В борьбе за Россию. Воспоминания руководителя НТС - Романов Е.Р.

$Война и \$

$Лагерь Менхегоф: рождение издательства \$

О положении и процессах в стране. Доклад к 60-летию коммунистического режима

$Радиостанция \$

$Издательство \$

$Журнал \$

$Об авторах издательства \$

Автор: Романов Е.Р.

Теги: история россии воспоминания мемуары антикоммунизм

ISBN: 5-7117-0402-8

Год: 1999

Похожие

Охранка. Воспоминания руководителей политического сыска

Война на идеологическом фронте. Воспоминания участника

Воспоминания

Текст

'■ -
ι± 1&L
'/Д
Ju i-L.
щ
А
: ■
ш
»3
ψ
Ψ,
0
mcx^aaifimi
^ -.- - rr% ^ .- < *.;-„

ЕВГЕНИЙ РОМАНОВ
В БОРЬБЕ
ЗА РОССИЮ
Воспоминания
Москва
«ГОЛОС»
1999

Евгений РОМАНОВ
В борьбе
за Россию
Воспоминания
МОСКВА
«голос»
1999

Искренне благодарю Михаила Викторовича Назарова за
записи моих воспоминаний, подготовку книги к печати и все
хлопоты по ее изданию. Это была неоценимая дружеская
услуга.

Посвящаю
Маме,
Наташе,
всем друзьям.

Моя семья
Вместо предисловия
Родился я 26 сентября (13 сентября по ст. ст.) 1914
года в Екатеринославе (переименован в Днепропетровск).
Отец - Роман Карлович Островский, офицер
Перекопского полка, стоявшего в Екатеринославе. Мать - Евгения
Александровна Плахотникова. Мой старший брат
Ростислав (Ростик) родился 20 февраля 1910 года. Мы жили
одной семьей с бабушкой, в ее доме. И поскольку она
оставила неизгладимый след в моей жизни, сначала
скажу о ней и о своих предках с материнской стороны.
Бабушка, Елена Ивановна Плахотникова (1868-1945),
происходила из старинного украинского рода гетмана
Самойловича в пятом или шестом поколении. Где-то
среди ее предков была и графиня Чарторыйская. Потом
ветвь ее рода обеднела (в тогдашнем понятии, хотя
выросла бабушка на богатом хуторе своего деда). Бабушка
окончила Харьковский Институт Благородных Девиц -
учебное заведение для дворянских девиц; у них было
обязательным обучение трем языкам: французскому,
немецкому и английскому. Каждый день общение было
только на одном из этих языков. Она хорошо говорила
на немецком и чуть хуже на французском. Английский
язык плохо помнила. В 18 лет, прямо с институтской
скамьи, она вышла замуж за 24-летнего офицера
Плахотникова.
Мой дед, Александр Филиппович Плахотников (1862-
1905) принимал участие в русско-японской войне, был
ранен, после войны продолжал службу в Перекопском
полку и умер от последствий ранения, 43-х лет, в чине
штабс-капитана. Он был из семьи мелкого помещика,
единственным сыном при шести сестрах. Я знал из них
только двоих: Ольгу Филипповну, незамужнюю,
скончавшуюся в Екатеринославе в 1927 или 1928 году, и Фео-
досью Филипповну, которая умерла у нас в семье в 1938
7

году. Один ее сын жил в эмиграции, а второй - в
ссылке, где и погиб. Еще родственники по дедушкиной
линии были у нас в Москве: дочь третьей сестры, Анны
Филипповны (умершей ранее) - двоюродная сестра
мамы, была замужем за академиком Жадиным, у нее было
двое сыновей. Она приезжала к нам в Днепропетровск
перед самой войной; и я посетил ее один раз в Москве,
в 1940 году.
Бабушка прожила с дедушкой восемнадцать лет и
родила ему семерых детей. Старшей была Евгения (1888
г. р.), моя мама. Затем шли: Андрюша (1890 г. р., он
умер трехлетним ребенком), Инна (1892), Николай (1896),
Наталья (1898), Сергей (1900), Константин (1902). Таким
образом, после смерти деда в 1905 году бабушка осталась
молодой вдовой 36-ти лет с шестью детьми на руках, из
которых старшей, моей маме, исполнилось 16 лет, а
младшему - три. На бабушкины плечи легла тяжелая
задача - воспитать и поставить их на ноги. Офицерская
пенсия была небольшая, на доме долги. Бабушка начала
работать учительницей в младших классах частной
гимназии. Так она вытянула всех детей. Но война, затем
революция и гражданская война сильно ударила по
нашей семье...
Тетя Инна в 1914 году пошла в сестры милосердия
(закончив специальные медицинские курсы); затем была
медсестрой в Белой армии, за что ее потом красные
расстреляли в Крыму в 1920 году.
Дядя Коля в 1915 году, окончив гимназию, пошел
добровольцем в армию, после гражданской войны
эвакуировался как офицер Марковского полка из Крыма и
умер в эмиграции в Болгарии в 1968 году.
Дядя Сережа учился в старшем классе Сумского
кадетского корпуса; когда после 1918 года все развалилось,
он стал пробираться домой, но никого из семьи там уже
не было (это было время большого и окончательного
отступления добровольческих войск на Юг), его задержали
при облаве и он был расстрелян красными в Екатери-
нославе в феврале 1920 года.
Тетя Ната все время была с нашей семьей, во всех
ее странствованиях, во время советско-германской войны
8

попала во Францию, где и закончила свои дни в 1981
году.
Дядя Котя пришел домой из того же Сумского
корпуса в 1917 году и вскоре вступил добровольцем в Белую
армию, где потом был в юнкерском училище. Когда
оставляли Крым, он тоже (как и дядя Коля) был
эвакуирован за границу, с юнкерским училищем попал в
Болгарию, затем во Францию, где умер в 1986 году.
Бабушка из Днепропетровска обменивалась письмами
с дядей Колей и дядей Котей до середины 1937 года,
затем прекратила переписку, боясь за внуков: уж
слишком большой страх террора был в стране. (О семье дяди
Коли и жене дяди Коти я расскажу далее подробнее.)
Гражданская война лишила меня и отца, о котором
сохранились лишь смутные воспоминания.
Мой отец, Роман Карлович Островский, был поляк и
говорил по-русски с акцентом. Его семья была родом из
Кракова (тогдашняя Австрия). Его отец был крупным
чиновником, а единственный брат Марьян - директором
железной дороги. Больше я о них ничего не знаю. К
браку моего отца, совершенному по православному
обряду, они отнеслись резко отрицательно и не захотели
видеть молодую жену. Даже рождение внука не
примирило родителей отца с его браком.
Дело было не в их антирусской настроенности:
одного сына они направили по гражданской линии
(австрийской), второго - по военной (сознательно русской). В этом
был, вероятно, какой-то расчет, но он, видимо, не
предусматривал браков с непольками. Впрочем, судить не
берусь, не зная людей. Только, когда я рос и все больше
походил на отца, а отец был похож на свою мать, папа
сказал, что теперь отношение его родителей изменится и
мы поедем к ним для примирения. Но, увы, уже шла
война...
Как бы то ни было, какие мотивы ни были у
родителей отца, его отдали учиться в Одесский кадетский
корпус. У меня нет сведений, что он делал после
окончания корпуса и когда он попал в Перекопский полк,
стоявший в Екатеринославе. Я знаю только, что он
познакомился с мамой на одном из полковых балов и женился
9

Отец. Константинополь, 1921
10

на ней в 1908 году, 27 лет от роду. Маме тогда было 20
лет. Он был в чине поручика. В 1910 года у них родился
первый сын Ростислав, я последовал за ним в сентябре
1914 года, в начале Мировой войны.
Отец был на войне с самого ее начала. В каких
чинах он воевал - не знаю. У меня есть лишь несколько
опорных точек: образок Георгия Победоносца,
четырехугольный, с надписью на обороте: "Команда связи своему
незабвенному начальнику, март 1915 г.". Затем короткий
рассказ З.Н. Трушнович1, работавшей сестрой милосердия
в госпитале, в котором лежал мой отец с тяжелым
челюстным ранением (в каком году это было, она не
могла вспомнить). Сам я помню о нем лишь Рождество
1916 или 1917 года, богато накрытый стол в столовой,
сочельник, мама именинница, я не помню облика отца,
но знаю, что он был; и еще 1919 год, Екатеринослав,
какой-то высокий дом, кабинет, меня поят какао и я
помню как бы отдаленную фигуру отца. И последнее
воспоминание - перед его эвакуацией из Феодосии в
Константинополь: как я у него на коленях сижу, руки
его помню, а больше ничего. Лица не помню!..
Есть у меня, правда, дореволюционная фотокарточка,
времен его жениховства, я думаю: отец в красивой
шинели, с собакой. И еще паспортная фотография из
Константинополя. Больше от отца у меня вещественного
ничего не осталось. Его образ я восполнил рассказами
матери, рассказами дяди Коти, письмом (единственным)
папы к дяде Коле из Польши, куда папа переехал из
Константинополя, и письмами дяди Коли...
Окончательно я узнал о судьбе отца значительно
позже, из рассказа бывшего начальника русского
отделения польского генерального штаба Ричарда Враги2. Это
было уже после Второй мировой войны, когда я оказался
в эмиграции и стал одним из руководителей
антикоммунистической организации НТС. Как-то я поехал по
одному делу в Париж вместе с Георгием Сергеевичем Око-
ловичем3, возглавлявшим закрытую работу НТС,
направленную на Россию. Там он познакомил меня с Р. Врагой.
Георгий Сергеевич знал его давно, еще со времени
своего довоенного нелегального похода в Россию. Врага
1 1

хорошо, хотя и с акцентом, говорил по-русски. Одна из
встреч с ним закончилась ужином. Во время ужина
Георгий Сергеевич сказал Враге мою настоящую
фамилию, и тот спросил: «А Вам не знаком был в Польше
человек, Островский по фамилии?». - «Это, может быть,
мой отец?.. Он уехал из Константинополя, но потом
связь с ним оборвалась...». - «Его звали Роман
Карлович?» - «Да!». - «И вы ничего не знаете о его судьбе?»...
И Врага рассказал: «Я его хорошо знал. Он три раза
переходил границу при нашей поддержке4. Это было в
первой половине 1920-х годов. Он хотел пробраться к
своей семье. Из третьего похода он не вернулся. Это
было в 1925 или 1926 году. Вероятно, он был схвачен и
расстрелян. Границу, насколько мне известно, он перешел
благополучно»...
После этого я вспомнил, что в 1926 году маму
вызывали в ГПУ, допрашивали об отце и его денщике Ви-
кентии. (он тоже был поляк и спас отцу жизнь на войне,
когда отец был ранен взрывом и завален землей). Тогда
я был мальчиком и мама почти ничего об этом не
говорила. А после войны я скрыл от мамы мой разговор с
Врагой, не находя нужным волновать ее...
Вот так революция и гражданская война сказались на
нашей семье...
Спрашивается - ради чего были эти жертвы? Семья
бабушки была трудовая, интеллигентная. Они не
защищали имение, банковские счета, привилегии, - их у
бабушки не было. Она своим трудом подняла на ноги
детей, с которыми осталась после ранней смерти мужа,
простого офицера, умершего от раны, полученной в
войне за Россию. Я бы не стал ставить этот вопрос, если
бы это была одиночная семья, но были десятки и сотни
тысяч таких семей...
Всякая гражданская война - трагедия. Особенно
такая гражданская война, которая раздирает народ на две
части. Абсолютной правды нет ни на одной, ни на
другой стороне. Те, которые дерутся с оружием в руках
и умирают, - верят в то, за что борются; это они
создают ядро борющихся сторон. Руководители же обеих
сторон скрывают свои подлинные цели или не способны
12

их правильно сформулировать. Так было и в нашей
гражданской войне. Провозглашенная цель, за которую
сражались с обеих сторон, была одна и та же - Россия,
справедливая Россия, как бы ее ни называли. Народ и на
одной стороне, и на другой, был убежден в своей
правоте. И, стреляя друг в друга, якобы по разным целям,
на самом деле, как получилось, они стреляли по одной -
по России. Мы дорого заплатили за трагедию
гражданской войны: расколом русской души.
Однако идеология большевизма была враждебна и
самой русской душе. Поэтому вскоре неизбежно началась
борьба народа, тех же недавних "красных", против
коммунистической власти и продолжалась до ее свержения
(в сущности она продолжается до сих пор). Жертвы этой
борьбы неисчислимы, и жертвы эти приносились по обе
стороны границы, хотя они и не соизмеримы
количественно. Большевизм, господство которого длилось
свыше семидесяти лет, конечно, менялся, слабел, но в своей
основе всегда оставался врагом нашего народа.
Конечно, в советское время народ наш, пускай и
ущербно; продолжал жить и творить, несмотря на
господствовавший режим. И всё, что сделано ценного за
этот период, остается достоянием народа, хотя это, к
сожалению, в значительной мере касается лишь
материальных ценностей. В духовной сфере нам нанесен
большой ущерб. Но сама душа народа осталась не
поврежденной - и в этом наша главная надежда.
Далее я расскажу, как жила наша семья при
советской власти и в какой атмосфере формировались мои
убеждения.
*
Мои первые детские воспоминания связаны с
войнами. Одно из них (мне тогда было немногим больше
четырех лет): я на руках мамы, к ней, прижавшись,
стоит мой старший брат, Ростик; мама прислонилась спиной
к высокой, почти до потолка, белой кафельной печке, а
перед ней, в нескольких шагах, пьяный петлюровец с
ярко-красным шлыком, свисающим с папахи, и тычет в
13

маму наганом. Эта сцена врезалась, как фотография, в
память. Остальное я знаю из рассказов бабушки:
петлюровцев было пять или шесть, они приехали на тачанке
"искать оружие", а на самом деле для грабежа: какое
оружие, если в доме три женщины и двое ребят?
Пограбили, но больше побили и поломали.
Другое воспоминание: два австрийца штыками
прощупывают сено в возе, в котором Викентий, денщик
отца, привез нам пару мешков муки из села. Или вот
еще: помню, как бабушка везла меня на извозчике по
пустынному простреливаемому городу к врачу, вынимать
из горла кость, которой я подавился. Хорошо помню и
то, как мы все - мама, бабушка, мы с братом, тетя
Ната, и еще младший из дядей при нас оказался, ему
тогда семнадцать было - ночью переходили через
взорванный мост, уходили на юг, в Крым. Мост то
подымался вверх, то опускался вниз. Дядя нес меня на плечах.
Как мы до Крыма доехали - ничего в памяти не
осталось. Крым запомнился несколькими эпизодами. О
том, как я сидел на коленях у отца. Как брат болел
воспалением легких, еле выжил. Девочку в нашем дворе
помню, я ей кольцо подарил, стащив у мамы. Потом
смутно какую-то суматоху помню, отец и дядя исчезли
внезапно...
Тогда я услышал незнакомое мне слово "эвакуация".
Это была знаменитая врангелевская крымская эвакуация
"белых". Помню, как исчезла бабушка из дому, но
вернулась, а после нее тетя Инна исчезла (другая тетя, не
та, которая с нами из Екатеринослава уехала). Она не
вернулась - ее расстреляли через два дня за то, что она
была сестрой милосердия в Белой армии. Это я уже по
рассказам взрослых знаю. Вообще в Крыму расстреливали
много, кратеры вулканические, которые вокруг Феодосии,
доверху были заполнены трупами. Бабушка ходила туда,
надеясь найти тело дочери.
Почему столько расстреливали? Вообще после
гражданской войны озлобление, конечно, сильное было, после
кровопролитных боев за Перекоп. А еще мне бабушка
потом говорила, что так много жертв именно в
Феодосии было потому, что казачий корпус под командованием
14

v-л
С мамой и братом. 1924 г.

кубанского генерала Фостикова должен был идти
грузиться в Керчь, где для корпуса был транспорт
приготовлен, а он свернул в Феодосию и нарушил весь план.
Из-за этого многим не хватило мест на пароходах: и
бойцам армии, и служащим тыловых учреждений, и
семьям, и просто беженцам. Видимо, это и разлучило нас с
отцом: такие, как он, ставили воинский долг выше
семейных обязательств. Кроме того, представление о
большевиках было у нас не очень правильное и такого
террора, какой наступил по приказу Бела Куна, не ожидали.
Думаю, впрочем, что жертв по всему Крыму было столь
же много, как и в Феодосии.
Мы в Крыму пробыли полгода после эвакуации
белых. Жили на то, что меняли имевшиеся вещи.
Насколько понимаю, ждали теплого времени года. Летом 1921
года бабушка решила возвращаться домой, в Екатерино-
слав, где был свой дом, знакомые, друзья. Ну, поехали
мы назад: бабушка, мама, тетя Ната и двое мальчишек -
мой десятилетний брат и я (мне к тому времени уже
шесть исполнилось). Из дороги я ничего примечательного
не запомнил (кроме того, что длилась она долго). Только
на станции Синельниково, где надо было пересаживаться
на Екатеринослав, случилось происшествие, глубоко
запечатлевшееся в моей детской памяти.
Мы выгрузили на перрон все наши вещи: тюки,
корзины. Так как за всем надо было смотреть, то тетя со
старшим братом в теплушке были, вещи принимали и
укладывали, бабушка и мама, как самые сильные, -
вещи с перрона в теплушку таскали, а я, оставшись на
перроне, вещи сторожил. Как сейчас помню всю сцену:
бабушка и мама в теплушку очередную часть вещей
отнесли, а я остался с последними двумя узлами. И вдруг
- свисток и наш поезд тронулся; а все там, в теплушке!
Испугался я, заревел в голос. Хочу за поездом бежать, но
тюки боюсь бросить, тяну, то один, то другой, по
очереди. Ничего не вижу, слезы глаза застилают. И вдруг
мама меня обнимает, - она с поезда на ходу спрыгнула.
Я долго не мог поверить в свое счастье. В мамины ноги
вцепился и реву от радости. А поезд отошел, но потом
вернулся - маневрировал. На нем мы и поехали.
16

На вокзале в Екатеринославе бабушка наняла
двухколесную коляску, мужик ее своей тягой тащил, они
"Троцкими" назывались. Приехали в свой собственный дом, а
он весь занят. Те наши знакомые, которые дом взялись
сохранять, ютились в двух комнатах (дом был большой -
семь комнат, кухня, два коридора, это на втором этаже,
а была еще квартирка на первом, полуподвальном). Тогда
нас приютила Ольга Николаевна Чернявская, вдова
видного земского деятеля. В ходе революции они потеряли
свой хутор, но у них был еще дом на окраине города. К
дому была пристройка - одна комната и большая кухня с
русской печью; в эту пристройку мы и вселились.
Зима 1921-22 годов была очень тяжелой. Голод. Не
было топлива. Я болел скарлатиной в тяжелой форме (на
одно ухо стал плохо слышать). Мама потом говорила:
"Тебя Бог спас". Мы с трудом пережили эту зиму.
Семью кормила мама - ходила с Ольгой Николаевной на
село менять то, что осталось от вещей. Мы с братом в
каком-то пункте благотворительной организации "АРА"5
получали миску молочного супа с рисом раз в два дня. В
это же время, весной, я заболел - у меня начались
спазмы горла. Я задыхался. Доктор не мог поставить другого
диагноза: нервы. Показал маме, как нужно, когда
приступ начинался, массаж делать. Я очень боялся этих
припадков и старался ни на шаг не отходить от мамы. Эта
болезнь длилась, примерно, год. Во всяком случае,
окончательно прошла она уже после возвращения в наш
старый дом, а это было в 1922 году или в самом начале
1923 года.
Наши знакомые освободили нам две комнаты и
переднюю с маленькой кладовкой. Это была наша старая
столовая (которую я так хорошо запомнил, потому что
именно в ней мы стояли перед петлюровцем с наганом)
и вторая, полутемная комната, окно которой выходило в
галерею, тянувшуюся вдоль дома. Вход к нам был через
эту галерею.
Из столовой вела дверь в гостиную, а из гостиной -
в кабинет. Эти комнаты занимала семья Фенцовых:
старик-отец (полусумасшедший, потом он окончательно
помешался) и две дочери, Фаня и Соня (кажется). Фаня
1 7

Бабушка. 1939 г.
18

работала сестрой милосердия, а чем занималась вторая
дочь - не помню.
С другой стороны дома была квартира из двух
комнат и большой кухни, с примыкавшей к ней галереей, -
она выходила в сад. В этой квартире раньше жили папа
с мамой и мы с братом. Теперь она тоже была кем-то
занята. Нижний полуподвальный этаж дома был занят
еще с дореволюционных времен сапожником
Свердловым, которого потом еще уплотнили и вселили семью
какого-то рабочего.
С момента возвращения в родной дом в нашей
жизни произошли изменения. Самое важное - бабушка
начала снова преподавать в школе, вела класс, от
первого до четвертого. Таким образом, бабушкино регулярное
жалованье стало финансовой основой семьи. Мама и
тетя Ната время от времени (тогда была сильная
безработица) подрабатывали в статистическом бюро. Брат
начал ходить в школу, переделанную из старой гимназии.
Я оставался дома, "на хозяйстве", и научился
готовить: рано утром мы с бабушкой шли на базар,
покупали продукты (насколько я помню, бабушка не
затрачивала больше рубля и этого хватало, чтобы закупить все
для обеда), оттуда бабушка шла в школу, а я тащил
кошелку с закупками домой. Разумеется, когда мама
была безработной, то на базар ходила и готовила она.
Если же я оставался один на один с кошелкой,
принесенной с базара, - готовил сам. Этим я занимался
долгое время - до ухода бабушки на пенсию. В школу я все
время ходил во вторую смену, в отличие от брата. Так
что хозяйские обязанности долго лежали на мне и я
научился готовить хороший борщ, котлеты с гречневой
кашей и кисель, - это были мои коронные блюда. И я,
право, неплохо готовил. Сейчас - разучился.
Бабушка учила меня всему. Учила жизни. Учила
молиться. Она вообще была опорой и центром семьи. У
нее был замечательный характер. "Добрая, незлобивая,
все прощающая", - так говорила о ней мама. Бабушка
всегда выступала умиротворяющим началом в наших
спорах. До выхода на пенсию она фактически содержала
всю семью нашу. В тяжелое голодное время ходила по
19

очередям, доставала, что могла, только чтобы накормить
нас. Что только она ни делала, чтобы мы с братом были
одеты, обуты, закончили школу, "вышли в люди". Ничем
нельзя отплатить эту любовь. Недаром и дядя Коля и
брат назвали своих единственных дочек - Елена.
На долю бабушки выпало раннее вдовство,
переживания гражданской войны, потеря детей, бесконечная
борьба за право на свой дом, вечное волнение за уже
выросших внуков, новая война, эвакуация и смерть в
далекой Франции, на руках двух, оставшихся с ней от
всей многочисленной семьи, дочерей! Мир праху твоему,
незабвенная, всегда добрая, всегда ласковая...
*
В школу я начал ходить примерно в 1924 году. Тогда
все школы уже были реорганизованы в семиклассные
училища, которые и должны были давать среднее
образование. Я не очень охотно ходил в школу и менял
их за годы обучения три раза. Такое "гуляние" из школы
в школу могло происходить только в той неразберихе,
которая тогда была, а главное - бабушка пускала в ход
все свои знакомства. Кроме того, надо признать, что я
был по своим знаниям (благодаря чтению и бабушке)
наголову выше большинства своих одноклассников.
Кстати, о чтении: у нас были знакомые Герасимовы
(Ф.Я. Герасимов работал в наробразе, даже руководил им
первое время), мама часто бывала у них, оставалась с
ночевкой, а я с ней; и там мне было раздолье - шкафы,
наполненные самыми разными книгами и журналами,
конечно, дореволюционными; я читал все подряд, и
никто не вмешивался в мое самообразование. Там я
познакомился с классикой, с историческими книгами, с
Огоньком", "Нивой" дореволюционных лет. Так как мы
ходили к Герасимовым довольно часто, то я преуспел в
самом разнообразном чтении, - полагавшемся мне по
возрасту и не полагавшемся. В школу я поступил не то
в третий, не то в четвертый класс. И, забегая вперед,
скажу, что школу-семилетку я закончил весной 1929 года,
то есть четырнадцати лет от роду.
20

В этот период времени три события произошли в
моей жизни. Во-первых, в нашем старом доме появились
новые жильцы; во-вторых, мы наш старый дом продали
и бабушка купила новый; и в-третьих, я начал играть в
шахматы. Однако, по порядку.
Новые жильцы въехали в квартиру, выходящую в сад
(или в то, что от него осталось). Это было летом 1924
года. Их было четверо: муж, жена, ее старшая девочка
от первого брака, Верочка, и младшая - от второго
брака. Для меня их переезд связан с появлением
Верочки.
Она была моя однолетка - мы родились оба в том
же 1914 году с разницей в один день: я - 26 сентября, а
она - 27-го (по новому стилю, поскольку все гражданское
перешло на новый стиль, кроме Церкви). Она была
совсем светлая, светло-золотые волосы, голубые глаза,
темные ресницы и очень привлекательное лицо. Я
влюбился с первого взгляда и этому чувству не изменял
до нашего расставания в 1929 году. Я был на нее в чем-
то похож (хотя и не то, чтобы красив) - льняные
волосы, голубые глаза, одинакового роста. Незнакомые
люди принимали нас за брата и сестру. Мы стали
неразлучны и почти все свое свободное время проводили
вместе. И с каждым годом мы сближались все больше и
больше. Это была детская любовь, но это была
настоящая любовь! Со сценами ревности (детской),
примирениями, с совместными походами в кино, театр, с
насмешками моих друзей, и завистливыми замечаниями ее подруг.
Последний раз мы встречали с ней Новый 1930-й
год. А летом того же года она с матерью и младшей
сестрой уехала в Ташкент, так как отчим умер и мать
снова сошлась со своим первым мужем, отцом Верочки.
К этому времени она превратилась в барышню, а я еще
оставался неуклюжим мальчишкой. Что-то в наших
отношениях изменилось, но, главное - чувство привязанности
друг к другу, смешанное с чувством нежности, осталось
на много лет.
Дом бабушка купила, продав старый, в 1929 году.
Летом. Это был деревянный домишко, обложенный
частично кирпичом, он был маленький, но в нем было пять
2 1

комнат с кухней, сенями и кладовой. Комнаты
маленькие, зато отдельные! У мамы - комната, у бабушки с
тетей Натой - комната, у меня с братом - комната, и
еще столовая. (Пятую комнату занимал Ефим Никитич с
женой, уже пожилой человек, служивший раньше
капельдинером в театре; у них был свой вход, с отдельной
передней и сенями.)
Главным же преимуществом нового дома был
принадлежавший ему участок земли. Пустой участок, просто
земля. И вот, по инициативе бабушки, мы посадили там
сад, 56 фруктовых деревьев: груши, сливы, но в основном
абрикосы и вишни разных сортов - и шпанка, и
Владимирка, и простая вишня, всего не упомню. А вдоль
забора, с трех сторон, были ягодные кусты и тополя.
Ягоды тоже были разные - крыжовник, малина,
смородина красная и черная. Во дворе сарай был, погреб,
уборная, водопровод, наша собака на привязи, ворота,
въезд с улицы, скамейка как раз на границе сада.
Сколько мы с братом в этот сад ведер воды
перетаскали - деревья поливать, - не счесть. Но зато сад вырос
на славу. С 1933 года он стал плодоносить. И все больше
и больше. Однако в начале 1939 или 1940 года у нас
половину сада отобрали (точнее сказать 'купили") для
детского садика, который появился на соседнем участке.
Почем заплатили за каждое отчужденное дерево, - не
помню, но труд, вложенный в посадку и уход за
деревьями, конечно, не был оплачен. Утешением было лишь
то, что поломок в саду было не так много...
Не помню, когда я начал играть в шахматы, но во
всех школьных турнирах выступал с успехом, играл и
дома, вне турниров. Начал покупать книги и журналы по
шахматам. Еще застал "Шахматный листок" под
редакцией Вайнштейна (известного петербургского довоенного
шахматного деятеля). В рамках школьных шахмат мне
стало тесно, да я и школу скоро закончил, весной 1929
года. После чего сразу нашел путь в клуб совторгслужа-
щих, где была шахматная комната (там я впервые играл
с мастером Селезневым в сеансе одновременной игры).
Кроме того, в подвале этого клубного здания была
свалена библиотека. Кто интересовался - мог в ней
22

рыться и уносить книги домой. Там я нашел много как
"советских", так и "белогвардейских" изданий,
посвященных временам гражданской войны и революции. Тут был
и Шульгин, и книга, посвященная Захарченко-Шульц, и
Троцкий и еще многое другое. Мама только ахала, когда
я притаскивал эти книги домой, а потом они куда-то
исчезали. Потом клуб советских служащих закрыли и
шахматисты перебрались в здание облпрофсовета, в
центре города. Но о шахматах я еще буду говорить.
После окончания школы я начал работать учеником в
артели по изготовлению музыкальных инструментов
(домр, мандолин, балалаек). Артель была частная (в
конце нэпа это было еще возможно). Меня устроил один
наш знакомый, который вел там, по совместительству,
бухгалтерию. В артели я проработал с осени 1929 года до
конца лета 1930 года. Это была неудачная попытка -
руками я, оказалось, ничего не умел делать. Никаких
познаний в изготовлении музыкальных инструментов не
приобрел; в конце концов, меня стали использовать на
побегушках, подметаньи полов, топке печей, варки клея,
на разгрузке и погрузке сырья и готовой продукции. Но
люди почти все были хорошие, и я не жалуюсь - это
был полезный опыт.
Осенью 1930 года я нашел через знакомого парнишку
другую работу, на почте - это было 5-е "комсомольское"
городское отделение. Оно помещалось через три квартала
от нашего дома на углу большой проезжей улицы и
Базарной площади. Начальство подчеркивало слово
"комсомольское", поскольку там в основном работали (за
исключением начальника, старого почтовика, и разносчика
денег) молодые ребята и девчонки от 15 до 20 лет. Штат
был небольшой. Трое сидели на "окнах" - то есть на
кассе, на продаже марок и приеме писем, на сберкассе.
Остальные, человек двадцать, были почтальонами, среди
них и два сортировщика писем по ящикам районов.
Я быстро со всеми познакомился и выяснил особый
состав работающей здесь молодежи - это были либо
окончившие школу ребята из интеллигентных семей и
поэтому не могущие попасть ни в какое высшее учебное
заведение, либо ребята из сел, подвергавшихся раскулачи-
23

ванию. Так что название "комсомольское" оправдывалось
только возрастом сотрудников. Но отнюдь не их
происхождением и настроениями. (Сам я в комсомоле не
был и не помню, чтобы мне предлагали вступать; вот
только в свое время в школе меня записали в пионеры.)
Тогда я понял и смысл работы моего брата. Он был
старше меня на четыре с половиной года. Значит с той
проблемой, с которой я должен был столкнуться через
несколько лет, при попытке поступить в высшее учебное
заведение, он уже столкнулся - это "социальное
происхождение": сын офицера. Он пошел учеником слесаря,
потом начал работать слесарем в трамвайном депо,
поступил на "рабфак" (рабочий факультет, вечерний, потом
дневной), и лишь окончив его, в один год со мной
поступил в Строительный институт. Участие отца в Белой
армии удалось скрыть. Помню разговор о "справке"
примерно такого содержания: "Роман Карлович Островский,
служащий, призван был в армию и погиб в боях в 1915
году". Справка, конечно, была фиктивная, подписанная
двумя знакомыми как "свидетелями"...
Чтение выброшенных "крамольных" книг из
библиотеки клуба совслужащих, письма, которые бабушка
получала из заграницы, мамины недомолвки (особенно, когда
ее вызывали в 1926 году в ГПУ), наконец, столкновение
с жизнью (особенно на почте) и детские воспоминания -
все это поставило передо мною вопрос о моем
происхождении, о моем роде, об ушедшем за границу отце, о
Белой армии. Я стал задавать бесконечные вопросы и
бабушке и маме. Только тогда и узнал все, изложенное
выше, в начале моих семейных воспоминаний, а уже
потом, сам оказавшись за границей, уточнил по письмам
обоих моих дядей.
*
Моя работа на почте была успешной. Начав
почтальоном, я через пару месяцев выдвинулся в сортировщики,
потом стал главным сортировщиком. Еще будучи
почтальоном, я разработал для себя "ходку" по своему
району: маршрут, позволяющий затрачивать наименьшее вре-
24

мя на обход всех домов; потом с моей помощью свои
"ходки" составили другие почтальоны. С сортировки меня
внезапно вызвали на центральную почту и ввели в
бригаду почтового вагона, который ездил по маршруту
Днепропетровск-Конград-Харьков (тогдашняя столица
Украины). Эта работа мне нравилась, и я уже видел ряд
усовершенствований в ней, но я не захотел продвигаться.
Несмотря на весьма романтичное и всегда ночное
путешествие из Днепропетровска в Харьков и обратно
(по дороге мы выдавали мешки с почтой в условленных
пунктах), я все же попросил о возвращении в мое
почтовое отделение. И сразу был принят с повышением
- кассиром на главное окно зала (переводы, прием и
выдача денег) - поскольку в мое отсутствие были
арестованы за крупные денежные хищения все основные
кадры отделения - все молодые ребята.
С главной почты прислали партийца, чтобы
"поставить воспитательную работу", назначили его начальником
отделения. Он ничего не понимал в почтовых делах,
поэтому старый начальник остался при нем на
должности помощника. Меня вскоре назначили бухгалтером
отделения, для разноски денег взяли старого почтовика-
пенсионера, кого-то из взрослых посадили на сберкассу
(потом ее вообще ликвидировали), кадры же
"комсомольского" отделения вновь пополнили молодыми. Притом и
свежераскулаченными, сбежавшими в город, и вообще
"социально неблагонадежными". Но повторения авантюры
с хищением не было.
Наше почтовое отделение выходило на базар,
который на моих глазах превратился в витрину голода,
наступившего в стране. Обеднение базара началось с весны
1931 года, то есть с первой волны раскулачиванья.
Главное же время обнищания города и деревни было с осени
1931 года до весны 1934-го. Особенно ужасными были
1932-1933 годы. Горожане получали нищенские пайки
(хлеб - 200, 300, 400 грамм, рабочие на тяжелых работах
получали на 100-200 грамм больше, иногда выдавали
немного подсолнечного масла, иногда немного крупы - и
все!). Хлеб давно перестали продавать (тогда никто не
говорил "продавать", говорили - "выдавать"), его выда-
25

вали по карточкам (как и все продукты) из хлебных
лавок, сбитых из досок. Я бы назвал их "бастионами": с
маленькими окнами-амбразурами, с дверью на засовах, к
которой подъезжал грузовик с хлебом, под охраной
вооруженных солдат. Очередь становилась с ночи,
поскольку хлеба всем не хватало. Обычно у нас бабушка
стояла в очереди (остальные все работали), я иногда
заменял ее. После того, как хлеб заканчивался, несколько раз
приходилось видеть умерших в толчее людей...
Базар в эти страшные дни представлял собой
мрачное зрелище доведенных до крайности людей. Продавали
хлеб отдельными ломтиками, несколько картофелин, часто
подгнивших, стакан какой-нибудь крупы, но больше
предлагалось не съестных продуктов, а жалкого ношеного
имущества голодных людей. Никогда не забуду
мальчишку (а их, безнадзорных, много было в городе; в
частности, крестьяне "выгоняли" в город своих старших, чтобы
спасти от высылки или от голодной смерти): он схватил
с лавки кусок хлеба, его догнали, он упал и, прикрывая
голову руками, жадно ел хлеб, пока его били...
Не хочется вспоминать это время - много тяжелого
было. Но и нельзя забывать. Забывать об уничтожении
привычного уклада жизни народа великой страны, его
веры, храмов... Моя мама была очень верующим
человеком, и до четырнадцати лет я ходил с ней в церковь
неподалеку от нашего дома. В 1927-28 годах ее закрыли,
а священника, очень хорошего (по отзывам мамы),
арестовали. Постепенно закрыли все церкви в городе (их
было, кажется, 14) кроме маленькой, кладбищенской. А к
коллективизации, к началу 1930-х годов, не осталось ни
одной церкви. Верующих стали преследовать, запугивать,
но многие продолжали молиться дома и отмечать
праздники.
1932-1933 годы вошли черными страницами в нашу
историю: миллионы уморенных холодом и голодом,
миллионы погибших от чекистских пуль (да и только ли
от чекистских), дети, старики, женщины и кормильцы -
все они передают нам эстафету памяти о преступной
власти. (И хотят этого или нет, но все те, кто действует
сегодня под тем же кровавым знаменем, берут на себя
26

ответственность за все преступления коммунистической
власти, когда-либо ею совершенные.)
Моя работа в почтовом отделении длилась до весны
1934 года. После гибели десятков миллионов людей
чувства у всех притупились. Но каждый пытался найти
что-то светлое в этой беспросветной жизни. Именно в
это время я начал серьезно играть в шахматы. В том
или ином месте, где ютился шахматный клуб, частным
образом - с друзьями на дому. В 1933 году я взялся
руководить шахматным кружком при Дворце Пионеров, а
в 1934 году выиграл (пополам с Вайнблатом) первенство
Днепропетровской области. К этому времени я уже ушел
с почты и учился на подготовительных курсах в Горный
институт, куда и поступил осенью 1934 года, на шахто-
строительное отделение.
Надо сказать, что в порядке роста числа высших
учебных заведений сужался профиль каждого из них.
Так, например, появились строительный институт,
химический институт, железнодорожный институт. Раньше
образование по всем специальностям давал Горный
институт (кстати, второй по старшинству в стране). Теперь
он тоже делился на факультеты: эсплуатационный, шах-
тостроительный, обогатительный, геологический и т.д.
Таким образом, если старый инженер-путеец мог
построить мост и заняться эксплуатацией угольной шахты, то
теперь это было разграничено, притом и строительство
моста стало узкой специальностью инженера транспорта.
Было ли это плохо - не знаю. С одной стороны,
страна нуждалась во все большем числе специалистов, с
другой стороны, качество выпускаемых специалистов
снижалось. Оно снижалось, в частности, за счет массового
приема по социальному признаку в высшие учебные
заведения. Помню, что на подготовительных курсах в
Горный институт были ребята, делавшие по десятку-два
орфографических ошибок в выпускной работе. В тоже
время хорошо разбиравшиеся, например, в математике
или физике. Они выдерживали экзамен. Однако можно
ли было построить обучение иначе, если в стране нужны
были специалисты?.. Начиналась индустриализация. Масса
раскулаченных крестьян, уцелевших после коллективиза-
27

ции, в качестве рабочей силы хлынула на стройки, ими
кто-то должен был руководить - для этого и нужно было
много специалистов, хотя бы узких.
В годы моей учебы в Горном институте (1934-1936) я
дважды ездил в Донбасс для сеансов одновременной
игры в шахматы (к тому времени я стал чемпионом по
шахматам украинского общества "Шахтер); побывал в
десятке городов Донбасса и шахтерских поселов и мог
вблизи познакомиться с жизнью горняков - тогда
"привилегированного класса". Хотя я выступал в клубах
против инженерно-технического персонала (среди участников
редко попадались рабочие), мне все же удалось узнать
поглубже и жизнь, и настроения горняков.
Уже в качестве инструктора при шахматном кружке
во Дворце пионеров я съездил с ребятами на всесоюзные
соревнования. Было это, если не ошибаюсь, зимой 1935
года. Там завязалось мое первое знакомство с Юрием
Авербахом. Играли мы в Ленинграде, и я первый раз
увидел этот город, произведший на меня незабываемое
впечатление. В Москве мы остановились тогда лишь от
поезда до поезда. Я съездил в эти годы еще и в Харьков
как представитель шахматной секции нашего города.
После окончания второго курса института я решил
перейти на первый курс только что открывшегося в
нашем городе Университета. Однако возникло
препятствие: уходя из Горного института, я потерял отсрочку от
призыва в армию. Это я даже не сразу понял, а только
когда получил повестку из военкомата, поскольку голова
моя была занята другим.
Я поехал в Москву корреспондентом на 3-й
Московский международный турнир. В нем принимали
участие Капабланка, Ласкер и другие знаменитости, кажется
12 человек. Не помню, какой был его результат, но я
был потрясен тем, что видел всех сильнейших
шахматистов мира (почти всех: не было Алехина, Боголюбова).
Мои корреспонденции с турнира регулярно печатались во
всех днепропетровских газетах (а их было четыре) и
передавались по радио. Я взял интервью у Капабланки,
когда он давал сеанс одновременной игры в Московском
Доме пионеров. И вновь встретился в Юрием Авербахом.
28

Он за это время вытянулся в высокого, интересного
парнишку, мы с ним много времени провели вместе. (В
Москве я также побывал у тети Инны Жадиной,
двоюродной сестры моей мамы; повидал ее семью.)
Так я познакомился со многими шахматистами, ранее
известными мне только по фамилиям. Я вернулся в
Днепропетровск в приподнятом настроении и,
сговорившись с секретарем обкома (тогда им был Хатаевич),
пригласил в Днепропетровск на два сеанса одновременной
игры самого Капабланку. Он приехал через несколько
дней в сопровождении секретаря Всесоюзной шатматной
секции В.Е. Еремеева. Оба сеанса Капабланки проходили
на эстраде Зеленого театра в Потемкинском (приречном)
парке. Народу собралось много. Капабланка выиграл оба
сеанса, но счет был очень приличный для днепропет-
ровцев.
Не могу не вспомнить любопытный эпизод из
пребывания Капабланки в Днепропетровске. Сеансов у него
было два: один в первый день пребывания и один - в
третий, а вечер второго дня оставался свободным. Я
решил устроить ему партию в бридж и занялся
подборкой игроков. В это время Капабланка неожиданно
заявил, что хочет воспользоваться свободным днем и
съездить на Днепрострой. Вот тут-то и началась
свистопляска. Сначала ему сказали, что машина Хатаевича (на
которой он ездил) занята, а расписание поездов не
позволит в один день съездить туда и обратно; тогда он
спросил, а как с моторкой, моторки тоже не оказалось;
поняв, что его водят за нос, он, чуть улыбнувшись, задал
вопрос о верховой лошади, уже не ожидая ничего, кроме
отрицательного ответа. Он провел тот вечер за бриджем,
благо с трудом, но удалось подобрать партнеров.
Я был очень занят организационными делами,
поэтому мне мало удалось поговорить с Капабланкой.
Кроме того, трудности были с языком - я не владел ни
английским, ни французским. Переводчиком служил
Еремеев, но он не всегда мог этим заниматься. Главная тема
у нас была - Алехин. Капабланка признавал большой
талант Алехина, но объяснял свой проигрыш в матче с
ним плохим внутренним состоянием. Он был уверен, что
29

ему удастся решить финансовую проблему и сыграть
матч-реванш. Сослался на то, что его успехи в турнирах
говорят о его силе; конечно, он не предвидел, что
меньше чем через три года начнется Вторая мировая война...
Капабланка был первой знаменитой ласточкой на
нашем шахматном горизонте. С его легкой руки я
приглашал потом в Днепропетровск Флора, Левенфиша,
Андрэ Лилиенталя. Последний был у нас несколько раз, в
частности, после получения им советского гражданства. С
ним мы подружились и тепло встречались при каждой
возможности. Однако при встрече за границей, в
Амстердаме (если не ошибаюсь, в середине пятидесятых годов),
он бежал от встречи со мной, как черт от ладана.
Но вернусь к повестке из военкомата. Я уже был
зачислен условно в Университет, а тут повестка. Обратился
за помощью к одному из своих знакомых по шахматам
(их у меня было множество) - Нехендзи, который был
начальником санитарного управления областного ГПУ. Он
сказал, что поговорит, где надо. Действительно: когда я
пришел на призыв, меня вне очереди вызвали к
глазному врачу и он признал меня негодным к военной
службе (зрение мое и вправду не было хорошим: в кино
и театре, если далеко сидел, надевал очки).
После этого меня приняли в Университет на
факультет русского языка и литературы, но - только на
заочное отделение. Опять сыграло роль "социальное
происхождение". Впрочем, это меня вполне устраивало,
поскольку я принял предложение возглавить как
освобожденный работник областную шахматную секцию. А так
как у Облсовета такой штатной единицы не было, меня
зачислили в штат областного общества "Спартак" (очень
богатого), куда я перешел из общества "Шахтер".
*
В 1937-1938 годы прокатилась большая волна арестов.
Арестовали Нехендзи, как и многих моих знакомых по
шахматному клубу. Потом его через год или два
выпустили, я встретил его с вставленными металлическими
зубами. Такая же судьба постигла начальника областной
30

милиции; бывшего меньшевика Миньковского, очень
сильного шахматиста; Титца, моего хорошего знакомого;
Тютина, из рабочих-выдвиженцев, большого партийного
работника, хорошо игравшего в шахматы...
Эти аресты шли, главным образом, по верхнему слою
- по тем, кто слишком выдвигался вперед. Впрочем,
арестовывали и рядовых людей, какую-нибудь
незаметную секретаршу или сторожа хлебного завода. Если
около дома ночью останавливался "воронок" - машина, в
которой увозили арестованных, - то во всех квартирах
ждали: за кем приехали? Многие люди приходили на
работу не выспавшиеся, после ночных тревог. Около
нашего домишки (пара кварталов поодаль) находился
большой (три или четыре этажа) дом для военных, несколько
корпусов. В это время за судьбой его обитателей можно
было следить по свету в окнах. Освещенных с каждым
днем становилось все меньше и меньше. В конце концов
дома стали полутемными.
Однажды, в это тяжелое время ко мне обратился
работник обкома комсомола с предложением дать сеанс
одновременной игры в детском доме. Адреса он мне не
дал, а сказал, что заедет за мной на машине. На месте
мне сразу стало ясно: это был дом для детей
репрессированных партийных работников. Интеллигентность детей,
их домашняя одежда, фотокарточки, стоявшие на
тумбочках около постелей или приколотые над кроватью, -
все говорило об их происхождении. Было много ребят с
нерусскими лицами - средне-азиатские черты.
Когда сеанс закончился, мой проводник предупредил
меня: о том, что видел, молчи. Через некоторое время я
его встретил и поинтересовался судьбой этого детского
дома, и он сказал не без печали: "Расформировали, по
разным домам разослали, даже братьев и сестер
разделили," - и пожал плечами. Этого следовало ожидать:
не могли же они содержать столь сконцентрированные
очаги горя и горьких воспоминаний (пускай и детских).
Дети там были от 6-7 до 13-14 лет.
Потом пошли один за другим бесконечные судебные
процессы. Газетные полосы были заняты их описанием.
Помещали фотографии митингов, на которых орущие
3 1

массы требовали расправы... Читать это было
невозможно. На работе про это было не принято говорить. Благо
коллектив наш был маленький - 7-8 человек. А когда я
приходил по делам в облисполком (отдел физкультуры и
спорта), то старался уйти как можно скорее и только
отмечал про себя исчезновение то одних, то других
людей из начальства (даже мелкого).
Я относился к происходившему как к стихийному
бедствию, поскольку оно не затрагивало моей семьи и
наших близких знакомых. Это было что-то, от меня не
зависящее, и я вытеснял все размышления об этом в
подсознание. Мне было тогда 22-24 года. Я отдавал все
мысли шахматам. Разъезжал по турнирам: Севастополь,
Киев, Одесса, Бердянск, Харьков, были две большие
поездки в Москву и Ленинград... Я жил, если можно так
сказать, в искусственном "шахматном" мире, и, лишь
приезжая из месячной поездки домой, возвращался в мир
реальностей. И снова старался из него вырваться.
В 1930-е годы страх перед карательной системой был
такой, что его даже перестали испытывать. Он загонялся
в подсознание, иначе нельзя было бы жить. Человек
знал, что он в каждый момент может попасть в
"мясорубку" тюрем, ссылок, лагерей, расстрелов, но не
думал об этом. Поэтому, когда на него обрушивались
органы, он был, как кролик перед удавом. Это казалось
громом среди "ясного неба", которое человек сам себе
создавал. Страх начинался с ребячьего возраста, впервые,
когда ребенок понимал, что говорить в школе то, что
говоришь дома, нельзя. Страх делал людей безмолвными,
страх сковывал и в то же время заставлял распевать
жизнерадостные песни: "Я другой такой страны не знаю,
где так вольно дышит человек!". Распевать искренне: это
была своего рода инстинктивная защитная реакция.
Ложь пронизывала всю жизнь с малолетнего
возраста, с детского садика, где внедрялся культ "доброго
дедушки Ленина". В голодающей деревне устраивали
"праздник изобилия", а неурожай, неполадки в
производстве и нехватку товаров объясняли
"вредительством". При этом отделить ложь от правды было
нелегко, так как ложь искусно смешивали с правдой.
32

Наряду с реальным миром создавался всеохватывающий
общественный мир мифов и фикций, а реальный мир
оставался, в лучшем случае, у человека только дома.
Добраться и до этого домашнего мира, разобщить
людей, было самой трудной задачей для власти. Даже
памятником Павлику Морозову нельзя было воспитать
доносительство в семье. Он был нужен, как и другие
произведения такого "искусства", для создания мифа о
всеобщем доносительстве. Но если спросить любого
человека об этом времени, каждый назовет ряд людей из
своего окружения (помимо семьи), с которыми он был
вполне откровенен и говорил, не боясь доносов. И хотя
власти удалось атомизировать общество, ей не удалось
разбить те семейно-дружеские ячейки, в которых
сохранялась подлинная жизнь народа.
Забегая вперед, скажу, что после смерти Сталина и
ослабления террора, после разоблачения "культа
личности" все методы властвования (страх, ложь, изоляция)
стали ослабевать. Это был медленный процесс,
растянувшийся на десятки лет, но он был неизбежен.
Понадобилось тридцать с небольшим лет, чтобы власть начала
выпадать из рук правящей клики. Последние годы (с
1985 года) - это была уже ее агония...
*
Итак, мои шахматы как бегство от реальности...
Зимой 1938-39 годов состоялся "абсолютный чемпионат"
СССР по шахматам в Ленинграде (первая половина) и в
Москве (вторая половина). Выдумали этот "абсолютный
чемпионат" начальство и Ботвинник. Поскольку в
нормальном чемпионате первое-второе место делили
гроссмейстеры Лилиенталь и Бондаревский, им и полагалось
бы играть между собой матч на первенство. Далее шли,
не помню уж в каком порядке, Керес, Смыслов, Боле-
славский и лишь шестым был Ботвинник. Отсюда и идея
"шестерного" турнира (а если бы Ботвинник был
десятым?..). Каждый с каждым должен был играть четыре
партии. Турнир таким образом растянулся на три месяца!
Хотя в основе этого проекта лежала интрига (протек-
2—3640
33

ционизм в пользу Ботвинника), сам по себе такой турнир
стал выдающимся явлением шахматного мира.
Участие в турнире Болеславского сыграло большую
роль в шахматной жизни Днепропетровска. Каждый из
шести участников имел своего тренера, некоторые и
больше (неофициально). Роль тренера при Болеславском
досталась мне. Я знал Болеславского еще мальчиком по
Дворцу пионеров, он ездил в составе команды
днепропетровских школьников на всесоюзные соревнования, где
взял второе место по своему возрастному классу. В связи
с этим я добился пересмотра положения его семьи. Он
жил с родителями в одном из провинциальных городов
нашей области (Днепродзержинске). Ему было трудно
регулярно приезжать на занятия во Дворец пионеров. От
имени Комитета по физкультуре и спорту я начал
хлопотать и, в конце концов удалось получить для семьи
Болеславского квартиру в Днепропетровске, а главное -
право жительства, которого отец его был лишен как
"сионист".
Вместе с Болеславским мы и поехали на турнир. Все
участники соревнования были обеспечены лучшими
гостиницами в обоих городах, питание было первоклассным
(уже побывав на многих шахматных мероприятиях, я
отметил разницу), было много свободного времени,
которое, помимо работы с Болеславским, я мог отдать
посещению музеев и театров (часто вместе с Болеславским),
осмотру Ленинграда. Кроме анализа отложенных партий,
дебютной подготовки, изучения творчества партнеров, мы
уделяли время чтению. Я взял с собой "Новый мир", где
тогда был напечатан роман "Возмутитель спокойствия"
Соловьева. Я и до этого был довольно близок к Боле-
славскому и не очень скрывал свои политические взгляды
от него, а при чтении этого памфлета (явной пародии
на Сталина) мы открыто смеялись...
Во время этого турнира мне удалось ближе
познакомиться с Лилиенталем, Кересом, Бондаревским - это
из участников турнира; с мастером Выгодчиковым
(которого вскоре арестовали, когда пошли аресты среди
шахматистов); еще больше укрепилась моя дружба с
Юрой Авербахом. Я составил себе яркое представление о
34

Ботвиннике, холодном, неприятном человеке; о Котове,
который полностью проявился как сотрудник органов
(впрочем, он был такой не один в шахматной среде,
окружавшей турнир, то же можно сказать о
ленинградском мастере Батурине и еще о некоторых лицах).
Болеславский по своим данным мог сыграть лучше,
но и то, чего он добился в таком сильном турнире, -
было здорово. Это было его восхождение на шахматный
олимп. Остается только пожалеть, что он умер довольно
рано, он всегда был болезненным и это препятствовало
его шахматной карьере. Конечно, это шахматное
поколение было заторможено в своем развитии и войной,
длившейся шесть лет, и первыми послевоенными годами.
Первым веянием войны стал раздел Польши между
Германией и СССР ("возвращение западных земель
Украины и Белоруссии") и вступление наших войск в
Прибалтику. Помню возвращение некоторых моих
знакомых из этого "похода", они приезжали с отрезами на
костюмы, с разными другими ценностями. Появилось
множество заграничных пластинок с
южно-американскими танго. К этому времени и общее экономическое
положение страны улучшилось. Такие продукты, как
масло, сыры, колбасы, не говоря об икре (красной и
черной), винах, коньяках, - появились в достатке.
Конечно, для всего нужны были деньги, но это как-то
устраивалось. Массовые аресты прекратились, хотя память
о них не прошла, а иногда подогревалась. Но вообще на
душе было неспокойно.
Мой брат Ростик окончил весной 1939 года
Строительный институт и вскоре после этого женился (жена
была его соученицей и сослуживицей по проектному
бюро, куда они вместе поступили работать). Годом ранее
(летом 1938 года) он с товарищами по институту
совершил шлюпочный поход по маршруту: Днепропетровск
- Черное море (Одесса, Севастополь, Керчь) - Азовское
море - канал Дон-Волга - Волга - Московское море,
далее какие-то водные пути до притока Днепра и вниз
35

по Днепру до Днепропетровска. Это было большое
событие в городе, которому содействовало местное начальство.
Был устроен торжественный прием. Все пятеро
участников были награждены Орденом Знак Почета.
Ранней весной 1940 года брата призвали в армию.
Он попал на Урал в офицерскую школу. Бабушка вышла
на пенсию сразу после того, как мы купили новый дом.
Мама работала в отделе заказов на отделившемся от
основного комплекса заводе им. Ленина и занимала там
ответственную должность. Тетя Ната работала в
областном статистическом бюро, заведуя одним из отделов.
Вернувшись с ленинградско-московского турнира, я
довольно много внимания уделил занятиям в
Университете. Меня больше всего интересовало
литературоведение, а по этой специальности книг в общедоступных
фондах библиотек не было. Книги, которые были изданы
в первый период советской власти, почти все
принадлежали "врагам народа" или оказались "несозвучными".
Не говоря уже о дореволюционных изданиях. Достаточно
сказать, что ни "Братьев Карамазовых", ни "Бесов", ни
"Дневника писателя" Достоевского получить было
невозможно - они были в закрытом фонде. Мне пришлось
пустить в ход все свои мужские "чары", чтобы через
нескольких библиотечных девочек получать запрещенные
книги. Кроме того, я бродил по толкучке, где находил
кое-что интересное, охотился по книжным магазинам, но
это был самый бедный источник. Тем не менее к началу
войны у меня собралась библиотека по
литературоведению, одна из лучших в нашей украинской провинции.
Кстати сказать, до войны у меня была, думаю,
третья или четвертая в стране библиотека шахматной
литературы. Я ведь начал ее собирать еще мальчиком, в
нэповское время, когда печатали ставшие потом редкими и
ценными книги. У меня собрался еще Вайнштейновский
"Шахматный листок", издававшийся до его
огосударствления. Многие книги у меня были с автографами - это
уже относится к более позднему периоду моей
шахматной карьеры. Все мои книги остались в Днепропетровске,
когда я покидал город во время войны. Какая их
постигла судьба - не знаю...
36

