваться ударами клинков или стреляться.
Ему было страшно досадно, что офицер помешал поступить с
герцогиней так, как он хотел бы, то есть попросту забрать ее в свою
власть и потешиться над ней. Но он не решался высказать эту досаду.
— Да, я думаю, тебе и вообще неудобно вступать в поединок с
противником, победившим уже раз не только тебя самого, но даже и
доблестного Мулея аль-Каделя! — иронизировала герцогиня.
— Как, неужели ты, женщина, одолела такого героя, как Дамас-
ский Лев?—воскликнули солдаты, обступив Элеонору и глядя на нее
глазами, полными удивления, восхищения и глубокого уважения.
—Да, я, женщина, победила на поединке Дамасского Льва, — отве-
тила герцогиня. — Но теперь можете делать со мной, что хотите, —
352

добавила она, с презрением бросив шпагу. — Мне все надоело, и я
сдаюсь. Можешь даже связать меня. Я не стану сопротивляться.
— Нет, на это я не имею приказания. Я просто переведу тебя в
каюту на моей галере.
— А что ты намерен сделать с моими спутниками?
— Что прикажет госпожа Гараджия на месте.
— Но и без меня дело не обойдется, — вдруг вступил в разговор
человек, одетый в форму капитана янычар и только что появивший-
ся на палубе.
XXIV
Договор с поляком
СЛЫШАВ ЭТОТ ГОЛОС, ПЕРНИНЬЯНО, БИВШИЙСЯ
против нескольких турок, мужественно поддержива-
емый дедушкой Стаке, с неожиданной стремительно-
стью проложил себе путь и бросился на вновь
прибывшего, который оказался поляком Лащин-
ским.
— A-а, презренный ренегат! — крикнул венецианец. — Вот, полу-
чай от меня! — добавил он, нанося ему сильный удар кулаком пря-
мо по лицу.
С окровавленных губ поляка сорвалось проклятие.
— Так ты узнал меня, венецианец? — прохрипел он, дико вращая
глазами. — Узнал?. Очень рад! Но за эту приветственную ласку ты
мне дорого заплатишь, друг, и уже не цехинами, проигранными в
зары„.
— Лащинский! — вскричала герцогиня, презрительно глядя на
поляка и машинально отступая от него в сторону, как бы опасаясь,
что он может прикоснуться к ней.
— Да, это я, медведь из польских лесов, — со злобной усмешкой
проговорил ренегат, отирая с лица кровь.
— Ну, довольно вам размахивать кулаками и болтать попусту! —
перебил Метюб, сгоравший от нетерпения вернуться в крепость со
своими пленниками. — Ведите эту женщину на галеру и заприте ее
там, раненых тащите в наше больничное помещение, а остальных
бросьте в трюм. Драться больше нечего: и так уже все в наших руках.
— Вот вам и вся благодарность турок благородным людям, поща-
дившим их жизни! — ворчал дедушка Стаке. — Я ведь говорил, что
следовало бы их всех отправить к акулам на завтрак, но меня не
слушали. И вот результат..
— Что ты там бормочешь, старик? — прервал его Метюб, немного
понимавший далматское наречье. — Кем это ты собирался угостить
акул?
12—1151	353

— Да теми негодяями, которые находились у нас в плену и кото-
рых мы совершенно напрасно пощадили.
— Какие же это у вас мохут быть «пленники»?.. Ах, да уж не наши
ли матросы с шебеки? — вдруг догадался он.
— Разумеется, они, — вызывающе отвечал старый моряк.
— Так они еще живы и целы у вас?
— Живехоньки и целехоньки, что им сделается!
— Ну, в таком случае и мы поступим с вами милосердно: не станем
надевать на вас кандалов и цепей... Живее поворачивайтесь! — про-
должал он, обращаясь к своим людям. — Пора в обратный путь. Ветер
как раз переменился и посвежел...
— Раненый здесь только один, и я требую, чтобы его перенесли мои
люди! — властным голосом заявила герцогиня.
— Это можно, — ответил Метюб. — Думаю, что из-за этого не
выйдет никаких недоразумений... Эй, вы, передайте раненого здеш-
ним людям! — крикнул он тем из своих солдат, которые уже вынесли
виконта на палубу.
Солдаты послушно опустили носижи, которые мгновенно были под-
хвачены Николой и тремя греками. Бедный молодой человек, и без того
уже истощенный пиявками на болотах и всевозможными лишениями,
перенесенными им в плену у жестокой Гараджии, все еще не приходил
в себя, несмотря на все старания Николы, немного знакомого с приема-
ми оказания первой помощи раненым. Кровь, текущую у него из раны,
греку удалось остановить, но более ничего сделать он не мог. Лежа с
закрытыми глазами, бледный, посиневший и неподвижный, виконт не
подавал почти никаких признаков жизни.
Подошедшая к нему герцогиня тоже была очень бледна, но в ее
глазах не было больше ни одной слезинки: они горели сухим, лихора-
дочным блеском.
Нежно приподняв обеими руками голову раненого, она прижа-
лась губами к его бледному лбу и прошептала:
— Прощай, мой дорогой храбрец! Элеонора отомстит за тебя.
Откинувшись затем назад, она сделала грекам знак, что можно
нести виконта на галеру, потом и сама вместе с прочими пленниками
отправилась за носилками и, окруженная турецкими солдатами,
безбоязненно перешла по мостику на галеру. Распорядившись осво-
бождением экипажа шебеки из заключения на галиоте, Метюб по-
спешил обратно на свое судно.
— Раненого отнести в больничную каюту, — повторил он свое
приказание. — А ты, синьорина, — обратился он к герцогине, —
следуй за мной.
— Почему ты не хочешь оставить меня при раненом? — спросила
она. — Это мой жених, и я обязана...
354

— На этот счет я не имею приказаний, — ответил капитан. — Вот
когда прибудем в Гуссиф, тогда будет видно. Может быть, госпожа
Гараджия и разрешит тебе это, а я самовольно не могу.
— Так позволь мне, по крайней мере, навестить его хоть раз до
захода солнца и до входа твоего судна в залив.
— Это, пожалуй, можно, хотя ты этого и не заслуживаешь.. Но,
несмотря на то что ты так презрительно обошлась со мной при моих
людях, я уважаю тебя за твою смелость и храбрость. Не могу же я
забыть, что ты победила не только меня, считавшегося до тебя непо-
бедимым, но даже самого Дамасского Льва, первого бойца нашей
сухопутной армии, как я — первый боец во флота.
Герцогиня смотрела на него с удивлением, не ожидая встретить у
этого столь сурового с виду турка хоть искру человеческого чувства.
— Да, синьорина, — снова заговорил он, заметив ее взгляд, — я
никогда еще не видывал такой храброй женщины, поэтому и почи-
таю тебя. Я люблю храбрость в мужчинах, она и должна быть им
присуща по природе, но в женщине она, право, поражает меня
— Рада слышать это, Метюб, — просто сказала Элеонора. — Так
ты позволяешь мне навестить моего жениха?
— Да, вечером, как сама ты просила.
— И позволишь мне ухаживать за ним?
— Согласен и на это, синьорина, но только с одним условием..
— С каким же?
— Чтобы ты научила меня той особенной уловке, с которой ты
одержала надо мной верх в поединке. Я только потом догадался, что
это была какая-то уловка, которой можно научиться лишь в чужих
землях, у самых искусных мастеров фехтовального искусства. Так
научишь, синьорина? — почти с мольбой повторил он свою просьбу.
— Пожалуй, когда будет возможность... А не можешь ли ты ска-
зать мне, что собирается Гараджия сделать со мной?
— Не могу, синьорина, — сам этого не знаю. Никогда нельзя быть
уверенным, что она сделает через минуту; она не похожа на обыкно-
венных людей, о которых наперед знаешь, на что они способны...
Однако что же мы все стоим тут и разговариваем? — спохватился
капитан. — Следуй за мной, синьорина, в назначенное тебе помеще-
ние, а потом я пойду, распоряжусь взять на буксир твой галиот.
Герцогиня очень желала бы пройти сначала в больничное поме-
щение, чтобы взглянуть на раненого, но покорилась необходимости
и покорно последовала за капитаном в каюту, расположенную в
носовой части галеры. Миновав столовое помещение, Метюб подвел
свою пленницу к красивой резной двери и сказал:
— Можешь безбоязненно войти сюда, синьорина, и оставаться в
этом помещении. Находясь под моим покровительством, тебе нечего
бояться
12*
355

— За себя я никогда не боюсь, но беспокоюсь о своем женихе, —
ответила Элеонора.
— И о нем не тревожься: я сейчас пошлю к нему нашего врача; он
будет ухаживать за ним, как за родным братом., или, вернее, как за
мной самим, — с сознанием собственного достоинства поправился
Метюб.
Отворив дверь, он впустил свою спутницу в большую каюту, уб-
ранную с восточной роскошью, поклонйлся и запер ее снаружи, при-
ставив к двери двух солдат, вооруженных пистолетами и кривыми
саблями.
— Никого сюда не пропускайте, кроме меня да того Капитана
янычар, который у нас на борту, — приказал он солдатам.
Когда он поднялся на палубу, оказалось, что матросы и без его
распоряжения уже взяли галиот на буксир и повернули назад гале-
ру, которую теперь искусным маневром направляли по полосе более
сильного ветра. Похвалив их за расторопность, Метюб начал было
отдавать другие приказания, как вдруг из больничного помещения
вышел Лащинский и сказал ему:
— Раненый только один, да и тот, как нарочно, во-первых, жених
этой капитанши, то есть знатное лицо, а во-вторых, с ним много
возни: он, кажется, очень плох, и врач не может вынуть у него пулю,
застрявшую где-то чуть ли не в самом легком.
— В легком? — повторил Метюб, нахмурившись.
— Да, в левом.
— Неужели он умрет?
— Чего доброго. Удар шпагой был бы менее опасен.
— Это очень неприятная история, — заметил Метюб, подумав
немного. — Я дал слово Гараджии вернуть всех беглецов живыми.
— Ну что ж, только одной обузой меньше...
— Почему вы так говорите, капитан?
— Ах, это я так... Про себя, — уклончиво отвечал поляк. — Ты не
знаешь, Метюб, что намерена Гараджия сделать с этой капитан-
шей?. Впрочем, нет, она своей храбростью действительно скорее за-
служивает быть названной капитаном Темпеста.. Какая участь
ожидает капитана Темпеста в Гуссифе?
— Не знаю. Гараджия мне ничего не говорила о своих намерениях,
а угадать их невозможно.
— Пожалуй, она вздумает убить его?
— Очень может быть. Это будет вполне в ее духе.
— Я не позволю ей этого сделать, — с решимостью заявил поляк.
Турок только презрительно улыбнулся.
— Ты, кажется, не на шутку заинтересован этой христианкой? —
насмешливо проговорил он, обдавая своего собеседника каким-то
странным, не то презрительным, не то враждебным взглядом.
356

— Я никому не обязан давать отчета в своих чувствах, капитан, —
сухо ответил Лащинский.
— Я его и не требую™
— И прекрасно™ Где находится венецианка?
— В каюте самой Гараджии.
— Мне нужно видеть ее.
— Можешь, когда тебе угодно. Гараджия не приказала мне пре-
пятствовать твоим свиданиям с пленницей. Только предупреждаю:
если ты тронешь ее хоть пальцем или оскорбишь грубым словом, то
будешь иметь дело со мной.
— За кого ты меня принимаешь? — сердито произнес поляк. — Я
ведь не дикарь... Ну, так я иду к ней...
Узнав по расспросам, где находится каюта пленницы, он быстро
разыскал ее, повелительным жестом заставил отступить стоявших
возле нее часовых, приотворил дверь и, смягчая свой грубый и сип-
лый голос, произнес:
— Простите, синьорина. Мне нужно с вами поговорить.
Герцогиня сидела на мягкой оттоманке, под окном, прорублен-
ным под верхней частью судового носа. Глаза ее были неподвижно
устремлены на море, на ресницах повисли две слезинки, а лицо было
задумчиво и печально.
—Синьорина! — громче повторил поляк, видя, что она не замечает
его. — Должно быть, шум волн, подымаемых ходом галеры, мешает
вам слышать мой голос?
И на этот раз молодая девушка не пошевельнулась.
— Клянусь бородой Пророка и всех турок, вместе взятых, я ведь
не раб ваш, чтобы не отвечать мне, когда я обращаюсь к вам! — с
раздражением вскричал поляк. — Сколько же раз мне окликать вас?
Герцогиня вздрогнула и обернулась. Увидев стоящего в несколь-
ких шагах от нее поляка, она вскочила и с пламенеющими щеками и
горящими глазами вскричала:
—Ах, это вы?.. Да, вы действительно не раб, но гораздо хуже, вы —
ренегат! Самый жалкий из всех рабов не изменил бы своей религии,
как сделали вы, синьор Лащинский. Зачем вы явились на Кипр? Кого
вы брались защищать своей шпагой: льва святого Марка или полу-
месяц?
— Кого придется, синьорина... Я не патриот и не ханжа. Мне
совершенно все равно, за кого или за что биться, лишь бы просуще-
ствовать как-нибудь™ Я не скрываю, что ищу приключений, подобно
многим другим, умеющим владеть оружием. Но я пришел не за тем,
чтобы вести с вами беседу на эту тему; на это будет время впереди...
— Так зачем же вы пожаловали, синьор Лащинский?
357

Вместо ответа поляк приотворил дверь и осторожно выглянул из
нее, потом запер ее, почти вплотную подошел к герцогине и шепотом
спросил:
— Знаете вы, куда вас везет Метюб?
— Знаю. Обратно в Гуссифскую крепость, — ответила Элеонора, с
удивлением глядя на него.
— Другими словами, к Гараджии, — поправил ее поляк.
— Да. Ну и что же дальше, синьор?
— А какого приема ожидаете вы теперь от этой женщины, поль-
зующейся такой дурной славой за свои прихоти и жестокосердие?
— Разумеется, не особенно любезного. Я принимаю во внимание
случившееся и_.
— Да уж поверьте, что вы и на тень «любезности» с ее стороны не
можете рассчитывать, — перебил Лащинский. — Она была взбешена
вашей выходкой и никогда не простит вам ее. Я пришел к вам не как
враг, а как друг, готовый вместе с другими вашими друзьями пожер-
твовать собственной жизнью ради вашего спасения.
— Это вы-то?!
—А почему же нет? Я вполне искренне повторяю вам, что готов на
все, лишь бы спасти вас, и поверьте, что теперь, будучи ренегатом,
следовательно, пользуясь доверием магометан, я могу принести вам
больше пользы, чем если бы я остался христианином. Это может
подтвердить вам и мой турецкий костюм.
— И вы хотите спасти меня?
— Да, и вас, и всех ваших.
— И даже виконта?
Этот вопрос, по-видимому, смутил поляка, но после непродолжи-
тельного колебания он и на него ответил по возможности спокойно:
— Конечно, и виконта, если вы этого так желаете и если он оста-
нется жив после своей раны.
— Боже мой! — вскричала внезапно побелевшая герцогиня. —
Разве его рана смертельна?
— Смертельна едва ли, но очень опасна, и я думаю, что виконту
немало придется помучиться с ней.
Элеонора закрыла руками лицо и со стоном опустилась на диван.
— Полно, не горюйте, — начал утешать ее Лащинский необычайно
мягким голосом. — Успокойтесь же, синьорина. Помните, что вы —
капитан Темпеста, и ему не следует выказывать перед другими ни
малейшей слабости. К тому же я ведь не говорил вам, что здешний врач
уже осудил виконта на смерть, а высказал лишь свое предположение...
Я сам видал, как излечивались и не от таких еще ран. Мне пришлось
воевать с русскими татарами; у них тоже тяжелое оружие и..
— Хорошо, оставим это, — перебила его герцогиня, стараясь овла-
деть собой. — Скажите лучше, чего вы, собственно, хотите от меня?
358

— Да больше ничего, как только спасти вас всех. Чего же я еще
могу хотеть?
— Вы, вероятно, раскаиваетесь в том, что изменили кресту, и
желаете загладить отчасти свою вину, спасая нас?
— Может быть, и так, — отвечал поляк, избегая встречаться
взглядом с глазами своей собеседницы.
— А каким же образом думаете вы спасти нас?
— Прежде всего, нужно устроить так, чтобы галера не могла
войти на Гуссифский рейд, потому что, если вы попадете вновь в руки
Гараджии, она не выпустит вас живой. В этом я вполне убежден.
— Да, и я того же мнения. Но какое вам-то дело до этого?
— Больше, чем вы думаете, синьорина, — сказал поляк, сопровож-
дая свои слова выразительным взглядом.
— Я вас не понимаю, синьор.
— Все еще не понимаете, синьорина?
— Нет.
— Вы знаете, что я подвергаюсь опасности быть посаженным на
кол, как ренегат, если меня уличат в пособничестве вам?
— Очень может быть.» Ну, а дальше что?
— Дальше?- А дальше то, что я имею право на вознаграждение за
такой страшный риск.
— Это верно. Я, к счастью, настолько богата, что могу предложить
вам какое хотите вознаграждение-
Поляк сделал гримасу неудовольствия.
— Вы предлагаете мне деньги? — с горечью произнес он. — Денег
мы, искатели приключений, всегда можем заработать нашей шпагой.
Я вам говорю не о денежном вознаграждении...
— А о чем же, синьор Лащинский? — с тревогой в голосе спросила
герцогиня.
— О чем?. О вас самой, синьорина, — с невольной заминкой выго-
ворил поляк. — Или, точнее, о вашей... — И, окончательно замявшись,
он не мог окончить фразы.
— О моей?.. Договаривайте же, синьор! — с еще большей тревогой
вскричала девушка.
— О вашей- руке, синьорина, — с заметным усилием досказал
наконец Лащинский.
Изумление герцогини было так велико, что на какое-то время она
словно лишилась дара речи.
— Вы шутите, капитан, — вымолвила она наконец с деланным
смехом, которым желала скрыть свое негодование. — А виконт Ле
Гюсьер? Разве вы забыли, что он мой жених?
— Жениха всегда можно оставить. Это не муж. Согласны вы за-
ключить со мной этот- договор? — нетерпеливо приставал Лащин-
ский.
359

—Согласна, — ответила наконец Элеонора. — Виконт, чего добро-
го, действительно больше не встанет, а мы во что бы то ни стало
должны спастись. Но поклянитесь, что не обманете нас.
— Клянусь и крестом, и полумесяцем... Дайте мне вашу руку.
Элеонора с внутренней дрожью протянула авантюристу руку,
которую он прижал к губам.
— Итак, — проговорил он, — через несколько часов галера заго-
рится в трюме, под мачтами, а вы все будете спасены» Прощайте
пока, моя прелестная невеста. Вы не пожалеете о данном мне обеща-
нии, честное слово поляка!
Еще раз поцеловав ей руку, он тихо открыл дверь и вышел из
каюты.
Герцогиня прижала обе руки к сильно бьющемуся сердцу и долго
просидела неподвижно. Лицо ее теперь пылало, а глаза метали мол-
нии.
— Презренный ренегат! — глухо шептала она сквозь крепко стис-
нутые зубы. — Погоди: я сыграю с тобой такую же шутку, какую
сыграла с Гараджией! Я-то ведь не клялась тебе ни в чем...
XXV
Заговор
ОКА В ГЛАВНОЙ КАЮТЕ ПРОИСХОДИЛА ВЫ1ПЕ-
описанная сцена, дедушка Стаке, этот болтливый, но
честный и порывистый старик, запертый в килевом
трюме галеры, разражался градом проклятий против
турок, посылая их вместе с Магометом то на дно моря,
то в самую преисподнюю.
— Да неужели же, — кричал он, теребя свою редкую белую бороду, —
крест Господен совсем покинул нас? Неужели мы так и останемся во
власти этих поганых турок, и они будут безнаказанно издеваться
над нами, как хотят?.. Что вы на это скажете, синьор Перниньяно?
Лейтенант, сидевший молча в углу, положив опущенную голову
на обе руки, упиравшиеся в колени, ничего не ответил разошедшему-
ся старику, который продолжал:
— Клянусь выпотрошенной акулой, должно быть, тут все оглохли,
онемели и окаменели!.. Значит, так, без всякого сопротивления, вы и
дадите везти себя назад, в Гуссиф? Уверяю вас, что не чувствую ни
малейшего желания возвращаться туда и, прежде чем дойдет до
этого дело, готов...
— На что же вы готовы, дедушка Стаке? — поинтересовался
Перниньяно, усилием воли стряхивая с себя напавшее было на него
телесное и душевное оцепенение. — Что вы можете придумать, чтобы
выйти из этого критического положения?
360

— Я уже придумал: в решительную минуту возьму да и взорву всю
галеру вместе со всеми находящимися на ней», за исключением, ко-
нечно, нас самих.
— Попробуй-ка, исхитрись устроить такую штуку! — насмешливо
заметил аль-Кадур.
— Так неужели же ты, черномазый красавец, воображаешь, что я
не сумею взорвать бочку с порохом? — кипятился старый моряк.
Аль-Кадур готовился ответить старику нечто такое, от чего могла
бы разгореться настоящая ссора, но ему помешал венецианец.
— Дедушка Стаке, скажите серьезно, что вы задумали сделать? —
спросил он.
— Что я хочу сделать? Да просто-напросто взорвать галеру перед
тем, как ей войти на рейд, — ответил старый моряк.
— Да, и я уже думал об этом, но не вижу возможности выполнить
этот проект. Может быть, вы уже и нашли ее, дедушка Стаке?
— Пожалуй, что и нашел, только мне кое-чего не хватает»
— А именно? — допытывался венецианец.
— Топора, долота» вообще чего-нибудь, чем бы я мог проделать
тут отверстие в днище...
— Отверстие в днище?.. На что же это вам нужно? Ведь тогда мы
все потонем.
— Ну вот еще! Зачем же нам тонуть? Мне только нужно пропу-
стить немного воды в галеру, чтобы она поднялась на дыбы...
— На дыбы? — с недоумением повторил Перниньяно.
— Ну да, синьор, на дыбы, — подтвердил старик. — Когда она
опустит корму вниз, а нос подымет вверх, мы воспользуемся сумато-
хой, чтобы освободиться отсюда, приготовить и зажечь фитиль для
взрыва пороха и незаметно улизнуть в одной из здешних шлюпок.
Взрыв галеры должен произойти, разумеется, не раньше того време-
ни, когда мы отплывем на достаточное расстояние. Понятно, синьор?
— Понятно. Но, к счастью, у нас здесь нет не только топора или
долота, но даже простого ножа, — грустно проговорил Перниньяно. —
А раз этого нет, то чем же мы пробьем днище?
— Не будет ли выполнимее моя мысль? — вдруг вступил в разговор
молчавший до сих пор Никола Страдиото.
— Выкладывай нам ее, грек, — сказал старый далмат. — Недаром
про вас говорят, что вы самый хитрый народ во всем Леванте, даже
хитрее смирнийцев.
— Ну уж и хитрее! — с улыбкой возразил, видимо, польщенный
грек. — Видите ли, дедушка Стаке, — продолжал он деловым то-
ном, — турки хоть и отняли у меня все оружие, зато оставили кремень
и трут»
— Годные лишь на то, чтобы закурить трубку, если у тебя уцелел
табак, — пренебрежительно промолвил старик.
361

— А быть может, и на то, чтобы поджечь корабль, — возразил
Никола.
Дедушка Стаке так и подпрыгнул от восторга, охватившего его
при таком простом возражении грека.
— Ах, черт возьми, мне это и в голову не приходило? — вскричал
он, ударив себя по лбу рукой. — Ну разве не правда, что вы, греки, —
самый хитрый народ в мире?. Я со всеми своими мозгами настоящий
дурак в сравнении с тобой..
— Вы хотите поджечь галеру, Никола? — спросил венецианец.
— Да, синьор. Другого средства избежать угрожающей нам опас-
ности я не вижу.
У грека, как мы видели, возникла та же самая идея, что и у
Лащинского, более других осуществимая при данных обстоятельст-
вах. Вступить в открытую борьбу с турецким экипажем было, разу-
меется, совершенно невозможно, поэтому злопрлучным пленникам
не оставалось другого выхода: или покориться своей горькой участи,
или же прибегнуть к хитрости ради собственного спасения.
— Ну, что вы скажете на это? — осведомился грек, видя, что все
кругом молчат.
— Я думаю, что если поджечь галеру, то мы все изжаримся на ней,
— ответил Перниньяно.
— Я устрою поджог не в трюме, — пояснил Никола. — Мы пролезем
в люк и подожжем там запасные канаты и паруса. Дальше будем
действовать по обстоятельствам.
— Хорошо. А как же мы будем выбираться отсюда, когда в меж-
палубном пространстве, быть может, поставлена стража? — допы-
тывался Перниньяно.
— Свернем ей шею — вот и все! — недолго думая, решил дедушка
Стаке.
— Когда нам следует ожидать прихода на рейд, по вашему расче-
ту, Никола? — продолжал Перниньяно, не слушая старика.
— Не раньше полуночи. Сейчас ветер очень слаб, и мы идем тихо, —
отвечал грек. — Здесь с вечера обычно бывает затишье.
— Ну а каким образом мы спасем герцогиню и виконта?
— Так же, как и самих себя: посадим и их в шлюпку. Мы плывем
почти рядом с берегом, так что живо доберемся до него в шлюпке...
Боюсь только, как бы у нас не вышло недоразумения с Мулеем аль-
Каделем. Его невольник, наверное, добрался до своего господина.
— Ну, этот славный турок, во всяком случае, не доставит нам
никаких неприятностей, — заметил дедушка Стаке. — Давайте те-
перь прежде всего осмотрим наше помещение, а потом станем приду-
мывать, как поудобнее выбраться из него, — добавил он, вставая.
362

За ним поднялись и все остальные и, пользуясь тем, что трюм был
освещен небольшим окном, легко дошли до люка, открывавшегося в
межпалубное пространство.
— Ба! Да тут даже и не заперто! — удивился старый далмат, видя,
что люк свободно поднимается от простого нажима руки. — Что бы
это значило?
— Это значит, что я снял железный болт, вот и все, — послышался
в ответ чей-то насмешливый голос.
Из уст пленников вырвался единодушный возглас изумления:
— Ренегат!
— Да, он самый, пришедший от герцогини, чтобы освободить вас, —
подтвердил тот же голос.
Через мгновение поляк спустился с лесенки и очутился посреди
пленных, которые скорее готовы были схватить его за горло и заду-
шить, чем поверить его словам.
— Вы._ вы хотите освободить нас?! — вскричал дедушка Стаке. —
Изволите шутить, синьор польский медведь? Предупреждаю вас, что
ваши шутки могут обойтись вам очень дорого.
Поляк пожал плечами и серьезным тоном обратился к лейтенанту.
— Поставьте одного из ваших людей возле трапа для наблюдения.
Турки не должны знать того, что я хочу вам сказать, иначе я лишусь
своей шкуры...
— Аль-Кадур, — поручил Перниньяно арабу, — стань вот тут на
часах. Как только заметишь, что кто-нибудь приближается к люку,
извести нас.
Араб поклонился и неслышно подкрался к трапу, у которого и
притаился.
— Теперь можете говорить безбоязненно, капитан, — предложил
венецианец Поляку.
— Вы тут составляли заговор, не так ли? — начал Лащинский.
— Мы?! — воскликнул старый моряк, делая негодующее лицо.
— Да, вы. Я ведь слышал, как вы говорили™
— Это правда, мы говорили, но только о луне, решая вопрос, прав-
да ли, что на ней изображены пара глаз, нос и рот..
— Будет тебе балагурить, моряк, — прервал с досадой Лащин-
ский. — Не время дурачиться... Вы задумали поджечь галеру? Да?
Сознавайтесь™
— Значит, вы подслушивали? — с тревогой спросил лейтенант.
— Да, я ясно слышал ваши последние слова™ Но не пугайтесь,
пожалуйста: ваше намерение вполне совпадает с моим..
— Как! Разве и вы.. — начал было Перниньяно, но Лащинский
перебил его.
363

— Да, и я решил поджечь галеру и уже условился об этом с
герцогиней, — сказал он. — У вас, Никола, кажется, есть трут и
кремни?
— Есть-то есть. Но„
— Ну вот и отлично. Вполне одобряю ваш замысел. Выйдя отсюда,
я вновь запру вас сверху, а ночью приду и опять открою люк. ,
— Постойте, синьор, — вмешался неугомонный старый моряк,
сильно не доверявший поляку. — Кто или что поручится за вашу
честность по отношению к нам? Может быть, вы только хотите под-
вести нас под кривые турецкие сабли, чтобы услужить своим новым
господам? Чем вы докажете противное?
— Если бы я хотел вам зла, то мог бы сделать это, не приходя сюда.
Стоило бы мне только привести кого-нибудь послушать вашу беседу, —
и делу был бы конец, — возразил Лащинский. — Но я хочу не убивать
вас, а, напротив, спасти от смерти. Даю вам честное слово.
— Раз вы даете слово помочь нам, мы готовы на какую угодно
отчаянную выходку, лишь бы спасти герцогиню и ее жениха, — отве-
тил за всех Перниньяно.
— Следовательно, вы согласны действовать сообща со мной?
— Да, синьор Лащинский.
— Позвольте, синьор, еще один вопрос: а как теперь ветер? —
спросил Лащинского Никола.
—Так слаб, что галера идет не больше двух узлов в час, — ответил
поляк.
— Так что мы придем на рейд...
— Не ранее утра, если ветер вдруг не усилится.
— На каком мы теперь от него расстоянии?
— Да приблизительно милях в сорока.
— Этих сведений мне достаточно.
— Тебе достаточно, а мне нет, — снова заговорил Стаке. — Я хочу
знать, есть ли стража в кубрике?
— Должно быть, нет, потому что я ее не видел, — сказал Лащин-
ский.
— А где находится склад парусов и других запасных снастей?
Можете вы мне это объяснить?
— Могу, я все разузнал: склад этот находится в носовой части,
возле большой каюты.
Старик вздрогнул.
— Но если мы подожжем огонь в этом месте, мы можем сжечь
герцогиню! — воскликнул он.
— Нет, герцогиня будет возле своего жениха, на другом конце
галеры, — возразил Лащинский. — Все это я уже предусмотрел.
Можете спокойно поджечь все запасные снасти, дедушка Стаке.
Никто ничего и не заметит, пока огонь не пробьется наружу. И будьте
уверены, что в нужное время ваш люк будет отперт... Ну, до свидания.
364

С этими словами поляк повернулся к своим собеседникам спиной
и, не торопясь, поднялся по лесенке вверх, где задвинул над люком
железный болт.
— Синьор, вы доверяете этому ренегату? — спросил старый шки-
пер венецианца, когда аль-Кадур вернулся на свое место, не имея
больше надобности стоять на часах.
— Мне кажется, что на этот раз он не обманывает, — сказал
Перниньяно. — Почем знать, может быть, в его душу проникло рас-
каяние...
Спустя полчаса после этой беседы двое слуг в сопровождении
четырех флотских солдат, вооруженных кривыми саблями и писто-
летами с зажженными фитилями, принесли пленникам ужин, состо-
явший из куска солонины, оливкового масла и черного хлеба.
Когда ужин был окончен, Перниньяно предложил своим товари-
щам немного поспать, чтобы в нужное время быть вполне бодрыми.
Все были согласны, что его совет хорош, и улеглись, как попало, на
полу, подложив под головы верхнюю одежду. Не прошло и несколь-
ких минут, как вся компания, укачиваемая мерным ходом корабля,
уже крепко спала, несмотря на удручавшие ее заботы.
Первым после нескольких часов сна проснулся дедушка Стаке.
Вокруг было совершенно темно, как в могиле.
—Ах, черт возьми, сколько же времени мы продрыхли!—вскричал
он, сразу вскакивая на ноги. — Вставайте, сони, а не то проспите и
свободу, и жизнь! — продолжал он, расталкивая товарищей.
— Вы все готовы? — спросил Перниньяно пленников.
— Все, все! — послышалось в ответ.
— Ну так идем.
Ощупью, держась друт за друга, пленники стали осторожно взби-
раться по лесенке. Дедушка Стаке был впереди, уверяя, что видит в
темноте не хуже, чем днем. Попробовав открыть люк, старик убедил-
ся, что он поднимается так же свободно, как в первый раз, когда они
неожиданно столкнулись в этом месте с поляком.
—Ишь ты, — ворчал старый далмат, — должно быть, этот польский
медведь и в самом деле раскаялся, и черт лишился своей добычи.
Выглянув из открытого люка, он стал напряженно всматриваться
в темноту и прислушиваться к малейшему звуку.
—Как будто в кубрике нет ни души, а там Бог их ведает,—шептал
он — Если они тут устроили засаду и вдруг начнут угощать нас
пулями в спину, то мы пропали.
Молча понаблюдав еще некоторое время, старик осторожно про-
крался наверх. За ним поползли и остальные пленники
— Кажется, никого, — шепнул Перниньяно на ухо старику.
— Постойте, синьор» кажется, кто-то идет сюда, — отвечал тот,
снова останавливаясь и прислушиваясь.
365

Действительно, почти над головами Пленников, на верхней палу-
бе, вдруг послышались чьи-то тяжелые шаги, должно быть, часовых,
делавших обход. Галера скрипела во всех своих частях, с трудом
подвигаясь вперед; глухо шумели вокруг нее волны.
—Нет, о нас, должно быть, забыли,—заметил все так же шепотом
старый шкипер. — Ну, двинемся вперед. Будьте готовы задушить
первого турка, которому вздумается загородить нам дорогу.
Продолжая держаться друг за друга, все стали крадучись проби-
раться вперед по темному межпалубному пространству. Казалось,
дедушка Стаке действительно обладал кошачьим зрением, судя по
тому, что он не наткнулся даже на стоявшую там кулеврину, о кото-
рую легко мог бы разбить себе лицо. Благодаря предосторожности
старика пленники благополучно миновали все препятствия и скоро
добрались до того помещения, где находились запасные паруса, ка-
наты и другое корабельное имущество. Нащупав рукой дверку в это
помещение, старик легко отворил ее.
— Слава Богу, ренегат открыл нам все двери, — прошептал он,
вздохнув полной грудью, словно сбросил с себя громадную тяжесть, до
сих пор давившую его. — Ну, дай Бог ему здоровья. Стой, ребята! —
обратился он к матросам, напиравшим на него сзади. — Дайте мне
кремень и трут, а сами пока не шевелитесь.
— Вот они, — Никола сунул их ему в руку.
— Ну, ладно. Через полминуты все будет сделано. Повторяю: не
шевелитесь и стойте молча.
Войдя в каюту, он высек огонь и зажег трут. Раздув его немного,
старик при его слабом свете удостоверился, что помещение наполне-
но всевозможными просмоленными канатами, кипами пакли и дру-
гим быстро воспламеняющимся материалом.
Взяв пук пакли, он поджег его и бросил в самую гущу этого
горючего имущества. Увидев, что оно загорелось, он выскочил из
каюты и шепнул своим спутникам:
— Ну, теперь живее в трюм! Через полчаса весь корабль будет в
огне.
XXVI
Галера в огне
ДВА УСПЕЛО СКРЫТЬСЯ СОЛНЦЕ, КАК МЕТЮБ,
согласно данному обещанию, отправился в каюту к
герцогине, чтобы проводить пленницу в больничное
отделение, где раненый стонал под стальными инст-
рументами корабельного врача, старавшегося из-
влечь из его раны пулю.
Молодая девушка с нетерпением ожидала появления турецкого ка-
питана. После ЛаЩинского к ней весь остальной день не показывал-
366

ся никто, от кого она могла бы узнать что-нибудь о своем женихе; да-
же поляк не приходил вторично, вероятно из опасения навлечь на
себя подозрения, если часто будет посещать пленницу. Когда турок
вошел в каюту, Элеонора, лежавшая на диване, с живостью вскочи-
ла и впилась глазами в лицо вошедшего, выражение которого пока-
залось ей зловещим.
— Ну, как? — едва могла произнести она, охваченная тоской.
— Врач до сих пор еще не может сказать ничего определенного,
госпожа. Пуля так глубоко сидит в теле, что нет возможности из-
влечь ее оттуда.
— Так виконт должен умереть? — в отчаянии вскричала молодая
девушка.
— Зачем же ему непременно умирать, госпожа? И я в Никосии
получил пулю в правый бок. Вынуть эту пулю тоже не оказалось
возможным, однако я, как видите, жив и даже не чувствую никаких
неудобств от присутствия в своем теле этого кусочка свинца. Когда
она вдоволь нагуляется во мне, то сама поднимется под самую кожу,
и тогда ее можно будет вынуть через простой надрез кожи. Я это
говорю со слов того врача, который лечил меня тогда.
— Вы успокаиваете мое сердце, капитан...
— Я говорю вам это не для того, госпожа, чтобы вы считали
виконта вне всякой опасности и предавались несбыточной, быть
может, надежде в скором времени увидеть его совсем оправившимся.
Рана его очень глубока и не скоро заживет. Вам нужно иметь это в
виду.
— Это очень грустно» Могу я теперь видеть его?
— Я обещал тебе это, — сказал Метюб, то и дело, подобно всем
восточным людям того времени, переходя с «вы» на «ты».—Но сначала
я желал бы научиться у тебя той хитрой фехтовальной уловке,
посредством которой ты победила меня на поединке. Я готов сдер-
жать свое слово, сдержи и ты свое, госпожа.
— Сдержу и я, только не сейчас, потому что чувствую себя очень
утомленной. Утром, до входа на рейд, или днем, в Гуссифе...
— Нет, нет, госпожа! — с видимым испугом перебил турок. — При
Гараджии это неудобно- Да, кроме того, — а- это самое главное, —
при ней, быть может, не будет времени...
— Другими словами, она убьет меня, как только увидит, и я не
успею научить тебя тому фехтовальному приему, которым ты так
интересуешься, — насмешливо проговорила Элеонора. — Не это ли
ты хотел сказать?
— Я не могу знать намерений своей прихотливой госпожи, —
уклончиво ответил турок. — Но чтобы успокоить тебя, готов и подо-
ждать немного. На рейд мы войдем еще не скоро и можем приняться
за дело тотчас же после посещения раненого» Идем к нему.
367

С этими словами он вынул у себя из-под бурнуса покрывало с
капюшоном из тончайшей шерсти, украшенное спереди широкой
красной полосой, а по краям — серебряным шитьем, с такими же
кистями по углам. Накинув его герцогине на плечи и заботливо надев
ей на голову капюшон, чтобы прикрыть лицо, он повел ее за собой.
Поднявшись из каюты на палубу, они увидели нескольких матро-
сов, прохаживавшихся вдоль обоих бортов. Весь остальной экипаж
спал, так как в нем не было надобности из-за царившего на море
затишья. У кормового шпиля стоял закутанный в темный плащ чело-
век высокого роста. При подходе герцогини он сделал ей едва замет-
ный приветственный жест рукой. Это был Лащинский.
Вскоре Метюб привел свою спутницу через батарею, освещенную
двумя фонарями, в больничное помещение. Там оказалось двенад-
цать отлично устроенных коек, подвешенных на толстых веревках к
потолку, чтобы больные меньше страдали от качки во время неспо-
койного моря. На одной из коек лежал старик с высохшим, почти
коричневым лицом арабского типа и длинной белой бородой, а на
другой — виконт.
— Вот и раненый, — сказал Метюб, указывая на молодого фран-
цуза. — Я буду ждать тебя на палубе, госпожа.
Герцогиня молча наклонила голову и приблизилась к койке сво-
его жениха, над которой горела лампа, прикрепленная к стене. Ста-
рик, оказавшийся корабельным врачом, поспешил присоединиться к
посетительнице.
Виконт, казалось, спал. На его бледном, точно восковом, лице
виднелись крупные капли холодного пота; под глазами обрисовыва-
лись широкие синие, почти черные круги; дыхание было свистящее,
а в груди что-то клокотало, словно кровь старалась прорваться
сквозь сдерживавшую ее повязку на ране.
— Он умирает? — тоскливо спросила герцогиня по-арабски ста-
рика, угадав, кто он.
— Нет, госпожа. Пока еще я не вижу прямой опасности, — мягким
голосом ответил врач.
— Быть может, останется жив?
— Все в руках Аллаха.
— Ты как врач должен это знать.
— Аллах велик, — уклонялся араб от прямого ответа.
— Гастон! Мой дорогой Гастон! — тихо прошептала молодая де-
вушка, наклонившись над раненым.
При звуках милого голоса виконт с трудом открыл глаза, в туск-
лых зрачках которых промелькнул луч радости, и по его осунувшим-
ся щекам пробежал яркий румянец.
— Вы, Элеонора? — еле произнес он хрипящим голосом. — Эта
пуля», эта пуля.»
368

— Тебе нельзя говорить, сын мой, — остановил его врач. — Береги
себя и не искушай Аллаха.
— Ты спасешь его? Не правда ли? Судя по твоему почтенному виду,
ты должен быть очень искусен в своем деле,—промолвила герцогиня,
глядя на старика глазами, полными слез.
—• Постараюсь с помощью Аллаха и Его Пророка, — отвечал врач,
теребя свою белоснежную бороду.
Виконт снова хотел что-то сказать, но врач не позволил ему этого,
положив на его губы палец.
— Не нужно говорить, дорогой Гастон, — поддержала врача гер-
цогиня, целуя жениха в лоб, с которого стерла пот. — Ты должен
слушаться этого доброго старца, чтобы скорее поправиться
Раненый силился улыбнуться и знаками показал, чтобы Элеоно-
ра приложила свою руку к его губам. Когда она исполнила его же-
лание и он поцеловал ее руку, то едва слышно прошептал:
— Буду... слушаться... Я,- не хочу... умирать.
—Господин, — опять остановил его врач, — запрещаю тебе больше
говорить. Ты вредишь себе разговором, а я отвечаю головой за твою
жизнь. Не делай себе и мне вреда...
Не успел старик договорить последнего слова, как на палубе
вдруг раздался громкий крик караульных матросов:
— Горим! Горим!
Врач с необычайным для его лет проворством бросился к двери.
Герцогиня поспешила за ним.
— Помогите! Галера в огне! — вне себя от ужаса кричала и она,
мечась во все стороны.
В тот же миг перед ней очутился поляк.
— Не пугайтесь, синьорина, — сказал он ей. — В решительную
минуту вы и виконт будете спасены. Не выходите отсюда и полностью
доверьтесь мне. Сначала я должен освободить ваших людей. Говорю
вам: успокойтесь. Все окончится благополучно.
— Нельзя ли потушить огонь, синьор?
— Чем? — иронически спросил Лащинский. — Да и зачем? Повто-
ряю: я все предусмотрел и сделал все, что нужно для успеха дела.
С этими словами он быстро скрылся в темноте, спеша назад, на
верхнюю палубу, где царила страшная суматоха.
Весь экипаж в смятении выбегал из своих помещений, готовясь
принять меры к тушению огня, очевидно, уже сильно разгоревшегося,
судя по клубам густого и удушливого дыма, вырывавшимся из от-
крытого люка трюма. Тушением пожара распоряжался сам Метюб.
— Где загорелось? — обратился к нему поляк, делая такое же
озабоченное лицо, как у того.
— На складе запасных материалов, — злобно процедил сквозь
зубы турок.
369

— Как же могло там загореться? Уж не поджог ли это?
— Разумеется, поджог... Со стороны пленных христиан, которые
заперты там.
— Будет тебе вздор молоть, капитан! Где же им поджечь склад на
корме, когда они сидят запертыми в носовой части? Советую тебе
освободить их, чтобы они могли помочь тушить. Для этого нужно
много рук, и липшие не помешают.
— Да, в самом деле, это отличная мысль! — согласился турок. —
Пойди, друг, освободи их всех, а я заставлю их работать при насосах.
Это только и нужно было поляку, боявшемуся, как бы Метюб или
кто-нибудь из его людей не заметил раньше времени, что люк, закры-
вавший спуск в средний трюм, не заперт. Пока экипаж бежал к
насосам, он со всех ног бросился к этому трюму. Там, на трапе, под
самым люком, кучкой столпились пленники, тревожно прислушива-
ясь к тому, что делалось наверху.
— А где моя госпожа? — воскликнул аль-Кадур, трясшийся, как
осиновый лист, от боязни за герцогиню.
— Вне опасности. Не беспокойтесь о ней, — успокоил его поляк.
— Я хочу ее видеть! Где она? — настаивал араб.
— В больничной каюте Отыщи ее и оставайся с ней, если хочешь.
А все остальные следуйте за мной и берегитесь выдать себя неосто-
рожным словом или движением.
— Где находится больничная каюта? — осведомился араб.
— На корме Иди скорей туда. Там легко найдешь ее.
Пока араб бежал в указанное место, поляк повел остальных плен-
ных к Метюбу, который при виде их распорядился:
— Веди их к насосам, друг!
— Я туда не пойду, — шепнул венецианцу стоявший рядом с ним
Никола Страдного.
— Это почему? — удивился Перниньяно.
— Вы забыли, синьор, о галиоте, идущем за галерой на буксире? Я
хочу поджечь и его, иначе он может быть отцеплен турками, которые
и перейдут на него вместе с нами. Тогда все равно мы попадем в
Гуссиф, и все наши труды пропадут даром, — быстрой скороговоркой
пояснил грек.
— Ты прав. Молодчина! — одобрил его поляк.
— Итак, не заботьтесь обо мне и делайте свое дело. Я брошусь
потом в воду и доберусь до берега вплавь. Там надеюсь увидеться с
вами»
—Чего вы там копаетесь? — крикнул пленным Метюб. — Говорят
вам: к насосам! Или вы хотите, чтобы я бросил вас назад, в трюм, и
изжарил там?
Греки с дедушкой Стаке и венецианцем поспешили направиться
к насосам, между тем как Никола, пользуясь суматохой, вернулся на
370

среднюю палубу с намерением незаметно выскользнуть в воду через
один из наружных люков и пробраться на галиот, шедший на длин-
ном канате за галерой.
Огонь быстро распространялся, почти везде находя себе легкую
добычу. Турки как угорелые кидались из стороны в сторону, не слу-
шая команды своего капитана и призывая на помощь Аллаха и его
Пророка. Когда христианские пленники начали качать насосами, то
оказалось, что последние не действуют; это очень удивило качавших,
которые не знали, в чем дело.
— Капитан, ваши насосы не действуют, — заявил дедушка Стаке
проходившему в это время мимо них Метюбу.
— Как они могут быть негодны сегодня, когда я еще вчера только
испытывал их, и они отлично работали?
— Этого я не знаю, капитан, но говорю вам правду. Можете сами
удостовериться.
Турок испустил проклятие и крикнул своим людям, составившим
цепь для передачи ведер с водой в горевший трюм.
— Эй, кто-нибудь! Пойдите и посмотрите, что случилось с насоса-
ми? Говорят, они испортились.
Трое матросов вышли из цепи и подошли к насосам. После минут-
ного осмотра матросы в ужасе закричали:
— Да у них перерезаны стержни и сделать с ними сейчас ничего
нельзя!.. Мы погибли!
Дедушка Стаке взглянул на стоявшего неподалеку поляка, со-
хранившего посреди общей сумятицы невозмутимое спокойствие, и
прочел на его лице саркастическую усмешку.
— Все понятно, — пробормотал себе под нос старик, — это он
устроил такую ловкую штуку».
Несмотря на быстро распространившийся слух об испорченных
насосах, экипаж все еще не терял надежды потушить пожар и поми-
мо них. Эта надежда основывалась на том, что половина людей
черпала воду прямо из моря ведрами, опускаемыми на веревках, а
другая половина, образуя цепь, передавала ее на место пожара.
Некоторые находили, что так даже удобнее, потому что ведра скорее
наполнялись прямо в море, чем через насосы.
Между тем огонь разгорался все сильнее и сильнее; охватив смо-
ляные бочки и пробиваясь вместе с облаками черного дыма на палу-
бу, он угрожал перейти на мачты. Все усилия потушить бушевавшее
пламя оказывались тщетными. Горели такие вещества, которые от
воды только сильнее разбрасывали огонь, но не гасли.
Вся корма пылала, и дым уже проникал на батарею, так что никто
не решался спуститься туда из опасения задохнуться. На это отва-
жился только один Метюб, желавший посмотреть, не угрожает ли
огонь пороховой камере. Когда он убедился, что его опасения осно-
371

вательны, то приказал залить эту камеру водой во избежание взры-
ва, который каждую минуту мог произойти от воспламенившегося
пороха. С той же предусмотрительностью он приказал спустить на
воду шлюпку, чтобы в случае крайности перебраться с галеры на
галиот. Вместе с тем он все еще не терял надежды спасти свой
прекрасный корабль от окончательной гибели и принимал для этого
все меры, какие только мог придумать.
Однако надежда его была тщетна: пламя продолжало распрост-
раняться и уже охватило часть каютных помещений. Дождь голо-
вней и искр сыпался и на галиот, паруса которого каждое мгновение
тоже могли вспыхнуть. Опасаясь, как бы туркам не удалось отстоять
хоть это судно, их последнее убежище, Никола Страдиото, никем не
замеченный в общей суматохе, доплыл до галиота, на котором тоже
разбросал, где было нужно, разные горючие материалы с таким рас-
четом, чтобы все сразу загорелось и нельзя было бы спасти и это
судно.
Видя, что не в силах бороться со страшной стихийной силой,
овладевшей галерой, Метюб только что хотел распорядиться перей-
ти на галиот, как его предупредил крик матросов:
— Галиот загорелся!.. Мы пропали!
— Что такое? — спросил он, не веря своим ушам.
— Галиот тоже горит! — повторили матросы.
Все еще не веря в это новое несчастье, Метюб с легкостью настоя-
щего матроса сам взобрался на одну из мачт и собственными глазами
убедился в том, что последняя надежда на спасение исчезает в огне
и дыму.
Никакие усилия не могли уже потушить этого плавучего костра,
и энергичный капитан только напрасно заставлял своих людей те-
рять силы и время, приказывая им делать то, что было совершенно
бесполезно.
— Не пора ли уж нам и убраться отсюда, пока целы? — шепотом
сказал дедушка Стаке поляку, столкнувшись с ним по дороге.
— Да и я нахожу, что пора, — отвечал Лащинский. — Не знаешь
ли, где аль-Кадур?
— Возле своей госпожи, которая еще не выходила из больничной
каюты.
— Хорошо. Я иду к ним.
Навстречу ему бежал Метюб, на котором, как говорится, лица не
было.
— Не пора ли нам перебираться на галиот? — обратился к нему
поляк, делая вид, что ничего не знает.
— Он тоже в огне! — с отчаянием в голосе ответил турок, хватаясь
руками за голову, в которой у него начинало путаться из-за угрожав-
372

шей страшной гибели. — Теперь осталось только одно: постараться
добраться до берега в шлюпке, — прибавил он.
— А в ней хватит места для всех?
— Не знаю... едва ли. Иди спасать герцогиню.
— Бегу...
Пока спускали шлюпку и турки беспорядочной толпой бросались
в нее, причем некоторые из них попадали прямо в воду, Лащинский
отправился в больничную каюту, откуда аль-Кадур собирался выне-
сти наверх виконта.
— Займись лучше своей госпожой, — сказал он арабу, — а я
позабочусь о раненом.
— Что у нас тут делается? — спросила Элеонора, бледная, но
бодрая. — Мы слышим шум, треск, беготню... чувствуем запах гари и
дыма, но не знаем, чего нам ожидать.
— Огонь через какое-то время охватит и эту часть галеры, —
отвечал поляк. — Пора уходить с нее.
— А где Перниньяно, Стаке и другие?
— Не знаю.» Нужно садиться в шлюпку». Подымайтесь с аль-Ка-
дуром наверх, а я последую за вами с виконтом.
Араб бережно подхватил под руку свою госпожу и повел ее на
палубу. Следом за ними шел Лащинский, держа на своих сильных
руках раненого, впавшего в полное беспамятство. Старый врач мед-
ленно плелся за ними, с грустью думая о том, как будет трудно
поместить раненого в переполненной народом шлюпке.
XXVII
Предательство поляка
УМАТОХА НА ПЫЛАВШЕЙ ГАЛЕРЕ ПРИНЯЛА В
этот момент настоящий трагический характер. Меж-
ду турками, из которых каждый желал первым спу-
ститься в шлюпку, завязалась яростная борьба.
Пускались в ход не только кулаки, но и оружие. На-
прасно Метюб вместе с другими офицерами своего
экипажа старался установить порядок — их никто не слушал. Обе-
зумевшие от панического ужаса люди превратились в стаю диких,
рассвирепевших зверей, убивавших и топивших друг друга, вообра-
жая, что таким образом скорее спасутся.
К счастью, на борту галеры оказалась еще довольно большая
лодка. О ней все забыли, за исключением дедушки Стаке, позаботив-
шегося спустить ее с помощью греков на воду. Этой лодкой он хотел
воспользоваться исключительно для своей компании во главе с гер-
цогиней и готов был ценой своей жизни защищать ее от турок. Одна-
ко, лишь только последние увидели на воде лодку, они толпами
373

стали перебегать на тот борт, под которым она стояла, с намерением
овладеть ею.
— Прочь отсюда, разбойники! — орал во всю мочь своих легких
старик. — Эта лодка предназначена для герцогини и ее спутников...
Ведь Гараджия наказывала вам привезти пленницу целой и невре-
димой, вы должны это знать_ Эй, синьор Перниньяно! Где вы? Помо-
гите мне отогнать эту волчью стаю!
— В воду этого старого христианского пса! — ревели в свою оче-
редь турки, готовясь спрыгнуть в лодку.
— Прочь отсюда, негодяи, или я всех вас уложу на месте! —
вскричал вдруг появившийся откуда-то Перниньяно, наводя на обе-
зумевшую толпу пару пистолетов с дымящимися фитилями.
К нему присоединились греки и молодой далмат Симон, также
вооруженные — кто холодным, кто огнестрельным оружием, кото-
рым снабдил их венецианец, воспользовавшийся растерянностью ту-
рок, чтобы захватить их арсенал. Сам Метюб, желавший во что бы то
ни стало спасти герцогиню, поспешил на помощь христианам и не
менее рьяно, чем они сами, принялся отгонять сабельными ударами
своих людей от лодки.
— Прочь отсюда! — крикнул и он. — Прочь, говорят вам!..
В эту минуту на палубе показалась герцогиня, сопровождаемая
аль-Кадуром, поляком и врачом, несшими раненого виконта.
— Дорогу! — кричал араб, шедший впереди. — Дорогу герцогине!
В то время как остальные ренегаты и христиане при энергичном
содействии Метюба отгоняли матросов и солдат от того места, где
находилась лодка, Лащинский сумел устроить так, что он опять
один понес раненого и бросился с ним на нос галеры, где не было ни
души.
Взобравшись на край борта, он вместе с бесчувственным викон-
том, крепко обхватив его поперек тела, бросился в воду. На минуту
он исчез было в тихо шумящих волнах, потом снова появился на их
поверхности, но уже один.
— Ступай на завтрак к акулам!—злобно смеялся он, направляясь
вплавь к шлюпке вокруг горевшего корабля. — Все равно ты долго не
протянул бы с такой раной, несмотря на уверения этого старого
дурака-врача, будто тебя еще можно было вылечить.
Между тем некоторые из наиболее догадливых и смелых турок
ухитрились снять с горевшего галиота другую небольшую лодку и,
поместившись в ней, направляли ее к берегу.
— Эй, — крикнул им поляк, — спасайте еще одного янычара!- Не
дайте погибнуть на ваших глазах своему капитану!
— Нас и так много! — ответил один солдат.
— Есть, есть еще одно местечко! — прокричал другой. — Садись,
капитан!
374

Послушная рукам гребцов, лодка быстро повернула навстречу
Лащинскому и приняла его на борт.
— Молодцы!— сказал он, выжимая воду из усов и волос. — Когда
мы выйдем на берег, вы получите от меня пятьдесят цехинов.
— Да здравствует капитан! — воскликнули гребцы и дружно
налегли на весла.
Легкая лодка быстро понеслась к небольшому острову, находив-
шемуся на расстоянии пяти—шести миль.
Оглянувшись назад, поляк заметил, как спускалась в галерную
лодку герцогиня, поддерживаемая аль-Кадуром и Перниньяно.
Галера и галиот горели как свечи. Не встречая более сопротивле-
ния, огонь на обоих судах охватывал уже всю оснастку, в то время
как на них все еще шла ожесточенная борьба между людьми, спорив-
шими из-за мест в шлюпке и в трех других лодках, спущенных с обоих
объятых пламенем судов, но не успевших еще отчалить.
То и дело падали в воду раненые или столкнутые во время борьбы
товарищами солдаты и матросы, испуская вопли ярости и отчаяния.
Среди языков пламени клубились тучи дыма. Старый турецкий мо-
ряк, сидя на марсе, под которым уже пылала мачта, бледный, как
труп, с расширенными от ужаса глазами, размахивал руками и что-
то кричал пронзительным голосом.
Между тем огонь завершал свое разрушительное дело на обоих
судах. Мачты с треском рушились прямо на головы тех, которые еще
находились на борту и боялись броситься в воду. Только те, которые
сами были охвачены огнем, решались на это, находя, что лучше уто-
нуть, нежели сгореть заживо.
В три часа ночи лодка, управляемая поляком, была уже у скали-
стого берега острова, а от обоих кораблей не осталось ничего, кроме
носимых волнами дымящихся головней. Шлюпка с уцелевшими тур-
ками и лодка с герцогиней, Метюбом и спутниками Элеоноры тоже
приближались к острову.
«Теперь мне придется выдержать новую борьбу, — раздумывал
Лащинский. — Как примет Элеонора весть об исчезновении ее же-
ниха? Поверит ли она моим словам?.. Я был бы очень доволен, если бы
море поглотило даже и ее... Черт с ней, с ее красотой и богатством! Я
из-за нее так запутался, что не знаю, как теперь и выпутаться из этой
петли».
Вслед за лодкой поляка первой подошла та, в которой находилась
герцогиня. Когда пассажиры той и другой вышли на берег, герцогиня
с тревогой спросила у Лащинского:
— А где же виконт?
— Как! — вскричал поляк, изображая всей своей фигурой вели-
чайшее изумление. — Да разве он не с вами?
— Как видите, нет™ С чего вы взяли, что он с нами?
375

— У меня хотели было отбить его четверо турок, чтобы бросить в
море, но врач и двое его помощников — или кто они там были, не знаю
— в свою очередь отогнали негодяев и взяли виконта, чтобы снести
его к вам в лодку. Я уступил им, думая, что врач лучше меня сумеет
защитить его от своих единоплеменников..
—Боже мой! Да где же он?—воскликнула герцогиня, ломая руки.
— Если не с вами, то, вероятно, в шлюпке. Может быть, врачу
показалось более удобным снести его туда? — увертывался поляк.
— Нет, нет... Я знаю, что его и там не было... Господи, уж не утонул
ли он!
Бледная как смерть молодая девушка вдруг зашаталась и, судо-
рожно хватаясь руками за воздух, со стоном повалилась на при-
брежный песок.
Аль-Кадур и Перниньяно бросились приводить ее в чувство.
— В самом деле, капитан, где виконт? Что вы с ним сделали? —
угрожающим тоном обратился к Лащинскому дедушка Стаке.
— Я уже сказал, что оставил его на руках врача.. Врач говорил,
что постарается отыскать для своего пациента наиболее удобное
место...
— Аль-Кадур видел, как вы один несли виконта.
— Да, сначала я действительно один нес его, но потом на меня
вдруг набросилось несколько турок, которые хотели вырвать у меня
раненого и бросить его в воду. Ты ведь знаешь, как ненавидят турки
христиан. Разве тебе это не известно?. Притом, по правде сказать, в
последние минуты мне было лишь до себя... Одно только я моху еще
добавить. Когда я бросался в воду, чтобы догнать эту вот лодку, на
которой добрался до берега, то слышал, как врач кричал: «Горе тому,
кто коснется этого пленника! Он принадлежит внучке великого ад-
мирала, и она заставит жестоко ответить за него». Больше я ничего
не знаю.
— Так вы бросились вплавь?
— Конечно. Нужно же было мне выбраться из этого ада..
— Почему же вы отстали от всех нас?.. Впрочем, — заключил
старый моряк, махнув рукой, — я совершенно напрасно расспраши-
ваю вас: вы все равно не скажете правды. Подождем остальные
лодки.
— А если виконт окажется погибшим во время суматохи? — осто-
рожно спросил поляк.
— Тогда я отыщу того, кто погубил его, и заставлю этого человека
иметь дело со мной, — с выражением страшной угрозы ответил ста-
рик. — У меня еще хватит настолько силы, чтобы задушить., даже
польского медведя.
Авантюрист сделал вид, что не расслышал последних слов старо-
го моряка, и поспешил направиться к тому месту, где в эту минуту
высаживался Метюб.
376

— Все ли пленники целы? — осведомился он, выскакивая на берег.
— Все, за исключением одного, который, однако, стоит больше
всех, — крикнул ему в ответ дедушка Стака
— Кто же именно? — с видимой тревогой поинтересовался турок,
боявшийся ответственности перед Гараджией, которой он дал слово
привезти всех беглецов обратно живыми и невредимыми. — Уж не
герцогиня ли?
—Нет, герцогиня цела. Она только лишилась чувств от волнения, —
вмешался поляк. — Недостает ее жениха, виконта Ле Гюсьера.
— Виконта? — повторил Метюб, нахмурившись. — Да ведь ты нес
его по палубе на руках. Я сам видел»
— Зато, вероятно, не видел, как твое очумелое зверье набросилось
на меня и хотело отнять виконта.
—А ты не заметил, кто именно на тебя нападал?—перебил Метюб. —
Укажи мне их, и я тотчас же расправлюсь с ними.
— Да разве можно в такое время запомнить лица чужих людей! —
вскричал поляк.
— Да, ты прав... Но мне от этого не легче. Если не найдется живым
виконт, мне так достанется от Гараджии, что век не забудешь
—А что ты сейчас намерен предпринять, капитан? — осведомился
Лащинский, которому очень важно было знать это.
— Да пока останусь здесь и отправлю кого-нибудь в Гуссиф за
баркой. Не плыть же нам всем в такую даль в этих скорлупках! Ведь
не все время будет так тихо: еще до восхода солнца поднимется ветер,
пойдут волны, и нам не справиться с ними в простых лодках.
— Ишь ты, — проворчал себе под нос дедушка Стаке, — вообра-
жает, что мы так и будем смирнехонько ожидать этой барки!.. Как
же, надейся на это, турецкая образина! Мы не желаем обратно в
вашу треклятую тюрьму, а стремимся на волю, к Мулею аль-Каделю,
который обещал оказать нам помощь.
XXVIII
Западня
ЕН ТАЭЛЬ, ВЕРНЫЙ РАБ МУЛЕЯ АЛЬ-КАДЕЛЯ,
не терял времени даром. Будучи превосходным плов-
цом, он быстро преодолел те пять миль, которые отде-
ляли галиот от берега. Выйдя на берег и взобравшись
на утес, он оказался свидетелем схватки галеры с га-
лиотом и взятия последнего в плен Метюбом.
Уверенный, что турки непременно поведут галиот назад, в Гуссиф, и
что только один его господин, Дамасский Лев, может спасти герцо-
гиню и ее спутников, невольник перебрался через утес в глубь побе-
377

режной полосы и бросился бежать к Фамагусте, где, по его расчету,
все еще должен был находиться Мулей аль-Кадель.
Арабы того племени, к которому принадлежит Бен Таэль, такие
же знаменитые ходоки, как абиссинцы, и напоминают тех одногор-
бых верблюдов, которые в состоянии пройти шестьдесят, даже семь-
десят километров за двенадцать часов. Для подкрепления сил этим
арабам достаточно горсти мучного теста, размоченного в воде, и
трубки табаку.
Изредка останавливаясь для кратковременного отдыха, Бен Та-
эль мчался вдоль берега с быстротой антилопы, спеша уведомить
своего господина о печальном исходе бегства герцогини. Подобно
всем жителям пустыни, он направлялся к известному месту по инс-
тинкту, как это делают перелетные птицы, не имея нужды ни в
компасе, ни в других, придуманных людьми искусственных приспо-
соблениях. До Фамагусты было далеко, но это нисколько не смущало
араба: он надеялся на силу своих ног и легких.
Пробежав почти всю ночь, он около рассвета остановился на
отдых в маленькой харчевне, каким-то чудом уцелевшей от разгрома
при движении войск Мустафы. После кратковременного отдыха он
с новыми силами пустился в путь и достиг Фамагусты к вечеру того
же дня. Уделив отдыху в общей сложности шесть часов, он был на
ногах тридцать два часа и хотя чувствовал усталость, но не настоль-
ко, чтобы не быть в состоянии в случае надобности пробежать еще
хоть целую ночь. Удивительная выносливость людей его племени
проявлялась в нем особенно ярко.
К несчастью, когда он подошел к воротам города, они уже были
заперты, и ему пришлось провести перед ними всю ночь, так как
часовые ни за что не соглашались пропустить его, несмотря на все
его убеждения и ссылки на своего господина.
Наконец утром, на рассвете, ворота отворились, чтобы впустить в
город собравшихся окрестных крестьян с провизией. Вместе с ними
и Бен Таэль проник в злополучную Фамагусту, теперь сплошь засе-
ленную одними турками, перерезавшими, как мы уже видели, все ее
прежнее христианское население, за исключением женщин и детей,
отправленных в качестве невольников в Константинополь. Улицы и
площади были покрыты развалинами; среди них носились целые
стаи собак в поисках трупов, которые еще не успели убрать, так же
как груды обломков и мусора.
Мулей аль-Кадель оказался в том же помещении, какое он зани-
мал с минуты вступления в город. Увидев своего верного слугу, по-
крытого пылью и потом и с печальным лицом, он поспешно спросил
его:
— Ты с дурной вестью, Бен Таэль?
378

— Да, господин, — отвечал невольник, склоняясь перед ним до
земли. — Христиане пытались бежать из Гуссифа на своем корабле,
но их догнали турки на галере и взяли снова в плен. Галерой коман-
дует Метюб, капитан стражи Гараджии.
— Гараджии! — гневно проскрежетал сквозь зубы молодой ви-
тязь. — Опять эта женщина становится мне поперек дороги!.. Расска-
жи подробнее, как все случилось.
Узнав все, что ему было нужно, Мулей аль-Кадель задал еще один
вопрос:
— Как ты думаешь, Бен Таэль, куда теперь повел Метюб христиан?
— Наверное, назад, в Гуссиф, господин.
—Да?. Впрочем, ты прав, куда же еще.. Ну, я заставлю Гараджию
выдать мне герцогиню.. Дамасский Лев будет посильнее этой поло-
умной тигрицы! — с грозно сверкающими глазами воскликнул моло-
дой турок.
— С этой женщиной опасно тягаться, господин, — осмелился
заметить Бен Таэль.
— Только не мне! — презрительно проговорил Мулей аль-Кадель. —
Ступай и скажи от моего имени адъютантам, чтобы они немедленно
приготовили тридцать лошадей и выбрали столько же людей из моей
роты, да самых надежных и расторопных, — добавил он другим
тоном. — Если Гараджия вздумает сопротивляться мне, ей не поздо-
ровится. Мустафа силен, Али-паша, быть может, еще сильнее, но
Мулей аль-Кадель сильнее их: его любит все войско за храбрость и
справедливость... Ступай!
— Позволь только спросить, господин: ты намерен отправиться в
Гуссифскую крепость?
—Разумеется, туда, и притом немедленно. Эта ужасная женщина
способна перерезать беглецов, лишь только они попадут в ее руки,
поэтому я и желал бы быть у нее раньше их возвращения к ней. Часов
через восемь мы будем уже у ворот крепости.
— А как же Мустафа, господин?
— Ему ничего не будет известно.
— Сейчас ему, может быть, и не будет ничего известно, зато после
станет известно все. А ты знаешь, чего может ожидать от султана
тот, кто помогает христианам?
— Знаю: шелкового шнурка для того, чтобы удавиться на нем, —
хладнокровно сказал Мулей аль-Кадель. — Не бойся за меня, мой
верный Бен Таэль. Дамасский Лев окончит свою жизнь разве только
от оружия неприятеля, и ему никто не страшен, даже сам Селим.
Ступай и постарайся, чтобы не позже как через полчаса отряд из
лучших моих солдат был готов сопровождать меня. Выбирай тех,
которые приведены мной сюда из Дамаска и преданы моему отцу и
мне до последнего издыхания.
379

Не прошло еще и назначенного срока, как Бен Таэль уже вел в
поводу белоснежного боевого коня своего господина. За ним следовало
тридцать дамасских солдат, закованных в сталь и вооруженных длин-
ными мушкетами и саблями с широкими кривыми клинками. Это все
были рослые, статные молодцы, чернобородые, с решительными ли-
цами и пылающими отвагой черными глазами.
— Вот и твои люди, господин, — доложил Бен Таэль, когда Мулей
аль-Кадель, совсем уже готовый в путь, вышел на крыльцо, услыхав
топот коней.
—Да здравствует наш непобедимый предводитель! — в один голос
гаркнули солдаты, отдавая честь своему любимому начальнику. —
Веди нас, куда хочешь. Мы все готовы следовать за тобой, хоть в
преисподнюю.
Дамасский Лев внимательно осмотрел весь отряд и, видимо остав-
шись доволен этим осмотром, вскочил на своего коня, нетерпеливо
бивщего копытами о землю.
— Вперед, мои храбрецы! — воскликнул молодой витязь. — Бен
Таэль, ты поедешь рядом со мной.
Верный раб предвидел, что без него не обойдется, и успел приго-
товить и для себя хорошего коня из конюшен своего господина.
Через несколько минут отряд вихрем мчался по равнине по на-
правлению к Гуссифу, до которого можно было добраться из Фама-
густы и сухим путем.
— Если кони выдержат, мы будем на месте часов около двух
пополудни, — сказал Мулей аль-Кадель своему рабу, с которым
привык делиться всеми мыслями и чувствами. — Как-то нас встретит
Гараджия?
— Не думаю, что очень любезно, — заметил Бен Таэль.
— И я того же мнения.. Впрочем, — с насмешливой улыбкой
продолжал витязь, — если вспомнить прошлое, то, пожалуй, она
будет и рада меня видеть... Ну, посмотрим. У этой женщины чувства
так же изменчивы, как ветер.. Однако припустим-ка еще коней.
Боюсь опоздать.
Кони предводителя отряда и его невольника понеслись еще быс-
трее. Казалось, ноги благородных животных почти не касались зем-
ли, так что остальные лошади, хотя тоже привычные к бегу, едва
поспевали за ними. Каждые два часа всадники ненадолго останав-
ливались в подходящих местах, чтобы дать отдых лошадям, затем
снова пускались в путь.
Ровно в полдень впереди на фоне ярко-голубого, залитого солнцем
неба уже начали обрисовываться высокие и угрюмые башни замка
Гуссиф.
380

— Теперь осталось не больше часа езды, — объявил Бен Таэль,
хорошо знавший дорогу. — Вскоре придется подниматься на крутую
гору, перед этим нужно будет дать новый отдых лошадям.
Проехав мимо зачумленных болот, где происходила ловля пиявок,
стоившая жизни одним людям, зато спасавшая множество других,
отряд очутился перед почти отвесным утесом, на котором красовал-
ся замок, возвышаясь над всем побережьем. Когда кони, сильно уже
измученные, достаточно отдохнули перед крутым подъемом, Мулей
аль-Кадель приказал отряду осмотреть оружие и подтянуться, пре-
дупредив, что может предстоять схватка.
Через полчаса он уже подъезжал к подъемному мосту замка в
сопровождении одного Бен Таэля. Весь же отряд был им оставлен
немного в стороне.
— Я — Мулей аль-Кадель! — крикнул он часовым на башне. —
Доложите вашей госпоже, что мне нужно видеть ее по одному очень
важному делу.
— Мулей аль-Кадель! Мулей аль-Кадель! — разнеслось по стенам
замка. — Да здравствует доблестный, непобедимый Дамасский Лев!
Вслед за тем со всех сторон стали сбегаться янычары и флотские
солдаты, чтобы приветствовать знаменитого воина, слава о котором
была распространена не только по всему Востоку, но и за пределами
его благодаря тем из христиан, которые знали Дамасского Льва и с
восторгом отзывались о нем.
— Гараджия в отсутствии или здесь? — осведомился он, въехав
через опущенный мост во двор замка.
—Здесь, господин, — ответил один из прибежавших негров.—Она
уже знает о твоем прибытии и ожидает тебя
Мулей аль-Кадель, не сходя с коня, свистнул и, когда по этому
заранее условленному знаку подъехал его отряд, бросил Бен Таэлю
поводья своей лошади, спрыгнул с нее на землю и прошел в замок,
предшествуемый офицерами стражи.
В окруженном колоннами портике его уже поджидали слуги с
горячим кофе и сладкими лепешками, как это водилось в домах
турецкой знати. Молодой витязь выпил чашку ароматного напитка,
закусил двумя небольшими пряными лепешками и спросил прибли-
зившегося к нему с низкими поклонами старого домоправителя
— Могу я видеть твою госпожу?
— Да, господин, она ждет тебя. Следуй за мной.
Мулей аль-Кадель подошел к Бен Таэлю, стоявшему в стороне, и
шепнул ему на ухо:
— Пусть мои люди не снимают оружия и будут наготове.
Невольник молча наклонил голову.
— Теперь веди меня к твоей госпоже, — обратился витязь к домо-
правителю.
381

Старик провел его в ту же столовую, ₽ которой Гараджия угоща-
ла мнимого Гамида-Элеонору. Внучка великого адмирала, как в
первый день приезда Гамида, стояла перед диваном, опираясь рукой
о стол. Одета она была во все белое, сверкая множеством драгоцен-
ностей. За поясом у нее, как и тогда, был маленький ятаган.
— Ты, Мулей аль-Кадель? — тихо произнесла она глубоким груд-
ным голосом, видимо, сдерживая сильное волнение. — Не надеялась
я увидеть тебя в этих стенах... Что привело тебя сюда?
—Желание узнать от тебя кое-что относительно той благородной
христианки, которая пробыла здесь несколько дней, потом уехала и
подверглась преследованию твоего начальника стражи, — сухо про-
говорил Дамасский Лев.
Лицо Гараджии вспыхнуло, а в глазах ее загорелся мрачный,
зловещий огонь.
—А, — насмешливо сказала она, — ты желаешь иметь сведения о
той женщине, которая прокралась ко мне под прикрытием чужого
имени и в мужской одежде?
— Да, именно о ней. Где эта женщина? — тоном судьи продолжал
Мулей аль-Кадель.
— А я откуда знаю, — передернув плечами, презрительно вымол-
вила Гараджия
— Может быть, она уже вернулась сюда?
— Если бы вернулась, ты не нашел бы ее живой, Мулей аль-Ка-
дель.
— Ты все такая же злая, как была, Гараджия?
— Все такая же.
— Ты должна знать, где эта женщина... или, вернее, девушка; она
ведь еще не была замужем... Я слышал, твой капитан догнал ее галиот
и взял его на абордаж.
Молодая турчанка так и привскочила от радости.
— Взял-таки! — вскричала она с торжествующим смехом. — По-
смотрим, кто теперь вырвет ее из моих рук!
— Я нарочно приехал к тебе... с просьбой уступить мне эту плен-
ницу вместе со всеми ее спутниками.
— Это ты-то„ мусульманин?!
— Да, я Эти люди находятся под моим покровительством.
—И ты воображаешь, что Мустафа и Селим будут смотреть на это
покровительство сквозь пальцы?
— Пусть они попробуют наказать Дамасского Льва: войско бого-
творит его, и ни один человек из всей армии султана Селима не
решится наложить на него руку, — спокойно проговорил молодой
витязь.
— Тогда тебе пришлют из Константинополя шелковый шнурок.
382

— Он может затеряться в пути; Константинополь так далеко
отсюда, — насмешливо заметил Мулей аль-Кадель.
— Наши галеры очень быстроходны. Они могут Доставить тебе
султанский подарок не далее как через пять дней. А чтобы он не был
перехвачен, об этом мы тоже можем позаботиться, — в свою очередь
иронизировала Гараджия.
— Так ты намерена донести на меня? — спросил Дамасский Лев,
пристально глядя в глаза своей собеседнице.
Молодая девушка подошла к нему, положила обе руки на его
плечи и, так же пристально засматривая ему в глаза взглядом, напо-
минавшим разъяренную тигрицу, шипящим голосом произнесла:
—Что ты сделал с моим бедным сердцем, Мулей аль-Кадель!.. Как
раньше, так и теперь ты прожигаешь его своими взорами... Я любила
тебя, любила так горячо, как только могут любить женщины моего
племени, а ты отверг мою любовь!. И теперь ты, заставивший меня
перенести такую муку, пролить столько жгучих слез, желаешь, что-
бы я собственными руками отдала тебе эту гнусную христианку,
которая насмеялась надо мной и которую ты., любишь?!
Спокойно отступив от молодой девушки, так что ее руки упали с
его плеч, побледневший Мулей аль-Кадель молча отрицательно по-
качал головой.
— Ты заблуждаешься, Гараджия, — мягко, почти грустно возра-
зил молодой человек. — Та мужественная и благородная венециан-
ка, которая под именем капитана Темпеста совершала чудеса
храбрости в Фамагусте, спасла мне жизнь, и Дамасский Лев опозо-
рил бы себя навеки, если бы оказался менее благодарным, чем насто-
ящие львы, обитающие в пустынях нашей Аравии; они никогда не
забывают благодеяний и всегда стараются выразить свою призна-
тельность, чем только могут...
— Любишь ее, любишь, нечего изворачиваться! — злобно кричала
Гараджия, наступая со сжатыми кулаками на своего собеседника.
Дамасский Лев скрестил руки на груди и спокойно спросил;
— А если бы и так, то что же ты бы сделала, Гараджия?
— Что бы я сделала?! — прохрипела она, потрясая кулаками в
воздухе. — Я сделаю так, что голова этой хитрой змеи, сумевшей
прокрасться в сердце, оставшееся закрытым для меня, будет торчать
на колу самой высокой из моих башен!.. Клянусь Кораном, что это
будет сделано, а я не из таких, которые нарушают свои клятвы... Вот
подожди, дай только Метюбу привезти ее обратно.»
— Метюба я надеюсь остановить в пути... во всяком случае, не
позволю ему высадиться здесь.
— Остановишь в пути и не позволишь ему высадиться?. Ха-ха-ха!
Посмотрим, как ты воспрепятствуешь ему в этом! Разве в твоем рас-
поряжении целая эскадра, чтобы выступить против него?.. Да, нако-
383

