Б. M. БЕРНАДИНЕР
ФИЛОСОФИЯ НИЦШЕ
и
ФАШИЗМ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
МОСКВА
1934
ЛЕНИНГРАД

Специфически реакционные взгляды Ницше
исключительно популярны в современной
фашистской Германии. Философия Ницше
популяризуется национал-социалистами как чуть ли не
официальная философия «Третьей империи».
Настоящая книжка посвящена выяснению причин
этого явления, социально-политическому анализу
и критике важнейших ницшеанских положений
в работах его фашистских реставраторов и
последователей, главным образом в Германии.

ВСТУПЛЕНИЕ
КЛАССОВАЯ СУЩНОСТЬ ФАШИЗМА
Мы переживаем эпоху, которая является поворотным
пунктом всей истории человечества. Руководимый
Коммунистическим интернационалом, международный пролетариат ведет
героическую борьбу против последнего в истории эксплоата-
торского класса, за революционное преобразование
человеческого общества на коммунистических началах.
Только на одной шестой части земного шара, где в 1917 г.
произошла великая пролетарская революция, на территории
Советского союза пролетариат, установив свою диктатуру,
осуществляет то, что было на протяжении всей истории
человечества заветной мечтой трудящихся—социализм.
Остальные пять шестых земного шара задыхаются еще в
тисках загнивающего капитализма. Буржуазия, подобно всем
эксплоататорским классам, не сдает своей власти добровольно.
Чем сильнее нарастает революционный подъем и
организованнее становится масса пролетариата и беднейшего крестьянства,
тем реакционнее становится политика буржуазии и ее диктатура
принимает все более открытый и террористический характер.
Эпоха империализма с неслыханной силой обостряет все
противоречия капитализма. «Империализм доводит
противоречия капитализма до последней черты, до крайних пределов,
за которыми начинается революция» (Сталин).
В этих условиях буржуазная «демократия» все больше
заменяется открытой политической реакцией.
Ленин писал: «Империализм есть эпоха финансового
капитала и монополий, которые всюду несут стремления к
господству, а не к свободе. Реакция по всей линии, при всяких
политических порядках, крайнее обострение противоречий и в
этой области—результат этих тенденций»г.
1 Ленин, Соч., изд. 3-е, т. XIX, стр. 169.
5

Особенно усиливается политическая реакция в период
всеобщего кризиса капитализма.
Мировая империалистическая война 1914—1918 гг.
разорила массы трудящихся и потрясла до основания весь
капиталистический строй. Обнажив все язвы капитализма, она
необычайно обострила классовую борьбу, приведя ряд стран к
гражданским войнам и революциям.
На территории бывшей царской России произошла
революция, открывшая новую эру в истории человечества. Мир
раскололся на две части: страны загнивающего капитализма
и победоносно строящую социализм Страну советов.
Со времени мировой империалистической войны
начинается период всеобщего кризиса капитализма. Характеризуя его,
т. Сталин говорит: «Нынешний экономический кризис
развертывается на базе общего кризиса капитализма, возникшего
еще в период империалистской войны, подтачивающего устои
капитализма и облегчившего наступление экономического
кризиса.
Что это означает?
Это означает прежде всего, что империалистская война
и ее последствия усилили загнивание капитализма и подорвали
его равновесие, что мы живем теперь в эпоху войн и революций,
что капитализм уже не представляет единственной и
всеохватывающей системы мирового хозяйства, что наряду с
капиталистической системой хозяйства существует социалистическая
система, которая растет, которая преуспевает, которая
противостоит капиталистической системе и которая самым фактом своего
существования демонстрирует гнилость капитализма,
расшатывает его основы.
Это означает далее, что империалистская война и
победа революции в СССР расшатали устои империализма в
колониальных и зависимых странах, что авторитет империализма в
этих странах уже подорван, что он не в силах больше по-старому
хозяйничать в этих странах.
Это означает дальше, что за время войны и после нее в
колониальных и зависимых странах появился и вырос свой
собственный молодой капитализм, который с успехом
конкурирует на рынках со старыми капиталистическими странами,
обостряя и осложняя борьбу за рынки сбыта.
Это означает наконец, что война оставила большинству
капиталистических стран тяжелое наследство в виде хронической
недогрузки предприятий и наличия миллионных армий
безработных, превратившихся из резервных в постоянные армии
безработных, что создавало для капитализма массу трудно-
6

стей еще до нынешнего экономического кризиса, и что должно
еще больше осложнить дело во время кризиса»1.
В этот период всеобщего кризиса капитализма реакция в
целом ряде капиталистических стран принимает свою наиболее
открытую форму—фашистской диктатуры.
Программа Коминтерна указывает на те конкретные
исторические условия, при которых процесс наступления
буржуазной империалистической реакции приобретает форму фашизма.
«Такими условиями являются: неустойчивость
капиталистических отношений, наличие значительных деклассированных
социальных элементов, обнищание широких слоев городской
мелкой буржуазии и интеллигенции, недовольство деревенской
мелкой буржуазии, наконец постоянная угроза массовых
выступлений пролетариата. Чтобы обеспечить себе большую
устойчивость власти, ее твердость и постоянство, буржуазия все
более вынуждается переходить от парламентской системы к
независимому от межпартийных отношений и комбинаций
фашистскому методу. Этот метод есть метод непосредственной
диктатуры, идеологически прикрываемой «общенациональной идеей»
и представительством «профессий» (а по существу
разнообразных групп господствующих классов), метод использования
недовольства мелкобуржуазных, интеллигентских и прочих масс,
путем своеобразной социальной демагогии (антисемитизм,
частичные вылазки против ростовщического капитала,
возмущение парламентской «говорильней») и коррупции в виде
создания сплоченной и оплачиваемой иерархии фашистских дружин,
партийного аппарата и чиновничества; при этом фашизм
стремится проникнуть и в рабочую среду, вербуя наиболее
отсталые слои рабочих, используя их недовольство, пассивность
социал-демократии и т. д.»2.
«Фашизм есть открытая террористическая диктатура
наиболее реакционных, наиболее шовинистических и наиболее
империалистических элементов финансового капитала» (из
тезисов XIII пленума ИККИ).
Используя весь опыт предыдущих эксплоататорских
классов, буржуазия применяет самые жестокие меры насилия,
чтобы удержать свою власть, спасти свой строй, по крайней мере
отсрочить свою гибель. Основной задачей фашизма является
разгром революционных организаций пролетариата и в
первую очередь его авангарда—коммунистической партии. Чтобы
осуществить эту цель, буржуазия ни перед чем не останавли-
1 Сталин, ПолитотчетЦК XVI съезду ВКП(б), «Вопросы ленинизма»,
изд. 2-е, 1930 г., стр. 609—610.
2 Программа Коминтерна, Партиздат, 1932 г., стр. 41—42.
7

Бается, воскрешая своими жестокими репрессиями и
утонченными пытками мрачные времена средневековья. Фашисты
проводят самое жестокое преследование лучших представителей
рабочего класса, подвергая их физическому истреблению и
заключению в концентрационные лагери. Они запрещают
забастовки, рабочую печать, отнимая и те немногочисленные и
урезанные «свободы», которые давала буржуазная
демократия.
Всякое проявление протеста против фашистского режима
карается самым строгим образом. Террор становится основной
формой классового господства буржуазии.
Стремясь обеспечить за собой массовый базис,
монополистический капитал пытается самыми различными демагогическими
приемами увлечь на свою сторону мелкую буржуазию,
крестьянство, служащих, ремесленников, люмпен-пролетариат и даже
отсталые слои рабочего класса.
Испытывая давление со стороны крупного капитала,
стараясь отстоять свою мелкую собственность, мелкая буржуазия
легко поддается на удочку демагогических и
националистических лозунгов фашистов.
Раскол рабочего класса, проведенный социал-демократией,
привел к тому, что в ряде капиталистических стран силы
назревающей пролетарской революции оказались временно
слабее сил буржуазной реакции. Этот раскол также
ослабил влияние пролетариата на массы крестьянства и низшие
слои городской мелкой буржуазии. Всей своей
деятельностью, своими выступлениями против диктатуры пролетариата
социал-демократия подготовляла временное отклонение этих
слоев вправо.
Только благодаря деятельности социал-демократии
монополистический капитал, демагогически использовав
недовольство мелкой буржуазии, сумел в период революционного
подъема в ряде стран установить фашистские диктатуры.
Мировой экономический кризис особенно усилил
тенденции капиталистических государств в области фашизации.
Одной из стран, вступивших в последние годы на путь
фашизма, является Германия. Именно в этой стране с особой
силой сказался мировой экономический кризис.
В результате Версальского договора Германия лишилась
значительной части своих территорий в Европе и всех своих
колоний. Францией отнята Эльзас-Лотарингия. Саарский
бассейн отнят на 15 лет, с тем чтобы после этого срока население
решило через референдум, кому будет принадлежать
территория бассейна. Германия лишилась всей Познани, почти всей
8

Западной Пруссии, части Силезии и Померании. Польские
владения в Западной Пруссии и Померании образовали «коридор»,
доходящий до Балтийского моря и отделяющий Восточную
Пруссию от остальной Германии.
По Версальскому договору Германия должна была
выплачивать реперации на сумму 13 млрд. золотых франков. Два раза
снижались реперационные платежи, но и по плану Юнга
Германия должна была платить ежегодно в течение 59 лет 1 900 млн.
марок.
Вполне понятно, что Германия, для того чтобы платить па
репарациям, должна была форсировать свой экспорт, и это она
делала непрерывным усилением эксплоатации рабочего класса,
резко понижая его жизненный уровень.
В сдавленной тисками версальской системы Германии
особенно тяжелым оказался экономический кризис. Если взять
промышленную продукцию в 1928 г. в Германии за 100, то в
1929 г. она была 101, в 1932 г.—57,4. Все промышленные
предприятия в январе 1933 г. работали с нагрузкой в 33,3%. Резко
сокращается германский экспорт. В 1928 г. Германия вывозила
товаров на 14 млрд. марок, в 1932 г. эта сумма снизилась до
5 739 млн. марок.
Резко ухудшилось положение рабочего класса в Германии.
Средний недельный заработок германского рабочего в 1929 г.
был 42 марки, а в 1932 г. он упал до 21,6 марки.
Все эти факты способствовали быстрому росту
революционного движения пролетариата и усилению влияния
коммунистической партии. Компартия в Германии была организована в
1918 г. Она непрерывно росла с тех пор, и влияние ее на рабочие
массы усиливалось. В 1920 г. она получила на выборах в
рейхстаг 590 тыс. голосов, а в ноябре 1932 г. около 6 млн. голосов.
Но силы революции сплачивают силы контрреволюции.
Германская буржуазия повела борьбу с непрерывно
растущим революционным движением. Начало усиливаться
националистическое движение, которое в условиях Версальского
договора в Германии имело чрезвычайно благоприятные условия.
Шовинистическая и антисемитская пропаганда, искусно
приправленная антикапиталистическими лозунгами, оказала
особое влияние на слои мелкой буржуазии.
Прежние «демократические» методы господства уже стали
недостаточными в условиях революционного подъема.
Начинается процесс фашизации. Рабочий класс мобилизует свои
силы на борьбу с реакцией. И здесь-то особенно сказалась роль-
германской социал-демократии. Употребив все свое влияние
на рабочий класс, она всячески стремилась удержать его в рам-
9

ках «легальности», одурманивая его теорией «меньшего зла». Она
внесла раскол в ряды рабочего класса, «она поставила огромные
массовые организации рабочего класса, выросшие особенно
сильно после первого тура революций и войн, на службу
капиталу»1.
Деятельность социал-демократии значительно ослабила
силы пролетариата и его влияние на мелкую буржуазию.
Последнюю сумела увлечь национал-социалистическая партия.
В январе 1933 г. к власти в Германии пришло
правительство Гитлера. Начались еще более ожесточенные
преследования революционного движения.
Вся страна покрылась сетью концентрационных лагерей,
куда помещены тысячи членов коммунистической партии.
Самые зверские насилия применяются для того, чтобы подавить
революционное движение. Захлебываясь в крови, орудуют
фашистские палачи. Каторжные приговоры, виселицы, самы..
зверские преследования показывают все контрреволюционное
бешенство буржуазии и ее боязнь пролетарской революции.
Однако как бы ни свирепствовал фашизм, какие бы тяжелые
преследования он ни обрушивал на головы лучших деятелей
рабочего класса, это доказывает не силу капитализма, а,
наоборот, его слабость.
Тов. Сталин в своей речи на XVII съезде партии сказал:
«В этой связи победу фашизма в Германии нужно
рассматривать не только как признак слабости рабочего класса и
результат измен социал-демократии рабочему классу, расчистившей
дорогу фашизму. Ее надо рассматривать также, как признак
слабости буржуазии, как признак того, что буржуазия уже не в
силах властвовать старыми методами парламентаризма и
буржуазной демократии, ввиду чего она вынуждена прибегнуть во
внутренней политике к террористическимметодам управления,—
как признак того, что она не в силах больше найти выход из
нынешнего положения на базе мирной внешней политики, ввиду
чего она вынуждена прибегнуть к политике войны»2.
Переход к методам фашистской диктатуры доказывает, что
«растут революционный кризис и возмущение широких масс
против господства капитала»3.
Уже больше года находится у власти гитлеровское
правительство в Германии. Однако положение капитализма там не
улучшились, силы революции не сломлены. Преследования и
1 Мануильский, Речь на XVII съезде ВКП(б).
2 Сталин, Отчетный доклад XVII съезду ВКП(о), Партиздат, 1934 г.,
стр. 11.
3 Тезисы и постановления XIII пленума ИККИ.
10

кровавая расправа еще больше закаляют рабочий класс,
окончательно разоблачают всю предшествовавшую предательскую
деятельность социал-демократии и приближают идущую
быстрыми темпами пролетарскую революцию в Германии.
ЭКЛЕКТИЧНОСТЬ ИДЕОЛОГИИ ФАШИЗМА
Ни один из эксплоататорских классов не управлял при
помощи одного только физического насилия. Сильным средством
удержания в покорности и подчинении широких масс
трудящихся всегда служила идеология господствующих
классов. В средние века тем средством, которое держало умы
трудящихся в скованном состоянии и рабском подчинении, была
главным образом религия. Она несла верную службу феодалам,
направляя всю энергию, все помыслы, весь строй духовной
жизни в сторону религиозных воззрений и идеалов. Буржуазия,
как известно, и теперь ничуть не отказывается от религии, но
в период всеобщей грамотности и развития техники религия не
может исполнять полностью ту роль, которую играла в
средние века. Отсюда — необходимость в целом ряде
идеологических построений, которые смогли бы обеспечить
соответствующее направление духовной жизни и способствовать
оправданию строя наемного рабства.
В те периоды, когда буржуазия выступала против
феодализма, она несла на своем знамени идеи
буржуазно-демократических свобод. Великие мыслители того времени в
противоположность сословному строю и иерархическим отношениям
людей провозглашали лозунги «равенстза, братства и свободы».
Широким распространением пользовались учения Руссо и
других гуманистов о равенстве людей. Провозглашение
формального юридического равенства было необходимо буржуазии как
средство раскрепощения общества от пут сословного строя,
который тормозил развитие капитализма, как средство закрепления
и охраны фактического неравенства, основанного на частной
собственности на средства производства. Идеалы развития
свободной личности соответствовали периоду расцвета
капиталистической системы и свободной конкуренции владельцев
фабрик и заводов.
Эпоха империализма—загнивающего
капитализма—знаменует собой загнивание всей буржуазной идеологии,
постепенный отказ от всех широковещательных лозунгов
демократических свобод, которые так или иначе могли быть использованы
противниками буржуазного строя.
Эпоха всеобщего кризиса капитализма и фашизации
буржуазных государств еще больше усилила этот процесс. Самым спеш-
п

ным образом пересматриваются все идеологические построения
буржуазии. Беспощадно выбрасывается то, что соответствовало
либеральным построениям периода расцвета капитализма.
Буржуазия спешно перевооружается. Необходимо отметить, что
если и в период расцвета капитализма буржуазии была
необходима идеология, которая бы действовала одурманивающим
образом на массы трудящихся, то в настоящий период, когда
капитализм идет к гибели, значение подобной идеологии для
буржуазии необычайно возрастает. Именно сейчас буржуазия
нуждается в целом ряде «теорий», которые должны наиболее
искусно скрыть все углубляющиеся противоречия
капиталистического строя.
Основной целью фашистской идеологии является борьба
против непрерывно растущего и приобретающего все большее
влияние среди масс трудящихся марксизма-ленинизма.
Марксизм нанес сокрушительные удары буржуазному
мировоззрению, он охватывает все новые слои трудящихся, проникая в
самую глубь колоний, он выковывает все ^большее количество
борцов в духе непримиримой ненависти к капитализму.
Фашизм выступает против марксизма, он пытается создать
мировоззрение, которое бы подтверждало позиции прямо
противоположные марксистским, широко используя для этого все
то наиболее реакционное, что имелось в арсеналах дворянских
и буржуазных мыслителей.
Загнивание буржуазии сказывается и в том, что фашизм
не способен сам выработать своей новой самостоятельной
идеологии, он пользуется самыми различными философскими
системами для этого, создавая эклектические и взаимно
противоречащие построения. Фашизм не имеет стройной и логически
выдержанной идеологической системы. И это понятно. Класс,
идущий к гибели, не может дать в своих теоретических построениях
правильного отражения объективной реальности.
Верно отобразить действительность—значит признать себя
банкротом. Фашизм же заинтересован в том, чтоб скрыть
историческую неизбежность гибели капитализма. Отсюда попытка
идеологов гибнущего класса выработать такое мировоззрение,
которое бы полностью извратило действительный ход развития.
В подобных «теориях» конечно меньше всего последовательности.
Но это еще не объясняет всего вопроса. Дело в том, что
социальная база фашизма весьма разнородна. «Фашизм пытается
обеспечить за монополистическим капиталом массовый базис среди
мелкой буржуазии, апеллируя к выбитому из колеи
крестьянству, ремесленникам, служащим, чиновникам и в частности
деклассированным элементам крупных городов, стремясь проник-
12

путь также и в рабочий класс» (из тезисов XIII пленума
ИККИ).
Отсюда эклектичность и разнородность фашистской
идеологии. Она составлена из самых противоречивых частей потому,
что не отражает объективной реальности и апеллирует к
социальным группам, имеющим противоречивые интересы.
Одним из основных положений фашистской идеологии яв
ляется учение, резко выступающее против марксистской
теории классовой борьбы, провозглашающее солидарность
классовых интересов пролетариев и буржуа и национальный
«надклассовый» характер государства, при помощи которого якобы
«ликвидируется классовая борьба» и осуществляется
абсолютное «национальное единство». Высшим благом являются
интересы нации, которая осуществляет союз людей родных по крови,
имеющих единое стремление и общие интересы. Это учение
направлено против интернационализма пролетариата, против
учения марксизма о непримиримой классовой борьбе.
Так Готтфрид Федер заявляет: «Наша антимарксистская
борьба направлена против уничтожающего государство учения
еврея Карла Маркса, против разобщающего нацию учения о
классовой борьбе, против уничтожающего всякую
хозяйственную жизнь отрицания частной собственности, против
исключительно чисто экономического объяснения истории»1.
В этом отношении фашизмом широко используется учение
Гегеля2.
Заимствуя самые реакционные черты гегелевской
философии, извращая и приспособляя ее к своим
потребностям, фашисты делают ее одним из теоретических оснований
своей идеологии.
Но этим фашисты не ограничиваются. Чтобы оправдать и
объяснить целый ряд положений своей идеологии, они
обращаются к другим мыслителям. Так в целом ряде фашистских
сочинений мы находим высказывания о том, что духовными отцами
фашизма являются: Макиавелли, Лягард, Сорель, Чемберлен.
Шпенглер и др.
Чтобы увлечь за собой массы, особенно в тот период, когда
они еще не «призваны к власти», фашисты выдвигают в
некоторых странах антикапиталистическую и «социалистическую»
фразеологию. Этим широко, как известно, пользовались
германские национал-социалисты. Как демагогически и лживы эти
1 Gottfried Feder, Was will Adolf Hitler, München 1932, S. 13.
8 Тов. Аржанов в своей книге: «Гегельянство на службе
германского фашизма» полно и обстоятельно разобрал этот вопрос.
13

лозунги, не приходится особо объяснять. В своей исторической
речи на XVII партсъезде т. Сталин указал, что при самом
лучшем рассмотрении в германском фашизме нельзя найти и «атома
социализма». Лозунги о социализме предназначены для
обмана широких масс. Их употребление фашистами доказывает
такую огромную популярность социализма среди трудящихся,
что вынуждает злейших врагов и противников социализма
пробираться к власти, демагогически прикрываясь этими
лозунгами.
Но существуют эксплоататорские классы и группы,
которых фашистам не приходится обманывать социалистической
фразеологией, которых не приходится уговаривать сладенькими
речами о солидарности классовых интересов, которым не
приходится преподносить фашистскую правду в позолоченной
пилюле мещанского социализма. Это те, ради которых как раз и
совершаются фашистские «перевороты» и организуются
концентрационные лагери для лучших представителей рабочего
класса, запрещается всякое проявление свободной мысли и
творчества,—это магнаты финансового капитала, крупные буржуа,
дворянство, высшее офицерство и высшее чиновничество. Они
могут услышать то, что не подходит для обмана широких масс
трудящихся, но что отражает действительные чаяния и
воззрения современных рабовладельцев.
Для этих слоев и предназначены заимствования из тех
философских систем, которые открыто и недвусмысленно стоят на
позициях эксплоататоров.
Одной из таких философий и является система Ницше.
Можно смело сказать, что среди ряда многих философских
систем философия Ницше занимает одно из первых мест по
откровенности, с которой она выражает право эксплоататоров на
угнетение и насилие над массами трудящихся. В истории философии
довольно редко встречаются философские системы, которые бы
так открыто защищали позиции господствующего эксплоата-
торского меньшинства.
Вполне понятно, что фашизирующаяся буржуазия не могла
пройти мимо учения Ницше. Когда оно появилось в 70-х и
80-х годах прошлого столетия, оно не было принято
благосклонно официальной буржуазной мыслью, так как слишком
шокировало буржуазию своей откровенностью.
Философия Ницше отражала мысли и настроения
юнкерства и наиболее реакционных групп немецкой буржуазии
второй половины XIX в.
Открыто признать учение Ницше буржуазия тогда не
решалась.
14

Сейчас времена изменились. Буржуазия сама принимает
те феодальные лозунги и идеологические построения, которые
когда-то разрушались под влиянием мощных ударов ее же
теоретиков.
Ленин писал еще в 1913 г.: «В цивилизованной и
передовой Европе с ее блестящей, развитой техникой, с ее богатой,
всесторонней культурой и конституцией наступил такой
исторический момент, когда командующая буржуазия из страха перед
растущим и крепнущим пролетариатом поддерживает все
отсталое, отмирающее, средневековое (подчеркнуто нами.—Б. Б.).
Отживающая буржуазия соединяется со всеми отжившими и
отживающими силами, чтобы сохранить колеблющееся наемное
рабство»1.
Вот почему фашизм и обращается к философии Ницше.
Его система становится «своевременной»2.
Нашей целью является выяснение того, каким образом-
фашизмом используются мысли Ницше. Для нас это
чрезвычайно важно потому, что мы должны знать идеологию врага:
наличие в последней тенденций одной из самых реакционных
философских систем наглядно показывает истинное лицо
самого фашизма, выясняет его классовую сущность, срывает с
него маску, в которую он вынужден рядиться, чтобы завоевать
мелкую буржуазию и отсталые слои рабочего класса.
Выяснение ницшеанских тенденций в идеологии фашизма
должно показать пролетариату и широким массам трудящихся
истинные намерения фашистских вождей, скрывающихся за
искусной ширмой демагогии.
Именно потому, что Ницше является одним из наиболее
откровенных представителей философии эксплоататорских
классов, вскрытие ницшеанских черт фашистской идеологии,
разоблачая истинные намерения фашизма, послужит делу
пролетарской революции, которая одна только в состоянии освободить
человечество от одной из самых кошмарных и кровавых форм
насилия эксплоататоров и открыть пути к новой светлой и
радостной жизни людей будущего коммунистического общества.
НИЦШЕ —«ПРОРОК» ФАШИЗМА
В руководящих фашистских журналах и высказываниях
виднейших «теоретиков» фашизма мы встречаем прямые
указания на то, что фашистская идеология находится в самой
тесной связи и заимствует целый ряд своих положений из фило-
1 Ленин, Соч., изд. 2-е, т. XVI, стр. 395.
2 Ницше называл свою философию несвоевременной.
15

софии Ницше. Фашисты заявляют, что Ницше является тем
философом, который писал для будущего, что его идеалы сейчас
осуществляются фашистским государством. Только фашизм,
заявляют они, сумеет оценить по достоинству то великое
наследие, которое оставил Ницше. В целом ряде статей и
произведений фашисты называют его гением и сравнивают его значение
для человечества с именами Лейбница, Канта и Гегеля.
Со всей свойственной им грубостью фашисты критикуют
тех, которые хоть в какой-либо степени пытаются использовать
Ницше для борьбы с идеями национализма (как мы покажем
ниже, такие попытки имеются), и заявляют, что Ницше
принадлежит им, что только они осуществляют то, что он пропове-
дывал. Ницше посвящены, многие работы, где он
рассматривается как величайший политик и законодатель основных
положений, которым надо следовать при «новом» строе жизни.
Главнейшие положения творчества Ницше изучаются и
приспособляются к идеологии фашизма. Причем не только на родине
Ницше, в Германии, но и в Италии распространено такое
отношение к философии Ницше.
В апреле 1930 г. начал выходить в Германии один из
главнейших фашистских журналов «Национал-социалистический
ежемесячник», издаваемый А. Гитлером, под редакцией А. Ро-
зенберга. В первом же номере была помещена статья «Пророки:
Фридрих Ницше, Пауль Лягард и Хаустон Чемберлен в их
значении для нас»1. В этой статье, как видно из самого заглавия,
пророками фашизма считаются три вышеназванных мыслителя.
Их мысли и произведения, заявляет автор, некий доктор Гросс,
стоят в самом центре духовной борьбы современности, их надо
изучать и у них следует учиться.
Ницше там отводится почетное место. «Общее между
политическим движением национал-социализма и философией Ницше
лежит в основе их мировоззрения2,—пишет автор,—он учил
в век либерализма о новой твердой героической морали,
которую мы в основном считаем нашей>>3. Автор обрушивается на
тех «интернационально-демократических» литераторов,
которые пытаются использовать Ницше для своего мировоззрения.
Он заявляет, что нет никакого сомнения в том, что в философии
Ницше, который пытался объять весь объем современной души
и проникнуть во все ее уголки, можно найти некоторые слова,
оправдывающие такие попытки. Но если не обращать внимания
1 «Nationalsozialistische Monatshefte», Heft 1, April 1930, S. 29, «Die
Propheten» von Dr. Gross.
2 Там же, стр. 31.
3 Там же.
16
./

1на эти частности, а на самую суть творчества Ницше, то нужно
[Удивляться дерзости, с которой хотят превратить «первого и
'острейшего антидемократа в демократа1».
; в дальнейшем автор излагает те черты философии Ницше,
которые имеют по его мнению громадное значение для
современной Германии.
В № 7 «Национал-социалистического ежемесячника» мы
iснова находим статью о Ницше, где подробно доказывается,
|что Ницше был истинным германцем, увлекался античной
[историей, потому что видел в ней предтечу германского человека.
«С Ницше начинается новая эпоха, которая показывает,
что было немецкого в культуре Германии со времен песен
германских героев»2. И автор восклицает: «Он, Ницше, умер 25
августа 1900 г., но только сейчас начинает влиять его творчество»3.
В декабрьском номере «Национал-социалистического
ежемесячника» за 1931 г. под общим заголовком «Гегель и
Ницше» помещены две статьи:4 первая посвящена юбилею Гегеля,
вторая—Ницше. Этим как бы подчеркивается, что Ницше и
Гегель являются теми философами, которые имеют наибольшее
значение для фашизма. Автор называет Ницше философом
мирового значения и считает, что только в послевоенный период
начинается для Ницше то время, когда его слава превзойдет все,
что до сих пор имело место. Почти тысяча книг и около 10 тыс.
статей было написано о Ницше. Его книги переведены на все
великие языки мира. Как Кант и Гегель, Ницше не действовал
только литературно, но и политически. Пусть он не оставил
никакой национально-экономической или политической программы,
его учение-де обращено к людям и должно найти место в
практическом отношении человека к человеку. Чрезвычайно
характерно то, что И. Гюнтер, автор этой статьи, считает,—и это
подтверждает наше положение о том, для кого предназначена
философия Ницше в фашистской идеологии,—что во всей своей
последовательности ницшеанская философия является
философией вождей, руководителей. Только для этих слоев годятся
неслыханно резкие высказывания о воле к власти, морали и
христианстве. Автор защищает философию Ницше от нападок
за его высказывания против национализма и религии. Он заяв-
1 «Nationalsozialistische Monatshefte», Heft 1, April 1930, S. 22, «Die
Propheten» von Dr. Gross.
2 «Nationalsozialistische Monatshefte», Heft 7, Oktober 1930, S. 41,
«Der germanische Nietzsche» von Dr. Georg Lange.
3 Там же, стр. 42.
4 «Nationalsozialistische Monatshefte», Heft 21, Dezember 1931, S. 32,
«Hegel und Nietzsche», «Nietzsche und Nationalsozialismus» von J. Günther.
2 Философия Ницше и фашизм.
17

ляет, что Ницше был чрезвычайно далек от «лишенного истории!
и традиций большевизма». Для народа же его значение выражено
в пророческой и социально-педагогической части его
творчества. То, что объединяет Ницше и фашизм,—говорит он,—это
превозношение мужских добродетелей: «дисциплины, мужества,]
твердости, трезвости, свободы, служения и активности»1.
«Невозможно, чтобы народ, воспитанный на этих добродетелях,:
был бы иным, нежели воинственным народом. Невозможно,
чтобы воинственный народ мог проводить другую политику,
чем национальную и стремящуюся к власти»2.
Гюнтер спрашивает: может быть такое движение, как
национал-социализм, само настолько твердо, что оно не
нуждается в философском обосновании и также в философии
Ницше? Умныйполити к никогда так не будет рассуждать, отвечает
он сам себе, надо помнить, что всякая политическая оппозиция
имеет свои корни в духовной сфере и оттуда уже переносится в
массы. И Гюнтер преподносит фашизму пример из области
исторической действительности о том, как надо использовать
философские учения. Фридрих Вильгельм III использовал
философию Гегеля для того, чтобы обосновать свое государство.
И философия Гегеля выполнила свое назначение, она дала
больше для духовной области, чем мог это сделать строжайший
милитаризм.
«Что имеет значение для Хегеля, то еще в большей мере
имеет значение для современности и для недалекого будущего
в отношении Ницше,—заверяет Гюнтер.—Там, где жизнь хочет
стать сильной, там она должна итти по пути Ницше»3.
Известный Освальд Шпенглер, автор знаменитого «Заката
Европы», сам признает влияние философии Ницше на
построение его системы. Правда, говоря о том, кто является его
предшественником, он заявляет: «философией этой книги, «Заката
Европы», я обязан гетевской философии,остающейся все еще
неизвестной, и только в гораздо меньшей степени философии Ницше»4.
Но уже эти слова показывают, что он сам признает в
известной мере Ницше своим учителем. Тем более, что, разбирая
целый ряд основных вопросов, разрешавшихся Шпенглером,
убеждаешься, что это положение полностью подтверждается.
Говоря о том, что собой представляют главнейшие вопросы
современности, в том числе «кризис социализма, парламента-
1 «Nationalsozialistische Monatshefte», Heft 21, 1931, S. 35.
«Nietzsche und der Nationalsozialismus» von J. Günther.
2 Там же.
3 Там же.
4 Шпенглер, Закат Европы, т. I, стр. 51.
18

ризма и рационализма, проблема собственности» и т. д.,
Шпенглер заявляет: «В этой области все что-то предчувствовали,
но никто не находил со своей узкой точки зрения единого
всеобъемлющего решения, носившегося в воздухе со времени Ницше,
который держал в своих руках все решающие проблемы
(подчеркнуто нами.—Б.Б.), но, будучи романтиком, не смел
смотреть в лицо строгой действительности»1.
Автор «Заката Европы» посмотрел прямо в лицо жизни
и однако, как мы это увидим из дальнейшего изложения, ушел
недалеко от Ницше.
Чрезвычайно интересен вопрос о том, как относятся
германские фашисты к Шпенглеру. В целом ряде случаев они
выставляют его своим учителем. Некоторые же пытаются показать,
что Шпенглер не так близок к фашистской идеологии. В № 4
«Национал-социалистического ежемесячника» помещена под
инициалами А. Р. (очевидно Розенберга) статья «О значении
творчества Шпенглера», которая кончается указанием, что
«Освальд Шпенглер не наш учитель, которому мы можем следовать
полностью и целиком... Национал-социалистическое движение
есть нечто самостоятельно выросшее. Его мировоззрение
выросло из собственных корней и потому идет своей
самостоятельной дорогой. Это—путь к новому государству немецкой нации,
построенному на основе мифа, крови и чести»2.
* Этим указанием автор выдает себя: он во что бы то ни стало
хочет доказать оригинальность фашистской идеологии.
Напрасный труд. Очень легко доказать, что во всей идеологии
фашизма мало оригинального. Она вся состоит из кусков различных
систем, довольно неудачно склеенных грубыми руками
фашистских идеологов.
Известный соратник Гитлера—А. Розенберг в своей,
распространяемой в фашистской Германии в десятках тысяч
экземпляров, книге «Миф XX столетия» пишет о том, что к
знамени Ницше присоединяют себя красные бродячие
проповедники, т. е. те люди, о которых Ницше иначе не мог говорить,
как с презрением. Сам же он считает, что в Ницше достигла
наибольшей высоты расовая чистота. Ницше,—заявляет Розенберг,—
попал в руки политических распутников, немецкому народу
'он неправильно преподносится. Хотят уверить немцев, что
ницшеанство есть освобождение личности от всех пут, в то же время
забываются слова Ницше о дисциплине и внутреннем величии.
Приведя слова Ницше: «От будущего сюда приходят доро-
1 Шпенглер, Закат Европы, т. I, стр. 50.
s «Nationalsozialistische Monatshefte», № 4, S. 183—184.
2*
19

гие ветры с тайными ударами крыльев, достойные уши слышат
хорошие вести», Розенберг заявляет, что они были...
«предчувствием почти единственного далеко видящего Ницше в том
сумасшедшем мире, в котором он (Ницше) жил вместе с Лягар-
дом и Bai нерим»1.
Фашисты неоднократно заявляют, что для них имеют
значение именно те философы, которые учат о том, как надо
действовать. В бисмарковских «Мыслях и воспоминаниях»
содержится больше философии, нежели в сотнях факультетских
сочинений, —указывает Бланк в известном фашистском
дискуссионном сборнике «Мы ищем Германию» и в соответствии с этим
делает следующее добавление: «Если вы меня спросите о
философах, которые имеют для нас ведущее значение, то я назову
вам имена: Ницше, Лягарда и Шпенглера... Ближайшее
столетие будет строиться в соответствии с ними»2.
Как уже указано выше, в Германии в последние годы издан
ряд книг о Ницше, которые пытаются его представить
провозвестником фашистского строя. Среди них прежде всего
необходимо выделить книгу Боймлера: «Ницше—философ и
политик». Автор ее Альфред Боймлер является одним из
виднейших руководителей национал-социалистического движения
Германии, он работает в министерстве пропаганды, занимая
руководящий пост.
Боймлер заявляет, что рассматривает Ницше как мысли-"
теля европейского масштаба, которого можно поставить рядом
с Декартом, Лейбницем и Кантом. Все вопросы, связанные с
философией Ницше, в этой книге рассматриваются таким
образом, что выделяются те проблемы, которые наиболее важны
для фашизма. Был ли Ницше истинным германцем,
указывающим путь к сохранению и развитию «германского» духа,
является самым основным вопросом в книге Боймлера. Учение
Ницше разбирается под углом зрения его отношения к войне и
к государству. Во всех случаях Боймлер так решает
поставленные им вопросы, что можно смело сказать, что его книга
представляет целиком фашистскую интерпретацию философии
Ницше.
Подводя итоги своей работы, Боймлер пишет: «Ницше...
не хотел знать о государстве в смысле нравственного организма
в духе Гегеля, он так же не хотел знать о бисмарковской хри-
1 Alfred Rosenberg, Der Mythus des XX Jahrhunderts, 2 Auflage,
München 1931, S. 500.
2 «Wir suchen Deutschland». Ein freier Disput über die Zeitkrisis
zwischen Gerhard Schulze-Pfaelzer und Otto Strasser, Major Buchrucker,
Herbert Blank, Leipzig 1931, S. 159.
20

стианской «маленькой» Германии, перед его глазами стояла
старая задача нашей расы—быть руководителем Европы.
Немецкая политика в будущем без элементов Ницше и Гелъдерлина
невозможна. От немецкой молодежи зависит будущее Европы»1.
И дальше: «Творцом новой Европы... может быть только
Северная Германия, Германия Гельдерлина и Ницше. Не Бисмарку
принадлежит Ницше, а времени великой войны. Немецкое
государство будущего не явится продолжением творчества
Бисмарка (Боймлер указывает, что Бисмарк, по мнению Ницше, был
представителем национального либерализма), но будет создано
в духе Ницше и великой войны»2.
Известный правовед Месс выпустил в 1930 г. книгу
«Ницше—законодатель», где указывает, что его сочинение имеет
целью показать, что все учение о современном праве должно
исходить из воззрений Ницше3.
Он называет Ницше правовым гением и говорит:
правовой порядок Заратустры представляется многим как утопия,
но разве социализм не подобным образом является
регулятивным принципом? Правовой порядок Заратустры должен быть
принят как основа для будущего, почва для которого сейчас
должна подготовляться. «Ницше—совсем не трагический
герой для того, кто в его сочинениях видит ясно основы для
будущей жизни» 4.
Таковы высказывания идеологов немецкого фашизма,
которые открыто признают Ницше своим учителем и одним из
основоположников своего мировоззрения5.
Влияние философии Ницше на фашистскую идеологию
выходит за пределы его родины. В той стране, где впервые был
установлен фашистский режим, философия Ницше имела также
большое влияние на построение идеологии фашизма.
Сам Муссолини подчеркивает, что философия Ницше
оказала на него большое воздействие при его превращении из со-
1 Alfred Beamier, Nietzsche der Philosoph und Politiker, Verlag von
Philipp Reel am, Leipig 1931, S. 181 — 182.
2 Там же, стр. 183.
3 Friedrich Mess, Nietzsche der Gesetzgeber, 1930. Felix Meiner Verlag
in Leipzig, Vorwort, S. VII.
4 Там же, Vorwort, S. XI.
6 Нельзя не упомянуть, что в Германии имеются работы
противоположного направления. Так например в 1932 г. вышла книга Эрнеста
Гутфрейнда «Der Niedergang der Nordischen Rasse oder der
Nationalsozialismus im Lichte Nietzsches», 1932, где автор, опираясь на учение Ницше,
пытается опровергнуть антисемитизм и фашистское учение о государстве.
Однако, как мы увидим ниже,—это попытка с негодными средствами.
Нельзя опровергнуть положения фашистов, опираясь на учение Ницше.
21

циалиста в фашиста. Так, отвечая одному из своих
корреспондентов, он заявляет: «В письме, которое я от вас получил, вы
говорите о ницшеанском тоне моих речей и писем. Вы
совершенно правы своим указанием, что я его изучал. 15 лет назад,
когда я еще был молодым человеком и бродил из одного
швейцарского кантона в другой, мне попались его сочинения в
руки. Я их все без исключения прочитал. Они произвели на
меня большое впечатление. Они излечили меня от моего
социализма»1.
Дальше Муссолини пишет, что сочинения Ницше указали
ему на истинную ценность парламента и он принял не только
критику Ницше современной действительности, но и основы
его положительного учения, которые научили его жить, ища
опасностей и рискуя.
Один из немецких фашистов Куно Ренатус, недавно
написавший книгу «Новая Италия», говоря о воздействии «немецкого»
духа на итальянский фашизм, напоминает: «...прежде всего
здесь необходимо вспомнить о Ницше. Шпенглер в одной своей
речи указал на Муссолини как осуществителя ницшеанской
философии силы»2.
Сарфатти, написавший биографию Муссолини на основе
автобиографических данных, посвящает специальную главу
влиянию философии Ницше на Муссолини, которая состоит
главным образом из высказываний самого Муссолини о
философии Ницше. Муссолини пишет: «Чтобы человека освободить
от прошлого, надо творить новое, пока воля не скажет: «я так
хочу». Такая воля к власти, которая в творчестве новой морали,
в искусстве и социальной жизни выделяется как главное,
дает жизни цель... Сверхчеловек—это величайшее творение
Ницше. Какая таинственная потребность, какой внутренний
зов мог дать одинокому профессору это гордое познание... в
противовес нашей жизни, где средний человек развивается во
вред растущему человеку»3. Ницше ставит идеал, который
в корне отличен от идеала предыдущих поколений; «чтобы этот
новый идеал осуществить,—говорит Муссолини,—появится ряд
свободных духов, окрепших в войне и одиночестве, в опасности...
духи, которые освободят нас от любви к ближнему, от полного
безмолвия, так как они дадут земле конечную цель и раскроют
людям их надежды»4.
1 Цит. по книге Mess, Nietzsche der Gesetzgeber, S. 184.
2 Kuno Renatus, Das neue Italien, München 1933, S. 58.
3 G. Sarfatti, Mussolini Lebensgeschichte nach autobiographischen
Unterlagen, P. List Verlag, Leipzig 1926, Mussolini und Nietzsche, S. 111—115.
4 Там же, S. 115.
22

Гиалиано в статье «Историческая значимость фашистского
движения», помещенной в сборнике, рекомендуемом Муссолини,
полемизирует с теми, которые считают Ницше
индивидуалистом и потому склонным к анархизму.
Розен, описывая подготовительный путь итальянского
фашизма, указывает на то, что мысли Ницше явились оружием
литературного происхождения итальянского национализма:
«Радость борьбы, прославление необузданной силы—суть
основные идеи, с такой страшной силой осуществляемые
ницшеанским учением»1.
Можно было бы привести целый ряд подобных
высказываний, хотя и этих достаточно, чтобы доказать, что сами
фашистские идеологи открыто признают то влияние, которое имеют
ницшеанские идеи в идеологическом одеянии фашизма2.
Для того чтобы выяснить, какие именно черты философии
Ницше используют фашисты для своей идеологии, нам нужно
вкратце описать учение Ницше и, выяснив
социально-экономические предпосылки возникновения его философии, определить
ее классовую сущность.
1 Е. Rosen, Der Faschismus und seine Staatsidee, Berlin 1933, S. 46.
2 Уже когда была написана и сдана в печать эта книга, нам
удалось познакомиться с новыми учебными планами университета в Брес-
лау на 1934/35 учебный год. Оказывается, что по философии на первом
месте значится курс Кюннемана, «Фридрих Ницще и его значение
для современности» (для слушателей всех факультетов).

