ТИОЛЬНАЯ
БИБЛИОТЕКА
ИЗДАТЕЛЬСТВО „ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА МОСКВА 1971
793.2
В 11
Составитель Н. С. Су х оцк а я,.
Художник Г. Е пи ш и н.
ЧИТАТЕЛЯМ И ИСПОЛНИТЕЛЯМ
В этой книге вы найдете произведения русской классической литературы, специально инсценированные для школьной сцены.
Инсценируя, то есть переведя в форму пьесы, беллетристическое произведение, можно сыграть его на сцене. Именно это мы вам предлагаем в нашем сборнике. Мы хотим дать вам возможность непосредственно прикоснуться к великим творениям русских писателей-классиков — ведь в процессе работы над спектаклем вам придется какое-то время жить в образах героев той или иной книги, самим участвовать в перипетиях их жизни, а это несомненно поможет вам глубже понять не только психологию героев, но и авторский замысел, идею произведения.
Большинство наших инсценировок рассчитано на исполнение школьниками 6—10-х классов, но некоторые, например «Басни Крылова», «Сказка о царе Салтане», могут исполняться ребятами младшего возраста, то есть учениками 2—5-х классов, так же как и роли детей в «Мальчиках», «Бирюке», «В дурном обществе».
После каждой инсценировки даны советы исполнителям. Вы увидите, что написаны они по-разному: одни кратко, другие более подробно; в одних ваше внимание обращено преимущественно на декоративное решение — как оформить постановку, в других — на особенности исполнения тех или иных ролей. Инсценировки очень разнообразны, и, естественно, советы к их постановке не могут быть одинаковыми. А то, что в советах относится к работе над любым спектаклем, повторять каждый раз, согласитесь, скучно.
з
Поэтому рекомендуем, приступая к работе над тем или иным спектаклем, просмотреть советы ко всем инсценировкам.
В некоторых особенно сложных инсценировках даны большие, подробные ремарки, объясняющие поведение и отношения героев. Эти расширенные ремарки, взятые, как правило, из текста произведения, являются также очень важными, непосредственными советами исполнителям. Они помогут вам верно представить себе действие, выявить то, что находится «за текстом» диалога действующих лиц и что этот диалог выражает.
Только не относитесь к нашим советам как к чему-то непреложному. Мы хотим лишь дать толчок вашей фантазии, а вовсе не указать единственно возможное решение спектакля. Чем больше вы будете фантазировать и придумывать сами, конечно, исходя из верного понимания произведения, тем лучше.
В «Рекомендательном разделе» вы найдете список пьес и отрывков из пьес, возможных для постановки на школьной сцене, а в «Музыкальном разделе» — романсы и песни на слова русских поэтов-классиков,.
Работая над инсценировкой, будьте очень бережны к тексту автора. Не позволяйте себе говорить текст неточно, «своими словами».
И непременно в начале работы прочитайте все произведение полностью: ведь всякая инсценировка является лишь его частью, а нельзя работать над частью, не зная хорошо целого. К тому же в оригинальном авторском повествовании вы всегда найдете важные и интересные дополнительные сведения о его героях, глубже проникнете в их психологию, ясней станет вам атмосфера действия.
Начиная репетировать, подумайте о том, что хотел сказать автор, что, следовательно, надо передать зрителям со сцены. Поговорите об этом, может быть, поспорьте и, лишь ясно определив для себя авторский замысел, приступайте к репетициям. Работая над ролью, определите главную цель поведения вашего героя — любое действие человека всегда целенаправленно. Подумайте, чего хочет, к чему стремится ваш герой в каждой сцене и какими средствами он пытается добиться желаемого. Подумайте о его характере, взаимоотношениях с партнерами, о его отношении к событиям пьесы. Поищите и внешнее его поведение — ведь, не правда ли,
4
характер человека отражается и в его мимике, жесте, походке, и в манере себя держать, и в ритме движений.
О том, как оформить сцепу, как сделать декорации для того или иного спектакля, сказано и в режиссерских советах и в советах художника книги. Рекомендации эти — разные. Таким образом, мы предлагаем два возможных сценических решения спектакля, но вы можете придумать и свое изобразительное решение его.
Полезно также познакомиться с тем, что писали о данном произведении современники автора и ваши современники — писатели, критики, литературоведы. Посмотрите иконографию: иллюстрации, фотоснимки. Не бойтесь, что потратите много времени,—это ведь интересно и поможет вам приобрести новые знания.
Радостной и успешной работы желаем вам, дорогие друзья!
Н. С. Сухоцкая
ОТ ХУДОЖНИКА КНИГИ
Роль художника в театре очень важна. Только сочетание работы актера, режиссера, художника делает театр — театром: зрелищем, наполненным чувством и мыслью.
В иллюстрациях к этой книге даны возможные сценические решения некоторых инсценировок. В советах исполнителям, помещенных после каждой пьесы, даны и рекомендации художника. В них он пытается коротко рассказать о том, как приблизительно рассуждает при работе над спектаклем театральный художник.
Разумеется, не все подробно и детально объяснено и указано: надо проявить догадливость и собственную изобретательность при изготовлении декораций. Прислушиваясь к советам, помните, что искусство требует самостоятельности, личных открытий. Поэтому ищите собственные решения,— умение приходит с опытом.
Г. И. Епишин
А. С. Пушкин
СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ, О СЫНЕ ЕГО СЛАВНОМ И МОГУЧЕМ БОГАТЫРЕ КНЯЗЕ ГВИДОНЕ САЛТА-НОВИЧЕ И О ПРЕКРАСНОЙ ЦАРЕВНЕ ЛЕБЕДИ
Инсценировка В, П. Соболевой
е
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
1-я девица — повариха.
2-я девица — ткачиха.
3-я девица — царица.
Б а б а р и х а.
Царь С а л т а п.
Князь Г в и д о п.
Гонец.
Бояре:
1	-ii.
2-й.
3-й.
Гости-корабельщики:
1-й.
2-й.
3-й.
Сенные девушки: 1-я.
2-я.
Богатыри Черномора.
Дядька Черномор.
Царевна Лебедь. Ведущий.
2	человека открывают и закрывают занавес, 2 человека с обеих сторон сцены держат полотнище, изображающее море (они же двигают по полу сцены полотнище, к которому прикреплен лебедь), 2 человека меняют декорации и двигают леску с привязанным к ней коршуном.
6
Картина!. СВЕТЛИЦА у окна сидят на лавке три девицы с прялками, а в глубине сцены сидит Б а б а р и х а.
На центральной части задней стены закрепляется занавес, или покрывало с русским узором, или гладкое одеяло темных тонов. Чуть выше лавки, на которой сидят девицы, на этом занавесе пришпилено булавками окно, нарисованное на плотной бумаге. Лавка покрыта ковриком или узорной тканью. У края сцены, под углом к рампе, стоит забор.
Ведущий (читающий за автора) стоит в зрительном зале у сцены, переходя иногда с одной стороны на другую.
В начале картины за забором появляется С а л т а н и прислушивается к разговору девиц.
Ведущий.
Три девицы под окном Пряли поздно вечерком.
1-я девица.
Кабы я была царица,—
Говорит одна девица,— То на весь крещеный мир Приготовила б я пир.
2-я девица.
Кабы я была царица,—
Говорит ее сестрица,—
То на весь бы мир одна
Наткала я полотна.
3-я девица.
Кабы я была царица,—
Третья молвила сестрица,—
Я б для батюшки-царя
Родила богатыря.
Незаметно появляется С а л т а н.
Ведущий.
Только вымолвить успела, Дверь тихонько заскрипела, И в светлицу входит царь, Стороны той государь.
Входит С а л т а н, девицы встают и кланяются в пояс.
Во все время разговора
Он стоял позадь забора;
7
Речь последней по всему Полюбилася ему.
С а л т а н.
Здравствуй, красная девица,— Говорит он,— будь царица И роди богатыря Мне к исходу сентября. Вы ж, голубушки-сестрицы, Выбирайтесь из светлицы, Поезжайте вслед за мной, Вслед за мной и за сестрой: Будь одна из вас ткачиха, А другая повариха.
С последними словами С а л т а н, а за ним девицы уходят, и занавес закрывается.
Ведущий.
В сени вышел царь-отец. Все пустились во дворец.
8
(После небольшой паузы.) t
Царь недолго собирался: В тот же вечер обвенчался.
Занавес слегка раздвигается, и показывается голова поварихи. Повариха произносит: «В кухне злится повариха». Следом за ней появляется ткачиха и говорит плачущим голосом: «Плачет у станка ткачиха». Затем выходят обе и говорят: «И завидуют оне государевой жене». Скрываются за занавесом.
Перед занавесом.
В те поры война была. Царь Салтан, с женой простяся, На добра коня садяся, Ей наказывал себя Поберечь, его любя. Между тем как он далёко Бьется долго и жестоко, Наступает срок родин...
Перед занавесом пробегает торопливо повариха. Остановившись на мгновение посередине, говорит, подхватывая слова ведущего и обращаясь к зрителям: «Сына бог им дал в аршин». Убегает.
С другой стороны выбегает ткачиха и, тоже задержавшись в центре сцены, обращается к зрителям: «Сына бог им дал в аршин». Убегает.
Занавес открывается.
Картина?. ТЕРЕМ ЦАРИЦЫ
У колыбели сидит царица, любуясь младенцем. Сенная девушка качает колыбель.
Ведущий.
И царица над ребенком, Как орлица над орленком...
Сенная девушка (качая младенца, повторяет слова ведущего).
И царица над ребенком, Как орлица над орленком.
Царица склоняется над младенцем. Затем поднимается, хлопает в ладоши. Входит гонец, и царица дает ему грамоту (лист бумаги, свернутый в трубочку и перевязанный шнурочком).
9
Ведущий.
Шлет с письмом она гонца, Чтоб обрадовать отца.
Царица вместе с сенной девушкой тихонько баюкают ребенка. В противоположном углу сцены гонца встречают Бабариха с поварихой и ткачихой. В то время как две из них похлопывают его по плечу, делая вид, что приветствуют, третья вынимает из его сумки царицыну грамоту и кладет вместо нее другую. Гонец уходит.
Бабариха (обращаясь к зрителям, злорадно повторяет текст подменной грамоты).
Родила царица в ночь Не то сына, не то дочь; Не мышонка, не лягушку, А неведому зверушку.
Занавес закрывается.
Картина 3
Действие происходит перед закрытым занавесом.
Ведущий.
Как услышал царь-отец, Что донес ему гонец, В гневе начал он чудесить И гонца хотел повесить; Но, смягчившись на сей раз, Дал гонцу такой приказ...
Появляется гонец.
Гонец (читает приказ царя).
«Ждать царева возвращенья Для законного решенья».
(Несколько раз проезжает под музыку по авансцене верхом на палочке с лошадиной головой.)
Едет с грамотой гонец И приехал наконец.
Слезает с коня и встречает ткачиху, повариху и Бабариху, которые подают ему на подносе стакан вина.
10
В е д у Щ И й.
А ткачиха с поварихой, С сватьей бабой Бабарихой Обобрать его велят...
Повариха (поднося, стакан вина).
Допьяна гонца поят...
Ткачиха (к зрителям).
И в суму его пустую (меняет грамоту) Суют грамоту другую.
Бабариха (обращаясь к зрителям, произносит текст подменной грамоты).
Царь велит своим боярам, Времени не тратя даром, И царицу и приплод Тайно бросить в бездну вод.
Занавес открывается.
К ар тина 4. ТЕРЕМ ЦАРИЦЫ
Царица сидит, склонившись над ребенком.
Ведущий.
И привез гонец хмельной
В тот же день приказ такой...
Входят бояре, слуги, позади них ткачиха, повариха и Бабариха. В эту толпу можно включить и гостей — кораб ельщиков (которые будут играть в следующих сценах), но не выдвигать их на первый план.
Входит гонец и, поклонившись царице, подает боярину царский приказ.
1-й боярин (читает).
«Царь велит своим боярам, Времени не тратя даром, И царицу и приплод Тайно бросить в бездну вод».
2-й боярин (как бы не веря своим ушам, берет грамоту и снова повторяет).
«Царь велит своим боярам, Времени не тратя даром,
11
И царицу и приплод
Тайно бросить в бездну вод».
Ведущий.
Делать нечего: бояре, Потужив о государе И царице молодой, В спальню к ней пришли толпой. Объявили царску волю — Ей и сыну злую долю, Прочитали вслух указ, И царицу в тот же час В бочку с сыном посадили, Засмолили, покатили...
Слуги выдвигают бочку. Царица, поклонившись в пояс во все стороны, берет младенца и входит в бочку. Слуги закрывают бочку крышкой и «смолят» *.
Толпа окружает бочку и, закрывая ее от зрителей, медленно задвигает ее за кулисы. Повариха, ткачиха и Бабариха выражают лицемерное отчаяние, то есть громко рыдают, закрыв лицо руками, а временами открывают его и злорадно хихикают, обернувшись к зрителям. Действие па сцене должно происходить на фоне текста ведущего.
Ведущий (после того как бочку укатили со сцены).
И пустили в окиян, Так велел-де царь Салтан.
1-й боярин (с сокрушенным видом, оборачиваясь к зрителям).
И пустили в окиян...
2-й боярин.
Так велел-де царь Салтан.
Все присутствующие (уныло хором).
Так велел-де царь Салтан.
Занавес закрывается.
1 Для этого заранее готовят ведерко и мочальную кисть, выкрашенную черной тушью.
12
Ведущий (медленно, распевно).
В синем небе звезды блещут, В синем море волны плещут; Туча во небу идет, Бочка по морю плывет.
Музыка.
Занавес открывается.
Картина 5. МОРСКОЙ БЕРЕГ
На задней стенке висит синий занавес с нашитыми на нем серебряными звездами. Перед звездным небом по волнам плывет бочка. Царица с царевичем, стоя позади бочки и слегка пригнувшись, держатся за деревянный каркас бочки и слегка качают его.
Ведущий.
Словно горькая вдовица, Плачет, бьется в ней царица; И растет ребенок там Не по дням, а по часам.
День прошел, царица вопит.., А дитя волну торопит.
Царевич (из бочки, громко).
Ты, волна моя, волна!
Ты гульлива и вольна;
Плещешь ты, куда захочешь, Ты морские камни точишь, Топишь берег ты земли, Подымаешь корабли — Не губи ты нашу душу: Выплесни ты нас на сушу!
Ведущий.
И послушалась волна: Тут же на берег она Бочку вынесла легонько И отхлынула тихонько.
При этих словах царица с царевичем, не показываясь из бочки, ставят ее на пол; полотнище с волнами в это время опускают.
13
Ведущий.
Мать с младенцем спасена;
Землю чувствует она.
Но из бочки кто их вынет?
Бог неужто их покинет?
Царевич.
£ын на ножки поднялся, Ж- дно головкой уперся, Понатужился немножко: «Как бы здесь на двор окошко Нам проделать?» — молвил он, Вышиб дно и вышел вон.
Царица с сыном выходят из-за бочки, радостно озираются вокруг.
Царица.
Мать и сын теперь на воле.
(Оглядываясь по сторонам.) Видят холм в широком поле, Море синее кругом, Дуб зеленый над холмом.
14
Царевич.
Сын подумал: добрый ужин Был бы нам, однако, нужен. Ломит он у дуба сук И в тугой сгибает лук.
(Одновременно все это проделывает.)
Со креста снурок шелковый Натянул на лук дубовый, Тонку тросточку сломил, Стрелкой легкой завострил И пошел на край долины У моря искать дичины.
Царица уходит.
(Царевич обходит сцену, всматриваясь в даль, в зрительный зал.)
К морю лишь подходит он, Вот и слышит будто стон...
Видно, на море не тихо;
(Останавливается около дуба.)
С левой стороны сцены появляется Лебедь.
Смотрит — видит дело лихо: Бьется лебедь средь зыбей, Коршун носится над ней; Та бедняжка так и плещет, Воду вкруг мутит и плещет... Тот уж когти распустил, Клёв кровавый навострил...
Над Лебедем спускается коршун.
(Стреляет в него из лука.)
Но как раз стрела запела, В шею коршуна задела — Коршун в море кровь пролил, Лук царевич опустил;
Коршун падает около Лебедя. Царевич подходит к ним и, загораживая их, оборачивается к зрителям, рассказывая:
Смотрит: коршун в море тонет И не птичьим криком стонет,
15
Лебедь около плывет, Злого коршуна клюет, Гибель близкую торопит, Бьет крылом и в море топит — И царевичу потом Молвит русским языком.
Царевич оборачивается. Коршуна уже нет; перед ним царевна Лебедь, которая под музыку машет крыльями.
Царевна Лебедь.
Ты, царевич, мой спаситель, Мой могучий избавитель, Не тужи, что за меня Есть не будешь ты три дня, Что стрела пропала в море; Это горе — всё не горе. Отплачу тебе добром, Сослужу тебе потом: Ты не лебедь ведь избавил, Девицу в живых оставил; Ты не коршуна убил, Чародея подстрелил. Ввек тебя я не забуду: Ты найдешь меня повсюду, А теперь ты воротись, Не горюй и спать ложись.
(Машет крыльями и под музыку медленно уходит.)
Появляется царица.
Царица.
Улетела лебедь-птица, А царевич и царица, Целый день проведши так, Лечь решились натощак.
Оба ложатся спать, царица — облокотясь на пригорок, а царевич — поло^ живши голову ей на колени.
Во время сна царицы и царевича занавес со «звездным небом» под му» зыку отодвигается в сторону, и открывается картина города на высоком холме,
К арт ина 6. ГОРОД ЗЛАТ О Г ЛАВЫЙ
Панорама города. Царевич.
Вот открыл царевич очи;
(Вставая, протирает глаза, с изумлением глядя на город.) Отрясая грезы ночи И дивясь...
...Перед собой Видит город он большой, Стены с частыми зубцами, И за белыми стенами Блещут маковки церквей И святых монастырей. Он скорей царицу будит; Та как ахнет!..
Царица просыпается, встает и в изумлении ахает.
То ли будет? — Говорит он.— Вижу я: Лебедь тешится моя.
Ведущий.
Мать и сын идут ко граду. Лишь ступили за ограду, Оглушительный трезвон Поднялся со всех сторон.
Музыка.
Появляются бояре, гонец, корабельщики, сенные девуш-к и, которые в пояс кланяются царице с царевичем.
К ним народ навстречу валит... Все их громко величают И царевича венчают Княжей шапкой и главой Возглашают над собой...
Царевич (выходит вперед, к зрителям).
И среди своей столицы, С разрешения царицы, В тот же день стал княжить он И нарекся: князь Гвидон.
Занавес закрывается.
17
Картина7. ГОРОД ЗЛАТОГЛАВЫЙ
Сцена с папорамой города. По сцене ходит князь Г в и д о н с подзорной трубой и всматривается в зрительный зал.
Г в и д о н.
Ветер на море гуляет И кораблик подгоняет; Он бежит себе в волнах На раздутых парусах. Корабельщики дивятся, На кораблике толпятся...
Через зрительный зал на сцену идут корабельщики.
1-й корабельщик.
На знакомом острову Чудо видят наяву...
2-й корабельщик.
Город новый златоглавый, Пристань с крепкою заставой...
3-й корабельщик.
Пушки с пристани палят, Кораблю пристать велят.
За сценой раскатистые дробные удары. Корабельщики выходят па сцепу.
Ведущий.
Пристают к заставе гости;
Князь Гвидон зовет их в гости, Их он кормит и поит И ответ держать велит...
Появляется сенная девушка с подносом, на котором стоят «золотые» стаканы.
Гвидон.
Чем вы, гости, торг ведете И куда теперь плывете?
18
Корабельщики (вместе).
Корабельщики в ответ...
1-й корабельщик.
Мы объехали весь свет, Торговали соболями, Черно-бурыми лисами...
2-й корабельщик.
А теперь нам вышел срок, Едем прямо на восток...
3-й корабельщик.
Мимо острова Буяна, В царство славного Салтана.
Г в и д о н.
Князь им вымолвил тогда: Добрый путь вам, господа,
19
По морю по окияну
К славному парю Салтану;
От меня ему поклон.
Гости кланяются и уходят.
Гости в путь, а князь Гвидон С берега душой печальной
Провожает бег их дальний
(вдруг, встрепенувшись, вглядывается за кулисы и отступаем назад),
Глядь — поверх текучих вод Лебедь белая плывет.
Показывается царевна Лебедь.
Музыка.
Лебедь.
Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?
Говорит она ему.
Гвидон.
Князь Гвидон ей отвечает: «Грусть-тоска меня съедает, Одолела молодца:
Видеть я б хотел отца».
Лебедь.
Лебедь князю: «Вот в чем горе! Ну, послушай: хочешь в море Полететь за кораблем?
Будь же, князь, ты комаром».
Лебедь поворачивается спиной к зрителям, размахивая покрывалом и за-* крывая им Г в и д о н а, который незаметно уходит за занавес.
И крылами замахала, Воду с шумом расплескала И обрызгала его
С головы до ног — всего.
( Зрителям,)
Тут он в точку уменьшился, Комаром оборотился,
20
Полетел и запищал, Судно на море догнал, Потихоньку опустился На корабль — ив щель забился.
Занавес.
Ведущий (перед занавесом).
Ветер весело шумит, Судно весело бежит Мимо острова Буяна, К царству славного Салтана, И желанная страна Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости;
Царь Салтан зовет их в гости, II за ними во дворец Полетел наш удалец.
Занавес открывается.
Картина 8. ПАЛА ТА ЦАРЯ САЛТАНА
На престоле сидит царь Салтан. Рядом с Салтаном повариха, ткачиха и Бабариха. Поодаль от них — бояре.
Входят гости, кланяются.
1-й корабельщик (обращаясь к корабельщикам, идугцим сзади).
Видят: весь сияя в злате, Царь Салтан сидит в палате На престоле и в венце, С грустной думой на лице...
2-й корабельщик.
А ткачиха с поварихой, С сватьей бабой Бабарихой Около царя сидят И в глаза ему глядят.
Салтан (отвечая на поклон гостей).
Ой вы, гости-господа, Долго ль ездили? куда?
21
Ладно ль за морем иль худо? И какое в свете чудо?
1-й корабельщик.
Корабельщики в ответ:
Мы объехали весь свет;
За морем житье не худа, В свете ж вот какое чудо.
В море остров был крутон, Не привальный, не жилой; Он лежал пустой равниной; Рос на нем дубок единый...
2-й корабельщик (продолжая).
А теперь стоит на нем Новый город со дворцом, С златоглавыми церквами, С теремами и садами...
3-й корабельщик.
А сидит в нем князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон.
С ал т ан.
Царь Салтан дивится чуду;
Молвит он: «Коль жив я буду, Чудный остров навещу,
У Гвидона погощу».
Ведущий.
А ткачиха с поварихой, С сватьей бабой Бабарихой Не хотят его пустить Чудный остров навестить.
Повариха (подбоченившись и презрительно усмехаясь)
Уж диковинка, ну право,— Подмигнув другим лукаво, Повариха говорит: — Город у моря стоит!
Знайте, вот что не безделка: Ель в лесу, под елью белка,
22
Белка песенки поет И орешки всё грызет, А орешки не простые, Всё скорлупки золотые, Ядра — чистый изумруд; Вот что чудом-то зовут.
Музыка.
Ведущий.
Чуду царь Салтан дивится, А комар-то злится, злится — И впился комар как раз Тетке прямо в правый глаз. Повариха побледнела, Обмерла и окривела.
Слуги, сватья и сестра С криком ловят комара.
Начинается ловля воображаемого комара с повторяющимися разными людьми криками: «Распроклятая ты мошка! Мы тебя!..»
Музыка.
...А он в окошко...
Ткачиха.
Усмехнувшись исподтиха, Говорит царю ткачиха:
(Вставая и показывая жестами, как белка камушки грызет и в груды загребает изумруды.)
Что тут дивного? ну вот! Белка камушки грызет, Мечет золото и в груды Загребает изумруды;
Этим нас не удивишь, Правду ль, нет ли говоришь.
В свете есть иное диво: Море вздуется бурливо, Закипит, подымет вой, Хлынет на берег пустой, Разольется в шумном беге
(показывает жестами),
И очутятся на бреге, В чешуе, как жар горя, Тридцать три богатыря,
Музыка.
Все красавцы удалые, Великаны молодые, Все равны, как на подбор
(показывает жестами),
С ними дядька Черномор. Это диво, так уж диво, Можно молвить справедливо!
(Замолкает с торжествующим видом.)
Ведущий.
Гости умные молчат,
Спорить с нею не хотят, Диву царь Салтан дивится, А Гвидон-то злится, злится...
Музыка.
Зажужжал он и как раз Тетке сел на левый глаз...
Опять все ловят комара.
И ткачиха побледнела...
Ткачиха.
Ай!
Ведущий.
И тут же окривела...
Все присутствующие.
Все кричат: «Лови, лови, Да дави ее, дави...
Вот ужо! постой немножко, Погоди...»
Ведущий.
А князь в окошко...
24
Повариха и ткачиха Ни гугу — но Бабариха, Усмехнувшись, говорит:
Бабариха (слащавым голосом).
Кто нас этим удивит? Люди из моря выходят И себе дозором бродят! Правду ль бают или лгут, Дива я не вижу тут. В свете есть такие ль дива? Вот идет молва правдива: За морем царевна есть, Что не можно глаз отвесть: Днем свет божий затмевает, Ночью землю освещает, Месяц под косой блестит, А во лбу звезда горит. А сама-то величава, Выплывает, будто пава; А как речь-то говорит, Словно реченька журчит. Молвить можно справедливо, Это диво, так уж диво.
Музыка.
(Садится, торжествующе глядя на окружающих.) Ведущий.
Гости умные молчат: Спорить с бабой не хотят. Чуду царь Салтан дивится — А царевич хоть и злится, Но жалеет он очей Старой бабушки своей; Он над ней жужжит, кружится...
Все поднимают головы и смотрят вверх, как бы следя за полетом шмеля.
Музыка.
Прямо на нос к ней садится, Нос ужалил богатырь; На носу вскочил волдырь. И опять пошла тревога...
25
Все (кричат).
Помогите, ради бога!
Караул! лови, лови, Да дави его, дави... Вот ужо! пожди немножко, Погоди!
Повторяется сцена с ловлей комара.
Ведущий.
А шмель в окошко Да спокойно в свой удел Через море полетел.
Занавес.
Картина 9. БЕЛКА ПОД ЕЛКОЙ
Сцена перед занавесом.
По авансцене ходит Гвидон, всматриваясь в зрительный зал и за кулисы.
Гвидон.
Князь у синя моря ходит, С синя моря глаз не сводит
(показывая рукой за кулисы),
Глядь — поверх текучих вод Лебедь белая плывет.
Появляется под музыку Лебедь.
Лебедь.
Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ж ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?
Говорит она ему.
Гвидон.
Князь Гвидон ей отвечает: Грусть-тоска меня съедает,
26
Чудо чудное завесть Мне б хотелось. Где-то есть Ель в лесу, под елью белка; Диво, право, не безделка — Белка песенки поет Да орешки всё грызет, А орешки не простые, Всё скорлупки золотые, Ядра — чистый изумруд; Но, быть может, люди врут.
Лебедь.
Князю Лебедь отвечает: Свет о белке правду бает;
Это чудо знаю я;
Полно, князь, душа моя, Не печалься; рада службу Оказать тебе я в дружбу.
Лебедь и Гвидон уходят в разные стороны.
Гвидон (уходи),
С ободренною душой Князь пошел себе домой.
Занавес открывается под музыку.
В середине сцены стоит елка, под ней сидит белка и грызет орешки. Около елки стоят две сенные девушки.
Гвидон (удивленно, обращаясь к зрителям).
Лишь ступил на двор широкий — Что ж? под елкою высокой, Видит, белочка при всех Золотой грызет орех.
1-я девушка.
Изумрудец вынимает...
2-я девушка.
А скорлупку собирает...
(Показывая Г видону скорлупки и ядра — изумруд.)
1-я девушка.
Кучки равные кладет...
2-я девушка.
И с присвисточкой поет При честном при всем народе: «Во саду ли, в огороде».
Обе приплясывают под музыку.
Г в и д о и.
Изумился князь Гвидон.
Ну, спасибо,— молвил он,— Ай да Лебедь — дай ей боже, Что и мне, веселье то же.
Занавес.
Ведущий (при закрытом занавесе).
Князь для белочки потом Выстроил хрустальный дом, Караул к нему приставил И притом дьяка заставил Строгий счет орехам весть. Князю прибыль, белке честь.
Картина 10. ТРИДЦАТЬ ТРИ БОГАТЫРЯ
Перед занавесом.
Из-за занавеса выходит князь Гвидон.
Гвидон.
Князь у синя моря ходит, С синя моря глаз не сводит; Глядь — поверх текучих вод Лебедь белая плывет.
Лебедь.
Здравствуй, князь ты мой прекрасный! Что ж ты тих, как день ненастный? Опечалился чему?
Говорит она ему.
Гвидон.
Князь Гвидон ей отвечает: Грусть-тоска меня съедает •
28
Диво 6 дивное хотел Перенесть я в свой удел.
Лебедь.
А какое ж это диво?
Гвидон.
Где-то вздуется бурливо Окиян, подымет вой, Хлынет на берег пустой, Расплеснется в шумном беге, И очутятся на бреге, В чешуе, как жар горя, Тридцать три богатыря, Все красавцы молодые, Великаны удалые, Все равны, как на подбор, С ними дядька Черномор.
Лебедь.
Князю Лебедь отвечает:
Вот что, князь, тебя смущает?
Не тужи, душа моя, Это чудо знаю я. Эти витязи морские Мне ведь братья все родные. Не печалься же, ступай, В гости братцев поджидай.
Лебедь и Гвидон уходят за занавес в разные стороны.
Гвидон (уходя).
Князь пошел, забывши горе, Сел йа башню, и на море Стал глядеть он...
Музыка.
Открывается занавес.
В центре сцены стоят тридцать три богатыря. Входит Гвидон.
Гвидон.
...Море вдруг Всколыхнулося вокруг, Расплескалось в шумном беге
29
И оставило на бреге Тридцать три богатыря;
В чешуе, как жар горя, Идут витязи четами, И, блистая сединами, Дядька впереди идет И ко граду их ведет.
Дядька.
Лебедь нас к тебе прислала И наказом наказала
Славный город твой хранить И дозором обходить.
1-й богатырь.
Мы отныне ежедневно Вместе будем непременно У высоких стен твоих Выходить из вод морских.
2-й богатырь.
Так увидимся мы вскоре, А теперь пора нам в море; Тяжек воздух нам земли.
Богатыри (хором).
Все потом домой ушли.
Занавес закрывается.
Картина 11
Сцена перед занавесом.
Входит Гвидон, всматриваясь в даль.
Гвидон.
Князь у синя моря ходит, С синя моря глаз не сводит; Глядь — поверх текучих вод Лебедь белая плывет.
Появляется Лебедь.
Лебедь.
Здравствуй, князь ты мой прекрасный! Что ж ты тих, как день ненастный?
.30
Опечалился чему? Говорит она ему.
Гвидон.
Гнязь Гвидон ей отвечает: Грусть-тоска меня съедает: Люди женятся; гляжу, Не женат лишь я хожу.
Лебедь.
А кого же на примете Ты имеешь?
Гвидон.
Да на свете, Говорят, царевна есть, Что не можно глаз отвесть: Днем свет божий затмевает, Ночью землю освещает — Месяц под косой блестит, А во лбу звезда горит.
А сама-то величава, Выступает, будто пава; Сладку речь-то говорит, Будто реченька журчит. Только, полно, правда ль это? Князь со страхом ждет ответа.
Лебедь.
Лебедь белая молчит И, подумав, говорит: Да, такая есть девица. Но жена не рукавица: С белой ручки не стряхнешь Да за пояс не заткнешь.
Услужу тебе советом — Слушай: обо всем об этом Пораздумай ты путем, Не раскаяться б потом.
Гвидон.
Князь пред нею стал божиться, Что пора ему жениться, Что об этом обо всем Передумал он путем,
31
Что готов душою страстной За царевною прекрасной Он пешком идти отсель Хоть за тридевять земель.
Лебедь.
Лебедь тут, вздохнув глубоко.
Молвила: «Зачем далеко? Знай, близка судьба твоя, Ведь царевна эта — я».
Музыка.
Лебедь, взмахивая руками с покрывалом, уходит со сцены.
Гвидон (глядя вслед Лебеди).
Тут она, взмахнув крылами, Полетела над волнами И на берег с высоты Опустилася в кусты, Встрепенулась, отряхнулась И царевной обернулась...
Появляется царевна Лебедь
Гвидон (восхищенно продолжает).
Месяц под косой блестит, А во лбу звезда горит;
А сама-то величава, Выступает, будто пава; А как речь-то говорит, Словно реченька журчит.
Гвидон обнимает за плечи царевну Лебедь, и они уходят за занавес, под слова ведущего.
Ведущий.
Князь царевну обнимает, К белой груди прижимает И ведет ее скорей К милой матушке своей... Князь не долго собирался, На царевне обвенчался;
Стали жить да поживать, Да приплода поджидать.
32
Картина 12
Перед занавесом.
Ведущий (перейдя на паузе на другую сторону).
Ветер весело шумит, Судно весело бежит Мимо острова Буяна, К царству славного Салтана, И знакомая страна Вот уж издали видна. Вот на берег вышли гости Царь Салтан зовет их в гости.
Занавес открывается. Декорации те ясе, что и в восьмой картине,— у царя Салтана. Входят гости-корабельщики, переговариваясь между собой.
Гости видят: во дворце Царь сидит в своем венце,
2-й гость.
А ткачиха с поварихой, С сватьей бабой Бабарихой Около царя сидят...
3-й гость.
Четырьмя все три глядят.
Салтан.
Царь Салтан гостей сажает За свой стол и вопрошает: Ой вы, гости-господа, Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем иль худо? И какое в свете чудо?
Корабельщики (вместе).
Корабельщики в ответ...
1-й корабельщик.
Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо, В свете ж вот какое чудо:
Школьном театре
Остров на море лежит, Град на острове стоит С златоглавыми церквами, С теремами и садами; Ель растет перед дворцом, А под ней хрустальный дом; Белка в нем живет ручная, Да чудесница какая!
Белка песенки поет Да орешки всё грызет; А орешки не простые, Скорлупы-то золотые, Ядра — чистый изумруд; Белку холят, берегут.
2-й корабельщик.
Там еще другое диво: Море вздуется бурливо, Закипит, подымет вой, Хлынет на берег пустой, Расплеснется в скором беге, И очутятся на бреге, В чешуе, как жар горя, Тридцать три богатыря, Все красавцы удалые, Великаны молодые, Все равны, как на подбор^ С ними дядька Черномор. И той стражи нет надежней, Ни храбрее, ни прилежней.
3-й корабельщик.
А у князя жёнка есть, Что не можно глаз отвесть: Днем свет божий затмевает, Ночью землю освещает; Месяц под косой блестит, А во лбу звезда горит.
1-й корабельщик.
Князь Гвидон тот город правит, Всяк его усердно славит; Он прислал тебе поклон, Да тебе пеняет он:
34
К нам-де в гости обещался, А доселе не собрался.
Салтан встает, идет к боярам.
Ведущий.
Тут уж царь не утерпел, Снарядить он флот велел.
Повариха, ткачиха и Бабариха бросаются к Салтану, пытаются его удержать.
А ткачиха с поварихой, С сватьей бабой Бабарихой Не хотят царя пустить Чудный остров навестить.
Салтан (сердггто топнув ногой, отстраняет женщин).
Что я? царь или дитя? — Говорит он не шутя.—
35
Нынче ж еду! — Тут он топнул, Вышел вон и дверью хлопнул.
С ал та н выходит, за ним все присутствующие.
Занавес.
Ведущий (перед занавесом).
Под окном Гвидон сидит, Молча на море глядит: Не шумит оно, не хлещет, Лишь едва, едва трепещет...
Входит Гвидон с подзорной трубой, всматриваясь в даль.
Гвидон.
И в лазоревой дали Показались корабли: По равнинам окияна Едет флот царя Салтана.
(Громко.)
Матушка моя родная!
Ты, княгиня молодая!
Посмотрите вы туда: Едет батюшка сюда.
Царица и царевна Лебедь входят на зов Гвидона и поочередно смотрят в трубу, а затем поспешно уходят, очевидно собираясь приготовиться к встрече. Слышится музыка торжественного марша.
Марш Салтана.
Ведущий.
К морю сам идет Гвидон...
В это время на сцену перед занавесом выходит из зрительного зала С а л т а н в сопровождении поварихи, ткачихи, Б аба р и х и. бояр.
Там царя встречает он С поварихой и ткачихой, С сватьей бабой Бабарихой.
Занавес медленно открывается; в глубине, в центре, стоят богаты-р и. Гвидон кланяется Салтану и жестом приглашает его посмотреть три чуда.
36
Ведущий.
Все теперь пошли в палаты:
У ворот блистают латы, И стоят в глазах царя Тридцать три богатыря.
Салтан.
Все красавцы молодые, Великаны удалые, Все равны, как на подбор, С ними дядька Черномор.
Богатыри уходят, открывая стоящую за ними елку с белкой и с девушками.
Ведущий.
Царь ступил на двор широкий: Там под елкою высокой Белка песенку поет...
Музыка.
1-я девушка.
Золотой орех грызет, Изумрудец вынимает...
2-я девушка.
И в мешочек опускает;
И засеян двор большой Золотою скорлупой.
(Показывает жестами.)
Ведущий.
Гости дале — торопливо
Смотрят — что ж? княгиня — диво:
Появляются царица и царевна Лебедь.
Салтан (восхищенно глядя на царевну Лебедь).
Под косой луна блестит, А во лбу звезда горит;
37
А сама-то величава, Выступает, будто пава, И свекровь свою ведет.
Вперед выступает царица, поддерживаемая под руку царевной Лебедыо.
Салтан (вглядываясь в царицу).
Царь глядит — и узнает... В нем взыграло ретивое! Что я вижу? что такое? Как!..
(Обнимает за плечи царицу, потом царевну Лебедь и Г видона,)
Ткачиха, повариха и Бабариха убегают за сцену.
Ведущий.
...и дух в нем занялся... Царь слезами залился, Обнимает он царицу, И сынка, и молодицу... А ткачиха с поварихой, С сватьей бабой Бабарихой Разбежались по углам; Их нашли насилу там.
Слуги и бояре вводят повариху, ткачиху и Б а б а р и х у, которые падают па колени.
Повариха Ткачиха Бабариха
( вместе).
Тут во всем они признались, Повинились, разрыдались...
Салтан (жестами приказывает им уходить).
Царь для радости такой Отпустил всех трех домой.
Повариха, ткачиха и Бабариха встают и убегают. Все присутствующие берутся за руки и подходят к авансцене.
38
Все (хором).
И садятся все за стол, И веселый пир пошел.
Музыка. Все весело парами и группами уходят со сцепы.
3 а п а в е с.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
КАК СДЕЛАТЬ ДЕКОРАЦИИ
Декорации к спектаклю легко приготовить из картона и разноцветной бумаги, для чего надо вырезать детали рисунка и наклеить их на подготовленный фон. К такой работе можно привлечь ребят, даже и не умеющих хорошо рисовать и, кроме того, для этого не требуется ни специальных красок, ни холста. Материалом для декораций могут послужить картонные коробки, стенки которых склеиваются в 2—3 слоя мучным клейстером.
Очень важно при оформлении спектакля запастись хорошими иллюстрациями к сказкам Пушкина или к русским народным сказкам (Билибина, Васнецова, Дехтерева, Конашевича) и стараться по возможности выполнить характерные детали: например, окно терема, прялку, высокое кресло; в костюмах — стоячий боярский воротник, высокая шапка, длинный, до полу, сарафан, пышные рукава и т. д.
Картина 1. СВЕТЛИЦА
К этой сцене следует подготовить окно, прялки и забор. Хорошо выглядит окно, склеенное из разноцветной бумаги. Для этого берется кусок бумаги — серебряной, или светло-серой, или светло-голубой,— вырезанный по форме окна. По «стеклу» в косую клетку идут полоски из темной бумаги того же цвета, что и рама окна. Размер окна примерно 60X90 см. Лавка покрыта ковриком или Узорной тканью. Прялки делаются из двух дощечек, вставленных одна в другую. Забор — из 8—10 планок, скрепленных между собой и прибитых к стойке.
Картина 2. ТЕРЕМ ЦАРИЦЫ
Для этой картины нужна колыбель. Спинки колыбели вырежьте из толстого картона, сделав их внизу полукруглыми. Между спинками закрепите большую коробку, а внизу — две планки. Наруж-
39
пыс стороны спинки оклейте цветной бумагой и украсьте крупным, ярким рисупком. В коробку уложите большую куклу «малыш» или просто сверток, завернутый в нарядное одеяльце с простынкой.
Картина 4. ТЕРЕМ ЦАРИЦЫ
В конце картины на сцену «вкатывают» бочку. Бочка делается в рост царицы из полос толстой серой бумаги, зауженных по концам. Эти полосы наклеиваются друг на друга в 2—3 слоя, затем соединяются между собой и монтируются на деревянном каркасе, образуя немного больше половинного объема бочки. Круглое дно слегка закрепляется сверху. Снаружи стенки бочки скреплены четырьмя «обручами» из полос серебряной бумаги, обведенных черным контуром.
Картина 5. МОРСКОЙ БЕРЕГ
В начале этой сцены царица с сыном отодвигают бочку в сторону, и ее кто-нибудь незаметно убирает.
Всю сцену с бочкой надо проводить с полураздвинутым занавесом, а после выхода царицы с сыном из бочки занавес полностью открывается, и зрителю становится виден дуб, помещенный у края раздвинутого занавеса. Позади дуба заранее спрячьте сломанный сук, лук и стрелы. Для дуба можно взять большую сломанную ветку, и на ней закрепить зеленые бумажные листья. Ветку воткните в ящик с песком, задрапировав его серой или коричневой тканью или бумагой. Но можно и просто нарисовать и вырезать из картона контуры дерева.
Море — полотнище; его можно сделать из старых тюлевых занавесок или другой ткани, выкрашенной в синий цвет, а гребня волн вырезать из белой бумаги и наклеить на ткань мучным клейстером.
Концы полотнища держат двое ребят, которые стоят с двух сторон за собранным занавесом и колышут «море», следя, чтобы верхний край его закрывал нижнюю часть бочки. Свет в этой сцене не должен быть ярким.
Пригорком может служить маленькая скамеечка, покрытая темной коричневой или зеленой тканью, а также скатанный гимнастический мат.
Лебедя можно вырезать по контуру из толстого картона или фанеры в натуральную величину и закрепить на стойке. Еще лучше использовать резинового надувного лебедя, которого надо обмотать марлевым бинтом, слегка проклеив мучным клейстером. Снизу лебедя прикрепите к середине длинной узкой полосы из си-
40
пой ткани (можно из крашеной марли, старых занавесок и т. nJ. ^ту полосу до открытия занавеса протяните через всю сцену так, чтобы лебедь сначала находился за занавесом. Концы полосы за собранным занавесом держат двое ребят — те же, что держали «море», и к моменту появления лебедя двигают полосу по полю вправо, пока лебедь, прикрепленный к ней, не останавливается на условленном месте.
Коршуна в натуральную величину с распростертыми крыльями можно сделать из проволоки, картона и старых чулок.
Руководствуясь изображением коршуна, сделайте из тряпок или ваты туловище и обтяните его коричневым чулком. Из картона сделайте основной контур распростертых крыльев и по краю закрепите проволоку, покрыв ее тонким слоем ваты и тоже обтянув чулком. Затем пришейте к туловищу крылья и ноги, сделанные из проволоки и обмотанные узкой тесьмой из того же чулка. Готовую фигуру покрывают жидким клейстером и затем подрисовывают перья акварельной краской. Клюв можно сделать из пластилина или ваты, проклеенной клеем БФ. На спине коршуна продергивают петлю из резинки, за которую привязывают конец капроновой лески, а другой конец продергивают через два кольца, ввинченных в потолок сцены. Первое кольцо — над тем местом, где останавливается лебедь, а второе — за задним занавесом. Спуская рывками леску, коршуну придают летательные движения и взмахи крыльев. Эту сцену надо хорошо отработать, так как дергающий леску человек стоит за занавесом и плохо видит, что делается на сцене. Когда «стрела запела», отпустите конец лески за сценой, и коршун упадет.
Картина 6. ГОРОД ЗЛАТОГЛАВЫЙ
Панораму города можно сделать из цветной бумаги, наклеив ее для прочности на ткань и прикрепив сверху и снизу деревянные планки, как у классной географической карты. Сначала готовится фон, то есть небо и море, а затем из двухцветной зеленой бумаги (освещенная и теневая стороны) наклеивается «холм зеленый». Зеленую бумагу для холма надо предварительно измять и наклеивать только края, это придает некоторую объемность. И уже после этого по нарисованным контурам наклейте вырезанные из разноцветной бумаги терема, церкви с блестящими куполами и, наконец, обнесите город белой каменной стеной, вырезанной из плотной белой бумаги. По смонтированному рисунку краской подрисуйте отдельные детали. Размер города в зависимости от высоты и величины сцены может быть 1,5—2 .иХ2—2,5 м. Чтобы не задерживаться со сменой декораций, на задней стенке перед спектаклем закрепите стенд с изображением златоглавого города, перед
41
ним на кольцах — занавес со «звездным небом», а перед «небом» повесьте стенку с окном терема. По ходу действия верхний занавес с окном терема снимается, а во время представления 6-й картины занавес со звездным небом отодвигается, открывая панораму города.
К ар тика 8. ПАЛАТА ЦАРЯ САЛТАНА
Декорации можно использовать те же, что в тереме царицы. Для престола Салтана надо взять стул или кресло с ручками и высокой спинкой. Если такого нет, можно прикрепить к спинке стула лист толстого картона или фанеры, закрыв ее ковриком или какой-нибудь тканью. Хорошо верх спинки украсить резьбой, например, деревянным украшением от старинной мебели, покрыв ее золотой краской.
К ар т ин а 9. БЕЛКА ПОД ЕЛКОЙ
Контур елки можно вырезать из картона и оклеить зеленой бумагой. Затем из этой же бумаги вырежьте отдельные веточки и приклейте верхней частью к елке, располагая эти веточки ярусами. Свободно висящие веточки создают впечатление объемности. Склеенную елку слегка подрисовывают краской. Белку можно сделать из проволоки и ваты, так же, как коршуна. Готовую елку прикрепите к спинке стула, сиденье которого надо задрапировать зеленой тканью. Перед елкой на стуле посадите белку (если елку поставить на пол, белку не будет видно). Если у кого-нибудь найдется чучело белки, можно взять его на время спектакля.
Орешки для белки можно положить грецкие, покрасив скорлупу золотой краской, или сделать из пластилина или замазки и обернуть золотой бумагой.
Картина 10. ТРИДЦАТЬ ТРИ БОГАТЫРЯ
Так как поместить тридцать три богатыря на сцене очень сложно и трудно приготовить такое количество костюмов, то можно ограничиться четырьмя-пятью богатырями, а остальных показать в виде нарисованных на стенде фигур, подбирая ребят по росту так, чтобы самый маленький богатырь был немного больше самого большого нарисованного.
Стенд с изображением богатырей монтируется на раме. Сначала на голубой или светло-синей бумаге делают набросок всего рисунка, изображая богатырей в виде постепенно приближающихся
42
и увеличивающихся фигур. После этого разрисовывают море. Если нет хорошего художника и необходимых красок, гребни волн можно сделать из белой писчей бумаги. Только не вырезайте ножницами, а порвите руками по контуру. Это и быстрее, и такие «волны» лучше смотрятся. Наклеив белые гребни волн, слегка подрисуйте их краской.
Щиты сделайте из тонкого картона, оклеив их серебряной бумагой и придав им слегка выпуклую форму, чтобы они выглядели объемными. Наклеив богатырей, закройте место их выхода из воды гребнем волны и подрисуйте краской.
КАК СДЕЛАТЬ КОСТЮМЫ
Для изготовления костюмов можно воспользоваться домашними вещами, вышедшими из употребления, марлей, дешевым обивочным материалом. При этом надо иметь в виду, что костюмы и предметы обстановки, приготовленные для этой сказки, могут пригодиться при постановке других сказок.
Для трех девиц нужны белые блузки с длинными рукавами (можно сделать из марли), и длинные, до полу, сарафаны, для которых можно использовать открытые летние платья или сарафаны взрослых женщин. Спереди нашивается лента или полоска одноцветной ткани, на которой закрепляются серебряные пуговицы. Пуговицы делаются из плотных комочков ваты, обернутых серебряной бумагой (обертки от конфет).
Кокошники вырезаются из цветной бумаги, наклеенной на картон, или по бархатной бумаге, которая продается в наборах для ручного труда. Украсить кокошники можно елочными бусами или серебряной и золотой бумагой, вырезанной мелким узором. По верхнему краю кокошника закрепляется покрывало, сделанное из марли или тонкой тюлевой занавески. На шею надеваются бусы, настоящие, или елочные, или сделанные, как и пуговицы, из ваты и цветной бумаги.
Костюм царевны Лебеди также состоит из блузки, сарафана и кокошника, но всё обязательно только белого цвета. Кокошник отделывается серебряной елочной мишурой и серебряными елочными бусами или искусственным жемчугом. Из-под кокошника надо спустить на лоб белую сеточку из тюля, на которой потом закрепляется звезда.
На месяц, вырезанный из картона и оклеенный золотой бума-г°й, прикрепляют резиновое колечко, которое за сценой быстро надевают на косу до самой шеи, а золотую звезду вдевают острыми концами в ячейки тюлевой сеточки, выпущенной из-под кокошника на лоб царевны. Помочь это быстро сделать попросите какую-нибудь старшую девочку.
43
На роль царевны Лебеди хорошо выбрать девочку, немного танцующую, чтобы она, появляясь перед Гвидоном под музыку, передавала руками движения крыльев лебедя.
Для костюма царя Салтана можно использовать пестрый фланелевый халат большого размера. Если же есть возможность купить материал, то хорошо подходит самый дешевый обивочный материал с рисунком на желтом фоне, который издали выглядит как парча.
Спереди нашиваются или наклеиваются клейстером детали рисунка, вырезанного из золотой или серебряной бумаги. Такой же рисунок прикрепляется на большой круглый воротник, надетый на плечи, с застежкой сзади. Шапка делается с меховым околышем, а головка ее — из зубцов золотой бумаги, соединенных вместе и скрепленных наверху крупной яркой бусинкой. Из-под шапки с боков обязательно надо выпустить волосы. Эти волосы и бороду сделайте из кусочков меха или ватина, из пакли, из крашеной ваты или распущенных капроновых чулок. Бороду закрепляют на резинке, которую надевают на голову под шапку.
В качестве царского жезла Салтана можно взять старую лыжную палку, оклеив ее вкось полосками бумаги двух цветов, а сверху сделать какую-нибудь шишку или красивую ручку.
Для костюма Бабарихи надо сделать легкую безрукавку, отороченную мехом или полосками ваты, смоченными слабым клейстером. Блузка с длинными рукавами, длинная юбка и высокая шапка с меховым околышем, из-под которой спускается на плечи легкий белый платочек, заколотый под подбородком. Шапку можно сделать из старой фетровой шляпы, предварительно намочив ее и натянув на какую-нибудь цилиндрическую форму.
Платье у царицы длинное, украшенное спереди, как и сарафан, лентой с пуговицами. Блузка белая, с длинными рукавами и узкими нашитыми обшлагами одного цвета с платьем.
На голове корона из золотой фольги или бумаги. Корона надевается сверх легкого белого платочка, спущенного на плечи. Костюмы бояр можно сделать из длинных свободных халатов с высокими стоячими воротниками, на которые наклеивается золотой или серебряный рисунок. Застежка спереди из трех-четырех двойных петель, сделанных из цветного шнура или просто из полосок плотной цветной бумаги. Шапки из плотной темно-коричневой бумаги, кверху слегка расширенные или ровные.
Князь Гвидон в полудлинном кафтане с высоким воротником и широким поясом, штаны заправлены в сапоги. На голове шапка с высоким околышем, из-под которого по бокам спускаются пряди волос.
Костюм гонца такой же, как у Гвидона, только менее богатый. Гости-корабельщики одеты как бояре или как гонец. Сенная девуш
44
ка в длинном простом сарафане с блузкой из белого материала или марли, с пышными рукавами. На голове повязка из ленты или маленький скромный кокошник. Коса плетется из мочалки, или ниток, или пеньки, или из обыкновенных бумажных веревок.
Костюмы мальчиков, изображающих богатырей, приготовить не трудно. Шлем делается из серебряной бумаги, а кольчуга состоит из длинного жилета, надетого застежкой назад, на котором спереди нашиваются горизонтальные полоски серебряной бумаги, — нижний край их вырезают зубчиками. Щиты сделайте из картона или фанеры, оклеив их серебряной бумагой или покрасив серебряной краской.
Такой же краской покройте и наконечник копья. Мальчики, исполняющие роли богатырей, охотно сделают сами щиты и копья, надо только проследить, чтобы они были одной формы.
ОТ ХУДОЖНИКА
Художник книги положил в основу оформления спектакля русскую прялку. Почему? Да потому, что она для нас является одним из символов русского национального быта, старинного уклада. Глядя на нее, мы переносимся воображением в те давние времена, когда при лучине за прялкой пелись песни, рассказывались удивительные истории и сказки.
Прялки служили своим хозяйкам долгие годы, а чтобы вид их не прискучил и развлекал пряху, их украшали узорами, изображениями бытовых сценок, расписывали яркими цветами. Народные мастера умели придавать им необыкновенные, сказочные формы.
Разговор о воплощении замысла необходимо начать с упоминания о первейшем требовании к оформлению, а тем более в школьном театре: оно не должно быть громоздким, трудноисполнимым.
В предлагаемом решении необходимо из фанеры или листов картона выпилить девять различных по форме больших прялок, закрепить их на каркасных рамках и связать ременными петлями в три трехгранные призмы. Поворачивая их разными сторонами к зрителю, можно получить много различных комбинаций.
В прялках можно проделать декоративные окошки и затянуть их тканью. Актер, спрятанный в такой призме, используя картонные силуэты, подсвеченные фонариком, может показывать приемом теневого театра некоторые эпизоды сказки: белку под ёлкой, кораблики, летящего шмеля и так далее.
ЧТО МОЖНО РЕКОМЕНДОВАТЬ ДЛЯ МУЗЫКАЛЬНОГО СОПРОВОЖДЕНИЯ СПЕКТАКЛЯ
1.	Гонец едет с грамотой (картина 3).
Музыка Шумана «Смелый наездник» — с первого такта по 8-й включительно.
Пьеса напечатана в «Альбоме для юношества». Музгиз, 1965, стр. 11.
2.	Бочка плывет по морю (картина 5).
Музыка Римского-Корсакова из оперы «Сказка о царе Салта-не». По клавиру — вступление ко второму действию, цифра 96 (8 или 16 тактов).
Эту музыкальную тему можно найти и в «Учебнике музыкальной литературы» В. Владимирова и С. Оксера, стр. 371, с 9-го такта по 20-й. Музгиз, 1961, вып. 1.
3.	Появление царевны Лебеди (картина 5).
Музыка Римского-Корсакова из оперы «Сказка о царе Салта-не». По клавиру — вступление к последней картине, цифра 223; 11 тактов.
По «Учебнику музыкальной литературы»—стр. 391, с 9-го по 19-й такт.
Кроме того, для этой сцены можно использовать отдельные фрагменты из балетов Чайковского.
4.	Пробуждение царевича и царицы (картина 6).
Музыка Мусоргского «Рассвет на Москва-реке» из оперы «Хованщина». По клавиру — действие 1-е, с 4-го по 8-й пли по 12-й такт; или же музыка Э- Грига из Первой сюиты, соч. 46, «Утро», с 1-го по 8-й или по 16-й такт. Музгиз, 1954.
5.	Колокольный перезвон при встрече царевича и царицы (картина 6).
Музыка Римского-Корсакова из оперы «Сказка о царе Салта-не». По клавиру — вступление к последней картине, цифра 224, 8 тактов.
По «Учебнику музыкальной литературы» — стр. 382, с 9-го по 16-й такт.
6.	Белка песенки поет (картина 7).
Музыка Римского-Корсакова из оперы «Сказка о царе Салта-не». По клавиру — вступление к последней картине, цифра 216, с 1-го по 8-й или по 16-й такт.
По «Учебнику музыкальной литературы» — стр. 383, третья строчка, с 1-го по 8-й такт.
7.	Появление богатырей (картина 7).
Музыка Римского-Корсакова из оперы «Сказка о царе Салта-не». По клавиру — вступление к последней картине, цифра 220, с 1-го по 16-й или по 18-й такт.
46
По «Учебнику музыкальной литературы» — стр. 386, с 11-го по 19-й такт.
Выход царя Салтана (картина 13).
Музыка Римского-Корсакова из оперы «Сказка о царе Салта-не». По клавиру — вступление к первому действию, цифра 26, с 1-го по 8-й или по 16-й такт; или цифра 27, с 1-го по 12-й такт.
По «Учебнику музыкальной литературы» — стр. 359, с 9-го по 16-й такт.
И. А. Крылов
«ЛЮБЛЮ, ГДЕ СЛУЧАЙ ЕСТЬ, ПОРОКИ ПОЩИПАТЬ!»
Инсценировки басен А. И. Розановой1
е
Так называется спектакль... Название громко объявляет девочка-ведущая (или мальчик), начинающая спектакль. Она выходит на сцену с книгой в руках и говорит: «Люблю, где случай есть, пороки пощипать!» Эти слова принадлежат Крылову и обозначают, что он всегда готов, всегда рад разоблачить, высмеять человеческие пороки (известно, что под видом зверей, птиц, растений, животных Крылов в своих баснях выводил людей). Девочка читает надпись на обложке: «Басни Крылова». Отходит в сторону, садится на край сцены, листает книгу, задерживаясь на названиях некоторых басен, читая их вслух, но как бы для себя: «Лебедь, Щука и Рак», «Демьянова уха», «Два Голубя», «Мужик и Змея», «Ворона и Лисица»... Эта последняя басня заинтересовывает ее больше прочих. Она улыбается и решает прочесть басню целиком, встает, еще раз громко повторяет, обращаясь к зрителям: «Ворона и Лисица», и начинается инсценировка этой басни. На дереве уже сидит Ворона, а за кулисами ждет своего выхода Лиса.
Когда кончается эта басня, начинается вторая, потом третья, и так до конца. Меняются чтецы — ребята, читающие текст от автора,— но все басни идут одна за другой без всякого перерыва. Этим, собственно, и отличается этот спектакль от обычного концерта, состоящего из отдельных номеров. И еще одно: в этом сборнике мы вам даем описание всего лишь десяти басен, но если вам захочется поставить больше (а мы вам очень эт° советуем!), то сделайте так: пусть у вас пойдут подряд несколько басен, где участвует Волк. Это как бы ряд эпизодов одной пьесы из жизни Волка. Каждый эпизод раскрывает всё новые качества Волка —
1 Полнее инсценировки басен Крылова смотрите в книге «Крыловский вечер в школе», изд-во «Детская литература», Москва, 1969.
48
его жадность, коварство, свирепость, неблагодарность, лицемерие («Волк и Ягненок», «Волк и Журавль», «Волк на псарне»). Так же сгруппируйте вместе басни про Обезьян («Зеркало и Обезьяна», «Мартышка и Очки», «Квартет», «Обезьяны»), про Лису и т. д.
Такие группы басен с одними и теми же персонажами помогут спектаклю быть цельным, единым. Конечно, эти «группы» могут перемежаться баснями-«одиночками».
Хорошо, чтобы басни с малым количеством действующих лиц — а таких большинство — чередовались с баснями, где есть или куда можно ввести массовые сцены.
Постарайтесь использовать сцену разнообразно и полностью. Единство спектакля во многом зависит от оформления, от тех декораций, в которых протекает действие. А ведь басен много, и действие их происходит в разных местах. Сделайте одну декорацию, единую для всех басен, такую, чтобы в ней можно было играть весь спектакль, и сразу установите на сцене все, что понадобится для каждой басни. Не загромождайте сцену лишними вещами, отберите лишь необходимое. Для леса, который является местом действия многих басен, нужны деревья. Двух деревьев вполне достаточно. Эти два дерева не какой-нибудь определенной породы, а деревья «вообще», сказочные, басенные деревья, такие, что на них может куковать и наша русская кукушка, и могут расти каштаны, и раскачиваться обезьяны. Конечно, в природе таких универсальных деревьев не встречается, но ведь и звери в жизни не разговаривают по-человечески.
Деревья сделайте такими, чтобы на них можно было взбираться; например, из лестниц-стремянок с привязанными стволами и кронами. Исполнители влезают сзади по ступенькам на деревья и видны сверху: когда нужно — по пояс, когда нужно — «по шейку». Около деревьев поставьте два-три пня, положите ствол. Между деревьями, стоящими справа и слева, посредине остается свободное пространство. Хорошо, чтобы это был не ровный пол сцены, а приподнятая небольшая площадка вроде эстрады, сделанная из подставок со ступеньками (на каких обычно выступает хор) или просто из сдвинутых устойчивых столов. Эт° всё игровые площадки: дерево слева, дерево справа, поваленный ствол, авансцена, Эстрада — все это места, на которых в нашей «басенной стране» то тут, то там возникает действие очередной басни. Конечно, некоторые небольшие детали можно вносить и потом убирать по мере надобности, по ходу действия. Но в основном все должно быть приготовлено на сцене заранее.
К оформлению спектакля относятся и костюмы исполнителей. Иногда ребята играют животных в масках. Это нехорошо: маски мешают говорить, заглушают голос, закрывают лицо и вместо Живой мимики, живых глаз видна лишь неподвижная маска. Лучше обойтись без масок, а поискать для каждого персонажа самые
49
характерные для него детали. Для Волка, например, самое характерное — лапы с длинными когтями, а не уши или, скажем, хвост. А вот Лисе важен хвост — она заметает им следы, щеголяет им, обмахивается. Ослу достаточно сделать длинные уши, Козлу — бородку. Если вам хочется, сделайте животным и птицам маски в виде шапочек, оставляющих лицо открытым.
Все эти хвосты, уши, лапы, клювы делаются из самого простого материала — обрезков картона, старых чулок и перчаток, цветной бумаги, проволоки, веревки, мочала. Мех и перья очень хорошо получаются из тонко нарезанных полосок бумаги.
А вот как в основном будут одеты исполнители? Очень хорошо, если все ребята — и мальчики и девочки — наденут одинаковые черные или синие тренировочные костюмы: в них удобно бегать, прыгать, взбираться на деревья, падать на пол, если придется. Первая девочка-ведущая — в пионерской форме. В дальнейшем ребята-чтецы могут оставаться в майках, лишь повязывая на шею пионерский галстук. Некоторым ребятам придется по нескольку раз то повязывать, то снимать свой галстук. Об этом никак нельзя забывать. Подумайте, что получится, если мальчик, только что бывший чтецом, вдруг в следующей басне выйдет, скажем, играть одного из Гусей или Козла в пионерском галстуке!
Чтецы не должны равнодушно «докладывать» текст: они не посторонние наблюдатели, а горячие «болельщики» и не скрывают своих симпатий. Должно быть понятно, кому из действующих лиц они сочувствуют, а кого, скажем, осуждают. Иногда они даже вмешиваются в действие, вступают в общение с персонажами... Но об этом вы прочтете в описаниях басен.
Когда текст хорошо выучен, переходите к репетициям на сцене (или на любой площадке, заменяющей сцену). Поищите характерные движения для каждого животного, роль которого вы исполняете. Понаблюдайте за походкой, повадками домашних животных и птиц. Гусь ходит иначе, чем петух. Кот прыгает иначе, чем собака. Если есть возможность, побывайте в зоопарке. Рассмотрите картинки, иллюстрации к книгам о жизни зверей, птиц, животных. Вы и сами можете нарисовать иллюстрации к басням. Даже тот, кто не умеет хорошо рисовать, может начертить план мизансцен — так называется расположение действующих лиц на сцене.
Старайтесь так расставить исполнителей, чтобы каждого было хорошо видно, чтобы никто не заслонял друг друга, иначе зрители будут вставать, чтобы лучше рассмотреть.
Чтец должен согласовать текст с действиями персонажей. Иногда он может замедлить свое повествование, для того чтобы дать возможность исполнителю выполнить не спеша все необходимые действия. Мудрец должен порядком потрудиться над открыванием ларчика, прежде чем отказаться от дальнейших попыток. А чтец пусть помолчит.
50
Иногда чтец делает подобную паузу сразу же после объявления очередной басни. Например, в басне «Кот и Повар» нужно сделать паузу Для того, чтобы Кот Васька смог проделать всю пантомиму с курчонком.
Музыка очень украшает и обогащает спектакль. В некоторых баснях, таких, например, как «Квартет», «Осел и Соловей», без музыки просто нельзя обойтись, как и при появлении Стрекозы, при выходе Гусей или в «Зеркале и Обезьяне». Музыка не только создает нужное настроение, но и организует спектакль. Все переходы от одной басни к другой делаются под музыку. Произнесено последнее слово басни, и под музыку со сцены убегают исполнители, а им на смену являются новый чтец и исполнители следующей басни; если нужно, вносятся и убираются отдельные детали оформления. Лучше всего взять музыку композиторов того времени, когда жил и писал Крылов: подойдут польки Глинки, Балакирева, конечно, «Соловей» Алябьева, русские народные песни. Лучше всего исполнять рту музыку на рояле. Если нет рояля, можно дать музыкальное сопровождение на баяне, аккордеоне, на каком-нибудь струнном народном инструменте или создать ансамбль из нескольких инструментов.	,
Отдельные басни можно показывать в любом концерте, на любом празднике — ив школе, и в лагере. Кстати, в лагере вы можете поставить басни прямо в лесу, где всё — деревья, кусты, пригорок,— всё будет живыми декорациями. Найдите подходящую лужайку, на которой расположатся зрители. При желании можно между двумя деревьями протянуть занавес, но можно обойтись и без него. Представьте, как будет симпатично: Ворона, Кукушка, Соловей сидят на настоящих деревьях и разговаривают оттуда сверху; Волк, Лиса, Осел выходят из-за настоящих кустов; Мартышка, Осел, Козел да косолапый Мишка затевают свой квартет на настоящем лужке — пусть не под липками, а под березами, елками,— неважно! Ягненок пьет воду из настоящего ручья! Конечно, такое представление надо тщательно подготовить: заранее найти подходящую лужайку, удобные деревья, по которым и лазить безопасно, и откуда исполнители будут хорошо видны и слышны.
А некоторые басни можно сыграть и в кукольном исполнении: чтец стоит перед ширмой, над которой идет кукольный спектакль.
ОТ ХУДОЖНИКА
Для обобщенного сценического решения при оформлении спектакля «Басни Крылова» можно воспользоваться образом шарманки — старинного народного музыкального инструмента.
51
В старину с шарманкой ходили по ярмаркам, городским дворам бродячие артисты и давали небольшие представления.
Нередко в таких представлениях участвовали и дрессированные Звери: собаки, медведи и пр.
Шарманки всегда были ярко раскрашены, оклеены лубочными картинками. Как правило, шарманщик брал с собой на работу и какую-нибудь маленькую зверушку: обезьянку, белку, сурка. Под прибаутки и песенки шарманщика они вытаскивали из специального ящичка билеты «на счастье».
Соорудите из фанеры большую коробку, распишите ее, приделайте ручку — и шарманка готова.
Она позволит вашему режиссеру придумать много разнообразных размещений актеров во время действия, оживит мизансцены, даст возможность создать зрительно веселый спектакль и украсит его.
ВОРОНА И ЛИСИЦА
Уж сколько раз твердили миру, Что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок \ И в сердце льстец всегда отыщет уголок.
Вороне где-то бог послал кусочек сыру;
На ель Ворона взгромоздясь, Позавтракать было совсем уж собралась, Да позадумалась, а сыр во рту держала. На ту беду1 2 Лиса близехонько бежала; Вдруг сырный дух Лису остановил: Лисица видит сыр,— Лисицу сыр пленил. Плутовка к дереву на цыпочках подходит; Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит
И говорит так сладко, чуть дыша: «Голубушка, как хороша! Ну что за шейка, что за глазки! Рассказывать, так, право, сказки! Какие перышки! Какой носок!
И, верно, ангельский быть должен голосок! Спой, светик, не стыдись! Что ежели, сестрица, При красоте такой и петь ты мастерица,
Ведь ты б у нас была царь-птица!»
1 Не впрок — не на пользу.
2 На ту беду (разговори.) — к несчастью.
52
Вещуньина 1 с похвал вскружилась голова, От радости в зобу дыханье сперло,—
И на приветливы Лисыцины слова Ворона каркнула во все Воронье горло: Сыр выпал — с ним была плутовка такова* 2.
Чтец стоит слева. Ворона сидит на дереве справа, ее видно до пояса. Она еще не держит сыра во рту. Очевидно, она только что его где-то стащила — вороны любят блестящие вещи,— и у нее в руках-крыльях плавленый сырок в серебряной обертке (может быть и просто кусочек сыра). Ворона сама еще не разобралась, что это такое. Она разворачивает сырок, зажмуривается от Удовольствия и, усевшись поудобнее, наполовину засовывает сыр в рот. Слева появляется Лиса. На руке у нее сумка. Добежав до середины сцены, она останавливается, открывает сумку, достает ОттУДа куриное яйцо, любуется им, собирается разбить его о пень,
'Вещуньина; вещунья —предсказательница. В народных сказках и легендах ворона, ворон изображаются иногда как вещие птицы, Предсказывающие недоброе.
2 Бы ла такова — быстро убежала, проворно удрала.
53
чтобы выпить, и вдруг замирает. Водит носом и замечает Ворону и сыр. Быстро укладывает яйцо в сумку, прихорашивается, направляется к дереву: «Голубушка, как хороша!..» Лиса притворяется, что вот только сию минуту заметила Ворону. А Ворона хоть и глупа, но, увидав Лису, сообразила, что надо быть настороже,— нырнула назад, за дерево, и только выглядывает оттуда, наблюдает за Лисой. Лиса, чтобы усыпить подозрения Вороны, отошла назад, уселась на пенек и продолжает говорить, как бы сама с собой, будто и не для Вороны: «Ну что за шейка, что за глазки!» Она даже не смотрит в сторону дерева. А Ворона прислушивается, высовывается из-за дерева все больше, разглядывает, любуется своими перышками, вытягивая то одну руку-крыло, то другую... Лиса поднимается, вздыхает: жалко, мол, уходить от такой красавицы, ну, да ничего не поделаешь, дела, дела!.. — и поспешно идет, направляясь к правой кулисе. Опять, будто случайно, замечает Ворону и прямо взвизгивает от восторга: «Какой носок!» И, как бы осененная внезапной мыслью, молит: «Спой, светик!..» Подняла руки, дирижирует и считает нетерпеливо: «И раз, и два, и три...»
Иногда у Вороны, держащей во рту сыр, не получается громкое карканье. Можно, чтобы в этот момент каркнул за кулисами кто-нибудь из ребят. Лиса подбирает сыр, сует его в свою сумку и, послав Вороне воздушный поцелуй, убегает. Чтец качает головой: «Ну и ну!..»
ВОЛК И ЯГНЕНОК
У сильного всегда бессильный виноват: Тому в Истории мы тьму 1 примеров слышим.
Но мы Истории не пишем, А вот о том как в баснях говорят.
Ягненок в жаркий день зашел к ручью напиться; И надобно ж беде случиться, Что около тех мест голодный рыскал Волк. Ягненка видит он, на добычу1 2 стремится; Но, делу дать хотя законный вид и толк, Кричит: «Как смеешь ты, наглец, нечистым рылом Здесь чистое мутить питье
Мое С песком и с илом?
1 Тьму — здесь: много, множество.
2 На добычу; добыча — старое ударение.
54
За дерзость такову Я голову с тебя сорву».— «Когда светлейший 1 Волк позволит, Осмелюсь я донесть, что ниже по ручью От светлости его шагов я на сто пью;
И гневаться напрасно он изволит: Питья мутить ему никак я не могу».— «Поэтому я лгу!
Негодный! слыхана ль такая дерзость в свете! Да помнится, что ты еще в запрошлом лете1 2 Мне здесь же как-то нагрубил;
Я этого, приятель, не забыл!» —
«Помилуй, мне еще и от роду нет году»,— Ягненок говорит. «Так это был твой брат».— «Нет братьев у меня».— «Так это кум иль сват, И, словом, кто-нибудь из вашего же роду. Вы сами, ваши псы и ваши пастухи, Вы все мне зла хотите
И если можете, то мне всегда вредите; Но я с тобой за их разведаюсь3 грехи».— «Ах, я чем виноват?» — «Молчи! Устал я слушать. Досуг4 мне разбирать вины твои, щенок!
Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». Сказал — ив темный лес Ягненка поволок.
Чтец стоит на авансцене справа. Ягненок, присев на корточки на краешке эстрады, лицом к левой кулисе, «пьет» из ручья, зачерпывая воду ладошкой. Волк появляется не сразу. Сначала слышится его завыванье, потом справа выходит он сам. Он идет не по прямой, а сворачивая то вправо, то влево («рыскал Волк»). Натыкается на чтеца, тот испуганно шарахается от него и прижимается к самой стене. Волк влезает на эстраду и замечает Ягненка. Ягненок оборачивается на голос Волка и вскакивает. У Волка задача съесть Ягненка, у Ягненка — спастись. Но скучно и неинтересно, если Волк от начала и до конца будет только злиться и рычать, а Ягненок — только трястись и заикаться от страха. Интереснее, если каждый будет действовать разнообразно. Волк вначале прикидывается оскорбленным и «благородно» негодует; он якобы отстаивает свои законные права. Лишь в конце
1 Светлейший — в царской России почетное обращение к князю.
2 В запрошлом лете — два года тому назад.
3 Разведаюсь — отомщу, расквитаюсь.
4 Досуг — свободное время. Здесь употреблено в значении «недосуг» — некогда, нет времени.
55
он цинично признается: «Досуг мне разбирать вины твои, щенок!» И, взвыв: «...хочется мне ку-у-шать!» — бросается сверху на Ягненка. А Ягненок, вначале хоть и оробел, держится с достоинством. Он чувствует себя настолько правым, что спокойно и вежливо объясняет Волку его ошибку, а объясняя, отворачивается к ручью и продолжает пить. Лишь постепенно он начинает понимать, что лучше убежать, пока не поздно, но уже не может этого сделать — Волк как бы пригвоздил его к месту своими страшными глазами. Разговаривая, Волк подвывает на гласных буквах, особенно в таких словах, где встречаются буквы «у», «ы». И в конце: «ку-у-ушать!»
Главная деталь костюма Волка — огромные лапы с длинными когтями. На Ягненке надет белый детский нагрудничек с обороч’ ками и шапочка с помпоном.
ВОЛК НА ПСАРНЕ1
Волк ночью, думая залезть в овчарню1 2, Попал на псарню.
Поднялся вдруг весь псарный двор. Почуя серого так близко забияку, Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку; Псари кричат: «Ахти, ребята, вор!»
И вмиг ворота на запор;
В минуту псарня стала адом.
Бегут: иной с дубьем, Иной с ружьем.
«Огня! — кричат: — огня!» Пришли с огнем. Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом.
Зубами щелкая и ощетиня шерсть) Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть;
Но, видя то, что тут не перед стадом И что приходит наконец Ему расчесться3 за овец,—
Пустился мой хитрец
В переговоры
И начал так: «Друзья, к чему весь этот шум?
Я, ваш старинный сват и кум, Пришел мириться к вам, совсем не ради ссоры; Забудем прошлое, уставим общий лад!4
1 На псарне — в помещении для охотничьих собак. Псари — люди, приставленные для наблюдения за охотничьими собаками.
2 В овчарню — в овечий хлев.
3 Расчёсться — рассчитаться, расквитаться.
4 Л а д — согласие, мир, порядок.
56
А я не только впредь не трону здешних стад, Но сам за них с другими грызться рад И Волчьей клятвой утверждаю, Что я...» — «Послушай-ка, сосед, —
Тут Ловчий 1 перервал в ответ: — Ты сер, а я, приятель, сед, И Волчью вашу я давно натуру знаю;
А потому обычай мой:
С волками иначе не делать мировой1 2, Как снявши шкуру с них долой». И тут же выпустил на Волка гончих стаю.
Эта басня одна из самых знаменитых басен Крылова. Историческая, патриотическая басня. Под видом старого мудрого Ловчего Крылов вывел великого русского полководца Кутузова, героя Отечественной войны 1812 года. А под видом лицемерного Волка — Наполеона, который, сидя в горящей Москве, стал просить мира, понимая, что ему грозит гибель.
Выключите на сцене весь свет, кроме ночного, синего. За кулисами слышится отчаянный лай собак. Прибегают псари с электрическими фонариками. Они высвечивают прижавшегося к эстраде Волка. Волк поднимает грязноватый белый флажок на палочке и начинает свою лицемерную речь. После заключительных слов басни свет на сцене полностью выключается на несколько секунд, в темноте возобновляется оглушительный лай собак. Когда сцена вновь освещается, на ней уже никого нет, стоит полная тишина.
ДВЕ СОБАКИ
Дворовый верный пес Барбос, Который барскую усердно службу нес, Увидел старую свою знакомку, Жужу, кудрявую болонку3,
1 Ловчий — человек, заведовавший (у бояр, помещиков) псовой охотой, рыбной ловлей.
2 Мировой — соглашения, добровольного разрешения спора.
3 Болонку (болонка)—маленькую комнатную собачку с мохнатой шелковистой шерстью.
57
На мягкой пуховой подушке, на окне.
К ней ластяся, как будто бы к родне, Он с умиленья чуть не плачет И под окном
Визжит, вертит хвостом И скачет.
«Ну что, Жужутка, как живешь, С тех пор как господа тебя в хоромы взяли? Ведь помнишь: на дворе мы часто голодали.
Какую службу ты несешь?» —
«На счастье грех роптать,— Жужутка отвечает: — Мой господин во мне души не чает;
Живу в довольстве и добре,
И ем и пью на серебре;
Резвлюся с барином; а ежели устану, Валяюсь по коврам и мягкому дивану.
Ты как живешь?» — «Я,— отвечал Барбос, Хвост плетью опустя и свой повеся нос: — Живу по-прежнему: терплю и холод И голод
И, сберегаючи хозяйский дом, Здесь под забором сплю и мокну под дождём;
А если невпопад залаю, То и побои принимаю. Да чем же ты, Жужу, в случай попал \ Бессилен бывши так и мал, Меж тем как я из кожи рвусь напрасно?
Чем служишь ты?» — «Чем служишь! Вот прекрасно! — С насмешкой отвечал Жужу: — На задних лапках я хожу».
Как счастье многие находят
Лишь тем, что хорошо на задних лапках ходят!
Во время музыкального вступления на эстраду ставятся две табуретки, покрытые ковриком. На них полулежа располагается Жужутка. На шее у нее пышный бант, на лапках — модные прозрачные перчатки. Можно и не надевать Жужутке перчаток, а пусть лучше она займется маникюром. Будет любоваться своими коготками, подчищать их пилочкой.
1 В случай попал — неожиданно оказался в благоприятных об' стоятельствах: стал жить сытно, богато.
58
Чтец стоит на авансцене слева.
Барбос находится справа, внизу у эстрады. На шее у него цепь, конец которой уходит за кулису. Цепь сделайте из обрезков жести, так, чтобы она гремела при каждом движении Барбоса.
Жужутка смотрит на Барбоса сверху вниз, он на нее снизу вверх. Он искренне рад тому, что ей удалось так хорошо устроиться. Он ей совсем не завидует. Он только хочет знать, в чем заключается ее работа. И только когда Жужутка становится на задние лапки и угодливо взвизгивает, демонстрируя свою «работу», Барбос сплевывает: «Тьфу!» — и отходит от нее подальше.
СТРЕКОЗА И МУРАВЕЙ
Попрыгунья Стрекоза Лето красное пропела; Оглянуться не успела, Как зима катит в глаза \ Помертвело чисто поле; Нет уж дней тех светлых боле, Как под каждым ей листком Был готов и стол и дом. Все прошло: с зимой холодной Нужда, голод настает;
Стрекоза уж не поет: И кому же в ум пойдет На желудок петь голодный! Злой тоской удручена2, К Муравью ползет она: «Не оставь меня, кум милый! Дай ты мне собраться с силой И до вешних3 только дней Прокорми и обогрей!» — «Кумушка, мне странно это: Да работала ль ты в лето?» — Говорит ей Муравей. «До того ль, голубчик, было? В мягких муравах4 у нас Песни, резвость всякий час, Так, что голову вскружило».—
‘Зима катит в глаза — зима наступает.
2 Удручена (устар.) — сильно огорчена, подавлена.
3До вешних (поэтич.) — до весенних.
4 В муравах (поэтич.)—в травах.
«А, так ты...» — «Я без души1 Лето целое всё пела».— «Ты всё пела? Это дело: Так поди же, попляши!»
Чтец стоит слева. Слева же из глубины на авансцену выходит съежившаяся, дрожащая от холода Стрекоза. В руке она держит зонт, сделанный в виде большого пожелтевшего кленового листа на длинном стебле — ручке. После слов «зима катит в глаза» чтец подбрасывает вверх горсть мелко нарезанных белых бумажек, осыпая Стрекозу снегом. Стрекоза снимает лист со стебля и закутывается в него, как в платок. Слова «с зимой холодной нужда, голод настает; Стрекоза уж не поет» чтец произносит как вопрос; обращаясь к Стрекозе, подходит к ней и участливо кладет ей руку на плечо. Стрекоза отталкивает его и неожиданно грубо отвечает: «И кому же в ум пойдет на желудок петь голодный!» Все же чтецу ее жалко. Он показывает Стрекозе домик Муравья и знаками советует ей постучаться туда. Знаками же объясняет дорогу. Стрекоза поплелась по авансцене. Вот она провалилась в сугроб и, очевидно, набрала полные туфли снега, потому что останавливается и, стоя то на одной ноге, то на другой, снимает туфельки, вытряхивает и снова надевает. Вот она добралась до домика Муравья. Можно использовать дверь, которая ведет из зрительного зала па сцену. На многих сценах есть такие двери. Но если нет, Стрекоза стучится прямо в стену, а Муравей выходит или выглядывает из-за края занавеса. На Муравье рабочий фартук (неплохо черный клеенчатый), в руках молоток, пила или топор,— видно, приход Стрекозы застал его за работой. Ребята иногда осуждают Муравья за то, что он отказал Стрекозе в приюте и выгнал ее зимой на улицу. Но так уж написал Крылов — очевидно, Стрекоза, которую он имел в виду, заслуживала этого. Мы постарались сделать Стрекозу такой, чтобы ее не было жалко: наша Стрекоза, несмотря на свой жалкий вид, довольно-таки нахальное создание. Опа и чтецу ответила грубо, и с Муравьем говорит требовательным, капризным тоном; в дверь прямо-таки забарабанила; не дожидаясь разрешения Муравья, лезет к нему в дом, так что Муравей вынужден легонечко взять ее за плечи и отвести от двери. Нет, такую Стрекозу зрителям не будет жалко!
1 Б с з души (устар.) — без памяти, обо всем забыв.
КОТ И ПОВАР
Какой-то Повар, грамотей, С поварни побежал своей В кабак (он набожных был правил И в этот день по куме тризну правил 1, А дома стеречй 1 2 съестное от мышей Кота оставил.
Но что же, возвратясь, он видит? На полу Объедки пирога; а Васька-Кот в углу, Припав за уксусным бочонком, Мурлыча и ворча, трудится над курчонком.
«Ах ты, обжора! ах, злодей! — Тут Ваську Повар укоряет: — Не стыдно ль стен тебе, не только что людей? (А Васька все-таки курчонка убирает.) Как! быв честным Котом до этих пор, Бывало, за пример тебя смиренства кажут3,— А ты... ахти, какой позор!
Теперя все соседи скажут: «Кот Васька плут! Кот Васька вор! И Ваську-де не только что в поварню, Пускать не надо и на двор, Как Волка жадного в овчарню: Он порча, он чума, он язва здешних мест!» (А Васька слушает да ест.) Тут ритор4 мой, дав волю слов теченью, Не находил конца нравоученью.
Но что ж? Пока его он пел, Кот Васька все жаркое съел.
А я бы повару иному Велел на стенке зарубить: Чтоб там речей не тратить по-пустому, Где нужно власть употребить.
1 Тризну правил — справлял поминки.
2 Стеречй — стеречь.
3 Кажут (просторен.) — показывают.
4 Ритор — человек, который говорит много, красиво, но бессодержательно: краснобай.
61
На эстраде, там, где предполагается поварня, стоит табуретка, а на ней большая сковорода, прикрытая крышкой. Кот Васька залезает на эстраду, ходит вокруг сковороды. Приподнимает крышку, вдыхает пар от жаркого. Прикрывает сковороду, отходит, жалобно мяучит. Не выдерживает, бросается к сковороде, хватает ее и устраивается в укромном уголке «за уксусным бочонком» (вместо него можно перед началом басни положить на эстраду один из подходящих пеньков). Хорошо сделать двух «курчонков»: одного— целого и другого — уже объеденного Васькой, одни косточки. На Поваре белый поварской костюм, колпак, в руке поварешка. Вбегая, он на ходу утирает рот. Ни в коем случае не надо изображать повара пьяным, со спотыкающейся походкой, с несвязной речью. Очень некрасиво, когда ребята изображают пьяных. Кстати, в Этой басне дело совсем не в том, что Повар «по куме тризну правил», а в его пристрастии к пустым, бесцельным разговорам и собственному красноречию. Набросившись сначала на Ваську с упреками, он в дальнейшем настолько увлекается своим оратор ским искусством, что чуть ли не забывает о самом виновнике и об ращается непосредственно к зрителям. Он подражает плохому ора тору, воздевает руки к небу, размахивает поварешкой. Оробев ший Васька постепенно смелеет: он спокойно, уже не прячась, продолжает есть и с невинным видом даже поддакивает Повару. В конце он ставит сковороду на табуретку, аккуратненько склады вает в нее косточки, прикрывает крышкой и «умывается» лапкой.
ЗЕРКАЛО И ОБЕЗЬЯНА
Мартышка, в Зеркале увидя образ свой, Тихохонько Медведя толк ногой: «Смотри-ка,— говорит: — кум милый мой! Что это там за рожа?
Какие у нее ужимки и прыжки! Я удавилась бы с тоски, Когда бы на нее хоть чуть была похожа. А ведь, признайся, есть Из кумушек моих таких кривляк пять-шесть: Я даже их могу по пальцам перечесть».— «Чем кумушек считать трудиться, Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?» — Ей Мишка отвечал.
Но Мишенькин совет лишь попусту пропал.
62
Таких примеров много в мире: Не любит узнавать никто себя в сатире.
Я даже видел то вчера:
Что Климыч на руку нечист, все это знают;
Про взятки Климычу читают, А он украдкою кивает на Петра.
В эт°й басне участвуют не три исполнителя — чтец, Обезьяна и Медведь,— а пять: две Обезьяны, два Медведя и чтец. Догадались почему? Потому что, раздумывая о том, как показать в бас-
не зеркало, мы решили сделать его живым; никакого зеркала, ни настоящего, ни бутафорского, на сцене не будет, а будут «отражения», двойники Обезьяны и Медведя. Нужно подобрать на роли Обезьяны и ее двойника двух девочек, по возможности одинако-
вого роста, с одинаковыми волосами; лица могут быть и не очень похожи. Чтобы увеличить их сходство, используйте детали костюмов: на Обезьянах могут быть совершенно одинаковые сборчатые яркие юбочки, одинаковые большие банты в волосах. На мальчиках — Медведе и его отражении — одинаковые жилетки, одинаковые гребенки и трости в руках. А остальное сходство зависит от исполнения. Басня начинается еще до начала текста, и эта первая сценка идет под музыку, как танец. На эстраду сзади выскакивают Обезьяна и ее двойник и становятся друг против друга, боком к зрителю. Между ними, посредине эстрады, как будто находится большое, в рост Обезьяны, зеркало. Обезьяна подскакивает к зер-
калу, видит там свое отражение и возмущается вторжением какой-то посторонней «рожи». Она пытается прогнать ее, но и с ней хотят поступить так же. Она отбегает от зеркала — и та, «чужая», отбегает. Эта притаилась, наблюдает издали—и та тоже. Обезьяна
осторожно подбирается к зеркалу, чтобы подстеречь и наказать обидчицу,— и та тут как тут. Передразнивает ее, грозит ей... Во время репетиции вы найдете целый ряд смешных действий для Обезьяны: и как она протирает зеркало лапкой, и как, замахнув-
шись для удара, нечаянно ушибает палец и потом сосет его, и еще
многое другое. Исполнительницы должны так натренироваться, чтобы движения обеих абсолютно совпадали. Учтите, что если первая Обезьяна двигает правой рукой или ногой, то ее отражение — левой, то есть так, как это получается в настоящем зеркале. Мед-
ведь подходит к зеркалу для того, чтобы причесаться и поправить
галстук,— и его двойник вынимает в точности такую же гребеп-КУ- Разговор Обезьяны с Медведем идет без музыки. Только так
зрители могут догадаться, кто настоящая Обезьяна и настоящий Медведь, а кто их отражения: настоящие говорят вслух, а их двой-
ники только двигают губами.
63
ГУСИ
Предлинной хворостиной Мужик Гусей гнал в город продавать; И, правду истипну сказать, Не очень вежливо честил 1 свой гурт гусиный: На барыши спешил к базарному он дню (А где до прибыли коснется, Не только там гусям, и людям достается).
Я мужика и не виню;
Но Гуси иначе об этом толковали
И, встретяся с прохожим на пути, Вот как на мужика пеняли1 2: «Где можно нас, Гусей, несчастнее найти? Мужик так нами помыкает И нас, как будто бы простых Гусей, гоняет;
А этого не смыслит пеуч сей, Что он обязан нам почтеньем; Что мы свой знатный род ведем от тех Гусей, Которым некогда был должен Рим спасеньем3. Там даже праздники им в честь учреждены!» — «А вы хотите быть за что отличены?» — Спросил прохожий их. «Да наши предки...» — «Знаю И все читал; но ведать я желаю, Вы сколько пользы принесли?» — «Да паши предки Рим спасли!» — «Все так, да вы что сделали такое?» — «Мы? Ничего!» — «Так что ж и доброго в вас есть?
Оставьте предков вы в покое: Им поделом была и честь; А вы, друзья, лишь годны на жаркое».
Баснь эту можно бы и боле пояснить — Да чтоб Гусей не раздразнить.
Вы слышали выражение «идти гуськом»? Оно и пошло «от гусей». Вот так, один за другим, гуськом, выходят на сцену важным «гусиным» шагом все участники. Они обходят сцену «змей-
1 Честил — ругал.
2 Пеняли — жаловались.
3 Которым некогда был должен Рим спасеньем.— Существует легенда о том, что однажды на Древний Рим напали враги. Ночью они тайно окружили город. Гуси услышали приближение врага и своим криком разбудили стражников, охранявших город, предупредив таким образом об опасности.
64
кой», разворачиваясь длинной лентой, вытягивают шеи, сердито шипят на «мужика», который, покрикивая, погоняет их длинной хворостиной; так и норовят цапнуть его за руку. Хозяин озабоченно пересчитывает их, потом садится на пенек отдохнуть. Гуси тоже усаживаются па землю, занимая всю сцену. Прохожий вы ходит справа. Текст Гусей разделен между несколькими Гусями по числу фраз. Остальные поддакивают в конце каждой фразы: «га-га-га!» Последние реплики («Да наши предки...», «Да наши предки Рим спасли!» и «Мы? Ничего!») Гуси говорят хором. В конце басни хозяин поднимается, берет хворостину, заставляет гусей встать, и они, так же, как вначале, уходят за кулису, противоположную той, откуда вышли. Гусям можно сделать одинаковые высокие стоячие воротнички из плотной бумаги, подпирающие подбородок.
КВАРТЕТ1
Проказница Мартышка, Осел, Козел
Да косолапый Мишка
Затеяли сыграть Квартет.
Достали нот, баса, альта1 2, две скрипки И сели на лужок под липки — Пленять своим искусством свет.
Ударили в смычки, дерут, а толку нет.
«Стой, братцы, стой! —кричит Мартышка: — погодите!
Как музыке идти? Ведь вы не так сидите.
Ты с басом, Мишенька, садись против альта, Я, прима3, сяду против вторы 4;
Тогда пойдет уж музыка не та: У нас запляшут лес и горы!» Расселись, начали Квартет; Он все-таки на лад нейдет. «Постойте ж, я сыскал секрет,— Кричит Осел: — мы, верно, уж поладим, Коль рядом сядем».
Послушались Осла: уселись чинно в ряд, А все-таки Квартет нейдет на лад.
1 Квартет — музыкальная или вокальная (для голоса) пьеса для четырех инструментов.
2 Баса, альта — музыкальные струнные инструменты.
3 Прима — здесь: первая скрипка в оркестре.
4 Вторы — здесь: вторая скрипка в оркестре.
3 В школьном театре
Вот пуще прежнего пошли у них разборы И споры, Кому и как сидеть.
Случилось Соловью па шум их прилететь.
Тут с просьбой все к нему, чтоб их решить сомненье: «Пожалуй,— говорят: — возьми на час терпенье, Чтобы Квартет в порядок наш привесть: И ноты есть у нас, и инструменты есть;
Скажи лишь, как нам сесть!» —
«Чтоб музыкантом быть, так надобно уменье И уши ваших понежней,— Им отвечает Соловей.— А вы, друзья, как ни садитесь, Всё в музыканты не годитесь».
Не так просто достать для этой басни те самые инструменты, о которых в них говорится. Сделать их из фанеры? Получатся не инструменты, а макеты, на которых нельзя играть. Ничего не было бы удивительного, что Квартет не получается! Лучше собрать то, что можно: гитару, балалайку, две домры. Не чтец, а Мартышка, хвастая, будет говорить: «Достали нот, баса, альта, две скрипки». Ну, а Мартышка и ее приятели могли и ошибиться — откуда
66
им разбираться в музыкальных инструментах, они и смычки-то себе сделали из прутиков! Первой на сцену со свертком нот в руках выбегает Мартышка. Она ищет подходящую полянку, считает пни — как раз четыре, прекрасно! — и зовет остальных. Чтец представляет их зрителям, называя по именам. Похвастав нотами и инструментами, Мартышка рассаживает музыкантов на пепьки, раздает им ноты и вдруг спохватывается, что играть-то нечем. Тут каждый и раздобывает себе прутик. «И-и-и—раз!» — скомандовала, взмахнув прутиком, Мартышка, и все «ударили в смычки». Вначале музыканты в восторге от своей музыки, но, взглянув на чтеца, который заткнул уши и отбежал от Квартета подальше, соображают, что получается что-то не то.
По ходу действия Квартет пересаживается несколько раз, и для каждой новой мизансцены используйте все возможности: и авансцену, и эстраду, и перестановку пней.
Конечно, настоящие пни в настоящем лесу передвинуть не так просто, но в «басенной стране» все возможно. Мартышка и Медведь залезают играть даже на деревья.
С инструментами нужно обращаться бережно. Даже в самый разгар споров не вздумайте с досады швырнуть их на землю, или грубо дергать струны, или драться ими.
И Мартышка, и Медведь, и Осел, и Козел — существа, в сущности, добродушные. Они не столь разозлены своим неуспехом, сколь огорчены. И Соловей (он отвечает им с дерева) говорит с ними не пренебрежительно, а вполне вежливо и даже сочувственно.
ОСЕЛ И СОЛОВЕЙ
Осел увидел Соловья И говорит ему: «Послушай-ка, дружище! Ты, сказывают, петь великий мастерище:
Хотел бы очень я
Сам посудить, твое услышав пенье,
Велико ль подлинно твое уменье?»
Тут Соловей являть свое искусство стал: Защелкал, засвистал
На тысячу ладов, тянул, переливался;
То нежно он ослабевал
И томной вдалеке свирелью отдавался, То мелкой дробью вдруг по роще рассыпался.
Внимало всё тогда
Любимцу и певцу Авроры
1 Авроры — здесь: утренней зари.
67
Затихли ветерки, замолкли птичек хоры И прилегли стада.
