Альманах /4Q
Издается с 19S0 г.
У рыбацкого
костра
Клуб
рыболова
С удочкой .
и рюкзаком /
Мастерство
рыболова
Новички / |
нав^^ме /
меридианам^ /
Рыболов-
библиофил

РЫБОЛОВ.
СПОРТСМЕН
МОСКВА
Yy «ФИЗКУЛЬТУРА И СПОРТ»
/ 1989

ББК 47.2
Р93
Составитель Н. Фетинов
Редколлегия:
В. Баранчук
Л. Ерлыкин
Т. Ляховецкая
Е. Огнев
А. Онегов
О. Соболев
Я. Стикутс
Н. Фетинов
Фотографии на обложке:
1-я стр. — В. А. Ульянова
3-я стр. — А. П. Смирнова
4-я стр. — О. Я. Соболева
Рыболов-спортсмен: Альманах. Вып. 49/Сост. Фети-
Р93 нов Н. П. — М.: Физкультура и спорт, 1989. — 160 с, ил.
Очередной выпуск альманаха содержит очерки о рыбной ловле,
статьи ученых-ихтиологов, рыболовов-практиков и журналистов об
актуальных проблемах, опыте мастеров и новинках рыболовного спорта
в нашей стране и за рубежом.
Рассчитан на массового читателя.
4204000000—048 ББК 47.2
Р 64—89
009(01)—89
Рыболов-спортсмен
Альманах, вып. 49
Составитель Николай Петрович Фетинов
Заведующий редакцией Э. П. Киян. Редактор Ю. Л. Китаев. Художник А. Брант-
ман. Художественный редактор Ю. В. Архангельский. Технический редактор
О. А. Куликова. Корректоры В. К. Янковская и Н. А. Карелина.
ИБ № 2703. Сдано в набор 15.09.88. Подписано к печати 27.01.89. А 07725.
Формат 60X90/16. Бумага офс. № 2. Гарнитуры Тайме, Журнально-рубленая.
Офсетная печать. Усл. п. л. 10,00. Усл. кр.-отт. 33,00. Уч.-изд. л. 14,91.
Тираж 300 000 экз. Издат. № 8971. Зак. 1575. Цена 1 р. 40 к.
Ордена Почета издательство «Физкультура и спорт» Государственного комитета
СССР по делам издательств, полиграфиии и книжной торговли. 101421, ГСП,
Москва, К-6, Каляевская ул., 27.
Ярославский полиграфкомбинат Союзполиграфпрома при Государственном
комитете СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. 150014.
Ярославль, ул. Свободы, 97.
С) Издательство «Физкультура и спорт», 1989 г.

Анатолий Онегов До свидания,
озеро...
Рис. О. Вуколова
С каждым годом я все больше и больше верю, что какая-то добрая
таинственная сила хранит для меня все самое лучшее, что есть у моего озера и
что само озеро бережет для меня самые радостные свои встречи и самые
тихие свои расставания.
Так случилось и на этот раз... С неделю (да какое там с неделю: все лето
и вся осень были в этом году совсем непутевыми) над нами безумствовали
тяжелые восточные ветры, перемешивая рваной волной остывающее поздне-
сентябрьское озеро с гнетущей хмарью, что опускалась на воду под
тяжестью черных осенних туч. Восточные ветры то и дело крутились. То они
приходили к нам вместе с духотой юга — и тогда свинцовая хмарь,
спускавшаяся с неба, начинала подсыхать под языками южного тепла и
оборачиваться душной суховейной тревогой, какая бывает всегда в пересохшем без
дождей предпожарном июльском лесу. То поворачивали вдруг к северу,
чтобы с другой, еще не исхлестанной волнами стороны обрушиться на наш
полуостровок-деревушку на этот раз промозглой ледяной сыростью-мраком.
Я терял счет этим тревожным, гнетущим дням, окончательно терял веру
в радиоприемник, на который недавно почти молился, дожидаясь в сводках
погоды хоть какого-то намека на лучшее. Но сводки по-прежнему выдавали
для моих мест безлико-усредненную информацию по части переменной
облачности с кратковременными дождями, что на деле честнее было бы назвать
просто дурной погодой.

У рыбацкого костра
4
Вот и в этот вечер радиостанция «Маяк» в своей восьмичасовой передаче не
пообещала мне ничего нового. За окном уже разлились вечерние сумерки,
смешанные с мраком непогоды, и я только с помощью электрического
фонарика подтвердил свое опасение, что лучшего нечего ждать и завтра: луч
фонарика высветил через стекло столбик термометра, висевшего за окном, —
термометр по-прежнему дремал на шестиградусной отметке. Вот так вот и
утром, и днем, и вечером плюс шесть при сыром северо-восточном ветре без
каких-либо намеков на близкий морозец, который разом оборвал бы
затянувшуюся непогоду.
Уже за полночь я поднимался с постели, подходил к окну, надеясь
наконец встретить хоть какой-то просвет в ночных тучах, хоть одну-единствен-
ную звездочку-искорку после стольких дней круглосуточного ненастья. Увы,
за окном и ночью был только мрак, урчащий, хрипящий ненасытным ветром.
Неужели на этот раз не увижу я перед расставанием своего озера тихим
и добрым? Неужели лишь грохот ветра да клочья рваной волны останутся
мне в дорогу, останутся последней памятью до новой весны?
К утру над озером прошел дождь, густой и тяжелый от предзимнего
холода. Тропинка от двери моего дома к воде от дождя вздулась ледяным
киселем.
Я осторожно ступал на эту раскисшую дорожку, боясь поскользнуться
и пролить из ведра воду. Все мое внимание, наверное, как у канатоходца,
было отдано лишь короткому отрезку пути, который сейчас мне предстояло
преодолеть, и больше я не замечал ничего.
Но вот опасность миновала. Я у двери дома. Ведро поставлено у порога.
И тут откуда-то сверху пришло ко мне вдруг негромкое птичье щебетание:
«тили-вили, вили-тили». Я поднял голову и увидел ласточку...
Да, это была ласточка-касатка, та самая, что вслед за первыми
стрелочками весенней травы исправно являлась ко мне после своего зимнего
путешествия и обязательно устраивала рядом свое гнездо.
Если лето обещало быть теплым, ровным, то ласточка-касатка строила
свое гнездо прямо под крышей моего дома. А если что-то подсказывало этим
птицам о холодном лете, то гнездо ласточки лепили уже где-нибудь на
чердаке или в сарае. Честное слово, для меня это была очень верная примета.
Случалось иногда и такое, что птицы устраивали свое жилище под скатом
крыши, но не с южной, а с северной стороны, и тут ласточки не обманывали
меня: лето выпадало очень жаркое, и летнее тепло заглядывало далеко в
сентябрь. А вот в этом году касатки устроили свое гнездо у меня в сарае. Как-то
отыскали туда путь-дорогу и только там, под защитой прочных стен и крыши,
согласились на этот раз выводить птенцов.
Птенцов ласточки вывели и на этот год, но выводили их долго. Часто по
лету стояли у нас совсем не летние холода, когда столбик термометра даже
к полудню не дотягивался до десятиградусной отметки. В такие промозглые
холода мои ласточки куда-то исчезали — может быть, улетали далеко за
кормом, а их птенцы-крошки подолгу пребывали в сне-бездействии, дожидаясь
родителей и хоть какого-то тепла.
Но тепло так и не порадовало ни птиц, ни людей за все лето.
Выбравшись наконец из гнезда, молодые ласточки какое-то время были возле нас,
а потом, окрепнув крылышками, улетели из деревушки вместе с родителями.
По всем птичьим наукам ласточкам-касаткам никак не полагалось раньше
второй половины сентября покидать наши места. Я привык видеть всегда
этих веселых быстрых птичек возле своего дома сразу же после первого
густого инея — тогда ласточки, будто прощаясь, прилетали к своим прежним
гнездам, день-другой были возле людей, а там уж, не дожидаясь нового ноч-

У рыбацкого костра
6
ного мороза, улетали от нас до новой весны. Я привык к таким
встречам-прощаниям с ласточками-касатками и хорошо знал, что до этого, до первого
ночного мороза, мои знакомые птички проводят время возле болота, где для
них было, видимо, побольше пищи. Вот и в этот год я не раз заглядывал к
знакомым болотцам, куда обычно и переселялись до отлета и
ласточки-родители и ласточки-птенцы, но, увы, никаких ласточек там так и не встретил...
Неужели дурная нынешняя погода изменила и все птичьи порядки? А что
же тогда остается озеру и рыбам, которым никуда не улететь, не скрыться?..
Как завороженный, смотрел я на свою ласточку-гостью, слушал ее
негромкий щебет и пока еще посторонне, не допуская радости (а вдруг все это
не на самом деле?), отмечал, что вокруг меня что-то изменилось и
изменилось в лучшую сторону.
Я слышу негромкий щебет ласточки... Значит, нет ветра... Я осторожно
поворачиваюсь лицом к озеру и не вижу — честное слово, это так и есть —
не вижу рваных клочкастых волн. Нет, озеро еще не успокоилось — ему
сразу не утихнуть после стольких дней бури, оно все еще катит и катит к своим
берегам вал за валом, но валы эти уже уставшие, засыпающие на ходу, их
никто уже не подгоняет, никто не рвет с них в нетерпении бешеную пену.
Волна по озеру все ниже и ниже. И вот это уже и не волна, а лишь
умиротворяющее покачивание уставшей воды. Волны улеглись совсем и оставили
после себя по всему нашему заливу пеструю рябь из желтых и красных
опавших листьев. И рядом с этими желто-красными рябинками легкой
прозрачной краской лег голубой свет чистого осеннего неба...
«Тили-вили, вили-тили» — продолжает выговаривать ласточка-касатка,
принесшая мне первую весть о близком счастье. И голубой цвет по
успокоившейся воде все шире и шире. И вот это голубое пространство возле моего
берега начинает оживать пока еще робкими мелкими пятнышками
расходящихся кружков — это мелкая рыбешка, совсем еще мелочь, появившаяся на свет
только в этом году, дождавшись, наконец, тишины, поднялась со дна
навстречу живому свету неба. Пятнышки мелких кругов все чаще и чаще — и
вот уже стайка за стайкой мелкая рыбешка, малек, будоражит, расписывает
голубую воду...
«Тили-вили, вили-тили», — продолжает моя ласточка-касатка
приветствовать рождение осенней тишины, а по воде (я тоже вижу это наяву) то здесь,
то там уже расходятся круги-следы рыбешек покрупней, поднявшихся со дна
вслед за мальком. Это уже плотвички-сорожки оставляют свои автографы
рядом с сеткой-рябью играющего малька... И тут же возле желтой стены
тростника раздается «чмок-чмок, чмок-чмок» окуней, охотящихся за мальком...
Моя лодка в сарае — убрана туда на зиму, я уже простился с рыбалкой в
этом году. Убрана и вся снасть. Я готов был смиренно дожидаться новой
весны, но явившийся вдруг тихий праздник осенней воды позвал и меня.
Бабка Василиса, что оставалась на зиму беречь и нашу деревушку, и наше
озеро, еще не убирала свою лодку. Эту лодочку по летнему времени я
обходил — ей было, поди, не меньше лет, чем самой хозяйке этой древней
посудинки, и теперь свою старинную лодочку бабка Василиса сохраняла лишь с
помощью смолы и краски, какими каждую весну заливала-закрывала старые
раны. Смолы и краски на эту посудину было изведено уже столько, что
лодка давно и безнадежно отяжелела и уже никак не походила на ту ладнчю ки-
жаночку-челнок, какой полагалось быть каждой нашей рыбацкой лодке.
Но на этот раз лодочка-инвалид бабки Василисы показалась мне
быстрокрылой птицей. Не вынимая весла из воды, я осторожно вел видавш>*> виды
рыбацкую посудинку вдоль тростника. И вот весло в лодке, и я >жг среди
множества расходящихся кругов и кружочков...

До свидания, озеро
7
Вода холодна и прозрачна, и в такой тихой осенней воде видно почти все,
что делается там, в глубине... Рыбы, рыбы и рыбы стайка за стайкой, будто
призванные все разом на самый главный свой праздник-сбор. Плотва, плотва
и плотва. Окуней немного. Наверное, они еще не получили приглашения или
просто пока не поверили тишине... Рядом хлесткий щучий удар. Щучка
небольшая. Она снова затаилась, но проходит всего минут пять, и снова на том
же самом месте раздается плеск-шлепок по воде...
У меня в руках удочка, легкая, телескопическая. Поплавок не успевает
встать, дробинки не успевают огрузить поплавок — очередная плотвичка-со-
рожка уже тянет его в сторону... Нет-нет да вместо плотвички кусочек червя
схватит уклейка-салажка. Быстрая, прогонистая рыбешка вспыхивает на
солнце синим огоньком. Плотвички-сорожки потяжелей, будто только что
отчеканенные из настоящего серебра. Но вот поплавок разом скрывается в
воде и удилище сгибается дугой в вершинке. Окунь! Так и есть — настоящий
озерный окунь-разбойник, все-таки поверивший осеннему празднику.
Пойманную рыбу я несу бабке Василисе. Благодарю ее за лодку, за
счастье, которое только что испытал на воде. Я стою возле дома старой
рыбачки, стою на самом верху нашего полуострова и далеко-далеко вижу озеро.
Вижу его красные и желтые острова... Удивительное дело — осина на Чаич-
ном острове и в эту осень приняла только красный наряд. А вот такая же
самая вроде бы осина на Овечьем острове по осени снова желта, как
сентябрьская березовая роща.
Среди золота берез, рядом с багряно-фиолетовым огнем осин
темно-зелеными осенними островами, рядами, а то и проще, как столбы в
красно-золотом заборе, замерли сосны и ели... Тишина воды и тишина неба. И только
моя ласточка на проводах по-прежнему выводит свои «тили-вили, вили-
тили»....
За что мне такое счастье? Почему рядом со мной никто больше не может
сейчас быть в этом празднике-счастье осенней тишины, который дарят мне
на прощание мой лес и мое озеро?..
Нет, ласточка-касатка меня не подвела. К вечеру небо расчистилось
совсем, выяснило, как говорили наши старики, а там на воду упали длинные
фиолетовые тени лесных берегов, и вода озера будто сжалась, стихла перед
крепким ночным морозом...
Утро пришло в густом синеватом инее. Иней был повсюду: на крышах
домов, на земле, он холодно лежал на мостках, уходящих от берега в озеро
по тростнику и по прибрежной осоке. Клочья ночного тумана, что не успели
к утру добраться до берега и стать там льдом-инеем, все еще варились,
стелились над озером, как остывающий дым уставшего сырого костра.
Солнце вот-вот покажется над инеем и дымящейся утренней водой,
покажется и объявит о начале первого дня каменного вёдра.
Каменным вёдром в наших краях именуется сухое морозное время, что
отделяет собой сырою промозглую осень от первого снега предзимних дней.
Каменное вёдро — это крепкая, как камень, схваченная морозом, вчера еще
кислая от дождей лесная тропа. Каменное вёдро — это голубое чистое
небо первого мороза и багряно-золотой огонь осенней листвы, пока еще не
облетевшей до конца с ветвей, но уже широко выстелившей собой
вчерашнюю лесную сырость. Каменное вёдро — это мудрое молчание остывающей
воды и низкие гусиные стаи, стронутые со своих мест пришедшими
холодами.
Да, моя ласточка-касатка меня не подвела — пришло наконец это
каменное вёдро...
От моих сапог по седому морозному покрывалу, опустившемуся на землю,

У рыбацкого костра
8
остаются темные пятна следов — под сапогом иней гаснет и начинает
расплываться. Я стою возле самой воды, рядом с живыми лентами тумана, и
слушаю озеро. Вода молчит, сегодня она вряд ли очень скоро оживет
всплесками рыб — теперь надежда только на гагар, еще не покинувших нас:
может быть, они приплывут поближе к моему дому и разбудят спящую воду,
устроив неподалеку свою охоту-рыбалку... Но гагар пока не видно и не
слышно, и только далекое воркование тетерева-косача рассказывает мне, что ни
озеро, ни тайга еще не заснули совсем, не отошли к долгому зимнему сну.
Тетерев-косач бормочет с той стороны озера. До него далеко, и через
утренний туман голос птицы кажется мне голосом-журчанием весеннего
ручья... Все точно так же, как прошедшей весной, в начале апреля. Я
закрываю глаза, не вижу больше открытой воды, ловлю щекой язычки морозного
холода, слышу далекий воркующий голос тетерева и вспоминаю весну...
Весна в этом году была совсем странной. Вернее, весны, ровно
прибывающего тепла, этой весной так и не было. Короткие, глубокие оттепели,
явившееся вдруг на короткое время почти летнее тепло очень скоро
сменялись жесткой зимней стужей с ледовитыми северными ветрами. Эти жгучие
ветры тут же зализывали следы недавнего тепла, и по озеру, вчера еще
светившемуся мягким голубоватым светом тающих снегов, вслед за холодом,
явившимся с севера, прочно стелился горящий морозом ледяной паркет.
На таком льду-паркете под ветром нельзя было удержаться на одном
месте — тут можно было, подчиняясь ветру, идти только прочь от него, стараясь
не потерять под ногами опору.
Северный ветер, явившийся вдруг за летним теплом, гудел над моим
озером и днем, и ночью, закрывая все дороги к воде, к рыбе. Тогда, расстелив
перед собой карту нашего леса и выверив еще раз точное направление ветра,
я старался угадать, где, на каком лесном озере сейчас можно отыскать
укромный уголок, защищенный от ледяного шквала. После долгого
обсуждения всех «за» и «против» каждого знакомого мне лесного озера, я
собирался в дорогу. Собирался с вечера, чтобы утром, еще до восхода солнца быть
в пути.
В лесу после глубокого тепла и сменившего его холода снег смерзался
Л

До свидания, озеро
9
в прочный наст, и лыжи, прихваченные в дорогу, я больше нес на плече.
Карта и компас обычно не подводили меня. И на этот раз угол Кивозера,
куда и заглядывали, как правило, самые бойкие охотничьи стайки кивозер-
ских окуней, был защищен от ветра тайгой. Солнце еще только-только
поднялось над деревьями, его лучи еще только-только коснулись льда, еще не
успели пробить этот лед, заглянуть вниз, в воду, и распугать окуневые
отряды. Не знаю, уж как и почему, но только в этом светлом озере с чистым
песчаным дном и прозрачной, как горный хрусталь, водой рыба никак не
желала являться к берегам, освещенным солнцем. Так было всегда и по лету,
и по зиме. Вот почему и торопился я всегда прибыть на Кивозеро пораньше,
до высокого солнца.
Дорога по тайге с горушки на горушку, с рюкзаком да еще с лыжами
на плече выбила из меня пот. Рюкзак раскрыт, в рюкзаке смена сухой
одежды. Затем снять, стянуть с себя мокрую рубашку, мокрый свитер,
растереться досуха и надеть все новое. А там коловорот в руки и — первая лунка.
Вода в лунке еще по-утреннему зеленоватая. Крепкий морозец,
оставшийся с ночи, еще попугивает открывшуюся в лунке воду, и ледяную пленочку
с воды все время приходится удалять.
Для Кивозера припасена у меня особая снасть. Перед самой дорогой
сюда, на север, эту зимнюю удочку вместе с леской-паутинкой и тяжелой
мормышкой-крошкой подарил мне очень хороший человек,
рыболов-спортсмен, не раз побеждавший вот этой самой снастью на самых разных
рыболовных соревнованиях.
Честно говоря, сегодняшний рыболовный спорт я не принимаю без
оговорок... Команды чуть ли не профессионалов, специальное питание для
спортсменов, борьба за каждую секунду, отведенную соревнующимся на рыбную
ловлю, борьба, которой подчинено все от формы одежды до специально
разработанной технологии интенсивной добычи, — все это кажется мне
искусственным, не имеющим права быть там, где когда-то любители рыбной ловли
знали подлинно народные соревнования-состязания. Я и сейчас считаю, что
самым бы верным делом для нас были такие спортивные встречи-игрища,
когда на водоем в день состязания может приехать каждый, пожелавший

У рыбацкого костра
ю
принять участие в празднике, и когда лучший из лучших будет определяться
не по общему числу извлеченных в нынешней спортивной гонке за добычей
тех же чуть видных без увеличительного стекла уклеек, а по достойному
рыболовному трофею — по самой большой или самой необыкновенной рыбине.
И на таких соревнованиях не надо делить водоемы на зоны и сектора,
не надо по углам этих зон-секторов расставлять судей-надзирателей,
которым обычно и вменяется следить, как бы спортсмены-соседи не сговорились
между собой и не сложили вместе наловленную мелочишку: мол, на этот
раз ты побеждай, собрав два улова, — тебе приз, а следующий раз я понесу
наших два улова — тогда награду мне. Не будет при общедоступном
состязании-игрище никаких особых надзоров-досмотров: никто не отдаст тебе
свой главный трофей, а сам снесет его судьям. Не надо будет и натаскивать,
тренировать мастеров-спортсменов в умении сверлить лунки и извлекать
из лунок остатки льда чуть ли не за доли секунды. Не надо будет выделять
для мастеров-спортсменов запретные для других места на водоемах, чтобы
там, без помех со стороны всяких разных рыболовов-любителей можно было
потренироваться в скорости разматывания снасти и пр. и пр.
Пишу все это я не для того, чтобы позабавить неискушенную в наших
рыболовно-спортивных делах публику, а чтобы публика наша рыболовная,
широкая, трудовая, могла показать себя, свое мастерство, свое умение без
челобитных руководителям рыболовных обществ и без отвлечения от
главного своего труда-дела на всякие рыболовные спортивные сборы. А рыболов
наш сметлив и находчив — может, поэтому и не соревнуются с ним наши
сборные команды спортсменов от рыбной ловли.
Ну ладно, поругал я наш придуманный кем-то рыболовный
спорт-соревнования по уничтожению уклейки, и стало мне все-таки совестно перед моим
другом-товарищем, который преподнес мне дорогой подарок — свою
спортивную удочку-победительницу. Чудная это снасть, умная, тонкая. И годится,
оказалось, она не только для соревнований, но и в обычном рыболовном деле.
И спасала меня эта удочка-игрушка в самые глухие, тяжелые для озера и
рыбы дни-времена, когда нигде и ни на что другое не удавалось вызвать на
переговоры никакую рыбешку. Так что все-таки и спасибо тебе, рыболовный
спорт, за твою тонкую, умную и добычливую зимнюю снасть.
В руках у меня сейчас удочка Валерия Твердохлебова. Отпущен верту-
шок-стопор, не спеша уходит в воду мормышечка... Метр, полтора, два, два
двадцать, два тридцать... И все. Мормышка на дне. А дальше как по самой
обычной нашей подледной науке, когда в руках у тебя тонкая снасть с
мормышкой: и постукивание по дну, и рывочки-скачки со дна вверх, и конечно,
дрожь, мелкая, частая на одном месте и дрожь с подъемом-спуском... И
тут же — стоп! Подсечка и рывок-потяжка вниз и в сторону.
Окунек небольшой, с вилку, граммов на сто. Темный, не по светлому дну,
на которое вышел он сейчас на свою утреннюю охоту.
Снова мормышечка медленно потягивает за собой вниз леску... Метр,
полтора — и леска остановилась, ослабла. Быстро выбран остаток лески,
легкая подсечка — и снова окунек с вилку, граммов на сто, густозеленый
с чуть приметными оранжевыми разводами по брюшку у передних
плавников... И снова, не дойдя до дна, мормышка остановлена окуньком.
Стайка вертится у лунки недолго и исчезает. Такова уж ловля на утренних
прибрежных скатах, не стоит тут кивозерский окунек целый день без
движения как на моем озере, на наших страшенных глубинах, откуда можно его
в подходящую погоду потягивать и потягивать чуть ли не целый день.
Новая лунка немного в стороне, но на такой же глубине. Но окунька
здесь пришлось ждать дольше. Третья и четвертая лунки тоже не очень удач-

У рыбацкого костра
12
ны. Пятая лунка почти под самым берегом — глубина всего с метр, и то
полметра на лед. И тоже сначала никакой радости. И опять все, как по науке:
и постукивания по дну, и рывочки-скачки темной капельки-мормышки со
дна вверх и, конечно, знаменитая дрожь. И так все по очереди и раз, и два,
и три, и четыре... И кажется, что ничего путного не будет и здесь, возле
самого берега. Но как раз тут, когда рядом было решение сверлить где-то
новую лунку, мормышка замерла на месте, будто кто поднял ее немного
ото дна вверх. Подсечка — и упрямое нежелание рыбы подчиниться
человеку.
Рыбы рядом, совсем подо льдом. Толчок за толчком. Как только
выдерживает снасть?.. Потом рыба, видимо, устает или останавливается в
недоумении: что это не пускает ее, что держит на одном месте? Этого
замешательства достаточно мне, чтобы перехватить инициативу. Окунь на льду. Да, это
уже окунь, а не окунек, что соблазнялся мормышкой до этого. Окунь
тяжелый, шириной с ладонь. Перья на спине пилой, сведенной в дугу. Перья на
груди боевым оружием. Грудь оранжевая. Полосы по мундиру широкой
яркой зеленью. Спасибо, Кивозеро, за подарок! Большое спасибо!
Солнце высоко, и этот окунь-подарок, наверно, уже последнее щедрое
подношение моего лесного озера за полуторачасовую дорогу по тайге к
этому откровенному свиданию.
Солнце печет, жжет совсем по-летнему, будто и не было только что того
ледяного северного ветра, который вымостил настом весь мой путь сюда
в лес. На солнце уже жарко, приходится раздеваться. Крошево льда,
попавшее из лунки на резиновый сапог, почти тут же плавится и падает с сапога
вниз тяжелыми каплями весенней воды. И будто с этих капель, падающих
с моих сапог, лед по озеру начинает голубеть, становиться мягче — и вот
уже по льду то там, то здесь расплываются под апрельским солнцем широкие
лужи талой воды.
И будто бы и не слышно больше северного ветра. Да, ветер утих то ли на
время, то ли улетел куда-то совсем, оставив наконец в покое нашу таежную
сторону.
В утихшей тайге далеко разносится барабанная дробь большого пестрого
дятла. Ему отвечает другая такая же птица, и лес, пока еще не оттаявший,
не потерявший своего морозного звонкого голоса, гремит со всех сторон
весенними барабанами дятлов.
Под полуденным солнцем снег по лесной дорожке, которая привела меня
на Кивозеро, начал оседать, темнеть. Под солнцем из смерзшегося на
морозе снега теперь дружно вытаивают еловые иглы. В ельниках эти иглы лежат
сплошным ковром. Но в густых ельниках, куда еще не заглянуло солнце,
они пока леденеют в снегу, и тут, как и утром, можно идти без лыж — здесь
еще хорошо держит наст. А вот на открытых местах и по редким соснякам
моя утренняя дорожка уже раскисла, сапог тут нет-нет да и уходит в размяг-
ший снег. Тут приходится надевать лыжи, но лыжи плохо идут по мокрому
снегу.
Вот и мое озеро. От утреннего ледовитого холода на озере не осталось
ничего. Ледяная корка-паркет раскисла, и по ней, как по льду Кивозера
тоже, куда ни посмотришь, расплывается голубыми пятнами весенняя вода.
Лыжи идут по этой воде, как лодка по мелководью. Лыжи хорошо
просмоленные, и вода им не очень страшна. По воде лыжи идут почти бесшумно,
и мне остаются в чистоте все голоса апрельского, ожившего после стольких
дней ледовитых холодов озера...
До дома еще далеко, и я не могу еще слышать голоса деревушки, голос
воды, которая обязательно проснулась нынче и побежала ручьями с нашего

До свидания, озеро
13
холма-деревни к озеру, под лед. Но вот другое радостное
журчание-воркование сейчас рядом со мной.
Это воркует тетерев. Воркует неподалеку, чуть слева от меня, сразу за
березами на лесной полянке, где когда-то косили и ставили большущий стог
сена. Полянка еще не заросла лесом, и тетерев верно помнит место своего
тока.
Тетерев воркует громко, задорно. И ему так же задорно отвечает другой
тетерев, что ведет свое собственное токовище из года в год на Бодунове
острове... Воркует один лесной петух, отвечает ему с острова другой, а там
поддерживает весеннюю перекличку и третий токовик — воркование третьего
петуха приходит ко мне уже не так ясно, как голос тетерева с Бодунова
острова: третий участник весеннего праздника выбрал для своей песни-игры
место подальше, в стороне, на небольшом островке.
На какое-то мгновение стихают сразу все три тетеревиные песни, и тогда
я явно слышу еще одно, четвертое воркование, что приходит ко мне справа...
Я внимательно приглядываюсь к тому берегу, откуда как будто и пришла ко,
мне четвертая тетеревиная песня... Берег чист, там поле, там нет деревьев и
ничто не заслоняло бы, не прятало бы от меня большую черную птицу на
белом снегу. Но птицы не видно.
Где же этот четвертый тетерев? И только тут я догадываюсь, что это
вовсе и не тетерев подал голос справа от меня — конечно, это весенняя вода,
собравшаяся сверху на льду, наконец нашла себе дорогу дальше вниз и
теперь небольшим, но говорливым ручейком уходит-бежит то ли к матерому,
коренному льду озера, то ли совсем под лед...
Я отыскиваю этот ручеек и вместе с ним радуюсь долгожданному
весеннему теплу.
Рыбу, пойманную на Кивозере, я отношу бабке Василисе. Она родом из
тех самых краев, где Кивозеро. Я передаю ей привет от ее родных мест.
Бабка молчит — наверное, тоже переживает свое собственное весеннее
счастье... Уж какой год встречает она весну, а поди ж ты, все никак не
привыкнет к своим весенним встречам.
Вслед за мной бабка Василиса выходит на улицу. Вместе с бабкой на
улице и кот Пушок, и собачка Белка. Белка интересуется только мышами, а вот
Пушок — пакостник, ловит птиц. Вот и теперь наглый кот в свалявшейся
зимней шубе пялится на скворцов, что наконец-то прилетели к нам. Скворцы
еще робкие, будто кое-что подзабывшие в своей родной деревушке. Они пока
еще не навещали скворечники, а только молча сидят на вершине тополя и,
наверное, не замечают ни Белку, ни Пушка.
Скворцы прилетели, вернулись!
Последний туман ушел с озера. Под солнцем совсем осел и расплылся
ночной иней — иней остался пятнами лишь там, куда солнце еще не успело
заглянуть. Но солнце уже высоко, и скоро оно будет и там, куда попрятался
ночной холод. На проводах у моего дома снова ласточка-касатка. Пожалуй,
это ее последний визит ко мне. Нового ночного холода ласточка, наверное, не
будет дожидаться. Она улетит от нас сегодня, ибо грядущая ночь обещает
быть морозной. Каменное вёдро еще постоит, обязательно постоит. И об
этом мне верно рассказывают стаи гусей, что одна за другой потянули
сегодня над моим озером с севера на юг после первого ночного мороза. И чем
торопливей и чаще идут они над моим домом, тем явившийся мороз дольше
побудет у нас...
Останется ли озеро сегодня на весь день таким же тихим, как вчера, но-

У рыбацкого костра
14
дойдут ли к моему берегу стайки малька, сорожки и отряды окуней,
расскажет ли о себе хлестким ударом в тростнике щука?.. Пока ничто не обещает
ветра. И даже гагары, приплывшие к самым мосткам, тоже как будто ничего
не знают об изменении погоды.
Гагары явились ко мне целым семейством. Взрослые птицы нет-нет да и
приподнимаются чуть над водой, расправляя крылья, будто желают
размяться, и тогда над водой чистым огнем вспыхивает белое гагачье перо. Потом
птицы исчезают в воде и появляются далеко в стороне. Это охота за
рыбешкой. Гагары ныряют то по очереди, то сразу все вместе, на какое-то время
исчезая совсем, и тогда круги на воде, оставшиеся от нырнувших птиц, могут
напомнить тебе недавние летние плески тяжелых рыб...
Километрах в трех от моего дома есть большой лесной остров — остров
Васильев. Названия наших островов расшифровываются нынче очень
трудно — старики и старухи наши давно померли, а бабка Василиса прибыла в
нашу деревушку из других мест и в деталях местную топонимику так и не
освоила. Но остров Васильев все равно есть. Он вытянулся точно с севера на
юг, и когда над нашим озером надолго зависают западные ветры, лучшего
места для рыбной ловли, чем за островом Васильевым, с его восточной
стороны, наверное, у нас и не сыскать. Только приехать туда за хорошей рыбой
надо пораньше утром, обязательно до восхода солнца.
Можно прибыть сюда на рыбную ловлю и позже, но тогда ничего, кроме
мелкой плотвички-сорожки, что прячется тут от западного ветра, да
небольших окуньков, что охотятся за этой плотвичкой, здесь не отыщешь. А вот
рано утром, пока не проснулись еще ни тайга, ни озерные острова здесь,
у Васильева, можно увидеть игры лещей...
Первый раз, издали заметив на воде большие и глубокие круги, я, не
очень раздумывая, отнес эти следы на воде к следам охоты гагары за
рыбой — мол, птицы ныряют, вот и круги. Но как-то присмотревшись
повнимательнее к таким кругам, далеко расходящимся по озерной глади, никаких
птиц, охотников за рыбой, не обнаружил. А потом, осторожно подобравшись
на лодке к месту таинственного игрища, увидел и самих виновников
события — лещей. Они один за другим вдруг начинали выплескиваться на
поверхность, ударяя хвостами по воде, скрывались в глубине, снова поднимались
вверх и снова в утреннем свете показывались над водой широкие,
отливающие серебром хвосты больших рыб.
Потом лещи вдруг сразу исчезали. Исчезали и дальше могли не
рассказывать о себе и день, и другой, и третий. Но как раз в такие тихие дни, при
не очень сильном западном ветре, здесь, возле Васильева острова, лещи
награждали тебя, охотника, своим вниманием.
Нет, много лещей здесь я никогда не ловил. Но каждый доставшийся
мне хранитель наших озерных глубин запоминался надолго.
Последнего в этом году своего леща у Васильева острова поймал я на
спиннинг, на вращающуюся желтую блесенку. И было это не к осени, не по
холодной воде, когда лещи, бывает, и интересуются спиннинговой
приманкой, а в самое что ни на есть летнее время.
Блесну я вел почти у самого дна, с глубины к берегу. Лодка моя стояла
в тростнике, и сюда, к тростнику, в надежде, что тут, около травы, и ударит
расторопный окунек, и вел я энергично вращающийся лепесток. И вдруг на
полпути к траве, как зацеп за тростниковый стебель, тупой толчок. Подсечка,
и рыба пошла в сторону, как воздушный змей под косым напором ветра.
Рыба шла в сторону, но я не слышал ни толчков, ни упрямых иотяжек.
Окунь? Нет. Щука? Не очень похоже.
На первой же дуге, по которой пошла в сторону рыбина, я успел под-

До свидания, озеро
15
мотать на катушку достаточно лески и скоро у самой лодки увидел
приличного леща. Блесна была у него глубоко во рту. Значит, лещ охотился, гнался,
ловил добычу, а никак не подцепился просто так, по какому-то случаю, с
ленцой, с неохотой.
В подсачке лещ показался очень тяжелым. А потом он долго и непо
движно лежал в кошелке, прикрытый листьями кубышки. И только перед
самым домом, будто опомнившись, устроил настоящий спектакль: раскидал
все листья, выбросился из кошелки и долго отплясывал свой запоздалый
танец по дну лодки.
Это было летом, в самом начале августа. Сейчас леща возле Васильева
острова, наверное, уже не сыщешь — наверное, он уже на ямах, и сейчас
встретиться с лещем можно, пожалуй, только на глубине, в конце ската с
луды.
Где-то там, где скат луды достигает семи-восьмиметровой глубины, надо
остановить лодку, тихо опустить якоря-грузы и застыть вместе с лодкой
в ожидании встречи. Снасть на этот случай — зимняя удочка и тяжелая
мормышка. На крючке червь, живой, заметный. Очень может быть, что
сначала этого червя разыщет бродяжка-окунек, но все равно надо ждать,
подправив после окунька насадку.
Другой раз до леща вытянешь с глубины и приличную плотвичку-сорож-
ку. Это уже добрая весть: вместо окуня внизу, под тобой, пошла белая
рыба — жди, вот-вот явится и лещ... И он является к тебе из своих холодных
глубин молча, покорно, чтобы потом, когда ты совсем забудешь о нем,
занявшись новой рыбой, напомнить о себе такой же запоздалой пляской, как

У рыбацкого костра
16
и тот мой лещ, пойманный по летнему времени на желтую вращающуюся
блесну...
Гагары продолжают свою рыбную ловлю рядом с моим домом, но круги-
следы их охоты уже не так заметны на воде. С севера потянул ветерок, и
легкая рябь, что тут же легла на воду вслед за ветром, смазала глубокие
круги-следы, оставляемые гагарами-рыболовами.
Если северный ветер станет посильнее и волны с востока и с запада
охватят мой Васильев остров, то за рыбой надо плыть к Овечьему острову, к
его южной оконечности, скрытой от северных ветров осинами и березами,
вставшими высоко по всему острову. Здесь-то, у южного мыса Овечьего, на
такой же лещовой глубине, о какой только что шла речь, ты и встретишь,
обязательно встретишь самых разбойных наших окуней. Встретишь и по
лету, и по осени, и по зиме, был бы только северный ветер и было бы у тебя
желание добраться сюда, к Овечьему, через волну разгулявшегося озера.
Окунь здесь будет брать на зимнюю блесну, реже с червем, лучше с
окуневым глазом, будет брать так же уверенно, как по самому первому и самому
последнему нашему льду, будет брать на крутом скате, где с трудом лодка
удержится на якорях. И тут, вступая в очередной спор с очередным буйным
окунем (ты или он?), обязательно поймаешь себя на мысли: лето ли сейчас
И не у зимы ли ты в гостях?.. Зимняя блесна, зимняя удочка, кивок-сторожок
из стальной полоски, жесткий удар-останов блесны тяжелой рыбой, а там
и холодный, почти как по зиме, холодный от большой глубины окунь-боец
в твоей лодке.
Да, три, пять, много — семь, восемь остроперых, полосатых рыбин. И все!
На весь этот удачный день, будто только этот небольшой окуневый отряд
и ждал тебя здесь, ждал только тебя, и теперь вот достался тебе.
Но вот завтрашний день, такой же северный ветер прижимает вершины
берез и осин Овечьего острова друг к другу. Тот же южный тупой
мыс-оконечность острова. Такая же глубина-скат, где якоря-грузы с трудом
удерживаются на месте. Та же удочка, так же далеко вниз уходит твоя блесна, и тот
же тупой останов блесны там, на глубине, тяжелой рыбиной. И точно так же
три, пять, много — семь, восемь окуней у тебя в лодке. И снова в этот день
больше ничего...
Нет, сегодня вслед за северным ветром мне не ехать к Овечьему острову.
И даже если северный ветер стихнет, улетит, оставив в покое наше озеро,
и по нему, как вчера, пойдут во все стороны круги, круги и круги от
поднявшихся со дна рыб, я все равно не смогу принять участие в этом новом
празднике осенней воды и осеннего неба. Сегодня я расстаюсь со своим озером,
наверное, до самой весны, до новой весны. Расстаюсь тихо и добро, как и
всегда до этого. Я говорю своему озеру: до свидания. До нового, доброго
свидания... До новых счастливых встреч, трудных дней, долгих ожиданий
счастья и, конечно, до нового счастья, счастья жить на земле человеком.

Анатолий Никольский Акимовы воды
Рис. А. Семенова
Этот слух взбудоражил всю Москву: в верховьях Осетра меньше воды,
чем рыбы. На голый крючок клюет!
Узнал про эту новость и мой фронтовой друг Петр Петрович Клюев —
бывалый рыболов и природолюб самой чистой и теплой души. Примчался ко
мне прямо с Птичьего рынка и кинул с порога молодецкий клич:
— Ну что, друже, пошатаемся по святой Руси?
И вот так каждый раз: то, бывало, в мещерскую глушь утащит на
съедение комарам-вампирам, то в вологодские дебри завлечет, то едва не угробит
под Старой Руссой, заплутавшись среди прорвы рек и проток. Но все же
любопытно, куда теперь позовет, в какие райские Палестины? Спросил.
Петр Петрович сдвинул очки на кончик носа, ссутулился, притворившись
ученым мужем, и начал читать мне урок географии.
— Сын мой! У каждой реки есть исток, повсюдно именуемый еще
верховьем. Природа хранит эти верховья в великой тайне, заслоняя от сглаза и
порчи неприступностью гиблых мест. Так вот, сын мой, есть свое верховье и
у Осетра — реки, при одном имени которой у меня запевает в жилах кровь
и рвется на волю сердце.
— Не дури. Что за места?
— О-о-о! Это воистину сады Эдема! — снова став самим собой,
продолжал Петр Петрович. — Это тебе не бесклевный Можай, не Руза, где ловятся
ерши по спичке. Верховье Осетра — это самое отрадное для рыболова
место. Ни тебе диких дебрей, ни погибельных топей. Степь да степь кругом.
Простор, тишина, покой. На сто верст кругом видно. А небо какое там, боже
мой, чистый ультрамарин, а воздух — у-у-у — целебнее, чем бальзам, а
цветы-хризантемы — ай-ай-ай!
— Нет там никаких хризантем, — решительно возразил я хвастуну. —
Полынь да татарник на коровьих лепешках.
— Точно! — почему-то вдруг согласился со мной Петр Петрович. — Об
татарник там и в самом деле бока обдерешь. Но вот насчет коровьих
лепешек... Ха-ха-ха! Помнишь, как под Уманью мы с тобой во время адского
обстрела в коровье дерьмо морды прятали? Потом до самой румынской
границы от нас навозом несло. С тех пор я лично живых коровьих лепешек
не видел. А ты?
— Не морочь голову. Про Осетр начал, про Осетр и говори.
Ультрамарин.
— А я про что? Осетр, батенька мой, из всех речек речка. Берега
травянисты, пологи, но сухи и доступны рыболовам всюду. Ни отравы нет, ни
пакости. Одни лилии. В омутах лещ берет, на перекатах — жерех. И щук
полно, и окуней. Лови сколько душе угодно! Но главное — красота! Родники,
травы, птицы. Не зря в темные времена там печенеги жили.
— Не бреши.
— Честно! До сих пор их каменные истуканы на курганах стоят.
Помнишь у Блока: «Да, скифы мы, да, азиаты мы, с раскосыми и жадными
очами»? К седой старине приобщимся, поудим. Ну, как — едем?
— С бухты-барахты?
— Ну почему? Мотыля я купил, опарыш с прошлой рыбалки остался,
а червей в лопухах найдем.
— В каких еще лопухах?
— В луговых. Выдерем л^щушдк^а^,хади.д1яди111ь.. червяшок. Ха-ха! И
манной каши наварить успеем, и «геркулесу». Ну?
2—1575

У рыбацкого костра
18
Так вот нежданно-негаданно и началась у меня еще одна рыбацкая
Одиссея, теперь уже в языческие земли клюевских печенегов.
...В поезде Петр Петрович был весел и щедр. Выпил двухлитровый
китайский термос чаю с лимончиком, угощал и меня, утешая удачной рыбалкой.
Подолгу смотрел в окно, любуясь окрестной природой, много шутил,
рассказывая всякие байки. Показал мне заморский складной подсак и снасть для
ловли малька, приводимую в готовность нажатием кнопки. Но больше всего
хвалил палатку из какой-то немыслимо тонкой и легкой ткани. Подарил
катушку сингапурской лески, пять крючков и три поплавка самой
престижной будто бы фирмы.
Попутные люди, глядя на нас, дивились: мужики вроде уже пожилые,
степенные, а чудачат, как малые дети. Разводили руками, лыбились: то ли
чокнулись под старость лет, то ли убежали из дурдома? Так примерно и
ляпнула одна молодица с соседней лавки: «Вырвались, чай, от баб — и рады-
радешеньки — от обузы избавились. Свежим воздухом дышать едуть,
рыбалить, а у нас тут хребты трещат, лентяи...»
Гулящего люда и в самом деле развелось на святой Руси слишком много,
но мы не в счет, свое мы отработали и попрек молодицы нам не указ. К нам,
как к сухой'стене, грязь не пристанет. Да и что с нас взять, если от счастья
мы сами себя не помним. Кроме верховья Осетра для нас не существует
ничего на свете. Но где оно — это верховье? Никто толком нам объяснить
не мог. Ни встречный, ни поперечный. И только рыжий шофер автобуса,
в котором мы бултыхались без малого три часа после пересадки с поезда,
взялся доставить в этот район, где находится будто бы искомое нами место.
Объявил в динамик, для приглушения прикрытый тряпкой:
— Рыбаки, слазь!
О, святые угодники! И куда это нас занесло? Ни верстового столба при
дороге, ни какой-нибудь захудалой будки. Только древний старик с лысиной
во всю голову да его сухая, как щепка, старуха в миткалевом белом платке.
Смотрят недоверчиво, косо, как на марсиан. Других признаков жизни нет.
Ни коня, ни трактора, ни комбайна. Бесконечное хлебное поле. Допустим,
неперспективные деревни вымерли, но где же перспективные? Ничего нет.
Где же верховье Осетра? Где рыбалка?
На этот вопрос лысый старик нам ответа сразу не дал — зачесал
загривок, потупился и тем самым как бы предоставил полную волю своей шустрой
старухе. Та живо вертанулась вокруг своей оси, осмотрела местность,
уверилась и показала клюкой на кукурузный горб:
— Осетр — батюшка наш — за тем вон бугром бежит. Только зачем он
вам? Тут где ни сядь — удить можно. Да и машины у вас вроде нет. Аль есть?
— Нет, мы на своих двоих.
— А-а-а... Тогда вам на Жраку итить надо. Она рядом. Но все же на машине
лучше. Сели бы и поехали куда надо. Хошь на Осетр, хошь на Цну, хошь, куда
хошь.
— Нет у нас машины, нет.
— Тоды, чай, и так до задов ног не сотрете. Вон она, Жрака-то!
— Что за Жрака?
— Речка такая — Жрака... Из всех наших красавиц красавица. И рыбы
в ней тьма-тьмущая. Голыми руками бери — не надо. Но мы туточки ловить
не охочи. Бог с ней, с рыбой...
— Это почему же?
Старуха явно сконфузилась, поджала куриной гузкой губы и повела глазами
на старика, как бы испрашивая у него позволения. Старик шевельнул левой
мохнатой бровью и разрешил:

У рыбацкого костра
20
— Замахнулась с плеча — секи. Сказывай, что нашу речку Жракой татары
назвали на свой лад, и про рыбью тьму не лакируй, говори правду, знаха...
— Слыхал звон, — покачав птичьей головой, нараспев возразила бабка. —
У татар и слова-то такого нет. Это по-нашему — жрать, а по-ихнему ашаргать.
Вот и смекай теперь — чья Жрака? Наша.
— Ну-ну.
— Не нукай. В ней ищо Алимушкин конь утоп — дед мне сказывал, она и
сожрала его, коня-то. Значит, Жрака.
Этот милый разговор позабавил нас, потешил, но душевных терзаний не
снял. Осетр, сказали, далеко, а на Жраку, где Алимушкин конь утоп, что-то
не очень и тянет. Что же нам делать?
— Звонить в доску да вспоминать Москву, — посоветовал хитрый дед, но
тут же добавил: — Волчьим рыском рыскайте, но завидней Акимовых вод не
нарыскаете. Туда идите.
Что за Акимовы воды? Откуда взялись? На карте их нет, люди про них
ничего не знают. Хотя каких только чудес не бывает на свете: и реки у нас меняют
русла, и исчезают с лица земли болота, и возникают моря. Может быть, и тут
уже преобразовали природу? Но кто?
— Как кто? — удивился дед. — Бог сотворил землю, а воду — наш Аким.
Придете на место — увидите. Тут недалече. Час пешком, полчаса верхом, а
скорее всего кувырком.
— Карту бы нам...
— Пошто? Чай не воевать пришли — рыбалить. И без карты можно. Вон
видите на холме истукан стоит? Так. На этот алентир и идите. А оттоль и наша
деревня Утешица хорошо видна. На нее курс держите. Так и дойдете с божьей
помощью до самых вод. Может, и поудить еще успеете на вечерней зорьке.
А нам точить лясы неколи: мне в Говорящей голове, пивнушке то есть, надо
що курева купить, а бабке вон приспичило в черкву. — Старик перешел дорогу
и крикнул, будто опомнившись, с другой обочины: — А ежели еще
понадоблюсь, ищите меня в Утешице. Деда Фотия там каждый знает.
Боже праведный! И до чего же все-таки прекрасна жизнь! От теплых слов
старика мы как бы помолодели сразу на двадцать лет и превратились мигом
в каскадеров, которым нипочем любое лихо. Петр Петрович, как всегда шедший
впереди, будто спятил с ума от радости и ликовал по всякому пустяку. Величал
кумом шмеля, угодившего прямо в лоб, нюхал, схватив на ходу, полынь, жевал
овес, растерев зерна на ладони. А то вдруг замирал на месте и шептал, как в
бреду:
— Гляди-ка, суслик, живой... А каков Фотий? Какова знаха? Фольклор!
— Из фольклора ухи не сваришь.
— Это как сказать. Вот достигнем Акимовых вод, тогда...
— Уже достигли, — перебил я Петра Петровича и показал рукой на
деревню, появившуюся впереди, как в сказке.
— Сроду такой красоты не видел, — признался мне Петр Петрович и
ускорил шаг, благо дорожка пошла с уклоном. Забыл и про сусликов, и про шмелей,
и про фотиев «алентир», уже оставшийся где-то сзади. Кричал, широко
растопырив руки:
— Вот они, места для любованья удобные!
Деревня Утешица невелика — всего два порядка. Избы стоят высоко,
просторно и смотрят друг на дружку гордо, как бойцовые петухи. Худых и
заколоченных нет — все живые. Перед каждой вековая ива, за каждым
подворьем — сад. Сколько изб и подворий, столько садов и ив. Рыбу ловить прямо из
окон можно. Но мы ушли от людей подальше и разбили свой стан в конце
застройки, за которой уже стелился приречный луг. Поставили на сухой плешине

Акимовы воды
21
свою заморскую палатку с надувным матрасом, разложили вещи, убрали харчи
и кинулись удить на свои ультра- и экстраснасти. Но клева, увы, не было. А
день уже догорал, солнце садилось, и надо было засветло приготовить ужин.
Но Петр Петрович зарычал на меня, как лев:
— К черту ужин! В сумерках самый крупняк берет. Помнишь.
Но досказать не успел: поплавок его средней удочки скрылся под водой
и провисшая леска поползла-поехала в сторону. Впопыхах Петр Петрович
так растерялся, что уронил удилище, но все же подсек и изящно вывел крупную
красноперку. Снимая с крючка, хвалил взахлеб:
— Какой экземпляр! Какие плавники! Огонь! А чешуя? Нанизай на нитку,
и готово монисто. Ну и Акимова вода-водица! Ну и золотая рыбка! Теперь твоя
очередь.
— Я не филин, в темноте не вижу, — с чувством затаенной зависти
пробурчал я в ответ, твердо решив пошабашить. — К тому же с голодухи кишка
кишке кукиш кажет — с утра ничего не ели. Хоть бы чайку попить.
Посмотрел, а на блескучей воде мой фирменный поплавок преспокойно
плашмя лежит. Меня аж радикулит прострелил: поклевка! Рванул сгоряча и тут
же почувствовал на леске повисшую тяжесть. Боже мой, лещ!
— Внатяг держи его, внатяг, — заорал Петр Петрович и тем самым
испортил мне все дело. Лещ хлобыстнул хвостом, изогнулся и камнем пошел ко дну,
оборвав сингапурскую леску, как паутинку. И я же оказался виноватым. Петр
Петрович накинулся на меня, аки лютый зверь:
— Ну кто же так ловит? Кто? Надо было потиху, помалу, а ты?
— Не орал бы под руку...
— Шляпа ты, не рыбак.
— Не хуже тебя, лягушатника. Ха-ха! На лягушку у него щука берет, на
лягушонка голавль хватает. Тьфу!
— Ах так! Ну и черт с тобой. Вот уйду завтра с глаз долой, и сиди один, ле-
щатник!.. Путевую рыбу поймать не можешь. Без ухи оставил.
— Ха-ха-ха! Ху-ху-ху! — раздался позади нас басовитый смех, и к нам не
спеша, вразвалку, подошел мужик богатырского сложения. Его наружность
удивила нас: лицом черен, скуласт и курчав, как эфиоп. Одет тоже довольно
странно, как сверхмодный певец на эстраде — в белой нательной рубахе,
расстегнутой до пупа, и в шляпе, лихо сдвинутой набекрень. Будто собрался в
баню. Но вместо веника в руках вилы-двурожки, какими испокон веку ворошат у
нас луговое сено. Вид в общем такой, что поджилки дрожат. А что? Сочтет
браконьерами и пырнет. Но этого, к счастью, не случилось. Эфиоп оказался
мирным. Поглядел на нас, почесал, смачно зевая, брюхо и прогудел, широко
разводя руками.
— А я-то думал сыр-бор горит. Тушить пришел, а тушить нечего. Пустяки.
— Он леща упустил, — буркнул из темноты Петр Петрович, как бы ища
у мужика сочувствия и поддержки. Тот воткнул свои страшные вилы в землю,
сипя закурил и весомо внес свою поправку:
— Не леща, а лещонка. Одной нервы не стоит, а вы тыщу треплете. Зря!
Настоящих лещей завтра будем ловить. А пока прошу ко мне в гости. Попьете
чайку, помиритесь, да и поспите у Акима Трохина вволю.
— У Акима? Но мы же це знакомы с ним, нам неловко.
— Ха-ха! А я и есть Аким. Значит, ловко.
— А палатка как же? Снасти, вещи... Сопрут...
— Спирать тут некому, — твердо возразил Аким. — Жулья в нашей деревне
нет, двери у всех настежь, да и кому ваше барахло нужно? Вот если бы вы
колесо от «Жигуленка» кинули, другое дело, стащили бы. А удочки, лески,
крючки — тьфу, у каждого мужика полон чулан. Так что прошу к нашему шалашу.

У рыбацкого костра
22
Шалаш у Акима оказался дай бог каждому — пятистенный, пятиоконный,
рубленный, должно быть, из смоляной сосны. Три опрятно прибранных
комнаты, кухня, печь и большая нарядная горница — для праздничных чаепитий и
гостевых сидений, как объяснил нам придорожный Фотий, уже успевший
вернуться домой. Он же, должно быть, и организовал нашу встречу с Акимом.
Заранее вскипятив самовар, накрыл стол с расстегаем — рыбным пирогом и
другими домашними яствами вроде свежих ягод, лучка и огурчиков, только
что сорванных с грядки.