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
УЧЕНИЕ НИЦШЕ
ИДЕОЛОГОМ КАКОГО КЛАССА БЫЛ НИЦШЕ?
Германия второй половины XIX в. представляла собою
страну, быстро идущую по пути капиталистического развития.
Начиная с 50-х годов, капиталистическое производство
побеждает во всех областях хозяйственной жизни. Растет количество
фабрик и заводов, значительно повышаются обороты внешней
торговли, увеличивается число лиц, живущих наемным трудом.
Для хозяйственного роста страны чрезвычайно показательно
развитие железнодорожного строительства. Если в 1840 г.
длина железнодорожной сети составляла в Германии 549 км,
то в 1870 г. она достигает уже 19 575 км. Строительство
железных дорог повлияло на развитие горного дела, мелаллурги-
ческого производства и машиностроительной промышленности.
В шести основных районах Германии добыча каменного угля
возрастает с 8,8 млн. m в 1848 г. до 38,8 млн. m в 1864 г. В 1870 г.
Германия дает уже около 16% мировой продукции каменного
угля. В 1860 г. германская металлургия обгоняет бельгийскую
и в 1870 г.—французскую.
Быстро развивается также процесс концентрации
производства. С 1851 г. по 1870 г. в Пруссии организуется 295
акционерных обществ с капиталом в 2 400 млн. марок. Средний
прирост капитала достигает 124 млн. марок в год. Непрерывно
увеличивается количество рабочих. Так, если в
каменноугольной промышленности в 1848 г. было занято 35,5 тыс. рабочих,
то в 1864 г. их уже 99,1 тыс.
Но идущее столь быстрыми шагами капиталистическое
развитие Германии наталкивается на пережитки феодализма,
встречает на своем пути различные рогатки. Важнейшим
препятствием быстрому развитию промышленности являлась
раздробленность Германии, существование целого ряда государств,
24

во многих случаях «пародий на государство» (Энгельс) с своей
монетной системой и своими весами. В каждом государстве было
свое вексельное право, свои условия занятия ремеслом.
Существование различных законодательств и всевозможные
ограничения права жительства не давали возможности капиталистам
перебрасывать имеющуюся в их распоряжении рабочую силу
в те пункты, где были расположены промышленные
предприятия.
Ленин в письме к Степанову-Скворцову пишет, что
«национальным вопросом вполне утвердившегося буржуазного
развития Германии было объединение»1. Объединение Германии
являлось важнейшим условием для дальнейшего развития
германской индустрии.
Это объединение могло быть проведено двумя путями:
через великогерманскую республику и через прусскую
монархию. Соотношение классовых сил решило вопрос в пользу
второго пути. Ленин пишет: «1848—1871 гг. в Германии были
эпохой революционной и контреволюционной борьбы двух путей
объединения (решения национальной проблемы буржуазного
развития Германии): пути через великогерманскую
республику и пути через прусскую монархию. Только'к 1811-му году
второй путь окончательно победил»2. Разбирая причину того,
[что развитие пошло по второму контрреволюционному пути,
Шенин говорит: «Слабость пролетариата в Пруссии и в Австрии
Шла причиной того, что он не мог помешать аграриям и
буржуазии совершить преобразование вопреки интересам рабочих,
%самой невыгодной для рабочих форме, с сохранением и
монархии, и привилегий дворянства, и бесправия в деревне, и-массы
других остатков средневековья... Почему «кризисы» в Австрии
и в Пруссии в 60-е годы оказались «конституционными», а не
революционными кризисами? Потому что ряд особых обстоятельств
облегчил трудное положение монархии («революция сверху»
в Германии, объединение ее «железом и кровью»), потому что
пролетариат названных стран был тогда еще крайне, крайне
слаб и неразвит, а либеральная буржуазия отличалась такой
же подлой трусостью и изменами, как и русские кадеты»3.
Либеральная буржуазия предательски вела себя в
революцию 1848 г., она боялась свобод для рабочих, которые
боролись за полную демократизацию Германии, и после этой
революции она продолжала свою политику, так как нуждалась
в сильной власти для того, чтобы дать отпор все растущему ра-
1 Ленин, Соч., изд. 2-е, т. XIV, стр. 214.
2 Там же, стр. 215.
3 Там же, т. XV, стр. 211—212.
25

бочему движению. Медленное приспособление германского
дворянства к интересам капитала ей было выгоднее революции.
Победа «революции сверху» наложила неизгладимую
печать на весь характер капиталистического развития Германии.
При таком пути развития (прусском—по терминологии Ленина)
крупные помещичьи хозяйства медленно перерастают в
юнкерские буржуазные хозяйства. Класс крупных землевладельцев
сохраняет на долгие годы большое влияние в политике и во всей
общественной жизни страны. Крупный землевладелец развивает
свое хозяйство на капиталистических началах. Масса крестьян
превращается в бобылей; такой путь развития обрекает их на
десятилетия кабалы и эксплоатации.
Объединение Германии было проведено «железною рукою»
юнкера Бисмарка. Ему предшествовала известная франко-
прусская война 1870—1871 гг., в огне которой вспыхнула
Парижская коммуна, так безжалостно и кроваво раздавленная Тье-
ром при полном содействии прусского дворянства. Франция
была разгромлена и выплатила 5 млрд. контрибуции. На эти
деньги, отнятые у побежденной и залитой кровью страны,
началась усиленная индустриализация Германии, которая в
короткий срок выдвинула ее в первые ряды империалистических
хищников. Столь бурных темпов хозяйственного развития не
было никогда в Германии ни до этого, ни после, за всю
последующую историю ее развития. Все отрасли хозяйства сулили
огромные барыши. Был брошен лозунг: «Обогощайтесь».
Спекуляцией занялись видные государственные деятели, депутаты
рейхстага и министры. И сам Бисмарк был близок к известному
банкирскому дому Блейхредеров. С 1870 по 1874 г. было
основано 857 акционерных обществ с капиталом в 3 307 млн. марок.
Акционерный капитал в строительном деле возрос в 27 раз.
Промышленность по обработке камня, глины, извести увеличила
свой капитал в 19 раз, обработка металлов и машиностроение—
в 7 раз, банковое дело—в 9 раз. В горном и металлургическом
производстве Пруссии было основано 93 новых предприятия с
капиталом в 395 млн. марок. Ежедневные обороты берлинской
фондовой биржи достигали 30—60 млн. марок, а в некоторые
дни до 200 млн. марок. Банки значительно увеличили свои
капиталы.
Соответственно этому увеличивается сила и значение
буржуазии. Концентрация промышленности, рост монополии
способствуют выдвижению крупных магнатов капитала. Однако
значение юнкерства не падает. Наблюдавшееся сближение между
магнатами промышленного капитала и представителями
крупного землевладения становится все более тесным. Юнкера вкла-
26

дывают часть своих прибылей в промышленность, покупают
акции предприятий и становятся их совладельцами. Крупнейшие
пррмышленники приобретают имения с целью войти в ряды
земельной аристократии. О том, что значение юнкерства,
несмотря на быстрый рост промышленности, не упало,
свидетельствует рост феодальных институтов фидеикомиссов, согласно
которым имение из собственности отдельного лица превращается
в достояние всей семьи (переходит по наследству старшему
сыну). На протяжении всего XIX в. их насчитывалось до
1860 г. 271, а с 1870 по 1897 г. было вновь создано 280.
Вместе с ростом промышленности рос и укреплялся
рабочий класс Германии. В 1882 г. наемных рабочих было в
промышленности и горном деле 4 096 243 чел., в торговле и
транспорте—727 262 чел., в сельском хозяйстве—5 881819 чел.
(число наемных рабочих взято вместе с помогающими членами
семьи). Вместе с ростом пролетариата и повышением его
сознательности усиливается его борьба против капитала. Если в
1860 г. мы имеем десятки стачек, то уже в 70-х и 80-х годах
XIX в., а особенно в первой половине 90-х годов, даже
официальная статистика насчитывала их сотнями, а число
участников стачек—тысячами и десятками тысяч. В начале 70-х годов
в долине Рура возникает стачка за 8-часовой рабочий день и
25-процентную надбавку к жалованию. Бастуют 16 тыс.
горнорабочих. В ноябре 1871 г. происходит стачка
машиностроителей в Хемнице и в Берлине; в 1880 г. в Криммичай ряд стачек
текстильных рабочих; в 1889 г. при стачке углекопов Рейнско-
вестфальской области бастовало 100 тыс. чел.; к ним
присоединились 50 тыс. рабочих других отраслей промышленности.
В политическом отношении германское рабочее движение
было представлено уже к 1875 г. объединенной
социал-демократической партией. В 1876 г. партия имела 12 газет и журналов;
за нее было подано в 1871 г. в парламент 119 836 голосов, а
в 1877 г. уже 493 447 голосов. Либеральная буржуазия была
напугана ростом рабочего движения. И если слова Бисмарка:
«Если меня доведут до крайности—я подниму Ахерон» (т. е.
подниму на народное движение низы, ;массы) нагоняли на
либералов бесконечный страх еще в 60-е годы, то после франко-
прусской войны либералы готовы были итти на всяческие
соглашения с юнкерами, чтобы единым фронтом выступить против
рабочего класса. Консерваторы выдвигали политическую
программу, требовавшую сильной, неограниченной, опирающейся
на дворянство, императорской власти. «С существованием
рейхстага благородное дворянство мирилось как с печальной
необходимостью. Один из видных консерваторов однажды заявил,
27

что король имеет право в любой момент позвать лейтенанта с
десятком солдат и приказать им разогнать надоевшую
говорильню»1.
Крупная буржуазия нуждалась в сильной государственной
власти для подавления рабочего движения внутри и для актив1-
ной политики вне Германии, и поэтому она выступала
единым фронтом с юнкерством по основным вопросам
политики.
Если по своему экономическому значению крупная
буржуазия была могущественней юнкеров, то политическое
влияние юнкеров все же было огромно. Консерваторы—партия
юнкерства была настоящей правительственной партией. «Эта
полуфеодальная знать, из поколения в поколение владевшая
своими неделимыми и неотчуждаемыми поместьями, была и
остается в Пруссии крупнейшей социальной силой,—пишет Лукин-
Антонов.—Ее основной базис—крупное землевладение,
соединяющееся с крупным сельским хозяйством,—остался
непоколебимым, несмотря на затяжной сельскохозяйственный кризис...
Именно потому, что Пруссия являлась не только гнездом
юнкерства, но и фактическим господином всей Германии,
политическое влияние крупного землевладения было огромно, несмотря
на то, что по своему экономическому значению в
общегерманском масштабе оно далеко уступало крупной -буржуазии.
Именно консерваторы были настоящей правительственной
партией; заполняя все должности при дворе, в армии,
администрации и суде, поставляя почти весь контингент прусских
министров, они держали в своих руках не только прусский,
но и общегосударственный механизм»2.
Таково было социально-экономическое положение
Германии в то время, когда развивался и творил один из самых
откровенных из всех бывших когда-либо философов эксплоата-
торскихклассов—Фридрих Ницше (род.в 1844г., умер в 1900г.).
Я так подробно останавливался на выяснении положения
юнкерства в тогдашней Германии, потому что, только уяснив
его, мы можем понять все истоки философии Ницше.
Только прусский тип развития капитализма мог создать
философию Ницше. Именно своеобразие развития капитализма
в Германии, которое вело к медленному перерастанию крупных
землевладельцев в капиталистов и сращиванию интересов
юнкерства с буржуазией, послужило социально-экономической
основой философии Ницше.
1 Лукин-Антонов, Очерки новейшей истории Германии, Гиз, 1925 г.,
стр. 64.
2 Там же.
28

ü Ницше был идеологом юнкерства и наиболее реакционных
кругов немецкой буржуазии того времени, выступавших против
нараставшего пролетарского движения.
У нас было высказано мнение, что Ницше был идеологом
финансового капитала, что в eFO сочинениях целиком
отражаются стремления и миропонимание финансовых магнатов. Но
этому противоречит то обстоятельство, что в те годы, когда творил
Ницше, финансовый капитал только зарождался и не мог иметь
♦той отчетливой идеологии загнивания, которая так характерна
для позднейшего развития капитализма. Главнейшее
произведение «Так говорил Заратустра», в котором уже изложены
взгляды Ницше последнего периода его творчества, было им
написано в 1881 г. Финансовый капитал в то время только
зарождался, его антидемократические черты развились значительно
позже и конечно не могли послужить условием появления
философии Ницше.
Однако т. Луначарский, который являлся сторонником
того взгляда, что Ницше выражает тенденции финансового
капитала, пишет: «В сущности говоря, контуры финансовой
олигархии, контуры грядущей диктатуры в их
антидемократической форме были еще весьма слабо начертаны на фоне
окружающей Ницше действительности. Но тем более чести нужно отдать
его чуткости. Не будучи ни экономистом, ни социологом в
собственном смысле этого слова, он действительно чутьем
угадал нарождающийся класс, так же как сделал это Маркс
по отношению к пролетариату, когда последний существовал
еще больше «для себя», чем «для других»1.
Это неверно. Не слишком ли много чутья приписывает
Луначарский Ницше. Ницше незачем было «угадывать»
«нарождающийся класс». Все основные черты его философии
объясняются теми социально-экономическими условиями, в которых
Ницше жил и творил. Разве его презрительное отношение к
демократии, его учение о неравенстве людей должно было
предвосхитить какие-либо новые веяния в общественно политической
жизни? Разве обуржуазившиеся немецкие помещики, вся эта
дворянская свора, соединявшая средневековые титулы с
громадными капиталами, не выступала тогда против демократии,
выражаясь при этом пожалуй таким же языком, как и Ницше? А
германская буржуазия не только не возглавляла борьбы за
буржуазно-демократические свободы, но, наоборот, ее высшие
круги, боясь все развивающегося рабочего движения,
выступали в союзе с юнкерством.
1 Предисловие А.В.Луначарского к книге М. Г. Лейтензена «Ницше
и финансовый капитал», Гиз, 1928 г., стр. 17.
29

Именно в Германии, где феодальные традиции находили
такой отклик в руководящих кругах буржуазии, и могла
появиться философия Ницше.
Я уже говорил о том, что консерваторы считали, что король
имеет право в один день разогнать парламент. «Любой прусский
лейтенант,—пишет Лукин-Антонов,—считал себя существом
какой-то особой, высшей породы, для которой не писаны
общегражданские законы»1.
Имморализм Ницше также не предвосхищал чего-либо но-ч
вого. В этом отношении он только откровенно высказал то, что
проводила в своей практике буржуазия послевоенной Германии,
которая была охвачена одним сильным и страстным порывом—
стремлением к обогащению, не считаясь со средствами.
«Ницше высказывает то, что делается в современном
буржуазном обществе, но в чем неудобно признаваться,—говорит
Плеханов.—Поэтому современное общество не может отнестись к
нему иначе как с полупризнанием... безнравственная практика
далеко не всегда нуждается в безнравственной теории.
Напротив, безнравственная теория нередко может явиться помехой
для безнравственной практики. Вот почему люди безнрав-
стенные на практике часто любят нравственную теорию. Кто
написал Анти-Макиавелли? Тот прусский король, который
на практике едва ли не усерднее всех других государей
придерживался правил, изложенных в книге «Il principe...». И вот
почему современная буржуазия при всей своей невольной симпатии
к Ницше всегда будет считать признаком хорошего тона
отрицание его аморализма»2.
Высказывание Плеханова верно за исключением одного
только пункта. Он пишет, что буржуазия всегда будет считать
признаком хорошего тона отрицание ницшеанского аморализма.
И здесь, как и в целом ряде других вопросов, Плеханов не
предвидел будущего развития. Современная буржуазия становится
открыто на позиции Ницше.
У нас также встречается мнение, что Ницше был
идеологом мелкой буржуазии. Это неверно. Стоит только получше
познакомиться с философией Ницше, чтобы понять, что
мелкобуржуазный анархизм Ницше только выдумка. Однако
некоторые моменты философии Ницше привлекали и привлекают к
нему взоры мелких буржуа. Колеблющаяся мелкая буржуазия,
находясь под ударом крупного капитала, не прочь искать от
него защиты в сильной деспотической власти. Она легко под-
1 Лукин-Антонов, Очерки новейшей истории Германии, стр. 64.
2 Плеханов, Соч., т. XVII, стр. 280.
30

дается на удочку демагогии «вождей», которые обещают ей
защиту ofr давления крупного капитала. Преклонение перед
«героями», надежда на них близка также душе растерявшегося
мелкого буржуа.
Подытоживая все сказанное о социально-экономических
условиях возникновения философии Ницше, можно сделать
такой вывод: именно прусский тип развития капитализма в
Германии был той основой, на которой выросла философия
Ницше—идеология юнкерства и наиболее реакционных групп
крупной немецкой буржуазии второй половины XIX в.
Но этим я совсем не хочу сказать, что философия Ницше
не могла быть использованной для идеологии позже
развившегося финансового капитала. Все последующее изложение
покажет, что именно крайняя реакционность философии
Ницше представляет собой наилучший материал для идеологии
загнивающей буржуазии, ищущей выхода на путях фашизации.
В дальнейшем я излагаю учение Ницше, уделяя наибольшее
внимание описанию тех положений его, которые используются
фашизмом, причем беру философию Ницше в той форме, в
которой она сложилась в так называемый «третий период» его
творчества, являющийся временем наибольшей зрелости и
отчетливости его теоретических построений, опуская всю историю
блужданий философа, которая не так извилиста и
противоречива, как это стараются показать некоторые критики.
НИЦШЕ О НЕРАВЕНСТВЕ ЛЮДЕЙ И РАС
Люди не равны—это положение проходит красной нитью
через все произведения Ницше. Оно составляет исходный пункт
его учения о чувствах, стремлениях и поведении людей. Под
этим углом зрения он подходит к изучению общественных
отношений и оценивает те или иные человеческие учреждения.
Все действия людей, будь то отношение преподавателя к
ученику в школе, мужа к жене в браке, родителей к детям в семье,
руководителей иолитической организации к остальным членам
ее, вождя к массам,—должны, по учению Ницше, основываться
на этом совершенном, безусловном, по его мнению, положении.
«Ибо так говорит справедливость,—пишет Ницше,—люди
не равны»1. И всю силу своего таланта, все остроумие своих
блестящих афоризмов, весь гнев своей глубоко эмоциональной
1 Ницше, Так говорил Заратустра, ч. 2. Сочинения Ницше
использовались мною по следующим изданиям: на немецком языке издание Нау-
мана, на русском языке издание Клюкина, а сочинения «Генеалогия
морали» в изд. «Вестника знания» и «Воля к власти», б-е изд.,
«Московское книгоиздательство».
3Ï

натуры он направляет на тех, кто проповедует равенство. Он
не жалеет слов для того, чтобы высмеять тех, кто стремится
установить равенство людей. Ему ненавистны учителя равенства и
он награждает их самыми оскорбительными эпитетами.
Учение о равенстве по его мнению является самым
страшным ядом. И он выступает против учителей равенства, обвиняя
их в том, что они отравляют самое лучшее и достойное
восхищения в человеке. Глубокое чувство возмущения вызывает у
него французская революция за те идеи «равенства», которые
она проповедывала. «Я ненавижу в ней нравственность Руссо,—
пишет Ницше,—так называемые «истины» революции, которые до
сих пор имеют влияние и покоряют себе все поверхностные и
дюжинные умы. Учение о равенстве... Да, ведь нет более
ядовитой отравы, как это учение. Проповедуя справедливость,
оно на самом деле стремится к гибели справедливости...
«Равным—равное, неравным—неравное»,—вот что говорит
истинная справедливость, а отсюда следует, что низкое нельзя
сравнить с высоким»1.
Откуда же берется такое деление людей? Чем оно
обусловлено? Что лежит в основе деления их на высших и низших?
Ницше отвечает на этот вопрос ссылкой на происхождение
человека. «Нельзя изгладить из души человека того, чем всего
чаще и охотнее занимались его предки,—пишет он,—-в человеке
непременно должны сохраняться свойства и пристрастия его
родителей и предков, хотя это и может показаться
неправдоподобным. В этом а заключается вопрос о расе (подчеркнуто нами. —
Б. Б.). Если мы знаем что-нибудь о родителях, мы можем
сделать заключение и о ребенке»2.
Вот ключ к пониманию всей философии Ницше. Если мы
хотим понять неравенство людей, мы должны,—указывает
Ницше,—прежде всего обратить внимание на неравенство рас.
Черты, переданные по наследству, расовые черты—вот что
определяет весь характер и поступки человека.
Когда человек хочет достигнуть совершенства в
каком-либо деле, он должен заняться тем ремеслом, над развитием
которого трудились его отец и дед. Только в таком случае ему
обеспечен успех... «Поэтому и пословица гласит, -указывает
Ницше:—по какому пути тебе следовать?—по пути твоих предков»3.
Основным стремлением жизни Ницше считает волю к
власти. Сильная или слабая воля—вот что характеризует прежде
всего человека. Отношение сильных к слабым и наоборот—вот
1 Ницше, Сумерки кумиров, § 48.
2 Его же, По ту сторону добра и зла, § 264.
3 Его же, Человеческое, слишком человеческое, 59.
32

сущность всей истории. Ниже мы подробнее разбгрем этот
вопрос. Сейчас же обращаем внимание на то, что эта проблема
решается Ницше в последней инстанции ссылкой на расу. В
людях сильных и властных, способных руководить...
«воплощается разум и искусство господствующих рас» г. «Признаком
же незнатного человека является то, что у него нет
властолюбия».
Подобно всем представителям расовой теории Ницше
считает самым худшим злом скрещение рас. Потомство, которое
появляется в результате скрещения рас, обладает самыми
большими недостатками. И так как основным для Ницше
является воля, то он восклицает: «Но что всего болезненнее в этих
смешанных существах, так это воля, которая совсем вырождается»2.
Слова «благородный», «знатный» очень часто встречаются
в произведениях Ницше. Все, что повышает тонус жизни,
способствует ее утверждению и развитию, вытекает из чувств и
стремлений людей высшей расы, людей «чистой крови». То, что
задерживает нормальное функционирование жизни, понижает
ее тонус, служит признаком упадка—результат скрещения рас.
Говоря о чувстве задержанности функциональной деятельности,
которое выражает пониженную и больную жизнь, Ницше
заявляет: «Такое чувство может быть самого различного
происхождения: оно может быть следствием скрещения слишком чуждых
рас (или сословий,—сословия всегда выражают различия
происхождения и расы: пессимизм XIX в.в сущности является
последствием бессмысленно внезапного смешения сословий)»3.
Красота и уродство также имеют свое конечное основание
в расовых различиях. Если красота человека—не случай, если
она является результатом деятельности целых поколений,
выработки чистых форм, то преступность и болезнь—результат
скрещения: «все хорошее есть наследство: что не унаследовано, то
несовершенно»4. Преступник безобразен. Преступность—это
вырождение. «Безобразие является довольно часто выражением
скрещенного, заторможенного скрещением развития»5.
Буквально все основные проблемы человеческой жизни,
которые Ницше затрагивает в своих произведениях, он решает,
ссылаясь на различие рас. Общеизвестно, какое значение имеет в
философии Ницше переоценка всех этических ценностей.
Вопросы морали—важнейшие вопросы его философии. И к ним
1 Ницше, По ту сторону добра и зла, §61.
2 Там же, § 2Ö8.
3 Ницше, Генеалогия морали, трактат 14-й, § 17.
*^Его же, Сумерки кумиров, § 47.
5 Там же, § 3.
Философия Ницше и фашизм.
33

он подходит так же, как и ко всем остальным. Происхождение
морали тесно связано с существованием сильных и слабых людей,
высших и низших рас. «Суждение «добро»,—пишет он,—ведет
свое начало не от тех, кому оказывается «добро». Напротив,
сами «добрые», т. е. знатные, могучие, высокопоставленные и
благородно мыслящие, считали и выставляли себя самих и свои
поступки, как доброе, как нечто высшее в противоположность всему
низкому, низменномыслящему, пошлому и плебейскому»
(подчеркнуто нами.—Б. Б.) «Источником контраста хорошего и дурного
является, как сказано, чувство знатности и расстояния,
продолжительное и преобладающее чувство высшего
господствующего рода по отношению к низшему роду, к чему-то
низшему»1.
Вся история человечества, по мнению Ницше, может быть
понята лишь в том случае, если мы примем во внимание борьбу
рас. «Скажем себе без пощады,—пишет он,—как до сих пор
начиналась на земле всякая высшая (подчеркнуто Ницше) культура.
Люди с первобытной натурой, варвары в ужасном смысле слова,
обладающие еще не надломленной силой воли и стремлением к
власти, накинулись на более слабые, благонравные,
миролюбивые расы, занимавшиеся может быть торговлей, или на
старые, одряхлевшие культуры, в которых только что угасла
последняя жизненная сила в блестящем фейерверке ума и
испорченности»2.
Таким образом образовалась каста благородных, которою
конечно оказались варвары, так как они были более
«цельными» людьми. Кастовый строй, возникший на основе более
сильной расы, обеспечил подъем культуры.
Так же объясняет Ницше и образование государства. «Орда
белокурых, хищных животных, раса завоевателей и господ»
нападает на более многочисленное, но мирное население. И так
как завоеватели обладают сильной военной организацией,
победа на их стороне. Ницше заявляет, что надо покончить с
учением о том, что государство началось договором. Это только
«мечта». Настоящая же действительность не имеет ничего
общего с ней. Завоевание более сильной расой более слабой дало
начало государству»3.
Не умалчивает Ницше и о том, какая же раса, будучи самой
высшей и сильной, может обеспечить развитие человечества в
нужном направлении. Это—арийцы. Говоря не раз о высшей расе,
он указывает на арийцев. «В латинском языке слово malus (дур-
1 Ницше, Генеалогия морали, трактат 1-й, § 2.
2 Его же, По ту сторону добра и зла, § 257.
3 Его oice, Генеалогия морали, трактат 2-й, § 17.
34

ной) могло обозначать простолюдина, как темноцветного,
прежде всего как черноволосого («hic niger est»), как доарийского
обитателя италийской почвы, который яснее всего отличался
цветом от получившей господство белокурой, именно арийской,
расы завоевателей»1.
Ниже он разбирает вопрос о том, что кельты были безусловно
«белокурой расой», что покоренные отличались коротким
черепом и большим развитием общественного инстинкта. Выступая
против религии, клеймя, христианство как идеологию слабых и
вырождающихся, Ницше называет его «антиарийской
религией»2.
И самое страшное из страшных, склонность к равенству,
социализму и коммунизму разве не доказательство того, «что
раса победителей и господ—арийцев подавлена и
физиологически» 3.
В одном из вышеприведенных отрывков Ницше указывает,
что различие сословий всегда выражало собой различие рас. В
этом вопросе учение Ницше выгодно отличается от прочих
расовых теорий тем, что открыто говорит о связи классов с расами.
Неравенство классов по Ницше—следствие расовой борьбы,
но оно же одновременно и причина сохранения и процветания
высших рас. Так он открыто заявляет в отрывке,
озаглавленном: «Богатство как корень происхождения расовой
аристократии»: «Богатство необходимо ведет к аристократии расы, оно
дает возможность иметь красивых женщин, оплачивать лучших
учителей, предоставляет людям время для телесных
упражнений, а главное освобождает от отупляющего физического
труда»4.
Таким образом мы видим, что все основные вопросы своей
философии Ницше решает, исходя из расовой теории. Это
положение необходимо особо подчеркнуть потому, что в целом
ряде книг о Ницше оно совсем не упоминается. Если же мы
встречаем ссылки на то, что Ницше был сторонником расовой
теории, то это делается как-то вскользь и мимоходом, без
указания того, какое значение эта теория имела для всего творчества
Ницше. Между тем вышеприведенные цитаты из сочинения
Ницше показывают, что эта проблема была для него основной.
Творчество Ницше может быть понято только в том случае, если
будет учтено, какое решающее значение в его учении имела
расовая теория.
1 Ницше, Генеалогия морали, трактат 1-й, § 5.
2 Его же, Сумерки кумиров, § 4.
3 Его же, Генеалогия морали, .т. I, § 5.
4 Его же, Человеческое, слишком человеческое, § 479.
3+
35

СОЦИАЛЬНЫЙ ИДЕАЛ НИЦШЕ
Цель истории по Ницше—в существовании избранных, весь
прогресс направлен в эту сторону. Чтобы отдельные люди жили
наиболее полной, всесторонней жизнью, большинство должно
прозябать. И худшим из худших зол бывает то, что избранные
об этом забывают.
Со страстной любовью, с глубоким чувством благоговения
говорит Ницше об этих людях, они для него—все счастье, весь
смысл жизни. Для избранных существует все человечество. И
пусть не смеют говорить о жертвах: они оправданы.
«Сущность настоящей и здоровой аристократии,—пишет
Ницше,—должна заключаться в том, чтобы она чувствовала
себя не «функцией» королевской власти или общества, но
их «смыслом» и высшим оправданием и чтобы поэтому она
со спокойной совестью принимала жертвы от бесчисленного
множества людей, которые были подавлены и уничтожены ради нее и
сделались людьми неполными, рабами, орудиями. Она должна
твердо верить, что общество существует не для общества, но
что оно—не более как фундамент и подмостки, на которых
высоко стоят избранные существа, стремящиеся к своей высшей
задаче, а главным образом к высшему бытию: они похожи на
тянущиеся к солнцу ползучие растения на острове Яве,—растения
эти, обвивая своими стеблями, как частыми кольцами, ствол
дуба, доползают наконец до его вершины, поднимаются выше
ее и, опираясь все-таки на дуб, развертывают на просторе свой
венец и выставляют всем напоказ свое счастье»1.
Отсюда понятно, почему Ницше так увлекался античным
обществом. Именно там, опираясь на «дуб» широкой системы
настоящего рабства, пышным цветом распускались красивые,
гармоничные и сильные ростки счастья избранных. Именно там,
в атмосфере бесчеловечного угнетения, жесточайшего насилия
и невыносимых мук сотен тысяч людей, согнанных со всех концов
побежденных земель, цвели сотни избранных, вскормленных и
выхоленных благоприятными условиями жизни. Они выставили
всей будущей истории «напоказ свое счастье» и недаром с таким
благоговением относятся многие к этим образцам человеческой
жизни.
Красота без угнетения, возвышенное без грязи
невозможно,—учит Ницше.—Много мудрости в том, что в мире так
много грязи. Рабство должно быть в жизни, чтобы могли вырасти
господа. Надо отдать справедливость Ницше: он прямо и без
обиняков говорит то, что так тщательно скрывают его совре-
1 Ницше, По ту сторону добра и зла, § 258.
36

менные последователи. Он откровенно признает, что «рабство
составляет одно из существенно необходимых условий культуры,
и эта истина конечно не оставляет места для каких-нибудь
сомнений».
И раз рабство необходимо, раз на всех ступенях
человеческой истории без него нельзя было обойтись, раз оно служит
условием для культуры, то величайшее преступление совершает
тот, кто хочет господства черни, кто говорит о всеобщем
счастье.
Социалисты хотят стадного счастья, они хотят нивелировать
человечество, уравнять всех, а ведь это—гибель для культуры.
Ницше выступает против социализма и громит всех тех, кто
смеет защищать какие-то права «черни». Социализм нечто
противоестественное. Самыми оскорбительными эпитетами
награждает Ницше тех, кто выставляет этот идеал общественного
устройства.
Социалисты желают—заявляет он,—счастья, зеленого
пастбища для стада, которое бы обеспечило корм и удобство
жизни для всякого. Но ведь это значит погубить человечество.
Социалистический строй означал бы вырождение, низведение
людей до уровня стадных животных с ограниченными желаниями
и потребностями.
Единственный общественный строй, который мсг бы
действительно способствовать развитию высших людей,—это, по
мнению Ницше, кастовый строй. Замкнутый кастовый строй,
где люди строго делятся на высших и низших, избранных и
массу—вот идеал общественного устройства по Ницше. «Если хотят
рабов, то глупо воспитывать из них господ» 1. Кто рожден
подчиняться—не смеет властвовать. И общество должно быть так
организовано, чтобы никогда никто не смел возмущаться.
Кастовое устройство дано от природы. «Кастовое
устройство,—пишет Ницше,—этот главный господствующий ее
закон (книги Ману) есть только санкция естественного порядка
вещей, высшей естественной законности, над которой не имеет
власти никакой произвол, никакая современная «идея». Во
всяком здоровом обществе выступают три друг друга
обусловливающие типа, из которых каждый имеет свое физиологически
отличное тяготение, свою собственную гигиену, свою собственную
область труда, свой собственный взгляд на совершенство и свое
собственное искусство. Не Ману, а природа отделяет людей, у
которых преобладает дух, от тех, у кого главенствующую роль
играет сила мускулов и наконец от тех, кто не отличается ни тем,
1 Ницше, Собр. соч., т. V, изд. Клюкиыа, стр. 148.
37

ни другим, т. е. от посредственности, составляющей
большинство, в то время как первые—немногие избранные».
«Высшая каста,—я называю ее крайним меньшинством,—
как самая совершенная пользуется также и привилегиями
крайнего меньшинства; быть на земле представителями счастья,
красоты, доброты»... «Вторые: это стражи правосудия, блюстители
порядка и безопасности, т. е. знатные воины и главным образом
цари как высшие выразители типа воина, судьи и блюстители
закона. Вторые—это исполнительные органы людей духовно
одаренных, наиболее близкие, берущие на себя все, что в
работе властвования есть грубого, их свита, правая рука,
лучшие ученики».
Все же остальное, все, что требует труда, выполняется
посредственностями: «промышленность, торговля,
хлебопашество, наука, большинство искусств, одним словом—все, что
называется профессиональным трудом, примиримо только с
посредственностью сил и желаний и не соответствует
исключительным натурам»г.
L_ Широкой известностью пользуется учение Ницше о
«сверхчеловеке». Однако понять этого сверхчеловека можно только в
связи с учением Ницше о кастах. Только на основе разделения
людей на ряд строго отделенных друг от друга каст и возможно
появление сверхчеловека. Сверхчеловек—это избранный среди
избранных, он воплотил в себе всю силу, мощь и красоту
десятков и сотен поколений, которые существовали исключительно
для того, чтобы создать его. Он—вся надежда и слава
человечества.
Если смысл всего человечества состоит в том, чтобы создать
особую касту избранных, то смысл существования избранных
в том, чтобы создать сверхчеловека. В своем главном
сочинении «Так говорил Заратустра» Ницше пишет: «Вы одинокие
ныне, вы отделившиеся: некогда вы будете народом. Из вас,
из тех людей, которые избрали сами себя* воздвигнется
избранный народ:, а из него сверхчеловек»2.
Ницше подчеркивает, что всякая иная организация
общества кроме кастовой есть «искусственное уродование природы...
Кастовый порядок, порядок рангов формулирует только
высший закон самой жизни».
Ницше понимает, что многие могут возмутиться таким
общественным идеалом. Но—заявляет он—нельзя
предаваться иллюзиям, «истина жестока». Всякое возвышение человека
1 Ницше, Собр. соч., т. VI, Воля к власти, изд. Клюкина, стр. 262—264.
2 Его же, Так говорил Заратустра, ч. 1, «О дарящей Добродетели».
38