Чуть-чуть дыша, пастух им любовался И только иногда, Внимая Соловью, пастушке улыбался.
Скончал 1 певец. Осел, уставясь в землю лбом, «Изрядно,— говорит: — сказать неложно, Тебя без скуки слушать можно;
А жаль, что незнаком
Ты с нашим петухом:
Еще б ты боле навострился, Когда бы у него немножко поучился». Услыша суд такой, мой бедный Соловей Вспорхнул и — полетел за тридевять полей.
Избави бог и нас от этаких судей.
Самое трудное в этой басне — исполнение роли Соловья. А ведь как будто и слов никаких Соловью не дано, и делать ему особенно нечего — сиди на дереве и пой. Что петь, догадаться нетрудно: конечно, любимого всеми «Соловья» композитора Алябьева. Но вот как петь, если не удастся найти на роль Соловья девочку или мальчика, которые могли бы пропеть или художественно просвистать эту мелодию? Неужели Соловью под эту музыку, исполняемую пианисткой за сценой, открывать рот, делая вид, что он поет? Конечно, нет. Лучше сделать так: пусть Соловей поет, но не вслух, а про себя. Для этого ему не понадобится «открывать рот», а нужно лишь очень внимательно слушать музыку, чувствовать ее. Он может даже дирижировать себе чуть-чуть, легкими движениями, «петь руками». Он дирижирует и оглядывает все кругом и своими «поющими» руками как бы указывает зрителям на все то, о чем поет: на небо, на землю, на травы и цветы, на всю природу, которую он любит. А ведь в этом и заключается песня Соловья. Соответствующее освещение тоже поможет создать настроение: на сцене летняя ночь, над деревом взошла луна. Басня начинается так. Когда на сцене стемнело и раздалось пение Соловья (его самого вначале не видно), осторожно выходит чтец и затаив дыхание слушает. Раздаются тяжелые шаги, музыка смолкает, чтец оборачивается. «Осел...» — с досадой объявляет он и тут же с нежностью добавляет: «...и Соловей». После требования Осла Соловей на дереве и исполняет тот трудный кусок, о котором мы говорили. В середине его пения на сцену с одной стороны
1 Скончал — здесь: окончил.
68
тихо выходят, обнявшись, три девочки, с другой — два мальчика: они тоже пришли послушать Соловья. После того как Соловей «вспорхнул и — полетел за тридевять полей», всё они оборачиваются к зрителям и со вздохом говорят: «Избави бог и нас от этаких судей».
ЦВЕТЫ
В отворенном окне богатого покоя,
В фарфоровых, расписанных горшках, Цветы поддельные, с живыми вместе стоя, На проволочных стебельках Качалися спесиво
И выставляли всем красу свою на диво.
Вот дождик начал накрапать.
Цветы тафтяные 1 Юпитера тут просят:
Нельзя ли дождь унять;
Дождь всячески они ругают и поносят.
«Юпитер! — молятся: — ты дождик прекрати;
Что в нем пути* 2,
И что его па свете хуже?
Смотри, нельзя по улице пройти;
Везде лишь от него и грязь, и лужи».
Однако же Зевес3 не внял мольбе пустой, И дождь себе прошел своею полосой.
Прогнавши зной,
Он воздух прохладил; природа оживилась, И зелень вся как будто обновилась.
Тогда и на окне Цветы живые все
Раскинулись во всей своей красе И стали от дождя душистей, Свежее и пушистей.
А бедные Цветы поддельные с тех пор Лишились всей красы и брошены на двор, Как сор.
Таланты истинны за критику не злятся:
Их повредить она не может красоты;
Одни поддельные цветы Дождя боятся.
’Цветы тафтяные — цветы, сделанные из тафты, плотной шелковой ткани.
2Что в нем пути — какой в нем смысл, какой в нем толк.
3 3 е в е с, или Зев с,— верховный бог в древнегреческой мифологии.
69
Конец предыдущей басни получился как будто не совсем вежливым по отношению к зрителям: словами «Избави бог и нас от этаких судей» как бы сделан намек... Чтобы рассеять это впечатление, последней басней в спектакле мы показываем «Цветы». На эстраде стоят три девочки с большими, грубо и аляповато раскрашенными бумажными цветами в руках. Девочки изображают искусственные цветы, они чувствуют себя очень красивыми и гордо поглядывают вокруг. Перед ними, на нижней ступеньке эстрады, скрестив руки и опустив головы, сидят три другие девочки, скромные и незаметные. Это еще не распустившиеся живые цветы. Дождик изображается в музыке, на высоких нотах. Жалобные фразы надо поделить между тремя поддельными цветами. Во время дождя со всеми цветами происходит превращение: поддельные цветы никнут и под конец падают у девочек из рук, а сами девочки незаметно удаляются с эстрады. Живые цветы, наоборот, постепенно «распускаются»: вот каждая подняла голову, выпрямила спину, раскрылась одна рука, протянулась другая, и у каждой девочки в руках очутился настоящий цветок. Если настоящих цветов достать будет нельзя, придется взять искусственные, но сделанные изящно, со вкусом. Чтец подходит к девочкам, они протягивают ему свои цветы, он берет их, составляет букет и нюхает.
Перед заключительным четверостишием па сцену выходят все участники спектакля в пионерских галстуках. Они выстраиваются справа и слева от чтеца с цветами, оказавшегося в центре. «Таланты истинны за критику не злятся»,— говорят те, что стоят слева. «Их повредить она не может красоты», — говорят те, что стоят справа. II все вместе кончают:
«Одни поддельные цветы
Дождя боятся».
Этими словами все как бы прощаются с публикой, как бы говорят ей: «Мы не обижаемся, когда нас критикуют; справедливая критика нам только поможет, и мы будем вам за нее благодарны».
А. С. Пушкин
КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА
Сцены, из инсценировки Н. С, Сухоцкой 1

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Петр Гринёв.
Савельич, его дядька.
Маша Миронова.
Ш в а 6 р и н.
Пугачев.
X л о п у ш а.
Б елобородов.
Казак.
Сподвижники Пугачева.
Палашка.
Комната в доме Мироновых. За столом, уставленным штофами и стаканами, сидят Пугачев и казацкие старшины.
Казак вводит Гринева.
Пугачев (увидя Гринева). А, ваше благородие! Добро пожаловать, честь и место, милости просим!
Казак уходит. Старшины подвигаются, давая место. Гринев садится с краю стола. Его сосед наливает ему вино, которое Гринев не пьет.
Ну, братцы, затянем-ка на сон грядущий мою любимую песенку, Чумаков! Начинай!
Один из старшин запевает.
Все (подхватывают хором).
Не шуми, мати зеленая дубравушка,
Не мешай мне, доброму молодцу, думу думати,
1 Полностью инсценировка «Капитанской дочки» напечатана в сборнике «Пушкинский вечер в школе», изд-во «Детская литература», Москва, 1968.
71
Что заутра мне, доброму молодцу, в допрос идти Перед грозного судью, самого царя.
Еще станет государь-царь меня спрашивать: — Ты скажи, скажи, детинушка, крестьянский сын, Уж как с кем ты воровал, с кем разбой держал, Еще много ли с тобой было товарищей?
— Я скажу тебе, надёжа — православный царь, Всю правду скажу тебе, всю истину, Что товарищей у меня было четверо: Еще первый мой товарищ — темная ночь, А второй мой товарищ — булатный нож, А как третий-то товарищ — то мой добрый конь, А четвертый мой товарищ — то тугой лук. Что рассыльщики мои — то калены стрелы.—• Что возговорит надёжа — православный царь: — Исполать тебе, детинушка, крестьянский сын, Что умел ты воровать, умел ответ держать!
Я за то тебя, детинушка, ,пожалую Среди поля хоромами высокими, Что с двумя ли столбами с перекладиной.
Кончив петь, все встают из-за стола, прощаясь с Пугачевым. Гринев тоже подымается.
Пугачев (Гриневу). Сиди, я хочу с тобою переговорить.
Гости ушли. Гринев остается вдвоем с Пугачевым. Садится. Пауза. Пугачев пристально смотрит на Гринева, изредка прищуривая левый глаз с удивительным выражением плутовства и насмешливости. Наконец он засмеялся, и с такой непритворной веселостью, что Гринев, глядя на него, начинает смеяться тоже, сам не зная чему.
(Продолжая смеяться.) Что, ваше благородие? Струсил ты, признайся, когда молодцы мои накинули тебе веревку на шею? Я чаю, небо с овчинку показалось... А покачался бы на перекладине, если бы не твой слуга. Я тотчас узнал старого хрыча. Ну, думал ли ты, ваше благородие, что человек, который вывел тебя к умету, был сам великий государь? Ты крепко предо мною виноват, но я помиловал тебя за твою добродетель, за то, что оказал мне услугу, когда принужден я был скрываться от своих недругов. То ли еще увидишь! Так ли еще тебя пожалую, когда получу свое государство! Обещаешься ли служить мне с усердием?
Гринев молча усмехается.
Чему ты усмехаешься? Или ты не веришь, что я — великий государь? Отвечай прямо.
Гринев (колеблясь, молчит. Затем решительно). Слушай, скажу тебе всю правду. Рассуди, могу ли я признать в тебе госу
72
даря? Ты — человек смышленый, ты сам увидел бы, что я лукавствую.
Пугачев. Кто же я таков, по твоему разумению?
Гринев. Бог тебя знает, но кто бы ты ни был, ты шутишь опасную шутку.
Пугачев (быстро взглянув на Гринева). Так ты не веришь, чтоб я был государь Петр Федорович? Ну, добро... А разве нет удачи удалому? Разве в старину Гришка Отрепьев не царствовал? Думай про меня что хочешь, а от меня не отставай. Какое тебе дело до иного прочего? Кто не поп, тот батька. Послужи мне верой и правдой, и я тебя пожалую и в фельдмаршалы и в князья. Как ты думаешь?
Гринев (твердо). Нет, я присягал государыне императрице; тебе служить не могу. Коли ты в самом деле желаешь мне добра, так отпусти меня в Оренбург.
Пугачев (задумался. После паузы). А коли отпущу, так обещаешься ли, по крайней мере, против меня не служить?
Гринев. Как могу тебе в этом обещаться? Сам знаешь, не моя воля: велят идти против тебя — пойду, делать нечего. Ты теперь сам начальник, сам требуешь повиновения от своих. На что Это будет похоже, если я от службы откажусь, когда служба моя понадобится? Голова моя в твоей власти. Отпустишь — спасибо, казнишь — бог тебе судья, а я сказал тебе правду.
Пугачев (пораженный искренностью Гринева, ударяет его по плечу). Так и быть: казнить так казнить, миловать так миловать. Ступай себе на все четыре стороны и делай что хочешь.
Гринев встает.
(Осененный внезапной мыслью.) Слушай, ступай сей же час в Оренбург и объяви от меня губернатору и всем генералам, чтобы ожидали меня к себе через неделю. Присоветуй им встретить меня с детской любовью и послушанием, не то не избежать им лютой казни!м Счастливый путь, ваше благородие! (Встает.)
Гринев, поклонившись, уходит.
Занавес.
Перед занавесом выходит Гринев.
Гринев. У ворот Оренбурга часовые нас остановили и потребовали наши паспорта. Как скоро сержант услышал, что я еду из Белогорской крепости, то и повел меня прямо в дом генерала. Он мне обрадовался и стал расспрашивать об ужасных происшествиях, кс-ПхМ я был свидетель. Я рассказал ему все...
73
Спустя несколько дней узнали мы, что Пугачев, верный своему обещанию, приближался к Оренбургу. Я увидел войско мятежников с высоты городской стены. Мне показалось, что число их вдесятеро увеличилось со времени последнего приступа, которому я был свидетель. При них была и артиллерия, взятая Пугачевым в малых крепостях, им уже покоренных...
Не стану описывать оренбургскую осаду. Скажу вкратце, что рта осада, по неосторожности местного начальства, была гибельна для жителей, которые претерпели голод и всевозможные бедствия. Время шло. Писем из Белогорской крепости я не получал. Все дороги были отрезаны. Разлука с Марьей Ивановной становилась мне нестерпима. Неизвестность о ее судьбе меня мучила. Однажды наехал я на казака, отставшего от своих товарищей. Он подал мне сложенную бумагу и тотчас ускакал. (Разворачивает и читает письмо.) «...Я долго была больна, а когда выздоровела, Алексей Иваныч Швабрин принудил отца Герасима выдать меня ему, застращав Пугачевым. Алексей Иваныч принуждает меня выйти за него замуж. А мне легче было бы умереть, нежели сделаться женою такого человека. Вы один у меня покровитель, заступитесь за меня, бедную...» (Задумывается, перечитывая письмо.)
Справа появляется Савельич.
(К Савельичу.) Сколько у меня денег?
74
Савельич (с довольным видом). Будет с тебя. Мошенники как там ни шарили, а я все-таки успел утаить. (Вынимает из кармана вязаный кошелек, полный серебра.)
Гринев. Ну, Савельич, отдай же мне теперь половину, а остальные возьми себе. Я еду в Белогорскую крепость.
Савельич (ахнул, всплеснув руками). Батюшка Петр Андреич, побойся бога! Как тебе пускаться в дорогу в нынешнее время, когда никуда проезду нет от разбойников Пугачева! Пожалей ты хоть своих родителей, коли сам себя не жалеешь. Куда тебе ехать? Зачем? Погоди маленько, войска придут, переловят мошенников, тогда поезжай себе хоть на все четыре стороны.
Гринев (решительно). Поздно рассуждать. Я должен ехать, я не могу не ехать. Не тужи, Савельич! Бог милостив, авось увидимся! Смотри же, не совестись и не скупись. Покупай, что тебе будет нужно, хоть втридорога. Деньги эти я тебе дарю. Если через три дня я не ворочусь...
Савельич (перебивает). Что ты это» сударь? Чтоб я тебя пустил одного! Да этого и во сне не проси. Коли ты уж решился ехать, то я хоть пешком пойду за тобой, а тебя не покину. Чтоб я стал без тебя сидеть за каменной стеною! Да разве я с ума сошел? Воля твоя, сударь, а я от тебя не отстану.
Гринев. Ну, так живо приготовляйся в дорогу!
Савельич поспешно уходит.
(Обращается к зрителям.) Путь мой шел мимо Бердской слободы, пристанища пугачевского. Нас окликнули. Не зная пароля, я хотел молча проехать мимо караульных, но они тотчас нас окружили, с криком бросились на нас и мигом стащили с лошадей. Один из них, по-видимому главный, объявил нам, что он сейчас поведет нас к государю. (Уходит за занавес.)
Изба Пугачева. За столом на лавках сидят Пугачев, Хлопуша и старичок Белобородов. Идет что-то вроде военного совета.
Хлопуша. Наши ребята готовы.
Пугачев (подумав, решительно). Хорошо, в четверг.
Услышав шаги, все трое замолкают и смотрят на дверь. Караульный вводит Гринева и останавливается в дверях. Пугачев, быстро взглянув на Гринева, сразу узнает его.
(С живостью.) А, ваше благородие! Как поживаешь? Зачем тебя бог принес?
Гринев. Я ехал по своему делу, а люди твои меня остановили.
75
Пугачев. А по какому делу?
Делает знак караульному, тот уходит. Гринев молчит, смотря на Хлопушу и старичка.
Говори смело при них, от них я ничего не таю. Говори, по какому же делу выехал ты из Оренбурга?
Гринев. Я ехал в Белогорскую крепость избавить сироту, которую там обижают.
Пугачев (глаза его засверкали). Кто из моих людей смеет обижать сироту? Будь он семи пядей во лбу, а от суда моего не уйдет! Говори, кто виноватый?
Гринев. Швабрин виноватый: он держит в неволе ту девушку, которую ты видел, больную, у попадьи, и насильно хочет на пей жениться.
Пугачев (грозно). Я проучу Швабрина! Он узнает, каково у меня своевольничать и обижать народ! Я его повешу.
Хлопуша (хриплым голосом). Прикажи слово молвить. Ты поторопился назначить Швабрина в коменданты крепости, а теперь торопишься его вешать. Ты уже оскорбил казаков, посадив дворянина им в начальники: не пугай же дворян, казня их по первому наговору.
Белобородов. Нечего их ни жалеть, ни жаловать! Швабрина сказнить не беда, а не худо господина офицера допросить порядком: зачем изволил пожаловать. Если он тебя государем не признает, так нечего у тебя управы искать, а коли признает, что же он до сегодняшнего дня сидел в Оренбурге с твоими супостатами? Не прикажешь ли свести его в приказную да запалить там огоньку: мне сдается, что его милость подослан к нам от оренбургских командиров.
Пугачев (заметив смущение Гринева, хитро подмигнул ему). Ась, ваше благородие? Фельдмаршал мой, кажется, говорит дело. Как ты думаешь?
Гринев (спокойно). Я в твоей власти, и ты волен поступить со мною, как тебе будет угодно.
Пугачев. Добро! Теперь скажи, в каком состоянии ваш город?
Гринев. Слава богу, все благополучно.
Пугачев. Благополучно? А народ мрет с голоду!
Гринев. Эт<> все пустые слухи. В Оренбурге довольно всяких запасов.
Белобородов. Ты видишь, что он тебя в глаза обманывает. Все беглецы согласно показывают, что в Оренбурге голод и мор, что там едят мертвечину, и то за честь; а его милость уверяет, что всего вдоволь. Коли ты Швабрина хочешь повесить, то уж на той же виселице повесь и этого молодца, чтоб никому не было завидно.
76
X л о п у ш а. Полно, Наумыч! Тебе бы все душить да резать. Что ты за богатырь? Поглядеть, так в чем душа держится. Сам в могилу смотришь, а других губишь. Разве мало крови на твоей совести?
Белобородов. Да ты что за угодник? У тебя-то откуда жалость взялась?
X л о п у ш а. Конечно, и я грешен и эта рука повинна в пролитой христианской крови. Но я губил супротивника, а не гостя; на вольном перепутье да в темном лесу, а не дома, сидя за печью; кистенем и обухом, а не бабьим наговором.
Белобородов (отворотясъ, ворчит). Рваные ноздри!
Хлопу ша (кричит). Что ты там шепчешь, старый хрыч? Я тебе дам «рваные ноздри»! Погоди, придет и твое время: бог даст, и ты щипцов понюхаешь... (Вскочил.) А покамест смотри, чтоб я тебе бородишки не вырвал!..
Пугачев (важно останавливает). Господа енералы! Полно вам ссориться. Не беда, если б и все оренбургские собаки дрыгали ногами под одной перекладиной: беда, если наши кобели меж собою перегрызутся. Ну, помиритесь.
Хлопуша и Белобородов молча и мрачно смотрят друг на друга.
(Обращается к Гриневу.) Расскажи-ка мне теперь, какое тебе дело до той девушки, которую Швабрин обижает? Уж не зазноба ли сердцу молодецкому, а?
Гринев. Она невеста моя.
Пугачев. Твоя невеста! Что ж ты прежде не сказал? Да мы тебя женим и на свадьбе твоей попируем! (Белобородову.) Слушай, фельдмаршал! Мы с его благородием старые приятели. (Встал.) Утро вечера мудренее. ЗавтРа поедем в Белогорскую крепость.
Хлопуша и Белобородов поднимаются, прощаются с Пугачевым и уходят. Пугачев провожает их до дверей. Гринев стоит, отвернувшись в задумчивости. Пугачев возвращается, молча смотрит на Гринева, подходит к нему.
Пугачев. О чем, ваше благородие, изволил звдуматься?
Гринев. Как не звдуматься: я — офицер и дворянин; вчера еЩе дрался противу тебя, а сегодня счастье всей моей жизни за-висит от тебя.
Пугачев. Что ж? Страшно тебе?
Гринев. Нет! Быв однажды уже тобой помилован, я надеюсь не только на твою пощаду, но даже и на помощь.
Пугачев. И ты прав, ей-богу, прав! (Усадил Гринева рядом с собой на скамью.) Ты видел, что мои ребята смотрели на тебя косо, а старик настаивал на том, что ты — шпион и что надобно тебя пытать и повесить; но я не согласился, помня твой стакан
77
вина и заячий тулуп. Ты видишь, что я пе такой еще кровопийца, как говорит обо мне ваша братия.
Гринев молчит. Пауза.
Что говорят обо мне в Оренбурге?
Гринев. Да говорят, что с тобой сладить трудновато. Нечего сказать: дал ты себя знать.
Пугачев (с выражением довольного самолюбия). Да! Я воюю хоть куда! Знают ли у вас в Оренбурге о сражении под Юзеевой? Сорок енералов убито, четыре армии взято в полон. Как ты думаешь: прусский король мог бы со мною потягаться?
Гринев (которому хвастливость Пугачева кажется забавной). Сам ты как думаешь? Управился ли бы ты с Фредериком?
Пугачев. С Федором Федоровичем? А как же нет? С вашими енералами ведь я же управляюсь, а они его бивали. Доселе оружие мое было счастливо. Дай срок, то ли еще будет, как пойду на Москву.
Гринев. А ты полагаешь идти на Москву?
Пугачев (подумав, вполголоса). Бог весть. Улица моя тесна, воли мне мало. Ребята мои умничают. Они — воры. Мне должно держать ухо востро; при первой неудаче они свою шею выкупят моею головой.
Гринев. То-то! Не лучше ли тебе отстать от них самому заблаговременно да прибегнуть к милосердию государыни?
Пугачев (с горькой усмешкой). Нет! Поздно мне каяться! Для меня не будет помилования. Буду продолжать, как начал. (Встал.) Как знать? Авось и удастся! Гришка Отрепьев ведь поцарствовал же на Москве.
Гринев. А знаешь ты, чем он кончил? Его выбросили из окна, зарезали, сожгли, зарядили его пеплом пушку и выпалили!
Пугачев (с каким-то диким вдохновением). Слушай, расскажу тебе сказку, которую в ребячестве мне рассказывала старая калмычка. Однажды орел спрашивал у ворона: «Скажи, ворон-птица, отчего живешь ты на белом свете триста лет, а я всего-навсего только тридцать три года?» — «Оттого, батюшка,— отвечал ему ворон,— что ты пьешь живую кровь, а я питаюсь мертвечиной». Орел подумал: давай попробуем и мы питаться тем же! Хорошо... Полетели орел да ворон. Вот завидели палую лошадь, опустились и сели. Ворон стал клевать да похваливать. Орел клюнул раз, клюнул другой, махнул крылом и сказал ворону: «Нет, брат ворон: чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью; а там — что бог даст!» Какова калмыцкая сказка?
Гринев. Затейлива. Но жить убийством и разбоем — значит, по мне, клевать мертвечину.
Пугачев посмотрел на Гринева с удивлением и ничего не ответил. Оба погрузились в свои размышления.
Занавес.
78
Гринев выходит перед занавесом.
Гринев. Поутру пришли меня звать от имени Пугачева. Я пошел к нему... У ворот его стояла кибитка, запряженная тройкою татарских лошадей. Народ толпился на улице. В сенях встретил я Пугачева. Он весело со мною поздоровался и велел мне садиться с ним в кибитку. Мы уселись. «В Белогорскую крепость»,— сказал Пугачев татарину, стоя правящему тройкой. Сердце мое сильно забилось. Лошади тронулись, колокольчик загремел. (Уходит за занавес.)
Комната в доме Мироновых, перегороженная на две половины. Вход в левую половину задернут занавеской. Слышен звук колокольчиков подъезжающей тройки. Справа входит Швабрин и, прислушавшись, спешит на улицу. Колокольчики замолкают — тройка остановилась. Швабрин входит, пятясь и низко кланяясь, пропуская вперед Пугачева. Пугачев садится на скамью. Входит Гринев. Швабрин, изумленный его появлением, взглянув на Пугачева, идет к Гриневу.
Ш в а б р и н. И ты наш? Давно бы так! (Протягивает ему руку.)
Гринев отворачивается, не подавая руки.
Пугачев (Швабрину). Скажи, братец, какую девушку держишь ты у себя под караулом? Покажи-ка мне ее.
Швабрин (испуганно, взглянув на Гринева). Государь, она не под караулом... она больна... она в светлице лежит.
Пугачев (вставая). Веди ж меня к ней.
Швабрин нерешительно идет к перегородке. Пугачев и Гринев следуют за ним. У занавески Швабрин останавливается.
Швабрин (Пугачеву). Государь! Вы властны требовать от меня что вам угодно, но не прикажите постороннему входить в спальню к жене моей.
Гринев (в ярости). Так ты женат!
Пугачев (останавливая его). Тише! Это мое дело. (Швабрину.) А ты не умничай и не ломайся: жена ли она тебе или не жена, а я веду к ней кого хочу. (Гриневу.) Ваше благородие, ступай за мной!
Швабрин (загораживая собой занавеску). Государь, предупреждаю вас, что она в белой горячке и третий день, как бредит без умолку.
Пугачев (отстраняя Швабрина). Пропусти! (Откидывает занавеску и входит вместе с Гриневым на левую половину.)
Там на полу, в крестьянском оборванном платье, сидит Маша, бледная, худая, с растрепанными волосами. Перед ней стоит кувшин воды, накрытый ломтем хлеба. Увидя Гринева, Маша вздрогнула и закричала.
Гринев бросается к ней.
79
(Швабрину, с горькой усмешкой.) Хорош у тебя лазарет! (Маше.) Скажи мне, голубушка, за что твой муж тебя наказывает? В чем ты перед ним провинилась?
Маша. Мой муж? Он мне не муж! Я никогда не буду его женою! Я лучше решилась умереть и умру, если меня не избавят!
Пугачев (грозно взглянув на Швабрина). И ты смел меня обманывать! Зпаешь ли, бездельник, чего ты достоин?
Швабрин падает на колени, обнимает ноги Пугачева. Гринев с омерзением смотрит на него.
Швабрин. Помилуй, государь! Пощади!..
Пугачев (смягчившись). Милую тебя на сей раз, но знай, что при первой вине тебе припомнится и рта. (Маше.) Выходи, красная девица; дарую тебе волю. Я — государь.
Маша быстро взглянула на него и догадалась, что перед ней убийца ее родителей. Она закрыла лицо обеими руками и упала без чувств. Гринев кидается к ней, но в эту минуту вбегает Палашка и начинает приводить в чувство свою барышню. Пугачев выводит Гринева из-за перегородки на правую половину, задернув занавеску.
(Смеясь, Гриневу.) Что, ваше благородие? Выручили красную девицу! Как думаешь, не послать ли за попом да не заставить ли его обвенчать племянницу? Пожалуй, я буду посаженым отцом. Швабрин дружкою; закутим, запьем — и ворота запрем!
Швабрин (бросаясь к Пугачеву, в исступлении). Государь! Я виноват, я вам солгал, но и Гринев вас обманывает. Эта девушка не племянница здешнего попа: она дочь Ивана Миронова, который казнен при взятии здешней крепости.
Пугачев (с недоумением, Гриневу). Это что еще?
Гринев (твердо). Швабрин сказал тебе правду.
Пугачев (омрачась, Гриневу). Ты мне этого не сказал!
Гринев. Сам ты рассуди, можно ли было при твоих людях объявить, что дочь Миронова жива. Да они бы ее загрызли. Ничто бы ее не спасло!
Пугачев (смеясь). И то правда: мои пьяницы не пощадили бы бедной девушки! Хорошо сделала кумушка-попадья, что обманула их. (Садится на лавку.)
Гринев (ободрясь, подходит к Пугачеву). Слушай, как тебя назвать, не знаю да и знать не хочу. Но бог видит, что жизнию рад бы я заплатить тебе за то, что ты для меня сделал. Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести. Ты — мой благодетель. Доверши, как начал: отпусти меня с бедною сиротой, куда нам бог путь укажет. А мы, где бы ты ни был и что бы с тобой ни случилось, каждый день будем бога молить о спасении грешной твоей души...
80
Пугачев (тронутый). Ин быть по-твоему! Казнить — так казнить, жаловать — так жаловать: таков мой обычай. Возьми себе свою красавицу, вези ее куда хочешь, и дай вам бог совет да любовь. (Швабрину.) Выдай ему пропуск во все заставы и крепости, подвластные мне!
Швабрин отходит к столу, пишет. Из-за занавески выходит Маша.
Гринев (подойдя к Маше). Милая Марья Ивановна, я почитаю тебя своею женою. Чудные обстоятельства соединили нас неразрывно; ничто на свете не может нас разлучить! (Берет ее руку в свои.)
Маша (глядя ему в глаза). До могилы ты один останешься в моем сердце!
Пугачев (Швабрину, беря у него пропуск). Лошади готовы?
Швабрин уходит.
(Передает пропуск Гриневу.) Прощай, ваше благородие! Авось увидимся когда-нибудь.
Гринев горячо жмет его руку и вместе с Машей провожает его до дверей. Звон колокольчиков отъезжающей тройки.
Занавес.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
Мы полагаем, что все вы, старшеклассники, хорошо знаете и любите «Капитанскую дочку» и в школе несомненно изучали ее. Поэтому вам, вероятно, будет интересно «поставить себя па место отважного и талантливого Пугачева, народного заступника, мужицкого царя, который осчастливил Гринева и верит, что мог бы осчастливить весь народ. На место самого Гринева, честного и смелого человека, сердце которого — на стороне Пугачева, а ум, привычки, сословные понятия — на стороне дворянского и военного долга. И даже на место Швабрина, который примкнул к Пугачеву из соображений нечестных, шкурнических, но который по-своему любит Машу и ради этой эгоистической любви совершает преступление против самой Маши» ’.
Еще не раз в своей жизни вы перечитаете это произведение, еще и еще раз прочтете о большой любви юных его героев и «о бу-
1 Из предисловия к сборнику «Пушкинский вечер в школе», изд-во «Детская литература», Москва, 1968.
81
ре народного мятежа против угнетения и произвола, о вожде этого мятежа, неграмотном мужике, наделенном царственным великодушием, о душевной широте этого «вора» и «разбойника», которая пленила даже его социального противника Гринева, об этих двух людях, Пугачеве и Гриневе, неумолимо разделенных классовыми перегородками, несокрушимой социальной стеной и все-таки тянущихся друг к другу как человек к человеку»
Мы предлагаем вам три сцены, являющиеся заключительными в инсценировке «Капитанской дочки». Они должны идти одна за другой непрерывно. Во время действия на просцениуме — за занавесом тихо готовится перестановка для следующей картины, и, как только Гринев уходит, занавес открывается. Чтобы легче добиться быстрых перестановок и чтобы не загромождать сцену ненужными декорациями, советуем играть спектакль «в сукнах», то есть не строить ни стен, ни дверей, ни окон. Их заменят кулисы, откуда будут выходить и куда будут уходить действующие лица.
На сцене не надо ставить ничего лишнего — необходимые по ходу действия предметы указаны в ремарках.
Самое важное в этой инсценировке — добиться правдивого, увлеченного исполнения ролей пушкинских героев; именно это обеспечит успех спектакля.
1 Из предисловия к сборнику «Пушкинский вечер в школе», изд-во «Детская литература», Москва, 1968.
82
Исполнителю роли Гринева напоминаем, что в этих сценах Петруша Гринев — возмужавший, приобретший определенный жизненный опыт человек. Ничего не осталось от балованного маменькина сынка. Эт0 мужчина, умеющий смотреть в лицо смертельной опасности, умеющий не только отвечать за свои поступки, но и нести ответственность за людей, доверивших ему свою судьбу.
Монологи Гринева на просцениуме обращены к зрителям. Это рассказ о событиях, которые ему пришлось пережить, рассказ доверительный, искренний и, конечно, глубоко заинтересованный, даже взволнованный, так как, делясь со зрителями, он как бы заново переживает все происходящее.
Костюмы и внешний облик героев вы увидите в иллюстрациях к многочисленным изданиям «Капитанской дочки». Не надо сильно гримировать лицо, а вот наклейки (усы, бороды) Пугачеву и его сподвижникам необходимы.
Предлагаемые сцены можно поставить как отдельный спектакль, но они могут также войти в программу школьного вечера, посвященного творчеству Пушкина, наряду с чтением пушкинских стихов и отрывков из прозы. В таком концертном исполнении можно играть без грима и костюмов.
Песня, которую поют Пугачев и его сподвижники, «Не шуми, мати зеленая дубравушка», довольно трудна, и ее следует разу-
чить с вашим учителем пения. Поют эту «любимую песенку» Пугачева грубовато, неспешно и прочувствованно.
В финале спектакля, когда Пугачев и Швабрин уходят и Гринев с Машей остаются одни, можно ввести как фон хоровую песню за сценой, в отдалении. Это должна быть старинная русская народная песня.
ОТ ХУДОЖНИКА
Театральный художник при оформлении сложных, многокартинных спектаклей часто применяет принцип так называемой единой установки, характерной тем, что для всех сцен сохраняются основные декорационные элементы, а заменяются лишь детали. При этом изобразительный образ спектакля остается единым.
Таким единым образом для «Капитанской дочки» художник считает в данном случае образ крепости. Он избирает такое решение не только потому, что действие повести происходит в основном в крепостных стенах, но и потому, что разговор в ней идет о нравственной крепости человека — чести.
Техническое осуществление такого решения не представляет особых сложностей.
Из фанеры выпиливаются йо контуру «бревенчатые» стены и частокол, прикрепляются к рамам, расписываются красками. Щиты укрепляются на сцене при помощи откосов.
Окна, часы, иконы и другие детали оформления также выпиливаются из фанеры, расписываются красками и по ходу спектакля для разных сцен навешиваются на щиты — «бревна».
Художник сделал несколько иллюстраций и к сценам, не помещенным в этой книге, в расчете на то, что участникам спектакля захочется воспользоваться полной инсценировкой, опубликованной в сборнике «Пушкинский вечер в школе»: к сцене па постоялом дворе, в комнате капитана крепости, в комнате Маши Мироновой и, наконец, к сцене суда Пугачева.
Это было необходимо для того, чтобы шире представить героев пьесы, их костюмы, показать, как трансформируется декорация в зависимости от нового места действия.
Н. В. Гоголь
НОЧЬ ПЕРЕД РОЖДЕСТВОМ
Инсценировка Т. П. Андреевой
е
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Саша.
М и ш а, его младший брат.
Вакула, кузнец.
Оксана.
Черт.
С о л о х а.
П а ц ю к.
1-й запорожец.
2-й запорожец.
Царица.
Одарка.
Перед занавесом.
Сидит С а ш а и читает толстую книгу. Входит М и ш а.
М итп а. Саша, что ты читаешь?
Саша (читает). Отстань! Гоголя.
Миша. Интересно?
Саша. Очень. Не мешай.
М и ш а. А про что?
Саша. «Ночь перед рождеством».
Миша. Сказка?
С а ш а. Ну да. Сказка. Отвяжись!
Миша. А про что в сказке?
Саша (вздыхает). Вот неотвязный! Про кузнеца Вакулу. Как он на черте с Украины в Петербург Летал.
Миша. Почитай мне. Ну пожалуйста!
Саша. Ладно уж. Слушай да помалкивай.
Миша усаживается на скамеечку у ног Саши.
86
(Читает.) «Последний день перед рождеством прошел. Зимняя ночь наступила: глянули звезды, месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру. Морозило сильнее, чем с утра, но зато было так тихо, что скрип мороза под сапогом слышался за полверсты. Еще ни одна толпа парубков не показывалась под окнами хат, месяц один только заглядывал в них украдкою, как бы вызывая принарядившихся девушек выбежать скорее на скрипучий снег...»
За тюлевым занавесом на сцене желтый, как от керосиновой лампы, свет освещает Окса н у, принаряжающуюся перед ручным зеркальцем.
Оксана. Что людям вздумалось расславлять, будто я хороша? Лгут люди, я совсем не хороша! Разве черные брови и очи мои так хороши, что уже равных им нет и на свете? Что тут хорошего в ртом носе, и в щеках, и в губах? Будто хороши мои черные косы? Ух, их можно испугаться вечером: они, как длинные змеи, перевились и обвились вокруг моей головы. Я вижу теперь, что я совсем не хороша! (Отодвигает несколько от себя зеркало, вскрикивает.) Нет, хороша я! Ах, как хороша! Чудо!
Тихо входит Вакула.
Вакула. Чудная девка! И хвастовства у нее мало! С час стоит, глядясь в зеркало, и не наглядится и еще хвалит себя вслух.
Оксана (обернувшись, увидела кузнеца и вскрикнула). Зачем ты пришел сюда? Разве хочется, чтобы выгнала за дверь лопатою?
Вакула. Не сердись на меня! Позволь хоть поговорить, хоть поглядеть на тебя!
Оксана. Кто ясе тебе запрещает? Говори и гляди. (Садится на лавку.)
Вакула. Позволь и мне сесть возле тебя?
Оксана (оттолкнув его). Поди прочь! Ты пахнешь дымом. Я думаю, меня всю обмарал своею сажею. (Отходит от него и снова охорашивается перед зеркалом.) Правда ли, что твоя мать ведьма?
Вакула. Что мне до матери? Ты у меня и мать, и отец, и все, что ни есть дорогого на свете!
Оксана. Видишь, какой ты!.. Однако ж дивчата не приходят... Что б это значило? Мне становится скучно!
Вакула. Так тебе весело с ними?
Оксана. Да уж веселее, чем с тобою. А! Кто-то стукнул.
Верно, дивчата. (Ушла.)
87
Вакула (один). Чего мне больше ждать? Она издевается надо мною. Ей я так же дорог, как перержавевшая подкова.
Входят Оксана и Одарка.
Оксана. Э» Одарка! У тебя новые черевики. Ах, какие хорошие! И с золотом! Хорошо тебе, Одарка, у тебя такой человек, который все тебе покупает, а мне некому достать такие славные черевички.
Вакула. Не тужи, моя ненаглядная Оксана! Я тебе достану такие черевики, какие редкая панночка носит.
Оксана. Ты? Посмотрю я, где ты достанешь такие черевики, которые могла бы я надеть па свою ногу! Разве те самые, которые носит царица?
Одарка (смеется). Видишь, каких захотела!
Оксана. Да! Будь свидетельницей: если кузнец Вакула принесет те самые черевики, которые носит царица, то вот мое слово, что выйду тотчас же за него замуж!
Вакула. Прощай, Оксана! Дурачь, кого хочешь, а меня нс увидишь больше на этом свете!
Одарка. Куда, Вакула?
88
Вакула. Прощайте! Дает бог, увидимся на том свете, а на ртом уже не гулять нам вместе. Не поминайте лихом!
Свет за тюлем гаснет.
Саша (читает), «Тут через трубу Вакуловой хаты клубами повалил дым и пошел тучею по небу, и вместе с дымом поднялась ведьма верхом на метле. Эт0 была Солоха, мать Вакулы. Она поднялась так высоко, что одним только черным пятнышком мелькала вверху. Вдруг с противной стороны показалось другое пятнышко, увеличилось, стало растягиваться, и уже было не пятнышко, а просто — черт.
Мороз все увеличивался, и вверху сделалось так холодно, что черт перепрыгивал с одного копыта на другое и дул себе в кулак, желая сколько-нибудь отогреть мерзнувшие руки. Ведьма сама почувствовала, что холодно, несмотря на то что была тепло одета, а потому, поднявши руки кверху, отставила ногу и, приведши себя в такое положение, как человек, летящий на коньках, не сдвинувшись ни одним суставом, спустилась по воздуху, будто по ледяной покатой горе, и прямо — в трубу».
За тюлем зажигается красный с синим свет. Из-за кулис на метле выскакивает Солоха и натыкается на стоящие на полу мешки. За ней выскакивает на сцену Черт.
Солоха. Мешки Вакула принес, пусть же сам и вынесет!
Черт (прыгнул к Солохе). Пожалуйте ручку.
Солоха (протягивая ему руку). Нате!
Черт (целует руку). Ох!
Вакула (за сценой). Отвори!
Черт. Стучит кто-то?
Вакула (еще сильнее). Отвори!
Черт. Это кузнец! Слышишь, Солоха? Куда хочешь девай меня.
Солоха. Полезай в мешок. (Уходит.)
Черт лезет в мешок. Свет за тюлем гаснет и тут же снова зажигается. Черта уже нет. Входит Вакула.
Вакула. Неужели не выбьется из ума моего эта негодная Оксана? Не хочу думать о ней, а все думается. И, как нарочно, о ней одной только. Отчего это так, что дума против воли лезет в голову? (Задумался. Увидел мешки.) Зачем тут лежат эти меш
89
ки? Их давно бы пора убрать отсюда! ЗавтРа праздник, а в хате до сих пор лежит всякая дрянь. Отнести их в кузницу. (Хочет поднять мешок.) Кой черт! Мешки стали как будто тяжелее прежнего. Тут, верно, положено еще что-нибудь, кроме угля. Дурень я! Я и позабыл, что теперь мне кажется все тяжелее. Скоро буду от ветра валиться. Что я за баба! Не дам никому смеяться над собой! Хоть десять таких мешков — все подниму. Что, в самом деле? Как будто уже все пропало. Попробую еще одно средство: пойду к пузатому запорожцу Пацюку. Он, говорят, знает всех чертей и все сделает, что захочет. (Взваливает на себя мешок.)
Свет за тюлем гаснет.
Саша. «Черт запрыгал в мешке от радости, но кузнец, подумав, что он как-нибудь зацепил мешок и произвел сам это движение, ударил по мешку кулаком и, встряхнув его на плечах, отправился к пузатому Пацюку. Этот пузатый Пацюк был точно когда-то запорожцем, но выгнали его или он сам убежал из Запорожья, Этого никто не знал».
За тюлем загорается желтый свет. Пацюк сидит и ест галушки из стоящей на кадушке миски. За его спиной появляется В а к у л а с мешком за плечами.
Вакула (кланяясь). Я к твоей милости пришел, Пацюк!
Пацюк поднял голову и снова начал есть галушки.
Ты, говорят, не во гнев будь сказано...— я веду об этом речь не для того, чтобы тебе напесть какую обиду,— приходишься немного сродни черту.
Пацюк поднял голову и снова начал есть галушки.
К тебе пришел, Пацюк. Дай боже тебе всего, добра всякого в довольствии, хлеба в плепорции. Пропадать приходится мне, грешному! Ничто не поможет мне на свете. Что будет, то будет. Приходится просить помощи у самого черта.
Пацюк поднял голову и снова начал есть галушки.
Что ж, Пацюк, как мне быть?
Пацюк. Когда нужно черта, то и ступай к черту. (Продолжает есть галушки.)
90
Вакула (кланяясь). Для того-то и пришел к тебе: кроме тебя, думаю, никто не знает к нему дороги.
Пацюк молчит и доедает галушки.
Сделай милость, человек добрый, не откажи. Расскажи хоть, как, примерно сказать, попасть на дорогу к нему.
Пацюк. Тому не нужно далеко ходить, у кого черт за плечами.
Вакула. Что? (Опускает мешок.) Что он говорит?
Свет гаснет, и, когда вновь зажигается синий свет, ни Пацюка, ни кадушки уже нет, а Ч е р т сидит на Вакуле.
Черт. Это я, твой друг, все сделаю для товарища и друга! (В левое ухо.) Денег дам сколько хочешь. (В правое ухо.) Оксана будет сегодня же наша.
Вакула. Изволь! За такую цену готов быть твоим.
Черт (смеется). Ну, Вакула, ты знаешь, что без контракта ничего не делают.
Вакула. Я готов! У вас, я слышал, расписываются кровью; постой же, я достану в кармане гвоздь. (Заложив руку за спину, хватает Черта за хвост.)
Черт (смеясь). Вишь, какой шутник! Ну полно, Вакула, по баловал и хватит.
Вакула. Постой, голубчик! (Стаскивает Черта со спины за хвост.) Будешь ты у меня знать, как подучивать на грехи добрых людей! (Садится Черту на спину.)
Черт (жалобно стонет). Помилуй, Вакула, все, что для тебя нужно, все сделаю, отпусти только душу на покаяние!
Вакула. А, вот каким голосом запел! Теперь я знаю, что мне делать. Вези меня сей же час на себе! Слышишь? Да несись, как птица!
Черт. Куда?
Вакула. В Петербург, прямо к царице!
Свет за тюлем гаснет.
Саша. «II кузнец обомлел от страха, чувствуя себя поднимающимся в воздух. Сначала поднялся он от земли на такую высоту, что ничего не мог видеть внизу, и пролетел, как муха, под самым месяцем, так что если бы не наклонился немного, то зацепил бы его шапкою. Однако ж немного спустя он ободрился и уже стал подшучивать над чертом. Все было светло в вышине. Воздух
91
в легком серебряном тумане был прозрачен. И вдруг заблестел перед ним Петербург, весь в огнях».
Зеленый свет за тюлем освещает Черта и Вакулу у него на спине.
Черт. Прямо ли ехать к царице?
Вакула. Нет, страшно. Тут где-то, не знаю, пристали запорожцы, которые проезжали осенью через Диканьку. Они ехали из Сечи с бумагами к царице; все бы таки посоветоваться с ними. Эй, сатана! Полезай ко мне в карман да веди к запорожцам!
Темнота. Зажигается желтый свет. Сидят два запорожца.
Вакула (кланяясь до земли). Здравствуйте, Панове! Помогай бог вам, вот где увиделись!
1-й запорожец. Что там за человек?
Вакула. А вы не спознали? Это я, Вакула, кузнец. Когда проезжали осенью через Диканьку, то погостили, дай боже вам всякого здоровья и долголетия, у меня без малого два дня. Я новую шипу тогда поставил на переднее колесо вашей кибитки.
2-й запорожец. А! Это тот самый кузнец, который малюет важно.
1-й запорожец. Зд°Ров°, земляк. После потолкуем с тобой, Земляк, побольше.
2-й запорожец. Теперь же мы едем к царице.
Вакула. До царицы? А будьте ласковы, Панове, возьмите и меня с собою!
1-й запорожец. Тебя? Что ты будешь там делать? Нет, пе можно!
2-й запорожец. Мы, брат, будем с царицей толковать про свое.
Вакула. Возьмите! (Наклонясь к своему карману.) Черт, проси! (Ударяет по карману.)
Черт пискнул.
2-й запорожец. Возьмем его, в самом деле?
1-й запорожец. Пожалуй, возьмем!
Свет за тюлем гаснет.
Саша. «Чудно снова показалось кузнецу, когда понегсся он в огромной карете, качаясь на рессорах, когда с обеих сторон мимо
92
него бежали четырехэтажные дома и мостовая, гремя, казалось, сама катилась под ноги лошадям. Карета остановилась перед дворцом. Запорожцы вышли, вступили в великолепные сени и начали подыматься на блистательно освещенную лестницу. Робко следовал за ними кузнец, опасаясь на каждом шагу поскользнуться на паркете. Прошли три залы. Вдруг запорожцы пали на землю и закричали в один голос. Кузнец, не видя ничего, растянулся и сам со всем усердием на полу».
Запорожцы и стоящая перед ними царица освещаются ярким светом за тюлем.
Запорожцы и Вакула. Помилуй, мамо! Помилуй! Царица. Встаньте.
Запорожцы и Вакула. Не встанем, мамо! Не встанем! Умрем, а не встанем!
Царица. Встаньте — я велю!
Запорожцы и Вакула встают.
Светлейший обещал познакомить меня с моим народом, которого я до сих пор еще не видела. Чего хотите вы?
93
Вакула (про себя). Теперь пора! Царица спрашивает, чего хотите! (Ей.) Ваше царское величество, не прикажите казнить, прикажите миловать! Из чего, не во гнев будь сказано вашей царской милости, сделаны черевики, что на ногах ваших? Я думаю, ни один швец ни в одном государстве на свете не сумеет так сделать! Боже ты мой, что, если бы моя жинка надела такие черевики!
Царица. Если тебе так хочется иметь такие башмаки, то это не трудно сделать. (Обернувшись за кулисы.) Принесите ему сейчас же башмаки, самые дорогие, с золотом. (К запорожцам.) Хорошо ли вас здесь содержат?
1-й запорожец. Та спасибо, мамо! Провиант дают хороший...
Из-за кулис протягиваются руки в белых перчатках, с подушкой, иа которой лежат царицыпы башмаки.
Царица (Вакуле). Возьми себе мои черевики, добрый человек.
Вакула. Спасибо, мамо! (Кланяется и отходит с башмаками в сторону к занавесу.)
Царица (к запорожцам). Значит, провиант дают хороший?
2-й запорожец. Хороший, хотя бараны здешние совсем не то, что у нас на ЗапоРожье-
Вакула (у самого занавеса нагнулся к карману г1 стукнул по нему кулаком). Черт! Вынеси меня отсюда скорее!
Свет за тюлем гаспет.
Саша. «Еще быстрее в остальное время ночи несся черт с кузнецом назад, и мигом очутился Вакула около своей хаты. Тут, схвативши хворостину, отвесил он черту три удара, и бедный черт припустился бежать. После сего Вакула вошел в сени, зарылся в сено и проспал до утра».
Золотистый свет за тюлем освещает Оксану.
Оксана. Что, если он в самом деле ушел и никогда не вернется в село? Что, если он в самом деле решился на что-нибудь страшное? Чего доброго! Он же так любил меня...
Вакула (появляясь). Погляди, какие я тебе принес черевики!
Оксана (радостно вскрикивает). Ай!
94
Вакула. Те самые, которые носит царица.
Оксана. Нет, нет! Мне не нужно черевиков! Я и без черевиков тебя люблю!
Свет за тюлем гаснет.
Занавес.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
Инсценировка рассчитана на такой кружок школьной самодеятельности, в котором и ребят немного, и, может быть, нет костюмов, декораций, оборудованной сцены. Если бы даже пришлось устраивать спектакль просто в классе или дома в комнате, то и тогда можно было бы его поставить.
Что же нужно для постановки спектакля?
Несколько отступя от задней стены сцены или комнаты повесьте белую занавеску (можно из сшитых простынь). За этой занавеской будут переодеваться и ждать своего выхода на сцену исполнители. Там же будут спрятаны необходимые по ходу действия вещи: скамейки, мешки, бочка и миска.
Вместо занавеса можно повесить одеяла или другой подходящий материал. Занавес нужно повесить на таком расстоянии от задней белой занавески, чтобы между ними оставалась площадка для игры — сцена.
Перед занавесом справа или слева (как удобнее в данном помещении) нужно поставить кресло для Саши, а у его пог — маленькую скамеечку для Миши.
Освещение нужно устроить так, чтобы у Саши была особая лампочка со своим выключателем, а свет на сцене включался бы отдельно от нее. Когда Саша говорит, он зажигает свою лампочку, когда начинается действие на сцене, гасит. Если нельзя устроить отдельный выключатель, можно использовать карманный фонарик, переносный электрический ночничок — что легче будет достать.
Пока Саша читает и занавес закрыт, на сцене горит свет. Тач устанавливаются вещи и занимают свои места исполнители. Затем свет гасится, в темноте раздвигается занавес, и, когда снова зажигается свет, действующие лица уже стоят и сидят на своих местах.
Когда кончилось действие, свет гасится, в темноте закрывается занавес. Саша зажигает лампу и продолжает читать. Как только он заговорил, на сцене за закрытым занавесом включают свет и начинают перестановку декораций для следующей картины.
Саша и Мпша в начале спектакля выходят на свои места не
95
из-за занавеса, а из зрительного зала. Когда же спектакль окончился, Саша гасит свою лампу и уходит с Мишей за занавес на сцену.
Освещается зрительный зал, и зрители видят пустое кресло перед закрытым занавесом. Спектакль окончен.
Чтобы во время спектакля не было никакого замешательства, необходимо точно распределить все обязанности по перестановке декораций. Эти перестановки нужно несколько раз прорепетировать, добиваясь четкой и бесшумной работы. На сцене не должно быть ни одного постороннего человека: всё делают сами исполнители. Когда вы добьетесь полной слаженности в перестановках, можно считать техническую сторону спектакля готовой: перед глазами зрителей все, «как в сказке», неожиданно возникает из темноты, сцена за сценой сменяются без малейшей задержки.
Если будет возможность достать марлю (вместо тюля), то непосредственно за занавесом натягивается во всю сцену второй занавес (в нашей инсценировке это называется «тюлевый занавес»). Когда за марлевым занавесом свет погашен, а сидящие перед марлей Саша и Миша освещены своей лампочкой, то из зрительного зала не будет видно, что делается на сцене за марлей. Там же будет достаточно светло от Сашиной лампочки, для того чтобы делать перестановку к следующей картине. Когда же Саша свою лампочку погасит и на сцене свет будет зажжен, то сквозь марлю зрители увидят все происходящее там. Марлевый занавес открывается только раз — после слов Саши: «...как бы вызывая принарядившихся девушек выбежать скорее на скрипучий снег».
Занавес закрывается, только когда Саша с Мишей уходят в темноте со сцены.
Зрелище через марлю как бы в тумане создает впечатление сказочности происходящего. Если же менять на сцене цвет освещения, то зрелище станет еще более фантастическим.
Лучше всего этого можно достигнуть, освещая сцепу проекционным фонарем и меняя перед его объективом светофильтры из цветного целлофана. Ставится проекционный фонарь за занавесом, перед которым сидит Саша, чтобы фонарь не был виден зрителям. С помощью такого фонаря можно достичь впечатления полета Вакулы на черте. Делается это так. Черт стоит на четвереньках на скамейке. Вакула, оседлав его, становится ногами тоже на скамейку. Они, не двигаясь, ведут свой разговор: круг света из фонаря освещает сквозь синий или зеленый целлофан только Вакулу па черте, оставляя в темноте скамейку. Если при этом прожектору придать вращательное движение, то колебание теней на освещенном белом заднике создаст впечатление полета.
Чтобы проще и быстрее делать пепестаповки, надо обходиться возможно меньшим количеством вещей.
96
Широкая скамейка без спинки (или две составленные скамейки). На ней сидят Вакула с Оксаной в первой и последней сценах и запорожцы, когда к ним приходит Вакула.
Кадушка. Ее можно сделать из перевернутой табуретки, обив фанерой, картоном или газетами, наклеенными в несколько слоев. На ней у Пацюка стоит миска с галушками, а до того, обернутая в материю, она изображает один из мешков, который Вакула выволакивает из хаты; та же кадушка может служить сиденьем для царицы, если она закрывает ее своими юбками и мантией.
Мешок с чертом. В пустой мешок нужно наложить топорщащиеся вещи; например, ветки кустарника. Мешок должен быть достаточно тяжел, чтобы лежал на спине у Вакулы, не соскальзывая при движениях.
Царицыны черевички. На обыкновенные туфли можно сделать чехольчики из «золотой» или «серебряной» бумаги (например, из оберток чая). Их подают Вакуле завязанными в яркий шелковый платок. Когда он поставит их перед Оксаной на скамейку и развяжет, направьте на них свет, чтобы они блестели.
Сложнее дело обстоит с костюмами.
Костюм Оксаны. Белая блузка с украинской вышивкой. Если такой нет, нашейте на грудь и рукава белой блузки четырехугольные куски белой же материи, раскрашенной (растрафаречея-ной) под украинскую вышивку. На шею наденьте бусы. Косы оберните вокруг головы и завяжите сзади разноцветными лентами, спадающими на спину и через плечи на грудь. Черную или синюю юбочку надо подпоясать красным или зеленым шарфом — кушаком.
Костюм Солохи. Солоха одета так же, как и Оксана, но на голове платок, завязанный сзади, на затылке.
Костюм Одарки. Коричневое пальто, подпоясанное красным кушаком. Голова повязана светлым или пестрым платком. На ногах блестящие (резиновые) сапожки.
Костюм царицы. Платье (по возможности шелковое) с обтягивающим фигуру лифом и очень широкой, пышной юбкой до полу. Через плечо голубая лента, и на ней на груди «бриллиантовая» звезда. На шее «драгоценное» ожерелье. Прическа с высоким зачесом надо лбом и с локонами на висках, волосы сильно напудренные, маленькая корона па прическе (драгоценностями могут служить елочные украшения). В руках может быть веер. На одно плечо наброшен яркий длинный плащ (можно взять скатерть), стелющийся по полу.
Костюм Пацюка. Б$лая рубашка с украинской вышивкой, или просто на грудь белой рубашки нашивается лоскут, разрисованный под украинскую вышивку. Рубашка заправлена в синие широкие шаровары, подпоясана широким матерчатым кушаком яркого цвета. На ногах сапоги.
В школьном театре
97
Костюм Вакулы, Коричневое (или серое) дамское пальто, подпоясанное широким красным матерчатым кушаком. В руках серая барашковая шапка. Шаровары. Сапоги.
Костюм запорожцев. Одеты так же, как Пацюк, но на одно плечо накинуто дамское яркое пальто (зеленое, красное), так, чтобы нельзя было рассмотреть фасон.
Костюм, черта. Гоночный конькобежный или тренировочный черный костюм. На, лбу привязаны рожки из картона, сзади пришит хвост — обшитая черной материей бечевка.
Костюм Саши. Ученический костюм с пионерским галстуком.
Костюм Миши. Пионерский костюм, но без галстука.
Чтобы правильно сыграть каждую из ролей, нужно хорошо помнить всё, что сказано о данном действующем лице у Гоголя как от автора, так и от лица других персонажей. Главное внимание обращайте не на внешнее сходство, а на правильную передачу характера действующего лица.
Очень ответственны роли Саши и Миши. Чтобы зрители не заскучали, Саша должен ярко представить себе (вообразить) всю гоголевскую повесть и постараться прочесть ее так, чтобы слушатели, в свою очередь, живо представляли себе все происходящие события, а Миша должен стараться внимательно слушать Сашу.
Слушать собеседника (партнера) — значит представлять себе то, о чем он говорит. Тогда и отвечать ему словами своей роли становится легче.
Было бы хорошо использовать в инсценировке украинские песни.
Так, например, Оксана, принаряжаясь перед зеркальцем, может петь веселую песенку.
Когда Вакула скажет: «Ты у меня и мать, и отец, и все, что ни есть дорогого на свете», с улицы, из-за сцены, донесется хоровая песня, которая продолжается до слов Оксаны: «Вот мое слово, что выйду тотчас же за него замуж!»
Запорожцы до того, как входит к ним Вакула, могут петь протяжную песню.
В последней картине после слов Оксаны: «Он же так любил меня...» — издали слышится песня Вакулы. Постепенно она приближается, и Вакула входит с песней, ставит узел на скамью, развязывает его. Развязав, перестает петь и говорит: «Погляди, какие я тебе принес черевики!..»
После слов Оксаны: «Я и без черевиков тебя люблю!» —за сценой вдруг грянула плясовая песня. Оксана и Вакула подхватили песню и пустились в пляс.
ОТ ХУДОЖНИКА
Для облегчения оформления спектакля мы предлагаем вам воспользоваться распространенным в театре приемом передачи целого через деталь, через символ.
Очень типичное украшение украинской хаты — расшитое полотенце, рушник. Такой рушник может стать символом всей хаты. Точно так же лепной орнамент в стиле барокко 1 — символ дворца царицы.
Распишите красками под украинскую вышивку кусок холста и закрепите его перед «орнаментом», выполненным тем же способом.
В перемене при закрытом занавесе «рушник» снимается, открывая «орнамент», когда же действие переносится опять в хату, «рушник» навешивается снова.
1 Барокко — художественный стиль конца эпохи Возрождения, отличавшийся обилием декоративных деталей.
М. Ю. Лермонтов
ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
Инсценировка Н. С. Сухоцкой
е
Часть первая
ТАМАНЬ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Автор.
Печорин.
Денщик Печорина.
Слепой мальчик.
Девушка.
Янко.
Старуха.
Десятник.
На просцениум перед занавесом выходит автор.
Автор. Я должен несколько объяснить причины, побудившие меня передать публике сердечные тайны человека, которого я никогда не знал. Добро бы я был еще его другом: коварная нескромность истинного друга — понятна каждому; но я видел его только раз в моей жизни на большой дороге, следовательно, не могу питать к нему той неизъяснимой ненависти, которая, таясь под личиною дружбы, оживает только после смерти или несчастия любимого предмета, чтоб разразиться над его головою градом упреков, советов, насмешек и сожалений.
Перечитывая записки Печорина, я убедился в искренности того, кто так беспощадно выставлял наружу собственные слабости и пороки. История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она — следствие наблюдений ума зрелого над самим
100
собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление.
Герой нашего времени, точно, портрет, но не одного человека: рто портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии. Может быть, вы захотите узнать мое мнение о характере Печорина? Мой ответ — заглавие этой книги. «Да это злая ирония!» — скажете вы. Не знаю.
Автор уходит.
Свет на просцениуме меняется — темнеет. За занавесом слышен звук подъехавшей тройки и голос ямщика: «Тпр-р-у-у!» Тройка останавливается. Голос часового: «Кто идет?» На просцениум выходят Печорин и десятник.
Печорин. Я офицер, еду в действующий отряд по казенной надобности. Мне нужна казенная квартира. И скорей. Я три ночи не спал.
Десятник. Да вот не знаю, как и быть. Сейчас все избыто заняты.
Печорин (кричит). Веди меня куда-нибудь, разбойник! Хоть к черту, только к месту!
Десятник (почесывая затылок). Есть еще одна фатера, только вашему благородию не понравится: там нечисто!
Печорин. Веди, иди вперед!
Уходят.
Занавес открывается.
Лунный свет, падающий через разбитое стекло небольшого оконца, освещает внутренность хаты. Две лавки, стол и огромный сундук возле печи составляют всю ее убогую обстановку. Па сундуке прикорнул слепой мальчик. Резкий стук в дверь. Мальчик приподнялся, молчит. Стук повторяется, мальчик молчит. Ударом ноги в дверь Печорин распахивает ее и появляется на пороге.
Печорин (кричгьт на улигщ, своему денщику). Выложи чемодан и отпусти извозчика! (Заметив мальчика.) Где хозяин?
Мальчик. Не-ма.
Печорин. Как? Совсем нету?
Мальчик. Совсем.
Печорин. А хозяйка?
Мальчик. Побигла в слободку.
Денщик вносит чемодан. Печорин засветил серную спичку и поднес ее к носу мальчика, тот продолжает стоять неподвижно.
Печорин (про себя). Слепой... совершенно слепой. (Мальчику.) Ты хозяйский сын?
Мальчик. Ни.
Печорин. Кто же ты?
101
Мальчик. Сирота, убогий.
Печорин. Ау хозяйки есть дети?
Мальчик. Ни; была дочь, да утикла за море с татарином. Печорин. С каким татарином?
Мальчик. А бис его знает! Крымский татарин, лавочник из Керчи. (Вышел.)
Печорин (вытащил из чемодана восковой огарок и, засветив его, осматривает комнату. Денщику). На стене ни одного образа — дурной знак!..
Денщик. Да.
Печорин. Суда, я видел, в пристани есть, завтра отправлюсь в Геленджик. (Раскладывает вещи, поставил в угол шашку ч ружье, пистолеты положил на стол, разостлал свою бурку на лавке и лег.)
Денщик ложится на другую лавку, также разостлав на ней свою бурку, и тут же засыпает. Печорин задул свечу, лег. Месяц светит в окно, и его луч играет на полу хаты. Вдруг на яркой полосе, пересекающей пол, промелькнула тень. Печорин привстал и взглянул в окно. Мимо окна вторично кто-то пробежал.
Печорин (вглядываясь в окно). Нельзя полагать, чтоб это существо сбежало по отвесу берега; однако иначе ему некуда бьь
102
ло деваться. (Встал, накинул бешмет, опоясал кинжал и тихо-тихо вышел из хаты.)
Занавес.
Перед занавесом по затемненному просцениуму проходит мальчик, под мышкой он несет какой-то узел. За ним на расстоянии идет Печорин. Занавес открывается.
Высокий берег моря, темно — луна оделась тучами. На первом плане два больших камня, справа, у кулисы,— часть скалы. Доносится шум моря. Слева идет мальчик, останавливается, прислушивается и идет к скале. Около скалы присел на землю и положил возле себя узел. Слева показывается следящий за ним Печорин. Когда мальчик сел, Печорин остановился на большом расстоянии от него, прячась за камнем.
Печорин (тихо). Какая крутизна! Но, видно, это не первая его прогулка, судя по уверенности, с которой он ступал с камня на камень и избегал рытвин.
Справа, перед скалой, появляется белая фигура девушки. Она подошла к мальчику и села возле него.
Девушка. Что, слепой? Буря сильна; Янко не будет.
Мальчик. Янко не боится бури.
Девушка (печально). Туман густеет.
Мальчик. В тумане лучше пробраться мимо сторожевых судов.
Девушка. А если он утонет?
Мальчик. Ну что ж? В воскресенье ты пойдешь в церковь без новой ленты.
Пауза.
Печорин (про себя, с удивлением). Слепой говорил со мною малороссийским наречием, а теперь изъясняется чисто по-русски...
Мальчик (ударив в ладоши). Видишь, я прав: Янко не боится ни моря, ни ветров, ни тумана, ни береговых сторожей; прислушайся-ка: это не вода плещет, меня не обманешь,— это его длинные весла.
Девушка (вскочила и стала всматриваться в даль с видом беспокойства). Ты бредишь, слепой, я ничего не вижу.
Они оба, как и Печорин, всматриваются в морскую даль. Пауза. Слышен только ветер и шум моря.
Девушка. Вижу, вижу!.. (Бежит вниз, за скалу, слепой за ней.)
Печорин (всматриваясь). Отважен пловец, решившийся в такую ночь пуститься через пролив на расстояние двадцати верст, и
103
важная должна быть для того причина! (Всматривается.) Как утка ныряет... выскочила... сейчас ударится с размаха об берег и разлетится вдребезги... Ловко повернулась боком (с облегчением), вскочила в бухту...
Из-за скалы появляется Я н к о с тяжелым грузом, кладет его у скалы и возвращается, чтобы помочь девушке. Она, как и слепой, тоже приносит тяжелые узлы, выгруженные из лодки Янко. Каждый берет по узлу на плечи и тихо, молча уходит за скалу.
Печорин (смотря им вслед). Странно!
Занавес.
Яркое, солнечное утро следующего дня. Перед занавесом появляется П е-ч о р и н. Он угрюм и сердит. За ним выходит д е н щ и к. Увидев Печорина, окликает его.
Денщик. Ваше благородие!
Печорин оборачивается.
(Подходя; лицо его испуганно.) Плохо, ваше благородие!
Печорин. Да, брат, бог знает, когда мы отсюда уедем! Тамань — самый скверный городишка из всех приморских городов России. Я был сейчас в крепости, чтобы узнать у коменданта о часе моего отъезда в Геленджик, а он ничего не мог сказать мне решительного. Суда, стоящие в пристани, все — или сторожевые, или купеческие, которые еще даже не начали нагружаться. «Может быть, дни через три, четыре придет почтовое судно,— сказал комендант,— и тогда мы увидим». (Хочет идти дальше.)
Денщик (еще более встревоженно, наклоняясь к Печорину, шепотом). Здесь нечисто! Я встретил сегодня черноморского урядника; он мне знаком — был прошлого года в отряде; как я ему сказал, где мы остановились, а он мне: «Здесь, брат, нечисто, люди недобрые!» Да и в самом деле, что это за слепой! Ходит везде один, и на базар, за хлебом, и за водой... уж, видно, здесь к этому привыкли.
Печорин. Да что ж? По крайней мере, показалась ли хозяйка?
Денщик. Сегодня без вас пришла старуха и с ней дочь.
Печорин. Какая дочь? У нее нет дочери.
Денщик. А бог ее знает, кто она, коли не дочь; да вот старуха сидит теперь у своей хаты.
Печорин. Пойдем. (Уходит, за ним денщик.)
Занавес открывается.
104
Дворик перед хатой. Во дворе слева у сложенной печурки сидит стару-х а готовит обед. Рядом с ней слепой мальчик подкладывает в огонь хворост. Справа видны дверь в хату и часть крыши. В глубине, у заборчика,— камень. Печорин и денщик входят. Денщик проходит в хату, Печорин подходит к старухе.
Печорин. Здравствуй, бабушка, я твой постоялец.
Старуха (едва взглянув на Печорина, мотает головой). Глухая я, батюшка, не слышу, ничего не слышу. (Отворачивается, занимается стряпней.)
Печорин (обращается к слепому). Ну-ка, слепой чертенок (взял его за ухо), говори, куда ты ночью таскался с узлом, а?
Мальчик (вдруг заплакал, закричал, заохал). Куда я ходив?., никуды не ходив... с узлом? Яким узлом?
Старуха. Вот выдумывают, да еще на убогого! За что вы его? Что он вам сделал?
Печорин. На этот раз вы услышали? (Отходит.) Я достану ключ этой загадки! (Завернувшись в бурку, садится на камень, задумался.)
Вдруг раздается песня. Печорин прислушивается, оглядывается — никого нет кругом, звуки как будто падают с неба. Печорин поднимает глаза: на крыше хаты стоит девушка в полосатом платье, с распущенными косами. Защитив глаза ладонью от лучей солнца и всматриваясь в даль, опа поет.
Девушка (поет то протяжно и печально, то быстро и живо).
Как по вольной волюшке —
По зелену морю,
Ходят всё кораблики Белопарусники. Промеж тех корабликов Моя лодочка, Лодка неснащеная, Двухвесельная.
Буря ль разыграется —
Старые кораблики
Приподымут крылышки,
По морю размечутся.
Стану морю кланяться
Я низехонько:	v
«Уж не тронь ты, злое море,
Мою лодочку:
Везет моя лодочка
Вещи драгоценные, Правит ею в темну ночь Буйная головушка».
105
Печорин. Ночью я слышал тот же голос. (Задумался, взглянул на крышу, девушки там уже нет.)
Вдруг девушка пробежала мимо Печорина, напевая что-то другое, и, прищелкивая пальцами, подбежала к старухе. Быстро и тихо, так что слов разобрать нельзя, они со старухой о чем-то спорят. Старуха сердится, девушка громко хохочет. Вдруг убежала от старухи; поравнявшись с Печориным, останавливается, пристально смотрит ему в глаза, как будто удивленная его присутствием. Затем небрежно обернулась и тихо идет налево.
Постой! (Встает, подходит к ней.) Скажи-ка мне, красавица, что ты делала на кровле?
Девушка. А смотрела, откуда ветер дует.
Печорин. Дачем тебе?
Девушка. Откуда ветер, оттуда и счастье.
Печорин. Что же? Разве ты песнею зазывала счастье?
Девушка. Где поется, там и счастливится.
Печорин. А как неравно напоешь себе горе?
Девушка. Ну что ж? Где не будет лучше, там будет хуже, а от худа до добра опять недалеко.
Печорин. Кто ж тебя выучил эту песню?
Девушка. Никто не выучил: вздумается — запою; кому услыхать—тот услышит; а кому не должно слышать, тот не поймет.
106
Печорин. А как тебя зовут, моя певунья?
Девушка. Кто крестил, тот знает.
Печорин. А кто крестил?
Девушка. Почему я знаю.
Печорин. Экая скрытная! А вот я кое-что про тебя узнал. Я узнал, что ты ночью ходила на берег. Я видел, как ты лодку встречала, груз из нее несла...
Девушка (нимало не смутясь, хохочет во все горло). Много видели, да мало знаете; а что знаете, так держите иод замочком.
Печорин (серьезно, сделав строгую мину). А если б я, например, вздумал донести коменданту?
Девушка взглянула на него, запела и убежала. В дверях хаты появился денщик.
Печорин (денщику). Принеси мне чая.
Денщик уходит в хату. Медленно возвращается девушка. Она садится на камень рядом с Печориным, молча смотрит на него. Пауза.
Девушка (внезапно наклоняется к Печорину, обвила руками его шею, шепчет ему на ухо). Нынче ночью, как все уснут, выходи на берег.
Печорин обнимает ее, но она быстро вырывается и бежит за хату, едва не сбив с ног денщика со стаканом чая.
Денщик. Экий бес-девка!
Печорин (взяв стакан с чаем). Слушай: сегодня ночью я выйду. Если я выстрелчо из пистолета, то беги на берег.
Денщик (выпучив глаза от удивления, машинально). Слушаю, ваше благородие.
Занавес.
Перед занавесом на просцениуме появляется девушка. Ночь. Внимательно вглядываясь в темноту, девушка ждет Печорина. Издали слышен шум морского прибоя. Где-то далеко — протяжный гудок парохода. Появляется Печорин; на нем накинута бурка, за поясом — пистолет. Девушка подходит к нему, берет его за руку.
Девушка. Идите за мной!
Уходят за занавес.
Занавес открывается.
Тот же каменистый береговой обрыв к морю, где прошлую ночь был Печорин. Девушка и Печорин быстро входят.
107
Печорин (едва отдышавшись). Не понимаю, как я не сломал себе шеи! (Оглядываясь.) Эт<> то же место, где я видел тебя накануне.
Девушка. Взойдем в лодку. (Резко берет его за руку и тянет к обрыву.)
Печорин (вырывает у нее руку, сердито). Что это значит?
Девушка (обвивает его стан руками). Это значит, что я тебя люблю... (Прижимается щекой к его щеке и, крепко прижавшись к нему, ловко вынимает у него из-за пояса пистолет и швы-ряет с обрыва в воду. Плеск воды.)
Печорин (вырвавшись из ее объятий, хватается за пояс). Мой пистолет!
Печорин пытается оттолкнуть от себя девушку, но она, как кошка, вцепилась в его одежду и вдруг сильным толчком едва не сбросила его с обрыва в море. Началась отчаянная борьба.
Печорин (крепко сжав ее руки, кричит). Чего ты хочешь? Д е в у ш к а. Ты видел, ты донесешь!
Сверхъестественным усилием она почти повалила его на откос, но он схватил ее одной рукой за косу, другой за горло, она выпустила его одежду, и он мгновенно сбросил ее вниз, в море. Раздался плеск воды. Все стихло. Печорин отходит и, скрывшись за большим камнем, так что с обрыва его не видно, полулег на землю. В темноте на обрыве показалась белая фигура девушки. Встав во весь рост, она выжимает морскую пену из длинных волос своих. Вдруг замерла, прислушалась. Доносится звук весел приближающейся лодки.
Девушка (тихо). Янко! (Машет ему рукой.)
Янко поднялся на обрыв. За ременным поясом его торчит большой нож.
Девушка. Янко, все пропало!
Янко. Тише!
Несколько секунд они говорят так тихо, что слов нельзя расслышать.
(Возвысив голос.) А где же слепой?
Девушка. Я его послала. (Всмотрелась.) Да вот он идет.
Появляется мальчик, таща на спине мешок, который кладет на землю подле Янко, и сам садится рядом.
Янко. Послушай, слепой! Ты береги то место, знаешь? Там богатые товары... Скажи хозяину, что я ему больше не слуга. Дела пошли худо, он меня больше не увидит; теперь опасно; поеду искать работы в другом месте, а ему уж такого удальца не найти.
108
Да скажи, кабы он получше платил за труды, так и Янко бы его не покинул; а мне везде дорога, где только ветер дует и море шумит!
Девушка прижалась к нему, он ее обнял.
Она поедет со мною, ей нельзя здесь оставаться; а старухе скажи, что, дескать, пора умирать, зажилась, надо знать и честь. Нас же больше не увидит.
Мальчик (жалобным голосом). А я?
Янко. На что мне тебя? (Кладет монету в руки мальчика.) На, купи себе пряников.
Мальчик. Только?
Янко (взвалив на спину мешок, принесенный слепым). Ну, вот тебе еще. (Бросает монету, она зазвенела, ударясь о камень.)
Слепой ее не поднял.
Девушка и Янко спускаются к морю, исчезают в темноте. Мальчик, сидя на берегу у обрыва, горько, протяжно плачет.
Печорин (приподнявшись на локте, в грустном раздумье). И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг «честных конт
109
рабандистов»? (Поднимаясь.) и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!.. (Уходит.)
Плачет слепой мальчик. Шумит море.
Занавес.
Часть вторая
КНЯЖНА МЕРИ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Печорин.
Гру Ш Н И ЦК и й.
Княгиня Лиговская.
К н я ж н а М е р и, ее дочь.
Вера.
Доктор Вернер.
Р а е в и ч.
Драгунский капитан.
1-й о ф и ц е р.
2-й офицер.
Иван Игнатьевич, офицер в отставке.
Толстая дама.
Кавалер толстой дамы.
Молодо й человек.
Пьяный господин.
Лакей Печорина.
Гости на балу	1	с
тт « ~ ~ - ... .. л	г могут быть те же исполнители.
Прохожие в парке J J
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
На просцениум перед занавесом выходит Печорин.
Печорин. Вчера я приехал в Пятигорск, нанял квартиру на краю города, на самом высоком месте, у подошвы Машука: во время грозы облака будут спускаться до моей кровли. Ветки цветущих черешен смотрят мне в окна, и ветер иногда усыпает мой письменный стол их белыми лепестками. Вид с трех сторон у меня чудесный. На запад пятиглавый Бешту синеет, как «последняя ту
110
ча рассеянной бури»; на север поднимается Машук, как мохнатая персидская шапка, и закрывает всю эту часть небосклона; на восток смотреть веселее: внизу передо мною пестреет чистенький, новенький городок, шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа, а там, дальше, амфитеатром громоздятся горы всё синее и туманнее, а на краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльборусом... Весело жить в такой земле! Какое-то отрадное чувство разлито во всех моих жилах. Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка; солнце ярко, небо сине — чего бы, кажется, больше? Зачем ТУТ страсти, желания, сожаления?.. Однако пора. Пойду к Елисаветинско-му источнику: там, говорят, утром собирается все водяное общество. (Уходит.)
Занавес открывается.
Площадка у источника минеральной воды. Скамеечка. В правой части сцены — колодезь, из которого стаканами берут и пьют целебную вод\. На одной скамейке сидят, подобрав костыли, два раненых офицера. По площадке прохаживаются дведамыи девушка.
Входит Печорин, останавливается в глубине, спиной к зрителям, любуясь живописной окрестностью. Появляется Грушницкий, в толстой солдатской шинели, с Георгиевским солдатским крестиком на груди; правой рукой опирается на костыль.
Грушницкий (заметив Печорина, окликает его). Печорин? Давно ли здесь?
Обнялись.
Печорин. Со вчерашнего дня.
Грушницкий. А я уже с неделю здесь. Был ранен пулей в ногу, приехал на воды лечить.
Печорин. Как тут живут?
Грушницкий (вздохнув). Мы ведем жизнь довольно прозаическую. Пьющие утром воду — вялы, как все больные, а пьющие вино повечеру — несносны, как все здоровые.
Печорин. А какое общество? Есть кто-нибудь примечательный?
Грушницкий. Женские общества есть; только от них небольшое утешение: они играют в вист, одеваются дурно и ужасно говорят по-французски. Нынешний год из Москвы одна только княгиня Лиговская с дочерью. Но я с ними незнаком. Моя солдатская шинель — как печать отвержения. Участие, которое она возбуждает, тяжело, как милостыня.
Мимо них проходят к колодцу две дамы, пожилая и молодая; они одеты по строгим правилам лучшего вкуса: ничего лишнего. Грушницкий и Печорин следят за ними.
111
Грушницкий. Вот княгиня Лиговская и с нею дочь ее Мери, как она ее называет на английский манер. Они здесь только три дня.
Печорин. Однако ты уж знаешь ее имя?
Грушницкий (слегка смутившись). Да, я случайно слышал. Признаюсь, я не желаю с ними познакомиться. Эта гордая знать смотрит на нас, армейцев, как на диких. И какое им дело, есть ли ум под нумерованной фуражкой и сердце под толстой шинелью?
Печорин (усмехаясь). А кто этот господин, который к ним подходит и так услужливо подает им стакан?
Грушницкий. О! это московский франт Раевич! Он игрок: Это видно тотчас по золотой огромной цепи, которая извивается по его голубому жилету. А что за толстая трость — точно у Робинзона Крузор! Да и борода, кстати, и прическа a la moujik1.
Печорин. Ты озлоблен против всего рода человеческого.
Грушницкий. И есть за что...
Печорин. О! право?
Дамы отошли от колодца и медленно идут, приближаясь к Печорину и Грушницкому.
Грушницкий (принимает драматическую позу с помощью костыля и отвечает Печорину громко, с расчетом быть услышанным дамами). Милый мой, я ненавижу людей, чтоб их не презирать, потому что иначе жизнь была бы слишком отвратительным фарсом.
Проходя мимо, княжна Мери обернулась и подарила оратора долгим любопытным взором.
Печорин (глядя ей вслед). Эта княжна Мери прехорошенькая. У нее такие бархатные глаза... именно бархатные — я тебе советую присвоить это выражение, говоря об ее глазах,— нижние и верхние ресницы так длинны, что лучи солнца не отражаются в ее зрачках. Я люблю эти глаза без блеска: они так мягки, они будто бы тебя гладят... Впрочем, кажется, в ее лице только и есть хорошего... А что, у нее зубы белы? Это очень важно! Жаль, что она не улыбнулась на твою пышную фразу.
Грушницкий (с негодованием). Ты говоришь об хорошенькой женщине, как об английской лошади!
Печорин (стараясь подделаться под его тон). Милый мой, я презираю женщин, чтобы не любить их, потому что иначе жизнь была бы слишком смехотворной мелодрамой.
Грушницкий, с негодованием взглянув на Печорина, отходит к источнику.
1 На мужицкий манер — под мужика (франц.)
112
П е ч о р и н (присев на скамью, с усмешкой). Он из тех людей, которые на все случаи жизни имеют готовые пышные фразы, которых просто прекрасное пе трогает и которые важно драпируются в необыкновенные чувства, возвышенные страсти и исключительные страдания. Производить эффект — их наслаждение. Его цель — сделаться героем романа. Он так часто старался уверить других в том, что он существо, не созданное для мира, обреченное каким-то тайным страданиям, что он сам почти в этом уверился. Оттого он так гордо носит по особому роду франтовства свою толстую солдатскую шинель. Я его понял, и он за это меня не любит, хотя мы наружно в самых дружеских отношениях... Он юнкер, только год в службе. Я познакомился с ним в действующем отряде. Он слывет отличным храбрецом; я его видел в деле: он махает шашкой, кричит и бросается вперед, зажмуря глаза. Это что-то не русская храбрость!.. Я его также не люблю: я чувствую, что мы когда-нибудь столкнемся на узкой дороге, и одному из нас несдобровать.
В глубине сцены появляются, медленно прогуливаясь, княгиня с Рае-в и ч е м и немного позади Мери. В эту минуту Грушницкий у источника уронил свой стакан на песок и, оперевшись на костыль, усиливается нагнуться, чтобы его поднять: больная нога ему мешает. Увидев это, Мери подскочила к нему, нагнулась, подняла стакан и подала ему. Потом вдруг смутилась и, не дав ему поблагодарить, почти побежала, догоняя мать. Когда она поравнялась с Печориным, он навел на нее лорнет, прямо и дерзко рассматривая ее. Мери вспыхнула, сердито взглянула на него и, подняв голову, ушла за княгиней.
Грушницкий (подойдя, к Печорину). Ты видел? Это просто ангел!
Печорин (с видом чистейшего простодушия). Отчего? Грушницкий. Разве ты не видал?
Печорин. Нет, видел: она подняла твой стакан. Если б был тут сторож, то он сделал бы то же самое и еще поспешнее, надеясь получить на водку. Впрочем, очень понятно, что ей стало тебя жалко: ты сделал такую ужасную гримасу, когда ступил на простреленную ногу...
Грушницкий. И ты не был нисколько тронут, глядя на нее в эту минуту, когда душа сияла на лице ее?..
Печорин. Нет... (Заметив идущего от источника доктора Вернера.) А вот и мой старый приятель. (Зовет.) Доктор! Доктор Вернер!
Доктор, увидав Печорина, идет к нему. Грушницкий, поклонившись доктору, уходит.
Вернер. Рад вас видеть. (Здоровается.) Я знал, что вы здесь. (Садится, прислонив трость к скамье, зевнул.) На дворе становится жарко.
из
Печорин. Да, в комнате меня беспокоят мухи.
Пауза.
Заметьте, любезный доктор, что без дураков было бы на свете очень скучно. Посмотрите, вот нас двое умных людей; мы знаем заранее, что обо всем можно спорить до бесконечности, и потому не спорим; мы знаем один о другом все, что хотим знать, и знать больше не хотим; остается одно средство: рассказывать новости. Скажите же мне какую-нибудь новость. (Закрыл глаза и зевнул.)
Вернер (подумавши). В вашей галиматье однако ж есть идея.
Печорин. Две!
Вернер. Скажите мне одну, я сам скажу другую.
Печорин. Хорошо, начинайте!
Вернер. Вам хочется знать какие-нибудь подробности насчет кого-нибудь из приехавших на воды, и я уж догадываюсь, о ком вы это заботитесь, потому что об вас сейчас уже спрашивали.
Печорин. Доктор! Решительно нам нельзя разговаривать: мы читаем в душе друг у друга.
Вернер. Теперь другая...
Печорин. Другая идея вот: мне хотелось вас заставить рассказать что-нибудь. Во-первых, потому, что слушать менее утомительно; во-вторых, нельзя проговориться; в-третьих, можно узнать чужую тайну; в-четвертых, потому, что такие умные люди, как вы, лучше любят слушателей, чем рассказчиков. Теперь к делу: что вам сказала княгиня Лиговская обо мне?
Вернер. Вы очень уверены, что это княгиня... а не княжна?..
Печорин. Совершенно убежден.
Вернер. Почему?
Печорин. Потому что княжна спрашивала об Грушницком.
Вернер. У вас большой дар соображения. Княжна сказала, что она уверена, что этот молодой человек в солдатской шинели разжалован в солдаты за дуэль...
Печорин. Надеюсь, вы ее оставили в этом приятном заблуждении...
Вернер. Разумеется.
Печорин (в восхищении). Завязка есть! Об развязке этой комедии мы похлопочем. Явно судьба заботится о том, чтоб мне не было скучно.
Вернер. Я предчувствую, что бедный Грушницкий будет вашей жертвой...
Печорин. Дальше, доктор...
Вернер. Княгиня сказала, что ваше лицо ей знакомо. Я ей заметил, что, верно, она вас встречала в Петербурге, где-нибудь в свете... Я сказал ваше имя... Оно было ей известно. Кажется, ва
114
ша история там наделала много шума... Княгиня стала рассказывать о ваших похождениях, прибавляя, вероятно, к светским сплетням свои замечания... Дочка слушала с любопытством. В ее воображении вы сделались героем романа в новом вкусе. Я не противоречил княгине, хотя знал, что она говорит вздор.
Печорин (протянув ему руку). Достойный друг!
Вернер (с чувством пожав его руку). Если хотите, я вас представлю...
Печорин. Помилуйте! Разве героев представляют? Они не иначе знакомятся, как спасая от верной смерти свою любимую...
В е р н е р. И вы в самом деле хотите волочиться за княжной?..
Печорин. Напротив, совсем напротив!.. Доктор, наконец я торжествую: вы меня не понимаете!.. Это меня, впрочем, огорчает, доктор: я никогда сам не открываю моих тайн, а ужасно люблю, чтоб их отгадывали, потому что таким образом я всегда могу при случае от них отпереться. Однако ж вы мне должны описать маменьку с дочкой. Что они за люди?
Вернер. Во-первых, княгиня — женщина сорока пяти лет, у нее прекрасный желудок, но кровь испорчена: на щеках красные пятна. Последнюю половину своей жизни она провела в Москве и тут на покое растолстела. Она лечится от ревматизма, а дочь бог знает от чего. Я велел обеим пить по два стакана в день кис-лосерной воды и купаться два раза в неделю в разводной ванне. Княгиня, кажется, не привыкла повелевать; она питает уважение к уму и знаниям дочки, которая читала Байрона по-английски и Знает алгебру: в Москве, видно, барышни пустились в ученость, и хорошо делают, право! Наши мужчины так нелюбезны вообще, что с ними кокетничать, должно быть, для умной женщины несносно. Княгиня очень любит молодых людей; княжна смотрит на них с некоторым презрением — московская привычка! Они в Москве только и питаются, что сорокалетними остряками.
П е ч о р и н. А вы были в Москве, доктор?
Вернер. Да, я имел там некоторую практику.
Печорин. Продолжайте.
Вернер. Да я, кажется, все сказал... Да! вот еще: княжна, кажется, любит рассуждать о чувствах, страстях и прочее. Она была одну зиму в Петербурге, и он ей не понравился, особенно общество: ее, верно, холодно приняли.
Печорин. Вы никого у них не встречали?
Вернер. Напротив, был один адъютант, один натянутый гвардеец и какая-то дама из новоприезжих, родственница княгини по мужу, очень хорошенькая, но очень, кажется, больная... Не встретили ль вы ее у колодца? Она среднего роста, блондинка, с правильными чертами, цвет лица чахоточный, а на правой щеке черная родинка. Ее лицо меня поразило своей выразительностью.
Печорин (пробормотал сквозь зубы). Родинка! Неужели?..
115
Вернер (посмотрел на Печорина и торжественно положил ему Руку на сердце). Она вам знакома...
Печорин. Теперь ваша очередь торжествовать! Только я на вас надеюсь: вы мне не измените. Я ее не видал еще, но уверен, узнаю в вашем портрете одну женщину, которую любил в старину... Не говорите ей обо мне ни слова. Если она спросит, относитесь обо мне дурно.
Вернер (пожав плечами). Пожалуй! (Встает, кланяется и уходит.)
Печорин (один, задумался). Судьба ли нас свела опять на Кавказе, или она нарочно сюда приехала, зная, что меня встретит?.. И как мы встретимся?.. И потом, она ли это?.. Зачем она здесь? И почему я думаю, что это она? И почему я даже так в этом уверен? Мало ли женщин с родинками на щеках?.. Мои предчувствия меня никогда не обманывали. Нет в мире человека, над которым прошедшее приобретало бы такую власть, как надо мной. Всякое напоминание о минувшей печали или радости болезненно ударяет в мою душу и извлекает из нее все те же звуки...-Я глупо создан: ничего не забываю, ничего!
Занавес.
Перед занавесом появляется Печорин.
Печорин. В продолжение двух дней мои дела ужасно подвинулись. Княжна меня решительно ненавидит; мне уже пересказывали две-три эпиграммы на мой счет, довольно колкие, но вместе очень лестные. Ей ужасно странно, что я, который привык к хорошему обществу, который так короток с ее петербургскими кузинами и тетушками, не стараюсь познакомиться с нею. Мы встречаемся каждый день у колодца, на бульваре; я употребляю все свои силы на то, чтоб отвлекать ее обожателей, блестящих адъютантов, бледных москвичей и других, и мне почти всегда удается. Я всегда ненавидел гостей у себя, теперь у меня каждый день полон дом, обедают, ужинают, играют, и, увы, мое шампанское торжествует над силою магнетических ее глазок! Грушницкий принял таинственный вид: ходит, закинув руки за спину, и никого не узнает, нога его вдруг выздоровела: он едва хромает. Он нашел случай вступить в разговор с княгиней и сказать какой-то комплимент княжне; она, видно, не очень разборчива, ибо с тех пор отвечает на его поклон самой милой улыбкой. (Уходит.)
Занавес открывается
Аллея в парке. Вдоль аллеи три скамейки. На одной из них сидит женщина в соломенной шляпке, окутанная черной шалью, опустив голову на грудь, в глубокой задумчивости. Шляпка закрывает! ее лицо. Входят Грушницкий с Печориным, продолжая/разговор.
116
Грушницкий. Ты решительно не хочешь познакомиться с Лиговскими?
Печорин. Решительно.
Грушницкий. Помилуй! самый приятный дом на водах! Все здешнее лучшее общество...
Печорин (перебивает). Мой друг, мне и не здешнее ужасно надоело. А ты у них бываешь? (Садится на скамью.)
Грушницкий. Нет еще. Я говорил раза два с княжной и более, но знаешь, как-то напрашиваться в дом неловко, хотя здесь Это и водится... Другое дело, если бы я носил эполеты... (Садится рядом с Печориным.)
Печорин. Помилуй! да этак ты гораздо интереснее! Ты просто не умеешь пользоваться своим выгодным положением... Да солдатская шинель в глазах всякой чувствительной барышни тебя делает героем, страдальцем.
Грушницкий (самодовольно улыбаясь). Какой вздор!
Печорин. Я уверен, что княжна в тебя уж влюблена.
Грушницкий (делая вид, что сердится). У тебя все шутки! Во-первых, она меня еще так мало знает...
Печорин. Женщины любят только тех, которых не Знают.
Грушницкий. Да я вовсе не имею претензии ей нравиться: я просто хочу'познакомиться с приятным домом, и было бы очень смешно, если б я имел какие-нибудь надежды... Вот вы, например, другое дело — вы, победители петербургские: только посмотрите, так женщины тают... А знаешь ли, Печорин, что княжна о тебе говорила?..
Печорин. Как? Она тебе уж говорила обо мне?
Грушницкий. Не радуйся, однако. Я как-то вступил с нею в разговор у колодца, случайно, третье слово ее было: «Кто этот господин, у которого такой неприятный тяжелый взгляд? Он был с вами тогда...» Она покраснела и не хотела назвать дня, вспомнив свою милую выходку. «Вам не нужно сказывать дня,— отвечал я ей,— он вечно будет мне памятен...» Мой друг Печорин! Я тебя не поздравляю: ты у нее на дурном замечании. А, право, жаль, потому что Мери очень мила!..
Печорин (приняв серьезный вид). Да, она недурна. Только берегись, Грушницкий! Русские барышни большею частью питаются только платонической любовью, не примешивая к ней мысли о Замужестве; а платоническая любовь самая беспокойная. Княжна, кажется, из тех женщин, которые хотят, чтоб их забавляли. Если две минуты сряду ей будет возле тебя скучно, ты погиб невозвратно: твое молчание должно возбуждать ее любопытство, твой разговор — никогда не удовлетворять его вполне. Ты должен ее тревожить ежеминутно; она десять раз публично для тебя пренебрежет мнением и назовет это жертвой и, чтоб вознаградить себя за это,
117
станет тебя мучить, а потом просто скажет, что она тебя терпеть не может.
Грушницкий вскочил, хочет перебить Печорина, но тот продолжает.
Если ты над нею не приобретешь власти, то даже ее первый поцелуй не даст тебе права на второй; она с тобой накокетничается вдоволь, а года через два выйдет замуж за урода, из покорности к маменьке, и станет себя уверять, что она несчастна, что она одного только человека и любила, то есть тебя, но что небо не хотело соединить ее с ним, потому что на нем была солдатская шинель, хотя под этой толстой серой шинелью билось сердце страстное и благородное...
Грушницкий, пытавшийся все время перебить Печорина, махнул рукой и в негодовании удалился.
(Улыбнулся.) Явно, что он влюблен. (Встает и идет по аллее.)
Когда он поравнялся с сидящей на скамье женщиной, она подпала голову, взгляды их встретились, она вздрогнула от неожиданности.
Вера!
Вера. Я знала, что вы здесь.
Печорин (сел возле нее и взял ее за руку). Мы давно не виделись.
Вера. Давно. И переменились оба во многом!
Печорин. Стало быть, уж ты меня не любишь!..
Вера. Я замужем!..
Печорин. Опять? Однако несколько лет тому назад эта причина также существовала, но между тем...
Вера выдернула свою руку из его руки.
Может быть, ты любишь своего второго мужа?..
Вера молча отвернулась.
Или он очень ревнив?
Вера молчит.
Что ж? Он молод, хорош, особенно, верно, богат и ты боишься...
Вера (взглянула на него с выражением глубокого отчаяния).
Скажи мне, тебе очень весело меня мучить? Я бы тебя должна ненавидеть. С тех пор как мы знаем друг друга, ты ничего мне не дал, кроме страданий... (Ее голос задрожал, она склонилась к Печорину и опустила голову на грудь его.)
Он ее обнял. Слышен отдаленный раскат громам-
118
(Подняла голову.) Идет гроза... (Поспешно.) Мы живем рядом с княгиней Лиговской. Мой муж дальний ее родственник. Ты должен познакомиться с Лиговскими. Мы только там можем видеться. Обещай мне, что ты с ними познакомишься.
Печорин. Даю тебе слово.
Близкий удар грома.
Вера (встает). Прощай. (Быстро уходит.)
Печорин (один, задумчиво). «Ты ничего мне не дал, кроме страданий...» Может быть, ты оттого-то именно меня и любила: радости забываются, а печали никогда... Да, я уже прошел тот период жизни душевной, когда ищут только счастья, когда сердце чувствует необходимость любить сильно и страстно кого-нибудь: теперь я только хочу быть любимым, и то очень немногими; даже, мне кажется, одной постоянной привязанности мне было бы довольно: жалкая привычка сердца!..