Акимовы воды
23
Ели и пили мы до седьмого пота — так щедро угощал нас Фотий,
исполнивший просьбу хозяина. Сам же Аким ел вяло, только тыкал в тарелку вилкой
и как-то отрешенно слушал наши рассказы. Зато Фотий хвалил его, не щадя
живота своего.
— Таких, как наш Акимушка, — рокотал он, — надыть в церковные святцы
записывать и чествовать, как угодников. А они втихаря сунули ему грамоту, и
делай что хошь: хошь на стенку вешай, не хошь — вытирай зад. Другим вон
отравителям земли ордена дают за полновесные урожаи, а Акиму — шиш,
хотя он и принес Утешице больше пользы, чем колхоз. Шутка ли! Один речку
запрудил, плотину поставил — пушкой не расшибешь. Все здоровье свое
угробил, инвалидом стал, но доброе дело сделал. Вон какие мешки-то под глазами.
Шутка ли!
Лицо у Акима и в самом деле неживое, серое и как бы слегка припухшее.
Дышит с сипотцой, натужно, и взгляд померклый, как у слепого. И в крепком
на вид теле, кажется, уже нет богатырской силы. Это подтвердил и сам Аким,
взявший под конец беседы слово.
— Трухлявый пень свежим не бывает, — начал он. — Силы свои я в карты
не проигрывал и в кабаках не пропивал — это верно. И здоровье подорвал не
ради наград. Не в наградах суть. Все дело в жизни, а она ох как заковыриста!
Иного крутит, вертит, а что вывертит? Деньги, жратву, квартиру? А дальше
что? Погост... Прежде, когда жил в Москве и работал в милиции, я о таких
вещах не думал и все то, что творилось вокруг меня, принимал за чистую монету.
Плавал в мутных водах столичной жизни, как слепой щенок. Стоял в
неприступных подъездах слуг народа, козырял, пятя грудь, их роскошным «Чайкам»,
охранял дачи, углы, притоны в заповедных удельных лесах. Промерзал до
костей зимой, изнывал от жары летом, уставая до смерти от собачьей жизни. Но
ни разу не отступил от присяги. Думал — служу народу, а служил, как видно,
мыльным пузырям. Размотал, растранжирил жизнь на потеху всесильных
вельмож, получив взамен смертельное удушье.
Аким перевел дух, хрипло откашлялся и продолжал:
— Жить в Москве стало трудно. Не потому, что пенсия мала. Нет, пенсии
на хлеб-соль хватает. Просто стало видней то, чего раньше не замечал. Жизнь
как бы повернулась другой стороной и оголила свои изъяны. Вот согнутая в
три погибели старуха — вся в обносках, а вот ветеран войны, собирающий
на помойках хлам. А вот районный депутат в необъятной ондатровой шапке,
обещавший к двухтысячному году рай. И лились рекой слова в тумане
всеобщего зачумления. Тошно... А тут еще свое горе — развалилась семья: дети
погнались за длинным рублем и разъехались, а жена померла. Жизнь потеряла
смысл. Вот я и вернулся в родную Утешицу на излечение.
Ни отца к той поре уже не было, ни матери. Дом стоял заколоченный и
обветшалый. Сад задичал, и огород зарос непролазным бурьяном. Пришлось
и крышу перекрыть, и сменить подызбицу — венцы, и обновить без малого
все подворье. Работал до кровяных мозолей, до черноты в глазах и управился
со всеми делами за два года. Думал, теперь можно жить спокойно. Но не тут-то
было. Что-то опять не ладно на душе. Кто я такой? Зачем живу? Кому от меня
польза? И не зря ли небо копчу? Закручинился я, затосковал, прямо сохну, а
что делать — не знаю. Вот однажды и пошел развеяться к ручейку, а там,
смотрю, бабы переходят мельничный брод и ругаются на чем свет стоит. Куда же,
думаю, сельсовет смотрит? Ведь такое неудобство людям. И в поле надо
переправляться вплавь, и по грибы, и по ягоды. Надо же что-то делать. А тут как
раз Семка-Трухан попался на глаза и надоумил. Идет, паршивец, по ручью
с острогой и бьет с плеча всякую рыбу. То, смотрю, щучонку на берег выкинет,
то язишку. Попрекнул сукина сына, постращал, а он мне фигу в нос — на, гово-

У рыбацкого костра
24
рит, выкуси, не себе беру, а почетным гостям, для которых закон не писан.
Я, говорит, нынче им уху варить буду. У меня, говорит, с ними кумовство и
братство, а ты не лезь, пока цел. Вот ведь какие чудеса в решете бывают. Ну нет,
думаю, этой теплой компании я не потатчик. Рано или поздно, но на чистую
воду их выведу. Ведь есть же на свете справедливость! Но сперва я решил
поквитаться с Семкой •— поставить на месте старой мельницы новую плотину.
Думаю, на большой воде ему придется туго. Лодки-то у него нет. Да и людям
без воды не жизнь. Ни огорода в сухоту полить, ни искупаться. Прикинул все
это и пошел прямо в контору к председателю. Тот грыз-грыз карандаш, думал-
думал, но ничего путного так и не сказал, пообещав, однако, провентилировать.
Начал он вентилировать, а я возить к ручью из карьера глыбы, и возил по одной
штуке в день ровно десять лет. Хорошо ли вышло, плохо ли — судить не мне,
а я доволен и тем, что люди говорят «спасибо». Тем и живу.
Аким встал из-за стола и хотел идти застилать нам постели, но Фотий велел
ему сесть на место, сказав:
— Сперва итог подбей, потом иди. Про Семку докончь, про почетных гостей.
— Что доканчивать? Посшибали им башки и ладно. Один сам себе пулю в
лоб пустил, второй за решетку сел. Законный итог. А Семка что? С него взятки
гладки. Живет, как побитый пес, казнится. Но к своей воде я его близко не
подпускаю. Пущай в бетонном бассейне удит.
...В просторном и светлом доме Акима мы прожили пять дней и почти ни
разу с ним не расставались. Вместе ловили рыбу, ходили собирать грибы,
наслаждаясь красотой окрестных мест. Под его началом сплели корзины, в которых
и привезли домой копченых лещей и щук.
С тех пор прошло уже несколько лет, но тесная связь с Акимом у нас не
прерывалась. Каждую зиму он приезжал к нам в гости и рассказывал о своем
житье-бытье. Дом свой отписал под детский сад, а сам пристроил себе малый
угол и живет теперь рядом с ребятишками. Плотина, сказал, стоит, как скала,
и рыба ловится пуще прежнего. Приглашал к себе на курорт, обещая
санаторный харч и целебный воздух.
Но вот совсем недавно получил я письмо от Фотия, в котором он писал:
«...Живу, хлеб жую. А Акимушка наш, не дожив веку, помер, царство ему
небесное. Слезы лились ручьем, плакала и скорбела вся деревня, окромя Семки,
который был рад. Но и без него все прошло чинно и гладко. Могилку копал я, а
оградку сковал и поставил наш кузнец Афанасий Лисин. А бабы все свои
палисады повыдрали и охапки цветов отнесли Акиму. Фрол-председатель и другие
наши охотники минут пять палили из ружей, давая остальный салют. А
теперича как жили мы, так и живем. Но прежний Утешицы больше нет, а есть
взамен ее деревня Акимовы воды, нареченная так с нашего мирского согласия.
И ищо прилагаю вам новую карту с новым названием, чтобы не мыкались и не
плутали, как прошлый раз. Приезжайте живей, ибо Семка купил надувную
лодку и по ночам кидает сетенку. Надо накрыть его и приструнить. Ваш Фотий».
Об этом грустном письме, кроме нас двоих, до сих пор никто не знает. Не
афишировали мы и Утешицу. Но не зря говорят: земля слухом полнится —
пронюхали москвичи о нашей тайне, как-то дознались, и теперь можно часто
их видеть у привокзальных касс. Билеты берут до Акимовых вод и едут туда
прямиком по новой, недавно проложенной железнодорожной ветке. И пускай
едут. Красоты, сотворенной Акимом, на всех добрых людей хватит...

Борис Петров С ним
не заскучаешь!..
Рис. Б. Мокина
Как-то, уже в конце лета, к нам в гости приехал мой старый друг и бывший
однокашник Борис Мишанин. Мы с ним переписывались, хоть и реденько, и
вот он решил посмотреть Сибирь (начитавшись красочных описаний ловли
тайменей-гигантов), определил для этой цели часть своего отпуска. Я-то свое
уже отгулял, далеко ехать не мог, и на выходные мы с ним сгоняли на
Красноярское водохранилище. Борис привез спиннинг. Насколько я знал, раньше
друг хитроумной английской снастью не занимался. Он пояснил свое намерение
тем, что его младший братец Юрка теперь живет в Мурманске и пишет, что
ловит только спиннингом, очень советовал попробовать на Енисее. Юрка стал
настоящим профессором спиннинговой ловли!
— Он-то, может, и профессор, да ты этой штуки в руках не держал.
— Ну и что? — отмахнулся друг. — Спиннингом даже ленивые английские
лорды ловят.
— В Африке?
— Напрасно ты не веришь в богатство родной природы, — парировал он,
влюбленно глядя на лакированное удилище с колечками.
Приехали под вечер, мы с сыном торопливо накачали лодку и отправились,
как всегда, удить окуней. А Борис все еще монтировал на берегу свое
аристократическое орудие лова. Наконец он неторопливо подошел к воде и величаво
взмахнул удилищем. Первый заброс оказался последним: до темноты нашему
спиннингисту хватило распутывать гигантский «парик» — склубившуюся
пышным пучком леску, сбежавшую с катушки.
Наутро все повторилось. Отличие состояло в том, что гость забросил блесну
на склонившийся над водой куст и около часа пытался ее освободить. У нас с
Вовкой сразу начался веселый клев, и мы забыли про незадачливого европейца.
Не могу сказать, на какой раз он все же сумел забросить приманку. И тут
случилось чудо. Когда Борис стал подматывать леску, мы отчетливо увидели, как
нервно дернулось и принялось зло упираться удилище в его руках. Щука
оказалась вполне приличной. Мы забыли про свои удочки и наблюдали, что будет
дальше. Борис сделал подряд еще восемь забросов и всякий раз вытаскивал
по плоскомордой рыбине! Наконец он все-таки хлестнул по воткнутому в берег
моему запасному удилищу, блесна оторвалась и улетела в залив, обрывок лески
серебристо заиграл на ветру. Мы вздохнули после необычайного напряжения,
а наш спиннингист проговорил:
— Понатыкали палок по всему берегу, пройти негде... — И, помолчав,
прибавил, будто ни к кому не обращаясь: — Вот вам и лорды.
Елки-зеленые! Чего стоили наши колючие пучеглазки по сравнению с его
щучинами! Мысль лихорадочно заработала, и в голову пришла дерзкая идея.
— Давай на берег! — решительно скомандовал я Вовке.
Мы торопливо выбрались на сушу. Я порылся в рюкзаке и нашел
алюминиевую ложку. Искусство требует жертв! Отламываю у ложки держало и
проволокой кое-как прикручиваю тройник — получилась первобытная блесна.
Привязал леску к толстому длинному шесту и бросил алюминиевую приманку
в воду, словно камушек, а сам пошел вдоль берега, держа шест над водой.
Шагов через десять кто-то сильно дернул палку у меня из рук... И так пошло: де-
сять-пятнадцать шагов вдоль берега — новая добыча. Никакого труда,
никакого риска: зацепил и вытащил. Вовик бегал рядом и канючил:
— Папа, ну дай я попробую!
Борис стоял на берегу с драгоценным спиннингом в руках и словно забыл,
что он собирался привязать новую блесну, словно вообще забыл, зачем он сюда
приехал. Потом глянул на свою тонкую снасть, недоуменно повертел ее в руках

У рыбацкого костра
26
и спокойно отбросил в сторону. Все его старания потеряли смысл, и вместе
с ними умер азарт.
После той поездки я долго не мог прийти в себя. Как же так?! Появляется
залетный гастролер и... Ведь я несколько лет езжу на этот залив, считал, что
все здесь знаю, до тонкости постиг...
Помню, первый раз мы приехали просто посмотреть: что за чудо такое
рукодельное сотворили люди на Енисее? Заранее было ясно, что настоящей
сибирской рыбалки там быть не может: хариусы и ленки-таймени теперь стали
далекими — если только на весь отпуск, обыденкой не обернешься. Несколько
отторгало, правда, само слово «водохранилище», одним своим звуком убивало в
душе желания, в голову лезли разные «овощехранилища» и прочие словесные
страшилища. Но любопытно все же было глянуть... Свернули с Абаканского
тракта, проехали километров пятнадцать — сначала меж просторных
всхолмленных полей, потом все куда-то вниз крутыми логами в густой папороти и
редких березах. И выкатились на вольный берег широкого залива.
Залив оказался удивительно красивым. От самой воды вверх по склону
стоял редкоствольный березняк с зеленым полусумраком и густой травой
между стволами, там и здесь подвижными пятнами светились солнечные лужайки
сплошь в ярких цветах — все очень напоминало картину Левитана «Березовая
роща». Берега защищали залив от ветра, гладь воды отражала чистоту зеленого
мира вокруг, белые стволы берез и синеву неба, а в глубине прозрачнейшей
плоти темнели затопленные коряги — рыбьи убежища. Тишина царила
кругом... И наша палатка, оранжевая на зеленом берегу, смотрелась как
цветок-жарок в молодой луговой траве.
— Красота-то какая! — тихо проговорила жена. — Никуда больше не
хочу ездить...
Но настоящее чудо состояло в том, что вокруг не было комаров. Ни
единого! Я нет-нет ловил себя на каком-то непреходящем недоумении — вроде
чего-то ищу или жду, настороженно озираясь... Жизнь в Сибири приучает:
хоть и жаркое лето, на рыбалку снаряжаешься в плотную куртку и
брезентовые штаны, запасаешь мази, место для стойбища выбираешь на ветерке,
на крайний случай в рюкзаке лежит сетка-накомарник — все средства
антикомариной защиты наготове! И вдруг — вокруг чисто. Фантастика, сказка!
Видимо, вода, которая тут прибывает все лето, затопляет комариных
личинок — в этом причина потрясающего для сибирской природы феномена.
Осмелев, я разнагишался до плавок, раскидав вокруг по траве жаркие
одёжи, и принялся пить солнце всей непривычно-белой кожей. Жена и сын
наблюдали необычную картину с ужасом! Потом с недоверием, с
любопытством. И наконец тоже осмелились. Она явилась миру, выступив из
распахнувшихся створок палатки в одном купальнике. Полдня разгуливала по
берегу вольно, и сразу было видно, что чувствует себя безоблачно-молодой и
неотразимо-привлекательной.
К вечеру солнце опустилось за холм, и перед нами начал тихо сиять
золотой плес; он был весь испещрен кружками рыбьих всплесков. В сумерках
залив стал мерцать наподобие старого зеркала в темном коридоре. А когда
сгустился ночной ультрамарин, на темной воде кое-где тихо вспыхнули
дрожащие звездочки рыбацких костров, от которых тянулись тонкие огнистые
змейки. Как будто кто нарочно выдумал все новые цветовые эффекты, чтобы
поразить красотой и возможностями раскинувшегося перед нами экрана —
настоящая цветомузыка.
Естественно, попробовали и рыбалку. Вдруг поплавок вздрогнет и пойдет
приплясывать на воде, даже подпрыгивает! Это фокусы серебристых соро-
жек, любят они поиграть с насадкой, рвут червяка, будто цыплята. Наконец

У рыбацкого костра
28
поплавок легко притонет — тут подсекай, не теряйся. Я дергаю удочку и
говорю:
— Соро-ожка!
А то стоит-стоит поплавок в воде неподвижно, да и юркнет сразу вглубь!
Значит, полосатый окунь-разбойник с ходу заглотил червя. У этих
красноперых характер сурьезный, играть не любят. Хвать — и на дно. Стоял-стоял
поплавок, вдруг хвать — сразу весь окунулся. Я дергаю удочку и говорю:
— А это — окунь!
— Окунь-окунь, окуни! — смеется сын.
Если же захочешь совсем избавиться от окунишек, то надо лишь
заменить червяка хлебным катышем — его полосатые не трогали. Тогда насадку
теребила всякая бель — подъязки, ельцы, сороженка. Правда, клев на хлеб
капризен, появляется много пустых подсечек, приходилось то и дело
насаживать новый мякиш...
Первые несколько лет после образования нового водоема в ней
попадался и хариус. Раньше он обитал в Енисее, на лето уходил в мелкие притоки, к
осени скатывался назад. И вот вдруг стал, как было тысячелетиями,
возвращаться по осени, а вместо холодных енисейских струй навстречу —
подпор прогревшейся за лето морской воды. Рыба растерянно крутилась возле
устьев боковых речек, и тут ее хапали кто чем мог! Жутко представить...
Правда, продолжалось это сумасшествие года два-три: затем хариус совсем исчез —
стоячая вода оказалась не по нему. Но об этих легендарных временах мы
услыхали позже, когда начали регулярно ездить на наше море.
Так мы в семье стали называть залив, который всем понравился, — наше
море. Конечно, оно не наше, это море — всеобщее. А если подходить строго,
то и не море. Но так уж повелось — величать водохранилища ГЭС
рукотворными морями. Когда мы зимой начали обсуждать, куда бы махнуть в отпуск
на следующее лето, наша женщина воскликнула:
— Лучше всего на море!
— Какое море?
— Ну наше море, где в прошлом году были.
С ее легкой руки и закрепилось название — «наше море». Женщину
прельщали красоты местности и возможность позагорать, меня устраивало,
что хоть какая-нибудь, но рыбалка здесь была обеспечена: куда-то же надо
ездить на выходные! Правда, на второе или третье лето в рыбьем
народонаселении залива произошли заметные перемены: ельцы — тоже любители
быстрых и прохладных струй — совершенно исчезли, за ними почему-то
вывелись подъязки. Зато расплодились окуни и окуньки. Больше всего стаи
полосатых любили гулять в березовых рощах. Я имею в виду затопленные
березы; они торчали на отмелых местах голые, белые, топорщили кверху ветви
и напоминали рыбьи скелеты, воткнутые вниз головой. Въезжаешь в такую
рощу на резиновой лодке, привязываешься к стволу, забрасываешь удочку...
А утихнет клев — ищи новое место, у другой березы.
На обед мы всегда варили уху. Наша женщина обычно сидит в сторонке
на раскладном стульчике в тени, на переносье пристроен зеленый листок,
дабы нос, избави бог, не облупился. Нижняя губка у нее непроизвольно
выпятилась, и она задумчиво поигрывает на ней тремя пальчиками, не обращая
на нас никакого внимания. А мы возцмся у костра. Женщины варить уху
совершенно не умеют: в лучшем случае получается рыбный суп. А настоящая
рыбацкая — о, это целое искусство! Разумеется, она должна быть тройной.
Во-первых, запускают ершей или окуней — их позже просто выбрасывают.
Вторым закладом следует рыба белая: сорожняк, елец, хорош бывает лещ.
Последним слоем в «трехэтажную» уху должна идти стерлядка (у нее жир

С ним не заскучаешь!
29
янтарного цвета, как у курятины!) или — на сибирский манер — таймень,
муксун... Сложность в том, что ни стерляди, ни тайменя мы на данный
момент под руками не имеем, улов состоит из одних темноглазых окунишек.
Но уж их я — как положено по настоящим правилам! — не чищу, только
вспарываю, выбрасываю кишочки, и, как были, вываливаю из миски в
забурливший котелок.
— Что вы делаете, балды! — вдруг с веселым ужасом всплескивает на
своем стульчике руками наша женщина. — В чешуе?!
— А ты сиди и почитывай. — Я спокойно снимаю с ухи пену деревянной
ложкой. — Мы не вмешиваемся, когда ты готовишь. Если б мы стали следить
за тобой у плиты, такого, наверное, насмотрелись бы...
— Чего такого, договаривай? Ох и балда. Как же есть с чешуей?!
— Ха! — Я лишь отмахиваюсь в ответ ложкой. — У нас своя кулинария,
рыбацкая.
— Вари-вари скорее, кулинар великий! Распелся... Без твоих россказней
слюни текут.
Наконец суетливо рассаживаемся вокруг котелка, от которого плывет
умопомрачительный аромат. Но тут прежде требуется еще притрусить наше
произведение искусства настриженным зеленым луком и укропчиком — для
полного натюрморта и благовония. Все, поехали! Шумно хлебаем в полном
молчании. Жена откладывает на минуту деревянную ложку, тянется за
новым куском хлеба и смеется:
— Вкусно! Хотя в принципе вы варвары.
Да, безоблачная была жизнь на нашем море в окуневый век, как
незамутненная сомнениями светлая пора юности. И вдруг это неожиданное,
неистовое щучье буйство...
Но тут я должен сразу пояснить, что продолжался этот дикий жор
недолго. С каждым летом хищниц становилось заметно меньше, от
спиннингистов потребовались тонкость в оснастке, изощренность во владении ею.
Недолго музыка играла... Пришло время, когда уже никакие ухищрения больше
не помогали: хлещешь, хлещешь пустынные воды — мертвое море.
Мы, бывало, встретившись рыбак с рыбаком, долго взаимно недоумевали:
что произошло, почему исчезла щука? Пока я не разговорился с одним
человеком. Однажды неподалеку от нас пристал небольшой катер, шумная
компания молодых ребят и девушек высыпала на поляну, стали сооружать костер.
Во главе оравы был солидный мужчина в очках и мягкой шляпе. Экспедиция
молодых гидробиологов из университета занималась летней практикой. Этот
ученый и разъяснил: щуки нерестятся раньше всех других рыб, сразу вслед
за ледоходом. Идут на затопляемые луга и там, в старых травах,
выбрасывают икру. Вода на мелких местах быстро прогревается, мальки
выклевываются. А на нашем водоеме люди установили свой порядок: в мае-июне уровень
здесь продолжает быстро подниматься. Но ведь хищницы этого не знают —
весной, как у них заведено, мечут икру, а холодная вода ее топит. И не стало
на водохранилище возобновления щучьего стада...
— М-да, ученые все знают, — задумчиво покачал я головой.
— Только не всегда и не обо всем, — усмехнулся собеседник, глядя в
костер. — Потребуются десятилетия, чтобы постичь законы жизни нашего
водохранилища. Когда море только проектировали, — рассказывал он, —
рыбоводы мысленно прикинули, что получится: чистейшая вода, огромные
глубины, каменистое дно — это ж почти второй Байкал! Запустим омуля, сигов,
помножим площадь водного зеркала на плотность разведенного рыбопого-
ловья и получим чистую прибыль в рубликах! Но у ершей и окунишек, пре-
зреиной серой рыбешки, оказались на сей счет собственные соображения.

С ним не заскучаешь!
31
Они принялись уплетать драгоценную икру и мальков, привезенных
самолетами с Таймыра и Байкала, занимались этим очень тщательно и
расплодились на дармовом корме неисчислимой силой. Тем более что вывелась щука,
которая по извечным законам должна была держать поголовье сорной
мелюзги в ежовых рукавицах. Для того и щука в море!.. Так что омулей и сигов
нет в нашем море до сих пор. Такой получился урок рыбьей арифметики.
После той беседы на берегу для меня многое стало проясняться.
Условия жизни в новом водохранилище еще не устоялись: старая водная
растительность в огромных глубинах погибла, гниют затопленные деревья: вдоль
приплеска сперва густо разрослись полевые сорняки, потом кое-где стали
появляться желтые каемки будущих песков. Меняются дно, состав корма,
давление и температура воды. И рыбы вынуждены приспосабливаться. Вот и
озадачивает нас море каждое лето. Что ни год, ждешь нового катаклизма:
какой еще фокус выкинет любимый залив? С нашим морем не -заскучаешь!
Наступило время — и примитивные окуньки стали капризничать. То им
погода не нравится, то червяк не устраивает, требуют меленького. Дошло до
того, что одно лето я ловил совсем плохо, даже наша женщина стала
упрекать: ты, говорит, папуля, что-то и ухой своей знаменитой тройной нас редко
балуешь. Обидно. Высыпаю рыбу из садка на траву, объясняю:
— Маловато... Поймал-то я, между прочим, больше. Только до того
капризный клев — плохо засекались: штук семь сошло.
— Это мы не считаем! — засмеялась беспонятная женщина. (Для нее
существенно лишь то, что в котле, а не процесс). — Может, у тебя там и
семнадцать сорвалось, вопрос — что варить?
Даже Володя стал подшучивать:
— Мама, а если сварить с теми, которые сорвались, а? Получится вполне!
— Ха-ха-ха! — развеселилась она. — Так и разделим: нам с тобой по
пять штучек, а папуле все семь, которые сорвались.
Это, елки-палки, разве жизнь, коли над твоими рыбацкими успехами
стали так потешаться? Крах авторитета — перспектива полной потери
положения главы семьи.
А между тем я уже неоднократно слышал заманчивые рассказы о
заливах, которые расположены дальше нашего. С кем из местных ни заговоришь,
называют Журавли. Раньше, объясняют, речка-невеличка Жура впадала
в Енисей, так название и осталось. Рыбы на Журавлях — о-о! Сорога — во!
С Журавлей без рыбы никогда не приедешь! А тут...
Я даже стал пропускать рыбацкие зори. Сидишь на берегу и тоскуешь.
Вокруг красуются цветы, поют птицы, шелестят березы... И маячат сквозь
сиреневое марево над гладью вод синие горы. Эти тающие в дымке дали
сосали мою душу и тянули в неведомые края. Думалось: такая великая земля
Сибирь, а я — что ж, теперь до скончания века буду сидеть на этом месте?
Наша женщина скоро почувствовала, что муж затосковал, сохнет... Жалела,
маялась, но решиться на переезд? Проститься с насиженным углом и
отважиться искать счастья в неведомой Америке (или там Африке,
Австралии) — это было свыше ее сил.
Однако со временем перемены в окружающем мире стала замечать и она.
Каждый год мы приезжали на свой залив и первым долгом осматривали
место: все ли цело, что новенького появилось за время отсутствия? Зеленый
скат берега под нашим станом за несколько лет волны размыли и превратили
в глинистый обрыв, а вся полоса подъярья теперь завалена плавучим коряж-
ником. Этот плавник за ночь отгоняет береговым ветром, и на рассвете голые
бревна, будто спящие киты, покачивают мокрыми спинами по всей
акватории. Поднимающийся утренний ветерок пригоняет все стадо назад. А днем

У рыбацкого костра
32
валы катятся с открытого разбега и бьют в берег, один за другим, без устали
и перерыва. Вдоль всего побережья тянется полоса грязной воды. Под Самым
обрывом на волнах нервно мотаются взад-назад черные и серые
коряги-кокоры, глухо бухают друг о друга, и всплески прищемленной воды хлобыщут
между ними.
В первые наши приезды мы облюбовали красивую рослую березу на
поляне неподалеку от палатки и устроили в ее тени свой стол. И все эти годы
наблюдали непрекращающуюся войну волн и суши. Вроде бы вода и берег —
неразрывная пара. Земля без воды мертва, вода без тверди — ничто. Но не
могут они существовать мирно! Ласковая влага, поднимаясь летом выше и
выше, добирается до подножия все новых деревьев и принимается
поглаживать, похлопывать, а сама рассасывает землю у них меж корней. Подмытый
дерн пластами обрушивается и повисает над водой, обнажается глубинное
переплетение корневых жил, как изображение кровеносной системы в
человеческом теле. И конца этой войне нет.
Казалось, наша береза неколебимо сильна, ничто не может ей угрожать.
Но потом обнаружилось, что вода просто обошла основание дерева, как
войска опытного военачальника обтекают старательно укрепленный район обороны.
Со стороны стана ничего в глаза не бросалось, когда я, приехав в очередной раз,
обошел березу от воды... Дерево-то стояло, но земли под ним не было! Все
корни отмыты от грунта, ствол возвышался как бы на проволочном
сооружении, словно стоял на диванных пружинах. Зелень кроны стала жидкой,
болезненно-немощной. Судьба нашей березы была решена. Несколько соседних
деревьев уже. лежали в воде зеленой листвой, рухнув поперек берега. Одна
береза почти свалилась, но зависла в таком мучительном положении, что
хотелось помочь ей упасть и прекратить бесполезные усилия.
Вот тогда и я заявил решительно:
— Знаете, пока не разгружались, давайте сгоняем на новое место, глянем
хоть, что за Журавли такие.
Наша женщина недовольно поджала губы. Дело еще в том, что мой
интерес к каким-то Журавлям она воспринимала и как смутную
неудовлетворенность ее порядком, установившимся образом жизни. Женщины, безусловно,
консервативная часть общества, поэтому слушать их следует до известного
предела. Неожиданность моего предложения, напор — сел за руль, хлопнул
дверкой, мотор взвыл! — сработали: она не успела занять боевую позицию
для возражений. К тому же и сын был решительно на моей стороне:
молодости свойственно стремление к переменам...
В отличие от первого нашего моря, имевшего вид плоского зеркала, новый
залив оказался круглой чашей. У нее были крутые зеленые бока, и она была
доверху заполнена голубым сиропом. Иногда гладь синего озера колыхалась
валами, в которых гибко извивались белые стволы берез — значит, за мысом
прошла моторка. Иногда задиристые вихри бродили нал поверхностью,
оставляя за собой рябые дорожки.
А какая на Журавлях водилась сорога — просто красавица! Крупнень-
кая —сороженкой уж никак не назовешь, в ладонь шириной...(Ну. допустим
в Вовкину ладонь, но все равно хороша!) Чешуя жемчужная, плавники
нарядные, глаза розовые, веселые. Правда, среди пойманных попадались
больные, со вздутым брюхом, но я их просто выбрасывал. Знающие люди сразу
пояснили: вся больная крутится поверху, а чем глубже, тем заражений
меньше. Так что на этот раз поиск технических решений ловли пошел вглубь.
С поплавочными удочками пришлось сразу расстаться и попробовать
короткие бортовые удилища. На зимнюю леску я сперва поставил скользящий
поплавок, но затем вовсе отказался от поплавочной оснастки — приспосо-

С ним не заскучаешь!
33
бился различать тончайшие сорожиные поклевки на пружинном сторожке.
Успех, как говорится, превзошел все ожидания. Клевала она чаще всего на
спуске, не давая мормышке опуститься и замереть. Клевала азартно, хотя
(в соответствии с натурой своей) хитро. В том и заключался особенный
спортивный интерес — перехитрить коварную рыбину, подловить миг и
засечь!
С каждым годом сорога на Журавлях становилась крупнее. Капрон
0,15 мм перестал выдерживать (тем более что поднимать в лодку бурно
несогласных рыбин приходилось в отвес, прямо за леску). Но и 0,2 мм не
гарантировали удачного исхода: одни уходили с мормышками, у других рвались
нежные губы... Стала являться мысль о подсачке. Сперва я ее гнал
(сознаться — из опасений чисто суеверных: возьмешь подсак и рыба перестанет
ловиться!) Но все же осмелился и стал возить его с собой, брать мечущихся у
лодки сорог в подсачек словно взаправдашних язей. Я же говорю:
настоящая, просто отличная рыбка! Случались дни, когда жена объявляла для меня
мораторий на ловлю:
— Хватит, папуля. Сколько можно, уха да уха... Хотим жареных грибов!
Завтра с утра — за маслятами.
Самое примечательное, что многие местные и приезжие рыболовы в это
время продолжали довольствоваться презренной «матросней». Честное слово,
я говорю это не ради похвальбы, а чтобы нагляднее провести свою главную
мысль: именно о том, что регулярные сюрпризы нашего моря заставляют все
время искать, приспосабливаться, думать. Люди же (в том числе,
естественно, и рыболовы) по характеру очень разные. Одни в изменившейся
ситуации начинают мараковать, что-то выдумывать. Эти, скажем так, творцы.
Другие оглядываются и прислушиваются: а как, мол, народ, что-нибудь уже
придумал? Это тип людей хватких — в смысле умения быстро схватить уже
появившуюся новинку. Третьи остаются безнадежными ретроградами по
натуре. Смотришь, устроились на берегу с длинными удилищами и часами
ждут, когда шевельнется поплавок. Я сижу в лодке и нет-нет вытаскиваю
своих сорог, посматриваю на берегового собрата. Бродит подозрение: не
может он просто так сидеть полдня — видно, что-то есть на уме, на что-то
рассчитывает! Может, на такое, чего я еще не знаю... Еду с зари, специально
сворачиваю, чтобы мимо него. Какой-то местный дед. Ну как, спрашиваю,
рыбка?
— Не ловится чо-то. Однако не ко клеву приехал.
Нет, просто рядовой, несворотимый консерватизм. Такому на нашем море
настоящего рыбацкого счастья не видать.
Да, с нашим морем не заскучаешь! Однажды прикатили в обычный срок,
а залив... сух. Страшноватая открылась картина. Покатое,
глинисто-бесплодное заржавленное пространство, изборожденное водороинами, кое-где торчат
заиленные гнилые коряги... И это вместо голубой глади! Можно изучать
топографию дна, только смотреть неприятно: как будто с залива содрали
красивую голубую шкуру. Произошло это потому, что начали заполнять
водохранилище новой гидростанции, которую строили выше нашей плотины по
течению. На два моря сразу воды не хватило.
Последствия сухого года странным образом проявились в том, что у нас...
возродилась щука! Стоило один раз не затопить ее икру, и сразу результат.
Конечно, поначалу то была не настоящая щука — щучка, травяночка. Зато
массовая и повсюду! Я сперва глазам своим не поверил: ходят там и здесь
по берегам деревенские мальчишки — у каждого в руках «спиннинг».
Намеренно употребляю это слово в кавычках, потому как нельзя же всерьез
величать спиннингом грубую палку, к которой синей изолентой примотаны рас-

С ним не заскучаешь!
35
хлябанная катушка и два ржавых проволочных кольца. О блеснах и говорить
не стоит: будь я сам рыбой, за версту бы от этих железяк шарахался! Так
вот мальчишки бродили всюду по берегам и все без исключения таскали из
травы юрких прогонистых шурогаек. Весом они были не больше моих сорог.
Так что хоть и замирало сердце при воспоминаниях о фантастическом жоре
в былые времена, но... Чудеса, извините, не тиражируются...
Иду из поселка на стан с молоком и хлебом, догоняет парень на тракторе
«Беларусь», тормознул и подвез до своего покоса. Через рев двигателя
перемолвились о рыбалке. Он кричит:
— ...караси. Пара — на сковородку!
— Что-о? — Я подумал, что ослышался в громе тракторной кабины.
— Караси, говорю! Во — лапти.
— Где?!
— В Точильном заливе!
Нет, с ним не заскучаешь, я же говорю... В самом деле, караси. Этих
никто не проектировал и не зарыблял — сами объявились. Клевать
начинают в июне — идут на прибыль воды в самые тупики и коряжники. Правда,
меня они не увлекли: водятся караси и в пригородных прудах, ехать за ними
в заморские дали смешно. За морем, говорят, телушка — полушка, да рубль
перевоз. Подождем. Пока меня и сорога устраивает...
Я сказал «пока», потому что и сорожиный век, кажется, не бесконечен.
Да, от лета к лету сорога на Журавлях становится крупнее, но... и явно реже
числом. Видать, не дает жизни подлый паразит, от которого брюхо
вздувается. Пришло такое утро, когда я стал свидетелем удручающей картины.
Стоило бросить в воду горсть прикорма, как со всей округи к моей лодке
собралась туча сорожняка! Все они плавали поверху, не обращая на меня никакого
внимания, словно принимали за одну из многочисленных коряг. Плавали
поверху, решительно поворачивались в сторону падающих крошек, напрямую
приближались и втягивали беленькие крупинки каши с водой в рот. Но тут
же выталкивали назад... Я так понял, что запах прикорма их манил, но
глотать не хотелось. Или просто не могли. Вот до чего дошли. Все они были
обречены.
И в глубине, где ходила здоровая рыба, поклевки становятся все более
редкими: случается — штучные за зорю, несмотря на все ухищрения. Я и
способы игры мормышкой менял, и насадки применял разные, вплоть до
самых фантастических, пока не убедился: просто ее там, в глубине, мало...
Проезжал как-то мимо штатный рыбак госпромхоза, молодой парень в
грязной дыроватой тельняшке и с выцветшей гривой длинных сивых волос,
подвернул побеседовать. Говорит:
— Напрасно маешься, дед! — (Я, конечно, никакой ему не дед, хотя
оброс за неделю здорово...) — Не стало сороги. Даже в сетки не попадается.
Хочешь, окуней дам на уху?
Разумеется, я гордо отказался, заявив, что уже пятнадцать лет здесь
ловлю, и не может такого быть, чтобы... М-да. А вдруг все-таки может? Немало
ведь уже всякой воды утекло в наше море.
Несколько раз в последнее время случалось: ловлю сорогу — поклевка...
Странная поклевка: сторожок, будто разгруженный, от радости
подпрыгивает кверху. Я подсекаю и... Такое ощущение (рукой, которой держишь
удочку) словно мормышка внизу вонзилась в бревно. Леска — дзынь! — без
всякого сопротивления освобождается от крючка и становится
невесомо-ненужной. Ничего бы странного: коряг и топляков на дне хватает, только почему
сторожок сыграл так непривычно? Раз, другой... А на третий — этот
«топляк» в глубине... стронулся. Живое?! Но тогда что оно такое? Щучина-стару-

У рыбацкого костра
36
ха позарилась на светленькую игрушечку? Нет, вряд ли. Непонятно, даже
загадочно — как будто в нашем море завелась какая-то таинственная Несси.
А что? Море как море, полно чудес. В каждом уважающем себя океане
положено водиться мифам и легендам. И вот однажды...
Опять это бревно сдвинулось. Но леска не дзынькнула! (Приятель
накануне отмотал несколько метров фирменного импорта.) И оно подалось. Это
была целая эпопея: я выбирал леску руками и чувствовал, ощущал всеми
фибрами души, как она вытягивается, напрягается, жалостно стонет, но не
дзынькает! Оно подавалось очень неохотно, несколько раз решительно
устремлялось назад, в глубину, и я с ужасом отпускал скользящий тонкий
силон, чувствуя, что задержать его бег между пальцами йсе равно не могу, и
если только запас иссякнет, то... Но оно почему-то останавливалось, и тогда
я начинал подтягивать сызнова. Не знаю, сколько времени прошло в этой
борьбе богов и титанов, и вдруг оно показалось в толще прозрачной воды —
черное!.. Во всяком случае, таким было первое восприятие. Оно все-таки
было рыбой, светлочешуйчатой, только плавники и хвост, в отличие от соро-
жиных, действительно оказались непривычно темными... Лещ!
Да, то был именно лещ! Он был до того велик, что не лез в горловину
садка. Пришлось запеленать в брезентовую куртку, чтобы не бился, смотать
удочки и возвращаться на берег. Народ стойбища при виде латунного цвета
рыбищи, размером и формой напоминавшей самоварный поднос, был
повергнут в суеверный ужас...
Дело в том, что среди прочих попыток у ихтиологов была затея заселить
наше водохранилище завозным лещом. Однако это рыба тоже не прижилась,
попросту исчезла, как бы растворившись в морских глубинах, и про нее
забыли. И вдруг через много лет возродилась и стала все заметнее плодиться.
Ну, окиян-море наше расчудесное, разливанное, снова сюрпризец, да какой!
Выходит, теперь можно ожидать новой главы в истории нашей рыбалки —
лещовой?.. И если все по уму, по-лещиному-то, а? Рыбачить по темным
зорям, а не на солнца восходе, насаживать настоящих выползков, вернуться
вместо сторожка к чуткому гусиному перу... Конечно лещ — мужик
спокойный, это тебе не вертлявая сорожка. Выползка положить на дно, чтобы перо
стояло в воде — при поклевке оно будет по-лещиному ложиться, а?! И садок
тоже надо переделать — побольше, с широким верхним кольцом, попрочнее.
Лещ ведь. Ух, здорово! Снова мечты разыгрались. Не заскучаешь, не
заскучаешь!..
Но тут еще пронесся ветерок вовсе не привычной идеи: толкуют, будто
после наполнения водохранилища выше построенной гидростанции наше
море станет... зарегулированным. То есть диких перепадов уровней по
пятнадцати метров от зимы к лету не станет, и превратится оно чуть ли не в
обычное глубоководное озеро. Вдруг правда? Ведь тогда... опять все по новой'
Кому вымирать, кому приспосабливаться и выживать, размножаться. И вся
моя многолетняя рыбацкая наука побоку — сызнова начинать, словно мальцу
на незнакомой речке. М-да-а... Впрочем, что загадывать?! Поживем — увидим.

Николай Старшинов Моя рыбалка
Рис. М.Лисогорского
НАШЕГО ПОЛКУ ПРИБЫЛО
Более несносного человека я еще не видел. Во-первых, он сумел и во мне
посеять сомнение:
— В этой луже не может быть даже головастиков, а вы захотели карпов!
Действительно, болотце оказалось очень мелким и грязным; могла ли
сюда зайти рыба? Но я стал упорно вдалбливать ему, что именно это и любит
карп..
Пока мы с Володей разматывали удочки, он, подстелив плащ, удобно
улегся на траве и стал отравлять нам существование:
— Давайте, давайте, насаживайте, забрасывайте. Но, клянусь, в моей
ванне ловля была бы куда лучше, чем в этой луже.
— Перестань! Не шуми!
— Ничего! Пиявки присасываются при любом шуме!
И когда я вытащил удочку, чтобы закинуть ее в другое место, на моем
крючке оказалась большая черно-бархатная пиявка. Семен ликовал:
— Все идет как по расписанию! Клянусь, если вы вытащите и другую
удочку, на крючке будет такая же пиявка. Ну хотя бы они были
медицинскими, их можно было бы сдавать в аптеку, а то — самые обыкновенные.
В это время поплавок второй удочки стал покачиваться. Володя замахал
руками:
— Тише! Это — карп. Он берет очень осторожно.
Не снижая тона, Семен продолжал:
— Тритон или головастик, в лучшем случае!
Поплавок покачался-покачался и замер. Володя заволновался:
— Наверно, стащил червя! — и дернул удочку. На крючке была очередная
пиявка.
— Ха-ха! — торжествовал Семен. — В этом водоеме даже тритонов нет!
А время шло. Мы забросили удочки на рассвете, в четыре утра, а
сейчас шел уже седьмой час. Время клева трагически истекало. Солнце ударило
по бочажкам болота, и вода в нем заискрилась. Стало неудобно следить за
поплавками. А мы все вынимали пиявок. Да и Семен продолжал свое:
— Всех пиявок не выловить! Давайте лучше двинемся в Москву. Сейчас
в любом рыбном магазине полно живого карпа. Сложимся по трешке, вот и
уха!
Я понял: ему нечего делать, вот он и пристает к нам.
— Слушай, Семен, — сказал я, — накопал бы ты червей, они у нас
кончаются.
И зачем я поднял его? Стоило мне сказать:
— Копай у берега, тут сырая, черная земля и должны быть черви, — как
он с такой силой принялся переворачивать палкой землю, что она полетела
в воду, прямо к нашим поплавкам. Я завопил:
— Сенька, перестань! Ну их к богу, твоих червей!
Тогда он сделал еще лучше: неторопливо снял ботинки и сам полез в
воду.
— Куда ты? — закричал я, уже совсем рассвирепев. — Вот,
действительно, заставь дурака богу молиться...
Бултыхая своими огромными ножищами по воде и яростно орудуя палкой,
он спокойно заявил:
— Из воды мне удобнее рыть, и земля летит на берег.
— Да ты распугаешь всю рыбу!

У рыбацкого костра
38
— А здесь ее нет и не было.
Я подбежал и грубо оттолкнул его. Он еще раз бултыхнул ножищами и
вылез на берег, совсем обиженный:
— Вы как хотите, а я завожу мотор и — домой.
Пришлось его упрашивать:
— Ну подожди еще двадцать минут.
— Не могу!
— Ну десять...
— Не хочу!
Тогда мы с Володей заявили:
— Это, в конце концов, не по-товарищески. Мы тебя просим: подожди
еще пятнадцать минут. Ровно в семь мы трогаемся домой.
Ведя эти переговоры, мы и не заметили, как мой поплавок стал
покачиваться и плавно пошел в сторону.
— Тяни, тяни! — закричал Володя, одновременно со мной бросившись
к удочке. Он опередил меня, схватил удилище и сделал подсечку. Раздался
всплеск, и, описав дугу, на зеленую траву шлепнулся карпик — червонное
золото.
— Граммов на триста потянет! — выкрикнули мы с Володей.
Но Семен авторитетно заявил, что в нем не будет и двухсот. Однако он
долго подбрасывал на ладони нашу добычу. И, как мне показалось, в глазах
его появился блеск... Володя живо закинул свою удочку на то место, где
попался карп, и стал бросать туда крошки хлеба. Я тоже закинул удочку
поближе к счастливому месту. А Семен все продолжал подбрасывать на своей
ладони карпа. Наконец, я не выдержал:
— Перестань мучить рыбу. Положи ее на траву, в тень, полей водой и
прикрой травой.
Он выполнил это беспрекословно.
Поплавок Володиной удочки снова закачался, это продолжалось минуту-
две. Потом он быстро пошел в сторону. Подсечка. И новый слиток живого
золота затрепетал на зеленой траве... Пока мы возились с этим карпом,
клюнуло и у меня. Я схватил удилище и резко дернул его кверху, за что и был
наказан: показалась моя добыча из воды и плюхнулась обратно.
— Ну кто же так дергает! — закричал на меня Семен. — Так же можно
порвать губу не только рыбе, но и себе! У вас хоть есть еще удочка!
— Есть. Но удилища нету. Срежь ореховый прут, да не тот, а вот этот,
здесь длинного не нужно.
Семен стал суетливо срезать орешину. Пока он это делал, Володя успел
вытащить еще двух карпов, а я — одного.
Семен наладил удочку, попросил Володю насадить червя и забросил.
Конечно же, он сразу угодил в осоку. Только испортил червя. Сделал еще
попытку забросить. И снова угодил в осоку. Наконец, он попал на чистое место и
замер...
У нас кончилось курево.
— Вон народ идет, наверное на поезд. Пойди попроси хотя бы пару
папирос, — сказал мне Володя.
— Нет, уж лучше ты иди.
— Да вот Семен сходит... Семен, сходи-ка!
Склонившись над самой водой, Семен только зашипел:
— Нет уж сами бегите, я вам не мальчик и курить не хочу! И вообще
тише — у меня клюет!
Мы с Володей поймали еще по карпу, и вдруг клев совсем прекратился.
Мы посидели пять-десять минут, потом насадили покрупней червей и улег-

Моя рыбалка
39
лись на плаще. Повалялись на траве, погрелись на солнышке... Только сейчас
мы обратили внимание на то, как сладко пахнет кашка!.. Как музыкально
гудят в траве шмели! Как изысканно свистит где-то в кустах иволга!..
— Эй, где же ваш поплавок? — заорал Семен.
Володя бросился к своей удочке. Червь на ней был сорван, Володя быстро
насадил нового большого червя и забросил на прежнее место. Поплавок
сразу же стремительно заскользил по поверхности воды в кусты. Володя
слегка подсек. Я почувствовал: на его удочку попалось что-то крупное.
Походка пойманной рыбы была совсем не похожа на упорный, но спокойный

У рыбацкого костра
40
ход карпа. Леска резко полоснула по воде вправо, потом влево. Володя взял
ее в руки и стал осторожно тянуть к себе. Вдруг она стала легко
поддаваться. Мы замерли: большая черная щука, как загипнотизированная, послушно
шла к нам по самой поверхности воды. Она даже помогала Володе тащить
себя, чуть-чуть работая хвостом. Рванись она вбок, и все пропало, ведь на
леске не было металлического поводка, да и сам крючок был очень мал. Но
щука подошла к самому берегу и стала. Володя таинственно, как колдун,
стал нагибаться, держа в одной руке леску, а другую занося над головой
щуки. Когда его рука дошла до самой воды, он схватил щуку за голову, под
жабры и единым махом выкинул на траву. Мы повалились на берег, чтобы не
дать ей скатиться в воду.
— Ну, братцы! — опомнившись, сказал Володя. — Нам пора домой. Уже
одиннадцать часов, а мне нужно быть в Москве в два. Пока переоденусь,
помоюсь...
— Да, надо ехать, — поддержал его я.
А Семен... Семен сидел на берегу болотца, он забросил все три удочки
и ждал клева.
— Семен! — крикнул Володя. — Поехали.
— Подождите минут десять, я сейчас...
— Нам пора...
— Ну подождите и, главное, не кричите.
Нам надо ехать...
— Ну подождите. Я же вас ждал. В конце концов, вы хоть раз в .жизни
можете поступить по-товарищески?..
— Да причем здесь товарищи?.. Просто нам надо на работу.
— Ну и поезжайте, — вдруг зашипел он, — только оставьте меня в покое
и не галдите!.. Умеет же Володя водить машину. И права у него есть. Вот и
катите...
Это было настолько неожиданно, что мы на минуту застыли,
раскрыв рты.
— Ты это что, серьезно?
— Да замолчите вы! Конечно серьезно. Поезжайте!...
— А как же ты?.. Ведь отсюда до станции километров семь!
— Доберусь!
И мы поняли: уговаривать его бесполезно. Собрали свои пожитки, сели
в машину. Объехали вокруг болотца и появились с другой его стороны, как
раз напротив Семена. Я помахал ему рукой. Он не отвечал. Он сидел, уткнув
свои глаза в поплавки, и ждал клева...
— Да не маши ему, напрасно! — сказал Володя. — Нашего полку
прибыло...
ЯРОСЛАВ СМЕЛЯКОВ НА РЫБАЛКЕ
Ярослав Смеляков очень поздно — почти в пятьдесят лет —
пристрастился к рыбалке. Но полюбил ее беззаветно. Человек острого ума, щедро
наделенный чувством юмора, на рыбалке нередко становился совсем ребенком.
Весной 1962 года мы ловили рыбу на Плещеевом озере, там, где некогда
Петр I еще в отрочестве своем сделал попытку создать русский флот. Мы
подъехали к берегу, противоположному древнему городу, поставили моторку
у травы и приступили к ловле. В лодке пятеро—лодочник, Я. Смеляков,
В. Костров, моя жена .1 я . У Смелякова что-то не клевало. А моя жена
каждую минуту просила меня:
— Надень червя!

Моя рыбалка
41
Я надевал. Она забрасывала удочку по-женски, через голову, и каждый
раз попадала в самые водоросли. Я шипел на нее:
— Перебрось, там только крючки отрывать!..
Она вытягивала удочку, и на ее крючке оказывалась рыбешка. Она снова
просила меня:
— Надень червя.
Я снова надевал, она забрасывала в траву и снова вытаскивала рыбешку.
У Ярослава по-прежнему не клевало. Он мрачнел, мрачнел, наконец не
выдержал и:
— У какой-то дурехи-девчонки каждую минуту на крючке рыбка, а у
меня, большого советского поэта, — ни одной!
Действительно, рыба совсем не хотела считаться с тем, кто ее ловил...
Через несколько дней Ярослав пригласил меня на рыбалку в Тарусу, где
он снимал дачу...
Когда я проснулся на рассвете и вышел в огород, то увидел его там. Вид
у Ярослава был праздничный.
На нем был новый костюм светло-серого цвета, ослепительно белая
рубашка. Он яростно копал землю лопатой, разламывал руками крупные комья
земли, собирал и складывал червей в банку. А вокруг суетливо бегал его
пасынок Алешка и упрашивал:
— Дядя Яр, возьми и меня на рыбалку! Дядя Яр, возьми и меня на
рыбалку!..
Ярослав, как это он хорошо умел, крепко выругался и:
— Как червей копать, так дяде Яре, большому советскому поэту, а как
ловить рыбу, так тебе!...
Алешку на рыбалку он так и не взял...
Мы подплыли к дальнему берегу Оки, заросшему кугой, бросили якорь.
Рыба клевала из рук вон плохо — за три часа мы с трудом наловили на
жиденькую уху. Одну мелочь.
И вдруг мой поплавок стал медленно притапливаться. Решив, что это
берет крупная рыба, я осторожно подсек и почувствовал на удочке тяжесть
добычи. Но на крючке оказалась не рыба, а толстая веревка. Я стал ее
тянуть и вытащил плетеную из ивняка огромную вершу.
Видимо, она очень долго лежала на дне. Когда мы с трудом втянули ее в
лодку, почти до половины она была наполнена жидким илом, а по нему
ползал большой черный рак и прыгали две крупные плотвицы.
И тут произошло то, чего я никак не ожидал. Ярослав бросился к верше,
нырнул в нее с головой, просунув руку в горловину.
Дрожащими от волнения пальцами ловил он подпрыгивающих на иле рыб.
А на его новый светло-серый костюм и ослепительно белую рубашку текла
грязь. Рукава пиджака, воротник, спина покрылись илом.
— Ярослав, что вы делаете?!
— Подождите! — он вынырнул из верши, отдышался, положил рака и
плотву в ведерко:
— А теперь поплыли домой... Только скажите Тане и Алешке, что это
я сам все поймал!.. — И он совершенно по-детски улыбнулся...
РЕЧКА МОЕГО ДЕТСТВА
Какие очаровательные имена носят речки нашей средней полосы: Нерль.
Сетунь, Конопелка, Истра, Снежедь, Вертушинка, Ливенка, Ликова!..
И у моей речки имя ничуть не уступит им — Сумерь!
Какой поэт придумал его? Надо действительно обладать высоким поэти-

четким даром и таким чувством слова, чтобы найти имя, которое звучало бы
так замечательно.
Моя Сумерь маленькая, незаметная. Течет она больше в перелесках, на
каждом шагу петляя. Берега ее заросли йльхой л черемухой, которые все
опутаны хмелем. А у самой деревни она выбегает на луг.
Мое детство прошло около этой речки, у ее бочагов. Каждый из них имел
свое название — Долгий, Круглый, Каменный, Тонкий, Девичий... И
названия эти не случайны. Они отражали форму бочага или его дна. А Девичий
был так назван потому, что в нем почему-то купались преимущественно
девчата.

Моя рыбалка
43
По весне прибрежный лужок становился золотым от зацветающих
одуванчиков, калужницы, курослепа, купальницы, лютиков. А пригорки
становились розово-лиловыми от бессмертника, медуницы, хохлатки. Очень красиво
у речки. Особенно на другом от деревни берегу. Он меньше вытоптан.
Там же, где Сумерь ныряет в ольховый перелесок, по его берегу и
пробраться трудно. Место это называлось — Быки. Там почему-то зарывали
павший скот. В частности, быков. Вот и название такое пошло отсюда...
После Быков к речке с одной стороны подходило поле, на котором
то сажали картошку, то сеяли рожь, то овес. А с противоположной стороны
к ней примыкал старый еловый лес с ландышами, с ночными фиалками, с
ягодными лужайками. Сюда мы в июне ходили за первой земляникой.
По весне Сумерь довольно сильно разливалась, затапливала весь луг,
доходила до горы, до своей старицы, сливалась с ней. Посмотришь с горы,
а внизу уже не маленькая уютная речка, а целое озеро... А когда в мае вода
уходила, опять обретали свою независимость бочаги старицы.
По весне в узких местах речки деревенские мужики делали забои —
вбивали колья, оплетали их ивняком и ставили там верши. В них нередко
вваливались хорошие щуки.
А в июне-июле, когда мелели бочаги старицы и воды в них становилось
по колено, мы, мальчишки, сняв штаны, залезали в них, взбаламучивали
воду и ждали, когда щуки и щурята, зашедшие сюда в водополку, выплывут
на поверхность, «покажут свои носы».
Тогда мы ловили их руками или бельевыми корзинами. А летом в
бочагах, которые до конца не высыхали, ловили наметкой плотву, карасей,
вьюнов...
В речке Сумерь меня учили плавать. Без всяких премудростей бросали
подальше в воду, раскачав за руки и за ноги. И каждый сам должен был
выбраться из нее. Это и был первый урок плаванья, во время которого и
перепугаешься, и воды нахлебаешься, но и плавать научишься на всю жизнь...
После спада воды речка совсем мелела. Лишь в отдельных бочагах воды
было метра полтора-два. Тогда собирались ребятишки со всего села и
строили запруду, которая держала воду все лето и осень.
Мы вбивали колья поперек речки в самом узком месте, потом оплетали
их лозняком. Колья ставили в два ряда, чтобы между ними могли
удержаться камни, бревна, дерн, которым предназначалось держать воду. А потом,
заранее приготовив все материалы, мы перекрывали речку. Все это надо было
сделать мгновенно, иначе вода размывала запруду. Это был настоящий
штурм. Мы, ребятишки, носились по берегу, тащили кто что мог, подгоняя
друг друга.
В перекрытой речке вода поднималась метра на полтора. А чтобы она
потом не пошла через запруду, мы делали желоб для стока. По нему лишняя
вода и стекала все лето и осень.
Укрепив хорошенько запруду, мы бросались ловить рыбу, оставшуюся
ниже, в обмелевшей речке. Воды там было всего по щиколотку. И на этой
мели копошились раки, гольцы, налимы...
Уже перебравшись в город, став взрослым, я всегда с благодарностью
вспоминал речку своего детства — Сумерь.
Даже на фронте, когда мы стояли в смоленских лесах и болотах, во
время переходов и маршей сердце мое сладко билось, если встречалась на
нашем пути речка, чем-то напоминающая мою Сумерь...
Когда я уже после войны приехал в родные места, встреча с речкой меня
только огорчила, вызвала щемящую жалость.
Сумерь сильно обмелела, потому что все кусты и перелески на ее берегах

У рыбацкого костра
44
были вырублены для топлива, да и запруд на ней уже не строили. Она стала
грязной, неуютной. В ней угасала жизнь.
Я долго бродил по ее берегам, все надеясь хоть где-то увидеть проявление
жизни. Заглядывал под кусты, под которыми раньше гуляла плотва. Ее не
было. Думал, что вот-вот опять из маленького заливчика выстрелит на русло
притаившийся там щуренок... Не тут-то было!..
Наконец, забравшись в Быки, блуждая меж зарослей крапивы, паслена,
ольхи, черемухи, я увидел пяток мальков, разгуливающих возле затонувшего
куста. Сердце мое радостно дрогнуло: речка еще жива!..
В ней едва-едва теплится жизнь. Но еще теплится. И ее еще не поздно
поддержать, воскресить. Я даже написал стихотворение «Моя Сумерь».
В ясной тиши и в шуме,
В радости и в беде
Я тебя, речка Сумерь,
Не забывал нигде.
Как же тебя забуду —
Здесь я и жил, и рос,
Здесь возводил запруду
Возле твоих берез.
Здесь я ловил налимов.
И над водой рябой,
Смуглые ноги вымыв,
Сумерничал с тобой.
Или пойду к заливу,
Статный и молодой.
Девушка, словно ива.
Клонится над водой...
Сумрак. Зеленый вечер.
Меркнут твои струи.
Вместе с тобой далече
Думы плывут мои.
Думы, мечты ли, яви,
Как их ни назови, —
Сладостные — о славе,
Горестные — о любви.
Ты уносила к морю
Всю мою грусть-тоску:
В Талицу, дальше — в Ворю.
В Клязьму, потом — в Оку.
Неторопливой Волгой
В Каспий ее несла...
Видно, разлука долгой
И для тебя была.
Вот и опять в раздумье
Я над тобой стою.
Что же тебя я, Сумерь,
Нынче не узнаю?
Как же ты обмелела,
Сузилась, заросла!..
Ты меня так жалела,
Столько несла тепла!
Что же глядишь сурово?
Чем тебе помогу?..
Хочешь, я буду снова
Сумерничать на берегу?
Вместе с тобой, мечтая,
Снова отправлюсь вдаль...
Что, моя золотая,
Или кого-то жаль?
Гляну, припомнив детство,
В зеркало твоих вод...
Лучше бы не глядеться —
Сам я совсем не тот...
Будто бы кто-то умер,
Скорбно журчит вода.
Что ж ты сегодня, Сумерь,
Сумрачна, как никогда?
Знал бы я на поверку,
Что тебя огорчит?..
Сумерки. Воды меркнут.
Сумерь моя молчит...
Я думал о том, что мое поколение, выросшее возле речки, уходит из
жизни. Но вместе с ним не должна умереть речка нашего детства. Мы должны
оставить ее в наследство нашим детям и внукам.
Как это сделать?..