было делом только аристократического общества, т. е. такою,
которое верило в необходимость рабства и существования ряда
рангов и различий между людьми. Высший человек не может
развиться там, где нет «сознания расстояния» у представителей
господствующих классов, сознания, вытекающего из того,
что господствующая каста постоянно смотрит сверху вниз
на подчиненных и их постоянные упражнения в повеле-
вании.
Таким образом протестовать против этого порядка вещей в
высшей степени глупо—ведь сама природа его создала. Но
замечательнее всего здесь то, что никто из людей низших рангов,
по мнению Ницше, не будет протестовать против того, чтобы
служить основанием для пирамиды. «Это лучше всего
соответствует моим стремлениям»—так говорит каждая
посредственность. «Для людей посредственных быть посредственностью
составляет счастье; совершенство в чем-нибудь одном,
специальность их—естественный инстинкт»1.
Значит рабы протестовать не будут, они будут довольны
своим положением.
Так решается для Ницше вопрос о существовании
пролетариата. В «Сумерках кумиров» в специальном параграфе
изложен «рабочий вопрос». Только вырождением инстинкта
можно объяснить то, что существует рабочий вопрсс. Ницше
возмущается, он говорит, что совершенно не понимает, что
хотят сделать с рабочим. Его сделали воинственным, дали ему
право союзов, право голоса. Что удивительного в том, что
рабочий начал смотреть на свое положение, как на бедственное и
несправедливое. Все эти возмутительные, по мнению Ницше,
мероприятия привели к тому, что «совершенно исчезла надежда
на то, что тут слагается в сословие скромная и довольная собою
порода человека, тип китайца; а это было бы разумно, это было
бы именно необходимо. Что же сделали?—Все, чтобы
уничтожить в зародыше даже предпосылку для этого—инстинкты, в
силу которых рабочий возможен как сословие»2.
Вот, что надо сделать с рабочими,—заявляет представитель
юнкерства, Ницше,—их надо превратить в сословие
«китайцев».
Буржуазия во время жизни Ницше не могла
воспользоваться его советами, да они и не нужны были ей. Ей выгодно
было тогда играть в демократию. Зато сейчас другое дело. Ницше
звучит как пророк.
1 Ницше, Соч., т. VI, стр. 264.
2 Гго оке, Сумерки кумирор, ^Набеги несвоевременного», § 40.
39

АНТИДЕМОКРАТИЗМ НИЦШЕ
Основным побуждением живого существа является по
Ницше стремление проявить свою силу. Считать инстинкт
самосохранения основой жизни—величайшая ошибка, которой мы
обязаны непоследовательности Спинозы.
Проявление силы есть воля к власти.
Большинство биографов и критиков Ницше и сам он
неоднократно подчеркивают в своих произведениях, какое большое
влияние на него оказал Шопенгауэр. Но если последний
признавал основой жизни волю и призывал к освобождению от ее
цепей, то Ницше, наоборот, стремится ее утвердить.
Если Шопенгауэр из господства воли делает самые
пессимистические выводы, то сочинения Ницше дышат величайшим
оптимизмом, провозглашая волю к господству.
Но воля к власти не проявляется одинаково у всех людей.
«В действительной жизни дело идет только о сильной и слабой
воле»1.
Люди рождаются с неодинаковой волей. Один рождается,
чтобы властвовать, жить бурной, смелой жизнью, другой знает
меру во всем, прилежен и терпелив. Для бедняков сознание
своей силы состоит в том, что они могут обругать кого-нибудь.
Сильная воля недоступна всем.
Сильные и слабые— вот главный мотив всего творчества
Ницше. Сильные стремятся властвовать, они хотят проявить
свою волю, их рост—это увеличение власти, их могущество
измеряется количеством покоренных.Слабые жалки, они
извиваются и стонут, их жизнь—стремление облегчить свои страдания.
Такова жизнь, ее законы неумолимы. «Требовать от
силы, чтобы она не проявляла себя силой, чтобы она не была
желанием одолеть, сбросить, желанием господства, жаждою
врагов, сопротивлением и торжеством—это столь же
бессмысленно, как требовать от слабости, чтобы она проявлялась в
виде силы»2.
Нет единого представления о жизни, нет единой философии,
нет единой морали—сильные и слабые создают разг'лчную
картину мира.
К сильным обращены слова Ницше, он учит их понимать
свою роль в человеческом обществе, видеть и ощущать свое
превосходство, стремиться его сохранить и расширить. И самое
главное то, что они не должны заражаться настроениями слабых.
Прочь сострадание и жалость—философию слабых. Непоколе-
1 Ницше, По ту сторону добра и зла, § 21.
2 Его оке, Гексалогия морали, трактат 1-й, § 12
40

бимым и твердым надо быть в своей воле к господству. Истинная
красота и смысл жизни в существовании сильных, могучих и
властных людей.
Все то, что есть на земле лучшего, создано великими
людьми. Они—истинные двигатели истории, ее творцы. И это
потому, что в них накоплена громадная сила, которая создавалась
в течение целого ряда поколений. Они—«взрывчатые вещества»,
в которых сосредоточена масса энергии. «Их предусловием,
исторически и физиологически, всегда является то, что на них долго
собиралось, накоплялось, сберегалось и сохранялось,—что
долго не происходило взрыва»1.
Творчество такого великого человека—это постоянное
расходование себя, его сила бьет через край, она изливается
могучим потоком; та колоссальная сила, которая собрана в течение
большого количества времени, сейчас себя сразу расходует. И
в этом его величие и значение для человечества: «Великие люди
необходимы, время же их появления случайно; что они почти
всегда делаются господами над ним, это происходит от того, что
на них дольше накапливалось»2.
Время молодо, незрело и неуверенно: великий человек
созрел, он силен и тверд. Он оставляет след своей руки на
тысячелетиях, как на мягком воске.
Болезнь века в том, что нет вождей. Ницше скорбит о том,
что нет повелителей, людей с сильной и гордой волей, которые
сумели бы заставить подчиняться себе. Сильные, бесстрашные,
привыкшие повелевать, они должны проявить свою волю так,
чтобы избранные могли жить великой жизнью. «Такие вожаки
необходимы,—пишет он,—нам грозит страшная опасность, если
их не будет, если они не народятся или недоразовьются,
загубленные внешними обстоятельствами»3. Нужны такие повелители,
«при виде которых побледнеют и сократятся все бывшие на
земле страшные и добрые духи»4.
Человечество тоскует о людях сильной воли. Величайшее
преступление оно совершает тем, что не дает им возможности
развиться, не создает таких условий, чтобы они могли вырасти.
Эти люди должны выйти из высшего сословия.
Мы уже разъяснили, что по мнению Ницше пессимизм и
требования равенства берут свое начало от того, что происходит
смешение крови различных сословий. И вопрос о воле Ницше
таким же образом решает в духе расовой теории.
1 Ницше, Сумерки кумиров, § 44.
2 Там же.
3 Нищие, По ту сторону добра и зла, § 203.
4 Там же.
41

Заветной мечтой Ницше является избранный из избранных,
сильнейший среди сильных—это вождь. К нему направлены все
помыслы и надежды философа. От него ожидает он полного
изменения человеческой жизни, создания новых, обновленных лю-
-дей. Человечество истомилось ждать его. Все, что есть лучшего в
смысле силы и могущества, должно воплотиться в нем. Ему
будут радостно повиноваться все. История перестанет быть
«господством бессмыслия и случайности». Он даст ей цель. Вождь это—
сверхчеловек, это тот, по отношению к которому человечество
является только «мостом», только «ступеньками». Поколения
рабов, масса жертв и лишений должны быть затрачены для того,
чтобы его создать.
Такие вожди были в истории, и они светят нам, как маяки
будущего. Они чрезвычайно сильны тем, что воплощают в себе
силу, издавна накапливаемую, они концентрируют в себе всю
энергию высших сословий, предшествовавших поколений.
И лучшим примером такого вождя был Наполеон. Почти
во всех своих сочинениях Ницше не упускает случая высказать
перед ним свое глубокое благоговение. Так как он «был
наследием более сильной, более древней цивилизации, чем
рассеявшаяся, как дым, цивилизация тогдашней Франции, то и стал ее
властелином и притом—единственным властелином»1.
Ницше противопоставляет Наполеона французской
революции. Он—ее отрицание, отрицание ее нигилизма, проповеди
равенства и братства. И, говоря о победе Наполеона, философ
пишет: «При этом случилось, правда, нечто самое чудовищно
неожиданное: перед глазами и совестью человечества выступил
сам воплощенный античный идеал в неслыханном великолепии.
Еще раз сильнее, проще, глубже, чем когда-либо, раздался в
ответ на старый лозунг лжи ressentiment о праве большинства, в
ответ на волю к падению, принижению, уравнению, упадку и
закату человека,—ужасный и чарующий противоположный
лозунг: право меньшинства. Как последнее указание другого
пути явился Наполеон, этот единственнейший и позже
рожденный человек из живших во все времена, и в нем воплотилась
проблема благородного идеала самого в себе.—Достойно размышления,
какова эта проблема: Наполеон, этот синтез бесчеловечья и
сверхчеловечества »2.
В своей автобиографии, говоря о единстве Европы, Ницше
высказывает свое глубокое недовольство немцами за то, что они
лишили Европу «чудесного смысла в существовании Наполеона»3.
1 Ницше, Сумерки кумиров, § 44.
2 Его же, Генеалогия морали, трактат 1-й, § 16.
3 Его лее, Ессе Homo, стр. 109.
42

Это отношение к Наполеону чрезвычайно характерно. Оно
Доказывает, что Ницше видел в такого рода неограниченной
власти одного над всеми идеал политической организации.
И действительно для господства избранных, для права
меньшинства удобнее всего такая организация. Тяжелая деспотия
тирана не позволяет кому бы то ни было протестовать:
избранные могут наслаждаться красотами жизни. Их охраняет «вождь»,
перед которым они благоговеют и которому создают такой
авторитет. Что именно таково назначение сверхчеловека—вождя,
явствует из всей концепции Ницше. Это следует из только что
приведенной выдержки о том, что Наполеон—представитель
права меньшинства; этот же вывод можно сделать и на
основании отношения Ницше к самодержавию.
А как же быть с остальными, массой, народом?
Каково должно быть отношение вождя к массе? Ницше дает
ответ, который увековечивает его как смертельного врага
демократии.
Разве надо считаться с массой, этими слабыми и жалкими
людьми, лишенными того, что составляет основу и смысл всей
жизни—воли к власти. Ницше относится к ним с презрением.
Для него это «чернь», «сволочь», «грязное месиво». Чего стоят
такие выражения: «чернь это значит месиво»1, или «жизнь есть
кладезь наслаждений, но где пьет вместе с вами сволочь, там все
колодцы отравлены»2.
Скажут, может быть, Ницше понимал это все в
иносказательном смысле, не понимая под чернью трудящихся. Это неверно.
Это противоречило бы всему аристократическому смыслу
философии Ницше. У него встречаются такие выражения: «книги
для всеобщего употребления всегда зловонны, к ним пристает
запах мелких людишек. Где народ ест и пьет, даже где он
совершает высшие отправления, там всегда бывает дурной запах. Не
надо ходить туда, где есть плебс, если хочешь дышать свежим
воздухом»3,
Смертельной ненавистью к демократии дышат сочинения
Ницше.
Допустить к руководству плебс, организовать так жизнь,
чтобы все низшие могли высказывать свое мнение о
направлении общественной жизни, это значит погубить то лучшее
и светлое, что только имеется в человечестве. Со
страшной яростью философ восклицает по адресу современной ему
демократии: «Что женской породы, что происходит от рода ра-
' Ницше, Так говорил Заратустра, ч. 2, <Ю людской сволочи».
2 Там же.
3 Ницше, По ту сторону добра и зла, § ?>0.
43

бов и в особенности плебейское месиво: зто хочет теперь стать
господином всей судьбы человека—о мерзость, мерзость,
мерзость»1.
КУЛЬТ ВОЙНЫ У НИЦШЕ
В своей автобиографии Ницше пишет: «Сильной натуре
нужны сопротивления, следовательно она ищет сопротивления:
агрессивный пафос так же необходимо принадлежит к силе,
как чувство мести и злобы к слабости»2. Сила человека
закаляется в борьбе. Не бояться опасностей, а искать их—вот
торжество жизни! Только слабые боятся препятствий, сильных
же борьба делает еще более твердыми и могущественными. Чем
больше препятствий на пути, тем плодотворнее деятельность.
Сопротивление вызывает напряжение воли и пробуждает все
силы, таящиеся в человеке. Борьба—вот удел сильных. Она
недоступна и невозможна для слабых. Наибольшее проявление
активности дает высшую радость жизни и величайшее
торжество.
Но на что же должны быть направлены эта активность,
эти непрестанные поиски препятствий и их преодоление? Какие
высшие ценности должна создавать эта сила, бьющая ключом?
Может быть нужно все силы направить на труд, на
увеличение власти человека над природой, на создание
материального благосостояния всего общества? Но разве такая мысль хоть
когда-нибудь приходила в голову аристократу Ницше? Труд—
это дело посредственности, дело рабочих, которые находят в
специализации свое счастье. С каким презрением звучат слова
Ницше: «И вы так же, вы, для кого жизнь—грубый труд и
беспокойство: разве вас не истомила жизнь? Разве не созрели
вы для проповеди смерти»3.
Сильный человек не работу должен иметь в виду. Для этого
существует масса. Его энергия должна быть направлена на
всемерное расширение воли к власти. Властвовать над другим
человеком—вот чего хочет прежде всего избранный. Господства
он ищет и должен его добиваться. Покорность, послушание
массы—вот, что составляет его высшее удовлетворение. Ницше
обращается к далекому прошлому и вспоминает с
удовлетворением то время, когда высшим стремлением народа было
подчинить другие народы. Стойки и тверды только благородные,
только те, которые хотят писать «на воске тысячелетий, как на
бронзе».
1 Ницше, Так говорил Заратустра, ч. 4, «О высшем человеке».
2 Его жг, Ессе Homo, стр. 19.
3 Его же, Так говорил Заратустра, ч. 1, <0 проповеди смерти».
44

Вполне естественно, что развитие воли одного человека
сталкивает его с другим, расширение власти одного народа
вызывает сопротивление другого. Вот этого-то и добивается
Ницше. Здесь-то и смогут развернуться все силы человека,
он сможет проявить всю свою энергию. Не обороняться должен
человек, а наступать.
И Ницше проповедует войну как высший героизм и
проявление наибольшей активности человека. Вполне последовательно
и логично для того, кто учит о могуществе и подчинении, о
сильных и слабых, торжествующих и задавленных: он возвещает
смертоносный культ войны.
Старый бог всех тиранов, кровавое знамя которого
торжествующе развевается над человеческой историей, находит
восторженного поклонника в лице Ницше.
Гибель миллионов людей, разоренные и превращенные в
пепел города, отравленные ядом источники,—что все это для
того, кто имеет в виду только избранных, кто презирает массу и
считает ее лишь средством для создания высшей, более
«красивой» жлзни?
Война не нужна для какой-нибудь цели и нечего искать в
старом арсенале человеческих идей чего-либо такого, что могло
бы ее оправдать и защитить перед строгим
судьей—человеческим рассудком. Она хороша сама по себе, она—торжество
жизни и высшее проявление ее силы. Пусть убегают с поля
брани, которым является жизнь, все жалкие и трусливые. Сильным
Ницше советует: «Любите мир как средство к новым воинам и
короткий мир больше, чем долгий. Я не работать советую вам,
но воевать. Советую вам это не для мира, но для победы.
Вашею работою да будет война, вашим миром—победа. Можно
молчать и сидеть спокойно только тогда, если есть лук и
стрелы: в противном случае поднимается болтовня и ссора. Да будет
вашим миром победа. Вы говорите: хорошее дело освящает
даже войну. Я говорю вам: хорошая война освящает всякое
дело. Война и мужество созвали больше великих вещей, чем любовь
к ближним»1.
И надо совершенно не понимать Ницше, не уловить смысла
всей его системы, чтобы эти слова не понимать в буквальном их
значении. Такой откровенный панегирик войне не только
возможен, но и необходимо следует из всей волюнтаристической
философии Ницше.
В самом деле, что могло бы остановить Ницше перед таким
открытым прославлением войны? Может быть признание равно-
1 Ницше, Так говорил Заратустра, ч. 1, «О войне и воинах».
45

ценности человеческих личностей, может быть сожаление и
скорбь по поводу десятков и сотен тысяч убитых людей, может
быть слезы и отчаяние тех, кто, провожая на смерть близких,
остается с незаживающими ранами на всю жизнь,—этому всему
Ницше не придает никакого значения. Наоборот, он считает,
что только слабые и больные испытывают подобные чувства,
признак же сильных натур—тот, что они жестоко подавляют такие
переживания.
Но может быть Ницше могут остановить мысли о том, что
человечество в целом страдает от борьбы сильных натур, что
разрушается материальная культура, что самое ценное и лучшее,
созданное веками гигантской работой поколений, гибнет в огне
пожаров. Но думать так—значит не знать, что является ценным
для Ницше. Именно в борьбе достигается, по мнению философа,
твердость, человек вырастает, подавляя других, и никакие
жертвы не являются большими для того, чтобы создать избранных,
сильных и смеющих утверждать свою волю людей. И в полном
соответствии с основами своей философии Ницше заявляет, что
«в самых ранах кроется целебная сила».
В произведении: «Человеческое, слишком человеческое»
Ницше пишет специальный отрывок, который называется:
«О необходимости войны». Здесь он доказывает, что иллюзией
является ожидание того, что когда-нибудь исчезнут войны.
Крупная война вызывает: «грозное вулканическое потрясение
души», «суровую боевую энергию», «глубокую безличную
ненависть и хладнокровие убийства с чистой совестью». Все это
конечно прекрасные качества, которые нужно всецело
развивать. Войны—должен признать Ницше—отзываются иногда
гибельным образом на некоторые культуры, но зато они
возрождают с новой силой великое творчество. Никакая культура не
может обойтись без войн. Доказательство налицо. Когда древние
римляне хотели отдохнуть, они обновляли свои силы боем
гладиаторов и преследованием христиан. А что представляют собой
опасные экспедиции современных путешественников, якобы
имеющих научную цель?—В действительности это средство к
подъему жизненных сил. Война возвращает нас к варварству, но
для вялых и утомленных европейцев это единственное средство
снова пробудить свои силы. Поэтому современная Европа
«нуждается не только в войнах, но в величайших, ужасающих
войнах»1.
Человек, привыкший повелевать, не боится войн, наоборот,
он жаждет их, он дышит полной грудью, когда встречается с
г Ницше, Человеческое, слишком человеческое, § 477.
46

врагом. Кто же трусит, кто жаждет покоя и тихой мирной
жизни—только человек «эпохи распадения», «смешанной расы».
«Когда происходит война, он желает от всей души, чтобы она
скорее окончилась».
Когда читаешь строки сочинений Ницше, посвященные
восхвалению войны, невольно перед тобой встают образы «героев»
средневековья, которые действительно войну предпочитали
всякой работе. Из тьмы веков встает во весь рост фигура рыцаря-
разбойника, который занятием, единственно достойным
человека знатного, считал бряцание оружием на поле брани.
Но разве Ницше чужд средневековья, разве его философия
не была создана в такой стране, где старое средневековье
упорно не уступало дорогу новому.
Ницше воспевает войну, как типичный герольд
средневековья. «Пусть мужчина воспитывается для войны, а женщина—
для отдохновений воина: все остальное глупости»,—откровенно
заявляет он1. Но разве война нужна была только
средневековому рыцарю, она необходима капиталисту так же, как и
феодалу. Правда, в новое время считают признаком плохого тона
открыто восхвалять войну. Ее находят вынужденной,
необходимой для защиты наций, ее прикрывают различного рода
благородными идеями защиты слабых и обиженных. Но
Ницше не умеет скрывать своих чувств. Он открыто
высказывает то, что другие скрывают под различного рода
предлогами.
ЗТИКА НИЦШЕ
Описывая философию Ницше, необходимо отметить, что
мировую известность он приобрел благодаря своей
ожесточенной критике существующих правил морали. Он называет себя
переоценителем всех ценностей и яростно обрушивается на то,
что по его мнению является общепризнанными нормами
поведения. Нет ни одного сочинения, где бы он подробно не касался
этого вопроса, где бы он не подверг самому суровому
осуждению мораль сострадания и жалости. Далеко за пределами той
страны, где он написал свои произведения, пользуются широкой
известностью его книги, посвященные критике морали. Те люди,
которые никогда не читали ни одного из его произведений, все
же знают, что Ницше совершенно отрицает нравственность,
которая признавалась в течение сотен лет, и проповедует:
«падающего—подтолкни».
1 Ницше, Так говорил Заратустра, ч. 1, «О старых и молодых
женщинах».
47

Чтобы понять его критику морали, необходимо прежде
всего усвоить, что постановка этой проблемы целиком вытекает
из всего мировоззрения Ницше, и покоится на положении, что
есть нравственность господ и нравственность рабов. «Когда мне
случилось блуждать,— говорю он,—по многим областям
понятий о нравственности, понятий и тонких и грубых, которые
до сих пор преобладали на земле или преобладают еще и теперь,
то я нашел, что в них постоянно повторяются и имеют между
собою связь одинаковые черты, и наконец передо мною
вырисовались два основных типа, между которым лежит коренное
различие. Есть «нравственность господ» и «нравственность рабэв»...
Различия в нравственной оценке возникли или среди
господствующего класса, который с наслаждением сознал разницу между
собой и подчиненными, или же среди подчиненных рабов и людей
зависимых в различной степени»1.
И, критикуя мораль, Ницше критикует только мораль
рабов. Он считает, что она чрезвычайно распространена,
господствует во всех философских сочинениях, является основой
религиозных учений. Мораль жалости, сострадания, любви к людям
создана рабами. «Представьте себе,—говорит он,—что
нравственность начнут проповедывать люди угнетенные и
подневольные, страдающие и зависимые. В чем может выразиться их
нравственная оценка? Конечно она будет пессимистична.
Конечно она будет отрицать наиболее сильное проявление жизни.
Рабу кажутся наиболее привлекательными те качества, которые
помогут ему выдержать земной гнет, а именно: сострадание,
умение помогать охотно и скоро, горячее сердце, прилежание и
смирение, уважение, соединенное с любовью, и т. д.». Внизу
общественной лестницы находится все слабое, жалкое,
безвольное—оно протестует против жестокости и проявления силы и
могущества знатных и благородных людей.
Где фабрикуются идеалы доброты и сострадания?—В
смрадной темнице слабости. Бессильные превращают слабость в
заслугу—они проповедуют доброту и равенство потому, что это
облегчает им жизнь. Будем терпеливыми, скромными и
справедливыми, будем уступать дорогу всему злому, прощать обиды,—
говорят угнетенные и подавленные,—и таким образом мы
спасем себя.
Злоба запретна для того, кто слаб, она вызывает такую
трату нервной энергии, которая для него невозможна, и потому
он избегает ее. Слабые—завистливы, им доступны только
мелочные чувства.
1 Ницше, По ту сторону добра и зла § 260.
48

Кто из философов учил о добродетели? Чье имя
прославлено на все века, как великого учителя о добре и зле? Это Сократ.
Но кто он?—«Сократ принадлежал по своему происхождению
к низшему сословию»,—пишет Ницше1. «Он вышел из народа:
всем известно, как он был безобразен». «Вот почему он был
учителем добродетели, вот почему он проповедывал, что
добродетель равна счастью». Ницше безжалостен, когда критикует
аскетизм, он вкладывает весь яд презрения, на который он
только способен, в те слова, какими осмеивает религию.
Совсем не такова нравственность господ. Это—мораль
сильных и властных людей, которые не боятся проявления своей
силы, и стремятся утвердить свое могущество. Господа должны
прежде всего помнить, что нельзя одинаково относиться ко
всем людям: «но в нравственности людей господствующих новому
направлению кажется всего более чуждым и трудным ее
строгое основное положение, что обязанности существуют только
по отношению к равным; поступать же с существами низшего
порядка, со всем чужим так, как заблагорассудится, или «по
влечению сердца», или же совсем стоять «по ту сторону добра
и зла»,—все это уничтожает сострадание и тому подобные
чувства2.
Господа живут наиболее полной жизнью. Они проявляют
по отношению к угнетенным те чувства, которые вытекают из
ощущения наибольшей силы и могущества. Нельзя
«поддаваться сентиментальной слабости!—восклицает Ницше,—жизнь
по самой своей сущности есть присвоение себе чужого,
оскорбление другого, завладение тем, что нам не принадлежит и
что слабее нас, притеснение, безжалостное отношение,
насильственное введение своих собственных форм, присоединение к
себе и по меньшей мере, выражаясь очень мягко,
вымогательство».
И он поясняет через несколько строчек: «Вымогательство
вовсе не есть принадлежность испорченного или
несовершенного и примитивного общества: оно заключается в самой
сущности всего живущего как необходимое отправление организма,
оно—следствие собственного стремления к власти»3.
Так прямо и открыто указывает Ницше, как должен
поступать тот, кто хочет жить, а не прозябать. Но кому такая
жизнь доступна? Кто смеет так открыто действовать? Только
тот, кто силен, кто властвует. Ему не нужно извращать жизнь,
отказываться от своих чувств, признавать какую-то условную,
1 Ницше, Сумерки кумиров, изреч., § 3.
2 Его же, По ту сторону добра и зла, § 260.
3 Там же, § 259.
4 Философия Ницше и фашизм.
49

жалкую добродетель. Ему все дозволено, потому что он силен.
Смешно упрекать господ за то, что из-за них страдают другие,
что они живут за счет эксплоатации и насилия. Сама жизнь
такова: итти против железных ее законов,
значит—вырождаться и желать смерти. Только трусы отказываются от своих прав,
только слабые не могут желать многого.
Люди, у которых нехватает сил, выдумали учение о
пороках. Сильным все позволено. Не возмущаться надо этим, а,
наооорот, восхищаться властными натурами. Кто считается с
низшими людьми, тот портит породу.
Сильный человек должен знать: «лучшее принадлежит
моим и мне, и если нам не дают его, то мы его берем; лучшую
пищу, наиболее чистое небо, самые сильные мысли, самых
красивых женщин»1.
Вот заповедь, которую Ницше дает знатным людям. Какие-
то жалкие и слабовольные люди выдумали создать такое
общество, где все были бы обеспечены. Сильным смешно и
недостойно думать о таких вещах. Они отбирают все лучшее,
пользуясь своим правом власти.
А как же быть с теми, которые не способны так поступать,
кто не обладает достаточной силой? Ницше отвечает: «Кто не
может повелевать, пусть повинуется»2.
Ницше утверждает беспринципность. Сильным не нужны
какие-то нормы и правила. Им незачем считаться с какими-то
заранее выработанными уставами и программами. Правдивы
и принципиальны только те, которые не смеют требовать...
«Только трусость мешает человеку отважиться на ложь»,—
говорит он. Более того, надо не только не бояться лжи, нужно
смело ее проповедывать.там, где дело касается осуществления
своих целей.
Беспринципность, возведенная в принцип, такова по
Ницше программа действий господ. Сильным,—учит он,—чужды
угрызения совести. Эти последние—удел слабых и жалких
людей. Если же у кого из сильных возникнут угрызения
совести, то это—признак упадка сил, они просто неприличны
для благородной души.
Ницше стремится воспитать эти чувства, которые кажутся
ему такими достойными человека. Он взывает к традиции и
авторитету. Он зовет оглянуться на прошлое, вспомнить то
время, когда человек благородной расы не скрывал своих сил,
не боялся последствий своих деяний.
1 Ницше, Так говорил Заратустра, ч. 4, «Вечеря».
2 Его же, Сумерки кумиров, стр. 60.
50

Жизнь есть грабеж и насилие, и когда люди знатные
поступают так, как это рекомендует Ницше, то «они возвращаются
к невинной совести хищного зверя, как торжествующие
чудовища, которые идут с ужасной смены убийств, поджога,
насилия, погрома с гордостью и душевным равновесием, как будто
совершена только школьная шалость, уверенные, что поэты
будут надолго теперь иметь тему для творчества и прославления
таких деяний. В основе всех этих благородных рас можно
уловить хищного зверя, великолепную, жадно ищущую добычи и
победы белокурую бестию. Эта скрытая основа время от времени
нуждается в освобождении, зверь выходит наружу, стремится
опять на дикий простор: такая потребность одинаково присуща
римскому, арабскому, германскому, японскому дворянству,
гомеровским героям, скандинавским викингам»1,
Идеал Ницше—белокурая бестия, которая позволяет себе
все, что ей вздумается, которая уверена, что ею могут только
восторгаться. Пусть страдают тысячи, пусть плачут
погромленные и разоренные, белокурая бестия торжествует.
ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ НИЦШЕ
Обыкновенно теория познания излагается раньше
остальных положений какого-либо философа, так как описание ее
дает возможность понять всю систему. В данном случае,
излагая философию Ницше, мы принуждены поступить как раз
наоборот. Только усвоив основные положения учения Ницше,
можно понять его теорию познания. Ницше не изучает
действительности, исходя из возможности ее познания, а создает
теорию познания, которая должна служить утверждением тех
положений, которые он установил.
Ницше не доверяет работе разума. Нельзя верить
кропотливой и неустанной деятельности ученых, которые стремятся
выяснить закономерность происходящего. Представление о
мире, полученное в результате работы нашего разума, является
только иллюзией. «Это мы сами выдумали,—заявляет он,—
последовательность, заменимость, релятивность, принуждение,
число, закон, свободу, причину, цель»2.
Существует ли мир таким, как нам об этом говорит наука?
Разбирая этот вопрос, Ницше также идет по стопам
Шопенгауэра. Последний считал «мир представлений» иллюзией. Разум
не может дать действительного представления о мире. Ту
картину, которую дает наш разум, можно сравнить со сновидением,
1 Ницше, Генеалогия морали, трактат 1-й, § 11.
2 Его же, По ту сторону добра и зла, § 21.
4*
61

с миражем. Но здесь так же, как и в вопросе о воле, Ницше
делает совершенно другой вывод. Если неспособность разума
познать мир приводила Шопенгауэра к самым
пессимистическим выводам, то Ницше, наоборот, утверждает иллюзорность
нашего познания и считает ее необходимой и ценной для жизни.
Существует ли реальный мир вне нас и независимо от нас?
Ницше отвечает, что понятие атома, также как, и кантовской
«вещи в себе», представляет нечто выдуманное, только
«подкидыш». Кьгда-нибудь мы может быть поймем, что «вещь в себе»
достойна гомерического хохота, что многое, даже все, только
казалось (подчеркнуто Ницше), а на самом деле пусто, так как
не имеет никакого значения»1.
«В конце концов,—заявляет он,—мы постигаем, что вещи,
а следовательно также и атом, не производят никакого
действия, так как они совсем не существуют (подчеркнуто Ницше),
что понятие причинности совершенно ни к чему не пригодно»2.
«Мир, поскольку он имеет для нас какое-либо значение,
ложен, т. е. не есть нечто фактическое, но лишь толкование и
округление скудной суммы наблюдений; он течет как нечто
становящееся, как постоянно изменяющаяся ложь, которая
никогда не приближается к истине: ибо—никакой «истины» нет»3.
Мышление, как его представляют теоретики познания, не
имеет никакой ценности. Это произвольная фикция,
искусственное приспособление, служащее для того, чтобы быть
понятным—это совершенно недопустимое выделение одного
элемента из процесса и исключение остальных.
Никакой причинной связи вещей не существует. Отличая
себя как деятеля от действия и пользуясь везде подобной схемой,
мы придумали ее. «Форма, род, закон, идея, цель—здесь
везде допускается одна и та же ошибка, а именно та, что фикции
приписывается мнимая реальность»4.
Но было бы ошибкой допустить, что Ницше довольствуется
этим абсолютным скептицизмом. Наоборот, он высмеивает тех
скептиков, которые довольствуются признанием того, что мы
ничего не знаем и не способны узнать. «Какие они нежные
создания», иронизирует он,—как нуждаются они в утешении,
как любят они «устраивать празднества для своей
добродетели с благородным воздержанием» и повторять вместе с
Сократом: «я знаю то, что я ничего не знаю»! Ницше выдвигает
по их адресу самое страшное для него обвинение. «Скеп-
1 Ницше, Человеческое, слишком человеческое, § 16.
а Его же, Воля к власти, § 551.
3 Там же, § 616.
4 Там же, § 521.
52

тйцизм есть разумное выражение нервной слабости и
болезненности, он—результат скрещении рас и сословий, которые
долгое время были разделены между собой»1.
Философ, который подобно Ницше требует наибольшей
активности, не может довольствоваться признанием сплошного
скептицизма. Да, разум обманывает нас,—говорит Ницше,—но
инстинкт не лжет. Отделять истинный мир от кажущегося—
праздное занятие, но надо создать себе картину мира, которая
укрепляла бы жизнь. Пока жизнь восходит,—заявляет Ницше,—
«счастье равно инстинкту»2, и из этого необходимо исходить.
Иррационализм пронизывает собой все творчество Ницше. Надо
понимать сущность событий не так, как это делали до сих пор.
Обыкновенно читатели газет говорят, что партия совершила
такую-то ошибку и тем себя погубила. Ницше с этим не согласен.
Партия, которая делает ошибки, уже находится на краю
гибели, она уже не обладает уверенностью инстинкта.
«Каждая ошибка во всяком смысле есть следствие
вырождения инстинкта»3.
Жизнь нуждается в иллюзиях. Нелогичное необходимо,
оно создается «в речи, в чувствах, в искусстве, в религии и
вообще во веек придающем цену жизни»*.
Необходимо не то, что является истиной, а то, что мы
должны считать истиной. Положение об истинном и кажущемся
мире надо свести к отношениям ценностей.
«Эпохи, в которые на первый план выдвигаются ученые,
означают оскудение и обеднение жизни. Наука означает, что
исчезла уверенность в жизни и в будущем, и в этом отношении
она близка аскетическому идеалу. Наука сама никогда не
создает ценности, она нуждается в идеале ценности, который дает
ей возможность верить в себя. Искусство в этом отношении
стоит выше; оно, в котором получает свое освещение именно
ложь и воля к обману (подчеркнуто Ницше), создание иллюзий,
имеет на своей стороне чистую совесть в гораздо большей
степени, чем наука, может быть принципиально противопоставлено
аскетическому идеалу»5.
Во имя чего же создаются иллюзии, где тот критерий,
который может указать нужную иллюзию? Здесь мы приходим
к тому положению, которое является основным для теории
познания Ницше. «Познание работает как орудие власти. Поэтому
1 Ницше, По ту сторону добра и зла, § 208.
2 Его же, Сумерки кумирор, §11.
8 Там же; § "2.
* Ницше, Человеческое, слишком человеческое, § 31.
3 Его же, Генеалогия морали, § 25.
5»

совершенно ясно, что оно растет, соответственно росту власти»1.
Познание имеет определенный биологический смысл. Каждая
порода стремится сохраниться: «Мера желания познать
зависит от меры роста воли к власти в сказанной породе: каждая
порода захватывает столько реальности, сколько она может
одолеть и заставить служить себеь (подчеркнуто Ницше)2.
«Истина есть тот род заблуждений, без которого некоторый
определенный род живых существ не мог бы жить. Ценность для
жизни является последним основанием»3.
О каких породах здесь идет речь, что должны сохранить и
развивать эти выдуманные истины? Конечно расу и ее чистоту.
Что такое категории разума? Чему служат они? Только
постольку, поскольку они служат расовой и родовой
целесообразности, они истинны4.
Человек бы не мог существовать, если бы он не мог
создавать себе представлений о мире. Истинны те представления,
которые служат воспитанию и сохранению расы. Но на что должна
быть направлена жизнь высших людей? На развитие и
упрочение воли к власти. «Критерий истины лежит в повышении
чувства могущества»5.
Этот своеобразный прагматизм выражает сущность теории
познания Ницше.
Вполне естественно, что Ницше делает все необходимые
для него выводы из данных положений. Существует
определенный ранг проблем. Не все могут решать одинаковые задачи.
Кто не предназначен для решения высших задач, тот пусть не
пытается за них браться. Никакой добросовестностью,
никаким усердием не возместят люди того, что они не рождены для
разрешения великих проблем.
Что определяет способность человека решать эти высшие
задачи?
Его происхождение. Право на философию имеют те,
которые в течение веков получили эту способность, передаваемую
и взращиваемую сотнями поколений в. И замечательно то, что
Ницше считает необходимым для философа не только его
мыслительные способности, но и способность передачи по наследству
«высоты властных взглядов», «чувство разъединения с толпой»
и пр. С каким презрением говорит Ницше о тех, которые все
1 Ницше, Воля к власти, § 480.
а Там же.
3 Там же, § 493.
* Там же, § 514.
6 Там же, § 534.
* Ницше, По ту сторону добра и зла, § 18.
04

^ощупывают и оглядывают своими «наглыми» руками и
1 глазами.
Ницше выдвигает идеал воспитания, который носит ярко
аристократический оттенок. Высшее воспитание и «множество»
противоречат друг другу. «Всякое высшее воспитание подобает
лишь исключению, нужно быть привилегированным, чтобы
иметь на это право»1.
В современных школах,—говорит Ницше,—происходит
самая недопустимая вещь. В высшие школы доступ открыт
всем, гимназии переполнены, школы рассчитаны на
посредственностей. Все торопятся получить призвание. А разве высшей
породе людей нужно призвание? Им нечего торопиться.
Существуют три задачи, ради которых должны быть воспитатели:
прежде всего надо научиться смотреть, затем мыслить и
наконец говорить и писать. Научиться смотреть,—объясняет
Ницше,—обозначает то же, что закалять себя в области
приобретения сильной воли. Ко всякому чуждому надо сперва
подходить враждебно. Надо выработать в себе недоверие ко
всякому новому. «Современная объективность» не аристократична.
• Лишним доказательством иррационализма Ницше
является проповедуемая им мистическая теория вечного возвращения
всех вещей, повторения, через определенный промежуток
времени, вплоть до мелочей всего происходящего. Это положение,
которое, кстати сказать, Ницше вопреки своему отрицательному
отношению к научным законам пытается «доказать» законом
сохранения энергии, не составляет ничего оригинального и
проповедывалось еще древними пифагорейцами.
Полную связь ницшеанской теории познания с его
остальными аристократическими положениями дополняет также его
высказывание: по тому, на какие группы ощущений будет
реагировать человек, можно определить его породу и ранг. Это
значит не только то, что определенные люди могут познать
истину, но и то, что по самим этим истинам, которые скорее
всего доступны, можно узнать человека.
Это положение не так уже неправильно. Пример с учением
самого Ницше во всяком случае его подтверждает.
НИЦШЕ О ЖЕНЩИНЕ
Мог ли Ницше, этот апостол неравенства и насилия, пройти
мимо полового различия?
Конечно нет. И здесь он сказал свое слово, которое звучит
в унисон со всем его учением.
1 Ницше Сумерки кумироп, § Г), и «По ту сторону добра и зла», § 18.
55