нец, разве-я допущу тебя идти к нему навстречу? У меня здесь не-
сколько сот людей, превосходно вооруженных, и этот замок — пре-
красная крепость.»
— Хорошо, об этих интересных подробностях мы можем погово-
рить в другой раз, — насмешливо прервал разошедшуюся комендан-
тшу Мулей аль-Кадель. — Пока же — до свидания», или, вернее,
прощай навеки, Гараджия! Увидишь, на что способен Дамасский
Лев.
И, круто повернувшись, он с высоко поднятой головой, бледный,
но полный решимости, направился к выходу.
— Берегись султанского шнурка! — крикнула ему вдогонку моло-
дая девушка, имевшая теперь вид настоящей фурии.
— Не боюсь даже и этого шнурка! — не оборачиваясь, ответил
Мулей аль-Кадель.
Он готовился уже переступить порог, когда Гараджия, прово-
жавшая его злобными глазами, вдруг с криком ярости догнала его.
Мулей аль-Кадель быстро обернулся.
— Что еще нужно тебе от меня? — сурово спросил он.
— Подожди. Я хочу сделать тебе подарок, очень интересный для
тебя. Я отдам тебе шпагу поддельного Гамида и капитана Темпеста,
которой он на моих глазах победил лучшего бойца всего нашего
флота. Можешь впоследствии присоединить ее к той, которая сбро-
сила с коня тебя самого, как я слышала: тогда у тебя будут два знака
памяти о той, которую ты любишь».
Заливаясь истерическим хохотом, она подбежала к стене, покры-
той оружием, и нажала там металлическую розетку. В тот же миг
часть пола под ногами Мулея аль-Каделя опустилась, и молодой
человек с криком ужаса, заглушенным торжествующим хохотом
турчанки, исчез в образовавшейся пустоте.
—Вот и попался, заносчивый рыцарь!—хлопая в ладоши кричала
Гараджия, кружась в дикой пляске по тому самому месту, которое
поглотило Мулея аль-Каделя и снова быстро закрылось. — Попро-
буй-ка выскочить из этой западни! Ха-ха-ха!.. Хорошо я тебя пойма-
ла?.. Кричи теперь там!..
Она нагнулась к полу и стала прислушиваться. Из-под пола глухо
доносились стуки и крики. Очевидно, Дамасскому Льву не очень
нравилось в том мрачном подземелье, куда он так неожиданно попал
из-за коварства прекрасной, но злобной хозяйки этого замка.
— Цел еще», не расшибся насмерть, как это случалось с другими,
которых я туда спроваживала, — бормотала Гараджия, выпрямля-
ясь. —Ну, теперь нужно заняться и теми, которых привел с собой этот
мусульманский отступник.
384

Она вышла в галерею, из которой был виден весь двор, где, не сходя
с лошадей, стоял отряд Мулея аль-Каделя, держа наготове длинные
пищали с зажженными фитилями и обнаженные сабли.
— Тридцать человек! — прошептала Гараджия, лицо которой
сильно омрачилось при виде этого отряда. — Ну, постараемся выиг-
рать время; Метюб, наверное, уже недалеко отсюда, — заключила
она, покидая галерею.
XXIX
Освобождение
ЕРНУВШИСЬ В СВОИ ПОКОИ, ГАРАДЖИЯ ПО-
звала к себе дворецкого, ожидавшего ее приказания
насчет помещения и угощения Мулея аль-Каделя и
его провожатых. Это был старый, высокого роста,
плотный евнух с хитрым лицом и бойкими, шныряв-
шими по всем углам глазами; он принадлежал к чис-
лу самых близких доверенных Гараджии, от которых она ничего не
скрывала.
— Подземелье надежно? — обратилась к нему Гараджия.
— Вполне, госпожа, — ответил старик. — Там только один выход,
запирающийся дверью, обитой железом, которую не прошибет даже
пушечное ядро.
— Позови ко мне начальника янычар и прикажи приготовить для
солдат Мулея аль-Каделя закуску, кофе и сладости. Пусть они спе-
шатся, разоружатся и отдохнут, пока со мной будет обедать их
предводитель. Ты им так скажешь. Понимаешь?
— Понимаю, госпожа. Но согласятся ли они на это?
— Разве ты сомневаешься ?
— Сомневаюсь, госпожа.
— Да? Но все-таки нужно попробовать. Ступай и делай, что я
приказала. Да пошли скорее ко мне начальника янычар. Я жду его.
Евнух поклонился и пошел распорядиться, чтобы было приготов-
лено угощение солдатам Дамасского Льва. Послав потом начальни-
ка янычар к комендантше, он вышел к Бен Таэлю и сказал ему по
возможности любезно:
— Предложи своим людям потушить фитили пищалей и сойти с
коней. Мулей аль-Кадель обедает с моей госпожой и встанет из за
стола не раньше, чем через час.
Бен Таэль очень удивился.
— Мой господин обедает у твоей госпожи?! — вскричал он. — Быть
этого не может!
— Почему же? — спросил евнух. — Что же ты в этом находишь
невозможного? Разве твой господин не друг моей госпожи?
13—1151	385

— Может быть, он и был им когда-нибудь, но в настоящее время он
явился сюда не другом,. — возразил араб, видимо, обеспокоенный. —
Доложи моему господину, что мы будем ожидать его возвращения к
нам, не сходя с седел.
— Напрасно, — заметил евнух. — Вон, видишь, вам уже несут и
угощение от нашей госпожи.
Бен Таэль пристально посмотрел ему в глаза и объявил решитель-
ным тоном:
— От угощения мы отказываемся, но тем не менее от души благо-
дарим твою госпожу за ее милостивые заботы о нас.
— Вы отказываетесь от угощения?! Так ли, друзья? — обратился
домоправитель к самим солдатам.
— Отказываемся, отказываемся! — в один голос ответили бравые
воины, понявшие, что Бен Таэль должен иметь серьезное основание
для этого отказа. -г- Нам ничего не нужно.
— Это очень огорчит нашу госпожу.
— Ничего, наш господин ее утешит, — сказал Бен Таэль. — Пусть
он выйдет к нам и прикажет принять угощение, тогда мы примем его.
— Он слишком занят приятной беседой с нашей госпожой, чтобы
прервать ее из-за такого пустяка, — заявил евнух.
— Ну, мы подождем, когда ему надоест эта беседа, — не сдавался
Бен Таэль.
Видя, что ему не переубедить упрямого араба, домоправитель
ушел, угрюмо опустив голову.
Он нашел свою госпожу в страшном возбуждении. В одном из
углов залы неподвижно стоял смущенный капитан янычар.
— Ну, обрадовались его люди угощению? — осведомилась она,
подскочив к евнуху.
— Нет, госпожа, — с удрученным видом произнес бедный старик. —
Они все в один голос решительно отказались от твоего угощения; не
хотят даже сойти с коней и сложить оружие.
—Ага!.. Ну а ты, капитан, — продолжала Гараджия, обращаясь к
начальнику янычар, — все-таки настаиваешь на том, что не можешь
поручиться за верность своих людей?
— Да, госпожа. Дело идет о Дамасском Льве, а он так любим всем
войском, что ни один из солдат не решится выступить не только
против него самого, но и против его людей.»
— Хорошо, я обойдусь и без вашей помощи, — решительно заявила
Гараджия. —> Ступай, старик, — снова обратилась она, к евнуху, — и
собери всех моих невольников и других слуг на одну из верхних
галерей... Оттуда им будет удобнее действовать.» А ты, капитан, не-
медленно отбери все оружие у своих людей, раз нельзя быть уверен-
ным в их верности.
386

Когда евнух и капитан удалились, молодая женщина сняла со
стены боевую саблю из знаменитой дамасской стали, позвала двух
негров, постоянно дежуривших у дверей, и, приказав им зажечь
фитили у своих пищалей, вместе с ними спустилась во двор.
Отряд Мулея аль-Каделя находился на прежнем месте и в полной
боевой готовности. Янычары, охранявшие подъемный мост, горячо
упрашивали своего капитана оставить им их оружие. На верхней
галерее столпилось человек тридцать негров, арабов, турок и других
племен людей, также вооруженных длинными аркебузами. Это все
были невольники или свободные слуги комендантши крепости.
Вполне полагаясь на свой отряд, набранный из дамаскийцев,
беззаветно преданных Мул ею а ль-Кад елю, сыну правителя их города
и области, Бен Таэль спокойно смотрел на Гараджию, подходившую
к нему, держа руку на эфесе сабли.
— Это ты командуешь отрядом вместо твоего господина? — свы-
сока спросила она араба, гордо подбоченившись перед ним.
— Да, я, госпожа.
— Кажется, d уже видела тебя где-то... Ты невольник Мулея аль-
Каделя?
— Да, госпожа.
— Сойди с лошади и положи свое оружие!
— Не моту этого сделать без приказания своего господина, Мулея
аль-Каделя, — твердо возразил Бен Таэль.
—А, негодяй, ты еще смеешь рассуждать!.. Разве ты не знаешь, кто
я?» Не знаешь, что я — комендант Гуссифской крепости?.. Чтобы весь
твой отряд вместе с тобой сию же минуту был разоружен, иначе
никто из вас не выйдет отсюда живым!
Но ни один солдат не пошевельнулся и не потушил фитиля своей
пищали; что же касается самого Бен Таэля, то он ответил тем, что
направил дула своих пистолетов прямо в грудь Гараджии, невольно
отступившей при этом на несколько шагов назад, и с невозмутимым
хладнокровием заявил:
— Мы разоружимся только тогда, когда наш господин прикажет
нам это лично... Где он? Что вы с ним сделали? Мы желаем видеть его
немедленно.
Весь отряд заволновался и грозно загудел:
— Где наш господин?.. Пусть он выйдет к нам, чтобы мы могли
видеть, что он еще жив и невредим!
— Эй, янычары, ко мне! — крикнула Гараджия, обращаясь к
мостовой страже. — Обезоружьте этих людей и отправьте их в под-
земелье на свидание с Мулеем аль-Каде л ем.
К величайшему изумлению Гараджии, янычары тоже не двину-
лись с места.
13*	387

— А! Так вы бунтовать! — яростно кричала она, топая ногами. —
Всех вас на кол„ Эй! — обернулась она к своим людям, стоявшим на
верхней галерее, стреляйте в этих изменников!
Но прежде чем они успели взять на прицел ружья, отряд Мулея
аль-Каделя по знаку Бен Таэля дал по ним залп; сам невольник
Мулея аль-Каделя тоже разрядил оба своих пистолета, направив их
в арабов.
Начался страшный переполох. Невольники и прочие слуги Гарад-
жии в паническом ужасе бросились бежать от своих раненых това-
рищей. Бен Таэль спрыгнул на землю, в один скачок очутился возле
Гараджии, схватил ее одной рукой за горло, а другой — приставил
ей к груди острие ятагана и твердо сказал:
— Госпожа, мы не сделаем тебе ничего дурного, если ты сейчас же
прикажешь привести к нам нашего господина. Если же ты откажешь
нам в этом, то, клянусь Кораном, будешь убита.
Молодая турчанка так была поражена этим неожиданным обо-
ротом дела, что несколько мгновений не могла ни пошевельнуться,
ни ответить ни слова.
— Слышишь, госпожа? — продолжал Бен Таэль, пронизывая ее
негодующим взглядом. — Или немедленно прикажи привести сюда
Мулея аль-Каделя, или готовься к смерти!
Гараджия вдруг рванулась было из рук араба, но эти руки держа-
ли ее, как в тисках.
— Ко мне, янычары! — позвала молодая женщина полусдавлен-
ным от ярости голосом.
Но и на этот раз султанские солдаты не откликнулись на вопль
внучки великого адмирала.
Гараджия поняла, что не может ни на кого рассчитывать в зате-
янной ею борьбе с Мулеем аль-Каделем, даже на своих собственных
слуг и невольников, так постыдно бежавших при первом же выстреле
в них и больше уже не решавшихся показываться.
—Уступаю вашей грубой силе,—проговорила наконец она, задыха-
ясь от душившей ее злобы и бросая на Бен Таэля взгляд такой дикой
ненависти, что тот невольно вздрогнул. — Помни, жалкий раб, — при-
бавила она, скрежеща зубами, — что наступит день, когда внучка
великого адмирала отомстит за себя и добьется того, чтобы с тебя
заживо содрали шкуру!
— После делай со мной что хочешь, госпожа, но сейчас немедленно
доставь нам сюда нашего господина, Мулея аль-Каделя, если жале-
ешь собственную жизнь, — ответил араб, выпуская ее горло. — Мы
даем тебе пять минут срока.
Гараджия бросилась к старому евнуху, который, трясясь от стра-
ха, стоял под одной из колонн портика, и приказала ему:
388

— Приведи сюда как можно скорее Дамасского Льва!
— Следуйте вчетвером за этим стариком и убейте е/'о на месте,
если заметите, что он хочет вас обмануть, — сказал Бен Таэль своим
людям.
Четверо всадников тотчас же спешились. Окружив со всех сторон
евнуха, они заставили его указывать им путь к подземелью. Несчаст-
ный старик задыхался от дыма их фитилей и трясся от страха. Он
молча довел их до обитой железом двери, ведшей в подземелье баш-
ни. Дверь находилась вровень с землей и была скрыта под густо
разросшимся кустарником. Он попросил их самих отодвинуть тяже-
лые засовы и болты, запиравшие эту дверь.
Между тем Бен Таэль снова схватил Гараджию, но на этот раз
только за руку, и сказал ей:
— Пока сюда не придет наш господин, я тебя не выпущу из рук,
госпожа.
Обозленная комендантша яростно кусала себе губы до крови, но ни
слова не возразила; она хорошо понимала, что это будет бесполезно.
Прошло несколько минут. Дамаскийцы зорко оглядывались по
сторонам, чтобы не прозевать какого-нибудь сюрприза, на который
они готовы были ответить новым дружным залпом. Что же касается
янычар, то, стоя на часах возле поднятого моста, они молча перево-
дили глаза с солдат Дамасского Льва на комендантшу крепости,
оказавшуюся как бы в плену у отряда Мулея аль-Каделя, и обратно.
Вдруг посланные с евнухом бегом вернулись назад с радостным
криком:
— Да здравствует Дамасский Лев!
Вслед за ними спокойно выступал улыбающийся Мулей аль-Кадель.
Приблизившись к тому месту, где стоял его отряд и происходила вся
вышеописанная сцена, он на мгновение остановился и сделал рукой
приветственный жест своему отряду, бурно выразившему искреннюю
радость при виде любимого начальника живым и невредимым. Окинув
потом взглядом убийственного презрения извивавшуюся в бессиль-
ной злобе женщину, чуть было его не погубившую, он медленными
шагами направился к своему коню, которого держал под уздцы один
из его солдат.
Вскочив в седло, молодой витязь просто сказал:
— В путь, друзья!
Отряд пропустил его вперед и последовал за ним через мост,
который поспешили поднять янычары, тоже восторженно кричав-
шие:
— Долгая и счастливая жизнь непобедимому Дамасскому Льву!
Да поможет ему Аллах во всех путях его!
389

Мулей аль-Кадель сделал им прощальный знак рукой и просле-
довал до конца моста. Там он на мгновение приостановил коня, чтобы
еще раз взглянуть на ту, которая так предательски поступила с ним.
Она стояла посреди двора, с растрепанными волосами, перекошен-
ным ртом и злобно горящими глазами, и потрясала ему вслед кула-
ками.
Через минуту он уже несся вместе с догнавшим его Вен Таэлем по
направлению к спуску с утеса. Отряд старался не отставать от своего
предводителя.
— Теперь нам необходимо лишить галеру Метюба возможности
высадиться здесь, иначе герцогиня все равно пропала, — заметил
Мулей аль-Кадель Бен Таэлю.
— А каким же образом мы можем воспрепятствовать этому, гос-
подин? — спросил араб. — Ведь у нас нет кораблей, которые могли бы
поспорить с военной галерой.
— В Судском заливе есть десятка два вооруженных пушками
кораблей, отнятых нами у греков; экипажи этих кораблей все состо-
ят из ренегатов, которые находятся под начальством капитана Ки-
тета, человека, многим мне обязанного. По первому, же моему слову
он отдаст в наше распоряжение всю свою эскадру... Сколько понадо-
бится нам времени, чтобы доехать до Суды?
— Часа четыре, господин, если выдержат наши кони.
— Надеюсь, что выдержат» Ну, так вперед, к Суде!
Скоро добрались до гор. Бен Таэль провел своего господина с его
отрядом через узкое ущелье, за которым начинались сыпучие пески,
передвигавшиеся ветрами с места на место и очень неудобные для
путешествия по ним. Кони еле брели по этому песчаному морю, бес-
престанно фыркая от мелкой пыли, поднимавшейся из-под их копыт.
Было уже в виду и море, как вдруг из-за одного песчаного намета
выскочил полунагой человек и громким голосом крикнул:
— Стойте!- Привет Дамасскому Льву!
Весь отряд мгновенно остановился, держа наготове обнаженные
сабли на случай, если бы за песками оказалась засада.
— Никола Страдиото? — с изумлением воскликнул невольник
Мулея аль-Каделя. — Откуда ты?
— Что это за человек? — осведомился Мулей аль-Кадель.
— Грек, господин, который вел галиот с герцогиней в Гуссиф, —
ответил Бен Таэль.
—Как ты попал сюда, грек? — обратился молодой турок к Николе,
делая ему знак приблизиться.
— Позволь сначала мне предложить тебе один вопрос, господин, —
почтительно промолвил Страдиото, низко склонившись перед знаме-
390

витым героем турецкой армии. — Куда ты едешь? Не на поиски ли
герцогини?
— Да. Я еду из замка Гуссиф, где наводил справки о герцогине,
Бен Таэль сообщил мне, что Метюб снова забрал ее в плен и везет
назад на своем военном корабле.
— Нет, герцогиня находится совсем в другом месте, господин.
Но если вы не поспешите к ней на помощь, я не знаю, каким
образом она избавится от сетей польского искателя приключений.
От Метюба она избавилась вместе со всеми нами. Нам удалось
ускользнуть от него, но...
— Что ты мне рассказываешь? — перебил грека Мулей аль-Ка-
дель, не веривший своим ушам.
— Правду, господин» Мне и еще одному человеку пришло на ум
сжечь галеру, что мы и выполнили. А когда на ней началась страш-
ная суматоха, все мы, христиане и ренегаты, спаслись на лодках.
Метюб теперь в таком положении, что едва ли ему удастся вновь
овладеть своими бывшими пленниками...
— А куда же девался мой галиот?
— Мы и его сожгли, господин. Невозможно было поступить иначе
ради нашего спасения. Ты уж прости нас за то, что мы так распоря-
дились твоим...
— Не бойся, я не в претензии на вас за это. Вы молодцы и посту-
пили очень умно... Но где же герцогиня?
— Недалеко отсюда.
— И виконт с ней?
— Нет, господин, виконт, к несчастью, утоплен вероломным поля-
ком. Никто, кроме меня, не видел этого, но и моего свидетельства
достаточно, чтобы уличить этого негодяя, который только и умеет
делать разные пакости...
— Ага!» Хорошо... Мы еще поговорим об этом, — задумчиво произ-
нес Мулей аль-Кадель.—Веди нас к герцогине, но прежде скажи мне,
как ты попал сюда?
— Я догадывался, что ты можешь быть здесь, господин». Моя
голова привыкла соображать.
Ружейный залп, вдруг раздавшийся в некотором отдалении, за
линией песков, оборвал дальнейшие объяснения грека.
—Стрельба!—вскричал Мулей аль-Кадель, выпрямляясь в седле. —
За мной, друзья! — крикнул он, пришпоривая своего коня. — Если это
солдаты Гараджии, направленные за нами вдогонку, не жалейте на
них зарядов. С вами Дамасский Лев.
С этими словами он вихрем понесся по тому направлению, откуда
слышались все учащавшиеся и учащавшиеся выстрелы. Вслед за ним
поскакал и его отряд.
391

XXX
Смерть поляка
ОТЯ ГЕРЦОГИНЯ Д’ЭБОЛИ И БЫЛА ОТЧАСТИ
уже подготовлена к мысли о возможной потере свое-
го жениха, виконта Ле Гюсьера, однако весть о его
смерти так потрясла ее, что она лишилась чувств и
потом долго билась в сильнейшей истерике.
Отчаяние ее было настолько велико, что Перниньяно,
аль-Кадур и дедушка Стаке, ухаживавшие за герцогиней в устроен-
ной ими для нее из лодочного паруса палатке, одно время боялись,
как бы она не потеряла рассудка. Нервный припадок продолжался
около суток, потом перешел в крепкий, благотворный сон, что и спас-
ло ее.
Метюб, желавший во что бы то ни стало научиться у этой искус-
ной фехтовальщицы тому приему, с помощью которого она нанесла
ему такое позорное для него поражение на поединке, был очень
огорчен ее положением и со своей стороны всячески старался быть
полезным при уходе за ней. Он сам предложил один из парусов его
шлюпки на устройство палатки для. молодой девушки; кроме того,
великодушно поделился с ее спутниками теми съестными припаса-
ми, которые успели захватить с горевшего корабля его люди.
Лащинский раз тоже подошел было к палатке герцогини спра-
виться о ее здоровье, но угрожающие взгляды дедушки Стаке и
холодное презрение, с которым отвернулся от него Перниньяно, за-
ставили его удалиться. Утешая себя тем, что герцогиня все-таки не
минует его рук, когда поправится, он оставил пока девушку в покое.
— Погодите, друзья мои, — шептал он, глядя издали на палатку, —
вы еще не знаете, на что способен польский медведь, когда он стре-
мится овладеть намеченной им добычей! Вы только ахнете, когда
увидите, что я устрою...
Когда герцогиня наконец уснула, выплакав все свои слезы, и
можно было надеяться, что она перенесет тот ужасный удар, кото-
рый угрожал убить ее или лишить рассудка, аль-Кадур, Перниньяно
и дедушка Стаке вздохнули свободно и сами улеглись отдохнуть
после бессонной ночи, проведенной в заботах о герцогине.
Проснулись они, когда солнце уже заходило.
— Надо будет улизнуть отсюда, пока еще не поздно, — заявил
старый далмат венецианцу. — Я слышал, что Метюб послал двух
людей в ближайший залив, где стоят несколько судов, и велел при-
вести оттуда большую барку, чтобы вернуться на ней в Гуссиф,
забрав с собой, разумеется, и всех нас.
— В таком случае нам действительно нечего медлить, — сказал
аль-Кадур. — Барка живо доберется сюда, и тогда нам™
392

— То-то и есть, — подхватил дедушка Стака — Нечего больше
медлить Турки сейчас все спят, а герцогиня, я думаю, уже оправи-
лась настолько, что ее можно будет разбудить- В случае надобности
мы и на руках ее понесем... Только бы не помешал нам поляк, который
сейчас так же опасен, как эти нехристи». Вы не видели его сегодня,
синьор?
— Нет, не видел, — ответил Перниньяно.
— Что вы так беспокоитесь о поляке? — вмешался аль-Кадур. —
А я-то на что здесь?
— Что ты этим хочешь сказать? — спросил венецианец.
—А то, синьор, что у меня есть хороший кинжал, и я сумею попасть
им в самое сердце любого медведя.
— Пока не следует его трогать Вернее всего он тоже спит и так
же ничего не заметит, как и турки.
— Может быть, хотя мне не верится, чтобы он крепко спал. Такие
люди и во время сна всегда оставляют открытыми один глаз и одно
ухо.
—Увидим, увидим, аль-Кадур. А ты мне лучше вот что скажи: как
бы нам добыть у спящих турок какого-нибудь оружия? Без него нам
нельзя пуститься в путь: может случиться, что за нами будет погоня.
— Это очень просто, синьор, — ответил араб. — Метюб распоря-
дился уложить в шлюпку много разного оружия, и его нетрудно
достать оттуда. Подождем еще немного, когда совсем стемнеет, я
отправлюсь и выберу то, которое получше... Впрочем, я не моху поки-
нуть свою госпожу. Пусть лучше сходит мастер Стаке.
— Молодчина ты, аль-Кадур, — похвалил его Перниньяно. —
Когда я опять буду в своем полку, на родине, откуда отправился
воевать с турками, то непременно выхлопочу там должность квар-
тирмейстера.
— Аль-Кадур живым не покинет Кипра, — проговорил он с тяже-
лым вздохом.
— Что за мрачные мысли, друг? — заметил деДушка Стаке. — У
меня таких мыслей никогда не было. Советую и тебе не поддаваться
им_. Ну, я отправлюсь за оружием. Только мне одному, пожалуй, не
дотащить, сколько нужно. Не желаете ли и вы пойти со мной, синьор
Перниньяно?
— С удовольствием, — откликнулся молодой венецианец, подни-
маясь с места. — Я и так хотел идти с вами, дедушка, да опасался,
как бы не случилось здесь чего-нибудь скверного, но, кажется, боять-
ся пока нечего™
—Не беспокойтесь, синьор,—сказал араб,—я буду охранять свою
госпожу и в случае надобности сумею защитить ее от кого бы то ни
было. Идите с Богом.
393

Старый моряк и лейтенант, крадучись, направились к шлюпке,
Стоявшей у берега, неподалеку от палатки.
Турки безмятежно спали, завернувшись в свои бурки, и далмату
с венецианцем не составило никакого труда овладеть необходимым
оружием, находившимся в большом ящике на дне шлюпки.
Когда они вернулись в палатку, аль-Кадур сказал им, что герцо-
гиня очень металась во сне и что, по его мнению, необходимо дать ей
еще два—три часа отдыха, чтобы она совершенно успокоилась.
— Самый крепкий сон бывает после полуночи, — продолжал он —
Сейчас турки еще могут проснуться при малейшем случайном шуме
с нашей стороны, а после полуночи делай возле них все, что угодно,
они не услышат... Ложитесь и вы все опять и поспите еще немного.
Что же касается меня, то я привык не спать по целым ночам и буду
Караулить. Когда будет нужно, разбужу вас.
Все последовали этому доброму совету и, снова улегшись возле
входа в палатку, тут же крепко заснули.
Было часов около двух ночи, когда аль-Кадур осторожно разбу-
дил их.
— Что случилось? — вскричал старый далмат, сразу вскочив на
ноги и протирая заспанные глаза.
— Тише, мастер, не кричи так, — остановил его араб. — Пока еще
ничего не случилось, но нам пора уходить.
— А как твоя госпожа? — спросил Перниньяно.
— Она готова в путь.
— Ну, а поляк?
— Должно быть, спит. Не видать, чтобы он ходил тут.
— Отлично. Значит, трогаемся.
Герцогиня была действительно уже готова не только бежать,
но и обороняться от тех, кто захотел бы преградить ей дорогу. Она
держала в руке обнаженную шпагу, и при одном взгляде на лицо
девушки видно было, что к ней вернулись вся та неукротимая
решимость и геройская отвага, которые так прославили капитана
Темпеста.
Осторожно, без шума пробираясь по лагерю, беглецы отправились в
сторону, противоположную от спящих турок. Никола Страдиото сооб-
щил им, что на расстоянии часа ходьбы отсюда находились глубокие
пещеры, в которых можно было укрыться в случае погони. К этим
пещерам он хотел привести Мулея аль-Каделя, который уж позаботит-
ся о дальнейшем. Подробно объяснив, как пройти в ущелье, ведущее
к этим пещерам, грек расстался с товарищами, которые благодаря
его объяснениям могли идти наверняка, не опасаясь сбиться с пути
и заблудиться.
Герцогиня, снова превратившаяся в капитана Темпеста, смело
выступала во главе маленького отряда, имея по правую руку аль-Ка-
394

дура, вооруженного мушкетом с дымящимся фитилем. За ними сле-
довали ренегаты, а синьор Перниньяно, дедушка Стаке и Симон
составляли арьергард.
Беглецы благополучно добрались было до ущелья, но едва всту-
пили в него, как до их слуха донесся из турецкого лагеря отчаянный
крик:
— К оружию! Пленники бежали!
— Это голос поляка! — воскликнул дедушка Стаке.—Проклятый
предатель!.. Теперь нам нужно пуститься бегом во весь дух, иначе нас
догонят, тогда мы пропали.
Ущелье было настолько узко, что беглецам пришлось бежать друг
за другом. Это замедляло бегство. Сзади слышалась поспешная ко-
манда Метюба, и погоня каждую минуту могла нагнать их.
Когда миновали ущелье и выбрались на холмистую местность,
аль-Кадур увидел невдалеке небольшое селение, покинутое своими
бывшими обитателями, почти все домики которых были разрушены
Очевидно, и здесь свирепствовал беспощадный бог войны.
— Нужно скорее добраться до этих развалин, — сказал араб
герцогине. — Под их прикрытием нам легче будет оказать сопротив-
ление нашим преследователям.
В предрассветной тишине уже слышался позади топот погони,
направляемой Лащинским, судя по тому, что все время раздавался
его голос, указывавший, куда держать путь, чтобы догнать беглецов.
— Ну, еще одно последнее усилие, и мы будем спасены, — говорил
на бегу старый далмат, ни на шаг не отстававший от своих молодых
спутников. — Только бы нам добраться до переднего дома, а там мы
покажем этим нехристям, чего мы стоим»
Дом, о котором он говорил, — бывшая харчевня — оказался на-
столько вместительным, что весь отряд свободно мог в нем располо-
житься. Ни в этом доме, ни в остальных рядом с ним не было ни
единой живой души. В харчевне были выбиты все окна и разрушена
ядрами крыша, но стены остались невредимы и могли служить бег-
лецам хорошим убежищем.
— Здесь отлично можно устроить защиту, — сказал Перниньяно,
быстро оглядев при помощи зажженной смолистой ветви, сорванной
им с дерева, помещение харчевни. — Вы, синьорина, станьте вместе с
дедушкой Стаке, Симоном и аль-Кадуром у этого окна, а я с четырьмя
греками займу вот это.
Отряд разделили так, как посоветовал лейтенант. Турки уже
подбегали к селению с громкими криками:
— Смерть гяурам! Сожжем их живьем, если они будут сопротив-
ляться!» Велик Аллах и Магомет, Пророк Его!
Благодаря тому что старый далмат и Перниньяно похитили у
своих преследователей часть оружия, выбрав к тому же самое луч-
395

шее, у тех дело в этом отношении обстояло хуже, нежели у беглецов.
Но они могли взять перевес своей численностью. Увидев при свете
звезд выставленные из окон харчевни сверкающие дула мушкетов,
турки, по отданной Метюбом шепотом команде, бросились на землю
и стали ползком, как змеи, пробираться к зданию, надеясь таким
образом остаться незамеченными и захватить беглецов врасплох.
Но христиане, жизнь которых в этот момент была поставлена на
карту, не дремали, и их меткие пули сразу уложили на месте не-
скольких турок, раньше других поднявшихся на ноги. Обозленный этой
встречей, весь отряд преследователей поднялся на ноги и дал ответный
зала С обеих сторон началась отчаянная стрельба, длившаяся более
получаса и причинившая большой урон только осаждавшим, которым
негде было укрыться, между тем как из осажденных, находившихся
за стенами, никто не пострадал.
Герцогиня, к которой полностью вернулись все те удивительные
свойства, какие ставили ее в один ряд с лучшими воинами, храбро
отразила нападение десятка турок, хотевших ворваться хотя и в
запертую, но легко подавшуюся их дружному напору дверь.
Уже начинало светать, когда турки решили взять харчевню при-
ступом.,Метюб был готов скорее уложить половину своих людей, чем
признать себя побежденным горсткой беглецов и дать им возмож-
ность ускользнуть из его рук. Догадавшись об этом, герцогиня воск-
ликнула:
— Друзья! Настала решительная минута. Молите Бога помочь
нам... Зарядов у нас больше нет, остались только сабли и...
— Ничего, синьорина, — ответил дедушка Стаке, ни на мгновение
не поддававшийся унынию, — мы пустим в ход приклады наших
ружей и немало пробьем ими турецких черепов, когда они подсунут-
ся нам под руку» Не робейте, друзья! Бог за нас!
Перниньяно бросился вместе с греками навстречу напиравшим на
крыльцо туркам и вступил с ними врукопашную. Герцогиня готови-
лась в свою очередь дать им мужественный отпор, как вдруг в одно
из оставшихся без защиты окон вскочил человек и крикнул:
— Герцогиня, я явился напомнить вам данное мне слово!
— Лащинский! — вскричала герцогиня, в ужасе отступая перед
ним.—Данное мной вам слово?.. Давала его не я, а голос необходимо-
сти..
— Это все равно, — возразил поляк, протягивая руку, чтобы схва-
тить девушку. — Хочешь — не хочешь, а будешь моей!
— Капитан, — послышался голос Метюба, тоже пробравшегося в
помещение, — выброси свою красавицу на руки ожидающих ее под
окном людей и следуй сам за ней, а я пока займусь вот этими. Не-
сколько выстрелов — и они все будут в своем аду.
396

Но хвастливый турок жестоко ошибался: не так легко было по-
кончить с этой горсткой храбрецов, хотя в окно успело проскочить
еще несколько из его людей, и беглецы, таким образом, должны были
биться на два фронта.
Герцогиня отчаянно защищалась от поляка, который хотел один,
без помощи других, овладеть ею и только отражал саблей удары
Элеоноры, не попадая в нее сам. Он рассчитывал, что ему удастся
обезоружить и взять девушку в плен.
Аль-Кадур, Перниньяно и старый далмат были оттеснены от гер-
цогини и не могли ей помочь, сражаясь с напиравшими на них со
стороны входа врагами. Но мужественная молодая венецианка и
одна справилась с польским медведем. Пользуясь тем, что он остался
один с ней лицом к лицу, желая во что бы то ни стало одержать над
ней победу собственной силой и этим смыть с себя позор своего
поражения женщиной в первом, заочном поединке с ней, под стенами
осажденной Фамагусты, поляк старался обезоружить ее, но она
ловким маневром прижала его в угол и сильным ударом шпаги про-
колола ему горло насквозь.
— Умри, предатель! — вскричала она. — Если бы победа осталась
на твоей стороне, ты взял бы меня только мертвой, а теперь умри сам,
вторично побежденный рукой капитана Темпеста!
— А, черт... Ну, теперь, все кончено! — прохрипел Лащинский,
раскинув руки и тяжело падая к ее ногам.
Через минуту его не стало.
Метюб бросился было на победительницу поляка с поднятой саб-
лей, но в то же мгновение и он упал, пораженный саблей аль-Кадура,
которому удалось наконец пробиться к своей госпоже.
— На помощь к Перниньяно! — крикнула Элеонора, заметив, что
лейтенант вместе с остальными ее спутниками стеснен со всех сто-
рон и едва держится против нападающих.
— Берегись, госпожа? — вдруг воскликнул аль-Кадур, загородив ее
собой. В то же мгновение сердце верного араба, собственной грудью
заслонившего свою госпожу, было пробито пулей Метюба, который
собрал свои последние силы, чтобы увлечь вместе с собой во мрак
царства смерти невольную виновницу всей этой ужасной драмы.
— Проклятый араб! — простонал он, скрежеща зубами от злобы
на эту последнюю неудачу, и с тем испустил дух.
Дедушка Стаке и Симон чудесным образом тоже пробились к
герцогине и помогли ей отнести умиравшего араба в комнату рядом,
носившую следы страшного разгрома, произведенного во время сле-
дования по этой местности полчищ Мустафы, шедших на Фамагусту.
— Бедный мой аль-Кадур! — произнесла Элеонора, наклоняясь
над умирающим, лицо которого уже подергивалось предсмертной
судорогой.
397

— Умираю., госпожа.. — шептал он прерывающимся голосом. —
Пуля., прошла., в сердце.. Про- щай... будь... счаст..лива-
— Нет, аль-Кадур, нет, друг мой, ты не должен умереть!. Я вылечу
тебя, — сквозь слезы говорила герцогиня, сжимая его холодеющие
руки.
Араб устремил на нее свои потухающие глаза с последним пробле-
ском глубокой любви и безграничной преданности и еле слышно
произнес:
— Мои., мучения., окончены.. Будь... счастлива., дай... и твоему...
вер- ному., рабу- умереть- счаст.. ли... вым- поце.. луй„ его..
В то время как Симон плакал навзрыд и его старый соотечествен-
ник, дедушка Стаке, тоже тихо ронял слезы над умирающим, герцо-
гиня осторожно прижала губы ко лбу своего преданного слуги, ради
нее пожертвовавшего собственной жизнью.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЕЛО ВЕРНОГО НЕВОЛЬНИКА, ЧЬЯ ЖИЗНЬ ВЫЛА
полна стольких необычайных терзаний, о которых
смутно догадывалась только та, за кого он с радостью
пожертвовал этой жизнью, не успело еще остыть, как
к месту сражения между беглецами и их преследова-
телями бешеным галопом примчался Мулей аль-Ка-
дель, сопровождаемый отрядом своих дамаскийцев и их
проводником, Николой Страдиото.
Услышав топот множества коней и бряцание многочисленного
оружия, турки, уже страшно теснившие христиан, в паническом
ужасе бросились бежать, думая, не высадились ли неожиданно ве-
нецианцы, прибывшие на какой-нибудь галере, посланной республи-
кой с целью напомнить, что лев святого Марка еще жив и готов
жестоко отплатить за те ужасы, которые совершались в Фамагусте
по приказанию кровожадного Мустафы; может быть, явилась даже
целая эскадра военных кораблей.
При виде этой грозной силы люди Метюба, оставшиеся без своего
предводителя, бежали, как стадо испуганных овец, оставив на про-
извол судьбы всех своих убитых и раненых.
— Дамасский Лев! — вскричал Перниньяно, первым из христиан
понявший настоящую причину постыдного бегства турок. — А, и
Никола вернулся с ним!.
— Где герцогиня? — отрывисто спросил Мулей аль-Кадель, спры-
гивая с покрытого потом и пеной коня.
— Здесь! — крикнул ему в ответ выбежавший на крыльцо Пер-
ниньяно.
398

Не говоря больше ни слова, Мулей аль-Кадель быстро вбежал в
дом и в следующее мгновение был уже перед Элеонорой.
— Жива!.. Жива! — задыхаясь от радости и весь красный от вол-
нения, воскликнул оя
— Мулей!.. Вы? — в свою очередь вскричала Элеонора, тоже по-
краснев при виде его.
— Я, синьорина. Я явился сюда, кажется как раз вовремя.. А где
поляк Лащинский, убийца виконта Ле Гюсьера?
— Вот он, мертвый.. Я убила его... Но вы назвали его убийцей
виконта? Неужели это правда?
— Правда, синьорина, — вмешался Никола, — я сам видел, как
Лащинский бросился с галеры в воду вместе с живым еще виконтом,
а потом уже один подплыл к лодке, которая направлялась к берегу...
Да, синьорина, не турки виновны в смерти вашего жениха, как-вас,
быть может, уверял этот предатель, а он сам.
Герцогиня, вдруг сильно побледневшая, некоторое время просто-
яла неподвижно, устремив широко раскрытые глаза на труп поляка,
потом с громким, душераздирающим криком упала без чувств на
руки Мулею аль-Каделю.
Полчаса спустя отряд Мулея аль-Каделя и спутники герцогини
под его предводительством уже покидали безлюдное селение, на
кладбище которого было предано земле тело бедного аль-Кадура.
Мулей аль-Кадель и герцогиня ехали рядом молча, занятые каждый
своими мыслями и чувствами. Вдали еще виднелись бегущие по всем
направлениям солдаты и матросы Метюба.
В тот же день, к вечеру, беглецы, находившиеся теперь под такой
сильной охраной, въезжали в городок Суду, где Мулей аль-Кадель
позаботился отыскать приличное помещение для герцогини, кото-
рая, очевидно, готова была заболеть от всех перенесенных ею за
последнее время потрясений. И действительно, едва она успела лечь,
как у нее открылась сильная горячка, едва не сведшая ее в могилу.
Целые две недели больная была в таком состоянии, что все окружа-
ющие каждую минуту ожидали ее смерти, но молодость взяла свое:
произошел благоприятный перелом болезни, и девушка медленно
стала поправляться.
В один прекрасный день, когда герцогиня уже совершенно опра-
вилась и собиралась вернуться на родину, в Суду прискакал турец-
кий капитан, на верхнем конце копья которого развевался белый
шелковый платок, и потребовал, чтобы его немедленно провели к
Мулею аль-Каделю. Он молча поклонился ему и вручил небольшую
шкатулку, обернутую в зеленую шелковую материю. При виде этой
шкатулки лицо Дамасского Льва покрылось смертельной бледно-
стью.
399

— От Селима, нашего правосудного повелителя! — громко произ-
нес султанский посланец.
После этих торжественно сказанных слов он, снова поклонив-
шись, вышел, вскочил на своего коня и галопом умчался назад.
— Что это такое, Мулей? — с беспокойством осведомилась герцо-
гиня, присутствовавшая при этой краткой сцене.
—Вот посмотрите,—сдавленным голосом ответил молодой турок,
развертывая и открывая шкатулку, сделанную из кованого серебра
художественной работы.
В этой изящной вещичке оказался искусно сплетенный черный
шелковый шнурок, лежащий на красном бархате.
Элеонора испустила крик ужаса. Черный цвет шнурка доказы-
вал, что если получивший его не воспользуется им для того, чтобы
собственными руками задушить себя, то будет посажен на кол.
—Боже мой, Мулей, что же теперь делать? — со слезами на глазах
спросила девушка, в невольном порыве бросаясь на грудь молодого
человека.
— Что делать? Я вижу, что жизнь с этой минуты становится для
меня слишком заманчивой, чтобы я мог решиться добровольно отка-
заться от не& Я покоряюсь этому указанию свыше, отрекаюсь от веры
отцов своих и принимаю религию своей невесты, если только она
согласна иметь меня своим мужем!
— О, мой дорогой Мулей! — прошептала молодая девушка. — Я
давно уже читала в твоих глазах затаенную любовь ко мне и... — о,
прости мне, тень несчастного Гастона!» — и сама полюбила тебя.
— Не ожидал я такого счастья и не знаю, достоин ли его.» Вези
меня в свою прекрасную Италию. Там я приму христианство, переме-
ню имя, и никакие Селимы с их шнурками не будут мне страшны».
Когда после этого дня наступила ночь, то под ее молчаливым
покровом из Судского залива тихо вышло небольшое красивое гре-
ческое судно и направилось прямо к берегам Италии.
На борту этого судна находились герцогиня д’Эболи и ее жених
Мулей аль-Кадель. Синьор Перниньяно, дедушка Стаке и Никола
Страдиото также следовали вместе с ними.
Капитан Темпеста и Дамасский Лев навсегда покинули арену
борьбы креста с полумесяцем, но славные имена их долго еще жили
в памяти участников этой борьбы.
КОНЕЦ
400

Человек Огня



I
У берегов Бразилии
ЕМЛЯ ПЕРЕД НАМИ! ПОДВОДНЫЕ КАМНИ ВИД-
НЫ с левого борта!..
Этот громкий крик, раздавшийся с мачты, на кото-
рую взобрался один из матросов, несмотря на ужаса-
ющее раскачивание судна, заставил побледнеть
моряков, собравшихся на палубе каравеллы.
Берег в этих широтах не был для них спасением.
Даже если бы волны, грозящие ежеминутно разбить
в щепки маленькое судно, и пощадили их, то на бере-
гу их ожидала страшная опасность или даже верная
смерть.
В девственных лесах, покрывавших этот берег,
обитали племена каннибалов, и немало экипажей с
кораблей, потерпевших крушение у этих берегов, на-
шли там свою гибель.
Неудивительно поэтому, что все матросы каравел-
лы тотчас же, как один человек, повскакали со своих
мест, едва услышали этот крик их товарища, и бро-
сились к носовой части судна, напряженно всматри-
ваясь в покрытый тучами горизонт.
— Где земля, которую ты видел? — крикнул ста-
рый моряк, подняв голову и смотря на матроса, очень
ловко удерживавшего равновесие на мачте, раскачи-
вавшейся вместе с судном.
— Там!» Прямо против нас... берег» островки... под-
водные скалы.
403

— Друзья! —. проговорил взволнованным голосом старик. — При-
готовьтесь теперь предстать перед Господом Богом!
Каравелла неслась к берегу по воле ветра, швырявшего ее во все
стороны. Она уже больше не слушалась руля, и паруса на ней висели
хлопьями.
— Неужели руль сломан? — спросил красивый, высокий юноша,
аристократическая наружность которого составляла резкий контр-
аст с загорелыми и огрубелыми лицами моряков каравеллы.
—Да, сеньор Альваро. Его унесла волна за несколько минут перед
этим.
—А нельзя его заменить другим?
— При такой буре? Нет, это был бы напрасный труд.
— Но каким же образом мы очутились теперь у берега?
— Не знаю. Буря свирепствует уже трое суток и уносит нас все
дальше к югу.
— А можете вы сказать, какая это земля перед нами?
— Думаю, что это Бразилия.
На лице юноши появилась недовольная гримаса.
— Мне совсем не нужно туда, — сказал он с раздражением. —
Бразилия — это не Пуэрто-Рико, не Сан-Сальвадор и не Дарьей,
господин лоцман. Я ожидал, что попаду в Мексиканский залив, но
никак не сюда. У меня нет никаких дел с этими дикарями, имеющими
отвратительную привычку сажать на вертел людей, принадлежа-
щих к белой расе.
— Боюсь, сеньор Альваро де Корреа, что вас совсем не дождутся
те, кто ожидает вас.,
— Э! Ведь мы еще не потерпели крушения и еще не попали на
вертел к людоедам» Позаботьтесь о том, чтобы каравелла не разби-
лась вдребезги у этих берегов.
— Мы сделаем все, что в наших силах, хотя у нас и мало надежды
на успех.
Старый лоцман был прав, говоря так о шансах на спасение ма-
ленького суденышка.
Перед глазами злополучных мореплавателей расстилалось ог-
ромное пространство бушующего океана, по которому они неслись
уже в течение трех дней, обреченные, по-видимому, на верную гибель.
Громадные валы с оглушительным грохотом обрушивались на утлое
суденышко, грозя ежеминутно поглотить его вместе со всем его эки-
пажем. В тысяча пятьсот тридцать пятом году — время, к которому
относится этот рассказ, — все торговые суда, за исключением боль-
ших галер, имели весьма скромные размеры. Такие огромные кораб-
ли, какие существуют теперь, были тогда совершенно не известны.
Между тем тогдашние мореплаватели не колебались предприни-
404

мать на своих небольших судах дальние путешествия и отправля-
лись в Африку и даже в Вест-Индию.
Небольшая португальская каравелла, которую буря пригнала к
берегам Бразилии, тогда еще совсем малоизвестной, всего за три
месяца перед тем покинула берега Португалии. Ее экипаж состоял
из двадцати семи человек и одного пассажира, а местом назначения
была Вест-Индия. Но, как это часто случалось в те времена, когда
искусство мореплавания, несмотря на отвагу и смелость португаль-
ских, испанских и итальянских моряков, еще не было развито, судно
уклонилось в сторону от своего первоначального курса, и буря унес-
ла его далеко к югу, прямо к берегам Бразилии. Злополучная кара-
велла без руля и парусов, с разбитой палубой и бортами, не могла
уже более противиться ярости волн и ветра, гнавших ее прямо к
берегу. Впрочем, никто, кроме матроса с мачты, еще не видел этой
земли, так как быстро наступившая ночная темнота окутала все
кругом и сделала горизонт непроницаемым для глаз моряков. Одна-
ко положение каравеллы не стало от этого лучше. Дни, даже часы
судна были сочтены, и если бы волны не выбросили его на берег, то
все равно разбушевавшееся море должно было бы рано или поздно
поглотить его.
Старый лоцман, не раз пересекавший Атлантический океан, ни-
сколько не обманывался насчет участи судна и, как опытный моряк,
тотчас же стал принимать все меры к тому, чтобы крушение кара-
веллы не имело чересчур гибельных последствий. Он снарядил две
шлюпки, нагрузил их всеми необходимыми припасами и, главным
образом, оружием, так как знал, что бразильские берега населены
очень воинственными племенами людоедов; затем он велел срубить
обе мачты каравеллы, чтобы сделать ее более легкой и использовать
одну из мачт как руль или весло, при помощи которого можно было
бы направлять судно.
Все это происходило среди всеобщего смятения и растерянности.
Казалось, все потеряли голову. Впрочем, не все: Альваро де Корреа,
несмотря на свои молодые годы, не терял хладнокровия и участвовал
во всех этих приготовлениях, ничем не выдавая своего волнения и
тревоги.
— Мы готовы, лоцман? — спросил Альваро беспечно-шутливым
голосом, когда шлюпки были нагружены всем необходимым.
— Да, сеньор, — отвечал лоцман, старавшийся разглядеть берег,
несмотря на сгустившуюся темноту.
— Полагаю, что вы не намерены теперь же покинуть судно?
— Мы еще не коснулись берега.
— Скажите, разве нет никакой надежды спасти каравеллу? —
спросил Альваро.
— Никакой, сеньор. Судно обречено на неизбежную гибель.
405

— Превосходная перспектива! Хорошо еще, что нам придется
иметь дело с дикарями. По крайней мере, это будет интересно.
— Не шутите, сеньор Альваро, — заметил ему лоцман серьезным
тоном. — Теперь не время для этого!
— Что же, вы хотите, чтобы я плакал?
— Мы стоим теперь лицом к лицу со смертью..
—Ну, эту госпожу мы возьмем за шиворот и выбросим вон раньше,
чем она успеет что-нибудь нам сделать!—смеясь, воскликнул юноша.
Лоцман искоса поглядел на него.
— Грубые шутки! — проворчал он себе под нос. — Посмотрим,
как-то вы посмеетесь, когда море поглотит вас или когда дикари
посадят вас на вертел!
Каравелла неслась на гребне громадного вала навстречу скалам,
которые видел марсовый, но так как стало совсем темно, то нельзя
было определить, как близко находились эти скалы. Темнота, конеч-
но, усиливала гнетущую тревогу экипажа. Судно щвыряло в волнах,
точно щепку, а люди, перепуганные до смерти, старались удержать-
ся, чтобы не упасть в воду, и с замиранием сердца ожидали послед-
него удара. Лица у всех были бледные, в глазах стоял смертельный
ужас. В этот момент, когда смерть казалась так близка, они давали
разные обеты, вызывавшие насмешливую улыбку на равнодушном
лице юноши, слишком хорошо знавшего матросов, чтобы придавать
значение их обещаниям.
Прошло полчаса. Вдруг молния на мгновение пронзила мрак и,
хотя это продолжалось только миг, люди увидели достаточно, чтобы
определить положение каравеллы. Она находилась у входа в глубо-
кий залив, усеянный островками и окруженный высокими холмами,
покрытыми лесом и громадными утесами. Справа и слева виднелись
верхушки подводных скал, о которые с яростью разбивались волны.
Несмотря на все свое хладнокровие и мужество, Альваро не мог
сдержать досадного восклицания:
— Дорогой мой лоцман, — сказал он, оборачиваясь к старому
моряку, — мне кажется, что никому из нас уже не придется больше
сражаться с африканскими маврами или совершать паломничество
в Иерусалим. Мы должны теперь приготовиться к путешествию в
другой мир.
— Слушайте! — крикнул кто-то.
— Черт возьми! Это волны разбиваются о камни.
— Какой толчок! Киль стукнулся о подводный камень..
Лоцман бросился на палубу с криком:
— Скорее готовьте лодку! Судно сейчас разобьется в щепки.
«Страх затуманил ему рассудок, — подумал Альваро. — Каравел-
ла не может противостоять этим ударам, а он думает, что выдержит
лодка! Уж, конечно, не я отправлюсь на ней!»
406

Смятение на судне достигло предела. Все двадцать семь моряков
в беспорядке бросились к лодке, торопясь поскорее занять места и
отталкивая друг друга, так как одна лодка не могла вместить всех.
Другая же была слишком мала и ее никто не решился спустить на
воду: все равно она бы не могла бороться с разъяренными волнами и
тотчас же пошла бы ко дну.
Молодой Корреа не принимал участия в общей суматохе. Он уда-
лился на корму, представлявшую более возвышенную часть судна и
потому не заливаемую волнами, и оттуда старался определить его
положение и выяснить, есть ли какие-нибудь шансы на спасение.
Мало-помалу, так как горизонт начал светлеть из-за приближа-
ющегося рассвета, он различил очертания бухты, усеянной бесчис-
ленными островками, и даже разглядел один большой остров,
покрытый лесом.
Между тем матросам удалось спустить шлюпку, но ей грозило
разбиться о борт судна. Некоторые из экипажа, невзирая на опас-
ность, спрыгнули в шлюпку с палубы, другие же, последовавшие их
примеру, были не так счастливы и, попав в воду, моментально были
унесены волнами. Для тех, кто остался в шлюпке, это было удачей,
так как если бы на ней находился весь экипаж, она тотчас пошла бы
ко дну со всеми своими пассажирами.
Шлюпка отчалила от каравеллы, когда огромная волна подхва-
тила ее и понесла по направлению к подводным скалам. Альваро
подумал, что она погибла, но вдруг увидел, что она снова вынырнула
на поверхность воды, и услыхал голос лоцмана, кричавшего ему.
— Сеньор Корреа, на судне остался юнга! Если можете, то займи-
тесь ИМ-
Корреа сосредоточил все свое внимание на лодке, ожидая ежеми-
нутно, что ее поглотят волны. Но, видимо, судьба покровительство-
вала ей. Несмотря на ярость волн, лодка держалась на поверхности
и ныряла точно пробка, взбираясь на гребни валов. Она миновала
уже вторую подводную скалу и приближалась к берегу, толкаемая
веслами и волнами. Однако моряки все еще не могли считать себя
спасенными. Берег был почти неприступен; он возвышался отвесно и
был опоясан скалами, кое-где выглядывавшими из воды.
— Разобьется вдребезги! — прошептал Корреа. — По-видимому, я
в большей безопасности здесь, на этих обломках, нежели они там, на
лодке. Каравелла все-таки еще держится хорошо, и я успею поду-
мать о своем спасении.
С каждой минутой становилось светлее, и это помогало Корреа не
терять из виду лодку. Скоро солнечные лучи прорезали тучи и осве-
тили берег и пенящиеся кругом волны.
Но ураган не затихал, и волны по-прежнему высоко вздымались
и яростно шумели. Между тем лодка приблизилась к берегу, и Кор-
407

pea с замиранием сердца ожидал, что волны поглотят всех сидевших
в ней.
«Мне не следовало отпускать их! — говорил он себе. — Впрочем,
разве они бы послушались меня? Они бы взбунтовались против меня
и, конечно, поступили бы по-своему. Будем надеяться, что некоторым
из них все-таки удастся спастись!»
Лодка находилась уже шагах в тридцати от берега, однако при-
стать к нему было невозможно. Корреа видел, как моряки напрягали
усилия, чтобы избежать ударов о скалы. Но все было тщетно. Огром-
ная волна подхватила лодку. На мгновение она показалась на ее
гребне и затем вдруг исчезла среди пены. Сквозь рев ветра и шум волн
к Альваро донесся крик, и он увидел людей, барахтающихся в волнах.
Затем все скрылось в пенящейся бездне, и в этот момент корма судна
как-то сразу опустилась, как будто оно готово было переломиться
надвое.
— Неужто и для меня пробил последний час? — прошептал Кор-
реа. — Придется искать спасения на одном из этих камней.
Он спустился на нижнюю палубу и вдруг услыхал точно заглу-
шенный плач, доносившийся из запертой каюты
— Уж не юнга ли это? Должно быть, это он — полумертвый от
страха!
Корреа спустился по трапу, крепко держась за поручни, чтобы
волнами, которые заливали судно, его не сшибло с ног.
— Кто там плачет? — крикнул Корреа у дверей каюты, где уже
была вода.
— Отоприте, сеньор! — послышался чей-то голос.
— Где вы?
— Я заперт в каюте.
— Кто же это запрятал тебя туда? Хорошее дело, нечего сказать!
Корреа вышиб одним ударом дверь и увидал четырнадцатилетне-
го мальчика, который бросился на палубу с криком:
— Тонем! Бегите, сеньор! Спасайтесь!
Увидев только одного Корреа, юнга остановился и, держась за
переборку, спросил:
— Где же все остальные?
— Они все уплыли, мальчуган, — отвечал Корреа.
— Мы одни?
— Совершенно одни.
— Ну, так я понимаю, почему этот злодей Педро запер меня в
каюте! Он боялся, что я перегружу лодку, если займу в ней место.
— В таком случае он ничего не выиграл, мой милый Гарсиа. Я
видел, как он свалился на камень и разбил себе голову.
— Все уплыли?
408

— Да. Ни один не остался.
— Они уже высадились на берег, сеньор Корреа?
— Не знаю. Но я бы не поменялся с ними. Если даже им удалось
пристать к берегу, то, во всяком случае, перед этим волны их сильно
потрепали.
— И с нами будет то же самое, сеньор.
— Ты так думаешь?
— Вода поднимается, и в каюте она уже стоит на два фута.
— Ну, она еще не так-то скоро достигнет палубы. Ты боишься?
— С вами — нет, сеньор Корреа. .
— Пойдем посмотрим, не можем ли и мы попробовать достигнуть
берега.
— Там еще должна быть маленькая лодочка.
— Мы ее пока оставим, мальчуган. Она не годится при таких
волнах. Впрочем, может быть, она уже снесена волнами... Во всяком
случае, Гарсиа, будем надеяться, что мы счастливее других.
II
Людоеды
НЕГО АЛЬВАРО ВИАНА ДЕ КОРРЕА, СЫГРАВ-
ШИЙ впоследствии такую важную роль в деле колони-
зации Бразилии и возбудивший столько
любопытства своими необыкновенными приключени-
ями и столько толков в португальских придворных
кругах и при дворе Генриха II, короля Франции, —
родился как раз в то время, когда вся Европа была потрясена необы-
чайными открытиями в Америке и восхищена дерзновенной отвагой,
которую проявляли португальцы в Восточной Индии. Альваро уже с
ранних лет начал увлекаться героическими подвигами конкистадо-
ров и в юношеском возрасте совершил несколько путешествий вдоль
африканского побережья. Он сражался с маврами, которые там гос-
подствовали в то время, и проявил необыкновенное для своих лет му-
жество и хладнокровие. Но его всегдашней мечтой было
отправиться в Америку или Индию, где его соотечественники добы-
вали себе славу, царства и баснословные богатства.
Долгожданный случай наконец ему представился. Он узнал, что
одна каравелла отправляется с грузом на Антильские острова под
управлением очень опытного ломана. Это было маленькое судно, но
тогда португальские и испанские моряки не боялись предпринимать
очень продолжительные морские путешествия в Азию и Америку на
таких утлых суденышках, сегодня же на них никто не решится даже
выйти в открытое море.
409

Альваро де Корреа, воодушевленный рассказами старых моряков,
мечтал также о завоевании какого-нибудь царства, подобно Нисар-
ро или Кортесу^. К несчастью, буря пригнала каравеллу, на которой
отправился Альваро, слишком далеко к югу, в сторону от намеченно-
го пути. Тридцать пять лет тому назад Кабрал, отправляясь в Вос-
точную Индию, был занесен бурей к берегам совершенно неизвестной
тогда Бразилии, а теперь такая же участь постигла Альваро, кото-
рый также случайно очутился у бразильских берегов.
Когда Альваро вместе с юнгой выбрался на палубу, каравелла
опять накренилась к подводной скале, куда ее прибивали волны,
грозя ежеминутно разнести ее в щепки. Но Альваро все еще надеялся,
что судно выдержит удары волн и ему удастся направить его в
защищенное место между скалами.
— Мы бы могли там подождать окончания бури, — сказал он, — а
потом выстроили бы из остатков судна плот, чтобы на нем переплыть
этот залив.
— Я хороший пловец, сеньор Корреа, — заметил юнга.
— И я тоже. Но я вовсе не испытываю желания попасть на обед
акулам. Я слышал, что у берегов Бразилии они водятся в огромном
количестве. А ведь ты знаешь, какие это свирепые животные!
— А где же наши товарищи?
— Я сколько ни высматриваю, нигде не вижу их.
— Неужели они все погибли?
— Не думаю. Они, вероятно, спрятались в этом лесу, чтобы их не
увидали дикари.
— Они злые, эти дикари, сеньор?
— Они пожирают мореплавателей, которых океан выбрасывает
на их берег.
Юнга так сильно задрожал, что Альваро, обративший на это вни-
мание, спросил:
— Я тебя напугал, мой маленький Гарсиа?
—Да, сеньор, мне очень страшно. Один из моих дядей был моряком.
Он плавал вместе с Кабралом и его сожрали индейцы в Бразилии
тридцать пять лет назад.
— Не падай духом, дружок! Ведь мы еще не попали к ним в лапы.
И потом, мы ведь не высадимся на берег без оружия. Тут есть ружья
и несколько бочонков пороха. Теперь посмотрим, где мы находимся.
Корреа оставил юнгу и по лесенке взобрался на возвышенную
часть кормы, держась за борт. Он даже влез на ящик, чтобы лучше
рассмотреть окрестности, и невольно вскрикнул от восторга при
виде той картины, которая развернулась перед его глазами.
Ч Франсиско Писарро — покоритель империи инков. Эр-
нандо Кортес — завоеватель ацтекской империи.
410

Буря загнала каравеллу в залив необычайной красоты. Ничего
подобного Корреа еще не встречал. Влево от входа в залив возвышал-
ся прелестный большой остров, покрытый кокосовыми пальмами, а
посредине были разбросаны маленькие островки один живописнее
другого, представлявшие настоящие роскошные сады, покрытые бо-
гатой растительностью. Несколько речек вливались широкими усть-
ями в море, где бушующие волны как будто старались оттолкнуть
назад воду, приносимую ими.
— Что за чудная страна! — воскликнул Альваро. — Жаль только,
что ее населяют свирепые людоеды, которые, как говорят, питают
особенное пристрастие к мясу белых людей. Во всяком случае, это
для них редкое блюдо, которым они не часто могут лакомиться в этих
местах... Посмотрим, однако, не спасся ли кто-нибудь из наших мат-
росов?
Альваро влез на обломок главной мачты, еще уцелевшей на кара-
велле, и сделал это с такой ловкостью, что привел в изумление юнгу.
С этой высоты он мог осмотреть весь залив и даже ближайший берег,
находившийся на расстоянии нескольких миль.
У подножия высокой скалы Альваро увидал разведенный костер,
вокруг которого сидели почти голые люди и сушили свои одежды.
—Матросы с каравеллы!—весело воскликнул Альваро.—Как я рад,
что многие из них спаслись! А я думал, что волны уже поглотили их всех.
Он приложил руки ко рту в виде рупора и громовым голосом
крикнул: «Э-эй!»
Спасшихся было двенадцать человек и многие из них прихрамы-
вали. Старый лоцман находился тут же. По-видимому, он пострадал
меньше других.
— Сеньор Корреа! — крикнул он в ответ, подождав, когда волна
отхлынула и шум несколько затих. — Что, судно продолжает погру-
жаться в воду?
— Нет, оно не двигается с места.
— Бросайтесь в воду и плывите к нам.
— В данный момент мне здесь очень хорошо, и я не сойду с судна,
пока не уляжется буря.
— Смотрите, чтобы вас не унесло в море. Атлантический океан
очень свиреп.
— Постараюсь быть осторожным.
— Если можете, то приготовьте, по крайней мере, плот.
— Я это сделаю. Прощайте, лоцман, и смотрите, не попадайтесь в
руки дикарям.
Альваро спустился с обломка мачты на палубу, где его со страхом
ожидал юнга.
—До сих пор все идет хорошо, — сказал ему Альваро.—Поищи-ка
топор и начнем строить плот. Ураган начинает стихать и, пожалуй,
мы сегодня же вечером попробуем пристать к берегу, не подвергаясь
никакому риску.
411

— Там, в каюте лоцмана, есть топоры, — отвечал юнга.
— И в дереве, и в веревках у нас нет недостатка. Но мне кажется,
что теперь неплохо было бы позавтракать. Быть может, найдутся
какие-нибудь съестные припасы здесь?
— Я знаю, где кладовая? — воскликнул юнга и тотчас же спустил-
ся вниз.
Альваро между тем отправился осматривать судно, чтобы опре-
делить, как долго оно может выдержать удары волн. Результаты
осмотра были неутешительны. По мнению Корреа, каравелла долж-
на была неизбежно пойти ко дну, и довольно скоро.
— Жаль! — воскликнул Альваро. — Можно было бы из обломков
построить большую лодку и попытаться достигнуть на ней Анти-
льских островов. Ну, что мы будем делать на этом берегу, так далеко
от места обитания людей нашей расы? Хотел бы я знать, чем все это
кончится для нас!
Вид юнги, поднимавшегося на палубу с корзинкой в руках, в
которой лежали сухари и сало, отвлек его мысли.
— Твои товарищи, наверное, были бы очень довольны, если бы у
них была такая еда. Впрочем, на бразильском берегу нет недостатка
в плодовых растениях.
Альваро присел на бочонок и только собирался позавтракать,
когда вдруг с берега раздался громкий крик лоцмана.
— Сеньор Корреа! Сеньор Корреа!
В голосе старика выражался смертельный ужас.
Альваро, бледный и дрожащий, тотчас же вскочил на ноги и
бросился к бакборту, откуда можно было видеть берег, не влезая на
мачту.
В этот момент с берега раздались страшные крики, перешедшие в
настоящее завывание. Альваро посмотрел туда, где под прикрытием
скалы потерпевшие крушение развели костер. Но там их уже не было.
Они бежали в беспорядке вдоль берега, настигаемые стрелами дика-
рей, пущенными им вдогонку.
— Сеньор! — вскричал юнга, побледневший как смерть. — Они
убивают наших товарищей!
На берету появилась толпа полуголых дикарей с длинными воло-
сами и головными уборами из перьев. Они были среднего роста, хоро-
шо сложенные, кожа их была раскрашена черными и красными
полосами, что придавало им вид настоящих страшилищ. В руках они
держали огромные дубины в семь футов длиной, концы которых
усеяли острые, как у пилы, зубья; эти дубины представляли, конечно,
грозное оружие, так как одного удара было достаточно, чтобы уло-
жить врага на месте. Другие же были вооружены колчанами, из
которых они метали тончайшие стрелы, должно быть обмазанные
каким-нибудь ядовитым веществом, так как малейшей царапины
этой стрелы было достаточно, чтобы свалить с ног человека.
412

Туземцы преследовали бегущих, опасаясь, вероятно, что они уп-
лывут в море, осыпали их стрелами и разбивали им головы своими
дубинками. Корреа, незамеченный ими, присутствовал при этом из-
биении и в бессильной ярости кричал:
— Остановитесь, канальи! Не то я вас всех перебью, когда выса-
жусь на 6eperf
Индейцы, однако, не слышали его крика и вообще даже не замечали
присутствия каравеллы — так они были заняты преследованием уце-
левших от всеобщего избиения людей. Но погоня за человеческой
добычей не могла длиться долго, так как дикари бегали быстрее
лани. Из двенадцати моряков, уцелевших после крушения, осталось
только пять, которые влезли на скалу и оттуда пробовали камнями
отражать нападение дикарей. Но вскоре и они были перебиты все до
единого. Громкий победный крик раздался с берега, когда пятеро
оставшихся моряков превратились в кучу окровавленного мяса.
— Негодяи! — ревел Альваро. — Дикие звери, а не люди!
— Сеньор, теперь они доберутся и до нас? — прошептал юнга
дрожащим голосом.
— Мне кажется, они еще не заметили нас, — отвечал Альваро.
— Мы не будем показываться, сеньор.
— А я бы хотел, чтобы они пришли! У нас есть ружья. Мы будем
защищаться и отомстим за наших товарищей.
— Что они сделают с их трупами? — боязливо спросил юнга.
— Съедят, конечно. Смотри!
Бразильцы, подобрав трупы убитых, направились к костру, кото-
рый был разложен старым лоцманом. Одни из них занялись собира-
нием листьев кокосовой пальмы, другие же подбрасывали сухие
ветки в костер. Разложйв двенадцать трупов в ряд, дикари быстро
стащили с них одежды и срезали все волосы при помощи ножей,
сделанных из заостренных раковин. Затем, обмыв их в морской воде,
они положили тела убитых на устроенную из ветвей гигантскую
решетку, под которой развели огонь. Когда в воздухе распространил-
ся запах жареного мяса, дикари, взявшись за руки, начали плясать
вокруг огня, издавая неистовые крики. Двое или трое из них, однако,
не участвовали в пляске и исполняли роль музыкантов, дули изо всех
сил в свистки, очевидно приготовленные из человеческих костей.
— Настоящие дьяволы! — шептал юнга.
—Да, дьяволы, — проговорил с отвращением Альваро. — Я был бы
счастлив, если бы мог пушечными выстрелами отправить их в ад.
— А мы, сеньор, будем высаживаться на берег?
— Нам ничего другого не остается, если мы не хотим умереть от
голода и жажды или быть унесенными в море.
— А мы бы не могли обогнуть берег Бразилии и достигнуть Мек-
сиканского залива?
413

— На плоту? Ах, мой милый, так или иначе, мы бы далеко не
уехали и нам пришлось бы высадиться где-нибудь, и там мы стали
бы добычей людоедов.
— Неужели все здешние племена едят человеческое мясо?
— Почти все.
— Что же нам делать?
— Я и сам не знаю, — отвечал Альваро. — А пока возьмем ружья и
отомстим за себя дикарям. Я знаю, что все дикари боятся огнестрель-
ного оружия и бегут от одного звука выстрела. Может статься, что и
эти дикари разбегутся Во всяком случае, мы подождем, пока они уда-
лятся Полагаю, что они не останутся здесь, а вернутся в свою деревню.
Между тём с берега снова раздались крики. Это «повара», которым
поручено было жарить тела белых людей, извещали своих товари-
щей, что лакомое кушанье готово. Пляска тотчас же прекратилась,
и все повернулись к костру, издавая радостные возгласы. Полуизжа-
ренные тела были сняты с костра и положены на гигантские паль-
мовые листья
Старик-индеец, на груди которого красовалось ожерелье из зубов
хищных зверей, а на руках были золотые браслеты, произнес по
этому случаю маленькую торжественную речь и затем, взяв в руки
топор, принялся рассекать тела на части, бросая в толпу кому голо-
ву, кому руку или ногу, кому легкое вместе с ребрами.
— Каналья! — ревел Альваро. — И я не могу прекратить это
варварство! Не смотри, Гарсиа, тебе сделается дурно.
Дикари с такой жадностью набросились на еду, точно они голо-
дали по крайней мере целую неделю. В короткое время от несчастных
моряков не осталось ничего, кроме кучи костей и голов, из которых
был извлечен мозг.
Наевшись до отвала, людоеды развалились на берегу под тенью
деревьев, предавшись блаженному отдохновению. Только двое или
трое, исполняя роль часовых, взобрались на прибрежные скалы для
обозрения окрестностей. Наступившая темнота, однако, не рассеяла
тревоги Альваро. Он бы предпочел прямое нападение. Конечно, дика-
рей было слишком много, но, имея огнестрельное оружие, он мог
надеяться держать их в отдалении и, быть может, даже заставить
их отказаться от нападения. Но он боялся, что дикари только ожи-
дают подкрепления, после чего произведут атаку на каравеллу.
— Мой бедный мальчуган, мы с тобой не должны смыкать глаз.
Эти негодяи не оставят нас в покое.
— Разве они знают, что тут, на каравелле, есть еще люди?
— Не сомневаюсь.
— А почему же они теперь не нападают на нас?
— Они, вероятно, ждут лодок. Мне рассказывал наш лоцман, что
все береговые жители в Бразилии выдалбливают из дерева лодки,
которыми они очень искусно управляют.
414

— У меня кровь стынет в жилах, когда я подумаю, что и мы
попадем на обед к этим дикарям.
— Теперь не время падать духом, мальчуган. Если хочешь спасти
свою шкуру, то ты должен помогать мне изо всех сил. Умеешь обра-
щаться с ружьем?
— Да, сеньор. Я сын солдата.
— Тогда пойди принеси сюда все оружие, какое только найдешь
здесь. Мы должны приготовиться к обороне. Дикари, конечно, не
решатся пуститься в море на своих лодках, пока оно не успокоится,
поэтому у нас есть еще время.
Несколько приободренный словами Альваро, юнга спустился
вниз за оружием. К сожалению, арсенал каравеллы оказался в пло-
хом состоянии. Быть может, в трюме и хранилось оружие, но туда
уже нельзя было проникнуть, так как он был залит водой. Нашлись
только два годных ружья, несколько топоров и шпаг. Но зато патро-
нов было много, и, кроме того, юнга нашел четыре бочонка с порохом
и довольно много мешочков с пулями. Все это он принес Альваро,
который, осмотрев оружие с видом знатока, сказал:
— Для нас этого будет достаточно. Во всяком случае, мы зададим
хороший урок этим проклятым людоедам, если они попробуют атако-
вать нас.
Положив оружие, Альваро пошел посмотреть, что делают дикари.
Они еще спали под тенью пальмовых деревьев и только их часо-
вые, взобравшись на высокую скалу, откуда был виден весь залив,
обозревали окрестности. Они, впрочем, больше смотрели не туда, где
находилась каравелла, а в сторону устья большой речки и как будто
поджидали чего-то.
— Они ждут своих пирог, я уверен в этом, — сказал Альваро с
тревогой в голосе. — Конечно, они не покинут этих мест, прежде чем
не нанесут нам визит. Не будем терять времени, Гарсиа. Построим
плот и отправимся на нем сегодня же вечером, если океан немного
успокоится.
III
Нападение людоедов
ОСТРОЙКА ПЛОТА, КОТОРЫЙ МОГ БЫ ВМЕСТИТЬ
двух человек, не представляла, конечно, особенных
трудностей, тем более что дерева и веревок было до-
статочно. Времени также потребовалось немного, и
скоро плот был готов к спуску. Чтобы сделать его лег-
че, Альваро прикрепил к четырем углам плота пустые
бочки, найденные на каравелле. Но едва они успели покончить с по-
стройкой плота, — на что потратили несколько часов, так как ни тот
ни другой не были особенно опытными строителями,—как вдруг услы-
415

хали отдаленные крики. Альваро с тревогой подумал, что; быть может,
явились еще дикари. Он посмотрел на берег и увидел, что все лежавшие
под пальмовыми деревьями людоеды вскочили на ноги и окружили
скалу, на которой находились часовые. Все оживленно жестикули-
ровали и смотрели куда-то на юг.
Альваро взглянул туда, и сердце у него тревожно забилось. Из устья
одной из пяти рек медленно выплывали пироги, на которых виднелись
совершенно голые гребцы. Несмотря на сильное течение, пироги вышли
в залив и направились к скале, около которой собрались дикари й где
еще виднелись остатки каннибальского пиршества.
— Милый Гарсиа, дела наши плохи, — сказал Альваро. — Эти
пироги нужны дикарям для того, чтобы посетить нас. Очевидно, они
хотят устроить новое пиршество из нашего мяса.
— Как же мы поступим? — спросил юнга.
— Принесем два бочонка с порохом и приложим к ним хороший
фитиль, — хладнокровно ответил Альваро.
— Мы, значит, взлетим на воздух?
— Вместе с ними, если нам не удастся отразить их нападение.
— А, сеньор!
— Если ты предпочитаешь вертел, то я не препятствую тебе. Но
сам я хочу погибнуть смертью солдата. Однако я думаю, что нам
все-таки удастся спасти свою шкуру. О да! Мы устроим хорошенькую
мину под кормой и результат может получиться великолепный!
Он взглядом измерил длину каравеллы.
—Приблизительно восемнадцать метров, — проговорил он как бы
про себя. — Надо будет хорошенько измерить расстояние... Самое
худшее, что мы будем выброшены в море... Где бочонки с порохом?
— В каюте лоцмана. Но что вы хотите делать, сеньор?
— Есть фитили на судне?
— Хорошо просмоленный канат может заменить их.
— Ты умница, — сказал, улыбаясь, Альваро.
Альваро спустился в каюту лоцмана, заваленную всякого рода
ящиками и бочонками, среди которых ему нетрудно было выбрать то,
что нужно. Взяв один бочонок, он снова поднялся на палубу и напра-
вился к носовой части судна, которую волны пощадили, хотя удары
о подводные камни и нанесли ей некоторые повреждения. Там нахо-
дились разные вещи, принадлежавшие экипажу каравеллы, снасти,
цепи и старые паруса.
—Теперь надо заняться приготовлением мины, — сказал Альваро.
— Взрыв разрушит корму, но для нас ведь не важно, что каравелла
уже никуда не будет годиться!
Корреа с осторожностью открыл бочонок с порохом и высыпал из
него около четырех фунтов этого взрывчатого вещества в заранее,
приготовленный бумажный сверток, вложил его в ящик, откуда
предварительно вынул разные пожитки матросов. Потом он взял
416