Я много читал и сильно расширил свои знания, хотя
и несколько однобоко. В частности, я менее всего
интересовался украинской литературой, хотя у нас был
довольно большой курс ее. Еще меньше я интересовался
партийными науками, хотя это не помешало мне
однажды сделать для городской комсомольской газеты
подборку на две полосы: "Как изучение
марксизма-ленинизма помогает нам учиться избранной специальности".
Это была подборка высказываний восьми
студентов-отличников разных специальностей - все, конечно, было
написано не без моей помощи.
Вообще я не порывал связей с прессой: вел
шахматные отделы в трех газетах, писал репортажи с турниров,
на которых присутствовал, или о турнирах всесоюзного
значения, на которых не был. И за пределы шахматной
темы (за исключением вышеописанного случая с
"комсомольской подборкой") не выходил. На примере многих
я знал, как это было опасно. По тем же соображениям я
отклонил предложение поездки с шахматными
гастролями на так называемые "освобожденные территории"
Западной Украины.
*
Между тем обстановка в стране становилась хуже и
хуже. Намечался конфликт с Финляндией, шел поиск
повода для нападения на нее. Поздней осенью 1940 года
я поехал в Иваново на первенство общества "Спартак".
Была очень холодная зима и было странно видеть на
улице ребят и девчат, евших "эскимо". Условия турнира
были хорошие: теплая гостиница, вкусный стол,
нормальный регламент. Я спускался в зал-ресторан, когда
один из участников турнира, подымавшийся мне
навстречу, взволнованно сказал: "Вы слышали? Радиоперехват. В
Терриоках создано рабоче-крестьянское правительство,
возглавляемое Куусиненом. Оно просит нашу страну о
помощи. Это война!" Я ничего не ответил. Это
действительно была война.
Турнир был доведен до конца, как и полагалось, но
настроение участников оставляло желать лучшего. Было,
37

конечно, и шапкозакидательство, но у большинства было
предчувствие начала грозных событий.
Война "одним военным округом" (как твердила
пропаганда) затянулась. С фронта просачивались сведения о
больших потерях, туда посылались все новые и новые
части из других военных округов, а не только
Ленинградского. А фронт застрял на Карельском перешейке, на
так называемой "линии Маннергейма", и не двигался с
места.
На Новый 1941-й год неожиданно приехал брат в
недельный отпуск. У нас дома за новогодним столом
собралась вся наша семья, и родители Жени (жены
брата), и ее две сестры. Было весело и грустно. Прощаясь с
братом через несколько дней, я не представлял себе, что
увижу его только через пятьдесят лет! Уже дедушкой
двух прекрасных внучек...
Война затягивалась и ее влияние чувствовалось по
всей стране. Начались перебои с продуктами. В
Днепропетровске хлеба хватало только для тех, кто шел рано
утром и отстаивал очередь. Однако поздно вечером
можно было купить выпекавшиеся в специальной пекарне
бублики, чем я и пользовался, возвращаясь из клуба.
Бублики предназначались для утренней продажи. Пирожные,
сладкие булочки стоили дорого и были доступны лишь
хорошо зарабатывающим людям.
Но вот пришел март 1941 года. Война с финнами
закончилась. Мы получили некоторые территориальные
уступки. Какую-то базу. Но о "правительстве Куусинена"
больше никто не говорил, оно вдруг исчезло. И о
присоединении финнов к СССР больше никто не вспоминал.
Наша колоссальная страна, понеся огромные потери в
"зимней войне" с маленькой Финляндией, стала
зализывать раны. Ходили разные слухи о числе русских
пленных и о их таинственной судьбе. Во всяком случае
пленных были десятки тысяч. (Потом, уже будучи за
границей, я прочел книгу Зензинова6 с многочисленными
письмами тех советских военнопленных и убитых солдат.
Это было скорбное чтение. Из этой же книги я узнал,
что по условиям мирного договора все советские пленные
были выданы советским властям. В каких лагерях они
38

погибли, сколько их было расстреляно?.. Позже я как-то
встретился с одним из военнопленных этой войны,
которому удалось бежать в Швецию, - он пережил целую
эпопею, пока ему удалось найти убежище благодаря
помощи одной семьи.) Больше всего людей, однако,
погибло от ранений, даже сравнительно легких, ибо
раненые, оставаясь на поле боя без помощи, замерзали.
*
Из финской войны выводы делались самые
пессимистические. По тону некоторых газетных статей, а больше
по слухам, опасались войны с Германией (французы и
англичане воевали уже с осени 1939 года). И все равно
22 июня 1941 года (я только что закончил университет)
война пришла неожиданно. Для простых людей. Эта
война вскоре многих поставила перед страшным выбором
- в зависимости от того, где люди оказывались.
Миллионы сдавшихся в плен в первый год войны, многие
десятки миллионов, оказавшихся на территории,
захваченной немцами, могли дать войне другой исход.
До самого начала войны, буквально до последнего
предвоенного дня, эшелоны с горючим, с металлами, с
хлебом шли из нашей страны в Германию. Мы
действовали по нелепому замыслу Сталина: дождаться
столкновения не на жизнь, а на смерть, Германии с Англией,
а потом ударить Германии в спину. Гитлер не стал
дожидаться этого и сам нанес первый удар, надеясь
выключить Россию из войны, захватить ее богатства,
получить огромную территорию и неограниченную, покорную
рабочую силу, а там либо добить Англию, либо воевать,
не предвидя конца, как писал в своем романе Орвелл.
Уже в конце августа немцы заняли Днепропетровск,
а потом Киев, Харьков, Донбасс... Но я не собираюсь
сейчас описывать ход войны.
При эвакуации Днепропетровска выехало и проектное
бюро, где работала жена брата. Я дал ему телеграмму с
указанием города, куда она уехала. В ответ пришла его
телеграмма из Сальян (он тогда служил на Кавказе):
"Почему Женя уезжает, что случилось?" Из этого видно
39

В начале войны
40

было, что даже армейские офицеры в остальной части
страны не знают положения на фронтах.
Однако для нашей семьи, как и для многих жителей
города, вопрос об эвакуации не стоял. Уезжало
меньшинство. Какой будет немецкий режим - толком никто
не знал, но какой был советский - знали хорошо. Не
надо забывать, что со времени жестокого искусственного
голода, насильственной коллективизации (которая только
на Украине стоила жизни 6 миллионам человек),
кровавой чистки 1937-1938 годов, прошло лишь несколько
лет, всё было свежо в памяти людей. Только преступная
и бездарная политика Гитлера повела к постепенному
перелому в народном сознании. Да и то, неприятие
советского режима, даже несмотря на гитлеровские
зверства, сохранилось до конца войны.
Перед оставлением Днепропетровска группы
"истребителей" разъезжали на грузовиках и поджигали
оставшиеся объекты; так подожгли находившийся близ нашего
дома хлебный завод. Поджигали и уезжали дальше -
спешили на другую сторону Днепра. Завод сразу же
потушили поднятые сторожем завода окрестные жители:
"Мы же без хлеба будем сидеть!". В этот день, вечером,
ушли советские войска. Небольшие колонны изморенных
солдат, телеги с кладью и ранеными. Все этр прошло
через город на другой берег Днепра. Город опустел и
затаился под покровом ночи.
Я жил на окраине города, в рабочем поселке, у
своего приятеля по университету. Рано утром я вышел в
садик, глядевший на улицу. Из соседних домов тоже кое-
кто появился. В утренней тишине раздался треск
мотоцикла. Солдат в необычной форме. В это время на край
тротуара вышла женщина с букетом цветов! Второй
мотоциклист притормозил, она подала ему цветы и он
поехал с ними дальше, к Днепру.
Это мгновение - женщина, подающая цветы
немецкому солдату, - символически разделило время на две
части: хорошо известное советское и неизвестное
немецкое...
*
4 1

Дальнейшее - что я делал во время войны, как стал
членом подпольной организации НТС, как вошел в ее
руководство, уже в эмиграции - описано в
надиктованных ранее воспоминаниях, к которым я и направляю
читателя; они следуют сразу после этого вступления.
Здесь же я хотел бы вкратце закончить свою семейную
автобиографию.
Моя невеста Наташа (Наталья Михайловна) Геккер,
дочь старого берлинского эмигранта, инженера, погибла
при бомбежке англо-американцами их беженского поезда
в Пильзене.
С мамой и тетей Натой я встретился только в 1949
году, когда мне выдали визу из Германии во Францию.
В конце войны они проделали путь от Днепропетровска
до Франции вместе с С.Г. Сибиряковым, моим другом,
инженером-металлургом. Так мы договорились еще в
Днепропетровске, где я занимался подпольной работой,
вступив в НТС. Я там еще оставался после их отъезда.
Маме тяжело было расставаться со мной, но это было
лучшее решение в той ситуации.
Бабушка умерла во Франции, в сборном лагере для
беженцев, в Среманже, 30 января 1945 года. Моя мама
сумела проехать в Алжир, жила у дяди Коти в Оране,
после смерти его жены Марии (урожденной Моргулевой,
врача, получившей образование еще в Харькове и потом
выехавшей в Болгарию; в Болгарии дядя Котя
познакомился с ней и, женившись, уехал в Алжир). Из
Алжира мама с дядей Котей вновь переехала во Францию,
поскольку он закончил парижский экономический
институт и имел французское гражданство. Он купил участок
земли и дом неподалеку от Тура; там они занялись
сельским хозяйством (мама жила там до 1952 года, после
чего переехала ко мне в Германию). Затем дядя продал
землю и начал работать управляющим имениями у графа
Пуансе (соученика А.П. Столыпина по военному училищу
Сен-Сир, он и рекомендовал дядю). Дядя жил в Ферре
(там было имение графа) и в Тулоне (там был у графа
дом).
42

Наташа. 1945 г.
43

Тетя Ната в 1946 году вышла замуж за Михаила
Николаевича Васильева, вдовца, старого эмигранта, белого
офицера-железнодорожника. Он работал на заводе в Аль-
гранже (Восточная Франция, Мозель).
Живя со мной со мной во Франкфурте с 1952 года,
мама часто посещала и дядю Котю, и тетю Нату, но
основная ее жизнь уже была связана со мной и многими
моими друзьями, с которыми она сблизилась. Мы жили
сначала в общей квартире с семьей Артемовых (их сын
Николай был моим крестником), потом сняли рядом три
квартиры на одном этаже, соединив две из них общим
ходом. В третьей, однокомнатной, квартире жил A.B.
Светланин, редактор "Посева".
Благодаря маме моя квартира стала любимым местом
визитов моих друзей, даже в мое отсутствие. А уезжал я
часто (ездил по участкам НТС, имел свою комнату в
закрытом Штабе, сначала в Дюссельдорфе, потом под
Майнцом). Я очень боялся, что во время моих отлучек
КГБ предпримет какую-нибудь акцию против мамы. Но
обошлось.
Однако мамина болезнь сердца усиливалась. В 1966
году она так ослабела, что не выходила из дому. Тетя
Ната с дядей Мишей и дядя Котя часто приезжали и
жили у нас. В их отсутствие (если я уезжал) за мамой
присматривали Артемовы. Иногда у мамы было ровное
состояние, иногда становилось хуже. Летом 1967 года я
на неделю поехал в Италию, и в, это время, 8 августа
1967 года, мама скончалась. При ней были тетя Ната и
дядя Миша. Это была большая потеря для меня, я
осиротел, несмотря на родных, несмотря на сочувствие
друзей. После этого я стал реже бывать дома, проводя
больше времени в Штабе. Не могу здесь не вспомнить
моих близких друзей Ариадну Евгеньевну Ширинкину и
Елизавету Романовну Миркович, так поддержавших меня
в те дни. Их обеих уже нет на этом свете.
Дядя Котя закончил свою работу у графа после его
смерти и переехал в Альгранж (там жила тетя Ната с
мужем), где до пенсии работал контрометром. Я часто
ездил к ним в Альгранж, а они приезжали ко мне. Я в
это время переехал в Крифтель (и Артемовы тоже).
44

Мама. 1964 г.
45

Время брало свое. В 1977 году умер дядя Миша, 88
лет от роду, прожив типичную для русского эмигранта
трудовую, нелегкую жизнь во французской провинции. А
за ним, через четыре года, в 83 лет, умерла тетя Ната,
встретившая уже в немолодом возрасте свое позднее
счастье в далекой Франции. Оба они похоронены в
одной могиле в Альгранже. В дни ее смерти приехала ее
единственная племянница из Болгарии, дочь дяди Коли.
С ним мы установили контакт значительно раньше.
Как я уже сказал, он был офицером Марковского полка
и в эмиграции оказался в Болгарии. Там женился,
работал фотографом и оформителем в театре, у него
родилась дочка. Когда началась война Германии против
СССР, он записался в так называемый "Русский корпус",
но когда выяснилось, что немцы не собираются посылать
этот корпус в Россию, а хотят его использовать β борьбе
против югославских партизан, дядя Коля ушел из
корпуса. Это, однако, не спасло его от расправы. После
окончания войны и прихода в Болгарии к власти
коммунистов дядю Колю отправили в лагерь, а семью (жену
и маленькую дочку) выслали в провинциальный городок -
Михайловград. Дядю освободили из лагеря только через
несколько месяцев, благодаря женщине-врачу,
поставившей ему диагноз как смертельно больному. После
освобождения он присоединился к семье. Жили они в очень
тяжелых условиях.
Не помню, в каком году возобновилась с ним
переписка. Ее вели мама и тетя Ната. В 1970-х годах и дядя
Котя два раза ездил в Болгарию (уже после смерти дяди
Коли, который умер на год позже мамы, в 1968 году,
после длительной тяжелой болезни). В начале
восьмидесятых дяде Коте удалось добиться приезда из Болгарии
во Францию племянницы, дочери дяди Коли - Лены.
Она была уже замужем и имела сына Александра (1966
г.р.) и дочь Кристину (1969 г.р.). Работала она
учительницей. Муж ее, Эмиль Колев, был юристом. Лена
еще три раза приезжала во Францию, один раз с сыном,
накануне его ухода в армию.
Дядя Котя недолго после этого прожил. Я взял его
из больницы в Альгранже, где он провел две недели. Он
46

уже неуверенно воспринимал окружающую обстановку,
поэтому я нашел для него частный старческий дом
(русский) под Парижем (им заведывала моя хорошая
старая знакомая), где у него была отдельная комната,
большой сад, церковь настоящая. Дважды навестил его
там. На третий раз меня вызвали - дядя Котя лежал в
больнице. Он был без сознания и через несколько дней
скончался. Там же, в небольшом городке под Парижем
на русско-французском кладбище его и похоронили.
Сейчас у меня остались родные только в Болгарии. И
брат Ростислав на Украине, но об этом я узнал позже.
В 1991 году свершилось то, что должно было
свершиться - советская власть рухнула. К этому времени мне
уже удалось связаться с братом через Лену в Болгарии. В
1992 году, осенью, брат приехал ко мне в Германию с
внучкой Ириной. Побыл две недели. Потом приехала его
дочь Лена, со второй своей дочерью Ольгой. Тоже на две
недели. Я собирался в следующем году ехать к ним на
Украину. Женя, жена брата, не могла приехать, так как
была прикована к постели болезнью. Но я не смог
поехать, потому что в 1993 году попал в больницу, у
меня случился удар. После больницы я еще два месяца
лечился в санатории. Мне поставили сердечный
стимулятор (это вставляют такую машинку в грудь). И я стал
полуинвалидом, с ограничением в передвижении. После
удара мои ноги уже нормально не работали.
В эти годы нашу семью постигли две смерти: в 1993
году умерла Женя (жена брата), с которой они прожили
вместе 53 счастливых года, и через год, в 1994 году, в
Болгарии умер Эмиль (муж Лены), с которой они не
прожили вместе и тридцати лет.
Я же, покончив со своими делами, переехал жить в
Болгарию. Наша семья в Михайловграде состоит из трех
человек: тети Лизы (жены дяди Коли), ей сейчас 92
года, и моей двоюродной сестры Лены. Саша и Кристина
- дети Лены, и жена Саши Люба с двумя девочками -
живут в Софии. Но они очень часто приезжают
проведать мать и бабушку, привозят девочек и вносят жизнь
в нашу тихую обитель.
47

Брату 89 лет и он много болеет, но его письма
поражают здравым смыслом. Его дочь Лена и одна его
внучка (Оля) работают инженерами в том же проектном
бюро, в котором он проработал всю жизнь. А другая
внучка, Ирина (они близнецы), работает над докторской
диссертацией в Магдебурге. Надеюсь, что ей удастся
закрепиться в Германии, пока не наладится жизнь на
Украине.
Вот моя семейная биография и история моей семьи.
Монтана (Болгария), 1999
Все сноски с комментариями и краткими биографическими
справками отнесены в самый конец книги в общей сквозной
нумерации.

Война и "третья сила":
Днепропетровск-Берлин
М.Н. Евгений Романович, расскажите, как Вы
вступили в НТС, когда это было, при каких обстоятельствах.
Е.Р. Это случилось в 1942 году во время немецкой
оккупации Днепропетровска, где я жил и работал. Мне
было 27 лет...
Ты знаешь, что еще до начала советско-немецкой
войны 1941 года Союз* должен был принимать решение
о своей возможной будущей политике. И тогда было
принято такое решение: надо воспользоваться
обстоятельствами и пробираться в Россию, идти на встречу с
народом. Пользуясь всеми возможностями, которые могли
тогда существовать. В одном из номеров союзной газеты
"За Россию"7 есть сформулированная позиция по этому
вопросу8. Это была достаточно ярко выраженная
антинемецкая направленность, и в то же время говорилось:
Запись беседы с председателем Исполнительного Бюро
Совета НТС Е.Р. Романовым 21 января 1980 г. в г. Крифтель
под Франкфуртом-на-Майне. Вопросы задает сотрудник
издательства "Посев" М.В. Назаров.
* Организация была создана в 1930 г. в Белграде под
названием "Национальный Союз Русской Молодежи", в
котором объединились возникшие ранее в разных странах группы
эмигрантской молодежи. С 1931 г. называлась "Национальный
Союз Нового поколения"; с 1936 г. - "Национально-Трудовой
Союз Нового Поколения". Довоенные руководители - проф.
М.А. Георгиевский и казачий офицер В.М. Байдалаков. К
началу войны Союз насчитывал около 1600 человек и был
крупнейшей молодежной организацией русского Зарубежья. В годы
войны было принято название "Национально-Трудовой Союз".
С 1957 г. - "Народно-Трудовой Союз (российских солидарис-
тов)". В ходе беседы ее участники используют сокращение
НТС или слово "Союз" применительно ко всем периодам
существования организации.
49

как бы события ни развивались - место Союза вместе с
русским народом.
Поэтому когда война началась, то Союз бросил все
свои основные кадры в Германию. В Германию - это
понятно, потому что только из Германии можно было
тогда попасть в Россию. И дальше обычно путь вел через
Польшу, тогда это было генерал-губернаторство,
поскольку Польша с 1939 г. уже находилась под немцами. Для
этого часть членов Союза устраивалась в разных
немецких учреждениях переводчиками и еще как-нибудь, а
часть - нелегально шла через границу. Потому что
немцы запрещали эмигрантам пробираться на
оккупированные области - такая была ограничительная политика.
Но поскольку у нас были связи с польским подпольным
движением, которые отстраивал наш тогдашний отдел
НТС в Польше во главе с Александром Эмильевичем
Вюрглером9, то, пользуясь связями с польским подпольем,
часть членов Союза шла нелегально сначала через одну
границу - из Германии в генерал-губернаторство, а
потом и через другую - из генерал-губернаторства на
оккупированные области.
Вюрглер был убит в декабре 1943 года на улице
агентами гестапо или двойными советскими агентами,
которые работали в гестапо в той или иной форме, то
есть НКВД инфильтрировал вспомогательные немецкие
полицейские органы.
М.Н. А Союз проводил расследование этого убийства?
Е.Р. Да. Кажется, должна быть документация. Но я
тогда не имел никакой связи с центром. В общем, я не
берусь об этом судить.
Итак, члены Союза шли через границу на
оккупированные территории в разных направлениях. Но
основное направление было на Центральную Россию. Поэтому
наиболее сильные группы НТС, наиболее опытные
работники, в частности, покойный Георгий Сергеевич Около-
вич10, шли на Минск, на Смоленск11. А на Прибалтику в
меньшей мере, да и на Украину было не так много сил
брошено.
Шла, конечно, работа и в Германии, где оставался
центр организации. Когда появились лагеря военноплен-
50

ных, то искали возможности работать с пленными; когда
появилась возможность работать с "остовскими"12
рабочими - работали с ними, то есть эмигранты искали любые
контакты с русскими.
М.Н. Как произошел Ваш первый контакт с НТС?
Е.Р. Это было летом 1942 года. Но, наверное, нужно
сказать сначала о той ситуации, которая была при
оккупации. Дело в том, что в советской литературе это
подается в искаженном виде. Известно, что начало войны
было отмечено миллионами советских пленных и
отступлением советской армии. Но это было следствием не
столько военных ошибок или чисток, которые были
проведены в командном составе, и не только следствием
недостатка вооружения - хотя населению было не
понятно, почему возникла нехватка вооружения, ведь
затрачивались колоссальные средства на постройку танков,
самолетов; всем известны тогдашние лозунги: "Бить
врага малой кровью на земле, на воде и на море" и т.д.
Конечно, это все было пропагандой, и когда началась
война, то фактически не хватало самолетов, танков, или
это все невероятно быстро гибло.
Главная причина советских поражений 1941 г.
заключается в том, что в начале войны народ не хотел
воевать. Это основная истина, бесспорная вещь, которую
можно доказать и документально, и опросами того
времени, и литературой, которая тогда уже выходила
свободно на оккупированных областях и за границей. Только
этим можно объяснить, что в кратчайший срок немцы
оккупировали территорию, на которой было чуть ли не
80 миллионов населения. Была захвачена Украина,
немцы были под Москвой и под Ленинградом. Никогда еще
в своей истории Россия не несла таких поражений. Даже
если взять избитые советские обвинения в "бездарности"
царской России, что "она была прогнившая", было
"плохое вооружение" и т. д., - но все же тогда немцы
дальше Польши не продвинулись.
Это нежелание сопротивляться оккупантам в 1941
году - небывалое в истории России явление. Почему не
хотели воевать - понятно, если вспомнить, что война
началась в 1941-м, а коллективизация закончилась в 1934-
5 1

1936-м, то есть прошло лишь пять лет после
коллективизации, которая сопровождалась всеми жестокостями. От
искусственного голода и высылки в Сибирь погибли
миллионы людей... Вообще не надо забывать, что все
1930-е годы вплоть до войны шел террор, затронувший
десятки миллионов людей - понятно, почему у народа не
было желания защищать эту власть.
Это совершенно не значит, что люди "переходили к
немцам". Я бы дал такую формулировку: те, кто
эвакуировался, - их основным движущим мотивом был уход от
немцев, но не с большевиками; и наоборот: сдававшиеся
в плен или остававшиеся на оккупированных
территориях - переходили не к немцам, а уходили от советской
власти. И ощущение предстоящего краха власти,
ощущение ее конца - оно было тогда чрезвычайно сильным.
Последние несколько дней перед эвакуацией
Днепропетровска, то есть перед тем, как был сдан город, я жил
у своего друга, с которым вместе учились, в рабочем
поселке Чечелевка. Там были рабочие домики,
построенные еще до революции, когда Брянские заводы
строились. Уже за неделю до оставления города прекратились
снабжение и подача электричества, был полный разброд,
военкоматы даже не успевали отмобилизовывать,
начальство бежало...
Днепропетровск был сдан 26 августа, но еще 10
августа началось это бегство, потому что как раз в эти дни
было проиграно сражение под Уманью. Это было
большое поражение, и немцы продвигались далее, почти не
встречая сопротивления. И больше чем за две недели до
занятия немцами города власть фактически разваливалась
на глазах у всех. В последние дни перед оставлением
города в нем почти не было войск, были только
спецчасти, которые подрывали заводы, жгли, что можно.
Там, где я ночевал у своего друга, перед каждым
домом были дворики, в них скамеечки, на которых
вечерами сидели жители и переговаривались через палисад-
нички. В темноте светилось зарево от подожженного
завода или другого, что горело. И вот те разговоры,
которые велись между рабочими, они-то и передавали это
ощущение, что советская власть наконец-то уходит и
52

уходит навсегда. Порою слышались ироничные смешки,
не было подавленности и страха, было ожидание чего-то
нового. По крайней мере, людям казалось, что худшего,
чем при большевиках, быть просто не может...
Все события того времени надо рассматривать в этом
аспекте, с учетом настроений, которые тогда
существовали, ненависти, которая была по отношению к
коммунистической власти, а что потом произошел перелом -
это уже другая тема.
М.Н. Ну и вот, пришли немцы...
Е.Р. Когда город заняли немцы, то собралась группа,
главным образом из молодой интеллигенции, технической
в том числе, для того чтобы обсудить, что делать в этих
условиях. Естественно, надо было восстанавливать
электричество, и всё, жизненно необходимое для города. Я
был на одной из таких встреч. Таким образом, на этой
базе возникали органы самоуправления, которые потом
входили в контакт с военным немецким комендантом,
чтобы как-то урегулировать взаимоотношения.
На таких встречах были разговоры не только о
конкретных действиях, но и попытки представить себе, как
дальше будет всё развиваться. Однако, насколько тогда у
людей не было представления о том, что действительно
собой представляет гитлеровская Германия, гитлеровская
политика, - видно из тех предположений, которые
высказывались. Одним из самых худших вариантов
считалось, что немцы будут вести себя наподобие 1917-1918
годов, создадут украинское марионеточное правительство,
сделают из Украины протекторат, а дальше будет видно.
На самом деле, как выяснилось, гитлеровская
политика была направлена на колонизацию России, на
превращение населения оккупированных областей в низшую
категорию людей. Все обосновывалось расовой теорией,
что славяне - "унтерменши". Но огромная ненависть
людей к советской власти побуждала их к полному неверию
в то, что пишут советские газеты о действиях немцах.
Особенно это показывает судьба евреев. Если бы в
советских газетах говорилось о том, что когда гитлеровские
войска занимают города, они истребляют евреев, то
вероятно это подвигло бы большинство евреев на эвакуацию.
53

Но в советских газетах сообщалось, что вот в Минске
расстреляно 12 тысяч мирных советских граждан, без
упоминания, что это - евреи. Конечно, никто в
написанное не верил: ну почему немцы должны расстрелять
12 тысяч мирных советских граждан? Так что часть вины
за гибель евреев на оккупированных территориях лежит
и на советском правительстве, потому что, в конце
концов, оно могло воспользоваться даже если не прессой,
то другими какими-то способами, чтобы информировать
еврейское население о том, что его ожидает в случае
прихода немцев. Этого не было сделано.
И в частности, расстрелы евреев, которые были
проведены где-то в течение двух недель после занятия
Днепропетровска, - они стали первым шоком для населения.
Это сразу повлияло на отношение к немцам. Конечно,
на Украине всегда существовал бытовой антисемитизм,
но он никогда не был связан с ненавистью и подобными
зверскими чувствами. Это был обыкновенный бытовой
антисемитизм, как везде, где существуют бытовые
трения с другими национальностями, если в чем-то
сталкиваются интересы, проявляется разная психология.
Причем, то еврейское население, которое осталось на
оккупированной территории, не эвакуировалось, - это была
еврейская беднота, не имевшая никакого отношения к
режиму. Ведь те, кто чувствовал свою вину перед
народом за содеянное, - партийное начальство, - те
бежали: и НКВД, и все, кому полагалось бежать. А те, кто
оставались, - были простые люди, и они находились в
таком же положении, как и остальное население.
Поэтому расстрелы, которые произвели немцы, -
откровенное и хладнокровное уничтожение людей по признаку
национальной принадлежности, включая женщин, детей
- это не могло быть воспринято иначе как с ощущением
шока, как проявление крайней бесчеловечности.
Конечно, это не первое явление такого рода, с
которым наш народ столкнулся. Зверства, не меньших
масштабов, были и во время коллективизации, тогда также
по общему огульному признаку людей если не
расстреливали, то убивали другим способом: детей, женщин
высылали в тайгу прямо в снег, морили искусственным
54

голодом... Но этим как раз и объясняется то отношение
к режиму, к Сталину, которое сложилось у народа к
началу войны. От немцев, которые провозгласили борьбу с
коммунизмом, ожидали другого, но расстрелы мирных
граждан заставили многих задуматься.
Второе, что способствовало перелому настроений
населения - это сведения о том, что происходит в лагерях
военнопленных.
В районе Днепропетровска не было таких лагерей,
поэтому непосредственно не было видно. Но в других
местах немцы выпускали из лагерей тех военнопленных,
кто был из данной местности, - в основном по этому
принципу, если примет такое решение комендант. Во
всяком случае военнопленные стали возвращаться, их
было не так много, но они были. Один из моих друзей
вернулся из плена, а также один мой воспитанник по
Дворцу пионеров, он был сержантом. И вот они
рассказывали, - а все эти рассказы разносились очень
быстро, - о том, что происходит в лагерях: люди умирают, их
не кормят, держат под открытым небом, а был уже
ноябрь месяц13. И это было второе разоблачение
подлинного лица гитлеровской политики, потому что никто
"Майн кампф" не читал, и что там Гитлер писал о
расовой теории - никто ничего не знал, разумеется.
Тем более, что после союза между Сталиным и
Гитлером в 1939 году пропаганда против нацизма была
прекращена, и накануне войны в советской прессе вообще
ничего не писалось против гитлеровской Германии. А
тому, что писали еще до 1939 года или стали писать
после 22 июня 1941-го, тому люди не верили как
советской пропаганде - это было понятным явлением.
Ведь, если сравнить с нынешними советскими
газетами и журналами (а советская пресса и сегодня пишет
неправду), то те времена совершенно несравнимы,
насколько была лжива пропаганда. Это была не простая
ложь, это было стремление к тотальной лжи, чтобы
люди ничего не знали кроме того, что им говорится
сверху. Чтобы они не только не знали правды, но и
искренне считали, что насаждаемая ложь - это и есть
правда, которую надо защищать, ради которой стоит тер-
55

петь все жертвы, если надо - предавать даже родителей
(вспомним культ Павлика Морозова). Знаменитые
сталинские слова "жить стало лучше, жить стало веселее,
товарищи", на грудах трупов только что закончившейся
коллективизации, при карточной системе даже на хлеб, не
говоря о других продуктах, и все это при бесконечных
славословиях "мудрой партии" - это было стремление
приучить людей к активной неправде.
Вообще, если говорить о сталинском периоде, без
которого нельзя понять все события первых лет войны, то
нужно сказать, что вся система сталинского времени
строилась на трех китах: тотальная ложь, тотальный
страх и тотальная изоляция. Этот замысел никогда не
был до конца осуществлен, потому что в конце концов
нельзя истребить человеческую природу. Но это
насаждение активной неправды, помимо павликов Морозовых,
вело также к насаждению двоемыслия, когда ребенок в
школе не должен был говорить того, что говорилось
дома, и должен был говорить то, о чем он знал, что это
заведомая неправда. Или, когда хватали сослуживца, о
котором было известно, что он порядочный человек, а
его объявляли врагом народа, и все голосовали за его
осуждение, подчиняясь господству абсолютной лжи...
Эта ложь, в частности, отражалась и в сводках
военного командования. Поэтому ничему нельзя было верить:
говорилось, например, о боях в районе Тирасполя, а в
это время немцы были уже недалеко от
Днепропетровска. Это тоже способствовало хаосу эвакуации.
М.Н. Но вот ваша группа собралась в
оккупированном городе. Что вы там делали?
Е.Р. Никакой, собственно, группы еще не было.
Было отстроено какое-то самоуправление, и люди жили
и приспосабливались к той обстановке, которая была при
оккупации. Нужно сказать, что материальное положение,
особенно на селе, при немцах было лучше, чем при
советской власти. Стало и свободнее, потому что более-
менее можно было критиковать немецкие действия в
разговорах между собой. Это было расковывание
сознания, снятие тотального пресса, который лежал на людях.
Начали открывать церкви. Ну и жизнь развивалась себе
56

более-менее нормально, как она могла развиваться в
условиях войны и оккупации.
М.Н. Хаоса в городе не было, которого обычно
боятся при падении власти?
Е.Р. Конечно, город был разграблен, были разбиты
склады, магазины. Но это продолжалось очень недолго,
около двух дней. Причем, когда громили те или иные
склады, то там обнаруживались продукты, которых люди
не видели уже десятки лет, со времен нэпа, к примеру,
сладкое сгущенное молоко. Люди брали это как свое.
Конечно, это не был справедливый дележ, потому что
кто был энергичней, тот хватал больше; интеллигенция
вообще в этом мало участвовала. Но бандитизма,
грабежей квартир, личного имущества, актов мести, чтобы
кто-то кого-то убивал, сводя старые счеты, - ничего
этого не было.
Быстро восстановили электростанцию,
восстанавливали насколько это возможно нормальную жизнь города,
открывались парикмахерские, сапожные мастерские,
ресторанчики, разные магазины. Когда воссоздавалось все
это, кто-то брал на себя организацию, привлекал на
помощь друзей. Так и мне предложили участвовать в
издании газеты.
М.Н. Как она называлась?
Е.Р. Газета называлась "Днепропетровская газета",
вернее, она издавалась на украинском языке - "Дншро-
петровська газэта". Редактором был Евгений Иванович
Савченко. Я с самого начала занялся обеспечением
организации ее выпуска, потому что две основные городские
типографии были разрушены, то есть их начали
эвакуировать, что-то вывезли, что-то было разбито. Поэтому
нужно было найти типографию. Такая небольшая
типография уцелела при фабрично-заводском училище, где
ребят обучали типографскому делу. Там не было
линотипа, был еще ручной набор, старые машины, но этого
вполне хватило для печатания газеты.
Дальше нужно было собрать рабочих, мастеров,
которые в той типографии обучали учеников, я их отыскивал
с помощью сторожа, жившего в училище; стал находить
их по домам и предлагать издавать газету. Не встретил
57

никаких затруднений, очень быстро собралось нужное
количество людей, один звал другого и дело пошло.
М.Н. Бесплатно?
Е.Р. Да, бесплатно. Неизвестно, чем платить было. Я
даже не помню, как было с деньгами в первое время,
ходили еще рубли какие-то, потом их заменили другими
деньгами. Во всяком случае, этот вопрос тогда вообще не
стоял, а стоял вопрос: нужно начинать выпускать газету.
Тока не было, поэтому при выпуске первого номера
рабочие крутили машину руками. Так был сделан первый
номер газеты и в нем, в частности, была карикатура на
Сталина, которую нарисовала художница, раньше
работавшая в местной газете. Это была первая карикатура
на Сталина, которая произвела очень большое
впечатление уже самим фактом возможности появления
карикатуры на вождя.
В каждом номере мы печатали сводки немецкого
верховного командования о ходе военных действий. Это,
во-первых, входило в нашу обязанность, и, во-вторых,
надо было информировать население о ходе войны.
Затем очень много места в газете мы уделяли
возрождению местной жизни: печаталась страница хроники,
что открылись местные рестораны или какой-то магазин,
мастерская, давались объявления городского управления о
том, как будет происходить снабжение города. И
конечно, давали статьи, которые носили ясный
политический характер - все они были, антисоветские. То есть
эти статьи рассказывали о том, как было под советской
властью.
Надо сказать, что не с первого номера, конечно, а по
мере того, как газета издавалась, от простых читателей
поступало очень много материала: малограмотного,
непрофессионального, в котором, однако, горячо рассказывалось
о коллективизации, как она происходила; о чистках,
арестах, расстрелах. Это было стремление высказать
накопившееся у людей за двадцать пять лет советской
власти. Газета отбирала наиболее ценные из таких
материалов. Постепенно у нас подобрался коллектив
сотрудников, все журналисты, которые раньше работали в
58

областных и других газетах, и таким образом наша
газета встала на ноги.
При военных властях цензура была лишь негативная,
то есть фактически они интересовались только
сообщениями о военных действиях, нет ли каких-то материалов,
которые могли бы повредить немецким войскам. А в
остальном - я, правда, не имел дела с цензорами, так
как не говорил по-немецки, сам редактор Савченко ездил
обычно, - но я не помню, чтобы они снимали какой-
нибудь материал или как-то вмешивались в содержание
и направленность газеты.
Когда же военное управление ушло вперед и пришло
немецкое гражданское управление (где-то летом 1942
года), то цензура усилилась. Нужно было подробно
объяснять, что у нас печатается. Потом стали присылать из
Ровно, где была главная квартира рейхскомиссара
Украины Коха, бюллетени на украинском языке. На таком
языке, который трудно было понять, потому что это
было галицийское наречие с большим количеством
польских и немецких слов. Там были, в известной мере,
пронемецкие материалы и даже материалы, носившие
антирусский характер. Они, правда, не были
обязательными для печати, их присылали для того, чтобы мы ими
пользовались, а это в значительной мере зависело от
того, кто конкретно делал газету.
М.Н. Ну, и возвращаясь теперь к первому вопросу, -
как же произошла Ваша встреча с НТС?
Е.Р. Это было летом 1942 года, на квартире одного
моего друга, инженера-электрика, он работал на
восстановлении электростанции, кажется. Он мне позвонил в
редакцию и сказал, что у него интересные гости из
Берлина, эмигранты.
М.Н. А Вы продолжали работать в газете?
Е.Р. Я работал все время в газете... Говорит:
"Интересные гости, эмигранты из Берлина, я кое-кого
приглашаю, и ты приходи тоже". Я пошел, потому что меня
это интересовало. Я вообще заинтересовался эмиграцией
значительно раньше и уже познакомился с ней через
одного переводчика в немецкой части, это был
немолодой человек из Германии. Он мне дал целый комплект,
59

штук ISO номеров газеты, которая издавалась в
эмиграции братьями Солоневичами14, бежавшими еще до
войны из Советского Союза, из лагеря. Главный из них,
Иван Лукьянович Солоневич, издавал "Нашу газету"; она
занимала особое место в эмиграции, поскольку он еще
пытался создать "Движение штабс-капитанов", то есть
средних и низовых военных чинов. Направлением газеты
была идея "народной монархии".
Когда я ее с большой жадностью прочел, все эти
сотни номеров, то по ней у меня создалось, в известной
мере, искаженное представление об эмиграции - глазами
Солоневича, между прочим, очень талантливого
журналиста. Тем не менее, все, что я узнал, было очень
интересно. Но с человеком, который передал мне газеты,
я встречался раз или два, потому что его часть быстро
перебросили вперед, и он исчез. А газету он оставил у
меня, чтобы я давал ее читать товарищам.
Еще надо сказать, что в Днепропетровск стали
попадать номера газеты, издававшейся в Берлине на
русском языке - "Новое слово"15. Она оставалась тогда чуть
ли не единственной крупной русской газетой в Европе,
все остальные были закрыты. Эта газета по постановке
вопроса, по своему стилю поражала нас, как нам тогда
казалось, очень большой смелостью. То есть, трудно было
себе представить такую смелость при сталинском режиме.
Так что оттуда я знал кое-что и о жизни эмиграции, и о
сталинском режиме, - хотя о нем у меня уже было свое
определенное мнение.
М.Н. И об НТС тоже?
Е.Р. Об НТС - нет, тогда мне это ничего не
говорило, в "Новом слове" ничего не было об НТС. Правда, в
газете Солоневича среди прочих упоминались некие "нац-
мальчики"16, но это мне тоже ничего не говорило.
И вот когда я пришел на квартиру к другу, то там
было человек пятнадцать, я их всех знал больше или
меньше, некоторые были с женами. Гостями же
оказалась молодая пара: он был инженером при какой-то
немецкой строительной фирме, а жена работала
переводчицей, тоже при какой-то гражданской немецкой фирме.
Конечно, все их расспрашивали что, как, на самые
60

разные темы были разговоры. Но здесь я сделаю еще
одно отступление.
Это было лето 1942 года, когда всякие иллюзии и
неправильные представления о немецкой политике
рассеялись. Отношение к немцам стало отрицательным у
многих, в том числе и у меня. Некоторых это
вынужденно качнуло в сторону поисков общих интересов с
советской властью. Большинство же населения было
пассивно - от него вообще ничего не зависело. Но к
концу 1942 года, несмотря на то, что осенью немецкие
войска вышли на Сталинград, - это была вторая большая
кампания: Кавказ и теперь Сталинград, - уже не было
уверенности, что они выиграют войну.
Так вот, некоторых это толкнуло в сторону советской
власти. Были люди, у которых ненависть к немцам стала
настолько сильной, что они искали выход из положения
в партизанских действиях. В нашем районе
партизанщины, правда, не было, потому, что там местность не
подходящая, но подпольные группы существовали. В
частности, мой бывший воспитанник по Дворцу пионеров
Вова Дмитриченко, юноша, стал создавать подпольную
группу. Я это знал, потому что он мне говорил об этом.
Я ему возражал, что это не выход, но он хотел идти
своим путем. Причем, как известно от очевидцев,
партизаны часто бывали безжалостны к населению, если
оно не поддерживало их требования; были с их стороны
и казни "коллаборантов".
Существовала и другая категория людей, как бы
обратная крайность, для которой лозунг был "хоть с
чертом, но против большевиков", то есть она шла на
безусловное сотрудничество с Гитлером. Это явление,
между прочим, и сейчас есть. В третьей эмиграции, не
буду называть, есть деятели, один из которых года три
тому назад дал совершенно четкую формулу, что
проблема свержения коммунистического режима разрешается
только американскими атомными бомбами и ничем
другим. Эта позиция - против советской власти с кем
угодно - и тогда существовала. Такие люди, в частности,
шли в полицию и участвовали в карательных действиях
против партизан.
6 1

Помню у нас в типографии работал старый человек,
очень хороший механик - он был членом партии. Это
так записывали рабочих в партию, для показухи; он
никакой роли, разумеется, там не играл. В 1943 году
немцы незадолго до своего отхода провели регистрацию
бывших членов партии, чего они раньше, между прочим,
не делали, и забрали их куда-то в лагерь под городом.
Он находился под смешанным управлением, со
смешанной охраной. Во всяком случае, к этому имела
отношение местная украинская полиция: они забирали людей,
регистрацию проводили и т. д. Я поехал к начальнику
этой местной полиции говорить по поводу того рабочего,
чтобы его оттуда вытащить. Начальник раньше был
агрономом. У меня начался с ним разговор, который перешел
в известную конфронтацию, потому что я начал
доказывать, что у этого человека только формальный
партийный билет, что он не коммунист. У нас спор уже шел
на повышенных тонах, и тогда этот бывший агроном, не
отказываясь что-либо сделать, задал мне вопрос: "Вы
сидели?" Я говорю: "Нет". "Вам карандаш в нос загоняли?"
- "Нет". - "Ну вот, Вы не знаете, что такое советская
власть и что такое коммунисты". Вот это была основная
причина той крайней позиции, которая существовала.
То есть тогда были две активные крайности: одни
шли в немецкую полицию, другие - в коммунистические
подпольные группы и занимались террором. Но немалая
часть людей находилась в этом смысле в безвыходном
положении, потому что не хотела поддерживать ни одну,
ни другую сторону; они были против обеих сил,
решавших судьбу страны. Вот и в среде, к которой я
принадлежал, наша точка зрения была, что с немцами мы
ничего делать не можем политически, но с другой стороны,
это нас никак не примиряло с советской властью. Что
же нам надо было делать? Это все я описываю для того,
чтобы объяснить, как возник разговор об НТС.
Во время того вечера с эмигрантами мы
разговорились. Я с этой молодой дамой из Берлина разговаривал,
и она задала несколько вопросов о моем отношении к
немцам, как я оцениваю их политику? Мне это
показалось немножко подозрительным. Хотя, я повторяю, при
62

немцах было гораздо свободнее в смысле критики, но вот
такое настойчивое выяснение вопроса - оно, конечно,
настораживало. В конце концов, она сказала о своем
отношении к немцам, и что там делается и т. д. Так мы
нащупали эту проблему, что с одной стороны советская
власть - плохая, с другой стороны немцы - плохие. И
тогда она сказала, что нужно создавать третью силу.
Нужно создать что-то, что способно занять свою
собственную позицию.
Так я в первый раз познакомился с идеей третьей
силы, которая, как бы она ни была бы иллюзорна
практически, была единственным нравственно приемлемым
ответом на вопрос, единственным выходом из тупика в
тех условиях. Особенно для людей, которые были
активны, а не для большинства населения, которое просто
ждало, чем все это закончится.
М.Н. Кто была эта женщина?
Е.Р. Это была Елизавета Романовна Миркович17. При
первой беседе вопрос об НТС прямо не был поставлен,
но она задала мне вопрос о корреспонденте "Нового
слова" Николае Февр, который незадолго до них был у
нас проездом на один-два дня и потом написал очень
хорошую книгу об этой поездке. Она спросила: "Вы
встречались с ним?" Я сказал: "Да, он был у нас в
редакции, и даже у меня дома ночевал, он простудился и
мама его лечила". Затем она спросила: Он рассказывал
что-нибудь про нацмальчиков?" - "Нет, говорю, ничего не
рассказывал". Но я сказал ей про газету Солоневича и
про то, что узнал из нее о "нацмальчиках". Дальше, по-
моему, разговор в этот вечер не пошел.
М.Н· В той газете, наверное, отношение к НТС было
скорее критическое?
Е.Р. Не то, что очень критическое. Солоневич
относился скорее даже с симпатией, насколько я помню, но с
известным пренебрежением, которое выражалось в этом
термине: "нацмальчики".
Через какое-то время мы опять встретились, по ее
инициативе, и уже не в такой большой компании, а на
квартире редактора: она с мужем и я, нас было пять
человек. Довольно скоро она стала рассказывать о том,
63

что такое "нацмальчики" и почему их так называли, что
там в организации возрастной ценз был и т. д. В общем,
она стала рассказывать об НТС.
Мы встречались еще раз, у нас с ней установились
хорошие личные отношения, а, кроме того, меня
интересовала дальнейшая информация об НТС. Но насколько я
помню, у нее никакой литературы не было, из которой
можно было что-либо узнать. Она говорила, что есть так
называемые "зеленые романы"18, брошюры, которые
посвящены национальному воспитанию и возрождению
России, но тогда я этого ничего не видел.
Потом, примерно через месяц, она спросила, не хотел
бы я познакомиться с членом НТС, который приедет
специально, чтобы поговорить. Я сказал: "С удовольствием".
И приехал Сергей Иванович Бевад19, он работал в
Кировограде переводчиком. Елизавета Романовна нас
познакомила, он остановился у меня. Он приехал днем и на
следующий день уезжал. Мы с ним проговорили весь
вечер и полночи. Фактически это и стало моим
вступлением в организацию, хотя никакого формального акта
не было, если мне не изменяет память.
М.Н. Так и не было до сих пор?
Е.Р. (Смеется.) Так и не было до сих пор!.. Он мне
привез что-то из литературы, мы договорились, что на
мой адрес будут приезжать люди, я начну искать
единомышленников и создавать группу НТС. Чем я и занялся.
Довольно быстро стали появлялись люди в
Днепропетровске. А поскольку я сидел в газете, у меня были
контакты с другими городами области, то таким образом
были созданы группы в Запорожье, в Днепродзержинске,
в Кривом Роге. Наверно, можно было сделать и больше,
но все-таки был сравнительно короткий срок. Пока речь
шла о разъяснениях, что такое третья сила, как ее
создавать и т. д., на это ушло определенное время.
Где-то к весне 1943 года, уже после "Сталинграда",
когда стало ясно, что война немцами проиграна и
началось советское наступление, наша организация НТС стала
входить в известный кризис. Потому что встал вопрос: а,
собственно говоря, что мы можем сделать? Какие могут
быть конкретные действия в этой обстановке?
64

К этому времени Елизавета Романовна с мужем уже
уехали, они уехали осенью 1942 года, никакой связи с
ними не было. Проездом появился один член Союза из
Варшавы, Александр Иванович Кишковский20, он был
член Союза из польского отдела. Пробыл очень недолго,
привез немножко литературы; интересовался, сколько у
нас людей. Очень симпатичный человек был; они все
трое были очень симпатичными, которых я видел:
Елизавета Романовна, Сергей Иванович Бевад и
Кишковский. И это, вероятно, тоже играло роль в моем
отношении к организации. Но никаких конкретных указаний,
что надо делать и как, мы не получили; никакой связи с
Центром, который находился в Берлине, у нас не было.
Мы встречались не все вместе, а "звеньями". Мне
объяснили, и что такое "звеньевая система": когда
маленькими группами нужно собираться и обсуждать разные
вопросы; и что такое "теория самодвижущейся тележки":
это когда инструкции нет, но каждый член Союза
должен что-то делать в одном русле со всеми.
Мы действительно собирались. У нас был один
человек не из Днепропетровска, а эвакуированный с востока,
фамилию его забыл; он был профессором Ростовского
или Краснодарского университета. Он стал разрабатывать
программные положения. Мы сделали одну листовку,
которую хотели распространять в Кривом Роге, там был
парнишка один, корреспондент нашей газеты. Почему в
Кривом Роге? Потому что там действовала подпольная
организация, и мы хотели, чтобы эти листовки могли и
на них повлиять в плане третьей силы, что
необязательно выбирать только один из крайних путей.
М.Н. Это была просоветская организация?
Е.Р. Да, это была подпольная просоветская
организация. То есть, я бы опять не говорил так, - это была
скорее антинемецкая организация. Но естественно, как
только начинает создаваться подполье против немцев, оно
начинает постепенно переходить в советские руки.
Только весной 1943 года появился уже не на один
день, а надолго, присланный руководитель, покойный уже
сейчас Евстафий Игнатьевич Мамуков21. Он был человек
тоже очень симпатичный, очень сердечный и добрый;
Э—3640
65

немножко у него манера была говорить сбивчиво,
недоговаривая слова. Но у него была совершенно четкая и
ясная позиция, что надо делать, он с этим и приехал,
начинать что-то делать. И с этого тогда и началось, хотя
времени уже оставалось мало.
Разговор шел примерно так: "Есть ребята у вас?" -
"Есть". - "Надо ехать проникать в партизанские отряды в
центральной России, на Смоленщине. Потому что там
партизанские отряды не признают ни немцев, ни
советскую власть, надо нести им идею третьей силы. Есть
ребята, которые согласны?". - "Есть". - "Хорошо". Он
сам тут же изготовлял немецкие "маршбефели"22, ставил
на них поддельную картофельную печать, и посылал
людей.
Дальше: "Нужно листовки выпускать". - "Давайте
выпускать". - "Как распространять?" - "Вот так
распространять".
Короче говоря, он вел конкретные действия, которые
сыграли укрепляющую, даже осмысляющую роль. Но
была уже весна 1943 года, а в августе произошла
эвакуация Днепропетровска. Часть членов Союза осталась,
часть - стала уезжать, эвакуироваться разными путями,
давались какие-то связи. Моя семья должна была
эвакуироваться без меня, поскольку мне лично Мамуков
сказал: "Сколько можете, столько и оставайтесь. Вот вам
адрес в Кировограде". И поручил мне сделать поездку
вообще по группам Союза на Украине; я получил адреса.
В этом мне помог Герберт Максимилианович Крау-
зе23, немецкий офицер, хорошо говоривший по-русски,
австриец (после войны я с ним встречался во
Франкфурте). Он принимал участие в антигитлеровском
"заговоре 20 июля". Краузе был враг гитлеровской политики в
России. С его помощью я поехал в Винницу и там
впервые увидел конспиративную союзную квартиру, где
на подоконнике стояли цветы в одном случае, или,
наоборот, не стояли, в другом случае, то есть - можно
или нельзя входить. И там же находилась подпольная
типография, которой руководил Александр Ипполитович
Данилов24, который сейчас работает в закрытой системе,
в Штабе НТС.
66

Из Винницы я поехал в Умань, где тоже была
небольшая союзная группа. Или, нет, сначала в Белую
Церковь, потом в Умань, и в заключение в Кировоград,
где была очень хорошая группа. Руководил ею
преподаватель (забыл фамилию), и был там очень энергичный
человек, редактор газеты в Кировограде. Молодежь в
группе тоже интересная, и в общем была очень хорошая
атмосфера.
М.Н. Деятельность этих групп НТС имела какой-то
успех, отклик у населения? Насколько широко она была
распространена?
Е.Р. Во всяком случае наши группы занимались
распространением листовок. Этим, конечно, помимо нас,
и ОУН25 занимался. И мы пытались конкретно
привлекать людей. Но здесь надо учесть одну вещь, о которой я
сказал в самом начале. Что Союз бросил все свои
основные силы в Центральную Россию, на московское
направление. На Украину было брошено очень мало сил.
В Минске, в Смоленске НТС начал действовать где-то с
осени 1941 года, а у нас в Днепропетровске это началось
лишь с осени 1942-го. Значит, год фактически выпал.
Потом, не появилось сразу опытного руководителя,
представителя НТС, который мог бы конкретные задачи
поставить. Надо учесть, что мы, местные, были в
известном смысле политическими младенцами.
М.Н. А группы на центральном направлении, удалось
ли им проявить себя в глазах населения как третья сила?
Е.Р. Этого я не могу сказать, я там никогда не был.
Но об этом можно судить по известным воспоминаниям
участников.
М.Н. В каких условиях член НТС вел эту работу?
Что грозило ему, если на него доносили немцам?
Е.Р. У нас таких случаев не было. А в других
городах их сажали. Ариадну Евгеньевну Ширинкину26,
Сергея Алексеевича Тарасова27. За годы войны не менее ста
человек было арестовано немцами в разное время.
М.Н. С самого начала войны?
Е.Р. Ариадна Евгеньевна, по-моему была арестовала
довольно быстро после приезда, в Смоленске, уже через
несколько месяцев. Она вела агитацию устную, довольно
67

мощную, и ее быстро посадили, наверное, по доносу. И
другие аресты там были. У нас в Днепропетровске их не
было, поскольку мы не очень активно действовали и,
видимо, не оказалось доносчиков.
М.Н. Тем не менее Вас потом тоже арестовали...
Е.Р. Меня арестовали позже, в Берлине... Когда уже
шли массовые аресты членов НТС, в 1944 году.
М.Н. Как Вы попали с Украины в Берлин?
Е.Р. Сначала предполагалось, что я, получив задание
объехать группы НТС на Украине, буду сам постепенно
двигаться на запад. Для этого Краузе устроил меня в
газету "Хлеб, убежище, труд", немцы ее создали как раз
накануне эвакуации. При газете было две легковых и
две грузовых машины, на которых я и проехал всю
Украину, посещая союзные точки. Но в Кировограде я
получил из Берлина сведения, что моя семья не уехала
из Днепропетровска - и я срочно поехал назад, в
Днепропетровск. Выяснил, что мои все же уехали, и
вернулся в Кировоград. Наша газета была уже
расформирована, но немцами готовился транспорт, целый поезд из
товарных вагонов, для интеллигенции, которой грозили
репрессии со стороны наступавшей советской власти. Я
получил место в этом транспорте и прибыл в Оппельн, в
остовский лагерь; там немцы выдали мне временный
паспорт, с которым я и перебрался в Берлин.
М.Н. Чем Вы занимались в Берлине?
Е.Р. Я начал работать в "Новом слове" - по
указанию союзного руководства и благодаря симпатии к
нам главного редактора газеты Владимира Михайловича
Деспотули28. Его заместителем был Евгений Тарусский29,
который потом повесился в Лиенце... Моя одна функция
была - быть на связи. Я работал там секретарем. Ведь
редакция газеты - это такое место, куда стекались все,
кто приезжал с оккупированных областей, эвакуировался,
уезжал дальше. Это был постоянный поток людей, и в
нем появлялись члены Союза, которые шли на связь. Это
было такое место явки.
Вторая моя функция: в Берлине тогда была создана
(еще до моего приезда) подпольная группа, которая
называлась БОН - Берлин Особого Назначения. Эта группа
68

НТС возглавлялась погибшим потом в концлагере
Николаем Митрофановичем Сергеевым30. Он был врач и
работал, в частности, в "остовских" лагерях. Задачей
группы и была работа в этих лагерях. А так как в
редакцию газеты приходило очень большое количество
писем от рабочих лагерей с жалобами на обращение с
ними немцев, то это давало возможности отбора нужных
людей. Чем более антинемецкие письма были, тем
интереснее, с моей точки зрения, был этот человек.
Из этой группы БОН, из шести или семи человек,
кажется, я один остался в живых. Нет, еще Граков31
жив. А Алексей Михайлович Ползиков32 умер. Коля
Сергеев, как я уже сказал, погиб в концлагере. Ростислав
Николаевич Рудин33, который написал книгу после войны
"Письма к неизвестному другу", покончил жизнь
самоубийством. Был еще кто-то. Мы регулярно собирались,
ездили в лагеря для личных контактов, писали письма -
таким образом старались и помочь "остовцам", и
привлечь их к своей деятельности.
Эта работа была очень интересная и очень
перспективная по настроениям ребят, которые были в лагерях. С
ними можно было работать и через русские церкви, туда
приходили некоторые. В основном работа велась в
лагерях в Берлине и вокруг Берлина. Но перепиской мы
охватывали примерно S0-60 лагерей, в которых возникли
контакты. Нельзя сказать, что все они стали членами
НТС. В основном это были люди, с которыми можно
было развивать отношения, всячески содействовать им,
учитывая существующие условия.
М.Н. Поначалу немцы этому не мешали? Видимо,
обвинительный материал против НТС не сразу
накопился?..
Е.Р. Думаю, рано или поздно это должно было
произойти при той позиции третьей силы. Надо сказать, что
центр Союза, который находился в Берлине, был в
основном известен немцам. Его нельзя было спрятать.
Виктор Михайлович Байдалаков34 - председатель НТС,
был известен всей эмиграции, многие были известны
также по довоенным белградским архивам, которые
немцы захватили. Они по этим спискам и арестовывали
69

потом. А новые члены, те, кто вступил в НТС во время
войны, или, например, малоизвестные члены Союза из
Бельгии - они не были известны немцам.
Таким образом, принцип построения структуры НТС
в Германии был такой, чтобы не вскрывать то, что не
вскрыто. Чем и можно объяснить, в частности, тот факт,
что аресты в основном ударили по старой эмиграции, по
основному кадру НТС и очень мало коснулись людей,
принятых из оккупированных областей. Если я не
ошибаюсь, я вообще был единственным арестованным из
вновь принятых. Может быть, еще кто-то в провинции
был арестован.
Эти массовые аресты членов НТС начались в мае-
июне 1944 года. Основных обвинений, которые потом
предъявлялись на следствии, было два: распространение
на оккупированных территориях антинемецких листовок,
которые в конце концов попали в Берлин - это первое.
Второе обвинение - это попытка связи с западными
союзниками, которая предпринималась через Швейцарию.
Причем, насколько я знаю сейчас, эта попытка связи с
союзниками делалась не для НТС как такового, а для
Власова35, власовского движения. Может быть, даже без
его ведома, а с ведома тех двух членов Союза, которые
были и во власовском движении на руководящих постах.
М.Н. Это кто?
Е.Р. Или с ведома одного только. Это был генерал
Трухин36, он был начальник шт^ба у Власова и был
членом Совета НТС. Второй - генерал Меандров37.
М.Н. А кто конкретно участвовал в попытке
установления связи?
Е.Р. Швейцарский журналист, который умер уже -
Брюшвейлер38. И Мирослав Гроссен39, его потом
арестовали. Он был швейцарец (семья была
русско-швейцарская), а жил в Берлине. Он и его брат Генрих учились в
Берлинском университете. Потом семья вся уехала: мать,
отец, дочка и брат Генрих, а Мирослав оставался в
Берлине все время и был тоже арестован, когда шли эти
аресты.
Каким образом это стало известно немцам, я не могу
сказать, может быть сами "союзники" это сделали, я не
70

знаю. Однако попытка контактов на территории
Швейцарии с западными союзниками имела место. Я могу с
уверенностью сказать, что на следствии тот факт, что
эта попытка делалась для Власова, - не для нас, нам это
было ни к чему, - этот факт немецким следователям не
был известен. Те, кого допрашивали на следствии,
вероятно, это брали на себя или отрицали вообще. Во всяком
случае, когда меня спрашивали, что я знаю об этом, я
отвечал, что ничего не знаю. Но меня арестовали
намного позже. Первые аресты были в мае месяце, меня
арестовали только в сентябре 1944 года.
М.Н. Как это произошло?
Е.Р. Я думаю, по неосторожности, не моей, а одного
человека, приславшего на мой адрес письмо для Брун-
ста40, который был одним из руководителей Союза и
уже был арестован.
Дело в том, что в "Новом слове" к этому времени
произошли существенные изменения. Немцы отстранили
Деспотули от газеты, хотя это была его собственная
газета, и тоже чуть не посадили. Его обвиняли, что он
создал в редакции энтээсовское гнездо. Он сидел под
домашним арестом, а газета оказалась в руках немцев,
руководителем поставили эсэсовца Амфлета. В июне
арестовали секретаршу Деспотули, члена НТС - Таню
Одинец, она была из Франции. Арестовали Серафима
Павловича Рождественского41, который ведал
иностранным отделом, тоже член НТС. Так что немцы были
страшно злы на Деспотули, что он нам
покровительствовал. А он действительно много помог, в том числе для
переброски членов Союза из других стран в Германию в
первый период войны: он им выписывал приглашения
на работу, поручительства и т. д.
И вот, после отстранения Деспотули редакционная
почта, очевидно, просматривалась, и это письмо было
перехвачено. Я думаю, что это было так, потому что на
следствии меня спрашивали о человеке, который писал
письмо, и о том, какие у меня существовали
возможности для передачи информации в тюрьму.
Арестовали меня в помещении газеты: пришла
секретарша эсэсовца Амфлета и сказала, что он меня хочет
71

видеть по какому-то вопросу. Я пошел к нему в кабинет,
а там уже сидели два гестаповца, которые меня забрали.
Обыскали мой стол, там была переписка, и увезли.
Сидел я на Александерплац, там была полицейская тюрьма.
МЛ. Сколько Вы там пробыли?
Е.Р. На Александерплац я просидел в одиночке до
февраля 1945 года. Потом туда при воздушном налете
попали бомбы, часть тюрьмы была разрушена, двери
многих камер оказались вырваны. Со мной на одном
этаже в одиночке сидел Михаил Леонидович Ольгский42.
Помню, охранники бегали в панике с оружием в руках.
Были там и убитые. Многие стали выбегать из камер,
но нас всех свели в подвалы.
На одной из лестничных площадок я наткнулся на
Ольгского, которого я почти не знал. Я всего один раз
его видел. Это было запасное Исполнительное бюро:
Георгий Сергеевич Околович, Михаил Леонидович Ольгский,
которые были арестованы тоже в сентябре месяце. Меня
поразил его вид: он был весь белый, обсыпан
штукатуркой, но главное, у него был какой-то странный,
блуждающий взгляд. Потом выяснилось, что осколком двери
его ударило по очкам и выбило одно стекло. Один глаз
его был со стеклом, а другой - без стекла. Утром
надзиратель вывел его из подвала, куда нас всех согнали,
отвел наверх, в его камеру, где он и нашел свое стекло.
На следующее утро нас отвезли в Плетцензее - это
та тюрьма, где, в частности, казнили участников
антигитлеровского выступления 20 июля и где вообще
происходили смертные казни. Там было специальное
помещение, где рубили головы по их методу. Казни
происходили два раза в неделю. С утра объявляли приговор...
Но я уже там сидел не в одиночке, нас было
четверо. Там постоянно был Михаил Леонидович, а другие
менялись. К сожалению, всех не помню. Одно время с
нами сидел один художник, потом пастор-старик, болел
все время, его куда-то забрали. Потом в нашу камеру
попал эсэсовец, молодой латышский парнишка лет
двадцати. Он участвовал в латышской
националистической организации и служил у немцев в эсэсовских
частях. Потом сидел немец, который оставил у меня
72

самое большое впечатление, я по его просьбе взял
письмо к его родным. Его казнили. Он участвовал в группе
немецкого сопротивления, тоже совсем молодой был, лет
девятнадцать-двадцать, не больше. И так мы сидели до
освобождения, до апреля 1945 года.
М.Н. Кто вас освободил?
Е.Р. Немцы выпустили нас по требованию Власова43.
М.Н. Теперь мне хотелось бы спросить Вас об
участии НТС во Власовском движении. Но продолжим эту
тему в следующий раз.