Отрицать в этой «основной проблеме»—мужчина и женщина
глубочайший антагонизм и требовать равных прав и
обязательств—значит оказаться самым плоским мыслителем. В самом
деле, в чем назначение мужчины и женщины?
О мужчине мы уже говорили. Все то, что мы писали о
назначении сильного человека, его воли к власти и
распространении ее, о войне как высшем напряжении человеческих сил,
относится конечно к мужчине. Это—только мужские добродетели.
Женщина создана для иного. Главное назначение
женщины—это «рождение здоровых детей»1. «Все в женщине загадка,—
говорит Ницше,—и все в женщине имеет одну разгадку: эта
разгадка зовется беременностью»2. В этом—великая задача
женщины. Если настоящей целью человеческой жизни является
создание великих, сильных и властных людей, то рождает их
ведь женщина.
Что должно быть величайшей надеждой женщины, ее
страстным желанием, заветной мечтой? «О если бы родился от меня
сверхчеловек»3. Самые могущественные и влиятельные
женщины это—матери великих людей. Такой именно и была мать
Наполеона. Через рождение великих людей становится
сильной сама женщина.
Но величайшую ошибку совершают те, которые требуют
равенства полов. То, что освящено всей историей, пытаются
изменить феминисты. Нет ничего более преступного, чем
пропаганда того, что женщина должна заниматься теми же
профессиями, что и мужчина, что она должна сравниться с ним по
образованию. Хотят научить женщину тому, что свойственно
только мужчине. Она начинает читать газеты и даже заниматься
политикой. Это одно из самых «омерзительных» явлений
современной Европы. Разве может быть худшим извращением
существа женщиныто, что она начинает заниматься наукой: «когда
женщина имеет ученые наклонности,—пишет Ницше,—у нее
обыкновенно что-нибудь не в порядке в половом отношении»4.
Современная демократия губит женщин. К женщинам
относятся с уважением. Что удивительного в том, что они начали
этим злоупотреблять и требовать полного уравнения прав с
мужчинами. Те, которые заявляют о прогрессе женщин, об их
движении вперед в наше время, по сути дела совершают нечто
ужасное, они способствуют тому, что женщина идет назад,
1 Ницше, По ту сторону добра и зла, § 239.
2 Его оке, Так говорил Заратустра, ч. 1, «О старых и молодых
женщинах».
3 Там же.
4 Ницше, По ту сторону добра и зла, § 144.
56

она вырождается. Ницше понимает, почему это происходит.
Именно там, где военный и аристократический дух побежден
духом промышленным, там женщина стремится к экономической
и правовой самостоятельности. А это означает притупление и
ослабление женских инстинктов. «Умная и чуткая» женщина
должна была бы стыдиться всех этих новшеств, она должна была
бы понимать, что итти по этому новому пути означало бы не
понимать своей сущности.
В женщине воспитывают то, что ей совершенно чуждо—
стремление к науке и истине. А ведь величайшим искусством
женщины является ложь. Стремятся уравнять ее права с
мужчинами, поставить перед ней задачи своего материального
обеспечения, забывая, что «ее высшая забота—наружность и
красота»1.
Ницше высмеивает современный брак. Со всей
свойственной ему силой выразительности он осмеивает то, что люди
сейчас называют браком. Это «жалкое довольство», «душевная
скудость», «грязь в единении двоих» и пр. Истинная цель брака
должна состоять в воле двух создать третьего, который был бы
больше тех, которые создали его. И такой брак Ницше не
отрицает. Он для него священен. Мужчину и женщину должно
объединять стремление создать сверхчеловека.
Каковы же должны быть взаимоотношения мужчины и
женщины? Ницше решает этот вопрос так же, как и все
остальные вопросы отношения людей друг к другу, исходя из своей
основной установки—господства и подчинения.
Женщина ищет в мужчине защитника, способного
обеспечить ее и потомство. Неоднократно повторяет Ницше, что
женщина отказывается от своей женственности, когда она
разучивается бояться мужчины. Все педантичное, мелочное,
поверхностное в женщине укрощалось ее страхом перед мужчиной.
Женщина не должна ни в коем случае забывать, что мужчина—
это господин. «Счастье мужчины гласит: «Я хочу». Счастье
женщины гласит: «Он хочет»2.
Муж же обязан мыслить о женщине по-«восточному», «он
должен понимать женщину как предмет обладания, как удобно
запираемую собственность, как нечто предназначенное для
служения, в коем она совершенствуется»3. Азия подает в этом
отношении пример, и греки, которые, как известно, должны быть
нашим идеалом, по мере роста их культуры и силы научились
1 Ницше, По ту сторону добра и зла, § 232.
2 Его оке, Так говорил Заратустра, ч. 1, «О старых и молодых
женщинах».
3 Его же, По ту сторону добра и зла, § 238.
57

относиться к женщине все строже. «Воля к власти»—это
основное. И если существует неравенство мужчин и женщин, то
первые должны показать свою силу и власть, они обязаны держать
в подчинении женщин, вот почему они должны руке в дство-
ваться тем положением, которое Ницше выразил в афоризме,
приобретшем мировую известность: «Ты идешь к женщине,
не забудь плеть»1.
НИЦШЕ О НАЦИИ, ГОСУДАРСТВЕ, РЕЛИГИИ
Наше описание философии Ницше было бы неполным, если
бы мы не указали на ряд моментов в его системе, которые
охотно используются критиками, изображающими его мыслителем,
имеющим ряд новых прогрессивных черт в понимании
человеческой жизни. Мы должны будем сейчас разобрать три
подобных положения: 1) отношение Ницше к национализму,
2) его отношение к государству и 3) отношение к религии.
Разберем первое положение. Действительно, Ницше не был
узким националистом. Правы те, которые указывают, что в то
время, когда Германия, празднуя свою победу над Францией,
захлебывалась от шовинистического угара, Ницше относился
равнодушно к этим восторгам. Наоборот, мы находим у него
такого рода высказывание: «В нынешней Германии пользуется
успехом всякого рода умственное шарлатанство. Это зависит
от уже осязаемого умственного оскудения немецкого народа,
которое отрицать прямо-таки невозможно. Причину этого
оскудения я ищу в слишком исключительном питании газетами,
политикой, пивом и вагнеровской музыкой, прибавив к этому
конечно и предпосылки такой диэты: сначала национальную
узость и тщеславие, сильный, но узкий принцип: Deutschland,
Deutschland über alles, а затем paralysis agitans
(возбуждающий паралич) «современных идей»2.
Означает ли это, что Ницше не был националистом? Ни в
коем случае! Думать так, значит не понимать всей сущности
философии Ницше. Ницше, как мы уже указали в
предыдущем изложении, сторонник расовой теории. Правда, он не
поступает подобно современным проповедникам этой теории,
зачастую отождествляющим понятие расы и нации. Ницше шире
смотрит на этот вопрос. У него постоянно речь идет о
«европейцах»: он имеет в виду европейца будущего.
«Я подхожу к самому серьезному,—пишет он,—к
«европейской проблеме» как я ее понимаю; к воспитанию новой касты,
1 Ницше, Так говорил Заратустра, ч. 1, «О старых и молодых
женщинах».
2 Его оке. Генеалогия морали, § 2в.
58

господствующей над Европой» ( подчеркнуто нами.—Б. Б.). В
этом для него суть. Создание нового дворянства из европейцев—
вот, что для него важнее различия между европейскими
народами.
Но эти различия он все же не отрицает и связывает их
конечно с расовыми чертами.
Наибольшие похвалы достаются от него французам. Это,—
утверждает он,—самый одухотворенный и обладающий тонким
вкусом народ. В их натуре удивительное сочетание севера и
юга и эта «провансальская и Лигурийская» кровь предохраняет
их от наводящей ужас «северной мрачности» и миросозерцания,
лишенного солнца. Это—нежные и чуткие души, которые
обладают особыми артистическими увлечениями и
любознательностью. Конечно это относится не ко всем французам. Ницше
сейчас же оговаривается, здесь речь идет только об избранных
людях, в которых воплотилось все лучшее, что есть во Франции.
Англичане тупоголовы—это народ, не способный к
философскому мышлению. Они высказывают только истины,
доступные посредственностям. Англичане «мрачнее, чувственнее,
сильнее волей и грубее немцев».
О немцах Ницше особого мнения. Немецкая душа
смешанного происхождения, что объясняется тем, что немцы—народ,
«в котором смешалось и скрестилось бесчисленное множество
рас, может быть даже с преобладанием доарийского элемента»1.
Поэтому немцы—«народ середины». Они полны противоречий
и труднее поддаются изучению. Эти противоречия немцев
Гегель возвел в философскую систему, а Вагнер внес в музыку.
Но все же, несмотря на то, что Ницше неоднократно ругает
беспощадно немцев, он иногда говорит о них то, что в его устах
означает высшую похвалу: «Мы, немцы, стоим к варварству
еще ближе французов, может быть даже, что для всей
западной латинской расы замечательнейшие создания Рихарда
Вагнера будут недоступны, непонятны и неподражаемы. Не только
теперь, но и всегда, например образ Зигфрида, того крайне
свободного человека, который действительно слишком свободен,
тверд, бодр, здоров, слишком антикатоличен для вкуса старых
и дряблых культурных народов»2.
0 евреях Ницше особого мнения. Находятся люди,
которые пытаются выступать против антисемитизма фашистов,
пользуясь положениями Ницше3. И, несмотря на то что сам Ницше
1 Ницше, По TV сторону добра и зла, § 225.
2 Там же, § 256.
3 См. книгу Gutfreund, Der Niedergang der nordischen Rasse oder
der Nationalsozialismus im Lichte Nietzsches, 1932.
59

неоднократно высказывается против антисемитов, все Же его
теория и его описание роли евреев сделали немало дли
своеобразного оправдания антисемитизма.
Ницше указывает на то, какую роль играли евреи в
распространении культуры в Европе, когда над ней нависла
тяжелая азиатская туча; что евреи представляют самую стойкую
и чистую расу, ныне живущую в Европе, которая могла бы взять
перевес и господствовать в Европе, хотя они к этому не
стремятся. А в произведении «Человеческое, слишком человеческое»
он предлагает даже включить евреев в новую, сильную
смешанную расу европейцев. Он указывает на то, что антисемиты
совершенно несправедливо делают евреев козлами отпущения
за всевозможные внутренние и внешние недостатки и даже
предлагает изгнать антисемитских крикунов из Германии1.
Но не в этом сущность учения Ницше о евреях.
Он считает, что они выполняют функции священников,
страдающих, измученных и немощных людей. Евреи—это
организаторы и теоретики слабых и вырождающихся. Никакой народ,
никакая группа людей не может итти в сравнении с тем, что
сделали евреи против «знатных», «могучих» господ. «С евреев
начинается восстание рабов в морали»2.
Именно евреи, обладающие особыми теоретическими
способностями, вывернули наизнанку аристократическую оценку
ценностей. Это они заявили, что блаженны нищие и уродливые,
дав миру Иисуса из Назарета.
Более того. Вся история есть борьба Иудеи против Рима.
В Риме господствовала аристократия, призванная властвовать
и руководить. Поэтому евреи ненавидели Рим и выступили
против него. Они это сделали тем, что дали миру христианскую
религию, учение о страдании и жалости к человеку. И если в
эпоху Возрождения победил на время классический идеал
античной древности, то уже в реформации чувствуется снова
наступление Иудеи. Наконец Иудея победила еще раз во время
французской революции, когда последняя политическая знать пала
под напором разбушевавшихся народных инстинктов.
Можно ли после этого сказать,-что Ницше, который ведь
и обращался к «знатным» и «сильным», не разжигал в них
ненависти к евреям.
Если принять во внимание кроме вышеизложенного об
устойчивости и нравах каждого народа еще то, что Ницше
стоял на позициях расовой теории, то станет понятным, что,
1 Ницше, По ту сторону добра и зла, § 251, и «Генеалогия морали»,
§ 26.
2 Его же, Генеалогия морали, § б и 7.
60

несмотря на его неоднократные высказывания о единой «касте
благородных» из среды европейцев, его учение позволяет сделать
самые националистические и шовинистические выводы.
Второй вопрос, который нам необходимо разобрать, это—
отношение философа к государству.
Громадное большинство исследователей Ницше считает его
крайним индивидуалистом. Они заявляют, что Ницше был
защитником личности, против всевозможных пут, существующих
в обществе, как-то: государства, морали, религии и пр., и
утверждал господство личных интересов над всеми прочими. Ницше
сделали чуть ли ни ярым поборником анархизма. Всякий
мелкобуржуазный герой, высказывавший протест против
принуждения государства и существования полиции и становившийся
по ту сторону добра и зла в своих отношениях к другим членам
общества, объявлял себя ницшеанцем. В действительности
конечно все это не имеет достаточных оснований. Мы всем
предыдущим изложением выяснили, что не свободное развитие всякой
личности против гнета общественных" учреждений отстаивал
Ницше. Он заботился не о всех; его заветной мечтой были только
избранные. Их, сильных и властных, любил он, к ним были
направлены лучшие порывы его творчества.
Он отлично понимал, что для этих отдельных избранных
необходимо должна существовать каста угнетенных,
посредственностей, которые составляли бы большинство и своей работой
дали бы возможность жить полной жизнью группе избранных.
В пропаганде и защите тех условий, при которых только и
возможно существование таких высших людей, суть философии
Ницше. Основное в его философии, это учение об иерархии,
строгом, замкнутом делении людей по сословиям и кастам.
Будучи не согласен с Лейтензоном в исходном положении о том,
что Ницше представитель финансового капитала, я должен
заявить, что он вполне прав, когда пишет: «Если бы нужно
было в одном-двух словах выразить самое основное в учении
Ницше, я взял бы не его наиболее нашумевшие и известные
словечки: «сверхчеловек», «воля к власти», «переоценка всех
ценностей», «я взял бы именно его Rangordnung, иерархию.
Разбить человечество на резко разграниченные группы—классы,
касты—и вместо борьбы установить раз навсегда определенные
отношения господства и подчинения между ними—вот, чего
хочет Ницше»1.
Хотя Ницше в некоторых произведениях обрушивался со
всем свойственным ему пылом на государство, он выступал не
1 Лейтензон, Ницше и финансовый капитал, стр. 34.
61

против всякого государства, а только той формы его, которая
господствовала во времена Ницше и не давала, по его мнению,
возможности развития избранных людей.
Что это так, подтверждает его высказывание о
самодержавии. В то время, когда в России властвовали
самодуры-императоры, Ницше усматривал в их власти что-то пророческое
и противопоставлял ее демократическим государствам Европы:
«Одним словом я желаю,—прямо пишет он,—чтобы во всей
Европе царило единодушное, как в России, самодержавие»1.
Ницше—атеист. Относительно этого не может быть никаких
сомнений. Религия, по его мнению, удел слабых и несчастных,
она выдумана теми, кто не может властвовать и проявлять
свою силу. Они—немощные и жалкие люди—нуждаются в
аскетическом идеале, ртрицающем все красоты и счастье жизни.
Слабым выгодно учение о том, что нужно быть смиренным и
терпеливым. В душной, смрадной темнице слабости, болезней
и пороков выдумано учение о любви и всепрощении. С
неутомимой энергией, убийственным сарказмом осмеивает Ницше
религиозный идеал. Религия хотела бы сравнять людей,, всех
сделать равными и одинаково смиренными. Это—идеал рабов.
Религия учит прощать обиды, не противиться злу, потому что
она —учение тех, у которых нет силы для борьбы, нет
возможности сопротивляться и наступать.
Но к кому обращены слова Ницше? Самым страшным злом
является то, что сильные могут принять религиозное учение.
Ницше предупреждает тех, которые властвуют, что религия это
самый страшный яд. Рабам выгодно, чтобы все были
заражены их психологией, господам надо остерегаться таких
учений, они не должны дать себя обмануть сладенькими
иллюзиями потустороннего счастья. Они должны утверждать свое
царство здесь, на земле, предоставив молиться и ждать помощи
от бога страдающим и немощным людям. Таким образом мы
видим, что атеизм Ницше не является тем учением, которое
предназначено освободить людей от религиозного дурмана.
Атеизм Ницше носит вполне аристократический оттенок.
С нескрываемым презрением относится Ницше к тем, которые
веруют,—они не могут поступать иначе. Слабые никогда не
откажутся от религии. Свою же задачу Ницше видит в том,
чтобы предохранить сильных и властных от этого яда. До тех
пор пока будут рабы (а они, по мнению Ницше, должны быть
всегда, так как сни являются условием существования высших
людей), будет существовать религия. Ницше борется не про-
1 Ницше, По ту сторону добра и зла, § 208.
62

тив религии, а против того, что сильные люди поддаются
этому дурману.
Более того, Ницше в некоторых своих афоризмах
определенно высказывается в том смысле, что сильные люди, не
заражаясь религиозными представлениями, должны понимать
все «воспитательное» значение религии для других людей...
«Религия,—говорит он,—может быть употреблена даже как
средство доставить себе покой от шума и трудов более грубого
(подчеркнуто Ницше) правления, и так устраивались например
брамины: с помощью религиозных организаций они доставляли
себе власть избирать для народа его королей, тогда как сами
держались в стороне и чувствовали себя людьми высшими и
выше королевских задач»1.
Указывая на то, что обыкновенным людям религия дает
неоценимое довольство своим положением, какое-то
преображение и красоту, оправдание всей будничности их жизни, он
подчеркивает что... «всегда расплачиваешься дорогой и
страшной ценой, когда религии не служат воспитательными
средствами в руках философов, но господствуют властно как таковые,
когда они сами хотят быть последними целями, а не средствами,
наряду с другими средствами»2.
И в этом вопросе, который все «левые» критики Ницше
выставляют как один из самых положительных моментов его
творчества, с большой силой сказывается аристократизм и
пренебрежение к людям «низшего ранга» этого апостола
неравенства и насилия.
ПРЕДШЕСТВЕННИКИ НИЦШЕ
В основном весь путь творчества Ницше можно разделить
на три части.
Его первым произведением, вызвавшим оживленные
отклики, было «Рождение трагедии» (1872 г.). Эта книга посвящена
проблеме греческой культуры. Но это не сухое научное
произведение, предназначенное осветить какие-либо новые стороны
греческой жизни. Уже здесь сказался весь Ницше. Он не
старается отразить истинную историю греческой культуры, книга
эта скорее служит ему средством для выявления своих мыслей.
В этом периоде своего творчества Ницше находится под
большим влиянием Шопенгауэра и Вагнера. Начало мира это—
воля. Беспричинное желание—сущность всей жизни. Разум не
оправдывает жизни, так как в ней значительно больше страда-
1 Ницше, По ту сторону добра и зла, § 61.
2 Там же.
•3

ний, чем радостей. Но греки нашли выход из пессимизма на
мути «радостного желания сновидений», который они
выразили в образе бога Аполлона. Но помимо этого есть второй путь:
человек чувствует себя частицей воли, порождающей весь мир,
и в состоянии экстаза и «опьянения» чувствует свое единство с
природой. Это то, что выражено в культе бога Диониса. Этими
двумя иллюзиями греки оправдали жизнь.
Так намечается уже здесь в этом раннем произведении
расхождение Ницше с Шопенгауэром. И для Ницше воля—
основа всего. Но Шопенгауэр искал выхода на пути нирваны.
Ницше отрицает этот путь, он ищет других средств
преодоления пессимизма.
Влияние Шопенгауэра на Ницше сказывается еще в одном
пункте, который оставался почти неизменным на протяжении
всего творчества Ницше. Этот момент выражен в «Рождении
трагедии», в борьбе греческой трагедии с Сократом, который,
считая добродетель знанием и будучи первым рационалистом,
нанес страшный удар высшему расцвету гре.ческой культуры.
Так логическое убивает жизнь, которая находит свое высшее
проявление в инстинкте. Иррациональное должно доминировать
над рациональным.
В 1873—1876 гг. Ницше пишет «Несвоевременные
размышления», и там уже имеются задатки того, что таким пышным
цветом расцвело в его творчестве. Разбирая вопрос об изучении
истории, он говорит, что вся человеческая история может быть
понята только как история гениальных личностей. Задачей
всей истории является создание нескольких гениев.. А в другом
произведении он указывает на то, что в человеке заложена
потенциальная способность «осуществить героическое
существование».
В 1878 г. Ницше выпускает в свет «Человеческое, слишком
человеческое» и этим начинает второй период своего творчества.
Здесь как будто бы Дионис начинает уступать Сократу. Ницше
прославляет знание и в «Утренней заре» называет познание
«единственной огромной целью, ради которой не велика
никакая жертва, даже если бы в жертву нужно было бы принести
само человечество».
Но это были только отдельные высказывания. В 1883—
1885 гг. выходит в свет главнейшее произведение Ницше—
«Так говорил Заратустра», с которого и начинается третий и
последний' период творчества Ницше. Ошибку совершает
Меринг, как впрочем и целый ряд других мыслителей,
которые считают, что на третий период уже «отбрасывает свою тень
надвигающаяся ночь духа». Это неверно. Настоящий Ницше—
64

это Ницше третьего периода. Мы описывали учение Ницше,
исходя из произведений этого периода, так как считаем, что
именно здесь выявилось с наибольшей отчетливостью то, что
составляло сущность философии этого одного из виднейших
последовательно реакционных мыслителей на протяжении всей
человеческой истории.
Помимо Шопенгауэра на Ницше оказал влияние и ряд
других мыслителей.
Несомненно, что вся его постановка вопроса о сильных и
слабых людях, о «благородных» и «низших расах», о
направленности человеческого прогресса в сторону создания высших,
избранных людей, имеющих право господствовать над
остальными,—что все это создано под влиянием учения Дарвина.
Несмотря на то, что Ницше относился к Дарвину свысока, как
впрочем к большинству других ученых, влияние Дарвина
на него бесспорно. Но так же, как и остальные социальные
дарвинисты, Ницше делает совершенно неправильные выводы
из учения Дарвина. Он распространяет то, что было Дарвином
доказано как закон развития животного мира, целиком на
человеческое общество, не принимая во внимание специфичности
развития последнего. Во-вторых, он извращает самую мысль
Дарвина о выживании приспособленных, заменяя их«сильными».
Сильные должны господствовать над слабыми—таков
закон жизни, утверждает Ницше. Но Дарвин никогда подобного
не писал; положение Ницше является извращением учения
великого ученого о выживании припособленных.
Даже такая часть философии Ницше, как его учение о
морали, тоже не является чем-то по существу оригинальным. Ряд
исследователей указывают на греческого софиста Калликла, как
на предшественника Ницше в области морали. Макс Штирнер
в 1845 г., т. е. за 36 лет до появления «Так говорил Заратустра»,
откровенно выражал свои взгляды на мораль: «Но что добро,
что зло? Я весь сам мое собственное дело, а я ни добрый, ни
злой. Добро, как и зло, для меня лишены всякого смысла.
Божеское—это дело божье; человеческое—дело человека. Мое дело не
есть ни божье, ни человеческое, ни истинное, ни доброе, ни
правое, ни свободное и т. д., а исключительно мое. Оно не всеобщее,
оно единственное, как един я. Для меня нет ничего выше меня»1.
И в другом месте: «Собственность не должна быть правом всех,
но правом индивидуума, или вернее вопрос о собственности
не есть вопрос о праве, но вопрос о силе. Я присваиваю себе,
1 Макс Штирнер, Единственный и его достояние, цит. по Плеханову,
т. IV, стр. 184.
5 Философия Ницше и фашизм.
65

что хочу, и сохраняю за собой то, что могу обеспечить себе при
помощи моей силы».
Ницше недалеко ушел от подобных утверждений, когда
заявлял: «лучшее принадлежит мне и моим». Но Ницше, в
отличие от философии Штирнера, которая так ярко выражает
анархические настроения мелкого буржуа, определенно
заявляет, что сильными и потому имеющими право на все лучшее
являются избранные, цвет общества—господа.
Необходимо также подчеркнуть, что и у Карлейля мы
находим ряд положений, которые потом также развивал
Ницше. Для Карлейля, так же как и потом для Ницше, вся
человеческая история есть результат деятельности «героев». И Кар-
лейль говорит об иерархии благородных. Он осмеивает и
яростно выступает против демократии: «никогда ни один народ не
мог существовать на основе демократии» (Карлейль).
Классовые различия у него сводятся к естественным различиям,
которые представляют выражение закона природы.
Речь британского премьер-министра перед национальным
собранием британских пауперов, которую мысленно произносит
в одной своей брошюре Карлейль, чрезвычайно ярко
раскрывает нам сущность философии последнего. «Знайте,—говорит
британский премьер (выражая мысль Карлейля), обращаясь
к пауперам,—что кем бы ни были сыны свободы, вы во всяком
случае не относитесь к ним и не можете ими быть; вы не
свободны, а буквально узники... у вас природа рабов или, если
это вам больше нравится, природа кочующих, бродячих слуг,
не умеющих найти себе хозяина... вы можете отныне вступить
со мной в сношение, но не как славные сыны свободы, а как
узники, как несчастные падшие братья, которые требуют,
чтобы я командовал ими, а если необходимо и контролировал и
подчинил их себе... Перед небом и землей и богом, творцом всех нас,
я заявляю, что горестно видеть, как ваше существование
поддерживается потом и кровью сердец ваших братьев, и что если
этого нельзя изменить, то лучше смерть, чем такая жизнь...
Запишитесь в мои ирландские, в мои шотландские, в мои
английские полки новой эры, вы, бедные бродячие бандиты,
повинуйтесь, трудитесь, терпите, поститесь, как всечлы должны
были это делать... Вам нужны промышленные начальники,
надсмотрщики, заведующие, господа над вашей жизнью и
смертью, справедливые, как Радамант, и столь же
непреклонные, как он, и они найдутся для вас, лишь только вы
окажетесь в цепях военного устава... Я скажу тогда каждому из
вас: вот работа для вас; примитесь бодро за нее с солдатским
мужественным послушанием и твердостью духа и подчинитесь
66

методам, которые я диктую здесь, получить плату будет легко.
Если вы начнете упираться, если вы испугаетесь тяжелого труда,
если вы не станете слушаться правил, то я попытаюсь
уговорить вас, убедить вас; если это окажется тщетным, то я стану
стегать вас плетью; если и это не поможет, то под конец я
застрелю вас»1.
Какое предвосхищение Ницше! Энгельс по поводу Карлейля
говорит, что «критика настоящего у него тесно связана с
удивительно неисторическим апофеозом средневековья». И это
полностью применимо и к Ницше.
Все вышеизложенное подтверждает, что многие из
положений Ницше высказывались и до него. Но несомненно одно,
что Ницше создал идеологическую систем, которая
представляет собой не что иное, как открытое выражение настроений
и мыслей эксплоататорских классов. Именно поэтому его
философия и представляет такой благодарный материал для
идеологии фашизма.
1 Т. Карлейль, Современные памфлеты, цит. по Соч. Маркса и Энгельс
са, т. VIII, стр. 81—93.
5*
67

ЧАС ТЬ ВТОРАЯ
НИЦШЕАНСТВО В ИДЕОЛОГИИ ФАШИЗМА
НИЦШЕАНСТВО В РАСОВОЙ «ТЕОРИИ» ФАШИЗМА
Ставя своей основной целью разгром революционных
организаций пролетариата и в первую очередь коммунистических
партий, фашизм создает идеологию, которая должна
противодействовать все растущему влиянию марксизма-ленинизма на
самые широкие слои трудящихся. Одним из основных
положений марксистско-ленинской теории является учение о
международной солидарности и совместной борьбе трудящихся всех
стран и народов против мирового империализма.
В 1848 г. был издан манифест коммунистической партии,
который заканчивался словами, зовущими к борьбе- против
эксплоатации и классового гнета: «Пролетарии всех стран,
соединяйтесь!». С тех пор прошло 86 лет, и эти огненные слова
получили широкое распространение среди угнетенных всех
национальностей. Они являются лозунгами коммунистических
партий, организующих и сплачивающих силы пролетарской
революции.
Нет ни одной страны и ни одного народа, на какой бы
низкой ступени развития он ни стоял, среди трудящихся которого
не были бы распространены основы учения марксизма-ленинизма
о необходимости совместной борьбы угнетенных всех стран
против мирового капитала. И чем сильнее обостряются
противоречия капитализма, тем больше и глубже влияние
марксистско-ленинской теории о международной солидарности
трудящихся.
Марксизм не излагает подобно утопическому социализму
абстрактные теории о единстве людей всех национальностей, он
учит, что только пролетарская революция и установление
диктатуры пролетариата могут избавить человечество от
национальной розни и национального угнетения.
68

Миллионные массы пролетариев и беднейших крестьян
колоний поднимаются против своих поработителей. Всеобщий
кризис капитализма и развивающийся на его основе
экономический кризис способствуют все большему росту
революционного подъема в колонииях.
Разрешение национального вопроса в СССР показывает
всем трудящимся угнетенных наций, что, только свергнув власть
капитализма, можно добиться равноправного существования
всех пролетариев, независимо от цвета кожи. Совместная
творческая работа десятков национальностей на территории
Советского союза революционизирует пролетариев угнетенных
наций и трудящихся колоний, повышая их классовую
сознательность, усиливая их готовность бороться против эксплоа-
таторов.
Учитывая это, фашизм, создавая свою идеологию, в
первую очередь стремится разбить единый фронт трудящихся.
В противовес марксистско-ленинскому учению о
международной солидарности трудящихся фашизм выдвигает свое
учение, преследующее цели посеять национальную рознь,
разжечь самый бешеный шовинизм и тем подготовить массы к
новой империалистической войне, в крови которой
представители финансового капитала стремятся утопить надвигающуюся
революцию.
Эпоха империализма знаменует собой неслыханное
обострение классовых противоречий. Продолжающийся мировой
экономический кризис, увеличение армий безработных,
ухудшение условий труда приводит к непрерывно растущей
классовой ненависти угнетенных к угнетателям. Фашизм, действуя
в интересах крупного капитала, стремится скрыть все
обнажающуюся пропасть интересов труда и капитала. Он развивает
учение о единстве наций, которое должно быть
противопоставлено классовой борьбе.
Для научного обоснования подобных взглядов фашизм
обращается к расовой теории. Здесь, как и в целом ряде своих
других положений, он не дает ничего оригинального. И до
фашизма капиталисты широко пользовались расовой теорией,
чтобы обосновать хищническую эксплоатацию колоний. Но
у фашистов эта теория приобретает несравненно более широкое
и универсальное применение: она служит исходным пунктом
всех их построений, обосновывая политику разжигания
национальной вражды и раскола в лагере рабочего класса.
Расовой теорией фашизм пытается обосновать
империалистическую политику, открытым проводником которой он
является. Так германская буржуазия, лишившись по Версаль-
69

скому договору значительных территорий в Европе и всех своих
колоний, никогда не оставляла мысли о захвате новых земель.
Придя к власти в Германии, фашизм поставил политику
завоеваний новых земель во главу угла своих стремлений. Всем
известны те планы, какие строят германские фашисты по поводу
отторжения Украины от Советского союза.
Стремясь укрепиться в Прибалтике, германский фашизм
пытается там создать плацдарм для наступления на Страну
советов.
В своих книгах вожди германского фашизма Гитлер и Ро-
зенберг описывают подобные планы совершенно открыто.
Германский фашизм разжигает новую империалистическую войну;
в первую очередь он пытается сколотить блок
капиталистических стран, чтобы напасть на Советский союз.Но трудящиеся
массы знают об СССР как об отечестве трудящихся всего мира.
Отсюда стремление фашистов создать такую идеологию,
которая бы скрыла истинные намерения империалистов и
послужила целям одурманивания трудящихся.
Тов. Сталин в своем выступлении на XVII партсъезде
указал на один из вариантов империалистической войны,
состоящий в том, что «войну должна организовать «высшая раса»,
скажем германская «раса», против «низшей расы» прежде всего,
против славян, что только такая война может дать выход из
положения, так как «высшая раса» призвана оплодотворять
«низшую» и властвовать над ней». Тов. Сталин указал также
совершенно ясно на то, какие печальные последствия для тех,
кто мнит себя высшей расой может повлечь за собой эта
политика германского фашизма.
Никакие расовые теории не помогут фашизму. Никакой
милитаризм и никакая демагогия не спасут обреченный класс.
Нашей задачей является показать, как используют
фашистские «теоретики» ницшеанство для проповеди расового
неравенства.
Прежде всего мы обращаемся к работе Шпенглера. Как и
Ницше, Шпенглер во главу угла своих построений ставит
представление о том, что люди неравны, и источником этого
неравенства считает существование различных рас. «Нельзя
понять историю высшего человечества,—пишет он,—если
оставить без внимания то, что человек является существом
определенной расы»1. Раса стоит в полном соответствии с тем,
что мы жизнь понимаем как борьбу за власть (подчеркнуто
1 Oswald Spengler, Der Untergang des Abendlandes. С U. Beck'sche
Verlagsbuchhandlung, Oskar Beck, München 1922, II Band, S. 133.
70

нами.—Б. Б.) историю как судьбу, с тем, что мы называем
политикой»1.
Настоящая история это не история культуры, а история
рас и история войн. Раса имеет корни в определенной
местности. Она не странствует. Если ее нельзя найти в определенном
месте, значит ее нигде нет. Не благодаря науке можно постичь,
что такое раса. Наука умерщвляет то, что чувствуется сердцем,
передается с глазу на глаз: «Я прихожу к выводу,—пишет
Шпенглер,—что раса, как время и судьба, есть нечто для всех
жизненных вопросов целиком категорическое, о котором
каждый человек ясно и четко знает, пока он не делает попытки
познать сущность путем умствования, бездушного их разделения.
Раса, время и судьба существуют нераздельно»2.
Учение Дарвина сделало вопрос о расах чрезвычайно
легким и плоским,—утверждает Шпенглер. Оно механически
подошло к вопросу о расах и решает вопрос учением о
приспособлении и наследственности там, где дело идет о крови и
власти земли. Нельзя понять расу, если не понять это великое
единство крови.
Но Шпенглер означал только начало той «благой вести»,
которая в послевоенный период в Германии получила такое
широкое распространение.
Весьма ярко выражены ницшенские мотивы о неравенстве
людей в высказываниях вождя и руководителя германского
фашизма, Адольфа Гитлера.
В своем известном сочинении «Моя борьба» он вполне в
духе Ницше заявляет, что основным законом в жизни является
то, что: «Сильный должен господствовать и не должен сливаться
со слабым, чтобы жертвовать собственную силу. Только
слабый от рождения может это находить ужасным, но на то он
слабый и ограниченный человек; если этот закон не будет
господствовать, тогда всякое движение человечества к высшей
жизни невозможно»3. Высшую культуру можно спасти только
поддержкой того творческого человека, который ее создал.
«Эта поддержка однако связана с высшим законом
необходимости и права—победы лучших и сильнейших на земле»4,
(подчеркнуто нами.—Б. Б.).
«Победа сильных—этозакон природы,—заявляет Гитлер,—
и не жалким и немощным людям, которые оказались побежден-
1 Oswald Spengler, Der Untergang des Abendlandes. C. U. Beck'sche
Verlagsbuchhendlung, Oskar Beck, München 1922, II Band, S. 133.
2 Там же, стр. 155.
3 Hitler, Mein Kampf, IPAuflage, München 1926, I Band, S. 301.
4 Там же, стр. 305.
71

ными, его изменить. Сама природа,—говорит он,—заботится
0 победе сильных, так как слабые погибают в неравной борьбе
при тяжелых условиях существования.
Кто же эти сильные и слабые, чем определяется такое
деление людей? Гитлер дает ответ всецело в духе расовой теории.
Сильные и лучшие—это представители высшей расы. Самой
главной заботой их должно быть сохранение в чистоте своей
расы. «Все, чему мы сейчас удивляемся на этой земле: наука
и искусство, техника и изобретения, являются только
творческим продуктом немногих народов и пожалуй одной расы.
От нее зависит также состояние всей культуры. Если она
исчезнет, тогда все красоты этой земли уйдут в могилу»1.
Вся человеческая история направлена к тому, чтобы
создать этих высших людей. Величайшим преступлением против
природы является смешение крови. Сильные не должны
смешиваться со слабыми. Это приводит к самым печальным
последствиям.
Все величайшие культуры прошлого погибли только
потому, что смешение крови уничтожило творческую способность
населения. «Так же мало, как природа желает соединения
слабых с сильными, так же она выступает против слияния высшей
расы с низшей, так как в подобном случае вся ее прежняя, сотни
тысяч лет продолжавшаяся, работа высших разрушается одним
ударом»2.
Сильные должны стремиться к соединению только с
сильными3. Высшая раса должна себя оберегать. Все в природе
устроено таким образом,что побеждают сильные. В борьбе за
насущный хлеб погибают слабые и больные, в борьбе самцов
за самку побеждают только здоровые.
Учение о том, что люди по своей природе неравны,
является важнейшим положением в идеологических построениях
фашизма. Доктор Ростен, написавший «Азбуку национал-социа-
1 Hitler, Mein Kampf, II Auflage, München 1926, I Band, S. 301.
2 Там же.
3 Чрезвычайно любопытны аргументы, которыми пользуется
Гитлер: (Каждое животное соединяется со своим товарищем по роду,—пишет
он.— Мышьидет к мыши,зяблик—к зяблику,аист—к аисту,полевая мышь—
к нолевой мыши, домашняя мышь—к домашней мыши, волк—к волчице
и т. д.». «Такое соединение соответствует воле природы к высшей
чистоте жизни. Всегда и везде,—заявляет чрезвычайно глубокомысленно
Гитлер. — волк остается волком, гусь—гусем, тигр—тигром, и нельзя
найти п природе ни одного волка, который бы хорошо относился к гусю,
л кошку, которая бы доброжелательно отнеслась к мышке» (Hitler, Mein
K.-mipf," I Band, S. 300—301).
Действительно более удачную аргументацию трудно себе предста-
1 п ; ь, пу;\ вполне достойна практических деяний этого «великого теоретика».
11