С. Гриньков Путешествие
в сказку
Рис. А. Семенова
Нас трое. Почти час в такт болтанке дергаемся в моторке, карабкаемся
с волны на волну. И упрямо пробиваемся к озерку, затерявшемуся на
восточном побережье Куршского залива.
Взоры наши скользят по едва различимой береговой кромке, над которой
тянется темный вал леса. То ли потому, что здесь впервые и еще не открыл
его для себя, то ли причиной хмурый день, но лес мне кажется угрюмым
и отталкивающим. Восточное побережье залива почти необитаемо. Что там
привлекательного? Зеленые чащобы да болота... Словом, та самая глухомань,
где в сказочном представлении бродит фантастический персонаж леший и,
наверное, шабашат в тумане над болотами привидения из его свиты.
Однажды с залива в яркий солнечный день мне открылась удивительная
картина. На горизонте протянулась дугой цепочка темных круглых шаров.
Они как бы парили над водой. Казалось, что это кроны деревьев, которыми,
возможно, была обсажена дамба, ограждающая леса и луга от затопления.
Хотелось разгадать, а что там, за кронами?
Вот и теперь они должны бы где-то возвышаться. Но увы, сколько ни
вглядываюсь, знакомой картины не нахожу. Беспокоить расспросами своих
спутников, однако, не решаюсь. Им сейчас не до разговоров.
По времени следовало бы повернуть к берегу. Но Виктор Андреевич,
зачинщик нашей рискованной вылазки, никак не может отыскать в мутной
пелене знакомой ему бухточки.
— Кажется, вон там, — неуверенно произносит он, кивая биноклем в
сторону высокого дерева. — Поворачиваем...
Сменив направление, еще несколько минут двигаемся под мотором. А
дальше мелководье, идем на веслах. Через песчаные залысины перетаскиваем
лодку волоком, то и дело проваливаясь в трясине.
Берег никому не знакомый. Мы все же проскочили далеко вперед. Чтобы
попасть на озерко, надо возвращаться. С удочками и рюкзаками продираемся
сквозь заросли. Чавкаем тяжелыми резиновыми бахилами по болотистым
впадинам. Вдобавок нас накрывает полоса проливного дождя. Приходится
пережидать его под ненадежным шатром кустарника.
«Нет, не в добрый час выбрались мы в путь, — горько размышляю я. —
Да и ради чего тащимся за сотню километров к лешему на кулички? Ну
остановились бы на полпути в Полесске и преспокойно удили леща, судака
или окуня на Дейме. Близко, удобно. И не надо было бы мучиться,
выбиваться из сил»...
Виктор Андреевич словно угадал невеселые мои мысли.
— Природа далеко и надежно прячет свои сокровища, — философски
изрек он в утешение.
— Это карась-то — сокровище?
У каждого свое представление о той или другой рыбе. Не могу понять,
чем восхищает карась спутников. Что за интерес таскать маленьких
толстячков?
Карась — достойнейшая из рыб! — рубит Виктор Андреевич в ответ на
мое высокомерие, с расстановкой выделяя слово «достойнейшая». Но
эпитета, которым представлял Манилов Чичикову сановников губернского
города Н., ему показалось мало. И он стал расшифровывать его. — Ах, как
карась клюет! Как сопротивляется при вываживании. Какие являет причуды и
капризы... Вот он винтом крутанет вокруг насадки. Остановится перед ней,
как вкопанный. И враз заглотит, кинется в сторону. Или не торопясь поло-

Путешествие в сказку
47
жит поплавок, как лещ. Да и карась в озерке — великан что твой лещ...
Если бы карась мог услышать, какой он весь из себя, у него, наверное,
закружилась бы голова от столь превосходной аттестации. Но подтвердит ли
он ее?
Как только выбрались из кустарников, перед нами простерлась огромная,
темно-зеленая от сочной травы луговина.
— Вот он, — замечает Анатолий Трофимович темнеющий вдали на краю
луговины домишко. Ни дать, ни взять — избушка на курьих ножках. А живут
в ней не сказочные звери, а совхозные пастухи, присматривающие за скотом
на отгонных пастбищах.
Бревенчатую сторожку поставили над самым озерком, протянувшимся
углом к ольховой роще. Очевидно, это была когда-то глубоко врезавшаяся в
сушу бухта залива. Пески, прибиваемые к берегу штормовыми
северо-западными ветрами, замкнули ее своей перемычкой. В западне оказалось немало
обитателей большой воды, среди них и крупный карась. В сильные
наводнения озерко, бывает, сливается с заливом. И что странно — судак, лещ, окунь
во время таких слияний улизнули восвояси, а карась и всякая мелочь
остались.
Товарищам не раз улыбалась здесь удача. Яркие впечатления не стерлись,
не забылись и через год. Они-то и позвали их сюда вновь.
Анатолий Трофимович останавливается на левом от домика берегу,
Виктор Андреевич — на правом. Обосновываюсь рядом с ним, в разрыве между
кустами.
Место прикормлено, удочки развернуты и заброшены. А теперь самое
волнующее в рыбалке — ужение. Терпеливо, настороженно жду, вот-вот
наступит счастливый миг, когда поплавок вздрогнет, уйдет под воду.
То тут, то там на поверхности озера вывертывается, мелькает белым
боком карась, пускает тугие круги. То неожиданно плюхнется у самого берега,
то вскинется, едва не задевая поплавки. С минуты на минуту жду,
надеюсь — авось надоест ему эта пляска, может, учует он пахучий дух прикормки
из распаренного жмыха и размоченных сухарей, соблазнится бойкими
навозниками.
Проходят и час, и два безнадежного ожидания. Исподволь накапливается
чувство разочарования. Ни у кого ни единой поклевки!
Даже самозабвенно расхваливавший карася Виктор Андреевич не захотел
задерживаться на озере. Хмурое небо с густыми мохнатыми облаками не
предвещало ни прояснения, ни скорого прекращения дождя. И мы смотались.
Но едва добрались до лодки, как из поредевших туч безудержно хлынули
потоки светлых лучей, расширяя и прогоняя хмурую пелену над заливом.
— Да, — с ноткой досады молвил Анатолий Трофимович, когда мы
волокли лодку на глубокую воду. В этом неопределенном «да» слышалось:
«Прогадали мы. Нам чуточку не хватило выдержки, терпения. Останься на озере,
ну самую малость, и кто знает, может нам и повезло бы»...
На обратном пути пытаюсь узнать, где все-таки находятся загадочные
кроны-шары.
— Это же призрачная картина, которую создает рефракция. Свет,
преломляясь в водах залива, — растолковывают товарищи, — отбрасывает
искаженные тени крон высоких деревьев прибрежного леса в воздух...
Теперь-то над темным, казавшимся мне сплошным массивом различаю
отдельные, высоко вырвавшиеся кроны. Одна, две, три... От белого,
обветренного скелета высохшего дерева над сторожкой до широкой бухты их
ровно десять. Так просто сориентироваться. Нет, в другой раз не заблудимея!
А что «другой раз» будет, никто не сомневался. Не зря же Виктор

У рыбацкого костра
48
Андреевич, повернувшись к удалявшемуся берегу, шутливо погрозился:
— Мы еще покажем тебе, карась! Мы еще пощекочем тебе селезенку!
...Через неделю звонок:
— Как настроение?
— Нормально. А какая предвидится погода?
— Камни наверняка не будут падать с неба, — без колебаний
гарантирует Виктор Андреевич.
Небо и вправду было милостливо. Не только камни, не беспокоил нас и
дождь. Зато знакомство с карасем состоялось. Первым извлек его Анатолий
Трофимович, уединившийся на своем месте в зарослях камышей. Мы видели,
как трепыхалась на воде подтягиваемая рыбина. Как согнувшись, с натугой
подводил он ее к опущенному в воду подсачку. Хотелось оставить свои
удочки и побежать на тот берег. Но бежать вокруг озера было далековато.
— Опять тащит, — тихо сказал спустя несколько минут Виктор
Андреевич, с которым мы остановились на прежнем месте. Карась не заставил себя
долго ждать и нас. Оглянувшись, увидел, как товарищ, подняв удилище,
пятится назад. И выволакивает на траву карася.
Так вот ты какой! Наверное, граммов восемьсот. Тупорылый, короткий
горбач с округлыми боками сверкает плотной, зеленовато-серебристой чешуей,
блестит, как глянцевый. А что за чешуя! Наверное, с трехкопеечную монету
каждая.
Добыча отправляется в садок, а я, воспрянув духом, к своим удочкам.
Смотрю, поплавочек слегка завалился и медленно поплыл. Подсечка. Два-три
упругих толчка, и леска обвисла. Ушел... Заново наживляю крючки. А
одного-то крючка нет, а только поводок.
Мы с соседом возбуждены, обмениваемся замечаниями, репликами.
Карась все-таки клюет! Неслышно появляется сзади пастух и тоже ввязывается
в разговор.
— Сейчас, —- подсказывает он, — карась берет на бойкого навозника. А
ближе к осени — на мякиш хлеба.

Путешествие в сказку
49
Увлеченные, мы начисто забыли, что к нашему разговору
«прислушивался» и сам карась и «делал выводы». Поплавки надолго замерли. Лишь
Анатолий Трофимович нет-нет да пополнял садок.
Под конец, после двух сходов, попался и мне карась. Один за весь день.
И представьте, уныния как не бывало. Все стало приветливее, чуточку
добрее. А что же чувствовал Анатолий Трофимович, в садке которого
пошевеливались пять толстяков?
Он добродушно, снисходительно улыбается, когда я прошу его показать
снасть.
— Крючки? Седьмой номер, с коротким цевьем. По рыбе. Насаживайте
червяков так, чтобы они закрывали цевье.
А у меня крючки — четверка, слишком мелкие для такого карася, как
здесь. Он запросто выплевывал их.
Пусть у меня только одна рыбина, зато я поумнел, больше не будет
промашек.
Как часто любители вот так самоуверенно считают, что они все
разгадали. И совсем забывают об условиях, зависящих не от них самих, а от
таких, как погода, или вовсе нам не известных, которые влияют на поведение
рыбы, ее активность или пассивность. А в результате — досада,
разочарование.
Но кажется, я забежал вперед и делюсь своими размышлениями,
возникшими после третьего путешествия на знакомое озерко. Оно состоялось
уже в начале осени. Погода стояла весьма неустойчивая. Нас она не
остановила, так как полагали, что у карася должен начаться осенний жор, когда
к погоде он не так привередлив, как обычно. Из-за сильного ветра на лодке
по штормовому заливу пройти было нельзя. Нашли другой путь, правда,
более трудный. По Приморскому каналу и реке Матросовке поднялись до
истока реки Тавы и свернули в нее.
И Приморский канал, и Матросовка, обрамленные дамбами, ровные,
прямые, как стрелы, голубые артерии по-своему живописны и величавы. Но они
как-то примелькались. А вот эта, с ласковым, как у девушки именем, Тава...
Стоило только пройти по ней с полкилометра, как показалось, что попали
мы в зеленое царство-государство. Подступающие к самым берегам густые
рощи, почти смыкающиеся над ее извилистым нешироким руслом кроны
огромных деревьев... То справа, то слева уходящие в зеленые дебри каналы.
То вдруг распахивающаяся, словно вырвавшаяся из цепких, непроходимых
зарослей равнина, и нигде никаких признаков жилья. Вглядываешься в
поистине буйный зеленый мир и чудится, будто и впрямь где-то в чаще обитают
сказочные неведомые звери и русалка на ветвях сидит.
А вот не сказочные, а вполне реальные, редкие и неведомые в других
краях такие птицы, как орлан-белохвост и черный аист, здесь обитают.
Тава — что ни на есть малая река. Ее протяженность всего-то десяток
километров. Но обильна водой и на всем пути судоходна. Почти посредине
пересекает она обширную низменность, раскинувшуюся восточнее залива и
лежащую ниже уровня моря. Излишние воды, сбрасываемые водонасосными
станциями, принимает она из каналов и несет в залив.
...Чем ближе к устью, тем больше встречается по берегам Тавы таких
мест, откуда удобно было бы забросить удочки на леща, судака или поспин-
нинговать щуку. А какие щуки, возможно, стали бы нашими трофеями,
загляни мы на соединенное с рекой большое озеро с замысловатыми берегами!
Озеро неспроста названо Щучьим.
Но не останавливаемся, проходим мимо заманчивых, богатых рыбой мест.
Нас влечет карась, и только карась!

У рыбацкого костра
50
Идем почти к устью. А потом, оставив лодку, по дамбе вдоль берега
залива еще четыре километра пешком, и озерко перед нами.
Думаете, уж в этот раз на нашу долю, кроме шального ветра, летучих
зарядов хлесткого осеннего дождя, восьмикилометрового марша да прочих
тягот, досталось по рюкзаку счастья? Повезло, конечно, чуть-чуть, и то не
всем. У Виктора Андреевича — три, у меня -— два толстяка. А вот у нашего
удачливого Анатолия Трофимовича — голый, даже ершом не прикрашенный,
нуль. Что же должен чувствовать он сегодня! Но для выражения своих
чувств Трофимович не находит слов.
— Не произносите при мне это слово «карась»! — деланно сердито
говорит он, когда мы вспоминаем перипетии своего ужения.
Финал любой рыбалки поистине непредсказуем, как и результат в
футболе. Может, тем она и волнующа?..
...Любопытно, пытались ли социологи хотя бы приблизительно
определить, во что обходится любителям — нет, не улов, а хотя бы одна поклевка
такой вот рыбы, как, скажем, карась? Наверное, нет. Но пусть они себя и не
утруждают, ибо чего бы это ни стоило, мы все равно будем ездить к воде,
чтобы с трепетом почувствовать бередящие душу упругие толчки. Если,
конечно, камни не будут падать с неба... Ибо что, в конце концов, карась?
Лишь частичка того мира, который вошел в тебя. Этот далекий уголок с его
непролазным лесом, озерком, сторожкой, рощами уже не кажется тебе
угрюмым и чуждым. Tbi впитал его дух, его краски, картины. Между тобою и ним
протянулись живые нити незабываемых впечатлений, которые будут
волновать и согревать тебя. И манить туда, как в сказку.

Владимир Данилов По последнему
льду
Рис. Б. Федотова
Этой весной мне довелось провести часть отпуска на Волге.
Обосновались мы по путевкам с женой и дочкой в доме отдыха «Фонвизино», что
расположился неподалеку от станции Ново-Ока-тово Савеловской железной
дороги.
Кончался март. Время самое подходящее, так сказать, страдная пора
для любителя подледного лова.
В первый же день, как только получили комнату с видом на Волгу и
пообедали, я, прихватив ледобур и удочки, спустился к реке. Просверлил
несколько лунок недалеко от пристани. На мормышку с разноцветными кемб-
риками попалось несколько окунишек, ершей и плотвиц. Решил пройти к
противоположному берегу. Слева и справа от проложенной в рыхлом снегу
тропки были отчетливо видны подозрительные темные пятна. Поначалу я не
обратил на них внимания. Но когда, обследовав с десяток лунок у
противоположного берега, стал возвращаться обратно, эти пятна меня
заинтересовали. Приблизился к одному из них. Это была промоина. Стал сверлить лунку
возле нее. Лед оказался опасно тонким — потребовалось всего четыре
крутки ледорубом. Пришлось осторожно ретироваться к тропке.
Утром, отказавшись от завтрака, я вдоволь набродился по льду вдоль
правого берега Волги, пробивая лунки, знакомясь с рекой. Разговорился
с местным рыболовом, и тот посетовал, что весной необычно много воды
сброшено — около пяти метров. Это, несомненно, повлияло на клев рыбы.
Она, дескать, сейчас держится на глубине и вряд ли подойдет в ближайшее
время к берегу, так как сброс воды еще продолжается.
После обеда я направился к речушке Брычке, что впадает в Волгу в
полукилометре от пристани. Здесь, в устье, лед был повсюду иссверлен, кое-где у
лунок сидели удильщики. Они в основном блеснили. В уловах у некоторых
попадались горбачи граммов на семьсот. Пользовались местные рыболовы
преимущественно медными блеснами.
Достал я блесну-медянку и поиграл ею на разных глубинах. У меня
дело не ладилось: шел мелкий окунь. Подошли рыбачки.
— Не стучит? — спросил один из них.
— Не желает, — отвечал я.
— И правильно делает, — вступил в разговор второй. — У него здесь
свои правила. Он сейчас сыт и, поди, убрался куда-нибудь поглубже на
отдых... Лучше всего с ним иметь дело с утра пораньше...
Мои новые знакомые еще немного покрутились в устье и, оценив
ситуацию, направились к острову, что находился за крутым берегом Брычки. Я не
пошел с ними, решив остаться здесь до вечернего клева.
Погода начинала портиться: ветерок, чуть тянувший еще полчаса назад
с севера, изменил направление и стал с резкими порывами дуть с запада.
Наползли свинцовые тучи. Крупными хлопьями повалил мокрый снег.
«Конец рыбалке», — подумал я. Однако уходить из этого района не хотелось.
Решил пройтись вдоль крутого берега Брычки. На пути мне попадались
одиночные фигуры рыболовов, укрывшихся от снега и ветра под целлофановой
пленкой. В одном месте, примерно посредине небольшой излучины, метрах
в десяти от берега на ящике сидел могучий старик с обветренным багровым
лицом в шапке-ушанке с опущенными клапанами. Не обращая внимания на
свирепые порывы ветра и густо валивший снег, он то и дело подергивал
снасть — блеснил. Я приостановился. На льду перед рыболовом барахталось
несколько окуней граммов по четыреста-пятьсот. Вскоре попался очередной

У рыбацкого костра
52
такой же. Я подошел вплотную к старику и, когда он извлек из лунки еще
одного горбача, успел рассмотреть его блесну. Она была медной, небольшой,
а на крючке висел белесовато-желтый комочек. Поприветствовав рыболова,
я поинтересовался, что он насаживает на крючок блесны.
— Око... — глухо ответил старик, не поворачивая головы, и добавил уже
отчетливее: — Рыбье око... Глаз, стало быть...
Я просверлил лунку метрах в десяти от старика и попробовал ловить на
«око». Сразу поймал одного за другим пять окуней граммов по двести. И все.
Очевидно, это была проходная стайка. Окуневый глаз вскоре превратился
в сероватую массу, которая еле держалась на крючке. После нескольких
очередных взмахов блесны насадка сорвалась с крючка. Желания лишать
глаз пойманных окуней у меня не было: процедура прямо скажу, не из
приятных. Истинный рыболов вряд ли воспользуется этим варварским
способом поимки рыбы. Словом, если уж окунь идет на блесну плохо, то лучше
применять другую приманку, ну, скажем, мормышку. И я стал ловить на
мормышку собственного изготовления с набором кембриков на крючке.
Окунь клевал безотказно. Но, правда, мелкий: граммов на сто.
Следовательно, надо искать места, где скрывается крупный горбач. Он, думается, также
не откажется от «веселой» мормышки.
Присмотрелся к береговой линии, к заливчикам. В одном месте, там, где
река делала небольшой поворот, подмывая крутой берег, я сделал три
контрольные лунки: в пяти, семи и десяти метрах от песчаного обнажения, с
небольшим смещением по течению реки. В лунке, что находилась ближе к
берегу, было всего около метра глубины, и здесь то и дело хватал мормышку
мелкий окушок. В следующей лунке глубина была полтора метра. Здесь
сразу попались три окуня граммов по двести. Это меня вдохновило. Но больше
поклевок не было. Присел у дальней лунки. Здесь было значительно глубже,
около трех метров. И клевал тут стандартный — с мизинец — ёрш. Пробурил
новую лунку метрах в пяти от той, где была полутораметровая глубина, на
таком же удалении от берега. Тут было около двух метров. Очевидно, здесь
поработало течение, промыв углубление. Окунь тут пошел покрупнее —
граммов за триста. Попалось с небольшими интервалами семь кабанчиков (так
местные рыболовы окрестили крупных окуней). И все, как один, ровные,
увесистые. Хорошо. Пробил еще одну лунку, опять же параллельно берегу,
шагах в десяти от удачной лунки. Здесь было также метра два глубины, но
течение стаскивало мормышку, и поклевок долго не было. Наконец, попались
несколько мелких плотвичек и окуньков. Значит, здесь хорошей рыбы не
будет. Вернулся к своим фартовым лункам. И снова и на той, и на другой
попались хорошие окуни, причем, в лунке, где была полутораметровая глубина,
клюнула солидная рыбина и оборвала леску...
Увлекшись ужением, я и не заметил, как перестал валить снег и поутих
ветер. На западе показалось солнце. Клев начал затухать. Местные
рыболовы стали покидать облюбованные места и направились в деревню. Проходя
мимо меня, приостанавливались, удивленно-одобрительно реагировали на мой
успех («Ого!», «Ух ты!», «Э-э-х!», «Гля-ка!») и шествовали дальше.
Поднялся и я со стульчика и потопал в противоположную сторону по льду,
покрывавшему прибрежную зону чуть ли не до самого дома отдыха...
В столовой перед ужином ко мне подошел сухощавый, невысокого роста
старичок с правильными чертами лица. Он попросил у меня электробритву.
Я пригласил его в гости, и мы разговорились. Оказывается, он наезжает
сюда рыбачить в мартовскую пору уже четырнадцатый год подряд. Бывае1
здесь и сразу же после ледостава, когда на блесну очень хорошо идет
отменный окунь.

У рыбацкого костра
54
Новый знакомый заворожил меня своей молодой страстью к уженью, и я
не удержался, полюбопытствовал:
— А сколько же вам лет, если не секрет?
— Отчего же секрет... Девятьсот третьего года рождения...
— Вот это да!.. — вырвалось у меня.
— Хе-хе... — усмехнулся мой собеседник. — Силы еще хватает... Вот
только нога иногда отказывает и приходится останавливаться на полпути
и отдыхать, сидя на стульчике...
Краткая беседа с рыболовом, которому перевалило за восемьдесят и
который так успешно противостоит напору времени, не отказавшись от милых
сердцу увлечений, поразила меня.
Беспечная жизнь в доме отдыха сближает людей, в особенности тех,
у которых есть общие интересы. Вскоре моими знакомыми стали еще два
рыболова: один из Москвы, другой — из Кимр. Москвича звали Иваном.
Он был моим ровесником, особого рвения в рыбалке не проявлял.
Появлялся на льду, как правило, после завтрака. Поиграв часок-другой блесной,
удалялся в гостиницу подремать.
Рыболову из Кимр было за шестьдесят. Он оказался человеком на
редкость подвижным, выходил на лед задолго до завтрака, а возвращался
обычно к обеду, довольный собой и своим уловом. Его страстью была плотва.
Ловил он на мотыля традиционным способом — на стоячую удочку, со дна.
В его уловах, кроме плотвы, встречались приличные подлещики, окуни, гус-
терки, подъязки. Он уехал домой тридцатого марта, оставив мне немного
мотыля. В воскресенье, тридцать первого марта, мы с Иваном, не
дожидаясь завтрака, направились туда, где обычно сидел наш кимряк. Стали
ловить на мотыля. Клева настоящего не было: попадались через пень-колоду
плотвицы и окуни, досаждал прожорливый ерш. Иван стал нетерпеливо
ерзать на своем ящике, порываясь смотать удочку и уйти со льда. Но погода
выдалась солнечной, с легким бодрящим утренним морозцем, и это,
по-моему, удерживало его.
В начале десятого к нам подошел рыболов в броднях с рюкзаком за
плечами и с пешней. Поинтересовался, как идут дела. Мы показали ему наш
жалкий улов, он кисло улыбнулся, и ни слова не говоря, подался к более
глубокому месту, простукивая лед пешней. Мы пытались предостеречь его,
напоминая о коварстве весеннего льда, но рыболов в ответ лишь махнул
рукой. Вскоре он Пробил две лунки и, усевшись на раскладном стульчике,
замер в ожидании клева. Минут десять просидел он так в согбенной позе
над лунками, затем снялся с места, пошлепал еще дальше, к середине реки.
Мы с Иваном забеспокоились, стали кричать ему, чтобы он вернулся. Но
прыткий рыболов нас словно бы и не слышал. Протоптавшись на новом
месте, он пробил лунки и стал ловить. Мы видели, как у него пошло дело: он
еле успевал снимать с крючка рыбину за рыбиной. Так прошло минут
двадцать. Мы с Иваном уже хотели было переместиться на другой пятачок, как
вдруг услышали вскрик. Наш самоуверенный коллега уже барахтался в воде.
Мы бросились к нему на подмогу, но он хрипло прокричал:
— Не подходите, мужики!.. Я сам...
И правда, минуты через три смельчаку удалось выбраться на лед. Он
откатился метров на пять от опасного места, а затем побрел к нам. Руки его
подрагивали. Но эта дрожь была явно не от холода. Он попросил у нас
закурить. Иван подал ему сигарету. Несколько раз затянувшись, незадачливый
рыбачок поблагодарил, со значением покачал головой и, распрощавшись
с нами, заторопился к ближайшей деревне...
Купание угнетающе подействовало на Ивана, и он вскоре покинул лед.

По последнему льду
55
Мне же не хотелось уходить, до обеда было еще далеко, и я неспешно
направился по льду к черному бакену, отчетливо маячившему вдали. Недалеко от
бакена в Волгу впадала речушка, названия которой я не знал. Место мне
приглянулось. Я просверлил несколько лунок у самого берега — поперек
горловины впадавшей речушки. В средних лунках глубина была около трех
метров. Здесь хозяйничал ерш. В боковых же лунках глубина не превышала
двух метров. Вот тут-то и почувствовал я по-настоящему, что такое рыбацкое
везение. Мою мормышку, как только она приближалась ко дну, жадно
атаковали кабанчики. Поклевка следовала за поклевкой. Сходов не было,
правда, из-за утраты бдительности (азарт есть азарт) супер — так Иван называл
особо крупных окуней — отхватил у меня две уловистые мормышки...
За обедом под впечатлением только что закончившейся рыбалки я в
возбуждении расписывал жене отдельные детали схватки с окунями. Моя
Лариса Викторовна, как мне казалось, недостаточно внимательно слушала меня,
но в конце моих излияний тоном, не терпящим возражений, заявила, что
после обеда непременно пойдет со мной на лед. Это означало, что мой азарт
передался супруге. Дело в том, что она любит рисовать. Места, где мы
вместе проводили отпуск, она запечатлела на своих акварелях, и порой я с
удовольствием всматриваюсь в них и предаюсь приятным воспоминаниям.
После обеда, прихватив все необходимое, мы с женой спустились к реке.
Пройдя немного влево от дома отдыха, остановились у красного бакена.
Здесь жена, поднеся руку к глазам, осмотрела представшую панораму и
заявила, что выбрала объект и дальше не пойдет. Я видел, как она
внимательно рассматривала участок реки с островом и отчетливо видневшимися
на нем красной и желтой палатками...
Оставив жену у красного бакена, я, миновов неширокий канальчик, вышел
к Брычке. Еще раз захотелось попытать счастья на этой внешне неказистой
речушке. Метрах в пяти от крутого берега на льду сидела группа местных
рыболовов. По левую руку от них, шагах в двадцати, колдовали над лунками
двое: один пожилой, другому на вид не было и тридцати. Молодой блеснил.
И довольно удачно. У него шел крупный окунь. Поклевки были частыми, и
рыболов то и дело выбрасывал горбачей на лед. Я присел на стульчик около
удачливого парня. Глубина тут была небольшой — метра полтора. Поблеснив
в одной лунке, рыбачок переходил к другой, пробитой, метрах в трех, и вновь
начинал выхватывать увесистых полосатых хищников. Я рассмотрел блесну
парня. Она, как и у большинства местных рыболовов, была медной,
сантиметров трех с небольшим в длину и сантиметра полтора ширины. На крючке
висел кусочек червяка.
— Чего зря время теряешь? Садись рядом, — предложил мне парень,
улыбаясь.
Я просверлил лунку метрах в семи от него. Стал блеснить. Но не успел
я сделать и десяти взмахов, как последовал энергичный удар — и я остался
без блесны. Парень, которому я показал обрывок лески, расхохотался,
уверенно заявив, что это не иначе как щучьи проделки.
— Вчера, — добавил он весело, — примерно на этом же месте у двоих
мужиков вот так же отхватила блесны. Видать, матерая лешовка. А вот на
мою блесну что-то не зарится.
— Зато окунь одобряет, — поддержал я разговор.
— Это точно. Окушок не брезгует моей блесной. Ишь какой, — говоря
так, он резко подсек и извлек из лунки очередного горбача.
Довольный тем, что ему сопутствует удача, рыболов продолжал
оживленно:
— Мы с батей вчера весь день, почитай, ноги били зазря. И у острова

По последнему льду
57
были, и всю Брычку облазили, пока не набрели на этот пятачок. Здесь
перепад глубин. Вот полосатый и держится тут.Уезжаем вечерним поездом.
Скоро будем сматываться. Эй, батя! — крикнул он склонившемуся метрах в пяти
над лункой пожилому рыболову. — Не пора ль собираться?
— Пора, пора, сынок, — вставая с ящика, отвечал пожилой. — Вот только
покурю.
Отец с сыном ушли, пожелав мне удачи на оставленных ими лунках.
Я дал отдохнуть удачливому месту и минут через двадцать опустил
блесну в одну из лунок. По правде говоря, я не надеялся на успех, хотя видел,
как человек только что, словно маг какой, выхватывал одного за другим
крупных окуней. При первых же взмахах попался окунь граммов на пятьсот.
Не медля, послал блесну в ту же лунку. Взмах, еще взмах — и очередной
горбач отплясывает на льду яростный танец! Интересно ловить, когда хватка
следует за хваткой. Горбач набрасывается на блесну у самого дна не
раздумывая. И сколько же его тут?! Очевидно, в рыбьем царстве, как и у людей,
свято место пусто не бывает.
Супругу я уже не застал у красного бакена: сделав основные наброски,
она, по-видимому, ушла в корпус дорабатываь свои акварели. В рыбацком
обмундировании, с ледобуром и уловом я прошел в столовую. В вестибюле
повстречал старичка рыболова, которому перевалило за восемьдесят. Увидев
мои трофеи, он сдержанно похвалил меня, но я-то заметил, как молодо и
страстно вспыхнули при этом его глаза...
В первых числах апреля Волга в районе пристани освободилась ото льда,
но еще можно было рыбачить по-зимнему в заливчиках и на Брычке.
По открытой воде к берегу начали приставать трудяги катера с
рыболовецкими бригадами. На их палубах теснились ящики с рыбой — окунем,
лещом, плотвой. Артельщики один за другим с ящиками на плечах сходили
на берег и, растянувшись цепочкой, неспешно, с достоинством шествовали
по проложенной в насте тропинке...
Пятого апреля засобирался домой Иван. Он вошел ко мне в номер с
охапкой стеблей чернобыльника:
— Возьми, авось пригодится.
Мы обнялись на прощанье...
Утром шестого апреля в последний раз облачился в рыбацкие доспехи и
прошелся по знакомым плесам Брычки. Поблеснил у крутого берега —
надергал с полдюжины тучных окуней и, как ни странно, поймал плотву
граммов на пятьсот. Она, словно заправский горбач, хапнула блесну у самого
дна. По-видимому, и ее по весне тянет на скоромное. Пригодился
чернобыльник Ивана: несколько увесистых густер и подлещиков я поймал на стояка,
хоть, признаюсь, не люблю этот пассивный способ ловли.
Время подходило к обеду. На очистившемся от облаков небе вовсю сияло
радостное вешнее солнце. Не хотелось покидать скованную льдом речушку.
А рядом уже раскованно несла свои воды могучая Волга. Еще плыли по ней
отдельные льдины, медленно кружась и как бы постанывая при
столкновении.
После обеда отдыхающие с чемоданами и сумками собрались у
автобусной остановки. Близился час отъезда. В пестрой компании отъезжающих
выделялись своим неприхотливым нарядом и поклажей пришедшие из деревни
рыболовы. Простились и мы с гостеприимным домом отдыха, с его
заботливым персоналом, по традиции вышедшим проводить нас со скромной усадьбы
знаменитого писателя-сатирика XVIII века, дерзнувшего критиковать
порядки последней из правительниц России.

Александр Макаров Стихи
РЕЧКА-РОДИНА
Мы вернулись к началу нескончаемых дней.
В руслах рек прочитали на страницах камней:
«Уходили .отсюда последними рыбы-сомы,
Речка-Родина, ты дорога и близка мне...»
Кто печальник, писавший дыханьем на камне,
Мы не знали. Не знали, что он — это мы.
Я в сердцах разбросал чудо-снасти свои.
Не леща златоперого — глупость лови!
Мы проспали до света, мы спали всю ночь,
А когда оглянулись — промчалась эпоха.
Неужели не сможем хоть чем-то помочь.
Уберечь наше время от вздоха до вздоха?
Мы пришли уберечь от текущей орды
Слово близкого друга, на камне следы:
Уходили отсюда последними рыбы-сомы.
Посмотрите на нас, тишиной оглушенных.
Это — мы. И кому-то с досады из тьмы, —
- истошно кричит лягушонок.
На зорьке в омуте лениво
Крутые плещутся лещи.
Шьет солнце нитками льняными
Туманов серые плащи.
Я одержим рыбацкой страстью,
И удержаться трудно мне.
Но отложу в сторонку снасти
И стану думать в тишине.
А над равниной Среднерусской
Восходит добрая светлынь,
И пахнет радостью и грустью
Обыкновенная полынь.

Стихи
59
МНЕ СТРАШНО ЗА ТЕБЯ
У вырубленных рощ, у обмелевших рек,
Мне страшно за тебя, мой добрый человек.
Один ты встанешь тут спокойно-молчаливо.
И не махнут тебе рукой ни клен, ни ива.
И речка на заре ладошками плотвы
Не будет вызывать на бис твое молчанье.
Поднимешь тихий взгляд и скажешь:
— Это вы
Причины наших бед и моего страданья.
Плеск вод и шум дубрав не вырвать у потерь.
Мне страшно за тебя. Что в сердце шевелится
Твоем? Не знаю я:
злость — страшный черный зверь?
Иль доброта —
к гнезду вернувшаяся птица?
ЖЕЛАНОВКА
У деревни Желановка песней струится река.
Я под гребень волны
Кийу снасть на рыбацкое счастье.
За деревней Желановкой — поле, а дальше века...
Не увидеть лица,
В дверь забытую не достучаться.
Не пройти всех дорог,
Все поля не пройти поперек.
Знать хочу,
Чтоб не мучить себя
Запоздалою болью.
Кто Желановкой
Эту глухую деревню нарек?
А другую деревню
Назвали с любовью
Любовью.
Я к избе подхожу,
Где старуха сидит под окном.
Вижу радость и скорбь
На суровом лице материнском.
В человеке чужом,
За плечами с рыбацким мешком,
Оживет ее сын
В 43-м убитый под Минском...

Вл. Немоляев Месть
Рис. А. Скотаренко
Как же они надо мною издевались!
Я поднимался еще до рассвета. Налаживал свои удочки, потихоньку
чертыхался в темноте, когда запутывались лески, и, забрав сонных червей в
баночке, где они жили с вечера, выходил из нашего домика.
Тропинка вела к реке. Это была чудесная река. Наш домик стоял у самой
излучины, и вид вечерами был удивительный. Впрочем, мы так уставали за
съемочный день, что почти вся группа заваливалась спать очень рано. А мне
еще нужно было накопать червей...
Мы приехали снимать фильм в этот благословенный и тихий уголок. Мы
были заняты с утра до вечера, но я — рыболов. А река — вот она, рядом.
И как-то после съемки, едва живой от усталости, я пошел в ближайшее село
за снастью.
Я принес удочки, крючки, лески.
Ближайшее село не так уж близко находилось. Я очень устал...
И как же они надо мною издевались! Оператор и ассистент режиссера,
помощники и осветители — все старались внести свою лепту. Все острили
в мтеру отпущенных им способностей. А у меня, как на грех, ни одной
поклевки. Сижу, как проклятый, час, два, три. Уже солнышко поднимается и
зовет на съемку, а у меня — ни одной поклевки.
Перед завтраком я слышал, как по тропинке к речке спускались остряки.
— Удачи тебе! — издали орал помреж. — Ловится рыбка?
— Небось, уже сорвалась щучка с руку! •— кричал оператор.
Потом они останавливались за моей спиной и начинали изощряться в
остроумии. Чего только они не говорили! И то, что на одном конце червяк,
а на другом... Помреж, рыжий, вихрастый и разболтанный человек,
обыкновенно говорил:
— Интересно-о-о! Кто же на другом конце?
— Тише, вы... Осетров распугаете... — шипел кто-то сзади.
...И хоть бы раз клюнула, хоть бы самая маленькая, самая малюсенькая!
Поплавки на удочках стояли, намертво прибитые к воде, и мне казалось,
что никогда в жизни ни одна рыбешка не клюнет на мои удочки.
И вот я опять поднялся рано утром. Я твердо решил: если не будет
клевать, переломаю удочки и брошу их в эту очаровательную речку. Больше не
было сил.
Поплавки прилипли к воде и покачивались, не собираясь менять свое
положение. Во мне закипала злость. И вдруг из-за поворота появилась
медленно скользящая по воде лодка. В ней сидел старичок. Он посматривал
по сторонам, попыхивая трубкой.
— Э-э-й! — крикнул я. — Как ловится рыбка?
— А чего ж ей не ловиться? Ловится!
Лодка подплыла ближе, и я ахнул: у старичка в садке трепыхалась,
блестела чешуей, извивалась чудесная рыба. Ее было много. Если бы мне
поймать хоть пару таких, то я... Тут у меня мелькнула мысль. Я задрожал от
волнения:
— Дед! Не продашь мне рыбку?
— Отчего же не продать, — ответил дед спокойно. — Можно и продать.
— Вот и прекрасно, — меня еще продолжало трясти от волнения. Торг
закончился быстро; рыба перекочевала ко мне. У меня оставалось мало
времени. Я лихорадочно нанизал купленную рыбу на веревочку и опустил ее
в воду. Потом насадил на крючок особенно вертлявую рыбину и тоже опус-

У рыбацкого костра
62
тил ее в воду. В этот момент послышались шаги и знакомые выкрики —
к речке спускались мои мучители. Но я сидел спокойно и злорадно
посматривал на поплавок, который прыгал по воде, как бешеный.
— Клюет, клюет! — завопил подбежавший рыжий помреж. Сзади
спешили остальные. Шум, гам. Я не спеша подсек, не спеша стал вытягивать из
воды рыбину (я-то знал, что она не сорвется). На берегу все кричали,
давали советы. Над водой, наконец, показалась извивающаяся рыба, и я
эффектно Перекинул ее через себя.
Тут все бросились к рыбине, трепыхающейся в высокой траве. Я спокойно
и молча отодвинул рыжего помрежа и снял с крючка добычу. А что было,
когда я вытащил свой кукан с рыбой! Понятно, что мы опоздали к завтраку
и чуть не опоздали на съемку.
Вечером вся группа, как один, помчалась в ближайшее село (как я сказал,
не такое уж близкое). Все рыболовные принадлежности в сельмаге были
раскуплены за несколько минут. Допоздна копали червей. Все были веселы и
возбуждены. Утром меня разбудили чуть свет, но я отказался:
— Хочу сегодня отдохнуть. А вы половите.
Выспавшись впервые за много дней, я встал и пошел к речке.
— Удачи вам! — заорал я еще издали. — Ловится рыбка?
Я с восторгом увидел невеселую картину на берегу. Все сидели злые,
как черти. Рыжий помреж, человек неспокойного характера, расхаживал по
берегу и чертыхался. Я был несказанно счастлив.
— Не клюет? — спросил я самым участливым тоном. Мне ответил хор
возмущенных голосов. — А старичок не проезжал?
— Какой старичок?
— А тот, у которого я вчера рыбу купил!
Если бы вы могли увидеть их лица, вы бы поняли, что я был полностью
отомщен. Никогда в жизни я так не хохотал. Особенно глядя на
физиономию вихрастого помрежа.

Клуб
рыболова
Николай Старшинов
РЫБОЛОВЫ
И «РЫБОЛОВЫ»
М. Краснов
БЕДЫ
КУРШСКОГО ОКУНЯ
Николай Старшинов Рыболовы
и «рыболовы»
Рис. Л. Беэрученкова
Мне не раз приходилось бывать
на рыболовно-спортивных базах
московского общества «Рыболов-спортсмен».
И рыба там ловилась нередко хорошо,
и природа была привлекательной. И все-
таки чаще всего меня тянет на базу
«Медведица». Не скажу, чтобы там всегда
были добрые уловы. На некоторых базах
они бывали и поудачливее.
Никак нельзя сказать и того, что там
больше, чем на других базах, комфорта.
База эта более других отдалена от
Москвы — к ней нет ни шоссейных, ни
железных дорог. И рыболовам добираться
до нее приходится почти весь день.
Жалко столько времени тратить на
проезд. Но я трачу, потому что все это
окупается с лихвой.
Чем же?
Замечательна природа этих мест,
находящихся менее чем в двухстах
километрах от Москвы. Там лучше
сохранилась первозданная природа благодаря
Нерешенные проблемы
рыболовно-спортивных баз <
тому, что через Медведицу нет ни мостов,
ни паромов. И добраться туда можно
только по воде. Ехать приходится с
пересадками — и на электричке, и на катере.
Но зато отдохнуть там можно лучше,
чем во многих более доступных местах.
Вокруг базы расположены сосновые
боры, в которых можно набрать брусники
и грибов. А черники на Медведице бывает
столько, что она необобранной стоит
до холодов, до снега. Вдоль маленьких
домиков, выстроившихся в ряд между рекой
и лесом, тянется песчаная 'тропинка,
по сторонам которой зеленеет песенная
трава-мурава. Осенью здесь так приятно
собирать грибы — их много, особенно
для соления.
А реки — Медведица, Боровик,
Большая и Малая Пудицы — объяты
тишиной. Здесь простор рыболову: хочешь,
лови в заливах красноперку, плотву,
окуней, хочешь — в русле лещей. Здесь есть
судак, а в травянистых заливах полно
щуки.

Клуб рыболова
64
Заливы Медведицы живописны. Как-
то в июне заехал я впервые в один из них,
образовавшийся при впадении Боровика
в Медведицу, и удивился: он почти весь
был белым, как будто прямо на воду
выпал и не растаял снег или ее всю замело
тополиным пухом. Когда я подъехал
поближе, увидел, что это не снег и не пух,
а белоснежные колонии лилий. Их здесь,
таких крупных и чистых, многие тысячи.
Удивительная тишина стоит на
Медведице. Лишь два раза в сутки проходит
по ней катер из Кимр и обратно.
В заливах — раздолье уткам, на
лесных полянах — тетеревам, в чащобе —
глухарям.
Здесь по-настоящему чувствуешь
природу, ее благоприятное воздействие
на человека, на его здоровье,
работоспособность. С этой базы приезжаешь в
город бодрым и помолодевшим...
Но ведь известно, что всю эту
обстановку и настроение можно испортить,
если хозяином здесь является человек
равнодушный, не уважающий ни людей,
-ни природу.
Рыболовно-спортивной базе на
Медведице повезло: на ней работают хорошие
люди, знающие и любящие свое дело,
бережно относящиеся к природе,
стремящиеся сделать отдых рыболовов
действенным, полноценным...
На рыболовных базах собирается
самый разнообразный народ. Пожалуй,
нигде такого пестрого состава не сыщешь.
В самом деле, приезжают на базу и
военнослужащие, и студенты, и ученые, и
рабочие, и художники, и шоферы, и
музыканты — кого здесь только ни встретишь!
И возраст самый разнообразный —
от школьника до ветерана войны,
убеленного сединами. И характеры людей,
конечно, самые разные и пристрастия —
тоже.
За лето и осень побывают здесь сотни
людей, и каждого надо приютить,
обогреть, каждому уделить внимание,
учитывая его характер и склонности.
И работы на базе немало. Надо
подвезти стройматериалы, а это сделать здесь
не так легко, их надо переправлять либо
по воде, либо — если зимой — на
тракторах, когда крепкий лед.
И дрова надо заготовить для вахты
и для инвалидов войны (им работники ба-
)ы по своей инициативе дают их).
И отремонтировать и покрасить лодки —
их здесь 80! Следить за помещениями
и убирать их, поскольку уборщицу
сократили, а на базе 44 домика и 11 номеров
в гостинице. Хорошо еще, что в уборке
помогают иногда сами
постояльцы.Работники базы привозят рыболовам письма и
посылки, поступающие на почту, чистое
белье.
Поскольку запрета на это нет, вместе
с рыболовами нередко приезжают дети
(в каждый заезд по 20—30 детей).
Если кто-то из них заболеет, его надо
отвезти в поликлинику или в больницу
в Кимры или Белый городок. А до них
не меньше сорока километров. Катер-то
ходит лишь раз в сутки, значит, везут
на моторке.
Нередко приходится помогать и
местному населению, особенно престарелым.
Словом, забот много. И со всеми
(а я бывал здесь неоднократно)
справляется семья Бровциных — заведующий базой
«Медведица» Виктор Иванович, его жена
Анна Ивановна — кастелянша, их сын
Владимир — рабочий. Семья Бровциных
ведет хозяйство базы уже одиннадцатый
год. И ведет хорошо.
Кроме забот по хозяйству, на ней
лежит обязанность следить, чтобы не было
незаконной порубки леса,
несвоевременного, ранее установленных исполкомом
сроков, сбора брусники и клюквы, ловли
рыбы запрещенными способами.
Семья Бровциных приехала сюда на
работу из Москвы. Виктор Иванович немало
лет проработал на молочном заводе
старшим мастером, потом помощником
начальника цеха. Одновременно десять лет
был внештатным сотрудником милиции,
помогал охранять порядок. Анна
Ивановна двадцать лет проработала на
автозаводе имени И. А. Лихачева. Была сначала
рабочей, потом термистом в рессорно-пру-
жинном цехе, а потом диспетчером. Сын
Владимир был лаборантом, а потом
оператором в вычислительном центре.
Но семье Бровциных пришлось резко
изменить свой образ жизни. Тяжело
заболел Виктор Иванович, перенес две
трудных операции, получил инвалидность
II группы. Дальше на заводе работать
стало нельзя. И врачи порекомендовали
ему уехать на природу, отдохнуть там.
Вот он и поехал со всей семьей
на Медведицу. Но не просто отдыхать,
а работать на рыболовно-спортивной базе.
И вот работает здесь уже десять лет!
Виктор Иванович и его сын Володя
сами большие любители рыбной ловли.
Но дел и забот у них столько, что летом
и осенью во время заездов рыболовов
посидеть с удочкой на реке им удается
крайне редко.

Рыболовы и «рыболовы»
65
Сами Виктор Иванович и Анна
Ивановна люди немногословные, на первый
взгляд, даже суровые. Но на самом
деле — отзывчивые и сердечные. Я видел,
как в любую погоду, в любое время суток
они приходили на помощь людям,
попавшим в беду. Возили на моторке людей
к врачу или до автобуса. Отпаивали
горячим чаем простудившихся илц попавших
в ненастье рыболовов.
Но они любят и порядок на базе.
Что греха таить — среди рыболовов
встречаются всякие люди, есть и
браконьеры, есть и любители выпить, нарушители
тишины, не соблюдающие чистоту.
Справедливости ради надо сказать,
что многие, получив замечание, делают
правильные выводы и в следующий
приезд не только сами не нарушают
порядок на базе, но и помогают бороться
с его нарушителями.
К сожалению, есть и такие, которые
болезненно реагируют на самые
справедливые замечания и требования. О них
я не могу не сказать, потому что
именно из-за них потом страдают
не только работники базы, но и гости.
Вот и создается обстановка, которая
мешает отдыху. Все начинается с
нарушений, казалось бы, самых незначительных
и безобидных, но они могут иметь самые
неприятные последствия.
Бывает, что отдыхающие вялят рыбу
в комнатах и сушат грибы над
самодельными плитками. Долго ли до пожара?
Ведь у каждого домика есть кухня,
есть печи с духовками. Ими и надо
пользоваться. Есть люди, начинающие раньше
времени собирать бруснику и клюкву,
незаконно рубить лес. Находятся и такие
рыболовы, которые пользуются сетями
или «телевизорами». Но стоит им сделать
замечание, они озлобляются, начинают
ко всему придираться, писать жалобы.
Я заметил такую закономерность — чаще
всех жалуются именно сами
нарушители.
Мне думается, давно назрел вопрос
о создании более объективной и
авторитетной дисциплинарной комиссии из
наиболее достойных и заслуженных
рыболовов при обществе «Рыболов-спортсмен».
Иначе получается так, что акты
нарушения, пришедшие в общество, передаются
в район, где проживает нарушитель.
А поскольку в райсоветах никто этим
не занимается, дело кончается одними
отписками, а членский билет в девяти
случаях из десяти возвращается
нарушителю без всяких неприятных для него
последствий.
Получив билет обратно, нарушитель
и вовсе распоясывается. При следующих
посещениях базы повторяет нарушения.
Мало того, начинает выискивать, к чему
можно придраться на базе, пишет
жалобы.
И тогда по его жалобе приезжает
комиссия, обязательно приезжает. Этими
жалобами замучили всех работников баз.
Хороших и добросовестных людей из-за
мелочей отрывают от работы, треплют
им нервы.
А если при проверке жалобы факты
не подтвердились, жалобщика никто
не наказывает, не привлекает к
ответственности. И он продолжает нарушать
порядок на базе и снова жалуется, поскольку
все ему сходит с рук.
Рыболовным базам нужно помогать,
а особенно тем, которые находятся в
отдаленных местах и испытывают особые
трудности.
Нужно было бы подумать о том, чтобы
наиболее добросовестных и преданных
делу работников баз, скажем, таких, как
«Медведица», поощрять. Такими
работниками надо дорожить!
И мы сами, рыболовы, по мере
возможности должны помогать работникам баз,
не уклоняться от отработки, быть
активнее в борьбе с нарушителями. Это в
наших интересах.
Вот при таких контактах
администрации базы, ее работников и рыболовов
будет создана наилучшая обстановка
для отдыха нашего и для работы
обслуживающего персонала.
Будем же беречь природу и уважать
друг друга!

М. Краснов
Беды Куршского
окуня
Если окунь в наших водоемах до сих
пор еще чудом сохранился, то
благодарить за это следует лишь особые
качества самого окуня, его поразительную
выносливость, неприхотливость,
относительную всеядность и большую
плодовитость. К тому же природой он
неплохо защищен от своих врагов.
Зеленовато-полосатая окраска хорошо
маскирует его в подводных зарослях, крепкая
чешуя покрывает все тело словно
панцирем, а колючий спинной плавник,
который он поднимает в случае опасности,
нередко спасает от хищников.
Только природная одаренность окуня
столь многочисленными качествами
жизнестойкости и сохраняет его в наши
дни. Как ни странно, но человек, к
сожалению, эту прекрасную рыбу перестал
охранять, и она, по-существу, обречена
на истребление.
Дело в том, что ихтиология разли
чает две экологические формы окуня:
одна — крупный, быстро растущий,
другая — мелкий, тугорослый. Поскольку
же мелкий весьма многочисленный окунь
якобы пожирает икру, личинок и корм
ценных промысловых рыб, а сам растет
медленно, то он признан вредителем рыбо-
хозяйственных водоемов.
И вот по той причине, что мелкий
окунь живет в одном семействе вместе
с крупным окунем, а разделить их,
видите ли, трудно, решение вопроса, не
считаясь с экологическим равновесием
природы, пошло по самому легкому пути:
всех окуней обеих экологических форм,
как мелкого, так и крупного, признать
сорной рыбой и сразу, одним выстрелом,
убить двух зайцев...
В результате получается, что окуни в
наших водоемах, мелкие и крупные,
в том числе и окуни заливов Балтики,
как вредная биологическая раса
оказались вне закона и по существу
подвергнуты ихтиоциду.
На первых порах трудно было судить
о степени правильности такого отношения
к окуню во внутренних водоемах,
особенно в некоторых замкнутых лесных озерах,
отшнурованных от заливов. Что же
касается окуня заливов Балтики, то нашим
рыболовам, а среди них немало опытных,
хорошо изучивших этот вопрос
ихтиологов, вся абсурдность столь беспощадного
отношения к этой изумительной рыбе
Рис. В. Базарова
теперь уже не вызывает никакого
сомнения и в дальнейшем становится
нетерпимой. Балтийский окунь не сорная, а
благородная и ценная рыба.
Давайте посмотрим, что из себя
представлял и представляет окунь,
обитающий в заливах Балтики, и в каком
положении он теперь оказался. В недалеком
прошлом с таянием льда из заливов почти
во все впадающие в них реки заходила
масса окуней. По рекам и каналам
они пробирались в озера, в которых
метали икру. Сила, влекущая их в родные
места, неудержима. Перед заходом в реку
окуни собирались в предустьевых
пространствах. Иногда их было столько,
что в некоторых местах вода буквально
кипела от рыбы. Затем вся эта живая
масса начинала заполнять реки. Вверх они
продвигались, словно шли в атаку, эшелон
щ эшелоном, подпирая друг друга.
Труднопроходимые места, намытые в устьях
песчаные бары и отмели преодолевали
буквально по-пластунски, на брюхе,
потеряв всякую осторожность. Над водой
обнажались не только их грозные
ощетинившиеся спинные плавники, но и
мощные горбатые спины. На местах же
совсем мелких, едва прикрытых водой,
они валились на бок и проносились
по мели, словно глиссеры, с шумом
разметая воду всеми своими плавниками.
Бурные, крутые пороги брали с ходу,
прыжками, иногда даже выскакивая
на берег.
Сейчас трудно представить эту
незабываемую картину окуневого шествия.
Мне неоднократно приходилось
участвовать в охране таких мест. В те времена
пути подхода окуней к местам нереста
строго охранялись, и поэтому масса
окуней свободно заходила не только
в большие озера и реки, но и в малые,
близкие к заливам, такие, как, например,
в Латвии озера Лиласте, Дуню, Каниера,
Слокас, а в Эстонии — совсем в
маленькое озерцо Харку, теперь оказавшееся
уже в центре застройки нового
жилмассива г. Таллина.
После нереста не сразу, а постепенно
они возвращались в заливы, где затем
уже до глубокой осени, да и зимой
вольготно совершали нагульные миграции
по местам откорма в прибрежных зонах
заливов.
Когда в реках и озерах крупные окуни

Беды куршского окуня
67
попадали на удочку или спиннинг,
это было большой радостью рыболовов.
Они обычно называли таких окуней
морскими. И это логично. Особенность их
заключается лишь в том (а это главное),
что относятся они к экологической форме
крупного глубинного окуня, а не мелкого
тугорослого. Отличить их не трудно.
Рыболовы различали их безошибочно
не только по размеру, но и по более
светлой окраске.
Некоторые окуни нерестятся и в
заливах, например в Куршском. Но поскольку
икру они откладывают на прошлогоднюю
растительность, а таких мест в заливах
Балтики мало и нерестилищ для окуня
не хватает, то большая часть их, особенно
из Рижского и Финского заливов, заходит
на нерест в реки и озера.
Когда окуни свободно заходили в реки
и озера, после нереста перед уходом
в залив они активно питались. Окунь
в это время чуть ли не прожорливее щуки.
А малька в этот период в озерах бывает
мало. Поэтому основную пищу крупных
окуней составляла самая массовая у нас
в озерах сорная рыба колюшка, а также
мелкие ерши и тугорослые окуни.
Выходит, что в реках и озерах балтийские
окуни приносили двойную пользу —
оставляли достойное себе потомство
и уничтожали массу сорной рыбы. Теперь
этот установившийся веками жизненный
цикл окуня заливов Балтики неудержимо
разрушается.
За последние годы большое
количество окуней выловлено промысловиками
и рыболовами-любителями. Ловят их
круглогодично и всевозможными
орудиями лова как в реках, так и в озерах.
Даже в период нереста промысел окуня
ничем не ограничен. В уловах пищевой
рыбы окунь даже не учитывается и
поскольку уже становится редкостью, то
в рыбные магазины не поступает.
Еще с осени, а затем зимой и до
начала лета в устьевых пространствах рек
и в озерах ведется активный промысел
действительно сорной рыбы — колюшки.
Ловят ее мережками, размер ячеи которых
не более 6—8 мм. Весь попадающий в
эти мережки окунь тоже идет как сорная
рыба.
Кроме того, ежегодно ранней весной
с распалением льда перед началом
путины промысла салаки в заливах
Балтики, особенно в Рижском,
выставляется большое количество различных
промысловых орудий лова, главным
образом — неводы-заколы. Размер ячеи этих

Клуб рыболова
68
орудий таков, что процеживается сквозь
них лишь колюшка. Выставляются они
в прибрежной полосе залива, в районах,
прилегающих к устьям рек и каналов.
В это время к берегам заливов
подходит на нерест масса полупроходной рыбы,
среди которой особенно много окуней.
Причем в отличие от такой рыбы, как
судак, лещ, вимба, которые заходят
на нерест преимущественно в большие
реки, нерестилища окуня очень
многочисленны и широко распространены по
водоемам всего побережья. Заходит окунь
не только в большие реки и каналы,
но и в совсем небольшие протоки и
ручейки, вытекающие из заветного озерка.
И вот идут они со всех сторон вдоль
берега залива, но, натолкнувшись на
непроходимую стену сетей, неизбежно попадают
в западню.
Вот так, без торжественного
исполнения своих брачных обязанностей, из года
в год большое количество окуней
заканчивает свою короткую жизнь, даже не
оставив потомства. В период нереста окуни
в этих же сетях и откладывают икру.
Свидетелям этой трагедии — рыбакам —
нередко приходится видеть, когда сетное
полотно ставных неводов бывает сплошь
увешано ленточными кладками окуневой
икры, которая затем запросто,
безрассудно полностью пропадает. И ничего не
поделаешь, окунь-то ведь «сорная рыба».
Все это привело к тому, что окуней
теперь в заливах Балтики стало заметно
меньше. Крупные окуни в уловах
рыболовов-любителей часто совсем отсутствуют.
А ведь 10—15 лет назад они составляли
основу их уловов. При ловле удочкой
или спиннингом в Рижском заливе окупи
весом 400—500 г были нередкостью,
попадали горбыли и много крупнее. Без
подсачка редкого окуня можно было поднять
в лодку. Теперь же таких окуней наши
рыболовы почти не видят. Средний
размер окуня в уловах рыболовов год
от года заметно уменьшается. В 1980—
1982 гг. в уловах рыболовов
Рижского залива средний вес выловленного
окуня не превышал 100—150 г. Немногим
крупнее и окуни Финского залива.
Заметно мельче, чем прежде, вылавливаются
теперь окуни в Куршском заливе.
Все чаще рыболовы Рижского залива
возвращаются с рыбалки без единого
окуня, чего раньше вообще не бывало.
Об этом следует серьезно задуматься.
В недалеком прошлом окунь и
промыслом вылавливался в значительных
количествах. В некоторых озерах он составлял
более половины улова всей рыбы. Его
охотно потребляло население. Особенно
же большой интерес ловля окуня
представляет для рыболовов-любителей. Ловить
его легко и очень интересно. У нас ловят
его в течение круглого года и самыми
разнообразными снастями и способами:
поплавочными и донными удочками,
кружками, спиннингом, дорожкой,
на мормышку, отвесным блеснением
и на самые различные насадки.
Клюет он действительно увлекательно,
насадку берет смело, нередко, сорвавшись
с крючка, он тут же снова и снова хватает
насадку, пока не засечется окончательно.
А уха из окуней, только что
пойманных самим рыболовом и приготовленная
на костре тут же у озера?! По вкусовым
качествам и по белковому содержанию
мясо окуня превосходит большинство
пресноводных рыб.
Что же касается промыслового
значения окуня, то думается, что при
восстановлении его запасов в наших водоемах
никто не упрекнет нас в том, что эта рыба
появится в магазинах. Причем не просто
появится, а прочно займет на их
прилавках свое прежнее достойное место.
А рыболовы-любители должны не во сне,
а наяву увидеть желанную окуневую
поклевку.
Заливы Балтики с их превосходными
условиями для обитания и выращивания
крупного окуня, да и всей полупроходной
рыбы, могут стать полноценными
водоемами только при том условии, что они
будут использоваться в едином комплексе
с впадающими в них реками и
прилегающими озерами и будут связаны с ними
просторными водными путями, не
имеющими никаких препятствий свободному
проходу рыбы.
Окуню нужна защита. Таково желание
многочисленной армии истинных
любителей природы.