Немцы и НТС
М.Н. Наш прошлый разговор был в феврале 1980
года.
Е.Р. О, десять лет!.. Десять лет...
М.Н. Но поскольку продолжение было обещано -
продолжим. За это время, работая над книгой об
эмиграции44, я лучше ознакомился с темой. Поэтому прежде,
чем мы продолжим беседу - а мы подошли к участию
НТС во Власовском движении - хотелось бы уточнить
еще несколько вопросов по предыдущему периоду.
Прежде всего это касается планов и связей главного
довоенного руководителя НТС, секретаря Исполнительного
бюро НТСНП М.А. Георгиевского45: почему во время
войны он устранился от активной деятельности? А чтобы
и мой вопрос был понятнее, и наши читатели лучше
представили себе тогдашнюю ситуацию, позвольте мне
вкратце напомнить раскладку сил в Европе в конце 1930-
х годов.
Известно, что победа демократий над крупнейшими
консервативными монархиями в первой мировой войне
(по оценке П.Б. Струве, эта война имела именно такую
"демократическую идеологию", почему Россия и оказалась
в числе побежденных46) неожиданно привела к кризису
демократии, к знаменитой экономической депрессии,
нарастанию хаоса. Следствием стала националистическая
реакция на все это, которую часто определяют общим
словом "фашизм". Его идеология заключалась в замене
многопартийной структуры органов власти -
производственно-корпоративными структурами, в которые входили
Запись беседы с председателем Исполнительного Бюро
Совета НТС Е.Р. Романовым 23 ноября 1991 года в г. Криф-
тсль под Франкфуртом-на-Майне. Беседу продолжает М.В.
Назаров (в 1987 г. он вышел из профессиональной системы
НТС и переехал под Мюнхен, где стал работать независимым
журналистом и переводчиком).
74

трудящиеся каждой отдельной отрасли вместе с
отечественными предпринимателями. Это не только сглаживало
классовые противоречия, но и ограничивало влияние
международного финансового капитала на внутреннюю
политику.
Там, где сторонники корпоративной идеологии
пришли к власти - в Италии, Германии, Австрии, Испании,
Португалии - они сразу же добились и впечатляющих
социально-экономических успехов. Правда, одни
корпоративные государства строились на христианском нравственном
фундаменте - как в Испании и Португалии, в других -
на языческом, как в Италии, а в Германии и на
расистском47.
С другой стороны, в тогдашней Европе образовался
"Народный фронт" - антифашистский союз либералов-
демократов (назовем их так) с коммунистами. В Испании
они совместно устроили даже кровавую
антихристианскую революцию, против чего восстал генерал Франко.
Поэтому как он, так и все фашистские движения
провозгласили своим врагом не только "демократическую
плутократию", как они выражались, но и коммунистов,
создав в 1936-1937 годах "Антикоминтерновский пакт"
Берлйн-Рим-Токио.
Поэтому подавляющее большинство эмиграции, не
надеясь на поддержку своему делу от стран
демократической Антанты, связывала свои надежды с
антикоммунистической коалицией. На этой позиции стояли
РОВС48, организация генерала Туркула49, "Движение
штабс-капитанов" Солоневича, русские фашисты Родза-
евского на Дальнем Востоке50, а также многие члены
НТС, хотя и в более сдержанной форме. Надежд на
западные демократии, вступившие в союз со Сталиным
и с "Коминтерном", у эмиграции быть не могло.
Серьезное расслоение произошло тогда и во всей
Европе: консервативные национальные круги, даже
вполне приличные, считали меньшим злом националистов-
фашистов, а более либеральные демократические круги
считали своими союзниками
коммунистов-интернационалистов. И поскольку влияние фашизма стремительно
росло, лидеры демократий понимали, что справиться с
75

ним можно будет только путем новой европейской
войны. Мюнхенское соглашение и т. п. - это была лишь
тактическая игра, чтобы толкнуть Гитлера на восток и
расправиться с фашизмом, по возможности, чужими
руками. Что в известной мере и удалось, правда, далеко
не сразу, поскольку все три противоборствовавшие силы -
демократия, фашизм, коммунизм - вели подобные игры,
стремясь столкнуть между собой два других соперника, а
самому приберечь силы и остаться главным победителем.
Этим объясняется и Мюнхен, и английская миссия Гесса,
и пакт Молотова-Риббентропа...
Так вот, руководитель НТС Георгиевский в марте
1939 г. дал точную характеристику этого раскола в
Европе - напомню его слова:
«Два лагеря противостоят во всеоружии друг другу и
готовятся к борьбе. Их разделяют не только
экономические счеты, но и идейное расхождение. Миру
предстоит борьба двух мировоззрений. Будущая война будет
своего рода "религиозной" войной. Этот именно
"психологический фактор" может только ускорить столкновение.
Еврейство и "демократия" пылают лютой ненавистью к
"фашизму". Им отвечает презрение и ненависть
противного лагеря»51.
Так почему же, столь глубоко понимая судьбоносный
характер назревавшей войны, Георгиевский - глава
Союза! - не участвовал в ее событиях, оставшись в
Югославии? Не исключаете ли Вы, что у него было больше
надежд на победу демократической коалиции? Ведь у
него был план раздвоения НТС, то есть создания
представительства и на Западе, и на оккупированной
немцами территории.
Е.Р. Я, естественно, ничего не могу сказать из
первых рук, потому, что меня там не было. Могу сказать
то, что слышал от старых членов Союза, что
Георгиевский принципиально не был против деятельности
Союза в годы войны. Но ему еще до войны стало ясно,
что никаких преспектив сотрудничества с немцами не
было. Это показала его поездка в Берлин в 1938 году...
М.Н. Это то, что Нерсесян описывает52?
76

. Е.Р. Да. Из этого разговора с немцами, выявившего
невозможность сотрудничества с ними, потом проистекло
закрытие отдела НТС в Германии, отъезд нашего
представителя в Голландию. Так, что здесь никаких
расхождений у Георгиевского с другими членами руководства
Союза не было. Ты знаешь выступление Байдалакова
накануне Второй мировой войны, что мы в этой борьбе
сил - ни на одной из сторон, единственным мерилом
нашей позиции должен быть наш народ и наша страна;
поэтому мы не за демократию, не за нацистов, ни за
Францию, ни за Германию, - а за Россию.
Теперь, что касается позиции Георгиевского после
нападения Германии на СССР. Та версия, которую я
слышал... Я сейчас уже не могу сказать, от кого, но во
всяком случае не от одного человека. Я мог ее слышать
ее от Поремского53, мог слышать ее от Околовича, от
Кирилла Вергуна54, от Бориса Степановича55 [Брюно],
может быть и еще от кого-то. В общем, это не кто-то
один сказал, почему я и придаю этой версии высокую
степень вероятности. Что Георгиевский не возражал
против движения в Россию через Германию, ведь другого
пути не было; но что у него, может быть, были
возражения только против переезда союзного Центра в
Берлин...
Вообще-то его первоначальная концепция была такая:
основная масса членов Союза движется в Россию. Но с
другой стороны, поскольку нам ясна политика немцев,
мы должны ориентироваться и на западные демократии.
Отсюда и был этот план, что Георгиевский должен пере-
хать, кажется, в Англию - может быть, не один, может
быть с Михаилом Корбэ (Гнилорыбовым). Талантливый
журналист был, корреспондент "Ажанс Франс пресс" в
Белграде; я познакомился с ним после войны уже, он-то
попал в Америку. Так что Георгиевский не один должен
был двигаться в Лондон или в Америку, где у нас
никогда не было, между прочим, сильной позиции.
М.Н. И в Лондоне, и в Америке?
Е.Р. Да. В Лондоне была очень маленькая группа. Я
знал только одного человека, уже после войны с ним
познакомился - Барачевский, хозяин книжного русского
77

магазина в Лондоне56. Тогда единственного русского
книжного магазина. Причем это не просто книжный
магазин был - там была и комната, где люди могли
встречаться, посидеть, выпить чая.
А в Америке вообще были считанные люди. Помню
только Людмилу Рклицкую. Так что у нас там позиции
очень слабые были.
М.Н. Из демократических стран лишь во Франции
позиции лучше были?
Е.Р. Ну, во Франции был все-таки второй после
Белградского по величине отдел... Центр был в Белграде, а
Франция была на втором месте по силе союзной
организации и по активности. Однако Франция ведь была
разгромлена Гитлером и сразу сошла с арены как
возможный западный партнер.
М.Н. Ну, хорошо. А почему Георгиевский, когда уже
все стало ясно, когда Югославия была оккупирована
немцами, затем началась советско-германская война и
уже не оставалось выбора, - почему он не участвовал в
деятельности НТС этого периода: ни во Власовском
движении, ни даже в отстройке российских групп? Он
как бы отошел от дел...
Е.Р. Быть может, он считал, что его миссия такая
должна быть, рассчитанная на любой исход войны...
Возможно, у него было и очень сильное отталкивание от
немцев, я не знаю...
М.Н. Немножко загадочно все это. Думаю, тут от
нас еще скрыты некоторые обстоятельства. Это, знаете,
как невидимая планета отклоняет небесные тела от
правильного пути, и по этим отклонениям можно
предполагать ее существование, так и на поведение
Георгиевского что-то оказало влияние... Я так чувствую.
Е.Р. Не знаю, домысливать можно все, что угодно...
Но Георгиевский не один такой был член Союза, кто не
стал участвовать в событиях.
М.Н. Кто еще?
Е.Р. Ну Завжалов57, например, редактор союзной
газеты, который остался в Софии и там его потом
также забрали советские органы. Во всяком случае, ряд
членов Союза не поехал в Германию.
78

М.Н. Давайте кое-что уточним и с этими переездами
в Германию. До сих пор единственная книга, подробно
описывающая этот период союзной истории - "Новопоко-
ленцы" Прянишникова58. Жаль, что она вышла после
нашей первой беседы - Вы многое в ней могли бы
уточнить. И вот у него говорится, что при
посредничестве Деспотули, редактора "Нового слова", один из
высокопоставленных сотрудников гитлеровского
Восточного министерства Лейббрандт пригласил руководство
НТС в Берлин для какой-то антикоммунистической
работы, причем Лейббрандт не разделял расистских взглядов
Розенберга...
Е.Р. Это я достоверно знаю от Деспотули. Это его
приятель. Они вместе в университе учились.
М.Н. Да? Это интересно.
Е.Р. Они вместе продавали на улице около
берлинских церквей свои газеты. Это еще до прихода
национал-социалистов к власти. Лейббрандт издавал тогда
студенческую газету национал-социалистического
направления. А Деспотули издавал "Новое слово", эмигрантскую
газету, тоже ярко выраженного национального
направления. Оба были антикоммунисты, так они вместе свои
газеты и продавали, поддерживая друг друга. Так что
они были старыми друзьями, это не случайное
знакомство.
Я думаю, что благодаря именно этому знакомству,
газета Деспотули стала единственной на русском языке в
Германии во время нацистского режима. Газету немцы
не закрывали, и когда оккупация почти всей Европы
произошла, тем самым "Новое слово" стало практически
единственной такой в Европе русской газетой.
М.Н. Вернемся к Лейббрандту и его роли в
переездах в Берлин. Положительные сведения о нем
подтверждаются историей, которую Борис Степанович
[Брюно] любил рассказывать, как Лейббрандт вызывал его
на беседу для наглядного опровержения расовой теории
перед сотрудниками-нацистами: вот, мол, смотрите - этот
полуфранцуз-полугрузин считает себя русским патриотом,
так причем же тут кровь и раса... Его рассказ об этом
напечатан, кажется, во "Встречах".
79

E.P. Да, да.
М.Н. И Владимир Дмитриевич [Поремский]
рассказывал мне, что в мае 1941 года в Париже Лейббрандт
пригласил его на беседу как руководителя Французского
отдела НТС, намекнул, что будет война/ против
Советского Союза, и спросил: "Как вы относитесь к этому?"
Владимир Дмитриевич ему сказал, что мы
антикоммунисты, но мы русские патриоты, как, мол, это вяжется с
немецкой политикой?.. В общем, разговор с Лейббранд-
том нормальный был.
Однако вскоре после того, как Германия напала на
Советский Союз, где-то в июле 1941 года Владимира
Дмитриевича вызвали в парижский отдел гестапо, почти
что арестовали, как он говорит, и что называется
"добровольно-принудительно" направили в Германию под
полицейский надзор59. И от членов НТС из других стран он
тоже знает, что это происходило
добровольно-принудительно по линии гестапо. Как в случае с Байдалаковым.
В Берлине одним говорили, чтобы сами устраивались
на работу. Других устраивали на работу, как, например,
Владимира Дмитриевича в Министерство иностранных
дел на работы, связанные с русским языком и с
радиовещанием на Восток. А Байдалаков не захотел, ему
сказали: "Ну и сидите дома".
То есть, вот что тут интересно: была ли это та же
самая инициатива Лейббрандта и он путем своих каких-
то закулисных связей подключил, органы гестапо лишь
для помощи; или же здесь был другой замысел - самого
гестапо, как считает Владимир Дмитриевич, чтобы взять
все руководство НТС под контроль, чтобы не было в
других странах какой-то самостоятельной деятельности НТС?
Что Вы думаете об этом?
Е.Р. Возможно, версия Владимира. Дмитриевича
правильна, ему виднее - что касается союзного руководства.
Об остальных членах Союза я могу сказать только со
слов тех, с которыми пришлось познакомиться во время
войны, - что, в общем, это не централизованная
операция переезда была. Нет. Была общая теоретическая
установка: надо идти в Росиию. И потом каждый, более или
менее, за исключением Владимира Дмитриевича или
80

Виктора Михайловича [Байдалакова], то есть небольшой
группы руководителей, использовал свои возможности.
Это не то, что их через какой-то центр куда-то
отправляли - этого не было. Вот Александр Ипполитович
Данилов, он просто устроился в одну фирму. Кроме него, я
знаком был с Кишковским, Евстафием Игнатьевичем
Мамуковым, потом был Всеволод Морозов60 - те,
которых я на Украине видел во время войны. Сергей
Иванович Бевад, брат Николая Ивановича61. А после войны
я знаю это из рассказов Ариадны Евгеньевны и других,
которые туда шли из разных стран, как Жедилягин62...
Тот же Прянишников - он никаким централизованным
способом туда не приезжал. Каждый ехал сам...
М.Н. А что Вы знаете о судьбе Лейббрандта после
войны?
Е.Р. Не знаю ничего.
М.Н. Владимир Дмитриевич говорит, что он после
войны не был осужден как военный преступник, значит
не за что было.
Е.Р. Не знаю, я Лейббрандта никогда в глаза не
видел. А когда мы с Владимир Михайловичем Деспотули
встретились, уже после войны, когда он вернулся из
советского лагеря, то на эту тему как-то не было
разговора.
М.Н. Он был захвачен в Берлине?
Е.Р. Да, он вернулся туда из Мюнхена за женой,
которая там оставалась, она была физик. Там его и
арестовали. Жена тоже попала в Советский Союз, когда
брали ученых. Он получил 10 лет, которые и отсидел.
Потом он вернулся, я с ним встречался. Он был на
одной из "посевских" конференций. Жена его тоже
вернулась. Они купили домик на Рейне, там он и умер.
Он был в общем белогвардеец чистой марки, хотя в
Белой Армии находился недолго. Он только в Крым
успел попасть, потому что был адъютантом у какого-то
царского генерала из тех войск, которые были в Персии.
Лишь потом он попал в Крым и ушел из Крыма вместе
с Белой Армией.
М.Н. Некоторые авторы упрекают Деспотули и
"Новое слово" в том, что он был настроен против Власов-
8 1

ского движения. Ничего не публиковал про это. Правда,
"Новое слово" закрыли еще до провозглашения Власовым
Пражского манифеста...
Е.Р. Его заменили газетой "Воля народа". А что
касается отношения Деспотули к Власовскому движению,
то, я уверен, это немцы ему запрещали что-либо
печатать об этом.
М.Н. Ну вот, мы как раз и подошли вновь к тому,
на чем остановились в прошлый раз - к Вашему
тюремному заключению и к Власовскому движению. Когда
произошли эти массовые аресты 1944 году, Вы тогда
уже были в руководстве НТС, в Исполнительном Бюро
или нет?
Е.Р. Нет, не был.
М.Н. Однако, Вас и Ольгского почему-то держали в
камерах-одиночках. Тогда как у других арестованных
членов НТС, Владимир Дмитриевич рассказывал, была
довольно свободная атмосфера: они могли встречаться с
единомышленниками, ездить к зубному врачу...
Е.Р. Это было уже второе следствие, он ведь
упоминает имена следователей - Фриц, Ротцоль. Вот тогда
уже и к зубному врачу возили. То есть не надо путать
разные вещи. Период до власовского восхождения, до
Праги - тогда следствие было закончено и было решение
на отправку нас в лагеря. Но в результате изменившейся
ситуации, под влиянием Власова, благодаря Меандрову и
Трухину, было переследствие. И это переследствие уже
вели другие люди, не гестапо. Оно, с моей точки зрения,
было чисто формальным. А первое следствие вели
гестаповцы и энкаведисты: Майковский - он был киевским
адвокатом, и этот харьковский - я забыл его фамилию,
который потом сбежал в Аргентину и его воспоминания
печатались в "Голосе Родины"^^, - это были
энкаведисты.
М.Н. Засланные к немцам?
Е.Р. Когда немцы оккупировали Украину, они пошли
к ним на работу.
М.Н. О Пражском манифесте64 Вы узнали в тюрьме?
Е.Р. В тюрьме.
М.Н. Вам принесли текст в тюрьму?
82

Е.Р. Принесли газету "Волю народа", мне ее передал
покойный Слава Гроссен; он, тоже будучи арестантом,
работал на раздаче еды в тюрьме.
М.Н. Вы тогда могли в тюрьме встречаться с
другими членами НТС и обсуждать происходящее или были в
изоляции?
Е.Р. Один единственный раз, когда началось
переследствие, на допросе у Ротцоля или у Фрица я
встретился с Дмитрием Викторовичем Брунстом. Эти условия
с зубными врачами и т. д., если бы я остался на Алек-
сандерплатц, может быть, они меня и коснулись бы. Но
когда тюрьму разбомбили - меня не свели вниз, как
большинство заключенных, меня увезли на Плетцензее.
М.Н. То есть, Вы не участвовали в обсуждении вла-
совской политики и прочее?..
Е.Р. Нет, я сидел в Плетцензее.
М.Н. Теперь, что касается участия НТС во Власов-
ском движении. Об этом к сегодняшнему дню уже
написано, конечно, много. Казанцев65 писал об этом, и
Штрик-Штрикфельдт66 писал, были многие статьи в
"Посеве"67 и "Гранях". Известна роль членов НТС в школе
подготовки власовских кадров в Дабендорфе. Недавно
вышло подробное исследование Е. Андреевой68, которая
тоже отдает должное НТС как единственной
эмигрантской группе, повлиявшей на идеологию Власовского
движения.
Так что после всех этих публикаций нам об этом
особенно говорить нечего. Затронем лишь такой аспект:
влияние эмигрантского НТС было, очевидно, более
консервативным, чем позиция самого Власова и многих
людей из его окружения. Из-за этого во Власовском
движении возникали трения между старой и новой
эмиграцией, о чем упоминают многие - Казанцев, Кро-
миади69... В частности, в Пражском манифесте была
ссылка на Февральскую революцию, подчеркивалась
преемственность от нее, - что было неприемлемо для
многих старых эмигрантов. Это, очевидно, исходило от
бывших советских участников движения?
Е.Р. Думаю, да, это была, кажется, Александра
Николаевича70 [Артемова] формула.
83

M. H. Как на это реагировал, если вообще
реагировал, НТС? Руководство, правда, было арестовано.
Но Вам известны какие-то разногласия в среде НТС по
этому поводу?
Е.Р. Я вообще никакого отношения к разработке
Манифеста не имел, поскольку занимался совершенно
другими делами. Из Власовского* движения по существу я
лично знал только одного человека - Меандрова. И то
знал на базе личного знакомства, потому что он бывал в
гостях у Николая Митрофановича Сергеева, там мы с
ним познакомились и встречались несколько раз. Он был
очень хороший человек. Но это было просто личное
знакомство... Однако, у меня, когда я прочел Манифест,
никаких возражений не было.
МЛ. Вот еще одна не совсем ясная для меня деталь.
Некоторые авторы пишут, что именно НТС уговорил
первую власовскую дивизию под командованием Буня-
ченко освободить от немцев Прагу. Мол, у НТС есть
связи с англо-американцами через членов НТС в
столицах, поэтому они не будут выдавать... В основном это
писали после войны противники НТС как, например, в
изданиях РОНДД71, утверждая, что НТС как
"провокационная организация" выполнял задачи советской
агентуры. Разумеется, это фантастика. Но что Вы можете
сказать о роли НТС в принятии решения об
освобождении Праги?
Е.Р. Я думаю, что и это "влияние" - фантастика. На
Буняченко72 никто не мог повлиять, даже Власов. Как я
сужу по книге Хофмана73, Буняченко сам принял это
решение.
М.Н. Как бы то ни было, эта акция спасла честь
РОА, показав, что вовсе не немцам собирались служить...
Что ж, поскольку Вы во Власовском движении участия
не принимали - перейдем к послевоенному времени. Вы,
как и миллионы других антикоммунистов, недавних
советских граждан, по договору между Сталиным и
западными демократами подлежали выдаче на расправу
в СССР74. Но Вам удалось спастись. Может быть, Вы
опишете свой путь из тюрьмы, через оккупируемую со
84

всех сторон Германию - в знаменитый лагерь Менхегоф,
как это происходило?
Е.Р. Это была целая эпопея... Из тюрьмы меня
забрал Геккер, с которым я сидел в Плецензее в одной
камере. Член Союза Михаил Вячеславович Геккер75,
русский немец. Я ухаживал за его дочерью, вот за этой
девочкой Наташей [берет с комода и показывает фото].
И когда пришел день моего освобождения, я поехал к
ним. У них была квартира в одном из пригородов
Берлина. Потому что, та квартира, где я жил, - там уже
ничего не было. У меня вообще ничего не было: ни
вещей, ничего. Я даже документы свои обратно не
получил. Только справку об освобождении...
М.Н. Какого числа Вас освободили?
Е.Р. По-моему, это было не то 7, не то 9 апреля. В
общем, когда бои шли уже в восточной части Берлина.
Но Наташи в Берлине не было. Она находилась в
болдыревском лагере. Он был создан к этому времени,
потому что фирма "Р-Бауер" Болдырева76 уже переехала
из Вены в Германию вместе со всеми людьми, кто
вокруг нее был. Сначала они перебрались в место около
Доры - это был лагерь, где ракеты "Фау" делали, в
Тюрингии. Там уже были собраны семьи арестованных
членов НТС, и вообще все там стали собираться. Татьяна
Всеволодовна77 там была с Алешей. Болдырев всех
позабирал туда, потому что Берлин вот-вот должен был
пасть.
В квартире Геккеров я прожил три-четыре дня,
наверное. Квартира была полна народу. Там была
запомнившаяся встреча, на которой я познакомился с
Александром Семеновичем Парфеновым78, он в форме РОА
был. Потом были Дальский, Тензоров79 - тоже оба из
РОА. Еще был из наших, сидевших, Кирилл Дмитриевич
Вергун. Сами Геккеры были: Марья Евгеньевна... Может,
еще кто-то был...
А почему мне эта встреча запомнилась, и откуда у
меня такая любовь к песне "Пусть свищут пули, льется
кровь...", - потому что там отмечалось наше
освобождение: был накрыт стол, мы там выпивали и хором пели
эту песню к ужасу всех живущих вокруг немцев. Потом
85

был "алярм "80, подвал, я потерял сознание на какой-то
момент, после тюрьмы я слабый был от голода...
Потом мы поехали в Карлсбад, куда передвигались и
разные власовские структуры.
М.Н. Было ясно, что война кончается, Германия
проиграла. Какие были идеи на будущее, в частности, у
власовцев, что делать?
Е.Р. Я об этом тогда не думал. Я вообще не
представлял себе, в каком состоянии было Власовское
движение. У них некоторая надежда еще сохранялось, но я
в этом не участвовал. Мы приехали в Карлсбад 10
апреля, может 11-го. Там очень многие наши собрались,
и определилось направление дальнейшего движения - на
Фюсссен. Думаю, идея была в Швейцарию переходить.
Были эшелоны, в них было мало мест, поэтому многие
члены НТС дальше двигались группами своим ходом, на
попутном транспорте. В той группе, в которой я ехал,
был Володя Дерюгин со своей теткой, потом там был
сын профессора Одинца с женой, был Николай
Федорович Шиц81 с женой Галиной Павловной, Серафим
Павлович Рождественский, и брат и сестра Ильины из
Франции. Они тоже сидели у немцев: Ильины сидели,
Рождественский сидел.
А почему мне тогда было не до всех этих
стратегических размышлений и не в том направлении работала
голова, - потому что я встретился там с Наташей,
которая приехала из болдыревского лагеря, и мать ее уже
была там. А Владимира Дмитриевича и самого Геккера
уже не было. Они поехали на встречу с англичанами, с
полковником Мелешкевичем защищать Власовское
движение.
М.Н. Владимир Дмитриевич подробно описал это в
интервью82, которое я у него брал.
Е.Р. Да. Три группы было таких. Володя Быкадоров
с кем-то еще... Три группы было - это потом стало
известно из рассказов - они пытались войти в контакт с
наступавшими союзными войсками, американцами и
англичанами, для спасения власовцев83.
В эти несколько дней в Карлсбаде, которые я провел
с Наташей, у меня была некоторая стычка с ее матерью,
86

Марьей Евгеньевной Геккер, когда я ее просил отпустить
Наташу со мной, чтобы мы дальше двигались вместе.
Время такое, мы не женаты, конечно, но... Она
отказалась отпустить. Они поехали эшелоном, а мы двинулись
дальше собственным ходом.
Ехали от станции к станции: от Карлсбада в Мари·
енбад, поезда ходили ночью только, днем нельзя было -
бомбили. В Мариенбаде я встретил Мамукова, Валентину
Михайловну Шимановскую84. Там Мальцев85 был, Маму-
ков был при мальцевских летных частях власовских.
И потом двинулись дальше на Кам. Проехали
потихоньку Чехию, въехали на немецкую территорию, на
рассвете приехали в Регенсбург, в зареве - все горело.
Переждали день, двинулись дальше, добрались до Аугс-
бурга, где уже меньше чувствовалось бомбежек. В
Мюнхене мы не были, мы его объехали. Потом поехали на
Кемптен, а там уже нетронутая была территория.
Союзники почему-то не бомбили южную Баварию, она была
абсолютно нетронутая.
Потом мы приехали в Имменштадт из Кемптена -
это такой маленький городок был, славный очень. Оттуда
нас направили - потому что мы с немецкими бумагами
ехали, я тонкостей не знаю, Шиц занимался всем этим -
нас направили в маленькую деревушку Рауэнцель, в
четырех или пяти километрах от Имменштадта, где мы
и поселились передохнуть, чтобы дальше двигаться на
Фюссен - наш пункт назначения, место сбора всех
членов Союза. Мы заняли этаж в деревенской гостинице.
Шиц оборудовал там "динстштелле", то есть как бы
официальную контору с пишущими машинками, на
которых печатали власовские бумажки на эсэсовских
бланках.
Тут начались разговоры о том, что в Фюссен пройти
нельзя, там уже французы наступают. Но мы с Шицом
все-таки отправились туда пешком на разведку. Какой-то
кусочек пути подъехали, потом пошли пешком. Тут на
бреющем полете какие-то сволочи, очевидно, французы,
зачем-то обстреляли нас с самолетов; мы скатились под
откос. Потом встретили крестьянина, который подтвердил
нам, что в ближайшем городе французы. И мы верну-
87

лись в Рауенцель. Ясно было, что дальше продвинуться
нельзя, значит надо выжидать хода событий.
М.Н. В какие числа это было?
Е.Р. Я уже по датам сейчас не помню. Считай:
кажется, 10 апреля мы были в Карлсбаде, три дня там
были - до 13-14-го, затем дня четыре-пять мы ехали. Так
что уже вторая половина апреля была.
Потом пришел бургомистр (эта деревушка маленькая
была: 30-40 дворов) с намеком, что дескать, французы
приближаются, а вы немецкая "динстштелле ", не
думаете ли вы, что вам надо отступать? Но Шиц сказал, что
мы будем оставаться. Вывесили белые флаги. Затем
появились французы. То есть, что значит французы?
Французов было два или три, а остальные оказались черными,
это были колониальные части.
И тут с нами произошло такое превращение, которое
произвело на бургомистра и немцев большое
впечатление. Ведь они считали, что из-за нас на них могут
репрессии обрушиться. Но к французам вышел Одинец с
ленточкой ордена Почетного Легиона потому, что он был
французский офицер. Заговорил по-французски и прочее.
В общем, произошло превращение из немецкого
эсэсовского учреждения в нечто французское. Так что они нас
даже не выкинули из гостиницы, мы лишь немножко
потеснились, чтобы им тоже было место.
М.Н. Между прочим, не отец ли этого Одинца8^ в
это время был совпатриотом во Франции? В феврале
1945 г. целая делегация их ходила на поклон в советское
посольство - пить "за здоровье великого Сталина"...
Е.Р. Да, да. Точно. Французы, однако, постояли дня
три и ушли дальше. Деревня осталась беспризорной. А
тут среди немцев пошли разговоры, что в лесах прячется
эсэсовская часть какая-то, и если эсэсовцы придут, что
будет?.. Но ничего такого не было. Вскоре пришли
следующие французы...
И тогда мы стали принимать решение, что дальше
делать? Произошло разделение. Одинцы, брат и сестра
Ильины · молодые еще ребята, они все из Франции
были и решили ехать туда, при первой же возможности
на какой-то французской машине они уехали. А мы ре-
88

шили ехать в болдыревский лагерь в Тюрингии, который
нам был известен. И мы двинулись...
М.Н. Снова на север, то есть в обратном
направлении?
Е.Р. Сначала на восток, потом на север. Нас осталось
шестеро - Володя Дерюгин с тетей Ксенией, Шицы -
Галина Павловна и Николай Федорович, Серафим
Рождественский и я. Тогда я впервые видел расстрел, в Им-
менштадте, мы туда ходили из Рауанцеля что-нибудь
достать. Французы расстреляли трех каких-то ребят
полосатых. Быть может, концлагерников, которые
разбежались и грабили...
Затем мы попали в американскую зону, и роли в
нашей группе снова переменились. Поскольку Володя
Дерюгин и Серафим хорошо говорили по-английски, -
они возглавили наше дальнейшее движение. Мы стали
двигаться на север на попутных американских машинах.
Поначалу нас никто ничего не спрашивал. Но где-то за
Мюнхеном, может быть, в Нюрнберге, американский
кордон спросил документы. Володя и Серафим что-то
объяснили. И американский сержант вынул блокнот, что-
то написал - вот вам пропуск. С этой бумажкой мы
поехали дальше. Этот наш первый документ, полученный
от новых властей, произвел на меня впечатление...
Но Серафим Павлович был склонен к
антикоммунистической агитации и по дороге просвещал американцев,
пока не нарвался на американского еврея. Который сразу
- "ага, взять их!" - и тут же нас сняли с машины,
отправили в репатриационный лагерь. Но там наткнулись
на какого-то американца-негра, который нас быстро из
этого лагеря вывез.
Мы двигались дальше, но у нас появился страх перед
американцами. В Вюрцбурге ночевали в подвале
разоренного дома. Потом ехали на немецкой машине, которая
шла на дереве, ее двигатель деревом отапливали. Пока
не добрались до Франкфурта. А там уже было большое
движение машин, ведь там главная квартира
американцев была. Удалось поймать американскую машину,
которая нас за несколько часов довезла до Тюрингии, до
этого лагеря: Нидерзаксверфен он назывался. Таким
89

образом мы добрались до этого болдыревского лагеря, где
уже было много людей.
И там я узнал, что моя Наташа, Мария Евгеньевна
и Кирилл погибли в Пильзене во время бомбежки...
М.Н. Эту бомбежку, кажется, описывает Кромиади в
своей книге.
Е.Р. Там многие были, в этой бомбежке: Георгий
Сергеевич был, и Михаил Леонидович, и брат Жеди-
лягина - Игорь, он погиб во время этого налета
союзников... Там было много наших, так что кто-то может
больше рассказать...
В этом Нидерзаксверфене мы пробыли очень недолго.
Там я встретил Александр Семеновича Светова-Парфе-
нова, который издавал уже бюллетень. Он больше
известен как Светов, инженер, москвич, из хорошей старой
интеллигентной семьи. Можно сказать, что это уже был
зародыш будущего "Посева". Но Константин Васильевич
Болдырев узнал у американцев, что Тюрингию отдают
советским - значит, снова надо бежать. Снова в другую
сторону - туда, откуда только что пришли...
М.Н. И оттуда начался путь в Менхегоф?
Е.Р. Начался этот знаменитый переход... У
Серафимовича в романе "Железный поток" описано
передвижение какой-то красной воинской части с женщинами,
детьми, бабушками и всем, что угодно. Вот и мы
двигались таким огромным табором.

Лагерь Mенхегоф:
рождение издательства " Посев1 f
М.Н. А почему именно в Менхегоф, как было
выбрано это место? Надо ведь было всех заново
известить, что не в Фюссен, - как это все делалось?
Е.Р. Этим всем ведал Георгий Сергеевич [Околович].
Эвакуация была им организована, с моей точки зрения,
так же образцово, как эвакуация Врангеля из Крыма.
Собрали все, что возможно, нашли машины и починили,
все-таки было довольно много народа: около двух тысяч
человек, из них членов НТС с семьями человек 200-250.
М.Н. Старая эмиграция, новая?
Е.Р. Все вместе. И мотоциклы там были, припасы -
все это грузили. Потом при этом лагере появились
казаки на подводах, тоже с женами и детьми,
присоединились к нам. Вот почему я вспомнил о "Железном
потоке".
М.Н. Казаки из старой эмиграции?
Е.Р. Нет. Ты знал нашего управдома старого в
"Посеве" - Николая Алексеевича Павлова87? Вот он там
был с нами. Это были люди, просто бежавшие от
коммунистической власти. И по мере того, как мы
двигались, это все обрастало новыми людьми. Когда все
тронулись в путь, я еще оставался в лагере. Нас четыре-
пять человек осталось, чтобы "зачистить" все. Мы там,
конечно, разжились имуществом эсэсовским. Потому, что
там эсэсовская часть была, которая охраняла этот завод,
где ракеты делали. Восточные рабочие там были. Там
одежда была и другие вещи.
М.Н. А что, можно было просто так брать?
Е.Р. Да, потому что все разбежались. Война-то
закончилась, а это все немецкое было.
М.Н. А оккупационные власти?
Продолжение записи беседы 23 ноября 1991 года.
9 1

Е.Р. Болдырев это покрывал, он умел налаживать
контакты с властями. Потом мы догнали своих, пока они
тюп-тюп двигались, а мы на мотоциклах были. Догнали
их на следующий день, где-то после обеда. Ехали по
направлению на Кассель. Потом остановились там
табором и поехали на разведку на автомашинах, их у нас
было около десяти. Болдырев поехал в американскую
комендатуру. Там нам предложили какую-то казарму,
около Касселя или в Касселе, где уже латыши какие-то
были.
М.Н. А предложили на каком основании?
Е.Р. Как беженцам, перемещенным лицам, "ди-пи" -
displaced persons. Там ведь сначала никто не разбирался,
кто есть кто. Движение было во все стороны.
Американцам важно было куда-то растыкать людей, чтобы не
болтались.
А Менхегоф мы нашли случайно. Кто мы - Николай
Федорович, по-моему, был при этом, Шиц. Еще были
Казанцевы, Киверовы. Мы ехали по проселку и выехали
на перекресток, там ресторанчик был сельский, на
отшибе. Деревня была подальше. И большой пустой лагерь.
Бараки каменные, деревянные. У немцев это был лагерь
или восточных рабочих, или французских. Тогда мы
быстро послали гонца искать Болдырева в Касселе. И
когда он приехал, пошли осматривать лагерь: везде
невероятная грязь, но бараки прочные, частью из цементных
блоков были, с узкими комнатками вроде камер. И
деревянные бараки двухэтажные были. Все загаженное, и
вообще весь лагерь выглядел очень мрачно.
Но Болдырев решил, что надо занимать. Мы сами
себе здесь будем хозяевами, никаких латышей или кого-
то еще. Однако, надо было получить разрешение
американцев. Болдырев поехал в американскую комендатуру.
Он всегда ездил с Ириной Вергун, сестрой Кирилла. Она
была очень красивая, молодая женщина, прекрасно
говорила по-английски.
М.Н. Из старой эмиграции?
Е.Р. Да, из Белграда. То есть они из Чехии, потом в
Белград переехали... Значит, они пробились к какому-то
генералу. Тот сказал, что они этот лагерь смотрели и что
92

жить в нем невозможно, совершенно антисанитарные
условия, его надо уничтожить, поскольку там тиф был и
еще что-то такое. Но все же послал офицера. Тот еще
раз осмотрел лагерь и заявил, что это не для людей.
Тогда Болдырев, пользуясь своим умением уговаривать,
сказал генералу: "Через три дня приезжайте и увидите,
что ничего похожего не будет на то, что есть сейчас". И
уговорил. Таким образом мы получили этот лагерь.
МЛ. За эти три дня привели все в порядок?
Е.Р. За три дня и три ночи. Не только все это
вычистили, вымыли, присыпали грязь, но даже елочки
натыкали перед большим зданием вроде клуба, там
сцена была. Приехал генерал, посмотрел: "Что ж,
владейте этим лагерем".
М.Н. Это означало, что они будут оказывать вам
помощь?
Е.Р. Да, они зафиксировали этот лагерь как "унрров-
ский".
М.Н. Кстати, в чем была разница между УНРРА и
ИРО88?
Е.Р. ИРО появилось позже. Это как бы юридическая
инстанция, которая ведала переимещенными лицами, а
УНРРА - она занималась конкретной помощью: поить,
кормить и т. д.
Вот так начался Менхегоф. Через неделю уже этого
генерала пригласили на концерт, где Борис Степанович
организовал пляски, песни и все, что угодно. Таким
образом, мы там закрепились, и началась творческая
жизнь. Позже получили мы и "унрровскую"
администрацию - приехали и поселились рядом французы,
конфисковали помещение в ближайшей деревне.
М.Н. Французы? Но ведь это далеко от французской
границы?
Е.Р. УНРРА же была международная организация,
туда набирали всех. Они начали поставлять нам
продукты, сигареты, кофе в зеленых зернах, которые наши
казачьи бабы сначала пытались варить... Мы создали
школу, гимназию, скаутскую организацию. Конечно,
церковь устроили. Каждую неделю были лекции в клубе,
потом концерты стали организовывать по субботам.
93

Тогда же у нас начался первый конфликт "между
церковью и государством", потому что о. Митрофан
Зноско89 и другие трое священников запротестовали, что
по субботам устраивались концерты. С одной стороны -
церковная служба, а с другой стороны, суббота - это
свободный вечер...
Был создан культурно-просветительный отдел, так
называемое КПО, которое перефразировали в "Куда
Пропал Островский?", поскольку я был начальником КПО.
Кроме того, в моем ведении находилась и гимназия, и
школа.
М.Н. Каким образом Вы попали на эту должность?
Как Вас туда выдвинули?
Е.Р. Быть может, на Болдырева произвело
впечатление, что мы сразу собрали ротаторную типографию и
букварь выпустили для детей, газету стали издавать.
М.Н. А издательство "Посев" уже было основано?
Е.Р. Вот это были и первые "Посевы", хотя
издательства как такового сначала не было. Газету назвали
"Посев", вот она у меня здесь90.
М.Н. Кстати, это Ваше название?
Е.Р. Мое. Было совещание, Борис Степанович на
нем был, Казанцев, в общем - предложения всех
журналистов мы соединили и родилось это название.
Кроме того, Константин Васильевич выдвинул
правильную идею, что нельзя, чтобы люди сидели, ничего не
делая. Если еще интеллектуалы могут заниматься
букварями и учить детей, то основная масса людей не может
сидеть без дела, иначе начнется разложение. И он
заключил с американцами договор. Там был аэродром
американский и еще какая-то американская строительная
площадка, и Болдырев договорился, что наши люди там
будут работать. А американцы будут платить. Правда,
платили не американцы, а немцы в счет репараций. И
это, я думаю, в то время был единственный такой
феномен - рабочий лагерь "ди-пи".
Действительно, американцы приезжали на больших
машинах, брали людей, везли на работу, привозили
обратно. Комендантом лагеря был Евгений Иванович
Гаранин91.
94

М.Н. Почему не Болдырев?
Е.Р. А он был - над ним. Потому что лагерей-то
потом стало три. Этот основной в Менхегофе, и еще два
- один в Фюрстенвальде в лесу, и еще один был лагерь
поменьше. Те, кто на аэродроме работал, создали свой
лагерь, чтобы им ближе было добираться на работу. Так
у нас возникло свое маленькое государство.
М.Н. И там старая эмиграция была довольно
влиятельна...
Е.Р. Старая, новая, все вместе. В общем, ядром был
наш Союз, а в Союзе это слияние эмиграции уже в
известной мере произошло, поэтому конфликтов почти
не было в этой плоскости.
М.Н. А разве у вас не было осложнений с
репатриацией, никого не выдавали?
Е.Р. Да, через некоторое время пошел разговор о
нашей репатриации. Потребовалась проверка лагеря. Вот,
мол, советская комиссия должна приехать и проверять
советских граждан для репатриации.
М.Н. Это когда началось?
Е.Р. Вероятно, весной 1946-го, перезимовали мы
спокойно.
М.Н. Лишь на следующий год? Но в других местах
выдачи шли раньше, и очень активно...
Е.Р. Естественно. Но советских граждан нужно было
обнаруживать - для этого требовалось время. До нас
почему-то очередь дошла позже. И тогда Болдырев поехал
к нашему знакомому генералу - он еще сидел там, нам
назначили американского офицера, капитана Стюарта.
Он в общем стал нашим защитником. Поселился он как
раз в этом отельчике на перекрестке, около лагеря. У
него там бюро было, и когда туда приехала репатриа-
ционная комиссия - он заранее нас предупредил. И он
всегда присутствовал при беседах комиссии.
А советские приехали, уже наученные опытом - с
польским офицером, с югославским офицером, чтобы
проверять наши показания. Всего их пять человек было.
Они потребовали всех опросить, посмотреть документы и
так далее. Но поскольку мы знали заранее об этом, то
А.И. Данилов, "крупный специалист по фальшивкам",
95

создал целое бюро. В нем была Светлана - его жена,
еще какая-то девочка была...
М.Н. Что значит "специалист по фальшивкам"?
Е.Р. Он у нас хорошо "маршбефели" подделывал
еще при немецких властях.
М.Н. Он из первой эмиграции?
Е.Р. Да. Он казак сам, но югославский. И вот стали
делать фальшивые бумажки, которые доказывали бы, что
человек из Югославии, из Польши и жил там еще до
войны - такие люди не подлежали выдаче в СССР.
Плюс была целая комната такая, где были карты
развешены и где людей натаскивали. Например: "Где вы
жили? - В Белграде". А из Белграда были эмигранты,
члены Союза, и они объясняли, что мы могли работать
там-то и многое другое... Нужно сказать, что это
героическая работа была. А почему советским нужны
были польский и югославский офицеры - потому что они
язык проверяли. Правда, если легенду связывали с
Польшей, то годился и украинский. Я, например, по-
польски не мовлю, значит в моем случае - западная
Украина. Отрабатывались все варианты... Калмыки же
все делали просто - они одного и того же калмыка
посылали как эмигранта из Франции, переодевая и
гримируя его, и тот выдавал себя то за одного, то за
другого...
М.Н. Именно тогда Вы сделали из своего отчества
фамилию Романов?
Е.Р. Нет, это литературный псевдоним. Фамилию
при регистрации я сохранил свою. Конечно, и Стюарт не
давал советским особенно расходиться, обрывал их, что
здесь не допрос, мол, задали один вопрос и хватит. В
основном это благодаря ему у нас более-менее все
довольно благополучно прошло.
М.Н. Он из политических симпатий это делал?
Е.Р. Да. Ну вот, это пережили мы, комиссия уехала.
Не без конфликта со Стюартом. Он возмутился: мол, в
конце концов, сколько можно допрашивать, отвлекать
людей, ведь у нас не просто лагерь, а рабочий, люди
работают на американских объектах, поэтому не
морочьте нам здесь голову.
96

M.H. Это была единственная попытка вашей
репатриации?
Е.Р. Да, на этом все кончилось. Между прочим, обо
всем этом есть неопубликованные записки Константина
Васильевича [Болдырева], имей в виду.
Так постепенно Менхегоф стал и союзной и "ди-пий-
ской" столицей в Германии, он излучал довольно сильные
культурные, политические флюиды.
М.Н. Благодаря чему?
Е.Р. Прежде всего, благодаря "Посеву", который
выходил еженедельно, благодаря развернувшейся
издательской деятельности, летом 1946 г. там же начал выходить
литературный журнал "Грани"92. И благодаря тому, что
члены Союза были везде. В частности в английской зоне
начальником одного лагеря был Лев Александрович Pap93.
Около Гамбурга в лагере тоже была союзная группа. В
Регенсбурге газету "Эхо"94 стали издавать тоже члены
Союза - Ариадна Евгеньевна Ширинкина, Михаил
Николаевич Залевский95, Кирий96, там же и Прянишников
потом был. В Мюнхене издавался какой-то маленький
журнальчик. Во всяком случае, Менхегоф был известным
эмигрантским центром: туда приглашали артистов
выступать, лекторов. Главное же - там был центр Союза,
руководство.
М.Н. Союзный центр, наверно, занимался не только
бытовым обустройством, спасением людей,
издательством... Велась и какая-то политическая работа в новых
условиях?
Е.Р. Разумеется. В Менхегофе произошел первый
после войны съезд Совета НТС, поставивший новые
задачи организации. Из членов прежнего Совета
оставались, если я правильно помню, Байдалаков, Околович,
Поремский, Редлих97, Мамуков. Из них поначалу только
Байдалаков и Околович оказались в Менхегофе.
М.Н. А что было с остальными?
Е.Р. Георгиевского захватили в Югославии. Кирилл
Дмитриевич Вергун погиб при бомбежке в Пильзене.
Дмитрий Викторович Брунст где-то отстал и был
захвачен советскими органами. Поремский сидел в английском
лагере. Роман Николаевич Редлих и Николай Николаевич
4—3640
97

Рутченко98 (он тогда еще не был членом Совета) сидели
в лагере где-то в Италии. И в Менхегофе на основании
действовавшего Устава, что Совет пополняет себя сам, в
него включили новых людей из "членов-руководителей", в
том числе и меня". Потом появились Редлих и
Поремский, который выступил на собрании актива со
знаменитым докладом о новых принципах борьбы,
оформленных впоследствии в его "молекулярной
теории"100. Там же, в Менхегофе мы начали печатать
первые листовки, началась первая работа на советскую
оккупационную армию.
М.Н. Уже оттуда?
Е.Р. Конечно. Подробностей я не знаю, этим
занимался Георгий Сергеевич [Околович] вместе с Ламз-
дорфом101 старшим, с Сахаровым102.
М.Н. Они тоже были в этом лагере?
Е.Р. Нет, они в Мюнхене были. Как эти листовки
перебрасывались в Восточную Германию, я не знаю.
М.Н. Но американцы должны были тогда такие
вещи пресекать. Ведь они цензурировали все, что
печаталось...
Е.Р. Это не афишировалось. Американская цензура
была для "Посева", ты видел номера с зачерненными
заметками. Но листовки мы им, разумеется, не
показывали...
Отношения с американцами у нас осложнились по
другой причине. К сожалению, у нас начался конфликт с
администрацией УНРРА. Это гонор Константина
Васильевича, в общем, сыграл роль. Дело в том, что французы
воровали. Они раз в неделю уезжали на джипе в
Париж, и нагружали полный джип кофе и сигарет,
которые они должны были раздавать в лагере. Они, в
общем-то, неплохие были. Там Бальмель такой был,
потом была одна симпатичная француженка, немного по-
русски говорила. Я с ней имел дело, потому что она
беспокоилась о культурных нуждах, доставала тетрадки.
Так что Болдырев напрасно стал протестовать, ну пусть
бы себе и дальше воровали. Жить с ними было можно...
А так у американцев начались конфликтные ситуации с
ними. И тогда американцы устроили чистку лагеря. Они
98

воспользовались тем, что появилась группа из новых
эмигрантов, которая стала утверждать, что все руководство в
руках НТС, что НТС злоупотребляет этим...
М.Н. Что за новые эмигранты?
Е.Р. В этих трех лагерях накопилось уже четыре
тысячи человек. Было много не наших людей, никому не
известных. Из них и создалась соперничающая группа,
которая начала борьбу против лагерного руководства.
М.Н. Очевидно, тогда уже происходила и какая-то
кристаллизация политических группировок в эмиграции,
соперничавших друг с другом? Или, может быть, это
были трения между новой эмиграцией и старой?
Е.Р. Я бы не сказал. Никаких других организаций,
кроме НТС, в нашем лагере не было. Но для меня нет
сомнения, что в той новой группе были гебистские
агенты.
М.Н. Они себя как-то разоблачили?
Е.Р. Нет, но они внесли провокационную сумятицу:
стали писать доносы американцам. И в конце концов
американцы провели чистку лагеря, выкинув почти все
руководство НТС, под разными предлогами.
М.Н. Куда, в другие лагеря?
Е.Р. Нет, стали расселять как немецких беженцев.
Минус заключался в том, что мы снимались с "унрров-
ского" содержания и попадали на немецкие голодные
карточки. Вот тогда меня выкинули, Околовича, Порем-
ского, Артемова... Это было, кажется, осенью 1946 года.
При этом нас разбросали. А.Р. Трушнович103, Поремский,
Артемов, Околович попали в район Лимбурга, чисто
случайно. А Ольгский, я, Рождественский оказались в Эльт-
вилле, это прирейнские маленькие городки.
М.Н. Вы поддерживали связь с Менхегофом?
Е.Р. Естественно. Правда, и Гаранина тогда
выкинули, но начальником лагеря стал все равно член Союза
Попов104, там оставался и Горачек105, и целая группа
членов Союза. Так что что той оппозиционной
просоветской группе - фамилия ее лидера была Долгов - ей
все равно не удалось захватить руководство. Потому что
американцы потребовали провести выборы, а люди
выбрали тех, кто был при основании лагеря.
99

Я был записан в Хаттенхайме, это надо было три
километра от Эльтвилля пешком идти за карточками. Но
я там лишь один раз был, потом мне их по почте
присылали, поскольку жить я стал во Франкфурте. И
Михаил Леонидович туда перебрался. Мы жили на вилле
доктора Виссарионова106, члена Союза из Праги, который
работал врачом у американцев. У него была казенная
вилла и он нас приютил. Там всегда было полно народа,
потому что начались постепенно выезды, эмиграция. И
все, кому нужно было приезжать во Франкфурт в
консульство, они там останавливались.
М.Н. Эмиграция - вы имеете в виду за океан...
Е.Р. В Марокко, Америку, Австралию и т. д. Так,
Виктор Михайлович уехал в Америку, Болдырев с
большой группой - в Марокко.
М.Н. А почему они уехали, скажем, Баидалаков*?
Е.Р. Пытаться там что-то делать.
М.Н. Он ведь был руководитель Союза, и было
очевидно, что центр эмиграции после войны будет в
Германии.
* С Виктором Михайловичем Байдалаковым я встретился
сразу после своего приезда в Берлин. Не могу сказать, что он
произвел на меня большое впечатление. Хотя было видно, что
это человек с определенной силой воли. Думаю, это было
главное его качество. Он поинтересовался жизнью на Украине,
но не очень подробно, я бы даже сказал - поверхностно.
Затем он рассказал более подробно о положении в Берлине -
и на этом наша первая встреча закончилась. Потом я с
Виктором Михайловичем встречался сравнительно редко, до
ареста. Потому что для меня главными в Союзе были другие
люди. В частности, Владимир Дмитриевич Поремский.
И в последние годы войны, и в Менхегофе Баидалаков
главной роли уже не играл. Когда он уехал в Америку, он
тем более оказался отстранен от всего. Хотя возглавивший
Союз Владимир Дмитриевич вел с ним частую переписку.
Потом произошел исторический Совет, где-то в 1947-1948 году,
на котором должности председателя Союза и председателя
Исполбюро были разделены. При этом Баидалаков был избран
председателем Союза - как бы на роль "английского короля".
Он вернулся из Америки, но фактически в полномочия
председателя НТС никакие серьезные дела организации уже не
входили, все они были в руках Поремского. — Авт.
100

Ε.Р. Это было решение Исполнительного Бюро:
пытаться отстраивать позиции в Соединенных Штатах.
Было очевидно, какую огромную роль стали играть США
в мире.
М.Н. Прянишников описывает так, что Байдалакова
вытеснили новые руководители...
Е.Р. У него в книге полно домыслов и
преувеличений. Было такое решение руководства, что можно
отстраивать на американцах что-то, и кому-то из руководства
надо было ехать в Америку. Николай Иванович Бевад
тоже уехал туда. Многие стали постепенно уезжать.
М.Н. Тогда я возвращаюсь к вопросу, что начали
образовываться какие-то новые политические структуры
эмиграции. "Антибольшевицкий Центр Освободительного
движения Народов России" (АЦОДНР), считавший себя
преемником власовского КОНРа и пытавшийся
объединить и власовцев, и НТС, и монархистов, он, правда,
сразу же распался. На левом фланге из бывших
власовцев образовался СБОНР107. С правой стороны
возникли "Комитет объединенных власовцев"108 и еще правее
"Союз Андреевского Флага"109... Какие у НТС были с
ними отношения?
Е.Р. Практически никаких. Эти новые организации
были рыхлые, политически неопытные, из
непроверенных людей. Мы ими тогда не интересовались - у нас
была своя программа, свое дело. "Союз Андреевского
Флага" я помню, они приезжали делегацией из пяти
человек - это все в основном были полковники власов-
ской армии. Предлагали, что их организация войдет в
НТС при условии, что им дадут пять мест в Совете и
что-то еще. Но нам ни к чему были все эти разговоры.
Мы сидели во Франкфурте и занимались выбиванием
разрешения на "Посев". Потому что "Посев" в лагере
закрыли, американцы ввели новые правила и для
издания нужно было получить американскую лицензию. В
конце концов, мы получили ее на имя Александра
Семеновича Светова-Парфенова. Но он в это время уже
уезжал в Марокко, и поэтому ее переписали на Владимира
Яромировича Горачека. Так он на долгие годы стал
издателем "Посева".
101

M.H. A почему не на имя Прянишникова, который
был первым редактором "Посева"? Судя по его книге
"Новопоколенцы", он на это очень обиделся...
Е.Р. Точно не помню. Хлопоты по регистрации вел
Светов. А когда американцы готовы уже были выдать
лицензию, была весна 1947 года. Прянишников к тому
времени уже, кажется, уехал из лагеря и вскоре стал
редактировать союзную газету "Эхо" в Регенсбурге. Таким
образом, лагерный "Посев" кончился. Был перерыв, пока
мы не получили эту лицензию от американцев, и в мае
1947 года его начали издавать в Лимбурге. С этого
пошел уже этот "Посев", к которому Прянишников,
действительно, не имел никакого отношения.
Конфликт же с Прянишниковым обострился позже и
заключался в следующем. Когда произошла денежная
реформа и у Союза возникли денежные трудности, то
стало ясно, что мы не можем поддерживать все наши
издания. Издавалась в Гамбурге союзная маленькая
газетка, в лагере Лемго издавалась газета, газета "Эхо" в
Регенсбурге. И тогда решение руководства Союза было
ясное: поддерживать только "Посев". А все остальное
закончилось. Вот в этом была главная обида Бориса
Витальевича. Он после этого вскоре уехал в Америку, а
обиду в своей книге перенес задним числом на все
предыдущее время...
Итак, с мая 1947 года мы начали издавать "Посев" в
Лимбурге. Туда фактически переместился и центр Союза,
поскольку около Лимбурга жили Поремский, Артемов,
Околович, я туда переехал. К тому же сыграла свою
роль и найденная там удобная типография. С нею
получилось так. У нас во Франкфурте был немецкий
друг, такой "Дон Кихот". Издательство у него "Дон
Кихот" называлось. Он издал Левицкого110 по-немецки -
"Основы органического, мировоззрения". И когда мы
получили лицензию и стали искать, где печататься, он
нас свел с Хуго фон Штенцелем, это был редактор
газеты "Франкфуртер Нойе Прессе", христианский
демократ. Мы к нему пошли вместе с Ольгским. Он сказал,
что, конечно, может нас устроить в большой типографии
"Сосьете-Друкерай" (она единственная на весь Франкфурт
102

тогда работала), "вы будете на затычке там", все там
печатаются. "Но, - говорит, - почему вам обязательно
надо во Франкфурте? Я вам дам адрес в Лимбурге, там
мой старый друг, хозяин типографии. Посмотрите".
Мы поехали туда. Действительно, оказался очень
симпатичный старый немец, сказал: "Да, пожалуйста,
печатайте у нас". Мы сразу предупредили, что будем
платить нормально, что мы нормальные клиенты. Если с
бумагой трудности - у нас есть возможности покупать
бумагу. И мы действительно меняли бумагу на кофе.
Нам это было нетрудно, мы вообще тогда материально
не нуждались, потому что нас снабжали всем
необходимым из лагеря, из Менхегофа. Деньги тогда не имели
значения.
Мы вообще-то имели право печататься в немецкой
типографии бесплатно, за счет репараций. Но мы от
этого отказались и платили, что потом сыграло в судьбе
"Посева" большую роль, когда произошла "денежная
реформа и когда наши кофе и сигареты перестали быть
ценностью. Мы встали перед финансовой проблемой.
Тираж "Посева" с 5-6 тысяч резко упал. Вообще денег
было очень мало.
И тогда владелец типографии нам дал кредит:
"Продолжайте издаваться, я вам буду печатать". Мы довольно
долго, почти год печатали у него в кредит. И он же
потом помог нам из этого кредита выйти. У нас
появилась идея, что надо что-то издать, чтобы на этом
заработать. Тогда в "Посеве" из номера в номер
печатались очерки "Люди в Кремле". Их Градобоев писал,
Дудин111. О Сталине, и другие биографии вождей. И
тогда пришла идея, чтобы это издать по-немецки, будет
интересно. Перевели на немецкий язык, была сделана
брошюрка. Наш немец ее опять-таки в кредит напечатал
и дал нам связь на распространительную сеть во
Франкфурте. На этой брошюрке мы заработали столько, что и
старый долг покрыли, и его кредит покрыли. Она
разошлась тиражом в 30 тысяч. Это было легкое чтение,
к тому же тогда интерес был большой к этим вопросам.
Так мы встали на ноги, "Посев" стал везде
продаваться. Наши поуезжали в разные страны, там ожи-
103

вилась деятельность местных союзных групп, - и уже за
твердую валюту стали продавать "Посев". Покойный
Александр Петрович Тимофеев112, прозванный
"Генералом", придумал хитрость, как пересылать нам в
Германию валюту в обход запрета. Он брал газету с темной
фотографией, два номера, клал туда банкноту, заклеивал
и бандеролью отправлял нам. Стали собираться хорошие
деньги. Кроме того, уехавшие стали нам слать из
Америки "керпакеты"113. Так что мы постепенно встали на
ноги.