Темнеет. Гром, голоса. Печорин взглянул, кто идет, и, быстро поднявшись, отошел в глубину. Появляются Грушницкий и Мери. Они шли быстро, устали, и Мери присела па край скамейки, продолжая разговор.
М е р и. И вы целую жизнь хотите остаться на Кавказе?
Грушницкий. Что для меня Россия? — страна, где тысячи людей, потому что они богаче меня, будут смотреть на меня с презрением, тогда как здесь — здесь рта толстая шинель не помешала моему знакомству с вами.
Мери. Напротив...
Грушницкий (очень доволен). Здесь моя жизнь протечет шумно, незаметно и быстро, под пулями дикарей, и если бы бог мне каждый год посылал один светлый женский взгляд, один, подобный тому...
Из темноты внезапно появляется Печорин.
Мери (вскочила, в ужасе). Боже мой, черкес!
Печорин (слегка наклонясь к ней). Не бойтесь, сударыня, я не более опасен, чем ваш кавалер.
Мери, поборов смущение, быстро уходит. Грушницкий, бросив недовольный взгляд па Печорина, спешит за ней. Опять раскат грома, в глубине проходят отставшие от Мери княгиня сРаевичем. Они торопятся.
Княгиня. Идемте скорей... Сейчас начнется гроза...
Уходят.
Печорин (присел на скамейку, задумался). Вера ботьна,
119
очень больна, хотя в этом не признается; я боюсь, чтобы не было у нее чахотки... Она вверилась мне снова с прежней беспечностью,— и я ее не обману: она единственная женщина в мире, которую я не в силах был бы обмануть.
Гром, шум ветра. По аллее идет обратно, проводив Мери, Г р у ш н и ц-к и й. Увидев Печорина, подходит к нему.
Печорин. Знаешь ли что? Я пари держу, что она не знает, что ты юнкер; она думает, что ты разжалованный...
Грушницкий (рассеянно). Может быть! Какое мне дело!..
Печорин. Нет, я только так это говорю...
Грушницкий. А знаешь ли, что ты нынче ее ужасно рассердил? Она нашла, что это неслыханная дерзость. Я насилу мог ее уверить, что ты так хорошо воспитан и так хорошо знаешь свет, что не мог иметь намерение ее оскорбить. Она говорит, что у тебя наглый взгляд, что ты, верно, о себе самого высокого мнения.
Печорин. Она не ошибается... А ты не хочешь ли за нее вступиться?
Грушницкий. Мне жаль, что я не имею еще этого права. Впрочем, для тебя же хуже — теперь тебе трудно познакомиться с ними,— а жаль! Это один из самых приятных домов, какие я только знаю...
Сильный удар грома.
Печорин (зевая). Самый приятный дом для меня теперь мой. (Встал, чтобы гьдти.)
Грушницкий. Однако признайся, ты раскаиваешься?
Печорин. Какой вздор! Если я захочу, то завтра же буду вечером у княгини...
Грушницкий. Посмотрим...
Печорин. Даже, чтоб тебе сделать удовольствие, стану волочиться за княжной...
Грушницкий. Да, если она захочет говорить с тобой...
Печорин. Я подожду только той минуты, когда твой разговор ей наскучит... Прощай!
Грушницкий. А я пойду шататься,— я ни за что теперь не Засну... Послушай, пойдем лучше в ресторацию, там игра... Мне нужны нынче сильные ощущения...
Гром, молния, шум дождя и ветра.
Печорин. Желаю тебе проиграться... (Уходит.)
Грушницкий идет в другую сторону.
Занавес.
120
Перед занавесом — П е ч о р и н.
Печорин. Прошла почти неделя, а я еще не познакомился с Лиговскими. Жду удобного случая. Грушницкий как тень следует за княжной везде; их разговоры бесконечны. Когда же он ей наскучит?.. Мать не обращает на это внимания, потому что он «не жених». Вот логика матерей! Я подметил два-три нежных взгляда,— надо этому положить конец. Кстати: завтра бал по подписке в ресторации, и я буду танцевать с княжной мазурку. (Уходит.)
Занавес открывается.
Зал ресторации. На заднем плане танцуют. Невидимый зрителям оркестр играет полонез. На первом плане — кресла, маленький диванчик, налево— вход в другую комнату. Здесь, на первом плане, средн гостей стоит Печорин и прислушивается к беседе толстой дамы с драгунским капитаном.
Дама. Эта княжна Лиговская пренесносная девчонка! Вообразите, толкнула меня и не извинилась, а еще обернулась и посмотрела на меня в лорнет... Это возмутительно!.. И чем она гордится? Уж ее надо бы проучить...
Капитан. За Этим дело не станет! (Кланяется даме и идет в комнату налево.)
К креслу, в котором сидит княгиня, беседуя с другой дамой, подходит Мери в сопровождении кавалера, с которым танцевала полонез. Оркестр играет вальс, Печорин подходит к Мери и кланяется, приглашая ее на вальс. Они, танцуя, направляются в глубину зала. Княгиня встает и вместе с сопровождающей ее дамой идет за ними посмотреть на танцующих. Постепенно с первого плана переходят туда и толстая дама, и другие гости, лишь один старичок сидит в кресле и дремлет. Вальс. Печорин с Мери и еще одна пара, танцуя, выходят на первый план. Вальс кончается, Печорин подводит к креслу запыхавшуюся Мери.
Мери. Merci, monsieur. (Села.)
Печорин стоит рядом.
Печорин (после паузы). Я слышал, княжна, что, будучи вам вовсе не знаком, я имел уже несчастье заслужить вашу немилость... что вы меня нашли дерзким... Неужели это правда?
Мери (с иронической гримаской). И вам бы хотелось теперь меня утвердить в этом мнении?
Печорин. Если я имел дерзость вас чем-нибудь оскорбить, то позвольте мне иметь еще большую дерзость просить у вас прощения... И, право, я бы очень желал доказать вам, что вы насчет меня ошибались...
121
Мери. Вам это будет довольно трудно...
Печорин. Отчего же?..
Мери. Оттого, что вы у нас не бываете, а эти балы, вероятно, не часто будут повторяться.
Печорин (с некоторой досадой). Знаете, княжна, никогда не должно отвергать кающегося преступника: с отчаяния он может сделаться еще вдвое преступнее... и тогда...
Его прерывает хохот и шушуканье позади них. Печорин оборачивается: сзади стоят пришедшие из другой комнаты трое мужчин: драгунский капитан хохочет и с довольным видом потирает руки. С ним двое штатских. Один из них, во фраке, с длинными усами и красной рожей, неверными шагами подходит к княжне. Он пьян.
Пьяный господин (заложив руки за спину, хрипло). Пер-метё... Ну, да что тут!., просто ангажирую вас на мазурку...
Мери (испуганно, бросая кругом умоляющий взгляд). Что вам угодно?
Пьяный господин (мигнув драгунскому капитану, который ободряет его знаками). Что же? Разве вам не угодно?.. Я таки опять имею честь вас ангажировать на мазурку... Вы, может, думаете, что я пьян? Это ничего! Гораздо свободнее, могу вас уверить.
Мери молчит. Она готова упасть в обморок от страха и негодования.
Печорин (взяв его крепко за руку и пристально глядя в глаза, твердо). Я прошу вас удалиться... потому что княжна давно уж обещалась танцевать мазурку со мною.
Пьяный господин (засмеявшись и пошатнувшись). Ну, нечего делать!.. В другой раз! (Отходит к своим товарищам, которые тотчас уводят его в другую комнату.)
Мери, благодарно взглянув на Печорина, спешит в бальный зал к княгине. Там танцуют кадриль. Печорин отходит в сторону, его обступают молодые люди. Входит княгиня — она ищет Печорина, подходит к нему.
Княгиня. Monsieur Печорин! (Отводит его в сторону.) Мери рассказала мне все. Спасибо вам!.. Я вам так благодарна! Я ведь знала вашу мать и дружила с вашими тетушками. Я не знаю, как случилось, что мы до сих пор с вами незнакомы, но признайтесь, вы этому одни виною: вы дичитесь всех так, что ни на что не похоже. Я надеюсь, что воздух моей гостиной разгонит ваш сплин... Не правда ли?
Печорин (кланяясь). Я буду счастлив, княгиня. (Провожает ее в бальный зал, где уже загремела мазурка, и тут же возвра-ш.ается, ведя Мери.)
Они садятся. В глубине зала танцуют мазурку.
122
Мери (продолжал беседу). Вы странный человек!
Печорин. Я не хотел с вами знакомиться, потому что вас окружает слишком густая толпа поклонников, и я боялся в ней исчезнуть совершенно.
Мери. Вы напрасно боялись! Они все прескучные...
Печорин. Все! Неужели все?
Мери (пристально смотрит на него, стараясь будто припомнить что-то, потом решительно). Все!
Печорин. Даже мой друг Грушницкий?
Мери (с некоторым сомнением). А он ваш друг?
Печорин. Да.
Мери. Он, конечно, не входит в разряд скучных...
Печорин (смеясь). Но в разряд несчастных.
Мери. Конечно! А вам смешно? Я б желала, чтоб вы были па его месте...
Печорин. Что ж? Я был сам некогда юнкером, и, право, рто самое лучшее время моей жизни!
Мери (быстро). А разве он юнкер? А я думала...
Печорин. Что вы думали?
Мери. Ничего!..
Мазурка кончилась. К ним подходит молодой человек.
Молодой человек. Княгиня ждет вас, княжна. Она собирается уезжать.
Печорин (встает, кланяется). До свидания, княжна!
Мери (улыбаясь). До свидания. (Уходит с молодым человеком в глубину сцены.)
Печорин оборачивается и видит направляющегося к нему доктора Вернера.
Вернер. Ага! Так-то вы! А еще хотели не иначе знакомиться с княжной, как спасши ее от верной смерти.
Печорин. Я сделал лучше: спас ее от обморока на бале!..
Вернер. Как это? Расскажите!..
Печорин. Нет, отгадайте,—о вы, отгадывающий все на свете!
В е р п е р. Хорошо. Пойдемте ужинать.
Уходят в другую комнату.
Занавес.
Перед занавесом идет Печорин, навстречу — Грушницкий.
Грушницкий (крепко пожав руку Печорину, трагическим голосом). Благодарю тебя, Печорин... Ты понимаешь меня?..
123
П е ч о р и 1. Нет, ио, во всяком случае, не стоит благодарности. Грушницкий. Как? А вчера? Ты разве забыл?.. Мери мне все рассказала...
Печорин. А что? Разве у вас уж нынче все общее? И благодарность?..
Грушницкий (очень важно). Пожалуйста, не подшучивай над моею любовью, если хочешь остаться моим приятелем. Видишь, я ее люблю до безумия... и я думаю, я надеюсь, она также меня любит... У м°ня есть до тебя просьба. Ты будешь нынче у них вечером; обещай мне замечать все; я знаю, ты опытен в этих вещах, ты лучше меня знаешь женщин. Женщины! женщины! Кто их поймет? Их улыбки противоречат их взорам, их слова обещают и манят, а звук их голоса отталкивает... То они в минуту постигают и угадывают самую потаенную нашу мысль, то не понимают самых ясных намеков... Вот хоть княжна: вчера ее глаза пылают страстью, останавливаясь па мне, нынче они тусклы и холодны...
Печорин. Это, может быть, следствие действия вод.
Грушницкий. Ты во всем видишь худую сторону... (Презрительно.) Материалист! Впрочем, переменим материю. (Смеется, довольный плохим каламбуром.) Вечером пойдем вместе к княгине.
Расходятся в разные стороны.
Занавес открывается.
Гостиная в доме княгини. В глубине — фортепьяно, на первом плане — кресла, круглый столик, диван. Вечер. В комнате княгиня, Мери и гости: Печорин, Грушницкий, Р а е в и ч, Вера и два молодых человека в штатском.
Грушницкий. Княжна, спойте что-нибудь!
Гости. Да, да, спойте, княжна!
Княгиня (подойдя к фортепьяно). Садись, Мери, спой...
Пока Мери выбирает поты, Печорин подходит к Вере, оставшейся сидеть на первом плане, и садится рядом с ней. Мери поет, аккомпанируя себе. Княгиня и гости расположились вокруг нее в креслах. Грушницкий стоит, облокотись на фортепьяно, восторженно слушает и время от времени повторяет вполголоса: «Charmant! delicieux! 1 Чудесно!»
Печорин (тихо, Вере). Довольна ли ты моим послушанием, Вера?
Вера. Послушай, я не хочу, чтоб ты знакомился с моим мужем, но ты должен непременно понравиться княгине; тебе ^то легко: ты можешь все, что захочешь. Мы здесь только будем видеться...
1 Прекрасно! восхитительно!
124
Печорин. Только?
Вера (торопливо). Ты знаешь, что я твоя раба, я никогда не умела тебе противиться... и я буду за это наказана: ты меня разлюбишь! По крайней мере, я хочу сберечь свою репутацию... не для себя, ты это знаешь очень хорошо!.. О, я прошу тебя, не мучь меня по-прежнему пустыми сомнениями и притворной холодностью: я, может быть, скоро умру, я чувствую, что слабею со дня на день... и, несмотря на это, я не могу думать о будущей жизни, я думаю только о тебе... Вы, мужчины, не понимаете наслаждений взора, пожатия руки... а я, клянусь тебе, я, прислушиваясь к твоему голосу, чувствую такое глубокое, странное блаженство, что самые жаркие поцелуи не могут заменить его.
Мери кончила петь. Гости подходят к ней.
Гости. Прекрасно! Чудесный голос!
Грушницкий. Прелестно, очаровательно!
Княгиня. Прошу вас к чаю, господа!..
Гости постепенно уходят за княгиней в другую комнату. К Мери подходит Печорин.
Печорин (довольно небрежно). У вас неплохой голос, княжна!
Мери (насмешливо приседал). Мне это тем более лестно, что вы меня вовсе не слушали. Но вы, может быть, не любите музыки?..
Печорин. Напротив... после обеда особенно.
Мери (отходя от фортепьяно). Грушницкий прав, говоря, что у вас самые прозаические вкусы... и я вижу, что вы любите музыку в гастрономическом отношении...
Печорин. Вы ошибаетесь опять: я вовсе не гастроном — у меня прескверный желудок. Но музыка после обеда усыпляет, а спать после обеда здорово; следовательно, я люблю музыку в медицинском отношении. Вечером же она, напротив, слишком раздражает мои нервы: мне делается или слишком грустно, или слишком весело. То и другое утомительно, когда нет положительной причины грустить или радоваться, и притом грусть в обществе смешна, а слишком большая веселость неприлична...
Мери (задумалась). У вас очень мало самолюбия! Всякий раз, как Грушницкий подходит ко мне, вы оставляете нас вдвоем. Отчего вы думаете, что мне веселее с Грушницким?
Печорин. Я жертвую счастию приятеля своим удовольствием.
Мери. И моим...
Печорин пристально, серьезно смотрит на нее.
125
Грушницкий (подходит к ним). Простите, княжна, княгиня просит вас к гостям. (Уводит Мери, та неохотно идет за ним.)
Печорин (один). Решительно Грушницкий ей надоел.
Занавес.
Печорин выходит на просцениум.
Печорин. Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я не хочу и на которой никогда не женюсь? Вера меня любит больше, чем княжна Мери будет любить когда-нибудь; если б она мне казалась непобедимой красавицей, то, может быть, я бы завлекся трудностью предприятия... Но ничуть не бывало! Из чего же я хлопочу? Из зависти к Грушницкому? Бедняжка! Он вовсе ее не заслуживает. Или это следствия того скверного, но непобедимого чувства, которое заставляет нас уничтожать сладкие заблуждения ближнего, чтоб иметь мелкое удовольствие сказать ему, когда он в отчаянии будет спрашивать, чему он должен верить: «Мой друг, со мною было то же самое! и ты видишь, однако, я обедаю, ужинаю и сплю преспокойно и, надеюсь, сумею умереть без крика и слез!» (Уходит за занавес.)
Занавес открывается.
Дорога, ведущая к Провалу. У дороги на большом камне сидит Печорин.
Печорин. А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет. Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути...
Его размышления прерывает Грушницкий, появившийся на дороге. За ним доктор Вернер.
Грушницкий (кричит). Поздравь меня! (Бросается на шею Печорина.) Я произведен в офицеры!
Вернер. Я вас не поздравляю.
Грушницкий. Отчего?
Вернер. Оттого, что солдатская шинель к вам очень идет, и признайтесь, что армейский пехотный мундир, сшитый здесь, на водах, не придаст вам ничего интересного... видите ли, вы до сих пор были исключением, а теперь подойдете под общее правило.
Г рушницкий. Толкуйте, толкуйте, доктор! Вы мне не по
126
мешаете радоваться. (На ухо Печорину.) Он не знает, сколько надежд придали мне эполеты... (Громко.) О эполеты, эполеты! Ваши звездочки, путеводительные звездочки... Нет! Я теперь совершенно счастлив.
Вернер, усмехнувшись, продолжает свой путь.
Печорин. Ты идешь с нами гулять к Провалу?
Грушницкий. Я? Ни за что не покажусь княжне, пока не готов будет мундир.
Печорин. Прикажешь ей объявить о твоей радости?..
Грушницкий. Нет, пожалуйста, не говори... Я хочу ее удивить. Завтра будет готов мой мундир, как раз к балу. Наконец я буду с нею танцевать целый вечер... Вот наговорюсь!
Печорин. Когда же бал?
Грушницкий. Да завтра! Разве не знаешь? Большой праздник, и здешнее начальство решило устроить бал.
Печорин. Скажи мне, однако, как твои дела с княжной?
Грушницкий смутился и задумался; ему хотелось похвастаться, солгать,— и было совестно, а вместе с этим было стыдно признаться в истине.
Как ты думаешь, любит ли она тебя?..
Грушницкий. Любит ли? Помилуй, Печорин, какие у тебя понятия!.. Как можно так скоро?.. Да если даже она и любит, то порядочная женщина этого не скажет...
Печорин. Хорошо! И, вероятно, по-твоему, порядочный человек должен тоже молчать о своей страсти?..
Грушницкий. Эх, братец! На все есть манера; многое не говорится, а отгадывается...
Печорин. Это правда... Только любовь, которую мы читаем в глазах, ни к чему женщину не обязывает, тогда как слова... Берегись, Грушницкий, она тебя надувает...
Грушницкий (подняв глаза к небу). Она? (Самодовольно улыбнулся.) Мне жаль тебя, Печорин! (Заметил идущих по дороге.) Они идут! (Быстро уходит.)
С противоположной стороны появляются княгиня, Раевич и Мери. Они здороваются с Печориным.
Княгиня. Вы идете с нами?
Печорин. Да, я ждал вас, княгиня.
Княгиня. Идемте, скоро солнце сядет. (Проходит с Раеви-чем вперед.)
Печорин (задерживая Мери). Княжна, завтра будет бал, позвольте ангажировать вас на мазурку.
Мери удивлена и обрадована; улыбается, присела на камень. Он стоит рядом.
Д27
Мери. Я думала, что вы танцуете только по необходимости, как прошлый раз.
Печорин. Вы будете завтра приятно удивлены.
Мери. Чем?
Печорин. Это секрет... на бале вы сами догадаетесь. (Обратив внимание на идущих по дороге.) Вот идут любители видов... Презабавный старичок!.. Посмотрите на его даму, осененную розовыми перьями; пышность ее платья напоминает времена фижм, а пестрота ее кожи— счастливую эпоху мушек из черной тафты.
Мери смеется. Старичок с дамой прошли.
Мери. Вы опасный человек! Я бы лучше желала попасться в лесу под нож убийцы, чем вам на язычок... Я вас прошу не шутя, когда вам вздумается обо мне говорить дурно, возьмите лучше нож и зарежьте меня,— я думаю, это вам не будет очень трудно.
Печорин. Разве я похож на убийцу?..
Мери. Вы хуже...
Печорин (задумался на минуту, затем, приняв глубоко тронутый вид). Да, такова была моя участь с самого детства! Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали — и они родились... Я был готов любить весь мир,— меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил,— тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочел ее эпитафию. Многим все вообще эпитафии кажутся смешными, но мне нет, особенно когда вспомню о том, что под ними покоится. Впрочем, я не прошу вас разделять мое мнение; если моя выходка вам кажется смешна — пожалуйста, смейтесь: предупреждаю вас, что это меня не огорчит нимало.
Мери глазами, полными слез, смотрит на него. Он подает ей руку, помогая -встать. Пауза.
Любили ли вы?
Мери посмотрела па него пристально, покачала головой. К ним подходит Вернер.
Вернер. Вы тоже идете гулять к Провалу?
Мери. Да, доктор. (Берет его под руку. Идут.)
Печорин (задержавшись). Она недовольна собой; она себя
128
обвиняет в холодности... О, это главное торжество! Завтра она захочет вознаградить меня. Я все это знаю наизусть — вот что скучно. (Идет за Мери и Вернером,)
Занавес.
На просцениум выходят Печорин с Грушницким. Грушницкий в сиянии армейского пехотного мундира. В левой его руке — коричневые лайковые перчатки и фуражка, правой рукой он ежеминутно взбивает завитой в мелкие кудри хохол.
Грушницкий (небрежно, не глядя, на Печорина). Ты, говорят, эти дни ужасно волочился за моей княжной?
Печорин. Где нам, дуракам, чай пить!
Грушницкий (остановившись). Скажи-ка, хорошо на мне сидит мундир?.. Ох, как под мышками режет!.. Нет лк у тебя духов?
Печорин (доставая из кармана маленький флакончик). Помилуй, чего тебе еще? От тебя и так уж песет розовой помадой...
Грушницкий. Ничего. Дай-ка сюда... (Выливая весь флакончик за галстук, в носовой платок, на рукава.) Ты будешь танцевать?
Печорин. Не думаю.
Грушницкий. Я боюсь, что мне с княжной придется начинать мазурку,— я не знаю почти пи одной фигуры...
Печорин. А ты звал ее на мазурку?
Грушницкий. Нет еще...
Печорин. Смотри, чтоб тебя не предупредили...
Грушницкий (ударив себя по лбу). В самом деле! Прощай...
Пойду дожидаться ее у подъезда. (Побежал.)
Печорин (задумался, медленно и грустно). Неужели мое единственное назначение на земле — разрушать чужие надежды? ( Уходит.)
Занавес открывается.
Уголок зала в помещении (назовите его собранием или трактиром, как угодно), где городское начальство устроило бал. Звучит полковой оркестр. Мы видим лишь часть зала, один из его укромных уголков. Мери, очевидно только что кончившая танцевать, сидит, обмахиваясь веером. Возле нее стоит Грушницкий и что-то говорит с большим жаром; княжна слушает его рассеянно, смотрит по сторонам, приложив веер к губкам; на лице ее нетерпение, глаза ее ищут кругом кого-то. Печорин, отойдя от группы мужчин, беседующих в глубине сцены, тихонько подошел сзади и слушает разговор Грушницкого с княжной.
Грушницкий. Вы меня мучите, княжна, вы ужасно переменились с тех пор, как я вас не видал...
5 в школьном театре
129
Мери (бросив на него быстрый, насмешливый взгляд). Вы также переменились.
Грушницкий. Я? Я переменился?.. О, никогда! Вы знаете, что это невозможно! Кто видел вас однажды, тот навеки унесет с собою ваш божественный образ...
Мери. Перестаньте...
Грушницкий. Отчего же вы теперь не хотите слушать того, чему еще недавно, и так часто, внимали благосклонно?
Мери (смеясь). Потому что я не люблю повторений.
Грушницкий. О, я горько ошибся!.. Я думал, безумный, что по крайней мере эти эполеты дадут мне право надеяться... Нет, лучше бы мне век остаться в этой презренной солдатской шинели, которой, может быть, я обязан вашим вниманием.
Мери. В самом деле, вам шинель гораздо более к лицу... (Ответив на иоклон подошедшего Печорина.) Не правда ли, мосье Печорин, что серая шинель гораздо более идет к мосье Грушницкому?
Печорин. Я с вами не согласен, в мундире он еще моложавее.
Грушницкий бросает бешеный взгляд на Печорина и уходит.
А признайтесь, что хотя он всегда был очень смешон, но еще недавно он вам казался интересен... в серой шинели?..
Мери потупила глаза и не отвечает. Начался вальс. Молодой человек приглашает княжну танцевать. Она неохотно идет с ним, Печорин смотрит им вслед. К нему быстро подходит Вера.
Вера. Я отгадываю, к чему все это клонится, лучше скажи мне просто теперь, что ты ее любишь.
Печорин. Но если я ее не люблю?
Вера. То зачем ее преследовать, тревожить, волновать ее воображение?.. О, я тебя хорошо знаю! Послушай, если ты хочешь, чтоб я тебе верила, то приезжай через неделю в Кисловодск. Послезавтра мы переезжаем туда. Княгиня остается здесь дольше. Найми квартиру рядом. Мы будем жить в большом доме близ источника, в мезонине; внизу княгиня Лиговская, а рядом есть дом того же хозяина, который еще не занят... Приедешь?
Печорин. Хорошо, обещаю тебе. Сегодня же пошлю занять Эту квартиру.
Вера. Благодарю тебя. (Уходит.)
Из глубины зала, где идут танцы, входит Грушницкий.
Г р у ш н и ц к и й (Печорину, взяв его за руку). Я этсго не ожидал от тебя.
130
Печорин. Чего?
Грушницкий (торжественным голосом). Ты с нею танцуешь мазурку? Она мне призналась...
Печорин. Ну, так что ж? А разве это секрет?
Грушницкий. Разумеется... я должен был этого ожидать от девчонки... от кокетки... Уж я отомщу!
Печорин. Пеняй на свою шинель или на свои эполеты, а зачем же обвинять ее? Чем она виновата, что ты ей больше не нравишься?
Грушницкий. Зачем же подавать надежды?
Печорин. Зачем же ты надеялся? Желать и добиваться чего-нибудь — понимаю, а кто же надеется?
Грушницкий (со злобной улыбкой). Ты выиграл пари, только не совсем. (Уходит.)
Начинается мазурка. Печорин идет в глубину сцены и танцует с Мери среди других пар. Когда мазурка кончилась, он ведет свою даму к креслу в том же уголке зала.
Мери. Я дурно буду спать эту ночь.
Печорин. Этому виноват Грушницкий.
Мери. О нет! (Она задумчива и грустна.)
Печорин, увидев, что здесь, кроме них, никого нет, быстро прижимает ее руку к губам своим. Мери не сразу отнимает руку, но затем внезапно, как бы опомнившись, отпрянула от него.
Печорин. Вы на меня сердитесь?..
Мери покачала головой; ее губы хотели проговорить что-то и не могли: глаза наполнились слезами; она опустилась в кресла и закрыла лицо руками.
(Взяв ее руку.) Что с вами?
Мери. Вы меня не уважаете!.. О! Оставьте меня!.. (Выпрямилась в кресле, глаза ее засверкали.)
Печорин (сделав два-три шага, остановился и обернулся к ней). Простите меня, княжна! Я поступил как безумец... этого в Другой раз не случится: я приму свои меры... Зачем вам знать то, что происходило до сих пор в душе моей? Вы этого никогда не узнаете, и тем лучше для вас. Прощайте.
Мери (со слезами в голосе). Или вы меня презираете, или очень любите! Может быть, вы хотите посмеяться надо мной, возмутить мою душу и потом оставить... Это было бы так подло, так низко, что одно предположение... О нет! (С нежной доверенностью.) Не правда ли, во мне нет ничего такого, что бы исключало уважение? Ваш дерзкий поступок... я должна, я должна вам его
131
простить, потому что позволила... (Нетерпеливо.) Отвечайте, говорите же, я хочу слышать ваш голос!..
Печорин молчит.
Вы молчите? Вы, может быть, хотите, чтоб я первая вам сказала, что я вас люблю?
Печорин молчит.
(Продолжает со страшной решительностью.) Хотите ли этого?
Печорин (пожав плечами). Зачем?
Мери быстро, резко встает и уходит в глубь зала. Музыка котильона продолжается. Через несколько секунд к Печорину подходит Вернер.
Вернер. Правда ли, что вы женитесь на княжне Лиговской?
Печорин. А что?
Вернер. Весь город говорит; все мои больные заняты этой важной новостью, а уж эти больные такой народ: всё знают!
Печорин (бормочет про себя). Это шутки Грушницкого! (Обратясь к Вернеру.) Чтоб вам доказать, доктор, ложность этих слухов, объявляю вам по секрету, что завтра я переезжаю в Кисловодск...
В е р н е р. И княгиня также?
Печорин. Нет. Она остается еще на неделю здесь...
Вернер. Так вы не женитесь?..
Печорин. Доктор, доктор! Посмотрите на меня: неужели я похож на жениха или на что-нибудь подобное?
Вернер. Я этого не говорю... (Хитро улыбаясь.) Но вы знаете, есть случаи, в которых благородный человек обязан жениться, и есть маменьки, которые, по крайней мере, не предупреждают Этих случаев... Итак, я вам советую, как приятель, быть осторожнее. Здесь на водах преопасный воздух: сколько я видел прекрасных молодых людей, достойных лучшей участи и уезжавших отсюда прямо под венец. (Улыбнулся, поклонился, ушел.)
Печорин (один). Значит, про меня и княжну уж распущены в городе разные дурные слухи: это Грушницкому даром не пройдет! (Уходит в глубь сцены.)
Музыка продолжается.
Занавес.
Конец первого действия.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Аллея в Кисловодске. На первом плане — скамейка. Печорин прогуливается, останавливается. Всматривается в даль.
Печорин. Вот уж три дни, как я в Кисловодске. (Садится, на скамью,) Каждый день вижу Веру у колодца и на гулянье. Утром, просыпаясь, сажусь у окна и навожу лорнет на ее балкон; она давно уж одета и ждет условленного знака; мы встречаемся, будто нечаянно, в саду, который от наших домов спускается к колодцу. Живительный горный воздух возвратил ей цвет лица и силы. Недаром нарзан называется богатырским ключом. Наконец приехали Лиговские. Я сидел у окна, когда услышал стук их кареты. У меня сердце вздрогнуло... Что же это такое? Неужто я влюблен?.. Я так глупо создан, что этого можно от меня ожидать.
Я у них обедал. Княгиня смотрит на меня очень нежно и не отходит от дочери... Плохо! Зато Вера ревнует меня к княжне: добился же я этого благополучия!
Сегодня, возвратясь домой, я заметил, что мне чего-то недостает. Я не видал ее! Уж не влюбился ли я в самом деле?.. Какой вздор!
Грушницкий с своей шайкой бушует каждый день в трактире и со мной почти не кланяется. У него растрепанная прическа и отчаянный вид. Он, кажется, в самом деле огорчен, особенно самолюбие его оскорблено. Но ведь есть же люди, в которых даже отчаяние забавно! Он только вчера приехал, а успел уже поссориться с тремя стариками, которые хотели прежде его сесть в ванну. Решительно несчастия развивают в нем воинственный дух. Многие с прошедшего бала в Пятигорске на меня дуются, особенно драгунский капитан, а теперь, кажется, решительно составляется против меня враждебная шайка под командой Грушницкого. У него такой гордый и храбрый вид... Очень рад: я люблю врагов, хотя не по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание их хитростей и замыслов — вот что я называю жизнью. (Медленно уходит, но вдруг останавливается, услышав приближающиеся голоса.)
Голос драгунского капитана за сценой: «Господа! Это ни на что не похоже! Печорина надо проучить!»
Вот как? (Прячется на заднем плане за кулисой.)
Драгунский капитан продолжает свою речь, выходя на сцену с Грушницким и двумя офицерами; разгоряченные вином, они говорят громко, возбужденно.
133
Драгунский капитан. Эти петербургские слётки всегда зазнаются, пока их не ударишь по носу! Он думает, что он только один и жил на свете, оттого что носит всегда чистые перчатки и вычищенные сапоги.
1-й о ф и ц е р. И что за надменная улыбка! А я уверен между тем, что он трус. Да, трус!
Грушницкий. Я думаю то же. Он любит отшучиваться. Я раз ему таких вещей наговорил, что другой бы меня изрубил на месте, а Печорин все обратил в смешную сторону. Я, разумеется, его не вызвал, потому что это было его дело; да не хотел и связываться,..
2-й офицер. Грушницкий на него зол за то, что он отбил у пего княжну.
Грушницкий. Вот еще что вздумали! Я, правда, немножко волочился за княжной, да и тотчас отстал, потому что не хочу жениться, а компрометировать девушку не в моих правилах.
Канита п. Да я вас уверяю, что он первейший трус, то есть Печорин, а не Грушницкий,— о, Грушницкий молодец, и притом он мой истинный друг! Господа! Никто здесь не защищает Печорина? Никто? Тем лучше! Хотите испытать его храбрость? Это вас позабавит...
1-й офицер. Хотим.
2-й офицер. Только как?
Капитан. А вот слушайте. (Садится на скамью, другие его окружают,) Грушницкий на него особенно сердит — ему первая роль! Он придерется к какой-нибудь глупости и вызовет Печорина на дуэль...
2-й офицер и Грушницкий хотят возразить.
Погодите, вот в этом-то и штука... Вызовет на дуэль: хорошо! Все Это — вызов, приготовления, условия,— будет как можно торжественнее и ужаснее,— я за это берусь; я буду твоим секундантом, мой бедный друг! Хорошо! Только вот где закорючка: в пистолеты мы не положим пуль.
2-й офицер даже присвистнул.
Уж я вам отвечаю, что Печорин струсит — на шести шагах их поставлю, черт возьми! Согласны ли, господа?
1-й офицер (в восторге). Славно придумано! Конечно, согласны!
2-й офицер (усмехаясь). Согласны! (Смотрит на Грушницкого.)
Капитан. А ты, Грушницкий?
Грушницкий^после некоторого молчания протяггъвает руку капитану и говорит очень важно). Хорошо, я согласен.
134
1-й офицер (в восторге). Молодец, Грушницкий!
2-й офицер. Браво, Грушницкий!
Капитан. Я был уверен в тебе, черт возьми! (Обнимает Грушницкого, и вся честная компания шумно уходит.)
Печорин (выходит из-за кулисы, с холодной злостью). Если б не случай, то я мог бы сделаться посмешищем этих дураков. (Пауза.) Если б Грушницкий не согласился, я бросился б ему на шею. (Пауза.) За что они все меня ненавидят? За что? Обидел ли я кого-нибудь? Нет. (Прохаживается взад и вперед, злобно.) Берегитесь, господин Грушницкий! Со мной этак не шутят. Вы дорого можете заплатить за одобрение ваших глупых товарищей. Я вам не игрушка!
Голос княгини за сценой: «Мери, не отставай от пас!» Появляется княгиня с молодой дамой и за ними Мери. Печорин с ними здоровается, дамы продолжают свой путь. Печорин направляется в другую сторону, но Мери задерживает его вопросом.
Мери (пристально посмотрев на него). Вы больны?
Печорин. Я не спал ночь.
Мери. Ия также... Я вас обвиняла... может быть, напрасно? Но объяснитесь, я могу вам простить все...
Печорин. Все ли?
Мери. Все... только говорите правду... только скорее. Видите ли, я много думала, стараясь объяснить, оправдать ваше поведение; может быть, вы боитесь препятствий со стороны моих родных— это ничего: когда они узнают (голос задрожал)... я их упрошу. Или ваше собственное положение... Но знайте, что я всем могу пожертвовать для того, которого люблю... О, отвечайте скорее, сжальтесь!.. Вы меня не презираете, не правда ли? (Схватила Печорина за руку.)
В это время по аллее мимо них проходит толстая дама с кавалером. Боясь этих любопытных сплетников, Печорин быстро освободил свою руку от страстного пожатия.
Печорин (дав пройти толстой даме). Я вам скажу всю истину,— не буду оправдываться, ни объяснять своих поступков. Я вас не люблю.
Пауза.
Мери (едва внятно). Оставьте меня.
Печорин, пожав плечами, отошел. Княжна, справившись с собой, быстро ушла в сторону, куда направлялась княгиня.
135
Печорин (поглядев ей вслед). Я иногда себя презираю... не оттого ли я презираю и других?.. (Сел на скамью.) Я стал не способен к благородным порывам, я боюсь показаться смешным самому себе. Другой бы на моем месте предложил княжне свое сердце и свое состояние; но надо мною слово «жениться» имеет какую-то волшебную власть: как бы страстно я ни любил женщину, если она мне даст только почувствовать, что я должен на ней жениться,— прости любовь! мое сердце превращается в камень, и ничто его не разогреет снова. Я готов на все жертвы, кроме этой. Двадцать раз жизнь свою, даже честь поставлю на карту... но свободы моей не продам. Отчего я так дорожу ею? что мне в ней?.. Куда я себя готовлю? Чего я жду от будущего?.. Право, ровно ничего. Это какой-то врожденный страх, неизъяснимое предчувствие... (Увидел в аллее возвращающуюся толстую даму с кавалером, встает и быст-ро уходит в другую сторону.)
Проходя по аллее, дама говорит своему спутнику: «Вот видите, их нет, они ушли, я говорила вам».
Занавес.
На просцениуме перед занавесом — Печорин.
Печорин. Нынче после обеда я шел мимо окон Веры; она сидела на балконе одна; к ногам моим упала записка. (Разворачивает записку, читает.) «Сегодня в десятом часу вечера приходи ко мне по большой лестнице; муж мой уехал в Пятигорск и завтра утром только вернется. Моих людей и горничных не будет в доме: я им всем раздала билеты на представление приезжего фокусника, также и людям княгини. Я жду тебя, приходи непременно»... В исходе десятого я вышел. Вдруг мне показалось, что кто-то идет за мною. Я остановился и осмотрелся. В темноте ничего нельзя было разобрать. Проходя мимо окоп княжны, я услышал снова шаги за собою. Человек, завернутый в шинель, пробежал мимо меня. Это меня встревожило, однако я подкрался к крыльцу и поспешно взбежал на темную лестницу. Дверь отворилась; маленькая ручка схватила мою руку. «Никто тебя не видел?» — спросила шепотом Вера. «Никто...» Около двух часов пополуночи я отворил окно и, связав две шали, спустился с верхнего балкона па нижний, придерживаясь за колонну. У княжны еще горел огонь. Что-то меня толкпуло к этому окну. Занавес был не совсем задернут, и я мог бросить любопытный взгляд во внутренность комнаты. Мери сидела на своей постели, скрестив на коленях руки, неподвижно, опустив голову на грудь. В эту минуту кто-то шевельнулся за кустом. Я спрыгнул с балкона на дерн. Невидимая рука схватила меня за плечо. «Ага, — сказал грубый голос, — попался!..
136
Будешь у меня к княжнам ходить ночью!» — «Держи его крепче!»— закричал другой, выскочивший из-за угла. Эт° были Грушницкий и драгунский капитан. Я ударил последнего по голове кулаком, сшиб его с ног и бросился в кусты.
«Воры! караул!» — кричали они. Раздался ружейный выстрел; дымящийся пыж упал почти к моим ногам.
Через минуту я был уже в своей комнате, разделся и лег. Едва мой лакей запер дверь на замок, как ко мне начали стучаться Грушницкий и капитан.
«Печорин! Вы спите? здесь вы?» —закричал капитан.
«Сплю»,— отвечал я сердито.
«Вставайте! Воры... черкесы...»
«У меня насморк,— отвечал я,— боюсь простудиться».
Они ушли. Напрасно я им откликнулся: они б еще с час проискали меня в саду. Тревога между тем сделалась ужасная. Из крепости прискакал казак. Все зашевелилось; стали искать черкесов во всех кустах — и, разумеется, ничего не нашли. (Уходит.)
Занавес открывается.
Утро. Слева от зрителя, около ресторации, где в это время завтракают курортники, два столика вынесены на воздух. С правой стороны они закрыты от ветра легкой «стенкой» из натянутой парусины или жалюзи. На правой части сцены, близ этой стенки,— скамейка, к которой подходят и садятся толстая дама и ее кавалер. За первым столиком завтракают молодая дама, ее муж и молодой человек, за другим, ближе к стенке,— Грушницкий, драгунский капитан, 2-й офицер, Иван Игнатьевич. Все взволнованно толкуют о ночном происшествии.
Толстая дама (обмахиваясь веером). Я так перепугалась нынче ночью!
Кавалер. Говорят, их было несколько десятков.
Толстая дама. Неужели их не нашли?
Кавалер. Нет.
Толстая дама. Пойдемте к колодцу, там меня ждет капитан — он все знает, он расскажет подробности.
Встают и идут.
Одновременно с этим диалогом — диалог за первым столиком, к которому прислушиваются Грушницкий и его компания.
Молодой человек. Говорят, их искали всю ночь. Дама, И никого не нашли?
Молодой человек. Нет.
Муж дамы. Конечно, если б гарнизон показал более храбрости и поспешности, то по крайней мере десятка два черкесов остались бы на месте.
Выходят и встречаются с толстой дамой и ее спутником.
137
Дама. Вы слышали о ночном нападении черкесов? Толстая дама. Конечно! Я всю ночь не спала!
С этими репликами уходят все вместе.
2-й офицер (за столиком Грушницкого). Да неужели в самом деле это были черкесы? Видел ли их кто-нибудь?
Входит Печорин, садится на скамейку. Услышав голос Грушницкого, подвигается ближе и внимательно слушает.
Грушницкий. Я вам расскажу всю историю, только, пожалуйста, не выдавайте меня. Вот как это было. Вчерась один человек, которого я вам не назову, приходит ко мне и рассказывает, что видел в десятом часу вечера, как кто-то прокрался в дом к Лиговским. Надо вам заметить, что княгиня была здесь, а княжна дома. Вот мы с ним и отправились под окна, чтоб подстеречь счастливца, взявши с собой ружье, заряженное холостым патроном, только так, чтоб попугать. До двух часов ждали в саду. Наконец уж бог знает откуда он явился, только не из окна, потому, что оно не отворялось, а должно быть, он вышел в стеклянную дверь, что за колонной,— наконец, говорю я, видим мы, сходит кто-то с балкона... Какова княжна? А? Ну уж, признаюсь, московские барышни! После этого чему же можно верить? Мы хотели его схватить, только он вырвался и, как заяц, бросился в кусты. Тут я по нем выстрелил.
Входит В е р п е р, направляется к Печорину, тот делает ему знак молчать. Оба слушают дальше.
Иван Игнатьевич. Странно!..
2-й офицер. Невероятно!
Грушницкий. Вы не верите? Даю вам честное, благородное слово, что все это сущая правда, и в доказательство я вам, пожалуй, назову этого господина.
Офицеры. Скажи, скажи, кто же он!
Печорин встает.
Грушницкий. Печорин. (Поднял глаза и увидел Печорина, стоящего перед ним.)
Печорин (подойдя к Грушницкому, говорит медленно и внятно). Мне очень жаль, что я взошел после того, как вы уж дали честное слово в подтверждение самой отвратительной клеветы. Мое присутствие избавило бы вас от лишней подлости.
Грушницкий вскочил.
138
Прошу вас сейчас же отказаться от ваших слов: вы очень хорошо знаете, что это выдумка. Я не думаю, что равнодушие женщины к вашим блестящим достоинствам заслуживало такое ужасное мщение. Подумайте хорошенько: поддерживая ваше мнение, вы теряете право на имя благородного человека и рискуете жизнью.
Грушницкий стоит, опустив глаза, в сильном волнении. В нем борется совесть с самолюбием. Но драгунский капитан толкнул его локтем; он вздрогнул и заговорил, не поднимая глаз.
Грушницкий. Милостивый государь, когда я что говорю, так я это думаю и готов повторить... Я не боюсь ваших угроз и готов на все.
Печорин (холодно). Последнее вы уж доказали. (Взяв под руку драгунского капитана вышел с ним из кафе.)
Капитан. Что вам угодно?
Печорин. Вы приятель Грушницкого и, вероятно, будете его секундантом?
Капитан (важно поклонился). Вы отгадали, я даже обязан быть его секундантом, потому что обида, нанесенная ему, относится и ко мне: я был с ним вчера ночью.
Печорин. А! так это вас ударил я так неловко по голове.
Капитан едва скрывает бешенство.
Я буду иметь честь прислать к вам нынче моего секунданта. (Очень вежливо раскланивается и отходит к Вернеру.)
Капитан возвращается к столику, садится и что-то шепотом говорит своим приятелям.
Печорин. Доктор, согласитесь быть моим секундантом.
Вернер кланяется.
Вы должны настоять на том, чтобы дело обошлось как можно секретнее, потому что хотя я когда угодно готов подвергать себя смерти, но нимало не расположен испортить навсегда свою будущность в здешнем мире. (Говоря последние слова, уходит с Вернером направо.)
У столика, в группе Грушницкого, разговор из шепота переходит в громкий, возбужденный.
Грушницкий. Ни за что не соглашусь! Он меня оскорбил публично! Тогда было совсем другое...
139
Капитан. Какое тебе дело? Я все беру на себя. Я был секундантом на пяти дуэлях и уж знаю, как это устроить. Я все придумал. Пожалуйста, только мне не мешай. Постращать не худо. А зачем подвергать себя опасности, если можно избавиться?..
С последними словами капитана медленно закрывается занавес.
На просцениуме перед занавесом — Печорин.
Печорин. Пробегаю в памяти все мое прошедшее и спрашиваю себя невольно: зачем я жил? для какой цели я родился?.. А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные... Но я не угадал этого назначения, я увлекся приманками страстей пустых и неблагодарных; из горнила их я вышел тверд и холоден, как железо, но утратил навеки пыл благородных стремлений,— лучший цвет жизни. Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил: я любил для себя, для собственного удовольствия; я только удовлетворял странную потребность сердца, с жадностью поглощая их чувства, их нежность, их радости и страдания, и никогда не мог насытиться. И, может быть, я завтра умру!., и не останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно. Одни почитают меня хуже, другие лучше, чем я в самом деле... Одни скажут: он был добрый малый, другие — мерзавец. И то и другое будет ложно. После этого стоит ли труда жить? а все живешь — из любопытства: ожидаешь чего-то нового... Смешно и досадно!
Появляется B e р п е р, подходит к Печорину.
Вернер (негромко). Против вас, точно, есть заговор... Я нашел у Грушницкого драгунского капитана и еще одного господина, которого фамилии не помню. Переговоры наши продолжались довольно долго; наконец мы решили дело вот как: верстах в пяти отсюда есть глухое ущелье; они туда поедут завтра в четыре часа утра, а мы выедем полчаса после них; стреляться будете на шести шагах — этог<> требовал сам Грушницкий. Убитого — на счет черкесов. Теперь вот какие у меня подозрения: они, то есть секунданты, должно быть, несколько переменили свой прежний план и хотят зарядить пулею один пистолет Грушницкого. Это немножко похоже на убийство, но в военное время, и особенно в азиатской войне, хитрости позволяются: только Грушницкий, кажется, поблагороднее своих товарищей. Как вы думаете, должны ли мы показать им, что догадались?
Печорин. Ни за что на свете, доктор! Будьте спокойны: я им не поддамся,
140
Вернер. Что же вы хотите делать?
Печорин. Это моя тайна.
Вернер. Смотрите не попадитесь... ведь на шести шагах!
Печорин. Доктор, я вас жду завтра в четыре часа. Лошади будут готовы... Прощайте.
Вернер жмет ему руку и уходит.
Печорин (один). А! господин Грушницкий! ваша мистификация вам не удастся... мы поменяемся ролями: теперь мне придется отыскивать на вашем бледном лице признаки тайного страха. Зачем вы сами назначили эти роковые шесть шагов? Вы думаете, что я вам без спора подставлю свой лоб... но мы бросим жребий!., и тогда... тогда... что, если его счастье перетянет? если моя звезда наконец мне изменит?.. И не мудрено: она так долго служила верно моим прихотям; на небесах не более постоянства, чем на земле. Что ж? умереть так умереть! Потеря для мира небольшая; да и мне самому порядочно уже скучно. Я — как человек, зевающий па бале, который не едет спать только потому, что еще нет его кареты. Но карета готова... прощайте! (Уходит.)
Занавес открывается.
Раннее утро. Ущелье в горах, на заднем плане слева — выступ скалы, па вершине которой маленькая площадка. Там, у скалы, стоят группой драгунский капитан, Грушницкий и второй его секундант — Иван Игнатьевич. Справа на первом плане появляются Печорип и Вернер. Они останавливаются.
Печорин. Отчего вы так печальны, доктор? Разве вы сто раз не провожали людей на тот свет с величайшим равнодушием? (Хочет идти дальше.)
Вернер его задерживает.
Вернер. Написали ли вы свое завещание?
Печорин. Нет.
Вернер. А если будете убиты?..
Печорин. Наследники отыщутся сами.
Вернер. Неужели у вас нет друзей, которым вы бы хотели послать свое последнее прости?
Печорин покачал головой.
Неужели нет на свете женщины, которой вы бы хотели оставить что-нибудь на память?
Печорин. Хотите ли, доктор, чтоб я раскрыл вам мою душу?.. Видите ли, я выжил из тех лет, когда умирают, произнося имя
141
своей любезной и завещая другу клочок напомаженных или нена-иомаженных волос. Думая о близкой и возможной смерти, я думаю об одном себе: иные не делают и этого... (Всматриваясь.)t Это, кажется, наши противники?..
х	Они подошли к скале, поклонились.
Капитан (с иронической улыбкой). Мы давно уж вас ожидаем.
Печорин вынул часы и показал ему.
Простите, мои часы уходят...
Затруднительная пауза.
Вернер (обратясь к Грушницкому). Мне кажется, что, показав оба готовность драться и заплатив этим долг условиям чести, вы бы могли, господа, объясниться и кончить это дело полюбовно.
Печорин. Я готов.
Капитан мигнул Грушницкому, и тот, думая, что Печорин трусит, принял гордый вид.
Грушницкий (впервые подняв глаза на Печорина). Объясните ваши условия, и все, что я могу для вас сделать, то будьте уверены...
Печорин. Вот мои условия: вы нынче же публично откажетесь от своей клеветы и будете просить у меня извинения...
Грушницкий. Милостивый государь, я удивляюсь, как вы смеете мне предлагать такие вещи?..
Печорин. Что ж я вам мог предложить, кроме этого?..
Грушницкий. Мы будем стреляться.
Печорин (пожав плечами). Пожалуй; только подумайте, что один из нас непременно будет убит.
Грушницкий. Я желаю, чтобы это были вы...
Печорин. А я так уверен в противном...
Грушницкий смутился, потом принужденно захохотал. Капитан взял его под руку и отвел в сторону; они стали шептаться.
Вернер (подойдя к Печорину). Послушайте, вы, верно, забыли про их заговор?.. Я не умею зарядить пистолета, но в этом случае... Вы странный человек! Скажите им, что вы знаете их намерение, и они не посмеют... Что за охота! Подстрелят вас, как птицу...
142
Печорин. Пожалуйста, не беспокойтесь, доктор, и погодите... Я все так устрою, что на их стороне не будет никакой выгоды. Дайте им пошептаться... (Громко.) Господа, это становится скучно! Драться так драться; вы имели время вчера наговориться...
Капитан. Мы готовы. Становитесь, господа!.. Доктор, извольте отмерить шесть шагов...
Иван Игнатьевич (пискливым голосом). Становитесь!
Печорин. Позвольте! Еще одно условие; так как мы будем драться насмерть, то мы обязаны сделать все возможное, чтоб рто осталось тайною и чтоб секунданты наши не были в ответственности. Согласны ли вы?
Капитан. Совершенно согласны.
Печорин. Итак, вот что я придумал. Видите ли на вершине Этой отвесной скалы узенькую площадку? оттуда до низу будет сажень тридцать, если не больше; внизу острые камни. Каждый из нас станет на самом краю площадки; таким образом, даже легкая рана будет смертельна: это должно быть согласно с вашим желанием, потому что вы сами назначили шесть шагов. Тот, кто будет ранен, полетит непременно вниз и разобьется вдребезги; пулю доктор вынет, и тогда можно будет очень легко объяснить эту скоропостижную смерть неудачным прыжком. Мы бросим жребий, кому первому стрелять. Объявляю вам в заключение, что иначе я не буду драться.
Капитан взглянул на Грушницкого, который кивнул головой в знак согласия. Он отвел капитана в сторону и стал говорить ему что-то с большим жаром.
Капитан (отвернувшись от Грушницкого, с презрительной улыбкой). Ты дурак! Ничего не понимаешь! Отправимтесь же, господа!
Вернер (тихо, Печорину). Я вам удивляюсь. (Крепко пожал ему руку.) Дайте пощупать пульс!.. Ого! лихорадочный!.. Но на лице ничего не заметно...
Грушницкий, шедший впереди со своими секундантами, споткнулся.
Печорин (кричит ему). Берегитесь! не падайте заранее: это дурная примета. Вспомните Юлия Цезаря!
Грушницкий взглянул на него с негодованием. Взошли на площадку на скале. Секунданты отмерили шесть шагов от угла площадки, которая представляет собой почти равнобедренный треугольник.
Капитан. Тот, кому придется первому встретить неприятельский огонь, станет на самом углу спиной к пропасти (показывает);
143
если он не будет убит, то противники поменяются местами. Бросьте жребий, доктор!
Вернер вынул из кармана серебряную монету и поднял ее кверху.
Грушницкий (поспешно кричит). Решетка! Печорин. Орел!
Монета взвилась и упала звеня; все бросились к ней.
Печорин (Грушницкому). Вы счастливы, вам стрелять первому! Но помните, что если вы меня не убьете, то я не промахнусь — даю вам честное слово.
Грушницкий стоит в замешательстве. Капитан принялся заряжать пистолеты.
Вернер (шепотом, дергая Печорина за рукав). Пора! Если вы теперь не скажете, что мы знаем их намерения, то все пропало. Посмотрите, он уж заряжает... если вы ничего не скажете, то я сам...
Печорин (удерживая его за руку, тихо). Ни за что на свете, доктор! вы все испортите; вы мне дали слово не мешать... Какое вам дело? Может быть, я хочу быть убит...
Вернер (с удивлением взглянув на него). О! это другое!.. Только на меня на том свете не жалуйтесь...
Капитан, зарядив пистолеты, подал один Грушницкому, с улыбкой шепнув ему что-то; другой — Печорину. Печорин стал на углу площадки, наклонясь немного наперед, чтобы в случае легкой раны не опрокинуться назад. Грушницкий стал против Печорина (спиной к зрителю) и по данному капитаном знаку начал поднимать пистолет. Колени его дрожат. Он целит прямо в лоб. Вдруг он опустил дуло пистолета и повернулся к капитану.
Грушницкий (глухим голосом). Не могу!
Капитан. Трус!
Грушницкий стреляет. Пуля оцарапала Печорину колено. Он быстро невольно делает несколько шагов вперед, чтобы поскорей удалиться от края, и слегка трогает раненое колено.
Капитан. Ну, брат Грушницкий, жаль, что промахнулся! Теперь твоя очередь, становись! Обними меня прежде; мы уж не увидимся! (Они обнялись, капитан едва может удержаться от смеха.) Не бойся (хитро взглянул на Грушницкого), все вздор на све
144
те... (Важно.) Натура — дура, судьба — индейка, а жизнь — копейка! (Отошел на свое место.)
Иван Игнатьевич со слезами обнимает Грушницкого, и все занимают положенные места. Печорин смотрит пристально в лицо Грушницкого, стараясь заметить хоть легкий след раскаяния, но видит удерживаемую улыбку.
Печорин. Я вам советую перед смертью помолиться богу. Грушницкий. Не заботьтесь о моей душе больше, чем о своей собственной. Об одном вас прошу: стреляйте скорее.
Печорин. И вы не отказываетесь от своей клеветы? не просите у меня прощения?.. Подумайте хорошенько: не говорит ли вам чего-нибудь совесть?
Капитан (кричит). Господин Печорин! Вы здесь не для того, чтоб исповедовать, позвольте вам заметить... Кончимте скорее; неравно кто-нибудь проедет по ущелью — и нас увидят.
Печорин. Хорошо. Доктор, подойдите ко мне.
Доктор подходит.
(Говорит с расстановкой, громко и внятно.) Доктор, эти господа, вероятно второпях, забыли положить пулю в мой пистолет: прошу вас зарядить его снова,— и хорошенько!
Капитан (кричит). Не может быть! не может быть! я зарядил оба пистолета; разве что из вашего пуля выкатилась... Это не моя вина!.. А вы не имеете права переряжать... никакого права... Это совершенно против правил; я не позволю...
Печорин. Хорошо! Если так, то мы будем с вами стреляться на тех же условиях...
Капитан замялся. Грушницкий стоит, опустив голову на грудь, смущенный и мрачный. Капитан хочет вырвать пистолет Печорина из рук Вернера.
Грушницкий (капитану,). Оставь их! Ведь ты сам знаешь, что они правы.
Капитан делает ему разные знаки. Вернер, зарядив пистолет, подает его Печорину.
Капитан (плюнул и топнул ногой). Дурак же ты, братец, пошлый дурак!.. Уж положился на меня, так слушайся во всем... Поделом же тебе! околевай себе, как муха... (Отвернулся и, отходя, бормочет.) А все-таки это совершенно противу правил.
Печорин. Грушницкий! Еще есть время; откажись от своей клеветы, и я тебе прощу все. Тебе не удалось меня подурачить, и мое самолюбие удовлетворено; вспомни, — мы были когда-то друзьями...
145
Грушницкий (лицо его вспыхнуло, глаза засверкали). Стреляйте! Я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы меня не убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоем нет места...
Печорин стреляет... Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке нет. Все в один голос вскрикнули.
Печорин (доктору). Finita la comedia!
Доктор, не отвечая, с ужасом отвернулся. Печорин пожал плечами, раскланялся с секундантами и начал спускаться.
Занавес.
Занавес в центре оттягивается вглубь. В образовавшемся пространстве ставится кресло и возле него — маленький столик. Это уголок комнаты Печорина.
Входит Печорин, за ним его лакей.
Лакей. Заходил доктор, оставил вам записку. ( Подает.)t А это посыльный принес письмо.
Печорин берет конверт. Лакей, поклонившись, уходит.
Печорин (раскрывает первую записку, смотрит подпись). Доктор Вернер. (Читает.) «Все устроено как можно лучше: тело привезено обезображенное, пуля из груди вынута. Все уверены, что причиною его смерти несчастный случай. Доказательств против вас нет никаких, и вы можете спать спокойно... если можете.... Прощайте». (Мелко рвет записку, бросает в пепельницу на сто* лике; берет второе письмо, открывает конверт.) Это от Веры* (Взволнованно.) Что могла она мне писать?.. (Садится в кресло^ читает, часть письма пробегая глазами, часть читая вслух.) «Я пишу тебе в полной уверенности, что мы никогда более не увидимся... Я не стану обвинять тебя: ты поступил со мною, как поступил бы всякий другой мужчина: ты любил меня как собственность, как источник радостей, тревог и печалей, сменявшихся взаимно, без которых жизнь скучна и однообразна. Я это поняла сначала... Но ты был несчастлив, и я пожертвовала собою, надеясь, что когда-нибудь ты оценишь мою жертву, что когда-нибудь ты поймешь мою глубокую нежность, не зависящую ни от каких условий. Прошло с тех пор много времени: я проникла во все тайны души твоей... и убедилась, что то была надежда напрасная. Горько мне было. Но моя любовь срослась с душой моей: она потемнела, но не угасла. Мы расстаемся навеки; однако ты можешь быть уверен,
146
что я никогда не буду любить другого: моя душа истощила па тебя все свои сокровища, свои слезы и надежды. Любившая раз тебя не может смотреть без некоторого презрения на прочих мужчин, не потому, чтоб ты был лучше их, о нет! но в твоей природе есть что-то особенное, тебе одному свойственное, что-то гордое и таинственное; в твоем голосе, что бы ты ни говорил, есть власть непобедимая; никто не умеет так постоянно хотеть быть любимым; ни в ком зло не бывает так привлекательно; ничей взор не обещает столько блаженства; никто не умеет лучше пользоваться своими преимуществами, и никто не может быть так истинно несчастлив, как ты, потому что никто столько не старается уверить себя в противном.
Теперь я должна тебе объяснить причину моего поспешного отъезда; она тебе покажется маловажной, потому что касается до одной меня.
Нынче поутру мой муж вошел ко мне и рассказал про твою ссору с Грушницким. Видно, я очень переменилась в лице, потому что он долго и пристально смотрел мне в глаза; я едва не упала без памяти при мысли, что ты нынче должен драться и что я этому причиной; мне казалось, что я сойду с ума... верно, я ему сказала, что я тебя люблю... Помню только, что под конец нашего разговора он оскорбил меня ужасным словом и вышел. Я слышала, как он велел закладывать карету... Вот уж три часа, как я сижу у окна и жду твоего возврата... Но ты жив, ты не можешь умереть!.. Карета почти готова... Прощай, прощай! Я погибла,— но что за нужда?.. Если б я могла быть уверена, что ты всегда меня будешь помнить,— не говорю уж любить,— нет, только помнить. Прощай; идут... я должна спрятать письмо... Не правда ли, ты не любишь Мери? Ты не женишься на ней? — Послушай, ты должен мне принести Эту жертву: я для тебя потеряла все на свете...» (Вскакивает, кричит.) Яков!
Появляется лакей.
Седлай Черкеса!.. Скорей!.. (Быстро уходит.)
Занавес.
На просцениуме — Печорин.
Печорин. Я как безумный выскочил на крыльцо, прыгнул на своего Черкеса и пустился во весь дух по дороге в Пятигорск. Я скакал, задыхаясь от нетерпения. Мысль не застать уже ее в Пятигорске молотком ударяла мне в сердце. Одну минуту, еще одну минуту видеть ее, проститься, пожать ее руку... Я молился, проклинал, плакал, смеялся... нет, ничто не выразит моего беспо
147
койства, отчаяния!.. При возможности потерять ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете — дороже жизни, чести, счастья! Бог знает, какие странные, какие бешеные замыслы роились в голове моей... И между тем я все скакал, погоняя беспощадно. И вот я стал замечать, что конь мой тяжелее дышит; он раза два уж споткнулся на ровном месте. И вдруг, на крутом повороте, грянулся о землю. Я проворно соскочил, хочу поднять его, дергаю за повод — напрасно: через несколько минут он издох. Я остался в степи один, потеряв последнюю надежду; попробовал идти пешком — ноги мои подкосились; изнуренный тревогами дня и бессонницей, я упал на мокрую траву и, как ребенок, заплакал. И долго я лежал неподвижно и плакал горько, не стараясь удерживать слез и рыданий; я думал, грудь моя разорвется; вся моя твердость, все мое хладнокровие — исчезли, как дым; душа обессилела, рассудок замолк, и если б в эту минуту кто-нибудь меня увидел, он бы с презрением отвернулся.
Когда ночная роса и горный ветер освежили мою горящую голову и мысли пришли в обычный порядок, то я понял, что гнаться за погибшим счастием бесполезно и безрассудно. Чего мне еще надобно? — ее видеть? — зачем? не все ли кончено между нами? Один горький прощальный поцелуй не обогатит моих воспоминаний, а после него нам только труднее будет расставаться. Мне, однако, приятно, что я могу плакать! Впрочем, может быть, этому причиной расстроенные нервы, ночь, проведенная без сна, две минуты против дула пистолета и пустой желудок.
Все к лучшему! Это новое страдание, говоря военным слогом, сделало во мне счастливую диверсию. Плакать здорово, и потом, вероятно, если б я не проехался верхом и не был принужден на обратном пути пройти пятнадцать верст, то и эту ночь сон не сомкнул бы глаз моих. Я возвратился в Кисловодск в пять часов утра, бросился на постель и заснул сном Наполеона после Ватерлоо.
Входит Вернер; лоб у него нахмурен; против обыкновения, не протянул руки Печорину.
Печорин. Откуда вы, доктор?
Вернер. От княгини Лиговской; дочь ее больна — расслабление нервов... Да не в этом дело, а вот что: начальство догадывается, и хотя ничего нельзя доказать положительно, однако я вам советую быть осторожнее. Княгиня мне говорила нынче, что она знает, что вы стрелялись за ее дочь. Я пришел вас предупредить. Прощайте. Может быть, мы больше не увидимся: вас ушлют куда-нибудь. (Сухо поклонившись, уходит.)
Печорин. Вот люди! все они таковы: знают заранее все дурные стороны поступка, помогают, советуют, даже одобряют его, видя невозможность другого средства, — а потом умывают
148
руки и отворачиваются с негодованием от того, кто имел смелость взять на себя всю тягость ответственности. Все они таковы, даже самые добрые, самые умные!.. (Уходит.)
Занавес открывается.
Уголок гостиной в доме у Лиговских. Па первом плане — столик и два кресла. Раннее утро. Княгиня сидит в кресле. Она опечалена и неспокойна.
Лакей (входит). К вам господин Печорин.
Княгиня (привстав с кресла, взволнованно). Печорин? Проси...
Входит Печорин, раскланивается с княгиней, она предлагает ему кресло рядом с собой. Он не садится. Пауза.
Печорин. Княгиня, я получил приказание от высшего начальства отправиться в энскую крепость. Я зашел к вам проститься.
Пауза.
Княгиня (с надеждой). Имеете ли вы мне сказать что-нибудь особенно важное?
Печорин. Я желаю вам быть счастливой...
Княгиня (решившись, перебивает его). А мне нужно с вами поговорить очень серьезно.
Печорин садится.
(Сначала не знает, с чего начать, наконец.) Послушайте, мосье Печорин, я думаю, что вы благородный человек.
Печорин поклонился.
Я даже в этом уверена, хотя ваше поведение несколько сомнительно; но у вас могут быть причины, которых я не знаю, и их-то вы должны теперь мне поверить. Вы защитили дочь мою от клеветы, стрелялись за нее,— следственно, рисковали жизнью... Не отвечайте, я знаю, что вы в этом не признаетесь, потому что Грушницкий убит. (Перекрестилась.) Бог ему простит — и, надеюсь, вам также!.. Это до меня не касается... я не смею осуждать вас, потому что дочь моя хотя невинно, но была этому причиной. Она мне все сказала... я думаю, все: вы изъяснились ей в любви... Она вам призналась в своей. (Тяжело вздохнула.) Но она больна, и я уверена, что это не простая болезнь! Печаль тайная ее убивает; она не признается, но я уверена, что вы этому причиной... Послу
149
шайте: вы, может быть, думаете, что я ищу чинов, огромного богатства,— разуверьтесь: я хочу только счастья дочери. Ваше теперешнее положение незавидно, но оно может поправиться: вы имеете состояние; вас любит дочь моя, она воспитана так, что составит счастие мужа. Я богата, она у меня одна... Говорите, что вас удерживает?.. Видите, я не должна бы была вам всего этого говорить, но я полагаюсь на ваше сердце, на вашу честь; вспомните, у меня одна дочь... одна... (Заплакала,)
Печорин. Княгиня, мне невозможно отвечать вам. Позвольте мне поговорить с вашей дочерью наедине...
Княгиня (встав с кресла, в сильном волнении). Никогда!
Печорин (поднявшись). Как хотите. (Приготовляется уйти.)
Княгиня сделала ему знак рукою, чтоб он подождал, и вышла. Печорин стоит задумавшись. Входит М е р и. Она очень переменилась, побледнела. Дойдя до середины комнаты, она пошатнулась. Печорип подал ей руку и довел ее до кресел. Сам стоит против нее. Мери пытается улыбнуться, но напрасно.
Печорин. Княжна, вы знаете, что я над вами смеялся?.. Вы должны презирать меня. Следственно, вы меня любить не можете...
Мери (отвернулась, облокотилась на стол, закрыла глаза рукою). Боже мой!
Печорип (преодолевая невыносимую жалость, говорит твердо и с принужденною усмешкою). Итак, вы сами видите, что я не могу на вас жениться. Если б вы дяже этого теперь хотели, то скоро бы раскаялись. Мой разговор с вашей матушкой принудил меня объясниться с вами так откровенно и так грубо. Я надеюсь, что она в заблуждении: вам легко ее разуверить. Вы видите, я играю в ваших глазах самую жалкую и гадкую роль и даже в этом признаюсь; вот все, что я могу для вас сделать. Какое бы вы дурное мнение обо мне ни имели, я ему покоряюсь... Видите ли, я перед вами низок... Не правда ли, если даже вы меня и любили, то с этой минуты презираете?..
Мери (обернулась к нему, выпрямилась, глаза ее сверкают). Я вас ненавижу...
Пауза.
Печорин. Благодарю вас, княжна. (Почтительно кланяется и уходит.)
Занавес.
Печорин (выходит на просцениум). И теперь, здесь, в этой скучной крепости, я часто, пробегая мыслию прошедшее, спрашиваю себя: отчего я не хотел ступить на этот путь, открытый мне судьбою, где меня ожидали тихие радости и спокойствие душевное?.. Нет, я бы не ужился с этой долею! Я, как матрос, рожден
150
ный и выросший на палубе разбойничьего брига: его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце; он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там на бледной черте, отделяющей синюю пучину от серых тучек, желанный парус, сначала подобный крылу морской чайки, мало-помалу отделяющийся от пены валунов и ровным бегом приближающийся к пустынной пристани...
Свет на просцениуме гаснет.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
Предлагая вам поставить и сыграть «Тамань» и «Княжну Мери» (из второй части романа Лермонтова «Герой нашего времени» — «Журнал Печорина»), мы отлично понимаем, что задача эта не из легких. И тем не менее считаем, что для школьников старших классов она посильна. Нам хотелось дать вам возможность прикоснуться к этому прекрасному творению Лермонтова, и мы уверены, что работа над ним будет вам интересна, полезна и радостна. Чтобы помочь вам, мы даем в инсценировке расширенные ремарки. В них достаточно ясно и подробно описаны места действия, поведение действующих лиц, их отношение к происходящим событиям. Вы найдете в них и описание внешности героев, подметите черты их характеров. Почти все ремарки взяты нами из текста романа, чтобы полнее сохранить самый дух этой «правильной, прекрасной и благоуханной прозы», как писал о «Герое нашего времени» Гоголь.
Эти ремарки помогут вам лучше понять само произведение и верно поставить и сыграть его, поэтому отнеситесь к ним серьезно и внимательно. Непременно, до того как начать работу над инсценировкой, прочтите внимательно весь роман, даже если вы его раньше не раз читали и изучали в школе.
Мы хотим обратить ваше внимание на некоторые особенности в исполнении отдельных ролей.
Исполнителю роли слепого мальчика в «Тамани». Непременно подумай, как ведет себя и как смотрит слепой мальчик. Незрячие глаза его открыты, он не щурится, не прикрывает глаза веками, потому что, как все слепые, может смотреть открытыми глазами на солнце и на любой, даже очень яркий источник света. Обращаясь к собеседнику, он смотрит не прямо в глаза ему, как обыкновенно делают зрячие люди, а немного мимо. Слух, как у всех слепых, особенно изощрен. (Помнишь, как он первый услышал на
151
большом расстоянии плеск весел Янко?) В какой-то мере слух заменяет ему зрение: он помогает ориентироваться в обстановке, улавливать малейшее движение. Поэтому слепой мальчик всегда прислушивается, чутко, настороженно.
Нужно найти и характер его движений. Обычно для этого пробуют ходить, крепко зажмурив глаза. Если ты попробуешь это сделать, то непременно протянешь вперед руки, чтобы не наткнуться па что-нибудь; походка твоя станет неуверенной, осторожной. Что ж, вероятно, и слепой мальчик двигался бы так же, попади он в незнакомую для себя обстановку, но в «Тамани» это не так. Помнишь, как удивляется денщик свободе и уверенности в движениях слепого? А ведь это естественно, так как окружающая его обстановка давно и хорошо ему знакома. Он точно знает, где находится каждый предмет в хате, да и тропинка к морю исхожена им много раз — он знает на ней каждый изгиб, каждый камушек, каждый кустик.
Исполнителю роли Печорина. В «Тамани» многие реплики Печорина сопровождаются ремарками: «себе», «про себя». Это его мысли вслух, здесь он размышляет сам с собой, и окружающие его не должны слышать. А вот как ты думаешь, почему Печорин, уставший до изнеможения после долгой, тяжелой дороги, ночью, вместо того чтобы лечь спать, идет за слепым мальчиком, настойчиво выслеживает его? Может быть, это свойство его натуры: все непонятное, таинственное, всякая вставшая на его пути загадка заставляет его искать разгадку. Он не может пройти равнодушно мимо явления ему неясного, непонятного. Не находишь ли ты, что из всего поведения Печорина в романе (и в его поступках, и в его размышлениях) явствует это стремление все понять, разгадать, анализировать, чтобы затем оценить и определить свое отношение?
В «Княжне Мери» у Печорина много монологов. Все они делятся как бы на две группы по своей внутренней направленности. Первая — это его рассказ зрителям о происходящих событиях, о своих мыслях и чувствах. Этот рассказ ведется Печориным в силу потребности поделиться, ведется искренне, просто, непринужденно и доверительно. Хочу предупредить тебя, что поэтический строй лермонтовского повествования может в этих монологах невольно потянуть тебя на декламацию. Старайся этого избегать. Это не художественное чтение, а живой, непосредственный разговор со зрителем.
К этого рода монологам относятся почти все монологи Печорина на просцениуме. Например: его первый монолог («Вчера я приехал в Пятигорск» и т. д.); монолог у источника после того, как ушел Грушницкий («Он из тех людей...» и т. д.); перед второй сценой («В продолжение двух дней...» и т. д.); перед третьей сценой («Прошла почти неделя...» и т. д.); во втором действии перед
152
второй сценой («Нынче побле обеда...» и т. д.), после сцены с письмом Веры («Я как безумный...» и т. д.). Кстати, этот последний монолог попробуй вести в очень стремительном темпе и лишь после указанной, паузы переходить на более спокойный ритм рассказа.
Все другие монологи Печорина не обращены к зрителю. Это глубокий, предельно искренний разговор с самим собой, раздумья, размышления вслух. Они возникают, когда, оставшись один, он испытывает потребность обдумать происшедшее, разобраться в нем, а зачастую и в себе самом. Это, например, монологи: в первой сцене после ухода Вернера («Судьба ли нас свела...» и т. д.); во второй сцене после ухода Веры («Ты ничего мне не дал...» и т. д.); перед сценой на дороге к Провалу; в первой сцене второго действия после ухода Мери («Я иногда себя презираю...» и т. д.) и монологи во втором действии до прихода Вернера и после его ухода, когда Печорин остается один.
Исполнителю роли автора. Ни в коем случае не следует искать в гриме и костюме сходства с Лермонтовым. Это никогда нс получится убедительно и будет плохо, как всякая претензия. Не надо искать и «примет эпохи». Мне думается, будет лучше всего, если ты выйдешь на сцену такой, как ты есть: современный советский юноша, опрятно одетый и причесанный. Если тебе удастся хорошо передать стиль лермонтовской прозы, интонацию текста, ничего больше и не требуется.
Еще несколько кратких советов: нс загромождайте сцену лишними вещами — мебелью, реквизитом. Пусть на сцене стоит только то, что необходимо по ходу действия.
Сцена в школе, как правило, небольшая. Поэтому не старайтесь показать полностью все место действия. Будет лучше, если вы ограничитесь частью его: уголок гостиной, часть комнаты, уголок парка и т. д.
Если на сцене много народа, то главных действующих лиц, тех, кто ведет сейчас диалог, расположите на первом плане, а остальных — в глубине. Например, на балу: спереди, где стоят кресла, группируются те, кто ведет беседу, а па втором плане, в глубине сцены, проходят или танцуют пары и т. п.
Перемены декораций в нашей инсценировке очень просты, и можно добиться полной непрерывности действия благодаря тому, что между сценами с разными декорациями идет действие (монологи или диалоги) на просцениуме. В это время за закрытым занавесом надо спокойно, организованно и, по возможности, бесшумно переставить декорации.
Для тех из вас, кто захочет ближе познакомиться с историей создания «Героя нашего времени», .с биографией Лермонтова в этот период, с оценкой романа современниками поэта и тем самым полней почувствовать атмосферу данной в пьесе эпохи, мы реко*
153
мендуем литературу, освещающую эти вопросы. Она обширна. О «Герое нашего времени» писали не только Белинский и другие современники Лермонтова, но многие русские и советские литературоведы. Вы можете прочесть, например, такие книги: В. Мануйлов «Роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» — комментарий; С. А. Андреев-Кривич «Тарханская пора»; Т. Иванова «Лермонтов на Кавказе» (изд-во «Детская литература», Москва, 1968). Есть издание «Героя нашего времени» с рисунками Лермонтова и со статьями Б. М. Эйхенбаума и Э- Э- Найдича (изд-во Академии наук СССР, 1962). Можете ознакомиться также с маленькой книжкой «Роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» 3- Я. Реза (серия «В помощь учащимся 8—10 классов»). Интересна статья С. Дурылина в книге: «М. Лермонтов. «Герой нашего времени», Детгиз, 1948, с иллюстрациями Д. Шмаринова и т. д.
Мы также советуем вам непременно посмотреть соответствующие иконографические материалы. Многие прекрасные художники писали картины на сюжеты «Героя нашего времени», иллюстрировали роман в разных изданиях в разные годы.
Знакомство с этими материалами поможет вам в решении оформления спектакля и костюмов. Подметив в иллюстрациях и картинах характерные детали костюмов и причесок тридцатых годов прошлого века, вы сможете одеть и причесать исполнителей спектакля, не греша против исторической правды. Мы предлагавши вам для этого следующие книги, которые можно достать в библиотеках:
1.	«М. Ю. Лермонтов в портретах, иллюстрациях, документах». Учпедгиз, Ленинград. 1959 год.
2.	Альбом «М. Ю. Лермонтов — жизнь и творчество». Изд-во «Искусство». 1941 год.
3.	Альбом «М. Ю. Лермонтов — картины и рисунки поэта, иллюстрации к его произведениям». Изд-во «Советский художник». 1964 год.
В этих книгах вы найдете рисунки и картины М. Ю. Лермонтова, В. А. Серова, М. А. Врубеля, В. П. Верещагина, И. Е. Репина, В. А. Агина, Е. Е. Лансере, М. А. Зичи> Д- В. Шмаринова, Л. Е. Фейнберга, В. Г. Бехтеева.
Можете также посмотреть книгу М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени», Детгиз, 1938, иллюстрированную М. А. Зичи.
Если по каким-либо причинам вам будет трудно поставить на вашей сцене всю инсценировку, вы можете выбрать из нее и сыграть отдельные сцены, отрывки.
И пусть вас не смущает слово «трудно». Ведь чем трудней, тем интересней. Если будете работать над спектаклем с воодушевлением, с живым интересом, увлеченно и настойчиво, вы несомненно преодолеете все трудности.
Желаем вам успеха.
154
ОТ ХУДОЖНИКА К ПОСТАНОВКЕ «ТАМАНИ»
Если ширина и высота вашей школьной сцены позволяют вам выстроить развернутую декорацию, можно использовать в этой инсценировке сооружение типа навеса, обрамленное написанными на фанере декорациями.
Мир, в который попадает Печорин, кажется ему непонятным и загадочным. Необходимо постараться отразить это и в вашем оформлении.
Установка, которую предлагает художник, позволяет легко трансформировать декорацию, обозначая места действия. Достаточно использовать несколько изготовленных из фанеры и расписанных красками вставок: стену с окошком для комнаты, изображение скал и так далее.
Н. В. Гоголь
МЕРТВЫЕ ДУШИ
Сцены из драматической композгщии М. А. Булгакова'.
е
У НОЗДРЕВА
В доме Ноздрева. Яркий день. На стене — сабли, два ружья и портрет Суворова.
Ноздрев с Чичиковым стоят у окна.
Ноздрев. Ну, я тебе покажу свое владенье. Вон граница. Все, что ты видишь по эту сторону, все это мое. И по ту сторону, весь этот лес, который вон синеет, и все, что за лесом, все мое. Вот на Этом поле такая гибель зайцев, что земли не видно. Я сам, своими руками, поймал одного за задние ноги. (Подходит к столу, вооружается колодой.) Ну, для препровождения времени держу триста рублей банку.
Чичиков (садится). А, чтоб но позабыть. У меня к тебе просьба.
Ноздрев. Какая?
Ч и ч и к о в. Дай прежде слово, что исполнишь.
Ноздрев. Изволь.
Чичиков. Честное слово?
Ноздрев. Честное слово.
Чичиков. Вот какая просьба: у тебя есть, чай, много умерших крестьян, которые еще не вычеркнуты из ревизии?
Ноздрев. Ну, есть. А что?
Чичиков. Переведи их на меня, на мое имя.
Ноздрев. А на что тебе?
Чичиков. Ну да мне нужно.
Ноздрев. Ну, уж верно что-нибудь затеял? Признайся, что?
Чичиков. Да что ж затеял? Из этакого пустяка и затеять ничего нельзя.
Ноздрев. Да зачем они тебе?
1 Несколько дополнительных ремарок, определяющих мизансцены, вписаны нами.— Н. Сухоцкая.
156
Чичиков. Ох, какой любопытный! Ну просто так, пришла фантазия.
Ноздрев. Так вот же. До тех пор, пока не скажешь, не сделаю.
Чичиков. Ну, вот видишь, вот уже и нечестно с твоей стороны. Слово дал, да и на попятный двор.
Ноздрев. Ну, как ты себе хочешь, а не сделаю, пока не скажешь, на что.
Чичиков (тихо). Что бы такое сказать ему?.. Гм... (Громко.) Мертвые души мне нужны для приобретения весу в обществе...
Ноздрев. Врешь, врешь...
Чичиков. Ну, так я ж тебе скажу прямее: я задумал жениться, но нужно тебе знать, что отец и мать невесты — преамбициоз-ные люди...
Ноздрев. Врешь, врешь...
Чичиков. Однако ж это обидно, почему я непременно лгу?
Надвигается туча, на сцене темнеет.
Ноздрев. Ну, да ведь я знаю тебя, ведь ты большой мошенник. Позволь мне это сказать тебе по дружбе. Ежели бы я был твоим начальником, я бы тебя повесил на первом дереве. Я говорю тебе это откровенно, не с тем, чтобы обидеть тебя, а просто по-дружески говорю.
Чичиков. Всему есть границы. Если хочешь пощеголять подобными речами, так ступай в казармы.
Пауза.
Не хочешь подарить, так продай.
Ноздрев. Продать? Да ведь я знаю тебя, ведь ты дорого не дашь за них.
Чичиков. Эх, да ты ведь тоже хорош! Что они у тебя—бриллиантовые, что ли?
Ноздрев. Ну, послушай, чтобы доказать тебе, что я вовсе не какой-нибудь скалдырник, я не возьму за них ничего. Купи у меня жеребца, я тебе дам их в придачу.
Чичиков. Помилуй, на что ж мне жеребец?
Ноздрев. Как — на что? Да ведь я за него заплатил десять тысяч, а тебе отдаю за четыре.
Ч и ч и к о в. Да на что мне жеребец?
Ноздрев. Ты не понимаешь. Ведь я с тебя возьму теперь только три тысячи, а остальную тысячу ты можешь уплатить мне после.
Ч и ч и к о в. Да не нужен мне жеребец, бог с ним.
Ноздрев. Ну, купи каурую кобылу.
157
Чичиков. И кобылы не нужно.
Н оз древ. За кобылу и за серого коня возьму с тебя только две тысячи.
Чичиков. Да не нужны мне лошади.
Ноздрев. Ты их продашь, тебе на первой ярмарке дадут за них втрое больше.
Чичиков. Так лучше ж ты их сам продай, когда уверен, что выиграешь втрое.
Ноздрев. Мне хочется, чтобы ты получил выгоду.
Чичиков. Благодарю за расположение, не нужно каурой кобылы.
Ноздрев. Ну, так купи собак. Я тебе продам такую суку, просто мороз по коже подирает. Брудастая, с усами, собака... Шерсть стоит вверх, как щетина, бочковатость ребер уму непостижимая! Лапа вся в комке, земли не заденет!
Чичиков. Да зачем мне собака с усами? Я не охотник.
Ноздрев. Ну, тогда купи у меня щенка. Вот щенок! Краденый. Ни за самого себя не отдавал хозяин! Я ему сулил каурую кобылу, которую, помнишь, выменял у Хвостырева? (Подходит к окну, кричит.) Порфирий!
Порфирий появляется в окне со щенком в руках.
Ты, однако же, не сделал того, что я тебе говорил, и не подумал вычесать его?
Порфирий. Нет, я его вычесывал.
Ноздрев. Отчего же блохи?
Порфирий. Не могу знать. Из брички поналезли.
Ноздрев. Врешь, врешь! И не воображал чесать. Я думаю, дурак, своих же напустил. Посмотри, Чичиков, какие уши!
Чичиков подходит к окну.
Ha-ко, на-ко, пощупай рукой!
Чичиков (щупает). Доброй породы.
Ноздрев. А нос? Чувствуешь, какой холодный?
Чичиков. Хорошее чутье.
Ноздрев. Настоящий мордаш! Порфирий, отнеси его! (Чичикову.) Если не хочешь собак, купи у меня шарманку.
Чичиков. Да зачем мне шарманка? Ведь я не немец, чтобы, тащася по дорогам, выпрашивать деньги.
Ноздрев. Да ведь это не такая шарманка, как носят немцы. Это орган. Вся из красного дерева...
Вдали начинает погромыхивать.
Я тебе дам шарманку и мертвые души, а ты мне дай свою бричку и триста рублей в придачу.
158
Чичиков. А я в чем поеду?
Ноздрев. Я тебе дам другую бричку. Ты ее только перекрасишь, будет чудо-бричка!
Чичиков. Эх, тебя неугомонный бес как обуял!
Ноздрев. Бричка, шарманка, мертвые души...
Чичиков. Не хочу.
Ноздрев. Отчего же ты не хочешь?
Чичиков. Не хочу, да и полно.
Ноздрев. Эк°й ты, право, какой! С тобой, как я вижу, нельзя, как водится между хорошими друзьями и товарищами!.. Такой, право! Сейчас видно, что двуличный человек!
Чичиков. Да что же я, дурак, что ли? Ты посуди сам, зачем же приобретать вещь, решительно для меня ненужную?
Ноздрев. Ну, уж, пожалуйста, не говори. Теперь я очень хорошо тебя знаю. Такая, право, ракалья! Ну послушай, хочешь, метнем банчик? Я поставлю всех умерших на карту, шарманку тоже.
Чичиков. Ну, метать банк — это значит подвергаться неизвестности.
Ноздрев. Отчего же неизвестности? Никакой неизвестности. Будь только на твоей стороне счастье, ты можешь выиграть чертову пропасть! (Мечет.) Экое счастье! Экое счастье! Так и колотит! Вон она!..
Чичиков. Кто?
Ноздрев. Проклятая девятка, на которой я все просадил! Чувствовал, что продаст, да уж, зажмурив глаза, думаю себе: «Продавай, проклятая!» Не хочешь играть?
Чичиков. Нет.
Ноздрев. Ну, дрянь же ты! Я думал было прежде, что ты хоть сколько-нибудь порядочный человек. А ты никакого не понимаешь обращения. Хотел было даром отдать мертвые души, теперь черта лысого получишь! Хоть три царства давай, не отдам! (Кричит в окно.) Порфирий! Ступай скажи конюху, чтоб не давал овса лошадям его! Пусть их едят одно сено. Лучше бы просто на глаза не показывался!
Чичиков (обидевшись, кричит в окно). Селифан! Подавай! (Берет картуз.)
Ноздрев. Постой! Ну послушай, сыграем в шашки! Выиграешь — все твои! Ведь это не в банк, тут никакого не может быть счастья или фальши. Ведь эт° не карты, где сплошной обман и жульничество. Тут все от искусства... Я даже тебя предваряю, что совсем не умею играть.
Чичиков (про себя). Сем-ка я, в шашки я игрывал недурно, а на штуки ему здесь трудно подняться. (Громко.) Изволь, так и быть, в шашки сыграю.
Ноздрев. Души идут в ста рублях.
Чичиков. Довольно, если пойдут в пятидесяти.
159
Ноздрев. Нет, что же за куш — пятьдесят? Лучше уж в эту сумму я включу тебе какого-нибудь щенка средней руки или золотую печатку к часам.
Чичиков. Ну, изволь.
Ноздрев. Сколько же ты мне дашь вперед?
Чичиков. Это с какой стати? Я сам плохо играю.
Играют.
Ноздрев. Знаем мы вас, как вы плохо играете...
Чичиков. Давненько не брал я в руки шашек...
Ноздрев. Знаем мы вас, как вы плохо играете...
Чичиков. Давненько не брал я в руки шашек...
Ноздрев. Знаем мы вас, как вы плохо играете...
Чичиков. Давненько не брал я в руки... Э— Э— Это что? Отсади-ка ее назад!
Ноздрев. Кого?
Чичиков. Да шашку-то! А другая?.. Нет, с тобой нет никакой возможности играть! Этак не ходят — по две шашки вдруг!
Ноздрев. Отчего же по две? Это — по ошибке, одна подвинулась нечаянно. Я ее отодвину, изволь.
Чичиков. А другая откуда взялась?
Ноздрев. Какая другая?
160
Чичиков. Вот пробирав,тся в дамки!
Ноздрев, Вот тебе на! Будто и не помнишь!
Чичиков. Ты ее только теперь пристроил. Ей место вон где!
Ноздрев. Как — где место? Да ты, брат, как я вижу, сочинитель.
Чичиков. Нет, брат, это, кажется, ты сочинитель, да только неудачный.
Ноздрев. За кого же ты меня почитаешь? Стану я разве плутовать?
Чичиков. Я тебя ни за кого не почитаю, но только играть с Этих пор никогда не буду. (Смешал шашки.)
Ноздрев. Нет, ты не можешь отказаться! Игра начата! Ты должен кончить партию! Это ничего, что ты смешал шашки, я помню все ходы!
Чичиков. Нет, я с тобой не стану играть!
Ноздрев. Сейчас буду тебя бить! Так ты не хочешь играть? Отвечай мне напрямик!
Чичиков. Если 6 ты играл, как прилично честному человеку, но теперь не могу.
Ноздрев. А, так ты не можешь! А, так ты не можешь! Подлец! Когда увидел, что не твоя берет, так не можешь! Я заставлю тебя играть! Сейчас буду бить! (Свистит.) Пожар! Скосырь! Черкай! Северга! (Свистит.)
Слышен собачий лай.
Бейте его! Порфирий! Павлушка!! Бить! (Бросается на Чичикова, тот прячется от него.) Порфирий! На приступ! Ура! (Свистит.)
Удар грома.
Занавес.
У КОРОБОЧКИ
Гроза. За закрытым занавесом раздается сильный стук. Перед занавесом пробегает Ф е т и н ь я.
Голоса за занавесом:
Ф е т и н ь я. Кто стучит?
Чичиков. Пустите, матушка, с дороги сбились.
Ф е т и н ь я. Кто вы такой?
Чичиков. Дворянин, матушка.
Фетинья (бежит через просцениум обратно). Матушка, дворянин.
Коробочка. Ну, впусти.
g В школьном театре
161
Занавес открывается.
Комната Коробочки. Стол, на нем — самовар и чайная посуда, стулья. Коробочка сидит в кресле. Входит Чичиков.
Чичиков. Извините, матушка, что побеспокоил неожиданным приездом.
Коробочка. Ничего, ничего. В какое-то время бог вас принес! Гром такой... Вишь, сумятица какая... Чайку выпьете, батюшка?
Чичиков. Недурно, матушка.
Коробочка. А с чем прихлебнете чайку? Во фляжке — фруктовая.
Чичиков. Недурно, матушка, хлебнем и фруктовой. А позвольте узнать вашу фамилию... Я так рассеялся...
Коробочка. Коробочка, коллежская секретарша.
Чичиков. Покорнейше благодарю. Фу... Фу... Сукин сын!
Коробочка. Кто, батюшка?
Чичиков. Ноздрев, матушка. Знаете?
Коробочка. Нет, не слыхивала.
Чичиков. Ваше счастье.
Коробочка. Блинцов, батюшка. Прошу покорно закусить.
Чичиков. А имя, отчество?
Коробочка. Настасья Петровна.
Чичиков. Хорошее имя. У меня тетка родная, сестра моей матери, Настасья Петровна. У вас, матушка, блинцы очень вкусны.
Гром.
Коробочка. А ваше имя как? Ведь вы, я чай, заседатель?
Чичиков. Нет, матушка, чай, не заседатель. А так ездим по своим делишкам.
Коробочка. А, так вы покупщик? Как же жаль, право, что я продала мед купцам так дешево. Ты бы, отец мой, у меня, верно, его купил?
Чичиков. А вот меду и не купил бы.
Коробочка. Что ж другое, разве пеньку?
Чичиков. Нет, матушка, другого рода товарец. Скажите, у вас умирали крестьяне?
Коробочка. Ох, батюшка, осьмнадцать человек! И умер такой все славный народ. Кузнец у меня сгорел.
Чичиков. Разве у вас был пожар, матушка?
Коробочка. Бог приберег. Сам сгорел, отец мой. Внутри у него как-то загорелось, чересчур выпил, синий огонек пошел от него. Истлел, истлел и почернел, как уголь. И теперь мне выехать не на чем. Некому лошадей подковать.
Чичиков. На все воля божья, матушка. Против мудрости божьей ничего нельзя сказать. Уступите-ка их мне, Настасья Петровна.
162
Коробочка. Кого, батюшка?
Чичиков. Да вот этих-то всех, что умерли.
Коробочка. Да как же уступить?
Чичиков. Да так просто. Или, пожалуй, продайте, я вам за них дам деньги.
Коробочка. Я, право, в толк не возьму. Нешто хочешь ты их откапывать из земли?
Чичиков. Э» матушка... Покупка будет значиться только на бумаге, а души будут прописаны, как бы живые.
Коробочка (перекрестясь). Да на что ж они тебе?
Чичиков. Это уж мое дело.
Коробочка. Да ведь они же мертвые.
Чичиков. Да кто же говорит, что они живые? Вы за них платите, я вас избавлю и от хлопот, и от платежа да еще сверх того дам вам пятнадцать рублей ассигнациями. Ну, теперь ясно?
Коробочка. Право, не знаю, ведь я мертвых никогда еще не продавала.
Чичиков. Еще бы! Это скорей походило бы на диво, если бы вы их кому-нибудь продали.
Пауза.
Так что же, матушка, по рукам, что ли?
163
Коробочка. Право, отец мой, никогда еще не случалось продавать мне покойников. Живых-то я уступила отцу протопопу, двух девок по сту рублей каждую, и очень благодарил.
Чичиков. Да не в живых дело. Я спрашиваю мертвых.
Коробочка. Да ведь меня только и останавливает, что они мертвые. Может быть, ты, отец мой, меня обманываешь, а они... того... они больше как-нибудь стоят?
Чичиков. Послушайте, матушка. Эк какие вы! Что же они могут стоить! На что они нужны?
Коробочка. Уж это точно, правда. Уж совсем ни на что не нужны.
Чичиков. А вы берете ни за что пятнадцать рублей, ведь Это же деньги! Ведь они на улице не валяются. Ну, скажите, матушка, почем вы продали мед?
Коробочка. По двенадцати рублей за пуд.
Чичиков. Ну, матушка, взяли греха на душу — по двенадцати не продали. Ну, все равно, ну ведь то — мед, а это — ничто! А я вам ни за что плачу, и не двенадцать рублей, а пятнадцать рублей, да и не серебром, а синими ассигнациями!
Коробочка. Право, я боюсь на первых порах не понести бы как-нибудь убытку. Лучше уж я маненько повременю, авось понаедут купцы, я и применюсь к ценам.
Чичиков. Страм, страм, матушка! Просто страм! Кто ж станет покупать их? Ну, какое употребление он может из них сделать?
Коробочка. А может, в хозяйстве-то как-нибудь под случай понадобятся?
Чичиков. Мертвые — в хозяйстве? Эк» куда хватила! Воробьев пугать по ночам в огороде?
Коробочка. С нами крестная сила! Какие ты страсти говоришь!
Чичиков. А куда же еще? Куда вы их хотели пристроить? Да, впрочем, ведь кости и могилы, все вам останется. Ну, так что же? Отвечайте, по крайней мере.
Пауза.
О чем вы думаете, Настасья Петровна?
Коробочка. Право, я все не приберу, как мне быть. Лучше я вам пеньку продам.
Чичиков. Да что ж пенька? Помилуйте, я вас прошу совсем о другом, а вы мне пеньку суете.
Пауза.
Так как же, Настасья Петровна?