кусок просмоленной веревки и сунул один конец в бумажный картуз
с порохом, плотно лежащий в ящике.
— Вот мина и готова! — воскликнул он, снова закупорил бочонок
с порохом и, закрыв его мокрой парусиной, отнес в каюту.
В это время пироги дикарей, искусно маневрируя, вышли в залив
и показались справа, у подводных камней. Взгляды бразильцев были
направлены на каравеллу, за которой они внимательно следили. Они
уже сообразили, вероятно, что белые люди зашли к ним в залив на
этом судна Быть может, они даже заметили присутствие на кара-
велле Альваро и Гарсиа. Но океан еще был слишком бурным, и поэ-
тому они не решались переплывать залив на своих пирогах. Хотя
ветер стих, но по заливу продолжали разгуливать громадные волны,
и это удерживало дикарей на приличном расстоянии. К тому же
приближался вечер, и они, конечно, не могли решиться лавировать в
темноте между подводными скалами, в изобилии усеявшими залив.
— Они не решаются приблизиться к нам, сеньор, — заметил юнга.
—Они уверены, что нам не уйти от них, — отвечал Корреа. — Будём
надеяться, что волны улягутся. Во всяком случае, мы будем спать по
очереди эту ночь. Так как ты моложе, то ложись первый.
— Вы сейчас же позовете меня, как только почувствуете, что у вас
глаза смыкаются?
— Само собой разумеется, мальчуган.
Альваро взял два ружья и уселся на свернутую канатную бухту,
откуда мог хорошо видеть берег.
Быстро наступавшая ночь все окутала своей непроницаемой тем-
нотой, которая усиливалась из-за покрывавших небо дождевых туч.
Только на берегу виднелись огни. Это горели зажженные дикарями
костры, и при их свете Альваро мог рассмотреть голые фигуры людей.
Они жестикулировали и указывали в сторону скал, среди которых
застряла каравелла, но около полуночи все дикари улеглись, и огни
костров начали исчезать.
Корреа не смыкал глаз всю ночь. Он не решался поручить мальчи-
ку дозор, опасаясь, что тот заспет и не увидит, как подойдут пироги.
Он ходил взад и вперед по палубе, поглядывая то на берег с затухав-
шими огнями костров, то на океан, который заметно затихал; груст-
ные думы овладевали им. Все признаки указывали на то, что буря
кончалась и; следовательно, можно будет спустить плот. Но куда
бежать? ПироГи дикарей не замедлят нагнать их.. Нет, лучше уж
защищаться здесь!
Ночь прошла в непрестанной тревоге. Вскоре после полуночи
встал и Гарсиа, который не мог больше спать. Когда взошло солнце,
положение нисколько не Изменилось. Волны продолжали разгули-
вать по заливу, хотя и не такие яростные, как накануне.
Дикари встали с восходом солнца и, взобравшись на скалу, на-
блюдали за каравеллой. Гребцы спускали в воду пироги, оставшиеся
на берегу во время отлива.
14—1151	417

— Готовятся к нападению, — сказал Альваро. — Смотри, не пугай-
ся, когда увидишь их, а старайся не давать промаха.
— Я неплохой стрелок, сеньор, — ответил Гарсиа. — Мой отец
служил сержантом в кастильском полку и научил меня стрелять.
— Тогда все будет хорошо... Вот они пускаются в путь. Вооружим-
ся же и постараемся нанести им как можно больше вреда. Эти дика-
ри не заслуживают никакой пощады, и притом дело идет о нашем
собственном спасении.
Дикари спустились со скалы и начали в беспорядке усаживаться
в пироги, издавая оглушительные крики. Казалось, будто они все
сразу сошли с ума. Они потрясали своими палицами и колчанами,
наполненными стрелами, обмазанными сильнейшим ядом кураре,
против которого не было никакого противоядия. Разместившись кое-
как на пирогах, они наконец отчалили, направляясь к потерпевшему
крушение судну, при этом они ни на мгновение не прекращали своих
ужасающих криков, рассчитывая, вероятно, напугать белых, нахо-
дившихся на судна
Но Корреа не потерял присутствия духа. Он осмотрел приготов-
ленную мину и, удостоверившись, что все в порядке, устроил для себя
нечто вроде баррикады из разных ящиков и бочонков, за которой и
притаился вместе с юнгой, держа под рукой ружья и шпаги.
— Гарсиа, у нас там, кажется, есть портвейн? — спросил он.
— Да, сеньор.
— Ну так выпей — до начала битвы. Это придаст тебе мужества.
Юнга не заставил себя просить и хлебнул из бутылки, из которой
еще раньше выпил Альваро.
— Так! Если нам суждено изжариться на вертеле, то жаркое,
приготовленное из нашего мяса, будет теперь еще сочнее, — сказал
Альваро, у которого хватало мужества шутить в такую минуту. —
Хлебни еще, Гарсиа. Дикари приближаются.
Альваро взял ружье и, наметив одного высокого дикаря на пере-
дней пироге, который больше всех кричал и размахивал дубиной,
выстрелил в него. Дикарь, сраженный пулей прямо в грудь, момен-
тально упал в воду.
Услышав звук выстрела, дикари подумали, что это молния срази-
ла их товарища, и поэтому все устремили свои взоры к небу, вместо
того, чтобы смотреть на каравеллу. Никто не обратил внимания на
раненого, который вскоре пошел ко дну.
Другой выстрел, сделанный юнгой, раздробил плечо одному из
гребцов. Тогда туземцы наконец догадались, что таинственные смер-
тельные удары падают на них не с неба, на котором не было видно ни
облачка, а с корабля. Они заметили сверкнувший огснь на палубе
каравеллы и облачко дыма, которое еще не успел рассеять утренний
ветерок.
418

Неописуемое изумление овладело этими простодушными, хотя и
свирепыми сынами девственных американских лесов. Охваченные
ужасом, они смотрели на каравеллу, не решаясь взяться за весла.
Что за чудовища, метавшие пламя и убивавшие и калечившие людей
на таком большом расстоянии, могли укрываться там?
Однако эти дикари, привыкшие вести постоянную войну с други-
ми племенами, скоро справились со своим изумлением. Жадность и
любопытство оказались сильнее страха, и они снова взялись за весла,
направляя свои пироги к каравелле. Они уже заметили там двух
человек, юношу и мальчика, и, конечно, надеялись справиться с ними
и сожрать их.
— Сеньор Альваро, — сказал юнга, — они все продолжают грести.
Очевидно, наши выстрелы и пули не очень испугали их.
—Для них приготовлена мина. Увидишь, как они у нас запрыгают!
Надеюсь, что они пристанут к носу.
— А мы?
— Мы уйдем на другой конец. Взрыв не произведет больших раз-
рушений. Ты зарядил ружье?
— Да, сеньор.
— Ну так целься во вторую пирогу, а я займусь первой.
Еще двое дикарей свалились со своих скамеек, один убитый на-
повал, а другой раненный.
Дикий рев был ответом на эти выстрелы, а затем чей-то громкий
голос несколько раз прокричал:
— Карамура!.. Карамура!..
Что означало это слово, Альваро не знал, да у него и не было
времени задумываться над этим, так как пироги уже подошли к носу
каравеллы, где было легче пристать к судну и взять его на абордаж.
Альваро приготовил фитиль и зажег его раньше, чем началась реши-
тельная схватка с дикарями.
— Идем, Гарсиа! — крикнул он.
— Нет, сеньор, — ответил мальчик решительным голосом. — Мое
ружье уже заряжено, и я вас буду защищать.
Пока дикари пробовали взобраться по снастям бушприта на ко-
рабль, Альваро быстро растрепал и поджег конец веревки, выходя-
щий из ящика, где была заложена пороховая мина. Сделав это, он
бросился бежать со всех ног. В этот момент из-за борта показался
первый дикарь, закинувший уже ногу на палубу, но Гарсиа метким
выстрелом из ружья заставил его свалиться вниз на спины его това-
рищей, тоже цеплявшихся за веревки.
—Браво, Гарсиа!—крикнул Альваро, быстро взбираясь на корму. —
Скорее, мальчуган, беги сюда. Сейчас рванет!
Мужество дикарей, очевидно, поколебалось не столько вследст-
вие внезапной гибели товарищей, сколько вследствие непонятных
14*	419

для них звуков выстрелов. Поэтому они спрыгнули на свои пироги, не
решаясь влезать на судно, продолжая кричать с выражением ужаса
все то же непонятное слово:
— Карамура!» Карамура!..
Вдруг раздался страшный взрыв, заглушивший их крики. Ящики,
бочонки, веревки полетели во все стороны, и вся носовая часть судна
сразу отвалилась. Удар был настолько силен, что Альваро и юнга
полетели вниз друг на друга. Все, что было на корме, попадало, двери
кают были сорваны с петель
— Черт возьми, что за канонада! — воскликнул Альваро, вскаки-
вая на ноги. — Если бы я высыпал полбочонка, то мы бы взлетели на
воздух!. Эй, мальчуган, ты не ранен?
— Только слегка расквасил нос, сеньор, — ответил юнга.
— Посмотрим, что там делается!
Схватив ружья и шпаги, они вылезли на палубу. Вся носовая
часть была еще окутана густым дымом, сквозь который виднелись
языки пламени, лизавшие доски. Просмоленные якорные канаты и
одежда моряков, находящаяся там, загорелись
— А, дьявол! — вскричал Альваро, нахмурив брови. — Я и не
подумал об этой опасности.
Он вскарабкался на борт, держась за уцелевшие снасти обломков
грот-мачты, и посмотрел в сторону носовой части судна. Поражение
дикарей было полное. Из четырех пирог одна сразу пошла ко дну, а
три другие удирали в беспорядке по направлению к берегу.
— Хороший удар, честное слово! — засмеялся Альваро. — Эти
проклятые людоеды не посмеют теперь возобновить атаку.
Он бросил взгляд на море вокруг подводной скалы, на которой
застряла каравелла, и увидел, что оно усеяно страшно изуродованны-
ми человеческими трупами, оторванными частями тел и обломками
весел и пирог. Все это носилось в пенящихся волнах, между подвод-
ными скалами.
— Они ушли, сеньор Альваро? — спросил юнга.
— Удрали с такой скоростью, точно попутный ветер надувал им
паруса и гнал их к берегу, — отвечал Корреа. — Готов побиться об
заклад, что у них кровь застыла в жилах от удара.
— Как торопятся! — вскричал юнга, который в один миг вскочил
на борт. — Должно быть, они испытали изрядный страх!
— Многие погибли.
—Акулы пожирают их, сеньор. О! Какие страшные звери! Смотри-
те, как их много собралось тут! Ой, ой!.. Какие у них огромные пасти!
Они перекусывают тело зубами в один миг, точно разрезают его
гигантскими ножницами.
Корреа взглянул в ту сторону, куда указывал юнга, и вздрогнул.
Семь или восемь чудовищных акул, из породы, носящей название
рыба-молот, окружили подводную скалу, раскрыв свои огромные
420

пасти, усеянные страшными зубами. Чтобы схватить добычу, они
ложились на спину, так как вследствие особенного строения рта не
могли иначе достать ее, а затем раздавался страшный, зловещий
хруст. Большая часть трупа, перерезанного надвое зубами акулы,
исчезала в пасти хищницы, и море окрашивалось потоками крови.
— О, ужасные рыбы! — воскликнул Корреа. — Если бы взрыв
распространился и на море, то, наверное, и с ними было бы покончено.
Облако черного вонючего дыма, пропитанного запахом смолы,
напомнило Корреа, что опасность теперь грозит совсем с другой
стороны.
— Господи! — воскликнул Корреа. — Ведь мы совсем забыли, что
нос каравеллы представляет пылающий очаг. Если даже мы избави-
лись от дикарей, то все же не можем считать себя спасенными. Надо
бросаться в воду — и не теряя времени.
— Как, сеньор?.. А эти акулы?..
— У них есть чем заняться, и на нас они не обратят внимания. И
потом, ведь у нас есть оружие. Если они захотят напасть на плот, то
мы будем защищаться.
Он взглянул в сторону берега. Три пироги дикарей вошли в устье
одной из пяти рек, вливающихся в залив, и скоро исчезли под зеле-
ным сводом, образуемым роскошной растительностью, покрывавшей
берега реки.
— Скорее на плот, Гарсиа! — крикнул Корреа. — Снеси туда под
прикрытием бочонок с порохом и пули, а также съестные припасы.
— Я вам уже говорил, что кладовая под водой, сеньор.
— Ну, что ж делать! Придется нам добывать пищу на берегу. Я
видел между деревьями много птиц, а ведь мы с тобой недурные
стрелки.
Надо было спешить Пламя распространялось быстро. Пропитанные
смолой снасти каравеллы представляли хороший горючий материал.
Корреа с помощью юнги спустил плот на воду без особых затрудне-
ний. Океан успокоился и лишь изредка появлялись небольшие вол-
ны, медленно расходившиеся по всему заливу и разбивавшиеся в
пену у маленьких островков и подводных камней.
Плот был маленький и легкий и весело запрыгал на волнах, как
только его спустили. Убедившись в его устойчивости, Корреа поставил
на него два бочонка с порохом и боевыми припасами, а также положил
кое-какую одежду для смены, найденную ими в каюте лоцмана. Захва-
тив шпаги, топоры и ружья, Альваро и Гарсиа вскочили на плот и
перерубили канаты, удерживавшие плот возле каравеллы.
— Куда же мы отправимся, сеньор? — спросил юнга, беря в руки
весла.
Корреа оглядел берег и потом, указав на реку, впадавшую в ши-
рокий залив, сказал:
— Поедем туда. Мы будем достаточно далеко от того места, отку-
да явились к нам бразильцы.
421

IV
На берегу
ЛОТ ПРЕКРАСНО ДЕРЖАЛСЯ НА ВОДЕ БЛАГОДА-
РЯ четырем бочонкам, прикрепленным по углам, и ве-
село покачивался на волнах, разгуливавших по
заливу.
Корреа и юнга бодро принялись грести, направляя
плот к берегу, не спуская, однако, глаз с того места,
где скрылись три пироги дикарей. Они боялись все-таки, что индей-
цы скрываются где-нибудь среди густой растительности, окаймляю-
щей берег устья, и поэтому могут внезапно появиться. Однако в
заливе все было спокойно, только морские птицы, невиданные досе-
ле Альваро, летали над водой, охотясь за рыбой. На всем простран-
стве залива, усеянного прелестными островками, не было видно ни
одной пироги. Тишина была полная, не слышно было никаких подо-
зрительных звуков, и ничто не нарушало покоя этого живописного
уголка, которому суждено было со временем сделаться одним из са-
мых больших, богатых и безопасных портов Южной Америки; только
шум волн, разбивавшихся о скалы, встречающиеся им на пути, не-
сколько нарушал эту тишину.
Плот уже удалился на сотню метров от горевшей каравеллы,
когда вдруг юнга вскрикнул в испуге:
— Сеньор Корреа!
— Опять дикари? — спросил Альваро, забывший о других, не менее
опасных врагах, которые угрожали им в здешних водах.
— Нет, — акулы!
— Точно все сговорились в этой проклятой стране преследовать
нас, чтобы полакомиться белым мясом. Это, наконец, становится
невыносимо.
— Акулы окружают нас, сеньор.
Альваро вытащил весло и осмотрелся кругом. Юнга не преувели-
чивал. Не меньше восьми огромных акул плыли вокруг плота, разевая
по временам свои огромные пасти. Они не спускали глаз с двух по-
терпевших крушение людей, точно желая их загипнотизировать.
— Эти чудовища не менее дикарей опасны для нас, — сказал
Альваро. — К счастью, у них так устроен рот, что они не могут
стащить нас с плота. Но только взгляни, какая у них пасть! У тебя не
стынет кровь в жилах при одном только взгляде на них, Гарсиа?
— Да, и кроме того, кружится голова!
— Возьми шпагу и отталкивай тех, которые вздумают прибли-
зиться к плоту.
— Лучше было бы выстрелить в них.
422

— Боже сохрани! Мы можем привлечь внимание бразильских
индейцев, которые скрываются тут, в лесах.
Акулы продолжали плавать вокруг плота, а иногда подплывали
под него, и люди на плоту чувствовали сквозь доски их шершавые
спины.
— Они хотят опрокинуть плот, — заметил Корреа, сильно испу-
ганный. — Надеюсь, однако, что у них не хватит на это сил. Ведь и мы
что-нибудь весим!
Обнажив свою шпагу, он с рискованной смелостью встал на самый
край плота и начал наносить удары по воде. Но проклятые акулы
очень ловко ныряли под воду, избегая ударов, и показывались уже с
другой стороны. Одна из акул, по-видимому потерявшая терпение и,
должно быть, наиболее голодная из всех, мощным ударом хвоста
вдруг приподнялась из воды и, перевернувшись на спину, разинула
свою громадную пасть прямо над краем плота. Это было так неожи-
данно, что Корреа чуть не упал в раскрытую пасть чудовища, гото-
вого проглотить его.
— Ах, черт возьми! — воскликнул он, быстро вернув свое хладно-
кровие. —Дело становится серьезным. Если они все сразу произведут
на нас такое нападение, то им нетрудно будет разорвать нас в куски.
Заметив, что акулы собираются возобновить свое нападение на
плот, Корреа схватил шпагу обеими руками и, ударив изо всех сил по
молотообразной голове чудовища, отсек одну половину. Изувечен-
ная акула скрылась под водой, оставив большой кровавый след на
поверхности и отсеченный кусок головы вместе с глазом, еще сохра-
нившим свое ужасное, свирепое выражение.
— Думаю, что эта злодейка получила достаточно, — сказал Корреа.
— И моя тоже! — отозвался юнга, воодушевленный примером
своего старшего товарища и тоже раздробивший голову акуле, плыв-
шей вблизи от него.
Однако эти удачные удары имели неблагоприятные последствия.
Запах крови привлекал акул, проявлявших теперь еще большую
ярость и упорство в преследовании плота. Они окружили его со всех
сторон, появляясь то над левым, то над правым бортом плота и
нанося такие сильные удары своими хвостами, что плот сотрясался
и несколько раз грозил потерять равновесие. Положение станови-
лось трагическим, несмотря на ожесточенные удары шпаг. Но вдруг
раздался страшный грохот, и громадная волна, поднявшаяся в зали-
ве, подхватила плот и понесла его к берегу.
Это каравелла взлетела на воздух. Пламя проникло в трюм, где
хранились бочонки с порохом, произошел оглушительный взрыв, и
несчастное судно разлетелось вдребезги.
Взрыв оказался более действенным, нежели удары шпаг. Акулы
внезапно скрылись. Вероятно, они попрятались в одном из подвод-
423

ных гротов, которые обыкновенно служат убежищем этим чудови-
щам в заливах Америки.
Громадное белое облако дыма и пара окутало залив и скрыло все
вокруг. Когда оно рассеялось, Корреа обернулся и взглянул на под-
водную скалу, около которой догорали остатки каравеллы.
— Бедное судно! — взволнованно проговорил он.
Сильный толчок чуть не свалил его в воду.
— Опять эти акулы! — вскричал он.
— Нет, сеньор. Мы просто сели на мель. Берег находится от нас
всего шагах в пятидесяти. Волна, вызванная взрывом, лучше попут-
ного ветра донесла нас сюда.
— А глубоко здесь?
— Не более фута.
— Ну так оставим плот на этом месте и пойдем поищем, чем бы
позавтракать.
Взяв бочонки, весившие не более двадцати фунтов, и захватив
оружие и одежду, они быстро преодолели расстояние, отделявшее
их от берега. Лес, покрывавший этот берег, доходил почти до самого
моря, так что корни некоторых растений омывались водой залива.
Это было продолжение того гигантского леса, который до сих пор
еще покрывает большую часть внутренней Бразилии и сохраняет
свой первобытный характер, несмотря на все усилия белых колони-
стов и туземцев, старательно прокладывающих тропинки в чаще.
Корреа и Гарсиа смотрели восхищенными взорами на эту роскош-
ную нетронутую растительность, на великолепные деревья, окутан-
ные лианами и массой других паразитных растений, спускающихся
вниз причудливыми фестонами и в виде узорчатого кружева и дела-
ющих совершенно непроходимой чащу американского девственного
леса не только для людей, но и для животных. Красивые птицы, с
ярким блестящим оперением, порхали между деревьями, нарушая
своим пением величественную тишину лесной чащи.
— Что ты скажешь обо всем этом, Гарсиа? — спросил Корреа, с
восторгом смотревший на птиц, по-видимому нисколько не испугав-
шихся пришельцев.
—Что мы, вероятно, попали в земной рай! — откликнулся Гарсиа.
— Хорош рай, двуногие обитатели которого превосходят своей
свирепостью четвероногих хищных зверей, населяющих леса и пус-
тыни Азии и Африки.
— Однако вы же должны согласиться, что этот лес великолепен?
— Вполне. Только мы в нем ничего не находим для нашего завтрака.
— А птицы?
— Я бы, конечно, с удовольствием приготовил из них жаркое, если
бы не боялся привлечь внимание дикарей.
— Ай! Сеньор Альваро!
— Что ты там нашел?
424

— Взгляните-ка, что это за большие деревья, усыпанные фрукта-
ми! Если бы мы достали их...
Альваро взглянул в направлении, куда указывал Гарсиа, и дейст-
вительно увидел огромные деревья, покрытые плодами, напоминаю-
щими видом грушу, только более удлиненной формы и более ярко
окрашенные. Это дерево — acalaba, представляющее большую цен-
ность в Южной Америке, не раз бывало причиной кровавых войн
между туземными племенами, оспаривающими друг у друга землю,
где росли эти деревья. Альваро это растение было незнакомо, так как
он никогда раньше не бывал в Бразилии, поэтому он смотрел с неко-
торым сомнением на красивые плоды, не зная, съедобные ли они и не
заключают ли они в себе какого-нибудь ядовитого вещества.
— Попробуй достать их, Гарсиа, — сказал он наконец. — Они так
красивы, эти фрукты, что, пожалуй, могли бы соблазнить и менее про-
голодавшихся людей, нежели мы. Ты можешь влезть на это дерево?
— Для юнги это не должно составить затруднения! — гордо отве-
чал Гарсиа.
Он схватился руками за лиану и только собрался лезть на дерево,
как вдруг разразился хохотом.
— Ах! Сеньор Альваро! — воскликнул он. — Какие они смешные! И
как они худы!
-Кто?
— Посмотрите туда, между листьями. Должно быть, эти фрукты
очень вкусны. Они их пожирают с таким аппетитом.
Альваро поднял голову:
— Обезьяны!
— Обезьяны? Они напоминают гигантских пауков!
Гарсиа случайно сделал то само сравнение, которое, на основа-
нии сходства, было потом сделано натуралистами, назвавшими этих
животных паукообразными обезьянами. На некотором расстоянии
эти обезьяны, обитательницы американских девственных лесов, бла-
годаря своим чрезмерно длинным конечностям очень похожи на гро-
мадных пауков-птицеедов.
Как только обезьяны завидели людей, то обнаружили сильней-
шее волнение, и все стадо немедленно перебралось на самый конец
огромной ветви, повисшей над ручейком. Они громко кричали, свире-
по оскаливая зубы, как будто собираясь кинуться на юнгу. А тот,
ухватившись рукой за один из фестонов лианы, спускавшейся с
дерева, смело полез вверх, чтобы достать один из плодов, соблазняв-
ших своим видом голодных людей.
— Берегись, Гарсиа, — крикнул ему Альваро, заряжая ружье. —
Мне кажется, что эти обезьяны очень воинственны.
— У меня топор, — отвечал юнга, продолжая лезть на дерево. —
Уж эти животные не заставят меня отказаться от завтрака.
Рычание обезьян усиливалось, но мальчик, не обращая на них
внимания, ловко карабкался вверх, заставляя раскачиваться ветвь,
425

на конце которой сидели обезьяны. Убедившись, очевидно, что им не
удастся испугать храброго подростка, уже взобравшегося на глав-
ную ветвь, обезьяны издали крик ярости, который тотчас же сменил-
ся таким жалобным визгом, что Альваро не мог удержаться от смеха.
— Ну и ну! Эти четверорукие животные, по-видимому, не очень-то
храброго десятка! — сказал он.
Юнга окликнул его:
— Посмотрите, что делают эти обезьяны, сеньор! Они как будто
собираются на кого-то напасть.
Действительно, обезьяны явно подготавливали какой-то таинст-
венный маневр. Все они собрались на самый конец ветки, и одна из
обезьянок, уцепившись хвостом за другую обезьянку, ближайшую к
ней, храбро бросилась вниз, за ней тот же самый маневр исполнила
другая, потом третья и так далее, так что в конце концов образова-
лось нечто вроде живой цепи, свесившейся вниз. Обезьяны, уцепив-
шись друг за друга хвостами, начали раскачиваться все быстрее и
быстрее над поверхностью речонки, пока самая нижняя обезьяна,
составлявшая конец цепи, не очутилась на расстоянии пяти или
шести метров от другого берега. Когда цепь раскачалась еще сильнее,
эта обезьяна ухватилась передними лапами за ветку одного дерева,
растущего на берегу, и тогда цепь соединила оба берега ручья и
образовала нечто вроде висячего моста. По этому мосту сначала
перебрались самки с детенышами, а затем первая обезьяна отдели-
лась от дерева и перебралась по спинам и головам своих товарищей
на другой берег, за ней по очереди последовали другие, пока все
стадо не очутилось на другом берегу, выражая свою радость самыми
изумительными прыжками.
— Счастливого пути! — прокричал им вслед Гарсиа, наблюдая,
как они, перепрыгивая с дерева на дерево, углубились в лесную чащу.
Взобравшись на ветвь, сгибающуюся под тяжестью плодов, Гар-
сиа начал срывать их и бросать Альваро, который ловил их на лету.
— Если обезьяны едят эти фрукты, значит, они не заключают в
себе никакого яда,—успокоил себя Альваро, откусывая кусок. — Ах,
как вкусно!—воскликнул он. — Но совсем не похожи на наши груши,
хотя формой и напоминают их.
Гарсиа, усевшись верхом на ветке, уплетал за обе щёки сочные
плоды. Альваро же, насытившись вдоволь, разлегся на траве, под
деревом, намереваясь отдохнуть, как вдруг увидел, что юнга быстро
спускается с дерева, как будто чем-то смертельно напуганный.
— Что с тобой, мальчуган? — спросил он, схватившись за ружье.
— Тише, сеньор, — отвечал юнга испуганно. — Там индейцы!
— Опять эти негодяи! Их много?
— Я видел только двоих.
— Идем.
426

Альваро, в сопровождении мальчика, быстро шмыгнул в густую
чащу кустарника; оттуда он мог сквозь ветви видеть берег на доволь-
но большом протяжении, не рискуя быть замеченным.
Индейцы, по-видимому, направлялись к устью речонки, и хотя их
еще не было видно, но уже слышны были их голоса.
— Мне кажется, их немного, — сказал Альваро, внимательно при-
слушиваясь.
— Может быть, это разведчики? — заметил Гарсиа.
— Возможно. Но если их только двое, то нам нечего пугаться.
— Но они могут открыть нас, пойти по нашим следам и увидеть
наш плот.
— Если они приблизятся к нему, то мы им не дадим пощады.
В это время индейцы вышли из леса и направились прямо к берегу.
То были рослые люди, несколько худощавого сложения, с правильными
чертами лица, кожа их была раскрашена черной и красной краской, а
длинные лохматые волосы падали на плечи. Они были совсем голые, на
них был только маленький передник, грубо сплетённый из волокон
листьев. Оттянутая верхняя губа, в которую был продет круглый кусо-
чек яшмы, точно вправленный в живое мясо, придавала им отталкива-
ющий вид. Это украшение, называемое barb otto, до сих пор еще можно
встретить у индейцев во внутренних областях Бразилии, и оно-то в
высшей степени безобразит туземцев. Такую же операцию они про-
делывают и с нижней губой: продырявливают ее и вставляют в отвер-
стие сначала маленький кусочек дерева, а затем куски все большей
и большей величины, пока дыра не растянется до огромных размеров.
По краям этой дыры постоянно скапливается слюна, производя са-
мое отвратительное впечатление.
Индейцы вставляют такие же куски дерева и в мочку ушей, рас-
тягивая ее так, что уши у них часто касаются плеч.
Оба индейца, за которыми наблюдал Альваро, были вооружены
длинными луками и особого рода заостренными с обеих сторон дере-
вянными кинжалами. Они остановились на берегу, который в этом
месте круто спускался вниз, и стали внимательно смотреть в воду.
— Они как будто собираются ловить рыбу, — сказал Альваро.
— Стрелами? — засомневался Гарсиа.
— Посмотрим, что они будут делать!
— Они еще не заметили нашего плота.
— Да, он находится направо от скалы, куда его прибило волной.
Оба индейца, пройдя берег, повернули направо и стали обрывать
ветви одной лианы, которые связывали вместе. Таким образом они
получили крепчайшую веревку длиной по крайней мере в сто футов.
Сделав эту работу, они уселись друг против друга под тенью пальмы.
Один из них достал из-за пояса какой-то странный инструмент,
имеющий форму буквы «X» и сделанный из двух длинных ястребиных
427

костей, очевидно выдолбленных внутри, и всыпал туда из раковины
какой-то черный порошок. Затем он ввел нижний конец этого инст-
румента себе в рот, а верхний в нос. То же самое сделал его товарищ
с другими концами инструмента. Тогда они оба вместе начали дуть
в отверстие изо всех сил, чихая и пыхтя.
Альваро и Гарсиа с величайшим изумлением смотрели на их про-
делки, не догадываясь, что это был один из способов употребления
табака. Ведь табак в то время только начал распространяться в
Европе. Индейцы же употребляли табак, обращенный в порошок,
совершенно так же, как это делают сегодня наши монахи и все, кто
нюхает табак. Только способ употребления у индейцев был другой:
они вдували табак друг другу в нос посредством инструмента, изго-
товленного из птичьих костей, положенных крест-накрест.
Начихавшись вдоволь, так что слезы выступили у них в глазах,
дикари, довольные собой, развалились на траве, не спуская глаз с
воды, которая в этом месте была довольно глубока.
«Чего они дожидаются здесь?» — спрашивали себя Альваро и его
спутник. Ответ они получили раньше, чем думали.
Не прошло и пятнадцати минут, как оба дикаря вскочили на ноги.
Один из них держал в руке деревянный кинжал с заостренными
краями, а другой — веревку из лианы. Тот, у которого в руке был
деревянный кинжал, по-видимому, был старшим и более сильным. Он
взобрался на маленькую скалу, которая возвышалась над водой, и,
посмотрев с величайшим вниманием вниз, взял в зубы кинжал и
бросился вниз головой в воду.
— Это рыбаки, — сказал Альваро. — Но меня очень интересует,
какую рыбу он намерен пронзить своим кинжалом?
— Сомневаюсь, чтобы ему удалось! Слишком уж они проворны, эти
обитательницы вод.
— Ах, черт возьми! Посмотри, какова смелость этих дикарей!
На поверхности воды, вблизи того места, куда нырнул дикарь,
показалась чудовищная голова акулы.
— Рыбак погиб! — воскликнул юнга.
— Вовсе нет! Он нырнул, чтобы убить акулу.
— Неужели они такие храбрые, эти дикари?
— Смотри в оба, Гарсиа.
Рыбак показался на поверхности воды, держа в зубах кинжал, и
решительно поплыл к акуле, которая весело ныряла в пенистых
волнах. Его товарищ на берегу внимательно наблюдал за этой охо-
той, не выказывая при этом никаких опасений за ее исход и держа
наготове веревку.
Громадная рыба-молот, почуяв человека, остановилась, точно
изумленная его смелостью, а потом, сделав быстрое движение, пере-
вернулась на спину и раскрыла свою огромную пасть. Но индеец,
428

вместо того, чтобы бежать от опасности, с необычайным мужеством
сам двинулся ей навстречу. Он бросился прямо на акулу и, держа в
руках кинжал, быстро всадил ей руку в пасть. Акула сомкнула
челюсти, уверенная в том, что схватила врага, но в этот момент,
заостренный с обоих концов кинжал вонзился ей в горло и в небо,
нанеся, очевидно, серьезные раны, так как хищница начала неистово
биться, а вода моментально окрасилась кровью.
Дерзкий рыбак между тем подплыл к берегу и стал рядом с това-
рищем, наблюдая с явным удовольствием за бешеными прыжками
умирающего морского чудовища.
—Друг мой Гарсиа, — сказал Альваро, — если нам придется иметь
дело с этими дикарями, то я не знаю, как мы отделаемся. Люди, не
отступающие перед такой опасностью, должны обладать совершен-
но особенным мужеством! Видал ли ты когда-нибудь, чтобы наши
моряки отправлялись на такую охоту, вооруженные только кинжа-
лом, и притом деревянным?
— Никогда, сеньор! — решительно ответил юнга.
— Если бы Писарро и Альмагро^ высадились здесь, а не в Перу,
то, пожалуй, им бы не удалось так легко завладеть столь обширными
областями. Инки в сравнении с этими дикарями просто трусы, и
ничего больше... Но что это они делают?
— Не знаю. Я смотрел в сторону.
Оба индейца что-то внимательно рассматривали на береговом
песке, выражая жестами величайшее удивление.
— Я уверен, что они заметили наши следы, — сказал Альваро
несколько встревоженным голосом.
— Значит, они придут сюда?
— Да, если пойдут по нашим следам. Во всяком случае, они, дол-
жно быть, очень удивлены, увидав такие следы. Ведь они никогда не
видели следов ноги, обутой в башмаки. По всей вероятности, они
припишут наш след какому-нибудь необыкновенному животному.
Но мы должны быть настороже и приготовить наши ружья.
— Бежим, сеньор.
— Мы можем застрелить их.
—А звук выстрела? Ведь он может привлечь сюда других дикарей.
Трудно предположить, чтобы их было тут только двое.
— Уберемся-ка отсюда! — сказал Альваро.
Густая чаща кустарника, в которой они находились, хорошо
скрывала их. Захватив оба бочонка с порохом и пулями, они осто-
рожно подвигались к лесу. Пройдя около двадцати шагов, они вдруг
услыхали справа какой-то подозрительный шелест; мимо них проле-
Ч Диего де Альмагро— испанский конкистадор, вместе с
Писарро руководивший покорением империи инков.
429

тела длиннейшая стрела и вонзилась в ствол дерева на уровне чело-
веческого роста.
Альваро быстро обернулся, подняв ружье, готовый дорого про-
дать свою жизнь и выстрелить, что бы ни случилось потом.
Два индейца совершенно неожиданно появились в чаще кустар-
ника, из которой только что вышли Альваро и Гарсиа. Увидев перед
собой двух белых людей, которых они, конечно, никогда не видали
прежде, они вскрикнули от удивления Вероятно, они спрашивали
себя, что это за существа перед ними, люди или звери неизвестной
породы? Тем не менее, они не решались пустить стрелу и то поднима-
ли, то опускали свои луки. Вдруг дуло ружья Альваро блеснуло на
солнце. ТУт дикарей охватил такой суеверный страх, что они броси-
лись бежать так быстро, что ни одна лошадь не могла бы сравняться
с ними.
—А я уж собирался стрелять, — сказал Альваро, опуская ружье. —
Хорошо, что они убежали!
— Бежим и мы, сеньор, а то, пожалуй, они вернутся сюда в боль-
шем числе, — проговорил Гарсиа.
— Пожалуй, ты прав, мальчуган, лучше удрать отсюда и поискать
какое-нибудь скрытое убежище в этом лесу.
Повернувшись спиной к морскому берегу, они бросились бежать,
углубляясь в лес, который становился с каждым шагом все гуще и
гуще.
V
В бразильском лесу
ЛЬВАРО И ГАРСИА ОЧЕНЬ СКОРО ВЫНУЖДЕНЫ
были замедлить свой бег. Они с трудом продвигались
в лесной чаще, представлявшей какой-то хаос расте-
ний, стволов, гигантских корней, лиан и густого кус-
тарника. Это был настоящий девственный лес,
покрывавший в ту эпоху, к которой относится наш
рассказ, большую часть Бразилии и тянувшийся почти без перерыва
от берегов Атлантического океана до гигантской цепи Кордильер.
Альваро и Гарсиа остановились, ища способ проникнуть сквозь
густую завесу зелени, которая казалась им непроницаемой.
— Трудновато будет тут пробиться! — сказал Альваро. — Никогда
не видал такого леса.
— Однако мы еще недалеко ушли от берега, — напомнил Гарсиа, —
и останавливаться здесь было бы опасно. Поступим, как обезьяны,
сеньор, если вы ничего не имеете против. Если мы будем передвигать-
ся таким способом, то не оставим никаких видимых следов, по кото-
рым индейцы могли бы гнаться за нами.
430

— Твой совет хорош; мальчуган. Будем же подражать «четверору-
ким».
Убедившись, что передвигаться по земле слишком трудно, они
смело вскарабкались вверх по лиане и продолжали дальнейший
путь по разветвлениям лиан, невзирая на то, что груз, который они
несли, затруднял их движения. Передвигаясь таким образом с ветки
на ветку, они прошли около ста метров, когда дальнейшее движение
их было неожиданно приостановлено каким-то странным, диким
ревом. Из лесу раздались страшные крики, нарушив тишину, господ-
ствовавшую до этой минуты. Казалось, будто кого-то режут или
подвергают ужасным пыткам. Эти крики могли заставить содрог-
нуться кого угодно.
—Сеньор!—воскликнул Гарсиа, усевшись на ветку.—Тут кого-то
убивают!
— Кого-то? Мне кажется, что тут избивают или пытают очень
многих.
— Разве в этом лесу обитают какие-нибудь племена индейцев?
— Очень возможно.
— Значит, они пытают своих пленников, прежде чем пожарить их?
— Но_ Слушай, они поют, эти пленники! — воскликнул Альваро,
внимательно прислушивавшийся к доносившимся звукам.
Жалобные крики вдруг прекратились, и вместо них раздалось
как будто пение псалмов, точно в этом лесу жили монахи.
Альваро посмотрел на своего спутника.
— Поют» В самом деле! — проговорил он.
— Можно подумать, что это молятся индейцы.
— Ну, а этот шум что означает?
Странное бормотание вдруг прекратилось, и вместо него послыша-
лись удары, точно толпа дровосеков занималась здесь рубкой леса. Эти
удары нарушались по временам каким-то журчанием, словно побли-
зости находился поток.
—Не может быть, чтобы это были индейцы! Слушай, вот они опять
принялись петь и жалобно стонать. Хотелось бы мне знать, кто эти
артисты!
— А как вы думаете, кто это?
—Не знаю. Во всяком случае, это не могут быть люди. Пойдем туда
и посмотрим.
Уверенные, что тут нет дикарей, они возобновили свое воздушное
путешествие по веткам и лианам бразильского девственного леса.
Звуки, так заинтриговавшие их, усиливались — следовательно, ар-
тисты не могли быть далеко. Однако на всякий случай наши путеше-
ственники продвигались с большой осторожностью, так как все же
немного опасались, что исполнителями этого концерта могли быть
индейцы. Пройдя таким образом около двухсот метров, они остано-
вились.
.431

Громадное дерево, одно из тех гигантов, какие водятся только в
бразильских лесах, возвышалось посредине маленькой прогалины.
На вершине его, среди узловатых ветвей, собрались «артисты», при
виде которых Альваро разразился громким смехом, так перепугав-
шим певцов, что они моментально попрятались в густой листве.
— Обезьяны! — весело воскликнул португалец. — Какое же у них
горло, у этих животных? Они прекрасно подражают монахам и евре-
ям, поющим в синагоге.
В самом деле, это были обезьяны из породы ревунов, задающие
такие страшные концерты в американских лесах; увидев путешест-
венников, они испуганно разбежались по ветвям, выражая свой гнев
ворчанием. Затем они с изумительной ловкостью перебрались на
соседние растения и исчезли в зарослях лиан и листьев.
— Они могут похвастаться, что заставили нас пережить тревожные
минуты. Хороший способ распугивать людей, проходящих по этому
лесу! Ведь я готов был поклясться, что тут пытают пленников! —
воскликнул Гарсиа.
— И я тоже, — ответил Альваро. — Если нам придется долго
оставаться в этом лесу, то мы увидим поразительные вещи». Стой!»
Гляди, какие углубления в этом дереве! Мы можем тут остановиться
и провести ночь, тем более, что солнце уже склоняется к западу.
— А ужинать, сеньор? Хотя груши, которыми мы полакомились,
были очень вкусны, но все же я ощущаю пустоту в желудке.
— Поищем каких-нибудь фруктов.
— Я бы предпочел мясо.
— Ишь ты какой обжора! Ты уж очень требователен, мальчуган.
— Я уверен, что и вы не отказались бы от котлетки, сеньор Альваро!
— О, разумеется! Только, к сожалению, это блюдо от нас еще очень
далеко, а пока мы вынуждены довольствоваться фруктами.» И вот
растение, которое предоставит нам ужин!
Альваро начал быстро спускаться по лиане и уже почти коснулся
земли, как вдруг Гарсиа увидел, что он в ужасе отскочил назад.
— Сеньор Альваро! — вскричал Гарсиа. — Какое отвратительное
животное! Похоже на жабу. Но какую жабу!
Почти из-под ног путешественника выскользнула громадных раз-
меров жаба, с рогатыми придатками и кожей, испещренной черными
и желтыми пятнами. Такие гигантские жабы во множестве водятся
во влажных лесах Бразилии.
— Что за зверюга! — воскликнул Гарсиа, отпрыгнув в другую
сторону. — Никогда не видал более отвратительного существа.
— Охотно верю, — сказал Альваро, бросив палкой в животное,
чтобы заставить его скорее бежать.
Гарсиа покатился со смеху.
432

—Нет, вы только посмотрите, сеньор! Они скачут, точно у них ноги
на пружинах, — воскликнул он. — Ни разу в жизни не видал таких
лягушек.
На лесной прогалине появился целый отряд черных лягушек, с
очень длинными ногами, на которых они, точно забавляясь, прыгали
так высоко, что почти достигали ветвей дерева. Эти бразильские
лягушки так проворны и ловки, что зачастую прыгают в окна хижин
туземцев.
— Должно быть, тут поблизости есть какой-нибудь пруд или
болото, — сказал Альваро, когда лягушки, беспорядочно прыгая,
исчезли в лесу. — Завтра поищем его и попробуем наловить рыбы. Я
захватил с собой удочки. Прежде я неплохо ловил рыбу.
Они отправились к растению, которое раньше заметил Альваро. Оно
было покрыто плодами, напоминающими своим видом зеленые кедро-
вые шишки. Это было растение, называемое pinha и очень ценимое
индейцами. Плоды его по вкусу нисколько не уступают дуриану.
Оба путешественника, за неимением более питательной пищи,
постарались утолить свой голод этими плодами, а затем забрались в
одно из углублений дерева summameim, где довольно удобно разме-
стились. Там они были защищены от ночной сырости и могли наде-
яться хорошо выспаться после всех испытанных ими треволнений.
Солнце закатилось, и тьма наступила очень быстро, особенно в
этом лесу, где и днем царили сумерки, так как солнечные лучи с
трудом проникали сквозь густую завесу зелени.
Но потемневший лес наполнился тысячами разных странных звуков,
заставлявших невольно содрогаться как юного Гарсиа, так и его более
взрослого товарища Альваро. То раздавались нескончаемые свист и
шипение, нарушающие торжественную тишину гигантского леса, то
слышались протяжный стон, рев и мычание, точно стадо быков паслось
где-то поблизости, или резкий звук, напоминающий лязг железа. Вре-
менами все эти таинственные звуки вдруг прекращались, и вновь на-
ступала торжественная тишина. Но это продолжалось недолго. Снова
начинались свистки, которым точно отвечали вдали стоны и рычание
и вторило оглушительное кваканье лягушек и жаб.
Оба путешественника испытывали смутную тревогу, не зная, ко-
му приписать этот странный лесной концерт. Были ли то какие-ни-
будь опасные животные, собравшиеся поблизости, или все эти звуки
не заключали в себе ничего угрожающего? Так или иначе, но они не
решались сомкнуть глаз всю ночь, хотя и испытывали страшную
усталость. Они смутно припоминали рассказы о чрезвычайно свире-
пых животных, обитающих в американских лесах, о ягуарах и кугу-
арах, и, опасаясь каждую минуту появления какого-нибудь хищного
зверя, держали свои ружья наготове.
По временам темноту леса пронизывали какие-то блестящие дви-
жущие искорки. То были разные светящиеся насекомые, изливаю-
433

щие необыкновенно яркий свет, до такой степени сильный, что он бы
мог осветить маленькую комнату. Индейцы и теперь еще пользуются
ими для рыбной ловли. Они сажают этих насекомых на палку и
прикрепляют ее к носу своей пироги, когда выезжают вечером на
рыбную ловлю.
Прошло уже два часа с тех пор, как путешественники засели в
своем убежище, и вдруг они услышали недалеко какой-то странный
шум, точно шлепанье по воде, за которым следовали резкий свист и
шипение.
Гарсиа задрожал от страха и прошептал:
— Это какое-нибудь огромное животное, сеньор?
— Не знаю. Я не могу рассмотреть ничего дальше кончика своего
носа, — отвечал Альваро. — Одно только могу сказать: с меня доволь-
но бразильского леса и я бы хотел свести более близкое знакомство
с этими животными, которые свистят, гремят и стучат точно молотом
по наковальне, трезвонят, как на колокольне, ине дают никому спать
по ночам. Интересно, как могут спать обитатели этих мест среди
такого шума?
— Слышите свист?
— Да. Должно быть, это какая-нибудь гигантская змея.
— О, я ужасно боюсь этих пресмыкающихся, сеньор Альваро!
Предпочел бы даже встречу с хищным зверем!
— Надо привыкать, мой бедный мальчуган. Лоцман мне расска-
зывал, что в американских лесах змеи водятся в огромном количест-
ве и бывают притом очень больших размеров.
—Ах, когда же кончится эта ночь? Она мне кажется бесконечной.
— Закрой глаза и постарайся заснуть. Я буду сторожить, — ска-
зал ему Альваро.
Спать? Да разве это возможно? Едва только Гарсиа закрыл глаза,
как адский концерт возобновился с новой силой, и весь лес напол-
нился звуками. Миллионы лягушек как будто сговорились и дружно
устроили такую ужасную какофонию, которая могла бы разбудить
даже мертвого. Американские леса вообще изобилуют земноводными,
и все они словно соперничают друг с другом в разнообразии издава-
емых ими звуков. Одни из них мычат, точно быки, другие лают, как
собаки, или издают звуки, похожие на стук молотков по железному
котлу. А те, которые живут на деревьях, свистят, будто локомотивы,
или скрипят, как несмазанные колеса. Можно себе представить,
какой оглушительный концерт происходит в лесной чаще, где оби-
тают несметные количества этих животных.
— Сеньор! — вскричал испуганный Гарсиа. — Что же это такое?
Уже не наступает ли конец света?
— Не пугайся. Это только лягушки.
— Право, можно сказать, что среди них есть собаки, быки и пья-
ницы, распевающие песни.
434

— Мы должны привыкать к этим концертам, если хотим спать по
ночам.
— Надеюсь, что мы недолго пробудем здесь и отправимся куда-ни-
будь в другое место.
— Я тоже об этом думал.
— Но куда мы пойдем и когда? Я думаю, вы не имеете ни малей-
шего желания кончать вашу жизнь в этом лесу?
— Само собой разумеется. Так же, как не имею ни малейшего
желания кончить свою жизнь на вертеле и жариться в соке бананов
и груш.
— Есть тут, на этом берегу, какие-нибудь европейские поселения?
— Ни одного. Никому еще до сих пор не приходило в голову
селиться в Бразилии, которая принадлежит нам по праву первоотк-
рывателей с тех пор, как наш соотечественник Кабрал объявил ее
португальским владением.
— Я слышал, будто испанцы завладели в Америке огромными
территориями.
— Правда. Но испанские порты находятся очень далеко от нас, и
нам нужно было бы пройти всю Южную Америку, чтобы достигнуть
Перу.
— Это очень большое путешествие?
— Громадное. Пришлось бы идти многие тысячи миль через девст-
венные леса, где обитают племена людоедов и всякого рода хищные
звери. Я не чувствую в себе достаточно мужества, чтобы предпринять
такое путешествие. Но я слышал о каких-то французских поселени-
ях, которые должны находиться где-то на юге Бразилии, вблизи
устья реки, называемой Ла-Плата. Надо бы нам попытаться про-
браться туда.
— Это так же далеко?
— Я знаю, что эта река находится где-то на юге, но не могу тебе
сказать, на каком расстоянии от нас.
— Ах, сеньор! Боюсь, что мы никогда не выберемся из этого леса и
никогда больше не увидим ни нашей реки ТахоЧ ни лица белого
человека! — воскликнул Гарсиа, вздыхая.
— Не надо отчаиваться. Я знаю, что корабли, снаряженные гавр-
скими торговцами, много раз отправлялись к берегам Бразилии за
грузом сандалового дерева. Кто знает, быть может, мы повстречаем
какое-нибудь судно в этом заливе.
— В таком случае, сеньор, нам не надо удаляться от этого берега.
— Мы и не будем терять его из виду, мы будем часто совершать
экскурсии на юг и на север этой великолепной бухты... Ну вот, и
Тахо - река в Испании и Португалии (португальское на-
звание — Тежу).
435

лягушки начали наконец уставать! Воспользуемся этим и отдохнем
немного.
—А если какой-нибудь зве^ ь, пользуясь нашим сном, подкрадется
к нам?
— До сих пор мы еще не вгдели здесь никаких других зверей,
кроме лягушек и птиц. Кроме того, очень возможно, что те немногие
мореплаватели, которые приближались к этим берегам, сильно пре-
увеличили свирепость американских зверей. Положим шпаги под
руку, а ружья будем держать между коленями и попробуем все-таки
уснуть.
Они уселись поудобнее в углублении дерева, прижались друг к
другу и действительно скоро уснули, несмотря на все свои страхи.
Лягушки, прокричавшие без умолку часа два, тоже начали зати-
хать. По временам еще раздавался свист или ворчание, но затем все
затихло, и в лесу воцарилась тишина.
Рано утром наши путники, проспавшие спокойно около четырех
часов, были разбужены другим концертом, правда, менее оглушитель-
ным, который раздался в листве дерева, служившего им убежищем.
Новыми музыкантами были крошечные попугайчики, с зелеными
перышками и головкой цвета бирюзы. Они ни на минуту не переста-
вали чирикать в течение нескольких часов.
— Вставай, Гарсиа! — крикнул Альваро, потягиваясь. — Солнце
уже стоит высоко, до обеда еще далеко, а между тем аппетит мой
заметно возрастает.
— Но где же мы найдем обед, сеньор? — спросил Гарсиа.
— Тут где-нибудь поблизости должен быть пруд или болото. Пой-
дем туда, откуда раздавалось пение лягушек и жаб. За неимением
дичи удовольствуемся жареной рыбой.
Путешественники подкрепились несколькими плодами дерева
pinha, переменили заряд ружей, опасаясь, что ночная сырость испор-
тила порох, и, взвалив на себя бочонки, углубились в чащу деревьев.
В этом месте лес уже не был так густ, как там, где они проходили
накануне. Тут росли гигантские деревья громадной толщины, паль-
мы вышиной более чем шестьдесят метров, принадлежавшие к роду
восковых пальм, из ствола и листьев которых выделяется жирное
вещество, служащее теперь для изготовления свечей. Но в те времена
индейцы употребляли лишь плоды этого дерева, в изобилии расту-
щего не только в бразильских лесах, но даже на высоте трех тысяч
метров, поэтому встречающегося и в Кордильерах.
Альваро, не обращая внимания на красивые гигантские пальмы,
польза которых была ему тогда совершенно неизвестна, шел вперед,
занятый мыслями об обеде, который все еще оставался очень отда-
ленным. Почва под его ногами становилась все более сырой, мягкой,
и скоро вместо пальм появились тростники громадной величины и
болотные растения с красивыми пурпурными цветами, среди кото-
436

рых весело порхали бесчисленные птички, большие и маленькие,
очаровательные колибри, поражающие своей красотой и миниатюр-
ностью.
— Как они хороши! Посмотрите, сеньор Альваро, ведь они точно
разукрашены драгоценными каменьями!—вскричал в восторге Гарсиа.
— Да, они восхитительны, но я бы предпочел попугая, — возразил
Альваро, думавший об обеде.
— И они тут есть. Взгляните на это дерево.
— Вижу» А это что за отвратительные зверюги, которые шмыгают
среди ветвей?
Это были огромные зеленые ящерицы, длиной около метра, кото-
рые обладали свойством менять цвет кожи, когда были раздражены,
точь-в-точь как африканские хамелеоны. Несмотря на то что они
ядовиты, хотя и не в такой степени, как змеи, мясо их употребляется
в пищу; оно белое и сочное, как куриное мясо, и вкусом напоминает
мясо лягушачих лапок, столь ценимое французской кухней.
Но Альваро этого не знал, да если бы и знал, то вряд ли захотел
бы воспользоваться для обеда этими животными, вид которых вызы-
вал у него отвращение. Впрочем, он боялся углубляться дальше в
чащу. Почва была уже насыщена водой, деревья попадались все
реже и реже, так что все признаки указывали на близость болота
или озера.
— Вон там вода, — сказал Гарсиа, шедший впереди. — Кажется,
тут озеро.
Они замедлили шаги, опасаясь трясины, и остановились на краю
обширного озера, сплошь поросшего какими-то болотными растени-
ями с очень широкими листьями, по которым важно разгуливали
болотные птицы. Тут и там виднелись крошечные островки с расту-
щими на них пальмами, которые служили обителью многочисленных
птиц, наполнявших воздух своими криками.
— Какая черная вода, — заметил Гарсиа. — Точно туда вылили
бочку чернил. Разве тут могут жить рыбы?
Альваро не отвечал. Он с некоторым беспокойством всматривался
в маленький островок, поросший тростником, который колыхался,
как будто кто-то толкал его.
— Остров шевелится, — сказал Гарсиа. — Он как будто двигается.
А между тем вода совершенно спокойна и нет ни малейшего ветерка.
Что это может быть? Уж не индеец ли забрался туда?
— Да, индеец» С хвостом, которым можно перешибить ноги!.. Ве-
роятно, это какой-нибудь аллигатор или кайман.
— Неужели он несет на спине все эти растения?
— Я слышал, что эти животные время от времени зарываются в ил
и довольно долго остаются в состоянии оцепенения, так что расте-
ния, произрастающие на дне, часто их полностью скрывают.
— Они опасны?
437

— Иногда, но этого нам нечего бояться, он двигается на середину
озера и на нас не обращает внимания... Ах, какие чудесные птички!
Попробую подстрелить их.
— А звук выстрела? Вы не боитесь, что он привлечет индейцев?
— Тут, по-видимому, их нет.
Стая болотных птиц пролетела шагах в пятидесяти от путешест-
венников, и Альваро, зарядивший ружье дробью, выстрелил. Не-
сколько птичек свалились на островок, находившийся вблизи от
берега. Гарсиа тотчас же полез за ними в воду, убедившись, что тут
очень мелко. Его слишком соблазняла мысль об обеде, чтобы упу-
стить такое жаркое! Но едва он погрузился в воду и отошел от берега
на десять метров, как вдруг закричал так, что у Альваро кровь
застыла в жилах от ужаса.
— Помогите! Помогите!»
VI
Бразильские болота
ОЛ ОТА В ЮЖНОЙ АМЕРИКЕ В ВЫСШЕЙ СТЕПЕНИ
опасны, и индейцы прекрасно это знают. Прежде чем
решиться пройти через болото, они всегда осторожно
исследуют его поверхность, чтобы не подвергнуться
опасности быть засосанным зыбучими песками и
мягким илом, образующим дно. Иногда эти болота
имеют вид цветущего луга, покрытого роскошной растительностью.
Но горе неосторожному человеку илй животному, вступившему на
мягкий ковер! Он медленно погружается в него, точно в ужасную
пропасть, которая все поглощает, и от него ничего не сохраняется,
даже скелета, который остается погребенный в иле, пока оконча-
тельно не распадется в нем.
Гарсиа, никогда не слышавший ни о зыбучих песках, ни о преда-
тельских лугах Южной Америки, попал как раз на такое зыбучее дно
и сразу погрузился в него почти до колен.
Альваро, думавший, что на него напал кайман, хотел броситься к
нему на помощь, но юнга остановил его криком:
— Нет, нет, не ходите! Вы тоже провалитесь!
Альваро тотчас же понял опасность, так как и у него под ногами
почва стала оседать. Но он не хотел, конечно, оставить без помощи
своего товарища, который утопал на его глазах. Стараясь освобо-
диться, Гарсиа делал отчаянные движения, но это только ускоряло
погружение.
— Не шевелись, Гарсиа! — крикнул ему Альваро.
438

Быстро развязав крепкую веревку, обмотанную у него вокруг по-
яса, он бросил конец несчастному мальчику, который увяз почти по
грудь.
— Хватай и держись! — крикнул он ему.
Гарсиа не потерял присутствия духа и тотчас же, обмотав себя
веревкой, завязал ее крепким морским узлом. Альваро, держа дру-
гой конец веревки, взобрался на более возвышенную часть берега и
крикнул:
— Держись крепче, я буду тащить!
Обвязав веревку вокруг дерева, Альваро изо всей силы дернул ее
и вытащил мальчика из ужасной могилы, которая уже готовилась
сомкнуться над его головой.
Гарсиа не решался делать ни одного движения в подмогу Альва-
ро, опасаясь, что дно снова разверзнется под ним. Альваро тащил его,
как куль, и он уже коснулся берега, когда вдруг вода зашевелилась
и Со дна поднялся ил. Вместе с этим послышался резкий свист.
— Сеньор Альваро, землетрясение! — крикнул испуганный Гарсиа.
Внезапно среди тростника и водных растений показалась гро-
мадная змея, поднимая движениями своего гигантского хвоста гро-
мадные массы воды и ила. Это было одно из самых ужасных с виду
пресмыкающихся, обитающих в саваннах Бразилии, хотя и менее
опасное, нежели гремучая змея или кобра ди капелла. Очевидно,
юнга своими отчаянными движениями, приводившими в сотрясение
болото, пробудил змею от сна, и она, выпрямившись и бешено свистя,
уставилась своими горящими глазами на обоих путешественников.
Но Альваро не растерялся. Он вытащил на берег мальчика и затем
зарядил ружьа
Змея была не только раздражена тем, что нарушили ее покой.
Она, очевидно, была голодна и поэтому направилась прямо на людей,
явно намереваясь напасть на них.
— Скорее, сеньор Альваро, стреляйте! Не то она проглотит нас
обоих! — крикнул Гарсиа, бросаясь к своему ружью.
Альваро прицелился и выстрелил.
Змея, раненная немного ниже головы, начала судорожно изви-
ваться, свистя и выбрасывая из пасти пену и кровь. Она бешено била
хвостом, поднимая целые фонтаны жидкого ила, и наконец, сделав
последнее усилие, бросилась на берег, в нескольких шагах от порту-
гальца.
— Дай свое ружье, Гарсиа! — крикнул Альваро.
Гарсиа уже зарядил его и передал Альваро.
Змея свернулась и уже собралась обвить своим мощным хвостом
ноги португальца и сдавить их, но он вовремя заметил опасность.
Отскочив в сторону, он выстрелил почти в упор, раздробив голову
чудовища.
439

Но даже с раздробленной головой змея, подскочив, сломала ствол
пальмы, растущей поблизости, потом упала на землю и осталась
неподвижной.
Эта змея, одно из самых гигантских пресмыкающихся, водящихся
в бразильской саванне, имела в длину около двенадцати метров и по
толщине равнялась человеку среднего роста.
— Какая громадина! — воскликнул Гарсиа, все еще не оправив-
шийся от испуга.
— Такая змея может целиком проглотить человека и даже не
заболеет несварением желудка. Должно быть, это она так страшно
свистела ночью и била хвостом по воде... Однако мы потратили два
выстрела, но обеда у нас так и нет!
— Я больше не решусь отправляться за ним, — отвечал Гарсиа,
содрогаясь. — Я не знаю, какое дно у этих болотистых озер.
— Поищем что-нибудь другое, — успокоил его Альваро. — Постой,
ведь мы пришли сюда, чтобы наловить рыбы!
— Сеньор! — вдруг вскричал Гарсиа. — Взгляните туда. Ведь это,
кажется, лодочка?
— Где ты ее видишь?
— Там, на берегу, среди болотных растений.
— Неужели сюда заходят индейцы? — Альваро бросил тревож-
ный взгляд на тростники и лесную чащу. — Ведь если тут лодка,
значит, кто-то приходит сюда ловить рыбу! Что ты на это скажешь,
Гарсиа?
— Я скажу, что мы должны воспользоваться этой лодочкой и
отправиться на ней за дичью, которую мы застрелили.
— И потом ее зажарить, не так ли?
— Да, и причем на одном из этих островков, чтобы индейцы не
могли нас захватить врасплох.
— К лодке! — вскричал Альваро, которому понравилась мысль
переехать на этой лодке озеро и таким образом удалиться от южной
части залива, посещаемого людоедами.
Путешественники прошли расстояние, отделяющее их от чащи
водяных растений, где находилась лодка. Они продвигались осто-
рожно, прячась в кустах, так как поблизости могли находится ди-
кари. Но все сошло благополучно, и они добрались до челнока,
лежащего в тине.
Это была маленькая лодочка, выдолбленная из ствола губчатого
дерева, очень старая и пришедшая в полную негодность. Она была
полна водой.
— Думаешь, ее можно исправить? — спросил Альваро.
— Она в очень плохом состоянии, — отвечал юнга. — Нужна пакля
и смола. Я думаю, что дно ее стало похоже на решето.
440

— Мы найдем в лесу и смолу и паклю. Я видел, когда мы проходи-
ли, растение, ствол которого покрыт волосами. Они могли бы заме-
нить паклю.
— Но на исправление потребуется время.
— У нас хватит терпения.
— Да, а наш знаменитый обед, сеньор?
— Что ж, удовольствуемся пока фруктами или же попробуем
подстрелить попугаев. Пойдем же в лес, Гарсиа.
Они уже повернулись назад, когда вдруг где-то вблизи раздался
протяжный стон.
— Кто это тут вопит? — спросил Альваро, оглядываясь.
— Не вижу никого, сеньор, — отвечал Гарсиа.
— Может быть, это какая-нибудь обезьяна забавляется? Не удив-
люсь, если это так! Обезьяны, живущие в этих лесах, иногда очень
страшно кричат.
Новый крик, еще более жалобный, еще более зловещий, раздался
совсем рядом, и на этот раз он, казалось, исходил откуда-то сверху.
Альваро и Гарсиа подняли глаза и посмотрели на ветви шишковни-
ка, растущего поблизости, плоды которого были уже все съедены.
Они увидели какое-то странное животное, покрытое длинной серо-
вато-желтоватой шерстью, свернувшееся клубком на конце ветки и
свесившее вниз свой очень длинный хвост.
— Вот тебе котлетка! — воскликнул Альваро. — Кто бы ни было
это животное, я постараюсь не выпустить его и сделаю из него жар-
кое. Только бы оно не убежало от нас!
— Кажется, оно не имеет такого намерения!
Действительно, не шевелясь и не делая никакой попытки бежать
при приближении людей, оно продолжало издавать жалобные кри-
ки: «Аи.„ аи„.», чуть шевеля опущенным хвостом.
— Уж не сломаны ли у него лапы? — заметил Гарсиа. — Обезьяна
не стала бы сидеть так неподвижно и ждать, пока к ней подойдут
враги.
— Обезьяна это или нет, но во всяком случае мы состряпаем из нее
обед, — сказал Альваро.
Он подошел к очень невысокому дереву, на котором сидело стран-
ное животное, и с удивлением стал наблюдать за ним, думая, что его
бегству мешает какое-то серьезное ранение. Однако он скоро убедил-
ся, что животное не имело никаких повреждений.
— Что же это значит? Попробуем-ка его свалить! — сказал он.
Альваро начал раскачивать дерево, толщина ствола которого не
превышала толщины руки человека. Напрасный труд! Животное
точно прилипло к ветке и свой гнев на беспокойство выражало толь-
ко жалобными криками: *Аи!.. Аи!..»
— Придется самому лезть на дерево! — воскликнул Альваро и
быстро поднялся на ветку, держа в одной руке топор. Животное,
441

увидев его так близко, зашипело, точно разгневанный кот, и шерсть
у него поднялась дыбом. И тем не менее оно не выпустило ветки, за
которую уцепилось когтями. Альваро ничего не стоило раздробить
ему голову ударом топора и сбросить на землю.
Это было животное, известное у бразильцев под именем аи вслед-
ствие издаваемого им жалобного крика; оно называется также ле-
нивцем, так как движения его медленны и ленивы. Альваро, конечно,
предпочел бы другое жаркое, но пришлось примириться и с этим, за
неимением лучшего.
— Пока готовится жаркое, — сказал Альваро, когда был разведен
огонь, — я пойду сделаю запас фруктов, а также поищу чего-нибудь
такого, что могло бы заменить нам паклю. Ты не боишься оставаться
один?
- Нет! - отвечал Гарсиа. - У меня ружье заряжено.
Альваро отправился. Лес находился шагах в пятидесяти от этого
места, и юноша уже подошел к его краю, ища какое-нибудь растение,
волокна которого могли бы пригодиться вместо пакли для ремонта
лодки, как вдруг внимание его было привлечено странным, непрек-
ращающимся треском и стуком, точно какие-то шары катились по
земле и разбивались.
«Уж не индейцы ли это?» — подумал он.
Он посмотрел в ту сторону, откуда раздавался треск, и увидел
колоссальное дерево, возвышающееся шагах в двадцати от него. От-
туда падали громадные плоды, которые, раскалываясь, выбрасыва-
ли наружу нечто вроде орехов.
«Кто же это швыряет их на землю? — спрашивал себя Альваро,
сильно заинтересованный этим явлением. — Они летят с очень боль-
шой силой и притом падают на землю не вертикально, следовательно,
они не сами отрываются от веток».
Он посмотрел вверх и увидел в ветках колоссального дерева
обезьян, которые очень ловко срывали огромные плоды и со всей
силой бросали их вниз, так что они ударялись о землю и раскалыва-
лись. Сбросив значительное число орехов, обезьяны проворно спусти-
лись с дерева и принялись жадно пожирать их. Вдруг они почуяли
присутствие врага и, быстро подхватив оставшиеся орехи, пустились
бегом в лес и моментально исчезли в густых зарослях лиан.
Альваро подошел к подножию дерева и поднял несколько громад-
ных орехов, через скорлупу которых выглядывали волокна. Это было
как раз то, что ему нужно.
«Как это у;
зительно! — подумал он. — Обезьяны должны указы-

вать такому невежде, как я, где он может найти то, что ему требуется».
Он раскрыл один из расколовшихся орехов и увидел между скор-
лупой и ядром слой волокон. Если бы Альваро знал, что это за расте-
ние, то он поискал бы нужный ему материал под корой этого дерева,
где волокнистый слой достаточно толст, но ему была совершенно
неизвестна растительность Бразилии.
442

Очень довольный находкой, он вернулся к берегу озера, где Гар-
сиа исполнял должность повара. Голодный Альваро уже издали
ощущал запах жареного мяса.
— Хорошо изжарил? — спросил Альваро, смотря, как мальчик
вынимал из огня приготовленное жаркое.
— Наш корабельный кок не мог бы лучше сделать. Только...
— Что такое?
— Не кажется ли вам, что эта обезьяна напоминает жареного на
вертеле ребенка?
— Может быть, — согласился Альваро, у которого замечание
мальчика сразу отняло аппетит. — Но ведь мы находимся в стране,
где обитают людоеды. Не будем же слишком щепетильны! И потом,
разве у нас есть что-нибудь другое?
Альваро взял жаркое и, положив его на банановый лист, разрубил
ударом топора на несколько кусков.
— Хорошо пахнет, — сказал он. — Попробуем, каково оно на вкус?
— Думаю, что попугай был бы вкуснее, — возразил Гарсиа, делая
невероятные усилия, чтобы проглотить кусок.
— В самом деле, это мясо никуда не годится! Точно мясо дряхлого
мула! — воскликнул Альваро.
— Отвратительное мясо, сеньор.
— Да, но хорошо оно или дурно, мы все-таки должны его съесть.
Ничего другого нам не остается.
Голод делает чудеса. Желтое и невкусное мясо аи все же большей
частью было съедено. Удовлетворив до некоторой степени требова-
ния своего желудка, путешественники принялись за лодку, которую
непременно хотели исправить, так как предполагали, что в черных
водах озера должна водиться рыба.
Перевернув лодку, они принялись чинить дно и уже заделали в
нем все дыры, как вдруг в лесу раздались отчаянные крики, которые
не могли исходить от обезьян. Можно было бы сказать, что там, под
деревьями, завязалась страшная битва между двумя враждующими
племенами. Путешественники слышали страшные удары, свист
стрел и ужасные крики, так хорошо знакомые им. Альваро инстинк-
тивно бросился к лодке, боясь, что сражающиеся, преследуя друг
друга, устремятся к озеру.
— Сеньор, а весла? — крикнул ему Гарсиа.
Альваро оглянулся. Вблизи росло маленькое дерево с очень густы-
ми листьями. Несколькими ударами топора он свалил его.
— Это годится, — сказал он.
Отрезав две ветви, он побежал к лодке, где уже находился Гарсиа.
— Отплывай! — крикнул он ему.
Они даже не удостоверились в том, хорошо ли заделана лодка.
Оттолкнувшись от берега, они быстро поплыли при помощи само-
дельных весел и скоро скрылись между островками, покрывавшими
поверхность озера.
443

VII
Нападение жакари
ЕСМОТРЯ НА ПЛОХОЕ СОСТОЯНИЕ, ЧЕЛНОК ВСЕ
же двигался довольно хорошо и неплохо держался
на воде. Путешественники, опасаясь ежеминутно по-
явления сражающихся дикарей, крики которых еще
доносились до них, проехали, не останавливаясь, ми-
мо островка, на который упали птицы, подстрелен-
ные Альваро, и решили выбраться на середину широкого озера.
Однако им пришлось с большими усилиями прокладывать себе доро-
гу среди густой чащи водяных растений, действуя при этом и топо-
рами, и своими импровизированными веслами. Главным
препятствием служила великолепная Виктория Регия, огромные
листья которой имели около полутора метра в диаметре и походили
на маленькие плоты, на поверхности которых разгуливало множест-
во птиц. Необычайно красивые белые цветы этого водного растения
до сих пор служат предметом восхищения всех путешествующих по
Южной Америке, а очень крепкие шипы его нередко бывают винов-
никами сильных и долго заживающих ран.
Прокладывая дорогу ударами шпаги и весел, наши путешественни-
ки наконец добрались до маленького островка, имевшего не более пя-
тидесяти метров в окружности и покрытого великолепной банановой
рощей, усыпанной громадными кистями сочных и вкусных плодов.
— Мы можем спрятаться тут, под этими огромными листьями, —
сказал Гарсиа, проявлявший признаки усталости. — Мне кажется,
нам следует выйти на берег, так как мы плохо заделали лодку и она
уже везде начинает давать течь. Смотрите, у меня башмаки совсем
мокрые.
— У нас есть пакля, и мы заделаем лодку, — возразил Альваро. —
Черт возьми! Этот островок восхитителен, и мы можем наесться
бананов до отвала. Думаю, что американские бананы окажутся не
хуже африканских и азиатских.
—И тут есть птицы. Они могут обеспечить нам жаркое лучше того,
которое мы ели сегодня.
— А индейцы? Ты позабыл о них? Если они услышат выстрел, то
непременно прибегут сюда. Слишком уж они охочи до белого мяса!
— Да, они думают, что это курица, — сказал Гарсиа, пытаясь
шутить.
Они вытащили челнок на берег и вышли, неся свое оружие и
снаряжение.
Островок был покрыт густой травой и тенистыми деревьями. Це-
лые стаи прелестных колибри, устроивших свои гнезда в густой
листве, весело порхали, чирикали и дрались друг с другом, выказы-
вая очень воинственный нрав, несмотря на свою небольшую величину.
444

—Тут нам будет хорошо, — сказал Альваро. — Я думаю, мы можем
надеяться, что индейцы не придут сюда..
— Да, но вы забыли важный вопрос: обед! — заметил Гарсиа. —
Мне кажется, его еще труднее будет разрешить на этом маленьком
кусочке земли.
— А ты забыл, что у меня есть удочки?
— Ах да! Я совсем забыл про них.
— Пройдемся теперь по нашим владениям и потом забросим удоч-
ки. Быть может, мы найдем червяков в этой траве.
Они внимательно осмотрели берег, ударяя шпагой по кустарни-
кам, чтобы удостовериться, что там не скрываются змеи, и наконец
выбрали местечко среди групп водяного тростника.
— Я видел тени в воде, — сказал Альваро. — Тут должна быть
рыба.
Гарсиа уже набрал личинок и, отвязав веревку, которой он пере-
вязывал свои штаны, прицепил к ней крючок. Прикрепив веревку к
длинному тростнику, он насадил на крючок приманку и забросил
удочку между листьями Виктории Регии, где, по его мнению, должна
была водиться рыба. Действительно, ожидания его не обманули, и он
поймал двух больших рыб, с огромной пастью, снабженной острыми
зубами, и черной полоской на спина
Ужин, следовательно, был обеспечен. Вдохновленные таким успе-
хом, они снова закинули удочки и вдруг, к величайшему своему
изумлению, услышали какое-то странное и продолжительное буль-
канье, раздавшееся под водой, как будто там кто-то скрывался.
— Слышали, сеньор Альваро? — спросил юнга.
— Черт возьми! Ведь я не глухой.
— Кто это может быть?
— Какая-нибудь рыба неизвестной породы.
— Должно быть, очень большая?
— Уж конечно. Маленькая не сможет так шуметь.
— А может, это змея?
— У меня тоже есть такое подозрениа
— Или кайман?
— Он бы должен выплыть на поверхность, чтобы дышать, но я его
нигде не вижу...
В этот момент удочку так сильно дернули, что юнга чуть не упал
в воду. Видимо, огромная рыба проглотила приманку и, пытаясь
уплыть, рванула с такой силой! Альваро едва успел удержать маль-
чика от падения.
— Брось удочку! — крикнул он.
Удилище и тростниковая палка быстро исчезли под водой, и от-
туда поднялся целый столб воды и ила, направившийся прямо на
наших рыбаков и сопровождаемый громким плеском.
445

— Черт возьми! — вскричал Альваро, вскакивая на ноги. — Мина,
что ли, там взорвалась на дне?
— Это нечто другое, сеньор, — возразил Гарсиа. — Я видел среди
ила огромный хвост какого-то животного. Может быть, это такая же
змея, как та, которую вы убили сегодня утром?
— Странный край, где змеи, вместо того, чтобы ползать в траве,
живут в воде, точно угри! Но не будем больше беспокоить этого
господина, кто бы он ни был. Он и так, вероятно, очень раздражен
тем, что проглотил крючок. А ужин нам и без того уже обеспечен.
— Когда же мы уедем отсюда?
— Мы здесь останемся на ночь. На этом острове посредине озера
мы в большей безопасности, нежели там, в лесу.
— Что-то не слыхать больше индейцев! Должно быть, они заняты
теперь зажариванием мертвых, павших в бою.
— А также и пленных, Гарсиа, — заметил Альваро.
— О, негодяи! В этих лесах, как видно, нет недостатка ни во
фруктах, ни в дикарях.
— Все это вопрос вкуса, друг мой. Однако займемся ужином и
разведем огонь.
Солнце быстро клонилось к западу.
Опасаясь, что индейцы могут заметить огонь из лесу, Альваро
выбрал укромное местечко, защищенное со всех сторон растениями.
Там они развели маленький костер из сухого тростника и начали
жарить рыбу.
Сумерки сгустились, и от воды поднялся туман, наполненный
зловонными и страшно опасными болотными испарениями, порожда-
ющими смертельные лихорадки и, между прочим, ужасную желтую
лихорадку. Мириады комаров жужжали кругом, в воздухе носились
огромные летучие мыши, среди которых были и опасные вампиры,
сосущие кровь спящих людей и животных. По временам раздавался
меланхолический и монотонный крик какой-нибудь ночной птицы,
нарушавший тишину.
— Какое мрачное место! — сказал Альваро, наблюдая, как жарит-
ся рыба. — Оно наводит на меня грусть.
— И на меня тоже, сеньор, — отвечал Гарсиа. — Я бы предпочел
находиться на берегу залива.
— Мы туда скоро вернемся, мальчуган. Завтра переедем озеро и
будем держать путь на восток. Пока не придем к берегу. Мы не могли
отойти от него больше чем на две—три мили. Впрочем...
— Что такое?
— Ты пробовал воду этого озера?
— Нет еще.
— Ведь это, может быть, лагуна, имеющая сообщение с морем.
— Сейчас я это узнаю. Пока вы будете снимать рыбу с огнд, я
достану вода и отхлебну глоток, хоть она так черна, что не соблазнит
даже страдающих жаждой.
446