Наша борьба и Запад
Ε·Ρ. Там же в Лимбурге и очередной съезд Совета
проходил. Летом 1947 года, на кладбище, из
конспиративных соображений. Решали, как дальше развивать нашу
главную работу в новых условиях.
М.Н. Это уже было начало "холодной войны":
мартовское выступление Черчиля в Фултоне, доктрина
Трумэна...
Е.Р. Она началась со знаменитого труменовского
выступления 1947 года и с угрозы атомного нападения на
Советский Союз. Обострение началось из-за Греции.
Когда Сталин решил двинуться дальше, ему мало было
уже захваченного, он хотел еще Грецию прибрать к
рукам для округления империи. "Для восстановления
единства Москвы и Византии". И тут Трумен сказал
"нет". Это из воспоминании Трумена сейчас известно,
что они прямо пригрозили Сталину: или Вы остановите
экспансию, или на такие и такие города будут сброшены
атомные бомбы. Сталин отступил, бросил своего Маркоса
на произвол судьбы. Но это стало формальным началом
"холодной войны".
М.Н. Тем не менее выдачи продолжались и в 1947
году, и в 1948-м - в меньших масштабах, и даже в 1949-
м было несколько. Это пишет Толстой в книге "Жертвы
Ялты"114.
Е.Р. Это, наверное, шло под маркой отдельных
"военных преступников". Массовых выдач тогда уже не
было. А может, выбрасывали каких-то ненужных людей,
чтобы не возиться с ними и избавиться... Такое и позже
бывало.
М.Н. Тем не менее к 1948 году в американской
политике произошел перелом, который отразился и на
отношении Запада к русской эмиграции... И, очевидно,
НТС начал искать контакты с американцами не только в
Продолжение записи беседы 23 ноября 1991 года.
105

Америке, но и в Европе, где было много влиятельных
структур... Или же сначала с англичанами - поскольку
известно, что в те годы они поддерживали работу НТС?
Е.Р. Мы не искали контактов.
М.Н. Не искали? Каким же образом все это
развивалось тогда?..
Е.Р. Они искали.
М.Н. То есть, они начали искать в эмиграции те
силы, которые им казались полезным инструментом для
антисоветской пропаганды?
Е.Р. У нас это было не совсем так.
М.Н. Ну, вот, расскажите, как все это было.
Е.Р. Главное наше решение тогда было в том, что
Георгий Сергеевич разменял весь хранившийся у него
союзный капитал (валюта, золотые вещи) и на эти
деньги начата была активная работа в Берлине. Это был
конец 1948-го - начало 1949 года.
М.Н. А работа - распространение листовок?
Е.Р. Да. Листовки стали распространять Тенсон115,
который поехал туда, и еще пара членов Союза в
Берлине. Вот на этом-то и появились англичане. Они
задержали Тенсона, который занимался этим делом, и с
этого начался разговор с ними.
Георгий Сергеевич был чрезвычайно рациональным,
вернее мудрым человеком, и его тезис заключался в
следующем: прежде чем искать поддержку под дело,
нужно, чтобы сначала было само дело. Тогда можно
рассчитывать на чью-то поддержку. Так оно и оказалось.
Когда мы начали распространять листовки, то первый
же протест по этому поводу советских властей был
напечатан в берлинских газетах. А поскольку протест
был адресован английским властям, так как мы из
английского сектора работали (так получилось случайно),
то они и вышли на нас. И тогда они стали
договариваться, что готовы нас поддерживать на базе
распространения информации. Они стали нас финансировать.
Но они финансировали напосредственно ту или иную
конкретную операцию.
В частности, позже мы стали издавать небольшую
газетку, специально для советской армии: "Известия прав-
106

ды"... Чисто информационное издание. Конечно, условие
англичан было: никаких призывов к антисоветским
действиям, а только правдивая информация. Они нас
просили иногда печатать и их информацию о том, где
что-то происходит. Мы стали распространять эту газетку,
а попутно, конечно, и "Посев". Он стал играть роль
главного русского политического издания в эмиграции.
Потом мы напечатали так называемый большой
"Армейский штамп" на четырех страницах "Посева": главные
сведения о том, против чего, за что и как следует
бороться. Сфотокопировали его на уменьшенное издание,
которое стали распространять.
Кроме того, мы открыли в Берлине Комитет,
который открыть без оккупационных властей вообще было
бы невозможно. Мы открыли его в английском секторе,
потому что англичане гарантировали неприкосновенность.
М.Н. Комитет помощи беженцам?
Е.Р. Да, помощи беженцам. Александр Рудольфович
Трушнович направился для этого в Берлин, чтобы
возглавить этот Комитет116. Еще англичане давали бесплатные
талоны на бензин. Можно было летать в Берлин их
самолетами. И еще, когда у них были советские
перебежчики, то они нас приглашали для разговоров, чтобы
мы могли получить информацию, которую можно было
бы использовать в наших изданиях туда. Они
допрашивали перебежчика по своим военным интересам, а мы
разговаривали на темы, которые пропагандно можно
использовать. Правда, это не так часто бывало, потому
что перебежчиков немного было.
М.Н. Одним из таких был Климов, правда, он попал
к американцам. И потом написал об этом довольно
откровенно в "Крыльях холопа"... Его тогда чуть не
выдали назад.
Е.Р. Климов117 появился у нас без всяких
американцев или англичан. Было так. Я получил рукопись, от
руки написанную, из Штутгарта, если мне не изменяет
память; он писал о себе, что был переводчиком при
штабе Жукова и предлагает к изданию свои материалы.
Мы их стали печатать в "Посеве" с продолжением.
107

M.H. И платили ему гонорар, на который он жил.
Хорошие тогда были гонорары...
Е.Р. Да, платили гонорар. Но тогда цены были
другими, и жизнь была другой. Потом он приехал, мы с
ним познакомились. Выпустили его книгу "Берлинский
Кремль". К сожалению, позже он свихнулся на одной
теме, но это другое дело...
Так вот, у нас было два основных направления
работы. Благодаря поддержке англичан мы развивали
работу в Берлине с 1948-1949 года. И издательство
"Посев", его развитие. Мы провели первое Посевское
совещание, после которого полковник Жабинский118 издал
книгу... Он потом на "Свободе" работал и сказал где-то в
интервью о тогдашей эмигрантской литературе, что «мы
все вышли из "Посева", как русская литература из
гоголевской "Шинели"».
М.Н. Какую пользу англичане видели для себя,
финансируя вас, точнее вашу пропаганду? Ослабление
противника или же...
Е.Р. Я думаю, они рассчитывали, что под влиянием
пропаганды увеличится количество перебежчиков.
М.Н. А вы призывали к переходу?
Е.Р. Нет.
М.Н. А кто призывал позже? ЦОПЭ119, кажется,
призывало?
Е.Р. Возможно. Не помню. Мы не призывали
никогда. Идея ведь была какая: мы распространяем
литературу, а если человек сам хочет перейти к нам или
установить контакт, то куда он пойдет? Он пойдет в наш
Комитет русских беженцев, который существует в
Западном Берлине.
М.Н. Таким образом, с наступлением "холодной
войны" и получением этой помощи от англичан у НТС
начался новый период. В Европе уже не запрещалась
антикоммунистическая деятельность, как было сразу после
войны, а наоборот: ее начали поощрять...
Е.Р. Ну да, сначала где-то какие-то запреты были,
особенно во Франции, когда де Голль ввел в
правительство коммунистов. Потом Миттеран, когда стал
министром внутренних дел, всех их вычистил. И когда в 1947-
108

1948 гг. раскрутилось знаменитое дело Кравченко120 -
уже климат во Франции стал совершенно иной.
Однако, ты ставишь в слишком большую зависимость
деятельность Союза от внешней обстановки. Что касается
запрещения или не запрещения, то какое это отношение
к нам имело? Мы начали печатать листовки еще в Мен-
хегофе, ни у кого не спрашивая разрешения. И начали
работу на армию, и "молекулярная теория" Владимира
Дмитриевича была еще без всякой "холодной войны".
М.Н. Я просто хочу отметить изменения отношения
Запада к антикоммунистической эмиграции... Потому что
мы подходим к важной теме, когда американцы создали
так называемый "Американский Комитет борьбы за
свободу народов СССР" и попытались объединить в своих
целях всю русскую и российскую политическую
эмиграцию: и правых, и левых, и всевозможных
сепаратистов121...
Е.Р. Это я хорошо знаю, потому что участвовал в
этих переговорах.
М.Н. То есть, американцы решили объединить
эмиграцию с определенной целью - чтобы включить ее в
свою "холодную войну" как пропагандный инструмент
против своего противника, СССР...
Е.Р. С американской точки зрения это так и было.
Но эмигрантские организации это так не рассматривали.
Каждый хотел преследовать свою цель.
М.Н. Однако все же доминировали американские
цели - через американские деньги. Я прочел
"Социалистический вестник"122 за эти годы, который подробно
освещал эти переговоры, расспрашивал Авторханова123,
который участвовал в этих переговорах как чеченец. И у
меня сложилось четкое мнение, что американцы
отдавали приоритет сепаратистам и так называемым
"демократическим кругам" эмиграции, то есть бывшим февра-
листам, и даже сначала пытались поставить во главе
фигуру Керенского... Однако я практически ничего не
нашел об этом в "Посеве" за те годы, то есть
официальную точку зрения НТС...
Е.Р. На эту тему в "Посеве" мало, что есть. "Посев"
неохотно уделял внимание как эмигрантским проблемам,
109

так и взаимоотношениям эмиграции с западными
властями. Основное направление было на Россию...
М.Н. Но все же как бы Вы теперь описали
создавшуюся тогда ситуацию: чего хотели американцы, ведь
тогда они взяли инициативу в свои руки, и что хотел
получить от этого НТС?
Е.Р. Я бы сказал так, в самых общих чертах. Это
было сталинское время. Отношение наше к Сталину и
до войны, и во время войны было отрицательным. Но во
время войны, когда надо было выбирать между Гитлером
и Сталиным, выбор был очень трудным. Потому что
немцы, выступив против коммунизма, истребляли и наш
народ. Когда же американцы стали выступать как
противники Сталина, то при всем отрицательном отношении
к американской политике, мы исходили из того, что
истреблять русский народ американцы не собираются.
Что у них существовали расчленительские тенденции -
несомненно, мы об этом открыто говорили. Но во всяком
случае, это не был тот трудный выбор.
М.Н. А какие условия ставили американцы? Они
создали уже упомянутый "Комитет борьбы" и начали
переговоры с эмигрантскими организациями. Известно,
что они поообещали финансирование, технические
средства, радио и прочее, но русским организациям
поставили условие, что это должно быть общее дело вместе с
национальными нерусскими организациями: грузинами,
азербайджанцами и т.д. Поэтому сначала предстояло
договориться русским организациям между собой, на
каких принципах они приступят к переговорам с
националами. Не было ли в этом завуалированного
требования, чтобы заранее признать возможность расчленения
России?..
Е.Р. Прежде всего была проблема создания единой
платформы для пяти главных эмигрантских организаций,
которая была выработана и закончилась соглашением в
Штутгарте.
М.Н. Да, это было в августе 1951 года. Оно
предусматривало в национальном вопросе право народов на
отделение путем всенародного плебисцита.
Е.Р. Правильно.
1 10

М.Н. И тогда раздавалась критика с правого фланга
эмиграции, что НТС, вроде бы правая организация, идет
на союз с расчленителями России...
Е.Р. Это от незнания программы НТС. Потому что в
программе НТС право всех народов выразить свободную
волю - оставаться или уходить - было зафиксировано до
всяких американцев и до этих переговоров.
М.Н. До войны?
Е.Р. После войны. В Менхегофе была эта программа
сделана.
М.Н. Тем не менее такие упреки раздались... Они
усилились, когда в ноябре того же года в Висбадене
начались переговоры русских с сепаратистскими
организациями.
Е.Р. Нет, наша позиция в этом вопросе была
совершенно ясная. В Висбадене мы отказались признавать
якобы уже существующие независимые государства в
лице Армении, Грузии и т. д., которые ссылались на
свою "независимость" в 1920-е годы. А националы
именно этого хотели, я, слава Богу, сколько времени провел в
спорах с Цинцадзе124... Это мы отказались принимать,
исходя из того, что та "независимость" была много лет
тому назад, в неопределенных условиях смуты, когда
мнения народа никто не спрашивал. Сейчас же именно
народ должен свободно высказать свою волю. Цинцадзе
меня уговаривал так: "Какая разница - ясно, что Грузия
останется с Россией, но уступите, признайте, что мы
независимые. Мы выберем парламент и на первом же
заседании будет поставлен вопрос единственный - с
Россией или вне России. И уверяю вас, что, конечно,
грузинский парламент проголосует за то, чтобы быть
вместе с Россией".
Но для нас это был принципиальный вопрос. Во-
первых потому, что у нас ни у кого не было права что-
либо признавать. Мы не всероссийское правительство, мы
не представляем своего народа. Так что это чистая
фикция: признавать или не признавать. И во-вторых, это
нормально и демократично, чтобы народ сам высказал
прямым плебисцитом свою волю.
1 1 1

Я им говорил, что если вы так уверены, что ваш
парламент, который будет избран, на первом заседании
примет решение "быть с Россией", - то чего вы
волнуетесь: значит народ примет такое же решение, какое
и мы вам сейчас предлагаем. Но принципиально мы
ничего не уполномочены признавать за народ. Дать слово
самому народу - это более справедливое решение. И
вообще сейчас наш основной интерес - совместными
усилиями свергнуть советскую власть, а потом будем
разбираться в наших внутренних вопросах, в условиях
свободы. Свергнуть же советский режим можно только
общими усилиями.
М.Н. Кстати, Цинцадзе по-доброму отзывался о Вас
и об НТС, когда я познакомился с ним в Мюнхене в
1977 году...
Е.Р. Он был очень симпатичным в общении... Итак,
в Висбадене никакого соглашения не было достигнуто, и
на этом закончились все переговоры с нашим участием.
М.Н, Авторханов подтверждает, что НТС ушел с
совещания и в дальнейшем не участвовал. Но когда в
1952 году на основе оставшихся организаций
американцами был создан КЦАБ, "Координационный Центр
Антибольшевистской Борьбы"125, получивший в свое
распоряжение радиостанцию Освобождение", Институт
изучения СССР, - то НТС через некоторое время начал с ним
сотрудничать, после ухода из этого Центра самых ярых
сепаратистов, и это продлилось до 1955 года...
Е.Р. Было создано какое-то бюро, куда мы выделили
своего наблюдателя в лице профессора Буданова126.
Политически мы в этом не участвовали как организация.
И довольно быстро выяснилось, что это бюро не является
хозяином ни Института, ни радиостанции. Оно стало
просто беспредметным.
М.Н. Что значит - "не является хозяином"?
Е.Р. Потому что хозяевами и станции, и института
остались американцы.
М.Н. Могло ли быть иначе? Именно поэтому уже то,
что НТС вообще пошел на переговоры в Штутгарте,
вызвало критику в эмиграции. Не было ли это одной из
причин раскола в НТС, который последовал вскоре?
112

ζ»
НС^еП1,!!1ТСмпи'пУРг' d'KauPÙ Ι950' Слева Направ0: ВЖ Ыдалакое, Е.Е. Поздеев,
Н.Ф. Шиц, МЛ. Ольгский, H.H. Рутченко, Р.Н. Редлих, Е.Р. Романов, В.Д. Поремский
А.Н. Артемов, А.Р. Трушнович, А.П. Столыпин, Г.С. Околович.

Е.Р. Нет. Мы с тобой о расколе не раз говорили и я
объяснял, как я это понимаю.
М.Н. Мы это не записывали. Скажите кратко, как
Вы видите раскол в НТС 1950-х годов. Мне все же
кажется тут существенной духовная несовместимость
двух эмиграции, старой и новой, как это было во
власовском движении...
Е.Р. Это побочное. Я думаю, главная причина
лежала в нашей жесткой переориентировке всех средств и
кадров с работы в эмиграции, с работы с зарубежными
кадрами - на работу в России.
М.Н. Но этого упрека никто из отколовшихся не
выставляет. И Прянишников его не выставляет.
Е.Р. Мало ли что Прянишников не выставляет, но я
знаю позицию Виктора Михайловича Байдалакова. Когда
мы создали Управление зарубежной организации - это
же был большой психологический шаг. Вот есть
зарубежная организация, создается ее Управление во главе с
Львом Александровичем Раром, потому что
Исполнительное Бюро и Центр Союза уже формально не занимались
зарубежной организацией. Главное внимание
переносилось на действия в России.
Второй, побочный элемент, конечно, играл роль - это
две разных эмиграции. Но очень условно, потому что
среди отколовшихся было достаточно большое количество
людей из второй эмиграции. Так же, как среди
оставшихся было, тем более, большое количество людей из
первой эмиграции. Разрыв прошел не по этому
принципу. Например, то Исполнительное Бюро, которое
перенесло этот разрыв 1955 года, состояло из Владимира
Дмитриевича [Поремского], Георгия Сергеевича [Около-
вича] - оба из первой эмиграции, Романа Николаевича
[Редлиха] как представителя некоей средней эмиграции,
Александра Николаевича [Артемова] и меня - только мы
двое были из "второй волны". И это символизировало
остающиеся кадры: синтез, слитую организацию.
Но и с отколовшейся стороны было тоже самое: ко
второй эмиграции принадлежали Осипов127, Геннадий
Андреевич Хомяков128, Петр Петрович Калиновский129 и
многие другие.
1 14

M.H. Может быть, они все же были правее вас?
Ведь весь пафос тогдашних обвинений против НТС,
которые я прочел на правом фланге в самых разных
изданиях, он сводится к тому, что в руководстве НТС
стало слишком много второй эмиграции, которая "про-
болыиевистская", "атеисты", то есть с советским
воспитанием...
Е.Р. Это же несерьезные аргументы*...
М.Н. Ну, ладно. А как развивались отношения НТС с
англичанами? Почему произошла эта передача связи с
НТС англичанами - американцам, что потом просочилось
* Добавлю, что упомянутое "разделение властей" в Союзе,
конечно, не соответствовало ни темпераменту Виктора
Михайловича Байдалакова, ни его взгляду на дело. Поремский
энергично толкал Союз вперед согласно своей "молекулярной
теории", в неизведанные формы активной борьбы в России;
Байдалаков же по сравнению с ним смотрел в известной мере
в прошлое, как было до войны. Он, конечно, поддерживал
создание закрытой работы, но чрезвычайно большое значение
придавал работе в эмиграции и вообще считал это нашим
реальным делом, а Россия - где-то далеко...
Это и привело в 1955 г. к расколу. Вернее к отколу от
Союза 10-15% членов во главе с Виктором Михайловичем и
двумя членами Совета: Евгением Евгеньевичем Поздеевым130
и Андреем Александровичем Тенсоном. И потом это
разделение прошло по всей организации: в Америке, в Австралии...
Виктор Михайлович создал Российский Национально-Трудовой
Союз из ушедших членов НТС, но через несколько лет эта
организация прекратила свое существование. После раскола
Виктор Михайлович уехал в Америку, там он потом и умер.
Его историческая роль неоспорима. До войны он, конечно,
был выдающейся, ведущей силой в Союзе в Югославии. Он
давал основные теоретические установки. Ему принадлежит
знаменитая фраза, что в войне мы будем ни с Гитлером, ни
со Сталиным, а с русским народом. Но уже во время войны
началось снижение его ведущей роли. Может быть, если бы
он тогда сам поехал в Россию, это могло сыграть какую-то
роль?.. Не знаю. Во всяком случае, он все больше отрывался
от притекавших новых людей и, в частности, при расколе
подавляющее большинство новой эмиграции было на стороне
Поремского. Хотя, как я уже говорил, это не было расколом
между разными эмиграциями. Это был раскол по вопросу: как
дальше идти Союзу в своей работе: на Россию или на
эмиграцию. — Авт.
1 15

в советскую печать и всячески обыгрывалось? Англичане,
кажется, были недовольны тем, что не получали от НТС
военной информации? Я думаю, что сейчас обо всех этих
вещах нужно спокойно говорить...
Е.Р. Это было позже. Я думаю, в частности, что
уход англичан от этого сотрудничества с нами произошел
не только по причине той, которая формально в их
документе есть...
М.Н. Каком документе?
Ε·Ρ. О том, что они не видят смысла в
сотрудничестве с нами.
М.Н. Это советская сторона опубликовала документ?
Е.Р. Она подавала его не таким, какой он был. Но
смысл был этот: англичане не хотят продолжать
сотрудничество, потому что оно не окупается, с их точки
зрения. Они уже не занимаются чисто политической
поддержкой, они интересуются информацией, а с точки
зрения информации той, какая их интересует, НТС
ничего не дает.
Так вот, я думаю, что здесь, помимо этого, сыграл
роль еще один момент - это взаимоотношения между
американцами и англичанами. Потому что инфильтриро-
ванность англичан советскими агентами была столь
глубокой, что вообще было трудно говорить о каких-то
совместных действиях.
М.Н. В брошюре НТС "Мысли и дело"131 написано,
что известный советский агент Филби имел доступ к
этой информации, чем и объясняются провалы членов
НТС, засылавшихся тогда в СССР...
Е.Р. Филби, Блэйк. Здесь же вопрос не в том, когда
фактически произошло их разоблачение. Американцы и
по другим признакам должны были чувствовать действие
агентуры, скажем, провал албанской операции. Ее
организовал албанский король. Они высадились прямо в
ловушку. Подготовленную. Плюс еще что-то было, чего мы
не знаем до сих пор. Но я думаю, что у американцев
уже было достаточно оснований считать, что их
сотрудничество с английской службой должно быть какое-то
иное, более дистанцированное. Филби ведь был связным
116

между английской и американской службами. Но это их
дело, между собой...
М.Н. Американцы, очевидно, довольствовались
меньшей информацией, в основном политического рода,
оценками, которые, очевидно, НТС им давал, и были готовы
тратить деньги на НТС, как на один из многих
инструментов борьбы со своим противником. Или как это все
происходило? Было ли заключено какое-то соглашение,
устное или не устное?
Е.Р. Что касается обмена информацией - в том
смысле, как понимается информация разведывательными
службами, - то был оговорен один пункт: об атомной
войне. То есть, если нам станет известно о готовящемся
атомном ударе СССР против Запада, то мы готовы об
этом сообщить. Это был единственный пункт в этом
плане. Потому что тут уже речь идет не об интересах
того или иного государства, а об интересах человечества
в целом, в том числе и об интересах нашего народа.
Ведь на этот удар последовал бы контрудар и так далее.
Такое развитие событий надо было предотвратить.
Больше никакого отношения к военно-экономической
информации наше сотрудничество с американцами не имело.
Все забывают одну вещь, что Центральное
разведывательное управление Соединенных Штатов - это не
простая разведка, это политический инструмент
американского правительства. Между прочим, чем дальше
совершенствовалась разведка со спутников, тем больше средств, -
а цифры бюджета ЦРУ были опубликованы, - грубо
говоря, 75% бюджета ЦРУ уходили на технику, то есть
на эти спутники, которые фотографировали и т. д.
Потому что это был основной источник военной
информации. От нас они ее не могли получить. Если их
интересовала бы наша информация, то в плане - какие
настроения у таких-то министров или генералов. Что
нам об этом известно. Если ты посмотришь дело Пень-
ковского, например, то ты увидишь, что основное, что он
им сообщал, это касалось характеристик личного состава.
М.Н. Очевидно, им это нужно было для возможной
вербовки влиятельных людей.
1 17

Е.Р. Вероятно. Но не обязательно для вербовки, а
для предвидения, куда и кто может повернуть, может ли
быть военный заговор, какое настроение там, какое там.
ЦРУ - это единственное учреждение в своем роде,
так же, как и КГБ. Это не сравнить ни с французской,
ни с немецкой, ни с какими другими службами, даже с
английской. Потому что это был инструмент
политической разведки - помимо технической, помимо военной.
Это был инструмент политической разведки и
политического воздействия, это был инструмент психологической
войны. В этом, по сути дела, и лежало наше
сотрудничество. И ни в каком другом.
М.Н. Совпадение интересов.
Е.Р. Да. Ну, например, какую разведку интересовала
бы публикация запрещенной рукописи писателя?
М.Н. То есть, они рассматривали вас как попутчика
или инструмент, один из многих, который бьет в ту же
цель против коммунистического режима...
Е.Р. Против "империи зла".
М.Н. ...в котором они видели своего главного
противника. Сюда бьют и рукописи, и ставшие известными
факты репрессий в СССР, и правозащитное движение.
Но... - сейчас я немного забегу вперед - я думаю, что
именно поэтому они и прекратили свою помощь НТС,
когда "империя зла" оказалась разрушена: НТС стал не
нужен. Более того, у НТС всегда был и русский
национальный дух, для американцев весьма нежелательный,
который они терпели...
Е.Р. Не обязательно терпели. Потому что эти все
службы, включая ЦРУ, состоят из людей. И хотя есть
определенные предписания, но их можно поворачивать
так и так. Если ты возьмешь "Свободу" того периода,
когда там был старый состав - это была одна
радиостанция; а если возьмешь "Свободу" нынешнего состава -
это другая станция при тех же политических, грубо
говоря, указаниях центра. Так что ни в коем случае
нельзя сказать, что у американцев совсем не было людей,
которые бы благоприятно, положительно относились к
нашей национальной позиции.
118

М.Н. Мне Владимир Дмитриевич [Поремский] тоже
говорил об этом, что там у американцев создался чуть ли
не "клуб друзей НТС", который весьма симпатизировал...
Е.Р. Я бы сказал больше. Я думаю, что в плане
политики на Советский Союз - не обязательно той
политики, которую проводил Госдепартамент, но той
политики, которую проводило ЦРУ, - что мы влияли на эту
политику. В какой-то мере.
М.Н. Той информацией, которую вы давали?
Е.Р. Не только информацией, а нашей точкой
зрения, нашей оценкой. Они не только информацией
интересовались.
М.Н. А как это происходило, чем они
интересовались, на что НТС мог здесь повлиять и как?
Е.Р. Своими оценками.
М.Н. Что значит оценками? Какой вес это имело?
Насколько серьезно относились к таким оценкам? Может
быть, просто ваше мнение учитывалось как мнение
русской правой группы - с соответствующим отношением:
выслушай и поступи наоборот...
Е.Р. Например, весь "книжный проект", который они
запустили - они запустили по нашей инициативе. Я
имею в виду субсидирование разных эмигрантских
изданий.
М.Н. "Издательство имени Чехова"?
Е.Р. Сначала "Чеховское ", затем OPI - любое издание
вообще литературы для Советского Союза.
М.Н. И распространение через специальные
"конторы"' в крупнейших столицах - так называемое
"Международное литературное содружество"....
Е.Р. И распространение, естественно. Конечно, мы и
до них распространяли. Но сама идея, что нужно
профинансировать массовое издание книг для Советского
Союза, это наша идея была. Это проект, который
Владимир Дмитриевич в свое время составил.
М.Н. Это когда начался туризм и на Западе стали
появляться советские граждане?
Е.Р. Нет, это не было связано с физической
возможностью распространения. Это было связано с идеей
влияния. Интеллигенция, правящий слой, ведущий слой
1 19

страны отрезаны от тех ценностей, которые существуют
в западной культуре и в эмиграции - публицистических,
философских трудов и т. д. Надо ей обеспечить доступ к
этим трудам. Потому что физически всегда можно
доставить в СССР книгу, которая вызывает интерес даже
у туполобого функционера.
Другое дело, что они этот проект использовали мимо
нас и печатали или распространяли много вредного - это
другой вопрос. Но это нормально, потому что это не
тоталитарное государство. Они никогда не стремились к
тому, чтобы делать ставку на кого-то одного.
М.Н. Ну, и НТС был все-таки для них чересчур
правым, были более левые и либеральные группы. Их-то
издания в основном и финансировали... Поэтому изданий
НТС в американской сети распространения было мало.
Е.Р. Мы издавали сами то, что считали нужным
издавать, сами распространяли, а они у нас закупали часть
тиража для своего распространения вместе с прочей
литературой и через свои "конторы", и через "Нейманис".
М.Н. А что, и "Нейманис" был создан американцами?
Е.Р. Конечно. А как же он мог существовать и
раздавать бесплатно во всех пунктах посещения советских
граждан через магазины книги, и еще держать там
людей, которые проверяли эти магазины?
М.Н. Тем не менее, когда я в 1976 году пришел к
ним покупать книги для переправки в СССР - они мне
продали их за деньги. И когда эта фирма оказалась
ненужной, она была продана за символическую плату и
у нее было примерно 300 тысяч марок долга...
Е.Р. Значит, кто-то положил их себе в карман.
Потом, когда старик Нейманис умер, там вообще все
изменилось...
Примечание составителя.
К сожалению, эти беседы с Е.Р. Романовым записывались
нерегулярно. Оказался не охвачен период 1970-1980-х годов:
казалось, зачем фиксировать текущие события... Этот
хронологический пробел частично восполняется помещаемым далее
докладом автора, иллюстрирующим тогдашнюю позицию НТС
по широкому комплексу проблем, и затем его воспоминаниями
об отдельных людях.
120

О положении
и процессах в стране
ι
В Кремле будут подводить итоги шестидесятилетия
советского режима. Я не намерен делать в своем докладе
исторический обзор, но подвести итоги необходимо.
Сегодняшнему положению нашей страны и посвящен мой
доклад.
Экономическое положение
Промышленность. Одно из важнейших достижений -
это индустриализация. Индустриализация не привела к
органическому развитию промышленности, потому что в
основе тех планов, по которым она осуществлялась,
лежали не столько экономические, сколько политические
мотивы. Многие стройки не были связаны с
экономическими интересами тех районов, где они проводились,
не были согласованы с теми природными ресурсами,
которые там существовали. Были проведены экономически
ненужные или убыточные стройки. Часть таких
строительств была заброшена. Это все вело к уродливому
развитию нашей промышленности.
В результате сейчас на большей части наших
предприятий (свыше SO %) - устаревшее оборудование; мы
должны закупать за границей высококачественную сталь,
так как не можем произвести ее сами; мы отстаем в
важнейших отраслях промышленности, например, химия,
электроника (по числу ЭВМ занимаем только 17-е место
в мире); мы вынуждены закупать современную
технологию на Западе.
Доклад, прочитанный Е.Р. Романовым на Посевской
конференции во Франкфурте-на-Майне 8 октября 1977 г.
Опубликован в "Посеве", 1977, № 12.
121

Сельское хозяйство. Главное достижение в этой
области - коллективизированное хозяйство. Что такое была
коллективизация? Это было разорение и истребление
сельского хозяйства. К 1914 году от 55 до 80 % (в
зависимости от местности) пахотной земли в России
принадлежало крестьянам. К 1928 году крестьянам
принадлежала почти вся пахотная земля. Значит коллективизация
была и разорением крестьянства. На месте разрушенного
частнособственнического сельского хозяйства мы не
утвердили новой эффективной формы хозяйства.
Коллективное хозяйство, которое сегодня существует,
характеризуется бесхозяйственностью и колоссальными потерями
продукции.
В результате - постоянный недостаток продуктов
питания. С момента коллективизации, то есть почти в
течение пятидесяти лет, народ испытывал в более острой
(вплоть до голода) или в менее острой форме недостаток
продуктов питания. Мы вынуждены закупать зерно и
другие продукты в капиталистических странах. Из
страны, экспортировавшей сельскохозяйственные продукты,
мы превратились в страну импортирующую. Еще одним
ярким примером неэффективности колхозного хозяйства
служат такие цифры: 30 % масла, молочных продуктов и
овощей, 60 % картофеля производятся на тех крохотных
приусадебных участках, которые остались в частном
пользовании крестьян.
Структура управления экономикой. Структура
управления промышленностью и сельским хозяйством
характеризуется нереальным планированием и дорогостоящей
бюрократией. Непрерывная тенденция к укрупнению во
всех областях экономики ведет к еще большей
бюрократизации. Бюрократическое планирование не способно
учесть требований тех или иных отраслей
промышленности, особенности того или иного экономического
района. В результате капиталовложения зачастую проводятся
неправильно, что ведет к большим потерям.
Бесхозяйственность и отсутствие материальной
заинтересованности у трудящихся привели к низкой
производительности труда во всех областях народного
хозяйства. Если еще учесть накладные расходы по содержа-
122

нию огромного управленческого аппарата, то мы
получаем нереально высокую себестоимость продукции,
которую мы производим. Анализ, насколько его можно
произвести на основе дутой правительственной статистики и
плановых данных, такой анализ показывает, что вся
наша экономика, все наше хозяйство - убыточно.
Материальное положение населения. При таком
состоянии народного хозяйства материальное положение
населения может быть только такое, какое оно есть. По
национальному доходу на душу населения наша страна
стоит на 29-м месте в мире. Это по вычислениям
швейцарского института, занимающегося вопросами мировой
экономики. Надо отметить, что институт пользуется
официальными данными советского правительства.
Известный советский ученый А.П. Федосеев, внося коррективы
к официальным цифрам, вычислил, что наша страна
находится на 57-м месте в мире. Среди стран СЭВ, то
есть среди стран с единой социалистической экономикой,
где при вычислениях цифровые данные более легко
сравнимы, наша страна занимает 5-е место после ГДР,
Венгрии, Чехословакии и Польши.
Покупная способность населения нашей страны
сегодня, по сравнению с 1913 годом, выглядит таким
образом: покупная способность интеллигенции - это 32 % от
100 % покупной способности в 1913 году; покупная
способность крестьян - 49 %; покупная способность рабочих
- 72 %. Это легко вычисляется из сравнения заработных
плат (средних) и цен на предметы потребления в 1913
году и сегодня. Таким же способом легко установить, что
русский рубль 1913 года по своей покупательной
способности равен 5 рублям и 30 копейкам сегодняшним. То
есть покупная способность нашего рубля в 1913 году
несколько выше сегодняшней покупной способности
доллара. Как известно, реальная цена доллара (при
неофициальном обмене) равна 5 советским рублям.
Таким образом, ни о каком повышении уровня
благосостояния нашего народа за эти 60 лет говорить не
приходится.
123

Социальное положение
Когда речь идет о социальном обеспечении
трудящихся - о пенсиях, о путевках, о здравоохранении, об
образовании и т. п. - это всегда сопровождается
легендой, что государство все предоставляет трудящимся
бесплатно. Государство ничего не предоставляет
трудящимся бесплатно. Государство забирает у трудящихся
деньги путем косвенных (включенных в цены на товары)
или прямых налогов. И перераспределяет их по своему
усмотрению. Таким образом, всё, что государство
пытается представить как свои "бесплатные дары"
трудящимся, трудящиеся оплачивают с избытком своим трудом.
Здравоохранение. Не хватает больничных коек, не
хватает персонала, не хватает аппаратуры, не хватает
лекарств. Приведу сравнение с Западной Германией.
Пропускная способность амбулаторного приема у нас в 2,3
раза меньше, чем в Западной Германии. Сеть больниц в
2,1 раза меньше, сеть аптек в 4,8 раза меньше. Особенно
тяжелое положение у нас в сельских местностях. Не
разрешена проблема транспорта больных, что ведет к
повышению смертности и к разным осложнениям
болезней. Не проводятся повсеместные профилактические
мероприятия - массовые исследования для
своевременного обнаружения заболеваний раком, сахарной болезнью
и т.п. Слуховые аппараты, линзы, протезы - всё это
дефицитные товары в нашей стране, да еще зачастую
плохого качества.
В здравоохранение входит и отдых, санаторное
лечение. Для поездки в дом отдыха или санаторий надо
получить путевку. Подсчеты тут дают такой результат:
на промышленного рабочего с 25-летним стажем
приходится (в среднем) 1,4 путевки. Иными словами, рядовой
рабочий за 25 лет работы попадает в санаторий один-два
раза. Для работающих в сельском хозяйстве эта норма
лежит значительно ниже. Но даже в этом объеме
выдача путевок в санатории, дома отдыха рассматривается
как поощрение за то-то или за то-то, а не как
реализация законного права каждого трудящегося на отдых.
124

Что касается неорганизованного отдыха - то это
доступно только небольшой, материально наиболее
обеспеченной части населения. Поездка для знакомства со
страной, поездка к морю - все это недоступно для массы
городских жителей. Понятие отпуска для сельского
населения вообще отсутствует, потому что свободное время,
которое имеет колхозник, он проводит на своем
приусадебном участке, чтобы иметь возможность прожить.
Еще упомяну о поездках в отпуск за границу. В 1976
году 30 % населения Западной Германии проводило свой
отпуск за границей. Тут дело не в политической свободе,
а в материальном благосостоянии. Если бы у нас было
свободно разрешено ездить за границу сегодня, то этим
разрешением практически мог бы пользоваться только
узкий привилегированный слой, другим это было бы
материально недоступно.
Пенсии. Пенсионный возраст у нас для мужчин - 60
лет, для женщин - 55 лет. Сегодня пенсионеров у нас
45 миллионов, что составляет около 20 % населения
страны. Старость, сама по себе, - не является основанием
для получения государственной помощи. Пенсию
получает только тот, кто имеет необходимый рабочий стаж.
Колхозники до 1965 года не имели права на пенсию,
хотя работали всю жизнь. Между тем во всех
капиталистических странах существует система пособий для тех
стариков, которые не имеют достаточного рабочего стажа
или вообще не работали.
Размер пенсий у нас колеблется от 38 до 100 рублей,
то есть средняя пенсия должна быть около 70 рублей. В
действительности большинство пенсионеров получают
более низкую пенсию. В частности, для колхозников
низшая граница пенсии установлена в 20 рублей. Но до сих
пор существуют пенсии в размере 12-15 рублей. Однако
если даже взять среднюю пенсию в 50-70 рублей, то это
- не прожиточный уровень. Поэтому большинство
пенсионеров живет вместе со своими взрослыми детьми. Это
диктуется и другой экономической необходимостью:
чтобы прокормить семью, как правило, работать должны и
муж и жена. Дети остаются на присмотр дедушкам и
бабушкам - пенсионерам. Совместная жизнь стариков и
125

молодых часто создает трудности, особенно при
ограниченной жилплощади, но другого выхода нет.
Следует отметить, что старческих домов в стране
практически нет. Не говоря уже о том, что собой
представляют старческие дома, в них всего 450 тысяч мест,
то есть обеспечивается 1 % от 45 млн. пенсионеров.
Образование. Обучение у нас в стране бесплатное и
обязательное. Напомним, что бесплатное и обязательное
обучение было введено в России еще в 1908 году.
Каков уровень образования населения к 1976 году?
16,3 % - либо вообще не посещали школу, либо кончили
не более 6 классов. 24,1 % - имеют семилетнее
образование. 23,2 % - имеют полное или незаконченное среднее
образование. 5,4 % - высшее или незаконченное высшее.
31 % - дети дошкольного возраста и учащиеся. То
обстоятельство, что 40,4 % населения имеют только
семилетнее (или ниже) образование нельзя отнести за счет
"проклятого прошлого", потому что родившиеся до 1917
года и ранее составляют всего 14,5 % населения.
Вообще к легенде о "неграмотной России" надо
подходить критически. В 1913 году 82 % детей в возрасте от
12 до 15 лет были грамотными (у мальчиков этот
процент доходил до 93). С 1908 года открывалось по 10
тысяч школ ежегодно. Это и была реализация того плана
министерства просвещения, по которому к 1924 году
должно было быть введено всеобщее шестиклассное
образование.
Жилищные условия. По закону 1922 года каждый
гражданин имел право на 9 кв. м жилой площади, с
присчетом кухни и удобств - 13 кв. м. В 1975 году в
городах, где живет примерно 60 % населения, на душу
приходилось 7,7 кв. м жилой площади или 11,6 кв. м,
присчитывая кухню и удобства. Даже та цель, которая
была поставлена законом 1922 года, не достигнута до
сегодняшнего дня. В Западной Европе и в США на душу
населения приходится соответственно: жилой площади -
15 кв. м и 23 кв. м, жилой площади с удобствами - 22,5
кв. м и 35 кв. м.
Сегодня у нас примерно 30 % населения живет в
коммунальных квартирах. В домах и квартирах, состав-
126

ляющих 18 % всего жилищного фонда страны, нет
проточной воды, а в домах и квартирах, составляющих 38 %
жилищного фонда, нет канализации.
Правда, квартирная плата низкая. Она составляет в
среднем 5 % от общего дохода семьи. Но так
называемые поднаниматели, которые занимают около 30 %
жилищного фонда страны, платят хозяевам (то ли
государственных, то ли частных квартир или домов) от 20 до
40 рублей в месяц. При среднем заработке в 120 рублей
такая квартирная плата процентно выше, чем в
капиталистических странах.
Покупка собственной квартиры в кооперативном доме
доступна только тем, кто много зарабатывает. Надо
вложить от двух с половиной до шести тысяч рублей за
квартиру (соответственно от однокомнатной до
трехкомнатной) при 50 рублях, в среднем, ежемесячной
амортизации.
Жилищные условия, существующие в нашей стране,
- следствие государственной политики. В нее входят, во-
первых, недостаточное государственное инвестирование в
жилищное строительство, и во-вторых, нежелание
поощрять частное жилищное строительство (в определенные
периоды оно всячески подавлялось).
Социальные права. Трудящиеся лишены права
организованно отстаивать свои права. Государство -
единственный собственник, владеющий орудиями производства,
землей, недрами, энергетикой, транспортом, средствами
массовой информации и т.д. Государственные чиновники
управляют промышленностью, сельским хозяйством.
Нормы и расценки - это инструменты эксплуатации.
Чиновники несут отвественность только за выполнение плана,
но не за эффективность и производительность труда. Это
ведет к безответственному отношению к тем, кто
трудится. Произвол и хамство - стиль этой системы
управления.
Профсоюзы - это только одно из ответвлений
государственной системы. Их задача содействовать
наблюдению за рабочими, эксплуатация рабочих. Не случайно
оберкагебист Шелепин пришелся ко двору в этой
организации. Крестьяне лишены земли, орудий производства,
127

права передвижения и, одновременно, лишены
гарантированной оплаты своего труда государством. Государство
забрало у них всё и не дало им ничего.
Очень плохое материальное положение у тех, кого
принято называть "трудовой интеллигенцией": врачи,
учителя, техники и т. п. У них тяжелые условия труда и
низкая, очень низкая зарплата. У них нет возможности
создать себе тот уровень жизни, который необходим для
людей таких профессий - для совершенствования,
повышения своей квалификации.
Материально хорошо обеспеченная так называемая
"творческая интеллигенция" принуждается к роли
прислужников режима.
Женщины несут двойную нагрузку дома и на работе.
Оплата их труда более низкая, они работают и на
тяжелых работах и в таких профессиях, которые недопустимы
для женского организма.
Скрытая безработица охватывает от 9 до 10 % всего
состава рабочих. Никаких прав у безработного не
существует, в том числе и права на пособие.
Забастовка, организованный протест рассматриваются
как государственное преступление.
К 1913 году забастовки в России были явочно
легализованы. В ряде случаев происходили эксцессы, но по
существу рабочие могли бастовать без того, чтобы их
преследовали полицейскими мерами. Законом 1912 года
было введено государственное страхование рабочих от
болезни и несчастных случаев. При этом рабочий платил
от 1 до 3 %, а остальное платил работодатель.
Работодатель был обязан обеспечить бесплатную амбулаторную
и больничную помощь на территории завода или
фабрики. Замужние женщины, как правило, не работали.
Возникали зачатки профсоюзов, создавались
производственные советы, общества взаимной помощи, кредитные
кассы и т. п. организации рабочих и служащих.
Существовали имевшие большой вес профессиональные
объединения врачей, адвокатов, учителей, инженеров
общероссийского масштаба.
128

Политическое положение
Чего мы достигли в области политической жизни, в
области политических свобод за эти 60 лет?
К моменту начала войны 1914 года у нас были
политические партии, от крайне-правых до крайне-левых;
было народное представительство в лице Думы, правда
ограниченное в своих правах, но тем не менее
заложившее основы дальнейшему развитию российского
парламентаризма; успешно развивались земства - очень
соответствовавшая условиям нашей страны форма
самоуправления; мы имели свободную печать разных направлений,
отражавшую общественное мнение, критиковавшую
действия правительства, государственных учреждений,
писавшую о социальных несправедливостях и недостатках; у
нас был независимый суд, независимость которого
признавалась даже врагами режима; конечно, были и
полиция и жандармерия (в том числе пресловутая "охранка",
то есть тайная политическая полиция), которые, что
легко установить по документам тех лет, по
воспоминаниям тогдашних революционеров, мало чем отличались
от соответствующих учреждений в сегодняшних
демократических странах.
После Февральской революции 1917 года страну
залила такая волна свободы, что о каком-либо ограничении
гражданских и политических прав, о каком-либо
репрессивном государственном аппарате, могут говорить
только невежды или жулики, подтасовывающие историю.
Что мы имеем сегодня?
Мы имеем единственную партию, которая рабски
покорна кучке "вождей", тоталитарна по духу и
структуре, где член партии бесправен и поэтому неизбежно
насаждает бесправие. Мы имеем "верховный совет",
выполняющий декоративные функции голосовательной
машины. Мы имеем "местные советы", лишенные власти
бюрократические учреждения. Мы имеем "Правду",
повторенную многократно. Мы имеем прокуратуру, которая
заменила суд. И мы имеем КГБ - органы подавления и
террора, дезинформации и клеветы, протянувшие свои
щупальца по всей стране и далеко за ее пределы.
Б—3640
129

Всё, что мы имеем, и есть коммунистическое
тоталитарное государство. Это и зафиксировано в нынешней
"конституции".
Внешние завоевания
Но, может быть, ради внешних завоеваний, ради
создания Империи нужно было создать именно такое
государство?
Да, наша страна сегодня, вместе с США, определяет
судьбы мира. Как мы добились этого?
Заключили договор с Гитлером и развязали мировую
войну. Получили за это часть Польши, Бессарабию,
Прибалтику. Пытались прихватить Финляндию, но
натолкнулись на сопротивление и не смогли справиться со
страной, в десятки раз меньшей, воевали три месяца,
понесли большие потери и заключили мир, не добившись
поставленной цели.
Рассчитывали вмешаться в войну, когда ослабеют
воюющие страны (Германия, Италия, Англия, Франция),
но просчитались. Союзник Гитлер первым нанес удар.
Мы потеряли 29 миллионов убитыми, умершими от ран,
от бомбардировок, от голода, от болезней. Отдали 90
миллионов под оккупацию врага, обрекли на разорение
основные территории Европейской части России. Страна
не была подготовлена к войне ни материально, ни
психологически. Режим оказался банкротом. Заплатив за
это дорогой ценой, народ выиграл войну.
Мы заняли половину Европы. Но в этой половине
Европы превратились из освободителей в ненавистных
оккупантов. Германия - 1953, Польша - 1956, Венгрия -
1956, Чехословакия - 1968: всё это - только вспышки
того отношения к нам, которое существует в этих
освобожденных и захваченных нами странах.
Своей победой в войне мы укрепили "центр
мирового коммунизма". Но этому центру не хотят
подчиняться коммунисты. С коммунистическим Китаем
открытая вражда. А мы помогали его становлению и его
вооружению. Коммунистические партии в демократических
странах веб больше отмежевываются от "центра миро-
130

вого коммунизма", так как тесная связь с ним их
компрометирует в глазах потенциальных избирателей, - свои
интересы сегодня им важнее интересов "центра". Даже
страны с коммунистическими режимами, находящиеся
под нашей оккупацией - я имею в виду правящие клики
этих стран - лавируют, как Румыния, насколько они
могут.
Мы распространили свое влияние на Азию, Африку,
Южную Америку. Вкладывали для этого колоссальные
средства. Создавали опорные пункты. А результат?
Вьетнам разыгрывает нашу вражду с Китаем. В арабском
мире мы потеряли почти все политические позиции. Из
Египта, Судана, Сомали нас просто выгнали. Положение
в Анголе мы удерживаем только с помощью кубинских
ландскнехтов. Два наших "союзника" - Эфиопия и
Сомали - воюют между собой нашим оружием. Военное
значение сохранившихся опорных пунктов равно нулю. В
случае глобального столкновения с США они обречены
на уничтожение в первые же дни войны вместе с
находящимися там людьми и военным материалом.
Таковы наши внешние завоевания. Их цена: 60
миллионов жизней.
Приводя сравнения с положением в России до 1917
года, я ни в коем случае не хотел сказать, что в нашей
стране тогда не было недостатков. Если бы их не было
- не произошло бы крушения, обрекшего нас на
бедствия. Недостатки были и в государственной структуре, и в
социальном строе, и в формах общественной жизни. Мы
устранили те недостатки. И мы достигли того, о чем
мы сейчас говорили. И мы заплатили за эти достижения
гражданской войной, террором, уничтожением
дворянства, офицерства, духовенства, купечества, уничтожением
"кулаков" и "подкулачников", искусственным голодом,
истреблявшим крестьянство, уничтожением "врагов
народа", миллионными лагерями смерти.
Всего истреблено, не считая потерь во время войны,
шестьдесят миллионов человек. По миллиону за
каждый год советской власти: это цена наших достижений.
131