Коробочка. Ей-богу, товар такой странный, совсем небывалый.
164
Чичиков (трахнув стулом). Чтоб тебя черт!..
Коробочка. Ох, не припоминай его, бог с ним! 0х!.< Еще третьего дня всю ночь мне снился, окаянный. Такой гадкий привиделся, а рога-то длиннее бычачьих!
Чичиков. Я дивлюсь, как они вам десятками не снятся! Из одного христианского человеколюбия хотел!.. Вижу, бедная вдова убивается, терпит нужду, да пропади и околей со всей вашей деревней!..
Коробочка. Ах, какие ты забранки пригинаешь!
Чичиков. Да не найдешь слов с вами, право, словно какая-нибудь, не говоря дурного слова, дворняжка, что лежит на сене: и сама не ест, и другим не дает!
Коробочка. Да чего ж ты рассердился так горячо? Знай я прежде, что ты такой сердитый, я 6 не прекословила. Изволь, я готова отдать за пятнадцать ассигнацией.
Чичиков. Фу, черт... (Утирает пот.) В городе какого-нибудь поверенного или знакомого имеете, которого могли бы уполномочить на совершение крепости?
Коробочка. Как же? Протопопа отца Кирилла сын служит в палате.
Чичиков. Ну, вот и отлично! (Пишет.) Подпишите. (Вручает деньги.)
Коробочка. Только, отец мой, прошу тебя, ты не обидь меня.
Чичиков. Не обижу, матушка, не обижу. Ну, прощайте, матушка. (Уходит.)
Коробочка (долго крестится). Батюшки! Пятнадцать ассигнацией. В город надо ехать... Узнать, почем ходят мертвые души?.. Фетинья! Фетинья! вели закладывать!
Занавес.
У ПРОКУРОРА
За занавесом слышен звон дверного колокольчика.
Занавес открывается.
Комната голубого цвета. Попугай качается в кольце.
Влетает Софья Ивановна. Анна Григорьевна встает ей навстречу.
Анна Григорьевна. Я слышу, кто-то подъехал! Да думаю себе, кто бы мог так рано? Параша говорит: вице-губернаторша, а я говорю: ну, вот опять приехала дура надоедать!
Целуются.
165
Софья Ивановна. Вы знаете, Анна Григорьевна, с чем я приехала к вам?
Анна Григорьевна. Сюда, сюда... вот в этот уголочек! (Усаживает гостью на диванчик.) Вот так, вот так... вот вам и подушка... Я уже хотела сказать, что меня нет дома!
Софья Ивановна. Вы послушайте только, что я вам открою! Ведь это история, сконапель истуар!
Анна Григорьевна. Ну, ну!
Софья Ивановна. Вообразите, приходит сегодня ко мне протопопша, отца Кирилла жена, и что б вы думали... наш-то, приезжий, Чичиков, каков? А?
Анна Григорьевна. Как? Неужели он и протопопше строил куры?!
Софья Ивановна. Ах, Анна Григорьевна, пусть бы еще куры! Вы послушайте только, что рассказала протопопша! Совершенный роман! Приезжает к ней бледная, как смерть, помещица Коробочка и рассказывает. В глухую полночь раздается у Коробочки в воротах стук ужаснейший и кричат: «Отворите, отворите, не то будут выломаны ворота!..»
Анна Григорьевна. Ах, прелесть, так он за старуху принялся! Ах, ах, ах!..
Софья Ивановна. Да ведь нет, Анна Григорьевна, совсем не то, что вы полагаете!
Резкий колокольчик.
Анна Григорьевна. Неужели вице-губернаторша приехала? Параша, кто там?
Макдональд Карлович (входя). Анна Григорьевна...
Софья Ивановна... (Целует дамам руки.)
Анна Григорьевна. Ах, Макдональд Карлович!
Макдональд Карлович. Вы слышали?
Анна Григорьевна. Да как же! Вот Софья Ивановна рассказывает...
Софья Ивановна. Вообразите себе только, является вооруженный с ног до головы... Как Ринальдо Ринальдини...
Макдональд Карлович. Чичиков?
Софья Ивановна. Чичиков. И требует: продайте, говорит Коробочке, все души, которые умерли...
Макдональд Карлович. Ай-яй-яй...
Софья Ивановна. Коробочка отвечает очень резонно. Говорит, я не могу продать, потому что они мертвые. Нет, говорит, не мертвые. Кричит, не мертвые! Это мое дело знать!.. Если бы вы знали, как я перетревожилась, когда услышала все это!
Макдональд Карлович. Ай-яй-яй...
Анна Григорьевна. Что бы такое могли значить эти мертвые души? Муж мой говорит, что Ноздрев врет!
166
Софья Ивановна. Да как же врет? Коробочка говорит — я не знаю, что мне делать?! Заставил меня подписать какую-то фальшивую бумагу и бросил на стол ассигнациями пятнадцать рублей...
Макдональд Карлович. Ай-яй-яй... (Неожиданно целует руки дамам.) До свиданья, Анна Григорьевна, до свиданья, Софья Ивановна.
Анна Григорьевна. Куда же вы, Макдональд Карлович?
Макдональд Карлович. К Прасковье Федоровне. (От двери.) Здесь скрывается что-то другое — под мертвыми душами! (Уходит.)
Софья Ивановна. Я, признаюсь, тоже... А что ж, вы полагаете, здесь скрывается?
Анна Григорьевна. Мертвые души...
Софья Ивановна. Что? Что?
Анна Григорьевна. Мертвые души...
СофьяИвановна. Ах, говорите, ради бога!
Анна Григорьевна. Это просто выдумано для прикрытия.
А дело вот в чем: он хочет увезти губернаторскую дочку!
Софья Ивановна. Ах, боже мой! Уж этого я бы никак не могла предполагать.
167
Анна Григорьевна. А я, как только вы открыли рот, сейчас же смекнула, в чем дело!
Колокольчик.
Софья Ивановна. Каково же после этого институтское воспитание! Уж вот невинность!
Анна Григорьевна. Жизнь моя, какая невинность! Она за ужином говорила такие речи,— признаюсь, у меня не хватило духу произнести их!
Сысой Пафнутьевич (входя). Здравствуйте, Анна Григорьевна! Здравствуйте, Софья Ивановна!
Анна Григорьевна. Сысой Пафнутьевич, здравствуйте.
Сысой Пафнутьевич. Слышали про мертвые души? Что за вздор, в самом деле, разнесли по городу?
Софья Ивановна. Какой же вздор, Сысой Пафнутьевич, он хотел увезти губернаторскую дочку!
Сысой Пафнутьевич. Ой-ой-ой!.. Но как же Чичиков, будучи человек заезжий, мог решиться на такой пассаж? Кто мог помогать ему?
Софья Ивановна. А Ноздрев?
Сысой Пафнутьевич (хлопнув себя по лбу). Ноздрев! Ну да!
Анна Григорьевна. Ноздрев! Ноздрев! Он родного отца хотел продать или лучше — проиграть в карты!
Резкий колокольчик.
Сысой Пафнутьевич. До свиданья, Анна Григорьевна-До свиданья, Софья Ивановна.
В дверях сталкивается с входящим прокурором.
Прокурор. Куда же вы, Сысой Пафнутьевич?
Сысой Пафнутьевич. Некогда, некогда, Антипатор Зя-харьевич. (Выбегает.)
Прокурор. Софья Ивановна... (Целует руку.)
Анна Григорьевна. Ты слышал?
Прокурор. Что еще, матушка?!
Софья Ивановна. Он думал увезти губернаторскую дочку!
Прокурор. Господи...
Софья Ивановна. Ну, душечка Анна Григорьевна, я еду, я еду!
Анна Григорьевна. Куда?
Софья Ивановна. К вице-губернаторше.
168
Анна Григорьевна. И яс вами! Я не могу, я так перетревожилась! Параша! Параша!
Обе дамы исчезают. Слышно, как прогрохотали дрожки.
Прокурор (один). Что ж такое в городе делается?
Занавес.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
Мы предлагаем вам поставить три картины из инсценировки замечательного советского писателя М. А. Булгакова. Эта инсценировка сделана им специально для Московского Художественного Академического театра, где она уже много лет идет с неизменным успехом. Спектакль был поставлен под художественным руководством К. С. Станиславского режиссером В. Г. Сахновским и сыгран прекрасными мастерами МХАТа. Мы хотим познакомить вас с небольшими отрывками из книги В. Г. Сахновского «О спектакле «Мертвые души» и из книги «Станиславский на репетиции»: В. О. Топоркова, великолепного исполнителя роли Чичикова. Это и послужит вам руководством к постановке предложенных сцен.
Из книги В. Г. Сахновского:
«...Известно, что Чичиков был не слишком толст, не слишком тонок; что по мнению одних, он даже смахивал на Наполеона, что он обладал замечательным свойством поговорить с каждым, как знаток того, о чем он приятно беседовал. Известно, что у Павла Ивановича есть особое обаяние, которым он преодолел две катастрофы, которые повалили бы иного с ног навсегда. Но главное, что характеризует Чичикова,— это его страстное влечение к приобретательству. Стать, что называется, «человеком с весом в обществе», будучи «человеком сан фасон», без роду и племени, который носится «как барка какая-нибудь среди свирепых волн»,— вот основная задача Чичикова. Добыть себе прочное место в жизни, не считаясь ни с чьим и ни с каким интересом, общественным и частным,— вот в чем заключено сквозное действие Чичикова.
«И все, что ни отзывалось богатством и довольством, производило на него впечатление, непостижимое им самим»,—пишет о нем Гоголь. Отцовское наставление — «Береги и копи копейку» — пошло ему впрок. Им не владели скряжничество или скупость. Нет, ему мерещилась впереди жизнь со всякими достатками: экипажи, дом, отлично устроенный, вкусные обеды. «Все сделаешь и все прошибешь на свете копейкой»,— завещал Павлу Ивановичу его отец.
169
Он усвоил это на всю свою жизнь. «Самоотвержение, терпение и ограничение нужд показал он неслыханное». Так написал Гоголь в его биографии (глава XI).
...Чичиков приходит, чтобы отравлять. Есть зло, которое катится по Руси, как Чичиков на тройке. Какое это зло? Оно вскрывается в каждом по-своему. На яд Чичикова в каждом из тех, с которыми он ведет свои дела, есть своя реакция. Чичиков ведет одну линию, но у него новая роль с каждым действующим лицом.
...Чичиков, Ноздрев, Собакевич и другие герои «Мертвых душ» — это не характеры, а типы. В этих типах Гоголь собрал и обобщил многие схожие характеры, выявляя во всех них общий жизненно-социальный уклад...
...Задача актера, играющего Ноздрева, одна: найти себе жертву и ее обработать. Выходить на сцену актер-Ноздрев должен с одной задачей: как бы сегодня приятно провести время...
...Дамы. В скучный город, где нет никаких развлечений, приехала знаменитость и встряхнула всю жизнь. Задача — ошеломить друг друга новостями и сенсациями...»
Из книги В. О. Топоркова «Станиславский на репетиции»:
«...Вспоминаю репетицию сцены «Чичиков у Ноздрева». Яркая, темпераментная сцена встречи двух жуликов. Это первая неудача Чичикова, имеющая для него роковые последствия. ...Ноздрев, почувствовав, что у его гостя есть какие-то предложения к нему, выпроваживает своего зятя, остается с Чичиковым с глазу на глаз, и вот два жулика начинают ловить друг друга. Едва только Ноздрев услышал о желании Чичикова купить «мертвых», как забросал его всевозможными предложениями реализации этого дела: то он предлагал их в подарок, но с тем, чтобы Чичиков приобрел у него по дешевке розового жеребца, или каурую кобылу, или собаку, наконец, щенка и т. д., то предлагал их в обмен на бричку или по-помещичьи метнуть на них «банчок». Чичиков от всего отказывался, приведя этим в бешенство Ноздрева, и, наконец, обидевшись за нанесенное ему оскорбление, думал выскользнуть из цепких лап Ноздрева и выбраться из его поместья. Но не тут-то было. Распаленный, азартный игрок, Ноздрев не мог так легко расстаться со своей жертвой. Он предложил ему сыграть партию в шашки:
— Это не то что карты, где все жульничество и обман, а здесь все от уменья.
Чичиков соблазнился, тем более, что знал свое большое мастерство в этой игре, и сел играть, поставив сто рублей против всех ноздревских мертвых душ...»
Дальше В. О. Топорков описывает сложный ход репетиций сцены игры в шашки. Эта сцена долго не удавалась. Константин Сергеевич Станиславский разными путями вел актеров в поисках нужного ключа к сцене.
470
«...В конце концов было установлено: Ноздрев мог иметь до двух сот умерших крестьян, числящихся живыми, т. е. тех, какие и нужны были Чичикову. Заложив их в случае выигрыша в опекунском совете по двести рублей за душу, он получил бы сорок тысяч наличными деньгами».
Станиславский (Топоркову): «Вы теперь понимаете, какую игру вел Чичиков? Рискуя ста рублями, он мог выиграть сорок тысяч рублей, то есть целое состояние. Вот что прежде всего со всей отчетливостью вам надо понять. Вы чувствуете, что значило для него каждое движение шашки и каково ему было пережить, когда этот великолепный куш сорвался из-за шулерской игры Ноздрева!»
...Мы уже углубились по-серьезному в нашу шашечную игру, внимательно следим за каждым движением друг друга, и потому самое сиденье наше на стульях неспокойно. В этом уже ощущалась напряженность внимания двух азартных игроков, их ритм, а наигранное внешнее спокойствие в произнесении фраз: «Давненько не брал я шашек в руки», «Знаем, как вы плохо играете в шашки», еще более подчеркивало подлинные переживания двух игроков».
А теперь о репетициях сцены у Коробочки. Эту сцену В. О. Топорков играл с замечательной актрисой МХАТа М. П. Лилиной.
«...Станиславский очень остроумно уподобил сцену «Чичикова у Коробочки» починке какого-то странного часового механизма. Часовщик (Чичиков), прекрасно знающий свое дело, пытается заставить действовать этот механизм, но каждый раз в последний момент, когда пускается маятник, от неизвестных причин пружина с треском распускается, и все надо начинать сначала.
Чичиков, как опытный мастер, не теряя самообладания, спокойно опять начинает ставить на место мельчайшие детали механизма, подвинчивает винтики вплоть до рокового момента, когда раздается треск и пружина вновь распускается до полного ослабления. Вооружась терпением, Чичиков снова начинает работу, и так до бесконечности, пока, наконец, выведенный из терпения, в припадке злобы не швырнул их со всего размаха об пол... и часы неожиданно пошли.
Часовой механизм находится в голове Коробочки, и вся действенная задача Чичикова заключается в том, чтобы проникнуть в глубь этого механизма, понять, в чем там неисправность, и устранить все неполадки, мешающие Коробочке понять Чичикова.
Коробочка искренне хочет продать мертвые души, ей это выгодно, но она боится продешевить, пропустить исключительный случай обогащения, попасть впросак. От Чичикова она старается понять не то, что он фактически говорит, а то, о чем он умалчивает, его «подтекст». Таким образом, на всю сцену для Коробочки одна простейшая задача — только бы не попасть впросак, пе продеше
171
вить. Для этого ей нужно хорошенько разгадать Чичикова, выпытать его точные намерения. Коробочка, конечно, дура дубиноголовая, как ее обзывает Чичиков. Однако просто дурость как таковую сыграть нельзя, а вот та бесплодная активность Коробочки, ее внутреннее внимание к разрешению несуществующих сложностей и будут наиболее ярко передавать ее дубиноголовость. Для актрисы здесь нужно прежде всего обрести это подлинное внимание к поступкам и действиям своего партнера».
Далее Топорков пишет, как трудно было актерам найти это полное внимание друг к другу, как постепенно подводил их к этому Станиславский и как, наконец, на одной из репетиций удалось добиться цели:
«...Дальше сцена пошла, как по рельсам. Мы задавали друг другу вопросы, старались разгадать мысли и намерения друг друга, обмануть один другого, запугать, уговорить, разжалобить, нападали друг на друга с остервенением, отступали, отдыхали и вновь вступали в борьбу. Во всех наших действиях были логика, целесообразность, убежденность в важности всего происходящего и направленность внимания только на партнера. Мы не думали о зрителе. Нас абсолютно не интересовал вопрос, хорошо ли мы играем. Мы были заняты своим делом. Мне нужно было во что бы то ни стало заставить работать сложный и непонятный механизм, находящийся в голове Коробочки. И только этого я и добивался. Мы ничего особенного не делали. Все было просто, без всяких комических трюков, а между тем немногочисленные зрители во главе со Станиславским буквально сползали от хохота на пол. Константин Сергеевич доходил до колик. Мне кажется, в этот момент мы были очень близки к Гоголю...»
Из этих описаний репетиций «Мертвых душ» мы вам предложили лишь небольшие выдержки, в которых раскрываются характеры, задачи и особенности поведения действующих лиц в данных сценах. Это и послужит вам режиссерским руководством для их постановки.
Но в первую очередь поможет вам сам Гоголь: внимательно перечитав в его поэме эти сцены, вы найдете много интересных подробностей поведения героев, вам станут ясней мотивировки их поступков.
Это особенно важно потому, что в инсценировке Булгакова почти отсутствуют ремарки, подсказывающие физическое действие, реакцию на слова партнера и т. д., а у Гоголя всё это описано ярко, детально и обстоятельно.
Оформление этих сцен совсем несложно. Не ставьте только лишней, не нужной по ходу действия мебели и реквизита.
Одеть исполнителей также не будет трудно. У дам платья длинные, почти до пола, с высокой талией и широкими юбками. Можно надеть под платье 2—3 нижние юбки в сборку или сшить нижнюю
172
юбку из марли и накрахмалить ее. Коробочка может быть в домашнем чепце, платье темное, па плечах шаль.
У мужчин галстуки мягкие, завязаны бантом или повязаны под воротничком наподобие шарфа, а концы воротничков подняты вверх. В решении костюмов и оформления вам помогут иллюстрации к «Мертвым душам», которые вы найдете во многих изданиях поэмы Гоголя. Может быть, вы сможете получить в библиотеке и книгу «Н. В. Гоголь в портретах, иллюстрациях, документах», изданную в 1953 году издательством «Учпедгиз». В этой книге вы увидите множество рисунков и картин отличных художников ко всем произведениям Гоголя.
ОТ ХУДОЖНИКА
Художник своей работой в театре помогает актерам, режиссеру и зрителям выявить самую существенную мысль спектакля.
Попытайтесь в своем оформлении сделать не только удобную для игры площадку, не только передать признаки места действия и эпохи, но и вынести свою оценку — социальную характеристику героев и среды.
С этой целью воспользуйтесь языком преувеличений, тем более что здесь вы имеете дело с сатирой.
Можно представить, например, и такое решение, какое приведено в иллюстрациях к этой инсценировке.
Под большим карнизом, напоминающим шляпу императора, раскрываются картинки — характеристики помещичьего и провинциального городского быта самодержавной России.
В доме Ноздрева, кутилы и мота,— пустота; в доме скопидомной Коробочки — склад всевозможного добра; за окном дома одного из «отцов города», блюстителя власти, прокурора,— следы запущенности и беспорядка.
По приведенным иллюстрациям нетрудно разобраться, как все Это сделать, каким образом осуществить смену декораций.
Разумеется, еще лучше, если решение будет придумано и выполнено вами по-своему.
А. И. Герцен
СОРОКА-ВОРОВКА
Сцены в одном действии
Инсценировка Ю. Д. Бертман
ДЕЙСТВУЮЩИЕ лица
В прологе и эпилоге: Молодой человек. Славянин.
Европеец.
Актер.
В сценах:
Актер (он же рассказчик).
Его приятель.
Анета.
Князь.
Управляющий.
Швейцар.
М а т ю ш к а.
Лакей.
На просцениуме справа, перед занавесом,— четыре кресла. Продолжая, видимо, давно начатый спор, сюда выходят три человека. Соответственно их образу мыслей назовем одного из них «европейце м», другого — «славянино м». Третий, которого мы будем называть просто «молодой челове к», больше слушает, чем говорит, и тем не менее он явно затравщик и ведущий в этом споре. В прологе собеседники могут стоять, ходить; затем до самого эпилога они не покидают своих кресел. Всё это время они остаются в тени.
Молодой человек. Заметили ли вы, чт0 У нас хотя и редки хорошие актеры, но бывают, а хороших актрис почти вовсе нет, и только в предании сохранилось имя Семеновой: не без причины же это?
Славянин. Причину искать недалеко; вы ее не понимаете только потому, что вы на все смотрите сквозь западные очки. Славянская женщина никогда не привыкнет выходить на помост сцены
174
и отдаваться глазам толпы, возбуждать в ней те чувства, которые она приносит в исключительный дар своему главе. Незамужняя — она дочь, дочь покорная, безгласная; замужем — она покорная жена. Это естественное положение женщины в семье если лишает нас хороших актрис, зато прекрасно хранит чистоту нравов.
Европеец. Отчего же у немцев семейная жизнь сохранилась, я полагаю, не хуже, нежели у нас, и это нисколько не мешает появлению хороших актрис? Да потом, я и в главном не согласен с вами: не знаю, что делается около очага у западных славян, а мы, русские, право, перестаем быть такими патриархами, какими вы нас представляете.
Славянин. А позвольте спросить, где вы наблюдали и изучали славянскую семью? У высших сословий, живущих особою жизнью в городах, по большим дорогам, где мужик сделался торгашом? Семья не тут сохранилась; хотите ее видеть — ступайте в скромные деревеньки, лежащие по проселочным дорогам.
Европеец. Однако странное дело: все то, что хранит и развивает других, вредно для славян по-вашему, чтоб сохранить чистоту нравов, надобно, чтоб не было проезда, сообщения, торговли. Конечно, и Робинзон, когда жил один на острове, был примерным человеком, никогда в карты не играл, не шлялся по трактирам.
Молодой человек. Этой дорогой я не думаю, чтоб мы скоро добрались до решения вопроса, отчего у нас редки актрисы.
Славянин (с запальчивостью). Да что же вам еще надо? У нас нет актрис потому, что занятие это несовместимо с целомудренною скромностию славянской жены: она любит молчать.
Европеец. Давно бы вы сказали; вы больше объяснили, нежели хотели. Теперь ясно, отчего у нас актрис нет, а танцовщиц очень много. Но шутки в сторону. Я думаю, у нас оттого нет актрис, что их заставляют представлять такие страсти, которых они никогда не подозревали, а вовсе не от недостатка способностей... Ну, я вас спрашиваю, как сыграет русская актриса Деву Орлеанскую? Это не в ее роде совсем; или: как русский актер воссоздаст Эти величавые и мрачные, гордые и самобытные шекспировские лица, окружающие его Иоанна, Ричарда, Генрихов,— лица совершенно английские? Они для него так же странны, как человек, который бы нюхал глазами и ушами пел бы песни...
Молодой человек. Но есть же общечеловеческие страсти?
Европеец. И да и нет. Поверьте, так как поэт всюду вносит свою личность, и чем вернее он себе, чем откровеннее, тем выше его лиризм, тем сильнее он потрясает ваше сердце; то же с актером: чему он не сочувствует, того он не выразит или выразит учено, холодно; вы не забывайте, он все же себя вводит в лицо, созданное портом.
Актер (входит), О чем это вы так горячо проповедуете?
175
Европеец. Вот кстати-то, как нельзя больше. Решайте нам вопрос, занимающий нас; мы единогласно выбираем вас непогрешающим судией.
Актер. Много чести. В чем же дело?
Европеец. Во-первых, скажите, видали ли вы русскую актрису, которая бы вполне удовлетворила всем вашим требованиям на искусство?
Актер. Видел. Видел великую русскую актрису.
Европеец. В Москве или Петербурге?
Молодой человек. Вот задача-то для нашего славянина! Как вы думаете, ведь театр-то более принадлежит петербургской Эпохе, нежели московской? Ну, где же она была?
Славянин (решительно). Все-таки, должно быть, в Москве.
Актер. Успокойтесь. Я ее видел ни там, ни тут, а в одном маленьком губернском городе.
Молодой человек. Вы это, верно, говорите для оригинальности, хотите нас поразить эффектом.
Актер. Может быть. Вы признали меня непогрешающим судьей,— ваше дело верить. Ну как я теперь вам докажу, что двадцать лет тому назад я видел великую актрису, что я тогда рыдал от «Сороки-воровки» и что все это было в маленьком городке?
Молодой человек. Очень легко. Расскажите нам какие-нибудь подробности о ней.
Актер. Пожалуй, да только эти воспоминанья не отрадны для меня, как-то очень тяжелы. Но извольте, что помню — расскажу. Вы знаете человеческую слабость — о чем бы человек ни вспоминал, он начнет всегда с того, что вспомнит самого себя; так и я, грешный человек, попрошу у вас позволения начать с самого себя.
Молодой человек. От души позволяем, от всей души!
Европеец. Не знаю, будут ли подробности об актрисе интересны, а об вас-то наверное.
Все располагаются в креслах, приготовляясь слушать.
Актер. Вы знаете, что я начал свое артистическое поприще на скромном провинциальном театре. Дела нашего театра порас-строились; я был уже женат: надобно было думать о будущем. В самое это время распространялись более и более сказочные повествования о театре князя Скалинского в одном дальнем городе. Любопытство видеть хорошо устроенный театр, надежды, а может быть, и самолюбие сильно манили туда. Долго думать было не о чем; я предложил одному из товарищей, который вовсе не предполагал ехать, отправиться вместе в N, и через неделю мы были там. Князь был очень богат и проживался на театр. Вы можете из этого
176
заключить, что театр был не совсем дурен. В князе была русская широкая, размашистая натура: страстный любитель искусства, человек с огромным вкусом, с тактом роскоши, ну, и при ртом, как водится, непривычка обуздываться и расточительность в высшей степени. За последнее винить его не станем: это у нас в крови; я, небогатый художник, и он, богатый аристократ, и бедный поденщик, проживающий все, что вырабатывает, в кабаке,— мы руководствуемся одними правилами экономии; разница только в цифрах.
Славянин (с удовольствием). Мы — не расчетливые немцы.
Европеец. В этом нельзя не согласиться. Останавливался ли кто из нас мыслию, что у него денег мало, например, когда ему хотелось выпить благородного вина? За него говорит Пушкин:
Последний бедный лепт, бывало, Давал я, помните ль, друзья?
Совсем напротив: чем меньше денег, тем больше тратим. Вы, верно, не забыли одного из наших друзей, который, отдавая назад налитый стакан плохого шампанского, заметил, что мы еще не так богаты, чтоб пить дурное вино.
Молодой человек. Господа, мы мешаем рассказу. Итак-с?
Актер. Ничего. Князь слышал обо мне прежде. Когда я явился к нему, он был в своей конторе и раздавал билеты с глубоким об-суживанием, достоин или нет и какого именно места достоин приславший за билетом. «Очень рад, очень рад, что вы вздумали наконец посетить наш театр, вы будете нашим дорогим гостем», и бездну любезностей; мне оставалось благодарить и кланяться. Князь говорил о театре как человек, совершенно знающий и сцену и тайну постановки. Мы остались, кажется, довольны друг другом. В тот же вечер я отправился в театр. Не помню, что давали, но уверяю вас, что такой пышности вам редко случалось видеть: что за декорации, что за костюмы, что за сочетание всех подробностей! Словом, все внешнее было превосходно, даже выработанность актеров, но я остался холоден: было что-то натянутое, неестественное в манере, как дворовые люди князя представляли лордов и принцесс. Потом я дебютировал, был принят публикой как нельзя лучше; князь осыпал меня учтивостями. Приготовляясь ко второму дебюту, я пошел в театр. Давали «Сороку-воровку». Мне хотелось посмотреть княжескую труппу в драме. Пьеса уже началась, когда я вошел; я досадовал, что опоздал, и рассеянно, не понимая, что делают на сцене, смотрел по сторонам, смотрел на правильное размещение лиц по чинам, на странное сборище физиономий, вовсе друг на друга не похожих, а выражающих одно и то же, на провинциальных барынь, пестрых, как американские птицы, и на самого князя, который так гордо, так озабоченно сидел в своей
177
ложе. Вдруг меня поразил слабый женский голос; в нем выражалось такое страшное, глубокое страдание. Я устремился глазами на сцену. Служанка откупщика узнала в старом бродяге своего отца, беглого солдата... Я почти не слушал ее слов, а слушал голос. «Боже мой,— думал я,— откуда взялись такие звуки в этой юной груди? Они не выдумываются, не приобретаются из сольфед-жий, а бывают выстраданы, приходят наградой за страшные опыты». Она провожает отца до плетня, она стоит перед ним так просто, задумчиво; надежд мало его спасти,— и, когда старик уходит, вместо слов, назначенных в роли, у нее вырвался неопределенный крик, крик слабого, беззащитного существа, на которое обрушилось тяжкое, незаслуженное горе. Теперь, через двадцать лет, я слышу этот раздирающий крик. Да, господа, это была великая русская актриса! Вероятно, вы знаете сюжет «Сороки-воровки». Страшная пьеса, после которой ничего бы не оставалось на душе, кроме отчаяния, если бы не приделали мелодрамную развязку. Анету обвиняют в краже; подозрение имеет как будто полное право пасть па ее голову; как ее не подозревать? Она бедна, она служанка. Да и, наконец, если обвинение окажется несправедливым, что за беда; ей скажут: «Поди, голубушка, домой, видишь, какое счастье, что ты невинна!» А до какой степени все это вместе должно разбить, уничтожить оскорблением нежное существо,— этого рассказать не могу: для этого надобно было видеть игру Анеты, видеть, как она, испуганная, трепещущая и оскорбленная, стояла при допросе, ее голос и вид были громкий протест, протест, раздирающий душу, обличающий много нелепого на свете и в то же время умягченный какой-то теплой, кроткой таинственностью, разливающей свой характер нежной грации на все ее движения, на все слова. Потом сцена в тюрьме. Развратный старик видит невиновность ее в краже и предлагает продажей чести купить свободу. Несчастная жертва вырастает, ее слова становятся страшны, и какая-то глубокая ирония лица удваивает оскорбительную силу слов. Я как-то случайно взглянул в продолжение эт°й сцены на князя; он был сильно потрясен, вертелся, покидал лорнет, опять брал его. «Как такому знатоку не быть пораженным этой игрой! Он, верно, умел вполне ценить такую актрису»,— подумал я. Тихо, с опущенной головой, со связанными руками шла Анета, окруженная толпою солдат, при резких звуках барабана и дудки. Ее вид выражал какую-то глубокую думу и изумление. В самом деле, представьте себе всю нелепость: это дитя, слабое, кроткое, с светлым челом невинности, и французские солдаты с тесаками, со штыками, и барабаны. Да где же неприятель? А неприятель-то — это дитя в середине их, и они победят его... Но она останавливается перед церковью, бросается молча на колени, поднимает задумчивый взгляд к небу; не укор Прометея, не надменность Титана в этом взгляде, совсем нет, а так, простой вопрос: «За что же это? И неужели это
178
правда?» Ее повели. Я рыдал, как ребенок. Вы знаете предание о «Сороке-воровке». Действительность не так слабонервна, как драматические писатели, она идет до конца: Анету казнили. В пьесе открывают, что воровка не она, а сорока,— и вот Анету несут назад в торжестве, но Анета лучше автора поняла смысл события; измученная грудь ее не нашла радостного звука; бледная, усталая, Анета смотрела с тупым удивлением на окружающее ликование, со стороною ликований и надежд, кажется, она не была знакома. Сильные потрясения, горький опыт подрезали корень, и цветок, еще благоуханный, склонялся, вянул; спасти его нельзя было. Как мне жаль было рту девушку!.. Фу, боже мой! (Отирает лицо платком.) Ну, занавес опустился. Не увидеть Анеты я не мог; идти к ней, сжать ей руку, молча, взглядом передать ей все, что может передать художник другому, поблагодарить ее за святые мгновения, за глубокое потрясение, очищающее душу от разного хлама,— мне это необходимо было, как воздух.
Стремительно направляется в левую кулису, но ему преграждает дорогу лакей. С собеседников автора снимается свет.
Лакей. Куда вы?
Актер. Я желаю видеть Анету. Понимаете, ту актрису, которая представляла сегодня служанку.
Лакей. Без княжеского позволения нельзя.
Актер. Помилуй, любезный, я сам артист, третьего дня играл. Лакей. Мне не было приказу вас пускать.
Актер (опуская два пальца в жилетный карман). Пожалуйста!
Лакей. Какие вы мудреные! Что же, мне из-за вас свою спину подставить?
Актер растерянно отступает, лакей исчезает.
Актер (на авансцене). Я был близок к отчаянию, я был несчастен, и это не фраза, не пустое слово, тоска по Анете привела меня в лихорадочное состояние. Я, больной, бросился на кровать, я бредил, спал и не спал, и в обоих случаях образ несчастной служанки носился передо мной. На другой день утром я отправился в дом князя с твердым намерением лечь костьми или добиться аудиенции у Анеты.
Направляется в правую кулису, но дорогу преграждает швейцар с булавой.
Швей ц а р. Как прикажете доложить?
Актер (повторяя то же, что говорил лакею). Я желаю видеть Анету, ту актрису, которая вчера представляла служанку.
179
Швейцар. Без письменного дозволения от князя не про-пустят-с.
Актер. Да как же берут эти дозволения?
Шве й ц а р. Пожалуйте в контору, там управляющий может доложить его сиятельству.
Занавес открывается.
Перед нами контора. За конторкой, гордо развалясь, восседает толстый управляющий. Несмотря на ранний час, он уже успел утолить не только голод, но и жажду. Кроме конторки, в комнате простая скамья для посетителей.
Управляющий. Что вам угодно?
Актер (повторяет). Я желаю видеть Анету, ту актрису, которая вчера представляла служанку.
Управляющий (неохотно вылезая из-за конторки). Сейчас доложу. (Уходит и тут же возвращается.) Извольте обождать. Его сиятельство билет подпишут и пришлют сюда. (В кулису.) Давайте Этого негодяя Матюшку!
Лакей вводит и подталкивает к управляющему молодого человека со связанными руками, босого, в грубом кафтане.
Пошел к себе! Да если в другой раз осмелишься выкинуть такую штуку, я тебя не так угощу. Забыли о Сеньке!
Лакей развязал босому человеку руки, тот поклонился, мрачно посмотрел на всех и вышел.
Актер (лакею вполголоса). Лицо молодого человека мне что-то очень знакомо!
Лакей. Да вы с ним третьего дня играли!
Актер. Неужели это тот, который играл лорда?
Лакей. Тот самый.
Актер. За что же это его так — скрутили?
Лакей (бросив взгляд на управляющего и видя, что тот щелкает на счетах, полушепотом). Записочку перехватили к одной актерке; ну, князь этого у нас недолюбливает; то есть не сам-то... а то есть насчет других-то недолюбливает; он его и велел на месяц посадить в сибирку.
Актер. Так это его тогда приводили на сцену оттуда?
Лакей. Да-с, им туда роли посылают твердить... а потом свя-замши приводят.
Актер (с горькой иронией). Порядок всего дороже.
Быстро входит князь, управляющий вскочил.
180
Князь (актеру, подавая, билет). Мне очень приятно, что артистка моей труппы заслужила такое одобрение от вас. Страх как жаль, что она слаба здоровьем. Вас не пустили без билета — не взыщите: делать нечего, порядок в нашем деле — половина успеха; ослабь сколько-нибудь вожжи — беда, артисты люди беспокойные. Вы знаете, может быть, что французы говорят: легче армией целой управлять, нежели труппой актеров. (Со смехом.) Вы не сердитесь за это, вы так привыкаете играть разных царей, вельмож, что и за кулисами остаются такие замашки.
Актер. Князь, если французы это говорят, то потому, что они не знают устройства вашей труппы и ее управления.
Князь (не заметив иронии, благосклонно улыбаясь и грозя пальцем). О, да вы к тому же и льстец большой! (Направляется к конторке.)
Занавес закрывается, актер выходит на авансцену.
Актер. Пока я достиг флигеля, где жила Анета, меня раза три останавливали то лакей в ливрее, то дворник с бородой: билет победил все препятствия, и я с бьющимся сердцем постучался робко в указанную дверь. Вошла девочка лет тринадцати, я назвал себя. «Пожалуйте,— сказала она,— мы вас ждем». Она привела меня в довольно опрятную комнатку, вышла в другую дверь; дверь через минуту отворилась...
Занавес раздвинулся, открыв комнату Анеты. Здесь кресло, стул и маленький столик.
Анета (протягивая обе руки). Чем заслужила я это... благодарю вас! (Сквозь слезы, прерывистым шепотом.) Извините... бога ради, извините... Эт0 сейчас пройдет... Я так обрадовалась... я слабая женщина, простите.
Актер. Успокойтесь, что с вами? Успокойтесь! Если б я знал, что мое посещение...
Анета. Полноте, как вам не грешно, полноте... Вы не можете понять, сколько добра вы мне сделали вашим посещением. Это благодеяние... будьте же снисходительны, подождите минуту... я немного выпью воды, тогда все пройдет. (С печальной улыбкой.) Мне давно хотелось поговорить с художником, с человеком, которому я могла бы все сказать, но я не ждала такого человека, и вдруг вы,— я вам очень благодарна. Пойдемте туда, здесь могут нас подслушать; не думайте, что я боялась, нет, ей-богу, нет. Но это шпионство унизительно, грязно... и не для их ушей то, что я вам хочу сказать... (Справившись с волнением.) Не правда ли, какая смешная встреча? Да еще не конец, я вам хочу рассказывать о себе; мне надобно высказаться, я, может быть, умру, не увидевши
181
в другой раз товарища-художника... Вы, может быть, будете смеяться — нет, это я глупо сказала, смеяться вы не будете. Вы слишком человек для этого, скорее вы сочтете меня за безумную. В самом деле, что за женщина, которая бросается с своей откровенностью к человеку, которого не знает. Да ведь я вас знаю, я видела вас на сцене: вы — художник... История моя не длинна, очень коротка, напротив: я не утомлю вас; послушайте ее хоть за то удовольствие, которое я вам доставила Анетой.
Актер. Да говорите, ради бога, говорите! Я жадно ловлю каждое слово, хотя, скажу вам откровенно, я бы мог вам рассказать вашу историю, не слыхав ни от вас, ни от кого другого ни слова... я ее знаю.
Анета. Вот потому-то я вам и расскажу ее. Я не так давно в здешней труппе. Прежде я была на другом провинциальном театре, гораздо меньшем, гораздо хуже устроенном, но мне там было хорошо; может быть, оттого, что я была молода, беззаботна, чрезвычайно глупа, жила, не думая о жизни. Я отдавалась любви к искусству с таким увлечением, что на внешнее не обращала внимания, я более и более вживалась в мысль, вам, вероятно, коротко знакомую,— в мысль, что я имею призвание к сценическому искусству; мне собственное сознание говорило, что я — актриса. Я беспрерывно изучала мое искусство, воспитывала те слабые способности, которые нашла в себе, и радостно видела, как трудность за трудностью исчезает. Помещик наш был добрый, простой и честный человек; он уважал меня, ценил мои таланты, дал мне средства выучиться по-французски, возил с собой в Италию, в Париж, я видела Тальму и Марс, я пробыла полгода в Париже, и —• что делать! — я еще была очень молода, если не летами, то опытом, и воротилась на провинциальный театрик; мне казалось, что какие-то особенные узы долга связуют меня с воспитателем. Еще бы год!., мало ли что могло бы быть... Он умер скоропостижно. В мрачной боязни ждали мы шесть недель; они прошли, вскрыли бумаги, но отпускные, написанные нам, затерялись, а может, их и вовсе не было, может быть, он по небрежности и не успел написать их, а говорил нам так, вроде любезности, что они готовы. Новость эта оглушила нас; пока мы еще плакали да думали, что делать, нас продали с публичного торга, и князь купил всю труппу. Он нас хорошо принял, хорошо поместил, как вы сами видите, даже положил большие оклады, не стесняя себя, впрочем, точностью выдачи. Но это был уже не прежний директор, добродушный и снисходительный; он с первого разу дал почувствовать всю необъятную разницу между им и его гаерами, назначенными для его удовольствия. Он привык к раболепию, он протягивал свою руку охотникам целовать; дворецкий и толпа его фаворитов старались подражать ему в обращении. Я стала замечать, что князь особенпо внимателен ко мне; я поняла этУ внимательность — и вооружи
182
лась. Князь не привык к отказам из труппы. Я делала вид, что ничего не понимаю; он счел за нужное высказывать яснее и яснее свои намерения; наконец, он подослал ко мне управителя, сулил отпускную на том условии, чтобы я на десять лет сделала контракт с его театром, не говоря о других обещаниях и условиях. Я прогнала управителя, и на время преследования прекратились. Раз поздно вечером, воротившись с представления, я читала вслух, одна, читала трагедию «Коварство и любовь». В ней так много близкого душе, так много негодования, упрека, улики в нелепости жизни, которую ведут люди. Знаете, Луизу я сыграла бы, особенно сцену с Вурмом, где он заставляет писать письмо, если бы можно, при вас, да князь не любит таких пьес. Итак, я читала «Коварство и любовь» и была совершенно под влиянием пьесы, увлечена, одушевлена ею, как вдруг...
При последних словах Анеты актер отходит к порталу сцены, туда, где сидят его собеседники.
В комнате Анеты появляется князь.
Князь (кладя, руку на плечо Анеты). Прекрасно, прекрасно! Анета (вывернулась). Что угодно приказать вашему сиятельству?
Князь. Приказывать нечего, можно ли приказывать таким глазкам: они должны приказывать. (Пытается дотронуться до Анеты.) Ну, не разыгрывай недотрогу, не дурачься. Ну, посмотри же на меня не так; другие за счастье поставили бы себе... (Хочет взять за руку.)
Анета (отдернув руку). Князь, вы меня можете отослать в деревню, на поселение, но есть такие права и у самого слабого животного, которых у него отнять нельзя, пока оно живо по крайней мере. Идите к другим, осчастливьте их, если вы успели воспитать их в таких понятиях.
Князь. Но она очаровательна! Как к ней идет этот гнев! Да полно ролю играть.
Анета. Князь, что вам угодно в моей комнате в такое время?
Князь. Ну, пойдем в мою, я не так грубо принимаю гостей, я гораздо добрее тебя.
Анета. Дайте вашу руку, князь, подите сюда. (Подводит его к зеркалу.) И вы думаете, что я пойду к этому смешному старику, к этому плешивому селадону? (Расхохоталась.)
Князь (бледнея). Я тебя научу забываться! Кому ты смеешь говорить! Я, дескать, актриса! Нет, ты моя крепостная девка, а не актриса! (В бешенстве выходит.)
В комнату возвращается актер.
183
Анета. Что я чувствовала, как я провела этУ ночь, вы можете понять. Не хочу вам рассказывать ряда мелких оскорбительных неприятностей, которые начались для меня с этого дня. У меня отняли лучшие роли, меня мучили беспрерывной игрой в ролях, вовсе чуждых моему таланту, со мною все наши власти начали обращаться грубо, говорили мне «ты», не давали мне хороших костюмов; не хочу потому рассказывать, что эт° все пойдет в похвалу князю: он не так бы мог поступить со мною, он поделикатился, он меня уважил гонениями, в то время как он мог наказать меня другими средствами. Да и сказать правду, я думаю, меня не скоро бы они добили только такими мелочами... Хуже всего этого были последние слова князя; они врезались в голову, в сердце. Я не знаю, как вам сказать, антонов огонь сделался около них. Я не могла отделаться от них, забыть... С тех пор я постоянно в лихорадке, сон не освежает меня, к вечеру голова горит, а утром я как в ознобе. Поверите ли, что с тех пор каждую неделю мне перешивают костюмы, и я радуюсь этому, а с тем вместе, признаюсь вам, страшно, страшно и больно. Да разве не могло иначе быть? Видно, что нет... С тех пор, больная, в каком-то горячечном состоянии, выхожу я на сцену, и меня осыпают рукоплесканиями, не понимая моей игры. Я с тех пор играю одну роль; зрители не догадались. Талант мой тухнет, я становлюсь одностороннее, есть роли, которые я играю небрежно, которые мне сделались невозможны. Итак, все кончено — и талант, и жизнь... Прощай, искусство, прощайте, увлечения на сцене! Поживу еще года два с Князевыми словами: их бы вырезать на моей могиле!
Пауза.
Месяца два тому назад был бенефис. Прошу костюма — не дают, «В таком случае,— сказала я режиссеру,— я куплю на свои деньги, что надобно, и сошью его себе». Надеваю шляпку и хочу идти в лавку. «Не велено никуда пускать без спросу. Где у вас дозволение?» Я была раздражена и пошла в контору. Князь был там. Подхожу к нему и прошу позволения идти в лавку. «Странное время тебе назначают любовники для свиданья — утром»,— заметил князь, к неописанному удовольствию управляющего и лакеев. Кровь бросилась мне в голову; мое поведение было незапятнанное; оскорбление вывело меня из себя. «Так это для сбережения нашей чести вы запираете нас? Ну, князь, вот вам моя рука, мое честное слово, что ближе года я докажу вам, что меры, вами избранные, недостаточны». При этом я вышла прежде, нежели он успел сказать слово.
Пауза.
Я сдержала слово! Мой роман не оставил мне тех кротких, слад-» ких воспоминаний счастья, упоений, как у других; в нем все ли
184
хорадочно, безумно; в нем не любовь, а отчаяние, безвыходность... Я вам не расскажу его, потому что, собственно, нечего рассказы^ вать.
Актер. Князь знает?
Анета. Вероятно, знает, он все знает... Да я была бы в отчаянии, если бы он не знал. Я не боюсь его; я умру в этой комнате, а уж проситься не пойду к нему. Я и это слово сдержу. Меня одно страшило: умереть, не видевши человека... Теперь вы понимаете, что для меня ваше посещение...
Актер. Да нельзя ли как-нибудь... располагайте мною.
Анета. Нет, вы видите, как нас строго пасут.
Актер (выходит на авансцену). Бедная артистка! Что за безумный, что за преступный человек сунул тебя на эт0 поприще, не подумавши о судьбе твоей! Зачем разбудили тебя? Затем только, чтоб сообщить весть страшную, подавляющую? Спала бы душа твоя в неразвитости, и великий талант, неизвестный тебе самой, не мучил бы тебя; может быть, подчас и поднималась бы с дна твоей души непонятная грусть, зато она осталась бы непонятной.
Анета. Пора нам расстаться.
Актер (голос Анеты вернул его к действительности). Прощайте, благодарю вас. Как бы я желал что-нибудь...
Анета (печально улыбнувшись). Вспоминайте иногда, что и во мне...
Актер. ...погибла великая русская актриса! (Целует у ней руку, выходит на авансцену.)
Занавес закрывается. На авансцене приятель.
Приятель. Знаешь ли» какая радость? Здесь сейчас был управляющий князя, удивлялся, что ты не приходил еще домой, и велел тебе сказать, что князь желает тебя оставить на следующих условиях. (Протягивает бумагу.)
Актер. А знаешь ли ты новость? Идучи домой, я зашел к нашему ямщику и нанял ту же тройку, которая нас сюда привезла* Оставайся, если хочешь, а я через час еду.
Приятель. Да что ты, с ума сошел?
Актер. Не знаю, но я здесь не останусь: климат не здоров для художника. А? Подумай-ка, да и поедем на наш старый театр, с его декорациями, в которых мудрено отличить тенистую аллею от реки, в которых море спокойно, а стены волнуются. Поедем-ка!
П р и я т е л ь. Я бы и готов, право, воротиться, да ведь с голоду там умрем.
А к т е р. А здесь от сытости. Голод можно вылечить куском хлеба; слава богу, с нашим здоровьем выработаем. Болезни от сытости не так скоро лечатся.
Приятель (подумав). Ха-ха-ха! Еду, братец, еду! Знаешь
185
ли, что мне в голову пришло: как удивится Василий Петрович, когда мы через две недели воротимся. Вот удивится-то! (Расхохотался.) Ну, а управляющему какой ответ?
Актер. Тут очень затрудняться нечем; не мы будем отвечать завтра, если сегодня уедем; ему скажут: вчера отправились обратно. Вот и князю сюрприз такой же, как Василию Петровичу.
Приятель. В самом деле хорошо, оттого хорошо, что условия выгодны; пусть он знает, что не все на свете покупается. Сейчас буду укладываться! (Уходит.)
Актер возвращается к собеседникам; теперь они освещены.
Актер. Вот и всё. Для полноты прибавлю, что через два часа мы попрыгивали в кибитке. Мне было скверно, какая-то желчевая Злоба наполняла душу; я пробовал и на дорогу смотреть, и по сторонам, и сигары курить,— ничего не помогало. Да и, как на смех, небо было сыро, ветер холоден, даль терялась за болотистыми испарениями, все виды, которыми я восхищался, ехавши сюда, были угрюмы; оттого ли, что я их видел в обратном порядке, или от чего другого, только они меня не веселили. Даже роскошные господские дома с парками и оранжереями, так гордо красовавшиеся между почерневших и полуразвалившихся изб, казались мне мрачными.
Молодой человек. Что же сделалось потом с Анетой? Видели вы ее?
Актер. Нет, она умерла через два месяца после родов.
Пауза. В глубокой задумчивости собеседники по одному покидают сцену.
Занавес.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
«Сорока-воровка» посвящена великому русскому актеру Михаилу Семеновичу Щепкину. В основе произведения лежат подлинные события. Щепкин рассказал Герцену трагическую историю замечательной крепостной актрисы, именно Щепкин — тот «известный художник», актер, от лица которого ведется рассказ. Но осмысление конкретного, реального события выросло в повести в громадное социально-художественное обобщение.
Приступая к сценическому воплощению этого сложного произведения, необходимо прежде всего очень внимательно разобраться в сущности спора между «славянином», «европейцем» и «молодым человеком». Спор этот отражает идейную борьбу западников и
186
славянофилов, которая волновала образованное русское общество первой трети XIX века. Предмет спора — положение женщины в русском обществе.
Западник, которого Герцен называет «европейцем», считает, что в России не может быть великой актрисы, поскольку забитость русской женщины делает ее неспособной понять и выразить глубокие душевные движения, заложенные в творениях мировой драматургии.
Славянофил, или, как называет его Герцен, «славянин», в отсутствии в России актрис усматривает проявление ценнейших, с его точки зрения, качеств русской женщины — патриархального смирения и покорности. Точку зрения автора выражают молодой человек (в повести он назван «молодой человек, остриженный под гребенку», и в нем легко узнается сам Герцен) и рассказчик-актер. Они утверждают, что русская женщина, несмотря на непосильный гнет, социальный и семейный, несмотря на трагическую обреченность любой попытки самостоятельной духовной жизни, таит в себе неисчерпаемые душевные богатства и громадные возможности их выявления.
Таков основной смысл спора — основной смысл «Сороки-воровки».
История о растоптанном и погубленном таланте оборачивается обвинением и грозным пророчеством.
В повести конкретные художественно-бытовые зарисовки соединены с глубокими теоретическими обобщениями, бытовая достоверность — с публицистичностью, и в ртом — главная сложность, с которой мы должны считаться, если хотим осуществить постановку этого произведения на сцене. Было бы непростительной ошибкой пытаться преодолеть эту публицистичность. Она не недостаток, а определяющее качество произведения, от нее нельзя отказываться, ее необходимо донести до зрителя. И прежде всего надо понять, что молодой человек, европеец и славянин не беседуют, а горячо спорят. Градус спора очень высок, страсти накалены, ибо слишком важен, кровно важен для каждого предмет спора.
Лица, действующие в прологе, могут оставаться в своих креслах, могут ходить, останавливаться, но при этом ни на минуту не должен возникнуть тон спокойной беседы. Не беседа, а жаркий идейный бой — вот что такое эта сцена.
Зато потом, между прологом и эпилогом, исполнителям ролей молодого человека, европейца и славянина предстоит нелегкая задача: не покидать своих кресел на протяжении всего спектакля и при этом ни в коем случае не отвлекать внимания зрителей от происходящего на сцене. Им поможет в этом правильно поставленный свет; нужно, чтобы они были едва освещены.
Серьезные трудности встают перед исполнителем роли рас
187
сказчика-актера. Эта роль по преимуществу состоит из очень длинных монологов. Ни отказаться от них, ни сократить их нельзя, не разрушив самой сути произведения. Но если исполнитель научится отчетливо видеть то, о чем рассказывает, ему удастся завладеть вниманием зрителей.
По контрасту с горячим, напряженным ритмом первой сцены, рассказ актера следует начинать сдержанно и неторопливо. Однако неторопливость рта вовсе не означает отсутствия взволнованности, напротив: события двадцатилетней давности оживают перед рассказчиком во всей их трагической силе, и он переживает их так, как если бы они произошли только что, здесь, сейчас. Он ощущает себя не рассказчиком, а непосредственным участником событий.
Основной ключ к роли Анеты — сила духа. Эта физически очень слабая, смертельно больная женщина по сути человек гордый и сильный. Князь уничтожил ее физически, но не сломил духовно.
В сценах Анеты следует избегать истеричности, надрыва; даже самое большое горе рта замечательная актриса выражает сдержанно.
Князь ни в коем случае не должен сразу же производить отталкивающего впечатления, напротив: это очень светский, изысканный, европейски образованный человек. Он вовсе не зверь, он искренне убежден, что крепостные — не люди, следовательно, человеческих чувств они испытывать не могут.
Несколько слов об остальных ролях. Приятель актера — то, что обычно определяют словами «легкий человек». Он не слишком задумывается о будущем, очень любит жизнь, легко и охотно смеется. Исполнитель этой роли должен воспитать в себе быструю и легкую реакцию на все окружающее: на любое событие, слово. Сцена с приятелем, введенная после центральной трагической сцены, явится некоторой разрядкой для зрителей.
Княжеский управляющий — старший среди холопов, этим все сказано. Наглый хам со всеми, кто от него зависит, и ничтожное пресмыкающееся, когда ему случается иметь дело с князем. На Эту трансформацию исполнителю следует обратить внимание прежде всего: разговаривая с актером, управляющий не покидает своего места за конторкой, он почти неподвижен — не утруждает себя ни малейшим движением, едва раскрывает рот, цедит сквозь Зубы. С князем же он угодливо-подвижен.
Исполнителям ролей княжеской челяди (швейцара и лакея) нужно понять, что главное чувство, которое движет поступками Этих людей, пронизывает все их существо, заставляет втягивать голову в плечи,— страх. Унизительный животный страх перед пыткой розгами, тюрьмой, солдатчиной, голодом и т. д. С непокорными делают то же, что с Матюшкой.
Матюшка, очевидно, возлюбленный Анеты. У него всего один
188
маленький эпизод, но нужно постараться сыграть так, чтобы зрители поверили в незаурядность и непокорность этого человека: в отличие от остальной княжеской челяди он, несмотря на связанные руки, держится прямо и не прячет глаз. Не случайно же именно на него пал выбор Анеты.
Особых технических сложностей постановка не вызовет. Перемены картин, как вы видите, решаются очень легко, за закрытым занавесом, в то время, когда на просцениуме продолжается действие. Занавес в этом спектакле необходим; он явится главной деталью оформления. Ведь основной предмет разговора и основное место действия — театр, и занавес — как бы символ театра. Если ваша школьная сцена совсем не оборудована, сшейте сами простой занавес, который можно раздвигать руками.
Мебель нужно ставить лишь самую необходимую, она обозначена в ремарках: кресла (или стулья), круглый стол, конторка, скамья. Вы можете использовать в спектакле обычные современные стулья, надев на них светлые чехлы. Конторкой вам послужит школьная кафедра.
Если ваша сцена совсем маленькая и кресла (стулья) «славянина», «европейца», молодого человека и актера займут ее всю, сделайте так: приготовляясь слушать рассказ актера, «славянин», «европеец» и молодой человек переносят кресла в зал и садятся сбоку, у стены, под небольшим углом к сцене.
Значительную сложность представляет изготовление костюмов первой трети XIX века. Если вам придется делать их самостоятельно, выполните в мужских костюмах тщательно такие детали, как галстук, воротничок рубашки, цилиндр. Если в руках цилиндр, то необходимы и перчатки. Играйте в своих собственных темных костюмах, но пришейте к узким брюкам штрипки (петля, в которую продевалась обувь, чтобы брюки были хорошо натянуты). Туфли — черные, узконосые, носки — темные.
Посмотрите, как одет Пушкин на портрете Кипренского, посмотрите пушкинские рисунки к «Евгению Онегину»; еще лучше, если вы найдете иллюстрированное издание «Онегина». Это вам поможет правильно одеть князя, актера, славянина, европейца, молодого человека. Лакей и швейцар должны быть в ливреях; пришейте к своим собственным костюмам галуны.
Костюм Анеты сшить несложно. Его силуэт такой: длинная сборчатая юбка, открывающая лишь кончик башмака, завышенная подрезная талия, рукава — «фонариком», обувь — без каблука. На плечах Анеты, очевидно, пуховая шаль.
В прическах лучше обойтись без париков. У мужчин — взбитые спереди и зачесанные наперед на уши волосы; чтобы заставить их лежать, вам придется прибегнуть к помощи вазелина. У Анеты волосы собраны в высоко заколотый узел; закрывающие уши локоны.
189
Не старайтесь загримироваться до неузнаваемости. Когда грима слишком много, лица теряют естественность.
Темный старческий тон, «мешки» под глазами и морщины—такова схема грима князя. Хорошо, если исполнитель загримирует и руки.
Управляющий немного пьян, поэтому лицо обрюзгшее, веки, нос и щеки — покрасневшие. Для Анеты нужно найти общий бледный тон, но на щеках — лихорадочный румянец, под глазами — темные тени.
Остальным исполнителям трудных гримов не требуется; надо лишь положить на лицо основной тон, чтобы рядом с загримированными не быть слишком бледными.
Свет поставьте точно по ремаркам.
Н. А. Некрасов
РУССКИЕ ЖЕНЩИНЫ
ПОЭМА В ДВУХ ЧАСТЯХ
Инсценировка Н. С. Сухоцкой

КНЯГИНЯ ТРУБЕЦКАЯ
Часть вторая
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Генерал, губернатор Иркутска.
Княгиня Трубецкая.
Чтец.
Перед занавесом выходит чтец.
Уже два месяца почти Бессменно день и ночь в пути
На диво слаженный возок, А всё конец пути далек!
Княгинин спутник так устал, Что под Иркутском захворал.
Два дня прождав его, она Помчалась далее одна...
Ее в Иркутске встретил сам
Начальник городской:
Как мощи сух, как палка прям, Высокий и седой.
Чтец отходит вместе с раздвигающимся занавесом влево и остается стоять слева на просцениуме, наблюдая за действием.
191
На сцене — комната в станционном доме.
Входит княгиня Трубецкая, за пей губернато р.
Княгиня
В Нерчинск! Закладывать скорей!
Губернатор
Пришел я — встретить вас.
Княгиня
Велите ж дать мне лошадей!
Губернатор
Прошу помедлить час.
Дорога наша так трудна, Вам нужно отдохнуть...
Княгиня
Благодарю вас! Я сильна... Уж недалек мой путь...
Губернатор
Все ж будет верст до восьмисот, А главная беда:
Дорога хуже тут пойдет, Опасная езда!..
Два слова нужно вам сказать По службе, — и притом Имел я счастье графа знать, Семь лет служил при нем.
Отец ваш редкий человек По сердцу, по уму;
Запечатлев в душе навек Признательность к нему, К услугам дочери его Готов я... весь я ваш...
Княгиня
Но мне не нужно ничего!
(Движение к двери.)
Готов ли экипаж?
Губернатор
Покуда я не прикажу, Его не подадут...
192
Княгиня Так прикажите ж! Я прошу... Губернатор
Но есть зацепка тут: С последней почтой прислана
Бумага...
Княгиня
Что же в ней: Уж не вернуться ль я должна?
Губернатор
Да-с, было бы верней.
Княгиня
Да кто ж прислал вам и о чем Бумагу? Что же — там Шутили, что ли, над отцом?
Он все устроил сам!
Губернатор
Нет... не решусь я утверждать... Но путь еще далек...
Княгиня
Так что же даром и болтать! Готов ли мой возок?
Губернатор
Нет! Я еще не приказал...
Княгиня! здесь я — царь! Садитесь! Я уже сказал, Что знал я графа встарь, А граф... хоть он вас отпустил, По доброте своей, Но ваш отъезд его убил...
Вернитесь поскорей!
Княгиня
Нет! что однажды решено — Исполню до конца!
Мне вам рассказывать смешно, Как я люблю отца,
В школьном театре
193
Как любит он. Но долг другой, И выше и святей, Меня зовет. Мучитель мой!
Давайте лошадей!
Губернатор
Позвольте-с. Я согласен сам, Что дорог каждый час, Но хорошо ль известно вам, Что ожидает вас?
Бесплодна наша сторона, А та — еще бедней, Короче нашей там весна, Зима — еще длинней.
Да-с, восемь месяцев зима Там — знаете ли вы?
Там люди редки без клейма, И те душой черствы;
На воле рыскают кругом Там только варнаки;
Ужасен там тюремный дом, Глубоки рудники.
Вам не придется с мужем быть Минуты глаз на глаз:
В казарме общей надо жить, А пища: хлеб да квас.
Пять тысяч каторжников там, Озлоблены судьбой, Заводят драки по ночам, Убийства и разбой;
Короток им и страшен суд. Грознее нет суда!
И вы, княгиня, вечно тут Свидетельницей... Да!
Поверьте, вас не пощадят, Не сжалится никто
Пускай ваш муж — он виноват... А вам терпеть... за что?
Княгиня
Ужасна будет, знаю я, Жизнь мужа моего.
Пускай же будет и моя Не радостней его!
194
Г у и ер н атор
Но вы не будете там жить: Тот климат вас убьет!
Я вас обязан убедить, Не ездите вперед!
Ах! вам ли жить в стране такой, Где воздух у людей
Не паром — пылью ледяной Выходит из ноздрей?
Где мрак и холод круглый год, А в краткие жары —
Непросыхающих болот
Зловредные пары?
Да... страшный край! Откуда прочь Бежит и зверь лесной,
Когда стосуточная ночь Повиснет над страной...
Княгиня
Живут же люди в том краю, Привыкну я шутя...
Губернатор
Живут? Но молодость свою Припомните... дитя!
Здесь мать — водицей снеговой, Родив, омоет дочь,
Малютку грозной бури вой Баюкает всю ночь,
А будит дикий зверь, рыча Близ хижины лесной,
Да пурга, бешено стуча
В окно, как домовой.
С глухих лесов, с пустынных рек Сбирая дань свою,
Окреп туземный человек С природою в бою, А вы?..
Княгиня
Пусть смерть мне суждена — Мне нечего жалеть!..
Я еду! еду! я должна Близ мужа умереть.
195
Губернатор
Да, вы умрете, но сперва Измучите того, Чья безвозвратно голова Погибла. Для него Прошу: не ездите туда!
Сноснее одному,
Устав от тяжкого труда,
Прийти в свою тюрьму, Прийти — и лечь на голый пол И с черствым сухарем Заснуть... а добрый сон пришел — И узник стал царем!
Летя мечтой к родным, к друзьям, Увидя вас самих, Проснется он к дневным трудам И бодр и сердцем тих, А с вами?., с вами не знавать Ему счастливых грез, В себе он будет сознавать
Причину ваших слез.
Княгиня
Ах!.. Эти речи поберечь Вам лучше для других.
Всем вашим пыткам не извлечь Слезы из глаз моих!
Покирув родину, друзей, Любимого отца, Приняв обет в душе моей Исполнить до конца Мой долг — я слез не принесу В проклятую тюрьму — Я гордость, гордость в нем спасу, Я силы дам ему!
Презренье к нашим палачам, Сознанье правоты
Опорой верной будет нам.
Губернатор
Прекрасные мечты! Но их достанет на пять дней. Не век же вам грустить?
196
Поверьте совести моей, Захочется вам жить.
Здесь черствый хлеб, тюрьма, позор,
Нужда и вечный гнет, А там балы, блестящий двор, Свобода и почет.
Как знать? Быть может, бог судил...
Понравится другой, Закон вас права не лишил...
Княгиня
Молчите!.. Боже мой!..
Губернатор
Да, откровенно говорю, Вернитесь лучше в свет.
Княгиня
Благодарю, благодарю За добрый ваш совет! И прежде был там рай земной, А нынче этот рай
Своей заботливой рукой Расчистил Николай.
Там люди заживо гниют —
Ходячие гробы, Мужчины — сборище Иуд, А женщины — рабы. Что там найду я? Ханжество,
Поруганную честь, Нахальной дряни торжество И подленькую месть. Нет, в этот вырубленный лес
Меня не заманят, Где были дубы до небес, А нынче пни торчат! Вернуться? жить среди клевет, Пустых и темных дел?.. Там места нет, там друга нет
Тому, кто раз прозрел!
Нет, нет, я видеть не хочу Продажных и тупых, Не покажусь я палачу
Свободных и святых. Забыть того, кто нас любил, Вернуться — все простя?
197
Г убернатор
Но он же вас не пощадил?
Подумайте, дитя: О ком тоска? к кому любовь?
Княгиня
Молчите, генерал!
Губернатор
Когда б не доблестная кровь Текла в вас — я б молчал.
Но если рветесь вы вперед,
Не веря ничему, Быть может, гордость вас спасет...
Достались вы ему С богатством, с именем, с умом, С доверчивой душой, А он, не думая о том, Что станется с женой, Увлекся призраком пустым
И — вот его судьба!..
И что ж?., бежите вы за ним, Как жалкая раба!
Княгиня
Нет! я не жалкая раба, Я женщина, жена!
Пускай горька моя судьба —
Я буду ей верна!
О, если б он меня забыл
Для женщины другой, В моей душе достало б сил
Не быть его рабой!
Но знаю: к родине любовь Соперница моя, И если б нужно было, вновь
Ему простила б я!..
Чтец
Все убежденья истощив
И выбившись из сил, Он долго, важен, молчалив, По комнате ходил
И наконец сказал:
198
Губернатор
Быть так!
Вас не спасешь, увы!.. Но знайте: сделав этот шаг, Всего лишитесь вы!..
Княгиня
Да что же мне еще терять?
Губернатор
За мужем поскакав, Вы отреченье подписать Должны от ваших прав!
Чтец
Старик эффектно замолчал. От этих страшных слов Он, очевидно, пользы ждал, Но был ответ таков:
Княгиня
У вас седая голова, А вы еще дитя!
Вам наши кажутся права Правами — не шутя.
Нет! ими я не дорожу.
Возьмите их скорей! Где отреченье? Подпишу!
И живо — лошадей!..
Губернатор
Бумагу эту подписать! Да что вы?.. Боже мой! Ведь это значит нищей стать И женщиной простой!
Всему вы скажете прости, Что вам дано отцом, Что по наследству перейти Должно бы к вам потом!
Права имущества, права Дворянства потерять!
Нет, вы подумайте сперва — Зайду я к вам опять!..
( Уходит.)
199
Чтец идет вместе с закрывающимся занавесом и останавливается в центре.
Чтец
Ушел и не был целый день... Когда спустилась тьма, Княгиня, слабая как тень, Пошла к нему сама.
Ее не принял генерал: Хворает тяжело...
Пять дней, покуда он хворал, Мучительных прошло.
(Отходит влево вместе с раскрывающимся занавесом./
На сцену выходит губернатор.
Чтец
А на шестой пришел он сам И круто молвил ей:
Губернатор
Я отпустить не вправе вам, Княгиня, лошадей!
Вас по этапу поведут С конвоем...
Княгиня
Боже мой!
Но так ведь месяцы пройдут В дороге?..
Губернатор
Да, весной
В Нерчинск придете, если вас Дорога не убьет.
Навряд версты четыре в час Закованный идет;
Посередине дня — привал, С закатом дня — ночлег, А ураган в степи застал — Закапывайся в снег!
Да-с, промедленьям нет числа, Иной упал, ослаб...
Княгиня
Не хорошо я поняла — Что значит ваш этап?
200
Губернатор
Под караулом казаков
С оружием в руках, Этапом водим мы воров
И каторжных в цепях.
Они дорогою шалят,
Того гляди, сбегут, Так их канатом прикрутят
Друг к другу — и ведут.
Трудненек путь! Да вот-с каков:
Отправится пятьсот, А до Нерчинских рудников
И трети не дойдет!
Они как мухи мрут в пути, Особенно зимой...
И вам, княгиня, так идти?..
Вернитесь-ка домой!
Княгиня
О нет! я этого ждала...
Но вы, но вы... злодей!
Неделя делая прошла...
Нет сердца у людей!
Зачем бы разом не сказать?..
Уж шла бы я давно...
Велите ж партию сбирать —
Иду! мне все равно!..
Губернатор
Нет! вы поедете!..
Чтец
вскричал
Нежданно старый генерал, Закрыв рукой глаза.
Губернатор
Как я вас мучил... Боже мой!..
Чтец
Из-под руки на ус седой
Скатилася слеза.
201
Губернатор Простите! да, я мучил вас, Но мучился и сам, Но строгий я имел приказ Преграды ставить вам! И разве их не ставил я? Я делал все, что мог, Перед царем душа моя Чиста, свидетель бог! Острожным жестким сухарем И жизнью взаперти, Позором, ужасом, трудом Этапного пути Я вас старался напугать. Не испугались вы!
И хоть бы мне не удержать На плечах головы, Я не могу, я не хочу Тиранить больше вас... Я вас в три дня туда домчу...
(Отворяя дверь, кричит.) Эй! запрягать, сейчас!
Занавес.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
Поэму Н. А. Некрасова «Русские женщины» вы, старшеклассники, конечно, знаете. Мы предлагаем вам сыграть на сцене вторую часть «Княгини Трубецкой», лишь с одной небольшой купюрой. Действие этого отрывка происходит в станционном доме, в Иркутске. В небольшой комнате стоит простой деревянный стол, скамейки, может быть одно деревянное кресло. Играть лучше всего в сукнах, то есть не строить ни стен, ни дверей, а входить прямо из-за кулис. Оформление сцены в этом отрывке не представит трудностей, главное в другом: в напряженном действии, в накале борьбы действующих лиц, в их страстной целеустремленности. Добиться этого — нелегкая задача для исполнителей. Поэтому, приступая к работе, внимательно продумайте поведение героев.
Каждый из них стремится во что бы то ни стало добиться своей цели. А цели их — прямо противоположные.
Задача Трубецкой — получить возможно скорей лошадей и
202
ехать дальше. Задача губернатора — всеми средствами воспрепятствовать этому. Для достижения своей цели губернатор предпринимает всевозможные ходы: здесь и прямое запугивание, и обращение к дочерним чувствам Трубецкой, и попытка очернить в ее глазах мужа, к которому она так стремится, и воздействие на ее женскую гордость («...бежите вы за ним, как жалкая раба»). Наконец, отказ дать лошадей и угроза этапа...
Но, как вы знаете, никакие ухищрения губернатора не могут поколебать волю мужественной женщины, и губернатор, потрясенный ее стойкостью и силой ее любви к мужу, сдается.
Коротко проследим историю этой борьбы.
Первый ход губернатора (после того как он предложил Трубецкой сесть) рассчитан на то, чтобы возбудить в ней жалость к отцу:
«Но ваш отъезд его убил...
Вернитесь поскорей!»
Ответ Трубецкой:
«...Мне вам рассказывать смешно, Как я люблю отца,
Как любит он. Но долг другой,
И выше и святей, Меня зовет. Мучитель мой! Давайте лошадей!»
Второй ход губернатора: запугать, нарисовав страшную картипу жизни с каторжниками в Нерчинских рудниках. Это его монологи, со слов:
«...Но хорошо ль известно вам, Что ожидает вас?» и т. д.
Ответ Трубецкой:
«Пусть смерть мне суждена — Мне нечего жалеть!..
Я еду! еду! я должна
Близ мужа умереть».
Третий ход губернатора — убедить ее не ехать, так как мужу будет легче без нее:
«... Для него
Прошу: не ездите туда!»
203
«...с вами не знавать Ему счастливых грез, В себе он будет сознавать
Причину ваших слез» и т. д.
Ответ Трубецкой:
«...я слез не принесу
В проклятую тюрьму —-Я гордость, гордость в нем спасу, Я силы дам ему!» и т. д.
Четвертый ход губернатора — противопоставить «тюрьму, позор» блестящему ее будущему, если она вернется,— со слов:
«...Поверьте совести моей, Захочется вам жить» и т. д.
Ответ Трубецкой — ее монолог со слов:
«...Благодарю, благодарю За добрый ваш совет!» и т. д.
Пятый ход губернатора — подорвать ее веру в преданность мужа; здесь он взывает к ее женскому достоинству,— начиная со слов:
«Быть может, гордость вас спасет...»
Ответ Трубецкой:
«Нет! Я не жалкая раба, Я женщина, жена!» и т. д.
Шестой ход губернатора — запугать ее необходимостью в случае, если она все же поедет к мужу, подписать отречение от всех прав, то есть лишиться титула, дворянства, имущества, даже права наследства. Эта угроза («...Всего лишитесь вы!») представляется генералу сильнейшим средством убеждения, его козырем. НедарОхМ Некрасов пишет:
204
«Старик эффектно замолчал.
От этих страшных слов Он, очевидно, пользы ждал...»
Но последовал ответ Трубецкой:
«Где отреченье? Подпишу! И живо — лошадей!..»
Генерал не может понять молодую женщину: «...Ведь это значит нищей стать...» Ему это представляется невероятным, чудовищным, он считает, что так ответить она могла лишь сгоряча, в запальчивости спора, и он решает дать ей время опомниться, подумать. К тому же он сам уже истощил все свои аргументы и выбился из сил.
После слов:
«Нет, вы подумайте сперва — Зайду я к вам опять!..»
губернатор уходит.
Когда после текста чтеца вновь открывается занавес, мы знаем, что прошло уже пять дней. Для Трубецкой это пять дней мучительного ожидания.
Губернатор приходит к ней со своим последним, «главным» козырем. Это последний, седьмой ход губернатора:
«Вас по этапу поведут С конвоем...»
Он убежден, что теперь княгиня сдастся. Она просто не сможет выдержать нескольких месяцев зимнего этапа. На этот раз он говорит с Ней в другом тоне: эт° уже не уговоры, не увещевания. Губернатор говорит резко, сурово, безжалостно, описывает без прикрас все ужасы этапного пути, в глубине души торжествуя победу^ Можно представить себе, как он был потрясен, услышав ответ Трубецкой, которая не испугалась этого страшного пути, грозящего ей гибелью, а лишь возмутилась:
«Зачем бы разом не сказать?.. Уж шла бы я давно...
Велите ж партию сбирать —• Иду! Мне все равно!»
205
Вы знаете из последних слов губернатора, что он получил строгий приказ ставить княгине всевозможные преграды и не допустить ее к мужу. Он честно старался этот приказ выполнить и действительно «делал все, что мог», всеми силами, всеми средствами стремясь достичь цели. Но ни уговорами, ни запугиванием, ни угрозами не удалось ему сломить волю этой женщины. В результате он был сломлен сам, сломлен великой силой ее самоотверженной любви к мужу. Потрясенный, он готов просить прощения, ему стыдно той роли, которую он играл:
«Я не могу, я не хочу
Тиранить больше вас...
Я вас в три дня туда домчу...
Эй! запрягать, сейчас!..»
В тексте Некрасова почти нет ремарок, определяющих поведение действующих лиц, их физические действия. Мы советуем вам, играя эту сцену, не злоупотреблять движением, не метаться по комнате и т. д. Важнее — внутреннее действие. Оно очень энергично. Ритм интенсивен, темп быстрый. Это все следует из самой ситуации, из обстоятельств, в которых находятся оба персонажа. Княгиня спешит, она негодует на каждую минуту промедления; когда она сидит, то сидит как на угольях. В первой половине сцены она даже не очень внимательно слушает все разглагольствования губернатора, у нее одна мысль: скорей, скорей лошадей, чтобы ехать дальше. Когда она входит в комнату, она не раздевается и не садится, пока он настойчиво не предложит ей сесть, да и то садится на краешек скамьи или стула — не «уселась», а «присела».
Генерал тоже может сесть (после нее, конечно), но он садится «прочно», так как его задача — задержать ее, задержать надолго, пока не убедит отказаться от безумного намеренья. Княгиня может несколько раз порываться встать, подойти к двери, он мягко, но настойчиво усаживает ее опять.
Когда занавес открывается вторично, она сидит, уже без верхней одежды (прошло пять дней), но, как только входит генерал, стремительно встает ему навстречу, пытаясь скорей понять, с чем он пришел, что ее ждет.
Одеть Трубецкую мощно в черное или темно-серое закрытое платье, почти до пола, с длинными рукавами. Платье должно быть затянуто в талии «в рюмочку», юбка широкая, от талии в сборку, рукава с небольшими буфами. На голове легкий шарф, светлый. В дальнейшем его можно сбросить на плечи.
Когда она входит, на ней поверх этой одежды — темный длин
206
ный тулуп или широкая темная ротонда \ в которую она закутана, на голове темная теплая шаль или платок, на руках теплые варежки. Эти верхние одежды она может постепенно сбросить на скамейку, в первую очередь, варежки и головной платок.
На губернаторе мундир, «шляпу с перьями петуха» он держит в руках. Мундир темно-зеленый, с большими широкими эполетами с кистями, на груди — кресты. Мундир этот типа сюртука. Посмотрите костюмы в иллюстрированных изданиях «Русских женщин». Губернатор может не носить бороды, но волосы его должны быть седые — он стар. Поэтому советуем исполнителю или достать седой парик, или хорошо запудрить голову белой пудрой.
Чтецу никакого специального костюма не нужно. Мальчик, играющий эту роль, может быть одет в современный костюм.
1 Ротонда — в XIX — начале XX века верхняя теплая женская одежда без рукавов в виде длинной накидки.
М. Е. Салтыков-Щедрин
ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК ОДИН МУЖИК ДВУХ ГЕНЕРАЛОВ ПРОКОРМИЛ
Инсценировка Ю. Д. Бертман
©
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Ведущий.
Первый генерал.
Второй генерал. Мужик.
На сцене — небольшое возвышение, вроде пригорочка. Па нем, как па двуспальной кровати, укрытые стеганым атласным одеялом, в ночных рубашках, но при всех орденах, спят генералы. Слышно посвистывание и похрапывание. Из-за кулис на цыпочках выходит ведущий. Посмотрел на генералов, послушал, как они храпят, приложил палец к губам: не разбудить бы. Пока говорит ведущий, посвистывание и похрапывание не прекращаются.
Ведущий. Жили да были два генерала, и так как оба были легкомысленны, то в скором времени, по щучьему велению, по моему хотению, очутились на необитаемом острове. Служили генералы всю жизнь в какой-то регистратуре; там родились, воспитались и состарились; следовательно, ничего не понимали. Даже слов никаких не знали, кроме «примите уверение в совершенном моем почтении и преданности». Упразднили регистратуру за ненадобностью и выпустили генералов на волю. Оставшись за штатом, поселились они в Петербурге, в Подьяческой улице, на разных квартирах; имели каждый свою кухарку и получали пенсию.
Только вдруг очутились на необитаемом острове.
Генералы просыпаются. Причина пробуждения должна быть комической. Возможно, одного из генералов обеспокоила заползшая в нос муха, он оглушительно чихнул, отчего второй генерал подскочил и оторопело захлопал глазами. Но режиссер и исполнители могут найти и другие,
208
столь Мхе нелепые причины. Ведущий на цыпочках уходит. Проснувшись, генералы сначала ничего не поняли и стали разговаривать, как будто ничего с ними и не случилось.
Первый генерал. Странный, ваше превосходительство, мне нынче сон снился. Вижу, будто живу я на необитаемом острове...
Оба вскочили.
Вместе. Господ и! Да что ж это такое! Где мы!
Ощупывают друг друга, удостоверяясь, точно ли не во сне, а наяву с ними случилась такая оказия. Удостоверившись, заплакали.
Второй генерал (оглядываясь). Море.
Первый-генерал. Теперь бы кофейку испить хорошо! (Заплакал.) Что же мы будем, однако, делать? Ежели теперича доклад написать — какая польза из этого выйдет?
Второй генерал (придумал). Вот что: подите вы, ваше превосходительство, на восток, а я пойду на запад, а к вечеру опять на этом месте сойдемся; может быть, что-нибудь и найдем.
Потоптались.
Первый генерал. А где же, ваше превосходительство, восток и где запад?
Второй генерал (подумав). А помните, как начальник однажды говорил: если хочешь сыскать восток, то встань глазами на север, и в правой руке получишь искомое.
Обрадовались, еще потоптались.
Первый генерал. А как же, ваше превосходительство, сыскать север?
Становятся и так и сяк, но, разумеется, безуспешно.
Второй генерал (надумал). Вот что, ваше превосходительство: вы пойдите направо, а я палево, этак-то лучше будет.
Разошлись. Из одной кулисы высовывается ветка, а на вей разные плоды. Первый генерал пытается их достать, подпрыгивает, по ветка дразнит его, отскакивает. Из другой кулисы выезжает корыто, в нем плещется рыба. Второй генерал пробует ее поймать, по вода обрызгивает его с ног до
головы.
Первый генерал. Господи, еды-то!
209
Второй генерал. Еды-то!
Изнемогши, возвращаются на пригорочек. Ветка и корыто исчезают.
Первый генерал. Ну что, ваше превосходительство, промыслили что-нибудь?
Второй генерал. Да вот, нашел старый нумер «Московских ведомостей», и больше ничего!
Укладываются опять спать, да не спится им натощак.
Первый генерал. А как, ваше превосходительство... кто за нас будет пенсию получать?
Загрустили.
Второй генерал. Кто бы мог думать, ваше превосходительство, что человеческая пища в первоначальном виде летает, плавает и на деревьях растет?
Первый генерал. Да. Признаться, и я до сих пор думал, что булки в том самом виде родятся, как их утром к кофею подают.
210
Второй генерал. Стало быть, если, например, кто хочет куропатку съесть, то должен сначала ее изловить, убить, ощипать, изжарить... Только как все это сделать?
Первый генерал (как эхо). Как все это сделать?
Помолчали, стараются заснуть, но голод отгоняет сон.
Теперь я бы, кажется, свой собственный сапог съел!
Второй генерал (вздохнул). Хороши тоже перчатки бывают, когда долго ношены!
Вдруг взглянули друг на друга, в глазах засветился зловещий огонь, зубы застучали, из груди вылетело глухое рычание. Медленно подползают друг к другу и в одно мгновение ока остервенились. Вцепились друг в друга. Визг, оханье. Второй генерал откусил у первого орден и немедленно проглотил. Образумились.
С нами крестная сила! Ведь этак мы друг друга съедим! Первой генерал. С нами крестная сила!
Второй генерал. И как мы попали сюда! Кто тот злодей, который над нами такую штуку сыграл!
Первый генерал. Надо, ваше превосходительство, каким-нибудь разговором развлечься, а то у нас тут убийство будет! Второй генерал. Начинайте!
Первый генерал. Как, например, думаете вы, отчего солнце прежде восходит, а потом заходит, а не наоборот?
Второй генерал. Странный вы человек, ваше превосходительство: но ведь и вы прежде встаете, идете в департамент, там пишете, а потом ложитесь спать?
Первый генерал. Но отчего же не допустить такую перестановку: сперва ложусь спать, вижу различные сновидения, а потом встаю?
Второй генерал. Гм... да... А я, признаться, как служил в департаменте, всегда так думал: вот теперь утро, а потом будет день, а потом подадут ужинать — и спать пора!
Упоминание об ужине обоих повергло в уныние.
Слышал я от одного доктора, что человек может долгое время своими собственными соками питаться...
Первый генерал. Как так?
Второй генерал. Да так-с. Собственные свои соки будто бы производят другие соки, эти, в свою очередь, еще производят соки, и так далее, покуда наконец соки совсем не прекратятся...
Первый генерал. Тогда что же?
Второй генерал. Тогда надобно пищу какую-нибудь принять...
211
Первый генерал. Тьфу!
, Второй генерал. Надобно такие разговоры прекратить! (Достает «Московские ведомости», читает взволнованно.) «Вчера у почтенного начальника нашей древней столипы был парадный обед. Стол сервирован был на сто персон с роскошью изумительною. Дары всех стран назначили себе как бы рандеву на этом волшебном празднике. Тут была и «шекснинска стерлядь золотая», и питомец лесов кавказских, фазан, и столь редкая в нашем севере в феврале месяце земляника...».
Первый генерал. Тьфу ты, господи! Да неужто ж, ваше превосходительство, не можете найти другого предмета? (Отбирает газету, читает.) «Из Тулы пишут: вчерашнего числа по случаю поимки в реке Упе осетра (происшествие, которого не запомнят даже старожилы, тем более что в осетре был опознан частный пристав Б.), был в здешнем клубе фестиваль. Виновника торжества внесли на громадном деревянном блюде, обложенного огурчиками и держащего в пасти кусок зелени. Доктор П., бывший в тот же день дежурным старшиною, заботливо наблюдал, дабы все гости получили по куску. Подливка была самая разнообразная и даже почти прихотливая...»
Второй генерал. Позвольте, ваше превосходительство, и вы, кажется, не слишком осторожны в выборе чтения! (Отбирает газету, читает.) «Из Вятки пишут: один из здешних старожилов изобрел следующий оригинальный способ приготовления ухи: взяв живого налима, предварительно его высечь; когда же, от огорчения, печень его увеличится...»
Оба поникли головами.
(Его озарило вдохновение.) А что, ваше превосходительство... если? бы нам найти мужика?
Первый генерал. То есть как же... мужика?
Второй генерал. Ну да, простого мужика... Какие обыкновенно бывают мужики! Он бы нам сейчас и булок бы подал, и рябчиков бы наловил, и рыбы!
Первый генерал. Гм.., мужика... но где же его взять, этого мужика, когда его нет?
Второй генерал. Как нет мужика — мужик везде ecTbt стоит только поискать его! Наверное, он где-нибудь спрятался, от работы отлынивает!
Приободрившись, вскочили как встрепанные и пустились отыскивать мужика. Крутятся на одном месте с растопыренными руками и зажмуренными глазами. Под самым носом у генералов, за пригорочком, слышен храп. Генералы натыкаются на спящего мужика и вытаскивают его за ноги, из-за пригорочка. Разглядывают. Мужик бородатый, в лаптях, в длинной рубахе навыпуск.
212
Первый генерал (в негодовании). Спишь, лежебок! Небось и ухом не ведешь, что тут два генерала вторые сутки с голода умирают!
Второй генерал. Сейчас марш работать!
Мужик проснулся, встал, увидел, что генералы строгие, хотел было дать от них стречка, но они так и вцепились в него. Вздохнул мужик, пошевелил плечами; отцепились генералы. Пошел мужик направо — из кулисы высовывается ветка с яблоками. Подошел — ветка склонилась ниже. Нарвал мужик яблок, отдал генералам, а себе взял самое маленькое. Пока генералы уничтожают яблоки, пошел мужик в другую сторону— выехало корыто, а в нем рыба плещется. Поймал мужик рыбу, сварил в пригоршне уху, дал похлебать генералам. Похлебали генералы и развеселились.
Первый генерал. А хорошо, ваше превосходительство, быть генералом: нигде не пропадешь!
Мужик. Довольны ли вы, господа генералы?
Первый генерал. Довольны, любезный друг, видим твое усердие.
Мужик. Не позволите ли теперь отдохнуть?
Первый генерал. Отдохни, дружок, только свей прежде веревочку.
Мужик надергал из-за пригорочка какой-то травки, сплел веревочку, привязали генералы мужика за руку, а другой конец веревки зацепили за орден. Довольны.
А как вы думаете, ваше превосходительство, в самом ли деле было вавилонское столпотворение или это только так, одно иносказание?
Второй генерал. Думаю, ваше превосходительство, что было в самом деле, потому что иначе как же объяснить, что на свете существуют разные языки!
Первый генерал. Стало быть, и потоп был?
Второй генерал. И потоп был, потому что, в противном случае, как же было бы объяснить существование допотопных зверей? Тем более, что в «Московских ведомостях» повествуют...
Первый генерал. А не почитать ли нам «Московских ведомостей»?
Второй генерал (читает). «Виновника торжества внесли на громадном деревянном блюде, обложенного огурчиками и держащего в пасти кусок зелени... Подливка была самая разнообразная и даже почти прихотливая...»
Оба блаженно улыбаются от сытости. Потом первый генерал вздохнул.
213
Первый генерал. Что-то теперь делается в Подьяческой, ваше превосходительство? Как там наши кухарки?
Второй генерал. И не говорите, ваше превосходительство! Все сердце изныло!
Первый генерал. Хорошо-то оно хорошо здесь — слова нет! А все, знаете, как-то неловко барашку без ярочки! Да и мундира тоже жалко!
Второй генерал. Еще как жалко-то! Особливо, как четвертого класса, так на одно шитье посмотреть, голова закружится!
Первый генерал. Надобно мужика разбудить.
Второй генерал (дергая за веревочку). Мужик! Эй, мужик!
Первый генерал. Эй, мужик!
Второй генерал. Представь-ка нас, мужик, в Подьяческую!
Мужик. В Подьяческую? Знаю. Был. Мед-пиво пил, по усам текло, в рот не попало!
Первый генерал (обрадовался). А ведь мы с Подьяческой генералы!
Второй генерал. С Подьяческой генералы!
Мужик. А я, коли видели: висит человек снаружи дома, в ящике на веревке, и стену краской мажет или по крыше словно муха ходит — это он самый и есть! Ну ладно: сейчас на бобах погадаю, как бы мне вас, господ генералов, порадовать за то, что вы меня, тунеядца, жаловали и мужицким моим трудом не гнушались! (Ушел.)
Из-за кулис — стук топорика, генералы приплясывают под этот стук. Выходит мужик, волоча на веревке корыто.
Мужик. Выстроил я вам, господа генералы, корабль — не корабль, а такую посудину, чтоб можно было океан-море переплыть до самой Подьяческой.
Первый генерал (оглядывая корыто). М-да...
Второй генерал. Ты смотри, однако, каналья, не утопи нас!
Мужик. Будьте покойны, господа генералы, не впервой!
Уложил генералов валетом в корыто — ноги наружу, перекрестился, поплевал на руки и потащил корыто за веревку. Генералы барахтаются — отталкиваются руками и ногами от «моря». Уехали. Из-за кулис — крики и визг. В панике выскакивает ведущий.
Ведущий. Сколько набрались страху генералы во время пути от бурь да от ветров разных, сколько они ругали мужичину
214
за его тунеядство — этого ни пером описать, ни в сказке сказать. А мужик все гребет да гребет, да кормит генералов селедками. Вот наконец п Нева-матушка, вот и Екатерининский славный канал, вот и Большая Подьяческая! Всплеснули кухарки руками, увидевши, какие у них генералы стали сытые, белые да веселые! Напились генералы кофею, наелись сдобных булок и надели мундиры. Поехали они в казначейство, и сколько тут денег загребли—того ни в сказке сказать, ни пером описать!
Однако и об мужике не забыли; выслали ему рюмку водки да пятак серебром: веселись, мужичина. (Уходит.)
Занавес.
М. Е. Салтыко в-Щедрии
КАРАСЬ-ИДЕАЛИСТ
Инсценировка Ю. Д. Бертман
е
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Ерш (он же автор).
Карась.
Щука.
Головель.
Г о л о в л и-с т р а ж н и к и.
На сцену выходят два мальчика. Они в обычных современных костюмах. Слегка кланяются зрителям и начинают обставлять сцену: выносят из-за кулис два сиденья, напоминающие большие речные камни, на заднем плане вешают картинку с изображением речного дна. Затем становятся каждый перед своим камнем-сиденьем и прикалывают к костюмам большие значки-эмблемы с изображением рыб. Перед ними — Карась и Ерш.
Ерш. Карась с Ершом спорил. Карась говорил, что можно на свете одною правдою прожить, а Ерш утверждал, что нельзя без того обойтись, чтоб не слукавить. Что именно разумел Ерш под выражением «слукавить», неизвестно, но только всякий раз, как он эти слова произносил, Карась в негодовании восклицал.
Карась. Но ведь это подлость!
Ерш. На что Ерш возражал: «Вот ужо увидишь».
Карась садится.
Карась — рыба смирная и к идеализму склонная, лежит она больше на самом дне речной заводи (где потише) или пруда, зарывшись в ил, и выбирает оттуда микроскопических ракушек для своего продовольствия. Ну, натурально, полежит-полежит да что-нибудь и выдумает. Иногда даже и очень вольное. Но так как караси ни в цензуру своих мыслей не представляют, ни в участке не прописывают, то в политической неблагонадежности их никто не.
216
подозревает. Если же иногда и видим, что от времени до времени на карасей устраивается облава, то отнюдь не за вольнодумство, а за то, что они вкусны.
Ловят карасей по преимуществу сетью или неводом; но, чтобы ловля была удачна, необходимо иметь сноровку. Опытные рыбаки выбирают для этого время сейчас вслед за дождем, когда вода бывает мутна. И затем, заводя невод, начинают хлопать по воде канатом, палками и вообще производить шум. Заслышав шум и думая, что он возвещает торжество вольных идей, карась снимается со дна и начинает справляться, нельзя ли и ему как-нибудь пристроиться к торжеству. Тут-то он и попадает во множестве в мотню, чтобы потом сделаться жертвою человеческого чревоугодия. Ибо, повторяю, караси представляют такое лакомое блюдо (особливо изжаренные в сметане), что предводители дворянства охотно потчуют ими даже губернаторов. Что касается до ершей, то это рыба уже тронутая скептицизмом и притом колючая. Будучи сварена в ухе, она дает бесподобный бульон.
Каким образом случилось, что Карась с Ершом сошлись, уж и не помню, знаю только, что однажды сошедшись, сейчас же заспорили. Поспорили раз, поспорили другой, а потом и во вкус вошли, свидания друг другу стали назначать. Первым всегда задирал Карась. (Садится.)
Карась вскакивает.
Карась. Не верю, чтобы борьба и свара были нормальным законом, под влиянием которого будто бы суждено развиваться всему живущему на земле. Верю в бескровное преуспеяние, верю в гармонию и глубоко убежден, что счастье — не праздная фантазия мечтательных умов, но рано или поздно сделается общим достоянием!
Ерш. Дожидайся!
Карась. И дождусь! И не я один, все дождутся. Тьма, в которой мы плаваем, есть порождение горькой исторической случайности; но так как ныне, благодаря новейшим исследованиям, можно эту случайность по косточкам разобрать, то и причины, ее породившие, нельзя уже считать неустранимыми. Тьма — совершившийся факт, а свет — чаемое будущее. И будет свет, будет!
Ерш. Значит, и такое, по-твоему, время придет, когда и щук не будет?
Карась. Каких таких щук?
Ерш. Ах, фофан ты, фофан! Мировые задачи разрешать хочешь, а о щуках понятия не имеешь! Тьфу!
Поссорившись, быстро разошлись в разные стороны, потом снова осторожно сходятся, Ерш то и дело оглядывается.
217
Карась. В жизни первенствующую роль добро играет. Зло — это так, по недоразумению допущено, а главная жизненная сила все-таки в добре замыкается.
Ерш. Держи карман!
Карась. Ах, Ерш, какие ты несообразные выражения употребляешь! «Держи карман»! Разве это ответ?
Ерш. Да тебе, по-настоящему, и совсем отвечать не следует. Глупый ты — вот тебе и сказ весь!
Карась. Нет, ты послушай, что я тебе скажу. Что зло никогда пе было зиждущей силой — об этом и история свидетельствует. Зло душило, давило, опустошало, предавало мечу и огню, а зиждущею силой являлось только добро. Оно устремлялось на помощь угнетенным, оно освобождало от цепей и оков, оно пробуждало в сердцах плодотворные чувства, оно давало ход парениям ума. Не будь этого воистину зиждущего фактора жизни, не было бы и истории. Потому что ведь, в сущности, что такое история? История — это повесть освобождения, это рассказ о торжестве добра и разума над злом и безумием.
Е р ш. А ты, видно, доподлинно знаешь, что зло и безумие посрамлены?
