Автор: Гринин Л.Е.  

Теги: история  

ISBN: 978-5-397-00886-0

Год: 2010

Текст
                    ЖУРНАЛ «SOCIAL EVOLUTION & HISTORY»
ЖУРНАЛ «ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ»
ЖУРНАЛ «ФИЛОСОФИЯ И ОБЩЕСТВО»
ВОЛГОГРАДСКИЙ ЦЕНТР СОЦИАЛЬНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Л. Е. Гринин
ГОСУДАРСТВО
И ИСТОРИЧЕСКИЙ
ПРОЦЕСС
Эволюция государственности:
от раннего государства
к зрелому
Издание второе,
исправленное
URSS
МОСКВА


ББК 63.3 87.6 66.0 Грин и н Леонид Ефимович Государство и исторический процесс: Эволюция государственности: от раннего государства к зрелому. Изд. 2-е, испр. — М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2010. — 368 с. Монография под общим названием «Государство и исторический процесс» состоит из трех книг, в которых анализируется много важных проблем. Центральной частью моногра- фии являются темы, связанные с государством и соотношением развития государства и ис- торического процесса в целом: от глубокой древности до сегодняшней эпохи, включая про- цесс глобализации, анализ направлений развития современного государства и причины эко- номического кризиса. Во второй книге, названной «Эволюция государственности: от раннего государства к зрелому», дается глубокий анализ процессов зарождения, формирования и развития госу- дарственности от самых древних периодов до современности. Подробно и с привлечением большого исторического и этнографического материала исследуются ранние (архаические) государства в сравнении с политиями особого типа — аналогами раннего государства, кото- рые долгое время составляли конкуренцию государствам. Концепция аналогов раннего го- сударства является важным вкладом автора в теорию политической антропологии. Другим важным вкладом в теорию является концепция стадий эволюции государства: раннее госу- дарство — развитое государство — зрелое государство. Характеристики и особенности каж- дой стадии показьюаются в книге на большом количестве фактического материала. Всемир- но известный антрополог Хенри Й. М. Классен считает, что «модель аналогов раннего госу- дарства является хорошим дополнением к эволюционной теории», а концепция раннее — развитое — зрелое государство «закрывает серьезный пробел в теории эволюции государст- венности». Рекомендуется специалистам — философам, историкам, социологам, политологам, ан- тропологам, а также широкому кругу читателей, интересующихся данной тематикой. Издательство «Книжный дом "ЛИБРОКОМ"». 117312, Москва, пр-т Шестидесятилетия Октября, 9. Формат 60x90/16. Печ. л. 23. Зак. № 2677. Отпечатано в ООО «ЛЕНАНД». 117312, Москва, пр-т Шестидесятилетия Октября, ПА, стр. 11. ISBN 978-5-397-00886-0 © Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009 НАУЧНАЯ И УЧЕБНАЯ ЛИТЕРАТУРА E-mail: URSS@URSS.ru Каталог изданий в Интернете: http://URSS.ru Тел./факс: 7 (499) 135-42-16 URSS Тел./факс: 7 (499) 135-42-46 7383 ID 101352 Все права защищены. Никакая часть настоящей книги не может быть воспроизведена или передана в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, будь то электронные или меха- нические, включая фотокопирование и запись на магнитный носитель, а также размещение в Ин- тернете, если на то нет письменного разрешения владельца.
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ Предисловие ...5 Краткое введение 7 Глава 1. Анализ признаков раннего государства. Сопоставление раннего государства с аналогами 10 § 1. Общая характеристика признаков раннего государства 10 § 2. Особые свойства верховной власти 27 § 3. Новые принципы управления 35 § 4. Новые и нетрадиционные формы регулирования жизни общества 45 § 5. Редистрибуция власти 55 Глава 2. Ранние демократические государства 67 § 1. Демократические государства в системе типологии ранних государств 67 § 2. Демократический вариант формирования государства 80 § 3. Дискуссия о природе античных политий: опровержение аргументов сторонников безгосударственности Афин и Римской республики 86 § 4. Греческий полис и Римская республика: анализ признаков государственности 104 Глава 3. Важнейшие характеристики раннего государства 119 § 1. Раннее государство как особая политическая организация 119 § 2. Два типа ранних государств 123 § 3. Империя Инков 138 § 4. Египет Древнего царства 144 § 5. Старовавилонское царство (государство Хаммурапи и его преемников в Месопотамии XVIII-XVII вв. до н. э.) 151 § 6. Некоторые выводы и итоги 153 3
Глава 4. Раннее, развитое и зрелое государства: определения и сравнения 156 § 1. Различные определения государства 156 § 2. Базовое определение государства 163 § 3. Определение раннего государства 169 § 4. Определения развитого и зрелого государства 177 Глава 5. Развитое государство 185 § 1. Развитое государство: общие замечания 185 § 2. Развитое государство: основные характеристики 202 § 3. Характеристика связей-креплений в развитом государстве. 219 § 4. Кризисы в развитых государствах. Некоторые особенности развитых государств 239 Глава 6. Зрелое государство 252 § 1. Зрелое государство: общие замечания 252 § 2. Зрелое государство: основные характеристики 265 § 3. Закат зрелого государства и начало перехода к политическим образованиям нового типа 288 Приложение 291 Библиография 298 Работы Л. Е. Гринина 354 Полное содержание 358
ПРЕДИСЛОВИЕ Среди всех глубоких перемен в историческом развитии челове- чества, едва ли не самая важная - это переход к государству. Госу- дарство было и остается стержнем жизни общества, а история - как бы ни расширялись наши знания о прошлом - это, в первую оче- редь, история государств и правителей, войн и политики. С госу- дарством в том или ином аспекте его деятельности имеют дело большинство историков и обществоведов. Казалось бы, при таком внимании все должно быть хрестоматийно ясным. К сожалению, дело обстоит иначе. Многочисленные и серьезнейшие проблемы, в том числе такие: что такое собственно государство? Какие оно имеет обязательные признаки и атрибуты? Какие основные этапы эволюции оно прошло как организация? Являлись ли государством Афины и Рим? - остаются не просто дискуссионными, но во мно- гих смыслах и нерешенными. Поэтому-то обращение к этим темам всегда интересно и полезно. Эта монография называется «Государство и исторический про- цесс». Такое сочетание не случайно. Государство как форма суще- ствования народов и обществ неразрывно со всем историческим процессом. Без анализа развития государственности понять ход человеческой истории фактически невозможно. Поэтому так важно проследить соотношение развития государства и исторического процесса, а также связанные с этим аспекты социальной эволюции. В этой монографии затронуто много проблем. Однако цен- тральной ее частью являются темы, относящиеся к государству. Как возникло государство, и какие конкурирующие альтернативы оно имело? Какие этапы развития прошло? Какое государство можно считать ранним, а какое зрелым? В каком направлении раз- вивается современное государство?
Все это не просто интересные академические проблемы. Сего- дня полным ходом идут процессы трансформации государственно- го суверенитета, изменения самой сущности государства и его функций, объединения стран в наднациональные сообщества. Что произойдет с государством в ближайшие десятилетия? Как это от- разится на России и других странах? Перед этими затрагивающими каждого вопросами темы, связанные с теорией и историей государ- ства, приобретают практическую и идеологическую актуальность. Но, чтобы глубже понять, что происходит с государством сегодня, необходимо разобраться, как оно возникло и развивалось. Монография под общим названием «Государство и историче- ский процесс» состоит из трех книг. Первая книга называется «Эпоха формирования государства. Общий контекст социальной эволюции при образовании государства»; вторая - «Эволюция го- сударственности: от раннего государства к зрелому»; третья - «По- литический срез исторического процесса». Во второй книге «Эволюция государственности: от раннего го- сударства к зрелому» дается глубокий анализ процессов зарожде- ния, формирования и развития государственности от самых древ- них периодов до современности, показываются характеристики и особенности каждой стадии государственности с привлечением большого исторического и этнографического материала. Подробно исследуются ранние государства в сравнении с особого типа поли- тиями - аналогами раннего государства, которые долгое время со- ставляли конкуренцию государствам. Очень известный антрополог Хенри Й. М. Классен в личном письме автору этой книги отметил, что считает «модель аналогов раннего государства хорошим допол- нением к эволюционной теории». Концепцию аналогов раннего го- сударства наряду с теорией стадий эволюции государства (раннее государство - развитое государство - зрелое государство) я рассмат- риваю как свой существенный вклад в политическую антропологию.
КРАТКОЕ ВВЕДЕНИЕ Первый вариант этой монографии под названием «Генезис госу- дарства как составная часть процесса перехода от первобытности к цивилизации (общий контекст социальной эволюции при образова- нии раннего государства)» публиковался в журнале «Философия и общество» с 2001 года. Настоящее издание значительно переработа- но и изменено по сравнению с журнальным вариантом. Однако по условиям издательства большую монографию мне пришлось разде- лить на три отдельные книги. В настоящем виде они, с одной сторо- ны, имеют глубокое внутреннее единство и представляют собой це- лостное произведение, связанное замыслом, концепцией и структу- рой, но с другой стороны - выступают и как самостоятельные рабо- ты. Первая книга называется «Эпоха формирования государства: Общий контекст социальной эволюции при образовании государст- ва»; вторая - «Эволюция государственности: от раннего государства к зрелому»; третья - «Политический срез исторического процесса». Структура данной монографии в целом подчинена следующим задачам: 1. Рассмотреть общие вопросы теории социальной эволюции в связи с разными подходами к проблемам политогенеза и генезиса государства, а затем обосновать методологию данного исследова- ния. Этому посвящена особая методологическая глава (в первой книге), в которой рассмотрены проблемы соотношения процессов формирования государства и социальной эволюции в целом, а так- же возможности приложения общих идей эволюционной теории к процессу генезиса и развития государственности. 2. Выявить общие черты и общий «знаменатель» главных про- цессов позднепервобытного периода, таких как политогенез, соци- альная стратификация, урбанизация, рост общественного богатства и имущественного неравенства, формирование цивилизаций, этно- генез и других. И затем показать место политогенеза среди общего потока изменений при переходе к цивилизации. Это сделано во второй главе первой книги. 3. Высказать соображения по поводу соотношения политогене- за с рядом других эволюционных процессов, но уже с каждым в отдельности. Это позволило сформулировать (в третьей и четвер- той главах первой книги) некоторые выводы о том, какие факторы благоприятствуют, а какие мешают политогенезу. 4. Провести исследование особого типа политий - аналогов раннего государства, которые долгое время являлись альтернатив-
ным эволюционным путем генезису государства и составляли кон- куренцию государствам (глава пятая первой книги). 5. Рассмотреть процесс собственно образования раннего госу- дарства как части более широкого процесса политогенеза. При этом раннее государство сравнивается с аналогами раннего госу- дарства. Анализ характеристик и особенностей раннего государст- ва очень важная часть исследования, поэтому ей посвящены три главы (первая - третья) второй книги. 6. В четвертой главе второй книги затронуты вопросы дефини- ции государства вообще и раннего государства в частности, пока- заны отличия раннего государства от развитого и зрелого. 7. В пятой и шестой главах второй книги даны подробные ха- рактеристики развитого и зрелого государства, показана эволюция перехода от раннего государства к развитому и от развитого госу- дарства к зрелому. 8. В третьей книге в кратком изложении представлена авторская теория исторического процесса, которая поможет читателю глубже понять место политогенеза и эволюции государства в историческом процессе в целом и причины глобальных политических изменений, которые происходили в течение человеческой истории. Некоторые схемы и другие материалы помещены мной в при- ложениях во второй и третьей книгах. Теперь несколько слов о том, какой период исторического про- цесса затронут в данной монографии. В отечественной науке перво- бытностью принято называть весь период до образования государст- ва. Поскольку общепринятого мнения о том, что такое государство, нет, то не совсем ясно, когда же кончается первобытность. Кроме того, очень часто первобытными называют весьма сложные и доста- точно культурные общества с населением в миллионы человек (ка- ковой была, например, доримская Галлия). Естественно, что такая «первобытность» коренным образом отличается от первобытности охотников и собирателей, живущих группами в десятки человек. В других своих работах я высказывал идею, что собственно первобыт- ностью правильнее считать только период так называемой ранней первобытности, то есть до аграрной (неолитической) революции, которая, по разным оценкам, началась 12-10 тысяч лет назад в Пале- стине, а закончилась лишь ряд тысячелетий спустя. Следовательно, период от появления сельского хозяйства до появления государств и цивилизаций было бы правильным назвать иос/ипервобытным1. Однако, поскольку термин «первобытный» 1 В традиции Фергюсона-Моргана - Энгельса его можно назвать варварством. 8
устойчиво ассоциируется с догосударственной эпохой, в данной книге, чтобы лишний раз не запутывать читателя, я в согласии с традицией период после аграрной революции до образования госу- дарств называю поздней первобытностью {позднепервобытным или иногда в качестве синонима постприсваивающим). Проблемы этой позднепервобытной эпохи затронуты в первой книге, а также частично в третьей. Первые государства в Египте и Месопотамии обычно датируют концом (серединой) IV - началом III тыс. до н. э. Но в общеисторическом плане движение обществ к государственности растянулось на очень длительный срок (в Африке и Океании, например, некоторые государства рождались еще на гла- зах европейцев в XIX и даже XX в.). Поэтому период раннего госу- дарства в моем понимании охватывает весь период древнего мира (за исключением отдельных государств), а также - за отдельными исключениями вроде Китая - и почти весь период средних веков. Начиная с последних веков до н. э., но особенно с XV-XVII вв. н. э. ряд государств Европы и Азии переходит к новому типу государств (которые я называю развитыми). И только в XVII-XX вв. (под влиянием капитализма и промышленной революции) складываются государства, которые можно назвать действительно зрелыми. Этим проблемам посвящены последние главы второй книги. Таким образом, с той или иной степенью полноты в первой и второй книгах рассматривается период, начиная с аграрной революции и до нача- ла XXI в. В третьей, заключительной книге монографии «Государ- ство и исторический процесс» сделан краткий обзор политической эволюции на протяжении всего исторического процесса вплоть до сегодняшних дней. Для удобства читателя в каждой из трех книг помещен общий список литературы всей монографии «Государство и исторический процесс». Почти каждый ученый считает, по крайней мере в глубине ду- ши, что объект его интересов не может оставить равнодушным чи- тателя. И я надеюсь, что тема, заявленная в этой книге, важна и достойна внимания. Хотелось бы верить, что монография «Госу- дарство и исторический процесс» прольет дополнительный свет на некоторые важные аспекты социополитической эволюции обществ. Наконец, должен выразить большую признательность профес- сору А. В. Коротаеву за его замечания и советы, которые сущест- венно помогли мне при подготовке этого текста, хотя, разумеется, все возможные ошибки остаются только на совести автора книги. Я также очень благодарен моей постоянной помощнице Елене Вик- торовне Емановой за большую техническую помощь в процессе подготовки этой книги.
Глава 1 АНАЛИЗ ПРИЗНАКОВ РАННЕГО ГОСУДАРСТВА. СОПОСТАВЛЕНИЕ РАННЕГО ГОСУДАРСТВА С АНАЛОГАМИ § 1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПРИЗНАКОВ РАННЕГО ГОСУДАРСТВА 1. Краткая сводка данных об аналогах раннего государства Раннее (или архаическое) государство - одно из центральных понятий данного исследования, поэтому я старался проанализиро- вать его с разных сторон. В этой главе раннее государство сравни- вается с аналогами раннего государства, что позволяет яснее уви- деть сходства и различия разных политических форм, находящихся на одной стадии политогенеза. В следующих главах анализируются особые формы уже собственно раннего государства. В первой книге мы рассмотрели многочисленные политии, по размерам, сложности и ряду других параметров находящиеся на од- ном уровне развития со многими ранними государствами и в то же время по этим признакам существенно превосходящие типичные догосударственные образования (вроде простых вождеств, племен, общин). Такие сложные негосударственные общества я называл аналогами раннего государства. Это позволило подробно аргумен- тировать мою идею о том, что раннее государство не являлось един- ственной формой политической организации усложнившихся об- ществ, поскольку были и иные типы политий, которые длительное время составляли достаточную альтернативу раннему государству. В настоящем разделе я кратко повторяю некоторые сделанные в первой книге выводы об аналогах ранних государств. В целом они выполняли те же функции, что и ранние государства, а именно: - создание минимального политического и идеологического единства и сплоченности в разросшемся обществе (группе близких обществ) для решения общих задач; - обеспечение внешней безопасности или условий для экспансии; - обеспечение социального порядка и перераспределения приба- вочного продукта в условиях социальной стратификации и услож- нившихся задач; - обеспечение минимального уровня управления обществом, включая законотворчество и суд, а также выполнение населением необходимых повинностей (военной, имущественной, трудовой); 10
- создание условий для воспроизводства хозяйства (особенно там, где требовалась координация общих усилий). Раннее государство возникает лишь в обществе определенной социокультурной и политической сложности, которое имеет дос- таточный объем прибавочного продукта и численности населения. Однако и в таких социумах государство появляется не всегда, а лишь при определенных условиях. Другие же общества, то есть аналоги раннего государства, достигая этих параметров, не образо- вывали государства, а развивались по иным траекториям. В по- следней, пятой главе первой книги были даны многочисленные примеры таких аналогов и их классификация. Естественно, что приводимые в качестве примеров аналоги сильно отличались друг от друга по развитости и размерам. Но во всех случаях речь шла либо об унитарных политиях, либо о проч- ных политических союзах с институционализированными спосо- бами объединения. Последние имели какие-то общие верховные органы и механизмы, поддерживающие политическую устойчивость, и представляли, по крайней мере с точки зрения иных обществ, не- кое постоянное единство. Народы, имеющие только культурное единство, а политически способные объединяться лишь кратковре- менно для определенных действий (вроде африканских нуэроь или берберов Магриба2), нельзя считать аналогами раннего государст- ва. Кроме того, аналоги ранних государств - это общества, населе- ние которых достигает по крайней мере нескольких тысяч человек. Однако население многих аналогов составляет десятки, сотни ты- сяч, а то и миллионы человек. Вопрос о роли размеров обществ и численности населения в политогенезе будет рассмотрен чуть ниже (см. также: Гринин 2006м). Все аналоги отличаются от ранних государств особенностями политического устройства и управления. Но в каждом типе анало- гов это проявляется по-разному. Например, в самоуправляющихся общинах недостаточно прослеживается отделение власти от насе- ления; в конфедерациях налицо слабость централизации власти; в управляемых аристократическими кланами политиях имеется тен- денция на ослабление центральной власти и концентрацию силы в руках кланов и т. п. Я выделил следующие главные типы и под- типы аналогов. 2 У берберов Магриба в XIX - начале XX в. сознание племенной солидарности прояв- лялось даже реже, чем сознание деревенского единства. Жители деревень, принадлежавшие к одному племени, обычно объединялись лишь во времена войн, восстаний, природных катастроф (Бобровников 2002:188). О нуэрах см.: Эванс-Причард 1985. 11
1. Некоторые самоуправляющиеся общины и территории вроде самоуправляющихся городских общин (города этрусков; граждан- ско-храмовые общины древней Южной Аравии [см.: Korotayev et al. 2000: 23; Коротаев 1997а: 136-137; 20006: 266; Frantsouzoff 2000; Французов 2000]), достаточно крупных самоуправляющихся пересе- ленческих территорий (Исландия Х-ХШ вв.); самоуправляющихся военных образований типа сообществ запорожских и донских казаков. 2. Некоторые большие племенные союзы с достаточно сильной властью верховного вождя («короля», хана и т. п.). Примером мо- гут служить некоторые германские племенные объединения перио- да великого переселения народов (бургунды, салические франки, вестготы, остготы, вандалы и другие), численность которых со- ставляла от 80 до 150 тыс. человек (см., например: Бессмертный 1972: 40; Ле Гофф 1992: 33; Неусыхин 1968; Удальцова 1967а: 654; Патрушев 2003: 14); союзы племен некоторых галльских народов, в частности в Белгике и Аквитании (см.: Шкунаев 1989: 140). 3. Большие племенные союзы и конфедерации, в которых коро- левская власть отсутствовала. Примерами таких племенных союзов без королевской власти могут служить саксы в Саксонии; эдуи, ар- верны, гельветы в Галлии. Причем необходимо особо подчеркнуть, что процессы социального и имущественного расслоения у них (особенно у галлов) зашли весьма далеко и опережали политиче- ское развитие. 4. Очень крупные и сильные в военном отношении объедине- ния кочевников, внешне напоминавшие крупные государства. Примерами служат политические образования хунну (особенно в период власти хана-шаньюя Моде в конце III в. до н. э.) и скифов (до IV в. до н. э.) 5. Многие (особенно очень крупные) сложные вождества. Наи- более показательным примером, на мой взгляд, служат гавайские сложные вождества. 6. Крупные и развитые политии, структуру которых сложно точно описать вследствие недостатка данных, однако, судя по то- му, что известно, они не походят ни на догосударственные образо- вания, ни на государства. В качестве примера я приводил Индскую, или Хараппскую, цивилизацию. Отличия всех политий раннегосударственной стадии (как ран- них государств, так и их аналогов) от обществ догосударственной стадии таковы. 1. Изменение производственной базы (сельское хозяйство стано- вится интенсивным либо появляются отдельные интенсивные секто- 12
ры экономики), увеличение размеров территории и численности на- селения (самое меньшее - до нескольких тысяч человек, но обычно это уже существенно более десяти тысяч и выше, до десятков и даже сотен тысяч, а в отдельных случаях и миллионов человек). 2. Возрастание сложности общества, а также числа уровней сложности его организации и управления в нем. 3. Существенное изменение традиций и институтов, связанных с регулированием социально-политической жизни. 4. Деление общества на два или более слоя, различающихся По правам и обязанностям. Увеличение степени материальной неза- висимости высшего слоя от низшего; изменение взаимоотноше- ний элиты и населения (в плане роста неэквивалентности обмена «услугами»). 5. Появление идеологии, оправдывающей и легитимизирующей социально-политические изменения в обществе. Поскольку раннее государство является одной из форм политий раннегосударственной стадии, само собой разумеется, что указан- ные признаки и его отличают от догосударственных политий. Но только как одну из форм более высокой стадии политогенеза от форм более низкой стадии. Сами по себе такие признаки, как сте- пень сложности, достаточно большая численность населения, де- ление на два (или более) слоя управленцев и управляемых, требо- вание к населению выполнять повинности, не будут эксклюзив- ным отличительным признаком раннего государства от дого- сударственных образований, вопреки тому, что нередко пишут исследователи. Эти признаки встречаются и в аналогах ранних государств. Таким образом, по вышеперечисленным признакам невозмож- но четко выявить, в чем, собственно, специфика ранней государст- венности по сравнению с аналогами, то есть негосударственными политиями с большим населением, прибавочным продуктом, стра- тификацией. Поэтому я пришел к выводу, что для различения ран- них государств и негосударственных политий нужны иные, чем имеются, подходы. И прежде всего совершенно необходимо: 1) разделить все негосударственные политий на а) действи- тельно (стадиально, принципиально) догосударственные и б) ана- логовые раннему государству; 2) далее надо искать уже различия между ранними государст- вами и их аналогами как между типами политий одной стадии раз- вития, но имеющими существенные различия в эволюционных потенциях. Они различаются не столько сложностью, сколько 13
некоторыми особенностями устройства и «техникой» управления, некоторыми принципами функционирования. Эти отличия далее подробно описаны мной. И настоящая глава как раз и посвящена решению этой проблемы. 2. Объяснение методики сравнения раннего государства и его аналогов Итак, столь сложные негосударственные общества как аналоги неправильно помещать на догосударственную ступень развития. Но поскольку многие из них исторически предшествовали образо- ванию раннего государства, есть смысл разделить все догосударст- венные общества на две группы. Первая - это общества, которые можно обозначить как принципиально догосударственные, по- скольку при их наличном объеме и уровне сложности они не могут трансформироваться даже в малое государство. Вторая группа по- литий - те, которые при их наличных характеристиках потенци- ально могут трансформироваться в малое или более крупное госу- дарство. Этот тип политий можно назвать аналогами раннего го- сударства. В группу аналогов входят и сложные общества, кото- рые в силу различных исторических и культурных причин не стали государствами. Их можно рассматривать как негосударственную альтернативу ранним государствам. Объединение столь непохожих друг на друга обществ под одним названием аналоги раннего госу- дарства сделано, прежде всего, с целью противопоставить госу- дарственной альтернативе развития сложных позднепервобытных обществ иные альтернативы. Все сказанное привело меня к выводу, что главные разли- чия между ранними государствами и их аналогами заключают- ся не в размерах и уровне сложности, а в особенностях полити- ческого устройства и способах управления обществом. Вот по- чему для отличения раннего государства от его аналогов я вы- нужден был разработать особые критерии. Этим критериям и будет посвящена данная глава. Избранная мной методика пред- ставляется существенно более продуктивной, чем попытки отли- чать раннее государство одновременно от догосударственных и негосударственных форм. Прежде всего, я считаю, что такие критерии раннего государст- ва, как определенный размер, необходимый объем прибавочного продукта, идущий на содержание слоя управляющих и иной элиты, достаточный уровень сложности и социальной стратификации и им подобные, можно применять только при сравнении ранних госу- 14
дарств и принципиально догосударственных обществ. Эти крите- рии непродуктивно использовать при сравнении ранних государств и их аналогов, поскольку последние по всем или части этих при- знаков вполне сравнимы с ранним государством. Разумеется, встречая в этой книге (как и в любых других про- изведениях) высказывания о том, что какое-то общество является или не является государством, читатель обязательно должен иметь в виду следующее: общепринятое представление, что есть собст- венно государство и какие признаки оно имеет, до сих пор отсутст- вует. Поэтому разные исследователи под термином государство могут понимать совершенно разные политии. Нередко спор суще- ственно теряет смысл, раз речь идет о разных вещах, которые имеют общим только словесное обозначение. В таком споре фор- мально могут быть правы если не все участники, то многие, не- смотря на то, что их позиции сильно различаются. К сожалению, от этой трудности не уйти, но в то же время не уйти и от необходимо- сти как-то классифицировать общества по признаку: можно ли их относить к государству или они являются негосударственными. В этой запутанной ситуации, на мой взгляд, преимущества могут по- лучить те подходы, которые лучше объясняют всю совокупность фактов, имеют меньше противоречий и являются более логичными. Кроме того, поскольку большинство исследователей либо вовсе не дают себе труда как-то обосновать свои определения государст- венных и негосударственных политий, либо они непоследователь- ны при применении своих определений, системная классификация политий по данному признаку оказывается важной и ценной. При поисках отличий раннего государства от аналогов надо ис- ходить из того, что и те и другие принадлежат к одной стадии по- литогенеза. И поскольку различия между ними не стадиальные, а внутристадиалъные, они не могут быть столь сильными и очевид- ными, как между обществами догосударственной и раннегосудар- ственной фаз. Ведь если разницу в размерах и населенности поли- тий можно выразить количественно, то важность различий между ранними государствами и аналогами оценивается, прежде всего, с учетом эволюционной перспективы. Поэтому в последнем случае нужны более тонкие подходы и средства, более детальный анализ. Однако начать надо все же с анализа проблемы: каковы разме- ры, необходимые для образования и функционирования раннего государства. 15
3. Проблема размеров раннего государства. Сравнение раз- меров раннего государства и его аналогов 3.1. Размеры ранних государств Вопрос о размерах аналогов раннего государства приобретает очень важное значение. Есть прямая зависимость: чем больше чис- ленность населения в политии, тем выше (при прочих равных усло- виях) сложность устройства общества, поскольку новые объемы населения и территории могут требовать новых уровней иерархии и управления, равно как и, наоборот, новые уровни увеличивают возможности политии и ее объемы (см., например: Carneiro 1967; Feinman 1998; Johnson and Earle 2000: 2, 181; Джонсон 1986; John- son 1981, 1982). Но раз аналоги сравниваются с ранним государст- вом, то нужно посмотреть, какие размеры считаются минимально необходимыми для ранних государств. Однако по данному вопросу единого мнения нет, поэтому минимальные размеры населения ко- леблются от 2-3 тысяч до сотен тысяч человек (подробнее см., на- пример: Feinman 1998: 97-99). Такой разброс не в последнюю оче- редь объясняется тем, что ученые пытаются выстроить четкую од- нолинейную схему: догосударственные политии - государства. А в эту схему не вписываются крупные и вроде бы догосударственные общества, в частности большие и сложные вождества, конфедера- ции и прочие. Ведь, как мы уже видели, уровень стадиально дого- сударственного общества политии минуют в разных формах, среди которых форма примитивного малого государства только одна из ряда возможных. Остальные формы можно объединить понятием «аналоги раннего государства». Поэтому-то негосударственные общества и могут оказаться больше и сложнее, чем государствен- ные. Для однолинейной эволюционной схемы это неразрешимое и убийственное противоречие. С ее точки зрения такого быть не мо- жет, поэтому лучше закрыть глаза на очевидное. Но, если пони- мать, что и те и другие общества находятся на одной - раннегосу- дарственной - стадии развития (только в разных формах), никакого противоречия нет. Чтобы сохранить однолинейную схему и ее внешне стройную концепцию, исследователи определенно грешат против фактов. Например, некоторые выстраивают такую шкалу: простое вождест- во - население насчитывает тысячи человек; сложное вождество - десятки тысяч человек; государство - сотни тысяч и миллионы че- ловек (Johnson and Earle 2000: 246, 304; Васильев 19836: 45). При этом получается внешне стройная и безупречная линия уровней 16
культурной эволюции: семья (семейная группа), локальная группа, коллективы во главе с бигменами, вождество, сложное вождество, архаическое государство, национальное государство (Johnson and Earle 2000: 245). Для построения схемы эволюционного развития человечества в целом такая линия может быть принята (и то с оговорками). Но для исследования политогенеза и раннего государства в частности она не годится. Ведь в ней полностью проигнорированы государства с населением от нескольких тысяч до 100 тыс. человек, которые су- ществуют и сегодня (например Науру, Кирибати), а в древности и средневековье их было гораздо больше. В то же время высказыва- ются мнения, если и не бесспорные, то заслуживающие внимания, что первые государства (имеются в виду первичные государства, по определению Фрида [Fried 1967a]) всегда и всюду бывают мел- кими, охватывающими одну территориальную общину или не- сколько связанных между собой общин (Дьяконов 2000а: 34). А Саутхолл (2000: 134, 135) считает, что самые ранние государства были городами-государствами, причем небольшими, площадью в 10 или даже меньше гектаров, что, естественно, предполагает не- большое число жителей, даже если добавить к этому какую-то сельскую округу. Мне также представляется оправданной точка зрения Классена, который считает, что для образования государст- ва в политии должно быть не менее нескольких тысяч человек (Ciaessen 2004: 77). Следовательно, в этом плане ранние государст- ва размером от нескольких тысяч до 100-200 тыс. человек имеют особый интерес для исследователей стейтогенеза. Но не менее важна и нижняя граница необходимого для государ- ства населения, поскольку имеется также тенденция чрезмерно сни- жать ее, фактически не делая решительных различий между неболь- шим вождеством из нескольких деревень и ранним государством3. Иногда применяют такую шкалу: минимальное государство - от 1,5 до 10 тыс. человек; малое государство - от 10 до 100 тыс., государ- ство - более 100 тыс. (см., например: Флюер-Лоббан 1990: 79). 3 См., например: Миллер 1984, где о некоторых описываемых автором «королевствах» и «государствах» складывается именно такое впечатление, хотя Миллер избегает приведения каких-либо цифр. «Если мы нарисуем карту негритянского государства, то она примет вид простой кар- тины элементарного организма: деревня вождя находится в центре. Кругом деревушки с садами и участками обрабатываемых земель. Далее дикая приграничная зона, через которую одна или две тропы ведут на соседние территории» — так Фридрих Ратцель (2003 [1923]: 215) описывал то, что сплошь и рядом путешественники и ученые называли африканским коро- левством, то есть типичное вождество. 17
С одной стороны, здесь верно учтено, что 100 тысяч - это уже «нормальный» размер для полноценного некрупного раннего госу- дарства. Но нижняя шкала, думается, опущена слишком низко. Полторы тысячи человек реально могут быть населением государ- ства только в условиях достаточно развитой государственности, наличия многих более крупных соседей, возможности беспрепят- ственно использовать их культурные и иные достижения, как это было, например, в Древней Греции. Как сказано выше, Хенри Классен считает, что для образования государства нужно население в несколько тысяч человек (Ciaessen 2004: 77). Но это, конечно, самый-самый нижний предел для ранне- го государства. Это пограничная зона, поскольку и стадиально до- государственные политии могут иметь такое и даже большее насе- ление. Особенно если речь идет о переходном периоде, когда дого- сударственное общество уже почти созрело для того, чтобы перей- ти этот рубеж. С таким населением раннее государство появиться может, но для этого нужны особо благоприятные условия, чаще всего наличие рядом других государств. По моему мнению, ниж- ней границей населения, необходимого для образования и функционирования малых государств, можно считать 5-10 тыс. человек, а более благоприятной для этого процесса будет чис- ленность в 15-30 тыс. человек. Дело в том, что, как мне представ- ляется, для собственно образования малого государства нередко требуется больше населения, чем для его жизнедеятельности, по- скольку позже такое государство может распасться или разделиться, образовав меньшие по размерам государства, чем было первона- чальное. Что же касается непосредственно именно таитянских по- литий до прибытия туда европейцев, с минимальным населением в 5 тыс. человек, о которых Классен, собственно, и говорит, то возни- кают большие сомнения, можно ли вообще считать их государства- ми (хотя под определение государства, данное Классеном, они под- ходят). И дело не столько в объеме населения, сколько в том, что, в моем представлении, Классен существенно занижает требования к признакам государства (о чем еще будет сказано дальше). Посмотрим, однако, на некоторые данные о численности жи- телей малых ранних государств. Дьяконов приводит интересные данные о предполагаемом населении городов-государств Двуречья («номовых» государств, как он их называет) в III тыс. до н. э. На- селение всей округи Ура (площадью 90 кв. км) в XXVIII-XXVII вв. до н. э. составляло предположительно 6 тыс. человек, из них 18
2/3 проживали в самом Уре. Население «нома» Шуруппак в XXVII-XXVI вв. до н. э. могло составлять 15-20 тыс. Население Лагаша в XXV-XXIV вв. до н. э. приближалось к 100 тыс. человек (Дьяконов 1983: 167, 174, 203). Можно привести и другие примеры. Размер типичного города- государства в Центральной Мексике накануне испанского завоева- ния составлял 15-30 тыс. человек (Гуляев 1986: 84). А население одного из крупных государств майя в I тыс. н. э. - города Тикаля с округой - составляло 45 тыс. человек (в том числе 12 тыс. в самом городе), площадь его равнялась 160 кв. км (Гуляев 1977: 24). Во- обще же майянские города-государства часто были гораздо мень- ше. Население в 40-50 тыс. предположительно могло быть в ран- нем государстве периода 100 г. до н. э. - 250 г. н, э. в Монте- Албане в долине Оахака в Мексике (Kowalewski et al. 1995: 96). Если в V в. до н. э. население даже таких крупных городов Гре- ции, как Спарта, Аргос, Фивы, Мегары, составляло от 25 до 35 тыс. человек (Машкин 1956: 241), значит, даже с учетом сельских жите- лей население многих греческих государств (исключая, конечно, такие как Афины, Коринф, Сиракузы) находилось в интервале не- скольких десятков тысяч человек. А в более раннюю эпоху оно, видимо, было и того меньше. Для примера можно привести сведе- ния об известном причерноморском полисе Ольвия. Население это- го города даже в эпоху его расцвета (V-IV вв. до н. э.) вряд ли пре- вышало 15 тыс. человек (Шелов 1966: 236). Население самых крупных городов Северной Италии (с округой они представляли города-государства), таких как Милан и Венеция, в XII-XV вв. едва ли превышало 200 тыс. человек (Баткин 1970: 252; Вернадская 1970: 329; см. также: Луццатто 1954: 283). Население большинства других городов-государств было существенно меньше. Население Пизы, весьма богатого и политически активного города, в 1164 г. было всего 11 тыс. человек. Быстрый рост города увеличил населе- ние вчетверо, однако все равно оно едва достигало в 1233 г. 50 тыс. человек (Баткин 1970: 208). Примерно таким же (50-60 тыс.) было и население Флоренции в XIV в. (Рутенбург 1987: 74, 112). Населе- ние менее известного маленького государства Сан-Джаминьяно в начале XIV в. составляло 14 тыс. человек (Баткин 1970: 261). Даже сравнительно крупные государства имели не слишком большое на- селение, например, Великая Моравия в конце IX - начале X в. при территории в 40 тыс. кв. км (большей, чем современная Бельгия) имела где-то 300 тыс. жителей (Гавлик 1985: 97). 19
Немало примеров такого небольшого (до 100 тыс. человек) насе- ления городов-государств можно найти в базе данных (на протяже- нии нескольких тысяч лет), созданной Т. Чэндлером (Chandler 1987). Наряду с такими небольшими государствами были, конечно, средние и крупные, иногда с населением во многие миллионы4. 3.2. Классификация государств и аналогов по размерам Таким образом, различия в численности населения (и соответ- ственно сложности устройства) ранних государств можно условно отразить в следующей схеме: малое раннее государство - от нескольких тысяч до несколь- ких десятков тысяч человек; среднее раннее государство - от нескольких десятков тысяч до нескольких сот тысяч; крупное раннее государство - от нескольких сот тысяч до двух-трех миллионов; очень крупное раннее государство - свыше трех миллионов человек. Соответственно и аналоги раннего государства надо подразделить: на аналоги малого раннего государства; аналоги среднего раннего государства; аналоги крупного раннего государства. Должно быть очевидным, что аналоги раннего, среднего и крупного государств заметно отличаются друг от друга. Соотноше- ние размеров ранних государств и их аналогов представлено в табл. 1 (см. приложение, с. ) Вполне можно говорить о критической массе населения, за кото- рой эволюционные преимущества раннего государства становятся очевиднее. Существует также предел, за которым аналог становится нестабильным. По обоснованному мнению некоторых исследовате- лей, крупные вождества, как правило, становятся нестабильными уже в интервале от 30 до 50 тыс. человек населения (см. об этом: Feinman 1998: 97). После этого предела начинается или их распад, или трансформация в государство. Некоторые аналоги, однако, за- метно перерастают такой уровень. Но в любом случае предельным размером для аналога раннего государства можно считать размер в 4 Например, государство Инков, оценки численности населения которого колеблются от 3 до 37 млн человек (см.: Schaedel 1978: 293-294). См. также: Johnson and Earle 2000: 246 и Feinman 1998: 97, которые определяют население государства Инков в 14 млн человек; Березкин 1991: 78 — 10 млн человек (правда, в последних работах Березкин говорит уже о 6млн-Березкин2005: 165-166). 20
несколько сот тысяч человек, превышение которого ведет к развалу политии либо она должна трансформироваться в государство. По- этому аналоги крупного государства очень редки. Из нижеприведен- ных примеров это только некоторые объединения кочевников. Насе- ление этих суперкрупных вождеств, даже по самым оптимистиче- ским подсчетам, никогда не превышало 1,5 млн человек (Крадин 2001а: 79; 20016: 127). Население некоторых образований, вроде гуннской «империи» Аттилы, также могло быть очень большим, но такие политии в отличие от хуннской были непрочными. Следовательно, подобные аналоги соответствуют лишь самым меньшим из крупных государств5. Аналогов же очень крупного раннего государства, я думаю, просто не могло быть либо это были очень непрочные образования. 3.3. Размеры политии и модель политогенеза. Условия об- разования государства Из сказанного вытекают важные выводы, позволяющие более адекватно представить ход политогенеза и формирования государ- ства. И хотя многие нижеприведенные мысли об этом уже выска- зывались в разных местах книги, однако я считаю, что это очень важные идеи, которые необходимо повторить и которые я далее суммирую и систематизирую. 1. Прежде всего напомню, что я выделяю два главных пути (модели) формирования государства: а) вертикальный, то есть переход от стадиально догосударст- венных политии к государству сразу или в течение достаточно ко- роткого времени; б) горизонтальный, то есть образование сначала аналогов раннего государства, а уже потом постепенно, в течение длитель- ного времени в результате дальнейшего усложнения, соперничест- ва и контактов, образование из этих политии государств, но обычно уже более крупных и развитых, чем мелкие ранние государства, возникшие непосредственно из политии догосударственных. Таким образом, в этой модели трансформация происходит в рамках одной эволюционной раннегосударственной стадии политогенеза. 5 Несомненно, что такие ранние государства, как Древний Египет времен объединения Нижнего и Верхнего царств или Древний Китай эпохи Чжоу, существенно превосходили указанные предельные для аналогов цифры. И даже когда в первом тысячелетии до н. э. держава Восточных Чжоу распалась на семь царств, число жителей каждого из них было равным или превышало указанные выше 1,5 млн, поскольку население всех семи царств вместе составляло около 20 млн человек (см.: Переломов 1974: 19). 21
2. Хотя любое общество, которое исторически предшествует образованию раннего государства, является исторически догосу- дарственным, однако оно может предшествовать не обязательно малому государству, а сразу среднему или крупному. При этом,чем крупнее и сложнее «догосударственное» общество, тем вероятнее, что оно сразу перейдет и к более крупному государству, минуя этапы малого и среднего. В самом деле, правомерным ли будет считать, что сложное вождество на о. Гавайи (самом большом на Гавайском архипелаге) численностью до ста тысяч человек (John- son and Earle 2000: 285) находилось на более низком уровне разви- тия и сложности по сравнению с упомянутыми Классеном мель- чайшими таитянскими государствами или «номовым» государст- вом Ур, указанным выше?6 Совершенно очевидно, что нет. И дей- ствительно, с приходом европейцев на Гавайском архипелаге обра- зовалось уже государство среднего размера, то есть численностью в 200-300 тыс. человек, если опираться на оценку численности на- селения до контактов с европейцами (Seaton 1978: 270; Johnson and Earle 2000: 284; Earle 1997; Ёрл 2002). 3. Следовательно, общество может трансформироваться в ран- нее государство: 1) со стадиально догосударственного уровня например, путем синойкизма небольших общин. Такой путь отмечен для бецилео на Мадагаскаре в начале XVII в. (Kottak 1980; Ciaessen 2000b; 2004); такой способ был характерен и для греческих обществ (Глускина 1983а: 36; см. также: Фролов 1986: 44), и для Междуречья конца IV и III тыс. до н. э. (Дьяконов 1983: 110); 2) с уровня аналогов малого государства (например, именно на та- ком уровне начиналась Великая Монгольская империя Чингисхана); 3) аналогов среднего государства (например, Гавайи); 4) и даже с уровня аналогов крупного государства (например скифы в начале IV в. до н. э.). Известны и обратные, хотя и более редкие, метаморфозы - от ран- него государства к аналогу (Коротаев 2000а; 20006; Trepavlov 1995). Все это значит, что переход к государству в разных обществах осуществлялся не с одинакового, а с разных уровней социокуль- турной и политической сложности; и общество, достигая тех раз- меров и сложности, с которых переход к государству, в принципе, уже возможен, может продолжать развиваться, но при этом долго Правда, другие исследователи называют несколько меньшие цифры населения о. Га- вайи (Кауаи), но все равно весьма большие: от 40 до 82 тыс. человек (см.: Wright 2006: 5). 22
не создавать раннегосударственную политическую форму. Такой подход позволяет яснее увидеть в политогенезе эволюционные аль- тернативы раннему государству как на любом уровне сложности и развитости государства, так и в плане соответствия его размерам. Таким образом, раннее государство являлось лишь одной из многих форм организации сложных обществ, которая стала типичной только в ходе длительного эволюционного отбора. Другими словами, это еще раз показывает, что стейтогенез (обра- зование собственно государства) был лишь одной из линий полито- генеза, и только постепенно он стал сначала ведущей, а потом и почти единственной его линией. Но очень важно не упустить и то, что в итоге именно государство оказалось ведущей политической формой организации обществ. Все же остальные формы, длитель- ное время альтернативные ему, в конце концов либо преобразова- лись в государство, либо исчезли, либо превратились в боковые или тупиковые виды7. На страницах этой работы я неоднократно высказывал мысль о том, что возникновение любого нового эволюционного качества возможно только при наличии особых, благоприятных для этого качества условий, поскольку убежден, что это утверждение верно и в отношении государства. Иными словами, я считаю, что для рож- дения государства, как правило, требуется появление особых, не- обычных, новых условий и обстоятельств: завоевание или военное объединение; какие-то кризисы; решительное несоответствие ста- рых способов управления важным задачам, которые нельзя игно- рировать; гражданское противостояние; искусственная концентра- ция населения или его резкий рост; ослабление или дискредитация власти в условиях сложных задач и тому подобные факторы, вклю- чая открытие туземных земель иноземцами (см.: Гринин 2001-20068; Гринин 2006з; Grinin 2003). Аналогичные мысли высказывал, как мы уже видели, X. Й. М. Классен. Он считает, что помимо четырех основных причин возникновения государства, а именно: 1) доста- 7 Надо отметить, что помимо тенденции занижать уровень аналоговых обществ до до- государственных встречается и мнение, что все общества, в которых выделилась функция «насильственного управления обществом», надо относить к государствам, независимо от того, на основе родства, сословного деления или чисто политического и территориального принципа организовано такое управление (см., например: Хоцей 2000: 123 и др.). Такой подход затрудняет понимание как эволюции постпервобытных обществ в целом, так и эво- люции государственности, а также возможностей выявления эволюционной перспективно- сти или тупиковости различных обществ. 8 О системе обозначения моих работ см. подробнее в приложении «Работы Л. Е. Грини- на» после библиографии. 23
точной численности населения; 2) контроля общества над опреде- ленной территорией; 3) системы производства избыточного про- дукта, необходимого для содержания специалистов и привилегиро- ванных слоев; 4) наличия идеологии, которая оправдывает иерар- хию и неравенство, нужна еще особая (пятая) причина, играющая для всего процесса роль спускового крючка (Ciaessen 2002; 2004; Классен 2006а)9. Однако ценность классеновского подхода сущест- венно уменьшается оттого, что он пытается занизить роль военного фактора. Возможно, Классен недоучитывает, что этот фактор иной раз играет роль не основного компонента, а катализатора или нуж- ного фермента, без которого процесс не может состояться. Сказанное о том, что государство рождается в особых обстоя- тельствах, касается не только первичных, но и почти всех вторич- ных и третичных государств, поскольку для конкретного народа такой момент всегда знаменует очень серьезный эволюционный перелом. Даже когда государства создаются по уже готовой матри- це, как это было, например, при создании колоний греков, фини- кийцев или других народов, все равно переселенцев к такому шагу вынуждают особые обстоятельства (поражение, перенаселение, жажда богатства и т. п.), которые гонят людей из прежних мест. Также эта идея дополнительно хорошо объясняет механизм «горизонтального» пути рождения государства, то есть создания государства из аналогов. Если полития уже по всем объективным характеристикам соответствует государству, если в ней имеются длительные политические традиции и политический опыт, иску- шенная в делах управления элита, устоявшийся институт централь- ной власти (например, верховный сакральный вождь), то есть если налицо аналог раннего государства, тогда преобразование этой аналоговой политии в государство может произойти путем внут- ренних изменений, реформ, развития старых или появления новых политических институтов и т. п, Так это случилось во многих мес- тах, например: в Скифии, на Гавайях, у франков и т. д. Но если учитывать все, что говорилось о роли военного фактора в стейтоге- незе, а также о том, что трансформация крупного аналога ведет обычно к образованию еще более крупного раннего государства, то 9 Похожие мысли иногда встречаются и у других авторов. Например, Э. Сервис писал, что, когда теократическое вождество становится государством, это обычно происходит в состоянии потрясений в обществе, если не полной гражданской войны (Service 1975: 157— 158). Но в целом такие подходы, к сожалению, пока не имеют широкого распространения. Однако в конкретных исследованиях авторы часто указывают именно на особые условия, сопровождающие рождение того или иного государства. 24
мы очень часто обнаруживаем присутствие завоеваний и соответ- ственно рождение более крупного и сложного государства. Тем не менее здесь перед нами не переход от одной стадии к другой, а трансформация в рамках одной стадии. За счет фактической готовности политии стать государством при появлении указанных обстоятельств аналоги могут очень быстро трансформироваться в государство, иногда буквально за несколько лет. Образование государства «вертикальным» путем также может происходить очень быстро, в частности, за счет искусственной акку- муляции населения в определенных местах (синойкизм) и необхо- димости выстраивать новые отношения внутри разросшегося социу- ма или за счет объединения военных сил и втягивания обществ в крупномасштабные войны и завоевания, которые неизбежно требу- ют перестройки многих отношений и жесткого подавления всякого сопротивления изменениям. Именно так происходили трансформа- ции в государстве зулусов или при образовании Монгольской импе- рии. Высказанные идеи о том, что государство появляется в резуль- тате резкого изменения обстоятельств или возникновения новых ус- ловий, существенно проясняют многие спорные моменты. Прежде всего, становится ясно, что тут налицо две тесно взаимосвязанные, но методологически разные проблемы: 1) Почему в целом стадиаль- но догосударственные политии и социумы усложняются и увеличи- ваются в размерах (интегрируются и т. п.)? 2) Какие причины явля- ются наиболее распространенными и важными в качестве спуско- вых причин процесса? Следовательно, вопрос о причинах и факто- рах образования государства и пути к нему требует учета по крайней мере двух групп моментов: а) объективных условий (включая богат- ство, географическое положение, населенность и пр.); б) нужного стечения обстоятельств и наличия деятелей. В любом случае общество должно достичь определенных раз- меров и уровня сложности (зрелости). Однако временной разрыв между объективными и субъективными условиями появления го- сударства может составлять целые столетия, поскольку общество становится государством только тогда, когда создаются особые и необычные условия. При этом степень «необычности» условий опре- деляется особенностями самого общества или его исторического пути. Фактически то, на какой стадии своего развития общество станет государством, зависит в огромной степени от случайного стечения обстоятельств и субъективных факторов, в том числе от наличия подходящего деятеля. 25
4. Общая характеристика признаков раннего государства Для различения раннего государства и его аналогов я вывел четыре признака, подробному анализу которых, собственно, и по- священа данная глава. Эти признаки я назвал так: 1. Особые свойства верховной власти. 2. Новые принципы управления. 3. Нетрадиционные и новые формы регулирования жизни общества. 4. Редистрибуция власти. Прежде чем они будут раскрыты и охарактеризованы, следует сделать несколько пояснений. A. Эти признаки представляют систему. Каждый из них во мно- гом дополняет и объясняет другие. Поэтому они в известной мере перекрывают друг друга. Но, конечно, в каждом раннем государст- ве эти признаки развиваются неравномерно и одни оказываются более развитыми, чем другие. Б. Каждый из этих признаков в той или иной мере должен при- сутствовать в любом раннем государстве. А их совокупность дает достаточные основания, чтобы определить, раннее государство пе- ред нами или его аналог. Каждый признак обязательно показыва- ет отличия раннего государства от аналогов, в которых его нет. Но наличие только отдельных признаков не является стопроцент- ным критерием раннего государства, так как эти признаки могут встречаться и в некоторых аналогах, однако не в системе. Таким образом, признаки раннего государства, отличающие его от аналогов, должны рассматриваться в совокупности, поскольку нет аналогов, которые бы обладали всеми перечисленными признаками. B. Эти признаки достаточно абстрактны, что видно из самих названий {новые принципы, особые свойства, новые формы). Я счи- таю, что для решения поставленной задачи - найти отличия ранне- го государства от аналогов — такие широкие обобщения наиболее продуктивны по следующим причинам: - они отражают факт, что в каждом раннем государстве в рамках этих признаков преобладали те или иные более узкие направления. Ведь понятно, что ни в одном раннем государстве не могли появить- ся сразу все новые принципы и формы, а только некоторые из них; - выделенные мной признаки позволяют объединить в них многие из тех моментов, на которые указывали различные исследо- ватели как на критерии раннего государства. Например, дифферен- 26
циация и специализация власти и способность к ее делегированию, а также появление аппарата управления включены в признак новые принципы управления, - признаки, отличающие раннее государство от аналогов, соот- носятся с процессами, которые совершаются в последних, как со- ответственно менее общие (видовые) и более общие (родовые) ха- рактеристики. § 2. ОСОБЫЕ СВОЙСТВА ВЕРХОВНОЙ ВЛАСТИ 1. О некоторых важных терминах Для исследования процесса формирования государства анализ его верховной (центральной) власти представляется исключитель- но важным. Многие исследователи указывают на единый центр как на важнейший признак государства (Ciaessen 1978a: 586-588; Claessen and Oosten 1996b: 2; Claessen and van de Velde 1987a: 16; Ember and Ember 1999: 158, 380; Fortes and Evans-Pritchard 1987 [1940]; Haas 2001b: 235; Spencer 2000: 157 etc.; см. также: Гринин 2001-2006; Grinin 2002; 2003). Но понятно, что «центром» центра- лизованного общества «не всегда будет определенная персона - лидер или правитель, обладающий высшей властью» (Haas 2001b: 235). Поэтому необходимо сделать несколько пояснений, касаю- щихся употребления этого и связанных с ним понятий. Верховную власть можно трактовать более или менее широко. В узком плане - это монарх, президент, народное собрание и т. п. В широком - это совокупность органов и людей, осуществляющих высшую власть из постоянного или временного центра. Ведь ни монарх, ни народное собрание без определенного числа помощни- ков и исполнителей, естественно, управлять не в состоянии. В на- стоящей работе я буду употреблять этот термин в широком смысле. Такая верховная власть опирается на источник власти или формируется им. Это делает ее легитимной. Источником власти может быть монарх или его род, народ или его определенная часть, особая привилегированная группа. Сам источник власти в своих претензиях опирается на определенное право (давности, традици- онности, особого статуса рода правителя, право победителя или более сильного) и особую идеологию. В государстве может быть как совпадение в одной фигуре ис- точника власти и верховной власти (например, у монарха, особенно при теократии), так и их несовпадение (при демократии или ари- стократических республиках). В последнем случае возникает опре- 27
деленная процедура делегирования власти от источника к верхов- ной власти. Например, при демократии, когда избирается прави- тельство; при неабсолютной монархии, когда основной источник власти - народ или знать, а монарх как бы исполняет их волю. Коллизии между источником власти и верховной властью мо- гут стать важной движущей силой развития государства, как это происходило, например, в результате борьбы аристократии и демо- кратии в греческих полисах, свержения монархии в Риме и Карфа- гене, в процессе борьбы царей и аристократии во многих случаях. Надо также учитывать, что нередко в ранних государствах, в част- ности в Африке, «царская власть была не наследственной, а выборно- наследственной и существовала функциональная зависимость меж- ду выборно-наследственным характером царской власти и наличи- ем в раннегосударственном аппарате совета знати, одной из функ- ций которого являлись выборы царя» (Кочакова 1995: 161). Такие явления, распространенные во всех частях света, иногда могут объ- яснять противоречивость исторических свидетельств, одни из ко- торых говорят об абсолютной власти монарха, а другие - об огра- ничении власти этих же самых царей советом знати (см. о такой ситуации в государствах майя накануне испанского завоевания: Гуляев 1976: 197, 209-210). Смена источника власти означает крупные перемены в госу- дарственном устройстве (например, когда демократия сменяется монархией или наоборот; при смене династий и т. п.). То же каса- ется и конфликтов внутри верховной власти или случаев, когда ре- альная верховная власть свергает номинальную, как это, скажем, произошло в королевстве франков в VIII в. с последними Меровин- гами («ленивыми королями») при Карле Мартелле и его сыне Пи- пине Коротком. 2. Достаточная сила верховной власти В раннем государстве верховная власть приобретает некото- рые черты, не свойственные не только догосударственным, но и негосударственным образованиям, - даже тем, где реальная власть вождя и его окружения весьма велика. В раннем государстве верховная власть чаще более сильная и более централизованная, чем в аналогах10. «Главная характери- 10 Спенсер считает, что «в любой эволюционной последовательности принимающая решения власть должна быть централизована, прежде чем внутренняя административная специализация и сопутствующее частичное делегирование власти могут осуществляться» (Spencer 2000: 157). 28
стика, которая отличает государство от других форм социальной организации, - это политическое господство, легитимная сила на- вязывать решения» (Claessen and Skalnik 1981a: 487; см. также: Service 1975: 154). Достаточная сила верховной власти отличает ранние государ- ства от тех аналогов, в которых она формальна, слаба или отсутст- вует, а также от тех политий, где главная задача верховной власти - сохранить единство и консенсус, типа конфедераций11, более слож- ных обществ, например галльских вождеств и городов (см.: Леру 2000: 123-127), и гетерархий (Crumley 2001). От аналогов с более сильной верховной властью раннее государ- ство отличается, прежде всего, большей систематичностью и актив- ностью центра в Отношении подвластной ему территории. Разумеет- ся, многие области жизни почти не затрагиваются ранним государ- ством. Но в отличие от многих аналогов его влияние на подвластную ему территорию и население, хотя бы в отдельных важных направ- лениях, становится систематическим, а не эпизодическим. Здесь к месту можно упомянуть теорию сегментарного госу- дарства Э. Саутхолла, которую он разрабатывает уже более полу- века. «Сегментарное государство, - как он его определяет, - это такая политая, в которой сферы ритуального сюзеренитета и поли- тического суверенитета не совпадают. Первый широко охватывает текучую, изменяющуюся периферию. Последний ограничивается нуклеарной областью. Могут различаться несколько уровней пира- мидально организованного соподчинения политических центров» (Southall 2000: 150). Иными словами, сегментарное государство - это политая, которая состоит из некоего достаточно цельного по- литического ядра и отдельных периферийных полу- или почти не- зависимых территорий-сегментов, где есть лишь номинальное, «ритуальное» подчинение периферийных политий центру. Саут- холл считает, что его концепция применима только к зарождающе- муся государству. Действительно, в самом начале процесса становления государ- ства и даже много позже такая ситуация не редкость, а в какой-то мере она даже типична. И все же я согласен с Классеном: в том ка- честве, как ее определил Саутхолл, такая полития «вовсе не являет- ся государством» (Southall 2000: 150). Против этого термина, как 11 Это не только ирокезы, но и целый ряд других конфедераций, распространенных как в Северной Америке, так и в иных частях света. Потребность в консенсусе в них «вызывает отсутствие стабильности в центре конфедерации и ведет к потере связи с окраинами» (Фен- тон 1978: 114). 29
противоречивого, также возражают многие (например: Cohen 1981; Marcus and Feinman 1998: 8). На мой взгляд, важнейший вопрос заключается в том, стремится ли верховная власть к усилению сво- его влияния, виден ли процесс такого усиления или нет. Если вер- ховная власть длительное время удовлетворяется таким номиналь- ным подчинением, то эту политию считать государством нельзя. А если налицо стремление превратить номинальную власть в более или менее реальную - можно. Достаточная сила верховной власти, в принципе, должна обес- печивать территориальную целостность государства. И, действи- тельно, многие правители овладевали искусством «покорять "со- юзника" с помощью "врага", а "врага" с помощью "союзника"»12, активно искали методы контроля над правителями областей, сред- ства против усилившихся областных лидеров или знати. Способ- ность противостоять процессам распада и тенденциям к нему Р. Коэн выделял как критерий государства (Cohen 1981: 87-88; Gledhill 1994: 41). Однако распад нередко случался и в ранних государст- вах, но эту проблему мы затронем несколько дальше. 3. Способность верховной власти к переменам Еще один показатель силы верховной власти заключается в том, что она должна быть способной производить существенные изменения в данном обществе и расширять сферу властного регу- лирования. Конечно, для перемен имелась масса сдерживающих факторов, но тем не менее способность к ним по сравнению с ана- логами увеличилась. Такая способность объясняется уже тем, что раннее государство с самого начала несет на себе отпечаток круп- ных (иногда и крутых) перемен. Ведь, как мы видели выше, для возникновения государства нужны особые обстоятельства и при- чины, меняющие привычные условия. В результате в ранних государствах иногда открывается боль- шой простор для изменений. Например, правители ранних тираний в Греции порой довольно круто ограничивали не только влияние, но и частную жизнь знати и проводили важные реформы. И поэто- му некоторые из них, «несмотря на весь свой тиранический эгоизм, а в некотором смысле и благодаря ему, заложили основы будущего полиса» (Берве 1997: 37). Можно вспомнить и реформы Монтесу- мы II в начале XVI в. в империи ацтеков, который сократил чис- 12 Такие советы давались в знаменитом древнеиндийском трактате о политике «Артха- шастра», написанном, как предполагают, Каутильей, министром царя Чандрагупты в конце IV в. до н. э. (см.: Лелюхин 2000: 37). 30
ленность знати, под предлогом сомнительного происхождения за- претил многим из знатных людей доступ к государственной службе и отменил их привилегии (Kurtz 1978: 176; Trigger 2001: 61). Когда государство образуется на базе сложных вождеств с сильной властью вождя, власть нового «короля» может стать еще более сильной и непререкаемой. Так, в частности, было на Гавай- ском архипелаге, где объединивший в начале XIX в. все острова Камеамеа I истребил часть местной знати, передал власть на остро- вах от местных династий своим родственникам и приближенным, провел перераспределение земель на покоренных территориях (Тумаркин 1964: 88-90; 1971: 21) и, используя европейскую по- мощь, создал постоянную в несколько тысяч человек армию с огне- стрельным оружием и пушками, а также военный флот из 60 па- лубных ботов, нескольких бригов и шхун, построил форты (Тумар- кин 1964: 102-103; 1971: 20). Его сын, принявший тронное имя Камеамеа II, вместе с приближенными отверг ряд наиболее ува- жаемых табу (см.: Service 1975: 155-157; Латушко 2006), в частно- сти открыто вошел к своим женам и стал вместе с ними есть. Камеамеа II разослал повсюду указы об упразднении старой рели- гии (Токарев, Толстое 1956: 654). Имея армию с огнестрельным оружием, король вполне логично полагал, что уже меньше нужда- ется в сакральной поддержке небес, что и доказал, победив в на- чавшейся гражданской войне. В первые десятилетия XIX в. поли- тическое и социальное устройство гавайского общества быстро ме- нялось (Ёрл 2002: 79). В молодых монархических государствах нередко правители, почувствовавшие себя всевластными, переставали считаться с раз- личными советами, собраниями и традициями и за десяток-другой лет проводили больше реформ, чем их делалось за предыдущие сто- двести лет. А ликвидация власти вождя или царя, а затем и огра- ничение влияния аристократии в демократических полисах давали почти неограниченную власть демократическим органам, которые могли иногда принимать исключительно интересные решения. 4. Полнота функций верховной власти Чем больше функций выполняет государство, тем больше это, в принципе, говорит о росте государственности13. Но поскольку объ- 13 Об основных функциях формирующегося государства см.: Service 1975: ХШ. Относи- тельно того, какие проблемы почти всегда стоят перед ранним государством, см.: Ciaessen 1978a: 576. Стоит отметить, что верховная власть все заметнее приобретает и статус верховного арбит- ра, что является одной из важнейших характеристик государства (Service 1975; Crone 1989:7). 31
ем функций в каждом государстве во многом зависит от конкрет- ных условий (в частности от того, организует государство произ- водство или нет), то нужно установить хотя бы факт достаточной полноты функций верховной власти. При этом государство долж- но выполнять как функции внутреннего регулирования (объеди- нительную и карательную, высшего арбитра, судебную и посред- ническую, фискальную, организационную, контрольную, сакраль- ную), так и внешние (обороны или военного грабежа, поддержа- ния суверенитета и удержания в орбите своего влияния союзников, внешней торговли и внешних сношений). Это отличает ранние го- сударства от аналогов, где внутреннее управление слабое (держит- ся на традициях), а внешнеполитическая функция довольно разви- та, вроде конфедераций племен и городских общин, а также круп- ных политических объединений кочевников (например, хунну), в которых верховная власть, не вмешиваясь во внутреннее управле- ние, могла контролировать внешнюю торговлю и военные акции (Крадин 1992; 2001а; 2002; Гумилев 19936; Барфилд 2002; 2006). Ибо если внутри общества можно пытаться решать проблемы ста- рыми методами, то вне его очень часто это невозможно. 5. Рост независимости источников дохода верховной власти Как уже сказано, доходы раннего государства не всегда связаны с налогами на подданных или принудительными работами (хотя и то и другое, конечно, больше характеризует государство как институт). Однако центральное правительство стремится иметь независимые источники дохода. Для реализации этой задачи оно должно либо об- ладать возможностью принудить население к повинностям, либо ввести (создать) монополии на какие-то важные источники богатст- ва, либо установить контроль за какими-то важными производствен- ными или торговыми участками. Ибо и для раннего государства еще так же, как и для сложного вождества, контроль необязательно дол- жен быть полным, нередко он охватывает только какую-то важную часть экономики (см.: Earle 1997: 70; см. также: Миллер 1984). Поскольку потребности государства растут, оно стремится как можно меньше зависеть в экономическом плане от доброй воли населения. Даже в демократических государствах неизбежно соз- дается во многом автономная перераспределительная система, об- служивающая государственные нужды, поскольку народ привыкает к тому, что власть должна получать определенные средства. Разумеется, степень свободы верховной власти от населения в доходах сильно колеблется и от общества к обществу, и от периода 32
к периоду. И все же раннее государство в целом постепенно стано- вилось потенциально независимым от воли населения и нижестоя- щей власти, которая начинала выступать как агент центра по сбору средств. Те государства, которые не могли обеспечить свой мате- риальный базис, были обречены. Момент независимости в доходах существенно отличает раннее государство от тех аналогов, в которых система перераспределения слаба и статична, слишком зависима от волеизъявления народа. Однако было немало аналогов, в которых высшая власть (в частно- сти, в лице верховного вождя) также имела независимые от населе- ния источники доходов (см., например: Earle 1997, 2000). Но можно высказать предположение о том, что в раннем государстве по срав- нению с такими аналогами намечается важное различие в структу- ре расходов. Хотя роль престижного потребления остается еще очень большой, в общей структуре потребления государства она должна уменьшаться, уступая место военным и иным государст- венным затратам. И сама престижность меняет свой характер, ста- новится более «государственной», чем персональной. 6. Идеология «государственности» и «централизации» Выше мы анализировали роль идеологии в стейтогенезе, указы- вая, что многие исследователи придают ей очень большое значение. Важнейшая роль идеологии для укрепления раннего государства, для придания верховной власти достаточной легитимности не под- лежит сомнению, как и то, что идеология частично компенсирует недостаток силы у верховной власти. Однако стоит подчеркнуть не- которые особенности в развитии идеологии раннего государства. Во- первых, в ней намечаются «государственные» идеи (конечно, еще очень сырые и примитивные), во всяком случае объясняющие и оп- равдывающие существование иерархической управленческой орга- низации социально-политического неравенства (Ciaessen 2004). Под «государственными» идеями я имею в виду некий комплекс идей, который реализует некоторые из указанных ниже функций (то есть не все из перечисленных функций реализуются в каждом обще- стве, причем в каждом обществе это проявляется по-разному): а) обеспечивает правомерность существования власти, по край- ней мере, со стороны самого высшего слоя. Однако движение идет именно к тому, чтобы власть постепенно выглядела легитимной и в глазах всего общества. Сама давность правления часто обеспечива- ет это. «Со временем суровый и свершившийся факт начинает ка- заться естественным и правильным ходом событий. И достижение 33
такой трансформации влечет за собой создание идеологии - груп- пы совокупности мифов, символов и ритуалов, рационалистическо- го обоснования и убеждений, призванных сделать так, чтобы все то, что приходится выносить, казалось терпимым и, может быть, даже приятным» (Карнейро 2006: 222). Такая ситуация наблюдает- ся, по мнению Роберта Карнейро, уже в вождествах, но в еще большей степени она характерна для государств; б) правомерность изменений (наличие права изменять) со сто- роны власти. Этот момент существенно отличает догосударствен- ные и негосударственные образования от ранних государств (как увидим далее); в) признание за властью права делегировать свою власть тем, ко- му она считает важным. В глазах населения сама власть и в государ- ствах, и в аналогах часто имеет особые (сакральные или иные) свой- ства. Но именно право власти ставить над населением тех, кого она считает нужным, существенно различает ранние государства и анало- ги. Признание такого права идеологически облегчает эту практику; г) в гражданских и демократических обществах на первое место выдвигаются народ, государство, родной город. В Спарте, Афинах, Риме и других обществах мы легко найдем примеры этому, а также факты идеологической обработки молодежи и армии (см., напри- мер: Бочаров 1936: 87, 117, 120, 201); д) осознание все более важной территориальной, а не только родственной общности в рамках государства, соответственно рас- смотрение всей территории государства как своей и всех жителей (по крайней мере, равноправных и свободных) как близких; е) в других случаях идеология усиливает позиции царя и его рода. При этом возникают идеи как бы неразрывности данного об- щества, народа, земли, с одной стороны, и правителя с его особым родом - с другой (см.: Kochakova 1996; Кочакова 1999; Дэвидсон 1975: 160; Claessen and Oosten 1996b)14; ж) иногда начинается постепенное разделение собственно религии и идеологии (в последней главный постулат - подчинение власти)15. 14 «Культы, связанные с верховным правителем и его предками, были одним из важ- нейших, если не самым важным, каналом проникновения в сознание бенинцев идеи об их единстве на уровне всей страны» (Бондаренко 2001: 199). 15 Так, в эпоху Западной Чжоу началось формирование новой концептуальной идеоло- гии государства, основанной на так называемом Мандате Неба, то есть идее, что император правит по воле Неба, но должен соблюдать определенные правила, иначе он может лишить- ся этого Мандата и соответственно права. Эта концепция просуществовала на протяжении всей последующей истории Китая (Крил 2001: 73). 34
Во-вторых, по мере укрепления центральной власти в некото- рых обществах идеология также приобретает своего рода центро- стремительное движение. Например, вместе с борьбой городов за первенство идет и «борьба» за то, какой бог будет верховным. Воз- никает и новая структура мифологии, в которой выгодные для вер- ховной власти мифы занимают центральное место. Я очень много внимания уделил именно верховной (централь- ной) власти и методам ее укрепления. Разумеется, раннее государ- ство нельзя редуцировать только к его центру и верховной власти. Но невозможно и отрицать, что именно в результате взаимодейст- вия центра и периферии в одних случаях или в результате борьбы конкурирующих между собой центров за верховенство - в других и создается новая структура общества, постепенно ведущая к тому, чтобы общество стало государственным. § 3. НОВЫЕ ПРИНЦИПЫ УПРАВЛЕНИЯ С усложнением общества и наращиванием в нем новых этажей власти неизбежно возникает какое-то движение в сторону разделе- ния труда в управлении обществом. Однако в аналогах раннего го- сударства такое разделение базируется на старых (родовых, са- кральных, самоуправления и других) принципах, отчего не пре- вращается в саморазвивающуюся систему, ведущую к постоянной дифференциации функций. В раннем государстве появляются новые принципы разде- ления труда по управлению обществом. Наиболее важными из них являются: делегирование власти; новое разделение функций (отделение исполнения от решений); изменения в комплекто- вании кадров управления; рост значения новых типов управ- ленцев; появление властных вертикалей и некоторые другие, также связанные с дифференциацией функций, отраслевым харак- тером управления, разделением властей, но менее универсальные, то есть встречающиеся только в отдельных ранних государствах. Постепенно принципы разделения управленческого труда стали и новыми принципами управления обществом. Но каждый из них в конкретных государствах реализовывался не полностью, а фраг- ментарно, сочетаясь с традиционными и догосударственными от- ношениями. В числе новых принципов управления обществом, конечно, на- до отметить и бюрократизацию управления. Но, несмотря на его большую эволюционную будущность, очень важно обратить вни- 35
мание, что в ранних государствах бюрократизация получила замет- ное развитие не везде (и в этом смысле она не была универсальным новым принципом управления для ранних государств). В некото- рых случаях мы видим процесс бюрократизации в ярком, классиче- ском виде, как, например, в Египте или в Нижнем Междуречье эпохи III династии Ура. В других случаях бюрократизация была относительно слабой, особенно на завоеванной территории, напри- мер, в таких государствах, как ацтекское (Johnson and Earle 2000: 306; Баглай 1995; Trigger 2001: 65) или Римская республика (Шта- ерман 1989). Иные государства, как Древняя Русь, Норвегия или раннее Литовское княжество, были «дружинные», и весь аппарат управления сводился к его военной подсистеме (см., например: Шинаков 2002; Гуревич 1980: 131; см. также: Гуревич 1970: 173; Петкевич 2006а: 310). Не относить такие политии к ранним госу- дарствам я не считаю правильным. Поэтому я стремился описать новые принципы управления возможно более универсально, чтобы они в полной мере относились как к бюрократическим, так и небю- рократическим государствам. Впрочем, даже в бюрократических государствах управленцы вовсе не походили на тот тип чиновни- ков, о котором писал Вебер (Weber 1947: 333-334; см. также: Бон- даренко 2001: 244-250; Grinin 2003). 1. Делегирование власти и делимость власти Делегирование власти означает возможность передать кому- либо власть в определенном объеме и на определенных условиях (обычно с ограниченным сроком) для выполнения каких-то задач и функций. Такая практика зародилась вместе с появлением сколько- нибудь институционализированной власти. Однако догосударст- венные и негосударственные общества в целом отличались слабой способностью к делегированию власти16. Исследователи отмечают, что вождь часто не мог передать на сколько-нибудь длительное вре- мя кому-либо свои полномочия даже для решения важных проблем, не рискуя в конечном счете уменьшить или даже потерять свою власть (см.: Spencer 2000; Wright 1977). Тем более это было трудно сделать, если вождь имел сакральные функции, а его власть зижди- лась на страхе перед его особыми качествами, которые далеко не все- 16 Исключения составляли демократические аналоги раннего государства, в которых ис- точник власти (народ или его часть) делегировали власть выборным лицам. Но зато в связи с ограничением полномочий должностных лиц и часто коротким сроком их деятельности сте- пень концентрации власти в этих обществах была слабая, что могло стать серьезной помехой для образования ранних государств. 36
гда можно «делегировать» другому. Такие ограничения - поскольку сам вождь не мог поспеть везде - существенно усложняли управле- ние и ставили преграды для эволюции политической системы. Однако потребность в делегировании власти вытекала из важ- ных практических нужд и необходимости решать одновременно много вопросов. По мере роста объемов и сложности задач такая потребность все усиливалась. Поэтому трудности делегирования власти начинают постепенно преодолеваться, и в раннем государ- стве удается наконец найти способы наделять кого-либо нужной долей власти на нужное время без боязни лишиться ее17. Таким образом, возможность делегирования власти станови- лась важным новым принципом управления. Но и этот, и другие принципы управления базировались на появлении нового свойства власти, о котором стоит сказать особо. Я назвал это свойство делимостью власти (Гринин 2001-2006; Grinin 2003). Оно заклю- чается в возможности для обладателя власти делить ее в нужной пропорции, между нуэюным количеством людей и на определенное время без утраты обладания властью и контроля над ней. Соот- ветственно делимость власти* предполагает реальное право ото- брать данную власть или перераспределить ее. Делимость власти обычно означает также ту или иную степень согласия подчиненных и подвластных с правом обладателя власти делить ее и передавать другим, причем далеко не любому, а обладающему в глазах подчи- ненных нужным объемом полномочий, легитимности, авторитета. Иначе получивший полномочия не сможет ими воспользоваться. Неделимая же власть - это власть, которую нельзя на время пере- дать, делегировать, распределить и разделить между различными людьми и органами, не рискуя ее полностью или частично потерять либо встретить отказ в признании правомерности такого деления или нежелание подчиняться «заместителю» обладателя власти. Та- кой она обычно была в догосударственных обществах и в большин- стве аналогов. Стоит заметить, что неделимость власти означает и неделимость ответственности правителя за всякого рода не- удачи и бедствия. В государстве же правитель очень часто мог пе- реложить ответственность на исполнителя. Для любого политического организма применимо, используя терминологию социологов, правило нулевой суммы, то есть на сколько у одного власти прибавилось, на столько у другого она 17 О важности делегирования власти в раннем государстве см.: Ciaessen 1978a: 576; Spencer 2000; Wright 1977. 37
убавилась. «Власть можно сравнить с ограниченным количеством товара - если ее больше у одной партии, то у другой должно быть меньше. Более того, если власть перераспределяется, это всегда влечет за собой потерю для одной или другой группы» (Смелзер 1994: 525). Однако некоторые теоретики, включая Парсонса, ут- верждают, что «увеличение власти не всегда связано с чьим-то по- ражением» и что общественные условия могут уменьшить ограни- чительный характер объема власти. Парсонс приводит аналогию с деньгами. Кредит может способствовать увеличению денежных ресурсов, но богатство одного человека не всегда приводит к бед- ности других людей (Смелзер 1994: 525). Мне думается, что в догосударственных и негосударственных обществах это правило «нулевой суммы» действует более жестко, чем в ранних государствах, поскольку в последних при передаче власти от центра к его агентам сумма власти не остается нулевой, а возрастает. Ведь по мере развития аппарата центр может наделять кого-то властью, но объем его собственной власти от этого не уменьшается (по крайней мере, теоретически не должен умень- шиться). Мало того, чем больше людей у него на службе, тем больше его власть. Но властью обладает и каждый функционер. Следовательно, в целом сумма власти возрастает. И хотя в раннем государстве эти процессы только-только начи- наются, важно, что на базе делимости власти и роста ее общей суммы становится возможным усложнение разделения управленче- ского труда, что открывает перед обществом огромные перспекти- вы развития в политическом плане. 2. Отделение выполнения функций от носителя функций Увеличение уровней сложности устройства и управления - об- щая черта как ранних государств, так и аналогов. И в результате центру становится труднее поддерживать достаточно эффективную связь с периферией. В аналогах решение этой проблемы достигает- ся в первую очередь за счет гипертрофии традиций и доведения до предела прежних тенденций развития, например наращивания чис- ла и титулатуры вождей (а также разрастания их линиджей); более точного разграничения объема власти региональных и верховных правителей; более четкого закрепления тех или иных функций в руках определенных родов и линий; развития генеалогического принципа, а также сакральных, ритуальных и идеологических мо- ментов, связанных с использованием власти. 38
Во многом похожие процессы идут и в раннем государстве. Однако, помимо старых тенденций, там возникает и нечто качест- венно иное, что я обозначил как отделение исполнения функций верховной власти от нее самой (как носителя функций)1*. В ре- зультате происходит качественно другое, чем прежде, разделение функций. Верховная власть, образно говоря, превращается в мозг, который управляет различными органами общества, а ее задачи на местах исполняются специальными порученцами, представителя- ми, функционерами, наместниками, специалистами19. Этот форми- рующийся аппарат управления становится «приводным ремнем» от верховной власти к обществу. В результате такого разделения функций и начинается та внутренняя специализация по Райту, в результате которой центральные процессы дифференцируются на отдельные действия, которые могут быть выполнены в разных мес- тах и в разное время (Wright 1977: 381). Таким образом, центр может, не теряя власти, расширять коли- чество своих порученцев и функционеров, получая возможность сосредоточиться, прежде всего, на выработке общих решений, ко- мандовании, координации деятельности, сборе данных и контроле. Тем самым преграды для распространения его власти и расши- рения функций существенно уменьшаются, а возможности для экспансии увеличиваются. Проблемой становится необходимость кормить добавочных воинов и функционеров. Она-то и является постоянным источником деятельности государства, его активности, необходимости что-то менять. Отделение исполнения функций от центра порождает особую функцию верховной власти - контроль за исполнителями. Все это ведет к усложнению и порой к разбуханию верховной власти, специализации ее органов, возникновению сложного ба- ланса интересов в ней. Разумеется, такое разделение функций еще очень неполно и фрагментарно. Обычаи вроде полюдья показыва- ют, что верховная власть еще сама стремится или вынуждена и со- 18 Иногда говорят о делегировании задач (Ciaessen 1978a: 576), но это только часть ука- занного мной принципа. Также и понятие «делегированное принятие решений», которое использует Спенсер для обозначения стратегии назначения из столицы на места управленцев низшего уровня с ограниченными полномочиями (Spencer 2000: 157), составляет только часть указанного мной принципа. В Китае еще на самой заре формирования государства появляется «сентенция, упо- добляющая государственное устройство строению человеческого тела, а именно: государь - это голова, а сановники или же чиновники - это его руки и ноги, глаза и уши» (Бокщанин 1998а: 213). Аналогичный образ использовался и гавайцами, но уже после формирования там государства в XIX в. (см.: Johnson and Earle 2000: 302). 39
бирать дань, и вершить суд, и производить сакральные действия (см.: Кобищанов 1995). Но все же во многих ранних государствах описанное отделение уже вполне заметно и играет важную роль. Оно способствует и развитию властных вертикалей, то есть под- чинению управленцев сверху донизу одной воле и одним правилам. Этот принцип управления долгое время, правда, не играл слишком важной роли, однако в некоторых органах, особенно в армии, такие вертикали могли иметь место. 3. Новые черты системы управления в раннем государстве Наличие развитого аппарата управления, как мы видели, не яв- ляется обязательным признаком раннего государства. И это вполне объяснимо. По моему мнению, дело в том, что административный аппарат возникает часто именно как добавочный, неосновной спо- соб управления, и только потом обнаруживаются его преимущест- ва. Поэтому в раннем государстве он создавался в основном из на- личного материала (а не из идеальных чиновников, которых просто не существовало) и, конечно, не был полностью профессиональ- ным. Мало того, он лишь частично формировался из лично обязан- ных власти людей, а большей частью центр просто приспосабливал к своим нуждам уже сложившиеся формы самоуправления, управ- ления и выполнения определенных функций теми или иными ро- дами, слоями, корпорациями, выборными людьми20. Иными слова- ми, аппарат управления в раннем государстве обычно не сис- темный. Он заново формируется только в каких-то важных местах или направлениях. На привычный нам аппарат управле- ния он похож только в отдельных фрагментах и моментах, а в це- лом представляет собой пеструю смесь старого и нового, постав- ленного на службу верховной власти. Эта система, однако, часто дает сбои то в одном, то в другом месте. Отсюда и постоянные поис- ки лучших административных решений, иногда наивных и близо- руких, иногда просто вредных, но путем проб и ошибок все же от- крывающих простор для эволюционного развития. 20 В частности, специализация деятельности по кланам могла являться одним из источ- ников формирования госаппарата и аппарата принуждения. Например, в Древней Японии VI в. н. э. император Кэйтай «делил власть с кланами Мононобэ и Опотомо, которые постав- ляли воинов для карательных походов, и с кланами Накатоми и Сога, поставлявшими спе- циалистов культа». Однако постепенно, под воздействием централизации государственной власти, «различия, восходившие к специализации родов на особых видах деятельности», сглаживались, и эти виды деятельности «заново распределялись внутри высшего класса» (Patterson 1995: 131-132; см. также: Дьяконова 1989: 214). Тем не менее для Японии такая ситуация во многом сохранялась и позже (см.: Пасков 1987; Мещеряков, Грачев 2003). 40
Объем, степень сложности и разветвленности аппарата очень сильно зависят от объема самого государства. И в этом отношении никак нельзя сравнивать небольшие и огромные державы. Кроме того, разветвленность аппарата зависит от функций государства, поскольку там, где оно выполняет производственные задачи, соот- ветственно и управленцев больше. Наконец, наличие достаточно развитого рынка делает ненужным часть управленцев, появляю- щихся в ряде государств в отсутствие рынка. Таким образом, в раннем государстве начинается формирова- ние особой системы управления, которая причудливым образом соединяет в себе старые и новые черты, а также и чисто переход- ные (впоследствии исчезающие) явления. Причем новые признаки могут и не играть еще определяющей роли. Поэтому сравнение управления в раннем государстве и аналогах должно идти, прежде всего, по пути выявления в первых новых моментов, особенно та- ких, которые оказались способными в дальнейшем перестроить общество. Здесь следует обратить внимание на следующее. Во-первых, хотя нередко верховная власть вынуждена терпеть различные иные силы и формы управления, но все же в ранних госу- дарствах по сравнению с аналогами чаще проглядывается более сложная и разветвленная система управления. Хотя она состоит еще в основном из управленцев старой формации (в том числе родовых начальников), тем не менее она уже замкнута на верховную власть. Сам род правителя начинает теперь играть в чем-то новую роль: роль высшего эшелона власти, члены которого нередко раскиданы по всем уголкам страны. И даже в борьбе членов этого рода между собой за власть также можно увидеть, говоря словами русских исто- риков XIX в., борьбу государственного и родового начал. Во-вторых, если не во всех, то хотя бы в некоторых из ключевых органов и институтов (армии, суде, системе наместников, фискаль- ных органах) верховная власть способна реально влиять как на на- значения на важнейшие посты, так и на среднее звено руководителей. В-третьих, для государства характерна большая социальная мобильность людей, выполняющих государственные функции, чем для многих аналогов, выше степень легкости включения в указанный аппарат людей не из определенной элиты (рода, клана, сословия, касты). Чем строже ограничения, вплоть до полной не- возможности вхождения в него людей со стороны, тем больше в политии старых способов организации, не позволяющих перейти к собственно политико-административным методам управления. 41
В-четвертых, по сравнению с аналогами ранние государства имели гораздо больше возможностей для замены (снятия с должно- сти) членов аппарата в связи с плохим выполнением обязанностей или в связи с необходимостью, хотя порой слишком большого про- стора для выбора кандидатов и не было. В-пятых, в ранних государствах по сравнению с аналогами происходят большие изменения в составе управленцев, поскольку появляются новые типы управленцев. Далее я показываю, как этот процесс выглядит в моем представлении. 4. Изменения в составе управленцев Виттфогель говорил, что государство - это управление при по- мощи профессионалов (Wittfogel 1957: 239; см. также: Weber 1947: 333-334). Но профессионал - это достаточно широкое понятие. Оно включает в себя и наследственных профессионалов, то есть тех, кто от рождения предназначен для отправления тех или иных обязанностей. Именно такими являлись вожди разных рангов в во- ждествах, а также наследственные главы, старосты общин или их частей. Поэтому можно сказать, что во многих аналогах и догосу- дарственных образованиях также управляли профессионалы. В ранних государствах наследственных и клановых21 профес- сионалов, занимающих свой пост или должность независимо от центра, также было немало. Но постепенно все более заметную роль начинают играть нового рода управленцы (а также прежде маловажные типы управленцев). Во-первых, существенно растет число и роль управленцев-функ- ционеров (их классификацию см.: Ciaessen 1978a: 576). А разница между функционером и, скажем, вождем существенна, поскольку первый выполнял ограниченные и специальные функции, а второй - общие (см. об этом, например: Diamond 1999: 274). Ибо вождь со- средоточивал на своем уровне всю полноту власти, а люди, постав- ленные (утвержденные) центром, часто имели только определен- ные полномочия. Во-вторых, слой управленцев становится довольно пестрым, поскольку их права на должность были различны. Среди наследст- венных управленцев растет число утвержденцев. Они наследовали должности по родственной линии рши получали их из рук клана, но вступление на должность должно было утверждаться центром. 21 Так можно назвать членов родственной группы, только из числа которых выделялись управленцы и функционеры на определенные должности. 42
Среди новых типов управленцев особо стоило бы выделить на- значенцев - тех, кто назначается (нанимается) на какие-то долж- ности или места и зависит от правителя и власти. Разумеется, и эта группа была пестрой. Она включала в себя тех, кто материально мог вполне обойтись без службы или даже вовсе тяготился своим положением. Но была и подгруппа тех, для кого служба была глав- ным делом и кто очень сильно зависел от вышестоящей власти. Следует учитывать, что и в аппарат, и в дружины людей стреми- лись подбирать по принципу преданности. Особенно удобны в этом плане для власти были люди без роду и племени, рабы и слу- ги, иноплеменники. Поэтому их и привлекали для управления, во- енной службы, надзором за хозяйством22. Такая практика была ши- роко' распространена не только в государстве, но и у частных лиц. В некоторых государствах от управленцев требовали и специаль- ных знаний, тем самым создавалась эволюционно перспективная группа управленцев-специалистов (в том числе писцов). В управ- лении государством могли играть важную роль иностранные со- ветники, как это было на Гавайях после смерти первого короля Камеамеа I при его преемниках. И даже при самом Камеамеа I не- которые иностранцы получали в пользование целые поместья с да- ровой рабочей силой (см.: Тумаркин 1964: 94; 1971). Таким образом, в политике и управлении появлялось все боль- ше людей, которые жили за счет выполнения своих функций и 22 См. о роли царских слуг в управлении в Египте в Древнем царстве: Janssen 1978: 223. Роль слуг была заметной повсеместно. Хозяйствами древнерусских и первых московских князей обычно управляли особые холопы, дворские, которые также выполняли различные государственные и политические поручения (см., например: Платонов 1994: 129). В королев- стве Ойо в Африке иностранные рабы держали в своих руках большинство ключевых пози- ций в столице и провинциях (Кочакова 1986: 255). Для Африки в период трансатлантической работорговли рабы вообще стали играть исключительно важную роль. Рабы и зависимые люди часто составляли охрану и особые войска. В частности, «резервом для формирования царских дружин в раннефеодальных государствах Африки были домашние рабы», иногда включавшиеся в состав войска тысячами. Нередко они выполняли также и полицейские функции (Кобищанов 1974: 168-169; см. также: Годинер 1982: 94-96; Киселев 1985: 98-102; Орлова, Львова 1978: 253). В свою очередь, новая элита стремилась обзавестись зависимыми людьми, что достигалось нередко за счет невольников и захваченных в плен (см.: Кисе- лев 1985: 101-102; Куббель 1976: 107-108). Это было распространено и в Киевской Руси (см., например: Ключевский 1937, т. 1; Фроянов 1999). Можно вспомнить также, что араб- ские халифы комплектовали свои войска из иноземных рабов-гулямов, которые впоследствии в Египте захватили власть и стали правящим сословием. В книге Франсуа Рено и Сержа Даже (1991: 46-48) описаны различные случаи использования рабов в качестве воинов. Например, султан Исмаил в Марокко в годы своего правления (1672-1727) создал из них огромную «черную» армию численностью в 150 тыс. человек. При этом армия фактически обеспечивала свое воспроизводство, поскольку солдаты женились на соплеменницах, а рожденные мальчи- ки заранее предназначались для военной службы (Там же : 46). 43
прямо зависели от правительства. Разумеется, они могли еще не составлять полную систему, но чем дальше развивалось государст- во, тем заметнее был конфликт между профессионалами по праву и профессионалами-назначенцами, тем сильнее верховная власть стремилась или заменить первых на вторых, или превратить пер- вых во вторых. История многих государств изобилует такими при- мерами. Чем более способна была верховная власть выполнить это, тем заметнее было развитие государства. В демократиях и аристократических республиках, помимо функционеров, сформировался и тип профессиональных полити- ков. В этих обществах к власти приходили чаще всего подготов- ленные (и потому обычно состоятельные) граждане. Эти люди за- нимались политикой не потому, что нуждались в доходах, а пото- му, что это было престижно и упрочивало их положение. Косвен- ным путем, правда, нередко удавалось получить и материальные выгоды, но прямая связь имелась не всегда. Иными словами, это были свободные профессионалы, обладавшие особой квалифика- цией (ораторским искусством, знанием законов и т. п.). Возможность служить или не служить, заниматься политикой или нет характерна для аристократических или сословных госу- дарств, где высшие слои (сословия) имеют независимые источники дохода. Но это могло быть только в том случае, когда государство обеспечивало и охраняло собственность этих людей. Иными сло- вами, государство здесь выступало как исполнительный комитет (или как проводник) воли граждан, точнее, той части граждан, ко- торой удалось навязать свою волю остальным. Таким образом, сво- бодные профессионалы были частью политической системы и фак- тически частью госаппарата (как сегодня в развитых демократиях партийные функционеры, по сути, являются частью государствен- ной машины). Какие-то из них прямо находились у власти, другие оставались «оппозицией его величества», но в целом это была не- разрывная система. Общие черты профессионалов-функционеров и свободных профессионалов заключались в том, что для занятия должности или занятия политикой ни безоговорочного права, ни строгой обя- занности у них чаще всего не было. Имелась и определенная сво- бода в выборе занятий, и определенная неуверенность в прочности своего положения. Следует также отметить и необходимость в спе- циальных знаниях. 44
§ 4. НОВЫЕ И НЕТРАДИЦИОННЫЕ ФОРМЫ РЕГУЛИРОВАНИЯ ЖИЗНИ ОБЩЕСТВА 1. Традиционные и нетрадиционные формы регулирования жизни общества Мы уже отмечали, что политическая власть в государстве по- степенно приобретает возможность при необходимости регулиро- вать любые аспекты жизни общества. Какие именно моменты ста- нут объектом такого регулирования, разумеется, зависит от очень многих вещей, в том числе от задач и силы верховной власти. При определенных ситуациях даже вопросы, весьма далекие от полити- ки, становятся политическими, если верховная власть начинает в них вмешиваться, менять и контролировать. При анализе этого яв- ления в различных политиях я обнаружил, что вместе с объемом и сложностью сферы регулирования в раннем государстве сущест- венно повышается и роль нетрадиционных методов регулирования, а также появляются новые методы23. Под традиционными методами регулирования жизни общества я понимаю методы, которые: а) уже устоялись и потому не требуют отходов от прежней практики; б) основаны на таких обычаях и деятельности людей и групп, которые либо проходят вовсе без какого-либо участия верховной власти, либо ее участие в них объясняется традицией и обязанно- стями, которые верховная власть не может изменить (вроде какого- нибудь обряда плодородия, религиозных празднеств, выслушива- ния жалобщиков и т. п.). Соответственно нетрадиционные и новые методы: а) обязательно связаны с прямым или косвенным участием вер- ховной власти (непосредственно или через ее представителей); б) являются выражением воли верховной власти и могут быть связаны с теми или иными изменениями в обычаях и законах. Разумеется, деление на традиционные и нетрадиционные мето- ды весьма условно 24. Но такое различение тем не менее способно 23 Нетрадиционные методы применялись в догосударственных и негосударственных образованиях, но не как основные. В ранних государствах существенно повышается и их значимость, и отношение к ним со стороны верховной власти, которая все чаще начинает использовать их как важнейшее орудие своей политики. Совсем новых методов могло быть и не так много. 24 Тем более что сама грань различения подвижна. Не всегда также ясно, от какого мо- мента отталкиваться, поскольку изменения уходят далеко вглубь. В некотором смысле мож- 45
быть полезным при анализе особенностей ранних государств по сравнению с аналогами. Дело в том, что, как показывает мой ана- лиз, в аналогах изменение традиций, регулирующих социально- политическую жизнь, было связано в первую очередь со сверхраз- витием старых направлений и потенций. Зато в ранних государствах наряду с таким сверхразвитием укрепляется важная способность к реформированию и/или разрыву с некоторыми традициями. По этому поводу стоит привести также высказывание Э. Серви- са, который, анализируя ситуацию на Гавайях до и после контактов с европейцами, писал, что система этих теократических вождеств держалась на идеологии, которая оправдывала и санкционировала правление наследственной аристократии, опиравшейся на вековые традиции и этикет. А такая система, по его мнению, находится в определенном противоречии с примитивным государством, кото- рое, хотя и пытается править с помощью идеологии и традиций (обычаев), должно создать добавочную поддержку в виде монопо- лии силы с законной структурой, управляющей этой силой (Service 1975: 154). Эта мысль (с учетом, конечно, разницы в наших подхо- дах) подтверждает доказываемую мной идею: аналоги опираются в основном на традиционные методы, а государства наряду с тра- диционными должны создавать нетрадиционные и новые формы управления. Это, кстати сказать, вполне объясняет и причины более быстрого эволюционного развития государств по сравнению с ана- логами. Если в первых используются новые методы управления, если в них происходит ломка и реорганизация отношений гораздо чаще, чем в аналогах, которые больше опираются на традиционные методы, то и развитие государств будет идти быстрее. Сравните темпы развития, скажем, Киевской Руси и ее соседей, половцев, и эта мысль станет ясной. На момент увеличивающейся быстроты изменений в раннем государстве указывали еще Классен и Скаль- ник. Они подчеркивали, что очевидной характеристикой перехода к государственности является эффект снежного кома (кумулятив- ность): если ком пришел в движение, то движется все быстрее и быстрее (Ciaessen and Skalnik 1978a: 624-625). но использовать такой подход: если какие-то отношения или обычаи имелись изначально, то есть у самих людей нет не только сведений, но и представлений, что когда-то было по- другому, — это и есть господство традиционных форм управления. А если есть сведения и соответственно идеи, что эти способы могут меняться, тогда ситуация уже ближе к нетради- ционным формам. Поэтому упоминания о каких-то древних реформаторах вроде Сервия Тулия, Ликурга, Солона хорошо демонстрируют начало перехода к новым и нетрадицион- ным формам управления. 46
2. Нетрадиционные и новые формы регулирования К таким формам я отношу: - реформирование и/или постепенное изменение управления и различных аспектов социальной жизни, включая «контроль и регу- лирование в некоторых сферах социальной деятельности (различ- ных для каждого конкретного государства: от половых запретов до кровной вражды. -Л. Г.)9 которые в безгосударственных обществах являются прерогативой родственных групп» (Kurtz 1978: 183); - разрыв с традициями и тенденция к замене традиций полити- ческой волей (деятельностью управленцев или выборных лиц, пра- вом, насилием, нормотворчеством власти и т. п.); - рост значения принуждения и контроля за исполнением, в том числе установление контроля за прежде автономными должност- ными лицами и органами (судами, старостами и т. п.)25; - изменения в системе поощрений и наказаний (в том числе их кодификация или детализация, появление новых форм поощрения и наказания, изменение круга или положения лиц, имеющих право осуществлять наказания и поощрения). При этом правители и ад- министраторы, подобно индийскому Каутилье - автору «Артхаша- стры», были озабочены эффективностью наказаний: чтобы они не были ни слишком жестокими, ни слишком мягкими (иначе прави- теля могут свергнуть [Mishra and Mishra 2002]); - расширение или сужение полномочий должностных лиц для выполнения ими воли и политики верховной власти; - создание условий (особых законов; органов власти, надзора и контроля; новых должностей; изменение обязанностей местной власти и прочего), которые позволяют верховной власти создавать систему более регулярного контроля, добиваться принятия важных для нее решений и доведения их до населения. Стоит добавить, что в каждом раннем государстве (и даже на ка- ждом этапе его развития) какие-то из перечисленных методов могли быть мало развиты, а какие-то- преобладать. Подробно обо всех формах сказать не удастся, мы остановимся только на первых трех. 25 В уже упоминавшемся древнеиндийском трактате о политике «Артхашастра» (во второй его книге) очень много места уделено сведениям о контроле над теми, кто выполнял роль «надзирателей» за подданными и «элементами царства», и «проверке исполнения ими традиционных или специально оговоренных норм, договоров, обязательств, проверке чест- ности при передаче в казну должной части дохода, а также осуществлении наказаний, штра- фовании и устранении нарушителей... тех, кто присваивал царское имущество, царскую долю доходов и т. д.» (Лелюхин 2000: 44). Такие проблемы типичны для ранних государств. 47
3, Традиция и государство. Традиция и реформирование Отношение государства к традициям двойственное. Оно может опираться на традиции, если это для него удобно. Так, в России искусственно сдерживался распад сельской общины. Но если эти традиции мешают функционированию или интересам верховной власти, их пытаются тем или иным способом устранить. В целом же имелась тенденция к замене традиционных форм регулирования жизни административными и правовыми. В догосударственных обществах роль традиций была исключи- тельно важной. Но правомерно ли думать, будто ранние государст- ва незаметно вырастают из этих традиций, так что люди почти не ощущают перемен? Я полагаю, нет. Образование раннего государ- ства всегда связано с заметными переменами. Ко многим традици- ям раннее государство было индифферентно, так как они еще не влияли на его деятельность. На другие традиции оно, напротив, опиралось, порой резко усиливая их, делая менее значимые важ- ными или самыми важными26. Весьма часто это касалось таких «традиций», как выполнение различных материальных, трудовых или военных повинностей. В Гавайском государстве в XIX в., на- пример, из-за расточительства двора и знати и бесконечных госу- дарственных долгов усилились повинности общинников. Это осо- бенно ярко выразилось в принудительных заготовках сандалового дерева, что периодами приводило к кризису в сельском хозяйстве (Тумаркин 1971). В этом смысле оно сходно со многими аналогами, в которых происходит своего рода гипертрофирование традиций, как это бы- ло, например, с родовитостью в Полинезии и в других местах27. Есть много традиций (особенно религиозного, семейного плана и связанных с благородством родов), которые не нравятся верховной власти, но которые оно не может, не считает возможным, боится тронуть. К таким относятся, скажем, правовые и налоговые приви- 26 Например, у зулусов юноши должны были проходить своего рода военное обучение в военных краалях в течение достаточно длительного времени, и только после этого они полу- чали право жениться. Правитель зулусов Чака, который вел бесконечные войны и был заин- тересован в возможно большей численности армии, чрезмерно усилил указанную традицию. Он запрещал воинам жениться в течение многих лет, поскольку они непрерывно находились на военной службе. Такое право он давал только за особые заслуги отдельным воинам или целым частям (см.: Риттер 1968). 27 Нечто подобное было и в ряде ранних государств, в том числе в Китае, где в шан- Иньском обществе система родства не имела еще четких критериев, в частности, основные и побочные ветви еще не сильно различались. Зато в последующие периоды такая формализа- ция усилилась (см.: Бокщанин 19986: 230). 48
легии городов и храмов, права определенных групп. Например, ме- стничество в Московской Руси удерживалось даже в период кру- тых расправ с боярами и реформ в XVI в. Наконец, четвертая группа традиций включает в себя такие, ко- торые препятствуют решению насущных задач или достижению важнейших целей либо угрожают устойчивости или самому поло- жению верховной власти. Их она (когда это по силам) устраняет или преобразует, а также ломает связи людей с местными тради- циями (Kurtz 1978: 185). И вот это стремление изменить некото- рые важные традиции или порвать с ними, мне кажется, очень характерно для ранних государств. Почему? Дело в том, что. управление только по традиции не требует ни специального аппарата, ни выполнения особых функций контроля. Там, где традиция господствует абсолютно, не нужно государ- ства, а достаточно иных принципов организации общества28. По- этому, в моем понимании, государство - это политическая форма, возникшая в условиях, когда был необходим отход от некоторых важных традиций. Таким образом, перефразируя известное опреде- ление, можно сказать: государство начинается там и тогда, где и когда традиционные методы управления не действуют29. Ины- ми словами, как уже отмечалось выше, переход к государству об- легчается серьезными отклонениями от привычной ситуации и не- обходимостью существенных (иногда и коренных) изменений в управлении. Конечно, сильные изменения и разрывы с традицией в резуль- тате неожиданной перемены ситуации, или внутренней борьбы, или необходимости имели место в некоторых случаях и до раннего государства, и параллельно ему30. Но все же большинство аналогов 28 Вот прямое подтверждение этой мысли историком: «При отсутствии органов госу- дарственной власти отношения между людьми в райбунском обществе (Древний Йемен. - Л. Г.) полностью регулировались традициями, главным хранителем которых являлось жречество» (Frantsuzov 2000: 263). 29 «Можно даже сказать, что наличие государства следует констатировать лишь в том случае, если в данном обществе совершился переход от обычая к закону», - считает Якобсон (1997: 7). Бесспорно, это чрезмерно категоричное заявление, тем более для раннего государ- ства, но все же важность отхода от традиций подмечена верно. 30 Ярким примером является Исландия, где альтингом (народным собранием) в 1000 г. н. э. был принят закон о христианстве. Таким образом, исландцы не только добровольно измени- ли религию, но и оформили этот шаг законодательно. При этом были учтены интересы насе- ления и проявлена веротерпимость, в частности, было разрешено употреблять конину (основную мясную пищу) и приносить тайно жертвы языческим богам. В Исландии также было принято решение о разделе крупных земельных хозяйств знати (хавдингов) между фермерами (бондами). Этот раздел завершился в основном в середине XI в. (см.: Ольгейрс- сон 1957: 179 -186,189-191). 49
не способно уйти от тех традиций, которые не дают им эволюци- онного простора. Зато в ранних государствах направленность на изменение традиций становится более определенной и систематической. Но, разумеется, в каждом обществе такой отход от традиций проис- ходил только в отдельных направлениях, неполно, встречая сопро- тивление, оппозицию и заговоры, часто с откатами, возвратами и переворотами. Такой отход облегчается в условиях, когда выполне- ние традиций затруднено, так как нарушилась их основа. Например, при сселении людей в крупные поселения, этническом перемешива- нии, развитии торговли и перестройки для ее нужд организационных и хозяйственных форм, войнах, технологических переменах усили- вается необходимость судебного или административного регулиро- вания. Сказанное о тенденции к разрыву с традициями не противо- речит и тому факту, что в процессе образования государств (по крайней мере, значительного их числа) важную роль играет завоева- ние (Ambrosino 1995; Carneiro 1970; 1978; Саутхолл 2000). Напротив, в определенном смысле завоевание может рассматриваться как рез- кий разрыв с некоторыми традициями и возникновение новых от- ношений между победителями и побежденными. Вот несколько примеров отхода от традиций из числа очень многих. Гавайские правители, особенно после Камеамеа I, в двор- цовых церемониалах и ритуалах стали подражать европейцам, пе- реняли европейскую одежду, домашний быт, военные представле- ния (Johnson and Earle 2000: 294). Глава «правительства» У Ци в древнекитайском государстве Чу насильственно переселял знать на целинные земли (Переломов 1974: 23). Реформатор Шан Ян в древнекитайском государстве Ци изменил порядок получения ти- тулов и разделил страну на уезды (Там же: 23-24). Нередко закон ограничивал права населения на применение насилия или полно- стью запрещал кровную месть и подобные обычаи, как, например, это зафиксировано в кодексе царя ацтеков Монтесумы I (см.: Kurtz 1978: 307) или в Салической Правде франков (например: XLI, 7). Стоит отметить, что чем сильнее разрыв с традицией, тем больше проблем и ответственности лежит на власти, поскольку многие вещи, которые прежде решались внутри семьи, общины или небольшой области, становятся частью государственного регули- рования. Соответственно увеличение проблем и забот ведет к росту потребностей государства. А это, в свою очередь, является источником новых изменений, например регулирования порядка получения дани и налогов, введения законов и норм. 50