Гарсиа подошел к краю берега, нагнулся и зачерпнул воду рукой.
— Она соленая! — вскричал он. — Не сомневаюсь, что это озеро
сообщается с морем.
Поднявшись, он увидел шагах в десяти от берега какую-то темную
двигающуюся массу, состоящую, казалось, из скопления водяных
растений, откуда доносилось неопределенное ворчание.
—Вот удивительно!—воскликнул он.—Путешествующий островок.
Но странный глухой шум заставил его внимательно посмотреть
на островок.
«Может быть, это кайман?» — подумал он, содрогнувшись.
Альваро, тоже услышавший шум, поспешил к нему с ружьями.
— Что тут такое? — спросил он.
— Это животное подкарауливает кого-то, сеньор. Впрочем, я не
знаю, есть ли там какой-нибудь зверь. Я не вижу ничего, кроме
тростника, путешествующего по воде.
— Ну, я бы не хотел там очутиться, в этом тростнике! Хотя кайма-
ны не так велики и не так свирепы, как африканские крокодилы, тем
не менее они все-таки опасны и не пренебрегают человеческим мясом.
— Достойные товарищей дикарей! Эта страна, кажется, перепол-
нена людоедами всех родов. Нет, пребывание в Бразилии вряд ли
когда-нибудь пойдет европейцам на пользу!
— О! Это мы еще посмотрим. Ну, а теперь пойдем ужинать, пока не
остыло жаркое, но будем смотреть в оба и держать ружья наготове.
Альваро, по-видимому не очень встревоженный соседством кай-
мана, остановившегося метрах в сорока от берега, среди гигантских
листьев Виктории Регии, спокойно вернулся в импровизированный
лагерь среди густого кустарника, уселся за стол и, как он выражал-
ся, приготовился ужинать. Гарсиа последовал его примеру, и так как
у них не было ни соли, ни хлеба, то обе рыбы были съедены очень
быстро. Мясо их было найдено превосходным.
Не успели они покончить с едой, как в тростнике послышался
какой-то подозрительный шум.
— Это, должно быть, кайман старается выбраться на берег, —
проговорил Альваро шепотом и быстро зарядил ружье.
Он прилег в высокой траве и пополз по направлению к берегу в
сопровождении юнги, вооруженного топором.
Треск продолжался, как будто какое-то большое животное ста-
ралось проложить себе дорогу, ломая сухой тростник.
— Это, наверное, кайман? — спросил Гарсиа шепотом.
— Не сомневаюсь!.. Я хочу всадить ему пулю в глотку. Посмотрим,
в состоянии ли он будет тогда вернуться назад в воду?
Они вдвоем подползли уже к самому берегу, но треск внезапно
прекратился Однако кайман не должен был находится далеко. Ноч-
ной ветерок доносил до них резкий запах мускуса, издаваемый эти-
ми животными.
— Быть может, кайман вернулся в воду, — сказал Альваро.
447

Он привстал на колени, чтобы посмотреть, как вдруг тростник
раздвинулся, и Альваро увидел перед собой две раскрытые чудовищ-
ные челюсти, готовые проглотить его, и в лицо ему пахнул тошнотвор-
ный запах гнилого мяса, какой всегда исходит из окровавленной
пасти хищников.
— Дьявол! — воскликнул Альваро, быстро хватая заряженное
ружье и всаживая дуло в огромную глотку пресмыкающегося.
Последовал громкий выстрел, и две громадные челюсти вдруг
сомкнулись, точно собираясь откусить кусок ружья.
Кайман, проглотивший заряд, который разорвал ему глотку, при-
поднялся на хвосте, точно змея, собираясь броситься на добычу и,
издав звук, похожий на глубокий протяжный стон, опрокинулся
назад, бешено шевеля своими широкими лапами.
— По-видимому, он неловко проглотил свинцовую конфетку, и она
застряла у него в глотке, — шутливо заметил Альваро. — Слишком
поторопился, приятель! Надо было прежде прожевать ее хорошенько.
Альваро вскочил на ноги и только хотел отойти дальше, как вдруг
кайман, который еще был жив, несмотря на свою страшную рану,
сильным ударом хвоста свалил его в кусты. Если бы животное не
ослабело от раны, то Альваро, наверное, был бы убит на месте таким
страшным ударом — ведь хвост каймана обладает громадной силой.
Но, к счастью для португальца, кайман уже был при смерти, и силы
у него убывали. Однако он был все еще опасным врагом, даже смер-
тельно раненный.
Гарсиа, увидев, что Альваро упал и кайман опять приподнялся,
точно собираясь возобновить нападение, быстро всадил в него дру-
гой заряд, но без всякого успеха. Он не знал, что чешуя этих живо-
тных оказывает громадное сопротивление пулям, и поэтому снаряд,
коснувшись спины и шеи каймана, не произвел на него никакого
действия.
— Сеньор Альваро! — крикнул перепуганный до смерти мальчик,
видя, что кайман снова разинул пасть.
Альваро, услышав второй выстрел, подумал, что Гарсиа в опасно-
сти, и поспешил к нему на помощь, с трудом выкарабкавшись из
чащи колючего кустарника, куда он свалился. Впрочем, кайман не
мог больше пользоваться своими страшными челюстями для нападе-
ния. Верхняя челюсть была у него раздроблена и висела как лоскут.
Но тут он повернулся и пустил в дело свой страшный хвост.
— Ах, негодяй! — вскричал Альваро. — Ну и толстая же кожа у
него.
Гарсиа бросил португальцу топор, который тот подхватил на
лету. В один миг юноша с изумительной смелостью вскочил на спину
каймана и со страшной силой ударил его несколько раз по голове. Он
бил точно по твердому ящику, и только от третьего удара череп
448

каймана наконец раскололся и топор вошел в мозг животного. На
этот раз кайман был побежден. Он зарылся мордой в траву, по его
длинному телу пробежала судорога, затем послышались громкий
вздох, какое-то клокотание — и все было кончено.
—Нелегко сладить с таким пресмыкающимся, — сказал Альваро. —
Он так же живуч, как акула!
—А вы не ранены, сеньор? Я боялся, что он убьет вас ударом своего
хвоста.
— Косточки у меня еще побаливают, но, кажется, механизм мой
не поврежден, — отвечал Альваро, смеясь. — Он заставил меня сде-
лать против воли великолепный прыжок, но, к счастью, без серьезных
последствий, иначе я бы не мог тут разговаривать с тобой. Знаешь ли
ты, что этот кайман имеет в длину по крайней мере семь метров.
— А мясо его не съедобное? — спросил Гарсиа.
— Тьфу! Разве ты не чувствуешь, как оно воняет мускусом?
— Значит, он нам не пригодится ни на что?
—Из его шкуры мы могли бы сделать себе башмаки, если бы в этом
была необходимость. Но наши башмаки еще в превосходном состоя-
нии, и поэтому мы предоставим его змеям, если они тут есть, а сами
отправимся спать.
— А что, если явится другой кайман? — спросил юнга с беспокой-
ством.
— Мы будем сторожить по очереди.
Нарезав топором травы, они устроили себе мягкое ложе и влезли
на него, не заботясь о костре, который медленно гаснул.
Против ожидания ночь прошла совершенно спокойно, и только
около полуночи они услышали какое-то таинственное мычание, как
будто раздававшееся под водой.
VIII
Живой плот
ДРУГОЙ ДЕНЬ ИХ ОЖИДАЛ НЕПРИЯТНЫЙ
)рприз, который мог иметь для них весьма дурные
•следствия Юнга, отправившийся на берег за лод-
вииаа #	эй, не нашел ее там.
I Испуганный этим неожиданным открытием, он бро-
..г	...J сился в лагерь и разбудил Альваро, который еще спал.
— Сеньор! — воскликнул он с испугом. — Вы не заметили, чтобы кто-
нибудь приближался к нашему островку ночью?
— Что за новость? Разве что-нибудь случилось? — спросил удив-
ленный Альваро.
— У нас украли лодку!
— Украли? Кто?
449
15—1151

— Не знаю!» Может быть, индейцы?
— Невозможно! Я несколько раз обходил островок, когда был мой
черед дежурить. Если бы индейцы приблизились к островку, то я бы
несомненно заметил.
Альваро, встревоженный этим дурным известием, пошел удосто-
вериться собственными глазами, что лодки нет там, где ее оставили
накануне
— Это вещь серьезная, — сказал он.
— Кто же ее украл, как вы думаете?
— Не думаю, чтобы это были индейцы, берег в этом месте илистый,
и если бы какие-нибудь люди тут высадились, они оставили бы
следы. Скорее, лодка потонула.
— Это очень вероятно, сеньор. Она давала течь.
— Да, мы совершили большую неосторожность, Гарсиа! Нам надо
было не оставлять ее в тростниках, а вытащить на берег. Что мы
теперь будем делать? Как выбраться отсюда? Ближайший берег на-
ходится на расстоянии по крайней мере трех миль.
— Не попробовать ли нам переплыть озеро? Ведь три мили меня
не испугают, — сказал юнга.
— Да и меня тоже. Я бы мог проплыть и пять миль, но тем не менее
не решусь окунуться в эту черную воду, которая населена кайманами
и гигантскими змеями.
— Правда, я совсем забыл, что и тут, в водах озера, водятся
людоеды. Но не можем же мы остаться здесь навеки? Тут нет ни
пищи, ни воды для питья.
Альваро не отвечал. Он смотрел на немногие деревья, растущие на
островке, и думал о том, хватит ли их, чтобы построить плот, доста-
точный для двух человек.
— Попробуем, — сказал он наконец.
На островке было пять или шесть деревьев вышиной в двенадцать
метров. Стволы этих деревьев, покрытых темно-коричневой корой,
были довольно тонкими и, пожалуй, не годились для этой цели.
Лианы и кустарники хотя и росли в изобилии, но вряд ли могли
принести какую-нибудь пользу.
— Вы хотите построить плот? — спросил юнга.
— Если найдем материал.
— Достаточно, если мы устроим остов из дерева, а настил можно
сделать из тростника.
— Вот это мне не пришло в голову, Гарсиа. Давай сюда топор и
пойдем рубить наш маленький лес.
Он замахнулся топором и с силой ударил по самому высокому
дереву. Но при первом же ударе лезвие притупилось, не нанеся ни
малейшего повреждения коре дерева.
— Ах, дьявол! — воскликнул пораженный Альваро. — Что же это
такое? Ведь рука у меня твердая и топор хорошо отточен!
450

—Что за древесина у этого дерева? — с удивлением спросил юнга.
Альваро снова ударил по дереву, но топор отскочил от него, точно
от камня или железа.
— Невероятно! — вскричал он.
Гарсиа взял нож и попробовал всадить его в ствол. Длинное и
тонкое лезвие ножа вместо того, чтобы вонзиться в древесину, сло-
малось, точно оно было стеклянное. Гарсиа взглянул с недоумением.
— Эти деревья из железа, сеньор, и нам никогда не удастся их
срубить! — сказал он.
Альваро попробовал ударить топором другое дерево, но результат
получился тот же самый.
— Я что-то слыхал о необыкновенно твердых деревьях, растущих
в Америке. Может быть, это они и есть, — прибавил он.
Он не ошибся. Деревья, растущие на островке, принадлежали к
знаменитым железным деревьям, прославившим некоторые леса
Бразилии и область реки Амазонки. Эти деревья так тверды, как
будто сделаны из железа. Ни один самый острый топор не берет их,
и они так тяжелы, что не держатся на воде, поэтому если бы даже
Альваро и срубил такое дерево, то все же он не мог бы извлечь из него
никакой пользы и только напрасно потратил бы время.
—Сеньор, не стоит возиться с этим деревом, — заметил юнга. — Вы
только даром тратите свои силы и портите топор.
— Значит, мы должны остаться тут, в плену?! — воскликнул Аль-
варо.
— Поищем лучше нашу лодку.
— Кто знает, где она теперь! Ведь тут все-таки есть течение.
— Что же делать, сеньор Альваро?
— Не знаю, — отвечал португалец, разводя руками.
Печальные и озабоченные обошли они кругом остров в надежде
найти какой-нибудь ствол дерева, выброшенный на берег или что-
нибудь такое, что годилось бы для постройки плота и помогло бы им
выбраться из этого проклятого озера. Но они ничего не нашли и
вернулись в свой лагерь, совершенно упавшие духом. И было от чего
прийти в уныние! Как выберутся они из такого трудного положения?
Правда, пока им не угрожала никакая опасность, но они вовсе не
расположены были закончить свою жизнь на этом клочке земли.
Сколько ни напрягал Альваро свой мозг, он все же не мог приду-
мать никакого выхода. Не имея лодки и дерева, чтобы построить
плот, он не видел возможности выбраться из этой тюрьмы.
Часы проходили, не принося никакой перемены. Была ужасная
жара, и вода озера дымилась, словно дно его кипело. Солнце палило
невыносимо, и глаза обоих путешественников страдали от яркого
света. Тишина, стоявшая над озером, временами нарушалась птица-
ми, слетавшимися на листья болотных растений, да стаей водяных
курочек, появлявшейся в тростниках. Иногда показывался кайман,
451
15*

лениво двигающийся между листьями Виктории Регии. Спина его,
покрытая водяными растениями, виднелась некоторое время, потом
опять исчезала вблизи островков, куда он направлялся, вероятно, с
целью выбраться на берег, чтобы погреться на солнышке.
Полдень уже прошел, когда юнга, лежавший в тени железного
дерева и тщетно ломавший голову над разными невыполнимыми
проектами, вдруг вскочил на ноги:
— Сеньор Альваро, мы упустили из виду одну страшную опас-
ность, худшую, нежели голод! Я хочу пить, сеньор. Я невыносимо
страдаю от жажды.
Португалец тоже встал и с тоской огляделся. Кругом была вода,
но ведь в этом озере она была соленая!
— Мы пропали! — воскликнул он.
— Да, если не придумаем какого-нибудь выхода.
— Но какого? Я все время ломал себе голову над этим вопросом...
— Послушайте. Может быть, тут, вблизи, есть индейцы?
— Очень возможно.
— В таком случае не поджечь ли нам тростник и не дать ли им
сигнал ружейными выстрелами?
— Чтобы они пришли сюда?
— Конечно.
— И чтобы нас взяли и мы кончили бы на вертеле? Нет, Гарсиа.
Предпочитаю умереть от голода и жажды, нежели служить пищей
этим канальям!
— Сеньор Альваро... — начал юнга.
Но португалец не стал слушать окончания его фразы и бросился
в чащу кустарника, внимательно смотря на берег.
— Опять кайман? — спросил Гарсиа.
— Нет, кажется, другое животное. Я видел, как зашевелился
тростник.
— Может быть, змея?
- П1ш!..
Какое-то животное, по-видимому широкое и низкорослое, форму
которого они, однако, не могли хорошо разглядеть, пыталось проник-
нуть через густо заросший тростник, ломая его направо и налево.
— Готов поклясться, что это черепаха! — прошептал Альваро.
Действительно, это была одна из тех гигантских черепах с зеле-
новатым пятнистым панцирем, которые обитают в реках и озерах
Бразилии. Эти животные бывают более двух с половиной метров
длиной. И та черепаха, которая подплывала к острову, была особен-
но гигантских размеров, так что представляла в миниатюре малень-
кий плот.
— Не двигайся, Гарсиа! — шепнул Альваро. — Тут нам хватит на
обед и ужин на целую неделю.
452

Черепаха наконец прошла тростники и вылезла на берег, кото-
рый в этом месте был песчаный и свободный от травы. Альваро, зорко
следивший за всеми ее движениями, сказал тихо:
— Она собирается класть яйца_. Ко мне, Гарсиа.
Броситься к черепахе и перевернуть ее вдвоем на спину было
делом одной минуты.
— Она в наших руках! — торжествующе воскликнул Гарсиа. —
Берите топор, сеньор.
Альваро взял топор и уже собирался нанести черепахе удар по
голове, как вдруг его осенила какая-то мысль и он остановился.
— Нет! — сказал он. — Я чуть не сделал большой глупости.
— Как, вы не убьете ее? — спросил юнга.
—Убить ее? Я думаю, что живая она сослужит нам службу лучше,
чем мертвая, мой милый.
— Каким образом?
— Очень просто. Она довезет меня до берега.. Ты думаешь, эта
черепаха не может служить плотом для одного из нас? Посмотри,
какой широкий у нее панцирь!
— Ах, сеньор! — расхохотался мальчик.
— Ты думаешь, я шучу? Ничуть не бывало.
— Да если она очутится в воде, то непременно нырнет вниз. Что
же вы будете делать тогда?
- Ты думаешь? Я не позволю ей нырять. Пойдем со мной, и ты
увидишь.
— А черепаха не убежит?
— Не бойся. Когда она перевернута на спину, то уже не в состоя-
нии двинуться с места. Она отсюда никуда не уйдет.
Убитый кайман, или жакари, как его называют индейцы, по-
прежнему лежал растянувшись во всю длину среди тростников. Сол-
нечные лучи произвели свое действие, и внутри уже началось
разложение: под влиянием образовавшихся газов туловище кайма-
на сильно раздулось и, казалось, вот-вот готово было лопнуть.
— Какой ужасный! — сказал Гарсиа. — Он и раньше не был
красив, а теперь он прямо отвратителен.
Альваро ударил топором мертвое животное в бок и тотчас же
отскочил. Кишки, растянутые газами, вывалились на траву.
— Вот это-то мне и нужно, — сказал португалец.
— Уж не хотите ли вы приготовить колбасу, начинив мясом чере-
пахи эти кишки?
— Нет, я хочу их наполнить воздухом.
— А! — воскликнул юнга, догадавшись, в чем дело. — Теперь я вас
понимаю. Какая великолепная идея, сеньор!
— Если ты меня понял, то помогай.
453

Несколькими ударами ножа от отрезал кишки и потащил их к
берегу. Там он их опорожнил и почистил при помощи юнги. Работа
продолжалась недолго.
—Теперь дай мне кусок тростника и тонкую веревку,—обратился
Альваро к мальчику.
— У моряка всегда должна быть веревка, — с гордостью прогово-
рил юнга, протягивая ему то и другое.
Крепко связав один конец кишок, Альваро в другой всунул конец
тростника и принялся дуть в него изо всех сил. Прошло добрых
четверть часа, пока все кишки, имевшие в длину не менее двенадцати
метров, наполнились воздухом.
— Теперь завяжем потуже другой конец и вернемся к нашей
черепаха Мы обложим ее кругом этими кишками и посмотрим, будет
ли она в состоянии опуститься под воду.
Они с большими предосторожностями понесли наполненные воз-
духом кишки через чащу кустарника и подошли к тому месту, где
оставили черепаху.
Бедная черепаха, несмотря на отчаянные усилия, никак не могла
перевернуться и продолжала лежать на спине, беспомощно переби-
рая своими лапами и вертя шеей. Альваро и юнга окружили ее киш-
ками, засунув их под панцирь и прочно закрепив там, а чтобы
предупредить возможность их разрыва, устроили из тростника вок-
руг надутых кишок нечто вроде оправы, которая должна была защи-
щать их от шипов Виктории Регии.
— Как-то себя будет чувствовать бедняжка на воде? — сказал,
смеясь, юнга, глядя на разукрашенную черепаху.
— В особенности, когда мы ее оседлаем, — прибавил Альваро,
улыбаясь.
— А как же вы будете управлять ею?
— При помощи палки, мой милый, которой я буду ударять по ней
справа или слева.
— Но вы забыли одну очень важную вещь.
— Какую, дружок?
—Что я должен остаться на островке, так как черепаха не выдер-
жит двоих.
— Не ты, а я останусь здесь и подожду твоего возвращения. Ты не
так тяжел, как я, и лучше годишься для такого предприятия.
— Ну, а вы как же переберетесь на берег?
— Ты построишь плот и вернешься за мной. Ведь не думаешь же
ты, что черепаха будет так любезна, что явится сюда одна, чтобы
перевезти меня?
— У вас на все найдется ответ, сеньор!
— Ты разве боишься?
— Я? Да я бы охотно поехал верхом на змее, только бы она увезла
меня отсюда!
454

—Ну так отправляйся в путь. Бери с собой ружье и топор. Смотри,
не спускай ноги вниз, подожми их под себя. А если увидишь, что к
тебе подплывает кайман, то не береги ни пуль, ни пороха, стреляй без
всяких колебаний. Я, впрочем, уверен, что ты благополучно добе-
решься до берега.
— Воображаю, как я буду смешон верхом на черепахе! — сказал
Гарсиа. — Вот уж не думал, что когда-нибудь придется мне ехать на
черепахе!
— Скорее, Гарсиа. Мы оба голодны и страдаем от жажды. Я
надеюсь, что мы сегодня вечером вознаградим себя за эти лишения.
— Зажарим черепаху?
— Конечно. В ее собственном панцире, — отвечал Альваро.
Они со всевозможными предосторожностями перевернули на но-
ги черепаху и толкнули ее по направлению к берегу. Бедняжка,
стесненная оправой из тростника, торчащей со всех сторон, казалась
испуганной и несколько раз пробовала подняться, чтобы сбросить
все с себя, но увесистый удар дубиной заставлял ее идти вперед.
Впрочем, едва только она завидела воду, как бросилась туда в на-
дежде избавиться от тростниковой оправы и скрыться под водой. В
этот момент юнга с проворством котенка вскочил на ее широкий
панцирь и уселся на нем, скрестив ноги по-турецки. Почувствовав
какую-то тяжесть на своей спине, черепаха снова начала вертеться,
пробуя погрузиться в воду. Напрасные усилия! Надутые воздухом
кишки удерживали ее на поверхности. Черепаха яростно била лапа-
ми, вытягивала шею и хвост и вертела ими во все стороны, как
безумная.
— Вот чудесная мысль! — крикнул юнга, энергично работая пал-
кой. — Сеньор Альваро, какой великолепный плот! Он плывет, точно
подгоняемый ветром.
Альваро, стоя на берегу, хохотал до упаду, смотря на отчаянные
усилия черепахи сбросить своего необычайного всадника.
Португалец протянул ему топор и ружье и крикнул:
— Счастливого пути, приятель!
— Постараюсь вернуться как можно скорее, — отвечал Гарсиа. —
Ну, двигайся, зверюга!
Черепаха, убедившись наконец в бесполезности своих усилий,
быстро поплыла на середину озера. Временами, впрочем, она пыта-
лась забраться в тростник или между широких листьев Виктории
Регии, но Гарсиа без всякого милосердия колотил ее палкой и за-
ставлял двигаться в желаемом направлении. Несчастная черепаха,
обезумевшая от страха, плыла очень быстро. Даже хорошая лодка с
двумя гребцами не могла бы двигаться быстрее.
— Плывет великолепно, — сказал Гарсиа, взглянув на берег, ко-
торый оказался гораздо ближе от острова, чем он думал. — Если и
дальше так будет, то менее чем через полчаса я буду у берега.
455

Он поджал под себя ноги, уселся поудобнее, положил заряженное
ружье на колени, а топор рядом с собой и взглянул на остров. Альваро
стоял на берегу, тоже с ружьем в руках, и смотрел на юнгу, видимо,
довольный своей выдумкой.
«Я скоро вернусь за ним, — подумал Гарсиа. — Построить плот
нетрудно, когда есть под рукой материал и хороший топор».
Черепаха, пыхтя, продолжала плыть и больше уже не старалась
укрыться среди листьев Виктории Регии или в тростниках, вероятно
опасаясь навлечь на себя град ударов со стороны своего странного
всадника.
Гарсиа проплыл уже больше мили, когда вдруг заметил, что его
сопровождает пара кайманов.
Отвратительные животные почти совсем скрывались под водой,
высовывая только кончик своего рыла. Они были скрыты водяными
растениями, покрывавшими их спины, так что могли приблизиться
совершенно незаметно. Но Гарсиа догадывался об их присутствии по
струям, которые виднелись позади.
«Опасная свита, — подумал он, скорее недовольный, нежели ис-
пуганный этим обстоятельством. — Уж не хотят ли они съесть лапы
у моей лошадки? К счастью, я здесь, чтобы защищать ее».
Он еще больше подобрал ноги и держал ружье наготове, намере-
ваясь стрелять при первом признаке агрессивных действий со сторо-
ны кайманов.
Черепаха, как будто понявшая опасность, удвоила скорость. По
временам она повертывала голову к своему всаднику, точно ища у
него защиты.
Но кайманы, по-видимому, не торопились нападать. Они только
сопровождали черепаху, раскрывая порой свою страшную пасть. Это
упорное преследование начало беспокоить юнгу. Берег был еще да-
леко, более чем в полутора милях, а в этой части озера не было ни
одного островка, где можно было бы искать спасение в случае, если
бы кайманы напали на черепаху и откусили у нее лапы.
«Чем все это кончится? — с тревогой спрашивал себя юнга. — Как
видно, эти негодяи не хотят оставить нас. Что, если они сбросят меня
ударом хвоста?»
Он с ужасом увидел, что один из кайманов поплыл быстрее и,
видимо, приготовился к нападению. Он находился шагах в пятнад-
цати от черепахи и уже раскрыл свою громадную пасть.
Но Гарсиа не растерялся. Он прицелился в раскрытую пасть чу-
довища и выстрелил.
Испугавшись выстрела, черепаха так подпрыгнула, что юнга чуть
не упал в воду, но, к счастью, успел вовремя удержаться за тростник
и схватил ружье, выпавшее у него из рук.
Кайман, получивший весь заряд в горло, сделал гигантский пры-
жок, но тотчас же свалился назад в воду. Он яростно бил хвостом и
456

извивался во все стороны, и кровь ручьями лилась у него из горла,
окрашивая воду. А его товарищ, очевидно напуганный выстрелом,
быстро скрылся среди листьев Виктории Регии.
— Скорее! Скорее! — весело кричал Гарсиа, награждая ударом
бедную черепаху.
Но она не нуждалась в таком воздействии. Обезумев от страха,
несчастное животное, выбиваясь из сил, плыло к берегу и наконец
выскочило на песок у подножия больших деревьев, растущих у самой
воды.
IX
Нападение пекари
IECTO, ГДЕ ВЫСАДИЛСЯ СТОЛЬ НЕОБЫЧНЫМ
образом Гарсиа, было покрыто густой растительно-
стью, составлявшей, вероятно, окраину того громад-
ного леса, который покрывал берег залива.
Великолепные, стройные пальмы поднимались на
высоту пятнадцать—двадцать метров, лианы и раз-
ные другие ползучие растения, бромелин и орхидеи — все это, пере-
путываясь вместе, образовало непроходимую завесу из зелени и
цветов. Пестрые и блестящие попугаи сидели в ветвях деревьев, кра-
сиво выделяясь среди зелени. Но юнге было не до красот природы. Он
вошел в лес, надеясь поскорее найти каких-нибудь плодов и воду
для утоления жажды. Последнее оказалось довольно трудным, так
как нигде не было видно источника, а между тем Гарсиа боялся от-
ходить далеко от берега и, главное, он торопился поскорее постро-
ить плот.
Пройдя двести или триста метров, он остановился у огромного
дерева, с очень большими ветвями и густой листвой, среди которой
виднелись какие-то большие фрукты величиной с тыкву, с желтова-
той бугристой кожей.
«Будем надеяться, что эти плоды съедобны», — сказал себе юнга и
быстро вскарабкался по лиане на ветку дерева. Вдруг он услыхал
какой-то странный шум, по-видимому доносившийся из чащи кус-
тов, росших поблизости.
«Уж не индейцы ли это?» — подумал он с тревогой.
Шум усилился. Он напоминал скрежет зубов, и хотя Гарсиа, не-
смотря на свои лета, обладал недюжинным мужеством, тем не менее,
сердце у него забилось от страха. Впрочем, и всякий другой, даже
взрослый человек, испытал бы то же самое на его месте, один, среди
громадного леса, скрывавшего в своих недрах тысячи опасностей и
населенного не только людоедами, но и хищными зверями, не менее
кровожадными.
457

Держась одной рукой за лиану и не выпуская ружья из другой
руки, Гарсиа прислушался и сразу различил хрюканье, вслед за
которым раздался треск ветвей.
«Неужели тут есть кабаны?—подумал он.—Впрочем, отчего же нет?
У нас ведь они водятся Почему бы им не водиться и здесь. Вот был бы
сюрприз сеньору Альваро, если б я ему привез одного кабанчика».
Несколько успокоенный, он спрятался за ствол дерева и стал
ждать, держа ружье наготове. Но если бы Гарсиа был сколько-ни-
будь знаком с нравами диких свиней, населяющих американские
леса, то наверное постарался бы не попадаться им на глаза.
Это были пекари, лесные кабаны, одни из самых свирепых и
смелых зверей, не боящихся нападать на человека. В те времена
пекари расхаживали несметными стадами в лесах Бразилии, и горе
тому, кто попадался им навстречу. Они с невероятной яростью набра-
сывались на него все и буквально разрывали на части своими кривыми
клыками. Гарсиа же, полагавший, что имеет дело с обыкновенными
кабанами, не колебался. Он выстрелил в пекари, который остановил-
ся в пятнадцати шагах от него, вырывая из земли какой-то корень.
Животное, пронзенное пулей, бросилось в кусты, издав протяжный
вой, и исчезло под сводами зелени. Юнга, довольный своим успехом,
пустился за ним, чтобы прикончить его топором, но вдруг остановил-
ся, потому что услышал в чаще кустарника дьявольский треск. Кус-
ты валились, точно подрезанные, и листья разлетались в воздухе.
Весь лес наполнился ужасающим ревом.
«Уж не сделал ли я ошибки?» — подумал Гарсиа и, повесив ружье
на плечо, схватился за лиану и полез на дерево. Примерно с четырех
метров он увидел, что к нему с быстротой вихря несется стадо каба-
нов, насчитывающее по меньшей мере пятьдесят животных.
По-видимому, кабаны находились в состоянии сильнейшей яро-
сти; они мчались с поднятыми хвостами и взъерошенной щетиной и
в один миг окружили дерево, на которое влез Гарсиа. Те, которые
находились поближе, с бешенством кусали и рвали кору дерева и
лиану, которая служила лестницей мальчику; другие же прыгали
как безумные, то окружали своего мертвого товарища, то возвраща-
лись к дереву, выказывая признаки сильнейшего раздражения. Они
устремляли свои черные глазки, блестевшие гневом, на мальчика,
сидевшего на дереве, и бешено стучали клыками, производя сильней-
ший шум в лесу. Однако Гарсиа был не слишком напуган этим нео-
жиданным нападением. Он уселся в безопасности на большой ветке
и смотрел на бессильную ярость пекари, — у них не было когтей, и
поэтому они не могли влезть на дерево, чтобы достать врага.
«Когда они убедятся в бесполезности своих стараний, то уйдут
отсюда», — утешал себя мальчик.
Но он ошибался. Если существуют на свете упрямые и мститель-
ные животные, то это именно бразильские пекари.
458

Когда первый взрыв ярости прошел, они оставили в покое ствол,
убедившись, что им все равно не свалить это огромное дерево, но
собрались вокруг него на близком расстоянии, устроив нечто вроде
настоящей осады.
«Однако я попал в довольно трудное положение! — подумал Гар-
сиа, начинавший беспокоиться. — Что подумает сеньор Альваро, не
видя меня так долго? Если эта осада продлится? Ведь он страдает от
жажды не меньше меня.. Но не будем унывать! У меня есть ружье и
патроны. Попробуем-ка разогнать этих противных свиней. Если я
убью нескольких из них, то остальные, может быть, уберутся отсюда,
и мне можно будет наконец построить плот».
Выбрав старого самца, который казался наиболее разъяренным
из всех и бешено прыгал вокруг дерева, срывая с него большие куски
коры, Гарсиа прицелился и выстрелил. Но вместо того, чтобы в стра-
хе разбежаться, когда упал самец, все стадо с удвоенной яростью
набросилось на дерево, всаживая в него свои клыки. То же повтори-
лось и после второго и третьего выстрела. Бешенство оставшихся в
живых пекари всякий раз удваивалось.
Он хотел продолжать стрелять, как вдруг ему пришла в голову
мысль, что частые выстрелы могут привлечь дикарей. Пожалуй, луч-
ше выдержать осаду пекари, нежели видеть, как сбегаются сюда
людоеды!
«Бедный сеньор Альваро! Как он должен беспокоиться, слыша эти
выстрелы? Будь прокляты эти животные с их упрямством! — думал
Гарсиа. — Нечего делать, надо вооружиться терпением и подождать
ночи. Когда они уснут, я попробую тайком выбраться отсюда. А пока
попробую подкрепиться хоть этими плодами».
Держась за ветку, на которой висели крупные плоды, величиной
с голову ребенка, он топором отрезал один из них. Внутри плода
находилась желтоватая мякоть, видом напоминающая тыкву, но
более нежная и водянистая.
«Если это не тыква, то что-нибудь в этом роде. Надеюсь, что этим
я утолю и свою жажду, и голод», — подумал он.
Действительно, мякоть оказалась сладковатой и довольно прият-
ной на вкус. Это был плод хлебного дерева, и если бы Гарсиа мог
изжарить его, то он показался бы ему еще вкуснее. Но он не знал, что
это за растение, и только радовался счастливой случайности, кото-
рая привела его именно к этому дереву.
Между тем пекари не прекращали своих враждебных демонстра-
ций; странно, но они изливали свой гнев также и на своих мертвых
товарищей, которых разорвали в куски. Несколько успокоившись,
они разбрелись, но все же не уходили далеко от хлебного дерева, где
сидел Гарсиа, и не выпускали его из виду. Время от времени они с
яростью набрасывались на дерево, издавая дикий рев, потом снова
возвращались в кусты и принимались вырывать корни и искать
ягоды.
459

Гарсиа был вне себя. Осада надоела ему до последней степени, тем
более что он не видел ей конца. Его в особенности беспокоила мысль
об Альваро, который должен был испытывать муки голода и жажды.
Гарсиа несколько раз пробовал спуститься вниз, когда пекари скры-
вались из вида. Но лишь только он брался за лиану, как они галопом
сбегались и окружали дерево. Очевидно, что даже тогда, когда эти
животные, по-видимому, были заняты исканием корней и ягод, они
все-таки продолжали следить за ним.
День проходил, но часы казались вечностью бедному мальчику,
все мысли которого были направлены к Альваро, оставшемуся на
острове. Как его должно тревожить это непонятное промедление! А
может быть, его уже нет в живых?..
Солнце закатилось, и в лесу очень быстро наступил мрак. Гарсиа
заметил, что пекари укладываются спать в кустах, окружающих
дерево. Очевидно, эти упрямцы не желали снять осаду, твердо решив
отомстить за смерть товарищей.
— Просто невероятно! — удивился Гарсиа. — Если б это были
люди, я бы понял их упорство. Но звери!.. Сеньор Альваро с трудом
поверит, что меня осаждали так долго.
Гарсиа прождал часа два, прежде чем решился двинуться, опа-
саясь, что животные оставили часовых у дерева. Но убедившись, что
внизу все тихо, он с величайшими предосторожностями спустился
по лиане, привязав к поясу два плода хлебного дерева. По временам
он останавливался, напряженно прислушивался. Но тишина не на-
рушалась. Успокоенный, он наконец тихонько спустился на землю.
Пекари, спящие в кустах, не пошевелились.
Стараясь не производить ни малейшего шума, Гарсиа пробирался
между деревьями, но, пройдя около трехсот шагов, он уже забыл все
предосторожности, и бросился бегом к берегу озера.
В несколько минут он достиг того места, где оставил черепаху.
Она тоже спала, спрятав голову под панцирь.
Боясь близости пекари, он побежал дальше и остановился на
берегу маленькой бухточки, окруженной деревьями.
«Не будем теперь терять времени, — сказал он себе.—Деревьев тут
много и луна начинает всходить».
Он приставил ружье к дереву и стал собирать лианы, которые
могли ему понадобиться для постройки плота. Тут их было много, все
деревья были ими окружены, так что оставалось только выбирать.
Недалеко он заметил группу гигантских бамбуков и, конечно, тотчас
же поспешил туда. Материала оказалось более чем достаточно для
постройки плота, который мог бы принять двух человек.
Скоро плот был готов. Гарсиа сделал два весла из длинных ветвей
и тотчас же спустил плот на воду. Работая изо всех сил веслами, он
подъехал к тому месту, где находилась черепаха, и несколькими
460

тяжеловатыми ударами заставил животное подняться и отправить-
ся в воду.
' «Сеньор Альваро слишком дорожит этим животным или, вернее,
его мясом. Я не могу оставить его здесь, чтобы им воспользовались
дикие звери или индейцы. Во всяком случае, черепаха обеспечит нам
пропитание на три или четыре дня», — рассуждал Гарсиа.
Луна, ярко блестевшая на совершенно безоблачном небе, освеща-
ла воды озера, и поэтому Гарсиа мог без затруднений направлять
плот. Островки отчетливо выделялись на серебристой поверхности
озера, залитого лунным светом.
Была уже полночь, когда Гарсиа достиг середины озера, и в этот
момент он увидел на одном из островов блестящую точку среди
покрывавшей его растительности.
«Это, должно быть, сеньор Альваро», — подумал он, потом вдруг
перестал грести и испуганно прошептал:
— Да нет! Это вовсе не на том островке, где мы остановились. Это
горит костер на другом острове. Я прекрасно запомнил форму нашего
острова и место, где он находился.
Холодный пот выступил у него на лбу, и сердце мучительно заби-
лось от страха. «Что, если дикари явились на островок и захватили
врасплох сеньора Альваро? Ведь эти островки необитаемы, там жи-
вут только птицы! — думал Гарсиа.—А птицы ведь не могут развести
костер!»
Страх бедного мальчика имел основание. Кто же, кроме дикарей,
может высадиться па этом острове? Альваро не мог добраться до
него, так как у него на острове не было дерева, чтобы построить плот,
даже самый маленький.
«Но, быть может, он вплавь достиг острова?» — Однако Гарсиа
тотчас же отверг такую мысль. Было бы чересчур рискованно и не-
осторожно пускаться вплавь по этим чернильным водам, кишевшим
кайманами и змеями! Гарсиа несколько минут оставался в нереши-
тельности, потом снова взялся за весла.
«Что ж, поеду на остров! — сказал он себе. — Если там я не найду
сеньора Альваро, то осторожно подъеду к другому острову и посмот-
рю, кто зажег там костер».
Юнга сделал объезд, чтобы его не могли увидеть, и пристал к
берегу островка. Он тотчас же узнал его, так как на нем росли те
крепкие деревья, которые нельзя было срубить топором.
Вколотив палку около берега, он привязал к ней плот и, зарядив
ружье, осторожно взобрался на берег и прошел через тростник. На
том месте, где накануне они разводили костер и жарили рыбу, уже
никого не было. Огонь давно погас и даже пепел стал холодным.
Сердце мальчика болезненно сжалось.
«Что случилось с сеньором Альваро? — подумал он, чувствуя, как
холодеет от ужаса. — Что буду тут делать я, одинокий, затерянный
среди лесов Америки?»
461

i-
Драма в лесу
ЕДНЫЙ МАЛЬЧИК ГОТОВ БЫЛ ПРЕДАТЬСЯ
отчаянию, как вдруг его осенила мысль, что Альваро
не мог бы отдаться в руки дикарям без всякого сопро-
тивления. Если так, то на острове должны были бы
остаться следы борьбы, а между тем там все было в
полной неприкосновенности. Кустарники и трава ни-
сколько не были помяты, и на деревьях все листья были целы. По
всей вероятности, Альваро, сильно обеспокоенный долгим отсутст-
вием своего товарища, покинул этот остров, надеясь как-нибудь пе-
ребраться через лагуну. Для такого первоклассного пловца, каким
был Альваро, это не было невозможно.
Несколько успокоенный, Гарсиа прошел весь остров и, дойдя до
того места, где они нашли черепаху, вдруг получил подтверждение
своего предположения. На берегу лежало много свежесрезанного
тростника. «Должно быть, сеньор Альваро построил себе маленький
плот из этого материала, — подумал он, — и, невзирая на кайманов
и змей, переехал все-таки на этот островок, где блестит огонь. Надо
удостовериться!»
Гарсиа вернулся к своему плоту и выехал опять на середину озера.
Несмотря на страшное утомление, он греб изо всех сил и через чет-
верть часа достиг другого острова, на берегу которого он действи-
тельно увидел маленький плот, сделанный из тростника и листьев.
Пройдя несколько шагов, он увидел среди деревьев человека, ко-
торый сидел у догоравшего костра и, охватив голову руками, глубоко
задумался или, возможно, заснул.
— Сеньор Альваро! — крикнул Гарсиа дрожащим от радости
голосом.
Дремавший португалец, услышав зов, поднял голову. Сразу он,
как видно, не мог сообразить, в чем дело, и только когда Гарсиа
подошел к нему, он вскочил на ноги и с радостным криком заключил
его в свои объятия.
—А, мой дорогой мальчик! — воскликнул он. — Откуда ты явился?
Сто тысяч кайманов! Какого страху ты мне задал! Черт возьми! Ты
можешь похвастаться, что заставил меня дрожать!
— Вы думали, что я умер?
— И даже съеден! Полагаешь, я не слыхал твоих выстрелов? На
тебя напали индейцы?
— Ничуть не бывало. Я защищался от свирепейших кабанов, ко-
торые меня осадили на дереве.
— Надеюсь, что ты привез мне хоть одного? Я умираю от голода и
от жажды.
462

\ — Я не мог этого сделать. Но я привез сюда черепаху и думаю, что
ее мясо будет не хуже мяса кабана.
' — Ты предусмотрительный мальчик, мой милый Гарсиа.
— Я привез вам, кроме того, фрукты.
— В них я не испытываю надобности. Я нашел на этом островке
такие же груши, какими мы в первый день утоляли свой голод Ими
я утолил жажду.
— Но отчего же вы покинули остров?
— Чтобы скорее присоединиться к тебе. Разве ты не слышал моих
выстрелов?
— Нет, сеньор.
— Я выстрелил по крайней мере раз десять, и так как ты не
отвечал мне, то я решился переплыть через лагуну на тростниковом
плоту. И возможно, что мне бы это удалось, если б кайманы не заста-
вили меня поскорее укрыться на этом острове. Мой плот, построен-
ный только из тростника и листьев, конечно, плохо держал меня, и
мои ноги постоянно находились воде.
— Я видел ваш плот на берегу, — сказал Гарсиа.
— Ну, будет болтать. Подумаем об ужине.
Альваро подбросил сухих веток в костер, который уже начал
потухать, и пошел вместе с Гарсиа на то место, где юнга оставил свой
плот и черепаху, спавшую глубоким сном. Они с большим трудом
подняли ее, так как она была очень тяжела, и одним ударом отруби-
ли ей голову, чтобы она не страдала, а затем, перевернув на спину,
положили ее на костер.
— Бедное животное! — воскликнул Гарсиа. — Какая черная не-
благодарность с нашей стороны.
—• Голодный желудок не рассуждает, друг мой, — возразил ему
Альваро, с наслаждением вдыхая запах жареного мяса черепахи.
— А я и забыл про мои тыквы! — вскричал Гарсиа и бросил на
землю огромные плоды.
— Ты думаешь, что это тыквы? Ведь это плоды хлебного дерева,
дружок! Они заменят нам сухари, которых нам не хватает. Я их уже
пробовал и могу заверить тебя, что поджаренные они замечательно
вкусны.
— Вот как? — изумился Гарсиа. — Тут есть деревья, на которых
растет хлеб? Счастливая страна, где можно обходиться без хлебопе-
карен!
Альваро очистил кожу и, разрезав мякоть плода на большие кус-
ки, положил их на горячие угли.
Черепаха уже достаточно поджарилась, и Альваро, сняв нижнюю
часть панциря, предложил своему товарищу отведать ее мяса.
— Наедайся досыта, — сказал он ему, протягивая кусок поджа-
ренного плода хлебного дерева. — Тут хватит на несколько человек.
463

Уверяю тебя, что мы давно так не ужинали. Как ты находишь этА
плоды? Не правда ли, они могут заменить нам сухари?	I
— Вполне.	I
— Когда мы приедем на тот остров, ты поведи меня туда, где
находится это дерево. Мы сделаем запас этих плодов.
Насытившись, они растянулись на траве и, не заботясь ни о кай-
манах, ни о водяных змеях, крепко заснули. Оба уже не в состоянии
были бороться со сном и проспали без перерыва почти двенадцать
часов. Ночь прошла совершенно спокойно, и когда они проснулись,
то солнце стояло уже высоко на небе.
Убедившись, что нигде на поверхности лагуны не видно ни одной
пироги дикарей, они положили на плот остатки мяса черепахи и
отплыли назад, к первому острову, где Альваро спрятал в кустах два
бочонка с порохом, не решаясь взять их с собой на своем утлом плоту.
Оба они желали поскорее вернуться в лес, где, они были уверены,
всегда найдут воду и пропитание. Кроме того, им хотелось поскорее
вернуться к заливу, в надежде, что, быть может, какое-нибудь судно
зашло туда, загнанное ветром, или же с целью исследовать этот
великолепный водный бассейн, один из самых обширных в Южной
Америке.
Они потратили два часа на переезд лагуны, так как пришлось
бороться со встречным течением, и наконец пристали к тому самому
месту, где высадился Гарсиа с бедной черепахой.
— Пойдем теперь к хлебному дереву, — сказал Альваро, когда они
нагрузили на себя все, что у них было, взяв, конечно, с собой и
жареное мясо черепахи, завернутое в большие листья.
— А если там еще есть кабаны? — заметил Гарсиа.
— Ну так что же? Ведь нас теперь двое. Мы можем потягаться с
ними.
Они углубились в лес и скоро нашли хлебное дерево. Но пекари
там не было. Они, вероятно, сочли напрасным трудом продолжать
осаду, когда увидели, что пленник бежал. На месте оставались три
скелета, совершенно очищенных от мяса. Должно быть, тут уже
похозяйничали хищные звери.
— Что делать! — сказал Альваро. — Придется нам удовольство-
ваться мясом черепахи.
Они набрали с дюжину плодов хлебного дерева — больше они не
могли нести, так как и без того были очень нагружены, и, отдохнув
немного, пошли искать какой-нибудь ручеек, чтобы напиться воды,
а затем решили вернуться на берег залива.
— Я думаю, что завтра мы доберемся до него, — сказал Альваро,
желая подбодрить своего юного товарища.
Лес делался все гуще, и двигаться становилось труднее. К тому
же им нелегко было сохранять направление, так как чаща была
такая густая, что солнца совсем не было видно. Внизу царила полная
464

темнота, кроме того было необыкновенно душно и дышать было тя-
жело. Ни малейшего движения воздуха не ощущалось среди этого
растительного хаоса и непроницаемой завесы гигантских листьев. С
каждым шагом становилось все труднее идти по этому лесу, и путе-
шественники, выбившись из сил после трехчасового странствования,
остановились, внезапно очутившись на берегу большого потока, ши-
риной примерно в двадцать метров.
— Отдохнем, — сказал Гарсиа. — Я не в состоянии идти дальше.
— И я не в лучшем положении, — ответил Альваро. — Но прежде
всего напьемся воды.
Он спустился к берегу и уже хотел раздвинуть водяные растения,
растущие у берега, как вдруг Гарсиа схватил его за руку.
. — Посмотрите-ка на это дерево, которое нагнулось над рекой, —
сказал мальчик.
В тот же миг раздалось какое-то ворчание, заставившее его под-
нять голову.
— Обезьяна, — сказал Альваро.
— Похоже, что там есть какое-то другое животное... Ведь это не
обезьяна?
Альваро осторожно раздвинул растения и посмотрел туда, куда
указывал ему Гарсиа.
В двадцати шагах от него, над рекой протянулась огромная ветвь
дерева, и на ней сидела чернобородая обезьяна, с двумя длинными
хохолками на голове, напоминающими рога. Это была самка, так как
на руках у нее был детеныш, который отчаянно кричал, несмотря на
материнскую ласку. По стволу же дерева, склонившегося над водой,
осторожно и бесшумно двигалось животное, один вид которого за-
ставил сердце Альваро сильно забиться, так как он принял его за
тигра или что-то в этом роде.
Это был ягуар, который силой и кровожадностью не уступал
обитателям джунглей Индии, и в Южной Америке ни одно хищное
животное не может справиться с ним. Тот, которого увидел Альваро,
принадлежал к самым большим экземплярам и, вероятно, наиболее
свирепым. Очевидно, он застиг врасплох бедную обезьяну, отбившу-
юся от своих, и заставил ее искать спасение на этом дереве, на
котором он мог легко достать ее, — ведь ей некуда было бежать.
Обезьянка, понимая опасность, отчаянно кричала, возможно зовя
на помощь своих товарищей, которые должны были находиться не-
далеко. Но никто не откликнулся на ее зов. Впрочем, никто бы и не
решился бороться с таким свирепым хищником и, конечно, все бежа-
ли подальше, чтобы их не постигла та же участь.
— Какой великолепный зверь! — прошептал Альваро, осторожно
отступая и прячась среди растений, чтобы не привлечь к себе его
внимание.
— Это не тигр? — спросил Гарсиа.
— Нет, — отвечал Альваро. — Он больше похож на пантеру.
465

Альваро никогда не видел ягуаров, которые в Европе в то время
были совсем неизвестны.	:
— Неужели бедная обезьяна станет его добычей? — прошептал
Гарсиа с искренним возмущением.
— Посмотрим. Ему, конечно, нетрудно будет достать ее, хотя она
и удалилась на самый конец ветви.
— Неужели мы допустим, чтобы он разорвал бедную мать?
— Уж не хочешь ли ты вступиться за обезьяну?
— Конечно, сеньор Альваро.
— Оставим его пока, пусть он лезет на ветку. В подходящий
момент мы можем вмешаться, хотя мне кажется, что с таким зверем
связываться опасно.
Ягуар двигался с осторожностью, так как ствол дерева был уса-
жен острыми шипами, и хищник, очевидно, боялся поранить себе
лапы. Обезьяна, видя, что он приближается, хотя и медленно, усили-
вала крики и, держа одной рукой детеныша, убегала по веткам,
висевшим над рекой. Она добралась уже до последней ветки и даль-
ше не могла двигаться, так как ветка была тонка и грозила ежеми-
нутно сломаться под тяжестью обезьяны, которой уже некуда было
деваться. Если бы даже она бросилась в воду, то все равно ей бы не
избежать страшных когтей ягуара, так как эти звери прекрасно
плавают.
Ягуару, очевидно, надоело медленно подвигаться, он вдруг прыг-
нул на одну из больших ветвей, где уже не было шипов.
— Обезьяна погибла, — сказал Альваро, с величайшим интересом
следивший за всеми маневрами зверя
Ягуар быстро вскарабкался по ветке, проворный, как кошка, но
на известном месте должен был остановиться, так как услышал
треск и, похоже, понял, что было бы неосторожно двигаться дальше.
Ветка, конечно, не выдержала бы его тяжести, и он бы свалился в
реку, чем, разумеется, не преминула бы воспользоваться обезьяна и
убежала бы в лес.
— Обстоятельства складываются неудачно для хищника. Пожа-
луй, обезьяна ускользнет от него, — заметил Альваро.
Ягуар, явно недовольный, ворчал как разгневанный кот и выме-
щал свою досаду на коре дерева, которую обдирал когтями. Обезья-
на, уже совершенно обезумевшая от страха, висела на конце ветки,
уцепившись за нее левой рукой, а в правой держала своего детеныша.
В это время на поверхности воды, под самым деревом, появились
громадные листья Виктории Регии, занесенные течением. Они быст-
ро плыли, увлекаемые потоком, точно плоты, которые могли бы вы-
держать тяжесть не одной только маленькой обезьяны.
— Вот плутовка! — воскликнул Альваро, увидев, что обезьяна
спрыгнула на один из листьев, не выпуская своего детеныша. Ма-
ленький плот немного погрузился в воду от толчка, но потом опять
466

выплыл на поверхность и вместе с обезьянкой быстро понесся, увле-
каемый течением, которое и прибило его к противоположному берегу.
Обезьяна издала победный крик.
Ягуар пришел в сильнейшую ярость, увидев, что добыча ускольз-
нула от него. Он бешено зарычал, царапая когтями дерево, и потом
бросился в воду.
— Очевидно, он умеет плавать, — заметил Альваро. — Пожалуй,
он настигнет обезьяну.
На том месте, где погрузился ягуар, поднялась пена, и когда он
выплыл, то раздался его рев, к которому примешивался страшный
свист, очевидно издаваемый каким-то другим животным.
— Должно быть, ягуар наткнулся в воде на кого-нибудь, — сказал
Альваро и бросился к берегу, чтобы лучше видеть, что делается в река
В этот момент из воды высунулся громадный черный цилиндри-
ческий хвост, и вскоре показался ягуар, обвитый громадной змеей,
сжимавшей его своими кольцами. Это была анаконда, самое большое
из всех бразильских пресмыкающихся, достигающее порой длины
тринадцати—четырнадцати метров. Она живет на дне рек и неядо-
вита, но обладает такой силой, что может задушить даже быка,
охватив его своими кольцами. По всей вероятности, ягуар как раз
опустился в воду на то место, где находилась змея, которая тотчас
же подхватила его.
Хищник и пресмыкающееся, обвившееся вокруг него, яростно бо-
ролись, то выскакивая на поверхность воды, то погружаясь в нее.
Ягуар, обезумев от боли, старался зубами и когтями разорвать кожу
змеи, а змея сдавливала его все сильнее, стараясь сломать ему кости
и позвоночный столб. Вода окрашивалась кровью, но змея все-таки
не выпускала своей добычи, уверенная в успехе. Наконец они оба
опустились под воду, которая густо окрасилась кровью, и больше не
показывались на поверхности.
— Черт возьми! — воскликнул Альваро. — Вот это враги, которых
мы с тобой должны очень остерегаться.
— Он уже околел, этот тигр? Как вы думаете, сеньор? — спросил
Гарсиа.
— Вероятно. Но, я думаю, и змее пришлось плохо от его когтей. Во
всяком случае, мы должны воспользоваться этим моментом и скорее
перебраться на другой берег.
— А может быть, тут, поблизости, есть еще такие же звери?
— Вряд ли. Они бы приняли участие в этой борьбе. А ты видел
обезьяну?
— Она выбралась на берег и скрылась в лесу.
— Не будем же терять времени, пока змея занята пожиранием
своей добычи.
Они быстро срезали бамбук, перевязали его лианой и приготови-
ли плот. Через полчаса они уже были на другом берегу, пристав как
раз к тому месту, где скрылась обезьяна, спасшаяся от когтей ягуара.
467

XI
В девственном лесу
ЕС ПРОДОЛЖАЛСЯ И НА ДРУГОМ БЕРЕГУ РЕКИ И
был такой же густой и непроходимый, как и тот, по
которому раньше странствовали путешественники.
Пожалуй, чаща была еще гуще, так как тут господст-
вовал настоящий растительный хаос. Внизу раств!
ния так перепутались, что образовали общую массу,
по которой можно было ступать, как по земле. Но под этой массой
почва была совершенно сырая, и оттуда поднимался запах гнили и
плесени, заставлявший путешественников брезгливо морщить нос.
— Вот так девственный лес! -- сказал Альваро, который, конечно,
предпочел бы простой луг этому богатству растительности. — Как
ориентироваться в такой чаще, не пропускающей ни одного солнеч-
ного луча? Боюсь, что нам трудно будет добраться до залива!
— Уж не заблудились ли мы? — спросил Гарсиа.
-- Очень возможно.
— Неужели такие леса покрывают всю Бразилию?
— Весьма вероятно. По-видимому, индейцы не заботятся об их
уничтожении, земледелия у них не существует.
— Еще бы! Они ведь пожирают друг друга! И притом в этих лесах
нет недостатка во фруктах.
— И в дичи... Это что за шум?
Где-то в чаще раздался такой пронзительный рев, что заставил
мгновенно умолкнуть стаю попугаев, сидевших на ветках. Рев был
такой оглушительный, что Гарсиа зажал себе уши.
— Кто это задает такой ужасающий концерт? — вскричал он. —
Может быть, это хищные звери?
— Нет, это обезьяны.
Рев и вой усиливались и, казалось, наполнили весь лес.
— Пойдем, — сказал Альваро, — заставим-ка умолкнуть этих
непрошенных музыкантов. Быть может, нам удастся при этом раздо-
быть себе жаркое. Ведь у нас ничего нет. От жары мясо черепахи
испортилось и так воняет, что есть его нельзя.
— Неужели у вас хватило бы мужества съесть обезьяну! — воск-
ликнул Гарсиа.
— Отчего нет? Ведь это такое же животное, как и всякое другое.
Они пошли в том направлении, откуда неслись звуки, не умолкав-
шие ни на одно мгновение. Ружье они держали наготове. Встреча с
ягуаром научила их осторожности. Продираясь с превеликим тру-
дом сквозь чащу ползучих растений, переплетенных корней, они
потратили целый час, чтобы пройти пятьсот шагов, которые отделя-
ли их от места, где собрались лесные музыканты.
468

Как и предвидел Альваро, этими артистами оказались обезьяны,
усевшиеся в кружок на ветвях дерева и старавшиеся перекричать
друг друга. Посредине этого импровизированного хора сидел «ре-
гент», роль которого исполняла обезьяна, самая худая из всего стада,
но обладавшая особенно сильным и звучным голосом. Эта обезьяна
затягивала одну ноту, а все остальные вторили ей, постепенно уси-
ливая звук, который разносился по всему лесу и потом вдруг обры-
вался. Обезьяны умолкали на мгновение, дожидаясь нового сигнала.
Если же какая-нибудь из них затягивала неверную ноту, то «регент»
хора награждал ее тумаком по голове и заставлял умолкнуть.
— Молчать! — крикнул Гарсиа обезьянам, подойдя к дереву. В
ушах у него звенело от ужасного гама, и он надеялся своим возгласом
заставить обезьян разбежаться. Но не тут-то было. Обезьяны были
так заняты своими вокальными упражнениями, что не обратили
никакого внимания на этот повелительный крик.
— Ты только понапрасну теряешь время, мой милый, — заметил
ему Альваро. — Разве твой голос может быть услышан среди такого
гама?
—• Пожалуй, тут нужна пушка, чтобы заставить их'замолчать, —•
согласился Гарсиа.
— Меткий выстрел тоже будет иметь успех. Попробуем-ка сва-
лить «регента».
Альваро был прекрасный стрелок. Он мгновение прицеливался и
выстрелил в главного певца, который горланил сильнее всех. Обезь-
яна так и осталась с раскрытым ртом, но голос ее прервался на самой
высокой ноте; обезьяна приподнялась, вытянув руки, покружилась
на одном месте и наконец с шумом свалилась на землю и осталась
неподвижной. Ее товарищи, перепуганные до смерти, быстро вска-
рабкались на верхние ветки, отчаянно крича;
Убитая обезьяна лежала на земле, и Альваро уже собирался по-
дойти к ней, когда вдруг услышал возглас на чистейшем кастиль-
ском наречии:
— CarambaW Какой меткий удар!
И он, и Гарсиа остолбенели от изумления. Уж не ослышались ли
они? Они оба довольно хорошо знали испанский язык, который был
в те времена почти так же распространен, как в настоящее время
французский. Оглянувшись, они увидели в кустах высокого, статно-
го человека лет сорока пяти, с черной бородой и черными длинными
волосами, который стоял, скрестив на груди руки, и с улыбкой смот-
рел на них. Несмотря на то, что кожа у него была очень смуглая, его
правильные черты лица, красивые большие глаза и рост — все это
указывало на европейское происхождение. Однако он был одет, как
одеваются туземцы. На голове у него была диадема из перьев, а
Ч Черт побери! (ис-п.)
469

одежда его состояла из юбочки, сплетенной из каких-то волокон,
блестящих, как шелк. Браслеты и ожерелье из зубов кайманов и
диких зверей дополняли его костюм, на груди висел какой-то стран-
ный трофей, похожий на змеиные позвонки.
«Индеец или испанец?» — подумал Альваро, становясь в оборони-
тельную позицию, и сделал знак своему товарищу, чтобы он пригото-
вил ружье.
Незнакомец не пошевельнулся. Он продолжал улыбаться, смотря
с глубоким волнением на Альваро, и не притрагивался рукой ни к
тяжелой дубине, висевшей у него сбоку, ни к коротенькому копью,
которое виднелось у него за плечами.
— Друг или враг? — спросил наконец по-испански Альваро, видя,
что незнакомец не намеревается говорить первый.
— С каких это пор белые люди, растерявшиеся в лесах далекой,
неизвестной страны, объявляют себя врагами? — сказал незнакомец
дрожащим голосом. — Хотя вы можете принять меня за индейца, но
я такой же белый, как вы, и также европеец.
Альваро, не менее взволнованный, нежели незнакомец, повесил
ружье и, подойдя к этому человеку, спросил:
— Вы тоже потерпели крушение?
— Да. Но уже очень давно.
— Что же вы делаете тут, в лесах Бразилии?
— Этот вопрос я бы мог задать и вам. Вы испанцы?
— Нет, португальцы.
— Значит, мы с вами почти соотечественники. Вы даже и предста-
вить себе не можете, как я взволнован этой встречей! Я был убежден,
что мне уже больше никогда не приведется увидеть ни одного чело-
века моей расы и ни одного европейца!
— Давно вы здесь?
— С тысяча пятьсот шестнадцатого года.
— С кем вы прибыли сюда?
— С испанской экспедицией под командой Винсенте Пинсона и
Диаса Солиса. Я находился в экипаже Солиса.
— Судьба этой экспедиции, организованной отважным флорен-
тийцем, известна, но какая участь постигла Солиса?
— Он был убит индейцами племени харруа. Ах, сеньор, это очень
грустная история.
— И вы один уцелели?
— Да, один.
— А что же вы теперь делаете?
Испанец как будто несколько смутился, потом вполголоса прого-
ворил:
— Я колдун племени тупинамба.
470

Конечно, при других обстоятельствах Альваро не мог бы удер-
жаться от улыбки, но, видя смущение и печаль своего собеседника,
он только ограничился замечанием:
— Что ж, вероятно, это хорошая должность?
— О, сеньор!
— Я — Альваро Виана де Корреа. А ваше имя?
— Диас Картего.
— Во всяком случае, это вам спасло жизнь?
— Конечно.
— Вы голодны?
— Я уже четырнадцать часов на ногах и ш.;л все время без оста-
новки, чтобы не попасть в руки аймаров, которые завладели всей
территорией и рассеяли племена тупинамба и тама.
— Они далеко?
— Теперь — да.
— Не могут они нас настигнуть здесь?
— В данный момент — нет.
— Ну, так воспользуемся этим и приготовим обед. Мы убили
обезьяну.
— Я видел. У этой породы мясо очень нежное, сеньор Виана. Я не
раз уже пробовал его.
— В таком случае помогите нам приготовить ее.
Испанец не заставил себя просить. Пока Альваро и Гарсиа разво-
дили огонь, он приготовил мясо обезьяны, которое и было изжарено
на шомполе, использованном вместо вертела.
Когда жаркое было готово, Диас пошел куда-то и вернулся с
двумя свернутыми в трубку банановыми листьями, наполненными
какой-то жидкостью, похожей на белое вино.
— Assahu! — сказал он, приглашая Альваро попробовать. — Не
бойтесь, это не причинит вам вреда.
— Откуда вы достали эту жидкость?
— Это сок пальмы Assahu. Он может заменить вино.
— Жаркое и вино! Жаль, что нет хлеба!
— Найдем и его, будьте спокойны. Если здесь и нет растения,
которое я искал, то, во всяком случае, в другом месте мы найдем то,
что нам нужно. Как видите, жизнь в Бразилии не трудна и стоит
только нагнуться, чтобы найти, чем утолить голод и жажду. Я нау-
чился у индейцев многому, о чем прежде не имел никакого понятия.
— Счастливая страна! — сказал Альваро.
— А вы, господа, давно потерпели крушение?
— Всего несколько дней назад. Я вам расскажу нашу историю и
ожидаю услышать вашу, наверное, очень интересную.
— И грустную! — прибавил Диас.
471

Наблюдая, как жарилось мясо обезьяны, Альваро рассказал ему
о гибели каравеллы, об ужасной участи ее экипажа и о страхе,
который они испытывали с тех пор, ожидая ежеминутно появления
дикарей.
— Вероятно, это были аймары, которые пожрали ваших товари-
щей, — сказал Диас. — Эта самые свирепые дикари из всех, обитаю-
щих в лесах Бразилии. Они никому не дают пощады.
— Жаркое готово! — возвестил Гарсиа.
Однако португалец, несмотря на голод, все-таки с трудом заста-
вил себя проглотить первые куски этого странного жаркого, вид
которого слишком напоминал вид жареного ребенка. Испанец же,
привыкший к такого рода пище и, вероятно, уже немало истребивший
ее на своем веку, принялся за еду с аппетитом каймана, приглашая
обоих португальцев последовать своему примеру. Впрочем, голод
скоро победил колебания последних, и они отдали честь жаркому,
которое действительно оказалось превосходным. Они с удовольстви-
ем запили его пальмовым соком, предложенным им Диасом, вкусом
напоминавшим сидр, и затем развалились под деревом, положив
около себя ружья.
— Можем мы отдохнуть часика два без особенного риска? —
спросил Альваро испанца.
—Аймары редко пускаются в путь, когда солнце так сильно печет, —
отвечал Диас. — К тому же я принял меры предосторожности, чтобы
они не могли найти моих следов.
— Значит, они вас преследовали?
— Да, четыре дня тому назад.
— Так вы пришли сюда издалека?
— Деревня, приютившая меня, находится в семи днях пути отсю-
да, среди леса.
— Вы туда вернетесь?
— Непременно. Я только жду, чтобы аймары ушли подальше на
юг. Надеюсь, что и вы пойдете со мной. Тупинамба примут вас хорошо,
если вы явитесь со мной, так как я — пиайе, то есть колдун, их
племени. Что же вы будете делать одни в этом огромном лесу? Рано
или поздно вы очутитесь на вертеле и вас съедят тама или тупи,
такие же людоеды, как и аймары.
— А тупинамба не едят себе подобных?
— Едят — так же, как и другие, но... со мной вам нечего бояться!
— Теперь расскажите нам вашу историю, сеньор Диас, вы сильно
возбудили мое любопытство, — обратился к нему Альваро.
— К вашим услугам, сеньор Виана.
472

XII
История Диаса
РИДЦАТЬ ЛЕТ УЖЕ ПРОШЛО, - НАЧАЛ СВОЙ
рассказ Диас, — с тех пор, как кастильское прави-
тельство отправило флотилию под командой Веспуч-
чи, Пинсона и Солиса с приказанием основать город
вдоль берегов Бразилии. Но уже с первых дней между
командирами возникли раздоры по вопросу о том,
кто станет во главе это предприятия.
Америго Веспуччи, уже бывавший в Бразилии и принимавший
важное участие в открытии американского материка, конечно, имел
больше прав, нежели другие, стать во главе экспедиции, но при дворе
в Лиссабоне к нему относились с некоторым недоверием, и это ему
повредило. Однако путешествие все-таки прошло довольно спокой-
но, и через три месяца флотилия благополучно достигла заливав.
Сделав запас воды и завязав меновые сношения с индейцами, кото-
рые не проявляли такой свирепости, как во времена Кабрала, фло-
тилия направилась к юту и исследовала довольно длинную полосу
берега, водружая в разных местах кресты в знак кастильского вла-
дычества. Наконец она дошла до устья громадной реки, которое мы
все приняли вначале за морской рукав.
Это был Ла Плата, и когда мы пришли туда, то между команди-
рами снова возникли раздоры. Веспуччи и Пинсон отказались сопро-
вождать моего капитана и покинули его, отправившись на поиски
других открытий. Но какая участь постигла их, я не знаю, так как с
той поры я уже не видал ни одного белого человека, который бы
высадился здесь.
— Могу вас успокоить на их счет, — сказал Альваро, — они благо-
получно вернулись в Испанию.
—Солис,—продолжал свой рассказ Диас, — не захотел вернуться
назад, не сделав никакого великого открытия. Он мечтал покрыть
себя славой и поэтому, не задумываясь, отправился в лодке вверх по
течению огромной реки, устье которой мы видели. Я принимал уча-
стие в его экспедиции, так как пользовался репутацией хорошего
лоцмана и отличного стрелка.
Несколько дней мы плыли по реке, сопровождаемые по берету,
около которого проходила наша лодка, целой ватагой индейцев,
приглашавших нас высадиться. Все они были вооружены стрелами
и дротиками. Солис, в котором соединялись огромное мужество и
некоторая осторожность, не последовал их приглашениям, и было
Рио-де-Жанейро. — Примеч. автора.
473

бы, конечно, гораздо лучше, если бы его нога вообще никогда не
касалась этой земли.
Индейцы, приглашавшие его, принадлежали к племени харруа.
Это были самые смелые и самые свирепые из дикарей, только и
ждавшие, когда мы высадимся на берег, чтобы напасть на нас, убить
и потом сожрать.
Мы исследовали уже довольно значительную полосу берега, ког-
да у Солиса вдруг явилась несчастная идея углубиться в страну.
Индейцы исчезли, и он думал, что опасность уже миновала. Он выса-
дился на берег у опушки большого леса и оставил меня и еще шесть
человек стеречь лодку. Но у меня возникли подозрения и я крикнул:
— Сеньор Солис, берегитесь засады!
Он только сделал мне прощальный жест рукой и исчез в лесной
чаще вместе со своим крошечным отрядом.
Мы, однако, испытывали сильную тревогу. Внезапное исчезнове-
ние дикарей казалось мне неестественным, и я подозревал за этим
коварный умысел. Беспокойство мое настолько усилилось, что я со-
всем не мог оставаться на месте. Но остановить Солиса и заставить
его отказаться от его намерений было невозможно. Этот человек,
превосходно владевший оружием, не знал страха и только посмеялся
бы над моей подозрительностью.
Незадолго до заката солнца мы вдруг услышали несколько вы-
стрелов, сопровождавшихся таким ужасающим ревом, что он до сих
пор еще раздается в моих ушах. Никакой рев хищных зверей не
может сравниться с воинственными криками южноамериканских
дикарей!
Конечно, мы тотчас же все повскакали со своих мест и я сказал
своим товарищам:
— На нашего капитана напали. Пойдем к нему на помощь!
Они смотрели, не отвечая, как будто страх лишил их способности
говорить. Я понял, что мне не удастся заставить их внять моим
словам. Да и что мы могли сделать, когда мы даже не знали, в какую
сторону направляться? В течение нескольких минут мы слышали
повторные выстрелы и крики индейцев, потом наступило полное
молчание. Вероятно, все уже было кончено! Солис и его спутники,
должно быть, попали в засаду, устроенную индейцами, и были умер-
щвлены.
Мои товарищи умоляли меня поднять якорь и как можно скорее
вернуться на корабль, который ждал нас в устье реки. Но я реши-
тельно отказался покинуть нашу стоянку раньше рассвета следую-
щего дня. В душе у меня все-таки таилась надежда, что кто-нибудь
да избежал резни и мог прибежать на берег, зная, что мы тут дожи-
дается.
Когда ночь спустилась на землю, мы увидели огромные костры,
горевшие в лесу.
474

Я не мог оставаться спокойным. Желание во что бы то ни стало
узнать, какая участь постигла моего капитана, заставило меня вый-
ти на берег, и так как никто из моих товарищей не захотел сопро-
вождать меня, то я ушел один, взяв с собой ружье я шпагу.
Костры, ярко горевшие на склоне лесистого холма, служили мне
маяком. Я осторожно продвигался вперед, скрываясь между деревь-
ями, и сердце мое временами судорожно замирало при мысли, что
каждое мгновение меня может пронзить стрела или же какой-ни-
будь индеец, подстерегающий меня, может размозжить мне голову
ударом своей страшной дубины.
Но индейцы, уверенные, что они истребили всех белых, остались на
том месте, где был убит Солис, и когда я через полчаса крадучись
приблизился к их лагерю, то моим глазам предстала страшная картина.
На решетках, сложенных из больших зеленых ветвей над пылаю-
щим очагом, жарились девять моих несчастных товарищей, покры-
тые кровью с ног до головы. У всех были размозжены головы ударами
страшных индейских дубин. Среди них я распознал Солиса, у кото-
рого было перерезано горло и размозжена голова. Отвратительный
запах горелого мяса наполнял воздух. Вокруг костра, словно чего-то
ожидая, собрались человек двенадцать индейцев. Все они были го-
лые и только на шее носили ожерелье из зубов кариб, маленьких
хищных рыбок, больших охотниц до человеческого мяса, которыми
полны реки в этой стране. Индейцы были вооружены копьями, ду-
бинками и громадными луками для метания стрел.
Вдруг чей-то отчаянный крик достиг моих ушей. Четыре индейца
гигантского роста волочили одного матроса, который отчаянно от-
бивался и руками и ногами. Судьба его не оставляла никакого сомне-
ния. Похолодевший от ужаса, я смотрел, не шевелясь, на то, что
собирались с ним делать индейцы, бессильный помочь ему. Да и что
мог я сделать один против всей этой банды свирепых негодяев?
Индейцы потащили моего несчастного товарища к огромному
камню, на поверхности которого было выбито небольшое углубление,
вроде желоба, и положили его таким образом, что он не мог пошеве-
литься. Тогда из толпы индейцев вышел человек, одна половина тела
которого была выкрашена в голубую, а другая — в черную краску. Он
был увешан ожерельями и браслетами из зубов кайманов, ягуаров и
змеиных позвонков, а на голове у него красовался огромный хохол из
перьев попугая. В одной руке он держал нечто вроде ножа, сделан-
ного из заостренной раковины, а в другой — глиняный сосуд.
Приблизившись к несчастной жертве, которая отчаянно кричала,
он всадил в нее нож. Кровь потекла струей по маленькому желобу,
выдолбленному в камне, в глиняный сосуд, подставленный индейцем.
Когда же он наполнился, то индеец поднес его к губам. Но в этот
момент он упал, сраженный пулей.
Я не выдержал и выстрелил в негодяя, не думая об опасности,
которой подвергался.
475

Звук выстрела ошеломил индейцев, увидевших, что упал колдун.
Они словно остолбенели в первый момент от этой неожиданности, и
я, конечно, воспользовался их замешательством, чтобы бежать. Ког-
да же они очнулись и раздались бешеные крики, показавшие, что они
пустились за мной в погоню, — я был уже далеко.
В несколько минут я добежал до того места, где должна была
находиться лодка, но там меня ждал страшный сюрприз. Мои това-
рищи, вероятно, считали меня погибшим, бежали и бросили меня
одного среди этого страшного леса и с погоней за плечами!
— О, негодяи! — не могли удержаться от восклицания Альваро и
Гарсиа.
— Они считали меня погибшим, — грустно повторил Диас. — Я
слышал за собой яростные крики индейцев, приближающихся с
ужасающей быстротой. И вдруг мне пришла счастливая мысль. Я не
видел ни одного челнока на реке, следовательно, индейцы харруа не
плавали по ней. Я же был очень хороший пловец и поэтому решил
броситься в воду. Впрочем, для меня это был единственный путь к
спасению!
Если бы я вернулся в лес, то, конечно, эти дьяволы не замедлили
бы открыть мое местопребывание, и я был бы поджарен на решетке,
как и мои несчастные товарищи и капитан. Доверяя своим силам и
ловкости, я прыгнул в воду с ружьем за плечами, сбросив предвари-
тельно всю мою одежду.
В этом месте река имела в ширину не менее шести или семи
километров, но когда индейцы прибежали на берег, то я уже нахо-
дился посредине реки!
Я быстро плыл, оглядываясь по сторонам и опасаясь каждую
минуту увидеть возле себя индейца. В полночь я уже находился в
двухстах или трехстах шагах от противоположного берега. Я не-
сколько приободрился, как вдруг почувствовал в ноге такую страш-
ную боль, что невольно вскрикнул. Испуганный, не зная, что такое, я
поплыл еще быстрее. Но вслед за тем я почувствовал другой укус, не
менее болезненный, и увидал, что меня окружили мириады малень-
ких рыбок, которые с яростью бросались на меня и впиваясь в меня
своими острыми зубками.
—Что же это было? — спросил Альваро, сильно заинтересованный
рассказом Диаса.
— Я попал в стаю кариб. Потом вам расскажу, что это такое. К
счастью, берег был недалеко. Я напряг все свои силы и наконец
добрался до берега, упал в изнеможении среди растений, которые его
покрывали. Но в какое состояние привели меня эти маленькие чудо-
вища! Кровь выступала у меня из множества укусов, которыми было
усеяно все тело.
— Это большие рыбы? — спросил Альваро.
476

— Не больше вашей руки, но они хуже кайманов, хуже ягуаров и
так охочи до человеческого мяса, что если им удается окружить
какого-нибудь пловца, то они в несколько минут пожирают его жи-
вого и оставляют только скелет. О! Когда-нибудь и вам придется
познакомиться с этими рыбами. Тогда вы будете знать, какими зуба-
ми обладают эти маленькие чудовища, которые по справедливости
считаются бичом южноамериканских рек.
— Тогда я лучше предоставлю их индейцам, — сказал, улыбаясь,
Альваро. — Продолжайте же, милый Диас.
— Я оставался почти целую неделю в этом лесу, питаясь фрукта-
ми, кореньями, иногда охотясь, прежде чем решился двинуться в путь
и попытаться осуществить великое предприятие, которое задумал.
Я знал, что испанцы основали поселения в Венесуэле, и решил
пробраться к ним. Конечно, это путешествие потребовало бы, пожа-
луй, несколько лет, но у меня не было другого выхода.
Я шел целыми неделями по лесу, которому, казалось, не было
конца, осторожно продвигаясь вперед, избегая индейских дереву-
шек, чтобы не попасть на костер, и все больше и больше углублялся
внутрь Бразилии, пока наконец не очутился среди поселений дика-
рей тупинамба. Оттого ли, что моя кожа стала совсем темной, что у
меня отросла длинная черная борода и на плечи была накинута
шкура ягуара, или же по какой другой причине, но только вид мой
внушил уважение дикарям, и они, вместо того, чтобы убить меня и
съесть, приняли меня, как друга. За несколько недель до этого умер
их колдун, после того как его поранил кайман, и они пригласили
меня занять его должность. Таким образом я сделался пиайе.
Прошло много лет, и я уже потерял всякую надежду когда-либо
увидеть лицо европейца. Но вот аймары совершили набег на наши
деревни, и население их разбежалось во все стороны. Я тоже бежал
в лес и, заблудившись, пришел сюда. Конечно, я не стану благослов-
лять аймаров за произведенные ими опустошения, но все же думаю,
что если бы не их набег, то мне, пожалуй, никогда бы не увидеть лица
человека моей расы! Уверяю вас, сеньор Виана, что тот день, когда я
вас встретил, был счастливейшим днем моей жизни.
— Вы хотите вернуться к тупинамба? — спросил Альваро.
— Надеюсь, что и вы пойдете со мной. Я давно понял, что было бы
безумием с моей стороны пытаться достигнуть испанских поселений
в Венесуэле, и поэтому отказался от этой мысли.
— Итак, пойдем, посмотрим на тупинамба. Быть может, они не
положат нас на решетку.
— О, братьев колдуна? Никогда! Они слишком боятся меня, так как
я пользуюсь славой самого могущественного пиайе в этой области.
— Когда же мы отправимся?
— Теперь слишком поздно пускаться в путь, сеньоры. Эту ночь мы
проведем здесь, а завтра удостоверимся, свободен ли путь, и если он
477