Карась. Не посрамлены еще, но будут посрамлены — это я тебе верно говорю. И опять-таки сошлюсь на историю. Сравни, что
218
некогда было, с тем, что есть,— и ты без труда согласишься, что не только внешние приемы зла смягчились, но и самая сумма его приметно уменьшилась. Возьми хоть бы нашу рыбную породу. Прежде нас во всякое время ловили, и преимущественно во время «хода», когда мы, как одурелые, сами прямо в сеть лезем, а нынче именно во время «хода»-то и признается вредным нас ловить. Прежде нас, можно сказать, самыми варварскими способами истребляли — в Урале, сказывают, во время багрения вода на многие версты от рыбьей крови красная стояла, а нынче — шабаш. Неводы, да верши, да уды — больше чтоб ни-ни! Да и об этом еще в комитетах рассуждают: какие неводы? По какому случаю? На какой предмет?
Е р ш. А тебе, видно, не все равно, каким способом в уху попасть?
Карась (удивленно). В какую такую уху?
Ерш. Ах, прах тебя побери! Карасем зовется, а об ухе не слыхал! Какое же ты после этого право со мной разговаривать имеешь? Ведь чтобы споры вести и мнения отстаивать, надо, по малой мере, с обстоятельствами дела наперед познакомиться. О чем же ты разговариваешь, коли даже такой простой истины не знаешь, что каждому карасю впереди уготована уха? Брысь... заколю!
Ерш грозно двинулся на Карася. Карась не испугался, а оскорбился, повернулся к Ершу спиной и с достоинством прошествовал к кулисе. Ерш остановился, тоже повернулся спиной к Карасю и ушел на противоположный конец сцены. Постояли. Первым не выдержал Карась. Повернулся и — тихонечко, боком, боком — пошел к Ершу. Ерш еще не остыл, еще не смотрит на Карася, но уже потихоньку двинулся к нему.
Сошлись. Следует тот же обряд примирения.
Намеднись в нашу заводь Щука заглядывала.
Карась (светло). Та самая, о которой ты намеднись упоминал?
Ерш. Она. Приплыла, заглянула, молвила: «Чтой-то будто уж слишком здесь тихо! Должно быть, тут караси водятся?..» И с этим уплыла.
Карась (спокойно). Что же мне теперича делать?
Ерш. Изготовляться — только и всего. Ужо, как приплывет она да уставится в тебя глазищами, ты чешую-то да перья подбери поплотнее да прямо и полезай ей в хайло!
Карась (оскорбленно). Зачем же я полезу? Кабы я был в чем-нибудь виноват...
Ерш. Глуп ты — вот в чем твоя вина. Да и жирен вдобавок. А глупому да жирному и закон повелевает Щуке в хайло лезть!
Карась (возмущенно). Не может такого закона быть! II Щука зря не имеет права глотать, а должна прежде объяснения по
219
требовать. Вот я с ней объяснюсь, всю правду выложу. Правдой-то я ее до седьмого пота прошибу.
Ерш. Говорил я тебе, что ты фофан, и теперь то же самое повторяю: фофан! Фофан! Фофан!
Поссорившись, разбежались, но тут же снова сбежались, обнялись. Спохватились, что действуют не по порядку, и очень торжественно совершили обряд примирения.
Карась (начиная разговор). Вот кабы все рыбы между собой согласились...
Ерш (испуганно прислушиваясь). А ты не всякое слово выговаривай, какое тебе на ум взбредет! Не для чего пасть-то разевать, можно и шепотком, что нужно, сказать.
Карась (гордо). Не хочу я шептаться, а говорю прямо, что ежели бы все рыбы между собой согласилися, тогда...
Ерш (кричит). С тобой, видно, гороху наевшись, говорить надо! Тьфу! Ведь пропадешь ни за грош! Посмотри ты на себя! Ну какую ты, не ровен час, оборону из себя представить можешь? Брюхо у тебя большое, голова малая, на выдумки негораздая, рот — чутошный. Даже чешуя на тебе — и та несерьезная. Ни проворства в тебе, ни юркости — как есть увалень! Всякий, кто хочет, подойди к тебе и ешь!
Карась (упрямо). Да за что же меня есть, коли я не провинился?
Ерш. Слушай, дурья порода! Едят-то разве «за что»? Разве потому едят, что казнить хотят? Едят потому, что есть хочется, только и всего. И ты, чай, ешь. Не попусту носом-то в иле роешься, а ракушек вылавливаешь. Им, ракушкам, жить хочется, а ты, простофиля, ими мамон с утра до вечера набиваешь. Сказывай: какую такую они вину перед тобой сделали, что ты их ежеминутно казнишь? Помнишь, как ты намеднись говорил: вот кабы все рыбы между собой согласились... А что, если бы ракушки между собой согласились — сладко ли бы тебе, простофиле, тогда было?
Карась (краснея). Но ракушки — ведь это...
Ерш. Ракушки — ракушки, а караси — караси. Ракушками караси лакомятся, а карасями — щуки. И ракушки ни в чем пе повинны, и караси не виноваты, а и те и другие должны ответ держать. Хоть сто лет об этом думай, а ничего другого не выдумаешь.
Карась (подумав, обрадованно). Я не потому ем ракушек, чтоб они виноваты были. Это ты правду сказал. А потому я их ем, что они, эти ракушки, самой природой мне для еды предоставлены.
Ерш. Кто же тебе это сказал?
Карась. Никто не сказал, а я сам, собственным наблюдением,
220
дошел. У ракушек не душа, а пар; ее ешь, а она и не понимает. Да и устроена она так, что никак невозможно, чтоб ее не проглотить. Потяни рылом воду, ан в зобу у тебя уж видимо-невидимо ракушек кишит. Я и не ловлю их — сами в рот лезут. Ну, а карась совсем другое. Караси, брат, от десяти вершков бывают,— так с Этаким стариком еще поговорить надо, прежде нежели его счесть. Надо, чтобы он серьезную пакость сделал,— ну, тогда, конечно...
Ерш. Вот как Щука проглотит тебя, тогда ты и узнаешь, что надо для этого сделать. А до тех пор лучше помалкивал бы.
Карась. Нет, я не стану молчать. Хоть я отроду щук не видывал, но только могу судить по рассказам, что и они к голосу правды не глухи. Помилуй-скажи: может ли такое злодейство статься! Лежит карась, никого не трогает, и вдруг, ни дай, ни вынеси за что, к Щуке в брюхо попадает! Ни в жизнь я этому не поверю.
Ерш. Чудак! Да ведь намеднись на глазах у тебя монах целых два невода вашего брата из заводи вытащил... Как ты думаешь: любоваться, что ли, он на карасей-то будет?
Карась. Не знаю. Только это еще бабушка надвое сказала, что с теми карасями сталось: ино их съели, ино в сажалку посадили. И живут они там припеваючи на монастырских хлебах!
Ерш. Ну, живи, коли так, и ты, сорвиголова!
Хотел уйти, но Карась поймал его за «хвост» — за полу пиджака. Говорит торопливо, захлебываясь, чтобы Ерш не улизнул.
Карась. Надобно, чтобы рыбы любили друг друга! Чтобы каждая за всех, а все за каждую — вот когда настоящая гармония осуществится!
Ерш. Желал бы я знать, как ты со своей любовью к Щуке подъедешь!
Карась. Я, брат, подъеду! Я такие слова знаю, что любая щука в одну минуту от них в карася превратится!
Е р ш. А ну-тка, скажи!
Карась. Да просто спрошу: знаешь ли, мол, Щука, что такое добродетель и какие обязанности она в отношении к ближним налагает?
Ерш. Огорошил, нечего сказать! А хочешь, я тебе за этот самый вопрос иглой живот проколю?
Карась. Ах, нет, сделай милость, ты этим не шути...
Ерш. Ха-ха-ха!
Карась. Только тогда мы, рыбы, свои права сознаем, когда нас с малых лет в гражданских чувствах воспитывать будут!
Ерш. А на кой тебе ляд гражданские чувства понадобились? Карась. Все-таки...
Ерш. То-то «все-таки». Гражданские-то чувства только тогда
221
ко двору, когда перед ними простор открыт. А что же ты с ними, в тине лежа, делать будешь?
К а р а с ь. Не в тине, а вообще...
Ерш. Например?
Карась. Например, монах меня в ухе захочет сварить, а я ему скажу: не имеешь, отче, права без суда такому ужасному наказанию меня подвергать!
Е р ш. А он тебя за грубость на сковороду либо в золу в горячую... Нет, друг, в тине жить, так не гражданские, а остолоиные чувства надо иметь — вот это верно. Схоронился, где погуще, и молчи, остолоп!
Карась (не слушая, как в бреду). Рыбы не должны рыбами питаться. Для рыбного продовольствия и без того природа многое множество вкусных блюд уготовала. Ракушки, мухи, черви, пауки, водяные блохи, наконец, раки, змеи, лягушки. И все это добро, все на потребу.
Е р ш. А для щук на потребу караси.
Карась. Нет, карась сам себе довлеет. Ежели природа ему не дала оборонительных средств, как тебе, например, то это значит, что надо особливый закон, в видах обеспечения его личности, издать!
Е р ш. А ежели тот закон исполняться не будет?
Карась. Тогда надо внушение распубликовать: лучше, дескать, совсем законов не издавать, ежели оные не исполнять.
Е р ш. И ладно будет?
Карась. Полагаю, что многие устыдятся!
Появляется Головель с повесткой. Так же, как Ерш и Карась, он в современном костюме и с эмблемой.
Головель. Кто здесь Карась?
Карась. Я Карась.
Головель. Назавтра Щука изволит в заводь прибыть, так ты, Карась, смотри! Чуть свет ответ держать явись! (Уходит.)
Ерш (на авансцене). Карась, однако ж, не оробел. Во-первых, он столько разнообразных отзывов о Щуке слышал, что и сам познакомиться с ней любопытствовал; а во-вторых, он знал, что у него такое магическое слово есть, которое, ежели его сказать, сейчас самую лютую щуку в карася превратит. И очень на это слово надеялся.
Даже Ерш, видя такую его веру, задумался, не слишком ли он уж далеко зашел в отрицательном направлении. Может быть, и в самом деле Щука только того и ждет, чтобы ее полюбили, благой совет ей дали, ум и сердце ее просветили? Может быть, она... добрая? Да и Карась, пожалуй, совсем не такой простофиля, каким по наружности кажется, а, напротив того, с расчетом свою карье
222
ру облаживает? Вот завтра явится он к Щуке да прямо и ляпнет ей самую сущую правду, какой она отроду ни от кого не слыхивала. А Щука возьмет да и скажет: «За то, что ты мне, Карась, самую сущую правду сказал, жалую тебя этой заводью; будь ты над нею начальник!»
В продолжение этого монолога Карась на заднем плане, взобравшись с ногами на свой камешек, обдумывает и тихонечко, так, чтобы не отвлекать внимания зрителей от Ерша, репетирует свою будущую речь.
Появляется Щука в сопровождении двух го л о в л е й. Исполнительница роли Щуки в нарядном современном платье с эмблемой, на которой отчетливо видна распахнутая пасть и зубы. Головли несут для Щуки нарядный камень — сиденье и красивую подушечку.
Щука (удобно усаживаясь, нога на ногу). Слышала я, что ты, Карась, умен и разглагольствовать мастер. Хочу я с тобой диспут иметь. Начинай.
Карась (скромно, но с достоинством). О счастии я больше думаю. Чтобы не я один, а все были бы счастливы. Чтобы всем рыбам во всякой воде свободно плавать было, а ежели которая в тину спрятаться захочет, то и в тине пускай полежит.
Щука. Гм... И ты думаешь, что такому делу статься возможно?
Карась. Не только думаю, но и всечасно сего ожидаю.
Щука. Например: плыву я, а рядом со мною Карась?
Карась. Так что же такое?
Щука. В первый раз слышу. А ежели я обернусь да Карася-то... съем?
Карась. Такого закона, ваше высокостепенство, нет, закон говорит прямо: ракушки, комары, мухи, мошки да послужат для рыб пропитанием. А кроме того, позднейшими разными указами к пище сопричислены: водяные блохи, пауки, черви, жуки, лягушки, раки и прочие водяные обыватели. Но не рыбы.
Щука. Маловато для меня. Головель! Неужто такой закон есть?
Головель. В забвении, ваше высокостепенство!
Щука. Я так и знала, что не можно такому закону быть. Ну, а еще что ты всечасно, Карась, ожидаешь?
Карась. А еще ожидаю, что справедливость восторжествует. Сильные не будут теснить слабых, богатые — бедных. Что объявится такое общее дело, в котором все рыбы свой интерес будут иметь и каждая свою долю делать будет. Ты, Щука, всех сильней и ловче — ты и дело на себя посильнее возьмешь, а мне, Карасю, по моим скромным способностям, и дело скромное укажут. Всякий для всех, и все для всякого — вот как будет. Когда мы друг за Дружку стоять будем, тогда и подкузьмить нас никто не сможет. Невод-то еще где покажется, а уж мы драло! Кто под камень, кто
223
на самое дно в ил, кто в нору или под корягу. Уху-то, пожалуй что, видно, бросить придется.
Щука. Не знаю. Не очень-то любят люди бросать то, что им вкусным кажется. Ну, да это еще когда будет. А вот что: так, значит, по-твоему, и я работать буду должна?
Карась. Как прочие, так и ты.
Щука. В первый раз слышу. Поди проспись! (Уходит.)
Ерш. Проспался ли, нет ли Карась, но ума у него, во всяком случае, не прибавилось. В полдень опять он явился на диспут, и не только без всякой робости, но даже против прежнего веселее.
Щука. Так ты полагаешь, что я работать стану, и ты от моих трудов лакомиться будешь?
Карась. Все друг от дружки... от общих взаимных трудов...
Щука. Понимаю: «друг от дружки»... а между прочим, и от меня... гм! Думается, однако ж, что ты это задорные речи говоришь. Головель! Как по-нынешнему такие речи называются?
Головель. Сицилизмом, ваше высокостепенство!
Щука. Так я и знала. Давненько я уж слышу: бунтовские, мол, речи Карась говорит! Только думаю: дай лучше сама послушаю... Ан вот ты каков!
Карась (начал догадываться). Я, ваше высокостепенство, ничего... это я по простоте...
Щука. Ладно. Простота хуже воровства, говорят. Ежели дуракам волю дать, так они умных со свету сживут. Наговорили мне о тебе с три короба, а ты — Карась как Карась, только и всего. И пяти минут я с тобой не разговариваю, а уж до смерти ты мне надоел.
Посмотрела на Карася, примеряясь, с какого конца его глотать. Карась понял и втянул голову в плечи. Щука зевнула, улеглась головой на камешек и захрапела, а Карася взяли под стражу и увели головли.
Ерш. Вечером, еще не успело солнышко сесть, как Карась в третий раз явился к Щуке на диспут.
Карася выталкивает стража, притом он после допроса не без повреждений: растрепан, одна пола оборвана, брюки спадают, эмблема перевернута и т. д.
Щука (сладко потягиваясь после сна). Хоть ты мне и супротивник, да, видно, горе мое такое: смерть диспуты люблю! Будь здоров, начинай!
Карась (собравшись с духом, вдохновенно). Знаешь ли ты, что такое добродетель?
Щука разинула рот от удивления и... проглотила Карася: то есть откусила Карасеву эмблему, сжевала и выплюнула. Исполнитель роли Карася остается на заднем плане, спиной к зрителям.
224
Ерш. Вот оно: разинула рот и проглотила карася!
Голов л и (наперебой). Благополучно ли поужинать изволили, ваше высокостепенство? Не подавились ли, ваше высокостепен-ство?
Ерш. Вот они, диспуты-то наши, каковы!
Сняв эмблемы, все исполнители выстраиваются па авансцене. Поклон.
Занавес.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
«Сказки» Щедрина — прежде всего гениальные сатирические произведения. Из этого главного обстоятельства вы должны исходить, приступая к постановке их на сцене. За каждой сказкой стоят конкретные явления российской действительности 70—80-х годов: тупость и деспотизм самодержавной власти, невежество и бездушие царской бюрократии, пустопорожняя бездеятельная болтовня либерального дворянства и т. д.
Явления эти вызывают в авторе, а вслед за ним и в читателях горечь и гнев, но в то же время подвергаются жестокому осмеянию. Следовательно, жанр, в котором возможно сценическое воплощение сказок,— сатирическая комедия.
Генералы, герои первой предложенной вам сказки, страшны непроходимой тупостью, идиотизмом, что вовсе не мешает им распоряжаться судьбами людей.
Но в то же время они невероятно смешны, и чем больше будут смеяться над ними зрители, тем лучше.
Однако играть так, чтобы было по-настоящему смешно и чтобы смех был вызван существом происходящего на сцепе, а не случайными трюками, очень трудно. Как же это сделать?
Главное условие — абсолютная, может быть, даже слегка преувеличенная серьезность, с какой исполнители ролей генералов должны действовать на сцене.
Чем ничтожней и бессмысленней их действия и поступки, тем серьезней и благоговейней они их осуществляют. И это как раз очень смешно.
Вспомним, что советовал Гоголь в «Предуведомлении для тех, которые пожелали бы сыграть как следует «Ревизора»: «Чем меньше будет думать актер о том, чтобы смешить и быть смешным, тем более обнаружится смешное взятой им роли. Смешное обнаружится само собою именно в той серьезности, с какой занято своим делом каждое из лиц, выводимых в комедии». К нашей сказке это можно отнести безоговорочно.
8 В iekga:.hom театре	225
Абсолютно серьезен должен быть и ведущий. Он обращается с генералами осторожно, бережно, как с дорогой и совершенно бесполезной вещью.
И только исполнитель роли мужика может улыбаться сколько угодно: ему, мужику, всё нипочем, всё трын-трава. Щедрин вовсе пе идеализирует мужика, хотя и любуется его умом, практической сметкой, талантливостью. Он не может простить мужику беззаботности, покорности, смирения перед жалкими и ничтожными генералами.
«Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил» — великолепный материал для театральной импровизации. Эт° значит, что, взяв за основу предложенную вам инсценировку, вы можете в процессе репетиций самостоятельно найти много смешных подробностей внешнего вида и поведения персонажей. При ртом само собой разумеется, что к авторскому тексту вы отнесетесь очень бережно. Искажение текста недопустимо.
Многие эпизоды — пробуждение генералов, попытки найти север и юг, поиски пищи, драки, чтение газет и т. д.— дадут простор вашей изобретательности. Их можно разыгрывать долго, с удовольствием, со смешными трюками.
Действие сказки про генералов развертывается довольно спокойно, неторопливо. Торопиться генералам некуда: в общем-то, им п па Подьяческой хорошо, и на необитаемом острове совсем неплохо. Все идет своим чередом — пенсия поступает исправно, мужик работает, генералы туйеядствуют.
В ином ключе следует решать сказку «Карась-идеалист». Это напряженный, яростный спор об основах общественного устройства. Объект сатиры в первой сказке (генералы) смешон и ничтожен, объект сатиры во второй сказке (Карась) жалок и трагичен. Карась, либерально настроенный интеллигент, ратует за справедливость, добродетель, равенство, прогресс и т. д., не понимая, что прекраснодушными разговорами власть имущих щук не проймешь, что для достижения всеобщего равенства и справедливости необходимо социальное переустройство общества. Либеральные заблуждения стоили Карасю жизни.
Нужно, чтобы исполнители двух основных ролей горячо поверили в то, что проповедуют их герои (вы, конечно, понимаете, что вера эта должна быть актерской, а не буквальной; разумеется, в жизни исполнители ролей Карася и Ерша вовсе не должны разделять образ мыслей своих героев). Их спор — это не дружеская беседа, не мирные разговоры, а яростный поединок.
День ото дня крепнут убеждения Карася, крепнет и все выше звенит его голос. Карась искренне верит, что реализация его убеждений — путь к спасению и процветанию всего рыбьего рода.
226
Задача Ерша — не столько переспорить, сколько спасти Карася заставить его замолчать. Карась Ершу нравится. В какой-то момент Ерш даже едва не дрогнул — так подействовала на него твердость убеждений и бескорыстие Карася. Исполнителю следует учесть, что гибель Карася для Ерша — истинное горе.
Однако и в этой сказке основное оружие Щедрина—смех. Смехом будет отвечать зритель на преувеличенно выспренние разглагольствования Карася. Очень смешно можно и нужно сделать несколько раз повторяющиеся сцены ссоры и примирения. Карась и Ерш ссорятся и мирятся очень часто; здесь, в спектакле, это происходит четыре раза. Очевидно, у них уже выработался обряд, который повторяется каждый раз одинаково. Обряд этот может напоминать детское примирение, когда сцепляются мизинчиками и что-то приговаривают, или считалку, или, наоборот, он может походить на полное драматизма рукопожатие после напряженной спортивной игры и т. д. Лучше всего, если этот смешной ритуал вы придумаете сами.
Кроме двух основных героев, в сказке действуют еще и власть имущие: Щука и ее ближайшее окружение — головли. Если Карась и Ерш живут в напряженном активном ритме жизненно важной для них полемики, то Щука ленива и нетороплива. Карась ей не страшен, а всего лишь любопытен. Беспокоиться ей пока не о чем.
Головли — это исполнительные холуи, так их и нужно играть.
Очень важно, чтобы степень напряженности действия не была все время на одном уровне, а нарастала от сцены к сцене. Другими словами, Карась и Ерш защищают свои убеждения все злей, все горячей.
В диспуте со Щукой Карась поник лишь на мгновение, а кульминационная фраза о добродетели — это героический поступок, вследствие которого Карась закономерно погибает.
Необходимые декорации и костюмы оговорены в инсценировках, но это не значит, что предложенный вам вариант — единственно возможный. Если вы захотите оформить сцену и одеть исполнителей по-своему,— очень хорошо. Важно лишь, чтобы декорации и костюмы отвечали сути происходящего на сцене.
Генералам и мужику понадобится грим. Мужик лохматый и бородатый, у генералов карикатурные лица: толстые, глупые. Хорошо, если генералы будут очень похожи один на другого.
В сказке «Карась-идеалист», в том варианте постановки, который мы вам предлагаем, гримы не нужны. Никакого специального освещения не требуется: все может происходить при том свете, какой есть на вашей школьной сцене.
ОТ ХУДОЖНИКА
ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК ОДИН МУЖИК ДВУХ ГЕНЕРАЛОВ ПРОКОРМИЛ
Совсем немного усилий и средств понадобится вам для сценического оформления этой сатирической сказки Салтыкова-Щедрина.
Сделайте пригорок из физкультурных матов, покройте его куском холста, обнесите этот островок вырезанными из фанеры или плотного картона «волнами».
К длинным, легким палкам прикрепите «дары ниоткуда», украсив их картонными руками «ангелов».
Чем больше вы наизобретаете юмористических подробностей, тем лучше и веселее получится оформление спектакля.
КАРАСЬ-ИДЕАЛИСТ
Эта маленькая сказка Салтыкова-Щедрина — открытая издевка над характером свобод в полицейском государстве.
Своим оформлением вы должны подчеркнуть глупость и неуместность либеральных разглагольствований Карася. Несоответствие этих речей и разглагольствований той обстановке, в которой они произносятся, достигается тем, что художник изобразил па своих иллюстрациях речное дно, заполненное скопищем полицейских будок и расставленных сетей.
Для изготовления этой декорации используйте тюль, или марлю, или рыбацкие сети (в идеальных условиях это должна быть театральная сетка). Сделайте на ней аппликации, изображающие речное дно и все другие детали декорации. В нашитых «будках» проделайте выходы для актеров.
Костюмы могут быть выполнены из тюля или марли, скроенной свободно, наподобие плащей. Покройте их аппликациями, изображающими болотные травы. Головные уборы из картона, выполненные в виде рыб, обозначат действующих лиц.
И. С. Тургенев
ЗАПИСКИ ОХОТНИКА
БИРЮК
Инсценировка Н. С. Сухоцкой
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Фома Кузьмич, лесник по прозвищу «Бирюк».
Барин.
Улита, дочь лесника, 12 лет.
Мужик.
Перед закрытым занавесом, на просцениуме. Ночь. Гроза. Темноту разрывает лишь время от времени сверкающая молния. Раскаты грома. Шум дождя и ветра. За занавесом слышен глухой голос: «Тпр-ру! Стой! Стой!» Через несколько секунд на просцениум выходит барин. Закутанный, сгорбившись от непогоды, он осматривается, видимо ища дорогу, по которой можно проехать. С противоположной стороны появляется темная высокая фигура. Это лесник.
Лесник (громко). Кто это?
Б а р и н. А ты кто сам?
Лесник. Я здешний лесник.
Б а р и н. А я помещик, из...
Лесник (перебивая). А, знаю! Вы домой едете?
Барин. Домой. С охоты. Я на дрожках, да видишь, какая гроза... Лошадь вязнет, да и не видно ни зги...
Лесник. Да, гроза.
Яркая вспышка молпии озарила лесника с головы до ног; трескучий и короткий удар грома раздался тотчас вслед за нею.
Не скоро пройдет.
Барин. Что делать!
Лесник. Я вас, пожалуй, в свою избу проведу.
229
Барин. Сделай одолжение. Л е с н и к. Где ваша лошадь? Барин. Здесь, за березами.
Оба уходят.
Занавес раскрывается.
В избе лесинка. Изба состоит из одной комнаты, закоптелой, низкой и пустой, без полатей и перегородок. Изорванный тулуп висит на стене. Две лавки. Иа одной лежит одноствольное ружье; в углу валяется груда тряпок; два больших горшка стоят возле печки. Лучина горит на столе, печально вспыхивая и погасая. В маленьком подслеповатом оконце изредка сверкае-i молния. На самой середине избы висит люлька, привязанная к концу длинного шеста. Возле люльки на крошечной скамейке сидит д е во ч к а лет двенадцати. Правой рукой она качает люльку, левой время от времени поправляет лучину.
Д е в о ч к а (тихо напевает).
Ты усни, ты усни,
Угомон тебя возьми...
Спи да спи, сладко спи, Угомон тебя возьми...
За дверью слышен голос лесника: «Вот мы и дома, барин». Стук в дверь.
Девочка (вскочив). Сичас, сичас! (Бежит открывать дверь.) Лесник (в сенях, девочке). Проведи барина в избу. (Барину.) Л я ваши дрожки под навес поставлю. (Уходит.)
Девочка пропускает барина в избу, закрывает дверь и опять садится на скамеечку, молча покачивая люльку.
Барин (посмотрев кругом). Ты разве одна здесь живешь?
Девочка (еле внятно). Одна.
Барин (сев на лавку). Ты лесникова дочь?
Девочка (почти шепотом). Лесникова.
Вошел леспик. Он подошел к столу и зажег светильню. Стало светлей.
Лесник (барину). Чай, не привыкли к лучине?
Барин. Спасибо. (Рассматривая его.) Как тебя зовут? Лесник. Меня зовут Фомой, а по прозвищу — Бирюк. Барин (с удвоенным любопытством посмотрев на него). А! Так ты Бирюк! Я, брат, слыхал про тебя. Говорят, ты никому спуску пе даешь. От моего Ермолая и от других я слышал, что все
230
окрестные мужики боятся тебя, как огня. По их словам, не бывало еще на свете такого мастера своего дела: «Вязанки хворосту, говорят, не даст утащить; в какую бы ни было пору, хоть в самую полночь, нагрянет, как снег на голову, и ты не думай сопротивляться _силен, дескать, и ловок, как бес... И ничем, говорят, его взять
нельзя: ни вином, ни деньгами; ни на какую приманку не идет. Уж не раз добрые люди его сжить со свету собирались,— да нет, не дается». Вот как о тебе соседние мужики отзываются.
Лесник (угрюмо). Должность свою справляю, даром господский хлеб есть не приходится. (Достал из-за пояса топор, присел на пол и начал колоть лучину.)
Барин. Аль у тебя хозяйки нет?
Лесник (сильно махнув топором). Нет.
Барин. Умерла, знать?
Лесник. Нет... да... умерла. (Отвернулся, потом взглянул на барина и сказал с жестокой улыбкой.) С прохожим мещанином сбежала.
Проснулся и заплакал ребенок в люльке.
(Сунул девочке в руку запачканный рожок.) На, дай ему.
Девочка наклонилась над люлькой.
(Вполголоса, указывая на люльку.) Вот и его бросила. (Пошел к двери, остановился и обернулся.) Вы, чай, барин, нашего хлеба есть не станете, а у меня окромя хлеба...
Барин. Я не голоден.
Лесник. Ну, как знаете. Самовар бы я вам поставил, да чаю у меня нету... Пойду посмотрю, что ваша лошадь. (Вышел.)
Девочка сидит понурившись, не поднимая глаз, изредка поталкивая люльку. Пауза.
Барин. Как тебя зовут?
Девочка. Улитой.
Вошел лесник и сел на лавку. Молчание.
Лесник. Гроза проходит, коли прикажете, я вас из лесу провожу.
Барин (встал, увидел, что лесник взял ружье и осмотрел полку). Это зачем?
Лесник. А в лесу шалят... У Кобыльего Верха дерево рубят. Барин. Будто отсюда слышно?
Лесник. Со двора слышно. (Открыл дверь в сени, прислушался.) Во... вот, вишь, какую ночку выбрал.
231
Барин (подойдя). Я ничего не слышу, кроме шума листьев..*
Оба прислушиваются.
Л е с н и к. А этак я, пожалуй, и прозеваю его.
Б а р и н. Я с тобой пойду... хочешь? Дождя нет.
Лесник. Ладно. Мы его духом поймаем, а там я вас провожу. Пойдемте.
Выходят.
Занавес.
Перед занавесом, на просцениуме.
Темная ночь. Время от времени далекий шум грома, отблески молний ушедшей грозы. Появляется л е с н и к, за ним барин.
Лесник (остановился). Вишь, слышите? Стук топора. Слышите?
Барин. Да где?
Лесник пожал плечами. Прошли несколько шагов. Лесник опять остановился. Вблизи раздался глухой и продолжительный гул.
Лесник. Повалил... (Барину.) Подождите здесь... (Быстро ушел.)
Стало слышно, как невдалеке топор осторожно ступит по сучьям. И через несколько мгновений — громкий, железный голос лесника: «Куда? Стой!» Шум борьбы и голос лесника совсем близко: «Вре-ошь, вре-ошь, не уйдешь!»
На просцениум выходит лесник. Он ведет, держа за пояс, мужика — мокрого, в лохмотьях, с длинной растрепанной бородой. Руки мужика скручены за спиной кушаком.
Барин (подойдя к леснику, шепчет ему на ухо). Отпусти его. Я заплачу за дерево.
Лесник (пожал плечами. Мужику, сурово). Ну, поворачивайся, ворона!.. Никак, опять накрапывает... Сейчас польет... (Барину.) Здесь еще лошаденку его взять надо.
Мужик (бормочет). Топорик-то там возьмите.
Лесник. Возьмем. Зачем ему пропадать. (Уводит мужика.)
Барин идет за ними.
Занавес открывается.
Изба лесника. Горит на столе светильник. Девочка спит на полу возле печки на груде тряпья. Тишина. В сенях слышится шум, дверь открывается, входит лесник, ведя мужика, за ними барин. Девочка испуганно вскочила.
232
Лесник (стряхивая с себя, как и барин, дождевые капли). Эк его, какой, полил! Переждать придется. (Ослабил узел кушака у мужика за спиной и посадил его в угол. Барину,) Не хотите ли прилечь?
Барин. Спасибо. (Сел на лавку,)
Лесник (указывая на мужика), Я бы его, для вашей милости, в чуланчик запер, да, вишь, засов...
Барин (перебивая). Оставь его тут, не трогай.
Пауза. Мужик сидит неподвижно на лавке. Девочка улеглась на полу и опять заснула. Лесник сидит возле стола, опершись головою на руки. Все молчат.
Мужик (глухим и разбитым голосом), Фома Кузьмич, а Фома Кузьмич.
Лесник. Чего тебе?
Мужик. Отпусти.
Лесник молчит.
Отпусти... с голодухи..: Отпусти.
Лесник (угрюмо). Знаю я вас, ваша вся слобода такая — вор на воре.
Мужик. Отпусти. Прикашшик... разорены, во как... отпусти!
Лесник. Разорены!.. Воровать никому не след.
Мужик. Отпусти, Фома Кузьмич... не погуби. Ваш-то, сам знаешь, заест, во как. (Видя, что Бирюк отвернулся, продолжает с унылым отчаянием,) Отпусти, ей-богу, отпусти! Я заплачу, во как, ей-богу. Ей-богу, с голодухи... детки пищат, сам знаешь. Круто, во как, приходится.
Л е с н и к. А ты все-таки воровать не ходи.
Мужик. Лошаденку, лошаденку-то, хоть ее-то... один живот и есть... отпусти!
Лесник. Говорят, нельзя. Я тоже человек подневольный: с меня взыщут. Вас баловать тоже не приходится.
Мужик. Отпусти! Нужда, Фома Кузьмич, нужда как есть, того... отпусти!
Лесник. Знаю я вас!
Мужик. Да отпусти!
Лесник. Э, Да что с тобой толковать; сиди смирно, а то у меня, знаешь? Не видишь, что ли, барина?
Мужик потупился... Бирюк зевнул и положил голову на стол. Пауза.
Мужик (внезапно выпрямился, глаза у него загорелись).
233
На, на, ешь, на, подавись! На, на, душегубец окаянный, пей христианскую кровь, пей!..
Лесник обернулся.
Тебе говорю, тебе, азият, кровопийца, тебе!
Лесник (с изумлением). Пьян ты, что ли, что ругаться вздумал? С ума сошел, что ли?
Мужик. Пьян!.. Не на твои ли деньги, душегубец окаянный, зверь, зверь, зверь!
Лесник. Ах ты... да я тебя!..
Мужик. А мне что? Все едино пропадать; куда я без лошади пойду? Пришиби — один конец; что с голоду, что так — все едино. Пропадай все: жена, дети,— околевай всё... А до тебя, погоди, доберемся!
Бирюк приподнялся.
(Подхватил свирепым голосом.) Бей, бей, на, на, бей!..
Девочка торопливо вскочила с полу и уставилась на него.
Бей! бей!
Лесник (шагнув к нему, громовым голосом). Молчать!
Барин (вскочил, кричит). Полно, полно, Фома, оставь его... бог с ним.
Мужик. Не стану я молчать! Все едино — околевать-то. Душегубец ты, зверь, погибели на тебя нету... Да постой, недолго тебе царствовать! Затянут тебе глотку, постой!
Лесник хватает мужика за плечо. Барин бросается на помощь мужику.
Лесник (кричит). Не троньте, барин!
Барин тем не менее протягивает руку к мужику, но тут же опускает ее, так как, к крайнему его изумлению, лесник одним поворотом сдернул с локтей мужика кушак, схватил его за шиворот, нахлобучил ему шапку на глаза, растворил дверь и вытолкнул его вон.
(Кричит вслед мужику.) Убирайся к черту со своей лошадью! Да смотри, в другой раз у меня... (Захлопнул дверь, вернулся в избу и стал копаться в углу.)
Пауза.
234
Барин. Ну, Бирюк, удивил ты меня: ты, я вижу, славный малый.
Лесник (с досадой). Э» полноте, барин! Не извольте только сказывать. (Вышел из угла.) Да уж я лучше вас провожу: знать, дождика-то вам не переждать...
Барин собирается уходить, лесник подходит к окну, за окном слышен стук колес мужицкой телеги и голос мужика, неожиданно звонкий: «Но, но, милая!»
Лесник (глядя вслед отъезжающему со двора мужику, бормочет). Вишь, поплелся!.. (Барину.) Пойдемте, барин! (Берет шапку.)
Оба уходят, девочка запирает за ними дверь, гасит светильник и ложится спать.
3 а и а в е с.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
Для того чтобы интересно поставить «Бирюка» и передать в спектакле особый колорит этого произведения, нужно прежде всего понять действующих здесь людей, особенности их характеров, поведения, отношения друг к другу и к происходящим событиям.
Нужно также понять и передать атмосферу времени и среду, в которой эти события происходят. Для этого необходимо прочесть внимательно не только инсценировку, но и рассказ Тургенева. В нем вы найдете много точных и ярких деталей, которые помогут вам ясней и конкретней представить себе каждую сцепу в действии.
В нашей инсценировке всего четыре сцены. Две — в лесу и две — в избе лесника.
Сцены в лесу идут перед занавесом. Поэтому между занавесом и краем сцены должно быть достаточное пространство (не меньше полутора метров в глубину) —так называемый просцениум (если такой глубины просцениума на ъашей сцене не получится, оттяните в центре занавес в глубину и закрепите его).
За занавесом еще до начала спектакля нужно поставить все необходимое для сцен в избе. Таким образом, во время спектакля никаких перестановок, перемен декораций не понадобится и действие сможет идти непрерывно.
235
1-я сцена — встреча барина с лесником поздним вечером, в непогодь. Репетируя этУ сцену, вспомните, как ведут себя люди в подобных условиях: ведь и вам самим по собственному опыту это должно быть знакомо. Вспомните, как вы старались сжаться, съежиться, инстинктивно стремясь занять поменьше места, поднять воротник, насколько возможно укутаться, когда холодный дождь хлещет в лицо, стекает за шиворот, а ветер мешает быстро двигаться. Вспомните и то, что разговаривают в таких условиях совсем иначе, чем сидя в комнате: приходится повышать голос, говорить громче и раздельней, преодолевая шум дождя, ветра, громовых раскатов.
Создать картину ночной грозы помогут вам соответственное освещение и шумы. На просцениуме должно быть темно. Вспышки молнии, не слишком частые (две-три на протяжении этой короткой сцены), можно давать из-за кулис даже простой, сильной электролампой с рефлектором. Следите только, чтобы свет не попадал на занавес — темнота на заднем плане даст нужную глубину сцене. Шум грома, пожалуй, лучше всего передаст лист железа, которым будет погромыхивать кто-нибудь стоящий за сценой.
Следующая сцена в лесу — 3-я в инсценировке — также идет на просцениуме, но атмосфера ее несколько иная: гроза ушла, лишь изредка, может быть один раз в течение сцены, глухо, совсем издалека, прогрохотал гром. Ветер и дождь стихли. Шумы здесь почти не нужны, напротив, хотелось бы, чтобы после грозы в лесу наступила та особая тишина, которую вам приходилось замечать в природе. В этой тишине и голос лесника из леса слышен хорошо. (Чтобы создать ощущение некоторого расстояния, исполнителю роли лесника надо стоять подальше от сцены и говорить свой текст, стоя к сцене спиной.)
Как видите, на просцениуме не нужны никакие декорации. Представление о месте действия и обстоятельствах создадут свет, шумы и соответственное поведение действующих лиц.
Обстановка избы описана в инсценировке. Все предметы — стол, лавки, может быть, табурет — деревянные, грубые. Главное в оформлении и освещении избы — характерная для этого «логова» Бирюка запущенность, неустроенность. Видно, что люди живут здесь кое-как, что хозяйки в доме нет, а «без хозяйки дом — сирота».
Источник света один: лучина, позднее — светильник на столе. Поэтому свет надо направить в центр, на стол, чтобы углы и стены избы были затемнены. Маленькая низкая дверь заставляет нагибаться входящих в нее.
Что же представляет собой хозяин этого мрачного жилища? «Бирюк» — прозвали его в окрестности. Так в деревнях в некоторых областях России называют волка-одиночку, отбившегося от
236
стаи. Обычно это матерый, сильный зверь. Вам, может быть, приходилось слышать выражение «смотрит бирюком» — так говорят о людях угрюмых, замкнутых, необщительных. Фома Кузьмич и впрямь не отличается общительным, покладистым нравом. Он немногословен, замкнут, живет одиноко, никого в свою жизнь не пускает. А жизнь у него трудная, тяжелая, почти нищенская. Кроме хлеба, в доме ничего нет, даже чаю не может он предложить гостю.
Встреча с барином происходит в особенно тяжелую пору жизни Фомы Кузьмича: жена его ушла, бросив семью. «С прохожим мещанином сбежала». Бирюк никогда не рассказал бы об ртом барину да и ни с кем другим не поделился бы своим горем, своей обидой, если б не пришлось ответить на прямой вопрос. Заметьте, как он говорит об ртом: без тени жалобы, желания вызвать сочувствие — коротко, сухо, спеша перевести разговор на другую тему.
В его отношении к барину нет и тени угодливости — он держит себя независимо с кем бы то ни было.
У Бирюка несомненно есть определенные моральные устои: он никогда не смог бы солгать, украсть, схитрить. Он прям, честен, «неподкупен. Характерен его ответ барину: «Должность свою справляю, даром господский хлеб есть не приходится». За эту исправную службу, за неподкупность и ненавидят его мужики. С пойманным за порубкой леса мужиком лесник суров и лаконичен — он обязан (так он понимает) заглушить в себе даже проблеск сочувствия к этому горемыке.
А ведь Бирюк человек не злой и чужую беду понять может. Зачастую ему и самому ох как нелегко бывает «справлять свою должность» !
В интереснейшей сцене с мужиком Бирюк долгое время непреклонен, но отчаяние обезумевшего от горя бедняги мужика, горя, такого понятного и близкого Бирюку (он ведь и сам такой же мужик-бедняк), заставляет его, может быть впервые в жизни, нарушить свой служебный долг и отпустить мужика восвояси.
Внешний облик Бирюка примечателен. Тургенев пишет: «Редко мне случалось видеть такого молодца. Он был высокого росту, плечист и сложен на славу. Из-под мокрой замашной рубашки выпукло выставлялись его могучие мышцы. Черная курчавая борода закрывала до половины его суровое и мужественное лицо; из-под сросшихся широких бровей смело глядели небольшие карие глаза». Как видите, эт0 облик человека сильного, мужественного, смелого.
Рассказ «Бирюк» ведется Тургеневым от первого лица, и в образе барина подразумевается сам писатель. Эт0» конечно, не значит, что исполнителю этой роли надо загримироваться под Тургенева, но постараться найти и передать авторское отношение ко
237
всему происходящему следует. Особым, внимательным и зорким «писательским» глазом отмечает барин обстановку, в которую попал («Я посмотрел кругом — и сердце во мне заныло: невесело войти ночью в мужицкую избу»), и характерные черты людей, с которыми встретился; замечает даже, как дышит ребенок в люльке...
Одет барин по-охотничьи: тужурка или куртка, штаны заправлены в сапоги; ягдташ и ружье не обязательны: он, подъехав к избе, оставит их в бричке, в избу не понесет.
Мужик — фигура глубоко драматичная. Забитый тяжелой нуждой, из которой нет и не может быть выхода, он обычно робок и покорен своей судьбе. Пойманный лесником за порубкой дерева в господском лесу, он пытается убежать, с отчаяния даже вступает в борьбу с Бирюком, но быстро покоряется, как привык покоряться силе и власти всю свою жизнь. Когда Бирюк приводит его к барину, он уже смирен, хотя понимает, что теряет всё — ведь заберут и лошаденку, а какая она ни есть, захудалая и дрянная, без нее мужику совсем пропадать: «Один живот и есть... Куда я без лошади пойду?..»
В избе мужик первое время сидит молча, тяжело, тупо переживая свою беду. Но недаром говорят, что даже у приговоренного к смерти до последней минуты не пропадает надежда, и вот мужик все же пробует уговорить, разжалобить, умолить Бирюка. Все, что он говорит,— истинная правда, и Бирюк это отлично понимает. Он знает, что не из озорства и склонности к воровству пошел мужик на это дело, а действительно «с голодухи», от безысходной своей бедности.
Ох, и не красноречив же этот мужик! Всего несколько несвязных слов, нескладных, почти бессмысленных, без конца повторяет он с одной и той же интонацией... Видя, что вызвать сочувствие не удается, он пытается даже подкупить Бирюка, пытается робко — ведь знает сам: не выйдет...
Исчерпав все свое «красноречие», мужик умолкает. Кажется, смирился со своей участью. Но это только кажется. Мужик молчит, но в нем начинает расти, накапливаться другое чувство. И вот: «Мужик внезапно выпрямился. Глаза у него загорелись, и на лице выступила краска». Годами сдерживаемая обида, боль, глухой протест против несправедливости и наконец ярость, бешеная ярость против вершителей этой несправедливости,—все это, жившее где-то глубоко, под спудом, сейчас, в минуту отчаяния, вырвалось наружу со страшной силой. Мужика нельзя узнать, даже дар речи он обрел.
Это самое трудное место в роли, и мы советуем исполнителю не бояться здесь паузы, пусть довольно длинной,— она необходн ма, чтобы иметь возможность внутренне перейти к этому «взрыву», чтобы дать себе время сосредоточиться па тех горестных мыслях
238
и представлении страшного своего будущего, которые вызовут ^тот взрыв.
Дочка Бирюка, Улита,— худенькая девчурка, босая, в подпоясанной грубой холщовой рубашке, с косичкой за спиной. Она, видимо, еще не отошла от потрясения, которое вызвал у нее поступок матери. Беззащитная, маленькая, беспомощная, она вдруг оказалась единственной хозяйкой в семье. На ее руках остался еще более беззащитный братишка.
Она стесняется барина, отвечает односложно, еле слышно.
Покачивая люльку, девочка тихонько напевает, однообразно, машинально. Она очень устала, ей хочется спать, и при малейшей возможности она спешит прилечь, прикорнуть, как собачонка, на полу, на своей тряпичной подстилке.
СВИДАНИЕ
Инсценировка Н. С. Сухоцкой
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Виктор, камердинер молодого богатого барина.
Акулина, молодая крестьянская девушка.
Опушка леса. На первом плане небольшой, поросший травой холмик. Поодаль пенек. Ясный, солнечный день в начале сентября. Все наполнено солнцем. Тишина. Лишь изредка звенит стальным колокольчиком насмешливый голосок синицы.
На пологом склоне холмика, задумчиво потупив голову и уронив обе руки на колени, сидит Акулина. На руках ее лежит густой пучок полевых цветов. Она, видимо, ждет кого-то. В лесу что-то слабо хрустнуло; она тотчас подняла голову и оглянулась. Несколько мгновений прислушивается, не сводя широко раскрытых глаз с места, где раздался слабый звук; вздохнула, еще ниже наклонилась и принялась медленно перебирать цветы. Снова что-то зашумело по лесу. Девушка встрепенулась, выпрямилась и как будто оробела: вгляделась, вспыхнула вдруг, радостно и счастливо улыбнулась, хотела было встать и тотчас опять поникла вся, смутилась и только тогда подняла трепещущий, почти молящий взгляд па пришедшего человека, когда тот остановился рядом с ней.
Виктор, подойдя к ней, постоял, передернул плечами, засунул обе руки в карманы пальто и, едва удостоив Акулину беглым и равнодушным взглядом, опустился на землю.
Виктор (продолжая глядеть куда-то в сторону, качая ногою и зевая). А что, давно ты здесь?
Акулина (едва слышно). Давно-с, Виктор Александрыч.
Виктор. А! (Снял картуз, величественно провел рукою по густым, туго завитым волосам и, с достоинством посмотрев кругом, бережно прикрыл опять свою драгоценную голову.) А я было совсем и позабыл. (Опять зевнул.) пропасть: за всем не усмотришь, а барин еще бранится. Мы завтра едем...
Акулина (испуганно). Завтра?
Виктор. Завтра... (Увидел, что Акулина тихо наклонила голову, с досадой.) Ну, ну, ну, пожалуйста, Акулина, не плачь. Ты
240
знаешь, я этого терпеть не могу. А то я сейчас уйду... Что за глупости— хныкать!	/г,
Акулина (торопливо). Ну, не буду, не буду. (С усилием проглотила слезы.) Так вы завтра едете? Когда-то бог приведет опять увидеться с вами, Виктор Александрыч!
Виктор. Увидимся, увидимся. Не в будущем году, так после. (Небрежно.) Барин-то, кажется, в Петербург на службу поступить желает, а может быть, и за границу уедем.
Акулина (печально). Вы меня не забудете, Виктор Александрыч?
Виктор. Нет, отчего ж? Я тебя не забуду: только ты будь умна, не дурачься, слушайся отца... А я тебя не забуду, не-ет... (Спокойно потянулся, опять зевнул и лег на спину, подложив руки под голову.)
Акулина (умоляющим голосом). Не забывайте меня, Виктор Александрыч. Уж, кажется, я на что вас любила, все, кажется, для вас... Вы говорите, отца мне слушаться, Виктор Александрыч... Да как же мне отца-то слушаться...
Виктор. А что?
Акулина. Да как же, Виктор Александрыч,— вы сами знаете...
Пауза.
Виктор (поиграл стальной цепочкой своих часов). Ты, Акулина, девка не глупая и потому вздору не говори. Я твоего же добра желаю, понимаешь ты меня? Конечно, ты не глупа, не совсем мужичка, так сказать; и твоя мать тоже не всегда мужичкой была. Все же ты без образованья,— стало быть, должна слушаться, когда тебе говорят.
Акулина. Да страшно, Виктор Александрыч.
Виктор. И-и, какой вздор, моя любезная: в чем нашла страх? (Подвинулся к ней.) Что это у тебя — цветы?
Акулина (уныло). Цветы. (Несколько оживившись.) Это я полевой рябинки нарвала — это для телят хорошо. А это вот череда — против золотухи. Вот поглядите-ка, какой чудной цветик; такого чудного цветика я еще отродясь не видала... Вот незабудки, а вот маткина-душка... (Достала небольшой пучок васильков.) А вот это я для вас,— хотите?
Виктор лениво протянул руку, взял, небрежно понюхал цветы и начал вертеть их в пальцах, с задумчивой важностью посматривая вверх. Акулина глядит на пего грустно, преданно, с благоговейной покорностью и любовью. Пе смея плакать, опа прощается с пим и любуется им в последний раз. Виктор уронил васильки па траву, достал из бокового кармана пальто круглое стеклышко в бронзовой оправе и принялся вти
241
скивать его в глаз; но как он ни старается удержать его нахмуренной бровью, приподнятой щекой и даже носом — стеклышко все вываливается и падает ему в руку.
Акулина (наблюдая его действия, в изумлении). Что это?
Виктор (важно). Лорнет.
Акулина. Для чего?
Виктор. А чтоб лучше видеть.
Акулина. Покажьте-ка.
Виктор (поморщился, но дает ей стеклышко). Не разбей смотри.
Акулина. Небось не разобью. (Робко поднесла стеклышко к глазу.) Я ничего не вижу.
Виктор (голосом недовольного наставника). Да ты глаз-то, глаз-то зажмурь.
Акулина зажмурила глаз, перед которым держала стеклышко.
Да не тот, не тот, глупая! Другой! (Отнимает у нее лорнет.) Акулина (чуть-чуть засмеялась и отвернулась). Видно, нам не годится.
Виктор. Еще бы!
Акулина (помолчала и глубоко вздохнула). Ах, Виктор Александрия, как тяжело нам будет без вас!
Виктор (вытер лорнет полой и положил его обратно в карман). Да, да, тебе сначала будет тяжело, точно. (Снисходительно потрепал ее по плечу.)
Она тихонько достала со своего плеча его руку и робко ее поцеловала.
Пу, да, да, ты точно девка добрая. (Самодовольно улыбнулся.) Но что же делать? Ты сама посуди! Нам с барином нельзя же здесь остаться; теперь скоро зима, а в деревне зимой — ты сама знаешь — просто скверность. То ли дело в Петербурге! Там просто такие чудеса, каких ты, глупая, и во сне себе представить не можешь. Дома какие, и улицы, а обчество, образованье — просто удивленье!..
Акулина слушает с пожирающими вниманием, слегка раскрыв губы, как ребенок.
Впрочем (заворочался на земле), к чему я тебе это все говорю? Ведь ты этого понять не можешь.
Акулина. Отчего же, Виктор Александрыч? Я поняла, я все поняла.
Виктор. Вишь какая!
2 Г
Акулина (потупивгиись). Прежде вы со мной не так говаривали, Виктор Александры»!.
Виктор (как бы негодуя). Прежде?.. Прежде! Вишь ты!.. Прежде!
Оба помолчали.
(Оперся на локоть, готовясь подняться.) Однако мне пора идти...
Акулина (умоляюще). Подождите еще немножко!
Виктор. Чего ждать?.. Ведь уж я простился с тобой. Акулина. Подождите.
Виктор опять улегся и принялся посвистывать. Пауза.
(Смотрит на него и понемногу приходит в волнение, прерывающимся голосом.) Виктор Александрыч, вам грешно... вам грешно, Виктор Александрыч, ей-богу!
Виктор (нахмурил брови и слегка повернул к ней голову). Что такое грешно?
Акулина. Грешно, Виктор Александрыч. Хоть бы доброе словечко мне сказали на прощанье; хоть бы словечко мне сказали, горемычной сиротинушке!..
Виктор. Да что я тебе скажу?
Акулина. Я не знаю; вы это лучше знаете, Виктор Александрыч. Вот вы едете, и хоть бы словечко... Чем я заслужила?
Виктор. Какая же ты странная! Что ж я могу?
Акулина. Хоть бы словечко...
Виктор (с досадой). Ну, зарядила одно и то же! (Встал.) Акулина (поспешно, едва сдерживая слезы). Не сердитесь, Виктор Александрыч.
Виктор. Я не сержусь, а только ты глупа... Чего ты хочешь? Ведь я на тебе жениться не могу? Ведь не могу? Ну, так чего ж ты хочешь? Чего?
Акулина. Я ничего... ничего не хочу, а так хоть бы словечко, на прощанье... (Слезы полились у нее ручьем.)
Виктор (хладнокровно). Ну, так и есть, пошла плакать! (Надвигает сзади картуз на глаза.)
Акулина (всхлипывая, закрыв лии.о обеими руками). Я ничего не хочу, но каково же мне теперь в семье, каково же мне? И что же со мной будет, что станется со мной, горемычной? За немилого выдадут сиротиночку... Бедная моя головушка!
Виктор (переминаясь на месте, бормочет вполголоса). Припевай, припевай...
Акулина. А он хоть бы словечко, хоть бы одно... Дескать,
243
Акулина, дескать, я..< (Внезапные рыдания не дали ей кончить. Она повалилась лицом на траву и горько-горько заплакала.)
Виктор постоял над ней, постоял, пожал плечами и ушел большими шагами. Акулина скоро притихла, подняла голову, вскочила, оглянулась и, поняв, что он ушел, всплеснула руками. Хотела было бежать за ним, но ноги у нее подкосились, и она уже без слез опустилась на раскиданные на земле цветы.
Занавес.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
«Свидание» — один из самых поэтичных и, пожалуй, самых грустных рассказов Тургенева. Это рассказ о чистой, доверчивой любви молодой девушки к человеку, который не только не любит ее, но даже понять ее чувство не мбжет.
Непременно прочтите рассказ, прежде чем приступать к работе над инсценировкой.
В инсценировке мы даем расширенные ремарки, сохраняя в них почти дословно текст Тургенева, чтобы помочь вам понять и вернее сыграть все перипетии конфликта Акулины с Виктором.
Герои рассказа написаны Тургеневым отнюдь не беспристрастно. С горячим сочувствием относится писатель к несчастной девушке и с негодованием, с гневным презрением описан им Виктор. Может быть, именно в силу этого страстного отношения автора к своим героям веришь, что Тургенев действительно был свидетелем этого свидания, сам все видел и слышал и не мог остаться равнодушным.
Давайте и мы внимательно посмотрим, что из себя представляют герои «Свидания» и как складываются их отношения.
Исполнительнице роли Акулины до появления Виктора предстоит сыграть довольно большую сцену, которую условно можно назвать «Ожидание».
Текста здесь нет, но это не значит, что нет действия. Есть очень напряженное внутреннее действие — это мысли и чувства Акулины: настороженное ожидание, радость, что сейчас увидит Виктора, тревога — а вдруг не придет?
К моменту, когда открывается занавес, Акулина ждет уже давно. Ей уже несколько раз казалось, что она слышит шаги Виктора, уже несколько раз наступало разочарование. Давно пора прийти Виктору,— может быть, не придет совсем?
Внимательно прочтите описание этого трепетного ожидания у Тургенева и попробуйте его сыграть. Эт° очень интересная за
244
дача и вы сумеете ее выполнить, если сосредоточите все свое внимание на этом: «и слушала, всё слушала...»
Мы не будем подробно останавливаться на первых минутах их свидания — вы опять-таки увидите из рассказа и из наших ремарок характерные черты эт°й встречи, поэтому остановимся лишь на некоторых основных этапах поведения Акулины.
В первую минуту -она с трудом может говорить от нахлынувшего счастья, которому стесняется дать волю, и от робости, как всегда овладевшей ею в присутствии Виктора. Она робеет от ощущения своей незначительности, почти ничтожества рядом с «блестящим» возлюбленным, от боязни сказать что-нибудь не так, показаться ему глупенькой, упасть в его глазах еще ниже. Ведь бедной Акулине Виктор представляется таким красивым, умным и образованным! Заметьте, что в ответ на его пренебрежительное «ты», она всегда говорит ему «вы», величает по имени-отчеству.
Значит ли это, что Акулина вообще по натуре человек бесхарактерный, запуганный, безвольный, легко подчиняющийся чужому влиянию? Конечно, нет. Она просто очень влюблена, чиста и неопытна, любит Виктора самозабвенно, без оглядки, свято верит ему. Но посмотрите, как мужественно она старается сдержать слезы и, поборов свое горе, улыбается, показывает собранные цветы, играет с лорнетом. А когда Виктор внезапно собрался уйти — уйти, даже не простившись как следует, не сказав ей ни одного ласкового слова, в ней просыпается новое чувство. Привычная робость и покорность уступают место возмущению, протесту против его душевной грубости. Горькая, незаслуженная обида вызывает этот пусть несмелый, но все же протест: «Виктор Александрыч, вам грешно... вам грешно, Виктор Александрыч, ей-богу!»
Она не может высказать все, что накопилось, не может объяснить, чего от него хочет, и лишь беспомощно, с каким-то неистовым упорством повторяет: «Хоть бы словечко... Хоть бы словечко мне сказали...»
Ведь все время свидания она ждала этого «доброго словечка», надеялась на его ласку, хотя бы при прощании, а теперь поняла: нет у него для нее «доброго словечка», и с отчаянием безнадежности, еле сдерживая рыдания, бросает она ему свой последний горький упрек: «А он хоть бы словечко, хоть бы одно... Дескать, Акулина, дескать, я...» Дальше говорить она уже не может.
Виктор, конечно, абсолютно не соответствует тому идеалу, который возник в наивном воображении Акулины.
Тургенев пишет: «Лицо его, румяное, свежее, нахальное, принадлежало к числу лиц, которые, сколько я мог заметить, почти нсегда возмущают мужчин и, к сожалению, очень часто нравятся женщинам».
245
Избалованный легкой жизнью в барском доме, где он служит камердинером у молодого барина, Виктор совершенно отошел от крестьянской среды, которую теперь презирает. Постоянно имея перед глазами пример своего барина и его друзей, он стремится подражать их манерам и, видимо, считает, что добился в этом успеха.
Представляя себе жизнь этого наглого, зазнавшегося холуя, вспоминается басня Крылова «Две собаки». Жужу рассказывает: «...живу в довольстве и добре, и ем и пью на серебре; резвлюся с барином, а ежели устану — валяюсь по ковру и мягкому дивану», и на вопрос изумленного трудяги Барбоса, чем же она служит, что добилась такой роскошной жизни, Жужу гордо отвечает: «...на задних лапках я хожу!»
Самовлюбленный, эгоистичный Виктор чувствует себя на голову выше Акулины, простой деревенской девушки. Она ему «не пара». Заметьте, как самодовольно-снисходительно говорит он ей: «Ну, да, да, ты точно девка добрая, но что же делать? Ты сама посуди, нам с барином нельзя же здесь остаться...» И, описав Акулине все чудеса петербургской жизни, заключает: «...Впрочем, к чему я тебе это все говорю? Ведь ты этого понять не можешь».
Вероятно, раньше, когда Виктор не занимал еще нынешнего своего положения, он относился к Акулине иначе. Ведь недаром же она пытается осторожно напомнить ему: «Прежде вы со мной не так говаривали...» Невразумительный ответ Виктора очень характерен для него. Он готов негодовать, что Акулина может сравнивать его «прежде» с его «теперь». Вероятно, он и сам это «прежде» старается забыть, может быть даже стыдится его, как «темного» своего прошлого.
Что Виктор не любит Акулину, вам ясно из всего его поведения. Да он и не старается скрыть это — стоит ли затруднять себя? Ведь ему совершенно безразлично, что будет с этой девушкой дальше, как сложится ее жизнь, даже простого сочувствия не вызывает в нем ее горестное положение. В своем тупом, напыщенном эгоизме он способен интересоваться и восхищаться лишь собственной персоной. Так для чего же пришел он на свидание? Вероятно, чтобы сказать Акулине о своем отъезде, но главным образом для того, чтобы «пофигурять», покрасоваться перед ней, чтобы насладиться ее наивным восхищением, ее обожанием и тем самым еще раз убедиться в своей неотразимости. Тургенев пишет: «Начал он ломаться, как только увидал молодую крестьянку, его ожидавшую». И подробно рассказывает, как именно «ломался» Виктор перед девушкой. Ведь почти каждая его реплика рассчитана на то, чтобы поразить воображение и вызвать восхищение Акулины. Для этого и рассказ о Петербурге, для этого и лорнет, и подсмотренная у кого-то из господ презрительно-скучающая усмешка, и прищур
246
глаз, и взятая напрокат у барина манера «с небрежной, хотя не совсем ловкой развязностью» поправлять «рыжеватые, ухарски закрученные виски». «Словом, ломался нестерпимо».
Как вам одеться и причесаться для этого спектакля, вы увидите из самого рассказа, где костюмы и весь внешний облик Акулины и Виктора описаны предельно подробно и точно.
Прекрасное описание солнечного сентябрьского дня, с которого рассказ начинается, поможет вам найти нужное освещение сцены. Она должна быть освещена ярко, но не давайте свет только белый. Достаньте лист желтого целлофана или покрасьте лампочки, чтобы осветить сцену одновременно белым и желтым светом, только не сплошняком, а как бы пятнами, бликами, как это бывает на лесных полянках, когда солнце пробивается сквозь деревья.
Наиболее интенсивное световое пятно направьте на холмик, где происходит действие.
Место действия — опушка леса. Кроме небольшого зеленого холмика, находящегося почти в центре сцены, поставьте в глубине и сбоку, откуда выйдет Виктор, два-три кустика или деревца.
И. А. Гончаров
ОБЛОМОВ
Отрывок из сценической композиции М. Волобринского и Р. Рубинштейна
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Обломов Илья Ильич.
Тарантьев Михей Андреевич, знакомый Обломова.
П е и к и н, литератор.
Захар, слуга Обломова.
Комната Обломова. На постели лежит Обломов.
Часы бьют два раза. Входит Захар.
Захар. Спит, надо будить. (Кашляет.) Илья Ильич! А Илья Ильич! Эк спит-то! Словно каменщик. Илья Ильич! Вставайте, пора.
Обломов что-то промычал, но не проснулся.
Вставайте же, Илья Ильич! Что это за срам!
Ответа нет.
Илья Ильич! (Трогает за плечо Обломова.)
Обломов (открыл один глаз). Кто тут?
Захар. Да я. Вставайте.
Обломов. Поди прочь! (Погрузился опять в сон; похрапывает.)
Захар тянет Обломова за полу.
(Вдруг открыл оба глаза.) Чего тебе?
Захар. Вы велели разбудить себя.
Обломов. Ну, знаю. Ты исполнил свою обязанность и пошел прочь! Остальное касается до меня.
Захар. Не пойду. (Опять трясет за рукав Обломова.)
248
Обломов. Ну ж, не трогай! (Опять уткнулся в подушку и начал храпеть.)
Захар. Нельзя, Илья Ильич, я бы рад-радехонек, да никак нельзя!
Обломов. Ну сделай такую милость, не мешай!
Захар. Да, сделай вам милость, а после сами же будете гневаться, что не разбудил.
Обломов. Ах ты боже мой! Что за человек! Ну дай хоть минутку соснуть! Ну что это такое, одна минута? Я сам знаю... (Смолк, внезапно пораженный сном.)
Захар. Знаешь ты дрыхнуть! Вишь дрыхнет, словно чурбан осиновый! Зачем ты на свет-то божий родился?! (Вдруг закргьчал.) Да вставай же ты! — говорят тебе...
Обломов. Что? Что?
Захар. Что, мол, сударь, не встаете?
Обломов. Нет, ты как сказал-то, а? Как ты смеешь так, а?
Захар. Как?
Обломов. Грубо говорить?
Захар. Эт° вам во сне померещилось... Ей-богу, во сне.
Обломов. Ты думаешь, я сплю? Я не сплю, я все слышу...
(Опять уснул.)
Захар. Ну, ах ты, головушка. Что лежишь, как колода? Ведь на тебя смотреть тошно. Поглядите, добрые люди! (Вдруг испуганным голосом.) Вставайте, вставайте! Илья Ильич! Посмотрите-ка, что вокруг вас делается.
Обломов (быстро поднял голову, поглядел кругом и опять лег с глубоким вздохом). Оставь меня в покое! Я велел тебе будить меня, а теперь отменяю приказание, слышишь ли? Я сам проснусь, когда мне вздумается.
Захар (кричит и тянет Обломова за рукав и полу халата). Вставайте, вставайте!
Обломов (вдруг неожиданно вскочил на ноги и ринулся на Захара). Постой же, вот я тебя выучу, как тревожить барина, если он почивать хочет!
Захар со всех ног бросился от него, но на третьем шагу Обломов отрезвился ото сна и начал потягиваться. Потом повернулся к кровати и опять улегся.
Что же это я в самом деле! Надо совесть знать. (Кричит.) Захар!
Входит Захар. Войдя, он долго стоит молча. Наконец кашляет.
Что ты?
Захар. Ведь вы звали?
Обломов. Звал? Зач©м же это я звал — не помню. (Потя-* гиваясь.) Поди пока к себе, а я вспомню.
Захар уходит.
249
(Поворачивается на другой бок и потягивается, зевая.) Ну, полно лежать! Надо же встать... А впрочем, дай-ка я прочту еще раз со вниманием письмо старосты, а потом уж и встану. ЗахаР-
За дверью сильное ворчание, затем дверь отворяется, и лениво входит Захар. Он останавливается у кровати. Обломов, посмотрев па него, отворачивается. Захар идет к двери.
Куда же ты?
Захар. Вы ничего не говорите, так что ж тут стоять-то даром?
Обломов. А у тебя разве ноги отсохли, что ты не можешь постоять? Ты видишь, я озабочен, так и подожди! Не належался еще там? Сыщи письмо, что я вчера от старосты получил. Куда ты его дел?
Захар. Какое письмо? Я никакого письма не видал.
Обломов. Ты же от почтальона принял его!
Захар. Куда ж его положили — почему мне знать? Все теряете! (Ищет, похлопывая руками по разным вещам, лежащим на столе. Внезапно заметив письмо.) Да вот оно, под вами!—вон торчит, сами лежите на нем!
Обломов (рассердясъ). А ты посмотри, что у тебя в комнате делается! Беспорядок, пыли-то, грязи сколько! Боже мой! Вон, вон, погляди, в углах-то! Ничего ты не делаешь!
Захар. Уж коли я ничего не делаю... стараюсь, жизни не жалею... Вон, вон — все подметено, прибрано, словно к свадьбе... Чего еще?
Обломов. А это что? (Указывает на стены и потолок.) А это? А это? (Указывает на брошенное полотенце и тарелку с хлебом.)
Захар. Ну, это, пожалуй, уберу.
Обломов. А пыль по стенам, а паутина?
Захар. Это я к святой неделе убираю: тогда образа чищу и паутину снимаю...
Обломов. А книги, картины обмести?..
Захар. Книги и картины перед рождеством.
Обломов. Понимаешь ли ты, что от пыли заводится моль? Я иногда даже вижу клопа на стене!
Захар. У меня и блохи есть!
Обломов. Разве это хорошо? Ведь это гадость!
Захар. Чем же я виноват, что клопы на свете есть? Разве я их выдумал?
Обломов. Как же у других не бывает ни моли, ни клопов? Захар (уверенно). Этого не бывает.
Пауза.
230
За всяким клопом не усмотришь, в щелку к нему не влезешь. Да и что за спанье без клопа!
Обломов. Ты мети, выбирай сор из углов — и не будет ничего!
Захар. Уберешь, а завтра опять наберется.
Обломов. А наберется, так опять вымети.
Захар. Как это? Всякий день перебирай все углы? Да что яс это за жизнь? Уж лучше богу душу отдать!
Обломов. Отчего ж у других чисто? Ты убирай получше!.. Ну, я полежу еще, а ты ступай себе...
Захар хочет уйти, часы бьют один раз.
Что это? О, а я еще не вставал! Захар, умыться готово?
Захар. Готово давно! Чего вы не встаете?
Обломов. Что ж ты не скажешь, что готово? Я бы уже и встал давно. Мне надо заниматься, я сяду писать. (Кряхтя,, приподнимается на постели, чтобы встать.)
Захар. Я забыл вам сказать. Давеча, как вы еще почивали, управляющий дворника прислал, что непременно надо съехать... квартира нужна: через две недели рабочие придут, ломать всё будут... «Съезжайте, говорит, завтра или послезавтра... Нам нуясно квартиру переделывать к свадьбе хозяйского сына».
Обломов. Ах ты боже мой! Ведь есть же такие ослы, что женятся!
Захар. Вы бы написали, сударь, к хозяину, так, может быть, он бы вас не тронул.
Обломов. Ну хорошо, как встану, напишу... Ты ступай к себе, а я подумаю. Ничего ты не умеешь сделать, обо всем мне надо самому похлопотать!
Раздается звонок.
Уж кто-то и пришел! А я еще не вставал — срам, да и только! Кто бы это так рано? (С любопытством глядит на двери.)
Входит Пенкин, худощавый черненький господин.
Пенкин. Здравствуйте, Илья Ильич!
Обломов. Здравствуйте, Пенкин. Не подходите, не подходите: вы с холода.
Пенкин. Ах вы, чудак! Всё лежите?
Обломов. А отчего я не встаю так долго? Ведь я вот лежу все да думаю, как мне выпутаться из беды.
Пенки н. Что такое?
О б ломов. С квартиры гонят, а ведь я восемь лет здесь живу.
251
Где сыщешь другую этакую? Квартира сухая, теплая, в доме смирно. Обокрали всего один раз! Вон потолок, кажется, и непрочен: штукатурка совсем отстала, а все еще не валится.
Пенкин. Ну, и как же вы полагаете: съехать или оставаться?
Обломов. Никак не полагаю, мне и думать-то об ртом не хочется. Пусть Захар что-нибудь придумает... А вы откуда?
Пенкин. Из книжной лавки: ходил узнать — не вышли ли журналы. Умоляю вас, прочтите одну вещь: готовится великолепная, можно сказать, поэма: «Любовь взяточника к падшей женщине». Я не могу вам сказать, кто автор,— это еще секрет.
Обломов. Что ж там такое?
Пенкин. В ней, как на суд, созваны автором и слабый, но прочный вельможа, и целый ряд обманывающих его взяточников, и все разряды павших женщин разобраны... с поразительной, животрепещущей верностью... тут все!
Обломов. Нет, не все! (Вдруг воспламенившись.) Изобрази вора, падшую женщину, надутого глупца, да и человека тут же не забудь! Где же человечность-то? Вы одной головой хотите писать! Вы думаете, что для мысли не надо сердца? Нет, протяните руку падшему человеку, чтобы поднять его, а не глумитесь. Изображают вора, падшую женщину — человека-то забывают или не умеют изобразить. Человека, человека давайте мне... Любите его...
Пенкин. Вон куда хватили!
Обломов смолкает и, постояв минуту, зевает и медленно ложится иа диван. Пауза.
Однако мне пора. А я, знаете, зачем пришел к вам? Я хотел предложить вам ехать в Екатерингоф, на гулянье, у меня коляска.
Обломов. Нет, нездоровится. (Прикрываясь одеялом.) Сырости боюсь. И чего я там не видел?
Пенкин. Ну, тогда я пойду. А вечером писать надо. Всю ночь писать буду, а утром — чем свет,— в типографию отсылать. До свидания.
Обломов. До свидания, Пенкин.
Пенкин уходит. Обломов остается один.
Ночью писать... Когда же спать-то? Всё писать, тратить мысль, душу свою на мелочи, менять убеждения, торговать умом и воображением, волноваться, кипеть, гореть, не знать покоя и все куда-то двигаться... Когда ясе остановиться и отдохнуть? Несчастный! А я вот лежу без забот. Хорошо! Хотя... А письмо старосты, а квартира?
Звонок.
252 .
Голос Тарантьева. Дома?
Голос Захара. Куда об эту пору идти?
Входит Тарантьев.
Тарантьев. ЗдРавствуй, земляк. (Протягивает руку Обломову.) Что ты это лежишь, как колода?
Обломов. Не подходи, не подходи: ты с холода!
Тарантьев. Вот еще что выдумал, с холода! Ну, ну, бери руку, коли дают! Скоро три часа, а он валяется! (Хочет приподнять Обломова, но тот, предупредив его, опускает быстро ноги.)
Обломов. Я сам хотел сейчас вставать. (Зевает.)
Тарантьев. Знаю я, как ты встаешь: ты бы тут до обеда провалялся. Э-Э, Захар! Где ты там, старый дурак? Давай скорей одеваться барину.
Захар. А вы заведите-ка прежде своего Захара Да и лайтесь тогда!
Тарантьев. Ну, еще разговаривать, образина! (Подняв ногу^ чтобы сзади ударить Захара.)
Захар. Только вот троньте! Что это такое? Я уйду...
Обломов. Да полно тебе, Михей Андреевич, какой ты неугомонный. Ну что ты его трогаешь? Давай, Захар, что нужно! (Облокотись на Захара, нехотя переходит в большое кресло и опускается в него.)
Захар уходит.
Ты рано сегодня пришел, Михей Андреевич. (Зевает.)
Тарантьев. Я нарочно заранее пришел, чтобы узнать, какой обед. Ты все дрянью кормишь меня. Ну, мадера-то куплена?
Обломов. Не знаю, спроси у Захара, там, верно, есть вино.
Тарантьев. Это прежнее-то? Нет, изволь в английском магазине купить. Да постой, дай деньги, я мимо пойду и принесу.
Обломов (роется в ящике и вынимает десятирублевую бумажку). Мадера семь рублей стоит, а тут десять.
Тарантьев. Так дай все: там дадут сдачи, не бойся! (Выхватывает из рук Обломова, ассигнацию, проворно прячет ее в карман.) Ну, я пойду, а к пяти часам буду. Прощай пока. (Надевает шляпу.)
Обломов. Постой, Михей Андреевич, мне надо кое о чем посоветоваться с тобой.
Тарантьев. Что еще там? Говори скорее: мне некогда.
Обломов. Да вот на меня два несчастья вдруг обрушились. С квартиры гонят.
Тарантьев. Видно, не платишь. И поделом!
253
Обломов. Поди ты! Я всегда вперед отдаю! Научи, что делать. Ты человек практический...
Тарантьев. А шампанское будет?..
Обломов. Пожалуй, если совет стоит...
Тарантьев. Вот что: завтра же изволь переезжать на квартиру.
О б л о м о в. Э! Что придумал! Эт° я и сам знаю...
Тарантьев. Постой, не перебивай! ЗавтРа переезжай на квартиру к моей куме, на Выборгскую сторону...
Обломов. Это что за новости? На Выборгскую сторону? Там скука, пустота, никого нет.
Тарантьев. Врешь! Там кума моя живет, у ней свой дом. Она женщина благородная, вдова, с двумя детьми, с ней живет холостой брат: голова, нас с тобой за пояс заткнет!
Обломов. Да что ж мне до всего этого за дело? Я туда не перееду. Тут от всего близко... центр города.
Т арантьев. Что-о? На кой черт тебе этот Центр, позволь спросить?
Обломов. Ну, как зачем? Мало ли зачем!
Тарантьев. Видишь, и сам не знаешь! Что тут размышлять? Переезжай-ка, да и конец! Я сейчас иду к куме и скажу ей... (Идет к двери.)
Обломов. Постой, постой! Куда ты? У меня еще есть дело поважнее. Посмотри, какое я письмо от старосты получил. Вот, вот, послушай... Он пишет, что мужики разбегаются... засуха... (Читает вслух.) «В недоимках недоборы, и нынешний год доходу будет тысячи две помене...» Ну, что делать? Что ты скажешь?
Тарантьев. Староста твой мошенник, вот что я тебе скажу, а ты веришь ему, разиня рот. Видишь, какую песню поет! Врет, все врет!
Обломов. Не может быть, он даже передает в письме все так натурально...
Тарантьев. Да все мошенники натурально пишут — это уж ты мне поверь!
Обломов. Что же делать с ним?
Тарантьев. Ступай в деревню сам, пробудь там лето, а осенью прямо на новую квартиру и приезжай.
Обломов (недовольно). На новую квартиру, в деревню самому! Какие ты всё отчаянные меры предлагаешь, нет чтобы избегнуть крайностей. Как с квартиры не съезжать и в деревню не ехать, и чтоб дело сделалось... Ох, хотя бы Штольц поскорее приехал!.. Пишет, что скоро будет, а сам черт знает где мотается! Он бы все уладил!
Тарантьев. Нашел благодетеля! Немец проклятый, шельма продувная!..
Обломов (строго). Послушай, Михей Андреевич, я тебя
254
просил бы быть воздержаннее на язык, особенно о близком мне человеке...
Тарантьев. О близком человеке! Что он тебе за родня такая?
Обломов. Ближе всякой родни: я вместе с ним рос, учился и не позволю дерзостей...
Тарантьев. А! Если ты меняешь меня на Штольца, так я к тебе больше ни ногой!
Обломов. А ты не сердись: вот если бы он был здесь, так он давно бы избавил меня от всяких хлопот, не спросив ни шампанского, ни денег.
Тарантьев. А! Ты попрекаешь меня! Так черт с тобою и с твоим шампанским! На вот, возьми свои деньги... Куда, бишь, я их положил? Вот совсем забыл, куда сунул, проклятые! (Роется в кармане.) Нет, не они! Куда это я их?
Обломов. Не трудись, не доставай! Я тебя не упрекаю... я... только прошу...
Тарантьев (прерывая его). Вот ужо он облупит тебя, так ты и будешь знать, как менять меня, земляка, русского человека, на бродягу какого-то... Ты мне скажи, зачем он шатается по чужим землям?
Обломов. Учиться хочет, все видеть, знать!
Тарантьев. Учиться! Мало еще учили его? Врет он, не верь ему. Кто из добрых людей учится? Врет он! Я слышал, он какую-то машину поехал смотреть да заказывать. Я бы его в острог...
Обломов хохочет.
Что зубы-то скалишь? Не правду, что ли, я говорю?
Обломов. Ну, оставим это! Ты иди с богом, куда хотел, а я постараюсь поскорей набросать на бумагу свой план преобразования деревни.
Тарантьев уходит. Обломов садится за стол. За сценой голоса со двора: «Картофеля!», «Песку, песку не надо ли?», «Уголья, уголья!», «Пожертвуйте, милосердные господа, на построение храма господня!»
Ах, что это за жизнь! Какое безобразие этот столичный шум! (Встает из-за стола и ложится.) Лежать бы теперь на траве под деревом. А тут тебе на траву то обед, то завтрак принесет какая-нибудь краснощекая прислужница, с голыми и круглыми локтями и с загорелой шеей, потупляет, плутовка, взгляд и улыбается... Когда же настанет эта пора?..
Входит 3 а х а Р-
Захар. Вы чего лежите-то опять? Пора умываться да писать. (Про себя.) И когда это он успел опять лечь-то? Проворен!
Обломов. Вот что, братец. (Зевает.) Там оставался у нас сыр... да дай мадеры, до обеда долго, так я позавтракаю немного.
Захар. Где это он оставался? Не оставалось ничего...
Обломов. Как не оставалось? Я очень хорошо помню: вот какой кусок был...
Захар. Нету, нету! Никакого куска не было.
Обломов. Ну так принеси, что есть.
Захар уходит. Затем, отворив дверь подносом, который держит в обеих руках, входит в комнату и хочет ногой притворить дверь, но, промахнувшись, ударяет по пустому месту. Рюмка падает, вместе с нею пробка от графина и булка.
Ни шагу без этого! Ну, хоть подними же, что уронил, а он еще стоит да любуется!
Захар с подносом в руках наклоняется поднять булку, но, присев, вдруг видит, что обе руки заняты и поднять нечем.
Захар. О, чтоб вам пусто было, проклятые! Где эт0 видано— завтракать перед самым обедом? (Поставив поднос, поднимает с пола булку, дует на нее и кладет на стол.)
Обломов садится завтракать.
Управляющий опять сейчас присылал. На будущей неделе велят съезжать.
Обломов. Какой ты ядовитый человек, Захар!
Захар. Вот, ядовитый! Что я за ядовитый?
Обломов. Как же не ядовитый! Ты отравляешь мне жизнь. Что ты ко мне пристаешь с квартирой?
Захар. Что же мне делать-то?
Обломов. А мне что делать?
Захар. Вы хотели ведь написать к домовому хозяину?
Обломов. Ну и напишу. Ты думаешь, что это дрова рубить? Тяп да ляп? Вон (поворачивает перо в чернильнице) и чернил-то нет! Как я стану писать?
Захар. А я вот сейчас квасом разведу. (Взял чернильницу, наливает квас.)
Обломов. Да, никак, и бумаги-то нет!
Захар, взяв с этажерки, подает ему пол-листа серой бумаги.
На этом разве можно писать? Ну, да подай сюда, я начерно напишу. (Сажает кляксу, комкает бумагу и швыряет ее на пол.) И не приставай больше с квартирой.
256
3 a X а р. А что же управляющему сказать?
Обломов. Ты решил меня уморить, что ли? Я надоел тебе, а? Ну, говори же!
Захар .А я так думал, сударь, что... Отчего, мол, не переехать? Другие, мол, не хуже нас да переезжают, так и нам можно..,
Обломов. Что, что? (Приподнимается с кресла.) Что ты сказал? Другие не хуже?! Вот до чего ты договорился! Я теперь буду знать, что я для тебя все равно, что «другой»! (Кланяется Захару.)
Захар. Помилуйте, Илья Ильич! Разве я равняю вас с кем-нибудь?
Обломов. С глаз долой! (Указывает рукой на дверь.) Я тебя видеть не могу! А! «Другие»! Хорош!
Захар со вздохом направляется к двери, но Обломов его удерживает.
Чувствуешь ли ты свой проступок?
Пауза.
Ты огорчил своего барина.
Захар. А чем же я огорчил вас, Илья Ильич?
Обломов. Чем? Да ты подумал, что такое «другой»? «Другой» — есть такой человек, который работает без устали, бегает, суетится, не поработает, так не поест.
Захар. Этаких немало!
Обломов. А я разве «другой»? Разве я мечусь, разве работаю? Кажется, подать, сделать за меня есть кому! Я ни разу не натянул себе чулок на ноги, слава богу! Не ты ли с детства ходил за мной? Ты все знаешь, видел, что я воспитан нежно, нужды не знал, хлеба себе не зарабатывал и вообще делом не занимался. Так как же у тебя достало духу равнять меня с другими?
Захар. Виноват, Илья Ильич. Это я по глупости, право, по глупости!
Обломов. Надеюсь, ты понял свой проступок! Ну, теперь иди с богом, а я прилягу немного: измучился совсем. Ты опусти шторы, может быть, я с часик и усну, а в половине пятого разбуди.
Захар укрывает Обломова одеялом и опускает шторы.
Захар (тихо). Леший этакий! Мастер жалкие-то слова говорить. Чтоб тебе пусто было! (Уходит.)
Обломов (один). А может быть, еще все уладится и вовсе не нужно будет переезжать. Авось обойдутся! А ведь я не умылся! Как же это так? Ничего и не сделал. Хотел изложить план на бумагу и не изложил, хозяину начал письмо и не кончил. Утро так и пропало! Что ж это такое? А другой бы все рто сделал? Другой,
9 В школьном театре
257
другой... Что же это такое — другой?.. Ведь и я мог бы... это все... Отчего же я такой? И я бы так же... хотел... (зевает) сделать что-нибудь такое... Однако... Любопытно бы знать... отчего я... такой? ( Засыпает.)
Часы громко тикают.
Занавес.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
Прошло уже больше столетия со дня выхода в свет романа, написанного за три года до падения крепостного права, но, к сожалению, обломовщина как жизненная позиция людей, пережив породившие ее истоки, и по сей день порой встречается в нашем обществе.
Обломовщина — удобная философия жизни, когда отсутствует борьба за высокие идеалы, а все стремления человека направлены лишь на обеспечение личного душевного покоя.
Бичуя лень, халатность, бесхарактерность, Ленин говорил: «Россия проделала три революции, а все же Обломовы остались, так как Обломов был не только помещик, а и крестьянин, не только крестьянин, а и интеллигент, и не только интеллигент, а и рабочий и коммунист. Достаточно посмотреть на нас, как мы заседаем, как мы работаем в комиссиях, чтобы сказать, что старый Обломов остался, и надо его долго мыть, чистить, трепать и драть, чтобы какой-нибудь толк вышел» !.
Эти гневные и горькие слова очень точно характеризуют обломовщину не как историческое явление, а как мироощущение реально существующих сегодня людей. Оно проявляется в конкретных поступках, в отношении к обществу, и главное — к труду. Эти люди привыкли сносить, как пишет Гончаров, «любой труд как наказание, наложенное еще на отцов наших, но любить не могли, и где был случай, всегда от него избавлялись, находя это возможным и должным».
Исполнителю роли Обломова необходимо создать в себе этот обломовский внутренний мир, из которого, как из скорлупы, он выглядывает на окружающую его реальную жизнь. Но эта реальная жизнь постепенно к нему врывается, каждый раз принося новые беспокойства.
И Обломову, чтобы иметь право ничего не делать, приходится бороться, подчас очень активно, устраняя препятствия на пути к покою.
1 В. И. Ленин, Собр. соч., изд. 3, т. XXVII, стр. 177.
258
Да, Обломов ленив. Но его лень не просто результат безволия. Она возведена им в принцип жизни. Обломов честен. Но честность его тоже призвана оберегать его покой от угрызений совести. Например, чтобы иметь право на пассивность, на невмешательство в окружающую действительность, он убеждает себя, что мир не переделаешь и не стоит на эт<> тратить силы. Этим рассуждением он хочет успокоить свою совесть.
Получив воспитание в сытой, полусонной Обломовке, Илья Ильич постепенно привык заботиться лишь о личном покое, собственном удовольствии, отвергая какие бы то ни было обязанности. А когда эти обязанности все-таки настигают его, он ими тяготится.
Во сне Обломов счастлив: он и в Обломовке, он и в грезах о будущей семейной идиллической жизни, а пробуждение означает возврат к реальности, к необходимости заниматься делами имения, письмом старосты, переездом, наконец умыванием и т. д. и т. д. Заботы, тревоги.
Желание уйти от волнений и житейских забот порождает и неразборчивость Обломова в знакомых. Жажда покоя рождает желание переложить на кого-нибудь свои обязанности. А на кого — Это его мало волнует, хотя бы на Тарантьева.
Имея в виду все вышесказанное, мы хотим предостеречь исполнителя роли Обломова от одной возможной ошибки. Дело в том, что, несмотря на пассивность и леность Ильи Ильича, ни в коем случае нельзя его играть как опустившегося «тупицу», некоего Митрофанушку. Гончаров наделяет своего героя многими прекрасными человеческими качествами. Обломов не только образован, по и несомненно умен. Только гибель такого человека, который, казалось бы, имел все возможности стать личностью, может вызывать горькую досаду. Именно благодаря этим качествам его не оставляют люди.
С этих позиций особенно интересна в данном отрывке сцена Обломова с Пенкиным. Илья Ильич мыслит шире и глубже своего собеседника. Мысли его человечны, идеи остры. Не случайно порыв Обломова вызывает у Пенкина восхищение: «Вон куда хватили!» И, возможно, Пенкин, когда будет писать очередную статью, использует идеи Обломова. К сожалению, дальше умозрительных заключений и идей Обломов не идет. Он так же неожиданно сникает, как и загорается. Однако в эти моменты должен как бы приоткрываться в Обломове другой человек, тот, которым он мог бы быть. Таким Обломов становится и в сцене с Тарантьевым, когда он защищает Штольца. В дальнейшем эти вспышки будут все реже и реже, пока совсем не исчезнут. Тарантьев, который отлично понимает Обломова, ловко использует свое с ним знакомство в личных, корыстных целях. Он стремится побольше урвать, будь то обед, или деньги, или сюртук — неважно, «доброму вору
259
всё впору». При ртом он все делает, сохраняя видимость порядочного делового человека, имеющего свое мнение, вес и уважение в обществе, а энергии ему не занимать.
Чем по существу отличается от Обломова его Захар? Казалось бы, один — барин, другой — крепостной, один образован, другой безграмотен, один привык к безделью и не мыслит себя без слуг, без дарового обеспечения, другой — святой своей обязанностью считает служение барину, но по существу их жизненные позиции очень близки. Лишь стоят они на разных ступенях социальной лестницы. Отношение Захара к труду, к прямым своим обязанностям ясно выражено в его диалоге с барином по поводу уборки квартиры. Захар не оправдывается, не защищается. Он отстаивает свое убеждение в бесполезности этого занятия: «Уберешь, а завтра опять наберется», и далее: «Как это? Всякий день перебирай все углы? Да что ж это за жизнь? Уж лучше богу душу отдать!»
Именно эта уверенность в своей правоте поможет исполнителю роли Захара найти необходимый внутренний и внешний покой и даже в какой-то мере ощущение собственного достоинства, с каким Захар ведет этот диалог с барином.
Более того, это чуть ли не чувство превосходства, так как Захар считает, что он и так чересчур много делает, а вот Илья Ильич окончательно стал бревном. Даже для барина неприлично! Никакими барскими делами не занимается! Не то что куда бы поехать в гости, а и не читает даже (кстати, слугам всегда было лучше, когда хозяева уезжали, чем когда они находились дома).
Уже к началу нашего отрывка Захар, несмотря на то что с детства привык любить и почитать барина как своего хозяина, как человека неизмеримо выше его стоящего, в какой-то мере теряет уважение к Илье Ильичу. Пытаясь разбудить Обломова, он бросает ему в сердцах: «Что лежишь, как колода? Ведь на тебя смотреть тошно. Поглядите, добрые люди!» (Правда, Захар уверен, что Обломов его не слышит!)
В заключительной сцене отрывка Захар даже позволяет себе противопоставить «других» Обломову.
Это уже неслыханно. И Обломов вынужден наступать. Он старается утвердить свой пошатнувшийся авторитет, пытается довести Захара «до ума». Именно в ртом диалоге Обломов наиболее полно определяет и утверждает свое жизненное кредо.
Более подробно останавливаться на характеристиках персонажей, их биографиях, течении их жизни мы не будем,— вы найдете это в самом романе.
Оформление сцены несложно. Можно играть просто в сукнах, поставив лишь мебель. Так как в этом отрывке объединены две сцены —в кабинете, когда ЗахаР будит Обломова, и в спальне (всё последующее),—то можно играть весь отрывок или в кабинете, или в спальне, по вашему усмотрению. На сцене находится
260
кровать или диван, письменный стол и два кресла. Около дивана или кровати — столик с остатками завтрака, так как Обломов уже позавтракал и опять уснул. Постарайтесь раздобыть несовременную мебель. Так, например, письменный стол не с тумбами, а па четырех ножках, лучше гнутых или резных. Желательно также над кроватью или тахтой (или диваном) повесить ковер, а столик у кровати накрыть ковровой скатертью. Если не найдете старин ноги письменного стола, то простой современный стол можно также накрыть ковровой скатертью.
Костюмы сделать нетрудно. У Обломова — ночной колпак, длинная ночная рубашка и халат. Домашние шлепанцы. Костюм Захара — старый серый сюртук с прорехой под мышкой, из которой торчит клочок рубашки, серый же жилет с медными пуговицами, рубаха, брюки; все мятое, неряшливое, носки и просторные туфли (выходя на улицу, он, очевидно, надевает сапоги).
Костюмы Тарантьева и Пенкина похожи: белая рубашка, жилет и сюртук, узкие брюки, цилиндр, перчатки, полуботинки.
Если не найдется сюртуков, то их могут заменить удлиненные пиджаки. У рубашки воротник следует поставить стоймя и завязать галстук пышным бантом.
У Пенкина рубашка может быть сч кружевным жабо.
В. Г. Короленко
слепой музыкант
Инсценировка Л. Б. Чижова
е
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Петр, слепой сын помещиков Поспельских.
Эвелин а, дочь соседей Поспельских.
Максим, дядя Петра.
Ставрученко Таврило Петрович, молодой человек, учащийся в консерватории.
Студен т, младший брат Ставрученко.
И л ь я, кадет.
Р а с с к а з ч и к.
Дамы и господа.
ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ
Па авансцене зеленый холмик, сбоку — молодая березка. Тишину летнего вечера нарушает нехитрая мелодия, наигрываемая на дудочке.
Входит Эвелина с букетом цветов. Над холмиком показываются голова и плечи Петрика. Эвелина подходит к нему.
Эвелина. Мальчик! Не знаешь ли, кто это сейчас играл?
Петрик (недружелюбно). Это я.
Эвелина. О! как хорошо. (Кладет букет на холмик.)
Пауза.
Петрик. Что же вы не уходите?
Эвелина (удивленно). Зачем же ты меня гонишь?
Петрик. Я не люблю, когда ко мне приходят!
Эвелина (смеясь). Вот еще! Смотрите-ка! Разве вся земля твоя и ты можешь запретить ходить по земле?
Петрик. Мама приказала всем, чтобы сюда ко мне не хо
дили.
262
Эвелина (задумчиво). Мама? А моя мама позволила мне ходить над рекой.
Петрик, несколько избалованный всеобщей уступчивостью, не привык к таким настойчивым возражениям. Вспышка гнева прошла по его лицу.
Петрик (быстро и возбужденно). Уйдите, уйдите, уйдите!
Эвелина. Ах, какой ты гадкий! (Убегает, забыв букет.)
Петрик прислушивается к ее шагам, затем опускает голову на колени. Возвращается Эвелина, нарочито беззаботно напевая песенку. Делая вид, что не замечает Петрика, Эвелина берет букет.
Петрик (не поднимая головы). Послушайте! Это опять вы?
Эвелина поворачивается, чтобы уйти, делает несколько шагов, по потом останавливается.
Эвелина (с большим достоинством). Разве вы не видите, что это я?
Этот простой вопрос больно отозвался в сердце слепого. Он ничего не ответил, и только его руки, которыми он упирался в землю, как-то судорожно схватились за траву.
Кто тебя выучил так хорошо играть на дудке?
Петрик. Иохим-конюх выучил.
Эвелина. Очень хорошо! А отчего ты такой сердитый?
Петрик (тихо). Я... не сержусь на вас.
Эвелина. Ну, так и я не сержусь. Давай играть вместе.
Петрик. Я не умею играть с вами.
Эвелина. Не умеешь играть? Почему?
Петрик (чуть слышно). Так.
Эвелина. Какой ты смешной. (Поднимается на холмик и садится рядом с Петриком.) Это ты, верно, оттого, что еще не знаком со мной. (Беспечно.) Вот узнаешь меня, тогда перестанешь бояться. А я не боюсь никого. (Касается букетом лица Петрика.)
Петрик. Где вы взяли цветы?
Эвелина. Там. (Кивает головой в ту сторону, откуда пришла.)
Петрик. На лугу?
Эвелина. Нет, там.
Петрик. Значит, в роще. А какие это цветы?
263
Эвелина. Разве ты не знаешь цветов? Право, ты очень странный!
Мальчик взял в руку цветок. Его пальцы быстро и легко тронули листья и венчик.
Петрик. Это лютик. (Возвращает цветок Эвелине, касается, другого цветка.) А вот это фиалка.
Потом он захотел тем же способом ознакомиться и со своей собеседницею: взяв левой рукой девочку за плечо, он правой стал ощупывать ее волосы, потом веки и быстро пробежал пальцами по лицу, кое-где останавливаясь и внимательно изучая незнакомые черты. Все это было сделано так неожиданно и быстро, что девочка, пораженная удивлением, не могла сказать ни слова; она только глядела на него широко открытыми глазами, в которых отражалось чувство, близкое к ужасу. Только теперь она заметила, что в лице ее нового знакомого есть что-то необычайное. Глаза мальчика глядели куда-то, без всякого отношения к тому, что он делал.
Эвелина (вскакивая). Что ты?! Зачем ты пугаешь меня? Что я тебе сделала?
Петрик сидит, низко опустив голову. Чувство жгучей боли и обиды подступило к его горлу; он упал на траву и заплакал.