По мере развития раннего государства верховная власть начи- нает постепенно заменять и подменять традиции, во многих случа- ях реализация ее воли идет уже через систему установлений, орга- нов, политиков и администраторов. Но, конечно, никогда разрыв с традицией не бывает тотальным. С изменением традиций тесно связано и реформирование. Ведь реформы часто являются именно отходом от каких-то важных тра- диций, и история любого раннего государства дает нам такие при- меры. В ранней истории (или в преданиях) очень многих обществ можно найти упоминания о деятельности того или иного великого реформатора. Таковы, например, Шунь, У Ци, Шан Ян и другие правители и политики в Китае (Бокщанин 19986; Переломов 1974), Ликург в Спарте, Сервий Тулий в Риме, Уракагина/Уруингина в Лагаше (Дьяконов 1951; 1983: 207-274; 20006: 55-56), Саргон в Аккаде (Дьяконов 2000в: 57-59), Саул и Давид в Израиле-Иудее (Вейнберг 1989: 99; Тантлевский 2004) и т. д. История многих ран- них государств дает нам примеры тех или иных реформ, связанных с отходом от традиций, например, религиозных. Хлодвиг у фран- ков, Владимир на Руси и многие другие отказались сами и застави- ли свои народы отказаться от старой религии (Мажуга 1990: 48; Рыбаков 1987а: 143). Даже в Индии, где власть стремилась избегать крутых разрывов с традиционными основами, таких примеров не- мало. Достаточно ярким является поддержка индийским царем Ашокой буддизма (ПГв. до н. э.), хотя и не ставшего государствен- ной религией, но сильно укрепившегося при нем. А ведь это было в обществе, уважавшем веротерпимость, где правители обычно не вмешивались в религиозные дела. Ашока передал столь огромные дары буддийским храмам и общинам, что опустошил государствен- ную казну. И это (согласно традиционной версии, очевидно отра- жающей истинные события) привело к заговору со стороны санов- ников и наследника, фактически отстранивших Ашоку от управле- ния (см.: Бонгард-Левин 1973: 71-74; Косамби 1968: 164-170). Реформирование может происходить в виде сохранения внеш- ней оболочки традиции (что порой уменьшает сопротивление пе- ременам); иногда даже в виде кажущегося возврата к «добрым ста- рым», но неправомерно нарушаемым обычаям; а также путем рез- кого изменения. Например, как это было в Междуречье в конце III тыс. до н. э. при саргонидах, которые «во всем - в титулатуре, в обычаях, в художественных вкусах - порвали с традициями ранне- династической поры» (Дьяконов 2000в: 59) и провели разнообраз- ные реформы в управлении, войске, землепользовании. 51
В целом, я считаю, в ранних государствах усиливается спо- собность власти к реформированию. Оно становится уже не только непланируемым результатом неожиданных поворотов со- бытий, но и все более важным способом решения тех или иных проблем верховной властью. Но реформы все же были редким де- лом (хотя существовали и отдельные периоды довольно активного реформирования). Промежуточное место между реформами и за- стоем занимали регулируемые изменения, связанные с деятель- ностью верховной власти. И вот в этом плане, мне кажется, ран- нее государство особенно заметно отличается от аналогов, по- скольку в нем этот процесс становится существенно более упоря- доченным. Например, в Афинах народное собрание собиралось ежемесячно, а с IV в. до н. э. четыре раза в месяц, то есть ежене- дельно (Кучма 1998: 113). И ведь оно должно было что-то решать, а значит, помимо рутинных проблем, обсуждалось и много измене- ний. Сравните эту упорядоченность, например, с Исландией, где альтинг собирался сначала один раз в год на неделю-две, потом немного чаще, и различия между ранним государством и его анало- гом станут очевидными31. 4. Рост значения принуждения Как уже сказано, развитой и формализованный аппарат прину- ждения необязателен для ранних государств. Но что, несомненно, можно увидеть в них - это рост роли принудительных методов управления со стороны верховной власти. Многие исследователи считают «важнейшим конститутивным признаком государства, от- личающим его от вождества», «наличие инструментов насилия» (Service 1975; Годинер 1991: 68; см. также: Хоцей 2000а: 118-120). Принуждение достигалось разными способами, как традиционны- ми, так и новыми, как прямыми, так и косвенными. Стоит отметить 31 Здесь происходит противоположное движение. В период коренных изменений в Ислан- дии (в конце X — первой трети XI в.) политическая жизнь была наполнена борьбой и противо- стоянием сторонников и противников Норвегии, приверженцев старой и новой религии, что и получило отражение в сагах. Казалось бы, после победы народовластия политическая жизнь должна была стать более регулярной, систематической, охватывающей все новые области жиз- ни. Однако, напротив, в следующем столетии, с 1030 по 1130 год, она замирает, и об этом пе- риоде мало рассказывается в сагах. «Общество, состоящее из зажиточных бондов-середняков, было миролюбивым и единообразным, в нем происходило мало крупных событий» (Ольгейрс- сон 1957: 191). Напротив, жизнь народовластных Афин все более политизировалась, а органы управления и суда становились разветвленнее. Кроме того, надо учитывать, что альтинг в Исландии был не только законодательным собранием, но также играл роль высшего суда, поэтому разбор тяжб мог занимать основную часть времени его работы. 52
рост роли судов и введение особых законов, слежку за населением, институт особых соглядатаев и доносчиков32, увеличение прав у наместников, усиление наказаний за неисполнение повинностей, прямые репрессии, особенно на покоренных территориях, где ар- мия неизбежно выступала как аппарат принуждения и насилия над завоеванным населением. Этим ранние государства отличались от ряда демократических аналогов вроде древнеисландского, где такое насилие на общепо- литическом уровне отсутствовало или было весьма слабым. А большей самостоятельностью верховной власти в свободе приме- нения наказаний и репрессий государство отличается от аналогов с племенной (клановой) структурой и слабым центром, где какие-то карательные акции против нарушителей обязательств перед цен- тром могли осуществляться только с согласия большинства кланов. Другой важный момент связан с изменениями в войске. Госу- дарственные реформы едва ли не в половине случаев в той или иной степени касаются именно армии. И это неудивительно, по- скольку военная сфера более всего и требует вмешательства госу- дарства. Этим раннее государство отличается от составного (сложного) вождества или другого аналога, где изменить тради- ции в военном деле крайне сложно. И начало многих государств (в смысле создания истинно новых политических и административ- ных форм) часто шло именно от таких военных структур, обычаев, институтов, например военных лагерей юношей, дружин, личной гвардии, охраны и т. п. (см., например: Львова 1995: 161; Орлова, Львова 1978; Миллер 1984: 191 и др.; см. также: Бочаров 1991: 70). Хотя было немало ранних государств с нерегулярной армией, но и в этих случаях мы, скорее всего, найдем, что новые формы ре- гулирования жизни заметно коснулись и ее. Это могло выразиться в особом порядке формирования частей и назначения командиров, укреплении дисциплины, унификации вооружения, регулярности военных сборов для обучения воинов и многом другом. Кроме того, принудительный характер призыва на войну и жестокие наказания за уклонение, вплоть до смертной казни или продажи в рабство, бо- лее характерны для ранних государств, чем для аналогов, во многих 32 Например, согласно уже упоминавшейся «Артхашастре», в Индии в IV в. до н. э. в чис- ле основных проводников политики царя были многочисленные «тайные люди» и соглядатаи (см.: Лелюхин 2000; Лелюхин, Любимов 1998; Lelioukhine 2000: 272; Mishra and Mishra 2002). Причем они нередко прибегали к весьма изощренным и даже жестоким методам, в том числе убийствам, грабежам, конфискациям, что внушало страх населению (см.: Косамби 1968:169). 53
из которых участие в военных походах было добровольным делом, даже у воинственных ирокезов (см.: Фентон 1978: 127)33. 5. Важнейшие направления изменений В каждом раннем государстве изменения в традиционных от- ношениях, формах регулирования и институтах идут лишь в от- дельных направлениях, сферах, моментах, которые определяются конкретными обстоятельствами, расстановкой сил, историческим опытом и т. п. Если говорить о наиболее важных, с моей точки зре- ния, направлениях изменений, то они таковы: а) изменение и расширение властных полномочий, включая из- менение титулатуры34 и церемониала; изменения в порядке переда- чи власти, в государственном устройстве и внутри управленческого и военного аппарата; введение или упразднение должностей и ор- ганов; изменение порядка назначения и смещения должностных лиц разных уровней; б) изменение статуса, прав и обязанностей как отдельных лю- дей35, так и групп и всего населения36; введение (отмена) налогов; введение новых почетных званий, титулов и рангов; в) изменение ритуала, моральных и религиозных норм, отмена различных обычаев и введение новых установлений. Наконец, нужно сказать об изменении территориального уст- ройства. Как мы уже отмечали, даже в аналогах раннего государ- ства наблюдается порой изменение территориального деления, что вызывается ростом этносов и политий, сложностью поддержания единства и необходимостью согласовывать время от времени дей- ствия. Появляющиеся единицы (типа сотен у германских племен- ных союзов), нужные, скажем, для отнесения к ведению того или иного суда, для организации выборов представителей на общие со- брания, для поставки воинов и выполнения повинностей, потом 33 Например, как справедливо замечает Эдвард Ван дер Влит, способ формирования гражданской армии гоплитов в Древней Греции как форма своего рода самоорганизации имел значительные отличия по сравнению со способом и обстоятельствами, при которых собирались военные отряды в племенных группах или сегментарных линиджах. Он также указывает, что гоплитские фаланги были в первую очередь отражением и выражением по- рядка, то есть организованной дисциплины, которая появлялась не автоматически из внут- реннего содержания, но навязывалась извне - или сверху (см.: van der Vliet 2005). 34 Например, царь Аккада Саргон Древний «окончательно отбросил все старые тради- ционные титулы и стал называть себя "царем четырех стран света"» (Дьяконов 2000в: 61). 35 Например, во многих африканских государствах царь мог изменить социальное положе- ние человека (Кобищанов 1978:257). 36 В том числе ограничение права населения на применение насилия, особенно запрет кровной мести и подобных обычаев. 54
могут стать уже и естественными территориально-структурными единицами, оттесняя родовые и общинные. Однако в раннем государстве по сравнению с аналогами возни- кают более сильные стимулы для изменения территориального устройства. Но систематичности в этих изменениях обычно не на- блюдалось. Чаще было смешанное территориальное устройство, где наряду со старыми делениями появлялись и новые, созданные под воздействием верховной власти37. Система могла длительное время усложняться и запутываться, пока в какой-нибудь период не происходило более рационального территориального деления. Ведь, если центр не преуспевает в уменьшении сложности подсис- тем, баланс силы (власти) в системе будет неустойчивым (Bargat- sky 1987; Johnson 1981; Ciaessen 1989). Как уже говорилось, заметные сдвиги в разрушении родовых основ организации населения происходили далеко не везде (см. об этом еще: Lloyd 1981). Но даже там, где территориальный принцип в целом приживался медленно, все же некоторые важные измене- ния в этом плане имелись, в частности, в появлении населенных пунктов (или кварталов) нового типа, системе расположения кре- постей и опорных пунктов, обеспечивающих господство центра над местностью, особом развитии столицы или ее центра и т. п.38 § 5. РЕДИСТРИБУЦИЯ ВЛАСТИ 1. Понятие редистрибуции власти Как уже сказано, ранние государства обычно образовывались в результате существенных перемен в устоявшихся социально-полити- ческих отношениях в обществе. Но и в аналогах время от времени происходили своего рода колебания и перемещения власти от народа к элите и наоборот, от одних групп к другим, от знати к во- ждю и наоборот, и т. п.39 Иногда в результате этих пертурбаций центр усиливался и возникало крупное вождество. Однако, если это центростремительное движение было недостаточно устойчивым, 37 Например, в Бенине правитель мог создавать новые вождества - «чифдомы насаж- денные» - помимо тех, что образовались самостоятельно, - «чифдомы выросшие» (см.: Бон- даренко 1995: 183-189). 38 Пространственная интеграция (то есть такое расположение важных населенных пунктов и городов, которое показывает определенную иерархию как общества, так и местно- стей в структуре общества. — Л. Г.) считается признаком начального процесса образования государства (Johnson 1980: 250). 39 См., например, о возмущениях народа, вызванных превышением полномочий гавай- скими вождями, которые инспирировались другими вождями: Салинз 1999; о борьбе знати и претендентов в единоличные правители в Галлии: Тевено 2002:136-137. 55
чтобы закрепиться, жизнь выросшей политии оказывалась недол- гой. Такие непрочные образования, как славянское «государство» Само (Lozny 1995: 86-87), германские племенные союзы Маробода (у маркоманов), Ариовиста (у свевов), Арминия (у херусков), Клавдия Цивилиса (у батавов) (Неусыхин 1968: 601-602; Oosten 1996); гуннская «держава» Аттилы (Корсунский, Гюнтер 1984: 105-116); гето-дакский союз под руководством «короля» Буреби- сты (Федоров, Полевой 1984) и прочие обычно распадались после смерти вождя (а иногда и при его жизни, как случилось с Маробо- дом). Иной раз в аналогах и вовсе шло ослабление верховной вла- сти, особенно если там имелась сильная и своевольная знать40. В других случаях мелкие политии объединялись в более устой- чивые образования: конфедерации, слабо централизованные тео- кратии или монархические политии сегментарного типа (Southall 2000). Однако во всех этих случаях отсутствовала направленность на усиление верховной власти, на развитие новых принципов управления и форм регулирования, о которых выше мы вели речь. Зато в раннем государстве возникают тенденции на усиление роли верховной власти и центра в распределении власти, на обра- зование как бы силового ядра власти, влияние которого на обще- ство становится все более заметным, а постепенно в чем-то и определяющим. Эти центростремительные процессы я назвал реди- стрибуцией власти (Гринин 2001-2006; Grinin 2002; 2003) (объяс- нение аналогии с редистрибуцией благ см. дальше). Власть в дан- ном случае нужно рассматривать не в каком-то чистом, нематери- альном виде, а как систему властных функций, прав, обязанностей, распоряжений, действий и связанных с этим разнообразных люд- ских и материальных ресурсов и информации. Таким образом, редистрибуция власти - это процесс поддер- жания (и при возможности изменения) системы распределения власти между центром и периферией, который позволяет вер- ховной власти не только контролировать периферию, но и пере- ориентировать потоки властных функций и действий на центр, где значительная часть власти (а также и материальных ресур- сов) задерживается. Соответственно идет процесс накопления 40 Так, комментируя положение власти у эдуев, наиболее могущественного народа у галлов времен Цезаря, Франсуаза Леру пишет: «Ясно виден процесс деградации. Сперва была максимально сокращена компетенция царской власти, затем, из опасения, что она ос- танется все еще слишком широкой, статус царя был попросту и окончательно упразднен и заменен двумя магистратами, назначаемыми ежегодно, как римские консулы, с той только разницей, что они не обладали никакой реальной властью» (Леру 2000: 124). 56
в центре такого узла власти, который все сильнее влияет на общество, все сильнее стремится к аккумуляции дополнитель- ной власти, ресурсов и информации. Редистрибуция власти - это еще не централизация государства в полном виде, но это процесс движения к централизации, а вместе с этим к большей упорядоченности и регулярности в отношениях ме- жду властями всех уровней, рангов и линий; а также между населе- нием и властью в целом. Редистрибуция власти связана и с некото- рой унификацией отношений и норм в рамках державы. Она сильно влияет на развитие этнических, культурных, религиозных и других процессов. Все больше дел и проблем совершается и решается под эгидой и заметным контролем верховной власти (в отличие от ана- логов). А в результате ее роль в управлении обществом имеет тен- денцию к увеличению. Вследствие этого раннее государство гораздо быстрее, чем аналоги, начинает менять отношения внутри общества. Это может выражаться в самых разных действиях верховной власти, связанных с расширением ее функций и полномочий, а также борьбой против попыток местной власти выйти из-под кон- троля, например: • в изменении порядка назначения (или выборов) местных ру- ководителей. Чаще всего так поступали завоеватели, как, например, было в империи Инков; в Чжоуском Китае; в завоеванном Иваном Ш Новгороде и т. п. (см.: Кузьмищев 1974: 697; Березкин 1991: 89-96; Васильев 1993: 188; Крил 2001; Хорошкевич 1966: 122); или в переделе земельных владений знати. Например, в Древнем Китае после завоевания Шан-Иньского государства чжоусцами в новом государстве Западная Чжоу возникла система уделов во главе с родственниками и соратниками императора (Васильев 1993: 188; Крил 2001: 232-233); • в принудительном переселении народов или масс населения (в Ассирии, государстве ацтеков; в первый период в Чжоуском Ки- тае после подавления восстаний [Садаев 1979; Kurtz 1978: 177; Крил 2001: 69-71]) и насильственном перемещении знати в другие места, например, в некоторых древних китайских государствах в IV в. до н. э. (Переломов 1974: 23); • в замене единого массива земельных владений крупных ари- стократов на поместья, разбросанные по стране, или пожалования за службу таким же образом (так действовали, например, Камеамеа I на Гавайях; Вильгельм Завоеватель в Англии; некоторые оба- правители Бенина [Тумаркин 1964; 1971; Мортон 1950: 60; Бонда- ренко 2001: 221]); 57
• в «нейтрализации местных организаций, которые могли как- то мешать выражению гражданами преданности и лояльности» (в государстве ацтеков [Kurtz 1978: 180]); • в монополизации верховной властью некоторых функций, в частности судебных, как это было сделано Вегбаджей, первым ца- рем Дагомеи (Кочакова 1986: 256); • в увеличении роли и росте пышности двора правителя (Га- вайи в XIX в. после Камеамеа I [Johnson and Earle 2000: 294]; неко- торые древнекитайские государства [Рокога 1978: 203]), при кото- ром порой живут в качестве заложников или воспитанников родст- венники местных правителей (Бенин [Бондаренко 2001: 222-223]) и т. д. и т. п.; • в очень наглядных материальных акциях, например в смене столиц (в 639 году император Дзёмей в Японии [Пасков 1987: 34]) или превращении в столицу прежде маловажного города (Саргон Древний в Аккаде [Дьяконов 2000в: 57], Андрей Боголюбский во Владимиро-Суздальском княжестве [Рыбаков 19666: 617]); строи- тельстве общегосударственного храма (в Иерусалиме при Соломо- не [Вейнберг 1989: 99]) и т. п. • в концентрации и накоплении в архивах важнейшей инфор- мации, например законодательной или подтверждающей знатность. Так, Чингисхан создал специализированный орган публичной вла- сти - верховный суд, который, помимо судебных функций, должен был письменно фиксировать все административные и судебные решения. Р. Карнейро специально подчеркивает, что раннее госу- дарство должно контролировать информационные потоки (Cameiro 2000а: 186); • в росте размеров и значения столицы или в особом положе- нии столичной знати и чиновников. Например, можно сравнить гробницы верхнеегипетских областеначальников времен Древнего царства, высеченные в скалах, небольшие и нередко скудно отде- ланные, с громадными, сложенными из тесаных камней и испещ- ренными резьбою гробницами столичных вельмож, чтобы убедить- ся в различии общественного положения столичной и провинци- альной знати (см.: Перепелкин 2001: 191-192). Однако, поскольку власть во многих ранних государствах еще не стала полностью принудительной (см., например: Кочакова 1999: 9), постольку и редистрибуцию власти нужно рассматривать как своеобразный переход от согласительной власти догосударст- венных образований к принудительному типу власти. Естественно, что многое во взаимоотношениях центра и периферии еще не ус- 58
тоялось, не имеет развитых форм и сложившегося порядка. А раз политический порядок еще не отлажен, то удержание перераспре- деленной власти требует больших усилий от правительства, неред- ко уступок и «бонапартизма», то есть способности опираться на разные слои и общественные силы. X. Й. М. Классен и Я. Г. Остин, естественно, не могли исполь- зовать предложенный мной термин «редистрибуция власти». Одна- ко они подчеркивали, что в ранних государствах часта ситуация, когда правитель и центральная элита поощряют сохранение и ук- репление центральной власти, а местные элиты стремятся к децен- трализации. На практике эти попытки часто выливаются скорее в поиск «баланса власти» и в соперничество за важные должности, чем в доминирование центрального правителя над высшей стратой (Claessen and Oosten 1996b). И вот этот процесс балансирования между центром и периферией является важнейшей частью редист- рибуции власти. Патриция Шифферд, которая провела сравнительный анализ двадцати двух ранних государств, пришла к выводу, что попытки централизовать политические институты никогда не протекали гладко и легко, поскольку появление государства в экономическом и политическом смысле задевало существенные интересы как лю- дей, так и корпоративных групп изменяющегося общества (Shifferd 1987). Возрастание государственной власти означало потерю неза- висимости на местах (Bargatzky 1987). Характерно также, что про- должение централизации было достаточно редким случаем для ранних государств, так как противоречия, напряженность и проти- водействие оказывались слишком сильными (Shifferd 1987). Поэтому, с одной стороны, военная сила - это один из главных инструментов редистрибуции власти. Например, успешные и по- стоянные территориальные захваты могли способствовать возрас- танию внутренней сложности управления. Но, с другой стороны, перераспределение власти в раннем государстве имеет еще частич- но традиционный характер, поскольку верховная власть нередко старается придать этому процессу вид договоренностей, согласова- ний и прочего. Сам по себе титул не гарантирует правителю вла- сти, поэтому он должен заключать постоянные союзы, разыгрывать те или иные комбинации, чтобы сохранить статус-кво, а при воз- можности и увеличить свою власть. И поскольку ни государствен- ные институты, ни политические и административные границы еще не устоялись, в истории таких обществ можно видеть резкие коле- бания, связанные то с возвышением правителя, династии и резким 59
территориальным расширением державы, то с их упадком. Одним из ярких примеров стремительного расширения территории служит государство Инков, площадь которого всего за 30 лет во второй половине XV в. увеличилась в сотни раз (см.: Haviland 1991: 245; Mason 1961). Порой правители были связаны по рукам и ногам родней, советниками, аристократией, обычаями. Но бывало, что иной монарх превращался в тирана и палача. «Противоречие между двумя течениями, безудержным и вводящим ограничения, - это, впрочем, общий признак архаического времени», - очень верно подмечает Гельмут Берве (1997: 19). 2. Редистрибуция благ и редистрибуция власти Теперь есть смысл дополнительно пояснить название предло- женного мной термина. Как я уже говорил, понятие редистрибуции (благ) было введено К. Поланьи (см., например: Polanyi 1968) и не- которыми другими учеными для характеристики распределитель- ных отношений в некоторых догосударственных и раннегосударст- венных обществах. Дело в том, что в этих обществах более или ме- нее равнозначный дарообмен и обмен услугами (реципрокация) между членами общества, а также между руководителями и об- щинниками стал заменяться неравноправным (асимметричным) дарообменом и обменом услугами. При этом потоки благ стали проходить через заметные фигуры (вождей и других руководите- лей), которые оказались в выгодном положении. Они смогли со- средоточить в своих руках материальные ресурсы и право ими рас- поряжаться. Это давало в ряде случаев толчок и для усиления их политической власти. Но для удержания контроля над потоками и/или производством благ (и тем более для расширения их объема) этим руководителям приходилось прикладывать много усилий, конкурировать между собой и вступать в прямую борьбу. Такое неравноценное перераспределение («обмен») благ в пользу верховного правителя и знати получило название редистри- буции. Редистрибуция очень часто сохраняла внешнюю видимость добровольности и равнозначности обмена между населением и ру- ководителями. Она приобретает больший размах и большую зре- лость в ранних государствах и их аналогах, затем постепенно и да- леко не сразу и не везде сменяясь налогами41. 41 Под редистрибуцией в раннем государстве иногда понимают (например: Claessen and van de Velde 1991a: 9) такое явление, когда значительная часть распределяемых благ и тру- довых услуг поступает в центр государства для материального обеспечения правителя и распределяется затем центром для различных нужд (обороны, строительства, в пользу хра- мов, для поддержания состояния дорог и т. п.). 60
Разумеется, сравнение власти с материальными благами не все- гда корректно. Но я остановился на слове «редистрибуция» не только из-за его известности, но особенно потому, что аналогия между благами и властью многое объясняет в характеристике ран- них государств и их специфике, а кроме того, имеет существенные основания для своего применения. Во-первых, редистрибуция благ и редистрибуция власти - тес- но связанные явления, поскольку никакая власть не может обхо- диться без материальных средств и любая власть одной из главных целей ставит аккумуляцию этих ресурсов. Во-вторых, власти - имущественная и политическая - имеют родственные черты (в ча- стности, благодаря возможности распоряжаться важными для лю- дей благами: имуществом, временем, правами). В-третьих, власть правомерно рассматривать как благо, которое должно регулярно воспроизводиться и потребляться (ведь если власть не использует- ся, она имеет тенденцию к сокращению). А с появлением такого качества власти, как делимость (о чем выше шла речь), существен- но возрастает возможность перераспределять ее и накапливать. Исходя из сказанного, должно быть понятно, что: 1. Перераспределение власти в раннем государстве имеет еще частично традиционный характер, поскольку верховная власть не- редко старается придать этому процессу вид договоренностей, со- гласований и прочего. Но на практике центр стремится к увеличе- нию своего влияния. 2. Этот процесс носит нерегулярный и колебательный характер. И так же как редистрибуция благ не имеет еще постоянного, систе- матического и строго контролируемого порядка, каковыми качест- вами начинают обладать налоги, так и редистрибуция власти не означает, что властная воля центра имеет строго упорядоченный и нормированный характер. 3. Редистрибуция - это всегда реципрокация (взаимный обмен), но только асимметричная. А реципрокация нуждается в постоян- ном поддержании баланса. Значит, даже на стадии раннего госу- дарства «власть по-прежнему зависит не только от владения ресур- сами, но и в значительной мере от способности дарить» (Кочакова 1995: 160). Поэтому в раннем государстве от верховной власти тре- буется много усилий для поддержания баланса власти. Иной раз редистрибуция благ ведет к перенапряжению общества и разладу в распределительной системе. Резкий рост полномочий центра также может вести к кризисам. Недаром вождей, превратившихся в дес- 61
потов вроде зулусского Чаки, убивают, неудивительно, что слабые преемники тирана свергаются, что возникают страшные раздоры после смерти создателя державы и т. п. 4. Подобно вождям, которые стараются не только сохранить объем перераспределенных благ, но и ищут возможности увели- чить его, государственная власть также ищет возможности, не те- ряя достигнутого, сократить собственные обязанности и увеличить права и в то же время, напротив, увеличить обязанности ниже- стоящих властей и населения, сократив их права. 5. Подобно тому как между вождями шла конкуренция и борь- ба за источники богатства и подданных (при этом те из них, кто не мог удержать последних под своим влиянием, теряли авторитет и силу), так и в ранних государствах идет борьба за влияние на ок- раины, за то, кто именно будет тем центром, который их объединит и удержит; и те центры, которые не могли удержать периферию, теряли свое значение и слабели. 6. Подобно тому как редистрибуция означает не просто изъ- ятие, но перераспределение через центр, редистрибуция власти оз- начает, что власть не всегда возвращается к тем, от кого она ушла в центр, но центр может передать ее другим. 3. Редистрибуция власти и распад государств Укрепление позиций и возможностей верховной власти не исклю- чает колебаний и временного ослабления центра, попыток вернуть самостоятельность, разлада во властной редистрибутивной системе. Напротив, это вполне типично. Именно эти проблемы и создают ис- точник новых решений. Редистрибуция власти неразрывно связана с военными факторами (внешней опасностью или безопасностью, по- бедами или поражениями), которые усиливают или ослабляют ее. Поиск более удачных эволюционных решений в истории часто осу- ществлялся путем разрушения одних государств и создания на их месте других. Например, в результате внутренней борьбы центр державы может переместиться на окраину, как это неоднократно бьюало в истории, когда прежде слабый и провинциальный город становился новой столицей, либо когда покоренный народ превра- щался в господствующий (как это было, например, с Мидией, став- шей в VI в. до н. э. частью Персии во главе с великим Киром [см., в частности: Дьяконов 1956: 414 и др.], или как произошло в Шан- иньском Китае, когда его властителями стали прежде зависимые от него чжоусцы [см.: Васильев 1993: 184-185; Крил 2001:48-61]). 62
Все это говорит о том, что следует иметь в виду не только про- цессы в отдельном государстве, но и эволюцию государственности в целом, поскольку для последней регресс в одних обществах обес- печивает прогресс в других42. Жизнь сильнее организмов, говорил Тейяр де Шарден (1987), а в данном случае государственность как форма существования обществ становится сильнее конкретных го- сударств. Поиск более удачных решений в ранних государствах часто осуществлялся путем разрушения старого и создания на его месте нового. В результате процесс редистрибуции власти обнов- лялся и приобретал более четкие черты. Этот момент важен при обсуждении проблемы устойчивости ранних государств к децентрализации. Можно согласиться с мнени- ем, что любая теория происхождения государства должна быть спо- собна объяснить, как зарождающийся правящий класс преодолевает тенденции к периодической децентрализации, каковая тенденция связывается с вождествами (Gledhill 1994: 41). Понятие редистрибу- ции власти в определенной мере облегчает такое объяснение. Р. Коэн рассматривает тенденцию к распаду как качественно ме- нее свойственную государственным структурам, в то время как ре- гулярный распад догосударственных образований он (как и Карнейро) считает важной характеристикой последних (Cohen 1981: 87-88). Это в целом справедливо, хотя «многие централизованные политии существовали веками, без развития признаков государства» (Chabal étal2004: 51). Но способность не распадаться (как и не быть завоеванным) - черта почти идеального государства. Близкими к этому были лишь немногие державы древности и средневековья (о распадах госу- дарств см., например: Tainter 1990). Поэтому, я думаю, более точно будет отметить, что уже сами распады во многих ранних крупных государствах имели существенно отличные черты от распада не- государственных образований, а именно: 1. большая длительность объединенного состояния по сравне- нию с догосударственными образованиями и аналогами. Цикл ус- 42 «Распад и смена одних "имперских" образований другими в XIX в., перемещение "им- перских" политических центров были проявлением поступательного развития ранней африкан- ской государственности...» (Кочакова 1986: 270; см. также: Ambrosino 1995; Kowalewski et al. 1995). Во многих регионах процесс редистрибуции власти принимал формы попыток объеди- нить вокруг некоторых центров множество мелких политии. Например, у майя, как считают многие исследователи, в IV-VÏÏ вв. н. э. несколько крупных царств вели борьбу за гегемонию (см. об этом, в частности: Beliaev 2000; Беляев 2002). Однако эта борьба часто не приводила к какому-то прочному объединению, что вообще было нередким случаем в истории. 63
тоичивого существования таких государств составлял многие де- сятки и даже сотни лет; 2. стремление распавшихся территорий к новому объединению, память о единстве; 3. частое появление конкурирующих между собой центров объединения, что в целом усиливает возможности объединения; 4. распадение нередко способствует развитию более сильной государственности на местах, поскольку происходит ее перемеще- ние на местный уровень (появление местной администрации, сто- лицы и прочего). 4. Векторы редистрибуции власти Характер и конкретная направленность редистрибуции власти очень сильно зависят от конкретных условий: объема, населенно- сти и этнического состава государства; внешнего окружения; при- родных условий, облегчающих или затрудняющих централизацию; исторических традиций и т. п. В крупных монархиях может иметь место конфронтация между царем и местной аристократической властью. В небольших или средних по размеру обществах иной раз позиции аристократии ослабевают, а демоса или «буржуазии» (как в некоторых средневековых торговых республиках) усиливаются. Эти изменения могут закрепляться в законах и даже в особой писа- ной или неписаной конституции. В результате роль традиционного и корпоративного самоуправления ослабевает, а роль государст- венных и правовых рычагов усиливается. Характер редистрибуции власти меняется и в связи с развито- стью самого государства. В начальных фазах часто идет борьба за то, кто будет главным центром власти. Поэтому победителю необ- ходимо сделать власть достаточно реальной и уменьшить опеку, помехи со стороны иных источников власти. Характерным являет- ся пример так называемых лугалей-гегемонов в Междуречье, с се- редины III тыс. постепенно оттеснивших военных и культовых во- ждей (лугалей, энами и энси). Лугали-гегемоны опирались на своих личных приверженцев и дружину, которая зависела от них и порой помогала им завоевывать небольшие соседние политии. Чтобы приобрести независимость от местных органов самоуправления, они стали прибирать к рукам храмы и соответственно храмовые земли, либо женясь на верховных жрицах, либо заставляя совет из- бирать себя сразу и военачальником, и верховным жрецом, при этом поручая храмовую администрацию вместо общинных ста- 64
рейшин зависимым и обязанным лично правителю людям (Дьяко- нов 20006: 51; см. также: Виткин 1968: 432; Ладынин 2005: 69; Chase-Dunn, Pasciuti, Alvarez, and Hall 2003). На Гавайях в скором времени после объединения архипелага происходит существенное усиление политической власти правителя за счет ослабления жре- чества (Service 1975: 158; Davenport 1969: 17), хотя это и наносило вред концепции священного ранга вождя (Davenport 1969: 17). По мнению Сервиса, новые правители в государстве нередко вообще склонны рассматривать старое жречество как преграду на пути ук- репления и абсолютизации их власти (Service 1975: 158). Это очень верное наблюдение. Но, кроме того, думается, что новые правители были не прочь освободиться от стеснительных и утомительных са- кральных обязанностей, если они могли это сделать. В Африке «двуединство и борьба за власть царя и царского двора, с одной стороны, и совета родовой по происхождению зна- ти, связанной через цепочку носителей должности с низовыми об- щинами, - с другой, составляло главную характерную черту струк- туры формирующегося аппарата и основное содержание политиче- ского соперничества в ранних государствах. Главной тенденцией царской власти в области формирования властно-управленческих структур было стремление к созданию дворцовой организации, не- зависимой от родовой знати» (Кочакова 1995: 160-161). На этапе типичного раннего государства самым главным может быть следующее: закрепить доминирование центра, не дать держа- ве распасться, суметь аккумулировать в руках верховной власти основные военные и материальные ресурсы, приобрести новые земли. На этапе переходного раннего государства верховная власть может пытаться перестроить всю систему управления, заменить местных правителей на своих назначенцев, ввести какую-то уни- фикацию в административные отношения и т. п. Но нередко имен- но на этом этапе начинается ослабление верховной власти, по- скольку выявляются слабости и пороки политической системы, дают себя знать прежние ошибки и т. п. В зависимости от конкретных обстоятельств и проблем редист- рибуция власти касается самых разных вещей. В первую очередь, конечно, центр волнует возможность аккумуляции военной силы в нужное время, а затем и полный контроль над войском всей страны. Но верховная власть не менее озабочена проблемой лояльности ро- довых начальников, эффективным контролем над сбором средств и выполнением повинностей. Она стремится ограничить права мест- 65
ных правителей (вершить суд по определенным делам, вводить свои налоги и т. п.) и даже полностью заменить их на своих наместников. Важнейшим нервом редистрибуции порой становится борьба вокруг порядка передачи престола, а также сужения или расшире- ния контингента, который обладает какими-то политическими пра- вами (вроде голосования) или из которого черпаются функционеры; дарование или отбирание привилегий. Где-то редистрибуция видна только в отдельных моментах, но нередко территория оказывается «под многосторонним воздействием ранней государственности»43, поскольку множество проблем в государстве взаимосвязаны и не- которые изменения имеют как бы сцепленный характер, то есть влекут за собой массу иных. Редистрибуция власти, конечно, меняет положение населения (иногда в худшую, а иногда в лучшую сторону). Но прежде всего она направлена на тех, у кого концентрируется власть, то есть на знатных и богатых, а также на корпорации разного рода. Парал- лельно с этим может идти расширение прав и привилегий новой элиты, на которую верховная власть пытается опереться, но с кото- рой в будущем она, в свою очередь, может начать борьбу. Поэтому-то далеко не всегда раннее государство предстает (во- преки марксизму) как орган классового господства. Напротив, оно может оказаться враждебным знати, как при демократии, так и при монархии. 43 Так Кочакова характеризует влияние некоторых африканских империй на всю терри- торию Бенинского залива (Кочакова 1986: 270). 66
Глава 2 РАННИЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ ГОСУДАРСТВА § 1. ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ ГОСУДАРСТВА В СИСТЕМЕ ТИПОЛОГИИ РАННИХ ГОСУДАРСТВ 1. Проблема определения места демократических политий в типологии ранних государств Длительное время, как было сказано выше, одновременно с ран- ними государствами существовали сложные и разнообразные по формам и институтам негосударственные общества, сравнимые с государством по параметрам и функциям, то есть аналоги раннего государства. Таким образом, процесс политогенеза все время был многолинейным. Однако и победа в нем государственной линии не сделала эволюцию унилинейной. Напротив, процесс стейтогенеза, то есть собственно генезиса государства, также был многолинейным и с течением времени становился все более разветвленным. Причем эта многолинейность касается не только ранних, но также развитых и зрелых государств44. Эта идея лишний раз конкретизирует общий принцип, согласно которому существует огромное разнообразие форм эволюции вообще и политической эволюции в частности. Я пришел к выводу, что существовало большое разнообразие типов ранних государств, среди которых бюрократические госу- дарства представляли только один тип. Иными словами, я стрем- люсь показать, что методологически (и фактически) крайне оши- бочно пытаться сводить многообразные формы ранних государств к одному-единственному типу (пусть и идеальному), а именно к бюрократическому государству. А такое стремление, как будет об этом сказано ниже, является широко распространенным. Эта мето- дологическая ошибка с попытками найти у ранних государств все признаки, характерные уже для развитых государств: аппарат, на- логи и территориальное деление, - по моему мнению, и создает почву для постоянных споров о том, что вообще считать государ- ством, что считать ранним государством, какая полития является государством, а какая нет. 44 Например, Э. Балибар пишет: «Одно из наиболее убедительных указаний Броделя и Валлерстайна состоит в демонстрации того, что в истории капитализма возникли другие государственные формы, нежели национальная; в течение определенного времени сохраня- лась их конкуренция с нациями, а затем они оказались в конечном счете вытесненными или инструментализированными: например, форма империи, и особенно форма политико- торговой транснациональной сети, сосредоточенной вокруг одного или нескольких городов» (Балибар, Валлерстайн 2003: 105). 67
Далее в этой главе речь пойдет о демократических ранних го- сударствах античности в двух их разновидностях, а именно грече- ском полисе и Римской республике. Главной моей задачей было доказать, что это были именно государства, поскольку ряд иссле- дователей отказали им в таком статусе45. Многие просто обходят этот вопрос молчанием, поскольку почему-то утвердилось мнение, что ранние государства - это исключительно иерархические и мо- нархические политии. Итак, являются ли античные политии - Афины, Римская рес- публика и другие - ранними государствами или они представляют собой особый тип безгосударственных обществ? Это важная про- блема сама по себе, поскольку античные общества всегда являлись объектом приложения разных идей и теорий. Но в рамках данного исследования она имеет особое значение, поскольку попытки ее решить вновь подводят к теоретически очень важной для антропо- логии проблеме: какие политии следует считать ранним государ- ством? И можно ли, в частности, относить к ним сложные об- щества с демократическим устройством? Если Афины и Римская республика все же ранние государства, тогда, вероятно, нужно пе- ресмотреть какие-то определения и признаки раннего государства, чтобы они относились в равной мере как к монархическим (иерар- хическим), так и к демократическим; как к бюрократическим, так и к небюрократическим государствам. Соответственно возникает не- обходимость уточнить типологию ранних государств, о чем выше уже шла речь. Если все же Афины и Римская республика - это аналоги ранне- го государства, то они должны быть включены в классификацию аналогов. Но это означает, что на каком-то этапе социальной эво- люции развитие аналогов надо трактовать уже не как боковую, а как генеральную линию эволюции, а государственные ветви - со- ответственно как боковые. Ибо разве не являлось развитие респуб- ликанского Рима с какого-то времени, скажем с победы над Ганни- балом, ведущей линией исторического процесса? Следовательно, тогда правомерно считать, что некоторые аналоги могли превосхо- дить ранние государства не только по уровню социального разви- 45 Разумеется, формально каждый может назьюать государством любую политик), ка- кую захочет, и соответственно считать негосударственными любые другие. Поэтому от су- щества вопроса можно всегда уйти под предлогом, что у каждого свое мнение о том, что есть государство. Но фактически проблема гораздо более широкая, чем просто спор о дефи- нициях, как в этом убедится сам читатель. Речь идет вообще о взглядах на политогенез в целом, о методологии подходов к важнейшим аспектам политической антропологии. 68
тия и развития отдельных направлении культуры, ремесла и тор- говли, но и в политическом и даже в эволюционном плане. В самом деле, Римская республика дает нам весьма редкий пример политий, которая в течение сотен лет ни разу не распалась. А ведь даже такие классические, крепкие и к тому же этнически однородные государства, как Египет и Китай, периодически распа- дались. Напомню, что устойчивость к распаду выдвигалась (Р. Ко- эном, Р. Карнейро и другими) как важный признак государства. Есть и еще одно очень важное преимущество Рима перед множест- вом ранних государств: почти общепризнано, что большинство из них не в состоянии стать зрелыми государствами. Рим же оказался способным к подобной трансформации. Следовательно, то или иное теоретическое решение крайне су- щественно и в плане верности предложенной мной концепции, ука- занных в книге первой дискуссий с «альтернативниками» о том, можно ли считать формирование государства генеральной линией политогенеза или все линии политогенеза можно признать эволю- ционно равноценными. 2. Типология ранних государств Я считаю, что совершенно необходимо исходить из идеи, что существовал не один только бюрократический тип ранних госу- дарств, но много типов. Поэтому, прежде чем перейти к анализу непосредственно демократических политий, стоит несколько более подробно затронуть вопрос о типологии ранних государств. Ниже я показываю некоторые свои наметки такой типологии (разработка подробной типологии - это особая и весьма сложная задача). Среди типов ранних государств в первую очередь следует, ко- нечно, выделить бюрократический. Египет Древнего царства был таким государством. А государство третьей династии Ура (XXII- XXI вв. до н. э.) в Месопотамии является классическим образцом этого типа (Дьяконов 2000в: 64-65; Виткин 1968: 433-434), и о нем у нас еще будет сказано. Но можно вести речь также о сакральных государствах без значительного развития бюрократии (примерами являются молодые государства Океании, образовавшиеся в конце XVIII-XIX в. после прихода европейцев: Гавайи, Таити, Тонга). Правда, влияние европейцев и реформы привели к быстрым и в ряде отношений трагическим изменениям в этих государствах, а также к их христианизации. Многие африканские ранние государ- ства также являются сакральными, однако у них бюрократические 69
структуры развиты существенно сильнее (см., например: Кочакова 1995)46. Можно выделить и тип имперских небюрократических государств [вроде ацтекского (Johnson and Earle 2000: 306)]. Русь, Норвегия, Литва и другие страны являли пример дру- жинного государства, в котором могущество правителя «измеря- лось в первую очередь размерами его дружины» (Гуревич 1980: 131; см. также: 1970: 173; Петкевич 2006а: 310)47. Что касается Спарты, то бросается в глаза милитаристский характер ее государ- ственности. М. Финли прямо указывал на нее как на модель воен- ного государства. Но парадокс, по его мнению, заключался в том, что эта модель была разрушена вследствие больших военных ус- пехов Спарты (Finley 1983: 40). Однако и помимо Спарты много других древних государств были военными, но с различными осо- бенностями. Поэтому мне кажется, более корректно рассматривать Спарту как военное общинно-рабовладельческое государство. А можно говорить о военно-торговых государствах, в частности у кочевников (Хазария, Тюркский каганат)48, и просто о военных за- хватнических государствах, какова, была, например, Монгольская империя или Древняя Ассирия. Ряд средневековых государств Ев- ропы, Московская Русь49, ранняя Османская империя, равно как и ее предшественник в Малой Азии в XI-XIII вв. - государство Сельджукидов, представляли собой военно-служивые (военно- феодальные) государства (см.: Петросян 1990:91; Гордлевский 1941: 69; Строева 1978: 5—11; Иванов 19846; Еремеев, Мейер 1992). Особым - общинным - типом раннего государства, возможно, яв- лялся Бенин50. И т. д. 46 Н. Кочакова вообще считает сакральный характер власти универсальной чертой ран- него государства (Кочакова 1995: 158). Но тут она переносит специфику Африки на другие регионы. А, скажем, власть древнерусского князя сакральной назвать никак нельзя. 47«Появление князя создало новый класс - княжескую дружину, ближайших его по- мощников и сотрудников по управлению войском и княжеством» (Шмурло 2000, 1: 107). О взглядах на «дружинное» государство на Руси см., например: Шишков 2002: 30-33. 48 См., например, о роли торговли в Хазарии и, в частности, о ее столице, торговом го- роде Итиле: Плетнева 1987: 206-207; 1986; Шмурло 2000, 1: 38; Голден 2005: 28; о Тюрк- ском каганате см.: Гумилев 1993а: 42. 49 Но речь идет о Руси конца XV - начала XVI в., то есть при позднем правлении Ивана Ш и Василии III. Далее военно-служивый характер государства усиливается, но Русь в период царствования Ивана Грозного переходит уже от раннего к развитому государству. Однако Московское княжество (впрочем, как и другие русские северо-восточные княжества — Тверь, Рязань) имело иной характер. Тут можно согласиться с определением Р. Пайпса (1993; 1994), что оно было вотчинным. Хотя для Руси XVI—XVII вв. это определение, на мой взгляд, уже не подходит. 50 О Бенине см.: Бондаренко 1995, 2001. О моей позиции по поводу определения Бонда- ренко Бенина как альтернативы государству см. также в книге первой. 70
Полис и Римскую гражданскую общину (цивитас), как мы увидим чуть позже, также следует рассматривать как особые типы раннего государства. В чем-то они были похожи, но во многом и различны. Может быть, поэтому их эволюционные возможности оказались разными. Римская республика не без кризисов, но стала зрелым государством. А переход из демократического небольшого полиса в зрелое государство оказался невозможным51. Демократические ранние государства вовсе не являются осо- бенностью только европейских древних обществ. Известно, напри- мер, что в древности (VI в. до н. э. - III в. н. э.) в Северной Индии было немало республик, хотя и с разным типом республиканского правления, однако важно, что правители в них избирались населе- нием или аристократическим советом. При этом республики вели упорную борьбу с монархиями и не раз одерживали внушительные победы. Среди «великих стран» буддийские источники упоминали и некоторые республиканские государства (Бонгард-Левин 1979; Бонгард-Левин, Ильин 1969: 91-94; Mishra and Mishra 2002). 3. Раннее государство и демократия: альтернативные подходы На негосударственном характере демократических политий, в частности Афин и Рима, твердо настаивают не так уж много ученых, но фактически едва ли не любой анализ типичных признаков ранних государств явно (см., например: Петкевич 2002: 148) или имплицит- но исходит из того, что раннее государство - это обязательно госу- дарство монархического типа, иерархически устроенное52. Это определяет и некоторые довольно распространенные взгля- ды на типичные черты раннего государства. В частности, полагают, во-первых, что возможность влиять на политику всегда сосредото- чена почти исключительно в клане правителя или в довольно узких 51 Хотя определенная эволюция намечалась и здесь. В частности, в Ш-П вв. до н. э. союзы полисов стали гораздо более интегрированными. По мнению некоторых ученых, такие союзы, как Ахейский, Этолийский и другие, превратились в федеративные государства с единым гражданством, общим законодательством, исполнительными органами и постоян- ным союзным войском (см.: Сизов 1992: 72-73). 52 Во всяком случае, ван дер Влит указывает, что существуют определенные трудности при приложении концепции раннего государства Классена и Скальника к государствам клас- сической Греции, поскольку, согласно этой концепции, в государстве должен быть прави- тель, который управляет, опираясь на своих родственников и хотя бы небольшой аппарат. В классических же полисах-государствах не было единоличного правителя, а существовало выборное и коллегиальное управление (van der Vliet 1987: 70). Собственно, и сам Классен признает во вступительной статье к этому тому, что Афины развивались согласно другому типу социально-политической организации, чем большинство государств и, фактически, чем предполагает его концепция (Ciaessen and van de Velde 1987a: 17). 71
высших кругах53, а во-вторых, что основная часть населения посто- янно отделена от политической сферы, а их участие в государст- венной жизни было сведено только к выполнению обязанностей (военная служба, налоги и труд). В-третьих, чтобы закрепить такое распределение обязанностей, требуется наличие аппарата насилия. Прекрасным примером, иллюстрирующим распространенность этих взглядов, является статья М. Берента, о которой далее пойдет речь особо. Бесспорно, жесткая отделенность масс от политики, концен- трация власти и принятие решений в узком кругу были не просто распространенным, но типичным явлением для ранних государств. Однако «типичные» не означает «единственно возможные». Ины- ми словами, были и достаточно многочисленные исключения из этих правил. Например, в Афинах и Римской республике монархи отсутствовали, влияние родовых отношений на власть было не- большим, система подбора кадров строилась на иных основах, чем в других обществах, граждане не были исключены из политики, а активно в ней участвовали, насилие в отношении граждан приме- нялось нерегулярно. Таким образом, вопрос: а были ли Афины и Рим ранним госу- дарством? - не является праздным. У некоторых антропологов возникает «подозрение» относительно «греческого случая», что «общества, называемые «городами-государствами», часто не явля- ются государствами» (см., например: Marcus 1998: 89). Есть также и античники, которые считают, что полис не был государством (см. подробнее: Marcus andFeinman 1998: 8). Кажущиеся «противоречия» с представлением о том, что есть государство, побудили некоторых антропологов к призыву вообще отказаться от термина «город-государство» (например, Burke 1986: 151), поскольку, по их мнению, этот термин несет в себе смысловую нагрузку близости к полису, тогда как подобные политии во многих частях мира не были похожи на древнегреческие: либо они были слишком малы, либо явились результатом распада более крупных государств и т. п. (см. подробнее: Marcus and Feinman 1998: 9). Дей- ствительно, города-государства очень не похожи друг на друга, не- которые из них и не являются государствами (а могут быть как дого- 53 См., например, как Классен и Скальник (Ciaessen 1978: 589; Claessen and Skalnik 1978a: 633) характеризуют различия между зачаточным, типичным и переходным ранними государствами. 72
сударственными политиями, так и аналогами). Все это требует кон- кретного анализа. Но попытка отказаться от этого термина либо за- менять его каждый раз на специфические исторические (см. подроб- нее: Marcus and Feinman 1998: 8) малопродуктивна. В целом, неудивительно, что эти и им подобные политии «не вписываются» в ту одномерную и сильно зауженную концепцию раннего государства, которой ограничили себя антропологи. Вся эта путаница - неизбежная плата за пренебрежение эволюционной теорией, за попытки уйти от решения теоретических проблем, с одной стороны, и стремление использовать однолинейную схему политогенеза - с другой. Как бы там ни было, вновь становится очевидным: вопрос о том, как классифицировать Афины (и другие античные полисы) и Римскую республику - в качестве ли ранних государств особого типа или аналогов раннего государства,- приобретает большое теоретическое значение54. Конечно, с марксистской точки зрения они выступают едва ли не классическими образцами государства. Недаром же Ф. Энгельс уделил истории Афин и Рима столько внимания в своей работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Античное государство, по его мнению, было, прежде всего, «госу- дарством рабовладельцев для подавления рабов» (Энгельс 19616: 171). Обе эти политии хорошо соответствуют и знаменитому ле- нинскому определению государства как организации, с помощью которой один класс может эксплуатировать другой и держать его в повиновении (Ленин 1974 [ 1917] : 24). Однако часть советских историков всегда испытывала трудно- сти при приложении концепции исторического материализма к своим обществам. В отношении Греции и Рима проблемы, во- первых, вытекали из того, что иногда было невозможно использо- вать понятие общественных классов для характеристики социаль- ных слоев и ранних сословий55. Во-вторых, само понятие государ- ства прочно ассоциировалось с бюрократией и другими чертами, характерными для ряда восточных деспотий. Между тем ни в Риме, 54 В частности, думается, от этого будет также зависеть и решение вопроса о признании государством или его аналогом Карфагена, поскольку последний во многих отношениях очень близок к демократическим государствам, особенно Римской республике. Под сомне- ние можно поставить и государственность в некоторых средневековых, например, итальян- ских республиках. К сожалению, эти вопросы выходят за рамки нашего исследования. 55 Эти сложности в отношении ранней« Римской республики особенно подчеркивала Штаерман (см.: Штаерман 1989: 81-85). 73
ни в Афинах государственные служащие никак не походили на чи- новников (см., например: Osborne 1985: 9). В-третьих, были труд- ности и с некоторыми иными признаками, которые считались не- пременными для любого государства, например, с обязательностью налогов. Ведь граждане Римской республики, Афин и ряда других полисов не платили регулярных налогов, а только экстраординар- ные. Эти и другие особенности античных обществ давали основа- ние поднять ряд сложных проблем, например, о том, является ли полис государством56; является ли он городом (Кошеленко 1979: 5— 6; 1983: 31; Маринович, Кошеленко 1995; см. об этом также: van derVlietl987:71). 4. Безгосударственные общества или особый тип раннего государства? В настоящее время некоторые российские ученые рассматри- вают Афины, другие греческие полисы и Римскую республику как особого рода безгосударственные общества, альтернативные госу- дарству по уровню развития и сложности57. Однако, хотя многие другие идеи этих исследователей я исключительно высоко ценю, с данным утверждением согласиться не могу. И поскольку в под- держку этого взгляда - о безгосударственности греческого полиса и Римской республики - они особенно ссылаются на мнения двух серьезных специалистов-античников (М. Берента и Е. М. Штаер- ман), я посчитал необходимым подвергнуть критике аргументы именно этих двух авторов. В качестве объекта для этого я выбрал две статьи: М. Berent The Stateless Polis: the Early State and the An- cient Greek Community (2000, 2004); E. M. Штаерман «К проблеме возникновения государства в Риме» (1989). Последняя работа, хотя и вышла относительно давно, в некоторых отношениях не утратила актуальности. Кроме того, в 1989-1990 гг. по этой статье шла дис- куссия в «Вестнике древней истории» (на некоторые материалы ко- торой я также ссылаюсь), что увеличивает интерес к обсуждаемому вопросу. Обе статьи интересны, дискуссионны и высокопрофессио- нальны, что делает рассмотрение аргументов их авторов теоретиче- 56 В частности, С. Л. Утченко (1965: 18) подчеркивал, что определение полиса как горо- да-государства малоприемлемо, и делал акцент на том, что полис — это, прежде всего, имен- но вид гражданской общины (см. также: Глускина 1983а: 31; Фролов 1986: 18). 57 Д. М. Бондаренко, А. В. Коротаев и некоторые другие. См., например: Бондаренко 2001: 259; Бондаренко, Коротаев, Крадин 2002: 16; Коротаев, Крадин, Лынша 2000:37; Bondarenko and Korotayev 2000a: 10-11 ; Korotayev et al. 2000:25. Из зарубежных ученых подобные взгляды разде- ляет, например, Картледж (Cartledge 1998). 74
ски важным. Это подтверждается, в частности, и интересом к данной теме со стороны ряда ученых58. В частности, обстоятельную критику взглядов Берента дал также М. X. Хансен (Hansen 2002). Берент считает, что Афины и другие полисы были безгосудар- ственным обществом, Штаерман - что Рим эпохи расцвета класси- ческой гражданской общины (civitas, цивитас) был «общиной, вос- становленной на новом этапе, с характерным для общин типом "ав- торитета", который действовал на "общую пользу" гражданского коллектива...» (с. 89). Прежде всего, я должен сформулировать собственную позицию: • Афины и Римская республика являются ранними госу- дарствами. Однако их нельзя рассматривать как развитые (то есть сформировавшиеся в полной мере) государства. • Афины и Римская республика являются особыми типа- ми раннего государства, существенно отличными от иных его типов, особенно бюрократического. Однако хотел бы сразу оговориться, что нет ни возможности, ни необходимости анализировать в данной работе особенности многих древнегреческих полисов. Достаточно ограничиться только Афинами. Тем более что и Берент в своей статье хотя и говорит о полисе вообще, но основное внимание уделяет именно Афинам. Я исходил из того, что если удастся доказать, что Афины являются ранним государством, этого будет уже достаточно для решения по- ставленной мной задачи. С другой стороны, если бы мои оппонен- ты были правы в том, что Афины есть безгосударственное общест- во, то это было бы правильным и в отношении многих других по- лисов (исключая разве что Спарту). Кроме того, утверждать, что все древнегреческие полисы явля- лись государствами, с моей стороны было бы опрометчиво. Напро- тив, я думаю, что каким-то полисам из-за их небольших размеров и особенностей положения просто не требовалась государственная форма59, а также что какая-то часть полисов могла так и не выйти из догосударственного состояния, а какая-то перерасти его, но пре- вратиться в аналог. В частности, можно предположить, что анало- 58 См., например, обсуждение этой проблемы на страницах журнала Social Evolution & History (Grinin 2004a; van der Vliet 2005; Claessen 2005; Berent 2006). 59 См. о таких полисах, лишенных городских центров: Андреев 1989: 72; Кошеленко 1983:10-11. 75
гом раннего государства выступал Дельфийский полис60. Но Афи- ны, а также и многие другие, бесспорно, были государствами. Критика указанных авторов - первая задача этой главы. Другая задача - показать, что четыре признака, которые я сформулировал для отличения раннего государства от его аналогов (а именно: осо- бые свойства верховной власти; новые принципы управления; новые формы регулирования жизни общества; редистрибуция власти), ха- рактерны и для античных политий. Анализ устройства и политиче- ского функционирования последних в таком аспекте дополнительно доказывает, что Афины и Римская республика являются ранними государствами, а не их аналогами, а также подтверждает примени- мость моей теории для анализа разных типов ранних государств. 5. Некоторые недостатки подходов Берента и Штаерман в свете распространенных взглядов на генезис государства и социальную эволюцию К сожалению, ни Берент, ни Штаерман фактически не разгра- ничивают в своем контексте зрелое и раннее государства, хотя пер- вый употребляет понятие «раннее государство» в самом названии статьи, а вторая в начале статьи обсуждает проблему грани между вождеством и ранним государством. Очень часто их аргументы против признания наличия государства в Афинах и Риме являются, по сути, аргументами против наличия там развитого государства. Таким образом, происходит незаметная для самих авторов подме- на: сначала фактически доказывается, что нет развитого (сложив- шегося) государства, а потом делается вывод, что нет и вообще го- сударства. Например, Штаерман пишет: «Таким образом, вряд ли Рим эпохи расцвета классической civitas можно считать сложившимся государством. Он был общиной...» (с. 89; выделено мной. -Л. Г.). Но не быть сложившимся государством вовсе не значит не быть ранним государством, а являться каким-то безгосударственным обществом. Совсем напротив, раннее государство по определению не может быть сложившимся (развитым). 60 Конечно, данных о внутренней жизни и политической истории Дельфийской политий недостаточно. Но есть несколько моментов, которые могут подтверждать это предположе- ние: огромная роль в жизни ее общины дельфийского оракула; контроль за храмовым иму- ществом и священными землями со стороны так называемой Дельфийско-Пилейской ам- фиктионии (куда входили представители различных греческих племен); небольшой размер и военная слабость этой политий, а также вмешательство в ее дела других государств (см.: Глускина 19836: 45, 71). 76
Мало того, как известно, большинство ранних государств ока- зались неспособными стать развитыми государствами (см., на- пример: Claessen and Skalnik 1978a; Claessen and van de Velde 1987b, 1991b; Skalnik 1996; Shifferd 1987; Tymosski 1987; Кочакова 1995). Почему? Прежде всего, я отметил бы, что большинство ранних го- сударств не имели механизмов и потенций, которые при благопри- ятных обстоятельствах могли бы продвинуть их на более высокую ступеньку развития (либо необходимые благоприятные условия так и не сложились). Но если они вполне отвечали задачам и условиям, в которых находились, говорить об их ущербности, с моей точки зрения, совершенно неправомерно. Совсем наоборот. Именно такие эволюционно непроходные (зато функционально дееспособные) политии и были «нормальными» ранними государствами. Как раз потому, что они были нормальными, они оказались неспособными стать развитыми государствами. В этом заключении я исхожу из идеи, что неспособность перейти на новую, более высокую ступень развития является нормой, а способность к ней перейти - удачным исключением. Таким образом, ранние государства были устроены по-разному, и они решали свои проблемы с помощью различных политических механизмов. Иными словами, можно говорить о разных типах ранних государств. В плане теории социальной эволюции это означает простые, но очень важные вещи, которые логически выте- кают из вышесказанного. Во-первых, стадиально все эти типы ранних государств следу- ет считать равноправными. Но эволюционно они отличаются очень существенно, поскольку одни из этих типов оказались в дальней- шем эволюционно проходными, а другие - эволюционно тупико- выми. А это, в свою очередь, означает, что: • естественно, далеко не все политические, организационные и иные достижения ранних государств оказались востребованными в развитых; • однако, хотя многие институты и отношения были «при- годными» только в определенных условиях и в определенных об- ществах, это ни в коей мере не означает, что общества, которые ими обладали, не являлись раннегосударственными. Приведу про- стой пример. В ходе эволюции утвердился принцип передачи пре- стола по прямой линии (от отца к сыну). Однако это вовсе не зна- чит, что общества (такие как Киевская Русь, например), в которых престол передавался не старшему сыну, а старшему родственнику, 77
не являлись раннегосударственными61. То же самое относится к принципам формирования и деятельности госаппарата, армии, поли- тическому режиму и т. п. Поэтому факт, что монархия была преоб- ладающим типом государства, не означает, что уже по одной этой причине демократические политии не являются государствами. Во- прос о характеристике последних должен решаться на основании их сравнения с догосударственными и аналоговыми обществами, как это было показано мной ранее и как еще будет сделано далее; • таким образом, необходимо совершенно однозначно отка- заться от однолинейного взгляда на эволюцию вообще и эволюцию государства в частности. Если мы будем считать государственными только те признаки, которые стали ведущими в дальнейшем, мы сильно сузим и исказим представления о процессе стейтогенеза и политогенеза62. Во-вторых, мы вновь подходим к тому, о чем уже подробно го- ворили ранее: триада признаков (аппарат, налоги, территори- альное устройство), характерных для многих развитых госу- дарств, плохо применима к ранним государствам, поскольку обычно в ранних государствах некоторые из этих признаков отсутствуют либо недостаточно ясно выражены. Зато во многих ранних государствах тот или иной из этих, ставших впоследствии эволюционно ведущими в развитых государствах, признаков заме- нялся другими, достаточно эффективными для решения конкрет- ных задач. Так, в данном случае я доказываю, что право и суд в ан- тичных государствах во многом компенсировали отсутствие разви- той администрации. В-третьих, как уже сказано, можно говорить о разных типах ранних государств. А разные типы означают различие не только по размеру, но и по принципам устройства. Таким образом, отсутствие бюрократии в греческом полисе и римской цивитас само по себе не может служить доказательством, что они не являются ранним го- сударством. На мой взгляд, это доказывает совсем иное: полис и цивитас не были бюрократическим типом раннего государства, а представляли собой особые типы раннего государства (о подобных 61 Передача власти не от отца к сыну, а от брата к брату имела место и в других госу- дарствах, например у ацтеков, в некоторых обществах Африки. Причем у ацтеков такая форма сменила прямое наследование от отца к сыну (см.: Баглай 1995: 236). 62 Можно привести следующую аналогию. Так, известно, что высокопродуктивное и интенсивное земледелие оказалось возможным главным образом там, где культивировались зерновые. А народы, которые выращивали тыквы, батат или другие овощи и корнеплоды, часто не могли перейти к интенсивному земледелию. Но ведь это вовсе не значит, что мы на этом основании будем считать земледельцами только тех, кто выращивал злаки. 78
мнениях некоторых участников дискуссии йо статье Штаерман см., например: Андреев 1989: 71; Якобсон 1989: 77; Трухина 1989: 74; см. также: Hansen 1989: 41; 1998; 2002; van der Vliet 2005). Поэтому, когда Берент и Штаерман пытаются доказать отсутст- вие государства в Афинах и Риме, показывая их отличия от крупных аграрных бюрократических государств, это значит, что они факти- чески сводят многообразие раннегосударственных форм только к одной из них, просто потому, что в конце концов эта форма стала эволюционно ведущей. Однако если мы признаём, что имелись различные типы ранних государств, значит, мы должны рассматривать все типы как «пра- вильные», хотя одни из них более похожи на будущие развитые государства, чем другие. Следовательно, общие черты ранних го- сударств должны быть найдены не признанием среди разных типов одного «эталонного» и «правильного», а на уровне более высокой абстракции. О типологии раннего государства уже шла речь выше. Но она может проводиться по разным основаниям. Например, ранние го- сударства можно разделить на монархические и демократиче- ские. В этом случае нельзя не учитывать, что любое хоть в какой- то степени демократическое государство отличается от монархиче- ского уже тем, что источник власти лежит в гражданах, имеющих право голоса, а в монархиях - в особых правах монарха. Поэтому форма жизни демократических государств непременно связана с регулярной сменой власти или правительства. При этом крайне важными выступают процедурные вопросы организации выборов, принятия решений и т. п. Для монархических государств вопросы процедуры принятия и исполнения решений становятся важными уже на более высоком уровне развития. Стоит подчеркнуть, что в своих теоретических построениях Бе- рент и Штаерман недостаточно учитывают специфику демократи- ческих государств по сравнению с монархическими. Поэтому мно- гие особенности Афин и Рима, на которые они указывают как на доказательство того, что в этих обществах отсутствует государство (например, короткий срок пребывания на должностях), оказывают- ся вполне типичными и для других демократических государств (в частности, итальянских средневековых республик). Другими словами, некоторые отличия Афин и Рима от вос- точных государств - это не отличия государств от безгосударст- венных политий, а отличия демократических ранних государств от монархических. 79
§ 2. ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ВАРИАНТ ФОРМИРОВАНИЯ ГОСУДАРСТВА 1. Естественность демократического пути стейтогенеза. Трансформация полиса в государство Как известно, в охотничье-собирательских обществах было много элементов первобытной демократии. Меньше, чем у охотни- ков, но все же весьма широко демократия была распространена среди примитивных земледельцев и скотоводов. Расслоение обще- ства на знатных и незнатных, богатых и бедных, имеющих больше и меньше прав, а также рост объемов общества существенно ее «потеснили». Однако благодаря как длительной традиции, так и сложности узурпации власти, демократия долго оставалась од- ним из естественных путей политогенеза (см., например, о за- падных славянах: Лозный 1995: 110). Она также могла быть частью политической системы. Например, в древнееврейском государстве не только в идеологическо-религиозной доктрине, но и в реальной политической жизни непосредственное участие всей совокупности народа и/или его представителей в государственном управлении было постоянным и существенно важным компонентом (см.: Вейн- берг 2004: 309). «Выбор» демократической формы политического устройства определялся разнообразными причинами, точнее даже, сложным их комплексом. О некоторых из таких причин будет сказано далее. Одной из важнейших среди них могло быть географическое поло- жение общества, например горный рельеф местности, препятст- вующий объединению мелких политий в крупную (см. об этом: например: Korotayev 1995); наличие естественных границ, что свя- зано, в частности, с изрезанностью рельефа, островным или анк- лавным положением политий и т. п.). Такая изрезанность и затруд- ненность рельефа способствовали, в частности, сохранению поли- тической раздробленности финикийских городов-государств (Цир- кин 2004: 256), в которых, кстати сказать, может быть, именно по этой причине царская власть была существенно ограничена и рег- ламентирована городским самоуправлением (Циркин 2004). Есть даже мнения, что на каком-то этапе царская власть, возможно, бы- ла сменена олигархией (см., например: Харден 2004: 79). Такими мелкими политиями являлись и греческие полисы, благо горный рельеф Греции и обилие островов этому сильно способство- вали. «Полис - сравнительно небольшая - от нескольких сот до не- скольких тысяч человек - община граждан, основное занятие кото- 80
рых - земледелие, база экономики полиса» (Кошеленко 1983: 30). Легко понять, что такой полис - это стадиально догосударственное образование63. Примитивное (зачаточное) раннее государство дол- жно иметь, по крайней мере, 5-6 тыс. жителей. И даже с таким насе- лением стать ранним государством возможно было далеко не всегда, а только в самых удачных случаях. Фактически для образования го- сударств обычно требовались большие объемы. Например, Платон в «Законах» (737е, 745с) указывает, что в идеальном полисе должно быть 5 тыс. полноправных граждан, владеющих наделами земли64. А это значит, что население такого полиса, включая женщин и детей, неграждан и рабов, составляло бы уже десятки тысяч человек. Таким образом, переход к ранней государственности был связан с ростом объемов полиса, что неизбежно вело к измене- нию организации управления. А рост объемов мог иметь место: - в результате участившихся войн, которые вынуждали - в це- лях защиты и безопасности - к объединению мелких населенных пунктов в крупные, то есть синойкизму. Поэтому полис, даже не- большой, представлял собой гражданскую общину, родившуюся чаще всего из слияния территориальных общин (Кошеленко 1983: 36; см. также: Кошеленко 1987: 40; Фролов 1986: 44). Это само по себе уже рвало традиции, связи и отношения; - при удачных завоеваниях, как это было со Спартой, захватив- шей Мессению в VIII-VII вв. до н. э.65; с некоторыми городами Фес- салии и Крита (см.: Андреев 1979: 21; 1983: 201). Ярчайшим приме- ром такого развития является ранний Рим, а также и Карфаген; - при наличии свободного фонда земли, который дает возмож- ность для естественного роста населения (случай для Греции нети- пичный, кроме некоторых греческих колоний, но имевший место в раннем Риме, где всегда была свободная общественная земля, так называемая agerpublicus 66); 63 И только в отношении подобных полисов (а никак не в отношении их античных потом- ков) и будет справедливым утверждение Классена (Ciaessen 2004: 75) о догосударственном ха- рактере полиса, что полисы, как вождества или большие конгломераты под руководством биг- менов, были более ранними формами социально-политической организации, чем государство. 64 Но когда государственный тип полиса утвердился, планка необходимых объемов насе- ления, естественно, могла снизиться (иногда до 1—2 тыс. человек), так как теперь в колониях и в малых полисах шло прямое копирование политического устройства крупных политий. 65 Формирование Спартанского государства шло вместе с завоеванием и подчинением соседней страны Мессении, в которой, по мнению ван дер Влита (van der Vliet 2005), про- цессы формирования полиса и государства начались слишком поздно, чтобы мессенцы мог- ли оказать эффективное сопротивление спартанской экспансии. 66 О роли свободных земель в стейтогенезе и классогенезе Рима см., например: Неми- ровский 1962: 256. 81
- наконец, при изменении производственного базиса, особенно при расширении роли ремесла и торговли. Этот путь оказался при- емлемым для Афин и ряда других полисов. Несомненно, некоторые важные предпосылки для появления и развития демократического государства имелись уже и в догосу- дарственном полисе. Во-первых, традиции многих догосударственных обществ были сильно демократичны. Во-вторых, в условиях концентрации населения на малой тер- ритории (типичнейшая ситуация в городских общинах) управление опиралось на непосредственную близость населения и власти, тер- риториальную доступность последней и возможность непосредст- венного участия граждан в управлении. Это нередко способствова- ло демократическим формам управления, а также их развитию в сторону усиления институционализации, формализма, правовой и процедурной составляющей функционирования власти. При опреде- ленных условиях (особенно в связи с военной обстановкой) это об- легчало превращение общины в государство. История полисов (и цивитас) очень хорошо иллюстрирует мою мысль о том, что госу- дарство рождается в условиях каких-то резких изменений. Вся- кого рода революции и контрреволюции, переселения, тирании и их свержения, а также войны облегчали переход от традиционных форм регулирования к иным: формально-правовым, государственным. В-третьих, недостаток места через какое-то время требовал строго контролировать число переселенцев. Поэтому община на- чинала с какого-то момента ограничивать их приток. Так возникала идеология особой близости определенного количества людей - граждан полиса, так легче было изменить прежние различия: по родам, фратриям, племенам. В-четвертых, несакральный или ограниченно сакральный ха- рактер вождя-правителя в таких общинах определял в целом сла- бость царской (монаршей) власти. Монарх не обладал и доста- точным аппаратом подавления. Неудивительно, что греческие ба- зилевсы утратили свою власть. А если обратиться к истории Рима, то причины сравнительно легких революций по изгнанию царя, когда он начинает нарушать свои обязанности и превышать права, станут еще понятнее. Так, в Риме, по мнению ряда исследователей, монарх, во-первых, был чужеземцем, во-вторых, не мог передать свою власть по наследству, в-третьих, согласно традиции почти все римские цари погибли насильственной смертью, причем некоторые из них от рук своих преемников (см.: Немировский 1962: 151-152). 82
Подводя итоги, можно сказать, что подобно тому как крепкая власть вождя в вождестве способствует формированию монархиче- ского государства, так и примитивная демократия в полисе могла перерасти в демократический государственный строй. Разница только в потенциальных возможностях роста и в эволюционной перспективе. Монархия подчас могла трансформироваться в круп- ную империю с населением в миллионы, а полис в лучшем случае становился политией в сотню-другую тысяч человек. Но следует заметить, что развитая демократия полиса не вы- растает прямо из демократии догосударственных общин. Она явля- ется уже результатом, говоря языком Гегеля, отрицания отрицания, результатом длительной борьбы различных тенденций: аристокра- тической и демосной, тиранической и демократической. Уже «дав- но было установлено, греческий полис, прежде чем прийти к демо- кратическому государственному устройству, должен был проде- лать долгий путь развития, пройдя через ряд промежуточных ста- дий» (Виноградов 1983: 394). Тут будет кстати заметить, что опре- деленная трансформация политического режима происходила не только в греческих городах, но и, скажем, в финикийских городах, где на определенном этапе (после персидского завоевания или да- же раньше) царская власть, вероятно, прекратила свое существова- ние, а советы старейшин, образованные из богатых купцов, приоб- рели полную власть, как, например, в Тире (см.: Харден 2004: 79). Смена монархического режима какой-то формой демократии также имела место в Риме, Карфагене, во многих территориях Галлии (хотя здесь речь идет об аналогах ранних государств). Таким обра- зом, демократический путь стейтогенеза и политогенеза не был уникальным явлением, характерным только для античной Греции. Политическая форма греческих полисов нередко зависела от конкретных обстоятельств и исхода политической борьбы. Но можно сказать, что развитие ремесла и торговли усиливало демо- кратические тенденции67. И несомненно, что рост товарности, ре- месла и торговли в Афинах привел к политическому росту силы демоса, что и выразилось в бурных политических событиях начала VI в. до н. э. В V в., по мнению некоторых исследователей, шла эволюция Афинского полиса, в результате которой экономиче- ские и политические принципы, социальная структура, моральные ценности и политические качества переросли полисные рамки (см.: Глускина 1983а: 7). 67 См., например, о теснейшей связи развития мореплавания, торговли, демографического рос- та и пхударственности в полисах Древней Греции в доклассический период: Фролов 1986:40-43. 83
2. Эволюционные ограничения демократического пути стейтогенеза Демократия прямого действия (то есть непредставительная) оп- тимальна лишь до известного предела развития и при определен- ных размерах, когда есть возможность для населения непосредст- венно участвовать в управлении, а для власти - осуществлять пря- мой контроль над территорией. Поэтому истинно демократические государства могли быть только мелкими (см.: Штаерман 1968: 670; Даль 2000: 101-102). Как отмечал еще Монтескье (1955 [1748]), республика по своей природе требует небольшой территории, ина- че она не удержится, а обширные размеры империи - предпосылка для деспотического управления (см. также: Арон 1993а: 41). Но мелкие государства не являлись ведущей линией политиче- ской эволюции. Уже это легко объясняет слабую распространен- ность такой формы правления, как демократическая, вплоть до не- давнего времени. Олигархические и аристократические республики (как Карфаген или Рим) могли расширяться и становиться крупны- ми государствами68. Но это была уже совсем иная демократия, чем в Афинах и ряде других греческих полисов. И все равно территори- альный рост склонял даже аристократические республики к дикта- туре или монархии, как это случилось в Риме. Имелись и другие причины, по которым демократические го- рода-государства не могли стать достаточно распространенной формой. Во-первых, торгово-ремесленный базис общества был сам по себе более редким, чем аграрный, и более неустойчивым69. Во-вторых, неустойчивость политической ситуации способст- вовала постоянным изменениям в самом государственном устрой- стве, что неизбежно вело раньше или позже к упадку. Постоянные политические и конституционные перевороты ха- рактерны не только для античной Греции. Государственная струк- тура итальянских коммун также «отличалась чрезвычайной измен- чивостью и представляла собой удивительное зрелище на фоне средневековой жизни, где столь важны обычное право, неподвиж- 68 К слову сказать, сходство государственного устройства Карфагена и Рима (равно как сходство и того и другого с греческими полисами) не может не бросаться в глаза, и это от- мечается исследователями (см., например: Harden 1971: 72; см. также: Виппер 1995: 266-267; Циркин 1987: 105—106). Сходство Карфагена с полисами отмечал еще Аристотель (см.: До- ватур 1965: 12). 69 А вот с изменением производственного и экономического базиса в связи с развитием про- мышленного капитализма и демократия стала более устойчивой и широко распространенной. 84
ность, традиции. Тогдашняя поговорка утверждала, что «флорентий- ский закон держится с вечера до утра, а веронский - с утра до полуд- ня» (Баткин 1970: 240; см. также о Генуе: Рутенбург 1990: 72). Сроки пребывания на всех должностях во Флоренции были 2-А месяца, поэтому город жил в атмосфере перманентных выборов (Краснова 2000: 58). Можно также добавить, что до какого-то момента развитие де- мократии позволяет демократическому государству конкурировать с монархическими и даже одерживать над ними победы. Разве не связаны были политические и культурные успехи Афин с развити- ем демократии? Или взять Польшу, имевшую в период так назы- ваемой «щляхетской демократии» в XV-XVI вв. немалые полити- ческие и культурные достижения. Однако переход демократии за разумные пределы может вести к государственному кризису и упадку. Так случилось в Афинах, где, по словам Иоганна Дройзена (1995: 18), невозможность произвести самомалейшие ограничения демократической свободы привела эту опасную форму государст- венного строя в наиболее опасный фазис ее колебаний70. Переход в Польше к феодальной республике во главе с выборным монархом также означал постепенный упадок государственности71. Безудерж- ная шляхетская вольница, когда для принятия решения требовалось полное единогласие делегатов сейма, привела к параличу государ- ственной машины. Дело дошло до того, что в период долгого прав- ления Августа III в XVIII в. лишь один сейм (1736 г.) благополучно завершил работу, а прочие 13 сеймов были сорваны (Якубский 1993а: 81). Результатом государственного разложения, как извест- но, явились разделы Польши. Римская цивитас как аристократическая республика в некото- рых отношениях существенно отличалась от греческого полиса72. Важно отметить, что она никогда не доходила до такой полноты демократизма, какая была в Афинах. Эта аристократическая со- ставляющая в демократических государствах древности и средне- вековья делала их и более устойчивой, и более перспективной 70 Аристотель говорит даже, что в демократиях «народная масса господствует над законами» (Аристотель. Политика. Книга V, 1310а 3^4). 71 Такой переход некоторые исследователи относят к концу XVI в. См., например: Ли- ванцев 1968:55. 72 По мнению Д. Руссела, в Риме очень рано появилась более четко выраженная собст- венно государственная система с концепцией особой власти сената и отдельных магистратов (особенно высших, для которых характерен Imperium). Эта власть могла быть противопос- тавлена воле гражданства (Roussel 1976; см. также: Кошеленко 1983: 23). В Риме государство было гораздо более ясно выражено и власть государства более отчетлива, чем в греческих полисах (van der Vliet 2005). 85
формой, чем широкая (демосная) демократия. Например, из всех итальянских городских республик только в Венеции была внутрен- няя стабильность, а само это государство просуществовало очень долго - целое тысячелетие (Баткин 1970: 248). И объясняется это вполне просто: политическим превосходством патрициата, систе- мой ступенчатых и очень сложных выборов, ограниченностью из- бирательных прав (Баткин 1970: 248-249). Стабильность и отсутст- вие личной диктатуры усилили чисто технические и канцелярские аспекты управления в Венеции. Механизм власти работал там на редкость устойчиво, а канцелярия рассматривалась как «сердце го- сударства» (Климанов 1990: 80). Другой пример - Дубровник. Эта крошечная городская республика на берегу Адриатического моря просуществовала весьма долго: с первой половины XV до XIX в., причем в труднейших политических условиях господства турок на Балканах (Мананчикова 2000: 50). Наибольшая реальная власть в Дубровнике была передана сенату, состоящему из представителей наиболее знатных семей. «Аристократизм венецианского политиче- ского строя был не последним фактором, повлиявшим на аристокра- тизацию дубровницкого Сената» (Мананчикова 2000: 55; о роли аристократии в Дубровнике см. также: Фрейденберг 1984: 175-179). § 3. ДИСКУССИЯ О ПРИРОДЕ АНТИЧНЫХ ПОЛИТИЙ: ОПРОВЕРЖЕНИЕ АРГУМЕНТОВ СТОРОННИКОВ БЕЗГОСУДАРСТВЕННОСТИ АФИН И РИМСКОЙ РЕСПУБЛИКИ Теперь мы можем рассмотреть доводы, согласно которым в Афинах и Риме не было государства. Для удобства изложения я по- пытался сформулировать основные аргументы указанных двух авто- ров. Они даны под порядковыми номерами и выделены отступом и курсивом. При этом не везде был смысл указывать точные страницы их работ, поскольку некоторые мысли повторяются многократно либо приводимая мной формулировка является суммированием их рассуждений на протяжении нескольких страниц. На каждый аргу- мент я постарался дать достаточно подробные возражения. 1. В полисе нет использования государственного аппарата и мощи государства для эксплуатации рабов, которая была (равно как и контроль над рабами) частным делом (Berent Р. 229-231)73. «Безгосударственность полиса как раз и означает, что он не был 73 Далее в этой главе все ссылки на Берента и Штаерман, если это специально не огова- ривается, взяты из: Berent2000; Штаерман 1989. 86
инструментом для присвоения прибавочного продукта, а способы эксплуатации, свойственные ранним аграрным государствам (на- логи, принудительный труд и другие повинности. - Л. Г.), не суще- ствовали в древнегреческом мире (по крайней мере, до эпохи элли- нистических империй)» [Berent. Р. 226]. Возражения. Во-первых, в ряде случаев такое использование возможностей государства для эксплуатации и присвоения приба- вочного продукта имело место. Например, эксплуатация государст- венных рабов на Лаврийских серебряных рудниках74, на строитель- ных работах или использование рабов для полицейских целей и в государственном аппарате (писцы, секретари, тюремщики и т. п.), а также в качестве гребцов и матросов (см.: Машкин 1956: 246; Гро- маков 1986: 20). Во-вторых, следует учитывать, что в широких масштабах этого просто не требовалось. Ведь не использовался государственный аппарат для эксплуатации чернокожих рабов в Южных штатах США. Рабовладельцы вполне справлялись с этой задачей сами. Им также не требовалась специальная полиция, чтобы ловить беглых рабов, обычно они делали это сами или нанимали специалистов75. В вышеприведенном аргументе Берента налицо синдром мар- ксистской идеи, что государство нужно всегда прежде всего имен- но для того, чтобы использовать его мощь против угнетенных классов. На самом деле для получения прибавочного продукта дол- гое время было достаточно и старых способов. А потребность в государстве обусловливается самыми разными причинами, причем едва ли не в большинстве случаев внешней угрозой или иными внешнеполитическими обстоятельствами. Поэтому войны имели столь огромное значение для возникновения ранних государств. «Полисы создавали войну, а война создавала полисы», - говорит Хансен (Hansen 2002: 39). Следовательно, вывод, который делает Берент: если граждане сами справлялись с эксплуатацией рабов, значит, не было государ- 74 Афинское государство сдавало рабов «в наем» предпринимателям для работ на рудни- ках и в других местах. И это, согласно Ксенофонту, было важным источником государствен- ных доходов (Сергеев 2002: 288). Из добытого серебра афинские власти чеканили монеты, и определенное количество доставалось концессионеру в качестве дохода (van der Vliet 2005). 75 Восстаний рабов на Юге США было мало, и они не были масштабными (см.: Zinn 1995: 167 и др.). Закон о беглых рабах был принят только в 1850 г. под влиянием деятельно- сти аболиционистов (одних организаций которых уже в 1840 г. было 2 тыс.), которые созда- ли специальную организацию для переправления беглых рабов в Северные штаты и Канаду и освободили таким образом 75 тыс. рабов. И этот закон был нужен прежде всего для поим- ки рабов в свободных штатах (см.: Алентьева 1983: 367 и др.; Куропятник 1961: 31—32; Ко- зенко, Севостьянов 1994: 73-76). 87
ства, - неправомерен. Причинно-следственная связь здесь как раз обратная: если граждане вполне справлялись с эксплуатацией рабов и могли самостоятельно держать их в повиновении, то зачем бы эту функцию стало брать на себя государство? Последнее, если ситуация его устраивает, обычно не будет делать то, что регулируется иными способами. Другое дело, если бы был случай, когда граждане не могли самостоятельно подавить возмущение рабов, а народное со- брание или органы управления отказались бы использовать силу го- сударства против рабов. Но такого быть не могло. Напротив, извест- но, что Афины послали в Спарту в 462 г. помощь во главе с Кимо- ном для подавления восстания илотов в Мессении. Следовательно, было вполне достаточно и того, что госу- дарство в Афинах санкционировало рабство и не мешало хо- зяевам держать в повиновении рабов и распоряжаться ими. Однако, когда возникала необходимость, государство могло и вмешиваться в отношения рабовладельцев и рабов. Например, ре- формы Солона запретили рабство граждан76. Они также запретили родителям продавать детей в рабство (см.: Кучма 1998: 127). В трудных для государства ситуациях рабам могли давать свободу, а неполноправным и даже рабам гражданские права. Например, в Риме в 312 г. при цензоре Аппии Клавдии было дано римское гра- жданство вольноотпущенникам (Бочаров 1936: 195), а во время войны с Ганнибалом определенное число рабов было выкуплено и включено в состав римского войска (Кузищин 1994: 82). В грече- ских полисах также бывали крупномасштабные освобождения ра- бов (об этом говорит в том числе и Берент (р. 231); см. также: Машкин 1956: 246). Относительно прямого присвоения государством прибавочного продукта через налоги стоит отметить, что полисные государства достаточно активно использовали этот способ. В частности, в Афи- нах были и косвенные налоги на граждан (а в особых случаях - и прямые), и прямые налоги на метеков77. Стоит добавить, что если производственный базис в Афинах был в очень большой степени неаграрным, то неправомерно на- стаивать на том, как это делает Берент, чтобы способы аккумуля- ции прибавочного продукта в таком полисе и аграрных обществах были одинаковыми. 76 Похожим был закон Петелия в 326 г. до н. э. в Риме (см.: Немировский 1962: 262). 77 Каждый метек был обязан уплачивать государственный налог в размере 12 драхм (см.: Машкин 1956: 242). 88
2. «Вряд ли могло существовать государство, совпадавшее с общиной граэюдан, где не было отделенного от народа аппарата принуждения и подавления», «стоящего над обществом и защи- щающего интересы одного класса» (Штаерман: 86, 87). Возражения. Рассмотрим теперь вопрос о соотношении клас- сов и государства. Эта проблема буквально «мучила» многих со- ветских историков, которые время от времени «открывали» в раз- ные эпохи и в разных регионах «доклассовые» государства, а также находили классы в догосударственном обществе. Знаменитые дис- куссии по поводу так называемого азиатского способа производст- ва (АСП) также во многом были связаны с этой проблемой (см., например: Качановский 1971; Никифоров 1977; Лынша 1995; Ала- ев 1987, Александров 1988; Васильев 1988; Киселев 1986; Седов 1987; Крылов 1997: 22-25; Васильев, Стучевский 1966; Gellner 1988: гл. 3). В особенно трудном положении тут находились афри- канисты, поскольку африканские государства основывались на слабых производительных силах и, как правило, образовывались при отсутствии развитой частной собственности на землю (см., на- пример: Кочакова 1968, 1995; Киселев 1981; Годинер 1982; Куб- бель 1974; Кобищанов 1974). Поэтому вышеприведенное утверждение Штаерман- это, по сути, только возражение против попыток найти государство, пол- ностью соответствующее истматовскои концепции как оторванного от народа аппарата принуждения, действующего в интересах клас- са эксплуататоров (Штаерман. С. 77). В этом смысле она, бесспор- но, была права (и вполне правомерно ставила проблему). Римская республика, особенно ранняя, во многом не подходила под ленин- ское определение государства. Но классов в марксистском понима- нии не было не только во многих ранних, но, строго говоря, даже и в ряде зрелых государств. Недаром же десятилетиями шли дискус- сии о соотношении АСП, рабовладения и феодализма, о «восточ- ном феодализме» и тому подобных теоретических конструкциях, важнейшей задачей которых было объяснить существование в вос- точных государствах антагонистических классов при отсутствии (недостаточном распространении) частной собственности на землю. Однако при расширительном толковании понятия общественных классов во многих ранних государствах они вполне просматриваются78. 78 Классен и Скальник подчеркивали наличие, по крайней мере, двух общественных классов в раннем государстве (управляющих и управляемых) в качестве обязательного при- знака такого рода политии (см.: Ciaessen, Skalnik 1978c: 640; Ciaessen 2004: 74; см. также: Маяк 1989: 95-96). 89
При таком взгляде на социальную структуру патрициев и плебеев в Римской республике вполне можно рассматривать как обществен- ные классы. Мне даже думается, что эти социальные группы ближе к марксистскому пониманию классов, чем, например, князь и его дружина на Руси. Ведь в первом случае патриции имели привиле- гии перед плебеями на протяжении сотен лет в главном по мар- ксизму - в отношении к земле, к средствам производства. А на Ру- си главное преимущество князя было в военной силе и статусе, а не во владении землей79. В ранних досолоновых Афинах VII в. клас- совое деление было еще более ярко выражено: земля в руках ари- стократии, крестьяне беднеют и попадают в долговую зависимость, суд как орган репрессии стоит на стороне землевладельцев и заи- модавцев, должники обращаются в рабство. Возвращаясь к Римскому государству, следует также заметить, что оно эксплуатировало плебеев, особенно через военную службу. Поэтому, хотя в известной мере в ранней Римской республике го- сударство и совпадало с общиной граждан (тут Штаерман права), население Рима вовсе не совпадало с общиной граждан. Иными словами, политические и экономические права имела только часть жителей. Такая же ситуация была и в Афинах, где всегда было много тысяч рабов, а также неполноправных жителей (метеков), которые платили налоги и привлекались к военной службе (Грома- ков 1986: 19), но не участвовали в управлении. По подсчетам В. Эренберга, в 360 г. до н. э. в Афинах было 85-120 тыс. граждан (всех возрастов и обоего пола), 25-50 тыс. метеков (также с жен- щинами, детьми и стариками) и 60-100 тыс. рабов (см.: Кошеленко 1983: 35)80. Продолжая анализ, можно заметить, что после того как плебеи добились уравнения в правах, в Риме быстро развивались уже классы рабов и рабовладельцев. И поздняя Римская республика да- ет нам превосходные примеры классовой борьбы: восстания рабов в Сицилии, восстание Спартака и беспощадное подавление их во- енной силой именно государства. 79 При этом, несмотря на разноголосицу мнений, большинство историков, за исключе- нием И. Я. Фроянова (1996) и некоторых других, не отрицает наличие Древнерусского государ- ства с конца IX в., а некоторые говорят о Киевском государстве даже в первой половине IX в. (например, Рыбаков 1987а: 41—43). 80 Различные точки зрения о населении Афин в V—IV вв. до н. э. см. также: Машкин 1956: 241; Finley 1977: 54-55. Обобщая разные подсчеты, Кошеленко пишет, что, по мнению большинства ученых считают, рабы составляли от одной четверти до 43 % населения Аттики (Кошеленко 1987: 57-58). 90
Таким образом, Афины и Римская республика не только не хуже, но и даже лучше многих других использовали государст- во для создания и поддержания социального и политического неравенства, экономической эксплуатации, привилегий одних групп перед другими. 3. В Афинах и Риме власть не была отделена от граждан. Возражения. Во-первых, есть аналоги государства (те же га- вайские вождества или галльские политии), в которых власть жест> ко отделена от населения, но отсутствует государство. Во-вторых, в демократических государствах также налицо отделение власти, только не постоянное, а временное (в виде делегирования власти). Это отделение власти регулярно санкционируется источником вла- сти, которым при демократии всегда являются избиратели. Отчуждение власти от населения в политогенезе вообще про- исходит разными путями. Магистральным оказался способ моно- полизации власти, когда ее источник (в юридическом смысле сло- ва) оказывается в руках определенной родовой группы, семьи, уз- кой олигархии. Такая система фактически восторжествовала почти повсеместно81. Но и в древних демократических обществах, в том числе и в античном полисе, несмотря на то что население влияет на форми- рование администрации, а то и прямо ее избирает, я считаю, су- ществует отделение власти от народа, только оно имеет свою специфику. Ведь если в государствах с монополией власти выс- шая должность в обществе очень крепко соединена с определен- ными кланом, семьей, слоем, то в демократических государствах именно должность является постоянной, а лица, ее занимающие, могут выполнять свои обязанности и временно. Следовательно, раз в городах были необходимы должностные лица, суд и воена- чальники, неизбежно происходит отделение власти от населе- ния. Только это отделение именно анонимной власти, власти должности с определенным балансом прав и обязанностей, но не власти определенного рода, лица, семьи, наместника богов на данной территории. Таким образом, сама по себе добровольность в делегировании власти в полисе и цивитас отнюдь не свидетельствует о том, что государство отсутствует. В известной мере даже, напротив, здесь 81 Советские историки (так же как сегодня многие российские) предпочитали, правда, говорить о монополизации общественной должности или функции общественного управле- ния, но это в принципе одно и то же. 91
власть отделяется как бы в чистом виде, а не в связи с определен- ными лицами, семьями или кланами. Мало того, в демократиях по- рой существовали и важные элементы институционального разде- ления политических и иных аспектов в общих делах. Например, Хансен прямо говорит, что афиняне отделяли политическую сферу от других сфер жизни, более того, многие важные аспекты общест- ва не обсуждались на народных собраниях (Hansen 1989: 20-21, 28). Иными словами, полис был государством, а не сплавом государства и общества (Там же: 21). В политической сфере афиняне действо- вали как граждане и отделяли себя от метеков и рабов. Если раба или метека находили на политическом собрании, его наказывали, возможно, даже приговаривали к смерти. Напротив, в социальной, экономической и образовательной сферах афинские граждане сли- вались с иностранцами и рабами. Религиозная сфера была смешан- ной. Метеки и рабы не допускались не на все, а лишь на некоторые праздники. Важно также помнить, что афинские жрецы никогда не были государственными служащими (Там же: 20-21, 41). Не стоит также забывать, что Аттика делилась на десять фил, а каждая фила, в свою очередь, состояла из десяти демов (Громаков 1986: 30). Естественно, что местные дела решались на собраниях фил и демов (Громаков 1986: 30-31; Rhodes 1993). И хотя должностные лица в Афинах и Риме отличались от при- вычных нам чиновников, в целом административный характер дея- тельности государственной машины достаточно очевиден. Как от- мечал Макс Вебер, важным следствием полной или частичной по- беды незнатных слоев общества для структуры политического сою- за и его управления в античности явилось установление «админи- стративного характера политического союза» (Вебер 1994: 392 (выделено мной. -Л. Г.). Относительно Рима см.: Кузищин 1989: 93). Кроме того, возможность гражданам участвовать в политиче- ской жизни и формальная возможность получения высших долж- ностей любым гражданином вовсе не означала, что занять их было легко даже способному человеку. Тем более если эти должности были неоплачиваемы или их достижение требовало больших рас- ходов. Это особенно характерно для Рима, но и в Афинах высшие магистратуры стратегов не оплачивались, поэтому занимать их могли преимущественно богатые люди, так же как и должности, связанные с управлением финансами. Таким образом, «быть субъ- ектом политического закона не означает участия в правительстве: деление на управляющих и управляемых не совпадает с участием в политической жизни» (Dozhdev 2000: 276). 92
4. В полисе и цивитас нет специального аппарата принуждения. Возражения. Во-первых, и в Афинах, и в Риме кое-что из та- кого аппарата было, те же ликторы в Риме или полиция в Афинах (об этом еще будет сказано несколько дальше). Кроме того, в Афи- нах и других полисах со второй половины V в. усиливается кон- тингент наемных войск, который затем стал ведущим (см.: Мари- нович 1975). Особую роль в период правления Перикла и после наемники играли в комплектовании афинского флота (см.: Бочаров 1936: 142). Постепенно ополчение настолько пришло в упадок, что никто даже не заботился о своем вооружении (Там же: 161). А в Риме в конце V в. солдаты стали получать жалованье, а затем ка- зенное вооружение и продовольствие (Там же: 195). Далее, как из- вестно, элемент профессионализма в римской армий все возрастал, пока, наконец, в результате реформ Гая Мария в конце II в. до н. э. она не стала полностью наемной. Во-вторых, в отношении рабов, как уже сказано, такого аппара- та и не требовалось. Когда же это было необходимо, как во время восстаний рабов во II—I вв. до н. э. в Риме, армия прекрасно выпол- няла такую роль. В-третьих, определенные органы принуждения имелись и для граждан. Это суды. Судебная власть может выступать как часть ад- министративного аппарата, а судебные функции могут быть частью административных, когда, например, наместник в провинции или сеньор в сеньории сосредоточивал в своих руках все полномочия. Но суд может выступать и как самостоятельный репрессивный орган. В монархиях власть обычно стремилась поставить суды под свой кон- троль. В полисе и цивитас они были более самостоятельными. Суды в Афинах и Риме вполне можно считать органами принуждения, поскольку они давали санкцию на применение на- силия, хотя нередко и оставляли непосредственное исполнение ре- шения в руках заинтересованной стороны. Но и таких функций су- да было вполне достаточно. Во всяком случае, и в Афинах, и в Ри- ме судебных тяжб было много и их число возрастало, их боялись, равно как боялись игнорировать судебные заседания, поскольку это могло повлечь неблагоприятные последствия (см.: Кучма 1998: 131, 216). Что касается уголовного преследования, то, разумеется, в Афинах не было прокуратуры или следственных органов, но в важных случаях, например при совершении святотатства, когда происходило осквернение общества убийством со злым умыслом или даже непредумышленным, полис имел полномочия действо- 93
вать. С обычными преступниками, если их ловили в процессе со- вершения преступления, имели дело и без промедления наказывали ответственные власти (см.: van der Vliet 2005). Также были и долж- ностные лица для контроля над преступниками. В частности, Ари- стотель упоминает сторожей при заключенных в тюрьмах (Афин- ская политая 24.3). 5. В полисе нет правительства, нет профессиональных бюро- кратов и специалистов (Берент). В цивитас аппарат исполни- тельной власти был ничтожно мал (Штаерман. С 88). Возражения. Пожалуй, наиболее важным аргументом, которым хотят доказать отсутствие государства в Афинах и Риме, является ссылка на слабость их аппарата управления и насилия и в целом ис- полнительной власти, малое число профессиональных чиновников, непрерывную сменяемость должностных лиц. Однако при внима- тельном рассмотрении проблемы и этот аргумент не убедителен. Действительно, бюрократов в полисе и цивитас было мало (об Афинах см., например: Finley 1977: 75), впрочем, как и в любом небюрократическом государстве. Однако специалисты-политики там были. Финли утверждает, что они были «структурным элемен- том афинской политической системы» (Finley 1985: 69). Причем это были специалисты высокого класса, деятельность которых яв- лялась образцом для подражания на протяжении столетий, а также базой для создания новой науки о политике. Ведь сам принцип уст- ройства полиса предполагал наряду с народным собранием наличие группы лидеров, осуществлявших непосредственное ведение внут- риполисных дел (Яйленко 1983: 180). Были также и должностные лица, порой даже в очень значитель- ном количестве. Эти «функционеры полиса» (Вебер 1994: 393) вполне удовлетворительно обеспечивали деятельность государст- венной машины, хотя система их оплаты (или отсутствие таковой) и назначения (иногда по жребию), а также короткие сроки пребывания на должности не делали этих служащих особым социальным слоем. Таким образом, можно сказать: и в полисе, и в цивитас госу- дарственный аппарат был, хотя и особого рода. И этот аппарат вполне отвечал уровню развития раннего государства и обеспечи- вал конкуренцию данных государств на внешней арене. То, что эволюционные возможности такой политической организации ока- зались слабыми, не означает, что она не была государственной. Эволюционно непроходными, как мы видели, оказалось большин- ство типов раннего государства и систем его управления. 94
Возьмем, к примеру, Спарту. Этот тип государства, равно как и его управленческая система, оказался эволюционно неперспектив- ным в еще большей степени, чем полисный тип. В то же время да- же сторонники идеи о полисе как о безгосударственном обществе, не решаются отказать ей в государственном статусе82. Ибо здесь было почти все, что требуется для государства: привилегированное вооруженное неработающее меньшинство и эксплуатируемое бес- правное безоружное большинство; постоянное войско, которое с Vb. включало в себя и наемников (см.: Маринович 1975: 18-23); систематическое и жесткое насилие и прямые репрессии против угнетенных; идеология подчинения начальнику; жесткий контроль за военачальниками и послами; регламентация жизни граждан, вплоть до покроя одежды и формы бороды и усов (см.: Андреев 1983: 204-205; Строгецкий 1979: 45). Но с другой стороны, в Спарте мы не видим важных вещей, ко- торые характерны для многих ранних государств, включая полис и цивитас. В частности, здесь долгое время не было имущественного расслоения между гражданами, а также существовал прямой запрет нормальных денег, торговли, ремесла. Как известно, в Спарте день- ги делались не из драгоценных металлов и меди, а из железа и по- этому были очень неудобны в обращении. Сказанное еще раз подчеркивает положение, на котором я осо- бенно настаиваю: фигурально говоря, раннее государство - не- полное государство. В каждой такой политии нет некоторых моментов, которые затем появляются в развитом государстве. При этом в каждом случае набор черт и признаков (равно как и отсутствие каких-либо из них) является оригинальным или даже уникальным. И это также относится к вопросу о наличии привычного прави- тельства в полисе. Роль правительства, то есть исполнительной власти, в Афинах выполняли Совет 500 и коллегия 10 стратегов. Правда, афиняне стремились к разделению полномочий и поэтому исполнительная власть у них была существенно слабее, чем в мо- нархиях или даже в Риме. Однако это не доказывает отсутствие государства в Афинах. Во многих ранних государствах или не име- 82 Берент тут занимает нечеткую позицию не только в статье, но и в докторской диссер- тации. Афины и другие полисы он определенно относит к безгосударственным политиям, но не решается ни прямо отказать Спарте в государственном статусе, ни признать ее государст- вом, прибегая к весьма сомнительным доводам (см.: Berent 1994: 181—200). В любом случае он рассматривает Спарту как исключение среди других полисов, и этот момент требует, по его мнению, особого обсуждения (Berent. P. 382, note 6). 95
лось полного набора ветвей власти, или какие-то из них были раз- виты сильнее, а какие-то слабее. В ранних монархических государ- ствах законодательная и даже судебная власти далеко не всегда существовали в качестве отдельных ветвей, чаще исполнительная власть включала в себя и ту, и другую. А нередко существовала просто разная юрисдикция, например: царь судил «царских» лю- дей, а сельская или городская община - собственных членов. По- хоже, так было в Древней Месопотамии (см., например: Якобсон 1984: 95). При этом механизмы вынесения и реализации санкций были разные. И если эволюционно восторжествовал вариант, когда государ- ственная организация формируется из профессиональных чиновни- ков, а среди ветвей власти главной становится исполнительная, это не значит, что не было иных вариантов. Полис как раз и является одним из таких вариантов83. Поскольку он являлся демократическим государством, естественно, что там законодательная и судебная вла- сти были развиты сильнее. Поэтому гражданская исполнительная власть могла быть слабой84. Мы еще вернемся к подробному рас- смотрению государственного аппарата в Афинах и Риме. Для определения наличия раннего государства в том или ином обществе главное установить, что существует политиче- ская и управленческая организация, основанная на новых, то есть иных, чем в догос\дарственных обществах, принципах. Но эти новые принципы управления не обязательно были свя- заны именно с профессиональным чиновничеством. Легко привес- ти аналогию. Сегодня суд может состоять только из профессио- нальных юристов, а может - из присяжных заседателей, то есть из непрофессионалов, состав которых постоянно меняется, а деятель- ность специально не оплачивается. Однако никто не скажет, что истинным судом можно назвать только первый. 83 Еще одним вариантом были некоторые итальянские республики в XII—XV вв. В пе- риод городских коммун (XII-XIII вв.) на должности подеста (городского военачальника и судьи) нередко приглашался чужеземец, обычно сроком на год. Он привозил с собой весь штат, включая нотариусов и судей, и имущество, а город оплачивал его службу и расходы (Баткин 1970: 235). Таким образом, значительная часть исполнительной власти здесь также сменялась ежегодно. Нечто похожее было и в Новгороде, где приглашался князь с дружи- ной. Я считаю, что итальянские республики были ранними государствами (возможно, неко- торые из них стоит рассматривать как аналоги развитых государств), а развитыми государ- ствами они становятся только в XV-XVI вв., когда меняется и их политическая идеология, и их политический строй (см., в частности: Рутенбург 1972). 84 Исполнительная военная власть была куда сильнее, но она действовала нерегулярно. 96
6. В полисе экономическое бремя было возложено на богатых, а не на бедных (Берент). О государстве можно говорить только в случае, если «поборы и повинности становятся принудительными и строго распространяются на определенную часть общества (крестьян, ремесленников)» [Штаерман. С. 93]. Возражения. Как известно, в Афинах и других полисах граж- дане не платили прямых налогов, кроме чрезвычайных (только та- моженные пошлины, торговые сборы и т. п.). И это как бы подчер- кивало привилегии и полноправность граждан. Но были так назы- ваемые литургии, то есть обязанность богатых членов полиса пла- тить за какие-то общие дела, обычно празднества или военные ну- жды, или на свои средства что-либо делать: чинить и строить ко- рабли, ремонтировать что-либо и т. п. Однако метеки и вольноот- пущенники платили именно прямые налоги, в том числе и чрезвы- чайные, а также привлекались к некоторым литургиям наряду с гражданами (Машкин 1956: 263, 264; Громаков 1986: 19). В любом случае то, что экономические повинности в Афинах в основном несли богатые, думается, не может являться серьезным аргументом против наличия здесь государства. Иначе нам придется отрицать наличие государств во многих современных странах, где основные налоги прямо или косвенно платят именно богатые граж- дане. То, что полис поддерживал в определенных смыслах боль- шинство населения, то есть демос, действительно, нехарактерно для древних государств, но в целом не является исключением для государства как такового. Разве современные государства не обес- печивают многие преимущества именно для большинства населе- ния, современного демоса? Разве не сетуют сегодня состоятельные налогоплательщики на то, что государство слишком щедро раздает социальные пособия и прочую помощь за их счет? Такова особен- ность широкой демократии. Кстати сказать, и в тираниях тираны часто стремились перело- жить налоговое бремя именно на богатую часть населения, а тира- нии Берент рассматривает как политии, по типу приближающиеся к государству (р. 232; см. также: van der Vliet 1987). Сказанное касается и Рима. Если более знатные или более бога- тые люди больше платили за аренду общественных земель, то ведь они и пользовались ими больше. И это была их привилегия. Если они несли затраты на выборы и исполнение общественных долж- ностей, то ведь они и добивались этих должностей всеми способа- ми. Но стоит отметить, что с некоторого времени Рим (и Афины в 97