лизма», заявляет, что величайшей нелепсстью является
утверждение о равенстве людей. Надо быть сумасшедшим,—уверяет
он,—чтобы отрицать троякого рода неравенство, извечно
существующее в человеческом обществе: неравенство мужчины и
женщины, неравенство народов и наконец неравенство рас.
Разве не бросается в глаза,—говорит он,—то, что мужчина не
равен женщине и что одинаковых обязанностей у них быть
не может? Разве француз, итальянец, поляк равны друг другу,
разве они не имеют различного понимания жизни, в корне
отличающегося от немецкого? И разве негры и индусы не совсем
другие существа, чем мы? «Утверждение, что человек есть
человек—величайшая бессмыслица из всех бывших когда-либо на
земле»1.
Замечательно то, что подобная идея о неравенстве людей
с буквально той же аргументацией встречается у представителей
японского фашизма. Садао Араки заявляет, что совершенно
неверна мысль буддистов, что в «природе нет различий. Только
там, где существует различие, там создается достоинство».
«Различие людей определяется расовой принадлежностью и
национальностью»2. «У нас, японцев, имеются свои свойства и своя
цель, а у китайцев свои особенности. Такие же различия
имеются и среди других государств. Только тогда, когда народы
различных стран знают свои особенности и искренне
добиваются достижения своих целей, только тогда наступит рай на
земле»3. Очевидно сейчас и устанавливают рай на земле японские
солдаты в Манчжурии, внедряя в головы непонятливых
китайцев посредством пушек и пулеметов представление о различии
между народами.
Когда в Германии в 1932 г. были приговорены к смертной
казни 5 фашистов за убийство коммуниста в Бейтоне (убийцы
были конечно потом «помилованы»), то А. Розенберг написал
в «Фелькишер Беобахтер» грозную статью, где, оправдывая
/;ействия убийц, заявляет: «Национал-социализм имеет свое
мировоззрение», которое состоит в том, «что для него душа не равна
душе, человек не равен человеку», для него не существует никако-
1 Rosten, Das ABC des Nationalsozialismus, 4 Auflage, Kommisionsver-
lag Schmidt, Berlin 1933, S. 78.
2 И здесь та же аргументация. Араки заявляет: «Существует ведь
разница между лягавой собакой и пуделем». Между прочим и Ростен
доказывает неравенство людей ссылкой на существование различных пород
собак. Таким образом эта, с позволения сказать, «собачья аргументация»
приобретает «всемирное значение» для фашизма.
3 Садао Араки. Задачи Японии в эпоху Снова. Приложение к книге
О. Танина и Е. Иоганна, Военно-фашистское движение в Японии, Парт-
издат, 1933, стр. 282.
73

го «права в себе», его цель—сильный немецкий человек... все,
«право и общественная жизнь, политика и хозяйство должны
соответствовать этой цели»1. Неравенство людей—вот основной
принцип, которому надо следовать для того, чтобы добиться
высших целей. «Только знакомство,—пишет он,—с ф'актом
неравенства и неодинаковой ценности людей даст возможность
создать политическую свободу порабощенной Германии»2.
В своем главном произведении «Миф XX века» А. Розен-
берг заявляет, что «историю и задачу будущего составляет не
борьба класса с классом, не спор догмы с церковной догмой, но
спор между кровью и кровью, расой и расой, народом и народом»*.
Надо понять, «что только там ценности-создаются, где закон
крови определяет идеи и дела людей, осознают ли они это или не
осознают»4.
Душа означает расу, изнутри изучаемую. Разбудить душу
расы, это значит понять ее высшую ценность и понять ее
превосходство над всеми остальными ценностями—государством,
искусством, религией. Вся история человечества может быть понята
как история рас.
Все, что мы имеем в области культуры, создано высшей
расой—арийцами,—заявляет Розенберг. «Арийская Индия
подарила миру метафизику, глубина которой не осознана до сих
пор, арийская Персия создала непревзойденные религиозные
мифы, Эллада создала великий идеал красоты, Рим показал
образец нового государства. Германская же Европа подарила миру
учение о великом идеале всего человечества, высший показатель
ценности характера, свободу и честь. И все это хотят погубить те,
которые проповедуют равенство людей. Что может быть ужаснее
такого положения,—восклицает Розенберг,—когда каждый
еврей, негр, мулат могут стать полноправными гражданами
европейского государства»5.
Учение о равенстве людей привело к тому, что в Европе
создаются роскошные учреждения для неизлечимых больных, для
сумасшедших и на преступников смотрят, как на несчастных,
вместо того чтобы их уничтожать в интересах сильных и
полноценных.
Виднейшим «теоретиком» расовой теории у германских
фашистов является профессор Гюнтер. Его теория получила офи-
1 Цит. по книге I.Härt, A. Rosenberg, Der Mann und sein Werk
München 1933, S. 84.
2 Там же.
3 A. Rosenberg, Der Mythus des XX Jahrhunderts, 2 Auflage, München
1931, S. 21.
4 Там же, S. 28.
5 Там же.
74

циальное признание среди фашистских кругов. Все издания
национал-социалистов, трактующие вопрос о расе, пользуются
его произведением как высшим авторитетом.
Одной из иллюстраций этого факта является то, что
вышедшая в издании национал-социалистской библиотеки (издатель
G. Feder) книга доктора Rudolf a «Nationalsozialismus und Rasse»
целиком стоит на позициях, излагаемых Гюнтером,
переполнена цитатами из Гюнтера и считает его основным авторитетом
по важнейшему для фашизма вопросу о расе.
Гюнтер определяет расу следующим образом: «Она
представляет собой группу людей, которая через свойственное ей
единство телесных и духовных особенностей отличается от каждой
другой человеческой группы и передает эти особенности по
наследству»1. Таким образом мы имеем типичное для сторонника
расовой теории определение расы, которое, игнорируя
социально-экономические условия существования народов, исходит из
биологических особенностей, считая их вечными и неизменно
передающимися по наследству.
Высшей расой, цветом человечества, является, по Гюнтеру,
так называемая им «северная» раса, или «германская» раса.
Выбор Гюнтера пал на «северную» расу по той простой причине, что
сам Гюнтер является идеологом германского империализма. Так
другой расовик—француз Ляпуж считает гордостью
человечества с не меньшим основанием «латинскую» расу. Обыкновенно
расовики белого цвета кожи говорят об арийцах как высшей
расе, фашистские теоретики и сам Гитлер также подчеркивают,
что высшей расой являются арийцы. Говоря же о «северной»
расе, Гюнтер имеет в виду наиболее передовую, по его мнению,
часть «арийцев».
Все, что может быть лучшего в человеке, оказывается, по
Гюнтеру, принадлежностью людей «северной» расы. По телесным
качествам люди «северной» расы по Гюнтеру: «стройные и
высокого роста, узколицые, розового цвета кожи, светловолосые,
с голубыми глазами». Рудольф, излагая теорию Гюнтера,
приводит мнение профессора Фрица, которое совпадает сгюнтеров-
ским: «волосы и глаза светлые, кожа светлая, голова длинная,
узкая, лицо длинное, узкое, нос тонкий, лоб высокий, не
особенно широкий, губы тонкие, туловище длинное и стройное»2.
И этим физическим качествам фашистские теоретики придают
первенствующее значение; по ним, говорят они, можно сразу
узнать человека северной крови.
1 Rudolf, Nationalsozialismus und Rasse, «Nationalsozialistische
Bibliotheke», Heft 31, München 1931, S. 13.
2 Там же,
75

Но не только лучшими физическими качествами отличаются
люди «северной» расы: и в умственном отношении они
выделяются «быстротой суждения, правдивостью и действенной силой».
Рудольф пишет, цитируя Гюнтера: «Способность к
руководству немецких офицеров, основывающаяся на ответственности
и служебном долге, есть сознание «северной» расы; оно требует
для своего соответствия северную радость в переживании
опасностей. Велико стремление северных людей к физическим
упражнениям и к военной службе»1. Таким образом люди
северной, или германской, расы изображаются смелыми,
инициативными людьми, смотрящими прямо в лицо опасностям жизни и,
самое главное, имеющими склонность к военной службе.
Действительно откровенно сказано. Фашизм, будучи диктатурой
финансового капитала, стремясь к империалистическим
агрессиям, заинтересован в воспитании людей, «презирающих
опасности», они наиболее годны к использованию в качестве
пушечного мяса. Но этим не ограничивается Гюнтер, он наделяет
людей «северной» расы лучшими качествами, уделяя внимание
самым разнообразным признакам. Так, оказывается, люди
«северной» расы больше всех остальных заботятся о чистоте
тела. Именно они изобрели мыло. Разница между мужчиной
и женщиной наиболее велика у людей «северной» расы. В то
время как мужчина наделен чертами, делающими его сильным
и энергичным, женщины «северной» расы наиболее женственны.
Люди «северной» расы обладают также высшими нравственными
качествами. Они менее всего склонны к преступлениям и
проникнуты уважением к частной собственности. На севере
Германии, где людей «северной» расы больше, чем в южной Германии,
меньше преступлений.
Как я уже указал, расовики считают культуру творчеством
только высшей расы. Рудольф конечно выпячивает творческую
роль «германской» расы на первый план. Однако
превозношение людей «северной» расы у теоретиков фашизма превосходит
всякие границы. Несмотря на то, что, по их собственному
мнению, люди «германской» расы отличаются правдивостью, они
так излагают общеизвестные исторические факты, что невольно
удивляешься: чем больше отличаются теоретики фашизма—
невежеством или склонностью к извращениям. Чего например
стоит подобное заявление: «Северная» раса, раса наших
германских предков, является единственным носителем творческой
культуры в старой и новой Европе и в соседних ее областях.
Культура древней Индии, непревзойденное искусство древней
1 Rudolf, Nationalsozialismus und Rasse, S. 24,
76

Греции, красота и мощь старой Персии и начало римского
мирового владычества были основаны народами северной
крови. Расширение христианства на севере и востоке Европы,
ренессанс в северной Италии, испанское мировое государство,
открытие Северной Америки, Южной Африки и Австралии,—
все это совершено северными народами, северными вождями,
стойкими и мужественными людьми большой воли,
стремящимися к борьбе, полными жертвенной готовности,
презирающими смерть. Все эти качества: готовность жертвовать собой,
презрение к смерти, стойкость и самосознание дали
северным народам власть их полную творческой силы
культуру навязать подчиненным народам и основать цветущие
государства»1.
В противоположность людям «северной» расы Гюнтер
изображает всех остальных людей земного шара в самых мрачных
красках. Если в людях германской крови сосредоточено все
лучшее, чем только может гордиться человек, то люди других
рас не обладают никакими выдающимися способностями.
Гюнтер ничем конечно не доказывает выдвинутых им
положений. Ведь нельзя же считать аргументом то, что на севере
Германии меньше преступлений, чем на юге, потому что там
больше людей северной расы. Для него важнее всего то, что
он восхваляет людей своей расы, и выполнение этой
шовинистической задачи оценивается теми, кому это выгодно, по
заслугам. Все остальные люди кроме германской расы
относятся по Гюнтеру к людям низших рас.
Так, описывая «западную» расу, он заявляет: «Как телесно,
так и духовно, люди этой расы представляют гибкие, проворные,
легкие, маленькие существа. Дух борьбы, спокойствие и
выдержка не свойственны им»2. Столь же нелестную
характеристику получают люди так называемой «восточной расы»:
«Человек восточной расы, это «филистер»—человек без порывов
и способностей к великим мыслям и к самопожертвованию.
Его во всяком случае нельзя найти в группах людей, которые
борются ради великих целей и которые готовы ради них
пожертвовать кровью. Он не любит рисковать. Если дело
обеспечено, то он может быть как анархистом, так и республиканцем,
консерватором так же, как и либералом»3.
Однако нужны не только люди «северной» расы. Ведь кто-то
должен же проводить в жизнь творческие мероприятия
северных людей. Если низшие расы неспособны к творческой ра-
1 Rudolf, Nationalsozialismus und Rasse, S. 23.
2 Там же, стр. 27.
8 Там же, стр. 29.
77

боте, то зато они вполне годятся для спокойной, тихой работы,
обеспечивающей благополучие высших людей. В этом их
ценность.
Нужно все же иметь в виду, что в глубинах души низших
рас часто кроется большая опасность, и Понтер
предупреждает об этом. Особенно много беспокойства доставляет ему так
называемая восточно-балтийская раса. Телесный облик людей
этой расы самый непривлекательный: «Широкая, короткая шея,
короткие руки и пальцы, толстые икры ног. Особенно
выделяется тяжелая и большая голова. Нос безобразен. Черты лица
безобразны. Волосы русые, но не имеют блеска».
Но значительно ужаснее их душевные качества:
«Восточно-балтийская раса проявляет себя в духовном отношении
как раса неповоротливых, замкнутых и мелахолично
настроенных людей; будучи работоспособными, они живут мирно,
подчиняются государству, которое требует однако сильного
руководства. Но под этим внешним спокойствием скрывается
беспокойный и недовольный дух большой восприимчивости,
но с малыми сдерживающими стимулами. Эти особенности
вместе со склонностью к суровости и жестокости делают восточно-
балтийского человека легко поддающимся движениям, подобным
большевизму»1.
Вот в чем оказывается секрет успеха большевизма. Расовые
черты восточно-балтийского человека таковы, что он особенно
восприимчив к большевизму. И самое главное это то, что он в
противоположность людям «северной» расы не обладает
достаточной дозой уважения к частной собственности.
«Восточно-балтийский человек,—говорит
Рудольф,—склонен к коммунизму, что проявляется в склонности к
преступлениям против собственности во всех областях, населенных
людьми этой расы. Так на востоке Германии, где особенно
распространена восточно-балтийская раса, наблюдается часто
воровство. Охрана чужой собственности строго противоречит
большевистскому коммунизму»2.
И он откровенно признает, что о восточно-балтийской расе
говорят в Германии, когда имеют в виду славян.
Если большевизм признается расовой особенностью
восточно-балтийской расы, то фашизм считается особенностью
«северной» расы.
Большевизм-де возможен только в России, так как он
вытекает из расовых черт славян. Германцам же, людям северной
1 Rudolf, Nationalsozialismus und Rasse, S. 29.
2 Там же, стр. 34.
78

крови, недостойно думать о коммунизме, этом следствии от«
сутствия у низших рас таких «высоких» качеств, как уважение
к частной собственности. Так затушевывается классовая
сущность большевизма теми, кто, стоя на страже интересов
капитала, проституирует науку, выдвигая заведомо ложные теории,
служащие для обмана масс.
Чрезвычайно характерно описание евреев у
фашистских расовиков. Евреи не особая раса, вещает Гюнтер, а
народ.
Если для характеристики людей «северной» расы Гюнтер
концентрирует все лучшее, что есть, по его мнению, у
человечества, то для характеристики евреев он сбирает все самое
отрицательное, встречающееся у людей. Все обвинения, которые
когда-либо погромных дел мастера возводили на евреев,
собраны у Гюнтера. Арийцы, по его мнению, создают все лучшее,
что имеет человечество, евреи же это разрушают. Гитлер в
своей книге «Mein Kampf» уделяет большое внимание этому
вопросу. Зловредная деятельность евреев—вот его ответ на целый
- ряд острейших вопросов современности. Коммунизм,
диктатура пролетариата, распространение марксизма—все это
объясняется Гитлером как результат деятельности евреев. Старое
испытанное средство в руках реакционных
правительств—организация погромов и преследование евреев,—чтобы отвлечь внимание
масс от революционной борьбы, в полной мере используется
Гитлером и его сподвижниками.
Отлично понимая, что среди каждой нации> в том числе и
немцев, встречаются люди самого различного роста, цвета
волос, строения черепа и т. д., Рудольф находит следующий выход
для объяснения единства нации и связи ее с определенной расой.
Он говорит, что чистая раса встречается редко; однако, когда
сравнить например сто немцев и сто испанцев, то окажется,
что, несмотря на различные исключения, в общем немцы
обладают в большинстве признаками «северной» расы. Указывая на
то, что в течение истории происходило сильное смешение рас,
представители расовой теории требуют принятия самых
решительных мер для сохранения и развития высшей расы. В этом
отношении они все свои надежды возлагают на фашистское
государство, которое лишь одно в состоянии принять
решительные меры для сохранения всего того, что составляет, по их
мнению, смысл и красоту всего человечества.
Однако, развивая расовую теорию,, фашисты обнаруживают
свое истинное лицо. Несмотря на тщательную маскировку
идеей авторитарного государства, их же собственные выводы из
расовой теории показывают, что они являются представителями
79

и защитниками интересов «высших» эксплоататорских классов.
Это наглядно выясняется при их попытках объяснить
существование и происхождение классов.
Гюнтер открыто пишет: «Исследование группы школьников,
детей богатых и бедных родителей, показало большую корот-
коголовость у детей бедных родителей» и дальше: «при
исследовании сравнительной высоты людей оказалось, что люди
высших сословий выше по росту остальных». Разбирая
различия людей по профессиям, Гюнтер пишет, что: «среди
унтерофицеров в среднем больше людей с отличительным
признаком «северной» расы, чем у штатских граждан, у штабофи-
церов больше таковых, чем среди унтерофицеров, среди
преподавателей высшей школы их больше, чем среди
офицерства».
И совсем определенно звучит его следующее заявление,
что «насколько может показать современное состояние
сословий чрезвычайно смешанного в расовом отношении населения
каждой страны, в среднем среди людей высших сословий
больше людей северной крови, чем среди низших»1.
Рудольф также подтверждает: «Немецкое дворянство,
рейхсвер, летчики представляют собой такие группы, у которых
голубые глаза, светлые волосы и прочие черты северных людей
преобладают»2.
Связь фашистской идеологии с ницшеанством в данном
вопросе не исчерпывается тем, что идеология фашистов делит
люден на сильных и слабых, сводя в конечном итоге различие
между людьми к неравенству рас. Фашистские «теоретики»
идут дальше. Они стремятся доказать, что Ницше именно и был
тем философом, который стоял на страже «германской» или,
как ее Гюнтер называет, «северной» расы, видя в ней ту силу,
которая призвана руководить человечеством.
Боймлер в своей книге «Ницше—философ и политик»
исходит из подобного положения. Он стремится доказать то,
что Ницше был немцем по духу, что все его творчество
проникнуто идеей превосходства германской расы. Какой бы стороны
творчества Ницше ни касался Боймлер, он объясняет ее тем,
что в душе Ницше был истинным германцем.
Когда Боймлер говорит о том, что основной чертой
философии Ницше является восхваление героизма, он называет это
типично германской чертой3.
1 Günther, Rassenkunde des deutschen Volkes, 13 Auflage, München,
1929, S. 183—186.
2 Rudolf, Nationalsozialismus und Rasse, S. 16.
8 Beumler, Nietzsche der Philosoph und Politiker, 1931, S. 17.
80

Если жизнь, по Ницше, находит свое высшее проявление в
борьбе, то это выражение сущности древнегерманского
элемента1.
То, что Ницше обращался к жизни древних греков, ища
в них пример и идеал нашей жизни, объясняется тем, что он
знал про близкое родство древнегреческой души и германской.
Но как же быть с тем, что Ницше неоднократно
высказывался о своих симпатиях к французам, что он в пример другим
выставлял французов и часто так грубо и неодобрительно
относился к немцам? Как быть с тем, что целый ряд французских
критиков и историков философии считают Ницше своим
философом?
Боймлеру это доставляет чрезвычайные затруднения,
однако он находит выход. Оказывается, все симпатии Ницше к
французам и одобрительные высказывания о них были только
маской. Боймлер пишет: «Склонность к романтизму у Ницше
была только антитезой, маской, чтобы довольных немцев
дразнить и пугать»2. В другом месте Боймлер говорит, что Ницше
был ироническим поклонником французского и потому он
указывал, что латинская культура устарела.
Германизм Ницше, добавляет он, нисколько не ослаблен
этим тенденциозным отношением к латинской расе.
Необходимо указать, что это положение Боймлера о том,
что благоприятные отношения Ницше к французам было только
маской, поддерживается и официальным органом национал-
социалистов. Так в статье Ланге «Германский Ницше»,
помещенной в «Национал-социалистическом ежемесячнике», мы
находим подобное же объяснение. Причем Ланге, ссылаясь на
Боймлера, указывает, что Ницше написал своего «Заратустру»
на немецком языке и его «Святое размышление» о высшей
сущности жизни было германским так же, как германскими были
«Фауст» и «Могильная башня Теодориха»3.
Но это не решает всего дела. Ведь известны
неоднократные, совершенно неблагоприятные высказывания Ницше о
немцах. Боймлер здесь находит следующий выход. Он говорит,
что например понимание государства у Ницше германское,
но не немецкое, причем под последним надо понимать то, что
выросло на немецкой почве под христианским римским влиянием4.
Если Ницше выступал против современной ему Германии, то
1 А. Baeumler, Nietzsche der Philosoph und Politiker, S. 102.
2 Там же, стр. 67.
3 Lange, Der Germanische Nietzsche, «Nationalsozialistische
Monatshefte)) 7, S. 41. *
4 A. Bacumlcr, Nietzsche der Philosoph und Politiker, S. 88.
6 Философия Ницше и фашизм.
81

это потому, что он призывал вернуться к старой древнегерман-
ской силе. «Область немецкого не совпадает с германским».
Имеются еще народы, которые являются германскими, но там,
где немецкое достигло высшего пункта, там с большей
силой проявляет себя германский элемент1. Таким моментом
и оказалось совпадение существования Бисмарка и Ницше
в XIX в.
Говоря о том, что заслугой Ницше было
противопоставление типа воина чиновнику, Боймлер заявляет, что Ницше
этим вскрыл тайники немецкой истории. Немецким является
стремление быть лучшими превзойти других. Борясь с
христианством, Ницше стоял,—говорит Боймлер,—на позициях древ-
негерманского язычества. Именно в последнем сказывается вся
духовная сила германского народа. Когда романские народы
выступают против христианства, то они выступают против
духа своей расы, когда же выступают германцы, то они
возвращаются к истинному духу своей расы.
Боймлер ссылается на то, что для Ницше идеалом был
легендарный герой древних германцев Зигфрид. «Мысль о
Зигфриде—центральная мысль для Ницше»2. В нем именно
сконцентрировалось все лучшее, что может быть у человека:
действенная сила, твердость, мужество, склонность к борьбе
и войне. Эти качества как раз и составляют неотъемлемую
сущность германской расы.
Боймлер не отрицает, что у Ницше имеются высказывания
против национализма, но он разъясняет, что Ницше не имел
здесь в виду всякий национализм, а только тот, который
выступал под знаменем либерализма и демократии. Во всей второй
части книги Боймлера, где он разбирает Ницше как политика,
проводится мысль, что Ницше действовал в интересах истинно
германского духа и все противное ему отбрасывал. Быть
истинным немцем—значит отказаться оттого немецкого, которое
существовало в эпоху Ницше. Оно губило настоящий, здоровый
дух народа благодаря демократии. Бисмарк вел немецкую
политику, но это не была германская политика, он не заботился
о традиции Германии и процветании у народа высших
добродетелей. Нельзя отрицать того, что у Ницше мы находим
высказывания против лозунга: «Германия, Германия превыше
всего». Но это не был возглас настоящего здорового государства,
это был лозунг тех, которые во имя мелкого благополучия
вступали в переговоры с народом, обещали ему права и спрашивали
у него мнения по важнейшим вопросам.
• 1 A. Beumler, Nietzsche der Philosoph und Politiker, S. 88.
2 Там же, стр. 149.
82

Не такой должна быть политика настоящих германцев.
Французская революция ни в коем случае не пример для
германцев. «В господствующем ныне национальном движении,—
пишет Боймлер,—в распространении всеобщего избирательного
права Ницше видел влияние боязни войны». Национализм,
демократия и пацифизм образуют для него неразрывное единство.
В основе он видит в нем (национальном движении) основы
либерального оптимистического мировоззрения, которое имеет свои
корни в учении французской революции.
Боймлер разъясняет, что нужно как следует понимать
Ницше. Если Ницше писал о человечестве, то это надо
понимать как высказывание о Германии.
Он разъясняет подробно" все места из сочинений Ницше,
которые могут быть поняты как выступления против немцев,
и дает им соответствующую интерпретацию. Подробно он
разбирает вопрос о «добрых европейцах». Когда Ницше говорит
о европейцах, то этим он только имеет в виду создать антитезу
немцу. Правда, Боймлер допускает, что Ницше иногда, говоря о
европейцах, имеет в виду создание новой касты, властвующей в
Европе и имеющей предназначение вести большую политику.
В последнем случае Боймлер не протестует против
«европейцев»,—наоборот, он высказывается, что такие европейцы и
оказываются людьми Ницше.
Все моменты философии Ницше получают у Боймлера
определенную окраску. Метафизика Ницше—это
греко-германская метафизика1.
Еще в молодости в Ницше жило смутное, но полное силы
представление о новой немецкой жизненной форме, которая
выше, богаче и могущественней, чем все предыдущие. Это
будущее положение немцев он представляет себе, когда говорит
о воспитании Германии посредством искусства, имея в виду
спасение немецкого духа2.
Самым высшим качеством людей является по Ницше—воля.
Боймлер заявляет: «Воля на севере (значит у германцев),
наименее ослаблена»3. Германцы обладают, как никакой другой
народ, мужскими добродетелями: «Но там, где еще воля,
мужество и решимость присутствуют, там есть еще надежда на
будущее»4.
И Боймлер приводит слова Ницше: «Кто может
повелевать, находит тех, которые должны повиноваться, я вспоминаю
1 A. Beamier, Nietzsche 4er Philosoph und Politiker, S. 67.
2 Там же, стр. 122.
3 Там же.
4 Там же, стр. 160.
6*
83

к примеру Наполеона и Бисмарка»1. Немцы еще не исчерпали
своих жизненных сил. В них спит еще могучая сила,
разбудить которую по-плечу лишь национал-социализму.
Боймлер говорит, что великий пророк немецкого народа
Ницше указал единственный путь, по которому должна итти
Германия. Она обязана помнить свою роль в прошлом и знать
свою историческую миссию. «Чем была бы Европа без
германского севера? Чем была бы Европа без
Германии?—спрашивает Боймлер и отвечает: римской колонией»2. Только Германия
спасла Европу. Только Германия должна быть руководителем
Европы. Но она будет им лишь в том случае, если запомнит:
«Германия может иметь значение в мировой истории только
при управлении великими, если она включится в цивилизацию
Запада, она подчинится Риму, если она откажется от своего
германского духа—она подчинится Востоку»3. Боймлер кончает
свою книгу призывом к германскому народу следовать духу
Ницше, если Германия действительно хочет быть победителем
и руководителем Европы.
Так используют фашистские идеологи учение Ницше для
разжигания шовинизма и национальной вражды. Если
отдельные высказывания Ницше и извращены, если сам он не был
столь узким националистом,—то в основном фашизм не ошибся.
Учение Ницше может быть действительно использовано для
обоснования фашистских кровавых дел.
Но одними теоретическими рассуждениями о высших и
низших расах фашисты не ограничиваются. Там, где они
приходят к власти, они не останавливаются перед самыми зверскими
мероприятиями, чтобы осуществить «защиту высшей расы». В
своих программах, рассчитанных на улавливание душ мелких
буржуа, фашизм дает развернутую установку на случай
прихода к власти. Готтфрид Федер излагает программу национал-
социалистов следующим образом: «Гражданином может быть
только тот, у кого в жилах течет немецкая кровь. Никакой
еврей не может быть гражданином... Кто не является
гражданином, должен проживать в Германии как гость и подчиняться
специальным законам... Мы требуем, чтобы государство в
первую очередь заботилось о нуждах граждан. Если же невозможно
прокормить всех граждан, необходимо людей чужих наций
выселить. Всякий дальнейший въезд ненемцев должен быть
запрещен. Все те, кто не является немцами и со времени 2 ав-
1 A. Baeumler, Nietzsche der Philosoph und Politiker, S. 160,
2 Там же, стр. 182.
• Там же, стр 182.
84

i уста 1914 г. проживают в Германии, должны быть выселены из
пределов Германии»1.
^ Придя к власти, немецкие фашисты показали, как приятно
быть «гостем» у них в стране. Началась чистка всех учреждений
и предприятий от людей других рас и в первую очередь конечно
евреев. Начались систематические преследования последних.
Ежедневно газеты приносят сведения о том, что высшие учебные
заведения очищают ряды профессуры от всех «неарийцев». Для
евреев и всех остальных рас кроме «северной» установлена
процентная норма приема в университеты. В театрах увольняются
евреи-артисты.
Ни одно реакционное правительство никогда не доходило
до таких преследований национальных меньшинств, какое мы
наблюдаем в странах фашистской диктатуры.
Чтобы увлечь за собой массы интеллигентов, жестоко
страдающих от кризиса, фашисты проводят преследование и
лишение работы тысяч евреев-адвокатов, врачей, инженеров и
прочих и замену их националистически настроенной
интеллигенцией из среды «арийцев». Борясь всеми силами против
пролетарского интернационализма, фашисты Германии пытаются
идеей защиты национальных интересов скрыть все
углубляющееся противоречие между классами.
На фашистском съезде фармацевтов и врачей в декабре
1931 г. важнейшим вопросом была проблема сохранения в
чистоте «северной» расы и для этого предлагалась...
насильственная стерилизация людей «низших» рас. Профессор Ленц, с
благоговением в своих статьях излагающий точку зрения вождя,
приходит к тем же выводам. Вот последнее откровение
буржуазной цивилизации. Вот практическое мероприятие, вполне
достойное научной ценности расовой теории.
НИЦШЕАНСТВО В ФАШИСТСКОЙ «ТЕОРИИ» ГОСУДАРСТВА
Будучи представителем юнкерства и наиболее реакционных
групп крупной немецкой буржуазии, Ницше прововедывал
такую организацию общественной жизни, при которой
избранным была бы обеспечена счастливая и гармоничная жизнь за
счет работы большинства посредственностей. Идеал такого
общества Ницше видел в феодальной организации с ее строгим
обособлением сословий, которая способствовала существованию
высшей аристократии, замкнутой и отделенной от всей
остальной массы. Из среды этой аристократии должны выделиться
отдельные личности, в которых сосредоточивается вся сила и
1 G. Feder, Was will Adolf Hitler, S. 3—4.
85

полнота власти, безраздельно и бесконтрольно осуществляющей
свои цели.
Большинство, масса не имеет никакого права претендовать
на какую-либо долю участия в законодательстве и управлении
общества. Закон и право, это—воля высшей, наиболее сильной
и одаренней личности.
В XVIII и XIX вв. идеологи буржуазии в полном
соответствии с интересами развития промышленного капитализма
выступали против сословного строя. Они подвергли жестокой
критике существование отдельных замкнутых групп, обладавших
особыми правами и привилегиями. Капитализм не мог
развиваться, не разбивая средневековые перегородки, не уничтожая
феодальные привилегии и крепостное право. Восходящему
капитализму нужно было такое устройство общества, при
котором власть и привилегии перешли бы к тем, которые, имея
капиталы, могли бы их бесконтрольно использовать для
хищнической эксплоатации «освобожденных» и лишенных всякой
собственности продавцов рабочей силы.
Поэтому в серьезных философских трактатах, в
публицистических выступлениях, в остроумных памфлетах и
художественном творчестве идеологами буржуазии велась более или менее
резкая критика феодально-сословного строя. Против
неограниченной власти средневековых владык буржуазия выступала под
знаменем демократии и либеральных
буржуазно-демократических свобод.
Сейчас времена изменились. Буржуазия представляет
собой загнивающий класс, единственной целью которого является
желание продержаться у власти вопреки ходу истории,
неумолимо диктующему ей упадок и гибель капитализма.
Буржуазии не приходится уже выступать против феодального строя,
наоборот, она сама всеми средствами стремится
противодействовать мощно растущему революционному движению
пролетариата и обездоленного крестьянства.
Сейчас в период всеобщих стачек, мощного национально-
освободительного движения в колониях, бурными темпами
нарастающей угрозы пролетарской революции капиталисты уже
не могут позволить использование революционным движением
даже тех жалких свобод, которые давала буржуазная
демократия.
Правда, буржуазная демократия, как писал Маркс, дает
возможность «один раз в три или в шесть лет решать, какой член
господствующего класса должен представлять и подавлять
народ в парламенте». Но в период всеобщего кризиса
капитализма и существования диктатуры пролетариата на одной ше-
86

стой части земного шара для буржуазии опасна и такая
демократия.
Буржуазии сейчас нужна сильная, централизованная
власть, которая бесконтрольно бы распоряжалась и жестокой
рукой подавляла неудержимо растущее революционное
движение. Ей нужна беспощадная диктатура, которая бы обеспечила
жизнь и собственность тех, которые сейчас пользуются всеми
правами и привилегиями. Она ищет вождей, которые бы
заставили смириться недовольные массы. Буржуазия сейчас
заинтересована в таком строе, который бы открыто закрепил
отношение господства и подчинения и существование классового
неравенства. Поэтому она стремится осуществить сейчас то, что
когда-то отрицала, установить закрепленные отношения людей,
классовое неравенство закрепить «сословными» цепями.
Проблема государства для буржуазных идеологов является
центральной проблемой. Сильная государственная власть—
вот в чем видит спасение от надвигающейся пролетарской
революции буржуазия. Вот почему буржуазные теоретики
обращают особое внимание на учение Ницше о государстве.
«Ключом к пониманию всех конкретных требований и целей
Ницше является его представление о государстве»1, заявляет
Боймлер, утверждая, что Ницше не колебался в этом вопросе
и не изменял свою точку зрения от начала до конца своей
творческой деятельности. Чтобы устранить те возражения, которые
получаются от принятия этого тезиса, Боймлер обращается к
уже знакомому нам разделению. Он говорит: «Основное
положение Ницше о государстве германское, но не немецкое»2.
Надо-де различать между тем идеалом государства,
который Ницше выдвинул, и тем, что представляло собой
современное Ницше немецкое государство. Со всей присущей ему страстью
обрушился Ницше на то государство, которое существовало в
его время, потому что оно возглавлялось демократией, потому
.что оно было либеральным. Демократия расслабляет людей, она
их нивелирует, делает их ленивыми и довольными собой.
Современное государство по Ницше,—продолжает Боймлер,—
результат христианско-римского установления. «Государство в
том виде, в каком мы его сейчас имеем, есть порождение Востока.
Оттуда его римляне и взяли»3. Это бюрократическая,
централизованная организация, которая губит самое
ценное—воинственный дух человека. Почему Ницше выступал против Бисмарка?
Боймлер объясняет—потому, что тот был организатором нацио-
1 A. Beumler, Nietzsche der Philosoph und Politiker, S. 88.
2 Там же.
3 Там же, стр. 92.
87

налы-юго и христианского государства. Боймлер пишет:
«Ницше имел в виду еще одного врага: национальное и христианское
государство, творцом и руководителем которого в его время был
Бисмарк1. Пусть последний и делал попытки самостоятельно
руководить государством, но путь, который он избрал, привел
к тому, что буржуазия стала господином общества.
Либерализм начал полностью господствовать. Поэтому ответственность
за все последующее несет Бисмарк. Сам Бисмарк не христианин
в том смысле, что его прельщала идея христианства, но он вел
Германию по пути «христианского государства».
Боймлер подводит итоги. Немецкое государство, проводя
политику либерализма в духе расслабляющего христианства и
идеалов равенства и братства, убивало все то здоровое и ценное,
что было в Германии.
В чем наибольшее преступление такого либерально
христианского государства? В том, говорит Боймлер, излагая Ницше,
что оно не дает возможности к развитию гениев. Оно нивелирует
людей и не способствует развитию отдельных высших
личностей. Идеал государственного устройства по Ницше,—поучает
нас Боймлер,—совсем не таков. Прежде всего должно быть ясно,
что Ницше не отрицал всякую государственность и к
анархистам его ни в коем случае причислить нельзя. Сочинения Ницше
показывают дорогу к новому государству.
Как может философ,—спрашивает Боймлер,—который
мечтал о господстве лучших, не быть учителем государства2.
Идеалом Ницше были греческие государства. Именно в этих
небольших государствах происходила междоусобная кровавая
борьба, которая закаляла и воспитывала могучих и суровых
людей. На примере греческих, государств мы должны учиться
тому, чем должно быть государство. Оно не должно быть
самоцелью. Против последнего,—заверяет нас Боймлер,—всегда
выступал Ницше. Греческие государства были для нас образцом
потому, что их главная цель состояла в создании отдельных
высших людей, для них существовала и была направлена вся
жизнь того общества: «Государство только средство к цели...
Гений—вот что остается до конца целью всякого настоящего
развития и всякого человеческого стремления. Все остальное,
а также государство, принадлежит к вспомогательным
механизмам и подготовлениям этой последней цели. Культура там,
где все подчиняется творчеству и господству гения»3.
Избранным принадлежит будущее. Государство должно
1 A. Baeumler, Nietzsche der Philosoph und Politiker, S. 180.
2 Там же, стр. 120.
3 Там же, стр. 125—126.
88

знать, чти его прямая и важнейшая обязанность—создание
избранных людей. В этом смысле Боймлер интерпретирует слова
Ницше о будущем германском государстве: «Государство как
появление героев, как организация господствующих, как
передовое стремление всех великих, как средство и выражение
борьбы за власть, которая является не только физической или
хозяйственной властью,—вот германское представление о государстве.
Это то, что жило в Ницше тогда, когда он говорил о государстве...
Это то, что Гельдерлин воспевал в своих гимнах. Где нет
борьбы за высшие существа, там нет государства... государство
там, где есть великий вождь, который ставит далеко идущие
цели»1.
О чем скорбит больше всего Ницше?—спрашивает Боймлер
и отвечает: о том, что индустриальная культура уничтожила
сословия. Не о свободе каждой личности мечтал Ницше, он
требовал высших людей. В эпилоге своей книги Боймлер пишет,
что Ницше не анархист, что ошибочное представление о нем как
об анархисте вытекает из неправильного понимания отношения
Ницше к государству и из легенды о его индивидуализме.
Чрезвычайно тяжело было Ницше, поясняет Боймлер, перейти от
личности к коллективу, но это было необходимо. (У каком
коллективе идет речь? Ответ дан в следующих словах: «Не
единичное, но роды, расы, народы, сословия и противоречия между
ними, пафос дистанции были для него исходным пунктом всего
исторического бытия»2.
В современной Германии одним из тех философов, которые
в послевоенное время выступили с открытой защитой
феодальных отношений, был Шпенглер. «Еще как раса,—говорил он,—
человек является творчеством природы. Но есть один момент,
где он поднимается над силами природы и становится творцом.
Это тогда, когда он выделяет себя как сословие»3.
Значит сословие продолжает работу природы, которая, по
мнению Шпенглера, направлена на выделение избранных.
«Всеобщая история,—пишет Шпенглер,—высокого стиля от б тыс.
лет назад до высшей культуры себя проявила только потому,
что культуры их имели в сословиях высшую творческую силу»4.
Классы по Шпенглеру тесно и неразрывно связаны с культурой.
«Классы и культура суть взаимосвязанные понятия, они
произошли одновременно и гибнут одновременно»5.
1 А. Baeümler, Nietzsche der Philosoph und Politiker, S. 181.
2 Там же, стр. 179.
3 О. Spengler, Der Untergang des Abendlandes, II Band, S, 409.
4 Там же, стр. 408.
5 Там же, стр. 409.
89