(Пораженная его слезами.)' Послушай, о чем ты плачешь? Ты, верно, думаешь, что я нажалуюсь? Не плачь, я никому не скажу. (Присаживается около Петрика на корточки и гладит ему волосы.) Ну, ну, перестань.
Петрик. Я не хотел напугать тебя.
Эвелина. Хорошо, хорошо! Я не сержусь. (Заставляет его приподняться с земли и сесть рядом с собой.) А все-таки ты очень странный.
П е т р и к. Я не странный. Нет, я не странный. Я... я слепой!
Эвелина (медленно). Слепо-ой? Слепо-ой?
И, как будто ища защиты от охватившего всю ее неодолимого чувства жалости, она обвила шею мальчика руками и прислонилась к нему лицом.
(Всхлипывая.) Мне жалко...
Петрик (решительно перебивает ее). Не надо об ртом. Как тебя зовут?
Эвелина. Эвелина- Веля.
Петрик. А меня Петр, Петрик.
Пауза.
264
Эвелина (успокаиваясь). Над рекой туман. Как бы ты не простудился.
П е т р и к. А ты сама?
Эвелина (к ней опять вернулось самообладание). Я не боюсь. Что мне сделается!
Петрик. Ну и я не боюсь. Разве может быть, чтобы мужчина простудился скорее женщины? Дядя Максим говорит, что мужчина не должен ничего бояться: ни холода, ни голода, ни грома, ни тучи.
Эвелина. Максим? Это который на костылях?
Петрик. Да. Он воевал за свободу Италии вместе с Гарибальди и там...
Голос Максима за сценой: «Пе-етри-ик!»
Эвелина (поднимаясь). Тебя зовут.
Петрик. Да, Максим, но мне не хотелось бы идти.
Максим показывается в глубине сцены. Он стоит, опираясь па костыли.
Максим. Пе-етрик! Иди домой!
Эвелина. Иди, иди! Я к тебе приду завтра!
Опи идут в разные стороны.
Обязательно приду! Слышишь?
Уходят.
Занавес.
Яа сцену перед занавесом выходит рассказчик.
Рассказчик (обращаясь к зрителям). С той встречи Петрик и Эвелина стали неразлучными. Дядя Максим давал им обоим уроки. Петрик учился лучше и часто помогал Веле, а она находила иногда очень удачные приемы, чтобы объяснить мальчику что-либо трудно понятное для него, слепого. Еще когда Петрик был совсем маленьким, мама начала учить его играть на пианино. Но долго простая дудка, сделанная конюхом Иохимом, была для мальчика дороже блестящего, выписанного из-за границы инструмента. И теперь, когда они с Белей отправлялись на утес или на речку, он доставал из кармана дудочку и подолгу играл на ней, а Веля слушала с наивным восхищением. Так прошло несколько лет. Петр, ставший уже юношей, вырос, как тепличный цветок, огражденный от резких сторонних влияний далекой жизни. Казалось, так было хорошо. Мать видела, что душа ее сына дремлет в каком-то заколдованном полусне, искусственном, но спокойном.
265
11 она не хотела нарушать его. Эвелина глядела на эту заколдованную тишь своими ясными глазами, в которых можно было по временам подметить что-то вроде недоумения, вопроса о будущем, но никогда не было и тени нетерпения. Один только дядя Максим с трудом выносил эту тишь. И вот наконец наступило время, когда он решился разорвать этот круг, отворить дверь теплицы, чтобы в нее могла ворваться свежая струя наружного воздуха. Для первого случая он пригласил к себе сыновей старого своего товарища. Старший, Таврило Петрович Ставрученко, изучал музыку в Петербургской консерватории, младший был студентом Киевского университета по филологическому факультету. С ними приехал еще юный кадет, сын одного из ближайших помещиков.
Хотя музыка была обычным элементом в жизни тихой усадьбы, но вместе с тем это был элемент интимный, так сказать, чисто домашний. В те дни, когда усадьба наполнялась говором и пением приезжей молодежи, Петр ни разу не подходил к фортепьяно, на котором играл лишь старший из братьев Ставрученко. Это воздержание делало слепого еще более незаметным в оживленном обществе. (Уходит.)
Открывается занавес.
Комната в доме Поспельских. Студент, небрежно закинув ногу па ногу, сидит на диване. Старший Ставрученко стоит посреди комнаты. Илья, кадет, в аккуратно застегнутом мундире, сидит на стуле. Напротив него в кресле за вышиванием склонилась Эвелина. В дальнем углу вполоборота к зрителю у пианино сидит Петр.
Ставрученко (подходя, к Эвелине). Что вы думаете обо всем, что здесь говорилось, панна Эвелина? Вы, кажется, не проронили ни одного слова.
Эвелина. Все это очень хорошо, но...
Ставрученко. Но... что же?
Эвелина (задумчиво разглядывая свое вышивание). Но у всякого человека, господа, своя дорога в жизни.
Студент (вскакивая). Господи! Да вам, моя панночка, сколько лет, в самом деле? Семнадцать или тридцать?
Ставрученко. Если бы спросили меня насчет вашего возраста, я сильно колебался бы между тринадцатью и двадцатью тремя. Вы рассуждаете порой, как опытная старушка.
Эвелина В серьезных делах, Таврило Петрович, и рассуждать нужно серьезно. (Принимается за вышивание.)
Студент (расхаживая по комнате и жестикулируя). Странно. Можно подумать, что вы уже распланировали всю свою жизнь.
Эвелина (тихо). Что же тут странного? (Смотрит на кадета.) Я думаю, даже Илья Иванович наметил уже свою дорогу, а ведь он моложе меня.
266
Илья (важно). Это правда. Я недавно читал биографию одного знаменитого человека, забыл какого. Он тоже поступал по ясному плану: в двадцать лет женился, а в тридцать пять командовал частью.
Все смеются.
Эвелина (резко). Ну вот видите, у всякого своя дорога.
Илья. Нет, вы лучше послушайте, какого я косача чуть было не подстрелил сегодня!
Студент (горячо). Что вы ни говорите, панна Эвелина, но и вас должен звать обширный, кипучий и деятельный мир. Вы ведь еще ни разу не были в большом городе. А между тем только там вы сможете получить необходимые знания, развить свои способности и применить их. Нельзя обрекать себя на жалкое существование в деревне. Неужели вы считаете, что удел женщины — узкая сфера детской и кухни? Подумайте о той другой, блестящей жизни. Она вас ждет, Эвелина!
Эвелина слушала его как завороженная. Воображение рисовало ей яркие далекие картины, и в них не было места слепому. Петр встает и медленно идет к выходу. Никто его не замечает.
Ставрученко. А концерты в консерватории! Музыка — что может быть прекрасней! Я обязательно поведу вас в консерваторию, Эвелина.
Петр уходит.
Илья. Нет, господа, что ни говорите, деревня тоже имеет свои прелести. Охота, например. Однажды я... (Берет под руку Ставрученко и уходит с ним в глубь комнаты.)
Студент (склоняясь к Эвелине). Вот настоящая дорога, панна Эвелина!
Она вздохнула трудно и тяжело, как бы переводя дыхание после тяжелой работы, и оглянулась кругом. Она посмотрела туда, где за минуту до Этого сидел Петр... Его нет на прежнем месте.
Эвелина. Извините, господа, я вас на время оставлю одних. (Встает.)
Занавес.
По просцениуму медленно идет Петр. Останавливается, услышав шаги. Вбегает Эвелина, подходит сзади к Петру и кладет руку ему на плечо.
267
Эвелина. Скажи мне, Петр, что с тобой? Отчего ты такой грустный?
Петр поворачивается и идет мимо Эвелины. Эвелина становится перед ним.
Что с тобой?
Петр. Ничего особенного. Мне только кажется, что я совсем лишний на свете. В старые годы вместо фортепьяно я бы выучился играть на бандуре и ходил бы по городам и селам. Ко мне собирались бы толпы людей, и я пел бы им о делах их отцов, о подвигах и славе. Тогда и я был бы чем-нибудь в жизни. А теперь? Даже этот кадетик и тот — ты слышала? — говорит: жениться и командовать частью. Над ним смеялись, а я... а мне даже и это недоступно.
Эвелина (стараясь говорить шутливо). Это ты наслушался речей молодого Ставрученко.
Петр (задумчиво). У него приятный голос. Красив он?
Эвелина (медленно). Да, он хороший. (Внезапно.) Нет, он мне вовсе не нравится! Он слишком самоуверен, и голос у него неприятный и резкий... Нет, будем справедливы: оба они хорошие. И то, что они говорили, хорошо. Но ведь это же не для всех.
Петр. Для всех, кто может.
Эвелина (улыбаясь). Какие пустяки! Ведь вот и Максим воевал, а теперь живет как может. Ну и мы...
Петр (резко). Не говори: мы! Ты — совсем другое дело.
Эвелина. Нет, не другое.
Петр. Почему?
Эвелина. Потому что... Ну да, потому что ведь ты на мне женишься, и, значит, жизнь наша будет одинакова.
Петр (в изумлении). Я? На тебе? Значит, ты меня...
Эвелина (с торопливым волнением). Ну да, ну да, конечно! Неужели тебе никогда не приходило в голову?
Петр. Послушай, Веля, там сейчас говорили: в больших городах девушки учатся всему, перед тобой тоже могла бы открыться большая дорога... А я...
Эвелина. Что же ты?
Петр. А я... слепой!
Эвелина. Так что ж, что слепой?! Ведь если девушка полюбит слепого, так и выходить надо за слепого.
Петр (с возрастающим волнением). Полюбит... Полюбит?
Эвелина. Ну да! Какой ты глупый. Ты и я, мы оба любим друг друга. Ну подумай сам: мог ли бы ты остаться здесь один, без меня?
Петр (глухо). Я бы умер.
268
Эвелина (тихо). И я тоже... Без тебя, одна...
Петр сжал ее маленькую руку в своей.
А теперь надо идти. Они нас ждут. Надо идти.
Уходят.
Занавес открывается.
Та же комната. Студент, Ставрученко и кадет о чем-то оживленно беседуют.
Ставрученко (взглянув в окно). Тихо, господа. Они идут.
Все замолкают. Входят Эвелина и Петр. Петр быстро подходит к фортепьяно. Казалось, он забыл о присутствии чужих. Открыв крышку, он слегка тронул клавиши и пробежал по ним несколькими быстрыми легкими аккордами. Гости застыли в молчаливом ожидании. А Петр, приподняв кверху слепые глаза, все будто прислушивается к чему-то. Потом он тронул клавиши и, подхваченный новой волной нахлынувшего чувства, отдается весь плавным, звонким и певучим аккордам.
Студент (кадету шепотом). Вот это играет так играет.
Петр копчает играть и остается сидеть неподвижно.
Вы... вы будете знаменитым музыкантом!
Ставрученко (быстро подходит к Петру). Да, это верно! Вы сжились с мелодией и овладели ею в совершенстве.
Опираясь на костыли, входит Максим и останавливается в стороне.
У вас удивительно своеобразная манера. Многие играют лучше, но так, как вы, эту вещь не исполнял еще никто. Вам нужна серьезная школа, и тогда...
Все обступают Петра. Максим наблюдает эту сцену.
Эвелина (радостно). Ты слышал? У тебя тоже будет своя работа. Если бы ты видел, если бы ты знал, что ты можешь делать со всеми нами!
Студент. А теперь, господа, у меня есть предложение!
Илья. Внимание! Что за предложение?
Студент. Мне вспомнилось, что, роясь в монастырском архиве, мы узнали об одной интересной могиле. Это недалеко, на краю села.
269
Эвелина (смеясь). Отчего же это вам приходят в нашем обществе такие грустные воспоминания?
Студент. Что делать? Мы же приехали сюда заниматься Этнографией и собирать фольклор. Едем!
Илья. Едем! Да здравствуют открытия! Ура!
Ставрученко (Максиму). Вы, конечно, с нами?
Максим. Сейчас я велю заложить коляску.
П е т р. А я верхом!
Студент и кадет (хором). И я! И я! Седлать лошадей!
Все направляются к выходу.
Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Два-три деревца и кусты около поросшей травой невысокой могильной плиты. Слышен приближающийся стук копыт. Голос студента за сценой: «Стой! Оставим лошадей здесь».
На авансцену выходит студент, за ним остальные.
Студент. Вот она.
Все обступают плиту.
Знаете ли, кто здесь лежит? Славный когда-то рыцарь, старый ватажко Игнат Карый.
Максим (подходя ближе к плите). Так вот ты где успокоился, старый разбойник! Но как он попал сюда, в Колодню?
Студент. Более ста лет тому назад казаки с татарами осаждали этот монастырь, занятый поляками. Вероятно, осажденным удалось подкупить татарского мирзу, и ночью татары кинулись на казаков одновременно с поляками. Здесь произошла в темноте жестокая сеча. Татары были разбиты, и монастырь все-таки взят, но казаки потеряли в ночном бою своего атамана. В этой истории есть еще другое лицо, хоть я напрасно искал здесь другой плиты. Судя по старым записям, рядом с Карым похоронен молодой бандурист... слепой, сопровождавший атамана в походах.
Эвелина. Слепой? В походах?
Студент. Да, слепой. По-видимому, это был славный на Запорожье певец... Так, по крайней мере, говорится в старой записи. Позвольте, я, кажется, помню ее на память: «А с ним славет-пый поэта казацкий Юрко, нигде не оставлявший Карого и от щирого сердца оным любимый. Которого убивши сила поганьская
270
И того Юрка посекла нечестно. И ту положены рядом певец и рыцарь, коим по честным конце незаводная и вечная слава во веки аминь».
Ставрученко. Плита довольно широкая. Может быть, они лежат здесь °ба.
Студент. Да, в самом деле, но надписи съедены мхами. Посмотрите, вот вверху булава и бунчук. А дальше все зелено от лишаев.
Петр. Постойте!
Петр бросается на колени перед плитой, принимается ощупывать ее пальцами. Так он стоит на коленях с поднятым лицом и сдвинутыми бровями.
(Читает,) «Игнатий прозванием Карий... пострелен из сайдака стрелою татарскою...»
Студент. Это и мы могли еще разобрать.
Петр (продолжает ощупывать пальцами поверхность плиты). «...которого убивши... сила поганьская...»
Студент (быстро). Эти слова стояли в описании смерти Юрка. Значит, правда: и он тут же, под одной плитой.
Петр. Дальше все исчезло... Нет, вот еще: «порубан шаблями татарскими»... кажется, еще какое-то слово... но нет, больше ничего не сохранилось.
Все стоят в молчании.
Студент (подходя к Эвелине, тихо). Понимаете ли теперь, панночка, почему мне вспомнился этот Юрко-бандурист? Сегодня при взгляде на вашего Петра в моем воображении как-то сразу встала фигура слепого Юрка верхом на лошади и с бандурой за спиной. И, может быть, он участвовал в битвах, в походах и опасностях. Какие бывали времена на нашей Украине!
Эвелина. Как это ужасно!
Студент. Как это было хорошо!
Петр и Максим подходят к ним.
Петр (резко). Теперь ничего подобного нет! (Очень взволнован.) Теперь все это исчезло.
Максим (спокойно). Что должно было исчезнуть — исчезло. Они жили по-своему, вы ищите своего.
Студент. Вам хорошо говорить — вы взяли свое у жизни.
Максим (усмехаясь). Ну, и жизнь взяла у меня мое. (Пристукивает костылями.) Вздыхал и я когда-то о воле. Это и привело меня в Италию к гарибальдийцам. Даже не зная языка этих людей, я был готов умереть за их стремление к свободе.
271
Студент. Что же остается нам?
М а к с и м. Та же вечная борьба.
Студент. Где? В каких формах?
Максим. Ищите.
К ним подходят Илья и Ставрученко.
Илья. Господа! Здесь со стен монастыря открывается прекрасный вид.
Ставрученко (Эвелине). Вы идете?
Эвелина (взглянув на Петра, который опять подошел к могиле и молча стоит около нее). Нет, мы останемся здесь.
Студент. Идемте. Может, нам посчастливится еще найти какие-нибудь следы того славного времени.
Илья, Ставрученко и студент уходят. Максим смотрит на Петра и Эвелину, затем уходит вслед за молодежью. Эвелина подходит к Петру.
Петр. Оставь меня, послушай тех, кто зовет тебя к жизни, пока не поздно.
Эвелина. Зачем ты мучишь меня?
Петр (зло). Мучу? Ну да, мучу. И буду мучить. И я не виноват. (Почти кричит.) Я хочу видеть! Понимаешь? Хочу видеть и не могу освободиться от этого желания.
Входит Макси м. Петр и Эвелина его пе замечают.
Если б я мог увидеть мать, отца, тебя, Максима, я был бы доволен. Я запомнил бы, унес бы это воспоминание в темноту всей остальной жизни. Я знаю один цвет — черный. Максим сказал — это эмблема печали и смерти. Это — нет звуков, пет движения, ночь. А ведь для меня все черно. Всегда и всюду черно!
Максим. Неправда! (Подходит к ним.) Оставь нас, Эвелина.
Эвелина медлит в нерешительности.
Иди, не бойся.
Эвелина уходит.
(Петру.) Для тебя существуют звуки, тепло, движение. Ты окружен любовью. Но ТЫ СЛИШКОМ ЭГОИСТИЧНО носишься со своим горем.
Петр (страстно). Да! Куда же мне уйти от него?
Максим (горячо). Если бы ты мог понять, что на свете есть горе во сто раз больше твоего, тогда...
Петр. Нет! Последний слепой нищий, умирающий от голода и холода, счастливее меня. У него есть забота добыть себе хлеб,
272
одежду. Когда ему холодно, он забывает, что он слепой, потому что на его месте холодно было бы и не слепому. А моя жизнь наполнена слепотой. Мне некого проклинать. Никто не виноват, но я несчастнее всякого нищего.
Максим (вглядываясь в глубь сцены). Не стану спорить. Может быть, это и правда. Во всяком случае, если тебе и было бы хуже, то, может быть, сам ты был бы лучше. Идем! (Хватает Петра за руку и тащит его в глубь сцены, куда, к монастырю, ушла молодежь.)
Слышен хор голосов за сценой: «Под дайте слипеньким ради Христа». Петр отшатывается.
Что же ты испугался? Это те самые счастливцы, которым ты недавно завидовал,— слепые нищие. Им немного холодно, конечно, но ведь от этого, по-твоему, им только лучше.
Петр. Уйдем!
Максим. Ты хочешь уйти! Постой, я хочу поговорить с тобой и рад, что это будет именно здесь. Ты сердишься, что теперь слепых не рубят в ночных сечах, как Юрка-бандуриста, ты досадуешь, что тебе некого проклинать за свое несчастье, а сам в душе проклинаешь близких за то, что они отняли у тебя счастливую долю этих слепых. Клянусь честью, ты, может быть, прав! Да, клянусь честью старого солдата, всякий человек имеет право располагать своей судьбой, а ты уже человек. Слушай же теперь, что я скажу тебе: если ты захочешь исправить нашу ошибку, если ты швырнешь судьбе в глаза все преимущества, которыми жизнь окружила тебя с колыбели, и захочешь испытать участь вот этих несчастных, я, Максим Яценко, обещаю тебе свое уважение, помощь и содействие. Слышишь ты меня, Петр Яценко? Я был немногим старше тебя, когда понес свою голову в огонь и сечу. Обо мне тоже плакала мать, как будет плакать о тебе. Но, черт возьми! я полагаю, что был в своем праве, как и ты теперь в своем!.. Раз в жизни к каждому человеку приходит судьба и говорит: выбирай! Итак, тебе стоит захотеть... Хведор Кандыба, ты здесь?
Голос за сценой. Тут я. Это вы кличете, Максим Михайлович?
Максим. Я! Приходи через неделю, куда я сказал.
Голос. Приду, паночку.
Петр. Кто это?
Максим. Мой старый знакомый.
Петр. Он тоже родился слепым?
Максим. Хуже. Ему выжгло глаза на войне.
Петр. И он ходит по свету?
Максим. Да. И кормит еще целый выводок сирот-племянников. И еще находит для каждого веселое слово и шутку.
273
Петр (задумчиво). Да? В этом есть какая-то тайна. И я хотел бы...
Максим (нежно). Что, мой мальчик?
П е т р. Я пойду с ними! Я должен пойти с ними!
Максим. А твоя учеба в Киеве?
Петр. Отложим на год.
Максим. А мама?
Петр. Но я же вернусь. Если б Эвелина была здесь! Она бы поняла меня.
Эвелина (входит). Я здесь, Петр.
Петр. Ты слышала?
Эвелина. Да.
Петр. И ты?..
Эвелина (подходя к нему и кладя руку ему на плечо). Ты уже решил, Петр. Я буду ждать тебя.
Занавес.
На просцениум выходит рассказчик.
Рассказчик. Теплой июльской ночью трое слепых прошли шляхом. Первым, постукивая впереди себя длинной палкой, шел старик с развевающимися седыми волосами и длинными усами, второй был рослый детина, третий — совсем юноша, в новой крестьянской одежде, с бледным и как будто слегка испуганным лицом. С каждым новым шагом навстречу ему лились новые звуки неведомого, широкого, необъятного мира, сменившего теперь ленивый и убаюкивающий шорох тихой усадьбы.
Петрик вернулся поздней осенью, по дороге, занесенной снегами. Долгими вечерами он рассказывал о своих странствиях, и в сумерки фортепьяно звучало новыми мелодиями, каких никто не слышал у него раньше.
Прошло три года. Многочисленная публика собралась в Киевской консерватории слушать оригинального музыканта.
Рассказчик уходит. Из-за закрытого занавеса звучит музыка фортепьянного концерта — последняя его часть. Когда музыка кончается, раздаются громкие, восторженные аплодисменты. Они еще не кончились, когда перед занавесом на просцениум выходят господин и дама. Они вышли в фойе из концертного зала, так как начался антракт.
Навстречу им идет другая пара.
Первый господин (второму). Какой великолепный концерт!
Второй господин. Замечательный музыкальный талант.
Первая дама. Бедный юноша! Говорят, он родился слепым, в богатой семье и был похищен бандой слепцов.
274
Вторая дама. Неужели? Как интересно!
Первый господин. Да, и он бродил с ними, пока его не заметил знаменитый профессор.
Второй господин. Нет, нет, все было не так. Он сам ушел из дома из-за каких-то романтических побуждений.
Вторая дама. Ах, у него замечательная драматическая наружность!
Первая дама. Я бы никогда не признала его слепым, если бы его не вела эта молодая дама.
Второй господин. Говорят, она его жена.
Вторая дама. Ах, как это все интересно!
Звонок.
Первый господин. Это уже второй звонок?
Первая дама. Сейчас начнется второе отделение, идемте.
Вторая дама. Идемте!
Идут за занавес. Тяжело опираясь на костыли, усталый и счастливый, идет следом за ними Максим.
Максим (на ходу). Он прозрел, да, это правда, он прозрел. Он чувствует и людское горе, и людскую радость. Так, так, мой мальчик. (Уходит за занавес.)
Занавес в центре раздвигается. У рояля стоит Петр, слегка опираясь на плечо Эвелины. Овация невидимого зрителю зала.
Рассказчик (выходит вперед). Так дебютировал слепой музыкант.
Занавес.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
Владимир Галактионович Короленко — писатель редкой доброты и обостренной совести. Глубоко и остро ощущая людскую боль, он твердо верит в безграничные возможности человеческой личности. Не жалость к физической ущербности героя, а восхищение творческой силой человека вызывает в нас повесть «Слепой музыкант».
Петр, его история, его судьба,— смысловой и композиционный Центр повести. Мы судим обо всех персонажах по тому, как они относятся к слепому музыканту, как воспринимают его личность, его поступки. Не только внешний облик, но и психология, и поступки героя определяются его слепотой. Работая над сценическим воплощением этого сложного характера, учтите, что широко раскрытые невидящие глаза — лишь одна, притом не единственно важ
275
ная деталь внешнего облика Петра. Самое главное — научиться вслушиваться в мир так, как это делает Петр: вслушиваться страстно, предельно сосредоточенно. Очевидно, исполнителю эт°й роли придется проделать немало упражнений, специальных тренировок, чтобы научиться слышать мир гораздо подробней и обостренней, чем большинство людей.
Упражнения эти могут быть такого типа. Сидя у себя в комнате, вслушивайтесь внимательно в звуки коридора, дома, улицы, постарайтесь перечислить их в той последовательности, в какой вы их услышали. Пусть вас проконтролирует кто-нибудь из ваших товарищей.
Научитесь по характеру шагов различать своих домашних, соседей, друзей и т. д. Придумывайте подобные упражнения самостоятельно, разнообразьте их.
В сознании героя непрерывно протекают сложные аналитические процессы, и исполнителю необходимо натренировать себя в импровизации внутренних монологов. Это особенно важно тогда, когда Петр, находясь на сцене, молчит.
Вы совершите ошибку, если замкнутость Петра поймете буквально и станете ее играть. Наоборот: он одержим жаждой познания, постижения мира, и это постижение приходит через звуки. А замкнутость — следствие особой ранимости, обостренности всех чувств, обостренности, как-то компенсирующей отсутствие зрения. Не отгородиться от мира, а, наоборот, приобщиться к нему — главное, всепоглощающее стремление Петра. Другое дело, что столкновение с любым, даже незначительным препятствием повергает его в отчаяние, делает замкнутым и резким. Не бойтесь этой резкости, избегайте сентиментальности, не стремитесь вызвать в зрителях жалость к себе.
Петр окружен настороженной заботой и любовью близких; в нашей инсценировке его ближайшее окружение представлено Эвелиной и Максимом. Оба они любят Петра нежно и преданно, по задачи у них разные. Для Эвелины поначалу главное — защитить, избавить от всех горестей, закрыть от мирских тревог. Максим же понимает, что только непосредственный контакт с реальной жизнью, порой очень жестокой и беспощадной, может сделать из Петра полноценного человека, более того — большого художника. И он собственными руками швыряет Петра в эту жизнь, как порой швыряют в водоем тех, кто не умеет плавать.
Эвелине потребовалось немало мужества, чтобы понять и принять позицию Максима, отпустить Петра одного в неведомый, пугающий путь. Исполнительнице следует учесть, что ее героиня по природе человек жизнерадостный, жизнелюбивый, легко и охотно вступающий в контакты с разными людьми.
В воплощении двух центральных ролей есть сложность, связанная с тем, что на протяжении инсценировки герои становятся стар
273
ше. Ведь в первой картине каждому из героев не более двенадцати лет, во второй — семнадцать, в последней — двадцать — двадцать один. Хорошо, если вам удастся справиться с этой сложностью, изменив манеру поведения, костюма, прически, если же исполнители центральных ролей очень рослые, значит, в первой картине Петрика и Велю должны играть мальчик и девочка лет десяти — двенадцати, а в последующих — другие, старшеклассники. Однако все сказанное выше относится к обеим парам исполнителей. Слепому мальчику Петрику очень хочется, чтобы незнакомая девочка не уходила, и прогоняет он ее оттого, что испытывает неловкость, робость: ведь он не привык общаться со своими сверстниками. А Веле очень хочется подружиться со странным мальчиком, а потом, когда она поняла, что он слеп,— пригреть его, приласкать, позаботиться о нем.
В инсценировке действуют также молодые люди: двое студентов и кадет. В доме Поспельских они ведут себя довольно эгоистично, так что нам даже становится обидно за Петра и Велю. Но нужно понять, что источник этого эгоизма — не дурные стороны характера (все они хорошие люди), а молодость, здоровье, любовь к жизни, беззаботность.
Младший Ставрученко, очевидно, влюблен в Эвелину, но главное то, что он искренне хочет спасти ее, уберечь от того тяжкого креста, который она, по его представлениям, добровольно на себя взвалила. Он уверен, что большой, прекрасный мир выше и значительней той жертвы, которую, как ему кажется, приносит Эвелина, и стремится ее в этом уверить. Исполнителям ролей молодых людей следует особое внимание обратить па два момента, когда они совсем по-новому увидели и восприняли Петра. Первый момент — талантливая игра па фортепьяно; второй, не менее важный,— чтение могильных надписей, когда Петру удалось сделать то, что зрячему не дано. Это очень значительная переоценка ценностей, значительный этап в жизни трех молодых людей, событие, которое, может быть, навсегда убережет их от самоуверенности и невнимания к окружающим.
Очевидно, старший Ставрученко — человек сдержанный, серьезный, молчаливый; Илья — веселый юноша, озорной и непоседа.
Рассказчику надо помнить, что он излагает события очень важные, без которых содержание произведения будет попросту непонятным. Следовательно, ни в коем случае нельзя терять контакт со слушателями; нужно научиться замечать, дошло ли до сознания слушателей то, о чем вы рассказываете.
Декорации к этому произведению достаточно описаны в ремарках. Они очень просты. Единственная необходимая вещь, без которой нельзя играть,— рояль (или пианино).
Мужские костюмы немногим отличаются от современных. Так как действие основных сцен происходит летом да еще на Украине,
277
лучше всего, если студенты и Петр будут одеты в косоворотки (возможно, вышитые) навыпуск, то есть под ременной пояс (для Петра лучше кушак); Эвелина — в длинной юбке и светлой блузке, возможно — с косой вокруг головы; в эпилоге — в темном длинном платье, с высокой прической. В первой картине Петрик тоже в вышитой косоворотке, а Веля — в светлом коротком платьице с широкой юбкой, волосы заплетены в одну или две косички.
Несколько сложней обстоит дело с костюмами дам и господ в эпилоге, в концерте. Женские платья обязательно должны быть длинными, мужские костюмы — черными, с белой рубашкой и темным галстуком, женские прически высокие, с валиком вокруг головы.
Никакого специального света эта инсценировка не требует. Играйте при том свете, какой есть у вас в школе.
Очень важно, какую вы выберете музыку и как справитесь с ней технически. Здесь без совета специалиста-музыканта вам обойтись будет трудно. Если же все-таки вам придется решать этот вопрос самостоятельно, используйте записи произведений Скрябина. Необходимо добиться полной иллюзии того, что на фортепьяно играет Петр, добиться, чтобы движение рук и пальцев пианиста совпадало с движением мелодии. Если исполнять роль Петра предстоит мальчику, не умеющему играть на фортепьяно, посадите его так, чтобы руки не были видны зрителям.
В. Г. Короленко
ДЕТИ ПОДЗЕМЕЛЬЯ
Инсценировка А. И. Розановой
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Судья.
В а с я | его дети. Соня J а Тыбурций Дряб, предводитель нищих. Валек ) ,,	г	его дети.
Маруся J л
Я и у ш, управляющий Нянька.
Мальчишки, товарищи Васи. Нищие.
Действие происходит в маленьком городке Юго-Западного края России в конце XIX века.
КАРТИНА 1
Перед занавесом — Януш и нянька.
Януш. Послушайте, няня! Вы бы поговорили с паном судьей: сын пана судьи связался с сорванцами, уличными мальчишками. Он шатается целыми днями по грязным закоулкам; я сам видел, как он перелезал через забор, набивал полные карманы яблоками из сада пана судьи.
Нянька. Отпетый разбойник! Волчонок! Тесно ему в доме! Чуть свет убегает из дому через окно. Разве удержишь? У этого малого руки и ноги налиты ртутью. Бродяга!
Януш. Жаль, очень жаль сына почтенных родителей. Поговорите с судьей, няня. (Уходит.)
Нянька тоже уходит в другую сторону.
279
Занавес открывается.
СаД в доме судьи. На скамейке сидят Вася и Соня. У Сони в руках большая кукла.
Вася. Ты помнишь матушку, Соня?
Соня. Помню. Она мне эту куклу подарила. Мама умерла...
Вася. Умерла. Помнишь, как она сидела больная перед открытым окном? Ей уже нельзя было гулять. Помнишь, какая она была молодая, красивая? У нее волосы были вот как у тебя. А руки такие нежные. Я ее сегодня видел во сне. Она была во сне живая. Она меня будто целовала, и я ее руки целовал. Проснулся, а ее нет...
Соня. А папа есть. Меня папа целует.
Вася. Он тебя любит.
Соня. Он меня любит. Он меня на колени сажает и целует.
Вася. А меня папа не целует. Он не любит меня.
Соня. А я тебя люблю. И кукла тебя любит. Вася, а почему нянька говорит, что ты негодный мальчишка? Ты негодный мальчишка, да?
Подбегает нянька.
Нянька. Ах ты, негодный мальчишка! Бродяга! Оставь сестру, а то вот пану судье скажу! (Отталкивает Васю,)
Соня. Я хочу с Васей!
Нянька. Идем. Идем отсюда, моя красавица! Идем! (Васе.) У-у, разбойник! (Уводит Соню.)
Вася остается сидеть на скамейке. Медленно входит судья. Подсаживается к Васе. Вася робко отодвигается.
Судья (после паузы). Ты помнишь матушку?
Вася молчит.
Почему ты молчишь? Ты не хочешь ответить мне?
Вася вскакивает и стоит, опустив голову.
Ну? (Берет Васю за руку.)
Вася вырывает руку.
Какое же у тебя черствое сердце... Можешь идти. Иди...
280
Вася продолжает стоять. Судья уходит. Из-за забора появляются головы мальчишек. Их трое. Они сначала свистом, потом шепотом подзывают Васю. Вася подходит к калитке.
1-й мальчишка. Вася!
2-й мальчишка. Вася!
3-й мальчишка. Послушай! Ты знаешь старую часовню на горе?
Вася. Ну, знаю.
3-й мальчишка. А про подземелье около часовни слышал? Вася. Что-то слышал.
2-й мальчишка. Это там, где большие камни навалены...
3-й мальчишка. Не перебивай! Мы думали, подземелье пустое, а там, оказывается, люди живут.
Вася. Люди? Какие люди?
1-й мальчишка. Нищие, бродяги, вот какие...
3-й мальчишка. Не перебивай! (Васе.) Ты что, не знаешь, что из города всех нищих и бродяг повыгоняли?
1-й мальчишка. Которые в развалинах старого замка жили...
3-й мальчишка. Не перебивай! Я расскажу. Слушай. Мы под вечер взобрались на гору и засели в кустах...
281
2-й мальчишка. Мы играли...
3-й мальчишка. ...и вдруг видим: по обрыву к часовне карабкаются люди, те самые, бездомные. Карабкаются, карабкаются и вдруг исчезают.
Вася. Как — исчезают?
3-й мальчишка. А так. Только что были — и нет их. Пропали. Мы подползли поближе к часовне, но никого уже не увидели. Где-то там, наверное, вход в подземелье, и они туда все и спустились.
1-й мальчишка. Ведь они теперь, должно быть, там и живут.
Вася. Под землей живут?
2-й мальчишка. Под землей.
3-й мальчишка. Надо же им где-нибудь жить, раз их Януш из замка прогнал.
1-й мальчишка. И пан Тыбурций тоже там был.
2-й мальчишка. И тоже шел, шел и вдруг — как провалится.
В а с я. А кто это пан Тыбурций?
1-й мальчишка. Он у них главный. Тоже бедняк, а ученый!
3-й мальчишка. Он, говорят, даже в школе когда-то учился. Он по-непонятному, не по-нашему, стихи умеет говорить! Его все нищие слушаются!
Вася. Давайте пойдем туда! Может, вам все это показалось?
Мальчишки (хором). Нет, не показалось, не показалось!
Вася. Пойдем туда и всё осмотрим. К самой часовне подберемся, поближе.
КАРТИНА 2
Старая часовня. Гр\да больших камней. Вечер. Осторожно входит Вася со своими товарищами — мальчишками.
Вася. Тихо. Ничего не слышно.
1-й мальчишка. Страшно.
2-й мальчишка. Тут по ночам синие огни загораются.
Крик птипы.
Ой, кто это кричит?..
Вася. Стойте! Это сычи кричат.
3-й м а л ь ч и ш к а. У, проклятая птица! Подползем поближе!
Ползут.
282
Вася. Нет никого. Я загляну в часовню.
1-й мальчишка. Не надо!
Вася. Нет, надо. Окно высоко. Я так не достану. Вы мне подставьте спину, я встану на плечи и загляну.
1-й мальчишка. Ой, не надо!
3-й мальчишка. Пошел ко всем чертям, баба! (Подставляет Васе спину.) Давай влезай!
Вася взбирается ему на плечи.
Ну, что же там?
Вася. Ничего не видно. Темно. (Старается в окно разглядеть внутренность часовни.) По углам паутина... Вон ведро какое-то... Нет, это не ведро, это поповская шапка... Ой, кто-то есть... Лицо какое-то с бородой... (Струсившим мальчишкам.) Да не бойтесь! Это пе человек, это распятие на стене. А людей никаких не видно. (Соскакивает на землю.)
3-й мальчишка (бродит среди камней). Смотрите! Вот яма! Это и есть вход в подземелье!
2-й мальчишка (заглядывая в яму). Глубоко!
Вася. Давайте свяжем пояса и спустимся. Да нет, там ступеньки вырублены. Лезем!
1-й мальчишка. Да, как же, так и полезу!
2-й мальчишка. Полезай сам, если хочешь.
3-й мальчишка. Лезь первый, а я за тобой.
В ас я. Ну что ж! Думаешь, не полезу?
3-й мальчишка. И полезай!
Вася. И полезу! (Начинает спускаться в подземелье, третий мальчик за ним.)
3-й мальчишка (кричит внезапно). Ой, кто-то там есть! Рука чья-то!
Мальчишки (хором). Бежим!
Вася. Стойте! Не бойтесь, не бойтесь!
Мальчишки (хором). Бежим! (Убегают.)
Вася прячется за камень.
Голос Маруси (из ямы). Почему он спрятался?
Голос Валек а. Видишь, испугался.
Голос Маруси. Что ж он теперь будет делать?
Голос Валек а. А вот погоди...
Валек вылезает из ямы и помогает выбраться Марусе.
Валек (Васе). Ты здесь зачем?
Вася. Так. Тебе какое дело?
283
Валек. Я вот тебе покажу!
Вася. Ну ударь... попробуй!.. (Миролюбиво.) Я, брат, и сам... тоже...
Валек. Как твое имя?
Вася. Вася. А ты кто такой?
Валек. Я Валек. Я тебя знаю: ты живешь в саду над прудом. У вас большие яблоки.
Вася. Да, это правда, яблоки у нас хорошие... Не хочешь ли? (До<'тост из кармана яблоки и протягивает Валеку и Марусе.)
Маруся, прижавшись к брату, прячет лицо.
Валек. Боится. (Сам передает яблоко девочке. Васе.) Зачем ты влез сюда? Разве я когда-нибудь лазал в ваш сад?
Вася. Что ж, приходи! Я буду рад.
Валек (грустно). Я тебе не компания.
Вася. Отчего же?
Валек. Твой отец — пан судья.
Вася. Ну так что же? Ведь ты будешь играть со мною, а не с отцом.
Валек. Тыбурций не пустит... (Спохватился.) Послушай... Ты, кажется, славный хлопец, но все-таки тебе лучше уйти. Если Тыбурций тебя застанет, будет плохо.
Вася. Да, мне действительно пора уходить. Вот уже солнце садится, а до города не близко. (Оглядывается.) К знаешь, здесь хорошо. Прохладно.
Валек. Скучно здесь.
Вася. Вы здесь живете?
Валек. Здесь.
В а с я. А где же ваш дом?
Валек пожимает плечами, усмехается.
Ну, я пойду. (Пожимает руки Валеку и Марусе.)
Маруся. Ты придешь к нам опять?
Вася. Приду. Непременно.
Валек. Что ж, приходи, пожалуй, только в такое время, когда наши будут в городе. Днем.
Вася. Кто это «ваши»?
В а л ек. Да наши... все: Тыбурций, «профессор»...
Вася (удивленно). Профессор?
Валек. Это старый нищий, полубезумный. Его дразнят «профессором», потому что он был когда-то учителем. Когда-то... Он, правда, нам не помешает.
В а с я. Я обязательно приду. А пока прощайте!
284
Валек. Эй, послушай-ка! А ты болтать не будешь о том, что был у нас?
Вася (твердо). Никому не скажу!
Валек. Ну вот, это хорошо! А этим твоим дружкам, мальчишкам, когда станут приставать, скажи, что видел черта.
Вася. Ладно, так и скажу.
В алек. Ну, прощай!
Вася. Прощай!
КАРТИНА 3
Перед занавесом — Вася и мальчишки.
3-й мальчишка. Вася, друг! Как же это ты?.. Голубчик!..
В а с я. А вот как видите... А вы все меня бросили!
2-й мальчишка. Что же там было?
Вася. Что! Разумеется, черти... В яме. А вы трусы.
Занавес открывается. Мальчишки удирают.
Сад судьи. Соня возится в песке. Нянька вяжет, сидя на скамейке. Около нее Януш.
Януш. Послушайте, няня. Сын пана судьи попал в очень дурное, совсем дурное общество. Его видели на горе около часовни, с нищими. Вы говорили с паном судьей?
Нянька. Я к нему и подойти боюсь. С тех пор как пани умерла, он все молчит. Такой суровый стал. Еще девочку приласкает иногда, а на малого и не посмотрит. Да мальчишка и не стоит: глядит, как волчонок, совсем от рук отбился, бродяжит, домой возвращается к ночи...
Януш. Плохо, плохо. Жаль молодого человека. В очень дурное общество он попал!
Нянька. Вы бы сами поговорили с паном судьей.
Януш. Не хочет он меня слушать. Машет рукой — идите отсюда, идите! Не мешайте, мол! Плохо, плохо... (Уходит.)
Входит Вася.
Нянька. Явился, разбойник! К сестре и не подходи! (Уводит Соню.)
Выходит судья, подходит к Васе, молча смотрит на него, берет за руку. Вася стоит, опустив голову.
Судья. Откуда ты?
Вася. Гулял.
Судья. Где?
Вася молчит,
285
С кем?
Вася молча смотрит на отца, вновь опускает голову.
С кем?
Вася выдергивает свою руку из руки отца, молчит.
Ступай!
Вася отходит, прячется за дерево.
Дурной, испорченный мальчик. И сердце у него эгоистическое... Пет у меня любви к нему. Должна быть, знаю, что должна быть, но нет. Ни к кому больше нет у меня любви. Ни к кому. А ее, ее нет... (Садится, сжимает голову руками, закрывает лицо.)
Вася смотрит издали, потом робко подходит к отцу.
Судья (холодно). Что нужно?
Вася. Ничего.
Судья. Ступай.
Занавес.
КАРТИНА 4
У входа в подземелье. Маруся сидит на траве. Нищий «п р о ф е с с о р» рядом, что-то бормоча, нашивает заплату на лохмотья. Вбегает Вася.
Вася. Здравствуйте! Маруся, ты одна? А где Валек?
Маруся. Валек в город побежал. Потому что я голодная. Я плакала. Вот он и побежал.
Вася. Ты голодная? Вот яблоки. Кушай, Маруся. И смотри, что я тебе еще принес,— вот, и вот. (Выгребает карманы.)
Маруся. А я знаю, что вот это белое — это сахар, да? Я однажды ела сахар, он сладкий. А это что?
Вася. Ты не знаешь?
Маруся. Нет.
Вася. Это же конфетка. Разверни! Попробуй.
Маруся. Конфетка? (Пробует.) Сладкая!
Вбегает Валек с большой булкой в руках.
Валек!
Валек (Васе). А, это ты! (Отламывает Марусе кусок булки.) На, Маруся, поешь... (Васе.) А я думал, что ты не придешь более.
286
Вася. Нет, я всегда буду ходить к вам. Я просто боялся...
Валек (дает кусок булки «профессору»). A-а... А я было думал совсем другое.
Вася. А что?
В а л е к. Я думал, тебе наскучило.
Вася. Нет, нет, что ты!
Валек. Я знаю, ты хлопец хороший и никому не расскажешь, как мы живем.
Вася. Ты бегал в город, чтобы купить булку?
Валек (усмехнувшись). Купить? Откуда же у меня деньги?
Вася. Так как же? Ты выпросил?
Валек. Да, выпросишь! Кто же мне даст... Нет, брат, я стянул ее с лотка на базаре. Никто не заметил.
Вася. Ты, значит... украл?
В а л ек. Ну да!
Вася. Воровать нехорошо.
Валек. Наши все ушли. Вот кроме «профессора». Маруся плакала, потому что она была голодна.
Маруся (жалобно). Да, голодна!
Вася. Почему же ты не сказал об этом мне? Ты ведь знаешь, где я живу.
Валек. Я и хотел сказать, а потом раздумал: ведь у тебя своих денег нет.
В а с я. Ну так что же? Я взял бы булок из дому.
Валек. Как, потихоньку?
Вася. Д-да...
Валек. Значит, и ты бы тоже украл.
Вася. Я... у своего отца.
Валек. Это еще хуже. Я никогда не ворую у своего отца.
В а с я. Ну так я попросил бы... Мне бы дали.
Валек. Ну, может быть, и дали бы один раз,— где же запастись на всех нищих?
Вася (упавшим голосом). А вы разве нищие?
Валек (угрюмо). Нищие!
Вася (неестественно оживленно). Валек, Маруся! Давайте взапуски бегать! Ну, Маруся, кто быстрей?
В а л е к. Не надо, Вася, она сейчас заплачет.
Вася. Нет, Маруся не заплачет. Правда, Маруся? Бежим, ну!
Маруся сделала несколько шагов, потом подняла руки над головой, как бы защищаясь, и заплакала.
Валек. Вот видишь, она не любит играть. Садись, Маруся, на травку. Вот тебе цветочки. (Срывает ей несколько цветков.) Играй.
287
Маруся (перебирает цветы). Вот лютики, а вот ромашка, а рто колокольчики...
Вася. Отчего она такая? Невеселая...
Валек. Невеселая? А рто, видишь ли, от серого камня.
Маруся. Да-а, рто от серого камня.
Вася. От какого серого камня?
Валек. Серый камень из подземелья, в котором мы живем. Вот такой, как рти камни, наверху. Там, внизу, ведь стены тоже из серого камня. Серый камень высосал из нее жизнь. Так говорит Тыбурций. Тыбурций хорошо знает.
Маруся. Да-а, Тыбурций все знает.
Вася. Валек, потому она такая слабенькая? Она головку совсем не держит, у нее головка качается на шее... А моя Соня круглая, как пышка. Соня смеется так звонко. А у Маруси улыбка такая грустная. Почему? Серый камень высасывает из нее жизнь? Но как же может сделать рто серый камень? Должно быть, рто бывает по ночам? Валек, рто очень страшно... Слушай, Тыбурций тебе отец?
Валек. Должно быть, отец.
Бася. Он тебя любит?
Валек. Да, любит. Он постоянно обо мне заботится, и, знаешь, иногда он целует меня и плачет...
Маруся. И меня любит и целует и тоже плачет.
Вася. А меня отец не любит. Он никогда не целует меня. Он нехороший. А ведь он тоже плачет... Потихоньку. Я видел однажды.
Валек. Неправда, неправда, ты не понимаешь. Тыбурций лучше знает. Он говорит, что судья — самый лучший человек в городе... Он засудил даже графа...
Вася. Да, рто правда... Граф очень сердился, я слышал.
Валек. Ну, вот видишь! А ведь графа засудить не шутка.
Вася. Почему?
Валек. Почему? Потому что граф — не простой человек... Граф делает что хочет, и ездит в карете, и потом... у графа деньги; он дал бы другому судье денег, и тот бы его не засудил, а засудил бы бедного.
Вася. Да, рто правда. Я слышал, как граф кричал у нас в квартире: «Я вас могу купить и продать!»
В а л е к. А судья что?
В а с я. А отец говорит ему: «Подите от меня вон!»
Валек. И Тыбурций говорит, что он не побоится прогнать богатого, а когда к нему пришла старая Иваниха с костылем, он велел принести ей стул. Вот он какой!
Вася. Да... Но он никогда не любил и не полюбит меня так, как Тыбурций любит тебя и Марусю.
Валек. Давайте играть в жмурки! Давай, Маруся, завяжем
288
ему глаза. (Помогает Марусе завязать Васе глаза, в игре поддерживает ее.) Ну-ка, поймай Марусю, ну-ка, поймай!
Появляется толпа нищих. Двое-трое остаются наверху и раскладывают маленький костер, остальные спускаются в подземелье.
Тыбурций (хватает Васю, который так и остается с повязкой на глазах). Это еще что, а? Вы тут, я вижу, весело проводите время... Завели приятную компанию.
Вася (пытается вырваться). Пустите меня!
Т ы 6 у р ций (грозно Валеку). Отвечай! (Снимает с глаз Васи повязку.) Эге-ге! Пан судья, если меня не обманывают глаза... Зачем это изволили пожаловать?
Вася. Пусти! Сейчас отпусти!
Тыбурций (хохочет). Ого-го! Пан судья изволят сердиться... Ну, да ты меня еще не знаешь. Я Тыбурций. Я вот повешу тебя пад огоньком и зажарю, как поросенка.
Маруся. Не бойся, Вася, не бойся! Он никогда не жарит мальчиков на огне... Это неправда!
Тыбурций. И как это ты сюда попал? Давно ли? (Валеку.) Говори ты!
Валек. Давно.
Ю В шкел.ком театре	289
Тыбурций. А как давно?
Валек. Дней шесть.
Тыбурций. Ого, шесть дней! Шесть дней — много времени. И ты до сих пор никому еще не разболтал, куда ходишь?
Вася. Никому.
Тыбурций. Правда?
Вася. Никому.
Тыбурций. Похвально!.. Можно рассчитывать, что не разболтаешь и впредь. Впрочем, я и всегда считал тебя порядочным малым, встречая на улицах. Настоящий «уличник», хоть и «судья». (Обращается к нищим.) Возьмите вон там, в корзине. (Дает им корзинку, принесенную с собой.) Сегодня у нас будет горячий обед... Похлебка, жареное мясо! Поблагодарим за это бога и нашего ксендза.
Вася. Эт0 вам дал наш ксендз?
Тыбурций. У .этого малого любознательный ум. Действительно, его священство дал нам все это, хотя мы у него и не просили, и даже, может быть, не только его левая рука не знала, что дает правая, но и обе руки не имели об этом ни малейшего понятия...
Вася. Вы это взяли... сами?
Тыбурций. Малый не лишен проницательности. Жаль только, что он не видел ксендза: у него брюхо как настоящая сороковая бочка, и, стало быть, объедение ему очень вредно. Между тем мы все здесь находящиеся страдаем скорее излишнею худобою, а потому некоторое количество провизии не можем считать для себя лишним... Так ли я говорю?
Голоса нищих. Ага! Так! Так!
— Ото ж, вражий сын!
— 0-ох, матинька, та и жалобно ж, хай ему бис!..
Тыбурций. Ну вот! (Васе.) Впрочем, ты все-таки еще глуп и многого не понимаешь. А вот она понимает: скажи, моя Маруся, хорошо ли я сделал, что принес тебе жаркое?
Маруся. Хорошо! Маня была голодна.
Тыбурций. Слышал? Ну, скажи, пан судья, будешь нас судить?
Вася. Я вовсе не судья. Я — Вася.
Тыбурций. Одно другому не мешает, и Вася тоже может быть судьей,— не теперь, так после... Это уж, брат, так ведется исстари. Вот видишь ли: я — Тыбурций, а он — Валек. Я нищий и он нищий. Я, если уж говорить откровенно, краду, и он будет красть. А твой отец меня судит,— ну, и ты когда-нибудь будешь судить... вот его. (Показывает на Валека.)
В а с я. Не буду судить Валека. Неправда!
Маруся (убежденно). Он не будет!
Тыбурций. Ну, этого ты вперед не говори. Не говори, друг!..
290
Всякому свое, каждый идет своей дорожкой, и кто знает, может быть, это и хорошо, что твоя дорога пролегла через нашу. Для тебя хорошо, потому что лучше иметь в груди кусочек человеческого сердца вместо холодного камня,— понимаешь? Не понимаешь, конечно, потому что ты еще малец. Поэтому скажу тебе кратко: если когда-нибудь придется тебе судить вот его, Валека, то вспомни, что еще когда вы были дураками и играли вместе, что уже тогда ты шел по дороге в штанах и с хорошим запасом провизии, а он бежал по своей оборванцем и с пустым брюхом... Впрочем, запомни хорошенько вот что: если ты проболтаешься своему судье или хоть птице, которая пролетает мимо тебя в поле, о том, что ты здесь видел, то не будь я Тыбурций, если я тебя не подвешу за ноги и не сделаю из тебя копченого окорока. Это ты, надеюсь, понял?
В ас я. Я не скажу никому... я... Можно мне опять прийти?
Тыбурций. Приходи, разрешаю... под условием... Впрочем, я уже сказал тебе насчет окорока. Помни!.. (Нищим.) Похлебка готова? Ну и отлично. Зовите остальных.
Из подземелья поднимаются нищие и рассаживаются вокруг костра, над которым висит котелок.
(Васе.) Садись, малый, и ты с нами — ты заработал свой обед! Валек, дай ему ложку!
Занавес.
КАРТИНА 5
Сад судьи. Валек за калиткой свистит, потом тихо зовет Васю.
Валек. Вася!.. Вася!..
Вася (подбегает). Валек! Ты пришел!
Валек. Вася! Маруся захворала.
Вася. Серый камень?
Валек. Должно быть, серый камень. Она встать не может, все лежит. Вася, она тебя зовет: «Где Вася? Я хочу поиграть с Васей».
Вася. Валек, я приду, я обязательно приду. Меня больше не пускают на улицу, но я убегу потихоньку. Ты ей скажи. Вот пока отнеси ей — я сберег для нее: вот пирожок, конфеты... Беги, отец идет...
Валек убегает. Входит судья, за ним, подобострастно кланяясь, Я и у ш.
291
Судья. Уходите! Вы просто старый сплетник!
Януш. Но, пан судья... Поверьте, пан судья... Я достоверно знаю, что в подземелье скрывается Федорович, тот самый, и еще кое-кто...
Судья (гневно). Не верю ни одному слову!.. Что вам надо от этих людей? Где доказательства?.. Словесных доносов я не слушаю, а письменный вы обязаны доказать.
Януш. Но, пан судья!.. И ваш сын...
Судья. Молчать! Это уж мое дело... Не желаю и слушать. Уходите!
Януш уходит. Судья замечает притаившегося Васю.
Ты что здесь делаешь?
Вася. Я... гуляю...
Судья. Отойди от калитки. Из дому не отлучаться. Слышишь? (Отходит, махнул рукой, тихо,) К, все равно. Ее уже нет. (Уходит,)
Вася. Если отец узнает, что я подружился с Валеком, что я бываю в подземелье, в дурном обществе, с нищими, с ворами... Ой, страшно подумать, что будет...
Вбегает С о н я с куклой.
Соня! Сонечка! Иди ко мне, не бойся, нянька не видит. Сонечка, послушай, что я тебе скажу. Дай мне свою куклу.
С о п я. А разве мальчики играют в куклы. (Смеется.) Ну, возьми, подержи.
Вася. Нет, нс подержать. Ты мне ее... отдай.
Соня. Насовсем? (Отнимает куклу,) Не дам. Моя кукла. Мне ее мама подарила.
Вася. Соня, послушай, что я тебе скажу. Ну послушай. Ты мне отдай куклу не насовсем. Ну, на два, на три дня только дай. Я ее потом тебе верну.
С о н я. А зачем тебе?
Вася. Я отнесу ее одной девочке.
Соня. Какой девочке? Как ее зовут?
Вася. Ее зовут Маруся. Она совсем, совсем бедная. У нее нет никаких игрушек.
Соня. Никаких-никаких?
Вася. Никаких-никаких. Маруся очень больна. Ей плохо. Твоя кукла у нее погостит, и, может быть, Маруся выздоровеет. А кукла вернется к тебе.
Соня (подумав). Ну хорошо, возьми куклу. А я пока буду играть другими игрушками.
Вася. Вот умница. Только ты никому не говори про куклу. Хорошо?
292
Соня. Хорошо, я не скажу. Я скажу только, что кукла пошла в гости.
Вася. Нет, Сонечка, совсем ничего не надо говорить про куклу. Никому.
Соня. Хорошо. Ничего не буду говорить... Ты и одеяльце кук-лино возьми, чтобы кукла не простудилась и не заболела, как Маруся.
Вася заворачивает куклу в одеяло и убегает.
Занавес.
КАРТИНА 6
У входа в подземелье. Маруся лежит на разостланных на траве тряпках, около нее Валек. Вбегает В а с я с куклой.
Валек. Тише, Вася, она уснула. А может, и не уснула, а так... забылась...
Вася. Маруся!.. Маруся...
Валек. Она никого не узнает. Не трогай ее.
Вася. Я попробую. (Тихо, но настойчиво тормошит Марусю.) Маруся!.. Маруся... Смотри, что я тебе принес! (Разворачивает куклу и кладет ее рядом с девочкой.)
Маруся (открывает глаза, видит Васю, потом куклу). Вася пришел! Валек, Вася пришел! А это... это мне?
Вася. Тебе, Маруся.
Маруся. Мне?! Это будет моя дочка, да? (Садится, обнимает куклу.) Я ее причешу...
Вася. Валек, где Тыбурций?
Валек. Он там, внизу.
Вася. Позови его, мне нужно ему сказать очень важное.
Валек скрывается в яме, потом вылезает оттуда вместе с Тыбурцием.
Тыбурций. Здравствуй, пан судья... Вася!
Вася. Здравствуйте! Послушайте. К нам управляющий Януш приходил...
Валек. Старый филин!
Вася. Он разговаривал с отцом. Я слышал, только не все. Он насплетничал отцу, что вы все... ну, нищие... живете здесь, в подземелье, что вас всех нужно выгнать и отсюда, совсем из города...
293
Тыбурций. У-уф, малый, какая это неприятная новость!.. О, проклятая старая гиена!
Вася. Отец его прогнал.
Тыбурций. Твой отец, малый, самый лучший из всех судей на свете. У него есть сердце; он знает много... Быть может, он знает все, что может ему сказать Януш, но он молчит; он не считает нужным травить старого, беззубого зверя в его последней берлоге... Но, малый, как бы тебе объяснить это? Твой отец служит господину, которого имя — закон. У него есть глаза и сердце только до тех пор, пока закон спит себе на полках; когда же этот господин сойдет оттуда и скажет твоему отцу: «А ну-ка, судья, не взяться ли нам за Тыбурция Драба, или как там его зовут?» — с этого момента судья тотчас запирает свое сердце на ключ, и тогда у судьи такие твердые лапы, что скорее мир повернется в другую сторону, чем пан Тыбурций вырвется из его рук... Понимаешь ты, малый?.. Вся беда моя в том, что у меня с законом вышло когда-то, давно уже, некоторое столкновение... то есть, понимаешь, неожиданная ссора... Ах, малый, очень это была крупная ссора!
Маруся. Тыбурций, посмотри, какая у меня дочка!
В а с я. Я должен идти. Я убежал из дому.
Тыбурций (смотрит на Васю, на куклу, качает головой). Забери, пан судья... Вася, куклу. Дома спохватятся.
Маруся (прижимает куклу к себе). Не дам! Не дам!..
Вася. Играй, Маруся, я не заберу ее.
Тыбурций. Ты славный малый. Беги скорей домой.
Занавес.
КАРТИНА 7
Сад судьи. Вася стоит у калитки. Нянька бродит по саду — ищет куклу. Соня ходит за ней.
Нянька. И куда кукла подевалась? И в доме нет, и в саду нет. Третий день ищу...
Соня. Няня, не ищи! Мне кукла не нужна. Я другими игрушками играю. Няня, ну няня! Кукла ушла гулять, она скоро вернется... правда скоро вернется... Не ищи!
Нянька. Не ищи! (Поглядывает на Васю,) Нет, тут дело не просто. Пойду пану судье скажу,— он-то с меня спросит. (Уходит.)
Соня (бежит за ней). Няня, не говори папе! Кукла скоро вернется...
294
Вася. Я думал, нянька не спохватится...
Быстро входит судья.
Судья (Васе). Поди сюда!
Вася робко подходит.
Погляди мне в глаза. Ты взял у сестры куклу?
Вася (тихо). Да.
Судья. А знаешь ты, что это подарок матери, которым ты должен бы дорожить, как святыней?.. Ты украл ее?
Вася. Нет.
Судья. Как — нет? Ты украл ее и снес!.. Кому ты снес ее?.. Говори! (В гневе,) Ну, что же ты?.. Говори!
Вася (тихо). Н-не скажу.
Судья (с угрозой). Нет, скажешь!
В а с я (еще тише). Не скажу.
Судья. Скажешь, скажешь!
Вася (сквозь слезы). Нет, не скажу... никогда, никогда не скажу вам... Ни за что! Я не боюсь... Не боюсь вас!
Тыбурций (из-за кулис, потом быстро входит). Эге-ге!.. Мой бедный маленький друг... Эге-ге... Я вижу моего молодого друга в очень затруднительном положении. Пан судья! Вы человек справедливый... Отпустите ребенка. Малый был в «дурном обществе», но, видит бог, он не сделал дурного дела, и если его сердце лежит к моим оборванным беднягам, то, клянусь, лучше велите меня повесить, но я не допущу, чтобы мальчик пострадал из-за этого. (Достает из узелка куклу.) Вот твоя кукла, малый!
Судья (изумленно). Что это значит?
Тыбурций. Отпустите мальчика. Вы ничего не добьетесь от него угрозами, а между тем я охотно расскажу вам все, что вы желаете знать... Ваш сын, пан судья, принес куклу моей больной девочке. А сегодня... сегодня она умерла.
Вася. Маруся?..
Тыбурций. Я пойду к ней. А ты приходи к нам, если отец отпустит тебя попрощаться с моей девочкой. (Уходит.)
Вася (берет отца за руку). Папа... Папа, я ведь не украл. Соня сама дала мне на время...
Судья. Д-да. Я виноват перед тобою, мальчик, и ты постараешься когда-нибудь забыть это, не правда ли?
Вася. Папа, папа! Ты отпустишь меня теперь на гору?
Судья. Д-да... Ступай, ступай, мальчик, попрощайся. Да, впрочем, постой... пожалуйста, мальчик, погоди немного. (Достает бумажник, вынимает оттуда и протягивает Васе несколько бумаг — деньги.) Передай это... Тыбурцию... Скажи, что я покорнейше прошу его — понимаешь?..— покорнейше прошу взять эти деньги... от тебя... Ты понял? Да еще скажи, что если он знает одного тут.ч
295
Федоровича, то пусть скажет, что этому Федоровичу лучше уйти из нашего города... Теперь ступай, мальчик, ступай скорее...
Вася делает несколько шагов к калитке и возвращается. Берет руку отца в свои.
Вася. Папа! Я тебя больше не боюсь. Только не так не боюсь. Я тебя люблю, папа... (Убегает.)
Занавес.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
Грустную повесть написал Владимир Галактионович Короленко. «Дети подземелья»!
Тяжелое, горестное существование нищих, бездомных «детей подземелья», серый камень, который высасывает жизнь из людей и высосал наконец жизнь из маленькой Маруси...
Горе и в обеспеченной семье судьи, которое делает судью, хорошего, в сущности, человека, суровым, нечутким, глухим к переживаниям маленького сына, обрекает мальчика на одиночество в собственной семье...
Но это повесть не только о горестях, сложностях и несправедливостях жизни, но и о дружбе, крепкой дружбе, связавшей двух таких разных мальчиков, как Валек и Вася. О настоящей дружбе, то есть о преданности, верности, доброте, готовности ради друга понести суровое наказание, пострадать самому.
Как всегда, в работе над инсценировкой надо начинать с чтения книги самого Короленко. Она не длинная, эта повесть, и надо прочитать ее и раз, и два, и, может быть, три, а в процессе работы к отдельным ее страницам возвращаться и того чаще.
Сам Короленко поможет вам лучше узнать и понять жизнь тех давних времен, протекавших в Юго-Западном крае России, разобраться в характерах героев повести, основе их поведения и поступков.
Но несколько слов и мы скажем о самом сложном образе повести,— это, конечно, Тыбурций Драб. Немного сказано самим автором о его прошлой жизни. Но можно догадаться, что этот сильный, умный, «ученый» предводитель нищих не всегда был нищим. Да и вор он не обычный: доведенный до отчаяния (он нигде не может найти пристанище и работу), он крадет только то, чем можно накормить своих голодных детей, спасти их от голодной смерти. Он «честный» вор. В нем живет протест против «общества», тот протест, за который в свое время он и был отвергнут этим «об
206
ществом». Он держится с достоинством, он прям, смел. Это почувствовал в нем и судья. Очень возможно, что Валек и Маруся не родные его дети,— они и зовут его по имени, а не отцом. Тем удивительней, что, сам нищий и бездомный, Тыбурций принял на себя все заботы о двух брошенных или осиротевших детях.
В характерах остальных действующих лиц ребятам, прочитавшим книгу, разобраться будет легко. Роли Тыбурция и судьи должны играть самые старшие и способные школьники или взрослые (вожатые, учителя, участники взрослой самодеятельности).
В четвертой картине участвует толпа нищих, вернее даже, не толпа, а группа — в ней может быть и четыре-пять человек, и значительно больше, в зависимости от ваших возможностей).
Это не безликая толпа. Она состоит из отдельных, разных людей. Среди них может быть женщина с малышом, закутанным в тряпье; хромой старик, опирающийся на палку; босоногие, полуголые мальчишки; слепой бандурист, которого ведет мальчик-поводырь (бандура — это украинский народный инструмент, но может быть и домбра или мандолина; было бы хорошо, если бы слепой наиграл одну из протяжных украинских песен, а остальные тихонько подпели бы ему). В этой толпе могут быть и закутанные в платок до бровей старухи. И, наконец, где-то тут есть и Федорович (это фамилия, а не отчество, с ударением на предпоследнем слоге), тот самый, на которого донес судье Януш. Может быть, это парень, бывший студент или гимназист, что видно по его изношенной форменной куртке...
Скучно играть эпизодическую роль в толпе, если единственный признак этой роли чисто внешний — платок, или посох, или перебинтованная тряпками рука. Надо, чтобы каждый исполнитель придумал, нафантазировал себе, кто он, какова была его жизнь до того, как он стал нищим, что его привело в подземелье.
Вы можете сказать: какое это имеет значение, ведь зритель все равно этого не узнает. Да, подробностей не узнает. Но если каждый исполнитель народной сцены будет ощущать себя не безликой «единицей» в толпе, а живым человеком, со своим собственным характером, на сцене возникнет соответствующее настроение. Это важно и для самих играющих, и для зрителей, которым Это настроение обязательно передастся.
Наш совет: нищие должны быть одеты очень бедно, с заплатами на одежде, но не нужно подчеркивать их «запущенность», неряшество, грязь, не нужно делать их неприятными, отталкивающими и тем более вызывающими смех.
А теперь об общем оформлении спектакля — о декорациях. Действие происходит во многих местах: в доме судьи, в его саду, на горе около часовни, в самой часовне, в подземелье... Так в повести. Как все это показать на школьной сцене, как менять
297
декорации, чтобы не затягивать перерывов между картинами? Оформление или помогает исполнителям, или мешает им. Чем постановка сложнее, тем оно должно быть проще. Вот какое удивительное правило! Постараемся же сделать оформление этого спектакля как можно проще, как говорят — лаконичнее. Важно четко разграничить два мира: дом судьи и подземелье. Вот в эти два места действия и уложим все картины спектакля. Причем мы предлагаем не показывать внутренность дома,— перенесем все соответствующие сцены в сад около дома. А сад — это деревья, достаточно даже одной яблони с поспевшими плодами; цветочная клумба; скамейка; часть забора с калиткой. Чтобы сад выглядел обжитым, поставьте садовую лейку, ведерко с лопатой, разбросайте несколько Сониных игрушек.
И сцены у нищих тоже перенесем в одно место: у входа в подземелье. На сцене грудой навалены большие камни (ящики или табуретки, обтянутые грубой серой тканью с подложенными под нею тряпками, чтобы придать камням различную форму.) Между Этими камнями и предполагается вход в подземелье. Скрываясь за ними, исполнители будут как бы спускаться вниз, то есть прятаться за камнями; оттуда же они будут и появляться. Появление и исчезновение людей надо тщательно прорепетировать, проверив из всех точек зрительного зала, как это получается, не виден ли кто из «спустившихся» за камнями. Поставьте на сцену несколько чахлых кустиков и в глубине два-три покосившихся креста — ведь старое кладбище совсем рядом. Эти кресты подчеркнут общее настроение не только эпизодов в подземелье, но и всего спектакля — вместе с камнями они станут как бы символом мрачней жизни того далекого времени. Часовни целиком делать не надо: достаточно одной ее стены с заколоченной дверью и зарешеченным окном.
Чтобы быстрее менять места действия, используйте забор в саду судьи: он прикроет камни и кресты, которые можно будет не уносить каждый раз. А скамейку и дерево поставить или убрать можно в один момент, если точно распределить между исполнителями, кто что будет ставить и убирать.
Мы здесь даем только советы, а не «предписание» поставить спектакль именно так, как здесь написано. Поэтому, если вам захочется показать сцены именно внутри подземелья, внутри часовни, конечно, сделайте так. Только рассчитайте силы и возможности вашего коллектива, учтите особенности вашей сцены.
Не забудьте очень важную составную часть спектакля — его освещение. Действие происходит и днем и вечером, и в солнечную погоду и в пасмурную. Свет на сцене помогает создавать нужное настроение. И выполнить эту задачу вы сможете при помощи самой несложной световой аппаратуры, смонтированной своими руками.
298
Этот спектакль может идти вообще без музыкального сопровождения. Но помните, мы упоминали о нищем-слепце, играющем на каком-нибудь струнном народном инструменте? Так вот, если этот мальчик играет неплохо, может быть, стоит выпускать его перед занавесом между картинами в то время, как на сцене меняются декорации? Пусть играет. Но не что попало, не современные, конечно, мелодии, а народные грустные, протяжные украинские песни. Если ясе мальчик или девочка-поводырь будет подпевать ему, то получатся своеобразные музыкальные интермедии в стиле всего спектакля.
Проверьте на генеральной репетиции, сколько времени идет спектакль. Если окажется, что он идет не больше часа-полутора часов, то можно не делать антракта.
В одном из своих произведений В. Г. Короленко написал замечательные слова: «Человек создан для счастья, как птица для полета». За счастье простых, трудовых людей Короленко боролся всю свою жизнь.
Очень легко представить себе, что и Валек, и Вася, когда вырастут, тоже станут борцами за народное счастье.
ОТ ХУДОЖНИКА
Четкое разделение автором героев на положительных и отрицательных, на бедных и богатых, живущих «внизу» и «наверху», вызывает и соответствующее построение сценического решения.
Художник предлагает использовать для этой цели второй (игровой) занавес, который будет делить сцену на две равные части и попеременно открывать или закрывать ту или иную сцену.
Нанесите красками на этот занавес контуры домов, улиц города. Часть сцен можно будет играть как бы в самом городе — перед закрытым игровым занавесом.
В глубине сцены повесьте задник также с изобралсепием города, но как бы увиденного с горы. Манера исполнения его должна быть такой же графической. Может быть, и все декорации: забор, калитка, скамья, камни, кресты — всё будет бегло прорисовано, как бы стилизовано под рисунок пером.
Это создаст цельность впечатления и усилит восприятие спектакля.
Л. Н. Толстой
ВОЙНА И МИР
Отрывки из романа в гьнсценировке А. Г. Бовшек
В ДОМЕ РОСТОВЫХ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Николай, старший сын графа Ростова, студент.
Наташа, меньшая дочь Ростовых, 13 лет.
Соня, племянница графа Ростова, 15 лет.
Бори с, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой; друг Николая, с детства годами живал у Ростовых.
Чтец, исполнитель авторского текста.
За сценой слышатся звуки музыкального произведения, исполняемого на клавикордах и арфе. Это музицирует молодежь дома Ростовых. На последних тактах перед занавесом появляется чтец. В ритме музыки чтец направляется к середине сцепы и, выждав паузу, начинает повествование.
Чтец. Тысяча восемьсот пятый год. У Ростовых семейный праздник: именинницы Натальи — мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшей дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
— Марья Львовна Карагина с дочерью! — басом доложил огромный графинин выездной лакей.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
— Замучили меня эти визиты,— сказала она.— Ну, уж последнюю приму. Чопорна очень. Проси,— сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «Ну уж, добивайте!»
зоо
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать и откланяться.
Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уйдет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что-то короткою кисейною юбкою, и остановилась посреди комнаты. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый, румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
— А, вот она! — смеясь, закричал он.— Именинница! Моя дорогая именинница!
Вывернувшись от отца, Наташа подбежала к матери и, не обращая внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевной материнской мантилье и засмеялась чему-то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из-под юбочки.
— Видите? Кукла... Мими... Видите.
Наташа не могла больше говорить. Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
Между тем все это молодое поколение: Борис — офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай — студент, старший сын графа, Соня — пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша — меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха. Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать. Борис, напротив, тотчас нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими — куклу он знал еще молодой девицей с неиспорченным еще носом, как она за пять лет на его памяти состарилась и как у нее по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки.	z
Борис не рассмеялся, вышел тихо в двери и пошел за Наташей.
Из молодежи в гостиной остались Николай и Соня. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему
301
разговору; но против воли ее глаза из-под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию кузена с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого.
Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову.
— Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас,— сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе подсел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно-озлобленно взглянула на него и, едва удерживая слезы, встала и вышла из комнаты. Все оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
Чтец медленно подходит к занавесу, берет рукой край его и, как бы отодвигая, отступает к кулисе, за которой скрывается.
Занавес раздвигается.
Па сцепе цветочная комната в доме Ростовых. Посреди комнаты в задней степе — большое окно. В проеме его — полочки с горшками цветов. Перед окном слева и справа — большие кадки с пальмами. В стене справа — дверь в комнату, ведущую в гостиную; в стене слева — дверь в диванную.
У этой двери большое зеркало с подзеркальником.
Наташа, быстро входя в комнату, останавливается у окна, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса; в руке у нее кукла. Топнув в нетерпении ножкой, она готова заплакать, оттого, что Борис не сейчас идет. Услышав не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека, бросается между кадок цветов и прячется за ними.
Наташа. Пускай ищет!
Борис, войдя, останавливается посреди комнаты, оглядывается; смахнув рукой соринки с рукава мундира, подходит к зеркалу, рассматривает свое красивое лицо. Наташа, притихнув, кладет куклу на кадку и выглядывает из своей засады, ожидая, что он будет делать. Борис, постояв несколько времени перед зеркалом, улыбается и идет к двери слева в диванную.
(Выбегает из своей засады и хочет его окликнуть, но потом раздумывает.) Пускай ищет!
Соня выходит из двери в гостиную. Раскрасневшись от волнения, опа что-то злобно шепчет. Наташа делает было движение к ней, но, удержавшись, остается в своей засаде, как под шапкой-невидимкой, высматривая, что делается на свете и испытывая особое, новое наслаждение. Сопя что-то шепчет, оглядываясь на дверь.
Николай (быстро выходит из двери справа). Соня, что с тобой? Можно ли это? (Подбегает к ней.)
302
Соня. Ничего, ничего, оставьте меня! (Рыдает.)
Николай. Нет, я знаю что.
С о н я. Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
Николай. Со-о-оня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из-за фантазии? (Берет ее за руку.)
Соня, не вырывая у него руки, перестает плакать. Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими глазами смотрит из своей засады. Что теперь будет!
Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё. Я докажу тебе.
С о н я. Я не люблю, когда ты так говоришь.
Николай. Ну, не буду, ну, прости, Соня! (Притягивает ее к себе и целует.)
Радостные, счастливые Николай и Соня уходят в диванную.
Наташа (выходя из-за цветов). Ах, как хорошо! Как хорошо! (Направляется к двери, чтобы отыскать Бориса, но в это время видит его.) Борис, подите сюда. (С хитрым и значительным видом.) Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда. (Приводит в то место цветочной, где она пряталась между кадок.)
Борис (улыбаясь идет за ней). Какая же это вещь?
303
Наташа (смущенно оглядывается вокруг себя и, увидев брошенную на кадку куклу, берет ее в руки). Поцелуйте куклу.
Борис внимательно и ласково смотрит в ее оживленное лицо, ничего не отвечая.
Не хотите? Ну, так подите сюда. (Уходит глубже в цветы, бросает куклу и шепчет.) Ближе, ближе! (Поймав офицера за рукава и краснея от страха и торжественности.) А меня хотите поцеловать? (Шепчет чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волнения.)
Борис. Какая вы смешная! (Нагибается к ней, краснея, но ничего не предпринимая и как бы выжидая.)
Наташа вдруг вскакивает на кадку, так что становится выше его, обнимает его обеими руками, так что тонкие голые ручки сгибаются выше его шеи, и, откинув движением головы волосы назад, целует его в самые губы. Проскользнув затем между горшками на другую сторону цветов, останавливается с опущенной головой.
Наташа, вы знаете, что я люблю вас, но...
Наташа (перебивая его). Вы влюблены в меня?
Борис. Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас... Еще четыре года... Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа (подумав, считая по тоненьким пальчикам). Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать... Хорошо! Так кончено? (Улыбка радости и успокоения на ее оживленном лице.)
Борис. Кончено!
Наташа. Навсегда? До самой смерти? (Берет Бориса под руку и тихо идет с ним рядом в диванную; внезапно останавливается, прислушиваясь к голосу Николая, который исполняет первые такты вновь выученной им песни: «В приятну ночь, при лунном свете, представить счастливо себе, что некто есть еще на свете, кто думает и о тебе».) Николай! Как хорошо! Право, отлично! А знаете, он написал стихи. Сам сочинил!
Борис. Что же это за стихи?
Наташа. Стихи Соне. Отличные... только это тайна... А мне вы сочините стихи?
Борис (смеясь). У меня не выйдет!
Наташа. Почему? Пожалуйста, попробуйте!
Борис притворно вздыхает. Оба смеются.
Давайте петь... все вместе!
Борис. Что петь? Наш квартет?
Наташа. Да, Ключик! Ключик! (Схватив Бориса за руку, увлекает за собой и, весело смеясь, убегает с ним в диванную.)
Занавес.
ПОДРУГИ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Наташа, меньшая дочь Ростовых, 18 лет.
Соня, племянница графа Ростова, подруга Наташи, 20 лет. Горничная.
На сцене комната в доме Марьи Дмитриевны Ахросимовой, где поселилась Наташа на время своего приезда из Отрадного в Москву. В глубине — диван, вправо от него, у окна,— письменный стол, над пим канделябр, подле стола — слегка отодвинутое кресло. Второе кресло — слева, где выход в другую комнату.
Наташа стоит у окна, опершись руками о подоконник. Погруженная в свои мысли, она глядит широко раскрытыми глазами в надвигающиеся вечерние сумерки, «ничего не видя, ничего не замечая». Затем быстро поворачивается.
Наташа. Неужели все уже кончено? Неужели так скоро все Это случилось и уничтожило все прежнее? (Она живо представляет себе, разгорячаясь от волнения, все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.) Если я могла допустить до этого... (Проходит к креслу у письменного стола.) Сказать князю Андрею то, что было вчера, или скрыть — одинаково невозможно. (Обессиленная, опускается в кресло.) Но неужели расстаться навсегда с Этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?
Горничная (войдя в комнату, подходит к Наташе и шепчет с таинственным видом). Барышня, мне один человечек велел передать... (Достает из-под косынки, завязанной на груди крест-накрест, письмо и подает его Наташе.) Только ради Христа...
Наташа берет письмо.
Марья Дмитриевна сказывали, что вы отъезжаете к себе в Отрадное... Когда вещи прикажете...
Наташа (перебивая ее). Нет, нет. Спасибо. Я сама.
Горничная. У вас темно, барышня. Я зажгу свет.
Наташа молчит, крепко сжимая в руках письмо. Горничная зажигао свечи. Обеспокоенная волнением барышни и не желая дольше беспокоить ее предложением своих услуг, торопливо уходит из комнаты. Наташа провожает глазами горничную. Оставшись одна, механическим движением ломает печать, трясущимися руками вскрывает конверт и, вынув письмо, начинает читать. Буквы, слова сливаются, она едва улавливает смысл, перечитывает снова.
Наташа (с трудом переводя дыхание, читает и повторяет вслух поразившие ее строки письма). «Со вчерашнего дня участь
305
моя решена: быть любимым вами или умереть... Я знаю про то, что родные ваши не отдадут вас мне, что на это есть тайные причины, которые я вам одной могу открыть; но ежели вы меня любите, то вам стоит сказать это слово «да» — и никакие силы людские не помешают нашему блаженству. Любовь победит все. Я похищу и увезу вас на край света...» (Молча, быстро перечитывает письмо; глубоко взволнованная, счастливая, встает с кресла.) Да, да. Я люблю его, люблю... люблю... (Проходит к этажерке, вдруг остановившись, старается вспомнить последние слова письма ) «Любовь победит все. Я похищу вас и увезу на край света...» (Быстро подходит к столу; чтобы проверить слова письма, перечитывает их, ра-достно смеется, идет к дивану, повторяя.) Люблю, люблю... (Счастливая, смеясь и плача, зарывается лицом в подушку.)
Свет постепенно выключается па реостате и после короткой паузы вновь включается. На сцене та же комната. Поздний вечер. Наташа в том же платьице спит на диване, свернувшись калачиком. Входит Соня.
Видит спящую Наташу. Осторожно подходит к окну, сдвигает занавески, затем направляется к письменному столу. Желая поправить оплывшую свечу, замечает на столе открытое письмо Анатоля. Читает его, с испугом оглядываясь на спящую подругу; схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, бледная, дрожащая от страха и волнения, опускается в кресло и заливается слезами.
306
Соня. Как я не видела ничего! Как могло дойти так далеко? Неужели она... Курагин обманщик и злодей, это ясно. (Решительно встает и подходит к Наташе, вглядываясь в ее тихое, кроткое и счастливое лицо.) Вероятно, не зная от кого, она распечатала #то письмо. Она оскорблена! Она не может этого сделать. (Утирает слезы; осторожно касаясь плеча подруги, окликает ее.) Наташа? Наташа!
Наташа (просыпаясь). А, вернулась? (С решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, обнимает подругу; заметив смущение Сони, сама смущается.) Соня, ты прочла письмо?
Соня (тихо). Да.
Наташа (восторженно улыбаясь.) Нет, Соня, я не могу боль* ше! Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга! Соня, голубчик, он пишет... Соня...
Соня (как бы не веря своим ушам). А Болконский?
Наташа. Ах, Соня, коли бы ты могла знать, как я счастлива! Ты не знаешь, что такое любовь...
Соня. Но, Наташа, неужели то все кончено?
Наташа большими открытыми глазами смотрит на Соню, как будто ие понимая ее вопроса.
Что же, ты отказываешь князю Андрею?..
Наташа (с мгновенной досадой). Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай.
Соня. Нет, я не могу этому верить. Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг... (Встает.) Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шутишь. В три дня забыть все и так...
Наташа. Три дня. Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. (Усаживает Соню, обнимает и целует ее.) Мне говорили, что это бывает, и ты, верно, слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидела его, я почувствовала, что он мой властелин и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что же мне делать, Соня?
Соня. Но ты подумай, что ты делаешь? Я не могу этого так оставить. Эти тайные письма... (С трудно скрываемым ужасом и отврагцением.) Как ты могла его допустить до этого?
Наташа. Я тебе говорила, что у меня нет воли; как ты не понимаешь этого: я его люблю!
Соня (с прорвавшимися слезами, почти крича). Так я не до-ПУШУ до этого, я расскажу...
307
И ат а ш а. Что ты, ради бога... Ежели ты расскажешь, ты мой враг. Ты хочешь моего несчастия; ты хочешь, чтобы нас разлучили...
С о н я (увидав страх Наташи, со слезами стыда и жалости за свою подругу). Но что было между вами? Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа (не отвечая на вопросы и пытаясь уговорить Соню). Ради бога, Соня, никому не говори, не мучай меня. Ты пойми, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла...
Соня. Но зачем эти тайны? Отчего же он не ездит в дом? Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому; Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины?
Наташа (удивленными глазами смотрит на Соню; видно, ей самой в первый раз представился этот вопрос и она не знает, что отвечать на него). Какие причины, не знаю. Но, стало быть, есть причины!
Соня (вздыхая и недоверчиво качая головой). Ежели бы были причины...
Наташа (испуганно перебивая ее, почти крича). Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли?
Соня. Любит ли он тебя?
Наташа. Любит ли? (С улыбкой сожаления о непонятливости подруги.) Ведь ты прочла его письмо? Ты видела его?
С о н я. Но если он неблагородный человек?
Наташа. Он!., неблагородный человек? Коли бы ты знала! Ах, Соня, если б ты знала его, как я! Он сказал... Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня (вздыхая и все еще надеясь). Но ведь ты не отказала Болконскому?
Наташа (вызывающе). А может быть, я и отказала! Может быть, с Болконским все кончено. Почему ты думаешь про меня так ДУРНО?
Соня. Я ничего не думаю, я только не понимаю этого.
Наташа. Подожди, Соня, ты все поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
Соня. Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать? (Противясь размягченному и искательному выражению лица Наташи и делаясь все решительней и серьезней.) Hajaina, я не верю ему. Зачем эта тайна?
Наташа (вспыхивая). Опять, опять!
Соня (решительно, строго). Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не'хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему и скажу папа!
303
Наташа (с отчаянием). Да я жить не могу без него!!!
Соня. Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце! О Nicolas!
Наташа (сдержанно-раздраженным, отчаянным голосом). Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме пего. (Злобно.) Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? Соня, я не хочу с тобой ссориться; ты видишь, как я мучаюсь.
Соня (делая последнюю попытку). Наташа, я... я боюсь за тебя.
Наташа. Чего бояться?
Соня. Я... (Решительно.) Я боюсь, что ты погубишь себя. (Сама пугаясь того, что сказала.)
Наташа (с отчаянной злобой). И погублю, погублю, как можно скорей погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня! Я ненавижу тебя!
Соня (испуганно). Наташа!
Наташа (вне себя). Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда! (Выбегает из комнаты.)
Соня (бежит к двери, ей вслед). Наташа! Наташа! (Опускается в кресло подле двери, закрывает лицо руками, потом, вдруг ясно поняв, что у Наташи есть какой-то страшный план, решительно встает, взяв себя в руки.) Она убежит с ним! Да, это верно, она бежит с ним! (Отходит к середине комнаты.) Что мне делать? Писать? Кому? (На минуту задумывается, потом решительно.) Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из коридора и силой не пущу ее. (Опускается на диван.) Да, теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Я не дам позору обрушиться на их дом! (Уходит.)
Занавес.
ПЕТЯ РОСТОВ В ПАРТИЗАНСКОМ ОТРЯДЕ ДЕНИСОВА
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Денисов Василий Федорович, полковник, начальник партизанского отряда. Маленького роста, с блестящими черпыми глазами, черными взлохмаченными волосами. Красное лицо обросло густой, черной короткой бородой. В папахе и бурке, под которой носит чекмень. На груди образ Николая-чудотворца.
Ловайский Михаил Феоклитыч, казачий есаул, соратник Денисова; длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый, с узкими светлыми глазами и спокойно-самоуверенным выражением лица.
309
Петя Ростов, меньшой сын Ростовых, мальчик 16 лет, с широким румяным лицом и быстрыми веселыми глазами; ординарец при генерале-немце, командующем большим партизанским отрядом.
Венсан Бос, пленный французский барабанщик, мальчик в оборванном мундире, синем колпаке, босой, с иззябшими руками.
Молодой офицер, адъютант Денисова, в синей французской шинели. 2-й и 3-й офицеры из отряда Денисова.
К а з а к.
Чтец.
Чтец (появляясь перед занавесом). Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Василий Денисов, начальник одного из небольших партизанских отрядов, с утра был со своей партией на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием направлявшимся к Смоленску. Вместе с Долоховым он намеревался без донесения о том высшим начальникам атаковать и взять этот транспорт своими силами.
С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. Дело сделалось с такой поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку-барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительного о том, какие войска были в колоннах. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов.
Денисов был не в духе: и от дождя, и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять «языка» не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня — из-под носа захватит добычу кто-нибудь из больших партизанов»,— думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед.
Двое из этих больших отрядных начальников — один поляк, другой немец — почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду с тем, чтобы напасть на транспорт.
— Нет, бг’ат, я сам с усам,— сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала-поляка.
Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
.310
К генералу-немцу, командующему большим партизанским отрядом, был прикомандирован младший сын Ростовых — Петя.
При выезде из Москвы, оставив своих родных, Петя присоединился к своему полку и вскоре после этого был взят ординарцем к генералу.
Со времени своего производства в офицеры, в особенности с поступления в действующую армию, Петя находился в постоянно счастливо-возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого-нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там-то и совершается самое настоящее геройство. И он торопился поспеть туда, где его теперь не было.
Когда 21 октября его генерал выразил желание послать кого-нибудь в отряд Денисова, Петя так жалобно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того, чтоб ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета,— отправляя его, генерал запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова.
Уже смеркалось, когда Денисов с есаулом и своим адъютантом подъехал к караулке.
Чтец уходит. Занавес раздвигается.
На сцене небольшая избушка па фоне леса. Это лесная караулка, обращенная партизанами в штаб отряда. Она занимает большую часть сцены. Справа — небольшое крылечко с навесом; два дерева, у самой авансцены— пень. В избе, у небольшого окошка,— широкая лавка, на которой спят дежурные.
Слева — три табурета, справа, у двери в сени,— еще один табурет. При открытии занавеса в избе два офицера. Они мастерят из снятой двери обеденный стол. Из глубины сцепы выходят: Денисов, есаул, молодо й офицере синей французской шинели — адъютант Денисова н казак.
Денисов (подходя к караулке, казаку). Пленного француза-барабанщика дайте сюда!
Казак уходит вправо за деревья.
(Обращаясь к Ловайскому.) Пг‘идет не придет Долохов, надо бРать. А?
Ловайский. Место удобное.
Денисов (весело блеснув глазами). Пехоту низом пошлем— болотами; они подлезут к саду. (Указывает на лес за деревней.) Вы заедете с казаками оттуда, а я отсюда с своими гуса-г ами и по выстрелу...
зи
Справа входит казак с мальчиком-барабанщиком, в оборванном мундире и синем колпаке. Вслед за ними появляется молодой офицер, растрепанный, насквозь промокший, со сбившимися выше колен панталонами и походной торбой в руке. Это Петя Ростов.
Ловайский (продолжая разговор). Лощиной нельзя будет — трясина. Коней увязишь, надо объезжать полевее.
Казак. Ваше высокоблагородие, что прикажете насчет...
Денисов (не слушая его, офицер-адъютанту). А ты вот что... Передай немедленно г‘аспог‘яжение паг‘тии, чтобы шла к назначенному у каг'аулки в лесу месту отдыха, а сам поезжай отыскивать Долохова, да узнай, где он и пг‘идет ли вечег‘ом!
Офицер уходит.
Казак. Ваше высокоблагородие, какие будут распоряжения насчет француза-барабанщика?
Денисов (хмурясь, сердито). Да что с ним сделаешь? Какой он язык... Ничего не знает... путается в ответах. (Взглянув на мальчика, который, засунув свои иззябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрит на него.) К пленным не отсылать! Оставлю его при себе...
Петя, остававшийся во время всей этой сцены несколько в стороне и с жадным любопытством оглядывавшийся то на Денисова, то на есаула, то на мальчика, теперь, опустив свою торбу на пень, быстро подходит к Денисову и подает ему промокший конверт.
Петя. От генерала... Извините, что не совсем сух.
Денисов, нахмурившись, берет конверт, распечатывает, начинает читать.
(Обращаясь к есаулу.) Вот говорили все, что опасно, опасно... Впрочем, мы с Комаровым приготовились... У нас по два пистолета. А это что же? (Глядя на барабанщика.) Пленный? Вы уже были в сражении? Можно с ним поговорить?
Денисов (пробежав поданный ему конверт, радостно восклицает). Ростов! Петя! Да как же ты не сказал, что ты? (Улыбаясь, протягивает ему руку, в то же время делая знак казаку увести пленного барабанщика.)
Петя (сияя от радости, краснея и забывая приготовленную официальность). Я так рад, Василий Федорович... Так отлично... Такое поручение... Генерал не разрешал, да я его уговорил. Ведь согласитесь... Я уже был в Вяземском сражении. Там один гусар так отличился...
Денисов (перебивая его). Ну, я г‘ад тебя видеть. (Обращаясь к есаулу, с невольным раздражением указывая на письмо.) Михаил Феокллтыч^ ведь это опять от немца. Он пг‘и нем состоит.
312
Гепегал повторяет требование присоединиться для нападения на транспорт. Ежели мы его завтра не возьмем, он у нас из-под носа выг‘вет.
Петя сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной- этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто не заметил, под шинелью поправляет сбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственней.
Петя (приставив руку к козырьку). Будет какое приказание от вашего высокоблагородия? Или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
Денисов (задумавшись). Приказание? Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
Петя (обрадовавшись). Ах, пожалуйста... Можно мне при вас остаться?
Денисов. Да как тебе именно велено от генерала — сейчас вернуться?
Петя (краснея). Да он ничего не велел. (Вопросительно.) Я думаю, можно?
Денисов. Ну, ладно. А теперь, брат, пойдем, обсушимся.
Входит в караулку, за ним есаул и Петя. Все трое в сенях снимают мокрую одежду, отдавая ее казаку, который, проводив барабанщика и взяв оставленную Петей торбу, уже успел вернуться в сени.
Петя, войдя в избу, представляется офицерам и тотчас принимается помогать им в устройстве обеденного стола, на котором появляются водка, ром во фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью. Разместившись вокруг стола, все с жадностью принимаются за еду и питье. Петя, сидя за столом с офицерами и разрывая руками жирную душистую баранину, чувствует себя совершенно счастливым. Он находится в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
(Пете.) Ну, г'асскажи ты мне пг‘о себя.
Петя (восторженно). Так что же вы думаете, Василий Федорович, ничего, что я с вами останусь на денек? Ведь мне велено узнать, ну вот, я и узнаю... Только вы меня пустите в самую... главную... Мне не нужно наград... А мне хочется... (Стиснув зубы, оглядывается, откинув поднятую голову и размахивая руками.)
Денисов (улыбаясь). В самую главную...
Петя. Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, ну что вам стоит?
Денисов. Об одном пг‘ошу тебя: слушаться меня и никуда не...
Петя (перебивая, офицеру). Ах, вам ножик? (Подает свой складной ножик.)
Офицер (рассматривая ножик). Удобно! Очень хорошо!
Петя. Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких... (По
313
краснев.) Батюшки, я и забыл совсем! У меня изюм чудесный, знав’ те такой, без косточек. У нас маркитант новый, и такие прекрасные вещи... я купил десять фунтов. Я привык что-нибудь сладкое. Хотите? (Бежит в сени за торбой, достает из нее фунтов пять изюма, выкладывает на стол.) Кушайте, господа, кушайте! (Обращаясь к есаулу.) А то не нужен ли вам кофейник? Я у нашего маркитанта купил чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть, еще у вас вышли, обились кремни,— ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут (показывает на торбу) сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все... (Вдруг останавливается, краснея и испугавшись, не заврался ли.)
Появляется в дверях караулки офицер, адъютант Денисова.
О ф и ц е р. Встретил Долохова на дороге. Сам сейчас приедет. С его стороны все благополучно.
Денисов. Ну, вот и отлично... Значит, на заг‘е... по первому выстрелу... Суди меня там бог и великий госудаг‘ь!
На минуту все смолкли. Пришедший офицер подсаживается к столу. Петя, тоже на минуту примолкший, перебирает в памяти события сегодняшнего дня и вдруг вспоминает о французе-барабанщике.
Петя (краснея и испуганно глядя на офицеров: не будет ли в их лицах насмешки — сам мальчик и мальчика пожалел). А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? Дать ему чего-нибудь поесть... может...
Денисов (не находя ничего стыдного в этом напоминании). Да, жалкий мальчишка. Позвать его сюда. Венсан Бос его зовут. Позвать его!
Петя. Я позову.
Денисов. Позови, позови. Жалкий мальчишка.
Петя (пролезая между офицерами, близко подходит к Денисову). Позвольте вас поцеловать, голубчик! Ах, как отлично, как хорошо! (Целует Денисова, бежит на двор, остановился у двери.) Bosse Vincent! Бос Венсан!
Казак. Вам кого, сударь, надо?
Петя. Того мальчика, француза, которого взяли нынче.