период существования Афинского морского союза в V в. до н. э.) получал основные доходы с покоренных земель. А это черта мно- гих государств. Афины и Римская республика также являются хорошим приме- ром использования государственной организации в политической и социальной борьбе между богатыми и бедными. Однако результа- ты такого рода противостояний и конфликтов не предопределены. Иными словами, полагать, что всегда должны побеждать богатые, неправомерно. Даже в крупных империях известны победоносные восстания крестьян и рабов, а в XX в. революции, в результате ко- торых к власти приходили социально угнетенные классы. В поли- сах и цивитас же в борьбе между группами граждан исход зависел от очень многих обстоятельств. Естественно, что та часть граждан, которая побеждала, начинала использовать государство для изме- нения своего положения и закрепления результатов победы. Как пишет К. Каутский, «классовая борьба делается здесь (в государст- вах Греции. -Л. Г.) жизненным элементом существования государ- ства. Участие в такой борьбе не только было далеко от того, чтобы считаться предосудительным, а, наоборот, оно превратилось в вы- полнение гражданского долга. В Афинах со времени Солона был в силе закон, согласно которому каждый, кто при взрыве внутренней борьбы не примыкал ни к какой партии и не защищал ее с оружием в руках, лишался своих гражданских прав» (Каутский 1931: 334- 335; см. также: Аристотель. Афинская политая 8.5). Такая ситуация гражданского противостояния называлась у греков стасис (см. о нем подробнее: Finley 1984a, 1984b; van der Vliet 2005). И хотя эволюционно стали преобладать государства, в которых политическое господство правящих групп сочеталось с их эконо- мическим превосходством, однако стопроцентной связи здесь нет. Например, в современных обществах путем выборов одна часть населения может принудить другую согласиться со своими требо- ваниями. Поэтому нет никаких оснований рассматривать государ- ство как организацию, в которой постоянно доминирует одна часть общества. Государство правильнее рассматривать как орга- низацию, с помощью которой одна часть населения может посто- янно или временно принуждать другую соглашаться со своими желаниями либо обе части общества достигают компромисса. При таком подходе ничего удивительного в том, что в Афинах полити- чески главенствовал демос, нет. 98
7. В полисе право на использование насилия не монополизируется правительством или правящим классом, и возможность использо- вать силу более или менее равномерно распределена среди воору- женного или потенциально вооруженного населения» (Берент: 225). В Риме «принуждение приходилось применять лишь спорадически», а «во время смут дело решалось уличными потасовками без вме- шательства правительственных органов» (Штаерман: 87, 88). Возражения. Монополии на насилие нет не только во многих ранних , но и в зрелых государствах86. Следовательно, она не мо- жет являться отличительным признаком ни раннего, ни вообще го- сударства. Как справедливо отмечает Эрнст Геллнер, этот принцип Макса Вебера явно берет за образец централизованное государство западного типа, поскольку существуют государства, которые либо не желают, либо не могут обеспечить соблюдение такой монопо- лии (Геллнер 1991: 28-29), либо, добавим, не считают это необхо- димым и не стремятся к этому. Что касается ранних государств, то вполне можно согласиться с Робертом Карнейро, что, как правило, им не хватало такой монополии (Cameiro 1981: 68). Впрочем, мне кажется, что иногда недоучитывается, что по уровню политическо- го и административного развития многих ранних государств, такая монополия была им просто не нужна, поскольку она была бы очень обременительной для власти. Тем не менее в целом в стейтогенезе имелась заметная тенден- ция, что именно государство сосредоточивало в своих руках право на признание виновности или невиновности, на то, чтобы при- менение насилия со стороны частных лиц было санкциониро- вано им, а не было чистым произволом (например, к рабу, к должнику и т. д.). Таким образом, для раннего государства, как мне представляется, характерна не Столько монополия на примене- ние силы, сколько концентрация законного применения силы87. Это могло выражаться в монополии на отдельные виды примене- ния законного насилия (например, в отправлении судебных приго- воров) либо в монополии на санкцию со стороны власти на приме- нение насилия, хотя бы сам приговор осуществлялся заинтересо- ванной стороной, либо в запрете отдельных видов насилия (на- пример, в отношении кровной мести) и т. д. 85 Например, Русская Правда Ярослава Мудрого, а возможно, даже и Правда Ярослави- чей, признавала кровную месть (см.: Шмурло 2000, т. 1: 112; Фроянов 1999: 50-63), то же можно сказать и о законах Моисея в Израиле (см.: Аннерс 1994: 32-33). 86 Разве в России или в Южных Штатах крепостник и рабовладелец не имели права на применение насилия над своими невольниками? 87 Это как с собственностью: где-то она в руках государства, а где-то в частных, но власть, так или иначе, контролирует и право собственности, и оборот последней. 99
Определенная (и весьма немалая) концентрация легитимного принуждения и насилия имела место в Афинах и других полисах, равно как и в Риме. Здесь власть в первую очередь стремилась кон- тролировать выдачу санкции на насилие. И если заинтересованные стороны или активисты были способны сами доставить обвиняе- мых в суд, значит, специального государственного аппарата для это- го не требовалось. В данном случае важнее не то, что граждане име- ли вооружение и чаще всего сами арестовывали обвиняемых или преступников для передачи их суду, но что органом, который вы- носил решение о виновности или невиновности, был именно суд, а исполнение приговоров о казни было в руках государства. Таким образом, в рамках моего подхода представляется, что для раннего государства наличие развитого аппарата на- силия не является стопроцентно обязательным. Разумеется, по мере развития государственности именно сочетание движения, с одной стороны, к монополизации права на насилие, с другой - на формирование специальных органов насилия, становится наиболее распространенным и проявляет себя в качестве эволюционно ве- дущего. Что же касается решения спорных вопросов между груп- пами граждан путем «уличных потасовок», то это не являлось осо- бенностью только Римской республики, а бывало и в иных госу- дарствах. В том же Новгороде боярские партии враждовали между собой, а вече порой кончалось схватками спорщиков (СИЭ 19676: 268; Фроянов, Дворниченко 1986: 235, 238), но это не аргумент, чтобы объявить Новгород безгосударственным обществом. 8. В полисе властные действия зависят от соотношения сил разных социальных групп и группировок граждан. В то эюе время в аграрных государствах основное большинство отстранено от власти и основные политические действия проистекают меэюду частями элиты (Берент). Возражения. Здесь надо вновь учесть, что полис - демократи- ческое государство. А любая демократия, тем более демократия, иметь в которой политические права почетно, всегда связана с си- лой электората. Таким образом, мы вновь возвращаемся к проблеме: обяза- тельно ли раннее государство должно быть инструментом дик- татуры только небольшого социального (классового) мень- шинства, или могут быть другие варианты. Я полагаю, что хотя первый случай был более распространенным и эволюционно маги- стральным, но могло быть и по-другому. 100
Однако стоит подчеркнуть, что даже в зрелых государствах Востока государство весьма часто выступало как самостоятельная надклассовая, надсословная сила. Как верно указывает Л. Б. Алаев: «Государство-класс, или государство как аппарат, оказывалось не выразителем интересов класса феодалов (рентополучателей в це- лом), а, напротив, структурой, надстроенной над основными клас- сами» (Алаев 1995: 623). Поэтому при удаче (восстании или пере- вороте) у руля государственной машины оказывались люди самых низших званий вместе со своими сподвижниками88. Иными словами, в известном смысле государство можно рас- сматривать как машину, команда «управляющих» которой время от времени сменяется. Такая ротация происходит как в демократиче- ских, так и в монархических обществах. Только в последних такая замена происходила нерегулярно и случайно, а в первых - регуляр- но и намеренно. Таким образом, по справедливому замечанию Ро- берта Михельса (2000 [1925]: 107), монархический и демократиче- ский принципы построения государственной власти в жизни об- ществ не находятся в антитезе, они оказываются достаточно эла- стичными и нередко сочетаются. Бесспорно, в монархических государствах в большинстве слу- чаев «основные политические действия проистекают между час- тями элиты». Но, заметим, чем деспотичнее государство, тем меньшую роль играют части элиты. И основные интриги порой пе- реносятся просто во дворец или гарем повелителя. Таким образом, здесь уже и элита в основном отстраняется от влияния на цринятие решений. Нередко также в бюрократических государствах проис- ходила перетасовка кадрового состава, и тысячи чиновников лиша- лись мест и власти. С другой стороны, когда власть находилась в более трудном положении, очень часто решения принимались именно на основе «соотношения сил разных социальных групп» и их пожеланий. В полисе многое зависело от соотношения сил разных соци- альных групп и группировок граждан. Сам вектор его социальной политики определялся тем, в чьих руках было обладание государ- ственной властью в тот или иной момент. Но такая система весьма 88 В этом плане любопытны государства, возникшие в ходе таких восстаний (о них см.: Чиркин 1955). Стоит отметить, что даже классики марксизма, определявшие государство как орудие классового господства, подчеркивали, что в абсолютной монархии оно нередко выступало как надклассовая сила. Подобные идеи об относительной независимости государ- ства, в частности в период новой истории, высказывает и ряд отечественных и зарубежных ученых (см., например: Малов 1994: 138; Goldstone 1991). 101
характерна и для некоторых средневековых государств, например, итальянских городских республик. А разве мало было поворотов социальной и экономической политики в XX в. в связи с политиче- ской победой на выборах определенной партии? Разве не так уста- новился нацизм в Германии? (Корчагина 1996: 125-128). Не так ли было в Чили в 1970 году, когда к власти пришли социалисты и коммунисты во главе с Сальвадором Альенде? (Строганов 1995). В современных обществах государство воспринимается скорее как арена борьбы конкурирующих групп за обладание большей вла- стью, чем как инструмент коллективного господства правящего класса (Stuart-Fox 2002: 136). Таким образом, в полисе и в какой-то мере в Римской респуб- лике - если не брать во внимание отсечение рабов и неполноправ- ных от участия в общественной жизни - государство выступало как бы в чистом виде именно как особая машина, особый ин- струмент для реализации целей тех или иных групп, которые временно становились ее хозяевами. Но в большинстве случаев государство являлось вотчиной определенных семей монархов, имеющих на это особые сакральные права. Такая система, идеоло- гически неприемлемая для нас, в то же время была эволюционно гораздо более устойчивой и потому прогрессивной, чем система (демократия в полисе), идеологически более близкая нам. Но вновь повторю: нельзя считать эволюционно выкристалли- зовавшийся тип государства единственным типом государства вообще. В связи с изложенными соображениями об особенностях демократических государств вообще и античных в частности хочу ответить Д. М. Бондаренко на замечание по поводу моей дефини- 89 ции государства . В ней я определял государство как политиче- скую единицу, представляющую отделенную от населения органи- зацию власти и администрирования. Но Д. М. Бондаренко (Воп- darenko 2005: 57) почему-то считает, что такая формулировка обо- значает обязательное наличие профессионального аппарата управ- ления90. Отсюда он заключил, что это мое определение противоре- чит моему же тезису о том, что для раннего государства наличие профессионального аппарата управления необязательно (какового, как мы видели, почти не было ни в Афинах, ни в Риме). 89 Речь идет о моей дефиниции государства (см.: Гринин 2003а: 192), которая также приводится в этой книге (гл. 4, § 1, п. 1). Эта дефиниция ни в коем случае не является невер- ной, хотя, как читатель увидит в этой же главе, в настоящее время я создал новое, более точное определение государства. 90 Статья Бондаренко опубликована в английском варианте, и данный фрагмент был интерпретирован им как «professional full-time administration». 102
На самом же деле «противоречие» между моими определением и тезисами имеет место только в толковании моего оппонента. Возможно, он считает, что «отделенная от населения система вла- сти и администрирования» обязательно должна состоять из про- фессиональных чиновников. Однако из моего определения это во- все не вытекает. Напротив, именно такой узкий взгляд, что управ- ление в государстве могло быть только в виде профессиональной бюрократии и никак иначе, я и критикую (поскольку он заводит решение проблем в тупик). Если он нравится Д. М. Бондаренко, это его право. Но я не могу отвечать за то, чего в моих формулировках нет и быть не могло. Отделенная от населения организация власти и администри- рования означает только то, что в государстве должна существо- вать система органов власти и управления, которая более или ме- нее институционализирована, имеет достаточно четкие полномо- чия, правила, действует постоянно, а не от случая к случаю и не в каких-то экстренных обстоятельствах. И такое понимание смысла указанной формулировки совершенно определенно вытекает из лексического значения использованных мной слов. Организация власти и администрирования означает, кроме то- го, что в государстве имеются статусные, наделенные полномочия- ми должности, которые занимают люди, приобретающие, пока они обладают должностью, ранг официальных лиц, действующих от имени государства. Но вовсе не обязательно, что такие должности занимают именно профессиональные чиновники с корпоративной этикой и получающие за это жалованье, что они занимают эти по- сты неопределенно долгий срок и т. п. Таким образом, выполняются эти должностные функции по- стоянно или временно, долгий срок или короткий, профессионала- ми или нет, за плату или бесплатно, это более конкретный и для об- щего определения государства не столь важный вопрос. Главное - имелась ли система властных и административных органов, вклю- чающих в себя определенное количество официальных (в античном случае они были даже штатными) должностей, с легальными пол- номочиями, имеющих возможности навязывать свою волю, опира- ясь на поддержку государства? То, что в Афинах и тем более в рес- публиканском Риме существовала такая система администрирова- ния и отделения власти от населения, несомненно. Данная глава, думается, вполне доказывает это (см. также: van der Vliet 2005; ван дер Влит 2006). 103
Попутно еще раз замечу, что отделенная от населения органи- зация власти и управления - при непредвзятом толковании смысла словосочетания - также вовсе не означает наличие профессиональ- ных чиновников, а означает только то, что: а) не все население сра- зу выполняет данные функции; б) что эти функции не являются какой-то побочной деятельностью других негосударственных объ- единений от случая к случаю; что они не связаны со статусом ка- ких-то лиц, несанкционированным верховной властью (например, старшего в роде, религиозного вождя, члена жреческого сословия, харизматического лидера и т. п.); в) полномочия на выполнение этих функций приобретаются на особых условиях, которые опре- деляются источником власти (в античном случае это происходит на законных и специально оговоренных, требующих особой процеду- ры условиях). И, наконец, подчеркну, что, поскольку указанное определение относится к государству вообще, а не конкретно к раннему госу- дарству, вышеприведенные пояснения приобретают еще большую актуальность. Ведь, как я уже указывал, именно среди ранних го- сударств имелось особое разнообразие типов управления, а бюро- кратический тип стал преобладать уже в период развитого и зрело- го государств. § 4. ГРЕЧЕСКИЙ ПОЛИС И РИМСКАЯ РЕСПУБЛИКА: АНАЛИЗ ПРИЗНАКОВ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ Напомню, что я выделял четыре таких признака: - особые свойства верховной власти; - новые принципы управления; - новые и нетрадиционные формы регулирования жизни об- щества; - редистрибуция власти. Далее я показываю, что все эти признаки хорошо просматрива- ются в Афинах и Римской республике. И это доказывает, что они яв- лялись именно ранними государствами, а не аналогами государства. 1. Особые свойства верховной власти Каким бы образом ни трактовать политическую систему Афин и Рима, бесспорно, верховная власть в них демонстрирует доста- точную силу и полноту функций, а также способность к переменам. Последних подчас было даже слишком много, и они случались слишком часто, что делало власть, например в Афинах, иногда не- достаточно устойчивой. 104
Но роль верховной власти различна для крупных и мелких го- сударств. Для небольших государств, каковыми были Афины, вер- ховная власть, как я уже говорил, - это нечто географически не со- всем точное91. Но в плане верховности прав сила этой власти в Афинах вполне очевидна. Налицо высший источник власти - на- родное собрание (экклесия) - и органы, которым он делегирует власть. Это сочетается с четким порядком и специальной процеду- рой принятия, прохождения, утверждения и отмены решений, а также проверки их исполнения. Стоит отметить, что структура вла- сти и система разделения властей время от времени усложняется. В больших государствах роль верховной власти самоочевидна. Центр империи - это крупнейший узел власти, влияющий, так или иначе, на всю периферию. Именно таким узлом и стал постепенно Рим. Оттуда исходили приказы и посылались наместники в провинции, выходили колонисты в зависимые земли, туда приходили победо- носные войска с добычей, туда везли зерно и другие продукты с подчиненных территорий. Особые свойства верховной власти не означают, что верховная власть поступает всегда разумно, дальновидно, в интересах обще- ства и т. п. Главное, что она может навязывать свою волю, менять важные отношения в обществе, мобилизовывать его силы для ре- шения важнейших задач, вводить или отменять налоги и т. д. Такие свойства верховной власти налицо в Афинах и Риме. От кого исхо- дит такая воля (от монарха, аристократии, народного собрания, се- ната и т. п.), зависит от устройства государства. Но важно, что: а) это воля не ста процентов общества; б) решения или требования, высказанные этой волей, являются наиболее легитимными; в) для изменения уже имеющихся положений нужно решение этой же верховной власти и особая процедура; г) неподчинение этой воле и тем более отрицание ее прав является тягчайшим проступком и жестоко наказывается92. 91 Правда, постепенно в результате гегемонии в морских союзах Афины и фактически становятся географическим центром. 92 В частности, в Афинах в 410 г. был принят специальный закон, который объявлял врагом народа всякого, кто попытается свергнуть демократический строй Афин или во время свержения демократии займет какой-либо пост. Виновные в этом преступлении подлежали смертной казни, а их имущество - конфискации. Такого злоумышленника всякий мог безнаказанно убить, получив половину его имущества. Этот закон после свер- жения тирании «тридцати» был дополнен разрешением доносить на тех, кто угрожает демократии (Берве 1997: 261-264; Виппер 1995: 253). 105
И в Афинах, и в Риме мы видим, что верховная власть оказыва- ется способной вести активную внешнюю политику и затяжные войны, мобилизовывать ресурсы, вводить новые налоги или отме- нять их, коренным образом менять политический режим и террито- риальное устройство, расширять или сужать гражданские права (первое - в Риме, второе - в Афинах), менять имущественные от- ношения93 и многое другое. Она может быть весьма суровой по от- ношению к своим гражданам: отправлять их в изгнание без вины {остракизм в Афинах), предавать суду, конфисковывать имущест- во. В этом отношении верховная власть в Афинах и Риме соотно- сится с задачами, которые ряд исследователей рассматривает как обязательные для правительства государства, а именно: иметь достаточно власти, чтобы 1) призывать людей на войну и работу; 2) облагать налогами и собирать их; 3) издавать законы и добивать- ся их исполнения; 4) контролировать информационные потоки (Carneiro 2000a: 186; см. также: Wright 1977; Marcus and Feinman 1998: 4-5). 2. Новые принципы управления 2.1 Новые явления в формировании аппарата управления Как уже сказано, не все ранние государства были бюрократиче- скими. Иные таковыми вовсе не были просто из-за своих малых раз- меров [например, англосаксонские государства в УП-УШ вв. (см., например: Blair 1966: 240-241)] или их бюрократизация была отно- сительно слабой, особенно на завоеванной территории, например, в таких государствах, как ацтекское (Johnson and Earle 2000: 306). Не относить такие политии к ранним государствам я не считаю пра- вильным. Поэтому я стремился описать новые принципы управления возможно более универсально, чтобы они в полной мере относились как к бюрократическим, так и небюрократическим государствам. Напомню, что в числе новых принципов управления я указывал на новые подходы к формированию аппарата управления (и/или армии). Другими словами, чтобы утверждать, что перед 93 Например, в IV в. до н. э. в Риме были приняты законы Лициния и Секстия, которые ограничивали владение на общественном поле нормой в 500 югеров (примерно 125 га) (см.: Немировский 1962: 261; Ковалев 1936: 81). В конце II века до н. э. братья Гракхи возобнови- ли с некоторыми изменениями (о них см.: Нечай 1972: 187) действия таких ограничений. В результате поражения Гракхов был принят в 111 г. до н. э. закон Спурия Тория, которым переделы общинно-государственных земель прекращались, а земельные наделы становились частной собственностью их владельцев (Косарев 1986: 61). До этого с юридической точки зрения право собственности на все земли (за исключением мелких участков, переданных в собственность граждан) принадлежало государству (Луццатто 1954: 53). 106
нами раннее государство, а не его аналог, нужно доказать, что про- изошли существенные изменения в методах подбора людей для управления и военной службы, увеличилось значение новых типов управленцев и воинов. Но эти изменения в управлении далеко не везде связаны с наличием в аппарате профессиональных чиновни- ков, существованием полиции, постоянного войска и т. п. Вместо этих институтов во многих случаях имелись иные. В Афинах и Риме, например, было много должностных лиц, но мало чиновников. Но хотя аппарат управления и насилия в Афинах и Риме не был столь же мощным, как в бюрократических странах, он был и немалым, особенно в Афинах. Главное отличие Афин и Рима от бюрократических государств не столько в отсутствии или малочисленности аппарата управления и насилия, сколько в спосо- бах его комплектования и смены94. Но, с другой стороны, - и это крайне важно - та форма управ- ления, которая сложилась в полисе и цивитас, существенно отлича- ется от догосударственных и аналоговых форм и должна быть при- знана раннегосударственной. Давайте рассмотрим это подробнее. В Афинах, где жило в IV в. до н. э. всего 200 тыс. человек вме- сте с рабами и метеками, непосредственно в управлении одновре- менно были задействованы (путем выборов или жребия) многие сотни граждан. А если добавить к ним тех, что заседали по очереди (как в Совете пятисот, где из 500 человек постоянно работало толь- ко по 50 в течение 1/10 части года), то число должностных лиц пе- ревалит далеко за тысячу. Существовали и технические служащие, например, секретари и канцеляристы в Совете пятисот. Кроме того, много должностных лиц действовало за пределами Афин (по делам морского союза и дипломатическим)95. Существовал и судебный орган (гелиэя), который состоял из 6 тысяч (!) присяжных судей. Только представьте, что в одном административном районе круп- ного города будет 6 тыс. судей! Одним из важнейших нововведений афинского управления бы- ло то, что абсолютное большинство служащих и судьи получали жалованье. Благодаря этому могла кормиться очень большая часть 94 Но, кстати сказать, число профессиональных чиновников в высоко бюрократических странах могло быть и не столь уж большим. Например, в начале XIX в. в Китае численность гражданских чиновников составляла около 20 тыс. человек, а военных — 7 тыс. (Крюков и др. 1987: 34). В это время в Китае жило более 300 млн человек (Там же: 63). Сравните с тем, что в небольших Афинах многие тысячи граждан участвовали в управлении и судах (см. дальше). Так что по отношению членов аппарата к численности населения Афины могли соперничать с самыми бюрократическими государствами. 95 По словам Аристотеля, таких было до 700 человек (Афинская политая 24.3). 107
граждан. По словам Аристотеля, содержание из казны давалось бо- лее 20 тыс. человек. Помимо указанных выше должностных лиц, это были «тысяча шестьсот стрелков, кроме того, тысяча двести всадников... Когда же впоследствии начали войну, помимо этих, было еще две тысячи пятьсот гоплитов, двадцать сторожевых ко- раблей, еще корабли для перевозки гарнизонных солдат в числе двух тысяч... затем сторожа при заключенных в тюрьмах» (Афин- ская полития 24.3). Кроме того, за посещение народных собраний и других общественных мероприятий граждане стали с некоторых пор получать плату. Известны примеры догосударственных и аналоговых политий, в которых должностные лица выбирались голосованием или по жребию. Среди них были и такие, где должностные лица, в частно- сти судьи, получали какое-то вознаграждение (например, в Ислан- дии). Однако я не знаю примеров негосударственных политий, в которых бы общественные должности столь широко использова- лись для поддержания благосостояния их членов (зато напрашива- ется аналогия с социалистическими государствами, где все были государственными рабочими или служащими). По подсчетам Вип- пера, в период правления Перикла на это уходило около 150 талан- тов, то есть 3/8 местного (собственного афинского) бюджета, или 1/7 с учетом взносов союзников (Виппер 1995: 215). То, что Афинская полития кормила своих граждан за счет сбо- ров с союзников, государственной собственности и налогов на ме- теков, лишний раз подтверждает, что это была организация, дейст- вующая в интересах не всех жителей, а только их части, и стремя- щаяся при любом удобном случае эксплуатировать другие поли- тий, то есть государство. Существовал и репрессивный аппарат. Посмотрим, например, на афинскую полицию, которая составлялась из рабов и метеков, по- скольку занятие полицейской деятельностью считалось унизитель- ным и позорным для свободного человека96. Общая численность полиции составляла первоначально 300, а впоследствии 1200 чело- век. Она включала в себя конных и пеших лучников (токсотов). Полиция не только боролась с уголовными преступниками, но и следила за тайными сборищами граждан, собирала факты об их безнравственном поведении и праздности. Кроме того, в ее обязан- 96 Однако тут нет какой-то исключительности. Во многих государствах (и не только ранних) на те или иные должности по каким-то причинам приглашались иноземцы или на- значались рабы. Это было одним из новых направлений формирования аппарата (об этом мы уже говорили). 108
ности входило наблюдение за санитарным и противопожарным со- стоянием города, за правилами рыночной торговли. Полицейская стража, составленная из государственных рабов, охраняла порядок в народных собраниях, в судебных учреждениях, в общественных местах (Кучма 1998: 121-122). Хотя, конечно, это не была полиция в современном смысле слова (Hansen 1991: 124). Таким образом, в Афинах налицо новые принципы управ- ления. И хотя среди служащих было не так много профессионалов, но, по крайней мере, высшие посты (в частности должности страте- гов) обычно занимали именно они. Профессионалы же обеспечива- ли преемственность управления в различных органах в качестве технического персонала. Стоит напомнить еще раз, что армия по- степенно стала полностью профессиональной. Не такое уж малое число должностных лиц было и в Риме (хотя в целом существенно меньше, чем в Афинах). Причем оно также постоянно росло. А иерархическая структура магистратур станови- лась все более стройной и четкой. В ряде италийских общин дейст- вовали особые римские должностные лица - префекты. Стоит от- метить и должности цензоров, которые осуществляли цроведение ценза97, надзор за нравами, надзор за государственными финанса- ми. На эту должность избирали на больший срок, чем на другие обычные (ординарные) высшие курульные магистратуры, - по крайней мере, на полтора года (а не на год). Многие исследователи отмечают гигантский, по сравнению с другими курульными маги- стратами, объем их власти в сфере potes tas (см.: Мельничук 2002). И к концу IV в. до н. э. цензоры при поддержке сената сконцентри- ровали в своих руках основные функции исполнительной власти в гражданской области (Там же). В отличие от Афин в Риме должности не оплачивались. Но зато исполнительная власть была сильнее, чем в Афинах. Объем полно- мочий консулов всегда был значительным, а в военной обстановке их власть вообще была неограниченной, включая право вынесения смертных приговоров, которые не подлежали обжалованию (за чер- той Рима). Вообще диктаторскими полномочиями, то есть всей 97 Ценз — это перепись и своего рода «приписка» римских граждан к определенному имущественно социальному разряду, принадлежность к которому давала определенные общественные права и налагала обязанности, в частности военные и налоговые. Система ценза, согласно традиции, впервые была введена в VI в. до н. э. Сервием Тулием. Ценз про- изводился каждые пять лет; контроль за его проведением сначала осуществлялся царями, затем консулами, а с 443 г. до н. э. - цензорами. 109
полнотой военной, административной, полицейской и фискальной власти, обладал правитель провинции - проконсул или пропретор. Кроме того, следует заметить, что безвозмездность магистратур в Риме сочеталась с тем, что все должностные лица в Риме имели в своем распоряжении положенное им по штату определенное число низших служащих (apparitores), расходы по содержанию которых несла государственная казна. Когда происходила смена магистрата, весь этот штат переходил в распоряжение нового руководителя. Таким образом, определенный минимальный административный аппарат был всегда, независимо от смены магистратов. Главную роль среди низших служащих играли ликторы, выполнявшие функции охраны и почетного сопровождения. Они могли по приказу высше- го должностного лица задержать правонарушителей и наказать их. (Так что утверждение о полном отсутствии профессионального ап- парата принуждения лишено оснований.) Количество ликторов в зависимости от ранга магистрата колебалось от 6 до 24. Кроме лик- торов, магистрату придавались посыльные, глашатаи, секретари, делопроизводители, счетоводы и другие. А для дел, унизительных для свободных, - государственные рабы (Кучма 1998: 165-166). Стоит добавить, что хотя срок полномочий римских магистра- тов был ограничен (обычно годом) и одному человеку запрещалось несколько раз подряд занимать некоторые высшие должности, од- нако это правило не соблюдалось строго98. Кроме того, сенат имел право и широко им пользовался, чтобы продлевать полномочия должностных лиц и после истечения срока их службы (правда, не в самом городе Риме). Главное же, что с IV в. до н. э. было постанов- лено, что «в состав сената обязательно входят по окончании срока службы все те, кто раньше исполнял обязанности консула, цензора, претора или курульного эдила» (Моммзен 1993 [1909]: 42). А по- скольку звание сенатора было пожизненным и именно из бывших магистратов в основном и назначались проконсулы и пропреторы в провинции, то человек, избранный на одну из высших магистратур вроде бы всего на один год, фактически попадал уже в слой упра- вителей на всю жизнь. Закон Виллия о порядке прохождения маги- стратур 180 г. до н. э. усилил роль сената в выдвижении кандида- тур на должности (см.: Кузищин 1994: 92). Следовательно, вполне можно говорить об определенном слое профессиональных управленцев в Риме, причем во многих семьях это являлось традицией. Постепенно этот слой сумел ис- 8 Теодор Моммзен даже пишет, что фактически не соблюдалось (Моммзен 1993: 41). ПО
пользовать свое должностное положение и для приобретения мате- риальных выгод (см. об этом: Виппер 1995: 287-292; Утченко 1965:125). О движении римской армии к тому, чтобы стать постоянной и профессиональной, мы уже говорили. 2.2. Другие изменения Следует отметить и такой новый момент, широко распростра- ненный в полисах и цивитас: отчетность должностных лиц, кон- троль за их деятельностью. Так, в Риме каждые четыре года сена- торы утверждались в должности вновь на основании решения специальных должностных лиц (см. о таком контроле в Римской республике: Виппер 1995: 287-291; Моммзен 1993: 42; в Афинах - van der Vliet 2005). В Афинах и Риме также легко увидеть развитие и рост значи- мости других новых принципов управления: - делегирования власти; - нового разделения управленческих функций (отделение испол- нения отрешений); -официальной и имеющей четкие правила проверки полномо- чий, результатов деятельности должностных лиц; и иных. Это особенно выразилось в развитии (иногда даже сверхразви- тии) процедуры. Следует заметить, что усложнение управления неизбежно ведет к определенной формализации и усложнению процедурной стороны принятия, исполнения и проверки реше- ний, а также и вообще управления. Но при этом в городах- государствах такая формализация приобретает порой большую значимость и сложность, чем даже в классических государствах. Высокая степень развития процедурной стороны характерна для полиса и цивитас. В частности, в Афинах решения народных собраний записывались и сдавались в архив. В течение года любой гражданин мог опротестовать как «противозаконное» это решение путем подачи специальной жалобы (Федоров, Лисневский 1994: 120). Имелись некоторые правила выступления ораторов, за нару- шение которых председатель собрания мог оштрафовать оратора. Стоит указать на отчетность (и не только финансовую) должност- ных лиц, в том числе каждого члена совета пятисот, а также на обя- зательную проверку лиц, вступавших в должность (Кучма 1998: 119, 120). Совет пятисот также имел специальные архивы. В Риме в некоторых отношениях существовала еще более слож- ная процедура. Ведь если в Афинах большинство должностей оп- 111
ределялось жребием, то в Риме занятие должностей всегда было связано с конкуренцией на выборах. Поэтому здесь существовали особая система допуска кандидатов к выборам и ряд специальных законов, запрещавших недобросовестные методы предвыборной борьбы. Санкцией за такие нарушения было десятилетнее изгна- ние. Большинство должностных лиц так же, как в Афинах, по сло- жении полномочий отчитывались и при обнаружении злоупотреб- лений могли понести наказание (Кучма 1998: 157-159)". В Риме постепенно установилась строгая иерархия магистрат- ских должностей, что сближало его административную систему с бюрократическими государствами. Никаких особых прав на должность (традиционных, родствен- ных и иных, как бывало в других обществах) у должностных лиц в Афинах и Риме не было. Это право возникало только вследствие делегирования полномочий от источника власти. В этом была, ко- нечно, и слабость строя, но и вместе с тем его сила. Не поэтому ли в том числе в истории Афин и республиканского Рима практи- чески нет случаев сепаратизма? Стоит отметить, что развитие процедурной стороны в бюрокра- тических ранних государствах обычно заключалось в совершенст- вовании системы (формы) передачи приказов по иерархической лестнице служащих, а также порядка проверки и отчетности. Го- раздо реже, скажем, регулируется порядок наследования трона, за- нятия высших должностей в государстве, объем полномочий чи- новников и т. п. Это связано, вероятно, с тем, что право на трон и высшую власть в монархиях основывалось не на юридических кол- лизиях, а на сакрализации правителя или праве сильного и, вероят- но, с тем, что в монархиях исполнительная власть не хотела каких- то ограничений в своей деятельности (соответственно и государст- венно-правовая мысль не работала в этом направлении). В демократических государствах, напротив, граждане всегда были озабочены проблемой, как бы не оказаться в подчинении у исполнительной власти. Поэтому они стремились обезопасить себя. Иногда это приобретало черты чрезмерной сложности. Например, в Венеции в 1268 г. правителя (дожа) избирали так. Большой совет выделил из своего состава 30 человек, те выделили девятерых, ко- торые избрали 40 электоров из членов Совета и вне его. Затем 40 99 Правда, победить подкуп избирателей так и не удалось. И в конце существования Римской республики он принял широчайшие размеры, так что народ приходил на выборы подкупленным, даже была заранее известна сумма, с помощью которой можно было достичь высших магистратур. Это было одним из ярких показателей кризиса республиканского строя (см.: Утченко 1965: 117). 112
выделили 12, те избрали 45, снова выделили 11, и, наконец, 11 определили 41 человека, которым предстояло назвать имя дожа (Баткин 1970: 249). 3. Нетрадиционные и новые формы регулирования жизни общества В полисе и цивитас можно выделить следующие новые и не- традиционные формы регулирования жизни: - все большее регулирование жизни путем деятельности на- родного собрания, сената, должностных лиц, в том числе рост зна- чения принуждения и запретов для населения, исходящих от долж- ностных лиц; - увеличение значения суда; - довольно частые реформы; - проверка правоспособности граждан (в виде цензов в Риме и проверки правомерности гражданства в Афинах); - постоянные изменения в законах. Достаточно сказать, что в Афинах была так называемая коллегия архонтов из 9 человек. Важнейшей обязанностью шести из них были ежегодные доклады народному собранию о противоречиях и пробелах в действующем праве с предложениями по их устранению (Кучма 1998: 120). В Риме стоит отметить огромную роль нормотворчества преторов, создающих, по сути, новый тип права (см.: Косарев 1986: 21,44-47); - рост значения принуждения и контроля за исполнением, в том числе установление контроля за деятельностью должностных лиц (отчетность, проверки и т. п.); - контроль за лояльностью населения через доносы (доносчи- ки-сикофанты в Афинах); - широкое привлечение к государственной деятельности граждан. Все это вело к постепенному изменению различных сторон жизни общества, включая контроль за семейными отношениями, ярким примером вмешательства в них являются, в частности, зако- ны Солона. Кроме того, идет процесс замены традиций политиче- ской волей, то есть решениями собраний, новыми законами и но- выми органами. Соответственно наблюдается и рост рационально- го момента в реформировании общества вопреки традициям и про- чей косности. Одним из показателей этого является «сознательное избрание народом социальных посредников для форсированного упорядочения гражданских дел» (Фролов 1986: 67). В новом, государственном, полисе меняется и сам характер по- литической жизни, и средства ее регулирования. Если в гомеров- 113
ском полисе, по словам Андреева, шла борьба всех против всех (1976: 104 и след.), если на первом месте была борьба знатных ро- дов между собой (Кошеленко 1987: 45), то в демократическом го- сударстве на первое место выходит уже борьба социальных и поли- тических, а не родовых групп. И это также было новым явлением. А способами, регулирующими силу лидеров и политических групп, а также возможность обеспечения компромисса и ротации должно- стных лиц, начинают становиться новые законы, органы и проце- дурные правила. Важно отметить, что, по мнению некоторых исследователей, в гомеровском полисе «почти отсутствовало "правовое начало", огра- ждавшее личность и имущество» (Кошеленко 1987: 45). Следова- тельно, рождение государства в этом плане и означало усиление «правового начала» как нового средства регулирования жизни. Ве- дущим же механизмом в реализации этого нового средства был суд. «Государство - это специализированная и концентрированная сила поддержания порядка. Государство - это институт или ряд институтов, основная задача которых (независимо от всех прочих задач) - охрана порядка. Государство существует там, где специа- лизированные органы поддержания порядка, как, например, поли- ция и суд, отделились от остальных сфер общественной жизни. Они и есть государство» (Геллнер 1991:28 [выделено мной.- Л. Г.]). Я, правда, уже говорил, что возникновение раннего госу- дарства, особенно в обществах типа полисов, в первую очередь связано с необходимостью обеспечить суверенитет, внешнюю безопасность или экспансию. Однако и мысль Эрнста Геллнера имеет серьезный смысл, поскольку чем дольше развивается госу- дарство, тем важнее становятся его внутренние функции. И как раз в этом плане античные общества дают хороший при- мер, подтверждающий, что перед нами именно государства. Если полиция и не была достаточно важным органом, то суд здесь до- стиг высокой степени развития и значимости. Суд выступал как важнейший орган поддержания внутреннего порядка и регулирова- ния общественной жизни. Иначе бы что стали делать в Афинах 6 тыс. судей? И 300 заседаний суда в год для полиса с 200-тысячным населением - это большая цифра100. Все это не случайно, поскольку в обществах, где товарообменные (денежные) отношения развиты, суд играет гораздо большую роль, чем в иных. Не случайно здесь был специальный торговый суд и, скорее всего, особое торговое за- 100 Такое количество насчитывают, по словам Кошеленко (1987: 69), современные ис- следователи. 114
конодательство (Машкин 1956: 262). Но суд поддерживал не только экономический порядок. В классический и более поздний период истории Афин суд охранял и сам демократический строй, поскольку любой гражданин мог возбудить судебное дело против любого, если имел основания считать, что затронуты интересы государства. Суд использовался даже как орган международных отношений. Афины контролировали союзников в том числе и через судебные органы (см.: Паршиков 1974, Кондратюк 1983: 363, 364). 4. Редистрибуция власти Напомню, что я определял редистрибуцию власти как про- цесс распределения и перераспределения власти между цен- тром и периферией, что позволяет верховной власти не только контролировать периферию, но и переориентировать потоки властных функций и действий на центр, где задерживается значительная часть власти (а также и материальных ресурсов). В ранних (особенно небольших) государствах редистрибуция власти связана с борьбой (сосуществованием) между центрами (ор- ганами) власти за первенство. Например, в Спарте существенными были соперничество, а то и прямой конфликт за властные полно- мочия между эфорами (старейшинами) и царями (см.: Строгецкий 1979). В Афинах редистрибуция власти выражается в борьбе групп населения и органов, через которые они могут влиять на государст- во. Соответственно одни органы приобретают больше прав, а дру- гие утрачивают их. Например, в Афинах в V в. мы видим рост роли народного собрания и уменьшение роли органа аристократии - ареопага, а также и вообще позиций аристократии. Если в VII в. до н. э. Совет ареопага, по словам Аристотеля (Афинская политая. 3.6), распоряжался большинством важнейших дел в государстве, безапелляционно налагая кары и взыскания на всех нарушителей порядка, то затем, к концу V в. до н. э., он утратил почти всякое политическое значение и превратился в специальный суд по рели- гиозным вопросам. Мало того, в связи с изменением системы ком- плектования он утратил и роль главного органа олигархии (см.: Ко- шеленко 1987: 44, 68). Правда, процесс этот был неровный и не- гладкий. В частности, в период с 478 по 462 г. до н. э. его влияние вновь усилилось, чтобы затем окончательно ослабеть в результате деятельности Эфиальта, Конона, Фемистокла и других (см.: Аристо- тель. Афинская полития. 25.1-3)101. 101 О некоторых перипетиях борьбы знатных родов между собой, а также знати и демо- са в VI в. до н. э. см.: Зельин 1964. 115
Всю историю Афин можно представить как процесс редистри- буции власти от аристократии и выдающихся людей к демосу и малоимущим: реформы Солона, которые укрепили базу демокра- тии; раздача средств демосу; закон об изгнании {остракизме, см. дальше) политиков; право населения на участие в судах; обязан- ность имущих давать деньги на государственные дела {литургии)., ограничение числа лиц, имеющих право гражданства; развитие системы доносов; введение смертной казни за покушение на демо- кратический строй; введение в начале IV в. платы за посещение народных собраний (о последнем см.: Дьяков 1956: 399; Ковалев 1937: 239) и т. д. Разумеется, процесс перераспределения власти от аристократии и имущих к малоимущим не может идти до конца. Он и без того в Афинах зашел слишком далеко. И в этом заключалась одна из при- чин того, почему Афинское государство, в отличие от Римского, так и не смогло стать развитым. В истории Афин (как и Рима) также можно увидеть и другие линии редистрибуции власти. В частности, стоит отметить борьбу народного собрания за то, чтобы не позволить концентрировать в руках каких-то органов или людей слишком большую власть. Именно на это был направлен знаменитый закон об изгнании {ост- ракизме)102. Либо борьба групп означала создание дополнительных органов или дополнительного представительства. Так, например, был создан институт народных трибунов в Риме. Другой момент заключался в удовлетворении требований демократических слоев населения о письменной фиксации права, как это было с законами Драконта в Афинах и с законами XII таблиц в Риме (см.: Каллистов 1956: 672; Кузищин 1994: 56). Начиная с V в. в Афинах и некоторых других крупных полисах процесс редистрибуции власти идет уже в классическом варианте в связи с ростом их значения как центров союзов: Афинского мор- ского, Пелопоннесского, Коринфского. Ряд полномочий от союз- ников переходит к этим центрам. Процесс этот, однако, не пошел достаточно далеко. 102 Остракизм — внесудебное изгнание по политическим мотивам наиболее влиятельных граждан из полиса на определенный срок с сохранением за ними гражданства и имущества и с последующим полным восстановлением в политических правах. Это не было наказанием за преступление. Такое изгнание осуществлялось в профилактических целях. Граждане пу- тем голосования определяли, кто из политиков представляет опасность для государства, например, кто казался потенциальным захватчиком власти и тираном либо был источником постоянных раздоров в обществе. Тот, кто набирал больше всех голосов (надписанных гли- няных черепков, остраконов, отсюда слово остракизм), должен был покинуть Афины на десять лет. Остракизм существовал не только в Афинах, но и в некоторых других полисах (Суриков 2005: 113-114). 116
В Риме гораздо раньше начался классический процесс редист- рибуции власти от периферии в центр, который позволил сделать государственный аппарат более крепким и устойчивым. Но и в Ри- ме шла борьба за то, какие органы какими полномочиями будут обладать, какой орган станет ведущим. В этом плане интересно развитие сената, который постепенно все более превращал народ- ные собрания (и без того не столь властные, как у греков) во второ- степенный орган, хотя формально эти собрания оставались высшим органом власти103. Власть сената стала огромной, особенно в связи с тем, что с 354 г. до н. э. в него стали входить по окончании срока службы и высшие магистраты. «От сената зависели война и мир, за- ключение договоров, назначение главнокомандующего, вывод коло- ний, все дела по финансовому управлению, сенат не вмешивался только в дела судебные, военные и текущую администрацию» (Моммзен 1993: 42), поскольку это была прерогатива магистратов. Далее в Риме идет процесс редистрибуции власти по типу им- перии, когда он присоединяет одну италийскую территорию за другой, а затем и одну провинцию за другой. Соответственно Рим назначает полновластных наместников, перераспределяет земель- ный фонд, вводит налоги, грабит эти территории (особенно про- винции) по праву победителя и т. п. Концентрация власти в Риме над громадными покоренными территориями, равно как и концен- трация рабов в Италии, достигает столь высокой степени, что вся государственная конструкция не выдерживает. Требуется пере- стройка. Соответственно конец II и весь I в. до н. э. связан с попыт- ками радикальных реформ, диктатурами, гражданскими и союзни- ческими войнами, восстаниями рабов, репрессиями и конфиска- циями. И все это, в конце концов, ведет к большим изменениям. 103 Теодор Моммзен пишет по этому поводу: «Мало-помалу сенат фактически присвоил себе право отменять постановления общины под условием, что община потом одобрит его решение, но согласие общины обыкновенно затем не испрашивалось» (Моммзен 1993:42; см. также: Утченко 1965: 85). Возможно, введение должности цензора было частью борьбы между сенатом и консулами за полномочия и объем власти. По мнению Мельничука (2002), введение должности цензоров было вызвано важностью консульских полномочий по прове- дению цензов, что заставило сенаторов в ходе скрытой борьбы с консулами уменьшить их влияние и передать соответствующие функции подконтрольным ему магистратам, то есть цензорам. С 434 по 312 г. цензура наделяется все большим числом функций за счет консулов и понтификов, в результате чего консулы все больше превращались в чисто военных спе- циалистов (а гражданская власть все сильнее переходит к цензорам и сенату). Цензоры мог- ли, пользуясь некоторыми полномочиями, к выгоде сената повлиять на выборы высших магистратов, занося того или иного кандидата в «черный список», сделать показания челове- ка в суде или его завещание недействительными (Там же). 117
В заключение можно произвести и еще одну важную методоло- гичесую операцию в доказательство того, что Афины и Римская республика были государствами (по крайней мере, они являлись государствами согласно моему определению раннего государства). Давайте посмотрим, насколько их признаки подпадают под данное мной определение раннего государства. Раннее государство - это понятие, с помощью которого опи- сывается особая форма политической организации достаточно крупного и сложного аграрно-ремесленного общества (группы об- ществ, территорий), определяющая его внешнюю политику и час- тично социальный и общественный порядок; эта политическая форма в то же время есть отделенная от населения организация власти, а) обладающая верховностью и суверенностью (или хотя бы автономностью); б) способная принуждать к выполнению сво- их требований; менять важные отношения и вводить новые, пе- рераспределять ресурсы; в) построенная (в основном или в боль- шей части) не на принципе родства. Бесспорно, и Афины, и тем более Римская республика - это дос- таточно крупные и сложные аграрно-ремесленные общества. Несо- мненно, что политические и административные институты обеих политий определяли полностью внешнюю их политику и во многом социальный и общественный порядок (с помощью установлений, делений на разряды, распределения повинностей, судебных органов и т. п.). Об отделении (в особой форме) от населения организации власти в Афинах и Риме мы говорили выше (в обоих власть отделя- лась как бы в чистом виде, в виде должности и особой функции). Несомненно, что эта организация власти (в виде достаточно сложной системы законодательных, исполнительных и судебных органов, включая и народные собрания как политический институт), обладала верховностью и суверенностью (в то же время источник власти - народ - установленной демократической процедурой делегировал этой системе необходимую полноту власти). О том, что политиче- ская власть в Афинах и Риме была вполне способна принуждать к выполнению своих требований, менять важные отношения и вво- дить новые, перераспределять ресурсы, мы говорили довольно под- робно. Ну и наконец, политическая система в Афинах и Риме была построена полностью не на родственном принципе. Таким образом, обе политий полностью отвечают всем требо- ваниям приведенного мной определения и поэтому должны быть классифицированы как ранние государства. 118
Глава 3 ВАЖНЕЙШИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ РАННЕГО ГОСУДАРСТВА § 1. РАННЕЕ ГОСУДАРСТВО КАК ОСОБАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ 1. Некоторые характеристики раннего государства как ор- ганизации Уже было сказано, что продуктивнее рассматривать раннее государство не как общество в целом, а в первую очередь как политическую организацию общества. Попробуем в этом случае сформулировать некоторые его характеристики как организации и некоторые «требования» к обществу, в котором такая организация может сложиться. 1. Это политическая организация, нужная обществу лишь опре- деленного размера и сложности (самое меньшее - несколько ты- сяч жителей). До достижения этого размера социум вполне обхо- дится иными, достаточно эффективными способами регулирования жизни и решения проблем. Известный африканист Ян Вансина го- ворил, что при наличии необходимых структурных черт становятся сопоставимыми «королевство», состоящее из одной-двух деревень, и такое громадное королевство, как древнее Мали (см.: Томанов- ская 1973: 278). В чем-то, конечно, их вполне можно сопоставлять. Но на основе таких сходств объявлять и то и другое государством неправомерно. Без минимального объема государства нет, какие бы структурные и иные черты, роднящие данную политик) с государ- ством, ни бросались в глаза. 2. Эта политическая организация возникает лишь в обществе, имеющем определенный производственный базис. Хозяйство не должно быть присваивающим, хотя охота, рыболовство и собира- тельство могут длительное время играть важную роль (особенно в «экспортных» отраслях). При этом важно, чтобы была возможность аккумулировать определенный объем прибавочного продукта, ко- торый хранился бы какое-то длительное время и мог легко отчуж- даться. Тут многое, конечно, зависит от природных условий. Зача- точное и даже типичное ранние государства могли существовать и на незерновом хозяйстве (как в ряде районов Тропической Африки 119
и в Океании)104. Дальнейшее развитие подобных государств, одна- ко, затруднено. Таким образом, при прочих равных условиях раз- витие государственности наиболее успешно шло в обществах, вы- ращивающих злаки. Существовали государства как преимущественно аграрные, так и (реже) преимущественно торгово-ремесленные. Но большинство государств были аграрно-ремесленными с более (например, Хетт- ское государство) или менее (Египет Древнего царства) развитой торговлей. Таким образом, в целом раннегосударственное общест- во имеет аграрно-ремесленно-торговый базис (но в определении, которое дано ниже, для краткости я говорю только об аграрно- ремесленном базисе). 3. Наличие заметной социальной стратификации. Вновь обра- щаю внимание, что речь идет не о классовой, а именно о социаль- ной стратификации, в каких бы формах она ни выражалась (иму- щественной, сословной, кастовой, корпоративной, правовой, по положению в государственной организации и т. п.). Проблема раз- граничения «просто социальной и именно классовой дифферен- циации» (Першиц 1976а: 287) была сильно мистифицирована и за- путана советскими обществоведами и историками, а в результате так и не решена. 4. Определенный уровень структурно-управленческой сложно- сти. Это значит, в государстве должно быть не меньше трех уров- ней управления. Карнейро выделял четыре уровня: 1) деревня; 2) район (округ); 3) провинция; 4) государство в целом (Carneiro 2000а: 186). Но не стоит забывать об условности выделения уров- ней. Так, в небольших государствах вроде удельных княжеств Се- веро-Восточной Руси XIII-XIV вв., ранних англосаксонских коро- левств, средневековых швейцарских кантонов и т. п. провинции, естественно, отсутствовали. Они сами могли быть величиной всего лишь с небольшую провинцию. Следовательно, в некоторых случа- ях все-таки можно говорить о трех уровнях105. Так, Аттика с Афи- 104 Незерновые культуры (ямс, другие корнеплоды, бананы и прочее) распространены в Тропической Африке (как раньше, так и сегодня) в районах обильного и избыточного ув- лажнения. Впрочем, это явление характерно и для всей тропической зоны мира (см., напри- мер: Львова 1984: 75-78; Сванидзе 1972: ПО). 105 В частности, некоторые исследователи, в числе которых Джойс Маркус, считают, что в I тыс. до н. э. у майя в низменностях существовало несколько государств с административной иерархией трех уровней (см. об этом: Беляев 2002: 145). Разумеется, в подобных случаях есть сложность, состоящая в том, что иногда уровни считают по-разному: одни, в частности, начинают с самого низа (деревень), а другие уже с первой ступеньки, подобно тому как в Англии первый этаж - это наш второй. 120
нами структурно и территориально делилась на десять фил, а каж- дая фила, в свою очередь, состояла из десяти демов (Громаков 1986: 30). Таким образом, тут налицо три уровня управления (на- личие различных общегосударственных выборных органов вполне заменяло, мне думается, четвертый уровень). А в более крупных империях речь должна идти о пяти-шести уровнях. Для небольших демократических политий иногда важнее указать на наличие сис- темы разделения властей, чем на уровни управления. 2. Неравномерность вызревания разных признаков госу- дарственности в раннем государстве Как уже сказано в первой главе первой книги, как правило, та- кие признаки государственности, как наличие аппарата управления и подавления; система налогов; специальное (правильное, систем- ное) территориальное деление (то есть триада признаков, с которой обычно и связывают факт наличия государства), в раннем государ- стве в полном виде обычно не встречаются. Точнее говоря, в одних ранних государствах имелись только какие-то из признаков триа- ды, а какие-то отсутствовали, в других - могло быть наоборот, а в третьих присутствовали все признаки, но в неразвитом виде. И это является важной причиной теоретических несогласий и различных спорных утверждений историков о том, было или отсутствовало в том или ином обществе государство. Выше мы это видели на при- мере античных политий. Не меньше споров идет о кочевых поли- тиях, тех же монголах; о многих африканских обществах и т. д. Л. Е. Куббель, столкнувшись с такими проблемами и пытаясь найти адекватное толкование устаревшей теории, высказывал сле- дующую мысль: совокупность этих трех характеристик (то есть триады) «позволяет говорить о том, что в данном обществе завер- шился политогенез и окончательно сложилось государство. Вполне очевидно, однако, что все они вовсе не обязательно возникают строго синхронно: конкретные условия исторической реальности могут в разных случаях ускорять или замедлять появление того или другого из таких необходимых элементов сформировавшегося го- сударства. Столь же понятно, что такая асинхронность может да- вать — и действительно давала — в историческом развитии конкрет- ные, как бы промежуточные стадии на пути политогенеза, когда при наличии в каком-либо социальном организме двух из вышена- званных характеристик отсутствовала бы третья» (Куббель 19886: 132 и др.). 121
Однако, на мой взгляд, такие общества являются вовсе не про- межуточными формами между догосударственными обществами и «правильными» ранними государствами, а нормальными ранними государствами, хотя в них и отсутствуют или слабо развиты те или иные признаки триады. Поэтому весьма логично будет относить указанные признаки триады только к развитым государствам, а для анализа раннего государства поискать иные, чем для развитого, характеристики, иначе истинная специфика первого ускользает от исследователей. Те, кто пытается использовать для анализа раннего государства признаки развитого, недоучитывают, что в таких обществах замет- ная социальная стратификация, госаппарат и его карательные час- ти, деление по территориальному признаку, налоговая система, ча- стная собственность, письменное право и подобные отношения и институты не могут появиться сразу и в системе. Их одновремен- ное обретение в каждом обществе просто невозможно. При этом в ранних государствах наблюдается как масса архаи- ки, так и неожиданно развитые институты, причем в каждом случае это своеобразие совершенно исключительное. Ведь идет постоян- ный поиск новых механизмов, приемов, институтов, которые про- буются для решения разных задач. Естественно, что только немно- гие из них оказываются эволюционно универсальными (в числе которых как раз и оказались признаки триады). Но хотя большин- ство из отношений и институтов не стали универсальными, это не дает нам права считать общества, обладающие ими, негосударст- венными106. Поэтому неправомерно ожидать, что в каждом раннем государ- стве сразу будут наличествовать все признаки развития общества и государства, которые мы связываем с переходом к социально диф- ференцированному обществу, государству и цивилизациям. Такое ожидание есть «слепота», которая связана, говоря словами П. Уосо- на, с непоколебимой приверженностью к однолинейной эволюции, с идеями о том, что типы схватывают сущность обществ, и с верой, что все сферы жизни общества эволюционизируют «в ногу» (Wa- son 1995: 24). Фактически же в зависимости от типа и особенностей общества в каждом из них в первую очередь появляются только какие-то институты и отношения (в каждом случае разные), а ос- 106 Это показывает, что «нам не следует мыслить в категориях «чистых» типов. Госу- дарство отличается даже в том случае, когда имеет много общих признаков с вождествами» (Wasonl995:23). 122
тальные потом уже достраиваются, часто с большим опозданием. Неучет этого не позволяет понять, что отсутствие и неразвитость того или иного признака из триады в раннем государстве не только не означает какой-то его ущербности, но представляет собой со- вершенно нормальное и типичное явление. Напротив, наличие в нем всех признаков в достаточно развитом виде являлось бы от- клонением от нормы. Часто такое государство только надстраивается над обществом, ограничиваясь военными и перераспределительными задачами, не проникая в толщу его жизни. В таком случае в нем обязательно не хватает каких-то важных моментов государственности. Но можно посмотреть именно на те ранние государства, которые как раз бе- рутся за «образец», то есть на те, где имелся развитой бюрократиче- ский аппарат управления, например, империя Инков, государства третьей династии Ура в Шумере и Хаммурапи в Месопотамии, Еги- пет Древнего царства. Тогда при внимательном взгляде выясняется, что аппарат в них сосуществовал с недоразвитыми социальной структурой и этническими характеристиками, действовал в общест- ве без достаточно четкой социальной стратификации (то есть ярко выраженных классов или сословий, более-менее зрелых отношений собственности на землю). Об этом далее будет сказано подробно. Следовательно, говоря обобщенно, раннее государство - всегда государство асимметричное (непропорциональное): либо в прямом смысле неполное (структурно-функционально), либо избыточное (в отношении социально-этнической структуры общества). § 2. ДВА ТИПА РАННИХ ГОСУДАРСТВ 1. Несоответствия между ранним государством и обществом Итак, раннее государство не обладает полным набором важней- ших черт государства (таких как аппарат управления и подавления, налоги, территориальное деление, письменное право) либо не разви- ло их до удовлетворительной степени. В нем, как правило, также недостаточно органичная и сбалансированная система взаимосвязей между государством и обществом. Поэтому, хотя могли быть, как мы видели, разные модели государства, в каждом из них какие-то очень важные элементы государства и необходимые характеристики общества отсутствовали или были явно недоразвиты. Иными словами, раннее государство следует рассматривать как такую форму политической организации, которая не позволяет еще создать достаточное соответствие между собой и обществом. Но 123
утверждение о несоответствии раннего государства и общества ни в коем случае нельзя трактовать так, будто между ними отсутству- ет тесная связь. Государство как форма общества всегда отражает социальное и иное устройство последнего. Несоответствие - это не отсутствие связи, а такая связь, которая ретроспективно (с точки зрения эволюционных возможностей системы) выглядит неадекватной по сравнению с тем, что мы видим на более высоких этапах развития аналогичных систем. Поскольку многие ранние государства изобретали свои собст- венные, специфические формы политической и административной организации, которые впоследствии оказывались эволюционно ту- пиковыми, несоответствий между государством и обществом, есте- ственно, было много. При этом иной раз связь между ними могла быть даже слишком тесной, если государственная форма годилась только для конкретного социума, а потому жестко препятствовала изменениям. Ярким примером является организация греческих по- лисов, неспособных преобразоваться даже перед лицом потери не- зависимости. «Парадокс греческой истории состоит в том, что ос- новной ее тенденцией было непрерывное и в общем малоуспешное стремление к преодолению полиса: непрерывное в силу несоответ- ствия однажды установленных полисных принципов... дальней- шему общественному прогрессу, а безуспешное ввиду того, что попытки преодоления полиса осуществлялись на полисной же ос- нове» (Фролов 1979а: 6). Но, конечно, политическая форма может быть и не очень креп- ко связанной с обществом. В этих случаях государственной над- стройке, образно говоря, почти все равно, кем она управляет. Возь- мите Среднюю Азию, границы внутри которой в течение многих сотен лет никак прочно не устанавливались, без конца меняясь в зависимости от чисто военных обстоятельств и удачливости оче- редного завоевателя (да и для Ближнего Востока в целом и Север- ной Африки это очень характерно). Возьмите средневековую Евро- пу XI-XIII вв., где огромные области с легкостью переходили от правителя к правителю, от державы к державе при браках и разво- дах правителей, по смерти короля и при обретении наследства. Вот только один пример. В ХП в. французский король Людовик Vu с помощью династического брака с Алиенорой А1свитанской при- обрел самое большое во Франции герцогство Аквитанию с графст- вом Пуату. Но вскоре он потерял это владение в результате своего развода с Алиенорой. Несколько месяцев спустя она вышла замуж 124
за Генриха Плантагенета (графа Анжу, которому во Франции так- же принадлежали графства Мэн и Турень и герцогство Норман- дия). Соответственно и Аквитания теперь стала областью Генриха. Далее события развивались и вовсе интересно. Стоит напомнить, что после завоевания Англии в 1066 г. нормандским герцогом Вильгельмом родственные связи между английской и французской знатью сильно переплелись. В 1154 г. указанный Генрих Плантаге- нет волею случая стал английским королем. И все его французские земли (от Ла-Манша до Пиренеев) также перешли к Англии. Но формально он оставался вассалом французского короля (см.: Люб- линская 1972: 97-98; Колесницкий 1980в: 194; Кириллова 1980: 216-217). Европа этого времени - пример политической системы со сла- бой административной структурой. Но бывали случаи «непригнан- ности», даже когда политическая власть обладала развитым адми- нистративным и бюрократическим аппаратом, который сравни- тельно легко накладывался на разные территории. Так было в Ме- сопотамии. Государства здесь часто меняли границы, то укрупня- лись, то распадались, неоднократно происходила и смена династий. Но принципы государственности при этом оставались в целом теми же. Бюрократия легко надстраивалась над любыми территориаль- ными конфигурациями. Для развитого же государства определенное соответствие ме- жду политико-административной системой и обществом является обязательной характеристикой. Это означает следующее. С одной стороны, общество здесь социально и этнически достаточно консо- лидировано. Это заключается, во-первых, в том, что социальная структура представлена несколькими крупными общественными группами, а не множеством мелких социальных слоев или соци- ально-территориальных единиц (вроде независимых городов и храмов с особыми привилегиями). Во-вторых, налицо этнически сложившиеся народности, а не племенной конгломерат или сосу- ществование массы мелких родственных народцев. Для областей и народов в развитом государстве по сравнению с ранним, как пра- вило, имеет гораздо большее значение, какие у них правители (в частности, какая династия), в какое государство они входят. Со- ответственно некоторые изменения могут вызвать очень значи- тельный резонанс в обществе развитого государства. С другой сто- роны, это государство с достаточно заметной административной системой, которое и в устройстве, и в политике явно отражает осо- 125
бенности своего социального и этнического состава, в то же время активно влияя на социальную структуру общества и выступая не- ким арбитром между классами, сословиями и корпорациями. 2. Причины несоответствия мевду государством и общест- вом в раннегосударственной политии 2.1. Общеэволюционные причины Раннегосударственные политии только вырабатывают соци- альную и этническую структуру, политические и иные институты (например, частной собственности), а также идеологию и прочее, которые в своей совокупности характерны для более высоких стадий политогенеза. Иными словами, это значит, что ранние государства какие-то из перечисленных элементов имеют в относительно разви- том виде, какие-то - в примитивном, а некоторые элементы в них и вовсе отсутствуют. Все это вполне объяснимо с точки зрения эволю- ции. Сначала должны были появиться успешные решения в отдель- ных сферах и институтах. В результате сложных и длительных про- цессов эти частичные достижения некоторых обществ в тех или иных областях становятся достоянием других социумов. Постепенно появляются модели с более сложной структурой, и в конце концов новые генерации политии становятся более пропорциональными. Вспомним долгий путь распространения письменности, бюро- кратии, права, профессиональной армии, института монархии и т. п. Тысячи лет прошли, например, пока появилось христианство как мировая религия, которую отсталые народы могли прямо заим- ствовать в качестве государственной идеологии. Таким образом, рассматривая раннегосударственные образова- ния ретроспективно, легко заметить в них некоторые перекосы, связанные с тем, что в каждом из них какие-то сферы общества существенно опережают другие. Причем очень часто это опереже- ние препятствует прогрессу других направлений. Быстрое развитие политических институтов могло препятствовать частнособственни- ческим отношениям и складыванию классовой структуры общест- ва. И осознание этой диалектики в советской науке происходило с трудом, поскольку истматовская концепция требовала обязательно классового (с частной собственностью) государства107. Напротив, развитие частной собственности, как и жесткая социальная струк- 107 Например, отечественные африканисты при анализе социальной структуры афри- канских государств, с одной стороны, ясно видели эту диспропорцию политической и социальной структуры, а с другой - воспринимали ее как некую аномалию (см., например: Куббель 1974; Томановская 1980; Годинер 1982; Кочакова 1968; 1995). 126
тура общества, может мешать адекватному прогрессу государст- венности, как это случилось соответственно в Карфагене и Индии. В Карфагене, где, по словам Аристотеля, на должности выбирали не только по достоинству, но и по богатству (Политика. II, 8, 1273а), не удалось создать сильную исполнительную власть (см. подробнее: Циркин 1987: 100-105; Шифман 1989: 401-405). В Индии государственная власть вынуждена была слишком считаться с социальными установлениями, а идеология совершенно определенно утверждала, что «государству надлежит сохранять дхарму четырех варн» (см.: Бонгард-Левин, Ильин 1969: 395). При этом «варновая система и государственная власть предъявляли че- ловеку различные, зачастую противоречащие друг другу требова- ния и, следовательно, объективно вступали в противоречие» (Пав- ленко 2002: 375). Власть в Индии вынуждена была считаться и с автономией общин. Поэтому, несмотря на нередкие примеры вме- шательств центральной власти в деревенские дела, в целом «все эти вмешательства были не более чем эпизодами» и не изменяли соци- ально-экономического строя общин (Алаев 1981: 213). Мощная бюрократия способна затормозить этнические процес- сы, как это было в Месопотамии. Сильная идеологизированная рели- гия препятствует появлению государственной идеологии и наоборот. Например, в еврейском государстве Хасмонеев, возникшем во П в. до н. э. в результате так называемого восстания Маккавеев против господства Селевкидов, попытки правителей изменить некоторые обычаи и церемониал и взамен внедрить эллинистические институты вызывали упорные восстания населения (см.: Вейнберг 2000: 564- 565). В Китае, напротив, утверждение государственной идеологии конфуцианства препятствовало появлению развитой религии (буд- дизм даже в периоды его расцвета не играл решающей роли). 2.2. Особые причины Помимо общеэволюционных, можно выделить и более кон- кретные причины, каждая из которых характерна для ряда (даже многих), но все же не всех государств. Первой причиной могла стать ограниченность потенций разви- тия, вытекающая из слабости производства. Ведь часть ранних го- сударств вообще не имела зернового хозяйства, либо слишком су- ровые природные условия не давали возможности для роста насе- ления. Иногда потенции ограничивались неудачным географиче- ским положением (горные районы, отсутствие преград от постоян- ных нападений и т. п.). 127 .
Второй причиной являлся недостаток исторического опыта. Нередко это было связано просто с отсутствием исторической тра- диции, примеров соседей, письменности и т. п. В то же время но- вые задачи могли ставить политических лидеров и элиты перед не- обходимостью создавать нечто небывалое. Естественно, что такое творчество далеко не всегда было успешным и долговечным, тем более эволюционно перспективным108. Третья причина связана с тем, что для большинства государств главными являлись внешнеполитические проблемы и обеспечение ресурсов для войн. Часто это становилось буквально вопросом жизни и смерти, и, естественно, внутренние дела отходили на вто- рой план. В борьбе за выживание или гегемонию власть нередко перекладывала на частных лиц и общины даже решение ряда военно- организационных задач109. Соответственно изменения в обществе не являлись достаточно полными, а жизнь людей во многом регу- лировалась еще старыми (или негосударственными) способами, v, 110 которые поэтому оставались крайне важными и для государства . Позже это нередко вело к тяжелым последствиям, например к де- централизации. Четвертая причина - недостаток ресурсов или нерегулярность их поступления, сложность аккумуляции при натуральной или полу- натуральной экономике. Где-то это лишает государство постоянно- го центра, так как двор переезжает с места на место, чтобы потре- бить накопленные запасы. Так было во Франкском государстве Карла Великого (Дэвис 2005: 221), хотя в конце жизни он осел в городе Аахене в построенном там дворце. Где-то это приводит к «разбуханию» учета и контроля, как, например, в государстве треть- ей династии Ура в Месопотамии и империи Инков. Пятая причина заключается в том, что раннее государство еще очень долго носит на себе печать своего происхождения и особен- 108 В тех случаях, когда реформы оказывались удачными, нередко выясняется, что ре- форматор опирался на какой-то чужой положительный опыт. Например, существует преда- ние, что реформа Солона в Афинах в VI в. до н. э., запрещающая продажу граждан в рабство за долги, ориентировалась на аналогичные реформы фараона Бокхориса в Египте в конце VIII в. до н. э. (см.: Васильев 1993: 116). 109 «Слабая государственная власть, возникшая в варварских королевствах, была не в состоянии осуществлять управление и охранять порядок в стране. Вместе с этим она не мог- ла и отказаться от выполнения этих функций. Но она была вынуждена возлагать их на лю- дей, пользовавшихся наибольшим могуществом и влиянием на местах, в тех мирках патро- ната и господства, из которых теперь состояло общество» (Гуревич 1970: 169). 110 Англосаксонские королевства служат тут хорошим примером (см.: Петрушевский 2003 [1917]: 308-338). 128
ностей образования. Многие «общества изначально на стадии фор- мирования ранних государственных институтов содержали зачатки тех организационных форм, которые в дальнейшем определили различные пути их развития» (Фадеева 1993: 4). Как замечает С. Н. Айзенштадт (1997: 21), во всех обществах на протяжении длительной истории существуют некие стержневые символы, хотя их значимость и интерпретации меняются с течением времени. Считаю также важным отметить, что, хотя мы и можем выде- лять общеэволюционные причины генезиса государственности, возникновение любого конкретного государства всегда имело осо- бые причины, конкретных лидеров, которые ориентировались на наличные условия, уровень общественного сознания, возможности. Соответственно каждый раз возникали неповторимые политиче- ские структуры, опирающиеся на вполне конкретные силы, тради- ции, представления. Некоторые из этих составляющих затем могут конституироваться и прочно закрепиться. Я пришел к выводу, что это особенно важно в отношении тех органов, сил и слоев, от которых исходит власть в государстве, или источника власти, а также идеологии объяснения, почему власть должна принадлежать именно им. Естественно, что источник власти выражает важнейшие черты самого общества1 х 1. В частности, если страной владеет исключительно один род, это сказывается на особенностях ее устройства. Скажем, на Руси, где правил род Рюриковичей, долгое время отсутствовала прочная связь правителя и территории. Дело в том, что со смертью любого князя власть переходила не к его сыну, а к следующему по стар- шинству брату, который в это время сидел в другом княжестве. Те- перь он должен был оставить свой город. А на его место прибывал следующий по старшинству родственник. Иными словами, смерть одного из Рюриковичей меняла позиции многих князей, потому что они в порядке старшинства из прежних владений как бы по кругу начинали перемещаться в более престижные княжества112. Такая 111 Сравните культ города в Греции и обожествление царя в Египте. В первом случае убеждение, что источником власти в городе-государстве являются только граждане полиса, число которых жестко ограничено, стало барьером для объединения греческих политий в крупную державу. Во втором случае обожествлялись даже иноземные завоеватели, которые становились фараонами. Идея о том, что власть в Риме может исходить только от римского народа и его выборных представителей, очень долго препятствовала установлению в Риме монархии. 112 К слову сказать, по поводу системы власти в Киевской Руси у русских историков были большие разногласия. Существует более десятка точек зрения на это (см.: Шмурло 129
система действовала еще и в XII в., но в это время уже началась ее трансформация. Когда же власть передается от отца к сыну, династия остается на одном и том же месте. Но тогда правитель смотрит на свой удел уже не как на временное кормление, а как на постоянное владение, вотчину, что, естественно, ведет к феодализации. Поэтому именно система переезда из княжества в княжество на Руси способствовала сохранению единства страны в течение X-XI в. Источник власти может быть связан с сакральностью монарха и иными его правами на трон; с особенностями института делегиро- вания и наследования власти, с близостью к роду монарха; с пра- вами этноса-завоевателя или первопоселенца; с привилегиями ари- стократии, жречества или народного собрания и т. п. Изменение источника власти оказывается иной раз почти не- возможным. Хорошим примером является сакрализация африкан- ских монархов, то есть представление, что их особа не просто свя- щенна, но и прямо влияет на плодородие земли и скота, поэтому любое нарушение обычаев царем может губительно сказаться на благополучии страны. Сильные ограничения, например, свободы передвижения монарха были характерны для многих стран Африки: Руанды, Буганды, Дагомеи и т. д. (подробнее см.: Ciaessen 1981: 68; см. также: Бондаренко 2005а). Это сковывало возможности царя, а нередко становилось способом ограничения его власти. В целом это не позволяло создать эффективную монархическую систему113. Для ряда других обществ Древнего мира весьма характерным было господство городских общин над постепенно преобразуемой ими более отсталой периферией (см.: Никифоров 1986: 18). Соответ- ственно тесная связь политической системы с особенностями город- ского самоуправления сильно препятствовала созданию развитых государств. Это хорошо видно на примере истории Переднеазиат- 2000, т. 1). Я здесь следую в основном идеям Соловьева и Ключевского (Соловьев 1988, кн. 1, т. 2, гл. 1; Ключевский 1937, т. 1). Но практически все исследователи признают реальное существование такой особой системы замещения правителей, хотя и расходятся в степени оценки важности ее и строгости соблюдения. Многие ученые придавали большое значение участию в управлении вечевых органов, хотя и по их характеристикам были большие разно- гласия (см. подробнее: Шмурло 2000, т. 1: 432,437). 113 В «королевстве» Нотсе, расположенном на территории современного Того, дело и вовсе дошло до крайности. Правитель там жил во дворце в условиях изоляции. Сначала ему все-таки разрешалось выходить из дворца, но только ночью, а затем после попытки одного из правителей обрести реальную власть его советники приняли закон, запрещающий ему выходить из дворца даже ночью и разговаривать с кем бы то ни было, кроме своих жен и узкого круга советников (Бабаян 1990: 46-49). 130
ского региона, где империям так и не удалось избавиться от этого местечкового сепаратизма и эгоцентризма (см., например: Грантов- ский 2004а: 40). Например, в период образования Нововавилонского царства (VII в. до н. э.) жители ряда вавилонских городов, опасаясь потерять полученные льготы от завоевателей-ассирийцев, активно и самоотверженно боролись с основателем Нововавилонской державы Набопаласаром (см.: Дандамаев 2004: 60-61). Таким образом, раннее государство либо не могло перерасти своего малого размера (подобно греческим и иным полисам), либо, вырастая в более крупную политию, не имело достаточных основ для своего единства. Результатом являлись частые распады, пере- комбинации, исчезновение одних и возникновение на их месте дру- гих государств, длительные периоды децентрализации и т. п. 3. Две модели несоответствия между ранним государством и обществом 3.1. Взаимодействие политических и социальных процессов Существует множество вариантов соотношения политических и социальных структур общества. Власть может опираться на какие-то важные отношения и традиции либо, напротив, уничтожать их114. Иногда государство прямо копирует в своей иерархии принципы определенных социальных институтов115. Чаще власть ломает одни и поддерживает другие институты116. Так или иначе, под действием многих причин в рамках раннего государства происходят значительные изменения, возникает слож- ное переплетение различных тенденций и процессов. Где-то имен- но государственные проблемы становятся спусковым крючком для крупных изменений. Так, тяжесть бремени военной службы во Франкском королевстве в VIII-IX вв. (особенно в империи Карла Великого) привела к массовому переходу крестьян (причем вполне хозяйственно крепких) под власть и юрисдикцию сеньоров и мона- 114 Например, считаться с общиной, как в Индии, или заменять ее искусственными объ- единениями (пяти- и десятидворками), как это было в древних Китае или Перу. 115 Например, в Бенине повсеместно копировались общинные отношения. Бондаренко называет эту систему мегаобщиной (см. подробнее об этом: Bondarenko 1995; Бондаренко 1995; 2001). В Китае до середины I тыс. до н. э. в государственном устройстве копировались отношения родственной иерархии (Крюков 1974; 1988). 116 Сравните, например, как законодатель в Древней Спарте (в традиции - Ликург) ло- мает институт семьи и собственности, отрывая детей от родителей и запрещая деньги, и доводит до гипертрофии отношения военного братства. Напомню, что в Спарте слабых ново- рожденных убивали, мальчиков с 7 лет забирали навсегда от родителей, а обедать спартиаты должны были коллективно (Плутарх. Ликург. XVI, X; Сергеев 2002: 163,167-168). 131
стырей (Гуревич 1970: 145-183 ). И как ни боролось государство с этим проявлением «коварства и хитрости» со стороны населения (Там же: 170-171), постепенно его подданные превратились в зави- симых людей сеньоров и церкви. Во многих случаях социальные процессы опережали развитие политической сферы. Таким было появление городов в Западной Европе. Где-то политические и социальные процессы шли парал- лельными курсами. Например, в Индии кастовая система образова- лась без особого вмешательства государства. «Медленно и почти неощутимо, словно это было предначертанием судьбы, касты рос- ли, распространялись и зажали в своих губительных тисках все об- ласти жизни» (Неру 1989: 184). В то же время власть осуществляла свою политику, не обращая особого внимания на эти социальные изменения. Однако встречались уже достаточно развитые в администра- тивном плане ранние государства, где зрелость аппарата и бюро- кратии давила на структуру общества, подгоняя ее под постоянно меняющиеся нужды власти. В целом же в плане соответствия государства и общества я вы- деляю две противоположные ситуации, при этом в одних государ- ствах наблюдалась одна, а в других другая - диспропорция (но, ко- нечно, могли быть и иные варианты): 1. Развитие политических (административных) моментов опе- режает развитие социальных и идеологических и часто затормажи- вает и/или искажает их, препятствуя развитию более адекватной социальной структуры общества. 2. Социальные (религиозные) институты обгоняют политиче- ские, государство не способно органично приспособиться к новым реалиям, что в конечном счете ведет к кризису. Поскольку второй случай в истории был более распространен- ным, начнем с него. 3.2. Несоответствие как недостроенность и неполнота госу- дарства Большинство ранних государств являлись «недостроенными», то есть в них не хватало тех или иных органов, административных отношений, была слабой централизация и т. п. Поэтому их смело можно назвать неполными государствами. Подчеркну, что мы говорим сейчас не о зачаточных ранних го- сударствах, в отношении которых легко сослаться на незавершен- 132
ность процессов117. Речь идет о раннем государстве уже второго (среднего, типичного) этапа, то есть имеющем довольно длительную историю. Таким образом, неполнота государственной организа- ции - это характерная черта большинства ранних государств. Она выражается как в неполноте государственных органов и принципов организации, так и в непропорциональности государст- венной организации, когда наряду с весьма развитыми моментами существует еще масса архаики и негосударственных, по сути, ве- щей. Так, в Индии, например, развитая бюрократическая государ- ственная система сосуществовала с почти полностью автономными крупными деревенскими общинами (иногда в несколько тысяч че- ловек) и кастовыми объединениями (Алаев 1981); а в европейских странах королевский суд сосуществовал с вотчинным, общинным, церковным (Петрушевский 2003). Но наиболее наглядно это прояв- ляется в неполноте и слабости административного аппарата и двух других признаков триады (налоги, территориальное деление). Кро- ме того, это может быть заметно: - в недостаточной эффективности центра; - в слишком большой роли и самостоятельности крупных зе- мельных собственников; - в чрезмерной автономии окраин; - в наличии архаичных способов комплектования служащих и армии. В результате государство порой не может влиять на важные процессы, происходящие в обществе, либо не способно препятст- вовать дезинтеграции. Нередко молодая держава вскармливает мощный слой новой знати, которая перестает считаться с поро- дившим ее государством и начинает формировать под себя соци- альные процессы. Ярким примером является титулованная знать средневековой Европы, которая превращает наделы за службу в частную собственность, закрепощает крестьян, лишает королей тяглецов и воинов и, в конце концов, делает королевства номи- нальными понятиями. В чем-то похожие процессы шли на Руси, а также во многих других странах, начиная с глубокой древности. Недаром же есть сторонники теорий «вечного феодализма», нали- чия феодальной формации в древности и т. п. (см. подробнее: Ни- кифоров 1977: 46-60). 117 Зачаточные государства, как правило, были весьма слабыми в организационном плане (даже если и владели большими территориями) и часто представляли собой только военно- политическую надстройку, контролирующую наиболее ценные и относительно легко кон- центрируемые ресурсы. 133
Подобные процессы прослеживаются в Китае эпохи Западного, а потом и Восточного Чжоу, начиная с IX до н. э. В Западном Чжоу, возникшем в результате завоевания чжоусцами древнекитайского государства Шан-Инь в конце XI в. до н. э., существовала следую- щая система. Вся территория, которая не примыкала к двум его столицам, делилась на уделы (числом приблизительно 70), предос- тавлявшиеся в наследственное владение и управление родственни- кам и приближенным правителя. В рамках самого удела также дей- ствовала система политического старшинства по генеалогической близости к удельному правителю. Естественно, что любое ослабле- ние центра вело к усилению распадных явлений (Васильев 1993: 187-189; см. также: Крюков 1974: 14-15; 1988; Крил 2001). Другими словами, весьма часто этап типичного раннего госу- дарства оказывается периодом феодальной раздробленности. По- этому не лишено смысла утверждение, что «политическая раздроб- ленность в эпоху раннего феодализма - не признак слабости госу- дарства, а естественное в тех условиях его состояние: то был иерархизированный союз вассалов и сеньоров, опиравшийся на систему личных связей, преобладавшую в том обществе форму со- циальных отношений» (Гуревич 1970: 60). В некоторых случаях, как в Германии, вообще не удалось создать централизованное го- сударство, поскольку немецкие феодалы оформили особые инсти- туты, закрепляющие их привилегии и самостоятельность. Крупные державы, возникшие в результате завоеваний, неиз- бежно распадались или резко уменьшались в размерах. Редко им- перии оставались могущественными более ста лет подряд. Неодно- кратные взлеты и падения Ассирии в XIII-VII вв. до н. э. - нагляд- ный пример этому (см.: Садаев 1979). Но даже когда государство было сильным в военном отношении, чтобы долго удерживать про- винции в своей орбите, все равно обычно оно являлось недостаточ- но развитым, чтобы по-настоящему интегрировать различные свои части. Существовал дисбаланс между государственностью центра и окраинами (см. об этом: Thapar 1981: 411). Поэтому такие государ- ства, как, например, Римская и Карфагенская республики или им- перия Маурьев в Индии, империя Карла Великого, Великое княже- ство Литовское XTV в. и многие другие крупные государства, были не интегрированной системой, а, скорее, конгломератом земель118. 118 Тем более плохо спаянным конгломератом были более примитивное государство ац- теков и подобные ему (см., например: Вайян 1949: 151-154). Правда, по поводу степени централизации в ацтекском государстве имеются большие расхождения от признания того, 134
В них существовала система особых связей центра и каждого наро- да, каждой области или территории119. При этом одни имели боль- ше прав, другие - меньше, третьи оказывались почти равны побе- дителям, зато с четвертыми обращались очень сурово120. В малых (отчасти и в средних) государствах уже из-за самих размеров аппарат обычно был недостаточно развит и отделен от населения. Ведь в таких масштабах многие вопросы эффективно решались иными, чем государственный приказ или контроль, спо- собами (например, частными лицами; путем прямого волеизъявле- ния или участия в каких-то делах). Здесь рост государственности был в первую очередь связан с необходимостью вести успешные войны, иногда организовывать внешнюю торговлю. Важной могла быть роль государственной власти в улаживании социальных кон- фликтов, как это было в Афинах и некоторых других греческих по- лисах, отчасти в раннем Риме (между плебеями и патрициями). В результате те или иные стороны и черты государственности усили- вались, а другие отставали. Какие именно, зависело от особенно- стей политий. Спартанский, афинский, финикийский, а также - до определенного момента, пока они оставались малыми государства- ми, - карфагенский или римский пути - это только некоторые из вариантов развития. 3.3. Несоответствие как избыточность государства. Общая характеристика «избыточных» государств Итак, большинство ранних государств оказывались недостро- енными. Однако были и такие, в которых государственный кон- троль, напротив, достигал очень высокой степени развития, а аппа- рат мог быть даже чрезмерным. Если слабые правительства порой что это была деспотия типа восточной, до того, что это лишь федерация городов (см.: Баглай 1995: 233). Но такие расхождения, думается, и вызваны двойственностью многих ранних государств: сильной властью в центре и достаточно поверхностной на окраинах. Коротаев высказывал мнение, что большинство империй представляли собой мультиполитии, то есть образования, имеющие собственно государство в центре и разного рода политий на перифе- рии (Коротаев и др. 2000: 42-45; Korotayev et al. 2000: 23; см. также: Коротаев 2000а; 20006). 119 Что касается Карфагена, то в V веке до н. э. он «представлял собой чрезвычайно сложный государственный организм, конгломерат городов, областей, племен и народностей, находившихся на различном уровне общественного развития, экономически и политически слабо связанных между собой» (Шифман 1963: 96). И, по сути, оставался таким и позже (см., например: Циркин 1979). Относительно Индии см.: Бонгард-Левин 1973: 67, 81. 120 Римляне определяли такую политику как принцип «разделяй и властвуй». Его при- держивались и карфагеняне (см.: Шифман 1963: 97). При известных условиях он может быть достаточно эффективным. Но для нас важно отметить, что в сложившемся государстве такой принцип построения в качестве главного уже не годится. Напротив, развитое го- сударство все сильнее стремится к централизации и унификации, хотя, конечно, особые отношения провинций и территорий с центром (королем) полностью не уходят и в нем. 135
не могли в достаточной степени мобилизовать силы страны, натал- киваясь на своеволие знати и наместников, здесь государство, на- против, подавляет общество, пытаясь перестроить его полностью под свои задачи. При этом такие государства брали на себя функ- ции основного распорядителя благ, организатора и контролера производства и распределения121. Такая чрезмерность государства возникала, прежде всего, в условиях натурального хозяйства, как это было, например, в империи Инков. Однако увлечение «учетом и контролем» могло иметь место и в обществах с определенным уровнем товарно-денежных отношений, если там преобладали на- туральные государственные повинности. Ведь сбор, хранение, пере- возка и распределение продуктов по сравнению с деньгами являют- ся более трудным и громоздким делом. Торговля, если и существо- вала, не играла заметной роли либо была подчинена власти122. В Японии сверхбюрократизация была связана с попыткой зара- нее определить место каждого и «просчитать» наперед любую воз- можную ситуацию, добиться максимальной предсказуемости во всех областях государственного процесса, однозначности любой ситуации. При этом иерархичность бюрократии была столь тща- тельно продуманной, что «ни один член государственного орга- низма не мог быть равен другому» (Мещеряков 2003: 76). В качестве исключительно яркого примера такого государства можно назвать шумерское государство третьей династии Ура в Ме- сопотамии (XXI в. до н. э.). Первые храмовые шумерские города- государства в Междуречье возникли в конце IV тыс. до н. э. Затем начинается период их соперничества, в результате которого через тысячу лет (конец XXIV в. до н. э.) тут образовалась первая импе- рия - государство Саргона и его преемников со столицей в Аккаде. Через некоторое время оно пало под ударами кочевников кутиев. Когда же эти захватчики в результате восстания были изгнаны, в Месопотамии образовалось новое крупное государство под руко- водством города Ура (конец XXII - XXI в. до н. э.). Это была III династия Ура, о которой я уже несколько раз упоминал. Через 121 Например, при третьей династии Ура в Месопотамии «ремесло и торговля в сколько- нибудь широких масштабах являлись фактической монополией царского хозяйства» (Дьяко- нов 1959: 262). Даже позже, при Хаммурапи, частных купцов стремились оформить как чиновников (Дьяконов 1983: 367). 122 Например, в Месопотамии товарно-денежные отношения имели развитие, но госу- дарство собирало налоги в основном в натуральном виде и оплачивало услуги воинов и других царских людей выделением надела и другими натуральными способами (Козырева 2000: 89-91; Васильев 1993: 93). 136
сто с лишним лет и оно распалось под ударами новых кочевников амореев. В этом бюрократическом государстве социально господ- ствующий класс начал формироваться на основе принадлежности к государственной службе, а низший соответственно складывался из работников государственных хозяйств. И в целом развитие пошло в сторону превращения большинства населения в государственных рабов или крепостных в виде так называемых рабочих отрядов и прочих институтов. Это было неперспективным и вызывало кри- зисные явления еще до нашествия амореев (см.: Васильев 1993: 91; Виткин 1968: 433--434; Дьяконов 2000в: 64-65; Тюменев 1956: 266- 300). По образному выражению Виткина, это шумерское государ- ство принимает антиобщественную форму (1968: 434). Это была удивительная и исключительная (а вовсе не типичная, как обычно трактуют) для Древнего мира держава, где все оказа- лось обюрокраченным, где контроль достиг апогея. Цари этой ди- настии оставили больше, чем остальные месопотамские цари, письменных документов (глиняных табличек), на которых фикси- ровалось все, вплоть до голубя, поданного к столу. Но чем больше отношений регулировалось, тем к большей системе контроля госу- дарство стремилось, подменяя вполне эффективные негосударст- венные традиционные (например, семейные, общинные, религиоз- ные) и рыночные механизмы. Поэтому сами правители вовсе не считали, что государственный аппарат и его функции избыточны. Напротив, такое тотальное государство могло испытывать нужду во все новых контролерах и надсмотрщиках, полагая, что его про- блемы порождены как раз недостаточным учетом123. Так, например, один из царей Ш династии Ура в Месопотамии Шульги (2093-2046 гг. до н. э.) личным указом велел брать в школы больше детей, в том числе из незнатных и нечиновных семей (см.: Емельянов 2003: 85- 86), поскольку служащих, призванных следить за всем, хронически не хватало. Месопотамский бюрократизм при Шульги, кажется, достиг своего зенита, и, возможно, вовсе не случайно именно этот царь оказался единственным из шумерских правителей обожеств- ленным (см.: Грантовский 2004а: 42). 123 Вспомним, как в последние годы советской власти утверждалось, что дефицит това- ров порождается плохим контролем за распределением. И появлялись чиновники, которые следили за тем, как дефицит распределяется в рабочих коллективах, составляли все новые и новые списки льготников в магазинах, а также ревизоры, которые все это проверяли. Но дефицит только усиливался. Вот это и есть избыточность, поскольку для решения таких проблем нужны иные методы. 137
Поэтому об избыточности таких отдельных ранних государств я говорю с точки зрения эволюции, поскольку эти модели в конце концов оказались неэффективными и зашли в тупик. Будущее раз- витие показало, что следить за всем - задача для государства непо- сильная. И не случайно, что с развитием рыночного хозяйства по- пытки создать «государственный коммунизм» прекращаются, хотя рецидивы тотального государственного контроля имели место и позже, например в Птолемеевском Египте. «Избыточные» архаические государства представляют большой интерес в плане указанного выше несоответствия между государст- вом и обществом. С точки зрения самого административного уст- ройства они во многом не уступают ряду развитых государств, а то и превосходят отдельные из них. Однако такие государства все же не могут считаться развитыми. Почему? Дело в том, что админист- ративно-политическому уровню заметно не соответствовал уровень экономического, социального и этнического, а в некоторых случаях и культурного развития общества. А развитое государство не мо- жет существовать в обществе с натуральным хозяйством, рыхлой и неустойчивой этнической и социальной структурой124. Три из таких «избыточных» государств ниже рассмотрены бо- лее обстоятельно. Я выбрал весьма яркие примеры типичных ран- них государств: империя Инков, Египет Древнего царства и Месо- потамия при Хаммурапи, а в двух последних из них уже появляют- ся и некоторые черты переходного раннего государства. Но, разу- меется, я не ставлю задачу изложить их историю, а акцентирую внимание, прежде всего, на системных несоответствиях между этими государствами и обществами. § 3. ИМПЕРИЯ ИНКОВ 1. Достижения. Проблемы исторических источников Государство инков просуществовало немногим более столетия (XV-XVI вв.), пока не пало под натиском испанских конкистадоров во главе с Писарро в 20—ЗО-е годы XVI в. Оно возникло в Перу — регионе с богатой тысячелетней историей. Первоначально неболь- шая политая инков за несколько десятилетий XV в. выросла в сот- ни раз и превратилась в мощную империю (см.: Haviland 1991: 245; Mason 1961). С севера на юг она простиралась почти на 5 тыс. км. 124 Все же некоторые из таких наиболее четких бюрократических государств можно считать неполными аналогами развитых государств, что и отражено в табл. 2 в приложении, (см. подробнее: Гринин, Коротаев 2006). 138
Ее территория, по разным оценкам, составляла 800 тыс. - 1 млн кв. км, а население - от 3 до 37 млн человек (Schaedel 1978: 292-294; Зуб- рицкий 1975: 82; 1991: 36), хотя мне кажется, что цифра в районе 6 млн, которую приводит Березкин в последних работах (2005: 165-166), наиболее объективна. Являясь завоевателями, инки образовали высший слой военной и жреческой знати. Они наделялись земельными участками и ра- ботниками из покоренных племен. Жрецы составляли особые кор- порации, которыми управляло высшее жречество, находящееся в Куско (столице) (Бадак и др. 19966: 67). Несмотря на отсутствие письменности125, инки создали весьма внушительную и сложную административную систему, построили сеть общеимперских дорог, города и храмы, имели школы для де- тей высшей элиты. Для эффективной эксплуатации населения ис- пользовался ряд социальных изобретений. Во-первых, инки пытались переустроить завоеванные террито- рии под цели государства. В ряде мест они разрушали традицион- ную общину и создавали искусственную в виде объединения пяти, десяти, пятидесяти дворов. Нередко в целях предотвращения вос- станий целые племена и народы переселялись в другие области, что напоминает практику ассирийцев и вавилонян. В армии инков были даже специальные «подразделения», которые занимались «социально-экономическим» переустройством вновь завоеванных территорий (Кузьмищев 1974: 697). Во-вторых, стоит отметить попытки консолидировать религи- озные культы (путем создания общего пантеона в столице) и на- сильственное внедрение собственного языка кечуа (кечва). В-третьих, широкое использование населения для управления. С учетом того что низовым звеном была пятидворка (затем шли деся- тидворка, пятидесятидворка и т. д.), управленцев из местных жите- лей было множество126. Но столь большой аппарат «активистов» свидетельствует как раз о незрелости государства (так же как многие тысячи афинских судей говорят о незрелости суда в Афинах). В-четвертых, достаточно четкая система распределения про- дукции. Для обеспечения потребностей государства и высших сло- ев обрабатываемую крестьянами землю делили на три части (поля 125 У них имелось только узелковое письмо кипу, служившее для числового учета и не- которой другой информации (Истрин 1965:94-95). 126 Если исходить из арифметики, то на каждые 10 тыс. семей приходилось 3333 долж- ностных лица (см. : Зубрицкий 1991:40). 139
общины, жрецов и императора)127. Двор императора Инки в столи- це снабжался из близлежащей округи. Остальные провинции должны были обеспечивать продовольствием со специальных по- лей ближайшие к ним придорожные склады для проходящих войск и чиновников, а также заполнять хранилища на случай неурожая (Инка Гарсиласо де ла Вега 1974: 283-285). Нужно отметить неко- торую специализацию повинностей. Целые селения несли обязан- ности «коллективных» дровосеков, водовозов, домашних слуг, по- варов, ремесленников той или иной специальности и т. п. Все это обеспечивало определенную квалификацию выполняемых работ (Кузьмищев 1974: 705; см. также: Haviland 1991: 408). В обществе инков отношения были строго регламентированны- ми. Расписывалось, кому что есть, носить, использовать (см.: Зуб- рицкий 1975: 68)128. В то же время существуют сведения, что власть заботилась, чтобы ее подданные имели гарантированный кусок хлеба, а старики освобождались от работы (Кузьмищев 1974: 706; Стингл 1984: 155.) Но насколько реальность соответствовала идеологии, сказать трудно. Дело в том, что многие важные сведе- ния об устройстве этой империи, о социальной и экономической ее жизни были собраны уже спустя ряд десятилетий после ее падения человеком, который считался наследником одного из знатных ро- дов инков, Инкой Гарсиласо де ла Вегой. В своем труде, который был издан уже в начале XVII века (а империя Инков окончательно пала в 1537 г.), он во многом опирался на устное предание (расска- зы его родичей-инков). Особенно важно, что государственная и социальная система описывалась так, как она должна была дейст- вовать в идеале. Ведь излагаемая им история Перу являлась офици- альной версией, принятой у самих инков, а следовательно, была довольно далекой от подлинной истории этого государства (Кузь- мищев 1974: 691). Представьте, что будущий историк стал бы опи- сывать общественную систему СССР по брежневской конституции. Насколько его реконструкция совпала бы с реальностью? Поэтому многие вещи выглядят, по здравому размышлению, преувеличен- ными, сомнительными или явно идеализированными (см. об этом: Зубрицкий 1975:18; 1966:171-172; Томас 1960: 38; Березкин 2005:168). 127 Это не было уникальным явлением, такие государственные поля имели место, на- пример, в Древнем Китае в государствах Шан-Инь и Чжоу, а также и в других странах (см., например: Илюшечкин 1986:157-161). 128 Такая регламентация напоминает практику Китая эпохи Чжоу (см.: Крюков 1988: 361) и некоторые другие общества. 140
К слову сказать, правители Междуречья также постоянно клялись «восстановить справедливость», но практика часто была далека от обещаний. 2. В чем государство опережало развитие общества В чем же инкское государство опережало общество? Первое. Впечатляет система переустройства общества под ин- тересы правящего слоя в виде переселений и искусственных об- щин. В то же время многое свидетельствует о незавершенности изменений. Например, они не трогали местных вождей (курака) и оставляли за ними право передачи власти по наследству. Для управления на местах инки использовали десятичную систему и делили население на сотни, тысячи и десятки тысяч человек. Этими административными единицами и руководили вожди-курака (Берез- кин 1991: 89-96). А знатные инки управляли более крупными тер- риториями. Необходимо указать на неадекватность социальной и этниче- ской базы государства. Ведь покоренные территории были пестрым конгломератом незрелых этносов и племен129. А это, как уже сказа- но, не та основа, которая требуется для сложившегося государства, поскольку этническая незрелость и пестрота не позволяют создать в обществе государственную психологию. Поэтому потребовалось бы еще весьма длительное время, чтобы этническая масса отлилась в формы, созданные новыми властителями. Удержалось бы столько времени это государство? Весьма сомнительно. Второе. Инки пытались и культурно консолидировать общество путем навязывания своего языка кечуа. В результате в испанскую пору, помимо него, в живых остался только язык аймара (см. под- робнее: Кузьмищев 1974: 698). Некоторые исследователи всецело относят такие изменения на счет успешной политики инков, су- мевших всего за сто лет внедрить свой язык, указывая, что его зна- ние помогало делать карьеру (Там же), а сыновья местных вождей часто жили в столице на положении заложников, где и усваивали его. Кроме того, при административном десятеричном делении мелкие этносы могли перетасовываться (Березкин 1991: 95-96). Не отрицая всего этого, выскажу собственное мнение. Более вероятно, что здесь совпали усилия власти и естественные процес- сы, а традиция приписала успех исключительно политике господ- 129 К тому же, переселяя племена, инки обычно не трогали их этнические особенности. Даже на войне они пользовались собственным видом оружия (Кузьмищев 1974: 698). 141
ствующего сословия. Надо учесть, что язык кечуа был устным, а абсолютное большинство населения никакой карьеры не делало и не могло сделать. Население, даже переселенное, продолжало жить в той же этнической среде, а сами инки составляли меньшинство и не могли ассимилировать большинство. Поэтому сто лет - слиш- ком малый срок, чтобы люди забыли свой язык. Объяснение распространения языка кечуа может лежать в том, что языки многих тамошних этносов были, во-первых, недостаточ- но развитыми, и это при прочих равных условиях облегчает забы- вание языка с течением времени130. Во-вторых, какая-то часть раз- личных «языков» могла быть разновидностью того же языка кечуа. В-третьих, «после возникновения государства инков они распро- странились на большом пространстве, оттеснив другие племена» (Федорова 1967: 362). Стоит указать, что, согласно вышеупомянутому Гарсиласо, до завоевания инками «каждая провинция, каждый народ, а во многих местах каждое селение имели свой язык, отличный от своих сосе- дей»; количество же языков провинций было неисчислимо (Инка Гарсиласо 1974: 40, 10 [курсив мой. -Л. Г.]). Когда каждое селение имеет свой язык, это ситуация так называемой первобытной лин- гвистической непрерывности, означающая отсутствие реальной этнической консолидации. Иными словами, существует некая этно- графическая общность, которая включает множество племен и селений. Все они говорят на одном, по сути, языке, но каждое с не- которыми вариациями. Но если у какого-то из этих вариантов по- является существенное преимущество, может начаться языковая консолидация. Поэтому неудивительно, если в Перу среди родст- венных языков возобладал язык завоевателей. А после падения им- перии, уже при испанцах, кечуа мог играть роль языка межнацио- нального общения. Третье. Это система общеимперских дорог, которая служила для военных целей и позволяла более эффективно управлять отдален- ными окраинами. Дороги уже не спишешь на идеологию. Это бес- спорный и редкий для раннего государства факт. И если учесть сложный рельеф Перу, нельзя не удивляться уровню администра- 130 И случаев, когда даже господствующее меньшинство забывает свой язык, в истории немало. Так было, например, с кочевниками тюркского происхождения - болгарами, кото- рые в VII в. н. э. захватили территорию нынешней Болгарии, населенную славянами. Но все же и им потребовалось два столетия, чтобы полностью раствориться в массе славянского населения (см.: Никитин 1954: 57; Каждан 1954: 75). 142
тивного устройства империи. Имелись две главные дороги, идущие с севера на юг: одна, длиной более 5 тыс. км, шла через горы, другая, покороче, проходила вдоль побережья. Они соединялись между со- бой рядом поперечных дорог. Общая протяженность дорожной сети превышала 15 тыс. км (Зубрицкий 1975: 83). Вдоль трасс на одина- ковом расстоянии были построены постоялые дворы и склады с за- пасами пищи для гонцов (Томас 1960: 40; Стингл 1984: 162-163). Четвертое. Инки делили империю на четыре крупные провин- ции (четыре страны света), во главе которых стояли принцы. Ины- ми словами, это было административное деление, не связанное с прежним племенным и областным, что также не всегда встречалось в ранних государствах. Чтобы понять еще нагляднее, насколько государственное уст- ройство инков опережало развитие общественное, нужно указать на следующие моменты: 1. Отсутствие письменности. Каким бы интересным феноменом ни было узелковое «письмо», оно несравнимо с настоящим по ин- формативности, по бюрократичности, по влиянию на функциони- рование государственного аппарата. 2. Отсутствие тягловых животных, что серьезно препятствовало перераспределению продукции. Для перетаскивания тяжестей ис- пользовались варварские методы131. 3. Отсутствие торговли, что еще более усложняло систему рас- пределения. 4. Хозяйство инков было натуральным. А это, как уже очень давно замечено, способствует феодализации общества. Огромная территория и трудность при распределении продукции вынуждали государство раздавать землю с крестьянами знатным инкам, чтобы они могли обеспечивать свои «чада и домочадцев». Такая раздача земли была, по сути, самым обычным феодализмом. Но феодализм не особенно соответствует сложному бюрократическому устройст- ву государства. По-видимому, инки столкнулись с теми же проблемами, что и многие другие завоеватели, которых было меньшинство. Боясь из- мены и восстаний, оказываясь перед необходимостью вознаграж- дать родственников и соратников, победители обычно раздавали крупные поместья в распоряжение знати (уже существующей или 131 Известен случай, когда одна из огромных каменных глыб при перемещении сорва- лась и убила три или четыре тысячи индейцев (Зубрицкий 1975: 67). 143
формирующейся). Например, в Древнем Китае завоеватели-чжоусцы, будучи в явном меньшинстве, поставили во главе уделов родствен- ников и приближенных императора, а те, в свою очередь, награж- дали своих родственников и приближенных. При этом на первых порах это вполне рациональный подход, поскольку завоеванными территориями надо управлять, а опираться реально можно только на своих (см.: Васильев 1993: 188; Крил 2001). Однако, как известно, по прошествии времени государство, в котором все держится на силе центральной власти, обычно слабеет, тем более в многоэтничной империи. И, кстати, замечено, что сто лет - это как раз тот срок, когда эти тенденции уже вполне обозна- чаются132. Все это говорит, что государство инков не было столь уж прочным и устроенным, как кажется. В частности, вполне досто- верно известно, что конфликты между высшей знатью имелись. Европейцы пришли как раз в момент, когда только закончилась долгая война между претендентами на трон, и умело воспользова- лись этой ситуацией, обвинив правящего Инку в узурпации власти. И, как выясняется в свете новейших исследований, у инков не было четких правил наследования, выбор будущего правителя делался из широкого круга лиц определенных родов, и даже возведение на трон не гарантировало царю защиту от попыток смещения со сто- роны других претендентов (см.: Березкин 2005: 195). А отсутствие четкой процедуры наследования - достаточно распространенная черта многих ранних государств. Характер поземельных отношений в этой империи не во всем ясен. Некоторые сведения говорят, что земля считалась собствен- ностью верховного Инки. Но есть предположения, что поместья, получаемые от него, становились частной собственностью служи- вой знати (см.: Кузьмищев 1974: 706-707). Тут могло и не быть противоречия, поскольку при феодализме земля нередко имеет не- скольких собственников и владельцев. § 4. ЕГИПЕТ ДРЕВНЕГО ЦАРСТВА 1. Проблемы интерпретации социального строя Хотя сведений о Египте несравнимо больше, чем об инках, но в отношении Древнего царства, то есть периода, который мы рас- сматриваем, источники информации сохранились крайне неравно- 132 Вышеупомянутым чжоусцам в Китае удалось сохранять государство в достаточно крепком виде именно в течение ста с небольшим лет, после чего началось ослабление госу- дарства и его распад. 144