С удочкой
и рюкзаком
Ю. Златник
СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ
ПУТИНА
Василий Нужный
ВСТРЕЧИ
С ДЕСЕНКОЙ
А. Гузенко
В КУРИЛЬСКИХ
КАНЬОНАХ
Василий Беловол
ФОРЕЛЬ — РЫБА
СЕРЬЕЗНАЯ
Н. Романов
В СОЛНЕЧНОЙ
ТУРКМЕНИИ
Ю. Златник Севастопольская
путина
Рис. А. Семенова
КОГДА РАСЦВЕТАЕТ СИРЕНЬ
Весной, когда море прогревается,
морской окунь-смарида пускается в
путь к побережью, чтобы там
свершить великое таинство продолжения
рода. Первыми идут стаи самцов,
разодетых в яркий брачный наряд с сиже-
голубыми продольными полосами вдоль
всего тела, а за ними, когда вода станет
теплее, подходят самки в скромном
серовато-желтом платье...
Окунь ■— рыба стайная. Самки и
самцы обычно держатся отдельными
косяками. Для любительского рыболовства
окунь представляет большой интерес,
особенно в периоды его массовых
подходов весной и осенью. Клюет крупный
голубой окунь, как и его пресноводный
собрат, активно. Поплавок, слегка
дрогнув, сразу резко ныряет. Мелкий окунь
своим вытянутым трубочкой ртом
ощипывает насадку, заставляя поплавок
мелко дрожать и часто подрагивать,
словно выбивая барабанную дробь, за
что местные рыболовы и дали ему
прозвище барабанщик. Размером в
1,5—3,5 см, он совместно с вездесущей
зеленушкой в июле-августе является
настоящим наказанием для рыболовов,
набрасываясь на насадку и сбивая ее
с крючков.
Уже в конце марта рыболовов
охватывает беспокойство. Все чаще на
набережных севастопольских бухт
собираются группы оживленно беседующих
людей. Тема разговоров — предстоящий
через одну-две недели подход окуня,
открывающий сезон любительской
ловли. По многолетним наблюдениям
массовый подход окуня к Севастополю
начинается при температуре воды 12—14°.
Этот период совпадает с цветением
сирени. Местная, самая точная и верная
примета гласит: сирень цветет — окунь
клюет.

С удочкой и рюкзаком
70
Первые гонцы, голубые красавцы,
появляются у набережных Приморского
бульвара и пляжа Хрустального, затем
окунь проходит дальше в бухту, иногда
к самому устью реки Чёрная, к Инкер-
ману. 10—15 мая окунь покидает бухту
и по пути на Евпаторию хорошо
ловится по всему побережью с лодок и с
берега пляжа Солнечного, а также бухт
Стрелецкая, Круглая, Камышовая,
Казачья.
После нереста, когда температура
воды достигает 20°, окуни отходят на
глубину. Второй массовый подход к
побережью — на мелководье и в бухты —
происходит поздней осенью, в октябре-
ноябре, когда температура воды падает
до 12—16°. Этот период
продолжительней, чем весенний, да и окунь ловится
плотный, упитанный: готовясь к
зимовке, он отъедается, накапливая жир,
клюет весело, дерзко, долго не
раздумывая, срезу топит поплавок.
Но вернемся в ту пору, когда в
скверах и на бульварах Севастополя
расцветает сирень...
Ранним утром или ближе к вечеру
со всех концов города съезжаются к
набережной рыболовы. С удочками и
небольшими сундучками, которые здесь
зовут шарабанами, они спешат скорее
занять свои заветные, самые, по их
мнению, уловистые места. Несколько слов о
шарабане, без которого просто
немыслимо представить себе местного
рыболова. Это Фанерный ящик с прочным
каркасом, ручками и верхней крышкой,
служащей одновременно сиденьем.
Внутри перегородка разделяет на две
части. Одна служит для хранения
запасных снастей, в другую складывается
улов. В боковых стенках отверстия для
вентиляции, благодаря чему, несмотря
на жару, рыба довольно долго не
портится.
От паромного причала и до
памятника Затопленным кораблям группами
расположились рыболовы. Тесно, друг
возле друга, сидят на шарабанах
степенные, солидно-неподвижные
приверженцы ловли на прут — так еще со времен
Паустовского называют здесь длинные,
метров по семь-восемь, удилища.
Отдельно от них рассредоточились
спиннингисты, забрасывающие на 40—50 м
свои большие скользящие поплавки.
На всей набережной царит
оживление. Идет окунь!..
Лучшей насадкой для ловли окуня
служат креветки-палемоны или, как их
называют в Севастополе, усики и
морской червь (нереис), а при массовом
подходе окуни хорошо клюют на мясе
бычка, саргана и даже на кусочки
соленой хамсы. Усики быстро портятся,
поэтому их лучше хранить в холодильнике,
предварительно очищенными от
панциря.
Для ужения с берега на глубине до
5 м применяют обычную поплавочную
снасть с удлиненным удилищем.
Хорошее удилище должно быть прямым,
достаточно жестким и упругим, что
зависит от количества, толщинь- и
конусности колен, прочности и надежности
соединений. Удилище отлаживается так,
чтобы со снятой вершинкой оно не
прогибалось под собственным весом даже
при небольшой нагрузке. Так как
рыболову приходится почти постоянно
держать удилище в руках, чтобы
своевременно сделать подсечку, оно должно
быть максимально легким, поэтому
соединительные трубки и втулки между
коленами делают тонкостенными, чаще
из латуни.
Удилище оснащают леской
диаметром 0,3—0,4 мм и подвеской (ставкой)
диаметром 0,12—0,15 мм. Общая длина
основной лески с подвеской не должна
превышать длину удилища более чем
на полметра. Оба эти элемента оснастки
делаются легкосъемными для быстрой
их замены в случае необходимости.
Один крючок № 4—5 крепят к концу
подвески, другой — на коротком
поводке— в 20 см выше первого. Между
ними на леске помещают грузило из
полоски свинца или дробинки.
Поплавок — чувствительный, самых различных
конструкций. Окунь иногда хорошо
ловится вполводы, поэтому при
прекращении клева поплавок следует
периодически поднимать или опускать на леске.
При ловле с лодки или пристани на
большой глубине применяют спиннинг.
Есть два варианта использования
спиннинга. Первый — для ловли в отвес. При
этом спиннинговое удилище оснащают
инерционной катушкой («Невская»,
«Киевская», СКР-100 и др.) с леской
диаметром 0,4-0,5 мм и подвеской 0,12—
0,15 мм. К концу подвески крепят
грузило, масса которого зависит от
глубины и силы течения, и на коротких
поводках три-четыре крючка № 4—5 на
расстоянии 20 см друг от друга.
Поклевку определяют по подрагиванию
кончика удилища. Некоторые рыболовы,
оборудующие снасть сравнительно лег-

Севастопольская путина
71
ким грузилом, устанавливают на конец
удилища различного рода кивки,
чувствительные к малейшей поклевке.
Второй вариант — для ловли с берега при
глубине до 10—15 м. На леску ставят
скользящий поплавок, глубина спуска
которого ограничивается стопорным
узлом.
Местные рыболовы применяют и
бегучую снасть для дальних забросов,
когда окунь держится на значительном
расстоянии от берега. Поплавок делают
из твердого пенопласта в форме
цилиндра диаметром 18—20 мм и длиной
70—80 мм. В сквозное отверстие по
продольной оси вставляют трубочку
из-под пасты для шариковой ручки.
Подвеску оснащают так же, как и в
первом варианте; масса грузила — 28—30 г.
Выше ватерлинии поплавок красного
цвета, ниже—белого. Спиннинговое
удилище оснащают безынерционной ка-

С удочкой и рюкзаком
72
тушкой открытого типа с леской
диаметром 0,3—0,4 мм. Такая снасть
позволяет легко выполнять забросы на
расстояние 50 м и более. Используют и
скользящие поплавки облегченного типа
с антеннами, когда заброс не
превышает 20—30 м. Нужно сказать, спин-
нинговая снасть заметно потеснила
традиционные черноморские пруты.
Из окуня можно приготовить
наваристую, душистую уху. Очень хорош он
жареный и горячего копчения, а окуня
осеннего улова лучше всего провялить.
Мясо его плотное, но нежное,
пронизанное янтарным жиром, имеет
своеобразный вкус, слегка пряный и
сладковатый.
КЕФАЛЬ — ЧЕРНОМОРСКАЯ
КРАСАВИЦА
В Черном море распространены три
вида кефалей — сингиль, лобан и
остронос. Лобан и остронос преобладают у
побережья Кавказа, сингиль — у
берегов Крыма. Однако весной и осенью
косяки кефали формируются не по
видовому признаку, а по размеру особей,
поэтому при ловле не знаешь, что
клюнет — мощный лобан с большой
головой и широким лбом или похожие друг
на друга, более прогонистые и изящные
на вид сингиль и остронос. Много
кефали зимует у Южного берега Крыма,
особенно в Ялтинском заливе, в
некоторых бухтах Севастополя, в Балаклаве.
В бассейне Черного моря запрещена
всякая ловля кефали с 1 января по
30 мая!
В начале июня я решил пройтись по
местам, где всегда ловят кефаль,
посмотреть, послушать, о чем говорят
рыболовы...
Маршрутный теплоходик,
курсирующий между Артиллерийской бухтой и
самым лучшим севастопольским
пляжем Учкуевка, за четверть часа
доставил меня к небольшому причалу,
вытянувшемуся в море метров на пятьдесят
от песчаного берега. На дощатом
настиле и шарабанах сидели рыболовы с
длинными удилищами в руках. Ловилась
чулара — кефаль размером 20—25 см.
Для начала сезона совсем неплохо.
Всю следующую неделю я
обследовал известные мне кефалевые места и
пришел к заключению, что пора и мне,
наконец, попытать счастья. Надо
подготовить снасть, добыть насадку и решить,
где ловить.
Со снастью у меня все в порядке. Я
давно перешел на ловлю со
скользящим поплавком. Мое спиннинговое че-
тырехколенное удилище японской
фирмы «Олимпик» длиной 3,8 м —
красивое, как игрушка, прочное, гибкое и
легкое — оборудовано легкой же
безынерционной катушкой открытого типа.
Эта снасть — моя гордость и предмет
зависти многих знакомых рыболовов.
С насадкой дело обстоит сложнее.
Издавна считается, что кефаль ловится
хорошо только на морского червя-не-
реиса. Чтобы добыть его, надо
основательно потрудиться. Лучшим червем
признается инкерманский. Добравшись
катером в Инкерман (ныне — Белока-
менск) и пройдя с километр вверх по
берегу реки Черной, надеваешь
резиновые сапоги, заходишь в воду, большой
совковой лопатой зачерпываешь грунт
и, с трудом вытаскивая ноги из вязкого
дна, бредешь к берегу, где и изучаешь
содержимое. Повезет — найдешь два-
три, реже — четыре червя, а так как все
давно уже копано-перекопано, то
получается в среднем с двух лопат — один
червь. С трудом добытую наживку
нужно еще уметь сохранить. Это тоже
целая наука! Естественно, рыболовы стали
искать, чем бы заменить морского
червя. И нашли. Оказалось, кефаль,
причем крупная, охотно клюет на
кусочки мороженого хека.
Что касается места ловли, то я
выбрал небольшую бухту, которая
находится всего в 40—50 мин ходьбы от дома.
К тому же прошел слух, что там начался
клев.
Было еще совсем темно, когда я
вышел из дому. На улицах города —
полная хишина. Но вот в ночную тишину
вначале едва слышно, а затем все
громче и громче стал вплетаться какой-то
приглушенный рокот. Море дышало...
Наконец последние домики,
окруженные садами и виноградниками, остались
позади, в лицо повеяло свежестью и
непередаваемыми запахами моря. Еще
через несколько минут я спускался к
берегу бухты. На востоке едва занималась
заря.
По узкому деревянному мостику я
прошел на возвышающийся над водой
причал, расположенный метрах в
тридцати от берега. По всему причалу
стояли рыбацкие шарабаны, лежали снасти,
а их хозяева, собравшись кучками, по-

Севастопольская путина
73
куривали и вели разговоры о клеве,
насадках, рассказывали разные случаи и
истории... Постепенно все разошлись по
местам и стали настраивать удочки.
Рассвело. Вода в бухте была
зеркально-гладкой, и только на выходе
в море слегка рябило. Справа
открывалась панорама Северной стороны с
фортами времен Крымской войны, на
самом выходе из бухты белела, как
многопалубный стопушечный корабль,
громадина Константиновского равелина.
Слева — заход в Карантинную бухту, на
противоположном берегу которой
виднелись развалины древних стен Херсо-
неса Таврического. Шутники острят:
соображали древние греки, где
селиться: куда ни забросишь — везде рыба.
Действительно, бывают зимы, когда
Карантинная бухта буквально забита
косяками кефали, хотя основные районы ее
зимовки находятся не здесь. Ранней
весной с причала порой можно увидеть
стаи крупных рыбин, которые неспешно,
словно зная, что им ничего не грозит,
проплывают в каком-нибудь десятке
метров от вас, совсем близко от
поверхности. Но видит око, да зуб неймет.
Действует запрет.
Вскоре самые разнообразные по
форме и расцветке поплавки
образовали вдоль причала ломаную линию.
Прошел час, потом еще один — клева
не было. Около семи часов почти
одновременно зашевелились, задвигались
рыболовы, закивали удилища: пошла
небольшая, но вполне кондиционная
чулара.
Вдруг среди рыболовов произошло
какое-то движение, послышались
возбужденные голоса, несколько человек,
отложив в сторону свои удочки,
поспешили к середине причала... Так бывает,
когда после долгого и нудного бес-
клевья кому-то повезет и возьмет
крупная рыба. Именно это произошло и на
этот раз!
Среди рыболовов-мужчин самого
различного возраста — от почтенных
ветеранов до десятилетних мальчишек,
которые постоянно перебегали с
одного места на другое, путали лески
соседей и вообще создавали веселую
неразбериху, — сидела с длинным удилищем
в руках тетя Катя. Так все звали
худенькую, небольшого роста, слегка
сутуловатую женщину лет шестидесяти,
которая была частым посетителем этого
причала. Ровесники относились к тете
Кате с подчеркнутым вниманием,
старались помочь ей в чем-нибудь, делились
насадкой, держали место, если она
запаздывала, и всячески опекали. Да и
рыболовы помоложе всегда были
готовы услужить тете Кате. Если она
почему-либо не приходила, на причале как
будто чего-то не хватало...
Так вот, именно тетя Катя на этот
раз и создала небольшой переполох.
Вскочив на ноги, она изо всех сил
вцепилась в удилище, которое согнулось
дугой и угрожающе потрескивало, а
тонкая вершинка, казалось, вот-вот
обломается. Леска резала воду, какая-то
сильная рыба тянула вглубь, не давая ни
мгновения передышки. Тетя Катя
силилась ,что-то сказать, но от волнения у
нее ничего не получалось. Картина была
и немного смешной, и в то же время
трагичной. Первым подоспел на помощь
Никита Павлович — пожилой, но еще
крепкий мужчина, один из немногих,
кто называл тетю Катю просто по имени
и относился к ней с
ласково-почтительной фамильярностью. Но как он ни
старался перехватить удилище, чтобы
помочь справиться к рыбиной, ему это
не удавалось: тетя Катя не выпускала
его из рук, продолжая тащить на себя.
Не выдержав напора, верхнее колено в
месте стыка с сухим треском сломалось.
Потеряв равновесие, тетя Катя
свалилась бы в воду, не поддержи ее
Никита Павлович. Обломок удилища,
стремительно нырнув, исчез под водой,
через некоторое время всплыл,
полежал без движения и тронулся, набирая
скорость и периодически ныряя, в
сторону от причала. На тетю Катю жалко
было смотреть. Все еще не придя в
себя от потрясения, она прерывающимся
голосом пролепетала: «Лобан. Вот
такой, сама видела...» — и для
убедительности показала, разведя руками, какого
именно она видела лобана.
Это происшествие произвело
сильное впечатление на приунывших было
рыболовов. Все заспешили поправлять
и менять насадку и теперь уже не
спускали глаз с поплавков. Все тот же
Никита Павлович дал тете Кате свое
запасное удилище.
Сидящий возле меня Толя-Худой
вдруг насторожился, весь как-то
подобрался и сделал резкую подсечку.
После короткой борьбы он выдернул
хорошего остроноса граммов на пятьсот-
шестьсот. Минут через пять он отправил
в свой садок еще такую же рыбу, потом
еще одну...

С удочкой и рюкзаком
74
Создавалось впечатление, что только
к его крючкам подходит кефаль. На все
расспросы собравшихся вокруг него
рыболовов Толя, преувеличенно честно
округляя свои зеленые хитроватые
глаза, разводил руками.
— Сами смотрите, братцы, червь
обыкновенный — инкерманский, да вот
еще хек... Крючок — четверка,
поводок — ноль пятнадцать. Все, как у вас. —
И, прищурясь, добавлял: — Ловить надо
уметь. — Потом ни с того ни с сего
(с ним этого никогда не случалось!),
покопавшись в деревянном ящичке,
отвалил мне сразу с десяток червей, хотя я
его и не просил. «Наверное, с радости, —
подумал я. — Нет, не такой человек
Толя. Не случайно это».
Насаживая на крючок царский
подарок, я краем глаза косился на соседа.
Вот он вытащил леску с пустым
крючком, зыркнул по сторонам и, запустив
руку в стоящую рядом сумку, достал
краюшку белого хлеба, отщипнул
кусочек, быстро нацепил его на крючок и
забросил в воду. Забыв про свой
поплавок, я стал наблюдать, что же будет
дальше. Вижу, маленький красный поп-
лавочек Толиной удочки как будто
пошевелился — и сразу же последовала
быстрая подсечка, но на этот раз пустая.
И опять с такими же
предосторожностями Толя насадил кусочек хлеба и сделал
заброс. Поплавок, слегка поерзав по
воде из стороны в сторону, как это бывает
при подходе мелочи, замер и, как мне
показалось, чуть-чуть притонул. Тут же
Толя подсек, и на крючке весело
заходила рыба. Это оказался
полукилограммовый лобанчик. Опять к Толе сошлись
рыболовы и опять на вопросы — старый
ответ: «Ловить надо уметь...» Через
какое-то время он опять вытащил
остроноса. У меня — ни поклевки. Так в чем
же все-таки секрет?
Ну ладно, у меня не получается, я
никогда не считал себя знатоком ловли
кефали, но даже у Никиты Павловича и
других признанных авторитетов изредка
шла на червя чуларка, мелочь сбивала
с крючков кусочки хека, а Толя знай
себе таскал остроноса за остроносом...
Когда он после очередной подсечки, на
этот раз неудачной, вытащил снасть, я
обратил внимание на то, что, хотя на
крючке и была насадка, Толя быстро
сбил ее и заменил свежим кусочком
хлеба. Снова легкое подрагивание
поплавка, осторожная и плавная подсечка,
но рыба опять не засеклась. Толя как-то

Севастопольская путина
75
по-особенному медленно извлек,
именно извлек, а не вытащил быстро и
резко, как это бывает после неудачной
подсечки, снасть, и я увидел, что кусочек
хлеба, побывавший в воде, принял
своеобразную форму: цевье крючка было
плотно обжато тестообразной массой,
а нижняя часть обратилась в рыхлый,
пористый и бесформенный кусок, от
которого отваливались и медленно
тонули лохматые хлопья, образуя туманные
пятна из еще более мелких крошек.
Сразу припомнилась много раз
виденная картина: на поверхности воды в
Южной бухте около стоящих у
причалов судов плавают отходы из
камбузов, среди которых попадаются куски
хлеба, разбухшие и рыхлые, а их со всех
сторон атакует молодь кефали. Рыбы
тотчас же отходили, когда мякоть была
объедена и от хлеба оставалась одна
корка. Так неужели весь секрет
заключается в том, что на крючок
насаживается особым образом хлеб?
Отщипнув от взятого из дома
бутерброда небольшой кусочек, я осторожно
спрятал крючок в мякоти, старательно
обжал хлеб у самой лески и, забросив
так, что мой поплавок стал в метре от
Толиного, стал ожидать. Вот поплавок
вздрогнул, чуть присел, потом лег на
бок. Подсек — пусто. Еще тщательнее
насадил на крючок кусочек хлеба и
повторил заброс. Мною овладело
знакомое многим рыболовам состояние,
когда почему-то чувствуешь, что вот-вот
будет настоящая поклевка...
Чтобы не утомлять подробным
рассказом о поклевке, которая не
заставила себя долго ждать, и вываживании,
скажу лишь, что с немалыми
трудностями поймал и отправил в садок среднего
остроносика.
Как всегда неожиданно, мой
поплавок снова исчез под водой. Не успел я
подсечь, как удилище уже рвало из рук.
По всему чувствовалось, что взяла
крупная рыба. Удилище согнулось до
предела, но в его прочности я был уверен.
А вот за поводок из тонкой лески я
побаивался. Собравшиеся около меня
болельщики давали советы один другого
«вернее». Тот, кто хотя бы однажды
вываживал сильную, отчаянно
сопротивлявшуюся рыбу, знает, что никакие
советы в эти минуты до сознания не
доходят, их просто не воспринимаешь. Руки
автоматически выполняют нужные
действия, а мысль работает в одном
направлении — как бы не упустить ры-

С удочкой и рюкзаком
76
бу, не дать ей уйти! Вот такие-то
мгновения и делают рыбную ловлю, на мой
взгляд, наиболее эмоциональной,
доставляющей ни с чем не сравнимое
удовольствие. И пусть не всегда победа
остается за тобой — все равно
полученные впечатления захватывают
настолько, что заставляют сердце биться чаще
и острее чувствовать жизнь!
Наконец рыба, хотя и продолжала
сопротивляться, все же медленно пошла
за леской. Вот метрах в десяти из
глубины показалась темно-серая спина,
можно было рассмотреть голову со
слегка приплюснутым мощным лбом.
Лобан! Даже при заниженной оценке
его размеров было ясно, что поводок
не выдержит малейшей попытки
поднять такую рыбину над водой. А ведь
высота причала около трех метров!
Только подсачек с длинной ручкой мог
помочь в этом случае, но где его взять?
Никита Павлович и здесь поспешил на
помощь. Лежа на причале и вытянув
руку с небольшим сачком, годным разве
для ловли бабочек, он старался
подвести его к рыбе. Или лобан увидел его и
испугался, или ему надоела вся эта воз-
н~я, но он, развернувшись, пошел в
сторону. Произошло то, чего я боялся:
поводок оборвался. Хоть я и ждал этого,
но все же на какой-то миг опешил...
Что ж, пусть это будет мне уроком,
теперь и поводок у меня прочнее будет,
и подсачек всегда с собой. К такому же
выводу пришли и свидетели этого
поединка...
Хочется рассказать еще об одном
случае, который лишний раз
подтверждает, что предела совершенству снастей
не существует, что надо постоянно
наблюдать за рыболовами, расспрашивать
их о способах ловли, искать новые
насадки, приемы...
, Как-то рыбацкое радио разнесло по
городу весть, что на морском вокзале
какой-то рыболов (не из местных) ловит
крупную кефаль странной, неведомой
в наших местах снастью. Будто бы
приходит он ежедневно во второй
половине дня, становится в стороне от сидящих
на причале рыболовов, спиннингом
забрасывает снасть с четырьмя
поплавками (четырьмя!) и, вытащив две-три
хорошие рыбины, уходит...
На следующий день я был на
набережной морского вокзала. В правом
углу у забора сидела небольшая группка
завсегдатаев, ловивших кефаль на хека
спиннингами в отвес. На такую снасть
кефаль берет очень осторожно.
Поэтому кончики спиннинговых удилищ
оснащают разного рода флажками —
чувствительными и сверхчувствительными
кивками. Подвеска применяется очень
тонкая, с несколькими крючками на
коротких поводках. Крючки наживляют
кусочками хека и осторожно, чтобы
нежная насадка не соскочила, медленно
опускают в воду и отвесно
устанавливают так, чтобы грузик не доходил до дна
10—15 см. Глубина в этом месте была
большая — больше 10 м. Чаще всего
кефаль брала наживку сразу. Кивок при
этом чуть заметно приподнимался.
Нужно было немедленно и резко
подсечь; запоздаешь -— наживка сбита. За
целый день наиболее стойкие из
рыболовов высиживали по одной, реже по
две-три кефали. Попадались, правда, и
хорошие экземпляры, но очень уж
редко...
Со стороны входа на морской вокзал
быстрой энергичной походкой спускался
новый рыболов. Он прошел в
противоположный от нас угол причала,
сноровисто собрал спиннинг, приладил к
леске какое-то устройство и забросил.
На воде вместо обычного поплавка
появились сразу четыре: большой и три
маленьких. Они вытянулись в одну
линию и медленно, не теряя строя, начали
дрейфовать по течению. Незнакомец не
спеша положил удилище, достал из
сумки ломтики хлеба и стал бросать их
немного правее поплавков.
Я подошел ближе и стал наблюдать,
что же будет дальше. Заметив мои
любопытные взгляды, рыболов приветливо
улыбнулся и радушно сказал:
— Вот приехал к вам в Севастополь
в командировку и, как только выдается
свободное время, — сразу же сюда.
Благо, снасти захватил с собой. Люблю
рыбалку!
Познакомились. Валерий Петрович —
так звали моего нового знакомого —
рассказал, что сам он с Урала, ловил на
озерах, главным образом спиннингом
на блесну. Перед отъездом в
командировку его товарищ, узнав что он будет
на Черном море, посоветовал сделать и
взять с собой эту самую снасть,
которую назвал сочинской. Откуда взялось
такое название, товарищ сам не знал.
— Вот, взял и не напрасно, третий
день уже ловлю. Интересно! И насадка
всегда под руками, купил немного
хлеба — вот и все хлопоты, — говорил
Валерий Петрович, поглядывая на поп-

Севастопольская путина
77
лавки. Валерий Петрович любезно
показал мне снасть и поведал все свои
секреты. Подвеска была изготовлена из
лески диаметром 0,2 мм и длиной
немногим больше 1 м. К ее концу
привязан большой поплавок, утяжеленный
грузом, вделанным внутрь; на
расстоянии 20—30 см от него расположены
три маленьких поплавочка из
пенопласта, под каждым из которых на коротких
поводках привязано по крючку № 5.
Вот и вся снасть.
Валерий Петрович насадил на
крючки кусочки хлеба, как это делали мы
при ловле кефали в Мартыновой бухте,
и, плавно размахнувшись, забросил
метров на тридцать туда, где плавала
прикормка. Вскоре мелочь набросилась на
наживку; поплавки задергались,
задвигались в разные стороны, образовав
ломаную линию. Вдруг Валерий
Петрович насторожился и, показав мне на
чуть заметные бурунчики, которые
возникли недалеко от поплавков, сказал:
— А теперь смотрите, кажется,
подходит и наша рыба...
Действительно, у поплавков что-то
происходило: исчезла мелочь, и вдруг
как-то сразу все четыре поплавка ушли
под воду. Валерий Петрович подсек,
удилище согнулось, леска пошла вглубь,
и после непродолжительной борьбы на
причале забился хороший остронос.
Сняв его с крючка, Валерий Петрович
проговорил:
— Да, недаром мне рассказывали,
что кефаль красивая рыба. Сейчас сам
вижу — настоящая черноморская
красавица!
ЦАРЬ-РЫБА ИЗ КАРАНТИННОЙ
БУХТЫ
Несколько лет назад в Севастополе
началось строительство мола для
защиты рейда и бухты от свирепых норд-
вестов. Одна половина мола начиналась
на Северной стороне прямо от стен
Константиновского равелина, другая —
с противоположного берега из
Мартыновой бухты.
Когда мол только начинали строить,
многие севастопольские любители
рыбной ловли высказывали опасения, что он
нарушит традиционные пути миграции
рыбы и она не будет заходить в бухты.
Однако, как показало время, эти
опасения оказались напрасными. Более того,
каменная отсыпка и бетонные ежи,
ограждающие мол от натиска волн со
стороны моря, обросли водорослями,
которые явно пришлись по вкусу
бычкам, морским ершам, крабам и
креветкам. И они охотно там поселились.
Летом, особенно с внешней, морской
стороны мола, подходил черноморский
карась-ласкирь, бил мелочь луфарь; со
стороны бухты ловились окунь и
кефаль; с самого торца при заходе солнца
и рано утром неплохо бралась на
самодур ставрида... Словом, мол стал одним
из самых уловистых мест, и рыболовы,
отбросив в сторону былые сомнения,
прочно обосновались на нем.
В один из летних вечеров, когда я,
еще раз проверив снасти, размышлял
над тем, куда бы завтра отправиться на
рыбалку, зазвонил телефон. Говорил
Сергей Иванович — мой старый
товарищ и заядлый рыболов, большой
знаток севастопольских бухт. Справившись
о моих планах на выходные дни, он
предложил пойти завтра на мол. Недолго
думая, я согласился.
В четыре часа утра мы встретились
у троллейбусной остановки на площади
Восставших. Оттуда до места — всего
с полчаса неторопливого хода. За
разговорами мы не успели заметить, как
миновали домики Карантинной
слободки и вышли к морю. На востоке, со
стороны Инкермана, небо стало сереть.
Приближался рассвет, слышалось
мерное дыхание моря. И хотя был полный
штиль, слабый накат с легким рокотом
разбивал низкие, пологие волны о
крутые скалистые берега Карантинной
бухты. Вот дорога плавно спустилась
вниз, и мы вышли к молу.
Решили сначала забросить со
стороны Мартыновой бухты. Сергей Иванович
выбрал место на бетонной плите,
лежащей между двумя большими, камнями,
оснастил спиннинг как донку — авось,
возьмет на морского червя кефаль, а
поплавочную удочку с длинным,
семиметровым удилищем и мелкими
крючками наживил маленькими кусочками
очищенного от панциря усика. Я
устроился в пяти метрах от Сергея
Ивановича, наладил спиннинг, насадил на
крючки соленых усиков — свежих не было —
сделал заброс и стал ожидать.
Рассвело. Мой поплавок, дрогнув
несколько раз, сразу пошел в глубину.
Быстро подсек, и на леске заходила
рыба. Она шла с частыми короткими по-
тяжками, иногда довольно сильно
упираясь и теребя леску из стороны в
сторону. Снасть у меня была надежная, да

С удочкой и рюкзаком
78
и чувствовалось, что рыба, хотя и
резвая, но не очень крупная. Дав ей
немного погулять, я решительно повел
добычу вверх. Это оказался, квк я и ожидал,
черноморский карась-ласкирь чуть
побольше ладони. Сверкая
светло-желтыми с серебристым оттенком боками,
плавно изгибаясь широким плотным
телом с горбатой темной спиной,
отливающей старой бронзой, еще не остыв
от борьбы, он был красив той яркой
удивительной красотой, которой
отличаются многие морские рыбы, только
что вытащенные из воды. С трудом
высвободив крючок из небольшого рта,
вооруженного широкими зубами, я
повторил заброс в то же самое место.
Через несколько минут еще один лас-
кирь благополучно оказался в' садке.
Сергей Иванович приловчился и
таскал одного за другим небольших
окуньков-смарид. Рядом с нами
расположились еще несколько рыболовов. Ловили
окунишек, ласкирей; кое-кто между
камнями прямо из-под ног выуживал
упитанных, как на подбор,
бычков-подкаменщиков. Попадались и довольно
крупные страшные на вид морские
ерши-скорпены самых разнообразных
расцветок — от коричневых до ярко-
красных. С большущими ртами и
острыми ядовитыми колючками на спинных
плавниках и жаберных крышках, укол
которых вызывал сильную боль и
резкое жжение, они казались пришельцами
из каких-то неведомых миров.
Клев был неплохой. К шести часам
в моем садке бултыхалось с десяток
средних ласкирей, несколько окуней и
пара увесистых ершей. Сергей Иванович
подсек на спиннинг хорошего, граммов
на 600—700, остроноса, но поторопился,
понадеявшись на прочность лески, и
был наказан — подвеска, не выдержав
нагрузки, оборвалась. Пока Сергей
Иванович, недовольно ворча, ремонтировал
снасть, поплавок его второй удочки
исчез, но он только отмахнулся: «Мелочь!
Пусть себе порезвится...» Вдруг
удилище сначала медленно, а затем все
быстрее и быстрее поползло по плите —
еще немного, и оно очутится в воде!
Сергей Иванович бросился к удилищу
и вцепился в него обеими руками. Но
момент был упущен. Леска вытянулась
в одну линию с удилищем и, жалобно
звякнув, лопнула в месте крепления
подвески. Однако, как ни странно, это
не только не огорчило Сергея
Ивановича, а даже обрадовало его.
— Ничего, значит, подходит хорошая
рыба! — бодро заявил он и занялся
ремонтом снастей. — Посмотрим — кто
кого, еще не вечер!
Потянул слабый ветерок. Море с
внешней стороны мола зарябило. Клее
у меня прекратился, и я решил
пройтись, поразмяться и одновременно
посмотреть, как обстоят дела у остальных
рыболовов. На понтоне, причаленном
как раз посередине мола со стороны
бухты, удобно устроились человек
восемь. Шёл все тот же мелкий окунь да
средняя чулара. Ласкирь попадался
здесь совсем редко и гораздо мельче
нашего.
Сергей Иванович к моему
возвращению уже отладил свою снасть —
заменил подвеску и перестроил спиннинг
под скользящий поплавок. Теперь перед
ним неподвижно маячили два поплавка:
один маленький, с тонкой высокой ан-
теннкой, другой — побольше, с белой
полосой у ватерлинии. Поклевок,
однако, не было. По молу началось
движение рыболовов — верный признак бес-
клевья.
Взяв с собой несколько блесен, я
уже хотел было вернуться назад по-
блеснить луфаря. Отойдя немного от
того места, где оставался Сергей
Иванович, я вдруг заметил, что метрах в
тридцати от мола со стороны моря
какой-то хищник гонял мелочь.
Конечно же, это он, луфарь! Послать блесну
прямо в буруны, от которых в страхе
шарахалась, выскакивая из воды, мелкая
ставрида, пытающаяся спастись, от
зубастых разбойников, было делом одной
минуты. Но как я ни старался — менял
темп проводки, глубину, перепробовал
разные блесны — все напрасно: луфари
не обращали на них внимания и
продолжали охотиться за рыбой. С полчаса я
безрезультатно полосовал воду в
разных направлениях. Нет, блесны явно не
привлекали луфарей. Скоро стайка
мелочи, а вместе с ней и луфари, отошла.
Солнце припекало. Настоящего
клева ласкирей леперь можно было
ожидать не раньше семи часов вечера.
Решили искупаться на диком пляже в
излучине Мартыновой бухты, отдохнуть,
перекусить. Купание как рукой сняло
усталость. Стало как-то по-особенному
легко и свободно. Повалявшись немного
на горячем песке, искупались еще разок
и вернулись на мол, где с аппетитом
позавтракали.
Ветер стих. Сергей Иванович пере-

Севастопольская путина
79
шел на наружную сторону мола,
отложил спиннинг в сторону и забросил
удочку между двум я ежами. Поплавок
отражался в неподвижной воде, как в
темном зеркале. Потом началось самое
неприятное — заклевала зеленушка.
Поплавок мелко задрожал, но любая,
казалось бы самая верная подсечка, не
давала результата. Только изредка на
крючке лениво болталась небольшая
зеленовато-желтая рыбешка с
маленьким вытянутым ртом, которым она
ощипывала наживку. Поругиваясь,
Сергей Иванович снимал их с крючка и
забрасывал подальше в море. Через час
начал брать мелкий окунишка и редкий
ласкирь...
Снова, теперь уже где-то у
середины мола, появилась стая мелочи, вокруг
которой время от времени появлялись
знакомые бурунчики. Блеснить не
хотелось, тем более что рядом старались,

С удочкой и рюкзаком
80
но, увы, безрезультатно, три
спиннингиста. Но ведь луфарь был — это он
гонял малька! А что, если ему подбросить
живца?
Мой спиннинг был оснащен
безынерционной катушкой с леской диаметром
0,3 мм. Быстро оборудовал подвеску
небольшим двойником, грузиком типа
«оливка» и скользящим поплавком.
Попросил у Сергея Ивановича только что
отловленного им маленького окунька,
осторожно подцепил его крючком за
верхнюю губу и мягким маятниковым
забросом послал в сторону жирующего
луфаря. Поплавок, постояв на месте,
заплясал: у окунька не хватало силенок
утопить его. Немного повозившись, он,
видимо, утомился и затих...
Я внимательно наблюдал за
поплавком. Вот недалеко от него вскинулся
небольшой луфарик. Живец немедленно
отреагировал: испуганно заметался из
стороны в сторону. Поплавок снова
дернулся, на какое-то мгновенье замер и
вдруг резко пошел в глубину. После
подсечки луфарь начал выделывать
свои обычные коленца: то уходил
вглубь и оттуда стремительно шел
наверх, вскидываясь над водой
метровой свечкой, то кидался навстречу
берегу и, неожиданно развернувшись,
стремился с разгона порвать леску —
словом, демонстрировал все, на что
способен. Мне были хорошо известны эти
хитрости, поэтому я спокойно, отпуская
и выбирая леску, используя упругое
удилище как амортизатор, не торопясь,
повел рыбу к берегу. Вот уже сквозь
толщу воды хорошо видно синевато-
зеленую спину, блестящие серебристые
бока не очень крупного луфаря,
уставшего и, казалось, смирившегося со
своей участью. Но что это?! Из широко
раскрытой пасти торчал хвост
окунька — двойник засел где-то в глотке, а
леска — леска тянулась между
острейшими зубами, каким-то чудом не попав
на них. Я похолодел: стоило челюстям
хоть на мгновенье сомкнуться — и
прости-прощай луфарь! Чего боишься, того
не миновать! Уже Сергей Иванович,
поспешивший мне на помощь, почти
завел подсачек, как луфарь захлопнул
рот, лихо отхватил леску и был таков!
Наблюдавшие за исходом поединка
рыболовы сочувственно зашумели.
Некоторые из них стали настраивать такую
же снасть, но было уже поздно: луфари
отошли вслед за стайкой мальков и
охотились, поблескивая на солнце, в
сотне метров — самый дальний заброс
и то не достанет!
Сергей Иванович караулил ласкиря,
а я сидел рядом с ним, не зная, чем
заняться. После неудачи с луфарем как-то
не хотелось ловить мелкую по
сравнению с ним рыбу.
...На молу появился парнишка лет
шестнадцати, в руках у него короткое
металлическое удилище, за спиной —
рюкзак. Около нас он приостановился
и поздоровался с Сергеем Ивановичем,
а затем, пройдя чуть подальше,
спустился к воде, разделся и стал ловить и
складывать в банку маленьких,
величиной с пятикопеечную монету, крабиков,
которые смешно боком ныряли между
камнями или, забравшись в расщелины
и выставив наружу маленькие клешни,
поджидали добычу. Как потом я узнал,
парнишку звали Виктором и он был
сыном хорошего товарища Сергея
Ивановича.
А настоящий клев так и не
начинался. Сергей Иванович подошел к
Виктору и о чем-то спросил его. Выслушав
ответ, он недоверчиво покачал головой.
Виктор, оставив свое занятие,
оживленно заговорил, показывая то на банку с
крабами, то куда-то в глубину
Карантинной бухты. Мне не было слышно, о чем
шла речь, но судя по тому, что Сергей
Иванович все с большим вниманием
слушал Виктора, было ясно: разговор
заинтересовал его. Оказалось, Виктор
уже несколько дней подряд ловил
совсем рядом в Карантинной бухте
довольно редкую по теперешним временам
рыбу — темного горбыля. Горбыль —
крупная сильная рыба, и поймать его —
мечта каждого рыболова.
Решение было однозначным: идти
вместе с Виктором — может, и вправду
повезет! Не прошло и четверти часа,
как мы спускались с крутого,
обрывистого берега Карантинной бухты.
Тропинка петляла между каменными глыбами,
беспорядочно нагроможденными на
узкой полосе между морем и скалами,
в которых море выточило глубокие
ниши и гроты.
Виктор привел нас на узкий мысок,
выступающий метров на пять-шесть в
бухту. Первое, что мы сделали,
расположившись между камнями,
переоборудовали свои снасти, как было сделано
у Виктора. Я заменил безынерционную
катушку на обыкновенную —
«Киевскую» с леской диаметром 0,5 мм,
привязал на конец солидный грузик, выше

Севастопольская путина 81
на длинном поводке закрепил прочный
кованый крючок № 12, так, чтобы он
мог свободно лечь на дно и при
поклевке не отпугивал рыбу.
Виктор достал из банки крабика,
обломал ему ножки и, ловко насадив под
брюшко, опустил леску отвесно и
положил грузик на дно. Глубина была
немногим более 3 м. Мы с Сергеем
Ивановичем тоже забросили свои снасти.
Он — около Виктора, я — под большой
камень, торчащий из воды.
Теперь оставалось одно: набраться
терпения и ждать поклевку. Такую
наживку, если возьмет, то только
горбыль. Правда, Сергей Иванович
припомнил, что на краба ловили когда-то зуба-
рика, но и тогда он попадался очень
редко — охотнее брал на крупного
усика.
Солнце клонилось к закату. От воды
потянуло легкой прохладой. Поклевки
ни у кого не было.
— А ты, Виктор, случайно не
подшутил над нами? — забеспокоился Сергей
Иванович.
— Ну что вы! Ловил ведь на этом
самом месте несколько раз. Время еще
есть. Ждать надо, — заверил Виктор, не
отрывая взгляда от удилища.
Прошло еще с полчаса. Я,
откровенно говоря, уже стал жалеть, что мы
ушли с мола. Под вечер там можно было
ожидать крупного ласкиря, да и луфарь
подходил к заходу солнца. Вдруг леска
пошевелилась и медленно пошла в
сторону, кончик удилища, дрогнув, плавно
кивнул. Я подсек. Пусто. Но что это?
Крабика на крючке не было. Виктор,
наблюдавший за мной, уверенно сказал:
— Это точно он. Я же говорил, что
заклюет...
Наживив крючок, я осторожно
опустил его в то же самое место и, как
только грузик коснулся дна, наклонил
удилище книзу, чтобы поводок с крючком
свободно легли на дно.
За спиной приглушенно ойкнул
Сергей Иванович:
— Взялся! Подсачек, братцы!
Оглянулся. Сергей Иванович в одной
руке держал согнувшееся удилище,
другой — с трудом крутил катушку.
Виктор, уже с подсачеком в руках,
готовился подхватить первый улов. Все
обошлось благополучно, и через
несколько минут Сергей Иванович снимал
с крючка плотную красивую рыбу с
синевато-фиолетовой горбатой спиной и
золотистыми боками. Так вот он
какой — горбыль! Минут через
пятнадцать после первого Сергей Иванович
и Виктор взяли еще по одному
горбылю, причем один весил никак не
меньше килограмма. Радости Сергея
Ивановича не было предела. Я понимал его
и... немного завидовал. Смеркалось.
Сергей Иванович, весело насвистывая,
начал сматывать снасти...
...Мне показалось, что леска слегка
натянулась. Сделал короткую подсечку,
так, на всякий случай, и не успел еще
толком понять, в чем дело, а рука уже
почувствовала живую приятную тяжесть.
Автоматически перевел удилище в
нужное положение — теперь можно было
не бояться: леска прочная, удилище
пружинит, смягчая рывки. Начал
подматывать. Вначале рыба с короткими и не
очень сильными потяжками, похожими
на поведение крупного ласкиря,
тронулась с места, а затем свободно и
уверенно пошла в сторону. Чтобы
остановить рыбу, я поддернул удилище, но в
ответ получил такой удар, от которого
что-то запищало в катушке, и она чуть
не вырвалась из руки.
Время помчалось для меня по
какому-то особому отсчету: вернее,
исчезло ощущение времени. Было ясно —
предстояла долгая и упорная борьба.
Несколько раз рыба залегала, и стоило
затратить немало усилий, чтобы
заставить ее сдвинуться с места. Наконец
мне удалось подтащить ее поближе.
В наступивших сумерках она тяжело
вывернулась на поверхность, Сергей
Иванович умело подхватил ее с головы и,
не вынимая из воды, вывел прямо к
мыску, на котором мы стояли. С
помощью Виктора он быстро волоком
оттащил затихшую рыбину подальше
от воды. Весила она не меньше 3 кг.
От горбылей, пойманных Сергеем
Ивановичем и Виктором, рыбина
отличалась более светлой спиной и боками.
Рассмотрев ее повнимательней, Сергей
Иванович ахнул:
— Ты хоть знаешь, что поймал?!
Ведь это — светлый горбыль, или хан-
балык, как его называли когда-то! Вот
так дела! Не знаю даже, когда в
последний раз встречал его! Да, недаром
он зовется царь-рыбой! Царь и есть!

Василий Нужный Встречи
с Десенкой
Имя у речки, о которой наш рассказ,
уменьшительно-ласкательное — Десен-
ка. Она не знаменита, как ее старшая
сестра Десна, но полноводная, чистая,
изобилует рыбой. Изгибаясь неровной
лукой, Десенка соединяется с Десной
в двух местах, образуя довольно
большой остров, на котором в мае-июне
роскошествуют густые травы, а после
сенокоса громоздятся стога пахучего
лугового сена. С востока, пересекая
северную часть Серединно-Будского
района, к этой тиховодной
излучине-подкове подкрадывается речушка Знобь,
маскируясь средь множества обильно
поросших осокой и явором бугорков и
кочек, кустов лозы и глухих камышовых
зарослей; сообща с многочисленными
родниковыми ручейками и болотцами
и содержит Знобь Десенку, как говорят
местные жители, «в чистом здравии»,
полноводной не менее, чем Десна,
речкой.
Увидев Десенку хотя бы однажды,
нельзя не полюбить ее чистой и верной
любовью. Можно подолгу стоять на
опушке благоухающего звонкого леса,
как бы возвышающегося над
необозримым пространством, переливающимся
разноцветьем, и любоваться
окаймленными густым кустарником заводями и
заливами, прозрачными отмелями,
голубыми протоками и темными омутами
Десенки, ее украшениями — богатыми
ключами круглыми
озерцами-блюдцами, рассыпанными на лугах и в
перелесках.
Встреча с Десенкой запоминается
надолго, как самые счастливые дни
в жизни.
СИНЕОКАЯ РЕЧКА
Автобус остановился, не доезжая
села Очкино, и, следуя напутствиям
пассажиров, местных жителей, я вышел,
спустился с насыпи на узкую полевую
дорогу, которая, минуя небольшой двор
колхозной фермы, вела к полосе леса,
синеющего на горизонте. Стоял жаркий
безветренный июльский день.
Увесистый рюкзак оттягивал плечи, рубашка
намокла, хоть отжимай. Хотелось скорее
спрятаться от зноя в лес, вдохнуть его
душистую прохладу. В воздухе запах
пыли и несжатой пшеницы: ее посевы
Рис. Б. Минина
простирались от насыпи шоссейной
дороги к лесу, ласкали глаз зеленовато-
желтым цветом, радовали созревающим
граненым колосом.
Из лесу вышел босой мальчик лет
десяти в просторных трусах и старой
кепке с широким козырьком, в одной
руке у него кривое удилище, в другой
десятка полтора крупных плотвиц,
нанизанных на веточку лозы.
— День добрый, молодой человек,
с уловом... Охотбаза далеко?
— Не-э. Во туточка лесом нада итить.
Километра три с хвостиком — и Дясен-
ка, — весело откликнулся, словно
пропел мальчик, и побежал вприпрыжку,
вздымая клубы пыли.
В сосновом лесу чисто, будто
подметено, уютно и прохладно, идти — одно
удовольствие, дышится легко и
свободно, воздух, густо настоянный на хвое,
слегка пьянит. Могучие безукоризненно
ровные сосны, точно колонны,
поддерживающие небосвод.
Очкинская охотбаза — небольшой
пятикомнатный домик и сарай,
обнесенные штакетным забором, —
располагается на возвышенной опушке леса.
Посреди двора кирпичная печурка под
крытым толем навесом. Здесь
хозяйничает раскрасневшаяся женщина лет
шестидесяти. В печурке горят сосновые
поленья, на плите что-то шипит, пахнет
малиной. На темно-зеленом ковре
спорыша сидит малыш в белой панаме
с кислым выражением лица,
сосредоточенно ковыряет щепкой землю.
Определенно ущемили его свободу. Женщина
обрадовалась появлению нового
«дикаря», и через несколько минут я уже
знал, что зовут ее Антоновна, что они
киевляне, отдыхают здесь с мужем
Тимой и внуком Тимуром уже вторую
неделю, что в этих местах много грибов
и ягод, и она уже закрыла несколько
банок золотой малины, что Тима на
рыбалке, и рыба им уже приелась, что
егерь будет поздно вечером, что,
криница с почти волшебной водой за домом...
Антоновна явно скучала по
собеседнику и говорила безумолчно. А мне
хотелось поскорее познакомиться с
Десенкой, посидеть на берегу с удочкой,
и я начал доставать из чехла и
раскладывать на траве секции бамбуковых
удилищ. Антоновна засуетилась:

Встречи с Десенкой
83
— Отдохните с дороги, покушайте.
Нарыбачитесь еще...
На маленьком раскладном столике
появилась миска дымящегося супа с
клецками, заправленного украинским
салом и чесноком, и тарелка с горкой
словно покрытой изморозью малины.
Я изрядно проголодался в дороге и
ради таких угощений готов был
выдержать водопад слов. К тому же
Антоновна внушала уважение: далеко не каждая
жена заядлого рыболова так прочно
обеспечивает своему мужу тылы.
Хозяйствовала она легко и весело, по всему
видно: ей здесь нравится.
Я поблагодарил гостеприимную
хозяйку и поспешил к реке. Мной
овладело ощущение силы и энергии,
учащенно билось сердце, предчувствуя
большое рыбацкое счастье —
одиночество и тишину на берегу реки. Пройдя
немного лесом, как советовала
Антоновна, я спустился вниз по еле заметной
тропке и вышел на луг. Из-под ног
бросались врассыпную кузнечики. В
воздухе шуршали сухими прозрачными
крыльями тучи стрекоз. Летали
крикливые сероватые птицы, то держась в
воздухе на одном месте, быстро трепеща
крыльями, то бросаясь вниз с разлета,
то вздымая ввысь. А вот и широкая
гладь реки. Она замерла, зачарованная,
вбирая в себя тепло и солнечную ласку,
тишину и мягкую, глубокую голубизну
неба. На зеркальной поверхности ярко
белели лилии, а на зеленых островках
водорослей полыхал оранжевый огонь
кувшинок.
И на все эти просторы — один-
единственный рыболов в плоскодонке,
очевидно, привязанной к водорослям.
Он работал двумя короткими удочками,
вытаскивая одного за другим окуней.
Постояв несколько минут, как
завороженный, я поспешил к
облюбованному с первого взгляда кусту чернотала,
торчащему из воды. Повезло: под
козырьком дерна, свисающего с
обрывистого берега, сразу нашел упругого
розоватого червяка. Подавляя волнение,
наживил крючок и сделал первый
заброс. Поплавок, покачавшись, замер
возле выступающих из воды верхушек
сухих почерневших веток. То слева, то
справа почти у самого берега
раздавались всплески: охотилась щука.
Неожиданно вокруг поплавка вода буквально
закипела и отчетливо послышались
такие звуки, как если бы кто-то
постукивал пальцами по воде: чмок-чмок.
Ужинала стайка окуней. Окружив
мальков, хищники поднимали среди них
переполох ударами своих хвостов,
рыбки шныряли, метались, выскакивали
из воды и становились жертвами речных
разбойников.
Я так засмотрелся на окуневый
жор, что чуть было не прозевал
поклевку — поплавок плавно ушел в сторону
и лег на поверхности, будто кто-то
вытолкнул его из воды. Еще не веря
в удачу, я сделал подсечку и сразу же
почувствовал рывок сильной рыбы. Она
тянула упорно, удилище согнулось
дугой. Но вот натиск стал постепенно
слабеть, и я осторожно потянул. Рыба,
сопротивляясь, поддавалась, затем
вдруг бросилась влево, но рывок был
уже не такой сильный, и скоро у самой
поверхности воды тускло взблеснул
широким серебристым боком крупный
лещ. Он уже почти лег на воду, а я
с горьким сожалением подумал об
оставленном на базе подсачеке. Будто
почувствовав сомнения рыболова, лещ
медленно повернулся, шлепнул
широким хвостом и ушел в глубину. Я успел
вовремя ослабить леску, и она не
порвалась, но рыба намертво стала на дне.
— На помощь! — неожиданно для
самого себя крикнул я, не думая о том,
что такой вопль на реке может быть
воспринят как сигнал бедствия.
Стоя во весь рост в плоскодонке и
ловко орудуя одним веслом, ко мне
подплыл опаленный солнцем старик лет
семидесяти, с веером морщинок в
уголках глаз. Он, конечно, понял
ситуацию, неопределенно хмыкнул и взял
одной рукой леску, уходившую в
глубину натянутой струной.
— Попустите, — глухо обронил
он. — Зацеп. Отрывать?
Заметив на его лице ироническую
ухмылку, я разочарованно махнул
рукой, мол, теперь все равно. Вдруг
старик взорвался ругательствами и стал
лихорадочно шарить в лодке.
— Что случилось? — спросил я,
привязывая к леске новый крючок.
— Что-что! — выпалил старик. —
Перевернул банку с жучкой, вот что!
Теперь ищи-свищи...
Что такое жучка, я не знал, поэтому
промолчал, испытывая неловкость
перед рыболовом, которому испортил
рыбалку и обмишурился у него на
глазах.
Накопав червей, я перешел на
другое место, но клева не было, лишь

Встречи с Десенкой
85
зацепился окунишка величиной с палец,
которого я тут же выпустил. Вечерело.
Вода в Десенке потемнела. Лилии и
кувшинки закрылись. От речки повеяло
прохладой, запахло водорослями.
На берег вышла Антоновна с
Тимуром. Мальчик месил босыми ножками
песок у самой воды.
— Деда, поймал л-лыбку, а деда?
Покатай, деда...
Антоновна, войдя по щиколотку
в воду, постирала одежонку внука и,
отжимая ее, позвала ласково:
— Тима! Я вареников с малиной
наварила, идем ужинать.
Старик смотал леску, стоя в лодке,
по инерции движущейся к берегу,
связал бечевкой удилища. Едва
плоскодонка коснулась носом прибрежного песка,
Тимур прыгнул в нее и замер на корме,
вцепившись в борта ручонками. В
сумерках, удаляясь, белела на голове
малыша панамка.
ТРОФИМ ПАВЛОВИЧ И ЖУЧКА
Трофим Павлович Чепаков, уйдя
в отставку полковником, работал в
одном из министерств Украины, а
несколько лет назад, как сказала
Антоновна, окончательно вышел на пенсию.
Они приезжали из Киева на Десенку
ежегодно в апреле и жили здесь до
глубокой осени. Брали с собой самое
необходимое, вмещавшееся в
багажнике и салоне «Жигулей». Летом и осенью
Чепаковы жили в основном на
подножном корме, иной раз ездили в село за
продуктами. И считали они Десенку
своим вторым домом, i
Трофим Павлович страстно полюбил
рыбалку, от зари до зари пропадал
с удочкой на Десенке, точно хотел
наверстать рыбацкое счастье,
упущенное за долгие годы нелегкой,
беспокойной жизни. У него было свое, несколько
странное отношение к рыбалке: он,
заядлый окунятник, никакой другой
наживки, кроме жучки и, редко, живца,
не признавал, ловлю на ручейника,
червя, опарыша и блесну считал детской
забавой.
Жучками Трофим Павлович называл
личинок стрекозы, обитающих в
болотцах с чистой водой. Чуть ли не
ежедневно в полдень Трофим Павлович надевал
высокие резиновые сапоги и шел на
болота мыть жучку, для чего смастерил
жучколовку — в конце длинного
держателя закрепил кольцо из
металлического прута и обтянул его густой
проволочной сеткой в форме черпака. Погружая
в воду это черпало, он двигал его по
дну впереди себя, как совковую лопату,
затем вытаскивал с илом и водорослями
на берег и, понаблюдав несколько
секунд, не выползет ли жучка, начинал
перебирать месиво.
— Любит окунь бисову личину, ох
любит! — удовлетворенно приговаривал
Трофим Павлович, бережно опуская
в стеклянную банку жучку и отгоняя
докучливых комаров.
Он обожал это занятие, очевидно,
не меньше, чем ловлю окуней, часами
шарил по болотам своей жучколовкой,
а затем, раздобыв несколько десятков
личинок стрекозы, шел к Десенке на
протоку и, довольно отфыркиваясь,
долго отмывался от тины и ряски.
РЕКОРДНАЯ ЩУКА
Однажды Трофим Павлович принес
с рыбалки толстую щуку. Зацепил
крючком безмена за нижнюю челюсть
хищницы и взвесил — 5,5 килограмма.
Как не позавидуешь такой удаче!
Трофим Павлович рассказал, что это ямная
щука, живет она на большой глубине.
Спина у нее цвета чернозема, бока
серые, брюхо беловатое с сероватыми
крапинками.
Поймал ее рыболов на необычную,
с виду ненадежную поставушку,
которую называл коркой. На кусок сухой
сосновой коры Трофим Павлович
наматывал более десяти метров прочной
лески, на конце закреплял тонкую ста-
листую проволоку с петелькой. Этот
металлический поводок он пропускал
через жабры живца в рот, а в петельку
вводил разъемный двойник-якорек.
Живец плавал, волоча за собой по
поверхности воды корку. На такую поставушку
щука попадается сама. Схватив живца,
она уплывает в укромное место, леска
разматывается, корка вращается — не
зевай, рыболов!
Сделали и мы с Андрейкой две
такие корки и во время ловли
поплавочными удочками иногда пускали живца
в свободное плавание. Но за коркой
необходимо не только наблюдать, куда
ее потащил живец, но и следить за тем,
чтобы он не заплывал в водоросли, где
леска может запутаться. А мы с
Андрейкой, по правде сказать, любим
рыбалку без суеты. Поэтому ставим
живца редко.