Казак. А! Весеннего! Он там у костра грелся. Эй! Висеня! Висеня! Весенний!
Петя. Нам-то отлично, а ему каково? Куда его дели? Накормили ли его? Не обидели ли?
Казак. А мальчишка шустрый! Мы его покормили давеча. Страсть голодный был.
Шлепая босыми ногами, барабанщик подходит к двери.
314
Петя. А, это вы? Ah, c’est vous? Хотите есть? Voulez vous manger? He бойтесь, вам ничего не сделают. (Робко и ласково, дотрагиваясь до его руки.) Входите, входите!
Барабанщик (дрожащим, почти детским голосом, обтирая о порог грязные ноги). Merci, monsieur.
Петя (стоя подле него у порога и переминаясь с ноги на ногу, берет барабанщика за руку, пожимает ее и нежно шепчет). Entrez, entrez! Входите, входите! (Отворив дверь, пропускает мимо себя мальчика.) Лх, что бы ему сделать? (Входит в избу.)
Денисов (мальчику, с притворной строгостью). А, Венсан! Ну и вид у тебя! (Офицеру.) Одеть его в русский кафтан! Ишь дг ожит... Водки... Пусть согг‘еется... баг‘анины...
П е т я (видя общее участие, проявляемое к мальчику, и, счастливый хорошим исходом своей затеи, вдруг испытывает прилив смелости). Ах, как хорошо! Василий Федорович, вы такой... вы такой... Как я вас люблю! И пожалуйста, не думайте: сам мальчик и мальчика пожалел. Я покажу завтра, какой я мальчик!
Барабанщик присаживается на пень и с жадностью принимается за еду. Ему дают стакан водки. Отпив большой глоток и поперхнувшись, оп смешно таращит глаза и машет руками. Общий смех.
Занавес.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
В основу сцены «В доме Ростовых» взяты 7-я, 8-я, 9-я, 10-я главы, первой части романа; для сцены «Подруги» — 88-я, 89-я, 90-я, 91-я главы второй части; для сцены «Петя Ростов в партизанском отряде Денисова» — 38-я, 39-я, 40-я, 42-я главы четвертой части.
С необычайной конкретностью Толстой обрисовывает внешность действующих лиц, их привычки, вкусы, походку, манеру говорить, употреблять в речи излюбленные словечки.
Данные автором характеристики внешности действующих лип отражают и внутреннее содержание человека. Толстой не только указывает на индивидуальные черты своих персонажей, но, что еще важнее, раскрывает их характеры в действии, в поступках и взаимоотношениях. Замечательны ремарки, которыми он сопровождает диалоги персонажей. Внимательно вчитайтесь в них и постарайтесь их выполнить. Они помогут вам понять сложность и последовательность переживаний каждого действующего лица в той ситуации, в которую поставила его жизнь.
Значительная роль в инсценировках отведена чтецу. Каждая сцена, как и каждое событие в жизни, имеет свою предысторию. Чтецу надлежит познакомить аудиторию с этой предысторией и таким образом дать соответствующую направленность исполнителям и зрителям. Рассказ чтеца следует вести не торопясь, спокойно, с достоинством. Не нужно перевоплощаться в отдельных персонажей, но уяснить себе особо характерные черты каждого и свое отношение к каждому необходимо.
Приступая к постановке намеченной сцены, определите задачу, которую ставил себе автор, объединяя и сталкивая действующих лиц. Это — сквозное действие сцены. Но так как у каждого действующего лица есть свои личные интересы, цели, задачи, то на следующем этапе работы необходимо выявить индивидуальные задачи каждого персонажа. Интересы и цели действующих лиц могут быть сходными, как, например, в сцене «Петя Ростов в партизанском отряде Денисова», или противоположными, как в сцене «Подруги», но при всех обстоятельствах индивидуальные задачи должны быть подчинены главной авторской задаче и слиться в едином сквозном действии, как сливаются ручьи в едином русле одной реки.
Каждая сцена может быть поставлена в отдельности. В тех случаях, когда все три сцены будут объединены в одну композицию, необходимо сохранить их последовательность.
Большое значение в этой работе имеет внешнее оформление спектакля: грим, костюмы, парики, обстановка комнат, бутафория.
Многие замечательные художники не раз обращались к «Войне и миру» и запечатлели в живописи и графике эпизоды романа. Знакомство с этими произведениями (в подлинниках и репродук
316
циях) расширит понимание особенностей эпохи и героев «Войны и мира».
Поэтому советуем вам познакомиться с лучшими иллюстрированными изданиями романа и со сборником «Л. Н. Толстой в портретах, иллюстрациях, документах» (Учпедгиз, Москва, 1956.).
При оформлении сцены не следует загромождать ее излишней мебелью и бутафорией. Лучше ограничиться лишь теми предметами которые необходимы по ходу действия и в то же время создадут правильное представление об эпохе.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ СЦЕНЫ
«В ДОМЕ РОСТОВЫХ»
В этой сцене значительное место отведено чтецу.
Авторский текст создает атмосферу семейного праздника, знакомит с каждым лицом в группе молодежи, представляет контрастирующую группу взрослых и объясняет причину внезапной вспышки ревности Сони. В этой сцене у действующих лиц мало слов, диалоги кратки, но эмоционально насыщенны.
Толстой с особой любовью относится к юному поколению, которому в романе предстоит занять значительное место. Вспомним описание Николая и Бориса. «Два молодых человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными, тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность».
А вот что пишет Толстой о девушках: «Соня — тоненькая, миниатюрная брюнетка с мягким, оттененным длинными ресницами взглядом, густою черною косой, два раза обвивавшею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанной манерой она напоминала котенка, который будет прелестною кошечкой».
И, наконец, о Наташе автор говорит: «Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка».
347
Каждому участнику сцены в цветочной необходимо знать, что предварительно происходило в гостиной, зачем он пришел в цветочную и каковы его задачи по ходу действия.
Попробуем разобраться в задачах исполнителей. О Наташе гости Ростовых и близкие говорят: «казак», «порох», отмечая Этими прозвищами отличительные черты ее характера: стремительность, жизнерадостность, живость. Наташе необходимо сейчас, сию минуту испытать на себе то, что представляется ей самым интересным, самым важным в жизни. Став свидетельницей счастья подруги, она вызывает Бориса для немедленного признания в любви. Вначале скромность удерживает ее: она предлагает поцеловать куклу, но, видя нерешительность Бориса, в нетерпении сама привлекает его и целует. Б^рис, находясь на пороге вступления в самостоятельную жизнь и смутно сознавая, что его отношение к Наташе полуигра, детская влюбленность, сам сдержан и сдерживает порыв влюбленной в него девочки. Это не мешает ему заверить ее в любви и верности.
Соне необходимо излить вспыхнувшую в ней ревность и получить доказательство любви к ней; Николаю — успокоить кузину, в которую он действительно влюблен.
Только помните, что стремительность, восторженность, свойственные Наташе и Николаю, ни в коем случае не должны мешать ясности, четкости речи и точности движений исполнителей.
Вся постановка должна производить впечатление, испытываемое весной после внезапно налетевшей и умчавшейся грозы. Дышится легко, радостно, светло. Трава стала еще свежей, листва зеленей, небо лучезарней.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ СЦЕНЫ «ПОДРУГИ»
Наташа из тринадцатилетней девочки, с которой мы впервые встретились в день ее именин, за истекшие пять лет превратилась в девушку, о которой князь Андрей говорит: «Поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка». Пьер на вопрос княжны Марьи о невесте ее брата: «Умна она?»—отвечает: «Я думаю — нет, а впрочем, да... Она не удостоивает быть умной... Да нет, она обворожительна, и больше ничего...»
Исполнительнице роли Наташи необходимо разобраться в приведенных характеристиках. Нельзя играть прелестность, обворожительность. Константин Сергеевич Станиславский, непримиримый противник актерского штампа, фальши, замечая в актерах стремление к внешнему выражению обаяния, обворожительности, обычно прерывал игру, говоря: «Только не играйте душечку! Одна правда убедительна и прекрасна».
318
Лицо Наташи, по словам Толстого, в иные минуты становится даже безобразным. Дело не во внешней красоте, но в духовном богатстве девушки: в ее доброте, чуткости, артистичности, стремлении помочь окружающим, в «постоянной готовности на величайшую радость и величайшее горе». Недаром материнское чувство говорит старой графине, что «чего-то слишком много в Наташе» и что «оттого она не будет счастлива».
Жажда жизни, которая так привлекала князя Андрея к Наташе едва не становится причиной ее гибели. Инстинкт, сердце подсказывают ей, что в вынужденной отсрочке ее брака с князем Андреем таится опасность. Уже к концу года она выражает крайнее нетерпение: «Ах, поскорей бы он приехал!.. Я так боюсь, что этого не будет. А главное, я стареюсь — вот что. Уж не будет того, что теперь есть во мне... Мама, дайте мне его, дайте, мама, скорее, скорее... Сейчас, сию минуту мне его надо...» И еще: «Соня, когда он вернется? Когда я увижу его? Боже мой, как я боюсь за пего и за себя, и за все мне страшно».
Напряженность ожидания достигает в ней высшей степени ко времени знакомства с Курагиным. Три встречи с Анатолем оказались решающими. То, что произошло накануне вечером у графини Безуховой, сразу отделило ее от окружающих стеной страшной, непонятной, обольстительной тайны. Она глядит на всех, стараясь понять: догадываются ли они, что она уже «не та»? Марья Дмитриевна настаивает на скором отъезде в Отрадное — значит, конец всему. Та же Марья Дмитриевна растравляет ее раненую гордость, напоминая об упорстве старика Болконского.
Наташа искренне верит в любовь Анатоля, в его совершенную честность. Ее логика: «Если я его люблю, значит, он прекрасен». Поэтому в начале сцены, угадав, что Соне уже известна ее тайна, она после краткого смущения спешит поделиться с подругой своим счастьем. В дальнейшем развитии сцены она защищает свое право на любовь, на неприкосновенность своего внутреннего мира; защищает Анатоля и, только истощив свои доводы, невольно чувствуя их несостоятельность, дает волю гневу и поднявшейся в ней ненависти к Соне.
А что стало с Соней со времени нашего первого знакомства с ней в цветочной? Зв пять истекших лет она превратилась в еще более похорошевшую двадцатилетнюю девушку. Она по-прежнему любит Николая, но уже встретила сопротивление со стороны старой графини, считающей ее «интриганкой» и ясно выказывающей ей свое недоброжелательство.
Внутренний мир Сони не так богат, как мир ее подруги, но действующие в нем силы устойчивы и покоятся на крепких основах нравственности. Чистая, окрепшая с детских лет дружба с Наташей, признательность семье Ростовых, воспитавшей ее, и страстное желание проявить в действии эту признательность, чтобы таким
319
образом в конечном счете победить неприязнь старой графини,— вот то душевное состояние, которое владеет ею во время решающего разговора с Наташей.
Прочтя письмо Анатоля, она плачет от боли и стыда за свою подругу. Первое ее стремление — узнать, серьезно ли все это, и, убедившись в том, что Наташа не шутит, она немедленно вступает в борьбу за спасение подруги. Она не сердится, не бранит ее, но приводит один за другим веские доводы в доказательство недопустимости ее поступка: а Болконский? А отец? A Nicolas? Она возмущается таинственностью, которой Анатоль окружает свои действия («почему он не ездит в дом?»), наконец, пытается раскрыть порочность, лживость самого Анатоля. Упорство Наташи, одержимой внезапной страстью, ужас перед ее неизбежной гибелью заставляют Соню прибегнуть к последнему средству: угрозе все открыть близким.
Две сцены в роли Сони наиболее трудны для исполнения: в начале отрывка, когда еще не проснулась Наташа, и в конце, когда Наташа убежала и Соня осталась одна в смятении, не зная, на что решиться. Быстро сменяющиеся мысли и чувства ведут как бы внутренний диалог. Необходимо проследить в этом диалоге логическую последовательность. Не надо торопиться: пусть каждая мысль и чувство, ею вызванное, получат свое развитие и завершающую связь с последующим.
Прочтя письмо Анатоля, Соня вглядывается в лицо спящей подруги: лицо спокойное и счастливое, как всегда,— это реальность. Но письмо Анатоля тоже реальность. Нанесен удар вере в душевную чистоту подруги. Отсюда боль, стыд и слезы.
В последней сцене Соня, пройдя через мучительный строй сомнений, приходит к выводу, что принятое ею решение единственно возможное для нее и правильное.
В споре с Соней Наташа терпит моральное поражение. Теряя контроль над собой, она уходит в бессильном гневе.
Правда на стороне Сони, и это придает ей силы.
Заключительные слова: «Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из коридора и силой не пущу ее» — Соня говорит с твердою решимостью человека, нашедшего выход из трудного положения.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ СЦЕНЫ
«ПЕТЯ. РОСТОВ В ПАРТИЗАНСКОМ ОТРЯДЕ ДЕНИСОВА»
«Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова — и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал».
Толстой с особой симпатией относится к Денисову.
Объясняя происхождение фамилий действующих лиц «Войны
320
и мира», он говорит: «Ахросимова и Денисов, вот исключительные лица, которым я дал имена, близко подходящие к двум особенно характерным и милым действительным лицам тогдашнего общества».
Яркая индивидуальность, мужество, благородство, доброта и высокая человечность — характерные черты этого лохматого, обросшего короткой черной бородой отважного гусара.
В инсценировке мы застаем его начальником небольшого партизанского отряда. Двести человек его отряда — крепко спаянная семья.
Именно партизанская война оказалась его родной стихией. Ответственность за жизнь своих людей, возможность широкой инициативы и быстрых решений ему дороже продвижений по службе.
Денисов храбр, но лишних жертв па войне он не допускает и напрасным кровопролитием «не хочет марать честь солдата». Характерен его ответ Долохову на вопрос последнего, куда он девает пленных: «Отсылаю под Расписку и смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека». Мальчика-француза, барабанщика, он оставляет при себе.
В свое время посватавшись к Наташе и получив отказ, он уходит от Ростовых со словами: «Г‘афиня, я виноват пег‘ед вами, но знайте, что я так боготвог‘ю вашу дочь и все ваше семейство, что две жизни отдам...»
Неожиданно увидев Петю в своем отряде, он не мог не приметить, как много общего в характере этого веселого, доброго мальчика с отличительными чертами сестры — Наташи. Та же стремительность, желание всем помочь в нужде, та же переполненность жизненной энергией и потребность выявить ее в действии. Представление о геройстве у него по-детски наивно, ему все кажется, что там, где его сейчас нет, там и происходит самое главное. Больше всего Петя боится, что старшие увидят в нем мальчика, и он с увлечением играет роль взрослого, опытного, уже побывавшего в сражении офицера. «Я привык не спать перед сражением», «Я привык все делать аккуратно. Иные так, кое-как, не приготовятся, потом жалеют. Я так не люблю».
Он в восторге, что Денисов разрешил ему позвать мальчика-барабанщика и проявил к французу участие, но в то же время обеспокоен: скажут, «сам мальчик и мальчика пожалел. Я покажу Завтра, какой я мальчик!»
Судьба оказалась милостивой к Наташе: самая ошибка девушки привела ее к духовному возрождению. Жажда геройства привела Петю к безвременной смерти.
В предлагаемой сцене задача Денисова — сдержать пыл мальчика, не допустить к опасности. Он запрещает Пете участвовать в ночной разведке. «Совсем тебе не нужно ездить,— предупрежда-
11 В школьном театре	321
ет ои Долохова,— а уж его я ни за что не пущу». Перед сражением строго выговаривает Пете: «Об одном тебя пг‘ошу — слушаться меня и никогда никуда не соваться».
У Пети задача прямо противоположная: он жаждет подвига, он должен отличиться, доказать, что он не ребенок и способен геройски защищать свою родину.
В роли Пети есть места, которые могут быть встречены смехом публики. Исполнителю нетрудно предугадать их, но он ни в коем случае не должен их подчеркивать: только непосредственность, органичность игры, серьезное отношение к происходящему помогут найти нужный ключ к этому образу. Л основа комического здесь лежит в несоответствии того, кем на самом деле является Петя и кем он хочет казаться.
Теперь несколько слов о произношении Денисова и французском языке Пети.
Толстой во всех главах, где появляется Денисов, отмечает в его речи грассирование. При этом он заменяет всюду букву р буквой г с запятой. Исполнителю нетрудно будет выполнить указание автора, но для этого понадобится специальная предварительная тренировка и контроль над речью во время репетиций.
В роли Пети хорошо сохранить хотя бы несколько французских фраз: ведь он с детства привык говорить по-французски. Но если исполнителю не удастся преодолеть трудность произношения, то лучше пользоваться только русским переводом.
У мальчика-барабанщика во всей роли только два слова: «Merci, monsieur». Их надо произнести непременно по-французски.
Общая атмосфера этой сцены — крепко, дружно спаянный одним ответственным делом боевой отряд. Все участники отряда объединены одним стремлением, одной сверхзадачей: подготовкой к решительному сражению: «На заре... по первому выстрелу...»
Слова «На заре... по первому выстрелу...» можно использовать как условное заглавие всей этой маленькой, но вполне законченной пьесы.
ОТ ХУДОЖНИКА
Предлагаемое в книге изобразительное решение сцен из романа Л. Н. Толстого — попытка зрительного объединения взятых эпизодов в единое целое.
Все инсценировки играются исполнителями ролей как бы в портале триумфальной арки, выполненной в стиле русского ампира — ведущего архитектурного стиля того времени, отражавшего торжество государственных побед. Типичными элементами этого стиля были помещаемые на свободных плоскостях стен барельефы
322
венков, масок, воинских трофеев. Художник использовал эти элементы в своем оформлении спектакля.
Все части ртого оформления для облегчения монтировок и перемен делаются из холста и фанеры. Портал, укрепленный непосредственно за основным (актовым) занавесом, остается на весь спектакль, меняются только написанные по эскизам задники и переставляется мебель.
Растения в цветочной комнате дома Ростовых можно вырезать из холста, расписать красками и укрепить на подставке для цветов.
Используйте подиум (возвышение) — это даст вам возможность выигрышно представить актеров при сложных мизансценах.
Ф. М. Достоевский
МАЛЬЧИКИ
Сцены из романа «Братья Карамазовы»
Инсценировка А. И. Розановой
е
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Алеша Карамазов.
Штабс-капитан Снегирев.
Илюша, его сын.
Доктор.
Коля Красот к ип \
Смуров
Карташов	> школьники, 9—11 лет.
Боровиков
Булкин	'
Еще несколько школьников.
СЦЕНА 1
Улица. Мостик через канавку. Сбоку па авансцене большой камень. Группа школьников о чем-то совещается; у них ранцы и мешочки с книгами, в руках камни. По другую сторону мостика — Илюша Снегирев. К группе школьников подходит Алеша, сначала молча наблюдает, потом вступает в разговор.
Алеша. Когда я носил вот такой, как у вас, мешочек, так у нас носили на левом боку, чтобы правой рукой тотчас достать; а у вас ваш мешок на правом боку, вам неловко доставать.
1-й мальчик (кивая на Смурова, к которому обратился Алеша). Да он левша.
2-й мальчик. Он и камни левшой бросает...
В это время в мальчиков летит камень, брошенный Илюшей.
324
Мальчики. Лупи его!
— Сажай в него, Смуров!
Швыряют камнями в Илюшу, тот в них и попадает в Алешу.
3-й мальчик. Это он в вас, в вас!
4-й мальчик. Он нарочно в вас метил. Ведь вы Карамазов? Мальчики хором. Вы Карамазов, да?
1-й мальчик. Ну, все разом в него, пали!
Ребята швыряют камнями в Илюшу, он падает, поднимается, и завязьг вается перестрелка.
Алеша (пытается, их остановить). Что вы это? Не стыдно ли, господа! Шестеро на одного, да вы убьете его!
2-й мальчик. Он сам первый начал!
3-й мальчик. Он подлец, он давеча в классе Красоткина перочинным ножом пырнул!
4-й мальчик. Кровь потекла!
Смуров. Красоткин только фискалить не хотел, а этого надо избить!
Алеша. Да за что? Вы, верно, сами его дразните?
Илюша бросает камень.
6-й мальчик. А вот он опять вам камень в спину прислал — он вас знает!
4-й мальчик. Он знает, что вы Карамазов. Это он в вас теперь кидает, а не в нас.
1-й мальчик (командует). Ну, все, опять в него!
2-й мальчик. Не промахивайся, Смуров!
Перестрелка. Илюше попадает в грудь, он вскрикнул, выбежал на авансцену, прячется за камень.
Мальчики. Ага, струсил!
— Бежал, Мочалка!
3-й мальчик. Вы еще не знаете, Карамазов, какой он подлый. Его убить мало!
А л е ш а. А какой он? Фискал, что ли?
Мальчики переглядываются, усмехаются.
4-й мальчик. Видите, на вас глядит, па вас глядит!
6-й мальчик. Вот подойдите-ка к нему и спросите, любит ли он банную мочалку...
4-й мальчик. Растрепанную!
325
G-й мальчик. Слышите, так и спросите!
Общин хохот.
Смуров Не ходите, он вас зашибет.
Алеша. Господа, я его спрашивать о мочалке не буду, потому что вы, верно, его этим как-нибудь дразните, по я узнаю от него, За что вы его так ненавидите...
Мальчики. Узнайте-ка, узнайте-ка!.. (Расходятся, оглядываясь.)
Смуров (вдогонку Алеше). Смотрите, он вас не побоится, он вдруг пырнет исподтишка... как Красоткина.
Ллеша подходит к Илюше.
Илюша. Я один, а их шесть... Я их всех перебью один!
Алеша. Вас один камень, должно быть, очень больно ударил. Илюша. А я Смурову в голову попал!
Алеша. Они мне сказали, что вы меня знаете и за что-то в меня камнем бросили? Я вас не знаю. Разве вы меня знаете?
Илюш а. Пе приставайте!
Алеша. Хорошо, я пойду. Только я вас не знаю и не дразню. Они мне сказали, как вас дразнят, но я не хочу вас дразнить, прощайте! (Поворачивается, чтобы уйти, и тут Илюша запускает в него большим камнем.)
Илюша (злобно). Монах в гарнитуровых штанах!
Алеша. Так вы сзади? Они правду, стало быть, говорят про вас, что вы нападаете исподтишка?
Илюша снова кидает камень.
Как вам не стыдно? Что я вам сделал?
Плюша бросается на Алешу, хватает его руку и кусает ему палец. Алеша *	обертывает палец платком.
Ну хорошо, видите, как вы меня больно укусили, ну и довольно ведь, так ли? Теперь скажите, что я вам сделал? Я хоть вас совсем не знаю и в первый раз вижу, но не может быть, чтоб я вам ничего не сделал,— не стали бы вы меня так мучить даром. Так что же я сделал и чем я виноват перед вами, скажите?
П л ю ш а громко заплакал и убежал. Алеша тихо пошел вслед за ним.
СЦЕНА 2
Перед занавесом. У камня. Выходят Снегирев и Илюша.
Снегирев. Пальчики-то у тебя холодненькие, Илюшечка... Смотри, сколько змеев на небесах запущено. Пора бы и нам змеек прошлогодний запустить.
Илюша. Папа, папа...
Снегирев. Что, Илюшечка?
Илюша. Папа, как он тебя тогда, папа!
Снегирев. Что делать, Илюша.
Илюша. Не мирись с ним, папа, не мирись. Школьники говорят, что он тебе десять рублей за это дал.
Снегирев. Нет, Илюша, я денег от него не возьму теперь пи за что.
Илюша. Папа, папа, вызови его на дуэль! В школе дразнят, что ты трус и не вызовешь его на дуэль, а десять рублей у пего возьмешь.
Снегирев. На дуэль, Илюша, мне нельзя его вызвать: а ну как он меня тотчас же и убьет, что же тогда со всеми вами станется — с маменькой больной, с Ниночкой безногой, горбатенькой и с тобой, Илюшечка?
Илюша. Папа, папа, все-таки не мирись: я вырасту, я вызову его сам и убью его!
Снегирев. Грешно убивать, Илюшечка, хотя бы и на поединке.
Илюша. Папа, я его повалю, как большой буду, я ему саблю выбью своей саблей, брошусь на него, замахнусь на пего саблей и скажу ему: мог бы сейчас убить, но прощаю тебя, вот тебе!.. Папа, ведь богатые всех сильнее на свете?
Снегирев. Да, Илюша, нет на свете сильнее богатого.
Илюша. Папа, я разбогатею, я в офицеры пойду и всех разобью, меня царь наградит, я приеду, и тогда никто не посмеет... Папа, какой это нехороший город наш, папа.
Снегирев. Да, Илюшечка, не очень-таки хорош наш город.
Илюша. Папа, переедем в другой город, в хороший город, где про нас и не знают.
Снегирев. Переедем, переедем, Илюша, вот только денег скоплю. Купим лошадку свою да тележку. Маменьку да сестрицу Усадим, закроем их...
Илюша. Вороненькую лошадку, папа, обязательно воро-ненькую!
Снегирев. Обязательно вороненькую, Илюшечка!
Илюша. А сами сбоку пойдем, да, папа? Потому что лошадку поберечь надо, не всем же садиться, правда, папа?
Снегирев. Правда, Илюшечка, правда!
327
Илюша (обнимает отца, рыдает). Папочка, милый папочка, как он тебя унизил...
Снегирев. Плюшечка... Илюшечка... (Уводит его.)
СЦЕНА 3
Комната в избе, перегороженная занавеской. Нищета. На протянутой из угла в угол веревке развешано разное тряпье. Стук за стеной.
Снегирев (выходит на стук из-за занавески, сердито). Кто таков? (Впускает Алешу.) Позвольте спросить, что побудило вас-с посетить... эти недра-с?
Алеша. Я... Алексей Карамазов...
Снегирев. Отменно умею понимать-с. Штабе я капитане Снегирев-с, в свою очередь; но все же желательно узнать, что именно побудило...
Алеша. Да я так только зашел. Мне, в сущности, от себя хотелось бы вам сказать одно слово... Если только позволите...
Снегирев. В таком случае, вот и стул-с, извольте взять место-с... (Представляется.) Николай Ильич Снегирев-с, русской пехоты бывший штабс-капитан-с, хоть и посрамленный своими пороками, но все же штабс-капитан. Чем, однако, мог возбудить столь любопытства, ибо живу в обстановке, невозможной для гостеприимства.
Алеша. Я пришел... по тому самому делу...
Снегирев. По тому самому делу?
Алеша. По поводу той встречи вашей с братом моим Дмитрием Федоровичем.
Снегирев. Какой же это встречи-с? Это уж не той ли са-мой-с? Значит, насчет мочалки, банной мочалки?
Алеша. Какая это мочалка?
Илюша отдергивает занавеску — видно, что он лежит в постели, постланной на лавке с приставленным стулом.
Илюша. Это он на меня тебе, папа, жаловаться пришел! Это я ему давеча палец укусил!
Снегирев. Какой такой палец укусил? Это вам он палец укусил-с?
Алеша. Да, мне. Давеча он на улице с мальчиками камнями перебрасывался; они в него шестеро кидают, а он один. Я подошел к нему, а он и в меня камень бросил, потом другой, мне в голову. Я спросил: что я ему сделал? Он вдруг бросился и больно укусил мне палец, не знаю за что.
Снегирев. Сейчас высеку-с! Сею минутой высеку-с!
328
Алеша. Да я ведь вовсе не жалуюсь, я только рассказал... Я вовсе не хочу, чтобы вы его высекли. Да он, кажется, теперь и болен.
Снегирев. А вы думали, я высеку-с? Что я Илюшечку возьму да сейчас и высеку перед вами для вашего полного удовлетворения? Скоро вам это надо-с? Жалею, сударь, о вашем пальчике, но не хотите ли, я, прежде чем Илюшечку сечь, свои четыре пальца сейчас же на ваших глазах, для вашего справедливого удовлетворения, вот этим самым ножом оттяпаю? Четырех-то пальцев, я думаю, вам будет довольно-с для утоления жажды мщения-с, пятого не потребуете?
Алеша. Я, кажется, теперь все понял. Значит, ваш мальчик — добрый мальчик, любит отца и бросился на меня как на брата вашего обидчика. Это я теперь понимаю. Но брат мой Дмитрий Федорович раскаивается в своем поступке, я знаю это, и если только ему возможно будет прийти к вам или всего лучше свидеться с вами опять в том самом месте, то он попросит у вас при всех прощения... если пожелаете.
Снегирев. То есть вырвал бороденку и попросил извинения... Все, дескать, закончил и удовлетворил, так ли-с?
Алеша. О нет, напротив, он сделает все, что вам будет угодно и как вам будет угодно!
Снегирев. Так что если б я попросил его светлость стать на коленки передо мной в этом самом трактире... или на площади-с, так он и стал бы?
Алеша. Да, он станет и на колени.
Снегирев. Пронзили-с. Прослезили меня и пронзили-с.
Илюша. Папа, папа! Брось ты его, папа!
Снегирев (бросается к нему, укладывает, укрывает). Плюшечка... Илюшечка... (Алеше.) Пойдемте, Алексей Федорович, видите, живу в обстановке, невозможной для гостеприимства... Покончить надо-с, пойдемте! (Выводит Алешу вперед на просцениум, занавес за ними закрывается.) Воздух чистый-с, а в хоромах у меня и впрямь несвежо.э.
Алеша. Я к вам имею одно чрезвычайное дело и только не Знаю, как мне начать...
Снегирев. Без дела-то вы бы никогда ко мне не заглянули. Али в самом деле только жаловаться на мальчика приходили? Так ведь это невероятно-с. А кстати о мальчике-с: я вам там всего изъяснить не мог-с, а здесь теперь сцену эту вам опишу-с. Видите ли, мочалка-то была гуще-с, еще всего неделю назад,— я про бороденку мою говорю-с; это ведь бороденку мою мочалкой прозвали, школьники главное-с. Встретились мы с братцем вашим Дмитрием Федоровичем в одном нехорошем месте, в трактире. Рассердился он на меня почему-то, схватил меня за бороду и при всех вывел на улицу, Вытянул за бороденку на площадь, а как раз школьни-
329
ей из школы выходят, а с ними и Илюша. Как увидел он меня в таком виде-с, бросился ко мне: «Папа, кричит, папа!» Хватается За меня, обнимает меня, хочет меня вырвать, кричит моему обидчику: «Пустите, пустите, это папа мой, папа, простите его»,— так ведь и кричит: «простите»; ручонками-то тоже его схватил да руку-то ему, эту самую-то руку его, и целует-с... Помню я, в ту минуту, какое у него было личико-с, не забыл-с и не забуду-с!..
Алеша. Клянусь, брат вам самым искренним образом, самым полным выразит раскаяние, хотя бы даже на коленях на той самой площади... Я заставлю его, иначе он мне не брат!
Снегирев. Позвольте мне и о высочайшем рыцарском и офицерском благородстве вашего братца досказать. Кончил он это меня за мочалку тащить, пустил на волю-с. «Ты, говорит, офицер, и я офицер, если можешь найти секунданта, то присылай — дам удовлетворение, хотя бы ты и мерзавец!» Вот что сказал-с. Воистину рыцарский дух! Ну, вызови я его на дуэль, а ну как он меня убьет, с семьей-то моей что станется? Про Илюшку не говорю, всего девять лет-с... один как перст... Еще хуже того, если он не убьет, а лишь только меня искалечит: работать нельзя, а рот-то все-таки остается, кто же его накормит тогда, мой рот, и кто же их всех тогда накормит-с? Аль Илюшу вместо школы милостыню просить высылать ежедневно? Вот что оно для меня значит-с на дуэль-то его вызвать-с, глупое это слово-с, и больше ничего-с.
Алеша. Он будет у вас просить прощения, он посреди площади вам в ноги поклонится...
Снегирев. Хотел я его в суд позвать, но много ль мне придется удовлетворения за личную обиду мою с обидчика получить-с? Вследствие всего сего я и притих-с, и вы недра видели. А теперь позвольте спросить: больно он вам пальчик давеча укусил, Илюша-то? В хоромах-то и при нем войти в сию подробность не решился.
Алеша. Да, очень больно, и он очень был раздражен. Он мне как Карамазову отомстил. Но если бы вы видели, как он с товарищами-школьниками камнями перекидывался! Это очень опасно, они могут его убить, они, дети, глупы; камень летит и может голову проломить.
Снегирев. Да уж и попало-с, не в голову, так в грудь-с, повыше сердца-с, сегодня удар камнем, синяк-с; пришел, плачет, охает, а вот и заболел.
Алеша. И знаете, ведь он там сам первый и нападает на всех, он озлился за вас, они говорят, что он одному мальчику, Красотки-ну, давеча в бок перочинным ножом пырнул... Я бы вам советовал некоторое время не посылать его вовсе в школу, пока он уймется... и гнев этот в нем пройдет.
Снегирев. Гнев-с! В маленьком существе, а великий гнев-с. Ведь дело в том, что после того события все школьники в школе стали его мочалкой дразнить. Дети в школах народ безжалостный:
330
порознь ангелы божие, а вместе, особенно в школах, весьма часто безжалостны. Мальчишки подняли его на смех. «Мочалка,— кричат ему,— отца твоего за мочалку из трактира тащили, а ты подле бежал и прощения просил». Обыкновенный мальчик, слабый сын>__тот бы смирился, отца своего застыдился, а этот один про-
тив всех восстал за отца. За отца и за истину-с, за правду-с. Поблагодарите вашего братца, Алексей Федорович. Нет-с, я моего мальчика для вашего удовлетворения не высеку-с!
Алеша. Ах, как бы мне хотелось помириться с вашим мальчиком! А теперь совсем не про то,— слушайте! Я имею к вам поручение: этот самый мой брат, этот Дмитрий, оскорбил и свою невесту, благороднейшую девушку. Она, узнав про вашу обиду и про все ваше несчастное положение, поручила мне снести вам это вспоможение от нее... (Протягивает деньги.) Только от нее одной, не от Дмитрия, который ее бросил, и не от меня, от брата его, и не от кого-нибудь, а от нее, только от нее одной! Она вас умоляет принять ее помощь. Вы оба обижены одним и тем ясе человеком. Она поручила мне уговорить вас принять от нее вот эти двести рублей, и клянусь, вы должны принять их как от сестры. Никто-то об этом не узнает, никаких сплетен не может произойти. Вот эти двести рублей, вы должны принять их, иначе... иначе, стало быть, все должны быть врагами друг другу на свете! Но ведь есть же и на свете братья... У вас благородная душа... вы должны это понять, должны!..
Снегирев. Это мне-то, мне-с, это столько денег, двести рублей! Батюшки! Да я уже четыре года не видел таких денег, господи! И говорит, что сестра... и вправду это, вправду?
Алеша. Клянусь вам, что все, что я вам сказал, правда!
Снегирев. Послушайте-с, голубчик мой, послушайте-с, ведь если я и приму, то ведь не буду же я подлецом? В глазах-то ваших, Алексей Федорович, ведь не буду, не буду подлецом? Не восчувствуете вы ко мне презрения, если я приму-с, а?
Алеша. Да нет же, нет, клянусь вам, что нет! И никто не узнает никогда, только мы: я, вы да она.
Снегирев. Слушайте, Алексей Федорович, вы даже и понять не можете, что могут значить для меня теперь эти двести рублей. Ведь я теперь лечение милых существ предпринять могу, полечить их теперь могу, лекарств куплю. А то рецепты положил на полку под образа, да там и лежат... Кушаем мы что попало, что добудется, а теперь говядины куплю-с, диету новую заведу-с... Господи, да ведь это мечта! Да мы, пожалуй, и лошадку с Илюшкой купим да кибитку, да лошадку-то непременно вороненькую, да и отправимся, как мечтали... Может, достанет даже и на это-с!
Алеша. Достанет, достанет! Катерина Ивановна вам пришлет еще, сколько угодно, и у меня тоже есть деньги, возьмите, сколько вам надо, как от брата, как от друга, потом отдадите... Что вы?
331
Снегирев (странно смотрит на него). Алексей Федорович... я... вы... я-с... вы-с... А не хотите ли, я вам фокусик один сейчас покажу-с!
Алеша. Какой фокусик?
Снегирев. Фокусик. Фокус-покус такой...
Алеша (испуганно). Да что с вами, какой фокус?
Снегирев. А вот какой, глядите! (Показывает ему деньги, комкает и со всего размаху'бросает на землю.) Видели-с, видели-с! Ну, так вот же-с... Вот ваши деньги-с! (Топчет деньги ногами.) Вот ваши деньги-с! Вот ваши деньги-с! Вот ваши деньги-с! Доложите пославшим вас, что мочалка чести своей не продает-с! (Отбегает, оборачивается.) А что ж бы я моему мальчику сказал, если бы у вас деньги за позор наш взял? (Убегает.)
Алеша грустно смотрит ему вслед. Поднимает деньги, разглаживает, сует в карман. Темнота.
СЦЕНА 4
Перед занавесом. Выходит Коля К р а сотки н, свистит в свистульку. Появляется Смуров.
Смуров. Я вас уже целый час жду, Красоткин.
Коля. Запоздал. Тебя не выпорют, что ты со мной?
Смуров. Ну полноте, разве меня порют?
Коля. Надеюсь, ты там не объявлял ничего о моем приходе?
Смуров. Боже сохрани, я ведь понимаю же.
Коля. Каков он, Илюша-то?
Смуров. Ах, плох, плох! Я думаю, у него чахотка. Он весь в памяти, только так дышит-дышит, нехорошо он дышит. Намедни попросил, чтоб его поводили, обули его в сапожки, пошел было, да и валится. «Ах, говорит, я говорил тебе, папа, что у меня дурные сапожки, прежние, в них и прежде было неловко ходить». Это он думал, что он от сапожек с ног валится, а он просто от слабости. Недели не проживет.
Коля. Что это у вас там за сентиментальности, однако, завелись? Вы там всем классом, кажется, пребываете?
Смуров. Не всем, а так человек дедЯгь наших ходит туда, всегда, всякий день. Это ничего.
Коля. Удивляет меня во всем этом роль Алексея Карамазова: столько у него времени на сентиментальничанье с мальчиками!
Смуров. Совсем тут никакого нет сентиментальничанья. Сам же вот идешь теперь с Илюшей мириться. А как Илюша будет тебе рад! Он и не воображает, что ты придешь. Почему ты так долго не хотел идти?
332
Коля. Милый мальчик, это мое дело, а не твое. Впрочем, я никому не позволяю анализировать мои поступки. Я иду сам по себе, потому что такова моя воля, а вас всех притащил туда Алексей Карамазов, значит, разница.
Смуров. Вовсе не Карамазов, совсем не он. Просто наши сами стали туда ходить, конечно, сперва с Карамазовым. Сначала один, потом другой. Отец был ужасно нам рад. Ты знаешь, он просто с ума сойдет, коль умрет Илюша. А нам-то как рад, что мы с Илюшей помирились! Илюша о тебе спрашивал. Спросит и замолчит. А отец с ума сойдет или повесится. Он ведь и прежде держал себя как помешанный. Знаешь, он благородный человек, и тогда вышла ошибка, что избили его.
Коля. А все-таки Карамазов для меня загадка. Я мог бы и давно с ним познакомиться, но в иных случаях я люблю быть гордым... Вот что. Ты пойди вперед и вызови мне Карамазова сюда.
Смуров. Да зачем вызывать? Войди и так, тебе ужасно обрадуются.
Коля. Это уж я знаю, зачем мне его надо сюда.
Смуров уходит за занавес. Оттуда выходит Алеша.
Алеша (протягивает Коле руку). Вот и вы наконец, как мы вас все ждали!
Коля. Рад познакомиться. Давно ждал случая и много слышал. Скажите, как здесь?
Алеша. Илюша очень плох, он непременно умрет, Коля. Что вы!
А л е ш а. Илюша часто, очень часто поминал об вас, даже, знаете, во сне, в бреду. Видно, что вы ему очень, очень были дороги прежде... до того случая... с ножиком.
Коля. Слушайте, Карамазов, я вам объясню все дело, прежде чем мы войдем. Я для этого вас и вызвал. Видите, Карамазов, Илюша поступает в приготовительный класс. Ну, известно, наш приготовительный класс: мальчишки, детвора. Илюшу тотчас же начали задирать. Я двумя классами выше и, разумеется, смотрю издали, со стороны. Вижу, мальчик маленький, слабенький, но не подчиняется, даже с ними дерется, гордый, глазенки горят. Я люблю этаких. А они его пуще, главное, у него было платьишко скверное, штанишки наверх лезут, а сапоги каши просят. Они его и за это. Унижают. Нет, Это уж я не люблю, тотчас заступился и экстрафеферу задал. Таким образом, Илюшу перестали бить, и я взял его под мою протекцию. Мальчик гордый, но предался мне рабски, исполняет малейшие мои повеления, слушает меня, как бога, лезет мне подражать. В антрактах между классами сейчас ко мне, и мы вместе с ним ходим. У пас в гимназии смеются, когда старший сходится на такую ногу
333
с маленьким, но это предрассудок. Я его учу, развиваю. Вот же вы, Карамазов, сошлись со всеми этими птенцами, значит, хотите действовать на молодое поколение, развивать, быть полезным? Но примечаю: в мальчике развивается какая-то чувствительность, сентиментальность, а я, знаете, решительный враг всяких телячьих нежностей. И вот, чтобы его выдержать, я, чем он нежнее, тем становлюсь хладнокровнее. Я имел в виду вышколить характер, выровнять, создать человека... ну, и там... вы, разумеется, меня с полслова понимаете. И вдруг тут происходит этот случай с его отцом, помните, мочалка-то? Мальчики накинулись на него, дразнят: «Мочалка, Мочалка». Вот тут-то у них и начались баталии, о которых я страшно сожалею, потому что его очень больно, кажется, тогда раз избили. Вот раз он бросается на всех на дворе, а я как раз стою в десяти шагах и смотрю на него. И клянусь, я не помню, чтоб я тогда смеялся, напротив, мне тогда очень, очень стало жалко его, и еще миг, и я бы бросился его защищать. Но он вдруг встретил мой взгляд: что ему показалось,— не знаю, но он выхватил перочинный ножик, бросился на меня и ткнул мне его в ребро, вот тут, у правой ноги. Я не двинулся, я, признаюсь, иногда бываю храбр, Карамазов, я только посмотрел с презрением, как бы говоря взглядом: не хочешь ли, мол, еще, за всю мою дружбу, так я к твоим услугам. Но он другой раз не пырнул, он не выдержал, он сам испугался, бросил ножик, заплакал в голос и пустился бежать. Я, разумеется, не фискалил и приказал всем молчать, чтобы не дошло до начальства, даже матери сказал, только когда зажило, да и ранка была пустая, царапина. Потом слышу, в тот же день он бросался камнями и вам палец укусил,— но понимаете, в каком он был состоянии! Ну что делать, я сделал глупо: когда он заболел, я не пошел сразу его простить, то есть помириться, теперь раскаиваюсь... Да, я сделал глупо...
Алеша. Ах, как это жаль, что я не знал ваших этих с ним отношений раньше, а то бы я сам давно уже пришел к вам вас просить пойти к нему со мной вместе.
Коля. Скажите, Карамазов: что такое этот отец? Шут, паяц?
Алеша. Ах нет, есть люди глубоко чувствующие, но как-то придавленные. Шутовство у них вроде злобной иронии на тех, которым в глаза они не смеют сказать правды от унизительной робости пред ними. Поверьте, Красоткин, что такое шутовство чрезвычайно иногда трагично. У него все теперь, все на земле совокупилось в Илюше... Но войдемте же, однако.
Уходят за занавес.
СЦЕПА 5
Комната Снегиревых. Несколько мальчиков окружают кроватку, на которой лежит Илюша. Входят Алеша и Коля. Навстречу Коле бросается Снегирев.
Мальчики. Красоткин пришел!
— Коля!
— Коля Красоткин!
Снегирев. Пожалуйте, пожалуйте... дорогой гость! Плюшечка, господин Красоткин к тебе пожаловал...
Коля пожимает Снегиреву руку и подходит к Илюше.
Коля. Ну что, старик... как поживаешь? (Проводит ладонью по волосам Илюши.) Ни-че-го! Илюша, я тебе могу одну штуку показать. Я тебе пушечку принес. Помнишь, я тебе еще тогда говорил про эту пушечку, а ты сказал: «Ах, как бы и мне ее посмотреть!» Ну, вот я теперь и принес. Вот она. Бронзовая пушечка. Я эту штучку давно уже у чиновника Морозова наглядел — для тебя, старик, для тебя. Она у него стояла даром, я и выменял ему на книжку, из папина шкафа: «Родственник Магомета, или Целительное дурачество». Сто лет книжке! Морозов до таких охотник. Еще поблагодарил...
Илюша. А она стреляет, пушечка?
Коля. Стреляет, стреляет, у меня и порох есть, и дробь.
Илюша. Папа, ты военный человек, заряди пушечку.
Снегирев. Сейчас, сейчас. Всыпем пороху... дробь отложим до другого раза. (Заряжает пушечку.) Ставим пушку на пол... дулом в пустое место, господа! Господин Красоткин, извольте спички. Зажигайте!
Выстрел, все хлопают в ладоши.
Коля (подает пушечку Илюше). Это я для тебя, для тебя! Бери! И с дробью, и с порохом! Пороху я тебе, Илюша, теперь сколько угодно буду носить. Мы теперь сами порох делаем. Боровиков узнал состав...
Боровиков. Да, я узнал: двадцать четыре части селитры, десять серы и шесть березового угля, все вместе столочь, влить воды, смешать в мякоть и протереть через барабанную шкуру — вот и порох.
Илюша. Мне Смуров про ваш порох уже говорил, а только папа говорит, что это не настоящий порох.
Коля. Как не настоящий? У нас горит.
Мальчики. У нас горит!
— Горит!
335
Боровиков. Мы в помадной каменной банке зажгли, славно сгорел!
Мальчики. Весь сгорел!
— Весь, весь!
— Самая маленькая сажа осталась!
Снегирев. Да я пичего-с. Я, правда, говорил, что настоящий порох не так составляется, но это ничего-с, можно и так-с.
Коля. А Булкина отец выдрал за наш порох, ты слышал, Илюша? Расскажи, Булкин.
Булкин. Мы целую бутылку пороху заготовили, я под кроватью и держал. Отец увидел. Взорвать, говорит, может...
Коля. Да и высек его тут же.
Булкин. Хотел в гимназию жаловаться.
Коля. На меня жаловаться. Теперь со мной его не пускают, теперь со мной никого не пускают. Смурова тоже не пускают, у всех прославился; говорят, что я «отчаянный»...
Илюша. Ты, папа, не слушай его, он ведь только прикидывается, что он такой, а он первый в классе ученик по всем предметам...
Боровиков. И по латинскому даже языку первый...
Смуров (прислушался). Карета подъехала!
Снегирев. Это новый доктор приехал! (Выбегает.)
Алеша оправляет Илюше постель. Мальчики торопливо прощаются.
Мальчики. До свиданья, Илюша!
— Мы вечером придем.
— Да, да, и мы придем!
Уходят.
Коля. А я не уйду, Илюша, не уйду. Я пережду в сенях и приду опять, когда уедет доктор.
Выходит вместе с А л е ш е й, сталкиваясь сдоктором, сопровождаемым Снегиревым.
Доктор (оглядывает комнату). Что это? Где я?
Снегирев. Вы здесь-с, здесь-с, у меня-с, вам ко мне-с...
Доктор. Сне-ги-рев? Господин Снегирев — это вы?
Снегирев. Это я-с!
Доктор. А! Где же пациент?
Занавес.
Коля (перед занавесом, Алеше). Как вы думаете, что ему скажет доктор? Какая отвратительная, однако же, харя, не правда ли? Терпеть не могу медицину!
336
Алеша. Илюша умрет. Это, мие кажется, уж наверное.
Коля. О, как я жалею и браню всего себя, что не приходил раньше!
Алеша. Да, очень жаль. Вы видели сами, какое радостное вы произвели впечатление на бедного малютку! И как он убивался, вас ожидая!
К о л я. Не говорите мне! Вы меня растравляете. А впрочем, мне поделом: я не приходил из самолюбия, из эгоистического самолюбия и подлого самовластия, от которого всю жизнь не могу избавиться, хотя всю жизнь ломаю себя...
Алеша. Скажите, Красоткин, вам тринадцатый год?
Коля. Четырнадцатый, через две недели четырнадцать, весьма скоро. Я ненавижу, когда меня спрашивают про мои года... и наконец... про меня, например, есть клевета, что я на прошлой неделе с приготовительными в разбойников играл. То, что я играл, это действительность, но что я для себя играл, для доставления себе самому удовольствия, то это решительно клевета. Я не для себя играл, а для детворы играл, потому что они ничего без меня не умели выдумать.
А л е ш а. А хоть бы и для своего удовольствия играли, что ж тут такого?
Коля. Ну, для себя... Не станете же вы в лошадки играть?
Алеша. А вы рассуждайте так: в театр, например, ездят же взрослые, а в театре тоже представляют приключения всяких героев, иногда тоже с разбойниками и с войной — так разве же Это не то же самое? А игра в войну молодых людей или там в разбойники — это ведь тоже зарождающееся искусство, потребность искусства в юной душе, и эти игры иногда даже сочиняются складнее, чем представления на театре, только в том разница, что в театр ездят смотреть актеров, а тут молодежь сами актеры.
Коля. Вы так думаете? Таково ваше убеждение? Признаюсь, л так и ждал, что...
Алеша. Вот и доктор.
Коля. Господи, что-то скажет, посмотрите, какое у него лицо!
На авансцену перед занавесом выходят доктор и Снегирев.
Снегирев (убито). Ваше превосходительство, ваше превосходительство... Неужели?
Доктор (внушительно). Что делать! Я не бог.
Снегирев. Доктор... Ваше превосходительство... и скоро это, скоро?
Доктор. При-го-товь-тесь ко всему.
Снегирев. Ваше превосходительство, ради Христа! Ваше превосходительство!.. Так разве ничего, неужели ничего, совсем ничего теперь не спасет?..
337
Доктор (нетерпеливо). Не от меня теперь за-ви-сит... и, однако же, гм... если бы вы, например, могли... на-пра-вить... вашего пациента... сейчас и нимало не медля в Си-ра-ку-зы, то... вследствие новых бла-го-при-ятных кли-ма-ти-ческих условий... могло бы, может быть, про-и-зойти...
Снегирев. В Сиракузы!
. Коля (громко). Сиракузы — это в Сицилии.
Снегирев. В Сицилию! Батюшка, ваше превосходительство, да ведь вы видели! Обстановка-то!.. Доктор, доктор, да ведь видите вы!..
Доктор (усмехаясь). К это уж не мое дело. Я лишь сказал то, что могла сказать на-у-ка на ваш вопрос о последних средствах, а остальное... к сожалению моему...
Коля. Выход вон там, лекарь!
Доктор. Что та-ко-е? Ка кой это?
Коля. Не беспокойтесь, лекарь, о моей личности! Прощайте, лекарь, увидимся в Сиракузах.
Доктор (в гневе). Кто эт-то? Кто, кто?
Алеша. Это здешний школьник, доктор, он шалун, не обращайте внимания. Коля, молчите! Не надо обращать внимания, доктор!
Доктор. Выс-сечь, выс-сечь надо, выс-сечь!
Коля. Прощайте, лекарь!
Алеша. Коля, если вы скажете еще одно только слово, то я с вами разорву навеки!
Коля. Лекарь, есть только одно существо в целом мире, которое может приказывать Николаю Красоткину, это вот этот человек. (Указывает на Алешу.) Ему повинуюсь, прощайте! (Убегает за .занавес.)
За ним уходит и Алеша.
Доктор. Этта, этта, этта, я не знаю, что этта... (Уходгьт, сопровождаемый Снегиревым.)
Открывается занавес.
Илюша в постели, возле него Коля и Алеша. Входит Снегирев.
Илюша. Папа, папа, поди сюда, мы... (Обнимает разом отца и Колю.) Папа, папа, как мне жалко тебя, папа!
Снегирев. Илюшечка... голубчик... доктор сказал... будешь здоров... будем счастливы... доктор...
Илюша. Ах, папа! Я ведь знаю, что тебе повый доктор про меня сказал... Я ведь видел! Папа, пе плачь... а как я умру, то возьми ты хорошего мальчика, другого... сам выбери из них из всех, хорошего, назови его Илюшей и люби его вместо меня...
338
Коля. Молчи, старик, выздоровеешь!
Илюша. А меня, папа, меня не забывай никогда, ходи ко мне на могилку... да вот что, папа, похорони ты меня у нашего большого камня, к которому мы с тобой гулять ходили, и ходи ко мне туда с Красоткиным вечером... А я буду вас ждать... Папа, папа! А на моей могилке покроши корочку хлебца, чтоб воробушки прилетали, я услышу, что они прилетели, и мне весело будет, что я не один лежу...
Коля (старается скрыть слезы). Прощай, старик, меня ждет мать к обеду. Как жаль, что я ее не предуведомил! Очень будет беспокоиться... Но после обеда я тотчас к тебе, на весь день, на весь вечер и столько тебе расскажу, столько расскажу! До свиданья!.. (Выбегает вперед.)
Занавес за ним закрывается. Коля плачет. Выходит Алеша.
Алеша. Коля, вы должны непременно сдержать слово и прийти, а то он будет в страшном горе.
Коля (плача). Непременно! О, как я кляну себя, что не приходил раньше...
Из-за занавеса выбегает Си е г и р е в.
Снегирев. Не хочу хорошего мальчика! Не хочу другого мальчика!.. (Прислоняется к стене, рыдает.) Не хочу, не хочу другого мальчика...
Темнота.
СЦЕНА 6
Улица. Мостик, камень, как в первой сцене. Собираются м а л ь ч и к и, с ними Алеша.
Алеша. Пусть переплачут. Тут уж, конечно, нельзя утешать.
Коля. Да, нельзя, это ужасно. Знаете, Карамазов, мне очень грустно, и если б только можно было его воскресить, то я бы отдал все на свете!
Алеша. Ах, и я тоже.
Коля. Там у них теперь хозяйка стол накрывает,— эти поминки, что ли, будут, поп придет; возвращаться нам туда, Карамазов, иль нет?
Алеша. Непременно.
Коля. Странно все это, Карамазов, такое горе, и вдруг какие-то блины. Как это все неестественно по нашей религии!
339
Карташов. У них там и семга будет.
Коля. Я вас серьезно прошу, Карташов, не вмешиваться более с вашими глупостями, особенно когда с вами не говорят и не хотят даже знать, есть ли вы на свете.
Смуров. Вот Илюшин камень!
Все подходят к камню.
Алеша. Вот тут Илюшечка, плача и обнимая отца, восклицал: «Папочка, папочка, как он унизил тебя!..» Господа, мне хотелось бы вам сказать здесь, на этом самом месте, одно слово.
Мальчики обступают его.
Мы скоро расстанемся. Я здешний город покину. Согласимся же здесь, у Илюшина камушка, что не будем никогда забывать — во-первых, Илюшечку, а во-вторых, друг об друге. И что бы там ни случилось с нами потом в жизни, будем помнить о бедном мальчике, в которого прежде бросали камни, помните, там, у мостика-то? — а потом так все его полюбили. Он был славный мальчик, добрый и храбрый мальчик, чувствовал честь и горькую обиду отцовскую, за которую и восстал. Итак, будем помнить его во всю нашу жизнь. И хотя бы мы были заняты самыми важными делами, достигли почестей или впали бы в какое великое несчастье, все равно не забудем никогда. Может быть, мы станем даже злыми потом, даже пред дурным поступком устоять будем не в силах. И все-таки, как вспомним про Илюшу, как мы любили его в последние дни, то самый жестокий из нас человек и самый насмешливый, если мы такими сделаемся, не посмеет внутри себя посмеяться над тем, как он был добр и хорош вот в эту теперешнюю минуту! Мало того, может быть, именно это воспоминание его от зла удержит и он одумается и скажет: «Да, я был тогда добр, смел и честен». Пусть усмехнется про себя, это ничего, человек часто смеется над добрым и хорошим; это лишь от легкомыслия; но уверяю вас, что как усмехнется, так тотчас же в сердце скажет: «Нет, это я дурно сделал, что усмехнулся, потому что над этим нельзя смеяться!»
Коля. Это непременно так будет, Карамазов, я вас понимаю, Карамазов!
Мальчики. Ия понимаю!
— Ия!
— И я...
Алеша. Это я говорю на тот страх, что мы дурными сделаемся. Но зачем нам и делаться дурными, не правда ли? Будем, во-первых, и прежде всего, добры, потом честны. Милые мои, будем все великодушны и смелы, как Илюшечка, умны, смелы и великодушны, как Коля, но который будет еще умнее, когда подрастет^
340
Да чего я говорю про них обоих! Я ни одного из вас не забуду, И вас прошу о том же. Ну, а кто нас соединил в этом добром, хорошем чувстве, как не Илюшечка? Будем помнить его, и несчастного отца его, и о том, как он смело восстал на весь класс за него! Мальчики. Будем, будем помнить!
— Будем помнить Илюшечку!
— Он был храбрый!
Коля. Ах, как я любил его!
Алеша. Ах, милые друзья, не бойтесь жизни! Как хороша жизнь, когда что-нибудь сделаешь хорошее и правдивое!
Мальчики. Да, да!
Алеша. Ну, а теперь кончим речи и пойдемте на его поминки. Не смущайтесь, что блины будем есть, Это ведь старинное, вечное, и тут есть хорошее. Ну, пойдемте же! Вот мы теперь и идем рука в руку.
К о л я. И вечно так, всю жизнь рука в руку! Ура!
Все. Ура!
Занавес.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
Ребята! Обычно в работе над инсценировками мы первым делом советуем вам: возьмите книгу, по которой написана инсценировка, и внимательно и не один раз прочитайте ее, даже если инсценирована она не вся, а лишь отрывки из нее.
Но в данном случае мы отступаем от этого правила — мы не советуем вам читать «Братьев Карамазовых» целиком. И вот почему: слишком трудный, слишком сложный, слишком огромный — не только, конечно, по объему — этот роман Достоевского, чтобы вы, школьники, смогли с настоящим интересом и пониманием прочитать его весь — все его четыре части с эпилогом,— разобраться во множестве людей и событий, составить собственное (собственное!) мнение обо всем происходящем, суметь даже в ряде случаев поспорить с самим автором — да, да! — одним словом, осилить это удивительное произведение.
Придет ваше время, станете вы взрослыми или почти взрослыми и прочитаете.
Возможно, к некоторым из вас, самым старшим, самым серьезным, самым упорным, особенно к тем, кому придется играть роли взрослых — Алеши Карамазова и штабс-капитана Снегирева,— Этот наш совет не относится: попробуйте начните читать роман. Сумеете заинтересоваться, читать без пропусков, не только сюжетные места, но и все подряд,— ну что ж, значит, можете, значит, осилите.
341
Предложенные сцены—побочная линия романа: история штабс-капитана Снегирева, его сына Плюшечки, отношений его со школьными товарищами, особенно с Колей Красоткиным.
Вот главы, по которым эти сцены сделаны, вам они вполне доступны, и их надо прочитать обязательно: «Третий сын Алеша» (начало), «Старцы» (начало), «Связался со школьниками», «Надрыв в избе», «Коля Красоткин», «Детвора», «Школьник», «Жучка», «У Илюшиной постельки», «Раннее развитие», «Илюша», «Похороны Плюшечки», «Речь у камня».
Конечно, лишь небольшая часть из перечисленного вошла в нашу инсценировку,— тем обязательнее прочитать все эти главы. В них сам автор впервые знакомит нас с действующими лицами, дает их характеристики, описания событий, оценку их. Много раз вы будете обращаться за помощью к автору — и для того, чтобы лучше уяснить себе последовательность событий, и чтобы лучше разобраться в отношениях между персонажами... И по вопросам оформления тоже: как выглядит место действия в той или иной сцепе, как одеты люди; например, Алеша Карамазов одет совершенно иначе в начале романа и тогда, когда мы его встречаем второй раз у Илюшечки.
Главное событие в инсценировке: штабс-капитана Снегирева жестоко и больно оскорбили; Илюша вступается за честь отца единственным способом, какой у него есть,— дерется со всем классом, мстит своему любимому другу Коле Красоткину и брату обидчика, Алеше Карамазову.
Никакие сложные, громоздкие декорации в этом спектакле не нужны. Пусть будет на сцене только то, что помогает зрителям понять, где происходит действие, а исполнителям помогает играть.
В сценах на улице необходим только большой камень (он виден и тогда, когда занавес закрыт), потому что, во-первых, он «Илюшечкин», во-вторых, на нем можно сидеть, стоять, прятаться за ним. В конце в память Илюшечки можно сыпать на него хлебные крошки, чтобы слетались воробушки... На самой сцене хорошо бы было сделать мостик через канавку, как указано у Достоевского. Маленький мостик с перильцами через воображаемую канавку: на него можно взбегать, стоять на нем, то есть действовать и строить разнообразные мизансцены. Кроме этого мостика, на сцене может больше ничего и не быть. Но если вам (вашим художникам) захочется добавить деревце, или кустик, или старинный фонарь,— что ж, вам на вашей сцене виднее. Кстати, камни, которыми бросаются ребята, ни в коем случае не должны быть настоящими: их надо сделать из серых тряпок, из скрученной бумаги, из чего хотите, лишь бы они были совершенно безопасными!
В квартире у штабс-капитана Снегирева в глаза бросается нищета. Жилая комната в избе, а в ней развешано на веревке старье: Илюшина рубашка, штанишки, два-три полотенца, цветная паво-
342
дочка... Ситцевая занавеска, отгораживающая угол сцены, вначале скрывает постель Илюшечки — лавку с приставленным стулом, лоскутное одеяло, старенькое пальтишко. Можно предположить, что занавеска где-то в глубине скрывает и остальных членов семьи штабс-капитана. Мы не сделали их действующими лицами, не выпустили на сцену, о них только упоминается. Но знаете, как бывает? Вот начали вы ставить инсценировку в том виде, как мы вам предлагаем, а потом втянулись, почувствовали в себе силы, и захотелось вам большего. Особенно девочкам, которым в этом спектакле делать на сцене нечего: очень захотелось им сыграть и бедную слабоумную «маменьку» и горбатенькую Ниночку, и строгую Варвару Николаевну. Ну и отлично: перепишите из романа текст Этого эпизода и пробуйте, репетируйте.
Бывает, конечно, и наоборот: взялись ставить, а силенок и возможностей не хватило. Не огорчайтесь, но и не отступайте. Поставьте для начала хоть одну сцену; например, первую, с мальчиками. Будет у вас не целый спектакль, а отрывок для литературного вечера. Выйдет неплохо — захочется ставить дальше.
Как мы уже писали, роли взрослых — Алеши Карамазова и штабс-капитана Снегирева — нужно поручить самым старшим и, конечно, самым способным школьникам. Но это могут быть и не школьники, а взрослые люди — учителя, вожатые, родители. Во многих школьных кружках так и делается. Илюша и большинство школьников в романе — дети 9—10 лет, что соответствует нашим 3—4-м классам. Придерживаться этого возраста во что бы то ни стало не обязательно: ребятишки могут быть и постарше; важно, чтобы они понимали, что происходит, играли бы, действовали, а не просто присутствовали на сцене. И они все разные — Илюша, Смуров, Карташов, Боровиков и другие, без фамилий. В спектакле фамилии могут быть не обозначены, но лицо у каждого должно быть свое, а какое — еще раз и еще раз прочитайте у Достоевского. Коля Красоткин постарше, ему почти четырнадцать, он самый интересный и сложный из всех ребят, это подлинно «прелестная натура», как устами Алеши Карамазова определяет его автор.
А. П, Чехов
ПОЛЕНЬКА
Инсценировка А. Б. Чижова
е
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Пелагея Сергеевна, дочь содержательницы модной мастерской, маленькая худощавая блондинка.
Николай Тимофеич, приказчик, стройный брюнет, завитой, одетый по моде, с большой булавкой в галстуке.
Дама.
Приказчик.
Уголок в галантерейном магазине «Парижские новости». Слышен монотонный шум голосов. Да прилавком, уставленным коробками, стоит Николай Тимофеич. Входит Полень к а.
Николай Тимофеич (улыбаясь и вытягивая шею). Пелагея Сергеевна! Мое почтение! (Расчищает прилавок.) Пожалуйте!
Поленька. А, здрасте! (Подходит к прилавку.) Видите, я опять к вам, дайте мне агроманту какого-нибудь.
Николай Тимофеич. Сию минуту. (Кладет товар перед Поленькой.)
Поленька (нагибаясь над аграмантом и вздыхая). Мне еще нужен стеклярусный бок с агромантными пуговицами. А не найдутся ли у вас под этот цвет стеклярусные бонбошки?
Николай Тимофеич. Есть-с.
Поленька (тихо). А зачем это вы, Николай Тимофеич, в четверг ушли от нас так рано?
Николай Тимофеич (с усмешкой). Гм!.. Странно, что вы это заметили. Вы так были увлечены господином студентом, что.., странно, как это вы заметили! (Нервно закрывает коробки и без всякой надобности ставит их одну на другую.)
Поленька (виновато). Мне еще стеклярусных кружев.
Николай Тимофеич. Каких вам? Стеклярусные кружева по тюлю черные и цветные— самая модная отделка,
344
Поленька. А почем они у вас?
Николай Тимофеич. Черные от восьмидесяти копеек, а цветные на два рубля пятьдесят копеек. (Тихо.) А к вам я больше никогда не приду-с.
Поленька. Почему?
Николай Тимофеич. Почему? Очень просто. Сами вы должны понимать. С какой стати мне себя мучить? Странное дело! Нешто мне приятно видеть, как этот студент около вас разыгрывает роль-с? Ведь я все вижу и понимаю. С самой осени он за вами ухаживает по-настоящему, и почти каждый день вы с ним гуляете, а когда он у вас в гостях сидит, так вы в него впившись глазами, словно в ангела какого-нибудь. Вы в него влюблены, для вас лучшего и человека нет, как он, ну и отлично, нечего и разговаривать.
Пауза. Поленька в замешательстве водит пальцем по прилавку.
Я все отлично вижу. Какой же мне резон к вам ходить? У меня самолюбие есть. Не всякому приятно пятым колесом в возу быть. (Громко.) Чего вы спрашивали-то?
Поленька (растерянно). Мне мамаша много кой-чего велела взять, да я забыла. Еще плюмажу нужно.
Николай Тимофеич. Какого прикажете?
Поленька. Получше, какой модней.
Николай Тимофеич. Самый модный теперь из птичьего пера. Цвет, ежели желаете, модный теперь гелиотроп, или цвет канак, то есть бордо с желтым. Выбор громадный. (Тихо.) А к чему вся эта история клонится, я решительно не понимаю. Вы вот влюбившись, а чем это кончится? (Сильно волнуясь, мнет в руках тесьму.) Воображаете за него замуж выйти, что ли? Ну, насчет этого—оставьте ваше воображение. Студентам запрещается жениться, да и разве он к вам затем ходит, чтобы все честным образом кончить? Как же! Ведь они, студенты эти самые, нас и за людей не считают. Да-с! Так какого же вы плюмажу возьмете? (Понижает голос.) А ежели он за вами ухаживает и в любовь играет, то известно зачем... Когда станет доктором или адвокатом, будет вспоминать: «Эх, была у меня, скажет, когда-то блондиночка одна! Где-то она теперь?» Небось и теперь уж там, у себя, среди студентов, хвалится, что у него модисточка есть на примете.
Поленька садится на стул и задумчиво глядит на гору коробок.
Поленька (вздыхает). Нет, уж я не возьму плюмажу! Пусть сама мамаша берет, какого хочет, а я ошибиться могу. Мне вы дайте шесть аршин бахромы для дипломата, что по сорок копеек ар-
345
шин. Для того же дипломата дадите пуговиц кокосовых, с насквозь прошивными ушками... чтобы покрепче держались...
Николай Тимофеич угрюмо заворачивает Поленькины покупки. Пауза.
(Достает платок, вытирает им губы.) Не забыть бы еще для капота пуговиц взять...
Николай Тимофеич. Каких вам?
Поленька. Для купчихи шьем, значит, дайте что-нибудь выдающееся из ряда обыкновенного.
Николай Тимофеич. Вот-с пуговицы. Сочетание цветов синего, красного и модного золотистого. Самые глазастые. Кто поделикатнее, те берут у нас черные матовые с одним блестящим ободочком. Только я не понимаю. Неужели вы сами не можете рассудить? Ну, к чему поведут эти... прогулки?
Поленька (шепчет, нагибаясь к пуговицам). Я сама не знаю... Я сама не знаю, Николай Тимофеич, что со мной делается.
Входит полный приказчик, за ним дама.
Приказчик. Будьте любезны, мадам, пожаловать в это от
346
деление! Кофточки джёрсе имеются три номера: гладкая, сутажет и со стеклярусом! Какую вам прикажете?
Приказчик протискивается за спиной Николая Тимофеича, прижимая его к прилавку. Дама проходит около Поленьки.
Дама. Только, пожалуйста, чтоб они были без сшивок, а тканые и чтоб пломба была вваленная!
Николай Тимофеич (шепотом Поленьке). Делайте вид, что товар осматриваете.
Приказчик и дама уходят.
Вы, бог с вами, какая-то бледная и больная, совсем из лица изменились. Бросит он вас, Пелагея Сергеевна! А если женится когда-нибудь, то не по любви, а с голода, на деньги ваши польстится. Сделает себе на приданое приличную обстановку, а потом стыдиться вас будет. От гостей и товарищей будет вас прятать, потому что вы необразованная, так и будет говорить: моя кувалда.
Появляется приказчик.
Приказчик. Николай Тимофеич! Вот мадемуазель просят три аршина ленты с никб! Есть у нас?
Николай Тимофеич (поворачиваясь к нему и насильственно улыбаясь). Есть-с! Есть ленты с никб, атаман с атласом и атлас с муаром!
Приказчик исчезает.
Поленька (чуть не плача). Кстати, чтоб не забыть, Оля просила взять для нее корсет!
Николай Тимофеич (испуганно). У вас на глазах... слезы! Зачем это? Пойдемте к корсетам, я вас загорожу, а то неловко.
Насильно улыбаясь и с преувеличенной развязностью, он быстро ведет Поленьку к корсетному отделу и прячет ее за высокую пирамиду из коробок.
(Громко.) Вам какой прикажете корсет? (Шепчет.) Утрите глаза!
Поленька (утирая слезы). Мпе... мне сорок восемь сантиметров! Только, пожалуйста, она просила двойной с подкладкой... с настоящим китовым усом... Мне поговорить с вами нужно, Николай Тимофеич. Приходите нынче!
Николай Тимофеич. О чем же говорить? Не о чем говорить.
Поленька. Вы один только... меня любите, и, кроме вас, не с кем мне поговорить.
347
Николай Тимофеич (в полной растерянности). Не камыш, не кости, а настоящий китовый ус... О чем же нам говорить? Говорить не о чем... Ведь пойдете с ним гулять?
Поленька (сквозь слезы). По...пойду.
Николай Тимофеич. Ну, так о чем же тут говорить? Не поможешь разговорами... Влюблены ведь?
Поленька (шепчет). Да...
Николай Тимофеич (бормочет, нервно пожимая плечами). Какие же могут быть разговоры? Никаких разговоров и не нужно... Утрите глаза, вот и все. Я... я ничего не желаю...
Из-за коробок появляется приказчик. Николай Тимофеич загораживает Поленьку.
Приказчик (обращаясь к невидимой зрителям покупательнице). Не угодно ли, прекрасный эластик для подвязок, не останавливающий крови, признанный медициной... (Скрывается за коробками.)
Николай Тимофеич (громко, морща лицо в улыбку). Есть два сорта кружев, сударыня! Бумажные и шелковые! Ориен-таль, британские, валенсьён, кроше, торшон — это бумажные-с, а рококо, сутажёт, камбрё — это шелковые... (Испуганно оглядывается.) Ради бога, утрите слезы! Сюда идут!
Поленька плачет, закрыв лицо руками. Николай Тимофеич заслоняет ее собой, почти кричит в полном смятении.
Испанские, рококо, сутажет, камбре... Чулки фельдекбсовые, бумажные, шелковые...
Занавес.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
Рассказ «Поленька» был написан в 1887 году, в ту невеселую пору, когда великий русский писатель Антон Павлович Чехов сотрудничал в юмористических журналах и подписывался «А. Чехон-те». Не очень проницательному читателю рассказы Антоши Че-хонте казались веселыми пустячками, бытовыми анекдотами. На самом же деле за зтими нехитрыми историями таятся серьезные социальные и психологические проблемы, сложные драматические конфликты, бесконечно разнообразные характеры. Вы поймете это, когда приступите к сценическому воплощению рассказа «Поленька».
На первый взгляд все очень забавно. Поленька не нашла ничего лучшего, как поведать историю со студентом влюбленному в
348
нее приказчику Николаю Тимофеичу. Но нам, читателям, почему-то невесело, хотя мы, возможно, и улыбнемся раз-другой. И как бы ни улыбались ваши зрители, если вы правильно сыграете, им тоже будет невесело, потому что невесело героям.
Исполнительнице роли Поленьки нужно помнить, что ее героиня пришла в галантерейный магазин не за товаром, а за решением своей участи. Агромант, стеклярус и т. д.— это удобный повод, а па самом деле ей нужно человеческое участие, ей нужно, чтобы добрый Николай Тимофеич научил ее, спас, защитил.
Для Николая Тимофеича это свидание тоже жизненно важно: его задача — предостеречь Поленьку и «завоевать» ее. В нем борются жалость к ней с оскорбленной гордостью, и борьба эта очень сложна и драматична, несмотря на то что Николай Тимофеич явно не слишком умен и не образован. Вы верно сыграете рассказ, если, занимаясь плюмажем, пуговицами, стеклярусом и т. д., ни на секунду не забудете об этой основной заботе ваших героев. Вы поймете, что за бытовым текстом о галантерейном товаре таится глубокий чеховский подтекст.
Драматический конфликт все время нарастает, идет ли речь о кружевах или о студенте. Не советуем вам менять интонацию, когда меняется тема разговора; о галантерейном товаре и о любовных перипетиях наши герои говорят одинаковым тоном: так будет и достоверно, и выразительно.
Декорации, свет и костюмы в особых пояснениях не нуждаются; магазинную полку с коробками вы легко соорудите сами, а силуэты костюмов найдете в любых иллюстрациях к произведениям Чехова. Мужской костюм близок к современному, женское платье должно быть обязательно длинным. Очевидно, Поленька пришла в магазин в накидке типа пелерины и в шляпке.
A. II. Чехов
НЕВЕСТА
Инсценировка Д. Г. Медведенко
е
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Надя.
Саша. Очень худой, с большими глазами, с длинными худыми пальцами. Бородатый, темный и все-таки красивый.
Нина Ивановна. Белокурая, сильно затянутая, в пенсне и с брильянтами на каждом пальце.
Бабушка. Очень полная, некрасивая, с густыми бровями и усиками. Говорит громко, властно.
Отец Андрей, соборный протоиерей. Худощавый старик, беззубый и с таким выражением, будто собирается рассказать что-то очень смешное.
Андрей Андреевич. Полный, красивый, с вьющимися волосами, похожий на артиста или художника.
Прислуга.
М а л ь ч и ш к и.
Действие происходит в основном в маленьком заштатном городишке с серыми заборами.
Сад. Над садом светит полная луна. Из сада видно, как в зале, которая находится на втором плане, накрывают на стол для закуски. В своем пышном шелковом платье суетится бабушка. Отец Андрей о чем-то говорит с Ниной Ивановной. Возле них стоит Андрей Андреевич и внимательно слушает. В саду появляется Надя.
Надя (^ежно и восторженно). Май, милый май! Как хорошо глубоко дышать и думать, что не здесь, а где-то далеко, очень далеко, где-то под небом, над деревьями, далеко за городом, в полях и лесах разворачивается теперь своя весенняя жизнь, таинственная, прекрасная и богатая, недоступная пониманию слабого, грешного человека. И хочется почему-то плакать... (Села на скамейку, задумалась.) Мне уже двадцать три года... С шестнадцати лет я мечтала о замужестве... Теперь наконец я невеста... Андрея Андре
350
евича, того самого, который стоит возле моей мамы и своего отца, отца Андрея, соборного протоиерея... Андрей мне нравится... Свадьба уже назначена на седьмое июля, а между тем радости нет, ночью спала плохо, веселье пропало...
Откуда-то, где, видимо, находится кухня, слышно, как там спешат, как стучат ножами, хлопают дверью.
Пахнет жареной индейкой и маринованными вишнями... Неужели так теперь будет всю жизнь, без перемены, без конца!
Из дома выходит С а ш а и останавливается на другом конце сцены.
Это Саша, гость, приехавший из Москвы. Когда-то давно к бабушке хаживала за подаянием ее дальняя родственница, обедневшая дворянка-вдова, маленькая, худенькая, больная. Саша ее сын. Почему-то про него говорили, что он прекрасный художник, и, когда у него умерла мать, бабушка ради спасения души отправила его в Москву, учиться. Он кончил училище живописи по архитектурному отделению, но архитектурой все-таки не занимался, а служил в одной из московских литографий. Почти каждое лето он приезжает к нам, обыкновенно очень больной, чтобы отдохнуть и поправиться...
Саша увидел Надю. Он подходит к ней. На нем застегнутый сюртук и поношенные парусиновые брюки, стоптанные внизу. Неглаженая сорочка.
И весь вид у него какой-то несвежий.
С а ш а. Я к вам привык, как к родным. И чувствую себя здесь как дома.
Надя. И комната, в которой вы живете здесь, уже давно называется «Сашиной комнатой».
Пауза.
Саша. Хорошо у вас здесь.
Надя. Конечно, хорошо. Вам бы здесь до осени пожить.
Саша. Да, должно, так придется. Пожалуй, до сентября у вас тут проживу. (Засмеялся без причины и сел рядом.)
Надя (помолчав). А я вот сижу и смотрю отсюда на маму... Она кажется отсюда такой молодой! У моей мамы, конечно, есть слабости... но все же она необыкновенная женщина.
Саша. Да, хорошая... Ваша мама по-своему, конечно, и очень Добрая, и милая женщина, но... как вам сказать? Сегодня утром рано зашел я к вам в кухню (кивнул головой в ту сторону, откуда по-прежнему доносится стук ножей), а там четыре прислуги спят
351
прямо на полу. Кроватей нет. Вместо постелей, лохмотья. Вонь, клопы, тараканы... То ясе самое, что было двадцать лет назад... (Возбужденно.) Ну бабушка, бог с ней, на то она и бабушка; а ведь мама небось по-французски говорит, в спектаклях участвует. (Зло.) Можно бы, кажется, понимать.
Надя (уклончиво). Я слышала это и в прошлом году, и, кажется, в позапрошлом...
Саша (когда он говорит, то вытягивает перед слушателем два длинных, тощих пальца). Мне все здесь как-то дико с непривычки... (Со все возрастающим негодованием.) Черт знает, никто ничего не делает. Мамаша целый день гуляет, как герцогиня какая-нибудь, бабушка тоже ничего не делает.
Пауза.
Вы тоже. И жених, Андрей Андреевич, тоже ничего не делает.
Надя. Все это старо и давно надоело. (Встала.) Вы бы придумали что-нибудь поновее.
Саша (засмеялся и тоже встал). Поновее...
Надя. И говорите вы много лишнего... Вот вы говорите про моего Андрея, но ведь вы его не знаете.
Саша (его охватил приступ неукротимого смеха). Моего Андрея... Бог с ним, с вашим Андреем! (Вдруг искренне и необычайно серьезно.) Мне вот молодости вашей жалко. (После очень длинного молчания повторяет.) Мне вот молодости вашей жалко.
Надя молча смотрит ему в глаза. Затем они вдвоем идут в залу. Гаснет прожектор, освещавший сад. Сейчас более ярко освещена зала. Там садятся ужинать.
Бабушка (по ее голосу и манере говорить заметно, что она здесь старшая в доме). Мне принадлежат торговые ряды на ярмарке и этот старинный дом с колоннами и садом, но я каждое утро молюсь, чтобы бог спас меня от разорения...
Саша (тем же назидательным тоном, каким говорит бабушка, но явно пародируя ее). И при этом плачу.
Бабушка (не поняла иронии). Да, и при этом плачу.
Отец Андрей. Господи, спаси и помилуй!
Бабушка (Саше). Ты у меня в неделю поправишься. Только вот кушай побольше. И на что ты похож! (Вздохнула.) Страшный ты стал! Вот уж подлинно как есть блудный сын.
Отец Андрей. Отеческого дара расточив богатство... с бессмысленными скоты пасохся окаянный...
352
Андрей. Люблю я своего батьку... (Трогает отца за плечо.) Славный старик. Добрый старик.
рее помолчали. Саша вдруг засмеялся и прижал ко рту салфетку. Все посмотрели на него, и всем стало неловко.
Отец Андрей (обращаясь к Нине Ивановне). Стало быть, вы верите в гипнотизм?
Нина Ивановна. Я не могу, конечно, утверждать, что я верю... (Придает своему лицу очень серьезное, даже строгое выражение.) Но должна сознаться, что в природе есть много таинственного и непонятного.
Отец Андрей. Совершенно с вами согласен, хотя должен прибавить от себя, что вера значительно сокращает нам область таинственного...
Прислуга вносит большую жирную индейку и ставит ее на стол. Бабушка отрезает от нее кусок и кладет Саше на тарелку.
Бабушка. Кушай побольше... Побольше кушай. В неделю поправишься.
Некоторое время все молча едят.
Нина Ивановна^ волнуясь так, что на глазах у нее заблестели слезы). Хотя я и не смею спорить с вами, но согласитесь, в жизни так много неразрешимых загадок.
Отец Андрей (пережевывая). Ни одной, смею вас уверить. Ни одной.
Постепенно сцена темнеет. В луче света остается лишь Саша. Он уже перестал есть индейку и, наслаждаясь одиночеством, со смаком, по-московски пьет чай. Он сам наливает себе из самовара и пьет стакан за стаканом. И это отнюдь не мешает ему произносить монолог.
Са ш а. После ужина Андрей Андреевич играл на скрипке, а Нина Ивановна аккомпанировала на рояле. Он десять лет назад кончил в университете по филологическому факультету, но нигде не служит, определенного дела не имеет и лишь изредка принимает участие в концертах с благотворительной целью; и в городе называют его артистом. Андрей Андреевич играл; все слушали молча. Потом, когда пробило двенадцать, лопнула вдруг струна на скрипке; все засмеялись, засуетились и стали прощаться. Проводив же-
12 ® школьном театре
353
ниха, Надя пошла к себе наверх и легла в постель. Когда она проснулась, было, должно быть, часа два, начинался рассвет.
В противоположном конце сцены другой луч света выхватывает из темноты Надю. Она сидит в постели. Где-то далеко стучит сторож.
А мысли были все те же, что и в прошлую ночь, однообразные, ненужные, неотвязчивые.
Гаснет луч света, освещавший Сашу.
Надя. Я все думаю о том, как Андрей Андреевич стал ухаживать за мной, как сделал мне предложение, как я согласилась и потом мало-помалу оценила этого доброго, умного человека. Но почему-то теперь, когда до свадьбы осталось не больше месяца, я испытываю страх, беспокойство, как будто меня ожидает что-то неопределенное, тяжелое.
Слышно, как лениво, то приближаясь, то отдаляясь, стучит сторож: «Тик-ток, тик-ток... Тик-ток, тик-ток».
Боже мой, отчего мне так тяжело! Быть может, то же самое испытывает перед свадьбой каждая невеста? Кто знает! Или тут влияние Саши? Но ведь Саша уже несколько лет подряд говорит одно и то же, как по-писаному, и когда говорит, то кажется наивным и странным. Но отчего все-таки Саша не выходит из головы? Отчего?
Гаснет луч, освещавший Надю. Затем из темноты возникает сад, согретый солнцем, обласканный, оживший, и, несмотря на старость и запущенность, в это утро он кажется молодым и нарядным.
Появляется Пина Ивановна. Она заплаканная, в руках у нее стакан воды. Она принимает лекарственный порошок и запивает его водой.
В сад выходит Надя. Она в другом конце сцепы.
Надя. Моя мама занимается спиритизмом, гомеопатией, много читает, любит говорить о сомнениях, которым подвержена, и все это, мне казалось, заключало в себе глубокий и таинственный смысл. (Подходит к матери и целует ее.) О чем ты плакала, мама?
Нина Ивановна. Вчера на ночь стала я читать повесть, в которой описывается один старик и его дочь. Старик служит где-то, ну, и в дочь его влюбился начальник. Я не дочитала, но там есть такое одно место, что трудно было удержаться от слез... (Егце
354
раз отхлебнула из стакана.) Сегодня утром вспомнила и тоже всплакнула.
Надя (помолчав). А мне все эти дни так невесело... Отчего я не сплю по ночам?
Нина Ивановна. Не знаю, милая. А когда я не сплю по ночам, то закрываю глаза крепко-крепко, вот этак (показывает), и рисую себе Анну Каренину, как она ходит и как говорит, или рисую что-нибудь историческое, из древнего мира... (Уходит.)
Надя (взглядом провожает мать). Мама меня не понимает и не может понять. Я чувствую это первый раз в жизни... Мне страшно... Мне хочется спрятаться куда-нибудь... (Делает несколько торопливых шагов в сторону, как бы пытаясь убежать.)
Навстречу ей выходит Саша.
Саша (некоторое время молча смотрит на нее и, видимо, понимает, что происходит у нее в душе). Ах, милая Надя, если бы вы послушались меня! Если бы! Если бы вы поехали учиться! Только просвещенные люди интересны, только они нужны. Ведь чем больше будет таких людей, тем скорее настанет счастье на земле. От вашего города тогда мало-помалу не останется камня на камне,— все полетит вверх дном, все изменится, точно по волшебству. И будут тогда здесь громадные, великолепнейшие дома, чудесные сады, фонтаны необыкновенные, замечательные люди... Но главное не это. Главное то, что толпы в нашем смысле, в каком она есть теперь, этого зла тогда не будет, потому что каждый человек будет веровать и будет знать, для чего он живет.
Пауза.
Милая, голубушка, поезжайте! (С глубокой убежденностью в правоте каждого слова.) Поезжайте! Покажите всем, что эта неподвижная, серая, грешная жизнь надоела вам. (Просит и как бы требует.) Покажите это хоть себе самой!
Надя (после очень длинного молчания). Нельзя, Саша. (Вздохнув.) Я выхожу замуж.
Саша. Э, полно! (Невесело усмехнувшись.) Кому это нужно?
Они прошлись немного.
И как бы там ни было, милая моя, надо вдуматься, надо понять, как нечиста, как безнравственна эта ваша праздная жизнь...
Они остановились.
355
Поймите же... (Жест полон беспокойства и гнева.) Поймите же, ведь если, например, вы и ваша мать, и ваша бабулька ничего не делаете, то, значит, за вас работает кто-то другой, вы заедаете чью-то чужую жизнь, а разве это чисто, не грязно?
Надя хочет что-то сказать, но слезы сдавливают ей горло. Она убегает. Темнеет. В луче света остается только Саша. Слышна мелодия, исполняемая на скрипке.
Перед вечером пришел Андрей Андреевич. Он, по обыкновению, долго играет на скрипке. Вообще он неразговорчив и любит скрипку, быть может, потому, что во время игры можно молчать... В одиннадцатом часу, уходя домой, уже в пальто, он прощался с Надей...
Луч света гаснет. Другой луч света выхватывает из темноты Надю и Андрея Андреевича. Он держит ее руки.
Андрей Андреевич. Дорогая, милая моя, прекрасная! О, как я счастлив! Я безумствую от восторга! (Целует ее и уходит.)
Надя (одна). Почему мне кажется, что это я уже давно слышала или читала где-то в романе, в старом, оборванном, давно уже заброшенном...
Слышен голос Саши, усиленный микрофоном.
Голос Саши. Надо вдуматься, надо понять, как нечиста, как безнравственна эта ваша праздная жизнь. Поймите же, ведь если, например, вы, и ваша мать, и ваша бабулька ничего не делаете, то, значит, за вас работает кто-то другой, вы заедаете чью-то чужую жизнь, а разве это чисто, не грязно?
Надя. Да, это правда... Я понимаю...
Пауза.
Боже, как неспокойно на душе! Как тяжело! И спать не хочется... (Села, положив голову на колени.) Андрей Андреевич мой жених... Свадьба уже назначена па седьмое июля... Седьмое июля... И Андрей Андреевич мой жених... И свадьба уже назначена... Моя мама тоже не любила своего покойного мужа, моего отца... Но почему я вспомнила об этом? И теперь у нее ничего нет, она живет в полной зависимости от своей свекрови, бабули... Никак не могу понять...
Пауза.
356
Никак не могу понять, не могу сообразить, почему я до сих пор видела в своей маме что-то особенное, необыкновенное, почему не замечала простой, обыкновенной, несчастной женщины.
И снова слышен голос Саши, усиленный микрофоном.
Голос Саши. Если бы вы поехали учиться! Только просвещенные люди интересны, только они и нужны. Ведь чем больше будет таких людей, тем скорей настанет счастье на земле. От вашего города тогда мало-помалу не останется камня на камне,— все полетит вверх дном, все изменится точно по волшебству. И будут тогда здесь громадные, великолепнейшие дома, чудесные сады, фон... (Голос Саши постепенно стихает.)
Надя. Саша странный и наивный человек... В его мечтах, во всех этих чудесных садах, фонтанах необыкновенных чувствуется что-то нелепое... Наивное...
Пауза.
Но почему-то в его наивности, даже в этой нелепости столько прекрасного...
И снова слышен голос Саши, усиленный микрофоном.
Голос Саши. Ах, милая Надя... Если бы вы поехали учиться...
Надя (замирая от восторга). В самом деле, не поехать ли мне учиться? Как это должно быть прекрасно!
Голос Саши. Милая, голубушка, поезжайте! Покажите всем, что эта неподвижная, серая, грешная жизнь надоела вам. Покажите это хоть себе самой!
Надя. Нельзя, Саша. Я выхожу замуж.
Голос Саши. Э» полно! Кому это нужно?
Надя (после долгого молчания). Лучше не думать об этом... Лучше не думать...
Где-то вдали сторож стучит: «Тик-ток... Тик-ток...» Затемнение. Когда свет зажигается, мы видим тот же сад, который видели прежде. Но сейчас деревья мокрые, и все выглядит здесь неприветливо, уныло. На втором
плане бабушка. Она сидит за столом и раскладывает пасьянс.
Саша (на переднем плане, в саду, он очень дурно настроен и мрачен). Не могу я жить в этом городе... Ни водопровода, ни канализации! Я есть за обедом брезгаю: в кухне грязь невозможнейшая... (Входит в залу.) Скучно. Надо возвращаться в Москву.
357
Бабушка. Да погоди, блудный сын!
Саша. Нет, надо собираться.
Бабушка. Сейчас ведь только середина июня.
Саша (упрямо). Ну и что же? Надо уезжать. Мне работать нужно!
Бабушка (шепотом убеждает). Седьмого числа свадьба! Саша. Не желаю.
Бабушка. Хотел ведь у нас до сентября прожить!
С а ш а. А теперь вот не желаю.
Бабушка. Неприлично.
Саша. Почему? А выходить за Андрея Андреевича прилично?
Бабушка. Очень. Сейчас приданое шьется. Одних шуб за Надей шесть штук даем...
Саша (раздраженно). Суета.
Бабушка. И самая дешевая из этих шуб стоит триста рублей.
Саша. Все раздражает.
Бабушка. Кушай побольше.
Саша. Не желаю.
Бабушка (настойчиво). Кушай побольше и слово дай, что никуда сейчас не уедешь. Слово дай.
Саша (безразлично махнул рукой). Ладно. Уговорили. Уеду первого июля. Не раньше. Даю слово.
С прогулки возвращаются Надя с Андреем Андреевичем. Он держит невесту за талию. Саша официально и сухо раскланивается с ним и молча уходит.
Андрей Андреевич (смотрит в ту сторону, куда ушел Саша), Вчера Саша, ты помнишь, упрекнул меня в том, что я ничего не делаю... (Немного помолчав.) Что же, он прав! Бесконечно прав! (Страдальчески.) Я ничего не делаю и не могу делать (Преувеличенно страдая.) Дорогая моя, отчего это?! Отчего мне так противна даже мысль о том, что я когда-нибудь нацеплю на лсб кокарду и пойду служить? Отчего мне так не по себе, когда я вижу адвоката, или учителя латинского языка, или члена управы? (Проверяя, какое впечатление его речь производит на нее.) О матушка Русь! О матушка Русь! Как еще много ты носишь на себе праздных и бесполезных! Как много на тебе таких, как я, многострадальная!
Пауза.
Когда женимся, то поедем вместе в деревню, дорогая моя, будем там работать! Мы купим себе небольшой клочок земли с садом, рекой, будем трудиться, наблюдать жизнь... О, как это будет хороню! (Посмотрел в сторону.) А вот и отец идет! (Обрадованно
358
замахал шляпой.) Люблю я своего батьку, право. Славный старик.
Добрый старик.
Надя (глухо). Домой хочу...
Андрей Андреевич целует руки своей невесты. Надя с отвращением смог-пит на склоненную голову своего жениха, затем вырывает руки и убегает. Андрей Андреевич с некоторым недоумением смотрит вслед убежавшей Наде. Потом, истолковав ее побег по-своему, он самодовольно усмехается. Появляется отец Андрей. Все еще улыбаясь, сын подходит к отцу.
Андрей Андреевич. Люблю я тебя, батько, право. (Трогает отца за плечо,) Славный ты, старик. Добрый старик. (Уходит.)
Отец Андрей (входя в залу). Имею удовольствие и благодатное утешение видеть вас в добром здоровье.
Бабушка. Вы это шутите или говорите серьезно?
Отец Андрей. Смею вас уверить, что говорю я с вами исключительно серьезно. Это просто выражение лица у меня такое, что трудно понять, говорю ли я серьезно или шучу.
Свет гаснет. В темноте слышен свист и завывание ветра. В луче света комната Нади. Она сидит в постели. Тут же, на постели, сидит Нина Ивановна.
Надя (схватила себя за волосы и рыдает). Мама, мама, если бы ты знала, что со мной делается! Прошу тебя, умоляю, позволь мне уехать! Умоляю!
Нина Ивановна. Куда? Куда уехать?
Надя (плачет, рыдания мешают ей говорить). Позволь мне уехать из города! Свадьбы не должно быть и не будет, пойми! Я не люблю этого человека... И говорить о нем не могу.
Нина Ивановна (страшно испуганно). Нет, родная моя, нет. Ты успокойся,— это у тебя от нерасположения духа. Это пройдет. Это бывает. Вероятно, ты повздорила с Андреем, но милые бранятся — только тешатся.
Надя. Ну, уйди, мама, уйди...
Нина Ивановна. Да. (Помолчала, ласково.) Давно ли ты была ребенком, девочкой, а теперь уже невеста. В природе постоянный обмен веществ. И не заметишь, как сама станешь матерью и старухой, и будет у тебя такая же строптивая дочка, как у меня.
Надя. Милая, добрая моя, ты ведь умна, ты несчастна, ты очень несчастна, зачем же ты говоришь пошлости? Бога ради, зачем?
Когда Надя и Нина Ивановна замолкают, слышно, как стонет в ночи непогода.
359
Мама, выслушай меня! Умоляю тебя, вдумайся и пойми! Ты только пойми, до какой степени мелка и унизительна наша жизнь. У меня открылись глаза, я теперь все вижу. И что такое твой Андрей Андреевич? Ведь он же не умен, мама! Господи боже мой! Пойми, мама, он глуп!
Нина Ивановна (порывисто встала, затем опять села). Ты и твоя бабка мучаете меня! (Всхлипнула.) Я жить хочу! Жить! (Ударила себя кулачком в грудь.) Дайте же мне свободу! Я еще молода, я жить хочу, а вы из меня старуху сделали!..
Свет постепенно убавляется, и еще громче, чем прежде, воет ветер и дождь стучит в окна.
Утро следующего дня. В зале, за столом, сидит Саша и, как и прежде, пьет чай. Безмолвно вошла Надя. Саша чувствует, что ему надо что-то сказать, но не знает, что именно.
Саша. Бабушка жаловалась, что в саду ночью ветром посбивало все яблоки и сломало одну старую сливу...
Пауза.
Серо, тускло, безотрадно...