мерно133. В результате об обществе Древнего царства по многим важнейшим моментам с уверенностью сказать можно даже меньше, чем об инках. Поэтому выполнить нашу задачу, то есть сравнить уровень раз- вития государственности и самого общества, оказывается, весьма сложно. Дело в том, что нет ясности в отношении социальных ха- рактеристик большинства населения египетского общества Древне- го царства. Известно, что существовали крупные царские и так называемые вельможные хозяйства и соответственно государст- венные работники и работники вельмож 134. Однако неясно, со- стояло ли общество только из начальников-вельмож, царских при- ближенных, чиновников и царских слуг, с одной стороны, и подне- вольных работников, лишенных собственного хозяйства и полу- чающих пайки, - с другой, или, помимо них, было еще и свободное трудовое население (крестьяне и ремесленники). Подневольных работников объединяли в специальные рабочие отряды и перебрасывали туда, где требовался их труд (см.: Вино- градов 20006: 157). Это весьма напоминает практику другого об- щества - шумерского, о котором мы уже говорили, - Южной Ме- сопотамии времен III династии Ура (конец III тыс. до н. э.). Однако в Шумере, помимо работников царского хозяйства, были в значи- тельном числе и самостоятельные хозяева (Дьяконов 2000в: 64). Поэтому очень вероятно, что такие крестьяне были и в Египте, возможно даже, они составляли большинство населения 135. Но о них нет ясных свидетельств. 133 История классического Египта обычно делится на Раннее царство (3000-2800 до н. э.), Древнее царство (2800-2250), Среднее царство (2050 - ок. 1700) и Новое царство (1580 - ок. 1070). Я, разумеется, не останавливаюсь здесь на существенных расхождениях в хронологии. Меж- ду Древним и Средним, а также между Средним и Новым царствами существуют так назы- ваемые междуцарствия, то есть периоды децентрализации страны. После Нового царства выделяют так называемый Поздний период (XI—IV вв.), в течение которого Египет завое- вывали ливийцы, цари Куша (Эфиопии), ассирийцы, персы, и Греко-римский период (332 до н. э. — 395 н. э.). Затем Египет перешел под власть Византии. В 619 г. его захватили персы, а вслед за ними — арабы. 134 Хозяйства вельмож специалисты часто сравнивают с феодально-крепостническими (см.: Васильев 1993: 102). Были еще и хозяйства храмов, но они оформились как самостоя- тельные и стали играть заметную роль только в конце периода Древнего царства (см.: Са- вельева 1992: 3, 124). 135 Предположения о существовании многочисленных мелких хозяйств делает, напри- мер, Перепелкин (2001: 115-116). А Кузищин пишет вполне определенно, что в Египте Древнего царства наряду с работниками крупных хозяйств (мерет или хемуу) существовали и царские люди, общинники (нисутиу или хентиуше), то есть свободные и самостоятельные хозяева-крестьяне и ремесленники, которые платили подати в казну и выполняли повинно- сти (Кузищин 1988: 33). Однако наличие самостоятельных работников не означает, что они непременно должны быть общинниками. Об общинах в Египте нет никаких упоминаний, и многие ученые считают, что община исчезла там очень рано, если вообще когда-то была. 145
Проблема в том, что важнейшими сведениями о социально- экономических отношениях в Египте того времени являются ри- сунки и надписи, сделанные в гробницах древнеегипетских вель- мож136. По тогдашним поверьям, такие изображения позволяли по- койнику в другом мире иметь то, что он имел в этом. Но естествен- но, на рисунках оказывались прежде всего непосредственно зави- симые от вельможи, а не свободные люди. Ведь сооружение гроб- ницы было очень дорогим делом и рисовали только самое важное в отношении покойника. Да и зачем изображать для потустороннего мира тех, кто и в этом прямо не зависел от сановника? Но как бы там ни было, раз очевидных свидетельств о самостоятельных кре- стьянах и ремесленниках нет, значит, нельзя и уверенно говорить об их существовании. Что же касается правящего слоя, то важнейшую его часть со- ставляли вельможи. Но не очень ясна система социального воспро- изводства этой группы. С одной стороны, вроде бы есть указания на наследственный характер этих должностей, с другой - они сами хвалятся тем, что поднялись по социальной лестнице. В некоторые периоды центр легко перемещал областных начальников с места на место (Васильев 1993: 101). Вероятно, их назначал или утверждал фараон, но вполне возможно, что выбор его не всегда был свобо- ден, а исходил из преимущественного права на должность наслед- ника умершего вельможи (см.: Виноградов 20006: 158-159). Таким образом, с одной стороны, вельможи являлись обычными назна- ченцами, но с другой - людьми, которые имеют вполне определен- ные права на свои должности. Они владели и собственным имуще- ством, которое состояло частью из наследственных, частью из по- лученных за службу земель и пожалований. Но в качестве намест- ников они в то же время распоряжались и собственностью фараона (см. об этом, например: Перепелкин 1988: 28. Однако и по этим моментам есть много точек зрения). 2. Достижения Египта Древнего царства. Роль ранней цен- трализации Достижения фараонов Египта Древнего царства общеизвестны. Достаточно напомнить о великих пирамидах и ирригационных со- оружениях. Но наша задача - показать, в чем государство опережа- ло египетское общество. Конечно, из-за недостатка сведений о его социальном строе сделать это возможно лишь в виде общих заклю- 136 См. об этом, например: Перепелкин 1988, особенно введение. 146
чений. Однако отсутствие конкретики частично компенсируется тем, что главным в плане такого опережения является вполне бес- спорный и ясный момент, а именно: Египет был первым в исто- рии человечества централизованным государством с сильной царской властью, которое к тому же возникло сравнительно очень быстро, а существовало очень долго. Эпоха мелких госу- дарств была здесь в несколько раз короче, чем в Месопотамии. Иными словами, это фактически означает, что общество еще не успело созреть, как попало под воздействие родившегося «левиа- фана». Соответственно сила влияния государства здесь оказалась выше, чем в других местах. Этому, конечно, способствовали и при- родные условия137. Более конкретно о влиянии государства на общество следует сказать следующее. Во-первых, производительные силы, особенно в плане техники, оставались слабыми, хотя урожайность, благодаря плодородию зем- ли, была высокой. Металлов еще не было, кроме мало используемой меди. Поэтому именно власть в первую очередь способствовала хо- зяйственному подъему, организовывала производство в крупных размерах, используя в том числе переброску рабочей силы. Также не было крупной торговли, а ремесленники в основном обслуживали государство и знать. Перераспределение в масштабах страны, так же как в империи Инков, осуществлялось государством. Оно же во мно- гом определяло и развитие культуры общества. А роль жречества была еще слаба по сравнению с будущими эпохами138. Во-вторых, централизация не просто сильно повлияла на соци- альную структуру, но в значительной мере создавала и меняла эту структуру. В Египте уже в это время слой чиновников был очень влиятельным. Центральная власть имела сильный административ- ный аппарат, который не позволял никому чувствовать себя сво- бодным от государства. В этом, конечно, была и слабость системы, поскольку при ослаблении центра социальная структура начинала сильно меняться, усугубляя кризис. 137 Египет - этот истинный дар Нила - был, собственно, узкой полосой земли шириной 5-20 км, вытянувшейся на многие сотни километров вдоль его берегов. Таким образом, Нил оказался той естественной магистралью, с помощью которой страна была объединена и которая позволяла центру быстро перебросить войска и ресурсы в нужный район. То, что инки создали с огромным трудом - общеимперские дороги, здесь было сделано самой при- родой. Кроме того, за речной долиной начиналась пустыня, поэтому убежать или пересе- литься за границы страны было невозможно. 138 Не случайно не сохранились храмы этого периода, кроме заупокойных при гробни- цах фараонов (см.: Коростовцев 2000: 223). 147
В-третьих, все население Египта, за небольшим исключением, так или иначе служило государству или должно было выполнять для него повинности, которые накладывались также на вельможные и храмовые хозяйства (Кузищин 1988а: 33). Именно поэтому цен- тральная власть могла аккумулировать огромное количество про- дукции и труда, концентрировать усилия всего общества. Однако повинности для подданных порой оказывались слишком тяжелыми. И не случайно, что эпоха великих пирамид закончилась до- статочно быстро, а затем царские усыпальницы уменьшились в раз- мерах (Петровский 1956: 25). Для Древнего Египта на протяжении всей его истории было характерно гипертрофированное развитие государственного экономического сектора, а периодами - его абсо- лютное господство (Стучевский 2004: 163; Грантовский 2004а: 42). Но все же период Древнего царства с его рабочими отрядами, кажет- ся, занимает в этом отношении особое место. Египет, как, может быть, ни одна другая цивилизация, демонстрирует, какую важную роль играет государственное хозяйство «в эволюции как самого го- сударства, так и общества, которое, в свою очередь, испытывает на себе нередко во многих отношениях определяющее воздействие го- сударственного хозяйства, нередко вызывающее глубокие перемены в хозяйственном и даже социальном строе общества и отражающее- ся на его духовной жизни» (Петрушевский 2003: 86). В-четвертых, конечно, надо отметить раннюю и мощную идео- логию обожествления царя (и при жизни, и после смерти), причем - в отличие от месопотамской идеологии - не столько личности зем- ного царя, сколько его власти и сана, аналогичных сану верховного божества (Ладынин 2005: 63-64; см. также: Зубов, Зубова 2004; Янков 1997)139. 3. Некоторые слабости Египетского государства Показать эти слабости важно уже из-за существования своего рода оптического обмана. Дело в том, что представления о поряд- ках в Египте более поздних эпох неоправданно распространяют и на Древнее царство, хотя по сравнению со Средним и тем более Новым царством организация государства еще оставляла желать лучшего. Иными словами, различия между этими периодами весь- ма велики (примерно как между Великим Московским княжеством XV-XVI и Российской империей XVÜI-XIX вв.). 139 В Месопотамии «роль личности» в сакральном статусе была гораздо выше, но царей там обожествляли редко, они представали как герои или посредники между людьми и бога- ми (см.: Немировский 2005: 111; Грантовский 2004а: 39). 148
• Административно-территориальное деление и неполнота централизации Административно Египет делился на несколько десятков об- ластей-нсшов. Эти области сначала были самостоятельными. В ре- зультате процесса их объединения в IV тыс. до н. э. возникло два крупных государства: Южное (Верхнее, или Долина Нила) и Се- верное (Нижнее, или Дельта Нила). В течение сотен лет они боро- лись друг с другом за гегемонию. Наконец, около 3000 г. до н. э. легендарный царь Южного Египта Мина (Менее) объединил всю страну и короновался двумя коронами140. Наступила эпоха Раннего царства, которая длилась 200 лет, то есть до 2800 г. до н. э. Таким образом, централизация в Египте началась задолго до Древнего царства141. А поскольку оно само просуществовало сотни лет, значит, период централизации в целом до распада Египта в XXIII в. до н. э. длился не менее тысячи лет. Однако, несмотря на такой огромный период, границы прежних мелких государств-иомов не стали чисто административными ру- бежами (см.: Брестед, Тураев 2003: 79). Нет, они по-прежнему от- деляли области, помнящие о былой самостоятельности. А в преде- лах номов социальные, имущественные, религиозные и иные от- ношения продолжали находиться под сильным влиянием местных социально-политических традиции . При завершенной централизации могут быть мятежи в отдель- ных провинциях и расколы, но страна даже при ослаблении цен- тральной власти не рассыпается на множество мелких государств по границам тысячелетней давности. Следовательно, централиза- ция в Египте III тыс. до н. э. не была достаточно полной. Наибольшего могущества Древнее царство достигло при фа- раонах IV династии (Снофру, Хеопсе [Хуфу], Хафре [Хефрене]) . Этот период длился немногим более ста лет. Затем начинается по- степенное ослабление царской власти (конец IV, V, VI династии). 140 По поводу имени объединителя (равно как и по поводу датировок) идут большие споры. Иногда таковыми называют Нармера, иногда других фараонов. Есть также отдельные мнения, что между Ранним и Древним царствами (где-то в XXIX в. до н. э.) также был пери- од распада государства (см.: Заблоцка 1989: 132). 141 Правда, некоторые считают тезис о такой централизации сильно преувеличенным (например: Прусаков 1999: 63-67; 2001). 142 Даже тысячи лет спустя после Древнего царства каждый ном имел свое название, столицу, святыни, особых богов, особые титулы служителей культа, свои запреты и табу и т. п. (см. подробнее: Жак 1992 : 45, 99). 143 Всего до распада Древнего царства было шесть общегосударственных династий (две в Раннем царстве и четыре в Древнем). Древнее царство начинается с III династии и заканчи- вается VI. И еще несколько династий (VII-XI) приходится на период первого распада Египта. Считается, что период Среднего царства начинается в эпоху правления царей XI династии. 149
Пришло «время незримой, но длительной и упорной борьбы уси- лившейся номовой администрации против чрезмерного засилья центральной власти за свою политическую и экономическую авто- номию» (Виноградов 20006: 163), которая и заканчивается полным распадом государства на номы. Следует отметить и то, что организация власти на местах была в основном в руках вельмож-наместников, которые для этого име- ли свой личный (то есть не царский) аппарат писцов, служащих и даже заупокойных жрецов (см.: Перепёлкин 2001: 94). Возможно, царь, отписывая вельможе какие-то имения, уже не вникал в струк- туру местного управления. А вельможа сам организовывал на эти средства аппарат и все необходимое. В любом случае местные чи- новники зависели в первую очередь не от фараона, а от местного губернатора (см.: Брестед, Тураев 2003: 83). • Слабость военной организации Как это ни покажется странным, в Древнем царстве постоянной армии не было (Брестед, Тураев 2003: 84; Жак 1992: 97)144, хотя изначально все же какое-то постоянное войско, по-видимому, име- лось (см.: Перепёлкин 2001: 58). Но после объединения Египта (примерно 3000 г. до н. э.) и подавления мятежей в Дельте (Ниж- нем Египте) надобность в нем отпала. Армия стала ненужной, по- скольку центр добился мира в стране, внешние враги отсутствова- ли, а привлекательных для завоевания соседей было немного. Воз- можно, это объясняет, почему в Египте не сложилось традиции ге- роического эпоса (см.: Ладынин 2005: 67). Египет Древнего царства - одно из редких ранних государств, которое вело мало войн145. Пра- вительство, однако, нашло на что потратить силы народа: на строи- тельство пирамид и памятников. При необходимости местные правители собирали ополчение, то есть военная сила фактически была в руках у них. Это также ука- зывает на недостаточную централизацию. Отсутствие постоянной армии означает и слабое развитие военного дела, что в целом дела- ет государство менее развитым. Отметим, что в развитом государ- стве непременно должна быть постоянная армия, или иметься во- енное сословие, или быть и то и другое. 144 Такая армия появляется позже, только в Среднем царстве. 145 Кстати сказать, военная активность царей Ш династии Ура также была невелика, они больше предпочитали торговую экспансию (см.: Емельянов 2003: 86-87). Быть может, такая чрезмерная бюрократизация в какой-то мере объяснялась именно свободой власти от войн. Иначе сил просто не хватает. И если бы в Древнем царстве велись постоянные войны, то, может быть, средств на грандиозные пирамиды не хватило бы. Только много позже, в Новом царстве, Египет все же становится военной империей. 150
§ 5. СТАРОВАВИЛОНСКОЕ ЦАРСТВО (ГОСУДАРСТВО ХАММУРАПИ И ЕГО ПРЕЕМНИКОВ В МЕСОПОТАМИИ XVIII-XVII ВВ. ДО Н. Э.) 1. Достижения Когда бюрократическое государство III династии города Ура в конце XXI в. до н. э. распалось под ударами кочевников амореев, начался так называемый старовавилонский период истории Месо- потамии146. После столетней междоусобицы возникла новая импе- рия - государство Хаммурапи (XVIII-XVII вв. до н. э). Это было достаточно продвинутое государство, с упорядоченной и строго централизованной административной системой, с мощным перераспределительным аппаратом и писаным правом147. Оно про- существовало почти двести лет, хотя постепенно слабело, теряло территории и позиции, пока не пало под ударами хеттов и касситов. Исследователи отмечают, что в государстве Хаммурапи уже сложились структуры, которые в дальнейшем будут воспроизво- диться во многих государствах Востока (Васильев 1993: 91-92), что в нем царская власть впервые не ограничивается никакими полити- ческими органами (Дьяконов 1983: 370). Стоит отметить также, что в отличие от своих предшественни- ков - царей III династии Ура - Хаммурапи меньше использовал рабочие отряды в царских хозяйствах. А земля раздавалась непо- средственным производителям. В Месопотамии этого времени го- раздо выше, чем в Египте Древнего царства и тем более чем у ин- ков, были развиты товарно-денежные и арендные отношения, а го- сударство придавало их регулированию (правовому и социально- му), а также организации торговли очень серьезное значение148. 2. В чем государство опережало развитие общества. Неко- торые слабости государства Хаммурапи «Если учесть необычайную сложность политико-этнической обстановки в Месопотамии начала II тыс. до н. э., то покажется по- разительным огромный скачок, который проделало Вавилонское царство после того, как в 1792 г. до н. э. к власти пришел Хамму- рапи» (Заблоцка 1989: 215 [курсив мой. -Л. Г.]). Это так, но скач- ком не решишь всех проблем, и общество продолжало отставать от Нововавилонский период начался через тысячу лет с возрождением могущества Ва- вилона. 147 Последний момент является наиболее известным, хотя кодекс Хаммурапи не был первым в Междуречье. 148 В целом это государство стояло выше, чем рассмотренные ранее. И его можно счи- тать неполным аналогом развитого государства. 151
изменений в государстве. В сравнении с уже более или менее зре- лой государственной формой оно кажется недоразвитым. Одной из главных причин такой неадекватности являлась сла- бая этническая консолидация. Главная идентификация человека определялась не по его причастности к этносу, а по принадлежно- сти к тому или иному городу или ному. Каждая область (город, ном) поклонялись собственным богам в особых храмах. К этому следует добавить наличие множества племен разного уровня разви- тия, так что не было даже четкого разделения населения на оседлое и кочевое149. Поэтому говорить об этническом самосознании жите- 150 леи шумерских городов как о чем-то ясном не приходится . Все же для раннего государства этническую базу в виде родст- венных языков, сходных обьгааев, близкой культуры и религии еще можно считать адекватной. Однако дальше население должно было консолидироваться в более сплоченную общность. Но в Междуре- чье процесс пошел в ином направлении: возникло двуязычие (шу- мерский и аккадский языки были государственными), а население стало постоянно разбавляться все новыми этническими элемента- ми. В результате в этнической сфере (в отличие от сферы полити- ческой власти) никакой решающей концентрации достигнуть не удалось. «Неудивительно, что уже во времена Хаммурапи шумер- ский этнос полностью растворился в соседних, оставив по себе только язык и достижения культуры (прежде всего письменность)» (Емельянов 2003: 89). Шумерский этнос исчез, но это не означало какой-то этнической консолидации. Многоплеменность оставалась реальностью и при Хаммурапи и его преемниках, и тысячу лет спустя в Нововавилонском царстве (см., например: Дандамаев 2004: 60-61)151. Это было одной из главных причин, по которой в Месопотамии не возникло сложившееся государство. Ведь для пе- рехода к последнему требовалась этническая консолидация. Несмотря на кажущуюся крепость государства Хаммурапи, в нем имелись серьезные слабости. Это подтверждается уже тем фактом, что административные реформы этого царя не имели дол- говременного успеха (Козырева 2000: 92), а «объединение продер- 149 «Существовало множество переходных ступеней от одного состояния к другому, и в каждом племени были представлены все или многие варианты такого рода» (Козырева 2000:83). 150 Шумеры даже не имели самоназвания, а именовали себя и семитов-аккадцев черно- головыми. 151 В некоторых отношениях этническая пестрота, вероятно, даже усилилась. Недаром именно Вавилон в Библии (Вавилон, конечно, уже Новой Вавилонии, а не периода Хамму- рапи) представлен как смешение языков (и не только из-за множества купцов). Там жили переселенные народы (евреи и другие), да и сам этнический состав оставался пестрым. Осо- бенно много было египтян, а также персов, мидийцев и т. д. 152
жалось в своем полном объеме в течение всего одного поколения» (Дьяконов 1983: 364). К тому же и экономические интересы разных частей Вавилонии были различны (Козырева 2000: 91-92). После распада государства III династии Ура и до объединения Междуречья Хаммурапи эта территория оставалась конгломератом небольших политических и племенных объединений с централь- ным городом и местными династиями. Города постоянно соперни- чали и воевали друг с другом. Заключались бесчисленные союзы, одни династии приходили в упадок, другие возвышались. Хамму- рапи и его преемники многое сделали для централизации. Но все же структурная база государства была слабой, некрепкой. Костя- ком его оставались крупные города с округой, которые по своему духу, однако, были местечковыми и самодостаточными, а потому неспособными к интеграции (так же как финикийские и греческие города). Даже административное деление на области при Хамму- рапи, «вероятно, более или менее соответствовало бывшим царст- вам» (Дьяконов 1983: 366). Это весьма напоминает вышеописанное деление в Египте. В результате и в социальном плане Междуречье оставалось слишком городской цивилизацией. В свое время путем синойкизма (сселения жителей из нескольких мелких поселений в одно) возни- кали шумерские храмовые города, в которых постепенно оказалось большинство населения. Однако с городами соседствовало внего- родское оседлое и кочевое население, которое играло, используя выражение Тойнби, роль внутреннего (а иногда внешнего) проле- тариата, то есть было источником беспокойства, а порой и кризи- сов. «Этот контраст между горожанами и жителями открытых про- странств, характерный для общественного строя Месопотамии, был вечным источником конфликтов и сыграл фатальную роль в поли- тическом развитии страны», поскольку приводил «к удивительно- му отсутствию политической стабильности в Месопотамии» (Оп- пенхейм 1990: 66, 67). § 6. НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ И ИТОГИ Итак, анализ некоторых черт, свойственных раннему государ- ству, дает основания сказать, что в широком смысле слова оно яв- ляется неполным и асимметричным. Общество и государство недостаточно соответствуют друг другу по сравнению с подгонкой этих систем друг к другу на следующих стадиях эволюции. В большинстве случаев государство является неполным и в уз- ком смысле слова, поскольку отстает сама его политическая и осо- 153
бенно административная организация. Этому могут способствовать многие причины. Например, необходимость защиты страны от во- енной угрозы заставляет власть использовать любые средства, включать в систему управления уже имеющиеся в обществе формы управления, перекладывать контроль за исполнением приказов на частных лиц. Так случилось, скажем, в англосаксонских королевст- вах, измученных нападениями датчан (см. Петрушевский 2003). Мы рассмотрели также случаи, когда государство как органи- зация в каких-то очень важных моментах заметно опережает уро- вень развития общества. Это примеры доведения административ- ного аппарата до той степени совершенства, которая только воз- можна в раннем государстве с целью максимально продуктивной эксплуатации населения. При этом государство нередко пытается подстроить общество под себя. Однако «дотянуть» его до нужной высоты административными методами даже при сильной власти, как правило, не удается. Важнейшей причиной такого рода неудач является краткосроч- ность подобных попыток, обычно вызванных сложными (чаще внешними) задачами и оплодотворенных энергией выдающихся деятелей. Но поддерживать высокий уровень государственного управления на протяжении столетий невозможно уже хотя бы по- тому, что талантливые правители редки. Чаще приходят бездарные и слабые, которые и приводят государство к кризису152. Таким об- разом, когда государство достаточно сильно, оно затормаживает одни и искажает другие социальные процессы. Когда же оно само ослабевает и деградирует, развитие общества идет вопреки воле государства или параллельно ему. В конце концов, чтобы государ- ство и общество приобрели более адекватные друг другу формы, требовались коллапсы, перестройка управления, развалы и объеди- нения, гражданские войны, рождение на развалах новых госу- дарств. В более редких случаях этого удавалось достигнуть мень- шей ценой в мирных условиях. 152 Один из способов обеспечения большей независимости государства от личности мо- нарха был изобретен в Китае. Это система и идеология привлечения к государственной службе способных людей. Именно во многом благодаря ей Китай в некоторые эпохи мог добиваться исключительных успехов и возрождаться после кризисовНапример, император времен дина- стии Тан Ли Шиминь (Тан Тайцзун) считал, что правильно найденные (призванные) таланты - основа спокойствия государства. «У того, кто лишился талантливых людей, государство не покинет смута, имя его не избежит хулы», - говорится в одном из китайских трактатов (цит. по: Завьялова 2002: 352). Но и в Китае такие идеи нередко оставались лишь благими поже- ланиями. С другой стороны, не будем забывать, что Китай уже с III в до н. э. превратился из раннего в развитое государство. 154
Но вообще несбалансированность раннегосударственных обра- зований проявляется самым разным образом. Взять те же полисы, С одной стороны, как уже сказано, жизнь гражданской общины и форма государства были очень тесно связаны. Но с другой - имела место легкость смены политических режимов (от демократии к диктатуре или олигархии и наоборот) и социального курса. В поли- сах и даже во многих городах-государствах были также часты и социальные перевороты, причем нередко совершаемые легитимно, путем смены лидеров у власти, постоянным изменением законов и решений. Недаром же говорили, что «флорентийский закон дер- жится с вечера до утра, а веронский - с утра до полудня» (Баткин 1970: 240). Сами причины и условия возникновения раннего государства во многом определяют его особенности. Так, появившаяся в результате завоевания знать может укрепиться и получить от монарха земли, кормления и различные привилегии. Используя любые средства, она закрепляет за собой полученные поместья и тем самым приобретает возможность противостоять центру. В результате феодализм оказы- вается и труднопреодолимым, и очень живучим. Мы также видели, что в отдельных случаях чрезмерный адми- нистративный аппарат мог препятствовать складыванию более раз- витой и устойчивой социальной системы. В результате бюрократия - при всей ее организаторской значимости — в какой-то мере оказы- вается тут внешней надстройкой над обществом, подобно тому как в других государствах над ним надстраивается военная знать со своими дружинами. Только методы эксплуатации и влияния на со- циум у этих элит разные. Развитое (сложившееся) государство, о котором подробнее мы поговорим дальше, более органично обществу, точнее говоря, это государство становится естественной его формой, хотя сам про- цесс притирки мог идти негладко и болезненно. Ведь чтобы такое государство появилось, с одной стороны, нужен был существенный прогресс в его политическом, административном и правовом уст- ройстве, в идеологии. А с другой стороны, требовалось достижение необходимого уровня этнического, социального, экономического и культурного развития. Путь к этому был длительным и непростым. В результате многочисленных трансформаций, переворотов, распа- дов и собираний земель происходил жесткий отбор наиболее удач- ных вариантов. Неудивительно, что многие ранние государства так и не смогли стать развитыми. 155
Глава 4 РАННЕЕ, РАЗВИТОЕ И ЗРЕЛОЕ ГОСУДАРСТВА: ОПРЕДЕЛЕНИЯ И СРАВНЕНИЯ § 1. РАЗЛИЧНЫЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ГОСУДАРСТВА 1. Сложности определения государства Проблема создания, использования, критики и увязки между со- бой различных дефиниций государства, без всякого сомнения, очень важна и требует более подробного анализа, чем удалось сде- лать мне. Однако слишком сильное углубление в эти методологи- ческие сюжеты, несомненно, перегрузило бы данное исследование (и без того достаточно нагруженное). Поэтому я ограничусь толь- ко небольшим параграфом, в котором покажу некоторые сложно- сти, связанные с определением государства, а также приведу ряд определений и на их примере продемонстрирую характер ограни- чений в использовании дефиниций. Поскольку анализ будет крат- ким и фрагментарным, хотел бы сразу подчеркнуть основное. Главное, чтобы читатель понял: я ни в коем случае не считаю, что постиг «сущность» государства глубже, чем другие. Дело в том, что в истории реально существовали политические образования, которые можно назвать государством, но можно и иначе153. Свобо- да научного творчества позволяет исследователю либо назвать го- сударством любую политию, либо «отказать» ей в таком статусе. Это зависит от его научной позиции и аргументации. От того, что кто-то назовет Афины безгосударственным обществом, Афины не станут Римом. Спор, следовательно, идет не о сущностях как неко- ей объективной и неизменной онтологической данности, а о терми- нологии. Но термины для науки являются крайне важным объек- том. Иными словами, речь идет лишь о том, чье определение госу- дарства, более методологически и аналитически удачно, чьи взгля- ды на определение государства позволяют решать больше научных проблем, причем с большей продуктивностью и с меньшими про- тиворечиями. Повторю еще раз, здесь обсуждаются не сущности, а лишь научные инструменты, которые при необходимости могут улучшаться, изменяться и уточняться (а «сущности», естественно, 153 Важно отметить, что сами жители данных политий называли свои политии по- разному: королевства, царства, княжества, полисы, цивитас и т. п. А единое название для политий определенного рода - это уже некое довольно сложное обобщение. 156
всегда одни и те же)154. Лучшей дефиницией является та, о которой все договорились, поскольку иначе получается как в ситуации, где у каждого своя единица веса и измерения. Но раз договоренностей до сих пор нет, более удачной дефиницией может стать та, которая дает больше эвристических возможностей, глубже разработана, имеет меньше теоретических сложностей, исключений. Основные сложности при определении государства, на мой взгляд, следующие: 1. Поскольку определение - это не просто процедура, но часть (нередко даже центральная часть) концепции, постольку его введе- ние или использование требует дальнейших шагов. В частности, необходимо провести «ревизию», чтобы выяснить, какие политии подпадают под определение, а какие нет. Но сделать это, естест- венно, очень трудно, особенно если основные научные задачи связа- ны с иными сюжетами. Поэтому многие противоречия, которые по- являются в результате введения той или иной дефиниции, ее автору часто просто не видны (или становятся заметными много позже). 2. Определение государства охватывает очень объемный мате- риал, объединить который в краткую дефиницию технически труд- но. Этому сильно мешает также ограниченность, многозначность и неопределенность слов обычного языка, которыми необходимо пользоваться. 3. Не стоит забывать и то, насколько разнообразны функции политической власти, а также то, что у нее нет однозначно и жест- ко закрепленных функций и сфер влияния. Она регулирует, прежде всего, те отношения и ставит те цели, которые считает наиболее важными для себя. Но в разных обществах и в разное время в зави- симости от традиций, обстоятельств и других причин это будут не одни и те же, а разные отношения и разные цели. И то, что в одних обществах правительства жестко контролируют, в других может быть вовсе оставлено без внимания155. В результате определение способно «расползтись». Многие сложности связаны с наличием 154 Я считаю, что определения, термины, категории, равно как и периодизации, а также многие концепции, надо рассматривать, прежде всего, с инструменталистской позиции. Именно как к инструменту (а не как к реальному объекту) я отношусь и к своему термину аналог государства. Этот термин дает много эвристических и объяснительных возможно- стей, существенно уточняет характеристики разных негосударственных политий. 155 Читатель легко может себе это представить, вспомнив, что регулировалось в СССР и в западных странах, сравнив функции государства в СССР и в современной России. Неда- ром многие исследователи говорят о двойственности (амбивалентности) государства, которое одновременно и абстрактно, и конкретно, едва ли не как о главной сложности при его дефини- ровании (см., например: van der Vliet 2005: 121-122). 157
пограничных и переходных случаев, особенно в отношении ранне- го государства; с тем, что какая-то часть политий относится к неко- торым определениям более, а какие-то менее точно. 4. Существуют огромные расхождения и в терминологии, кото- рая используется для описания собственно государства. Иными словами, в самом определении государства используются термины, например «классы», «насилие», «форма», «организация» и т. п., которые являются не менее спорными, чем само понятие «государ- ство». И отсюда сложности растут в геометрической прогрессии. 5. Отсутствие каких-либо конвенций (договоренностей) по пово- ду употребления терминов фактически дает право каждому автору говорить о своем понимании государства, что многократно усложня- ет проблему156. Поэтому не удивительно, что определений государ- ства множество, но общепринятого в сообществе ученых так и не создано (Claessen and Skalnik 1978b: 3). Мортон Фрид еще в 1968 году отмечал, что невозможно предложить унифицированное опре- деление государства, которое удовлетворяло хотя бы большую часть тех, кто серьезно занимается этой проблемой (Fried 1968: 145). Значительную часть трудностей добавляют и все еще весьма распространенные поиски чего-то вроде универсального определе- ния государства, то есть такого определения, которое относится в одинаковой степени ко всем существующим и существовавшим государствам. Но подобные дефиниции невозможны по вышеизло- женным и другим причинам. Они были бы возможны, если бы речь шла о том, чтобы открыть некую истинную сущность объекта. Но в этом случае следовало бы, что кто-то знает эту истинную сущ- ность, а от остальных она осталась скрыта. Между тем никто не может претендовать на такое прозрение, поскольку речь идет все же о словах, а не о вещах157. В идеале, конечно, определение должно охватывать все жела- тельные случаи. То есть определение X должно подходить ко всем объектам, обозначаемым исследователем как X. Значит, если ис- 156 С одной стороны, это дает возможности для творчества, с другой — создает ситуа- цию, когда у каждого своя правда, каждый может сказать, что его государство — совсем иное понятие, чем у остальных. В этом, конечно, никто не виноват, но в целом из этого вытекают большие трудности, и очень часто получается, что спор идет в параллельных направлениях, поскольку люди говорят на первый взгляд об одном и том же объекте, а фактически о разных. 157 И, кстати говоря, именно поэтому все определения я строю следующим образом: госу- дарство — это понятие [которым описывается особая форма организации общества]. Такой способ построения дефиниций подчеркивает, что речь идет сначала все-таки о термине, а не прямо о сущности политий. У большинства же исследователей определение строится как бы в «прямой» проекции: государство - это общество (политая и т. п.), что невольно провоцирует вести анализ на уровне сущностей, а не терминологии. 158
следователь называет нечто государством, то его определение должно подходить ко всем объектам, которые он считает государ- ством, исключать все случаи, которые не должны, в понимании ав- тора определения, под него подпадать. В каких-то случаях иссле- дователи, определяющие государство, сознательно исключают те или иные политии из «класса» государств. Но в большинстве слу- чаев всесторонний анализ на практике не проводится (и вряд ли даже может быть проведен одним человеком из-за огромного объ- ема, наличия определенных научных традиций и необходимости провести скрупулезное исследование определенного общества, прежде чем заключить, отвечает ли оно его определению или нет). В результате сам автор дефиниции может даже не предполагать, что фактически из его определения государства выпадают многие общества, которые он, скорее всего, относит к государствам. Далее я покажу некоторые из подходов к определению госу- дарства, а также какие, на мой взгляд, проблемы вытекают при ис- пользовании тех или иных определений1 8. 2. Примеры некоторых определений государства Итак, условия применения определений должны быть строго оговорены. Однако фактически, если сам их создатель еще порой пытается очертить область применения своего определения, его последователи чаще всего уже забывают об этом. Это особенно касается самых известных определений. Например, знаменитое определение Вебера, которое связывает государство с монополией на законное (легитимное) насилие. «Что есть государство?» - спрашивает он. И отвечает: «...Государство - это общество, которое претендует на монополию законного приме- нения физической силы внутри определенной территории... Госу- дарство рассматривается как единственный источник правомерного применения насилия» (см.: Weber 1990: 111-112 [курсив Вебера. - Л. Г.]). Но очевидно, что это определение пригодно в основном для современных государств, так как древние часто оставляли такое право за индивидами (см., например: Carneiro 1981: 68)159. 158 С учетом вышесказанного, что формально каждый имеет право по-своему толковать государство, а критерии выбора лучшего определения размыты, правильнее будет говорить не о недостатках определений, а об их неудобствах, ограничениях, невозможности прило- жить к тем или иным объектам. 159 Но как раз сам Вебер здесь оговаривается, что речь не идет о государстве вообще, а лишь о современных государствах, подчеркивая, что «сегодня мы можем сказать» так о государстве (Weber 1990: 111). И непонятно, почему на это не обращают внимания те, кто считает его определение практически универсальным. Многие, однако, считают, что хотя эта формулировка и не совсем корректна, поскольку во многих случаях, в частности в феодаль- ных государствах, такой монополии не было, но все же весьма полезна (см., например: Crone 1989: 7). 159
С марксистским определением государства как организации, предназначенной для обеспечения эксплуатации одного класса дру- гим, дело обстоит противоположным, чем у Вебера, образом. Я имею в виду, что оно во многом верно для аграрных государств, но заметно не подходит именно для современных индустриальных обществ (см.: Stuart-Fox 2002: 136-137; Frankel 1979). Впрочем, марксистское определение не полностью годится и для ранних примитивных государств, где, как замечал еще Э. Сервис (Service 1975), редки случаи классовых антагонизмов. Между тем, насколь- ко я понимаю, сам Энгельс и тем более Ленин считали собственные определения именно универсальными в указанном мной выше смысле, во всяком случае, я лично не встречал у них никаких огра- ничений использования их дефиниций. И уже тем более этого не было в историческом материализме. Э. Геллнер рассматривал государство как организацию, при- званную поддерживать порядок. Он писал: «Государство - это специализированная и концентрированная сила поддерэюания по- рядка. Государство - это институт или ряд институтов, основ- ная задача которых (независимо от всех прочих задач) - охрана порядка. Государство существует там, где специализированные органы поддерэюания порядка, как, например, полиция и суд, отде- лились от остальных сфер общественной эюизни. Они и есть госу- дарство» (Геллнер 1991: 28). Мне думается, что, по крайней мере, для ранних государств, это определение недостаточно точно, пото- му что для большинства из них главными являлись внешние, а не внутренние проблемы (об этом речь еще будет идти). Следователь- но, все политии, где не было, скажем, полиции (а таких из 21 ран- него государства у Классена было абсолютное большинство - 17 [Ciaessen 1978a: 560]), нельзя, по Геллнеру, считать государствами. Естественно, указанные ограничения касаются и моих собст- венных дефиниций. В разных своих работах я использовал сле- дующее определение: государство есть особая, достаточно ус- тойчивая политическая единица, представляющая отделенную от населения организацию власти и администрирования и претен- дующая на верховное право управлять (требовать выполнения действий) определенными территорией и населением вне зависи- мости от согласия последнего; имеющая силы и средства для осу- ществления своих претензий (Гринин 19976: 20; 2003: 192; Воп- darenko, Grinin and Korotayev 2002: 69). Но оно, несомненно, тоже имеет ограничения, которые вполне очевидны для меня. Например, в нем недостаточно подчеркнута внешнеполитическая функция го- 160
сударства. В тех же определениях, которые приводятся мной далее, есть трудности разграничения общества и государства. Но такие вещи - неизбежные следствия любой методологической операции. Их просто надо учитывать, и в первую очередь самому автору де- финиций. Главное, чтобы они не завели исследование в тупик, не закрыли аналитические возможности. Далее я хотел на примере нескольких определений государства дополнительно показать некоторые сложности их создания. Одна из них связана с тем, что раннее и зрелое государства слишком отличаются между собой. Поэтому многие черты, присущие зрело- му государству, просто не просматриваются в раннем либо не иг- рают там важной роли. Сложность охвата обеих стадий государст- венности одной дефиницией хорошо видна на примере определе- ния государства, данного Классеном для «Энциклопедии культур- ной антропологии» (Ciaessen 1996b: 1255). Он считает, что государ- ство - это независимая централизованная социально-политическая организация для регулирования социальных отношений. Оно суще- ствует в сложном, стратифицированном обществе, расположен- ном на определенной территории и состоящем из двух основных страт - правителей и управляемых. Отношения между этими слоями характеризуются политическим господством первых и на- логовыми обязательствами вторых. Эти отношения узаконены разделяемой, по крайней мере, частью общества идеологией, в ос- нове которой леэюит принцип реципрокности (то есть взаимности в обмене услугами). Как верно подметили Д. М. Бондаренко и А. В. Коротаев, Клас- сен фактически распространяет данное им со Скальником опреде- ление раннего государства на государство вообще (Бондаренко, Коротаев 2002а: 18; Бондаренко 2001: 244). Очевидно, что оно не соответствует современным демократическим государствам - ко- торые сам Классен, уверен, считает государствами - где есть осо- бый аппарат управления, но трудно говорить о делении на управ- ляемых и управителей как о главной характеристике общества, по- скольку происходит постоянная ротация административных кад- ров. К современному государству куда больше подходят вышепри- веденные определения Геллнера и Вебера, чем это. Однако опреде- ление Классена не полностью годится и для собственно раннего государства. Но об этом мы поговорим позже. На мой взгляд, более предпочтительным, чем классеновский, выглядит подход Роберта Карнейро. Он определяет государство как общество, которое имеет централизованное управление и пра- 161
вительство, способное мобилизовать людей для войны или обще- ственных работ, собирать налоги, принимать законы и принуж- дать к их выполнению. При этом государство обычно характе- ризуется четырьмя уровнями управления, а именно, начиная с нижнего: 1) деревня; 2) район (округ); 3) провинция; 4) государст- во в целом (Cameiro 2000a: 186). Это, в общем достаточно емкое, определение, на мой взгляд, также имеет свои ограничения160. Они во многом вытекают из научной позиции и задачи автора. Ведь так же, как и Классен, Карнейро приходит к определению государства от раннего государства. Но обратите внимание: если первый под- черкивает, что государство нужно для регулирования социальных отношений, то второй вообще о них не упоминает. Другой причиной сложностей при создании определения явля- ется симбиоз понятий общество и государство, развести которые «без потерь» в одном определении крайне сложно161. Например, Э. С. Годинер (1991: 51) пишет: «Государство в конечном итоге - это и есть специализированный институт управления обществом, необходимо возникающий на определенной стадии его эволюции». И далее она добавляет: «Любая из самых софистицированных тео- рий государства, будучи отжата до уровня предельных обобщений, дает, по сути, именно такое, простое до банальности (и вполне со- гласующееся с житейским здравым смыслом) понимание этого фе- номена». С этим можно согласиться. Но очевидно, что столь лапи- дарная и абстрактная (хотя в целом верная) формулировка не мо- жет раскрыть ряд важных характеристик государства. Кроме того, государство представлено не как тип общества, а как институт управления последним. О плюсах и минусах такого подхода мы поговорим несколько дальше. Есть и еще более краткие определения. Например, государство - это [эволюционно] наиболее удачная социополитическая органи- зация [общества]162. Я полностью солидарен с тем, что государство - это генеральная линия политической эволюции. Однако данную формулировку не считаю продуктивной, поскольку она не дает воз- можности сравнивать государство и другие политические формы. 160 В частности, здесь нет указания на суверенность как на важнейший признак госу- дарства и недостаточно учтено, что в ряде государств отсутствовали налоги. А указание на четыре уровня управления не особенно подходит к городам-государствам и ряду политий (о чем уже шла речь выше). 16 Нередко фактически главным вопросом в дискуссии о государстве становятся тер- минологические проблемы разграничения между собой «общества» и «государства», «госу- дарства» и «правительства», «общества» и «правительства» (см.: Easton 1971: 108). 162 См.: Possehl 1998: 267. В этой статье также дается анализ некоторых других дефини- ций государства. 162
Мне, разумеется, не хотелось бы запутать читателя. Все, что я хотел продемонстрировать, - это то, что любые определения долж- ны соотноситься с задачами, которые перед ними ставит автор. По- этому они могут быть более удобными в одних ситуациях и менее удобными или вовсе непригодными - в других. Это инструмента- листский подход. И он означает, что определения нельзя рассмат- ривать как отражение некоей истинной сущности объекта, а лишь как нашу формулировку, которая в лучшем случае позволяет про- изводить достаточно точный и продуктивный анализ, но лишь при сознательном и четком соблюдении определенных методологиче- ских и логических правил. § 2. БАЗОВОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВА Итак, из-за трудностей при выработке дефиниции государства есть смысл изменить подходы к этой методологической процеду- ре. Мне кажется, что ее можно разделить на два этапа. Первый этап - дать как бы общее, или базовое, определение. Базовое оп- ределение не будет универсальным в указанном выше смысле, поскольку имеет ограничения в применении и обязательно сосу- ществует с другими, которые его дополняют и конкретизируют. Но все же в избранном поле исследования его можно сделать более широким и общим, чем остальные определения. Второй этап - опираясь на базовое определение, сделать отдельные дефи- ниции для каждой из трех стадий государственности (в чем-то они должны соотноситься как родовое и видовые понятия, но все же их соотношение не столь простое). Какие же требования необходимы для базового определения в нашем поле исследования? Во-первых, черты государства в таком определении должны быть достаточно абстрактными, а не списаны только с определен- ного типа государства (то есть охватывать и большие, и малые го- сударства, и монархические, и демократические, и этнически одно- родные, и многоэтничные и т. д.). Во-вторых, оно должно ориентироваться на признаки государ- ства в его достаточно проявившемся виде, то есть уже не в самых зачаточных, примитивных, архаических формах. В-третьих, такое определение должно давать возможность сфор- мулировать дефиниции государств на разных стадиях эволюции. 163
1. Еще раз о соотношении государства и общества Теперь нужно еще раз вернуться к вопросу соотношения госу- дарства и общества. Дело в том, что, рассматривая государство как политическую организацию (форму) общества, мы тем самым дела- ем понятие «общество» таким, вокруг которого строятся определе- ния государства. Кроме того, мы можем находить различия между государствами разной степени зрелости, в том числе по тому: а) ор- ганизацией какого общества они являются; б) насколько эта «фор- ма» соответствует «содержанию», то есть социально-культурному, этническому, идеологическому состоянию общества. Тем самым мы можем сделать определения более глубокими и более четкими. Общеизвестна многозначность слова «общество». Оно означает как отдельный социальный организм, так и их совокупность, равно как и часть социального организма, а также и просто группу людей. С понятием государства обычно соотносится (и ассоциируется) понятие общества в смысле одного социального организма. Но слово «государство» тоже имеет не одно значение. В част- ности, государство можно трактовать как особое политико-геогра- фическое образование, с достаточно ясными границами, с назва- нием и прочими атрибутами, которые позволяют идентифициро- вать его среди других таких же образований. И в этом контексте общество и государство правомерно рассматривать как почти си- нонимичные понятия, которые обозначают совокупность некоей территории и проживающего на ней населения, находящихся под юрисдикцией определенного политического организма, который вы- ступает как особый суверенный субъект международного права. Но это, условно говоря, внешний аспект или взгляд на общест- во и государство со стороны соседей. Он удобен для различения государств между собой в геополитической системе мира, но не учитывает структуры социума. Для анализа же внутренней жизни последнего необходимо представить его как систему, среди струк- турных элементов которой государство занимает важнейшее место. Поэтому для наших целей более продуктивным будет исследование понятия государства в другом смысле этого слова, а именно как особой системы специальных институтов, органов и правил, обес- печивающей политическую жизнь одного или нескольких обществ; как особой организации власти и управления, говоря обобщенно, как политической формы общества. И уже в таком «внутреннем» смысле слова совпадение понятий государство и общество невозможно по многим причинам, в том 164
числе и потому, что государство - даже демократическое - так или иначе отделено от населения. Поэтому у него, как у любой органи- зации, есть собственные цели, которые не совпадают с целями час- ти или большинства общества. Так, например, государство может вести непопулярную в обществе войну или заключить непопуляр- ный мир. Я уже не говорю о ситуации, когда цели членов аппарата государства отличаются от интересов государства и общества. Таким образом, государство в этом смысле является только частью общества, но в некотором смысле важнейшей частью, кото- рая формирует общество, влияет на всю организацию последнего (в свою очередь, общество или его части также влияют на форми- рование и функционирование государства). Естественно, задача непротиворечиво отделить часть от целого всегда представляет со- бой огромные теоретические сложности, тем более что в разных конкретных случаях слитность их сильно варьирует. Ведь в одних ситуациях слитность государства и общества, а соответственно и участие последнего в формировании целей государства будут ве- лики, а в других - слабы. Где-то государство полностью подминает общество под себя, а где-то выступает как внешняя надстройка, почти не вмешиваясь в его внутренние дела. Многие ученые считают, что государство надо трактовать как особый тип общества. И в ряде случаев это будет более правильно, особенно если мы ведем речь о зрелом государстве с особой куль- турой, в котором социальный и политический порядок, а равно идеология и культура, этнические характеристики как бы пред- ставлены в симбиозе. Однако такая трактовка опасна тем, что «смешиваются два самостоятельных понятия: государство и госу- дарственный институт» (Белков 1993а: 32). Когда государство определяют как особый тип общества, не всегда учитывают и такой важный момент. Государство может быть политической организацией не одного, а ряда обществ, кото- рые соединяются между собой именно силой данного государства. В таком смысле общества, объединяемые в рамках государства, можно рассматривать как самодостаточные, то есть такие, которые, не будь прямого принуждения со стороны данного государства, предпочли бы остаться суверенными. Но подпадает ли тогда эта, едва ли не преобладающая в истории ситуация, под определение государства как особого типа общества? Пожалуй, что нет. Воз- можно, государство как тип общества точнее было бы определять как политический организм. Однако и эта точка зрения имеет свои 165
неудобства, поскольку здесь неявно политический организм проти- вопоставляется социальному организму, хотя в исторической дей- ствительности такого противопоставления могло и не быть. Исходя из сказанного, я считаю, что путь определения государ- ства как особой политической организации общества более пред- почтителен, поскольку оно вбирает в себя гораздо больше вариан- тов: их слитность или антагонизм; доминирование государства над обществом или его зависимость от последнего; его базовую или надстроечную роль163. Однако, хотя я определяю государство не как тип общества, но только как форму организации общества, в то же время я в своем определении отталкиваюсь именно от взаимо- отношений между этой формой и самим обществом. Считаю такой прием не только вполне законным и методологически оправдан- ным, но весьма продуктивным, поскольку изменение соотношения и соответствия друг другу государства и общества являются важ- ным показателем эволюции государственности. Также оправдан- ным, на мой взгляд, выглядит приведение в качестве важных ха- рактеристик явлений, характерных для самого общества, например определенная экономическая база. Суть дела в том, что переход политической организации общества на более высокий уровень в обществах, не достигших определенных параметров, невозможен. Здесь повторяется ситуация наличия как необходимых объектив- ных условий, без которых переход к развитому государству невоз- можен в принципе, так и конкретно-исторических, без которых данный переход задерживается. В принципе, конечно, имеется историческая тенденция к тому, что население, которое подчиняется данному государству, превра- щается в единое общество. Это происходит не в последнюю оче- редь за счет мощных интеграционных потенций, заложенных в го- сударстве. В то же время сильно выражен и процесс распада госу- дарств на несколько обществ, примеры чего дает нам даже совре- менная эпоха. Хочу отметить, что в своих определениях раннего, развитого и зрелого государств я попытался выразить эволюцию сближения государства как политической формы общества и собственно об- щества, показывая (как будет видно дальше), что от стадии к ста- дии неразрывность государственной формы и общества становится все сильнее. 163 Однако заметим, что в случае противопоставления государства и негосударственных политий иногда правомерно говорить о том, что государство - это общество, имеющее оп- ределенную политическую форму и структуру, в отличие от общества, где такой формы нет. 166
2. Некоторые характеристики государства как организации Сформулируем теперь некоторые характеристики государства как организации, что подразумевает наличие у него собственных задач, правил и принципов подбора кадров. Эти характеристики помогут дать его базовое определение. 1. Это организация в широком смысле слова, поскольку государ- ство представляет собой сложную систему различных учреждений, органов, законов и правил, которая в идеале действует слаженно, 2. Это властная политическая организация, отделенная от на- селения, поскольку в нее могут входить не все, а только сравни- тельно небольшая часть людей. 3. Эта политическая организация призвана решать как внешние, так и внутренние вопросы общества. Соответственно она имеет право и возможности претендовать на верховенство власти над определенной территорией и проживающим на ней населением, а также на суверенитет. Правда, суверенитет в ранних государствах часто понимался существенно иначе, чем в зрелых. Кроме того, там нередко имелась нерасчлененность суверенитета, его множествен- ность164. Не столь редкими были ситуации, когда раннее государст- во не имело полного суверенитета (например, оно платило дань), но все же его правильнее по многим основаниям рассматривать как государство, а не как часть более крупного государства. Так, напри- мер, Северо-Восточная Русь в XIII-XV вв., оставаясь государст- вом, была фактически частью Золотой Орды. Такая ситуация наблюдалась даже в некоторых развитых государствах, например Египте в XVIII - начале XX вв., который в это время формально был частью Османской империи, а с 1882 г. одновременно под фактическим английским протекторатом (см., например: Holt 1967; Winter 1992; Tignor 1966; Daly 1998; Гринин 2006л). Исходя из ска- занного, я добавил к слову суверенность в качестве альтернативно- го варианта автономность. Только для зрелых государств, в моем понимании, суверенность уже является совершенно необходимой характеристикой. 4. Она имеет возможность изменять порядок внутри данного общества, опираясь на свое право и волю. 5. Способы решения проблем могут быть самые разные. При- чем государство может полностью или частично монополизировать 164 Примерно так же, как это было в отношении прав собственности, когда на одно и то же поместье с равным правом претендовали несколько хозяев. Это было связано, в частно- сти, с феодальной иерархией и условным характером земельного владения, а также с тем, что владели им феодалы, а работали на нем крестьяне. 167
право на некоторые действия, например право воины, уголовных наказаний, чеканки монеты и т. п. 3. Базовое определение государства Исходя из всего вышесказанного, я даю базовое определение, которое в определенной мере подходит к государствам прошлого и настоящего. Государство - это понятие, с помощью которого описывается система специальных (специализированных) институтов, орга- нов и правил, обеспечивающая внешнюю и внутреннюю поли- тическую жизнь общества; данная система в то же время есть отделенная от населения организация власти, управления и обеспечения порядка, которая должна обладать следующими характеристиками: а) суверенностью (автономностью); б) вер- ховностью, легитимностью и реальностью власти в рамках оп- ределенной территории и круга лиц; в) возможностью принуж- дать к выполнению своих требований, а также изменять отно- шения и нормы. Главные цели этой базовой дефиниции: 1. Обобщить возможно большее число конкретных вариантов исторически известных государств от наиболее примитивных до современных. Однако данная формулировка все же больше ориен- тируется не на самые примитивные (для этого мной дано специ- альное определение раннего государства), а на уже организованные государства. 2. Показать в абстрактном виде соотношение государства и об- щества, что позволит учесть степень их соответствия друг другу в государствах разных стадий зрелости. 3. Показать отличия государства от догосударственных (него- сударственных) политий. Стадиально догосударственные общества земледельцев и скотоводов (не говорю уже об охотниках- собирателях) небольшие и недостаточно сложные. Специализация функций тут слабая. А значит, и никакой системы специальных ин- ститутов в них не может быть, как не будет и особой организации, отделенной от населения. От негосударственных политических еди- ниц типа частей государства, политических партий и т. д. государст- во отличает указание на суверенность и верховенство власти1 5. 165 Стоит обратить внимание на то, что понятие верховности власти в сочетании с ее ре- альностью и возможностью принуждать подразумевает в той или иной мере централизо- ванное управление, которому при идентификации государства среди других политий спра- ведливо придавали большое значение М. Фортес и Э. Э. Эванс-Причард, Э. Сервис, Р. Коэн, Р. Карнейро, X. Классен и П. Скальник и другие антропологи (Fortes and Evans-Pritchard 1987; Service 1962, 1975; Cohen 1978a; 1978b 1981; Claessen and Skalnik 1978 b, c). 168
4. Дать возможность перейти к формулированию определений раннего, развитого и зрелого государств, относящихся к государст- ву вообще как вид к роду. Последней задачей мы и займемся. § 3. ОПРЕДЕЛЕНИЕ РАННЕГО ГОСУДАРСТВА 1. Принципы определений раннего, развитого и зрелого го- сударств 1. Для выделения основных этапов развития раннего государст- ва удобно использовать предложенные Классеном и Скальником типы раннего государства: зачаточное, типичное, переходное (Claes- sen and Skalnik 1978b: 22-23; 1978c: 640; Claessen 1978a: 589). По аналогии есть смысл выделить и по три этапа соответственно в раз- витом и зрелом государствах. Но поскольку первый этап в них на- звать зачаточным неуместно, можно дать следующие названия: примитивное, типичное и переходное государства соответст- вующего типа166. 2. Определения раннего, развитого и зрелого государств ори- ентируются на средний этап каждой стадии государственности {типичное государство), поскольку в начальном этапе еще остается слишком много от прежней стадии, а в переходном этапе уже появ- ляются признаки высшей стадии. 3. Государства, условно находящиеся на одной стадии разви- тия, но принадлежащие к разным историческим периодам, из-за повышения общего уровня культуры от эпохи к эпохе могут суще- ственно различаться по наличию или отсутствию важных характе- ристик167. Таким образом, в более поздних по времени существова- ния государствах могут быть смешаны признаки низших и высших стадий государственности (если речь идет, конечно, о контактных обществах, которые могут заимствовать различные новации у бо- лее развитых соседей). Так, в ранних государствах поздних эпох (то есть более близких к современности) могут присутствовать письменность, развитое письменное право, развитая государствен- ная религия и т. п. Но это не должно вводить в заблуждение при отнесении конкретного государства к той или иной стадии госу- дарственности. Важно иметь в виду, что само по себе обладание 166 В качестве синонима термина «примитивное» можно использовать также «начальное». 167 В частности, первые ранние государства появились 5 тыс. лет назад, но еще в сере- дине XIX в. английские путешественники обнаружили процветающие ранние государства в Восточной Африке, такие как Буганда и Руанда (Claessen and Oosten 1996b; Годинер 1976: 124-125). Разброс в тысячи лет есть и в развитых государствах. 169
отдельными признаками более высокой стадии не дает оснований причислять государство к ней. Для этого нужно наличие мини- мально необходимой системы характеристик. 4. Таким образом, обязательность признаков, характерных для каждой стадии государственности, определяется исходя из наи- меньшего необходимого набора признаков, который встречается только в государствах данной стадии. Другими словами, если ка- кие-то черты имеются не у всех государств данной стадии, их сле- дует относить не к обязательным характеристикам, а только к воз- можным. Например, для ранних государств письменность не будет обязательным признаком, но она будет таким для сформировав- шихся государств. 5. Соответственно в моих дефинициях учтены только мини- мально необходимые характеристики того или иного типа госу- дарства. Например, подчеркнуто, что раннее государство прежде всего определяет внешнеполитические цели общества, а регулирова- ние внутренней жизни происходит в меньшей степени. Конечно, в некоторых таких государствах и внутренняя жизнь регулировалась достаточно активно (Шумер при III династии Ура), но это не было правилом. Напротив, это было отклонением от нормы, в данном слу- чае превышением ее. А нормой была недостаточная роль в регули- ровании внутренней жизни общества168. Но важно заметить, что и те и другие государства охватываются данной дефиницией. А вот если мы внесем в определение «требование» высокой внутренней актив- ности государства, то отсечем от него очень многие государства. 2. Базовое определение раннего государства Напомню некоторые характеристики раннего государства как организации и критерии зрелости общества, в котором оно возникает. 1. Это политическая организация, нужная обществу лишь опре- деленного размера и сложности (самое меньшее несколько тысяч жителей). 2. Эта политическая организация возникает лишь в обществе, имеющем определенный производственный базис. Хозяйство не долж- но быть присваивающим. В целом раннее государство имеет аграрно- ремесленно-тяорговьш базис (но в определении, которое дано ниже, для краткости я говорю только об аграрно-ремесленном базисе). 3. Наличие заметной социальной стратификации. 168 Недостаточная, конечно, в сравнении с более развитым типом государства, а не в сравнении с негосударственными политиями, которые по этому показателю раннее государ- ство заметно превосходило. 170
4. Определенный уровень структурно-управленческой сложно- сти. Это значит, что в государстве должно быть не меньше трех уровней управления. Напомню также, чем раннее государство отличается от аналогов: - большей сложностью управленческой организации; - большей преобразовательской активностью, способностью ме- нять отношения и нормы, исходя из собственных задач и интересов; - способностью принуждать к выполнению своих требований, что характеризует отличительный признак государства по сравне- нию с аналогами - особые черты верховной власти; -большей опорой на формальные, юридические, администра- тивные, то есть нетрадиционные основания; - принципы, по которым люди привлекаются на службу госу- дарству, могут быть разными, но они никогда не ограничиваются только особым положением человека в системе родства. Исходя из сказанного, можно дать следующее определение, ко- торое ориентируется на этап типичного раннего государства, когда основные черты последнего уже обнаружились, но еще не начали появляться признаки сформировавшегося государства. Раннее государство - это понятие, с помощью которого опи- сывается особая форма политической организации достаточно крупного и сложного аграрно-ремесленного общества (группы обществ, территорий), определяющая его внешнюю политику и частично социальный и общественный порядок; эта политиче- ская форма в то же время есть отделенная от населения орга- низация власти: а) обладающая верховностью и суверенностью (или хотя бы автономностью); б) способная принуждать к вы- полнению своих требований; менять важные отношения и вво- дить новые, перераспределять ресурсы; в) построенная (в ос- новном или в большой части) не на принципе родства. В этом определении ясно зафиксированы признаки, отличающие раннее государство от догосударственных обществ, в частности: размер, сложность, отделенность от населения и другие (см. выше). Можно увидеть и признаки, отличающие раннее государство от аналогов (см. выше): прежде всего, способность верховной власти принуждать к выполнению своих требований и менять важные от- ношения (а также законы, принципы комплектования кадров и т. п.). Я специально подчеркнул, что принцип родства, какую бы важную роль он ни играл в некоторых ранних государствах при формировании верхнего эшелона власти, не является единствен- ным при подборе людей для государственной службы. Политии, в которых родственный принцип определяет почти все, являются не 171
государствами, а аналогами (именно поэтому как аналоги я опре- делял гавайские общества)169. 3. Отличия определения раннего государства от определе- ния государства вообще Сравнивая дефиниции раннего государства и государства во- обще, построенные по одному принципу, легко понять, в чем отли- чия между ними: 1. Раннее государство представлено как организация общества определенного объема и сложности, то есть указан рубеж, отде- ляющий его от догосударственных политий. 2. Раннее государство определяется как «особая форма» поли- тической организации общества. Это подчеркивает, что на первой стадии развития государственности имелись формы объединения социумов, альтернативные государству, то есть аналоги ранних государств. На дальнейших стадиях развития государственности они исчезли или уже не составляли конкуренции. 3. Раннее государство не всегда можно определить именно как «систему специальных институтов, органов и правил», поскольку оно часто представляет собой симбиоз новых (государственных^ иных отношений (до- и негосударственных). Поэтому раннее государ- ство и определяется как «особая форма политической организации». Далее (пункты 4-6) дополнительно объясняется смысл форму- лировки: раннее государство определяет внешнюю политику обще- ства и частично социальный и общественный порядок в нем. Под общественным порядком я имею в виду обеспечение «право- порядка», то есть борьбу с преступностью, нарушением правил безопасности, несоблюдением норм общежития и т. п. Под соци- альным порядком - поддержание специального режима, с одной стороны, обеспечивающего интересы и привилегии элитарных или иных социальных слоев, а с другой - направленного на поддержа- ние стабильности как внутри этих слоев, так и в обществе в целом. Например, систему перераспределения средств в пользу тех или иных групп; специальную пропаганду, внушающую идею покорно- сти; организацию поимки беглых рабов или крестьян; контроль за 169 Однако в других сложных вождествах родственный принцип не всегда был единст- венным при подборе людей для службы. Особенно часто важную роль играла воинская доб- лесть, которая могла превратить простолюдина в высокопоставленного сподвижника- администратора вождя (см., например: Carneiro 1981). Сказанное только подтверждает пред- ложенную мной идею, что в отдельных аналогах ранних государств могут иметься некото- рые признаки ранних государств, но не в полном виде. Какие-то из необходимых признаков раннего государства в аналогах обязательно отсутствуют. Иными словами, ранние государ- ства в целом отличаются от аналогов полнотой признаков, но в каждом конкретном аналоге отсутствуют различные из необходимых признаков. 172
настроением населения; борьбу против усиления отдельных лиц или семей и т. д. и т. п. 4. В отличие от развитых и тем более зрелых государств ранние государства были существенно меньше озабочены поддержкой об- щественного порядка и выполнением полицейских функций170. Не- редко они просто не имели возможностей или опыта для этого. По- рой они и не считали это своей обязанностью, оставляя по тради- ции борьбу с преступностью, разбойниками, контроль за санитар- ными, противопожарными и другими нормами на усмотрение жи- телей. Мало того, разбоями нередко занималась и сама знать, кото- рая, казалось бы, должна была в первую очередь думать о порядке. Например, история средневековой Европы пестрит сообщениями о самоуправстве сеньоров. В африканском государстве фульбе, о котором я уже говорил, постоянно грабились караваны, торговцы и путники. И делала это именно знать, считая такие доходы своей законной добычей. Все знатные фульбе с юношеских лет упражня- лись в таких разбоях (Козлов 1976: 101). Иногда в ранних государ- ствах разрешалась кровная месть, что, естественно, устраняло го- сударство от контроля за правопорядком. Но даже когда государство ставило задачи поддержания внут- реннего порядка, оно часто обнаруживало, что не имеет ресурсов, времени (из-за сложной внешней обстановки) или подготовленных кадров. Последнее случилось, например, с Японией в VIII в., которая пыталась подражать Китаю в организации внутреннего устройства. Но далее уровня областей квалифицированных управленцев, сведу- щих в области китайской политической науки, не нашлось, поэтому в уездах и ниже пришлось опираться на старые местные «кадры» представителей выдающихся родов (Мещеряков, Грачев 2003: 160). Более четко могли быть выражены арбитражные и судебные функции ранних государств. Это объясняется как невозможностью обойтись без такого верховного третейского судьи, так и выгодой от подобных забот для власти, получавшей плату за судебные решения171. 5. Даже поддержка социального порядка осуществляется в ран- них государствах лишь частично. Слово частично означает, что 170 Неудивительно, что в отношении ранних государств данные о существовании поли- цейских сил очень скудны. Из двух десятков государств, рассматриваемых в книге Классена и Скальника, только в четырех случаях есть такие упоминания (Ciaessen 1978a: 560). 171 Нужда в этих функциях порой была важной причиной формирования собственно го- сударственной власти. Я уже упоминал, что, например, согласно легенде, так возникла цар- ская власть в Мидии, где первым царем стал избранный судья Дейок (Геродот. История I. 96-100; Дьяконов 1956: 176-180). Об этой роли монархов см. также: Миллер 1984: 218-219). Можно упомянуть о судьях (шопет) у древних евреев, отдельные из которых стремились к царской власти (см.: Вейнберг 20006: 352). 173
многие аспекты имущественного расслоения, изменения социаль- ной структуры общества, в том числе образования новых социаль- ных групп, быстрый рост числа рабов и другие важные моменты могли оставаться без контроля со стороны государства172. Да и са- мо регулирование социального порядка часто определялось именно особенностями политической системы. Например, только умень- шение числа налогоплательщиков или воинов заставляло власть вмешиваться в идущий бесконтрольно процесс обезземеливания крестьянства. Конечно, существовали государства, вроде инкского, спартан- ского, где роль государства в поддержке социального порядка го- раздо более очевидна. Но было много государств, которые сквозь пальцы смотрели на изменения тех или иных установившихся со- циальных отношений. Это связано также и с тем, что установление государственного порядка как такового требовало именно ломки многих традиций и формирования новой элиты, причем «не в русле и не по правилам родовых институтов» (Годинер 1982: 94). Неред- ко такая элита, как уже сказано, создавалась из аутсайдеров, чужа- ков, авантюристов, деклассированных элементов. Это отличает раннее государство от развитого, для которого охрана социального порядка становится иногда важнее государственных интересов. 6. С самого своего появления государство неизбежно все сильнее начинает вмешиваться в жизнь общества, изменять и перестраивать ее. И все же, мне думается, во многих, если не в большинстве, случа- ев главная функция раннего государства (по крайней мере до третье- го этапа переходного раннего государства) не столько поддержание порядка внутри общества, сколько обеспечение суверенитета и внешней безопасности. Если государство завоевательное, то это ор- ганически дополняется необходимостью держать завоеванные тер- ритории в повиновении. Во всяком случае, очевидно: внутренний порядок ранние государства регулировали только частично, оставляя многое в руках местного самоуправления либо вовсе пуская на само- тек. А вот внешние военные задачи изначально концентрировали в своих руках, а то и монополизировали. Таким образом, без внешних факторов, в первую очередь войн, стимулы для развития государственности сильно ослабли бы173. 172 Например, в Древней Руси и в еще большей степени во Франкском государстве зака- баление крестьян было, по сути, актом личной договоренности сторон (Рыбаков 1966а: 535; Сказкин 968: 95 и др.; Люблинская 1972: 57). 173 В отличие от развитых государств, в которых для развития государственности уже достаточно в принципе только необходимости поддерживать государственный порядок, хотя на практике войны продолжают играть огромную роль и там. 174
Поэтому в дефиниции раннего государства подчеркнуто, что оно прежде всего определяет внешнеполитические цели общества, а регулирование внутренней жизни происходит постольку, по- скольку связано именно с этими внешними задачами174. 4. Об определении раннего государства Классеном и Скаль- ником Теперь уместно посмотреть на дефиницию раннего государст- ва, данную X. Й. М. Классеном и П. Скальником. «Это централизованная социально-политическая организация для регулирования социальных отношений в сложном, стратифи- цированном обществе, разделенном по крайней мере на две основ- ные страты (или два возникающих класса) - правителей и управ- ляемых. Отношения между этими слоями характеризуются поли- тическим господством первых и данническими обязательствами вторых. Эти отношения узаконены общей идеологией, главный принцип которой - реципрокность» (взаимный обмен услугами) (Claessen and Skalnik 1978c: 640)175. Мне хотелось бы показать подробнее, в каких моментах эта де- финиция не совпадает с моим видением раннего государства. Во-первых, у Классена и Скальника сделан упор именно на внутренней жизни общества, то есть на том, что государство нужно для регулирования социальных отношений общества, для под- держки политического господства, взимания дани и т. п. И нет ука- зания на важность внешнеполитической деятельности государства, которая могла быть ведущей. То же касается и идеи, что главные повинности населения в ранних государствах - платить налоги или дань. Но самой главной могла быть воинская повинность (как было у плебеев в Риме или в государстве Карла Великого). В то же время основные доходы государства могли проистекать от внешних ис- точников, таможенных сборов, от своего домена, но не от налогов. Во-вторых, эти признаки не дают возможности достаточно чет- ко отделить ранние государства от догосударственных и негосу- дарственных Политий. Классен сам признает, что задолго до госу- 174 См., например, как военная экспансия Буганды в XVIII—XIX вв. влияла на социаль- ную и экономическую жизнь этого общества (Годинер 1982: 94-105). 175 Эта дефиниция подтверждена много позже Классеном (Claessen and Oosten 1996b; см. также: Claessen 2004: 74). Здесь он изменил слово «дань» на «налоги» и добавил, что раннее государство имеет три структурных уровня (национальный, региональный, локаль- ный). Однако Скальник с 90-х годов начал подвергать сомнению ценность самой концепции раннего государства (см.: Skalnik 1996). 175
дарства люди уже жили в хорошо организованном обществе и бы- ли знакомы с руководством, нормами, данью и военной повинно- стью (Claessen and Oosten 1996b). Концепция и практика управле- ния имелись до государства, правители существовали и без госу- дарства, справедливо считают другие (Vincent 1987: 29-32). Не бы- ла «изобретением» государства и централизация. Еще Сервис ука- зывал, что четко разграничить вождество (он прежде, конечно, все- го имел в виду сложное вождество) и государство трудно, посколь- ку оба они являются централизованными политиями (Service 1975: 272). Коэн также замечает, что, хотя государства являются централизованно организованными (иерархическими) политиями, такая классификация включает также типы политий, которые часто рассматривают как догосударственные (Cohen 1978b: 35; см. также: Van Creveld 1999; о проблеме подхода к терминам: Marcus and Feinman 1998:4-7). Даже наличие двух слоев (управляемых и управляющих) - может быть, самый важный критерий определения Классена - иной раз имело место в негосударственных обществах, например у саксов в Саксонии, некоторых политиях галлов, отдель- ных обществах кочевников. Об этом уже шла речь. Грегори Поссел также считает, что определение Классена и Скальника (включая и деление общества на две страты), строго говоря, подходит как к го- сударствам, так и к племенам и вождествам (Possehl 1998: 265). В-третьих, различия между ранними государствами и аналога- ми в определении Классена вовсе не прослеживаются, а напротив, есть тенденция аналоги представлять государствами. Поэтому, на мой взгляд, здесь фактически снижены требования к государствен- ности176. Однако при том, что это «снижение планки» государст- венности добавляет спорные проблемы, оно не дает четких крите- риев, по которым можно было бы разграничить государственные, догосударственные и негосударственные (аналоговые) политий. В-четвертых, этим определением, по сути, игнорируются ран- ние государства с демократическим устройством, в которых частая сменяемость официальных лиц затрудняет возможность выделить слой управляющих, хотя та или иная социальная стратификация там более чем заметна. Но даже и в монархических политиях часты случаи, когда управленцы и воины вербуются из чужаков, авантю- 176 Поэтому в классеновских сборниках о раннем государстве к государствам отнесены такие политий, как гавайские вождества, Скифия VI-V вв. до н. э., Таити и другие (см.: Sea- ton 1978; Khazanov 1978), которые, как мы видели, при другом подходе государствами счи- тать нельзя. 176
ристов и даже рабов. Такой слой вряд ли можно назвать политиче- ски господствующим, поскольку есть и иная аристократия. В-пятых, идея, что принцип реципрокности (то есть взаимно- сти) обязательно является частью идеологии, не всегда корректна. Немало ранних государств (на разных стадиях своей истории) свя- зано с завоеванием, и очевидно, что население завоеванной терри- тории не разделяет принципа взаимности в отношении завоевате- лей (особенно иноэтничных). Взять ту же Золотую Орду. Античные демократические политии к этому определению также не подходят, поскольку уж какая там реципрокность (взаимность) между рабами и рабовладельцами! Зато в сложных вождествах (этнически и куль- турно более гомогенных) именно такая идеология реципрокности является всеобщей. § 4. ОПРЕДЕЛЕНИЯ РАЗВИТОГО И ЗРЕЛОГО ГОСУДАРСТВА 1. Определение развитого государства Сформулируем характеристики развитого государства на его среднем этапе. Напоминаю, что я выделяю главные черты именно по среднему этапу стадии (типичного государства каждой стадии), оставляя без внимания остающуюся в них архаику или явления, свойственные более высокой стадии. - Такое государство в целом имеет более высокий производст- венный базис, чем раннее. В любом случае оно уже не может быть основано на примитивном сельском хозяйстве, тем более незерно- вом, существовать без городов и без торговли; в нем начинает формироваться единая хозяйственная система. - В среднем размер развитых государств больше, чем ранних. Поэтому идея о том, что государство - это политая с населением в сотни тысяч и миллионы человек (Johnson and Earle 2000: 246, 304; Васильев 19836: 45), гораздо больше подходит (хотя и не на сто процентов) именно к развитым, а не к ранним государствам. -Усиливается роль государства в поддержании внутреннего порядка. - Обязательный профессионализм служащих, по крайней мере, в некоторых сферах государственной деятельности. -Наличие письменной системы управления (приказы, распо- ряжения и т. п.) и письменного права. -Изменяется социальная роль государства. Развитое государ- ство - это сословно-корпоративное государство. 177
- Развитое государство существенно лучше, чем раннее, подхо- дит под определение, что оно есть организация принуждения (насилия), созданная для того, чтобы высшие классы могли экс- плуатировать и держать в повиновении низшие. - Наличие нового типа государственной идеологии и/или рели- гии. Вместо примитивных идей о царской власти (мифические предки, сверхъестественные качества царя и т. п.) возникает поли- тическая идеология в широком смысле слова. -Развитое государство характеризуется достаточно тесной подгонкой социальных и политических характеристик общества, что определяет и большую устойчивость к распадам. Таким образом, можно дать базовое определение развитого государства. Развитое государство - это понятие, с помощью которого обозначается форма политической организации цивилизован- ного общества (группы обществ); отделенная от населения централизованная организация власти, управления, принуж- дения и обеспечения социального порядка в виде системы спе- циальных институтов, должностей (званий), органов, законов (правил), обладающая: а) суверенностью (автономностью); б) верховностью, легитимностью и реальностью власти в рам- ках определенной территории и круга лиц; в) возможностью изменять отношения и нормы. Отличия определения развитого государства от определения государства вообще. Подчеркнуты некоторые особенно характерные для этой стадии моменты, которые не отражались в определении государства в це- лом, а именно, что сложившееся государство: - является централизованным; - оформляет цивилизованное общество177; -это организация принуждения, поскольку роль принуждения, прежде всего социального или классового, здесь особенно откро- венно и ярко выражена; - это соответственно поддержка социального порядка, сущест- венно более важного, чем обычный правопорядок; 177 То есть общество, обладающее письменной культурой и идеологией, в котором име- ется привилегированный слой идеологов, так или иначе связанных между собой в рамках своего или даже целой группы обществ («творческое меньшинство», по А. Дж.Тойнби). Таким образом, цивилизации здесь рассматриваются как особые культурно-исторические группы аграрно-ремесленных обществ (см.: Гринин 1977-2001 [98/2]). 178
- это система должностей, поскольку роль должности (или ти- тула) очень велика в таком государстве, иногда под такие звания изменяется даже и само государственное устройство, администра- тивная карта и т. п. Отличия определения развитого государства от определения раннего государства: -централизованная система власти. Децентрализация - бич ранних государств. Развитые, конечно, также иногда распадаются, но реже, и центростремительные тенденции в них намного сильнее; - в сравнении с ранними государствами, где речь идет просто о сложном обществе, здесь подчеркивается, что это политическая форма цивилизованного общества, что само по себе подразумева- ет и определенную величину общества, и более высокий производ- ственный базис, и наличие письменной культуры, и более развитую идеологию; - более ясно, чем в раннем государстве, выражено, что это организация принуждения, поскольку принуждение приобретает институционализированные черты; - это уже система органов, институтов и правил. Системность в раннем государстве выражена намного слабее; -развитое государство обладает легитимностью в большей мере, чем раннее (это подразумевает и наличие определенной идеологии); - развитое государство больше, чем раннее, уделяет внимание внутренней жизни общества, но особенно его заботит социальный порядок, на что и сделан акцент в определении; - подчеркивается более высокая степень соединенности обще- ства и государства, поскольку развитое государство - «это органи- зация власти, управления и обеспечения социального порядка» (а не просто организация власти, как в раннем государстве). 2. Определение зрелого государства Сформулируем некоторые характеристики зрелых государств на среднем этапе этой стадии: - это государство, в котором жизнь не только не мыслится вне государства, но и сама государственность сильно или полностью отчленена от конкретных людей. Это касается и особы монарха, который все больше сам подчиняется закону и сложившемуся по- рядку. Абсолютное большинство должностей занимается согласно 179
принципу интересов государства, а не по иным (родовитость, по- купка, родство и т. п.). Чиновничество здесь выступает в своем классическом виде; - это уже в той или иной мере индустриальное или индустриа- лизирующееся государство', то есть оно имеет особый производст- венный базис. При этом в зрелом государстве чаще всего склады- вается единый хозяйственный организм. Забота о его функциони- ровании (транспорте, связи, внешних рынках) и развитии посте- пенно становится все более важной задачей государства; - это государство классовое, в котором неравенство в открытом или прикрытом (как в социалистических странах) виде четко под- держивается государством. Кроме классового, может быть и иное неравенство: национальное, религиозное, расовое. Отсюда история зрелых государств - это история классовых, социальных и нацио- нальных конфликтов, борьбы за права и свободы, история револю- ций и переворотов и т. п.; -зрелое государство опирается на нацию (нации или метана- цию), поэтому может иметь место лишь в обществе с общей на- циональной культурой или хотя бы с ее элементами. Государство озабочено влиянием на эту культуру, включая контроль за языком, религией, образованием и т. п.; - в государственной идеологии всегда присутствует национа- лизм (или иная идеология превосходства жителей данного государ- ства, например их особой прогрессивности, революционности, ре- лигиозности, демократичности, историчности и т. п.). Империа- лизм тоже выступает как особая форма национализма. Таким образом, можно дать базовое определение зрелого го- сударства. Зрелое государство - это понятие, с помощью которого обо- значается органическая форма политической организации эко- номически развитого и культурного общества в виде системы бюрократических и иных специальных институтов, органов и законов, обеспечивающая внешнюю и внутреннюю политиче- скую жизнь; это отделенная от населения организация власти, управления, обеспечения порядка, социального или иного нера- венства, обладающая: а) суверенностью; б) верховностью, леги- тимностью и реальностью власти в рамках определенной терри- тории и круга лиц; в) развитым аппаратом принуждения и кон- троля; г) систематическим изменением отношений и норм. 180
Отличия определения зрелого государства от определения го- сударства вообще: - указание на особый характер экономического базиса и куль- турную развитость; - не просто система специальных, а бюрократических и иных специальных институтов; - подчеркивается слитность общества и государства (не просто форма организация, а органическая форма политической организа- ции, то есть форма, вне которой общество быть не может); - не просто возможность принуждать, а наличие развитого ап- парата принуждения и контроля; -не просто возможность изменять законы и нормы, но такое изменение становится систематическим; - подчеркивается факт поддержки социального (или иного) не- равенства; - в базовой дефиниции государства сказано, что это система институтов, органов и правил (то есть обобщены писаные и непи- саные законы и нормы). В определении зрелого государства слово «правил» заменено на «законов», поскольку законы в нем играют большую роль, чем неписаные правила. Отличия определения зрелого государства от определения развитого государства: - большая развитость и специализированность институтов управления; - государство выступает уже не просто формой, а органической формой политической организации общества. Это значит создание в рамках государства единого хозяйственного, национального и куль- турного организма, прямое или косвенное его участие в идеологии; -подчеркивается, что обеспечение обычного порядка - важ- нейшая функция зрелого государства; - в отличие от развитого государства для зрелого речь идет не только о социальном порядке, установленном как бы раз и навсегда и принимаемом как единственно возможный, но и о неравенстве. А последнее часто воспринимается не как данность, которую надо тер- петь, а именно как несправедливость, которую надо устранить; - подчеркивается развитость аппарата принуждения и контро- ля, систематичность (а не эпизодичность) изменений. В следующей главе характеристики развитого и зрелого госу- дарств даются уже в развернутом виде. Поэтому, естественно, не- которые моменты будут повторяться. Однако это является необхо- 181
димым и по логике изложения, и в целях лучшего понимания изла- гаемых идей. Но прежде чем перейти к следующей главе, я хотел бы проиллюстрировать различия между ранним, развитым и зре- лым государствами в одном интересном и важном аспекте. В частности, хотелось бы обратить внимание на отличия в мо- делях взаимоотношений между центральной властью, элитой и населением (народом) в каждом из этих государств. Этот момент, важный сам по себе, приобретает еще большую теоретическую значимость в связи с тем, что модель взаимоотношений государст- во - элита - народ довольно продуктивно используется в так назы- ваемой демографически-структурной теории, анализирующей ди- намику внутренних процессов в доиндустриальных и раннеиндуст- риальных обществах, а также взаимодействие элементов данной структуры в условиях роста населения и вызываемой этим нехват- ки ресурсов (см., например: Goldstone 1991; Нефедов 2005). В рамках настоящей монографии модели взаимоотношения треугольника центр - элита - население (народ) в каждом из трех эволюционных типов государства можно представить только в ви- де краткого описания наиболее типичных ситуаций (но некоторые приведенные ниже тезисы более полно раскрываются далее в сле- дующей главе). Эти схемы в моем представлении выглядят сле- дующим образом178. В раннем государстве очень распространена ситуация, когда элита, опираясь на свои ресурсы (землю, зависимых людей, воен- ную силу) или свое особое положение (признанных представителей определенных родов и династий, вождей племенных образований), контролирует в той или иной форме очень большую или основную часть территории страны. При этом население находится под ее юрисдикцией, она реально контролирует его и отвечает за выпол- нение им государственных повинностей. Значительная часть насе- ления (особенно зависимые люди) вообще выпадает из-под юрис- дикции государства. В этой ситуации сам по себе центр фактически есть только совокупность сил элиты (как региональной, так и пред- ставленной в столице). Очень часто центр не может без элиты ор- ганизовать основные функции государства, поскольку государство не обладает еще необходимым аппаратом либо этот аппарат слаб. Таким образом, взаимоотношения населения и центра в боль- 178 См. также: Гринин, Коротаев 2006. Некоторые положения, излагаемые ниже, нашли свою интерпретацию также в статье Малкова 2006. 182
шой степени опосредуются элитой. В результате элита присваи- вает себе территориально-функциональные институции, в частно- сти, установления повинностей, сбора налогов, судебной власти, организации военных отрядов и обороны, распределения земли (а часто они совмещаются с иммунитетом и автономией в ряде от- ношений в качестве платы за помощь центру). Примерами таких ранних государств являются феодальные государства Европы, та- кие как государство франков VIII-X вв., Англия, как до норманд- ского завоевания, так и после него, Германия X-XV вв., Киевская Русь и Московская Русь вплоть до времени Ивана III. Но это харак- терно также для многих древних, средневековых государств, осо- бенно ближневосточных и африканских (например, Месопотамия после Хаммурапи, Хеттское царство), и отдельных периодов в Ки- тае (например, в эпоху Чжоу), Японии179. В развитом государстве элита гораздо сильнее интегрирована в государственную систему и связана с центром. Развитое государ- ство по сравнению с ранним обладает более совершенным и мно- гочисленным аппаратом управления. Тем не менее достаточно сис- темно этот аппарат представлен только в центре, а на местах он фрагментарен. Поэтому во многих случаях элита фактически ста- новится частью аппарата государства на местах, особенно военно- го, но часто и административного, налогового, судебного, религи- озного (см. об этом дальше). В частности, землевладельцев часто привлекали к фискальным и административным задачам, поручали им судебные дела; сбор налогов отдавался откупщикам; полицей- ские функции выполняли иногда представители особых социаль- ных групп, в частности, в провинциях Османской империи это де- лали янычары (см., например: Kimche 1968: 455). Это положение хорошо согласуется с высказанной выше идеей об особо тесной связи развитого государства и общества. Взаимо- отношения центра и населения опосредственно-непосредствен- ные, то есть только частично опосредуются элитой, но частью осуществляются напрямую через формальный, официальный гос- 179 Даже при достаточно сильном центре в ранних государствах часта ситуация, опи- санная X. Й. М. Классеном и Я. Остиным (эта ссылка уже приводилась мной выше), заклю- чающаяся в том, что правитель поощряет сохранение и укрепление центральной власти, а местные элиты стремятся к децентрализации. На практике эти попытки чаще выливаются в поиск «баланса власти» и в соперничество за важные должности, чем в доминирование цен- трального правителя над высшей стратой (Claessen and Oosten 1996b). Такую распространен- ную в ранних государствах ситуацию я, если читатель помнит, назвал «редистрибуцией власти». 183
аппарат на местах. При этом население все больше надеется на центр как на защитника от местного произвола, что гораздо менее характерно для раннего государства. В зрелом государстве административно-бюрократический ап- парат становится уже вполне системным и завершенным, поэтому центр осуществляет взаимоотношения с населением в основном с помощью этого аппарата. В зрелом государстве точнее будет гово- рить уже не столько о взаимоотношениях центра, элиты и народа, сколько о взаимоотношениях государства, элиты и населения. Взаимоотношения между государством и элитой становятся, если можно так сказать, гражданскими. Это означает, с одной стороны, что элита, то есть представители крупного землевладения, бизнеса, финансов и верхушка интеллектуалов, уже перестает выполнять функции государственной структуры, которые полностью перешли в руки официального аппарата, то есть элита является частью общест- ва, но не государства. Однако, с другой стороны, преимущества и положение элиты особо охраняются государством. Все это способ- ствует формированию и функционированию гражданского общест- ва. Взаимоотношения между государством и населением - пря- мые непосредственные как через госаппарат (например, налоговые и судебные органы), так и через участие населения в выборах. Таким образом, подводя итог, можно сказать, что в раннем го- сударстве центр только непрочно объединяет территории и обще- ство через посредничество элиты, которая в основном и соприкаса- ется с населением; в развитом государстве центральная власть пря- мо или косвенно интегрирует элиту в состав государственного ап- парата и ограничивает влияние элиты на население, устанавливая во многом прямые контакты с населением; в зрелом государстве власть, благодаря достаточно совершенному административному аппарату и правовой системе, разрывает административно-террито- риальную связь элиты и населения, тем самым превращая элиту в часть гражданского общества и устанавливая прямые связи между государством и населением. 184
Глава 5 РАЗВИТОЕ ГОСУДАРСТВО § 1. РАЗВИТОЕ ГОСУДАРСТВО: ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ 1. Развитое и раннее государства 1.1. Предварительные замечания о методике анализа Сравнение эволюционных типов государств требует достаточно сложной методики. Поэтому я решил суммировать и систематизи- ровать все то, о чем предварительно уже было сказано. Первое. Когда идет речь об отличиях развитого государства от раннего, имеются в виду минимально обязательные признаки обоих типов и необходимые характеристики уровня развития обществ. Например, если некоторые ранние государства могли возникнуть в обществе с незерновым сельским хозяйством, другие - в обществах без товарно-денежных отношений и внутреннего рынка, иные - обходиться без письменности, письменного права и судебной сис- темы, третьи - существовать без постоянных налогов или постоян- ного войска, четвертые - обходиться без централизации и профес- сиональных чиновников, то среди развитых государств такого уже быть не могло. В то же время в развитом государстве мы едва ли найдем хотя бы одну черту, которой не было бы ни в одном раннем государстве. Тем более в ранних государствах на последнем, пере- ходном этапе, когда зарождаются многие черты будущей стадии. Мало того, по каким-то отдельным показателям некоторые из ран- них государств могут даже превосходить отдельные из развитых. Так, например, по уровню развития права Римская республика пре- восходила Индию XVI в. Иными словами, отдельные ранние государства могли иметь некоторые из признаков развитых (письменность, развитой бюро- кратический и карательный аппарат, кодифицированное право и др.). Но ранние государства не обладают всей системой минимальных характеристик развитых государств. А чтобы считать какое-то го- сударство развитым, оно должно обладать всей совокупностью та- ких признаков. Следовательно, необходимо сравнивать их по обладанию полной системой минимальных характеристик. Это важно иметь в виду и по причине того, что в качестве кри- териев различий между ранними и развитыми государствами порой выделяют достаточно узкие и, образно говоря, конкретно-осязаемые отличия. В частности, Классен и Скальник выдвигали изменения идеологии в качестве важнейшего критерия (Ciaessen and Skalnîk 185
1978a: 633, 634; см. также: Claessen and Oosten 1996b). Согласно их формулировкам, структура раннего государства базируется на кон- цепции реципрокности (взаимности) и родственной близости к правителю180. Раннее государство существует, пока идеологические основания государства покоятся на этих идеях и представлениях. Однако чем больше оно развивается, тем слабее становится их роль. Эффективный государственный аппарат постепенно делает ненужным обращение к сверхъестественным способностям прави- теля или постоянному исполнению его реципрокных обязательств. Постепенно сакральная легитимность власти (sacral legitimation) перерастает в легитимность, основанную на законе, праве, уста- новленном порядке (legalistic legitimation). Действительно, смена идеологии - это важный момент, кото- рый в ряде случаев может быть показателем рубежа между эволю- ционными типами государств. Но все же легко найти примеры, к которым они не применимы. Несомненно, что Римская республика, так же как и Афины, Спарта и другие гражданские общины, имела вполне развитую политическую идеологию, которая не нуждалась в обращении к «сверхъестественным способностям правителя» (см., например: Бочаров 1936: 87, 117, 120, 201; об идеологии итальянских республик см.: Дюби 1994: 206-211). Буддизм, несо- мненно, давал новую государственную идеологию (см.: Бонгард- Левин 1973: 242-243; Горегляд 1982; см. также: Косамби 1968: 164), но, однако, не сделал ни империю Ашоки III в. до н. э. в Индии, ни Японию VT-Vn вв., ни ряд других стран развитыми государствами. И, как известно, христианство и ислам принимали многие ранние государства еще на начальных этапах развития, но они не станови- лись от этого развитыми. Эти религии в равной степени могли быть идеологией как ранних, так и развитых государств. Второе. Я стремлюсь выделять главные черты при сравнении раннего и развитого государств именно по среднему этапу их раз- вития (то есть типичного государства каждой стадии), по возмож- ности оставляя без внимания остающуюся в них архаику или явле- ния, свойственные более высокой стадии. Ведь, с одной стороны, на последних этапах {переходного государства) каждой стадии го- сударственности появляются различные моменты, которые уже не 180 Первый момент {реципрокности) связан с идеей о том, что царь и народ взаимно необ- ходимы друг другу. Правитель, а значит, и государство нужны людям по многим причинам, в том числе для влияния на урожайность и другие природные силы с помощью сверхъестествен- ной сакральной благодати царя. Последняя идея была особенно распространена во многих афри- канских государствах. Второй момент (родственной близости) означает, что право на участие во власти у человека тем сильнее, чем ближе он стоит в родственном ряду к правителю. 186
характерны для нее. Это свидетельствует о подготовке к переходу к следующей стадии. С другой стороны, на начальном этапе любой стадии государственности еще очень-очень много черт предыду- щей стадии. Поэтому в зависимости от задачи можно делать упор как на сходствах и непрерывности процесса, так и на его узловых мо- ментах. Например, принято считать, что Римская республика в период правления Октавиана Августа (конец I в. до н. э. - начало I в. н. э.) переросла в империю. Логично взять этот период также за начало превращения Римского государства из раннего в развитое. Но при этом легко указать как на огромное сходство между поздней рес- публикой и ранним принципатом, так и на важное различие между этими эпохами, которое затем будет все более и более давать себя знать, то есть на зародившуюся императорскую власть. Третье. В продолжение сказанного следует отметить, что неко- торые государства, которые я классифицирую как ранние, на самом деле находились на весьма высоком уровне развития, так что по ряду параметров они вполне сопоставимы с аналогами развитых государств и с примитивными развитыми государствами. Это объ- ясняется тем, что фактически такие ранние государства находились уже в высшем этапе этой стадии - переходного государства, когда формируются, хотя и фрагментарно, отдельные элементы государ- ственной системы более высокого уровня. То обстоятельство, что лишь немногие ранние государства смогли стать развитыми, отме- чалось уже давно (см.; Ciaessen, and van de Velde 1987a; 1991; Skalnik 1996; Shifferd 1987; Tymowski 1987; Кочакова 1995). Как указыва- лось выше, по моему мнению, нормой была именно неспособность стать развитым государством, а способность им стать - положи- тельным исключением. В этой ситуации, с одной стороны, разви- тие может продолжаться, а с другой - в связи с трудностями со- вершения эволюционного рывка оно приобретает особые формы, в результате чего такие переходные, но не проходные политические системы в некоторых отношениях достигают весьма заметных ус- пехов. К таким уже сильно переросшим уровень типичного раннего государства, по моему мнению, можно отнести, например, Индий- скую империю Маурьев (первая половина I тыс. до н. э.), демонст- рирующую весьма высокий уровень административного управле- ния. Это также видно из знаменитой Артхашастры, написанной, как предполагают, Каутильей, министром царя Чандрагупты в кон- це IV века до н.э. (см.: Лелюхин2000: 37). И хотя большинство индологов относится к описанию Артхашастры скептически (см., например: Лелюхин 2000), однако неизбежно возникает вопрос: как ее автор мог дать столь убедительное описание столь сложной 187
(и при этом адаптированной к индийским условиям) государствен- ной организации, если он ее никогда в реальности не видел? К подобным уже сильно «перезревшим» ранним государствам, но «застрявшим» по разным причинам в конце этой стадии, можно отнести и ряд средневековых государств начала II тыс. н. э., на- пример государство Хорезмшахов. Четвертое. Все вышесказанное лишний раз доказывает, что ру- беж между стадиями раннего и развитого государства всегда доста- точно условен, как условна вообще любая периодизация. Но при сравнении этих типов государств от нее необходимо абстрагиро- ваться, заостряя внимание именно на типичных их характеристи- ках. Однако, конечно, при рассмотрении эволюции развитого госу- дарства совершенно необходимо указывать хотя бы на некоторые особенности развития разных его этапов. 1.2. Отличия развитого государства от раннего Теперь можно перечислить минимальные признаки развитого государства, сравнивая его с ранним государством. Я стремился сделать эти характеристики более содержательными, поэтому фак- тически каждая такая характеристика состоит из целого ряда важ- ных признаков. а) Развитое государство имеет больше атрибутов государст- венности, которые к тому же более развиты. Такое государство складывается в результате долгого развития самой техники управления и администрирования, расширения и профессионализации административных и иных структур, подгон- ки аппарата для решения определенных задач. Поэтому в нем уже достаточно ясно и в системе прослеживаются все признаки триады: особый отделенный от населения аппарат управления и насилия; налоги; развитое территориальное административное деление. И помимо этого еще обязательно имеются письменное право, особая 181 письменная культура управления, учета и контроля . Такое государство не может довольствоваться ополчением, а обычно имеет постоянную армию. В нем имеется более развитая система повинностей. Архаические повинности и доходы (дань, подарки, полюдье, отработки, доходы от военного грабежа или контрибуций) исчезают или играют подчиненную роль, а налоги становятся более регулярными. 181 Стоит заметить, что нередко в ранних государствах, даже если имелась письменность, далеко не все государственные акты имели письменный характер. Многие, а то и большинство актов оставались по-прежнему устными. Так было, например, по мнению Ле Гоффа (1992: 45), в империи Карла Великого во Франции. 188
б) Развитое государство характеризуется более тесной под- гонкой к социальным характеристикам общества. В результате появления более зрелых социальных отношений, более развитых этносов, наличия религий и идеологий, более тесно связанных с государством, а также в связи с тем, что развитое го- сударство приобретает сословно-корпоративный характер, возни- кает большее соответствие между политико-административной сис- темой и обществом. Усиливается роль государства в регулировании социальных процессов и оформлении социальной стратификации. в) Развитое государство - это обязательно централизованное государство, в целом более устойчивое и крепкое, чем раннее. Развитое государство не может быть политическим конгломе- ратом, как это часто было в ранних государствах. Это уже не про- сто объединение территорий, которые распадаются, как только си- ла центра ослабла. Конечно, возможны распады и развитых госу- дарств, особенно на начальном этапе, когда только происходит процесс централизации. Но если дальнейшее развитие этого типа государства идет, оно обязательно связано с новой и часто более прочной централизацией примерно на той же территории. Это объ- ясняется тем, что развитое государство формируется на определен- ной, исторически подготовленной в материальном и культурном плане к такому единству территории за счет общей культуры, идеологии, письменности, развития коммуникаций, торговли, опре- деленной унификации, в том числе денег, мер, права и другого. По- этому такое государство складывается только в районах достаточно продвинутых цивилизаций и часто на базе ведущего этноса. г) Развитое государство появляется в обществе с более вы- сокой хозяйственной базой. В частности, развитое государство, в отличие от раннего, не может возникнуть в обществе без зернового хозяйства, и тем более с экономикой, основанной на скотоводстве, в то время как ряд аф- риканских государств возникал в обществах с сельским хозяйст- вом, в котором зерновые культуры не играли преобладающей роли, а ведущими были иные (ямс, банан, маниок, земляные орехи и т. п.)182. В обществе с типичным развитым государством не может отсутствовать внутренний рынок и господствовать натуральное 182 Например, в Бенине, прежде всего, выращивались ямс (корнеплод) и масличная пальма (Бондаренко 1995: 103). См. также о роли ямса в Западной Африке: Попов 1990: 171. Любопытно отметить, что существенные изменения в процессе развития ряда обществ и государств Африки связаны с завозом из Америки туда в конце XVI - XVII в. кукурузы и маниоки (Орлова, Львова 1976: 28; Попов 1990: 171). 189
хозяйство, как это наблюдалось в некоторых раннегосударственных обществах (империи Инков, Египте Древнего царства). Не может быть и полного господства государственного хозяйства, как было в ряде древних бюрократических государств (государство Ш дина- стии Ура, империя Инков, Египет Древнего царства). Требуется хо- тя бы некоторое развитие товарно-денежных отношений. Должна существовать не только специализация ремесел, но и намечаться хозяйственная специализация (пусть еще и слабая) районов, то есть формироваться единый хозяйственный организм в государстве. 2. Хронологический комментарий Стоит обозначить некоторую хронологию вступления отдель- ных государств в стадию развитого государства. (Более полная сводка вступления государств в стадию развитого государства дана в Приложении, в табл. 1.) Но указанные даты говорят только о са- мом начале вступления в эту стадию, главные же перемены проис- ходили позже, иногда намного позже. Например, Римское государ- ство достигло уровня этой стадии примерно в конце I в. до н. э. вместе с формированием императорской власти. Но только в Ш в. н. э. Римская империя наглядно и ярко демонстрирует черты развитого государства: «иерархическую систему сословий и наследственное прикрепление людей к их профессиям и статусам, разветвленный огромный полицейско-бюрократический аппарат, "теократическую" власть императора, обязательную для всех подданных государст- венную религию, санкционировавшую официальную идеологию» (Штаерман 1968: 659; см. также: Петрушевский 2003). В ряде случаев о вступлении в этап примитивного развитого государства можно говорить только ретроспективно, с учетом дальнейшей эволюции этого государства183. Кроме того, надо срав- нивать изменения в каждом конкретном государстве, принимая в расчет, что было и что стало именно в нем. Если, например как в Риме, была республика, а образовалась монархия, то появление императора — важнейший сдвиг в государстве. А если царь в госу- дарстве был всегда (как в Египте), то, естественно, надо выделять иные аналогичные по важности изменения (степень централизации, в частности). Вот как, например, описывает такие изменения в от- ношении Ирана В. Г. Луконин (1987: 141, 137): «Раннесасанидская 183 Поэтому, конечно, эпитет «развитое» в отношении некоторых государств на началь- ном этапе этой стадии звучит иной раз довольно странно, однако это не более странно, чем называть государством (ранним) небольшой полис без аппарата управления или крошечный ном, где все еще управляется в основном по традиции. 190
монархия, в сущности, мало чем отличается от парфянской, однако изменившиеся условия способствуют постепенной централизации государства. На смену полису приходит царский город, на смену системе полунезависимых царств - единая государственная адми- нистративная система, на смену религиозной терпимости парфян- ских царей и множеству религий - единая государственная религия - зороастризм», а также «Сасанидский период характерен постоянно растущей тенденцией к централизации». О некоторых из упоминаемых здесь государствах я еще буду го- ворить далее, поэтому их характеристика тут фрагментарна и кратка. В Древнем Египте было несколько преимуществ, которые по- зволили возникнуть там развитому государству раньше, чем в дру- гих странах. Во-первых, это расположение территории вдоль еди- ной и судоходной реки, причем вся территория шла узкой лентой вдоль Нила. Во-вторых, высокая этническая и культурная однород- ность. В-третьих, длительное отсутствие иноземных завоевателей (и это особенно отличало Египет от Месопотамии). В-четвертых, мощная идеология царской власти. В-пятых, недоразвитость тор- говли и денежного обращения долгое время усиливала распредели- тельную роль государства. Но последнее стало также препятствием по пути дальнейшего развития. В стадию развитого государства Египет вступает в период Но- вого царства, то есть с XVI в. до н. э. В это время многое меняется в хозяйстве, которое становится более интенсивным и производи- тельным, в том числе за счет использования нового плуга, водо- подъемных сооружений - шадуфов, проведения широкомасштаб- ных ирригационных работ184. Идет прогресс в ремесле, распростра- няется бронза, развивается частная собственность, в том числе и на землю (хотя и ограниченная), и торговля (Виноградов 2000а: 370-372; Перепелкин 2001: 259-280; Стучевский 2004). Собственно, только в это время появляются и становятся более или менее многочис- ленными сообщения о товарных сделках и торговом обмене, а се- ребро начинает заменять в качестве денег зерно, хотя и не в полной мере (Монтэ 1989: 167-168). Большие изменения происходят в со- циально-политической жизни (Виноградов 2000а: 370-372; Пере- пелкин 2001: 259-280). Усиливается централизация, резко умень- шается самостоятельность номархов. Создается мощная военная империя, а вместе с этим формируются новые слои государствен- 184 С помощью шадуфа для полива высоко расположенных полей можно было поднять в течение часа на высоту 2 м 3400 л воды, на 3 м - 2700 л, на 4 м - 2080 л, на 5 м -1880 л, на 6 м - 1650 л (см.: Кривня и др. 1966: 28). 191