свободен, то мы тотчас же отправимся на запад Аймары не имеют
привычки долго оставаться в этих местах и спустя известное время
всегда возвращаются в свои леса.
— Ну что ж, приготовим себе хорошую постель и выспимся, —
сказал Альваро.
—Да, будем спать, как матросы на вахте, то есть одним глазом, —
заметил Диас.
XIII
Аймары
СПОКОЕННЫЕ ТИШИНОЙ, КОТОРАЯ ЦАРИЛА В
лесу, все трое улеглись и заснули. Усталость после
продолжительного странствования по лесу в пред-
шествующие дни давала себя знать, и они сильно
нуждались в отдыхе, так как на следующий день им
опять предстояло длинное путешествия Но они спа-
ли, как вахтенные матросы, сон их был очень чуткий, и, боясь внезап-
ного появления аймаровъ они постоянно просыпались и
прислушивались
В течение первых часов они не слышали ничего, кроме обычных
звуков леса: свиста, шипенья и громкого кваканья лягушек, но Диас,
проснувшийся после полуночи, услышал какой-то подозрительный
шорох, который он никак не мог спутать ни с какими другими зву-
ками. Столько лет, проведенных среди леса, научили его распозна-
вать эти звуки, и слух его сделался очень тонким. Однако он не сразу
разбудил своих товарищей, желая сначала убедиться, что слух его
не обманывает. И он скоро получил подтверждение своих опасений.
Издалека до него донесся звук, которого, пожалуй, никто другой не
различил бы, но для Диаса он служил доказательством, что в сере-
дине бесконечного леса йдет большая толпа людей.
Нагнувшись к спящему Альваро, он слегка потряс его за плечо.
— Проснитесь, сеньор Виана, — сказал он. — Они идут.
— Кто они? — спросил Альваро поднимаясь
— Я не знаю, аймары ли это или какие-нибудь другие индейцы,
собирающиеся совершить набег. Во всяком случае большое количе-
ство людей идет через этот лес, и, мне кажется, было бы очень неосто-
рожно оставаться здесь
— Ах, черт, я так сладко спал! — воскликнул Альваро.
— В этой стране надо всегда быть готовым к бегству. Здешняя
тишина обманчива, — наставительно заметил Диас.
— Значит, мы должны отсюда убираться? — спросил Альваро.
— Вовсе нет, — отвечал Диас. — Мы только поищем более безопас-
ное убежище.
478

— Как? Оставаясь здесь?
— Ну да. Мне часто удавалось, оставаясь на месте, обманывать
индейцев, охотившихся за мной, чтобы посадить меня на вертел или
изжарить на решетке. Вот посмотрите на это дерево. Оно поможет
нам ввести в заблуждение индейцев, которые будут ломать себе
голову, отыскивая наши следы. Разбудите скорее своего товарища и
не будем терять времени.
Но Гарсиа уже проснулся и, услышав разговор, вскочил на ноги.
Узнав в чем дело, храбрый подросток спокойно проговорил:
— Ба! У нас ведь есть ружья, и мы сумеем оказать хороший прием
этим проклятым людоедам.
— Надо потушить огонь? — спросил Альваро, указывая на костер.
— Нет, пусть он догорает. Оставьте угли и пепел: это также помо-
жет нам запутать индейцев. Мы взберемся по этим лианам на дерево,
ствол которого слишком толст и обхватить его невозможно, так что
по нему дикари не в состоянии будут влезть на дерево.
Все трое забрались на дерево, потом обрезали все ползучие расте-
ния, ветки и лианы, заботясь о том, чтобы ни одна ветка не свалилась
на землю и не выдала бы этим присутствие их на дереве.
— Вот вы увидите, что они не станут искать нас здесь, — сказал
Диас. — Как это ни странно, но дикари во время преследования
кого-нибудь никогда не ищут его на деревьях.
Диас й его спутники залезли как можно выше и уселись там, где
ветви дерева были толще и листва гуще. С понятной тревогой ждали
они прибытия дикарей, странствующих по лесу. Кто бы ни были эти
дикари, опасность от этого не становилась меньше, так как все пле-
мена в этой местности были врагами тупинамба и свирепыми людо-
едами. Вообще, это были люди, которых, по словам Диаса,
необходимо было избегать во что бы то ни стало, чтобы не подвер-
гаться опасности быть изжаренным и съеденным.
Шорох, который слышал Диас, не прекращался. Очевидно, до-
вольно большой отряд дикарей шел через лес, точно по чьим-то сле-
дам или случайно направляясь именно к той лужайке, где посредине
росло гигантское дерево, на котором спрятались европейцы.
— Это ваши враги ищут вас? — спросил Альваро, заряжая ружье.
— Мы сейчас это узнаем, — отвечал Диас, внимательно прислуши-
ваясь.
— А может быть, это ваши друзья?
— ТУпинамба? Нет, это невозможно. Еще вчера аймары гнались за
мной, и так как они до сих пор не ушли назад в свои леса, то ни один
индеец из моего племени не отважится вернуться в свою деревню. И
потом, я знаю, что они бежали на запад, а не по направлению к морю.
— Аймары так свирепы?
— Они больше похожи на зверей, нежели на людей, и не дают
пощады никому, кто попадется им на пути.
479

— Откуда же они явились?
— Из южных областей. Подгоняемые нуждой, они время от време-
ни совершают набеги на более богатые местности, все истребляют на
своем пути, и еще никому не удалось победить их. Одно их имя уже
возбуждает такой ужас, что даже самые мужественные племена
предпочитают бежать при их приближении, оставляя им в жертву
свои деревни и плантации, даже не пытаясь защищать их.
— Однако все же это люди! — заметил Альваро.
— Кто их знает! — возразил Диас. — Они ходят как звери, на
четвереньках. Право, не знаю, сеньор Виана. Может быть, это не люди,
а обезьяны!
— Увидим, когда они пойдут.
— Они не должны быть далеко.. Да вот и их разведчики, — шепнул
Диас. — Смотрите!
Несмотря на темноту, царящую в лесу, Альваро и Гарсиа разли-
чили две странные фигуры, более напоминавшие животных, нежели
человека. Они двигались, как звери, на ногах и руках, осторожно, не
производя ни малейшего шума, пробираясь по лесной прогалине.
— Аймары? — тихо спросил Альваро.
— Да, — отвечал Диас.
— Я бы принял их за ягуаров.
— Они заимствовали у ягуаров походку.
— Как вы думаете, останутся они здесь или пойдут дальше?
— Если они идут по моим следам, то остановятся здесь, чтобы
искать меня.
Дикари прошли лесную прогалину, потом вдруг остановились и
издали резкий крик.
— Они заметили остатки нашего костра, — сказал Диас.
— Что же они будут делать теперь?
— Подождут своих товарищей и будут совещаться с ними.
— Только бы им не пришло в голову искать нас на дереве.
— Не бойтесь. Ведь эти людоеды не имеют ни малейшего понятия
об огнестрельном оружии, и, конечно, достаточно будет двух выстре-
лов, чтобы повергнуть их в панический ужас.
Оба дикаря начали внимательно рассматривать золу от костра.
Они хотели, вероятно, определить по состоянию золы, как давно
бежал отсюда колдун племени тупинамба. Европейцы слышали, как
они что-то бормотали. Потом один из них быстро побежал на четве-
реньках в лес, а другой уселся возле потухшего костра. Спустя не-
сколько минут после этого в лесу снова послышался шорох. Должно
быть, это двинулись в поход остальные, дожидавшиеся возвращения
своих разведчиков. Вскоре они появились на прогалине, недалеко от
дерева, где прятались европейцы.
— Их тут довольно много, — шепнул Альваро, вовсе не чувствовав-
ший себя спокойным, несмотря на все уверения Диаса.
480

Дикари уселись в круг. Трое из них принялись разжигать костер,
который скоро разгорелся ярким пламенем и осветил лужайку.
— Как они ужасны! — шепнул Гарсиа.
Действительно, эти дикари имели в высшей степени отталкиваю-
щую наружность. Черты лица напоминали обезьян, глаза косили в
разные стороны, а длинные и жесткие черные волосы напоминали
конскую гриву. Все они были до невозможности худы, и у большин-
ства тело было разрисовано и покрыто грязью. Несколько полос
какой-то грубой ткани, висевших вокруг бедер, составляли всю их
одежду. Ужаснее всего были их лица. У всех нижняя губа была
растянута и продырявлена, и в отверстие вставлен круглый кусок
дерева. Оружие их состояло из очень тяжелых дубинок, заостренных
палок и лука с очень длинными стрелами из бамбука, на конце
которых были насажены очень твердые шипы акаций.
Поспорив между собой из-за остатков ужина европейцев, дикари
сожрали сырую голову обезьяны и затем, после краткого совещания,
разбрелись по всей прогалине, внимательно исследуя траву. Но при
этом они не держались вертикально, как люди, а предпочитали бе-
гать на четвереньках, как звери.
Откуда явились эти дикари, которые временами, но не в опреде-
ленные сроки, совершали нашествия на гигантские леса Бразилии,
опустошая деревни и пожирая всех, кто попадался в их руки? Аме-
риканские историки не дают на этот счет никаких сведений. По
словам бразильцев, это были жители самых южных областей, что
было весьма вероятно, так как ростом они были выше других индей-
цев. Возможно также, что это были предки нынешних обитателей
пампы и Патагонии.
Они походили на зверей не только своим внешним видом, но и обра-
зом жизни. Язык их состоял из каких-то неопределенных диких звуков,
которые никому не были понятны. Единственным отличием их от зверей
было то, что они уничтожали всю растительность на своем теле, даже
брови, оставляя волосы только на голове. Они были совершенно нагие,
не умели строить даже шалашей и жили, как звери, в лесу, прячась во
время дождей под деревьями с очень густой листвой. Они бегали на
четвереньках так быстро, что могли потягаться даже с лошадью. Их
метод войны был особенно опасен, так как они никогда не нападали
прямо, а подстерегали врагов в лесу и изменнически убивали их. Един-
ственно, чего они боялись, это —• воды. Достаточно было маленького
ручейка, чтобы остановить их поход
Даже потом, спустя несколько лет, когда португальцы прочно
укрепились на •бразильском берегу и основали там богатые города,
аймары продолжали совершать свои периодические набеги, подвер-
гая серьезной опасности португальские поселения. Только после
долгой упорной борьбы удалось наконец освободить Бразилию от
аймаров, которые были почти полностью истреблены. Уцелело не
481
16—1151

более сотни, которых пощадили, но с условием, чтобы они не смели
подходить к берету ближе, чем на шестьдесят миль. Некоторые, впро-
чем, были обращены в рабство, но почти все они умерли от голода,
предпочитая смерть лишению свободы.
XIV
Охота за белыми людьми
ЙМАРЫ, ПРИШЕДШИЕ НА ЛЕСНУЮ ПРОГАЛИНУ,
очевидно, шли по следам Диаса, оставленным им в ле-
су во время бегства. Но такое упорное преследование
все же казалось странным. Ведь тут дело шло не о це-
лом племени, которое могло бы доставить аймарам в
изобилии человеческое мясо! Они охотились только
за одним человеком, но непременно хотели завладеть им. Весьма воз-
можно, что им хотелось отведать мяса именно этого человека, цвет
кожи которого отличался от цвета кожи других дикарей.
Они были страшно раздражены, не находя больше следов беглеца.
Это можно было заметить по их возбужденным жестам и рычанию,
которым они выражали свое неудовольствие и в котором не было
ничего человеческого. Нет никакого сомнения, что отсутствие следов
на сырой почве в лесу должно было привести их в замешательство. К
счастью, однако, никому из них не пришло в голову взглянуть вверх,
на дерево.
Они совещались довольно долго и наконец, захватив свое оружие,
снова исчезли в лесу.
— Ищут мои следы, — сказал Диас.
— Чем вы объясняете такое упорство? — спросил Альваро, —
может быть, они хотят испробовать мясо человека, имеющего свет-
лую кожу?
— Нет, — возразил Диас. — Я думаю, что даже если бы я попал к
ним в руки, то моя жизнь не подвергалась бы опасности.
— Почему же?
— Я слышал от тупинамба, которые сталкивались с ними, что
пиайе аймаров был убит стрелой во время одного нападения. Кто
знает, быть может, слава о том, что тупинамба имеют пиайе с белой
кожей, дошла до аймаров и поэтому они стали выслеживать меня,
желая завладеть мной! Иначе я не могу объяснить себе этой охоты.
Что значит для них один человек? Его едва хватит им на обед!
— Пожалуй, вы правы, Диас, — сказал Альваро. — Вы думаете,
они уйдут отсюда?
— Не сомневаюсь. Когда они убедятся, что моих следов в лесу нет,
то уйдут отсюда.
— А если они откроют наше присутствие?
482

—Они даже не будут подозревать, что мы были так близко от них».
Проклятие! Я совеем не подумал об обезьянах. Эти животные могут
погубить нас.
Обезьяны-ревуны вернулись на прежнее место и влезли на самые
высокие ветви дерева, где находились европейцы. Не тревожимые
более никем, они возобновили свой оглушительный концерт.
— Если аймары вернутся, услышав крик этих обезьян, то непре-
менно захотят убить их и тогда откроют наше присутствие
— Надо убить этих певцов раньше, чем вернутся сюда дикари. Я
думаю, что лучше покончить с ними ударами ножа, —• сказал Альва-
ро. — Я бы не решился стрелять теперь.
— А мое оружие вы не принимаете в расчет? — заметил Диас.
— Ваше оружие! — воскликнул Альваро. — У вас ведь есть только
какая-то трубка, которая даже не может служить палкой.
— Так я вам покажу, насколько может быть опасна моя трубка,
в особенности если я в нее вложу маленькую стрелу, пропитанную
смертельным ядом вулърали.
— Это что такое?
— Страшный яд, убивающий человека в несколько минут. На
обезьяну он действует мгновенно. Хотите посмотреть?
—А если мертвая обезьяна упадет на землю? Ведь это выдаст нас.
— Нет, — возразил Диас. — Эти обезьяны, даже мертвые, не пада-
ют, а остаются висеть на своем хвосте.
Диас достал из-за плеч трубку, которую Альваро принимал до сих
пор за палку. Это было знаменитое оружие бразильцев -- граватана.
Оно состоит из двух выдолбленных кусков дерева, хорошо пригнан-
ных и связанных вместе. На нижнем конце находится отверстие,
закрытое деревянной пластинкой, приклеенной резиной. Диас дунул
в него, потом развернул кусочек кожи, привязанный к поясу, и до-
стал оттуда маленькую стрелу, на одном конце которой был очень
острый шип, вымазанный каким-то коричневым составом.
— Отравленная стрела? — спросил Альваро.
— Да. И каким страшным ядом? Это кураре, или вульрали, и
далеко не все племена Бразилии умеют добывать его.
—- Значит, мясо убитых этими стрелами животных отравлено и не
может быть употреблено в пишу?
— Ничуть не бывало. Вы спокойно можете есть животных, убитых
этими крошечными стрелками.
Диас вложил стрелку в трубочку так, что ее тупой конец, обвя-
занный каким-то веществом, похожим на вату, плотно прилегал к
стенкам, затем поднес трубку к губам и, подняв ее вверх, дунул.
Послышался едва различимый свист, и одна из обезьян вдруг
сделала такое движение, как будто хотела почесать себе спину.
— Попал? — сказал Диас, вводя в трубку другую стрелу. Обезьяна
так и осталась с разинутым ртом не издав, однако, ни звука, затем
483
16*

она приподнялась, точно под влиянием электрического тока, зака-
чалась и упала вниз, повиснув на хвосте.
— Тысяча дьяволов! — воскликнул Альваро. — Это мгновенная
смерть!
— Вульрали не дает пощады, — сказал Диас. — Но там наверху
осталось еще шесть Надо торопиться, пока не вернулись аймары.
Он выпустил еще несколько стрел, одну за другой, и две минуты
спустя рев обезьян совершенно прекратился. Несчастные животные
висели на своих хвостах, точно грозди винограда на ветках, но уже
не подавали никаких признаков жизни.
— Ну, что вы скажите про мое оружие, которое вы приняли за
простую палку? — спросил Диас у Альваро.
— Что оно лучше наших ружей! — отвечал Альваро, еще не опра-
вившийся от изумления.
— Убивает, не производя никакого шума. Жаль, что у меня так
мало стрел, но я знаю секрет приготовления вульрали и в свое время
снабжу вас граватанами. Приготовить этот яд нетрудно, если знаешь
растения, из которых он добывается.
— Кто же вас научил этому?
— Старый вождь тупинамба. Это секрет, который сообщается
только пиайе, и никому больше он не известен. Вот почему эти индей-
цы никак не могут обойтись без меня.
— Скажите, Диас, не думаете ли вы, что аймары проведали про
то, что вы — обладатель этого важного секрета?
— Весьма возможно... Но вот и они! Я слышу, что они идут по лесу.
Не желал бы я, чтобы они увидели нас! Впрочем, они даже не подо-
зревают, что мы находимся так близко.
— А обезьяны!
— Висят себе в листве, и никто их не заметит.
Аймары вернулись, видимо страшно раздраженные тем, что не
могли найти следов пиайе с белой кожей. Они рычали, как звери,
яростно потрясая своими дубинками, словно готовились к бою.
— Они вне себя! — сказал Диас. — Ищите, ищите, друзья, мои
следы. Вы их ни за что не найдете!
— Поэтому они не хотят уходить! — заметил Альваро.
— Мы здесь неплохо устроились, сеньор, — произнес Диас. —
Листва тут очень густая, и нас они не могут увидеть.
— Но я бы предпочел, чтобы они ушли прежде, чем я опущусь на
землю.
— Они здесь не останутся навсегда.
У аймаров снова происходило совещание, после которого они
поднялись с места и побежали на четвереньках в лес. Диас подождал
некоторое время, и когда прекратился всякий шорох в лесу, сказал
Альваро:
484

— Думаю, что теперь мы могли бы двинуться в путь. Они больше
сюда не вернуться.
— Они будут искать наши следы в лесу?
— Возможно. Но они только понапрасну потеряют время, а мы
этим воспользуемся, чтобы бежать на запад.
— Слезаем же поскорее на землю. Правду сказать, мне уж очень
надоело это дерево.
— Подождем еще немного, а то они могут неожиданно вернуться,
чтобы застигнуть нас врасплох.
Путешественники оставались на дереве еще некоторое время и
затем, успокоенные тишиной, царившей в лесу, опустили лиану, ко-
торую они раньше подняли на дерево, и быстро спустились по ней на
землю.
—Аймары отправились на север, — сказал Диас, — мы же пойдем
на запад. Деревни тупинамба находятся к югу отсюда, но нам лучше
не идти туда теперь, потому что мы можем встретить по дороге либо
арьергард, либо главные силы аймаров». Итак, идем и не будем жа-
леть своих ног, сеньор Альваро.
Через несколько минут путешественники уже скрылись в огром-
ном густом лесу, окружающем со всех сторон прогалину.
XV
Электрические угри
ЕЛЫХ ПЯТЬ ДЛИННЫХ ЧАСОВ МАЛЕНЬКИЙ
отряд шел, почти не останавливаясь, через гигант-
ский лес, проходя из одной чащи в другую и останав-
ливаясь только на несколько минут, чтобы
прислушаться, не слышно ли какого-нибудь подозри-
тельного шороха в лесу, указывающего, что аймары
возобновили свое преследование.
К девяти часам утра, страшно утомленные и голодные, они подошли
к берегу реки, имевшей не более сорока метров в ширину и густо зарос-
шей водяными растениями, которые могли служить приютом всякого
рода амфибиям и рыбам, далеко не безопасным для человека.
— Вот это неплохое местечко, — сказал Диас, спускаясь к реке. —
Если бы мы могли найти тут брод и ничто бы не воспрепятствовало
нашей переправе через реку, то нам нечего было бы бояться аймаров,
отыскивающих меня. Они слишком боятся воды и ни за что не решат-
ся переплыть реку, а для постройки моста им понадобилось бы очень
много времени.
— Мы можем ее переплыть, — заметил Альваро. — Мне кажется,
тут не особенно глубоко и течение не очень сильное.
485

— Берегитесь, сеньор! — крикнул Диас. — Реки Бразилии непохо-
жи на реки вашего или моего отечества. Они, пожалуй, еще опаснее
лесов.
— Я не вижу тут кайманов, — возразил Альваро.
— Если бы дело заключалось только в кайманах, то я бы не так
беспокоился. Кайманы далеко не всегда бывают голодны и не всегда
нападают на человека.
— Вы, значит, боитесь кариб?
— Нет, я думаю, что их тут нет. Эти маленькие чудовища всегда
предпочитают глубокие и прозрачные воды.
— Что же вас так пугает?
— Я боюсь водяной змеи, громадного пресмыкающегося, достига-
ющего иногда в длину двенадцать метров.
— А! Мы уже видели таких змей и одну даже убили.
— Поэтому, прежде чем войти в воду, мы должны удостовериться,
что там нет такой змеи.
— Каким образом?
— Вы увидите, а главное — услышите. Меня научили тупинамба
этому верному способу узнавать присутствие змеи.
Диас притянул палкой к берегу один из листьев Виктории Регии,
медленно уносившийся течением, и начал бить по нему, издавая
какое-то шипение и хриплый рев, напоминающий отчасти рев ягуа-
ра, готовящегося к нападению. Через несколько минут в глубине
реки послышался глухой шум, который постепенно усиливался.
— Это змея отвечает, — сказал Диас, быстро взбираясь наверх. —
Если б мы вздумали отправиться вплавь, то нам пришлось бы плохо.
— Там, под водой, змея? — спросил Альваро.
— Ну да. Она скрывается среди травы.
— Разве змея всегда отвечает?
— Всегда. Все змеи отвечают, если удается хорошо подражать их
голосу.
—- Это просто невероятно!
— Когда индейцы хотят избавиться от пресмыкающихся, напол-
няющих леса, то они созывают их более или менее нежным свистом.
Я много раз с успехом испытывал это средство. Один раз, вечером, я
привлек к самым дверям моей хижины двух водяных змей, которые
незадолго перед тем сожрали моих попугаев. Поднимемся же вверх
по реке и поищем более безопасного брода.
— А когда же мы будем обедать? Не забудьте, что мы безостано-
вочно путешествуем около шести часов и со вчерашнего вечера у нас
не было во рту ни крошки
— Пообедаем позже, На том берегу реки; в бразильских лесах нет
недостатка в дичи для тех, у кого есть оружие и кто умеет владеть им.
Они пошли вдоль берега, осторожно ступая и смотря под ноги, так
как тут попадались свалившиеся на землю стволы деревьев, которые
486

могли служить убежищем для очень опасных маленьких змеек жа-
рарака, цветом напоминающих сухие листья. Эти змейки могут со-
вершенно неожиданно укусить в ногу и убить самого крепкого
человека.
Вдоль реки росли очень красивые высокие пальмы, на стволах
которых виднелись какие-то коричневые наросты. Диас срезал их и
спрятал в кожаный мешок, который носил у пояса.
— Что это вы собираете? — спросил Альваро, заинтересовавший-
ся, на что могли понадобиться Диасу эти коричневые шарики.
— Собираю хлеб для нашего обеда, — отвечал Диас, улыбаясь. —
Это драгоценное растение называется comahuba, и если бы у нас
было время, то я бы мог угостить вас даже бисквитами. Но останав-
ливаться нам нельзя, и поэтому я взял только смолу с этого дерева,
которая вполне съедобна.
— А ведь я прошел бы сто раз мимо этих деревьев и мне бы даже в
голову не пришло, что они могли бы дать мне пищу!—сказал Альваро.
— Разве вы не слыхали о саговых пальмах?
—Тех, которые содержат в стволе особое крахмалистое вещество,
годное в пищу и способное служить для приготовления хлеба?
—Да, сеньор Виана. Это дерево содержит такую же муку, не менее
питательную, чем та, которая добывается из пальм, растущих на
островах Индийского океана.
— Следовательно, здесь можно обходиться без пшеницы?
— Конечно. К тому же пшеница стала бы здесь сильно разрастать-
ся, но не давала бы зерен. А это дерево дает и еще кое-что, кроме муки
и смолы, идущие в пищу.
— Может быть, одежду?
— Нет, свечи, сеньор. Я сам изготавливаю их в большом количест-
ве. Собираю листья, высушиваю, и тогда на них появляется нечто
вроде воска, который, в соединении с небольшим количеством живо-
тного жира, прекрасно может служить для освещения. А из корней
этого растения приготовляется лекарственная настойка, служащая
для очищения крови... А вот и еще брод... И даже лучше, чем тот! Здесь
глубина не больше метра.
— А змеи есть?
— Посмотрим.
Диас проделал то же самое, что и раньше, но из глубины реки не
последовало никакого ответа.
— В данный момент мы можем считать себя в безопасности, —
сказал он. — Надеюсь, что аймары больше не нападут на нас!
— Но ведь вы говорили, что они могут построить мост?
— Да, случается, что некоторые из этих дикарей решаются пре-
одолевать реки и даже озера. Но на это у них уходит слишком много
времени, так что пройдет несколько дней, прежде чем они перепра-
вятся через эту реку, а мы ведь не будем дожидаться их здесь.
487

Попробовав палкой дно и убедившись, что оно не состоит из зы-
бучих песков и плотность его вполне достаточна, Диас вошел в воду
и, придерживаясь водяных растений, которые с правой стороны об-
разовали густую чащу, уже почти достиг берега, когда вдруг Альваро
и Гарсиа, шедшие за ним по пятам, увидели, что он начал судорожно
подергиваться и упал в траву, растущую у берега, вскрикнув от боли.
Что-то длинное и темное проскользнуло в воде перед Альваро и
скрылось в илистом дне раньше, чем они успели опомниться.
— Диас, что с вами? — крикнули оба, увидев, что он продолжает
корчиться в траве.
— Ничего» Пустяки.» Электрический уторь» Дрожащий угорь!..
— Вас укусила змея? — воскликнул испуганный Альваро.
—Ах, нет!» Дрожащий угорь.» Он меня оглушил. Я получил элект-
рический удар.» который свалил меня с ног...
~ Значит, бразильские реки опасны не только из-за кариб?
— Да, сеньор Виана, — отвечал Диас, стараясь улыбнутся. — В
реках водятся еще угри, которых индейцы называют дрожащими
угрями. Они выпускают электрические разряды. К счастью, тут был
только один такой угорь.
— А может такой удар убить человека?
— Нет, но он может на несколько дней лишить его способности
владеть своими конечностями» Ба! Боль уже проходит, и мои ноги
скоро обретут прежние силы и крепость.
— Рад за вас... И отчасти за наш обед, — сказал Альваро.
—Ах, я и забыл про него!—воскликнул Диас, оглядываясь.—Стойте,
вот удача! Вам надо только нагнуться, чтобы получить обед Видите там
лужайку? Должно быть, раньше на ней были насаждения.
Альваро посмотрел туда, куда указывал Диас. Справа от первого
ряда камедных пальм виднелась маленькая лужайка, где росли от -
дельные кустики вышиной не более десяти-двенадцати сантимет-
ров с небольшой кроной из пальмовидных листьев. Но это было все, и
Альваро не нашел там никаких признаков обеда, который пообещал
ему Диас.
—Эй, Гарсиа! — крикнул Альваро.—У тебя хорошие глаза, сделай
одолжение, поищи, где тут скрывается обед, которого я никак не
могу разглядеть. А ведь я, кажется, не слепой!
— Если вы мне не дадите очков, то и я ничего не увижу! — отвечал
Гарсиа.
— Возьми свой нож и подрой землю вокруг одного из этих кустов, —
обратился к нему Диас.
—А, значит, обед находится под землей? Будем надеяться, что мы
найдем там хоть улиток!
— Найдем нечто лучшее, — возразил Диас.
Гарсиа повиновался и, взрыв землю около куста, нашел там ка-
кие-то клубни неправильной формы и разной величины.
488

— Это что такое? — спросил он с удивлением.
— Превосходные земляные плоды, которые я научился ценить, —
отвечал Диас.
— Попробуем их! — воскликнул юноша.
Он уже приготовился откусить кусок плода, который тщательно
обтер полой своей куртки, но Диас остановил его, крикнув:
— Не трогай! Ай, ай, какой неосторожный! Ты хочешь умереть, что
ли?
Альваро и Гарсиа переглянулись, ничего не понимая. Ведь только
что Диас расхваливал эти плоды, а теперь вдруг оказывается, что
они ядовиты!
— Ведь это маниок! — прибавил Диас.
— Ничего не понимаем! Маниок! Что это за штука? — спросил
Альваро.
— Ах я дурак! — вскричал Диас. — Я забыл совсем, что эти драго-
ценные клубни еще неизвестны в Европе. Я научу вас, как надо
поступать с ними, чтобы сделать их съедобными, не подвергаясь
опасности отравиться, так как в этих клубнях заключается очень
ядовитый сок... Вот что, Гарсиа, ты пойди и накопай еще этих плодов,
а я примусь за работу и угощу вас лепешками, которые будут ничем
не хуже маисовых. Так как нам пока нечего опасаться нападения
аймаров, мы можем сделать небольшой их запас.
— Горю нетерпением отведать ваших лепешек! — воскликнул
Альваро. — Ведь мы давно уже не ели хлеба!
— В данных условиях я могу приготовить лепешки только в огра-
ниченном количестве, но когда мы дойдем до деревень тупинамба, я
покажу вам изготовление этих лепешек в больших размерах.
Он пошарил в своем дорожном мешке и достал оттуда зазубрен-
ную рыбью кость, хорошо отполированную пластинку из обожжен-
ной глины и сетку, сплетенную из жил каких-то листьев.
—Сеньор Альваро, разведите огонь там, за этим толстым стволом.
Таким образом его не будет видно с того берега.
Разложив на земле огромный лист банана, Диас взял клубни и
поскоблил их рыбьей костью, так что получилось нечто вроде мягко-
го теста, пропитанного молочайным соком.
— Вот яд, — сказал он Альваро, указывая на эту беловатую жид-
кость. — Правда, он убивает, но служит также и противоядием
против укусов некоторых змей и великолепно полирует железо. Но
этот сок надо удалить, чтобы сделать плод съедобным.
Он наполнил сетку приготовленным тестом и хорошенько выжал
его, так что весь сок стек на землю.
—Готово!—сказал он, выкладывая тесто на глиняную пластинку.
Он положил ее на горячие угли и, когда тесто поджарилось, снял
лепешку с огня и предложил ее своим спутникам.
489

— Можете есть без всякого страха, — сказал он. — Если даже в
тесте и оставалось немного ядовитого сока, то под влиянием жара
он улетучился.
— Великолепная вещь! — воскликнул Альваро, набивая рот ле-
пешкой.
— В сто раз лучше морских лепешек, — прибавил Гарсиа, с жад-
ностью поглощая кусок за куском. — Прекрасный пирог! Как жаль,
что тут нет ни малаги, ни портвейна, чтобы запить его?
— Если бы у нас было время и был какой-нибудь сосуд, то я
приготовил бы вам крепкий напиток. Я умею делать тарову, не
прибегая к зубам старух.
— Это что за напиток?
— Он извлекается из этих клубней. Но, к сожалению, у меня нет
горшка!
— А при чем тут зубы старух?
Диас только что собрался отвечать, как вдруг со стороны реки
послышался какой-то шум.
— Аймары? — спросили в один голос Альваро и Гарсиа.
— Нет, — отвечал Диас. — Я слышал хрюканье и плеск воды.
— Может быть, кайман?
Диас покачал головой и сказал вполголоса:
— Следуйте за мной, но не производите шума. Быть может, мы
получим хорошее прибавление к нашему хлебу.
Они вошли в чащу кустарника, растущего на берегу, стараясь
подвигаться как можно осторожнее, и шагах в сорока увидели жи-
вотное, похожее на маленького кабана. Это животное плескалось в
воде, хрюкая и разыскивая корни водяных растений. При виде его
Диас брезгливо поморщился.
— Дать вам стрелу? — спросил Альваро.
—Не стоит. Мясо этих грызунов настолько отвратительно на вкус,
что не только индейцы пренебрегают ими, но даже иногда и ягуары...
А! Вот нечто другое, что пригодится для нас.
Несколько подальше на берег вышло другое животное необыкновен-
но странного вида. Оно только что перешло реку по стволу, который
течением прибило к зарослям водяных растений таким образом, что оба
конца касались краев берега. Наружность этого животного возбудила
сильнейшее любопытство Альваро, и он вполголоса спросил:
— Видел ли кто-нибудь такого зверя? У этого чудища нет, по-ви-
димому, рта и, конечно, нет зубов. Как он может существовать?
— Как видите, ему живется неплохо, потому что он очень жирен, —
отвечал Диас.
— Да что же это за зверь?
— Тамандуа, муравьед.
— Он годится в пищу?
490

— Вот вы его попробуете, тогда скажете мне ваше мнение. Это
царское кушанье, хотя мясо его и имеет несколько кисловатый вкус,
но это из-за пищи, которую он употребляет.
— А чем же он питается? Ведь у него нет рта?
— И нет в нем нужды. С него достаточно языка.
— Что же, он облизывает им растения? — спросил Гарсиа.
— Он ест не меньше нас. Вот вы увидите, как он это делает.
— Разве вы не намерены его убить?
— Нет, потому что он доставит нам прекрасное кушанье из му-
равьев.
— Тьфу!..
— Не торопитесь, сеньор Виана. Мы еще посмотрим, будете ли вы
морщиться, когда попробуете блюдо, приготовленное из термитов,
жареных в жиру тамандуа. Вы, наверное, оближете пальчики?
XVI
Нападение врасплох
АМАНДУА ПРОДОЛЖАЛ ВЗБИРАТЬСЯ НА БЕРЕГ
не торопясь, тем более что берег в этом месте сразу
поднимался. Животное опиралось при этом на задние
лапы, более сильные и более вооруженные, нежели
передние. Преследование этого животного не пред-
ставляло никаких затруднений, так как тамандуа
вообще двигается очень медленно. Поэтому Диас, заметив, куда на-
правляется животное, повел своих товарищей через кустарник пря-
мо наперерез, чтобы настигнуть тамандуа как раз в тот момент,
когда он приблизится к опушке леса.
— Скажите мне, Диас, — спросил Альваро, приостанавливаясь, —
эти животные опасны?
— У тамандуа, с которым мы встретились, есть очень серьезное
оружие в виде длиннейших когтей, которыми могут распороть жи-
вот даже человеку. Они очень мужественно защищаются, когда на
них нападают, и вступают порой в борьбу даже с ягуаром и кугуаром,
своими смертельными врагами, которых огги иггой раз вынуждают
отступить. Но против человека, хотя бы вооруженного только про-
стой дубинкой, они ничего не могут поделать. Повесьте ваши ружья,
они вам не понадобятся на этой охоте.
— Куда же отправляется это животное?
— На поиски муравейника. О, ему не ггадо ходить далеко! Термиты
изобилуют в бразильских лесах. Посмотрите, тамандуа уже замед-
ляет шаг и обнюхивает воздух. Он уже чувствует близость обеда!
— Мы дадим ему пообедать? — спросил Альваро.
491

— Мы подождем, чтобы он разрушил крепость термитов. Слушай,
Гарсиа, вернись-ка к нашей стоянке и приготовь хлеб. Ведь ты видел,
как это делается? Понаблюдай также и за рекой.
— Ну, что ж, буду пекарем, — сказал Гарсиа. — Мое присутствие
здесь не нужно.
Тамандуа с большими предосторожностями подбирался к группе
деревьев, под которыми виднелись какие-то беловатые земляные
конусы вышиной в метр и более. Они были расположены в беспорядке
один возле другого.
— Муравейник! — воскликнул Диас, как только увидел эти конусы.
—А! Так там, внутри, есть муравьи? — сказал Альваро. — Нашему
тамандуа не надо будет тратить много усилий, чтобы разрушить эти
конусы.
— О нет! Они тверды, как камень, — возразил Диас. — Без хорошей
мотыги их не разрушить.
— Неужели муравьи могли построить такую крепость?
— Да, сеньор, муравьи, да еще какие! Самого ужасного рода.
Совсем другие, нежели наши европейские муравьи! Они имеют в
длину около дюйма. А как они жалят, или, вернее, как кусаются! И
как они жадны до человеческого мяса! Горе спящему, которого они
настигнут в лесу! Если он не проснется тотчас же, то он погиб.
Мириады маленьких челюстей впиваются в него со всех сторон и в
несколько минут от него остаются только кости.
— Так это муравьи-убийцы.
— Вернее, людоеды, сеньор.
— Проклятие! Тут настоящая страна людоедов! — воскликнул
Альваро.
Диас взял граватану, куда уже раньше вложил смертоносную
стрелу, затем, прицелившись, дунул в отверстие изо всей силы.
Тоненькая стрелка вылетела почти без шума и вонзилась в лапу
тамандуа. Но обжора, занятый истреблением муравьев, даже нс об-
ратил на это внимания. Однако не прошло и пяти секунд, как уже
сказалось действие яда. Тамандуа вздрогнул всем телом, подняв
голову, ударил раза два хвостом о землю и тотчас же свалился на
кучу термитов.
— Хватайте тамандуа и бегите скорей, если не хотите, чтобы вас
искусали термиты! — крикнул Диас.
Он бросился вперед, держа в одной руке кусок сухого пальмового
листа, который мог служить ему лопатой, а в другой — мешок, и
вскочил прямо в середину полчища термитов. В несколько секунд он
собрал в мешок большую горсть термитов и тотчас же бросился
бежать со всех ног, сопровождаемый Альваро, который тащил за
плечами убитого тамандуа.
— Скорее, скорее! — торопил Диас. — Термиты могут обратить
против нас свою ярость и броситься нас преследовать.
492

Они быстро пробежали лес и через четверть часа достигли стоянки.
— Как пекутся лепешки? — крикнул Альваро, увидев, что Гарсиа
занят у костра.
— Великолепно, — отвечал мальчик, вытирая пот с лица. — Я стал
пекарем хоть куда, уверяю вас! Знаете ли, я уже испек пятнадцать
штук.
— А аймары? — спросил Диас.
— Я не видел никого на противоположном берегу.
— Ну так займемся обедом.
— Ах, я и забыл, что у меня нет горшка! Тот, который был у меня,
разбился. Надо будет заменить его чем-нибудь другим. Сеньор Виана,
приготовьте-ка тамандуа, пока я схожу за посудиной. Постараюсь
одним выстрелом убить двух зайцев.
— Что за удивительный человек! — воскликнул Альваро, глядя
ему вслед. — Он прошел хорошую школу среди дикарей™ Дикари! Да
они знают больше нашего и в данный момент могут быть учителями
европейцев.
Он уже содрал с животного шкуру, под которой оказался толстый
слой жира, и тогда увидел Диаса, выходящего из чащи кустарника,
растущего по берегу. Под мышкой он нес черепаху в полметра вели-
чиной.
— Когда же вы перестанете заботиться об увеличении нашего
обеденного меню? — спросил, смеясь, Альваро.
— Я бы ее не тронул, если бы у меня была какая-нибудь посудина
для жаренья, — отвечал Диас. — Я заметил эту черепаху, когда мы
шли за тамандуа. Панцирь черепахи заменит мне кастрюлю. Ну, а
теперь за дело, повар! Даже римские императоры так не пировали,
как мы сейчас будем обедать!
Пока Гарсиа занимался лепешками, а Альваро экарил кусок мяса
тамандуа, Диас расколол панцирь черепах и, очистил его от мяса, кото-
рое припрятал для следующего раза. Когда панцирь был готов, он
положил туда куски жира тамандуа и поставил все на годочие угли.
Растопив жир, он высыпал в него терми тов из своего мешка. В воздухе
распространился запах, напоминающий запах жареной рыбы.
— Готово! — крикнул Диас, снимая с огня приготовленное им
кушанье. — Угощайтесь, господа.
Он выложил поджаренных термитов на свежий банановый лист
и все уселись вокруг него. Но Альваро и Гарсиа не решались присту-
пить к еде. Жареные термиты нисколько их не соблазняли.
— Попробуйте все-таки! — уговаривал их Диас.
Альваро, хотя и морщил нос, все-таки решился попробовать. По-
ложив в рот несколько штук, он воскликнул:
— Черт возьми! Да они вкуснее и нежнее морских креветок! Ешь,
Гарсиа, и научись ценить кухню бразильских дикарей.
Жареные термиты были быстро уничтожены.
493

—Теперь второе!» — воскликнул Диас, собираясь встать, чтобы
принести жареное мясо. Но он так и остался неподвижным.
Над маленькой полянкой бесшумно пролетела стрела и вонзи-
лась в дерево возле Альваро.
— Дьяволы! — вскричал Диас, быстро вскакивая на ноги. — Айма-
ры!» Бежим? Бежим!
На противоположном берегу реки появилось несколько дикарей,
в которых Диас тотчас же признал своих неутомимых преследовате-
лей.
Негодяи все-таки напали на след беглецов и теперь собирались
закидать их стрелами.
Альваро, однако, не хотел бросить всю еду на произвол судьбы. Он
схватил жаркое и побежал за Диасом. Гарсиа следовал за ним, таща
на себе мясо черепахи.
К счастью для беглецов, аймары не могли их преследовать. Река,
хотя ее и можно было перейти вброд, все-таки представляла для них
непреодолимое препятствие, а мост нельзя построить за несколько
минут, тем более что у дикарей были только грубые, безобразные
топоры, сделанные из больших раковин и кусков кремня.
— Не торопитесь! — крикнул Альваро, видя, что аймары не реша-
ются ступить в воду. —- Вы хотите замучить меня? Благодарение Богу,
мы не безоружны и в патронах у нас недостатка нет.
— Не будем останавливаться, сеньор! — возразил ему Диас. —
Воспользуемся благоприятными обстоятельствами, чтобы увели-
чить как можно больше расстояние между нами и этими канальями.
Они ведь бегают, как олени, и когда построят мост, то начнут охо-
титься за нами с таким остервенением, что мы и минуты не будем
иметь отдыха.
— Но ведь они еще не выстроили мост, — заметил Альваро.
— Будьте уверены, они построят его. Если уж они задумали не-
пременно захватить меня, то не оставят в покое, уверяю вас! Бежим
же, сеньоры, так скоро, как только хватит у вас сил.
— Этакие разбойники! •— воскликнул Альваро, очень недоволь-
ный. —• Не могли они явиться, когда кончится обед!
Они возобновили бег через бесконечный лес, становившийся все
более густым и диким. Наконец они остановились, чувствуя полное
изнеможение.
— Отдохнем немного и обдумаем наше положение, - - сказал Аль-
варо. — Мы ведь пробежали, вероятно, около шести миль. Может
быть, аймары еще не построили мост? Мне кажется, они не очень-то
ловки в подобных вещах и, пожалуй, еще не перешли реку. Что вы
скажете, Диас?
— Что мы в данный момент в безопасности, — отвечал испанец. —
Река достаточно широка, и не так-то легко срубить при помощи
494

таких примитивных топоров, какими они располагают, дерево в со-
рок или пятьдесят метров! Но завтра утром или, быть может, даже
сегодня вечером, они будут здесь.
— А далеко мы от селений тупинамба?
— Да, еще по крайней мере шесть или семь дней пути. Ведь мы
должны сделать большой обход, чтобы не встретиться с главными
силами аймаров.
— Дьявол! — воскликнул Альваро. — Семь дней, да еще к тому же
надо непрерывно бежать! Разве мы можем выдержать?
—• Придется, если вы не желаете быть съеденными!
— Нельзя ли нам где-нибудь спрятаться?
— Гм! Это трудновато. Но если бы мы даже и спрятались, разве мы
могли бы считать себя в безопасности? Ведь эти проклятые дикари,
если начинают кого-нибудь преследовать, то уже не оставляют его в
покое ни на минуту. Они гораздо искуснее собак, выслеживающих
дичь. Нам надо найти другую реку или, еще лучше, болото или затоп-
ленную саванну. Я не знаю этой местности, точнее, не знаю этого леса,
и, конечно, очень возможно, что мы повстречаем на своем пути реку
или болото. Итак, в дорогу, господа!
— Опять! — воскликнул Альваро.
— Да, опять. Я без отдыха шел одиннадцать дней, постоянно
преследуемый аймарами, и если бы мои нош изменили мне, то я был
бы либо пиайе у аймаров, либо... они приготовили бы из меня жаркое!
— О, Диас, вы вгоняете меня в дрожь! — сказал Альваро.
— Надеюсь, она придаст вам силы, — заметил, улыбаясь, Диас.
— Дайте нам время, ио крайней мере, отведать жаркое! — умолял
Альваро.
— А моя черепаха? — спросил Гарсиа.
— Мы оставим ее на завтра. У нас больше не будет времени зани-
маться охотой.
— Живо! Поторапливайтесь!.. Жареные термиты не достаточно
питательное кушанье для людей, которым приходится так много
работать ногами.
Голодные, так как обед их был прерван в самом начале, они
быстро уничтожили жаркое и несколько лепешек, захваченных с
собой. Подкрепившись довольно обильной, хотя и не разнообразной
едой, они опять зашагали по лесу, подгоняемые мыслью, что аймары
уже нашли способ перебраться через реку и теперь идут по их следам.
Лес по-прежнему был очень густой и не представлял большого
разнообразия. Деревьев, приносящих плоды, было очень мало. Птицы
также попадались редко. В чаще было совсем темно и чрезвычайно
сыро. Диас, умевший находить направление даже без компаса, шел
быстро, ни разу не уклоняясь, и подвергал тяжелому испытанию
ноги своих спутников.
495

— Вперед, все вперед; не останавливаясь, если хотите спастись от
аймаров, — говорил он. — Мне всегда удавалось таким образом де-
ржать их на известном расстоянии.
— Но ведь у нас ноги не из дерева! — возразил Альваро. — Мы ведь
не прожили пятнадцать лет среди дикарей!
— Это необходимо! — решительно заявил Диас. — Кто отстанет,
тот пропал!
Подгоняемые страхом, они продолжали идти через гигантский
лес, переходя из одной чащи в другую и пролезая иной раз на четве-
реньках под густой сетью ползучих растений, образовывавших над
ними непроницаемый свод. К вечеру они пришли к небольшому пото-
ку, изнемогая от усталости и голодные.
— На сегодня довольно! — объявил Диас. — Мы шли, как настоя-
щие бразильские дикари. Теперь можем отдохнуть. Аймары улягут-
ся спать, и мы можем сделать то же самое.
Поужинав несколькими бананами, они упали в изнеможении на
землю под огромным деревом, которое распростерло свои ветви во все
стороны.
— Спите! — сказал Диас, наименее утомленный. — Я буду сторо-
жить первым.
XVII
Затопленная саванна
ЛЯ ЕВРОПЕЙЦЕВ ЭТА НОЧЬ БЫЛА ПОЛНА ТРЕ-
воги. Мысль, что свирепые дикари находятся где-то
поблизости и что они могут появиться каждую мину-
ту, отнимала сон у всех троих. Но страхи оказались
напрасными, и ночь прошла спокойно. Беглецы все-
таки с радостью приветствовали восход солнца, так
как при дневном свете они скорее могли рассчитывать избежать
внезапного нападения.
— Хотя я еще и не отдохнул как следует, но все же предпочитаю
идти, нежели оставаться на одном месте, — сказал Альваро. — Про-
клятые дикари внушают мне такой страх, что я даже не в состоянии
скрывать его!
— Идемте, сеньор, — отвечал Диас с хмурым видом: прежнее весе-
лое настроение как будто покинуло его. — Мы поищем себе обед
позднее.
— Ведь у нас есть черепаха, — сказал Гарсиа.
— Она нам ни на что не пригодится, если только ты не решишься
есть ее сырую, потому что я не позволю разводить огонь. Дикари
чувствуют дым на громадном расстоянии, и огонь тотчас же выдаст
им наше местопребывание.
496

— Плохо дело, — сказал Альваро. — Мы должны бежать, как
лошади, и поддерживать наши силы только фруктами! Уверяю вас,
дорогой мой, что мы долго не выдержим.
— Кто знает, быть может, мы найдем что-нибудь лучше фруктов,
— отвечал Диас. — В бразильских лесах можно найти много Неожи-
данных источников пищи... Итак, идем, не теряя времени.
— Как вы думаете, они близко, эти проклятые людоеды?
— Они идут по нашим следам, это несомненно.
— Когда же мы наконец найдем другую реку, которая позволит
нам сделать перерыв?
— Не знаю, — отвечал Диас. — Мне незнакомы эти места. Но реки
попадаются в Бразилии довольно часто, и мы можем каждую минуту
наткнуться на какой-нибудь поток.
Они снова отправились, то ускоряя, то замедляя свою ходьбу.
Случалось, что им приходилось останавливаться перед густыми
сплетениями всевозможных растений, образующих почти непрохо-
димую сеть, и искать выхода из этого растительного хаоса. Местами,
в листве высоких деревьев, находили убежище целые стаи разных
птиц, подымавших суматоху при приближении людей и наполняв-
ших лес своими оглушительными криками.
Почва становилась все более сырой, и ноги беглецов оставляли в
ней глубокие отпечатки, что, разумеется, должно было очень облег-
чить аймарам отыскание следов. Идти становилось все труднее, и
выносливость несчастных беглецов подвергалась очень тяжелому
испытанию. Альваро и Гарсиа едва тащились вслед за Диасом, кото-
рый уже привык к таким переходам за время своей долгой жизни
среди дикарей и казался просто неутомимым.
Около десяти часов утра Диас, заметив плачевное состояние сво-
их спутников, наконец сжалился над ними и разрешил им отдохнуть.
Он понял, что идти дальше было бы свыше их сил. К тому же и голод
давал себя чувствовать. Ведь накануне они поужинали очень скудно.
— Остановимся на несколько часов и поищем чего-нибудь поесть, —
сказал он.
—Пора! — воскликнул Альваро. — Еще немного — и я бы свалился
с ног. Да и голодный желудок не внимает никаким резонам. Ах, если
б у нас были вчерашние лепешки!
— Их уже съели аймары. Не думайте больше о них. Вы вознагра-
дите себя в деревнях тупинамба, если мы доберемся туда, — прого-
ворил Диас.
— Разве вы сомневаетесь, что нам удастся убежать от аймаров?
— спросил с тревогой Альваро.
—Да... если мы не найдем какого-нибудь неприступного убежища
или не встретим на пути другой речки, которая остановила бы айма-
ров и позволила бы нам выиграть время, Я уже говорил вам, что они
497

бегают с изумительной быстротой и ваши ноги не могут, конечно,
состязаться с ними. Однако не будем отчаиваться. Ведь у вас есть
ружья, а огнестрельное оружие вообще производит потрясающее
впечатление на индейцев.. Ах, что ж это я? Забыл про обед!.
Он оглянулся и увидел огромное дерево, вышиной почти в сорок
метров, кора его была сплошь покрыта колючими шишками. Это
было хвойное дерево, но оно привлекло внимание Диаса отнюдь не
своей величиной или плодами, которые к тому же несъедобны, а тем,
что между двумя его толстыми ветвями виднелось нечто вроде четы-
рехугольной платформы, шириной около четырех метров, усеянной
бесчисленным множеством маленьких птичек.
— Вот было бы у нас жаркое, если б мы могли развести огонь! —
воскликнул Диас. — Но от этого мы вынуждены отказаться. Попро-
буем яиц, если они свежие.
— Что это за платформа? — спросил Альваро.
— Гнездо одной породы дроздов, — ответил Диас. — Это очень
странные птицы, они, точно общительные воробьи, предпочитают
селиться целыми стаями. Там, в гнезде, наверняка можно пайти не
одну сотню яиц.
— А гнездо это прочное?
— Может выдержать одного человека. Эти птички очень ловкие
строители. Эй, Гарсиа, покажи свое искусство — попробуй влезть на
дерево. Шишки на стволе помогут тебе, только ты должен обращать
внимание на шипы.
— Слушаю, моряк! — воскликнул Гарсиа. — Это дело не трудное.
— Не торопись, не торопись, голубчик. Будь осторожнее, когда
влезешь наверх.
— Разве эти птицы могут выклевать мне глаза?
— Нет, но там есть осы, которые жалят очень больно. Эта порода
птиц всегда строит свои гнезда на таких растениях, которые служат
убежищем и осам. Это делается для того, чтобы разные лакомки не
добрались до их яиц.
— Значит, птицы заключают союз с осами?
—Да, наступательный и оборонительный. Когда гнезду угрожает
нападение, то осы слетаются, чтобы защитить своих союзников. В
свою очередь, и птицы отражают нападение других пернатых на ос.
— Странно.
— Да... Ступай же, Гарсиа, и будь осторожен, как я тебе сказал.
Остерегайся ос. Как только наполнишь карманы яйцами, то немед-
ленно спускайся.
Юнга очень ловко вскарабкался на дерево и через несколько секунд
был уже на платформе, где находилось бесчисленное множество отвер-
стий и в каждом из них лежали яйца. Птицы, завидя непрошеного
гостя и подозревая его злостные намерения, подняли страшную су-
498

матоху и шум, очевидно призывая своих союзниц — ос. Но Гарсиа не
терял времени. Он быстро наполнил карманы яйцами и, соскальзы-
вая с ветки на ветку, соскочил на землю, к счастью; прямо на ноги. В
кармане у него было около семидесяти штук яиц!
Диас взял одно из них, посмотрел на свет и сказал:
— Свежие!
Крошечные яйца исчезли мгновенно. Голодные путешественники
быстро проглотили их; конечно, этого было очень мало, но ничего
другого у них не было. Подкрепив свои силы таким скудным завтра-
ком, они снова отправились в путь на запад. Время от времени они
останавливались, чтобы перевести дух, потом снова быстро марши-
ровали через лес, подгоняемые надеждой найти какую-нибудь реку.
Впрочем, все кругом указывало на близость воды: сырая почва,
изменение растительности, появление болотных птиц. Мало-помалу
крупные растения уступали место более мелким, появились трава и
болотные растения, и наконец, незадолго до заката солнца, между
стволами деревьев и кустарников блеснула поверхность воды.
— Затопленная саванна! — радостно вскричал Диас. — Вот сча-
стье! Сеньор Виана, наконец-то мы можем отдохнуть и даже поохо-
титься.
Они ускорили шаг и вскоре достигли берега обширного болотистого
озера, с черной водой, заполненного разными водяными растениями. На
поверхности виднелись крошечные островки, представляющие, по
всей вероятности, лишь простые скопления ила, покрытые травой.
На большом расстоянии виднелся лес, который покрывал противо-
положный берег.
— Что же вы теперь думаете делать? — спросил Альваро Диаса,
внимательно разглядывавшего бесчисленные островки.
— Мы спрячемся на одном из этих островков и там подождем
удаления аймаров, — отвечал Диас.
— Но как мы попадем туда? Я не вижу лодки.
— Построить плот недолго, но не это меня заботит. Я хочу сначала
удостовериться в прочности этих островков. Мы построим малень-
кий плот, который может выдержать одного меня, и я отправлюсь на
нем исследовать это озеро. Солнце садится, и аймары, вероятно, тоже
остановились на ночлег и только завтра явятся сюда.
— Вы боитесь, что мы здесь не найдем твердой земли?
— Трудно сказать. Но, во всяком случае, тут много островков и мы
отчаиваться не будем. Если я задержусь, то вы обо мне не беспокой-
тесь. Спите без забот. Я хорошо знаю саванны, и кайманы меня не
пугают.
— Мы дадим вам одно из наших ружей и достаточно патронов.
— Благодарю, я не откажусь от огнестрельного оружия.
499

Постройка маленького плота не представляла затруднений, но
прежде чем пустится на нем в плавание, неутомимый Диас отправил-
ся поискать чего-нибудь для ужина. Он принес очень вкусные плоды,
одни были похожи на персики, а другие на сливы, только более
кислые.
— Пока вы тут будете отдыхать, я поищу для нас безопасное
убежище, — сказал Диас перед отъездом. — Исследование озера
может продлиться, и поэтому, если даже я не вернусь к восходу
солнца, вы за меня не бойтесь.
Он взял ружье юнги, вскочил на маленький плот и скрылся в
темноте.
— Вот чудный человек! — воскликнул Альваро, когда он скрылся
из виду. — Предоставляет нам, лентяям, отдыхать, а сам отправля-
ется отыскивать для нас безопасное убежище. Какова выносливость
у этого моряка!
— Я бы хотел, чтобы он поскорее вернулся! — сказал Гарсиа. —
Возле этого полудикаря, который все знает и все угадывает, я чувст-
вую себя в большей безопасности.
— И я не меньше тебя, мальчуган. Будем надеяться, что он скоро
вернется и что ему удастся найти островок из твердой земли.
— Будем ждать его и не ляжем спать? — спросил Гарсиа.
— Наоборот, воспользуемся этим временем и выспимся хорошень-
ко. Ведь ты, наверное, утомлен не меньше меня.
— Да. У меня глаза слипаются.
— Вот видишь. Ложись возле меня. Аймары нас не потревожат, по
крайней мере сегодня.
Альваро только что собрался лечь, как вдруг внимание его при-
влекли какие-то странные летающие существа, прилетевшие со сто-
роны саванны к дереву, под которым он расположился спать.
— Что это за животные?—сказал он. — Мне кажется, это летучие
мыши, но только я никогда не видел таких огромных.
Бели бы.Альваро лучше знал Бразилию, то, увидев этих летучих
мышей, он, конечно, постарался бы не засыпать, несмотря на свою
крайнюю усталость. Но он не знал, насколько опасны эти рукокры-
лые; поэтому, облокотившись на ствол дерева, он закрыл глаза и
скоро уснул. Тотчас же после этого к нему на плечо спустился один
из вампиров и, тихо помахивая крыльями, обвевающими прохладой
спящего, он впился в него за правым ухом и начал сосать кровь. Когда
он достаточно насытился и улетел, то из чугь заметного отверстия
за ухом Альваро, который даже не проснулся, медленно потекла
струйка крови. Другой вампир только что спустился над мальчиком
и начал сосать у него кровь, как вдруг со стороны леса послышался
шум, заставивший его бросить свое занятие.
Два человека, шедшие на четвереньках, тихо приблизились к спя-
щим. Они двигались между ветвями, корнями и лианами, не произ-
500

водя никакого шума. Вслед за ними из леса вышел отряд из двенад-
цати человек, совершенно голых, но с раскрашенными туловищами,
и прямо направился к-дереву, под которым мирно спали европейцы.
Увидев их, дикари издали хриплый крик, скорее похожий на звери-
ный рев, нежели на человеческий голос. Этим они выражали свою
радость, что добыча, которую они так упорно выслеживали, нако-
нец-то попала к ним в руки.
Однако ни один из этих дикарей не поднял своей дубинки на
спящих. Они остановились и смотрели на них даже с каким-то поч-
тением. Потом, быстро обменявшись несколькими словами, они уст-
роили из веток двое носилок и положили на них обоих европейцев,
которые продолжали крепко спать, под влиянием сильной устало-
сти и потери крови.
Положив на третьи носилки оружие и бочонки с патронами и
порохом, дикари быстро направились к лесу и скоро исчезли между
деревьями.
Когда Альваро проснулся, то, к величайшему своему удивлению,
увидел, что он лежит на мягкой подстилке из свежих пальмовых
листьев, в шалаше, построенном из толстых древесных стволов без
всякого отверстия. Однако свет проникал в достаточном количестве
сквозь щели стен, так что Альваро мог рассмотреть внутренность
убогого жилища.
Он вскочил на ноги, оглядываясь с недоумением и не понимая, как
он очутился в этом шалаше. Уж не сон ли это? Не мог же Диас в одну
ночь выстроить такой шалаш и перенести его спящего туда.
Вдруг с его уст сорвалось восклицание. Он увидел в углу шалаша
Гарсиа, лежащего на такой же подстилке из пальмовых листьев, с
лицом, выпачканным кровью.
— Гарсиа! Гарсиа! — вскричал он, бросаясь к нему. — Что случи-
лось? Где мы находимся? Отчего у тебя лицо в крови?
Мальчик, услышав его зов, открыл глаза, поднялся и сел. потяги-
ваясь и зевая.
— Доброе утро, сеньор Альваро, — сказал он. — Что, моряк уже
вернулся?
— Какой моряк? Посмотри, где мы!
— О! Это какая-то хижина. Кто же ее выстроил и... Бог мой, да ведь
вы тоже в крови, сеньор! Позади правого уха все у вас выпачкано
кровью, и плечо тоже испачкано.
— Как, и я тоже? И ты?
Альваро провел рукой у себя за правым ухом и увидел, что она вся
в крови.
— Кто же это нас так отделал? — воскликнул он.
— Какая-нибудь зверюга укусила нас, когда мы спали, — сказал
Гарсиа. — Может быть, муравьи, вроде тех, которых мы съели зажа-
ренными.
501

— Не знаю, не знаю... Но я чувствую ужасную слабость. Должно
быть, я потерял много крови.
— И я тоже, сеньор... А где же Диас? Кто нас привел в эту хижину?
Может быть, нас принесли сюда спящими?
Альваро только что собрался отвечать, как вдруг раздался дикий
крик. Такой крик он уже слышал однажды на берегу реки, когда
внезапно появились аймары и прервали его обед. Он смертельно
побледнел, и на лбу у него выступили капли холодного пота.
— Они нас захватили! — воскликнул он, задыхаясь, и посмотрел
на Гарсиа с выражением страшного испуга на лице. — Теперь я все
понимаю. Мы — пленники аймаров!
В этот момент дверь хижины отворилась и вошел индеец, воору-
женный тяжелой палицей.
XVIII
Белые пиайе
ИКАРЬ, ВОШЕДШИЙ В ХИЖИНУ, БЫЛ ВЫСОКОГО
роста, лишенный всякой растительности на лице, да-
же бровей, но зато на голове его были очень длинные
черные волосы, жесткие и всклокоченные. Он был
почти голый, кожа его была раскрашена в черный,
красный и голубой цвет, а на голове и щеках торчали
перья, прилепленные к коже какой-то мастикой, что придавало ему
необычайно странный вид. В растянутой нижней губе было продела-
но отверстие и вставлен кусок зеленоватой яшмы, а на шее красова-
лось ожерелье из белых раковин, составляющее украшение вождей
бразильских племен.
Войдя в хижину, дикарь пригнулся к земле и высунул язык, вы-
ражая всеми своими жестами глубочайшее почтение. Потом он при-
поднялся и произнес какие-то совершенно непонятные слова,
состоящие из ряда резких гортанных звуков.
Альваро, еще не оправившийся от испуга, оставался неподвиж-
ным, с тревогой поглядывая на тяжелую палицу в руках дикаря и
ожидая с минуты на минуту, что она опустится ему на голову.
Аймар, видя неподвижность португальца, повернулся к Гарсиа,
который испуганно забился в угол, и опять произнес какие-то слова,
вероятно, составлявшие вопрос, но также не получил ответа. Он
сделал жест, выражающий нетерпение, и, повернувшись к входу в
хижину, издал резкий крик, напоминавший скорее рев дикого зверя,
нежели человеческий голос.
Мгновение спустя в дверях показался индейский мальчик, таких
же лет, как Гарсиа, и остановился позади вождя аймаров.
502

Это был красивый индеец, с очень черными и умными глазами и
смышленым лицом, как будто принадлежащий к другой расе. Кожа
у него была светлее, черты лица тоньше и волосы не такие грубые.
Вождь обратился к нему с несколькими словами, потирая себе
лоб, и, сделав угрожающий жест рукой, указал ему на Альваро. К
величайшему изумлению последнего, мальчик сказал ему:
— Сеньоры!
Альваро и Гарсиа переглянулись, спрашивая себя, не во сне ли они
это слышат. Бразильский дикарь, говорящий по-испански! Это было
просто невероятно!
— Сеньоры, — повторил мальчик. — Вождь аймаров говорил с
вами и его рассердило то, что вы не отвечали на его вопросы.
— Кто научил тебя языку белых? — спросил Альваро, все еще не
пришедший в себя от изумления.
— Пиайе моего племени, — отвечал мальчик.
— Диас?
— Да, так назывался мой покровитель. Я вспоминаю, что не раз
слышал, как он говорил про себя: «Бедный Диас!»
— Значит, ты тупинамба?
— Да, сеньор.
— Тебя взяли в плен аймары?
— Они меня откармливают, чтобы потом съесть, — спокойно ска-
зал юноша без признака малейшей тревоги.
— А мы? Что они с нами сделают?
— Вы счастливцы, сеньоры. Аймары пока не имеют намерения
съесть вас.
— Ты знаешь, почему они так гнались за твоим покровителем?
— Да. Они хотели сделать из него пиайе своего племени. Пиайе
аймаров умер, а необходимо заменить его. Племя без пиайе — все
равно, что человек без головы. Видели вы моего покровителя?
— Да, мы расстались с ним вчера вечером.
Хриплый, резкий крик аймара прервал его. Очевидно, вождь при-
шел в сильнейшее нетерпение от такого продолжительного разгово-
ра, из которого он не понимал ни слова. Он угрожающе посмотрел на
мальчика и крикнул ему несколько слов, яростно стуча тяжелой
дубиной.
— Вождь желает знать, считаетесь ли вы пиайе в вашей стране? —
перевел его слова мальчик.
— Все белые люди пиайе, — отвечал Альваро.
— Он обещает пощадить вас при условии, что вы сделаетесь пиайе
его племени. Если вы дорожите жизнью, то не отказывайтесь.
—Как, мы будем колдунами аймаров, этих отвратительных дика-
рей? Что ты скажешь на это, Гарсиа?
503

— Мне кажется, что лучше сделаться магами, нежели быть изжа-
ренными на решетке. Во всяком случае, так мы выиграем время. Я
уверен, что моряк нас не оставит и отправится по нашим следам.
— Ты прав, Гарсиа, — сказал Альваро после минутного размыш-
ления. — Диас, без сомнения, не оставит нас в руках этих людоедов.
Повернувшись к мальчику, он сказал ему:
— Скажи вождю, что мы согласны.
Когда аймар услышал этот ответ, на лице его выразилась вели-
чайшая радость, и его мрачные черные глаза заблестели. Он отбро-
сил свою дубину и, обратившись сначала к Альваро, а потом к
Гарсиа, произнес несколько слов.
— Что он говорит? — спросил Альваро индейского мальчика.
— Он говорит, что вы будете великий пиайе, а ваш товарищ будет
маленький пиайе племени аймаров, и с такими могущественными
чародеями племя аймаров станет непобедимым и никогда не будет
терпеть недостатка в человеческом мясе.
— Каналья! — воскликнул Альваро.
К счастью, вождь не понял его. Низко наклонившись, он притро-
нулся кончиком языка к земле и вышел в сопровождении мальчика.
— Что скажешь, Гарсиа? — спросил Альваро, когда они остались
одни. — Чувствуешь ли ты себя в состоянии выполнять обязанности
маленького колдуна?
— Я не знаю, что потребуют от меня эти дикари, но думаю, что в
данный момент нам не грозит опасность быть изжаренными, а это
самое главное! Сознаюсь, что мне было бы трудно примириться с
мыслью, что моей могилой будет желудок дикаря!
— И мне также, мальчуган.
— Как вы думаете, оставят они нас здесь или же переведут в
лучшую хижину?
— Не знаю. Даже Диас, по-видимому, мало знаком с этими дика-
рями, хотя он знает много племен.
— Я думаю, что...
Приход индейского мальчика прервал его на полуслове. Мальчик
был не один; с ним пришли четыре дикаря ужасного вида, ярко
разрисованные и разукрашенные перьями попутал. Они несли две
огромные корзины.
— Чего они хотят? — спросил Альваро.
— Они принесли вам одеяния и украшения умершего пиайе. По-
койный имел достаточный запас всего и пользовался большой сла-
вой. Вы должны будете присутствовать на его похоронах, для того
чтобы часть его души перешла в вас.
— Как! Да ведь ты мне сказал, что он умер неделю тому назад?
— Он не может быть съеден, пока ему не найдут преемника.
504

— Съеден? Значит, аймары так далеко распространяют свое по-
клонение перед этим мертвецом, что даже готовы съесть его?
— О нет! Они едят только пленных и лишь во время длинных
голодовок едят трупы своих родных. Однако торопитесь, сеньоры,
вождь дожидается.
Четыре индейца раскрыли корзины и достали оттуда диадемы из
перьев, связанных растительными волокнами, между которыми бы-
ли вплетены кусочки золота, ожерелья и браслеты из зубов кайма-
нов и ягуаров и змеиных позвонков, передники, сделанные из полос,
нарезанных из шкуры тапиров и расположенных даже с некоторым
вкусом, затем они достали бесконечное множество мешочков, содер-
жащих драгоценные амулеты и чудесные лекарства.
По знаку мальчика индейцы надели европейцам ожерелья и брас-
леты, повязали им передники, надели им на головы самые красивые
диадемы из перьев и затем пригласили их выйти.
— Будь серьезен! — сказал Альваро своему товарищу. — Великий
священнослужитель смеяться не должен, помни это!
— Сделаю все возможное, чтобы не расхохотаться, сеньор! — от-
вечал Гарсиа.
Позади них находилась огромная площадь, окруженная хижинами,
по всей вероятности принадлежавшими какому-нибудь побежден-
ному племени. Около пятисот взрослых мужчин, почти совершенно
голых, вооруженных луками, дубинами, граватанами и каменными
топорами, расположились группами, без всякого порядка, на этой
площади. Некоторые стояли, другие же сидели на корточках, словно
выжидая что-то. Все были ужасны на вид, с очень длинными черны-
ми косматыми волосами и нарочно разрисованы так, чтобы устра-
шать врагов.
Вождь аймаров стоял посредине площади, а возле него располо-
жилась почетная свита, окружавшая какой-то длинный и объеми-
стый сверток. Как только показались два новых пиайе белой кожи,
то на площади поднялся оглушительный рев, точно тут собрались
сотни диких зверей, но он тотчас же прекратился по одному знаку
вождя.
— Вот так компания! — воскликнул Гарсиа. — Что это, люди или
звери? Я не могу считать их человеческими существами! Ревут, как
дикие звери в пустыне.
- И бегают точно так же, - прибавил Альваро, глядя, как все
дикари стали на четвереньки.
— Сеньор Альваро, у меня сердце замирает от страха: вдруг эти
звери положат нас на решетку?
— Не бойся, мы для них теперь священны.
— А что это за сверток, который они так сторожат?
— Я думаю, что там находится труп умершего пиайе.
505

— Что, если они заставят нас есть его, для того чтобы его душа
вошла в наше тело?
— Не говори этого, Гарсиа. Мне делается тошно.
Вождь приближался к ним и, выражая глубочайшее уважение,
сделал им знак, приглашая следовать за собой.
Его свита уже подняла на плечи сверток, обмотанный грубой
материей, сделанной, вероятно, из волокон или коры какого-нибудь
растения, и понесла его в лес. Остальные воины последовали за ними,
одни шли прямо, другие же бежали на четвереньках. Они глухо
ворчали, точно ягуары, а иногда издавали какие-то резкие, гортан-
ные звуки, дергая себя за волосы, и били себя кулаками в грудь.
— Уж не отправились ли они хоронить своего покойника? — ска-
зал Гарсиа.
— Наверное, если только у них существует обычай хоронить по-
койников. Но я в этом сомневаюсь.
Толпа аймаров, с криками, визгом и ревом, в беспорядке рассы-
палась по лесу. Через полчаса люди, несшие сверток, подошли к
реке, казавшейся с берега очень глубокой. Вождь влез на скалу,
нависшую над рекой, и в течение нескольких минут внимательно
рассматривал воду.
Альваро и Гарсиа, последовавшие за ним, попробовали спросить
его.
— Карибы, — отвечал аймар.
—Карибы!—воскликнул Альваро.—Это, должно быть, те малень-
кие рыбки, которые чуть не сожрали Диаса. Помнишь, Гарсиа?
— Да, я помню. Но неужели дикари пришли сюда, чтобы ловить
рыбу?
— Увидим, — отвечал Альваро.
Вождь велел принести себе корзину и достал оттуда человеческие
члены, по-видимому, только недавно отрезанные, так как они еще
были окровавлены. Он взял руку, сохранявшую еще у запястья брас-
лет из раковин, и бросил ее в реку. Вслед за тем он бросил ногу и
голову, казалось, принадлежавшие мальчику.
— О, негодяи! — воскликнул Альваро, не будучи в состоянии
сдержать жест отвращения. — Они внушают мне ужас!
— Уйдем, сеньор Альваро! — сказал Гарсиа. — Я просто не могу
выдержать.
— Ты только скомпрометируешь себя, мальчуган, в глазах дика-
рей. Нет, если мы хотим спасти свою шкуру, то должны остаться!
— Карибы! — повторил вождь, указывая Альваро на реку.
Португалец наклонился над краем скалы и заглянул в воду, ко-
торая была в высшей степени прозрачна. Там он увидел мириады
маленьких рыбок, с темными спинками и серебристыми брюшками,
которые ожесточенно боролись между собой и что-то пожирали.
506

— Вождь бросил в воду куски человеческого мяса, и это привлекло
кариб, — заметил Альваро своему товарищу.
— А зачем он хотел привлечь их сюда?
В этот момент на берегу реки распространился ужасный, отвра-
тительный запах. Свита, несшая таинственный сверток, обмотанный
грубой материей, развернула его и открыла уже совершенно разло-
жившийся труп старого индейца.
— Ну и воняет же этот индеец! — воскликнул Гарсиа, зажимая
нос. — К черту всех аймаров с их колдунами!
Индейцы обвязали труп крепкими лианами и поволокли его на
край скалы, откуда, медленно раскачивая, сбросили его в воду.
— Они отдали его на съедение рыбам, — сказал Альваро.
Карибы с яростью набросились на труп и впились в него своими
крепкими зубами, отрывая куски мяса и кожи. Некоторые из рыбок
уже скрылись в животе трупа, пожирая его внутренности. Мясо
исчезало с невероятной быстротой в зубах прожорливых рыбок, и не
прошло десяти минут, как уже от трупа ничего не осталось, кроме
костей.
— Вот так анатомы! — воскликнул Альваро. — Эти рыбки стоят
большего!
Действительно, они так очистили скелет, что его можно было хоть
сейчас ставить в витрину какого-нибудь музея!
Индейцы осторожно вытащили скелет из воды, завернули его в
большую рогожу и, обвязав лианами, положили на носилки, сделан-
ные из веток.
— Церемония кончилась! — послышался чей-то голос. Альваро
обернулся и увидел возле себя индейского мальчика.
— Пиайе белой кожи теперь могут поселиться в хижине умерше-
го, — сказал юный индеец.
— А что они сделают с костями умершего? — спросил его Альваро.
— Повесят их на дереве и оставят там, пока они не свалятся.
Аймары отправились в обратный путь. Они не выражали никакой
печали, а некоторые даже были как-то особенно веселы и размахи-
вали своими дубинками, точно сражаясь с каким-то неведомым вра-
гом. Иногда они разбегались в разные стороны, как будто за ними
гналось враждебное племя, издавая при этом ужасные крики и яро-
стно ударяя куда попало своими дубинками. Потом вдруг останав-
ливались и бросались назад, к своему вождю, изображая бегство.
Глаза их бешено сверкали, и они яростно двигали челюстями, словно
разрывая зубами мясо побежденных, и издавали при этом свирепый
рев. Вообще, эти дикари гораздо более походили на хищных зверей,
ягуаров или кугуаров, нежели на людей, и, казалось, в них не было
ничего человеческого.
Когда они пришли в деревню, то воины разбрелись по лесу, так
как не было достаточно хижин, чтобы вместить всех. Однако не-
507

сколько десятков человек остались около одной из хижин, самой
обширной и находившейся в центре площади. Стены этой хижины
были украшены змеиными шкурами, а на крыше красовались головы
кайманов.
— Что это за хижина? — спросил Альваро индейского мальчика.
— Это жилище умершего пиайе, — отвечал индеец. — Теперь вы
будете жить здесь, пока аймары останутся в этих местах. Мне дан
приказ отвести вас туда и оставаться в вашем распоряжении, пока
вы не научитесь языку этих людей.
— А мы можем получить что-нибудь поесть? — спросил его Альваро.
— Скоро принесут в жертву одного из моих соотечественников,
которого откормили и находят уже достаточно жирным. Вы получи-
те лучший кусок.
— Который сожрешь ты, чудовище! — прервал его в негодовании
Альваро.
Юноша-индеец посмотрел на него с изумлением.
— Ах, да? — проговорил он наконец. — Белые люди любят только
белое мясо. Но тут, к несчастью, нет других людей, кроме красноко-
жих, и я не знаю, можно ли будет достать для вас белое мясо.
— Мы едим только мясо животных и плоды. Понимаешь? Челове-,
ческое мясо внушает нам отвращение, — сказал Альваро.
— Вы получите мясо тапира, мясо черепахи и плоды маниока.
Войдите сюда и не выходите из хижины, пока не получите приказа-
ния от вождя. Пиайе не должны слишком часто показываться среди
племени.
После некоторого колебания Альваро и Гарсиа решили наконец
переступить порог хижины и вступили во владение бывшим жили-
щем покойного пиайе.
XIX
Жертвы войны
ИЖИНА, РАНЬШЕ ПРИНАДЛЕЖАВШАЯ ПИАЙЕ
$ |ивиам| ® изгнанного или истребленного аймарами племени,
йй
была гораздо обширнее прочих хижин, но и гораздо
темнее, так как в стенах не было щелей и свет прони-
кал лишь через маленькое отверстие в крыше. С пер-
вого взгляда уже можно было заключить, что это
жилище какого-нибудь колдуна, так как оно было увешано бесчис-
ленными амулетами и ожерельями из зубов хищных зверей и змеи-
ных позвонков. Но оба европейца, конечно, прежде всего обратили
внимание на коллекцию превосходно сохранившихся человеческих
голов, украшавших стену, находящуюся против дверей. Бразиль-
ские дикари всегда оставляли головы вождей враждебных племен,
508