Залог будущего
Мы подвели итоги шестидесятилетия
коммунистической власти. Вот столько-то потеряно в
промышленности, так-то разорено сельское хозяйство, столько-то
разбазарено народного имущества, столько-то убито
людей. Это веб - материальные результаты, цена в
материальном измерении. Это - как подсчеты на войне:
потери вооружения такие-то, потери живой силы - такие-
то. Но учитывается и еще один важнейший фактор:
каков дух войск после этих потерь?
И для нас главный вопрос: каковы духовные
результаты этих шестидесяти лет? Сохранена ли духовная
сущность народа?
У одного из талантливейших современных русских
писателей В. Максимова в "Семи днях" есть такой
эпизод: во время войны один из райкомовских работников
гонит скот в эвакуацию, на Кавказ, и по дороге теряет
одного за другим сопровождавших его людей; в конце
концов пригоняет весь скот, но остается один. И
председатель колхоза, принимавший стадо, говорит ему: "Мне
люди нужны, а не скот...". И поясняет ему старичок-
ветеринар, из бывших белых, - "воспроизводство скота
идет быстрее".
Что же произошло с нами, что истребили людей
больше, чем скота? Что человек, во всём другом как бы
вполне нормальный, считает скот ценнее людей? Почему
произошло такое искажение ценностей? Как? Когда? И
тут мы должны вернуться к 1917 году.
Принято утверждать, что народ пошел за
большевистским лозунгом "грабь награбленное", то есть, чтобы
поживиться материальными ценностями: захватить землю
и фабрики, разграбить помещичьи усадьбы и купеческие
лавки. Всё это было, но - не главным, а - следствием
главного. Следствием отпадения от христианской
иерархии ценностей, которая была стержнем народной жизни
на протяжении всей нашей истории.
К февралю 1917 года разрушительный конфликт
между правящим слоем и общественными силами достиг
своего предела. Ни одна из сторон не сумела внести в
132

этот конфликт, тянувшийся десятилетиями, в нужной
мере доброй воли и конструктивного сотрудничества.
Хотя все предпосылки в богатой, развивавшейся и
реформировавшейся стране для этого были. Усугубленный
первой в мировой истории тотальной войной - кстати,
войной, которая России была не нужна - конфликт этот
привел к обвалу существовавшего в России
государственного строя. Общественные силы, возглавившие страну,
оказались неспособными ни сохранить иерархию
ценностей, как стержень народной жизни, ни поставить
исторические цели, открывающие путь дальнейшего развития.
Всё стало "временным", и свобода постепенно
превращалась в хаос и саморазложение.
В этой обстановке большевики захватили власть,
поставили перед народом ложную цель, противоречащую
нашему историческому развитию, подменили
христианскую иерархию ценностей ложной, атеистической. Эта
подмена, проведенная в критический момент нашей
истории, и повела к тому, что произошло за эти
шестьдесят лет. Вот в чем - главная вина старого общества.
Вот в чем - главное преступление ленинской партии.
Корни сегодняшнего страха перед народным
возмущением, перед хаосом, который, якобы, неизбежно должен
последовать, лежат в этой вине и в этом преступлении.
Тут переплетены: и неверие в то, что народ способен
пойти за положительными ценностями, и отсутствие
этих ценностей, и неспособность их предложить, и их
подмена, по-прежнему, ценностями ложными. Не право,
соблюдение которого всегда требует силы, а правда
первична.
Измордована Церковь, измордована элита,
измордована наша литература, измордован наш народ. Но убита ли
душа нашего народа, наша душа? И если мы скажем -
да, то тогда мы можем констатировать конец нашего
исторического бытия. Мало ли народов остались только
на страницах учебников истории.
Три ценности были решающими в нашей истории:
семья, патриотизм, религия. Эти три ценности не
входили в ту ложную иерархию ценностей, которая была
выдвинута в октябре 1917 года. Более того, они были
133

глубоко враждебны, неприемлемы для коммунистической
власти. Поэтому в течение всех шестидесяти лет их
пытались разрушить, исказить, изгадить. И несмотря на
это, мы сохранили эти ценности. В основе народного
сопротивления, какие бы формы оно ни принимало,
всегда лежало отстаивание именно этих ценностей. И
как дерево, пораженное молнией, раненое, искривленное,
сохранив корни и несколько зеленых веточек кроны,
продолжает жить и снова дает цвет, так и наш народ,
сохранив семью, любовь к Родине и веру в Бога,
пережил эти шестьдесят лет своей тысячелетней истории, не
потеряв душу.
И это - залог нашего будущего.
Π
Во второй части своего доклада я, прежде всего,
постараюсь дать оценку внутриполитического и
внешнеполитического положения нашей страны сегодня. Только
из такой оценки можем мы определить наши задачи и
наметить наши действия.
Внутриполитические проблемы
Научно-техническое отставание. Во-первых, из-за
этого отставания мы вынуждены веб больше и больше
пользоваться западными исследованиями и западной
техникой. Это ставит нашу техническую базу в зависимость
от внешнего мира. Да и отнюдь не всеми своими
техническими достижениями капиталистический Запад готов
с нами делиться. Шпионажем этого отставания не
восполнишь. Во-вторых, что еще важнее, мы отстаем от
общего темпа научно-технической революции, которая во
всей своей проблематике (источники энергии, защита
среды, запасы сырья, рост народонаселения, эффективное
использование плодородных земель, социальная
перестройка, реформа образовательной системы и т. д.)
меняет картину мира.
134

Недостаток средств для инвестирования. Разумеется
речь идет не о бумажных рублях, а об инвестировании
реальных ценностей. Мы должны сегодня
капиталистическим странам за поставки 16,5 млрд. долларов. А если
считать все страны СЭВа - поскольку хозяйство общее -
то задолженность равна 45 млрд. долларов. Для
финансирования некоторых проектов внутри страны мы
должны выжимать деньги из тех же стран СЭВ. Так в 1976
году страны СЭВ дали 5 млрд. рублей различными
поставками для энергетического проекта в Сибири. Общая
стоимость этого проекта 15 млрд. рублей. Мы хотели
получить соответствующие кредиты в Японии, но это не
удалось. Проблема средств для инвестирования
усугубляется тем, что мы не можем высвободить средства из
военной промышленности, по причине, о которой будет
речь при рассмотрении внешней политики.
Повышение материального уровня. Нельзя сказать, что
правительство ничего не делает. Оно понимает, что
низкий уровень жизни населения отрицательно влияет на
обстановку в стране. Но в рамках существующей
экономической системы нельзя обеспечить благосостояния. Это
отражается на производительности труда. Это источник
постоянного недовольства. В лучшем случае, путем
сокращения расходов на Кубу и африканские базы и
некоторого сокращения расходов на вооружение, можно
поднять материальный уровень жизни населения до уровня,
скажем, Венгрии или Восточной Германии. Нынешнее
правительство, однако, на такие шаги не пойдет.
Активное сопротивление. Рост активного
сопротивления против существующего режима или против
отдельных явлений, ему присущих, продолжает развиваться.
Оно обостряется усилением националистических
тенденций в различных республиках в результате ошибочной
политики в национальном вопросе. Сопротивление
принимает различные формы: от открытых выступлений до
подпольных организаций. На горизонте маячит опасность
радикальных действий, подобных взрывам и поджогам в
Москве, Тбилиси. Может дойти дело и до стрельбы.
Именно поэтому пресса занимает резко-отрицательную
позицию к действиям западных террористов, хотя, объ-
135

ективно, они полезны для подрыва капиталистических
позиций. Аресты и высылки, которыми власть пытается
подавить открытое, стремящееся стоять на легальных
позициях/ движение, не остановят роста сопротивления.
Наоборот, эти меры будут толкать к радикализации.
Напряженность в "народных демократиях". Положение
в так называемых "народных демократиях", а точнее
говоря, в оккупированных нашими войсками странах,
следует рассматривать как внутриполитическую проблему.
Потому что события в одной из них не могли бы
остаться изолированными ни по отношению к другим
оккупированным странам, ни по отношению к
метрополии. Мы хорошо знаем, как отразились Венгерская
революция 1956 года и удушение чехословацкого реформизма
в 1968 году на настроениях в нашей стране. В каждой
из этих стран уровень накала разный. Сейчас наиболее
острая обстановка в Польше. Но направленность
настроений в этих странах одна и та же: против включения в
общую экономическую систему, против пребывания
наших войск.
Для решения этих проблем требуются политические
действия. Даже такой вопрос как улучшение
материального положения населения - политический вопрос.
Нужно менять, хотя бы частично, экономическую
структуру. Но экономическая структура не может быть
изменена без политических изменений в системе
режима. Еще в большей мере это касается других проблем.
Однако ни на какие политические изменения
сегодняшняя власть неспособна. Поэтому никакие действия для
решения этих важнейших проблем не предпринимаются.
Режим находится в состоянии стагнации, застоя. Можно
сказать, что по существу власть не ведет никакой
внутренней политики. Она старается всё удержать в
неподвижности.
Правящий слой
Стагнация режима есть прямое следствие состояния
правящего слоя. Я беру понятие "правящий слой"
расширенно. Его ядро - это "номенклатура": ЦК, аппарат
136

ЦК, все секретари обкомов и крайкомов, руководство
союзных республик, армии и полиции. Это ядро
определяет ход управления страной, ее внешнюю политику.
Но в правящий слой входят и те, кто реализует
решения, принятые "ядром", без кого не могла бы
действовать вся государственная машина. Это и
чиновничество, занимающее достаточно высокие позиции в
многочисленных министерствах и главках, это и техническая
и гуманитарная интеллигенция, выполняющая
ответственные административные функции, это и высший
командный состав армии, все те, кто, хотя бы и по
инерции, выполняет роль движущей силы режима.
Главное, что сцепляет, спаивает ядро правящего слоя
- это власть. Не марксизм-ленинизм, а цинизм и
презрение к человеческой личности, заложенные в
марксизме-ленинизме, - их идеология. Власть для них -
первичная ценность. Ради власти они готовы на всё.
Власть дает им возможность владеть всеми
материальными ценностями страны и обеспечивает им
привилегированное положение. Власть не для служения
интересам страны, а для самообслуживания. Это
беспринципное отношение к власти, это использование
материальных ценностей народа, эти привилегии, в той или
иной мере, распространяются на весь правящий слой.
Для состояния правящего слоя характерно, прежде
всего, состояние его верхушки, в руках которой
сосредоточена как формально, так, частично, и фактически вся
власть. Это - политбюро с его кандидатами. Нынешнее
политбюро в своем большинстве состоит из стариков во
главе с больным, полуглухим Брежневым. Их дни
сочтены биологически. Но никто не хочет думать о смене.
Они боятся пошевельнуться, эти живые мертвецы. Такой
силы достигла здесь стагнация.
Между тем известно, что всякая смена верховной
власти в тоталитарном режиме чревата потрясениями,
так как отсутствует легитимность. Тем более, что сейчас
на подходах следующее поколение в правящем слое и
его ядре, рвущееся к власти. А в политбюро включают
76-летнего Кузнецова и 66-летнего Черненко. Чем
дольше откладывается вопрос о смене, тем большая драка
137

будет происходить за "наследство". Может быть от этого
будет даже какая-нибудь выгода для народа, поскольку
это может ослабить режим. Но подумайте только о
состоянии этих людей, которые даже в интересах
стабилизации своего режима, в интересах спокойной передачи
власти, не способны решить вопрос о смене.
Нынешнее положение в стране, стагнация режима
по-разному воспринимаются в правящем слое. В нем
рождается ощущение, что, если так будет продолжаться,
это приведет к краху. В нем рождается страх за свое
будущее. Но выводы из этого ощущения, этого страха
делаются разные. Одни ищут или, по крайней мере,
думают о каких-то альтернативах, о каком-то выходе из
создавшегося положения. Именно среди этой части
правящего слоя находятся те конструктивные элементы,
с которыми, при определенных обстоятельствах, в
частности при революционном взрыве, народ может найти
общий язык. Другие считают, что надо сохранять
существующее положение любой ценой, надо зажимать и
подавлять всякое свободомыслие, всякое сопротивление,
любыми методами, вплоть до массового террора. Именно
эта часть правящего слоя, если возобладает, скорее всего
доведет страну до взрыва. Третьи - их большинство -
охвачены безразличием: сегодня мы живем и неплохо, а
что будет завтра - не хотим даже думать. Это
безразличие находит наиболее яркое выражение в поведении
нынешних "вождей", которые стоят одной ногой в гробу
и не думают о том, что будет после них. Ни судьба
страны, ни судьба народа их не интересует.
Внешняя политика
Каковы инструменты внешней политики?
Идеология? Идеология как инструмент внешней
политики сегодня не играет никакой роли. Даже в
отношениях с коммунистическими странами и
коммунистическими партиями. Политическая инфильтрация в левые
социалистические и либеральные круги Запада - не
идеология, а "идеологическая" диверсия.
138

Экономика? Состояние нашей экономики не дает
возможности использовать ее как инструмент внешней
политики. Мы неспособны оказать существенное
политическое влияние ни на страны "третьего мира"
эффективной экономической помощью, ни на развитые
индустриальные страны развитием торговых отношений в
необходимых масштабах.
Поэтому единственным инструментом внешней
политики служит наш военный потенциал: наше оружие,
наши вооруженные силы, наши ракеты с атомными
головками, угроза употребить эти ракеты. Поэтому всё
время увеличиваются расходы на вооружение, поэтому
производятся всё новые типы атомного и обычного
оружия. Это беспрерывно увеличивает удельный вес
военно-промышленного комплекса во всей системе. Что в
свою очередь повышает роль людей, занятых этим
комплексом, в правящем слое.
Торговля оружием - один из наиболее эффективных
и распространенных методов пользования этим
инструментом. Мы торгуем оружием с кем угодно. С
социалистическими и не социалистическими, с прогрессивными
и не прогрессивными режимами. Мы продаем оружие
шаху и шейхам, диктаторам и террористам, марксистам
и националистам. С 1950 до 1975 годы, то есть за
последние 25 лет, мы продали оружия на 14,2 млрд.
долларов, на 7 % больше, чем за этот же срок продали
американцы. Если учесть, что мы продаем оружие на 30-
40 % дешевле, то, следовательно, количество проданного
нами оружия не на 7 %, а соответственно больше, чем
количество оружия, проданного американцами. Мы
продаем оружие на выгодных для покупателей условиях,
предоставляя обычно двух-трехпроцентный кредит на 10-
12 лет. Правда, часто нам наши должники не платят,
как, например, Египет, которому мы поставили оружия
на 90 млн. долларов и который платить не собирается.
Значительную часть оружия мы не продаем, а дарим.
Различным "национально-освободительным",
"антиколониальным" и прочим движениям. Снабжение оружием
корейских и вьетнамских коммунистов во время обеих
войн было операцией исключительно военно-политичес-
139

кой, никакими экономическими обязательствами поставка
оружия не была связана. 1 % отчисления из зарплаты в
пользу Анголы, 2 % - в пользу Вьетнама, 1 % - в пользу
еще кого-то - всё идет на частичное покрытие
стоимости таких "подарков".
За последние десять лет не было ни одного большего
или меньшего конфликта в мире, в котором обошлось бы
без нашего оружия. А нередко и обе конфликтующие
стороны дрались нашим оружием. Последний пример:
война между Эфиопией и Сомали.
Отстройка опорных пунктов и военных баз (Куба,
Ангола, Южный Йемен, Сомали и т.д.), в которые
вкладываются большие средства, подчинена не военным, а
политическим интересам. С военной точки зрения эти
базы, в случае глобального конфликта, обречены. Это
понимает любой штабной офицер. Но эти базы -
инструмент внешней политики. Они нужны для
политического влияния, для политического давления. Но, поскольку
в нашем арсенале отсутствуют два других инструмента -
экономический и идеологический - мы не можем
закрепиться. Достаточно привести последние примеры: нас
выкинули из Египта, из Судана, вот-вот выкинут из
Сомали.
Каков в действительности наш военный потенциал с
точки зрения исхода возможной войны с США, я не
берусь определять. Есть весьма квалифицированные
исследования на эту тему, например лондонского
Института исследования мировых стратегических проблем.
Правда, в большинстве таких исследований не
учитывается психологическая боеспособность потенциальных
противников. Но как бы там ни было с исходом возможной
войны, больше ли наш военный потенциал, чем
американский, или меньше, он во всяком случае таков, что
делает нашу страну единственным в мире партнером
Соединенных Штатов. По своему военному потенциалу -
это две определяющих судьбы мира державы.
140

Политика США
В связи с этим необходимо стремиться понять
политику США, поскольку она решающим образом может
влиять на дальнейшее развитие.
Избрание Картера президентом США вызвало волну
надежд у оппозиции в коммунистических странах, в
частности, и в нашей стране. Во-первых, потому что
политика Форда-Киссинджера в отношении Советского
Союза считалась уступчивой и ошибочной. Во-вторых,
потому что новый президент открыто заявил, что защита
прав человека входит составной частью в политику США.
Кроме того, личность президента, его религиозность и
идеализм, придавали особую убедительность его новой
программе.
Прежде всего следует оговорить, что роль личных
качеств президента не следует преувеличивать.
Президент Соединенных Штатов есть выразитель воли
определенных сил. Силы эти разнообразны, взаимопротиво-
речивы и действуют внутри сложной демократической
системы. Сенат и Палата представителей, лобби
(по-нашему, несколько условно, - толкачи), представляющие
интересы различных групп, многочисленные
консультанты, часто не занимающие никакого официального места
ни в правительственном, ни в парламентском аппарате, а
между тем, оказывающие большое влияние, пресса и
телевидение, которые, - при чувствительном отношении
американских политиков к воздействию средств массовой
информации на избирателей, - играют большую роль,
чем в любой другой западной стране. Разумеется
личность президента накладывает отпечаток на стиль
руководства, на проекты, на концепции правительства. Но
еще больший отпечаток накладывает система всех
указанных сил, прежде всего, самого Конгресса. Позиции
Конгресса после "уотергейтского дела" резко усилились, а
позиции Белого дома ослабели, по сравнению с
временами Рузвельта и последующих президентов. Поэтому
надо считаться с большими коррективами намеченной
картеровской администрацией политики. И мы уже
141

сейчас видим, что ряд проектов, которые Картер
выдвинул, застряли в Конгрессе.
Я буду говорить о внешней политике США только в
той мере, в какой она касается нашей страны.
Прежде всего, и мне это кажется важным, следует
отметить, что выдвижение Картером во внешней
политике идеи защиты прав человека, было тесно
связано с внутренним положением США. После кризиса,
вызванного вьетнамской войной и "уотергейтским делом",
американский народ находился в состоянии
разорванности, разделенности, национальной депрессии. Заслуга
Форда в том, что он сумел за короткий срок своего
президентства - не будучи выбранным, что отягощало
его задачу - смягчить остроту конфликтов, соединить
страну. Но это была только первая часть задачи:
Америка воссоединилась подобно мертвому богатырю из
сказки, побрызганному мертвой водой. Картеровская идея
глобальной защиты прав человека была для американцев
живой водой; она укрепила в американском народе веру
в свои идеалы, уверенность в своих силах, оздоровила
жизнь нации. Таким образом, идея защиты прав
человека укоренена во внутренней жизни Америки. В этом
ее сила, но и слабость, потому что во внешней политике
она будет подчинена прагматизму, так называемым
"реальностям". Она будет инструментом внешней политики.
В этом заложено противоречие, первые последствия
которого мы наблюдаем уже сегодня.
Какова же внешнеполитическая доктрина Картера в
отношении нашей страны?
Её, грубо, можно свести в трем пунктам.
Давайте ограничивать вооружения в той мере, в
какой мы можем контролировать друг друга,
обеспечивать свою безопасность, создавать минимальное,
начальное взаимное доверие. И у нас и у вас высвободятся
средства, которые можно употребить на поднятие
материального стандарта жизни населения, на защиту среды,
на развитие новых источников энергии и т.п., и мы
готовы будем оказывать вам экономическую и
техническую помощь в больших размерах и сотрудничать в
разных областях.
142

Для создания благоприятного климата, для успешного
развития сотрудничества, для дальнейшего сближения,
сделайте ваш режим более приемлемым для нас; мы не
требуем кардинальных изменений, мы признаём де-факто
принципы, на которых построен ваш режим, мы
признаём исторически сложившуюся границу вашего
господства в Европе; но вы ведь можете сделать ряд
послаблений, разрешить пользоваться некоторыми правами,
все это в рамках, которые никак не угрожают самому
существованию вашего режима.
Это тот "пакет',, с которым Вэнс ездил в Москву.
Как мы знаем, он с "негодованием" был там отвергнут.
Но эта внешнеполитическая доктрина Картера будет
существовать, хотя и будет, в силу описанных мною
выше особенностей политической американской машины,
возможно, претерпевать изменения. Но в основе она
будет неизменна и рассчитана она не на год, и не на
два. Она предназначена не только для сегодняшнего
советского руководства, но и для будущего, которое,
может быть, окажется более прагматичным и гибким,
чем сегодняшнее. Стабильность этой доктрины
обеспечена еще и тем, что она не нова, что в ее основе лежит
тот же принцип, который лежал в основе политики
Никсона-Киссинджера в отношении Советского Союза.
Киссинджер, выступая недавно с критикой внешней
политики Картера, отнюдь не критиковал саму доктрину,
а только методы её употребления. Он, в частности об
идее прав человека, говорит, примерно так: "Вы,
президент, не хотите взаимосвязывать вопросы ограничения
вооружений, экономики и прав человека; вы не хотите
оказывать давления по одному направлению, чтобы
добиться уступок в другом направлении; но вот, когда речь
идет о правах человека, вы, употребляя эту идею
глобально, ослабляете оборонную систему Запада; конечно, и
в Южной Африке нарушаются права человека, и в
Бразилии, нужно против этого что-то предпринимать, но
нельзя, употребляя давление, выталкивать их из
оборонной системы Запада, а на Восток только
декларировать, потому что нет средств давления".
143

Китай
Кроме США существует еще один важный внешний
фактор, который мы должны принимать во внимание.
Это - коммунистический Китай.
Я полагаю, что после смерти Мао все пришли к
пониманию неснимаемости конфликта с Китаем.
Причина не в том, что у нас существуют расовые различия,
что у нас многотысячекилометровая общая граница, что
китайцев почти в четыре раза больше, чем нас. Все это
факторы, усугубляющие обстановку, но не обязательно
приводящие к конфликту. Причина неснимаемости
конфликта лежит в тоталитарности режимов, существующих
в обеих странах. Система, состоящая из тоталитарных
государств, по своей природе требует единого центра. И
безусловного подчинения всех государств, входящих в
систему, государству-центру. Свободный союз
тоталитарных государств невозможен из-за противопоказанности
свободы для тоталитарной системы. Если существуют два
государства, имеющие основания претендовать на роль
государства-центра, конфликт между ними неснимаем и
может быть разрешен только силой. Конфликт с КНР,
карательные экспедиции в Венгрию и Чехословакию,
трудности с коммунистическими партиями Югославии и
ряда западных стран, все это - следствие нарушения
принципа безусловного подчинения.
Реальна ли сегодня военная угроза со стороны
коммунистического Китая? Центральное разведывательное
управление США опубликовало недавно анализ военного
потенциала Китая. Приводятся сравнения по всем видам
оружия, включая межконтинентальные ракеты, с нашим
военным потенциалом. Вывод для анализа - Китаю для
того, чтобы начать войну против нас, чтобы достичь
необходимого военного потенциала, необходимо 20 лет.
Учитывая, разумеется, и то развитие в области
вооружения, которое произойдет за эти 20 лет в нашей
стране. Я сомневаюсь в указанном сроке. В свое время
американские военные специалисты ошиблись на пять
или шесть лет, определяя, когда Китай будет иметь
атомную бомбу. Я думаю, что всегда недоучитывается
144

способность тоталитарного режима сосредоточить все
силы на определенном направлении. Но, во всяком
случае, непосредственной военной угрозы в ближайшие
годы нет.
Китай может играть существенную роль в развитии
событий в ближайшие годы только в том случае, если он
будет силой, в той или иной форме сопутствующей
США. В частности, если он начнет покупать оружие у
США, чего он сейчас не хочет делать. Хотя переговоры
в этом направлении в некоторыми европейскими
странами имеют место. Нужно не забывать, что политика
"открытия на Китай", начатая Никсоном-Киссинджером,
будет продолжаться. Линия США-Китай уже тогда
замышлялась как рычаг давления при переговорах с советским
правительством.
Следует отметить еще одну опасность, заложенную в
конфликте с Китаем. В Кремле есть люди, считающие
превентивную войну против Китая необходимой, чтобы
ликвидировать эту потенциальную опасность. Казалось
бы, что, если Китаю надо еще 20 лет вооружаться,
можно на превентивной войне не настаивать. Но именно
военная слабость Китая - если упомянутый выше анализ
не ошибочен - будет дестабилизирующим фактором,
потому что усиливается соблазн расправиться с сегодня еще
слабым, но потенциально очень опасным противником.
Правда, при сегодняшней стагнации режима такой шаг
маловероятен. Но после смены верхушки обстановка
может сложиться по-иному.
Силы сопротивления
Далее я перейду к характеристике противостоящих
режиму сил сопротивления.
Во-первых, это те элементы в правящем слое,
которые ищут политическую альтернативу для нашего
государства, которые думают не о сохранении своих
привилегий, а об интересах государства, которые считают
необходимыми кардинальные изменения. Эти
конструктивные элементы в правящем слое сегодня разрозненны,
145

малоактивны, но в них заложен большой потенциал и
им предназначена важная роль при изменени нынешнего
режима, каким бы путем это изменение ни происходило.
Во-вторых, это подпольные политические группы,
которые действуют сегодня, в основном, в пропагандном
и организационном направлении. Эти группы, как
правило, малочисленны и радиус их действий ограничен.
Поэтому они становятся более широко известными
только после провала, попадая в лагеря. В подавляющем
большинстве они стоят на позициях радикального
изменения режима. По социальному составу это, прежде
всего, техническая интеллигенция и рабочие.
В-третьих, это подпольные национальные группы.
Национальные не по составу, потому что люди разных
национальностей входят в политические группы, а
национальные по своей целепостановке. То есть, когда
ставится ограниченная задача: освобождение и
независимость своего народа, а не освобождение всей страны,
всех народов страны, как это обычно для программ
политических групп.
В-четвертых, это подпольные группы, не ставящие
себе политических задач. Например,
религиозно-философские группы, группы, занимающиеся распространением
художественной и публицистической литературы,
размножением подобной литературы, подпольные
типографии для печатания Библий и т. п. Власть рассматривает
эти группы как политические (не формально, по
уголовному кодексу, а по существу). Это естественно, так
как власть, претендуя быть хозяином и социальной, и
экономической, и культурной, и духовной жизни страны,
всякие независимые от нее действия в любой области,
казалось бы самой "неполитической", рассматривает как
посягательство на ее политическую позицию.
В-пятых, это открытое движение, то есть состоящее
из людей, которые действуют открыто, а не подпольно.
Это наиболее точное название этого движения, потому
что именно метод действия, а не целепостановка,
является объединяющим. По целепостановкам - это движение
конгломератно. Туда входят люди, борющиеся за свободу
творчества и за право эмиграции, за признание статуса
146

политзаключенных и за национальные права, за выезд
на свою историческую родину и за улучшение положения
в тюрьмах и лагерях, за право официально непризнавае-
мых художников устраивать выставки и за улучшение
условий труда. Сейчас это стали называть "движением за
права". Условнр можно принять это. Почему условно?
Потому что движение в целом не борется за все права.
Одна группа борется за одни права, другая - за другие,
иногда они соединяются, поддерживают друг друга.
Вообще формула борьбы за права сегодня всюду
подается в обрезанном виде: "борьба за права человека".
Между тем полная формула гласит: "борьба за права
человека и гражданина". Ни одно право человека не
будет реализовано в стране, где нет гражданских свобод,
где нет политической свободы, где нет свободно
избранного гражданами правительства. Это - азбука.
Перспектива развития движения за права человека в нашей
стране лежит только на пути борьбы и за гражданские
права, за политические свободы.
Как бы то ни было, но все эти силы сопротивления
полезны, все они действуют - субъективно или
объективно - на разложение, на разрушение тоталитарного
режима в нашей стране.
В интересах борьбы необходима терпимость. Нельзя
охаивать друг друга из-за того, что одни пользуются
одними методами борьбы, а другие - другими, одни
считают, что надо выступать открыто, а другие - что
надо бороться подпольно, что одни выдвигают на первый
план нравственные проблемы, а другие - политические,
что одни за пассивное сопротивление, а другие за
активное. Терпимость и уважение друг к другу должны быть
максимальными. Нетерпимость идет во вред тому делу,
которому все себя посвящают - ликвидации
тоталитарного режима в нашей стране.
Но это не значит, что нужно замалчивать идейные
расхождения. Наоборот, чем больше будет обмена
мнений, дискуссий по идеологическим и политическим
вопросам, тем полезнее, тем больше это будет
способствовать развитию свободной мысли. Например,
конфронтация с неомарксистами необходима. Бороться против
147

идей, которые мы считаем ложными, это не значит
бороться против людей, проповедующих эти идеи. А
оставлять без ответа ложные взгляды - это брать на
себя вину за последствия заблуждений.
Задачи
Задачи, стоящие перед силами сопротивления, можно
свести к следующему:
Религиозное, нравственное и гражданское
просвещение.
Разработка общественно-политических альтернатив
ближнего и дальнего действия.
Организационная работа по укреплению и развитию
существующих и по созданию новых общественных и
политических сил.
Совместные действия с общественными и
политическими силами сопротивления в коммунистических странах
Европы.
Укрепление зарубежной базы обслуживания сил
сопротивления в стране.
Эмиграция
Явление российской эмиграции - явление в истории
невиданное. Российская эмиграция существует в течение
шестидесяти лет, все время пополняется новыми людьми,
все время выделяет активные силы, борющиеся за
освобождение своей страны от тоталитарного режима.
Меняются поколения, меняется социальный состав, меняется
'эмигрантский стаж", но явление - неизменно.
Основа этого - преемственность борьбы.
Коммунистическая диктатура стала неприемлемой не с того
момента, когда тот или иной человек стал эмигрантом,
когда тот или иной человек понял, что она неприемлема,
- коммунистическая диктатура была неприемлема с
первого дня своего существования. И те шестьдесят лет, о
которых я говорил в первой части своего доклада были
шестьюдесятью годами борьбы против этой диктатуры,
148

борьбы за душу нашего народа. Можно критически
относиться к тем или иным методам борьбы, которые
применялись в той или иной исторической обстановке,
можно критически относиться к тем или иным
программам или заявлениям, которые делались в разное
время, но преемственность борьбы против коммунистической
диктатуры, диктатуры, олицетворяющей абсолютное зло,
преемственность этой борьбы обязательна для каждого
эмигранта, когда бы ни начался его эмигрантский путь.
А путь - только один: жить интересами своей
страны, участвовать посильно в борьбе за ее свободу. Иначе
жизнь эмигранта бессмысленна. Он растворится в быте,
иллюзиях, озлобленности, никчемности. Тогда лучше
ассимилироваться, стать американцем, англичанином, кем
угодно, но полноценно войти в чужую жизнь, чтобы она
перестала быть чужой.
Эмиграция шестьдесят лет сохраняет себя в этом
чужом мире. Все время свидетельствует и призывает. 47
лет назад, в 1930 году, было обращение к американскому
народу от имени эмиграции. Обращение короткое - на
одну страничку. Но под ним стояло 250 подписей. Это
был цвет тогдашней эмиграции: писатели, композиторы
и художники, философы, богословы и ученые, военные,
политики и общественные деятели. Имена большинства
этих людей есть во всех энциклопедиях мира, в
учебниках истории. Если вы уберете подписи и прочтете
обращение - вы не определите, что оно написано в 1930
году. Оно звучит так, будто написано сегодня. И то, что
пишут сегодня, обращаясь к Западу, повторяет
написанное.
Что такое Запад? Мы обращаемся к правительствам,
партиям, организациям, но мы не должны забывать, что
каждое правительство, каждая партия будет
руководствоваться в своих действиях прежде всего интересами
своей страны, своей партии. Никто не будет жертвовать
не только жизнями своих солдат, но даже процентами
прибыли, рисковать голосами своих избирателей для того,
чтобы поменять режим в нашей стране, для того, чтобы
за нас делать наше дело.
149

Поэтому на Западе мы можем и должны обращаться
к Человеку. Искать людей, которые в своей жизни
руководствуются теми же идеалами, которыми
руководствуемся и мы. Тот, кто любит свою родину, способен
понять нашу любовь. Тот, кто непримирим ко злу,
способен понять нашу непримиримость. Друзья нашего
дела - вот наши союзники на Западе.

О соратниках и друзьях
В этой части воспоминаний я не ставлю себе целью
охватить все то множество прекрасных и жертвенных людей, с
которыми меня свела судьба в общем союзном деле. Скажу
лишь о тех, кто по тем или иным причинам наиболее
запомнился. Кое-что я также говорю в биографических примечаниях
в конце книги - многие из упомянутых там людей были бы
достойны более подробного описания. Надеюсь, это сделают
историки, пользуясь франкфуртским архивом НТС. Моя же
задача - изложить для них то, что сохранилось в памяти*.
Закрытый сектор
Выделение особого сектора, занимавшегося работой
на Россию, произошло с самого начала, когда мы стали
посылать первые листовки в советские войска в
Восточной Германии. (Конечно, велась закрытая работа и до
войны, но я говорю о своем времени.) Люди, которые
занимались открытой работой в "Посеве", на
радиостанции - это все был единый коллектив и все на виду.
Была, впрочем, отдельная Берлинская группа, о которой
знали, что она существует, знали и людей, но они уже
вели себя более конспиративно. И по мере того, как
работа на Россию стала расширяться, возникла
потребность в отдельном помещении для Штаба.
Разумеется, толчком к созданию Штаба послужили
похищение А.Р. Трушновича и нескольких других членов
Союза, попытка покушения на В.Д. Поремского и
переход к нам в 1954 году советского капитана Н.Е. Хох-
лова132, который был послан, чтобы убить Г.С. Око-
ловича. Был еще взрыв нашей радиостанции.
Структура была создана такая: Александр Николаевич
Артемов принял Исполнительное бюро, а Владимир Дми-
* Воспоминания о своих соратниках и друзьях Е.Р.
Романов наговорил на ленту в 1997-1999 гг. в г. Крифтель под
Франкфуртом-на-Майне и в основном в Монтане (Болгария).
151

триевич возглавил Штаб. И из всего ИБ только один
Александр Николаевич присутствовал на заседаниях
Штаба. Была снята специальная квартира на Германштрассе,
там проходили заседания Штаба и жило несколько
человек: Ариадна Евгеньевна Ширинкина, Михаил
Иванович Парфенов133, Сергей Евгеньевич Крушель с женой,
там же была и вторая квартира Владимира Дмитриевича.
Георгию Сергеевичу была снята квартира отдельно.
Вот так началось создание закрытого Штаба. Но
стало ясно, что во Франкфурте ему было не место. Там
жило много людей, которые знали наших сотрудников и
местопребывание Штаба было нетрудно установить.
Решили убрать закрытые структуры из Франкфурта, как
руководящие, так и учебно-подготовительные.
Школа и учебно-воспитательный центр для
подготовки закрытых кадров были размещены в Кобленце, где
мы сняли большую квартиру. Руководителем этого
комплекса был Владимир Николаевич Третьяков134, инженер
из Киева, вступивший во время войны в НТС, после
войны уехал в Венесуэлу, но оттуда вернулся на
союзную работу. Конечно, в эту школу люди приходили не с
улицы. Предварительная отборочная школа была в Бад
Гомбурге, где также работал ряд наших открытых
структур - Институт изучения СССР и др. Эта школа была
как бы большим "неводом": в нее приглашали людей на
курс в 25-30 человек из эмигрантов, для работы в НТС.
Из самых разных стран. Из них после прохождения
курса лишь три-четыре человека отбирались для работы в
союзной системе, и часть из них направлялась в Кобленц
в учебную систему Третьякова. У него была секретарша
Елена Дмитриевна Виноградова135, радист, который
преподавал радиодело, а его жена заведовала хозяйством.
Потому что курсантов там было четыре-пять человек и
они тоже жили все в этом доме. Была еще одна
квартира, замаскированная под архитектурное бюро. Там жил
Лев Николаевич Дувинг136, бывший царский офицер, по
психологии очень "старорежимный", хотя и из второй
эмиграции, большой специалист по прикладным военным
знаниям: как обращаться с оружием, взрывчаткой и т. п.
Лекции по русской истории там читал Борис Тихонович
152

Кирюшин137, старый эмигрант из Югославии, эти лекции
потом были изданы "Посевом" в виде книги. Обучение
длилось месяца три.
Потом был отстроен второй пункт - в Кельне. Туда
попадали только те люди, которые проходили фильтр в
Кобленце или персонально назначенные надежные члены
Союза. Сначала в Кельне была одна квартира, ею ведали
Николай Иванович Бевад и Иван Сергеевич Башкиров138,
зоолог из новой эмиграции, он до войны занимался
зубрами в Беловежской пуще, поэтому его прозвали
"Зубром". Он обрабатывал информационные материалы,
поступавшие из СССР, и выпускал соответствующий
бюллетень Закрытого сектора.
И в Кельне была еще одна квартира, на которой
жил Юрий Борисович Брюно139. Он сначала работал на
участках в Италии, в Греции, где женился и, переехав в
Германию, жил на квартире с женой и своей бабушкой,
грузинкой. Она там и умерла в Кельне; из
конспиративных соображений ее похоронили там же в
металлическом гробу, и лишь потом перевезли во Франкфурт...
Замечательная была женщина...
Николай Иванович Бевад скоро уехал, и туда был
назначен Перекрестов140, который с женой снял большую
квартиру на окраине Кельна. Туда перехал и Башкиров.
Это была следующая промежуточная точка закрытой
структуры, куда можно было попасть из Кобленца.
И, наконец - главная штаб-квартира в Дюссельдорфе.
Это были две больших трехкомнатных квартиры. Там
жили Ариандна Евгеньевна Ширинкина и Александр
Ипполитович Данилов - в одной квартире; в другой - я (это
была моя вторая квартира), Ольгский, который приезжал,
и Парфенов, а после него Владимир Яромирович. Это
был Штаб, туда почти никто не имел права приехать, да
и мало кто знал это место.
И затем еще дальше, в Эссене, находился отдел
непосредственной работы на Россию во главе с Иваном
Ивановичем Агрузовым141. Тоже снимали две квартиры,
в одной жил Иван Иванович с семьей, в другой люди
менялись: там жил и Лев Александрович Pap, и Сергей
Курдюков142, и Эдуард Валентинович Кесслер143. И в
153

Дюссельдорфе еще, совершенно отдельно от Штаба, была
квартира, где жили Елизавета Романовна Миркович,
Михаил Павлович Тиняков144, потом Данилов.
Кроме того, в закрытый сектор поначалу входили так
называемые "оперативные участки" - это наши люди,
работавшие с советскими моряками, туристами и т. д. -
они в свою очередь подразделялись на отделы. О них я
далее скажу отдельно.
Главной целью работы Закрытого сектора был поиск
единомышленников в стране и связь с ними. Для этой
связи мы посылали в СССР курьеров - "орлов", о них я
далее скажу отдельно. Наши сотрудники, которые
занимались орловскими" операциями, как правило
одновременно не занимались "портовой оператикой". Поиск
"орлов" в иностранной среде и работа на Россию
требовали "незасвеченных" людей. Мне сейчас трудно дать
точное описание, кто чем занимался, потому что наши
люди часто перезжали из страны в страну, переходили с
одной работы на другую. Ведь, хотя в большинстве
западных стран местные власти смотрели на нашу работу
в портах сквозь пальцы, но когда начались поездки
"орлов" и их стали арестовывать - это были шумные
политические скандалы в прессе, и наших людей время
от времени приходилось переводить из одной страны в
другую, с одной работы на другую...
Однако в 1969 г. мы ликвидировали всю
вышеописанную систему Штаба в разных городах из-за
сложностей с конспирацией. Было слишком много закрытых
точек, много поездок, много шансов на рассекречивание.
Поэтому мы изменили сам характер конспирации: сняли
целый этаж в высотном доме в предместье Майнца -
Лерхенберг. Семь квартир: две трехкомнатных больших,
две трехкомнатных поменьше, две двухкомнатных
больших и одна однокомнатная. Все работники Штаба были
собраны туда. Там закрытый Штаб размещался до самого
конца его существования.
В одной трехкомнатной квартире жили Данилов,
Ольгский и я; в двухкомнатной - Ариадна Евгеньевна,
которая жила в одной комнате, а другая предназначалась
для собраний. Одну трехкомнатную квартиру занимал А.
154

Васильев145 с женой и дочерью, в однокомнатной
квартире сначала жила Елена Владимировна Бевад146, потом
Андрей Редлих147. Следующая трехкомнатная - Юра
Брюно с женой, там же была сейфовая комната,
комната для фотографии. В двухкомнатной жила Елизавета
Романовна, она переехала во Франфурт, когда ее мать
стала плохо себя чувствовать. Одно время там работал
Л.А. Pap. После переезда Васильева во Франкфурт в его
квартиру въехал С. Курдюков с женой.
У нас там было хорошее прикрытие. Начальник
полиции в Лерхенберге знал, в чем дело, и прикрывал.
Мы все жили в доме под чужими фамилиями, которые
были обозначены на табличках. Сотрудникам закрытого
сектора запрещалось говорить по-русски между собой и
на улице, и по телефону. Для конспирации все имели
псевдонимы, в том числе для использования их в русской
среде. Я - "Дядя", Юра Брюно - "Михей", Андрей
Васильев - "Роберт", Кесслер - "Барон". Кстати, он играл
главную роль в плане местного прикрытия: свободно владея
немецким языком и будучи очень общительным (и в то
же время очень конспиративным), он завел знакомства
со всеми в доме, а мы по возможности ни с кем из
немцев не общались. Это место было удобно и тем, что
из Франкфурта в Штаб можно было ехать пятью
разными дорогами, это затрудняло возможную слежку.
Переезд в Майнц был связан и со сменой
руководства Закрытого сектора. Иван Иванович Агрузов подал
тогда заявление об уходе, поскольку увлекся идеями
Ганди и стал организовывать "Общество прав человека"148.
Надо было назначить нового руководителя Закрытого
сектора. У меня был выбор между двумя людьми: Юрием
Борисовичем Брюно и Александром Константиновичем
Орловым. Они оба были бы идеальны на этом месте. Но
у них было разное семейное положение.
С переездом штаба на новое место Орлов купил
квартиру в Нидернхаузене, где жил с женой и дочкой
Тамарой. Жена его харьковчанка, Лидия Эдуардовна,
занималась связью, почта закрытая на нее шла, звонки, а
он ведал участками в Германии, Австрии. Он был в
постоянных разъездах несмотря на некоторую болезнен-
155

ность: во время войны он на фронте просидел долгое
время в болоте и простудил почки, они его потом
постоянно мучили... Я любил бывать у них в гостях, Лидия
Эдуардовна прекрасная хозяйка, и он как кавказец был
очень общительный и гостепримный... Очень толковый
был человек как организатор. Позже погиб в Вене,
разбился на машине...
Однако я назначил начальником Закрытого сектора
Юрия Борисовича по единственной причине: у Орлова
была дочь, он ее очень любил, и отделять его от семьи
мне не хотелось. Хотя с точки зрения точности, памяти
и организации Александр Константинович был бы лучше.
А у Юры было то, чего не было у Александра
Константиновича: большая оперативная фантазия, хотя он был
забывчивым, не всегда аккуратным. Я его знаю с
девятилетнего возраста... Он возглавлял Закрытый сектор до
самого конца.
Юра приехал в годы войны в Германию с бабушкой
из Югославии. После Менхегофа уехал в Марокко вместе
с отцом. Оттуда его кто-то из наших вместе с бабушкой
пригласил в Европу. Сначала он работал на шарах,
потом планировалась его поездка во Вьетнам вместе с
Хохловым, потом он работал на участках на юге и на
севере, пока не стал руководителем Закрытого сектора. В
общении очень приятный человек, очень верующий, как
и его жена Кира149. Она у нас в Штабе обычно
устраивала общие встречи на Рождестзо, на Пасху... Недавно
она умерла от рака, а он переехал в Иерусалим.
Особую функцию в Штабе выполнял Андрей
Васильев (я привык называть его "Роберт" - эта кличка как-то
особенно прилипла к нему) - он занимался
контрразведкой. Фамилия в австралийском паспорте у него - Вест.
После раней смерти родителей его взяла его к себе
крестная мать, дочь генерала Дитерихса. Поэтому к нему
по наследству перешли следственные документы об
убийстве царской семьи, которые он передал в Джордан-
вильский монастырь. После войны эмигрировал из Китая
с общим русским потоком в Австралию. Там занимался
охотой на крокодилов и другими экзотическими
приработками. Призвал его к союзному делу Владимир Дми-
156

триевич во время поездки в Австралию. Андрей сразу же
приехал в Европу и пошел на оперативную работу в
Скандинавию, где женился на датчанке, у нее уже был
сын Дирк, которого он воспитал. Мы хотели отправить
"Роберта" на участок в Англию, но англичане его не
впустили. И он перешел на работу в Штаб, занялся
контрразведкой, что делал очень талантливо.
Его задачей было оградить наши связи с людьми в
России от проникновения агентов. КГБ подсылало к нам
людей через моряков, туристов, или выходили на связь
из СССР через подставных лиц, либо захватывали там
нашего человека и вели от его имени переписку. Самая
крупная операция против нас была - "Южане" (так мы
ее назвали). Тогда с нами вошли в контакт шесть
кагебистов во главе с самым главным, который ведал
разработкой НТС. Одни в Финляндии, другие в Риме, Париже,
Брюсселе... Они стали издавать листок, в одном
экземпляре, который нам присылали. Изображали крупную
антисоветскую организацию типа "Треста". У Александра
Ипполитовича с самого начала были колебания, чистое
дело или нечистое, но когда они стали "разворачиваться",
увеличивать количество людей, решили на октябрьские
праздники забросать Москву листовками и везли их на
грузовике, но он "к несчастью разбился" - именно
"Роберт" стукнул кулаком по столу: хватит!.. Эта игра
должна была кончиться взаимным разоблачением, но мы
их переиграли, первыми дали материал в печать150...
"Роберт" просматривал все дела по контактам с
Россией. Если дело было вне сомнения - он этим не
занимался. Но если дело было сомнительным - оно
переходило в его ведение. Таким образом, он вел все
кагебистские и подозрительные дела. У него было какое-то
чутье на это и изобретательность, сообразительность. По
массе косвенных признаков он делал интуитивный
вывод: то - или не то.
Между прочим, августе 1991 г. в дни ГКЧП, когда
власть КПСС уже рушилась, он был в Москве и
встречался с известным теперь, "перекрасившимся" генералом
КГБ Карповичем, который в КГБ занимался НТС - и
тот признал, что КГБ не знал, где находится штаб За-
157

крытого сектора. Таким образом, наша конспирация себя
оправдала. Хотя к концу она и несколько ослабела.
Контрразведкой одно время занимался также Адам
Васильевич Русак151, после работы на участке в Италии.
Но в отличие от "Роберта" он занимался не нашими
связями в СССР, а советскими агентами в эмиграции.
Потом он ушел из системы НТС и стал работать как
художник, иконописец, реставрировал иконы, расписывал
храмы. Он расписал и наш храм во Франкфурте.
Потом с Юрием Борисовичем у нас произошло
расхождение. Оглядываясь назад, сейчас я думаю, что он
был в чем-то прав, он опережал свое время. В конце
1980-х годов у него возникло ощущение, которого не
было у меня, что этим путем дальше идти нельзя. Он
считал, что нам нужно не отстраивать свои структуры в
России, а соединиться с какой-нибудь уже действующей
организацией. Он ратовал за Аксючица152, Российское
Христианское Демократическое движение, которого, по-
моему, оценивал чересчур высоко. Мол, надо с ними
слиться и строить не НТС, а общую новую организацию.
С моей же точки зрения, Аксючиц этих надежд по
разным причинам не оправдывал, к тому же он
предлагал свои услуги и искал такую же поддержку почти во
всех эмигрантских и западных кругах. Даже в
противоположных национально-государственной позиции НТС...
На этой основе у нас и произошло расхождение с
Юрием Борисовичем. Он был прав в том, что надо было
сворачивать закрытую работу, переходить на открытые
формы работы. Это надо было сделать раньше, где-то с
1989-1990 гг. Надо было послать в Россию 2-3 человек, не
покупать никаких квартир, оборудования и т. п. А
всячески распространять нашу программу. Я не уверен, что
наша идеологическая концепция, изложенная в
программе, тот единственно верный путь, по которому
должна идти России. Но во всяком случае - это поиск
собственного, особого пути. Надо было мобилизовывать
людей не под организацию, у нас уже не было кадров
для этого, а под программу. Но об этом я говорю в
заключительной главе этой книги.
*
158

Важнейшую роль в Штабе (да и вообще в Союзе)
играли А.Е. Ширинкина и Е.Р. Миркович.
Ариадна Евгеньевна - человек, можно сказать,
родившийся членом Союза. Она попала в эмиграцию с
родителями. Жила вдвоем с матерью бедно, ее мать
развелась. Отец был гвардеец - из тех, которые во время
свержения монархии и стрельбы спокойно играли в
карты... Ариадна очень любила своего отчима, он был
музыкантом. Она закончила русскую гимназию и
поступила на медицинский факультет Белградского
университета. Думаю, профессия врача могла бы быть ее
призванием в иное время. Но Ариадна чувствовала себя
русской, эмигрантское положение заставляло размышлять
о происшедшем, о смысле жизни - и она связала его со
служением России. Она всегда стремилась в Россию и
где-то уже с 15-летнего возраста начала ходить на учебу
НТСНП в Белграде. С началом войны приехала в
Германию и три года нелегально вела работу НТС в
оккупированных областях, немцы ее несколько раз
арестовывали, почти год ей пришлось провести в тюрьмах.
В конце войны она пыталась как-то помочь Власов-
скому движению, спасать людей от выдачи. Когда
Меандров со своей частью сидел в лагере в ожидании, чем
закончатся его переговоры с американцами, она служила
курьером между Меандровым и Байдалаковым, и для нее
трагедия Платлинга была личной трагедией...
Потом она участвовала в издании газеты "Эхо" в
Регенсбурге, и когда ей пришлось уехать на работы в
Бельгию, где она несколько лет проработала на заводе,
она и там организовала группу НТС. Поэтому ее
пригласили на работу в систему, и когда создавался Закрытый
сектор, она сразу вошла в Штаб. Она занималась в
основном бумажной работой, перепиской, сначала
секретарем у меня, а когда мы перехали в Дюссельдорф - она
стала секретарем Штаба и продолжила это в Майнце.
Потом она, правда, вела и свои дела по части
"зарубежной оператики". И произошла с ней такая история.
Никому ничего не сказав, в один прекрасный день она
поехала в Югославию! На встречу с каким-то человеком
из России, с которым она переписывалась. Она никому
159

ничего не сказала, потому что знала: ее не пустят.
Работникам Штаба было абсолютно и категорически
запрещено даже близко подходить к коммунистической
границе, чтобы их не похитили - они слишком много
знали. Слава Богу, ничего с ней не случилось. Но когда
она приехала, Юрий Борисович сказал: нет, такое
нарушение правил и дисциплины непростительно. И ей
пришлось перейти на открытую работу в секретариат
Исполнительного бюро, она редактирована информационный
бюллетень "Встречи", писала статьи в наших изданиях, в
том числе под псевдонимом А. Чемесова. Умерла она от
рака: поехала к своей подруге в Бразилию, провела там
три недели и, очевидно, под влиянием солнца и
перемены климата скрытая болезнь бурно развилась.
Всю жизнь Ариадна Евгеньевна отдала союзному
делу. У нее не было семьи. Фактически она жила не
здесь. Своими помыслами она всегда жила в России, а
не в эмиграции. Поэтому у нее и была такая дружба с
Александрой Ивановной Маковой153, женой
расстрелянного в СССР члена Союза: потому что она с ней
познакомилась где-то в России в годы войны... Она оттуда
нескольких девочек тогда вывезла.
Она была ходячей историей Союза и образцом
верности союзному делу и веры в него. Ее оптимизм ничем
нельзя было сокрушить. Она во всем видела больше
хорошего, чем плохого. Регулярно посещала церковь. Это
был удивительный человек. Удивительный.
И второй такой же человек, вторая такая же
женщина - это была Елизавета Романовна Миркович,
урожденная баронесса фон Кнорринг. Она родилась в России,
но ее грудным младенцем вывезли в Берлин. Отец
вскоре умер, жили бедно, но она была упорная и все-
таки окончила университет. Перед войной вышла замуж
за Мирковича. Я уже рассказал, как познакомился с ней
в России, как она меня приняла в Союз. Она около года
провела с мужем на Украине; после возвращения в
Германию и рождения сына переехала в Мюнхен, затем
уехала в Марокко. С мужем она развелась фактически
из-за Союза, потому что муж отрицательно относился к
ее политической деятельности. По французским законам
160

сын остался у него, он увез его в Америку. Встречаться
им доводилось нечасто...
В 1956 году она вернулась в Германию, работала в
секторе пропаганды, в редакции "Посева", на нашей
радиостанции в Берлине. Потом перешла в Закрытый
сектор и жила сначала в Ессене, затем в Дюссельдорфе,
где у них была квартира с Михаилом Павловичем Тиня-
ковым. Она всегда вела группу дел. И когда мы пере-
хали в Майнц, это была ее основная функция. Причем
она в основном вела контакты с теми людьми, которые
склонялись к литературно-общественным интересам. В
частности, она вела контакты с группой Галанскова154...
Она опекала весь этот спектр наших контактов в России.
У нее был большой талант писать письма. Многие из
них были в сущности готовыми статьями. Она питала
своими мыслями многих людей. Несмотря на работу в
Закрытом секторе, она никогда не забывала, что она
историк и много читала допоздна. Она была что
называется "ночной человек". На этой почве у нее всегда
были стычки: сначала с Иваном Ивановичем, потом с
Юрием Борисовичем. Иван Иванович начинал с восьми
часов обходить всех, будить. А она спала до десяти. Он
вообще все хотел делать и иметь раньше, а не позже. А
Елизавета Романовна всегда хотела позже... И были с
ней примерно такие разговоры: "Когда курьер едет?" -
"Завтра", хотя на самом деле это было послезавтра. И
тогда у нее начинался аврал...
Причем многие ее контакты в России разрастались,
это были группы единомышленников. В этом
направлении и лежал основной интерес Союза. Она также
внимательно следила за церковной ситуацией в СССР, знала,
кто какую политику ведет в Церкви, очень хорошо знала
и зарубежное духовенство.
С ней всегда было приятно вечером посидеть,
поговорить на любые темы. Поспорить. Она спорила очень
энергично и увлеченно. Она была очень близка с моей
мамой, они как-то очень сошлись (так же, как и Ариадна
Евгеньевна). Ее мама Елизавета Николаевна часто
общалась с моей мамой, и Елизавета Романовна тоже любила
к нам приходить.
8—3640
161

В 1984 году из-за болезни матери она переехала во
Франкфурт и стала главным редактором "Посева". После
1991 года ездила в Россию, куда всегда рвалась. Потом
снова возглавила редакцию "Посева", переехала в Москву,
где и умерла. Ее и похоронили там на скромном
подмосковном сельском кладбище...
Зарубежная оператика
Работа Закрытого сектора в конце концов свелась к
работе через "орлов". И с перездом Штаба в Майнц мы
отделили "зарубежную оператику", то есть встречи с
выезжающими советскими гражданами в портах и т. п.,
в самостоятельную структуру под руководством Сергея
Евгеньевича Крушеля. В ней работало много людей, как
сотрудники системы, так и преимущественно местные
жители, в свободное от основной работы время. Мы
считали, что этим могут заниматься все члены союза, где
бы они ни жили, тогда как работники системы НТС
нужны для более ответственных "орловских" операций.
Сергей Евгеньевич Крушель был очень талантливый
человек, инженер-энергетик добротной старой школы,
хотя закончил образование уже при советской власти
(Харьковский технологический институт). Он происходил
из традиционной инженерской семьи. Такие русские
инженеры обладали прекрасной квалификацией и могли
построить дом, мост, все, что угодно, разработать любую
конструкцию. Сергей Евгеньевич - украинец. В 1930 г.
был арестован вместе с отцом по делу "Промпартии".
Отец погиб в лагере, Сергей Евгеньевич отбыл срок в
Дальлаге. После освобождения колесил по стране на
временных работах.
Во время оккупации он был в Донбассе,
восстанавливал шахты, эвакуировался с немцами. В Германии
заболел туберкулезом в открытой форме, от наступавших
советских войск жена увезла его в американскую зону в
ручной тележке. Вылечившись, в 1951 г. познакомился с
НТС. Написал много работ о советской системе в
Институте изучения СССР при НТС. Но главное, чем он зна-
162