ных управленцев, в частности военных и гражданских администра- торов нового типа (см., например: Эдаков 2004: 190), а также про- исходит передел материальных ресурсов в их пользу. Египетские работники становятся более свободными, по сравнению со «слуга- ми царя» Среднего царства, хотя многое в сущности аграрных от- ношений того времени остается неясным, в том числе какие права имел земледелец на землю и как он был связан со своим наделом (Стучевский 1982: 118; 1966). В Новом царстве вполне оформляются корпоративность и все большая обособленность (включая наследственность занятий) социальных слоев: жрецов, воинов, ремесленников разных специальностей, которые в после- дующие эпохи усиливаются. Это приближает структуру египетско- го общества к сословной, а наличие крупных общегосударственных сословий, как мы увидим дальше, является важной чертой разви- тых государств. Китай достигает этой стадии в результате первого объединения его в единую империю в конце III в. до н. э. при Цинь Шихуане (другое написание этого имени - Цинь Шихуанди) 185. Перемены, произошедшие в стране, были огромными. Были изменены адми- нистративная и территориальная системы, введены единое законо- дательство, единая письменность, унификация мер и весов, прове- дена реформа денежной системы, возведена Великая стена и т. д. Огромными были социальные перетасовки (Крюков, Переломов и др. 1983:17-21 ; Переломов 1962). Византия сразу возникла как развитое государство, поскольку римские традиции здесь не прерывались. Поэтому неудивительно, что среди варварских королевств Византия, бесспорно, выделялась упорядоченностью и единообразием законодательства и судопроиз- водства. Население Византийской империи в V-VT вв., по некоторым подсчетам, достигало 50-65 млн человек (Удальцова 1988: 34,15). Иран можно считать развитым государством уже в Ш в. н. э. после появления и упрочения Сасанидской династии. В стране уже с первого царя Ардешира I (227-241) начались крупные изменения (вызванные частью целенаправленными действиями правительства, а частью протекавшие естественным образом), которые продолжа- лись в течение довольно длительного времени: ликвидация вас- сальных царьков и замена их наместниками, укрепление централи- 185 Однако в некоторых китайских государствах периода Воюющих царств, по крайней мере в самом государстве Цинь, ставшем ядром объединения империи, в результате легист- ских реформ (в Цинь это реформы Шан Яна, начавшиеся в 350-х годах до н. э.) происходит переход к политиям, которые можно уже считать аналогом развитого государства. 192
зации, принятие новой религии, формирование новых сословий, реформы территориального деления, изменения в этнических ха- рактеристиках населения, языковая и культурная консолидация страны. В стране существовал развитый бюрократический аппарат (Луконин 1987; Новосельцев 1995: 24, 31; см. также: Фрай 1972; Колесников 1987). Любопытно отметить, что шахиншах назначал глав четырех сословий в общегосударственном масштабе (Колес- ников 1987: 185). Можно считать, что Япония вступила в стадию развитого госу- дарства к началу XV в., когда сегунам из династии Асикага удалось укрепить позиции центральной власти, и они были близки к поло- жению полновластных хозяев страны, хотя период их реальной власти был и недолог (Толстогоузов 1995: 561; Кузнецов и др. 1988: 89)186. В Японии уже с XII в. наблюдались попытки централи- зации, что выразилось, в частности, в возникновении самого инсти- тута сёгуната (1192 г.). Однако только в XV в. обозначились конту- ры того социально-политического строя, который достиг зрелости два века спустя в период сёгуната Токугавы. Основные черты этого строя заключались в следующем: существовал обожествленный, но не правящий император, а реальная власть находилась в руках у сегуна; опорой последнего являлось военно-служивое сословие са- мураев; власть на местах сосредоточивалась в руках князей, кото- рых, однако, правительство сегуна контролировало всяческими спо- собами. И все это, естественно, опиралось на тягловые и податные сословия крестьян, ремесленников и купцов. Сословие самураев достаточно оформилось уже в XIV в., окончательно отделившись от крестьянства, а слой князей начал формироваться именно в XV в. (Кузнецов и др. 1988: 73, 89; Спеваковский 1981: 12-17). Вьетнам и Корея, можно считать, в стадию развитого государ- ства вступают также в XV в. (во Вьетнаме с образованием дина- стии Поздних Ле, а в Корее с династии Ли, которая стояла у власти более 500 лет) [Пак 1974а: 164, 19746:170-190; Деопик 1994, ч. 1: 186-203; Васильев 1993: 413; 431]. Но в обеих странах дальнейшее продвижение в сторону развития государственности шло трудно. Франция вступила в эту стадию в конце ХП1 в. при Филиппе IV Красивом (1285-1314)187. К этому времени во Франции, благодаря 186 Как это часто бывает на первом этапе развитого государства, вскоре централизация ослабла и начались междоусобные войны. Второй этап централизации завершился только в конце XVI в. 187 Он прославился тем, что конфисковал огромное имущество ордена тамплиеров и смог насильно перевести папу Римского из Рима в Авиньон. 193
деятельности его предшественников и благоприятному экономиче- скому развитию, появляются достаточно развитые административ- ный аппарат, система налогов, суд; укрепляется государство; вла- дения французских королей сильно выросли, хотя централизация еще и была слабой. Формируются сословия и сословное представи- тельство (Генеральные штаты) (Люблинская 1972: 94-109; Цатурова 2002: 12-13; Hay 1975: 138). Но Столетняя война задержала процесс развития государственности. Затем уже с первой половины XV в. пришлось централизацию начинать заново с самой низкой отметки, когда вопрос стоял вообще о том, быть или не быть Франции и ее французскому королю (Hay 1975: 153-160; Ле Руа Ладюри 2004: 17), Испания вступила в эту стадию в конце XV в. (в результате объединения Кастилии и Арагона). Совместное правление Ферди- нанда и Изабеллы (1479-1504) было поворотным пунктом испан- ской истории. Они сумели объединить страну, укрепить в ней по- рядок, многое реформировать и привести к покорности знать, хотя сила последней и не была сломлена до конца (Johnson 1955: 105— 106). Открытие и колонизация Америки ускорили развитие Испании. Англия вступает в стадию развитого государства в конце XV - начале XVI в. (после войны Алой и Белой Розы и воцарения дина- стии Тюдоров). Уже Генрих VII (1485-1509) многое сделал для централизации, в целом же в результате более чем векового прав- ления династии Тюдоров в Англии сложилась и достигла расцвета новая форма правления - абсолютная монархия (см.: Дмитриева 1993: 163), хотя абсолютизм в Англии был существенно иным, чем во Франции или тем более в России (см.: Сапрыкин 1991: 207-208; Карев 1993: 160-161). Для многих европейских стран XVI в. был «периодом государ- ственного строительства» (Elliott 1974: 80). Но этот век оказался переломным и для таких стран, как Россия, Индия и Иран. В Рос- сии развитое государство образовалось во второй половине XVI в. во время царствования Ивана Грозного (1547-1584). Изменения в политической и социальной жизни России в этот период общеизве- стны (реформы государственного и местного управления, суда, оп- ричнина, завоевание Казанского и Астраханского ханств и другие см., например: Шмидт 1999). В Индии развитое государство созда- лось через некоторое время после образования империи Моголов во второй половине XVI в., в период правления Акбара. В отличие от своего предшественника - Делийского султаната (XIII-XTV вв.), ряд достижений которого нашли свое применение в государстве Моголов - последнее было гораздо более крепкой и централизо- 194
ванной империей188. Акбар, правивший полвека (1556-1605), объ единил под своей властью основную часть территории Индии и провел важные реформы государственного управления, в некото- рых отношениях продолжавшие начинания его деда Бабура (Азимджанова 1977: 152). Дальнейшее движение Индии в сторону развития государственности, однако, шло трудно, хотя в отдельных моментах, в частности в области совершенствования администра- тивной системы, она достигла достаточно высокой степени зре- лости (см., например: Ашрафян 1987: 230). Она осталась на уровне начального развитого государства, и в результате долгого и жесто- кого царствования внука Акбара - Аурангзеба (1658-1707) - импе- рия Моголов стала агонизировать, пришла в упадок и фактически распалась (Антонова 1979: 213-225, 233-241). Неспособность к поступательному развитию проявилась и в Иране. После столетий иноземного господства, кризисов и прозя- бания в конце XVI - начале XVTI в. при Аббасе I (1587-1629) и его преемниках Иран вновь стал крупным и могущественным государ- ством. Были проведены важные реформы. Иран этого времени можно считать вступившим в стадию развитого государства. Одна- ко в дальнейшем правители оказались не слишком способными, и в конце XVII - начале XVIII в. экономическое положение страны ухудшилось, торговля, включая и внешнюю, пришла в упадок, на- логовое бремя выросло, социальные отношения обострились, вспыхнули восстания. Начались политический и экономический кризис, нашествия турок и афганцев, вмешательство иностранных держав, что привело страну к крайнему разорению и полной хозяй- ственной разрухе. Даже временное усиление Ирана при знамени- том Надир-шахе (1736-1747), который прославился успешными войнами и разграблением индийской столицы Дели в 1739 году, ненадолго изменило ситуацию. В конце своей жизни сам Надир- шах повел настолько неразумную внутреннюю политику, что после его смерти в стране начался политический распад, междоусобия, борьба феодальных клик за власть. Иран вновь фактически распал- ся (Петрушевский 1977; Кузнецова 1986: 229). XVI веком (правда, самым его началом) также можно датировать вступление Турции в стадию развитого государства. Думается, этот 188 Делийский султанат был «слабо централизованным феодальным государством» (Аш- рафян 1960: 74). Пика могущества Делийский султанат достиг при Ала-уд-дине (1296-1316). Но его огромная держава представляла собой непрочное военно-административное объедине- ние, от которого к концу его правления отпало много княжеств (Ашрафян 1960: 228). Дина- стию Моголов основал знаменитый среднеазиатский полководец и поэт Бабур (из рода Тиму- ра), который с 1519 г. начал завоевательные походы в Индию. Он провел в завоеванной части Индии ряд важных реформ, особенно налоговую (см.: Азимджанова 1977). 195
переход уже бесспорно состоялся при Сулеймане I Кануни, то есть Законодателе, прозванном европейцами Великолепным (1520-1566). Но, скорее, формирование развитого государства правильнее отнести к концу правления Баязида II (1481-1512) или началу царствования Селима I (1512-1520). Еще во времена Баязида П социально-полити- ческие и экономические институты были упорядочены и получили достаточно четкую религиозно-правовую основу, что было связано также с деятельностью целой плеяды видных османских богословов. В целом в эпоху Селима I и Сулеймана I государственные институты приобрели тот законченный вид, который на протяжении веков счи- тался в османском обществе классическим образцом для подражания (Иванов, Орешкова 2000: 76). К этому времени сложилась достаточно эффективная (для эпохи и требований до военной революции XVII в. и промышленного переворота XVIII в.) военно-ленная система, кото- рая позволяла иметь достаточно боеспособное и многочисленное вой- ско. Имелась также система регистрации помещиков-ленников (сипа- хов или спахов). Сулейман ее усовершенствовал, запретив губернато- рам раздавать лены и утверждать в правах наследников. Он провел ряд важных реформ: административного деления, упорядочения нало- гов, отношений между землевладельцами и крестьянами. Его уста- новления были кодифицированы. Уровень административного управ- ления также был достаточно высоким (см., например: Findley 1989). По тем временам Турцию можно считать достаточно централизован- ной империей, костяком которой была военно-ленная (тимарная) сис- тема землевладения (см., например: Орешкова 1986), а центром ги- гантский Стамбул, насчитывавший к середине XVI в. от 400 до 500 тыс. человек (Петросян 1990: 72-73, 103; см. также: Chase-Dunn and Man- ning 2002) Турция была единственной восточной империей, способ- ной длительное время и небезуспешно соперничать с рядом европей- ских держав и даже с их коалициями в военном отношении. То, что султан отобрал титул халифа, «наместника аллаха», у побежденного египетского халифа (это сделал Селим I), став хотя бы по званию гла- вой всех мусульман, было важной частью его власти и существенно укрепляло государство (Петросян 1990: 58-69, 72 ), в котором - при всей его лоскутносги — мусульмане все же составляли большинство — до 75 % (см.: Иванов, Орешкова 2000: 76)189. Однако турецкое госу- 189 Считалось, что уже в XVI в. турецкие султаны стали носить титул халифа, но сейчас этот тезис подвергается сомнению как позднейшая подтасовка и экстраполяция. В докумен- тах XVI в.этот титул как будто не фигурирует. И султаны никогда не подписывались иным титулом, кроме как султан. Вполне вероятно, что в это время он и не казался необходимым турецким правителям, и без того достаточно сильным. Предполагается, что такой титул султаны стали реально использовать в некоторых случаях реально только в конце XVIII в. Но затем все стало представляться как ситуация естественного и законного перехода титула от побежденного халифа Египта к победителю (см., например: Sourdel et ai 1990). 196
дарство, по точному определению Кочибея Гемюрджинского, ту- рецкого политического деятеля и писателя XVII в., «саблей добыто и саблей только может быть поддержано» (Бадак и др. 1996в: 20). И если для начального этапа развитого государства «сабля» еще могла считаться достаточной, то далее нужны были иные крепления. А они отсутствовали или создавались медленно. Ни единого экономиче- ского рынка (Петросян 1990: 124; Мейер 1986: 159), ни единой куль- туры, этнической и религиозной общности не складывалось. Поэто- му дальнейшее развитие Турции замедлилось, военные поражения участились, децентрализация и отпадение провинций стали реально- стью. Словом, кризисные явления усиливались, пока не переросли в системный кризис. Можно считать, что кризис конца XVIII в. - пер- вых десятилетий XIX в. и первые серьезные попытки глубокого ре- формирования и отделяют этап начального развитого от типичного развитого государства в Турции (далее мы увидим, что кризисы ме- жду этими этапами вообще достаточно типичны для развитых госу- дарств). Но, что характерно именно для Турции, движение к типич- ному, далее переходному развитому государству и далее к начально- му зрелому государству (а эта трансформация шла в течение всего XIX и начала XX в.) проходило не в результате усиления империи, а, напротив, в связи с ее постоянными военными и дипломатическими поражениями, уменьшением территории, внутренними кризисами, которые заставили преобразовать военного типа государство в более светское и уменьшить влияние духовенства. Но главное, этот про- цесс был в прямой пропорции связан с отпадением от нее нетурец- ких территорий. В результате лишь тогда, когда Турция стала госу- дарством с численно ведущей нацией, проживающей достаточно компактно на собственно турецкой территории, она реально смогла стать зрелым государством. И произошло это окончательно только после поражения страны в Первой мировой войне и кемалистской революции. Из всех провинций Османской империи Египет в некоторых отношениях был наиболее продвинутой. Египет Нового царства (XVI в. до н. э.) стал, как было сказано, первым развитым государ- ством в мире. Потеряв независимость, став частью сначала Рим- ской, затем Византийской империй, потом провинциями арабских халифатов, Египет не потерял ни своей аутентичности, ни уровня развития. В X-XII вв. при Фатимидах (в Египте 969-1171) он обла- дал независимостью (см., например: Семенова 1974 ), а затем при господстве мамлюкских династий (1250-1517) стал центром ог- ромного государства, оставаясь таким вплоть до завоевания Египта османами в начале XVI в. В эти эпохи страна временами достигала 197
очень высокого уровня развития, по моему представлению, иногда выходя на уровень второго (типичного) этапа развитого государст- ва и в любом случае оставаясь хотя бы примитивным развитым го- сударством (об уровне развития см., например: Shaw 1962: 1-10; Marsot 2004; Northrup 1998; Garcin 1998). Одним из показателей этого развития служит огромная численность жителей Каира в XIII-XV вв.190 На уровне развитого государства оставался Египет и в составе Османской империи (см. об уровне развития, например: Marsot 1984: 1-23; Winter 1992). В период правления Мухаммеда Али в первой половине XIX в. в результате модернизации он стал типичным, а позже, во второй половине XIX в., и переходным раз- витым государством, существенно опередив Турцию (см. подроб- нее: Гринин 2006л). 3. Аналоги развитого государства При разграничении ранних и развитых государств встречаются некоторые сложности, связанные с наличием в отдельных «ран- них» государствах многих важных черт развитых и в то же время затруднительности отнесения их к последним. Несомненно, что среди древних и средневековых государств имелись такие, которые сильно превосходили средний уровень раннего государства по раз- мерам, сложности управления, культуре, упорядочению социаль- ных отношений и т. п. С одной стороны, их можно считать разви- тыми государствами. Но в то же время, поскольку в этих государ- ствах были некоторые «изъяны» и отсутствовали важные институ- ты и отношения либо они оказывались нестабильными, однозначно отнести их к развитым государствам трудно. Фактически развитие этих государств шло особым путем. Такие случаи привели меня к идее о рациональности выделения в качестве особого политического типа аналогов развитых и зрелых государств, который может покрыть эти случаи. В дальнейшем не- которые из аналогов могли превратиться в полноценное развитое государство, а другим было суждено исчезнуть с политической карты. В качестве примера рассмотрим Египет Среднего царства, 190 Например, в период правления мамлюкского султана Насира Мухаммада в первой половине XIV в нем проживало до 200 тыс. человек (Raymond 2001: 137). Некоторые авторы указывают даже более высокие цифры: 400 и более тысяч человек (см., например: Chandler 1987: 474, 475; см. об этом также: Raymond 2001: 136). Но даже 200 тыс. человек являются огромной для средних веков цифрой. Как указывает Раймонд, в XIV в. в Париже проживало «всего» 80 тыс., а в Лондоне 60 тыс. человек (Raymond 2001: 137). Впрочем, Каир имел большое население на протяжении всего дальнейшего правления мамлюков в XV и начале XVI в. (см.: Chandler 1987: 475-480). 198
начиная с XII династии (самое начало II тыс. до н. э.), и империю Ахеменидов. Как сказано выше, развитым государством можно считать Египет Нового царства. Но уже и Египет Среднего царства сильно отличает- ся от раннего государства. В Среднем царстве происходил заметный рост материальной базы (в том числе развитие скотоводства и произ- водства орудий труда, включая бронзовые), хозяйственной специали- зации, внутреннего обмена, внешней торговли. В частности, в XIX- XVIII вв. до н. э. (во времена царей ХП династии Сенусерта III и Аме- немхета Ш) производились грандиозные ирригационные работы в Файюмском оазисе (Виноградов 2000в: 167-168, 174; Перепелкин 2001: 174—180; Кузищин 19886: 40-41). Также существенно изменил- ся социальный состав общества, в частности, произошел отказ от ра- бочих отрядов. Каждый крестьянин стал теперь пользоваться инди- видуальным участком. С этим изменилась и налоговая система, кото- рая начала строиться на личной ответственности каждого земледель- ца за их уплату. Таким образом, социальная структура теперь при- близилась к той, которая типична для восточных государств, хотя, конечно, ррль государства в прямом распределении рабочей силы, степень прикрепления людей к определенным профессиям и местам, объем натуральных повинностей населения были все еще слишком высокими. Недаром же некоторые авторы считают, что категория населения, которая на русском языке часто обозначается как «цар- ские рабы» или «царские слуги», являлась основой основ, основной социальной категорией этого общества, без изучения которой соста- вить сколько-нибудь близкое к действительности представление о египетском обществе вообще нельзя (Берлев 1972: 5). Но, поскольку речь не идет о рабах в буквальном смысле, а лишь о какой-то соци- альной категории государственных людей, понятие «царские рабы» порождает иллюзию о поголовном рабстве в Египте (Там же: 43,44). Существенно изменился и состав высших слоев. В это время заметно выдвинулось служивое чиновничество, уменьшившее вли- яние вельможной наследственной знати и даже жречества, важную роль стала играть армия (Виноградов 2000в: 172; Кузищин 19886: 42). Такое соперничество, а то и прямая борьба между старой знатью и новым служивым людом весьма характерна для развитых госу- дарств на первом этапе. Но Египет Среднего царства кое в чем еще не дотягивает до раз- витого государства, в частности степенью централизации. Власть фараона была не такой, чтобы он мог самовластно распоряжаться на местах, где правили местные династии, это было «государство рых- лое и неустойчивое», более похожее на феодальное времен Европы 199
средних веков, чем на централизованную империю (Виноградов 2000в: 168; Перепелкин 2001: 174; Брестед, Тураев 2003: 155). Кроме того, в этом государстве товарно-денежные отношения оставались неразвитыми. Хотя и возникает уже регулярный рыночный обмен, но денег в обычном понимании еще не было. Также стоит обратить внимание на слабое развитие права в Египте. Во-первых, правосу- дие, как и в Древнем царстве, отправляли административные чинов- ники, а магистраты с единственным титулом «судьи», судившие в пределах ограниченной местной юрисдикции, являлись, скорее, не чиновниками, а состоятельными представителями среднего класса. Во-вторых, законы Египта Среднего царства, если таковые и были, не дошли до нас. Только для Нового царства имеются несколько бо- лее ясные (но все еще скудные и фрагментарные) указания на появ- ление правовых норм (Аннерс 1994: 22-23). Поэтому вызывает со- мнение, что законы эпохи Среднего царства «были разнообразными и допускали тончайшие различия» (Брестед, Тураев 2003: 163). Ка- жется более правдоподобным, что правовая культура «застыла на архаическом уровне в смысле прекращения развития юридической техники» (Аннерс 1994: 23). В то же время в Междуречье найдены письменные законы, которые существовали уже две тысячи лет до н. э. (см.: Батыр, Поликарпова 1996: 7). Там были и другие кодексы, включая знаменитые законы царя Хаммурапи. И эта разница в уров- не права между Месопотамией и Египтом может быть не случайной, а напрямую связанной с различиями в уровне развития собственно- сти, торговли и государственного управления этих регионов. Персидская империя Ахеменидов как более позднее государст- во имела некоторые важные отличия от Египта Среднего царства. Это была, пожалуй, первая относительно устроенная огромная им- перия с усовершенствованным административным механизмом (в том числе с единым административным письменным языком), налаженным налоговым режимом (размеры повинностей были оп- ределены и не менялись), законами и развивающимся судопроиз- водством. Имелась некоторая система разделения власти в сатра- пии и контроля за положением там (Фрай 1972: 145; Дандамаев 1977: 52-55; Липин 1956: 165-170). Со времен Дария I для такой централизации создавался материальный базис в виде дорог (и мос- тов), по которым можно было перебрасывать войска в разные концы империи, и которые заодно служили целям внутренней и транзитной торговли; царской почты, царских резиденций, единой монеты191. 191 Любопытно, что нет еще полной монополии на изготовление денег: таковая была только на золотые монеты, серебряные печатали в сатрапиях, а медные - даже в городах (Липин 1956: 168). 200
Однако при централизации и созданной системе коммуникаций империя не имела серьезной общегосударственной идеологии (что очень важно для многонациональной державы). По сути, она оста- валась лоскутным государством, даже границы сатрапий часто проходили еще по этническим или прежних государств рубежам. В ней еще очень многое было от раннего государства: недостаточно зрелая социальная структура, значительная автономия сатрапий; огромные латифундии (иногда целые области) со своим военным и административно-судебным аппаратом; гегемония одного (числен- но не ведущего) народа - персов, и оттого периодами, например, при Дарий I, слишком большая роль персидской родовитой знати, автономия ряда городов, политика насильственного переселения завоеванных народов (см.: Дандамаев 1977: 53, 55; 1985: 97; 2000: 297; Фрай 1972: 154). Все это свидетельствует, что Персию этого времени можно считать лишь аналогом развитого государства. Аналогами развитых государств, возможно, следует считать и некоторые арабские государства, например халифат Омейядов в X - начале XI в., начиная с правления Абд-ар-Рахмана III до периода окончательного развала халифата и начала эпохи мелких удельных государств (см., например: О' Callaghan 1975; Watt 1965; Уотт и Какиа 1976). Это государство имело довольно высокий уровень управления и культуры, но, оставаясь многоэтничным и находясь на стыке противодействия разных религий, оно оказалось не столь прочным. Халифат Аббасидов также можно рассматривать как аналог развитого государства (примерно с 750 г., то есть установ- ления династии Аббасидов, и до середины X в. - времени оконча- тельной потери реальной политической власти Аббасидами). Это огромное государство имело важные элементы единства в виде единой религии, арабского языка и частично общей культуры, не- которые элементы экономического единства, заботы о коммуника- циях и торговле; заимствовало ряд достижений государственного управления (территориальное деление, налоговую систему, струк- туру правительства) и социального регулирования (включая и не- которое подобие сословий) из более высокоразвитых стран, уже ставших развитыми государствами, таких как Византия и особенно Сасанидский Иран (см., например: Фадеева 1993: 47-^18). Также важным элементом была духовная власть халифа над всеми му- сульманами (Большаков 1995: 125-130; Фадеева 1993: 47). Однако степень централизации была недостаточной, власть и автономия наместников слишком большой, и халифат сохранял единство в основном благодаря силе оружия и авторитету халифа как верхов- 201
ного духовного владыки всех мусульман (Большаков 1995: 130; Михайлова 1995: 222; см. также: Marsot 2004: 6-12). Хотя значи- тельное количество населения и арабизировалось (кстати, во мно- гом помимо желания самих арабов (см., например: Коротаев 1997а), халифат оставался очень пестрым в этническом отношении государством. А слишком тесная связь религиозных и политиче- ских аспектов в государственной власти способствовала не только децентрализации, но и мешала отколовшимся государствам приоб- рести нужную легитимность. Об аналогах зрелого государства будет сказано в следующем параграфе. § 2. РАЗВИТОЕ ГОСУДАРСТВО: ОСНОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ Теперь некоторым чертам развитого государства можно дать более подробную характеристику. 1. Развитое государство как сословно-корпоративное госу- дарство Социальная структура ранних государств, как правило, доста- точно неразвита, часто дробна, аморфна, расплывчата, мозаична. Там же, где в обществе имеется крупное социальное деление, низ- шие слои вообще находятся как бы вне общества. Ярким примером являются Афины или Спарта, где рабы или илоты были вне закона. А в ряде государств если изначально и существуют примитивные сословия, то потом намечается их дробление. Так было, например, в Индии, когда система четырех древних варн (брахманов, кшатри- ев, вайшьев и шудр) переросла в социальную систему с множест- вом каст (Бонгард-Левин, Ильин 1969: 581-596). Во многих обще- ствах каждый город, каждый храм, отдельные общины имеют осо- бые права и обязанности. Большое число корпораций и другого типа объединений усложняют картину. При этом весьма часто го- сударство мало контролирует социальный ландшафт. Так, в той же Индии касты не устанавливались законодательно, они являлись естественно выросшим социальным институтом (Бонгард-Левин, Ильин 1969: 594). Хотя эта дробность не уходит полностью и в развитых государ- ствах, но общая тенденция их политики направлена на упорядоче- ние социального и корпоративного деления, включая правовое оформление, а нередко и активное регулирование этой стратифи- кации. И это объективно создает тенденцию к укрупнению соци- 202
альной структуры (см., например, о консолидации сословия кресть- ян во Франции: Хачатурян 1988). Социальная структура начинает изменяться в сторону того, чтобы быть представленной более крупными общественными группами, а не множеством мелких со- циальных слоев или социально-территориальных единиц (вроде независимых городов и храмов с особыми привилегиями). В ре- зультате общество становится социально достаточно консолидиро- ванным. Указанная консолидация сословий связана с уменьшением замкнутости и обособленности областей и территорий, с экономи- ческим объединением общества, более плотными контактами пред- ставителей высших слоев между собой. Но нельзя не отметить и активность государства в этом отношении, которое заключается в юридическом оформлении сословий, а в целом в том, чтобы сде- лать общество более жестким, устойчивым, уменьшить социаль- ную мобильность или канализировать ее. В свою очередь, государство и в устройстве, и в политике все бо- лее явно отражает особенности своего социального (и этнического) состава, одновременно активно влияя на социальную структуру общества и выступая неким арбитром между классами, сословиями и корпорациями. Вместе с тем может идти процесс более четкого оформления системы титулов, рангов, а также чинов служащих192. Таким образом, заметен как поиск механизмов совмещения ин- тересов элиты и государства, так и попытки расширения социаль- ной базы для управления государством. Везде у руля прежде всего высшее сословие (слой, аристократия и т. п.), даже в обществах с наибольшей социальной мобильностью. Но и везде есть возмож- ность обновления социальной базы слоя управленцев (администра- торов, государственных служащих) за счет наиболее энергичных, богатых, способных, преданных и т. п., будь это получение образо- вания и система экзаменов, как в Китае, покупка должностей и ти- тулов, как во Франции, обращение в другую веру (как в Индии, Турции), проявление личных способностей на службе, как в Рос- сии, участие в парламенте в качестве представителя от своего го- рода, как в Англии; жреческая и религиозная карьера, как в Египте в средние века и новое время и т. п. Такую ситуацию можно рас- сматривать в качестве компромисса, необходимого для более или менее прочного государства, которое должно учитывать как весь спектр интересов общества, так и силу слоев, их выражающих. 192 В последнем случае это особенно важно там, где правящий класс совпадает с клас- сом чиновников - «государство-класс», по определению Чешкова (1967: 243—245). 203
Таким образом, развитое государство, обобщенно говоря, - это государство сословно-корпоративное193. Я выделю тут два глав- ных типа государств. В первом случае (что более характерно для европейских государств, Римской и Византийской империй, Япо- нии) налицо несколько крупных юридически оформленных закры- тых сословий194. Между сословным и классовым делением можно найти соответствие. Но иногда одному классу условно соответст- вуют два или три сословия (например, дворяне и духовенство), и, напротив, одному сословию - два или три класса (крестьян, ремес- ленников, буржуазии), как это было с третьим сословием во Фран- ции. Часто имеется отдельное духовное сословие. В Европе и Рос- сии сословность государства находит и прямое политическое вы- ражение в виде складывающейся сословной монархии, эпизодиче- ски опирающейся на сословные представительные органы. Это, в частности, парламент в Англии, Генеральные Штаты во Франции, кортесы в Испании и Португалии, Земские соборы в России. Прав- да, чем больше развивается государство, тем реже монархия стре- мится созывать такие органы195. Во втором случае ситуация более сложная. Законодательно оформленное жесткое деление могло иметься между свободными и несвободными людьми (см., например: Крюков и др. 1984: 28-29)196. Зато в рамках юридически свободного населения закрытость со- словий была значительно слабее, чем в государствах первой груп- пы, поскольку переход из слоя в слой юридически не был запре- щен. Так было в ряде восточно-азиатских государств, таких как Китай, Корея, Вьетнам (Деопик 1994: 4-5; Ким, Ашрафян 1986: 10; Рябинин 1987; Волков 1987). Но поскольку перемещение из соци- 193 Разумеется, я имею в виду сословия развитые, а не примитивные, которые появляются в раннегосударственных (арийцы Индии и Ирана и мн. др., см., например: Илюшечкин 1987а), а нередко уже в негосударственных (аналоговых) обществах, как мы это видели на примере обществ Полинезии, некоторых германских (например, саксов) и кельтских народов. 194 Хотя закрытость достаточно условна везде. Например, сословие духовенства в Евро- пе, особенно Западной, по своей сути было открытым, так как оно пополнялось из других сословий из-за безбрачия духовенства. Также всегда оставались какие-то каналы социальной мобильности. 195 Впрочем, сословно-корпоративное представительство встречалось и в странах, где не было юридической системы сословий, но так или иначе они были выражены. Например, в Египте в XVI-XV1II вв. представители сословий (духовного, военного, купечества и ремес- ленников) и корпораций вместе составляли и высшие законодательные, и исполнительные органы [диваны (Kimche 1968; Shaw 1962)]. Египет как часть Османской империи не был в этом плане исключением. Напротив, система таких диванов туда пришла из Турции, которая была в этой огромной стране распространена почти везде (см., например: Мейер 1986; 1990, 1991; Иванов, Орешкова 2000: 77). 196 В частности, в Китае рабство продолжало существовать и юридически сохранялось до 1911 года, а фактически и много позже (Кычанов 1986: 110). 204
альных слоев было очень непростым и нелегким (см., например: Илюшечкин 1986а: 55), то говорить о сословиях вполне правомер- но, хотя они и были не столь строгими и не столь прочными во времени, как в Европе или Японии197. Юридически существовало деление населения на разряды, ранги и т. п. Каждая такая группа могла иметь в чем-то особые права и обязанности. Важно заметить, что все эти прослойки, разряды и ранги довольно часто менялись в связи с изменением государственной административной, земельной и налоговой политики (см., например: Симоновская, Юрьев 1974; Крю- ков, Переломов и др. 1983; Крюков, Малявин, Софронов 1984)198. Например, введение экзаменов для чиновников и изменение ус- ловий их проведения и отбора кандидатов могли использоваться властью в качестве важного инструмента влияния на социальную структуру общества, поощрения тех или иных общественных групп или борьбы с ними (Рябинин 1987). Однако, несмотря на указанную подвижность, существовали некие фундаментальные устойчивые моменты, которые во многом определяли взаимоотношения государства и населения, государст- ва и общества, что создавало у жителей этих стран устойчивые представления о том, что население делится прежде всего на не- сколько крупных сословных групп. Например, в Китае идеологиче- ская традиция выделяла среди свободных четыре сословия («четы- ре группы народа»): ученые, земледельцы, ремесленники, торговцы (Хохлов 1972: 33; Крюков и др. 1987: 31). Даже в условиях господ- ства ислама, который не признавал жесткой социальной иерархии, объявляя всех равными перед богом, процесс фактического образо- вания сословий все же шел, как это видно в Могольской Индии или в Иране XVIII-XIX вв., где «функциональная принадлежность к чиновничеству, военным, купечеству, крестьянству или ремеслен- никам, по существу, определяла неравноправное положение под- данных шаха» (Кузнецова 1986: 241). Так или иначе, оба типа развитых государств можно рассмат- ривать и как сословно-классовые, если использовать термин Илк>- 197 В статье Тяпкиной (1991), на мой взгляд, приведена достаточно весомая аргументация тезиса, что китайское общество вполне можно рассматривать как сословное или сословно- классовое. Она правомерно исходит из того, что «те черты европейских сословий, которые отсутствуют на Востоке, представляют регионально-типологические, а не универсальные при- знаки сословий» (Там же: 118). Иными словами, сословия вполне можно трактовать более широко, чем это обычно делают. Ведь надо учитывать роль государства в организации и функ- ционировании сословий, а государство на Западе и Востоке было существенно разным. В качестве одного из множества примеров можно упомянуть, что на рубеже I и II тыс. н. э. в Китае исчезло несколько социальных групп лично несвободных людей, однако рабство продолжало существовать (Кычанов 1986:106,110). 205
шечкина (19866; 1990; 1987а). Здесь обязательно есть той или иной природы и силы аристократия, юридически или фактически на- следственная, которая обладает значительным богатством и зани- мает в обществе и государстве очень важные позиции, хотя их и могут оспаривать в некоторых случаях другие сословия199. Конеч- но, аристократия государств первого типа более устойчивая и мощная, чем второго, где «социальный статус оставался производ- ным от положения на бюрократической лестнице и потому не мог не быть весьма подвижным и неустойчивым. Не существовало и четкого критерия родовитости происхождения» (Малявин 1983: 46). Но государство все же всегда выполняет и роль надклассовой, надсословной силы, чтобы удержать баланс. В этом и заключается взаимная притирка государственного и социального строя общест- ва (хотя нередко также налицо неспособность государства контро- лировать усиление наиболее мощных групп). Государство обоих типов также выступает как корпоративное. Например, Л. С. Васильев пишет: «Сложившаяся в качестве эле- мента метаструктуры восточных обществ система корпораций гар- монично вписалась в нее и во многом определила линии генераль- ных связей и противоречий, характерных для цивилизаций Восто- ка» (1993: 224). В частности, в Китае важную роль играли, помимо кланов, землячества и секты. Влияние религиозных, купеческих и прочих корпораций можно увидеть в самых разных странах. На Западе (но также и в ряде исламских обществ, например Турции или Египте) большую роль играли цехи, гильдии, церковные, юри- дические, торговые и тому подобные объединения (см., например: Ле Руа Ладюри 2004: 27). Огромное значение могли иметь корпо- рации высших сословий. Такова была, например, места в Испании, в которой заправляли крупные земельные собственники - дворяне. Эта организация и имела огромные привилегии, включая собствен- ные суды, а также разорительное для крестьян право прогона 200 овечьих стад через чужие земли . Иногда значение корпораций проявлялось в их прямом влиянии на политику государства. Парижский и провинциальные парламен- 199 В любом случае там есть стремление к превращению ведущих групп в такую аристо- кратию, как это могло быть с купеческо-бюргерской верхушкой в городах, образовывающей городской патрициат; или с верхушкой государственных служащих, стремящихся образовать служивую аристократию, и т. п. [см., например: Волков 1987: 143; см. также ситуацию в Китае в этом отношении при династиях Суй и Тан (Крюков и др. 1984: 30-31)]. Также есть некоторая возможность для пополнения аристократии выходцами из других высших слоев. 200 Места возникла в XIII, а прекратила существование в XIX в. В конце XV в. эта орга- низация объединяла около 3 тысяч членов (Ведюшкин 1993: 101). 206
ты во Франции - яркий этому пример (см.: Цатурова 2002). В Гол- ландии важнейшую роль играл патрициат и крупное купечество, которое, естественно, объединялось в корпорации (цехи, гильдии, компании). Для управления в столице и на местах избирали 2 тыся- чи человек, очень многие из которых были представителями кор- пораций. Исключительно важное значение имели городские сове- ты, которые, по сути, сами представляли корпорации, где ведущую роль играли зажиточные и богатые бюргерские семьи (Чистозвонов 1993: 378; Rayner 1964: 13; Бадак и др. 1996г: 418-423). Разумеется, в каждом государстве были свои особенности, но везде наблюдается рост внимания государства к законодательному оформлению социальных и корпоративных отношений. Ранее это было часто неконтролируемым процессом частных договоров меж- ду магнатами и крестьянами, покупки или простого захвата рабов рабовладельцами, объединения в корпорации и т. п. Теперь госу- дарство либо само декларирует подобные изменения, либо контро- лирует такие отношения, либо передает права на какие-то группы населения (их доходы, юрисдикцию, а то и личность) привилегиро- ванным сословиям, как это было с крепостными и зависимыми земледельцами в ряде стран. С другой стороны, и представители разных сословий и корпораций стремятся использовать силу госу- дарства для подтверждения и укрепления своих прав и привилегий. То, что развитые государства являются сословно-корпоратив- ными, доказывается и другими весьма интересными вещами. Так, я обнаружил, что в развитых государствах (особенно на начальном его этапе, но нередко и в типичном развитом государстве и даже позже) происходит в определенной степени сращивание государст- венно-административного аппарата и сословно-корпоративной сис- темы в некоторых направлениях и на некоторых уровнях управле- ния (особенно на провинциальном и ниже, но так могло быть и в центральном аппарате). Это выражалось, прежде всего, в военной сфере, когда создавалось особое военное землевладельческое со- словие, которое владело либо доходами с земель, либо непосредст- венно самими земледельцами (Турция, Россия, Индия при Мого- лах, Византия). Однако установление более тесной связи с общест- вом, нахождение определенного социального баланса нередко по- зволяло развитым государствам достаточно эффективно опираться на местах именно на определенные социальные силы, а не на бю- рократический аппарат в чисто административно-фискальных функциях. И нередко те же землевладельцы военного сословия, а также и другие сословия и слои выполняли административные, 207
фискальные и судебные функции, отвечали за различные повинно- сти (дорожную, мостовую, ямскую и т. п.). Так использовались, напрршер, китайские шэньши (см.: Ники- форов 1977: 211-213)201; английские дворяне джентри, владевшие судебной властью и командовавшие местным ополчением, являв- шиеся опорой и орудием королевской власти на местах (Татарино- ва 1958: 24; см. также: Ле Руа Ладюри 2004: 15); русские помещи- ки, которым вменили в обязанность сбор податей с крепостных и поставку рекрутов; турецкие воины-сипахи (Иванов, Орешкова 2000: 80). В Индии власть продолжала опираться на верхушку об- щины и так называемых заминдаров для сбора налогов, а в Египте Нового времени для этих же целей, возможно, использовали свое- образных «администраторов», которые, по определению Стучев- ского, были псевдоземледельцами, то есть непосредственно не на полях трудились, а обеспечивали контроль за производством зерна государственными крестьянами (Стучевский 1982; 2004). В про- винциях Османской империи, в частности в оттоманском Египте, военные отряды янычар и других, а также мамлюки использова- лись для сбора налогов, поддержания порядка и прочего (см., на- пример: Kimche 1968: 451 ff.). При этом мне кажется, что янычары и другие военные соединения стали уже фактическими сословиями (см. также: Петросян 1986; например, Shaw 1962: 2; Иванов, Ореш- кова 2000: 89), поскольку военные перемешались с населением го- родов, занимались различными промыслами, а в эти отряды актив- но записывались горожане за деньги, чтобы иметь почетное звание и некоторую защиту от произвола (например: Мейер 2000: 379; Kimche 1968: 455)202. Египет XV-XVIII вв. вообще представлял довольно любопыт- ную ситуацию в этом плане, где военные функции взяли на себя так называемые оджаки, или очаги, то есть военные турецкие отряды и Шэньши — это привилегированное и довольно многочисленное сословие людей, ко- торые сдали экзамен и получили ученое звание. Поскольку в Китае чиновником мог стать только тот, кто сдал сложный экзамен, это потенциально давало им право претендовать на занятие государственной должности. В любом случае это выделяло их из круга обычных людей, давало определенные привилегии и позволяло именно их привлекать для выполнения важных для государства функций на местах, так как присланные из центра чиновники не знали местных условий и даже местного диалекта. Кадровое чиновничество было в Китае не слишком многочисленным, поэтому оно опиралось на местах на шэньши (Никифоров 1977: 213). Обычно шэньши были также и более зажиточной частью местного населения. С одной стороны, это усиливало их позиции, а с другой - близость к власти позволяла легче приобре- тать богатство. 202 Показателем того, что оджаки стали, по сути, сословием, на мой взгляд, служит и то, с какой легкостью туда стали «записываться» гражданские лица. По словам Иванова (с. 410), уже в конце XVII в.членами военных подразделений были 77 % всех ремесленников и тор- говцев Каира, а к 1756 г. и вовсе 89 %, то есть практически все торговцы и ремесленники. 208
мамлюки, система налогов была в руках откупщиков, состоявших частью из мамлюков, частью из представителей богатого духовен- ства и купечества. Кроме того, духовное сословие - улемы [и су- дьи-администраторы кади как их важная часть (Marsot 2005: 43)] вы- полняли, по сути, государственные функции в судебной и законо- дательной сфере. Само собой, что в их руках была и идеологиче- ская функция. Улемы, по сути, всегда были частью администрации (Marsot 2005: 43). Городские корпорации активно участвовали в организации городской жизни и уплате налогов, они, как и религи- озные корпорации, суфийские ордена и другие, были, по сути, так- же в той или иной степени частью административной структуры (Marsot 2005: 46-47), которая мало стоила, но позволяла без специ- альных служащих удовлетворительно управлять населением горо- дов (особенно Каира) и решать их нужды (Raymond 1995: 41). Гильдии были неотъемлемой частью, элементами не только соци- альной и экономической, но и местной политической жизни (Ghazaleh 1995: 69). В императорском Риме (особенно начиная с Диоклетиана, III в. н. э.) и ранней Византийской империи обязанности по сбору нало- гов и бремя ответственности за их уплату населением были перело- жены на сословие декурионов или куриалов, то есть наследствен- ный правящий слой муниципальной общины, который, правда, из-за этой тяжкой повинности все более превращался в особое закрепо- щенное повинностями сословие (см.: Петрушевский 2003: 131-133). Система откупов (и особого слоя или даже сословия откупщи- ков), которая активно действовала в королевской Франций, Осман- ской империи и ее провинциях и других странах, в этом плане пред- стает как особый социально-административный институт развитых государств. При этом стоит заметить, что откупа нельзя рассматри- вать как простую неспособность государства организовать админи- стративную фискальную службу, поскольку порой откупа сменяли систему прямых налогов, как это было, например, в Турции и ее провинциях (как Египет). Так, система прямого сбора налогов по- степенно в XVTI в. заменилась системой откупов, которые в XVIII в. стали ведущими (см., например: Шенгелия 1986: 45; Мейер 1991; Hathaway 1995: 39; 1997: 9; 1998: 108; Piterberg 1990: 285). Стоит также указать, что развиваемые выше идеи существенно подтверждаются выводами Дж. Голдстоуна (Goldstone 1991), кото- рый обосновывает демографически-структурную модель развития и функционирования ряда государств нового времени, то есть соб- ственно развитых государств, хотя, конечно, сам он такого терми- 209
на не употребляет. Теория Голдстоуна рассматривает структуру - народ, государство и элиту - и взаимодействие элементов этой структуры в условиях роста населения'"03. Несомненно, что такие элементы есть в любом развитом государстве, что определяет удобство и универсальность подхода. Но все же это слишком гру- бая модель, годящаяся лишь для анализа в первом приближении. Например, не всегда продуктивно, а порой даже ошибочно объеди- нить в элите дворянство, крупных землевладельцев и купцов, как вытекает из подхода Голдстоуна. Ведь и знаменитое деление на три сословия во Франции исключало юридически крупную буржуазию из элиты, так же как лишь с натяжкой можно включить в элиту купечество Китая и ряда других восточных стран. Часто неправо- мерно объединять все остальное население в народ, ведь между горожанами и крестьянами или другими сословиями могут быть достаточно сильные различия и даже антагонизм204. Участие или неучастие низших сословий в государственных представительных органах также существенно влияет на положение народа (напри- мер, крестьяне Швеции заседали в риксдаге). Существовали и со- вершенно особые сословия типа казаков в России, ронинов в Япо- нии, низших шэныпи в Китае, янычар в Турции и т. п., имевшие специфические черты и положение, а порой исключительное поли- тическое влияние. Кроме того, при таком делении выпадают сред- 203 Эта теория важна и интересна тем, что использует демографически-структурный анализ, основанный на идеях неомальтузианства, которое не без успеха доказывает, что в истории многих обществ наблюдаются длительные (150-200 лет) демографические циклы. Эти циклы включают в себя фазы роста, перенаселенности, когда земли и ресурсов уже не хватает и возникает недопотребление, усиление на этой почве роста городского населения, обнищание и связанные с этим социальные волнения, а затем - весьма нередко — фаза кризи- са, демографической катастрофы и уменьшения населения. Вторая основа демографически- структурной теории - перераспределение ресурсов (налогов, земли, богатства), прав и обязан- ностей внутри треугольника: государство - элита - народ (анализ структурно-демографической теории Голдстоуна с развитием некоторых ее моментов см., например: Нефедов 2005). Дей- ствительно, развитые (или близко подошедшие к этому уровню) государства часто демонст- рировали кризисы перенаселения, земельный голод, демографические катастрофы. Китай - наиболее известный пример (см., например: Непомнин 2005: 7-10). Лично я в этой связи пришел к выводу, что такие четкие демографические циклы гораздо яснее прослеживаются в развитых и примитивных зрелых государствах и в меньшей степени в ранних государствах, что связано с большей устойчивостью развитых и тем более зрелых государств к распадам (см. подробнее: Гринин 2006а). 204 Например, в Турции городские власти, а в столице само правительство в интересах собственной безопасности, опасаясь волнений, пытались обеспечить горожан продовольст- вием. С этой целью они забирали у крестьян хлеб по твердой цене, вводили хлебные моно- полии, запрещали вывоз хлеба из городов. Все, что касалось снабжения горожан, особенно административных центров, продовольствием, было централизовано (см., например: Петро- сян 1990: 98; 1991: 191). В России в XVII в. в качестве компенсации горожанам за увеличе- ние податей и отмену льгот правительство в Соборном уложении 1649 г. ограничило кресть- янскую торговлю в городах (см., например: Хромов 1988: 153). 210
ние слои, а также духовное сословие (весьма неоднородное в соци- альном плане, но часто однородное в идеологическом и особенно в корпоративном), позиции которых часто исключительно важны. Поэтому-то я и подчеркиваю, что в каждом развитом государстве именно своеобразие сословно-корпоративной структуры определя- ло многие черты самого государства. Тем не менее указанная мо- дель, также как и идея о надклассовое™ государства, высказывае- мая Голдстоуном и рядом других авторов (правда, эта последняя концепция уже давно была разработана в марксизме, на что Нефе- дов справедливо указывает), вполне подтверждает правомерность сделанных мной выводов: определения развитых государств как государств сословно-корпоративных (ибо ясно, что сословное де- ление включает в себя деление на элиту и народ); активная роль государства в регулировании социальной жизни; а также то, что развитое государство выступает как организация насилия. 2. Развитое государство как организация насилия Изменяется социальная роль государства. Развитое государство как государство сословно-корпоративное с устоявшимся социаль- ным порядком существенно лучше, чем раннее, выражает свою роль организации принуждения (насилия), каковое принуждение в целом гораздо больше служит интересам высших слоев (классов), позволяя им эксплуатировать и держать в повиновении низшие205. Во многих ранних государствах эксплуатация не достигает чрез- мерного уровня (см., например: Troumborst 1987: 131; Service 1975). К слову сказать, поскольку само государство заметно силь- нее берет на себя функции обеспечения социального (и частично общественного) порядка, оно тем самым сокращает возможности для высших слоев самостоятельно решать проблемы силового обеспечения своего положения, например, запрещая ему держать собственные войска, строить крепости и замки, осуществлять раз- личные меры насилия в отношении зависимых от себя людей (чем повышается роль судов и государственной администрации). Это как раз и способствует (помимо других причин) более наглядному проявлению функции насилия в отношении социальных групп в развитом государстве, чем в раннем. 205 Стоит отметить, что Классен и Скалышк подчеркивали этот момент, говоря о том, что зрелое государство становится инструментом в руках социального класса собственни- ков на землю и другие средства производства (Claessen and Skalnik 1978a: 634). Правда, этот момент, акцентирующий внимание на частной собственности на средства производства, повторяет ошибку марксизма, который все время пытался найти экономические классы в восточных обществах, где частная собственность на землю играла не столь важную роль по сравнению с позицией человека в государственной иерархии. 211
Указанное принуждение государства особенно наглядно в трех, моментах: 1) сборе налогов (и вообще в системе повинностей и льгот), поскольку раскладка налогов зависела от социальной струк- туры. Причем зависимость и всего населения, и всего народного хозяйства страны от уровня налоговых ставок, от колебаний нало- гов и прочего несравнима с тем, что было во многих ранних госу- дарствах, где порой вообще были только экстраординарные налоги. Эта зависимость особенно увеличивалась при росте демографиче- ского давления, ситуации, типичной для многих развитых госу- дарств, когда в результате усиления земельного голода обострялась и борьба за ресурсы внутри общества, во многих случаях наблюда- лись нехватка земли и избыток рабочей силы, что ставило трудо- вые слои в положение, порой крайне невыгодное и зависимое по отношению к землевладельцам (см.: Goldstone 1991; Нефедов 2005; Turchin 2003; 2005); 2) системе косвенного или прямого перерас- пределения благ через государство для поддержания сословно- корпоративного неравенства; 3) юридическом увековечивании и силовом поддержании откровенного неравенства вплоть до закре- пощения больших групп населения в пользу высших слоев. Фактически развитие многих (пожалуй, даже подавляющего большинства) развитых государств идет по пути усиления налого- вого пресса, материальной поддержки высших слоев и групп; уже- сточения (упорядочивания) сословных различий206. Если смотреть с этой точки зрения, станет яснее, почему именно период укрепления развитых государств в Европе связан с такими, на первый взгляд не очень логичными и как будто даже неожиданными, явлениями, как рост влияния цехов в промышленно развитых странах в XVII и да- же в XVIII в. (в Голландии, Англии [см., например: Лавровский, Барг 1958: 68]); закрепощение крестьянства и фактическое лише- ние крестьян гражданских прав (вплоть до превращения их в со- стояние рабов), причем не только в России, но и в ряде государств Центральной и Восточной Европы (в Остэльбской Германии207, Че- хии, Дании, Венгрии, Польше [см.: Якубский 1986: 234-247]); и 206 Это можно увидеть во многих странах в самых различных вещах: в усилении нало- гового бремени на податные сословия и одновременно росте некоторых привилегий дворян- ства во Франции, Японии (в последнем случае налицо также усиление регламентации) и других странах (и все это усугублялось системой откупов налогов);' в принятии жестоких законов о бедных в XVI в. и раздаче различных монополий в Англии; в разложении чинов- ничества и росте злоупотреблений в Китае в период кризисов; в увеличении привилегий дворянства в России за счет ограничения прав крестьян и т. д. 207 В частности? в Шлезвиг-Гольштейне, Мекленбурге, Померании, Пруссии. 212
расцвет рабства в колониях Нового света, включая США208. На мой взгляд, некоторые исследователи справедливо считают, что в этом закрепощении значительную роль сыграла так называемая рецеп- ция, то есть заимствование римского права некоторыми европей- скими странами, в которых его раньше не было, особенно с XV- XVI вв. (см., например: Барг 1972; Сказкин 1963: 882-883). Но раз- витие права, его систематизация и опора на него в регулировании социально-экономических отношений - это тоже достаточно ха- рактерная черта ряда развитых государств. К слову будет отметить, что в Европе, в частности Франции и Германии, в XV-XVI вв. на- блюдается возвышение слоя (даже «сословия», как во Франции) юристов (Барг 1972: 236), а в Германии XVI в. был «временем опе- режающего развития права, его систематизации, временем, когда создавался, если можно так выразиться, «задел» юридических норм, реализация которых в живой действительности и в полном объеме была лишь делом будущего» (Барг 1972: 236). Хотя развитое государство ищет оптимум в отношениях между социальными группами, однако на практике государству часто не удается удержать тот верный социальный баланс, который необхо- дим для устойчивости общества, что выражается в нарастании кри- зисных явлений (о кризисах еще будет речь далее). Нередко это про- исходит в результате изменений экологических и демографических пропорций, изменений технического и экономического состояния общества, столкновений с более развитыми соседями и влияниями и т. п. вещами, для которых прежняя политическая система оказыва- ется неподготовленной. Вовсе не случайно, что многие развитые го- сударства доводят общество до социальных взрывов и революций, которые - особенно в условиях демографического перенапряжения - заканчиваются полной гибелью государства или сменой династий и новым витком развития (как это было неоднократно в Китае), либо - если уже созрели экономические и технические предпосылки - пе- реходом к новому типу государства - зрелому (как произошло в ре- зультате революций в Англии и Голландии). Могло, однако, быть и так, что прежний курс развития еще в основном по инерции сохра- нялся и в течение начального этапа зрелого государства, пока не случалось революции (Франция, Германия, Россия). 208 По известному определению Энгельса, это было «второе издание крепостного права» (см.: Энгельс 1953 [1850]; 1953 [1885]; 1953 [1882]), хотя существование «первого издания» в ряде стран и оспаривается. О том, что закрепощение и рабство не были явлением, свойствен- ным лишь начальному этапу эволюции развитого государства, свидетельствует тот факт, что крепостное состояние в Европе продержалось до конца XVIII - первых десятилетий ХГХ в., временами даже усиливаясь, а рабство в Америке и вовсе было отменено много позже. 213
3. Развитое государство как государство централизованное В развитых государствах постепенно сходят на нет главные причины сепаратизма. Во-первых, меняется источник власти, кото- рым чаще всего является теперь авторитет монарха, временами опирающийся на прямую поддержку сословий и народа. Он меня- ется не только в центре, но и на местах, где теперь источник вла- сти — воля центра, а не родовитость, или местные династии, или наличие какой-то самостоятельной силы. Кроме того, нередко центр проводит быструю смену наместников, насильно держит ме- стных правителей в столице, а также может возникать определен- ная специализация управленцев. Это препятствует сосредоточению всей власти на местах в одних руках, что всегда было главной ма- териальной силой сепаратизма. Центр также начинает монополизи- ровать ряд действий (издание законов, чеканка монеты, ограниче- ние некоторых прав, например налогового иммунитета, раздача земель, содержание вооруженных отрядов, права суда и т. п.) и время от времени проводит акции, часто весьма жесткие, по укреп- лению центра и наведению порядка на местах. Во-вторых, возникает достаточно прочное экономическое, со- циальное, этническое и идеологическое единство общества, кото- рое способно сдерживать распад и сепаратизм даже в условиях ос- лабления центра. Это единство выражается многообразно. В част- ности, как мы видели выше, происходит особая институционализа- ция политических и социальных отношений, что особенно на пер- вом (примитивном) этапе развитого государства может выражаться в том, что социальные слои начинают выполнять функции админи- стративного или судебного (идеологического) аппарата. В-третьих, складывается более централизованная система как на- логовых и иных повинностей, так и перераспределения благ. В част- ности, в некоторых странах, например Франции, это связано с заме- ной земельных пожалований распределением пенсий, должностей, выгодных почестей и прочего, что выражалось в деньгах и что кон- тролировалось центром и королем (Колосов 1993: 175; Ле Руа Ладю- ри 2004: 27-29). Но вообще расходы правительства и монархов на выплаты, помощь, пожалования, поддержку, награды высшим со- словиям, слоям и приближенным везде были очень высоки. На- пример, в японском бюджете эта статья расходов опережала все остальные (см.: Толстогузов 1987: 252). Таким образом, в развитом государстве создается не просто централизация, но то, что я назвал эффективной централизацией. Для достижения такой централизации сначала обычно требуется 214
военное превосходство объединяющего центра, принятие им мно- гих жестких и даже жестоких мер. Вот, например, что сделал анг- лийский король Генрих VII после окончания войны Алой и Белой розы в конце XV в. Он распустил ливрейные феодальные дружины и сровнял с землей замки непокорных магнатов, решительно пода- вил несколько мятежей знати, уничтожив аристократические кланы тех, кто по праву короля мог претендовать на королевский престол. Конфискованные земли и имущество мятежников значительно по- полнили королевскую казну, частично были розданы сторонникам короля. Генрих предпринял широкое наступление на судебные права лордов, расширил юрисдикцию королевских судов (Дмит- риева 1993: 163). Для такой централизации порой требуется также физическое или социальное уничтожение либо самоуничтожение обществен- ных слоев, которые ей препятствуют. Примером самоуничтожения является Англия, где в результате войны Алой и Белой розы в XV в. погибла значительная часть древней аристократии (Мортон 1950: 127-128). Массовое уничтожение почти 100 тыс. деклассирован- ных самураев (то есть не получавших жалованья рисом), так назы- ваемых ронинов, ставших в оппозицию сегуну, произошло в начале XVII в. в Японии. Фактически была уничтожена четверть всего этого сословия (Гальперин 19586: 24; Сырицын 1987: 147). Обще- известны многочисленные казни бояр во времена Ивана Грозного. В Египте в начале XIX в. Мухаммадом Али были уничтожены так называемые мамлюки, которые долго были хозяевами в этой стра- не, а затем стали препятствием на пути ее независимости, центра- лизации и модернизации (Губер и др. 1982: 203-205; Marsot 1984; 2004). До этого попытки уничтожить мамлюков предпринимал пра- витель Египта Али-бей ал-Кабир (1757-1773) (см.: Marsot 2005: 45). При турецком султане Махмуде II в 1826 г. в столице и провинциях были уничтожены десятки тысяч янычар, которые яростно сопро- тивлялись военным реформам и неоднократно устраивали государ- ственные перевороты (Петросян 1990: 181-182). Расправы по мас- штабам намного превзошли стрелецкие казни Петра I, но по типу репрессий события весьма похожи (см., например: Еремеев 1980: 115-116). В известной степени и резня гугенотов во Франции в XVI в. также может быть отнесена к этой серии явлений, тем более что среди уничтожавшихся гугенотов был очень высокий процент дво- рян и городской верхушки. Еще одной формой уменьшения чис- ленности высших сословий была эмиграция в колонии, что харак- терно для Испании и Португалии (см., например: Майский, Поно- марева 1967: 365). 215
Эффективная централизация - это работающая в течение длительного времени система управления, социального порядка и идеологии, способных: 1) обеспечить условия для нахождения раз- ных территорий в рамках действительно единого и централизо- ванного государства; 2) свести удельный сепаратизм к минимуму и усилить интеграционные процессы. Это ситуация, когда даже в условиях ослабления центра государство не распадается, а только происходят изменения в центре (новая династия, реформы и т. п.). Эффективная централизация достигается разными, прежде все- го, силовыми путями, но она не может держаться только на голой силе. Помимо силы, без которой, конечно, государство раньше или позже развалится, имеются или возникают еще другие, образно го- воря, обручи, крепления и стержни в рамках этой государственной оболочки, которые скрепляют, а нередко сплавляют и спаивают общества и территории в нечто целое. Поэтому даже в случае рас- пада единого государства стремление к его воссозданию не исчеза- ет, а раньше или позже реализуется. Другими словами, государство воспроизводится примерно в тех же границах, этнических и культурных рамках. В ранних же госу- дарствах происходит иное. Тут часто нет естественных границ го- сударства, а существуют только те, что определяются силой. Обыч- но распад империи уже не ведет к воспроизводству ее в тех же гра- ницах. Возьмите Ближний Восток. Сколько разных образований там появлялось: империя Саргона, государство III династии Ура, госу- дарство Хаммурапи, Ассирия, Нововавилонское царство, Мидия, Персидская империя Ахеменидов, империи Александра Македон- ского и его эллинистических преемников, Парфянское государство, арабские халифаты, турецкие и монгольские государства, государ- ство Тимура и др. Но после распада этих конгломератов новые воз- никают далеко не сразу и уже совсем в иных границах. Соответственно эффективная централизация требует и сущест- венных изменений в территориальном устройстве, что всегда вы- двигалось в качестве одного из главных признаков государства. Но формирование развитого государства существенно углубляет этот процесс. Территориальное деление здесь полностью или частично устраняет причины и основу местного сепаратизма, а также ведет к сближению территорий в моноэтничном государстве, к некоторому притиранию обществ и этносов в многоэтничных государствах. При этом «права» различных территорий внутри единой державы хотя и не равны, но институциализированы, то есть территории не выглядят бесправными. Другими словами, здесь нет ситуации, ха- 216
рактерной для ранних империй и мультиполитий: победивший центр и находящиеся от него в разной степени зависимости окраи- ны. В этом плане характерно различие между Римом республикан- ским и Римом поздней империи. Сначала провинции удерживает страх перед ним и привычка к его господству. Но затем сказывают- ся привычка к устроенной мирной жизни и выгоды от торговли209. Постепенно в Риме установилось и общее гражданство, в результа- те чего все стали подданными императора . Те государства, кото- рые, как Оттоманская империя, не могли усилить процесс интегра- ции, оказывались в ситуации либо развала, либо потери части про- винций (см., например: Holt 1967: 61-85). Чем больше Оттоманская Порта превращалась в чисто турецкое государство, тем дальше по пути развитого государства она шла. В частности, в период реформ Танзимата (в 1839 г.) жители Порты, мусульмане и немусульмане, по крайней мере формально, были уравнены в ряде прав (Мейер 1995: 86-87; Еремеев 1980: 116; Еремеев, Мейер 1992). Таким образом, в ряде развитых государств происходит суще- ственное стирание резких различий между народом-гегемоном и остальной территорией. Например, в Сасанидском Иране сначала официально существовало различие между Ираном и не-Ираном, что подразумевало этнорелигиозные различия между иранцами, исповедовавшими зороастризм, и неиранскими народами. Но по- степенно такое разграничение исчезло, и к «Ирану» стали относить все страны и области, входившие в состав державы Сасанидов, включая и те, где персы не составляли большинства населения. Окончательное же изменение территориального деления в Иране произошло при знаменитом Хосрове I (VI в. н. э.), который разде- лил государство на четыре большие части: западную, восточную, северную и южную (Новосельцев 1995: 24, 31). То есть деление было совершенно не связано с историческими и этническими осо- бенностями территорий. Развитые государства вообще немыслимы без наличия крупных городов, столиц в первую очередь, поскольку они играют роль сво- его рода ядра, без которого крепость государства становится суще- ственно меньше (см. также: Коротаев, Гринин 2006). В отношении столицы это является результатом эффективной централизации, так 209 Потом, правда, экономика и соответственно жизнь стали более замкнутыми (в рам- ках определенных крупных хозяйств), экономические связи ослабли, и это было одной из причин ослабления империи в целом. 210 Римское гражданство стало всеобщим, потеряло привилегии, поэтому его, по словам современника, стали избегать и бояться, ибо оно не только перестало цениться, но, напротив, стало вызывать страх (Ле Гофф 1992: 15). 217
как теперь у столицы нет конкуренции, а сама она вместе с монар- шим двором как магнит притягивает знать, богатство, активных людей. Однако столица является именно центром государства и всех провинций, а не политически господствующим анклавом, управляющим покоренными территориями. Поэтому тут уже не- возможна ситуация разделения страны на небольшой политический центр и огромную эксплуатируемую периферию, как это часто на- блюдается в ранних империях и крупных государствах (например. у ацтеков, инков, римлян, ассирийцев, карфагенян). 4. Наличие устойчивых неполитических связей внутри раз- витых государств Как уже сказано, взаимная «подгонка» общества и государства является характерной чертой развитых государств. Правда, сама эта «подгонка» часто осуществляется довольно грубыми методами, путем весьма чувствительных и затратных для общества и отдель- ных его частей колебаний политики и законодательства. Тем не менее в результате этой притирки, необходимой для поддержания государственной жизни в условиях единства, помимо политиче- ских, военных и силовых креплений, в обществе формируются и прочные неполитические связи. Эти последние являются опорой государственной власти и не дают государству развалиться даже в условиях ослабления центральной власти или смут, поскольку на- селение считает, что должно жить в определенном государстве и при определенной политической системе. И чем более тесные не- политические связи существовали между территориями и сре- ди населения, тем прочнее могло быть государство. Естествен- но, что власть поддерживает, хотя и в разной степени, эти ценные для нее отношения. Я выделил и сформулировал наиболее важные из таких связей- креплений. Однако необходимо учитывать, что они часто являлись неразрывными. В частности, социальный, политический порядок был в тесной связи с религией, идеологией или самосознанием этноса. 1. Наличие материальных условий в виде единого экономиче- ского пространства и общих коммуникаций (дороги, почта, связь, единый рынок, денежная и кредитная системы). 2. Наличие этнической однородности или хотя бы господ- ствующего не только политически, но и численно этноса. 3. Наличие иных прочных этнокультурных связей в виде рели- гии, государственного языка, системы образования и т. п. 218
4. Наличие определенной государственной идеологии и психо- логии, которая создает представление о необходимости единого государства для каждого человека. 5. Социальная консолидация общества в виде устоявшихся со- словий, слоев, групп и базирующегося на этом социального порядка. 6. Длительные исторические традиции совместного прожива- ния и появление некоторого сходства и единства в отдельных мо- ментах. Далее свойства и характеристики некоторых из этих выделен- ных мной «креплений» показываются более подробно. Но следует учитывать, что в каждом обществе имелись не все из них. В част- ности, не все общества имели этническую и культурную однород- ность. Кроме того, в каждом обществе могли быть свои особые варианты таких связей-креплений, при этом одни из них иногда делают излишними другие. Каждое общество имеет свои сильные и слабые стороны, неповторимую комбинацию социальных, идеоло- гических и политических компонентов. Поэтому в каждом случае создается своя собственная конструкция, которая зависит от исто- рических, этнических и географических условий, равно как и от баланса сил внутри государства. Все это обеспечивает и неповто- римость развития каждого государства. § 3. ХАРАКТЕРИСТИКА СВЯЗЕЙ-КРЕПЛЕНИЙ В РАЗВИТОМ ГОСУДАРСТВЕ 1. Материальные условия Эффективная централизация, которая, по моему мнению, явля- ется важнейшей характеристикой сложившегося государства, есте- ственно, требует определенных материальных условий. К их числу относятся коммуникации, денежное обращение, развитая торговля, связь и т. д. Особое значение приобретают коммуникации и связь. Уже некоторые ранние государства стремились создать сеть дорог. Наиболее известным примером являются римляне и инки. Но пути сообщения создавались и в других обществах. Так, в Македонии в конце V - IV в. до н. э. во время правления царя Архелая проводит- ся сеть дорог, соединяющих различные области страны (Колобова, Глускина 1958: 306). В империи Чингисхана была организована ямская служба (Хара-Даван 1996: 115-117), принципы которой бы- ли затем использованы и в России. Но в ранних государствах такие примеры не столь часты. Зато я убежден, что почти в любом развитом государстве мы обнаружим 219
ту или иную степень заботы о коммуникациях, в частности дорогах и транспортных каналах, торговле, монетном деле и т. п. Так, уже первый император Китая Цинь Шихуанди уделил большое внима- ние сооружению магистральных дорог, связывающих столицу с периферией; в частности, был проложен так называемый Прямой тракт длиной более 1400 км (Крюков, Переломов и др. 1983: 18). И последующие императоры уделяли коммуникациям немало внима- ния. Например, в начале VII в. н. э. при императоре Ян-ди (дина- стия Суй) для транспортировки налогового зерна с Юга на Север был вырыт огромный Великий канал, связавший две главные реки Китая - Янцзы и Хуанхэ. По некоторым данным, на обслуживании этого сооружения было занято до 80 тыс. человек (Васильев 1993: 360). Особенно важной стороной деятельности знаменитого визан- тийского императора VI в. Юстиниана, известного вообще широко- масштабным строительством, было строительство портов и укреп- ление прибрежных дамб, что способствовало развитию внутренней и внешней торговли. По всей стране строились гостиницы, восста- навливались мосты, акведуки, цистерны для воды (Удальцова 19676: 232, 234). В России в XVI в. был создан ямской приказ, ве- давший ямской службой по всей стране. Петр I прорыл несколько важных каналов, облегчивших торговлю, организовал государст- венную почту (Хромов 1988). В некоторых странах, например в Японии, активно развивался морской транспорт и соответственно порты и другая инфраструктура. Тем более активно развивалась морская инфраструктура в Европе, где хорошо расположенные причалы, передвижные подъемные краны, удобные склады, гибкая сфера услуг помогали быстро обрабатывать грузы (Чистозвонов 19916: 16), Очень быстро растет грузоподъемность кораблей и их быстроходность, качество карт, навигационных приборов и т. п. Многие правительства развитых государств уделяли большое вни- мание морскому транспорту. Но XVII в. характерен и развитием сухопутных коммуникаций. В той же Японии это происходило в том числе и за счет возникно- вения соответствующих цехов и гильдий в городах (Гальперин 19586: 32-33). В Европе с XVI в. появляется почта. Во Франции она была организована при Генрихе III (157Ф-1589), позднее Рише- лье (1624-1642) издал специальный ордонанс, регулирующий ее деятельность. В Испании государственная почтовая служба была учреждена при Филиппе II (1556-1598) (Ястребицкая 19936: 26). В XVI в. в Священной Римской империи, несмотря на ее рыхлость, благодаря Францу Таксису и его потомкам, удалось создать обще- 220
имперскую почту, которая связала фактически всю Западную Ев- ропу (см.: Соучек 1968: 162-170). Стоит также отметить картогра- фирование сухопутных дорог в Европе (с XVI в.), появление много- численных путеводителей, облегчавших путешествие, а также но- вые типы экипажей, колеса которых имели металлические спицы (Брагина 2003: 50. О развитии транспорта в Европе см. также: Бро- дель 1986, т. 2: 345-365). Шах Персии Аббас I строил караван- сараи и прокладывал новые дороги, в том числе широкую шоссей- ную дорогу вдоль Каспийского побережья, выложенную плитами, протяженностью 270 км (Петрушевский 1977: 184). В XIX в. в развитых государствах с модернизационной моде- лью развития, то есть в тех, которые активно заимствовали уже промышленные средства коммуникаций, строятся железные и шос- сейные дороги, современные порты и т. п. Ярким примером в этом плане является Египет XIX в. при Мухаммаде Али и особенно его наследниках (1807-1879 гг. [подробнее см.: Гринин 2006л]). В 1851 г. здесь начали строить первую не только в Египте, но и на всем Вос- токе железную дорогу (аль-Барави, Улейш 1954: 102), а к 1875 г. протяженность железных дорог достигла уже 1800 км (для восточ- ной страны того времени весьма неплохо, особенно с учетом рас- положения основной территории Египта в сравнительно узкой до- лине Нила), а общая протяженность телеграфных линий 6450 км. Строились даже телефонные линии (аль-Барави, Улейш 1954: 102). Много внимания уделялось и модернизации портов в Египте (Там же: 102), внешняя торговля которого росла стремительно (Ис- тория Востока 2004а: 372). Нельзя не упомянуть и строительство Суэцкого канала, в сооружении которого египетское правительство принимало активное участие (Marsot 2004; Иванов 1984а). К слову сказать, именно эти амбициозные планы строительства канала и модернизации в целом явились одной из причин финансового бан- кротства Египта, которое привело к его оккупации Англией. Как уже сказано, в развитом государстве обычно намечается хозяйственная специализация (пусть еще и слабая) районов, то есть начинает формироваться единый хозяйственный организм. Напри- мер, в России во второй половине XVII в. стал формироваться «всероссийский рынок» (Преображенский 1967: 25-28; Хромов 1988: 148-152), а в Китае «к XVI в. определилась производственная специализация отдельных городов, районов и областей» (Симонов- ская, Лапина 1987: 119). В Японии XVII в. также четко определи- лась специализация районов по отдельным, в частности, техниче- ским культурам: индиго, хлопок, лен, сахарный тростник и т. п. 221
каждая в особых провинциях (Гальперин 19586: 27). Существовало районное разделение труда ив производстве промышленных това- ров: различных тканей, изделий из металла и лака, бумаги, керами- ки, фарфора и т. д. А в Осаке был не только главный рынок, но и рисовая биржа, производящая скупку риса и дающая кредиты под будущие урожаи (Кузнецов и др. 1988: 115). В Англии уже к XVI в. образовался единый национальный рынок, который активно разви- вался в течение всего этого столетия (Винокуров 1993: 48; Лавров- ский, Барг 1958: 72). Даже в Османской империи (которая не смог- ла создать единого рынка в том числе и из-за экономической экс- пансии европейских стран на свои территории) в первой половине XIX в. стала намечаться специализация районов в производстве сельскохозяйственной продукции, особенно зерновых (Шеремет 1986: 20). Рост внутренней специализации и торговли во Франции и других европейских странах способствовал тому, что «буржуазия начинала превращаться в класс в национальных границах объеди- ненного государства» (Сказкин 1972: 160). 2. Формирование единого этноса на базе этнической близо- сти, ассимиляции, перемешивания и других процессов «Древнейшему миру абсолютно чуждо понятие нации (посте- пенное формирование наций начинается только в средневековье)», - справедливо указывает Никифоров (1986: 20). Мало того, даже ус- тойчивые, крепкие, с ясным этническим самосознанием народности в эти эпохи были не столь уж распространены. На мой взгляд, это дополнительно объясняет, почему в Древнем мире было мало раз- витых государств, для появления и эволюции которых требуется определенный, достаточно высокий уровень этничности населения, то есть наличие, по крайней мере, в их основной, центральной час- ти этнически сложившихся крупных народностей, а не племенного конгломерата или массы мелких родственных народцев. Как уже указывалось, среди развитых государств были и мно- гоэтничные (Римская и Византийская империи, в Европе - Авст- рийская империя). Тем не менее для формирования и особенно дальнейшей эволюции развитого государства наличие на его тер- ритории этнической близости населяющих государство народов или господствующего численно (и культурно) этноса весьма жела- тельно. Это объясняется тем, что именно такой тип развитых госу- дарств оказывался наиболее способным к развитию и - при усло- вии появления соответствующего материального базиса - транс- формации в зрелое государство. Даже Русское государство длитель- ное время выступает именно таким, то есть с абсолютно преобла- 222
дающим великорусским ядром, а острые национальные проблемы в России появляются уже позже, в период зрелого государства211. Население развитого государства часто имеет с ним крепкую неполитическую связь212. Иными словами, областям и народам в развитом государстве (особенно на втором-третьем этапах его раз- вития) вовсе не все равно, какие у них правители, в какое государ- ство они входят213. Этническая консолидация, как показало истори- ческое развитие, оказывается особенно важным для прочности го- сударства. Именно наличие такого прочного этноса, я думаю, и становится рубежом, за которым любой распад стремится возро- диться именно в рамках такого объединения, тогда как распад лос- кутной империи (вроде империи Тимура в Средней Азии в XIV - начале XV в.) не ведет к ее возрождению в будущем. Древний Египет представляет пример государства, которое ис- торически устойчиво развивается на базе этнической и культурной однородности. Это давало обществу силы для нового объединения после распадов. Однако в Египте, несмотря на многие изменения в этнических и культурных характеристиках, не возникла народность нового типа (то есть с более высокой степенью этнического само- сознания). Поэтому, несмотря на столь древнюю историю, египет- ский народ в средние века подвергся арабизации, хотя она и растя- нулась на несколько веков214. Иным и весьма распространенным случаем было объединение множества государств, возникших на базе этнически близких и/или ассимилированных групп населения. Часто это политии, образо- вавшиеся на базе децентрализации прежде единого государства. Но 211 Однако принцип «один народ - одно государство», естественно, не действует в каж- дом обществе. На базе одного этноса под влиянием разных причин может сложиться не- сколько развитых государств, как это, например, было в XVII-XVIII вв. в Германии. 212 Точнее говоря, основная (базовая) часть этой территории, поскольку всегда есть спорные, пограничные, случайно прихваченные и т. п. территории. 213 Как отмечал, например, В. О. Ключевский, русский народ в XVI в. знал, что он при- надлежит царству великих князей и царей дома из династии Калиты, и только этим власти- телям. Именно поэтому так тяжело проходил династический кризис в России в Смутное время. Стоит отметить, что начало развитого государства в этнически достаточно однород- ном обществе нередко связано с подъемом патриотизма. В качестве примеров можно вспом- нить Францию в начале XV в. во время Столетней войны, с ее Орлеанской девой, Жанной д'Арк, которая была уверена, что ради Франции нужно во что бы то ни стало короновать французского короля в древней резиденции французских королей. На память приходит и знаменитый Иван Сусанин, который считал, что для России важнее всего русский царь. Это и подъем национализма в Нидерландах. Это и национальная по духу борьба Англии с Испанией в XVI в., когда королева Елизавета I полагала, что пират, каким был, скажем, адмирал Дрейк, но свой, английский, лучше, чем дворянин, но испанский. 214 В частности, еще в XI в. в Египте большинство населения говорило по-коптски и ис- поведовало христианство, а исламизация и арабизация окончательно произошла уже при мамлюках в XIII-XV вв. (Ланда 2005: 37,41, 62). 223
иной раз в рамках этих соперничающих государств формируется единый и, по сути, уже иной этнос, причем этот процесс может происходить со сменой (трансформацией) языка. В частности, в Китае эпоха единых раннегосударственных образований (Шан-Инь и Чжоу) в первые века I тыс. до н. э. сменилась эпохой так назы- ваемых воюющих царств, то есть периодом раздробленности, кото- рый продолжался сотни лет (до III в. до н. э.). Но именно в это вре- мя формировалась и консолидировалась этническая общность древних китайцев (Крюков, Переломов и др. 1983: 16). Далее, как известно, эти государства были объединены государством Цинь в единую империю (в конце III в. до н. э.), что ознаменовало начало новой эпохи в Китае. После этого Китай распадался еще несколько раз, но каждый раз он раньше или позже вновь демонстрировал стремление к единству. Несомненно, что наличие единой этниче- ской основы, как и единой культуры, в огромной степени способ- ствовало как первому, так и последующим объединениям (Крюков и др. 1979; 1984; 1987)215. Крепкая этническая связь сыграла большую роль и в объедине- нии Японии, которая в течение нового времени оставалась единой, несмотря на неполную централизацию. Ряд европейских госу- дарств (Испания, Франция, Англия и другие), а также Россия сформировались как развитые государства в результате больших этнических изменений, которые привели к формированию новых народностей на этих территориях. Опора на эти этнические связи наряду с другими процессами (например, союзом монархии с горо- дами и дворянством) позволила им централизоваться и преодолеть распадные процессы в кризисные периоды. Однако и влияние развитого государства на этнические процес- сы в обществе, в свою очередь, очень велико. Без такого воздейст- вия эти процессы идут не столь интенсивно и в результате могут оказаться незавершенными. Ведь не случайно, скажем, в Централь- ной Европе, где не сложилось мононациональных государств (точ- нее, государств с численно ведущим этносом), этнические процес- сы шли существенно иначе, чем в Европе Западной (см., например: Фрейдзон 1999: 10-12). Поэтому важно подчеркнуть, что только в рамках единого централизованного государства и может по- настоящему сложиться крепкая народность, способная впоследст- вии (при благоприятных условиях) трансформироваться в нацию (см. об этом также: Гринин 2003а: 222-232; 2006и). 215 Подобный процесс наблюдался и в России, где в XV в. формируется великоросская народность. 224
3. Единые для данного государства религия, государствен- ный язык, культура Очевидно, что этническая близость не является единственной формой неполитических креплений в сложившихся государствах. В полиэтничных государствах, я считаю, ее могут заменять такие важные элементы культурной коммуникации, как единая религия, официальный государственный язык, а также система образования, особенно если она начинает приобретать общегосударственный характер. В императорском Риме по всей огромной империи длительное время насаждался религиозный культ божественных императоров. Когда же стало очевидно, что население не хочет более принимать его, римская власть в лице Константина стала активно навязывать новую религию - христианство, которое использовалось для дог- матического оправдания социальных порядков и теократической власти императора (Штаерман 1968: 307). Христианство не спасло Рим от коллапса, но в иных многоэтничных обществах единая ре- лигия может выполнять роль скрепляющего раствора. В Византии, например, православная религия, по сути, заменяла националь- ность (Диль 1947: 57; Литаврин 1974: 61, 73). Комплектование высшего управления принципиально не зависело от национально- сти чиновников, но требовало принадлежности к православию. Уже в некоторых ранних государствах (например, в арабских ха- лифатах) общегосударственная религия была важнейшим источни- ком формирования представления о культурно-идеологическом единстве их населения. В развитых государствах значение единой религии возрастает. Власть тут, как правило, в большей или мень- шей степени начинает контролировать религию с точки зрения поль- зы для государства и его устойчивости и часто пытается ее рефор- мировать. Однако иной раз государство само становится заложни- ком идеологии, так как не желает терпеть никакого инакомыслия. Для ранних государств это в целом нетипично, поскольку обычно государство терпимо относится к тому, что у каждого народа своя религия. В развитом же государстве распространение ересей и чуже- родных религий могло стоить единства государства216. «Религия по- всеместно рассматривалась как основа правильно организованного 216 Еще император Юстиниан строил свою политику на трех китах: единое государство, единый закон, единая православная церковь. Правда, его религиозная политика, попытки примирить разные религиозные течения, окончилась неудачей и ослабила страну (Удальцова 1967в:267,281). 225
общества, и сохранение религиозного единства виделось очень важ- ным для выживания государства» (Elliott 1974: 93)217. • Ярчайшим примером активной религиозной политики являются Испания и Португалия, где католицизм стал опорой режима, а свя- тая инквизиция - средством контроля над населением. Знаменитый Торквемада в Испании за 9 лет послал на костер 8 тыс. человек (Колесницкий 19806: 277). Как известно, в Испании после образо- вания там единого государства стали подвергаться гонениям и пре- следованиям евреи и особенно так называемые мориски (мавры)218, которые в итоге после ряда акций геноцида в начале XVII в. были выселены из страны. В частности, было выселено и ограблено, по разным данным, от 300 до 500 тыс. морисков, причем до 100 тыс. их погибло во время этих бедствий. Оставшиеся переселились в Северную Африку и образовали олигархическую республику в Ма- рокко (Колесницкий 19806: 277-278; Абрамсон 1980: 436, 442; Иванов 1966: 693- 694; Удальцова, Карпов 1991: 131; Ланда 2005: 60-61). Все это нанесло большой урон хозяйству Испании. Даже внешнюю политику Испания в XVI в. строцла на основах поддерж- ки приверженцев католицизма в разных странах (например, под- держивая тех или иных кандидатов на английский престол). В многонациональной Австрийской империи поддержка католи- цизма и борьба с протестантизмом надолго стала государственной политикой. Габсбурги щедро одаривали католическую церковь кон- фискованным у протестантов имуществом. Широко проводилась пропаганда католицизма, включая издание массовой литературы. Еще в начале XVIII в. протестант считался в Австрии государствен- ным преступником, подлежащим депортации. В стране царил ре- жим, напоминавший инквизицию, с уничтожением запрещенных книг, охотой за ведьмами и колдуньями (Исламов 1986: 133; Мыль- ников 1988: 124-132). В Китае периодами начинались гонения про- тив таких иностранных религий, как несторианство и зороастризм (Крюков и др. 1984: 184). В Японии, в XVII в. как известно, шли 217 Но даже там, где была относительная веротерпимость, как в Китае и некоторых дру- гих государствах Восточной Азии, отношение к религии и различным верованиям определя- лось тем, что государство стремилось их использовать и контролировать в интересах под- держания общественного порядка (см.: Мартынов 1982а: 7). А следовательно, время от вре- мени могли начаться гонения, притеснения или, наоборот, поощрение в зависимости от того, что представлялось важным в тот момент для государственных интересов. 218 Так называли арабо-берберское население, оставшееся в Испании, особенно на тер- ритории Гранады, и в конце XV - начале XVI в. насильственно обращенное в христианство, но тайно в большинстве своем оставшееся мусульманами. Среди них было много искусных ремесленников, купцов и образованных людей. 226
преследования христиан (Кузнецов и др. 1988: 108-109)219. На про- тяжении всей истории Сасанидского Ирана, где официальной рели- гией был зороастризм, шла борьба с религиозным инакомыслием. Сначала боролись с манихейством (Ш в. н. э), позже (IV-V вв. н. э.) - с христианами, хотя, когда христиане подвергались гонениям в Ри- ме, Иран охотно давал им убежище. Затем в V и последующих ве- ках шла борьба с маздакитами (Грантовский 1987: 98-102). Естественно, что такая религиозно-идеологическая активность, направленная на укрепление государства, может при чрезмерном усердии вести к провалам в политике, кризисам, ослаблению госу- дарства. Испании, например, это стоило потери Нидерландов в конце XVI в. В той же Австрии беспощадная антипротестантская деятельность в Венгрии и попытки ее германизации едва не приве- ли к потере последней. В конце концов, Габсбурги вынуждены бы- ли признать значительную автономию Венгрии и свободу там про- тестантской религии (Исламов 1986: 136). В Индии могольский император Аурангзеб уничтожал индуистские храмы, заново ввел подушную подать на немусульман, отстранял индусов от государ- ственных должностей, словом, столь энергично преследовал инду- сов и даже мусульман-шиитов, что существенно ослабил социаль- ную базу империи (Неру 1977, 2: 71). Роль языка как важнейшего канала культурной коммуникации, как способа передачи информации по государственным каналам трудно переоценить. Несмотря на то что в это время еще обычно большинство населения оставалось неграмотным и существовали различные языковые диалекты, однако чаще всего в развитых госу- дарствах уже складывается общенациональный письменный язык. Не случайно в Германии и ряде других стран процесс Реформации и период формирования развитого государства совпали с переходом на богослужение на родном национальном языке, недаром столь важным был сам перевод святых книг на национальные языки (см., например: Возгрин 1990: 151; Порозовская 1995). В новое время с изобретением книгопечатания все это резко усилилось. Общий письменный язык становится и основой новой системы об- разования во многих странах. В многонациональных государствах единый государственный язык как объединяющий фактор играет исключительно важную 219 Даже в столь демократическом государстве, как США, при его возникновении пер- воначальные конституции штатов требовали от претендентов на государственные должности верности протестантизму, и в некоторых штатах ограничения политических прав по религи- озным мотивам продержались до 30-х годов XIX в. 227 .
роль. В частности, в Византии греческий язык как единый государ- ственный вместе с православной религией способствовал процессу ассимиляции населения (Диль 1947: 57). В императорском Риме (в Западной Римской империи) ассимиляция ряда этносов, приня- тие римских обычаев, культуры, права во многих провинциях про- изошли во многом благодаря латинскому языку. Весьма характерным является также пример Сасанидского Ира- на III—VII вв. н. э. Первоначально существовали, хотя и не слишком резкие, различия между отдельными иранскими языками: мидий- ским, персидским, парфянским и др. Ни Ахеменидская, ни Пар- фянская державы не смогли устранить эти языковые и культурные различия. Зато на протяжении эпохи Сасанидов шел процесс язы- ковой консолидации иранских этносов, проявившийся в распро- странении персидского наречия (парсик), которое стало государст- венным языком и получило название дари. Оно вытеснило значи- тельную часть местных говоров, а также греческий и арамейский языки, использовавшиеся прежде в администрации и сфере культу- ры. В Сасанидском Иране, где роль официальной религии выпол- нял зороастризм, был кодифицирован комплекс священных зороа- стрийских текстов -Авеста (Луконин 1987; Новосельцев 1995: 24, 31; см. также Фрай 1972). 4. Идеология 4.1. Необходимость государственной идеологии и символа единства страны В ходе работы над концепцией эволюции государства я пришел к важному выводу о том, что и сам переход к развитому государст- ву, и его дальнейший прогресс так или иначе связаны с большими переменами в идеологии. Даже если в обществе имелась единая для него религия, этого для развитого государства становилось уже яв- но недостаточно. Иными словами, чтобы обрести устойчивость, развитому государству требуются более прочные идеологические обоснования. Поэтому в нем возникает заново или приобретает но- вое значение то, что можно определить как политическую идеоло- гию. Пример высокоразвитой социально-политической идеологии являет конфуцианство, которое развивалось на протяжении столе- тий. Эта идеология с ее опорой на нерушимость традиции, уста- новками на подчинение старшему, соблюдением моральных норм и принципов, осуждением деспотизма, поощрением учености была именно тем стержнем, который позволял китайской государствен- ности выживать, ассимилировать варваров, держать единую страну 228
вместе. Некоторые конфуцианские труды, например трактат Ли Гоу «Политика обогащения государства, усиления армии, успокое- ния народа», представляют собой развитую политическую концеп- цию (см.: Лапина 1982). Но, разумеется, я говорю об идеологии в широком смысле, по- скольку далеко не всегда она была достаточно разработана и оформлена. Однако независимо от того, развивает ли эта идеология старые идеи или привносит новые, в ней обычно имеется играющая очень важную роль религиозная основа или по крайней мере рели- гиозная оболочка220. Вариативность такой политической идеологии в разных государствах, естественно, очень велика. Но хотя форма и степень разработанности этой идеологии, равно как и связь ее с религией, может быть разной, так или иначе, она должна содержать комплекс представлений, которые трактуют государство (и его мо- нарха или иной высший орган) как источник величия, благородства и святости, основу жизни народа и общества. С этим также увязы- ваются представления о высшем государственном порядке, о соци- альной справедливости, о связи религиозных и политических во- просов и т. п. И все это начинает формироваться в некую систе- му221. Государственная концепция в России «Москва - третий Рим», возникшая в первой половине XVI в. и затем всячески про- пагандируемая властью, на мой взгляд, хороший пример подобной идеологии222. Имперская миродержавная идеология и прославление императорской власти - характернейшие черты общественной жизни Византии, по мнению 3. В. Удальцовой (1988: 23). Она так- же считает, что именно эти черты отличали Византию от стран За- падной Европы. Но стоит подчеркнуть, что такое отличие сущест- вовало только до той поры, пока в Европе не создались развитые государства, в которых прославление императора в некоторых от- 220 Только в Китае идеология (конфуцианство) выступает в более чистом от религии виде, хотя и имеет многие сходства с религией (см.: Васильев 1983а: 281-282). Кроме того, не довольствуясь конфуцианством, многие императоры так или иначе обращались за помо- щью к религиям (буддизму, даосизму и другим). 22 В государственную идеологию составной частью также входят представления о мо- наршем дворе, придворном этикете и взаимоотношениях с посольствами и монархами дру- гих государств. Такие государства, как Китай, Византия, Сасанидский Иран, а в новое время европейские монархии и Россия уделяли этому большое внимание. 222 Напомню основные идеи этой концепции: Рим и Константинополь (второй Рим) по- гибли, потому что отошли от канонов истинной религии. Москва стала третьим Римом, бу- дет стоять вечно, так как четвертому Риму не бывать. Русские цари - прямые наследники римских и византийских кесарей. Русские цари — самые правоверные христианские госуда- ри, поддержка и опора святой и единственно верной православной веры; царская власть — от бога, царь, когда он стоит у власти, подобен Богу, церковь обязана ему подчиняться (см.: Пайпс 1993: 306-307). 229
ношениях затмило византийскую практику. Таким образом, культ монарха является важнейшей составной частью подобной полити- ческой идеологии. И этот культ равно важен для стран с монархи- ческой и демократической традициями, если в последних появляет- ся монарх. В частности, для имевшего большие демократические традиции Рима идея императора требовала глубокой перестройки общественного сознания. Во многих развитых государствах, как это было, по мысли А. С. Мартынова (1982а: 6-7), в Китае и других странах Восточной Азии, государство становилось сакральным само по себе. Это не- редко требует союза государства с официальной церковью. Напри- мер, в отношении Франции и некоторых других европейских госу- дарств Ле Руа Ладюри (2004: 8) пишет: «Тенденции к религиозной монополии... остаются устойчивыми: они опираются на апофегму XVI века - Единый закон, единая вера, единый король... Правиль- но понятый или кажущийся понятым интерес государя вынуждает его отстаивать определенное единообразие веры среди королевских подданных... Государство устанавливает в этих целях религиозное единообразие. Оно заключает пакт социального характера во всех смыслах этого слова с официальной Церковью». В этом случае, как мы видели выше, может усиливаться и борьба с диссидентами и инакомыслящими (приверженцами старой или, наоборот, привне- сенной извне религии). Но иной раз, напротив, необходимость в усилении центральной власти требует ослабления традиционной церкви (как было в Ви- зантии во время кампаний так называемого иконоборчества, в Ки- тае в периоды борьбы с буддизмом и даосизмом и т. п., в Северо- Западной Европе во время Реформации). В других случаях требу- ется создание новой религии или нового культа (Эхнатон в Египте, Акбар в Индии) и т. п. В этих случаях идет религиозное или идео- логическое реформаторство, о котором будет сказано дальше. Однако - считаю важным это подчеркнуть - какой бы вариант ни утвердился, развитое государство нуждается в какой-то госу- дарственной идеологии (или, по крайней мере, общей националь- ной и государственной идее, вокруг которой возникают конкури- рующие идеологии)223. От того, насколько удачно она интегрирует- 223 Особенно наглядно это проявляется в периоды общественного выбора дальнейшего пути. Такова была Англия начала XVII в. Еще одним примером является Египет второй половины XIX в., который находился под фактическим протекторатом Англии, а формально состоял частью Турции. Общая идея заключалась в обретении Египтом большей независимости. Но существовали идеологии как арабского религиозного традиционализма, так и западной ориентации. 230
ся в духовную жизнь общества, насколько будет естественной для него, зависит очень многое, в первую очередь долговечность и кре- пость государства, способность его противостоять кризисам. Нали- чие общей идеологии и того или иного сословия (слоя, корпорации и т. п.), которые могут быть хранителями и проводниками такой идеологии, резко повышает устойчивость государства. Интересным примером являются шэныпи в Китае, о которых выше уже шла речь. В привилегированное сословие они превратились в VII-X вв., когда экзаменационная система стала играть решающую роль в комплектовании государственного аппарата (Никифоров 1977: 210). Низших шэныпи насчитывались сотни тысяч человек. «В Ки- тае, где традиционной религией большинства была смесь буддизма, конфуцианства и даосизма, а роль официальной идеологии принад- лежала конфуцианству, шэныпи выступали в роли носителей кон- фуцианской морали, хранителей ортодоксии, знатоков классиче- ских книг» (Никифоров 1977: 211). Но чаще такую идеологическую роль в развитых государствах выполняли священнослужители, тем более если церковь представ- ляла собой слаженную корпорацию. Политическая идеология, как мне кажется, требует некоего символа единства общества и государства. В качестве символа единства особенно важна была высшая власть императора (короля, царя, султана), которая составляет реальный политический и идео- логический символ и центр системы. Для некоторых многонацио- нальных государств вроде Австрийской империи это иногда чуть ли не единственный символ. Едва ли не большее значение имеет монарх в многоэтничных и многоконфессиальных империях, каким было Османское государство. Особую роль играл император и в тех странах, где традиции монархической власти сложились не сра- зу, например в императорском Риме и даже в Византии. Почти повсеместно авторитет короля, царя или императора был главной цементирующей силой государственности и не раз обеспе- чивал выживание государственной идеи в те моменты, когда ее конкретные исполнители терпели банкротство, как сформулировал эти ситуации для Китая В. В. Малявин (1983: 13). Но, конечно, на одной идее императора (особенно при слабых династиях) государ- ство долго не могло выстоять, ярким примером чего являлась Ос- манская империя, которая начала разваливаться в XVIII в. (см., на- пример: Мейер 1991). Поэтому требовались и иные крепления, на- пример убеждение в том, что данный этнос может существовать 231
только в одном совершенно уникальном, центральном в мире госу- дарстве (такова была идея Поднебесной империи в Китае); только под единственно возможной династией и при определенной истин- ной религии, как это было, скажем, в России, и т. д. Роль символа единства страны часто выполняли столицы и мо- нарший двор, так как там было представлено все высшее общество, а не только придворные и родня монарха. В этом плане собирание знати вокруг двора имело важное политическое значение. Естественно, что там, где возникают демократические идеи, символом государства становится орган народного представитель- ства (как это было с английским парламентом), но до XIX в. это было более редким случаем. Дьяконов отмечает, что для древних обществ характерна была идеология ритуально-магического типа, не требующая догматиче- ской исключительности, а для средневековых обществ - религиоз- ная идеология ритуально-этического типа, не допускающая откло- нений от догмы (Дьяконов 1971: 144). В этом есть немалая доля истины. Продолжая этот ряд, можно сказать, что во многих разви- тых государствах возникает идеология политико-религиозного ти- па, в которой уже не допустимы отклонения идеи непререкаемости высшей власти и в плане духовно-идеологическом. Иными слова- ми, светская политическая власть прямо или косвенно (поддержи- вая какие-то партии или направления) нередко (но не везде) на- чинает претендовать на высший авторитет в толковании и чисто религиозных вопросов. Как недвусмысленно сформулировал это Т. Гоббс, «в христианском государстве никто, кроме суверена, не может знать, что есть и что не есть слово божье» (Гоббс 1965: 464). Недаром же в период реформации в XVI в. в Германии родился знаменитый принцип «Чья земля - того и вера», то есть население княжества должно исповедовать ту религию, какой придерживает- ся князь. В арабском мире политическая система включала в себя принцип теократии, то есть халиф считался наместником бога на земле, хотя, конечно, реально он вмешивался в религиозные дела нечасто и при таком вмешательстве мог порой получить отпор со стороны духовенства. В Турции султан перенял эти титул и право, что укрепляло государственный порядок (см. сн. 188). Но в Турции (и в некоторых провинциях этой империи, например в Египте) в отличие от арабских халифатов, кроме того, формируется духовное сословие улемов, которое в основной своей части тем или иным способом (официально или фактически) включается в состав госу- 232
дарственного аппарата. Интересно отметить, что Османская импе- рия была первым в истории государством, в котором мусульман- ское духовенство получило официальный статус и образовало ие- рархическую организацию профессиональных служителей религии с четким обозначением функций и должностей (Иванов, Орешкова 2000: 77; см. также: Мейер 1981: 53; Ацамба 1987: 210-211). И этот момент, на мой взгляд, весьма четко обозначает отличие Турции как развитого государства от других исламских государств. Други- ми словами, там появился еще один важный элемент идеологиче- ской власти государства, который отсутствовал в арабских странах в средние века, но зато был силен в Европе. 4.2. Формирование новой идеологии и контроль за духов- ным сословием Но, прежде чем политическая идеология станет той прочной связью, которая укрепит государство, нередко сначала ее утвер- ждение вызывает большие потрясения в обществе. Впрочем, в этом отношении идеология не является исключением среди других важ- ных социально-политических характеристик развитого государст- ва: централизации, усложнения и упорядочения государственного устройства, формирования новой социальной структуры и нового порядка, в которых, прежде чем наступит устойчивость, должны произойти глубокие трансформации. Идеология во многом зависит от той идейной базы, которой располагало общество к определен- ному моменту, поэтому естественно, что в каждом обществе ре- формы и изменения приобретают совершенно особые черты. И, разумеется, не везде изменения идеологии носили радикальный характер. Однако такой радикализм - частое явление. Причем порой на первый взгляд как будто бы незначительные мелочи вызывают такие страсти, которые раскалывают общество, становясь для него и даже для каждого отдельного человека важ- нейшими, а то и судьбоносными, каковыми и бывают вопросы ис- тинной веры. Наступает ситуация в общественной жизни, когда «дуалистическая концепция мира и общества вступала в свои права, святые и слуги сатаны разделялись на два отгораживающихся друг от друга лагеря» (Никольский 1974: 204). Пример, который приходит в голову сразу, - история Европы в Новое время, с реформациями, религиозными войнами и контрреформациями (см., в частности: Elliott 1974; Johnston; 1991 Филиппов 1995; Лозинский 1986: гл. 10- 11). И упорная религиозно-идейная борьба в развитых государствах Европы становится очень важной частью жизни общества и государ- 233
ственной политики224. Например, история королей и королев Англии после Генриха VIII, проведшего реформацию, - это постоянная борьба католиков и протестантов на троне и за трон. Как политика преследования инакомыслящих, так и веротерпимость могут вызы- вать недовольство разных социальных и политических групп225. Однако такие крутые идеологические переломы или борьба с инакомыслием свойственны не только Европе, но и России, и дру- гим регионам, например доисламскому Ирану, Китаю. Нередко (хотя далеко не всегда) такие переломы были связаны также с не- обходимостью или желанием переделить собственность духовного сословия ради укрепления государства или в пользу его служивого сословия, отсюда секуляризации весьма характерны для развитых государств, причем не только в Европе и России, но и на Востоке. Например, в Корее с 1402 по 1424 г. четыре раза проводилась кон- фискация монастырских буддистских земель и крепостных. Одно- временно в 1424 г. была проведена и реформа буддийской церкви, в результате чего многочисленные буддийские секты и течения были сведены только к двум направлениям (Пак 19746: 177). Даже там, где власть вроде бы и не стремилась к радикальному изменению идеологии, сама логика событий вела к ожесточению идеологической борьбы. Так, необходимость усиления сёгунской власти в Японии в XVT-XVII вв. и потребность в твердом социаль- ном порядке вызвала гонения на христиан и привела к такому явле- нию, как закрытие страны от иностранцев. Ведь восставшие кресть- яне начали выступать под христианскими лозунгами, а христиане- европейцы готовы были поддерживать оппозицию (Сырицын 2000: 629; Кузнецов и др. 1988: 108-109). Мало того, чтобы убедиться, что в стране не осталось христиан, правительство распорядилось об обя- зательной приписке каждой семьи к близлежащему буддийскому храму, куда следовало также сообщать обо всех семейных событиях и перемене места жительства (Иэрхарт 1995: 523)226. 224 Причем эти явления активно проявляют себя уже на последнем этапе раннего государ- ства, о чем, в частности, свидетельствуют некоторые злостные ереси в Европе (альбигойство во Франции в начале XIII в.), ранние реформации (гуситское движение XV в. в Чехии), общест- венная борьба в России в XV в. по поводу права церкви владеть богатством (так называемые нестяжатели и иосифляне) и т. п. 225 Политика веротерпимости Надир-шаха в Иране (1736-1747) вызывала сильное недо- вольство шиитского большинства, подобно тому, как мусульманское духовенство выражало протест против веротерпимости Акбара в Индии (1556-1605). Но попытки религиозных преследований в Индии при Аурангзебе (1658—1707), в свою очередь, вызывали недовольст- во индусов, шиитов и других религиозных групп. 226 Впрочем, закрытие страны в качестве меры консервации отношений характерно и для других стран Восточной Азии, например Китая (см., например: Непомнин 2005: 133). 234
Таким образом, считаю важным подчеркнуть, что в целом для многих (хотя и не для всех) развитых государств, особенно на начальном этапе развития, характерны попытки государст- венной власти создать заново или реформировать религию (идеологию) либо внести в них какие-то важные изменения. Даже беглый взгляд на историю разных стран покажет правиль- ность этой мысли. В Египте Нового царства фараон Аменхетеп IV в борьбе против жречества пытался сделать общеегипетским куль- том поклонение богу солнечного диска Атону (по разным данным, это конец XV или первая половина XIV в. до н. э.). Сам он прини- мает новое имя Эхнатон, что означает «полезный для Атона» (Ви- ноградов 2000а: 377-382), переносит столицу в новый, довольно быстро построенный город, Ахетатон названный в честь нового бога (см.: Trigger 2001: 78). Таким образом, Эхнатон, по сути, пы- тался перейти от многобожия к единобожию (см.: Коростовцев 2000: 365-366), что было, конечно, радикальным переворотом, «самым необыкновенным событием египетской древности», по оп- ределению Перепелкина (1968). Но реформа не прижилась, что, возможно, стало одной из причин дальнейшей стагнации египет- ского общества. Много позже религиозную реформу в Египте предпринял и первый греческий царь этой страны Птолемей I (конец IV в. до н. э.), который пытался создать новый государст- венный культ в лице бога Сараписа, почитаемого не только у егип- тян, но и у пришельцев - греков и македонян. Культ прижился, хо- тя и не вытеснил в достаточной степени старые (Бенгтсон 1982: 41). Преемник царя Птолемей II развил египетские традиции и обоже- ствил не только своих родителей после смерти, но и самого себя, а также своих супругу и сестру при жизни. Он создал специальные храмы и распорядился, чтобы эти его родственники в качестве жи- вых богов поминались во всех храмах, не только египетских, но и в греческих (Бенггсон 1982: 147-149; Левек 1989: 144-145). Это уже, по сути, означало введение общегосударственного нового культа (и в отличие от Эхнатона в уже не моноэтничной стране). Китайская империя начинается борьбой с конфуцианством. Сначала на роль государственной идеологии претендовал легпзм, который ставил во главу угла изданный государством писаный за- кон. Причем сила и авторитет последнего должны были держаться на жесточайшей, палочной дисциплине и жестоких наказаниях, включая ответственность соседей и родственников (Васильев 235