которые пали в сражении или же были ими съедены. Они сохраняли
их особенным способом: сначала извлекали мозг, который считался
лакомством, потом погружали голову в сосуд, наполненный горьким
растительным маслом, называемым antiroba, и затем подвергали ее
некоторое время действию дыма. Вынув глаза, они вставляли вместо
них два резца какого-нибудь грызуна, зашивали губы и украшали
уши маленькими пучками черных или желтых перьев.
Коллекция покойного пиайе была довольно велика; она состояла из
двадцати хорошо сохранившихся голов. Кроме этого в хижине не было
ничего. Вся меблировка состояла из гамаков, сплетенных из грубых
волокон. Выдолбленные тыквы и скорлупа кокосовых орехов должны
были служить посудой, несколько чаш из пористой глины были напол-
нены водой, которая просачивалась сквозь стенки и собиралась в ог-
ромный глиняный сосуд. Как это ни странно, но бразильские дикари
всегда относились с большим вниманием к воде для питья и употребля-
ли лишь абсолютно чистую воду, просочившуюся сквозь сосуды, сде-
ланные из пористой глины, служившие им фильтрами.
— Ну, как ты находишь наше жилище? — спросил Альваро после
того, как они осмотрели все углы.
— Несколько темновато, сеньор, — отвечал Гарсиа, — и потом... эти
головы, которые точно смеются над нами, не делают веселым это
жилище. Кому они принадлежали?
Вероятно, людям, которые были съедены аймарами.
— Могли бы они также съесть и эти головы, а не оставлять их
здесь!.. Послушайте, сеньор Альваро, надеюсь, вы не намерены испол-
нять долгое время обязанности колдуна? С меня уже теперь доволь-
но, и я бы хотел вернуться в лес.
—• Попробуй, мальчуган. Я не запрещаю тебе.
— Если бы я мог, то не заставил бы себя просить! — ответил
Гарсиа.
—А пока удовлетворимся тем, что нас сделали пиайе. Ведь и я не
имею ни малейшего желания оставаться среди этих людоедов, кото-
рые к тому же не внушают мне ни малейшего доверия. Диас, наверное,
даст о себе знать каким бы то ни было образом. Он теперь уже знает,
что мы попали в руки аймаров.
— Как вы думаете, они стерегут нас по ночам?
— Конечно. Они ведь нам не доверяют и, разумеется, смотрят за
нами в оба. Но даже если бы нам удалось бежать, что могли бы мы
сделать теперь, не имея ружей? Вот если бы я мог вернуть свое ружье
и патроны! Впрочем, я думаю, что это возможна Ведь дикарям еще
не известно употребление огнестрельного оружия, и мы, пожалуй,
можем заставить их отдать нам ружье и патроны». Прекрасная
мысль! Постараемся убедить этих злодеев, что это наши амулеты,
которые дают нам победу над врагами.
503

В этот момент снаружи раздались резкие звуки какого-то инст-
румента, похожего на дудку, и странный грохот, точно тысячи мел-
ких камней пересыпались в ящик и ударялись о его стены.
— Музыка! — воскликнул Гарсиа. — Неужели аймары намерены
устроить нам концерт? Я бы предпочел обед.
Он выглянул в дверь и увидел, что к ним в хижину направляются
человек двенадцать дикарей, а впереди идет юноша тупинамба, ко-
торый исполнял роль переводчика. Четверо дикарей играли на инс-
трументах, похожих на флейту и сделанных, по-видимому, из
человеческой берцовой кости. Другие двое встряхивали тыквенными
бутылками, наполненными мелкими камешками. Сзади них один из
дикарей нес какой-то футляр из звериной шкуры, украшенный зер-
нами золота и раковинами, а другие несли корзины, казавшиеся
довольно тяжелыми.
— Чего хотят эти люди? — спросил Альваро юношу тупинамба.
— Они пришли вручить вам тушану вождя и поручить его вашей
бдительности.
— Это что за штука?
— Скипетр племени. Другие же несут еду и превосходную таробу,
приготовленную самой древней старухой аймаров для покойного
пиайе.
— Положи тушану куда-нибудь в угол, потому что в данный
момент нас может интересовать только еда. Ведь пиайе белой кожи
все-таки не могут питаться одним воздухом!
Юноша посмотрел на них с некоторым удивлением, взял трубку, в
которой хранился скипетр, положил ее под консервированными го-
ловами и затем велел поставить корзины на землю.
Альваро жестом удалил музыкантов и носильщиков и осторожно
приподнял крышку, опасаясь найти в корзине несколько кусков
жареного человеческого мяса.
Повара вождя, узнав, что пиайе белой кожи могут есть только
врагов своей расы, заменили человеческое мясо превосходной рыбой,
которая в изобилии водится в затопленных саваннах, лепешками из
маниока и бананами, жареными в горячем пепле. К этому угощению
они добавили два больших сосуда, наполненных какой-то молочной
жидкостью, издававшей резкий запах алкоголя.
— Приступим, Гарсиа! — весело воскликнул Альваро.—В этом меню
нет человеческого жаркого ни белого, ни черного, ни краснокожего.
Не обращая внимания на индейского юношу, оставшегося в хи-
жине, они принялись есть с большим аппетитом и потом попробовали
напиток тароба, используя вместо стаканов свернутые в трубку
пальмовые листы.
— Недурно, — сказал Альваро. — Я не думал, что эти людоеды
умеют приготовить ликеры» Ба! Да я, кажется, слышал что-то об
этом напитке и„.
510

— И о зубах старух, сеньор, — добавил Гарсиа.
— Да, да, и о зубах тоже! — отвечал Альваро, выпуская из рук
пальмовый лист. — Эй, мальчик, не знаешь ли ты, как готовят этот
напиток?
— Он вам не нравится? — спросил юноша.
— Тебя спрашивают, из чего он делается?
— Из клубней маниока, сеньор, — отвечал индеец. — Сначала их
кипятят, а потом дают жевать самым старым женщинам племени».
- Черт возьми! - воскликнул Альваро, чувствуя приступ тошноты.
— Потом, когда они хорошо измельчат зубами клубни, то эту
массу снова кипятят, а затем переливают в сосуды и зарывают в
сырую землю, где она подвергается брожению.
— Тьфу! И вы это свинство пьете? Гарсиа, выброси эти сосуды. К
черту вашу таробу! Эти индейцы настоящие свиньи!
— Почему вы это говорите? — спросил юноша.
— Чтобы я стал пить эту гадость, разжеванную старухами».
— Но, сеньоры, если не разжевать раньше клубни маниока, то
тароба не удается.
— Убери скорее этот напиток, а не то я вылью его на голову
первому индейцу, который будет проходить мимо. Пиайе белой кожи
не употребляют подобных напитков». Теперь мой обед испорчен!
— Сеньоры, — заметил им юноша, хохотавший до упаду. — Не
стоит так выходить из себя! Как бы то ни было, но этот напиток вовсе
не так уж плох.
Юноша был несколько озадачен приемом, который оказал вели-
кий пиайе лучшему из бразильских напитков. Он. взял оба сосуда и
вынес их из хижины, спрашивая себя, какие же спиртные напитки
употребляют белые люди, пренебрегающие таробой, приготовленной
старухами племени?
— Теперь посмотрим, что за тушана, которую мы должны охра-
нять, — сказал Альваро. — Должно быть, это что-нибудь очень важ-
ное, вроде печати короля или что-то подобное.
Он взял футляр, сделанный из толстой бамбуковой трубки дли-
ной по крайней мере в метр и украшенный раковинами и пластинка-
ми золота. Внутри находилась деревянная палка, чрезвычайно
тяжелая, вероятно, сделанная из железного дерева. К обоим концам
палки были привязаны пучки ярких птичьих перьев.
— Точно жезл главнокомандующего, — сказал Альваро, с любо-
пытством рассматривая палку. — Если они доверяют нам этот жезл,
значит, мы стали очень важными персонами. Диас рассказывал мне,
что этот предмет доверяется только людям высокого происхожде-
ния. Это меня успокаивает.
— Почему, сеньор?
— Потому что я боялся, что эти звери подождут, чтобы мы разжи-
рели, и тогда нас съедят. Э! Белое мясо, пожалуй, может соблазнить
этих обжор.
511

— Что ж, будем мы продолжать играть роль колдунов?
— На что ты жалуешься? Какой требовательный! Ведь мы сразу
превратились в очень важных особ, в великих жрецов, вместо того,
чтобы поджариваться на решетке из ветвей, а ты все еще недоволен!
— Предпочитаю свободную жизнь в лесу вместе с моряком.
—Терпение, мой милый Гарсиа. И я не менее тебя желаю поскорее
расстаться с этими дикарями. Пока же останемся колдунами, а там
увидим.
В эту минуту юноша-переводчик вошел в хижину и, обратившись
к Альваро, сказал:
— Великий пиайе, вождь просит вас присутствовать при умерщ-
влении пленника, предназначенного для съедения. Будет устроен
пир для военачальников и для наиболее доблестных воинов. Вождь
говорит, что мясо этого пленника станет гораздо лучше, если вы
взглянете на него своими очами.
— Если бы нас оставили в покое, то я был бы более доволен. Я не
люблю смотреть, как убивают какого-нибудь беднягу, и еще более
неприятно мне видеть, как его будут есть.
— Таков обычай племени, и вы не можете уклоняться от исполне-
ния обязанностей, которые возлагаются на пиайе.
— Этот осужденный твой соотечественник?
— Нет, это тупи.
— Не попробовать ли мне спасти его?
— Не делайте этого, великий пиайе. Мой покровитель также в
самом начале попытался было сделать это, но чуть-чуть сам не был
съеден вместо пленника. Нет, не пробуйте восставать против обычаев
племени, если хотите спасти свою жизнь... Слышите? Пленник уже
начал свою воинственную пляску. Он, конечно, не задрожит от стра-
ха и будет энергично защищаться, когда ему приготовятся размоз-
жить голову.
На площади раздались звуки дудок и грохот мелких камней,
насыпанных в тыквенные бутылки, которые нарочно встряхивали,
чтобы усилить шум. Временами раздавался чей-то голос, настолько
громкий, что он покрывал весь этот грохот.
— Очевидно, мы не можем отказаться, — сказал Альваро. — При-
ходится идти туда. Должность пиайе, как она ни почетна, все же
имеет свои неприятные стороны.
Они вышли из хижины на площадь, где уже собралось несколько
сот человек. Были также и женщины, жалкие создания, с такими же
зверскими лицами, как и у мужчин. Волосы у них были тоже вскло-
кочены, как у мужчин, нижняя губа безобразно растянута и в нее
вставлен кусочек дерева или камня, уши также вытянуты и украше-
ны нанизанными на волокна маленькими косточками, вероятно че-
ловеческими фалангами, и разноцветными камешками.
512

Тупи, который предназначался на ужин воинам, уже был приве-
ден на площадь. Это был прекрасно сложенный молодой человек лет
двадцати пяти, с более правильными и тонкими чертами лица, неже-
ли у аймаров. Он пел и танцевал, сопровождаемый музыкантами,
показывая этим, что нисколько не боится смерти. Позади него шла
какая-то старая мегера, страшно разрисованная, и несла священную
дубину, которой бразильские дикари убивают своих пленников. Поч-
ти все бразильские племена обращаются с врагами, попавшими к
ним в плен, с полным уважением и считают их священными. Они не
держат их в заключении и дают им свободу, но зорко следят за ними,
чтобы они не убежали. Само собой разумеется, что пленных кормят
обильно, чтобы они не похудели, и они всегда получают обед вождя.
Дня за два до назначенного срока в честь обреченных на смерть
устраивается пир, и несчастные жертвы должны принимать в нем
самое деятельное участие и стараться выказывать беззаботную ве-
селость, хотя знают, что женщины племени уже готовят сосуды, в
которых будет вариться их мясо. Этого требует этикет, и никому из
пленников не приходило в голову нарушить его. Конечно, и тупи,
которого ожидала смерть, показал себя достойным сыном своего
племени, имевшего репутацию самого храброго и воинственного из
бразильских племен. Он плясал, смеялся и шутил с аймарами, окру-
жавшими его, и делал вид, что не слышит песни смерти, которую
затянула старая мегера, несшая роковую дубинку.
— Мы держим птичку за шею, — пела старуха, стараясь закинуть
на плечи пленника нечто вроде лассо. — Если бы ты был попугаем,
прилетевшим поклеватьу нас зерна, то ты бы улетел от нас. Но теперь
мы тебе обрезали крылья и мы тебя съедим!
Тогда воин приостановил свои шутки и пляску и, точно внезапно
объятый яростью, прокричал громовым голосом:
— Вы меня съедите, но я убил отца того воина, который стоит
возле вождя, и съел его сердце! Я убил также одного из ваших
вождей и ранил насмерть его сына и мы их обоих съели!
Он дошел уже до центра площадки, где был разложен огромный
костер, на котором была приготовлена большая решетка из ветвей
железного дерева.
Вождь аймаров, разукрашенный по случаю торжества разноцвет-
ными перьями и ожерельями, подошел к пленнику в сопровождении
свиты воинов и, согласно обычаю, предложил ему в последний раз
взглянуть на солнце. Затем, вперив в него свирепый взгляд, сказал:
— Отрекись от своих слов, скажи, что ты не ел отца этого воина,
а также одного из наших вождей и его сына!
—Освободи меня, и я съем тебя и всех твоих!—гордо ответил тупи.
— Ты поплатишься за это — я готовлюсь нанести тебе смертель-
ный удар. Так как ты утверждаешь, что убил и съел моих воинов, то
будешь съеден уже сегодня.
513
17—1151

Вождь сказал это, потрясая в воздухе своей дубиной, точно про-
буя свои силы.
— Это превратности жизни, — спокойно отвечал ему пленник,
пожимая плечами. — Но мои друзья очень многочисленны, и они
отомстят за меня!
— Какое мужество у этого молодца! — сказал Альваро, когда
юноша-индеец перевел ему ответ пленника.
— Он доблестный воин, достойный сын своего отца, великого
воина, — отвечал юноша.
— Как жаль, что мы ничего не можем сделать, чтобы спасти его!
— Аймары пришли бы в ярость. Оставьте это.
Двое аймаров подошли к пленнику и связали ему ноги, оставив
свободными руки. Тогда он начал извиваться как бешеный, вызывая
всех на бой. Видя, что к нему приближаются воины, он поднял не-
сколько камней, находившихся возле него, и бросил их в врагов. Он
мог это сделать, потому что ему было предоставлено право защи-
щаться. Он ревел, словно дикий зверь, и, несмотря на связанные ноги,
прыгал с легкостью газели.
Но круг около него смыкался все теснее.
Вождь поднял дубину. Еще несколько мгновений пленник про-
должал метаться и награждать кулаками противников, потом вдруг
раздался глухой удар. Дубина вождя размозжила ему череп, и он,
сраженный, упал на землю.
— Уйдем! — воскликнул Альваро, чувствуя непреодолимый при-
ступ отвращения. — Я не могу видеть этих убийц!
Он взял за руку Гарсиа и пошел назад в свою хижину, в то время
как аймары с диким ревом бросились на еще теплый труп воина и
потащили его на костер.
XX
Человек Огня
ЛЬВАРО И ГАРСИА ДОШЛИ УЖЕ ДО ПРЕДЕЛА,
тяготясь своим званием пиайе, и страстное желание
свободы все сильнее овладевало ими.
Прошло уже шесть дней с тех пор, как они попали к
дикарям. Они сидели безвыходно в своей хижине и
могли покидать ее лишь для того, чтобы присутство-
вать на банкетах дикарей, когда поедалось человеческое мясо. Та-
кие случаи бывали довольно часто, так как аймары во время своих
последних набегов захватили много пленников из племен тама, тупи
и тупинамба.
Такое существование становилось невыносимым еще и потому,
что их надежда на то, что они получат какие-нибудь вести от Диаса,
514

с каждым днем становилась слабее. Что с ним сталось: взял ли его в
плен другой отряд аймаров, или же он продолжал свое бегство через
лес в деревни тупинамба, отчаявшись спасти своих товарищей, — это
было покрыто мраком неизвестности.
— Уйдем отсюда! — повторял с утра до вечера Гарсиа.
— Уйдем! — неизменно соглашался Альваро.
Но случая к этому не представлялось. Дикари продолжали не дове-
рять им, и каждый вечер около их хижины располагалась стража.
Между тем оба понимали, что долго они не выдержат. Им по горло
опротивела их должность пиайе, и они не знали, как избавиться от
нее.
Наступил седьмой день их плена, и казалось, что он ничем не
будет отличаться от всех других дней, когда после полудня внезапно
к ним в хижину вошел вождь аймаров в сопровождении юноши,
служившего ему переводчиком.
—Должно быть, случилось что-нибудь важное, — сказал Альваро
своему товарищу. — Ведь в первый раз со времени убийства тупи
вождь удостаивает нас своим посещением!
Вождь казался озабоченным и в дурном расположении духа. Тем
не менее он почтительно поклонился обоим пиайе и притронулся
кончиком языка к земле.
— Чего хочет вождь? — спросил Альваро.
Вождь сделал знак юноше, чтобы он говорил.
— Вождь огорчен, что вы оба плохо покровительствуете племени,
— сказал юноша. — Он велел мне предупредить вас, что если вы не
убьете ужасную змею, то будете съедены!
— Ого! — воскликнул Альваро, несколько озадаченный. — Как его
соблазняет белое мясо! Я и так уже не чувствую себя в безопасности
в своей священной должности». Впрочем, в чем же дело?
— Ужасная змея уже пожрала пять воинов Племени, — отвечал
юноша.
— Чего же он хочет от нас?
— Чтобы вы произнесли заклинания и заставили змею вернуться
в саванну или убили бы ее.
— Это было бы нетрудно, — отвечал Альваро. — Но нам недостает
наших амулетов!
— Каких? — спросил юноша, после того как перевел этот ответ
вождю.
— Когда нас взяли в плен, то у нас были могущественные амулеты,
которые, однако, нам не были возвращены аймарами. Пусть нам
отдадут их, и мы пойдем и убьем змею, которая угрожает всему
племени.
— Вы получите их, — сказал юноша. — Вождь сохранил их у себя
и передаст вам.
— Когда же мы должны отправиться, чтобы убить змею?
515
17*

— Сегодня вечером: днем она никогда не показывается.
— Скажи же вождю, что пиайе будут готовы и змея больше не
посмеет истреблять людей, принадлежащих к племени, которое на-
ходится под нашим покровительством.
Аймар, видимо удовлетворенный этим ответом, вышел вместе с
юношей, сделав еще более низкий поклон, чем в первый раз, и лизнув
земляной пол хижины.
— Гарсиа! — сказал Альваро, когда они остались одни. — Случай,
которого мы так дожидались, теперь предоставляется нам, и если мы
не сумеем им воспользоваться, то должны будем навсегда отказаться
вернуть свободу. Что касается меня, то я хочу испытать счастье и
рискнуть. Не змея падет от моего выстрела, а сам вождь этих пожи-
рателей человеческого мяса, хотя бы потом они стали преследовать
меня по всей Бразилии!
— А они отдадут нам ружье?
— Они мне обещали и притом ведь они и не подозревают, что это
гораздо более ужасное оружие, нежели их дубины и стрелы.
— А змея?
— Пусть они убивают ее, если у них хватит храбрости.
— А мы что сделаем, сеньор?
— Мы убежим и вернемся к своей прежней бродяжнической жиз-
ни, пока не найдем Диаса или его племя.
— Сеньор Альваро, у меня замирает сердце.
— Если мы останемся здесь, то все равно в один прекрасный день
эти дикари съедят нас. Их очень соблазняет жаркое из белого мяса,
и меня удивляет, что они до сих пор нас щадили. Нам нечего обманы-
ваться на этот счет, и наша должность нисколько не обеспечивает
безопасность нашей жизни.
— Как же вы намерены поступить?
— Я еще сам не знаю хорошенько. Что-нибудь да случится, и
вождь не вернется живым к своему племени. Я готов на все, или...
Внезапный выстрел, раздавшийся на площади, заставил их вско-
чить на ноги. Со всех сторон раздавались дикие крики, выражавшие
панический ужас.
Альваро и Гарсиа бросились к деревьям. Мимо их хижины пробе-
жали до смерти перепуганные воины, точно за ними кто-то шалея.
Некоторые спрятались в хижинах, другие бежали в лес, оставив
лежать посредине площади труп своего товарища, над которым мед-
ленно рассеивался дым.
— Они разрядили ружье! — воскликнул Альваро. — Вон там лежит
мертвец! Ба! И ружье брошено около него, и бочонок с порохом, и мешок
с пулями. Воспользуемся же их паникой и захватим все. С огнестрель-
ным оружием в руках мы сумеем противостоять этим дикарям!
Он бросился бежать на площадь и тотчас же завладел ружьем и
патронами, лежавшими возле мертвого индейца. Индеец был убит
наповал. Пуля вошла в глаз и вышла с правой стороны затылка.
516

Кое-где из хижин выглянули дикари, когда Альваро и Гарсиа пока-
зались на площади, но никто не решался выйти. Гром выстрела и
внезапная смерть индейца, конечно, должны были произвести на дика-
рей потрясающее впечатление Они еще не имели понятия об огне-
стрельном оружии и, как все первобытные народы, боялись грома.
— Сеньор Альваро, — сказал Гарсиа, — воспользуемся их испугом
и бежим!
— Нет, мой милый; они нас не отпустят и все отправятся за нами
в погоню, вот увидишь. Бежать теперь не время. Это была бы большая
неосторожность» А вот и юноша-индеец! Он идет к нам. Бедняга
испугался не меньше других.
Юный индеец вышел из хижины и робко приблизился к ним, а
позади него раздался хриплый голос вождя. Юноша был бледен и
дрожал как лист.
— Не бойся, — сказал Альваро, улыбаясь. — Никто тебя не станет
убивать.
— Сеньоры, — пробормотал юноша, дрожащим голосом, с неопи-
суемым испугом глядя на ружье, которое держал в руках Альваро. —
Вождь велел мне спросить вас, кто и что вызвало смерть этого воина.
— Этот человек хотел тронуть могущественный амулет, данный
пиайе великим духом Маниту, и потому был убит. Краснокожие ведь
не владеют небесным огнем! - отвечал Альваро.
— Этот гром' и этот огонь заключены в граватане, которую вы
держите в руках? — спросил индеец.
— Да.
— И они убивают?
— Ты сам это видел. Что сделал этот воин?
— Он хотел посмотреть, как устроена ваша граватана, и вдруг
раздался грохот, точно разразилась буря, и он упал в облаке дыма.
— Он был неосторожен, и великий Маниту наказал его за это. Он
не должен был видеть то, что заключается в амулете пиайе белой
кожи. Поди и скажи вождю, чтобы он пришел ко мне, и я покажу ему
могущество моей граватаны, если тебе нравится так называть это.
— Никто не будет убит ею?
— Будет убита змея, которая пожрала воинов,—отвечал Альваро.
Юноша побежал к хижине, где скрывался вождь, и в скором
времени вернулся вместе с ним. Вождь был также смертельно бледен
и сильно испуган. Он искоса поглядывал на европейцев и в особенно-
сти на ужасное оружие, которое внушало ему суеверный страх. Не-
подвижность Альваро и его улыбка слегка приободрила дикарей.
Мало-помалу они окружили его, держась, однако, все время на поч-
тительном расстоянии.
— Скажи вождю, чтобы он привел сюда какое-нибудь животное.
Я покажу ему, как оно будет убито, — сказал Альваро.
Юноша перевел эти слова вождю, потом ответил:
517

— Вождь предлагает тебе одного из своих пленников. У него оста-
лась еще дюжина.
— Пусть приведет какое-нибудь животное или ничего не увидит.
В эту минуту повелеваю я — пиайе.
По приказанию вождя несколько индейцев тотчас же отправи-
лись в лес, где, в отгороженном месте, аймары держали животных,
которые должны были заменять военнопленных, когда в них чувст-
вовался недостаток. Через несколько минут они вернулись, таща за
собой какое-то странное животное, похожее на свинью, но потолще.
Если бы Альваро был больше знаком с животными, населяющими
бразильские леса, он тотчас бы узнал, что это тапир — довольно
безобидное животное, живущее в сырых лесах или вблизи саванн и
очень любящее лакомиться болотным тростником и корнями водных
растений. Несчастное животное, как будто угадывая свою судьбу,
упиралось, но индейцы, осыпая его ударами, заставили тапира по-
дойти к пальме, к которой и привязали его крепкими веревками из
лиан. Тогда Альваро сделал знак дикарям, чтобы они удалились, и,
отойдя на пятьдесят шагов, произнес какие-то таинственные слова,
потом поднял руки к небу, как будто призывая на помощь великого
Маниту, владыку земли и огня, и, наконец, внимательно прицелился.
Глубокое молчание воцарилось среди аймаров, собравшихся вок-
руг Альваро. На их лицах заметна была сильнейшая тревога. Вдруг
раздался выстрел, громко прокатившийся по лесу.
У дикарей вырвался крик испуга. Некоторые из них бежали,
заткнув уши, другие попадали на землю, извиваясь, точно в судоро-
гах. Но вождь и кое-кто из воинов похрабрее подбежали к пальме, у
подножия которой в предсмертных судорогах бился тапир. Когда же
он испустил дух и они убедились, что ни одна стрела не ранила его,
то они простерли руки к Альваро, крича во все горло: «Карамура!
Карамура!»
—Карамура?—повторил Альваро.—Я уже слышал это слово. Что
оно означает? — спросил он юношу-переводчика.
— «Человек огня»! — произнес испуганный юноша. — Вы, может
быть, повелитель огня?
«Вот титул, который заставит все бразильские племена бояться
меня, — подумал, смеясь про себя, Альваро. — Моя слава отныне
обеспечена».
— Пойди, скажи вождю, что сеньор Карамура готов убить змею,
пожирающую его воинов, — сказал Альваро, обращаясь к переводчи-
ку. — А потом, дай Бог, убежим! — шепнул он Гарсиа.
Вождь, смиренный и трепещущий, приблизился к нему и велел
переводчику передать следующее:
—Ты самый могущественный пиайе из всех, какие существуют на
свете. Тот, которым обладают тупинамба и которого я хотел захва-
тить и сделать моим пиайе, ничего не стоит в сравнении с тобой. С
518

этой минуты ты всегда останешься с нами и будешь повелевать нами
как вождь. С тобой мы будем непобедимы и у нас не будет недостатка
в пленных, которых мы будем пожирать.
—Злодей!—сказа л Альваро, обращаясь к Гарсиа, когда ему были
переведены слова вождя. — Он хочет из нас сделать поставщиков
человеческого мяса! Подожди сегодняшнего вечера, голубчик, по-
смотрим, будут ли у тебя завтра пиайе белой кожи!
— Значит, мы бежим сегодня вечером? — спросил Гарсиа.
— Да, я решил. Воспользуемся паникой, которое произвело наше
ружье.
— Пойдем на поиски моряка?
— Этот человек нам необходим более, чем когда-либо. Ведь у него
осталось твое ружье! Имея два ружья, мы будем непобедимы и можем
попытаться даже дойти до испанских поселений. У меня нет ника-
кого желания кончать свою жизнь среди этих отвратительных ди-
карей. Пойдем теперь ужинать, а потом подумаем о змее.
Альваро сделал величественный жест рукой вождю и воинам,
которые распростерлись перед ним, и сказал переводчику, что он
желает поужинать, прежде чем отправится на охоту.
Почтение и страх, который внушил Альваро аймарам, сделали
дикарей очень щедрыми, и все воины поспешили что-нибудь прине-
сти ему, так что скоро весь пол в хижине покрылся разными яствами.
— Уж не хотят ли они нас откормить, чтобы потом сожрать! —
заметил Альваро, смеясь. — Признаюсь, такое обилие кушаний не
очень-то мне нравится!
— Они не посмеют, — возразил Гарсиа. — Ведь они теперь повери-
ли в наше могущество и обожают нас как божества.
— Э! Ты не очень-то полагайся на обожание таких людей. Я не
удивлюсь, если у них явится желание попробовать мяса богов. Нет,
нет, лучше уйти, мальчуган, и отказаться от всего этого изобилия!
XXI
Бегство
А ЧАС ДО ЗАКАТА СОЛНЦА ОБА ПИАЙЕ ВЫШЛИ
из деревни в сопровождении вождя, переводчика и
отряда из десяти воинов, выбранных среди самых до-
блестных и храбрых. Все направились к лесу, где оби-
тала страшная змея. Альваро заранее обдумал свой
план и поэтому решительно воспротивился желанию
вождя собрать как можно больше народу. Он говорил, что достаточ-
но будет, если пойдет он один, но аймары, должно быть, все-таки не
вполне доверяли ему, поэтому с ним и был послан небольшой отряд.
Конечно, Альваро с удовольствием обошелся бы без этих дикарей, но,
чтобы не возбуждать подозрение вождя, он согласился на такое со-
519

провождение. Впрочем, теперь он их нисколько не боялся: имея в ру-
ках ружье, он знал, что в любой момент может обратить аймаров в
бегство.
Между тем лес сделался настолько 1устым, что вряд ли Альваро
мог бы пройти в такой чаще без помощи индейцев, прокладывающих
дорогу.
— Змея выбрала себе недурное убежище, — заметил Альваро
переводчику, который шел впереди него. — Вы уверены, что она
находится здесь.
— Ее видели здесь еще вчера, — отвечал переводчик.
— Она большая?
— Толщиной с ваше тело.
— И длинная?
— Да, и чрезвычайно прожорливая Она сожрала уже шесть че-
ловек.
— Есть у нее логовище в этом лесу?
— Она живет на деревьях, поэтому, когда мы пройдем несколько
дальше, то я советую вам посматривать вверх. Змея имеет обыкнове-
ние держаться на какой-нибудь толстой ветке и оттуда бросается
вниз на свою добычу.
— Буду смотреть в оба, — сказал Альваро. — А ты, Гарсиа, де-
ржись поближе ко мне, так как я уверен, что в момент опасности все
эти доблестные воины разбегутся, как стая кроликов.
— А мы воспользуемся этим, не правда ли, сеньор Альваро? —
проговорил Гарсиа.
— Да, и убежим в противоположную сторону. Уж, конечно, мы не
упустим такого случая!
В этот момент вождь, отправивший четырех воинов вперед проло-
жить дорогу в чаще, сделал своим пленникам какой-то знак рукой.
— Chi уведомляет вас, что мы находимся на том месте, где в послед-
ний раз видели змею, — объяснил им переводчик. — Он советует вам
внимательно смотреть на деревья, под которыми вы будете проходить
— У меня хорошие глаза, — отвечал Альваро. — К тому же такую
большую змею трудно будет не заметить.
— Не всегда, сеньор, — возразил переводчик. — В некоторых слу-
чаях ее легко бывает принять за ветку, так как у нее на спине
имеется зеленая полоса.
Индейцы замедлили шаг и больше уже не обрубали лиан, чтобы
не спугнуть змеи, а осторожно приподнимали их, для того чтобы
пиайе могли пройти под ними. Наконец они остановились и начали
внимательно прислушиваться и присматриваться сквозь гигантские
листья окружающих растений. Лица их выражали сильный страх, и
даже голос вождя слегка дрожал, выдавая его тревогу.
520

— Ого, как они боятся! — шепнул Альваро, заметивший это. —
Неужели они перестали верить в меня? Ведь видели же они, как я
моху убивать? Что же это за чудовище, которого они так боятся?
Даже я начинаю испытывать некоторое беспокойство.
Индейцы стояли, оглядываясь вокруг в сильнейшем волнении.
— Что случилось? — спросил Альваро.
— Они увидели птичку, которая всегда держится вблизи мест, посе-
щаемых змеей, так как питается ее крохами, — отвечал переводчик.
— Однако это, должно быть, храбрая птичка, коли она не боится
змеи, — заметил Альваро. — Если змея здесь близко, то мы пойдем ее
искать. Мне очень интересно посмотреть на нее. Послушай, — обра-
тился он к переводчику, — скажи им, чтоб они уходили, если не
решаются вести меня туда, где скрывается змея. Я ведь пришел сюда
не для того, чтобы смотреть на кусты! И потом, чего они боятся? Разве
я не обладаю небесным огнем, разве я больше не Карамура? Пиайе
белой кожи обещали вам убить змею, и они сдержат свое слово!
Когда эти слова были переведены вождю, то он сделал знак своим
людям, чтобы они шли вперед, держа в руках свои дубинки и грава-
таны. Но они все-таки двигались очень медленно, смотря то вверх, то
вниз, так как змея могла появиться каждую минуту.
— Должно быть, они уже почуяли ее, — сказал Альваро. — Ведь,
если они бегают на четвереньках, как собаки, то, вероятно, обладают
таким же чутьем. Смотри же, Гарсиа, держись возле меня. Будем
готовы, чтобы воспользоваться их испугом. А ты не боишься?
— С вами — никогда, сеньор Альваро! — воскликнул Гарсиа.
— Кажется, змея близко. Смотри же, не пропусти момента...
Страшный крик прервал его фразу. Огромная змея, толщиной с
туловище человека и длиной, по крайней мере, в пятнадцать метров,
вдруг ринулась с дерева прямо на вождя аймаров, который шел
несколько впереди своего отряда. Несчастный индеец свалился, и
прежде чем он успел приподняться, его уже сдавили страшные коль-
ца змеи.
Альваро, ни на что не обращая внимания и забыв, что наступил
удобный момент, бросился вперед, тогда как все воины разбежались
в разные стороны, издавая безумные крики.
— Сеньор! Сеньор! Бежим! — кричал Гарсиа.
— Да, да, мы побежим, но только потом..
На змею было страшно смотреть. Она была гигантской величины
и так сдавила несчастного индейца своими кольцами, что он уже не
мог пошевелиться. Разинув страшную пасть и высунув свой раздво-
енный язык, она яростно шипела, извергая потоки пенистой слюны.
Ее могучий хвост бил по сторонам, ломая кустарники и не позволяя
приблизиться к ней для освобождения захваченной ею добычи.
Альваро прицелился в голову змеи и выстрелил. Змея приподня-
лась, расслабив свои кольца, и выпустила индейца, который упал на
521

землю, не подавая признаков жизни. Затем она начала судорожно
извиваться, подскакивая над землей. Пуля раздробила ей голову, но
не убила ее.
— Бегите, сеньор Альваро! — кричал Гарсиа, бледный как смерть —
Индеец все равно уже умер, и теперь змея бросится на вас.
Альваро сделал еще три выстрела, но змея продолжала яростно
бить хвостом, ломая растения и поднимая целые горы сухих листьев
и ветвей.
Он оглянулся. Все бежали, даже тот индейский мальчик, который
служил ему переводчиком.
— Ба! — сказал он наконец. — Если вождь не умер, то пускай
теперь сам выпутывается, как может. Пожалуй, лучше бежать сей-
час, пока индейцы не вернулись. Вперед, Гарсиа! Постараемся уйти
как можно дальше.
Не оглядываясь больше на змею, которая продолжала биться в
судорогах, они побежали, насколько возможно быстро, тем более что
лес уже не был так загроможден лианами, как раньше, и можно было
свободно проходить между деревьями.
Солнце закатилось, и в лесу наступила темнота. Беглецы решили
остановиться на ночлег у подножия одного из лесных гигантов, во
множестве встречающихся в бразильских лесах. Они не хотели захо-
дить слишком далеко, так как боялись заблудиться.
— Мы не пойдем дальше, — сказал Альваро, задыхаясь от быстрого
бега. — Погони в данный момент нам бояться нечего. Между тем мы
легко можем потерять направление здесь, в лесу. А нам непременно
нужно вернуться к затопленной саванне, где мы расстались с Диасом.
Паше спасение находится в его руках, и мы должны найти его.
— Если только он жив! — возразил Гарсиа.,
— Я не сомневаюсь, — ответил Альваро. — У него есть твое ружье
и достаточное количество пуль и пороха. С таким оружием он может
ничего не бояться.
— Что, если он покинул нас?
— Этого не может быть!
— Вы полагаете, ему известно, что аймары нас похитили?
— Конечно. Я убежден, что он обдумывает теперь способ, как нас
освободить.
— А аймары не отправятся за нами в погоню? — спросил Гарсиа,
не разделявший оптимизма своего товарища.
— По всей вероятности, они считают нас погибшими, — отвечал
Альваро.
— А вы уверены, что вождь аймаров умер? — спросил Гарсиа. —
Мне казалось, что он еще дышал!
— Пойдем удостоверимся.
— Как, вы хотите вернуться на это место?!
— Разумеется. Я хочу знать, жив или умер вождь. Если его нет в
живых, то нам уже больше нечего бояться аймаров. Диас говорил
522

мне, что дикари, лишившись своего вождя, ничего не могут предпри-
нять, пока не выберут другого на его место, а выборы обычно продол-
жаются довольно долго. Но если вождь остался жив, то он, конечно,
не поверит в нашу гибель, и так как он очень подозрителен, то поста-
рается разыскать нас во что бы то ни стало.
— Когда же мы пойдем туда?
—Подождем, когда взойдет луна. Быть может, тогда в лесу станет
светлее. Если тебе хочется спать, то воспользуйся этим временем,
мальчуган. В твои годы ведь любят поспать? Я буду сторожить..
Гарсиа прислонился к дереву и закрыл глаза. Успокоенный тиши-
ной, господствовавшей в лесу, Альваро тоже задремал, но внезапный
шорох, раздавшийся поблизости, заставил его вскочить на ноги и
схватиться за ружье.
— Обманчивое спокойствие! — прошептал он.—А ведь я чуть было
не заснул! Какая неосторожность!
Он сделал несколько шагов вперед, стараясь разглядеть, что это за
таинственное существо расхаживало по лесу без всякой предосторож-
ности? Но темнота была еще слишком густая, и онничего немогувидеть.
«Может быть, это какой-нибудь аймар разыскивает нас?» — поду-
мал Альваро.
Он подошел к спящему Гарсиа, чтобы разбудить его, и вдруг
заметил среди темной густой зелени две фосфоресцирующие, отли-
вающие зеленым светом точки.
— Дьявол! — прошептал он. — Это, должно быть, какой-нибудь
зверь кошачьей породы. Неприятное соседство, в особенности если
он голоден!
Не двигаясь и не выпуская ружья из рук, Альваро слегка притро-
нулся ногой к спящему. Гарсиа тотчас же вскочил.
— Что случилось? — спросил он.
Альваро указал ему на две блестящие точки.
— Ах! — воскликнул Гарсиа. — Какие ужасные глаза! И они
устремлены на нас! Вы такой хороший стрелок, сеньор, пошлите
пулю в этого зверя.
— Чтобы привлечь сюда аймаров? Кто знает, быть может, они
разыскивают нас? Нет, я буду стрелять лишь в том случае, если этот
зверь нападет на нас.
Зверь, однако, не двигался с места. Прошло несколько минут, и
вдруг две неподвижные блестящие точки исчезли, точно погасли, но
вслед за тем в ночной тиши раздалось зловещее, глухое ворчание,
которое закончилось таким страшным воем, что у Гарсиа волосы
стали дыбом. В течение нескольких минут слышался треск сухих
листьев, потом все смолкло.
— Должно быть, он испугался вашего ружья, сеньор, — заметил
Гарсиа.
— Ну конечно. Его уже предупредили, что я — Человек Огня; моя
слава распространилась среди зверей, — засмеялся Альваро.
523

— Во всяком случае, этот зверь не пошел на нас!
— Да, но, может быть, он хочет захватить нас врасплох! Мы будем
осторожны и не станем близко подходить к нему. Теперь стало свет-
лее. Пойдем, Гарсиа. Я горю нетерпением узнать, что случилось с
вождем аймаров.
Некоторое время они прислушивались, но в лесу снова воцари-
лась тишина. Медленно и осторожно продвигаясь вперед, они дошли
наконец до того места, где змея бросилась на вождя аймаров.
— Если я не ошибаюсь, то здесь находится лужайка, где была
убита змея, — сказал Альваро.
— Да, да, это здесь. Я узнаю растения, плод которых похож на
тыкву! — воскликнул Гарсиа.
— Осторожнее, Гарсиа! Аймары, может быть, уже вернулись.
Внимательно прислушиваясь и осматриваясь по сторонам, они
прошли через чащу кустарника на площадку, достаточно освещен-
ную луной, и сразу увидели громадную змею, лежащую неподвижно
на куче сломанных ветвей.
— Она мертва,—сказал Альваро, осторожно приближаясь.—Моя
пуля, должно быть, пробила ей голову.
— Посмотрите, у нее нет головы. Она отрублена ударом каменного
топора, — заметил Гарсиа.
— Значит, индейцы вернулись сюда! А где же вождь? Они унесли
его с собой, мертвого или раненого... Черт возьми, это неприятно! Я
был бы более доволен, если бы знал наверное, что он уже не числится
в списке живых. Но как это узнать? Положение наше довольно труд-
ное, надо признать...
Не успел он кончить этой фразы, как вблизи раздалось громкое
ворчание и вой, вслед за тем человеческий голос крикнул: «Господи!..»
Альваро моментально бросился вперед.
— Диас!.. Гарсиа, сюда! На него напал зверь! — закричал он.
XXII
Диас в опасности
РИК РАЗДАЛСЯ ИЗ ЧАЩИ РАСТЕНИЙ, НАЗЫВА-
емых сапукайя и часто образующих колоссальные
заросли в лесах. Альваро был так уверен, что он узнал
голос Диаса, что стремительно бросился туда и дей-
ствительно увидел человека, отчаянно борющегося с
каким-то черным зверем, похожим на пантеру.
Не думая об опасности, которой он подвергался, Альваро подбежал
к зверю и изо всей силы ударил его по голове тяжелым ружейным
прикладом. Удар был настолько силен, что ошеломил зверя, но
прежде чем Альваро мог нанести ему второй удар, зверь бросил свою
жертву й со страшным ревом приготовился броситься на обидчика.
524

— Стреляйте! Скорее! Скорее! — кричал человек, лежащий на
земле.
Альваро, никогда не терявший хладнокровия, быстро отскочил в
сторону за большое дерево и тотчас выстрелил.
Зверь подпрыгнул и затем, перевернувшись несколько раз, упал
на землю, издавая страшный рев. В этот момент человек, лежащий
на земле, приподнялся и, выстрелив в него почти в упор, раздробил
ему морду.
— Диас? — крикнул Альваро, бросаясь к моряку, который снова
свалился, выпустив ружье.
— Сеньор Виана! — отвечал Диас растроганным голосом. — Вы
здесь? И в такую минуту!» А Гарсиа?
— Вы ранены?
— Кажется, у меня раздроблена нога». Это—черный яхуар, самый
ужасный зверь в бразильских лесах! Он напал на меня сзади. Вы
спасли мне жизнь... О, какая боль!»
— Ах, бедный сеньор Диас! В каком виде мы вас нашли! — воск-
ликнул Гарсиа, приближаясь к нему.
— Я не могу встать! — сказал Диас, силясь улыбнуться.
— Подождите, мы вас отнесем на освещенную полянку и там
осмотрим вашу рану. Надеюсь, что она не слишком серьезна,—успо-
коил его Альваро.
Убедившись, что зверь убит, он взял под мышки Диаса, который
оказался вовсе не тяжелым, и отнес его на лужайку, где Гарсиа
приготовил для раненого ложе из сухих листьев. Альваро осторожно
опустил на него раненого и нагнулся над ним. На лице его появилось
озабоченное выражение.
— Бог мой! — прошептал он. — Какие когти у этого зверя!
На рану было действительно страшно смотреть. Кровь лила ручь-
ем, и клочья разорванного мяса и кожи висели по краям раны.
— Надо остановить кровотечение, — сказал Альваро Диасу, кото-
рый как будто даже не чувствовал особенной боли.
— Нет ничего легче, — сказал Диас. — Я научился у дикарей
искусству врачевания». Поскребите землю и вы найдете под ней слой
глины. Почва здесь сырая, и поэтому глина там есть. Возьмите мой
нож, он вам пригодится. Вон там бамбук толщиной в мою ногу. От-
режьте кусок длиной в двадцать сантиметров, разрежьте его посре-
дине и нарвите несколько лиан.» Скорее, скорее, сеньор Альваро, а то
я теряю силы».
Диас хорошо знал лес и почву Бразилии, поэтому он не ошибся и
Альваро нашел уже на глубине пятнадцати сантиметров слой серо-
ватой жирной глины.
525

— Сделайте из этой глины нечто вроде оболочки вокруг моей
раны, потом положите ногу в лубки из бамбука и обвяжите лианой.
Кровотечение сразу остановится.
Альваро, боясь как бы с Диасом не сделался обморок от потери
крови, торопливо исполнил все, что тот говорил ему. Но тем не менее
Диас все-таки лишился чувств.
— Сеньор, он умер! — крикнул Гарсиа со слезами на глазах.
— Нет, он только в обмороке, — успокоил его Альваро. — Рана
серьезна, но не слишком опасна. Он оправится, я в этом уверен.
Он приложил ухо к груди раненого и убедился, что сердце бьется
ровно.
— Это хороший знак, — сказал оа — Пойдем теперь поищем, как
он велел, волокна, которые могли бы заменить вату, чтобы обернуть
ногу. Он сказал, что под корой этого дерева мы найдем то, что нам
нужно.
Альваро приподнял кору кончиком ножа и увидел под ней шел-
ковистые и тонкие волокна.
— Удивительно, как много знает этот человек! — воскликнул он. —
Эти волокна настолько крепки, что из них можно было бы ткать
материи.
Он набрал большое количество этих волокон и вернулся к ране-
ному, который то ли спал, то ли находился в состоянии оцепенения.
Тем не менее дыхание у него было спокойное, и лихорадки не было.
Альваро обложил рану слоем волокон, чтобы посмотреть, не проса-
чивается ли где-нибудь кровь.
— Что мы будем делать? — обратился он к своему юному товари-
щу. — Ведь дикари могут вернуться сюда, чтобы взять труп змеи. Это
больше всего пугает меня!
— А что, если мы перенесем Диаса куда-нибудь подальше? Ведь
мы можем сделать носилки из ветвей и понести его.
— У тебя не хватит силы, мой дорогой Гарсиа.
— И все-таки мы должны попробовать. Ведь мы не можем оста-
ваться здесь, мы должны вернуться к затопленной саванне. Хоть мне
не много лет, но руки у меня сильные
— Что ж, попробуем, — согласился Альваро. — Будем двигаться
тихо и часто отдыхать. Я действительно здесь не чувствую себя в
безопасности, хотя мы имеем теперь два ружья.
Они быстро смастерили носилки из ветвей и, покрыв их пальмо-
выми листьями, осторожно положили на них раненого, который да-
же не открыл глаз. Но сон его был спокоен, хотя, по-видимому, у него
уже начиналась лихорадка, так как лицо чуть-чуть порозовело.
Гарсиа обнаружил незаурядную для подростка силу. Всю ночь
они шли, проходя одну чащу за другой, и он ни разу не пожаловался
526

на усталость. Правда, они часто останавливались, чтобы передох-
нуть, но к утру все-таки оба выбились из сил.
Они остановились возле колоссальной группы каких-то расте-
ний, покрытых огромными плодами темно-коричневого цвета, фор-
мой похожими на дыню. Осторожно опустив носилки на землю, они
собирались пойти, чтобы нарвать этих плодов, как вдруг Альваро
услышал слабый голос раненого.
— Воды!. Сеньор Виана»
— Как вы себя чувствуете, Диас? — спросил Альваро, нагибаясь к
нему.
— У меня лихорадка» И довольно сильная» Я чувствую ужасную
слабость. Этот ягуар здорово меня отделал!.
Диас с трудом приподнялся и осмотрелся кругом.
— Sa/potiA — вскричал он радостно. — Вот счастье, что вы тут
остановились! Плоды этого растения превосходны, а сок представ-
ляет чудесное средство против лихорадки. Всем индейцам известно
это лекарство. Срежьте несколько веток и принесите мне. Через не-
сколько часов лихорадка уменьшится.
Альваро тотчас же исполнил его желание Срезав ветку, он уви-
дел, что из нее течет беловатый тягучий сок. Собрав его в трубочку,
свернутую из пальмового листа, он подал его раненому, и тот сразу
выпил, слегка поморщившись.
— Должно быть, это не слишком вкусно, — заметил Альваро.
— Но зато он спасет мне жизнь! — возразил раненый. — Здесь
лихорадки часто бывают смертельны.
— Сильно болит ваша рана?
— Достаточно. Если бы мы могли найти здесь растение
Almesegueim, моя рана скоро бы зажила. Индейцы никогда не идут
на войну или охоту, не взяв с собой немного этого растения в мешочке.
Его смолистый сок сильно пахнет и служит превосходным бальза-
мом для ран.. Мы, конечно, найдем это растение, оно тут встречается
на каждом шагу...
Немного погодя раненый приподнялся на своем ложе и сел.
— Сеньор Альваро, — сказал он, — далеко вы отнесли меня от той
полянки, где удав схватил вождя аймаров?
— А вы как узнали об этом? — спросил с удивлением Альваро.
— Я наблюдал за этой сценой с вершины одного из деревьев и
восхищался вашим мужеством. Если бы не вы, то вождь бы погиб» Я
все время следил за вами,—прибавил он, улыбаясь,—и только искал
случая, чтобы вырвать вас из рук аймаров. Когда я вернулся и не
нашел вас на том месте, где оставил, то сейчас же догадался, что вас
похитили аймары. Я легко отыскал их следы и пробрался к их дерев-
не, но случая освободить вас не представлялось. Я скрывался на
527

деревьях, когда вы выступили в поход вместе с вождем аймаров и его
воинами.
— А вождь не умер?
— Нет. Он спасся, благодаря вашему выстрелу. Смертельно ране-
ная змея распустила кольца, которыми сдавливала его, и он остался
жив.
— И убежал?
— Да, только предварительно он отрубил голову змее.
—Для нас было бы лучше; если бы он умер,—проговорил Альваро. —
Он, конечно, отправится теперь разыскивать своих пиайе.
—Да, тут-то и заключается опасность, — сказал задумчиво Диас. —
Нам необходимо вернуться к затопленной саванне и скрыться на
островке, который я нашел.
—И там подождать вашего выздоровления,—прибавил Альваро. —
А далеко отсюда саванна?
— Мы могли бы дойти туда часа за два.
— Ну, так пойдем, не теряя времени. Аймары, быть может, уже
отыскали наши следы.
— А вы выдержите этот переход? Ведь вам придется тащить меня.
—Конечно. Гарсиа оказался гораздо сильнее, чем я думал. Поедим
этих фруктов и отправимся.
Как раз в этот момент вернулся Гарсиа с запасом разных плодов.
Позавтракав ими, они снова подняли носилки и пошли в самый
густой лес, не боясь уже потерять направление: Диас, проживший
столько лет среди индейцев, научился у них узнавать дорогу даже в
самой непроходимой чаще и без всякого компаса.
Когда им попадались по дороге растения, покрытые съедобными
плодами, они останавливались и собирали их. Они не могли сейчас
рассчитывать на дичь, потому что не решались стрелять.
— Мы найдем дичь на берегу озера, — утешал Диас.
— Я думаю не столько о себе, сколько о вас, — возразил Альваро. —
Вам нужна более питательная пища теперь, а не одни только фрук-
ты. Хорошо было бы сварить немного бульона!
— Вы забываете, что у нас нет никакой посуды, сеньор, — вмешал-
ся Гарсиа.
— Это пустяки, — возразил Диас. — На берегу озера растут два
дерева, которые обеспечат нас посудой.
— Как? В этой стране на деревьях растут тарелки и горшки? —
воскликнул Альваро.
—Нет, но деревья дадут огнеупорный материал, из которого мож-
но приготовить и то и другое.
— Удивительная страна!
К девяти часам утра путешественники, после нескольких остано-
вок в пути, достигли наконец затопленной саванны. Они пришли как
раз в то место, где Диас оставил свой плот, служивший ему для
исследования озера.
528

XXIII
Возвращение
АВАННА БЫЛА СОВЕРШЕННО ПУСТЫННА.
Только болотные птицы бегали по листьям Викто-
рии Регии и других водных растений, да несколько
попугаев сидели на ветках деревьев, окружавших
громадное озеро стоячей зловонной воды. Нигде не
видно было даже ни одного каймана, обычного жи-
теля таких мест.
— Должно быть, аймары еще не были здесь, — сказал Альваро. —
У нас будет время перебраться на островок.
— Но прежде мы должны получить посуду, которую нам обещал
сеньор Диас, — возразил Гарсиа.
— Правда, правда! — отвечал Диас. — Нужно ее иметь...
— Хотя нам еще нечего туда положить, — заметил Альваро.
— Найдем! Болотных птиц довольно на островке. Я видел там
птиц, из которых можно приготовить превосходный бульон». А вот и
посудное дерево!
И Диас указал на великолепный экземпляр растения, называемо-
го ботаниками Moquilea utilis, вышиной в тридцать метров, с тонким
стройным стволом. Это растение, часто встречающееся в бразиль-
ских лесах, служит дикарям сырьем для изготовления посуды. Для
этого они не рубят дерево, а только сдирают с него кору, затем
обугливают и растирают ее в порошок, который и примешивают
потом к глине, встречающейся в изобилии в лесной почве. Приготов-
ленная из этой смеси посуда всегда очень крепкая и точно глазиро-
ванная. Конечно, оба португальца тотчас же принялись за работу и,
набрав достаточное количество коры и глины, собирались уже раз-
вести костер, когда Диас остановил их
— Мы закончим эту работу на островке, — сказал он. — Разводить
огонь опасно. Постройте лучше плот.
— Правда! — воскликнул Альваро. — Я чуть было не поступил
опрометчиво. Примемся скорее за постройку.
Он и Гарсиа энергично принялись за работу. Вдруг где-то побли-
зости послышался протяжный печальный вой. Диас поднял голову,
прислушиваясь.
— Зверь какой-нибудь? — спросил Альваро, готовясь взять ружье.
— Это что-то вроде волка. Для людей он не опасен.
— А вы все же как будто встревожены его появлением.
—Да. Этот зверь выходит только ночью из своего логовища, и если
он появился днем, то, значит, его кто-то выгнал оттуда.
— Смотрите! Смотрите! Он бежит со всех ног.
529

Какое-то Животное, величиной с волка, с очень длинной головой
и красноватым мехом, бежало, делая огромные прыжки. На мгнове-
ние оно остановилось, заметив трех человек, и с любопытством по-
смотрело на них, затем возобновило свой бег и скоро скрылось вдали.
— Не очень-то он красив, — заметил Альваро. — Наши европей-
ские волки грациознее.
— Поторопитесь, сеньор Альваро, — сказал Диас. — Если волк не
вернулся в лес, значит, там кто-нибудь скрывается. Это соседство
может быть опасно.
— Неужели эти проклятые людоеды не оставят нас в покое? Мне
это в конце концов надоело. Пора кончить с ними.
— Не забудьте, что я не могу вам помогать теперь и буду только
стеснять, вас, — заметил Диас.
— Если бы не ваша рана, то я бы показал этим канальям, что я —
Человек Огня!
—Да, да, Карамура, — сказал, улыбаясь, Диас.—Это грозное имя,
внушающее страх всем бразильским дикарям... Смотрите, вон еще
бежит животное, и тоже ночное! Скверный признак!
— О, какая красивая кошка! — воскликнул Альваро.
Из леса выбежало стремглав красивое животное с тонким строй-
ным телом, покрытое густым волнистым мехом с красноватыми и
белыми переливами, похожее на обыкновенного кота.
— И он тоже чем-то напуган, — сказал многозначительно Диас.
— Через пять минут будет готов плот...
Радостный крик Гарсиа заставил их обернуться.
—Вот плуты! Оставили здесь лодку. А мы до сих пор не видели ее! —
кричал Гарсиа.
Альваро одним прыжком очутился на берегу.
Среди гигантских листьев Виктории Регии была спрятана пре-
красная лодка, погруженная в воду до самых бортов и привязанная
к берегу лианой.
— Тащи ее, Гарсиа! — крикнул Альваро. — Мы вычерпаем из нее
воду банановыми листьями.
—Тут, возле вас, есть растение, которое даст вам черпак,—сказал
им Диас. — Но прежде вытащите пирогу, и скорее!
Когда это было сделано, Диас указал им на дерево, сплошь зарос-
шее поразительными растениями. Они увидели плоды, похожие на
тыкву. Альваро сорвал один из них и попробовал ножом разделить
его пополам, но он раскололся во всех направлениях. То же произош-
ло со вторым и третьим плодом.
— Нет! — крикнул Диас. — Так ничего у вас не выйдет. Возьмите
тонкую лиану, обвяжите плод и стяните его крепче, он разделится
пополам. Так всегда делают индейцы. Ножом вы его не разрежете.
530

Действительно, этот плод, казавшийся чрезвычайно твердым,
сразу разделился на две половины, как только Альваро стянул его
лианой. Вычистив внутренность, Альваро воспользовался твердой
оболочкой плода как ковшом и с помощью Барсиа быстро вычерпал
воду. Освободив лодку от водяных растений, опутывавших ее и сви-
детельствовавших, что она довольно долго пробыла в воде, Альваро
отправился к Диасу, чтобы перенести его в лодку, где Гарсиа уже
приготовил для него постель из пальмовых листьев. В это время из
леса выбежал еще один ночной волк.
— Кто-то, несомненно, идет сюда. Поторопимся, — сказал Аль-
варо.
Он поднял под мышки Диаса и перенес его в лодку. Туда же он
положил запас глины и коры посудного дерева. Сделав это, он тотчас
же оттолкнул лодку от берега.
— Гребите на середину саванны и немного к югу, — сказал Диас. —
Там я нашел остров, который может служить нам убежищем.
Они отъехали шагов на шестьдесят от берега, когда вдруг из леса
с оглушительными криками выбежали несколько дикарей, страшно
разрисованных и украшенных головными уборами из перьев.
— Канела! — испуганно воскликнул Диас. — Они хуже аймаров.
Мы должны их остерегаться.
— Налегай на весла, Гарсиа! — крикнул Альваро.
Дикари, увидев, что лодка удаляется, стали дуть в граватаны,
надеясь поразить стрелами гребцов. Но, к счастью, те уже успели
отъехать настолько далеко, что эти стрелы, вероятно отравленные
ядом кураре, уже не могли их достать. Разъяренные неудачей, не-
сколько дикарей мужественно бросились вплавь, чтобы достигнуть
лодки. Но не успели они отплыть и десяти метров от берега, как вдруг
раздался страшный крик. Два огромных каймана, по всей вероятно-
сти дремавшие под большими листьями Виктории Регии, внезапно
бросились на пловцов и одного из них увлекли на дно. Другие, пере-
пуганные до полусмерти, быстро поплыли назад к берегу, где их
товарищи кричали во все горло, не смея, однако, напасть на кайма-
нов и прогнать их.
— Они больше не посмеют плыть за нами, — сказал Диас. — Ни
один индеец не решится окунуться в воду, где есть кайманы, и если
они не найдут лодок, то мы избежим нападения.
— Но разве они не могут выстроить плот? — спросил Альваро, изо
всех сил налегавший на весла.
— Не знаю, умеют ли они строить плоты, но они очень искусные
лодочники, — отвечал Диас.
— Вы сказали, что они опасны?
— Да, они самые мужественные из всех племен, живущих в бра-
зильских лесах.
531

Диас, проживший так много лет среди бразильских племен, ска-
зал правду. Канела представляли могущественное племя, деревни
которого находились как в глубине страны, так и на морском берегу.
Они имели в своем распоряжении множество лодок, которые могли
вместить до пятнадцати человек. Позднее португальцам пришлось
испытать на себе смелость этих дикарей, которые в союзе с францу-
зами пытались завладеть частью Бразилии и в особенности велико-
лепной бухтой Рио-де-Жанейро.
Благодаря усиленной и быстрой гребле лодка скоро достигла
первого островка, покрытого густой зеленью, мешавшей дикарям
следить с берега за направлением лодки.
— Держитесь все время позади этого острова, — сказал Диас
Альваро. — Главное, чтобы канела не видели, где мы остановимся.
— А далеко отсюда островок, открытый вами?
— Мы будем там через несколько часов.
— Значит, эта саванна очень велика?
— Огромная. Я так и не мог увидеть противоположного берега.
Островки следовали за островками, но большей частью это были
только скопления ила, едва возвышающиеся над водой и густо за-
росшие водяными растениями. Человек не мог бы ступить на такой
островок, не рискуя провалиться. Там попадались и. опасные мели,
состоящие из зыбучих песков, и тот, кто попал бы на такую отмель,
должен был бы неминуемо погибнуть.
Прошло еще около часа. Португальцы гребли без перерыва, не-
смотря на сильный зной, но чувствовалось, что они выбиваются из
сил. Наконец они увидели остров, покрытый чудными и разнообраз-
ными деревьями, которые могли расти только на твердой почве, и
тогда Диас воскликнул:
— Мы приехали!
XXIV
Островок.
СТРОБ, К КОТОРОМУ ОНИ ПРИСТАЛИ, БЫЛ
гораздо больше того, где раньше укрывались Альваро
и Гарсиа после бегства с морского берега.
— Это настоящий земной рай! — воскликнул Альва-
ро, любуясь чудными красными деревьями, которые
впоследствии приобрели такое важное значение в
торговле, что в Бразилию снаряжались даже целые флотилии для
вывоза этого драгоценного дерева. Но в то время, к которому отно-
сится наш рассказ, это дерево нисколько не ценилось туземцами, и
даже европейские завоеватели, появившиеся в Бразилии, использо-
532

вали его для костров, как это делая один из самых знаменитых фли-
бустьеров, француз де Граммов.
— Вы, мой дорогой Диас, можете здесь спокойно дождаться сво-
его выздоровления, — сказал Альваро, обращаясь к испанцу.
— Да, если канела не потревожат нас, — ответил он.
—Вы забываете, что я—Человек Огня и заставлю дрожать и этих
дикарей от страха так же, как заставил дрожать свирепых аймаров.
— Это правда. У нас есть ружья, и мы отразим их нападение, если
они вздумают сюда явиться. Но во всяком случае мы должны зорко
следить, чтобы они нас не застигли врасплох.
— Будем сторожить! — воскликнул Альваро. — Эй, Гарсиа, было
бы хорошо, если бы теперь ты развел огонь и сделал посуду!
— А что мы будем варить в ней? — спросил Гарсиа.
— Ах, да, я и забыл, что здесь надо постоянно заботиться о пище!
Проклятая страна!
— Ведь мы еще не завтракали, сеньор!
— Мой желудок напоминает мне об этом. Все-таки разведи огонь,
и я попробую сделать горшок. Никогда не был горшечником, но,
может быть, что-нибудь и выйдет.
— Если бы этот проклятый ягуар не отделал меня подобным
образом, то я бы показал вам, как это делают индейцы, — сказал
Диас.
— Вы нам потом сделаете другие, — успокоил его Альваро, — а
пока мы удовлетворимся тем, что выйдет из наших рук. За совершен-
ством формы мы не гонимся.
Вслед за этим Альваро тотчас же подумал, что хотя у них и будет
горшок, но варить в нем нечего, поэтому он взял ружье и отправился
на поиски какой-нибудь дичи.
«Бедный Диас, потерявший столько крови, нуждается в крепком
бульоне», — сказал он себе.
Островок, имевший несколько миль в окружности, был покрыт
очень густой растительностью. Кроме великолепных красных де-
ревьев тут не было недостатка в различных пальмах и лианах. Было
также много плодоносных растений.
«Уж, конечно, мы не будем терпеть недостатка в фруктах за на-
шим столом, — подумал Альваро. — А вот дичи я совсем не вижу,
кроме этих маленьких птичек, которых надо было бы убить, навер-
ное, с дюжину, чтобы сделать хотя бы самое скромное жаркое для
одного человека».
Он дошел до самого центра острова, когда вдруг увидел каких-то
странных животных, которых издали можно было принять за ма-
леньких черепах. Эти животные, убегавшие от него, начали быстро
скрести землю, очевидно намереваясь выкопать нору, чтобы скрыть-
ся в ней. Их маленькие лапки работали так проворно, что когда
533

Альваро подбежал к ним с поднятым ружьем, чтобы ударить их
прикладом, то они уже исчезли под землей. Однако ему все-таки
удалось застать двоих, прежде чем они спрятались в своем логовище.
«Что за удивительные зверьки? Никогда не видел таких, — поду-
мал Альваро. — Только съедобны ли они?»
Это были действительно странные создания из породы грызунов,
величиной не больше кролика. Тело у них было заключено в панцирь,
состоящий из поперечных твердых пластинок, а голова была защи-
щена чем-то вроде шлема, такого же твердого и чешуйчатого, прида-
вавшего животному очень оригинальный вид.
Когда Альваро вернулся со своей добычей в лагерь, то увидел, что
Гарсиа сидит на корточках у костра и наблюдает за обжигом двух
уродливых горшков.
— Кастрюли! — весело вскричал Альваро.
— Вряд ли их можно так назвать, — возразил Гарсиа смущенно. —
Скорее это какие-то шары.
— Все равно, они годятся, — успокоил его Диас, лежавший под
тенью огромного банана. — А, сеньор Виана, вы удачно поохотились!
Я говорил вам, что видел на этом острове тату.
— Это mamyl — спросил Альваро. — А годятся они на жаркое?
— Мясо у них не хуже черепашьего, сеньор... Где вы нашли эту
ветку, которую держите в руках? — вдруг спросил он.
— Там, где я убил этих животных, растет одно дерево. Я срезал с
него ветку.
— Это мате1. — воскликнул Диас. — Из листьев этого дерева
можно приготовить превосходный напиток, который все индейцы
очень ценят. Если вам нетрудно, то вернитесь туда, пока еще не
готовы горшки, наберите побольше этих листьев и высушите их возле
огня.
Через четверть часа Альваро вернулся с целым запасом ветвей
дерева мате, из листьев которого бразильские и парагвайские тузем-
цы приготовляют чай, употребление которого чрезвычайно распро-
странено теперь во всей Южной Америке.
— Нам хватит этого на многие недели, — сказал Диас, видимо,
очень довольный. — Никак не думал, что на этом островке найдется
столь драгоценное растение! Ах, если бы найти еще и табачок! Я так
давно уже не курил!
— О чем вы говорите? — с удивлением спросил Альваро.
— Ах, я и забыл, что в Европе еще не имеют понятия об этом
растении. Вот когда мы придем к тупинамба, то вы попробуете ку-
рить и, наверное, вам очень понравится ароматический дым этих
листьев... Сеньор Виана, мне кажется, горшки уже остыли и теперь
их можно наполнить водой.
534

— И сварить суп, конечно! — воскликнул Альваро. — Немного
бульона пойдет на пользу Диасу.
— Мате еще лучше подкрепит меня, — возразил Диас. — А! Вот еще
одно растение. Выдерните его и покопайте землю под ним.
— Что же я найду там?
— Превосходные клубни. Лучше маниока. Они очень хороши, если
их сварить в супа
— Право, этот островок настоящий рай земной.
— Тем лучше для нас, сеньор Виана.
— Да, это счастливая страна, где достаточно нагнуться, чтобы
получить все, что нужно для жизни. А я ее бранил!
Гарсиа тотчас вырвал кусты, на которые указал Диас и принялся
раскапывать землю. Действительно, он скоро нашел довольно боль-
шие клубни.
— Очисти их от кожицы и брось в горшок. Суп будет вкуснее, —
сказал Диас.
Суп уже кипел в горшке, распространяя аппетитный запах.
— Как жаль, что у нас нет соли. Суп был бы вкуснее, — заметил
Альваро.
— Если мы найдем здесь одно растение, из золы которого можно
добыть соль, то и в ней у нас не будет недостатка. Но ведь нельзя же
требовать, чтобы на этом острове находилось решительно все, сеньор
Виана! Вы также привыкните к отсутствию этой драгоценной при-
правы.
— Как, здесь даже соль добывается из деревьев?
— Все в этой благословенной стране добывается из растений:
вино и молоко, воск для свечей, бальзам для ран, всякого рода
растительные соки и вдобавок еще страшные, молниеносно убива-
ющие яды! Бразильские леса доставляют все, даже оружие против
диких зверей.
— А также дневное пропитание, — добавил Гарсиа.
— Да, и притом без особенного труда, — подтвердил Диас.
— Настоящая сказочная страна, — сказал, улыбаясь, Альваро.
—Да, для тех, кто знает, как извлекать из нее пользу, — согласил-
ся Диас.
— И где, кроме того, подвергаешься опасности быть съеденным,
как цыпленок, — добавил Альваро.
— Это дело привычки и обычаев, — возразил Диас. — Мы едим
быков и телят, а здесь едят людей, точно говядину._ Ах, черт возьми!
Мы здесь шутим и забываем про аймаров и канела.
— Обед готов! — крикнул Гарсиа, снимая горшок с огня. — Пусть
индейцы едят себе подобных, мы же полакомимся мясом тату. Я
думаю, это будет получше.
535

XXV
Сражение между людоедами
РОШЛА НЕДЕЛЯ СО ВРЕМЕНИ ВЫСАДКИ БЕГ-
лецов на маленьком острове, и никакое событие не
нарушило спокойного течения их жизни. Рана Ди-
аса быстро заживала, благодаря прикладыванию
смолистого сока растенияAlmesegueira, которое
росло на ближнем островке. О дикарях же ничего
не было слышно.
Жизнь протекала очень однообразно. Делать было нечего, только
есть, пить мате в огромном количестве и спать, поэтому Альваро уже
начал скучать; он говорил, что ему надоела такая спокойная жизнь
и что он желал бы вернуться в лес, хотя бы только для того, чтобы
поохотиться на другую дичь, так как на острове водились только
водяные птицы.
—	Я не гожусь для жизни на острове, — говорил он ежедневно. —
Мне кажется, что я сижу в тюрьме. Вернемся в лес.
—	Подождите, пока я окончательно выздоровею, — говорил Диас.
— Тогда мы пойдем на розыски тупинамба.
—	Позвольте мне отправиться, чтобы добыть какую-нибудь дичь
для нашего обеда.
—	Не делайте такой неосторожности. Канела могут напасть на
вас.
—	Но ведь их нигде не видно, значит, они ушли.
—	Не очень-то доверяйте этому. Я знаю этих дикарей, знаю, как
они терпеливы. Я уверен, что они за нами следят.
Такой разговор повторялся ежедневно, но все аргументы, кото-
рые приводил Диас, никак не могли победить у Альваро желания
прогуляться по лесу.
На восьмой день Альваро наконец не выдержал. Ему смертельно
наскучило монотонное существование, которое они вели, и он решил
съездить на ближайший берег, прогуляться там и раздобыть что-ни-
будь для пропитания, так как птицы, испуганные выстрелами, поки-
нули остров, а плодов и клубней тоже оставалось очень мало.
—	Я скоро вернусь, — сказал Альваро, — и если увижу, что канела
исчезли совсем, то завтра мы все можем отправиться в лес. Ведь на
этом островке уже ничего не осталось, кроме листьев, и нам грозит
голод.
—	• Возьмите с собой юнгу, — посоветовал ему Диас. — Мне уже не
нужен уход. Сегодня утром я даже мог встать и обойти вокруг дерева.
Два ружья все же лучше одного.
—	Мне не хочется оставлять вас одного.
536

— Не беспокойтесь обо мне, сеньор Виана. Я займусь плетением
шляп для вас, чтобы убить время. Ваши береты уже совсем износи-
лись. Но только будьте осторожны и ни в коем случае не выходите на
берег, пока не удостоверитесь, что там никого нет.
— Обещаем вам. Мы вернемся раньше заката солнца и, я надеюсь,
привезем с собой кое-какую дичь.
Они взяли ружья и вскочили в лодку.
— Будьте осторожны! — еще раз крикнул им Диас, оставшийся
лежать под тенью гигантского бананового дерева, раскинувшего
свои ветви во все стороны.
Альваро в ответ махнул рукой, и лодка быстро понеслась по чер-
новатой воде затопленной саванны.
— Не замедляй, Гарсиа. Мы тогда достигнем леса часа через два, —
сказал Альваро.
— И я с удовольствием увижу лес, — отвечал Гарсиа. — Остров
сделался слишком м? л даже для меня и так же наскучил мне, как и
вам.
— Через четыре или пять дней мы отправимся разыскивать тупи-
намба, если аймары не перебили их всех. Я не знаю, но мне кажется,
что Диас не совсем спокоен насчет судьбы этого племени. Сначала на
него напали аймары, потом канела, а ведь и те и другие большие
любители человеческого мяса.
— А если мы не найдем никого в живых из этого племени?
— Тогда, мой милый, мы отправимся к берету и попытаемся на
какой-нибудь лодке пробраться к северу, к испанским поселениям
Венесуэлы. Диас, конечно, не отступит перед длинным путешествием.
К восьми часам утра лодка уже вышла из затопленной области и
чащи водяных растений и поплыла по свободной воде. Берег уже
находился на расстоянии мили, не более. Альваро положил на мгно-
вение весла и начал внимательно всматриваться.
— Нигде не вижу ни лодочки, ни плота, — сказал он. — Нигде не
видно также дыма. Я думаю, что канела вернулись в деревни.
— А мы воспользуемся этим и поохотимся в лесу, — отвечал
Гарсиа.
— Да и наберем фруктов. Мне кажется, я там вижу кокосовые
пальмы. Если плоды у них еще не созрели, то в любом случае мы
найдем молоко. Навались, Гарсиа! Еще десять минут — и мы приста-
нем к берегу!
Огромная стена великолепных деревьев уже возвышалась перед
ними. Однако прежде чем высадиться, они еще внимательно прислу-
шались, опасаясь, что из-за кустов выскочат канела. Но ничего не
было слышно, кроме монотонного крика попугаев. Тогда они решили
выйти на берег.
537

— Прежде всего нанесем визит кокосовым пальмам, — сказал
Альваро.
Но не успели они подойти к пальмам, как среди густой листвы
раздались резкие крики.
— Индейцы! — испуганно шепнул Гарсиа.
— Нет, я думаю, это обезьяны. Пойдем посмотрим, Гарсиа. Ты
знаешь, что мясом обезьяны пренебрегать не следует.
Крики продолжались, все усиливаясь, так что совершенно заглу-
шали крик попугаев.
— Да, это обезьяны, — сказал наконец Альваро, дошедший уже до
лесной чащи. — Я вижу их на этом дереве, которое раскинуло свои
ветви почти горизонтально. Только я хотел бы знать, отчего они так
кричат. Тебе не кажется, что они чем-то напуганы?
— Правда. Они как будто стремятся взобраться как можно выше
на дерево. Должно быть, кто-то им угрожает.»
Осторожно раздвигая ветви кустарника, Альваро прокрался впе-
ред и вдруг остановился.
— Вот он, их враг, Гарсиа! — шепнул он. — Видишь, он лезет по
стволу.
Если бы Альваро был лучше знаком с бразильской фауной, то
тотчас бы узнал кугуара, или пуму. Этот зверь не столь опасен, как
ягуар, так как он обыкновенно избегает человека, но если голод
мучает его, то он с быстротой молнии кидается на первого попавше-
гося индейца и вцепляется когтями ему в горло. В случае нападения
человека зверь этот защищается с отчаянным мужеством и не всегда
человек выходит победителем из этой борьбы.
Пума, которую наблюдал Альваро, была, очевидно, голодна, но
она еще не заметила присутствия людей, и все ее внимание было
обращено на обезьян.
— Не хотел бы я находиться в положении обезьян, — прошептал
Альваро, обращаясь к юнге, который с величайшим интересом сле-
дил за маневрами зверя. — Он ловчее кошки карабкается на дерево
и через несколько минут настигнет свою добычу.
Пума уже достигла вершины ствола и прыгнула на ветви с такой
легкостью, что даже листья не зашевелились. Обезьяны, увидев так
близко своего врага, бросились на самые верхние ветки, но зверь в
один миг настиг одну из них, менее проворную, и ударом своих страш-
ных лап перебил ей позвоночник и затем перекусил горло. Перекинув
ее через ветку, чтобы она не упала, он припал мордой к ране в горле
и начал с жадностью высасывать кровь, которая текла ручьем.
— Теперь пора! — сказал Альваро и, подняв ружье, прицелился,
но в этот самый момент, когда он уже готовился выстрелить, послы-
шался легкий свист и маленькая тонкая стрела, прорезав воздух,
вонзилась в бедро пумы. Она на мгновение перестала сосать кровь и
538