С удочкой и рюкзаком
86
То утро запомнилось во всех
подробностях, хотя и прошло с тех пор
немало лет.
Начало светать. Погасли звезды.
На темно-синем небосводе лишь одна
яркая точка — Венера. На востоке будто
разгорался гигантский костер. Венера
поблекла, затем растаяла. Все вокруг,
умытое росой, заискрилось, засверкало.
Низко над водой кучерявилась легкая
мгла. Солнце бросило на зеркальную
поверхность речки яркий золотой мазок.
Какая-то птица завела возню в
камышах, всплеснулась крупная рыба,
зазвенели голоса птиц. Потеплело.
Мы сидели в лодке возле берега.
Изредка, но надежно брала на пареный
горох плотва. Первую рыбу, которая
попалась на крючок, Андрейка взнуздал
двойником, и она резво потащила
кусочек сосновой коры. Крупный живец, как
по заказу, не рвался в водоросли,
переплыл несколько раз туда-сюда речку и
медленно пошел по течению. Мне
почему-то казалось, что он непременно
найдет щуку. Но вскоре я даже забыл
и думать о нем: клев усилился.
Ловилась крупная, одна к одной, плотва.
В спешке Андрейка дергал удилищем
сильнее, чем следует, и рыба у него
часто срывалась. Мальчик огорчался,
говорил вполголоса:
— Ух ты! Огромная сошла, — и,
выбирая в банке горошину, тяжело
вздыхал. В свои десять лет он, очевидно,
уже постиг рыбацкую истину:
сорвавшаяся с крючка рыба всегда больше
пойманных.
День обещал быть знойным, солнце,
поднявшись над лесом, стало уже
ощутимо пригревать. Клев прошел. Мы
разделись по пояс. Наверное, только в
такую пору осязаешь одновременно и
свежую прохладу речки, и бархатное
тепло солнечных лучей.
Андрейка достает из воды садок, в
нем забилась, зашлепала, пружинисто
подпрыгивая, сверкающая, точно
никелированная плотва. Полюбовавшись
уловом, он вытряхивает в ведерко
трепещущуюся рыбу, и мы собираемся
домой (так мы называем охотбазу).
С досадой я подумал о том, что
придется бог весть куда плыть в поисках
корки, и хотел было оставить это
занятие до следующей рыбалки, но
Андрейка настоял, и мы поплыли вдоль
правого берега, внимательно осматривая
поверхность воды. На излучине речки
мы развернулись и проплыли вблизи
левого берега. Поставушка пропала.
Наверное, поэтому нами овладел азарт:
а если ее утащила щука? Мы поднимали
веслом лопухи, раздвигали прибрежные
водоросли, заглядывали под свисающие
к воде кусты ивняка и уже потеряли
всякую надежду найти корку, как вдруг
Андрейка случайно заметил ее в
прозрачной воде, затопленную как раз
напротив того места, где мы на зорьке
ловили плотву. Если на крючке сидит
щука, понятно, почему прекратился
клев. Андрейка перевесился с лодки и,
окунувшись, достал корку, но в тот же
миг последовал сильный рывок. От
неожиданности мальчик едва не упал за
борт. Корка пробежала по воде и,
подняв брызги, нырнула.
— Ушла, —с огорчением молвил
Андрейка. Неожиданно корка пробкой
выскочила из воды метрах в десяти от
лодки. Гребнув веслами, мы подплыли
к ней по инерции, чтобы не вспугнуть
хищницу. Лишь только я сжал в ладони
корку, рыба рванулась и так натянула
миллиметровую леску, что показалось:
вот-вот то ли поводок, то ли крючок не
выдержит. Я скорее машинально, чем
осознанно бросил корку за борт. И
опять — погоня.
Щука выкидывала ошеломляющие
коленца: то стрелой шла на глубину, то
выскакивала из воды и, стоя на хвосте,
делала свечку, то послушно шла за
леской и, обдав нас брызгами, внезапно
бросалась под лодку. Наконец хищница
измоталась, ее удалось подтащить
к лодке. В хрустальной зеленоватой
воде смиренно стояла вдоль борта
крупная, более чем в метр длиною
щука. Такую громадину подсачком не
возьмешь. Как погрузить ее в лодку?
Воспользовавшись замешательством
рыболовов, хищница отдохнула и,
ударом хвоста подняв каскад брызг,
молниеносно ушла на глубину. И снова
поединок. Леска то натягивалась струной,
то ослаблялась так, что я с замиранием
сердца думал: сошла с крючка. И вот
наконец хищница снова сделала стойку
вблизи лодки. Не долго думая, я
намотал леску на левую руку, правой подвел
подсачек с хвоста щуки и с трудом
втащил ее, будто неживую, в лодку.
Андрейка буквально заплясал от
восторга, а я обессиленно присел на корму.
Пленница — длиною в поллодки —
очнулась и ну бить мощным хвостом по
днищу. Кое-как привязав ее бечевкой
к поперечине, мы поплыли домой.

Встречи с Десенкой
87
Во дворе ожотбазы собрались,
наверно, все отдыхающие на Десенке,
плотным кольцом окружив щуку,
которая лежала на спорыше, шевеля
жабрами. Зашел спор о весе рыбы.
Отдыхающий с густой темно-коричневой
бородой утверждал, что сей крокодил
весит около двадцати килограммов. Спор
разрешили, конечно, весы:
десятикилограммовая!
С каждым годом эта щука
прибавляет в весе. Однажды случайно я стал
свидетелем разговора между
новенькими, приехавшими отдыхать на Десенку.
Такой-то, мол, поймал
пятнадцатикилограммовую щуку.
...Со стены прихожей нашей
квартиры голова той рекордной щуки с
широко разинутой зубастой пастью,
подслеповато щурясь, смотрит на входящих
злыми глазами.
ЛЕЩИ КУПАЮТСЯ
Припаривало. На подсиненном
небосводе пылало белесое солнце,
пятнились серовато-белые хлопья туч.
Береговые ласточки шныряли понизу. Клева
не было, и мы с Андрейкой купались и
загорали у причала, где стоял паром.
Андрейка шлепал босыми ногами по
доскам паромв, с разбегу пружинисто
отталкивался, и его шоколадное
мускулистое тело, описав дугу в полете,
клинком вонзалось в воду.
Под вечер сизовато-черные тучи
заслонили порозовевшее солнце, и как-то
сразу спустились сумерки, вода в
Десенке стала розовато-темной, пахнуло
прохладой. По пути на охотбазу
Андрейка устроился с удочкой на корме
лодки, кем-то вытащенной до половины
на берег, и, наживив крючок личинкой
стрекозы, сделал заброс — очень уж не
хотелось ему показываться на глаза
матери без единого хвоста.
— Может, хоть какой-нибудь шело-
путный окунишка схватит, — с надеждой
произнес Андрейка и уставился на
поплавок, который подрагивал на зыби.
Обеспокоенно взглянув на
пасмурное небо, я сказал:
— Скоро пойдет дождь. Надо
уходить.
Андрейка, не выбрав из воды леску,
стал нехотя разнимать секции
бамбукового удилища и складывать их поперек
лодки. Вдруг дернулся кончик удилища,
оставшийся у него в руке, и Андрейка
потянул его на себя. В воде взблеснула
широким бронзовым боком крупная
рыба.
— Папа, лещ! — вскрикнул
Андрейка.
— Не тяни — держи...
Я побежал к сыну и, соединяя одну
за другой секции удилища, сдерживал
ощутимые подергивания рыбы. Наконец
я с усилием поднял из глубины леща и
тот, глотнув воздуха, покорно лег на
берегу.
Пока мы возились с лещом,
припустил густой дождь. Пустяки! Главное, что
на траве, зевая крупным
ртом-хоботком, лоснился золотисто-матовой
чешуей, наверно, более чем
двухкилограммовый красавец лещ. Продрогшие, но
счастливые, мы стояли под ветвистой
вербой и, как завороженные, смотрели
на свой улов. Косой полог обильного
дождя шумно хлестал Десенку.
— Как речка вспузырилась! —
воскликнул Андрейка.
Капли дождя звучно выбивали на
свинцовой воде бесчисленное
множество луночек, которые мгновенно
пузырились, но эти водяные шарики тотчас
лопались и вмиг появлялись новые.
Красивая и звонкая карусель!
Ливневый дождь исподволь перешел
в грибной — тихий, ровный и теплый.
Над рекой завис мягкий шелест. Земля
источала легкий парок. С веток вербы
осыпались крупные капли. Мы
собрались было идти на охотбазу, но увидели
такое, что замерли от изумления.
Посреди речки купались десятки лещей:
медленно с достоинством всплывали,
подставляя под дождь свои
серовато-зеленые крутые спины с темным веером-
плавником, и ныряли, издавая мягкие
масленые шлепки.
— Вот это да! — с восхищением
произнес Андрейка.
— Да... Не каждому рыболову
посчастливится увидеть такое...
Разговаривали мы шепотом, будто
лещи могли нас услышать. Немного
спустя, поиграв, рыбы исчезли. Мы не
удержались от соблазна порыбачить на
месте лещовых игрищ, но стемнело так,
что не стало видно поплавков.
Ровный и теплый дождичек не
переставал всю ночь. Поутру я сделал
глубомер — к концу тонкого, но прочного
пенькового шпагата привязал свинцовое
грузило, надел дождевик и поплыл
на лодке к месту, где вчера купались
лещи. Оказалось, что на дне здесь
впадина глубиною более десяти метров.

Это, очевидно, был дом лещей, откуда
они всплыли поиграть с грибным
дождем.
ЧУЖАК
В последнее время летом на Очкин-
ской охотбазе по местным меркам
становится людно: все больше рыболовов-
любителей узнают об этой рыбной,
грибной и ягодной глуши. Проводят
здесь свои отпуска в основном одни и
те же отобранные временем семьи и
одиночки. А в выходные и праздничные
дни приезжают на Десенку «дикари»,
преимущественно молодежь, которая
разбивает палатки на берегу.
Стационарные отдыхающие называют их
пришельцами или чужаками.
На охотбазе царит атмосфера
Дружелюбия и незлобивой шутливости.
Рыболовов, приехавших без семей,
независимо от' их возраста и семейного
положения называют бобылями.
Возвратившись с рыбалки, они допоздна
кучатся, наперебой обсуждая удачи и
неудачи минувшего дня. Если в эту
компанию и попадает кто-либо из
приехавших с женой, то обычно долго не
задерживается. «Пора спать. Тебе завт-
ра рано вставать», — окликает его
жена. И он, не дослушав рассказ героя
дня о том, как выуживал
килограммового окуня, вздыхая, уходит спать. А
бобыли — сами себе хозяева: никто не
упрекает их в случае неудачи, никто не
зовет их ужинать или идти в лес по
грибы в самый разгар клева, никто не
заставляет их ежедневно бриться. И
они, неухоженные, питающиеся
преимущественно всухомятку, гордятся своей
независимостью, наслаждаются
свободой и рыбалкой.
Среди отдыхающих, естественно, нет
ни руководителей, ни подчиненных, все
они—рядовые природы. Вошло в
обыкновение не расспрашивать Друг
друга о работе, а если идет разговор о
каких-либо событиях местного значения,
то их участников называют по имени
или же москвичом, киевлянином, сумча-
нином. И все же неофициальное
лидерство— за завсегдатаями. Проживая в

w
разных городах, они давно знают друг
друга, созваниваются, чтобы
скоординировать отпуска. Поэтому впервые
появившийся на охотбазе новичок — белая
ворона; сам он, может, об этом даже
не подозревает, поэтому раскрывается
сразу. Обычно не приживаются на
Очкинской охотбазе отдыхающие с
курортными привычками (здесь нет
практически никаких удобств, за
исключением кроватей и одного на всех
холодильника), белоручки, ловчилы, хитрецы
и браконьеры.
Как-то приехал на отдых тучный
мужчина средних лет с выхоленным
лицом и покатым лбом. Фамилия его
была Костюк. Егерь засуетился, помог
ему разбить палатку во дворе базы,
выдал ключ от новой двухвесельной
лодки, велел своей жене (они занимали
в доме одну комнатенку с отдельным
входом и газовой плитой в коридоре)
кормить приезжего три раза в день.
А тот, переодевшись в импортный
спортивный костюм, держался горделиво и
обособленно, разговаривал свысока.
Бросалось в глаза, что егерь его
побаивается. Утром вставал Костюк поздно,
позавтракав, следовал к причалу.
Плавал он на лодке просто так, бесцельно,
оттопырив толстую нижнюю губу, не
обращая внимания ни на поплавки на
воде, ни на жерлицы с живцами, ни на
то, что мешал рыболовам, портил им
настроение.
Костюк зачастил в залив, который
соединялся с речкой узкой горловиной,
заросшей густым кустарником ивняка.
Сворачивая в этот зеленый туннель,
Костюк воровато оглядывался. Как-то
утром, когда он спал, старожилы
проверили залив с лодки привязанной к
веревке кошкой и зацепили рыболовную
сеть. Ее порезали и сдали егерю. А
вечером отдыхающие завели громкие
разговоры о волках. Рассказывали, как
серый растерзал колхозную лошадь,
как напал на отдыхающих в палатке на
берегу и они еле отбились от него
палками, кто-то видел волков в лесу
поблизости...
Ночью пошел густой дождь. В поле
дождь шумит глухо и однотонно, а в

С удочкой и рюкзаком
90
лесу он говорливей: что ни лист, ветка
или султан хвои, то и свой
неподражаемый звук. Дивный аккорд льется под
сводами деревьев, навевая легкую
грусть. Для тех, кто не слышит этой
музыки, дождь в лесу — просто
сплошной и тревожный шум, тем более он
загадочнее в кромешной тьме
(неожиданно погасла лампочка на столбе во
дворе базы) после рассказов о волках.
На это и был расчет рыболовов...
В ночном лесу неподалеку раздался
волчий вой — спазматический стон
перешел в душераздирающий вопль с
хрипотцой, который исподволь набрал
силу и, подавляя все звуки, застыл
на высокой ноте...
Утром следующего дня Костюк
вызвал машину и ретировался. Дошла ли до
него злая шутка рыболовов или в самом
деле поверил он в небылицы о волках,
которых в последнее время никто в
этих местах не встречал, — неизвестно.
Во всяком случае, с тех пор Костюка
на Десенке не видели.
НОЧНАЯ РЫБАЛКА
Говорят, лещ превосходно берет
ночью.
Наслушавшись историй о ночной
ловле, как-то после вечерней зорьки я
задержался на рыбалке допоздна.
Потемнело. Как ни всматривайся — поплавков
почти не видно. На конце одного из них
белый пенопластовый шарик, но он,
вобрав темноту ночи, брезжил еле
заметной трепетной точкой. На речке
свежо, и гнетет безлюдная тишина. Только
нет-нет да и всплеснет рыба, а не
соблазняется насадкой — ни пареным
горохом, сдобренным анисовым маслом, ни
личинкой стрекозы.
Просидев в лодке до полуночи, я
возвратился на охотбазу не солоно
хлебавши и долго не мог уснуть от
покалывания в глазах, непривычного
ощущения таинственности пустынного
мрака, темной прохлады речки и
редких ночных звуков, усиленных глухой
тишиной.
О том, что ночная рыбалка
непростое дело и требует солидной
подготовки, узнал я от своего однокашника по
институту Владимира, который, взяв
отпуск, ехал с женой из Полтавской
области, где они жили, в Москву к
родственникам и «по пути», сделав крюк в
полтораста километров, завернул на
Десенку «взять одного-другого леща».
Оказывается, он стал заядлым ночным
рыболовом. За обедом Владимир
разводил бобы о рыбалке на Хороле, как
ночью подцепившийся на крючок
огромный лещ буксировал по речке его
«човен» и как ему все-таки удалось
втащить эту громадину в челнок, но,
очнувшись, рыба-великан с такой силой
ударила хвостом, что свалилась за борт
и вместе с ней упала в воду и карбидная
лампа, которая светила ярче «повного
мисяца»...
Владимира не изменило время —
каким был в юности балагуром и
фантазером и любителем вкусно поесть,
таким и остался, — оно лишь коснулось
его висков, прикрепив блестки седины.
Рассказывая о своих приключениях на
рыбалке, гость уписывал за обе щеки
немудреную, по сравнению с хороль-
ской, жареную плотву, запивая
ароматной окуневой юшкой.
Подготовились мы к ночной рыбалке
основательно. Поджарили семян
конопли для привады и втайне от своих жен
пропустили через мясорубку. Накопали
в берегу упругих розоватых червей.
Сделали светящимися поплавки, окунув
их в пузырек с ярко-красной краской,
который нашелся в безразмерном
потертом портфеле гостя. Владимир
выложил из багажника своих «Жигулей»
связку бамбуковых секций и составил
два длинных удилища. Затем он долго
колдовал возле ржавой банки с
отражателем из велосипедной фары, которую
громко именовал ацетиленовой лампой.
Под вечер, как только допрел на
горячих углях догоравшего костра
горох в чугунке — основная наша
насадка, мы взвалили на себя весь скарб,
предназначенный для рыбалки, и
отправились к Десенке. Лодку мы не взяли и
переправились через речку паромом.
Внимание привлек тихий плес, который
словно раздвинул берега, выявляя
излучинами выемку на дне.
Сложив под копной сена вещи, мы
высыпали в речку коноплю и наладили
удочки. Глубина здесь и в самом деле
приличная. Тишина, не шелохнет.
Поплавки недвижимы — точно ярко-красные
тычки, вбитые в отполированную
поверхность. Перед заходом солнца все
вокруг потускнело. Но вот закат
порозовел и нанес игривые блики на деревья,
кустарник, траву, подлил в речку
сиреневой краски.
Владимир то и дело проверял
насадку, и звучно булькали при очередном

Встречи с Десенкой
91
забросе тяжелые грузила, оказавшиеся
ни к чему на мирной, с чуть заметным
течением Десенке. Едва только
стемнело, Владимир нагреб холмик песка,
установил на нем свою лампу, зачерпнул
пригоршней воды и что-то там
побрызгал. Заржавленная посудина стала
источать омерзительный едкий запашок, так
остро ощутимый, наверное, потому, что
как раз вечером земля и вода излучают
тепло, насыщая воздух чистыми
земными запахами, кажущимися простыми и
обычными, как все в природе.
— Тэ-эк... Ацетилен добыли, —
деловито проговорил Владимир и чиркнул
спичкой. Вспыхнул трепетный огонек,
сумерки сразу сгустились, кустарник
сделался смолисто-черным, а тяжелая
темная вода тускло отсвечивала, точно
ртуть. Поплавки оказались вне белесого
пятна света, плененного мраком, но
призрачно мерцали угольками. Если на
них долго смотреть, кажется, красные
колышки пускаются в хоровод.
Уже далеко за полночь, а клева все
нет. Владимир начал громко зевать.
— Слушай, — вяло произнес он, —
по-моему, ловля с осветительными
приборами ночью запрещена.
— Хочешь сказать, что ты —
сознательный браконьер?
— Нет. Хочу спать.
— Ну, если все ночные лещатники
такие сонные тетери, как ты, то лещи
могут жить спокойно.
— Устал я с дороги. Да и какой я
лещатник, если уже не помню, когда
держал в руках удочку!
— Вот те на! А лещ-буксир?
— Було, — быстро отозвался
Владимир. — Ей-ей, буксировал, но... лет
десять тому.
Оставив удочки на позициях, мы
ушли к копне, надергали по охапке чуть
влажноватого сена и с наслаждением
улеглись в шуршащую постель, в букет
бархатных ароматов душицы, кашки,
анютиных глазок, пронизанный терпко-
ватым щекочущим запахом высохшей
муравы. Тишина и покой. Чисто
сверкают яркие звезды, будто смотрятся в
зеркальную гладь Десенки. Слышится
приглушенный всплеск рыбы. Вдалеке
взвизгнул в смертельном ужасе какой-
то зверек. Крикнул кулик. Почти у самой
земли свистнули крылья утки.
Ночные звуки навевают смутное
ощущение беспокойства и загадочности.
Зябко-влажная прохлада ощутима, но
под брезентовым плащом становится
тепло и уютно, и сено нагрелось, словно
натопили лежанку. Свиристит
камышовка— предвестница зари. А может,
пригрезилось...
Утро пасмурное, облачная скатерть
неба опустилась по-осеннему низко,
прохладный свежак заигрывает с копной,
перебирая сухие травинки. Владимир
вскочил и начал энергично размахивать
руками. Вдруг он замер, не отрывая
взгляда от речки.
— Слу-ушай, — удивленно произнес
он. — Одна удочка исчезла! Эх-х,
проспали... — И опрометью бросился к воде.
И в самом деле, на рассошках лежало
три удилища.
— Четвертое кто-то увел. Думаю,
лещ, — сказал убежденно Владимир. -—
На остальных голые крючки. — И с
досадой добавил: — Раз в сто лет
вырвался на рыбалку и — на тебе! — спать
захотелось. Просто наваждение!
— Воздух и тишина убаюкали тебя,
чтобы не выловил всех лещей. Ну что ты
смотришь сентябрем — сегодня август.
Нагоним упущенное, — успокаивал я
гостя. А он уже вошел в азарт,
поеживаясь, не спускал глаз с поплавков,
которые подрагивали на зыби. Один из
них, медленно погружаясь, скрылся под
водой. Владимир мгновенно ухватил
удилище обеими руками и дернул,!
тонкий бамбуковый кончик заиграл.
— Взя-ал, голубчик, — дрожащим
шепотом произнес Владимир и стал
медленно вываживать рыбу. На
поверхность вышел боком крупный лещ, и
Владимир от неожиданности ослабил
леску. Рыба, ощутив свободу, шлепнула
по воде хвостом, кувыркнулась и ушла
на глубину. Удилище согнулось луком
и в тот же миг распрямилось. Со свистом
пролетел в воздухе поплавок с
оборванной леской. Владимир остолбенел,
затем засуетился, сбегал к копне за
крючками. ' Он так волновался, что пальцы
его не слушались.
— Ничо-ого, — сдерживая смятение,
повторял гроза хорольских лещей и
сомов.
...Со временем, возвратившись в
шумную сутолоку города, я не раз
с легкой грустью заново переживал
ту ночь на Десенке: и выкрики кулика,
и посвист крыльев ночной птицы, и
сигналы вещуньи зари — камышовки, и
душистый аромат сена, и чистые земные
запахи, — воспринимал все, как дивную
манящую сказку. Увидеть бы ее наяву
еще хоть раз...

А. Гузенко В курильских
каньонах
КОГДА ИДЕТ КОРЮШКА
Тайфуны все чаще беснуются у
берегов Японии, проливая долгие дожди и
посылая сбивающие с ног ветра на наши
острова. Дальневосточное лето не
собирается так просто отдавать свои
позиции, пока холодное Охотское море не
начнет обдавать ледяным дыханием
затерянные в океане острова, а
тайфуны не понесут лед на юг, к краю
курильского ожерелья.
Тысячи рыболовов с нетерпением
ждут становления ледовых полей у
побережья Сахалина, у Курильской гряды
и под Владивостоком. Но вот к январю
лед закрывает беспокойные морские
заливы и лагуны, солнце дарит тихую,
безоблачную, с легким морозцем
погоду, и тогда наступает Большой
Рыболовный Праздник — самая массовая на
Дальнем Востоке охота за серебристой,
пахнущей свежим огурцом, бойкой
рыбой — корюшкой. Десятки машин,
автобусов, мотоциклов устремляются к
морским заливам, и тысячи буров самых
разных конструкций сверлят ледяной
щит океана от нескольких сантиметров
на Курилах до полутораметровой толщи
у Северного Сахалина и в Татарском
проливе. Несметные стада корюшки
собираются под ледяным припоем,
который трещит и скрипит от океанского
дыхания, стараясь оторвать крупные
льдины от берегов вместе с
увлекшимися рыболовами. Но разве остановить
большую человеческую страсть к
рыбалке! Несмотря на риск оказаться
в океане, несмотря на непогоду —
морозы и метели, человек стремится к
Рыбе, продолжая Большой Рыболовный
Праздник до весны. Здесь можно
встретить и стариков, и женщин, и детей, и
даже тех, кто летом вообще не
занимается рыбалкой, — всех покорила Ее
Величество Корюшка!
На Курилах из-за норовистого
характера океана редко встретишь лед у
берегов. Отдельные льдины и поля
находятся в постоянном движении, и
только в глубоких, как фиорды, бухтах,
закрытых от ветра высокими скалами,
лед останавливается и держится два-три
месяца, пока весеннее солнце и вода не
разрушат его к маю. На южных Курилах
только остров Шикотан имеет три глу-
Рис. С. Юкина
боко заходящие бухты, но из-за их
удаленности от поселков лишь в бухте
Отрадной собираются большинство и
местных рыболовов, и гостей из других
поселков и даже с островов, где нет
таких бухт. В выходные дни чуть ли не
добрая половина жителей поселков
выходит на лед бухты, защищенной
со всех сторон горами и лесами. Смех,
шум, советы, анекдоты не утихают весь
день — клюет корюшка, клюет активно,
по три-четыре штуки сразу попадается
на несколько крючков, украшенных
только желтыми и белыми кусочками
поролона. То в одном конце бухты, то
в другом раздаются крики, и все
устремляются к счастливцу, нашедшему
стаю. А стая не стоит на месте. Десяток
рыб — и клев перемещается влево, еще
пять — и вот теперь клюет справа...
Только терпеливые старики не
покидают насиженных мест в надежде, что
стая вернется, и зачастую оказываются
с богатым уловом.
В начале зимы замерзает
мелководная и опресненная речкой часть бухты
с полутора-двухметровой глубиной и
ловить корюшку удобнее. Но вот
замерзает глубоководная часть ближе к
выходу в океан, и косяки корюшки
переходят на десятиметровые глубины.
Тут рука частенько чувствует тяжесть
более крупной рыбы — здоровенные
пунцовые бычки Стеллера с рогами на
голове глотают нижний крючок, часто
тонкая леска не выдерживает, и горе
тому рыболову, который не взял две-три
запасные ставки...
Когда однообразный и частый клев
надоедает, я люблю лечь на лед и
смотреть на игру блесны для бычка и
камбалы в глубине. Какой прекрасный
мир открывается на дне бухты! Разве
сравнишь с пресноводным озером!
Обилие разнообразных на солнце
красок подчеркивает и украшает каждый
камень, каждую рыбу. Водоросли —
буро-зеленые полосы ламинарий и аля-
рий — тянут свои руки на десятки
метров, ковры фукусов поднимаются по
каменистым уступам к мелководью,
пряча в своих зарослях креветок и
крабов. Раки-отшельники, как муравьи,
копошатся между валунами, словно
договариваясь об обмене квартир.
Невесомыми стрелами пролетает стая

В курильских каньонах
93
корюшки. Вечно озабоченные чем-то
обитатели глубин живут своей
загадочной для нас жизнью.
Медленно опускаю блесну на
семиметровую глубину, и она, подрагивая,
пляшет у дна. Тотчас же оживает
лежащая в метре от нее коряга,
оказавшаяся крупным бычком Стеллера,
большую часть тела которого составляет
пасть, способная уместить в себе целый
набор блесен. И ^от такая пасть,
подталкиваемая змеевидным движением
хвоста, быстро рывками подплывает к
блесне, хлопая толстыми губами. Блесна
замирает, и пасть, закрывшись, смотрит
на нее двумя выпуклыми глазами. Вскоре
блесну окружают три такие же пасти, и
одна все же засекается. Впечатление
такое же, как при вытягивании соменка
где-нибудь на среднерусской реке —
резкие тяжелые толчки и потяжки. Рыба
поднимается к лунке. Я опускаю руку в
аоду, пытаясь схватить бычка под
жабры, и нечаянно попадаю в рот двумя
пальцами. Челюсти судорожно сжимают
их, и ощущение становится не из
приятных. Быстро вытаскиваю вцепившегося
в руку бычка на лед. В нем более
килограмма, и челюсти едва удается
разжать второй рукой.
Большая и толстая «лягушка»
ворочается на снегу, и солнце представляет
ее во всей красе. Ярко-красные и
оранжевые пятна на скользком толстом
брюхе перемежаются с ярко-белыми
кругами, отороченные желтизной
плавники и янтарные глаза будто светятся.
На жаберных крышках топорщатся
острые рога колючек, придавая
огромной пасти устрашающий вид сказочного
дракона. Некоторые рыболовы
перестают ловить корюшку и тоже подходят
полюбоваться чудесным драконом
океана.
«Ну, будет тебе, дракон!
Полюбовался сухопутными обитателями и
возвращайся к себе в море! Расскажи, как
прекрасен мир у тебя над головой!» —
подталкиваю я бычка к лунке, и он,
видимо, не веря, что его отпустили,
медленно погружается в воду.
Погрузившись на метр, пробуждается от
воздушного наркоза, стремглав
улепетывает в глубину, а мы возвращаемся
ловить корюшку.
Солнце заходит в океан. Сгущаются
сумерки, а корюшка продолжает
клевать то справа, то слева, обдавая
вытягивающих ее рыбаков свежим запахом
огурцов, и многим вспоминается теплый
день в начале июня на берегу Дона или
Волги и первые поспевающие огурцы,
только что сорванные с грядки, огурцы,
о которых впоследствии, возвратившись
на родные берега, можно будет сказать:
«Они пахнут корюшкой с далекого
Тихого океана!»
ЛЫЖИ... И ЛЕТНЯЯ УДОЧКА!
Не правда ли, странное совмещение
двух разных по сезону предметов? Тем
не менее зимой на Курилах, особенно
на средних и южных, где реки
покрываются льдом на непродолжительное
время, да и то на тихих плесах, а снег
достигает по берегам метровой и более
толщины, рыболову приходится
пробираться на заветные ямы только на
лыжах. Впрочем, зимней ловлей мальмы
и кунджи на островах почти никто не
занимается, ибо гораздо добычливей
считается ловля корюшки. Нас с
товарищем всегда волновал поиск новых
объектов спортивного лова, обычно
забываемых здесь в зимнее время, и
мы решили попытать счастья на
заснеженных сопках островов Кунашир,
Шикотан и Итуруп, куда после январских
снегопадов пробирались только редкие
таежные охотники.
Тонкая корка льда на плесах и
незамерзающие перекаты вместе с низким
уровнем воды делали охоту на
осторожную и хитрую кунджу еще более
увлекательной. Иногда в какой-либо
широкой заводинке на небольшой глубине
стояли десятки крупных кундж,
удиравших при приближении человека под
коряги или закраины. Бесшумно
подойти к такой стае не удавалось, с громким

С удочкой и рюкзаком
94
треском и шорохом ломался под
лыжами снеговой наст. В закоряженной яме
простая удочка приносила много
хлопот — леска путалась, блесна цеплялась
за все подряд, только не за рыбу.
Пришлось срочно менять конструкцию
снасти, что мы и сделали, сократив
длину удилища до двух колен и поставив
проволочные катушки. После чего,
проклиная наст, осторожно подкрадывались
к речке и подматывали леску с блесной
и кусочком червя или красным
плавником мальмы на крючке до верхнего
кольца — леска и блесна прижимались
к удочке и ее можно было просунуть в
самое маленькое окно в кустах. Далее
я осторожно отпускал тормоз на
катушке, и блесна погружалась чуть наискосок
на каменистое дно ямы и начинала
покачиваться на струе. Кажется
удивительным, откуда может появиться рыба
в хорошо просматриваемой яме
диаметром не более трех метров, и тем не
менее она стоит везде — за корягой,
под небольшой льдинкой или нависшим
над водой снегом. Молниеносный
бросок, и кунджа засекается. Дикую пляску
рыбины ничто не может остановить,
приходится рассчитывать лишь на
везение и крепость лески.
А лес вдоль берега все гуще,
буреломы не дают пройти на лыжах, мелкие
овраги грозят путникам
незамерзающими грязевыми болотами под толстым
снегом. Солнечная погода по десятку
раз в день сменяется густой облачностью
с короткими, но мощными снеговыми
зарядами. За ворот ежеминутно падает
снег с веток — ощущение не из
приятных, но нам хочется доказать, что и
зимой в таких неуютных, отрезанных от
мира дебрях можно поймать рыбу
простыми снастями, как и в летних
условиях, что с недоверием воспринимается
местными рыболовами. Возможно,
поэтому мы пробираемся в самые дикие
заснеженные ущелья, проваливаемся в
болота, набиваем шишки на буреломах
и греемся горячим чаем у дымящихся
ольховых костров. А кунджа поджидает
нас в самых неожиданных местах: вот
слегка замерзший плес, где лед едва
выдерживает тяжесть человека. Тут,
пожалуй, удочка будет длинна, так как
ловить приходится через лунки.
Оставляю одно короткое колено и пару
метров лески. Посредине плеса старая
коряга. Мысленно прикидываю, где возле
нее должна быть ямка, выработанная
весенней водой, переливающейся через
корягу. Осторожно двумя ударами
топорика пробиваю лед — получается
узкая щель, но вполне достаточная для
средней рыбы. Ямы нет, глубина всего
полметра. Значит, яма правее! Не
сомневаюсь в последнем предположении и
пробиваю лунку правее, рядом с
корягой — уже лучше, глубина около метра.
Всматриваюсь в переплетения
подводной растительности, выбираю просвет
для блесны и осторожно опускаю, но,
увы, течение каждый раз сносит ее.
В конце концов блесна цепляется и
приходится концом удочки отбивать ее
от коряги. Да, жаль! Вряд ли после
подобной операции здесь осталась
рыба!
Пробую ловить в лунке, где
помельче, чувствую толчки по дну. Отпускаю
леску вниз по течению, и тут же
уверенная поклевка. Приятнейшее дело, скажу
я вам, тащить крупную кунджу из лунки.
Первое впечатление, что леска не
выдержит, что и в самом деле бывает с
экземпляром в пять килограммов. Но
такие редки в ручьях, а килограммовые
экземпляры, хотя и начинают борьбу
так же резво, но быстрее слабеют.
Такая рыбалка настолько увлекает,
завораживает, что забываешь обо всем
на свете, даже об осторожности.
Однажды, поймав в небольшой яме из
трех лунок около десятка неплохих
кундж, я вовсе забыл, что лед слишком
тонкий, и природа постаралась наказать
сполна за неосторожный шаг:
увлекшись перемещающимся клевом, я
приблизился вплотную к перекату и даже
не почувствовал, как просел лед и я
оказался по пояс в ледяной воде.
В тот день мороз разыгрался не на
шутку, а в распадке, как назло, рос
только хилый кустарник. Очень
своевременной оказалась помощь друга. Он
быстро раскопал засыпанную снегом
сухую корягу, и разжег костер. В такие
минуты человек в тайге особенно остро
ощущает ценность огня, его
животворную силу, спасавшую не раз
замерзающих охотников и рыболовов. Жар от
коряги приятно разливался по телу,
булькала вода в котелке и ароматный чай
скрашивал неудачу. Друг поделился
частью сухой одежды, а через час я
натянул подсохшие сапоги и мы
продолжили свой поход по зимним курильским
ущельям. Солнце зашло за снеговую
тучу, и наступила необыкновенная
тишина, нарушаемая только шорохом
льдинок рассыпающегося под лыжами наста.

Василий Беловол Форель — рыба
серьезная
Карпаты — горы особенные.
Красивее их, пожалуй, ничего нет. Впрочем,
это, как говорится, дело вкуса каждого,
дело любителя. Но даже с учетом вкуса
к Карпатам ни один человек не остается
равнодушным. Да как останешься
равнодушным, если на каждом шагу
бросаются в глаза такие пейзажи, что
невозможно оторвать глаз.
Издали горы кажутся голубыми, они
как бы завешены нежной голубой
вуалью. Но когда видишь их вблизи,
когда едешь по горным дорогам или
идешь по горным тропам, то они
предстают перед глазами уже не голубыми,
а зелеными-зелеными. И зелень эта
яркая, сочная, свежая, словно ее сейчас
только вымыли водой.
И везде текут горные ручейки. Один
еле слезится среди травы, другой
бежит, говорлив и быстр, третий промыл
себе русло и уже шумит вовсю. Все
бегут вниз, впадают в более крупные
ручьи, а те уже в реки — Днестр, Стрый,
Прут, Черемош. Весной и в сезон летних
дождей ручейки и реки, кажущиеся с
первого взгляда мелководными и
невзрачными, превращаются в бешеные
ревущие потоки. Они катят по дну
такие валуны, что их не под силу
сдвинуть даже трактору.
Все это мы наблюдаем с Алексеем,
проезжая на мотоцикле по каменистой
горной дороге, петляющей между
зеленых гор. Мы едем в село к нашему
общему знакомому деду Степану на
рыбалку. Он обещал показать нам место,
где водится горная форель, рыба,
которая, как говорит дед, не каждому
дается в руки.
Нам с Алексеем доводилось ловить
всякую рыбу, но форель еще не
приходилось. Зато наслышались мы о ней
столько, что не могли дождаться
выходного дня. Запаслись всем, что любит
эта осторожная рыба. Накупили в
магазине искусственных мушек, наловили
жуков, запаслись червями, а вдобавок
набрали в горном ручье личинок
ручейников, носящих на себе свои забавные
домики.
Встретил нас дед Степан, как и
подобает встречать друзей, весело и
гостеприимно. Угостил ужином, побаловал
даже сотовым медком и устроил спать
на сеновале.
Рис. Л. Безрученкови
Уставшие за день и убаюканные
сверчковым пением, мы заснули, как
убитые. Разбудил нас дед Степан очень
рано, когда было еще темно. Сизый
туман сплошной пеленой стлался по
низинам, скрывая под своим пологом
деревья и кусты.
— Далеко идти, дед Степан? —
спросил я, когда мы выходили со двора.
— Нет. Недалеко. Тут рукой подать.
Через полчаса будем на месте.
И он размашистым шагом пошел
впереди нас. Мы еле поспевали за ним.
— А ты, что же, без удочки, дед? —
спросил Алексей.
— А мне она без надобности.
Ловить-то будете вы, а я только покажу
вам место. Я могу ловить в любое
время, а мне хочется, чтобы вы половили,
чтобы повоевали с этой рыбой.
Дальше пошли молча. И хотя небо
посветлело, между гор внизу еще
стояла темнота. Птицы давно проснулись и
славили занимающуюся зарю.
Постепенно темнота начала рассеиваться, и
мы уже хорошо различали лица друг
друга.
— Ну, вот и пришли, — сказал дед
Степан, остановившись возле густых
зарослей ольхи, и мы сразу услышали
монотонное журчание воды.
— А тебя что, дед, наверно,
мучает ревматизм? — тихо спросил деда
Алексей.
— Почему мучает? Нет, слава богу.
— А чего же ты летом валенки обул?
— Валенки? — переспросил дед,
загадочно улыбаясь. — А вот увидишь
зачем. Вам тоже нужно снять обувь,
если хотите быть с уловом, — еле
слышно проговорил дед. — Дай мне
удочку.
Алексей покорно передал ему
удилище.
— Идите за мной, — сказал дед
шепотом. — Но только идите на
цыпочках и ни гу-гу. Рыба очень осторожная,
и если услышит, что к берегу кто-то
подошел, а тем более, не дай бог,
увидит вас с удочкой, — считай пропало.
Мы с Алексеем, соблюдая
предосторожность, шли за дедом. Он тихо
подошел к кустам и, не выходя на самый
берег, тихо кинул из-за куста на воду
леску, на крючке которой красовалась
нарядная искусственная мушка. Леска

С удочкой и рюкзаком
96
и поплавок плавно легли на воду, и
поплавок сразу бешено запрыгал на буруне.
Не прошло и полминуты, как дед
выхватил из воды великолепную рыбу
граммов на двести.
— Вот вам и улов, — гордо сказал
он, снимая с крючка рыбу и передавая
ее мне.
Мы начали с интересом
рассматривать незнакомку. Смотрели и
удивлялись. Такой рыбы мы еще не ловили.
Всякая рыба по-своему нарядна, но эта
превосходила всех. По темной спине и
бокам были разбросаны цветные
пятнышки — оранжевые, черные, красные,
со светлым или голубоватым ободком.
Вся она как бы светилась. Не
залюбоваться такой рыбой просто нельзя.
И нас сразу охватил лихорадочный
азарт. Хотелось поскорее самим
поймать такую.
— Эту рыбу у нас в Карпатах гуцулы
называют пструги, — сказал дед. — А
еще ее называют пеструшкой вот за эти
самые пятнышки на теле, ну а
по-научному ее величают форелью. Дерзайте,
ловите, но только я вот вам что скажу —
чаще меняйте места. Она — рыба
осторожная. Как только заметит, что на
берегу рыбак, — все, не будет брать.
Хоть ты прикармливай, хоть давай
самого жирного жука или кузнечика — все
напрасно. Поэтому осторожность и еще
раз осторожность, — напутствовал дед.
Вскоре он ушел домой, а мы с
Алексеем остались. Я отправился вниз по
ручью влево, а Алексей — вправо.
Уже рассвело. Вокруг стоял
угрюмый хвойный лес. Горы, подступив
друг к другу, образовали зеленое
ущелье. По дну этого ущелья среди
хаотического нагромождения камней
протекал довольно широкий ручей.
Местами он сужался, местами разливался
небольшими плесами. Всюду
громоздились большие и малые валуны,
которые натаскал сюда ручей еще весной,
когда талая вода придала ему
огромную силу. Ширина ручья местами
достигала семи метров. Слева прямо из воды
поднималась высокая скала. Берега
густо поросли ольхой, березами, елями.
Местами подмытые еще с весны ели
упали в ручей с обеих берегов и легли
крест-накрест, перегородив ветвями
струю воды. Это место — сущий рай
для форели.
Не выходя из-за кустов, я закинул
удочку, стараясь попасть мушкой на
место поспокойнее, но леска чуть
задела за ветку и поплавок лег в самый
бурун за камнями. И я сразу же
почувствовал, что рыба взяла, причем
взяла решительно, жадно. Я подсек, и в
руках у меня затрепыхала первая
форель. Я торжествовал. Как хотелось,
чтобы в эту минуту возле меня кто-
нибудь был, хотелось похвастаться
добычей.
Но я был один. Алексей где-то
прятался за кустами и ничем себя не
выдавал. Я снова забросил в то же место.
И снова поклевка. И какая рыба!
Граммов на пятьсот, сильная, красивая. В
течение десяти минут я поймал трех
великолепных рыб. Потом клев
прекратился. Сколько я ни бросал в то
добычливое место, но ни одна не взяла.
«Нужно сменить место», — подумал я,
вспомнив наставление деда.
Переместился вниз метров на двадцать. Здесь
ручей был чуть шире, но еще более
загроможденный упавшими деревьями.
Повсюду лежали наносы разного
мусора и камней.
Я осмотрел мушку и хотел было ее
забросить в воду, но в эту минуту мое
внимание привлекла небольшая птица
величиной с дрозда, с белой манишкой
и с коротким вздернутым хвостом.
Она села на камень в пяти метрах от
меня и, очевидно, напуганная
неожиданной встречей, начала делать
реверансы. Я не сразу признал в этой птице
оляпку, живущую в тех же диких, глухих
местах, что и форель.
Несколько секунд она рассматривала
меня, а потом вдруг подпрыгнула и
нырнула в воду. ' Я был ошеломлен.
И хотя мне раньше приходилось читать
о повадках этой птицы, но сам я
никогда не видел ее в водной стихии. Я видел,
как птица бежала под водой, помогая
себе короткими крыльями, что-то
склевывала на дне, потом, как пробка,
выскочила из воды и снова села на камень.
А кругом тишина, тишина. Только
слышалась монотонная песня ручья.
На новом месте я поймал еще три
рыбы. Взошло солнце, и клев совсем
прекратился. «А может быть, рыба
перестала брать потому, что заметила
меня?» — подумал я. Заменил мушку на
живого жука. Тот, распластав на воде
крылья, забавно шевелил лапками, но
рыба все равно не клевала. Тогда я
перешел еще дальше по ручью,
спрятался за кустом и, вынув из бутылки с
водой живую личинку ручейника,
насадил ее на крючок. На этот раз форель

Форель — рыба серьезная
97
взяла ее моментально, но, видимо,
заметила какой-то подвох и сразу же
выбросила насадку. Все. Рыбалку нужно
было кончать. Но я твердо решил
прийти сюда с Алешей и вечером.
Алексей поймал пять таких же рыб
и, очень волнуясь, рассказывал мне по
дороге в село, как он их ловил...
Дед Степан встретил нас
восторженно.
— Хорош улов. Удачники вы. Не
каждому дается эта рыба. Вот и наши
мужики ходят на этот ручей, а
приходят почти всегда с пустыми руками. —
От дедовой похвалы мы просияли.
— А может, у мужиков снасти не
очень? — заметил я.
— Может, и не очень, да только
снасти снастями, а ежели сноровки нет,
то хоть лови, хоть плюнь -— все одно.
Ну, ладно. Давайте же я теперь
попрошу свою бабу, пусть она сварит с вашей
рыбы ушицу. Не возражаете?
— Да ты что, дед! Конечно, пусть
варит!
Пока мы разговаривали с дедом о
том о сем, поспела уха. Что это была за
уха! Такой ухи мне еще никогда не
приходилось есть. Одно объедение!
Наваристая, жирная, душистая. Нежное,
с розовинкой мясо буквально таяло во
рту-
Солнце еще только начало клониться
к закату, а мы с Алексеем были уже
на ручье. Чем ниже опускалось солнце,
тем длиннее становились тени. В
ущелье лучи уже почти не проникали,
и оно прямо на глазах затягивалось
легкой кисеей тумана. В лесу горланили
птицы.
Мы с Алексеем начали ловлю,
спустившись чуть ниже от того места, где
ловили утром. Опять нам сопутствовала
удача, но теперь форель не клевала ни
на мушку, ни на жука. Зато
великолепно брала на червя. А черви,
подкормленные нами еще со вчерашнего дня
постным маслом, представляли для
форели настоящий деликатес. Форель
хватала жадно, мы за час взяли по пять
рыб и, уже не заезжая к деду, полные
впечатлений, поехали домой.

Н. Романов В солнечной
Туркмении
Скажи мне кто-нибудь до моего
приезда сюда, что я буду ловить рыбу
в Туркмении, я бы просто посмеялся.
В моем представлении Туркмения — это
страна знойных песков, небольших
оазисов, караванов верблюдов.
Теперь-то я понял, что все не так,
что пустыня не так уж страшна и что
рыбу здесь можно ловить, да еще
какую! Рыбой изобилует Амударья,
поливные и дренажные коллекторы,
весьма крупные озера, в частности наиболее
часто мною посещаемые Дейнауские
озера в пятидесяти километрах от
Чарджоу. Они представляют собой сеть
озер, соединенных между собой
широкими и глубокими протоками. По душе
придутся эти водоемы и спиннингисту
с блесной, и рыболову с удочками и
закидушками. А если захочется
полюбоваться особенно крупной рыбой, то
недалеко от протоки стоит кош рыбаков,
промышляющих сетями и сдающих улов
в коптильный цех.
Рыбалка начинается в начале —
середине марта и продолжается до конца
ноября. Подледного лова как такового
у нас нет, потому что морозы слабые и
лед, если он есть, очень тонкий. Ранней
весной начинается массовый ход
подлещика. Идет он с озер так густо, что если
попадешь на косяк, то на одну удочку,
оснащенную леской 0,25 мм и
небольшим крючком, можно за 2—3 часа
наловить суточную норму отборного
подлещика. Клюет он без подергивания,
заглатывая насадку и утапливая
поплавок в глубину.
Но настоящая рыбалка, к которой
всю зиму готовишься, начинается с
подходом сазана, змееголова и жереха.
Сом поднимается значительно позже.
Сазана ловят у нас большей частью
донкой, используя спиннинг с леской 0,6 мм
и двумя крючками № 10.
Устанавливаю спиннинги на берегу,
а крючки беру в лодку и отплываю от
берега метров на 50—60. Бросаю сначала
прикормку, а затем крючки с насадкой
в виде шаров из распаренных отрубей и
жмыха. Возвращаюсь на берег, где
продолжаю ловить на поплавочные удочки,
вываживая то красноперку, то мелкого
сазанчика, то соменка. По истечении
получаса перебираюсь поближе к донке,
и недаром. Вот сначала незначительные
потяжки, затем резкий рывок,
оглушительно трещит катушка, и начинается
увлекательнейшая борьба с рыбиной,
бешеные рывки и скачки которой
заставляют замирать сердце. 15—20
минут борьбы, и золотистый красавец
сазан оказывается в садке. Теперь можно
отдохнуть, все равно после такого шума
клевать по крайней мере с полчаса не
будет. Плыву к своему товарищу,
который увлекается ловлей хищников —
судака, змееголова, жереха.
Интересен лов змееголова. В отличие
от судака и жереха, которые хватают
даже кильку пряного посола, он ловится
только на живую движущуюся насадку.
Если насадка его заинтересовала, то он
совершенно спокойно, опять-таки в
отличие от судака и жереха, которые
глушат ударом хвоста жертву, начинает
ее заглатывать, не обращая внимания ни
на леску, ни на крючок. Самое важное —
дать ему проглотить наживку, иначе он
разжимает челюсти, усыпанные тремя
рядами зубов, и выпускает ее. С моим
напарником это случается редко, и
поэтому я разделяю его торжество при
удачно вытащенном из воды крупном
змееголове. Посидев с приятелем
некоторое время, а у него клев не
прекращается, потому что все хищники, а тем
более змееголов, устремляются на шум,
я возвращаюсь к своим донкам.
Темная голубизна воды, зелень
камыша, легкая рябь и редкий пересвист
камышовок создают неповторимую
красоту. Вероятно, это же самое чувство
красоты и величия испытывает и мой
товарищ, поэтому и подплывает к
берегу осторожно, как бы боясь вспугнуть
тишину нечаянным всплеском. Выйдя из
лодки, опустив в котелок
подготовленную рыбу, о которой я успел забыть, он
молча садится рядом со мной.
Потом напарник направляется к
костру, я начинаю готовить
скатерть-самобранку, и вскоре от настоящей
рыбацкой ухи остается груда костей. На свежем
воздухе с прохладой летного вечера
совершенно не чувствуется никакой
усталости, хотя до протоки от дороги ни
много ни мало — 10 километров.
Полежав после ужина возле костра,
проверив закидушки, удочки и спиннинги,
устраиваемся на ночлег, чтобы в 4 часа
утра опять приступить к ловле.