Шпенглер считает кастовый строй результатом упадка.
Культура, по Шпенглеру, является показателем расцвета
общества, цивилизация это уже признак упадка. И вот оказывается,
что сословия и касты отличаются как ранняя культура и
позднейшая цивилизация. «Сословие это самое живучее изо всего,
это культура в полной форме, которая всегда развивается, каста
есть завершенное время, безусловно прошедшее»1.
Двумя великими сословиями, которые, по Шпенглеру,
создают и способствуют развитию культуры, являются
дворянство и духовенство. Дворянство—«живой символ времени», оно
«живет в мире действия», духовенство живет в мире истины.
Каждое из этих сословий тесно связано с другим и возможно
через него. Описывая сословия, Шпенглер вполне в духе всех
расовиков замечает, что сословия суть нечто совершенно не
связанное с профессией, ремеслом, чиновничеством, но они—
суть символ плоти и крови, которые проявили себя в виде
собственного достоинства и дисциплины.
Но есть одна идея, которая лежит в основе этих двух
древнейших сословий,—это идея ранга, которая, состоя в
сохранении, самосознании и твердейшей самодисциплине, обеспечивает
их существование.
«История высокого стиля есть всегда следствие
существования благородного общества», так утверждает Шпенглер в
полном соответствии с Ницше. Правда, Шпенглер делает здесь
некоторые отступления от Ницше. Он вводит в высшие сословия
духовенство, которое, по Ницше, является представителем
большинства слабых и страдающих людей. Но то, с чем совершенно
не мог бы примириться Ницшег—это указание Шпенглера
на то, что дворянство—это высшее крестьянство. Еще в XIII в.,
говорит Шпенглер, в Европе была распространена пословица:
«Кто утром занимается земледелием, тот после завтрака
участвует в турнире»2. В каждом крестьянском дворе, говорит
Шпенглер, от каменного века до высших моментов культуры, в каждом
крестьянском поколении заново повторяется вся мировая
история.
Что ж—иные времена, иные песни. Ницше не надо было
заискивать у масс. Во времена Шпенглера «высшие сословия»
вынуждены удерживать и расширять свою социальную базу,
и они обращаются к кулачеству. Поэтому в своей идеологии они
говорят о связи рыцарства и крестьянства. Но относительно
пролетариата Шпенглер неумолим: «Пролетарий никогда не
1 О. Spengler, Der Untergang des Abendlandes, S. 414.
2 Там же, стр. 411.
90

будет вполне аристократом, аристократ никогда не будет вполне
пролетарием».
Не все фашистские теоретики считают возможным
высказывать свои мысли так откровенно, как Шпенглер. Ведь
обращаясь к массам, они заявляют, что их действия направлены к
согласованию интересов всех классов. Но все же и у них мы
находим ярко выраженные высказывания о необходимости
создания новой аристократии дворянства.
В статье, о которой мы упоминали выше, где Ницше
изображается пророком, указывается, что заслуга Ницше состоит
в том, что он, выступая против демократических тенденций,
был сторонником нового общества, которое носило бы
аристократический характер. «Все творчество Ницше,—пишет д-р Гросс,—
дышит аристократическим духом»1. И хотя автор заявляет от
имени Ницше, что последний, говоря о новом дворянстве, не
имел в виду частицы «фон», однако «для него новое дворянство
могло быть только дворянством крови. Его дворянство в конце
концов определено расой, и борьба между аристократическим
и демократическим миром по Ницше является расовой борьбой»2.
Сам Гитлер заявляет, что если мы хотим последовательно
проводить в принципе равенство, то нельзя ограничиться
неравенством рас и народов, его необходимо перенести и на
отношение людей внутри народа, ибо и они должны быть построены
согласно аристократическому принципу3.
Розенберг пишет, что сущность немецкого обновления
состоит в том, чтобы подчиниться вечному аристократическому,
природному закону крови, который не производит отбор
больных и слабых, но, наоборот, производит сознательный отбор
полных воли, сильных и творческих людей, которые должны
итти вперед, не оглядываясь на то, что остается позади4. Он
говорит, что благодаря участию мужчин в войнах создаются
основы для нового дворянства. Правда, оговаривается, что
новое дворянство не станет кастой, но будет пронизывать все
сословия народа и служить к выделению всего лучшего, полного
сил и творческого из массы, но тут же добавляет слова, которые
поясняют истинный смысл его теории: «Новое дворянство будет
дворянством крови, оно будет передаваться от отца к сыну»6.
Подобно Шпенглеру Розенберг заявляет, что немецкое
1 «Die Propheten», von Dr. Gross, «Nationalsozialistische Monatshefte»
№7, S. 30.
2 Там же, стр. 30.
3 Hitler, Mein Kampf, II Band, 2 Auflage, 1929, S. 81.
4 A. Rosenberg, Der Mythus des XX Jahrhunderts, S. 528.
Б Там же, стр. 559.
91

дворянство будет крестьянским дворянством, потому что
именно крестьяне отличаются теми физическими качествами,
которые сейчас так необходимы. Дело конечно не в этом. Цель здесь
та же, что и у Шпенглера,—стремление создать базис для
фашистского движения среди кулачества.
Но не только в немецком фашизме и в итальянском мы
находим чрезвычайно ясные высказывания той мысли, что должно
господствовать новое дворянство. Так Розен, описывая идеи
фашистского государства, говорит, что «Коррадини зовет к
новому дворянству как к политическим избранникам для
руководства страной, ибо дворянство есть избранные духом и
рожденные из аристократической души нации»1.
Так перекликаются итальянские фашисты с немецкими,
мечтая о том строе, когда вернутся «старые времена», и
избранные, будучи облечены правами и привилегиями помимо чисто
имущественных, будут бесконтрольно руководить обществом.
Ницше учил о таком строе общественной жизни, который от
начала до конца представлял собой строгую иерархическую
систему.
Это отвечает, как мы уже показали, всецело стремлениям
фашистского движения, но развивать подробно эти мысли
«теоретики» вроде Розенберга и Гитлера не могут, боясь полного
разоблачения перед массами. Другие из фашистов, занимающие
не столь оффициальные посты, гораздо откровенней.
Так Месс в своей книге «Ницше—законодатель»
спрашивает, нужен ли нам новый порядок рангов, может ли
кто-нибудь взять на себя ответственность за установление такового,
помня тяжелые уроки истории? И отвечает: да, нужен.
Нестрогий порядок рангов является виновником тяжелого прошлого,
а то, что был взят неправильный критерий при определении
такового. Ницше дает, по мнению Месса, иерархию, которая
может действительно привести человечество к лучшему будущему.
По Ницше, говорит Месс, существуют в действительности две
ступени рангов: высшие и низшие люди, господа и рабы,
творческие натуры и рабочие. Иногда Ницше дает тройственное
деление, тогда мы получаем: господина, пастуха и стадо, или
приказывающих, повинующихся и рабов2. И он приводит слева
из Ницше, что господа земли образуют высшую касту, из
которой должен выйти сверхчеловек.
Месс считает, что разделение на ранги должно в основном
содействовать делению на творческие и безинициативные на-
1 Rosen, Der Faschismus und seine Staatsidee, Berlin 1933, S. 57.
2 Mess, Nietzsche der Gesetzgeber, S. 387.
92

туры. Наверху общественной-лестницы находятся изобретатели,
творцы новых форм. Они же являются законодателями. Знание
и способность к творчеству дает им возможность диктовать
законы остальным людям. Дальше следуют по ступени те,
которые сами не делают самостоятельных открытий, но
реконструируют уже найденное. Внизу общественной лестницы
находятся простые исполнители, которые работают в таком
масштабе, как им приказано.
Эта «техническая» на первый взгляд схема имеет ярко
выраженный классовый смысл. Наверху находятся
господствующие, внизу—подчиняющиеся. Те, кто работает, должны
подчиняться. Они не творческие натуры. Управлять имеют право
только «высшие натуры». Подобные положения «обосновывают»
тот порядок жизни, при котором господствующие не работают,
а работающие не господствуют.
Автор статьи под названием «Пророки» пишет в «Национал-
социалистическом ежемесячнике», что тот, кто даже только
поверхностно знаком с философией Ницше, знает, что
центральное место в его творчестве занимает антилиберализм. Ницше—
противник демократии, под этим углом зрения фашистские
«теоретики» прежде всего рассматривают Ницше.
Вышеупомянутый автор д-р Гросс говорит, что, согласно Ницше,
демократическая эпоха проявляет себя двояко: во-первых в том, что верят
в равенство людей и, во-вторых, что нормой для этого равенства
считают трусливых и сытых людей. Но ведь это противоречит
природе, указывает д-р Гросс, ведь ясно, что весь прогресс, все
великие дела и мысли являются результатом деятельности
великих, сильных одиночек. Демократия, говорит он о Ницше,
казалась последнему неверием в сильных избранных людей,
и он не останавливался ни перед какими выражениями, чтобы
характеризовать тот вред, который она приносит. Все являются
одинаково полезными животными и чернью—вот, что стремится
доказать власть слабых. «Учение о равенстве, продолжает Гросс,
было для Ницше сильнейшим ядом, потому что оно означало
конец справедливости. Справедливо то, что правом и властью
обладают сильные, здоровые и мужественные. Так хочет
природа. Демократия хочет противного: «устанавливая власть
массы, она тиранизирует исключительных», приводит автор
слова Ницше1.
Борясь с демократическими тенденциями в современной
ему действительности (статья писалась в 1930 г.), Гросс исполь-
1 «Die Propheten» von Dr. Gross, «Nationalsozialistische Monatshefte»
№ 1, S. 29.
93

зует учение Ницше в своих агитационных целях и восклицает:
«Со всей остротой выступает Ницше против того, что в
последние 10 лет так ужасно осуществилось!»1
Ведь демократия антибиологична, это—удар против самой
жизни, приводит автор слова Ницше: она—тирания
ничтожнейших и глупейших.
«Его (Ницше) аристократическая вера,—пишет другой
фашист Ланге,—состояла в вере в великих людей», и приводит,
вполне с ними соглашаясь, следующие слова Ницше: «Лучшее
должно господствовать, лучшее хочет господствовать, и там, где
учение иначе гласит, там недостает лучших»2.
Ставя перед собой основной задачей превращение массы в
послушное стадо, которое бы беспрекословно подчинялось
сильным личностям, предназначенным спасти гибнущий
капитализм, фашизм стремится в своей идеологии доказать, что вся
история человечества, все его культурные ценности есть только
результат деятельности великих людей.
Гитлер пишет: «Прогресс и культура человечества не
являются порождением большинства, но покоятся исключительно
на гениальности и действенной силе личности»3, и в другом месте,
говоря о технике, он подтверждает, что все то, что мы видим
кругом нас из материальных изобретений, «все это результат
творческой силы и способностей отдельных людей»4.
Розенберг указывает, что грядущие формы жизни будут
иметь значение только вследствие деятельности великих людей5.
В целях того, чтобы масса повиновалась назначенным
руководителям, чтобы она от них ждала улучшения своей участи и
их воинские доблести считала лучшим примером для себя,
фашизм устанавливает культ героя.
В типично ницшеанской форме превозносятся качества
отдельных, избранных людей, которые противопоставляются
большинству, всей остальной массе.
«Ницше, пишет Ланге, в противоположность мягкой морали
смирения поднимает на щит снова героического человека таким,
каким он изображался в немецких песнях о героях. Против
последнего человека, человека нашего времени, который считал
самым высшим счастьем только пошлую пользу, проповедывал
1 «Die Propheten» von Dr. Gross, «Nationalsozialistishe Monatshefte»
№ 1, S. 29.
2 «Der Germanische Nietzsche» von Dr. G. Lange,
«Nationalsozialistische Monatshefte» № 7, S. 42.
3 Hitler, Mein Kampf, I Band, S. 365.
4 Там же, т. II, стр. 83.
5 A. Rosenberg, Der Mythus des XX Jahrhunderts, S. 365.
94

он сверхчеловека, это значит великого героического человека,
которого слово и дело являются творчеством, который, как
Ницше, думает не о своем счастье, а о своем творчестве,
который ощущает себя как судьбу и как молот, разрушающий
старое и создающий новое»1. Так используется учение Ницше о
сверхчеловеке для фашистских целей пропаганды
«героического человека».
Учение о героях фашистами окружается самой настоящей
мистикой. Они изображаются полубогами и судьбой народов.
Масса призывается верить в героя и ожидать от него чуть ли
не чудес. Он способен сделать то, чего никто из обыкновенных
людей не в состоянии. «Герой принадлежит судьбе»,—пишет
Mehlus, выявляя сущность итальянского фашизма,—герой,
народ и судьба—эти три идеи тесно связаны. Можно сказать,
что герой это сущность народа, что он также его судьба, его
величина и глубина. Он в мифическом смысле сын народа. Он—
ожидание народа, его страстное стремление, его любовь и
мессия. В герое народ снова рождается... Счастлив народ, который
своих героев находит, когда бьет час судьбы. Только герой
может спасти народ, без него нет руководства и силы духа.
Только герой может гарантировать победу2.
Такое воспевание героя, награждение его легендарными
свойствами должны вызывать, по мнению фашистов, жажду
подвига, стремление к славе, которая конечно лежит на пути
исполнения предписаний, диктуемых свыше.
Герой всем своим существом призван осуществлять
благородное, уверяет нас другой фашистский теоретик Макс Шеллер.
Не технические ценности являются его стремлением (в момент
кризиса изобретения не нужны), его главная добродетель—это
благородство тела и «соответствующее благородное сознание».
Совсем в духе Ницше Шеллер говорит: «Герой это—человек воли
и это значит вместе с тем человек власти»3. Человек должен
стремиться к власти: «Власть—более высшая ценность, чем
полезное и нужное»4.
Есть герои, у которых нехватает полноты жизненных
стремлений, и духовная воля слишком слаба. В таких случаях
получается односторонний, аскетический и трагический тип героя.
Таковы именно славянские герои, носители страдания и тер-
1 «Der Germanische Nietzsche», Von Dr G. Lange
«Nationalsozialistische Monatshefte» № 7, S. 42.
2 G. Meh'.us, Die Idee Mussolinis und der Sinn des Faschismus,
Leipzig, 1928, S. 25—26.
3 Max Scheller, Der Held, «Europäische Revue», Heft 5, 1933, S. 30.
4 Там же, стр. 305.
95

пения. Как пример такого героизма Шеллер приводит
Кутузова. Вполне понятно, что только тип германского героя, по
мнению этих теоретиков, есть высший тип героя. Однако мы
выясняем чрезвычайно интересные подробности, когда поближе
знакомимся со взглядами этих почитателей героев.
Оказывается, что фашистские теоретики здесь целиком выдают себя
как идеологи крупного капитала. Когда Шеллер спрашивает,
кого же можно считать представителями героических людей
он отвечает: «государственный человек, герой войны и
колонизатор—вот главные типы героев»1.
Но фашизм не довольствуется типом героя. Героев у народа
может быть много. Фашизму же нужно обеспечить власть за
одним человеком, в руках которого сосредоточились бы все
нити управления страной. Когда нависает угроза пролетарской
революции, буржуазии нужен диктатор, облеченный
неограниченными полномочиями. Подавить революционное движение
поручается сильной личности. Дряблая демократия
отодвигается за кулисы. Фашизм стоит за установление крепкой
централизованной власти, которую не смеют критиковать какие-
либо оппозиции, как бы слабы и безобидны они ни были.
В каждой стране, где устанавливается режим фашистской
диктатуры, выдвигается фигура какого-либо «вождя», который
предназначен повести народ в «землю обетованную». Он носит
все черты мессии, в его руках сосредоточены все нити
провидения. Он один знает, куда и как направить корабль политической
жизни.
Конечно власть одного человека, каким бы честолюбием
он ни обладал и какими бы кровавыми делами себя ни прославил,
не может нас обмануть относительно той диктатуры,
представителем которой он является. И Муссолини в Италии, и
Гитлер в Германии, и Пилсудский в Польше являются лучшими
проводниками политики крупного капитала своей стран/л и от
имени этого своего хозяина получили полномочия править
страной. Но для того чтобы облегчить вождю проведение этих
мероприятий, чтобы ему беспрекословно подчинялись тысячи
и десятки тысяч собранных под знамена фашизма людей, надо
окружить его ореолом славы и могущества, приписать ему
различные сверхчеловеческие качества и способности гения.
В момент социальных потрясений капитализма ему нужна
твердая власть, а для этого необходим диктатор, в
божественную миссию которого должен поверить народ. Среди масс
распространяется «идея», что только сильный вождь может
Мах Scheuer, Der Held, «Europäische Revue», Heft 5, 1933, S. 304.
96

избавить народ от бедствий, поэтому имя вождя окружают
десятки легенд, его изображают сверхчеловеком.
Гитлер заявляет, что только в случае, когда народ
отбросит «парламентское сумасшествие, он сможет найти силы для
победы. Если народ будет основываться на принципе
руководства вождя, то можно с математической точностью указать, что
наступит день, когда он победит»1. Многократно Гитлер
подчеркивает ту ответственность, которая падает на долю вождей, но
только тогда, когда масса будет беспрекословно им повиноваться,
возможна плодотворная деятельность этих высших людей. Я
упоминал уже о том, что только отдельных людей Гитлер
считает носителями прогресса. Осуществить чаяния народа
должны вожди.
Фашисты, наделяя вождей чертами сверхлюдей, считают,
что вожди осуществляют божественную волю, и окружают их
ореолом MH(j)jB и легендарной славой.
Недавно принятый, в 1932 г., фашистский устав в Италии
буквально в библейском духе повествует в своей первой статье:
«В суровый час бодрствования установления диктовались
необходимостью борьбы, и народ признал вождя по изъявлениям
его воли, его силы и его дела»2.
Все подчиняются вождю, он один понимает, как нужно
управлять страной, и все постановления
санкционируются и приобретают смысл благодаря проявлениям его
разума.
«Распорядки и главы в их иерархической дисциплине
озаряются светом и нормируются свыше, где пребывает полное
уразумение прерогатив заданий, функций и заслуг»3.
Для нас здесь чрезвычайно важно отметить, что
взаимоотношения вождя и массы фашистами изображаются целиком в
ницшеанском духе.
Если вокруг личности вождя создаются легенды, ему
приписываются сверхчеловеческие качества, то масса, по мнению
фашистов, бессильна, она тупа и неспособна к делу управления
страной.
Гитлер пишет, что масса подобна женщине, «которая
скорее стремится подчиниться сильному, нежели господствовать
над слабым, она предпочитает господина просящему». Масса
совсем не хочет свободы, наоборот, она предпочитает то учение,
которое не терпит возле себя никакого другого4.
1 Hitler, Mein Kampf, II Band, S. 240.
8 «Il lavoro fascista», 13 Ottobre 1932.
8 Там же.
* Hitler, Mein Kampf, I Band, S. 42.
7 Философия Ницше и фашизм
97

В специальной статье о роли вождей Weinreich пишет, что
поиски вождей — это сильнейшее стремление нашего времени.
Везде слышатся возгласы: «Le roi est mort, vive le roi!» (король
умер, да здравствует король). Новым королем и является вождь.
Демократия себя изжила. «Многие отступают назад, чтобы дать
место единому1. Но почему это так происходит? Только потому,
что масса сознает собственное безволие и неспособность к
управлению страной. Власть для народа слишком тяжела. Он
отдает ее вождю, чтобы возложить на него всю ответственность и
этим самым позволить массе быть слабой. Она передает власть
вождю, потому что сама лишена этой способности. Вейнрейх
пишет, что масса—это враг вождя, потому что она требует от
него жертв.
Центральный орган национал-социалистов «Фёлькишер
Беобахтер» в отрывке, посвященном съезду фашистов, который
прошел под знаком изъявления верности Гитлеру, печатает
крупным шрифтом следующее: «Не обязательно, чтобы каждый
понимал поведение вождя, это даже невозможно, так как никто
не знает оснований, которые побудили вождя принять то или
иное решение. Однако необходимо, чтобы каждый имел
непоколебимое доверие к вождю»2.
В этих словах чрезвычайно ярко характеризуется
взаимоотношение вождя и массы в представлении фашистов. Если
вождь — это сверхчеловек, то масса тупа, она неспособна
понять весь смысл происходящего и разобраться в политической
ситуации. Ее удел — подчинение и покорность. Чем меньше
трудящиеся рассуждают, тем лучше, тем скорее они становятся
орудием в руках распоряжающихся ими, господствующих над
ними.
НИЦШЕАНСТВО В ФАШИСТСКОМ КУЛЬТЕ МИЛИТАРИЗМА
Война неотделима от капитализма; бешеная конкуренция
капиталистов (собственников миллиардов капитала и
крупнейших фабрик и заводов) за рынки, за возможность сбыть свои
товары при все более суживающихся потребительных
способностях населения делает неизбежными насильственный захват
чужих территорий и применение военной силы для разрешения
конфликтов.
Эпоха империализма необычайно обостряет противоречия
капитализма; могучие тресты и синдикаты, сосредоточивая в
1 Die Rolle des Führers von Echart Weinreich, «Deutschlands
Erneuerung», Heft 3, 1932, S. 135.
2 «Völkischer Beobachter», 22 Dezember 1932.
98

своих руках громадное большинство предприятий, фактически
руководят всей политической жизнью капиталистических стран,
направляя ее по пути борьбы за новый передел мира. Все
усиливающаяся неравномерность развития капиталистических
стран при империализме неизбежно обостряет противоречия
капиталистических держав, создает предпосылки для
истребительских войн наподобие той, которая произошла в 1914 —
1918 гг.
Версальский договор, .навязанный побежденным странам
в результате мировой империалистической войны, не мог ни в
каком случае привести к миру. Наоборот, политика ограбления
Германии, захвата всех ее колоний, все усиливающееся
влияние Франции,—все это не могло не вызывать в Германии
постоянно растущего стремления к реваншу. Мировая война,
пролетарские и национально-колониальные революции в целом
ряде стран, победившая Октябрьская революция на территории
бывшей царской России положили начало периоду всеобщего
кризиса капитализма. Отныне реальной стала не только угроза
новых войн между империалистическими хищниками, как
например между Англией и Америкой, Америкой и Японией, но
и все растущая угроза войны против СССР. И только
противоречия капиталистических стран между собой и непрерывно
растущая мощь Советского союза тормозят дело нападения на нас
со стороны империалистических стран.
Мощным оплотом трудящихся всех стран, указывающим им
путь борьбы, является Советский союз. Поэтому фашизм ставит
своей прямой задачей организацию новой интервенции против
СССР.
Пятый год экономического и политического кризиса
капиталистических стран необычайно обострил все
противоречия империализма. Мы вступили в новый тур революций и
войн.
Тов. Мануильский в своей речи на XIII пленуме ИККИ
указывает, что «лихорадочная подготовка капиталистических
государств к новым империалистическим войнам создала
предвоенную обстановку. Сейчас находят свое завершение годы
подспудной работы военных штабов, годы работы Лиги наций, как
орудия империалистических войн, годы тлетворной
лжепацифистской пропаганды социал-демократии, готовившей войну.
Все характерные моменты предвоенной обстановки налицо:
срыв международных трактатов и соглашений (нарушение
версальских и вашингтонских обязательств), рост скрытых и
открытых вооружений, милитаризация хозяйственной и
общественной жизни капиталистических стран, усиление политиче-
7*
99

екой реакции. Экономическая война как прелюдия
империалистической войны—в полном разгаре»1.
Важнейшей частью фашистской идеологии является
подготовка масс к войне. Фашизм ставит в порядок дня войну,
и вся его идеологическая работа направлена
преимущественно на то, чтобы доказать необходимость войн и прославить их
как моменты величайшего напряжения творческой энергии
народа.
С этой целью фашизм обращается к тем учениям, которые
подобным образом относились к войне. Здесь в первую очередь
используется Ницше. Надо прямо сказать, что его учение
'представляет чрезвычайно благодарный материал для
фашизма.
Последнему нужно воспитать штурмовиков, сильных
волей и энергией, которых можно было бы направить против
революционного движения и использовать с успехом в новой
империалистической войне.
Вот почему волюнтаризм Ницше так близок духу
фашизма.
Боймлер пишет, что для Ницше мир был постоянным
становлением, и оно означало войну и победу. Он указывает на
близкое родство философии Гераклита и Ницше. Еще в древности
Гераклит провозгласил, что «борьба есть отец всех вещей». В
новое время это повторяет Ницше, который знает, что такое
понимание жизни делает ее неисчерпаемой, творческой и
полой сил. Если Шопенгауэр, указывает Боймлер, назвал свое
главное произведение «Мир как воля и представление», то
Ницше должен был бы назвать свое творчество «Мир как борьба».
Боймлер говорит, что учение Ницше связано также с учением
Лейбница. Но последний, наделяя свои монады активностью,
видя в них носителей силы, учил в конце концов о всеобщей
гармонии всего существующего, Ницше же проповедует не
гармонию, а вечную борьбу и состязание сил.
Что представляет собой ницшеанская воля к власти, эта
воля к вечной борьбе, к постоянной трате сил? Всякое желание
есть стремление испробовать свои силы. «Нельзя понять жизнь
Ницше и его творчество, если не учесть, какое значение для
него имели понятия борьбы и победы2. «Но жизнь—это не только
расходование сил, она есть столкновение сил. В этом суть.
«Сила против силы—это характер жизни»3.
1 Мануильский, Революционный кризис, фашизм и война, Парт-
издат, 1934, стр. 6.
2 A. Beumler, Nietzsche der Philosoph und Politiker, S. 64.
3 Там же, стр. 68.
100

Боймлер считает учение о войне важнейшей частью всего
учения Ницше, без которого нельзя понять все величие
сосредоточившегося в нем германского духа.
Чрезвычайно характерно для тенденции реванша в
современной Германии то, как Боймлер подходит к необходимости
обоснования положений Ницше о войне. Боймлер пишет, что
согласно учению Ницше «война воспитывает в духе свободы»1.
Свобода^это не либеральные учреждения, не демократизм.
О нет! Война ведет не к такой свободе. Свобода означает то,
что воинственные и победоносные инстинкты господства берут
верх над прочими стремлениями, например стремлением к
счастью. Война повышает чувство ответственности, она создает
дистанцию между теми, которые вооружены, и теми, у которых
нет оружия, она воспитывает твердость и самопожертвование-
Германский фашизм, тонко играя на струнах
оскорбленного национального самолюбия германской мелкой буржуазии,,
разжигает самые зверские националистические инстинкты. И
здесь чрезвычайно характерно, что Боймлер, заявляя
германцам, что Ницше является их пророком, говорит им: «Вы
хотите свободы? Для этого Ницше указывает один путь—это
война. Свободный человек—это воин»2.
Боймлер учит, что учение Ницше о войне тесно связано с
его учением о высших качествах германцев и их настоящей
сущности. «Род и военный союз — вот на чем основана жизнь
германских народов, право и война—две стороны этой жизни»3.
Ницше недаром обращался к грекам, этому столь родственному
германцам народу: «Греки создали самый величественный в
мире эпос войны»4.
Герои немецкого народа прежде всего обладают
качествами воинов. Князем у германцев являлся не тот, кто владел
громадным аппаратом принуждения, а тот, кто первым был на
войне. Боймлер учит, что Ницше выше всего ставил
состязание народов, которое пробуждало их лучшие силы. Ярким
примером здесь является древняя Греция с ее маленькими
государствами, которые, ведя междоусобную войну, проявляла
высшие примеры доблести и геройства.
Боймлер указывает, что Ницше проповедывал великую
политику, которая состоит в ведении великой войны. Боймлер
приводит слова Ницше: «ß будущем будут сойны, каких еще
никогда не бывало на земле. Только мною начинается на земле
1 А. Beumler, Nietzsche der Philosoph und Politiker, S. 90.
2 Там же, стр. 92.
3 Там же, стр. 90.
4 Там же, стр. 92.
101

большая политика»1. Против нивелирования, равенства и
умаления европейских людей есть одно средство —это опасность и
война. Боймлер говорит, что Ницше не пугают кровавые войны.
Наоборот, он призывал народы Европы к борьбе за власть.
Когда происходила мировая война, и Германия, не считаясь
с международным правом (как это впрочем делали и «союзники»
противной стороны), обрушилась на Бельгию, во Франции и
Англии указывали, что Германия руководствуется учением Ницше
о войне. По поводу этого мы находим у Боймлера
следующее замечание: «Как правильно наши враги в эпоху мировой
войны видели выражение германского в Ницше»2. Это Ницше
указывал путь к борьбе с западной, загнивающей
цивилизацией.
Не только в книге Боймлера мы встречаем высказывание
фашистов о необходимости войны. Они используют для
оправдания своей пропаганды войны не исключительно одну
ницшеанскую идеологию3.
Везде, где только возможно, используя для этого самые
реакционные моменты различных философских систем, фашизм
ведет пропаганду войны, выставляя ее актом величайшего
благородства. Война изображается фашизмом как нечто
неизбежное и необходимое в ходе человеческой истории. Так
Бухбрукер в дискуссионном сборнике «Мы ищем Германию»
заявляет: «Война является правилом, а мир—только
исключением»4.
Это сказано вполне в духе Ницше. Политика осуществляется
через войну. Так было всегда, так будет и впредь. «Борьба и
война никогда не исчезнут»5. Бухбрукер доказывает это
положение тем, что в Германии редко бывали моменты, когда мир
продолжался длительное время. Это воспитало, говорит он, и
закалило Германию. И каким большим несчастьем был для
Германии такой длительный период мира, как 1871—1914 гг.
Германцы разучились воевать; к каким тяжелым последствиям это
привело—общеизвестно.
Если в целом ряде других вопросов идеологического
порядка имеются некоторые расхождения у фашистов различных
стран, то в вопросе подготовки масс к войне царит трогательное
1 A. Beumler, Nietzsche der Philosoph und Politiker, S. 173.
2 Там же, стр. 182.
3 Тов. Аржанов в своей книге «Гегельянство на службе
германского фашизма» ясно показал, как для этой цели используется также
неогегельянская философия.
* «Wir suchen Deutschland», S. 109.
5 Там же, стр. 110.
102

единение. Японский фашизм не менее германского занят
мобилизацией масс к войне, которую он уже ведет на полях
Манчжурии и которую он еще в большем размере подготовляет
против СССР.
Итальянский фашизм здесь также полностью
солидаризуется с германским. Все высказывания фашистов различных
стран пронизаны центральной мыслью—подготовки масс к
войне.
Одно из самых откровенных высказываний о войне мы
находим у вождя итальянского фашизма—Муссолини, который
охотно заявляет, что Ницше был его учителем. Так в своей
статье в XIV томе итальянской энциклопедии Муссолини
заявляет: «Фашизм... не верит ни в возможность, ни в пользу
вечного мира. Поэтому он отвергает пацифизм, отказ от борьбы—
ничтожество перед лицом жертвенности»1.
Правда, это несколько противоречит тому, что высказывает
Муссолини как глава государства, как дипломат. Но ведь
давно известно, что дипломатам на то и дан язык, чтобы
скрывать свои настоящие мысли. Муссолини как премьер с серьезной
миной на лице говорит о готовности принимать участие в
конференции по разоружению, отлично понимая, что она в
конечном итоге ни к чему не приведет. Это необходимо для
международной политики, для обмана масс. Своим же верным
сторонникам Муссолини говорит правду не стесняясь. Эта статья, как
заявляет газета «Il lavoro fascista», является программой
фашизма, она предназначена как руководство к действиям
чернорубашечников.
Но может быть Муссолини считает войну печальной
необходимостью? Наоборот, он отвергает такую постановку вопроса.
Муссолини открыто заявляет: «Только война ведет к максимуму
напряжения всей человеческой энергии и дает печать
благородства народам, которые имели доблесть смело смотреть ей в
глаза. Все другие испытания, которые не ставят человека перед
самим собой в альтернативе жизни и смерти, стоят ниже. В
силу этого всякое учение, исходящее из предварительного
постулирования мира, чуждо фашизму»2.
Откровенно сказано. Чем это отличается от известного
высказывания Ницше в его главном сочинении «Так говорил
Заратустра»? Поистине ученик достоин своего учителя.
Уроки империалистической войны не прошли для
буржуазии даром. Отлично понимая, что трудящиеся, будучи мобили-
1 «Enciclopedia italiana» XIV, Milano 1932, Mussolini, Fascismo.
Перев. проф. Каплинского.
2 Там же.
403

зеванными в ряды регулярных армий, могут в известной
обстановке обратить оружие против своих же начальников и
истинных виновников войны, капиталисты прилагают все усилия к
тому, чтобы подготовить многочисленные отряды
профессионалов-воинов, которых можно было бы в мирное время широко
использовать для подавления революционного движения, а в
военное—безбоязненно двинуть на врага. В каждой стране,
где развивается фашизм, он организовывает военизированные
отряды из деклассированных групп мелкой буржуазии, из
«золотой» молодежи, которых воспитывает в духе абсолютного
повиновения. Фашизм пытается создать активного, энергичного,
не боящегося опасностей штурмовика, единственной целью
которого было бы безусловное исполнение порученных ему
обязанностей. Муссолини заявляет: «Фашизму нужен человек
активный, отдающийся делу со всей своей энергией». Но
деятельность эта имеет специфический характер. Необходимо воспитать
человека в духе военной дисциплины, пренебрегающего
опасностями, готового итти насмерть. «Этот антипацифистский дух,-
говорит Муссолини,—фашизм переносит и на жизнь отдельного
человека. Гордый военный девиз: «царапина», начертанный
на повязках ран, есть не только акт стоической философии, не
только выражение политического учения, это—воспитание для
борьбы, принятия опасности, которую она несет, это—новый
стиль итальянской жизни. Фашист приемлет и любит жизнь,
он отвергает, считая слабостью, самоубийство, он понимает
жизнь как долг, как подвиг, как завоевание»1.
Так воспитывается фашизмом человек в духе
пренебрежения к опасностям военной жизни, в жертвенной готовности к
подвигам убийц.
Финансовый капитал не ограничивается тем, что
воспитывает человека, беспрекословно исполняющего
предписания. Ему нужен человек, хорошо знающий военное дело и
тотовый с оружием в руках защищать интересы своих
магнатов. Выброшенный Муссолини лозунг: «Книга и винтовка!»
всячески поддерживают и распространяют фашистские педагоги.
Учиться владеть винтовкой, быть способным и выносливым
солдатом—вот что необходимее всего для учащейся молодежи.
Однако одним призывом к военной подготовке и
воспитанием воинствующего духа фашизм не удовольствуется. За
пропагандой следуют дела. Все организации в странах фашистской
диктатуры построены так, чтобы всемерно способствовать
военному обучению. Все из числа военноспособных, записавшиеся в
1 «Enciclopedia italiana» XIV, Milano 1932, Mussolini, Fascismo.
104

фашистскую партию в Италии, зачисляются в ряды
добровольной фашистской милиции национальной безопасности. Вся
милиция делится на два разряда: на тех, которых можно по
возрасту, профессии и местожительству в первую очередь
мобилизовать, и остальных.
Во главе милиции стоит сам Муссолини. Милиция проводит
поверочные учебные сборы, маневры, смотрц и парады. Она
делится на железнодорожную милицию, университетскую,
портовую, пограничную, противовоздушную, следственную,
колониальную и милицию специального назначения. Назначение и
цель милиции ясны: быть твердой опорой -фашистского порядка
внутри страны и готовить специально обученные отряды
профессионалов на случай империалистической войны. В
резолюции, одобряющей новый фашистский устав, указывается: «всем
неспособным полностью и без всяких ограничений подчиниться
строгой дисциплине, покинуть ряды партии в течение недели,
ибо в партии все должны быть проникнуты духом перволиней-
ных войск и в трудную минуту готовы на любые жертвы».
Особенное внимание обращается на молодежь. В Италии
существуют следующие организации молодежи: «Баллила»—мальчики
в возрасте 8—14 лет; «Маленькие итальянки»—девочки того же
возраста; «Авангвардия»—подростки-мальчики от 14 до 18 лет;
«Молодые итальянки»—подростки-девочки этого же возраста;
«Юношеские боевые фаши»—юноши 18—21 года: «Молодые
фашистки»—девушки таких же лет.
Охвачено этими организациями в Италии 3 млн.
молодежи обоего пола из общего числа 11 млн. молодежи в стране.
Вся членская масса молодежных организаций в Италии
построена по образцу фашистской милиции. Все они, начиная с
ранних лет, распределяются по различным видам военной
подготовки. Все военные специальности представлены в этих
организациях. Для учебных целей они владеют аэропланами,
аэродромами, радиостанциями, грузовиками, мотоциклами, не
говоря уже о пулеметах и специального типа легких
карабинах. Так подготовляется молодежь к будущей войне.
Муссолини мечтает о великой Италии. Во всех учебниках
и вообще в фашистской литературе поддерживается та мысль, что
современная Италия должна возродить былую мощь Рима и его
древнее величие. Итальянскому капиталу тесно на
Апеннинском полуострове, он стремится господствовать на Балканах, в
бассейне Средиземного моря, в Северной Африке, и фашизм
широко распространяет мысль о том, что будущее
Италии зависит от того, насколько ей удастся захватить
новые земли.
105

Стремясь направить всю энергию масс на внешние
завоевания, фашизм пытается отвлечь внимание от все
ухудшающегося положения пролетариата и развала системы
капиталистического хозяйства. Все используется для того, чтобы прикрыть
империалистические тенденции маской национального
возрождения. Даже названия фашистских боевых отрядов
соответствуют боевым единицам древнего Рима: полк называется
легионом, батальон—когортой, рота—центурией, взвод—манипуло.
В Италии уже 11 лет существует фашистская диктатура, и
поэтому там уже до мелочей разработана вся система
военизации населения. Страны, позже вступившие на этот путь,
заимствуют опыт Италии. Так коричневые рубашки гитлеровцев в
Германии подражают чернорубашечникам Италии, штурмовые
отряды национал-социалистов—отрядам фашистской милиции
Муссолини.
Германский фашизм открыто проповедует
империалистическую политику. Под предлогом того, что Германия
перенаселена, Гитлер в своей книге «Моя борьба» требует новых земель.
Выход он видит в том, что германский народ должен охранить
цивилизацию «арийцев» от нашествия «варваров-большевиков»
и завоевать новые земли на Востоке. Разжигая
шовинистические настроения, Гитлер призывает к войне против СССР.
Обещая осчастливить человечество, он тщательно соблюдает
интересы капиталистических хищников его страны. Растет нищета
в Германии, голодают обескровленные дети, скитаются без
квартир и пищи миллионы безработных, фашистские диктаторы
же больше всего заботятся о вооружениях и военной подготовке
штурмовых отрядов.
.Чрезвычайно любопытна в этом отношении программа Ро-
зенберга. Прежде всего он заявляет, что целью германской
политики должна быть организация немецко-скандинавского
блока с целью найти почву для сотен миллионов немцев и
сокрушения «русско-монгольского» (читай советского)
милитаристического государства на Востоке и связь этого союза с
Англией, которая не может быть спокойна за Индию, пока
существует Россия; в области средиземноморской политики блок
Германии и Англии должен находиться под руководством Италии,
а на востоке Европы—втягивание (читай оккупация) Украины
в хозяйственную жизнь и организация (читай колонизация)
украинского государства»1. На Дальнем Востоке система
государств под руководством Японии, конечно при участии
Северной Америки, Англии и Германии.
1 А. Rosenberg, Der Mythus des XX Jahrhunderts, S. 634—636.
106