оглянулась. Заметив стрелу, пума вытащила ее зубами и затем снова
принялась за обед.
Альваро тотчас же опустил ружье.
- Стрела! - прошептал он на ухо юнге.
— Вы ее видели, сеньор?
— Ну да. Должно быть, ее пустил индеец.
— Бежим, сеньор!
— Нет. Не надо шевелиться. Человек, который выпустил стрелу,
может услышать нас. А ведь мы не знаем, один он или его кто-нибудь
сопровождает. Здесь, в этой чаще, мы хорошо скрыты и никто не
может заподозрить нашего присутствия.
— А я чуть было не выстрелил!
Раздался громкий треск. Это свалился с дерева зверь, раненный,
очевидно, отравленной стрелой.
— Не двигайся! — шепнул Альваро, удерживая юнгу, который
хотел было выглянуть, так как его сжигало любопытство.
Чуть-чуть раздвинув ветви, он увидел под деревом труп пумы
рядом с трупом обезьяны.
— Посмотрим, кто придет за этой добычей, — прошептал Альваро.
Не прошло и двух минут, как послышались шорох листьев и чьи-
то шаги. Кто-то продирался через густой кустарник, образовавший
как бы вторую лесную чащу под гигантскими деревьями леса. Вскоре
они увидели двух человек, которые поспешно направлялись к убито-
му животному, и Альваро едва сдержал возглас изумления, готовый
сорваться с его уст. Он узнал вождя аймаров и индейского мальчика,
который служил ему переводчиком.
— Не шевелись, Гарсиа! Мы рискуем быть съеденными! — шепнул
Альваро юнге, который не разглядел индейцев. — Молчи, если тебе
жизнь дорога.
Вождь аймаров, сопровождаемый индейским мальчиком, подо-
шел к мертвой пуме и, вытащив из нее кончик стрелы, издал пронзи-
тельный свист.
Через несколько минут показались еще четверо индейцев, кото-
рые, вероятно, сидели в засаде. Они подошли к дереву и, увидев трупы
кугуара и обезьяны, взвалили их на себя и понесли. Вождь аймаров
внимательно оглядел дерево и, убедившись, что там для них не оста-
лось никакой добычи, так как обезьяны разбежались, пошел вслед
за другими и вскоре скрылся в чаще.
— Мы случайно избежали страшной опасности, — сказал Альва-
ро, когда в лесу снова воцарилось спокойствие. — Если бы я немного
не замешкался и выстрелил, то кто знает, что было бы с нами теперь!
— Вы действительно узнали вождя?
— Конечно. Я узнал его сразу, мой милый мальчик!
— Ищут они кого-нибудь или просто охотятся?
539

— Мне кажется, трудно допустить, чтобы они охотились так да-
леко от своей деревни.
— Что же мы будем делать, сеньор?
—Спрячемся тут, а вечером вернемся на наш остров. Я не решаюсь
идти дальше: аймары могут нас увидеть.
— Очевидно, Диас был прав, когда отговаривал вас...
— На что ты жалуешься, Гарсиа? Ведь ты еще не попал в руки
дикарей!
— Но мы вернемся с пустыми руками..
— Переедем саванну и отправимся охотиться на какой-нибудь
другой берег. Ведь это болотистое озеро не может быть величиной с
океан!
Тишина, царившая в лесу, внезапно была прервана страшными
криками и пронзительным свистом. И то и другое раздавалось в двух
различных направлениях.
— Должно быть, два враждующих племени вступают в борьбу, —
сказал Альваро, прислушиваясь.
Он узнал резкие громкие звуки, издаваемые инструментами на-
подобие флейты, которые дикари делали из человеческих берцовых
костей.
— Пойдем посмотрим, — прибавил он. — Если произойдет битва,
то ни у кого не будет времени заниматься нами.
Они вышли из чащи кустарника и направились в ту сторону,
откуда раздавались крики, конечно, стараясь при этом оставаться
под защитой густой растительности. Вскоре они очутились на опуш-
ке огромной лесной поляны, в центре которой росли лишь небольшие
группы пальм.
Альваро не ошибся: два враждебных племени собирались всту-
пить в рукопашный бой.
— Это аймары, — сказал он, прячась в чаще кустарника. — Они
воюют с каким-то другим племенем.
Несколько сот индейцев, страшно разрисованные черной, голубой
и красной красками, разукрашенные яркими перьями попугаев, при-
лепленными на лбу, щеках и подбородке так, чтобы это могло изо-
бражать бороду, бакенбарды и рога, медленно шли, яростно
потрясая дубинами, луками и каменными топорами. Однако битва,
которая должна была скоро сделаться чрезвычайно кровопролит-
ной, так как все бразильские дикари отличаются необыкновенным
мужеством, еще не началась. Прежде чем перейти в атаку, бразиль-
ские дикари всегда старались раздразнить и вызвать неприятеля И
теперь они двигались навстречу друг другу медленным и равномер-
ным шагом, изредка останавливаясь, чтобы услышать слова вождя,
приводившие их в неописуемую ярость. Тогда они протягивали руки,
грозили неприятелю стрелами и дубинами, показывали ему на ост-
540

риях топоров кости сожранных ими пленных и издавали дикие кри-
ки, чтобы напугать врага.
Аймары превосходили врагов численностью, но те, по-видимому,
были более ловкими, лучше вооруженными и ростом были выше
аймаров.
— Если бы они истребили друг друга? — шепнул Альваро. — Ведь
это не люди, а дьяволы в человеческом образе.
— Кто же из них выйдет победителем?
— Мы скоро это узнаем. Такие рукопашные битвы долго продол-
жаться не могут.
Оба племени, продвигаясь без всякого порядка, но сомкнутыми
рядами, остановились на расстоянии ста метров друг от друга, под-
няли луки и граватаны, и туча стрел засвистела в воздухе.
Это было красивое зрелище. Разукрашенные на концах пучками
разноцветных перьев стрелы летали по всем направлениям. Раненые
воины с бешенством выдергивали стрелы из своего тела, ломая и
кусая их, но не отступали ни на шаг и только падали, сраженные
вульрали — ядом, который никому не дает пощады.
Когда иссяк запас стрел, враги бросились друг на друга с оглуши-
тельным ревом и поднятыми дубинами.
XXVI
Исчезновение Гарсиа
ХВАТКА, КОТОРАЯ ПРОИЗОШЛА МЕЖДУ АЙМА-
рами и их противниками, отличалась необычайным
ожесточением. Эти дикари, казавшиеся Альваро ско-
рее зверями, нежели человеческими существами, сра-
жались с величайшим мужеством, размахивая
своими страшными дубинами — оружием, которое
они предпочитали топорам и граватанам со смертоносными стрела-
ми. Эти дубины, сделанные из железного дерева, были так тяжелы,
что европейцы не могли бы их поднять одной рукой, дикари же раз-
махивали ими с такой легкостью и быстротой, что невольно приво-
дили в изумление. Ни один удар не пропадал даром. Они метили в
голову врага и сразу раскалывали ее пополам. В течение нескольких
минут Альваро и Гарсиа ничего не могли разглядеть, кроме голых
окровавленных тел, сбившихся в кучу, но затем сражающиеся раз-
делились на отдельные группы, не прекращая битвы. Огромное коли-
чество воинов лежало на земле с разбитыми черепами, но
оставшиеся все еще не хотели сложить оружия, побуждаемые же-
ланием захватить побольше пленников, так как бразильские дика-
ри, неизвестно по какой причине, никогда не пожирали павших в
бою.
541

Аймары, более многочисленные, хотя и хуже вооруженные, взяли
верх над своими противниками и беспощадно истребляли их ряды.
Вождь аймаров ревел, как ягуар, потрясая своей дубиной, покрытой
кровью по самую рукоятку. Он старался ослабить силы противника,
чтобы нанести ему последний удар.
Между тем противники выказывали отчаянное упорство и не
хотели сдаваться. Вождь их, высокий, статный дикарь, делал нече-
ловеческие усилия, чтобы отразить яростный натиск врага, но до сих
пор ему это не удавалось. Тогда он бросился с поднятой дубиной
прямо на вождя аймаров. Однако тот, по-видимому ожидавший на-
падения, быстро отскочил и тотчас же дунул в граватану. Вылетев-
шая оттуда стрела с изумительной точностью вонзилась в горло
врага. Раненый воин, очевидно знавший, что он погиб, все-таки бро-
сился прямо на своего противника, стараясь разбить ему голову
ударом своей дубины, но силы изменили ему. Кураре сделало свое
дело. Оружие выпало у него из рук, он упал на колени, и тяжелая
дубина аймара опустилась на его голову.
Смерть вождя произвела полное расстройство в рядах воинов,
число которых и без того уменьшилось почти наполовину. Видя, что
аймары снова наступают на них, они бросились бежать и как раз в
ту сторону, где спрятались Альваро и юнга.
— Проклятие! — вскричал Альваро, вскакивая на ноги. — Бежим
скорее, скорее, Гарсиа!
Но дикари, бегавшие с быстротой лани, были слишком близко, и
европейцы уже не имели времени скрыться от них. В эту крайнюю
минуту Альваро вспомнил; что он — Человек Огня в глазах дикарей.
Подняв ружье, он выстрелил прямо в бежавших на него индейцев.
Действие выстрела было поразительное. Охваченные ужасом, ди-
кари попадали на землю, точно пораженные молнией.
— Беги, Гарсиа, скорей! На лодку! — кричал Альваро, бросившись
бежать к берету саванны.
Из-за деревьев послышались крики:
— Карамура! Карамура!
Это были аймары, узнавшие своего пиайе.
Альваро, бежавший сломя голову, не оглядываясь, был уверен, что
Гарсиа следует за ним. Менее чем за пять минут он добежал до
маленького заливчика, где была оставлена лодка. Тут он обернулся
и крикнул:
— Гарсиа, скорее!
В ответ послышался выстрел и затем крик:
— Сеньор Альваро!..
Альваро увидел толпу дикарей, которые как вихрь промчались
между деревьями и скрылись в чаще.
Это бежали побежденные.
542

— Помогите!.. Сеньор!. — донесся крик издали.
Мой бедный мальчик! — крикнул Альваро.
Он готов был броситься вслед за убегавшими дикарями, но вовре-
мя вспомнил, что ему их не догнать. К тому же его ружье было
разряжено, и у него не оставалось времени снова зарядить его. Гло-
тая слезы, он вскочил в лодку и быстро отъехал от берега. Вдогонку
ему были посланы стрелы, и некоторые из них вонзились в корму
лодки.
Дикари, потерпевшие поражение, бежали по направлению к юж-
ному берету саванны, и Альваро тоже греб в этом направлении, наде-
ясь увидеть, где они остановятся. Он слышал крики и видел аймаров,
бежавших туда. Должно быть, там, за деревьями, произошла повтор-
ная битва, потому что снова раздались удары, пронзительные свист-
ки и воинственные крики.
— Мой бедный, бедный Гарсиа! — шептал Альваро, не переставая
грести.
Скоро крики начали удаляться и долетали к нему уже не с берега,
а из леса. Должно быть, побежденные во второй раз дикари снова
обратились в бегство, в лес, где они скорее могли укрыться в густой
чаще.
Плыть дальше в этом направлении было бесполезно. Лучше было
быстрее вернуться на островок и рассказать Диасу, что случилось.
Только он мог дать полезный совет.
— Мы никогда не оставим дорогого мальчика! — сказал себе
Альваро, поворачивая лодку и принимаясь усиленно грести. — Если
у него было время зарядить ружье, то дикари, конечно, сочтут его за
высшее существо. В таком случае он не будет съеден и из него сдела-
ют пиайе. Ведь не может же быть, чтобы эти дикари были более
свирепыми, нежели аймары!
Несколько успокоив себя этими размышлениями, Альваро быстро
поплыл по направлению к острову.
Битва в лесу, должно быть, уже кончилась, потому что больше
ничего не было слышно. Воины, вероятно, ушли далеко от берега
саванны.
Было около полудня, когда Альваро, сильно опечаленный, при-
стал к берегу.
Диас, не ожидавший их возвращения раньше вечера и соскучив-
шийся без них, задремал, лежа под деревом. Голос Альваро разбудил
его.
— Вы один, сеньор Виана? Что с вами случилось?
— Я потерял его, — сказал Альваро.
— Бог мой! Что же произошло с мальчиком?
— Его похитили дикари.
— Канела?
543

— Не знаю» там были и аймары» Они сражались»
—Успокойтесь, сеньор Альваро, и расскажите мне все по порядку.
Отчаяние окончательно овладело душой Альваро, но он все-таки
сделал над собой усилие и рассказал все, как было.
— Как вы думаете Диас, можем мы надеяться спасти его?
Диас молча выслушал его рассказ и задумался.
— Вы уверены, что его похитили не аймары? — спросил он, морща
лоб.
— Аймары еще не успели туда добежать.
— Значит, это были другие дикари?
— Да.
— Скажите мне, каковы они на вид?
— Они выше ростом аймаров, волосы у них длинные, черные и цвет
кожи темно-коричневый.
— Вы не заметили у них надрезы на руках и на бедрах?
— Да, и довольно глубокие, старые рубцы.
— А не были ли у них прилеплены перья возле глаз?
— Да.
— Это индейцы тупи, самые ожесточенные и упорные враги тупи-
намба. Я рад, что это они похитили Гарсиа, а не аймары, хотя как те,
так и другие одинаково жестоки.
— Мы можем его найти, как вы думаете?
— Я знаю, где находится их главная деревня, и думаю, что они
поведут Гарсиа к своему верховному вождю Нираджиби, что озна-
чает «рыбья рука».
— Они его обрекут на съедение?
— Возможно, если не предпочтут сделать из него колдуна, но нам
нечего пока бояться за него. Он слишком худ и не годится на жаркое,
а прежде чем они откормят его, пройдет все-таки несколько недель,
а может быть, и месяцев.
— Вы, значит, не теряете надежды спасти его?
— Это будет нелегко, но мы попробуем. Если увидим, что это
слишком трудно, то призовем на помощь тупинамба, которые, веро-
ятно, уже вернулись в свои деревни.
— Вы чувствуете себя в состоянии предпринять это путешествие?
— Дня через два я буду совсем здоров.
— Два дня! Это долго, Диас!
— Но мы не будем терять времени и тотчас же снимемся с места.
Я внимательно исследовал эту саванну и убежден, что если мы на-
правимся к югу, то значительно приблизимся к территории тупи. У
нас есть лодка, и мы воспользуемся ею.
— Впрочем, мы должны покинуть этот остров, чтобы не умереть с
голоду, — сказал Альваро. — Ведь я ничего не принес из леса.
— Ну, так едем!
544

Диас поднялся без помощи Альваро и пошел к лодке довольно
твердыми шагами.
—Йога действует превосходно,—сказал он.—В здешнем климате
выздоровление наступает гораздо быстрее, чем в других странах.
Они сели в лодку, захватив с собой оружие, и Альваро взялся за
весла.
— Отвезите меня туда, где происходила битва, — сказал Диас. —
Я хочу собственными глазами убедиться, что побежденные индейцы
были тупи.
— А может быть, там еще скрываются аймары?
— Я думаю, что они заняты теперь выслеживанием своих против-
ников. Но в любом случае мы высадимся только после заката солнца.
Альваро начал грести, не слишком напрягая силы, так как оста-
валось по крайней мере еще три часа до солнечного заката. Он ста-
рался держаться по возможности позади островков, для того чтобы
жители берегов не могли заметить лодку. Солнце уже скрылось за
высокими деревьями леса, когда он подплыл к маленькой бухточке.
На берету царило полное спокойствие, и только из леса доносился
протяжный вой ночных хищников.
— Это хороший признак, — сказал Диас.
— Почему? — спросил Альваро.
— Потому что если на поле битвы появляются красные волки и
начинают пировать, то, значит, живые воины уже ушли оттуда. Во-
обще эти животные стараются держаться вдали от людей. Можете
вы проводить меня туда, на поле битвы?
— Я помню дорогу, — ответил Альваро.
Они углубились в лес, срывая попадающиеся по дороге плоды, так
как с утра еще ничего не ели.
Вой красных волков становился резче и пронзительнее. Очевидно,
хищники, жадно набросившиеся на трупы, вступили между собой в
борьбу.
Через четверть часа Альваро и Диас уже вышли к лесной поляне
и увидели разбросанные группами трупы убитых воинов, черепа
которых большей частью были раздроблены страшными дубинами.
Многочисленные волки бродили между трупами, с воем и ревом, и
стаи пернатых хищников слетались над полем брани, учуяв хорошую
поживу.
Диас, не обращая никакого внимания на красных волков, под-
ошел к трупам, свалившимся в кучу, и в течение нескольких минут
внимательно смотрел на них.
— Да, — сказал он. — Это — тупи. Я узнаю их по их ожерельям и
рубцам на бедрах и руках. Посмотрите на этого индейца. Какие
глубокие рубцы у него на руке! Наверное, это был знаменитый воин.
— Почему вы так думаете? — спросил Альваро.
18—1151
545

ч — Потому что каждый рубец означает убитого врага.
— Значит, эти индейцы очень страшны?
— Они очень воинственны.
— Бедный Гарсиа! — сказал, вздохнув, Альваро. — Только бы мы
поспели вовремя, чтобы спасти его!
— Я ведь вам сказал, что пока его не откормят как следует, он не
подвергается никакой опасности. Вернемся же в лодку, сеньор Виа-
на. Я еще недостаточно окреп и долго ходить не могу.
— Где же мы будем спать?
— В лодке. Там мы будем ограждены от неприятных сюрпризов.
Они тихонько пошли к берегу, собирая по дороге бананы и коко-
совые орехи. Сев в лодку, они поплыли к югу. Около полуночи они
остановились на ночлег на мели, находящейся на расстоянии пяти-
сот метров от берега. Таким образом они считали себя застрахован-
ными от внезапного нападения и скоро заснули, невзирая на громкий
концерт различных животных, населяющих саванну.
На другой день, позавтракав кокосовыми орехами, они возобно-
вили свое путешествие, держась все время на значительном рассто-
янии от берега. Но огромному затопленному пространству, казалось,
не было конца. Ни южный, ни западный берег саванны еще не пока-
зывался. У обоих мелькало подозрение, что это огромное болотистое
озеро могло продолжаться до самого моря, так как вода в озере была
слегка солоноватая.
Диас и Альваро гребли, не останавливаясь, вплоть до полудня.
Потом, убедившись, что на берету не видно ни одного живого суще-
ства, причалили к берегу, так как надо было добыть себе обед.
— Вы хотите сделать жаркое из птиц? — спросил Альваро, видя,
что Диас вложил в граватану отравленную стрелу.
— Нет. Я думаю угостить вас чем-нибудь получше, — отвечал
Диас, всматриваясь в чащу мелких растений, окружавших ствол
высокого дерева. — Смотрите, вот он подбирается к птицам!
Какой-то зверь, похожий немного на кошку, с длинной и тонкой
шерстью, коричневого и черного цвета, с большими глазами и вися-
чими ушами, тихонько карабкался по стволу, подкрадываясь к ма-
леньким попугаям, поднимавшим страшный шум в ветвях дерева.
— Ага! Вот и другой конкурент!
Красивое, статное животное, тоже кошачьей породы, с полоса-
тым нежным и густым мехом, подбиралось к птицам с другой сторо-
ны дерева, вспрыгнув на среднюю ветвь.
— Точно маленький тигр, — сказал Альваро, прячась за ствол
дерева.
— Это леопардовая кошка, часто встречающаяся в бразильских
лесах. Из всех диких кошек это самая большая и самая смелая.
546

Отчаянно защищается даже против человека. Вот вы увидите, что
она не побоится напасть на своего конкурента.
Однако этот конкурент, заметив опасного соседа, тотчас же дал
деру и, сделав гигантский прыжок на ближайшее дерево, скрылся в
чаще.
— Не упустим, по крайней мере, второго, — шепнул Диас и дунул
в граватану. Стрела вылетела и с неизменной точностью вонзилась в
бедро леопарда. Но он даже не заметил этого и продолжал подкра-
дываться к птицам, как вдруг свалился на землю.
— Вот как действует мой вульрали! — сказал, улыбаясь, Диас.
Подняв убитое животное, они вернулись в лодку, рассчитывая
высадиться на одном из островов и там развести костер, не опасаясь
быть застигнутыми врасплох.
— Возьмите горшок, — сказал Диас, когда они высадились на
остров и вытащили лодку на берег. — Мы сварим мясо.
— Будет ли оно вкусно? — спросил Альваро. — Никогда не ел
кошачьего мяса!
— Все индейцы едят его. Притом же у нас нет ничего лучшего и.»
Он не договорил фразы и с беспокойством поглядел на группу
растений, покрывавших остров.
— Что там такое? — спросил Альваро, видя, что он торопливо
вложил в граватану стрелу.
— Я вижу крышу хижины.
— Значит, этот остров обитаем?
- • В таком случае должна быть где-нибудь пирога, а я ее нигде не
вижу. Зарядите ваше ружье и пойдем посмотрим.
Проложив себе дорогу сквозь густую чащу растений, покрывав-
ших островок, они скоро подошли к навесу, сделанному из несколь-
ких брусьев, положенных крест-накрест и покрытых банановыми
листьями.
— Никого здесь не вижу, — сказал Диас.
Он осторожно подошел ближе, держа граватану у самого подбо-
родка, чтобы можно было тотчас же дунуть в нее в случае появления
врага, и, удостоверившись, что никого нет под навесом, вошел туда.
Там было пусто, но по всем признакам владелец этого жилища
лишь недавно покинул его. В одном углу, между двумя камнями,
стоял глиняный горшок, в котором еще лежали клубни, довольно
свежие, и тут же находились сосуды из тыквы, по-видимому лишь
недавно вычищенные.
Большой гамак, сплетенный из толстых разноцветных волокон,
служивший постелью, висел посредине. Тут же стояли сосуды из
пористой глины, служащие для очищения воды, и другие вещи, упот-
ребление которых было совсем неизвестно Альваро.
— Вступим во владение, — сказал Диас, видимо очень довольный
своим открытием.
— Куда же девался владелец? — спросил Альваро в недоумении.
547
18*

 и: — Должно быть, отправился на берег поохотиться.
; — Но кто бы он мог быть?
— Тупинамба, я в этом не сомневаюсь Только индейцы этого
племени умеют плести такие прекрасные и удобные гамаки.
. — Значит, это кто-нибудь из ваших друзей?
— По крайней мере, я так думаю.
— Вероятно, он попал сюда, скрываясь от нашествия аймаров!
— Очень может быть Если обитатель этой хижины действительно
тупинамба, то мы можем радоваться счастливой случайности, кото-
рая привела нас сюда. Он проводит нас в деревню тупи и будет
помогать нам.» Вон там сложены сухие дрова, а здесь устроен очаг.
Мы можем приготовить себе обед и прибавить к мясу эти клубни,
которые очень вкусны.
Они развели огонь и приготовили мясо убитого животного, чтобы
сварить его. Пока Альваро наблюдал за огнем, Диас рассматривал
предметы, находившиеся под навесом, и вдруг издал радостное вос-
клицание.
— Что такое вы нашли здесь? — спросил Альваро.
— Тыквенный сосуд, наполненный парикой.
— Что это такое, парика?
— Это порошок, добываемый индейцами из семян одного стручко-
вого растения, называемого инга. Он обладает слегка опьяняющим
свойством. Индейцы вдыхают его через две трубочки, сделанные из
ястребиных перьев.
— Для чего же они делают это?
— Порошок действует на них, как хорошее вино, делает их весе-
лыми. Обитатель этой хижины, должно быть, увеселял себя.
Через минуту Диас воскликнул с торжеством:
— Табак! А я так давно не курил!
— Табак? — повторил Альваро в недоумении.
— Ах, я все время забываю, что в Европе он еще неизвестен.» Скорее
пообедаем и потом покурим. Я вижу, что у владельца этой хижины
есть коллекция трубок.
XXVII
Пузатая жаба
ЕЧЕГО УДИВЛЯТЬСЯ, ЧТО АЛЬВАРО НИЧЕГО НЕ
слышал про табак. Ни в Европе, ни в Азии это расте-
ние еще не было известно тогда, хотя матросы Хри-
стофора Колумба и испанские мореплаватели,
продолжавшие делать открытия в Новом Свете, позна-
комились с употреблением табака и привезли его в Ев-
ропу. Но до тысяча пятьсот восьмидесятого года, когда французский
посланник при португальском дворе Никоти ввел употребление та-
548

бака в придворном обществе, это'растение не было популярным в Ев-
ропе, Впрочем, и тогда табак употреблялся больше для нюханья, не-
жели для курения.
Рассказывают про сэра Уолтера Рейли, исследователя Ориноко,
что он научился у индейцев курить табак и быстро приобрел привыч-
ку, которую не оставил и по возвращении в Англию. Однажды, когда
он сидел у себя в столовой и курил трубку, подаренную ему одним
индейским вождем, вдруг вошел старый слуга. Почтенный человек
страшно испугался, увидев, что изо рта его господина выходит дым,
и приписав это обстоятельство внутреннему пламени, бросился в
соседнюю комнату, схватил серебряный кувшин с водой и вылил ее
на спину своего господина, крича:
— Огонь! Огонь!
Кто бы сказал, что через сто лет это растение, до тех пор известное
только американским индейцам, распространится по всему миру и
произведет настоящий переворот в обычаях и привычках многих
миллионов людей, и все правители воспользуются этим для обогаще-
ния государственной казны.
Альваро и Диас уже проглотили обед и только собирались занять-
ся курением, как вдруг услышали на берегу какой-то стук, точно
столкнулись две лодки.
Оба тотчас же вскочили со своих мест.
— Это, может быть, возвращается здешний хозяин, — сказал
Альваро, торопливо заряжая ружье.
— Вероятно. Подождите минутку, если он ответит на клич, зна-
чит, это тупинамба.
Диас приложил ко рту кусок листа, сложенный вдвое, и трижды
свистнул. Пронзительный свист должен был разнестись на далекое
расстояние. Диас прислушался. Через минуту послышался ответный
троекратный свист, раздавшийся с берега, где росли карликовые
пальмы.
— Это друг, — сказал Диас.
Шорох листьев все усиливался, указывая, что кто-то быстро при-
ближался к ним. Вдруг ветви банана раздвинулись и оттуда на
маленькую площадку, где стоял шалаш, выпрыгнул индеец.
Это был высокий стройный человек средних лет, с угловатыми
чертами лица, очень живыми маленькими черными глазками и длин-
ными черными волосами.
Кожа этого индейца была зеленоватого оттенка вследствие
слишком большого употребления кокосового масла и жира для та-
туировки на груди и руках, изображающей страшных жаб с разину-
той пастью.
549

Он был совершенно гол и только носил ожерелье из человеческих
зубов, взятых, вероятно, у побежденных врагов. В правой руке у него
была граватана.
—Ты узнаешь меня, Курурупебо (пузатая жаба)? — спросил Диас,
выступая вперед.
—Великий пиайе Зома! — воскликнул индеец, выражая величай-
шее изумление.
Взглянув на Альваро, он спросил:
— Твой сын?
— Да, которого я наконец нашел после стольких лет! А ты что
здесь делаешь?
— Я скрылся здесь, на этом острове, после разрушения моей де-
ревни, — отвечал индеец.
— Разве племя все еще в бегах?
— Не знаю. Но мне известно, что аймары, разорив деревни тупи,
теперь отступают, преследуемые индейцами канела, тама и гуато.
Вероятно, через несколько дней эти разбойники уже вернутся на
свои земли. Все их группы обратились в бегство и больше не могут
бороться.
— Однако вчера они дали сражение тупи.
— Знаю. Но пока они их преследовали, на них тоже напали врас-
плох враги и разбили их наголову. А великий пиайе Зома что делает
здесь?
— Я разыскиваю своего второго сына, которого похитили тупи.
Глаза индейца загорелись зловещим огнем.
— Опять эти бесчестные волки! — воскликнул он. — Они хуже
аймаров и даже не питают почтения к нашим пиайе белой кожи!.
Они сожрали его?
— Еще нет.
— Отчего же ты здесь остановился?
— Зома, владыка ветров и вод, земли и солнца, научивший крас-
нокожих сынов леса разводить маниоку, внушил мне, что я должен
прийти сюда и разыскать Курурупебо, который поможет мне спасти
моего сына.
Индеец выпрямился во весь рост и принял горделивую осанку.
— Значит, Зома считает меня великим воином? — спросил он.
— Да, и доказывает это тебе тем, что прислал меня сюда.
— Мое мясо, моя кровь и моя граватана принадлежат великому
белому пиайе! — проговорил торжественно индеец. — Скажи, что я
должен сделать?
— Проводи меня в деревню тупи и помоги освободить моего сына.
— Курурупебо готов отправиться тотчас же. Он великий воин и не
боится этих проклятых волков! — гордо заявил индеец
— Возьми же то, что тебе нужно, и в путь!
550

Индеец пошел под навес, чтрбы снять гамак и взять свою посуду,
а в это время Диас, очень обрадованный исходом разговора, повел
Альваро к берегу, говоря ему:
— Все идет хорошо. Курурупебо поведет нас на территорию тупи
и будет помогать нам изо всех сил в нашем предприятии. Это очень
большая подмога для нас, так как он чрезвычайно храбр, один из тех,
которые считаются непобедимыми. Он убил по крайней мере четыр-
надцать врагов и столько же съел.
— Куда мы направимся? — спросил Диас индейца, когда тот
подошел к лодке.
—Вон там есть река, которая ведет в земли тупи. Если она свобод-
на, то мы по ней поднимемся.
— А далеко это?
Индеец посмотрел на солнце и сказал:
— Мы там будем после заката.
Теперь, когда гребцов было трое, лодка понеслась как стрела, тем
более что индеец, как и большинство его соотечественников, был
превосходным гребцом.
Саванна по-прежнему была покрыта мелями, заросшими трост-
ником и громадными массами бамбука, из которого индейцы делают
свои стрелы. Тысячи водоплавающих птиц летали вокруг, нисколько
не пугаясь лодки. Индеец несколько раз без промаха посылал в них
стрелу. Как предусмотрительный человек, он подумал не только об
ужине, но и об обеде на следующий день. Иногда же он отправлял
стрелу в воду и попадал в какую-нибудь большую рыбу, одну из тех,
которые во множестве населяли темные воды озера.
— Как ловки эти дикари! — сказал Альваро, восхищенный отва-
гой Курурупебо. — Если мои соотечественники вздумают силой за-
хватить эту страну, то им придется позаботиться о том, чтобы не
уступать в силе и ловкости сынам этих лесов.
К вечеру лодка приблизилась к устью реки шириной в несколько
сот метров. Она, по-видимому, разделяла на громадном протяжении
гигантский лес, покрывавший берег озера.
— Ибира, — сказал индеец обращаясь к Диасу. — Поднявшись по
ней, мы в два дня достигнем земель тупи.
— Берега этой реки населены? — спросил Диас.
— Я полагаю, — отвечал индеец.
— Кем?
— Тупи.
— Но тогда они могут нас увидеть!
— Мы будем плыть только ночью.
— Если они заметят нас, то преградят нам дорогу.
— Я знаю. У тупи много лодок. Мы поднимемся по этой реке
насколько возможно, а потом пустимся в лес. Там, по крайней мере,
551

мы будем в безопасности и нам легче будет пробраться к деревням
тупи» А теперь отдохнем немного и поужинаем.
Они подплыли к левому берету реки, где росли великолепные
пальмы мауриция, из ствола которой, до ее цветения, индейцы из-
влекают мучнистое вещество, заменяющее маниок, а из сока, подвер-
гшегося брожению, приготовляют сладковатый и опьяняющий
напиток.
Курурупебо исследовал берег на несколько сот метров в окруж-
ности, чтобы удостовериться, что нигде нет никакого жилья, и толь-
ко тогда развел огонь и быстро приготовил ужин, поджарив на углях
рыбу и сварив убитых птиц в горшке вместе с какими-то длинными,
нежными и сладкими кореньями, которые он собрал во время своей
кратковременной экскурсии в лес.
Когда все было готово, он отошел в сторону, так как бразильские
индейцы не имеют обыкновения есть рядом даже в семье. Он быстро
опустошил свой горшочек, наполненный супом, используя вместо
ложки два пальца, средний и указательный. Он действовал ими с
такой ловкостью, что успел кончить свою порцию супа гораздо рань-
ше обоих европейцев. С такой же быстротой была съедена рыба,
которую они даже не очистили ни от чешуи, ни от костей, чтобы не
терять времени.
Во время еды индейцы никогда не разговаривают и ничего не
пьют, но, насытившись, они любят болтать целыми часами, как попу-
гаи, выпивая огромное количество разных крепких напитков. За
неимением их, Курурупебо сейчас должен был довольствоваться реч-
ной водой. Но он вознаградил себя понюшкой порошка парика, втя-
нув его в нос посредством двух трубочек, сделанных из ястребиных
перьев. После этого он тотчас же пришел в веселое настроение, так
как парика обладает опьяняющими свойствами.
Остановка, необходимая для того, чтобы дать отдых утомленным
от долгой гребли рукам, продлилась почти до полуночи. После этого
они опять быстро понеслись вверх по реке, стараясь воспользоваться
темнотой, чтобы проплыть как можно большее расстояние, не под-
вергаясь опасности быть замеченными с берега.
Великолепные пальмы, окаймлявшие оба берега реки, бросали
такую густую тень на воду, что совершенно скрывали лодку. Главным
образом это были восковые пальмы, чрезвычайно красивые, очень
высокие и тонкие, с великолепной кроной длинных перистых листь-
ев. Временами в чаще кустарника показывались то здесь, то там
блестящие зеленоватые точки, слышались мяуканье, вой и громкий
рев и виднелись какие-то тени. Это были разные хищники: ягуары,
кухуары, красные волки и леопардовые кошки, бродившие на опуш-
ке леса.
552

Как только Курурупебо заметил это, то немедленно усиленными
взмахами весел направил лодку на середину реки. Он по опыту знал
дерзость этих хищников и поэтому принял свои предосторожности.
— Какое множество зверей водится здесь! — сказал Альваро,
смотря на две большие тени, быстро двигавшиеся по направлению к
косе, тянувшейся почти до середины реки.
— Тут все берега реки населены хищниками, — отвечал Диас. —
В большом лесу их не так много, так как там мало озер и ручейков, и
поэтому он мало посещается тапирами, обезьянами и пекари, состав-
ляющими обычную добычу хищников.
— Молчание, великий пиайе! — вдруг сказал Курурупебо, подни-
мая весла.
— Что такое? — спросил Диас.
— Деревня.
-Где?
— Вон, в том направлении.
— Тупи?
- Наверное, - отвечал индеец.
— Можно ли ехать дальше, не привлекая к себе внимание жите-
лей? — спросил его Диас. — Ведь они, должно быть, теперь спят!
— Если аймары еще не изгнаны окончательно из этой местности,
то в деревне наверняка выставлены сторожевые посты.
— Это правда. Что же ты нам посоветуешь делать?
— Оставить лодку и идти в лес. Там мы будем в большей безопас-
ности и можем подойти к главной деревне тупи, не рискуя быть
открытыми. Твой сын, конечно, находится там, я в этом уверен.
— Мне не хочется бросать лодку.
— Мы ее затопим, чтобы по возвращении найти ее на том же месте
и снова отправиться на ней в саванну.
—Что говорит индеец? — спросил Альваро с оттенком нетерпения
в голосе.
— Впереди нас деревня тупи, — отвечал Диас. — Курурупебо не
решается пройти мимо нее и советует отправиться в большой лес.
— Мы можем ему довериться?
— Вполне.
— Тогда высадимся на берег.
Они пересекли реку и причалили к правому берету.
Индеец привязал лодку к дереву длинной и крепкой лианой,
выгрузил на берег свои припасы, гамак и пару горшков, затем напол-
нил лодку водой, чтобы она совсем затонула. Огромные листья Вик-
тории Регии, растущей в этом месте, полностью закрыли лодку, так
что никто не мог ее заметить.
Альваро и Диас только что выбрались на берег и направлялись в
лес, когда индеец вдруг остановил их.
553

— Посмотри, великий пиайе! — сказал он.
Диас взглянул туда, куда указывал индеец. Какой-то длинный и
темный предмет отделился от полуострова, на котором была распо-
ложена деревня, и начал быстро спускаться по реке.
— Лодка! — воскликнул Диас.
— На сторожевых постах бодрствуют, — сказал индеец. — Отпра-
вились удостовериться, высадились ли мы.
— Да, да, нас уже заметили. Скорее в лес!
Они скрылись в лесу. Громадные древовидные папоротники, лиа-
ны, ваниль и группы орхидей, спускавшихся с веток, образовывали
густую чашу вместе с великолепными пальмами, поднимавшимися к
небу; воздух был наполнен ароматом цветов. Но путники быстро шли,
ничего не замечая и опасаясь каждую минуту погони. Индеец, обла-
давший, как и все дикари, чрезвычайно острым слухом, временами
останавливался и прислушивался. Затем он снова шел вперед, все
увеличивая скорость и углубляясь все дальше и дальше в темный лес.
Диас, уже привыкший к быстрой ходьбе индейцев, проходящих
иногда в одну ночь громадные расстояния, без особенного труда
следовал за Курурупебо. Но Альваро должен был делать невероят-
ные усилия, чтобы не отставать от него. Кроме того, он ощущал
какую-то странную боль в больших пальцах обеих ног, точно туда
были вколочены шипы.
После двухчасовой безостановочной и быстрой ходьбы он нако-
нец признал себя побежденным.
— Остановимся, Диас, — сказал он. — Больше не могу идти. При-
том же, мне кажется, нам не угрожает никакая опасность в данную
минуту.
— Да, остановимся, — согласился Диас. — Вы не привыкли к
длинным переходам бразильских дикарей.
— Кроме того, я не знаю, что случилось с моими ногами. Мне
кажется, что большие пальцы ног у меня в плохом состоянии.
— А! — воскликнул Диас. — Я знаю, что это такое. Это зловредное
насекомое разъедает вам пальцы. Надо вас от него избавить, а не то
ноги у вас будут испорчены.
— Что же это за насекомое?
— Особый вид блохи. Курурупебо вас избавит от нее. Но надо
подождать рассвета, так как если мешочек, заключающий яички, не
будет вынут целиком и часть его останется, то произойдет злокаче-
ственное нагноение, которое может лишить вас возможности ходить
в течение многих недель.
— Вы сказали, что это блоха?
—Да, очень распространенная здесь и не дающая никому пощады,
даже ногам индейцев. Неизвестно, почему она предпочитает боль-
шие пальцы ног. Самка кладет туда свои яички, и беда, если вовремя
554

не удалить их. Можно совсем лишиться ноги... Уляжемся под этим
деревом и подождем, пока взойдет солнце.
— Но ведь дикари, выехавшие на той пироге, могут преследовать
нас?
— Если Курурупебо спокоен, то это значит, что нам ничто не
угрожает!
В самом деле, индеец не проявлял никаких признаков беспокой-
ства. Облокотившись на ствол пальмы, он с наслаждением втягивал
в нос парику, рассеянно следя за полетом светящихся насекомых,
носящихся среди зелени, точно мириады звездочек, пригоршнями
рассыпанных в ней.
С наступлением утренней зари весь лес осветился нежным розо-
ватым светом, проникшим под свод зелени. Курурупебо, которому
Диас уже рассказал, что случилось с Альваро, достал несколько
шипов с одной пальмы, выбирая такие, острие которых было очень
тонким.
Диас сделал знак Альваро, чтобы он снял башмаки.
— Операция эта очень быстрая и нисколько не болезненная, —
успокаивал он Альваро. — Как только гнездо блохи будет извлечено,
то вы в состоянии будете идти, не ощущая ни малейшего неудобства.
Индеец хорошенько осмотрел ноги Альваро и тотчас же нашел на
обоих пальцах маленькие припухлости. Он взял один из шипов и с
необычайной ловкостью извлек из толщи пальца три крошечных
мешочка, которые тотчас же выбросил. Это и были гнезда блохи,
заключавшие в себе яички.
— Блохи почему-то сочли ваши ноги более подходящими для
кладки яичек и воспользовались этим, — сказал Диас, улыбаясь. —
Кровь белых, вероятно, особенно хороша для питания выводков... Но
вот вы и избавлены от этих опасных крошечных жильцов.
Индеец присыпал парикой сделанные уколы и обратился к Диасу
со словами: «Теперь идем!»
— Нас преследуют? — спросил Диас.
— Курурупебо не слышал никакого подозрительного шума, но все
же лучше скорее удалиться от берега, — отвечал индеец.
— Когда мы дойдем до главной деревни?
— Сегодня вечером, если будем хорошо идти.
Он нагнулся и, осмотрев внимательно землю, пошел вперед, избрав
тропинку, которая, по-видимому, была проложена каким-то боль-
шим животным, судя по массе изломанного и истоптанного кустар-
ника.
— Дорога тапира, — сказал Диас, обращаясь к Альваро.
—Это животные, похожие на свиней, но обладающие чем-то вроде
подвижного хобота на конце морды? — спросил Альваро.
555

— Да, сеньор Виана, и эта тропинка указывает на близость како-
го-нибудь болота. Эти животные не могут жить без воды, так как
питаются корнями водных растений.
— Но почему же они прокладывают в лесу такие тропы? Ведь эта
дорога как будто проделана человеком!
л>— Тапиры всегда имеют обыкновение проходить по одной и той
же дороге в свое логовище где-нибудь у болота. Таким образом они
прокладывают тропинки в самой густой чаще.
— Оу! — крикнул Курурупебо и сразу остановился.
— Что случилось? — спросил Диас, подбегая к нему.
— Тупи проходили здесь, — сказал дикарь. — Бежим скорее.
Действительно, в этом месте, где он остановился, видны были
поваленный кустарник, срубленные лианы и потоптанные орхидеи,
точно здесь промчалась ураганом толпа людей.
На сырой лесной почве ясно видны были многочисленные следы
голых ног, а в стволах деревьев торчали стрелы, вонзившиеся в кору.
Индеец вытащил одну из этих стрел и внимательно осмотрел ее.
— Стрелы тупи, — сказал он.
— Как ты распознаешь их? — спросил Диас.
— По крючковатому кончику... А вот стрелы аймаров, — сказал
ийдёец, вытащив еще одну стрелу. — Кончик стрелы сделан из шипа
пальмы.
— Может быть, тупи, побежденные на берегу саванны, прошли
здесь! — сказал Диас.
— Да, — отвечал Курурупебо.
Вдруг он поднял голову и, потянув воздух носом, обратился к
Диасу:
— Иди, великий пиайе!
— Что случилось? — спросил Диас.
— Вон там-, мертвые...
«Что, если тупи были настигнуты аймарами и окончательно ист-
реблены? — пронеслось у Диаса в голове. — Ведь тогда Гарсиа не
избежал смерти!»
Диас пошел за индейцем, испытывая мучительную тревогу в душе,
но он не поделился своими опасениями с Альваро. Пройдя шагов
триста, индеец остановился возле большого пруда, берега которого
были совершенно свободны от деревьев.
В этом месте, должно быть, происходило страшное сражение.
Несколько сот трупов, уже начавших разлагаться, лежали вокруг
пруда. Тут же валялись луки, стрелы, граватаны и дубины. Целые
лужи уже свернувшейся крови виднелись в каждом небольшом уг-
лублении почвы.
— Аймары, — сказал Курурупебо, и на лице его появилось выра-
жение жестокой радости. — Тупинамба отомщены!
.556

— Значит, аймары были побеждены? — спросил Диас.
— Да, они пали все или почти все. Вон там голова их вождя...
Над кучей трупов возвышалась воткнутая на жердь человече-
ская голова, с раздробленным черепом и без глаз. На ней еще сохра-
нилась корона из перьев, совершенно пропитанных кровью...
Альваро не мог сдержать возгласа изумления, как только увидел
эту голову.
—Это вождь аймаров, — сказал он.—Я узнаю его голову, хотя она
и очень изуродована.
— Тем лучше для нас, — ответил Диас. — По крайней мере, этот не
будет нас больше беспокоить.
Индеец, исследовавший с большим вниманием поле битвы и рас-
сматривавший трупы, как будто он искал что-то, вдруг нагнулся и
поднял какой-то предмет с земли.
— Твой сын, великий белый пиайе, проходил здесь, — сказал он,
поворачиваясь к Диасу. — Теперь мы можем быть уверены, что он
находится в руках тупи.
— Что же ты нашел?
— Порошок, который гремит.
Курурупебо показал ему кожаный мешочек, откуда он высыпал
на ладонь правой руки несколько черных зернышек.
— Я хорошо помню этот порошок, — сказал он. — Великий пиайе
извлекал из него свет и гром.
Диас тотчас же выхватил у него из рук мешочек и показал его
Альваро.
— Вы узнаете его? — спросил он.
— Это запас пороха, который взял с собой Гарсиа! — воскликнул
Альваро, сильно взволнованный. — Что же вы думаете?
— Что Гарсиа действительно был похищен тупи! — отвечал Диас.
— Жив ли он?
— Я не сомневаюсь.
— О! Мой бедный мальчик!
—Не бойтесь, мы спасем его, даже если бы нам пришлось для этого
собрать все племя тупинамба и двинуть его против похитителей» А
теперь возьмите этот порох, сеньор Виана. Он может нам очень при-
годиться.
— Уж, конечно, мы не оставим его этим мертвецам, — отвечал
Альваро. — Мои запасы начинают истощаться.
— Пусть великий пиайе следует за мной, — сказал в эту минуту
Курурупебо. — Мы вступаем сейчас на военную тропу тупи и пойдем
по ней до самой большой деревни, где твой сын находится в плену.
557

XXVIII
Алдея — деревня тупи
ЕНЕРОМ, ПОСЛЕ ОЧЕНЬ ДЛИННОГО ПЕРЕХОДА
через девственный лес, оба европейца и индеец при-
шли к берету другого большого озера, хотя и не столь
огромного, как то, которое они покинули.
На противоположном берегу озера, освещенного по-
следними лучами заходящего солнца, виднелись ка-
кие-то большие постройки, окруженные высочайшими палисадами
и представлявшие настоящую крепость, которая могла бы противо-
стоять даже весьма многочисленным неприятельским силам.
Почти все бразильские племена строили свои деревни таким об-
разом, чтобы обезопасить себя от внезапного нападения, так как они
постоянно вели войну друг с другом, чтобы добывать пленников и
пожирать их.
В противоположность африканским неграм, бразильские индей-
цы не устраивали отдельных шалашей или хижин для каждой
семьи. Обычно они строили из древесных стволов громадные хижи-
ны, более ста метров длиной и вышиной в пять метров. Эти хижины
назывались нарвет. Они были покрыты банановыми листьями и имели
три двери, из которых одна вела на площадь, где обычно происходило
избиение военнопленных, предназначенных для съедения
В каждой из таких хижин помещалось не менее двадцати се-
мейств. Но так как внутри хижины не были разделены, то семьи
жили вместе, составляя как бы одну общину.
Каждая деревня, независимо от того, была ли она мала или вели-
ка, всегда была обнесена высоким двойным частоколом, на котором
вывешивались головы съеденных врагов, вымоченные в специальном
растворе и поэтому сохранявшиеся довольно долго.
Однако жители деревни не оставались постоянно на одном и том
же месте. Через пять—шесть лет, когда деревья и почва были исто-
щены и не приносили больше плодов, жители деревни покидали ее.
Они уничтожали огнем постройки и ограду и отправлялись в другую
местность, более богатую дичью и плодами, и там основывали новое
поселение.
Деревня, или алдея, тупи, на которую указал Курурупебо, вероят-
но, была самым значительным поселением этого племени, так как
занимала очень обширное пространство, обнесенное высоким двой-
ным частоколом. Число больших хижин в этой деревне было также
очень велико.
— Там живет главный вождь тупи, — сказал индеец. — Это —
настоящая крепость, на которую воины моего племени никогда не
решались напасть.
558

— А мы? — спросил Диас.
— Мы?.. Три человека могут легко пройти там, где многие сотни
воинов не в состоянии были бы проложить себе дорогу даже силой.
— Но ведь мы не знаем, куда они запрятали моего сына, малень-
кого пиайе, — сказал Диас. — Тебе известно внутреннее расположе-
ние деревни?
— Нет.
— А у тебя есть какой-нибудь план?
-Да.
— Так говори.
— Нам нужен пленник.
— Чтобы допросить его?
—Чтобы он провел нас в карбет, где обитают пленники, предназ-
наченные для съедения на пиршестве воинов.
— Откуда же мы возьмем такого пленника?
— Каждое утро мальчики и женщины племени выходят из дерев-
ни и отправляются за водой. Поищем пруд или ручей, откуда берут
воду жители деревни. Я думаю, найти это будет нетрудно.
— И прежде чем кто-нибудь из них дойдет до ручья, мы захватим
его в плен?
— Великий пиайе умеет читать мои мысли! — сказал индеец.
— В таком случае идем искать пруд или ручей и хорошее местечко,
чтобы устроить засаду.
— Пусть белые пиайе следуют за мной!
Индеец повернул в лес и, руководствуясь своим изумительным
инстинктом, отправился искать ручей или пруд, так как он знал, что
бразильцы имеют обыкновение строить свои деревни вблизи какого-
нибудь потока или озера, откуда берут воду.
В течение нескольких часов он бродил по лесу, нагибаясь по
временам к земле и рассматривая что-то, и наконец привел своих
спутников к круглому пруду, находящемуся на противоположной
стороне деревни.
Пруд был окружен густой чащей бамбука громадных размеров,
где можно было легко укрыться.
— Ты полагаешь, что они берут воду в этом пруду? — спросил Диас.
— Да, я вижу на земле множество отпечатков человеческих ног.
— Так остановимся здесь и подождем утра, — сказал Диас.
Они побоялись разводить огонь, чтобы не привлечь внимания в
деревне, и поужинали фруктами, собранными по дороге. Забравшись
в чащу бамбука, они улеглись на листьях, собранных индейцем. Ус-
покоенные тишиной, царившей кругом, и уверенные, что в данный
момент* они не подвергаются никакой опасности, Альваро и Диас
скоро заснули. Впрочем, и тот и другой могли вполне положиться на
тонкий слух индейца. Этого человека нельзя было застигнуть врас-
559

плох не только бодрствующим, но даже спящим, так как и тогда он
тотчас бы почуял приближение врага.
Ночь прошла спокойно, и только вой красных волков, бродивших
вокруг деревни, временами будил спящих. Ни ягуаров, ни кугуаров
не было слышно, хотя те и другие должны были водиться тут в
большом количестве. Дерзость этих хищников иногда бывала так
велика, что они перепрыгивали через высокую ограду и забирались
в карбет, чтобы похитить оттуда какого-нибудь индейского мальчи-
ка. Но на этот раз опасные хищники не показывались, и наши пут-
ники спокойно провели ночь
Рано утром послышалось пение, которое все приближалось, и
скоро уже можно было различить голос поющего. Курурупебо вско-
чил на ноги и, взяв граватану, сказал Диасу:
— Идут за водой!
— Это голос мальчика, — заметил Диас, внимательно прислуши-
ваясь
—И притом это не тупи!—проговорил индеец с изумлением.—Это
песенка тупинамба: «Мы держим птицу за шею! Но если б ты был
настоящей птицей, прилетевшей клевать наши поля, то ты бы улетел
тотчас же!..» Так поют наши воины, когда связывают пленника, обре-
ченного на смерть Ты ведь слышал эту песню, великий пиайе?
— И прибавь, что я слышал также этот голос, — сказал Диас, не
менее удивленный, чем индеец.—Да-да.. Это голос Япи! Я не ошибаюсь
— Япи? Тот самый мальчик, который был приставлен к тебе,
чтобы ты посвятил его в тайны пиайе? Неужели это он? — восклик-
нул Курурупебо.
— Аймары похитили его у меня.
Альваро не понимал, что говорили между собой Диас и индеец, но
ему показалось, что он уже где-то слышал голос поющего. Тут он
невольно вспомнил мальчика, который служил ему переводчиком у
аймаров.
Пение прекратилось, но теперь ясно слышался треск сухих лис-
тьев под чьими-то ногами и шум раздвига емых ветвей. Шаги прибли-
жались. Курурупебо насторожился и, точно тигр, приготовился
броситься на свою жертву, когда из-за кустов показался мальчик с
глиняным кувшином на голове.
Альваро и Диас бросились к нему навстречу и загородили его от
Курурупебо, который собирался ударить его граватаной, чтобы ог-
лушить.
— Переводчик вождя аймаров! — крикнул первый.
— Япи! — крикнул второй.
Мальчик остолбенел от изумления и молча поглядывал то на
одного, то на другого. Наконец он пришел в себя и бросился к Диасу
с криком:
560

— Мой повелитель!» А это пиайе аймаров?. О, как я счастлив, что
вижу вас еще живыми!
— Ты один? — спросил Диас.
— За мной идут женщины, которые приходят сюда за водой.
Бегите, а то вас увидят!
— Следуй за нами!
Мальчик повиновался Бросив свой сосуд в воду, он побежал за
ними в лес. Они пробежали около километра и тогда только остано-
вились, спрятавшись в группе громадных банановых деревьев, боль-
шие листья которых совершенно закрывали их.
— Говори, Япи! — обратился к нему Диас. — Белый мальчик
находится в деревне?
— Да, — отвечал юноша. — Они его взяли в плен дня за два перед
вторым сражением с аймарами.
— Я боялся, что они съели его.
— Нет еще. Но они его откармливают.
— Ты виделся с ним? — спросил Альваро, сильно взволнованный.
— Нет. Никто не смеет входить в карбет, где он заключен.
— А ты видел его, по крайней мере?
— Да, вчера вечером. Он, мне кажется, уже знает, какая печаль-
ная участь ожидает его.
— Мы пришли сюда, чтобы спасти его, — сказал Диас. — Как ты
думаешь, можно будет извлечь его оттуда так, чтобы тупи не заме-
тили?
— Их много, и они сторожат его, — отвечал Япи.
— Ты можешь нам помочь. Отчего пощадили тебя? Ведь они же
знают, что ты тупинамба?
— Меня усыновил один из вождей, знавший, что я был в услуже-
нии у великого белого пиайе.
-г- Значит, ты пользуешься некоторой свободой?
-Да, господин.
— Ты мог бы выйти ночью из своего карбета?
— Это возможно.
— А мог бы ты открыть дверь ограды?
— Это очень легко. Ребенок мог бы сделать это, — отвечал Япи.
— Сколько индейцев сторожит карбет пленников?
— Двенадцать.
— Они спят ночью? — спросил Альваро.
— Да, вокруг костра, горящего перед дверью карбета, — отвечал
Япи.
— Хватит ли у тебя мужества открыть нам сегодня вечером до
восхода луны дверь в ограде и проводить нас в карбет пленников? Об
остальном не беспокойся. Мы уже сами сумеем войти в хижину и
похитить оттуда мальчика.
561

— Я все-таки не тупи, а тупинамба, — отвечал Япи с гордостью. —
А ты мой повелитель! Я все сделаю, что захочет великий пиайе,
только бы он отвел меня к моему племени!
— Какая дверь находится ближе всего к карбету пленников?
— Та, которая обращена в ту сторону, где закатывается солнце.
— Мы будем около этой двери. Как только ты услышишь свист
змеи кобры, то немедленно отопри ее, и мы войдем в деревню.
— Ты мог бы известить Гарсиа, чтобы он был готов? — спросил
Альваро.
— Я крикну ему это, проходя перед карбетом. Тупи не знают языка
белых, а маленький пиайе поймет меня.
— Теперь ступай, а то женщины заметят твое исчезновение, и это
возбудит подозрение тупи, — сказал Диас.
-- Когда красное светило начнет спускаться, я буду на своем
посту и буду ждать сигнала, — заявил Япи и тотчас же стрелой
помчался назад.
-- Вы надеетесь? — спросил Альваро, взглянув на Диаса, стоявше-
го с нахмуренным видом.
— Или мы его спасем, или все будем съедены! — отвечал Диас. —
Ах! Если бы можно было уведомить тупинамба! Но они слишком
далеко отсюда и, пожалуй, явились бы сюда слишком поздно!
Курурупебо, не знавший ни одного слова ни по-испански, ни по-
португальски, конечно, не понял ничего из этого разговора, но ему
рассказали о состоявшемся соглашении. Смелый план, по-видимому,
ему очень понравился.
— Сегодня вечером! — сказал он. — Завтра тупи будут либо лико-
вать, либо очень печалиться!
Он отправился в лес поискать какой-нибудь дичи на обед, как
будто даже не думая об опасности, которой подвергался при этом.
Его не беспокоила мысль, что он может быть взят в плен и съеден
вековыми врагами своего племени.
День прошел в постоянной тревоге для Альваро и Диаса, которые,
несмотря на непоколебимую решимость сделать все для спасения
бедного мальчика, все-таки испытывали мучительный трепет при
мысли, что в случае весьма возможной неудачи их дерзкого замысла
они все пойдут на жаркое отвратительным людоедам.
Оба привыкли смотреть в лицо смерти, но мысль, что они могут
кончить подобным образом и могилой их будет желудок свирепых
людоедов, приводила их в содрогание, и они не могли победить гне-
тущей тревоги, по временам охватывавшей их.
Один только Курурупебо был спокоен и ни на минуту не терял
своего хладнокровия, занятый исключительно только добыванием
пищи. Вечером он сделал знак своим белым товарищам, чтобы они
следовали за ним.
562

Они находились против южной Стороны деревни, тогда как дверь,
в которую они должны были войти, помещалась с западной стороны.
Надо было обойти кругом, и индеец повел их через лес. К полуночи
они уже подошли к поляне, на которой раскинулась главная деревня
тупи.
Курурупебо достал свои стрелы, пропитанные смертельным ядом
вульрали, осмотрел их и, вложив одну в граватану, сказал:
— Идем. Курурупебо готов.
Ночь была темная, так как все небо было покрыто облаками.
Только в воздухе мелькали по временам светящиеся насекомые, про-
низывая мрак, господствующий в лесу и на поляне.
Три человека медленно и осторожно подходили к деревне, не
спуская глаз с частокола, очертания которого слабо выделялись в
темноте ночи. Индеец шел впереди. По временам он останавливался,
приподнимался на цыпочки, осматриваясь кругом, потом бесшумно
продолжал свой путы
Через четверть часа они благополучно дошли до ограды, не обра-
тив на себя внимания в деревне. Там, по-видимому, крепко спали. Не
слышно было никакого шума, и даже костер, горевший перед карбе-
том пленников, как будто погас.
Они поползли на четвереньках вдоль ограды, пока не достигли
места, где должен был находиться Япи.
— Будет ли он там? — спросил шепотом Альваро.
— Я его знаю много лет и знаю, чего он стоит! — отвечал Диас.
Он сорвал траву, приложил ее к губам и издал свист, так искусно
подражая голосу кобры, что Курурупебо даже оглянулся, думая, не
находится ли где-нибудь поблизости это опасное пресмыкающееся.
Вскоре за оградой раздался такой же свист в ответ. Затем
послышался легкий шум, и одна из досок, закрывающих вход, при-
поднялась, открывая узкий проход, едва достаточный для одного
человека.
Курурупебо, держа граватану у рта, вошел первым, за ним пролез
Альваро, тоже держа наготове ружье, и последним вошел Диас.
Из темноты появился Япи. Он и Диас быстро обменялись словами:
— Они ничего не заметили? — спросил Диас.
— Нет, — отвечал Япи.
— Все спят?
— Все.
— А воины, стерегущие карбет?
— Тоже спят. Дали потухнуть костру.
— Гарсиа знает, что мы здесь?
— Я мог уведомить его.
— Прекрасно. Идем вперед!
563

Справа и слева двери возвышались огромные строения, бросав-
шие густую тень.
Они пошли за Япи медленно, на цыпочках, держась стен хижины.
Альваро и Диас чувствовали, как на лбу у них выступает холодный
пот и сердце замирает от страха. Однако они слышали сквозь стены,
прикрытые пальмовыми листьями, мирный храп обитателей. Они
прошли мимо нескольких хижин и уже подошли к площади, где
происходило избиение и жаренье пленников, когда Япи внезапно
остановился и прижался к стене, съежившись насколько возможно.
— Что такое? — тихо спросил его Диас.
— Мне показалась какая-то человеческая тень за углом того
карбета, который находится перед нами, — отвечал он.
— Неужели ты дал себя выследить?
— В моем карбете все семьи спали, когда я вышел.
— Ты оставил дверь открытой?
— Да, повелитель.
Они простояли несколько минут, прижавшись к стене и внима-
тельно прислушиваясь и осматриваясь по сторонам.
— Должно быть, тебе показалось, — сказал Диас и обратился к
Курурупебо, который продолжал прислушиваться
— Ты что-нибудь видел? — спросил он его.
— Нет, — отвечал индеец, — но Курурупебо слышал!
— Что?
— Песок захрустел.
— Я ничего не слыхал.
— Лесной индеец слышит самые тихие звуки, — возразил Куру-
рупебо. — Ничто не ускользает от его ушей. Он слышит даже, как
змея ползет в траве.
— Что же делать?
— Мы пришли сюда не для прогулки, — сказал Курурупебо. — В
мою граватану вложена отравленная стрела, и она тихо полетит в
тупи, который нас выслеживает.
Он сделал повелительный знак Диасу, чтобы он оставался на
месте. Отойдя от стены, Курурупебо бесшумно перешел площадь и
скрылся за углом.
Прошло несколько секунд мучительной тревоги, и вдруг раздался
резкий крик, нарушивший глубокое молчание, господствовавшее в
деревне.
Какой-то человек, индеец, бросился на площадь, держась обеими
руками за горло. Он зашатался и вслед за тем тяжело повалился на
землю. Между тем из всех карбетов высыпали воины, громко и испу-
ганно крича.
— Бежим! — крикнул Диас.
564

Курурупебо, быстрый как олень, бежал к ним. Тупи преследовали
его, потрясая дубинками.
— Я попал в него слишком низко! — успел он сказать Диасу.
Они бросились к карбету, следуя за Япи, но со всех сторон уже
сбегались тупи.
— Сеньор Виана, стреляйте — или мы погибли! — крикнул Диас.
Разумеется, только выстрел мог остановить беспорядочную орду
дикарей, готовых броситься на них.
Альваро повернулся и выстрелил прямо в толпу тупи, наполняв-
ших площадь.
Яркий свет и гром выстрела ошеломили дикарей. На мгновение
они остановились и затем, объятые внезапным страхом, разбежа-
лись с громкими криками в разные стороны.
К несчастью, воины, явившиеся со стороны ограды и слышавшие
только звук выстрела, но не видевшие, кто его произвел, в своем
беспорядочном бегстве отделили Альваро от его товарищей, и он
оказался стиснутым в рядах бегущих.
Поняв опасность и видя полную невозможность догнать товари-
щей, Альваро инстинктивно бросился на площадь, надеясь, что ему
удастся пробежать через деревню и найти другой выход. Смятение и
страх, царившие в рядах тупи, а также темнота благоприятствовали
ему. Он очутился на площади, где возвышался карбет пленников, но
тут, к ужасу своему, увидел, что проход закрыт воинами, прибежав-
шими с противоположной стороны ограды.
На одно мгновение у него мелькнула мысль заменить ружье пал-
кой и попробовать проложить себе дорогу сквозь ряды индейцев. Но
он тут же понял, что было бы безумием с его стороны тягаться с этими
людьми, умеющими так ловко действовать своими страшными ду-
бинками.
«Я пойман», — с тоской подумал он.
Он находился возле карбета пленников, дверь которого была при-
крыта простой циновкой. Стража, стоявшая у карбета, разбежа-
лась.
«Гарсиа там!» — мелькнуло у него в голове.
Он вошел в карбет, подвигаясь ощупью, так как внутри этой
обширной постройки царила полнейшая темнота.
— Гарсиа! Гарсиа! — крикнул он.
Какая-то тень зашевелилась в углу.
— Кто меня зовет? — спросил Гарсиа.
— Это ты, Гарсиа?
— Сеньор Альваро! — крикнул Гарсиа.
— Тише!» Нас накрыли.» Все потеряно!
— А Диас? — спросил Гарсиа дрожащим голосом.
565

— Не знаю., бежал... может быть, убит или взят живым!. Пусти, я
заряжу ружье. Проклятие! У меня было предчувствие, что все кон-
чится плохо!
Снаружи продолжались громкие крики перепуганных дикарей.
Толпы людей, с пылающими ветками в руках, бегали во всех на-
правлениях, потрясая дубинами и разыскивая врагов в узеньких
улицах, разделяющих карбеты. По-видимому, дикари были вне себя
от ярости, что никого не могли найти. Крики их, переходившие в рев,
доносились издалека, но голоса уже становились хриплыми.
«Успели ли бежать Курурупебо и Диас?» — думал со страхом и
тоской Альваро, прислушиваясь к крикам.
Он зарядил ружье и стал за дверью, твердо решив дорого продать
свою жизнь и застрелить первого же тупи, который осмелится пере-
ступить порог.
Гарсиа не был связан, так как у бразильцев не было обыкновения
связывать пленников, посаженных в карбет. Поэтому он тотчас же
встал возле Альваро, вооруженный палкой, которую нашел в углу
хижины, и готовый помогать ему.
Тупи, должно быть, уже заметили, что ужасный Человек Огня
скрылся в карбет пленников, но они не осмеливались приблизиться,
чтобы завладеть им. По всей вероятности, слава Карамуры, облада-
теля небесного огня, достигла их ушей, и у них не хватало храбрости
вступить с ним в борьбу.
Дикари собрались на большой площади и, разделившись на груп-
пы, тихо переговаривались друг с другом, делая угрожающие жесты,
но не осмеливаясь произвести нападение на карбет, где скрывался
Карамура.
— Они уже знают, что я здесь, — сказал Альваро.
— И боятся, сеньор! — отвечал Гарсиа. — Наверное, этот индей-
ский мальчик рассказал им, что вы похитили небесный огонь и уби-
ваете скорее, чем они своими стрелами.
—Долго ли продолжится этот страх у них! — воскликнул Альваро.
— Много ли у вас зарядов?
— Еще, по крайней мере, на пятьдесят выстрелов.
— Достаточно, чтобы выдержать долгую осаду.
— А достаточно ли крепка эта хижина?
— Да. Она построена из огромных бревен.
— А можно вылезть на крышу?
— Я видел тут шесты в углу, а там, наверху, ..есть отверстие, через
которое свет проникает в эту тюрьму.
— Если бы мы могли забаррикадировать дверь!
— Здесь есть огромные горшки, которые, вероятно, служат для того,
чтобы варить мясо пленников. Может быть, они нам пригодятся?
566

— Возьми ружье и как только увидишь, что кто-нибудь прибли-
жается к двери, тотчас же стреляй. Я пойду поищу эти горшки.
— Они стоят вон там, в темном углу, — сказал Гарсиа. — Там их
больше дюжины и все они громадных размеров. Кто знает, сколько
несчастных тут было сварено!
Альваро отправился в угол, указанный Гарсиа, и при свете факе-
лов дикарей, проникавшем сквозь щели хижины, он разглядел около
десятка глиняных горшков вышиной в полтора метра и таких объе-
мистых, что в них можно было сварить двух человек одновременно.
— Горшки людоедов! — пробормотал с содроганием Альваро. —
Канальи! Быть может, и нам придется так же кончить свою жизнь и
быть сваренными в этих горшках, как цыплята или как четверть
теленка.
С неимоверными усилиями он перетащил один горшок за другим
к дверям и устроил из них двойную баррикаду, которую трудно было
разрушить из-за ее огромного веса и гигантского объема. В то время
как он работал, Гарсиа удерживал в страхе дикарей, высовывая
время от времени дуло ружья над горшками.
— Теперь попробуем влезть на крышу, — сказал Альваро. — Отту-
да нам легче будет наблюдать за действиями осаждающих и с боль-
шим успехом стрелять в них.
— Сеньор, берегитесь стрел! — возразил ему Гарсиа. — Ведь тупи
также умеют пользоваться вульрали!
— Будем остерегаться, — отвечал Альваро. — Площадь велика, а
стрелы граватан не могут лететь на большие расстояния, тогда как
мое ружье стреляет на пятьдесят метров.
Пошарив в углах огромной хижины, они нашли несколько боль-
ших шестов, на поверхности которых, на расстоянии фута друг от
друга, были сделаны глубокие надрезы.
— Быть может, это и есть бразильские лестницы! — сказал Аль-
варо. — Впрочем, так это или нет, мы все-таки воспользуемся ими и
влезем на крышу.
В центре крыши карбета виднелось круглое отверстие, откуда
свет проникал во внутренность жилища. Альваро приложил к его
краям два шеста и без особенного труда влез на крышу, построенную
из огромных балок, покрытых толстым слоем банановых листьев.
Дикари продолжали стоять на площади. Они окружили карбет,
но держались на почтительном расстоянии от него. В разных местах
были зажжены костры, чтобы при их свете следить за осажденными.
— Тут их не меньше двухсот человек, — сказал Альваро, — не
считая тех, которые бросились преследовать Диаса и Курурупебо.
Если бы только мы могли продержаться до прихода тупинамба!
— Вы думаете, что эти дикари придут к нам на помощь? — спросил
Гарсиа.
567

— Не сомневаюсь в этом, если только Диасу и Курурупебо удалось
избежать преследования. Нет, Диас не такой человек, чтобы эти
людоеды могли захватить его! Он вернется сюда во главе тупинамба,
я в этом уверен... Ах, если бы у нас было твое ружье!
— Мне сказали, что оно находится в хижине пиайе племени.
— Кто говорил это тебе?
— Индейский мальчик.
— Как ты попал в лапы этих негодяев? Если б ты пошел за мной
тотчас же, то не попал бы в такое ужасное положение, в каком ты
находишься теперь, а вместе с тобой и я!
— Я тоже хотел бежать к саванне, — сказал Гарсиа, — но сзади
на меня набросились беглецы с поля битвы. Я выстрелил, надеясь
остановить их, но промахнулся. Какой-то индеец гигантского роста
схватил меня на руки и побежал как сумасшедший, унося меня.
Потом меня завернули в сеть и понесли в лес. Аймары преследовали
нас с удивительным упорством, стараясь захватить как можно боль-
ше пленников, чтобы потом их сожрать. Тупи уже считали себя
погибшими, когда вдруг к ним явились на помощь жители этой
деревни. Они обрушились на победителей и произвели страшную
резню. Я думаю, что ни один аймар не спасся!
— Да. Мы видели их трупы. Дальше! — сказал Альваро.
— Они запрятали меня в эту хижину и дали мне понять, что съедят
меня.
— С тобой плохо обращались здесь?
— Напротив. Меня старались развлекать. Присылали ко мне де-
вочек, чтобы заставить меня плясать, и закармливали меня избран-
ными кушаньями.
— Им очень хотелось откормить тебя поскорее!
— А когда я бывал сыт по горло, то они силой заставляли меня
проглатывать какие-то сладкие коренья; удивляюсь, как мой желу-
док не лопнул от такого количества пищи.
— Бедный мой Гарсиа! — воскликнул Альваро с грустной улыб-
кой. — Тебя приготовляли, как страсбургского туся. Но я не нахожу,
чтобы ты очень растолстел за это время.
— О-о! Если б так продолжалось еще несколько месяцев, то я бы
наверное превратился в бочку.
— А! — вдруг вскричал Альваро, хлопнув себя по лбу, точно его
осенила какая-то мысль.
— Что с вами, сеньор?
— А мы-то чем будем питаться?
— Тут есть несколько клубней, оставшихся после ужина, и лепеш-
ки из маниоковой муки.
— Очень немного, — заметил Альваро с озабоченным видом. — Как
мы просуществуем до прихода тупинамба?
568

— Зато у нас есть вода, которая просачивается в чашу из глиня-
ных" пористых сосудов.
— Ба! Не будем отчаиваться! — воскликнул Альваро. — Постара-
емся как-нибудь обойтись без пищи.
XXIX
В осаде
ЕБО НАЧИНАЛО СВЕТЛЕТЬ, И НА ВОСТОКЕ УЖЕ
показались первые лучи утренней зари, окрасившие
горизонт розовым светом.
Дикари все еще оставались на прежнем месте, окру-
жая карбет. Они даже уселись на земле, возле хижи-
ны, и не спускали глаз с осажденных,
примостившихся на крыше.
Почему они не начинали враждебных действий? Чего ожидали
они? Ведь число их было вполне достаточно, чтобы взять приступом
карбет.
Порой кто-нибудь из них поднимался на ноги и, протягивая кулак
к Альваро, кричал во все горло:
— Карамура! Карамура!
— Да, я Карамура — Человек Огня! — отвечал им так же громко
Альваро, показывая ружье. — И я готов стрелять в вас.
— Карамура! Карамура! — кричали хором дикари, вскакивая на
ноги и потрясая своими страшными дубинами. При этом они двигали
челюстями, точно хотели дать понять осажденным, что они ждут
только, чтобы они сдались, и тогда они будут съедены.
Впрочем, никто из дикарей не осмеливался сделать ни одного
шага вперед. Их путал вид ружейного дула, блестевшего в руках
Человека Огня.
Всякий раз, когда Альваро опускал свое ружье вниз, точно соби-
раясь стрелять в них, наименее храбрые из дикарей бросались в
бегство и прятались в карбеты, где женщины и девочки поднимали
тотчас же страшный визг, как будто это оружие имело силу разру-
шить всю деревню одним ударом.
Наиболее смелые из воинов пробовали, однако, пускать стрелы в
осажденных. Но эти стрелы редко достигали крыши и вообще не
могли причинить вреда осажденным. Пустивший стрелу обыкновен-
но тотчас же обращался в бегство, ожидая, что Карамура поразит
его небесным огнем. Скрывшись в карбет, смельчак уже более не
решался показываться.
Однако эта мирная осада начинала сильно беспокоить Альваро;
он предпочел бы прямое нападение, так как тогда он лучше мог бы
судить о впечатлении, которое должно было произвести огнестрель-
569

ное оружие на суеверных дикарей. Он не хотел первый открывать
враждебные действия, чтобы не слишком возбуждать их против
себя.
— Мне это начинает надоедать, — сказал он Гарсиа, который не
отходил от него, чтобы не сделаться мишенью для стрел. — Хотел бы
я знать, когда окончится эта блокада?
— У меня мелькает подозрение, — проговорил Гарсиа.
— Какое? -
— Эти дикари ждут возвращения своих товарищей, чтобы перей-
ти в наступление.
— Ну, те не скоро явятся. По всей вероятности, они продолжают
преследование, надеясь поймать Курурупебо и Диаса.
— Если они их поймают, то мы погибли! Мы не можем тогда
рассчитывать на помощь тупинамба.
— Диас очень хитрый и ловкий человек. Если ему удалось в тече-
ние стольких дней скрываться от аймаров, преследовавших его с
особенным упорством, то он не даст себя поймать тупи. Притом он не
один теперь. С ним Курурупебо, один из самых доблестных воинов
племени.
— Сколько понадобится времени, чтобы вернуться сюда? Весь
вопрос заключается в этом!
— Индейцы неутомимые ходоки, — ответил Альваро.
— Но ведь у нас совсем мало припасов. Не знаю, хватит ли даже
на завтрак?
— Оставим часть на обед
— А завтра?
— Будем смотреть на солнце. А ты слезь и посмотри, что у тебя есть
в кладовой.
— Ах! Если б я знал, что мы будем в осаде, то я бы постарался
экономить!
— Позднее раскаяние, мой бедный Гарсиа. Спускайся же скорее,
а я тем временем буду наблюдать за этими негодяями, которые же-
лают полакомиться нашим мясом!
Гарсиа слез вниз. Он пробыл в хижине очень недолго и скоро
вернулся на крышу, но лицо его было мрачнее тучи.
— Ну что, мальчуган? — спросил Альваро.
— Плохи дела, сеньор. Запасы наши очень скудны.
— Ты все-таки нашел что-нибудь?
— Три маниоковые лепешки и два клубня.
— А клубни большие?
— Величиной с голову ребенка.
— Что ж, нам этого хватит на три раза... А, это Япи! Откуда он
появился? Я думал, что он бежал вместе с Диасом и Курурупебо.
570

Япи показался на пороге одного карбета, стоящего как раз про-
тив карбета пленников.
У него был печальный вид, и глаза были полны слез. Он сделал
украдкой какие-то знаки осажденным и скрылся внутри карбета.
— Я рад был увидеть его! — воскликнул Альваро.
— Но он ничего не сможет сделать для нас, сеньор. Если бы он
попытался нас спасти, то его бы немедленно убили и съели без ма-
лейшего колебания, хотя племя и усыновило его.
— Кто знает! — сказал Альваро.—Э-э... Индейцы что-то затевают...
Круг, окружавший карбет, вдруг разомкнулся, и часть воинов
вошла в огромный карбет, самый большой в деревне. Альваро видел
уже раньше, что оттуда выходили вождь и его свита. Он узнал вождя
по диадеме из перьев попугая.
— Устраивают совещание, — заметил он. — Скоро узнаем какие-
нибудь новости.
— Пожалуй, они постановят, что надо на нас напасть.
— Очень возможно, что они попытаются взять нас приступом.
-• Предупредите их, сеньор.
—Да. Я выстрелю в карбет, — сказал Альваро. — Когда они лучше
познакомятся с могуществом моего ружья, то, пожалуй, не посмеют
атаковать нас.
Карбет, куда отправились воины и вожди, находился в конце
площади, на расстоянии трехсот шагов от осажденных.
Альваро, желавший произвести впечатление на дикарей, напу-
гать их и убедить в том, что Человек Огня непобедим и действительно
обладает небесным огнем, прицелился в дверь карбета и выстрелил..
Страшные крики раздались по всей деревне. Мужчины, женщи-
ны, дети выбежали из карбетов и бросились как безумные к ограде,
как будто центральная часть деревни должна была взлететь на
воздух.
В карбете, где происходило совещание, поднялась невообразимая
сумятица. Все дикари точно превратились в хищных зверей; они
рычали, как ягуары, и выли, как волки.
«Убил я кого-то, что ли?» — подумал Альваро, торопливо заряжая
ружье.
Человек двенадцать воинов выбежали из карбета, громко крича:
— Карамура! Карамура! Парагвацу!
Они находились в состоянии сильнейшего возбуждения, кружи-
лись как безумные, ударяя дубинами о землю, прыгали, как тигры, и
царапали себе до крови щеки, продолжая кричать:
— Карамура! Карамура! Парагвацу!
— Что это за штука, парагвацу? — проговорил с недоумением
Альваро.
571