Мастерство
рыболова
А. Шевцов
КОРЮШКА ПОШЛА! -
Е. Иванов
ЗА РЫБКОЙ-
НЕВЕЛИЧКОЙ
А. Потапов,
Т. Потапова
ОПАСНЫЕ ТРОФЕИ
Н. Кузнецов
МЛАДШИЙ БРАТ
РЕЧНОГО ИСПОЛИНА
Г. Ярошевский
ВОДЯНОЙ ЗМЕЙ —
КОРАБЛИК
A. Кузнецов
В ЗАПИСНУЮ КНИЖКУ
РЫБОЛОВА
М. Юрчев
ПРОЧНАЯ ВЕРШИНКА
B. Штыков
ПОПЛАВОК
ДЛЯ ЛОВЛИ ЛЕЩА
А. Шевцов Корюшка пошла!
Когда идет в Финском заливе
корюшка, электрички до отказа забиваются
удильщиками всех возрастов обоего пола.
Промахов при ее ловле почти не бывает.
И как бы вы ни скрывали свой улов, его
выдаст дух свежих огурцов, источаемый
свежей корюшкой.
Но удача при ловле этой рыбы зависит
от многого. Прежде всего надо попасть
на ту невидимую глазу струю, которую в
глубине избрала корюшка. Часто бывает:
сидят почти рядом два рыболова, снасти
у них одинаковые, глубина тоже, но один
то и дело вываживает крупную корюху,
а другой только завистливо косится на
соседа. Поэтому уже на подходе к
многочисленной кучке рыболовов вы
прицеливаетесь к тому, кто, размахивая руками,
выбирает леску. И если видите, что тем
же занимается и его сосед, устроившись
поодаль от него, сверлите лунку между
ними.
Корюшатники — народ необидчивый,
Рис. С.Юкина
а корюшка — рыба не пугливая. Кроме
того, вам так или иначе нужно вступать
в контакт с рыболовами, потому что для
начала требуется раздобыть у них хотя
бы кусочек свежей корюшки. Это лучшая
насадка для ловли.
И вот уже вы насаживаете на крючок
нежные кусочки корюшки, опускаете
снасточку с двумя-тремя крупными
крючками, привязанными на коротких
поводках в полуметре друг от друга, а когда
груз достигнет дна, притапливаете
поплавок. И тут же, посматривая на него,
сверлите следующую лунку. Иные
рыболовы устанавливают батарею удочек, но
это только при плохом клеве. А при
хорошем клеве и с двумя намаешься так, что
потом неделю болят руки и ноги. Ведь
вытаскивать корюшку приходится с
глубины 10—12 м.
Тонкости, с которыми связана ловля
того же окуня или плотвы, здесь не
нужны. И замирать над лункой, испытывая

Мастерство рыболова
102
весь набор способов игры мормышкой
нет необходимости, а вот выбирать до
сотни раз двадцатиметровый конец лески
приходилось. Сидя на ящике, этого не
сделаешь, потому и ног к концу рыбалки
уже не чувствуешь.
В этом отношении ловлю корюшки
можно признать самой спортивной. Без
физической подготовки она может
обернуться мышечной болезнью. Но почему-то
ужение корюшки не считают спортивной.
Может, потому, что ее много, а скорее
оттого, что обитает она лишь в нашем
Северо-Западном бассейне да еще,
говорят, на Дальнем Востоке. Но и
ленинградские рыболовы не устраивают
соревнований по ловле корюшки. Некоторые даже
не ведают, что она не столь отдаленная
родня благородному семейству лососевых.
Об этом свидетельствуют и лишний
жировой плавничок-запятая, и большой рот
корюшки с удлиненной нижней челюстью
у самцов.
Тем не менее ловля ее, особенно
в период весеннего хода, всегда была
любимым занятием ленинградских
подледников. Совершенствуются и снасти.
Сейчас, например, на смену крючкам
пришли легкие светящиеся мормышки и
маленькие блесенки с крупными крючками.
поплавки заменили упругие кивки с
яркими шариками на конце. Удлинились
для лучшей подсечки хлыстики. Многие
рыболовы отказались от катушек,
справедливо считая, что леска на катушках
чаще запутывается при вываживании
рыбы.
Как-то один корюшатник показал мне
самодельные удочки, целиком
отштампованные из толстого плексигласа с
фигурными вырезами для намотки лески и
крепления крючков. Десять таких удочек
с полной оснасткой помещаются в
боковом кармане рюкзака. Их можно быстро
установить под нужным уклоном над
лунками, воткнув в снег, и так же быстро
собрать при смене места лова.
Использовав саму идею, я изготовил
цельные удочки из стволиков
можжевельника. Этот материал, использовавшийся
для изготовления зимних удочек еще
нашими предками, достаточно прочен и
гибок. Сучкам для мотовильца можно
придать нужную конфигурацию, привязав их
шпагатом к стволику во время сушки.
Но такими компактными, как удочки
моего знакомого, сделать их, естественно,
не удалось.
Грузики я использовал стандартные,
пятнадцатиграммовые, впрессовав в них
дужки от скрепок. Выбор веса и формы
грузика диктуется тем, что после сня-тия
рыбы с крючка и замены насадки вы
бросаете снасточку в лунку уже не глядя.
Груз сам выберет леску на всю длину.
Важно, чтобы лески стоящих рядом
удочек не пересекались ни при погружении,
ни при вываживании рыбы.
Что касается выбора поплавка или
кивка, то это дело вкуса. Поплавок
тоньше отмечает даже робкие поклевки.
Поэтому на моих удочках есть и то и другое.
Поплавок из белого пенопласта отмечает
поклевку, как бы призывая к вниманию,
а подсечка следует после того, как
изогнется кивок из ниппельной резинки.
Это ограждает от лишних движений при
подходе мелкой корюшки. Как правило,
крупная корюшка, а она бывает с
селедку, берет уверенно, порой срывая с места
даже удочку, а вот с мелочью приходится
быть внимательным.
До недавнего времени я был уверен,
что никакой подкормки для ловли
корюшки готовить не надо. Но однажды в
будний день, когда на заливе нет большого
скопления любителей, я пристроился
к рыболову, который почти ежеминутно
вытаскивал по рыбине. За его спиною я
просверлил с десяток лунок, но не увидел

Корюшка пошла!
103
ни одной поклевки. Сжалившись надо
мной, он уступил одну из своих лунок.
И дело пошло. В конце рыбалки он открыл
секрет успеха. Оказалось, что этот
рыболов еще при выезде из Ленинграда
подобрал с тротуара сбитого автомашиной
голубя. Распотрошив, он опустил его на
дно с тяжелым грузом. И корюшка пошла
косяком. После того случая я уже прошу
жену не выбрасывать отходы мясных
продуктов.
Но это целесообразно только при
одиночном ужении. Корюшка лучше
ловится в местах скопления народа. Зачем
нужна подкормка, когда рыба в глубине
видит и чувствует тысячи маленьких
кусков лакомой наживки. По-моему, это
и удерживает подолгу косяки рыбы.
Когда-то корюшку ловили ящиками.
Теперь счет пошел на штуки. Поймал
несколько десятков, можешь гордиться
своим успехом. И ездить приходится
нередко за сотню километров от города,
особенно в зимнее время. Но именно
зимой, когда корюшки нет на прилавках
магазинов, особенно радостно
возвращаться домой с десятком-другим
рыбешек. Огуречный запах ее улавливается
домашними с порога, и ты, еще не
освободившись толком от рыбацких доспехов,
уже слышишь на кухне шипение
сковороды. Корюшка прекрасна и в жареном, и
в маринованном, и в вяленом виде. Хорош
и суп при умеренной закладке рыбы и
надлежащих приправ. Уж что-что, а
корюшку ленинградцы любят! Наши жены,
прослышав, что начался ее ход, сами
подсказывают адреса очередных походов.
За корюшкой многие выезжают теперь
целыми семьями. А это свидетельствует,
что ее ловля — дело всем доступное и
увле кательное.
На побережье Финского залива
расположены десятки домов отдыха,
пансионатов и санаториев. В них отдыхают люди
из разных концов страны. Обычно они
составляют основную массу болельщиков.
И, глядя на нас, сожалеют, что не
прихватили с собой зимних удочек. Поэтому
хочется посоветовать тем, кто уже
приобрел путевки в дома отдыха Карельского
перешейка: не забывайте утяжелить свои
чемоданы двумя-тремя зимними удочками
и спортивной одеждой, позволяющей
выдюжить при легком морозце. Ранней
весной корюшка ловится в течение всего
дня, а три часа, проведенные на льду
Финского залива, — лучшая
оздоровительная процедура. Тут и чистый воздух,
и солнце, не говоря уже о положительных
эмоциях и физических нагрузках,
служащих хорошей прибавкой к лечебной
физкультуре.
Е. Иванов За рыбкой-
невеличкой
Уклейка — красивая, чрезвычайно
живая и проворная рыбка — знакома
если не всем, то во всяком случае
большинству рыболовов. В нашей стране она
водится во многих реках,
водохранилищах, озерах и даже в некоторых
проточных прудах на всей территории
европейской части от Белого моря до Кавказа,
встречается и в Сибири. В различных
районах рыбку называют по-разному.
Ученый-зоолог Л. П. Сабанеев в своей
знаменитой книге «Рыбы России», изданной
еще в конце прошлого века, упоминает
около 60 ее названий! Науке известно
6 видов уклеек, из них 4 встречаются
в водоемах СССР.
Уклейка — рыбка небольшая. Обычная
ее длина около 15 см, правда, попадаются
экземпляры по 20 см и даже больше.
Как правило, уклейка, обитающая в
водохранилищах, крупнее. Рыба эта стайная.
Продолжительность жизни — 5—6 лет.
Нереститься начинает при температуре
воды 15—16°. При похолоданиях, что в
мае в средней полосе России не редкость,
период нереста затягивается.
Растет рыбка быстро. Икру начинает
метать в двухлетнем возрасте, достигая
к этому времени размера более 10 см.
Уклейка всеядна. По наблюдениям
Сабанеева, она употребляет в пищу даже
только что появившуюся рыбью молодь, не
говоря уже об икре. А так как в водоемах
уклейки великое множество, то,
следовательно, она приносит определенный вред
рыболовному хозяйству. Вот почему
«Правилами любительского и спортивного
рыболовства в рыбохозяйственных водо-

Мастерство рыболова
104
емах Москвы и Московской области»
вылов ее не ограничен.
Тот, кто ловит уклейку постоянно,
знает, насколько увлекательно это
занятие. Именно поэтому среди рыболовов
есть любители, отдающие предпочтение
ловле уклейки.
Но вот парадокс: уклейка встречается
почти повсеместно, а многие рыболовы
мало знакомы или совсем незнакомы с
особенностями ее ловли.
«Уклейка? Да разве это рыба?» —
с удивлением говорят некоторые из них.
Л жаль. Ловля уклейки и увлекательное
занятие, и, пожалуй, один из
интереснейших видов спортивного рыболовства.
При ужении уклейки от спортсмена
требуется не только знание повадок рыбы,
но и сноровка, и ловкость. На весенних
соревнованиях по ловле рыбы удочкой
в числе победителей чаще всего
оказываются те спортсмены, которые в
совершенстве владеют техникой ловли именно
уклейки.
Уклейка — рыба прожорливая. И уж
если она клюет, то при известном опыте
улов (и не малый!) вам обеспечен.
В средней полосе России в мае уловы
в 3—5 кг, а то и больше — не редкость.
В детстве мне не приходилось ловить
уклейку. В нашем большом проточном
пруду ее не было, но зато потом...
Вот уже более 20 лет каждую весну,
как только пройдет на реках мутная
вода, я отправляюсь за уклейкой. А с
каким нетерпением ожидаешь первого
выезда! Поездка планируется так, чтобы
на место попасть к рассвету. Тот, кто
провел у реки хотя бы несколько ночей,
никогда не забудет ни с чем не сравнимое
чувство радости, охватывающее вас от
близости общения с природой. Особенно
приятно у реки в тихую теплую ночь
середины мая. Горит, потрескивая, костер,
чуть шумит в реке вода, тихо течет
мирная беседа. Есть время и вздремнуть.
Но чуток сон рыболова. К месту лова
подходишь затемно. Вот зажглись на
берегу карманные фонарики — рыболовы
готовят снасти...
В Подмосковье весенняя ловля
уклейки начинается обычно в самых
последних числах апреля, а наиболее активный
период клева приходится на середину
мая (до начала июня). К июлю все
стихает. Бывают дни, когда по каким-то
причинам уклейка берет очень вяло даже
в период активного клева. Но и в это
время опытный рыболов без рыбы с
водоема не уходит.
Итак, рыболовы готовят снасти...
Но почему же так рано, ведь еще совсем
темно? Дело в том, что уклейка часто
(но не всегда) начинает клевать в
темноте. Сделав заброс, нужно слегка
подергивать удилище, подтягивая на себя леску.
Тут-то и случаются поклевки. А как же
определить спуск? Уклейка в это время
держится у поверхности воды, и,
следовательно, спуск должен быть
минимальным — не более 40 см.
Для ловли уклейки нужны длинные
легкие удилища. Рыбка пуглива, и чем
дальше заброс, тем лучше. Легким же
удилище должно быть потому, что весной
течение в реках довольно быстрое,
поплавок мгновенно проходит отпущенное
ему расстояние, и снова приходится
делать заброс на прежнее место. А сколько
их сделаешь за день-то...
Не нужно пользоваться леской
толще 0,12 мм. Если же таковой не
окажется, то ставьте леску диаметром 0,15 мм,
но в этом случае необходим тонкий
поводок (0,1 мм) длиной 40—50 см.
Проверено, что чем тоньше леска, тем чаще и
увереннее поклевки. Тонкий поводок
особенно важен при малоактивном клеве.
Крючки лучше употреблять мелкие —
№ 2,5. Вообще-то рот у уклейки довольно
большой, и если в ваших уловах
преобладают средние и крупные уклейки, можно
использовать и крючки № 4. Как и при
ловле другой рыбы, время от времени их
нужно подтачивать.
Особое внимание обратите на
поплавок и грузик. Обычно при ловле уклейки
применяют небольшие тонкие поплавки.
Их существует множество видов. Каждый
рыболов употребляет свои любимые,
иногда им же и придуманные. Но как
только уклейка потянет наживку,
поплавок должен легко уходить под воду. Часто
его верхняя часть представляет собой
тонкий стержень, изготовленный из щепы
от старого камышового удилища, с
пенопластовым шариком на конце. В
специальной литературе рекомендуется
употреблять маленький поплавок, хотя в
принципе это условие соблюдать
необязательно. Важно правильно отрегулировать
поплавок. Из воды должна виднеться
только самая верхняя часть (при наличии
стержня — только стержень). Верхнюю
часть поплавка окрашивают в черный,
белый, желтый или розовый цвет (обычно
лаком или светящейся краской). Кстати
сказать, черный поплавок хорошо виден
даже в предрассветной мгле.
При ловле уклейки на удочку чаще

За рыбкой-невеличкой
105
используют два грузика: один наглухо
крепится на нижней части поплавка
(его весом и регулируется величина
погружения), а в 10—15 см от крючка
закрепляют второй, изготовленный из
тончайшей свинцовой пластинки, обернутой
2—3 раза вокруг лески. Этот грузик
крепится с таким расчетом, чтобы при
необходимости его можно было бы без
особых усилий передвинуть к поплавку.
Иногда клев бывает лучше, если поводок
без грузика.
У каждого рыболова, увлекающегося
ловлей уклейки, конечно же есть свои
излюбленные места. В Московской и
соседних с ней областях это обычно
крупные водохранилища и верховья впадающих
в них рек. Наличие в водоемах уклейки
обнаружить несложно. Там, где она есть,
рано или поздно вы обязательно увидите
во многих местах расходящиеся по воде
круги. В таких случаях рыболовы говорят:
гулять вышла. Но уклейка не просто
гуляет, она собирает с поверхности воды
пищу. Основой ее питания служит
планктон, но немало съедобного река несет на
поверхности.
При ловле уклейки на реках
подыскивают места с Тихим течением, в заводях,
у крутого берега. В мае в хорошую
погоду лучшее время клева с рассвета до
8—9 часов, а вечером часов с 5 до
наступления темноты. Случается, что уклейка
клюет чуть ли не весь день. Бывает и так:
при налачии хорошего клева он внезапно
повсеместно прекращается. Как по
команде, рыба уходит в глубину. В этом
случае необходимо изменить спуск и
попробовать ловить вполводы или у дна.
Нет поклевок — переключайтесь на ловлю
другой рыбы.
Лучшей насадкой в Подмосковье
является опарыш, но можно ловить на
хлеб, тесто, пареный «геркулес», мотыля,
а с появлением поденки и маленьких
синих жучков на листьях ольхи — и на
них. Иногда наиболее удачливыми
оказываются те, кто ловил на «бутерброд»
(опарыш с мотылем). Обычно на крючок
насаживают не более двух опарышей или
двух мотылей.
Еще Сабанеев писал, что улов будет
значительно большим, если использовать
кормушку. Для этой цели применяют
сетки из-под овощей. Внутрь закладывают
жмыхи, остатки хлеба с вашего стола,
кусочек пенопласта и небольшой груз
(кормушка должна быть чуть притоплена).
Крепить ее следует на резиновый
амортизатор.
Помимо ловли на поплавочную удочку
уклейку ловят и нахлыстом. Но это уже
искусство, и лучше об этом способе
почитать специальную литературу. Даже среди
опытных рыболовов мало кому известно,
что уклейку с успехом можно ловить и
осенью. В Подмосковье ее активный клев
начинается примерно с половины августа.
Но особенно удачливы бывают уловы в
тихие теплые дни бабьего лета и даже
в октябре. Осенью .лучше рыбачить с
лодки. Ловят, как правило, на 2—3
удочки. Как и весной, в это время нужно
внимательно следить за кругами на воде.
Где заметили круги, там и становитесь
на якорь. Нелишне захватить с собой
целлофановый пакетик с мокрым речным
песком. При ловле время от времени
его *следует подбрасывать к поплавкам.
Уклейка любопытна. Опускающийся на
дно песок привлекает ее внимание, и
довольно часто она подплывает к тому
месту, куда он был брошен. Осенние
уловы уклейки бывают весьма
значительны. В отдельные дни опытные рыболовы
вылавливают до 200 штук. Осенью
большую часть дня уклейка держится на
глубине, но начинать ловлю нужно все-таки
со спуском 50 см. Не берет — спуск
увеличивают. Бывает, что поклевки
начинаются почти у самого дна. Кстати,
уклейка, выловленная у дна, всегда
крупнее. Если у вас нет лодки, можно ловить
и с берега, но в этом случае уловы будут
значительно беднее.
Осенняя ловля имеет свои
особенности. Осенью чаще, чем весной, рыба
берет лишь в какой-то период дня. Иной
раз с рассветом поклюет часа 2—3 и все.
Жди вечера. А это скучно. Многие не
выдерживают и покидают водоем. Зато
терпеливые редко возвращаются домой
без рыбы.
Бывает, минут за 30 до захода солнца
уклейка поднимается к поверхности воды
и устремляется к берегам, тогда — не
зевай, рыболов. Чаще всего это случается
во время листопада. Видимо, вместе с
листвой на воду падают последние мошки,
вот рыбка и идет к берегу, куда ветер
согнал листву.
Днем, когда при ловле с берега
поклевки редки, а то и совсем отсутствуют,
можно попытаться половить уклейку
с помощью спиннинга. При ловле этим
способом необходимы леска диаметром
0,2 мм с поводком 0,1 мм и длинный —
до 20—22 см — поплавок, обычно
изготовленный из пенопласта, с окрашенными
черной краской чередующимися кольцами

Мастерство рыболова
106
шириной 1 см. Над поверхностью воды
должна находиться примерно половина
поплавка. В этом случае даже при
дальнем забросе он будет хорошо заметен.
Длинный поплавок при поклевках редко
уходит под воду, но этого и не требуется.
Благодаря широким черным кольцам
поклевки всегда хорошо видны. Груз,
обычно пол-оливки, крепится к основанию
поплавка.
Осенью бывают случаи, когда
любимому опарышу уклейка предпочитает
личинок, живущих в стволах чернобыльника,
в семенах репейника и татарника.
Поэтому при отсутствии клева на опарыша
можно попробовать и эту насадку.
Выловленную уклейку хранят, как
правило, в садке, а поздней осенью —
в пластиковых мешочках. Уклейка одна
из самых жирных и нежных
пресноводных рыб. Хороша она в жареном и
особенно в вяленом виде. Но не следует
А. Потапов
Т. Потапова
Нам прежде всего хочется обратиться
к тому, кто впервые во время отпуска
приехал на побережье Черного моря и
горит желанием заняться рыбной ловлей.
Возможно, вы слышали или читали о том,
что здесь встречаются весьма опасные
рыбы с острыми зубами и ядовитыми
шипами, яд которых вызывает общее
отравление, а в исключительных случаях
приводит к смертельному исходу. Однако
в литературе для любителей рыболовного
спорта сведения об опасных рыбах весьма
скудны, неточны и противоречивы. Одни
авторы явно преувеличивают опасность
их уколов, другие, наоборот, считают ее
ничтожно малой, а порой и
вымышленной.
Именно это побудило нас дать
любителям рыбной ловли несколько советов.
Из 182 видов рыб, обитающих в
Черном море, реальную опасность для
рыболова представляют очень немногие.
В июле-августе здесь хорошо ловится
спиннингом, на дорожку и самодуром
катран, или колючая акула. Рыба
достигает в длину 2 м, имеет
серовато-коричневую окраску с крупными белыми пятнами
ее пересушивать и слишком крепко
солить. При засолке достаточно слегка
посыпать ее солью с боков и можно
укладывать рядками в эмалированную посуду.
Сверху кладут деревянный (фанерный)
круг или тарелку и обязательно гнет.
Полутора — двух дней вполне достаточно
для того, чтобы рыба просолилась. И
весной и осенью в обычных комнатных
условиях (на кухне) уклейку вялят
6—7 дней. Хороша рыбка в копченом
виде, делают из нее и шпроты, тушат
в томате.
С наступлением ледостава стаи уклеек
уходят в глубокие ямы с песчаным дном.
Правда, в начале зимы бывают отдельные
дни, когда удается напасть на бродячую
стаю и неплохо половить. Иногда
случается попасть на активный клев уклейки
и при ловле рыбы по последнему льду.
Идет время... Снова приходит весна,
а с ней и прекрасная пора ловли уклейки.
Опасные трофеи
и белое брюхо. Колючей ее называют за
два крепких острых ядовитых шипа,
расположенных перед спинными
плавниками. Поэтому нужно быть очень
осторожным, когда снимаешь катрана с
крючка — того и гляди сам попадешься на
ядовитую колючку. Раны от шипов
болезненны и долго не заживают.
У колючей акулы три ряда тонких
небольшого размера зубов с острыми
зазубренными вершинами, а челюсти
рыбы необыкновенно сильны, так что при
неосторожном обращении пойманный
катран может без труда откусить пальцы.
О силе челюстей и остроте зубов этой
акулы свидетельствует тот факт, что она
перекусывает не только леску, но и
нередко металлические поводки, а не обрезает
их своей жесткой шкурой, как
утверждают некоторые рыболовы. Катран съедобен,
у него жирное бескостистое мясо,
содержащее большое количество витаминов.
Печень колючей акулы есть не следует,
так как в ней содержится в 15 раз больше
витамина «А», чем в тресковой, и потому
возможны острые и хронические
отравления.

Опасные трофеи
107
Рыболову может доставить
неприятность и встреча с донным хищником
скорпеной, или морским ершом. Рыба
достигает в длину 31 см и хорошо
ловится на обыкновенные удочки. Одиннадцать
колючек спинного, одна брюшного и три
анального плавников снабжены ядоотде-
лительными железами. Укол об острые
плавники скорпены вызывает отек и
сильную боль. Особенно ядовиты спинные
колючки ерша ранней весной. Шипы
жаберной крышки, как показали
исследования многих ученых, ядовитых желез
не имеют.
В летнюю пору на закидную удочку
и дорожку нередко попадаются крупные
хищные рыбы, имеющие уплощенное
тело ромбовидной формы,
заканчивающееся длинным тонким хвостом с острым
зазубренным шипом. Это скат, морской
кот, из семейства хвостоколов. Надо
соблюдать особую осторожность при
снятии этой рыбы с крючка, так как
можно пораниться о ее ядовитый шип.
Раны, нанесенные хвостоколом, бывают
рваные и колотые. Нередко шип
обламывается и остается в теле человека.
Пострадавший сразу же чувствует острую
боль, затем может последовать падение
кровяного давления, рвота, сердцебиение,
мышечный паралич, а иногда и смерть.
Морской кот достигает в длину 1 м, реже
2,5 м, а его шип — 10—15 см. Почему-то
многие, даже опытные рыболовы,
считают, что скат не съедобен и его мясо
годится лишь как биологическая
подкормка для скота. Спешим разуверить
заблуждающихся: морской кот вполне
пригоден в пищу, правда, мясо его
несколько водянисто. Однако печень
огненно-оранжевого цвета содержит большое
количество целебных для человека
веществ и представляет собой настоящий
деликатес.
Очень редко на закидные удочки
попадается звездочет (морская корова).
На жаберных крышках и над грудными
плавниками этой рыбы есть острые шипы.
Рыба становится ядовитой в период
размножения, который в Черном море у нее
протекает с конца мая по сентябрь.
Звездочет достигает в длину 30 см, мясо
его не вкусно, но съедобно.
У берегов Батуми и в Новороссийской
бухте, правда, крайне редко встречается
еще одна коварная рыба — морская
мышь, или лира. Рыба достигает в длину
25 см. Мышь изящна, имеет красивую
окраску с многочисленными полосками и
пятнами. Четыре колючих луча переднего
спинного плавника и зубчики подкрышеч-
ных костей ядовиты.
Самой же ядовитой рыбой не только
Черного моря, но и морей Европейского
континента является морской дракон, или
скорпион. Колючие шесть-семь лучей
первого спинного плавника дракончика и
острые шипы на его жаберной крышке
содержат яд.
Часто по незнанию рыболовы
принимают дракона за безобидного бычка и без
всякой предосторожности снимают его с
крючка, получая при этом крайне опасные
уколы. В зависимости от глубины укола,
величины рыбы, состояния пострадавшего
последствия могут быть различными.
Вначале чувствуется острая, жгучая
нарастающая боль, достигающая наивысшей
точки примерно через полчаса. Кожа в
области ранки краснеет, появляется отек,
начинается омертвение тканей.
Появляется головная боль, лихорадочное состояние,
обильное потоотделение, боли в сердце,
ослабляется дыхание. Может наступить
паралич конечностей, а в наиболее
тяжелых случаях — смерть.
В целях профилактики необходимо
познакомиться с внешним видом и
повадками перечисленных рыб и не снимать
с крючка голыми руками незнакомую
вам добычу. При разделке ядовитые
колючки нужно срезать ножницами.
Все это будет надежной гарантией вашей
безопасности. Ну а если все же несчастье
произошло, следует немедленно отсосать
кровь из ранки. Не бойтесь отравиться:
содержащиеся в слюне бактерицидные
вещества достаточно надежно
предохраняют от воздействия яда. Надо только
чаще сплевывать высасываемую кровь.
После этого ранку нужно обмыть чистой
водой и по возможности охладить. Затем
пострадавшему следует принять
болеутоляющие средство (1 таблетку анальгина
или баралгина) и 1 таблетку димедрола,
чтобы предупредить развитие
аллергических реакций. И конечно же нужно как
можно быстрее получить помощь врача.

Н. Кузнецов
Младший брат
речного исполина
Сом обыкновенный, самый крупный
пресноводный хищник, достигает
длины 5 м и веса более 300 кг. Но такие
экземпляры встречаются чрезвычайно
редко. Рыболовам, как правило,
приходится иметь дело с сомами весом 10—15 кг.
Сом питается преимущественно рыбой,
ест лягушек, крупных моллюсков, бывают
случаи, когда хватает и водоплавающую
птицу. Тело сома голое, анальный
плавник длинный, голова широкая с
маленькими глазками, на верхней челюсти 2 усика,
на нижней — 2 или 4. Половой зрелости
сом достигает в возрасте 3—4 лет, самка
откладывает до 480 тыс. икринок. На
жировку сомы отправляются после захода
солнца. К осени залегают в ямы; зимой
сомы не питаются совсем.
Меньше других из семейства сомовых
рыболовам-любителям известен его
меньший собрат — канальный сомик. Его
родина — пресноводные водоемы
Северной Америки. Внешне канальный сомик
больше похож на налима. Длина его
может быть до 1,5 м, а вес свыше 3 кг.
Окраска канального сомика буроватая,
тело пятнистое, голое. Самцы отличаются
от самок более темной окраской и более
короткой и широкой головой. У него
очень вкусное мясо. Канальный сомик
растет быстро, он теплолюбив, хорошо
чувствует себя при температуре воды
25—28°. Его выгодно разводить в садках
и бассейнах. Промышленное
культивирование канального сомика (его иногда
называют сомик-кошка) началось в США
в 1963 г. в штате Арканзас. Ныне
разведением канального сомика занимаются
и в других штатах.
В естественных условиях канальный
сомик заходит для нереста в речные
заводи и озера и нерестится там в апреле-
июле в зависимости от погоды. Перед
нерестом между самцами могут
возникнуть жестокие бои, которые иногда
заканчиваются серьезными травмами или
даже гибелью одного из соперников.
Случается, что в полученные раны
попадает инфекция, что ведет к гибели
раненой рыбы.
Когда пара определилась, самец
выбирает место обычно под берегом, где
строит гнездо, как можно тщательнее очищая
дно от ила и мусора. Нерест происходит
обычно при температуре воды 20—25°.
Если самка не готова к нересту, то самец
Рис. В. Базарова
может даже выгнать ее из гнезда. За
время нереста самка откладывает
несколько слоев клейкой икры, а самец
оплодотворяет каждый слой отдельно.
Весь процесс продолжается 4—12 ч.
После окончания нереста самец
отгоняет самку от гнезда (при этом он может
наносить ей даже сильные укусы) и
начинает охранять икру. Самец, не только
охраняет икру и защищает личинок до
тех пор, пока они не начнут свободно
плавать, но и создает проток воды над
кладкой своими плавниками. Икра
канального сомика светло-оранжевого цвета,
икринки крупные, в местах касания они
прочно соединяются между собой, а вся
кладка представляет собой упругое
губчатое образование.
Самец не только перемещает воду над
икрой, но и периодически встряхивает
кладку брюшными и анальными
плавниками, благодаря чему имеется
постоянный доступ свежей воды в массу икры.
Но после выклева эмбрионов меняется
резко и поведение самца. Он уже не
трясет кладку, а нежно обмахивает ее
плавниками. Проходит некоторое время и над
остатками оболочек икры образуется
живой ковер свободных эмбрионов, которые
пока еще малоподвижны и остаются в
основном на том же месте, образуя плотные
скопления, постоянно меняющиеся по
форме. Все эмбрионы в этих скоплениях
строго ориентированы головой к центру,
хвосты у них быстро движутся. Это
позволяет эмбрионам создавать внутри
скопления интенсивные токи воды, которые
выбрасывают из гнезда чужеродные
частицы, вымывают продукты обмена. Но
постепенно свободные эмбрионы
становятся все более активными, хотя и
предпочитают держаться около гнезда. Через
2—3 суток многие личинки уже
поднимаются в толщу воды и даже к ее
поверхности. Их плавательный пузырь
заполняется воздухом, усиливается пигментация:
они становятся серыми.
В нашей стране эксперименты по
освоению канального сомика были начаты
в 1972 году, когда в июне из США была
получена небольшая партия личинок.
Из Москвы личинок доставили в
рыбопитомник «Горячий ключ»
Краснодарского края. Личинки подращивались в
аквариумах, кормили их зоопланктоном.
При достижении веса 100 мг их высади-

Младший брат речного исполина
111
ли в выростные пруды. Было выращено
около 800 сеголетков (средний вес от 30
до 50 г). Зимовка прошла благополучно,
практически без отходов.
Затем в июне-июле 1973 года из США
была получена очередная партия личинок
канального сомика и работы по
разведению и акклиматизации канального сомика
в нашей стране получили большое
развитие. Эта теплолюбивая рыба, как и в
США, может стать основным объектом
для садковых хозяйств и живородных
заводов, которые используют подогретую
сбросную воду тепловых и атомных
электростанций. В прудовых хозяйствах
южных районов нашей страны канального
сомика можно выращивать в
поликультуре с карпом, форелью и другими
растительноядными рыбами. Интересен проект
опытно-производственного комплекса на
сбросном канале Краснодарской ТЭЦ для
товарного откорма канального сомика и
радужной форели. Теплые воды ТЭЦ
позволяют этим рыбам развиваться
круглый год. Летом активизируется
канальный сомик, а зимой, когда температура
воды в канале падает до 10°, энергично
набирает вес любительница прохладных
вод — форель. По оценке специалистов,
с квадратного метра садка можно брать
до 80 кг сомика и до 60 кг форели.
При выращивании канального сомика
практикуется три метода получения
потомства: в прудах, бассейнах (садках)
и в аквариумах. В основном применяется
прудовое разведение — наиболее простой
метод, поскольку для него не требуется
сложного оборудования и затрачивается
меньше времени и труда. При выборе
участка для строительства прудов
учитывают его топографию, качество грунта,
качество и количество воды. Оптимальная
глубина пруда 0,9—1,8 м на юге и 1,8—3 м
на севере, где возможно промерзание
мелких прудов. Пруды обычно зарыбляют
весной, когда температура воды
составляет 13° и выше. В этот период смертность
мальков ниже, чем при осеннем зарыбле-
нии, и мальки сразу начинают расти.
Хотя в условиях искусственного
разведения некоторое количество корма сомик
получает за счет естественной кормовой
базы, основу питания составляют
искусственные корма.
Их основными пищевыми
конкурентами являются головастики. Самая
эффективная мера борьбы с ними — отсутствие
мелководных участков вдоль берега.
Если же численность головастиков все же
представляет серьезную угрозу, то
лягушек и их икру уничтожают.
Канальный сом представляет
определенный интерес и для спортивного
рыболовства. Единоборство с сильным
хищником особенно увлекательно. Для ловли
канального сома применяют различные
рыболовные снасти: спиннинг,
поплавочную и донную удочки, кружки и т. д.
В качестве насадки с успехом используют
малька (желательно из того водоема, где
вы собираетесь ловить канального сома).
Для этого нужен крючок № 8—10,
одинарный или двойной. Леска достаточна
диаметром 0,25—0,3 мм, металлический
поводок не требуется, к тому же он
ограничивает движение живой рыбы.
С подсечкой, если ловить на малька,
спешить не следует, нужно дать
возможность хищнику заглотить приманку. А вот
при ловле на блесну подсекать надо
немедленно, почувствовав подозрительный
удар. Блесны лучше брать мелкие и
средние, весной и летом — вращающиеся, а
осенью — колеблющиеся. В пасмурную
погоду предпочтительнее яркие блесны,
в солнечную — тусклой расцветки.
Правильный выбор цвета блесны во многом
определяется окраской обычной добычи
хищника.
При ловле поплавочной удочкой
приманкой служит червь (навозный,
земляной, дождевой), с удовольствием сомик
берет кузнечика, кусочки мяса и т. д.
Так как вкусы канального сома еще
плохо известны рыболовам-любителям,
то при его ловле следует больше
экспериментировать, пробуя различные насадки.
К растительным насадкам канальный сом
относится равнодушнее, но все же
ловится, например, на кашу (крутую
перловую, пшеничную). Словом, для
определения наиболее уловистых приманок поле
деятельности велико, и рыболовам работы
здесь непочатый край.

Г. Ярошевский
Водяной змей —
кораблик
Рис. А. Калабина
Хочу предложить оригинальную
конструкцию снасти, которая среди рыболовов
получила название «кораблик». Начну с
того, что главное требование,
предъявляемое к снасти рыболова-любителя, —
ее спортивность. Надеюсь, что
спортивность спиннинга ни у кого не вызывает
сомнений. Предлагаемая конструкция
кораблика — логическое развитие спиннин-
говой снасти, она снабжена необходимой
автоматикой и расширяет универсальность
спиннинга. Спиннинг, оснащенный
корабликом, требует от рыболова постоянного
движения и умения хорошо
ориентироваться на водоеме. По увлекательности
лов рыбы корабликом даже трудно с чем-
нибудь сравнить. Мелочь на кораблик, как
правило, не ловится. Хватка рыбы всегда
неожиданна, сопровождается очень
сильным рывком, всплеском и происходит в
поле зрения рыболова. Этот прием ловли
рыбы отдаленно напоминает действия
охотника при охоте на болотную дичь,
когда он топчет болото, стремясь поднять
дичь на крыло под выстрел. Даже когда
рыба плохо клюет, кораблик постоянно
держит рыболова в напряженном
ожидании рывка.
Я много лет рыбачу на спинниш
с корабликом. Приобретенный опыт и
наблюдения позволили мне внести в
конструкцию кораблика ряд
усовершенствований, повышающих его управляемость,
и выработать специфические приемы
техники лова.
Кораблик состоит из ведущей доски
с пластинчатыми пружинами, опорного
поплавка, переключателя (реверса) с
предохранительной скобой и лески-буксира
с мушками.
Ведущая доска создает силу
натяжения лески. По аналогии с воздушным
змеем назовем ее подъемной силой. Роль
ведущей доски определяется не ее
линейными размерами, а ведущей площадью,
так как надводная часть кораблика — его
обязательная деталь.
Пружины ведущей доски служат для
амортизации рывков при поклевках и вы-
важивании рыбы. Они выполняют роль
авторегулятора натяжения лески при
изменениях скорости течения, участвуют, в
работе переключателя направления
движения кораблика и обеспечивают
получение оптимального угла атаки.
Опорный поплавок придает
устойчивость кораблику на воде, стабилизирует
его положение под водой (бывает и
такое) и служит основанием для
механизма переключения.
Переключатель предназначен для
изменения направления движения корабли
ка, а предохранительная скоба
предохраняет леску-буксир от захлестывания о
детали переключателя и обеспечивает его
четкую работу.
Назначение лески-буксира с мушками
пояснений не требует.
Рис. I Ведущая доска с реданом в трех
проекциях (мм)
Ведущая доска (рис. 1)
изготовляется из хорошо просушенной и
прямослойной древесины. Ей придают
соответствующую форму для получения
наибольшей подъемной силы. На нижнем торце
доски приклеивают редан, назначение
которого диаметрально противоположно
редану мотолодки. Он должен
препятствовать выскакиванию ведущей доски из
воды при резкой смене скорости
кораблика. После изготовления ведущей доски
ее пропитывают олифой и красят.
Надводную часть окрашивают белой краской,
так как этот цвет лучше виден в сумерках,
а подводную часть — голубой — под цвет
неба или зеленой — под цвет подводной
растительности.
Глубина погружения ведущей доски
не должна превышать половину ее
ширины. Для этой цели на середине доски,
отступив от нижнего торца на треть ее
ширины, сверлят отверстие диаметром
8 мм, в которое при необходимости ставят
свинцовую заклепку. Ведущую доску
можно изготовить и из листового алюми-

Водяной змей — кораблик
113
Рис. 2. Способы крепления пластинчатой
пружины к деталям кораблика:
I — пружина, 2 — ведущая доска, 3 — скобка,
4 — шуруп, S — рейка поплавка
ния толщиной 1,5—2 мм с пенопластовым
поплавком сверху. Этим обеспечивается
ее механическая прочность, что важно
при перевозках, особенно для
автотуристов. Размеры в этом случае остаются
прежними, кроме ширины, которую
следует уменьшить так, чтобы подводная часть
не превышала 60 мм. В верхней торцовой
части доски между пружинами крепится
полоска пробки для хранения мушек при
транспортировке кораблика.
Пружины ведущей доски изготовляют
из листовой нержавеющей стали
толщиной 0,8 мм, из которой вырезают две
полоски длиной 320 мм и шириной 10—
12 мм. Вариант крепления пружин к
кораблику показан на рис. 2.
Опорный поплавок изготовляют из
пенопласта (рис. 3) без каких-либо
ведущих поверхностей. В верхней части
поплавка делают паз под деревянную рейку,
которую вместе с пружинами и
переключателем крепят к телу поплавка
шурупами. Рейка придает механическую
прочность креплению пружин и переключате-
(^tQ_n Ли) з[
Рис. 3. Опорный поплавок с рейкой для
крепления переключателя (мм)
ля. Если в распоряжении рыболова нет
твердого пенопласта, то это не беда.
Поплавок можно изготовить и из мягкого.
Только при этом нужно помнить, что
нитрокраски, нитроклеи и нитролаки
растворяют мягкий пенопласт, поэтому
перед покраской его следует загрунтовать
слоем водоэмульсионной краски и
пользоваться клеем «Момент».
Переключатель изготовляют из
нержавеющей стали толщиной 0,8—1 мм. Он
состоит из рычага (рис. 4, а),
основания (рис. 4, б) и петельки из
авиамодельной резинки. Осью рычага может служить
пустотелая заклепка-пистон. Порядок
сборки переключателя показан на рис. 3, е.
Рис. 4. Детали переключателя (мм):
а — рычаг, б — основание; 1 — алюминиевая
наклепка. 2 — металлические шайбы,
.1 — гетинаксовые шайбы, 4 — рычаг
переключателя, 5 — основание
Перед расклепыванием заклепки между
шайбой и рычагом полезно вставить
полоску из жести в форме ласточкиного хвоста,
которую затем удаляют, что обеспечивает
необходимый люфт рычага на оси. В
заключение выгибают концы рычага и
выступ основания с прорезью по
пунктирным линиям, показанным на рис. 4, а, б.
Для исключения щелчков при
срабатывании переключателя основание пружин
у поплавка обматывают изоляционной
лентой или подклеивают к нему полоски
пробки.
Переключатель в сборе представлен на
рис. 5. Предохранительная скоба
переключателя изготавливается из кусочка
медного обмоточного провода диаметром
2 мм. Размеры ее определяются высотой
переключателя.
После сборки кораблика
пластинчатые пружины изгибаются так, чтобы
переключатель был выше ватерлинии
ведущей доски на высоту надводной части

Мастерство рыболова
114
Рис. 5. Переключатель в сборе:
/ — основание, 2 — резинка, 3 — рычаг,
4 — заводное кольцо, 5 — деревянная рейка.
6 — опорный поплавок, 7 — пластинчатая
пружина, 8 — предохранительная скоба
поплавка, а сам поплавок был бы
параллелен плоскости ведущей доски на
расстоянии, исключающем переворачивание
кораблика на волне (рис. 6, 7).
Принцип действия водяного змея •
общеизвестен и не требует пояснений,
однако работу механизма переключения
следует пояснить. Допустим, что
кораблик запущен на воду, созданная
течением подъемная сила натянула леску, рычаг
переключателя прижат к передней
пружине поплавка (см. рис. 5, б). В этом случае
передняя пружина ведущей доски,
выбирая оптимальный угол атаки, растянется
сильнее, чем задняя. Параллельность
опорного поплавка и ведущей доски
нарушится. Если концом удилища резко дать
небольшую слабину леске, рычаг
переключателя под действием растянутой
резинки займет нейтральное положение.
Леска по инерции перебросится на
противоположный склон предохранительной
скобы. Пружины ведущей доски
восстановят параллельность доски и поплавка,
развернув его передний конец по течению.
Остается только плавно натянуть леску,
и рычаг переключателя прижмется к
другой пружине, переведя кораблик на
обратный ход.
Данная конструкция механизма
переключения работает настолько четко, что
последовательными переключениями
кораблик можно удерживать практически
на месте, не выпуская его за пределы
отбойной струи или границу суводи.
Вываживанию рыбы кораблик не мешает.
Напротив, ее рывки гасятся как концом
удилища, так и пружинами ведущей
доски, и рыба выводится на берег, как
на вожжах.
Здесь требуется пояснение. У
кораблика три основных состояния на воде:
движение от берега, остановка в мертвой
точке и после переключения реверса
движение к берегу. Точкой опоры
кораблику служит конец удилииДа, а радиус
сектора перемещения (70°—80°)
задается распущенной леской спиннинга. При
поклевке рыбы, а она может произойти
в любом положении кораблика, точка его
опоры перемещается с конца удилища на
поводок с пойманной рыбой,
соответственно изменяется и радиус сектора
перемещения. Если поклевка произошла в
момент движения кораблика к берегу, он
обгоняет рыбу, и поводок с пойманной
рыбой оказывается в вершине угла,
образованного леской, идущей от удилища, и
леской от кораблика. Поэтому кораблик
выходит на берег первым, помогая
рыболову вывести рыбу. При поклевках в
мертвой точке или до нее кораблик после
Рис. 6. Общий вид кораблика (рычаг
переключателя в нейтральном
положении)

Водяной змей — кораблик 115
Рис. 7. Положение снасти на воде
подсечки переключают. Трудности
возникают только при поимке крупных
экземпляров весом 2—3 кг. В этом случае
переключить кораблик почти невозможно,
поэтому рыболову приходится стаскивать
рыбу вниз по течению, что дает
возможность сохранить нужный угол на леске-
буксире. Но в любой ситуации рыба
находится между удилищем и корабликом,
и все ее рывки рыболов прекрасно
чувствует.
Теперь о подсечке. Леска-буксир
с мушками все время натянута течением
между концом удилища и корабликом.
При поклевке рыбы леска проседает в
точке крепления поводка. Резкая
подсечка стремится выпрямить леску,
следовательно, усилие подсечки направлено
вдоль поводка, так как практически он
перпендикулярен к леске-буксиру. Но при
ловле на кораблик не подсечка
беспокоит рыболова, а задача, как ослабить
рывок рыбы в момент поклевки, для чего
в конструкцию введены пружины
ведущей доски.
Оснащение кораблика мушками уже
неоднократно описывалось и полностью
зависит от наблюдательности и фантазии
рыболова. Длина поводков зависит от
длины спиннингового удилища и для
стандартного металлического одноручни-
ка соответственно составляет 150, 200,
250, 300, 350 мм. Расстояние между
поводками не должно превышать 1,5 м.
Метод крепления поводков к леске-
буксиру — петля в петлю. Леска-буксир
к основной леске спиннинга крепится
застежкой любого типа. Толщина
буксира не должна превышать диаметр лески
спиннинга.
Размеры кораблика, приведенные в
описании, являются максимально
допустимыми и рассчитаны на тяжелый
кораблик для крупной рыбы с леской-буксиром
0,5 мм и поводками 0,3—0,35 мм.
Дальнейшее увеличение размеров кораблика
не целесообразно.
Опытным путем установлено, что с
уменьшением диаметра спиннинговой
лески и лески-буксира на 0,1 мм линейные
размеры всех деталей кораблика должны
быть уменьшены на 20 %. Для лески
0,2 мм длина его не превысит 120 мм.
Следует помнить, что частота поклевок
находится в прямой зависимости от
толщины лески-буксира и поводков. Чем
тоньше, тем лучше.
Чтобы кораблик не потерял своего
спортивного значения, подлежит
безусловному запрещению ловля им с лодки,
превышение максимально допустимых
размеров, использование более пяти
мушек. Нельзя применять тройники,
кроме случая, когда первая от кораблика
мушка заменяется мухо-блесной.
В заключение хочу напомнить
рыболовам-любителям, что ловля рыбы на
спиннинг с корабликом требует определенных
навыков и имеет свои секреты, но об этом
в другой раз и только в том случае, если
предложенная конструкция кораблика
вызовет интерес.

А. Кузнецов
В записную книжку
рыболова
Рис. А. Калабина
Узел на леске. На единственной
тончайшей японской леске вашей зимней
удочки неведомо каким путем завязался
узел. И угораздило его затянуться так,
что в петли узла даже жало самой тонкой
иглы не просунуть. Рвать жалко, узел-то
на самой середине, но и ловить с такой
леской душа не лежит: при
незначительном перенапряжении леска в этом месте
непременно порвется. Но развязать узел
можно. Если чуть согнуть ладонь, то на
ней образуется глубокая складка (рис. 1).
В эту складку помещается леска так,
чтобы узел находился в 10—12 мм от
внутренней стороны ладони. Затем ладонь
сгибается еще больше так, чтобы леска
с узлом оказалась прочно зажатой в
складке. Теперь полусжатой ладонью
той ее частью, где зажата леска,
энергично постучите по колену. Ударить надо
раз 15—20. Кажется, узел немного
подался. Повторите эту операцию еще раз, а
если надо, то и два. Обычно после трех
попыток узел расслабляется настолько,
что в него войдут теперь жала даже двух
иголок. Чтобы не поцарапать тонкую
леску при развязывании, пользуйтесь лупой.
Для тренировки предварительно
проделайте это на обрывке такой же лески с
узлами разной плотности затяжки.
Тонкий пробойник. В довольно
толстой (2—3 мм) латунной (медной,
томпаковой, дюралевой, мельхиоровой)
пластине вам потребовалось просверлить
отверстие диаметром 0,5 или 0,75 мм. Но
сверла такого диаметра не нашлось, да и
дрели у вас нет. В этом случае
используйте в качестве пробойника обычную
швейную иглу нужного диаметра.
Плоскогубцами от иглы отломите заостренный
конец длиной 9—10 мм, а от плотной
винной пробки отрежьте цилиндрик такой же
высоты, что и длина обломка иголки.
Верхняя и нижняя плоскости
цилиндрика должны быть строго параллельны
между собой. Обломком иглы проткните
цилиндрик в центре, следя за тем, чтобы
он был строго перпендикулярен плоскости
цилиндрика, — это непременное условие
успеха! Обломок иглы вытолкните из
пробки на 3—4 мм, смажьте нижнюю
плоскость пробки клеем, острие иглы
поставьте в намеченную точку на
пробиваемой пластине и приклейте к ней проб-
Рис. 1.
ку. Когда клей подсохнет, положите
пластину на ровный торец березового
чурбана и тяжелым молотком с плоским
бойком сделайте сильный, но очень
точный удар по центру пробки (рис. 2).
Если игла пробила пластину, то
осторожно вытащите ее плоскогубцами.
Получилось очень чистое и нужного диаметра
отверстие. Если же результат плачевный,
то виноват не способ, а какая-то
неточность в ваших действиях. Потренируйтесь!
Изоляция проводов. У вашего
лодочного мотора изоляция высоковольтных
проводов от воды, солнца, бензина
настолько потрескалась, что высокое
напряжение пробивает на корпус, отчего мотор
стал хуже заводиться и тяга уменьшилась.
Купить в магазине такой провод не всегда
возможно, а заменить его необходимо.
Конечно, можно обмотать его в несколько
слоев изолентой, но очень уж это прими-
Рис. 2.

В записную книжку рыболова
117
тивно и не эстетично. А ведь можно на
старый провод натянуть, причем втугую,
подходящего диаметра резиновый шланг.
Делают это так. Отрезают кусок шланга
на 10—15 см длиннее провода. Работают
вдвоем с помощником. К одному концу
шланга помощник присоединяет штуцер
автомобильного насоса, а в другой конец
вы вталкиваете насколько можно глубоко
натертый мылом конец высоковольтного
провода. Затем пальцами левой руки вы
обхватываете шланг в том месте, где
находится провод, а правой крепко держите
провод в 3—4 см от конца шланга. По
вашей команде помощник делает резкий
качок насосом, а вы в это же самое время
ослабляете пальцы левой руки и быстро
толкаете провод внутрь шланга. Повторяя
эти манипуляции, вы протолкнете провод
в шланг, так как воздух расширяет его
(рис. 3).
Заточка крючков. У большинства
выпускаемых нашей промышленностью
рыболовных крючков при хорошем их загибе,
отличной оксидировке,
удовлетворительной закалке есть и существенный
недостаток — очень плохо отштампованные
жало и бородка. Некоторые из них,
особенно мелкого и среднего размера, без
предварительной заточки просто не
хочется привязывать к леске (рис. 4, а).
Заточку таких крючков обычно делают с
помощью надфиля или абразивного
брусочка, но ими удобно затачивать жало
только с боков и внешней стороны и
почти невозможно убрать заусенцы с
внутренней стороны. Мало того, при
неоднократной заточке жало крючка сильно
укорачивается и его приходится
выбрасывать (рис. 4, б).
Очень хотелось как-то механизировать
заточку крючков, и, кажется, мне это в
какой-то мере удалось: два абразивных
брусочка — красный и мелкозернистый
голубоватый — я измельчаю молотком в
довольно крупный порошок. В небольшой
баночке разогреваю около 3—4 см3
эпоксидной смолы, и в нее, постоянно
помешивая, засыпаю такое количество
абразивного порошка, чтобы получилось
довольно густое тесто, после чего
добавляю (чуть-чуть больше обычной нормы!)
отвердитель и всю массу очень
тщательно, но быстро перемешиваю. Эту массу
намазываю нетолстым слоем на
обезжиренный ацетоном черенок надфиля, после
чего тщательно прокатываю его на листе
фанеры, на который насыпан слой абра-
Рис. 3.
зивного порошка. Раскатывать следует
линейкой или широким напильником.
После 40-часового затвердевания надфиль
выглядит вот так (рис. 5, а).
Заточку крючков произвожу
следующим образом. В патрон зажатой в тисках
электродрели вставляю свободным
хвостовиком подготовленный надфиль, а
дрель ставлю на постоянное вращение.
Подлежащий заточке крючок зажимаю
плоскогубцами и, начиная от бородки,
стачиваю заусенцы с внутренней стороны
жала (рис. 5, б). Вся операция занимает
несколько секунд. Крупные крючки
затачиваю красным абразивом, мелкие —
голубоватым. Боковые стороны и
внешнюю сторону обрабатываю мелким
надфилем и брусочком, добиваясь такой
остроты, чтобы крючок буквально
прилипал к руке. Рабочие кончики всех
надфилей на наждачном круге затачиваю под
разными углами, после чего они
становятся очень удобными для зенковки
отверстий в блеснах, мормышках и других
поделках, абразивная же намазка
одновременно служит рукояткой.
Рис. 4. Бракованные крючки:
а — дефекты штамповки, б — неправильная
наточка
win
а б

Мастерство рыболова
118
Рис. 5. Приспособление для заточки
крючков:
а — надфиль с абразивом, б — плоскогубцы
Киль для резиновой лодки. Сначала
у меня появилась ярко-оранжевая
одноместная надувная лодочка, купленная
в охотничьем магазине. Чудесная была
вещь — склеенная из пропитанного
шелка, она в свернутом виде занимала места
не больше, чем буханка хлеба, а весом
лишь немного ее превосходила. С ее
помощью я доставал с воды сбитых на
охоте уток, ловил рыбу удочкой, спасал
зацепившиеся блесны, расставлял жер-
лички. Захотелось половить и спиннингом,
но первая же попытка закончилась
полным провалом: при замахе удилищем
лодка резко поворачивалась на 180°.
Выход нашелся очень простой. Из подхо
дящей ткани выкроил треугольник, вдоль
одной стороны застрочил прочный шнур,
а вдоль другой в простроченный па<
пропустил латунный пруток-груз
толщиной 6 мм. В первый же свободный вечер
Рис. 6. -
поехал на ближнее озеро пробовать свое
изобретение. Подвязать киль - дело двух
минут, и вот я на воде. С трепетом делаю
мощный замах удилищем и замираю —
лодка повернулась, но совсем
незначительно. Делаю второй замах и посылаю
блесну вперед — полный успех! Лодка
чуть повернулась, но теперь я вижу,
куда летит и где падает блесна. После
нескольких тренировок все забросы стали
получаться прицельными. Латунный
пруток при прохождении через притопленные
коряги, при плавании среди водорослей
прижимается к днищу, и киль не мешает.
Правда, дать задний ход в водорослях
невозможно. На рис. 7 хорошо видно
устройство и способ крепления киля.
Если на носу и корме лодки нет петелек,
то их следует приклеить по центру
самому. Киль в свернутом виде переносится
в одной связке с удочками.
Кулинарный совет. Различные
способы приготовления пойманной рыбы
известны, я думаю, большинству рыболовов.
Все знают, как сварить уху, некоторые
умеют даже приготовить двойную и
тройную, правда, почти все допускают
ошибку, выбрасывая плавательные пузыри, но
оставляя жабры. Между тем первые
придают ухе аромат, а вот вторые зачастую
делают ее горькой. Хорошо ли, плохо ли,
но почти каждый рыболов поджарит
рыбу, приготовить же заливное из судака
или фаршированную щуку обычно
поручают многоопытной жене. А вот как
приготовить некоторые виды пойманной
рыбы под лососину, пожалуй, мало кому
известно.
Полупроходную рыбу вимбу (сырть)
мы, рижане, ловим в конце апреля —
начале мая, когда она из моря
поднимается в реки. Хороша она холодного
копчения, годится в уху и для жарения, но, как
и лещ, очень уж костлява, поэтому лучше
всего, наверное, ее готовить под лососину.
Делается это так. Свежепойманную
рыбину острым ножом вскрывают по всей
длине со стороны спинки. Голову .и узкую
часть хвоста отрезают и откладывают для
ухи, куда идет также икра или молоки,
плавательный пузырь и печень; можно
отрезать и все плавники. Внутри рыбу
никоим образом нельзя промывать водой,
а следует начисто вытереть чистой
тряпкой или на худой конец бумагой.
Желательно вырезать позвоночник, и, сделан
легкие надрезы вдоль ребер, выдернуть их
плоскогубцами. Готовится консервант: на

В записную книжку рыболова
119
две ложки соли среднего помола (мелкая
«экстра» не годится!) всыпается одна
ложка сахарного песка, при наличии
добавляется немного калиевой селитры,
несколько горошин растолченного
душистого перца. Вся смесь хорошо
перемешивается. Рыбу внутри умеренно, по
вкусу, посыпают смесью, после чего ее
складывают боковинками, помещают в
блюдо или кастрюлю и прижимают
крышкой с умеренным грузом. Посудину
ставят в холодильник. Через двое суток рыба
полностью готова к употреблению. Цвет
ее в точности напоминает малосольную
лососину, да и вкусом она тоже
приближается к ней. Если вы не великий гурман,
то и не отличите. Мелкие косточки тоже
куда-то пропадают.
Проводя отпуск на Рыбинском
водохранилище в известном многим
москвичам-рыболовам г. Весьегонске, я таким
образом засолил полуторакилограммового
жереха. Получился он еще вкуснее, чем
вимба. Приятель поведал, что этим
способом он готовил щуку, и очень
нахваливал.
Попробуйте и вы засолить таким же
способом пойманного жереха, голавля,
язя. Что вы теряете?!
М. Юрчев Прочная вершинка
Рис. А. Калибина
Вершинка у стеклопластиковых
телескопических удилищ очень хрупка и часто
ломается. Устранить этот недостаток
можно при помощи тонкой проволоки
(электроспираль для утюга или струны
для балалайки-прима, но
предпочтительнее спираль, так как она не ржавеет).
Вершинку вынимают из удилища,
закрепляют один конец проволоки
поверху на ее утолщенной части строго по
центральной линии, нетуго натягивают
проволоку и закрепляют на тонком конце.
Вдоль натянутой проволоки на
отрезке АВ делают сплошную бороздку и на
равных расстояниях еще 3—4 бороздки
длиной 20—25 мм, глубиной 1 мм. Начи
ная от толстого конца вершинки,
проволоку утапливают в бороздки и
приматывают леской или капроновой ниткой
диаметром 0,1—0,12 мм. Места крепления
перед намоткой и после нее смазывают
водостойким клеем. Внешний диаметр
всех намоток должен обеспечивать
свободное передвижение вершинки (рис. 1).
При усилении бамбуковой вершинки
поступают так же, с той лишь разницей,
что прорези делают только на узлах
колен бамбука. Намотку выполняют
с обеих сторон узла, добиваясь плотного
прилегания проволоки к поверхности
бамбука (рис. 2). При пользовании
усиленной вершинкой необходимо соблюдать
обязательное условие: проволока всегда
должна находиться сверху, а леска —
снизу.
Вид сверху
Намотка
Т
Проволока
ян юли——^
рт »
1
is Проволока
lZ0L
.i20
20|. ^*
Проволока намотка
l±lOi

В. Штыков
Рис. А. Калабина
Известно, что результат ужения леща
во многом зависит от выбора поплавка,
соответствующего условиям ловли.
Заслуживает внимания поплавок,
изображенный на рис. 1. Корпус его выполнен из
бальсы или какого-либо другого легкого
материала и снабжен антенной длиной
10 см, диаметром 2 мм. На антенну
надевается скользящий поплавок и стопор —
колечко из изоляции электрического
провода, ограничивающий передвижение
малого поплавочка вдоль антенны. Огружа-
ют поплавок так, чтобы основной его
корпус находился под водой, а антенна
(почти до самого основания) — над
водой. Затем подбирают грузильце-подпасок,
которое притопляет антенну,
одновременно перемещая поплавочек-лоцман к
ограничителю. При поклевке рыба либо ведет
насадку вверх и тогда раскрашенная
в контрастные цвета антенна
приподнимается над поверхностью воды почти
полностью, либо тянет насадку на себя
и тогда поплавок скрывается под водой
(рис. 2).
Довольно часто случается, что
уловистое место находится на значительном
(до 20—30 м) расстоянии от берега.
Рис. I. Поплавок для ловли леща:
/ — стопор, 2 — скользящий поплавок,
3 — антенна, 4 — корпус, 5 — верхнее
колечко, 6 — нижнее колечко,
7 — пластмассовая втулка
Рис. 2. Положение поплавка до и
после поклевки
Рис. 3. Вариант поплавка для ловли
леща:
1,4 — антенна, 2 — бусинка,
3, о— амортизатор, 5 — скользящий
поплавок, 7 — верхнее колечко,
8 — основной поплавок, 9 — стабилизатор,
10 — нижнее колечко
Рис. 4. Огружение поплавка
Рис. 5. Положение поплавка в воде
Рис. б. Регулировка поплавка
Рис. 7. Момент подсечки
Рис. 8. Поплавок для ловли в
безветренную погоду (мм)
Рис. 9. Поплавок для ловли при
ветре (мм)
Поплавок
для ловли леща
Из зарубежных журналов

Поплавок для ловли леща
121
Рис.8 Рис.9

Мастерство рыболова
122
Тогда используют вариант описанного
выше поплавка. На рис. 3 представлен
его общий вид. Размеры произвольные,
так как поплавки в зависимости от
условий ловли могут быть различными по
величине.
Главной частью является основной
поплавок (S). Антенна (/, 4) и
стабилизатор (9) выполнены из цельной
бамбуковой палочки диаметром 3 мм, которая
неподвижно соединена с основным
поплавком. Основной поплавок и
стабилизатор покрашены в маскирующий цвет.
Антенна двухцветная: верхняя часть
длиной примерно 5 см — красная,
нижняя — белая. На стыке красного и
белого участков закреплена бусинка-буфер (2)
черного цвета. Верхнюю (видимую над
водой) часть скользящего поплавка (5)
покрывают желтой краской, а нижнюю
красят в тот же цвет, что и основной
поплавок. В торце стабилизатора
высверливают отверстие диаметром около 1 мм
на глубину 1—1,5 см. В него вклеивают
нижнее пропускное колечко (10). Затем
кончик стабилизатора обрабатывают
ножом, обматырзют ниткой и лакируют.
Скользящий поплавок, так же как и
основной, делают из бальсы, пенопласта
или пробки и приступают к следующей
операции — подготовке к огружению. Для
этой цели берут кусочек свинца
цилиндрической формы и просверливают в нем
отверстие диаметром равным диаметру
антенны. Отверстие зачищают круглым
напильником и грузик запрессовывают
в заранее подготовленное гнездо в
скользящем поплавке (рис. 4). Окрашенная
в желтый цвет часть скользящего
поплавка должна выступать над водой ( рис. 5).
Излишки свинца снимают ножом и на
пильником.
Очень важно, чтобы поверхность
отверстий скользящего поплавка и
цилиндрического грузила была идеально
гладкой.
После соединения антенны с
основным поплавком в его корпус вклеивают
второе колечко, которое должно
находиться точно над первым, укрепленным
на стабилизаторе (см. рис. 3, .7, 10).
Перед надеванием скользящего
поплавка на антенне монтируют
амортизатор из плоской мягкой резины,
предохраняющий верхнюю часть основного
поплавка от возможных ударов
свинцового грузика. Аналогичный амортизатор
закрепляют на антенне снизу бусинки
(см. рис. 2, 3).
Регулировка готовой снасти состоит
из двух этапов (рис. 6). На 1-м этапе
подбором свинцовых дробинок добиваются
такого положения, при котором
скользящий поплавок касается основного, но не
выступает из воды более чем на 2 мм,
что соответствует максимальному
всплытию антенны. На 2-м этапе подбирают
такую дробинку, которая погружает
антенну до момента упора верхней части
скользящего поплавка в бусинку.
Отрегулированная таким образом снасть
позволяет избежать захлестывания
крючка с насадкой за леску при забросах
против ветра.
Как видно из рис. 7, о моменте
подсечки сигнализирует появление над водой
белой части антенны.
Поплавок довольно сложен в
изготовлении и регулировке, но обладает
рядом несомненных достоинств:
относительно большим весом, позволяющим
делать дальние забросы насадки; высокой
чувствительностью; достаточной
устойчивостью на волне.
Интересен поплавок, изображенный
на рис. 8. При поклевке он создает
минимальное сопротивление. Корпус
изготовляется из бальсы, пенопласта или
другого легкого материала, а антенна — из
бамбука. Грузило должно притапливать
поплавок до основания антенны, а крючок
с насадкой топят его полностью. Поэтому
спуск лески устанавливают такой длины,
при которой насадка, достигая дна,
позволяет антенне выступать из воды на
половину своей длины. На спокойной водной
глади кончик антенны виден на
расстоянии до 10 м. Очень важно, чтобы при
перезабросах насадка всегда ложилась
на одну и ту же глубину. При всех своих
достоинствах у поплавка есть
недостаток — с ним можно ловить только в
безветренную погоду и не очень далеко
от берега.
И наконец еще один поплавок (рис. 9).
Его огруженная свинцом нижняя часть
облегчает дальний заброс насадки.
Уравновешивается поплавок скользящим
грузилом, чтобы над водой возвышалась
только антенна длиной 10—15 см. Стопор,
ограничивающий перемещение грузила,
ставится на леске в 10 см от крючка.
Поплавок устойчив и в ветреную погоду.