1983a: 269; Делюсин 1982а: 8)227. Но с падением династии Цинь и установлением династии Хань (конец III - II в. до н. э.) ситуация меняется. При императоре У-ди (140-87 до н. э.) произошла своего рода реформа конфуцианства (Карапетьянц 1982: 11), и оно стало официальной идеологией (Думан 1965: 303). Китай вообще демон- стрирует периодические перемены в отношении к разным религиям и идеологиям. В некоторые эпохи, например, власть поддерживает буддизм, жертвует храмам земли, берет на содержание монахов и т. п., а затем вдруг временами начинает бороться с ним. Например, в 845 г. при императоре Уцзуне было конфисковано имущество 45 тыс. (!) буддийских храмов и кумирен, а 200 тыс. монахов и монахинь бы- ли возвращены в мирское состояние (Крюков и др. 1984: 171-175; Конрад 1957: 42-43). Несмотря на то, что преследования через не- сколько лет были прекращены, в Китае за это время исчез целый ряд буддийских философских школ (Овермайер 1996: 428^129). Но при всех идеологических колебаниях начиная с первых веков новой эры конфуцианство, так или иначе, остается официальной идеоло- гией страны, составляющей кредо ученого чиновничества, и усили- вает свое влияние. Однако идейная борьба конфуцианства, с одной стороны, и буддизма, даосизма и иных верований — с другой, шла постоянно (см., например: Мартынов 19826). В Индии XVI-XVII вв., как уже сказано, начался процесс форми- рования развитого государства. Это выражалось также и в поиске новых идеологий. Однако в Индии сосуществование совершенно разных религий (ислама и индуизма), с учетом того, что индуизм держался на кастовой системе, по духу антагонистичной развитому государству, поставило на пути настоящей интеграции индийского общества под эгидой государства огромные препятствия. Император Акбар пытался уменьшить противоречия между двумя конфессиями. Он стал насаждать при дворе новую веру, названную им «дин-и- илахи» (божественная вера), в которую вошли разумные, по его пред- ставлению, элементы основных религий Индии. Эта религия приоб- рела некоторое, хотя и не слишком большое число последователей228. 227 Поэтому беспощадной была борьба Цинь Шихуанди с конфуцианством как идеологи- ей, которая препятствовала усилению государственного деспотизма и гнета. Он приказывал сжигать тексты и наказывать тех, кто не делает этого. В 212 г. до н. э. свыше 460 оппозицион- ных конфуцианцев были заживо закопаны, а остальных сослали на охрану границ (Переломов 1962:176-180). 228 Стоит отметить, что для Индии идеи «скрестить» ислам и брахманизм были не таки- ми уж новыми (см., например: Неру 1977, т. 1: 350-351). Уже в Делийском султанате в XIII— XIV вв. существовали различные секты, представлявшие смесь ислама и индуизма или пере- ходные между ними формы. Также возникли движения, получившие широкое распростране- 236
В то же время оппозиция нетерпимых мусульман к императору усилилась. Поэтому он даже вынужден был принимать репрессив- ные меры против мусульманского духовенства (Антонова 1979: 223). Акбар использовал не только идеологические, но и социаль- но-финансовые меры, в частности, он отменил религиозные налоги на немусульман, открыто объявлял о своей веротерпимости, при- влекал к управлению знатных индусов-раджпутов, поощрял сме- шанные браки и т. п. (Неру 1977, т. 2: 62-68). Но процесс такого идеологического и религиозного синтеза не дал ожидаемых резуль- татов, поскольку он, если и был возможен, требовал очень дли- тельного времени при стабильной политике. А определенная неус- тойчивость религиозно-идеологической линии при реформациях - обычное явление. При внуке Акбара Аурангзебе вновь начались преследования индуистов и представителей других религий, что и было одной из причин крушения империи Моголов. В доказательство высказанной мной идеи о связи между пере- ходом к развитому государству, с одной стороны, реформировани- ем религии и преследованием инакомыслящих - с другой, можно привести и еще несколько фактов. В Древнем Риме происходит сначала замена гражданской республиканской идеологии на почи- тание императора и его власти, а затем в IV в. н. э. отказ от языче- ства и принятие христианства в качестве государственной религии. Последнее обусловило затем вмешательство государства в церков- ные дела и жестокое преследование с использованием смертной казни теперь уже язычников (Лозинский 1986: 29). В Византии имели место постоянные попытки религиозных реформ и соответ- ственно гонений на тех, кто не принимал их. Наиболее известные эпизоды - борьба с почитанием икон {иконоборчество). В Иране после III в. н. э. при Сасанидах зороастризм был объявлен государ- ственной религией, а храмы и жречество приобрели большие бо- гатства и огромное влияние, и в то же время стали преследоваться оппозиционные идеологии. Подъем нового мусульманского Ирана в XVI в. начался с образования так называемого Сефевидского го- сударства, основатели которого выступили под знаменем шиизма и ние позже, основным принципом которых было равенство людей перед богом, проповедь религиозного объединения индусов и мусульман (Ашрафян 1960: 205-206). В целом в XV- XVIII вв. в Индии имелось немало новых религиозных народных движений, которых уже не устраивал брахманизм. Из некоторых религиозных сект выросли воинствующие братства и движения. Особенно известны сикхи, сумевшие создать собственное государство в Пенджа- бе. Идеи маратхов, которые, по сути, политически наследовало государство Моголов, также были смесью религии и национализма (Неру 1977, т. 2: 77). 237
объявили его государственной религией. При этом шиитское духо- венство узаконило свое монопольное право в сфере юрисдикции, образования, суда и нравственности (Петрушевский 1977: 173; До- рошенко 1981: 75). Стоит отметить, что изменения в религии нередко бывали и в ранних государствах, особенно после появления мировых религий. Сначала правящая верхушка по соображениям престижа или выгоды отказывалась от старой веры предков, а затем элита навязывала об- ществу новую религию путем примера или принудительного насаж- дения. Как правило, такая реформа проводилась для того, чтобы по- высить авторитет верховной власти. Но для демонстрации различий между двумя типами государств важно указать, что обычно такая радикальная смена религии в ранних государствах проходила гораз- до легче, чем в развитых. Принятие христианства, ислама, буддизма в варварских государствах иногда и вовсе шло безболезненно (на- пример, у франков при Хлодвиге в конце V в. [см., например: Ма- жуга 1990: 48; Лебек 1993: 52-55;]) и в целом редко вызывало очень уж упорное сопротивление, которое не удалось бы сломить. Совсем иная ситуация складывается в развитых государствах. Изменения, которые навязывались сверху, шли в них, как правило, трудно, и бы- вали случаи, когда, казалось бы, небольшие и несерьезные перемены вызывали раскол в обществе. Их не удавалось навязать иной раз да- же всей мощью государственной машины. Также и преследование инакомыслящих часто терпело поражение. Раскол русской церкви - тому ярчайший пример (Милюков 1994, т. 2, ч. 1; Пайпс 1993: SOS- SI 7; Шмурло 2000, т. 3; Карташев 1992, т. 2). Все попытки искоре- нить старообрядчество в России окончились неудачей. Можно вернуться и к уже приведенным примерам. Религиозная реформа Эхнатона в Египте, несмотря на то что он действовал «пу- тем яростных гонений» (Антее 1977: 60), после смерти реформато- ра была отвергнута, и все вернулось к прежнему (Виноградов 2000а: 378-380). Общеизвестны длительность и упорность гонений на христиан в Риме и попытки навязать культ императора, которые привели в конечном счете к победе христианства (Свенцицкая 1988: 161-175; Робертсон 1959). Не увенчалось победой и пресле- дование арианцев, монофизитов и других еретиков ортодоксальной христианской церковью, несмотря на то что она в этом деле актив- но использовала всю мощь государства (см.: Свенцицкая 1988: 179-182). Борьба с почитанием икон в Византии длилась более ста лет (Vin-IX вв.). Иконоборчество императоров в Византии можно 238
рассматривать как попытку ограничить могущество официальной церкви и монастырей. Но хотя этой цели императоры в конце кон- цов добились, однако запретить почитание икон им не удалось (Удальцова 1988: 85). Совершенно бесполезной оказалась борьба мусульманина Аурангзеба с индуизмом в Индии, о чем выше уже шла речь. § 4. КРИЗИСЫ В РАЗВИТЫХ ГОСУДАРСТВАХ. НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТЫХ ГОСУДАРСТВ В моем представлении кризисы разного рода являются неотъем- лемой частью жизни практически каждого сложившегося государст- ва. Ниже я показываю разработанные мной идеи относительно типо- логии и характеристик этих кризисов в сложившихся государствах. 1. Социальные кризисы Хотя развитое государство ищет оптимум в отношениях между социальными группами, однако на практике центральной власти часто не удается удержать тот верный социальный баланс, который необходим для устойчивости общества, что выражается в нараста- нии кризисных явлений. Нередко это происходит в результате из- менений экологических и демографических пропорций, изменений технического и экономического состояния общества, столкновений с более развитыми соседями и влияниями и тому подобными ве- щами, для которых прежняя политическая система оказывается не- подготовленной. Не все государства, которые вступили в стадию развитого го- сударства, могли стать эволюционно проходными. Постоянный натиск мощных врагов, как в Сасанидском Иране, Риме и Визан- тии, был тут не последним обстоятельством. Однако думается все же, что процент выбраковки среди развитых государств был суще- ственно меньше, чем среди ранних. Тем не менее ряд развитых го- сударств так и не смог решить проблемы политической и финансо- вой устойчивости, обороноспособности, интеграции общества. И внешние военные нашествия были тут не единственной причиной. Всегда имелись и другие. Где-то не удалось установить тот верный социальный баланс в обществе, в частности, между государством и элитой, который и создает нужную крепость государства. Так, в Византии непокорность земельной провинциальной знати была по- стоянной причиной социальной борьбы и смуты, одной из тех про- блем, которые привели империю к упадку и гибели, «несмотря на 239
все усилия, приложенные императорами для ее разрешения» (Диль 1947: 110-111). Где-то государство становилось заложником своей религиозной ограниченности, как это случилось в империи Вели- ких Моголов в Индии. Крупные ошибки в государственной поли- тике, неспособность учесть новые реалии (в частности, военные) являлись причиной тяжелых кризисов некоторых вступивших в стадию развитых государств стран, таких, например, как Иран, о чем выше шла речь. Необходимость модернизации, перенимания военных и технологических достижений Запада стояли на повестке дня в Новое время, но не все державы осознавали это229. В некоторых государствах не удавалось отладить систему пе- редачи власти, без чего эволюция государственности сильно за- медляется. В частности, в империи Великих Моголов в Индии, как только умирал император, по образному описанию Дж. Неру, «ме- жду его сыновьями завязывалась недостойная драка за престол. Начинались дворцовые интриги, войны за наследство, мятежи сы- новей против отцов и братьев против братьев, убийства и ослепле- ния родственников» (Неру 1977, т. 2: 69). Не сумели наладить по- рядок в этом отношении также Римская и Византийская империи, в которых неустойчивость трона, в частности слабые и короткие ди- настии, передача власти преемникам, а не детям, стали их ахилле- совой пятой и в конечном счете явились одной из важных причин их ослабления. Это открывало путь к всевозможным узурпациям и делало престол шатким. Многие византийские императоры прави- ли недолго, и жизнь их заканчивалась ослеплением, пострижением в монахи или гибелью от руки подосланных убийц (Удальцова 1988: 22-23; см. также: Медведев 1990: 21). Проблема соперников при занятии престола была острой и в Турции. Еще в XV в. султан Мехмед II, желая избежать борьбы за власть, издал поразительный по своей сути закон, который давал право сыну, который вступит на престол, «убить своих братьев, чтобы был порядок на земле» (Петросян 1991: 164). Но порядок не наступил и на протяжении XVI и XVII вв. Шестьдесят принцев османской династии по воле султа- нов погибли насильственной смертью (Там же). 229 В частности, в Европе в XVI-XVII вв. происходит то, что называют иногда военной революцией, когда создаются хорошо оснащенные, профессионально обученные, регулярные армии с преобладанием пехоты и артиллерии, что естественно ведет к глубоким социально- политическим и экономическим изменениям или требует реформ (Пенской 2005; см. также: Duffy 1980; Downing 1992). И это было важной причиной движения ряда европейских госу- дарств к переходному этапу развитого государства, а где-то и к зрелому государству. В дого- няющих же странах, таких как Россия, Турция, Египет и др., это способствовало созданию типичного и позже переходного развитого государства. 240
Вполне понятно, что в развитых государствах имели место кри- зисы различных типов, например, выше уже шла речь о религиозно- идеологических изменениях. Но особенно частыми были следую- щие причины, которые создавали кризисы непосредственно или существенно их усугубляли. 1) Внешние - военные вторжения, длительные войны; воздей- ствия разного рода. В частности, стоит сказать об эпидемиях чумы, холеры и других болезней, а также о так называемой революции цен XVI-XVII вв. Последняя была связана с мощнейшим притоком драгоценных металлов (особенно серебра) из Нового Света. Она вызвала сильную инфляцию, которая была причиной больших трудностей в ряде стран, например Испании и Османской империи (Литаврина 1972; Barkan 1975). Так, в Турции цены поднялись за столетие почти в пять раз, что вызвало тяжелые кризисы конца XVI - первых десятилетий XVII в. (Barkan 1975: 9, 15-16). 2) Внутренние и комбинированные (то есть одновременно внешние и внутренние), среди которых следует выделить, в част- ности: а) быстрый рост населения и сильное демографическое дав- ление со всеми вытекающими последствиями в виде нехватки зем- ли (обезземеливания, измельчания наделов землевладельцев), пере- производства элиты, роста городского населения, периодических недородов и голода, роста арендных ставок, дороговизны продук- тов в городах, обнищания части населения; б) кризисы, связанные с нехваткой государственных ресурсов (что особенно обострялось во время войн). Нехватка монеты или продуктов, чтобы платить вой- скам и государственным людям, займы и бесконечные долги, рас- точительство и соответственно усиление налогов. То, что Малявин определяет как закон жизни китайских империй — «предельное на- пряжение ресурсов» (Малявин 1983: 76), было весьма характерно в целом для большинства развитых государств. Это напряжение свя- зано с войнами, непомерными амбициями власти, например, ог- ромным столичным и дворцовым строительством, а также слишком масштабными экономическими стройками, чрезмерным ростом правящих классов, безудержным стремлением верхушки к роско- ши и обогащению, что часто вело к подрыву хозяйства и денежной системы230. Это вызывало попытки решить проблему путем увели- чения налоговых изъятий или введения экстраординарных налогов 230 Бесспорно, такие явления не были характерными только для развитых государств, они были нередкими и в ранних. И все же думается, что для ранних государств такие кризи- сы менее свойственны. 241
либо путем конфискаций, отказов платить долги, банкротств, пор- чи монеты и тому подобных вещей. Например, Ришелье удвоил и даже утроил налоги (Бродель 1995: 159), а испанский король Фи- липп II (1555-1598), который вел неудачные войны с восставшими Нидерландами, несколько раз объявлял государственное банкрот- ство и для восстановления кредита должен был предоставлять ге- нуэзским, немецким и другим банкирам право сбора налогов в от- дельных областях страны (Литаврина 1991: 128). Такие кризисы, в частности, характерны для истории Китая, Японии, Испании, России, Франции, Ирана, Византии, имперского Рима, Англии и других стран (см., например: Goldstone 1988). Все это весьма часто вызывало волнения, восстания, бунты и то- му подобные социальные напряжения. Поэтому развитых госу- дарств, в которых не было бы крупных социальных волнений кре- стьян или горожан, мало или нет вообще. И в какие бы формы ни облекались эти бунты, движения, восстания и волнения: профессио- нальные, религиозные, национальные, - обычно в них легко увидеть налоговую или иную экономическую «подкладку». Естественно, что все это резко обострялось в условиях роста населения и вызванного им демографического давления. Экономическую основу также легко обнаружить и в революциях Нового времени. Не только религиоз- ные преследования, но и чудовищные налоги вызвали массовый протест в Нидерландах в XVI в. В конечном счете именно постоян- ная нужда в деньгах заставляла Карла I в Англии обращаться к пар- ламенту и она же в итоге стала важной причиной начала революции (см., например: Хорошев 2005; см. также: Goldstone 1988). Финансовый кризис в Египте в конце 1870-х годов был связан с чрезмерными займами для модернизации страны, что привело к ус- тановлению над Египтом сначала финансового, а потом и военно- политического контроля со стороны Англии. И хотя банкротство страны не редкое явление, его особенность в Египте состояла в том, что деньги занимались на объективно прогрессивные и очень полез- ные для страны цели: строительство дорог, каналов, портов и т. п. (Иванов 1984а: 226; Marsot 2004: 66-70; аль-Барави, Улейш 1954)231. Но масса волнений носила и в чистом виде протестный харак- тер против нарушения социальной справедливости: усиления нало- 231 В чем-то такая политика активного приглашения иностранного капитала хедива Ис- маила опережала свое время, она была бы более результативна и уместна во второй полови- не XX в., когда опасность потери независимости уже исчезла, а не в XIX в., когда западные страны были рады всякому поводу для аннексии и колониальной экспансии. 242
гового и иного пресса, непомерных злоупотреблений, порчи денег, задержки жалованья, нарушения тех или иных прав и прочего. Ес- тественно, что восстания легче вспыхивали на фоне неурожаев. Даже в богатой и благополучной Голландии имели место неодно- кратные голодные бунты и антиналоговые восстания (Чистозвонов 1991а: 160). Таким образом, многие кризисы, по вышеуказанным и иным причинам, носили социально-классовый характер или бы- ли осложнены ими. Нередко возникала тяжелая комбинация из внутренних и внеш- них причин, что могло вести к гибели государства. 2. Кризисы примитивного развитого государства Ниже хотелось бы остановиться еще на одном типе кризисов, который я назвал кризисом примитивного развитого государства, поскольку на этом начальном этапе не всегда, но довольно часто возникает политический системный кризис. Причем этот кризис по- рой четко отражает рубеж между первым и вторым этапами (то есть между примитивным и типичным развитым государством). Дело в том, что на начальном этапе огромные сложности и сильные надломы социальной системы вызывает, собственно, сам процесс формирования централизованного государства, поскольку механизм централизации еще не отлажен и какие-то «обручи» в обществе отсутствуют. В результате поиска нужных пропорций, решений и институтов возникает перекос то в сторону центробеж- ных, то в сторону центростремительных сил, что может вести к де- формациям и развалам еще неокрепшего государства. Возможен и дисбаланс между социальными слоями или острое соперничество между ними. Также в процессе борьбы за господство центра с по- тенциально сепаратистскими силами нередко создается система, которая полагается больше на силу, чем на иные мирные крепле- ния. И эта уверившаяся в себе сила порой перенапрягает возмож- ности общества. Яркими примерами являются упоминавшийся вы- ше первый китайский император Цинь Шихуанди или русский царь Иван Грозный. В зависимости от исторических традиций, этнической, религи- озной и иной консолидации социума, особенностей его внешнего окружения, демографического и экономического состояния обще- ства, различных случайностей и прочего указанный кризис может проявляться в виде: а) децентрализации с различными осложне- ниями; б) смуты и гражданской войны; в) тяжелых военных пора- жений и полного упадка государственности, что отражает слабость 243
последней; г) распада империи и образования более компактного и крепкого государства; д) уничтожения (или подчинения) государст- ва, неспособного перейти на следующий этап, внешними врагами. Проиллюстрирую это примерами. A) Египет Нового царства, ослабев при Рамессидах (XIX и XX династии), в конце концов распался (XI в. до н. э.), а затем в нем утвердились чужеземные династии (ливийские, эфиопские), кото- рые, однако, также не могли прочно объединить страну (см.: Эдаков 2004). В VI в. до н. э. Египет попадает под власть персов, и только много десятилетий спустя, уже при греческой династии Птолемеев, можно считать, что он вступает во второй этап типичного развито- го государства с достаточно высоким развитием товарного и денеж- ного хозяйства, права, культуры, более развитой и всеобъемлющей системой налогов (см.: Свенцицкая 1989; Бенгтсон 1982). Распад Китая с конца III в. до н. э. и в первые века нашей эры происходил несколько раз и сопровождался крестьянскими и граж- данскими войнами и длительными периодами соперничающих ме- жду собой государств. В Японии в XVI в. возникает децентрализация и идет граждан- екая воина . Б) Россия в начале XVII в. не распалась на части, но пережила тяжелую смуту, интервенцию и гражданскую войну. B) Франция в период Столетней войны демонстрирует полный упадок государственности в результате тяжелых поражений от англичан. Г) Испания в результате неспособности подавить восстания в Нидерландах, финансовых и иных кризисов, вмешательства ино- странных держав (так называемая война за испанское наследство) из конгломерата двух империй - Испанской и Священной Римской, включающего в себя также ряд других европейских территорий (Португалию, Нидерланды, Сицилию и другие итальянские провин- ции), постепенно становится в XVII - начале XVIII в. чисто нацио- нальным государством. Я также упоминал о том, что есть прямая связь между сокращением территории Оттоманской Порты и ее дви- жением к развитию государственности. Конец ХУШ - первые деся- тилетия XIX в. - это время больших территориальных потерь (Египет и ряд азиатских территорий, земли на Кавказе и Дунае, Греция и др.), военно-политического кризиса и попыток реформ в Турции. 232 К ситуациям п. А) особенно подходит понятие «разрушения государства» (break- down), которое использует Голдстоун (Goldstone 1991). 244
Выделившийся фактически из состава Османской империи Египет в период царствования Мухаммада Али (1805-1849) за счет успешных войн превратился в огромное государство, включавшее в себя не менее половины всей Турецкой империи (часть Аравии, Сирию и Палестину) и еще Судан. Однако в результате давления европейских государств территория государства Мухаммеда Али была сокращена до собственно Египта и Судана (см., например: Hunter 1999). Поражение Мухаммада Али для развития египетской государственности имело не только отрицательный, но и большой положительный эффект, так как сузило границы до собственно Египта, то есть той национальной и исторической области, на ко- торой лучше всего и могло развиваться современное государство. Кроме того, хотя территория государства сильно уменьшилась, власти Мухаммада Али «была зато гарантирована прочность, кото- рой она до кризиса не имела» (Дебидур 1938: 353). Д) Индия в XVIII в. превращается в ряд враждующих госу- дарств, ставших легкой добычей английской Ост-Индской компа- нии. Другим примером, когда государство уже не в состоянии воз- родиться, является Римская империя. Но, прежде чем она была окончательно повержена варварами, империя разделилась на За- падную и Восточную. 3. Деспотизм как явление начального этапа развитого госу- дарства На этапе примитивного развитого государства (но иногда и при переходе от примитивного к типичному) возможно появление мо- нарха-тирана и жестокого деспота. К таким относятся, например, первые римские императоры после Октавиана (Калигула, Нерон и другие), Цинь Шихуанди в Китае, Иван Грозный в России, Людо- вик XI во Франции, Генрих VIII в Англии и - до некоторой степени - кровавый фанатик на испанском троне Филипп П. Причины тому, помимо чисто личностных особенностей, могут быть разные. Сре- ди них можно упомянуть следующие: эпоха требует появления но- вого типа государей, а они в связи с изменившейся ситуацией часто показывают демонстративное пренебрежение к прежним традици- ям; на этапе примитивного развитого государства нередки резкие переломы, сопротивление знати и борьба монарха с ней. Иными словами, в этот период деспотизм выступает не только как порож- дение личных качеств, но и как орудие (правда, очень разруши- тельное) борьбы с сепаратизмом, центробежными силами и т. п. Соответственно начинаются репрессии, часто вообще необосно- ванные, издание сверхжестких законов и т. п. 245
Например, основатель первой централизованной империи в Ки- тае Цинь Шихуанди уже в первый год объединения страны (221 г. до н. э.) переселил 120 тыс. семей наследственной аристократии, крупного чиновничества и купцов в столицу Сяньян (Переломов 1962: 154). В стране вообще царил террор, была введена крайне жестокая система наказаний. За преступление могли превратить в государственных рабов или даже казнить всех членов семьи пре- ступника в трех поколениях, а также и членов семей, связанных между собой круговой порукой. Всех, кто выказывал недовольство, казнили со всем родом, и по закону круговой поруки «соучастни- ков» обращали в рабство. Число государственных рабов в империи стало огромным (Степугина 2000: 441). Говоря словами историка Т. Грановского, на таком переломе эти деспоты выступают как типические лица (Грановский 1987: 26). Все они, подобно Людовику XI, могли бы заявить, что в их странах «не осталось головы, которая бы крепко держалась на пле- чах» (Грановский 1987: 27). И не случайно, например, Карамзин, сравнивая Людовика XI с Иваном Грозным, считал, что оба они были «извергами вне законов, вне правил и вероятностей рассудка» (Карамзин 1964: 403). Но крайний деспотизм достаточно быстро изживает себя, по- скольку он истощает страну. В конце концов (обычно со смертью диктатора) находятся меры по смягчению режима. Так или иначе, создаются способы совмещения сильной монархической власти и ограничения тирании. Это достигалось, в частности, благодаря рели- гии или устоявшейся государственной идеологии, как это было в Ки- тае, Византии, даже в Турции, ряде христианских стран (см., напри- мер, о Византии: Удальцова 1988: 24; Медведев 1990: 32 и др.), но деспотов нередко сдерживала также угроза заговоров и восстаний. Так жестокий китайский деспот Ян-ди из неудачной и короткой ди- настии Суй вызвал своими жестокостями, непомерными повинно- стями и неудачами в Корее восстания, в результате которых он бро- сил трон и был убит, а на престол взошла династия Тан (616 год н. э.). 4. Некоторые особенности развитых государств Поскольку каждое развитое государство характеризуется дос- таточно тесной подгонкой социальных и политических характери- стик общества, отражает особенности своего социального устрой- ства и идеологии, это ведет к появлению в каждом из таких госу- дарств неповторимых особенностей, которые можно определить как специфическую недоразвитость в отдельных направлениях 246
конкретного государства (общества). Это относится как к явлени- ям и характеристикам чисто политико-административного или пра- вового плана, так и социального. Иными словами, в каждом госу- дарстве имелись свои особенности, на первый взгляд несовмести- мые с идеей развитого государства, поскольку каждая из этих черт нехарактерна для развитых государств как эволюционного типа в принципе. Иными словами, подобные черты более свойственны ранним государствам, причем некоторые из них редко встречаются даже в ранних государствах, а иногда такие черты вообще несвой- ственны государству как институту. И это особенно подчеркивает специфичность конкретных развитых государств в некоторых их характеристиках. Таким образом, то, что отдельным из развитых государств свойственны некоторые «странные» признаки, дополнительно под- черкивает высказанную мной идею о том, насколько своеобразным становится социально-политическое устройство каждого развитого государства из-за указанной выше подгонки государства и общества, симбиоза административного аппарата и сословно-корпоративной структуры233. Рассмотрим это на некоторых примерах, которые, думается, вполне доказывают мой тезис о том, что почти каждому развитому государству присущи довольно редкие или даже не- обычные для государства признаки. Особенностью Российского государства было то, что оно в свя- зи с усилением крепостничества фактически допускало легитимное насилие со стороны частных лиц (помещиков) над половиной сво- его населения (крепостными крестьянами). Тем самым многие момннты уходили из-под юрисдикции государства. Особенностью Французского королевства было то, что прави- тельственной политикой стала продажа государственных, особенно финансовых и судейских должностей, которые стоили больших, даже огромных денег (Малов 2000: ЮЗ)234. Во Франции очень ува- жали любое вложение капитала, и, возможно, это послужило одной из причин, почему постепенно сложилась система, при которой 233 Конечно, могли быть и специфические черты, напротив, превосходящие нормальный для развитого государства уровень. К примеру, скажем, институт экзаменов для занятия должности в Китае явно превосходил такой средний уровень. 234 Официальная продажа гражданских и военных должностей и патентов существовала и в других европейских государствах, хотя и в меньшем, чем во Франции, масштабе. Неофи- циальная же продажа должностей, конечно, как и вообще взятки, поборы, казнокрадство и пр., были характерны для большинства развитых государств, что часто отражало социаль- ный баланс (вопреки официальному) или же являлось фактической платой за исполнение обязанностей. 247
чиновник становился владельцем своей должности. Фактически должность становится наследственной. Вообще наследование долж- ностей даже в ранних государствах - это признак их отсталости. Од- нако ситуация с наследованием должностей во Франции была су- щественно иной, чем в ранних государствах. В стране фактически происходит превращение чиновничества в особое сословие, кото- рое с начала XVII в. и даже раньше приобретает наследственные права на свою должность путем уплаты за это право особого налога. В результате такие служащие становятся несменяемым сословием «людей мантии» (Гордон 1972: 290; ле Руа Ладюри 2004: 349-350; Малов 1994: 140-141). Те из чиновников, кто мог приобрести зем- лю и дворянские титулы, становились так называемым дворянст- вом мантии. Людовик XIV даже регламентировал право судей на поборы с тяжущихся, также были зафиксированы предельные сум- мы и случаи, допускающие или запрещающие взимание подобных сумм (Гордон, Поршнев 1972: 261). Нельзя сказать, что превращение чиновничества в сословие бы- ло вовсе неизвестным феноменом для других развитых государств. Что-то похожее мы находим и в Египте Нового царства, где про- фессия писца часто передавалась по наследству, хотя «передача должности писца по наследству была не юридически узаконенным явлением, а фактом, обусловленным в каждом конкретном случае семейной или социальной средой» (Коростовцев 1962: 16; см. так- же о передаче должностей по наследству и продаже храмовых должностей в Египте Среднего царства: Берлев 1972: 180). Пре- вращение в сословие городских магистратов с прикреплением их к определенному месту жительства произошло в императорском Ри- ме и существовало в ранней Византии (см., например: Петрушев- ский 2003). Есть примеры юридических или фактических сословий чиновников в других странах. В Сасанидском Иране в ряду четы- рех официальных сословий были и писцы-чиновники. В Китае дети чиновников обычно могли стать чиновниками. Но в двух последних случаях ситуация отличается от Франции тем, что в ней наследова- лась конкретная должность, а в бюрократических странах чиновник был винтиком, который чаще всего получал иную, чем родители, должность и которого могли послать служить в любое место. Но во Франции были и такие особенности, аналогии которым вовсе трудно найти. Дело в том, что чиновник был не просто членом сословия, но владельцем должности, которую он мог продать и сво- бодно завещать (Гордон 1972: 290; ле Руа Ладюри 2004: 349-350; 248
Плешкова 1991: 228-229). Таким образом, государство как бы от- давало право назначения многих членов административного и су- дебного аппарата в руки частных лиц. Только выкупив должность, король мог сместить должностное лицо (Малов 1994: 140-141). Словом, ситуация предстает весьма своеобразной, даже странной, тем более для самого культурного государства самого культурного континента Нового времени. Однако она вполне отвечает предло- ~ « 235 женнои мной концепции развитого государства . Япония демонстрирует ситуацию неполной централизации. Как известно, в ней вплоть до «реставрации Мэйдзи» (то есть до 60- 70-х годов XIX в.) при крепкой центральной власти сохранялась очень большая автономия провинций с наследованием должностей их правителями-князьями. Князья имели собственные армии (до 2 тыс. человек), двор и многие другие атрибуты государствен- ности. Сёгунское правительство должно было постоянно следить за деятельностью князей, держать их в столице на положении залож- ников (см.: Гальперин 19586; Топеха 1958; Губер и др. 1982; Сабу- ро 1972: 142; Сырицын 1987: 149-151; Кузнецов и др. 1988: 110- 112). Такая ситуация гораздо более свойственна ранним государст- вам, чем развитым. Однако в Японии оказалось удобнее не дово- дить централизацию до логического конца. Это объясняется ком- плексом причин: сами сегуны дома Тогугава были фактически узурпаторами, в стране так и не сложился единый мощный центр власти, а многие века существовало двоевластие, а то и многовла- стие; наличие идеологизированного военного сословия самураев и идеологии конфуцианства, которое освящало традиции; островное положение многих княжеств и готовность европейских держав поддержать мятежников. Несмотря на это, объединение получи- лось столь прочным, что в период реставрации Мэйдзи, которую, по сути, начали именно князья (прежде всего княжеств Тёсю и Са- цура), они же (после обретения императором полновластия) срав- 235 Некоторую, но неполную аналогию данной ситуации, конечно, можно найти. На- пример, в Византии, где в VI в. за получение любой должности приходилось платить так называемый «обычай» - плату за диплом на должность и узаконенную (!) взятку лицу, от которого зависело назначение. Чиновник, купивший за большие деньги должность в про- винциальной администрации, приехав в провинцию, принимался с особым ожесточением грабить население в расчете не только окупить свои расходы, но и нажиться. Император Юстиниан объявил войну продаже должностей (Удальцова В. 19675: 233). По некоторым данным, в Турции официально продавались должности кадиев (судей) (Бадак и др. 1996в: 64). Есть даже утверждения такого рода, что, не сумев побороть взятки, турецкое правитель- ство ввело в XVII в. при финансовом ведомстве нечто вроде «бухгалтерии взяток», «имев- шей своей функцией учет взяток, полученных должностными лицами, с отчислением опре- деленной доли в казну» (Там же: 64). 249
нительно легко отказались от своей самостоятельности, поскольку главной их целью была всесторонняя централизация страны (Ма- каренко 1986: 106). И вовсе не случайно также, что в скором вре- мени император создал парламент. Прочность объединения, мне думается, была вызвана также очень сильной этнической и куль- турной однородностью населения, что способствовало крепости описываемых выше неполитических креплений. Англия была развитым государством, в котором отсутствовала постоянная армия. В частности, при Тюдорах и Стюартах она со- храняла характер милиции или старинного ополчения, собираемого и экипируемого за счет свободных подданных короля в соответст- вии с их имущественным достатком (Сапрыкин 1991: 207-208; Та- таринова 1958: 31). Даже при Карле II (1660-1685) постоянная ар- мия составляла всего 5-6 тыс. человек (Татаринова 1958: 213). Ко- нечно, следует учитывать островное положение государства, кото- рому требовался, прежде всего, флот. Однако дело не только в этом. Вовсе не случайно, что в 1689 г., то есть сразу же после так называемой Славной революции 1688 г., парламент принял закон, согласно которому набор и содержание армии в мирное время без согласия парламента считались противозаконными (Татаринова 1958: 241). Получается, что хотя постоянная армия - важнейший признак более или менее развитого государства, однако в Англии - на поро- ге перехода к зрелому государству - ее существование ставится под вопрос. Эти ограничения были связаны с нежеланием парла- мента давать в руки короля такое средство, как армия, с тем чтобы он не смог быть самостоятельным и способным оказать давление на общество. И это еще раз показывает, как могут особенности со- циальной структуры общества преломляться в государственной системе. Важнейшей особенностью развития Египта (с XVI в.) было от- сутствие у него суверенитета, который очень желателен не только для развитого, но и для раннего государства236. В период же XIX в. (царствования Мухаммеда Али, а затем его преемников Сайда и 236 К слову сказать, особенностью развития Московского и других княжеств Северо- Восточной Руси в XIII—XIV вв. было отсутствие суверенитета, так как русские земли были под контролем Золотой Орды. Но все же это касалось раннего государства. Не случайно в своем определении раннего государства я в качестве альтернативы слову «суверенность» поставил «автономность». Это связано, во-первых, с тем, что для раннего государства само понятие суверенитета не всегда совпадает с современным, а во-вторых, с тем, что не все ранние государства обладали полным суверенитетом. 250
Исмаила) Египет превратился практически в независимое государ- ство (хотя формально он все еще был частью Турецкой империи). Но затем в начале 1880-х годов Египет, формально оставаясь ча- стью Турции, фактически попал под протекторат Англии, в состоя- нии которого и оставался до 1922 года (см., например: Goldschmidt 2004; Daly 1998). Таким образом, именно борьба за обретение су- веренитета, за повышение возможностей египетских элиты и обще- ства участвовать в определении судьбы своей страны и является главной коллизией египетской истории XIX-XX вв. (см. подроб- нее: Гринин 2006л). Однако неполный суверенитет не является ис- ключительно особенностью только Египта, в XIX-XX вв. такое яв- ление имело место в той или иной степени и в ряде других стран (Иран, Турция, Китай) и доминионов Британии (в той же Канаде или Австралии). Существенные архаические особенности имел государствен- ный строй Испании, возникшей как уния двух государств; Австрии, связанной со Священной Римской империей; самой демократичной страны мира - США, где одновременно расцвело рабство, и ряда других развитых государств. Даже в небольших государствах мы находим неожиданные архаизмы. Так, в Саксонском курфюршест- ве в XVI в. отсутствовала постоянная резиденция курфюрста. И его двор, как в эпоху Карла Великого у франков, переезжал вместе с князем из одной резиденции в другую. При этом ландтаг советовал правителю пребывать в каждом месте не больше года или даже полу- года, чтобы «не исчерпать совершенно запасы зерна, не вырубить окрестные леса, не истощить пруды, не отяготить чрезмерно людей повинностями» (Таценко 1990: 120). Наконец, отметим отсутствие монополии в ряде европейских государств на действия, связанные с внешней политикой, хотя мо- тивы правительств вполне ясны и понятны. Так, правительства Англии, Голландии, Франции допускали, чтобы частные лица или организации вели самостоятельные внешнеполитические или воен- ные действия (Ост-Индские и Вест-Индские компании в Англии, Голландии, Франции). В ранний период правительства Испании и Португалии также поощряли, например, захваты конкистадоров. В этом же ряду стоит и поход Ермака в Сибирь. 251
Глава 6 ЗРЕЛОЕ ГОСУДАРСТВО § 1. ЗРЕЛОЕ ГОСУДАРСТВО: ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ 1. Предварительные пояснения Прежде всего стоит отметить, что все сказанное по поводу осо- бенностей анализа развитого государства в предыдущем параграфе относится соответственно и к анализу зрелого государства, а имен- но: возможность считать государство зрелым только по совокупно- сти минимально необходимых признаков; учет того, что в отдельных развитых государствах могли иметь место те или иные черты зрелых государств, и наоборот, по некоторым показателям отдельные разви- тые государства могли превосходить отдельные зрелые237. Хотя вступление в стадию зрелого государства может произойти и до промышленного переворота (как случилось в некоторых стра- нах Европы), раскрыть свои черты зрелое государство может только в обществе, в котором создается уже машинное производство. И это является важнейшей особенностью данной стадии государст- венности. Но, с другой стороны, индустриализация сама по себе не влечет автоматически необходимых трансформаций в государстве. Даже напротив, именно индустриализация (особенно если она про- исходит ускоренно в результате модернизации) очень часто создает большое напряжение в обществе и угрозу социальных революций или иных потрясений. Когда лидеры страны стремятся «с лихора- дочной поспешностью достигнуть в течение одного поколения то- го, что другие страны добивались в течение столетия или еще более длительного периода» (Норман 1961: 77-78), напряжения и дефор- мации в обществе возникнут непременно. Конечно, необязательно, что они вызовут именно революцию, но в любом случае окажут серьезное влияние на весь ход событий, в частности могут привес- ти к милитаризации страны, как случилось в Японии. К сожалению, анализу связи промышленной революции с эво- люционной типологией государства уделяется недостаточно вни- мания. На мой взгляд, ни теории модернизации (см., например: За- рубина 1998; Побережников 2001; Black 1966), ни теории вестерни- зации (см., например: Laue 1987) полностью эту проблему не ре- шают. Поэтому я надеюсь, что предложенная мной концепция час- тично восполнит этот пробел. 237 Это, в частности, относится к сравнению социалистических государств с западноев- ропейскими Нового времени по развитию частной собственности и гражданского права. 252
Из новой производственной базы зрелого государства вытека- ют и остальные его черты. Но, прежде чем о них говорить, напом- ню определение зрелого государства. Зрелое государство - это понятие, с помощью которого обо- значается органическая форма политической организации эконо- мически развитого и культурного общества в виде системы бюро- кратических и иных специальных институтов, органов и законов, обеспечивающая внешнюю и внутреннюю политическую жизнь; это отделенная от населения организация власти, управления, обеспечения порядка, социального или иного неравенства, обла- дающая: а) суверенностью; б) верховностью, легитимностью и реальностью власти в рамках определенной территории и круга лиц; в) развитым аппаратом принуждения и контроля; г) систе- матическим изменением отношений и норм. Стоит сразу оговориться, что, естественно, мой анализ зрелого государства фрагментарен и неполон. О некоторых моментах, хотя их важность может быть очень значительной, нет возможности го- ворить сколько-нибудь подробно, поскольку их разворачивание требует специального исследования. Но краткость данного пара- графа вызвана также и тем, что многие вещи, особенно касающиеся близкой к нам современности и ближайшего будущего, достаточно основательно проанализированы в третьей книге этой монографии, в которой изложены взгляды на системное развитие общества, на взаимосвязи между его сферами и подсистемами, что позволяет увидеть причины и тенденции различных изменений в период про- мышленного и научно-информационного общества. Также отсы- лаю читателя к некоторым моим произведениям, в которых более подробно описаны некоторые стороны развития общества в по- следние два-три века (Гринин 1997-2001, 2003,2003а, 2005). Стоит еще указать на важный момент, которого, однако, я бо- лее касаться не буду. Речь идет о том, что некоторые зрелые госу- дарства в своей классической форме имели колонии. Наличие ко- лоний не является обязательной чертой зрелого государства, как необязательно раннее государство должно быть крупной империей. Но раз были и империи, и колониальные империи, можно сделать некоторые выводы. Каждая стадия государственности требует оп- ределенного экономического и культурного базиса и уровня разви- тия. Как правило, ни периферия древних империй, ни колонии но- вого времени полностью или частично не дотягивали до этого уровня. Поэтому насильственное вовлечение в более развитую по- литическую систему объективно способствовало их развитию. По 253
мере того как государственная культура проникала в эти перифе- рийные районы, могло усиливаться их стремление к самостоятель- ности. В целом это означало повышение общего уровня государст- венности, поскольку только при постоянном расширении государ- ственной и культурной ойкумены и могли начаться многие истори- ческие процессы. 2. Зрелое государство и демографическая революция Анализ зрелой фазы государственности позволил мне сделать вывод, что переход к зрелому государству так или иначе связан с совершением демографической революции. В зависимости от раз- ных причин она может произойти в разные периоды развития госу- дарства (в первом или втором этапе зрелого государства, а иногда еще в конце стадии развитого государства). Это во многом зависит уже от чисто исторических и национальных особенностей страны. Иными словами, демографическая революция иногда может пред- шествовать такому переходу к зрелому государству, как это было, скажем, в Египте во второй половине XIX в., где переход к зрелому государству задерживался зависимостью Египта от Великобрита- нии, а иногда несколько отставать от него, как случилось в России во второй половине XIX в., поскольку крепостное право сдержива- ло рост населения, что было доказано еще в XIX в. Но главное, что такая корреляция очень заметна, поэтому практически во всех странах, в которых происходила индустриализация, ситуация бы- строго, даже взрывного роста населения, а также связанные с этим негативные моменты в той или иной степени имели место (см., на- пример: Armengaud 1976; Бродель 1986; Сови 1977; Коротаев и др. 2005а; о России см.: Нефедов 2005)238. Недаром и книга Томаса Мальтуса (1993) была опубликована в 1798 г., то есть именно в пе- риод совершения промышленного переворота в Англии. Демографическая революция, которая имела место на нашей планете в 50-70-е годы XX века, носила более сложный характер, поскольку охватила страны самого разного уровня развития и была связана с прямой помощью развитых стран отсталым. Однако несо- мненно, что она также определялась индустриализацией многих стран (таких как Индия, Пакистан, Бангладеш, Китай, Мексика, стран Ла- 238 Разумеется, рост населения был меньше в странах, традиционно густо населенных, с более плодородными почвами, как Франция, население которой, например, выросло с 1801 по 1851 год только на 30 %, тогда как в остальной Европе на 40-50 %, а в Англии на 100 % (см.: Бродель 1995: 160; Armengaud 1976: 28-29). Во Франции и за весь XVTII в. население также выросло, по разным оценкам, примерно на 20-30 % (Там же; см. также: Гордон 1972: 289-290; Бессмертный 1989: 146), в то время как в Англии - гораздо больше. 254
тинской Америки и др.) или включением более отсталых стран в ми- ровое хозяйство. Многие страны (как Китай или Индия, Мексика или Бразилия) вступали в стадию зрелого государства239. Следует также добавить, что переход к высшему третьему (а в некоторых случаях и ко второму, как, например, было во Франции) этапу зрелого государства связан с сильным изменением демогра- фической ситуации, резким замедлением прироста населения, уменьшением рождаемости и смертности, ростом продолжительно- сти жизни. 3. Основные отличия зрелого государства от развитого Разумеется, об отличиях в достаточно ясном виде можно гово- рить только для среднего этапа {типичного) зрелого государства. А средний этап сильно отличается от начального. Например, если примитивное развитое государство - это обычно монархия, то большинство типичных развитых государств или уже являются де- мократическими и правовыми, или в той или иной степени движут- ся в этом направлении. Если же типичное развитое государство ос- тается авторитарным, то в нем нередко наблюдается - в зависимо- сти от политического и социального строя - движение к некоей социальной справедливости (ограничению неравенства, подчине- нию интересов социальных групп общенациональной идее и т. п.)240. В начальном этапе в зрелом государстве встречается определенная архаика, доставшаяся в наследство от прежних эпох, характери- зующая некоторую слабость государства. Возьмем, например, те же Францию XVIII в. или Россию XIX в. Во Франции по-прежнему продолжается продажа должностей и остаются внутренние тамож- ни, а в России поддержка крепостного права становится главной задачей государства. Позже эти архаизмы в результате эволюцион- ных или революционных изменений исчезают. Для лучшего понимания различий между развитыми и зрелыми государствами необходимо постоянно учитывать мощнейшие из- менения, которые происходили в экономике, торговле, транспорте, связи; а также резко ускорившийся темп развития, который застав- лял страны модернизироваться. Прямым следствием тесных кон- тактов и заимствований явилось то, что в зрелых государствах ста- 239 Население таких стран, как Китай, Индия, Пакистан, Бангладеш, Индонезия, за пе- риод с 1950 по 1987 г. увеличилось в среднем в 2 раза, население некоторых других стран, например Филиппин, Турции, Бразилии - в 2,5 раза (см.: Борисов 1989: 14-21). Прирост населения многих африканских стран, несмотря на ужасные болезни, в последнее время составляет 2,5-3 и даже 3,5 % (Давидсон 2000: 27). Но во многих из этих стран также начи- нается индустриализация. 240 Особенно наглядно это видно в тоталитарных государствах. 255
ло гораздо больше сходства в их административной структуре, праве, конституциях, чем в развитых. Разумеется, некоторые блоки схожих государственных и социальных институтов мы наблюдаем и в развитых государствах (и даже в ранних), но это сходство оста- ется на уровне регионально-цивилизационном. Так, влияние Китая обусловило заимствование его институтов в Юго-Восточной и Восточной Азии. Но в условиях более глобального мира, колониза- ции, охватившей все уголки планеты, в условиях необходимости заимствовать технологию, распространение западных образцов го- сударственности вышло далеко за пределы цивилизации. Отсюда и большая унификация государственно-правовых институтов, хотя разнообразия еще оставалось (и остается) очень много. Итак, можно выделить следующие различия между зрелым и развитым государствами и уровнем развития обществ, в которых они существуют. - Коренные различия в производственной базе, транспорте, связи, а также военной технике. Различается соответственно отно- шение государства к экономическому развитию, а также налогам. - Большая развитость и специализация институтов управления, аппарата принуждения и контроля. Это положение стоит несколько более пространно пояснить. В развитом государстве государственная машина уже, бесспор- но, система, но далеко не всегда - в отличие от зрелого государст- ва - эти органы и институты являются специализированными, имеющими четко обозначенные функции. Напротив, мы часто ви- дим многофункциональные и в то же время неопределенные по за- дачам высшие и провинциальные советы и органы (каковы были, например, диваны в Турции), а также институты наместников и других должностных лиц241. А бюрократия в истинном смысле это- го слова в основном концентрировалась только в отдельных сфе- рах, различных для разных стран (например, сборе налогов или су- дах), а в других областях жизни, особенно на уровне местного 241 Например, во Франции XVI в. (так же было в России и других странах в аналогич- ные эпохи) существовал «узкий» совет короля, состав которого был непостоянен, а функции весьма расплывчаты. То же можно сказать и о представителях старой администрации - ба- льи, сенешалы, прево, губернаторы с «их чрезвычайно неопределенной административно- судебной (бальи и сенешалы) и военно-административной компетенцией» (Сказкин 1972: 170, 171). «За пределами двора и правительства для классической монархии характерна лишь частичная, и порой слабо централизованная, система административного управления... Во Франции губернаторы провинции и их заместители пользовались на местах властными полномочиями, которые им делегировал король. Но они также до начала XVII века были по своему положению автономными или полунезависимыми сеньорами. С разрешения или без разрешения короля они формировали собственную местную клиентуру». Положение начи- нает изменяться только с введением должности интенданта, которая повсеместно появилась в XVII в., особенно при Ришелье (Ле Руа Ладюри 2004: 15). 256
управления, могла отсутствовать. Тут, как указывалось выше, ап- парат могли замещать представители определенных слоев и сосло- вий (подобно тому как в ранних государствах роль аппарата вы- полняли представители определенных родов, кланов или племен). И такая ситуация не всегда сразу меняется даже на этапе прими- тивного зрелого государства (см., например, как это было во Фран- ции еще в XVIII в.: Малов 1994: 140), а уходит уже в типичном зрелом государстве. Даже в бюрократическом Китае, уже в период, когда он вышел из состояния развитого государства, чиновничий аппарат не проникал до самых низовых структур, и поэтому функ- ции чиновников на местах в значительной мере ложились на плечи представителей ученого сословия шэньши (см., например: Никифо- ров 1977: 211-213). Сам же аппарат в Китае был относительно не- велик, например, в начале XIX в. численность гражданских чинов- ников составляла около 20 тыс. человек, а военных - 7 тыс. (Крю- ков и др. 1987: 34). - Если развитое государство организует существенно разоб- щенное и живущее автономными мирками общество, где сложи- лись народности, то зрелое связано с новой этнополитической общностью - нацией. Соответственно возникает и нового вида на- ционализм, политический национализм, как его называл Эрнст Геллнер, который при этом подчеркивал, что подобный политиче- ский национализм в доиндустриальных обществах встречается редко (Геллнер 1997: 96). - Формируются новые виды связей внутри общества и государ- ства, благодаря большим переменам в культуре населения, уровне его образования (это особенно касается развития печатной продук- ции и других средств массовой информации). Если в развитых го- сударствах широкое распространение грамотности было редким явлением, а источники информации в виде книг оставались в руках верхних слоев, то в зрелых уже в XVIII-XIX вв. это становится доступным широким массам. Отсюда меняются формы, стили и направленность управления и контактов правительства с народом. - Различается социальная база этих типов государств, что свя- зано с производственными и культурными изменениями в зрелых государствах (в частности, появляются классы промышленного общества и интеллигенция), а также с утверждением в обществе формального равенства граждан перед законом. - Изменяются критерии достоинства государства. Теперь не пышность двора, а экономическое могущество нагщи, более спра- ведливый социальный порядок, а затем и уровень жизни населения 257
становятся постепенно как бы критерием развитости государства, его прогрессивности. - Важнейшей функцией зрелого государства выступает теперь обеспечение не только социального, но и обычного правопорядка, на который в развитом государстве часто обращалось слабое вни- мание. Возрастает роль права. 4. Хронологический комментарий Как уже сказано, без складывания индустриальной экономики развитие зрелого государства невозможно. Но вступление в этап примитивного зрелого государства в некоторых странах Европы и в России происходило на торгово-промышленной мануфактурной основе242. В это время промышленность, торговля, товарное произ- водство, буржуазные отношения достигли высокого уровня и ог- ромного размаха. И это существенно меняет социальную структуру (в частности, в той или иной степени происходит «обуржуазива- ние» дворянства, расслоение крестьянства, рост городских сосло- вий, кризис цеховой системы и т. п.), а также вынуждает государ- ство так или иначе реагировать на рост новых секторов экономики. В какой-то мере (хотя и не жестко) этот рубеж в Европе мог быть связан с формированием режима так называемого просве- щенного абсолютизма, который во второй половине XVIII в. уста- навливается во многих европейских странах (см.: Рогинский 1994). Это эпоха крупных перемен, в частности окончания так называе- мой военной революции, а значит, перестройки армии, налоговой системы и системы государственного кредита, развития колоний и т. п. Поэтому она связана с попытками (хотя и далеко не всегда удачными) государей провести некоторые реформы управления, судопроизводства, уменьшить феодальный произвол, несколько уравнять подданных перед законом, развить просвещение, само- управление, промышленность и смягчить нравы. Однако коренные изменения в государственном устройстве этих стран произошли уже существенно позже под влиянием либо глубоких социальных кризисов и революций, либо начавшегося промышленного перево- рота и необходимости вновь модернизировать армию. Францию можно относить к зрелым государствам с конца XVII в. (период царствования Людовика XIV). Один только факт покажет 242 Но говорить о вступлении в эту стадию здесь можно только с учетом последующей ретроспективы, поскольку переход ко второму этапу (типичного) зрелого государства без машинной индустрии невозможен. Но, с другой стороны, кажется, что и осуществление промышленной революции без наличия хотя бы примитивного зрелого государства невоз- можно (эта мысль была подсказана мне А. В. Коротаевым). 258
объем изменений в управлении страной, произошедший к этому времени. К началу XVI в. во Франции насчитывалось около 8 тыс. чиновников, к середине XVII в. их численность возросла до 46 тыс., то есть каждый четырехсотый житель являлся чиновником (Копо- сов 1993: 180). Это был расцвет абсолютизма, укрепление власти короля, ограничение всяких форм легальной оппозиции ему (пар- ламентов, уничтожение автономии гугенотов, репрессии против янсенистов, борьба со своеволием дворян), укрепление королевско- го суда, реформы в армии и флоте. На это время приходятся из- вестные реформы Кольбера, связанные с развитием государствен- ной промышленности, путей сообщения, поощрением торговли (см.: Гордон, Поршнев 1972: 261-269; Rayner 1964: 42-44; Малов 1994: 142-150; 2000). Были приняты носившие общегосударствен- ный характер ордонансы по уголовному, гражданскому и другим отраслям права, а в целом законодательство было частично систе- матизировано (Графский 2001: 298; Адо 1986а: 102-103). Англия вступает в стадию зрелого государства в первые деся- тилетия XVIII в., то есть через некоторое время после «Славной» революции 1688 г., когда начала оформляться новая система госу- дарственного управления, включающая: ослабление и ограничение власти короля, оформление конституции («Билль о правах», «Акт о престолонаследовании» и др.), практику назначения однопартийно- го правительства, все меньше зависящего от короля; двухпартий- ную систему (Татаринова 1958; Кертман 1968: 131-135; Графский 2001: 416-420). Последняя начинает складываться уже в конце XVII в. (см.: Татаринова 1958: 236-237). Впоследствии она стала моделью для многих стран. Разумеется, тори и виги еще не были партиями в современном смысле слова, как и вся система выборов была еще крайне несовершенной. Фактически существовали лишь две группы лидеров, опиравшихся на поддержку тех или иных со- циальных элементов. Хотя лидерами обеих партий были предста- вители земельной аристократии, но к этому времени - что весьма показательно для характеристики изменения типа государства - земельная аристократия перестала быть однородной как по проис- хождению, так и по методам получения доходов. С конца этого же века в Англии появились однопартийные министерства, попере- менно находившиеся у власти в зависимости от того, какая партия имела большинство в парламенте. В течение XVIII в. эта система утвердилась. Правда, тори пока бывали у власти редко, поскольку 1689-1714 гг. были периодом преобладающего, а 1714-1760 г. - периодом безраздельного господства вигов (Татаринова 1958: 238). 259
Пруссию можно считать развитым государством с конца XVQI в. В своем «Политическом завещании» Фридрих II подчеркивал, что правительство должно придерживаться такой политической систе- мы, при которой все мероприятия должны быть заранее продума- ны, а финансы, политика и военное дело стремились бы к одной и той же цели - укреплению государства и увеличению его могуще- ства (Зутис 1951: 295). Пруссия стала одной из первых стран, кото- рая ввела обязательное начальное образование. Уже к началу XIX в. «в военной, а также гражданской бюрократической администра- ции она создала эталоны для всей Европы» (Парсонс 1997: 100). Недаром Гегель считал ее образцом государственного порядка243. Россия вступает в эту стадию с начала XIX в. К этому времени система управления и передачи власти уже достигла определенной зрелости244. Это доказывается и тем, что приход Александра к вла- сти в результате убийства Павла I был последним дворцовым пере- воротом в России. В период царствования Александра I, особенно до 1812 года, при участии Сперанского проводятся важные рефор- мы государственного управления и образования, начинается сис- тематизация права (см., например: Платонов 1994, ч. 2: 235-248). За первую половину XIX в. число ранговых чиновников выросло в четыре раза (Нефедов 2005: 226). Японию можно относить к стадии зрелого государства с по- следней трети XIX в. (после «реформ Мэйдзи»). Перемены в стране и в управлении государством были огромными. Была восстановле- на власть императора и ликвидирован институт сёгунства; упразд- нены автономные княжества и созданы префектуры, создан парла- мент и принята Конституция 1889 г.; проведены аграрная, налого- вая и иные реформы; введено всеобщее начальное образование; созданы современные промышленность, транспорт, связь, почта, 243 Одной из важных составляющих движения Пруссии сначала к примитивному зрело- му государству был рост немецкого национализма, формирование немецкой нации. Эти моменты, важные для любого зрелого государства, для германского были важнейшими, посколь^су без достаточно прочного объединения десятков мелких государств, без их спайки в единую нацию развитие государственности неизбежно задерживалось. Этот процесс занял столетие. В 1771 г. немецкая нация существовала лишь в головах образованных людей (Пат- рушев 2003: 63), а в 1871 г. ее создание становилось реальностью в рамках возникшей мощ- ной Германской империи. 2 В частности, при Павле I был принят очень важный документ — акт о престолонасле- довании (1797 г.), заменивший закон Петра I (который разрешал произвольно назначать наследника, что было иной раз правовым основанием для дворцовых переворотов XVIII в.) и установивший неизменный порядок перехода престола по прямой нисходящей линии. Важными были и другие акты, касающиеся царской семьи и ее собственности, что как бы законодательно вводило императорский дом в систему институтов государственной власти (см.: Платонов 1994, ч. 2: 230; Каменский 2001: 500-501). 260
армия и флот с всеобщей воинской повинностью (Кузнецов и др. 1988: 174-186; Топеха 1958: 181-312; Кордье 1939: 330-332; Нор- ман 1961). США становятся зрелым государством где-то в первой полови- не XIX в., когда там складывается двухпартийная система и укреп- ляется государственность. Эпоху, которая называется «джексонов- ской демократией» по имени президента Эндрю Джексона (1829— 1837)245, можно связать с такой трансформацией, в результате ко- торой демократическая система приобрела более прочную основу и новые институты (Харц 1993: 89-109). В этот период был отменен имущественный ценз на выборах, в результате чего избирательное право среди мужчин стало, действительно, всеобщим и число из- бирателей, по некоторым данным, увеличилось вчетверо. Кандида- ты в президенты начали выдвигаться партийными съездами, а не фракциями конгресса (Козенко, Севостьянов 1994: 63; Дементьев 1986: 350). Эту реформу иногда называют «джексоновской рево- люцией» (Харц 1993: 90). Возникла так называемая система spoils system, то есть распределения должностей среди активистов побе- дившей партии, в результате чего монополия на правительственные должности высшего класса (имевшего соответствующее образова- ние и навыки) оказалась уничтоженной и была проведена большая ротация правительственных служащих (DiBacco et al. 1992: 27; Болховитинов 19836: 313). Были проведены и другие важные демо- кратические реформы, включая массовое развитие бесплатных об- щественных школ. Данные о хронологии вступления в стадию зрелого государства других государств см. в табл. 2 в Приложении. 5. Аналоги зрелого государства Среди немногих аналогов зрелого государства самым ярким примером является Китай246. Это государство даже в средние века и тем более в Новое время представляло своего рода исключение среди других государств и обществ. Наиболее важные моменты, 245 Джексон возглавлял новую демократическую партию, которая сменила у власти рес- публиканцев, и был первым президентом не из плеяды Вашингтона (Графский 2001: 448). 246 Своеобразным (транзитным) аналогом зрелого государства можно считать также Гер- манский союз (1815-1866), включавший в себя большинство немецких государств, который вкупе с Германским таможенным союзом из 26 государств, возникшим в 20-30-е годы XIX в., создал некое рыхлое единство в лоскутной Германии. Хотя фактически эти объединения были конкурентами, но многие государства полностью или частично входили в оба союза. На каком- то этапе своего развития (примерно с конца ХГХ в.) такими же переходными аналогами, веро- ятно, можно считать белые доминионы Великобритании - Канаду и Австралию. 261
подчеркивающие его исключительность, можно, на мой взгляд, свести к следующему: 1. Способность к организации в течение длительного времени огромного даже по сегодняшним меркам населения. По некоторым оценочным данным, население Китая в 1750 г. составляло 260 млн, в 1760 г. - 268 млн, в 1810 г. - 385 млн, в 1830 г. - 409 млн, в 1840 г. - 412 млн человек (Илюшечкин 19866: 207). Другие авторы приводят несколько иные, но в целом сходные цифры (см.: Дикарев 1991: 71-72; Крюков и др. 1987: 63; Хохлов 1972: 30). За один только XVIII в. население Китая увеличилось в три раза [округленно со 100 до 300 млн. (Крюков и др. 1987: 61-63; см. также: Коротаев и др. 2005а: 198)]. Выше я отмечал почти обязательную связь пере- хода к зрелому государству и демографической революции. В этом плане Китай в XVIII в. демонстрирует исключительно высокие темпы совершения демографической революции во всей всемир- ной истории. И косвенно это подтверждает мой тезис о том, что он уже был аналогом зрелого государства, то есть однозначно перерос стадию развитого государства, хотя и правильным зрелым еще не мог стать (из-за отсутствия индустриального развития). 2. Высокая производительность труда и временами близкая к современной модель темпов экономического развития (см.: Мель- янцев 1996: 57). Высокоинтенсивное и высокопродуктивное сель- ское хозяйство (Бродель 1986: 164 и др.; Дикарев 1991; Мугрузин 1986; 1991)247. Согласно некоторым подсчетам, даже по доходам на душу населения Китай долго не только не отставал, но даже опе- режал Европу. Например, по отдельным оценкам, в 1800 г. ВВП на душу населения в Китае был 210 долларов, а в развитых странах Европы только 200 долларов (см.: Петров 1989: 75). 3. При этом внутри государства по меркам того времени была достигнута очень высокая техника управления, государство создало условия для внутреннего порядка, в то же время сам бюрократиче- ский и военный аппарат в последние века, как я уже указывал, был сравнительно небольшим. В Китае также традиционно уделяли зна- чительное внимание законодательству, хотя право традиционно со 247 Тут кстати отметить, что в Китае в это время стали выращивать ввезенные европей- цами культуры из других частей света, в частности кукурузу, батат и арахис, что весьма способствовало повышению интенсивности сельского хозяйства (см., например: Дикарев 1991: 70). В империи Цин также неуклонно росли частные промышленные производства (но на ручном труде), применение наемного труда, товарность хозяйства, внутренняя и отчасти внешняя торговля (Хохлов 1991). Но по этим показателям Китай от Европы отставал, конеч- но, заметно. 262
времен легизма, возникшего в IV в. до н. э., носило, прежде всего, карательный характер (см., например: Графский 2001: 348-349)248. 4. Система выдвижения на посты и сама идеология государст- венного управления резко отличалась от других стран, равно как и система подготовки кадров. Отбор и квалификация подданных, способных выполнить миссию чиновника, всегда были главной проблемой политической теории и практики Китая. В идеологиче- ском отношении экзамены на ученое звание стали краеугольным камнем конфуцианской традиции в Китайской империи (Крюков и др. 1987:32-34). 5. Также отличалась и государственная идеология, которая была скорее национально-гражданской, чем религиозной. Тысячи ученых трудились в императорском книгохранилище над составлением грандиозных литературных компиляций (Крюков и др. 1987: 31). Показательно, что официальная идеология ставила во главу угла крестьянина, подчеркивая благородство его занятий, делая вид, что в стране все озабочены его благополучием (Симоновская 1974: 172). В области внешней политики сложилась китаецентрическая идеология, суть которой заключалась в том, что Китай (Срединная империя) считался явлением, не имеющим ничего равного в мире. Весь мировой порядок, следовательно, построен на этом централь- ном положении и превосходстве над остальными державами Китая во главе с императором, Сыном Неба, обладавшим «мандатом Не- ба». В результате все остальные правители рассматривались не бо- лее чем данники Сына Неба (а их народы - варвары), равноправные отношения с которыми невозможны (Непомнин 1986: 416-418; 2005: 109). При Цинах была не просто усилена, но доведена до высокого уровня система идеологической обработки населения (почти пого- ловно неграмотного). Для этого использовались так называемые беседчики, назначаемые из числа лояльных жителей почтенного возраста (сянъюэ), которые обязаны были в определенные числа каждого месяца на своей территории проводить своего рода «по- литинформации», то есть разъяснять правительственные указы, правила морального поведения, а также вести записи хороших и плохих поступков жителей [(это была также и система официаль- ных доносчиков) Симоновская 1974: 172]. Кстати, и система кон- 248 В Китае не раз предпринимались большие работы по кодификации права. Первым крупным сводом стал свод законов, созданный в период Танской империи (VII в.). Затем бьш создан кодекс законов династии Сун. Кодификации китайского права проводились также при династиях Мин и Цин (Графский 2001: 345-359; Черниловский 1973: 221; Хохлов 1972: 33). 263
троля над населением, особенно над городским, была при Цинах более строгой и тщательно разработанной, чем в любой период средневековья (Симоновская 1974: 171). 6. В Китае были введены в практику некоторые социальные яв- ления, нехарактерные для развитых государств, например помощь во время голода и планомерная подготовка к ситуациям, когда та- кая помощь может потребоваться (Коротаев и др. 2005а: 105-107; Skinner 1985: 283). Также в XVIII в., особенно при императоре Канси, были сделаны важные налоговые послабления на длитель- ный период (Дикарев 1991: 67-69; Непомнин 2005: 106-107). В XIX в., однако, налоги и незаконные поборы сильно возросли (см., например: Илюшечкин 1967: 19-21), что было одной из причин нарастания внутреннего кризиса. Хотя глубинной - и неустрани- мой без индустриализации - причиной кризиса было гигантское перенаселение страны. Все эти черты - тем более в своей совокупности - характерны для зрелого, а не развитого государства. Но поскольку в Китае эко- номическая база была неиндустриальной, относить его безогово- рочно к зрелым государствам нельзя. Поэтому есть смысл Китай 249 гп считать аналогом зрелого государства . Такой переход состоялся в конце XVII в. в период очень долгого правления императора Кан- си (1661-1722). Императоры цинской династии Канси, его преем- ник Юнчжэн (1722-1735) и наследник последнего Цяньлун (1736— 1795) привели монархию к зениту могущества (Крюков и др. 1987: 30-31; Непомнин 2005). Но дальнейшее его развитие к середине XIX в. уже не могло идти в прежнем направлении, что и вырази- лось в исключительно глубоком и системном кризисе, усиленном жестоким столкновением с более развитыми в военно-техническом плане державами. Только во второй половине XIX в., когда изоляция Китая окон- чилась и начались попытки проведения так называемой политики «самоусиления» (примерно 1860-1894 гг.), можно говорить о дви- жении Китая в сторону создания там зрелого государства классиче- 249 Причем некоторые черты состояния аналога зрелого государства в Китае проявля- ются уже в более ранний период к династии Сун, когда с XI в. начался резкий подъем чис- ленности населения, в результате чего осуществился переход того порога населения 50-60 млн. человек, на котором спотыкались предыдущие династии (Нефедов 2003). К началу XII столетия численность достигла 100 млн (Крюков и др. 1987: 62), то есть практически утрои- лась за сто лет (см.: Коротаев и др. 2005а: 186). В Китае в это время наблюдаются темпы подушевого экономического роста, характерные для Голландии и Англии XVI-XVIII вв. (см.: Мельянцев 1996: 57 и др.). Характерно и то, что именно в эпоху Сун число образован- ных людей увеличивается в несколько раз, что, по мысли некоторых ученых, фактически означало выдвижение вперед нового социального слоя (Мартынов 19826: 207). 264
ского типа250. В этот период на основе возникшей доктрины усвое- ния «заморских дел», то есть овладения военно-техническими до- стижениями западных держав, правительство начинает делать шаги (хотя и не особенно удачные) в сторону индустриализации страны, создания современных вооруженных сил и системы образования (см., например: Илюшечкин, Ипатова 1972: 201-221 \ Тихвинский 1974: 211-212). Но эти перемены шли очень трудно и встречали сильную оппозицию в высших слоях общества. Далее, как извест- но, Китай все сильнее попадал в зависимость от иностранных дер- жав, а кризис государственной системы усиливался, пока револю- ция 1911 года не привела страну к хаосу, гражданской войне и фак- тической раздробленности (Непомнин, Меньшиков 1986; Гренвилл 1999: 86-92). Поэтому, собственно, только после победы коммунистов в 1949 г. и индустриализации 1950-60-х годов можно говорить о формирова- нии зрелого государства в Китае. Но именно потому, что в этой стране фактически уже многое из атрибутов зрелого государства существовало, а в обществе имелись необходимые традиции и идеи, в конце XX в. Китай продемонстрировал очень быстрые темпы как экономического, так и политического развития, а также впечат- ляющую эффективность политики контроля за рождаемостью. § 2. ЗРЕЛОЕ ГОСУДАРСТВО: ОСНОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ 1. Краткий комментарий Теперь я могу кратко сформулировать некоторые черты зрелых государств (на среднем этапе этой стадии) и обществ, в которых они могут существовать: -это уже индустриальное или индустриализирующееся госу- дарство, в котором складывается единый хозяйственный организм, связанный удобными коммуникациями. При этом забота о его функционировании (транспорте, связи, внешних рынках) и разви- тии постепенно становится все более насущной задачей государст- ва. Важную роль играют также военные потребности. Военная мо- дернизация Японии является здесь ярчайшим примером (см., в ча- стности: Норман 1961: 77-78; 89-91); 250 Но многое было еще очень архаичным. Например, только в 1861 г. было создано ве- домство, занимающееся иностранными делами. Но оно лишь отдаленно напоминало мини- стерство иностранных дел. В частности, главные чиновники в нем работали по совмести- тельству и были, как правило, некомпетентны, что сильно затрудняло их переговоры с ино- странными державами (Гудошников 1999: 176). 265
- это государство с достаточно высоким уровнем организации управления, развитой системой законов или государственных рег- ламентации (как это было в социалистических странах); - зрелое государство опирается на нацию (нации), поэтому мо- жет иметь место лишь в обществе с общей национальной культу- рой. Государство озабочено влиянием на эту культуру, включая контроль за языком, религией, образованием и т. п.; -в государственной идеологии всегда присутствует национа- лизм (или иная идеология превосходства жителей данного государ- ства, например их особой прогрессивности, революционности, ре- лигиозности, демократичности, историчности и т. п.); -это государство классово-корпоративное, в котором посте- пенно главную роль начинают играть промышленные классы (роль сословий уменьшается и постепенно сходит на нет, а роль отноше- ний собственности или места в государственной системе/партии растет). Но по мере социальных революций и конфликтов, роста роли государства в социальной помощи населению, а также форми- рования так называемого среднего класса, на своем последнем этапе зрелое государство трансформируется в социальное государство; - зрелое государство опирается на новые виды внутриобщест- венных связей: • материальные связи - единый хозяйственный организм и единый рынок; • культурные связи - единый культурно-информационный организм; • национальные связи - осознание национального единства и появление новых символов этого единства: нация, интересы нации, высшие интересы; • сплочение на базе идеологии: культ закона, Конституции и нации (либо культ партии, идеи, вождя); • сплочение на базе участия в общенациональных организа- циях и корпорациях (профсоюзы, партии, движения) и участия в выборах власти. Проанализируем некоторые из этих черт более подробно. 2. Экономические и административные характеристики 2.1. Новое качество управления государством В зрелом государстве все три главные характеристики государ- ства (государственный аппарат, налоги и территориальное устрой- ство) сильно изменяются. Это связано со многими причинами (прежде всего экономическими переменами), но особенно стоит 266
подчеркнуть, что государство все сильнее опирается в управлении не на сословия, слои и аристократию, а на профессиональный ап- парат чиновников, среди которых растет управленческая специали- зация, и в то же время они консолидируются в некую страту управ- ленцев, главная задача (и главная профессиональная характеристи- ка) которых именно управлять (см., в частности, характеристики такого слоя: Weber 1947: 333-334), выражать принципы админист- ративной техники и организации (Мизес 1993: 41). В связи с такой профессионализацией, а равно в связи с ростом единства государ- ства и общества на базе экономических перемен возникает стрем- ление к рационализации всей системы управления, включая пере- стройку налоговой и правовой системы, территориального устрой- ства и прочего. Рационализация также предполагает ту или иную степень перенимания опыта других государств. Причем тут хотел бы высказать и свое наблюдение за бюрократией. Подобно дворя- нам или другим высшим слоям, при определенной степени зрело- сти бюрократия начинает воспринимать зарубежную бюрократию как своего рода коллег, равных, достойных уважения, сравнения с собой и подражания. А это, естественно, создает идеологию сопер- ничества и заимствования тех или иных вещей, а также указания высшей власти на то, что хорошего, по мнению чиновников, есть в других странах. Конечно, история зрелых государств пестрит фактами плохого и неумелого управления государством, коррупции и злоупотребле- ния властью, возникновения политических и социальных кризисов, доведения общества до истощения и т. п. И все же, сравнивая управление в развитых и зрелых государствах, можно увидеть, что в целом число кадровых управленцев растет, качество управления повышается, забота о квалификации управленцев увеличивается, растет их профессионализм и, что я особо хочу отметить, создается система подготовки кадров. Не случайно Наполеон при основании императорского университета высказал мысль, что «университет должен быть, прежде всего, орудием правительства» (Шенон 1938: 263). В некоторых странах стали вводить экзамены в качестве кри- терия для определения пригодности кандидатов на пост в государ- ственной службе. Например, в России это было сделано еще в на- чале XIX в., в Англии — в 70-е годы XIX в. (см.: Графский 2001: 429). Там, где не было строгой профессиональной регламентации для занятия должностей, например в США (поскольку там сущест- вовала указанная выше система смены должностных лиц в связи с выборами), фактически в законодательных и исполнительных орга- 267
нах власти большую роль играли юристы. Но и в Америке в 1883 г. была проведена реформа гражданской службы (Графский 2001: 451^52). Везде наблюдается невиданный рост образования. Во многих странах вводится обязательное начальное образование251, а система среднего и высшего образования дает возможность гото- вить кадры управленцев. Например, в России с начала XIX в. про- исходит систематическое открытие университетов, технических вузов, гимназий и других учебных заведений, которые являлись поставщиками кадров для государства. Кроме того, в России было создано министерство народного просвещения, что было новым даже для таких стран, как Франция, где подобных учреждений еще не было (Рамбо 1938: 140). Таким образом, зрелое государство - обязательно государство с той или иной степенью бюрократии, достаточно четкой системой ротации кадров и передачи верховной власти. Чиновничество здесь в целом выступает в своем классическом виде, характеристику ко- торому так четко дал Макс Вебер252. Абсолютное большинство должностей занимается согласно принципу интересов государства, а не по иным критериям (родовитость, покупка, родство и т. п.). Почти во всех странах происходит также реформирование террито- риального устройства, включая устранение внутренних таможен, ликвидацию остатков феодальной автономии. Многое в территори- альном устройстве также меняется в связи с индустриализацией, массовыми внутренними миграциями и урбанизацией. Во Франции современная система территориального устройства начала скла- дываться с Великой революции конца XVIII в. (Матьез 1995: 117— 118). В Америке, Австралии, Новой Зеландии она изначально при- няла современные формы. В России в XIX и XX вв. несколько раз проводились административные реформы. 251 Например, в Пруссии обязательное начальное образование было введено в 1763 г. В Австрийской империи этот процесс начался с 1774 г. Во Франции к 1785 г. было почти 50 % грамотных среди мужчин (Патрушев 1986: 130, 137: Адо 1986а: 112). В Японии в 1872 г. был принят закон об обязательном (хотя и платном) начальном образовании, а в 1907 г. срок обязательного обучения был увеличен до 6 лет (Гришелева 1958: 509). Перед Первой миро- вой войной в Западной, Центральной и Северной Европе 95 % взрослого населения умели читать и более 80 % читать и писать (Фишер 1999: 108). К концу ХЕХ в. в Германии было закреплено обязательное 8-летнее, во Франции - 7-летнее, в Англии - 6-летнее образование (Григорьева 2001а: 23). 25 Вебер выделяет десять признаков такого чиновничества: бюрократы-служащие лично свободны и подчиняются власти только в непосредственной связи с их должностными обязан- ностями; они организованы в четко оформленную иерархию должностей; для каждой должно- сти имеется четко обозначенная сфера компетенции; должность занимается на основе свобод- ного контракта и свободного отбора; кандидаты на должность назначаются, а не избираются; чиновники получают определенное жалованье деньгами; служба рассматривается как основное занятие чиновника; служба составляет карьеру; чиновник подчиняется строгой и систематиче- ской дисциплине при исполнении служебных обязанностей (Weber 1947: 333-334). 268
Произошли существенные изменения также в налогообложении и системе налогов. Только в XVH в. в Европе появились первые идеологии налогообложения, прежде всего у английских мыслите- лей, среди которых можно упомянуть Френсиса Бэкона (1972 [1625]) и Уильяма Петти (1993 [1662]). Но государства этого време- ни практически еще не имели теории налогов (Черника 1995: 12). В XVIII в. теории налогообложения стали гораздо более разработан- ными. Вопрос о налогах всегда был важнейшим для общества но развитые государства еще действовали в основном с чисто фискаль- ных позиций. Они либо недостаточно понимали взаимосвязь налого- вой политики и благополучия общества, либо из-за сиюминутных или корыстных интересов игнорировали возможности развития эко- номики с помощью рациональной налоговой системы (см., напри- мер: Смит 1935, т. 2: 341-343). В XIX и XX вв. в связи с более при- стальным вниманием правительства к экономическому развитию и в результате длительных общественных схваток (подобных тем, что были в Англии и США по вопросу об импортных пошлинах в XIX в.) отношение к налогам постепенно изменилось. Они стали не только средством пополнения казны, но и главным инструментом промыш- ленно-торговой политики, способом регулирования и поощрения национальной экономики. Это было одной из главных причин того, что в последние десятилетия XIX - начале XX в. начался поворот от свободной торговли, за которую так долго боролись, к протек- ционизму, который должен был защитить собственную промыш- ленность от конкуренции (см.: Григорьева 20016: 160). 2.2. Изменения государственного устройства и взаимоотно- шений между государством и обществом Наиболее важные изменения в государственном устройстве обычно были связаны с демократизацией, установлением консти- туционного порядка, легитимизацией порядка смены власти, вве- дением самой верховной власти в какие-то законные рамки253. Принимаются конституции и конституционные акты, наиболее яр- кими примерами которых сначала являются законы Англии («Билль о правах», закон о религиозной терпимости, «Акт о престолонасле- дии и статут об устройстве королевства» [Кертман 1968; Бадак и др. 1996в: 177; 1996г: 219; Лабутина, Кеткова 1994: 136- 138] и различные декларации французских и американских революцио- 253 В тоталитарных государствах направленность изменений была, конечно, иной. Тем не менее и здесь речь шла о придании легитимности власти нового типа, связанной с обос- нованием высших национальных или народных (революционных) ценностей, как они пони- маются силами, пришедшими к власти. 269
неров XVIII в. Затем появляются все более многочисленные кон- ституционные документы в самых разных странах (см., например: Жидков, Крашенинникова 1999; Черниловский 1973: 362). Зрелое государство - это государство, в котором жизнь не только не мыслится вне государства, но и сама государственность становится как бы отделенной от конкретных людей. Если в мо- нархиях в начальный период зрелого государства монарх, подобно Людовику XIV, еще мог заявить: «Государство - это Я!» (и то в XVII, а не в начале XX в.), то в конституционных режимах это уже было просто невозможно254. Также возникает определенная авто- номия аппарата и армии, которые все более выступают как некий абстрактный механизм исполнения государственной воли255. Этому сильно способствует и создание системы разделения властей на законодательную, судебную и исполнительную, а местные власти составляют уже достаточно стройную систему. Другим важнейшим моментом является возрастание роли пра- ва, особенно гражданского, что было связано с мощным расшире- нием субъектов этого права в результате снятия многих запретов на занятия и торговлю, общего хозяйственного и промышленного подъема, перехода к юридическому равенству в правах. Во многих странах идет кодификация права, реформы судопроизводства, раз- вивается система подготовки юристов256. В результате системы права и судопроизводства достигают в зрелых государствах в це- лом не сравнимого с предшествующими эпохами развития и со- вершенства. И не случайно возникают очень важные перемены в общественной идеологии и психологии: формируется убеждение, что вся жизнь в государстве должна протекать в соответствии с формальным законом. И уже верность ему, а не монарху, начинает рассматриваться как высшая гражданская доблесть (см., например: Берман 1994: 46-47). Даже в монархических, тоталитарных и со- 254 Но стоит заметить, что данная фраза была сказана по особому случаю, когда в пар- ламенте уничтожались записи о событиях Фронды. Кроме того, Людовик XIV, по крайней мере официально, высказывал существенно иные идеи, утверждая, что благо государства является первым долгом короля, который имеет обязанности перед подданными (Лысяков 2002: 199). И это показательно в смысле постепенного изменения характера государства во Франции, начиная с правления Людовика XIV. 255Даже в тоталитарных странах строгая идеология, «народная» правящая партия и дру- гие институты формально существовали для блага народа и общества, что существенно сокращало личные возможности чиновников. 256 Возможно, наиболее известным примером являются кодексы Наполеона во Франции (Тарле 1992: 145—147; Шенон 1938). Другим классическим примером выступает немецкое гражданское законодательство. Уже в XVIII в. создается Прусское земское уложение 1794 г., некоторые идеи которого были использованы при составлении Германского гражданского уложения (Графский 2001: 336-338). 270
циалистических странах внутренняя жизнь должна была, по край- ней мере декларативно, строиться на соблюдении законов или высшей общественной справедливости. Все это создает основу для формирования гражданского обще- ства. Возникает большая ответственность правительства перед на- цией и появляется довольно редкая в истории возможность легально критиковать правительство (Арон 1993а: 62). Такая возможность резко повышает роль средств массовой информации и идеологов (ученых, писателей, публицистов), которые теперь присваивают себе право влиять на правительство, власть и население, опреде- лять, что есть общественное благо или зло, каково общественное мнение, фактически превращаться в четвертую и очень реальную власть. О быстро растущей роли газет говорит уже такой факт: в США с 1870 по 1900 г. общий тираж газет возрос более чем в 5 раз (Григорьева 2001 а: 31 ). Переход к демократической системе означал изменение источ- ника власти, которым становился теперь не монарх (и аристокра- тия), а избиратели. Отсюда проистекает и ожесточенность борьбы за расширение избирательного права в некоторых странах, напри- мер в Англии, этапы политической истории которой в ХЕХ в. четко совпадают с парламентскими реформами. Демократия и различные свободы изменяют не только политический режим, но и весь поли- тический ландшафт. Дело в том, что, помимо тех, кто непосредст- венно находился у власти, появляются также многочисленные по- литики, общественные, корпоративные деятели и функционеры по- литических партий, профсоюзов, различных движений, которые ста- ли очень важным фактором жизни. Я бы, пожалуй, рискнул назвать их «приводными ремнями» от общества к власти и наоборот, по- скольку они создают ту систему взаимодействия, благодаря которой демократия все успешнее учится развиваться без слома системы257. И подобно тому как в развитых государствах сословия и слои час- тично заменяли государственный аппарат, так и в зрелом государ- стве эти функционеры негосударственных (небюджетных, по край- ней мере) организаций существенно заменяли часть государствен- ного аппарата. Вообще, к слову заметить, наиболее удачным вари- антом государства любого эволюционного типа, на мой взгляд, бу- дет такое, в котором есть правильная пропорция между числом чи- новников и аппаратчиков и числом тех негосударственных групп и людей, которые, однако, полностью или частично выполняют госу- 257 Именно отсутствие таких механизмов мягкого изменения общества в тоталитарных режимах делало их слишком жесткими, не позволяя им эволюционировать. 271
дарственные функции. Перекос в сторону того, чтобы все контро- лировали чиновники, ведет к разбуханию государства и порабоще- нию им общества/Минимизация функций государственного аппа- рата и перекладывание всего на негосударственные плечи может вести к недостаточной дееспособности государства. Рассмотрение эволюции и типологии государств с такой позиции соотношения государственных и негосударственных функционеров, насколько мне известно, не делалось, но оно представляет большой интерес. Постепенно осознание, что источник власти в государстве - на- род, а цель деятельности государства - благо народа и нации, стало не просто строчками в разных конституциях, но и общепризнанной идеей. А по мере того как в XX в. классовое государство станови- лось государством социальным (см. об этом процессе дальше), в общественном сознании происходят перемены в сторону пересмот- ра взаимоотношений государства и населения. Теперь уже не столько народ был обязан государству, сколько, наоборот, государ- ство должно все больше и больше делать для населения. Этому не- мало способствовали и такие факторы, как соревнование между социалистическими и капиталистическими странами, введение все- общего избирательного права и борьба за избирателя. Список того, что должно делать государство для жителей и граждан, постоянно рос. Он стал включать социальную помощь, обеспечение порядка во всех сферах, безопасность, защиту собственности, социальные вопросы, здравоохранение, даже проблемы развития спорта и т. п. В результате в некоторых случаях (в тоталитарных странах осо- бенно) наблюдается переоценка возможностей государства, по- скольку на него возлагается ответственность за все. 2.3. Изменение отношения государства к состоянию эконо- мики, транспорта и связи Все зрелые государства в той или иной мере демонстрируют на- личие идеи покровительства собственной промышленности и тор- говли, особенно на международной арене. Но, разумеется, конкрет- ная политика сильно различалась в разных странах (Supple 1976: 306 и др.). Для последних периодов стадии развитого государства в Ев- ропе и начала эпохи зрелого государства (XVH-XVIII вв.) была ха- рактерна политика меркантилизма, то есть поощрения собственно- го производства в целях увеличения экспорта и ограничения им- порта. Она явилась ответом на развитие торгового капитализма (Блауг 1994: 9-10). Позже меркантилизм сменяется политикой про- текционизма, который ставил во главу угла не столько баланс при- 272
тока и оттока из страны драгоценных металлов, сколько стремился обеспечить наилучшие условия для развития тех или иных отрас- лей экономики. Эта политика уже отвечала начальному развитию промышленно-торгового капитализма. Протекционизм в целом был характерен для политики зрелых государств в первой половине XIX в. В середине этого столетия ему на смену приходит новая идеология: свободной торговли (фритре- дерство) и невмешательства государства в дела бизнеса (laissez- faire). Это объяснялось тем, что в результате завершения промыш- ленной революции Англия временно стала опережать в индустри- альном производстве все остальные страны. Она была заинтересо- вана в том, чтобы открыть для своей промышленности, у которой не было конкурентов, рынки других стран. Однако далеко не все госу- дарства поддержали идею свободной торговли. Дело в том, что бы- стрый промышленный рост в разных странах во второй половине XIX в. требовал защитить национальную промышленность от более сильных конкурентов. Поэтому в последние десятилетия XIX в. во многих странах (включая и саму Англию) усилилось стремление отгородить свою промышленность и экономику в целом загради- тельными тарифами (что особенно проявилось в связи с экономиче- скими кризисами и трудностями 70-80-х годов XIX столетия). В зрелых государствах повсеместно происходят огромные из- менения в транспорте и дорожном строительстве. Еще до изобре- тения паровоза и парохода этому придавалось большое значение. Например, во Франции Кольбер развивал пути сообщения (Гордон, Поршнев 1972: 265), в первой трети XIX в. активно строились реч- ные каналы и шоссейные дороги (Шаповал 2002: 156); в Англии в течение второй половины XVIII в. по всей стране была создана сеть каналов для доставки грузов (Hill 1981: 46). По информации рус- ского посла Семена Воронцова, за вторую половину XVTII в. сухо- путные перевозки в Англии выросли минимум впятеро (см.: Бродель 1986, т. 2: 345-346). Активно развивалась связь. В конце XVIII в. во Франции появился механический сигнальный телеграф Шарпа, который так и не был превзойден до появления электрического. Однако он мог работать только днем. С появлением электрического телеграфа и системы передачи сигналов Морзе, а затем телефона мир стал другим. Очень важно отметить, что во многих случаях правительство проявляло в отношении строительства коммуникаций очень боль- шую заботу: помогало частным капиталам, нередко непосредст- венно строило железные дороги и телеграф, обязательно контроли- 273
ровало их работу (например, в России, Японии, Германии, Италии [Топеха 1958: 239-240; Витте 1960, 1; Яцунский 1965: 189-193; Sup- ple 1976: 329-330; Мещерякова 2001: 88]) либо создавало для строи- тельства необходимые условия. Например, в США железные дороги получили огромные территории, равные площади Франции (!), и субсидии (Дементьев 2001: 113). Наибольший размах железнодо- рожное строительство в Европе приняло в период с 1850-1870 гг.258, в США и России - в последние десятилетия XIX в. О масштабах строительства телеграфных линий многое скажет даже одна цифра. В 1856 г. государственная телеграфная сеть России составляла 2 тыс. верст, к 1880 г. - уже почти 75 тыс. верст, не считая железнодорож- ных и частных телеграфных линий (Брокгауз, Ефрон 1991: 488). В целом можно констатировать, что государство уже не могло оставаться в стороне от экономики, поскольку индустриальный ха- рактер последней неизбежно требовал внимания, заботы, покрови- тельства, правового регулирования. Однако тип индустриализации во многом зависел от исторических особенностей государств. В демократических странах индустриализация носила больше част- ный характер под тем или иным покровительством власти. В неде- мократических странах само государство во многом инициировало индустриализацию как способ модернизации страны (Supple 1976). С другой стороны, характер индустриализации во многом вли- ял на дальнейшие особенности взаимодействия государства и об- щества. Можно сказать, что необходимость более тонко регулиро- вать хозяйственный механизм и обеспечивать его развитие способ- ствовала созданию правового государства с конституционным ре- жимом. Также в связи с уменьшением регулирования хозяйствен- ной жизни методами прямого административного контроля очень сильно выросла роль права. Напротив, в странах, где индустриали- зация началась позже и с помощью государства, в условиях авто- ритаризма, а позже тоталитаризма, происходит гигантский рост влияния государства в регулировании хозяйства и всей жизни. Кроме того, в таких странах индустриализация нередко шла не от легкой промышленности к тяжелой, а, наоборот, от тяжелой к лег- кой. Так, например, в Японии механические заводы и арсеналы бы- ли построены еще до введения хлопчатобумажных прядильных машин (Норман 1961: 89). А индустриализация в СССР и прямо проходила под лозунгом приоритета тяжелой (читай: военной) промышленности. 258 За это время европейская железнодорожная сеть увеличилась с 14 тыс. миль до 65 тыс. миль (Mosse 1974: 23). 274
С развитием железных дорог, телеграфа, усовершенствованием почты, появлением телефона система связи внутри обществ и госу- дарств (и между ними, конечно) изменилась радикально. Вне всяко- го сомнения, именно этот базис в первую очередь и содействовал формированию типичного зрелого государства, внутри которого пе- ремещения, обмен информацией и связь жителей с общим рынком и общими событиями стали делом дней и часов, а не месяцев и лет. Плотность связей внутри государства стала такова, что возникла но- вая этнополитическая реальность - нация. Скорость связи и перево- зок изменила все: не только политические, экономические и военные реалии, но и культурные, этнические, социальные характеристики. И общество, и государство должны были стать иными. А там, где го- сударство и правящие классы не успевали за переменами, возникали разрушительные социальные революции. 3. Социальные характеристики 3.1. Зрелое государство и классовая борьба Деление населения по экономическим критериям - это чисто классовое деление (см., например: Weber 1998: 117), которое в прежние эпохи было достаточно редким. Но зрелое государство в связи с особенностями своей экономической и производственной базы обязательно должно быть классовым. И чем существеннее менялась производственная база общества, тем более сильные из- менения происходили в социальной сфере. Вместе с промышлен- ной революцией стали формироваться и набирать силу новые клас- сы, связанные с ней: классы предпринимателей и наемных работ- ников (буржуазии и рабочих), хотя во многих случаях они долго не составляли большинства населения259. Естественно, что социаль- ный ландшафт общества был весьма сложным, а роль аристокра- тии, дворянства еще очень долго оставалась большой. Но значи- мость промышленных классов постоянно росла. А вместе с этим росла и численность городского населения. Так, по некоторым дан- ным, в середине XVTII в. в Англии и Франции в сельской местности жило соответственно 75 и 85-90 % всего населения; в 1801 г. - 35 и 75 %; в 1851 г. - 16 и 55 % (Bergier 1976: 424). Это, естественно, вело к росту политического значения горожан и городов. 259 Например, во Франции и Германии даже в начале XX в. из всех наемных работни- ков в сельском хозяйстве было занято соответственно 42 и 35 %; в секторе услуг соответст- венно 27 и 22 %; в промышленном секторе - 31 и 42 % (Armengaud 1976: 36). Стоит также подчеркнуть, что буржуазия доиндустриального общества часто имела мало общего с капи- талистическим предпринимательством (см., например: Чудинов 2002: 85). 275
Таким образом, основное социальное деление общества начи- нало строиться вокруг обладания собственностью в самых разных видах (а не только земельной). Соответственно и статус человека все больше зависел от его имущественного положения. Деньги ста- новились основным социальным признаком, а следовательно, воз- растала общественная мобильность. «Классовая система означает, что с деньгами можно добиться всего» (Бергер 1994: 69). Но такое социальное деление неизбежно вело к изменению политического и правового устройства общества, его демократизации. А вместе с движением к демократии стали обозначаться и собственные, свой- ственные именно зрелому государству социальные проблемы. Длительное время собственники из среднего (не дворянского) сословия вели борьбу за получение избирательных прав; за разум- ные налоги; за снятие всяческих запретов на организацию произ- водства, за свободу договоров с наемными рабочими, за прекраще- ние поддержки государством монополий и за предоставление воз- можности рыночным силам действовать беспрепятственно. По- следнее требование выразилось в знаменитой идее Адама Смита о «невидимой руке» конкуренции и рынка, которая все сама устраи- вает наилучшим образом. В конечном счете в результате револю- ций, реформ и иных изменений деятельность собственников стала относительно свободной. Однако идея, на которой базировался ранний капитализм: чем меньше вмешательств в дела предпринимателя и торговца со сто- роны власти, чем свободнее стороны в заключении договоров, тем лучше пойдут дела, - на практике при обретении ею широких мас- штабов стала вызывать все более сильную критику. В самом деле, о какой, например, свободе договора можно говорить, когда на рабо- ту нанимают малолетних детей или когда устанавливается плата, на которую невозможно прожить? О каком равноправии сторон в сделке, как формально юридически представляли наем рабочего, могла вестись речь, когда сотни тысяч беднейших горожан страда- ли от безработицы? Как могли рабочие улучшить свое положение, если им запрещали организовывать союзы? Фактически эти взгля- ды периода раннего капитализма уже не отвечали уровню развития общества, а потому стали подвергаться существенной ревизии со стороны значительной части даже высших классов и интеллиген- ции (включая лиц свободных профессий), всегда негативно настро- енной к миру «чистогана» и «наживы». Общая гуманизация отно- шений не могла не сказаться на стремлении наиболее образованной части общества убрать самые одиозные явления эксплуатации. С другой стороны, в условиях правового государства приобретение 276
свободы для собственников означало, что свою долю свободы по- требуют наемные работники и другие социальные группы. И они действительно начали борьбу за улучшение своего положения и свои права, которая очень часто приобретала чисто политические ожесточенные формы прямой классовой борьбы260. Хотя зрелое государство — это государство классово-корпора- тивное, однако постоянно поддерживать сторону только работода- телей власть не могла, если не хотела, чтобы классовая борьба взо- рвала" общество. Властям приходилось вмешиваться и разбираться с наиболее вопиющими случаями, разрешать рабочим создавать ассоциации и отстаивать свои права. Словом, правовая и политиче- ская системы стали несколько поддерживать более слабую сторону индустриального общества. Государство все чаще избирает тактику положения над схваткой или социального маневрирования, лавиро- вания, бонапартизма, некоторых превентивных мер. И эта вторая тенденция в либеральных странах со временем становится веду- щей. В конечном счете почти повсеместно проводятся важные со- циальные и иные реформы. Постепенно борьба за права, с одной стороны, приобретала легальность в глазах государства и общест- ва, а с другой - сама стала опираться на нормальные, то есть закон- ные и мирные формы. В дальнейшем многие отношения в Европе, США и некоторых других местах меняются как бы в «рабочем порядке», даже порой превентивно. Повсеместно в той или иной форме вводятся рабочее законодательство, социальное или государственное страхование, даже там, где индустриализация была слабой (см., например, об Австралии: Малаховский 1971: 116-121; о Новой Зеландии: Мала- ховский 1981: 96-101). И в результате получилось, что, «разрушая докапиталистиче- ский каркас общества, капитализм, таким образом, сломал не толь- ко преграды, кешавшие его прогрессу, но и те опоры, на которых он сам держался» (Шумпетер 1995: 193). 3.2. Зрелое государство как классово-корпоративное госу- дарство Поскольку классовое деление является по преимуществу эко- номическим, а не юридическим, то не существует и правовых ра- 260 История Англии, Франции, иных европейских, а также некоторых других стран в пе- риод примерно с 1830 по 1870 г. - это период социальных, политических и идеологических боев. В частности, стоит упомянуть парламентские реформы 1832 и 1867 гг. в Англии, борь- ба за которые напоминала революцию и движение чартистов в 30-40-е годы (Кертман 1968; Ерофеев 1959: 205-207; Hammond and Hammond 1947: 189-203); и революции 1830, 1848, 1870 гг. во Франции и других странах Европы (например: Молок, Ерофеев 1959: 330-378; Мале 1938; Ваддингтон 1938; Сеньобос 1938; Дени 1938; Кан 1948). 277
мок, с помощью которых можно было четко обозначить классы. Социальная мобильность в буржуазном демократическом обществе по сравнению с традиционным очень велика. Недаром Т. X. Мар- шалл говорил, что благодаря демократии идет превращение всех различий в незначимые для социального статуса (Маршалл 2005: 19). Все это предполагает, что должны были быть выработаны иные, чем прежде, механизмы: а) сепарирования классов друг от друга; б) необходимой степени консолидации частей и групп внутри одного класса; в) возможности представлять и отстаивать свои классовые интересы в государственных органах, что в условиях смены власти при демократии очень актуально; г) иметь возможность понять и отстаивать свои групповые интересы. Сделать это только на основе владения разной собственностью было, естественно, невозможно. Длительное время важнейшими механизмами такой сегрегации были образование и избирательный имущественный ценз. Однако по мере расширения избирательных прав роль последнего сошла на нет, а доступ к образованию существенно расширился. Поэтому все сильнее начинают играть свою роль различные специальные груп- повые и корпоративные организации. Я считаю, что в большинстве случаев зрелые классы предпола- гают наличие различных организаций и корпораций, которые вы- ражают (или претендуют на выражение) интересы отдельных час- тей и групп класса (иногда класса в целом). Это различные органи- зации рабочих (профсоюзы, ссудные и больничные кассы, ассоциа- ции и т. п.) и буржуазии, например ассоциации, клубы и др., но особенно политические партии, а также профсоюзы и другие про- фессиональные организации наемных работников (см., например: Bergier 1976). Так, перед Первой мировой войной, например, толь- ко кооперативы, которыми руководили социалисты, то есть куда преимущественно входили рабочие, насчитывали 9 млн членов, а численность социалистических и рабочих партий составляла более 4 млн человек. (Григорьева 2001в: 496-497). Что касается органи- заций буржуазии, то они возникают едва ли не раньше рабочих. Например, в Англии в 1873 году возникла первая национальная федерация предпринимательских союзов, в Германии в 70-е годы XIX в. было создано 77 различных объединений предпринимателей (экономических союзов и союзов предпринимателей), а в 90-е годы - уже 325 (Григорьева 2001а: 25). Таким образом, я сделал вывод, что будет точнее говорить о зрелом государстве как о классово-корпоративном государстве. Надо иметь в виду, что в ситуации достаточно ясного классового деления даже чисто экономические корпорации не могут оставаться 278
политически нейтральными. Раньше или позже они втягиваются в политические коллизии, по крайней мере, используют механизмы нажима на правительство, лоббирования корпоративных и иных ин- тересов, одобрения или неодобрения различных законов и явлений. В частности, профсоюзное движение до мере роста и усиления своей мощи «неизбежно стремится воздействовать на государство и на его экономическую и социальную политику» (Шлепнер 1959: 386). Во всех государствах большую роль играли и другие группы и слои - от аристократии до священнослужителей, и все они имели различ- ные формы объединений. Много было крестьянских и фермерских объединений и различных организаций лиц свободных профессий. Доказательность моего вывода о том, что зрелое государство было классово-корпоративным, увеличится, если учесть, что по- мимо демократических к зрелым относятся и тоталитарные госу- дарства XX в. А в них огромную роль играли именно государст- венные корпорации: партия, политические организации, министер- ства и ведомства, профсоюзы и т. п. Хотя они и были формально или неформально частью государства, тем не менее их роль суще- ственно различалась в зависимости от важности корпорации, равно как и социальное положение их членов. Любопытно, например, от- метить, что режим Муссолини в Италии не только «огосударствил» объединения предпринимателей и профсоюзы, но и институциона- лизировал этот акт в создании Национального совета корпораций. Но самое интересное для нас, что и официально было провозгла- шено: «фашистское государство может быть только корпоратив- ным, иначе оно не является фашистским» (Филатов 1971, т. 3: 92; см. также: Белоусов 2000). В 1934 году в различных отраслях были созданы 22 корпорации, каждая из которых состояла из представи- телей соответствующего синдиката предпринимателей и профсою- зов (Комолова 1970: 94). Подобное синдицирование промышленно- сти и рабочих организаций было произведено в Германии и Япо- нии (Бущик 2002: 316-317; Грузицкий 2002: 335). Похожие идеи высказывались и испанскими фалангистами. Тоталитарные государства можно разделить на две группы. Первая группа (Германия, Италия, в известной мере и Япония, но тоталитаризм там был намного мягче): частная собственность оста- валась, хотя и ограниченная государством. Вторая группа - социа- листические государства, где господствовала государственная соб- ственность261. Во всех тоталитарных странах социальная мобиль- 261 О тоталитаризме см., например: Кара-Мурза и др. 1989; Хейфиц 2003; Арендт 1996; Хайек 1992; Friedrich and Brzezinski 1956; Драбкин, Комолова 1996. 279
ность была гораздо выше, чем в доиндустриальных обществах (а в некоторых отношениях она была даже выше, чем в демократиче- ских зрелых, поскольку социальные пертурбации были очень силь- ные). Но хотя социальное положение человека зависело не от вла- дения собственностью, а от его положения в государственном ап- парате, здесь также можно говорить об особом типе классово- корпоративного зрелого государства. В социалистических странах имелись классы чиновников (номенклатуры, по определению Во- сленского [1991]) и трудящихся. Частично эта социальная структу- ра напоминала классический Восток (так называемый азиатский способ производства, суть которого заключалась в том, что вся соб- ственность находится в руках государства), но, с другой стороны, в ней было немало сходного с классами в капиталистических странах. 4. Трансформация зрелого государства в социальное госу- дарство. Новая социальная политика Реальная классовая структура более подвижна, чем сословная (см., например: Маршалл 2005: 21). Но и она, как уже сказано, предполагает наличие определенных внеэкономических по пре- имуществу моментов, закрепляющих классовое неравенство. При анализе классовой структуры капитализма чаще обращают внима- ние именно на экономические различия классов и гораздо реже на момент политического и правового их неравенства. Однако если взять буржуазное общество XIX в., то легко увидеть политические и юридические ограничения низших классов, поддерживающие экономическое могущество высших, в частности избирательный ценз. Так, например, в Англии в первой половине XVIII в. избира- тельным правом пользовались менее 250 тыс. человек, то есть меньше 5 % населения (Татаринова 1958: 238; Даль 2000: 28-29). Перед парламентской реформой 1832 г. право голоса в Англии име- ли менее 500 тыс. человек, а после реформы - чуть более 800 тыс. (Мещерякова 1986: 300). Парламентская реформа 1867 года расши- рила это число почти до 2,5 млн, однако в Англии в это время жили уже 30 млн. человек (Кертман 1968: 331), то есть правом голоса пользовались лишь 8 % населения. Даже в конце XIX в. право го- лоса в Великобритании имели только 29 % взрослого населения (Григорьева 2001а: 11; Даль 2000: 29). До революции 1848 г. число избирателей во Франции было ничтожным: всего 250 тыс. человек (Адо 19866: 314). Неудивительно, что Алексис де Токвиль (1991) в своем исследовании демократии в США говорил о всеобщем изби- рательном праве для мужчин в этой стране как о ее исключитель- ной особенности. Но ив Соединенных Штатах негры не имели изби- 280
рательного права. Другим важным классовым барьером во всех стра- нах была невозможность получения образования, почти во всех - ог- раничения в свободе объединений и ассоциаций, вплоть до примене- ния уголовных наказаний за участие в них и в стачках, и тому подоб- ные, вещи, которые в течение XIX в. сократились или сошли на нет262. Однако в обществе, где экономически в юридическом смысле люди равны и существует свобода хозяйственной деятельности, где устойчивость социального строя базируется на быстро расширяю- щейся и модернизирующейся экономике, а для такого расширения требуется все больше грамотных и образованных людей, слишком долго такие политические и правовые барьеры между классами существовать не могли. И, по мере того как эти указанные выше «подпорки» убираются, а население обретает равные политические и иные права, классы начинают размываться и превращаться в бо- лее дробные и менее сплоченные группы (страты, слои). Именно так стало происходить в Европе, где с расширением прав и свобод классовая структура сначала стала более зрелой, а потом стала раз- мываться и заменяться другой. Такая трансформация зрелого госу- дарства связана с очень быстрыми изменениями в производстве, включая усиление миграционных процессов, создание конвейерно- го производства, роста образования, новой сферы услуг, превраще- ние женского наемного труда в массовое явление и другие вещи (о некоторых из них см., например: Dahrendorf 1976; Wesolowski 1976; Маршалл 2005: 23; Миллс 1959). Достаточно сказать, что промышленное производство в мире с 1890 по 1913 год выросло почти в четыре раза (Соловьев, Евзеров 2001: 280). Важнейшими чертами такой социальной структуры стали: • формирование так называемого среднего класса, который постепенно стал ведущим по численности (Фишер 1999: 89; см. также: Бунин, Назарова 1982: 204-209; Рамзес 1981: 248; Согрин 2003: 126)263; • усиление таких признаков социальной стратификации, как образование и рост социальной мобильности (Фишер 1999: 91). Соответственно сильно выросла доля наемных служащих (см., на- пример: Песчанский 1981: 231; Делиц 1983: 265; Дахин 1983: 212); 262 Вот любопытные цифры, которые показывают значимость такого рода барьеров. Из- за образовательного ценза в 1860-е гг. в Италии в выборах на Севере мог участвовать каж- дый 12-й житель, а на Юге только каждый 38-й (Григорьева 20016: 166). Естественно, что политически Юг оказывался бесправным. 263 Уже в начале XX в. в промышленно развитых странах к нему относили себя пример- но 10 % населения (Гаджиев 2003: 15). 281