Не сказав ни слова, Надя становится на колени у кресла, яа котором сидит Саша, и закрывает лицо руками.
Саша. Что?
Надя. Не могу... Не могу... Как я могла жить здесь раньше, не понимаю, не постигаю! Жениха я презираю, себя презираю, презираю всю эту праздную, бессмысленную жизнь...
Саша (с приятным изумлением). Ну, ну... Это ничего... Эт° хорошо.
Надя. Эта жизнь опостылела мне... Я не вынесу здесь и одного дня. Завтра же я уеду отсюда. Возьмите меня с собой, бога ради!
Саша некоторое время смотрит па нее с удивлением; наконец, поняв ее, обрадовался, как ребенок. Он взмахивает руками и начинает притопывать туфлями, как бы танцуя от радости.
Саша. Великолепно! (От удовольствия потирает руки.) Боже, как это хорошо!
Пауза.
Завтра я уезжаю, и вы поедете на вокзал провожать меня... Ваш багаж я заберу в свой чемодан и билет вам возьму; а во время третьего звонка вы войдете в вагон, и мы поедем. Проводите меня
S60
до Москвы, а там вы одни поедете в Петербург. Паспорт у вас есть?
Надя (глядя на него влюбленными глазами). Есть.
Саша (увлеченно). Клянусь вам, вы не пожалеете и не раскаетесь. Поедете, будете учиться, а там пусть вас носит судьба. Когда перевернете вашу жизнь, то все изменится. Главное перевернуть жизнь, а все остальное не нужно. Итак, значит, завтра поедем?
Надя. О да! Бога ради!
Свет гаснет. В темноте, усиленный микрофоном, слышен голос Нади.
Голос Нади. Ия уехала тогда вместе с Сашей. Неожиданно для всех прошла осень, за ней прошла зима. Я училась в Петербурге. В мае, после экзаменов, я поехала домой и на пути остановилась в Москве, чтобы повидаться с Сашей. Он был все такой же, как и прошлым летом: бородатый, со всклокоченной головой, все в том же сюртуке и парусиновых брюках...
Слышен трудный, надрывный кашель. Свет. Комната Саши. Это оп кашляет.
Саша (несмотря на кашель, он радостно возбужден, весело смеется и без конца повторяет одно и то же). Боже мой, Надя приехала! Родная моя, голубушка!
Надя. Вид у вас, Саша, какой-то нездоровый, замученный, похудели вы... Кашляете...
Саша. Ничего...
Надя. Плохо... Накурено у вас тут... Неряшливо...
Саша (глаза его блестят). Живу как придется и удобства презираю. Как у вас все обошлось? Накануне свадьбы невеста сбежала... ( Смеется,)
Надя. Обошлось. Все обошлось благополучно. Мама приезжала ко мне осенью в Петербург, говорила, что бабушка не сердится, а только все ходит в мою комнату и крестит степы...
Саша закашлялся.
Саша... (Тревожно вглядывается в его лицо.) Саша, дорогой мой, а ведь вы больны!
Саша. Нет, ничего. Болен, но не очень...
Надя (заволновалась). Кх, боже мой, отчего вы не лечитесь, отчего не бережете своего здоровья? Дорогой мой, милый Саша... (Вытерла слезы.) Вы очень, очень больны. Я бы не знаю что сделала, чтобы вы не были так бледны и худы. Я вам так обязана! Вы не можете даже представить себе, как много вы сделали для
3W
меня, мой хороший Саша! В сущности, для меня вы теперь самый близкий, самый родной человек.
Саша. Я послезавтра на Волгу поеду, ну, а потом на кумыс. Хочу кумыса попить. А со мной едет один приятель с женой. Жена удивительный человек; все сбиваю ее, уговариваю, чтоб она учиться пошла. Хочу, чтобы жизнь свою перевернула.
Сип замолкают. И мы слышим их воспоминания. Мы слышим их голоса, усиленные микрофоном.
Голос Саши. Ах, милая Надя, если бы вы поехали учиться! Только просвещенные люди интересны, только они и нужны...
Голос Нади. В самом деле, не поехать ли мне учиться?
Голос Саши. Милая, голубушка, поезжайте! Покажите всем, что эта неподвижная, серая, грешная жизнь надоела вам. Покажите это хоть себе самой!
Надя. Нельзя, Саша. Я выхожу замуж.
С ба прыснули от смеха и долго не могут остановиться.
Свет на сцепе гаснет. В темноте слышно, как где-то далеко стучит сторож: «Тик-ток... Тик-ток...» Звук этот то приближается, то отдаляется. «Тик-ток... Тик-ток...»
Сад. На скамье сидят Надя и Нина Ивановна.
Н и п а Ивановна. Ну как, Надя? Ты довольна? Очень довольна?
Надя. Довольна, мама.
Нина Ивановна (встала и перекрестила Надю). А я, как видишь, стала религиозной... Знаешь, я теперь занимаюсь философией и все думаю, думаю... И для меня теперь многое стало ясно, как день. Прежде всего надо, мне кажется, чтобы вся жизнь проходила как сквозь призму.
Надя. Скажи, мама, как здоровье бабушки?
Нина Ивановна. Как будто бы ничего. Когда ты уехала тогда с Сашей и пришла от тебя телеграмма, то бабушка как прочла, так и упала; три дня лежала без движения. Потом все богу молилась и плакала. А теперь ничего. Но на улицу мы все-таки не выходили из страху, чтобы нам не встретились отец Андрей и Андрей Андреевич...
Надя (думает о чем-то своем). Да, да...
Нина Ивановна (с ученым видом, который делает ее очень смешной). Прежде всего надо, чтобы вся жизнь проходила как бы сквозь призму... То есть, другими словами, надо, чтобы жизнь в сознании делилась на простейшие элементы, как бы на семь основных цветов, и каждый элемент надо изучать в отдельности... (Поцеловала дочь и ушла.).
362
Надя. Прошел май, настал июнь... В доме по-прежнему много мух и потолки в комнатах кажутся все ниже и ниже... Дома в городе, серые заборы — всё давно уже состарилось, отжило и все только ждет не то конца, не то начала чего-то молодого, свежего...
С правой стороны, по забору, стучат, и тут же на заборе появляются две-три мальчишеские головки, которые вопят: «Невеста! Невеста!»
(Рассмеялась — ее развлекли эти мальчишки,) Мальчишки... (Смотрит на них добрыми, веселыми глазами.)
Мальчишки смеются, дразня Надю, но она смеется вместе с ними.
Какие забавные мальчишки!
Раздается стук в калитку. Из дома выбегает прислуга. Мальчишечьи головы как ветром сдувает. Из-за кулис слышен голос почтальона: «Телеграмма!» Прислуга бежит за телеграммой и через мгновение возвращается. Отдает телеграмму Наде. Та пробегает ее глазами и пронзительно вскрикивает. На ее крик выбегают бабушка и Нина Ивановна. Опп смотрят на Надю.
Надя (держит в руках телеграмму). Вчера утром в Саратове от чахотки скончался Александр Тимофеевич... Наш Саша...
Сейчас вскрикнули бабушка и Нина Ивановна. Длинная пауза.
(Немного пришла в себя.) Жизнь моя перевернута, как того хотел Саша.
Бабушка и Нина Ивановна тоже немного успокоились.
Бабушка. Пойдем в церковь заказывать панихиду... (Уходит вместе с Ниной Ивановной.)
Надя неподвижно застыла. Ее взор устремлен куда-то вдаль. Мы слышим обрывки ее воспоминаний. Голоса, усиленные микрофоном.
Голос Саши. Боже мой, Надя приехала! Родная моя, голубушка!
Голос Нади. Вид у вас, Саша, какой-то нездоровый, замученный, похудели вы... Кашляете...
Голос Саши. Ничего... Живу как придется и удобства презираю...
Голос Нади. Саша, дорогой мой, а ведь вы больны!
Голос Саши. Нет, ничего... Болен, но не очень... Я послезавтра... Кумыса хочу попить... Со мной едет приятель с женой... Все сбиваю ее, уговариваю, чтоб она учиться пошла. Хочу, чтобы жизнь свою перевернула...
363
Надя. Я свою жизнь перевернула, как того хотел Саша... О, если бы поскорее наступила новая, ясная жизнь, когда можно будет прямо и смело смотреть в глаза судьбе своей, сознавать себя правым, быть веселым и свободным! А такая жизнь рано или поздно настанет!
Пауза.
Прощай, милый Саша! Впереди жизнь новая, широкая, просторная... Она еще неясна, полна тайн, но увлекает и манит... (Порывисто и решительно.) Завтра же утром покину этот город. И думаю — навсегда...
Занавес.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
«Невеста» — последний завершенный рассказ А. П. Чехова.
Он написан за год до первой русской революции и исполнен предчувствия великих перемен. Перемену жизни увлеченно проповедует Саша; порывает с домом и уходит в новую, пугающе неизведанную жизнь героиня рассказа Надя; и даже в речах сытого и довольного собой Андрея Андреевича и пошлой бездельницы Нины Ивановны слышны отзвуки всеобщего тревожно-радостного беспокойства.
Конечно, очень заманчиво сыграть этот сложный рассказ, но трудности перед вами встанут немалые.
Прежде всего необходимо правильно определить конфликт произведения. С кем воюет Саша? От чего уходит Надя? Ведь нельзя же всерьез полагать, что обличительный пафос Саши и беспокойная пытливость Нади вызваны действиями не очень умной, но достаточно доброй бабушки или пошлыми, но вполне безобидными разглагольствованиями отца Андрея.
Раздражение и протест наших героев вызывают не бабушка и отец Андрей сами по себе, а тот вековой уклад жизни, который они олицетворяют и которым вполне довольны.
Надя бежит не от бабушки, не от жениха Андрея Андреевича, а от примитивной духовной сытости, интеллектуального убожества, пошлости и лжи. Мы предупреждаем об этом для того, чтобы предостеречь вас от откровенно сатирического решения сценического образа бабушки. Не нужно играть хищницу, стяжательницу; наоборот: она хоть и властная, но по-своему очень добрая женщина, вовсе не скупая, жалеющая Сашу, готовая с ним возиться и т. д. А что прислуга спит в кухне на полу — так ведь, по ее понятиям,
364
прислуга — не люди... Разговаривает бабушка неторопливо (куда ей торопиться?) и безапелляционно.
Исполнительнице роли Нади необходимо научиться сложному искусству думать на сцене. Чтобы это получилось, не нужно стараться изображать процесс мысли. Приучитесь не относиться к окружающим вас явлениям действительности как к «само собой разумеющемуся», попытайтесь осмысливать, додумывать до конца причины любого явления. Попытайтесь перенести на сцену эту потребность вглядываться в самые, казалось бы, обыденные явления пристально, додумывать их до конца. Если вам это удастся, значит, Надю вы сыграете верно.
Избегайте в роли Нади спокойно-повествующей интонации, особенно в монологах. Надя все время как бы тревожно вглядывается в окружающее, как бы задает жизни вопросы. Если вы это поймете, то, очевидно, у вас возникнут верные интонации.
В противоположность Наде ее мать, Нина Ивановна, боится додумывать что бы то ни было до конца, боится размышлений о своей бессмысленной жизни. Подобно страусу, который от страха прячет голову под крыло, она прячется в несуществующие, наигранные переживания и в псевдоученые рассуждения, лишенные какого бы то ни было смысла. Опа отмахивается от вопросов Нади не только потому, что не умеет на них ответить, но главным образом потому, что боится какого бы то ни было беспокойства: она безмерно эгоистична, и по существу ее вполне устраивает праздная жизнь, не осложненная никакими заботами.
Основная жизненная забота Саши — смутить всеобщий затхлый покой, перевернуть всё, заставить всех жить не так, как они привыкли. А как именно — это Саша себе представляет довольно смутно.
Тем не менее его проповедничество и просветительство проявляются очень активно, даже бурно. В движениях он порывист, часто вскакивает, садится резко, притом в неудобные, нелепые позы — как будто присел на секунду: очевидно, руки у него беспокойные, речь довольно быстрая, горячая, мысли как бы обгоняют речь. Однако следите за тем, чтобы порывистость и торопливость не обратились в невнятность; не забывайте, что зрители должны успевать все слышать и понимать.
Провинциальный интеллигент Андрей Андреевич, как бы желая идти в ногу с беспокойным временем и зная, что этим он может приобрести Надину благосклонность, изображает тревогу и неудовлетворенность жизнью. Вы, конечно, понимаете, что его сомнения и тревоги фальшивые, формальные, а по сути ему нужно, чтобы его не трогали, дали ему возможность спокойно жить.
Для того чтобы это поняли зрители, исполнителю роли Андрея Андреевича вовсе не следует говорить каким-то специально фальшивым тоном. Ведь сам себя Андрей Андреевич, очевидно, считает
365
вполне искренним, честным и прогрессивным человеком. Произносите монолог убежденно, но обязательно выполните ремарку: «говорит, проверяя, какое впечатление его речь производит на Надю», Этим вы сразу обнаружите содержащуюся в его речи фальшь.
Отец Андрей замечателен тем, что даже и не пытается думать. На все у него готовый ответ, готовая формула. Он очень глуп, но считает себя умным и необычайно остроумным. Охотно и громко смеется над собственными «остротами».
Декорации и свет достаточно подробно описаны в инсценировке. Необходимо только иметь прожектор, который давал бы направленный луч света.
Костюмы найдите в иллюстрациях к произведениям Чехова. У женщин — длинные юбки, светлые закрытые блузки, на шее обычно медальон на цепочке или брошь, волосы уложены вокруг головы валиком. Саша может быть в косоворотке. Андрей Андреевич скорее всего в светлом чесучовом костюме, отец Андрей с длинными волосами и в рясе.
Инсценировка дает возможность сыграть это замечательное произведение в любых, самых примитивных сценических условиях.
М. Горький
Сцены из романа «МАТЬ»
Инсценировка Ю. В. Смирнова
е
ДЕВСТВУЮЩИЕ лица
Пелагея Ниловна Власова.
Павел Власов, ее сын.
Андрей Находка.
Наташа.
Николай Весовщиков.
Федя Мазин.
Самойлов.
Гриша, мальчик.
Жандармский офицер.
Исай Бобров.
1-й жандарм.
2-й жандарм.
3-й жандарм.
Время действия 1903 год. Место действия — комната Власовых в рабочей слободке.
ЯВЛЕНИЕ I
Скромно обставленная комната. Печь. За занавеской — кровать Ниловны. Два окна. Единственная дверь ведет в сени. В комнате стол, две лавки, несколько венских стульев, комод для белья, на нем маленькое зеркало. Сундук. На стене — самодельная полка с книгами и часы. В правом углу — две иконы. В комнате хозяйничает мать. Входит Павел. Он принес картину. Вешает ее на стену.
Павел. Эт0 воскресший Христос идет в Эммаус!
Мать. Христа почитаешь, а в церковь не ходишь.
Павел зажигает лампу и, взяв с полки книгу, садится читать.
367
Мать. Ты, может, нездоров, ПаЬлуша?
Павел. Нет, я здоров.
Мать. Худой ты очень. (Отходит, про себя.) Все люди как люди, а он — как монах. Уж очень строг, не по годам это... Может, он девицу себе завел какую-нибудь? (Подсела к столу, с тревогой, изучающе смотрит на сына.)
Павел поднял глаза от книги.
Ничего, Паша, это я так. (Встала, хотела отойти, но остановилась.) Хочу я спросить тебя, что ты все читаешь?
Павел (отложил книгу). Ты — сядь, мамаша...
Мать грузно опустилась рядом с пим и выпрямилась, насторожилась, ожидая чего-то важного.
(Пе глядя на нее, негромко и почему-то очень сурово.) Я читаю запрещенные книги. Их запрещают читать потому, что они говорят правду о нашей рабочей жизни... Они печатаются тихонько, тайно, и если их у меня найдут... меня посадят в тюрьму,— в тюрьму за то, что я хочу знать правду. Поняла?
Мать. Зачем же ты это, Паша?
Павел. Хочу знать правду... Не плачь! Подумай, какою жизнью мы живем? Тебе сорок лет, а разве ты жила? Какие радости ты знала? Чем ты можешь помянуть прожитое?
Мать. Что же ты хочешь делать?
Павел. Учиться, а потом — учить других. Мы должны попять — отчего жизнь так тяжела.
Мать. Милый, что ты можешь сделать?
Павел. Есть люди, которые желают народу добра, сеют в нем правду.
Мать. Так ли, Паша?
Павел. Так. Я таких людей видел. Это лучшие люди на земле, а их ловят, как зверей, сажают в тюрьмы, посылают на каторгу... Поняла ты меня?
Мать. Поняла... Матерей не жалеют.
Павел. Ну вот, ты теперь знаешь, что я делаю, куда хожу, я тебе все сказал! Я прошу тебя, мать, если ты меня любишь — не мешай мне!..
Мать. Голубчик ты мой! Может — лучше бы для меня не знать ничего! (Тоскливо.) Худеешь ты все... (Торопливо и тихо.) Бог с тобой! Живи как хочешь, пе буду я тебе мешать. Только об одном прошу — пе говори с людьми без страха! Опасаться надо людей — ненавидят все друг друга! Живут жадностью, живут за-
368
вистыо. Все рады зло сделать. Как начнешь ты их обличать да судить — возненавидят они тебя, погубят!
Павел. Люди плохи, да. Но когда я узнал, что на свете есть правда,— люди стали лучше! Сам не понимаю, как это вышло! С детства всех боялся, стал подрастать — начал ненавидеть, которых за подлость, которых — не знаю за что,— так просто! А теперь все для меня по-другому встали,— жалко всех, что ли? Не могу понять,— но сердце стало мягче, когда узнал, что не все виноваты в грязи своей...
Мать. Опасно ты переменился, о господи!
Павел. Вечером у меня будут гости из города.
Мать. Из города? (Всхлипнула.)
Павел. Ну о чем, мамаша?
Мать. Не знаю,— так уж...
Павел. Боишься?
Мать. Боюсь.
Павел. От страха все мы и пропадаем! А те, кто командует нами, пользуются нашим страхом и еще больше запугивают нас.
Мать. Не сердись! Как мне не бояться? Всю жизнь в страхе жила, вся душа обросла страхом!
Павел. Ты прости меня,— иначе нельзя! Придут — скажи, что я сейчас ворочусь. И, пожалуйста, не бойся... (Хмуро.) Может быть, ты... уйдешь куда-нибудь?
Мать. Нет. Зачем же?
Павел выходит.
ЯВЛЕНИЕ 11
Пелагея Ниловна одна. Она провожает его взглядом, подходит к окну, задумчиво смотрит вслед сыну. С улицы доносятся звуки гармошки и пылкая разгульная песня. Мать отходит от окна и, подойдя к полке с книгами, осторожно, как бы с опаской, проводит по ним рукой. Затем так же осторожно берет одну из них и читает заглавие. Губы ее беззвучно шевелятся. Видно, что она не очень сильна в грамоте. Слышен шум в сенях. Мать быстро ставит книгу па место. Входит Андрей Находка.
ЯВЛЕНИЕ 111
Находка. Добрый вечер.
Мать поклонилась.
Павла дома нету? (Осмотрев комнату,) Что ж, это ваша хата или — нанимаете?
Мать. Нанимаем.
Находка. Неважная хата! (Опускается на стул.)
Мать. Паша скоро придет, вы подождите!
Находка. Да я уже и жду! (Посмотрев на нее.) Кто ж это лоб пробил вам, ненько?
Мать. А вам какое дело до этого, батюшка мой? (Отошла.)
Находка. Да вы не серчайте, чего же! Я потому спросил, что у матери моей приемной тоже голова была пробита, совсем вот так, как ваша. Ей, видите, сожитель пробил, сапожник, колодкой. Она была прачка, а он сапожник. Она,— уже после того как приняла меня за сына,— нашла его где-то, пьяницу, на свое великое горе. Бил он ее, скажу вам, у меня от страху кожа лопалась...
Мать. Я не рассердилась, а уж очень вы сразу... спросили. Муженек это угостил меня, царство ему небесное! Вы не татарин будете?
Находка. Нет еще.
Мать. Говор у вас как будто не русский!
Находка. Я хохол, из города Канева.
Мать. А давно здесь?
Находка. В городе жил около года, а теперь перешел к вам па фабрику, месяц тому назад. Здесь людей хороших нашел,— сына вашего и других. Здесь — поживу!
Мать. Может, чайку выпьете? (Хочет собрать на стол.)
Находка. Чего же я один угощаться буду? Вот уже когда все соберутся, вы и почествуйте...
Мать (про себя). Кабы все такие были!
ЯВЛЕНИЕ IV
Наташа (входит). Не опоздала я?
Находка. Да нет же! Пешком?
Наташа. Конечно! Вы — мать Павла Михайловича? ЗдРав' ствуйте! Меня зовут — Наташа...
Мать. А по батюшке?
370
Наташа. Васильевна. А вас?
Мать. Пелагея Ниловна.
Наташа. Ну вот, мы и знакомы...
Мать. Да!
Находка. Холодно?
Наташа. В поле — очень! Ветер...
Мать. Без галош ходите!
Наташа. Да-a. Иззябла я... ух как!
Мать. А вот я вам сейчас самоварчик согрею! (Уходя в сени.) Сейчас...
ЯВЛЕНИЕ V
Наташа. Вы что скучный, Находка?
Находка. А — так. У вдовы глаза хорошие, мне и подумалось, что, может, у матери моей такие же? Я, знаете, о матери часто думаю, и все мне кажется, что она жива.
Наташа. Вы говорили, умерла?
Находка. То — приемная умерла. А я — о родной. Кажется мне, что она где-нибудь в Киеве милостыню собирает. И водку пьет. А пьяную ее полицейские по щекам бьют.
ЯВЛЕНИЕ VI
Мать входит с Весовщиков ы м.
Мать. Ты что, Николай?
Весовщиков. Павел дома?
Мать. Нет.
Весовщиков. Здравствуйте, товарищи...
Наташа, Находка (вместе). ЗдРавствУЙ!
Мать (про себя). И этот?
ЯВЛЕНИЕ VII
Входят Павел, Самойлов, Федя Мазин.
Павел. Самовар поставила? Вот спасибо!
Мать (отвела Павла в сторону). Может, водочки купить?
Павел. Нет, это лишнее!
Мать. Вот это и есть — запрещенные люди?
371
Павел. Эти самые!
Мать. Эх» ты! (Вынимает посуду и в продолжение дальней* шей сцены расставляет ее на столе,)
Наташа. Чтобы понять, отчего люди живут так плохо...
Находка. ...и отчего они сами плохи...
Наташа. ...нужно посмотреть, как они начали жить...
Мать. Посмотрите, милые, посмотрите!
Павел. Вы что, мамаша?
Мать. Я?
Все смотрят на нее.
Я так, про себя,— поглядите, мол!
Находка. Спасибо вам, ненько, за чай!
Мать. Не пили, а уж благодарите! Я ведь не помешаю?
Наташа. Как же вы, хозяйка, можете помешать гостям? (Жалобно.) Голубушка! Дайте мне скорее чаю! Вся трясусь, страшно ноги озябли!
Мать. Сейчас, сейчас! (Уходит и сразу же возвращается с самоваром.)
Весовщиков. Мне не то надо знать, как люди жили, а как надо жить!
Самойлов. Вот именно!
Ф е д я. Не согласен!
Наташа. Подождите, товарищи!
Все смотрят на нее.
Правы те, которые говорят — мы должны все знать. Нам нужно зажечь себя самих светом разума, чтобы темные люди видели нас. Нам нужно на все ответить честно и верно. Нужно знать всю правду, всю ложь.
Павел. Разве мы хотим быть только сытыми? Нет!—Мы должны показать тем, кто сидит на наших шеях и закрывает нам глаза, что мы всё видим,— мы не глупы, не звери, не только есть хотим — мы хотим жить, как достойно людей! Мы должны показать врагам, что наша каторжная жизнь, которую они нам навязали, не мешает нам сравняться с ними в уме и даже встать выше их!..
Находка. Сытых не мало, честных нет! Мы должны построить мостик через болото этой гниющей жизни к будущему царству доброты сердечной, вот наше дело, товарищи!
Весовщиков. Пришла пора драться, так некогда руки лечить!
У окна мелькнула чья-то тень.
Наташа. Там кто-то есть и, кажется, слушает.
372
ЯВЛЕНИЕ VIII
Гриша (вбегая). Там какой-то чужой. Все в окно норовит Заглянуть! (Выпалив все одним духом, скрывается.)
ЯВЛЕНИЕ IX
Как только Гриша убежал, Николай развел гармонь. Павел и Наташа пляшут, имитируя обычную гулянку.
Находка (Наташе). А вам пора.
Самойлов. Да, пора.
Самойлов, Мазин, Весовщиков уходят.
ЯВЛЕНИЕ X
Наташа. Вы проводите меня, Находка?
Находка. А как же! До калитки.
Наташа. Оденусь сейчас.
Мать. Чулочки-то у вас тонки для такого времени! Уж позвольте я вам шерстяные свяжу?
Наташа. Спасибо, Пелагея Ниловна! Они кусаются, шерстяные!
М ать. А я вам такие, что не будут кусаться!
Наташа. Славная вы какая!
Находка. Не прощаюсь, ненько! (Уходит с Наташей.)
ЯВЛЕНИЕ XI
Мать. (Павлу). Ты что смеешься?
Павел. Так, весело!
Мать. Конечно, я старая и глупая, но хорошее и я понимаю!
Павел. Вот и славно!
Мать (суетясь). Хохол очень милый! И барышня,— ах, какая умница! Кто такая?
Павел. Учительница!
Мать. То-то — бедная! Одета плохо,— ах, как плохо! Долго ли простудиться? Родители-то где у нее?
373
Павел. В Москве! Вот, смотри: ее отец — богатый, торгует железом, имеет несколько домов. За то, что она пошла этой дорогой, он — прогнал ее. Она воспитывалась в тепле, ее баловали всем, чего она хотела, а сейчас вот пойдет семь верст ночью, одна...
Мать. В город пойдет?
Павел. В город.
Мать. Ай-ай! И — не боится?
Павел. Вот — не боится!
Мать. Да зачем? Ночевала бы здесь,— легла бы со мной!
Павел. Неудобно! Ее могут увидеть завтра утром здесь, а это не нужно нам.
Мать. Не понимаю я, Паша, что тут — опасного, запрещенного? Ведь ничего дурного нет, а?
Павел. Дурного — нет. А все-таки для всех нас впереди — тюрьма. Ты уж так и знай...
Мать. А, может быть, бог даст, как-нибудь обойдется? Павел. Нет. Я тебя обманывать не могу. Не обойдется! Мать. Господи помилуй!
ЯВЛЕНИЕ XII
Находка (входит). Тюрьма ее сильно пошатнула, раньше девица крепче была.
Мать. Вам бы проводить ее.
Находка. Нельзя!
ЯВЛЕНИЕ XIII
Весовщиков (вбегает). По улице жандармы идут.
Мать. Господи...
Павел (матери). Боишься?
Мать. Так боюсь, так боюсь!
Находка. Не надо бояться, ненько. Это ничего не помогает. Совсем ничего нет страшного, ненько, только стыдно за людей, что они пустяками занимаются. Придут взрослые мужчины с саблями на боку, со шпорами на сапогах и роются везде. Под кровать заглянут и под печку, погреб есть — в погреб полезут, на чердак сходят. Там им на рожи паутина садится, они фыркают.
Мать. Как вы просто говорите, Андрюша!
Находка. А как говорю?
М а т ь. Да будто вас никто никогда не обижал!
3 74
Находка. Разве же есть где па земле не обиженная душа? Меня столько обижали, что я уже устал обижаться. Обиды мешают дело делать, останавливаться около них — даром время терять. Такая жизнь, ненько моя!
В сенях шум.
Весовщик° в. Шпоры звенят.
Павел (матери). Вы ложитесь — вам нездоровится.
Мать уходит за занавеску.
Кто там?
Входят жандармский офицер, Исай Бобров, жандармы.
ЯВЛЕНИЕ XIV
О ф и ц е р. Не те, кого вы ждали, а?
Исай (заглянув за занавеску). Вот это мать его, ваше благородие. А это — он сам.
Офицер. Павел Власов? Я должен произвести обыск у тебя, старуха, встань!
Мать (выходит из-за занавески). Что уж это! Приходят ночью — люди спать легли, а они приходят.
Исай. Время наше требует строгого надзора за существом человека, люди начинают жить из своей головы. В мыслях разброд пошел и поступки достойны порицания. Божию церковь молодежь обходит, публичных мест чуждается и, собираясь тайно, по углам — шепчет. Зачем шепчут, позвольте узнать? Зачем бегут от людей? Все, чего человек не смеет сказать при людях — в трактире, например,— что это такое есть? Тайна! Тайне же место — наша святая, равноапостольская церковь. Все же другие тайности, по углам совершаемые,— от заблуждения ума!
Все это время идет обыск, жандармы роются в книгах, бросают их па пол.
Весовщиков. А зачем это нужно — бросать книги па пол?
Офицер молча взглянул па Весовщикова.
Солдат! Подними книгу.
Офицер (после паузы). Но-но... поднимите.
Один из жандармов поднимает книги.
375
Мать (Павлу). Молчать бы Николаю-то.
Офицер. Кто это читает Библию?
Павел. Я!
Офицер. А чьи все эти книги?
Павел. Мои.
Офицер (хрустнул пальцами). Так! (Весовщикову.) Это—* Андрей Находка?
Весовщиков. Я.
Находка. Он ошибся, я — Андрей.
Исай. Эт0 Весовщиков Николай.
Офицер (Весовщикову). Смотри ты у меня... (Находке.) Ты, Находка, привлекался уже к дознанию по политическим преступлениям.
Находка. В Ростове привлекался и в Саратове..в Только там жандармы говорили мне «вы».
Офицер. А не известно ли вам, Находка, именно вам, кто те мерзавцы, которые разбрасывают на фабрике преступные воззвания, а?
Весовщиков. Мы мерзавцев первый раз видим...
Офицер. Выведите вон этого скота!
Жандармы выводят Николая.
ЯВЛЕНИЕ XV
Исай. Ничего нет, все осмотрели.
Офицер. Ну, разумеется, здесь опытный человек. Вас, господин Андрей Онисимов Находка, незаконнорожденный, я арестую!
Находка. За что?
Офицер. Это я вам после скажу. (Ниловне.) Ты грамотная?
Павел. Нет.
Офицер. Я не тебя спрашиваю! Отвечай, старуха.
Ниловна. Вы не кричите. Вы еще молодой человек, вы горя не знаете.
Павел. Успокойтесь, мамаша.
Мать. Погоди, Павел. Зачем вы людей хватаете?
Офицер. Это вас не касается, молчать! Введите арестованного Весовщикова!
Вводят Весовщикова.
ЯВЛЕНИЕ XVI
Офицер. Шапку снять!
Весовщиков. Как же я сниму шапку, если меня за руки держат?
Офицер (швыряет бумагу на стол). Подписать!
Исай подписывает. Ниловна заплакала.
Вы преждевременно ревете, сударыня. Смотрите, вам не хватит слез впоследствии!
Мать. У матери на все слез хватит, на все! Коли у вас есть мать -i- она это знает, да!
Офицер (уложив бумаги в портфель), Марш!
Павел. До свидания, Николай! До свидания, Андрей!
Офицер. Вот именно — до свидания.
Мать. Желаю счастья тебе, Андрюша!
Находка. Дадут счастье»— не откажусь, просить не стану.
Николая и Андрея уводят.
ЯВЛЕНИЕ XVII
Павел. Видишь, как это делается?
Мать. Зачем Николай грубил ему?
Павел. Испугался, должно быть.
Мать. Пришли, схватили, увели. Насмехается этот желтый, грозит.
Павел. Давай уберем все это.
Мать. Обидели тебя.
Павел. Да. Это тяжело. Лучше бы с ними.
Мать. Погоди, возьмут и тебя.
Павел. Возьмут.
Мать. Экий ты, Паша, суровый! Хоть бы ты когда-нибудь утешил меня! А то я скажу страшно, а ты — еще страшнее.
Павел. Не умею я, мама! Надо тебе привыкнуть к этому.
Мать. А может, они пытают людей? Рвут тело, ломают косточки. Как подумаю я об этом, Паша, милый, страшно!
Павел. Они душу ломают... то больнее.
Занавес.
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
Прежде чем приступить к постановке этого отрывка, вам следует внимательно перечитать роман целиком, познакомиться с тем, что написано о романе, и уяснить себе, ради чего вы сегодня ставите именно этот спектакль.
Роман «Мать», написанный Горьким в 1906 году, был непосредственным откликом писателя на события русской революции 1905 года. Сейчас этот роман является как бы живой историей ненависти, любви и борьбы наших дедов и отцов.
Однако только ли с точки зрения истории интересует сегодня нас роман «Мать»?
Читая роман, вы обязательно почувствуете нити, связывающие его с сегодняшним днем: борьба за социалистические идеалы — основа и нашей жизни. Формы борьбы несомненно изменились, во многом усложнились, но суть борьбы осталась та же.
Кроме того, роман «Мать», как классическое произведение, не теряет актуальности и для последующих поколений. Так, например, разве не животрепещуща для сегодняшнего поколения мысль, утверждаемая Горьким: целеустремленность, убежденность, вера в идеалы и стойкость в борьбе за них формируют человека как личность.
Убеждения человека — это источник его мужества, стойкости, его воли.
Именно в своей убежденности черпает Павел Власов силу и спокойствие в критические моменты жизни. Например, в момент обыска или во время первомайской демонстрации и т. д.
Героиня романа — мать.
В начале романа мы встречаем женщину, обремененную несчастьями, но привыкшую к ним, смирившуюся, принимающую все как должное, веками установившееся. Единственное ее стремление — поменьше бы горя, побоев и душевных мук. Но постепенно под влиянием Павла и его друзей в ней пробуждается чувство человеческого достоинства. Пробуждается потребность быть нужной людям. Стремление быть достойной сына, материнская любовь, гордость за него заставляют ее тянуться к знаниям, учиться. В конце романа это уже другой человек.
Предлагаемый инсценированный отрывок объединяет несколько сцен из первой части романа. В романе между этими сценами проходит больше времени, чем в инсценировке, где все события происходят в течение одного дня. Такое построение инсценировки мы сочли возможным, взяв из романа лишь одну его линию, полностью сохранив авторские мотивы поступков героев.
Явление 1. ПЕЛАГЕЯ НИЛОВНА И ПАВЕЛ
Мать давно с тревогой приглядывается к сыну: «Живет не как все». Но как подступиться к Павлу? Как потоньше, поделикатней, чтобы не обидеть, начать разговор? Больше молчать и мучиться она не может.
Когда приходит Павел, мать занимается по хозяйству, но все время ищет подходящий момент, чтобы подступиться к главному, к тому, что так тревожит ее в жизни Павла. Помогает картина, принесенная Павлом. Для матери это предлог начать нужный разговор. Надо наставить сына «на путь истинный». Но в интонации исполнительницы должно звучать не только осуждение поведения сына, но и вопрос. Эта фраза как бы прицел к разговору. Павел не отвечает. Разговор оборвался. Пауза. «Ты, может быть, нездоров, Павлуша?» Односложный ответ сына ставит ее в трудное положение. Мучимая догадками, мать рассуждает про себя, стараясь найти причину перемены в сыне, причем ищет в привычных для себя обстоятельствах. Не найдя убедительного ответа, подсаживается к нему, стараясь обратить на себя внимание. Однако когда Павел поднял на нее глаза, смутилась от своей бестактности и ушла, но не оставила своего намерения. И вдруг находит предлог: «Хочу спросить тебя, что ты все читаешь?» Павел не вступает до этого момента в откровенный разговор с матерью. Конечно, он видит ее намерения, но он любит мать и до сегодняшнего дня оберегал ее. Однако больше ждать нельзя, сегодня конспиративное собрание у него дома и надо решиться все сказать матери. Надо решиться. «Ты сядь, мамаша...», и Павел рассказывает матери о своей деятельности, не скрывая возможных ее последствий. Это не просто сообщение. Он старается убедить мать, что он и его товарищи поступают правильно.
Но мать еще не в состоянии, не может этого понять. Что такое революционеры? «Люди вне закона! Преступники! Их судьба — тюрьмы, избиения, каторга. Они опасны!» Она стремится оберечь сына, заставить его отступиться, а когда видит непреклонность Павла, пытается хотя бы предостеречь его. Конфликт между матерью и сыном обостряется, когда Павел сообщает: «Вечером у меня будут гости из города».
Однако когда сын предлагает ей уйти, не участвовать в тайном собрании, мать отказывается. Она хочет посмотреть сама на «запрещенных людей», «бунтарей». Она не поняла и не приняла идей сына, его дела. Только тревога возросла. Если до начала сцены тревога была смутной, то теперь мать чувствует конкретную опасность.
Явление 11
Этот эпизод можно назвать «Осознание». Мать одна. Она старается решить: «Как же быть дальше? Что будет?» Проводив сына, идет к окну. Ей кажется, что вот-вот к Павлу подойдут жандармы, скрутят руки и поведут. Павел удаляется. Ничего не случилось, но тревога ее не покидает. Мать отворачивается от окна и осматривает комнату. Тикают часы. На улице заливается гармошка. Комната знакомая и привычная кажется матери необычной. Она как бы вновь знакомится с ней. Взгляд останавливается на полке с книгами. (Книгу, которую Павел читал, и листок, на который что-то выписывал, он взял с собой.) «Кто же сочиняет и что пишут в запрещенных книгах?» Ей кажется, что и книги, стоящие на полке, тоже запрещенные. Она подходит к полке, рассматривает книги. Осторожно берет одну из них, предварительно обтерев руки о передник. Пытается прочесть заглавие. Губы беззвучно шевелятся: мать читает по слогам. Стук в дверь и шум вытираемых о половик сапог. Мать быстро ставит книгу на место и оборачивается к двери. «Жандармы?» О гостях она сейчас не думает.
Явления III, IV, V, VI, VII, VIII, IX и X следует объединить в один эпизод: «КОНСПИРАТИВНОЕ СОБРАНИЕ». Причем для удобства построения сценического действия целесообразно в самом Эпизоде сделать три этапа:
1.	«Сбор на конспиративное собрание» (явления III, IV, V, VI и часть VII до слов Наташи: «Чтобы понять, отчего люди живут так плохо...»)
2.	«Конспиративное собрание» (явление VII со слов Наташи: «Чтобы понять...» и т. д.).
3.	«Тревога» (явления VIII, IX и X).
Весь этот эпизод заключает в себе следующие обстоятельства. Предосторожности приняты. Гриша — верный страж. Если все же их накроют, если арестуют и впереди суд, тюрьма,— что ж, это неизбежно при их деятельности. С этой мыслью свыклись. Люди знают, на что идут и, главное, за что идут. Так что сцену надо вести очень просто, делово и в полный голос: в доме подслушивать некому, все свои.
Основное, на что необходимо обратить внимание в этом эпизоде,— перелом, происходящий в сознании матери. Это первый сдвиг в ее сознании. Первый шаг к сближению с делом сына.
Причем этот перелом происходит не столько от понимания того, о чем спорят молодые люди, сколько от знакомства Ниловны с товарищами сына. Они сразу как-то естественно вошли в ее жизнь. Она говорит: «Кабы все такие были!» (конец сцены с Находкой), «А вот я вам сейчас самоварчик согрею!» (Наташе), «Вот это и
380
есть — запрещенные люди?.. Эх, ты!..» И уже в явлении XI: «Конечно, я старая и глупая, но хорошее и я понимаю!» Ей хочется подробнее узнать об этих людях.
1.	«Сбор на конспиративное собрание». Здесь Ниловна впервые встречается и знакомится с новыми товарищами Павла. Сначала она принимает их настороженно. В начале сцены с Андреем—даже враждебно. Она внимательно всматривается в них, стараясь понять Этих «запрещенных людей». Постепенно ей начинает нравиться Андрей Находка, его простой, душевный с ней разговор, свойственный ему юмор.
Вы, вероятно, заметили, что при общности взглядов и стремлений Андрей отличается от Павла уравновешенностью, спокойствием, собранностью. Эти качества воспитаны в нем опытом революционера-подпольщика и трудной, сложной его жизнью. Особенно выделяет Находку среди других его внимание к окружающим людям. Первое же его появление говорит об этом: он долго и тщательно вытирает поги о половик: ведь поддерживать чистоту в комнате — труд.
Он хочет ближе узнать мать своего товарища и преодолеть ее явное нерасположение. Держится он спокойно, без тени стеснения. Кончается сцена словами Ниловны: «Кабы все такие были!» Но это еще не полное принятие Находки. Она как бы отмечает: «Кажется, человек приличный! Посмотрим, что будет дальше».
Входит Наташа. Среди «бунтарей» увидеть такую «барышню» мать никак не ожидала. Наташа всем своим видом, простотой обращения как-то сразу располагает к себе мать.
Наташа — единомышленник Павла и Находки. Отличает ее от них образование и иное воспитание. Она резка в своих суждениях, страстно отдается делу революции. Ее порывистость создает впечатление, что она торопится жить.
Когда мать уходит ставить самовар, Наташа пытается отогреться около печки. Они с Андреем ждут остальных участников собрания. Андрей и Наташа любят друг друга. Но Андрей не считает возможным дать волю своему чувству и всячески старается подавить его.
Он опасается, что личное счастье отвлечет его от активной революционной деятельности (в ту пору многие так думали и так поступали). Это невысказанное чувство мешает простоте, естественности их отношений.
Андрей с Наташей держится несколько натянуто, скованно.
Приходит Весовщиков. Этого посетителя мать совеем уж не ожидала и подумала, что он забрел по ошибке. Она его недолюб
381
ливает (молчаливый, сторонится людей) и стремится поскорей его выпроводить.
В романе Весовщиков, как и Ниловна, проходит сложный и долгий путь формирования революционного мировоззрения. В данном отрывке Николая привело к Павлу пока лишь негодование по поводу насилия над личностью и нежелание с этим мириться. Он требует немедленных и решительных действий. Неважно каких, но действий.
Прием, оказанный ему матерью, не смущает Николая. Он привык к подобному обхождению, да и не к ней он пришел. Николай как бы не замечает неприязни матери и сразу проходит к тем, кто ему нужен.
Появляются Павел с Мазиным и Самойловым. Этих мать хорошо зпает. Федя самый младший из собравшихся. От юности и идет его горячность. Пытливость его ума и живое любопытство к жизни контрастируют с «положительностью» Самойлова.
Все подсаживаются к столу, где уже сидят Весовщиков и Находка. Идет тихий разговор.
У матери отлегло от сердца. Страх прошел. Ведь он пошутил, думает она, разыграл ее: разве это «запрещенные люди»?
Внимательно, серьезно относится она ко всему происходящему в следующем эпизоде — «конспиративное собрание».
2.	«Конспиративное собрание». Цель собрания — единая тактика. Конфликт возникает из-за разности понимания политического момента, методов борьбы сегодняшнего дня.
На всем протяжении этого так быстро прерванного собрания мать накрывает па стол, разливает чай, стараясь в то же время не пропустить ни единого слова и не помешать.
3.	«Тревога». Этот эпизод начинается с сообщения Гришки. Все присутствующие инсценируют вечеринку и постепенно расходятся. Слободские уходят вместе. Это естественно — идут друзья с вечеринки: Николай — играя на гармошке, Мазин и Весовщиков— с разухабистой песней подгулявших парней.
Наташа тоже собирается уходить. Находка помогает ей надеть пальто. Матери вдруг захотелось сделать Наташе что-то приятное, чем-то помочь. Девушка ей понравилась.
Явление XL «ЛЕД ТРОНУЛСЯ»
Павел, видя расположение матери к Наташе, вспомнил, как опа только недавно реагировала па его сообщение о собрании. Мать поняла причину смеха Павла. Оправдывается, защищается, но тоже
382
весело. На сердце легко. Теперь ей хочется узнать подробнее о понравившихся ей людях. Она не верит, что им всем грозит тюрьма. Спорит. Лишь когда узнает от Находки, что Наташа только что выпущена из тюрьмы, начинает понимать серьезность поло-жения.
Павла не оставляет желание сделать мать своей союзницей. Ради этого он ей раскрывает смысл жизни своих товарищей. Это как бы продолжение первой сцены, где он говорил: «Я таких людей видел. Это лучшие люди на земле...»
Явление XII, «ВО ИМЯ ДОЛГА»
Находка вернулся в дом, так как у них с Павлом есть еще дела. Он беспокоится за Наташу, а с ее уходом как-то пусто стало. Мать удивлена, что Находка отпустил девушку одну, осуждает его за это.
Явления ХШ, XIV, XV, XVI, XVII также целесообразно объединить единым названием «Обыск» и разбить па три этапа.
1,	«Предупреждение» (явление XIII).
2.	«Обыск» (явления XIV, XV, XVI).
3.	«Единомышленники» (явление XVII).
Конфликт эпизода — открытое столкновение Павла и его товарищей с представителями власти, царской охранкой.
Особое внимание следует уделить поведению матери. Этот эпизод — один из тех моментов в жизни Ниловны, которые играют решающую роль в формировании ее новых жизненных взглядов, ее нового отношения к действительности.
В предыдущем эпизоде мать уже приняла товарищей Павла. Она почувствовала расположение к ним, уверившись в их порядочности, искренности. Их слова нашли отклик в ее душе и убедили в том, что это хорошие люди. Их преследовать не за что. Это и побуждает мать стать на их защиту.
1.	«Предупреждение», После сообщения Весовщикова мать не столько пугается, сколько старается решить, что делать. Бежать? Прятать? Ждать? Она как бы спрашивает у Павла и Находки: чем помочь? Они знают.
Находка, чтобы успокоить мать, точно и просто, с присущей ему ироничностью старается передать матери свое отношение к подобным неизбежным эпизодам его жизни.
Ведя диалог, Андрей успевает обменяться с Павлом взглядами: все, мол, спрятано? Павел жестом заверяет его, что все в порядке.
383
Павел стремится облегчить для матери грозящий ей удар: обыск, возможно — арест.
Весовщиков спешит предупредить товарищей, чтобы они успели подготовиться.
Офицер, как мы говорили выше, борется за незыблемость существующего правопорядка. Это выражается в поступках вполне конкретных. Он производит обыск, ищет улики, опознает и арестовывает Находку, арестовывает Весовщикова (чтобы неповадно было) и т. д. и т. д.
Однако это будут чисто формальные действия, если исполнитель не проникнет во внутренний мир своего героя. Ведь именно мировоззрение офицера определяет его отношение к людям и событиям. С «бунтовщиками» он высокомерен, надменно-брезглив, иногда хамоват, а иногда и педантично вежлив. Поведение офицера в этой сцене — следствие не только его уверенности в незыблемости существующего строя и бесполезности всяких бунтов, но и стремления всем своим поведением и поступками внушить эту же мысль окружающим. Конечно, им одновременно руководит и желание выслужиться перед своим начальством, а возможность «власть показать» доставляет истинное удовольствие.
Старание Исая выявить и подавить всякое свободомыслие также вытекает из его жизненной позиции, которая вам ясна из его монолога. Исай, поддерживая власть, унижается и заискивает перед власть имущими (в данном случае перед офицером), так как именно они его и оберегают. Читая нравоучение «бунтовщикам», он в то же время всем своим поведением демонстрирует перед офицером свои верноподданнические чувства.
2.	«Обыск». Павел и Находка во время обыска держатся с достоинством и внешне спокойно.
Стремление матери «защитить» в этом эпизоде конкретно воплощается в действие: поставить на место незваных гостей, заставить их вести себя прилично, уважительно. Даже страх как будто пропал.
Особого внимания заслуживает конфликт Весовщикова с офицером. Здесь сыграли роль прямолинейность и озлобленность Николая. Ему не хватает широты кругозора и ясного видения цели, он теряет спокойствие и уравновешенность, так необходимые в критические моменты жизни. После ухода жандармов Павел говорит о Николае матери: «Испугался, должно быть».
Последите, чтобы в этом эпизоде не было на сцене «толчеи». Очевидно, Павел, Находка и Весовщиков все время держатся вместе. К ним присоединится и мать. Она присела; возможно, Находка также сидит до реплики: «Он ошибся, я — Андрей». Офицер сидит у стола, Исай крутится около офицера, иногда заглядывает то за занавеску, то в комод, который потрошат жандармы, то в печку.
384
Мать заходит за занавеску. Когда Исай туда заглядывает, он сообщает офицеру: «Вот это мать его, ваше благородие. А это — он сам» (Павел).
Когда же мать выходит из-за занавески, туда заходит жандарм, л, производя обыск, бросает из-за занавески одеяло, подушку, простыни; что-то падает на пол, что-то повисает па веревке, к которой прикреплена занавеска.
3.	«Единомышленники», После ухода жандармов мать видит подавленное состояние сына. Она понимает, что ему легче было бы, если бы забрали и его, и старается поддержать сына.
В этой сцене мать и сып не только родные по крови, но и единомышленники, их уже объединило первое столкновение с властью, объединила борьба против поругания человеческого достоинства.
Правда, еще много пройдет времени и произойдет событий, прежде чем мировоззрение матери созреет и окрепнет. Пока что в основном лишь чисто человеческие качества друзей Павла, а не их убеждения дали толчок и вызвали в ней сочувствие.
Однако ее отношение к деятельности Павла уже здесь в корне изменилось.
Гримом в этом спектакле пользоваться не следует. Если у вас будет яркий свет, то только в этом случае следует положить на лицо всем исполнителям общий тон, причем еле-еле заметно. Для этого его следует очень тщательно предварительно растереть на ладони и только потом положить легким слоем. На губы и брови топ не кладется. Ни глаза, ни губы чем-либо оттенять не падо. Положить легкий грим следует только матери и Исаю, чтобы подчеркнуть их возраст.
Тонкой кисточкой коричневым тоном падо подчеркнуть морщины на лбу, в углах глаз, носа, к подбородку и затем растушевать их пальцем, чтобы на лице не было «дорог». Можно также слегка выделить и глазницы, положив легкие тени тем же коричневым тоном. Это создает впечатление запавших глаз, как часто бывает У пожилых людей. Затем запудрить лицо пудрой «рашель», а волосы, как и виски у офицера,— белой пудрой, чтобы дать седину. У матери может быть под платком пучок, у Наташи — коса. У офицера прическа на пробор; могут быть и маленькие усики. Все остальные прически также мало чем отличаются от современных.
Мужские костюмы также не представляют трудности. Это пиджаки, косоворотки, брюки и ботинки; или брюки заправлены в сапоги; кепки и картузы с лакированным козырьком.
Мать может быть одета в длинную юбку и кофту темныу тонов.
13 в школьном театре
385
Туфли на низком каблуке или без каблука. Чулки черные. На плечах может быть накинут платок. Возможно, мать в переднике.
На Наташе костюм с бархатным воротничком и юбкой почти до щиколоток. Белая кофточка с маленьким черным галстуком. Шерстяной платок на голове. В комнате платок откидывает на плечи. На ногах высокие ботинки на среднем каблуке и на шнуровке. Легкое летнее пальтишко.
Жандармы, конечно, в форменных мундирах.
В подборе костюмов вам помогут и иллюстрации, которые есть в многочисленных изданиях романа.
РЕКОМЕНДАТЕЛЬНЫЙ
РАЗДЕЛ
Как вы знаете, русская классическая литература очень богата прекрасными драматургическими произведениями, пользующимися поистине мировой славой. Многие из них вполне возможно и интересно поставить на школьной сцене — полностью или в отрывках.
Мы хотим предложить вам примерный, далеко пе исчерпывающий всех возможностей, список таких произведений.
В некоторых случаях мы предлагаем вам не один, а два-три отрывка из пьесы. Вы можете выбрать один из них или сыграть все, смотря по вашим возможностям и по составу исполнителей.
К сожалению, мы не можем дать вам подробные советы к постановке каждой из названных в этом списке пьес (для этого пришлось бы составить второй сборник), но мы все же хотим вам подсказать, как вообще следует подходить к такой работе, о чем подумать, на что обратить особое внимание. Поэтому мы даем «Советы исполнителям» к трем пьесам разных жанров: к одноактной «Осенней скуке» Н. Некрасова, к отрывку из пьесы в стихах «Снегурочка» А. Островского и к сцепе из комедии Островского «Шутники». Прочтите эти советы, даже если будете ставить другую пьесу: они и в этом случае многое вам подскажут и помогут в работе. Посмотрите и «Советы исполнителям» к инсценировкам — из них вы также сможете почерпнуть много полезных сведений.
ПРОИЗВЕДЕНИЯ РУССКОЙ КЛАССИЧЕСКОЙ ДРАМАТУРГИИ, РЕКОМЕНДУЕМЫЕ ДЛЯ ПОСТАНОВКИ НА ШКОЛЬНОЙ СЦЕНЕ
I.	Д. Фонвизин. «Недоросль», комедия. Полностью или отрывки.
II.	А. С. Пушкин. «Русалка», поэма. Первая сцена (у мельницы).
III.	А. С. Грибоедов. «Горе от ума», комедия.
383
О т р ы в к и:
1.	Второе действие с явления 7 до конца второго действия.
2.	Третье действие, явление 3.
3.	Четвертое действие, явления 10, 11, 12, 13.
VI.	Н. А. Некрасов. «Осенняя скука, деревенская сцена». (Можно играть без сцены с Антипом.)
V.	Н. А. Некрасов. «Петербургский ростовщик», водевиль в одном действии.
VI.	В. А. Сологуб. «Беда от нежного сердца», комедия-водевиль в одном действии.
VII	. Н. В. Гоголь. «Ревизор».
Отрывки:
1.	Третье действие, явления 8, 9, 10, 11.
2.	Четвертое действие, явления 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8.
3.	Четвертое действие, явления 12, 13, 14, 15, 16.
VI	II. Н. В. Гоголь. «Женитьба, совершенно невероятное событие». Полностью или отрывки:
1.	Первое действие, явления 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7.
2.	Первое действие, явление 11.
3.	Первое действие, явления 12, 13.
4.	Второе действие, явление 1.
5.	Второе действие, явления 12, 13, 14, 15.
6.	Второе действие, явления 18, 19, 20, 21.
IX.	Н. Г. Чернышевский. «Мастерица варить кашу», пастораль в одном действии.
Полностью (можно с некоторыми сокращениями текста) или отрывки.
X.	И. С. Тургенев. «Месяц в деревне», комедия.
Отрывок из второго действия.
Начало — с песни Кати «Не огонь горит, не смола кипит», конец — после слов Веры: «Пойдемте... а то я боюсь, она меня бранить будет».
XI.	М. Е. Салтыков-Щедрин. «Тени», драматическая сатира. Отрывок из четвертого действия, сцены 1, 2, 3, 4, 5, 6. В начале 1-й сцены монолог Клаверова советуем сократить: после слов «Мне, наконец, нельзя выходить на дуэль!» можно сразу перейти к тексту: «Что сделал Клаверов?», и далее все до конца, то есть до появления Ольги Дмит-ровны.
XII.	А. Н. Островский. «Гроза», драма.
Отрывок из второго действия, явления 2, 3, 4, 5.
XII	I. А. Н. Островский. «Снегурочка. Весенняя сказка».
Отрывок из третьего действия, явление 2 и начало 3, кончая словами Снегурочки: «Такой четы на диво поискать». XIV. А. Н. Островский. «Шутники, картины московской жизни».
Отрывок из первого действия, явления 2, 3, 4, 5.
389
Начало — со слов Анны: «Садитесь! что вы скучный какой?», конец — слова Верочки: «Не знаю, как тебе, а мне очень ловко!»
XV.	А. Н. Островский. «Праздничный сон до обеда», комедия. Полностью или отрывки.
XVI.	А. Н. Островский. «Женитьба Бальзаминова», комедия. Полностью или отрывки.
XVII.	А. Н. Островский. «Горячее сердце», комедия.
Отрывок из второго действия, явления 1 (с появления Параши), 2, 3.
XVIII.	А. Н. Островский. «Лес», комедия.
Отрывок из четвертого действия, явление 5.
XIX.	А. В. Сухово-Кобылин. «Свадьба Кречинского», комедия.
Отрывок из первого действия, явление 5.
XX.	А. П. Чехов. «Предложение. Шутка в одном действии».
XXI.	А. П. Чехов. «Свадьба. Сцена в одном действии».
XXII.	А. П. Чехов «Юбилей. Шутка в одном действии».
XXIII.	А. П. Чехов. «Дядя Ваня. Сцены из деревенской жизни». Отрывок из второго действия.
Со слов Сони: «Михаил Львович! Вы не спите? На минутку!» до конца второго действия.
XXIV.	М. Горький. «Мещане», пьеса.
Отрывки
1.	Первое действие — с появления Нила, Елены, Шишкина и Цветаевой до конца первого действия.
2.	Четвертое действие — с начала до появления Елены (кончая словами Тетерева: «А всей другой философии — ан-нафема!»).
Н. А. Некрасов
ОСЕННЯЯ СКУКА
е
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
В названии произведения точно определена его атмосфера: тягучая, бесконечная, как осенний дождь, обволакивающая, бесперспективная скука.
Как же играть скуку?
Нужно хорошо понять, что у Ласукова есть очень важная цель, определяющая каждую минуту его существования. Эта цель — борьба со скукой. Любой ценой, любыми способами дотянуть до того блаженного момента, когда можно будет, так сказать, законно лечь спать! С радостной надеждой, даже с энтузиазмом хватается Ласуков за каждое новое обстоятельство, сулящее ему возможность хоть как-то протянуть время. Вот об этой постоянной надежде, об Этой страстной мечте Ласукова хоть чем-то заняться исполнитель должен помнить прежде всего. Нельзя играть скуку, но можно и нужно играть борьбу со скукой. Однако надежды Ласукова не оправдываются: желанного «развлечения» хватает всего на несколько мгновений, и, активно и радостно начиная каждую новую сцену, под конец он сникает и скучает еще больше. Заметьте, что в этом смысле все сцены (с мальчиком, поваром, Анисьей, Егором, Дмитрием) построены одинаково: начинаются они в бодром темпе, оканчиваются — в крайне вялом.
Обратите внимание, как строится сцена «болезни»: сомнение в доброкачественности соуса постепенно перерастает в панику по поводу состояния здоровья. Найдя, как ему кажется, причину недомогания (грибы!), Ласуков уже уверен, что болен тяжко, неизлечимо, смертельно! Исполнителю нужно напряженно, более того — со страстью прислушиваться к процессам, происходящим в организме. Паника нарастает и продолжается до тех пор, пока Максим не приносит соус. Попробовав соус и убедившись в том, что он необычайно вкусен, Ласуков с удовольствием опустошает соусник
391
и... успокаивается. Но, успокоившись относительно своего здоровья, он не отпускает повара. В нем вновь пробуждается надежда хоть на время забыть о скуке. Он ощутил себя оратором, трибуном, государственным деятелем, наконец! Он обличает беднягу повара в тяжком преступлении, обличает с подлинным гневом и пафосом, с металлом в голосе.
Максим решительно не понимает, чего хочет от него барин, пытается догадаться, мучается, а после слов: «Вот упадешь с крыши, расшибешься — туда тебе и дорога!» — может даже заплакать. Но эта «трагическая» сцена внезапно обрывается — Ласуков снова отчаялся победить беспросветную, безнадежную скуку и отослал Максима петь петухом — уже по привычке и без всякого энтузиазма.
Вялость, в которую впадает Ласуков после каждой новой неудавшейся попытки «деятельности»,— проявление не характера, а обстоятельств. По натуре же он человек вовсе не апатичный, а, напротив, достаточно живой, не без юмора и ехидства.
Дворня Ласукова живет как бы в полусне: всем им лень не то что шаг сделать, а и рот раскрыть. Но ведь такие «спектакли» разыгрываются в доме каждый вечер, от них не отвертишься, лучше уж сыграть роли, которые навязывает Ласуков, иначе он не отстанет. Иногда выгодней сыграть бойко. Мальчик и Анисья даже знают свои роли наизусть. Мальчик настолько поднаторел, что может подавать книги и очки еще до того, как Ласуков прикажет.
Единственная неожиданность в налаженном ежевечернем спектакле — шуба. Почему-то Ласуков потребовал именно шубу, а не сюртук или, допустим, шапку. А то бы все сошло гладко.
Очень может быть, что мальчик радостно откликается на сумасбродства Ласукова, ибо он не меньше барина одурел от безделья и сна. Переходы от полусонной прострации к стремительной деятельности и обратно совершаются в нем без всякой подготовки; они внезапны. Кажется, только что крепко спал — и вот уже несется со всех ног выполнять очередное дурацкое распоряжение барина; кажется, только-только плясал — и вот уже снова спит. Эту очень смешную внезапность переходов из одного физического самочувствия в другое, прямо противоположное, исполнителю роли мальчика нужно усвоить прежде всего.
Несколько слов об остальных персонажах.
Анисья — полновластная хозяйка в доме. Права ее почти неограниченны. Ласуков и вообще-то беспомощен, а без Анисьи и подавно. Перед барином Анисья привыкла разыгрывать несправедливо обиженную, невинную жертву, и это на него действует безотказно. Она его не боится совсем, он же, напротив, побаивается ее основательно. Стоило ей заплакать, как он тут же скис, струсил.
Повар Максим — человек простодушный и покладистый. Его Задача, которую он выполняет максимально активно, настолько
392
активно, что, кажется, явственно слышно, как у него скрипят мозги,—Догадаться, угадать, чего Ласуков к нему прицепился.
Татьяна и не пытается понять, что нужно барину. Совсем старенькая, очевидно глухая, она проявляет радостную готовность потолковать. Все время что-то бормочет и при этом улыбается.
Егор, напротив, мрачен и угрюм. Зол, что потревожили, и все время как бы укоряет барина за это.
Портной Дмитрий явно выделяется из всей дворни своим «аристократизмом». Он полагает, что знает ремесло, и страшно кичится этим. Непрерывно озабочен проблемой сохранения своего престижа и поэтому ходит надутый, как индюк.
Некрасов в ремарках как бы прорежиссировал пьесу, поэтому ремарки следует выполнять по возможности тщательно. В них достаточно подробно описаны костюмы, выгородка, мебель и свет. Если позволяют размеры сцены, отгородите ширмой маленькую прихожую, в которой на табурете спит мальчик. Двери можно не делать. Если же ваша школьная сцена очень мала, можно обойтись без ширмы. Диван с подушкой, около дивана — брошенные кое-как домашние туфли; у изголовья — маленький столик со свечой, вот и всё. А мальчик спит, сидя на табурете с краю сцены и головой прислонившись к порталу.
Не освещайте сцену слишком ярко: ведь у Ласукова горит всего одна сальная свеча. Поставьте общий неяркий свет, желательно с желтыми светофильтрами, и подсветите дополнительно основные места действия. Не забудьте, что, когда мальчик снимает со свечи нагар, нужно добавить свет. В конце пьесы свеча гаснет —• оставьте совсем слабый общий свет.
Обязательно найдите шум дождя. Хороший звук получается, если тереть мятой бумагой по деревянной доске, но возможно, вы найдете какие-то другие способы. Шум дождя можно усилить во время пауз и, наоборот, нужно оставить совсем слабым, едва слышным во время основных сцен.
Почти все костюмы описаны у Некрасова достаточно подробно. Ласукову необходим халат. Егор поверх рубахи навыпуск накинул какой-то сюртук, даже не застегивая его. Портпой Дмитрий поверх рубахи облачен в жилет.
Исполнителям ролей повара Максима и дворецкого Егора потребуются бороды. У Максима бороденка светлая и жиденькая, а у Егора — внушительная, густая.
Дмитрий, видимо, носит щегольские усы. Ласуков — лысый, остатки волос растрепаны, могут быть жиденькие седые усы. Очевидно, вы поняли, что «Осенняя скука» — это комедия. Чем скучнее Ласукову, чем безнадежней его судорожные попытки как-то убить время, тем смешней и веселей должно быть зрителям.
A. H. Островский
СНЕГУРОЧКА
Действие третье Явление 2 и начало явления 3
е
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
«Снегурочка» одно из самых поэтичных созданий мировой драматургии. Несмотря на трагическую развязку — гибель героев,— трудно представить себе пьесу более светлую; не случайно ее подзаголовок— «Весенняя сказка». Это поистине гимн жизни, всему сущему, гимн любви.
Та сцена, которую мы предлагаем вам сыграть, в этом отношении одна из наиболее характерных. Снегурочка, дочь Мороза и Весны, пока еще не знает любви. Узнав это великое чувство, она погибает. Но трагическая развязка еще далеко; в нашей сцепе Снегурочка радуется жизни, радуется по-детски самозабвенно и упоенно.
Задача Снегурочки — заставить Леля взять ее в подружки, и цели своей добивается она с такой естественной настойчивостью, с какой дети добиваются давно желанной игрушки. Она использует все средства, все оттенки мольбы: просит, заклинает, мстит, упрекает, обещает и т. д. Она даже может заплакать, но это пе злые, а очень светлые, детские слезы.
А для Леля все, что происходит,— веселая и желанная игра. Снегурочка забавна ему, он и сам-то не прочь порезвиться. Ему весело слушать, как она его хвалит и умоляет взять в подружки, он нарочно поддразнивает и раззадоривает ее на новые признания. Вся сцена очень звонкая, мажорная.
Не забывайте, что пьеса написана стихами; их произнесение требует особой техники. Ни в коем случае нельзя сливать стихотворные строчки.
394
Помните, что на конце каждой строки необходима пауза, подчеркивающая ритм стиха.
Эта пауза может совпадать с концом фразы или с каким-то естественным ее перерывом, отмеченным тем или иным знаком препинания, например:
Про старое не помни, Лель пригожий! Люби меня немножко, дожидайся, Снегурочка сама тебя полюбит.
Но нередки случаи, когда конечная стиховая пауза как бы прерывает фразу, например:
Снегурочка, одна, в слезах. О чем Тоскуешь ты? Девицы веселятся, Во всем лесу веселый гул идет: То песенки, то звонкий смех, то шепот Воркующий, то робости и счастья Короткий вздох, отрывистый. А ты Одна, в слезах.
В первом случае конечная стиховая пауза совпадает с логической, во втором случае в этой остановке — как бы ожидание продолжения мысли. Мысль ни в коем случае не прерывается.
Стихи требуют и некоторой напевности интонации. Нехорошо, если эта напевность будет преувеличенной, если стихи зазвучат тягуче, но еще хуже, если вы станете произносить их с будничной, бытовой интонацией, если они в вашем исполнении уподобятся прозе.
Чувство меры здесь очень важно.
Костюмы постарайтесь сделать сами. Можно одеть героев в традиционные русские костюмы. Лель — в лаптях с онучами, в вышитой косоворотке, с цветным пояском. На светлых волосах — венок из полевых цветов.
Снегурочка — в длинном русском цветном сарафане с расшитой вертикальной полосой спереди, в рубахе с пышными вышитыми рукавами и тоже в венке. Густая русая коса спущена на спину.
Но, поскольку вам предстоит играть не бытовую пьесу, а сказку, вы можете придумать совсем особенные, сказочные костюмы.
Если вам захочется, чтобы эта лирическая сцена сопровождалась музыкой,— в вашем распоряжении опера Римского-Корсакова «Снегурочка» и музыка Чайковского, написанная к этой пьесе.
В том случае, если музыка вам не нужна, постарайтесь воспро-
395
извести за кулисами звук пастушьей свирели, на которой играет Лель.
Действие происходит на лесной поляне. Вариантов декораций в этом случае может быть сколько угодно.
Возможно, вам захочется сделать иллюзорное оформление, то есть изобразить густой лес на заднике и поставить на равных планах несколько деревьев. Но вполне допустимы и многие варианты условного оформления: может быть, вы напишете лес на каких-то плоских щитах или ширмах; может быть, вы сделаете одежду сцены цвета лесной зелени и т. д.
Поскольку действие происходит вечером и яркого света не требуется (у Островского ремарка: «Вечерняя заря догорает»), вы можете сделать проекцию леса. Она будет отчетливо видна на обычном светлом заднике.
В освещении поищите краски вечерней зари. Очевидно, вам понадобятся розовый и бледно-фиолетовый светофильтры.
Гримироваться для этой сцены нет необходимости.
ОТ ХУДОЖНИКА
Действие выбранной для постановки картины из сказки Островского «Снегурочка» происходит на весенней поляне.
Важно поэтому дать на вашей сцене представление о том прекрасном мире весны, который пробудил в Снегурочке неведомые ей чувства полноты жизни, счастья, любви.
Можно, например, расписать панно звонкими и радостными красками в легкой живописной манере.
Лучшим помощником и советчиком в работе над декорацией будет ваше собственное представление о радостном весеннем дне, прозрачной капели, шелесте молодой листвы.
A. H. Островский
ШУТНИКИ
Действие первое
Явления 2, 3, 4, 5
СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
«Шутники» — пьеса грустная, несмотря на то что в ней много комедийных сцен. Ее главные герои, семья Оброшеновых,— очень добрые и сердечные люди. Они нежно привязаны друг к другу и постоянно озабочены тем, чтобы друг друга не огорчить. Немало обид и унижений выпало на долю этих простодушных людей. Однако пережитые унижения не ожесточили их, а добытое ценой тяжкой нравственной жертвы богатство не сделало черствыми себялюбцами. Наоборот, всех троих, особенно Верочку, отличает обостренная чуткость, способность улавливать тревогу близких. Эта постоянная «подключенность» к переживаниям партнера в значительной степени определяет ту сцену, которую вам предстоит сыграть.
Содержание сцены — первое объяснение в любви двух очень молодых людей. Верочке, младшей дочери Оброшенова, семнадцать лет, ее жениху Саше Гольцову — не более двадцати. Возраст молодых людей здесь очень важен; он влияет на атмосферу сцены, светлую и трогательную, несмотря на то что Верочка все время чувствует Сашину тревогу.
Верочка совершенно лишена жеманства, кокетства; она всегда говорит то, что думает, и ведет себя так, как для нее естественно. А естественно — радоваться жизни и любить своих близких: отца, сестру, Сашу.
Верочка лишь смутно догадывается о тяжелых сторонах жизни, и поэтому сватовство для нее — прежде всего радостная игра.	/
Саша любит Верочку и всерьез добивается ее руки, но он уже знает и тяжкие заботы о куске хлеба, и униженное состояние
398
полунищего. На протяжении всей сцены, несмотря на искреннюю влюбленность, его не покидает тяжелая и неприятная забота. Он старается, чтобы Верочка ничего не заметила, но порой безуспешно. Верочка улавливает Сашино беспокойство, улавливает его и Анна Павловна. Первый же ее вопрос к только что вошедшему Са-ше___«Что вы скучный такой?» Задача Анны Павловны — понять,
что за человек Гольцов. Верочка для нее — смысл и содержание всей жизни. Естественно, что она хочет устроить судьбу горячо любимой сестры как можно лучше. Ее вопросы Саше (об образе жизни, о жалованье) ни в коем случае не должны быть вежливобезразличными, а каждый ответ она воспринимает как довод в пользу предстоящего брака или против него. Поэтому так неприятно поражает и настораживает ее настойчивая просьба о деньгах. Но стоило ей увидеть смятение и слезы Саши, как настороженность сменилась желанием помочь.
В следующей сцене ее задача — успокоить его и Верочку, не спугнуть их, ободрить.
Исполнительнице роли Анны Павловны нужно помнить, что ее героиня — совсем молодая женщина. Постоянные тревоги об отце и младшей сестре делают ее порой строгой и задумчивой, но по природе она такая же открытая и улыбчивая, как и все Оброше-новы. Например, она может весело рассмеяться в начале объяснения Саши с Верочкой, в ответ на прямой Верочкин вопрос: «А вы меня любите?», и уже сквозь смех посоветовать Саше: «Скажите, что нет». В объяснении Саши с Верочкой, как мы уже говорили, есть еще второй план, тревожный. Верочке очень хочется, чтобы все были счастливы; ее представление о счастье наивное, но очень доброе: все близкие ей люди — отец, сестра, Саша — должны быть вместе и любить друг друга. Однако она чувствует, что какие-то непонятные ей силы мешают достижению этой гармонии. Не зная, чему приписать Сашино беспокойство, она все-таки догадывается, что его тревожит будущее, и поэтому замолкает и задумывается именно тогда, когда ей предстоит что-то решать относительно это-го будущего: в первый раз — когда Саша просит ее руки; во второй раз — перед тем, как дать ему согласие.
По Островскому, сцены, которые вы будете играть, происходят в садике перед домом, но в случае необходимости вы можете изменить место действия. Если забор и дерево вам сделать трудно, перенесите действие в комнату, поставив лишь круглый стол, покрытый скатертью, и два-три стула в чехлах.
Женские костюмы здесь несложные, их можно сшить самим. Платья должны быть длинными, на нижних юбках, с широкими рукавами, закрытые и с поясами. Верочке нужно сделать светлое платье. Сшить его можно из простого ситца, гладкого или в мелкий цветочек. Платье Анны Павловны — спокойного, неяркого тона, можно тоже в цветочек или клетчатое.
399
У Верочки — спущенная коса. Анна Павловна причесана гладко, волосы сколоты узлом на затылке.
Если у вас нет возможности достать сюртук для Саши, пусть исполнитель играет в своем собственном светлом костюме (пиджак должен быть длинным) и белой рубашке. Черный галстук завязан бантом. Брюки — узкие. Прическа — совсем простая, близкая к современной: косой пробор, волосы острижены «под гребенку».
Никаких наклеек не нужно, более того — исполнителям всех трех ролей лучше вообще не гримироваться: возраст персонажей и характер освещения это позволяют.
Действие происходит летним утром, поэтому свет должен быть достаточно ярким. Включите все освещение, какое есть на вашей сцене.
Хорошо, если вам удастся с помощью светофильтров белый свет смешать с желтым — это создаст иллюзию солнечного утра.
МУЗЫКАЛЬНЫЙ
РАЗДЕЛ
ЕСЛИ ВСТРЕЧУСЬ С ТОБОЙ
Романс
Слова А. КОЛЬЦОВА
Пение
Музыка М. ГЛИНКИ
Фортепьяно^
404
4м  м-л - ГОЙ ЖИЗ-НИ вжиз.ни МО . -гТ*2 г^~	—• ' У jt • У . ей. - трЗ^П^	pHJjr^T
^•к J	i		rtpg h^rT-iT	wrJ^ '?Ьл?_Т—Г—
-7 М'	—4	 —7—’		1Ни МЦ	У 7 U--J
				—:—				
Ь_М* .	* ш bw~~" * к т		‘iifc—ini
		Р	у •
405
А. Кольцов
ЕСЛИ ВСТРЕЧУСЬ С ТОБОЙ
Если встречусь с тобой
Иль увижу тебя:
Что за трепет-огонь Разольется в душе!
Если взглянешь, душа, Я горю и дрожу И бесчувствен и нем Пред тобою стою.
Если молвишь мне что,
Я на речи твои, На приветы твои Что сказать не сыщу.
А лобзаньям твоим, А восторгам твоим На земле, у людей, Выраженья им нет.
Дева, радость души, Это жизнь, мы живем, Не хочу я другой Жизни в жизни моей.
СВЕТИТ СОЛНЫШКО
Песня
Слова А. КОЛЬЦОВА
Музыка Т. Ф. ЛАТШЕКА
407
тепо
&
- та - я, - точ - ки, - ЛО -ДОСТЫ
а И Так
бы . ла - шеч _ ки мо
вес - ной те пта про - шла
ка вся мо
степь жел са
9
408
пе - ли трус. тмо так и без люб. ви Ду - ши, без
жа _ лоб _ но> ра - дос - ти.
409
А. Кольцов
СВЕТИТ СОЛНЫШКО
Светит солнышко, Да осенью;
Цветут цветики, Да не в пору, А весной была Степь желтая, Тучки плавали Без дождика.
По ночам роса Где напала, Поутру трава Там сохнула! И те пташечки, Касаточки, Пели грустно так И жалобно, Что, их слушая, Кровь стынула, По душе лилась Боль смертная. Так прошла моя Вся молодость — Без любви души, Без радости.
НА ХОЛМАХ ГРУЗИИ...
Слома А. ПУШКИНА
Музыка И. РИМСКОГО-КОРСАКОВА
411
412
_ нья мо_е _ го	ни _что не му-чит, не тре_
У Пушкина я одной тобой И.
413
nnco strincr
414
А. Пушкин
НА ХОЛМАХ ГРУЗИИ...
На холмах Грузии лежит ночная мгла; Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла; Печаль моя полна тобою, Тобой, одной тобой... Унынья моего Ничто не мучит, не тревожит, И сердце вновь горит и любит — оттого, Что не любить оно не может.
АХ, ТЫ НОЧЬ ЛИ, НОЧЕНЬКА...
Песня
Слова А. ДЕЛЬВИГА
Музыка М. ГЛИНКЦ
416
14 ' В школьном театре
417
А. Дельвиг
AX, ТЫ НОЧЬ ЛИ, НОЧЕНЬКА...
Ах, ты ночь ли, ноченька, Ах, ты ночь ли бурная! Отчего ты, с вечера До глубокой полночи, Не блистаешь звездами, Не сияешь месяцем? Все темнеешь тучами?
И с тобой, знать, ноченька, И с тобой, знать, бурная, Как со мною, молодцем, Грусть-злодейка сведалась! Как заляжет лютая Там глубоко на сердце, Позабудешь радости.
Позабудешь девицам Усмехаться, кланяться, Позабудешь, с вечера До глубокой полночи, Припевая тешиться Хороводной пляскою, Девичьею ласкою.
Нет, взрыдает, всплачется! И безродный молодец, Протоскует с вечера До глубокой полночи, Как кукушка сирая;
И в постелю жесткую, Как в могилу, кинется.
£19
НЛ СТАРОМ КУРГАНЕ...
420
421
422
423
г и М J I*
кап - ля.ми кровь из гру . ди вы_те-ка-

424
И. Никитин
НА СТАРОМ КУРГАНЕ...
На старом кургане, В широкой степи Прикованный сокол Сидит на цепи. Сидит он уж тысячу лет, Все пет ему воли, все нет.
И грудь он с досады Когтями терзает, II каплями кровь Из груди вытекает!.. Летят в синеве облака... А степь широка, широка
СЛЫШУ ли голос твои...
Романс
Слова М. ЛЕРМОНТОВА	Музыка М. ГЛИНКИ
Con moto ed anima
427
41, J J J- ~| p p p J | J J. J
- зу - рью глу _ бо - ки_ е ду _ ша к ним на _
428
429
430
М. Лермонтов
СЛЫШУ ЛИ ГОЛОС ТВОИ...
Слышу ли голос твой
Звонкий и ласковый — Как птичка в клетке Сердце запрыгает.
Встречу ль глаза твои Лазурью глубокие — Душа навстречу им Из груди просится.
И как-то весело!
И плакать хочется...
И так на шею бы
Тебе я кинулся...
ВЕЧЕР
433
433
। a-h Г __p_
Пташ _ ке лишь пе - сни, де - ло хоть тре _ сни! ще - ки го - ре - ли, ру , чень.ки мле - ли,
де - ви .чьи гре _ зы ме _ ша _	ли,
434
Де . ло и	за - втра по _ спе ~	ет
де - ви _ чьи гре _зы ме - ша -	ли.
435
ВЕЧЕР
Поле росится;
Солнце садится;
Песенки я распеваю.
Стала работа: Жать неохота, Мать зажурит меня, знаю! Вот наша хата! Нива не сжата: Думаю, завтра догреет. Пташке лишь песни, Дело хоть тресни! Дело и завтра поспеет.
Я у порога;
В сердце тревога;
Слезы из глаз побежали...
Мать меня спросит, Душу подкосит: Много ли, дочка, нажали?
Нет, скажу, мало: Солнце мешало, Матушка! мало нажали, Щеки горели, Рученьки млели, Девичьи грезы мешали.
ГДЕ НАША РОДА
Слова А. ПУШКИНА
Музыка М. ГЛИНКИ
А. Пушкин
ГДЕ НАША РОЗА
Где наша роза, Друзья мои?
Увяла роза, Дитя зари. Не говори: Так вянет младость! Не говори: Вот жизни радость! Цветку скажи: Прости, жалею!
П па лилею Нам укажи.
ЖАВОРОНОК
440
441
лье
тся.
re
ВИ
дать пев •
		1	i		mf			9>	-JF	1
звон _				i	 кий,	7= над	П	О - Д	k	-H	1 ,py _ жень -
м 1	//fh	-7—			>	/L Г -
^7 ^-JH	?:• I I? . i	*// ядТр			
			F P Г =*	^i	-			
443
444
445
446
447
448
Н. Кукольник
ЖАВОРОНОК
Между небом и землей Песня раздается, Неисходною струей Громче, громче льется.
Не видать певца полей, Где поет так громко, Над подруженькой своей, Жаворонок звонкий.
Ветер песенку несет, А кому не знает... Та, кому, она поймет! От кого — узнает!
Лейся, песенка моя, Песнь надежды сладкой, Кто-то вспомнит про меня И вздохнет украдкой.
£5 В школьном театре
РУССКАЯ ПЕСНЯ
Слова А. ДЕЛЬВИГА
Музыка М. ГЛИНКИ
Пение
Moderate J=92
450
451
452
А. Дельвиг
РУССКАЯ ПЕСНЯ
Что, красотка молодая,
Что ты, светик, плачешь,
Что головушку, вздыхая, К белой ручке клонишь?
Или словом, или взором Я тебя обидел?
Иль нескромным разговором Ввел при людях в краску?
Нет, лежит тоска иная
У тебя на сердце!
Нет, кручинушку другую
Ты вложила в мысли!
Ты не хочешь, не желаешь Молодцу открыться, Ты боишься милу другу Заповедать тайну!
Не слыхали ль злые люди
Наших разговоров?
Не спросили ль злые люди
У отца родного;
Не спросили ль супостаты
У твоей родимой:
«Чей у ней на ручке перстень? Чья в повязке лента,
Лента, ленточка цветная,
С золотой каймою;
Перстень с чернью расписною, С чистым изумрудом?»
Не томи, открой причину Слез твоих горючих!
Перелей в мое ты сердце Всю тоску-кручину.
Перелей тоску-кручину
Сладким поцелуем:
Мы вдвоем тоску-кручину
Легче растоскуем.
454
ЗИМНИЙ ВЕЧЕР
Романс
ова А. ПУШКИНА
Музыка М. ЯКОВЛЕВА
455
456
А. С. Пушкин
ЗИМНИЙ ВЕЧЕР
Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя; То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя, То по кровле обветшалой Вдруг соломой зашумит, То, как путник запоздалый, К нам в окошко застучит.
Наша ветхая лачужка И печальна и темна. Что же ты, моя старушка, Приумолкла у окна? Или бури завываньем Ты, мой друг, утомлена, Или дремлешь под жужжанье Своего веретена?
Выпьем, добрая подружка Бедной юности моей, Выпьем с горя; где же кружка? Сердцу будет веселей.
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица За водой поутру шла.
Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя; То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя. Выпьем, добрая подружка Бедной юности моей, Выпьем с горя; где же кружка? Сердцу будет веселей.
457
НЕ ПОЙ, КРАСАВИЦА, ПРИ МНЕ
Слова А. ПУШКИНА
Музыка М. ГЛИНКИ
Andantino J=se
458
459
460
А. Пушкин
HE ПОЙ, КРАСАВИЦА, ПРИ МНЕ
Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной: Напоминают мне оне Другую жизнь и берег дальный.
Увы! напоминают мне Твои жестокие напевы И степь, и ночь — и при луне Черты далекой, бедной девы...
Я призрак милый, роковой, Тебя увидев, забываю;
Но ты поешь — и предо мной Его я вновь воображаю.
Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной: Напоминают мне оне Другую жизнь и берег дальный.
461
Я ПОМНЮ ЧУДНОЕ МГНОВЕНЬЕ...
Слова А. ПУШКИНА
Музыка М. ГЛИНКИ
Allegro moderato
462

Jl «J* -J' p p
В то - мле - ньях гру.сти без. на-
463
гах тухло! cy_ e -
в тре л
Аву . чал
. де. жноя
мне дол.го го.лос
466
dinv.
poco a, роса
467
468
ство,	и вдо . хно .
469
470
471
4. Пушкин
Я ПОМНЮ ЧУДНОЕ МГНОВЕНЬЕ..
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты.
В томленьях грусти безнадежной, В тревогах шумной суеты Звучал мне долго голос нежный И снились милые черты.
Шли годы. Бурь порыв мятежный Рассеял прежние мечты, И я забыл твой голос нежный, Твои небесные черты.
В глуши, во мраке заточенья Тянулись тихо дни мои Без божества, без вдохновенья, Без слез, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье, И для него воскресли вновь И божество, и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь.
472
ПАМЯТЬ СЕРДЦА
Слова К. БАТЮШКОВА
Музыка М. ГЛИНКИ
473
474
475
_ме пле _ мя - ешь даль -	ной.	Я У 	Г J L 1 «1 '
|L...	^..7-^. г	1—J		J
слов.
р*р И t>if J t j
ню о - чи го _ лу - 6bi - е,	я
476
Г‘  р	-^= - бреж -	но вью-щнх -ся во - I J "1 к-	—JfJ			1 9 л ос.	Мо-
g*J Г Г !£==!		9	9	“— ЧГ^ Ьг ||У
477
478
479
480
16
482
483
К. Батюшков
ПАМЯТЬ СЕРДЦА
О память сердца, ты сильней Рассудка памяти печальной И часто прелестью своей Меня в стране пленяешь дальний.
Я помню голос милых слов, Я помню очи голубые, Я помню локоны златые Небрежно вьющихся власов. Моей пастушки несравненной Я помню весь наряд простой, И образ милый незабвенный Повсюду странствует со мной.
Хранитель гений мой, любовью В утехе дан разлуке он, Засну ль? приникнет к изголовью И усладит печальный сон.
О память сердца, ты сильней Рассудка памяти печальной, И часто прелестью своей Меня в стране пленяешь дальней»
484
Узник
Слова. Л. ПУШКИНА
Музыка А. ГРЕЧАНИНОВА
485
. ломэ « кро _ ва - ву - го пи . щу клк>.
486

487
488
489
490
4. Пушкин
узник
Сижу за решеткой в темнице сырой. Вскормленный в неволе орел молодой, Мой грустный товарищ, махая крылом, Кровавую пищу клюет под окном, Клюет, и бросает, и смотрит в окно, Как будто со мною задумал одно; Зовет меня взглядом и криком своим И вымолвить хочет: «Давай улетим!
Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора, Туда, где синеют морские края, Туда, где гуляем лишь ветер... да я!»
ДЕДУШКА
Песня
Слова А. ДЕЛЬВИГА
Музыка М. ГЛИНКИ
Пенне
Фортепьяно
492
493
А. Дельвиг
ДЕДУШКА
«Дедушка! — девицы Раз мне говорили.— Нет ли небылицы, Иль старинной были?»
— «Как не быть? — уныло Красным отвечал я.— Сердце вас любило, Так чего не знал я!
Было время! где вы, Годы золотые?
Как пленяли девы В ваши дни былые!
Уж они — старушки;
Но от них, порою, Много на подушки Слез пролито мною. Души волновали Их уста и очи, По огню бежали Дни мои и ночи».
— «Дедушка,— толпою Девицы вскричали,— Жаль нам, а тобою Бабушки играли!
Как не стыдно! злые, Вот над кем шутили! Нет, мы не такие, Мы б тебя любили!» — «Вы б любили? Сказки! Веры мне неймется! И на ваши ласки Дедушка смеется».
495
ТОЛЬКО ЧТО НА ПРОТАЛИНАХ ВЕСЕННИХ... *
Слова А. ПУШКИНА
Музыка МАРИАНА КОВАЛЯ
497
499
rit.
г; I / й? нН#* . кн,	за - цве.тет не _ ре_му_ха ду.
500
А. Пушкин
ТОЛЬКО ЧТО НА ПРОТАЛИНАХ ВЕСЕННИХ...
Только что на проталинах весенних Показались ранние цветочки, Как из чудного царства воскового, Из душистой келейки медовой Вылетела первая пчелка, Полетела по ранним цветочкам О красной весне поразведать, Скоро ль будет гостья дорогая, Скоро ль луга позеленеют, Скоро ль у кудрявой у березы Распустятся клейкие листочки, Зацветет черемуха душиста...
501
ДУЭТ ТАТЬЯНЫ И ОЛЬГИ ИД ОПЕРЫ «ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН»
Слова А. ПУШКИНА
Музыка П. ЧАЙКОВСКОГО
502
503
_ сах вы ю .. но _ шу ви _ да - ли, ветрела _ я
Ког-да вы ю _ но - шу ви _ да - ли, ветрела - я
Т.
звук у_ны - лый и про _ стой-<	слыха.лиль
взор е_го по-тух.ших глаз,-.	вздохяу-лиль
О.
взор е,го по.тух _ ших глаз вздох.ну.ли ль вы.
504
erase.
слы - ха. л и ль вы, ВЗДОХ-НУ-ЛИ ль вы,
тог-да сви.
ВЗДОХ -Ну- JIM ль
слы_ ха-.ли львы
слы _ ха _ ли ль вы тог_да сви -
ВЗДОХ _ НУ-ЛИЛЬ ВЫ	СЗДОХ-Ну^ЛМ^ЕЬГу^йДОХНуЛ^ЛЬ
505
506
507
А. Пушкин
ДУЭТ ТАТЬЯНЫ И ОЛЬГИ ИЗ ОПЕРЫ «ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН»
Слыхали ль вы за рощей глас ночной Певца любви, певца своей печали? Когда поля в час утренний молчали, Свирели звук унылый и простой — Слыхали ль вы?
Встречали ль вы в пустынной тьме лесной Певца любви, певца своей печали?
Следы ли слез, улыбку ль замечали, Иль тихий взор, исполненный тоской,— Встречали ль вы?
Вздохнули ль вы, внимая тихий глас Певца любви, певца своей печали? Когда в лесах вы юношу видали, Встречая взор его потухших глаз,— Вздохнули ль вы?
СОДЕРЖАНИЕ
$
Читателям и исполнителям. Н. С. Сухоцкая........ 3
От художника книги. Г. И. Епишин ..........	5
ИНСЦЕНИРОВКИ
А. С. Пушкин. Сказка о царе Салтане. Инсценировка В. П. Соболевой ..................... б
Советы исполнителям В. П. Соболевой .........	39
«Люблю, где случай есть, пороки пощипать!» Инсценировки басен И. А. Крылова и советы исполнителям А. И. Розановой 48
Ворона и Лисица.................................52
Волк и Ягненок..................................54
Волк на псарне..................................56
Две собаки......................................57
Стрекоза и Муравей..............................59
Кот и Повар.....................................61
Зеркало и Обезьяна..............................62
Гуси............................................64
Квартет ........................................65
Осел и Соловей..................................67
Цветы...........................................69
А. С. Пушкин. Капитанская дочка. Сцены из инсценировки
Н. С. Сухоцкой...............................71
Советы исполнителям Н. С. Сухоцкой ..........	81
Н. В. Гоголь. Ночь перед рождеством. Инсценировка Т. И. Андреевой..............................86
Советы исполнителям Т. И. Андреевой.............95
М. Ю. Лермонтов. Герой нашего времени. Инсценировка И. С. Сухоцкой..............................  .	100
509
Советы исполнителям Н. С. Сухоцкой..................  151
Н. В. Гоголь. Мертвые души. Сцены из драматической компо-зиг^ии М. А. Булгакова............................156
Советы исполнителям Н. С. Сухоцкой....................169
А.	И. Герцен. Сорока-воровка. Инсценировка Ю. Д. Бертман . 174
Советы исполнителям Ю. Д. Бертман.....................186
Н. А. Некрасов. Русские женщины. Композиция Н. С. Сухоцкой по 2-й части поэмы «Княгиня Трубецкая»..........  191
Советы исполнителям Н. С. Сухоцкой....................202
М. Е. Салтыков-Щедрин. Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил. Инсценировка Ю. Д. Бертман . . . 208
М. Е. Салтыков-Щедрин. Карась-идеалист. Инсценировка 10. Д. Бертман....................................216
Советы исполнителям	Ю. Д.	Бертман.....................225
И. С. Тургенев. Записки охотника. Бирюк. Инсценировка
Н. С. Сухоцкой....................................229
Советы исполнителям	Н. С.	Сухоцкой ...................235
Свидание. Инсценировка Н. С. Сухоцкой ........ 240
Советы исполнителям Н. С. Сухоцкой .......... 244
И. А. Гончаров. Обломов. Отрывок из сценической композиции М. Волобринского и Р. Рубинштейна.................248
Советы исполнителям Ю. В. Смирнова....................258
В.	Г. Короленко. Слепой музыкант. Инсценировка А. Б. Чижова 262
Советы исполнителям Ю. Д. Бертман.....................275
В. Г. Короленко. Дети подземелья. Инсценировка А. И. Розановой ............................................279
Советы исполнителям А. И. Розановой...................296
Л. Н. Толстой. Война и мир. Отрывки из романа в инсценировке А. Г. Бовшек ................. 300
Советы исполнителям А. Г. Бовшек .......... 316
Ф. М. Достоевский. Мальчики. Инсценировка отрывков из романа «Братья Карамазовы». Инсценировка А. И. Розановой . 324
Советы исполнителям А. И. Розановой...................341
А. П. Чехов. Поленька. Инсценировка А. Б. Чижова .... 344
Советы исполнителям Ю. Д. Вертман .......... 348
А. П. Чехов. Невеста. Инсценировка Д. Г. Медведенко . . . 350
Советы исполнителям Ю. Д. Вертман.....................364
М. Горький. Мать. Сцены из романа. Инсценировка 10. В. Смирнова .............................................367
Советы исполнителям Ю. В. Смирнова .......... 378
510
РЕКОМЕНДАТЕЛЬНЫЙ РАЗДЕЛ
Н. С. Сухоцкая. Произведения русской классической драматургии, рекомендуемые для постановки на школьной сцене . 388
Ю. Д. Вертман. Советы исполнителям пьесы Н. А. Некрасова «Осенняя скука» .................... 391
Ю. Д. Вертман. Советы исполнителям пьесы А. Н. Островского «Снегурочка».........................394
Ю. Д. Вертман. Советы исполнителям пьесы А. Н. Островского «Шутники»............................398
МУЗЫКАЛЬНЫЙ РАЗДЕЛ
Если встречусь с тобой. Романс. Музыка М. Глинки . . . 402 Светит солнышко. Песня. Музыка Т. Ф. Латшека .... 407 На холмах Грузии... Музыка Н. Римского-Корсакова . □ . . 411 Ах, ты ночь ли, ноченька... Песня. Музыка М. Глинки . . . 416 На старом кургане... Музыка Вас. Калинникова.420
Слышу ли голос твой... Романс. Музыка М. Глинки . . . 427 Вечер. Музыка С. Монюшко.....................432
Где наша роза. Музыка М. Глинки ........... 437 Жаворонок. Музыка М. Глинки..................440
Русская песня. Музыка М. Глинки ........... 450 Зимний вечер. Романс. Музыка М. Яковлева.....455
Не пой, красавица, при мне. Музыка М. Глинки ...... 458 Я помню чудное мгновенье... Музыка М. Глинки.462
Память сердца. Музыка М. Глинки ........... 473 Узник. Музыка А. Гречанинова ............ 485 Дедушка. Песня. Музыка М. Глинки ......... 492 Только что на проталинах весенних... Музыка Мариана Коваля 496 Дуэт Татьяны и Ольги из оперы «Евгений Онегин». Музыка
П. Чайковского ................. 502
Для еосъмилетней и средней школы
В ШКОЛЬНОМ ТЕАТРЕ
Сборник
Ответственный редактор А. В. Ясиновская.
Художественный редактор
И. Г. Найденова,
Технический редактор
Л. В. Гришина.
Корректоры
Л. И. Дмитрюк и Л. М. Короткина
Сдано в набор 14/V 1971 г. Подписано к печати 21/IX 1971 г. Формат 60x90’/ie- Печ. л. 32. (Уч.-изд. л. 29,01). Тираж 100 000 эка. ТП 1971 №164. Цена 1 р. 08 коп. на бум. № 2. Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Детская литература» Комитета по печати при Совете Министров РСФСР. Москва, Центр, М. Черкасский пер., 1. Ордена Трудового Красного Знамени фабрика «Детская книга» № 1 Росглав-полиграфпрома Комитета по печати при Совете Министров РСФСР. Москва, Сущевский вал, 49. Заказ № 2377.
издательство ждет ска а яипелтурж,