Домой с уловом.
Дальше заброс — крупнее
рыба.
Фото В. Ульянова

Мастерство рыболова
124

Новички
LuUjuu на водоеме
В. Баранчук
ВСЕЯДНЫЙ РОТАН,
«ЧЕРТИК» И ДРУГОЕ
АССОРТИМЕНТ
ПРИМАНОК
РЫБОЛОВА-ТУРИСТА
Ю. Юсупов
КАК ПЕРЕХИТРИТЬ
КАРАСЯ
В. Баранчук Всеядный ротан,
«чертик» и другое
Рис. Л. Семенова
Готовя этот выпуск альманаха, мы
выбрали из редакционной почты
наиболее часто встречающиеся вопросы
читателей и предложили ответить на
них члену редколлегии альманаха В. Ба-
ранчуку. Он подготовил подборку
материалов, темы которых подсказали в
своих письмах читатели. Надеемся, что
его ответы заинтересуют не только
начинающих рыболовов.
ВСЕЯДНЫЙ РОТАН
Это рыба была завезена в
европейскую часть нашей страны из бассейна
Амура в сороковых годах и
расплодилась с невероятной быстротой во
многих водоемах, в основном заморных.
Если в бассейне Амура ротан имеет
множество врагов и конкурентов, которые
жестко регулируют его численность,
то на новом месте он стал уничтожать
всех прежних обитателей водоема и
через какие-нибудь несколько лет
становился полновластным хозяином.
Дело в том, что ротан всеяден, он
поедает икру, рыбу (не гнушаясь и
своими собратьями), головастиков,
мелких лягушат, различных моллюсков,
рачков и т. д. Поэтому-то ротан уже
давно объявлен и ихтиологами, и
рыбоводами вне закона.
Большую пользу водоему,
подвергшемуся нашествию ротана, могут
оказать рыболовы. Ловить его
разрешается без ограничения в течение всего
года. Для ужения по открытой воде
нужна довольно легкая удочка,
позволяющая ловить в окнах среди водных
зарослей — излюбленных местах
стоянок ротана. Ловят в это время с
поплавком или с кивком на конце удочки
и мормышкой на леске. Именно
мормышка да маленькая блесенка осо
бенно привлекают этого хищника. Леска
должна быть диаметром 0,15—0,2 мм,

Новички на водоеме
126
крючок на мормышке или блесенке —
не менее № 5 с длинным цевьем: на
него легче насаживать приманку и
лучше засекается рыба.
На крючок насаживают мотыля,
червя, малька, рачка-бокоплава,
небольшие кусочки рыбьего или другого мяса,
несоленого сала. Больше всего
привлекает ротана движущаяся приманка,
поэтому рыболову надо чаще плавно
поднимать и опускать насадку или
водить ее из стороны в сторону.
Подсекают при первом же намеке
на поклевку, иначе этот большеротый
в снасть рыбки теперь не побегут в
разные стороны при ее подъеме, а
бросятся в траву, стараясь
замаскироваться. Вам останется только выбрать
из пучка застрявших в нем живцов
и мальков. Конечно, и тут не обойтись
без потерь, но будет их гораздо
меньше, чем при ловле сеткой без травы.
НА «ЧЕРТИКА»
Эта оригинальная мормышка сразу
стала популярной. «Чертик» хорошо
показал себя как при ловле со льда, так и
хищник (кстати, поэтому он и назван
ротаном, или головешкой — за черный
цвет в брачный период) заглотит
приманку так, что вытащить ее без
экстрактора будет просто невозможно. Зимой
ротан берет на те же насадки, что и
летом, но, естественно, ловить его со
льда надо соответствующими сезону
снастями.
Ротан достигает веса 300 г и более.
У него вкусное белое мясо. Он очень
хорош в ухе, жареном и вяленом виде.
КАК ПОЙМАТЬ ЖИВЦА
Рыбья молодь частенько забирается
в глубину или в траву, где ее трудно
поймать. Даже обнаружив стайку
рыбешек, рыболов нередко остается без
наживки — очень уж вертки подросшие
за лето малявки.
Для того чтобы мелкие я рыбешка
не ушла из малявочницы, привяжите в
середине сетки пучок обычной травы,
что растет по берегам. Заплывшие
при ужении по открытой воде. Поэтому
его можно назвать универсальной
приманкой. Итак, что же такое «чертик»,
как на него ловить?
По форме он напоминает
обыкновенную оливку, в нижнюю, обычно
утолщенную часть которой впаян тройничок
из крючков. Крючки должны немного
выходить за тело «чертика», иначе он
не будет зацепистым. Тройничок
делают заранее, а «чертика» отливают из
олова или свинца и красят в черный,
зеленый или красный цвет. Более
популярен черный. Приманка имеет прямое
продольное отверстие для лески.
При ловле на неглубоких (до 3 м)
местах мелких и средних по размеру
рыб (плотва, подлещик, окунь, ерш)
достаточно, если приманка будет
длиной не более 1 см, с крючками № 2,5—3.
При ужении тех же рыб, но покрупнее
и на глубине свыше 3 м (тем более
если есть течение) нужен «чертик»
посолиднев — длиной до 1,5—2 см с
тройничком из крючков № 3—4.

Всеядный ротан, «чертик» и другое
127
Удочка для ловли на «чертика»
должна быть очень легкой, обязательно
с катушкой и предельно чутким кивком,
желательно из эластичной
пластмассовой или металлической пластины. На
леску (диаметр ее для легкого «чертика»
0,1—0,12 мм, для тяжелого — 0,15 мм)
перед привязыванием приманки
надевают две бисеринки, обычно ярко-
желтого или зеленого цвета. Отверстия
у бисеринок должны быть широкими,
тогда при игре «чертика» они будут
свободно опускаться и подниматься
по леске, как бы паря в воде. Тем са-
В общем, рыболову надо самому
найти нужный прием. При этом не
следует забывать о том, что зачастую
случаются поклевки, когда «чертик»
находится очень высоко от дна — порой
1 м и более. Так что обязательно нужно
облавливать все слои воды, а на
глубине до 3 м даже поработать приманкой
у самой нижней кромки льда — иногда
рыба поднимается туда за «чертиком»,
но решается схватить его только в
последний момент.
Полезно время от времени
остановить приманку и выждать секунду-
мым для рыбы создается
дополнительный соблазн.
На крючки тройничка некоторые
рыболовы не надевают ничего, кроме
отрезков кембрика, например, белого и
красного цвета. Другие удильщики еще
подсаживают на каждый крючок
вначале по одной личинке репейной моли,
а потом, колечком, мелкого мотыля.
По открытой воде кроме этих насадок
можно использовать мелкого червя,
опарыша, ручейника.
Играют «чертиком», как, впрочем, и
мормышкой, по-разному. Чаще всего
рыба соблазняется, когда приманку
довольно быстро ведут от дна, придавая
ей кивком скачкообразные движения.
Бывает, рыбе нравится другая игра:
«чертика» поднимают очень медленно,
заставляя при этом мелко, интенсивно
дрожать в воде, и он как бы зависает на
одном месте. Случается, что рыба
хватает приманку, когда она плавно
покачивается у самого дна или в 10—20 см
от него.
другую — это тоже порой вызывает
хватку.
Обычно рыба быстро распознает
подвох и поэтому редко основательно
заглатывает «чертика»; она скорее
только пробует приманку. Вот почему
подсекать надо при малейшем намеке
на поклевку. Так что внимательно
следите за кивком.
Поскольку рыба при ловле на
«чертика» засекается обычно несильно, то
вываживать ее надо очень быстро,
иначе она сойдет.
ДОННОЕ УЖЕНИЕ
Для донной ловли нужно жесткое,
мощное спиннинговое удилище длиной
до 2,5 м и безынерционная катушка,
вмещающая 50—60 м лески диаметром
0,35—0,4 мм. На конце лески ставят
грузило, лучше всего плоское. Такое
грузило устойчивее на струе.
Соединяют его с леской с помощью заводного
кольца и вертлюжка. К леске прикреп-

Новички на водоеме
128
ляют специальную застежку для
оперативной замены грузил.
В полуметре от грузила также с
помощью вертлюжка и заводного кольца
ставят поводок. Толщина его зависит
от вида и размера той рыбы, которую
вы предполагаете ловить.
Для плотвы, подуста, густеры,
подлещика, некрупного окуня достаточно
поводка толщиной 0,4 5—0,2 мм. Для
леща, язя, голавля, крупного окуня,
щуки, судака понадобится леска
помощнее — 0,25—0,3 мм. При ужении щуки
часто ставят металлический поводок.
очень аккуратно: мелких — за обе
губки, покрупнее — за спинку, под
плавник, но не задевая позвоночник.
Итак, снасть готова, насадка
припасена, остается еще обзавестись
подсачком с длинной, до 2 м, ручкой
(пригодится при вываживании крупной рыбы),
подставками для удилищ, садком и —
обязательно! — запасными крючками,
вертлюжками, колечками, застежками,
поводками, леской, грузилами,
брусочком для точки крючков. Не забудьте
про раскладной стульчик и
непромокаемый плащ на случай непогоды.
Крючок подбирают в зависимости не
только от вида и размера рыбы, но и
приманки. Для плотвы, подуста, густеры,
подлещика, некрупного окуня подойдут
крючки от № 3 до № 6, с длинным
или средним цевьем; для ужения леща,
язя, голавля, крупного окуня, щуки,
судака понадобятся крючки от № 7 до
№ 12. Плотву, подуста, густеру, леща,
язя, голавля, окуня можно соблазнить
червем, опарышем, мотылем,
ручейником, раковой шейкой. Для крупного
окуня, щуки, судака, а также голавля,
язя хорошей приманкой будут узкоте-
лые рыбки — верховки, уклейки,
плотвички, пескари; бывает, что щука и
судак неплохо клюют на небольшого
окунька, ерша (только у него
желательно срезать ножницами верхний колючий
плавник).
Мелких червей, мотылей, опарышей,
ручейников надо насаживать на крючок
по нескольку штук, рыбок (кстати, их
держат в дороге и на водоеме в кане
с водой) нужно стараться наживлять
Теперь о том, как определить место
стоянки рыбы. Обычно глубины, а
донкой ловят чаще всего на глубоких
местах, расположены у крутых берегов.
Если же берег пологий и явных примет,
указывающих на характер рельефа дна
нет, на разных участках водоема
сделайте несколько пробных забросов
(естественно, без крючков, с одним
только грузилом, чтобы избежать
возможных зацепов в незнакомом месте).
По длительности времени падения
грузила на дно вы легко определите,
глубоко здесь или мелко. Только
имейте в виду, что рыба лучше всего клюет
на перепадах глубин — бровках. Их
надо постараться найти и именно туда
забрасывать приманку.
Выбрав подходящее место,
освободите берег от всего, что может вам
помешать забросить снасть. Старайтесь
устроиться так, чтобы вам не мешали
кусты или ветки деревьев. Расстелите на
месте ловли полиэтиленовую пленку
или клеенку. На таком коврике удобно

Всеядный ротан, «чертик» н другое
129
насаживать приманку, проверять снасть,
снимать рыбу с крючка.
Обычно ловят двумя-тремя донками.
При большем их количестве трудно
уследить за поклевками. Ставят снасти
друг от друга на таком расстоянии,
которое позволяет вам хорошо
наблюдать за ними, быстро подойти и подсечь
рыбу.
Если вы намерены ловить плотву,
густеру, подуста, леща, язя и голавля,
прихватите с собой прикормку:
непригодные в пищу остатки каши, хлеба, а
еще лучше рубленых червей, мелких
рожно, сообразуясь с сопротивлением
рыбы, иначе леска может не выдержать.
ПО ПЛЕСУ НА ЛОДКЕ
Поздней осенью увлекательной
может быть рыбалка на плесах озер,
водохранилищ, рек со спокойным течением.
У обширных зарослей травы охотятся
щука и окунь, случается, заходит и
судак.
Оборудовав легкое двуручное спин-
нинговое удилище безынерционной
катушкой с леской диаметром 0,3—0,35 мм
опарышей, мотыля. На берегу в какой-
нибудь посудине перемешайте
прикормку с глиной, на худой конец с
землей и, слепив из смеси шары,
забросьте несколько штук туда, где
примерно будет находиться приманка.
Они привлекут рыбу к месту ловли и
задержат ее здесь. Время от времени
прикармливание повторяют.
При поклевке плотвы, подуста, язя,
голавля, окуня, щуки, судака леска
обычно натягивается, звякает
колокольчик, конец удилища и сигнализатор
начинают дрожать или сгибаться. Во
время клева густеры и леща леска
часто ослабляется и как бы провисает,
опускается и сигнализатор. Все эти
моменты рыболов должен четко
замечать и широким взмахом подсекать.
При вываживании рыбы надо
стараться не давать леске слабины. В то же
время, если рыба сильно упирается и вы
чувствуете, что попался крупный
экземпляр, не форсируйте вываживание,
а наматывайте леску на катушку осто-
и крупным, способным держать средней
величины «оливку» поплавком,
запасаются мальком и на легкой лодке
начинают искать хищников, медленно
сплавляясь по ветру или течению
(желательно слабому) вдоль травы. Подобной
снастью можно без труда забросить
поплавок в нужное вам место. На
прочный, но тонкий крючок № 5—7 с
длинным цевьем, привязанный к поводку из
лески диаметром 0,2—0,25 мм, малька
насаживают очень аккуратно за спинку
под верхний плавничок или за обе
губки. Спуск делают таким, чтобы рыбка
была в 20—30 см от дна.
Самое главное здесь не только
удачно выбрать место, но как можно
осторожнее забросить наживку к траве,
ведь стоит чуть резче взмахнуть
удилищем, и нежная рыбка сорвется с
крючка. Поэтому не стараются забрасывать
очень далеко, а посылают поплавок с
мальком не далее 10—15 м от лодки.
Забросив снасть и потихоньку сдавая
леску, можно отпускать поплавок и на-

Новички на водоеме
130
живку на любое расстояние от лодки.
Обычно стараются плыть так, чтобы
рыбка обязательно шла рядом с травой.
Ну а то, что хищные рыбы любят
затаиваться именно в траве, ожидая свою
жертву, известно всем.
На глубоких закоряженных или
каменистых местах, на подводных свалах
и бровках, у ям неплохие результаты
дает другой способ — отвесное
блеснение. За окунем и щурятами обычно
охотятся с некрупными зимними
блеснами типа окуневых. Для солидного
окуня, щуки и судака, особенно при
Из приманок для такой ловли лучше
всего подходят червь, мотыль, опарыш
или «бутерброд» из таких насадок.
С БЛЕСНОЙ ЗА ОКУНЕМ
Окунь — рыба стайная и часто,
особенно по первому льду, успех зависит
не столько от формы, цвета, веса или
игры приманки, сколько от умения
рыболова искать этого хищника. Замечу
сразу: новички порой ленятся сделать
лишнюю лунку, пройти сотню-другую
метров по льду. В результате они не
I
ловле на больших глубинах, нужны,
конечно, блесны крупнее и тяжелее.
Охота с блесной будет успешнее,
если не стоять долго на одном месте,
а активно облавливать разные участки
водоема. Обычно хищник сразу дает о
себе знать, ударив по блесне или
схватив ее, поэтому ждать поклевок очень
долго не стоит.
А теперь немного об ужении
мирных рыб с лодки. Поздней осенью их
скорее встретишь на глубине. И ловят
их чаще всего в отвес на мормышку,
поэтому хочу сказать несколько слов
о технике такого ужения.
Прикормив место вокруг лодки,
пристраивают на борту короткие
зимние удочки. Ловить начинают с
медленной игры мормышкой, и, если нет
поклевок, приманку заставляют работать
быстрее. Иногда рыба поднимается за
насадкой на полметра или метр от дна,
поэтому облавливать надо разные слои
воды. Однако замечено, что чаще всего
поклевки бывают у самого дна.
находят крупных окуней, а предлагают
свою блесну рядовым маломеркам-
матросикам, которые встречаются
гораздо чаще своих солидных собратьев
и соблазняются не блесной, а
мормышкой.
Искать крупного окуня лучше
коллективно в компании блеснильщика,
хорошо знающего водоем и стоянки
хищника. Начинать поиск нужно с мели
и тщательно облавливать места с
различными неровностями, перепадами
дна, у травы, тростника, коряжника, где
крупный окунь любит затаиваться,
поджидая или разыскивая малька. Если
толщина льда не достигла 30—40 см, не
стоит забираться на очень глубокие
места. Окунь еще держится в это
время прибрежных участков, куда набегами
подходит малек и где есть другая
живность, составляющая его пищу, —
различные личинки, рачки, черви и т. д.
Порой полезно, идя по водоему,
просматривать дно — иногда можно
заметить стайки малька, который бисером

Всеядный ротан, «чертик» и другое
131
рассыпается от шагов рыболова. Значит,
есть вероятность того, что сюда
подойдет крупный окунь.
Теперь о блеснах и технике ловли.
На мелких местах подходит небольшая,
легкая, так называемая планирующая
(медленно падающая, как бы парящая
в воде) продолговатой формы блесна.
Для глубоких мест нужна приманка
немного потяжелее, с напайкой олова не
только у крючка, но, может быть, и по
всей блесне. Какой игрой блесны, каким
цветом соблазнится окунь, зависит от
его настроения в данном водоеме в
данное время, от глубины, цвета дна
и т. д. Вот почему часто бывает так:
в одном озере или реке окунь хватает
только серебристую блесну и
соблазняется, допустим, лишь игрой приманки,
при которой она- ходит под водой
челноком (падая вниз, уходит в бок), не
опускаясь на дно; в другом месте этот
полосатый хищник предпочитает
желтые или вообще тускловатые блесны и
привлекает его, например, игра, при
которой приманка плавно падает на дно,
а затем после небольшой паузы
довольно резко отрывается от него и начинает
медленно, с мелкими скачками идти
вверх. А бывает, ловят окуня и так:
сравнительно тяжелую блесну (на
сравнительно глубоких местах) медленно
опускают на дно и несколько раз
приподнимают лишь один ее конец,
поднимая муть; потом приманку почти без
подергиваний очень медленно и плавно
ведут-вверх. Ну а есть мастера, которые
при ловле окуня на мелкую блесну
ставят на хлыстик удочки кивок и работают
ею почти так же, как при ужении на
мормышку, да еще подсаживают при
этом на крючок самого крохотного
малька или несколько мотылей, кусочек
червя, маленький кубик сырого мяса,
окуневый плавничок, глаз. Такие
подсадки дают порой очень хорошие
результаты, особенно когда клев слабый.
И последнее. Если окунь стоит под
лункой, он, особенно по первому льду,
обычно хватает блесну почти сразу,
поэтому опытные рыболовы справедливо
советуют не ждать окуневых поклевок
больше нескольких минут. Нет хватки —
иди дальше, ищи рыбу до тех пор, пока
рука не ощутит стук окуня по блесне.
Но только не зевай — вытащил одного
полосатого, как можно быстрее снимай
его с крючка и опускай блесну в лунку —
не давай стае уйти, раздразнивай ее
игрой приманки.
ПОЧЕМУ УХОДИТ РЫБА!
Этот вопрос часто возникает у
рыболовов, особенно весной, по последнему
льду. Действительно, почему рыба,
которая час назад клевала хорошо, вдруг
ушла и долгие дни не возвращается на
старые места? Больше всего удивляет
то, что места эти типичны для ее хода
или стоянки — русло, подводные
канавы, ямы...
Дело в том, что весной у многих
рыб начинается преднерестовый ход.
Двигаясь к местам будущего икромета,
они обычно идут по руслу
водохранилища или крупной реки,туда, где
впадают речки поменьше. Постояв некоторое
врем я в устье, стаи могут довольно
далеко зайти в саму речку и затем
возвратиться тем же путем. Замечено:
если рыбу не тревожить, она
обязательно в течение дня, максимум двух,
снова появится на русле или в глубоких
местах рядом с ним. Но всегда ли м*ы
даем рыбе спокойно пройти свой путь?
Всегда ли задумываемся о том, что ее
отсутствие в традиционных местах
может быть вызвано нашими торопливыми,
необдуманными действиями?
Продираясь сквозь чащу лесок с
крючками, мормышками и блеснами,
оставляя по пути подраненных
собратьев, рыба стремится поскорее
проскочить опасный участок. Вот она
свободно вздохнула на нетронутом еще
рыбацкой братией месте, но — снова перед
ее глазами замелькали снасти,
кормушки. Это значит, что рыболовы опять
догнали ее. И снова — бой...
В следующий раз рыба уже не
пойдет здесь — сработает инстинкт
самосохранения. Она найдет окольный путь,
может пройти под самым берегом, где
ее не было всю зиму, затаиться на
некоторое время в ямах, не известных
рыболовам.
Ученые называют это явление
фактором беспокойства. И конечно,
настоящие рыболовы должны всегда помнить
о нем и стараться как можно меньше
тревожить рыбу — не скапливаться на
ее тропах. Ведь в противном случае в
бою проигрывают обе стороны. Рыболов
лишается трофея, а рыба... Что стоит
наш пустой ящик по сравнению с тем
беспокойством, которое мы вызываем у
нее, заставив метаться по водоему?
А если не поддаваться ажиотажу, вести
себя разумно, рыба вознаградит вас
полновесным весенним трофеем.

Рис. А. Калабина
Ассортимент
приманок
рыболова-туриста
«Профиэдат» готовит к изданию книгу «Рыбная ловля в туристском походе».
Отрывок из нее, рассказывающий о различных приманках для охоты за обитателями
глубин в период открытой воды, мы предлагаем вниманию начинающих рыболовов.
Черви — очень распространенная
насадка. Напомним, что навозный водится
чаще всего в перепревшем навозе,
других гниющих субстратах; красный,
или подлистник, — под щепой,
бревнами, камнями/ в прелой листве, корнях
растений; белый земляной — на
огороде, пашне, старом остожье, луговых
кочках, поросших растительностью;
железняк — в глинистой почве;
выползок— жирной садово-огородной земле,
корнях трав. Этот отличается не только
большим размером, но и сплющенным
хвостом. Его собирают ночью, с
фонарем, когда он выходит из норок,
особенно после теплого дождя. Годных
для рыбалки червей можно найти и
непосредственно у водоема: в стеблях
куги и другой травы, оказавшейся на
берегу, под луговой дерниной,
подступающей к воде, на валунах, покрытых
тонкой скатертью из мха, на сухих
болотных кочках с кустарником, под опавшей
листвой прибрежных деревьев.
Выползка, крупного червя
насаживают на крючок по частям или целиком.
В последнем случае его прокалывают
крючком недалеко от головы, потом
в других местах, чтобы на цевье он
располагался петлями, жало выводят
наружу. Более мелких червей натягивают на
крючок с головы, при охоте за крупной
рыбой цепляют по нескольку штук
(рис. 1). Сохраняют в наполненном
землей деревянном ящичке (что
доступно, пожалуй, лишь
автопутешественникам), полиэтиленовой, деревянной
или железной банке, в холщовом
мешочке. Перед насадкой на крючок
червей рекомендуется выдержать во
влажном мху. Они очищаются от
содержимого, становятся крепче, бойчее,
притягательнее для рыб.
Мотыль — ярко-красная, с полспички
длиной личинка комара-звонца
(дергуна). Обитает в илистых отложениях
речных заводей, озер, прудов. Личинок
добывают, зачерпывая ведром, совком
донный грунт и промывая его в решете.
Сохраняют во влажной, только не
ворсистой тряпице в холодном месте.
Из-за сложности продолжительного
хранения берут в поход обычно
немного — на первые две-три рыбалки. Как
тара больше всего пригодны коробочки
из пенопласта, куда мотыля помещают
вместе со спитым чаем, белым мхом.
Если водный маршрут изобилует
ключами, жизнь популярной приманки
удается значительно продлить. Надо лишь
ежевечерне перекладывать мотыля в
капроновый чулок и опускать на ночь
в ямку с поступающей из родничка
ключевой студеной водой, утром 10—15
мин подсушивать на газете и затем
опять класть в коробочку с влажным
мхом, спитым чаем. Там, где он водится
в изобилии, мотыля нетрудно добыть и
в походных условиях: зачерпнуть ведро
ила и поставить недалеко от костра.
Почувствовав нарастающую теплоту,
мотыль устремится на поверхность и
его останется только собрать. Можно
Рис. I. Червяк

Ассортимент приманок рыболова-туриста
133
также взять кусок рыбы, мясные
отходы, завернуть в редкоячеистый лоскут
и с камнем опустить на веревке
вечером в заводь с илистым дном. Перед
началом рыбалки вынуть сверток и
выбрать набившихся личинок.
Насаживают мотыля на тонкий
крючок по одному или по нескольку штук,
а связанного в пучок ниткой, резинкой
(к крупному крючку) просто
прицепляют (рис. 2).
Ручейник (шитик) — бабочка и ее
личинка, живущая в воде в
продолговатых домиках-чехликах, склеенных из
песчинок, хвои, остатков ракушек и т. д.
Ручейники держатся на дне, камнях,
корягах и под ними, в гуще
растительности. Собирают их в прибрежном
мелководье с помощью сачка, выгребая
старый растительный хлам прямо с
берега или заходят в воду в высоких
сапогах. Выручит и длинная палка с
рогулькой на конце. Палку рогулькой
засовывают в гущу растений, водорослей,
поворачивают вокруг своей оси 2—3
раза и образовавшийся зеленый пук
вытаскивают на берег. В нем окажется
немало всякой мелкой живности, в том
числе и ручейников. Или связку
лапника, веник из веток посыпают мукой и
опускают в речку, ручей, а на другой
день собирают урожай. В коробочке
с влажным мхом личинки останутся
живыми несколько дней. Вынимают
ручейника из чехлика так: пальцами
слегка сжимают заднюю часть, берут за
высунувшуюся черную головку и
потихоньку вытягивают.
В зависимости от размера личинки
и крючка насаживают или одного
ручейника или несколько штук (рис. 3, а).
Лучшие ручейники — крупные,
зеленовато-темные. Хорошей насадкой
является и бабочка ручейника. Ее много
порхает над водой, она садится на лодку,
ползает по одежде, ее не составляет
труда взять и отправить на крючок.
Рис. 2. Мотыль:
а — на крючке, б -
на мормышке
Поденка (метлица) —
бабочка-однодневка и ее личинка. Массовый вылет
бабочки происходит теплым летним
вечером, и она на несколько дней
становится отменной насадкой для ловли
разной рыбы (рис. 3, б). Среди
рыболовов личинка больше известна под
названием бабка. Обитает она в воде —
в иле, густом переплетении растений,
норках, сделанных в глинистом грунте
подводного берега, откуда ее
извлекают с помощью совковой лопаты. Да
только вряд ли кто возьмет с собой в
поход такую громоздкую вещь. Проще
поискать более мелких, но не менее
популярных у рыбы личинок под
отслаивающейся корой топляков, под
лежащими на дне коряжинами, в корнях водных
растений, травянистых кочках.
Насаживают на крючок по одной или
по нескольку. Хранят в смоченной и
отжатой тряпице или сосуде с водой,
часто ее меняя.
Веснянка — бабочка и ее личинка.
Живет в воде, преимущественно
текучей. Массовый вылет бабочек падает на
раннюю весну. Личинку добывают теми
же способами, что и поденку (норки она
не делает). На быстром течении с
каменистым дном ниже камня вертикально
ставят сачок, камень переворачивают, и
поток сносит в ловушку водяных
букашек. Хранят веснянок в коробке
вместе с взятой из водоема растительностью.
Майский жук (хрущ) — появляется в
предлетье. Служит отличной приманкой
при ловле впроводку, нахлыстом.
Ночует жук на небольших, стоящих на
отшибе лиственных деревцах. На ранней
зорьке под кроной расстилают пленку,
газеты; деревцо встряхивают, еще
оцепенелые жуки падают на подстилку,
откуда их отправляют в коробку с мел-

Новички на водоеме
134
е ж -л
кими отверстиями и молодым
березовым, осиновым побегом. На крючок
насаживают обычно одного жука с
надкрыльями или без (рис. 3, в). В пер-
волетье на смену майскому приходит
июньский хрущ, тому, в свою очередь,
июльский. Они тоже успешно
используются в качестве приманки. Личинку
жука-хруща узнают по червеобразному
тельцу и кирпично-красной головке.
Находят ее в перепревшем навозе,
жирной садовой земле. Наживляют ею
чаще крючки донных удочек (рис. 3, г).
Короед (закорник) — личинка жука,
до превращения в насекомое
обитающая под корой засыхающих, но еще не
сгнивших пней, чурбаков, бревен. Этих
личинок, собранных с еловой или
сосновой древесины (они крупнее других),
держат в железной банке с
добавлением соответствующих опилок. Применяют
как насадку особенно успешно весной,
когда еще нет опарыша.
Опарыш — белый подвижный
червячок, личинка мухи. На него жадно
клюют многие рыбы. В жаркую пору опарыш
быстро окукливается. Клюет рыба и на
куколки. Развести опарыша на
маршруте хлопотно, но можно. Для этого кусок
рыбы или мяса с отложенными на них
яйцами мухи кладут в полиэтиленовый
мешочек и на несколько дней убирают
в теплое место. Осенью, когда станет
прохладно, опарышей выращивают в
стеклянной банке, которую держат
Рис. 3. Насекомые и их личинки:
а — ручейник, 0 — поденка, в — майский жук.
г — личинка майского жука, жука-носорога,
г> — стрекоза, е — личинка стрекозы
(казара). ж — муха, з — жужелица.
и — кузнечик
завязанной на солнце: банка ощутимо
нагревается и рост личинок ускоряется.
Если на пути встретятся выгоны —
пастбища крупного рогатого скота, то тот,
кто не поленится перевернуть
полувысохшие, в дырочках коровьи «блины»,
приманкой будет обеспечен. Такая
«фабрика» работает до поздней осени.
Насаживают опарыша на крючок по
одному или по нескольку штук (рис. 4).
Нередко его добавляют к другим
насадкам, например мотылю, делая
своеобразный бутерброд (сочетания могут
быть самыми разными: опарыш и червь,
опарыш и кузнечик, опарыш и тесто,
опарыш и муха и т. д.), и это заметно
улучшает ловлю.
Опарышу не уступают, а порой и
превосходят его по эффектиности
небольшие червячки, гусеницы (личинки
других насекомых) из яблок, стеблей и
семенных шишечек лопуха, желудей,
орехов, с деревьев, где их находят
в свернутых в трубочку листочках и в
утолщениях на них, на огородных
культурах и т. д.
Крыска — похожий на опарыша
червячок, но с крысиным хвостиком —

Ассортимент приманок рыболова-туриста
135
личинка ильной мухи. А хвостик не что
иное, как дыхательная трубка. Находят
крыску в застойных лужах, у скотных
дворов и в других грязных местах.
Используют как и опарыша.
Стрекоза и ее личинка применяются
для ловли крупной рыбы. Летающими
насекомыми наживляют крючки нахлыс-
товой, проводочной удочек, спаренных
спиннингов, кораблика, а ее личинкой
(казарой) — чаще всего обычную донку.
Ловят стрекоз сачком на берегу
водоема, удачнее — утром, когда они из-за
обильной росы тяжелы на подъем.
Личинок стрекоз добывают теми же
способами, что и ручейника. Надо иметь
в виду, что казары очень подвижны
Больше всего к ним неравнодушен
крупный окунь.
Пиявка. Привлекает многих рыб,
чаще окуня, особенно мелкая, мягкая,
красновато-бурая — герпобделла. Ее
ищут в тиховодье на соприкасающейся
с дном стороне камней, топляков, коряг,
в корнях растений, среди разного
подводного хлама. Годится для насадки на
крючок и клепсина — плоская, с резко
сужающимся телом, обычная на
тыльной стороне листьев кувшинки.
Крупными пиявками наживляют крючки донок,
особенно охотясь за сомом. Пиявок
легко добыть, опустив на несколько
часов в гущу водных растений мясные
отходы, завернутые в стебли осоки,
камыша, мелкие ветки. Сохраняют
пиявок в сосуде с водой, завязанном
сверху, иначе они расползутся (рис. 5).
Мормыш — рачок-бокоплав. Имеет
изогнутое, до 1 см длиной тельце, от
желто-зеленого до буро-желтого цвета.
Предпочитает холодную воду, почему
обильнее видами и количеством
представлен в Сибири. Держится в
затененных местах — под плывунами, корягами,
камнями, отмершими водными
растениями. Добывают мормыша как
ручейника, опуская ъ водоем, лучше у навис-
Рис. 4. Опарыш
Рис. 5. Пиявка и мормыш
шего берега, пучок травы, соломы,
веник из лапника, других мелких веток,
присыпав мукой. Сохраняют мормыша
во влажной тряпице в прохладном
затененном месте. Насаживают
аккуратно, на тонкий крючок.
Ракушка, улитка, слизень —
моллюски. Их мясо успешно применяют как
насадку в донной снасти при охоте
за сазаном, крупным окунем и другими
рыбами. Моллюсков освобождают от
раковины, мелких насаживают на
крючок целиком, больших режут на кубики.
Кусочки с частью мускула ракушки
держатся на крючке прочнее. Если
мясо студенистое, то его, перед тем как
отправить на крючок, немного
провяливают на воздухе. Находят эту
приманку на дне водоема (беззубки,
перловицы оставляют на песке бороздки), в
гуще водных растений (прудовики),
на прибрежных кустарниках и деревьях,
сырой земле. Сохраняют в посуде с
водой (речных моллюсков), влажной
тряпице.
Кузнечик, сверчок полевой,
кобылка — отличная приманка при ловле
различных рыб нахлыстом, поплавочной
удочкой. Появляются они во
множестве летней порой на опушках, приб-

Новички на водоеме
136
режнои луговой понизи, держатся в
траве, некоторые (сверчок черный) — в
маленьких норках. Ловят прыгающих
насекомых сачком, кепкой, а росным
утром, когда они вялы, просто руками.
Для сбора черного сверчка придется
копать землю. Сохраняют в коробке
или посуде с горлом такой ширины,
чтобы насекомые смогли вылезать
из нее только поочередно. В посуду
добавляют свежей зелени. Крупных
кузнечиков, сверчков, кобылок на
крючок насаживают по одному, мелких — по
нескольку штук. Перед этим у насекомых
удаляют длинные ноги, крылышки.
В нахлыстовой снасти крылышки
оставляют и расправляют.
Медведка — тоже сверчок, но
крупный, с замашками крота. Ее
используют, охотясь за сомом. Медведка
роет в замле норы, ночью выходит на
поверхность и летает. Она имеет
склонность тянуться к свету. На этом
свойстве основан способ ее ловли: на
огороде подвешивают включенный фонарь,
с другим ходят и подбирают
направляющихся к свету насекомых. Находят
их также в парниках, садово-огородной
земле. Сохраняют в банке с
отверстиями для доступа воздуха. Насаживают,
прокалывая посередине, по нескольку
штук.
Рак. Используют кусочки мяса с
шейки и клешней, освобожденных от
панциря. Линючего рака насаживают на
крючок донки целиком, для надежности
примотав тонкой ниткой или леской.
На рачье мясо охотно берут многие
мирные и хищные рыбы.
Овод, слепень, муха. Эти и другие
кровососущие насекомые служат
приманкой для ужения нахлыстовой,
поплавочной удочками многих рыб. Ловят
насекомых сачком. Хранят в коробочках
как кузнечиков, сверчков.
Муравей. Как приманка годятся
крупные — рыжие. На них можно
поймать хариуса, плотву, других рыб.
Насаживают муравьев на крючок по не-
Рис. 6. Лягушка и головастик
скольку штук, прокалывая брюшко.
Ловят поверху. Собирают в коробочку
бегающих насекомых. Ворошить
муравейник запрещено.
Личинка осы. Может успешно
заменить опарыша. Но добывать ее нелегко:
нужно не только отыскать осиное
гнездо, но и ухитриться овладеть личинками
без больших издержек. Ведь осы
добровольно свое потомство не отдадут.
Удобнее всего провести операцию
поздним вечером, когда насекомые уже
устроятся на ночлег.
' Годятся как насадка и другие, не
названные здесь всевозможные
козявки, жучки, их личинки, тем более те,
что попадают в пищу рыбам.
Личинка миноги (пескоройка) —
имеет угревидное тело до 15—20 см
длиной. Встречается в реках и ручьях.
Держится все время под слоем илисто-
песчаного грунта порой до метровой
глубины. На поверхность выходит лишь
раз в жизни, уже половозрелой рыбкой,
чтобы отнереститься и умереть.
Добывают личинку, промывая зачерпнутый
ведром донный грунт. Крючком
прокалывают спинку, не повреждая
позвоночника, или заводят в рот и выводят
жало в одно из отверстий — дыхалец
(рис. 7). Пескоройка очень вертка, наса-
Рис. 7. Личинка миноги
(пескоройка)

Ассортимент приманок рыболова-туриста
137
дить ее на крючок непросто. Процедура
облегчится, если пальцы будут в песке.
На пескоройку жадно берут многие
крупные рыбы. Сохраняют в воде, часто
ее меняя.
Верховна — серебристая рыбка
длиной 6—8 см. Распространена в
европейской части страны. В массовом
количестве встречается в затишных местах
водоемов. Добывают ее стандартным
(1X1 м) подъемником с мелкой ячеей
либо приспосабливают кусок марли
такого же размера. На течении верховку
цепляют крючком за губки, в
тиховодье — за губки или спинку (рис. 8).
На верховку хорошо ловится окунь и
другие хищные рыбы. Сохраняют в
воде, часто ее меняя. В сосуде,
опущенном в родничок, рыбки останутся
живыми в продолжение всего времени
стоянки.
Резка —■ так именуют удильщики
кусочек белой рыбы, вырезанный с
боковой стороны. Он может быть любой
формы — квадратика, треугольника,
полоски, — но непременно с чешуйками
и лучше с плавничком или хвостиком.
Применяют резку в донной снасти
(рис. 9).
Окуневый глаз. Отличная насадка
для ловли самого окуня, ерша, плотвы
и других рыб. Окуневым глазом
наживляют крючок мормышки при ловле
в отвес или с поплавком. Выгоднее
Рис. 8. Верховна
оставить на крючке одну желтую
оболочку глаза: она держится прочнее, а
поклевок меньше не становится. В
качестве насадки используют также
красный грудной плавничок окуня с
небольшим кусочком мяса, который и
прокалывают крючком.
Кожа бели. Лоскут кожи, взятый с
бока плотвы, густеры и другой белой
рыбы, служит хорошей приманкой
для разных рыб. Наживляют крючок
мормышки, одинарный ч тройной
крючки. Для мормышки вырезают узенькую
полоску и 3—4 проколами укрепляют
на крючке, оставляя хвостик до 1 см
длиной. На глухих северных водоемах
целесообразнее тройник и длинная
полоска кожи. Ею поочередно наживляют
поддевы якорька, пока не останутся
свободными только острия. Получается
компактная масса от лесного до
грецкого ореха величиной. Она прочно
держится на крючке, вызывая поклевки
увесистых рыбин.
Птичьи потроха — успешно
используются на рыбной ловле. Крючком
протыкают стенку кишки и выводят жало
наружу. Потянув за леску, слегка затя-
Рис. 9. Различные насадки: хвостовой
плавник, окуневый глаз,
гусеница и ручейник

Новички на водоеме
138
Рис. 10. Отрезок птичьей кишки:
а — крючок внутри, б — жало крючка
выведено наружу
гивают верх. Оставляют отрезок кишки
ниже крючка не более 1 см (рис. 10).
Можно крючок вывести наружу. Не
выбрасывают и печень. Рыбы неплохо
клюют и на нее. На непромытые кишки
ранней весной и осенью берет налим.
Щучья кишка. Из нее вырезают
полоску, один из концов которой
надрезают, делая нечто вроде метелочки,
а другим концом наживляют крючок,
чаще мормышки. Приманку ^хорошо
берут разные рыбы, она выдерживает
несколько поклевок. Используют и
кишки других рыб.
Мясо — обычно свежее. Сому,
налиму, ротану предлагают разной
величины кусочки, а такой рыбе, как форель,
разделенное на волокна, которыми
замаскировывают крючок.
Шпиг, сыр (мягких сортов).
Применяют при ужении карповых рыб: леща,
язя, сазана и других. На крючок
насаживают небольшими кубиками, жало
оставляют приоткрытым. Аналогичным
способом насаживают на крючок и
плавленый сырок, но его нужно
помять.
"**" Тесто. 1. Изготовляют сдобные га-
лушт?и~Ти~варят до готовности в
подсолнечном масле. 2. Замешивают муку
на сыром яичном белке и добавляют
мед. 3. Замешивают крутое тесто на
фруктово-ягодном соке, лучше
клубничном, вместе с волокнами ваты
скатывают в шарики. 4. В четверти кружки
воды растворяют ложечку сахара и
щепоть ванилина, замешивают
пшеничное тесто и растирают с
нерафинированным подсолнечным маслом до
получения однородной массы (рис. 11, а).
Хранить тесто удобно в тюбике
из-под зубной пасты. У тюбика
раскрывают заднюю часть, промывают внутри
марганцовкой, набивают тюбик тестом
и снова закатывают. Теперь стоит
отвернуть колпачок, слегка нажать и
появившейся колбаской можно обернуть
крючок.
Манка. 1. Разваривают при
помешивании 2—3 ложки крупы, остужают и
мнут, добавляя сухую крупу. При ловле
от насадки то и дело будут отделяться
частички крупы, привлекая рыбу. 2. В
кружку наливают немного воды и
сыплют в нее крупу, чтобы она полностью
впитала воду. Минут через 10—15 массу
заворачивают в тряпицу, завязывают
потуже и держат в кипящей воде
минут 18—20. 3. Доводят до кипения
четверть кружки воды, кладут сахар,
сыплют крупу до тех пор, пока она не
впитает всю воду, затем остужают
и разминают.
Каша — пшенная, ячневая,
пшеничная, кукурузная, гречневая и другие.
Варят, помешивая на медленном огне
до разваривания зерен, остужают,
затем растирают до тестообразной массы.
Если плохо держится на крючке —
разминают с хлебным мякишем
(рис. 11, в).
«Геркулес». Овсяные хлопья на
тряпице кладут в дуршлаг, раз-другой
обдают кипятком, дают стечь воде и
слегка подсушивают. На крючок
насаживают по нескольку штук. Из
«геркулеса» также варят кашу в чистом виде
или с добавлением манной крупы,
муки и т. д.
Толокно. Делают маленькие шарики
обычно с добавками, овсяными
хлопьями, манкой, мякишем хлеба. Хорошей
приманкой будет шарик из толокна,
заваренного в кипятке.
Величина растительных насадок — от
горошины до лесного ореха. В
поплавочной снасти жало крючка
приоткрывают, в донной — прячут в насадке. В
приманку добавляют пахучие вещества:
анис, камфару, укроп и др. Причем
делают это осторожно — небольшими
дозами. У рыб высокое обоняние, и
чрезмерная доза может их просто
отпугнуть.
Чтобы насадка надежнее держалась
на крючке, ее можно скатать с
волокнами ваты.
Зерна. Пшеницу, овес, перловку,
горох, рис и другие твердые зерна злако-

Ассортимент приманок рыболова-туриста
139
Н
вых и бобовых распаривают до мягкости.
В походных условиях для данной цели
сгодится термос. В него засыпают
нужное количество зерен, но не более трети
объема и заливают кипятком. Заправив
термос утром, получают готовую
насадку к обеду или на вечер, а если с
вечера — к утренней зорьке. Труднее
справиться с бобовыми. Горох замачивают на
ночь, а утром завязывают в марлю и ва-
Рис. П. Растительные приманки:
а — тесто, б — хлеб, в — каша,
г — вермишель, д — макароны, е — пшеница,
ж — овес, з — перловка, и —- горох,
к — жмых, л — картофель, корочка хлеба,
м — прядка зелени, н — ягода
рят примерно час, добавив в воду
немного питьевой соды. Крючок вводят
не между половинками, а поперек, жало
чуть-чуть выводят наружу. Молодой
горох, консервированный горошек, зерна
кукурузы восковой спелости из початков
можно сразу насаживать на крючок.
Хлеб — на него, как, впрочем, и на
все растительные приманки, ловятся
карповые рыбы. Рецептов приготовления
насадок множество. Вот некоторые: 1.
Белый или черный мякиш, лучше
подсохший, увлажняют, отжимают и мнут, пока

Новички на водоеме
140
он не станет плотной эластичной массой.
2. Мякиш ржаного хлеба смешивают с
вареным, присоленным и хорошо
размятым катрофелем, вливают
нерафинированного подсолнечного масла и мнут до
получения однородной массы, не
прилипающей к рукам. 3. Мякиш соединяют с
плавленым сырком и мнут до
получения мягкой, как замазка, пасты. 4.
Мякиш свежего хлеба разминают с сырым
яйцом, опускают в кипяток до
пожелтения. 5. Мякиш мнут с
нерафинированным подсолнечным маслом и медом,
скатывают шарики и заваривают в
кипятке. 6. Из корки вырезают кубик и
насаживают на крючок.
Картофель. Берут молодой, с
желтизной, как менее разваривающийся,
держат на огне почти до готовности
вместе с кожурой и солью. Остужают,
на крючок насаживают кубики примерно
1 X 1 см, крючок прячут в насадке
(рис. 11, л).
Жмых — лучше конопляный, но
рыба неплохо берет и подсолнечный и
льняной. Свежий жмых распиливают на
кубики со сторонами примерно 1 X'
или IX'.5 см и крест-накрест
обвязывают не слишком яркой ниткой. Чтобы
она не соскальзывала, на боках кубика
пропиливают канавки. Крючок
засовывают под нитку. Жмых нередко
распаривают и разминают с мякишем
свежего ржаного хлеба примерно в
пропорции 2:1, добавляя хорошо истолченный
древесный уголь, пока не получится
густое тесто, жало крючка прячут в
насадке. [—•
- Водяной шелк — зеленые
лентовидные водоросли с камней, свай, топляков.
Применяют среди лета при ловле
плотвы, небольшого язя. Прядку зелени
прополаскивают, складывают петлей и
затягивают на цевье крючка (рис. 11, м).
Ее длина обычно 20 мм, ширина — 2 мм.
Крючок не более № 3 с коротким
цевьем. Ловят впроводку.
Творог — используют прокисший,
простоявший несколько дней в теплом
месте. Его разминают с мякотью белого
хлеба. Особенно неравнодушен к такой
насадке линь.
Морковь — сваренную до
готовности и порезанную на кубики наживляют
на крючки донной снасти. Соблазняются
карповые рыбы.
Вишня, смородина, арбуз, лесные
ягоды. Там, где они часто попадают в
воду, на них (при ловле на донную
снасть) берут карповые рыбы (рис. 11, н).
Ю. Юсупов Как перехитрить
карася
Карась — одна из самых обычных и
широко известных рыб. Встречается он
почти всюду, но предпочитает сильно
заросшие стоячие озера и пруды с
достаточно теплой водой. В реках
держится в заводях, заливах, старицах с
илистым дном и обилием водной
растительности. В водохранилищах
немногочислен. Серебряный карась нередко
встречается и в проточный воде — в
реках со слабым течением.
Карась, особенно золотистый, весьма
неприхотливая и выносливая рыба. Он
способен жить при таком низком
содержании растворенного в воде кислорода,
как ни одна другая рыба, за
исключением, может быть, линя и вьюна.
Золотистый карась длительное время
сохраняется живым в иле высохших прудов,
зарываясь на глубину более полуметра.
Рис. С. Юкина
В корзине с мокрой травой он не
засыпает довольно долго. Серебряный
карась уступает в выносливости
золотистому, но и он гораздо выносливее
многих рыб, в том числе и карпа.
Обычный вес карася— 100—200 г.
Отдельные особи, чаще серебряного
карася, нередко достигают и
килограммового веса. А в районах Сибири и
Дальнего востока есть водоемы, где
встречаются караси весом в несколько
килограммов. 8 свое время на Дальнем
Востоке мне посчастливилось поймать
на донную удочку карася весом
2 кг 400 г. 8 малокормных озерах и
прудах при перенаселении карась
мельчает и даже в солидном возрасте не
превышает в длину 10 см. Но в
большинстве водоемов он находит достаточное
количество корма и растет довольно

Как перехитрить карася
141
хорошо. В водоемах, где есть хищная
рыба, карась всегда бывает крупнее.
Пищей карасю служат разнообразные
мелкие водные животные, которых он
извлекает из ила или собирает с
поверхности дна и подводных предметов, а
также мягкие части растений. В
рационе серебряного карася растительный
корм и планктон составляют большую
долю, чем у золотистого.
Карась относится к теплолюбивым
рыбам, и для рыболовов представляет
интерес только в летний период.
Золотистый карась чувствительнее к холоду,
чем серебряный. В сентябре он уже
перестает вести активный образ жизни,
а в октябре залегает на зимовку,
зарывшись в ил на глубоких участках
водоемов.
Серебряный карась осенью еще
сохраняет определенное время активность
и вообще, как я убедился, холодной
воды не боится. Мне приходилось
ловить его даже тогда, когда у берегов
уже образовывались ледяные закраины.
Летом нередко случалось ловить
крупные экземпляры карася с глубины 4—5 м
в местах выхода родников. Лишь в
ноябре-декабре он окончательно
перестает интересоваться пищей и впадает
в спячку. А в южных районах страны, по
имеющимся сведениям, ловят его со
льда даже в январе в устойчивые
оттепели. Это говорит о том, что
серебряный карась в отличие от своего
золотистого собрата, очевидно, на зиму в ил не
зарывается.
Ловлей карася увлекаются многие.
А в ряде районов страны рыболовам
приходится ловить только его, так как
в местных водоемах на десятки, а то и
сотни километров в округе другой
рыбы, заслуживающей внимания
удильщиков, нет. Интерес к карасю
проявляется не только за его высокие
вкусовые качества в жареном виде. Ловля его
по-своему интересна и увлекательна.
Карась, особенно крупный, —
довольно осторожная рыба, и ловля его
на грубую снасть редко приносит успех.
Удочку с толстой и хорошо заметной в
воде леской он предпочитает обходить.
Для убедительности приведу пример из
своей практики. При ловле карася на
водоеме с очень прозрачной водой мне
и многим другим рыболовам в этот
день пришлось довольствоваться весьма
скромным уловом. А вот улов одного
рыболова вызывал не только некоторую
зависть, но и восхищение. Как я потом
убедился, секрет успеха заключался не
в удачно выбранном месте, не в
прикорме и не в насадке, а в снасти,
точнее— в леске диаметром 0,17 мм,
окрашенной в голубой цвет. 8 водоемах,
где вода не очень прозрачна, лучше
применять лески желтого или светло-
желтого цвета. При ловле крупного
карася, который почти всегда берет
насадку со дна, леску следует красить под
цвет грунта.
При ловле карася наиболее
ходовыми считаются поплавочные удочки.
Удилище желательно иметь легкое, длиной
4,5—5 м. Очень хороши для такой
ловли телескопические удилища. Они
достаточно длинны, легки и обладают
подходящей гибкостью. Из составных
-бамбуковых удилищ следует применять
легкие трехколенники с гибким и
достаточно прочным третьим коленом.
Для ловли карася многие рыболовы
применяют крючки № 4 или № 5. При
ловле на червя лучше применять
крючки с длинным цевьем, а при
использовании насадок растительного
происхождения— светлые (никелированные) с
коротким цевьем. Некоторые рыболовы в
15—20 см выше основного крючка
привязывают на коротком поводке
дополнительный. При хорошем клеве
второй крючок оправдывает себя, а при
плохом — скорее мешает.
Использование мормышки при ловле обычной
поплавочной удочкой увеличивает
количество поклевок. Лучшей мормышкой,
как показала практика, при
использовании в качестве насадки червя и мотыля
является посеребренная «дробинка»
среднего размера. С насадками
растительного происхождения хорошо себя
зарекомендовала та же «дробинка»
красного цвета. Так как у карася хорошо
развито обоняние, то мормышку после
окрашивания для устранения запаха
нитрокраски нужно некоторое время
выдержать в подсолнечном масле.
Хороши для ловли карася небольшие
поплавки из птичьего пера. Поплавок
будет чувствительнее, если его на леске
закреплять в одной нижней точке. При
применении мормышек размер пера
поплавка должен быть таким, чтобы
лишь его небольшая часть выступала из
воды. Тогда даже легкое прикосновение
рыбы к мормышке передается поплавку,
и он или погрузится или всплывет.
Поплавок лучше красить в черный цвет.
При ловле с берега для дальних
забросов насадки многие рыболовы в

Новички на водоеме
142
качестве донной удочки используют
спиннинг. Леску для такой снасти надо
брать толщиной 0,3—0,4 мм.
Оснащается она двумя крючками и грузилом.
Очень важно умело подобрать грузило.
Тогда бросок будет точным и леска не
запутается. Первый крючок
привязывают не ближе 15 см от грузила.
Максимальная толщина поводков — 0,2 мм,
а длина не более 15 см. В качестве
сигнализатора поклевки применяют
легкое металлическое кольцо диаметром
45—50 мм. Его привязывают к первому
от тюльпана пропускному кольцу
отрезком лески на 4—6 см длиннее конца
спиннинга. При забросе конец удилища
наклоняется и кольцо сбрасывается на
леску. Оно фиксирует натяжение лески,
и даже слабая поклевка становится
заметной. При подсечке кольцо
возвращается на удилище.
Весной, летом и осенью ловля
карася имеет свои отличительные
особенности, знание которых в немалой
степени влияет на успех ужения.
После полного вскрытия водоема и
небольшого прогрева воды карась
начинает вести активный образ жизни. В это
время он держится преимущественно
на хорошо прогретых илистых отмелях
с водной растительностью на
глубине 1—2 м.
весной у карася самый хороший клев.
Набираясь сил для нереста после
зимней голодовки и восстановления их
после него, он клюет уверенно, а порой
и жадно. Червь и мотыль в это время —
лучшие насадки для его ловли.
По мере прогревания водоема в нем
все больше появляется растительности
и водных организмов. К середине июня
в большинстве районов карась уже не
испытывает недостатка в пище. Наличие
в достаточном количестве корма,
который ему не требуется усиленно искать,
в значительной степени обусловливает
и поведение этой рыбы.
Малоподвижный образ жизни ведет к тому, что к
середине лета клев карася становится
капризным, и чем рыба крупнее, тем
она привередливее.
У карася, как и у всех карповых
рыб, нет желудка. Питание его
происходит периодически, но значительно
чаще, чем у рыб с развитым желудком.
Время, когда карась при благоприятных
погодных условиях не питается,
составляет 4—6 часов. У небольшого карася
такие паузы в питании незначительны
По этой причине он клюет чаще и,
значит, чаще попадается на удочки.
в теплые и тихие летние ночи,
особенно в полнолуние, карась питается
в основном ночью и редко — днем.
Изменение же погоды на карася
действует не больше, чем на других рыб.
При резком похолодании и повышении
температуры клев заметно ухудшается.
Значительно улучшается он в теплые
пасмурные дни с небольшими летними
дождями и в грозу.
Есть и другие факторы, на которые
рыболовам следует обратить внимание.
Известно, что летом в рационе карася
преобладает растительная пища и при
ловле он отдает предпочтение насадкам
растительного происхождения. К таким
насадкам относятся хлеб, лучше черный,
каши, тесто, распаренные зерна
пшеницы и овсянки. Многие рыболовы
подмешивают в насадки различные пахучие
вещества и даже губную помаду. Это
дает определенный положительный
эффект. Я знал одного рыболова,
который весьма успешно ловил карася даже
в июле на катышки черного хлеба, в
который добавлял немного
пережаренного с луком подсолнечного масла. Для
приготовления такой насадки лучше
брать мякиш у верхней поджаристой
корочки. Он ароматнее и лучше
привлекает рыбу.
ЁХорошо зарекомендовала себя на-
цка из мякиша белого хлеба в смеси
прокисшим творогом. Она привлекает
.._рася своим специфическим запахом.
: Творог для такой насадки в закрытой
посуде ставят на неделю в теплое место.
^ Нетрудно приготовить и другую
таовольно эффективную насадку. В
небольшую кастрюльку выливают стакан
< воды, растворяют в ней четыре чайных
! ложки сахара и добавляют одну треть
' стакана пшена. Варят кашу на медлен-
! ном огне при частом помешивании до
' полного разваривания зерен.
Охлажденную кашу тщательно разминают пес-
; тиком. Добавляют муку, размолотое
печенье (две-три штуки), две чайные
ложки подсолнечного масла и
замешивают колобок. Насадка готова. Летом
i именно на эту насадку мне нередко
i удавалось вылавливать наиболее
крупяных карасей.
Обладая хорошим обонянием,
карась легко находит насадку, издающую
аппетитный для него аромат. Но
пахучие вещества следует применять
осторожно и в очень небольших количествах.
Вспоминаются два случая их моей прак-

Как перехитрить карася
143

Новички на водоеме
144
тики. В первом случае слабый запах
мяты, случайно передавшийся со слюной
катышкам хлеба после съеденных мною
мятных пряников, положительно
повлиял на успех ловли. Во втором случае
клев карася прекратился после
применения хлебной насадки, сдобренной
приличной порцией мятной эссенции.
На часто посещаемых водоемах,
где отдельные рыболовы, к сожалению,
буквально закармливают рыбу
пищевыми продуктами с нашего стола, ловля
карася на вышеописанные насадки
далеко не всегда приносит успех. В таких
водоемах карась охотнее берет на
навозного червя, личинку стрекозы,
опарыша, рачье мясо.
Прикормка карася перед ловлей и
во время ее всегда полезна, но в
разумных количествах. Перед ловлей
достаточно бросить в воду небольшую горсть
растолченного жмыха, размоченных
корочек черного хлеба или хорошо
распаренных зерен пшеницы, овсянки. Во
время ловли прикормку
незначительными порциями периодически
подбрасывают к поплавкам. Прикормка
должна лишь привлекать рыбу и возбуждать
ее аппетит.
Даже в травянистых местах насадку
следует опускать как можно ближе к
дну. Обычно опытные рыболовы держат
ее в 3—5 см от него. В жаркие
солнечные дни, когда карась нередко гуляет
стаями поверху, насадку держат в
10—12 см от поверхности воды. При
ловле в травянистых местах лучше
применять мормышку. Она не только
уловистее, но и значительно реже по
сравнению с крючком зацепляется за
растения и зацеп легче обнаружить.
Мормышкой можно облавливать с
берега или с лодки окна в травянистых
местах. Для такой ловли подходит
легкое удилище средней длины (2,5—
3 м), оборудованное боковым кивком,
окрашенным в яркий цвет, и катушкой.
С ее помощью меняют длину лески при
ловле и при вываживании рыбы.
Многие рыболовы не раз замечали
пузырьки воздуха, идущие со дна
водоема. Их поднимают, роясь в иле,
карп, линь, лещ и карась, но в чисто
карасиных водоемах - они принадлежат
только ему. Бесполезно в это время
предлагать ему хлебный шарик или
другую насадку растительного
происхождения. А вот на мотыля или на
небольшого навозного червя он может охотно
Летом крупного карася успешно
ловят на глубоких местах с ямами и
перепадами глубин. Рано утром в
большинстве случаев в таких местах он не
клюет. Вернувшегося с отмелей на
отдых карася пища практически не
интересует. Но через несколько часов, чаще
всего около 8 часов утра, у него
начинает появляться аппетит. Замечено, что
на червя, мотыля и другие насадки
животного происхождения в это время он
почти не берет. Опытные карасятники
для такой ловли всегда готовят
несколько насадок из теста, хлеба и каш. И если
какая-то из них пришлась по вкусу
карасю, то успех обеспечен.
Осенью карася ищут на выходах из
ям и в самих ямах. Просыпается он в
это время поздно, только часов в 10—11
дает о себе знать слабыми, едва
заметными поклевками. Клев большей частью
бывает в погожие дни.
Поклевки карася хорошо заметны и
резко выражены весной, когда он
голоден. Поплавок без колебаний уходит
под воду или в сторону, реже ложится
на бок. В этот момент и нужно
подсекать. Подсечка должна быть короткой
и не очень сильной. Более размашистую
подсечку делают при ловле
переоборудованным в донку спиннингом.
Крупный и средний карась летом на
насадку, лежащую на дне, берет вроде
леща или линя. Поплавок, качнувшись,
начинает ложиться на бок. В тот момент,
когда поплавок полиостью завалится,
надо подсекать. Кйк я убедился, не надо
ждать, когда поплавок пойдет в сторону
или начнет погружаться. Если чуть
опоздать, карась, как правило, успевает
выплюнуть насадку.
Крупный карась при вываживании
упорист, и если леска тонкая — не
спешите. Подводите его осторожно, не
ослабляя леску. Брать из воды крупные
экземпляры лучше подсачком.
Вот таков карась! Мне в рыболовной
практике на протяжении нескольких лет
приходилось заниматься только его
ловлей. И я уяснил, что карась не такая
уж капризная в отношении клева рыба,
как часто об этом пишут. Просто надо
хорошо знать его образ жизни, уметь
искать его и правильно применять
снасти и насадки в зависимости от времени
суток, года и условий ловли.