Мы должны отметить весьма любопытное отношение Розен-
берга к Польше и Чехии. Стоя на позициях ницшеанства,
согласно которым сильный имеет полное право не считаться со
слабым, Розенберг с циничной откровенностью заявляет: «В
этой великой борьбе за честь, свободу и хлеб такая творческая
нация, как Германия, не может считаться с импотентными и
ничего не стоящими Польшей, Чехией и пр. Они должны быть
отброшены на Восток, дабы была очищена почва для обработки
ее немецкими крестьянами»1. Не мешает это вспомнить тем,
кто сейчас агитирует в Польше за тесное сближение с
Германией.
Розенберг пишет: «С мечом и плугом за честь и свободу.
Это будет боевой клич нового времени».
Никогда Германия не была охвачена таким воинственным
настроением, как сейчас, во время господства фашистской
диктатуры. Вербуя в штурмовые отряды безработных,
представителей мелкой буржуазии и люмпен-пролетариата,
фашизм внушает им бешеную ненависть к лучшим
представителям рабочего класса, уча видеть в них источник всех бед.
Все нужды должны, по мнению гитлеровцев, быть разрешены
посредством войны против СССР—отечества трудящихся всего
мира.
Необходимо отметить, что всей работе фашистов по
подготовке масс к войне деятельно помогают социал-фашисты.
Прикрываясь пацифистскими фразами, социал-фашисты
обеспечивают буржуазии лучшие меры по сокрытию лихорадочно
ведущихся вооружений. Разве, будучи не раз во главе коалиционных
правительств, социал-фашисты не проводили той же политики?
Различие только в том, что социал-фашисты не так открыто
выявляют свои намерения. Их задача состоит в том, чтобы,
проводя политику буржуазии, скрыть ее под маской бесконечно
лживых разговоров о мире между народами.
Фашистской диктатуре не спасти гибнущего
капиталистического строя. Чем сильнее угнетение, тем острее становится
классовая ненависть борющегося пролетариата, тем закаленнее -
делаются его ряды. Не идеологии фашизма суждено завоевать
мир.
Вооруженный учением Маркса—Ленина, многомиллионный
пролетариат капиталистических стран мощным революционным
усилием опрокинет фашистскую диктатуру и установит новый
строй, где современные орудия истребления будут сданы в
музей, наподобие древнего каменного топора и копья.
А. Rosenberg, Der Mythus des XX Jahrhunderts, S. 635.
107

НИЦШЕАНСТВО В ФАШИСТСКОЙ «МОРАЛИ»
Ставя перед собой целью отвлечь трудящихся от
революционного движения, воспитать их в духе покорности и
подчинения, подготовить кадры для новой империалистической войны,
может ли буржуазия оставить неиспользованным такое сильное
средство воздействия на массы, как учение о морали! Фашизм
создает свою этику, которая должна помочь ему в кровавом
деле подавления пролетарской революции и сохранении
гибнущего буржуазного строя.
Когда-то большой популярностью среди буржуазии
пользовались те учения, которые отождествляли нравственное с
полезным. Подобные философские системы учили, что человек,
поступающий согласно существующим нравственным нормам,
совершает одновременно самое полезное действие для себя.
Но может ли сейчас рекомендовать подобное буржуазия?
Какую пользу она может обещать тому человеку, которого
должна воспитать для пушечного мяса?
Фашисты считают необходимым выработать у человека
те качества, которые прежде всего необходимы воину. Вся
этика фашизма проникнута этим солдатским духом,
стремлением создать из людей храбрых, самоотверженных, а главное
не рассуждающих воинов, готовых исполнить любое
приказание.
В этом отношении фашисты также обращаются к Ницше,
ища у него основания для «нового» этического учения.
Гросс в первом номере «Национал-социалистического
ежемесячника» говорит, что учение Ницше звучит для поколения
либерализма грубо и сурово, но «к твердым и суровым
обращается сам Ницше»1. Он приветствует слова Ницше, который на
вопрос «что хорошо» ответил: «хорошо быть храбрым». «Если
современный человек был для Ницше человеком декаданса,
вырождения, то он учил нас, что надо отрицать слабое и
нетворческое; утверждению подлежит только то, что осуществляет
силу. Демократизм делает людей ленивыми, мирными и
маленькими,—Нишце, наоборот, звал к организации
аристократического общества, где господство принадлежало бы сильным,
смелым, обладающим большой силой воли людям». Корнем
значения для нас Ницше, пишет Гросс, является то, что «в век
либерализма он учил нас новой, твердой, героической морали»2.
Ланге говорит, что Ницше считал человека смыслом земли.
«Это значит, что храбрейший, творческий человек наполняет
1 <<Die Propheten», ^Nationalsozialistische Monatshefte» № 1, S. 30.
2 Там же, стр. 31.
108

собой смысл земли, потому что смысл земли это борьба за
власть»1.
Значение Ницше состоит в том, указывает И. Гюнтер, что
он дает народу понятие о дисциплине, что он превозносит те
добродетели, которые поистине достойны мужчины,—мужество,
твердость и активность.
Боймлер, как всегда, подчеркивает «германский характер»
этики Ницше. Какие же черты он считает основными для
германца? «Храбрость,—говорит он,—является для него тем
признаком, по которому определяется германец... С самого начала
Ницше славит в германцах храбрость»3.
Фашисты, как мы уже говорили в предыдущей главе,
особенно развивают культ героя. Какие же качества в первую
очередь присущи герою? Еще Макс Шеллер указывает, что
«храбрость, мужество, духовная сила, решимость, любовь к борьбе
и опасностям отличают героя»3.
Фашист Боймлер считает национальным героем того,
который показывает идеал человека — Зигфрида. Основными
качествами его он так же считает мужество и
самоотверженность.
О чем говорят все эти высказывания? Они подтверждают,
что философия Ницше используется фашизмом для того, чтобы
превратить людей в храбрых, мужественных и сильных солдат
империалистических армий.
Ведь чем иным, как не стремлением все свести к солдатчине,
являются утверждения столпов фашистской идеологии Розен-
берга и Шпенглера, что прежде всего человек должен беречь
свою честь? «Основное понятие всякой живой нравственности—
это честь, — говорит Шпенглер. — Все другое — верность,
мужество, храбрость, самообладание—исходит отсюда»4. Шпенглер
связывает понятие чести с расой. «Честь это дело крови, а не
понимания».
Розенберг, несмотря на высокомерное указание о
самостоятельности своих высказываний, повторяет здесь полностью
слова Шпенглера. «Германская Европа,—говорит он,—одарила
мир светлейшим идеалом — в первую очередь идеей чести... все
качества героя группируются вокруг высшей ценности: это
всегда идея духовной чести»5.
1 «Der Germanische Nietzsche», «Nationalsozialistische Monatshefte»,
S. 42.
2 A. Beumler, Nietzsche der Philosoph und Politiker, S. 120.
3 Max Scheller, Der Held, «Europeische Revue», V Heft, 1933, S. 304.
4 0. Spengler. Der Untergang des Abendlandes, II Band, S. 423.
6 A. Rosenberg, Der Mythus des XX Jahrhunderts, S. 139.
109

Откуда же взято это понятие, почему оно используется
фашистами?
Оно, как и целый ряд других, заимствовано из архива
средневековья. Именно там, где требовалось полное
подчинение рыцаря вассалу и вассала своему королю, идея чести играла
роль присяги в верности и беспрекословном исполнении
приказаний своего господина.
Это понятие чести служило как бы порукой, что человек
во имя сложившихся иерархических отношений, идя в бой,
будет верным до конца своему повелителю.
И эта солдатская честь сейчас понадобилась капиталистам,
когда они хотят создать из громадного количества людей верных,
преданных и исполнительных автоматов. Не о пользе должен
думать человек, как это проповедывал ранний капитализм,—
что может быть полезного для широких масс в черной рубашке
и казарменном режиме,—а о «чести».
Розенберг, превознося на все лады честь, противопоставляет
ее любви и состраданию. Типично по-ницшеански подходит
он к этому вопросу. Если честь служила созданию всего, что
есть великого на земле, то сострадание, любовь и жалость
породили все слабое, противоестественное и недостойное человека.
Вполне понятно, почему эта ницшеанская черта такого
полного презрения к состраданию, жалости и сочувственному
отношению к другим людям понадобилась фашизму.
Современный капитализм в отличие от капитализма восходящего уже
никого не в состоянии обмануть словами о равенстве и братстве
людей. Как можно говорить о братстве, когда по улицам бродят
десятки тысяч безработных, когда на фабриках и заводах
неизменно понижают зарплату, когда тысячи семей обречены на
голод и вымирание. Штурмовик должен исполнять приказание
начальства, невзирая ни на что. Фашизму не нужен человек,
который чувствует страдания трудящихся, ему нужна
бессердечная и беспощадная машина для подавления угнетенных.
«Любовь,—говорит Розенберг,—принимает различные
формы: то она называется демократией, то социальным сочувствием,
то терпением или любовью»1. Всякому немцу должно быть
понятно, что этой любовью, уравнивающей всех людей, нанесен
страшный удар северной Европе. Именно потому, что существует
учение о равенстве людей, учение о любви и сочувствии, и
демократия, лишающая, человека всяких национальных и
расовых особенностей, мы имеем сейчас «европейское общество как
охранителя ничтожных, больных, преступных и ленивых лю-
1 А. Rosenberg, Der Mythus des XX Jahrhunderts, S. 139.
ПО

дей»1. Гуманизм и сочувствие распространяются, они губят
человечество. Именно они способствовали тому, что евреи и
негры сливаются с северной расой. Только благодаря гуманизму
и «заботам об одиноких» Европа полна роскошными
учреждениями для неизлечимо больных, для сумасшедших и преступников.
Что такое марксизм, как не видоизмененная форма этой
же любви? Относясь отрицательно к римско-христианской
системе (ср. Боймлера), Розенберг заявляет: «Мы видели, что в
марксизме идея жертвы и «любви» играет одинаковую роль, что
и в римской системе»2.
Но на что он больше всего обращает внимание в этом
вопросе, это то, что сам большевизм, по мнению Розенберга,
оказывается только новой формой любви и сострадания. «К концу
XIX,в. идея любви вступила в свою третью форму, которую
суждено было ей дать—большевизм»3.
Может быть потребуются доказательства этого? У
Розенберга они налицо. Ведь сам знаменитый писатель земли
русской Достоевский признавал, что коренное желание русских
состоит в потребности сострадания. Но какое имеет отношение
Достоевский к большевизму? Какой странный вопрос. Ведь
Достоевский—«увеличительное стекло русской души, его
личность дает понятие о всей России...»4. И разве большевизм не
то явление, которое выражает сущность русской души?
Ведь Достоевский ищет сострадания во всем, даже в радости.
В сострадании лежит также главный пункт русской
нравственности. Преступник оказывается просто несчастным человеком.
Это идея чисто русская. Митя Карамазов, Иван и другие, а
особенно старец Зосима—«один из красивейших типов русской
литературы», эпилептики, больные, идиоты,—вот кто,
оказывается, главные герои русской действительности. Как человеческое
выступает все больное, сломанное, ленивое... смиренные и
преследуемые становятся героями»6.
Этот бред, который показывает только умственное
убожество тех людей, которых загнивающий класс выставляет своими
«теоретиками», дополняется также примерами из области
истории. Так древняя Греция тоже погибла вследствие проповеди
нравственных идей. Замечательно то, что Розенберг буквально
повторяет сказанное Ницше о Сократе. Для Ницше Сократ—
признак декаданса греческой культуры, для Розенберга—то же.
1 А. Rosenberg, Der Mythus des XX Jahrhunderts, S. 163.
2 Там же, стр. 192.
8 Там же, стр. 194.
* Там же, стр. 195.
8 Там же, стр. 199.
111

Сократ не являлся истинным греком. «Сократ оказывается—как
бы вы думали кем?— «тогдашним интернациональным социал-
демократом»1. Что можно хорошего ожидать от его учения,
когда последователем его был Антисфен—сын раба. Это
сократовское «добро» разбило расовый идеал красоты в искусстве,
в героике государства и всей социальной жизни: «Победа
Сократа—Антисфена означала гибель Эллады»2.
Отсюда вывод: только больные, чуждые северной крови
люди могут говорить об идее блага, о сострадании к людям.
Настоящий германец стоек, тверд, храбр и главное не подвержен
этому «поистине рабскому» чувству сострадания.
И не один только Розенберг так открыто высказывает свои
ницшеанские взгляды на сочувствие и любовь. Гросс пишет,
что Ницше ставил так вопрос, как это должно быть сейчас
принято:«... большинство не заботит его. В них и в их слабых
грезах о гуманности и вечном мире отрицается сама жизнь,
ей угрожает смерть... Стадный инстинкт считает необходимым
установить свои желания и ценности как законы: мир,
спокойствие, сочувствие ко всем больным и слабым»3.
Ницше учил о том, что главное—это чувство расстояния,
о котором никогда не должны забывать высшие люди. В
организованном по иерархическому принципу обществе избранным
не следует смешиваться с толпой. Для этого они обязаны
воспитать в себе чувство ранга, всегда помнить о расстоянии, которое
их отделяет от низших людей.
Когда Розенберг излагает, что такое идея чести, то
указывает, что она чисто германского происхождения и связана с
идеей чистоты расы. Кто является высшим носителем чести?
«Это—древние викинги и рыцари. Последние были обязаны
защищать государя и государство от внешних врагов. Они же и дали
первое сословное представление о чести. Викинги—вот те герои,
которые «с расточительной тратой крови» организовали первые
государства в России, в Сицилии, в Англии и Франции.
Единственное тяжелое оружие,которое норманны несли с собой,было
понятие личной чести. Честь и свобода гнали отдельных в даль и
независимость, в страны, где имелось пространство для
господа.
Шпенглер более откровенен, чем Розенберг. Он говорит:
«Честь—всегда сословное понятие, чести всего человечества
1 А. Rosenberg, Der Mythus des XX Jahrhunderts, S. 269.
2 Там же, стр. 271.
8 «Die Propheten» von Dr Gross, «Nationalsozialistische Monatshefte»
№ 1, S. 30.
* О. Spengler, Der Untergang des Abendlandes, II Band, S. 148.
112

пет»1. Честь—эти дело расы, дело крови. Но Шпенглер не
ограничивается понятием чести. Человек высших - сословий
должен, по его мнению, всегда помнить о чувстве такта. Такт
во всем поведении—вот основной принцип жизни высших
людей: «каждая хорошая форма общества, каждый
церемониал,—пишет Шпенглер,—есть осознанный такт способа
бытия-)2. «Аристократическое мировоззрение—это насквозь
такт»3.
Такт—вот то слово, которое должно выражать собой
отношение буржуазии к другим классам в эпоху всеобщего кризиса
капитализма. Сильный мира сего должен помнить, какая
между ним и работающим на него человеком пропасть.
Шпенглер говорит, что идея ранга лежит в основе миропонимания
высших сословий. Она дана самим богом и способствует
сохранению и дисциплинированию двух высших сословий.
Когда мы подходим к изучению шпенглеровского
понимания морали, то видим, что он здесь целиком следует по стопам
Ницше. Так, он принимает положение Ницше, что существует
не одна мораль, а две—«господская и рабская». Он только
заменяет их другими словам^: «Всякая этика формулирует взгляд
души на ее судьбу, героический или практический, высокий
или обыденный, мужественный или дряхлый. Так я различаю
трагическую и плебейскую (подчеркнуто Шпенглером) мораль.
Трагическая мораль культуры понимает тяжесть бытия, но из
этого извлекает чувство гордости нести эту тяжесть. Так
чувствовали Эсхил, Шекспир и мыслители браминской философии,
равным образом Данте и германский католицизм. То же звучит
в бурномбоевомхорале Лютера: «Господь—крепость моя и сила»,
и то же самое слышится еще даже в Марсельезе. То, что
плебейская мораль понимает под словом «история», мы узнаем из
материалистического понимания истории»4.
Правда, Шпенглер никак не может согласиться с
ницшеанской критикой христианства, «то, что Ницше называет рабской
моралью и под каковым неподходящим термином он огульно
критикует «христианство», есть призрак». Но зато «его господ-
скаямораль есть реальность». Она имеется налицо. Если
устранить романтическую маску Борджиа и туманные видения
сверхчеловека, то остается сам фаустовский человек, каков он есть
сейчас, как тип энергической, повелительной, высокой интеллек-
1 О. Spengler, Der Untergang des Abendlandes, II Band, S. 423.
2 Там же, стр. 408.
8 Там же, стр. 413.
4 Шпенглер, Закат Европы, т. I, стр. 375.
8 Философия Ницше и фашизм.

туальной цивилизации. Перед нами просто реальный политик,
денежный магнат, большой инженер и организатор»1.
Шпенглер открыто признает, что большой заслугой Ницше
является то, что он указал на двойную сущность всякой морали...
«хорошие это сильные, богатые, счастливые. Добро обозначает
силу, храбрость, благородство рас иочж во всех языках ранних
времен. Плохое, ленивое, простое, одинокое в древнем смысле—
это суть лишенные сил, состояний, несчастные, трусливые,
ничтожные, сыновья ничьих, как их в древнем Египте называли»2.
Таким образом и в вопросе о происхождении морали Шпенглер
стоит на позициях Ницше.
По Ницше, существуют две морали. У фашистов тоже две
морали. Если для высшего общества, избранных людей фашизм
рекомендует в первую очередь помнить о чести, о такте, то для
низших существуют совершенно иные нормы поведения.
Низшие должны повиноваться—вот их высшая добродетель.
Гитлер доходит до того, что высшей добродетелью считает...
молчание. Надо переносить молча все наказания, как бы они
жестоки и несправедливы ни были. Обращаясь к юношам^ он
говорит: юноша должен «научиться молчать, не только тогда,
когда он по праву порицаем, но молча должен переносить
наказания, когда он неправ»3. Гитлер больше всего печалится
о том, что германцы разучились... молчать. Правда, он
обосновывает необходимость молчания тем, что во время мировой войны
эта несдержанность в речи приводила к выдаче секретов. Но
кому не ясно, что это только предлог, что в
действительности буржуазия сейчас стремится превратить трудящихся не
только в покорные, но и в бессловесные создания.
Аристотель допускал существование трех видов орудий:
молчащих, произносящих звуки и* обладающих
членораздельной речью, т. е. рабов. В XX веке буржуазия желала бы, чтобы
ее рабы утратили способность даже к членораздельной речи.
Цель фашизма—это превращениё~стран, где они
господствуют, в колоссальные казармы. По этому вопросу мы имеем
совершенно открытые и недвусмысленные высказывания. Когда
Гитлер говорит о тех «высших» качествах, которые необходимы
юноше, он прежде всего указывает на армию. Армия—лучшая
школа, она воспитывает настоящего гражданина, Для Розен-
берга идеалом является прусское войско4.
Фашист Георг Мелис в книге «Идеи Муссолини и смысл
1 Шпенглер, Закат Европы, т. I.
2 О. Spengler, Der Untergang des Abendlandes, II Band, S. 422.
3 Hitler, Mein Kampf, II Band, S. 48.
4 Rosenberg, Der Mythus des XX Jahrhunderts, S. 465.
114

фашизма» говорит, что Постулаты, лежащие в основе этики фа
шизма, суть солдатские, и они в равной мере унаследованы как
от древнего Рима и от Спарты, так и от старой Пруссии. «То,
что это этическое учение в первую очередь является солдатской
моралью... связано и с тем, что сотни тысяч тех, которые
участвуют в фашистском движении, образуют милитаристическую
организацию и вождю преданы по-военному», и дальше: иол-
датская мораль—это зерно фашистского учения»1.
Высшее в фашизме, говорит тот же автор,—это идея жертвы.
Через жертву пробуждаются творческие силы, которые ведут
к высшей морали. Жертвы ведут через смерть. Но разве это не
самое великое, что есть в жизни, «жертва—высшее моральное
возрождение».
Так воспитываются люди в полной преданности и готовно-,
сти умереть за дело торжества финансового капитала. Когда
Муссолини в своей статье в «Итальянской энциклопедии»
пытается доказать, что индивидуумы «не теряют своей свободы в
фашистском государстве», он заявляет, что «человек там не
теряется, подобно тому как солдат не теряется в полку»2.
Вот именно как солдат! В этом вся суть фашистской этики.
Вместо деревень и городов фашисты стремятся организовать
военные поселения.
Но этим не исчерпывается ницшеанство в этике фашизма.
Как я уже показал при изложении учения Ницше, последний
возводит беспринципность в принцип. Могут ли фашисты пройти
мимо такого учения?
Фашизм действует посредством грубой, всеподавляющей
силы. Но он применяет ее под прикрытием своей беззастенчивой
демагогии.
Учитывая революционное настроение масс, тонко используя
накопившееся недовольство против существующего режима, он
бросает демагогические лозунги, долженствующие привести
в его ряды мелкую буржуазию и даже некоторые
малосознательные слои рабочего класса. Он хочет разбить единый фронт
недовольных капитализмом, и он понимает, что в моменты
революционного подъема он это может сделать, только широко пользуясь
старым испытанным средством в политике—демагогией.
Нет такого слоя населения, которому бы фашизм не обещал
чего-либо, бросая свои штурмовые колонны в атаку против ре"
волюционных шеренг рабочего класса. Но здесь получается
противоречие между теми целями, которые он призван осуществить,
1 Mehlis, Die Idee Mussolinis und der Sinn des Faschismus, Leipzig
1928, S. 84—86.
2 «Enciclopedla italiana» XIV, Mussolini, Fascisme
8*
115

и стремлениями тех слоев людей, которые он должен
использовать для осуществления этих целей. Единственным средством,
которым можно пытаться скрыть это противоречие, является
обман и демагогия. И он пользуется им не стесняясь.
Фашизм не может создать стройного мировоззрения, единой
цельной системы, зато система обмана им развита до самой
крайней степени. Вряд ли была в истории хоть одна
политическая партия, которая бы так широко пользовалась демагогией,
которая бы так не стеснялась в средствах обмана, как фашизм.
Нет такой лжи, которою можно было бы увлечь массы и
перед>соторой остановился бы фашизм. Бросить сегодня какой-
нибудь лозунг, распространять его всеми возможными
средствами, а на завтра со спокойной совестью защищать совершенно
противоположное—обыденная тактика фашизма.
И сам «дуче», могущественный вождь фашистской Италии,
Бенито Муссолини возводит такую демагогическую практику
в принцип.
Он пишет: «Мы не верим в догматические программы
наподобие твердых рамок, в которые надо было втиснуть и
принести в жертву изменчивую, прихотливую, сложную
реальность. Мы можем позволить себе роскошь допустить, примирить
и преодолеть в нас антитезы, отупляющие других,
закостеневших в односложности утверждения или отрицания. Мы
позволяем себе роскошь быть аристократами и демократами,
консерваторами и прогрессистами, реакционерами и
революционерами, признающими законы и их отрицающими, в
зависимости от обстоятельств времени, места и среды: одним словом—
истории, в которой принуждены жить и действовать»1.
Так теоретически обосновывают фашисты свою
демагогическую практику. Беспринципность возвести в принцип, опираясь
на грубую силу штурмовых отрядов, разве это не по Ницше?
Разве это не философия того, кто дерзко заявил, что лжи боятся
только трусы?
Обязанности существуют только по отношению к равным.
Это положение Ницше твердо усвоено фашистами. Оно
чрезвычайно выгодно загнивающему капитализму. Адвокат
германской расы Боймлер заявляет: Справедливость есть только
там, где есть сила. Нет никакой справедливости без силы. Нет
также никакой настоящей силы без справедливости».
Справедливым оказывается тот, кто силен. Фашизм прочно усвоил
этот принцип. Террор возводится фашизмом в систему. Нет
1 Из газеты «Popolo d'Italia» от 23/111 1921 г. Цит. по ст. Чернышева,
Современный идеолог фашизма Джентиле, «Под знаменем марксизма»
№ 4 и 5 за 1931 г., стр. 150.
116

такого насилия, как бы оно жестоко и бесчеловечно ни было,
перед которым бы фашизм остановился. Убийства, поджоги,
провокации, нападения на рабочие поселки, взрывы домов, —
все это испробовано фашизмом. По отношению к своим
политическим противникам фашизм беспощаден. Он открыто требует
их крови.
Вот одна из речей, которые часто произносились на
фашистских собраниях в Германии еще в 1923 г.: «Да прольется
кровь ноябрьских негодяев. Крови, крови и еще раз крови!
Позор и вечный срам для нас, что такая собака, как Ауер (социал-
демократический депутат) еще жив, что он имеет возможность
открыто говорить речи. Он должен умереть, а вместе с ним и
все это отродье ноябрьских негодяев... Необходимо
провозгласить диктатуру и вырезать всю эту сволочь. Мы будем бродить
по колено в крови жидов и их приспешников. Мы сделаем из
них окрошку»1.
Фашисты совершают ночные нападения на квартиры
руководителей революционных организаций, на глазах детей
они убивают их родителей, бросают бомбы в окна квартир,
подстерегают из-за угла ничего не подозревающих людей и
самым зверским образом издеваются над своими жертвами.
Когда Муссолини расправлялся с рабочими, которые
захватили в 1922 г. в Италии фабрики и заводы, распространенным
издевательством фашистов было вливание в горло захваченных
революционеров касторового масла. В Германии, в дни
выборов в рейхстаг в 1932 г. в августе и сейчас же после них, с целью
воздействовать на президента и ввести Гитлера в правительство
фашистские молодчики ежедневно организовывали десятки
нападений с ручными гранатами и бомбами, разрушали целые
дома, организовывали засады и убивали руководителей
революционных организаций.
И так продолжалось изо дня в день. Когда пять
штурмовиков были приговорены буржуазной юстицией за зверское
убийство рабочего коммуниста в Потемпе к смертной казни, вся
фашистская орда подняла небывалый шум, посылала
сочувственные телеграммы убийцам и требовала пересмотра дела, что
конечно было исполнено буржуазным судом. Я уже приводил
случай выше, когда при подобном убийстве фашистские
теоретики оправдывали его тем, что душа не равна душе и человек
не равен человеку, поэтому с коммунистами и рабочими
можно поступать самым зверским образом.
1 Цит. по книге Г. С and о мирского, Теория и практика европейского
фашизма.
117

Метод провокации находит у фашистов самое широкое
применение. Когда один из немецких фашистов—Раскин,
возмущенный до-нельзя зверской расправой при нападении на рабочий
поселок, сорвал фашистский значок и вышел из партии, то
его соратники через несколько дней его расстреляли и начали
усиленно распространять слухи, что это сделали коммунисты.
И такие случаи повторяются очень часто. В начале 1933 г. с
целью разгрома коммунистической партии Германии фашистами
была совершена одна из самых грандиозных провокаций, когда-
либо происходивших,—поджог здания германского рейхстага.
Убийства, погромы, поджоги и взрывы—вот далеко
неполный перечень действий, применяемых фашистами по
отношению к тем, которые стоят на их пути. \
Действительно «белокурая бестия», которою так
восхищался Ницше, нашла свое блестящее воплощение в фашистских
молодчиках. Фашисты действительно признают только мораль
господ, обязанности существуют у них только по отношению к
равным, в отношении же остальных, т. е. тех, которцх они счи-
гаюг ниже себя, они не брезгуют никакими средствами, для
того чтобы достичь своих целей, и поступают самым зверским
образом со всеми, кто им противодействует. Разве существуют
какие-нибудь нормы поведения по отношению к тем, которые
не являются людьми своей крови, своего сословия? Фашист
расправляется со своей жертвой, он смеется над ее страданиями
и считает единственно возможным чувством по отношению к
ней только жестокость. То торжествует «белокурая бестия», для
которой высшим законом является право сильного.
НИЦШЕАНСТВО В УЧЕНИЙ ФАШИЗМА О ЖЕНЩИНЕ
Нуждаясь в дешевой рабочей силе, понижая оплату
рабочих путем использования всех трудоспособных членов семьи,
восходящий капитализм привлекал женщин к работе на
фабриках и заводах. При этом конечно разбивалась рабочая семья,
в которой дети оставались без призора, понижался
жизненный уровень всех трудящихся. Однако это явление имело также
и положительную сторону. Самостоятельное материальное
обеспечение женщин вырывало почву у самого отвратительного и
тысячи лет продолжавшегося бытового угнетения, зависимости
женщины от мужчины. В соответствии с этим мы наблюдали
некоторое улучшение правового положения женщин. Все чаще
среди буржуазных идеологов стали раздаваться голоса в пользу
полного политического равноправия женщин и мужчин. В
некоторых странах женщины допускаются к участию в выборах
118

в парламент, им разрешается занимать высшие ответственные
должности.
Сейчас положение изменилось. В период всеобщего
кризиса капитализма, когда наблюдается хроническая безработица
и заработная плата падает до нищенского уровня, когда за
любое вознаграждение можно найти сколько угодно желающих
получить работу мужчин, капиталисты не нуждаются в
вовлечении в производство женщин.
Фашистская идеология, которая наиболее ярко выражает
тенденции загнивающего капитализма, высказывается прямо
в смысле возвращения женщины к домашнему очагу.
Мобилизуется вся пресса. Вокруг этого вопроса поднимается
колоссальная шумиха, изгнание женщины из производства сопровождается
шумными демонстрациями и демагогическими выкриками о
«спасении» женщины и выявлении ее истинного назначения.
Чтобы оправдать свою политику возвращения женщин в
«лоно семьи», фашистские идеологи обставляют разрешение
этого вопроса чрезвычайно большой мистикой. Так Шпенглер
глубокомысленно заявляет, что необходимо постоянно иметь
в виду различие полов: он говорит: «женское стоит ближе к
космическому. Оно ближе связано с землей и непосредственно
втянуто в жизненный круг природы»1. Женщина—это сама
судьба. Каузальные принципы ей чужды. Она выражает само время.
Она—оракул: шужчина делает историю, женщина—сама
история»2. Надо различать: история мужчин это—политика и
социальная история; она подвижна и свободна. История женщин,—
первая, вечная, материнская, вегетативная. Растение само имеет
нечто женственное, лишенное культа истории.
Розенберг несколько расшифровывает взаимоотношения
мужчин и женщин. «Мужчина превосходит женщину во всех
областях исследования и образования^ но ценность женщины
в другом: она признана к сохранению крови и размножению
расы»3.
И в самом деле, если раса это основное понятие, то главное
назначение женщины—соблюдение в. чистоте расы. Либерал
требует эмансипации. Северная идея требует осознания вечной
противоположности полов. Значение женщины громадно. Можно
еще избавиться от политического рабства, заявляет Розенберг,
но из расового смешения нет выхода. Содержать в чистоте расу—
вот великая и святая задача женщины. «Эмансипация женщины
от движения за эмансипацию есть первое требование женского
1 О. Spengler, Der Untergang des Abendlandes, II Band, S. 403.
2 Там же.
3 A. Rosenberg, Der Mythus des XX Jaruhundeits, 'S. 456.
119

поколения, которое гарантирует народ и расы, вечно
подсознательное, основу всякой культуры от уничтожения»1.
Для Розенберга, как и для Шпенглера, мужчина—это
выражение сознательного, женщина—подсознательного. И
женщина—охранительница бессознательного.
Что здесь «нового» в этих высказываниях? Вся эта мистика,
весь бред о женщине как охранительнице бессознательного,
стоящей ближе к космическому, имеет одну цель—уверить
женщину в том, что она не должна стремиться к уравне! ию
своих прав с мужчиной, что ее сфера действия совершенно иная,
чем у мужчины.
Совершенно определенно звучит заявление Гитлера: «Целью
женского воспитания является подготовление будущей матери»2.
Ростен в «Азбуке национал-социализма» не занимается
никакими исследованиями о свойствах бессознательного.
Неравенство мужчин и женщин, по его словам, представляет
собой нечто данное от природы. Поэтому сообщение женщине
мужских черт и, наоборот, мужчине женских
черт—противоестественно. «Молодая женщина,—говорит он,—имеет две цели:
мужа и ребенка. Вся ее значимость сказывается в первую
очередь в ее отношении к мужу. Мужчину характеризует
разум, женщину—чувство... Для женщины наивысшее значение
имеет ее личное счастье»3.
«Это красные выдумали,—заявляет Ростен,—что женщина
стремится на производство, хочет работать на фабрике. Все
это неверно. Женщины не имеют никакого стремления к
фабрике, никакого стремления к чиновничеству и к парламенту...
Уютный дом, любимый муж и куча счастливых детей ближе
всего сердцу женщины»4.
Вот она—разгадка сферы бессознательного у женщины.
Вот в чем оказывается ее идеал. «В замужестве женщина
находит высшую цель. Быть женой и матерью—вот цель женщины
и ее высшая радость»5.
Действительно фашистами сделано удивительное открытие!
Как много «нового» в этих словах! Женщину на кухню—вот
лозунг современного капитализма. Замужество—вот что
должно быть идеалом женщины XX века, заявляют фашисты. Вот
почему национал-социалисты распространяют анкеты среди
женщин, требуя у них ответа: «почему вы не вышли замуж?». «По-
1 А. Rosenberg, Der Mythus des XX Jahrhunderts, S. 483.
2 Hitler, Mein Kampf.
a Rosten, Das ABC des Nationalsozialismus, S. 158,
' Там же, стр. 164.
3 Там же, стр, 162.
120

чему у вас нет детей?». Ведь пушечное мясо так нужно
фашистам.
Ростен уверяет женщин, что они могут ожидать «спасения»
только от фашизма: «национал-социализм,—говорит он,—
хочет немецкой женщине снова предоставить возможность найти
свое собственное призвание, к которому она предназначена
самой природой—быть женой и матерью»1.
Уже эти высказывания дают ясное представление о том,
что фашистские «теоретики» в этом вопросе идут по стопам
Ницше, но еще более ницшеанские тенденции выражаются в учении
фашизма об отношениях женщин к мужчинам.
«Женщины и мужчины,—говорит Шпенглер,^два
враждующих лагеря. Женщина достигает своей победы в
беременности»2. Он «доказывает» свое положение. «У аотеков, римлян
и мексиканцев родившая женщина приветствовалась как
храбрейший воин, а та, которая умирала от родов, хоронилась при
тех же обрядах, как и павший герой»3.
Но вот здесь-то и начинается вечный антагонизм между
женщиной и мужчиной. Мужчина хочет иметь сына, чтобы
воспитать из него воина. Женщина же против участия сына
в войне. Что может женщина понять в радости битвы, которая
уничтожает ее победу, одержанную в беременности?
Розенберг прямо по-ницшеански ставит вопрос об
отношениях полов: «Власть сладка, к ней стремится женщина, так
же как и мужчина»4. Оказывается антагонизм мужчины и
женщины состоит в борьбе за власть. Но... Розенберг
предупреждает: «нужно твердо усвоить, что женское господство приводит к
гибели культуры: вот яркий пример из области истории:
результатом господства женщин в Америке явилось падение
культурного уровня нации»5. Отсюда вывод: мужчины должны
господствовать.
Идеал Ницше должен быть осуществлен.
ФИЛОСОФИЯ НИЦШЕ И ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ ИДЕОЛОГОВ ФАШИЗМА
На заре развития капитализма, когда буржаузия была
заинтересована в росте производительных сил и вследствие
этого—в прогрессе науки и техники, она устами своих лучших
мыслителей провозглашала возможность познания мира и
призывала к изучению его закономерностей. Идеологи восходящей
1 Sorten, Das ABC des Nationalsozialismus, S. 162.
2 О. Spengler, Der Untergang desAbendland.es, S. 403.
3 Там же, стр 403—404.
4 A. Rosenberg, Der Mythus des XX Jahrhunderts, S. 408.
6 Там же, стр. 473.
121

буржуазии XV111 века, французские материалисты, призывали
к изучению самой действительности, считая, что истина
существует только одна и она может быть понята изучением самой
природы. Величайшим доверием к разуму дышат сочинения
этих мыслителей. Как горячо призывают они во всем
подчиняться его выводам, слушаться только его, ему одному
доверять. Гольбах пишет: «Руководимый опытом разум должен
наконец поразить в их источнике предрассудки, жертвой
которых был так долго человеческий род... истина одна; она
необходима человеку, она никогда не может повредить ему, ее
непобедимая сила обнаружится рано или поздно»1.
Пусть французские материалисты еще оставались
идеалистами в области истории, пусть, будучи метафизиками и
механистами, они не знали идеи развития и пытались установить
единый, всеобщий, во всех существах проявляющий себя
«естественный закон», представление о котором было настолько же
туманно, насколько универсально его применение,—все же
они были подобно другим мыслителям этого класса XVII и
XVIII вв. великими оптимистами в области познания
действительности.
Блестящий представитель восходящего класса Дидро
писал: «Природа подобна женщине, которая любит наряжаться
и которая, показывая из-под своих нарядов то одну часть тела,
то другую, подает своим настойчивым поклонникам некоторую
надежду узнать ее когда-нибудь всю»2. В этом остроумном
сравнении чувствуются вся сила и оптимизм класса, идущего к
победе.
В полную противоположность всему этому мыслители,
выражающие идеологию современной буржуазии, стоят на
позициях агностицизма и алогизма.
Зачем сейчас загнивающему классу изучение
действительности, ее законов и неумолимого развития? Капиталистам нет
никакой нужды сейчас расширять и увеличивать познание
природы. Рост науки не нужен тем, которые не заинтересованы в
развитии производительных сил, а стараются всеми мерами
затормозить прогресс техники.
Но самым страшным для идеологов современной буржуазии
является познание законов истории, установленных Марксом.
Именно потому, что сама необходимость исторического
развития направлена против господства буржуазии, последняя
прилагает все силы, чтобы опровергнуть само учение о по-
1 Гольбах, Система поироды, Гиз, стр. 4.
2 Дидро, Избр. соч./Гиз, 1926, стр. 83.
122