• рост значения социального законодательства и законы, ог- раничивающие поляризацию общества (такие как высокие налоги на наследство и т. п.)264; • усиление значения таких факторов, которые ранее не явля- лись ведущими в рамках общенациональных и общегосударствен- ных (они были, так сказать, важными для низовых ячеек общества): половые, возрастные и профессионально-групповые характеристи- ки (см., например: Согрин 2003: 133-135). Но эти характеристики уже, скорее, свидетельствовали о том, что зрелое государство пере- ходит в свой третий этап (переходного государства), за которым маячила новая политическая форма. В течение XX в. социальная политика претерпевает новые очень сильные изменения, в том числе и в области перераспределе- ния доходов. Особенно заметен этот процесс стал в период после Первой и еще более после Второй мировой войны. Это достига- лось, в частности, с помощью высокого прогрессивного налога на доходы (см., например: Фишер 1999: 86-87). Другой, тесно связан- ный с первым, но, может быть, еще более важный инструмент - социальная помощь менее обеспеченным, оказавшимся в трудном положении. Неизбежность перехода государства к такой социальной поли- тике определялась многими вещами. Но особенно важно указать, что зрелые государства с их демократическим режимом и постоян- но изменяющимся производственным и техническим базисом, ока- зались в положении, при котором политическая и социальная сис- темы не могли оставаться без изменений. Иначе в обществе возни- кало очень большое напряжение и ему грозил революционный взрыв (и опыт революций, кстати, сильно способствовал такому изменению во взглядах государственных деятелей, подобных Бис- марку). Демократический строй так или иначе требует опоры на большинство избирателей, а поскольку большинство из них по сво- ему социальному положению были наемными работниками, они, естественно, желали перераспределения доходов от буржуазии в свою пользу и социальных гарантий, которые могло дать только государство. Раньше или позже не одни, так другие политические силы должны были реализовать эти требования. Кроме того, следу- 264 В последние десятилетия XX в. в развитых странах нижний слой сжался — в разных странах - от 3 до 14 %, верхняя элита также составляла до 5-10 %, остальное - это ряд сло- ев, которые, так или иначе, можно отнести к среднему или нижне-среднему классу (см.: Фишер 1999: 89), тогда как к низшему классу в начале ХЕХ в. можно было отнести до двух третей населения (см.: Фишер 1999: 89). 282
ет учитывать, что почет и уважение высшим слоям дают не только их могущество, но и длительность пребывания их на вершине, а во многих странах (особенно в США), нувориши еще не успели освя- тить свое лидерство долгим сроком, слишком стремительно они поднялись на Олимп. В некоторых случаях такие социальные законы были приняты еще в XIX в. В частности, в Германии первые законы о социальном страховании были приняты при Бисмарке (Патрушев 2001: 76; Гренвилл 1999: 17)26 . Это была передовая в данном отношении страна. К 1900 году страхованием на случай производственных травм в Германии был охвачен 71 % всех рабочих; системой посо- бий по болезни - 32 %, пенсионным обеспечением по старости (за счет взносов рабочих, предпринимателей и государства) - 53 % (Григорьева 2001а: 23). В Англии первые законы о социальном страховании, в частности о пенсиях, начали принимать уже в нача- ле XX в. (см.: Пономарев 2003а: 171). Но фактически вся первая половина XX в. - это борьба вокруг таких законов. Например, во Франции еще в 1936 году правитель- ство Народного фронта ввело законы о 40-часовой рабочей неделе и двухнедельном отпуске. Сегодня отпуск во Франции достигает уже пяти недель (Смирнов 2000: 53). Идеологию и взгляды на этот счет во многих странах резко изменили глобальные социально- экономические события: революции, пример СССР, мировой эко- номический кризис и другие. «Правящим кругам пришлось отка- заться от принципа, который ранее считался фундаментальным и суть которого заключалась в том, что улучшение материального положения масс должно достигаться благодаря их собственной предусмотрительности, а государство должно ограничиться созда- нием правовых и организационных рамок, вроде сберегательных касс или юридического признания обществ взаимопомощи. ...Они согласились с тем, чтобы государство пошло дальше и оказало по- мощь в борьбе с некоторыми угрожающими явлениями, как, на- пример, с болезнью или старостью... допускали, что государство может расходовать на это государственные средства» (Шлепнер 1959: 254—255). И далее этот курс только усиливался и развивался, пока западноевропейские и другие развитые страны не стали госу- дарствами «благоденствия» (см. об этой динамике социального 265 Бисмарк вообще в отношении рабочего и социалистического движения действовал весьма неординарно. Например, он пытался ввести в уголовный кодекс статью о наказании за «разжигание классовой ненависти» (Патрушев 2001: 73). 283
развития: Фишер 1999: 335-351). В результате развития социаль- ных программ государство вновь, по выражению Й. Шумпетера, стало «налоговым», так как налоговые изъятия существенно вы- росли по сравнению с периодом классического капитализма266. Также появилось много чисто социальных налогов: отчисления на занятость, пенсии, здравоохранение, жилье и т. п. (см., например: Черника 1995: 255, 272-273). В XX в. по мере возникновения социальных революций и кон- фликтов, роста роли государства в социальной помощи населению, а также формирования так называемого среднего класса зрелое, на своем последнем этапе, государство постепенно становится из чис- то классового уже социальным государством, то есть государством, которое проводит активную политику поддержки малоимущих, социально незащищенных, ограничивает рост неравенства. А в 50- 60-е годы XX в. США и ряд европейских западных стран и вовсе взяли курс на то, чтобы стать государствами всеобщего благоден- ствия и обществами массового потребления. Но это уже означало, по моему мнению, что зрелое государство приобретает некие неха- рактерные для него черты и развивается в нечто новое. 5. Национальные и идеологические характеристики 5.1. Этническая база зрелого государства, его национальная и культурная политика Выше я говорил, что зрелое государство политически оформля- ет общество, которое уже имеет национальную структуру (в виде одной или нескольких наций). Также выше было отмечено, что су- ществует тесная связь междупереходом к индустриальному произ- водству и его последствиями (урбанизацией, единым рынком, бы- стрым транспортом, почтой, ростом образования, культуры, значе- ния прессы), с одной стороны, и формированием наций и национа- лизмом - с другой (см., например: Геллнер 1997; см. также: Бали- бар, Валлерстайн 2003: 105). С этими моментами и связано возрас- тание влияния государства на этнические процессы. Я полагаю, что само формирование наций шло, как правило, в государственной 266 Налоговые изъятия достигали 40 и даже более процентов с прибыли и 50 и более процентов с личных доходов (см., например: Черника 1995: 269-270; 283, 284). Налоги стали несколько понижаться только в 80-е годы XX в. в связи с принятием неоконсервативного курса (корректирующего кейнсианство) в экономической политике ряда государств, таких как США, Англия и др. В частности, в США в 1986 году «потолок» личных подоходных налогов сокращался с 50 до 28 %, а максимальная ставка налога на прибыль корпораций с 46 до 34 % (Повалихина 2002: 434). 284
форме (см. также: Балибар, Валлерстайн 2003: 112 и др.). Это озна- чает, что нации были ведущими в государстве, либо имели какую- то автономию (подобно венграм в Австрийской и затем Австро- Венгерской империи), либо требовали в той или иной форме госу- дарственности, то есть ощущали себя угнетенными или неполно- правными, но в первую очередь политически. Даже в белых анг- лийских доминионах, таких как Австралия, Новая Зеландия (не го- воря уже о франкоязычной части Канады), под влиянием автоно- мии и самоуправления стали формироваться новые нации. Нации стали складываться (хотя и не без трудностей) и в латиноамерикан- ских странах именно под влиянием разделения прежде единых по- литически колоний на суверенные государства. Словом, согласно Максу Веберу, национальный дух в смысле единства может быть усмотрен только в стремлении к собственному государству (см.: Хюбнер 2001: 249). Но если право наций на самоопределение в XIX в. пробивало себе путь очень тяжело и кроваво (можно вспомнить хотя бы исто- рию ирландского национального движения), то вызревание наций в более современный период все сильнее определяется общепри- знанными идеями права наций на самоопределение, администра- тивную или культурную автономию. Все влиятельнее становился политический принцип, «суть которого в том, что политическая и национальная единицы должны совпадать» (Геллнер 1991: 23). Политика государства в области национально-культурного строительства далеко не сразу стала последовательной и осмыслен- ной. Однако постепенно выстраивалась система, которая заключа- лась в том, что государство рассматривалось как национальный дом (по крайней мере, со стороны ведущей нации), а правительство - как управляющий делами нации комитет. Как суммировал эти взгляды Карл Поппер, высшая цель нации заключается в создании могущественного государства, которое может служить мощным инструментом ее самосохранения (Поппер 1992, т. 2: 62-63). Арнольд Джозеф Тойнби отмечал, что особенностью общест- венного сознания XIX в. было притязание считать свое общество закрытым универсумом (Тойнби 1991: 20). Соответственно успехи политики расценивались через призму национального величия (представления о котором, конечно, с течением времени менялись), военной и территориальной мощи, роста престижа на международ- ной арене, а другие нации рассматривались как постоянные сопер- ники и потенциальные военные противники. Вместе с этим возрос- 285
ли и попытки ассимиляции нетитульных наций, особенно в связи с требованием знания ведущего языка на государственной службе и для получения образования. В многонациональных государствах именно поэтому вопрос о национальных школах, газетах и позже радио- и телепрограммах был едва ли не самым острым267. Государство начало уделять большое внимание воспитанию национального духа через школу, церковь, прессу, военную служ- бу. Идея патриотизма стала пронизывать образование, значитель- ную часть культуры и общественных наук, на развитие которых государство нередко щедро выдавало средства. История все силь- нее становилась оружием идеологии и межгосударственной борь- бы. Каждый народ стремится отыскать свои корни, показать их изначальное величие, в результате чего «гипноз "благородного происхождения" пробуждает... настоящую страсть к национальной истории, особенно к ее ранней стадии» (Элиаде 1995: 182). В социалистических странах идея патриотизма также была од- ной из ведущих, однако отечество тут понималось более широко и конкретная национальность часто не играла столь важной роли. 5.2. Роль идеологии в зрелом государстве В общественном сознании постепенно происходят изменения в осмыслении роли государства и отношении к нему. Эти изменения можно выразить в следующих пунктах: 1) десакрализация власти. С государства повсеместно снимает- ся покров сакральности в прямом смысле слова. Например, в Анг- лии с принятием «Акта о престолонаследии» в 1701 г. парламент полностью разрывал с феодальной традицией и представлением о божественной природе королевской власти и провозглашал прин- цип «естественного права» (Кертман 1968: 134). В еще более рез- кой форме это делали американские основатели государства, фран- цузские и другие революционеры. Вообще революции очень силь- но изменили идеологию и в данном отношении. А там, где госу- дарственная идеология противилась этому, порой помогали воен- ные поражения. Так произошло в Японии, где императора застави- 267 Своеобразно пыталась решить вопрос ассимиляции Венгрия в своей части Австро- Венгерской империи в конце ХЕХ — начале XX в., населенной помимо венгров румынами, хорватами, словенцами и другими славянскими и неславянскими народами. Например, в «Законе о равноправии национальностей» 1868 г. первая статья объявляла наличие в Венг- рии «одной-единственной политической нации - единой неделимой венгерской нации, чле- нами которой являются все граждане страны, к какой бы национальности они ни принадле- жали» (Исламов 2001: 142). 286
ли публично отречься от мифа о божественном происхождении правящей династии (Топеха 1978: 16-17); 2) расширение и конкретизация представлений о роли государ- ства в жизни общества и взаимоотношениях с обществом. Эти идеи постепенно заменили сакрально-традиционную идеологию, харак- терную для развитого государства и примитивного зрелого, когда представления о святости монаршей власти и нерушимости со- словного социального порядка были широко распространены. За- тем эти отжившие представления были свергнуты в результате ре- волюций и глубоких общественных реформ и движений, а равно распространения грамотности и печатной продукции; 3) формирование разных идеологий, в центре которых в той или иной мере идеи об особой роли государства в жизни общества и каждого человека и ценности взаимоотношений между ними. В плане взаимоотношений государства и общества, государства и личности правомерно говорить о появлении нового типа идеоло- гии, которую в целом, я считаю, можно определить как граждан- скую, поскольку она объясняла взаимоотношения человека и госу- дарства с точки зрения человека-гражданина, имеющего равные с другими по закону права и обязанности, живущего в особом нацио- нально-государственном сообществе. «Нация есть совокупность лю- дей, общностью судьбы сплоченных в общность характера», - счи- тал, например, известный исследователь национальных проблем австрийский социал-демократ Отто Бауэр (цит. по: Козинг 1978: 45). Гражданская идеология представлена разными типами и кон- цепциями, но, прежде всего, нужно указать на два главных направ- ления в ней. Одно - либеральное - базировалось на том, что госу- дарство должно не вмешиваться в какие-то области частной жизни, а должно обеспечить возможности для различных правовых и ин- теллектуальных свобод (что в целом оформилось как концепции либерализма и гражданского общества). Соответственно все долж- но регулироваться согласно закону. И от этого Закон стал казаться теперь естественным, незыблемым, нерушимым. При этом во всех системах западного права имеется много общего, за которым «ле- жат общая политика и общие ценности» (Берман 1994: 40). Другое направление связано с представлением, что государство может требовать от человека все и в то же время полностью заботиться о нем. Социалистические страды тому ярчайший пример. Но граж- данский характер идеологии в тоталитарном государстве даже бо- лее очевиден, чем в либеральном обществе с его индивидуализмом. Не лишена верности мысль, что тоталитарные режимы - прежде 287
всего режимы идеологические (Волков 1989: 17), а потому имеет место не только и не просто подчинение индивида власти, но под- чинение его высшей цели, достижению которой подчинено и само государство (Козлова 1989: 223). По мере укрепления этих идей во всех обществах начинается процесс придания святости принципам национального, народного или социального (классового) блага, государства и закона. Это вы- разилось в формировании национальных и государственных идео- логий, которые в ряде случаев стали своего рода новыми светскими религиями (см., например: Берман 1994: 47; Гринин 1997-2001 [98/4: 28-69]; см. об этом также: Балибар, Валлерстайн 2003: Hi- ll 2). По формулировке Д. Белла, в течение XIX-XX вв. политика и идеология узурпировали религиозную форму (Bell 1960; 1979). По- этому гражданская идеология подчеркивает также не просто фор- мальные, но и неформальные эмоциональные отношения между человеком и государством-родиной как важнейшие. Наиболее универсальным видом гражданской идеологии можно считать национализм. Другими влиятельными идеологиями эпохи классического капитализма можно считать либерализм, демокра- тизм, веру во всемогущество науки и разума, революционизм и ре- формизм. В более поздний период появляются империализм (как идеология)268, коммунизм, фашизм, антикоммунизм. Огромную роль начинают играть создатели, распространители и хранители идеологии, то есть различные отряды интеллигенции и партийные активисты. § 3. ЗАКАТ ЗРЕЛОГО ГОСУДАРСТВА И НАЧАЛО ПЕРЕХОДА К ПОЛИТИЧЕСКИМ ОБРАЗОВАНИЯМ НОВОГО ТИПА Итак, конец первого этапа и второй этап стадии зрелого госу- дарства (то есть примитивного и типичного зрелого государства) связаны с формированием классов предпринимателей и наемных работников и созданием классово-корпоративного государства. В развитых странах Европы эти процессы окончательно оформи- 268 «Империалист чувствует глубокую гордость от созерцания великолепного наследия империи, завоеванной мужеством и энергией его предков. Распространение британских традиций на каждую расу принесет им неисчислимые выгоды в виде справедливых законов, умелой торговли, разумного управления», — писал, например, в 1899 г. один обозреватель (см.: Гренвилл 1999: 18). «Наш долг — использовать любую возможность, чтобы овладеть новыми территориями... Чем большей частью мира мы будем управлять, тем лучше будет для всего человечества», - говорил крупнейший теоретик и практик колониальных захватов Сесиль Роде (см. : Горохов 2001: 209). 288
лись примерно в конце XIX - начале XX в. Следующий период (примерно до конца 60-70-х гг. XX в. для США и ряда европейских западных стран) можно определить как время формирования ново- го типа социальной структуры, когда начинает преобладать сред- ний класс. Это время, по моему мнению, можно рассматривать как завершение этапа типичного зрелого государства и вступление в этап переходного зрелого государства. В этот период идет форми- рование социального государства (государства всеобщего бла- годенствия, общества массового потребления). С 60-х гг. XX в. начались очень большие изменения во всех сферах жизни. В частности, надо отметить распад колониальных империй, в результате чего число государств на политической кар- те мира выросло более чем в два раза. Это явилось мощнейшим изменением в судьбах всей планеты. Но еще более серьезные изме- нения были связаны с новой производственной (научно-технической) революцией, которая захватила весь мир и глубочайшим образом изменила производство (см. подробнее в третьей книге). Естест- венно, что эти изменения сильно повлияли на социальную структу- ру обществ, на законодательство, на распределение и прочее. Они еще не привели к полному изменению типа политической органи- зации, но уже создали целый ряд глобальных изменений в ней, не- характерных, как мне думается, для зрелого государства. Укажу на ряд из них. - Различные социальные движения, не имеющие классового характера в западных странах: расовые, молодежи, женское, «зеле- ных», организаций потребителей, студенческие волнения и тому подобные движения, которые стали играть все более важную роль (см., например, о расовом движении и «феминистской революции» в США: Согрин 2003: 133-135). - Существенно изменяется и социальная структура, которая все сильнее определяется не только владением собственностью, но и иными параметрами, включая образование и известность269. - Не является обязательным признаком зрелого государства столь активная забота о социальном обеспечении, как это харак- терно для современных государств «всеобщего благосостояния», где социальные гарантии стали огромными. 269 См., например: Парсонс 1997: 27; Бергер 1994; а также мой анализ современных со- циальных процессов, в частности процесса формирования нового социального элитарного слоя, который я называю «люди известности», см.: Гринин 1997—2001 [97/5: 50]; 2003а: 220- 222;20046;2004в. 289
- Наконец, совершенно новое и крайне важное явление - час- тичный отказ от суверенитета (см. подробнее в третьей книге), об- разование множества наднациональных организаций, признание многими странами приоритета мирового права над националь- ным270. И эта тенденция к сокращению суверенитета, к признанию верховенства международного права над национальным и глобали- зация в разных аспектах, при возможных колебаниях и откатах, в целом, думается, будет нарастать. А значит, переход к новым поли- тическим реалиям, в которых уже зрелое государство не будет вершиной эволюции, кажется вполне вероятным. Таким образом, многие нынешние характеристики наиболее передовых государств нельзя безоговорочно относить к зрелому государству. С 60-70-х гг. XX в. США, ведущие европейские стра- ны - Германию, Францию, страны Северной Европы и Бенилюкса, Японию и некоторые европейские страны в 80-90-е гг. надо рас- сматривать все более как переходные зрелые государства, в кото- рых вызревают некоторые черты будущих политических надна- циональных, надгосударственных образований. А это значит, что в них уже налицо некоторые черты, которые вообще не характерны для государства как организации. Можно говорить, что приближается конец эпохи зрелых госу- дарств, на смену которой идет новая - надгосударственная и над- национальная - стадия политического развития мира (см. подроб- нее: Гринин 1998; 19996; 2003а: 159-165; 204-206; 23Ф-235). Одна- ко это сложный, не столь быстрый и весьма не прямой путь. Об этом будет подробнее сказано в третьей книге этой монографии. 270 Думается, крах колониализма не случайно совпал и с началом перехода к нового ти- па наднациональным образованиям (различным экономическим и политическим союзам), за которыми видится большое будущее. Только на базе такого быстрого роста числа госу- дарственных обществ и народов могло закрепиться движение к созданию наднациональных образований. 290
ПРИЛОЖЕНИЕ Таблица 1 Типы и размеры ранних государств и аналогов ранних государств Размер политии От нескольких ты- сяч до нескольких десятков тысяч че- ловек От нескольких де- сятков тысяч до не- скольких сотен ты- сяч человек От нескольких сот тысяч до 3 млн человек Свыше 3 млн человек Тип раннего государства. Примеры Малое раннее государство (Ур в XVIII- XVII в. до н. э.) Среднее раннее государ- ство (Гавайи в XIX в.) Крупное раннее государ- ство (большое раннее государство в Польше bXI-XIVbb.1) Очень крупное раннее государство (Римская республика П в. до н. э.; империя Инков) Тип аналогов раннего государства. Примеры Аналог малого раннего государства (Исландия в XI в.) Аналог среднего раннего го- сударства (эдуи, арверны, гельветы в Галлии до Цезаря) Аналог крупного раннего государства (хунну 200 до н, э. - 48 н. э.) Устойчивых аналогов очень крупного раннего государст- ва не существует Таблица 2 Хронологическая таблица формирования развитых государств2 1 1 Государство 2 Египет Среднего царства Приме- чание 3 аналог Дата начала этапа 4 -20003 Событие 5 Начало XII династии Дата за- верше ния этбпа -1700 Событие 7 Начало Второго распада Египта 1 В Польше уже в период правления Болеслава Храброго в начале XI в. проживало при- мерно 700 тыс. человек (рассчитано по: Якубский 19936: 13). 2 В Таблице 1 для удобства формализации пришлось привязать рубеж перехода в ста- дию развитого государства или его аналога к определенным датам, что, естественно, огруб- ляет ситуацию. Понятно, что такой серьезный переход не может происходить в один, даже переломный во многих отношениях год, а занимает десятилетия. Кроме того, по некоторым датировкам в литературе имеются расхождения, указывать на которые в данном контексте было нецелесообразно. В графе «Примечание» поясняется, если какое-то общество являлось не собственно развитым государством, а только его полным или неполным аналогом. 3 Минус перед цифрой означает, что событие имело место до н. э. 291
Продолжение табл. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 2 Египет Но- вого царст- ва и позд- ний Египет Шумер III династии Ура Старовави- лонское царство Нововави- лонское царство Персидская (Ахеменид- ская) импе- рия Птолемеев- ский Египет Государство Цинь (в Китае) Китай Государство Селевкидов (Сирийское царство) Римская империя Византия 3 Непол- ный ана- лог Непол- ный ана- лог аналог аналог аналог аналог 4 -1580 -2111 -1792 -605 -518 -305 -350-е годы -221 -305 -30 395 5 Начало XVIII династии, на- чало правле- ния Яхмоса I Начало прав- ления царя Ур-Намму Начало прав- ления царя Хаммурапи Начало прав- ления царя Навуходоно- сора Начало ре- форм Дария I Провозгла- шение Пто- лемея Лага царем Египта Реформы Шан Яна Образование империи Цинь при Цинь Шиху- анди Провозгла- шение СелевкаI Никатора царем Начало прав- ления Окта- виана Августа Раздел Рим- ской империи на Западную и Восточную 6 -525 -2003 -1595 -539 -330 -30 -221 конец xvn- 1722 -64 476 1453 7 Завоевание Египта Персией Падение Ура Захват Вавило- нии касситами Завоевание Ва- вилонии Персией Конец Ахеменидской державы в ре- зультате похода Александра Македонского Завоевание Египта Римом Образование империи Цинь при Цинь Шихуанди Превращение Китая в аналог зрелого государ- ства (последний период царство- вания императо- ра Канси) Завоевание Ри- мом последней части Селевкидского государства Падение Запад- ной Римской империи Захват Констан- тинополя турками 292
Продолжение табл. 1 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 2 Сасанид- ский Иран Камбоджа (Ангкор) Халифат Аббасидов Халифат Омейядов в Испании Арабский Египет Делийский султанат Япония Корея Вьетнам Франция 3 аналог аналог аналог С 1525 г. в составе Осман- ской им- перии аналог 4 226/227 Начало XI в. 750 912 969 1290 1392 1392 1428 1285 5 Коронация первого Сасанидского царя Ардешира I Объединение страны Сурь- яварманом I Установление династии Аббасидов Начало правления Абд ар- Рахмана III Завоевание Египта Фатимидами Начало дина- стии Хильджи Объединение династий, возвращение столицы в Киото Начало династии Ли Начало династии Поздних Ле Начало правления Филиппа IV 6 633- 651 Конец XIII в. 945 1031 1922 1398 1868 1945 1883- 1884 1665- 1683 7 Завоевание Ира- на арабами Распад Ангкорской империи Окончательная потеря реальной полит, власти Аббасидами Окончательный развал халифата, начало эпохи мелких удельных государств (му- лук ат-таваиф) Формальное провозглашение независимости Египта. Начало превращения Египта в зрелое государство Разграбление Дели Тимуром Начало превра- щения Японии в зрелое гос-во в результате рес- таврации Мэйдзи Освобождение Кореи от власти Японии. Форми- рование в обеих частях Кореи зрелого гос-ва Окончательный захват Францией Вьетнама Реформы Коль- бера. Начало пре- вращения Фран- ции в зрелое гос-во при Лю- довике XIV 293
Продолжение табл. 1 23 24 25 26 27 28 29 30 31 2 Испания Португалия Англия Швеция Австрия Россия Польша Дания США 3 4 1479 1385- 1433 1485 1523- 1560 1493- 1519 1547 Конец XV- начало XVI вв. 1536 1776 5 Объединение Кастилии и Арагона Правление Жуана I Начало династии Тюдоров (Генрих VII) Правление короля Густава I Вазы Правление и реформы Максими- лиана I Коронация Ивана IV на царство Формирова- ние шляхет- ской «кон- ституции» Королевская реформация в Дании Начало вой- ны за незави- симость 6 1834- 1843 1850-е 1688 1771- 1792 1780- 1790 1801 1795 1849 1829- 1837 7 Третья револю- ция, установле- ние режима кон- ституционной монархии. Начало превра- щения Испании в зрелое гос-во Либеральные ре- формы Салданьи «Славная рево- люция». Начало превращения Англии в зрелое государство Правление и реформы Густава Ш. На- чало превраще- ния Швеции в зрелое гос-во Период просве- щенного абсолю- тизма Иосифа П. Начало превра- щения Австрий- ской империи в зрелое гос-во Начало царствования Александра I. Начало превра- щения России в зрелое гос-во Третий раздел Польши Июльская кон- ституция 1849. Превращение Дании в зрелое государство Реформы прези- дента Джексона. Превращение США в зрелое гос-во 294
Окончание табл. 1 32 33 34 35 36 37 38 2 Пруссия Государство Моголов в Индии Османская империя Нидерланды Иран Аргентина Бразилия 3 4 Первая половина XVII в. 1556 1520 1579 1587 1826 1822 5 Формирова- ние Бранден- бургско- прусского государства Начало правления Акбара Начало правления Сулеймана I Великолеп- ного Утрехтская уния Север- ных провин- ций Нидер- ландов Начало правления Аббаса I Провозгла- шение Феде- ративной Республики Аргентины Провозгла- шение неза- висимости Бразильской империи 6 Конец XVIII в. 1707, 1908 1815- 1839 1925 1853 1889 7 Начало пре- вращения Пруссии в зрелое государство Смерть Аурангзеба. Начало распа- да империи Моголов Революция. Начало превращения Турции в зрелое государство Окончатель- ное установ- ление границ Нидерландов. Превращение их в зрелое государство Провозглаше- ние Реза-шаха шахом Ирана. Начало пре- вращения Ирана в зрелое государство Принятие конституции Аргентинской конфедерации. Начало пре- вращения в зрелое государство Провозглаше- ние Бразилии федеративной республикой. Начало превращения в зрелое государство 295
18- 12- 2- Рост числа развитых государств Диаграмма 1 6-2 вв. 1 в. до н.э. до н. э. 4 в. н. э. 21-17 вв. 16-12 вв. П-7 вв. 26-22 вв. до н. э. до н. э. 0,2 Периоды (длительность периода - 500 лет) Таблица 3 Хронологическая таблица формирования зрелых государств Год 1 1500 1600 1650 1700 1750 1800 Зрелые государства 2 0 0 0 3 (Англия, Китай [аналог], Франция) 3 (Англия, Китай, Франция) 7 (Австрия, Англия, Китай, Рос- сия, Пруссия, Франция, Швеция) Государства, находившиеся в со- стоянии перехода к зрелой государ- ственности (в пределах 50 лет) 3 0 0 3 (Англия, Китай, Франция) 0 4 (Австрия, Пруссия, Россия, Швеция) 6 (Дания, Испания, Италия 4, Нидерланды, Португалия, США) 4 Можно считать, что вместе с завоеваниями Наполеона в Италии и образованием там под протекторатом Франции единого Итальянского государства (сначала республики, а по- том королевства), Италия стала быстро двигаться к стадии зрелого государства. Переход ря- да Итальянских государств (Венеции, Флоренции, Генуи) к стадии развитого государства со- стоялся, по моему мнению, уже в XV в., но из-за постоянных войн и вторжений, внешних влияний, крайней неустойчивости границ и самих государственных образований, в после- дующие века политическое развитие Италии замедлилось. 296
Продолжение табл. 1 1850 1900 2 15 (Австрия, Англия, Бельгия, Германский Союз [аналог], Дания, Испания, Китай, Нидерланды, Россия, Пруссия, Пьемонт (Италия), США, Франция, Швейцария, Швеция) 25 (Австро-Венгрия, Англия, Аргентина, Бельгия, Болгария, Бразилия, Германия, Греция, Дания, Испания, Италия, Китай, Мексика, Нидерланды, Португалия, Пруссия, Россия, Сербия, США, Франция, Чили, Швейцария, Швеция, Япония) 3 6 (Аргентина, Бразилия, Мексика, Португалия, Чили, Япония) 19 (Австралия, Вьетнам, Египет, Индия, Иран, Ирландия, Исландия, Канада, Корея, Куба, Новая Зеландия, Норвегия, Польша, Румыния, Турция, Уругвай, Финляндия, Филиппины, Южно-Африканский Союз) Рост количества зрелых государств Диаграмма 2 1500 1550 1600 1650 1700 1750 1800 1850 1900 ■ гос-ва в состоянии перехода к зрелой государственности Ш зрелые государства 297
БИБЛИОГРАФИЯ Абрамсон, M. Л. 1980. Испания в XVI - первой половине XVII в. В: Колесницкий 1980а: 430-446. Авдусин, Д. А. 1989. Основы археологии. М.: Высшая школа. Аверкиева, Ю. П. 1973. О путях распада родового строя. В: Бромлей 1973: 51-57. 1978а. Индейцы Северо-Западного побережья Северной Америки (тлинкиты). В: Аверкиева 19786: 318-360. 19786 (ред.). Североамериканские индейцы. М.: Прогресс. Аверьянов, Ю. И. (сост.) 1993. Политология. Энциклопедический словарь. М.: Изд-во Моск. Коммерческого ун-та. Агларов, М. А. 1988. Сельская община в Нагорном Дагестане в XVII - начале XIX в. М.: Наука. Адамович, А., Шахназаров, Г. 1988. Новое мышление и инерция прогресса. Дружба народов в: 184-198. Адо, А. В. 1986а. Франция. В: Адо 19866: 101-113, 308-321. 19866 (ред.). Новая история стран Европы и Америки: Первый период. М: Высшая школа. Азимджанова, С. А. 1977. Государство Бабура в Кабуле и в Индии. М: Наука. Айзенштадт, С. Н. 1997. Цивилизационные измерения социальных изменений. Структура и история. В: Чубарьян 1997: 20-32. Алаев, Л. Б. 1981. Сельская община в Северной Индии. Основные этапы эволюции. М.: Наука. 1987. Формационные черты феодализма и Восток. НАЛ 3: 78-90. 1989. Выступление на «круглом столе» «Формации или цивилизации?». ВФ 10:35-37. 1995. Восток в мировой типологии феодализма. В: Алаев, Ашрафян 1995: 600-626. Алаев, Л. Б., Ашрафян, К. 3. (ред.) 1995. История Востока. Т. 2. Восток в сред- ние века. М.: Издат. фирма «Вост. лит-ра». Алаев, Л. Б., Ашрафян, К. 3., Иванов, Н. И. (ред.) 2000. История Востока. Т. III. Восток на рубеже средневековья и Нового времени. XVI-XVIIIвв.. М.: Вост. лит-ра. Александренков, Э. Г. 1976. Индейцы Антильских островов. М: Наука. Александров, Ю. Г. 1988. О формационной специфике доколониальных восточ- ных обществ. НАЛ 2. Алекшин, В. А. 1986. Некоторые закономерности развития общественного строя древнеземледельческих обществ (по данным погребальных обрядов). В: Массой 1986: 21-29. Алентьева, Т. В. 1983. На пути к неотвратимому конфликту. В: Болховитинов, H. H. (ред.), История США: в 4 т. Т. 1. 1607-1877 (с. 362-392). М.: Наука. аль-Барави, Р., Улейш, М. X. 1954. Экономическое развитие Египта в Новое время I пер. с араб. М: Изд-во иностранной лит-ры. Альбедиль, М. Ф. 1991. Забытая цивилизация в долине Инда. СПб.: Наука. Андреев, И. Л. 1998. Тайные общества как альтернативный государству механизм властного регулирования традиционных отношений в странах Тропической Африки. В: Следзевский, Бондаренко 1998: 38-53. Андреев, Ю. В. 1976. Раннегреческий полис. Гомеровский период. Л.: Наука. 1979. Античный полис и восточные города-государства. В: Фролов 19796: 8-27. 1983. Спарта как тип полиса. В: Голубцова 1983а: 194—216. 1989. Гражданская община и государство в античности. ВДИ4: 71-74. Андрианов, Б. В. 1976. Концепция К. Виттфогеля «гидравлическое общество» и новые материалы по истории ирригации. В: Бромлей, Ю. В. (ред.), Концепции зару- бежной этнологии (с. 153-176). М.: Наука. 298
Аннерс, Э. 1994. История европейского права I пер. со шв. М.: Наука. Антее, Р. 1977. Мифология в Древнем Египте. В: Якобсон, В. А. (ред.), Мифоло- гия древнего мира (с. 5-54). М.: Главная ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука». Антипова, О. Н., Иноземцев, В. Л. 1998. Постэкономическая революция и глобаль- ные проблемы. Общественные науки и современность 4: 168. Антонов, Е. В. 1982. Примечания к кн.: Мелларт, Дж., Древнейшие цивилизации Ближнего Востока. М.: Наука. Антонова, Е. В. 2004. Древнейшая Индия. В: Седов, А. В. (ред.), История Древне- го Востока (с. 59-96). М.: Вост. лит-ра. Антонова, К. А. 1979. Индия в средние века. В: Антонова и др. 1979: 166-244. Антонова, К. А., Бонгард-Левин, Г. М., Котовский, Г. Г. (ред.) 1979. История Ин- дии. М.: Мысль. Анучин, В. А. 1982. Географический фактор в развитии общества. М.: Мысль. Арбатов, А. Г. 2004. Иракский кризис в мировой политике. МЭМО 9: 77-83. Арендт, X. 1996. Истоки тоталитаризма I пер. с англ. М.: ЦентрКом. Арон, Р. 1993а. Демократия и тоталитаризм I пер. с фр. М.: Текст. 19936. Этапы развития социологической мысли I пер. с фр. М.: Прогресс, Универс. 2000. Избранное. Введение в философию истории I пер. с фр. М.; СПб.: Университ. книга. 2004. Избранное: Измерения исторического сознания I пер. с фр. М.: Росспэн. Артемова, О. Ю. 1987. Личность и социальные нормы в раннепервобытной общине. М.: Наука. 2000. В очередной раз о теории «родового быта» и об «австралийской контроверзе». В: Попов 2000в: 25-50. Арутюнов, С. А. 1982. Этнические общности доклассовой эпохи. В: Бромлей 1982:55-82. Ахиезер, А. С. 1995. Город - фокус урбанизапионного процесса. В: Сайко 1995в: 21-28. Ацамба, Ф. М. 1987. Господствующий класс в социальной структуре египетского города (конец XVIII - начало XIX в.). В: Ким, Ашрафян 1987: 203-219. Ацамба, Ф. М., Лапина, 3. Г., Мейер, М. С. 1987 (ред.). История стран Азии и Африки в средние века: в 2 ч. М.: Изд-во Моск. ун-та. Ашрафян, К. 3. 1960. Делийский султанат. К истории экономического строя и общественных отношений (XIII-XIV вв.). М.: Изд-во вост. лит-ры. 1987. Феодальное государство и город в средневековой Индии (XIII - начало XVIII вв.). В: Ким, Ашрафян 1987: 229-238. Бабаян, Г. Г. 1990. История Того в Новое и Новейшее время. М.: Наука. Баглай, В. Е. 1995. Древнеацтекское государство: структура власти и управления. В: Попов 19956: 230-258. Бадак, А. Н., Войнич, И. Е., Волчек, H. M., и др. 1996а. Всемирная история: в 24 т. Т. 1. Каменный век. Минск: Лит-ра. 19966. Всемирная история: в 24 т. Т. 12. Начало колониальных империй. Минск: Лит-ра. 1996в. Всемирная история: в 24 т. Т. 14. Период английского завоевания Индии. Минск: Лит-ра. 1996г. Всемирная история: в 24 т. Т. 15. Эпоха просвещения. Минск: Лит-ра. Бажанов, Е. П. 2004. Неизбежность многополюсного мира. МЭМО 2: 11-16. Бакс, К. 1986. Богатства земных недр I пер. с нем. М.: Прогресс. Балибар, Э., Валлерстаин, И. 2003. Раса, нация, класс. Двусмысленные идентич- ности I пер. с фр. М.: Логос-Альтера. Барг, М. А. 1972. Кодификатор крепостного права «второго издания» - Гусанус. В: Удальцова (ред.) 1972: 236-248. 299
1991. Цивилизационный подход к истории. Коммунист 3: 27-35. Барфилд,Т.Дж. 2002. Мир кочевников-скотоводов. В: Крадин, Бондаренко 2002: 59-85. 2006. Мир кочевников-скотоводов. В: Гринин и др. 2006: 415-441. Баткин, Л. М. 1970. Период городских коммун. В: Сказкин и др. 1970: 200-272. Батыр, К. И., Поликарпова, Е. В. (ред.) 1996. Хрестоматия по всеобщей исто- рии государства и права. Т. 1. М.: Юрист. Башляр, Г. 1987. Новый рационализм I пер. с фр. М.: Прогресс. Бейлс, А. Дж. К. 2004. Уроки иракского кризиса. МЭМО 9: 70-76. Белков, П. Л. 1991. Племя и вождество: к определению понятий. В: Ильин и др. (ред.) 1991: 36-50. 1993 а. Проблема генезиса государства: перерастает ли вождество в государство? В: Следзевский, И. В. (ред.), Цивилизации Тропической Африки: общества, культуры, языки (с. 29-40). М.: Ин-т Африки РАН. 19936. Социальная стратификация и средства управления в доклассовом и пред- классовом обществе. В: Попов 1993: 71-97. 1995. Раннее государство, предгосударство, протогосударство: игра в термины? В: Попов 19956: 165-187. 1997. Потестарность как архаическое лидерство. В: Попов 1997: 82-126. 2000. Миф и категории социального пространства (понятие рода у аборигенов Ав- стралии). В: Попов 2000в: 51-59. Белл, Д. 1974. Постиндустриальное общество. Америка 215, сентябрь. Белла, Р. 1996. Основные этапы эволюции религии в истории общества. В: Га- раджа, Руткевич 1996: 665-677. Белоусов, Л. С. 2000. Режим Муссолини и массы. М.: Изд-во МГУ. Беляев, Д. Д. 2002. Древние майя (III—IX н. э.). В: Бондаренко, Коротаев 20026: 130-155. Бенвенисте, Г. 1994. Овладение политикой планирования: Создание реально вы- полнимых планов и политики, которая ведет к переменам I пер. с англ. М.: Прогресс, Универс. Бенгтсон, Г. 1982. Правители эпохи эллинизма I пер. с нем. М.: Наука. Берве, Г. 1997. Тираны Греции I пер. с нем. Ростов н/Д.: Феникс. Бергер, П. 1994. Капиталистическая революция I пер. с англ. М.: Прогресс, Универс. 2004. Культурная динамика глобализации. В: Бергер, П. Л., Хантингтон, С. П. (ред.), Многоликая глобализация (с. 8-24) / пер. с англ. М.: Аспект Пресс. Березкин, Ю. Ё. 1991. Инки. Исторический опыт империи. Л.: Наука. 1995. Модели среднемасштабного общества: Америка и древнейший Ближний Восток. В: Крадин, Лынша 1995: 94-104. 2000. Еще раз о горизонтальных и вертикальных связях в структуре среднемас- штабных обществ. В: Крадин и др. 2000: 259-264. 2005. Сакрализация власти в доиспанском Перу. В: Бондаренко 20056: 161-196. Берент, М. 2000. Безгосударственный полис: раннее государство и древнегре- ческое общество. В: Крадин и др. 2000: 235-258. Берзина, С. Я. 1993. Обозначение царя в Мероэ. К истории титулатуры в ранних политических структурах Африки. В: Попов 1993: 263-277. Берман, Г. Дж. 1994. Западная традиция права: эпоха формирования I пер. с англ. М.: Изд-во Моск. ун-та. Вернадская, Е. В. 1970. Политический строй итальянских государств. Синьории и принципаты. В: Сказкин и др. 1970: 295-346. Берлев, О. Д. 1972. Трудовое население Египта эпохи Среднего царства. М.: Наука. Бернал, Дж. 1956. Наука в истории общества I пер. с англ. М.: ИЛ. 300
Берндт, Р. М^ Берндт, К. X. 1981. Мир первых австралийцев I пер. с англ. М.: Наука. Бессмертный, У. Л. 1972. Возникновение Франции. В: Манфред, А. 3. (ред.), История Франции: в 3 т. Т. 1:9-68. М.: Наука. 1989. Историко-демографические процессы в Западной Европе XVI-XVIII вв. в современной науке. В: Брук, С. И. и др. (ред.), Историческая демография: проблемы, суждения, задачи (с. 133-150). М.: Наука. 1995. Некоторые соображения об изучении феномена власти и о концепциях пост- модернизма и микроистории. Одиссей: 5-19. Бжезинский, 3. 1999. Великая шахматная доска I пер. с англ. М.: Международ- ные отношения. Блауг, М. 1994. Экономическая мысль в ретроспективе I пер. с англ. М.: Дело. Блок, М. 1986. Апология истории, или ремесло историка I пер. с фр. М.: Наука. Боас, Ф. 1926. Ум первобытного человека I пер. с англ. М.: Гос. изд-во. Бобровников, В. О. 2002. Берберы (XIX - начало XX в. н. э.). В: Бондаренко и Коротаев 2002: 177-195. Бокщанин, А. А. 1998а. Зарождение административно-управленческого аппарата в Древнем Китае. В: Лелюхин, Любимов 1998: 204-224. 19986. Сложение государственно-административных институтов в Китае (эпоха Шан-Инь, XVI - середина XI в. до н. э.). В: Лелюхин, Любимов 1998: 225-249. Болескина, Е. Л. 2000. Потребители игровой компьютерной культуры. Социс 9:80-87. Болховитинов, H. H. 1983а. Основные тенденции социально-экономического развития (конец XVIII в. - 1860 г.). В: Болховитинов, H. H. (ред.), История США: в 4 т. Т. 1. 1607-1877 (с. 205- 234). М.: Наука. 19836. От «эры доброго согласия» к «джексоновской демократии» (1816-1841). В: Болховитинов, Н. Н. (ред.), История США: в 4 т. Т. 1.1607-1877 (с. 288-323). М.: Наука. Большаков, О. Г. 1995. Арабские завоевания. Халифаты Умайядов и Аббасидов. Распространение ислама. В: Алаев, Ашрафян 1995: 113-130. Бонгард-Левин, Г. М. 1973. Индия эпохи Мауръев. М.: Наука. 1979. Индия в древности. В: Антонова и др. 1979: 8-165. Бонгард-Левин, Т. М., Ильин, Г. Ф. 1969. Древняя Индия. Исторический очерк. М: Наука. Бондаренко, Д. М. 1995. Бенин накануне первых контактов с европейцами. Человек. Общество. Власть. М: Ин-т Африки РАН. 1997. Теория цивилизаций и динамика исторического процесса в доколониальной Тропической Африке. М.: Ин-т Африки РАН. 2000а. «Гомологические ряды» социальной эволюции и альтернативы государству в мировой истории. В: Крадин и др. 2000: 198-206. 20006. Доимперский Бенин: Формирование и эволюция системы социально- политических институтов. Авторефер. дисс.... д-ра ист. наук. М.: Ин-т Африки РАН. 2000в. Община и организация земледельческого производства в доколониальном Бенине. В: Попов 2000в: 93-108. 2001. Доимперский Бенин: формирование и эволюция социально-политических ин- ститутов. М.: Ин-т Африки РАН. 2005а. Доколониальный Бенин при династии оба: траектория сакрализации вер- ховной власти. В: Бондаренко 20056; 197-216. 20056 (ред.). Сакрализация власти в истории цивилизаций. Ч. I. M.: Ин-т Африки РАН. 2006. Гомоархия как принцип социально-политической организации (постановка проблемы и введение понятия). В: Гринин и др. 2006:164-183. 301
Бондаренко, Д. M., Гринин, Л. Е., Коротаев, А. В. 2006. Альтернативы социаль- ной эволюции. В: Гринин и др. 2006: 15-36. Бондаренко, Д. М., Коротаев, А. В., Крадин, H. H. 2002. Введение: Социальная эволюция, альтернативы и номадизм. В: Крадин, Бондаренко 2002: 9-36. Бондаренко, Д. M., Коротаев, А. В. 2002а. Введение. В: Бондаренко, Коротаев 20026: 5-31. 20026 (ред.). Цивплизационные модели политогенеза. М.: Ин-т Африки РАН. Борисковский, П. И. 1980. Древнейшее прошлое человечества. М.: Наука. Борисов, В. А. 1989. Динамика численности населения. В: Борисов, В. А. (сост.), На- селение мира. Демографический справочник (с. 4—24). М.: Мысль. Борисюк, В. И. 2004. Политические идеи и идеологии постиндустриальной циви- лизации. МЭМО 7: 3-14. Бородай, Ю. М., Келле, В. Ф., Плимак, Е. Г. 1974. Наследие К. Маркса и про- блемы теории общественно-экономической формации. М.: Политиздат. Бочаров, В. В. 1991. Политические системы Тропической Африки: от племени к государству. В: Ильин и др. 1991:65-75. 1995. Ранние формы политической организации в структуре колониального обще- ства (на африканском материале). В: Попов 19956: 205-229. 1997. Истоки власти. В: Попов 1997: 21-81. Бочаров, К. И. 1936. Очерки истории военного искусства. Т. 1. Древний мир. М.: Госвоениздат. Брагина, Л. М. 2003. Экономическое развитие стран Западной Европы в раннее Новое время. В: Карпов, С. П. (ред.), История Средних веков: в 2 т. Т. 2. Раннее Новое время. М.: МГУ. Брестед, Д., Тураев, Б. 2003. История Древнего Египта. Минск: Харвест. Бродель, Ф. 1977. История и общественные науки. Историческая длительность. В: Кон, И. С. (ред.), Философия и методология истории (с. 115-142). М.: Прогресс. 1986. Материальная цивилизация, экономика и капитализм: в 3 т. / пер. с фр. М.: Прогресс. 1993. Динамика капитализма I пер. с фр. Смоленск. 1995. Что такое Франция? Т. 2. Ч. IV пер. с фр. М.: Изд-во им. Сабашниковых. Брокгауз, Р. А., Ефрон, И. А. 1991 [1898]. Россия: Энциклопедический словарь. Л.: Лениздат. Бромлей, Ю. В. (ред.) 1973. Основные проблемы африканистики. Этнография История. Филология. М.: Наука. 1982. Этнос в доклассовом и раннеклассовом обществе. М.: Наука. 1986. История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины. М.: Наука. 1988а. История первобытного общества. Эпоха классообразования. М.: Наука. 19886. Народы мира. М.: Советская энциклопедия. Буданова, В. П. 1990. Готы в эпоху Великого переселения народов. М.: Наука. Бунин, И. М., Назарова, Н. Б. 1982. Социально-классовая структура. В: Дилиген- ский, Г. Г., Кузнецов, В. И. (ред.), Франция (с. 187-213). М.: Мысль. Буретин, Д. 1993. Американцы. Национальный опыт I пер. с англ. М.: Издат. группа «Прогресс-Литера». Бутинов, Н. А. 1968. Первобытно-общинный строй (основные этапы и локальные варианты). В: Данилова 19686: 89-155. 1980. Общинно-родовой строй мотыжных земледельцев (по материалам Новой Гвинеи и Северо-Западной Меланезии). В: Бутинов, Н. А., Решетов, А. М. (ред.), Ран- ние земледельцы (с. 110-143). Л.: Наука. 302
1981. Родство и сродство в Меланезии. Пути развития Австралии и Океании. М.: Наука. 1982. Полинезийцы островов Тувалу. М.: Наука. 1985. Социальная организация полинезийцев. М.: Наука. 1995. Папуа - Новая Гвинея: властные структуры. В: Бочаров, В. В. (ред.), Этни- ческие аспекты власти (с. 51-78). СПб.: С.-Петерб. гос. ун-т. 1997. Бигменство. В: Попов 1997: 126-139. 2000. Ранняя семья (по материалам народов Меланезии). В: Попов 2000в: 60-78. Бущик, Г. П. 2002. Экономическое развитие Германии в период между Первой и Второй мировыми войнами. В: Голубович, В. И. (ред.), Экономическая история зару- бежных стран (с. 301-320). Минск: Интерпрессервис. Бэкон, Ф. 1972. Сочинения: в 2 т. / пер. с англ. Т. 2. М.: Мысль. Бюттнер, Т. 1981. История Африки с древнейших времен I пер. с нем. М.: Главная ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука». Бязрова, Дж. Б. 2004. Глобализация и проблема национальных ценностей. ФИО 4: 62-69. Ваддингтон, А. 1938. Восстание в Бельгии. Бельгийское королевство. В: Лависс, Рамбо (ред.) 1938, т. 3: 316-345. Вайцзеккер, Э., Ловинс, Э. Б., Ловинс, Л. X. 1999. Фактор «четыре». В два раза больше богатства из половины ресурсов. В: Иноземцев (ред.) 1999: 596-629. Вайян, Дж. 1949. История ацтеков I пер. с англ. М.: Ин. лит-ра. ван дер Bee, Г. 1994. История мировой экономики 1945-19901 пер. с фр. М.: Наука. ван дер Влит, Э. Ч. Л. 2006. Полис: проблема государственности. Раннее госу- дарство, его альтернативы и аналоги. В: Гринин и др. 2006: 387—412. Ванчура, В. 1991. Картины из истории народа чешского: в 2 кн. / пер. с чеш.: М.: Худ. лит-ра. Вартофский, М. 1988. Модели: репрезентация и научное понимание /пер. с англ. М.: Прогресс. Васильев, Л. С. 1977. Возникновение и формирование китайского государства. В: Мункуев, Н. Ц. (ред.), Китай: история, культура, историография (с. 6-39). М.: Наука. 1980. Становление политической администрации (от локальной группы охотни- ков-собирателей к протогосударству-чифдом). НАА 1: 171-186. 1981. Протогосударство-чифдом как политическая структура. НАА 6: 157-175. 1983а. История религий Востока (религиозно-культурные традиции и общество). М.: Высшая школа. 19836. Проблемы генезиса Китайского государства (формирование основ соци- альной структуры и политической администрации). М.: Наука. 1988. Что такое азиатский способ производства? НАА 3: 75-85. 1993. История Востока: в 2 т. Т. 1. М.: Высшая школа. 1997. Генеральные очертания исторического процесса (эскиз теоретической кон- струкции). ФИО 1: 89-155. 2000а. Введение. В: Васильев 2000в: 5-25. 20006. Восток и Запад в истории (основные параметры проблематики). В: Крадин и др. 2000: 96-114. 2000в (ред.). Политическая интрига на Востоке. М.: Вост. лит-ра. Васильев, Л. С, Стучевский, И. А. 1966. Три модели возникновения и эволюции докапиталистических обществ. ВИ 6: 77-90. Васютин, С. А. 2002. Типология потестарных и политических систем кочевников. В: Крадин, Бондаренко 2002: 86-98. Вебер, М. 1990а. Предварительные замечания к Weber M. Gesammalte Aufsätze zur Religions- soziologie, Bd., I. В: Вебер, M., Избранные произведения (с. 44-60). M.: Прогресс. 303
19905. Протестантская этика и дух капитализма. В: Вебер, М, Избранные произ- ведения (с. 61-272). М.: Прогресс. 1994. Город. В: Вебер, М, Избранное. Образ общества I пер. с нем. (с. 309-446). М. Веблен, Т. 1984. Теория праздного класса/'пер. с англ. М.: Прогресс. Ведюшкин, В. А. 1993. Страны Пиренейского полуострова. В: Мильская, Рутен- бург 1993: 98-108. Вейнберг, И. П. 1989. Сирия, Финикия и Палестина в первой половине I тысячелетия до н. э. В: Дьяконов и др. 1989: 95-114. 2000а. Восточные провинции Римской империи: Палестина в эллинистическо- римский период. В: Якобсон 2000: 562-565. 20006. Палестина в первой половине I тысячелетия до х. э. Царства Израиля и Иу- деи. В: Якобсон 2000: 351-388. 2004. Древнееврейское государство: идея и реальность. В: Грантовский, Степуги- на 2004: 300-310. Величко, А. А. 1989. Соотношение изменений климата в высоких и низких широ- тах Земли в позднем плейстоцене и голоцене. В: Величко, А. А., Гуртовая, Е. Е., Фау- стова, М. А. (ред.), Палеоклиматы и оледенения в плейстоцене (с. 5—19). М.: Наука. Верещагин, В. В. 1979. Почему вымерли мамонты. Л.: Наука. Виалла, А. 1938. Экономическое положение Франции. В: Лависс, Рамбо (ред.) 1938, т. 3:414-443. Вигасин, А. А. 2000. Древняя Индия. В: Якобсон 2000: 389-432. Вильсон, Д. 2004. Англосаксы. Покорители кельтской Британии I пер. с англ. М.: ЗАО «Центрполиграф». Виноградов, И. В. 2000а. Новое царство в Египте и поздний Египет. В: Якобсон 2000: 370-432. 20006. Раннее и Древнее царства Египта. В: Якобсон 2000: 147-164. 2000в. Среднее царство в Египте и нашествие гиксосов. В: Якобсон 2000: 165-175. Виноградов, Ю. Г. 1983. Полис в Северном Причерноморье. В: Голубцова 1983а: 366-420. Винокурова, М. В. 1993. Англия. В: Мильская, Рутенбург (ред.) 1993: 40-50. Виппер, Р. Ю. 1995. Лекции по истории Греции. Очерки истории Римской импе- рии (начало). Избранные сочинения: в 2 т. Т. I. Ростов н/Д.: Феникс. Виткин, М. А. 1968. Проблема перехода от первичной формации ко вторичной. В: Данилова (ред.) 19685: 425-454. Витте, С. Ю. 1960. Воспоминания: в 3 т. М.: Изд-во соц.-эконом. лит-ры. Вишневски, Я. 2003. Национальное и европейское гражданство в аспекте расши- рения Европейского союза. В: Кульпин 2003: 143-154. Возгрин, В. Е. 1990. Генезис датского абсолютизма. В: Рутенбург, Медведев (ред.) 1990: 132-176. Волков, Г. Н. 1965. Эра роботов или эра человека? М.: Политиздат. 1967. Промышленная революция. Философская энциклопедия 4: 391. 1968. Социология науки. Социологические очерки научно-технической деятельно- сти. М.: Политиздат. 1976. Истоки и горизонты прогресса. Социологические проблемы развития науки и техники. М.: Политиздат. Волков, Л. Б. 1989. «Диктатура развития» или «квазимодернизация». В: Кара- Мурза, Воскресенский (ред.) 1989: 85-90. Волков, СВ. 1987. Государственная служба и чиновничество в раннесредне- вековой Корее. В: Ким, Ашрафян 1987: 121-144. Волконский, В. А. 1998. Изменения в мире за столетие и парадигмы экономиче- ской науки. В: Осипов, Ю. М., и др. (ред.), Экономическая теория на пороге XXI века (с. 214-224). М.: Юристъ. 304
Воробьев, Д. В. 2002. Ирокезы (XV-XVIII вв. н. э.). В: Бондаренко, Коротаев 2002:159-176. Воскресенская, Н. О. 1995. Экономические реформы правительства М. Тэтчер. В: Маркова, А. Н., и др., История мировой экономики. Хозяйственные реформы 1920- 1990 гг. М.: Закон и право, ЮНИТИ. Восленский, М. 1991. Номенклатура. М: Октябрь. Гавлик, Л. 1985. Государство и держава мораван (К вопросу о месте Великой Моравии в политическом и социальном развитии Европы). В: Санчук, Г. Э., Поулик, Й. (ред.), Великая Моравия. Ее историческое и культурное значение (с. 96—107) / пер. счеш. М.: Наука. Гаджиев, К. С. 2003. Основные тенденции развития стран Европы и Америки в 1900-1945 гг. В: Родригес, А. М., Пономарев, М. В. (ред.), Новейшая история стран Европы и Америки: XX век: в 2 ч. Ч. 1. 1900-1945 (с. 9-37). М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС. Галкин, А. А. 2005. Глобализация и политические потрясения XXI века. Полис 4: 53-70. Гальперин, А. Л. 1958а (ред.). Очерки новой истории Японии (1640-1917). М.: Изд-во вост. лит-ры. 19586. Эпоха позднего феодализма. 1640-1867. В: Гальперин 1958а: 11-157. Гараджа, В. И., Руткевич, Е. Д. (сост.) 1996. Религия и общество. М. : Аспект Пресс. Геллнер, Э. 1991. Нации и национализм I пер. с англ. М.: Прогресс. 1997. От родства к этничности. В: Чубарьян 1997: 95-102. Гельвальд, Ф. 1885. Естественная история племен и народов: в 2 т. Т. 1. СПб.: Тип. А. С. Суворина. ван Геннеп, А. 2002 [1909]. Обряды перехода I пер. с фр. М.: Вост. лит-ра. Гефтер, М. Я., и др. 1968. Проблема единства и многообразия всемирной истории (введение к изданию «Законы истории и конкретные формы всемирно-исторического процесса»). В: Данилова 19686: 5-20. Гиоргадзе, Г. Г. 1989. Ранняя Малая Азия и Хеттское царство. В: Дьяконов и др. 1989: 212-234. 2000. Ранняя Малая Азия и Хеттское царство. В: Якобсон 2000: 113-127. Гиренко, H. M. 1977. Тенденции этнического развития Уньямвези XIX в. В: Ольдерогге, Д. А. (ред.), Этническая история Африки (с. 70-90). М.: Наука. 1991. Социология племени. Л.: Наука. 1995. Племя и государство: проблемы эволюции. В: Попов 19955: 122-131. Глускина, Л. М. 1973. О специфике греческого классического полиса в связи с проблемой его кри- зиса. ВДИ 2: 27-42. 1983а. Проблемы кризиса полиса. В: Голубцова 19836: 5—42. 19836. Дельфийский полис в IV в. до н. э. В: Голубцова 19836: 43-72. Гоббс, Т. 1965 [1651]. Левиафан. Избр. произвед.: в 2 т. Т. 2. М.: Наука. Гобозов, И. А. 2000. Кризис современной эпохи и философия постмодернизма. ФИО 2: 80-98. Годинер, Э. С. 1976. Становление государства в Буганде. В: Першиц (ред.) 19766: 124-190. 1982. Возникновение и эволюция государства в Буганде. М.: Наука. 1991. Политическая антропология о происхождении государства. В: Козлов, С. Я., Пучков, П. И. (отв. ред.), Этнологическая наука за рубежом: проблемы, поиски, реше- ния (с. 51-78). М.: Наука. Голден, П. 2005. Достижения и перспективы хазарских исследований. В: Петру- хин, В. Я., и др. (ред.), Хазары (с. 27-68). М. - Иерусалим: Гешарим - Мосты культуры. 305
Голубцова, Е. С. (отв. ред.) 1983а. Античная Греция. Проблемы развития полиса. Т. 1. Становление и разви- тие полиса. М.: Наука. 19835. Античная Греция. Проблемы развития полиса. Т. 2. Кризис полиса. М.: Наука. Гордлевский, Вл. 1941. Государство Селъджукидов Малой Азии. М. - Л.: Изд-во АН СССР. Гордон, Л. С. 1972. Упадок монархии. Век просвещения. В: Манфред (ред.) 1972: 285-329. Гордон, Л. С, Поршнев, Б. Ф. 1972. Абсолютизм XVII века. В: Манфред (ред.) 1972: 235-284. Горегляд, В. Н. 1982. Буддизм и японская культура VII-XII вв. В: Бонгард-Левин, Г. М. (ред.), Буддизм, государство и общество (с. 122-205). М.: Главная ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука». Горохов, В. Н. 2001. Международные отношения в 1871-1898 гг. В: Григорьева 2001: 186-227. Гофман, А. Б. 1976. Социологические концепции Марселя Мосса. В: Бромлей, Ю. В. (ред.), Концепции зарубежной этнологии (с. 96-124). М.: Наука. Граков, Б. Н. 1971. Скифы. М.: МГУ. Грановский, Т. Н. 1987. Лекции по истории средневековья. М.: Наука. Грантовский, Э. А. 1987. Возникновение и развитие феодальных отношений в Иране. Держава Саса- нидов и ее социальная структура. В: Ацамба, Лапина, Мейер 1987: 94-105. 2004а. Государство и общество в странах Древнего Востока. В: Грантовский, Сте- пугина 2004: 6-56. 20046. Пути развития социально-экономического строя древнего Ирана (К про- блеме сложения государственности). В: Грантовский, Степугина 2004: 79-103. Грантовский, Э. А., Степугина, Т. В. (ред.) 2004. Государство на Древнем Вос- токе. М.: Вост. лит-ра. Графский, В. Г. 1982. Технократические концепции политической власти. В: Шахназаров (ред.) 1982:104-116. 2001. Всеобщая история государства и права. М.: Норма. Гребенщиков, Э. С. 2004. Тихоокеанская Россия и Япония: регионализация от- ношений. МЭМО 1: 89-97. Гренвилл, Дж. 1999. История XX века. Люди, события, факты I пер. с англ. М.: Аквариум. Григорьев, Г. П. 1969. Первобытное общество и его культура в мустье и начале позднего палеолита. В: Герасимов, И. П. (ред.), Природа и развитие первобытного общества (с. 196-215). М.: Наука. Григорьева И. В. 2001а. Введение. В: Григорьева 2001: 9-31. 20016. Италия в 1870-1900 гг. В: Григорьева 2001: 157-174. 2001 в. Международное рабочее и социалистическое движение с конца 90-х годов до Первой мировой войны. В: Григорьева 2001: 488^516. 2001 г (ред.). Новая история стран Европы и Америки. Начало 1870-х годов - 1918 г. М.: Изд-во Моск. ун-та. Гринин, Л. £. (см. в списке «Работы Гринина», с. 354). Гринин, Л. Е., Бондаренко, Д. М., Крадин, H. H., Коротаев, А. В. (ред.) 2006. Раннее государство, его альтернативы и аналоги. Волгоград: Учитель. Гринин, Л. Е., Коротаев, А. В. 2006. Политическое развитие Мир-Системы: формальный и количественный анализ. В: Малков и др. (ред.) 2006. (В печати.) Гринин, Л. Е., Коротаев,! А. В., Малков, С. Ю. (ред.), 2006. История и Мате- матика: Проблемы периодизации исторических макропроцессов. М.: КомКнига/URSS. 306
Гришелева, Л. Д. 1958. Культура капиталистической Японии. В: Гальперин 1958а: 502-524. Громаков, Б. С. 1986. История рабовладельческого государства и права (Афины и Рим). М..ВЮЖ. Грузицкий, Ю. Л. 2002. Экономическое развитие Японии в период между Первой и Второй мировыми войнами. В: Голубович, В. И. (ред.), Экономическая история зару- бежных стран (с. 321-337). Минск: Интерпрессервис. Грюнебаум, Г. Э. фон 1986. Классический ислам 600-12581 пер. с англ. М.: Наука. Губер, А. А., Ким, Г. Ф., Хейфец, А. Н. 1982. Новая история стран Азии и Афри- ки. М.: Наука. Гудошников, Л. М. 1999. Китай. В: Жидков, Крашенинникова 1999, ч. 2: 172-179. Гуляев, В. И. 1972. Древнейшие цивилизации Мезоамерики. М.: Наука. 1976. Проблема становления царской власти у древних майя. В: Першиц 19766: 191-248. 1977. Города-государства древних майя. В: Массой (ред.) 1977: 20-24. 1986. Типология древних государств: Месопотамия и Мезоамерика. В: Массой (ред.) 1986: 81-85. 2005. Скифы: расцвет и падение великого царства. М.: Алетейя. Гумилев, Л. Н. 1993а. Древние тюрки. М.: Клышников, Комаров и К°, 19936. Ритмы Евразии. Эпохи и цивилизации. М.: Издат. группа «Прогресс» и др. 1993в. Хунну. СПб.: Тайм-Аут-Компасс. Гуревич, А. Я. 1969. Об исторической закономерности. В: Гулыга, А. В., Левада, Ю. А. (ред.), Философские проблемы исторической науки (с. 51-79). М. 1970. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М.: Высшая школа. 1972. История и сага. М.: Наука. 1980. Образование раннефеодального государства в Норвегии (конец IX - начало XIII вв.). В: Кан 1980: 126-151. 1990. Теория формаций и реальность истории. ВФ 11: 31-43. 1996. Историк конца XX века в поисках метода. Вступительные замечания. В: Гу- ревич, А. Я. (ред.), Одиссей. Человек в истории. Ремесло историка на исходе XX века (с. 5-10). М.: Ин-т всеобщей истории РАН. 2005. Периодизация в истории. Из материалов «круглого стола», проведенного в Институте всеобщей истории РАН. В: Гуревич, А. Я., История — нескончаемый спор. Медиевистика и скандинавистика разных лет (с. 681-688). М.: РГГУ. Гуревич, П. С. (ред.) 1986. Новая технократическая волна на Западе. М.: Прогресс. Гэлбрейт, Дж. К. 1969. Новое индустриальное общество I пер. с англ. М.: Прогресс. 1979. Экономические теории и цели общества I пер. с англ. М.: Прогресс. Давидсон, А. Б. 1968. Об этой книге. Вступление к: Риттер, Э., Чака Зулу (с. 3-14). М.: Главная ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука». 1984. Страны Южной Африки. В: Субботин, В. А. (отв. ред.), История Африки в XIX- начале XX в. (с. 155-177). 2-е изд. М.: Главная ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука». 2000. Тропическая и Южная Африка в XX веке. ННИ5: 10-29. Даль, Р. 2000. О демократии I пер. с англ. М.: Аспект Пресс. Дамм, Г. 1964. Канака - люди южных морей I пер. с нем. М.: Наука. Дандамаев, М. А. 1977. Ахеменидское государство. В: Иванов, М. С. (ред.), История Ирана (с. 47- 72). М.: Изд-во МГУ. 1985. Политическая история Ахеменидской державы. М.: Главная ред. вост. лит- ры изд-ва «Наука». 307
2000. Ахеменидская держава. В: Якобсон (ред.) 2000: 290-311. 2004. Нововавилонское общество и экономика. В: Грантовский, Степугина 2004: 57-78. Данилевский, Н. Я. 1995. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. СПб.: Глаголъ. Данилова, Л. В. 1968а. Дискуссионные проблемы докапиталистических обществ. В: Данилова 19686:27-66. 19686 (ред.). Проблемы истории докапиталистических обществ. М: Наука. 1981. Природные и социальные факторы производительных сил на докапитали- стических стадиях общественного развития. Общество и природа: исторические эта- пы и формы взаимодействия. М.: Наука. Дауне, Д. Д. 1978. Калифорния. В: Аверкиева 19786: 286-317. Дахин, В. Н. 1983. Социально-классовая структура итальянского общества. В: Ва- сильков, Н. П., Холодковский, К. Г. (ред.), Италия (с. 207-227). М.: Мысль. Дебидур, А. 1938. Восточный вопрос. В: Лависс, Рамбо 1938, т. 4: 338-357. Деев, H. H., Куркин, Б. А. 1982. Политическая наука в ФРГ. В: Шахназаров 1982: 258-323. Делез, Ж. 1998. Различие и повторение I пер. с фр. СПб.: Петрополис. Делиц, П. 1983. Социальная структура. В: Шенаев, В. Н., Шмидт, М., Мельников, Д. Е. (ред.), Федеративная Республика Германия (с. 248-280). М.: Мысль. Делюсин, Л. П. 1982а. Предисловие. В: Делюсин 19826: 3-10. 19826 (ред.). Конфуцианство в Китае. Проблемы теории и практики. М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры. Делягин, М. 1998. Общая теория глобализации. Общество и наука 10-11: 87-103. Дементьев, И. П. 1986. США (конец XVIII века- начало 50-х годов XIX века). В: Адо 19866: 345-355. 2001. Соединенные Штаты Америки в последней четверти XIX в. В: Григорьева 2001: 12-132. Дени, Э. 1938. Революция и реакция в Германии. 1848-1852. В: Лависс, Рамбо 1938, т. 5:73-110. Дени, Э., Сайо, Е. 1938. Германия. В: Лависс, Рамбо 1938, т. 4: 63-113. Денисов, В. В. (ред.) 1983. Теория общественно-экономической формации. М.: Наука. Деопик, Д. В. 1977. Регион Юго-Восточной Азии с древнейших времен до XV в. В: Ростовский, С. Н., и др., Юго-Восточная Азия в мировой истории (с. 9-69). М.: Наука. 1994. История Вьетнама: в 2 ч. Ч. 1. М.: МГУ. Дешан, Ю. 1984. История большого острова. В: Ольдерогте, Д. А. (ред.), История Тропической Африки (с древнейших времен до 1800 г.) (с. 345-357). М.: Наука, Изд-во вост. лит-ры. Джерри, Д., Джерри, Дж. (сост.) 1999. Большой толковый социологический сло- варь: в 2 т. Т. 2 / пер. с англ. М.: Вече. Джонсон, Г. А. 1986. Соотношение между размерами общества и системой приня- тия решений в нем. В: Массой 1986: 92-103. Дикарев, А. Д. 1991. Некоторые проблемы роста и учета населения в эпоху Цин. В: Сухарчук, Г. Д. (ред.), Социально-экономические и политические проблемы Китая в Новое и Новейшее время (с. 58-91). М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры. Дилигенский, Г. Г. 1991. «Конец истории» или смена цивилизаций? ВФ 3: 29—42. Диль, Ж. 1947. Основные проблемы Византийской истории I пер. с фр. М.: Ин. Лит-ра. Динелло, Н. 2003. Глобализация и справедливость (Международная конференция в Каире). Полис 3: 180-184. 308
Дмитревский, Ю. Д. 1998. Роль географического фактора в процессе политогене- за стран Тропической Африки. В: Следзевский, Бондаренко 1998: 54-61. Дмитриев, М. В. 1992. Генезис капитализма как альтернатива исторического раз- вития. В: Манекин, Р. В. (ред.), Альтернативность истории (с. 132-165). Донецк: До- нецк, отд-ние САМИ. Дмитриева, О. В. 1993. Англия. В: Мильская, Рутенбург 1993: 163-174. Доватур, А. 1965. Политика и политый Аристотеля. М.; Л.: Наука. Долуханов, П. М. 1979. География каменного века. М.: Наука. Дорошенко, Е. А. 1981. Пути и формы воздействия шиитского духовенства на об- щественно-политическую жизнь Ирана. В: Смилянская, И. М., Кямилев, С. X. (ред.), Ис- лам в истории народов Востока (с. 72-85). М: Главная ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука». Драбкин, Я. С, Комолова, Н. П. (ред.) 1996. Тоталитаризм в Европе XX века. М.: Памятники ист. мьгсли. Дройзен, И. 1995. История эллинизма: в 3 кн. Кн. 1. Ростов н/Д.: Феникс. Думая, Л. И. 1965. Китай (до конца 18 в.). СИЗ. Т. 7: 295-319. Дьяков, В. А. (отв. ред.) 1993. Краткая история Польши. С древнейших времен до наших дней. М.: Наука. Дьяков, В. Н. 1956. Греция в первой половине VI в. до н. э. В: Струве и др. 1956: 391-447. Дьяконов, И. М. 1951. Реформы Уркагины в Лагаше. Вестник древней истории: 15-32. 1956. История Мидии от древнейших времен до конца IVв. до н. э. - М.; Л.: Изд- во АН СССР. 1959. Общественный и государственный строй Древнего Двуречья. М.: Вост. лит-ра. 1971. Основные черты древнего общества (реферат на материале Западной Азии). В: Ким 1971: 127-146. 1983 (ред.). История Древнего Востока. Зарождение древнейших классовых об- ществ и первые очаги рабовладельческой формации. Т. 1. Месопотамия. М.: Главная ред. вост. лит-ры. 1989 (ред.). История древнего мира: в 3 кн. Изд. 3-е. М.: Наука. 1994. Пути истории. От древнейшего человека до наших дней. М.: Наука; 2-е изд. М: КомКнига/URSS, 2007. 2000а. Возникновение земледелия, скотоводства и ремесла. В: Якофсон 2000:27-44. 20006?Города-государства Шумера. В: Якобсон 2000: 45-57. 2000в. Переход к территориальному государству в Месопотамии. В: Якобсон 2000: 57-66. Дьяконова, Е. М. 1989. Древняя Япония. В: Дьяконов (ред.) 1989: 211-219. Дэвидсон, Б. 1975. Африканцы. Введение в историю культуры / пер. с англ. М.: Главная ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука». Дэвис, Н. 2005. История Европы I пер. с англ. М.: ACT: Транзиткнига. Дюби, Ж. 1994. Европа в средние века I пер. с фр. Смоленск: Полиграмма. Евтеев, С. А., Перелет, Р. А. (ред.) 1989. Наше общее будущее. Доклад междуна- родной комиссии по окружающей среде и развитию. М.: Прогресс. Емельянов, В. В. 2003. Древний Шумер. СПб.: Азбука-классика, Петербург. Вос- токоведение. Еремеев, Д. Е. 1980. На стыке Азии и Европы. М.: Наука. Еремеев, Д. Е., Мейер, М. С. 1992. История Турции в средние века и Новое время. М.: Изд-во МГУ. Ерофеев, Н. А. 1959. Завершение промышленного переворота в Англии. Чартизм. В: Смирнов, Н. А. (ред.), Всемирная история: в 10 т. Т. 6: 200-212. М.: Изд-во соц.- эконом. лит-ры. Ершов, Ю. Г. 1984. Принцип историзма в периодизации всемирной истории. Ежегодник Философского общества СССР 1984: 270-277. 309
Ёрл, Т. К. 2002. Гавайские острова (800-1824 гг.). В: Бондаренко, Коротаев 20026:77-88. Жак, К. 1992. Египет великих фараонов. История и легенда I пер. с фр. М.; Наука. Жданко, А. В. 1999. Письмо в редакцию. Заметки о первобытной истории (современные данные палеоантропологии и палеоархеологии о возникновении Homo sapiens). ФИО 5: 175-177. 2002-2003. Кибернетическая историософия, или Научная теория истории. ФИО 1/2002: 113-163; 1/2003: 5-62. Жигунин, В. Д. 1984. Типология и функции периодизации. В: Шофман 1984: 5-19. Жид, Ш., Рист, Ш. 1995. История экономических учений I пер. с англ. М.: Экономика. Жидков, О. А., Крашенинникова, Н. А. (ред.). 1999. История государства и права зарубежных стран. Ч. 2. Изд. 2-е. М.: Издат. группа НОРМА-ИНФРА-М. Жуков, Е. М. 1975 (ред.). Проблемы социально-экономических формаций. М.: Наука. 1979. Социологические и исторические законы. В: Жуков и др. 1979. Жуков, Е. М., Барг, М. А., Черняк, Е. Б., Павлов, В. И. 1979. Теоретические проблемы всемирно-исторического процесса. М.: Наука. Заблоцка, Ю. 1989. История Ближнего Востока в древности (от первых поселе- ний до персидского завоевания) I пер. с пол. М.: Наука. Завьялова, Т. Г. 2002. Культура гражданского и военного управления в Китае времени династии Тан. В: Розов, Н. С. (ред.), Макродинамика. Закономерности геопо- литических, социальных и культурных изменений (с. 350-364). Новосибирск: Наука. Залесский, H. H. 1959. Этруски в Северной Италии. Л.: Изд-во Ленинград, ун-та. Зарубина, Н. Н. 1998. Социокультурные факторы хозяйственного развития: М. Вебер и современные теории модернизации. СПб.: Изд-во Русхристиангуманитаринститута. Зельин, К. К. 1964. Борьба политических группировок в Аттике в Vie. до н. э. М.: Наука Зименков, Р. И., Романова, Е. М. 2004. Американские ТНК за рубежом: страте- гия, направление, формы. МЭМО 8: 45-53. Златковская, Т. Д. 1971. Возникновение государства у фракийцев. М.: Наука. Злоказова, H. E. 2004. Расширение ЕС: «за» и «против» с позиций его членов. МЭМО 1: 62-69. Зотов, А. Ф., Гуревич, А. Я., и др. 1988. Философия и историческая наука. Мате- риалы «круглого стола». ВФ 10: 18-64. Зубов, А. А. 1963. Человек заселяет свою планету. М.: География. Зубов, А. Б. 1989. Выступление на «круглом столе» «Формации или цивилиза- ции?». ВФ 10: 47-49. Зубов, А. Б., Зубова (Павлова), О. И. 2004. Природа власти царей Древнего Египта. В: Грантовский, Степугина 2004: 204-225. Зубрицкий, Ю. А. 1966. Индейский вопрос в трудах Мариатеги. В: Шульговский, А. Ф. (отв. ред.), Хосе Карлос Мариатеги (с. 170-200). М.: Наука. 1975. Инки-кечуа. Основные этапы истории народа. М.: Наука. 1991. Древние государства на Американском континенте. В: Лавров, М. (отв. ред.), Ис- тория Латинской Америки. Доколумбова эпоха — 70-е годы XIXвека (с. 35—50). М.: Наука. Зуев, А. Г., Мясникова, Л. А. 2004. Глобализация: аспекты, о которых мало гово- рят. МЭМО 8: 54-60. Зутис, Я. Я. 1951. Пруссия во второй половине XVII и в XVTII в. В: Бирюкович, В. В., Порпшев, Б. Ф., Сказкин, С. Д. (ред.), Новая история. Т. 1. 1640-1789 (с. 284-298). М.: Гос. изд-во полит, лит-ры. Зыкова, Г. Н. 2001. Постмодернистская культура и социальное познание. ФИО 4: 156-175. Иванов, Н. А. 1966. Мориски. СИЭ. Т. 9: 693^694. 310
1984а. Египет. В: Субботин, В. А. (ред.), История Африки в XIX- начале XX в. (с. 43-55,226-238). М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры. 19846. Османское завоевание арабских стран 1516-1574. М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры. Иванов, Н. А., Орешкова, С. Ф. 2000. Османская империя в XVI-XVII вв. В: Алаев, Л. Б., Ашрафян, К. 3., Иванов, Н. И. (ред.), История Востока. Т. III. Восток на рубеже средневековья и Нового времени. XVI-XVIII вв. (с. 67-98). М.: Вост. лит-ра. Иванов, Н. П. 2000. Глобализация и проблемы оптимальной стратегии развития. МЭМО 3: 12-18. 2004. Человеческий капитал и глобализация. МЭМО 9: 19-31. Иванян, Э. А. 1973. Социальная роль средневековой религиозной пропаганды. ВИ2: 124-137. Иди, М. 1977. Недостающее звено I пер. с англ. М.: Мир. Израитель, В. Я. 1975. Проблемы формационного анализа общественного разви- тия. Горький. Йингер, Дж. И. 1996. Социология религии как наука: функциональный подход. В: Гараджа, Руткевич (сост.) 1996: 161-165. Илюшечкин, В. П. 1967. Крестьянская война тайпинов. М.: Наука. 1970. Система внеэкономического принуждения и проблема второй основной стадии общественной эволюции. М.: АН СССР, Ин-т востоковедения. 1971. Рентный способ эксплуатации в добуржуазных обществах древности, сред- невековья и Нового времени (на правах рукописи). М.: АН СССР, Ин-т востоковедения. 1986а. Сословная и классовая стратификация в добуржуазных обществах. В: Ким, Ашрафян (ред.) 19866: 45-67. 19866. Сословно-классовое общество в истории Китая (опыт системно- структурного анализа). М.: Наука. 1987а. О двух стадиях и двух тенденциях развития государственности в старом Китае. В: Ким, Ашрафян (ред.) 1987: 52-81. 19876. О происхождении и эволюции понятия «феодализм». НАА 6: 72-85. 1988. О соотношении и взаимосвязи общественных формаций и политической экономии. ВФ 4: 54-67. 1990. Эксплуатация и собственность в сословно-классовых обществах. М.: Наука. Илюшечкин, В. П., Платова, А. Д. 1972. Проникновение капигалистических дер- жав в Китай. Крестьянские войны и восстания неханьских народов. В: Тихвинский, С. Л. (ред.), Новая история Китая (с. 13-267). М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры. Ильин, Г. Ф. 1971. Классовый характер древнеиндийского общества. В: Ким 1971: 147-189. Ильин, Ю. М., Попов, В. А, Следзевский, И. В. (ред.) 1991. Племя и государство (Материалы выездной сессии Научного совета, состоявшейся в Ленинграде 5-6 мая 1991). М. Инка Гарсиласо де л а Вега 1974. История государства Инков. Л.: Наука. Иноземцев, В. Л. (ред.) 1999. Новая постиндустриальная волна на Западе I пер. с англ. M.: Academia. Исламов, Т. М. 1986. Многонациональная монархия Габсбургов. В: Адо 19866; 132-140. 2001. Австро-Венгерская монархия в 1867-1900 гг. В: Григорьева 2001: 133-156. Исламов, Т. М., Фрейдзон, В. И. 1986. Переход от феодализма к капитализму в Западной, Центральной и Юго- Восточной Европе. НИИ 1: 83-96. 1981. История политических и правовых учений. М. : Просвещение. Истрин, В. А. 1965. Возникновение и развитие письма. М.: Наука. 311
Итс, Р. Ф., Яковлев, А. Г. 1967. К вопросу о социально-экономическом строе лянынанской группы народности и. В: Итс, Р. Ф., Община и социальная организация у народов Восточной и Юго-Восточной Азии (с. 64-106). Л.: Наука. Иэрхарт, Б. X. 1996. Религиозные традиции Японии. В: Иэрхарт, Б. Г. (ред.), Ре- лигиозные традиции мира. Т. 2: 492-610. М.: Крон-Пресс. Кабо, В. Р. 1980. У истоков производящей экономики. В: Бутинов, Н. А., Решетов, А. М. (ред.), Ранние земледельцы (с. 59-85). Л.: Наука. 1986. Первобытная доземледельческая община. М.: Наука. Каждан, А. П. 1954. Принятие христианства в Болгарии. В: Третьяков и др. (ред.): 71-75. Казанков, А. А. 2002. Агрессия в архаических обществах (на примере охотников- собирателей полупустынь). М.: Ин-т Африки. Каллиникос, А. 2005. Антикапиталистический манифест I пер. с англ. М.: Праксис. Каллистов, Д. П. 1956. Аттика в VIII-VI вв. до н. э. Образование Афинского го- сударства. Всемирная история: в Ют./ под ред. Ю. П. Францева. Т. 1: 670-676. М.: Госполитиздат. Калюта, А. В. 2000. Воины-орлы и воины-ягуары: к вопросу о мужском союзе у ацтеков. В: Попов (ред.) 2000в: 123-142. Каменский, А. Б. 2001. От Петра I до Павла I. Реформы в России XVIII века. М.: РГГУ. Кан, А. С. (отв. ред.) 1980. История Норвегии. М.: Наука. Кан, Г. 1986. Грядущий подъем: экономический, политический, социальный / пер. с англ. В: Гуревич (ред.) 1986. Кан, С. Б. 1948. Революция 1848 года в Австрии и Германии. М.: Учпедгиз. Капица, С. П. 2004а. Глобальная демографическая революция и будущее челове- чества. НИИ4: 42-54. Каплински, Р. 2003. Распространение положительного влияния глобализации: анализ «цепочек» приращения стоимости. Вопросы экономики 10: 4—26. Капра, Ф. 2004. Скрытые связи I пер. с англ. M.: OOO Издат. дом «София». Карамзин, Н. М. 1964. Избранные сочинения: в 2 т. Т. 2. М.; Л.: Худ. лит-ра. Кара-Мурза, А. А., Воскресенский, А. К. (ред.) 1989. Тоталитаризм как исто- рический феномен. М.: Филос. общ-во СССР. Кардини, Ф. 1987. Истоки средневекового рыцарства I пер. с итал. М.: Прогресс. Карапетьянц, А. М. 1982. Первоначальный смысл основных конфуцианских ка- тегорий. В: Делюсин (ред.) 19825: 11-35. Карев, В. М. 1993. Введение. В: Мильская, Рутенбург (ред.) 1993: 159-163. Карнап, Р. 1971. Философские основания физики I пер. с англ. М.: Прогресс; 4-е изд. М.: Издательство ЛКИ/URSS, 2008. Карнейро, Р. Л. 2000. Процесс или стадии: ложная дихотомия в исследовании истории возникно- вения государства. В: Крадин и др. (ред.) 2000: 84—94. 2006а. Было ли вождество сгустком идей? В: Гринин и др. 2006: 211-228. 20066. Теория происхождения государства. В: Гринин и др. 2006: 55-70. Карташев, А. В. 1992. Очерки по истории русской церкви. Т. 2. М.: Терра. Кастеллс, М. 1999. Могущество самобытности. В: Иноземцев (ред.) 1999: 292-308. 2002. Информационная эпоха. Экономика, общество и культура I пер. с англ. М.: ГУ ВШЭ. Каутский, К. 1931. Материалистическое понимание истории I пер. с нем. Т. 2. М.: ГИЗ. Качановский, Ю. В. 1971. Рабовладение, феодализм или азиатский способ произ- водства? М.: Наука. Кедров, Б. М. 2006. О повторяемости в процессе развития. М.: КомКнига/URSS. 312
Кейзеров, H. M., Мальцев, Г. В. 1974. Современные буржуазные теории проис- хождения политической власти. СЭ 6: 148-160. Кейнс, Дж. М. 1993. Общая теория занятости, процента и денег. В: Столяров 1993, 2: 137-434. Келле, В. Ж., Ковальзон, М. Я. 1962. Исторический материализм. М.: ВШ. Кертман, Л. Е. 1968. География, история и культура Англии. М.: ВШ. Ким, Г. Ф. (ред.) 1971. Проблемы докапиталистических обществ в странах Вос- тока. М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры. Ким, Г. Ф., Ашрафян, К. 3. 1986а. Некоторые вопросы изучения классов и сословий в докапиталистических обществах Азии. В: Ким, Ашрафян (ред.) 19866; 4—15. 19866 (ред.). Классы и сословия в докапиталистических обществах Азии. Пробле- ма социальной мобильности. М.: Наука. 1987 (ред.). Государство в докапиталистических обществах Азии. М.: Главная ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука». Ким, М. П. 1981. Природное и социальное в историческом процессе. Общество и природа: исторические этапы и формы взаимодействия. М.: Наука. Кириллова, А. А. 1980. Англия в XI-XV вв. В: Колесницкий 1980а (ред.): 213-232. Кирчо, Л. Б. 1977. Проблема древних городов и урбанизации в освещении запад- ных исследователей. В: Массой (ред.) 1977: 24-28. Киселев, Г. С. 1981. Хауса. Очерки этнической, социальной и политической истории (до XIX сто- летия). М.: Наука. 1985. Доколониальная Африка. Формирование классового общества (состояние проблемы и перспективы ее разработки). М.: Наука. 1988. Восток и феодализм. НАА 4. Киссинджер, Г. 2002. Нужна ли Америке внешняя политика? I пер. с англ. М.: Ладомир. Классен, X. Й. М. 2000. Проблемы, парадоксы и перспективы эволюционизма. В: Крадин и др. 2000: 6-23. 2005а. Сакральное королевство в Полинезии. В: Бондаренко 20056: 217-241. 20056. Эволюционизм в развитии. ИиС 2: 3-22. 2006а. Было ли неизбежным появление государства? В: Гринин и др. 2006:71-84. 20066. Эволюционизм в развитии. В: Гринин и др. 2006: 37-52. Клима, Б. 2003. Период человека разумного современного вида до начала произ- водства пищи (производящего хозяйства): общий обзор (за исключением искусства). История Человечества. 1. Доисторические времена и начала цивилизации (с. 198—207). М.: ЮНЕСКО. Климанов, Л. Г. 1990. Cor nostri status: историческое место канцелярии в венеци- анском государстве. В: Рутенбург, Медведев 1990: 80-105. Ключевский, В. 0.1937. Курс русской истории: в 4 ч. Ч. 1. М.: Гос. соц.-эконом. изд-во. Кобищанов, Ю. М. 1974. Африканские феодальные общества: воспроизводство и неравномерность развития. В: Куббель, Л. Е. (ред.), Африка: возникновение неравенства и пути разви- тия (с. 85-290). М.: Наука. 1978. Системы общинного типа. В: Токарев, Кобищанов (ред.) 1978: 133-260. 1995. Полюдье: явление отечественной и всемирной истории цивилизаций. М.: Росспэн. Ковалев, А. М. 1982. Диалектика способа производства общественной жизни. М.: Мысль. Ковалев, С. И. 1936. История античного общества. Эллинизм. Рим. Л.: Соцэгиз. 1937. История античного общества. Греция. Л.: Соцэгиз. 313
Ковалевский, M. M. 1895. Очерк происхождения и развития семьи и собствен- ности I пер. с фр. СПб.: 2-е изд. М.: КомКнига/URSS, 2007. Козенко, Б. Д., Севостьянов, Г. Н. 1994. История США. Самара: Изд-во Са- марск. обл. ин-та повышения квалификации и переподготовки работников образ. Козинг, А. 1978. Нация в истории и современности I пер. с нем. М.: Прогресс. Козинцев, А. Г. 1980. Переход к земледелию и экология человека. В: Бутинов, Н. А., Решетов, А. М. (ред.), Ранние земледельцы. Этнографические очерки (с. 6-33). Л.: Наука. Козлов, С. Я. 1976. Фульбе Фута-Джаллона. Очерки этнической, политической и социальной истории. М.: Наука. Козлова, Е. А. 1995. «Рейганомика» и ее результаты. В: Маркова, А. Н., и др., История мировой экономики. Хозяйственные реформы 1920-1990 гг. М.: Закон и право, ЮНИТИ. Козлова, H. H. 1989. От авторитаризма к тоталитаризму: механизм перехода. В: Кара-Мурза, Воскресенский 1989: 223-228. Козырева, Н. В. 2000. Старовавилонский период истории Месопотамии. В: Якоб- сон 2000:78-92. Колганов, М. В. 1962. Собственность. Докапиталистические формации. М.: Изд-во соц.-эконом. лит-ры. Колесников, А. И. 1987. Государство и сословная структура общества сасанид- ского Ирана (III—VII вв.). В: Ким, Ашрафян 1987: 181-189. Колесницкий, Н. Ф. 1963. Об этническом и государственном развитии средневековой Германии (VI-XIVbb.). Средние века 2Ъ: 183-197. 1968. К вопросу о раннеклассовых общественных структурах. В: Данилова 19686: 618-637. 1980а (ред.). История средних веков. М.: Просвещение. 19806. Пиренейские государства в VIII-XV вв. В: Колесницкий 1980а: 269-278. 1980в. Франция в XI-XV вв. В: Колесницкий 1980а: 189-213. Коллингвуд, Р. Дж. 1980. Идея истории. Автобиография I пер. с англ. М.: Наука. Колобова, К. М., Глускина, Л. М. 1958. Очерки истории Древней Греции. Л.: Госучпедгиз. Комолова, Н. П. 1970. Новейшая история Италии. М.: Просвещение. Кондратюк, М. В. 1983. Архэ и афинская демократия. В: Голубцова 1983а: 327-365. Конрад, Н. И. 1957. Развитие феодальных отношений в Китае (III—VIII вв.). В: Си- дорова, Н. А. (ред.), Всемирная история: в 10 т. Т. 3: 25^43. М.: Гос. изд-во полит, лит-ры. Конт, О. 1910. Дух положительной философии I пер. с фр. СПб. Копосов, H. E. 1993. Франция. В: Мильская, Рутенбург 1993: 174-187. Кордье, А. 1939. Дальний Восток. В: Лависс, Рамбо 1938, т. 8: 309-346. Короновский, Н. В., Якушева, А. Ф. 1991. Основы геологии. М.: Высшая школа. Коростовцев, М. А. 1962. Писцы Древнего Египта. М.: Изд-во вост. лит-ры. 2000. Религия Древнего Египта. СПб.: Журнал «Нева», Летний сад. Коротаев, А. В. 1988. К становлению городских структур в Южной Аравии (начало 1 тыс. до н. э. - VI в. н. э.): термин hgr в древнейеменской эпиграфике. В: Ашрафян, К. 3., Хабаева, Р. В. (ред.), Город на традиционном Востоке (с. 37—41). М.: Наука. 1991. Некоторые экономические предпосылки классообразования и политогенеза. Архаическое общество: узловые проблемы социологии развития (с. 136-191): сб. науч- ных трудов. М.: Ин-т истории СССР АН СССР. 1997а. Сабейские этюды. Некоторые общие тенденции и факторы эволюции са- бейской цивилизации. М.: Вост. лит-ра РАН. 19976. Факторы социальной эволюции. М.: Ин-т востоковедения. 314
2000а. От государства к вождеству? От вождества к племени? (Некоторые общие тенденции эволюции южноаравийских социально-политических систем за последние три тысячи лет). В: Попов 2000в: 224-302. 20006. Племя как форма социально-политической организации сложных неперво- бытных обществ (в основном по материалам Северо-Восточного Йемена). В: Крадин и др.2000: 265-291. 2003а. Джордж Питер Мердок и школа количественных кросс-культурных (холо- культурных) исследований. В: Мердок 2003: 478-555. 20036. Социальная эволюция: факторы, закономерности, тенденции. М.: Вост. лит-ра. 2006. Макродинамика урбанизации Мир-Системы: количественный анализ. В: Малков и др. 2006. (В печати.) Коротаев, А. В., Малков, С. Ю., Халтурина, Д. А. 2005а Законы истории. Математическое моделирование исторических процес- сов. Демография, экономика, войны. М.: КомКнига/URSS. 20056. Компактная математическая макромодель технико-экономического и демо- графического развития Мир-Системы (1-1973 гг.). В: Малков, С. Ю., Коротаев, А. 3. (ред.), История и синергетика: Математическое моделирование социальной динамики (с. 6-48). М.: КомКнига/URSS. Коротаев, А. В., Гринин, Л. Е. 2006. Урбанизация и политическое развитие Мир- Системы: сравнительный количественный анализ. В: Малков и др. 2006. (В печати.) Коротаев, А. В., Крадин, H. H., Лынша, В. А. 2000. Альтернативы социальной эволюции (вводные замечания). В: Крадин и др. 2000: 24—83. Коротаев, А. В., Кузьминов, Я. И. 1989. Участие в обсуждении книги В. П. Илю- шечкина «Сословно-классовое общество в истории Китая». НАЛ 1: 156-160. Корсунский, А. Р. 1965. О социальном строе вестготов в VI в. ВДИЗ: 54-74. Корсунский, А. Р., Гюнтер, Р. 1984. Упадок и гибель Западной Римской империи и возникновение варварских королевств (до середины Vie.). M.: Изд-во МГУ. Корчагина, М. Б. 1996. Национал-социализм в Германии. В: Драбкин, Я. С, Комо- лова, Н. П. (ред.), Тоталитаризм в Европе XX века (с. 122-149). М.: Памятники ист. мысли. Косамби, Д. 1968. Культура и цивилизация Древней Индии I пер. с англ. М.: Прогресс. Косарев, А. И. 1986. Римское право. М.: Юрид. лит-ра. Костин, В. А., Костина, Н. Б. 2000. Социальные изменения в концепциях истори- ческого процесса. Социс 1: 6-74. Кочакова, Н. Б. 1968. Города-государства йорубов. М.: Наука. 1986. Рождение африканской цивилизации (Ифе, Ойо, Бенин, Дагомея). М.: Наука. 1991. Вождество и раннее государство (подходы к изучению и сравнительный анализ). В: Ильин и др. 1991: 51-64. 1995. Размышления по поводу раннего государства. В: Попов, В. А. (ред.), Ранние формы политической организации: от первобытности к государственности (с. 153- 164). М.: Вост. лит-ра РАН. 1999. Раннее государство и Африка (аналитический обзор публикаций Междуна- родного исследовательского проекта «Раннее государство»). М.: Ин-т Африки РАН. Кочетов, Э. Г. 2002. Глобалистика: теория, методология, практика. М.: НОРМА. Кошелев, В. С. 2004. Реформы 1850-1870-х годов в Египте. В: Алаев, Л. Б., и др. (ред.), История Востока: в 6 т. Т. 4. Восток в Новое время (конец XVIII - начало XIXв.). Кн. 1: 372-374. М.: Издат. фирма «Вост. лит-ра» РАН. Кошеленко, Г. А. 1979. Греческий полис на эллинистическом Востоке. М.: Наука. 1983. Введение. Древнегреческий полис. В: Голубцова 1983а: 9-36. 1987. О некоторых проблемах становления и развития государственности в Древ- ней Греции. В: Рыбаков 19876; 38-73. Коэн, Р. 1986. Социальные последствия современного технического прогресса. В: Гуревич 1986: 210-224. 315
Крадин, Н. H. 1992. Кочевые общества. Владивосток: Дальнаука. 1995а. Введение. От однолинейного взгляда на происхождение государства к мно- голинейному. В: Крадин, Лынша 1995: 7-18. 19956. Вождество: современное состояние и проблемы изучения. В: Попов 19956:11-61. 2000. Общественный строй жужаньского каганата. В: Крадин, H. H., и др. (ред.), История и археология Дальнего Востока: к 70-летию Э. В. Шавкунова (с. 80-94). Вла- дивосток: Изд-во ДВГУ. 2001а. Империя хунну. 2-е изд. Владивосток: Дальнаука. 20016. Кочевники в мировом историческом процессе. ФИО 2:108-137. 2001 в. Политическая антропология. М.: Научно-издат. центр «Ладомир». 2002. Структура власти в кочевых империях. В: Крадин, Бондаренко 2002: 109-125. Крадин, Н. Н., Бондаренко, Д. М. (ред.) 2002. Кочевая альтернатива социальной эволюции. М.: Ин-т Африки РАН и др. Крадин, H. H., Лынша, В. А. (ред.) 1995. Альтернативные пути к ранней госу- дарственности. Международный симпозиум. Владивосток: Дальнаука. Крадин, Н. Н., Коротаев, А. В., Бондаренко, Д. М., Лынша, В. А. (ред.) 2000. Альтернативные пути к цивилизации. М.: Логос. Краснов, Е. А. 1975. Древнейшие упряжные пахотные орудия. М.: Наука. Краснова, И. А. 2000. Принципы выборности во Флоренции XIV-XV веков. В: Сванидзе 2000: 57-67. Крашенинников, С. 1948. Описание земли Камчатки. М.: ОШЗ. Кривня, П. В., Дзюбко, И. С, Чунтулова, В. Т. (ред.) 1966. Экономическая ис- тория капиталистических стран. М.: Высшая школа. Крил, X. Г. 2001. Становление государственной власти в Китае. Империя Запад- ная Чжоу I пер. с англ. СПб.: Издат. группа «Евразия». Крылов, В. В. 1997. Теория формаций. М.: Вост. лит-ра. Крылова, И. А. 2004. Современные угрозы и безопасность России. ФИО 4: 70-88. Крюков, М. В. 1974. Первобытнообщинный строй и зарождение классов и государства. В: Симо- новская, Юрьев 1974: 6-16. 1982. Этнические и политические общности: диалектика взаимодействия. В: Бром- лей 1982: 147-163. 1988. Древний Китай. В: Кузищин 1988в: 350-394. Крюков, М. В., Малявин, В. В., Софронов, М. В. 1979. Китайский этнос на пороге средних веков. М: Наука. 1984. Китайский этнос в средние века (VII-XHI). М.: Наука. 1987. Этническая история китайцев на рубеже средневековья и Нового времени. М.: Наука. Крюков, М. В., Переломов, Л. С, Софронов, М. В., Чебоксаров, H. H. 1983. Древние китайцы в эпоху централизованных империй. М: Наука. Куббель,Л.Е. 1973. К вопросу о некоторых особенностях исторического развития обществ За- падного Судана в средние века. В: Бромлей 1973: 232—239. 1974. Сонгайская держава. Опыт исследования социально-политического строя. М: Наука. 1976. Об особенностях классообразования в средневековых обществах Западного и Центрального Судана. В: Першиц 19766: 87-123. 1982а. Послесловие. В: Шинни 1982: 189-191. 19826. Этнические общности и потестарно-политические структуры доклассового и раннеклассового общества. В: Бромлей 1982: 124-146. 1988а. Возникновение частной собственности, классов и государства. В: Бромлей 19886:140-269. 19886. Очерки потестарно-политической этнографии. М.: Наука. 316
1990. «Страна золота» - века, культуры, государства. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Наука. Кузищин, В. И. 1988а. Объединение Египта и создание централизованного общеегипетского госу- дарства. Эпоха строительства пирамид. В: Кузищин 1988в: 29-38. 19886. Общеегипетское государство в период Среднего царства (XXI-XVIII вв.). В: Кузищин 1988в: 39-45. 1988 (ред.). История Древнего Востока. Изд. 2-е. М.: Высшая школа. 1989. О формировании государства в Риме. ВДИ 3: 92-94. 1994 (ред.). История Древнего Рима. Изд. 3-е. М.: Высшая школа. Кузнецов, Ю. Д., Навлицкая, Г. Б., Сырицын, И. М. 1988. История Японии. М.: Высшая школа. Кузнецова, Н. А. 1986. Некоторые особенности формирования правящей элиты в Иране в XVIII-XIX вв. В: Ким, Ашрафян 19866: 229-243. Кузьмищев, В. А. 1974. Инка Гарсиласо де ла Вега. В: Инка Гарсиласо де ла Вега 1974: 683-711. 1985. Царство сынов солнца. М.: Молодая гвардия. Куиличи, Ф. 1969. Тысяча огней I пер. с ит. М.: Мысль. Кулагин, В. М. 2000. Мир в 21 веке: многополюсный баланс сил или глобальный Pax Democratica? Полис 1: 23-37. Куликов, В. В. 1979. Общественно-экономическая формация. В: Румянцев, А. М. (ред.), Экономическая энциклопедия. Политическая экономия: в 4 т. Т. 3. М.: Советская энциклопедия. Кулышн, Э. С. 1990. Человек и природа в Китае. М.: Моск. лицей. 1996. Бифуркация Запад - Восток. М.: Моск. лицей. 1999. Восток. М.: Моск. лицей. 2002 (ред.). Природа и самоорганизация общества. М.: Моск. лицей. 2003 (ред.). Природа и менталъностъ. М.: Моск. лицей. 2006. Золотая Орда (Проблемы генезиса Российского государства). М.: КомКнига/ URSS. Кунов, Г. 1921 (1919). Возникновение религии и веры в бога /пер. с нем. М.: Коммунист. Курбатов, Г. Л., Фролов, Э. Д., Фроянов, И. Я. (ред.) 1986. Становление и раз- витие раннеклассовых обществ. Город и государство. Л.: Изд-во Ленинград, ун-та. Куропятник, Г. П. 1961. Вторая американская революция. М.: Госучпедгиз. Кучма, В. В. 1998. Государство и право Древнего мира. Курс лекций по истории государства и права зарубежных стран. Волгоград: Офсет. Кычанов, Е. И. 1986. Основные каналы социальной мобильности в Китае при ди- настиях Тан и Сун (VII-XII вв.). В: Ким, Ашрафян 19866: 105-117. Лабутина, Т. Л., Кеткова, И. В. 1994. Англия в 1660-1689 годах. В: Барг, М. А. (ред.), История Европы: в 8 т. Т. 4. Европа Нового времени (с. 124—138). М.: Наука. Лависс, Э., Рамбо, А. (ред.) 1938-1939. История XIX века: в 8 т. М.: ОГиЗ, Гос. соц.-эконом. изд-во. Лавровский, В. М., Барг, М. А. 1958. Английская буржуазная революция XVII ве- ка. Некоторые проблемы Английской буржуазной революции 40-х годов XVII века. М.: Изд-во соц.-эконом. лит-ры. Ладынин, И. А. 2005. Сакрализация царской власти в Древнем Египте в конце IV- начале IIтыс. до н. э.В: Бондаренко 20056: 63-94. Ламберг-Карловски, К., Саблов, Дж. 1992. Древние цивилизации. Ближний Вос- ток и Мезоамерика I пер. с англ. М.: Наука. Ламберт, Д. 1991. Доисторический человек. Кембриджский путеводитель I пер. с англ. Л.: Недра. Ланда, Р. Г. 2005. История арабских стран. М.: Вост. ун-т. 317
Лапина, 3. Г. 1982. Функционирование механизма традиции и проблема идеалов в политической мысли средневековья (на материалах трактата Ли Гоу, 1039 г.). В: Делю- син 19826: 88-110. Лассо в, Э. 1980. Способ производства. В: Дряхлов, Н. И., Разин, В. И., Лассов, Э., Штилер, Г. (ред.), Категории исторического материализма (с. 99-120). М.: Мысль. Латушко, Ю. В. 2006. Трансформация гавайского общества (конец XVIII — сере- дина XIX в.)\ Авт. дисс. ... канд. ист. наук. Владивосток: ДВО РАН. Лебек, С. 1993. Происхождение франков. V-ГХвека. Т. I / пер. с фр. М.: Скарабей. Левек, П. 1989. Эллинистический мир I пер. с фр. М: Наука. Леви-Брюль, Л. 1930. Первобытное мышление I пер. с фр. М.: Атеист. Леви-Строс, К. 1984. Печальные тропики I пер. с фр. М.: Мысль. 1994. Первобытное мышление I пер. с фр. М.: Республика. Ле Гофф, Ж. 1992. Цивилизация средневекового Запада I пер. с фр. М.: Прогресс. Лелюхин, Д. Н. 1998. Концепция идеального царства в «Артхашастре» Каутильи и проблема структуры древнеиндийского государства. В: Лелюхин, Любимов 1998: 8-143. 2000. «Тайная служба» в древнеиндийской политической теории. В: Васильев 2000в: 35-44. Лелюхин, Д. Н., Любимов, И. В. (ред.) 1998. Государство в истории общества (к проблеме критериев государственности). М.: Биоинформсервис. Ленин, В. И. 1974 [1917]. Государство и революция. ПСС. Т. 33. М.: Полит, лит-ра. Леру, Ф. 2000. Друиды I пер. с фр. СПб.: Евразия. Ле Руа Ладюри, Э. 2004. История Франции. Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IVI пер. с фр. М.: Международные отношения. Ливанцев, К. Е. 1968. Сословно-представителъная монархия в Польше, ее сущ- ность и особенности (II половина XIV- конец XVI вв.). Л.: Изд-во ЛГУ. Лиотар, Ж. Ф. 1998. Состояние постмодерна I пер. с фр. СПб.: Алетейя. Линии, Л. А. 1956. Древний Иран. В: Струве, В. В. (ред.), Очерки истории Древ- него Востока (с. 165-170). Л.: Госучпедиздат. Липе, Ю. 1954. Происхождение вещей I пер. с нем. М.: Ин. лит-ра. Литаврин, Г. Г. 1974. Как жили византийцы. М.: Наука. Литаврина, Э. Э. 1972. Испанский экономист XVI в. Томас Меркадо о причинах и сущности «рево- люции цен». В: Удальцова 1972: 249-259. 1991. Испания в XVI - первой половине XVII в. В: Удальцова, 3. В., Карпов, С. П., История средних веков: в 2 т. Т. 2: 115-138. М.: Высшая школа. Лич, Э. 2001 [1976]. Культура и коммуникация. Логика взаимосвязи символов I пер с англ. М.: Вост. лит-ра. Логинов, А. В. 19886. Крики. В: Бромлей 1988: 233. Лозинский, С. Г. 1986. История папства. М.: Изд-во полит, лит-ры. Лозный, Л. 1995. Переход к государственности в Центральной Европе / пер. с англ. В: Крадин, Лынша 1995: 105-116. Лооне, Э. Н. 1980. Современная философия истории. Таллинн. Луконин, В. Г. 1987. Древний и раннесредневековый Иран. М.: Наука. Лукьянов, Ф. 2005. Евросоюз на фоне расширения. Российская газета 19 (3688), 2 февраля: 12. Луман, Н. 2001. Власть I пер. с нем. М.: Праксис. Лундин, А. Г. 1977. Город в древней Южной Аравии. В: Массой 1977: 32-35. Лунеев, В. В. 2005. Права человека и преступность в глобализирующемся мире. Общественные науки и современность 3: 107-118. Луццатто, Дж. 1954. Экономическая история Италии I пер. с ит. М.: ИЛ. 318
Лынша, В. А. 1995. Загадка Энгельса. В: Крадин, Лынша 1995: 36-58. Лысманкин, Е. Н. (ред.) 1979. Структура общественно-экономической форма- ции. М.: Б. и. Лысяков, В. Б. 2002. Людовик XVI о государстве и монаршей власти. ННИ5:186-199. Львова, Э. С. 1984. Этнография Африки. М.: МГУ. 1995. Складывание эксплуатации и ранней государственности у народов бассейна Конго. В: Крадин, Лынша 1995: 151-164. Лю, И. 2005. Глобализация и китайские реформы. ФИО 3: 137-146. Люблинская, А. Д. 1972. Расцвет феодализма (Х-ХШ века). В: Манфред 1972:69-114. Мабли, Г.-Б. 1993. Об изучении истории. О том, как писать историю I пер. с фр. М.: Наука. Мажуга, В. И. 1990. Королевская власть и церковь во Франкском государстве. В: Рутенбург, Медведев 1990: 46-70. Майский, И. М., Пономарева, Л. В. 1967. Испания. СИЭ. Т. 6: 356-402. Макайвер, Р. 1994. Реальность социальной эволюции. В: Добренькова, В. И. (ред.), Американская социологическая мысль: тексты (с. 78-93). М.: МГУ. Макаренко, В. В. 1986. Стадиальная характеристика и тенденции внутрирегио- нального развития японского общества накануне революции Мэйдзи. В: Рейснер, Л. И., Славный, Б. И. (ред.), Исторические факторы общественного воспроизводства в странах Востока (с. 80-111). М.: Главная ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука». Маке, Ж. 1974. Цивилизации Африки южнее Сахары. История, технические на- выки, искусства, общества I пер. с фр. М.: Главная ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука». Макнамара, Э. 2006. Этруски. Быт, религия, культура I пер. с англ. М.: ЗАО Центрполиграф. Максимова, М. М. 2004. Проблемы стабильности мировой экономики. МЭМО 9: 3-18. Малаховский, К. В. 1971. История Австралийского союза. М.: Наука. 1981. История Новой Зеландии. М.: Наука. Мале, А. 1938. Священный союз и Конгрессы. В: Лависс, Рамбо 1938, т. 3: 67-87. Малиновский, Б. 1996. Магия и религия / пер. с англ. Религия и общество (с. 509-534). М.: Аспект Пресс. Малков, СЮ. 2006а. Логика эволюции политической организации государств. В: Малков и др. 2006. (В печати.) 20066. Фазы исторического процесса и социальная самоорганизация. В: Гринин, Коротаев, Малков 2006: 80-115. Малков, С. Ю., Гринин, Л. Е., Коротаев, А. В. (ред.) 2006. История и математика. Вып. 2. Макроисторическая динамика общества и государства. М.: КомКнига/URSS, 2007. Малов, В. Н. 1994. Европейский абсолютизм второй половины XVII - начала XVIII века. В: Барг, М. А. (ред.), История Европы: в 8 т. Т. 4. Европа Нового времени (с. 138-179). М.: Наука. 2000. Жан-Батист Кольбер - реформатор XVII века (1619-1683). ННИЪ: 97-109. Мальтус, Т. Р. 1993. Опыт закона о народонаселении. В: Столяров 1993: 5-136. Малявин, В. В. 1983. Гибель древней империи. М.: Наука: Главная ред. вост. лит-ры. Мамардашвили, М. К. 1990. Сознание как философская проблема. ВФ 10: 3-18. Мананчикова, Н. П. 2000. Структура власти в Дубровнике XIV-XV веков: от коммуны к республике. В: Сванидзе 2000: 50-57. Манту, П. 1937. Промышленная революция XVIII столетия в Англии / пер. с фр. М.: Соцэкгиз. 319
Манфред, А. 3. (ред.) 1972. История Франции: в 3 т. Т. 1. М.: Наука. Манхейм, К. 1994. Диагноз нашего времени I пер. с нем. М.: Юрист. Марахов, В. Г. 1984. Диалектический процесс становления и развития цивилизации. В: Констан- тинов, Ф. В., Марахов, В. Г. (ред.), Материалистическая диалектика: в 5 т. Т. 4. Диа- лектика общественного развития (с. 306-314). М.: Мысль. 1985 (ред.). Материалистическое учение Карла Маркса и современность. Л.: ЛГУ. Маретина, С. А. 1987. Социальная стратификация и становление государств (на примере малых народов Индии). В: Рыбаков 19876: 158-177. 1995. К проблеме универсальности вождеств: о природе вождей у нага (Индия). В: Попов 1995: 79-103. Маринович, Л. П. 1975. Греческое наемничество IV в. до н. э. и кризис полиса. М.: Наука. Маринович, Л. П., Кошеленко, Г. А. 1995. Древний город и античный полис. В: Сайко 1995в; 93-99. Марков, Г. Е. 1979. История хозяйства и первобытной культуры в первобытно- общинном и раннеклассовом обществе. М.: Изд-во Моск. ун-та. Маркс, К., Энгельс, Ф. 1954-1981. Сочинения. 2-е изд. М.: Политиздат. Маркс, К. 1961. Капитал. TV3. В: Маркс, Энгельс. Соч. Т. 25, ч. 1. Маркс, К., Энгельс, Ф. 1955. Манифест коммунистической партии. В.: Маркс, Энгельс. Соч. Т. 4: 419-459. Мартин, Г. П., Шуман, X. 2001. Западня глобализации. Атака на процветание и демократию I пер. с нем. М.: Издат. дом «АЛЬПИНА». Мартынов, А. С. 1982а. Буддизм и общество в странах Центральной и Восточной Азии. В: Бонгард- Левин, Г. М. (ред.), Буддизм, государство и общество (с. 5-15). М.: Главная ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука». 19825. Буддизм и конфуцианцы: Су Дун-по (1036-1101) и Чжу Си (1130-1200). В: Бонгард-Левин, Г. М. (ред.), Буддизм, государство и общество (с. 206-316). М.: Главная ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука». Маршалл, Т. X. 2005 [1950]. Природа классового конфликта. Личность. Культу- ра. Общество. Вып. 1 (25): 18-30. Массой, В. М. 1976. Экономика и социальный строй древних обществ. Л.: Ленинград, отд-ние «Наука». 1977 (ред.). Древние города. Материалы к Всесоюзной конференции «Культура Средней Азии и Казахстана в эпоху раннего средневековья. Пенджикент, октябрь 1977г. Л.: Наука. 1980. Раннеземледельческие общества и формирование поселений городского ти- па. В: Бутинов, Н. А., Решетов, А. М. (ред.), Ранние земледельцы. Этнографические очерки (с. 178-185). Л.: Наука. 1986 (ред.). Древние цивилизации Востока. Материалы II Советско-амери- канского симпозиума. Ташкент: Изд-во «ФАН» Узбекской ССР. 1989. Первые цивилизации. Л.: Наука. Матьез, А. 1995. Французская революция I пер. с фр. Ростов н/Д.: Феникс. Матюшин, Г. Н. 1972. У колыбели истории. М.: Просвещение. Машкин, Н. А. 1956. К вопросу об экономической жизни Греции классического периода. В: Струве и др. 1956: 234-266. Маяк, И. Л. 1989. К вопросу о социальной структуре и политической организации архаического Рима. ВДИЪ: 94—97. Медведев, В. А. 2004. Глобализация экономики: тенденции и противоречия. МЭМО2:3-10. 320
Медведев, Е. M. 1987. Индия в период существования государства Великих Мо- голов (XV - середина XVII вв.). В: Ацамба и др. 1987: 177-194. Медведев, И. П. 1990. Некоторые правовые аспекты византийской государствен- ности. В: Рутенбург, Медведев (ред.) 1990: 7-45. Мейер,М.С. 1981. О соотношении светской и духовной власти в османской политической сис- теме XVI-XVIII вв. В: Смилянская, И. М., Кямилев, С. X. (ред.), Ислам в истории на- родов Востока (с. 51-62). М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры. 1986. Новые явления в социально-политической жизни Османской империи во второй половине XVII - XVIII в. В: Орешкова, С. Ф. (ред.), Османская империя: сис- тема государственного управления, социальные и этнорелигиозные проблемы (с. 155- 185). М.: Наука. 1990. Кризис османских имперских порядков: меняющиеся отношения центра и периферии в XVIII в. В: Османская империя: государственная власть и социально- политическая структура (с. 66—80). М.: Наука. 1991. Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса. М.: Наука. 1995. Османская империя. В: Овсянников, В. И. (ред.), Новая история стран Азии (с. 85-166). М.: Соц.-полит. журнал. 2000. Османская империя в XVIII в. В: Алаев, Л. Б., Ашрафян, К. 3., Иванов, Н. И. (ред.), История Востока. Т. III. Восток на рубеже средневековья и Нового времени. XVI-XVIIIee. (с. 375-389). М.: Вост. лит-ра. Мелларт, Дж. 1982. Древнейшие цивилизации Ближнего Востока I пер. с англ. М.: Наука. Мелыгачук, Я. В. 2002. Характер полномочий римских цензоров с исторической и юридической точек зрения. IX Международная конференция «Ломоносов — 2002». http ://www.hist.msu.ru/Science/LMNS2002/index.html Мельянцев, В. А. 1996. Восток и Запад во втором тысячелетии: экономика, история и современ- ность. М.: МГУ'. 2000. Информационная революция, глобализация и парадоксы современного эконо- мического роста в развитых и развивающихся странах. М.: Ин-т стран Азии и Африки. [Мелюкова, А. И., Смирнов, А. П.] 1966. Киммерийцы, скифы, сарматы. В: Плетнева, Рыбаков (ред.) 1966: 214-225. Мердок, Дж. П. 2003. Социальная структура I пер. с англ. М.: ОГИ. Мечников, Л. И. 1995 [1889]. Цивилизация и великие исторические реки. М.: Про- гресс-Пангея. Мещеряков, А. Н. 2000. Докё: ошибка японской истории. В: Васильев (ред.) 2000в: 167-174. 2003. Циркуляция ценностей и услуг в древнеяпонском государстве (VIII век). В: Кульпин (ред.) 2003: 75-89. Мещеряков, А. Н., Грачев, М. В. 2003. История древней Японии. СПб.: Гипери- он-Триада. Мещерякова, H. M. 1986. Англия (1815-1850). В: Адо: (ред.) 19866; 296-308. 2001. Англия в 1870-1900 гг. В: Григорьева (ред.) 2001: 84-111. Мидоуз, Д[онелла], Мидоуз, Д[еннис], Рандерс, Й. 1999. За пределами допустимо- го: глобальная катастрофа или стабильное будущее? В: Иноземцев (ред.) 1999: 572-595. Мизес, Л. фон. 1993. Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая менталъ- ность I пер. с англ. М.: Дело. 2001. Теория и история: Интерпретация социально-экономической эволюции / пер. с англ. М.: Юнити-Дана. Миллер, Дж. 1984. Короли и сородичи. Ранние государства мбунду в Анголе / пер. с англ. М.: Наука. 321
Миллс, P. 1959. Властвующая элита /пер. с англ. М.: Изд-во ин. лит-ры. Мильская, Л. Т., Рутенбург, В. И. (ред.) 1993. История Европы: в 8 т. Т. 3. От средневековья к Новому времени. М.: Наука. Милюков, П. Н. 1993 [1937]. Очерки по истории русской культуры: в 3 т. Т. 1. Земля. Население. Экономика. Сословие. Государство. М.: Издат. группа «Прогресс-Культура», ред. газ. «Труд». 1994 [1937]. Очерки по истории русской культуры: в 3 т. Т. 2, ч. 1. Вера. Творче- ство. Образование. М.: Издат. группа «Прогресс-Культура», ред. газ. «Труд». Миронов, А. А. 1981. Концепции развития транснациональных корпораций. М.: Мысль. Мирскии, Г. И. 2004а. Исламская цивилизация в глобализирующемся мире. МЭМО 6: 29-37. 20046. Американская сверхдержава против исламистского терроризма. МЭМО 10: 71-80. Михайлова, И. Б. 1995. Распад Аббасидского халифата. В: Алаев, Ашрафян 1995: 222-225. Михельс, Р. 2000 (1925). Демократическая аристократия и аристократическая де- мократия. Социс 1: 107-114. Молок, И. А., Ерофеев, Н. А. 1959. Революции и революционные движения 1848-1849 гг. в Европе. В: Смирнов, Н. А. (ред.), Всемирная история: в 10 т. Т. 6: 330- 378. М.: Изд-во соц.-эконом. лит-ры. Момджян, X. Н. (ред.) 197'8а. Диалектика общего и особенного в историческом процессе. Философские проблемы общественного развития. М.: Мысль. 19786. Общественно-экономические формации. Проблемы теории. М.: Наука. Монгайт, А. Л. 1974. Археология Западной Европы. Бронзовый и железный века. М.: Наука. Моммзен, Т. 1993 [1909]. История Рима I пер. с нем. СПб.: Лениздат. Монтескье, Ш. 1955 [1748]. О духе законов. Избранные произведения. М.: Госпо- литиздат. Монтэ, П. 1989. Египет Рамсесов. Повседневная жизнь египтян во времена вели- ких фараонов I пер. с фр. М.: Наука. Морган, Л. Г. 1934. Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса от дико- сти через варварство к цивилизации I пер. с англ. Л.: Изд-во ин-та народов Севера. 1983. Лига ходеносауни, или ирокезов I пер. с англ. М.: Наука. Мортон, А. Л. 1950. История Англии I пер. с англ. М.: Изд-во ин. лит-ры. Моска, Г. 1994. Правящий класс. Социс 10: 187-198. Мосс, М. 1996. Общества. Обмен. Личность: Труды по социальной антропологии I пер. с фр. М.: Вост. лит-ра. Моуэт, Ф. 1963. Люди оленьего края I пер. с англ. М.: ИЛ. Мугрузин, А. С. 1986. Роль природного и демографического факторов в динамике аграрного сек- тора средневекового Китая (к вопросу и цикличности докапиталистического воспроиз- водства). В: Рейснер, Л. И., Славный, Б. И. (ред.), Исторические факторы обществен- ного воспроизводства в странах Востока (с. 11-44). М.: Главная ред. вост. лит-ры изд- ва «Наука». 1991. Китайское крестьянство - социальная общность преимущественно традици- онного типа. В: Сухарчук, Г. Д. (ред.), Социально-экономические и политические про- блемы Китая в Новое и Новейшее время (с. 92-18). М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры. Мурзин, В. Ю. 1990. Происхождение скифов: основные этапы формирования скифского этноса. Киев: Наук. Думка. 322
Мыльников, А. С. 1988. Под властью Габсбургов. В: Клеванский, А. X., Марьи- на, В. В., Поп, И. И. (ред.), Краткая история Чехословакии. С древнейших времен до наших дней (с. 120-143). М.: Наука. Мюрдаль, Г. 1972. Современные проблемы третьего мира I пер. с англ. М.: Прогресс. Мэмфорд, Л. 1986. Техника и природа человека. В: Гуревич (ред.) 1986: 225-239. Назаретян, А. П. 1996. Агрессия, мораль и кризисы в развитии мировой культуры (Синергетика исторического прогресса). М.: Наследие. Наумов, Е. П. 1989. Процессы развития этнического самосознания в Сербии и Боснии в XII-XIV вв. Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху зрелого феодализма (с. 89-115). М.: Наука. Неклесса, А. 2002. Управляемый хаос: движение к нестандартной системе мировых отношений. МЭМО 9: 103-112. 2004. Глобальная трансформация: сущность, генезис, прогноз. МЭМО 1: 116-123. Немировский, А. А. 2005. Только человек, но не просто человек: сакрализация царя в Древней Месопотамии. В: Бондаренко (ред.) 20056: 95-145. Немировский, А. И. 1962. История раннего Рима и Италии. Возникновение клас- сового общества и государства. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та. Непомнин, О. Б. 1986. Китай в Новое время. В: Ашрафян, К. 3., и др. (ред.), История народов Вос- точной и Центральной Азии с древнейших времен до наших дней (с. 415-431). М.: Изд-во «Наука», Главная ред. вост. лит-ры. 2005. История Китая: эпоха Цин.ХУП- начало XX века. М.: Вост. лит-ра. Непомнин, О. Е., Меньшиков, В. Б. 1986. Китай: синтез традиционного и совре- менного (середина XIX - середина XX в.). В: Рейснер, Л. И., Славный, Б. И. (ред.), Исторические факторы общественного воспроизводства в странах Востока (с. 45- 79). М.: Главная ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука». Неронова, В. Д. 1989. Этрусские города-государства в Италии. В: Дьяконов (ред.) 1989:369-381. Неру,Дж. 1977. Взгляд на всемирную историю: в 3 т. / пер. с англ. М.: Прогресс. 1989. Открытие Индии: в 2 кн. Кн. 1 / пер. с англ. М.: Полит, лит-ра. Неусыхин, А. И. 1968. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родоплеменного строя к раннефеодальному (на материалах истории Западной Европы раннего средневековья). В: Данилова (ред.) 19686: 596-617. Нефедов, С. А. 2003. Теория демографических циклов и социальная эволюция древних и средне- вековых обществ Востока. Восток 3: 5-22. 2005. Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. Конец 15- начало 20 века. Екатеринбург: Изд-во УГГУ. Нефедов, С. А., Турчин, П. В. 2006. Опыт моделирования демографически- структурных циклов. В: Малков и др. (ред.) 2006. (В печати.) Нечай, Ф. М. 1972. Образование Римского государства. Минск: Изд-во БГУ. Никитин, С. А. 1954. Протоболгары. В: Третьяков и др. (ред.) 1954: 54—59. Никифоров, В. Н. 1977. Восток и всемирная история. М. : Наука. 1986. Форма и сущность развития в древнем обществе: специфика отдельных ци- вилизаций. В: Ким, Ашрафян (ред.) 19866; 16-27. Никольский, Н. М. 1974. Избранные произведения по истории религии. М.: Мысль. Новожилова, £. М. 1999. Тайные союзы в старом Калабаре как институт консолидации городского сообщества. Африка: общества, культуры, языки (традиционный и современный город в Африке). Материалы выездной сессии научного совета, состоявшейся в Санкт- Петербурге 5-7мая 1998 г. (с. 33-37). М.: Ин-т Африки. 323
2000. Традиционные тайные общества Юго-Восточной Нигерии (потестарные ас- пекты функционирования). В: Попов (ред.) 2000в: 109-122. Новосельцев, А. П. 1995. Государство Сасанидов. В: Алаев, Ашрафян 1995:23-34. Норман, Г. 1961. Возникновение современного государства в Японии. Солдат и крестьянин в Японии I пер. с англ. М.: Вост. лит-ра. Овермайер, Д. Л. 1996. Религии Китая. В: Иэрхарт, Б. Г. (ред.), Религиозные тра- диции мира: в 2 т. Т. 2: 396-491 / пер. с англ. М.: Крон-Пресс. Огурцов, А. 1967. Отчуждение. В: Константинов, Ф. В. (ред.), Философская эн- циклопедия: в 5 т. Т. 4: 189-194. Ойзерман, Т. И. 1984. Главные философские направления. М.: Мысль. 1989. Научно-философское мировоззрение марксизма. М.: Наука. Ольгейрссон, Э. 1957. Из прошлого исландского народа. Родовой строй и госу- дарство в Исландии I пер. с исл. М.: ИЛ. Ольдерогге, Д. А. 1977. Проблемы этнической истории Африки. В: Ольдерогге, Д. А. (ред.), Этниче- ская история Африки. М.: Наука. Оппенхейм, А. 1990. Древняя Месопотамия I пер. с англ. М.: Наука. Орешкова, С. Ф. 1986. Государственная власть и некоторые проблемы формиро- вания социальной структуры османского общества. В: Орешкова, С. Ф. (ред.), Осман- ская империя: система государственного управления, социальные и этнорелигиозные проблемы (с. 5-18). М.: Наука. Орлова, А. С, Львова, Э. С. 1978. Страницы истории великой саванны. М.: Наука. Павленко, Ю. В. 1989. Раннеклассовые общества: Генезис и пути развития. Киев: Научна Думка. 1997. Альтернативные подходы к осмыслению истории и проблема их синтеза. ФИО 3:93-133. 2000. Происхождение цивилизации: альтернативные пути. В: Крадин и др. (ред.) 2000:115-129. 2002. История мировой цивилизации. Философский анализ. Киев: Феникс. Пайпс, Р. 1993. Россия при старом режиме I пер. с англ. М.: Независимая газ. 1994. Русская революция: в 2 ч. / пер. с англ. М: Росспэн. Пак, M. H. 1974а. Осуществление закона о чиновных наделах (кваджон). Установление новой династии. В: Ванин, Ю. В. (ред.), История Кореи (с древнейших времен до наших дней). Т. 1:160-164. М.: Наука. 19746. Укрепление феодального государства в конце XIV-XV в. В: Ванин, Ю. В. (ред.), История Кореи (с древнейших времен до наших дней). Т. 1: 170-205. М: Наука. Панарин, А. С. 20Q0. Глобальное политическое прогнозирование. М: Алгоритм. Парсонс, Т. 1997. Система современных обществ I пер. с англ. М.: Аспект Пресс. Паршиков, А. Е. 1974. Организация суда в Афинской державе. ВДИ2: 57-68 Пасков, С. С. 1987. Япония в раннее средневековье. VII-XII века. Исторические очерки. М.: Наука. Патрушев, А. И. 1986. Германские государства. Пруссия. В: Адо (ред.) 19866: 123-132. 2001. Германская империя в 1871-1890 гг. В: Григорьева (ред.) 2001: 63-83. 2003. Германская история. М: Весь мир. п'Битек, О. 1979. Африканские традиционные религии I пер. с англ. М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры. Пенской, В. В. 2005. Военная революция в Европе XVI-XVTI веков и ее последст- вия. НИИ 2: 194-206. 324