Е. Солдаткин
О ЗИМНЕЙ РЫБАЛКЕ
Пожалуй, было бы правильнее назвать
эту заметку «Кое-что о зимней рыбалке
в США» или «Этюд о зимней рыбалке в
США». В одном из номеров
американского журнала «Нэшнл уайлдлайф»,
издаваемого раз в два месяца некоммерческой
организацией Национальная федерация
по охране живой природы, была
напечатана небольшая статья писателя Тима
Кэхилла «В защиту подледного
рыболовства». Она не раскрывает положения в
стране этого вида спорта, но писатель и
не ставил перед собой такой задачи. Он
просто обиделся за всех рыболовов,
занимающихся зимней ловлей рыбы. И было
отчего. Людей, отдающих этому увлечению
свое свободное время, в США
относительно немного — всего 6 миллионов. Но и
тех обижают, называя (подумать только!)
«мазохистскими неандертальцами». Если
вы покопаетесь в справочниках и выясни-
Рыболовство в США:
некоторые
особенности и проблемы
Рис. С. Юкина
те значение этих слов, то скорее всего
тоже обидитесь за американских рыболовов.
Ну а уж услышав, как называют
подледную рыбалку некоторые обыватели,
настоящий рыболов вряд ли сможет сдержать
негодование. А называют ее там...
«идиотский спорт». Почему? Ну как же, разве
нормальный человек будет из-за
нескольких рыбешек целый день сидеть на льду,
добровольно отказавшись от комфорта?
А ведь и мороз бывает крепок, и ветер
силен, да и... пустым возвращаться иногда
приходится.
Неандертальцы... Идиотский спорт...
А в общем-то это все от зависти. В
настоящее время армия зимних рыболовов в
стране растет, причем в ее рядах все чаще
можно увидеть и женщин. Ну а эта
половина рода человеческого вряд ли стала бы
заниматься идиотским видом спорта. Вот
так-то.
Окуни, щука, форель, налим —
обычная добыча рыболова. Один довольствует-

По меридианам
146
ся пятнадцатисантиметровым окунем, дру
гой охотится только за щукой и
обязательно за большой, третьему подай
форель. Но, как и у нас, настоящий рыболов,
даже если он и ничего не поймает, все
равно будет доволен проведенными на
свежем воздухе часами.
При умении ловить зимняя рыбалка
бывает успешнее, чем летняя. Вот как
описывает Кэхилл одну из своих поездок.
«К северу от города Мизулы,
находящегося в штате Монтана, лежит небольшое
озеро Сили. Как-то летом я провел на нем
немало счастливых часов, наблюдая в
прохладные дни за огромными форелями,
поднимающимися на поверхность. И вот
однажды зимой вместе с приятелем я
совершил туда лыжный поход. Объезжая озеро,
мы неожиданно наткнулись на недавно
оставленную кем-то лунку и, разумеется,
немедленно воспользовались
представившейся возможностью половить рыбу.
Снарядить захваченные удочки было делом
нескольких минут. Не спрашивайте меня,
почему, но в этом озере зимой на кукурузу
берет самая отборная форель. За полчаса,
а может быть, чуть больше, нам удалось
поймать пару превосходных форелей,
которая потом была съедена за обедом».
Конечно, летний рыболов,
изготовляющий десятки искусственных мушек,
использующий набор прекрасных блесен,
объезжающий озеро на дорогой,
специально оборудованной лодке или на катере
(а иные модели стоят до 20 тысяч
долларов) , не поймет любителя зимнего ужения.
Двадцать лет назад в США зимой рыбу
вообще почти не ловили. Редко, очень
редко можно было увидеть плохо
оснащенного, непонятно во что одетого рыболова,
часто согревающего себя бутылочкой
бренди. Зато теперь...
Для рыболовов имеется богатый выбор
специальной разнообразной, красивой и
теплой одежды. Выпускается несколько
моделей парок и утепленных брюк, а также
специальная обувь (например, сапоги с
войлочной прокладкой). С появлением
стильного гардероба резко возросло
(в 10 раз!) число рыболовов-женщин.
Разумеется, приобретение снаряжения
и различного оборудования во многом
зависит от рыболова, его финансовых
возможностей. Одни могут позволить себе
купить небольшой самолет или большой
катер, с помощью которых они осваивают
отдаленные водоемы, другие пользуются
летом надувными лодками, а зимой
снегоходами, третьи же — просто лыжами или
снегоступами.
За короткий период пешню сменил
коловорот. В последние годы буры стали
выпускать даже с моторами. Но это уж для
совсем ленивых. На некоторых озерах
рыболовы, даже из числа тех, которые дома
и гвоздя-то вбить не могут, строят
специальные хижины с печью из использованной
металлической бочки. Да что там печь!
Устанавливают даже телевизионные
антенны, ставят холодильники, а сами
домики строят аж двухэтажными и довольно
хитрой конструкции. Лунки сверлят прямо
в домике. Зачем все это? А если рыба не
будет клевать, а если не работают
поставленные возле домика жерлицы? Вот тогда
можно посмотреть телевизор и поиграть
в покер. В таких хижинах в выходные дни
живут семьями. На облюбованных местах
некоторых озер зимой вырастают целые
городки. Особенно крупными они бывают
на больших популярных озерах, таких,
как, например, Милл-Лакс в штате
Миннесота. Обитатели хижин обмениваются
визитами. В городках даже выбирают своих
почетных мэров.
Весной, когда клев рыбы
активизируется, рыболовы устраивают соревнования,
которые выливаются в подобие
праздничных фестивалей. Но, как говорится, кому
что нравится. Одни проводят в подобных
поселениях отпуск, другие, у кого не так
много времени и не так толст кошелек,
предпочитают ловлю, обставленную
поскромнее. Их вполне устраивает довольно
простое, но удобное полотняное укрытие,
укрепленное на несложном металлическом
каркасе, поставленном, в свою очередь, на
деревянную раму. При необходимости его
легко можно передвинуть на другое место.
Ну и, наконец, в хороший, не слишком
морозный и ветреный день можно посидеть
и просто так, без всяких укрытий.
Конечно, далеко не каждому попадает
на крючок форель и не всякий налавливает
кучу окуней. Обычный улов —
15—20-сантиметровые окуньки, да и то не всегда. Но
зато человеку, вырвавшемуся из шумного,
с отравленной атмосферой города удалось
побыть на свежем воздухе. А в наше время,
согласитесь, это не так уж мало.
ТИХИЙ ПАТРУЛЬ
Ричард легко спрыгнул с берега на
большой валун, выступающий из воды, а
затем, сойдя в воду, прошел к густым
зарослям кустарника, низко нависшего над
рекой. Уж больно удобным было это
место для ловли форели. Конечно, он знал, что
сезон ловли закончился еще неделю назад.

Рыболовство в США
147
Но в этих глухих местах опасаться было
нечего. Катер инспектора он услышит за
милю и всегда успеет спокойно скрыться.
Так уже было не раз.
Тихо сбегает с катушки леска... Нет,
что-то не берет сегодня. Прошло уже
полчаса, и ни одной поклевки. Медленно
работая веслами, мимо проплыли на
байдарках два туриста. «Тоже мне, нашли
способ, как проводить время, —
добродушно подумал Ричард — Ну ладно, по
течению еще куда ни шло, а против?». Леска
смотана, и снова заброс... «Надо же, еще
один бездельник плывет. А этот трусоват,
надел спасательный жилет», — снова
подумал Ричард
— Эй! Эй! Ты что, не видишь, что ли?
Куда плывешь? — закричал он, когда
байдарка направилась к нему.
— Привет, — бодро сказал
подплывший бородач.
— Привет, — недовольно буркнул в
ответ Ричард.
— Ну и как дела?
Конечно, можно было послать его к
дьяволу, но рыба не клевала, почему бы и
не поговорить?
— Сегодня плохо. Похвастать нечем.
И ведь надо же, а три дня назад именно
здесь был совсем неплохой клев.
Бородач нагнулся, в чем-то порылся и
достал... жетон инспектора рыбоохраны.
Проверка документов и вручение повестки
в суд не заняли у него много времени. За
сегодняшний день в его улове это был уже
второй браконьер.
Мысль пересадить инспекторов из
шумных катеров в тихие байдарки пришла
Гебхардсу — начальнику отдела
рыболовства Министерства рыболовства и охоты
штата Айдахо — уже давно, но лишь через
несколько лет он смог ее осуществить.
Тогда-то в отделе и была организована
специальная группа, получившая название
«байдарочный патруль». «Этот метод
охраны дает нам преимущество неожиданного
появления», — объяснял Боб Рорер,
биолог-исследователь министерства.
Горный штат Айдахо находится в
северо-западной части страны. Он занимает
площадь почти 220 тысяч квадратных
километров (немногим меньше
Великобритании), на которой проживает менее одного
миллиона человек. Здесь расположены
огромные участки невозделанных земель.
В отделе рыболовства работает около
90 инспекторов (частично общественных).
Из них сегодня примерно третья часть уже
патрулирует на байдарках. Получив
байдарку, инспектор проходит пятидневный
инструктаж во время которого обучается,
в частности, даже выполнять так
называемый эскимосский переворот, то есть
возвращать байдарку в первоначальное
положение, если она перевернется. Как
показал опыт, пяти дней для этого вполне
хватает.
В штате немало рек и ручьев,
расположенных в глухих районах, куда
довольно сложно добраться. Когда-то в них в
изобилии водился лосось Кларка,
образующий множество жилых форм,
разнообразных по окраске, размерам и образу
жизни. Но вот в 1960-х годах в стране
резко возросло увлечение туризмом, в том
числе и диким. Появилось множество
людей, желающих провести свои отпуска
в удаленных местах на лоне природы. А
какой же отпуск без рыбалки? И
популяция лосося Кларка стала быстро хиреть.
Рыболовная инспекция не могла
помешать этому. Уж очень велик был наплыв
браконьеров. К 1970 году регулирование
численности лосося Кларка стало одной
из главных забот сотрудников отдела
рыболовства. В водоемах штата водилась и
радужная форель и ручьевая. Одним
словом, инспекторам было что охранять.
Однако приходилось им довольно трудно.
Так, например, в районе города Бойсе на
реке с одноименным названием были
десятки мест, удобных для рыболовства. И
только в этом районе инспектору
требовался целый день для производства
контроля. О других участках реки не могло
быть и речи. В итоге инспектирующий

По меридианам
148
вряд ли мог проверить лицензии у 10
процентов рыболовов. А ведь в штате Айдахо
находятся несколько ручьев и рек,
известных тем, что в них самая чистая вода в
США. Именно такую воду и любит
форель.
Когда для патрулирования стали
использовать байдарки, все изменилось.
Теперь инспекторы заглядывают даже
туда, где раньше их не было совсем,
например, на ряд участков реки Генри-Фолк
(приток реки Снейк), в район каньона
Бокс и в другие места.
Уже в первый год работы на
байдарках было задержано около 60
нарушителей правил ловли. А поскольку каждый из
них привлекался к судебной
ответственности, то в следующем году охотников
половить рыбку в неположенные сроки или
без лицензий оказалось уже вполовину
меньше, хотя число инспекторов
увеличилось совсем незначительно.
Скрываться браконьерам стало
труднее. При наличии на реках штата
относительно большого количества туристов-
байдарочников рыболовы никак не могли
отличитьих от инспекторов. О том, что
к нему подъехал инспектор, нарушитель
узнавал только тогда, когда тот
предъявлял ему свой жетон.
Некоторые инспекторы теперь нередко
отправляются в многодневные плавания.
Они берут с собой запас пищи,
небольшую палатку для ночлега, упаковывают
все это в водонепроницаемый мешок и
располагают в кормовой части байдарки.
Только револьвер, жетон и предписания
для явки в суд укладывают в специальную
коробку и держат под рукой.
Однажды инспектор Энди Огеден в
паре с товарищем плыл на байдарке по
средней протоке Салмон, останавливаясь
вечерами на ночлег. Как-то раз,
раздумывая, где бы им сделать очередную
остановку, они явственно почувствовали
приятный запах свежей жареной рыбы.
Ошибиться было невозможно. Всю дорогу
питаться консервами... и вдруг этот
удивительный запах.
Стало ясно — где-то совсем рядом на
бе'регу спокойно сидели нарушители
закона. Дело в том, что в этих местах
действовало постановление «поймай и выпусти».
То есть ловля разрешалась, но
поймавший рыбу обязан был тут же выпустить
ее в воду. Участок реки, где находились
инспекторы, считался труднопроходимым.
Разве что вездесущие туристы иногда еще
сюда проникали. Поэтому появление двух
людей, прибывших на байдарках, не
обеспокоило сидящих у костра рыболовов.
Больше того, они с увлечением
рассказали инспекторам, как чудесно провели
время и каких великолепных лососей им
удалось поймать. Каково же было их
удивление, когда им представили жетоны и
оформили повестки в суд
— Почему же вы сразу не подумали,
что перед вами инспекторы
рыбнадзора? — спросил Огден.
— Только глупые инспекторы могут
плавать в байдарках в октябре, —
услышал он в ответ.
Однако, как видите, инспекторы были
не так уж и глупы.
ОДУМАЙСЯ, ЧЕЛОВЕК!
Остановись в своей постоянной,
безудержной, безумной гонке за прибылями!
Пожалуйста, оглянись! Прояви в конце
концов должное внимание к охране
окружающей среды, пока она тебя окружает.
Одумайся, еще не поздно!
Так кричит сегодня, взывая к людям,
немая рыба многих пресноводных
водоемов США. Да, кричит, иначе не скажешь.
Впрочем, судите сами.
Однажды в начале 1960-х годов рыбо-
заводчики, занимающиеся разведением
радужной форели, обнаружили у этой
пестрой, ярко окрашенной рыбы... рак
печени. Открытие, прямо скажем,
печальное. Заболевание охватило ряд стран.
Вскоре ученым удалось выяснить причину
эпидемии.
В качестве корма для форели
использовались земляные орехи. Возможно, из-
за небрежного хранения на них
появилась плесень, выделяющая афлатоксин —
один из самых сильных канцерогенов,
известных в настоящее время. Так рыба
обратила внимание людей на грозящую
им опасность. Дело в том, что афлатоксин
появляется на испорченных, а также на
плохо сохраняемых семенах злаков. А
ведь они, вернее сказать, продукция,
приготовляемая из них, — один из основных
видов питания человека.
Итак, форель заболела раком печени
от попадания вместе с пищей афлатокси-
на. Но стоит ли тревожиться людям?
Это же рыба, а не млекопитающее.
Может ли то же самое случиться с
человеком? Тогда однозначно ответить на этот
вопрос было невозможно.
За последние годы в ряде стран с
высокоразвитой промышленностью случаи
обнаружения у рыб рака печени,
служащей органом обмена веществ и выведения

Рыболовство в США
149
токсичных отходов из организма,
участились.
Изучение обнаруженных опухолей
проводилось в США и Канаде. Несколько
экспедиций по Великим озерам
предпринял Рон Зонстегард, биолог канадского
университета имени Макмастера. Плавая
на большой лодке, оснащенной орудиями
лова, он со своим экипажем отлавливал
сетями рыбу с целью выявления особей,
пораженных опухолью.
Результаты исследования привели
ученого в ужас. Тысячи рыб прошли через
его руки, и почти каждый вид в той или
иной степени оказался пораженным
раковой опухолью, причем во многих
случаях злокачественной.
Зонстегарду было известно, что
низшие животные болеют раком. В Смитсо-
новском институте (США) отдел
регистрации опухолей у низших животных был
организован еще в 1966 году. Из многих
стран туда стали поступать пораженные
опухолями рыбы, змеи, саламандры,
лягушки. Этому заболеванию подвержены
даже такие примитивные животные, как
слизни и плоские черви. Но исследователи
отметили, что количество заболевших
особей повсеместно было невелико, а
среди большинства видов даже
незначительно (менее одного процента популяции).
Чтобы подтвердить свой вывод,
Зонстегард проводит исследование коллекций
рыб в музеях и университетах,
составленных из экземпляров, пойманных до
1940 года. Ни одной рыбы с опухолью!
Этого и следовало ожидать. Но после
второй мировой войны в связи с усиленным
развитием промышленности, транспорта,
активного применения пестицидов и
гербицидов в водоемы попало слишком
много вредных отходов. И вот тут-то, по
выражению Рона Зонстегарда, «рыбы стали
похожи на часовых, подающих сигнал
раннего предупреждения о том, что в
окружающей среде присутствуют опасные
канцерогены».
Зонстегард не единственный ученый,
обнаруживший сильнейшую пораженность
опухолями рыбы в Великих озерах,' да и
сами Великие озера оказались далеко не
единственным местом, где она страдала
раковыми заболеваниями.
Вскоре был обследован еще ряд
водоемов. Выяснилось, например, что раком
печени часто болеют сомы, обитающие в ре
ке Буффало, впадающей в озеро Эри. То
же самое обнаружили у судаков и других
окуневых в озере Торч (штат Мичиган).
На реке Блэк-Ривер к западу от
Кливленда сотрудник Службы охраны рыбных
ресурсов и живой природы США Поль Бау-
манн обнаружил опухоль печени у 30
процентов американских сомиков-кошек,
причем у рыб в возрасте от 2 лет
заболеванием страдало уже 80 процентов особей.
Раковые и предраковые опухоли
обнаружены и некоторыми другими учеными у
различных рыб в разных районах страны.
Все, принимавшие участие в
исследованиях, твердо убеждены, что
единственной причиной столь тяжелого
заболевания рыбы служит чрезмерное загрязнение
окружающей среды. «Сотни, а может
быть, и тысячи тонн смертельно опасных
химических веществ сброшены и
продолжают попадать в залив Комменсемент Та-
комы, — говорит Дональд Мэлинз,
сотрудник лаборатории Национального уь-
ра влепи я океанографии и исследования
атмосферы. — Там, где мы находим
высокую концентрацию этих загрязняющих
веществ, мы обнаруживаем и высокую
степень распространения опухолей у рыб.
Связь между этими двумя явлениями
очевидна».
Но какие именно вещества
ответственны за возникновение опухолей, сказать
трудно, хотя некоторые из них известны.
Дело в том, что в итоге загрязнения
образуется огромное количество различных
химических соединений. Только в
бассейне Великих озер их насчитывается уже
более 30 тысяч! Ежегодно к ним
добавляется по крайней мере сотня, а то и
несколько сотен новых.
Из года в год воды загрязняются
отходами промышленных и бытовых
предприятий, а также стоками с полей
химических удобрений. Например, вблизи
города Лорейн, стоящего на реке
Блэк-Ривер, где было отловлено большое
количество пораженных опухолями рыб,
расположены сталелитейные и коксогазовые
заводы фирмы «Стил корпорейшен». В
этих местах на дне реки обнаружены
осадки, богатые дегтем, креозотом и
другими химическими веществами,
образующимися как побочные продукты при
производстве стали. Разумеется, этого не
было бы, если бы фирма заботилась об
очистных сооружениях.
Пока еще не совсем ясно, чем грозят
эти осадки самому человеку, но мыши,
которых ими мазали, почти немедленно
заболевали раком кожи. Поэтому рыболов,
поймав пораженную опухолью рыбу, вряд
ли испытает чувство удовлетворения и
станет употреблять ее в пищу. Да и
можно ли это делать?

По меридианам
150
Анализ специальных карт
распространения рака, выпущенных Национальным
раковым институтом США еще в 1973
году, показал, что в ряде мест, где
количество пораженных опухолями рыб
особенно велико, смертность среди населения от
всех видов рака выше, чем по стране в
целом.
Рона Зонстегарда, исследовавшего
главным образом заболевания рыбы в
Великих озерах, беспокоили и другие
вопросы: например, насколько действительно
опасны загрязненные донные осадки и
как может воздействовать на людей
больная рыба, используемая ими в питании?
На некоторые из них он получил ответ.
Наблюдая лососей, он выявил, что
многие рыбы, не пораженные опухолями,
имели другие болезни: тяжелые
заболевания печени, щитовидной железы и
органов размножения. Так, почти все особи
кижуча в озере Эри имели зоб. Этими
лососями он кормил подопытных крыс.
Через два месяца после начала
эксперимента у животных обнаружили поражение
печени и щитовидной железы. Но не
проводить же подобные опыты над человеком?
«Что мы можем сказать людям,
питающимся рыбой из этих озер? Они, по сути
дела, участвуют в огромном эксперименте,
который конечно же никто из нас не смог
бы провести по этическим
соображениям», — сказал Зонстегард,
Как же предупредить людей о
грозящей им опасности? В штатах,
примыкающих к Великим озерам (а их восемь),
выпускаются брошюры, в которых
указываются виды рыб, не рекомендуемые к
употреблению в пищу. Брошюры
распространяются среди населения через
организации, реализующие лицензии на ловлю
рыбы. Издаются они и в Канаде. Например,
власти провинции Онтарио ежегодно
выпускают «Руководство по употреблению в
пищу рыбы, выловленной спортсменами
в озере Онтарио».
Но, по признанию самих американцев,
эффективного способа предупреждения
потребителей рыбы об опасности
заражения все еще нет. Выход, вероятно, надо
искать в другом — выявлять источники
загрязнения и информировать об этом
население.
А пока что обходятся общими
советами. Например, не рекомендуется ловить
рыбу (и тем более употреблять ее в пищу)
в водоемах, куда сбрасываются
промышленные отходы. Особенно это касается
озер. В них практически отсутствуют
течения, и различные химические вещества
благополучно оседают на дно. К тому же
большая площадь озер служит хорошим
сборником загрязняющих веществ из
атмосферы. Рекомендуется ловить рыбу в
быстрых речках. Там она менее опасна.
Советуют отдавать предпочтение мелкой,
а не крупной рыбе, и молодой перед
старой (у молодых рыб меньше накоплено
в организме химических веществ).
Более высокий уровень токсичных
веществ могут содержать хищные рыбы (за
счет поедания других отравленных рыб).
Особенно не рекомендуется употреблять
в пищу рыбу, питающуюся донными
продуктами водоемов, а также жирную рыбу,
так как в жировых тканях и
аккумулируются токсичные вещества. Обращают
внимание и на способы приготовления рыбы.
Например, ее советуют жарить (а не печь
и не варить), причем без кожи. Но все
это, к сожалению, полумеры, если не
меньше.
Большую помощь в предупреждении
населения о грозящей опасности
оказывают специальные карты. Одна из таких
карт, составленная Харшбарджером,
отображает, где, какие виды рыб и какими
заболеваниями поражены. Раковые
заболевания у рыб обнаружены, например, в
центральной части Флориды, в реке Фокс
(штат Иллинойс), в реке Сакконэт (штат
Род-Айленд). Всего в 17 районах. Все это
говорит о том, что в вопросе охраны
окружающей среды пора переходить от слов
к делу.
По материалам
зарубежной печати

Калейдоскоп
Даже видавшие виды рыбаки острова
Хамарейя у северного побережья
Норвегии не поверили своим глазам, когда их
соотечественник показал свой улов. Его
добычей оказался угорь-великан в
человеческий рост и весом 28 кг!
•
В разгар дождливого сезона в Бирме
начинается сезон рыбной ловли на...
полях. Муссонные ливни сплошь покрывают
водой низинные части страны. В эти
богатые кормом «озера» и устремляется из
рек рыба. Крестьянину достаточно сесть
с удочкой на пороге своего стоящего на
сваях дома, под которым плещется вода,
и начать ловлю.
Рыба-созвездие еще не попадалась на
крючок ни одному рыболову. Да и видел
ее один-единственный человек, который
и дал рыбе такое название. Американский
исследователь У. Биб наблюдал на
большой глубине через иллюминатор
пятиметровую красавицу со светящимися
пятнами вдоль всего тела.
•
Смертельную опасность алкоголя еще
раз подтвердило происшествие во
французском департаменте Эро. Жертвами
острого алкогольного отравления стали
обитатели... небольшой речушки Мосон,
протекающей через город Монпелье. По
небрежности рабочих винодельческого
предприятия в речку попало 40 тысяч
литров вина. В результате погибло свыше
семи тысяч рыб.
•
Необычное оживление наблюдалось в
один из воскресных дней около
искусственного озера в самом центре Канберры
(Австралия). На берегу собралось около
15 тысяч человек, вооруженных удочками
и спиннингами. Причина такого
скопления людей объяснялась просто.
Несколько компаний по продаже рыболовных
снастей пообещали выплатить 50 тысяч
долларов тому, кто поймает специально
помеченного окуня. Его выпустили в
озеро перед самым началом соревнований.
Как и следовало ожидать, в результате
этого шоу в выигрыше остались лишь его
организаторы, распродавшие кучу
залежавшихся снастей. Рыболовам же,
выловившим за день около 10 тысяч рыб, так
и не удалось поймать «золотого окуня».
Учеными Бразилии и ФРГ обнаружен
в бассейне реки Амазонки редкий вид рыб:
строение их внутренних органов таково,
что они могут жить в воде, содержащей
минимальное количество кислорода. Рыбы
размером с карпа отличаются хорошими
вкусовыми качествами, их разведением
будут теперь заниматься в северных
районах Бразилии.
•
Весьма неожиданным был запрет на
установку телевизионной и телефонной
связи между двумя островами Канарского
архипелага с помощью световодного
кабеля, уложенного на морском дне.
Причиной были не технические трудности, а
появившиеся после первых пробных
испытаний повреждения оболочки кабеля.
Специалисты занялись поисками причин
и обнаружили, что защищенный прочной
изоляцией кабель был прокусан во
многих местах. Не оставалось никакого
сомнения, что в этом повинны акулы.
Специалисты задумались, почему хищники
игнорируют медные кабели, но набрасываются
на стекловолокнистые7 Точный ответ
пока не найден, но высказана гипотеза, что
нападение вызвано образующимся около
нового вида кабеля низкочастотным
полем.
•
Во Флориде любители экзотики
пустили в городские бассейны розовых
сиамских сомов, не думая о том, что эта
рыба — хищник. Во время сильных дождей
вода в водоемах вышла из берегов, и
рыбы отправились к новым местам
жительства. Результаты такого путешествия
оказались катастрофическими. Сиамские
сомы быстро вытеснили коренных
обитателей в местных водоемах. По мнению
специалистов-ихтиологов, нужны срочные
меры по обузданию пришельцев.
Рыбы... кашляют. К такому выводу
пришли американские ученые, проверяв-

По меридианам
152
шие степень загрязнения воды в озерах и
реках вблизи промышленных центров.
Ихтиологи решили установить, какое
воздействие оказывают стоки на рыб. Как
оказалось, рыбы в загрязненной реке
кашляют и хрипят. По интенсивности
рыбьего кашля можно судить о
загрязненности воды в реке, озере либо в морском
заливе. Услышать рыбий кашель можно
только с помощью специальной
аппаратуры.
Ш
«Новое рождается в муках» —• гласит
народная мудрость. На собственном
опыте познал эту истину японский
изобретатель некий Иширо Онодеро —
конструктор-любитель и страстный рыболов. Он
придумал прибор, с помощью которого
уловы увеличиваются в несколько раз.
Над крючком с приманкой он поместил
баллончик, в который заливает жидкость
с сильным запахом крови. Рыбы чувствуют
запах за сотни метров и плывут к крючку.
Онодеро решил опробовать свое
изобретение на... чемпионате удильщиков в
Бразилии. Судьи уличили жулика и
дисквалифицировали. Однако торговцы тут же
выкупили изобретение у конструктора.
Многих морских обитателей
привлекают, как установили ихтиологи,
музыкальные звуки. Среди прирожденных
меломанов ученые называют в первую очередь
акул. Звуки музыкальных инструментов
определенной частоты явно по душе
морским разбойницам. Однако способ
привлечения акул музыкой не нов. Как
выяснилось недавно, рыбаки некоторых островов
Индонезии и Сенегала делают
специальные свистульки из скорлупы кокосового
ореха. Концерты на дудках давали акулам
еще далекие предки нынешних охотников
за морскими хищниками.
•
Удар молнии стоил жизни многим
тысячам рыб озера у города Вецлар в ФРГ.
В ночь после грозы поверхность озера
была усеяна всплывшей рыбой общим весом
до шести центнеров. Рыба определенно
была убита электрическим грозовым
разрядом.
•
Меры по охране Темзы от
загрязнения, принятые в последние годы в Англии,
дают положительные результаты. Вода в
реке стала заметно чище, в ней снова
появляются исчезнувшие было некоторые
виды рыб. Ведомству по надзору за
Темзой пришлось вручить обещанную
награду рыболову, который удочкой выловил из
реки лосося. За последние 150 лет это был
первый лосось, пойманный в водах Темзы.
Удачливый рыболов получил в виде приза
набор снастей и денежную премию.
•
В начале каждого учебного года
жители Эрфурта с умилением смотрят на
ребят, идущих в школу с удочками. Эр-
фурт — единственный в ГДР город, где
есть школа, в которой обучают
спортивному рыболовству. Учителя школы и
федерация спортивного рыболовства ГДР
ввели такой предмет в виде эксперимента. А
преподает его бывшая чемпионка страны
по рыбной ловле спиннингом Карин Буссе.
Инициатива пришлась по душе и
ученикам, и их родителям. В ГДР 520 тысяч
человек отдают свой досуг приятному и
полезному занятию.
•
Известно, что акулы хорошо слышат
на расстоянии до полукилометра, а
запахи ощущают почти за километр. Но
считалось, что морской хищник плохо видит.
Этот вывод был сделан на основе
изучения нескольких видов акул Северного
моря. И только сейчас доказано обратное:
зрение акулы в десять раз острее, чем у
человека.
•
С недавних пор список
экспортируемых из Кении товаров пополнился еще
одним названием. Кенийцы стали
вывозить за границу... мух. Раз в месяц в
аэропорт доставляют контейнеры с
необычным грузом. Кенийских мух отправляют
в 23 страны. Рыболовы-любители охотно
раскупают насекомых для наживки.
Выращивают приманку на специальной
фабрике.
•
Любовь человека воспета поэтами. О
верности лебедей сложены песни.
Известны истории о преданности других
животных. Но то, что произошло в районе
итальянского города Пальми, поразило
даже специалистов. Когда рыбаки
выловили самку меч-рыбы, ее другу и море
стало не мило. Покружив около судна,
самец набрал большую скорость и выбро-

Калейдоскоп
153
сился на берег. Старые рыбаки
утверждают, что аналогичный случай они
наблюдали в этих же местах 27 лет назад...
В Дунае и его старицах много
крупных сомов. Один из речных гигантов
позарился на приманку венгерского
рыболова Иштвана Купецко. Два с лишних часа
продолжался упорный поединок. Он
окончился победой рыболова. Когда трофей
взвесили, в нем оказалось 95 кг 800 г.
Предприимчивый американец
придумал оригинальный бизнес. Он курсирует
на автомобиле по берегу реки Гудзон,
куда приходят ловить рыбу нью-йоркские
удильщики, и продает неудачникам
живую рыбу. Его пикап снабжен резервуаром
с водой, в котором плавают рыбы разного
размера и стоимости. Ежедневно ему
удается сбывать 20—25 рыб.
•
Удивительную картину увидел
67-летний Рон Ленгтон из лондонского
предместья, когда на рассвете выглянул в
окно: его огород был залит водой, в которой
плескалось множество рыб. Позже
Ленгтон подсчитал, что их было не менее
пятисот. Оказывается, прошумевшей
ночью буре сопутствовал смерч, который
поднял из Темзы столб воды и обрушил
его на землю в 2,5 мили от реки. Рыба
возместила в какой-то мере убытки,
понесенные огородником.
Президиум окружного союза
рыболовов Эмсланда (ФРГ), в состав которого
входят около 20 членских групп,
единогласно принял постановление запретить
ловлю с использованием подкрашенных
червей и корма на 90-километровом
отрезке реки Эмс до ее устья. На заседании
президиума было подчеркнуто, что
применяемые красители вредны для здоровья
человека и были случаи попадания на
крючок окрашенных в красный цвет
угрей и окуней, первопричиной чего могли
быть подкрашенные насадки.
•
На границе между Испанией и
Португалией процветает контрабандный
промысел. Через границу нелегально
переправляют даже такой оригинальный товар, как
мотыль. Он в изобилии водится в устье
португальской реки Саду, а испанские
рыболовы покупают его очень охотно.
Почему же такой безобидный товар не
экспортировать? Все дело в пошлинах.
•
В бассейнах трех рек Южной
Америки обнаружены рыбы, которые питаются...
древесиной. До сих пор ученые полагали,
что трудно перевариваемая древесина
может служить пищей лишь насекомым. Эти
рыбы длиной от 5 до 50 см относятся к
семейству зубатковых и имеют мощные,
загнутые назад зубы, которыми
измельчают куски дерева. В их внутренностях
были обнаружены неполностью
переваренная древесина и ферменты, необходимые
для ее усвоения.
Жители некоторых районов Африки
очень любят мясо электрических угрей.
Прежде чем начать ловлю, в водоем
загоняют стадо коров, так как электроток для
них малоопасен. Рыбы реагируют
разрядами тока и опустошают свои «батареи».
Тогда люди спускаются в воду и легко
ловят обезоруженных угрей.
•
Необычная кража произошла в
американском городе Уотерлу (штат Айова).
Из спортивного магазина были украдены
14 тысяч земляных червей, которые
предназначались для продажи рыболовам.
Ущерб для владельца оказался весьма
ощутимым, поскольку в Канаде, где он
закупает червей, разразилась засуха и
количество червей стремительно сокращалось.
Эта кража поставила в тупик местную
полицию. По словам ее представителя,
стражи порядка и прежде сталкивались с
ограблениями спортивных магазинов, но
чтобы воровали червей — такого еще не
было.
Жителям Македонии (СФРЮ), чтобы
получить разрешение на рыбную ловлю,
необходимо сдать экзамен по ихтиологии.
Если первые три попытки оказываются
безуспешными, претендентам приходится
искать другое хобби. Но и для тех, кто
прошел испытания, на этом все не
кончается. Их ожидает еще годовая
стажировка. Только после успешного ее
прохождения можно стать полноправным членом
общества рыболовов.

Рыболов-
библиофил
А. Домогатский
«ЗАКИНУ УДОЧКУ,
СИЖУ В ТРАВЕ
ВЫСОКОЙ.....
А. Н. Майков
РЫБНАЯ ЛОВЛЯ
А. Домогатский
Посетители XII передвижной
художественной выставки 1884 года могли
увидеть произведения целого созвездия
мастеров: И. И. Шишкина, И. Е. Репина,
И. Н. Крамского, В. Д. Поленова, Н. Н. Ге,
И. М. Прянишникова, Н. А. Ярошенко
и др. Внимание многочисленных
любителей живописи привлекали портреты
известных людей, «которые, по словам
одного из критиков того времени,
смотрят с полотен совсем живыми, и нельзя
не порадоваться, что черты
высокоталантливых наших современников,
благодаря кисти лучших художников,
сохраняются в потомстве».
Здесь были и прекрасные пейзажи,
£ «посмотреть на такого рода картины —
зто до некоторой степени то же, что
уехать летом из душного города куда-
нибудь подальше в глушь, чтобы
забыться хоть на время. Огтого-то хорошо эти
пейзажи и раскупаются, и винить ли
слишком строго тех счастливцев, кто,
«Закину удочку,
сижу в траве
высокой.
Рис. Л. Виноградовой
имея средства, уезжает на лето
любоваться швейцарскими горами, видами
Кавказа или Волги, наконец, просто
заберется куда-нибудь на дачу и займется
с увлечением рыбной ловлей, как наш
поэт А. Н. Майков (что за прелесть его
картина-портрет, художественно
воспроизведенный И. Н. Крамским), или
охотой («Охотник» Прянишникова)», —
писала тогда газета «Дело».
Показанный на выставке портрет
поэта Аполлона Николаевича Майкова
(1821—1897) работы И. Н. Крамского
выглядел не традиционно. Художник
изобразил поэта за его любимым занятием —
рыбной ловлей. Майков с удочкой стоит
в челноке, заведенном в камыши, на
нем мягкая шляпа, короткое светлое
пальто. Он внимательно следит за
поплавком, дабы не пропустить
ответственный момент — подсечку. Конечно,
Крамской не случайно выбрал именно такой
сюжет для своей картины: не исключе-

«Закину удочку, сижу в траве высокой...»
155
но, что Аполлон Николаевич сам
пожелал этого.
На портрете, который сейчас
хранится в Государственном литературном
музее, есть надпись: «И. Крамской, 83. Си-
верская». Это означает, что картина
была написана в 1883 году в местечке Си-
верская. Здесь А. Н. Майков в течение
пятнадцати лет (в 1880—1890-х гг.)
проводил летние месяцы. Местность эта
издавна считалась одной из лучших в
окрестностях Петербурга. Поэт много
работал на даче, в частности переводил
замечательный памятник древнерусской
литературы «Слово о полку Игореве».
Ну а свободное время неизменно
проводил на рыбалке.
Недалеко от поселка в доме,
расположенном на живописном берегу реки
Оредежи, несколько лет жил и работал
один из основателей Товарищества
передвижных художественных выставок
Иван Николаевич Крамской (1837—1887).
Он создал здесь ряд произведений, в
том числе и портрет А. Н. Майкова.
Увлечение поэта рыбной ловлей
конечно же находило отражение в его
творчестве, а картина Крамского как бы
стала прекрасной иллюстрацией к
написанной ранее Майковым поэме о
рыбной ловле. Н. А. Некрасов в «Заметках
о журналах за март 1856 г.» писал в
«Современнике» «...скажем несколько
слов о превосходном стихотворении
г. Майкова «Рыбная ловля»,
украшающем тот же 3-й № «Отечественных
записок»... «Рыбная ловля» г. Майкова —-
лучшее доказательство, что.талант его
растет и совершенствуется. Ее,
бесспорно, должно назвать лучшим
произведением г. Майкова».
Среди «понимающих дело», а
именно этим людям посвятил свою поэму
А. Н. Майков, мы видим имена С. Т.
Аксакова, И. А. Гончарова и А. Н.
Островского.
Сергей Тимофеевич Аксаков (1791 —
1859) известен многим как автор
«Записок об уженье рыбы». Через два года
после выхода в свет поэмы он посвятил
Майкову стихотворение о рыбной ловле
«17 октября».
Иван Александрович Гончаров
(1812—1891) был дружен с семейством
Майковых, преподавал Аполлону и его
брату Валерьяну русскую литературу,
эстетику и латинский язык. Долгие годы
писатель был тесно связан с Майковым,
и во время долгого отсутствия между
ними шла оживленная переписка. В
числе новостей, которыми обменивались
адресаты, находилось место и для
обсуждения рыболовных дел. В письме
от 29 марта 1853 года, находясь в
кругосветном путешествии на фрегате «Пал-
лада», Иван Александрович пишет:
«Я вглядываюсь в траву, в песок, в
камни, в деревья, в птиц — и нет уж ничего,
ни былинки, которая бы напомнила о
севере. Все другое. Рыбы, Николай
Аполлонович (отец поэта. — А. Д.),
ловится бездна, просто пустят толстый
крючок и кусок говядины, сала, чего
хотите, и вытаскивают огромных и вкусных
рыб, похожих немножко на наших
лещей. Удят все матросы. Попадается
ядовитая рыба, прекрасивая, но есть
нельзя. Если съесть, то умрешь через
5 минут. Было несколько примеров
тому. Теперь, когда является чужое судно,
капитан над портом посылает печатную
программу, как вести себя в порту, и
в этой программе упоминается и о
рыбе, чтобы матросы ошибкой не ели ее.
Ее иногда выбрасывает на берег, и если
свинья съест, то закружится и тут же
околевает...»
Страстным рыболовом был и
Александр Николаевич Островский (1823—
1886), близкий друг поэта. Как-то в
одном из писем к драматургу А. Н.
Майков, жалуясь на здоровье, писал: «Дай
бог летом починиться обоим. А ведь,
кроме шуток, рыболовство с
минеральными водами поправляет меня месяца
на три: ...это верх блаженства, когда
зацепишь хариуса или форель фунтов в
шесть...»
А. Н. Островский не замедлил с
ответом: «Любезнейший друг Аполлон
Николаевич!.. И меня рыбная ловля и
вообще деревня всегда значительно
поправляет. Я уезжаю 5-го или 6-го мая
до октября. У нас нет ни форелей, ни
хариусов; но зато весенняя охота, охота
на живца интересна обилием улова.
Крупная хищная рыба: щуки, большие
окуни, голавли, жереха (шерешпера)
хватают беспрестанно. В мае тоже
хорошо берут на красного червячка лещи,
но охота на живца веселее. Желаю
тебе здоровья и хорошей охоты. Твой
А. Островский».
Как видите, имена известных
писателей и драматурга попали в посвящение
не случайно. Всех их объединяет с
автором поэмы любовь к родной природе
и рыбной ловле.

Л. Н. Майков Рыбная ловля
Посвящается С. Т Аксакову,
Н. А Майкову, А. Н. Островскому,
И. А. Гончарову, С. С Дудышкину.
А. И. Халанскому и всем пони/иающим
дело-
Себя я помнить стал в деревне под Москвою.
Бывало, ввечеру поудить карасей
Отец пойдет на пруд, а двое нас, детей.
Сидим на берегу под елкою густою,
Добычу из ведра руками достаем
И шепотом о ней друг с другом речь ведем...
С летами за отцом по ручейкам пустынным
Мы стали странствовать... Теперь то время мне
Является всегда каким-то утром длинным,
Особым уголком в безвестной стороне,
Где вечная заря над головой струится,
Где в поле по росе мой след еще хранится...
В столицу приведен насильно точно я;
Как будто всем чужой, сижу на чуждом пире,
И, кажется, опять я дома в божьем мире,
Когда лишь заберусь на бережок ручья,
Закину удочку, сижу в траве высокой...
Полдневный пышет жар — с зарей я поднялся,—
Откинешься на луг и смотришь в небеса,
И слушаешь стрекоз, покуда сон глубокий
Под теплый пар земли глаза мне не сомкнет...
О чудный сон! Душа бог знает где, далеко,
А ты во сне живешь, как все вокруг живет...
Но близкие мои — увы! — все горожане...
И странствовать в лесу, поднявшися с зарей, Jp|
Иль в лодке осенью сидеть в сыром тумане,
Иль мокнуть на дожде, иль печься в летний зной —
Им дико кажется, и всякий раз я знаю,
Что, если с вечера я лесы разверну
И новые крючки навязывать начну,
Я тем., до глубины души их огорчаю;
И лица важные нередко страсть мою
Корят насмещками: «Грешно, мол, для поэта *УДИ
уПозабывать Парнас и огорчать семью».
'■Ъглс горя гтробовал -послушать их совета — V.
HanpclCH'Ot.r Вот вчера, чтоб только сон прогнаьв^
Поше$г#н& ©зеро; смотрю — какая гладь!
Лесистых берегов обрывы и изгибы, , л
Как зеркалом, водой повторены. Везде
Полоски светлые от плещущейся рыбы
Иль ласточек, крылом коснувшихся к воде....
Смотрю »-усач солдат сложил шинель на травку.
Сам до колен в воде и удит на булавку.
«Что, служба?» — крикнул я. «Пришли побаловать
Маленько», — говорит. «Нет, клев-то как, служивый?
.*'А клев-то? Да такой тут вышел стих счес тликый,
Что в час-от на уху успели натаскать'

Рыбная ловля
«57
Ну, кто бы устоять тут мог от искушенья?
Закину, думаю, я разик — и назад!
Есть место ж у меня заветное: там скат
От самых камышей и мелкие каменья.
Тихонько удочки забравши, впопыхах
Бегу я к пристани. Вослед мне крикнул кто-то,
Но быстро оттолкнул челнок я свой от плота
И, гору обогнув., зарылся а камышах.
Злодеи рыбаки уж тут давно: вон с челном
Запрятался в тростник, тот шарит в глубине...
Есть что-то страстное в вниманьи их безмолвном.
Есть напряжение в сей людной тишине:
Лишь свистнет в воздухе леса волосяная,
Да вздох послышится — упорно все молчат
И зорко издали друг за другом следят.
Меж тем живет вокруг равнина водяная,
Стрекозы синие колеблют поплавки,
тощие кругом шныряют пауки,
кружится, сребрясь, снетков веселых стая
"1ль брызнет в стороны, от щуки исчезая.
Но вот один рыбак вскочил, и, трепеща,
Все смотрят на него в каком-то страхе чутком;
Он, в обе руки взяв, на удилище гнутком
Выводит на воду упорного леща.
И черно-золотой красавец повернулся
"И вдруг взмахнул хвостом — испуганный, рванулся
«Отдай, отдай!» — кричат, и снова в глубину
Идет чудовище, и ходит вся в струну
^'Натянута леса... дрожь вчуже пробирает!..
• А тут мой поплавок мгновенно исчезает.
Тащу — леса в воде описывает круг,
Уже зияет пасть зубастая — и вдруг
Взвилась моя леса, свистя над головою...
Отгрызла!.. Господи!.. Но, зная норов щук,
Другую удочку за тою же травою
Тихонько завожу и жду едва дыша...
Клюет... Напрягся я и, со всего размаха,
Исполненный надежд, волнуяся от страха,
Выкидываю вверх — чуть видного ерша...
О тварь негодная!.. От злости чуть не плачу,
Кляну себя, людей и. шлр за неудачу
И как на угольях, закинув дноа**. сижу,
И только комары, облипшие мне щеки,
Обуздывают гнев на промах мой жестокий.
Чтобы вздохнуть, кругом я взоры обвожу.
Как ярки горы там при солнце заходящем!
Как здесь, вблизи меня, с своим шатро^^сквозящим
Краснеют темных сосн сторукие стволы
И Отражаются внизу в заливе .черном, I
Где белый пар уже бежит к тюднвжьям^дорЪым, .
С той стороны село. Среди сребристой мглы
Окошки светятся, как огненные точки;
Купанье там идет: чуть слышен визг живой.
Чуть-чуть белеются по берегу сорочки,

Р ы б i.iji о в - б it б л иофи л
158
тем как с
Меж тем как спышится из глубины лесной
Кукушка поздняя да д«тел молодой
Каптины бедные полунощного края!
Где б я ни умирал, вас вспомню, умирая:
От сердца пылкого все злое прочь гоня,
Не вы "йъ, миря с людьми, учили жить меня!..
Но вот уж смерклося. Свежеет. Вкруг ни звука.
На небе и водах погас пурпурный блеск.
, Чу... тянут якоря! Раздался вёсел плеск...
| Нет, видно, не возьмет теперь ни лещ, ни щука!
Вот если бы чем свет забраться в тростники,
Когда лишь по заре заметишь поплавки,
И то почти к воде припавши... Тут охота!..
Что ж медлить? Завтра же... Меж тем все челнок^
Толкаясь, пристают у низенького плота, *
И громкий переклик несется на водах
О всех событьях дня, о порванных лесах,
И брань и похи^^^Кполненные страсти.
На плечи, разгоузясь, мы взваливаем'гнасти,
И плещет ходкииЧ^рт, качаясь под ногой
Идем. Под мокрою одеждой уж прохладно;
Зато как дышится у лодок над водой,
Где пахнет рыбою и свежестью отрадной,
Меж тем как из лесу чуть слышным ветерком,
Смолой напитанным, потянет вдруг теплом!..
О милые мои! Ужель вам не понятно,
Вам странно, отчего в тот вечер благодатный
' С любовию в душе в ваш круг вбегаю я
И, весело садясь за ужин деревенской,
С улыбкой слушаю нападки на меня —
Невинную грозу запальчивости женской?
Бывало, с милою свиданье улучив
И уфЛзбдума'вши к свиданью повод новый,
Та»*Ой же приходил я к вам... Но что вы? что вы
Что значит этот клик и смеха дружней взрыв?
Нет, полно! Вижу я, не ссоворить^мнъ ,с вами1
iV HcTjgfta сладкая чо сну ме^ЗГ зовет.# Ч ^^jgg^k
>рый coHJ^OjHfc /целалД|ть^ьет....
опять перед глазами" - *
1ми^ру^**LJ^a ^ I
иг .|ишь задремал
т пгОлно, сон tipon
дце бьется смолью
цыпочках, как щр
лезу чрез забор,
кристальной крупм
дождь идет^
метен поворот/виР1
жаииже изв
тица %е вслорх
удет лов счастливы
зивы; Ь
порхнет.

Рыбная ловля
159
И точно. Дождь потом зашлепал все сильней
Вскипело о^еро от белых пузырей,
И я промок насквозь, окостенели руки;
Но окунь — видно, стал бодрее с холодком —
Со дна и поверху гнался за червяком,
И ловко выхватил я прямо в челн две щуки..,
Тут ветер потянул — и золотым лучом
Деревню облило. Э, солнце как высоко!
Уж дома самовар, пожалуй, недалеко...
Домой! И в комнату, пронизанный дождем,
С пылающим лицом, с душой И мыслью ясной,
Две щуки на шнурке вхожу я с торжеством...
И крьщ.01*' б .е меня встречают: «Ах, несчастный!
Непосвящеиные! На-^^свд 4
Искусства нашего негтрюм
И грек не приобщил к парн
Нет, муза чистая, витай между озер!
И пусть бегут твои балованные сестры
На шумных поприщах гражданственности пегтрои
За лавром, и хвалой, и памятью веков:
Ты, ночью звездною, на мельничной плотине,
В сем царстве свай, колес, и плесени, и мхов,
Таинственностью дух питай в святой пустыне!
Заслыша, что к тебе в тот час взывай
Заманивай меня по берегу ручья,
В высокой осоке протоптанной тропт
В дремучий, темный лес; играй, резв*
Облей в пути лицо росистою рябинке
Учи переходить по жердочке живой
Ручей и, усадив за ольхой серебристо
Над ямой, где лопух разросся кругло
Где рыбе затиши прохлада есть и т
Показывай мне, как родится новый д<
И в лц^^когда спадет с природы тьм
И солнце вспыхнет вдруг на пурпуре
Со всеми криками и шорохами леса
Сама в моей душе ты с богом roeopi
Да просеет пен тобой, дыша, пак част*
Исголн»- су мощью я и сча^тьгм. той (
раси^тГ^ародов, дни катя
К сребристой, старости, *ыл "лгрп па

Содержание
У рыбацкого костра
Анатолий Онегов. До свидания, озеро 3
Анатолий Никольский. Акимовы воды 17
Борис Петров. С ним не заскучаешь! 25
Николай Старшинов. Моя рыбалка 37
С. Гриньков. Путешествие в сказку 45
Владимир Данилов. По последнему льду 51
Александр Макаров. Стихи '. 58
Улыбка на крючке 60
Вл. Немоляев. Месть 61
Клуб рыболова
Николай Старшинов. Рыболовы и «рыболовы» 63
М. Краснов. Беды Куршского окуня 66
С удочкой и рюкзаком
Ю. Златник. Севастопольская путина 69
Василий Нужный. Встречи с Десенкой 82
А. Гузенко. В курильских каньонах 92
Василий Беловол. Форель — рыба серьезная 95
Н. Романов. В солнечной Туркмении 100
Мастерство рыболова
А. Шевцов. Корюшка пошла! 101
Е. Иванов. За рыбкой-невеличкой 103
А. Потапов, Т. Потапова. Опасные трофеи 106
Н. Кузнецов. Младший брат речного исполина 110
Г. Ярошевский. Водяной змей — кораблик- 112
A. Кузнецов. В записную книжку рыболова 116
М. Юрчев. Прочная вершинка 119
B. Штыков. Поплавок для ловли леща 120
Новички на водоеме
В. Баранчук. Всеядный ротан, «чертик» и другое 125
Ассортимент приманок рыболова-туриста 132
Ю. Юсупов. Как перехитрить карася 140
По меридианам
Е. Солдаткин. Рыболовство в США: некоторые особенности и проблемы 145
Калейдоскоп 151
Рыболов-библиофил
А. Домогатский. «Закину удочку, сижу в траве высокой...» .
А. Н. Майков. Рыбная ловля
154
156