— Я уже слышал это слово, — сказал Гарсиа. — Они повторяли
его, когда вели меня сюда. Должно быть, это какое-нибудь заклина-
ние.
Из карбета вышли другие воины, которые несли на своих дубинах,
сложенных в виде носилок, какого-то человека, не подававшего ни-
каких признаков жизни. Голова у него была украшена диадемой из
перьев попугая.
— Должно быть, я убил какого-нибудь вождя, — сказал Альваро.
Воины положили на землю труп, потом начали исполнять вокруг
него какой-то демонический танец, рыча, как дикие звери.
Они делали огромные прыжки, яростно стучали своими дубина-
ми, свистели в дудки, сделанные из человеческих берцовых костей, и
с угрожающими жестами протягивали кулаки к Альваро.
Число воинов на площади все увеличивалось. Пришли еще вои-
ны из соседних карбетов. Все были вооружены дубинами, гравата-
нами, огромными луками, почти в два метра длиной, и каменными
топорами.
Вдруг воздух пронизала туча стрел. Из луков и граватан стрелы
направлялись на крышу тюрьмы, в стены и в горшки, баррикадиро-
вавшие вход Они вылетали одна за другой с изумительной быстро-
той, и в воздухе стояли непрерывный свист и жужжание.
— Они идут на приступ, — сказал Альваро, ложась на крыше, чтобы
не служить мишенью для стрел Его примеру последовал Гарсиа.
Но стрелы их не достигали, так как дикари из предосторожности
не подходили близко. Страх все еще сдерживал их, хотя число воинов
уже удвоилось. На площади находилось по крайней мере четыреста
человек, и плохо пришлось бы осажденным, если бы все эти воины
бросились на приступ карбета!
Альваро ничего не мог бы сделать против них, имея только одно
ружье, так как после каждого выстрела нужно было время, чтобы
зарядить его.
— Если бы у меня было еще и твое ружье, Гарсиа! — проговорил
он с тоской.
Этот град стрел, сыпавшийся на карбет, продолжался несколько
минут. Он сопровождался оглушительным гамом, так как дикари,
для возбуждения собственного мужества, не переставали орать во
все горло и стучать дубинами одна о другую. Затем несколько воинов,
из наиболее храбрых, отделились от остальной массы и направились
к входу в карбет.
— Сеньор Альваро, — прошептал Гарсиа, начинавший тревожить-
ся, — они идут, чтобы разрушить горшки, заграждающие вход.
— Увидим, — отвечал Альваро, вскакивая на ноги.
Один из вождей шел во главе этого маленького отряда, вертя в
руках свою дубину с головокружительной быстротой.
572

— Попробую прострелить ему руки, — пробормотал Альваро. —
Если мне удастся, то они проникнутся уверенностью, что ничто не
может противостоять Человеку Огня.
Он стал на колени, опершись локтем левой руки на одно колено,
и внимательно прицелился.
Вождь перестал вращать дубиной, но поднял ее вверх и держал,
точно знамя.
Раздался выстрел. Дубина, рассеченная пополам, упала на голову
дикаря, склонившегося от удара.
Невозможно описать впечатление, которое произвел на дикарей
этот необычайно меткий выстрел, который сделал бы честь самому
искусному стрелку в Европе!
Крики и шум моментально прекратились, как будто страх пара-
лизовал всех. Но затем оцепенение, охватившее дикарей, перешло в
неописуемый панический ужас.
Началось повальное бегство. Дикари бежали со всех сторон по
узким улицам деревни. Одни спрятались в карбетах, другие укры-
лись за оградами, где искали убежища женщины и девочки племени.
Вождь, получивший удар дубины по голове, лежал на земле, точно
его повергла пуля Человека Огня!
— Что он, умер от страха, или же я в самом деле убил его?! —
воскликнул Альваро, хохотавший от души при виде повального бег-
ства дикарей.
— Да нет же, сеньор! — откликнулся Гарсиа, забравшийся на
самый край крыши, чтобы лучше видеть. — Посмотрите, он шевелит
руками и ногами!
Вдруг мнимый мертвец вскочил и со всех ног бросился бежать в
ближайший карбет, не смея даже поднять с земли обломки своей
дубины.
—Думаю, что сейчас они настолько напуганы, что оставят в покое
Человека Огня, — сказал Альваро. — Они не посмеют вернуться!
— А мы воспользуемся тем временем и позавтракаем, — сказал
Гарсиа. — Это мне не испортило аппетита!
—Тише, тише, мальчик! Надо попридержать аппетит. Нельзя есть
столько, сколько тебе хочется, обжора! Ты должен удовлетвориться
половинкой лепешки и кусочком клубня. Мы должны быть в высшей
степени экономны.
Они уселись на краю отверстия в крыше, свесив ноги вниз, и,
уверенные, что по крайней мере в эту минуту им никто не помешает,
по-братски разделили между собой лепешку и клубень.
Вода, профильтрованная через сосуды из пористой глины, долж-
на была заменить им пальмовое вино, которого они достать не могли.
Дикари держались в отдалении, наблюдая лишь за тем, чтобы
осажденные не бежали из карбета. Впрочем, побег из деревни был
573

совершенно невозможен. Частокол, окружавший ее двойной огра-
дой, был слишком высок, и нельзя было перелезть через него, да и,
кроме того, пришлось бы иметь дело с огромным множеством врагов,
вооруженных стрелами, отравленными вульрали.
Но Альваро ине помышлял о побеге. Он вовсе не хотел испробовать
на себе действие страшного яда, быстро убивающего даже самых
страшных хищных зверей. Поэтому он предпочел сидеть в осаде и
ожидать тупинамба.
День прошел спокойно, без всякой тревоги, так что Альваро, пока
Гарсиа стоял на страже, мог даже вздремнуть часа два, готовясь к
бодрствованию ночью, предвидя, что она не пройдет спокойно.
За несколько часов до заката солнца они увидели с крыши своего
карбета, что в деревню вошли многочисленные отряды дикарей, по-
крытые грязью и илом с ног до головы.
— Должно быть, это те самые воины, которые бросились пресле-
довать наших товарищей, — сказал Альваро, внимательно наблю-
давший за ними.
— Вы не видите Диаса между ними? — спросил Гарсиа.
— Нет, Гарсиа, ни его, ни Курурупебо.
— Значит, они избежали преследования?
— Я тебе говорил, что они очень ловкие люди.
— И вы полагаете, что они отправились в деревню тупинамба?
— Не сомневаюсь. Диас все сделает, чтобы нас спасти!
— А если тупинамба откажутся за ним следовать?
— Тогда, мой бедный Гарсиа, нам ничего не останется, как дать
себя изжарить и съесть!
— Я раньше сам застрелюсь! — мрачно вымолвил Гарсиа.
— Все равно ты не избежишь желудка дикарей. Так уж не лучше
ли тебе влезть в один из этих горшков и там убить себя, чтобы
избавить дикарей от труда вкладывать тебя в этот сосуд?
— О, сеньор! Как вы можете так щутить!
— Ба! Не все ли равно, как умирать, плача или смеясь? — восклик-
нул Альваро. — Но не будем забегать вперед. Еще не пришло время
терять всякую надежду.
— А также готовиться к битве, сеньор. Смотрите, дикари покину-
ли ограду и теперь расположились вдоль стен карбета.
— Это они стягивают кордон вокруг нас, чтобы помешать нам
бежать. Будем же смотреть в оба, чтобы не быть застигнутыми врас-
плох. А теперь поужинаем, Гарсиа, пока еще у нас есть время. За-
втрак был слишком скудный, а аппетит у меня громадный.
— А завтра?
— Нам останется еще одна лепешка, — сказал Альваро.
Ужин был проглочен в несколько минут, но голод, особенно мучив-
ший Альваро, нисколько не уменьшился.
574

Как и накануне вечером, небо мало-помалу покрылось облаками,
и все погрузилось в глубокую тьму. Крупные капли дождя с шумом
падали на кровли карбетов, но больше ни единого звука не было
слышно. Индейцев нигде не было видно. Возможно, они попрятались
от дождя в хижины, и нигде вокруг площади не было зажжено ни
одного костра. Точно все замерло в деревне.
Однако эта тишина и спокойствие ничуть не внушали доверия
Альваро. Напротив, они только усиливали его тревогу.
«Не хотят ли они внезапно напасть на нас, пользуясь темнотой?» —
думал он с замиранием сердца.
— Сеньор Альваро, не попробовать ли нам бежать? Я не вижу
больше дикарей! — обратился к нему Гарсиа.
— Не полагайся на это, мальчик. Я уверен, что они шпионят за
нами и только ждут удобного момента, чтобы напасть на нас. Ло-
жись тут возле меня и будь готов отразить нападение.
Они залезли на самую высокую часть крыши и прижались друг к
другу, прикрывшись огромными листьями, которыми была устлана
крыша.
Дождь продолжал лить как из ведра, и капли падали с легким
стуком, нарушающим ночное безмолвие. Нигде не было видно света,
и полная темнота господствовала в деревне и в окружающем ее лесу.
Альваро, державший ружье под полой своего платья, чтобы не
отсырел порох, напряженно прислушивался, затаив дыхание.
Но временам ему казалось, что он слышит какой-то странный
шорох и что крыша чуть-чуть колеблется, как будто на нее взбира-
ются люди.
Прошло около трех часов, как вдруг он услыхал легкий треск,
словно стрела вонзилась в одну из балок крыши.
— Вы слышали, сеньор? — спросил Гарсиа мучительно боровший-
ся со сном.
— Да, — отвечал Альваро.
— Они пустили стрелу в надежде, что она попадет в нас.
— Но эта стрела не из граватаны, — заметил Альваро. — Тонкие
стрелы не производят никакого шума.
— Мне показалось, будто на крышу просунут какой-то шест, —
сказал Гарсиа.
— Пойдем посмотрим.
— Будьте осторожны, сеньор. Вы можете получить стрелу в ногу,
а вы знаете, что вульрали не щадит никого!
— В такой темноте нельзя хорошо целиться.
Он пополз на животе к краю крыши, и его глаза, привыкшие к
темноте, разглядели какое-то древко, которое, однако, не было похо-
же на обыкновенную стрелу. Приблизившись к ней, он чуть не
вскрикнул от удивления
575

Это была бамбуковая палка длиной в метр, которой была придана
форма стрелы. Она, очевидно, была брошена посредством одного из
громадных луков, которые Альваро видел в руках дикарей. К сере-
дине этой стрелы была привязана тонкая веревка, сплетенная из
волокон. Она свешивалась вниз с крыши, и когда Альваро потянул
ее, то почувствовал сопротивление, как будто к концу ее было что-то
привязано.
—Что бы это значило? — спросил он. — И зачем они бросили сюда
эту стрелу?
Он снова потянул изо всей силы и услышал, как что-то стукнулось
о стенки карбета.
— Сеньор, что это вы тащите? — спросил Гарсиа, подползший к
нему.
— Я и сам не знаю.
— Может быть, вы вытащите дикаря?
— Не хватало бы этого!
Альваро потянул веревку и вытащил одну из таких корзинок, в
которых дикари держат свои припасы.
Гарсиа помог ему поднять ее на крышу.
— Что за чудеса? Гарсиа, ведь это твое ружье!
Как это ни казалось невероятным, но тем не менее в корзине,
длиной в два метра, лежало прикрытое листьями ружье, то самое,
которое тупи отняли у Гарсиа и дали на сохранение пиайе своего
племени.
Но это было не все. Таинственный покровитель осажденных не
только позаботился о том, чтобы снабдить их страшным орудием
защиты, но он также положил в корзину съестные припасы для того,
чтобы они могли продлить свое сопротивление.
Вместе с ружьем, столь драгоценным для осажденных в их кри-
тическом положении, в корзине были две дюжины маниоковых ле-
пешек, такие же клубни, какие они съели на завтрак, большая, уже
зажаренная птица и еще в придачу тыквенная бутылка, наполнен-
ная каким-то крепким напитком вроде пальмового вина.
— Сеньор, кто мог послать нам все это? — воскликнул Гарсиа. —
Ведь сейчас это для нас важнее патронов.
— Да, кто бы это мог быть? — сказал задумчиво Альваро.
— Не тот ли это индейский мальчик, который служил нам пере-
водчиком?
— По всей вероятности. Он ведь верный друг Диаса. Пускай-ка
теперь тупи попытаются взять нас приступом! У нас два ружья и
запасов на целую неделю. Можем без страха ждать прихода тупи-
намба.
576

XXX
Между огнем и стрелами
ОНЕЧНО, ТОЛЬКО ЯПИ МОГ ТАК КСТАТИ ОКА-
зать помощь осажденным в критическую минуту.
Он еще раньше, во время плена у аймаров, обнаружи-
вал дружеское участие к европейцам и теперь, вос-
пользовавшись смятением, царившим в деревне, и
ночной темнотой, отправил им ружье, которое рань-
ше тихонько стащил у колдуна племени, хранившего его в своей хи-
жине. Полагая, что осажденные терпят голод, он присоединил к
этому еще и съестные припасы, которые втихомолку собрал для них.
Эта неожиданная и чрезвычайно важная помощь придала бод-
рость осажденным, которые уже начали было отчаиваться в исходе
блокады. Теперь, имея в своем распоряжении два ружья, они чувст-
вовали себя в силах продолжать борьбу, не боясь никакой атаки и
не беспокоясь насчет конечного исхода осады.
Возможно, что тупинамба уже выступили в поход и направлялись
форсированным маршем к деревне тупи, которые были их заклятыми
врагами и много раз нападали на них, чтобы добыть человеческого
мяса.
— Мы с тобой теперь непобедимы, — сказал Альваро, осмотрев
ружье Гарсиа и убедившись, что оно в исправности. — Когда тупи
увидят, что мы оба вооружены, то у них не хватит храбрости снова
идти на приступ. Ах, мой дорогой мальчик, я и не думал, что нам так
повезет! Право же, мы с тобой родились под счастливой звездой! Я
начинаю даже думать, что бразильцам никогда не удастся вонзить
свои зубы в наше мясо!
— Воображаю себе удивление этих дикарей, когда они убедятся,
что ружье исчезло из хижины колдуна и перелетело оттуда к нам в
руки! — воскликнул Гарсиа.
— Что ж, мы приобретем славу непобедимых пиайе, и я нисколько
не удивлюсь, если они съедят теперь своего колдуна.
— Бедняга!
— Но что же делают теперь дикари? Мне представляется просто
невероятным, чтобы они не воспользовались темнотой для какой-ни-
будь проделки. Меня нисколько не успокаивает эта тишина, которая
царит кругом!
— Однако, сеньор, нигде не видно ни одной человеческой тени и
не слышно ни малейшего шума.
— И тем не менее меня одолевает тревога. Не будем спать и удвоим
нашу бдительность.. Постой!.. Ты не слыхал глухого стука? Как будто
упало дерево!
577
19—1 «58

— Должно быть, заперли дверь какого-нибудь карбета или ог-
рады.
— Гм! А я тебе говорю, что дикари не спят.
— У нас два ружья, сеньор!
— Да, и при первой же тревоге мы тотчас начнем стрелять. Ты,
Гарсиа, наблюдай за этой стороной, а я буду смотреть в другую
сторону. Стреляй, не дожидаясь моего приказания, как только заме-
тишь что-нибудь подозрительное. Ты ведь прилично стреляешь.
Они расположились на двух противоположных сторонах крыши
у самого края, чтобы лучше видеть площадь, и терпеливо ждали
наступления утренней зари.
Тупи, по-видимому, были чем-то очень заняты. Порой осажденные
слышали какие-то глухие удары, точно на площадь валились де-
ревья, а также какой-то шепот, словно кто-то отдавал приказания
тихим голосом.
Временами показывались человеческие тени, быстро и бесшумно
скользившие по деревне и исчезавшие позади карбетов, окружавших
площадь.
Альваро старался угадать, что предпринимают дикари. Темнота
и дождь мешали ему рассмотреть, что делается в конце площади.
«Не хотят ли они еще усилить блокаду? — спрашивал он себя с
некоторым беспокойством. — Впрочем, мы сумеем продержаться до
прихода Диаса».
Наконец темнота начала рассеиваться, и вместе с появлением
первых лучей зари дождь прекратился.
Опасения Альваро оправдались.
Чтобы не подвергаться выстрелам, которых они так боялись, тупи
воспользовались темнотой и окружили площадь огромными и тол-
стыми древесными стволами, у которых ветви были обрублены. Эти
бревна были так поставлены, что их можно было без особого труда
поворачивать и двигать в сторону карбета.
Эта была подвижная баррикада, за которой уже спрятались мно-
гочисленные воины, вооруженные луками и граватанами и готовые
забросать стрелами осажденных.
— Осада по всем правилам, — проговорил Альваро, быстро отсту-
пая к центральному отверстию в крыше, через которое свет проникал
внутрь карбета. — Нам надо остерегаться этих опасных отравленных
стрел, мой милый Гарсиа! Придется переменить квартиру, если они
начнут двигать эти толстые бревна через площадь. Никогда не ду-
мал, что они такие хитрецы, эти дикари!
— Что же мы предпримем, сеньор? — спросил Гарсиа с тревогой в
голосе.
— Мы можем оказать им долгое сопротивление внутри карбета..
Если понадобится, проделаем бойницу и не будем жалеть патронов...
578

Мы теперь снабжены хорошо в этом отношении. Припасов у нас тоже
достаточно.
— А какая чудесная птица, сеньор! Это, кажется, индюк?
— Индюк? Нет, я не видал индюков в здешних лесах. Птица эта,
пожалуй, будет побольше индюка. Нам ее хватит на несколько дней.
— Вы еще не унываете, сеньор?
— Нисколько. Мы теперь сделаем несколько выстрелов, чтобы
осаждающие поняли, что у нас есть два ружья. Я думаю, что это
произведет впечатление на этих проклятых людоедов.
Тупи, решившие, по-видимому, покончить с осажденными, нача-
ли уже подтаскивать бревна к карбету, стараясь в то же время
спрятаться за них, чтобы пули не могли их достать.
— Стреляй, Гарсиа! — крикнул Альваро, начинавший не на шутку
тревожиться. — Мы не должны допустить их приближения к стенам
карбета.
Гарсиа, относивший припасы в безопасное место, быстро поднял-
ся наверх.
— Один выстрел направо, другой — налево! — скомандовал Аль-
варо. — Постарайся разбить чью-нибудь голову, если можешь.
Дикари, хотя и не приблизились еще на достаточно близкое рас-
стояние к карбету, все-таки уже начали стрелять в него из своих
больших луков, и некоторые из стрел вонзились в стены карбета.
Гарсиа и Альваро выстрелили один за другим. Тотчас же вслед за
выстрелами раздались громкие испуганные крики дикарей, которые
немедленно покинули свою баррикаду и бросились в ближайшие
карбеты.
Удивлению дикарей, конечно, не было пределов, когда они услы-
шали два выстрела одновременно и догадались, что осажденные оба
имеют теперь оружие разрушения, тогда как раньше только один из
них мог стрелять.
Каким же могуществом должны были обладать эти белые люди,
которые могли так легко похищать небесный огонь и поражать им
дикарей?
Оба выстрела были пущены в воздух и никого не ранили, но тем
не менее наделали большой переполох среди дикарей, испуг которых
был нисколько не меньше от этого. Однако новый взрыв ярости не
замедлил последовать за первым моментом панического ужаса. Дей-
ствительно, не прошло и десяти минут, как дикари снова вернулись
к своей баррикаде.
Они отчаянно кричали и метали тучи стрел, а вожди старались
подстрекать их и, раздувая их ярость, побуждали к атаке.
Два человека могли в течение суток держать в почтительном
страхе целое племя, до сих пор считавшееся непобедимым. Это было
что-то неслыханное, и одна эта мысль приводила в ярость дикарей.
579
19*

— Гарсиа, — сказал Альваро, — мы не должны терять бодрости, а
не то мы погибли! Дикари, очевидно, готовятся нанести нам послед-
ний удар. Если мы не отразим их нападение, то завтра же будем
съедены!
— Ах, сеньор! Мне становится страшно!
— Стреляй скорее и не щади никого.
Огромные стволы деревьев, подталкиваемые десятками рук, при-
ближались к карбету, а скрывавшиеся за ними воины посылали тучи
стрел на крышу из луков и из граватан.
Альваро и Гарсиа, стоя рядом на коленях, открыли огонь и убили
двух воинов, которые имели неосторожность высунуться из-за бар-
рикады.
Эти два удачных выстрела задержали на мгновение осаждаю-
щих. Они все еще не могли победить ужаса, который вызывал у них
гром выстрелов.
— Гарсиа, ты только заряжай ружья, а уж я буду стрелять в этих
негодяев, — сказал мальчику Альваро, не вполне доверявший его
искусству стрелка. — Твои выстрелы все-таки не всегда попадают в
цель.
— Да, сеньор... и притом у меня дрожат руки.
— Не бойся, Гарсиа. Мы отразим их нападение!
Он стал стрелять, а Гарсиа торопливо заряжал ружья и подавал
ему.
Выстрел сыпался за выстрелом, и ни один из них не пропадал
даром. Каждая пуля поражала кого-нибудь из воинов, то справа, то
слева, то сзади карбета, так как индейцы подступали уже со всех
сторон.
Как только кто-нибудь из дикарей падал, его товарищи на мгно-
вение останавливались, издавая страшные крики, но затем снова
шли на приступ.
Стрелы уже начинали сыпаться около Альваро, и положение ста-
новилось критическим, когда вдруг счастливая случайность остано-
вила атаку.
За несколько минут перед тем Альваро заметил среди осаждаю-
щих одного индейца высокого роста, с диадемой из перьев на голове.
Его грудь и руки были увешаны ожерельями и браслетами из кусоч-
ков золота и блестящих камней, по всей вероятности алмазов.
Думая, что это глава племени, столь обильно украшенный, Альва-
ро старался попасть в него, но три раза дал промах. Наконец в
четвертый раз его пуля достигла назначения.
Вождь, раненный прямо в грудь, полетел вниз с вершины бревна,
на которое он влез, чтобы лучше наблюдать за осажденными, и его
падение произвело потрясающее впечатление на дикарей, вызвав
среди них неописуемую панику.
580

Воины побросали свое оружие — луки, дубины, граватаны — и
бросились бежать со всех ног, точно на них сыпались выстрелы из
митральезы.
Никогда еще бегство воинов не было таким безудержным и отча-
янным.
— Сеньор! — воскликнул Гарсиа, пораженный этим неожидан-
ным отступлением. — Какой мастерский удар!
— Я думаю, что мне удалось убить главного вождя племени, —
сказал Альваро. — Я давно метил в него и следил за всеми его дви-
жениями, желая послать ему пулю в голову или в грудь.
— Неужели им этого еще недостаточно?
— А вот увидим, дружок.
— Они больше не показываются!
— Если убит действительно вождь, то они тут не оставят его
тело... А, вот они подходят, прячась за древесные стволы. Они идут
за трупом.
— Вижу, сеньор.
— Должно быть, этот дикарь был очень важным лицом.
Индейцы, вышедшие из ближайшего карбета, приближались,
прячась за стволы и стараясь подойти к убитому вождю.
Альваро мог бы легко перебить их всех, так как с крыши он
прекрасно видел их и мог целиться. Но он не тронул никого и предо-
ставил им делать свое дело, не желая раздражать их еще больше
после только что прошедшей яростной атаки, которая едва не кон-
чилась печально для обоих европейцев.
Дикари беспрепятственно подняли труп павшего вождя и пере-
несли его в один из ближайших карбетов.
— Да, — сказал Альваро мальчику, с любопытством наблюдавше-
му за всем. — Должно быть, я убил одного из самых знаменитых
воинов.
— Меня поражает, что они не стараются отомстить за него, —
заметил Гарсиа.
— Откладывают мщение до более удобного момента. Милый мой,
мы должны защищаться до последнего, так как если попадемся
живые в руки этим дикарям, то, кто знает, каким страшным мучени-
ям они нас подвергнут, прежде чем изжарить на решетке из ветвей!
— Сеньор Альваро, я начинаю приходить в отчаяние! — восклик-
нул Гарсиа.
— А я еще нет. Пока у нас есть заряды, есть порох и съестные
припасы, мы не должны терять бодрости.
— Неужели вы все еще надеетесь на приход тупинамба?
— Да, Гарсиа, я еще не потерял надежды.
— Если бы они пришли сегодня!
581

— Оставим дикарей, Гарсиа, и перекусим теперь, пока они нас не
трогают.
Тупи удалились, унеся с собой трупы вождя и других убитых во
время этой короткой, но страшно кровопролитной битвы. По-види-
мому, они больше не интересовались своей баррикадой. Остались
только несколько воинов, прятавшихся за углами карбетов и наблю-
давших за осажденными с целью предупредить их побег.
Жалобные крики и плач женщин, мужчин и детей доносились из
хижин, находившихся в конце деревни и прилегавших к ограде.
Должно быть, племя оплакивало смерть вождя.
Альваро, сильно потрясенный и взволнованный последними собы-
тиями, едва мог проглотить несколько кусков и тотчас же вернулся
к своему посту на крыше карбета.
Он инстинктивно чувствовал, что им угрожает какая-то страш-
ная опасность, так как был уверен, что дикари не оставят неотом-
щенной смерть одного из своих величайших воинов и его товарищей.
Гарсиа находился уже целиком во власти панического страха и
с ужасом смотрел на гигантские горшки, баррикадировавшие дверь,
думая, что рано или поздно он будет сварен в одном из них.
Однако день прошел совершенно спокойно. Индейцы, впрочем, не
переставали жалобно кричать и трубить в свои боевые свистки,
сделанные из человеческих костей.
С закатом солнца и наступлением темноты все эти крики и звуки
внезапно прекратились.
Альваро, охваченный тревогой, взглянул на Гарсиа и заметил, что
он дрожит.
— Ты боишься, мой бедный Гарсиа? — спросил он.
— Мне кажется, что смерть уже касается меня, — отвечал Гарсиа. —
Доживем ли до завтрашнего дня?
У Альваро не хватило мужества ответить что-либо бедному маль-
чику.
Взобравшись на самую высокую часть крыши, он с тоской смотрел
на запад, словно спрашивая горизонт, еще окрашенный розоватыми
лучами заката.
—Никого!—проговорил он с тоской.—Вдруг они придут слишком
поздно!
Он сел на крышу, держа ружье на коленях.
Мрак быстро сгущался и отблески вечерней зари исчезли на небе.
Все погружалось в темноту. В деревне, однако, царили полнейшая
тишина и безмолвие, как будто все индейцы покинули свои хижины
и удалились куда-то.
— Что они делают? Что готовят? — с тоской спрашивал себя
Альваро. — Эта тишина пугает меня!
582

Вдруг какая-то блестящая точка промелькнула над площадью и
упала, на крышу.
Альваро вскочил на ноги и крикнул с ужасом:
. — Мы погибли!
Он понял адский план дикарей!
Отчаявшись взять их живьем, дикари решили сжечь их внутри
карбета, как хищных зверей, забравшихся туда.
Очевидно, они отказывались от лакомого блюда, о котором так
долго мечтали, и приносили свое обжорство в жертву жажде мести
за смерть вождя!
— Гарсиа! — крикнул Альваро. — Не прекращай стрельбы и го-
товься следовать за мной, как только я дам тебе сигнал.
— Сеньор! — пролепетал Гарсиа, заикаясь от страха. — Ведь они
нас изжарят живьем здесь!
— Да, они хоуят огнем мстить Человеку Огня! — сказал Альваро
с мрачной иронией. — Ну, что ж, мы дадим им сражение и будем
бороться, пока у нас останется хоть одна пуля и одно зернышко
пороха.
Стрелы, к концу которых был привязан пропитанный смолой и
зажженный хлопок, падали со всех сторон на крышу и вонзались в
стены карбета.
Слой листьев, покрывавших крышу, уже начал дымиться во мно-
гих местах, но все же листья загорались медленно, так как были еще
сырые после дождя.
Альваро и Гарсиа стреляли во все стороны, как безумцы, и каж-
дый выстрел сопровождался яростными криками дикарей.
Само собой разумеется, что такая стрельба приносила мало поль-
зы, так как индейцы скрывались в глубокой тьме. Осажденные виде-
ли только горящие стрелы, которые летели к ним со всех сторон, но
не могли разглядеть тех, кто бросал их.
Должно быть, они хорошо прята лись за большие стволы деревьев.
Дым уже окутывал обоих европейцев, и кое-где на крыше появи-
лись язычки пламени, бросавшие зловещий свет внутрь хижины.
Человек Огня, окруженный огнем, невзирая на мольбы Гарсиа,
продолжал стрелять, не обращая внимания, что вокруг него сыпа-
лись зажигательные стрелы.
— Получите! — кричал он в состоянии сильнейшего возбуждения
каждый раз, когда разряжал ружье. — Вот вам ответ Карамуры!
Придите и возьмите его, если смеете! — Он то исчезал в облаках дыма,
который ветер гнал к западу, то появлялся снова при свете пламени,
точно бог войны, яростно вызывая на бой сотни своих невидимых
врагов.
583

Но огонь быстро распространялся. Листья загорелись со вс ех сто-
рон, начали валиться балки. Крыша грозила упасть иувлечь за собой
осажденных.
— Отступай, Гарсиа! — крикнул Альваро, понявший наконец
опасность.
Окруженный дымом, он быстро спустился вниз.
Но и там было не лучше. Стены уже начали гореть, и внутри
хижины была нестерпимая жара, как в огромной печи.
Альваро бросил взгляд безнадежного отчаяния. Выхода не было!
— Кончено! — прохрипел он. — Пусть так! Но мы умрем с оруж ием
в руках.
Он сдвинул несколько горшков и бросился на площадь крича
своему товарищу.
— Зарядим до конца! Покажем этим людоедам, как умеют ум.и-
рать белые люди!
XXXI!
Отступление Диаса
НАС И КУРУРУПЕБО, БОЛЕЕ УДАЧЛИВЫЕ, НЕ-
жели Альваро, воспользовались смятением и паниче-
ским ужасом дикарей, последовавшим после первого
выстрела, и бежали без оглядки в один из боковых
узких и извилистых переулков между карбетами, ко-
торые выходили к ограде. Они были уверены, что Аль-
варо следует за ними по пятам, но когда подбежали к двери,
которую Япи оставил открытой, то, к ужасу своему, увидели, что они
одни!
— Несчастный, заблудился! — воскликнул Диас с отчаянием. —
Вместо того, чтобы бежать к забору, он, наверное, побежал в проти-
воположную сторону, к центру деревни. Вернемся, Курурупебо, и
постараемся спасти его.
Он уже повернул назад, но индеец крепко схватил его за руку и
потащил за собой.
— Разве белому пиайе надоела жизнь? — сказал он. — Вон тупи
возвращаются! Беги, если ты хочешь спастись! Тупинамба отомстит
за смерть белых людей.
Оправившись от испуга и неожиданности, тупи бросились дого-
нять беглецов.
Дикари заметили двух человек, беж авших к ограде, и сейчас же
сообразили, что это должны быть враги. Тогда они пустились вдогон-
ку, яростно размахивая дубинами
584

Было бы безумием вступить с ними в бой, так как их было больше
сотни. Для Диаса и Курурупебо это означало бы идти на верную
гибель, тем более, что они оба были плохо вооружены.
Если бы у них были ружья, то, может быть, они бы попытались
остановить дикарей и обратить их в бегство. Но на одну граватану
надежда была плохая.
Диас понял, что партия была безнадежно проиграна и что теперь
больше не время заниматься злополучным Альваро.
Курурупебо уже проскочил в дверь и бежал с быстротой лани
через поляну, прямо в лес, темная стена которого возвышалась шагах
в пятидесяти перед ним.
Диас, сделав над собой отчаянное усилие, догнал его у опушки
леса, между тем как тупи, гнавшиеся за ним с яростными криками,
рассеялись по всей поляне.
— К реке! — скомандовал Диас. — Необходимо найти лодку, если
только они ее не похитили у нас!
— Да, к реке1! — отвечал Курурупебо. — Наше спасение находится
там, в затоплен ной саванне.
Они вбежали в лес. Курурупебо мгновенно сориентировался и
тотчас же вновь побежал, сопровождаемый Диасом, который выу-
чился бегать очень быстро, живя среди дикарей.
Тупи преслед овали их с ожесточением, но так как им приходи-
лось разыскиват ь следы, то они часто останавливались, и, конечно,
беглецы пользова лись этим, чтобы увеличить расстояние между сво-
ими преследователями и собой.
Курурупебо избрал прямой путь в чаще, которую образовали поч-
ти исключительно высочайшие восковые пальмы. Эти деревья растут
не слишком близко друг к другу и благодаря своей вышине тянут за
собой вверх лианы и все другие растения-паразиты, загромождаю-
щие бразильские л еса. Индеец останавливался лишь на мгновение,
чтобы передохнуть, и затем возобновлял бег, подгоняемый громкими
криками тупи, доно сившимися издалека.
К трем часам, уже совсем выбившиеся из сил, они подошли к
берегу реки. Курурупебо оглядел берег и увидел к востоку мысок, на
котором виднелась деревня, замеченная им во время путешествия
вместе с Альваро; он тотчас же повернул к западу и, пробежав семь-
сот или восемьсот шатов, остановился у дерева, корни которого ку-
пались в реке.
— Лодка! Великий пиайе поможет мне! — крикнул он.
Действительно, лиана, удерживающая лодку у берега, не была
замечена жителями деревни.
Курурупебо и Диас совместными усилиями вытащили на поверх-
ность воды лодку, отодвинув громадные листья Виктории Регии,
585

которые покрывали ее, и начали вычерпывать из нее воду горшками,
оставленными в ней.
— Теперь в саванну! — сказал Курурупебо, берясь за весла.
Течение в этом месте было очень быстрое, что помогало им, и через
три часа они уже были в саванне, куда доплыли без всяких приклю-
чений.
Голосов тупи больше не было слышно. Вероятно, преследователи
остались в лесу разыскивать беглецов, предполагая, что они там
скрываются.
— Где мы можем найти тупинамба? — спросил Диас, когда они
выплыли из устья реки.
— Пойдем в большую деревню Тулипа, — отвечал Курурупебо. —
Я уверен, что там мы найдем людей моего племени. Одни шайки
аймаров уже удалились, а другие были разбиты.
— А как скоро мы можем дойти туда?
— Мы будем там до заката солнца.
— Значит, понадобится по крайней мере два дня, чтобы вернуться
в деревню тупи. Выдержит ли Альваро столько времени, если ему
удалось забаррикадироваться в какой-нибудь хижине?
— Даже если они и взяли его в плен, то все же он не сразу будет
съеден. Ты ведь знаешь, что пленников приберегают для торжествен-
ных случаев, — наставительно заметил Курурупебо.
— Пойдут ли за нами твои соотечественники?
— Человек Огня имеет слишком большое значение, и они не захо-
тят оставить его в руках тупи. Подумай только, какую бы силу
приобрело наше племя, если бы получило столь могущественного
пиайе, имеющего в своих руках небесный огонь, который гремит и
убивает на таком далеком расстоянии!
— Это правда, — согласился Диас.
— Все гордились бы тем, что среди них находится такой человек!
Я даже уверен, что и его враги не осмелились бы съесть его.
— Тем не менее, я все же не спокоен на счет его участи и хотел бы._
Диас вдруг поднялся, не докончив своей фразы, и, положив весло,
начал вглядываться в ближайший берег, прорезанный маленькой
речонкой, устье которой было усеяно островками.
— На что ты смотришь? — спросил Курурупебо.
— Мне послышался какой-то свист там, в тростниках, — отвечал
Диас.
— Быть может, это тапир. Ведь их тут водится очень много по
берегу саванны.
— А мне думается, это свист стрелы.
— Уж не спустились ли тупи по этой речонке, догадавшись, что
мы отправимся в саванну? — проговорил индеец с некоторой трево-
586

гой. — Но у нас есть лодка, и мы не будем так глупы, чтобы тут
высадиться!
— Однако ведь ты же сам говорил, что у них есть лодки?
— К сожалению! — отвечал индеец.
Он быстро оглядел саванну и, заметив недалеко группу лесистых
островков, прибавил:
—Не высадиться ли нам на землю, пока не взошло солнце? Я хотел
бы убедиться сначала, не хотят ли тупи отправить за нами погоню в
лодках, прежде чем рискнуть переправиться через саванну.
— Совершенно согласен с тобой, — сказал Диас. — Мы будем в
большей безопасности среди растений, нежели на этой лодке, кото-
рая уже замечена врагами.
— Ну, так скорее за весла! — крикнул индеец.
Налегая на весла, они помчались с быстротой стрелы к одному из
островков, поросших густой растительностью.
Так как берег был окаймлен густой чащей растений, то они спря-
тали свою лодку под искривленными ветвями одного из деревьев, а
сами, перепрыгивая с одного ствола на другой, добрались до твердой
земли.
— Подожди! — сказал Курурупебо, обнимая руками прямой и
тонкий ствол высочайшей пальмы. — Я влезу и посмотрю сверху,
последовали ли за нами тупи в саванну.
Он удивительно быстро и ловко вскарабкался по стволу до самой
кроны, но едва достиг верхушки, как тотчас же поспешно сполз вниз.
— Они высаживаются сюда? — спросил Диас.
— Нет, — отвечал индеец.
— Так отчего же ты слез?
— Я видел огонь на берегу.
— Около устья речонки?
— Да... и я видел человеческие тени, направляющиеся к саванне.
— Ты как думаешь, кто это? — спросил Диас после минутного
молчания.
— Конечно, недруги.
— Значит, это тупи.
— Или другие, одинаково опасные для нас. Канела удалились в
глубь страны, а ведь они не лучше тупи.
— Эти люди заставляют нас терять время, столь драгоценное для
нас теперь! Не отправиться ли нам в путь?
— Не советую. Ночь еще темна, и мы можем повстречать на
нашей дороге какую-нибудь лодку. Пройдем через островок и по-
смотрим, не видно ли на противоположном берегу лодки. Я начи-
наю беспокоиться.
— Пойдем, — согласился Диас.
587

Они взяли граватаны и пошли через чащу всевозможных расте-
ний, покрывавших островок, с осторожностью приподнимая лианы,
так как знали, что береговые острова саванны зачастую служат
убежищем разным опасным животным.
Через четверть часа они уже были на противоположном берегу
острова, но как ни всматривались, ничего подозрительного заметить
не могли.
— Не вижу тут никакой лодки, — сказал Курурупебо. — Мы
можем отправиться отсюда.
— Вернемся же к лодке. Хорошо, если заря застанет нас вдали от
этой речонки.
Они уже собирались углубиться в чащу, когда вдруг Диас оста-
новился и зарядил граватану.
— Ты что-нибудь видел? — спросил Курурупебо.
— Какая-то'тень тихо прокралась к этой группе деревьев.
— Человек?
— Мне кажется, скорее какой-нибудь зверь.
— Большой?
— Величиной с ягуара.
— Это нехороший зверь, — проговорил Курурупебо, нахмурив-
шись.
В этот момент они услыхали позади себя какие-то резкие мяука-
ющие звуки и чье-то тяжелое дыхание.
— Нам грозит опасность со всех сторон, — сказал Диас, начавший
не на шутку беспокоиться. — Этот остров, должно быть, кишит хищ-
ными зверями. Кто это мяукал? Ягуар?
— Да, — отвечал Курурупебо.
— Что за глупость была оставить лодку?! Что теперь мы будем
делать? — воскликнул Диас.
— Оставайся здесь и подстерегай того, кто проскользнул в эту
пальмовую рощу, — сказал индеец. — Обо мне не заботься.
— Куда же ты идешь?
— Я хочу удостовериться, не угрожает ли нам опасность еще и с
тыла.
— Ты хочешь быть сожранным?
— Стрела Курурупебо помазана вульрали, и я никогда не даю
промаха. И потом, я дуну в граватану только тогда, когда буду уверен
в расстоянии. Скоро вернусь.
Он сделал знак Диасу, чтобы тот не спускал глаз с пальмовой
рощи и не дал бы застигнуть себя врасплох неизвестному зверю,
который мог оказаться ягуаром.
Курурупебо скрылся в темноте, медленно и бесшумно прокрады-
ваясь позади деревьев и кустарников, образовавших в этом месте
густые заросли.
588

Зверь, ворчание которого они слышали, спрятался, должно быть,
в чаще растений, покрывавших берега острова.
Подходя к этой чаще, Курурупебо вложил стрелу в граватану. Он
храбро направился в ту сторону, откуда к ним донеслось мяуканье
хищника, и остановился лишь тогда, когда очутился в тридцати шагах
от первой линии тростников. Там он отыскал укромное местечко, где
мог спрятаться и ждать, не выйдет ли зверь из своего убежища. В таком
случае он бы не мог избежать зорких глаз индейца.
Прошло несколько минут мучительного ожидания. Глубокая ти-
шина царила кругом. Нигде, ни на берегу, ни в роще, не слышно было
ни малейшего звука, и ночное безмолвие нарушалось лишь журчани-
ем воды в лагуне, которую приводил в движение легкий предрассвет-
ный ветерок, заставлявший ее плескаться о берега острова.
Вдруг острое обоняние индейца ощутило резкий запах хищного
зверя. Это специфический запах, ощущаемый даже на довольно да-
леком расстоянии.
— Он впереди меня! — пробормотал индеец.
Оглянувшись назад, Курурупебо увидал Диаса, прятавшегося за
толстым стволом дерева и держащего граватану у своих губ.
«Должно быть, тут два ягуара, самец и самка, — подумал Куруру-
пебо. — Они хотят обойти нас с двух сторон».
Однако эти маневры не могли продолжаться долго, так как зверь
не отличается терпением, в особенности если голод подстрекает его.
Курурупебо сделал еще несколько шагов вперед, надеясь, что
ягуар наконец покажется. Но ему так и не удалось увидеть его и,
опасаясь за судьбу своего товарища, он уже повернул назад к чаще,
как вдруг увидал перед собой огромного ягуара, выпрыгнувшего из
чащи тростника.
В течение нескольких секунд человек и зверь смотрели друг на
друга, точно пораженные изумлением. Потом зверь раскрыл свою
страшную пасть и издал грозное ворчание. По-видимому, он готовил-
ся сделать прыжок.
Минута нерешительности — и человек должен был бы неминуемо
погибнуть!
Но Курурупебо не был новичком, ему уже не раз приходилось
мериться силами с такими хищниками. Он быстро поднес граватану
к губам и дунул.
Маленькая стрела вылетела с легким свистом и вонзилась в пасть
зверю.
Ягуар, почувствовав укол стрелы, подскочил и с яростью разгрыз
стрелу, потом бросился к индейцу, который быстро спрятался за
ближайшее дерево. Но тут зверю изменили силы, и он свалился,
размахивая лапами, точно в судорогах.
Вдруг раздался крик:
589

— Помоги!..
Курурупебо, не заботясь больше о звере, который катался по земле
в агонии, бросился в чащу, быстро вложив новую стрелу в граватану.
Два ягуара, таких же больших, как тот, которого убил Курурупе-
бо, точно забавляясь, прыгали через кустарник, мяукая и рыча. Они
то появлялись, то исчезали в чаще, наконец они скрылись, раньше
чем Курурупебо успел послать им вдогонку стрелу.
Некоторое время еще слышалось глухое ворчание, а потом насту-
пила тишина.
— Ты попал в какого-нибудь из них? — спросил Курурупебо.
— Сомневаюсь. Они скакали точно на пружинах. А твой ягуар?
— Убит, — отвечал индеец.
— Думаешь, эти звери вернутся? — спросил Диас.
— Без сомнения. Наверное, они нас подстерегают. Они, должно
быть, голодны, так как тут дичи мало.
— Если они прыгнут мне на спину вдвоем, то я не знаю, чем это
кончится для меня! Почему это здесь, на этом маленьком клочке
земли, скопилось столько диких зверей?
— Это наводнение загнало их сюда с берега, — отвечал индеец.
— Попробуем отправиться в лодку.
— Я не осмелюсь пройти через эту чащу.
— Ну так пойдем по берегу.
— Хорошо, — сказал Курурупебо.
Они не прошли и тридцати шагов, как снова услыхали глухое
ворчание зверей. Но теперь звери как будто разделились, потому что
рев раздавался в двух разных направлениях.
— Слышишь? — спросил Диас. — Уж не созывают ли они това-
рищей?
— Боюсь, что тут их немало, — сказал индеец. — Пожалуй, этот
остров кишит ягуарами, как саванна кайманами. Убежать от тупи,
чтобы попасть на обед к хищным зверям! Нам не везет, белый человек!
— А это что за рев?
— Должно быть, их тут трое.
— Поторопимся, не то мы не дойдем до лодки живыми!
Они побежали вдоль берега, выбирая дорогу между краем чащи
и первыми рядами камышей. Конечно, они должны были двигаться
очень осторожно. Они поминутно останавливались, чтобы осмот-
реться, и опять принимались бежать как безумные. Страх мало-по-
малу овладевал ими, хотя у них еще оставалось достаточное
количество стрел, отравленных вульрали. Но они не чувствовали
себя в безопасности. Напротив! Если они останавливались на мгно-
вение, то слышали, как хрустели ветви в чаще и громко шелестели
сухие листья.
Два, а может быть, и три ягуара, по-видимому, не оставляли их и
лишь выжидали момента, когда можно будет сделать прыжок Дол-
жно быть, слишком густая растительность мешала им.
590

Они бежали уже около двадцати минут, когда Курурупебо вдруг
бросился в тростники, крикнув:
— Скорее, за мной!
— Ты хочешь спрятаться под водой?
— Нет! Здесь лодка!
— Ты ее разглядел?
— Нет! Но индеец никогда не ошибается.
Они взобрались на искривленные ветви дерева, склонившегося
над водой, и спустились вниз, как вдруг какая-то темная масса
промелькнула в нескольких шагах от них и скрылась между листь-
ями водных растений.
— Берегись! — крикнул Курурупебо.
— Черт возьми! — воскликнул Диас. — Если бы я сделал еще хоть
один шаг вперед, то он бы прыгнул мне на спину!
Диас прислонился к ветвям и обернулся, держа граватану у рта.
Ягуар, сделавший этот прыжок, по-видимому, не ожидал, что
попадет в тростник, где почва не могла служить ему опорой. Было
слышно, как он барахтался в тине и ворчал. Он то приподнимался,
то опять погружался в ил, недовольный, должно быть, что мочит себе
лапы и хвост.
Диас подождал, когда его голова покажется на уровне листьев, и
тотчас же пустил в него стрелу из граватаны, которая вонзилась ему
между глаз.
Зверь, однако, не обратил внимания па рану. Ему удалось с боль-
шими усилиями взобраться па крепкую ветку, откуда оп намерен
был броситься на добычу, давно уже выслеживаемую им.
Но страшный яд сделал свое дело. Едва зверь приподнялся, чтобы
прыгнуть, как тотчас же свалился вниз. Послышалось заглушенное
мяуканье, потом всплеск. Вода поглотила его!
— Готов! — крикнул Диас, вложивший новую стрелу в граватану.
— А другие? — спросил Курурупебо, перебиравшийся с ветки на
ветку.
— Я их больше не вижу.
— Я уже возле лодки.
— Следую за тобой!..
Вдруг индеец издал проклятие.
— Вот чего я боялся! — воскликнул он.
— Что такое?
— Они идут!
-Кто?
— Не знаю. Тупи или канела! Негодяи! Они не теряли времени.
Смотри, белый человек!
591

хххи
Нападение тупинамба
ИАС БЫСТРО ПОВЕРНУЛСЯ И ПОСМОТРЕЛ В
сторону затопленной саванны.
Если индеец, вообще отличавшийся хладнокровием,
так сильно взволнован, значит, дело было серьезно!
И действительно, на поверхности воды виднелись че-
тыре блестящие точки. Но что было всего хуже, эти
светлйе точки, должно быть факелы, медленно двигались в сторону
островка, где Диас и Курурупебо искали временного убежища.
Можно было уже различить носы четырех лодок, превосходив-
ших, по-видимому, величиной ту, которой располагали беглецы, и
находившихся в них людей, совершенно голых.
— Хороша ноченька, нечего сказать! — проговорил Диас. — Сна-
чала ягуары, потом тупи или канела! Чем все это кончится для нас?
— Ты видишь их? — спросил Курурупебо.
— Я ведь не слепой!
— Они плывут сюда!
— Вижу.
— Они следили за нами от самого устья речки. Очевидно, ты не
ошибся, когда слышал свист стрелы.
— Желал бы я знать, кто это?
—Уж, конечно, не тупинамба, — отвечал индеец. — Мои соплемен-
ники на берега этой саванны не заходят.
— Значит, это тупи?
— Или другие, не менее опасные для нас.
— Что же мы будем делать теперь?
— Спрячемся пока в лодке, — сказал индеец.
— Но разве ты хочешь в случае опасности искать спасения на
земле? Ведь наше положение может стать еще хуже!
— Правда, тогда нам придется иметь дело еще и с ягуарами!
— Придумай что-нибудь другое!
— Предоставим им возможность высадиться, и тогда сядем в
лодку и будем грести изо всех сил по направлению к югу. Солнце
взойдет не раньше чем через два часа и, быть может, нам удастся под
покровом темноты улизнуть от наших врагов. Ложись возле меня, и
будем ждать.
Они растянулись на дне лодки, прислонив граватаны к борту,
готовые тотчас, как только понадобится, пустить в ход свои страш-
ные стрелы.
Четыре лодки дикарей осторожно приближались к берегу, вытя-
нувшись в линию одна за другой и сохраняя между собой расстояние
592

в тридцать—сорок шагов. В каждой из них было по двенадцать
человек. На скамьях лежали граватаны и военные дубинки.
Кто это? — спросил шепотом Диас.
— Тупи, — отвечал Курурупебо.
— Как могли эти собаки очутиться здесь?
— Они следовали за нами вдоль реки, а мы и не заметили этого.
— Ну и плуты же эти разбойники?
— Мы еще посмотрим, сумеют ли они захватить нас! — сказал
индеец.
— Я не дам себя съесть, пока не израсходую все свои стрелы, а у
меня их осталось еще штук пятнадцать.
— И я также! — поддержал индеец.
Лодки подошли к тростникам и соединились вместе шагах в пя-
тидесяти от того места, где скрывались беглецы.
— Высадимся здесь? — спросил один из индейцев, находившихся
в первой лодке.
— Да, — отвечал другой — по-видимому, предводитель экспеди-
ции, так как голова его была украшена диадемой из перьев попугая.
— Они, наверное, вышли на этот берег. Разделимся на два отряда и
оставим часового сторожить лодку.
Привязав свои суда к стволу одного из деревьев, повисших над
водой, они вскарабкались на него и, перебираясь с одной ветви на
другую, вышли на берег.
— Я устрою им шутку, — шепнул Курурупебо Диасу.
— Что ты хочешь сделать?
— Хочу помешать им преследовать нас.
— Каким образом?
— Увидишь.
Курурупебо поднялся и выбрался со всевозможными предосто-
рожностями из-под ветвей и листьев, покрывающих лодку.
Два отряда, предводительствуемые двумя дикарями, которые не-
сли зажженные просмоленные ветви, служащие факелами, вошли в
чащу и скрылись в ней.
— Они удалились, — прошептал Курурупебо.
Взяв весло, он попробовал дно.
— Тут достаточно глубоко, — сказал он. — Я не чувствую здесь
песчаного дна.
— Скажи мне, что же ты хочешь сделать? — спросил Диас с
оттенком нетерпения в голосе.
—Я иду убить человека, оставленного сторожить лодки, — сказал
индеец. — Стоит дунуть в граватану, и в один миг его не станет.
—Для какой цели? Ведь если он крикнет, то его товарищи сбегут-
ся сюда и обрушатся на нас!
— Они не могут ходить по воде.
593

— Я не понимаю.
— Убью человека и затоплю лодки. Каким образом они станут нас
преследовать тогда?
— Ты еще хитрее их!
— Подожди меня здесь, белый человек!
— А жакари? Ты думаешь, они тут не водятся?
— Курурупебо их не боится, — сказал индеец, доставая из-за
пояса палочку длиной в фут, заостренную с обеих сторон.
— Она из железного дерева, — проговорил он. — Ты знаешь, для
чего она служит!
Он тихо погрузился в воду, держа в зубах граватану, и, сделав
знак Диасу, чтобы тот не шевелился, медленно поплыл, стараясь
держаться под прикрытием дугообразно искривленных ветвей де-
ревьев. Он маневрировал так искусно, что не производил пи малей-
шего шума и, казалось, не столько плыл, сколько скользил в воде,
точно рыба.
Четыре лодки, как мы уже сказали, остановились в пятидесяти
шагах от того места, где укрывались беглецы.
На ближайшей лодке находился индеец, которому было поручено
сторожить. Он сидел на носу, облокотившись на свою дубину. Возле
него горела длинная смолистая ветвь, воткнутая в скамейку.
Курурупебо тихо подплыл к индейцу и остановился в пятнадцати
шагах от него, вне освещенного крута. Уцепившись рукой за трост-
ник, он поднес другой рукой граватану к губам и, внимательно при-
целившись, дунул. Стрела вылетела с чуть слышным свистом.
Тупи вскочил на ноги и обеими руками схватился за горло. Ужас-
ная стрела с изумительной точностью вонзилась ему в горло над
адамовым яблоком.
Индеец вырвал ее, издав резкий крик, и нагнулся, чтобы взять
дубину, но вдруг зашатался, вытянув руки, точно ища какую-нибудь
опору, и свалился в черную воду саванны.
— Годен для кайманов! — пробормотал Курурупебо.
Опять вложив граватану в зубы, мужественный индеец подошел
к лодке и, схватившись за борт, сильным толчком наклонил ее, так
что она наполнилась водой и быстро пошла ко дну.
То же самое он проделал и с тремя остальными лодками.
Когда они исчезли в темной воде, Курурупебо вскарабкался на
свесившуюся ветвь дерева и посмотрел на берег. Индейцев нигде не
было видно.
— Они ничего не заметили! Теперь мы можем отправляться, не
боясь преследования, — проговорил он, пряча граватану.
Он поплыл назад так же бесшумно, но вдруг почувствовал толчок
о какое-то жесткое, морщинистое тело и в тот же момент ощутил
резкий запах мускуса.
594

—Жакари! — воскликнул он и сделал несколько сильных взмахов
руками, чтобы отплыть подальше.
«Наверное, я разбудил его!» — подумал он.
Повернувшись на спину, он лежал на воде, оглядываясь кругом и
держа в правой руке свой кинжал из железного дерева с двумя
остриями.
Легкое журчание известило его, что кайман плыл за ним под
водой.
Курурупебо боялся крикнуть, чтобы призвать на помощь Диаса,
так как его могли услышать враги. Быть может, они находились
где-нибудь поблизости. Поэтому он предпочел один отразить опас-
ность, которая угрожала ему в образе жакари. Впрочем, он уже не
первый раз мерился силами с этими водяными чудовищами и знал,
как защитить себя от них.
Не прошло и пяти секунд, как он увидел каймана, всплывшего на
поверхность и уже открывшего свою страшную пасть, чтобы схва-
тить добычу.
Но Курурупебо не двинулся. Он только чуть-чуть шевелил ногами,
чтобы сохранить горизонтальное положение, и как только кайман
бросился на него, храбро всадил ему в пасть правую руку, держащую
кинжал с двумя остриями, которые и вонзились чудовищу одновре-
менно в язык и небо.
Кайман отскочил назад, издав глухой рев и стон, и начал бешено
биться в воде.
Оба конца палочки из железного дерева глубоко застряли у него
в пасти, и он не мог ни закрыть, ни открыть ее. Смерть его была лишь
вопросом нескольких минут, так как вода, попадавшая ему в горло,
должна была задушить его.
Курурупебо быстро поплыл дальше, сделав большой круг, чтобы
не получить удара от страшного хвоста каймана, который продол-
жал отчаянно биться, вздымая огромные волны.
Диас, слышавший шум и плеск воды, с тревогой ожидал возвра-
щения своего товарища.
— Едем скорее! — крикнул Курурупебо, подплыв к нему.
— А лодки тупи?
— Потоплены.
— А часовой?
— Умер.
— Откуда же эти волны?
— Это от жакари, который напал на меня и теперь издыхает.
— Ты молодец!
Курурупебо улыбнулся и, взяв весло, повторил:
— Едем скорее!
— А за нами не погонятся другие? — заметил Диас.
595

— Как они могут это сделать, когда у них нет лодок! — возразил
Курурупебо.
Они покинули свое убежище и быстро отъехали от берега.
— Не будем слишком удаляться, — сказал Курурупебо. — Расти-
тельность у берега скрывает нас от глаз и защищает от стрел.
— Где они нас ищут, как ты думаешь?
— Наверное, в чаще.
— Вот уже не думал, что это приключение окончится так благо-
получно для нас!
— Греби сильнее, белый человек!
Они продолжали двигаться вдоль тростников, стараясь произво-
дить как можно меньше шума, и благополучно достигли крайней
оконечности острова. Обогнув ее, они уже отъехали на пятьдесят
метров от берега, как вдруг раздался крик:
— Вон, вон они! Удирают!..
— Проклятие! — воскликнул Диас.
Из чащи выбежали люди и бросились к берегу.
— Нагнись! — крикнул Курурупебо, услышав свист стрелы в воз-
духе.
Диас бросился на дно лодки и услыхал плеск.
— Они плывут к нам! — крикнул он.
— У меня есть дубина! — отвечал Курурупебо.
— Хватай весло!
— Стрелы летают и они, наверное, отравлены вульрали!
Диас, рискуя получить стрелу, приподнял голову, прикрываясь
широкой частью весла, которая могла служить ему щитом, и посмот-
рел на берег.
Там точно бешеные скакали несколько индейцев и бросали стре-
лы, которые все же попадали в борта лодки, хотя расстояние было
уже довольно значительно. Другие же бросились в воду и быстро
плыли, чтобы нагнать лодку. Они действовали только одной рукой,
так как в другой держали дубину.
— Ах, канальи! — крикнул Диас.
— Плывут? — спросил Курурупебо
— Уже подплывают!
— Бежим!
Они схватились за весла, пользуясь тем, что индейцы на берегу
занялись протаптыванием просеки в тростниках, чтобы легче было
осыпать стрелами беглецов. Этого краткого промежутка времени
было достаточно, чтобы угнать лодку на более далекое расстояние и
сделать ее недоступной для стрел.
Трое тупи, более искусные и быстрые пловцы, нежели их товари-
щи, успели-таки настигнуть беглецов, и один из них даже схватился
рукой за корму, намереваясь вскочить в лодку. Но Диас вовремя
596

заметил его, и, схватив дубину своего товарища, так треснул ею по
голове, что противник навсегда скрылся под водой.
В это же самое время Курурупебо пустил стрелу вульрали в дру-
гого тупи и ранил его прямо в грудь. Третий тупи, испуганный, тотчас
же нырнул в воду, и его примеру последовали остальные товарищи,
находившиеся несколько позади.
— Плыви! Плыви! — крикнул Диас. — Теперь тебе уже не удастся
захватить нас.
Не обращая внимания на яростные крики индейцев на берегу,
видевших неудачу своих товарищей и бессильных помочь им, Диас и
Курурупебо взялись за весла и быстро понеслись к юго-западу.
Показались первые лучи утренней зари. Темнота быстро рассеи-
валась, и небо окрасилось ярко-розовым светом, предвестником по-
явления Солнца.
— Курурупебо, мы не сбились с дороги? — спросил Диас.
— Не бойся, белый человек!
— Как ты думаешь, погонятся они за нами?
— На чем? Я ведь потопил все их лодки.
— Пусть дух зла унесет в вечную ночь этих тупи!
— Молчи и греби. Путь еще далек, а твои товарищи, быть может,
подвергаются большой опасности. Каждый взмах весла увеличивает
возможность их спасения.
Курурупебо, прекрасно знавший саванну и умевший хорошо ори-
ентироваться, повернул нос лодки прямо на юг и бодро греб, не зная
усталости.
В полдень они уже достигли южной оконечности саванны и уви-
дели большую реку, которая, по-видимому, текла с востока. Отдох-
нув немного и подкрепив свои силы плодами, которые собрали тут
же с деревьев, растущих по берегам, они поднялись вверх по реке,
г-ребя против течения.
Диас припомнил эти места. Много лет тому назад он бывал здесь.
Теперь они уже находились на территории тупинамба, и Диас был
очень удивлен этим обстоятельством. Во время своего бегства по лесу
он совершенно потерял направление и никак не думал, что эти места
находились так близко от него.
К вечеру лодка уже оказалась недалеко от огромной деревни,
состоящей примерно из сотни громадных карбетов, где могли поме-
ститься до двадцати семейств. Это была самая большая алдея тупи-
намба — деревня, в которой обитало не менее пятисот воинов.
В те времена тупинамба были могущественным племенем, и тер-
ритория их простиралась до самых берегов океана, там, где теперь
возвышается город Баия.
Тупинамба имели много населенных деревень и считались самым
храбрым и доблестным племенем. Эта репутация была вполне заслу-
597

жена ими, и имя тупинамба было синонимом «мужественного» и
«честного». Они были очень воинственны и постоянно сражались с
другими племенами, особенно с тупи, которые были их исконными
врагами.
Неожиданное нашествие свирепых аймаров, которые громадной
толпой обрушились на бразильские леса, вынудило тупинамба после
долгого сопротивления и кровопролитных битв покинуть свои дерев-
ни и искать временного убежища в лесах. Но когда опасность мино-
вала и свирепые пришельцы, в свою очередь потерпевшие урон в
столкновениях с различными племенами, ушли наконец в пампу,
тупинамба также вернулись в свои деревни. Но число их сильно
уменьшилось вследствие потерь, понесенных в битвах, к тому же они
теперь были без главного вождя, который был ранен в сражении с
аймарами, взят в плен и съеден ими.
Можно себе представить изумление и радость жителей деревни,
когда они вдруг увидали выходящего из лодки великого белого
пиайе, который был самым важным лицом в их племени после вождя
и которого они до сей минуты считали мертвым.
Диас, прожив столько долгих лет среди этих гордых и независи-
мых дикарей, сумел снискать их уважение и любовь, научив их мно-
гим полезным вещам. Поэтому все население деревни и все другие
вожди встретили его выражениями безмерной радости и восторга.
Ликование было всеобщим.
Тотчас же были устроены носилки, и Диаса торжественно понес-
ли в его маленькую хижину, которая находилась в центре деревни и
видом напоминала испанское жилище.
Диас, не перестававший с тревогой думать об Альваро, сразу же
созвал всех вождей и старейшин племени и без всяких оговорок
изложил им те причины, которые заставили его поспешить в деревню
вместе с Курурупебо.
К его величайшему изумлению, имя Карамуры было уже известно
тупинамба. Все слышали о страшном Человеке Огня, который владел
небесным огнем, убивающим и гремящим. Об этом знали также и
союзные с ними племена, обитающие к северу от их территории.
Желание иметь такого могущественного непобедимого пиайе, конеч-
но, тотчас же овладело сердцами всех тупинамба.
Имея во главе Человека Огня, тупинамба должны были приобре-
сти особенную силу и значение и сделаться непобедимыми.
Экспедиция в деревню тупи была одобрена без малейшего коле-
бания, тем более что она давала возможность нанести смертельный
удар мо1уществу этих ненасытных пожирателей человеческого мя-
са, причинивших так много вреда тупинамба.
В тот же вечер сорок больших лодок с пятьюстами воинами, воо-
руженными дубинами, каменными топорами, луками и граватанами
598

и снабженными достаточным количеством стрел с вульрали, отпра-
вились из деревни и быстро спустились вниз по реке.
Диас стал во главе экспедиции и сделал своим помощником Ку-
рурупебо. На другой день вечером лодки уже вошли в другую реку и
достигли того места, где Курурупебо и Диас высадились первый раз.
Оставив пятьдесят человек сторожить лодки, отряд тупинамба
двинулся под предводительством Курурупебо через лес, чтобы на-
пасть врасплох на главную деревню тупи. Они уже подходили к
опушке леса, когда Диас, шедший во главе экспедиции вместе с
другими военачальниками, вдруг услыхал звуки выстрела, доносив-
шиеся издалека.
— Это Альваро! Это Человек Огня! — вскричал он. — Значит, он
еще жив и защищается! Прибавим же шагу и приготовим оружие.
Впереди на небе появилось зарево, которое все увеличивалось, и
вскоре уже можно было заметить поднимавшееся вверх облако дыма
с розоватыми краями.
Из деревни доносились громкие крики вперемежку с выстрелами.
Это был как раз тот момент, когда Альваро покинул горящий карбет.
Диас, охваченный смертельной тревогой, подбадривал своих вои-
нов, которые бежали, как лани, охваченные жаждой крови и мести.
Ведь их заклятые враги были близки и стремились овладеть Кара-
мурой, полубогом, у которого в руках был небесный огонь!
Воины тупинамба в один миг перебежали поляну и ринулись к
воротам ограды, которые уже никем не охранялись, так как все
население бросилось к площади, где происходила борьба с белым
пиайе, убившим главного вождя племени.
Под мощными ударами дубинок тупинамба ворота рушились, и
Диас первый вбежал в деревню в сопровождении передового отряда.
Тупинамба, издававшие громкие угрожающие крики, переходив-
шие в рев, так неожиданно явились, что тупи были ошеломлены, и
когда поняли, в чем дело, то было уже поздно: враги находились в
самой деревне!
В переулках, между карбетами, завязалась ожесточенная битва.
Тупи сбегались со всех сторон на защиту своих карбетов, прикрывая
бегущих женщин и девочек. Часть воинов оставалась на площади,
сражаясь с Альваро и Гарсиа, которые продолжали стрелять как
безумные возле горящего карбета.
Повсюду происходили стычки, раздавались удары дубинами и
топорами. В деревне царил адский шум. Тупи, хотя и значительно
ослабленные в результате потерь, произведенных выстрелами Аль-
варо, защищались с отчаянной энергией, но не могли противостоять
стремительному натиску тупинамба, превосходивших их численно-
стью.
Диас, слышавший выстрелы, раздававшиеся на площади, взял с
собой наиболее храбрых воинов и вместе с Курурупебо бросился
туда, где, словно гигантский факел, горел карбет пленников.
599

Прорвавшись сквозь ряды тупи, сильно уже поредевшие, он ри-
нулся вперед со своими воинами, обрушивая все на своем пути.
Окруженный облаками дыма и освещенный пламенем горящего
карбета, стоял Альваро и рядом с ним Гарсиа.
— Альваро! — крикнул Диас. — Со мной тупинамба!
Альваро, весь почерневший от дыма и пороха, оглянулся. Ружье
выпало у него из рук, и он бросился в объятия Диаса.
В этот момент тонкая стрела вонзилась Диасу в бедро.
— Я погиб! — крикнул он. — Вульрали!
Он с бешенством вырвал стрелу, и тотчас же упал на руки Альваро
и Курурупебо.
— Мой бедный, бедный друг! — воскликнул Альваро, заливаясь
слезами.
Диас сделал прощальный жест и проговорил:
— Вожди... Ко мне!.. Карамура!»
Тупинамба уже сбегались со всех сторон. Тупи, разбитые наголо-
ву, бежали из своей деревни в соседний лес.
Крик ярости вырвался у воинов тупинамба, когда они увидели
умирающего Диаса. У него показалась кровавая пена на губах, и взор
его, устремленный на Альваро, уже начал тускнеть. С большим уси-
лием он сделал знак военачальникам приблизиться и, указав на
плачущего Альваро, произнес:
— Человек Огня», вождь тупинамба». непобедимый...
Взяв за руки Альваро и Гарсиа, попытался улыбнуться им в по-
следний раз и прошептал чуть слышным голосом:
— Прощайте». Вульрали никому не дает пощады!
Он хотел приподняться, но тотчас же упал.
Диас, великий белый пиайе тупинамба, был мертв».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПУСТЯ ДЕСЯТЬ ДНЕЙ ПОСЛЕ ЭТОГО КАРАМУРА
был избран главным вождем племени тупинамба и
вскоре основал новую деревню в самом конце бухты Ре-
конкаво, там, где впоследствии возник город Баия'Ч.
Долгие годы прожил он среди этих дикарей, очень
высоко ценивших и уважавших его. Он защитил их от
нападений всех других племен и сумел внушить страх всем обитате-
лям юга Бразилии.
Согласно обычаю, у него было несколько жен. Это были дочери
знаменитых вождей. Окруженный своей многочисленной семьей, он
уже примирился с мыслью кончить свои дни в лесах Бразилии, когда
Б а и я до 1763 г. являлась столицей Бразилии. Ныне —
г. Салвадор.
600

в один прекрасный день у берегов появился нормандский корабль и
бросил якорь в бухте Реконкаво.
Желание увидать свою страну, людей своей расы тотчас же охва-
тило его с такой силой, что он не мог отвергнуть любезного предло-
жения, сделанного ему капитаном, ехать с ним в Европу.
Альваро должен был дать торжественное обещание своему пле-
мени, что он вернется. Он взял с собой только одну свою любимую
жену Парагвацу, так как не решался показаться в Европе вместе со
всеми своими женами.
Рассказывают, что когда корабль, увозивший его, отошел от бере-
га Бразилии, то остальные его жены бросились в воду и поплыли за
ним, умоляя взять их с собой. Некоторые из них предпочли даже
утопиться, нежели изменить Человеку Огня, на которого все взира-
ли, как на полубога.
Капитан корабля, вместо того, чтобы высадить Альваро в Лисса-
боне, как было условлено, увез его в Нормандию и препроводил к
французскому двору, где его жена, прекрасная бразильянка Пара-
гвацу, произвела фурор и была принята с большими почестями как
Генрихом П, так и Екатериной Медичи. Ее окрестили, и король и
королева, бывшие восприемниками, засыпали ее подарками.
Конечно, все это очень льстило самолюбию Альваро, однако он не
переставал желать вернуться на свою родину, что не особенно нра-
вилось французскому двору, где уже составили план воспользовать-
ся гостем для завоевания Бразилии. Поэтому его не выпускали из
Франции, удерживая при дворе. Но Альваро удалось все же войти в
сношения с португальским королем Иоанном и, украдкой покинув
французский двор, бежать в Лиссабон при содействии одного бога-
того французского кораблевладельца, с которым он вступил в согла-
шение.
Спустя несколько лет после этого Альваро, не забывший своего
обещания вернуться к своему племени, отправился в Бразилию вме-
сте с большой военной экспедицией Франческо Перейры Кутиньо,
которому король отдал в ленное владение всю обширную область,
расположенную между рекой Сан-Франциску и мысом Падрам, где
лежит Баия.
Но предводитель экспедиции, сеньор Кутиньо, был крайне недоб-
росовестный и беспринципный человек, наглядный образец высоко-
мерного и жестокосердного конкистадора.
Высадившись в Бразилии, он не захотел последовать советам
Альваро и начал очень жестоко и грубо обращаться с тупинамба, не
думая о том, что они считались самым храбрым и воинственным
племенем в Бразилии. Но этого мало! Он простер свою дерзость до
таких пределов, что даже осмелился арестовать Альваро и держать
601

его пленником на один из кораблей, бросая этим вызов дикарям,
почитавшим Альваро, как высшее существо.
Среди дикарей распространился слух, что Карамура убит.
Супруга его, прекрасная Парагвацу, вооружила своих подданных
и призвала на помощь других смелых воинов из племени тама. Война
распространилась по всей стране. Дикари сжигали португальские
поселения и сахарные плантации, зверски убивали белых колони-
стов, среди которых был сын Кутиньо, и с редкой неустрашимостью
и отвагой вели борьбу с европейскими авантюристами.
Война продолжалась несколько лет, пока наконец Кутиньо, отча-
явшись когда бы то ни было подчинить себе тупинамба и потеряв все
свои крепости, постыдно бежал и скрылся в соседней области Ост-
Имос, начавшей процветать под разумным управлением Фигуредо.
Но Кутиньо все-таки увез с собой туда и Альваро, которого де-
ржал в плену. Вскоре после того между эмиссарами Кутиньо и вож-
дями тупинамба состоялось соглашение, которое должно было
примирить интересы обеих сторон По всей вероятности, тут сказыва-
лось влияние Альваро и отчасти также жажда мира после стольких
лет непрерывный войны. Но, к несчастью, злобный и мстительный
Кутиньо получил подкрепление как раз тогда, когда мирный договор
уже готов был для Подписания. Разумеется, Кутиньо тотчас же вос-
пользовался этим, разорвал договор и двинулся в поход на Баию,
чтобы наказать тупинамба.
Однако ему не повезло. Страшная буря настигла его корабли у
входа в залив, и они разбились на скалах Итапорика.
Тупинамба, знавшие, что на корабле находится Карамура, тотчас
же вооружились, сели на пироги и произвели нападение на потер-
певшие крушение корабли.
Кутиньо пал, сраженный дубиной, и тело его, лишенное головы,
дикари понесли с триумфом в свою деревню. Португальцы же, попав-
шие в их руки живыми, были ими съедены на великом пиру в честь
одержанной победы, и даже присутствие Карамуры не могло поме-
шать этому каннибальскому торжеству.
Это была последняя битва.
Альваро снова вернулся к тупинамба. Под его управлением не
замедлили вернуться прежние добрые отношения, установившиеся
раньше между этими дикарями и его соотечественниками.
Карамура прожил до глубокой старости и оставил после себя
очень многочисленное потомство. И теперь еще наиболее знатные
семьи в Байе непременно ведут свою родословную от этого знамени-
того и удачливого португальского искателя приключений.
КОНЕЦ
602

СОДЕРЖАНИЕ
1.
II.
in.
IV.
V.
VI.
VII.
VIII.
IX.
X.
XI.
XII.
XIII.
XIV.
XV.
XVI.
XVII.
XVIII.
Трон фараона
7 Пролог
11	Пророчество Оуниса
15	Тени прошлого
21	Сокровища Аха
24	Знамение победы
26	В сердце пирамиды
29	В зарослях Нила
33	Волшебница Нефер
38	Легенда Острова Теней
44	Заговор
50	На Острове Теней
55	В Мемфис
60	Перед грозой
64	Первый бой
68	Превратности судьбы
73	У подножия престола
76	Лицом к лицу
80	Великий Тети
84	Новый властелин
603

Гибель Карфагена
I.	91 Кровожадное божество
II.	96 Пернатый гонец
III.	101 Соперница
IV.	105 Роковое свидание
V.	111 Допрос
VI.	115 Морской бой
VII.	119 Похищение
VIII.	123 В море
IX.	126 Неожиданное подкрепление
X.	131 Ночная экспедиция
XI.	136 На крепостной башне
XII.	141 Возвращение в Карфаген
XIII.	144 В доме Фульвии
XIV.	152 «Carthago delenda est!»
XV.	158 В храме богини Таниты
XVI.	162 Перипетии борьбы
XVII.	168 Лицом к лицу
XVIII.	175 Снова в Карфагене
XIX.	180 Последние дни Карфагена
186 Эпилог
Капитан Темпеста
I.	191	Партия в зары
II.	198	Несколько страниц из истории
III.	201	Осада Фамагусты
IV.	208	Поединок
V.	218	Турецкое жестокосердие
VI.	226	Последний штурм Фамагусты
VII.	233	Кровавая ночь
VIII.	240	В подземелье
IX.	247	Аль-Кадур и Мулей аль-Кадель
X.	255	Благородство Дамасского Льва
604

XI.
XII.
XIII.
XIV.
XV.
XVI.
XVII.
XVIII.
XIX.
XX.
XXL
XXII.
XXIII.
XXIV.
XXV.
XXVI.
XXVII.
XXVIII.
XXIX.
XXX.
I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
VII.
VIII.
IX.
X.
XI.
265 Польский медведь
272 На борту галиота
280 Атака шебеки
287 В замке Гуссиф
293 На ловле пиявок
298 Внучка Али-паши
303 Причуды Гараджии
310 Новый поединок
317 Рассказы Гараджии
325 Виконт Ле Гюсьер
330 Замысел поляка
337 Снова на галиоте
344 Неравная борьба
353 Договор с поляком
360 Заговор
366 Галера в огне
373 Предательство поляка
377 Западня
385 Освобождение
392 Смерть поляка
398 Заключение
Человек Огня
403 У берегов Бразилии
409 Людоеды
415 Нападение людоедов
422 На берету
430 В бразильском лесу
438 Бразильские болота
444 Нападение жакари
449 Живой плот
457 Нападение пекари
462 Драма в лесу
468 В девственном лесу
605

XII.
XIII.
XIV.
XV.
XVI.
XVII.
XVIII.
XIX.
XX.
XXI.
XXII.
XXIII.
XXIV.
XXV.
XXVI.
XXVII.
XXVIII.
XXIX.
XXX.
XXXI.
XXXII.
473 История Диаса
478 Аймары
482 Охота за белыми людьми
485 Электрические угри
491 Нападение врасплох
496 Затопленная саванна
502 Белые пиайе
508 Жертвы войны
514 Человек Огня
519 Бегство
524 Диас в опасности
529 Возвращение
532 Островок
536 Сражение между людоедами
541 Исчезновение Гарсиа
548 Пузатая жаба
558 Алдея — деревня тупи
569 В осаде
577 Между огнем и стрелами
584 Отступление Диаса
592 Нападение тупинамба
600 Заключение
606

Scan Kreider
Э. Сальгари
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
Том V
Редакторы
Е. Лакомки на, Т. Маннина
Художественный редактор
И. Сайко
Технический редактор
Е. Серегина
Корректор
В. Лизунова
Подписано в печать 08.10.92. Формат 60x90 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная.
Усл. печ. л. 38,0. Усл. кр.-отт. 38,0. Уч.-изд. л. 41.3. Тираж 100 000 экз. Заказ 1151.
Ассоциация совместных предприятий, международных объединений и организаций.
Издательский центр «ТЕРРА». 109280, Москва, Автозаводская ул., 10, а/я 73.
Отпечатано с оригинал-макета на Ярославском полиграфкомбинате
Министерства печати и информации Российской Федерации,
150049, Ярославль, ул. Свободы, 97.