менит - он придумал шаровую акцию - запуск
воздушных шаров с листовками. Он их так усовершенствовал,
что эти шары брали груз листовок до 90 килограмм и
долетали до Дальнего Востока, сбрасывая по дороге
листовки порциями над советской территорией. Потом
американцы нажали на нас, запретили продавать нам газ
для шаров - в связи с полетами своих У-2, шары
привлекали к ним внимание.
После этого он и стал руководить "зарубежной опе-
ратикой". Его жена Татьяна Александровна, грузинка,
играла роль связной между Штабом и другими участками
Он был многознающий и память у него была
прекрасная. Был хороший организатор и масштабный человек.
Член Совета НТС и член ИБ. Его статьи отличаются
широтой тематики, насыщенностью фактами, цифрами.
Писал он часто под псевдонимами "С. Кирсанов", "С.
Крымов". Был страстный антибольшевик. Его раздражали
собрания, на которых мы анализировали разные течения
в советских кругах: реформистские, антиреформистские,
уходили в детали. Он просил слова и возмущался: "Ну
что мы все говорим, говорим, когда проблема решается
просто - надо гнать всех большевиков сраной метлой!"...
Еще до выделения зарубежной оператики в
самостоятельную структуру в ней сложилось распределение на
несколько территориальных участков. На них в разное
время работали одни и те же люди Закрытого сектора,
но были и местные постоянные жители.
Первый участок был - Голландия, Бельгия, Англия;
этой всей группой руководил Николай Михайлович
Грудков155. В Бельгии работали Аркадий Иванович
Душников156, Евгений Иванович Древинский157 и Виктор
Поповский158 с женой. Алексей Алексеевич Кандауров159,
вернувшийся по призыву из Венесуэлы, работал в
Голландии в основном с теми русскими женщинами,
которые вышли замуж за иностранцев и после амнистии
1955 г. могли ездить на родину. Позже он был
ответственным секретарем "Посева", затем ведал переправкой
литературы в СССР.
В Англии люди менялись, но опорной точкой, хотя
прямо и не связанной с закрытой системой, позже стала
163

квартира Бориса Георгиевича Миллера160, где он жил с
женой и детьми; жившая в другом районе Лондона жена
Льва Александровича Papa осуществляла связь, были там
и еще люди.
Второй участок - северный. Его центр находился
поочередно в Гамбурге, Любеке, Бремене. Во главе там
сначала стоял Александр Константинович Орлов161 - он
ранее работал на оперативном участке в Берлине,
несколько раз ходил на ту сторону через границу, как и в
Австрии во время Венгерского восстания. Очень смелый
человек и прекрасный организатор. Затем
северогерманский участок возглавлял Леонид Антонович Мюллер162.
В Дании работали местные жители, старые
эмигранты: Евгений Брониславович Павловский163, Федор
Сергеевич Ладыженский164 (его отец имел там парфюмерное
дело), работой с моряками там занимались Чикарлеев165,
Тарасов и другие. В Норвегии тоже был местный житель
Федор Сергеевич Тараканов166, старый морской офицер-
юрист, который ушел с армией Миллера. И был
шведский участок, которым сначала ведал А.П. Тимофеев,
потом другие люди. Сюда же, хотя и на особом
положении, относилась Финляндия, это была очень трудная
для работы страна, где за антисоветскую работу
арестовывали. Туда ездил в основном Тимофеев, который по
своему шведскому паспорту мог проезжать без визы и
знал там людей. Там был и Эдуард Валентинович
Кесслер как немецкий подданный, но ему пришлось
уехать. После него был Гарри Поль167, тоже как
немецкий гражданин, и ему тоже не удалось закрепиться.
Финны слишком боялись советского соседа...
Руководство южным участком было в Риме, туда на
постоянное жительство перехал Тимофеев, он вообще
очень много ездил по разным странам. В портах там
работал Адам Васильевич Русак. Потом этот участок
возглавил Николай Иванович Петров168. Он сначала
работал в Берлине, где женился на немке, у них родился
сын. Потом они надолго уехали в Америку. Когда он
вернулся оттуда на союзную работу, с семьей, он после
короткого пребывания во Франкфурте возглавил
итальянский участок.
164

В Греции постоянно жил и работал в оператике
Константин Яковлевич Папандопулос169 - послевоенный
эмигрант, русский грек. В целом же через Грецию, как и
через Италию и Скандинавию, прошли многие наши
закрытые работники.
В зарубежной оператике 1980-х годов отмечу Диму
Рыбакова170, который, будучи писателем, не раз
отправлялся в рискованные поездки в Пакистан и Афганистан.
Это было, когда там началась война и мы старались
наладить отношения с афганскими муджахедами для
спасения советских пленных. В этом активно участвовал и
Юра Миллер171, создавший в Англии Комитет спасения
пленных. Удалось, в том числе с помощью западной
общественности, спасти около десяти человек, вывезти их
на Запад.
Надо сказать, что вся союзная работа, разные ее
части, были взаимосвязаны и не ограничивались рамками
так называемой "системы". Контакты с советскими
гражданами для передачи им литературы были само собой
разумеющейся частью жизни любого члена Союза. Кроме
того, члены Союза практически во всех странах
участвовали в акции "Стрела" по массовой засылке в СССР
печатных материалов под видом обычных писем, все
делалось каждым человеком на свои деньги. И
активность некоторых можно вполне сравнить с
профессиональной работой в системе НТС.
В этой связи нельзя не упомянуть Дмитрия
Яковлевича Ковалева172, который, хотя и не работал никогда
в системе, был одним из самых активных поставщиков
адресов для "Стрелы". Он взял на себя скучное занятие:
в свободное от работы время просматривать советские
газеты, выуживать из них имена людей, сопоставлять их
в адресных книгах с адресами предприятий, институтов
и т. п. и составлять таким образом адреса для отправки
писем "Стрелы". Разумеется, через почтовую цензуру в
СССР проходила лишь часть таких писем, а многие
прошедшие потом сдавалось в КГБ, но даже с таким
КПД этим стоило заниматься. Приходили ответы,
конечно, уже в обход цензуры. Таким образом завязывались
контакты.
165

Радиостанция "Свободная Россия19
Главным нашим "стратегическим" средством была
радиостанция "Свободная Россия"173. В лучшие времена ее
можно было хотя бы периодически услышать на
значительной части европейской территории СССР и на
Дальнем Востоке. Начиналась же она в 1950 г., когда на
машине-фургончике был установлен передатчик
мощностью всего лишь в 38 ватт, изготовленный в "дипийском"
лагере. Его собрали Татьяна Петровна Горачек174 и Иван
Иванович Агрузов. Установили его на машину и кто-то
из наших стал ездить на этой машине, передавать.
Несколько раз натыкались на полицию, с которой потом
долго приходилось разбираться...
Со временем мощность стали увеличивать, фургончик
заменили на грузовик, потом на два грузовика, уже была
целая команда, в которой люди менялись: ездили, в
частности Николай Алексеевич Павлов, Юрий Борисович
Брюно. Но для дальнейшего усиления мощности станции
надо было ее стационировать. Мы сняли для этого
помещение под Франкфуртом в Шпрендлингене. Но
просуществовала она там недолго: в 1958 г. ее взорвали
советские агенты, обрушилась целая стена у жилого дома, к
счастью без жертв. И хозяин, гессенская полиция
сказали, что это недопустимо, что это подвергает жителей
опасности.
Тогда мы стали искать место в Баварии. Там много
лесных районов, а кроме того там был Штраус и более
сочувствующая атмосфера. И мы нашли очень хорошое
место, там сейчас на холме находится радарная станция
- значит оно подходило по своим данным. Холм этот
был окружен лугами, и только подальше был лес. На
холме мы поставили несколько бараков: станцию, ее
электропитание, там же жили люди - и все это обнесли
проволокой, завели сторожевых собак. Ночью прожектора
освещали всю прилегающую местность. Так мы
защищались от возможного нападения.
Агенты боялись подойти в таких условиях. И они
решили действовать иначе: напугать население.
Крестьяне из соседней деревни ходили в наш лес за грибами.
166

И однажды ночью в этом лесу в 1963 г. прогремело
шесть взрывов. Никто не пострадал, но панику они
навели большую. Приехал крупный чиновник, министр
внутренних дел Баварии, мы договорились с местным
католическим священником, он устроил общее собрание
деревни, она небольшая была, и на этом собрании
выступил Р.Н. Редлих. Основной его тезис был: сегодня
хотят нас взорвать, и вы можете нас выгнать, но завтра
придут коммунисты и займутся вами - куда вы
укроетесь от них? В общем, он их убедил. Выступали
также пастор и министр. С тех пор у нас там была
охрана добровольная: если появлялись неизвестные люди,
крестьяне немедленно сообщали в полицию.
Радиостанцию в СССР, разумеется, сильно глушили,
поэтому мы устроили специальную контрольную службу,
которая следила за глушилками и давала команды на
радиостанцию слегка изменять волну; от слушателя тоже
требовалось внимательное слежение за уходом волны и
подстройка приемника. Каждая передача длилась 20
минут, по повторялась 30 раз в течение 10 часов, чтобы
слушатель мог восстановить заглушённые места. Мы
потом получили много подтверждений от людей из России,
что передачи таким образом можно было слушать.
Так станция спокойно проработала до ее закрытия.
Станцию закрыли в 1972 г. при правительстве социал-
демократов. Советский Союз потребовал от них закрыть
и нашу станцию, и американскую "Свободу". "Свободу"
они закрыть не могли, американцы не позволили бы, и
чтобы хоть как-то угодить советскому требованию -
закрыли "Свободную Россию". (С Тайваня она продолжала
передачи на Дальний Восток до 1976 г.)
Руководил станцией Владимир Александрович Кол-
басьев175 - эмигрант из Болгарии, учился в Высшей
технической школе в Дрездене, оказался под советской
оккупацией, в начале 1950-х годов бежал на Запад. Вступил
в НТС и мы привлекли его к работе на радиостанции,
как раз когда в Союзе был раскол и станция оказалась в
руках отколовшихся. Потом они ее вернули. И с этого
времени он стал сначала техником, а потом
руководителем станции. Он построил неподалеку дом, создал свое
167

ателье по ремонту и продаже радиоприемников,
телевизоров и т. п. Как администратор он был очень точен,
хотя у него были несколько натянутые отношения с
людьми: он обращался с ними как начальник, а не как
равный.
После закрытия радиостанции он оказался не у дел,
занимаясь своей фирмой, и активной роли в Союзе не
играл. Но он был очень преданный член НТС, приезжал
на конференции, переписывался. В годы "перестройки",
как только появилась возможность, стал ездить в Россию,
хотел там быть чем-то полезен. Умер внезапно от
разрыва сердца.
Пока станция была в начальной стадии, то
дикторами прямо в эфир были те, кто ее возил на машинах:
Аргузов, Тарасов. Когда она стала стационарной, мы
перешли на запись передач на лентах. Для этого создали
студию, которая потом помещалась в пристройке во
дворе "Посева". Руководителем этой студии и диктором
был Михаил Владимирович Балмашев176, до войны
артист московского Малого театра, его жена Мария
Александровна также была у нас диктором. И еще когда
была жива его теща, Изабелла Александровна Калантар,
заслуженная артистка республики, она тоже иногда
выступала по радио.
Михаил Владимирович твердо руководил составлением
радиопередач и хранил архив-фонотеку. После закрытия
радиостанции он участвовал в организации знаменитых
Посевских конференций, которые всегда оканчивались
концертом, в том числе приглашаемых известных
исполнителей-эмигрантов: музыкантов, певцов, ансамблей. Это
оставалась его последняя связь со сценой, он весь
вкладывался в эту последнюю возможность проявить себя как
артист... Вообще же он стал опекуном всего
франкфуртского коллектива: знал, кто как себя чувствует, кто
нуждается в помощи, на праздники ходил к больным, опекал
семьи погибших членов Союза. У него в распоряжении
был небольшой союзный фонд для социальной помощи.
Таким опекуном он остался в памяти всех.
168

ON
40
Совет НТС Январь 1963. Слева направо: К.В. Болдырев, В.Я. Горанек, Л.А. Pap,
А.П. Столыпин, Р.Н. Редлих, А.Н Неймирок, H.H. Рутченко, СЕ. Крушель, В.Д. Поремский,
Е.И. Гаранин, НИ. Бевад, Е.Р. Романов, М.Л. Ольгский, А.Н Артемов, Г.С Околович.

Издательство "Посев" и В.Я. Горачек
Почти полвека на каждой книге, изданной "Посевом",
на журналах "Посев" и "Грани", стояла фамилия
издателя: "Горачек", сначала отца, потом сына.
Владимир Яромирович Горачек родился в 1916 году в
городе Кемь. Его отец - чех, инженер, участвовал в
постройке Мурманской железной дороги. Мать его Татьяна
Петровна, русская, после смерти мужа с двумя
сыновьями уехала в Чехословакию, где получила высшее
образование в Праге и стала первой женщиной-инженером в
Чехословакии. Владимир Яромирович закончил пражскую
гимназию, потом Высшее техническое училище и стал
инженером-строителем, но работать по специальности не
пришлось из-за начала войны. Он принимал деятельное
участие в общественной жизни русской молодежи: был
начальником организации "Витязи", руководителем ее
летних лагерей; состоял в спортивной организации
"Сокол". С другой стороны - окончил серьезные военные
курсы генерала Головина.
В Союзной вступил еще в 1934 году, а в 1942 году
стал председателем отдела в Чехии. Был арестован
гестапо и сидел несколько месяцев в пражской тюрьме на
Панкраце. В 1945 году, перед вхождением советских
войск в Прагу, уехал вместе с матерью в американскую
зону оккупации, в лагерь Менхегоф. Татьяна Петровна
стала работать в УНРРе, занималась какими-то
мастерскими. Именно она и Иван Иванович Агрузов построили
наш первый маленький радиопередатчик...
Татьяна Петровна и познакомила меня в Менхегофе
с Владимиром Яромировичем. Он сразу пошел работать в
мой культурно-просветительный отдел (ΚΠΟ), о котором
я уже говорил, и стал ведать скаутами. Скаутов было
много, ими занимался ряд людей, из которых он был
ответственным за всю скаутскую работу; он также
занимался делами школы.
Весной 1947 г. он принял функции ответственного
издателя "Посева" и председателя коллегии пайщиков.
"Посевское" наследство ему досталось от Александра
Семеновича Парфенова, который уехал в Марокко. И
170

тогда лицензия на издание "Посева" была выписана на
Владимира Яромировича. С тех пор, с основания
издательства, он занимался им. В том числе финансами
издательства, у него был в подчинении бухгалтер, но это
не было его главным интересом (хотя потом, когда он
принял все союзные финансы, ему пришлось и этим
заняться - о союзных кассирах и их особых качествах я
скажу далее отдельно).
Его главным интересом было издательское дело, хотя
он был человеком всесторонним. И если в издательстве
"Посев" издано более трехсот книг, и среди них ценные
мемуары, философские работы и т. д., то это все
благодаря той преданной работе, которую исполнял Владимир
Яромирович. Он буквально жил этим делом, весь
книжный план составлялся под его влиянием.
Главным для него было содержание, а не то, как
книги продаются. Он не был коммерческим гением, а
стремился издавать хорошие книги. И в том, что нам
удалось привлечь столько авторов со стороны, столько
авторов из Советского Союза, авторов, которые сделали
имя издательству, - в этом очень большая заслуга
Владимира Яромировича. Он следил за этим делом, следил
за авторами, следил за прохождением книг. Хотя всегда
существовал директор издательства, который направлял
техническую работу, чтобы книги во время выходили. Но
душой "Посева" был Владимир Яромирович.
Владимир Яромирович был долгое время, с
небольшим перерывом, членом Совета НТС. И играл в Совете
очень важную роль. Хотя выступал редко и коротко, но
всегда говорил по существу дела, всегда попадал в точку
своими формулировками, и его влияние в Совете было
больше его формального участия. Не говоря о том, что
его моральный авторитет стоял чрезвычайно высоко.
Этот замечательный человек пользовался абсолютным
доверием в НТС и стоял над всеми возникавшими в
Союзе конфликтами. С 1955 года он был членом Высшего
Суда Совести и Чести. Он заведывал и всеми союзными
финансами до конца своей жизни. Был очень чутким
человеком, относился с большим пониманием к людям,
появлявшимся на горизонте издательства и Союза.
171

Искренне и скромно верующий человек, В. Я. Гора-
чек уделял много времени церковной жизни; он -
главный строитель православного храма во Франкфурте и его
староста с 1968 г. и до конца своих дней. Никто, кроме
разве Георгия Сергеевича Околовича, не оставил после
себя столь светлой памяти в НТС, как Владимир Яроми-
рович.
Умер он скоропостижно во Франкфурте: у него
обнаружился рак и к тому же не выдержало сердце... Он
был очень высокий, немножко грузный, и это сыграло
роль в его смерти. И его дело формально (к сожалению,
только формально) перешло в руки его старшего сына
Михаила, который работает инженером; он же, как и
отец, одновременно и староста церкви: добросовестный и
правильный человек.
Журнал "Посев" и A.B. Светланин
Андрей Васильевич Светланин177, многолетний
редактор "Посева", был незаурядной личностью. Его настоящая
фамилия была Лихачев, но в историю НТС он вошел как
редактор "Посева" под псевдонимом Светланин. В
редакции мы его звали "Маршал", в этом проявилась наша
оценка его деловых качеств и аналитического таланта.
Он происходил из большой крестьянской семьи; свое
детство он описывает в двух очерках, опубликованных в
"Гранях": "Родина ветловая" и еще один. У него был
один брат, а остальные сестры. До войны и во время
войны он был корреспондентом "Красной звезды",
довольно долго прожил на Дальнем Востоке. Там у него
накопились материалы, которые послужили основой для
его небольшой книжки "Дальневосточный заговор", где
он пишет о расстреле Блюхера, о причине этого
расстрела, о наличии действительного заговора. Сначала эта
книжка печаталась с продолжениями в "Посеве", потом
вышла отдельным изданием небольшим тиражом. Она
заслуживает того, чтобы ее переиздать еще раз, по
возможности дополнив новыми сведениями.
172

Во время войны попал в плен, уцелел как-то, хотя
как корреспондент и член партии должен был быть
уничтожен немцами. Но он уцелел, после войны попал в
английскую зону и оттуда в Англию. Там начал работать
кухонным мужиком, а закончил - преподавателем в
Кембридже.
К нам он приехал возглавлять "Посев" из Кембриджа
уже после того, как мы переехали из Лимбурга во
Франкфурт году в 1954-м. Мы его пригласили сразу на
должность редактора, но он сначала не хотел ее
принимать, предпочитал оставаться моим заместителем,
хотя фактически вел газету. Потом, в конце концов, он
согласился стать главным редактором, и оставался им до
своей смерти в 1965 году.
Он очень много времени отдавал "Посеву".
Ежедневно внимательно просматривал до десятка советских газет
и размечал их, потом сидел над разными материалами,
правил статьи. Приходил утром и сидел до ужина. Он
был журналистом не только по профессии, но и по
призванию. У него был невероятный нюх, он по каким-
то косвенным признакам узнавал из советских газет, что
произошло какое-то значительное событие. Так,
например, наиболее известная его догадка - Новочеркасское
восстание. По малоприметной детали, упомянутой в
одной советской центральной газете, что танк разбил в
Новочеркасске ворота или колонну, - он определил, что
там были какие-то события, которые потребовали ввода
танков в город. Лишь гораздо позже история
Новочеркасского расстрела, все события в Новочеркасске,
стали выплывать из разных источников. А мы в
"Посеве" уже написали об этом.
Газета при Андрее Васильевиче сильно изменилась,
он придал ей свое лицо. В основном он занимался
текущей политикой, выделяя то главное, что, с его точки
зрения, происходило в Советском Союзе. И хотя многим
казалось, что там ничего не происходит, он всегда
находил какую-то важную или просто интересную вещь,
которую выносил на первую страницу. Помню, он как-то
вынес сообщение из Одессы: "Девочки, не ходите в
красном" - о борьбе с красным цветом, которую там
173

объявили. В общем, газета была живая, интересная, чего
бы он ни касался. Была ли это аналитическая статья,
как о XX съезде, или заметки о советском быте.
Газета при нем выходила еженедельно; лишь в 1968
году она превратилась в ежемесячный журнал, потому
что вытянуть еженедельник без Андрея Васильевича
было уже невозможно. Для этого нужно было иметь
такого редактора как он, поскольку события ускорились,
их становилось все больше и больше. Он был именно
газетный редактор. Я думаю, как редактор журнала он
бы и не годился. У него было актуальное газетное перо.
Помимо исключительного чутья на новости, он был
вообще очень талантливый журналист. Достаточно
прочитать его два очерка в "Гранях" и книгу о заговоре на
Дальнем Востоке, чтобы увидеть, как увлекательно он
умел изобразить события. Помимо этого, остались его
черновые записки, третья часть его биографии, но все
это разрознено.
Он мастерски вел редакционные совещания, которые
вошли в историю журнала и нашей франкфуртской
политической жизни. У нас тогда был большой коллектив.
На такие еженедельные совещания, через несколько дней
после выхода очередного еженедельника, приходило до
двадцати человек. Обсуждали наиболее спорные и
интересные статьи. Затем "Маршал" делился своими планами
относительно следующего номера, какие материалы в
нем давать, выступали их авторы. Это было живое
обсуждение газеты, от которого у каждого оставалось
чувство удовлетворения, что и он вносит свой вклад в дело.
При Светланине как раз произошел взрыв в "Посеве"
в 1961 году. Бомба была подложена советскими
агентами, но к счастью никто не пострадал. Это было не очень
приятное время, так как после взрыва хозяин отказал
нам в помещении и у нас не было собственной
типографии. Мы купили участок на окраине Франкфурта в
Зоссенхайме с готовым зданием под
сельскохозяйственные машины, где оборудовали типографию. В маленькой
пристройке помещалась редакция. "Посев" некоторое
время мы печатали в немецкой типографии в Таунусе, в
горах. Когда обустроились на новом месте, "Маршал"
174

наконец-то получил свой "кабинет", правда, вместе с ним
всегда кто-то сидел в комнате. Он так и не дожил до
того времени, когда редактор "Посева" занял отдельный
кабинет; мы построили новое трехэтажное здание только
в 1973 году, после его смерти. Умер он у себя дома от
сердечного приступа. Он был довольно полным для
своего роста, очень много курил, любил выпить, не лечился.
Все это вместе взятое привело к приступу и к смерти.
Андрей Васильевич был очень общительный человек,
с невероятно располагающим характером. Он был
желанным гостем в каждом доме во Франкфурте и находил
общий язык независимо от уровня своего собеседника.
Он мог разговаривать и с интеллектуальными
собеседниками, и с простыми рабочими. Любил застолье, пойти с
кем-то посидеть, чтобы ужинать не одному, или пойти в
кабачок, выпить в компании, где мог быть интересный
разговор. Хотя в спорах был довольно резок.
Я бы не сказал, что он был очень церковным
человеком, в церковь он ходил изредка, но признавал
Зарубежную Церковь как единственную законную наследницу
старой Русской Церкви. Это была его твердая позиция и
он мог, отстаивая ее, с кем-то поссориться, настолько он
близко принимал это к сердцу.
В его позиции главного редактора гебисты, конечно,
сразу вычислили, кто это, и повели на него атаку.
Сначала прислали брата, причем, совершенно неожиданно.
Издательство тогда было на Мериан-плац, а он жил на
Элькенбахштрассе, в одном доме со мной и с Артемо-
выми, занимал отдельную однокомнатную квартиру. Он
выходил утром примерно в полдесятого на работу, там
пешком было идти пять минут. Заходил сначала в киоск
купить сигарет, он много курил. И вот он подошел к
киоску за сигаретами, - а там стоит его брат...
Это была первая акция КГБ против него. Братья
договорились встретиться на вокзале. Брат, конечно,
приехал с прикрытием из посольства, Андрей Васильевич
был с нашим прикрытием. Разговор ни к чему не
привел: брат звал, по поручению властей, конечно, вернуться
на родину; Андрей Васильевич сказал, что возвращаться
не будет, и этим встреча закончилась.
175

После визита брата он начал переписку с сестрами.
У него была любимая сестра, которая его вырастила,
воспитывала вроде матери, так как мать рано умерла. И
вот она написала, что приедет за границу, чтобы
повидаться. Он сам предложил ей для встречи Рим, так как
ехал туда в отпуск. Гебисты согласились, но вывезли ее
не сразу в Рим, а под чужим паспортом в Париж, и
лишь оттуда - в Рим. И на этой встрече наши его
прикрывали. Сестра тоже стала уговаривать его
вернуться, а если не решается, то хотя бы бросить "Посев",
отойти от политики, не заниматься журналистикой. Он
этого никак не мог понять, потому что знал ее прежние
настроения... И только на второй или третьей встрече
она сказала, что ей показывали его досье в несколько
папок, и есть распоряжение, что он будет устранен, его
убьют, если он не откажется от своей деятельности.
Причем убьют не из КГБ, конечно, а что у них есть
данные, что его уберут американцы. То есть, это была
угроза, что КГБ его убьет и свалит на американцев.
Он встречался с сестрой в Риме три или четыре
раза. Потом они расстались, он сказал, что будет
продолжать свое дело, что это все фантастика с американцами.
Пытался ее разубедить, что никакие американцы его
убивать не собираются, а если кто и будет убивать, то
КГБ, но от КГБ он как-то будет защищаться. На этом
они и расстались.
Потом они привозили другую сестру в Лондон, тоже
устраивали встречи с той же целью: любой ценой
заставить его отказаться от редактирования "Посева". Я не
врач, но думаю, что эти встречи не могли так бесследно
пройти, наверное, оставляли какой-то след в душе, и так
или иначе влияли на его здоровье. Но его убеждения
поколебать было нельзя. Он был твердым противником
болыиевицкой власти и считал, что ничего, кроме борьбы
с этой властью, борьбы до победного конца, быть не
должно. Он редактировал "Посев" до самой смерти. Он,
так сказать, умер на посту.
Андрей Васильевич был очень интересный
собеседник, много рассказывал, много знал и о советской
системе, о порядках, которые существовали в полуначальст-
176

венной среде. Был он очень добрый человек, душевно
добрый. У него был такой детский смех. К нам он
приходил обычно в воскресенье на обед, мама делала
борщ и какое-нибудь специальное блюдо, пекла пирожки.
Он всегда выпивал, но зная свою меру.
Мы с ним часто ездили в отпуск, пока мама была
жива. Обычно ездили в Италию в один и тот же
пансион. Иногда он ездил еще с кем-то, но любил ездить в
отпуск с нами. И вот надо было посмотреть на нас на
пляже: мама лежала в тени, я купался, он же купался
мало, просто заходил в воду, но не плавал. А через
какое-то время вокруг него собирались итальянские дети,
хотя он не говорил ни на одном языке, кроме русского.
Но он как-то с ними объяснялся и своим поведением
привлекал детские сердца. Это очень характерно для
него. Его дети очень любили. Где бы он ни был, дети
льнули к нему в силу его доброты.
О себе он рассказывал, но чтобы не повторяться,
лучше прочесть его детские воспоминания, которые были
напечатаны. Я видел его фотографию молодым
офицером с женой. Не могу вспомнить, что случилось с его
женой... А его племянницы, уже будучи взрослыми, во
время "перестройки" приезжали на Запад. Когда
Елизавета Романовна Миркович жила в Москве, она
встречалась с ними.
После смерти Андрей Васильевич был похоронен на
городском франкфуртском кладбище, где срок могил
ограничен. Поэтому сейчас он вместе с еще девятью
одиночками из Союза перезахоронен на русском церковном
кладбище в Висбадене. Там нет ограничений, поэтому
мы купили большое место для братской могилы и в ней
похоронили всех членов Союза, девять человек. Памятник
поставили.
*
Ответственным секретарем журнала "Посев" при
Светланине был Леонид Федорович Кригсман178,
знакомый писателя Л.Д. Ржевского (о нем я подробнее скажу
далее) по плену. Он у него описан в романе "Девушка
из бункера". В плен они попали из тех "добровольческих"
177

отрядов под Москвой, которые были брошены советским
командованием в отчаянии, чтобы хоть как-то задержать
немцев: мобилизованные учителя, научные работники,
так называемое "московское ополчение".
Кригсман был преподавателем, попал в окружение,
пережил плен, потом связался с Ржевским и по его
рекомендации пришел работать в "Посев". Уже и
Ржевский не работал, и Андрей Васильевич умер, а Леонид
Федорович продолжал у нас трудиться. Он был очень
добросовестный работяга. Звезд с неба не хватал, писал
лишь маленькие заметки и хронику, подбирал сведения
информационного характера, выравнивал верстку (всегда
надо сократить пару строк или добавить маленькую
заметку) Если Андрей Васильевич держал в руках душу
газеты, то Леонид Федорович держал в руках ее тело.
Потом он вышел на пенсию. Был женат на немке,
у них была дочь. Он был очень положительный человек.
*
Стоит вспомнить и первого ответственного секретаря
"Посева" Николая Климова179. Я не уверен, что это его
настоящая фамилия, потому что он был в РОА, работал
в газете "Доброволец", которая издавалась для воинских
частей. Он попал к нам после войны откуда-то из-под
Штутгарта. Мы взяли его на работу ответственным
секретарем редакции газеты "Посев", когда начали ее
издавать в Лимбурге. Очень хороший юноша был,
молодой совсем, лет 19-20, даже, может быть, школу еще не
окончил. Работящий и, несомненно, талантливый, он
много читал, многим интересовался. У него был один
только недостаток - запои. Когда он напивался, то
устраивал дебоши. А поскольку городок Лимбург был
небольшой, это было всем известно и в какой-то мере
компрометировало нас. Но все искупалось его
работоспособностью в газете.
Погиб трагически. Пьяный заперся в уборной и не
мог открыть дверь, чтобы выйти. Это было в гостинице,
в которой мы снимали комнаты. И он решил, раз дверь
не открывается, вылезти через окно, перелезть из одного
178

окна в другое. Однако сорвался, упал и убился; в тот же
день умер.
Мы его похоронили в Лимбурге. А как сообщить его
родителям, кто они, мы не знали. Это была наша первая
такая потеря.
К лимбургскому периоду относится сотрудничество с
профессором Константином Федосьевичем Штепой180. Он
жил с семьей в английской зоне, кажется, где-то под
Ганновером, но приезжал еженедельно работать в
"Посев", обычно в начале недели, и после выхода газеты,
кажется, в пятницу, уезжал домой. Потом приезжал на
следующей неделе. Он вел отдел политических заметок и
писал статьи на международные темы.
При немецкой оккупации он был ректором Киевского
университета и редактором киевской газеты на
украинском языке. Он сам из Киева. Затем, когда галичане
устроили путч, стремясь захватить власть, его арестовали
и назначили другого редактора. Путч закончился
разгромом, целый эшелон арестованных был отправлен
немцами на Запад, в том числе были и киевские
студенты. После подавления путча Штепа вернулся к
редактированию газеты. При отступлении немцев, выехал
с женой и дочерью в Германию. Его сын был в
немецкой армии и пропал без вести.
Он владел немецким языком относительно свободно,
хотя говорил с довольно сильным акцентом, правда, он и
по-русски говорил с акцентом, потому что его родной
язык был украинский. К политике немцев относился
резко отрицательно, хотя у него было немало немецких
друзей, но из среды, оппозиционно настроенной к
Гитлеру и к нацизму. Отношение его к большевизму от
немецких зверств не изменилось. И к тому, и к другому
он подходил с одной меркой. На немецком языке, под
псевдонимом Бек, вышла его книга о сталинщине. Сам
он был арестован в 1938 году и два года провел в
заключении, о чем и написал в книге. Я читал ее позже,
на русском языке.
179

В личном общении Штепа был очень приятный
человек, масштабный, знающий, с ним интересно было
говорить на любые темы. Он, по специальности историк,
хорошо знал историю русско-украинских отношений и
был объективен как украинец. Он был украинским
патриотом, любил всё украинское - как часть
общероссийской культуры. Он видел Украину в общих границах с
Россией: по своим взглядам он был культурный
автономист, но не сепаратист. Ни малейшего налета
провинциализма, что свойственно некоторым украинским
публицистам, у него не было. С ним было приятно спорить,
так как он спорил культурно. Его знание мировой
культуры, особенно немецкой, производило впечатление.
Он очень хорошо разбирался в международной политике.
Все его статьи в "Посеве" на международные темы,
которые он подписывал "Н. Громов" или "Η. Гр." - и
сейчас производят впечатление глубоко обоснованных.
Это не отписки-минутки.
Он проработал в "Посеве" довольно долго, с 1947 по
1950 годы. Лишь когда мы переехали во Франкфурт, он
примерно в это же время уехал с семьей в Канаду. В
Канаде, как я позже узнал, он умер от болезни сердца.
Дочь его вышла замуж за канадского офицера.
*
К одним из первых людей, работавших в
издательстве, принадлежал Леонид Денисович Ржевский181. Я
точно не помню, каким образом мы получили от него
открытку из маленькой деревушки на юге Баварии. Это
было не ранее 1948 года, во всяком случае до реформы.
Судя по открытке - это был интересный человек. Я
поехал туда. В этой маленькой деревушке у него был
маленький домик, в котором они с женой снимали одну
комнату как беженцы. Судя по говору, по поведению, по
манерам, он был человек из хорошей интеллигентной
русской семьи. Он попал в плен при разгроме
московского ополчения. В плену заболел туберкулезом, его
еле выходила медсестра, спасла ему жизнь и стала его
женой. Ее звали Агния Сергеевна - очень редкое имя.
180

Она также происходила из интеллигентной русской
семьи, была лет на десять-пятнадцать моложе его, но
стала его верной подругой.
Я не знаю, каким образом ему удалось перейти из
состояния военнопленного в гражданское. Но я выяснил,
что он преподаватель московского университета,
всесторонне образованный человек и ищет себе применение в
каком-нибудь русском культурном начинании. А
культурным начинанием в Германии тогда был,
по-настоящему, только "Посев". Мы договорились с ним, что
он начнет писать, сговорились о темах, и он согласился
переехать к нам, в Лимбург, на постоянную работу
литературным редактором.
Так мы сошлись с ним с первого же раза. И
действительно, через какое-то время нам удалось его
перетянуть в Лимбург. Это было незадолго до нашего переезда
во Франкфурт. Позже он принял на себя редактирование
"Граней", стал знакомиться с авторами из старой
эмиграции, ездил для этого в Париж.
В "Гранях" он напечатал и свою первую вещь,
"Девушка из бункера", состоявшую из двух частей. Первая
часть была в значительной мере посвящена истории его
знакомства с женой и их дальнейшей судьбе среди всей
военной сумятицы, но под вымышленными именами.
Начинается все на стороне "красных" и потом переходит
на немецкую сторону, в лагерь военнопленных и т. д.
Через некоторое время он написал вторую часть, которая
была построена на подлинном дневнике одного из
молодых офицеров РОА. Кроме этого дневника, он
пользовался еще сведениями и материалами о выдаче
американцами солдат и офицеров РОА Советам. Это
было его первое художественное произведение. Потом он
написал еще четыре или пять - небольшие повести о
судьбе эмиграции, о встрече с советскими гражданами.
Сам он в активной политической жизни организации
не принимал участия, но косвенно его участие сильно
чувствовалось. У него были хорошие пропагандные
советы, он выступал с докладами на лосевских
конференциях. В общем же он искал себе другое применение
- в качестве научного сотрудника, поскольку был боль-
181

шим специалистом по языку. Поэтому он принял место
преподавателя русского языка в университете города
Лунд, на юге Швеции.
В 1955 году Ржевский с женой от нас уехал. В
Швеции он проработал несколько лет, после чего
переехал в Соединенные Штаты и там сделал научную
карьеру как крупный языковед. У него напечатано много
работ о языке, о литературоведении, о Солженицыне.
Его имя получило известность в кругах славистов. Они
жили в Нью-Йорке, где был университетский городок,
снимали там квартиру. Я бывал у них в гостях и
запомнил как очень гостеприимных хозяев.
Что касается его антикоммунизма, то он был,
конечно, противником коммунистического режима, но как
бы в академическом плане. Он не принимал режим
КПСС прежде всего за то, что это был антикультурный
режим, разрушавший и подавлявший русскую культуру
вопреки ее органическому развитию. И самого себя он
нашел в академической работе в Америке, хотя это его
до конца не удовлетворяло, ибо требовало
приспособления. Но ничего не поделаешь, и он приспособился к
определенному стилю.
Из Америки он иногда приезжал в Европу на разные
конгрессы, на встречи славистов, и почти всегда заезжал
во Франкфурт повидаться со своими старыми друзьями.
Журнал "Грани"
После Ржевского редактирование журнала "Грани"
переняла Наталья Борисовна Тарасова. Тарасова182 - ее
фамилия по первому мужу, ее девичья фамилия была
Жук. Ее отец был профессор, преподаватель в высших
учебных заведениях. Она родилась в Киеве. До войны
была студенткой, но не закончила учебу из-за немецкой
оккупации. Вывезена вместе с родителями в Германию.
В Германии сначала жила на юге в каком-то лагере
под Мюнхеном. Потом, поскольку ее муж, Сергей
Алексеевич Тарасов, был член Союза, они перехали на
союзную работу во Франкфурт. И она тоже быстро вклю-
182

чилась в союзную работу (в отдел пропаганды), хотя у
них было двое маленьких детей и из-за этого ее
деятельность была в известной мере ограниченной. Позже
она начала редактировать журнал и делала это 20 лет.
В ее период "Грани" достигли высшей точки своей
популярности. Она была очень хорошим редактором как
в смысле отбора материала, так и в смысле правки
рукописей. Она вела журнал с большим вкусом, с
пониманием. У нас были с ней иногда конфликты, но это не
отражалось на наших взаимоотношениях. Я ведь тоже
имел отношение к "Граням", хотя формально не
принимал участие в редактировании, но любил журнал как
его основатель и иногда больше, чем надо, вмешивался.
Но мы сглаживали все своими добрыми личными
отношениями.
В ее период, с начала шестидесятых годов, стали
приходить самые разные рукописи из России. Кроме
того, она ездила в Париж и успела завязать знакомства
в среде еще остававшейся старой эмиграции, которые
начал еще Л.Д. Ржевский, - всё это благоприятно
отразилось на журнале. Таким образом, именно при Наталье
Борисовне "Грани" обрели свое окончательное и
неповторимое лицо как журнал первой и второй эмиграции и ее
связи с оппозиционными кругами живой России.
У самой Натальи Борисовны не очень удачно
сложилась семейная жизнь, она вскоре развелась с мужем.
Потом вышла замуж за М.И. Парфенова, но он умер...
С начала 1980-х годов Наталья Борисовна живет в
Лесненском православном монастыре, во Франции.
Сначала она была послушницей, теперь монахиня. Замечу,
что и другие члены Союза, около десяти человек,
закончили свой союзный путь служителями Церкви, и это в
чем-то символично.
Как первый редактор "Граней" несколько слов
добавлю о дальнейшей истории этого журнала.
После Н.Б. Тарасовой журнал некоторое время вели
Николай Николаевич Рутыч-Рутченко и Роман Никола-
183

евич Редлих. Но это было промежуточное решение; в
этот период журнал из литературного превратился в
исторический. Пытались найти решение во Владимове,
но и с ним, как я расскажу далее, ничего не вышло. Он
начал сильно менять направление журнала, но у него
для этого было слишком мало времени. Журнал, в
основном, сохранял то лицо, которое ему придала Наталья
Борисовна Тарасова.
Однако после Владимова возвращаться к прежнему
историческому крену мы не хотели. Тогда редактором
'Граней" согласилась стать Екатерина Алексеевна Брейт-
барт183, которая это делала 10 лет и старалась держать
журнал на том уровне, когда он был создан. Это не
всегда удавалось, прежде всего в литературе. Это был
известный период застоя, который и продолжается,
потому что возрождения русской литературы пока не
произошло.
Екатерина Алексеевна редактировала журнал до
середины 1996 года. Мы тогда отметили 50-летие
существование журнала и решили вообще закрыть его,
поскольку российские авторы получили возможность свободно
печататься в различных российских изданиях. Наш
литературный журнал уже как бы выполнил свою функцию.
Но, к сожалению, этого не сделали из-за того, что уже
приняли от читателей деньги за подписку на 1996 год.
Со второй половины 1996 года журнал переняли
новые люди в Москве. Редактирование взяла на себя
Т.А. Жилкина. Против того, чтобы журнал дальше
выходил, мы ничего не имели, только не могли взять на
себя никаких финансовых обязательств. Ведь журнал
денег вообще не приносит, расходятся по подписке
несколько сот экземпляров. Это гроши, в то время, как
только печатание одного номера журнала стоит около
3000 марок, не говоря о почтовых расходах, гонорарах...
Какое лицо будет у журнала в новых условиях? Во
всяком случае - другое...
Тем не менее, журнал "Грани" уже сыграл свою
большую историческую роль. 50 лет он стоял на посту
служения русской литературе, и пожалуй, только "Новый
журнал" в Америке можно было бы поставить на одну
184

доску с "Гранями". Между этими двумя журналами не
было конкуренции, каждый из них занимал свою нишу,
но "Грани" были богаче, шире, потому что "Новый
журнал" в основном ориентировался на тех авторов, кто
выехал в Америку.
Главное же - "Грани" гораздо шире распространялись
в России, о журнале там знала вся писательская среда.
Независимо от того, как менялись редакторы, журнал дал
жизнь многим шедеврам вольной русской литературы,
сделал имена многим талантливым писателям и в этом
его большая заслуга в истории русской литературы.
Произведения Солженицына, Максимова, Некрасова,
Солоухина, Галича, Окуджавы, напечатанные в "Гранях",
не проходили не замеченными, вызывали отклики, - и
это все придавало "Граням" неповторимое значение. Тем
самым журнал из эмиграции активно участвовал в
литературной жизни страны, влиял на нее.
*
Скажу вкратце и о дальнейших редакторах "Посева".
После смерти Светланина его редактировали в 1965-1967
Александр Николаевич Артемов, с 1968 г. - редколлегия,
в которую входил и я; в 1971 г. редактором стал Лев
Александрович Pap, затем в 1974 г. Ярослав
Александрович Трушнович184; с 1984 г. - Елизавета Романовна
Миркович. С 1990 по 1993 гг. редактором был Александр
Михайлович Югов185, затем в 1993-1995 гг. снова ЕР.
Миркович - но уже в России, куда она переехала. После
ее смерти журнал сильно изменился, но описывать этот
период не стану. Это уже другое время и другой журнал
- одно из множества российских демократических
изданий...
Главное значение "Посева" приходится на то же
советское время, что и у "Граней", только в политической
области. Это была, с одной стороны, единственная в
своем роде квалифицированная трибуна для всех
конструктивных освободительных сил, стоявших на позиции
национально-государственных интересов России; с другой
стороны, если полистать подшивки "Посева" - это живая
185

летопись самой освободительной борьбы, поскольку
журнал отмечал малейшие ее проявления внутри России.
*
Говоря об издательской деятельности "Посева",
невозможно не упомянуть особо Анастасию Николаевну
Артемову186.
Она (урожденная Редлих) происходила из большой
семьи русских немцев. В начале 1930-х годов они
выехали из СССР в Германию. Во время войны стала
женой Александра Николаевича Артемова, будущего
председателя НТС. С тех пор она фактически всегда
была на союзной работе. Сначала в отделе внешних
сношений НТС, потом перешла в издательство, хотя ради
заработка одновременно работала в немецкой библиотеке.
Она очень систематический человек и сделала в
"Посеве" огромную работу: занималась редактированием
рукописей, читала корректуру набора. Через ее руки
прошло множество книг. Их прекрасным редакторским
качеством она высоко держала марку "Посева". Сама она
была соавтором книг "Казнимые сумасшествием" и,
кажется, "Процесс четырех". Сделала библиографию в
шестом томе нашего собрания сочинений Солженицына.
В начале 1970-х годов начала по библитечной линии
переписку с Владимовым, когда он был в России, а
потом опекала его во Франкфурте (пока не произошел
разрыв с ним). Она бралась за любую работу, нужную
Союзу. Анастасия Николаевна - очень верующий,
церковный человек.
Дом Артемовых был всегда открыт для гостей.
Жизнь их семьи - это постоянное служение союзному
делу, так они воспитали и своих детей: сына Николая
(он занимался в НТС идеологией и иностранными
связями, затем стал священником) и дочь Елену - она стала
женой Жданова, директора "Посева", где и сама тоже
работала корректором и редактором, профессионально
владея русским языком.
186

Союзные кассиры
В заключение хотелось бы вспомнить и тех людей,
которые играли большую и в то же время незаметную
роль в нашей работе: тех, под ответственностью которых
находились все финансы Союза. Через них проходили все
союзные деньги, откуда бы они ни поступали, и эти
люди знали также, на что расходуются средства. Они не
имели права голоса, куда направлять деньги, - этим
распоряжалось Исполнительное Бюро. Деньги шли в
соответствующие секторы, как было предусмотрено
общесоюзным бюджетом, или руководителям отдельных акций.
Но за все эти деньги надо было отчитываться перед
Главным кассиром.
Все сходилось в руках Главного кассира, и только на
полном доверии к этим людям и могли строиться
союзные финансы. Потому что никакой настоящей
бухгалтерии мы не могли вести, никакого стопроцентного
контроля быть не могло. Никакой формальной юридической
ответственности, никаких юридических прав Главный
кассир не имел. Всё зависело от честности тех людей,
которые стояли во главе этого дела.
Первым кассиром Союза был Михаил Николаевич
Залевский (из Ленинграда, старшим офицером попавший
в плен и потом прошедший офицерскую школу РОА в
Дабендорфе). Он был офицером-пулемётчиком еще в
Первую мировую войну. Потом работал инженером.
Вступил в НТС в Дабендорфе и в дальнейшем, всю свою
жизнь (он прожил 101 год), провел около Союза,
выполняя, пока мог, разные союзные обязанности.
Вторым, который принял финансовые дела, был
Михаил Иванович Парфенов (родом из Средней России,
попал в плен молодым лейтенантом). Он также прошел
через офицерские курсы в Дабендорфе, стал членом
Союза и связал с ним всю свою жизнь. После войны,
будучи в лагере для "перемещенных лиц", он занялся
скаутизмом, в котором играл большую роль всю жизнь.
Выполняя обязанности Главного кассира Союза, он
должен был жить на закрытом положении. Он был очень
скромным человеком, мягким. Женился довольно поздно,
187

на Наталье Борисовне Тарасовой (редакторе "Граней").
Умер от сердечной слабости еще довольно молодым.
После его смерти все союзные финансовые дела
принял Владимир Яромирович Горачек, о котором я уже
говорил. Его функции расширились, потому что в его
ведение вошли и финансовые дела издательства "Посев",
ранее ведшиеся автономно.
После его внезапной смерти финансы на ходу
перенял Эдуард Валентинович Кесслер (он из Одессы,
подростком попал в Германию как "фольксдейче"). До этого
он был на оперативной работе: сначала на участках,
потом в Штабе. Он снял с себя обязанности Главного
кассира одновременно с уходом из Союза в 1995 году (не
будучи согласным с финансовой политикой нового
руководства НТС).
Всех этих людей, независимо от того, насколько они
были аккуратны, насколько хорошо они умели работать с
цифрами и т. д., объединяла одна черта, самая главная,
самая решающая для союзного руководства: это были
безупречно честные люди. Им можно было доверить без
расписки любую сумму, поручить любую операцию.
Союзные деньги, союзная касса, по очереди, находилась в
руках этих безукоризненных в своей честности людей.
Несомненно все это могло существовать в среде в
основном честных людей, каковым и был наш Союз.
Завершая воспоминания о своих соратниках, хочу
еще подчеркнуть общий духовный тип всех людей,
которые бросали свою налаженную жизнь и свои
профессии, иногда очень денежные, в самых разных странах
и ехали на работу в систему НТС. Хотя в НТС платили
очень мало, фактически прожиточный минимум - чтобы
сразу отсечь искателей кормушки. Эти люди с разными
способностями, разными характерами шли на работу в
НТС, чтобы что-то делать для России и оправдывать
этим свою жизнь в эмиграции.
В нашем деле участвовало и немало таких же
жертвенных иностранных друзей, что я хотел бы особо
отметить в следующей главе.
188

Иностранные друзья нашего дела
Эта тема по своему значению заслуживает внимания
гораздо большего. Надеюсь, что ее опишет кто-нибудь,
кто больше, чем я, имел отношение к этой части нашей
работы. Основная тяжесть ее ложилась на плечи наших
некоторых участковых работников. Некоторых — потому
что знание иностранного языка было обязательным
условием.
По моей приблизительной оценке за три десятилетия
(1960-1980-е годы) мы привлекли из иностранного мира к
нашей работе не менее S00 человек. Некоторые из них
ездили в СССР по два-три раза. Так что общее число так
называемых "орловских" операций (человек, посылаемый
нами с поручением в страну, назывался у нас "орлом"
независимо от того, кто ездил: член Союза, просто наш
русский друг или иностранный друг) было значительно
больше.
Отправка в Россию нашего первого иностранного
"орла" происходила из Дании. Я сам ездил провожать
его. Провели вместе весь день, я проверял еще раз его
подготовку. Вечером, накануне отъезда, мы вместе
ужинали в небольшом уютном ресторанчике в Копенгагене.
Раставаясь, обнялись и поцеловались. На следующий день
он поехал. Всю неделю я с нетерпением ждал его
возвращения и приехал встречать его. Не помню сейчас,
какое у него было задание. Но это неважно. Важно
было то, что мы открыли, испробовали новый путь
работы на Россию.
Задания, которые мы давали нашим иностранным
друзьям, распределялись в самом широком диапазоне:
заброска писем в почтовые ящики (при этом было важно
не попасть под слежку); проверка подходов к "контакту"
(то есть, интересовавшему нас человеку) без его
посещения; посещение "контакта" с поручением; провоз
литературы и ее распространение, при этом в большинстве
случаев литературу через границу провозили на себе;
впрочем, мы посылали литературу и крупными партиями
на специально подготовленном микроавтобусе (две из
трех таких операций прошли благополучно).
189

Наконец, были и открытые операции: шумные
акции, когда наши люди разбрасывали листовки в
общественных местах, чтобы привлечь наибольшее внимание.
Приковывали себя к чему-нибудь, чтобы выиграть больше
времени для демонстрации. Обычно это устраивалось в
Москве и Ленинграде, но один раз в Тбилиси, где наш
человек раздал перед театром все листовки и ушел в
гостиницу — только там уже его задержали.
Для открытых действий нашими друзьями были
созданы специальные организации, от имени которых они
действовали. В Скандинавии — это были Комитеты
СМОГ (от русского того же названия), во Франции —
"Ар е Прогре", во Фландрии — Фламандский комитет. В
Италии мы свели знакомство с организацией "Еуропа
Чивильта"; о ней А.П. Тимофеев писал в Штаб с
искренним удивлением: "они во время приходят на
встречи"... Наше сотрудничество с "Еуропа Чивильта" было
самым долгосрочным и разветвленным, охватывало, в
частности, и идеологическую проблематику. Это не
значит, что с другими у нас не было идеологического
общения, но наиболее серьезное и углубленное было с
"Еуропа Чивильта". Кстати, руководитель этой
организации (псевдоним "Рюрик") сам первым поехал в Россию
с нашим заданием, взяв на себя, таким образом,
ответственность за сотрудничество с нами. Из среды этой
организации один человек ("Софрон") потом стал
помощником руководителя нашего участка в Италии, а в
последствии и его руководителем, прекрасно выучив
русский язык.
Такие же тесные связи у нас были с Фламандским
комитетом. Особенно с его руководителем, Фернандом
Дондтом187. Он стал членом Союза и членом
Руководящего круга. Свободно владел русским языком (наряду с
испанским, французским, немецким, английским, не
говоря о родном фламандском). У него четверо детей,
двое из которых родились во время его поездок в
Россию, куда он в качестве "орла" ездил не менее четырех
раз. Он принимал активное участие в союзной жизни.
Вообще это была одна из самых ярких фигур среди
наших иностранных друзей.
190

Я делаю исключение и называю здесь Ф. Дондта
настоящим именем, поскольку он позже участвовал в
открытой работе и стал известным деятелем. В
большинстве же случаев я не знал имен наших "орлов" —
только псевдонимы. Вообще в Штабе мало кто знал
настоящие имена. Каждый участковый работник знал имена
наших иностранных друзей, если имел отношение к их
нахождению, подготовке и отправке. Такой порядок
существовал не только в отношении иностранных друзей,
он касался и русских.
В связи с участием иностранцев в нашем деле, надо
особо отметить Франциску Рих188. Швейцарка, дочь
известного экономиста, она ездила в Москву учиться,
свободно говорила по-русски. По профессии - биолог. Ее нашел
кто-то из наших, кажется Жданов189. И она перешла на
работу в нашу закрытую систему, в Штаб и полностью
вошла в нашу русскую жизнь. Подчеркну: это -
единственный иностранец, который работал в Штабе и был
избран в Совет НТС. Совершенно не чувствовалось, что
она иностранка - разве что она была, в отличие от Юры
Брюно, предельно обязательна и точна, как швейцарские
часы: что скажет, то сделает.
Конечно, открытые операции в СССР вызывали
широкий отклик заграничной прессы, особенно той страны,
откуда был "орел". Мы этому способствовали и тем, что
организовывали одновременные комбинированные
операции. Например, проводилась акция с участием двух
итальянских друзей, одного французского, одного
фламандского и одного норвежского почти одновременно.
Участники были разбиты на группы. Одна распространяла
листовки в ГУМе, а другая в метро. Таким образом, мы
добивались того, что шум подымался в разных странах.
Власти сперва не могли правильно ориентироваться
и, задерживая иностранных граждан, осуждали их на
разные сроки заключения. Но это вызывало протесты
заинтересованных правительств, угрожавших рядом мер
(с точки зрения заграничной общественности и властей,
действия их граждан не подлежали наказанию, что
подтверждалось содержанием листовок). Те судебные
процессы, которые советские органы сгоряча устроили, принесли
191

властям огорчение — подсудимые вели себя достойно и
переходили в наступление во время процессов. А
заграничные правительства под давлением общественного
мнения и по собственному разумению требовали
немедленного освобождения осужденных, что в результате и
следовало. В дальнейшем, учитывая горький опыт,
советское правительство стало прибегать к короткому
задержанию, опросу и высылке из страны.
Все это вызывало шум в западной прессе, а так как
каждая акция была посвящена какому-нибудь
преследованию людей в СССР, то и привлекало внимание к этим
людям. Обычно это были известные правозащитники,
политзаключенные. Мы старались привлечь внимание к
тем или иным акциям в защиту прав человека, жестоко
подавляемым властями.
Конечно, иначе происходило, если наш иностранный
друг брал на себя выполнение закрытого задания. Здесь
была важна конспирация. Случались провалы. Из
закрытых операций так было в пяти случаях. За тридцать лет
— это ничтожный процент. (Я тут не считаю открытые
демонстративные операции, в которых арест заранее
планировался и, так сказать, входил в саму операцию.) По
всем этим делам мы давали в свое время объяснение
прессе. В одном случае нашему иностранному другу
пришлось провести в заключении довольно долгий срок,
но это была его вина: он скрыл от нас, что имел
одновременно поручение от разведслужбы своей страны.
После этого случая особенно мы внимательно относились
к этой стороне дела и наш обязательный вопрос к "орлу"
всегда был: не имеет ли он еще каких-либо поручений,
кроме нашего, — неважно каких, даже самых невинных.
В таком случае мы отказывались от его услуг.
Разбросанность наших операций с иностранными
друзьями, касательно их поездок в Россию, географически
была ограничена. Это определялось положением Штаба,
который руководил этими операциями. Кроме того, это
был финансовый вопрос. Дело в том, что все расходы по
поездкам в Россию несли мы. Лишь иногда едущий брал
на себя часть расходов. Но те наши друзья, которые
помогали нам, в большинстве случаев были людьми небо-
192

гатыми, им трудно было брать оплачивать поездку.
Играла роль и стоимость поездок в Россию: чем дальше
страна, тем дороже. Надо учесть и стоимость поездок из
Штаба на участок. Таким образом, основными базами,
откуда мы посылали "орлов", были три скандинавских
страны (Норвегия, Швеция, Дания), Голландия, Бельгия,
Франция, Италия; в значительно меньшем размере
Англия, Греция, Германия и Швейцария. Несколько
'орлов" было из заокеанских стран, но они ехали за свой
счет, в основном это были русские, и их трудно отнести
к иностранным друзьям.
Помимо "орловских" операций наши иностранные
друзья старались влиять и на западное общественное
мнение для поддержки и нашего дела, и конкретных
людей в России. В частности, в дополнение к названным
организациям, отмечу "Ассоциацию за свободную Россию"
во Франции — ее опекал в Париже Михаил Викторович
Славинский190.
Значение иностранных друзей для нашего дела —
неоценимо. Они ощущали общность своих целей с
нашими. И готовы были на жертвы. Лишь очень
немногими двигало чувство некоего авантюризма. В большинстве
это был сознательный шаг борьбы против зла. Когда я
прочитывал записи допросов наших задержанных "орлов",
я чувствовал растерянность следователей, столкнувшихся
с этим явлением. Казенным словам допрашивающих
противостояла искренняя вера допрашиваемого в свою
правоту. Попытки найти за всем этим явлением "происки
иностранных разведок" рушились как карточный домик.
Потом это даже не пытались утверждать. Думаю, это
явление оказало влияние не на одного "блюстителя
порядка".
Я надеюсь, что вскоре будет составлена и издана
книга о наиболее характерных "орловских" операциях,
которая покажет, какой вклад сделали наши иностранные
друзья в общее дело борьбы за свободу. А пока возьму
на себя смелость от имени участвовавших в нашей
борьбе поблагодарить всех наших иностранных друзей (как
живых, так и ушедших) за их самоотверженную помощь.
7—3640
193