Переломов, Л. С. 1962. Империя Цинь - первое централизованное государство в Китае (221-202 гг. до н. э.). М.: Изд-во вост. лит-ры. 1974. Китай в эпоху Лего и Чжаньго. В: Симоновская, Юрьев (ред.) 1974: 17-32. Перепелкин, Ю. Я. 1968. Тайна золотого гроба. М.: ГРВЛ. 1988. Хозяйство староегипетских вельмож. М.: Наука. 2001. История Древнего Египта. СПб.: Журнал «Нева», Летний сад. Першиц, А. И. 1968. Общественный строй туарегов Сахары в XIX в. В: Першиц, А. И (ред.), Раз- ложение родового строя и формирование классового общества (с. 320-355). М.: Наука. 1976а. Некоторые особенности классообразования и раннеклассовых отношений у кочевников-скотоводов. В: Першиц (ред.) 19766: 280-313. 19766 (ред.). Становление классов и государства. М: Наука. Першиц, А. И., Монгайт, А. Л., Алексеев, В. П. 1982. История первобытного общества. М.: Высшая школа. Пестель, Э. 1988. За пределами роста I пер. с англ. М.: Прогресс. Песчанский, В. В. 1981. Социально-классовая структура. В: Мадзоевский, С. П., Хесин, Е. С. (ред.), Великобритания (с. 213-240). М.: Мысль. . Петкевич, К. 2002. Казацкое государство (Неиспользованная возможность построения Украин- ского государства). В: Кульпин 2002: 137-165. 2005. Украина на перепутье: Казацкое государство. ИиС 2: 35-63. 2006а. Великое княжество Литовское. В: Гринин, Бондаренко и др. 2006: 304—334. 20066. Казацкое государство. В: Гринин, Бондаренко и др. 2006: 280-303. Петров, А. М. 1989. Новые задачи старинной науки и некоторые материалы к изучению экономической истории науки. НАЛ 2. Петровский, Н. С. 1956. Древний Египет. В: Струве, В. В. (ред.), Очерки истории Древнего Востока (с. 5-72). Л.: Учпедгиз, Ленинград, отд-ние. Петросян, И. Е. 1986. Янычарские гарнизоны в провинциях Османской империи в XVI-XVII вв. В: Орешкова, С. Ф. (ред.), Османская империя: система государствен- ного управления, социальные и этнорелигиозные проблемы (с. 66-71). М.: Наука. Петросян, Ю. А. 1990. Османская империя. Могущество и гибель: исторические очерки. М.: Наука. 1991. Древний город на берегах Босфора: исторические очерки. М.: Наука. Петрушевский, И. П. 1977. Иран в средние века. В: Иванов, М. С. (ред.), Исто- рия Ирана (с. 121-194). М.: МГУ. Петрушевский, Д. Н. 2003 [1917]. Очерки из истории средневекового общества и государства. M.: URSS. Петти, В. 1993 [1662]. Трактат о налогах и сборах. В: Столяров 1993, т. 1: 5-78. Печчеи, А. 1984. Сто страниц для будущего. Будущее в настоящем I пер. с англ. М. 1985. Человеческие качества I пер. с англ. М.: Прогресс. Платонов, С. Ф. 1994. Лекции по русской истории: в 2 ч. Т. 2. М.: Владос. Плетнева, С. А. 1966. Кочевые народы VII-XIII вв. В: Плетнева, Рыбаков (ред.) 1966: 438-463. 1986. Хазары. М.: Наука. 1987. Города кочевников. В: Рыбаков (ред.) 19876: 198-212. Плетнева, С. А., Рыбаков, Б. А. (ред.) 1966. История СССР с древнейших времен до наших дней. Т. 1. Первобытно-общинный строй. Древнейшие государства Закавка- зья и Средней Азии. Древняя Русь. М.: Наука. Плетников, Ю. К. 1977. Послесловие к книге: Эйххорн, В. и др. 1977. 325
198.1. Технологический способ производства и общественный способ производст- ва: две стороны общественного способа производства. Марксистско-ленинская теория исторического процесса. М. Плешкова, С. Л. 1991. Франция в XVI - начале XVII в. В: Удальцова, 3. В., Кар- пов, С. П. (ред.), История средних веков: в 2 т. Т. 2: 225-251. М.: Высшая школа. Побережников, И. В. 2001. Модернизация: теоретико-методологические модели. Дни науки УрГК Гуманитарное знание и образование в контексте модернизации Рос- сии. Материалы научной конференции (с. 15—30). Екатеринбург. Повалихина, Т. И. 2002. Экономическое могущество США в послевоенном мире. В: Голубович, В. И. (ред.), Экономическая история зарубежных стран (с. 410-442). Минск: Интерпрессервис. Подаляк, Н. Г. 2000. Ганза. В: Сванидзе (ред.) 2000: 125-150. Пономарев, М. В. 2003а. Великобритания в 1900-1945 гг. В: Родригес, А. М., Пономарев, М. В. (ред.), Новейшая история стран Европы и Америки. XX век: в 2 ч. Ч. 1: 168-211. М.: Гуманит. издат. центр «ВЛАДОС». 20036. Франция в 1900-1945. В: Родригес, А. М., Пономарев, М. В. (ред.), Новей- шая история стран Европы и Америки. XX век: в 2 ч. Ч. 1: 212-261. М.: Гуманит. издат. центр «ВЛАДОС». Попов, В. А. 1982. Ашантийцы в XIX в. Опыт этносоциологического исследования. М.: Наука. 1990. Этносоциальная история аканов в XVI-XLX веках. М.: Наука. 1993 (ред.). Ранние формы социальной стратификации. Генезис, историческая динамика, потестарно-политические функции. М.: Вост. лит-ра. 1995а. Политогенетическая контроверза, параполитейность и феномен вторичной государственности. В: Попов 19956: 188-204. 19956 (ред.). Ранние формы политической организации: от первобытности к го- сударственности. М.: Вост. лит-ра РАН. 1997 (ред.). Потестарность: генезис и эволюция. СПб.: МАЭ РАН. 2000а. К вопросу о структурообразующих принципах рода и родовой организации. В: Попов (ред.) 2000в: 17-24. 20006. Предисловие. В: Попов (ред.) 2000в: 3-7. 2000в (ред.). Ранние формы социальной организации. Генезис, функционирование, историческая динамика. СПб.: Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (кунсткамера) РАН. Поппер, К. 1983. Логика и рост научного знания I пер. с англ. М.: Прогресс. 1992. Открытое общество и его враги: в 2 т. / пер. с англ. М.: Феникс. Порозовская, Б. Д. 1995. Мартин Лютер. Ян Гус. Лютер. Жан Кальвин. Торкве- мада: биографические очерки (с. 57-166). М.: Республика. Потехин, И. И. 1954. Южная Африка. В: Ольдерогге, Д. А., Потехин, И. И. (ред.), Народы Африки (с. 524—616). М.: Изд-во Академии наук. Преображенский, А. А. 1967. Социально-экономическое развитие Русского госу- дарства (40-е годы - конец XVII в.). В: Бескровный, Л. Г. (ред.), История СССР. Т. 3. Превращение России в великую державу. Народные движения (с. 15-33). М.: Наука. Преображенский, П. Ф. 2005. Курс этнологии. М.: Едиториал УРСС. Пригожий, И. 1989. Наука, цивилизация, демократия. Философия и социология науки и техники: ежегодник. 1988-1989. М.: Наука. Придо, Т. 1979. Кроманьонский человек I пер. с англ. М.: Мир. Прочко, И. С. 1994. История развития артиллерии. СПб.: Полигон. Прусаков, Д. Б. 1999. Природа и человек в Древнем Египте. М.: Моск. лицей. 2001. Раннее государство в Древнем Египте. М. : Ин-т востоковедения РАН. 326
Путилов, Б. H. 1980. Земледельческий труд - обряды, мифология, фольклор (по материалам Новой Гвинеи). В: Бутинов, Н. А., Решетов, А. М. (ред.), Ранние земле- дельцы (с. 158-177). Л.: Наука. Равва, Н. П. 1972. Полинезия. Очерк истории французских колоний (конец XVIII- XIXв.). М.: Наука. Разин, Е. А. 1994. История военного искусства: в 3 т. Т. 1. М.: Полигон. Разуваев, Н. В. 2005. Два пути развития права и государства. Личность. Культу- ра. Общество. Вып. 4: 271-272. Райе, Т. Т. 2004. Скифы. Строители степных пирамид I пер. с англ. М.: ЗАО «Центрполиграф». Рамбо, А. 1938. Россия. 1801-1812. В: Лависс, Рамбо 1938, т. 2: 128-150. Рамзес, В. Б. 1981. Социально-классовая структура. В: Певзнер, Я. А., Петров, Д. В., Рамзес, В. Б. (ред.), Япония (с. 229-271). М.: Мысль. Раппопорт, X. 1899. Философия истории в ее главнейших течениях. СПб.: Тип. Ю. Н. Эрлих. Ратников, В. П. 2002. Постомодернизм: истоки, становление, сущность. ФИО 4: 120-132. Ратцель, Ф. 1902. Народоведение: в 2 т. СПб.: Тип. тов-ва «Просвещение». 2003 [1923]. Государство как оседлый организм. Личность. Культура. Общество. Т. V. Вып. 1-2 (15-16): 211-229. Ревякин, А. В. 1996. Кризис или передышка? Одиссей: 167-169. Рено, Ф., Даже, С. 1991. Африканские рабы в далеком и недавнем прошлом I пер. с фр. М.: Наука. Риттер, Э. А. 1968. Чака Зулу. Возвышение зулусской империи I пер. с англ. М.: Наука. Ричл, Е. 1981. К вопросу о возникновении и эволюции неприкасаемости в Индии. В: Комаров, Э. Н., и др. (ред.), Узловые проблемы истории Индии (133-152). М.: Наука, Гл. ред. вост. лит-ры. Робертсон, А. 1959. Происхождение христианства I пер. с англ. М.: Ин. лит-ра. Рогинский, В. В. 1994. Ранние буржуазные государства и «просвещенный абсо- лютизм» в Европе XVIII в. В: Барг, М. А. (ред.), История Европы: в 8 т. Т. 4. Европа Нового времени (с. 349—366). М.: Наука. Рогинский, Я. Я. 1977. Проблемы антропогенеза. М.: Высшая школа. Рознер, И. Г. 1970. Антифеодальные государственные образования в России и на Украине в XVI- XVIII вв. ВИ 8: 42-56. Роуз, Ф. 1981. Аборигены Австралии I пер. с англ. М.: АН СССР, Ин-т востоковедения. Румянцев, А. М. 1987. Первобытный способ производства (политико-экономи- ческие очерки). М.: Наука. Русакова, О. Ф. 2000. Философия и методология истории в XX веке. Екатерин- бург: Изд-во ВРО РАН. Рутенбург, В. И. 1972. Теория и практика итальянского абсолютизма. В: Удалыюва (ред.) 1972:225-235. 1987. Итальянский город. От раннего средневековья до Возрождения. М.: Наука. Рутенбург, В. И., Медведев, И. П. (ред.) 1990. Политические структуры эпохи феодализма в Западной Европе (VI-XVII вв.). Л.: Наука. Рыбаков, Б. А. 1966а. Киевская Русь. В: Плетнева, Рыбаков (ред.) 1966: 476-572. 19666. Русь в эпоху «Слова о полку Игореве». Обособление самостоятельных рус- ских княжеств в XII - начале XIII в. В: Плетнева, Рыбаков (ред.) 1966: 573-639. 1987а. Мир истории. Начальные века русской истории. М.: Молодая гвардия. 19876 (ред.). От доклассовых обществ к раннеклассовым. М.: Наука. 327
Рэдклифф-Браун, А. 1996. Табу I пер. с англ. В: Гараджа, Руткевич 1996: 421-438. 2001. Структура и функция в примитивном обществе. Очерки и лекции I пер. с англ. М.: Вост. лит-ра. Рябинин, А. Л. 1987. Конкурсные экзамены как средство изменения социального характера органов власти и возникновение сословия родового дворянства во Вьетнаме в начале XIX в. В: Ким, Ашрафян (ред.) 1987: 145-157. Сабуро, И. 1972. История японской культуры I пер. с яп. М.: Прогресс. Савельева, Т. Н. 1992. Храмовые хозяйства Египта времени Древнего царства (III-VUIдинастии). М.: Наука. Садаев, Д. С. 1979. История Ассирии. М.: Наука. Сайко, Э. В. 1995а. Введение. В: Сайко (ред.) 19956: 3-8. 19956. Город как особый организм и фактор социокультурного развития. В: Сайко (ред.) 19956: 9-21. 1995в (ред.). Город как социокультурное явление исторического процесса. М.: Наука. Салинз, М. Д. 1999. Экономика каменного века I пер. с англ. М.: ОГИ. Самозванцев, А. М. 1998. Социально-правовая организация индийского общества в конце I тыс. до н. э. - первой половине I тыс. н. э. В: Лелюхин, Любимов (ред.) 1998:250-281. Самуэльсон, Л. 1994. Экономика: в 2 т. / пер. с англ. М.: Магистр. Сапрыкин, Ю. М. 1991. Англия в XVI - начале XVII в. В: Удальцова, 3. В., Кар- пов, С. П. (ред.), История средних веков: в 2 т. Т. 2: 196-224. М.: Высшая школа. Саутхолл, Э. 2000. О возникновении государства. В: Крадин и др. (ред.) 2000: 130-136. Саттон, Дж. Е. Г. 1982. Внутренние районы Восточной Африки. В: Шинни (ред.) 1982: 108-134. Сванидзе, А. А. 1990. Производительные силы общества Западной Европы в V-XV вв. В: Удаль- цова, 3. В., Карпов, С. П., История средних веков: в 2 т. Т. 1:402-416. М.: Высшая школа. 2000 (ред.). Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 3. Человек внутри городских стен. Формы общественных связей. М.: Наука. Сванидзе, И. А. 1972. Сельское хозяйство Тропической Африки. М.: Мысль. Свенцицкая, И. С. 1988. Раннее христианство: страницы истории. М.: Полит, лит-ра. Седов, А. В. (ред.) 2004. История Древнего Востока. М.: Вост. лит-ра. Седов, Л. А. 1987. К типологии средневековых общественных систем Востока. НАА5:52-6\. Семенов, Ю. И. 1976. Первобытная коммуна и соседская крестьянская община. В: Першиц (ред.) 19766; 7-86. 1978. Теория общественно-экономической формации и всемирная история. В: Момджян (ред.) 19786; 55-89. 1982. Общественно-экономические уклады. Теория общественно-экономических формаций (с. 126-164). М.: Наука. 1996. Секреты Клио. Сжатое введение в философию истории. М.: МФТИ. 1997. Всемирная история как единый процесс развития человечества во времени и пространстве. ФИО 1: 156-217. 1998. Марксова теория общественно-экономических формаций и современность. ФИО 3:190-233. 1999а. Введение во всемирную историю. Вып. 2. История первобытного общест- ва. М.: МФТИ. 19996. Философия истории от истоков до наших дней: основные проблемы и кон- цепции. М.: Старый сад. 328
Сеньобос, Ш. 1938. Революция 1848 года и реакция во Франции. 1848-1852. В: Лависс и Рамбо 1938, т. 5: 5-47. Сергеев, В. С. 2002. История Древней Греции. СПб.: Полигон. Сергеева, В. Г. 1983. Вопросы заселения Америки и трансокеанских контактов в трудах Хуана Комаса. В: Бромлей, Ю. В. (ред.), Пути развития зарубежной этноло- гии (138-151). Сизов, С. К. 1992. О причинах расцвета федеративных государств в эллинистиче- ской Греции. ВДИ2: 72-86. Симоновская, Л. В., Лапина, 3. Г. 1987. Китай в позднее средневековье. В: Ацамба и др. 1987, ч. 2: 114-136. Симоновская, Л. В., Юрьев, М. Ф. (ред.) 1974. История Китая с древнейших времен до наших дней. М.: Главная ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука». СИЭ - Советская историческая энциклопедия: в 16т./ под ред. Е. М. Жукова. М.: Советская энциклопедия. 1966. Маробод. СИЭ 9: 123. 1967а. Арминий. СИЭ 1: 746. 19676. Новгородская феодальная республика. СИЭ 10: 267-272. 1969а. Саксы. СИЭ 12: 478-480. 19696. Саксонская правда. СИЭ 12: 475. 1969в. Само. СИЭ 12: 512-513. Сказкин, С. Д. 1963. «Второе издание крепостничества». СИЭ 3: 882-883. 1968. Очерки истории западноевропейского крестьянства в средние века. М.: МГУ. 1972. Франция первой половины XVI века. В: Манфред (ред.) 1972: 151-180. Сказкин, С. Д., и др. (ред.) 1970. История Италии: в 3 т. Т. 1. М.: Наука. Скальник, П. 1991. Понятие «политическая система» в западной социальной ан- тропологии. СЭЗ: 144-146. Скородумова, О. Б. 2004. Интернет и его основные социокультурные функции. ФИО 1:119-137. Скрынникова, Т. Д. 1997. Харизма и власть в эпоху Чингисхана. М.: Издат. фирма «Вост. лит-ра». 2006. Монгольское кочевое общество периода империи. В: Гринин и др. (ред.) 2006:512-522. Следзевский, И. В. 1991. Проблема интерпретации племени в африканском обще- стве и формационная теория. В: Ильин и др. (ред.) 1991: 21-35. Следзевский, И. В., Бондаренко, Д. М. (ред.) 1998. Африка: общества, культу- ры, языки. Материалы выездной сессии Научного совета. Санкт-Петербург, 6-8 мая 1996. М.: Ин-т Африки РАН. Смелзер, Н. 1994. Социология I пер. с англ. М.: Феникс. Смена стадий общественного развития. Проблема переходных периодов и пере- ходных форм общественных отношений. М., 1982. Смирнов, А. Р. 1966. Скифы. М: Наука. Смирнов, В. П. 2000. Франция на исходе XX века. НИИ 2: 49-69. Смит, А. 1993. Исследование о природе и причинах богатства народов. Т. 2 / пер. с англ. М.; Л. Сови, А. 1977. Общая теория населения. Т. 1. Экономика и рост населения I пер. с фр. М.: Прогресс. Согрин, В. В. 2003. История США. М.; СПб.: Питер. Соколов, В. 2004. Геоэкономический взгляд на проблемы глобалистики. МЭМО 4: 117-126. Соловьев, С. А., Ёвзеров, Р. Я. 2001. Монополистический капитализм начала XX в. в странах Западной Европы и в США. В: Григорьева 2001: 267-299. 329
Соловьев, С. M. 1988. Сочинения: в 18 кн. Кн. 1. История России с древнейших времен. Т. 2. М.: Мысль. Солонин, Ю. Н. 1995. К проблеме единства научного знания. Гуманитарий 1:29-36. Сорокин, П. А. 1992. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат. 1998. Обзор циклических концепций социально-исторического процесса. Социс 12: 3-14. Сорос, Дж. 2001. Открытое общество. Реформируя глобальный капитализм I пер. с англ. М.: Некоммерческий фонд «Поддержки культуры, образования и новых информационных технологий». Соучек, Л. 1968. Там, где не слышно голоса I пер. с чеш. Прага: Гос. изд-во дет. книги. Спеваковский, А. Б. 1981. Самураи - военное сословие Японии. М.: Наука. Спенсер, Г. 1899. Основания социологии. Т. 1. В: Спенсер, Г., Сочинения I пер. с англ. СПб. Сгеблин-Каменский, М. И. 1971. Мир саги. Л.: Наука. Степугина, Т. В. 2000. Древнейший Китай. В: Якобсон (ред.) 2000: 192-212. Стерлинг, Б. 2005. Будущее уже началось I пер. с англ. М: У-ФАКТОРИЯ. Стиглиц, Дж. 2003. Глобализация: тревожные тенденций. М.: Мысль. Строганов, А. И. 1995. Новейшая история стран Латинской Америки I пер. с англ. М.: ВШ. Стингл, М. 1984. Индейцы без томагавков I пер. с чеш. М.: Прогресс. Строгецкий, В. М. 1979. Истоки конфликта эфората и царской власти в Спарте. В: Фролов 19796: 42-81. Столяров, И. А. (сост.) 1993. Антология экономической классики: в: 2 т. М.: Эконов. Столярова, Т. Ф. 2002. Ценностный фактор антиглобализма. В: Кульпин 2002:72-78. Строева, Л. В. 1978. Государство исмаилитов в Иране в XI-XIII вв. М.: Наука. Струве, В. В., Калистов, Д. П., Блаватская, Т. В., Машкин, Н. А., Зебелев, Т. В., Волгин, В. П. (ред.) 1956. Древняя Греция. М.: Наука. Стучевский, И. А. 1966. Зависимое население Египта. М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры. 1982. Земледельцы государственного хозяйства Древнего Египта эпохи Рамесси- дов. М.: Главная ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука». 2004. Государственное (царско-храмовое) хозяйство и господствующий класс Древнего Египта. В: Грантовский, Степугина 2004: 161-186. Сулейманов, Л. Р., Зайченко, В. Н. 2000. Классификация и характеристика типов отчуждения в философии и социологии Запада. Человек в современных философских концепциях. Материалы Второй международной научной конференции. Волгоград, 19-22 сентября 2000 г.: в 2 ч. Ч. I: 118-122. Волгоград. Суриков, И. Е. 2005. Институт остракизма в античной Греции: к общей оценке феномена. ИиС 2:113-130. Сырицын, И. М. 1987. Япония в XV-XVII вв. В: Ацамба и др. 1987, ч. 2: 137-151. 2000. Япония в XVII - начале XVIII в. В: Алаев и др. 2000: 624-638. Тантлевский, И. Р. 2004. История Израиля и Иудеи в эпоху Первого Храма. Пер- вая половина I тысячелетия до н. э. В: Седов 2004: 421-485. Тарле, Е. В. 1992. Наполеон. М.: Пресса. Тарнас, Р. 1998. История западного мышления I пер. с англ. М.: Крон-Пресс. Татаринова, К. Н. 1958. Очерки по истории Англии 1640-1815 гг. М.: Изд-во ИМО. Таценко, Т. Н. 1990. Укрепление территориальной власти и развитие централизо- ванного государственного управления в курфюршестве Саксонском во второй полови- не XV - первой половине XVI в. В: Рутенбург, Медведев 1990: 106-131. 330
Те Ранги Хироа (П. Бак) 1959. Мореплаватели солнечного восхода I пер. с англ. М.: Гос. изд-во географ, лит-ры. Тер-Акопян, Н. Б. 1968. К. Маркс и Ф. Энгельс о характере первичной общест- венной формации. В: Данилова 19686: 67-88. Тевено, Э. 2002. История галлов I пер. с фр. М.: Весь мир. Тейяр де Шарден. 1987. Феномен человека I пер. с фр. М.: Наука. Текеи, Ф. 1975. К теории общественно-экономических формаций I пер. с вент. М.: Прогресс. Теннер, Дж. 1983. 30 лет среди индейцев I пер. с англ. М.: Ин. лит-ра. Терентьев, А. А. 2004. Мироустройство начала XXI века: существует ли альтер- натива «американской империи»? МЭМО 10: 35-46. Тинберген, Я. 1980. Пересмотр международного порядка I пер. с англ. М.: Прогресс. Тиханова, М. Ф. 1958. Готы в Причерноморских степях. В: Рыбаков (ред.), Очер- ки истории СССР III-IXвв. М.: Изд-во Академии наук. Тихвинский, С. Л. 1974. Превращение Китая в полуколонию и активизация об- щественных сил, оппозиционных цинской монархии. В: Симоновская, Юрьев 1974: 211-231. Тишков, В. А. 1988. Гуроны. В: Бромлей 19886: 148. 1990. Социальное и национальное в историко-антропологической перспективе. ВФ 12: 3-15. 2003. Реквием по этносу: исследования по социально-культурной антропологии. М.: Наука. Тодд, Э. 2004. После империи. Pax Americana - Начало конца I пер. с фр. М.: Меж- дународные отношения. де Токвиль, А. 1991. Демократия в Америке I пер. с фр. М.: Прогресс. Тойнби, А. Дж. 1991. Постижение истории I пер. с англ. М.: Прогресс. Токарев, С. А. 1958. Происхождение общественных классов на островах Тонга. СЭ 1: 120-152. 1965. Религия в истории народов мира. М.: Политиздат. 1980. Ранние формы религии. М.: Политиздат. Токарев, CA., Толстов, СП. (ред.) 1956. Народы Австралии и Океании. М.: Изд-во АН СССР. Токарев, С А., Кобищанов, Ю. М. (ред.) 1978. Община в Африке: проблемы ти- пологии. М.: Наука. Толстогузов, А. А. 1995. Япония в XIII-XV вв. В: Алаев и др. 1995: 559-571. Толстогузов, С А. 1987. Некоторые аспекты налоговой политики сёгуната Току- гава в Японии. В: Кимг Ашрафян 1987: 251-257. Толстых, В. И. 1981 (ред.). Духовное производство: социально-философский аспект проблемы ду- ховной деятельности. М.: Наука. 1982. Социально-философские проблемы теории общественного производства. ВФ 4: 41-54. Томановская, О. С 1973. Изучение проблемы генезиса государства на африканском материале. В: Бромлей 1973: 273-283. 1977. О древних общественных структурах у народов Нижнего Конго (опыт ре- конструкции). В: Ольдерогге, Д. А. (ред.), Этническая история Африки. Доколониаль- ный период (с. 91-137). М.: Наука, Гл. ред. вост. лит-ры. 1980. Лоанго, Каконго и Нгойо. Историко-этнографический очерк. М.: Наука. Томас, А. Б. 1960. История Латинской Америки I пер. с англ. М.: ИЛ. 331
Топежа,П. П. 1958. Революция 1868 г. и буржуазные преобразования. Развитие японского капи- тализма и «движение за свободу и народные права». Формирование японского рабоче- го класса. В: Гальперин 1958а: 181-312. 1978. Япония в период оккупации. В: Попов, В. А. (ред.), История Японии (1945- 1975) (с. 9-58). М.: Главная ред, вост. лит-ры изд-ва «Наука». Тоффлер, Э. 1982. Третья волна (реферативное изложение) / пер. с англ. США: экономика, политика, идеология 7: 84-99; 8: 83-90; 9: 78-83; 10: 99-109; 11: 90-98. Трёльч, Э. 1994 [1922]. Историзм и его проблемы I пер. с нем. М.: Юрист. Третьяков, IL IL, и др. (ред.) 1954. История Болгарии: в 2 т. Т. 1. М.: Изд-во АН СССР. Трухина, Н. Н. 1989. Римская civitas III-II вв. до н. э.: архаичный раннеклассовый социум или государство? ВДИ4: 74-75. Тумаркин, Д. Д. 1964. Вторжение колонизаторов в «край вечной весны». М.: Наука. 1971. Гавайский народ и американские колонизаторы. 1820-1865. М.: Наука. Тураев, В. А. 2001. Глобальные проблемы современности. М.: Логос. Туроу, Л. К. 1999. Будущее капитализма. Как сегодняшние экономические силы формируют завтрашний мир I пер. с англ. Новосибирск: Сибирский хронограф. Тюменев, А. И. 1956. Государственное хозяйство Древнего Шумера. М.; Л.: Изд- во АН СССР. Тюрин, В. А. 2000. Вокруг окровавленного трона: яванская история конца XIII в. В: Васильев 2000в: 175-185. Тяпкина, Н. И. 1991. Государство в Китае: сословия и классы (вторая половина XVII - начало XX вв.). В: Сухарчук, Г. Д. (ред.), Социально-экономические и политиче- ские проблемы Китая в Новое и Новейшее время (с. 109-163). М.: Наука. Главная ред. вост. лит-ры. Удальцова, 3. В. 1967а. Остготы. СИЭ 10: 654. 19676. Социально-экономическая и административная политика Юстиниана. В: Удальцова, 3. В. (ред.), История Византии. Т. 1: 219-245. М: Наука. 1967в. Церковная политика Юстиниана. Народно-еретические движения в импе- рии. В: Удальцова, 3. В. (ред.), История Византии. Т. 1: 267-281. М.: Наука. 1972 (отв. ред.). Европа в средние века: экономика, политика, культура. М.: Наука. 1988. Византийская культура. М: Наука. Уотт, У. М., Какиа, П. 1976. Мусульманская Испания I пер. с англ. М.: Наука. Устьянцев, В. Б. 1983. Диалектика форм становления общественно-эконо- мических формаций. Саратов. Уткин, А. И. 2000. Векторы глобальных перемен: анализ и оценки основных фак- торов мирового политического развития. Полис 1: 38-54. Утченко, С. Л. 1965. Кризис и падение Римской республики. М.: Наука. Фадеева, И. Л. 1993. Концепция власти на Ближнем Востоке. Средневековье и Новое время. М.: Наука, Вост. лит-ра. Файнберг, Л. А. 1968. Первобытно-общинные отношения и их разложение у полярных эскимосов Гренландии. В: Першиц, А. И. (ред.), Разложение родового строя и формирование классового общества (с. 167-189). М.: Наука. 1975. Возникновение и развитие родового строя. В: Першиц, А. И. (ред.), Перво- бытное общество (с. 49-87). М.: Наука, Гл. ред. вост. лит-ры. 1986. Раннепервобытная община охотников, собирателей, рыболовов. В: Бромлей 1986: 130-235. Файрсервис, В. 1986. К вопросу о происхождении Хараппской цивилизации. Древние цивилизации Востока (с. 188-199). Ташкент: ФАН. 332
Фархиев, Р. Д. 1978. О последовательной смене общественно-экономических формаций и ее своеобразии в истории отдельных стран и народов. Диалектика общего и особенного в историческом процессе. Философские проблемы общественного разви- тия. М. Федоров, К. Г., Лисневский, Э. В. 1994. История государства и права зарубеж- ных стран. Ростов н/Д.: Изд-во Ростов, ун-та. Федоров, Г. В., Полевой, Л. Л. 1984. «Царства» Буребисты и Децебала: союзы племен или государства? ВДИ 7: 58-80. Федорова, И. К. 1967. К вопросу о сходстве между языками кечуа, аймара и по- линезийскими. В: Григулевич, И. Р. (ред.), От Аляски до Огненной Земли. История и этнография стран Америки (с. 362-369). М.: Наука. Фентон, У. Н. 1978. Ирокезы в истории I пер. с англ. В: Аверкиева (ред.) 19786: 109-156. Филатов, Г. С. 1971. Усиление империалистических тенденций фашистской Ита- лии. В: Дорофеев, С. И. (ред.), История Италии: в 3 т. Т. 3: 88-143. М.: Наука. Филатов, И. 1965. Исландия. СИЗ 6: 341-348. Филипп, Я. 1961. Кельтская цивилизация и ее наследие. Прага. Филиппов, М. М. 1995. Ян Гус. Мартин Лютер. Ян Гус. Лютер. Жан Кальвин. Торквемада.: биографические очерки (с. 5-56). М.: Республика. Филиппова, Т. В. 2000. Социология в Интернете. Социс 5: 131-137. Фишер, В. 1999. Европа: экономика, общество и государство 1914-1980 г. I пер. с нем. М.: Владос. Флюер-Лоббан, К.. 1990. Проблема матрилинейности в доклассовом и раннеклас- совом обществе. СЭ 1: 75-85 Фомичев, П. Н. 2003. Вебер М. Анализ глобализации: критическая теория и гло- бальное политическое изменение. Социальные и гуманитарные науки 4: 10-15. Фостер, У. 1955. Очерк политической истории Америки I пер. с англ. М.: Изд-во ин. лит-ры. Фрай, Р. 1972. Наследие Ирана I пер. с англ. М.: Наука. Французов, С. А. 2000. Общество Райбуна. В: Крадин и др. 2000: 302-312. Фрейд, 3. 1998 [1913]. Тотем и табу I пер. с нем. М.: ACT, Олимп. Фрейденберг, М. М. 1984. Дубровник и Османская „империя. М.: Наука. Фрейдзон, В. И. 1999. Нация до национального государства. Дубна: Феникс. Фрейхен, П. 1961. Зверобои залива Мелвилла I пер. с англ. М.: Географиздат. Фролов, Э. Д. 1979а. Тема полиса в новейшей историографии античности (к постановке вопро- са). В: Фролов 19796: 3-7. 19796 (ред.). Античный полис. Л.: Изд-во Ленинград, ун-та. 1986. Рождение греческого полиса. В: Курбатов и др. 1986: 8-99. Фроянов, И. Я., Дворниченко, А. Ю. 1986. Города-государства в Древней Руси. В: Курбатов и др. (ред.) 1986: 198-311. Фроянов, И. Я. 1996. Рабство и данничество у восточных славян VI-Хвв. СПб.: Изд-во СПбГУ. 1999. Киевская Русь: главные черты социально-экономического строя. СПб.: Изд- во СПбГУ. Фукуяма, Ф. 2004. Наше постчеловеческое будущее: Последствия биотехнологи- ческой революции I пер. с англ. M.: OOO «Изд-во ACT», ОАО «ЛЮКС». Фрэзер, Дж. Дж. 1980 [1923]. Золотая ветвь: исследование магии и религии I пер. с англ. М.: По- литиздат. 1996. Типы магии. Религия и общество (с. 486-509). М.: Аспект Пресс. 333
Хазанов, A. M. 1975a. Разложение первобытно-общинного строя и возникновение классового об- щества. В: Першиц, А. И. (ред.), Первобытное общество. Основные проблемы разви- тия (с. 88-139). М.: Главная ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука». 19756. Социальная история скифов. М.: Наука. 2002. Кочевники евразийских степей в исторической ретроспективе. В: Крадин, Бондаренко 2002: 37-58. 2006. Кочевники евразийских степей в исторической ретроспективе. В: Гринин, Бондаренко и др. 2006: 468-^89. Хайек, Ф. А. фон 1992. Дорога к рабству I пер. с англ. М.: Экономика. Хантингтон, С. 1994. Столкновение цивилизаций? / пер. с англ. Полис 1. 1997. Революционный путь модернизации. В: Чубарьян 1997: 33—42. Хара-Даван, Э. 1996. Чингис-Хан как полководец и его наследие. В: Мусли- мов, И. Б. (сост.), На стыке континентов и цивилизаций... (из опыта образования и распада империй X-XVI вв.). М.: ИНСАН. Харден, Д. 2004. Финикийцы. Основатели Карфагена I пер. с англ. М.: ЗАО «Центр- полиграф». Харлан, Д. Р. 1986. Ресурсная база основных растительных культур Иранского плато и соседних регионов. В: Массой 1986: 199-201. Харц, Л. 1993. Либеральная традиция в Америке I пер. с англ. М.: Изд. группа Прогресс - «Прогресс Академия». Хачатурян, Н. А. 1988. Французское крестьянство в системе сословной монархии. В: Удальцова, 3. В. (ред.), Классы и сословия средневекового общества (с. 103-111). М.: Изд-во СГУ. Хейфиц, М. 2003. Ханна Арендт судит XXвек. М.; Иерусалим: ДААТ-Знание. Хизриева, Г. А. 2002. Формирование исландской этнокультурной общности в эпоху средневековья. В: Кульпин 2002: 78-92. Хилл, К. 1947. Английская революция I пер. с англ. М: Ин. лит-ра. Холл, Т. Д. 2006. Монголы в мир-системной истории. В: Гринин, Бондаренко и др. 2006:442-467. Холл, Ф. 1986. Происхождение и развитие земледелия. В: Массой 1986: 201-204. Хомский, Н. 2002. Прибыль на людях I пер. с англ. М.: Праксис. Хорошев, А. В. 2005. Карл I Стюарт и парламент. НИИ 1: 172-193. Хорошкевич, А. Л. 1966. Образование единого Российского государства. В: Ти- хомиров, М. Н., и др. (ред.), История СССР. Т. 2. Борьба народов нашей страны за независимость в XIII-XVII вв. Образование единого Русского государства (с. 105—141). М.: Наука. Хотинский, Н. А. 1989. Ландшафтно-климатические изменения в позднеледнико- вое время на территории СССР. В: Величко, А. А., Гуртовая, Е. Е., Фаустова, М. А. (ред.), Палеоклиматы и оледенения в плейстоцене (с. 39-46). М.: Наука. Хохлов, А. Н. 1972. Феодальная Цинская империя в XVII-XVIII вв. В: Тихвинский, Л. (ред.), Новая история Китая (с. 13-100). М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры. 1991. Социально-экономическое развитие Китая с середины XVII до середины XDC в. В: Сухарчук, Г. Д. (ред.), Социально-экономические и политические проблемы Китая в Новое и Новейшее время (с. 9-57). М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры. Хоцей, А. С. 1999-2002. Теория общества: в 3 т. Казань: Матбугат Йорты: 1999. Т. 1. Методология. Становление общества. 2000а. Т. 2. Становление бюрократии. Цивилизация. 20006. Т. 3. Кн. 1. Бюрократизм. Теория формаций. 2002. Т. 3. Кн. 2. Генезис буржуазии. Феномен СССР. 334
Хромов, П. А. 1988. Экономическая история СССР. Первобытное общество и феодальные способы производства в России. М.: Высшая школа. Хьяульмарссон, Й. Р. 2003. История Исландии I пер. с англ. М.: Весь мир. Хюбнер, К. 2001. Нация. От забвения к возрождению I пер. с нем, М.: Канон. Цатурова, С. К. 2002. Офицеры власти: Парижский Парламент в первой трети 15-го века. М.: Логос. Циркин, Ю. Б. 1979. Держава Баркидов в Испании. В: Фролов 19796: 81-92. 1987. Карфаген и его культура. М.: Наука. 2004. Финикийский мир и арамейские государства Сирии. В: Грантовский, Степу- гина 2004: 256-299. Чайлд, Г. 1949. Прогресс и археология I пер. с англ. М. 1956. Древнейший Восток в свете новых раскопок I пер. с англ. М.: Изд-во ин. лит-ры. Чернецов, С. Б. 1999. Влияние урбанизации на развитие эфиопской сфрагистики. Африка: общества, культуры, языки (традиционный и современный город в Африке) (с. 50-54). Материалы выездной сессии научного совета, состоявшейся в Санкт- Петербурге 5-7 мая 1998 г. М.: Ин-т Африки. Черника, Д. Г. (ред.) 1995. Налоги. М.: Финансы и статистика. Черниловский, 3. М. 1973. Всеобщая история государства и права. М.: Высшая школа. Чешков, М. А. 1967. Очерки истории феодального Вьетнама (по материалам вьетнамских хроник XV11I-XIX вв.). М.: Наука. Чиркин, В. Е. 1955. Об изучении государственных образований, возникавших в ходе восстаний рабов и крестьян. ВИ 9: 57-64. 1999. Элементы сравнительного государствоведения. М.: Ин-т гос-ва и права РАН. Чистозвонов, А. Н. 1991а. Нидерландская буржуазная революция. Республика Соединенных провин- ций в первой половине XVII в. В: Удальцова, 3. В., Карпов, С. ГГ., История средних веков: в 2 т. Т. 2: 139—167. М.: Высшая школа. 19916. Развитие производительных сил в западноевропейских странах в XVI - первой половине XVII в. В: Удальцова, 3. В., Карпов, С. П., История средних веков: в 2 т. Т. 2: 12-19. М.: Высшая школа. 1993. Нидерландская буржуазная революция. В: Мильская, Рутенбург 1993: 364-382. Чубаров, В. В. 1991. Ближневосточный локомотив: темпы развития техники и технологии в древнем мире. В: Коротаев, А. В., Чубаров, В. В. (ред.), Архаическое общество: узловые проблемы социологии (с. 92-135). М.: Ин-т истории СССР АН СССР. Чубарьян, А. О. (отв. ред.) 1997. Цивилизации. Вып. 4. М.: МАЛП. Чудинов, А. В. 2002. Доклад на «круглом столе» «Французская революция XVIÜ в. и буржуазия». ННИ1: 80-90. Шаповал, Г. Ф. 2002. Промышленный переворот во Франции и Германии. В: Го- лубович, В. И. (ред.), Экономическая история зарубежных стран (с. 152-176). Минск: Интерпрессервис. Шарма, Р. Ш. 1987. Древнеиндийское общество I пер. с англ. М.: Прогресс. Шартье, Р. 1995. История сегодня: сомнения, вызовы, предложения / пер. с фр. Одиссей: 192-205. Шаскольский, И. П. 1986. Возникновение государства на Руси и в Скандинавии (черты сходства). В: Новосельцев, А. П. (ред.), Древнейшие государства на террито- рии СССР (с. 95-99). М.: Наука. 335
Шахназаров, Г. X. (ред.) 1982. Современная буржуазная политическая наука: проблемы государства и демократии. М.: Наука. Шелестов, Д. К. 1987. Историческая демография. М.: Высшая школа. Шелов, Д. Б. 1966. Рабовладельческие государства Северного Причерноморья. Ольвия 6-1 вв. до н. э. В: Плетнева, Рыбаков: 230-272. Шемякин, Я. Г. 1992. Теоретические проблемы исследования феномена альтер- нативности. В: Манекин, Р. В. (ред.), Альтернативность истории (с. 12-75). Донецк: Донецк, отд-ние САМИ. Шенгелия, H. H. 1986. Финансовое ведомство Османской империи и его доку- ментация (на примере анализа финансовых документов «себеб-и тахрир-и хюкюм»). В: Орешкова, С. Ф. (ред.), Османская империя: система государственного управления, социальные и этнорелигиозные проблемы (с. 40-65). М.: Наука. Шенон, Э. 1938. Гражданское установление империи. 1804-1814. В: Лависс, Рам- бо 1938, т. 1:235-263. Шеремет, В. И. 1986. Османская империя и Западная Европа. Вторая треть XIX в. М.: Наука. Шидер, Т. 1977. Возможности и границы сравнительных методов в исторических науках. В: Кон, И. С. (ред.), Философия и методология истории (с. 143-167) / пер. с нем. М.: Прогресс. Шиллер, Г. 1983. Манипуляторы сознанием I пер. с англ. М.: Наука. Шинаков, Ё. А. 2000. Племена восточной Европы накануне и в процессе образования древнерус- ского государства. В: Попов 2000в: 303-347. 2002. Образование древнерусского государства: сравнительно-исторический ас- пект. Брянск: Изд-во БГУ. Шинни, П. Л. (ред.) 1982. Железный век Африки (с. 189-191) / пер. с англ. М.: Наука, Гл. ред. вост. лит-ры. Широков, Г. К. 1981. Промышленная революция в странах Востока. М.: Наука. Шифман, И. Ш. 1963. Возникновение Карфагенской державы. М.; Л.: Изд-во Академии наук. 1989. Карфагенская держава в Западном Средиземноморье. В: Дьяконов и др. 1989: 399-412. Шишков, Ю. В. 2004. Международное разделение производственного процесса меняет облик мировой экономики. МЭМО 10: 15-25. Шкунаев, С. В. 1988. Кельты в Западной Европе в V- I вв. до н. э. В: Голубцова, Е. С. (отв. ред.), История Европы. Т. 1. Древняя Европа (с. 492-503). М.: Наука. 1989. Община и общество западных кельтов. М.: Наука. Шлезингер, А. М. 1992. Циклы американской истории I пер. с англ. М.: Прогресс- Академия. Шлепнер, Б. С. 1959. Сто лет социальной истории Бельгии I пер. с фр. М.: Йн. лит-ра. Шмаглий, H. M., Дудкин, В. П., Зиньковский, К. В. 1977. Некоторые вопросы социально-демографической реконструкции крупного трипольского поселка. В: Мас- сон 1977: 12-13. Шмидт, С. О. 1999. Россия Ивана Грозного. М.: Наука. Шмурло, Е. Ф. 2000. Курс русской истории: в 4 т. СПб.: Алетейя; С.-Петерб. ун-т МВД России и др. Шнирельман, В. А. 1980. Происхождение скотоводства. М.: Наука. 1982. Проблема доклассового и раннеклассового этноса в зарубежной этнографии. В: Бромлей 1982: 207-252. 1983. Собиратели саго. ВИ11: 182-187. 336
1986. Позднепервобытная община земледельцев-скотоводов и высших охотников, рыболовов и собирателей. В: Бромлей 1986: 236-426. 1988а. Канаки. В: Бромлей 19886; 200. 19886. Производственные предпосылки разложения первобытного общества. В: Бромлей 1988а: 5-139. 1989. Возникновение производящего хозяйства. М.: Наука. 1993. Рыболовы Камчатки: экономический потенциал и особенности социальных отношений. В: Попов 1993: 98-121. Шофман, А. С. (ред.) 1984. Периодизация всемирной истории. Казань: Изд-во Ка- занского ун-та. Шпенглер, 0.1993. Закат Европы I пер. с нем. М.: Мысль. Штаерм ан, Е. М. 1951. Древняя Галлия. Обзор послевоенной буржуазной историографии. ВДИ 1 (35): 20^-215. 1968. Античное общество. Модернизация истории и исторические аналогии. В: Данилова 19686: 638-671. 1987. Социальные основы религии Древнего Рима. М.: Наука. 1989. К проблеме возникновения государства в Риме. ВДИ 2:16-94. 1990. К итогам дискуссии о Римском государстве. ВДИЗ: 68-75. Штокмар, В. В. 2005. История Англии в средние века. СПб.: Алетейя. Штомпка, П. 1996. Социология социальных изменений I пер. с англ. М.: Аспект- Пресс. Шумпетер, Й. 1995. Капитализм, социализм и демократия. Экономическое на- следие / пер. с англ. М.: Экономика. Щетенко, А. Я, 1979. Первобытный Индостан. Л.: Наука. Щукин, М. Б. 2005. Готский путь (готы, Рим и Черняховская культура). СПб.: Филол. фак-т СПбГУ. Эванс-Причард, Э. Э. 1985. Нуэры I пер. с англ. М.: Наука. 2003. История антропологической мысли I пер. с англ. М.: Издат. фирма «Вост. лит-ра» РАН. Эдаков, А. В. 2004. Египетское государство в VII-IV вв. до н. э. В: Грантовский, Степугина2004: 187-203. Эйххорн, В., Бауэр, А., Кох, Г. 1977. Диалектика производительных сил и произ- водственных отношений I пер. с нем. М.: Прогресс. Энгельс, Ф. 1953 [1850]. Крестьянская война в Германии. В: Энгельс, Ф., Крестьянская война в Германии (с. 3-112). М.: Политиздат. 1953 [1885]. К истории прусского крестьянства. В: Энгельс, Ф., Крестьянская война в Германии (с. 130-141). М.: Политиздат. 1953 [1882]. Письма к Марксу от 15 и 16 декабря 1882. В: Энгельс, Ф., Крестьян- ская война в Германии (с. 147-149). М.: Политиздат. 1961а. Анти-Дюринг. В: Маркс, К., Энгельс, Ф. Сочинения. Т. 20. 19616. Происхождение семьи, частной собственности и государства. В: Маркс, К., Энгельс, Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 21. Элиаде, М. 1995. Аспекты мифа I пер. с фр. М.: Инвест ППП, Элысин, А. 1952. Коренное население Австралии I пер. с англ. М.: Ин. лит-ра. Эльянов, А. Я. 2004. Глобализация и догоняющее развитие. МЭМО 1: 3—16. Яйленко, В. П. 1983. Архаическая Греция. В: Голубцова 1983а: 128-193. Якобсон, В. А. 1984. Некоторые проблемы исследования государства и права Древнего Востока. НАА 2: 89-96. 1989. Государство и социальная психология. ВДИ 4: 75-78. 337
1997. Государство как социальная организация (теоретические проблемы). Вос- ток 1:5-15. 2000 (ред.). История Востока: в 6 т. Т. 1. Восток в древности. М.: Издат. фирма «Вост. лит-ра» РАН. Яковлев, В. В. 1995. История крепостей. Эволюция долговременной фортифика- ции. СПб.: Полигон. Якубский, В. А. 1986. Основные проблемы истории крестьянства Центральной, Восточной и Юго- Восточной Европы. В: Кахк, Ю. Ю. (ред.), История крестьянства в Европе. Эпоха феодализма. Т. 3. Крестьянство Европы в период разложения феодализма и зарожде- ния капиталистических отношений (с. 234-247). М.: Наука. 1993а. Кризис Речи Посполитой. В: Дьяков 1993: 64-84. 19936. Формирование и развитие феодального общества (до середины XV века). В: Дьяков 1993: 5-39. Янг, И. М. 2003. Некоторые соображения о гегемонии и глобальной демократии. Вестник РФО 4: 19-29. Янков, В. А. 1997. Древние Египет и Месопотамия. В: Чубарьян 1997: 43-64. Янковская, Н. Б. 1989. Ашшур, Митанни, Аррапхэ. В: Дьяконов 1989: 174-197. Ясаманов, Н. А. 1985. Древние климаты Земли. Л.: Гидрометеоиздат. Ясперс, К. 1994. Смысл и назначение истории I пер. с нем. М.: Республика. Ястребицкая, А. Л. 1993а. Германия. В: Мильская, Рутенбург 1993: 68-80. 19936. Материальная культура и образ жизни в Европе на исходе средневековья. В: Мильская, Рутенбург 1993: 16-40. Яцунский, В. К. 1965. Развитие капитализма в России в 80-90-х годах. В: Сидо- ров, А. Л., и др. (ред), История СССР. Т. 2. 1861-1917. Период капитализма (с. 179- 213). М.: Мысль. Adams, R. 1966. The Evolution of Urban Society: Early Mesopotamia and Prehistoric Mexico. Chicago: Aldine. Ambrosino, J. N. 1995. Inter-societal contact and the rise of the state: a brief note work in progress. In Kradin and Lynsha 1995: 54-59. Armengaud, A. 1976. Population in Europe 170O-1914. In Cipolla 1976a: 22-76. Armstrong, J. A. 1982. Nations before Nationalism. Chapel Hill: The University of Carolina Press. Aron, R. 1948. Introduction à la philosophie de l'histoire. Paris: Librairie Gallimard. Artemova, О. Yu. 2000. Initial Phases of Politogenesis. In Bondarenko and Korotayev 2000b: 54-73. Barfield, Th. 1991. Inner Asia and Cycles of Power in China's Imperial History. In Seaman, G., and Marks, D. (eds.), Rulers from the Steppe: State Formation on the Eurasian Periphery (pp. 21-62). Los Angeles: Ethnographies Press. Bargatsky, T. 1987. Upward Evolution, Suprasystemic Dominance, and the Mature State. In Claessen and van de Velde 1987b: 24-38. Barkan, O. L. 1975. The Price Revolution of the Sixteenth Century: A Turning Point in the Economic History of the Near East. International Journal of Middle East Studies 6: 3-28. Baum, R. 2004. Ritual and Rationality: Religious Roots of the Bureaucratic State in Ancient China. SEH3 (1): 41-68. Bar-Yosef, O., and Vandermeersch, B. 1993. Modern Humans in the Levant. Scien- tific American (April): 94-100. Beliaev, D. D. 2000. Classic Lowland Maya (AD 250-900). In Bondarenko, Korotayev 2000b: 128-154. Beliaev, D. D., Bondarenko, D. ML, and Frantsouzoff, S. A. (eds.) 2002. Hierarchy and Power in the History of Civilizations. Moscow: IAf RAN. 338
BeU,D. 1960. The End of Ideology: on the Exhaustion of Political Ideas in the Fifties. Illinois: The Free Press of Glencoe. 1973. The Coming of Post-Industrial Society: a Venture in Social Forecasting. New York: Basic Books. 1979. The Cultural Contradictions of Capitalism. New York: Basic Books, Inc., Pub- lishers. Bellwood, P. 1987. The Polynesians. Prehistory of an Island People. London: Thames and Hudson. Benson, I., and Lloyd, J. 1983. New Technology and Industrial Change: The Impact of the Scientific-Technical Revolution on Labour and Industry, London: Kogan Page; New York: Nichols. Bentley, J. H. 1996. Cross-Cultural Interaction and Periodization in World History. American Historical Review (June): 749-770. Berczkin, Y. E. 1995. Alternative Models of Middle Range Society. 'Individualistic' Asia vs. 'collectivistic' America? In Kradin and Lynsha 1995: 75-83. Berent, M. 1994. The Stateless Polis. Towards a Re-Evaluation of the Classical Greek Political Com- munity. A Dissertation submitted for the Ph.D. Degree. Cambridge: Sidney Sussex College. 2000. The Stateless Polis: the Early State and the Ancient Greek Community. In Kradin et ah (eds.) 2000: 225-241. 2004. Greece: The Stateless Polis (llM* Centuries B.C.). In Grinin et al (eds.) 2004: 364-387. 2006. The Stateless Polis: A Reply to Critics. SEH5 (1): 141-163. Bergier, J.-F. 1976. The Industrial Bourgeoisie and the Rise of the Working Class 1700-1914. In Cipolla 1976a: 397-451. Bernai, J. D. 1965. Science in History. 3rd ed. New York: Hawthorn Books. Black, C. E. 1966. The Dynamics of Modernization. New York: Evanstan; London: Harper & Row, Publishers. Bondarenko, D. M. 1995. Megacommunity as a Variant of Structure and Type of the Socium: Precolonial Benin. In Kradin and Lynsha 1995: 100-108. 2000a. 'Homologous Series' of Social Evolution and Alternatives to the State in World History (An Introduction). In Kradin et al 2000: 213-219. 2000b. Benin (1st millennium B.C. - 19th century A.D.). In Bondarenko and Korotayev 2000b: 87-127. 2004. From Local Communitites to Megacommunity: Biniland in the 1st Millenium B.C.-1901 Century A.D. In Grinin et al. 2004: 325-363. 2005. A Homoarchic Alternative to the Homoarchic State: Benin Kingdom of the 13th - 19th Centuries. SEH A (2): 18-88. Bondarenko, D. M., Frantsouzoff, S. A. (eds.) 2002. Hierarchy and Power in the His- tory of Civilizations. Moscow: IAfRAN. Bondarenko, D. M., Grinin, L. E., and Korotayev, A. V. 2002. Alternative Pathways of Social Evolution. SEH 1 (1): 54-79. 2004. Alternatives of Social Evolution. In Grinin et al 2004: 3-27. Bondarenko, D. M., and Korotayev, A. V. 2000a. Introduction. In Bondarenko and Korotayev 2000b: 5-34. ' 2000b (eds.). Civilizational Models ofPolitogenesis. Moscow: IAf RAN. 2003. 'Early State' in Cross-Cultural Perspective: A Statistical Reanalysis of Henri J. M. Classen's Database. Cross-Cultural Research 1 (1): 105-132. Bondarenko, D. M., and Sledzevsky, I. V. (eds.) 2000. Hierarchy and Power in the History of Civilizations. International Conference (Moscow, June 15-18, 2000). Abstracts. Moscow: Center for Civilizational and Regional Studies. 339
Bott, E. 1981. Power and Rank in the Kingdom of Tonga. The Journal of the Polynesian Society 90: 7-83. Boulding, К. Е. 1970. Primer of Social Dynamics: History as Dialectics and Develop- ment. New York: Free Press. Brumfiel, E. 1983. Aztec State Making: Ecology, Structure, and the Origin of the State. American Anthropologist 85: 261-284. Bull, H. 2003. Beyond the States System? In Held and McGrew 2003b: 577-582. Bunzl, M. 1997. Real History: Reflections on Historical Practice. London - New York: Routledge. Burke, P. 1986. City-States. In Hall, J. A. (ed.), States in History (pp. 137-153). Ox- ford: Basil Blackwell. Burnhem, J. 1941. The Managerial Revolution. New York: Van Rees Press. Cabezas, J. M. 2000. Ethnogenesis and Politogenesis: Social Identity, Frontier and Eth- nogenesis as an Ongoing Dynamic. In Bondarenko and Sledzevsky 2000: 29. Carneiro, R. 1967. On the Relationship Between Size of Population and Complexity of Social Or- ganization. Southwestern Journal of Anthropology 23: 234-243. 1970. Theory of the Origin of the State. Science 169: 733-738. 1973. The Four Faces of Evolution. In Honigmann, J. J., and Alland, A. (eds.), Hand- book of social and cultural anthropology (pp. 89-110). Chicago: Rand McNally and Co. 1978. Political Expansion as an Expression of the Principle of Competitive Exclusion. In Cohen, and Service 1978: 205-223. 1981. The Chiefdom: Precursor of the State. In Jones, G. D., and Kautz, R. R. (eds.), The Transition to Statehood in the New World (pp. 37-79). Cambridge: Cambridge University Press. 1987. Cross-Currents in the Theory of State Formation. American Ethnologist 14: 756-770. 2000a. The Muse of History and the Science of Culture. New York: Kluwer Academic / Plenum Publishers. 2000b. Process vs. Stages: A False Dichotomy in Tracing the Rise of the State. In Kradin etal. 2000:52-58. 2002. Was the Chiefdom a Congelation of Ideas? SEH1 (1): 80-100. 2003. Evolutionism in Cultural Anthropology. A Critical History. Boulder, Colorado: Westview. 2004. Was the Chiefdom a Congelation of Ideas? In Grinin et al. 2004: 28-45. Cartledge P. et al. (eds.) 1998. Kosmos. Essays in Order, Conflict and Community in Classical Athens. Cambridge. Cauvin, J. 2000. The Birth of the Gods and the Origins of Agriculture. Cambridge, UK: Cambridge University Press. Chabal, P., Feinman, G., and Skalnik, P. 2004. Beyond States and Empires: Chief- doms and Informal Politics. In Grinin et al 2004: 46-60. Chadwick, N. 1987. The Celts. London: Penguin books. Chandler, T. 1987. Four Thousand Years of Urban Growth: An Historical Census. Lewiston, NY: Meilen. Chase-Dunn, Ch. 2003. Globalization from Below: Toward a Collectively Rational and Democratic Global Commonwealth. SEH 2 (1): 195-237. Chase-Dunn, Ch., and Hall, T. D. 1997. Rise and Demise: Comparing World-Systems. Boulder, CO: Westview Press. Chase-Dunn, Ch., Manning, S. 2002. City systems and world-systems: Four millennia of city growth and decline. Cross-Cultural Research 36 (4): 379-398. Chase-Dunn, Ch., Pasciuti, D., Alvarez, A., and Hall, T. D. 2003. The ancient Meso- potamian and Egyptian world-systems, http://www.irows.ucr.edu/cd/courses/10/reader/ meseg/meseg.htm 340
Childe, G. 1948. What happened in History, Harmondsworth, Middlesex: Penguin Books. 1952. New Light on the Most Ancient East 4th ed. London: Routledge & Paul. Cipolla, С M. (ed.) 1976a. The Industrial Revolution. 1700-1914. London - New York: Harvester Press-Barnes & Noble. 1976b. Introduction. In Cipolla 1976a: 7-21. Claessen, H. J. M. 1978a. The Early State: A Structural Approach. In Claessen and Skalnik 1978d: 533-596. 1978b. Early State in Tahiti. In Claessen and Skalnik 1978d: 441-467. 1981. Specific Features of the African Early State. In Claessen and Skalnik 1981b: 59-86. 1985. From the Franks to France; The Evolution of a Political Organization. In Claessen, van de Velde and Smith 1985:196-218. 1989. Evolutionism in development. Vienne Contributions to ethnology and anthropo- logy 5: 231-247. 1996a. Ideology and the Formation of Early States: Data from Polynesia. In Claessen and Oosten 1996a: 339-358. 1996b. State. Encyclopedia of Cultural Anthropology. Vol. IV (pp. 1253-1257). New York. 2000a. Problems, Paradoxes, and Prospects of Evolutionism. In Kradin et al 2000: 1-1L 2000b. Structural Change: Evolution and Evolutionism in Central Anthropology. Lei- den: CNWS Press. ' 2002. Was the State Inevitable? SEH1 (1): 101-117. 2004. Was the State Inevitable? In Grinin et al. 2004: 72-87. 2005. Early State Intricacies. SEH4 (2): 151-158. Claessen, H. J. M., and Oosten, J. G. 1996a (eds.). Ideology and the Formation of Early States. Leiden: Brill. 1996b. Introduction. In Claessen and Oosten 1996a: 1-23. Claessen, H. J. M., and Skalnik, P. 1978a. Limits: Beginning and End of the Early State. In Claessen and Skalnik 1978d: 619-636. 1978b. The Early State: theories and Hypotheses. In Claessen and Skalnik 1978d: 3-29. 1978c. The Early State: Models and Reality. In Claessen and Skalnik 1978d: 637-650. 1978d (eds.). The Early State. The Hague: Mouton. 1981a. Ubi sumus? The Study of the State conference in retrospect. In Claessen and Skalnik 1981b: 469-510. 1981b (eds.). The Study of the State. The Hague: Mouton. Claessen, H. J. M., and van de Velde, P. 1982. Another shot at the moon. Research contributions to interdisciplinary anthropol- ogy 1: 9-17. 1985. Social Evolution in General. In Claessen, van de Velde and Smith 1985: 1-12. 1987a. Introduction. In Claessen and van de Velde 1987b: 1-23. 1987b (eds.). Early State Dynamics. Leiden: Brill. 1991a. Introduction. In Claessen and van de Velde 1991b: 1-29. 1991b (eds.). Early State Economics. New Brunswick, NJ: Transaction. Claessen, H. J. M., van de Velde, P., and Smith, M. E. (eds.) 1985. Developments and Decline. The Evolution of Sociopolitical Organization. South Hadley MA: Bergin & Garvey. Clark, I. 2003. The Security State. In Held and McGrew 2003b: 177-188. Clark, G., and Piggott, S. 1970. Prehistoric Societies. Harmondsworth, Middlesex, UK: Penguin Books Ltd. Cohen, R. 1977. The Food Crisis in Prehistory. Overpopulation and the Origins of Agriculture. New Haven and London: Yale University Press. 1978a. Introduction. In Cohen and Service 1978: 1-20. 1978b. State Origins: A Reappraisal. In Claessen and Skalnik 1978d: 31-75. 1981. Evolution, fission and early state. In Claessen and Skalnik 1981b: 96-112. 341
Cohen, R., and Schlegel, A. 1967. The Tribe as a Socio-Political Unit: A Cross-cultural Examination. In Helm, J. (ed.), Essays on the Problem of the Tribe (pp. 120-149). Seattle- London: American Ethnological Society. Cohen, R., and Service, E. R. (eds.) 1978. Origins of the State. Philadelphia: Institute for the Study of Human Issues. Collin, F. 1997. Social Reality. London-New York: Routledge. Collins, R. 2002. Geopolitics in an Era of Internationalism. SEH1 (1): 118-139. Coser, L. A., and Znaniecki, F. 1968. The Social Role of the Man of Knowledge. New York: Columbia University Press. Costin, C. L., and Earle, T. K. 1989. Status Distinction and Legitimation of Power as Reflested in Changing Patterns of Consumption in Late Prehispanic Peru. American Antiquity 54: 691-714. Crone, P. 1989. Pre-Industrial Societies. Oxford UK - Cambridge, MA, USA: Blackwell. Crumley, C. L. 1995. Heterarchy and the Analysis of Complex Societies. In Ehrenreich et al. 1995: 1-15. 2001. Communication, Holism, and the Evolution of Sociopolitical Complexity. In Haas 2001a: 19-33. 2005. Remember How to Organize Heterarchy Across Disciplines. In Beekman, Ch. S., and Baden, W. W. (eds.), Nonlinear Models for Archaeology and Anthropology (pp. 35-50). Aldershot: Ashgate. Crumley, C. L., and Bondarenko, D. M. 2004. Alternativity in Cultural History: Het- erarchy and Homoarchy as Evolutionary Trajectories. Introduction. In Alexeev, I. L., Beliaev, D. D., Bondarenko, D. M. (eds.), Hierarchy and Power in the History of Civilizations. Ab- stracts of the 3rd International Conference (Moscow, June 18-21, 2004) (p. 5). Moscow: Center for Civilizational and Regional Studies. Culotta, E. 1999. A New Human Ancestor? Science 284 (23 April): 572-573. Dahrendorf, R. 1976. Changes in the class structure of industrial societies. In Beteille, A. (ed.), Social Inequality (pp. 93-121). Harmondsworth: Penguin Books. Daly, M. W. 1998. The British occupation, 1882-1922. (ed.), The Cambridge History of Egypt. Vol. 2 (pp. 239-251). UK: Cambridge University Press. Daniel, G. 1968. The First Civilizations. London. Davenport, W. 1969. The 'Hawaiian Cultural Revolution': Some Political and Eco- nomic Considerations. American Anthropologist 71: 1-20. Dawson, Ch. 1958. Religion and Culture. New York: Meridian Books. Dennen, J.M. G. van der 1995. The Origin of War. The Evolutiçn of a Male- Coalitional Reproductive Strategy. Vol. 1. Croningen (the Netherlands): Origin Press. Diamond, J. 1999. Guns, Germs, and Steel The Fates of Human Societies. New York; London: W. W. Norton & Company. DiBacco, Th. V., Mason, L. C, and Appy, Ch. G. 1992. History of The United States. Vol. 2. Civil War to the Present. Boston: Houghton Mifflin Company. Dietz, F. 1927. The Industrial Revolution. New York: Holt. Doornbos, M. R. 1994. Early State formation and the present: reflections on identity and power. In van Bakel, M., Hagessteijn, R., and van de Velde, P. (eds.), Pivot politics: Changing cultural identities in early state formation processes (pp. 281-295). Amsterdam: Het Spinhius. Dostal, W. 1984. Socio-economic Formations and Multiple Evolution. In Dostal, W. (ed.), On Social Evolution. Contributions to Anthropological Concepts (pp. 170-183). Vienna: Horn & Wien. Downing, B. 1992. The Military Revolution and Political Change. Princeton, NJ: Princeton University Press. Dozhdev, D. V. 2000. Rome (8th - 2th centuries B.C.). In Bondarenko and Korotayev 2000b:255-286. 342
Drennan, R. D., and Uribe, C. A. (eds) 1987. Chiefdoms in the Americas. Lanham: University Press of America. Duffy, M. (ed.) .1980. The Military revolution and the state, 1500-1800. Exeter: Uni- versity of Exeter Publications Earle, T. K. 1987. Chiefdoms in archaeological and ethnohistorical perspective. Annual Reciew of Anthropology 16: 279-308. 1997. How Chiefs Come to Power: The Political Economy in Prehistory. Stanford, Cal.: Stanford University Press. 2000. Hawaiian Islands (AD 800-1824). In Bondarenko and Korotayev 2000b: 73-86. 2001. Institutionalization of Chiefdoms. Why Landscapes Are Built. In Haas 2001a: 105-124. Easton, D. 1971. The Political System. An Inquiry into the State of Political Science. 2nd ed. New York: Knopf. Ehrenreich, R. M., Crumley, C. L., and Levy, J. E. (eds.) 1995. Heterarchy and the Analysis of Complex Societies. Washington, DC: American Anthropological Association. Ekholm, K. 1977. External Exchange and Transformation of Central African Social Systems. In Friedman, J., and Rowlands, M. (eds.), The Evolution of Social Systems (pp. 115- 136). London: Duckworth. Elliott, J. H. 1974. Europe divided. 1559-1598. Glasgow: Fontana / Collins. Ember, C. R., and Ember, M. 1999. Anthropology. 9th ed. Upper Saddle River, NJ: Prentice Hall, Inc. Emelianov, V. V. 2004. The Ruler as Possessor of Power in Sumer. In Grinin et al. 2004:181-195. d'Entrèves, A. P. 1969. The Notion of the State. An Introduction to Political Theory. Reprinted with corrections. Oxford: Clarendon. Feinman, G. M. 1998. Scale and Social Organization: Perspectives on the Archaic State. In Feinman and Marcus 1998: 95-133. Feinman, G. ML, and Marcus, J. (eds.) 1998. Archaic States. Santa Fe - New Mexico: School of American Research Press. Findley, C. 1989. Ottoman civil Officialdom. Princeton. Princeton University Press. Finley, M. I. (ed.) 1977. The Ancient Greeks. Harmondsworth: Penguin Books. 1983. Economy and Society in Ancient Greece. Harmondsworth: Penguin Books. 1984a. Introduction. In Finley, M. I. (ed.), The Legacy of Greece: a New Appraisal (pp. 1-21). Oxford, New York: Oxford University Press. 1984b. Politics. In Finley, M. I. (ed.), The Legacy of Greece: a New Appraisal (pp. 22- 36). Oxford, New York: Oxford University Press. 1985. Democracy Ancient and Modern. 2nd ed. London: The Hogarth Press. Flannery, K. V. 1998. The Ground Plans of Archaic States. In Feinman, and Marcus 1998:15-57. Fortes, M., and Evans-Pritehard, E. E. 1987 [1940]. Introduction. In Fortes, M., and Evans-Pritchard, E. E. (eds.), African Political Systems (pp. 1-24). London and New York: International African Institute. Frank, F. G. 1990. A Theoretical Introduction to 5,000 Years of World System History. Review 13 (2): 155-248.. 1993. The Bronze Age World System and its Cycles. Current Anthropology 34: 383^13. Frank, A. G., and Gills, В. К. (eds.) 1993. The World System: Five Hundred Years of Five Thousand? London: Routledge. Frankel, B. 1979.0n the State of the State: Marxist Theories of the State after Lenin- ism. Theory and Society 7: 199-242. Frantsuzov, S. A. 2000. The Society of Raybün. In Kradin et al 2000: 258-265. 343
Fried, M. H. 1967a. The Evolution of Political Society. An Essay in Political Anthropology. New York: Random House. 1967b. On the Concepts of 'Tribe' and 'Tribal Society'. In Helm, J. (ed.), Essays on the Problem of Tribe (pp. 3-20). Seattle and London: American Ethnological Society. 1968. State. I. The Institution. International Encyclopedia of the Social Sciences XV: 143-150. 1975. The Notion of Tribe. Menlo Park: Cummings Publishing Company. 1978. The State, the Chicken, and the Egg; or What Came First? In Cohen, and Service 1978: 35-48. Friedman, J. 1979. System, Structure and Contradiction: the Evolution of 'Asiatic' Social Formations. Copenhagen: National Museum of Denmark. Friedrich, С. J., and Brzezinski, Z. K. 1956. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press. Fukujama, F. 1992. The End of History and the Last Man. New York etc.: Penguin Books. Garcin, J.-C. 1998. The regime of the Circassian Mamlüks. In Petry, C. F. (ed.), The Cambridge History of Egypt. Vol. 1: 290-317. Cambridge: Cambridge University Press. Gellner, E. 1984. Nation and Nationalism. Oxford: Blackwell. 1988. Plough, Sword and Book. The Structure of Human History. Chicago: The Univer- sity of Chicago Press. Geyer, M., and Bright, Ch. 1995. World History in Global Age. The American His- torical Review 100 (4): 1034-1060. Ghazaleh, P. 1995. The Guilds: Between Tradition and Modernity. In Hanna 1995: 60-74. Ghosh, О. К. 1964. Some Theories of Universal History. Comparative Studies in Soci- ety and History 7 (1): 1-20. Gibbons, A. Y. 1997. Chromosome Shows that Adam Was an African. Science 278 (31 October): 804-805. Giddens, A. 1990. The Consequences of Modernity. Stanford, Calif: Stanford Univer- sity Press. Gilpin, R. 2003. The Nation-state in the Global Economy. In Held and McGrew 2003b: 349-358. Gingrich, A. 1984. Beyond the Periphery. In Dostal, W. (ed.), On Social Evolution. Contributions to Anthropological Concepts (pp. 141-169). Vienna: Horn & Wien. Gledhill, J. 1994. Power and its Disguises: Anthropological Perspectives on Politics. London - Chicago, IL: Pluto Press. Gledhill, J., and Rowlands, M. 1982. Materialism and Socio-Economic Process in Multi-linear Evolution. In Renfrew, C, and Shennan, S. (eds.), Ranking, Resource and Ex- change (pp. 144-149). Cambridge: Cambridge University Press. Gluckman, M. 1960. Tribalism in Modern British Central Africa. Cahiers d'Etudes Africaines l (1): 55-70. 1987 [1940]. The Kingdom of the Zulu of South Africa. In Fortes, M., and Evans- Pritchard, E. E. (eds.), African Political Systems (pp. 25-55). Godelier, M. 1978. Infrastructure, Society and History. Current Anthropology 19: 763-771. Goldschmidt, A. 2004. Modern Egypt. The Formation of a Nation State. Cambridge: Westview Press. Goldstone, J. 1988. East and West in the Seventeenth Century: political crises in Stuart England, Ottoman Turkey and Ming China. Comparative Studies in Society and History 30: 103-142. 1991. Revolution and Rebellion in the Early Modern World. Berkeley: University of California Press. Goudsblom, J. 1996. Human History and Long-Term Social Processes: Toward a Syn- thesis of Chronology and Phaseology. In Goudsblom, J., Jones, E. L., and Mennel, S. (eds.), 344
The Course of Human History. Economic Growth, Social Process, and Civilization (pp. 15- 30). New York, NY: Sharpe. Green, W. A. 1992. Periodization in European and World History. Journal of World History 3 (1): 13-53. 1995. Periodizing World History. History and Theory 34: 99-111. Grinin, L. E. Произведения Гринина см.: «Работы Л. Е. Гринина», с. 354. Grinin, L. E., Carneiro, R. L., Bondarenko, D. M., Kradin, N. N., and Korotayev, A. V. (eds.) 2004. The Early State, Its Alternatives and Analogues. Volgograd: Uchitel. Grinin, L. E., and Korotayev, A. V. 2006. Political Development of the World System: A Formal Quantitative Analysis. In History and Mathematics. Historical Dynamics and Development of Complex Societies. [In print.] Gunawardana, R. A. L. H. 1981. Social Function and Political Power: a Case Study of State Formation in Irrigation Society. In Claessen and Skalnik 1981b: 219-245. 1985. Total Power or Shared Power? A Study of the Hydraulic State and its Transforma- tion in Sri Lanka from the 3rd to the 9th century A.D. In Claessen, van de Velde and Smith 1985:219-245. Haas, J. 1995. The Roads to Statehood. In Kradin and Lynsha 1995: 16-18. 2001a (ed.). From Leaders to Rulers. New York etc: Kluwer Academic / Plenum Pub- lishers. 2001b. Nonlinear Paths of Political Centralization. In Haas 2001a: 235-243. Habermas, J. 2003. Dispute on the Past and Future of International Law. Transition from a National to Postnational Constellation. Paper presented at the 21st World Congress of Philosophy, Philosophy Facing World Problems. August 10-17, 2003. Istanbul Convention and Exhibition Center, Turkey. Hall, T. 2001. Chiefdoms, States, Cycling, and World-Systems Evolution: A review es- say. Journal of World-Systems Research 1 (1): 91-100. Hammond, J. L., and Hammond, B. 1947. The Bleak Age. London and Aylesbury: Penguin Books. Hanna, N. (ed.) 1995. The State and its Servants. Administration in Egypt from Ottoman Times to the Present. Уточнить город. Cairo: The American University in Cairo Press. Hanna, N., Abbas, R. (eds.) 2005. Society and Economy and the Eastern Mediterra- nean 1600-1900. Cairo: The American University in Cairo Press. Hansen, M. H. 1989. The Ancient Greek City-state. Denmark, Copenhagen. 1991. The Athenian Democracy in the Age of Demosthenes. Structures, Principles and Ideology. Oxford and Cambridge, Mass.: Blackwell. 1998. Polis and City-State. An Ancient Concept and Its Modern Equivalent. Copenha- gen: Munksgaard. 2002. Was the Polis a State or a Stateless Society? In Nielsen, T. H. (ed.), Even More Studies in the Ancient Greek Polis. Papers from the Copenhagen Polis Centre 6 (pp. 17-47). Stuttgart: Steiner. Harden, D. 1971. The Phoenicians. Middlesex, England-Ringwood, Australia: Penguin Books. Harris, D. R. 1977. Alternative Pathways Toward Agriculture. In Reed 1977: 179-244. Harris, M. 1995. Cultural Anthropology. 4th ed. New York: Addison-Wesley. Harris, D., and Hillman, G. 1989. An evolutionary continuum of people-plant interac- tion. Foraging and farming. The evolution of plant exploitation (pp. 11—27). London: Unwin Hyman. Hathaway, J. 1995. The Military Household in Ottoman Egypt IJMES 27 (1995): 39-52. 1997. The Politics of Households in Ottoman Egypt. The Rise of the Qazdaglis. Cam- bridge: Cambridge University Press. 345
1998. 'Mamluk households' and 'Mamluk factions' in Ottoman Egypt: a reconsidera- tion. In Philipp, Th., and Haarmann, U. (eds.), The Mamluks in Egyptian politics and Society (pp. 107-117). Cambridge: Cambridge University Press. Haviland, W.A. 1991. Anthropology. 6th ed. Fort Worth, Chicago and other: Holt, Rinehart and Winston, Inc. Hay, D. 1975. A General History of Europe. Europe in the Fourteenth and Fifteenth Centuries. London: Longman. Helm, J. (ed.) 1967. Essays on the Problem of Tribe. Seattle and London: American Ethnological Society. Held, D. 2003. The Changing Structure of International Law: Sovereignty Transformed? In Held, and McGrew 2003b: 162-176. Held, D., and McGrew, A. 2003a. Political Power and Civil Society: A Reconfiguration? In Held and McGrew 2003b:121-125. 2003b (eds.). The Global Transformation Reader. Cambridge: Polity Press. Henderson, W. O. 1961. The Industrial Revolution on the Continent: Germany, France, Russia, 1800-1914. [London]: F. Cass. Hill, C. P. 1981. British Economic and Social History 1700-1975. Bath: Edward Arnold. Holden, С. 1998. No Last Word on Language Origins. Science 282 (20 November): 1455-1458. Holt, P. M. 1967. Egypt and the fertile crescent 1516-1922. USA: Cornell University Press. Hunter, R. 1999. Egypt under the Khedives 1805-1879. From Household Government to modern Bureaucracy. Egypt. Cairo - New York: The American University in Cairo Press. Hunter Blair, P. 1966. Roman Britain and Early England 55 B.C. - A.D. 871. New- York - London: W. W. Norton & Company, n. d. Ingold, T. 1980. Hunters, Pastoralists, and Ranchers: Reindeer Economies and Their Transforma- tions. Cambridge; New York: Cambridge University Press. 1986. Evolution and Social Life. Cambridge: Cambridge University Press. 2002. On the distinction between Evolution and History. SEH1 (1): 5-24. Irons, W. 2004. Cultural Capital, Livestock Raiding, and the Military Advantage of Traditional Pastoralists. In Grinin et al 2004: 466-^75. Janssen, J. J. 1978. The Early State in Ancient Egypt. In Claessen and Skalnik 1978d: 213-234. Jones, G. D., and Kautz, R. R. (eds.) 1981. The Transition to Statehood in the New World. Cambridge: Cambridge University Press. Johnson, A. 1955. Europe in the Sixteen Century 1494-1598. London: Rivingtons. Johnson, A. W., and Earle, T. K. 2000. The Evolution of Human Societies: from forag- ing group to agrarian state. 2nd ed. Stanford, Cal.: Stanford University Press. Johnson, G. A. 1978. Information Sources and the Development of Decision Making Organizations. In Redman, Ch. et al. (eds.), Social Archaeology: Beyond Subsistence and dating (pp. 87—112). New York. 1980. Spatial Organization of Early Uruk Settlement. In L'Archéologie de l'Iraq. In: Col- loquess Internationale des Centre de la Recherche Scientifique. Paris: 233—263. 1981. Monitoring Complex System Integration and Boundary Phenomena with Settle- ment Size Data. In van der Leeuw, S. E. (ed.), Archaeological Approaches to the Study of Complexity (pp. 144—188). Amsterdam: van Giffen Instituut voor Prae-en Protohistorie. 1982. Organizational Structure and scalar stress. In Renfrew, C. et al. (eds.), Theory and Explanation in Archaeology (pp. 389-421). Johnston, A. 1991. The Protestant Reformation in Europe. London and New York: Longman. 346
Joyce, A. A., and Winter, M. 1996. Ideology, Power, and Urban Society in Pre- Hispanic Oaxaca. Current Anthropology 37: 33-86. Kaufman, D. 1999. Archeological Perspectives on the Origins of Modem Humans. A View from Levant. Westport, CT: Bergin & Garvey. Keesing, R. 1984. Rethinking Mana. Journal of Anthropological Research 40 (1): 137-156. Keohane, R. O. 2003. Sovereignty in International Society. In Held and McGrew 2003b: 147-161. Khazanov, A. M. 1978. The Early State Among the Scythians. In Ciaessen and Skalnik 1978d: 425^39. Kimche, D. 1968. The Political Superstructure of Egypt in the Late Eighteenth Century. Middle East Journal 22: 448-462. Kirch, P. 1984. The Evolution of the Polynesian Chiefdoms. Cambridge: Cambridge University Press. Knowles, L. C. A. 1937. The Industrial and Commercial Revolutions in Great Britain during the Nineteenth Century. London: Routledge; New York: Dutton. Kobischanov, Yu. M. 2000. The Community-caste Systems. In Bondarenko and Sledzevsky 2000: 63-64. Kochakova, N. B. 1996. The Sacred Ruler as the Ideological Centre of an Early State: The Precolonial States of the Bight of Benin Coast. In Claessen and Oosten 1996a: 48-66. Korn, S. R. 1978. Hunting the Ramage: Kinship and the Organization of Political Au- thority in Aboriginal Tonga. The Journal of Pacific History 13:107-113. Korotayev, A. V. 1995. Mountains and Democracy: An Introduction. In Kradin and Lynsha 1995: 60-74. 2006. The World System Urbanization Dynamics: A Quantitative Analysis. In History and Mathematics: Historical Dynamics and Development of Complex Societies. [In print.] Korotayev, A. V., and Cardinale, J. 2003. Status of Women, Female Contribution to Subsitence, and Monopolization of Information: Further Cross-Cultural Comparisons. Cross- Cultural Research. The Journal of Comparative Social Science 37 (1): 87-104. Korotayev, A. V., and Grinin, L. E. 2006. Urbanization and Political Development of the World System: A comparative quantitative analysis. In History and Mathematics: Historical Dynamics and Development of Complex Societies. [In print.] Korotayev, A. V., Kradin, N.N., de Munck, V., and Lynsha, V. A. 2000. Alterna- tives of Social Evolution: introductory notes. In Kradin et al. 2000: 12-51. Kottak, С. Ph. 1972. Ecological Variables in the Origin and Evolution of African States. Comparative Studies in Society and History 14: 351-380. 1980. The Past in the Present; History, Ecology and Cultural Variation in Highland Madagascar. Ann Arbor: University of Michigan Press. Kowalewski, S. A., Nicolas, L., Finsten, L., Fein man, G. M., and Blanton, R. E. 1995. Regional Restructuring from Chiefdom to State in the valley of Oaxaca. In Kradin and Lynsha 1995: 93-99. Kracauer, S. 1969. History. The Last Things before the Last. New York: Oxford Uni- versity Press. Kräder, L. 1978. The Origin of the State among the Nomads of Asia. In Claessen and Skalnik 1978d: 93-107. Kradin, N.N. 1995. The Transformation of Political Systems from Chiefdom to State: the Mongolian Example. In Kradin and Lynsha 1995: 136-143. 2000. The Hsiung-Nu (200 B.C. - A.D. 48). In Bondarenko, and Korotayev 2000b: 287-304. Kradin, N. N*, Bondarenko, D. M., and Barfield, T. J. (eds.) 2003. Nomadic Path- ways in Social Evolution. Moscow: Center for Civilizational and Regional Studies RAS. 347
Kradin, N. N., Korotayev, A. V, Bondarenko, D. M., de Munsk, V., and Wason, P. K. (eds.) 2000. Alternatives of Social Evolution. Vladivostok: FEB RAS. Kradin, N. N., and Lynsha, V. A. (eds.) 1995. Alternative Pathways to Early State. Vladivostok: DaFnauka. Kurtz, D. 1978. The Legitimation of Aztec State. In Claessen and Skalnik 1978d: 169-189. 1984. Strategies of Legitimation and the Aztec State. Ethnology XXII (4): 301-314. Labby, D. 1976. The Démystification of Yap: dialectics of culture on a Micronesian is- land. Chicago: University of Chicago Press. Lai, B. B. 1984. Some reflections on the structure remains at Kalibangan. FIC. Laue, T. H. von 1987. The World Revolution of Westernization. New York: Oxford. Leach, E. R. 1970. Political Systems of Highland Burma. Boston: Beacon Press. Leftwich, A. 2005. States of Development. On the primacy of Politics in Development. Great Britain: Polity. Lelioukhine, D. N. 2000. State and Administration in Kautilya's "Arthashastra". In Kradin et al 2000: 266-272. Lenski, G. 1966. Power and Privilege. New York: McGraw-Hill Book company. 1970. Human Societies: A Macrolevel Introduction to Sociology. New York: McGraw- Hill Book company. Lesser, A. 1968. War and the State. In Fried, M., Harris, M., and Murphy, R. (eds.), War: the Anthropology the Armed Conflict and Aggression (pp. 92-96). Garden City, N. Y.: The natural History Press. Lewis, H. S. 1981. Warfare and the Origin of the state: another formulation. In Claessen and Skalnik 1981b: 201-221. Lieberman, S. (ed.) 1972. Europe and the Industrial Revolution. Cambridge, MA: Schenkman. Lindstrom, L. 1998. Mana. In Barnard, A., and Spencer, J. (eds.), Encyclopedia of So- cial and Cultural Anthropology (p. 346). London: Routledge World Reference. Lloyd, P. 1981. West African Kingdoms and the Early State: a Review of Some Recent Analyses. In Claessen and Skalnik 1981b: 223-238. Lowie, R. H. 1920. Primitive Society. New York; Holt, Rinehart and Winston. Lozny, L. 1995. The Transition to Statehood in Central Europe. In Kradin and Lynsha 1995: 84-92. 2000. Social Complexity: Necessity or Chance? In Bondarenko and Sledzevsky 2000: 79-80. Maddison, A. 2001. The World Economy: A Millennial Perspective. Paris: Development Centre of the Organisation for Economic Cooperation and Development. Manning, P. 1996. The Problem of Interaction of World History. The American Histori- cal Review 101 (3): 771-782. Mair, L. 1966. Primitive Government. Middlesex, Eng. - Baltimore USA - Ringwood Aust: Penguin Books. Mann, M. 2003. Has Globalisation Ended the Rise and Rise of the Nation-State? In Held, McGrew 2003b: 135-146. Marcus, J. 1998. The Peaks and Valleys of Ancient States: An Extansion of Dynamic Model. In Feinman and Marcus 1998: 59-94. Marcus, J., and Feinman, G. M. 1998. Introduction. In Feinman and Marcus 1998: 3-13. Marey, А4 V. 2000. The Socio-Political Structure of the Pechenegs. In Kradin et al 2000: 289-293. Marsot, A. 1984. Egypt in the Reign of Muhammad AH. Cambridge: Cambridge University Press. 2004. A Short History of Modern Egypt. Cambridge: Cambridge University Press. 348
2005. Power and Authority in Late Eighteenth-Century Egypt. In Hanna, Abbas 2005: 41-50. Mason, J. A. 1961. The Ancient Civilizations of Peru, Penguin Books. McCullagh, C. B. 1998. The Truth of History. London - New York: Routledge. Mclntosh, S. K. 1999a (ed.). Beyond Chiefdoms; Pathways to Complexity in Africa. Cambridge: Cam- bridge University Press. 1999b. Pathways to Complexity: an African Perspective. In Mclntosh 1999a: 1-30. McNeill,W.H. 1963. The rise of the West; a history of the human community. Chicago: University of Chicago Press. 1995. The Changing Shape of World History-. History and Theory 35: 8-26. Mellars, P., and Stringer, С (eds.) 1989. The Human Revolution: Behavioural and Biological Perspectives on the Origins of Modern Humans. Princeton, NJ: Princeton Univer- sity Press. Mellaart, J. 1975. The Neolithic of the Near East. London: Thames and Hudson. Mills, C. W. 2000 [1956]. The Power Elite. New York: Oxford University Press. Miller, N. F. 1992. The origins of plant cultivation in the near East. In Cowan. S. W., and Watson, P. J. (eds.), The origins of agriculture (pp. 39-58). Washington & London: Smithsonian Institution Press. Minghinton, W. 1976. Patterns of Demand 1750-1914. In Cipolla 1976a: 77-186. Mishra, P., and Mishra, J. 2002. Strategy of Power sharing in ancient India: with spe- cial reference to Kautilya's Arthasastra. Paper presented at the International Conference 'Hierarchy and Power in the History of Civilizations' St. Petersburg, July 4-7. Mokyr, J. 1985. The Economics of the Industrial Revolution. London: George Allen & Unwin. 1993 (ed.). The British industrial revolution: an economic perspective. Boulder, CO: Westview. Moorhead, J. 2001. The Roman Empire Divided, 400-700. Great Britain. Longman. More, Ch. 2000. Undestanding the Industrial Revolution. London: Routledge. Mosse, W. E. 1974. Liberal Europe. The Age of Bourgeois Realism 1848-1875. Lon- don: Thames and Hudson. Müller, J.-C. 1981. 'Divine Kingship' in Chiefdoms and States. A Single Ideological Model. In Claessen and Skalnik 1978d: 239-250. Nefedov, N. A. 2004. A Model of Demographic Cycles in a Traditional Society: The Case of Ancient China. SEH 3 (1): 69-80. Northrup, L. S. 1998. The Bahrî Mamlük sultanate, 1250-1390. In Petry, С F. (ed.), The Cambridge History of Egypt. Vol. 1: 242-289. Cambridge: Cambridge University Press. O'Callaghan, J. F. 1975. A history of medieval Spain. Ithaca: Cornell University Press. Oosten, J. 1996. Ideology and the Development of European Kingdoms. In Claessen and Oosten 1996a: 225-247. Osborne, R. 1985. Demos: The Discovery of Classical Attika. Cambridge: Cambridge University Press. Pääbo, S. 1995. The Y Chromosome and the Origin of All of Us (Men). Science 268 (26 May): 1141-1142. Patterson, Т. С 1995. Gender, class and state formation in ancient Japan. In Kradin, andLynsha 1995: 128-135. Philipson, M. (ed.) 1962. Automation: Implications for the Future. New York: Vintage. Phyllys, D. 1965. The First Industrial Revolution. Cambridge, UK: Cambridge Univer- sity Press. Piterberg, G. 1990. The Formation of an Ottoman Egyptian Elite in the Eighteenth Cen- tury. International Journal of Middle East Studies 22: 275-289. 349
Pokora, T. 1978. China. In Claessen and Skalnik 1978d: 191-212. Polanyi, K. 1968. Primitive, archaic and modern Economics. New York: Anchor. Pomper, Ph. 1995. World History and its Critics. History and Theory: 34 (2): 1-7. Popper, K. R. 1964. The Poverty ofHistoricism. New York: Harper & Row. Possehl, G. L. 1998. Sociocultural Complexity without the State: The Indus Civiliza- tion. In Feinman and Marcus 1998: 261-292. Quigley, D. 1999. The Interpretation of Caste. New Delhi: Oxford University Press. 2000. Kingship against the State: Caste Organisation and the Exemplary Centre. In Bon- darenko and Sledzevsky 2000: 105-106. 2002. Is a Theory of Caste still Possible? SEH1 (1): 14O-170. Raymond, A. 1995. The Role of the Communities (Tawa'if) in the Administration of Cairo in the Ot- toman Period. In Hanna 1995: Ъ2-ЛЪ. 2001. Cairo City of History. Cairo-New York: The American University in Cairo Press. Rayner, R. M. 1964. European History 1648-1789. New York: David McKay Com- pany, Inc. Redmond, E. M. 1998. Chiefdoms and Chieftancy in the Americas. Gainesville: Univer- sity Press of Florida. Reed, Ch. A. 1977. Origins of Agriculture: Discussion and Some Conclusions. In Reed, Ch. A. (ed.), Origins of Agriculture (pp. 879-956). The Hague: Mouton. Rhodes, P. J. 1993. The Greek Poleis: Demes, Cities and Leagues. In Hansen, M. H. (ed.), The Ancient Greek City-State (pp. 161-182). Copenhagen: Munksgaard. Rindos, D. 1984. The Origins of Agriculture: an Evolutionary Perspective. Orlando, CA: Academic Press. Rousseau, J. 1985. The Ideological Prerequisites of Inequality. In Claessen, van de Vel- de, and Smith 1985: 36-45. Roussel, D. 1976. Tribu et cité. Etudes sur les groupes sociaux dans les cités greques aux époque archaïque et classique. Paris. Sahlins, M. D. 1960a. Evolution: Specific and general. Evolution and culture. In Sahlins and Service 1960: 12-44. 1960b. Political Power and the Economy in Primitive Society. In Dole, G. E., and Carneiro, R. L. (eds.), Essays in the Science of Culture (pp. 390-415). New York: Crowell 1963. Poor Man, Rich Man, Big-Man, Chief: Political Types in Melanesia and Polyne- sia. Comparative Studies in Societies and History 5: 285-303. 1972a [1958]. Social Stratification in Polynesia. Seattle - London: University of Wash- ington Press. 1972b. Stone Age Economics. New York: Aldine de Gruyter. Sahlins, M. D., and Service, E. R. (eds.) 1960. Evolution and culture. Ann Arbor: Uni- versity of Michigan Press. Schaebler, В., and Stenberg, L. 2004. Globalization and the Muslim World: Culture, Religion, and Modernity. USA: Syracuse University Press. Schaedel, R. 1978. Early State of the Incas. In Claessen and Skalnik 1978d: 289-320. 1995. The temporal variants of proto-state societies. In Kradin and Lynsha 1995: 47-53. Seaton, L. 1978. The Early State in Hawaii. In Claessen and Skalnik 1978d: 269-287. Sellnow, 1.1981. Ways of state formation in Africa: a demonstration of typical possibili- ties. In Claessen and Skalnik 1981b: 303-316. Service, E. R. 1962. Primitive Social Organization. 1st ed. New York: Random House 1971. Primitive Social Organization. 2nd ed. New York: Random House. 350
1975. Origins of the State and Civilization. The Process of Cultural Evolution. New York: Norton. 1978. Classical and Modern Theories of the Origins of Government. In Cohen and Ser- vice 1978: 21-34. Shanks, M., and ТШеу, С. 1987. Social Theory and Archaeology. Cambridge: Polity Press. Shaw, S. J. 1962. The financial and administrative organization and development of Ot- toman Egypt 1517-1798. Princeton, New Jersey: Princeton University Press. Shifferd, P. A. 1987. Aztecs and Africans: Political Processes in Twenty-Two Early States. In Claessen and van de Velde 1987b: 39-53. Skalnik, P. 1996. Ideological and Symbolic Authority: Political Culture in Nanun, Northern Ghana. In Claessen and Oosten 1996a: 84-98. Skinner, W. G. 1985. The structure of Chinese History. Journal of Asian History 54: 271-292. Skrynnikova, T. D. 2004. Mongolian Nomadic Society of the Empire Period. In Grinin et al 2004: 525-535. Slaughter, A. M. 2003. Governing the Global Economy Through Government Net- works. In Held and McGrew 2003b: 189-203. Smith, Ph. E. L. 1976. Food Production and Its Consequences. Menlo Park, Cal. Etc.: Cumming Publishing Company. Sourdel, D., Lambton, A. K. S., F., de Jong, P., and Holt, P. M. 1990. Khalifa. In van Donzel, E., Lewis, В., and Pellat, C. (eds.), Encyclopedia of Islam. Vol. 4: 937-952. Leiden: Brill. Southall, A. 2000. On the Emergence of States. In Kradin et al. 2000: 150-153. Spencer, С. S. 2000. The Political Economy of Pristine State Formation. In Kradin et al 2000: 154-165. Spencer, Ch. S., and Redmond, E. M. 2003. Militarism, Resistance and Early State Development in Oaxaca, Mexico. SEH2 (1): 25-70. Stanford, M. 1998. An Introduction to the Philosophy of History. Maiden. USA - Ox- ford, UK: Blackwell Stearns, P. N. 1987. Periodization in World History Teaching: Identifying the Big Changes. The His- tory Teacher 20 (4): 561-580. 1993. Interpreting the Industrial Revolution. In Adams, M. (ed.), Islamic and European Expansion. The Forging of a Global Order (pp. 199-242). Philadelphia, PA: Temple Univer- sity Press. 1998 (ed.). The Industrial Revolution in the World History. 2nd ed. Boulder, CO: Westview. Stein, G. 2001. "Who Was King? Who Was Not King?" Social Group Composition and Competition in Early Mesopotamian State Societies. In Haas 2001a: 205-234. Steward, J. H. 1949. Cultural Causality and Law. A Trial Formulation of the Development of Early Civilizations. American Anthropologist 51: 1-25. 1972 [1955]. Theory of Culture Change: The Methodology of Multilinear Evolution. Ur- bana: University of Illinois Press. Strange, S. 2003. The Declining Authority of States. In Held and McGrew 2003b: 127-134. Stringer, Ch. B. 1990. The Emergence of Modern Humans. Scientific American 263: 98-104. Stuart-Fox, M. 2002. Evolutionary Theory of History. In Pomper, P., and Shaw, D. C. (eds.), The Return of Science. Evolution, History, and Theory (pp. 123—144). Lanham, Boul- der, New York, Oxford: Rowman & Littlefield publishers, Inc. Supple, B. 1976. The State and the Industrial Revolution 1700-1914. In Cipolla 1976a: 301-357. 351
Sylvester, E., and motz, L. C. 1983. The Gene Age: Genetic Engineering and the Next Industrial Revolution. New York, NY: Scribner. Tainter, J. A. 1990. The Collapse of Complex Societies. Cambridge - New York: Cam- bridge University Press. Teggart, F. J. 1941. Theory and Processes of History. Berkley and Los Angeles: Uni- versity of California Press. Testart, A. 1982. Les chasseurs-cueilleurs, ou lorigine des inugalitus. Paris: Institut de l'Ethnographie. Thapar, R. 1981. The State as Empire. In Claessen and Skalnik 1981b: 409-426. Thomas, N. 1990. Marquesan Societies; Inequality and Political Transformation in eastern Polynesia. Oxford: Clarendon Press. Tignor, R. 1966. Modernization and British colonial rule in Egypt 1882-1914. Prince- ton: Princeton University Press. Tillinghast, P. E. 1963. Approaches to History. Selections in the Philosophy of History from the Greeks to Hegel. Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall. Titus, C. H. 1931. A Nomenclature in Political Sciences. American Political Science Review 25: 45-60. Toffler, A. 1980. The Third Wave. New York City: William Morrow & Co., Inc. Toynbee, A. 1927 [1884]. Lectures on the industrial revolution of the eighteenth century in England: popular addresses, notes, and other fragments. London: Rivingtons. 1956 [1884]. The Industrial Revolution. Boston: Beacon Press. Trepavlov, V. V. 1995. The Nogay Alternative: from a State to a Chiefdom and back- wards. In Kradin and Lynsha 1995: 144-151. Trigger, B. G. 2001. Early Civilizations: Ancient Egypt in Context. Cairo: The Ameri- can University in Cairo Press. Troumborst, A. A. 1987. From Tribute to Taxation. On the Dynamics of the Early State. In Claessen and van de Velde 1987b: 129-137. Turchin, P. 2003. Historical Dynamics: Why States Rise and Fall. Princeton, NJ: Princeton Univer- sity Press. 2005. War and Peace and War: Life Cycles of Imperial Nations. New York, NY: Pi Press. Tylecote, R. F. 1976. The technique and development of early copper smelting. A his- tory of metallurgy (pp. 5-9). London: The metals society. Tymowski, M. 1987. The Early State and after in precolonial West Sudan. Problems of the Stability of Political Organizations and the Obstacles to their Development. In Claessen and van de Velde 1987b: 54-69. Van Bakel, M. 1996. Ideological Perspectives of the Development of Kingship in the Early States of Hawaii. In Claessen and Oosten 1996a: 329-345. Van Creveld, M. 1999. The Rise and Decline of the State. Cambridge: Cambridge Uni- versity Press. Van der Vliet, E. Ch. L. 1987. Tyranny and Democracy. The Evolution of Politics in Ancient Greece. In Claessen and van de Velde 1987b: 1-23. 2005. Polis. The Problem of Statehood. SEH4 (2): 120-150. Van Parijs, P. 1981. Evolutionary Explanation in the Social Sciences: an Emerging Paradigma. Totowa - New York: Rowman & Littlefield. Vansina, J. 1999. Pathways of Political Development in Equatorial Africa and Neo- evolutionary Theory. In Mclntosh 1999a: 166-172. Vincent, A. 1987. Theories of the State. London: Blackwell. Vorobyov,D.V. 2000. The Iroquois (15th—18th centuries A.D.). In Bondarenko and Korotayev 2000b: 157-174. 352
Wallerstein, I. 1974; 1980; 1988. The Modem World-System. 3 vols. New York, NY: Academic Press. 1987. World-Systems Analysis. Social Theory Today. Stanford, California: Stanford Uni- versity Press. Wason, P. K. 1995. Social Types and the Limits of Typological Thinking in Social Ar- chaeology. In Kradin and Lynsha 1995: 19-27. Wason, P. K., and Baldia, M. O. 2000. Religion, Communication, and Genesis of So- cial Complexity in European Neolithic. In Kradin et al 2000: 138-148. Watt, W. M. 1965. A History of Islamic Spain. Edinburgh: Edinburgh U. P. Webb, M. 1975. The Flag Follows Trade: An Essay on the Necessary Interaction of Military and Commercial Factors in State Formation. In Lamberg-Karlovski, C, and Sabloff, J. (eds.), Ancient Civilization and Trade (pp. 155-210). Albuguerque. Weber, M. 1947. The Theory of Social and Economic Organization. New York: Free Press. 1990. Politics as Vocation. In Held, D., et al (eds.), States & Societies (pp. 111-112). Oxford UK: Basil Blackwell. 1998. Economy and Society. In Zack, N., Shrage, L., and Sartwell, C. (eds.), Race, class, gender and sexuality: the big questions (pp. 116-121). Oxford: Blackwell Publishers. Wesolowski, W. 1976. The notions of strata and class in socialist society. In Beteille, A. (ed.), Social Inequality (pp. 122-146). Harmondsworth: Penguin Books. White, L. A. 1949. The Science of Culture. A Study of Man and Civilization. New York: Farrar, Straus and Company. White, H. L. 1987. Technological Model of Global History. The History Teacher 20 (4): 497-517. Winter, M. 1992. Egyptian society under Ottoman rule 1517-1798. London; New York: Routledge. Wittfogel, K. A. 1957. Oriental Despotism. New Haven: Yale University Press. World Bank. 2005. World Development Indicators. Washington, DC: World Bank. Wright, H. T. 1977. Recent Research on the Origin of the State. Annual Review of Anthropology 6: 379-397. 2006. Atlas of Chiefdoms and Early States http://repositories.cdlib.org/imbs/socdyn/sdeas/voll/iss4/artl/ Wright, H. T., and Johnson, G. 1975. Populations, Exchange, and Early State Forma- tion in Southwestern Iran. American Anthropologist 11: 267-289. Wymer, J. 1982. The Paleolithic Age. London & Sydney: Croom Helm. Yoffee, N. 1979. The Decline and Rise of Mesopotamian Civilization: An Ethnoarchae- ological Perspective on the Evolution of Social Complexity. American Antiauity 44: 5-35. Zin'kovskaya, I. V. 2004. The Hermanarich Kingdom: Between Barbarity and Civiliza- tion. In Sledzevsky, I. V. et al (eds.), Hierarchy and Power in the history of Civilizations. Abstracts of the 3rd International Conference (Moscow, 18-24 June, 2004) (pp. 84—85). Moscow: Center for Civilizational and Regional Studies. Zinn, H. 1995. A Peopled History of the United States. 1492-present. New York: Harper Perennial. 353
РАБОТЫ Л. Е. ГРИНИНА* 1990. Письмо в редакцию. Философские науки 5: 120-123. 1995—1996. Философия и социология истории: некоторые закономерности истории человечества (опыт философско-социологического анализа всемирно-исторического процесса): в 3 ч. Волгоград: Учитель. 1996. Периодизация исторического процесса. Дис. ...канд. филос. наук. М.: МГУ. 1997-2001. Формации и цивилизации. [Книга печаталась в журнале «Философия и общество» с 1997 по 2001 г. Подробнее см. отдельное приложение ниже.]** 1998. Проблемы стабилизации образа жизни и перспективы развития человечества. Материалы Международной научной конференции «Человек в современных философских концепциях» (с. 301-304). Волгоград, 17-19 сентября 1998. 1999а. Современные производительные силы и проблемы национального сувере- нитета. ФиО 4: 5-44. 19996. Соотношение развития государства и производительных сил (в рамках все- мирно-исторического процесса). Вестник Моск. ун-та. Серия 12, Политические науки 1:17-27. 2000а. Производительные силы и исторический процесс. М.: Теис. 20006. Отчуждение личности в аспекте философии истории. Материалы Второй международной конференции «Человек в современных философских концепциях» (с. 125— 129). Волгоград, 19-22 сентября 2000. 2001-2006. Генезис государства как составная часть процесса перехода от пер- вобытности к цивилизации (общий контекст социальной эволюции при образовании раннего государства). [Книга печаталась в журнале «Философия и общество» с 2001 по 2006 г. Подробнее см. отдельное приложение ниже.]*** 2002. Общий контекст социальной эволюции при образовании государства. Док- лад на Второй международной конференции «Иерархия и власть в истории цивилиза- ций». Санкт-Петербург, 7 июля 2002. 2003а. Производительные силы и исторический процесс. Изд. 2-е, перераб. и доп. Волгоград: Учитель. 20036. Философия, социология и теория истории. Изд. 3-е, перераб. и доп. Волго- град: Учитель. 2004а. Глобализация и проблемы национального суверенитета. Материалы «круг- лого стола», посвященного Дню философии ЮНЕСКО, 18 ноября 2004 (с. 39-47). Биш- кек: ООО «Дэна». 20046. «Люди известности» - новый социальный слой? Социс 12:46-54. 2004в. Феномен информационного общества: «люди известности». ФиО 2: 5-23. 2005. Глобализация и национальный суверенитет. ИиС 1: 6-31. 2006а. Демографически-структурный анализ и исторический процесс (Нефедов, С. А. Социально-экономическая история России. Демографически-структурный анализ. Екатерин- бург, 2005). ФиОЗ: 180-188. 20066. Методологические основания периодизации истории. Философские науки 8: 117-123; 9:127-130. 2006в. О стадиях эволюции государства. Проблемы теории. ИиС 1: 3—45. * В данном приложении указаны только те работы Л. Е. Гринина, которые используются в моногра- фии «Государство и исторический процесс». Полный список работ можно увидеть на сайте http://www.uchitel-izd.ru ** В ссылках эта работа обозначается как Гринин 1997-2001. В тех случаях, когда надо конкретизи- ровать ссылку, в квадратных скобках указываются год и номер журнала, а также страницы. Например, Гринин 1997-2001 [98/5: 20] означает, что ссылка дана на журнал «Философия и общество», 1998, № 5, где публиковалась соответствующая часть работы Л. Е. Гринина «Формации и цивилизации», а имен- но глава 6 (§ 9-10). *** В ссылках эта работа обозначается как Гринин 2001-2006. В тех случаях, когда надо конкретизиро- вать ссылку, в квадратных скобках указываются год и номер журнала, а также страницы. Например, Гринин 2001-2006 [01/4: 35J означает, что ссылка дана на журнал «Философия и общество», 2001, № 4, где публико- валась соответствующая часть работы Л. Е. Гринина «Генезис государства...», а именно часть 1. 354
2006г. Периодизация истории: теоретико-математический анализ. В: Гринин, Л. Е., Коротаев, А. В., Малков, С. Ю. (ред.), История и Математика: проблемы периодизации исторических макропроцессов (с. 53-79). М.: КомКнига. 2006д. Проблемы анализа движущих сил исторического развития, общественного про- гресса и социальной эволюции. В: Семенов, Ю. И., Гобозов, И. А., Гринин, Л. Е., Филосо- фия истории: проблемы и перспективы (с. 148-247). М.: КомКнига. 2006е. Производительные силы как социоестественная категория. В: Кульпин, Э. С. 2006. Человек и природа: из прошлого в будущее (с. 200-217). М.: Ин-т востоковедения РАН. 2006ж. Раннее государство и демократия. В: Гринин, Л. Е., Бондаренко, Д. М., Крадин, Н. Н., Коротаев, А. В. (ред.) 2006. Раннее государство, его альтернативы и аналоги (с. 337-386). Волгоград: Учитель. 2006з. Раннее государство и его аналоги. В: Гринин, Л. Е., Бондаренко, Д. М., Крадин, H. H., Коротаев, А. В. (ред.) 2006. Раннее государство, его альтернативы и аналоги (с. 85-163). Волгоград: Учитель. 2006и. О некоторых фундаментальных понятиях и проблемах теории этноса. Фи- лософское осмысление социально-экономических проблем: Междунар. сб. науч. трудов. Вып. 10 / под ред. В. Е. Давидовича, Е. Ю. Леонтьевой (с. 382-387). Волгоград: ВолгГТУ. 2006к. От раннего к зрелому государству. В: Гринин, Л. Е., Бондаренко, Д. М., Крадин, H. Н., Коротаев, А. В. (ред.) 2006. Раннее государство, его альтернативы и аналоги (с. 523-556). Волгоград: Учитель. 2006л. Трансформация государственной системы Египта в XIX - начале XX в.: от развитого государства к зрелому. Египет, Ближний Восток и глобальный мир: сб. науч. статей (с. 123-132). М.: Кранкэс. 2006м. Зависимость между размерами общества и эволюционным типом политии. В: Коротаев, А. В., Малков, С. Ю., Гринин, Л. Е. (ред.), История и Математика: анализ и моделирование социально-исторических процессов. (В печати.) GrininL.E. 2002. General Context of the Social Evolution at the Early State Formation. Volgograd: Uchitel. 2003. The Early State and its Analogues. SEH1: 131-176. 2004a. Democracy and Early State. SEH 3 (2), September 2004 (pp. 93-149). 2004b. Early State and Democracy, bi Grinin, L. E., Cameiro, R. L, Bondarenko, D. M., and Korotayev, A. V. (eds.), The Early State, Its Alternatives and Analogues (pp. 419-463). Vol- gograd: Uchitel. 2004c. The Early State and Its Analogues: A Comparative Analysis. In Grinin, L. E., Carneiro, R. L., Bondarenko, D. M., and Korotayev, A. V. (eds.), The Early State, Its Alterna- tives and Analogues (pp. 88-136). Volgograd: Uchitel. 2006. Periodization of History: A Theoretic-Mathematical Analysis. In Grinin, L. E., de Munck V. C, and Korotayev A. V. (eds.), History and Mathematics: Analyzing and Modeling Global Development, (pp. 10-38). M.: KomKniga. КНИГИ Л. Е. ГРИНИНА, ПЕЧАТАВШИЕСЯ В ЖУРНАЛЕ «ФИЛОСОФИЯ И ОБЩЕСТВО» (ФиО) 1997-2001. ФОРМАЦИИ И ЦИВИЛИЗАЦИЙ: 1997. Введение. Часть 1. Философско-социологические основания теории истори- ческого процесса. Раздел 1. Философские проблемы истории. Глава 1. Общественные законы: онтологический и гносеологический аспекты. ФиО 1: 10-88. 1997. Глава 2. Проблемы анализа движущих сил исторического развития и обществен- ного прогресса. ФиО 2: 5-89. 1997. Раздел 2. Социология истории. Глава 3. Проблемы и аспекты социологического анализа исторических обществ. ФиО 3: 5-92. 1997. Глава 3. Окончание. ФиО 4: 5-62. 1997. Глава 4. Социально-политические, этнические и духовные аспекты со- циологии истории. ФиО 5: 5-63. 1997. Глава 4. Окончание. ФиО 6: 5-88. 355
1998. Часть 2. Введение в теорию исторического процесса. Раздел 1. Подходы к моде- лированию исторического процесса. Глава 5. Исторический процесс и теория исторического процесса. ФиО 1:7-54. 1998. Глава 6. Понятие цивилизации в рамках теории исторического процесса. ФиО 2: 5-89. 1998. Глава 6. Продолжение. ФиО 3: 5-54. 1998. Глава 6. Продолжение. ФиО 4: 5-69. 1998. Глава 6. Окончание. ФиО 5: 5^9. 1998. Глава 7. Законы исторического процесса. ФиО 6: 5-51. 1999. Глава 7. Продолжение. ФиО 1: 5-71. 1999. Глава 7. Окончание. ФиО 2: 5-52. 1999. Часть 2. Раздел 2. Моделирование исторического процесса. Подраздел 1. Формационные категории. Глава 8. Формация исторического процесса и формацион- ные категории. ФиО 3: 5-53. 1999. Глава 8. Формация исторического процесса и формационные категории. ФиО 5: 5-31. 2000. Глава 9. Принцип производства благ и производственная революция. ФиО 1:5-73. 2000. Глава 9. Продолжение. ФиО 2: 5-43. 2000. Глава 9. Окончание. ФиО 3: 5-49. 2000. Глава 10. Тип отчуждения благ и личности. Формационные противоречия. ФиО 4: 5^7. 2001. Глава 10. Продолжение. ФиО 1: 5-58. 2001. Глава 10. Окончание. ФиО 3: 5-38. 2001-2006. ГЕНЕЗИС ГОСУДАРСТВА КАК СОСТАВНАЯ ЧАСТЬ ПРОЦЕС- СА ПЕРЕХОДА ОТ ПЕРВОБЫТНОСТИ К ЦИВИЛИЗАЦИИ (Общий контекст социальной эволюции при образовании раннего государства): 2001. Часть 1. Общая характеристика социальной эволюции при переходе от перво- бытности к цивилизации. ФиО 4: 5-60. 2002. Часть 2. Политогенез и другие эволюционные процессы постпервобытности. ФиО 2: 5-74. 2002. Часть 3. Стейтогенез: Раннее государство и другие политические формы. Раздел 1. Характеристики и признаки раннего государства. ФиО 3: 5-73. 2003. Часть 3. Раздел 2. Раннее государство и его аналоги. Раннее и сформировав- шееся государство. Подраздел 1. Классификация аналогов раннего государства. Демо- кратические ранние государства. ФиО 2: 5-42. 2003. Часть 3. Раздел 2. Подраздел 1. Окончание. ФиО 3: 5-57. 2004. Часть 3. Раздел 2. Подраздел 2. Раннее, сформировавшееся и зрелое государ- ства: некоторые определения и сравнения. ФиО 1: 5—44. 2004. Часть 3. Раздел 2. Подраздел 2. Продолжение. ФиО 4: 5—44. 2005. Часть 3. Раздел 2. Подраздел 2. Продолжение. ФиО 4: 5-29. 2006. Часть 3. Раздел 2. Подраздел 2. Окончание. ФиО 2: 20-67. РАБОТЫ Л. Е. ГРИНИНА ПО ТЕОРИИ РАННЕГО - ЗРЕЛОГО ГОСУДАРСТВА, ВЫШЕДШИЕ ПОСЛЕ ПЕРВОГО ИЗДАНИЯ МОНОГРАФИИ 2007а. Аналоги раннего государства: альтернативные пути эволюции. Личность. Культура. Общество. Том IX. Вып. 1(34): 149-169. 20076. Некоторые размышления по поводу природы законов, связанных с демогра- фическими циклами (к постановке проблемы общих методологических подходов к анали- зу демографических циклов). В: Турчин, П. В., Гринин, Л. Е., Малков, С. Ю., Коро- таев, А. В. (ред.), История и математика: Концептуальное пространство и направле- ния поиска (с. 219-247). М.: КомКнига/URSS. 2007в. Об аграрной революции, роли железа и эволюции государства (полемиче- ские примечания к статье А. А. Романчука «Уравнение Лотки - Вольтерра и Homo sapiens»). В: Турчин, П. В., Гринин, Л. Е., Малков, С. Ю., Коротаев, А. В. (ред.), Исто- рия и математика: Концептуальное пространство и направления поиска (с. 203-213). М.: КомКнига/URSS. 356
2007г. Размеры общества и эволюционный тип политии: некоторые зависимости (к постановке проблемы). В: Кульпин, Э. С. (ред.), Природа и общество: Сибирь - судьба России (с. 82-116). М.: ИАЦ-Энергия. 2008. Эволюция государственности: от догосударственной эпохи к надгосударст- венной. Личность. Культура. Общество. Том 10 (Вып. 5-6): 184-198. Гринин, Л. Е., Коротаев, А. В. 2009. Социальная макроэволюция. Генезис и трансформации Мир-Системы. Москва: Книжный дом «JIHBPOKOM»/URSS. Grinin,L.E. 2007а. Altemativity of State Formation Process: The Early State vs. State Analogues. In Bondarenko, D. M., Nemirovskiy, A. A. (eds.), Third International Conference 'Hierarchy and power in the history of civilizations' June 18-21, 2004, Moscow. Selected Papers I. Al- ternativity in Cultural History: Heterarchy and Homoarchy as Evolutionary Trajectories (pp. 167-183). Moscow: Center for Civilizational and Regional Studies of the RAS. 2007b. The Early State Analogues. In Kulpin, E. S. (ed.), Social-Natural History: Se- lected Lectures of I-XVI Schools 'Human Being and Nature: Problems of Social-Natural History' (1992-2007) (pp. 77-105). Moscow: KomKniga. 2008a. Early State, Developed State, Mature State: Statehood Evolutionary Sequence. SEH 7(1): 67-81. 2008b. Early State in the Classical World: Statehood and Ancient Democracy. In Gri- nin, L. E., Beliaev, D. D., and Korotayev, A. V. (eds.), Hierarchy and Power in the History of 2009. The Pathways of Politogenesis: Early States Analogues and Models of Early States. ЖЯ8(1): 94-134. Grinin, L. E., and Korotayev, A. V. 2009. The Epoch of Primary Politogenesis. SEH 8 (1): 54-93. СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ ВДИ- Вестник древней истории ВИ - Вопросы истории ВФ - Вопросы философии ИиС - История и современность МЭМО - Мировая экономика и международные отношения НАЛ - Народы Азии и Африки НИИ- Новая и новейшая история Полис - Политические исследования СИЭ - Советская историческая энциклопедия Социс - Социологические исследования СЭ - Советская этнография ФиО - Философия и общество SEH- Social Evolution & History 357
ПОЛНОЕ СОДЕРЖАНИЕ Предисловие 5 Краткое введение 7 Глава 1. Анализ признаков раннего государства. Сопоставление раннего государства с аналогами 10 § 1. Общая характеристика признаков раннего государства 10 1. Краткая сводка данных об аналогах раннего государства 10 2. Объяснение методики сравнения раннего государства и его аналогов 14 3. Проблема размеров раннего государства. Сравнение размеров раннего государства и его аналогов 16 3.1. Размеры ранних государств 16 3.2. Классификация государств и аналогов по размерам 20 3.3. Размеры политии и модель политогенеза. Условия образования государства 21 4. Общая характеристика признаков раннего государства 26 § 2. Особые свойства верховной власти 27 1. О некоторых важных терминах 27 2. Достаточная сила верховной власти 28 3. Способность верховной власти к переменам 30 4. Полнота функций верховной власти 31 5. Рост независимости источников дохода верховной власти 32 6. Идеология «государственности» и «централизации» 33 § 3. Новые принципы управления 35 1. Делегирование власти и делимость власти 36 2. Отделение выполнения функций от носителя функций .... 38 3. Новые черты системы управления в раннем государстве.. 40 4. Изменения в составе управленцев 42 358
§ 4. Новые и нетрадиционные формы регулирования жизни общества. ...45 1. Традиционные и нетрадиционные формы регулирования жизни общества 45 2. Нетрадиционные и новые формы регулирования 47 3. Традиция и государство. Традиция и реформирование 48 4. Рост значения принуждения 52 5. Важнейшие направления изменений 54 § 5. Редистрибуция власти 55 1. Понятие редистрибуции власти 55 2. Редистрибуция благ и редистрибуция власти 60 3. Редистрибуция власти и распад государств 62 4. Векторы редистрибуции власти 64 Глава 2. Ранние демократические государства 67 § 1. Демократические государства в системе типологии ранних государств 67 1. Проблема определения места демократических политий в типологии ранних государств 67 2. Типология ранних государств 69 3. Раннее государство и демократия: альтернативные подходы 71 4. Безгосударственные общества или особый тип раннего государства? 74 5. Некоторые недостатки подходов Берента и Штаерман в свете распространенных взглядов на генезис государства и социальную эволюцию 76 § 2. Демократический вариант формирования государства 80 1. Естественность демократического пути стейтогенеза. Трансформация полиса в государство 80 2. Эволюционные ограничения демократического пути стейтогенеза 84 § 3. Дискуссия о природе античных политий: опровержение аргументов сторонников безгосударствен- ности Афин и Римской республики 86 359
§ 4. Греческий полис и Римская республика: анализ признаков государственности 104 1. Особые свойства верховной власти 104 2. Новые принципы управления ;.. 106 2.1. Новые явления в формировании аппарата управления 106 2.2. Другие изменения 111 3. Нетрадиционные и новые формы регулирования жизни общества ИЗ 4. Редистрибуция власти 115 Глава 3. Важнейшие характеристики раннего государства 119 § 1. Раннее государство как особая политическая организация 119 1. Некоторые характеристики раннего государства как организации 119 2. Неравномерность вызревания разных признаков государственности в раннем государстве 121 § 2. Два типа ранних государств 123 1. Несоответствия между ранним государством и обществом 123 2. Причины несоответствия между государством и обществом в раннегосударственной политии 126 2.1. Общеэволюционные причины 126 2.2. Особые причины 127 3. Две модели несоответствия между ранним государством и обществом 131 3.1. Взаимодействие политических и социальных процессов 131 3.2. Несоответствие как недостроенность и неполнота государства 132 3.3. Несоответствие как избыточность государства. Общая характеристика «избыточных» государств 135 § 3. Империя Инков 138 1. Достижения. Проблемы исторических источников... 138 2. В чем государство опережало развитие общества 141 360
§ 4. Египет Древнего царства 144 1. Проблемы интерпретации социального строя 144 2. Достижения Египта Древнего царства. Роль ранней централизации 146 3. Некоторые слабости Египетского государства 148 § 5. Старовавилонское царство (государство Хаммурапи и его преемников в Месопотамии XVÜI-XVII вв. до н. э.) 151 1. Достижения 151 2. В чем государство опережало развитие общества. Некоторые слабости государства Хаммурапи 151 § 6. Некоторые выводы и итоги 153 Глава 4. Раннее, развитое и зрелое государства: определения и сравнения 156 § 1. Различные определения государства 156 1. Сложности определения государства 156 2. Примеры некоторых определений государства 159 § 2. Базовое определение государства 163 1. Еще раз о соотношении государства и общества 164 2. Некоторые характеристики государства как организации.... 167 3. Базовое определение государства 168 § 3. Определение раннего государства 169 1. Принципы определений раннего, развитого и зрелого государств 169 2. Базовое определение раннего государства 170 3. Отличия определения раннего государства от определения государства вообще 172 4. Об определении раннего государства Классеном иСкальником 175 § 4. Определения развитого и зрелого государства 177 1. Определение развитого государства 177 2. Определение зрелого государства 179 Глава 5. Развитое государство 185 § 1. Развитое государство: общие замечания 185 1. Развитое и раннее государства 185 1.1. Предварительные замечания о методике анализа 185 1.2. Отличия развитого государства от раннего 188 361
2. Хронологический комментарий ... 190 3. Аналоги развитого государства 198 § 2. Развитое государство: основные характеристики 202 1. Развитое государство как сословно-корпоративное государство 202 2. Развитое государство как организация насилия 211 3. Развитое государство как государство централизованное 214 4. Наличие устойчивых неполитических связей внутри развитых государств 218 § 3. Характеристика связей-креплений в развитом государстве '. 219 1. Материальные условия 219 2. Формирование единого этноса на базе этнической близости, ассимиляции, перемешивания и других процессов 222 3. Единые для данного государства религия, государственный язык, культура 225 4. Идеология . 228 4.1. Необходимость государственной идеологии и символа единства страны 228 4.2. Формирование новой идеологии и контроль за духовным сословием 233 § 4. Кризисы в развитых государствах. Некоторые особенности развитых государств 239 1. Социальные кризисы 239 2. Кризисы примитивного развитого государства 243 3. Деспотизм как явление начального этапа развитого государства 245 4. Некоторые особенности развитых государств 246 Глава 6. Зрелое государство 252 § 1. Зрелое государство: общие замечания 252 1. Предварительные пояснения 252 2. Зрелое государство и демографическая революция 254 3. Основные отличия зрелого государства от развитого 255 4. Хронологический комментарий 258 5. Аналоги зрелого государства ■. 261 362
§ 2. Зрелое государство: основные характеристики 265 1. Краткий комментарий . 265 2. Экономические и административные характеристики 266 2.1. Новое качество управления государством 266 2.2. Изменения государственного устройства и взаимо- отношений между государством и обществом 269 2.3. Изменение отношения государства к состоянию экономики, транспорта и связи 272 3. Социальные характеристики 275 3.1. Зрелое государство и классовая борьба 275 3.2. Зрелое государство как классово-корпоративное государство 277 4. Трансформация зрелого государства в социальное государство. Новая социальная политика 280 5. Национальные и идеологические характеристики 284 5.1. Этническая база зрелого государства, его национальная и культурная политика 284 5.2. Роль идеологии в зрелом государстве 286 § 3. Закат зрелого государства и начало перехода к политическим образованиям нового типа 288 Приложение 291 Библиография 298 Работы Л. Е. Гринина 354 Полное содержание 358 363
Другие книги нашего издательства: Социология Осипов Г. В. Социология. Осипов Г. В. (ред.) Рабочая книга социолога. URSS Гидденс Э. Социология. Пер. с англ. Новое 2-е издание. Бабосов Е. М. Социология: Энциклопедический словарь. Молевич Е. Ф. Общая социология. Курс лекций. Страусе А, Корбин Дж. Основы качественного исследования. Зомбарт В. Социология. Халтурина Д. А., Коротаев А. В. Русский крест: Факторы, механизмы и пути преодоления демографического кризиса в России. Гайденко П. П., Давыдов Ю. Н. История и рациональность. Абрамов Р. Н. Российские менеджеры: социологический анализ становления профессии. Давыдов А. А. Системная социология. Немировский В. Г. Российский кризис в зеркале постнеклассической социологии. Немировский В. Г., Невирко Д. Д. Социология человека. Здравомыслова О. М. (ред.) Обыкновенное зло: исследования насилия в семье. Здравомыслова О. М. Семья и общество: гендерное измерение российск. трансформации. Римашевская Н. М. (ред.) Разорвать круг молчания... О насилии в отношении женщин. Баскакова M. E. (ред.) Гендерное неравенство в современной России сквозь призму статистики. Немцов А. В. Алкогольная история России: Новейший период. Кульпина Ю. Э. Генезис пьянства и хулиганства в России. Гордон Л. А., Клопов Э. В. Потери и обретения в России девяностых: Историко- социологические очерки экономического положения народного большинства. Т. 1-2. Дороговцев М. Ф. (ред.) Социологи России и СНГ XIX-XX вв. Биобиблиографический справочник. Фриче В. М. Социология искусства. Степанов Е. И. Современная конфликтология. Баныкина С. Ä, Степанов Е. И. Конфликты в современной школе. Хайтун С. Д. Количественный анализ социальных явлений: Проблемы и перспективы. Михайлов В. В. Социальные ограничения: структура и механика подавления человека. Серия «Из наследия мировой социологии» Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. Тара Г. Происхождение семьи и собственности. Ковалевский M. M. Современные социологи. Ковалевский M. M. Очерк происхождения и развития семьи и собственности. Мюллер-Лиер Ф. Социология страданий. Мюллер-Лиер Ф. Фазы любви. Летурно Ш. Прогресс нравственности. Летурно Ш. Социология по данным этнографии. Спенсер Г. Многомужество и многоженство. Уорд Л. Ф. Очерки социологии. Кареев Н. И. Общие основы социологии. Гюйо М. Воспитание и наследственность. Социологическое исследование.
URSS Другие книги нашего издательства: Мировая история Красняк О. А. Всемирная история. Красняк O.A. Становление иранской регулярной армии в 1879-1921 гг. Преображенский П. Ф. В мире античных образов. Преображенский П. Ф. Тертуллиан и Рим. Репина Л. П. «Новая историческая наука» и социальная история. Репина Л. П. (ред.) Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. 1-27. Строганов А. И. Страницы истории Латинской Америки. XX век. Федосов Д. Г. Андские страны в колониальную эпоху. Бароха X. Каро. Баски. Пер. с исп. Макарова И.Ф. Болгарский народ в XV—XVIII вв. (этнокультурное исследование). Фрикке В. Кто осудил Иисуса? Точка зрения юриста. Пер. с англ. Пилат Б. В. Иисус, евреи и раннее христианство. Пилат Б. В. От Иисуса к Мессии. Генифе П. Политика революционного террора 1789—1794. Чудинов А. В. (ред.) Французский ежегодник. 2000-2008. Вып. 1-9. Тихонова Е. В. Этноконфессиональные общины Ирака в годы британского мандата. Бублик О. В. Время новых богов. Клеопатра Египетская: между римскими титанами. Фрумкин К. Г. Пассионарность: Приключения одной идеи. Левашов И. С. Путь лука: Традиционная стрельба из лука. Серия «Синергетика в гуманитарных науках» Коротаев А. В., Малков С. Ю. (ред.) История и синергетика. Кн. 1,2. Митюков H В. Имитационное моделирование в военной истории. Назаретян А. П. Антропология насилия и культура самоорганизации. Буданов В. Г. Методология синергетики в постнеклассической науке и в образовании. Вагурин В. А. Синергетика эволюции современного общества. Милованов В. П. Синергетика и самоорганизация. Кн. 1,2. Хиценко В. Е. Самоорганизация: элементы теории и социальные приложения. Панов А. Д. Универсальная эволюция и проблема поиска внеземного разума (SETI). Старостенков П. В., Шилова Г. Ф. Российская цивилизация в социальном измерении. Белоусов К. И. Синергетика текста: От структуры к форме. Евин И. А. Искусство и синергетика. Ельчанинов М. С. Социальная синергетика и катастрофы России в эпоху модерна. Тел./факс: (499) 135-42-46, (499) 135-42-16, E-mail: URSS@URSS.ru http://URSS.ru Наши книги можно приобрести в магазинах: «Библио-Глобус» (и. Лубянка, ул. Мясницкая, 6. Тел. (495) 625-2457) «Московский дои книги» (и. Арбатская, ул. Новый Арбат, 8. Тел. (495) 203-8242) «Молодая гвардия» (и. Полянка, ул. Б. Полянка, 28. Тел. (495) 238-5001, 780-3370) «Дои научно-технической книги» (Ленинский пр-т, 40. Тел. (495) 137-6019) «Дои книги на Ладожской» (и. Бауманская, ул. Ладожская, 8, стр. 1. Тел. 267-0302) «Гнозис» (и. Университет, 1 гум. корпус МГУ, комн. 141. Тел. (495) 939-4ЛЗ) «У Кентавра» (РГГУ) (и.Новослободская, ул.Чаянова, 15. Тел. (499) 973-4301) «СПб. дои книги» (Невский пр., 28. Тел. (812) 448-2355)
Уважаемые читатели! Уважаемые авторы! Наше издательство специализируется на выпуске научной и учебной литературы, в том числе монографий, журналов, трудов ученых Россий- ской академии наук, научно-исследовательских институтов и учебных заведений. Мы предлагаем авторам свои услуги на выгодных экономи- ческих условиях. При этом мы берем на себя всю работу по подготовке издания — от набора, редактирования и верстки до тиражирования и распространения. URSS Среди вышедших и готовящихся к изданию книг мы предлагаем Вам следующие: Гринин Л.Е. Государство и исторический процесс. Кн. 1-3. Гринин Л. Е. Производительные силы и исторический процесс. Гринин Л. Е. Философия, социология и теория истории. Гринин Л. Е. и др. Философия истории: проблемы и перспективы. Гринин Л. Е., Коротаев А. В., Малков С. Ю. (ред.) История и Математика. Вып. 1-6. Гринин Л. Е., Коротаев А. В. Социальная макроэволюция: Генезис и трансформации Мир-Системы. Гринин Л. Е., Марков А. В., Коротаев А. В. (ред.) Эволюция: космическая, биологическая, социальная. Гринин Л. Е., Марков А. 2?., Коротаев А. В. Макроэволюция в живой природе и обществе. Марков А. В., Коротаев А. В. Гиперболический рост в живой природе и обществе. Коротаев А. В., Халтурина Д. А. (ред.) Системный мониторинг. Коротаев А. А, Халтурина Д. А. Современные тенденции мирового развития. Халтурина Д. А., Коротаев А. В. Русский крест: Факторы, механизмы и пути преодоления демографического кризиса в России. Халтурина Д. А., Коротаев А. В. (ред.) Алкогольная катастрофа и возможности государственной политики в преодолении алкогольной сверхсмертности в России. Коротаев А. В., Малков А. С, Халтурина Д. А. Законы истории. Математическое моделирование развития Мир-Системы. Демография, экономика, культура. Коротаев А. В., Комарова Н.Л., Халтурина Д. А. Законы истории. Вековые циклы и тысячелетние тренды. Демография, экономика, войны. Малинецкий Г Г, Коротаев А. В. (ред.) Проблемы математической истории. Кн. 1-3. Коротаев А. В. Социальная история Йемена, X в. до н. э. — XX в. н. э. Мосейко А. Н., Следзевский И. В. (ред.) Социокультурное пограничье как феномен мировых и российских трансформаций. Малков С. Ю. Социальная самоорганизация и исторический процесс. Турчин П. В. Историческая динамика. На пути к теоретической истории. Капица С. П. Очерк теории роста человечества. Шапталов Б. Н. Теория и практика экспансионизма: Опыт сильных держав. Платонова И. Н. и др. Перестройка мировой валютной системы и позиция России. Нижегородцев Р. М, Стрелецкий А. С. Мировой финансовый кризис. Геловани В. А., Бритков В. Б., Дубовский С. В. СССР и Россия в глобальной системе (1985—2030): Результаты глобального моделирования. По всем вопросам Вы можете обратиться к нам: тел./факс (№) 135-42-16, 135-42-46 или электронной почтой URSS@URSS.ru Полный каталог изданий представлен в интернет-магазине: http://URSS.ru Научная и учебная литература