добной необходимости. Законы истории—против буржуазии,
поэтому буржуазия отвергает самую возможность этих законов.
Буржуазии сейчас нужна иная точка зрения. Обосновать свои
действия она не может исторической необходимостью, поэтому
она поворачивает к иррационализму и мистицизму.
Особенной выразительности и полноты достигает этот
процесс в идеологии фашизма. В самом деле, может ли фашизм
обосновать свою тактику, исходя из законов развития самой
действительности? Может ли практика всего предшествующего
и настоящего развития человечества оправдать те нелепые и
реакционные теории, посредством которых фашисты
стремятся замаскировать свою попытку остановить движение
истории?
Фашистская идеология реакционна во всех своих частях,
но в области теоретико-познавательных вопросов о,на наиболее
реакционна.
Прежде всего в этом отношении показательна книга
Шпенглера «Закат Европы». Алогизм, возведенный в принцип,
мистика вместо разумного обоснования—вот основа его философии.
Я уже указал, что Шпенглер сам признает влияние Ницше на
развитие его философских взглядов. Мы показали это на целом
ряде проблем. В теории познания Шпенглера это воздействие
Ницше наиболее ярко выражено.
Шпенглер заявляет, что открытая им истина представляет
собой нечто новое и, главное, такое, которое снимает все споры,
ведущиеся по поводу истории. Совсем «не в том дело, что будто бы
религиозные и художественные явления изначальнее
социальных и экономических. Истина не в этом и не в обратном
утверждении. Для того, кто действительно приобрел полную свободу
взглядов, "вне зависимости от всяких личных интересов, какого
бы порядка они ни были, нет вообще никакой зависимости или
приоритета, нет причины и действия, нет различия в степени
ценности и важности»1 (подчеркнуто нами.—Б. Б.)
Оказывается, не правы ни материалисты, ни идеалисты. Вся
суть в том, что люди ищут причины событий или же цель, в
то время как в действительности, говорит Шпенглер (и в
этом отношении он полностью повторяет Ницше), нет никакой
причинности и никакой цели.
Шпенглер уделяет особое внимание критике понятия
причинности и установлению закономерности в истории, {елать
объяснить историю с точки зрения причинности, говорит он,
это значит убить все живое, что есть в ней, «причина требует
1 Шпенглер, Закат Европы, т. I, стр. 31.
123

разложения, она связана со смертью1. Попытка причинного
объяснения истории означает конец настоящего понимания ее.
Тот, кто утверждает этот принцип, только показывает, что он
не принимает жизнь как она есть, а боится ее.
В нем, т. е. причинном объяснении мира, слышится уже
голос боязни мира2.
Пытаться установить закономерность всего существующего,
значит признать причинную зависимость, т. е. превратить живое
в мертвое и действующее в неподвижное. Причинность
совпадает с понятием закона. Законы бывают только основанные на
причинности»3.
«Кто разлагает элемент мира ощущений, познавая его, кто
усвояет его при помощи причинного опыта (подчеркнуто
нами.—Б. Б.)—объясняет его, исходя из сцепления известного
механического целого, тот следовательно подчиняет все живое
становление неподвижно ставшему, тот неизбежно будет
обозревать всю сумму бытия с точки зрения причины и
следствия, без внутренней устремленности, без тайны»4.
Так подходить к истории нельзя, учит Шпенглер.
Подходить к истории как к науке, значит ее совершенно извратить.
Этим де наносится самый страшный удар истории. Научное
описание истории есть сплошное противоречие. «Природу,—
говорит он,—нужно трактовать научно, история требует
поэтического творчества»5.
Тот, кто ищет имманентную логику истории в причинной
последовательности, найдет только «бессмысленную, шутовскую
комедию».
Но как же нужно подходить к истории? В чем должно
состоять это своеобразное поэтическое творчество? Шпенглер
дает ответ, показывающий, насколько глубоко в прошлое уходят
сейчас идеологи буржуазии, стремящиеся будто бы дать нечто
новое. Этот ответ показывает всю полноту разложения
буржуазной мысли, ее гниения и распада.
Оказывается, надо отбросить все предыдущие попытки
объяснения истории. Настоящую сущность истории составляет
судьба. «Настоящая история имеет судьбу, но никаких
законов»6. «В идее судьбы открывается изыскание душой мира, ее
желание света, возвышения, завершения и осуществления ее
1 Шпенглер, Закат Европы, т. I. стр. 127.
2 Там же.
3 Там же.
4 Там же.
5 Там же, стр. 1Ü7.
G Там же, стр. 127.
124

назначения. Она не чужда ни одному человеку, и только
поздний человек больших городов, с новой привязанностью к
фактам и владычеством механизирующего интеллекта над
внутренней жизнью, теряет ее из вида, пока она вдруг в один из часов
углубления не возникает перед ним в ужасающей ясности,
ниспровергающей всю причинность внешности мира»1.
Вот оно, великое открытие современных идеологов
фашизирующейся буржуазии, вот последнее достижение
буржуазной мысли, в которой наиболее глубоко выявляется ее сущность.
Действительно стоило в течение сотен лет собирать и
систематизировать исторические факты, копаться в пыльных архивах,
предпринимать громадное количество раскопок, тратить массу
средств, чтобы в конце концов притти к первобытному
объяснению мира, к представлению дикаря.
Шпенглер поясняет: «Судьба есть слово для не поддающейся
описанию внутренней достоверности. Можно пояснить сущность
причинности физической системы или системой теории познания,
числами, анализом понятий. Идею судьбы может сообщить
только художник портретом, трагедией, музыкой. Одно требует
разложения, другое—созидания (подчеркнуто нами.—Б. Б.).
В этом коренится связь судьбы с жизнью, причинности со
смертью»2, (подчеркнуто нами.—Б. Б.).
Мимо судьбы проходили все создатели рассудочных
построений, потому что они подобно Канту за абстракциями не видели
действительного мира. По Шпенглеру, пространство
противоречит времени, хотя последнее лежите основе первого. «Такой
же приоритет принадлежит и судьбе». С самого начала мы имели
идею судьбы, а потом только появляется попытка рассудка
разобраться в действительности. Причинность стремится
обосновать другой мир, чтобы избавиться от неумолимой судьбы.
Вот как извращается действительность. События ставятся
наголову.
Существует постоянная вражда, объясняет нам Шпенглер,
между строгим мышлением и искусством. Пусть Кант чувствует
свое превосходство над Бетховеном, последний отвергает
«критику чистого разума» как «убогий способ мировоззрения».
Шпенглер выступает также против телеологии.
«Телеология—это карикатура идеи судьбы»3. Телеология только
переворачивает принцип причинности.
Но как же определить судьбу? Ее надо почувствовать. В
этом-то и смысл того, что истинная наука есть поэтическое
1 Шпенглер, Закат Европы, т. I, стр. 127.
2 Там же.
8 Там же, стр. 130.
125

творчество. «Итак, морфологическим элементом причинности
является принцип, а таким же элементом судьбы—идея, которую
нельзя «познать», описать, определить, а можно только
чувствовать и внутренне переживать, которую можно или совсем не
понимать и в достоверности ее быть вполне убежденным, подобно
раннему человеку, а из позднейших—всем действительно
значительным, как то: верующим, любящим, художникам и поэтам»1.
Нои поэт не в состоянии почувствовать всякий мир. Дело в
том, что нет единого мира. Миров столько же, сколько людей.
Картина мира это не что-то объективно существующее вне нас,
не что-то определенное, она меняется в зависимости от культуры.
Поэтому-то и систематическое определение жизни неправильно.
Понять—это значит почувствовать своеобразие мира.
«Физиогномика, а не систематика—вот наша задача»2, заявляет
Шпенглер.
«Действительность—иными'словами мир по отношению к
душе—для каждого отдельного человека и каждой отдельной
культуры есть проекция обладающего направлением в области
протяженного; она—воплощение внутреннего бытия и сущности,
собственное, отражающееся в чужом; она означает само это
бытие. Путем столь же творческого, сколь и бессознательного
акта—не «я» осуществляю возможное, но «оно» осуществляется
через мое посредство как эмпирической личности; из
совокупности чувственных и относящихся к области памяти элементов
с полной неизбежностью внезапно возникает «этот мир»,
единственно существующий для меня (подчеркнуто нами.—Б. Б.).
Таким образом необходимость судьбы, а не необходимость
причинности властвует и определяет существование души и,
следовательно, ее осуществление. Поэтому существует столько
же миров, сколько людей и культур, и в существовании каждого
отдельного человека этот мнимо единственный,
самостоятельный и вечный мир, про который каждый думает, что он
существует в том же виде и для других—есть вечно новое, однажды
существующее и никогда не повторяющееся переживание»5.
Полный релятивизм, абсолютная относительность любого
представления о мире—вот к какому выводу приходит Шпенглер.
И здесь он идет всецело по стопам Ницше.
Можем ли мы в таком случае понять другие культуры?
Способны ли мы проникнуть в сущность того, что переживалось
чуждыми нам людьми? Ответить утвердительно на этот вопрос
значит обманывать себя. Греки во всем чужом узнавали только
1 Шпенглер, Закат Европы, т. I, стр. 130.
2 Там же, стр. 173.
8 Там же.
126

свое. Но разве мы поступаем не так же, когда подходим к
греческой картине мира? В чуждые нам мысли и намерения мы
вкладываем собственное мирочувствование. И мнение, будто
шедевры античных скульптур полны жизни, для нас совершенно
неверно.
Нет единой природы, реальной и независимой от нас:
«природа—это переживание, насквозь насыщенное личным
переживанием. Природа—это функция соответствующей культуры»1
(подчеркнуто нами.—Б. Б.). Отсюда—символика картины мира
и отдельных культур. Идея макрокосма есть не что иное, как
совокупность символов по отношению к душе. «Все, что
есть,—есть также символ»2. Все знаки культуры, язык,
письмена—суть символы. Мы иногда можем заметить общее и в
механических картинах мира, забываем про все индивидуальное
и следовательно символическое. Но оно существует всегда.
Место причины и действия, пользы и идеала должно занять
вчувствование в чистоту и силу языка форм, в напряженность
их символического значения^-Отсюда понятно, что ту или иную
культуру и все ее ценности может понять только тот, кто сам
принадлежит к ней, кто близок ей по крови. «Каждая из
великих культур обладает тайным языком мирочувствования, вполне
понятным только тому,чья душа принадлежит к этой культуре»3.
Только случайно мы можем кое-что прочитать в душе грека,
так как она представляет полную противоположность западной
душе. Нужно иметь «браминскую душу», чтобы понять культуру
древних индусов. Культура, как подобие и совокупность
символов—вот единственный язык, которым выражается душа.
Символы суть чувственные единства, глубочайшие, неделимые
и главное не преднамеренные впечатления определенного
значения. «Символ есть часть действительности, обладающая
для телесного или умственного глаза определенным значением,
рассудочным способом не передаваемая»4.
Символом является и сам человек как отдельное лицо,
как семейство, как раса, как народ. «Это смелая и трудно
доступная точка зрения», пишет Шпенглер. Насчет смелости
можно не согласиться, а относительно трудности Шпенглер
вполне прав. Действительно нет ничего труднее, чем проникнуть
в этот мир идей Шпенглера, полный «символов» и произвольных
построений. Но в этом-то и суть дела для современных
идеологов буржуазии. Не доказывать, а изрекать, не проникать в сущ-
1 Шпенглер, Закат Европы, т. I, стр. 179.
2 Там же, стр. 174.
8 Там же, стр. 191.
4 Там же, стр. 170.
127

несть самой действительности, а окутывать ее туманом
мистицизма—вот истинная цель защитников загнивающего класса.
И в самом деле, что может быть более приемлемым для
защитников этого класса, чем утверждение, что «познать
человека, значит узнать его идею судьбы. Ответов столько же,
сколько спрашивающих... для настоящего мыслителя нет
абсолютно верных или неверных точек зрения»1. Если стать на
подобную точку зрения, то можно принять любую иллюзию,
любое фантастическое представление считать истинным. Видеть
то, что хочешь видеть, слышать то, что хочешь слышать,
понимать все так, как это желательно. В таком случае
философия становится своего рода умственным опиумом, где в
грезах «любителя мудрости)) развертывается расцвеченная его
страстным стремлением и ограниченная только его
способностью фантазии выдуманная действительность.
Шпенглер, как мы видели, во многом повторяет Ницше. Но
мы находим у него целый ряд высказываний о философии
последнего. Что же оказывается? т11пенглер недоволен Ницше.
Он считает, что Ницше—это наивный релятивист. Его
исторический горизонт был-де совершенно недостаточен. Ницше
пытался обобщить целый ряд своих построений, сюда относятся
мораль господ, понятие сверхчеловека и белокурого зверя.
Шпенглер заявляет, что это звучит по меньшей мере наивно:
что может иметь общего Толстой со средними веками, с Данте
или Лютером или индус с Софоклом, или японец с Заратустрой?
У каждого свой мир, свое понятие жизни, своя
действительность. Что касается его, Шпенглера, то он конечно не
может допустить подобного, его релятивизм не ограничен ничем,
не заключает в себе ничего устойчивого, он «бесстрашно»
идет до конца.
Но чего Шпенглер совершенно не может простить Ницше,
это того, что последний находится под некоторым влиянием
Дарвина. Что может быть ужасней? Как можно допустить такое
осквернение философии! Ницше был учеником Шопенгауера,
говорит Шпенглер, но разорвал с ним и перешел к Дарвину;
ведь воля к жизни идентична с борьбой за существование, а
«воспитание сверхчеловека вытекает из понятия искусственного
подбора. Ницше, когда писал афоризмы, был учеником
Дарвина»2. Более того, Ницше осмеливается, подобно Руссо, Ибсену,
Марксу, верить, что он может своей теорией переделать
«течение» жизни. Какой непростительный вызов «судьбе»!
1 Шпенглер, Закат Европы, т. I, стр. 24.
2 Там же, стр. 397.
128

Но выразив свое недовольство по] этому поводу, будучи
оскорблен в своих лучших чувствах грехопадением учителя,
Шпенглер все же находит возможным его простить. «Его, Ницше,
аристократические вкусы, которые ежеминутно оказываются
под вопросом вследствие его дарвинистически-физиологических
склонностей, ни в коем случае не являются чем-то не
допускающим выбора, непосредственно достоверным и скорее выражают
собой мощный пафос замедлившего на южных горах Фауста,
который со всей северной страстностью отрекается от своей
судьбы и хочет освободиться от плебейства, ощущаемого им
во всем своем существе»1.
Но Шпенглер не одинок. Если познакомиться с работами
других фашистских идеологов, то прежде всего бросается в
глаза их полный иррационализм, абсолютное недоверие к
разуму и науке. Там, где фашисты указывают на расу, а это
основное их положение, они считают буквально оскорбительным
упоминать о законах, открытых Дарвином. У последнего, по их
мнению, все это получается плоско, механически. А ведь раса—
это голос крови, ее понять нельзя, ее нужно почувствовать. В
этом отношении чрезвычайно показательна книга Розенберга
«Миф XX века». Одно название уже чего стоит! Оно вполне
соответствует содержанию. А между тем Розенберг самым
серьезным образом заявляет, что «задачей нашего столетия
является, согласно новому мифу, создать новый
человеческий тип»2.
Подобно Шпенглеру и целому ряду других, он заявляет,
что все произведения науки и искусства могут быть
действительно поняты только людьми, родными по крови тем, которые
создали их. «Искусство,—пишет Розенберг,—всегда творчество
определенной крови и определенная форма искусства может быть
понята только существами одинаковой крови... но так же и
наука—следствие крови»3.
А так как все искусства и науки, буквально все лучшее
творчество, являются, по мнению фашистов, результатом
германской расы, то отсюда вполне логичный вывод, что понять это все
могут только люди германской крови. Поистине: «все лучшее
принадлежит мне и моим» (Ницше).
Помимо того, что в качестве абсолютных релятивистов и
иррационалистов фашистские теоретики чрезвычайно близки к
Ницше, есть еще один момент в теории познания фашистов,
который необычайно ярко выражает их ницшеанство.
1 Шпенглер, Закат Европы, т. I, стр. 376.
а А. Rosenberg, Der Mythus des XX Jahrhunderts, S. 22.
» Там же, стр. 117.
9 Философия Ницше и фашизм.
129

Мы установили при изложении теории~, познания Ницше,
что он был представителем своеобразного прагматизма. Истинно
то, что служит наивысшему подъему сил, что увеличивает волю
к мощи. В конечном итоге так как^наиболее сильными людьми
оказывались наиболее знатные по своей расовой чистоте,
истиной для Ницше было то, что способствовало укреплению
и распространению власти людей «чистой крови, высшей
расы».
А что собой представляет теория познания фашистов? К
чему сводится в конечном итоге их критерий истины? Розен-
берг пише: «Наука, искусство и прочее, когда они истинны,
служат органической правде, т. е. расово-определенному народу.
Отсюда они исходят, сюда и возвращаются.И их определенный
критерий они находят в том, что структуру и внутреннюю
ценность расы народа—повышают»1.
«Здесь исчезает конфликт науки и 'религии»2.
В выше приведенном отрывке идеи Розенберга полностью
совпадают с идеями Ницше. Что может быть сейчас
буржуазным теоретикам удобнее ницшеанства? Всякая картина мира
произвольна. Нет ничего объективного. Разум умерщвляет
действительность. Только чувство дает истину. Последняя
не отражение реальной действительности, а то, что
благоприятствует поставленной цели. Кровавое насилие, террористическая
практика не могут иметь другого обоснования.
Мы выяснили, какую большую роль играют ницшеанские
мотивы в фашистской идеологии. Нет ни одного основного
вопроса в «теоретических» построениях фашизма, который бы
освещался вне участия ницшеанских идей. Однако думать,
что предыдущим изложением мы исчерпали всю идеологию
фашизма, было бы неверно. Как я уже объяснил в первой главе
настоящего сочинения, идеология фашизма чрезвычайно
эклектична, что объясняется разнородностью его социальной базы.
Но несомненно ницшеанские тенденции занимают в ней одно
из первых мест, потому что вся эклектичность этой идеологии
подчинена одному принципу—соединению того, что есть самого
реакционного в предыдущих теоретических системах. А по
этому признаку философия Ницше безусловно стоит на первом
месте.
При всем этом даже не все моменты философии Ницше могут
быть использованы фашизмом. Так, атеизм Ницше совсем не
по душе фашизму. И в самом деле, разве может фашизм отказать-
1 А. Rosenberg, Der Mythus des XX Jahrhunderts, S. 642.
2 Там же.
130

ея of faKoro испытанного средства одурманивания масс как
религия? Фашизм, который соединяет самое зверское насилие
с самой безудержной демагогией, не может отказаться от все-
освящающего обмана церкви. Откровенность Ницше в этом
вопросе шокирует фашистов. Правда, среди фашистских
«теоретиков» делаются попытки интерпретировать атеизм Ницше
по-своему. Ланге пишет, что Ницше называют атеистом потому,
что он отрицал^веру в традиционного бога. Но нельзя забывать,
прибавляет он, что для него человек был смыслом земли. «Эго
значит действительный, храбрейший, творческий человек
наполняет смысл земли. Потому что смысл земли это борьба,
борьба за власть... борьба как единственная действительность,
вот в чем была вера Ницше»1. Розенберг, так же как и
Муссолини, говорит о том, что они признают «бога героев». Но этим
они не могут ограничиваться. Им нужна настоящая религия с
ее колоссальным аппаратом и громадным опытом в деле обмана
масс.
Фашисты открыто заявляют, что они стоят на страже
религии. Так Муссолини пишет: «В фашистском государстве религия
рассматривается как одно из глубочайших проявлений духа и
поэтому религия имеет не только признание, но защиту и
покровительство»2.
Фашизму нужна религия для прикрытия своей кровавой
практики, и проституированные отцы церкви конечно не
отказывают ему в своем покровительстве.
Тот крест, который благословлял кровавые крестовые
походы, освящал десятилетние разбойничьи войны феодалов, сиял
божьей благодатью над кострами свирепых инквизиторов,
санкционировал] капиталистическое угнетение и хищническую
борьбу империалистов за бырыши,—стоит сейчас на страже
самого зверского насилия, к самой жестокой реакции,
поддерживая господство фашистского топора.
1 Lange, Der Germanische Nietzsche, «Nationalsozialistische Monats
hefte» № 7.
a «Enciclopedia italiana» XIV, Mussolini, Fascismo.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подводя итоги всему вышеизложенному, мы должны
указать, что как философия Ницше, так и ницшеанские ,черты в
идеологии фашизма лишены всякой научной основы.
Исходным пунктом Ницше и идущих по его стопам фашистов
является расовая теория. Однако целый ряд исследований
даже многих буржуазных ученых показал, что там, где
исследование сделано действительно добросовестно, материал
обращается против расовиков. Последние утверждают, что
существуют твердые и неизменные признаки—телесные и духовные—у
рас; оказывается, что выводы расовиков о неизменности этих
признаков вне всякого влияния среды, передаваемых по
наследству, являются мифом. Именно среда играет первенствующую
роль в выработке этих признаков.
Исследование же людей так называемой «северной» расы
приводит к парадоксальным и убийственным для расовиков-
фашистов выводам: «что так называемые германские «расовые»
признаки значительно более распространены как во Франции,
так и в Англии, чем в самой Германии, благодаря тому, что
оба эти народа имеют в своем составе не меньше германских
элементов, чем немцы»... Что как раз наиболее громкие
представители «тевтонской» расовой политики—пруссаки
сравнительно еще недавно вышли из лона славянства»1.
Практика является критерием истины.
И именно практика национальной политики у нас в стране
показывает полную абсурдность обнаглевших фашистских
теоретиков.
На огромной территории нашего необъятного союза живут
десятки национальностей самого различного экономического
быта и уровня культуры. И тем не менее мы первый раз в
мировой истории наблюдаем великую единую творческую работу
1 Шийк, Расовая проблема и марксизм, 1930, стр. 70—71.
132

трудящихся различных наций. Их объединила великая цель—
построение социализма. Трудящиеся различных наций сознают
себя членами великого человеческого коллектива, стремящегося
создать коммунистическое общество. Никогда ни одна власть
в мире кроме советской не стремилась изжить национальной
вражды. Никогда на таких колоссальных пространствах, как
занимаемое СССР, трудящиеся различных наций не чувствовали
себя столь сплоченными, как сейчас у нас.
Только советская власть могла создать такое общество, где
трудящимся каждой нации обеспечено творческое развитие
всех сил. Мы говорим не только о правовом равенстве
различных наций, которое полностью осуществлено в СССР. Мы
говорим тут о ликвидации фактического неравенства и отсталости
угнетавшихся сотнями лет царизмом народов СССР. Проводя
план нашего социалистического строительства, мы уделяем
вопросу хозяйственного и культурного развития
национальных республик и автономных областей максимум внимания.
Бюджет отдельных национальных республик растет
значительно быстрее, чем бюджет центральных областей. Многим*
из этих народностей приходится сразу от патриархальных
отношений и феодализма, минуя капитализм, переходить к
социализму. Этим вызываются ускоренные темпы строительства
в национальных республиках. Так бюджет РСФСР в 1932 г. по
сравнению с 1927/28 г. поднялся на 170%, в ТуркССРза тот же
период на 533%, а в ТаджССР—на 958%. И что же оказывается?
Даже те области и края, которые были во времена царизма
населены полудикими племенами, начинают быстрым темпом
приобщаться к культурной жизни всей нашей великой страны.
Вырастает новый человек. Из темного, полузабитого,
безграмотного и угнетенного «инородца» вырастает грамотный, с
широким кругозором строитель социалистического
общества;
Расовая теория окончательно разбита практикой развития
национальностей в СССР, национальной политикой
большевиков.
То внимание, которое уделено советской властью
национальному вопросу, те условия, в которые были поставлены со
времени октября 1917 г. трудящиеся различных
национальностей, и тот рост, которого последние достигли, все это
показало, что не наследственные расовые черты играют главную], jnb
в развитии человека, а социальная среда.
До войны в бывшем Туркестанском крае было всего 125
школ с количеством учащихся б 200 чел., в 1930/31 г. в одном
только Узбекистане насчитывалось 3 960 школ первой и второй
133

ступени с количеством учащихся в 332 тыс. чел., из которых
80% коренного населения. Если среди туркменов до революции
было 0,7% грамотных, то в 1931 г. их было уже 48,3%, среди
узбеков до революции 1,6%, в 1931 г.—51%, среди киргизов
до революции 0,6%, в 1931 г.—52,3%. Но не только одной
элементарной грамотностью ограничивается рост культурного
уровня. В техникумах Средней Азии рост учащихся в 1930 г.
по сравнению с 1925/26 г. составлял 636,9%. В вузах там же
в 1930 г. было 8 903 чел., из них 52,7% коренного населения.
Период 1930—1934 годов знаменуется еще более бурным
хозяйственным'и культурным подъемом национальных республик. Те
люди, о способностях которых такого нелестного мнения
фашистские теоретики, получают высшее образование и
становятся в первые ряды борцов за освобождение всего
человечества.
С октября 1917 г. мир разделился на два лагеря: мир
загнивающего капитализма и страну строящегося социализма.
Мы показали, что идеология фашизма вполне соответствует
его зверской террористической практике. В полную
противоположность этому гибнущему миру пролетариат строит
новое общество, базируясь на прочных научных основах
марксизма-ленинизма.
Фашисты провозглашают учение о неравенстве людей,
основываясь на расовой теории. Мы уже показали, что вся
практика нашей национальной политики опровергает эту
теорию. Однако певцы неравенства пытаются всячески оклеветать
тот идеал общественной жизни, который дает коммунизм.
Фашистские «теоретики», так же как и целый ряд буржуазных
«теоретиков» до них, пытаются показать, что марксизм стоит
на почве уравниловки, полного уравнения всех людей в
отношении потребностей, т. е. полного обезличивания их. Так между
прочим критикует социализм Муссолини.
Это—совершенный абсурд.
Тов. Сталин на XVII партсъезде показал всю вздорность
такого утверждения. Он дал четкую, единственно правильную
постановку вопроса о марксистском понимании равенства: «Под
равенством марксизм понимает не уравниловку в области
личных потребностей и быта, а уничтожение классов, т. е. а) равное,
освобождение всех трудящихся от эксплоатации, после того
как- капиталисты свергнуты и экспроприированы, б) равную
отмену для всех частной собственности на средства
производства, после того как они переданы в собственность всего
общества, в) равную обязанность всех трудиться по своим
способностям и равное право всех трудящихся получать за это по их
134

труду (социалистическое общество), г) равную обязанность
всех трудиться по своим способностям и равное право всех
трудящихся получать за это по их потребностям
(коммунистическое общество). При этом марксизм исходит из того, что вкусы
и потребности людей не бывают и не могут быть одинаковыми и
равными по качеству или по количеству ни в период социализма,
ни в период коммунизма.
Вот вам марксистское понимание равенства.
Никакого другого равенства марксизм не признавал и не
признает.
Делать отсюда вывод, что социализм требует уравниловки,
нивелировки потребностей членов общества, нивелировки их
вкусов и личного быта, что по марксизму все должны
ходить в одинаковых костюмах и есть одни и те же блюда, в
одном и том же количестве,—значит говорить пошлости и
клеветать на марксизм.
Пора усвоить, что марксизм является врагом уравниловки.
Еще в «Манифесте коммунистической партии» бичевали Маркс
и Энгельс примитивный утопический социализм, называя его
реакционным, за его проповедь «всеобщего аскетизма и грубой
уравнительности». Энгельс в своем «Анти-Дюринге» посвятил
целую главу бичующей критике «радикального уравнительного
социализма», выдвинутого Дюрингом как противовес против
марксистского социализма.
«Реальное содержание пролетарского требования
равенства,—говорил Энгельс,—сводится к требованию уничтожения
классов. Всякое требование равенства, идущее дальше этого,
неизбежно приводит к нелепости».
То же самое говорит Ленин:
«Энгельс был тысячу раз прав, когда писал: понятие
равенства помимо уничтожения классов есть глупейший и вздорный
предрассудок. Буржуазные профессора за понятие равенства
пытались нас изобличить в том, будто мы хотим одного
человека сделать равным другому. В этой бессмыслице, которую они
сами придумали, они пытались обвинить социалистов. Но они
не знали по своему невежеству, что социалисты—и именно
основатели современного научного социализма, Маркс и Энгельс—
говорили: равенство есть пустая фраза, если под равенством не
понимать уничтожения классов. Классы мы хотим уничтожить,
в этом отношении мы стоим за равенство. Но претендовать на
то, что мы сделаем всех людей равными друг другу, это
пустейшая фраза и глупая выдумка интеллигента»1.
Кажется ясно.
1 Речь Ленина «Об обмане народа лозунгами свободы и равенства».
135

Буржуазные писатели охотно изображают марксистский
социализм как старую царскую казарму, где все подчинено
«принципу» уравниловки. Но марксисты не могут быть
ответственными за невежество и тупость буржуазных писателей»1.
Пролетариат борется за организацию такого общества, где
будут созданы все условия для всестороннего и полного
развития всех людей, для наиболее полного проявления всех тех
творческих сил, которые таятся в миллионных массах и
которые так безжалостно и грубо подавлялись господствующим
меньшинством общества на всем протяжении истории. Это
совсем не обязательно, чтобы развитие одних совершалось за счет
рабства других; если так было, чем аргументирует Ницше, то
это совсем не значит, что так должно быть и так всегда будет.
Научный коммунизм доказывает, что планомерная
организация общественной жизни при исключительно высоком
развитии производительных сил обеспечивает каждому человеку
возможность проявления всех своих высших способностей.
Такие же чувства, как стремление к власти и господству над
другими людьми, являются не природными инстинктами, как
это изображает Ницше, а чувствами, воспитанными в
атмосфере классового угнетения. И Ницше, как это многие делали
до него, интересы эксплоататоров представлял естественными
чувствами, самой природой заложенными в организме
человека, инстинктами. Таким чувствам конечно не будет дана
возможность развития в условиях социалистического общества.
Если Ницше учил, что тело человека скрывает в себе
изумительную красоту и его нельзя подавлять за счет высших
стремлений духа, как об этом учила религия (и это привлекает
к Ницше взоры тех, которые мечтают о гармоническом развитии
человека), то нельзя забывать, что эта гармония, по Ницше,
доступна только немногим, причем она достигается за счет
уродования большинства. Только пролетариат ведет борьбу за
действительно гармоничное развитие человека, за здорового,
полного сил и бодрости человека, которому чужды как
психология аскета, так и существа, гордящегося развитием своих
наиболее «животных» инстинктов.
Философии неравенства Ницше и фашизма, которая
сводится в конечном итоге к учению о кастовом разделении
людей, пролетариат противопоставляет такую планомерную
организацию общественной жизни, при которой всем
участникам общественного производства будет предоставлена воз-
1 Сталин, Отчетный доклад XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б),
Иартиздат, 1934, стр. 47—48.
136

можность полного развития творческих сил, таящихся в
каждом.
Ницшеанскому учению о сильной власти, олицетворенной
в вожде, облеченном божественной силой, в противовес
громадному большинству, массе, которая представляет собою
только стадо и обязана беспрекословно
подчиняться,—пролетариат противопоставляет такую организацию общественной
жизни, при которой мы будем иметь «демократию действительно
полную, входящую в привычку и потому отмирающую» (Ленин).
Для создания коммунистического общества пролетариат
ведет ожесточенную классовую борьбу под руководством
коммунистической партии и вождей ее. Но вождь компартии это
не человек, окруженный мистически божественным ореолом.
Вождь пролетариата это тот, кто воплотил в себе силу и
мощь восходящего класса, кто пользуется его доверием и
любовью. Воля вождя пролетариата—это воля миллионов
трудящихся, выдвинувших его, борющихся за создание нового
коммунистического общества.
Руководство вождя в революционном движении
пролетариата основано на самом широком развитии пролетарской
демократии, которая, в противоположность буржуазной демократии,
представляет первую в истории действительную демократию
широчайших масс миллионов населения, втягиваемых в дело
управления страной, в дело руководства государством.
Фашистскому учению о тупой массе пролетариат
противопоставляет лозунг своего великого учителя, что «каждая
кухарка должна научиться управлять государством».
Вождь коммунистической партии—т. Сталин в своей речи
на съезде колхозников-ударников сказал: «Прошли те
времена, когда вожди считались единственными творцами
истории, а рабочие и крестьяне не принимались в расчет. Судьбы
народов и государств решаются теперь не только вождями, но
прежде всего и главным образом—миллионными массами
трудящихся»1.
На протяжении тысяч лет человеческой истории велись
кровавые войны. Господство одного эксплоататорского строя
сменялось другим, росла техника, но войны не исчезали,
изменялись только формы их ведения и орудия, которыми
пользовались для истребления людей. Фашизм ведет пропаганду новых
войн, которые своей кровопролитностью и разрушением должны
затмить все бывшие до сих пор.
1 Сталин, Речь на Всесоюзном съезде колхозников-ударников,
«Известия» от 23/II 1933 г.
137

Единственным государством, ведущим последовательно
политику мира, является Советский союз. Красная
армия—первая в истории армия, которая знает, за что она борется, что она
защищает. Красная армия—единственная армия, которая
преследует цели только обороны того великого строительства,
которое состоит в организации такого строя, при котором не будет
войн и разжиганию хищнических инстинктов разрушения будет
положен решительный конец.
Как много «нового» дает фашизм своей пропагандой
храброго, отважного, пренебрегающего опасностями воина! Его
этика так же стара, как старо угнетение и насилие.
Никакой морали господ не будет места там, где не будет
господ и подчиненных, где интересы всех будут интересами
каждого человека и главной целью всего общества будет
всестороннее развитие каждого человека.
«Белокурая бестия» будет окончательно сдана в архив
истории, ее будут изучать как памятник кровавой и
разбойничьей старины, порожденный классовыми различиями и
угнетением эксплоататорами громадного большинства трудящихся.
Одно из самых тяжелых явлений человеческой истории
находит полную поддержку и защиту со стороны фашизма. Это
угнетенное и зависимое положение женщин.
В полную противоположность этому пролетариат проводит
раскрепощение трудящихся женщин от двойной зависимости:
классового и бытового угнетения.
Тов. Сталин на XVII партсъезде сказал: «...женщины
составляют половину населения нашей страны, они составляют
громадную армию труда, и они призваны воспитывать наших
детей, наше будущее поколение, т. е. нашу будущность. Вот
почему мы не можем допустить, чтобы эта громадная армия
трудящихся прозябала в темноте и невежестве. Вот почему мы
должны приветствовать растущую общественную активность
трудящихся женщин и их выдвижение на руководящие посты,
как несомненный признак роста нашей культурности»1.
Эти слова лучше всего выражают нашу политику,
направленную не только на уравнение всех прав женщин с мужчинами,
но и на всемерное повышение их культурного и
политического роста. В то время как фашисты загоняют обратно
женщин на кухню, у нас одну треть работающих на
производстве составляют женщины. В Средней Азии, где женщины
недавно не могли появляться с открытым лицом на улице, рабо-
1 Сталин, Отчетный доклад XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б),
Партиздат, 1934, стр. 38.
138

тают сейчас у станка 18 тыс. женщин, 32% всех
производственных рабочих. За первую пятилетку влилось в производство у
нас 3,5 млн. женщин. Наше строительство обеспечивает
возможность развития всех творческих сил, которые беспощадно
подавлялись при предыдущих общественно-экономических
формациях. Женщины вовлекаются в дело управления
страной строящегося социализма. Женщин—членов советов у нас
400 тыс., в составе фабрично-заводских комитетов женщин—
до 48%, в коммунистической партии около полумиллиона
женщин, в комсомоле—свыше одного миллиона.
Что может быть тяжелее положения женщины-крестьянки
в капиталистических странах1
У нас открылась новая светлая жизнь перед женщиной-
колхозницей. В колхозах у нас 60 тыс. женщин—членов
правлений колхозов, 28 тыс. женщин-бригадиров, 9 тыс. заведующих
товарными фермами, 7 тыс. трактористок.
И это только начало!
Наиболее ярко сказывается загнивание буржуазной
идеологии в фашистском подходе к науке. Фашизм глумится над
всем тем, что было создано великого в области культуры. Ему
не нужна наука. Мистическими бреднями, идеей судьбы
заменяет он то, что было создано в течение сотен лет упорной,
могучей работы всего человечества и его гениев.
В противоположность этому пролетариат заявляет себя
законным наследников всего того лучшего и ценного, что было
создано на протяжении истории. Ему незачем скрывать
действительное развитие, он смело смотрит в глаза будущему. Он
сам строит это великое будущее. Марксистская теория познания
в полную противоположность фашистским учениям
утверждает возможность познания мира. Этот оптимизм основан на
полном доверии нашему разуму и вытекает из правильного
понимания диалектического единства теории и практики.
Таковы два мира.
Показав ницшеанские тенденции в идеологии фашизма,
мы сорвали с него маску и открыли его настоящее лицо
представителя вырождающегося и гибнущего мира. Мы обнажили его
истинные цели и намерениями он предстал перед нами.с
раскрытой пастью хищного зверя.
И этому загнивающему миру насилия и гнета противостоит
другой мир—великая Страна советов, где пролетариат и
колхозное крестьянство ведут героическую борьбу за построение
социалистического общества.
Воодушевленный великим примером социалистического
строительства в СССР, пролетариат капиталистических стран
139

под руководством Коммунистического интернационала ведет
ожесточенные бои против фашистских диктатур.
Пример СССР—это пример большевизма. Всемирноисто-
рические победы рабочего класса СССР в деле построения
социалистического общества—блестящее доказательство того, что
единственным путем, ведущим рабочий класс к победе,
является путь Ленина и Сталина.
Растут силы пролетарской революции. Никакие
преследования, никакой террор, никакая демагогия не смогут
остановить приближающуюся гигантскими шагами мировую
революцию.
Близятся дни великих решающих боев с капиталом. И когда
мощным революционным усилием пролетариат опрокинет
фашистские диктатуры и установит советскую власть во всем
мире, он сдаст в архив истории вместе с окровавленными
орудиями пыток и насилия все реакционное идеологическое
одеяние эксплоататорских классов, втом числе и философию Ницше.

СОДЕРЖАНИЕ
Стр.
ВСТУПЛЕНИЕ
Классовая сущность фашизма 5
Эклектичность идеологии фашизма 11
Ницше—«пророк» фашизма 15
Часть первая
УЧЕНИЕ НИЦШЕ
Идеологом какого класса был Ницше? 24
Ницше о неравенстве людей и рас 31
Социальный идеал Ницше 36
Антидемократизм Ницше 40
Культ войны у Ницше 44
Этика Ницше 47
Теория познания Ницше 51
Ницше о женщине 55
Ницше о нации, государстве, религии 58
Предшественники Ницше 63

Часть вторая
НИЦШЕАНСТВО В ИДЕОЛОГИИ ФАШИЗМА
Ницшеанство в расовой «теории» фашизма 68
Ницшеанство в фашистской «теории» государства 85
Ницшеанство в фашистском культе милитаризма 98
Ницшеанство в фашистской «морали» 108
Ницшеанство в учении фашизма о женщине 118
Философия Ницше и теория познания идеологов фашизма 121
Заключение 132