Об авторах
издательства " Посев1 f
A.A. Авторханов
Александр Александрович Авторханов191, можно
сказать, самый известный в послевоенное время историк-
советолог, сотрудничал с "Посевом" с самого начала, то
есть с лимбургского периода. Собственно, его звали Абду-
рахман Геназович, но мы всегда употребляли русское
имя-отчество в общении с ним, так он сам хотел. Уже в
те годы он предложил нам свою работу под названием
"Покорение партии", которая с продолжениями
печаталась в "Посеве". Потом он ее переработал, она вылилась
в другие его книги ("Происхождение партократии" и
"Технология власти"), которые мы одну за другой
издавали и переиздавали в течении сорока лет.
Вообще он был очень интересный человек. Чеченец.
Во время октябрьской революции остался сиротой.
Большевики покровительствовали нацменьшинствам и послали
его учиться в высшую партийную школу в Москве, он ее
окончил и стал историком. По его последующим книгам
видно, что он был несомненно очень талантливый
историк, прекрасно владел материалом. Затем, как и многие
деятели того времени, он в 1937-м был арестован. Его
обвиняли в каком-то уклоне, но, как и большинство
тогда, он сидел за отрицательное отношение к Сталину.
Отсидел 5 лет, его освободили, когда немцы пришли на
Северный Кавказ.
Он был в Кавказском легионе192, кажется, каким-то
образом попал в Германию, где и остался после войны.
Когда у американцев прошел период дружбы с красными
союзниками, он начал работать в американской школе на
юге Германии; там их было две или три. Он преподавал
историю, включая и историю КПСС, то в одной, то в
другой школе, получил звание профессора. И до конца
своей рабочей жизни занимался преподаванием.
194

Потом он поселился в пригороде Мюнхена, где жил
в собственной квартире с женой. Она нежно за ним
ухаживала, тем более что к концу жизни он почти
ничего не слышал без специального прибора, и она его
обслуживала как секретарша, обеспечивая связь с
внешним миром: переводила ему телефонные разговоры и др.
В расцвете сил, в 1950-1960-е годы, он принимал
активное участие в создании объединенного
эмигрантского центра, который формировался под эгидой
американцев. (Я об этом говорю в другом месте.) Авторханов
представлял народы Кавказа. Мы с ним подолгу
общались в это время. Потом он участвовал в Институте по
изучению СССР, который американцы открыли в
Мюнхене. Каким-то боком участвовал в радиопередачах,
которые передавали для кавказских народов. Но главным
образом он занимался тем, что писал книги.
Два его самых значительных труда, немножко
повторяющихся, но в целом дополняющих один другой, - это
"Происхождение партократии" и Технология власти".
Это капитальные политологические труды о
коммунистической власти, лучше которых в его время, а может и
сейчас, не было во всем мире. В них вскрыта суть
компартии и логика ее истории. И хотя эти работы
научные, можно сказать учебники, они написаны очень
увлекательным языком. Их стоило бы переиздать в
сегодняшней России, чтобы молодое поколение училось
подлинной истории своей страны, а не по нынешним, в
большинстве случаев все еще подтасованным, сознательно
или бессознательно, книгам бывших партийных деятелей.
Даже при желании писать правду, они все же не могут
ее увидеть и выразить, так как невольно вынуждены
оправдывать свое собственное служение власти КПСС.
Кроме того, Авторханов написал еще ряд
интереснейших книг. "Загадка смерти Сталина" - рассматривает
вопрос о том, умер ли Сталин сам, или его убили
"соратники", когда он умирал в последние дни. Очень
увлекательная книга, хотя его гипотеза об убийстве пока что
документально не доказана.
Потом он написал книгу "Сила и бессилие
Брежнева", где дал анализ брежневского периода, но книга в
195

то время не всеми была понята. Кроме того, она
длинновата, ее надо было сжать, но Авторханов в ней
предугадал конец советской власти: бессилие Брежнева
что-либо сделать с этой разрушающейся, отмирающей
системой.
Затем у него вышла автобиографическая книга -
"Мемуары", в которой он впервые описывает свое
детство и юность. Правда, когда он пишет о своих
зрелых годах, то в чем-то неизбежно повторяет свои
прежние книги о партии, в историю которой оказалась
вплетена его биография. Но мемуары все равно интересны
тем, что дают лучшее представление о нем самом и о
его деятельности на Западе, где он также участвовал в
жизни кавказской эмиграции.
Он часто бывал во Франкфурте. С ним было очень
интересно общаться, у него богатая воспоминаниями
жизнь. Когда мы стали устраивать учебные семинары
для наших работников, главным образом для
оперативных работников и работников системы, это были
большие семинары по 30-40 человек, в основном приглашали
молодежь, то Александр Александрович часто читал курс
лекций по истории и сути большевизма. Все это,
конечно, было уже изложено в его книгах, но кавказский
темперамент его устных выступлений был неповторим,
личное общение с ним всегда захватывало молодежь и
много для нее значило.
На наши ежегодные посевские конференции он
приезжал почти всегда и очень ярко, оригинально выступал
по существу текущего момента, анализируя новые
скрытые ньюансы в советской политической кухне. Потом у
него стал ухудшаться слух и он все реже и реже
принимал участие в таких встречах. Когда его слух
настолько ухудшился, что ему стало трудно работать у
американцев в Гармиш-Партенкирхене, он переехал под
Мюнхен. В это время я у него довольно часто бывал
дома, и когда мы втроем с его женой сидели и
разговаривали, то говорили раздельно, повышая голос,
внятно произнося слова, только так можно было общаться, но
проводили мы в таких беседах по многу часов, его
энергия не угасала.
196

У него особенно хорошие личные отношения были со
мной. Может быть, в значительной мере совпадали наши
взгляды по национальному вопросу, как решать
национальные вопросы в России. Может, была и личная
человеческая симпатия. Его жена, Людмила Петровна, была
моей землячкой, она украинка из Харькова, православная,
ходила в Церковь. Он на ней женился в начале
эмиграции, она была вдова с дочкой. У них родился сын
Тимур и, между прочим, принял мусульманство.
К мусульманству Авторханов относился весьма
своеобразно. Он, конечно, был атеистом, неверующим, - это
можно понять из его книги совершенно ясно. Мальчиком
его забрали и дали советское воспитание, воспитали
"красного" профессора. Затем, когда его арестовали и он
сидел в камере, то кому-то в камеру передали кусок сала
и тот человек, разделив его среди сокамерников, дал
часть и Александру Александровичу. Он съел это сало с
голодной жадностью, но его неожиданно вырвало, - и он
как-то почувствовал в этом знак религиозного
запрещения свинины. С этого момента он стал придерживаться
в еде и в быту магометанских обычаев, что не мешало
ему, однако, пить вино. Он любил выпить и в этом
отношении в застольях был вполне русским человеком.
Его известность, конечно, переходила границы
Запада, а книги очень ценились в России в диссидентских
кругах, размножались нелегально. "Технология власти"
была даже переиздана в СССР при Брежневе крохотным
секретным тиражом специально для партийной элиты.
Поэтому, когда произошел крах советской власти и на
сцене появился Дудаев, он приезжал специально в
Мюнхен для того, чтобы увидеться с Авторхановым. У
Дудаева была идея, пригласить Авторханова возглавлять
Чечню. Но Авторханов к этому времени был уже не в
таком физическом состоянии, чтобы взять на себя эту
задачу. А главное, он был искренним российским
патриотом. Хотя он в своих книгах никак не пытался смягчать
многолетнюю борьбу русских с чеченцами и часто в
шутку цитировал стихи: "Злой чечен ползет на берег,
точит свой кинжал"... Но он был истинный патриот
России, был за единство России при определенной само-
197

стоятельности всех ее народов. Он считал, что в этом
единстве и единственный выход, единственная
возможность для процветания Чечни...
И.А. Курганов
В числе изданных нами книг важное значение
имеют работы очень квалифицированного автора, имя
которого, к сожалению, забывается. Это Иван Алексеевич
Курганов193, профессор из Ленинграда. Настоящая
фамилия его Кошкин, а фамилию Курганов он взял, так как
родился в Кургане, он сибиряк. Служил в Белой армии в
чине поручика, кажется, у Колчака. После гражданской
войны скрывался и оказался в Ленинграде, там учился и
стал советским профессором. Он занимался
статистическими исследованиями, у него был издан ряд книг в
СССР. Всю свою жизнь до войны прожил в Ленинграде,
во время блокады был эвакуирован на Кавказ, а оттуда с
женой и двумя дочерьми попал в Германию. Он не был
пленным, он был из той интеллигенции, которую
вывозили немцы по ее желанию.
Наше знакомство с ним началось с 1948-49 годах,
когда мы еще были в Лимбурге, а его семья жила в
Гамбурге, на севере Германии. Мы издали три его
книги: "Нации в СССР", "Женщины в СССР" и "Семья в
СССР". Он первым подсчитал потери нашей страны от
репрессий за время советской власти и пришел к цифре
60 миллионов человек. Эта цифра была потом
подтверждена другими историками, в том числе и советскими
статистиками. На эту цифру ссылается Солженицын и
другие ученые. Она складывается из потерь гражданской
войны, потерь во время голода первого, второго и
третьего, расстрелов, концлагерей и т. д. 60 миллионов
погибших - вот что нам стоила советская власть. Он
обнародовал эту цифру в статье в начале 50-х годов.
Позже Кургановы эмигрировали в Америку. Я бывал
у него там, а он часто приезжал в Европу. В частности,
в 1957 г. он возглавлял знаменитый Гаагский конгресс за
права и свободы, на котором виднейшие представители
198

эмиграции собирались для выработки частичных
требований, чтобы использовать начавшуюся "оттепель" для
легального демонтажа тоталитарного режима. Сначала
мы хотели провести этот конгресс в Швеции, но шведы
не согласились, и тогда голландцы дали нам такую
возможность в Гааге. Это было большое событие для
эмиграции. Оно объединило большое количество эмигрантов,
хотя нельзя сказать, что все силы эмигрантские
участвовали, но виднейшие из второй эмиграции и некоторые
из первой, кто еще был жив; участвовали и именитые
перебежчики, которые к тому времени появились на
Западе, главным образом из армии. Вся эмигрантская и
иностранная пресса откликнулись на это событие.
Курганов был выбран председателем этого конгресса,
организованного по нашей инициативе и длившегося три
дня. Конгресс был многолюдный. Собралось много
крупных ученых, специалистов. Это был рабочий конгресс,
где создавались комиссии, разрабатывавшие эти
частичные требования, которые затем были сведены в одну
брошюру194. Выдвигали требования относительно свободы
религии, свободы культуры и различных других
общественных явлений, необходимых для перехода от
тоталитарного режима к нормальному свободному строю.
Помимо председательствовавшего Курганова, одно из
заседаний вел A.B. Светланин, другое - В.В. Орехов195
от первой эмиграции, заключительное заседание вел я. В
завершение Курганов был избран председателем
созданного тогда Исполнительного бюро Конгресса, которое
продолжало еще некоторое время существовать. Хотя
Иван Алексеевич уже жил в Америке, он приезжал в
Европу для руководства этим бюро в Мюнхене, где
проводил довольно много времени.
Не считая первой попытки со стороны американцев
в начале 1950-х годов объединить эмиграцию, это была
первая успешная попытка объединения самой эмиграции.
Никто из иностранцев не вмешивался в то, как был
организован этот Конгресс. Бюро просуществовало
несколько лет. Мы, конечно, рассчитывали, что
антикоммунистические иностранные силы материально поддержат
работу этого бюро, для этого нужно было не так уж много
199

денег. Но они оказали лишь непродолжительную
поддержку, после чего все заглохло. Мы все же издали
тогда брошюру этих частичных требований и стремились
как можно больше распространить ее в Советском Союзе.
Иван Алексеевич играл большую роль в пропаганди-
ровании частичных требований. Он не знал языков, но
был образованным человеком, очень энергичным,
решительным, и чрезвычайно работоспособным. В общении он
был удивительно простой. Мы были с ним очень
дружны, он маму очень любил и она любила его принимать.
Мы однажды вместе ездили в Италию в отпуск с мамой,
с ним и с Александром Семеновичем Парфеновым - в
Амальфи, на это головокружительное побережье между
Неаполем и Сорренто. Это было как раз в то время,
когда католики избирали нового Папу, и мы с
любопытством смотрели, ждали, когда пойдет
соответствующий дым, извещающий, что Папа выбран...
В. Я. Тарсис
Первый советский писатель, который эмигрировал на
Запад легально, правда в сопровождении агента КГБ,
был Валерий Яковлевич Тарсис196. Было это в 1966 году.
Они выпустили его прежде всего потому, что
рассчитывали на его отрицательные высказывания по поводу
процесса Синявского и Даниэля197. Он относился
отрицательно и к тому и к другому литератору из-за того,
что они печатались тайно, под псевдонимом. Тогда как
Тарсис присылал свои рукописи на Запад открыто, под
своим именем. Правда, его первая вещь, которая
появилась в Англии на иностранном языке - "Синяя муха",
была напечатана еще под псевдонимом, несмотря на его
протесты. Потом его произведения печатались под его
именем, хотя расходились не очень успешно.
Как писатель, он был эпигоном, подражателем. У
него была манера даже в названиях подражать
известным произведениям классиков: "Мои три сестры", "Мое
преступление и наказание" и т.д. Но некоторые его
200

произведения были удачными, как "Записки из мертвого
дома".
Его появление было очень эффектным, поскольку это
был первый советский писатель, открыто порвавший с
режимом и выехавший. Как я уже сказал, КГБ
рассчитывал на то, что на первой же пресс-конференции,
когда Тарсису зададут вопрос относительно Синявского и
Даниэля, над которыми тогда шел процесс, он будет их
критиковать. Но мы были к этому готовы и поехали
встречать Тарсиса на аэродроме в Лондоне. Мы сумели
нейтрализовать агента КГБ, который его сопровождал.
Это был Виктор Луи198. Он прославился тем, что
продавал на Западе рукописи Солженицына и других
оппозиционных авторов. Он был женат на англичанке, и его
дети жили в Англии. А работал он в Советском Союзе.
Так вот, нам удалось вырвать Тарсиса из рук этого
самого Луи и переменить время его выступления, назначить
пресс-конференцию на следующий день. И за это время
на него удалось повлиять, чтобы он ничего не Говорил о
Синявском и Даниэле.
Затем удалось организовать ему большое турне по
всему свету, включая Америку и Грецию. Сначала он
поехал в Испанию, потом на север - в Норвегию,
Исландию. У него было много встреч с интересными
людьми и писателями. Он привлек к себе внимание, но был
сумбурным в своих мыслях, не контролировал свои
выступления.
На него как на писателя возлагали больше надежд,
чем он мог оправдать. Хотя когда он выехал, в том же
году швейцарское издательство Бухер заказало ему книгу
о Советском Союзе в серии "Писатель о своей стране".
Он написал ее, но не смог отразить главного. То есть
начал хорошо, у него было развернутое, многообещающее
начало, а потом утонул в статистических подробностях.
Эта книга не пользовалась успехом.
Во время написания этой книги ему помогала
машинистка-переводчица, на которой он в ходе работы и
женился. Книга у него получилась слабая, а жена
оказалась хорошая, любила его. С первой женой он был
разведен, у них была дочь, которая потом тоже выехала
201

за границу с детьми, двумя его внучками. Со своей
новой швейцарской женой Ани он жил в небольшом
городке недалеко от Франкфурта. Некоторое время она
работала у нас. Потом они уехали в Швейцарию, туда же к
ним приехала его дочь от первого брака с дочками. Они
жили под Берном. В Швейцарии он потом и умер.
Тарсис довольно быстро освоился на Западе, получил
греческое гражданство. Он ведь был греком в каком-то
поколении. И один богатый грек пригласил его к себе,
помог получить гражданство. Они жили тем, что, во-
первых, Ани работала. Она играла какую-то роль в
швейцарских религиозных кругах. А он читал лекции,
писал статьи для разных швейцарских журналов. Но,
конечно, никакой славы мировой, на которую он
рассчитывал, не добился. Он уже немолодой был, когда
выехал, ему было под 60 лет.
С другой стороны, он был увлекательным
рассказчиком с оригинальными суждениями, и вообще слушать
его было очень интересно. Но когда он все перекладывал
на бумагу, из этого часто ничего интересного не
получалось. Кроме того, работал он над рукописью не так,
как другие: обычно пишут и переделывают написанное,
исправляя и добавляя. Он же начинал писать, потом,
скажем, с 50-й страницы ему что-то переставало
нравиться, он все уничтожал и начинал писать снова.
Его отношение к творчеству очень показательно
характеризует эпизод в Америке, на западном побережье,
где его принимали как первого русского писателя,
выехавшего из России; он там остановился в богатом
доме. Позже в своих путевых заметках он описывает,
что там было пять собак. Человек, который его
сопровождал, поправил его: «Валерий Яковлевич, там никаких
пяти собак не было, там были две собаки». Но Тарсис
очень горячо возразил: «Да, но они вели себя, как пять,
и у меня осталось впечатление о пяти собаках, поэтому
я написал о своем реальном впечатлении, а не об их
статистическом количестве».
С нами у Тарсиса были хорошие отношения. Правда,
у него возникли претензии, что мы его не издаем после
того, как напечатали его две вещи: "Синяя муха" - это
202

пародийный роман на советскую действительность и на
Никиту Сергеевича; и вторая книга - повесть "Палата №
7" о его пребывании в "психушке". Между прочим, когда
он к нам приехал, он рассказывал, что там даже
генералы сидят. Потом оказалось, что это у него генерал
Григоренко превратился в "генералов". То есть его
описания, его переживания были всегда преумноженными,
преувеличенными.
Мы начали издавать собрание его сочинений, но не
смогли одолеть. Во-первых, он очень много писал, томов
20, наверное, было бы. Во-вторых, его книги плохо
расходились. Всего мы издали три или четыре книги его.
Потом прекратили, потому что они не раскупались, кроме
как на горячей волне его прибытия. "Синяя муха"
прошла двумя изданиями, кажется. "Палата" - уже меньше.
Я думаю, что если бы он меньше выдумывал (чего он не
хотел признавать), а писал бы реально то, что он сам
видел в "психушке" - было бы лучше. Ведь он
действительно видел там и Григоренко199 и кого-то еще. Ведь
очень интересно было знать, как все происходило на
самом деле, но все подавалось им как роман, нечто
выдуманное.
Еще одна замечательная, интересная черта была в
нем - это умение привлекать, наставлять литературную
молодежь. Известная группа СМОГ ("Самое Молодое
Общество Гениев"200), все эти ребята того времени, они
выросли несомненно под его влиянием. К тому же, он
был для них связью с заграницей, которую он
поддерживал совершенно открыто. Так что мы затруднялись
даже посылать к нему людей, потому что каждого, кто к
нему приезжал, засекали. Поэтому мы посылали таких
людей, которые уже были известны КГБ. Через него в
Россию поступала наша литература, а обратно через него
проходили некоторые рукописи на Запад.
Несмотря на свою склонность к преувеличениям, он,
очевидно, имел влияние на молодежь, поскольку был
человеком другой культуры. Он давал, наверное, то, чего
молодые ребята не могли иметь из другого источника.
Один сборник их стихов выпущен был под его
редакцией. Потом он уехал, связь прервалась. А те из моло-
203

дых, кто был в его кружке, когда попадали за границу,
они обязательно ездили к нему в Швейцарию и
вспоминали о нем как о своем учителе.
Тарсис считал себя верующим человеком и говорил:
«У меня на столе всегда лежит Евангелие и Крест, - то,
на чем я стою и чем я держусь в этой трудной борьбе».
Но это почему-то не мешало ему заниматься
спиритизмом, играть в блюдечко и "разговаривать" с
потусторонними силами...
Человек он был очень добрый, хотя в известной мере
эгоистичный. С ним было приятно поговорить, потому
что он очень много знал и много рассказывал. Он был
на войне, был ранен. С другой стороны, это был
типичный советский писатель, выросший в 1930-1940-е
годы.
Однако независимо от всех его недостатков его
твердая, открытая позиция против коммунистической власти,
конечно, имела большое значение и, наверное, послужила
для некоторых примером. А он был в этом смысле
действительно твердый человек, не боялся открыто
высказывать свое мнение. Он вспоминал: «После каждого
моего упоминания в иностранных передачах знакомые
писатели тайком пожимают мне руку, в то время как
мне не нужно тайком пожимать руку. Я хочу показать
своими действиями пример. Я не считаю, что должен
делать что-то тайно». На этом он твердо стоял, это было
его убеждением. Кроме того, это был первый, пускай
небольшой, но писатель, член Союза писателей, который
порвал с режимом и попал на Запад.
А.И. Солженицын
Солженицын201 заявил о себе в 1962 году сразу на
всю страну своей лагерной повестью Один день Ивана
Денисовича" и, конечно, привлек наше особое внимание.
Мы занимались им задолго до того, как он приехал за
границу. Доставали его произведения, ходившие в
самиздате, и нелегально вывозили для издания в "Посеве".
Мы выпустили его однотомник - "Один день Ивана
204

Денисовича", потом к нему добавили рассказы; всего
вышло пять или шесть изданий этого однотомника.
Потом издали его 6-томное собрание сочинений, причем
в двух видах: одно обычного формата для продажи за
границей, другое - уменьшенное карманное издание, в
хорошем твердом переплете с золотым тиснением; 6-й
том был посвящен самому Солженицыну, а в первых
пяти томах были Один день Ивана Денисовича",
"Раковый корпус", "В круге первом", рассказы. Это маленькое
издание мы главным образом засылали в Россию. К нам
потом вернулся том с "Раковым корпусом", в который
были внесены все авторские поправки Солженицына.
Кроме того, мы всячески старались пропагандировать
его творчество на Западе. У нас была такая организация
"Ар е прогре", культурная французско-русская
организация. С ее помощью мы привлекли видных западных
писателей и выдвинули кандидатуру Солженицына на
Нобелевскую премию, а потом сделали все, что могли,
чтобы он получил эту премию. Он ее получил за свои
заслуги, конечно, но мы знаем, что добиться их
признания - не так просто, для этого нужна была немалая
организационная работа.
Все это было, пока Александр Исаевич находился в
стране. Однажды мы ему даже послали телеграмму по
поводу действий небезызвестного Луи, когда тот выезжал
на Запад продавать "Раковый корпус" и еще что-то без
разрешения писателя, для его дискредитации. Затем
произошла вся эта история с высылкой Солженицына в
феврале 1974 года. Он прилетел, между прочим, во
Франкфурт, но это делалось секретно, и в тот же час он
уехал к Генриху Бёллю, под Кёльн. Так что мы только
знали о его высылке, но не знали, где он. Потом он
уехал в Швейцарию. Вскоре туда приехала его жена
Наталья Дмитриевна с детьми: у него было трое своих и
пасынок, 14-летний сын Натальи Дмитриевны от ее
первого брака.
Личная встреча с Солженицыным произошла, когда
он побывал у нас в издательстве. В декабре 1974 г. он
ездил получать присужденную ему ранее Нобелевскую
премию и по дороге обратно остановился во Франкфурте.
205

Он и Наталья Дмитриевна провели у нас два дня, мы
сняли для них небольшой пансион. Для подробного
делового разговора мы встретились в издательстве. К
тому времени мы готовили к печати первый том нового
собрания его сочинений. Но он дал понять, что свои
сочинения будет издавать в ИМКА-Пресс, а у нас
останется лишь то, что вышло... Шеститомник к тому
времени почти разошелся. Мы согласились, что будем
издавать только однотомник с "Иваном Денисовичем" и
рассказами. Затем он вместе с Анастасией Николаевной
Артемовой вычитывал гранки для этого издания. Нужно
отметить, что от каких-либо гонораров за свои
произведения, которые мы издавали, он отказался.
Солженицын произвел на меня впечатление тем, что
живо интересовался, как размножать книги в России,
можно ли приготовить матрицы и передать туда так,
чтобы с них сразу печатать. Он рассчитывал на очень
быстрый, вероятно, ход событий в Советском Союзе и
считал, что его произведения там вскоре можно будет
издавать легально...
Помимо нашей деловой встречи с ним, была общая
встреча с франкфуртскими членами Союза на частной
квартире. Собралось человек 30, шел разговор о
положении в России, о работе в России. И опять-таки наши
взгляды на положение в России не совпадали. Он
считал, что уже можно "жить не по лжи", можно свободно
распространять идеи и ничего людям за это не будет. В
то время как за это людей арестовывали и ссылали в
лагерь. По этому поводу Сергей Евгеньевич Крушель ему
задал соответствующий вопрос, но Солженицын
продолжал стоять на своем, что за это, в общем, уже не
должны преследовать. Так что его взгляды на события в
России, на власть были не то, что несколько
утопичными, но расходились с нашей оценкой*.
* Солженицын также описал эту встречу с «ведущими
НТСовцами» во Франкфурте: «Программа их с использованием
мысли о солидаризме (а не классовой борьбе!) как главной
движущей силе развития человечества составлена была
настолько безнационально, без всякого даже упоминания русской
206

В дальнейшем связь с Солженицыным поддерживала
Анастасия Николаевна; она ездила к нему в Швейцарию
сверять его рукописи, которые у нас печатались. У
Солженицыных был отдельный домик, где жила вся семья, а
еще у него было место, где он работал, писал. Затем у
нас как-то жил его пасынок, мальчик довольно,
своенравный, очень интересовался ездой на автомобиле,
мотоцикле. (Уже в Америке он попал в автомобильную
катастрофу и потерял глаз. Умер молодым, может, как
последствие катастрофы.) Он жил у Анастасии
Николаевны недели три.
Потом Солженицыны переехали в Вермонт. До нас
через прессу доходили сведения, как они там устроились.
Стали появляться интервью с Солженицыным. И Наталья
Дмитриевна редко, но регулярно писала Анастасии
Николаевне, о том, как идет их жизнь.
истории и ее особенностей, что довольно было бы вместо
"наша страна" везде подставить Турцию - и равно пригодилось
(не пригодилось) бы для Турции. Теперь мы наблюдали
НТСовцев сутки, устроено было теоретическое заседание со
всем их руководством, - и впечатление, увы, подтверждалось:
не слишком живоносная ветвь пораженной, рассеянной,
растерянной русской эмиграции... И для освобождения России
никак бы не могли в те годы придумать НТСовцы другой
формы и метода, как создать такую же централизованную
заговорщическую партию, как большевики, только с другим
знаком, чистую. Однако и признаться: если кто в эмиграции
еще и держал какой-то живой обмен с кем-то в советском
населении, то именно НТС... Все они жили весьма скудно, все
отдавалось борьбе, как у прежней революционной
интеллигенции, но ветер века не подхватывал их паруса, а, напротив,
сбивал. И из атакующего брига они невольно дали
большевикам превратить себя в пугало...». К тому времени у
Солженицына уже установилось сотрудничество с парижским
издательством YMCA-Press, которым он, однако, был недоволен;
поэтому: «предполагаемое собрание сочинений я решил было
отдавать "Посеву", гораздо крепче организованному, хотя
марка Посева" затрудняет распространение книг в СССР...
Очень сопротивлялась Аля [жена писателя]: ни за что не
уходить из "Имки"!...» (Солженицын А. Угодило зернышко
промеж двух жерновов // Новый мир. 1998. No 9, с. 95-96, 102).
207

Для нашей деятельности эпизод сотрудничества с
Солженицыным был, конечно, чрезвычайно важным, но
никакого дальнейшего развития это не получило. Он
ориентировался на иные круги эмиграции, ибо выбрал
свою определенную линию. Он все надеялся, я думаю, на
какую-то легальность, что ее можно добиться. Хотя в
общем, он в какой-то мере оказался прав - в том, что
власть сама стала рушиться, как это мы увидели позже,
в конце 1980-х годов.
Конечно, Солженицын сыграл огромную роль в
русской литературе и в советской жизни. Может, в
советской жизни даже большую. Его произведения в
значительной степени повлияли на расшатывание режима.
Но далеко не все могли ступить на тот же открытый
путь борьбы, к которому он призывал - у простых людей
не было столь сильной международной защиты, как у
него, Нобелевского лауреата. Причем, сама же власть
сделала Солженицыну имя, напечатав Один день Ивана
Денисовича". Эта повесть, небольшие рассказы, "Раковый
корпус" и еще ряд произведений, конечно, останутся и в
русской литературе. Пьесы его, однако, очень слабые;
вряд ли они имеют какое-то значение. Его имя
принадлежит к большим именам в русской литературе.
"Архипелаг ГУЛАГ" - это важный документ и
свидетельство эпохи, которое останется навечно. И его
писательская роль, может быть, еще до сих пор
по-настоящему не оценена. Я не знаю, создал ли он что-нибудь,
когда вернулся в Россию, в мае 1994 года.
Отмечу и его критическое отношение к Западу,
которое во время эмиграции особенно сказывалось в его
некоторых интервью - это нормальная реакция русского
человека на западное непонимание целого ряда
процессов, которые у нас происходят. Не то, что это
специальное непонимание, просто по своей природе Запад не
может понять внутренние процессы, которые управляют
развитием нашей страны. Дело в том, что западные
страны и Америка, как любая другая страна, преследуют
прежде всего свои интересы и оценивают все с этой
точки зрения. Это совершенно нормально. При этом,
несмотря на то, что западные национальные интересы в
208

целом ряде случаев противоположны нашим
национальным интересам, западные страны порою оказывают
помощь нашей стране. Но глубинного понимания
происходящих в нашей стране процессов, что дальше будет, -
Запад на это не способен.
Критика Солженицыным Запада в известной мере
отражает российские взгляды. Однако я не уверен, что
мы и сами понимаем, что происходит и что будет
происходить, и как из сегодняшнего положения выходить, -
этого никто не знает, включая и нынешних
руководителей нашей страны. И если даже мы сами не знаем,
что нас ожидает, то чего можно требовать с
иностранцев?..
Вот и все, что можно сказать о наших
взаимоотношениях с Александром Исаевичем Солженицыным. На
его возвращение в Россию многие возлагали большие
надежды, но, видимо, он был уже не столь молод, чтобы
активно повлиять на ход событий...
В.Е. Максимов
Мы познакомились с Максимовым202, когда он
прилетел с женой в Париж. Я приехал туда с его
представителем за границей Георгием Евгеньевичем Брудере-
ром203, членом НТС. Хозяйка дома, в котором должен
был остановиться Владимир Емельянович, поехала
встречать его на аэродром с его сестрой Екатериной
Алексеевной Брейбарт. Когда его привезли, сначала был
общий разговор за обедом, мы приноравливались друг к
другу. Потом он пошел гулять с Георгием Евгеньевичем,
который ему докладывал о его финансовых делах.
Заочно же Максимов уже был связан с "Посевом".
Именно мы напечатали его первый роман, который
наделал столько шума - "Семь дней творения". Мы
печатали его с продолжениями в "Гранях", потом выпустили
отдельной книгой и чрезвычайно выгодно, за очень
большие деньги, продали в иностранные издательства:
немецкое, французское, итальянское и т. д. Он был
переведен на десятки языков. То же последовало и с другими
209

его произведениями, хотя они пользовались уже гораздо
меньшим успехом. Впоследствии мы издали его собрание
сочинений в шести томах. Часть этих произведений
была опубликована еще в России, а часть уже здесь.
В своем творчестве он был чистейшим самородком.
Он не имел никакого образования. Совсем мальчиком во
время войны или после нее он убежал из дому,
беспризорничал, находился в колонии. Потом постепенно
пробился, пристроился в комсомольской газете где-то на
юге. И затем поехал в Москву завоевывать место под
солнцем.
И, действительно, в нем оказался заложен большой
талант. Он, правда, писал небрежно и не доделывал свои
вещи. Мне он рассказывал, что его манера писать была
такая: сначала пишет начало, потом конец, потом -
середину, соединяя все вместе, и больше к тексту не
возвращается.
Вообще человек он был сложный, но внушающий
доверие, располагающий к себе. Нельзя сказать, чтобы он
был красив, но в нем бросалось в глаза чрезвычайно
выраженное мужское начало, очень мужественное лицо.
Хотя он имел довольно резкий характер, с известными
недостатками.
Вскоре после его приезда на Запад мы организовали
ему поездку с выступлениями, в которой участвовало его
швейцарское издательство, работавшее в Австрии,
Германии и Швейцарии. Потом он ездил в Италию, и снова
в Германию. Здесь мы устроили ему встречу с Акселем
Шпрингером, известным немецким издателем правого
толка, антикоммунистом. На этой встрече переводчиком
был Глеб Александрович Pap204. Встреча закончилась тем,
что Шпрингер решил субсидировать русский журнал. Мы
сначала предлагали Владимиру Емельяновичу перенять
наши "Грани", но он отказался, сказав: «У ваших
"Граней" есть своя традиция, свои авторы. Я же вижу
журнал несколько иначе и не хочу вносить изменения в
ваш устоявшийся стиль. Я буду издавать свой журнал на
русском языке...».
Так возник "Континент", который набирался и
печатался в нашей типографии (для нас это был неплохой
210

заработок). Максимов жил в Париже, поэтому мы все
технические вопросы решали непосредственно с
издательством "Аксель Шпрингер-Ферлаг", от него принимали
заказы. Максимов же готовил содержание журнала. Для
редакции он снял специальное помещение в том же
доме, где жил сам. Для себя Владимир Емельянович
снимал хорошую четырехкомнатную квартиру. У него к
этому времени две девочки были. Они обе на Западе
родились: когда он приехал на Запад, его жена Таня как
раз была беременна...
"Континент" издавался на широкую ногу, большим
тиражом, с большим количеством страниц, платили
хорошие гонорары, в розницу он продавался дешево и
вообще в значительной мере распространялся бесплатно;
была создана большая редакция на солидных зарплатах -
в материальном плане все было совершенно несравнимо
с возможностями наших "Граней"... "Континент"
требовал все больших денег, и я предполагаю (хотя мы об
этом никогда не говорили, но было такое впечатление),
что с какого-то момента журнал стали субсидировать и
американцы. С одной стороны Шпрингер, а с другой -
американцы. А потом, вероятно, американцы вообще
переняли финансовую сторону журнала на себя.
Максимов сделал две попытки привлечь к своему
журналу Солженицына. Ведь они попали на Запад почти
одновременно. Но эти попытки не удались, как и
привлечение Синявского. Ну, Солженицын понятно, почему
отказал: у него был свой особый мир, особый взгляд на
всё. Я даже не предполагаю, чтобы Солженицын с кем-
то мог сотрудничать. Он по своему характеру писатель-
одиночка, может собирать большие материалы и для
этого общаться с людьми, но я не вижу его ни в
качестве редактора журнала, например, ни в работе с
соавторами и т.д. Солженицын что-то вначале написал
для "Континента", но потом отошел от журнала и не
входил даже в его редакцию.
С Синявским было то же самое, к тому же он тогда
написал что-то с этим своим скандально знаменитым
выражением "Россия-сука", что стало поводом для
разрыва между Максимовым и Синявским. У них были и
211

политические взгляды разные. Владимир Емельянович
был последовательным не то, что антикоммунистом, но
сторонником кардинальных перемен. А Синявский всегда
колебался, его политическая позиция была
неопределенная. Журнал, который он издавал, "Синтаксис",
привлекал и левых. Я думаю, он вообще в чем-то сочувствовал
коммунистам и принимал их строй лишь со
"стилистическими оговорками", как он однажды выразился, а
это, конечно, для Владимира Емельяновича неприемлемо.
Кроме того, у них была огромная разница в
происхождении. Владимир Емельянович был из рабочей
среды, мальчишкой он ушел в беспризорники, везде сам
пробивался, без образования. Он чистый самородок,
вышедший из народа. А Синявский - человек элитный,
воспитанный в советской высшей школе. Совершенно
два разных жизненных пути и два разных человека в
этом смысле.
Владимир Емельянович дальше отстраивал свой
"Континент", который выходил регулярно. Журнал обрастал
сотрудниками, но содержание журнала, что печатать, а
что нет, - стихи, проза, публицистика, - целиком
находилось в руках Максимова, он это никому не
передоверял. Авторы, конечно, были преимущественно из
третьей эмиграции, но он старался привлекать и первую
эмиграцию, тех кто остался. В меньшей мере - вторую,
правда, и в ней уже мало оставалось творческих сил.
Приходили и какие-то материалы из России.
Своей сети распространения журнала, переброски в
Россию, у Максимова не было, и какое-то количество с
этой целью брали мы. Распространялся "Континент"
главным образом через советских туристов и разных
"выездных" деятелей. Сам Максимов встречался и с
Ростроповичем, когда еще тот ездил за границу лишь как
советский музыкант, и с Окуджавой. Вообще он общался
в Париже со всеми более или менее известными
лицами, которые выезжали за границу. И редакция
"Континента" стала, в известной мере, местом, где многие
считали необходимым побывать. Если не прямо в
"Континенте", то Владимир Емельянович находил возможность
212

встречаться вне редакции, где-нибудь в ресторане или на
чьей-то квартире, в отеле.
Можно сказать, так возник один из новых
эмигрантских культурных центров, на основе которого Максимов
проводил расширенные совещания по образцу посевских.
На двух таких совещаниях я был. Одно состоялось в
Берлине, где присутствовало человек 35-40. Это
происходило на начальной стадии, когда еще Синявский
приезжал. Были покойный Делоне, Коржавин, Рыбаков,
кажется, Аксенов, Горбаневская, конечно. Все происходило
на деньги Шпрингера, там принимал активное участие и
американец венгерского происхождения Бейли. Был я и
на устроенном "Континентом" конгрессе в Италии205.
Обосновавшись в Париже, Максимов стал разбираться
в своих денежных делах, купил небольшую квартирку,
которую сдавал. Потом решил купить дом в Брюсселе,
где дома были значительно дешевле, хотя там
располагалось НАТО. Он просил меня сделать ему временный
заём, пока он ликвидирует все бумаги; он ликвидировал,
кажется, весь "портфель" [это банковское выражение
означает комплект ценных бумаг - акций и т.п. - Е.Р.],
немного золота оставил. "Портфель" у него был большой,
там была порядочная сумма. Вот тут он и купил дом в
Брюсселе. Наш сотрудник Эдуард Валентинович Кесслер
ездил в Брюссель помогать ему оформлять сделку с
покупкой дома. Во второй половине 1970-х годов мы с ним
полностью рассчитались (у него был свой счет, на
который приходили гонорары, но ранее мы имели
доверенность на управление его бумагами), и он стал
управлять своими деньгами (небольшим остатком после
покупки дома) и вести дальше денежные дела самостоятельно.
Он много ездил по свету налаживать контакты: в
Америку, Австралию, Японию. У него завязались очень
хорошие связи в Италии. В частности, конгресс, который
он там проводил, организовали с помощью христианских
демократов. Деньги на конгресс он получил, вероятно, от
американцев; приехало много народа, около сотни
человек. Это был обычный эмигрантский съезд, на который
приглашали иностранцев, никаких открытий там не
произошло, хотя внешне получилось довольно внушительное
213

зрелище. Потом при участии Буковского они создали
"Интернационал сопротивления" в Париже. Однако все
это были лишь пропагандные пустоцветы, из них ничего
не вышло. За этим "Интернационалом" стояли, по-моему,
всё те же американские деньги.
В общем я бы так охарактеризовал Максимова: это
самородок, полностью зависевший от своего таланта, от
того, как он его употреблял. У него было прекрасное
чутье, прекрасное понимание эпохи, которую он
переживал. Самое яркое его произведение "Семь дней
творения", где он описывает события очень скупыми
красками. Войну он помнит только мальчишкой, но в
начале романа описывает историю, как гнали скот с
Украины на Кавказ. Бывший белый офицер гонит этот
скот - и весь дух войны передан в этом эпизоде...
У него есть две автобиографические вещи в двух
томах ("Прощание из ниоткуда"), где он описывает свои
детство и юность, тоже очень чутко отражая ту эпоху,
которую переживала страна. Хотя он по возрасту не мог
помнить коллективизации и всей истории воцарения
диктатуры коммунизма, но исторический фон он
чувствовал душой своей "фабрично-крестьянской", что-ли, и
верно передавал этот фон в своих произведениях.
Второе, что его отличало от большинства "третьей
эмиграции", это ненависть к западным либералам. В них
он не без основания видел ханжество и эгоистичные
интересы, ради которых они готовы были предать любое
действие против коммунистического режима. Он не раз
бросал им в лицо вопрос: почему они не действовали
против этого режима, а в той или иной мере
сотрудничали с ним, помогая тем самым этому режиму? У
Максимова есть специально посвященная этой теме и
изданная "Посевом" книга - "Сага о носорогах", где он
беспощадно бичует эту соглашательскую политику. Такое
соглашательство с советской властью в либерально-
буржуазных кругах Запада было всегда чрезвычайно
характерным.
Трудно сказать, насколько продуманным было его
отношение к гражданской войне, вообще к истории
большевизма. Пожалуй, только в одной книге он касается
214

этой темы - в своем романе о Колчаке. Очень правдиво.
В целом же у меня такое впечатление от общения с
Владимиром Емельяновичем: родившись в 1932 году при
установившейся советской власти и живя в этой
обстановке, он физически принял ее как данность, но
внутренне отторгал её. Он сложился советским
человеком, ибо вырос в советском мире, впитал в себя его
многие особенности, но отталкивался от того окружения,
которое видел.
Не знаю, как лучше объяснить, но этим он был мне
очень близок и понятен. Ведь я был мальчиком, когда
произошла революция и установилась советская власть, у
меня никаких воспоминаний о старом времени не было.
Поэтому, вступая в сознательную жизнь, я тоже принял
советскую обстановку, какая она есть. С одной стороны,
я внутренне отталкивался от этого режима, с другой
стороны - принимал страну как свою Родину, а те
социальные взаимоотношения, которые существовали, как
нормальные социальные отношения.
И такое отношение к власти меня чем-то сближало с
Владимиром Емельяновичем, хотя у него была другая
биография. Он относился к советской власти как к чужой
власти и в то же время принимал советскую жизнь как
свою жизнь, в которой он существовал. Это был очень
близкий для меня подход к окружающему: не принимать
режим, но принимать жизнь, которая сложилась в моей
стране, в ней надо было жить, это было естественное
ощущение.
Почему я очутился в эмиграции, я уже описывал
раньше, а сейчас мы говорим о Максимове. Он был
глубоко русским человеком. Видел минусы и двурушничество
Запада, но пытался использовать его. Однако эти
попытки также остались безнадежными, как в свое время
попытки НТС. Можно было рассчитывать только на свои
силы и на ту поддержку, которую можно было получить,
когда в чем-то совпадали интересы.
По натуре Максимов очень добрый человек, хотя
внешне он был резким, казался недоступным в чем-то. Я
знаю, что он помогал многим, приезжавшим на Запад.
Между мной и Владимиром Емельяновичем существовало
215

доверие и, судя по всему, взаимная симпатия. Он был
открытым человеком, хотя и осмотрительным, ко всему
на Западе подходил с осторожностью. Он страдал
запоями, которые шокировали окружающих, кто видел его в
таком состоянии. Надо сказать, что они происходили
редко, и на отношениях с друзьями это не отражалось. Я
говорю об этом факте без особого желания, но,
повторяю, это никак не повлияло на наши с ним искренние
взаимоотношения.
Наше общение закончилось в 1980-х годах. Разрыв
произошел на личной почве. Я не хочу об этом много
говорить. Очень сожалею, что это произошло. Мы не
общались в его последние годы, в частности, когда он
съездил в Россию, что, очевидно, стало очень большим
разочарованием для него. Кроме того, он, видимо, прижился
на Западе и вернуться в Россию тогда не решился.
Во всяком случае, Владимир Емельянович был одним
из тех в третьей эмиграции, кто оставил у меня яркое и
глубокое впечатление. К сожалению, он рано умер.
Думаю, что его талант мог бы дать еще что-то. Я очень
жалею, что он недостаточно работал над некоторыми
своими книгами, мог бы сокращать, улучшать некоторые
свои вещи, которые от этого только бы выиграли. Во
всяком случае, как творческая и деятельная личность, он
мог бы сыграть какую-то роль в новой России, если бы
туда вернулся. Я думаю, если бы не болезнь и смерть, он
рано или поздно вернулся бы.
В.А. Солоухин
Владимир Алексеевич Солоухин206 - это одно из
моих прочных заграничных знакомств. Уже не помню,
как я с ним первый раз познакомился, но в дальнейшем
мы встречались неоднократно. Два раза - в Швейцарии,
потом во Франции. Но в основном в Германии, куда он
нередко приезжал. Мы с ним часто общались, потому
что он много раз выезжал за границу и охотно шел на
сближение. Причем от других выездных писателей он
216

отличался своими нескрываемыми антисоветскими
взглядами.
Их становление он позже описал в
автобиографической книге Смех за левым плечом", которую
напечатал у нас в 1988 г. Это очень поучительная,
интересная книга. Он пишет о своем детстве, как он рос в
традиционной религиозной крестьянской семье, однако
постепенно стал пионером и приверженцом нового строя.
Родители не препятствовали его приспособлению к
советской жизни. Таким образом, детство у него было
переломлено, перестроено на тогдашний советский лад.
Когда началась война, его даже призвали в Кремлевскую
охрану, тогда ему было около двадцати лет... Тем не
менее деревенское детство и сохранившаяся связь с
деревней, с малой родиной, постепенно и подспудно
переделали его из советского человека в русского.
Именно это в зрелом возрасте и проявилось в его творчестве -
то, что было заложено в раннем детстве.
Когда мы познакомились, он не скрывал своей
антисоветской настроенности, особенно был не согласен с
коллективизацией. Он не скрывал и того, что был
убежденным монархистом, имел связи с высшими
церковными иерархами. И поскольку он был монархист и
религиозный человек, то его знакомства за границей были
такого же рода. Они были очень многочисленны. Никто
из советских деятелей не имел такого количества встреч
с первой эмиграцией, как он. Он искренне интересовался
монархией. Даже если взять его стихотворения, которым
он придавал не меньшее значение, чем своей прозе (хотя
они слабее), то у него есть несколько стихотворений об
убийстве Царской Семьи, о монархии. «Если не я, то
кто?» - все эти патриотические стихотворения
фактически были призывом к сопротивлению власти.
Но в то же время он приспосабливался к системе,
поэтому и процветал. В этом была его особенность и его
неповторимость как общественного деятеля. Все это
совмещалось в нем, и я не знаю, как это объяснить...
Был ли он связан с КГБ, я не могу сказать. Во всяком
случае, у него были довольно влиятельные знакомые,
среди военных, в частности. Возможно, эти связи, эти
217

люди его покрывали. Потому что его поведение во время
поездок за границу было неосторожным, он часто, как
говорится, распускал язык, не следил за ним.
Он бывал у нас во Франкфурте неоднократно. С ним
хорошо знаком Михаил Викторович Славинский, у
которого Солоухин бывал дома, я там тоже встречался с
ним. Обычно он свой приезд совмещал с выступлениями,
литературными чтениями. Он был очень популярен на
Западе в кругах славистов, хотя и не владел никаким
иностранным языком. Любил выпить, в меру. Мера у
него была специфическая. Когда однажды мы с ним
ужинали в ресторане, он попросил водку. Принесли, как
обычно здесь приносят, маленькую стопку. Он мотнул
головой: "Нет, дайте большего размера". Официант стал
уточнять, в конце концов, ему принесли стакан с водкой:
"Вот так, а то, что это...". Он вообще любил застолье,
выпить и поесть, и одновременно охотно рассказывал
всякие истории, которыми был наполнен.
В кругах третьей эмиграции Солоухину многие не
могли простить того, что он выступал на собрании, когда
Пастернака выгоняли из Союза советских писателей. Об
этом собрании Галич написал гневное, злое
стихотворение, вернее песню - против литературного начальства и
тех писателей, которые присутствовали. Он имен не
называет, а только говорит: «Мы поименно вспомним всех,
кто поднял руку...». И Солоухин потом сам откровенно и
публично говорил, что сожалеет о том выступлении
против Пастернака; мол, это случилось, потому что так
власть подошла к этому вопросу, а он с властью не
хотел ссориться, чтобы сохранять свое положение.
Его произведения не служили власти, они были
русскими. "Владимирские проселки", "Черные доски",
"Письма из Русского музея", "Время собирать камни" - все они
направлены на службу России, на ее возрождение,
сохранение чувства Родины. В этом смысле его книги
играли заметную патриотическую роль. И он отстранялся
от всего постороннего. Между прочим, поэтому и его
отношение к делу Пастернака было в какой-то мере
искренним, он не сочувствовал мировоззрению Пастернака и
его творчеству и не хотел быть его защитником.
218

Надо также сказать, что как патриот Солоухин не
только писал, но и конкретно действовал. Черные доски"
- это книга об иконах, которые он постоянно собирал.
Ездил по провинции и во время этих поездок спасал
довольно редкие иконы. Не потому, что собирал себе
коллекцию, а потому, что в этом он видел определенную
миссию сохранения традиций.
Солоухин создал и очень интересные маленькие
рассказики. Несколько раз он давал их печатать в "Гранях",
- живые картинки современной жизни. Потом у нас
была издана его книжка о Ленине, которого он считал
исчадием ада и соответственно к нему относился.
Однажды он передал нам рукопись, страниц 400-500,
которая так и не была напечатана. Это была история
одного советского художника, но настолько прозрачно
написано, что понятно, о ком идет речь - о Глазунове. В
этой рукописи он анализирует свои отношения с
Церковью, с самим Глазуновым, с окружающими лицами
и т. д. И приходит к заключению, что Глазунов был
агентом КГБ, хотя в тоже время и монархистом; на
этой монархической основе Солоухин с ним и сошелся.
Это очень путаная история, очень субъективно
написанная рукопись. Он дал ее на хранение, насколько я
понимаю, в три места: нам, кому-то в Америке и в
Швейцарии, чтобы опубликовали после его смерти. Но
советская власть кончилась до его смерти, так что он мог
сам начать публиковать. Однако он этого не сделал. Я не
знаю, какова его последняя воля относительно этой
рукописи. У нас она все еще хранится.
Во всяком случае, его творчество войдет в
сокровищницу русской литературы и будет, в известной мере,
свидетельством своей эпохи. Пушкин как-то сказал:
«Восславил я свободу и милость к падшим призывал».
Быть может, милости к падшим Владимир Алексеевич и
не призывал, а вот свободу он восславил в меру тех
возможностей, которые у него были.
Я сейчас не знаю исследователей его творчества, но
они должны быть. И они должны отметить: нельзя
понять эпоху без творчества таких писателей. Причем
писателей не только таких, как Солженицын, о котором
219

было ясно, по какую сторону баррикад он стоял, но и
тех писателей, которые делали свое дело официально
или полуофициально.
Творчество Солоухина было легальное, и в то же
время проповедывало нелегальные ценности и чувства.
Книги его выходили в Советском Союзе достаточно
большими тиражами, ими зачитывались, они пробудили к
жизни целое движение защитников памятников старины
и русских традиций. В них чувствовалась вечная Россиия,
которая была под покровом "советчины", но она
продолжала жить. И кто-то должен был о ней напоминать,
собирать ее "камни" для будущего. Солоухин
принадлежал к таким людям, и этим он войдет не только в
литературу.
Булат Окуджава
Сейчас мне трудно вспомнить, кто из наших людей
впервые познакомился с Булатом Окуджавой207. Но
хорошо помню, что наши связи завязались и развивались не
только за границей, но и в России. Мы специально
посылали человека к нему и в Москву, и в Польшу. Там
у нас оказался общий знакомый, его переводчик на
польский - Игорь Норбертович Шенфельд208. Он был
одним из лучших русскоязычных переводчиков в Польше и,
одновременно, одной из линий нашей связи с
Окуджавой.
Прежде всего мы согласовывали с Окуджавой
содержание его однотомника, который многократно издавали.
В первом разделе однотомника были его стихи, во
втором - проза: "Будь здоров, школяр" и нигде не
печатавшаяся ранее вещь "Фотограф Жора". С каждым
изданием поступали все новые стихи, и автор всегда
принимал участие в составлении сборника: передавал
новые произведения, что-то выбрасывал из старого. Мы
издали семь или восемь раз сборник его стихов.
Отдельной книгой мы издали и его прозу, но было только
одно такое издание.
Из членов НТС с ним встречалось довольно много
народа. Куда бы он за границей ни поехал, везде наты-
220

кался на наших людей. Пользуясь его приездами (чаще
всего он бывал в Париже), мы всегда рассчитывались с
ним за определенный период: накапливались его
гонорары по мере продажи сборника, иногда добавляли
немного своих денег. Так что во время его приездов за
границу он всегда мог располагать какой-то суммой,
которую мы ему передавали.
Окуджава приезжал с концертными выступлениями в
Париж, Брюссель, разные города Германии, где жили
эмигранты из России; конечно же, и наши люди ходили
его слушать. Так у нас накапливались ленты, записанные
на этих концертах. Потом приходилось тексты
корректировать, вносить поправки, так как не все разбиралось с
лент. Да и он не все хотел печатать. Но больших
изменений сборник не претерпевал, хотя что-то добавлялось
новое, что-то, наоборот, отсеивалось из старого, основное
же содержание оставалась прежним.
У меня было с ним две личных встречи. Первый раз
это произошло в Париже. Была договоренность, я
пришел к нему в номер, и мы провели четыре-пять часов в
разговоре один на один. Потом где-то через год-два была
вторая встреча в Швейцарии, между Берном и Цюрихом,
ближе к Цюриху. Он останавливался в одной, нашей
общей знакомой, русской семье. Я был в Берне, и мы
вместе с Георгием Евгеньевичем Брудерером поехали на
машине туда, где и провели вечер за ужином. Там же я
познакомился с его женой.
Я остался под очень большим впечатлением после
первой нашей, парижской встречи. Настолько много
общего было в восприятии окружающего, в понимании
происходящего. И некоторое сходство судеб: у меня отец
был расстрелян большевиками, у него отец был
расстрелян большевиками, правда, у него - своими. Судя по
его рассказам, отец его был идейным членом партии и в
голодные годы отказывался от привилегированного пайка,
который ему полагался.
Я понимаю его отношение к той эпохе и откуда у
него эти строчки: "И комиссары в пыльных шлемах
склонятся молча надо мной". Дело в том, что гражданская
война с обеих сторон являла примеры жестокости, и в
221

то же время примеры героизма. Я не беру верхушку,
которая управляла этой войной, я говорю о тех рядовых
русских людях с обеих сторон, которые пошли друг на
друга. Я как-то написал в "Посеве" статью о том, что
придет время, и Россия поставит совместный памятник
как белым, так и красным, которые погибли в
гражданской войне. Время уравнивает рядовую массу русских
людей в их личной судьбе, ведь все они где-то в глубине
души, в конце концов, боролись за свою Россию, стремясь
добиться справедливости - как каждый ее понимал.
И когда мы встретились, мы на этой основе очень
быстро нашли общий язык. Для него - его отец боролся
за лучшую жизнь народа, за идеалы; для меня - мой
отец боролся тоже за лучшую жизнь и за свой идеал
России. Понимание этого положения сближало нас. Он
много рассказывал о своих родителях, больше об отце,
затем о своих военных переживаниях - как он пошел на
войну еще мальчиком.
Мы очень много времени посвятили периоду 1932-
1934 годов, несмотря на разницу в 10 лет: ему тогда
было 8-10 лет, а мне - 18-20. Каждый из нас по-своему
воспринял это время, но и этот подход в чем-то
сходился. В частности то, что репрессировали его отца и
мать, сыграло большую роль в его жизни.
Он очень интересовался моим жизненным путем, как
и почему я попал за границу. Я рассказал ему свою
биографию, свои колебания, переживания, внутреннее
неприятие и коммунистической власти, и немецкой
оккупации, поиски независимой третьей силы, которая тогда
была, может быть, нереальна, но она существовала как
идея, иначе не было бы такого количества пленных, не
возникла бы и Власовская армия. Всего этого не могло
бы быть, если бы в народе не было стремления найти
путь борьбы как против коммунистической власти, так и
против иностранных оккупантов.
Он тоже рассказывал свою жизнь, свои передумы-
вания всего этого, и в таком разговоре совершенно
незаметно прошли те четыре-пять часов, которые я у
него провел. Конечно, мы касались и деловых вопросов
об издании его произведений. В частности, говорили о
222

его встрече в Германии с Ярославом Александровичем
Трушновичем, который сделал на обложке однотомника
знаменитого черного кота. Потом у Окуджавы была
просьба немножко изменить предисловие, что мы и
сделали... Но эти деловые разговоры были вторичны. На
первом месте стоял поиск понимания того, что наша
страна пережила, попытка найти общий знаменатель
гражданской войны, осознать то, что произошло, - вот
главное.
Когда я вышел из отеля, где мы встречались с
Окуджавой, у меня было впечатление, что я только что
повидался с человеком, которого давно-давно знаю, - такое
осталось сильное впечатление.
Вторая моя встреча с ним также оказалась
интересной и содержательной, но она затрагивала лишь
общие темы. Присутствовали хозяева, его жена и такого
откровенного разговора, как при первой встрече в
Париже, не получилось. Окуджава был обворожительным
человеком, в его обществе не надо было напрягаться, все
было очень просто и легко.
Я всегда задавал себе вопрос: в чем успех Булата
Окуджавы? Почему его творчество привлекало столь
многих? Причем не так, как у Высоцкого. Это совсем
другое. Я думаю, объяснение его успеха, его
проникновения в среду, прежде всего, конечно, интеллигенции
- это романтизм. Его песни, стихи (каждое его
стихотворение могло быть превращено в песню) были
романтичной волной чего-то красивого, малоизведанного,
мало спетого в то трудное душное время, которое страна
переживала. Появление такого поэта в эпоху несвободы
было чудом, восприятие его искусства открывало какую-
то форточку в душе каждого человека...
Разумеется, большую роль играла и его исполнение,
его проникновенность. Но, думаю, что дело не только в
личном. Найдутся, в конце концов, другие, которые будут
исполнять его романсы, песни и после его смерти,
появятся различные интерпретации... "Пока Земля еще
вертится", песни Окуджавы будут производить то же самое
впечатление, в любой обстановке они будут улучшать
людей.
223

Его эстетические взгляды, его творчество... не могу
даже сказать, откуда он все это взял, - его творчество
было вне реальности. Но это как раз то, что подкупало в
его песнях, это был в известной мере мир фантазии. Все
его образы - не отрывочные моменты, он таким
способом весь мир видел романтически, как старое, так и
новое.
Из моих встреч с ним создалось впечатление, что он
и живет в этом нереальном мире. Вот есть советская
жизнь, которая связана с заботой о семье, о доме, со
всякими возможностями бывать за границей, где
открылась возможность получать деньги, что-то покупать - это
мир реального. Но в творчестве своем он жил в особом -
выдуманном, искусственном мире. И хотя это был
нереальный мир, там были реальные чувства, которые
касались каждого из нас, - в чем и состоит секрет его
успеха, почему его произведения берут за душу любого
человека. Ну что общего у меня, скажем, с этими
гусарами, которые скачут на своих конях? Ничего, это
чистая сказка, и в то же время она прельщает, хочется
слушать еще и еще, тебя уносит в другие пространства...
Впрочем, мне это в чем-то напомнило и собственную
жизнь в СССР, ведь и для меня тоже мир делился на
повседневную жизнь, хлопоты - и те моменты, когда я
ездил на шахматные турниры в Москву, в Ленинград
или еще куда-то: это был искусственный, особый мир
увлекательной игры. Я отрывался от реальности, когда
сидел за шахматной доской; турнир длился месяц, и я
жил в этих особых условиях, никак не похожих на
повседневную реальность.
Власть относилась к творчеству Булата Окуджавы
отрицательно, хотя, конечно, его песни казались внешне
менее опасными, чем произведения Галича, которые
отражали политические события, террор и другие
подобные явления жизни. По сравнению с ним Окуджава
выглядел несколько отвлеченным, у него нет прямых
политических произведений, критикующих режим. Но он
проникал в глубину души, его произведения оставляли
гораздо более глубокий освежающий след в человеке, чем
произведения других.
224

Наум Коржавин
О Коржавине209 я знал еще до его выезда из СССР
по стихотворению "Кладбище в Риге". Оно мне оказалось
близким благодаря все тому же тезису, который я
выдвигал и выдвигаю, по поводу белого и красного
движений в России. Это было очень сильное стихотворение.
И вот я услышал, что этот самый Коржавин выехал.
Выехал он по израильской визе, но в Израиль ехать и не
думал. Он застрял в Риме и никак не мог решить, куда
ехать дальше - в Америку? Сначала он приехал в
Германию, полагая здесь найти какую-то работу и остаться. Во
Франкфурте у него был хороший приятель среди наших
сотрудников - Александр Михайлович Югов. Мы тоже
предупреждали Коржавина о трудностях с работой,
которые у него будут в Америке, и что ему будет социально
гораздо легче жить в Германии, устроиться где-нибудь в
большом городе, в том же Франкфурте около
издательства, или его можно было пристроить в Кельнский
институт через профессора Казака. Мы всячески советовали
ему остаться здесь, но он выехал обратно в Рим и
оттуда в Америку.
Конечно, наши предостережения оказались
правильными. Он не смог получить там никакой более-менее
постоянной работы, так как не знал никаких языков,
кроме русского. Устроиться в системе преподавания в
любом американском колледже или университете он не
мог и по своему складу характера. По этой же причине
он не мог устроиться и на Радио "Свобода", потому что
единственная работа, которую он мог бы там делать, -
это, если бы ему дали полчаса времени, вволю высказать
в эфир то, что думает, а требовать от него передачи
обычного малого размера или какого-то комментария -
было бесполезно.
Как человек с необычайно богатой фантазией, он
мог говорить на любую тему и при этом затрагивать
важные жизненные проблемы. Для этого ему требовался
свободный микрофон, но радиостанция "Свобода" не
была к этому приспособлена. Это было в значительной
мере бюрократическое учреждение, которое служило со-
S—3SA0
225

вершенно определенным американским политическим
целям, особенно последнее время, ii первое время,
правда, было несколько иначе, но это особая тема.
Поэтому Коржавин в Америке оказался не у дел и
получал пособие. Только летом он ездил на курсы
русского языка, вести курс русской поэзии со студентами.
Жена у него устроилась работать, дочь тоже. Жена его
приводила в порядок какую-то библиотеку. Так они и
жили в Бостоне.
Мы издали его сборник "Сплетение", довольно
толстый, страниц триста. Там были стихи, поэмы. Он
довольно быстро разошелся, к нашему удивлению, потому
что на стихи спрос всегда был не особенно большой. Но
к этому времени сложилась легенда о нем как о поэте:
говорили даже, будто в Советском Союзе успех того или
иного поэта гражданственной тематики в
инакомыслящих кругах многие мерили по Коржавину, по "кор-
жавинской мерке".
Я с ним довольно быстро сошелся и часто встречался
во время его приездов в Европу. Он был в большой
дружбе с Максимовым, приезжал на его конференции,
но заезжал и во Франкфурт. Каждая встреча с ним была
чрезвычайно насыщенной. Не знаю, кто его назвал
"самым умным человеком в новой эмиграции", не знаю
также, был ли он самым умным, но в наших беседах он
представал, несомненно, глубоким человеком. Умным - в
понимании политических процессов, происходящих в
России; его темпераментные рассуждения производили
большое впечатление.
Особенно помню встречи с ним в Западном Берлине,
когда он приехал на конгресс, который устраивал
Максимов. Мы жили в одном отеле и именно с ним
проводили почти все свободное время, гуляя по ночному
Берлину. С нами был еще Рыбаков, обсуждали разные
проблемы творчества и политические проблемы, потому
что Коржавин - политически мыслящий человек. И его
стихи, особенно его поэмы, всегда отражали его
политические взгляды. Это определяло его особенность как
поэта. Стихи его по мыслям были целой программой,
226

они затрагивали всю жизнь страны, ее развитие можно
было проследить по его творчеству.
Внешне он выглядел, конечно, чудаком: носил какие-
то цветные штаны, был неопрятно одет. Он очень плохо
видел - сильнейшая близорукость; из-за нее у него,
помимо нормальных очков, на одном стекле, сверху, была
приделана вторая линза, что еще больше усугубляло его
странный вид - мешковатый, неуклюжий, и в то же
время такой трогательный, располагающий к себе.
А когда он начинал говорить, высказывать свои
мысли... Это действительно был, я не боюсь так сказать,
самый умный собеседник, которого я встречал из новой
эмиграции. Каждый наш автор был по-своему интересен,
умен, но Коржавин - всеобъемлющий, я бы сказал,
мыслитель. Он видел реальность мира, правильно
рассуждал о ней, видел многое из того, что не видели другие,
и в то же время был действительно человеком не от
мира сего. Материальная сторона жизни - как он будет
жить, как устроится, как он сможет зарабатывать - все
эти вопросы его не интересовали. Тут надо, конечно,
добавить, что этим занималась и большую роль в его
жизни играла его жена. Он для нее давно был как
ребенок, за которым надо было ухаживать и смотреть,
чтобы он застегнулся на все пуговицы...
И, конечно, он был русским человеком. Несколько его
стихотворений, из тех, что он написал об Америке (а о
ней он написал немного) по сути были тоже о России. Я
не знаю, как он относился к Америке, может и хорошо,
но это была чужая для него страна, где он временно
находился. В его подсознании было, что он в этой
стране находится временно. Он ее не знал и мало ею
интересовался. Хотя то, что ему интересно, конечно,
видел.
Он всегда мечтал вернуться в Россию, считал, что
для него подходит жизнь только там, а не в эмиграции.
И он одним из первых, действительно, поехал в Россию,
кажется, где-то в 1990-м году, и там был тепло принят.
Каждый его приезд знаменовался большим количеством
встреч со старыми друзьями, которые интересовались его
творчеством. Он чувствовал себя там дома. Он и ранее в
227

эмиграции поддерживал обширные связи в российскими
деятелями. Кто бы ни приезжал в Америку, Солоухин
или Окуджава, или кто другой, они обязательно
встречались с Коржавиным, хотя он жил немножко на
отшибе, в Бостоне; они искали с ним встречи.
Из всех крупных писателей или поэтов, которые
выехали за границу, он, пожалуй, единственный, кто в
последние годы сразу нашел свое место в России, где в
своих поездках он органически занял покинутое им
место. Думаю, что он, конечно, вернулся бы и жить в
Россию, если бы не семья. В Америке, у него дочка,
внуки, и все они уже прочно осели там... Я последнее
время за ним не следил, и мы давно уже не
встречались. А на письма я не очень большой охотник. Мы с
ним обменялись лишь несколькими письмами по разным
поводам, поскольку я вообще крайне редко пишу письма.
В общем, Коржавин, - это одна из ярких фигур,
которые запечатлелись в моей в памяти.
Александр Галич
С Александром Аркадьевичем Галичем210 у нас был
установлен контакт еще до его выезда. Мы достигли
договоренности с норвежскими общественными
организациями о том, что Норвегия его приглашает и принимает.
Мы встречали его в Вене, куда он прилетел из Москвы;
его встречал Владимир Дмитриевич Поремский. Там они
посетили норвежского посла, и после этого Галич, его
жена и Поремский вылетели во Франкфурт-на-Майне,
где и произошла моя первая встреча с Галичем.
Было это на квартире у Югова, где, помимо Галича
и его жены, собрались несколько членов Союза. Я не
хотел заходить, чтобы не мешать, и с кем-то из
присутствующих договаривался о дальнейшем. А Галич
услышал, очевидно, что речь идет о нем, и вышел
неожиданно из комнаты, где они обедали, поздоровался,
пригласил войти - так мы и познакомились.
Он побыл у нас какое-то количество дней, дал
концерт и затем выехал в Осло в сопровождении Льва
228

Александровича Papa. В Норвегии уже была
документально оформленная квартира для него. Там он вошел в
контакт с нашим постоянным представителем -
Николаем Борисовичем Ждановым, который там жил с женой
и детьми. Сначала Галич точно не знал, кто это, потому
что Жданов жил под другой фамилией. Только когда он
приехал еще раз во Франкфурт и был в гостях у
председателя НТС Артемова, то увидел фотографию дочери
Артемовых Лены, жены Жданова. Только тогда он
сообразил, кто был нашим представителем в Осло.
В Норвегии Галич общался с целым рядом
общественных деятелей, в частности, с художником Виктором
Спарре, который написал его портрет. Но, конечно,
пребывание в Осло было для него скучновато. Он стал
присматриваться к эмиграции в других странах, выезжал
туда с концертами, был в Мюнхене на "Свободе", в
Париже. И, конечно, всегда заезжал во Франкфурт, где
мы почти всегда устраивали ему вечер, были хорошие
встречи с ним.
Во время одной из своих поездок он принял
предложение "Свободы" работать у них и переехал из Осло в
Мюнхен. Мюнхен был крупным центром эмиграции. Но
еще большим центром был Париж, который его
притягивал. Особенно тем, что Париж был столицей третьей
эмиграции в Европе. Отношения его с третьей
эмиграцией, с Некрасовым, с Максимовым и другими были
очень хорошими - это была близкая ему среда. В целом
у него были хорошие отношения со всеми людьми, он
был желанным гостем в любой компании. Конечно, где-
то он себя сдерживал, где-то был открытее.
Галич часто принимал участие в конференциях
"Посева", и украшением каждой всегда был потом его
концерт. Его политические выступления на
конференциях были короткие, но всегда яркие. Одно из первых
выступлений произвело на всех большое впечатление
благодаря четко выраженной им позиции (я ее приводил,
когда писал некролог о Галиче в "Посеве"): "Советская
власть стала плохой не с того дня, когда я, или кто-либо
другой, начал считать ее плохой. Она была плохой с
первого дня своего существования. И борьба против нее
229

началась с того же дня. И никогда не прекращалась. Тех,
кто боролся, можно во многом обвинять, но в одном,
основном, они были всегда правы: против советской
власти надо было бороться. Поэтому должна существовать
преемственность борьбы"211. Такое понимание в среде
"третьей эмиграции" встречалось чрезвычайно редко.
Однажды он поехал с нашими оперативными
работниками для работы в портах, встреч с советскими
моряками, туристами. Его чрезвычайно интересовало, как
это происходит, что те берут антисоветскую литературу.
У него не укладывалось в представлении, что советский
моряк берет крамольные книги, чтобы провезти их в
Россию. И он, кажется, в Бельгии, в порту издали
наблюдал, как всё происходит: одна встреча, вторая, третья,
передача литературы, как люди ее с опаской, но берут.
На него тогда произвела большое впечатление эта в
общем-то повседневная для наших людей практика.
Года через два после его приезда на Запад Галич
вступил в НТС. Мы его принимали на квартире у
Михаила Владимировича Балмашева, был Владимир
Дмитриевич [Поремский], еще кто-то. Принимали по обычной
процедуре, с прочтением и сжиганием обязательства и
т.д. Я его поздравил со вступлением в Союз и вспомнил
военное время, чтобы объяснить, что этот акт сжигания
не просто выдуман, а продиктован жизнью в целях
безопасности, чтобы не оставалось никаких документов. Я
ему, в частности, рассказал о том, как принимали в Союз
Георгия Позе212. Он был одесский немец, фольксдойч,
еще молодой, совсем мальчик. Немцы забрали его в
армию, он попал даже, кажется, в эсэсовскую часть. И
когда он вступал в Союз, он сбросил с себя немецкий
мундир, встал ногами на него и так прочел союзное
обязательство. Он потом погиб в немецком концлагере...
За ужином мы с Галичем много разговаривали. Я
старался максимально познакомить его с нашими
действиями во время войны, чтобы у него не было какого-то
неправильного понимания. Но я думаю, что у него уже
было верное восприятие нашей позиции во время войны,
потому что это не было препятствием его вступлению в
Союз.
230

Потом пришло известие о его нелепой смерти.
Французские власти вели официальное следствие, мы были
ознакомлены с его результатами. Французы пришли к
заключению, что это был несчастный случай. Но
сомнение - был ли несчастный случай или подстроенная
смерть - конечно, осталось. Смерть наступила в расцвете
его творческой жизни. Он наконец-то освоился с
Западом, только что вышел сборник его стихов...
Первый его сборник мы выпустили, когда он жил
еще в России. В него, кажется, попали и несколько ему
не принадлежащих вещей. Там была лагерная тематика,
настолько изнутри человека исходившая, что мы, не зная
еще подробностей его биографии, пришли к заключению,
что он сам сидел в лагере. И упомянули об этом в
предисловии к первому изданию. Потом оказалось, что он
никогда ни в каком лагере не был. Он просто сумел, как
артист, так глубоко вжиться в лагерную психологию.
Потом мы издали уже отредактированный сборник
его стихов, довольно толстый; выпустили и маленькую
книжечку стихов, написанных уже за границей, под
названьем "Когда я вернусь". За границей он написал
немного. После его смерти сделали общий сборник всех
его стихотворений с тем же названием. Думаю, тогда
это был единственный полный сборник его стихов. Я не
говорю о его прозе, которую мы выпустили одной
книжкой, она называлась "Генеральная репетиция". Он
считал стихи своим основным творчеством.
Об особенностях его творчества можно сказать... Если
у Окуджавы был лирический талант, оторванный от
жизни и говоривший о нереальном мире, который вне
нас, то песни Галича были драматичны - о нашей
реальной жизни; при этом было много и лирических
стихотворений, и сатирических. Я думаю, что некоторые
из его песен уйдут со временем, так как уйдет это
время. Но его стихи, посвященные лагерной теме, из-за
того, что они написаны так, как будто он все это сам
переживал, они останутся как свидетельство эпохи. Он
создал этим памятник лагерникам. Сюжеты в его стихах
были взяты из жизни и изложены реальным языком. У
него была большая драматическая широта. Он касался и
231

некоторых библейских тем, подавая их в своем
оригинальном преломлении; например, его стихотворение
"Мадонна шла по Иудее"...
В жизни Галич представлял собой спокойный,
уравновешенный, очень улыбчивый тип старого русского
интеллигента, барственного вида. Он всегда за собой очень
следил, всегда на нем были хорошие костюмы, которые
он умел носить. Он был человеком, у которого, грубо
говоря, не было заметных советских черт, советских
родимых пятен. Пил он довольно много, но вел себя при
этом нормально, никогда не пьянел - это было его
особенностью.
Жена у него была подстать ему: высокая, дородная,
Нюшей ее звали. Конечно, как артист он был человек
увлекающийся, всегда за кем-то ухаживал. Это ее никак
не смущало, она была уверена в том, что она является
единственной его женщиной. Она и погибла вскоре
после него - и тоже от нелепой случайности: заснула с
горящей в руках сигаретой, загорелось одеяло, начался
пожар, и она задохнулась в дыму. Она как бы
последовала за ним. Похоронены они под Парижем, на
знаменитом русском кладбище Сен-Женевьев де Буа.
В Галиче был какой-то особенный шарм, с ним сразу
находился общий язык на любую тему. К тому же у
него была, я бы сказал, старорежимная воспитанность,
вежливость... Очень жаль, что он так рано погиб. Не
знаю, какая была бы его реакция на сегодняшние
события. Он сильно переживал свой отъезд из России,
мечтал вернуться и, возможно, вернулся бы, несмотря на
тяжелые условия жизни, которые там сейчас.
В.П. Некрасов
С Виктором Платоновичем Некрасовым213, лауреатом
Государственной премии СССР 1947 года за повесть "В
окопах Сталинграда", мы также имели дело еще до его
выезда на Запад. Мы выпустили новое издание "В
окопах Сталинграда" с его поправками, когда он был
еще в Советском Союзе. Затем его очерки о Дальнем
232

Востоке, о тайфунах. Для нас он восстановил текст, так
как в советском варианте были пропуски, один очерк
вообще был выкинут, и мы печатали полный текст.
Для этого мы посылали к нему человека в Киев, где
у него была неплохая квартира. Ездил Николай
Борисович Жданов, и это оказалась его первая и последняя
поездка в Советский Союз. Дело в том, что Некрасов
был в Киеве под наблюдением, и Жданов был раскрыт.
Это сделало невозможными его дальнейшие поездки в
СССР. Такие "издержки производства" у нас случались.
Некрасов в этом, конечно, никак не виноват, он вообще
не придавал значения действиям КГБ.
Через какое-то время выехал сам Некрасов. Я с ним
познакомился в день его приезда из Советского Союза в
Мюнхен. Я там тогда находился случайно и узнал, где
он останавливается. Его встречал и принимал Войнович.
У нас состоялось первое знакомство, и я пригласил его
во Франкфурт. Потом мы встречались неоднократно и на
разных конференциях, и в Париже, несколько раз он
бывал во Франкфурте. Но личных контактов у меня с
ним было немного. Гораздо больше общались с ним те
из наших, кто жил в Париже. Человек он был
спокойный, с ровным характером, с ним легко было иметь
дело. Он очень располагал к себе. К сожалению он
сильно пил, не в обиду ему сказано, и не умел себя
сдерживать; для него было неважно, что пить: когда
кончалась водка, годился и одеколон...
Некрасов много ездил, был даже в Австралии, где
оставил у нашей группы очень хорошее впечатление. Но
тот же его "недостаток" и там сказывался, как во всякой
поездке.
Что заставило его эмигрировать? Конечно, на родине
он вёл себя непривычно для окружающих, не считаясь с
обстановкой. Он был и по своим взглядам, и по
поведению, и по манерам - и "свой" человек, и "чужой".
Все порядки в Союзе писателей, и вся бюрократия, и все
отношения с "начальством" были для него чуждыми, а, с
другой стороны, он был автор самого популярной и
правдивой книги о войне. И как писатель он принадлежал
народу, был "свой". В конце концов, он не выдержал
233

этой раздвоенности. И уехал. Он быстро освоился в
эмиграции. Наверное сказались и детские годы,
проведенные за границей. В Париже, в Латинском Квартале,
он чувствовал себя как дома. Он много встречался, был
очень общительным, прекрасно рассказывал различные
случаи из своей жизни.
В эмиграции он не прекращал творческой работы,
хотя не был очень плодотворен. Печатали его все с
большой охотой, но писал он не очень много.
Г.Н. Владимов
Что касается Георгия Николаевича Владимова214, то
должен сказать - это было наше, пожалуй, единственное
и самое большое разочарование. Дело в том, что мы
были связаны с ним очень-очень долго. С 1970 г. член
Союза вел с ним переписку через одну из иностранных
библиотек. Когда созрела идея его выезда, мы сделали
ему то предложение, которое не принял Максимов:
выехать и стать редактором "Граней". Писатель он был
уже довольно известный к тому времени. Особенно
известен был его "Верный Руслан", который как
законченное произведение вышел только на Западе.
Владимов прибыл во Франкфурт самолетом с женой
и матерью жены. Мы их приняли сразу и устроили в
небольшом отельчике в Эшборне. Потом он перехал там
же в меблированную квартиру, а когда срок ее съема
кончился, они сняли квартиру в Нидернхаузене, где он
сейчас и живет.
Отношения с ним были деловые. Мы официально
сделали ему предложение редактировать "Грани",
которые тогда временно редактировали H.H. Рутченко и Р.Н.
Редлих. Но под их руководством журнал в значительной
мере становился историческим альманахом. Нам же
хотелось восстановить прежний литературный журнал с
публицистическим отделом. И в этом плане мы
рассчитывали на Владимова как на известного писателя,
способного привлечь к журналу тех авторов, которые
остаются в Советском Союзе.
234

Владимов начал работать в журнале и одновременно
над собранием своих сочинений. Мы договорились, что
будем издавать его собрание, которое к тому времени
состояло в основном из тех вещей, которые уже были
опубликованы в Советском Союзе и в "Посеве".
Кроме того, он в это время писал свой роман
"Генерал и его армия", который многие, понаслышке,
считали романом о Власове. На самом деле это был
роман не о Власове, а об оппозиционно настроенном
генерале. История происходит при осаде Киева, когда
уже красные наступали. Сейчас его можно прочесть, он
уже вышел в России. Когда Владимов выехал, у него
была написана одна или две главы. Потом, когда мы с
ним ездили в отпуск в Голландию, он там работал над
романом и читал мне две-три главы. Но он писал
чрезвычайно медленно, многое переделывал и, как потом
выяснилось, даже менял свое отношение к событиям и
героям, их характеристики. Словно у него какой-то
внутренний тормоз был... Мы, конечно, его по-возможности
торопили, потому что роман представлял собой
художественный интерес.
Вскоре Владимов принял редактирование "Граней",
что всех нас обрадовало. Конечно, наши кадровые
возможности не были сравнимы ни с "Континентом", ни с
какой-нибудь московской редакцией, где в штате
работали десятки сотрудников, но он в известной мере
наладил редакционную работу. У него был литературный
правщик и секретарь редакции. Его жена также
принимала активное участие в этой работе и даже играла
большую роль в его редакционной политике. Хотя он не
хотел этого признавать, но она играла большую роль. Он
опирался на Марка Поповского из Америки, которого сам
привлек в редакцию. Марк Поповский приезжал во
Франкфурт.
Владимов стал привлекать новых авторов, но
главным образом из кругов третьей эмиграции. (Между
прочим, Максимов и Владимов поначалу были в очень
плохих отношениях, которые улучшились лишь с того
момента, когда оба писателя встретились на
конференции "Посева". Во Франкфурте произошло примирение, и
235

их отношения потеплели.) Соответственно стало меняться
направление журнала. Я бы не сказал, что это было
изменение антикоммунистической политической линии.
Но "Грани" при его редактированиии стали постепенно
терять то четкое индивидуальное лицо, которое они
имели, появились легковесные и даже фривольные
материалы. Многие наши сотрудники не были с этим согласны,
что было, впрочем вполне деликатно, отмечено и в
"лосевской" рецензии215.
Однако мы, несмотря на неудовольствие многих
членов Союза, не вмешивались в полномочия Владимова,
раз уж доверили ему журнал. Старались только, чтобы
журнал печатал как можно больше хороших вещей,
находили и предлагали их. Конечно, если бы журнал
продолжал свою новую линию, рано или поздно это
привело бы к нашему конфликту с главным редактором.
Но конфликт произошел на совершенно иной почве.
Это была инициатива жены Владимова. Сначала она
порвала отношения с Анастасией Николаевной Арте-
мовой, которая тогда была секретарем журнала и их
опекала, к тому же именно она ранее вела многолетнюю
переписку с Владимовым в Москве. Ранее у них были
очень хорошие отношения, но писательская жена в
редакции - это особое дело... Правда, вот жена писателя
Максимова не вмешивалась в редакционные дела; но у
того был и другой характер, он не допустил бы, чтобы
жена указывала ему, как вести журнал. У Владимова же
я думаю, характер был иной и ему под давлением жены
уже не раз приходилось рвать с людьми. В частности, с
тем же Поповским, которого он сначала сделал
представителем журнала в Америке. Начались конфликты и с
другими сотрудниками, которых Наталья Евгеньевна
подозревала во всевозможных кознях против нее и ее
мужа. Мы мирились с этим до одного случая, который
уже непосредственно повел к разрыву.
Дело в том, что Владимов, наверное в силу
советского мышления, решил, что хозяева журнала - не НТС,
а американцы, поскольку на их деньги, очевидно, журнал
издается. И он задался целью перехватить лично на себя
источник финансирования. Не понимая одной вещи: что
236

американцы не субсидировали "Грани", они
субсидировали нашу работу, то есть материально помогали
антикоммунистической работе НТС. А что какая-то часть
денег шла на "Грани" или не шла - это было не их, а
наше внутреннее дело, они в этом не играли никакой
роли. Мы получали от американцев материальную
помощь без указаний - что куда. Получали определенную
сумму денег, которую употребляли так, как считали
нужным для эффективности нашей работы. Если нужно
было посылать человека в Россию, а был такой период,
когда мы считали необходимым устраивать там открытые
демонстрации, - они стоили больших денег, между
прочим, - то мы большинство денег тратили на это.
Или, наоборот, на чрезвычайно дорогостоящие закрытые
операции по вывозу рукописей и т.д. Так что мы сами
распоряжались средствами, которые получали от
американцев или немцев, а также от каких-то
промышленников, профсоюзных и религиозных организаций или
других сочувствовавших нам людей, - все шло в общий
котел, и мы расходовали средства по своему усмотрению.
Но, очевидно, в представлении Владимовых это
выглядело примерно так, как это утверждала
кагебистская пропаганда, - что мы находимся на содержании
у американцев, что они финансируют журнал и
подлинные его хозяева... Я не хочу утверждать, что тут у
Владимовых с кем-то сговор был... Во всяком случае, в
один прекрасный день один наш американский друг, с
которым мы встретились для обсуждения дальнейшей
деятельности, сказал, что Владимов обратился к нему с
просьбой о встрече, не уведомив нас об этом, то есть за
нашей спиной. Американец нам сказал: «Пожалуйста,
приходите и вы. Мы без вас разговаривать не будем,
потому что не хотим никаких неясностей в этом
вопросе. Для нас Владимов - это ваш человек. Вы
отвечаете за свой журнал. А он, похоже, исходит из
неверных представлений, что это наш, то есть американский
журнал».
Эта встреча произошла в начале 1986 года во
Франкфурте. Наш приход на эту встречу (я пришел с Ю.Б.
Брюно) был неожиданностью для Владимовых. И амери-
237

канцев было двое. Владимов явно хотел показать им, что
является хозяином журнала и хотел бы иметь с ними
прямые отношения, а не с нами. У нас произошло
объяснение, мы поставили все точки над "Г. Свое
поведение Владимов попытался оправдать жалобами - почему
у редакции того нет, этого нет; мы ответили ему, что
НТС не идеал, но все недоразумения нужно было
согласовать с нами. В основном же его пять-шесть претензий
были явно надуманы: например, что печать
задерживается, поскольку кто-то "цензурирует журнал "...
После этой неожиданной для нас встречи, когда
Владимов показал свою непорядочность, мы решили
отказаться от его услуг и поставили его в известность, что
через полгода освобождаем его от обязанностей
редактора журнала.
Потом были с ним всякие другие неприятности, в
частности, он требовал денег, утверждая, что ему не так
начислили гонорары за его иностранные издания; но ведь
мы не вмешивались в дела и правила других
издательств. Мы были только посредниками, нашедшими эти
издательства.
В ходе этого конфликта он написал письмо, в
котором неправильно изложил факты; это письмо было
напечатано в "Русской мысли" и "Континенте". Мы
также напечатали письмо Владимова в "Гранях" и дали
публичное разъяснение216, что произошло, почему меняем
редактора, почему отказались от сотрудничества с Вла-
димовым - и больше этого вопроса не касались. (После
Владимова главным редактором "Граней" стала
Екатерина Алексеевна Брейтбарт.) По этому делу были еще
какие-то отклики, дискуссии в печати, но мы на это уже
не обращали внимания и полемикой не занимались.

tu
с»
Совет НТС в начале 1980-х гг. Сидят: A.A. Васильев, Р.Н. Редлих, Е.Р. Миркович,
Я.А. Трушнович, Н.Б. Жданов, А.Р. Редлих. Стоят: А.Н. Артемов, Ю.Б. Брюно,
В.Д. Поремский, АЛ. Столыпин, Г.А. Pap, A.M. Югов, М.В. Славинский, Ю.Б. Миллер,
Ф. Рих, Б.С. Пушкарев, Г.Е. Брудерер

«Свержение коммунизма
нам рисовалось иначе···»
М.Н. Итак, предыдущая наша запись была в 1991
году. Тогда мы еще не могли знать всего того, что
произошло за эти пять лет: Россия потеряла огромные, в
том числе исконно русские территории с десятками
миллионов людей - граница теперь проходит по Смоленской,
Курской, Волгоградской областям. Наполовину разрушена
экономика, еще больше - наука и культура. Превышение
смертности над рождаемостью составляет более миллиона
человек в год. Все программы телевидения захвачены
антирусскими силами, воспитывающими какой-то новый,
безнациональный народ по своему подобию... Точно такое
же и российское правительство...
Конечно, НТС имел другие планы для послекоммуни-
стической России. Но организация решила поддержать
действия команды Гайдара-Ельцина-Чубайса. Вы,
конечно, не хотели получившегося результата. Но неужели
трудно было предвидеть его при таких правителях?..
Е.Р. Я считал важной и предвидел только одну вещь:
что гражданской войны не будет. Может быть
революция, переворот, но не гражданская война с участием
масс. В августе 1991 года лишь в Москве относительно
массовое выступление было, да и то частично, в
основном люди ходили по улицам и не обращали внимания
на происходящее в центре. А в других городах все было
спокойно: где-то начальство присоединилось к Ельцину,
где-то осталось на стороне ГКЧП и вместе с ним
безвольно капитулировало.
Запись беседы с Е.Р. Романовым 31 декабря 1996 г. и 1
января 1997 г. в г. Крифтель под Франкфуртом-на-Майне. К
этому времени Романов оставил все прежние руководящие
посты в НТС. Беседу продолжает М.В. Назаров, к тому
времени вернувшийся в Москву (в 1994 г.), где занимается
публицистической и издательской деятельностью.
240

В общем, как ни относиться к Ельцину, но тот
момент, когда он вылез на танк и возглавил всю эту
сумятицу - это и была революция. Это было свержение
советской власти, которая оказалась бессильна. И как
бывает со всякой старой властью, которая приходит к
падению, - один застрелился, второй застрелился... Это
обычное следствие.
Что это будет, условно говоря, бескровная революция
- это можно было предвидеть. Но то, что она не была
углублена, что события пошли каким-то совершенно
невероятным ходом... Я не берусь судить, нужно было
Гайдару вводить эту экономическую реформу или не
нужно. Но надо было что-то менять, нельзя было
оставить такое положение, какое было - это было
совершенно ясно. Именно поэтому мы поддержали правительство
Гайдара и Ельцина.
Кроме того, мы знали Ельцина таким, каким он
выступил на пленуме и положил партбилет, прошел через
весь зал, не обращая внимания на улюлюканье и крики;
как он потом залез на танк... Казалось, это решительный
человек, который возьмет прочно власть в свои руки, но
он оказался... Вероятно, сердце играло роль, состояние
здоровья... Во всяком случае он оказался не столь
решительным человеком, как я ожидал.
Поэтому кризис, который разразился в 1993 году -
его бы не было, если бы Ельцин сделал все годом
раньше, а не капитулировал тогда перед Хасбулатовым,
пытаясь заключить договор с остатками старой власти -
Верховным Советом. Если бы он в 1992 году это сделал,
то, возможно, тогда события развивались бы быстрее...
М.Н. Но ведь сначала никаких разногласий между
Верховным Советом и Ельциным не было, они вместе
выступили против ГКЧП - и Хасбулатов, и Руцкой.
Затем в 1992 году Верховный Совет, включая фракцию
коммунистов, дал Ельцину неограниченные полномочия
для проведения реформ, причем Ельцин пообещал, что
"он ляжет на рельсы, если эти реформы ухудшат жизнь
народа". Однако жизнь народа непрерывно ухудшалась,
инфляция съела все сбережения, начало останавливаться
производство, а Ельцин на рельсы не ложился... Вот то-
241

гда и началось непримиримое противостояние.
Разногласия заключались как раз в этом: вести ли реформы
методом "шока", как это делал Гайдар, - или же
бережно, как, скажем, велись реформы в Китае. То есть
депутаты хотели менее болезненный путь.
Е.Р. Они не хотели никаких реформ, они ничего не
хотели менять. Политика Хасбулатова совершенно ясная
была: они хотели иметь свою власть, они хотели
соучаствовать во власти, - то, чего не хотел позволить им
Ельцин, но действовал половинчато, нерешительно...
Фактически у Верховного Совета не было авторитета, у народа
сохранился в памяти тот Верховный Совет, каким он
был раньше.
Повторяю: всей этой кровавой истории 1993 года не
было бы, если бы Ельцин распустил их в 1992-м. Тогда
это можно было сделать без лишнего шума. А так
кризис слишком затянулся, ведь наличие двух
соперничающих властей - совершенно ненормальная вещь: или одна,
или другая должна была победить. И что потом они
прибегли к оружию и стреляли друг в друга - это уже
было неизбежно.
М.Н. Однако в других государствах вполне
уживаются две такие власти: законодательная и
исполнительная. Это даже считается важным принципом
западной демократии. Конечно, у нас обе ветви власти были
негодные, но все же они не давали распоясываться друг
другу. Поэтому Ельцин и захотел сосредоточить в своих
руках всю полноту власти - в нарушение Конституции,
на которой присягал. То есть он снова совершил
"революционный акт", но уже не против старого режима, а
внутри собственного режима - против своих недавних
соратников, которые были не согласны с его
разрушительными реформами. И при этом утверждал, будто он один и
есть законная власть, а Верховный Совет-де избран при
старом режиме и стремится к его реставрации...
Е.Р. Ельцин был тоже, конечно, незаконной властью,
потому что его избирали до августа 1991-го, как и
Верховный Совет. Его законность была чисто
революционная. Но это была законность работающая, утвержденная
его решительной позицией, переходящая в новую закон-
242

ную власть, нужную народу. Если бы не он, то кто-то
другой влез бы на танк и был бы лидером. Такие
события, такая обстановка была: кто-то должен был
выступить против ГКЧП. Выступил Ельцин, и этим сделал
себе имя, этим он стал тем, кем стал.
В 1993 же году, в той психологической обстановке, я
думаю, что в Хасбулатове, в Верховном Совете и в тех
депутатах, которые там сидели, люди видели попытку
возврата к прошлому. Поэтому активное или неактивное,
но сочувствие народа было на стороне Ельцина, конечно.
М.Н. На основании чего вы так судите? Результат
апрельского референдума в том же году, при всей
телевизионной пропаганде, не дал Ельцину нужного
перевеса. Его политику поддержали всего лишь 34 % от
списочного состава избирателей...
Е.Р. Это все спорно - как считать, какие по
значимости категории граждан поддержали, какие не
поддержали... Плохо то, что и после 1993 года он не овладел
ситуацией. Чем дальше потом шло, тем больше
наступала сумятица... И сейчас уже по сути дела вопрос идет
о борьбе за будущее страны, грубо говоря, между
националистами и либералами-западниками - вот где центр
тяжести конфликта, не коммунизм...
М.Н. Верно. Но и тогда именно так было! В 1993 г.
в числе депутатов коммунисты не составляли
большинства, кроме того, их лидер Рыбкин перебежал к Ельцину,
а Зюганов выступил по телевидению с призывом сидеть
дома, не участвовать в уличных протестах... Конфликт
между Ельциным и депутами был именно из-за
западнического направления реформ. Гайдару и Ельцину были
важны теоретически провозглашенный рынок, неважно
какой ценой, лишь бы их похвалил Запад и дал кредиты;
Верховному же Совету было важнее предотвратить
экономический кризис и сохранить безопасность страны.
Коммунизм уже тогда был не причем.
Е.Р. Но Верховный Совет в том составе, в котором
он был - принадлежал прошлому, которое должно было
быть уничтожено.
М.Н. Допустим, но какой ценой? Борьба за будущее
страны между "западниками" и "патриотами" уже тогда
243

шла вовсю и единственной опорой патриотов была
существовавшая законодательная власть - Верховный Совет,
какой он ни был...
Е.Р. Нет. Тогда существовала угроза реставрации
коммунизма. Она и сейчас продолжает существовать,
только она с каждым годом становится все слабее и
слабее. Выходят новые поколения на сцену, люди меняют
свою психологию, изживается коммунистическое
воспитание. Но тот Верховный Совет был оплотом возможного
коммунистического реванша и несомненным тормозом на
пути реформ, кто бы их ни проводил вместо Гайдара.
М.Н. Хорошо, пойдем дальше. В 1993 году, после
того как Ельцин расстрелял Верховный Совет и продавил
свою новую конституцию, у него оказалась вся полнота
власти. Тормоз в лице Верховного Совета был
уничтожен, новый парламент стал бесправен. Президенту и его
команде никто не мешал оздоровлять положение в
стране, делать так, как они хотят. Но вот прошло три года,
а положение стало еще хуже, и конца кризису не видно
- так, может быть, не Верховный Совет мешал?
Е.Р. Мешала вся обстановка. Очевидно, изменить
страну после 75 лет коммунистического режима,
реформировать систему, где доминировала тяжелая
промышленность, где легкая промышленность всегда была
запущена, где люди были не приучены к свободной жизни -
невозможно было изменить эту дикую ситуацию за пять
лет... Может быть, надо было делать иначе, я не
специалист в экономике. Может быть, Гайдар неправильно
поступил, не надо было отпускать цены, надо было
старую систему демонтировать постепенно. Но как
практически это проходило бы - я не могу сейчас сказать и
вряд ли кто-нибудь может сказать.
М.Н. Почему же, ведь в НТС были разработки на
эту тему, как раз в экономике был предложен неплохой
сценарий реформ217...
Е.Р. Да, рассчитанный на смену власти, но смены
власти-то не произошло. Правящий слой, который был
при советской власти, он же и остался сидеть весь на
своих местах. Он же и совершил эту революцию...
244

М.Н. ...в своих интересах. Раньше у них была
партийная политическая власть, дававшая им материальные
блага. Теперь у них огромная личная экономическая
собственность, то есть экономическая власть,
обеспечивающая политическое доминирование. Почему же НТС
счел возможным поддержать это как "путь реформ"?..
Е.Р. Во всяком случае, коммунистической
политической власти уже нет. Вот ты можешь снова жить в
Москве, читать любые книги, писать, что хочешь, уровень
личной свободы несравним с предыдущим. А что они,
правящий слой, будут захватывать имущество, делить и
т. д. - это неизбежная вещь была. Это как "буржуазно-
пролетарская революция", если по-старому говорить.
У нас произошел фактически дворцовый переворот, и
весь правящий слой остался, как он есть, со всеми его
плюсами и минусами, но уже очень мало связанный с
коммунизмом. С коммунизмом, в смысле идеологии, была
связана только верхушка, и то, я думаю, не вся. Вот
интеллигенция играла более отрицательную роль в этом
деле и играет отрицательную роль, между прочим, и
дальше.
М.Н. Но тогда я удивляюсь, почему Вы считаете, что
тот Верховный Совет, или Зюганов со своей
сегодняшней партией могут вернуть коммунизм, тоталитаризм.
Е.Р. Они так себя ведут. Никто не дергал Зюганова
за язык вновь называть свою партию
"коммунистической", никто не заставлял его вновь принимать все эти
старые символы. Зачем он это сделал? Эти символы
отстаивал и Верховный Совет. Надо было сделать так,
как это сделали бывшие компартии в Румынии или в
Болгарии: у них теперь социалистическая партия, они
порвали с прошлым. Они по-прежнему остались, конечно,
коммунистического направления, но это уже не
коммунизм как таковой, а социализм.
Сейчас они там, впрочем, тоже постепенно терпят
крах, потому что приходят новые силы, которые
сформировались за это время. Сейчас в Сербии сотни тысяч
человек демонстрируют против Милошевича, который
коммунист. И я надеюсь, что они мирным путем его
свергнут. В Болгарии коммунистическое правительство
245

доживает свои последние часы. В Румынии
коммунистическое правительство свергнуто, пришли новые силы,
которые будут направлять страну. Причем это будет
связано с таким же ухудшением, какое у нас происходит,
там будет та же нищета, падение производства. Потому
что достаточно посмотреть на Болгарию: пять
колоссальных цементных заводов. Зачем им пять заводов? Это
можно пять государств цементом обеспечить. Они и
обслуживали весь социалистический блок, вся их
промышленность построена на этом. Поэтому все эти
страны должны пройти через период нищеты в годы
реформ, только одна страна выходит раньше из этого
хаоса, другая - позже. Польше повезло, что пришел к
власти Валенса с "Солидарностью", они уже заплатили
свою цену, но они и борьбу против режима начали вести
раньше; у нас такого не было в России.
М.Н. А как Вы оцениваете роль Запада во всех этих
событиях? Не кажется ли Вам, что он, как всегда, вел
свою корыстную политику?
Е.Р. Он ведет свою политику в своих интересах. И
то, что они, - Гайдар, Козырев, и кто там еще есть
сейчас, Чубайс, - что они в самом начале делали всю
ставку на Запад, а не на свой народ - это была слишком
прозападная политика, может быть отчасти прозападная,
отчасти либеральная. Наверное, им нужны были деньги,
я не спорю, деньги нужны, но не таким же способом...
Позиции Запада совершенно ясные: Запад не хочет
воссоединения России ни в коем случае и любой ценой
будет этому препятствовать. В то время как наша
историческая задача - восстановить единство, пускай не в
таком виде, как это было, и наверное в таком виде уже
невозможно. Но в каком-то другом - в новом союзе
Украины, Белоруссии, России, Казахстана, Киргизии, где
большинство населения русское. Может быть, эти
среднеазиатские республики иначе как-то присоединятся, но во
всяком случае, это объединение должно быть на
добровольных началах. И оно - историческая наша задача:
воссоединить Россию такой, как она была. Чего Запад ни
в коем случае не хочет. Поэтому Запад будет всячески
поддерживать и украинских сепаратистов, и белорусских...
246

М.Н. Но ведь эта цель Запада была очевидна всегда...
Е.Р. Кому очевидна, а кому - не очевидна.
М.Н. Мы с вами жили в эмиграции, мы видели...
Е.Р. Мы знали лучше отношение Запада к тем или
иным явлениям в России.
М.Н. И почему же НТС не учел это в годы
перестройки, что Запад будет на нее влиять в своих целях?
Вот Иван Александрович Ильин предупреждал об этом
еще в 1950-е годы в "Наших задачах"218, Вы сами когда-
то посоветовали мне их прочесть. А когда речь зашла о
конкретном противодействии такой политике Запада,
НТС почему-то не учел эту опасность. Это видно по
"Посеву" - там не было об этом ничего. И когда я начал
писать на эти темы в российской печати - то
руководство НТС дважды в "Посеве" печатно отмежевывалось от
моих публикаций219... Вы не думаете, что Союз все-таки
недооценил опасность этого западнического курса и
западного своекорыстного влияния?
Е.Р. Вероятно, в тот момент коммунизм нам казался
опаснее... Но что значит Запад? Это разные страны...
М.Н. Я имею в виду американскую политику. Вернее
те круги, которые Ильин называл "мировой закулисой".
Е.Р. Не забывай, что настроения в России и
настроения в эмиграции - разные, разного уровня. Там
люди не видят многого. Простые нормальные люди, не
занимающие государственных постов, они не видят в
Западе такого зла, какой-то враждебной политики. Они
знают, что получают с Запада продукты, что на Западе
можно разбогатеть... Поэтому многие и надеются на
помощь Запада, прежде всего - интеллигенция.
М.Н. Но это-то и ужасно, если все так будут
относиться к судьбе своей страны...
Е.Р. А как ты хочешь, чтобы они относились после
75 лет советской власти?
М.Н. Но мы-то должны объяснять им
действительную раскладку сил в мире, а не подлаживаться под их
уровень... К тому же я не соглашусь с Вами и
фактически. На моих глазах у людей в России произошел
некоторый откат от прозападной эйфории, которая была
в 1991 году...
247

Е.Р. Наверное. Постепенно это должно произойти.
М.Н. И как раз потому, что жизнь в России
становится все хуже, а Запад все время поддерживает этот
курс и требует все дальше и дальше именно таких
реформ. Причем, посмотрите, чего он требует: снизить
таможенные пошлины на ввоз и на вывоз, - это значит
гнать дешевое сырье на экспорт и импортировать
дешевые товары с Запада, с которыми наши производители
не могут конкурировать. А вместо пошлин, которые в
результате недополучит госбюджет - Международный
валютный фонд выдаст нам новые кредиты. Но ведь это
- конец отечественной промышленности и сельскому
хозяйству, это затягивание долговой петли... Или взять
выборы - ведь люди не слепые, они видят, какими
методами достигаются нужные для Ельцина и для Запада
результаты.
Но это мое побочное возражение. Следующий вопрос
я хочу задать такой. НТС в целом, имея неплохие для
российских масштабов денежные средства, за эти годы
ничего в России не добился. Организация росла очень
медленно и долго даже не смогла получить
регистрацию220. Число подписчиков на "Посев" и "Грани" даже
упало вдвое по сравнению с тем, что было в эмиграции.
Рыбаков довольно откровенно признал это в газете "За
Россию"221. Тут были и субъективные, и объективные
причины. Но не кажется ли Вам, что главная причина -
как раз в том, что НТС слишком поддерживал политику
правящих кругов и не обращал внимания на цену,
которая страна и народ платили за эту политику?
Е.Р. [Долго молчит.] Первая причина, почему НТС
там ничего не мог добиться, заключается в том, что
фактически НТС кончил свое зарубежное существование
к этому времени. Туда смог поехать практически только
один человек - Пушкарев222.
М.Н. Почему же, туда ездили и подолгу жили Борис
Миллер, Елизавета Романовна, Рыбаков, Фризен223, Ред-
лих, Брейтбарт...
Е.Р. Редлих преподавал в Гуманитарном
университете и не занимался никакой политикой. Катя Брейбарт
уехала, не понравилось ей, как и другим. Зарубежный
248

Союз фактически был представлен несколькими людьми,
которые не могли ни на что повлиять. Шанс повлиять
был только через нашу литературу или Программу. На
этом они сумели создать в России организацию в 300-400
человек, с большинством из которых произошло, в
общем, психологическое расхождение. Ведь когда
большинство членов Совета, 10 человек, эмигранты, которые не
могут даже поехать в Россию, и только 7 человек из
России - это совершенно ненормальная вещь.
М.Н. Скорее это тоже одно из следствий, один из
показателей неуспешности НТС, а причина ее все-таки в
чем?
Е.Р. Ненормальная обстановка в стране была...
М.Н. Но Вы же сами сказали, что после 70 лет
коммунистического режима трудно было ожидать иного... С
другой стороны, какие-то приемлемые организации в
России за эти годы были все же созданы, с нуля, не
имевшие тех преимуществ, того опыта и исторического
багажа, которые имел НТС. Значит ли это, что у НТС в
эмиграции оказались недееспособные люди? Или все-таки
тактика и стратегия в последние годы были
неправильные? Может быть, не на тех людей
ориентировались, не тех людей принимали в организацию, да и кто
пойдет в проельцинскую организацию, кроме
"демократов-западников", сторонников Ельцина?..
Е.Р. Может быть, шли и сторонники Ельцина, но в
основном это был нормальный советский человек,
который приходил. И он оказался настолько искаженным,
что... Во всяком случае, ничего не получилось.
Фактически ни один из новых людей не нашел себе места в
эмигрантском Союзе, а эмигрантский Союз не нашел
себе места в российском обществе. Единственное
преимущество эмигрантского Союза заключается в том, что он
приобрел три квартиры, мы можем помогать деньгами
из-за границы224 и т.д. Но все эти материальные
ценности не решают, ничего не значат, если не действуют
идеи. Конечно, советские люди принимают наши идеи и
союзное прошлое - принимают на словах. Но когда они
стараются так же действовать, то практически не могут
вести себя иначе, как советские люди.
249

M.H. Вот этого объяснения я не понимаю. Что
значит "советские люди"? Сегодня в России самые
разные люди есть. Я уже три года в России и видел немало
достойных, жертвенных, глубоко духовных людей, у
которых есть и чему поучиться. Почему же эти лучшие
люди не были вобраны в организацию?
Е.Р. Я не имею в виду, что советские люди -
означает худшие люди. Это очень хорошие люди. Но весь
стиль жизни за 70 лет приучил людей к определенному
поведению, например - украсть машинку или украсть
болт на предприятии не считается преступлением до сих
пор...
М.Н. Я знаю много людей, которые не украдут.
Е.Р. Такие люди в меньшинстве, может быть сейчас
их больше стало. Но общее отношение к происходящему,
к власти, ко всему - оно искажено, и нужно поколение,
чтобы это пережить.
М.Н. Мне кажется, что НТС надо было
бескомпромиссно выражать национально-государственные интересы
страны, соответствовать ее главному духовному вектору -
только так можно привлечь и объединить лучших. Иначе
они не придут. Вот, посмотрите, вернулся Солженицын -
громкое имя! У него в годы перестройки были огромные
возможности сплотить вокруг себя здоровые
патриотические силы, если бы он их решительно поддержал в
противостоянии с западниками, бросил свое имя на чашу
весов. Но он уклонялся, стоял над схваткой - и упустил
свой исторический шанс. А приехав, когда патриоты уже
были задавлены, он начал с заявления, что правильно
расправились с Верховным Советом, отметился у Ельцина
на личном дружеском обеде с супругой. Лишь когда его
отстранили от телевидения, он стал критиковать
происходящее, назвал реформы "катастрофой" или даже
"преступлением". Но было поздно... В глазах патриотической
оппозиции он уже стал не тем Солженицыным.
По-моему, нечто подобное произошло и с НТС, тем
более, что НТС не высказал и малой доли тех
предупреждений, как это сделал Солженицын в работе "Как
нам обустроить Россию?". Там он предупредил, правда,
тоже мимоходом - и о власти "денежной аристократии",
250

и об опасности обратиться в колонию, и о том, что
демократия - это обоюдоострая вещь, что свободой
можно пользоваться и в добрых и в злых целях.... Посмотреть
же по союзной литературе последних лет - ничего такого
в ней не найти.
Е.Р. Ну, у нас в последние годы и литературы почти
не было. Что-то появлялось, все это было под влиянием
Бориса Сергеевича Пушкарева. Конечно, он вырос в
Америке, в ситуации, абсолютно не похожей на ту, в
которой пришлось действовать в России... И это
сказалось... Его взгляды совсем не похожи на твои...
Вообще, можно предостерегать, что Запад преследует
свои цели против России, хочет не допустить
объединения и предпочитает, чтобы Россия была слабее. Но,
кроме того, еще свежа память о коммунизме, и никуда
ты ее не выкинешь. И пока в России демократы борются
с коммунистами, это людей, особенно интеллигенцию,
больше волнует.
М.Н. В том-то и дело. Обманутые сегодня борются
против обманутых вчера, а выигрывает от этого кто-то
третий...
Е.Р, Я имею в виду, что чистое противостояние
сегодня должно быть: национализм - либерализм. Но здесь
путаются коммунисты, причем и в тот лагерь, и в этот
лагерь. Либералы-коммунисты понастроили себе здесь
дачи на Западе, повыезжали как "профессора"...
М.Н. Вы о демократах говорите?
Е.Р. Ну да. Это все тоже нечистое, поэтому очень
трудно простому человеку разобраться в том, что сейчас
противостоят не коммунисты и освободившийся народ
или демократы, скажем, а на самом деле противостоят
националисты и либералы.
М.Н. Правильно. Я давно именно так и вижу
проблему. Коммунистическая оппозиция только мешает
прояснению этого, помогает противнику подверстывать всю
оппозицию под красные знамена, выдавать всех за
"красных реваншистов". Но коммунистическая идеология
уже потерпела свое историческое поражение и не имеет
никаких шансов в России.
251

Ε.Ρ· Но, к сожалению, психологически для
большинства это сейчас совершенно неясная вещь. И только
со временем это станет ясно, - тогда националистов не
будут путать с коммунистами, но и либералов не будут
путать с западными злыми силами. Еще во времена
Достоевского были "западники" и "славянофилы", и
никто не упрекал "западников", что они служат каким-то
вредным силам. Были, наверное, такие, но не
большинство. Большинство западников было нормальными
русскими патриотами, но с прозападным уклоном. И вторые
были русскими патриотами, только без западничества. Во
всяком случае, это были два типичных идейных -
русских лагеря.
М.Н. Так было в XIX веке. Потом именно западники
породили 1917 год: это и февралисты, и коммунисты. Но
в наше время, когда США открыто провозгласили
"Новый мировой порядок" под своим контролем, наши
западники - это "пятая колонна" нового мирового
порядка. Имея за спиной США, они - небывалая
разрушительная, антинациональная сила. Евгений Романович, Вы
посмотрели мою брошюрку "Триумф мировой закули-
СЫ"225?
Е.Р. Да.
М.Н. Но Вы, кажется, не согласны с такой
характеристикой происходящего в России, вообще с постановкой
вопроса...
Е.Р. Нет, я согласен, кто-то должен об этом
говорить, но я считаю, что ты утрируешь. Конечно,
существуют силы, о которых ты пишешь, но они не веб
определяют. Да, они хотят разрушить Россию, хотят
закрепить расчленение, хотят продавать свои "ножки Буша" и
т. д. Я не спорю, хотят эксплуатировать и зарабатывать...
Мы должны к этому осторожно относиться, но мы не
должны полностью изолироваться от Запада. Запад есть
Запад, у него есть свои ценности, есть хорошие люди, -
почему мы должны видеть в них своих врагов? Хотя там
и враги есть, несомненно...
М.Н. Так надо их вычленить из западного мира и
указать: вот это враги, вот это друзья...
252

Е.Р. Их не вычленишь, они, наверное, органическая
часть того, что представляет собой Запад. Что такое
монархия, наша монархия с точки зрения Запада? - это
деспотия. А что такое Франция или Америка с нашей
точки зрения, русской? Это разврат, эгоизм, разложение,
оправдание греха - с консервативной русской точки
зрения.
М.Н. Значит, видимо, в России заложен другой
государственный архетип, православный - даже если не все
его сегодня определяют этим словом?
Е.Р. Это не значит, что нужно относиться с
ненавистью и враждебностью к Западу.
М.Н. Конечно, не с ненавистью и враждебностью,
это вообще не в русской традиции. Но поскольку Запад
сейчас всячески навязывает нам свою собственную
систему, свои собственные понятия, пытается уничтожить
нашу национальную традицию, то речь идет о нашей
самозащите...
Е.Р. Не Запад, определенные силы на Западе.
М.Н. "Мировая закулиса", назовем ее так, по
Ильину... И если мы не будем сопротивляться, у нас будет
все хуже и хуже. Мы перестанем быть Россией, а
станем русскоязычными штатами...
Е.Р. Сопротивляться надо, конечно, если тебя хотят
эксплуатировать.
М.Н. В этом вся проблема. Я ее сейчас вижу как
самую главную.
Е.Р. Это такая болезнь, которая должна пройти
вообще. И потом я не думаю, чтобы простой народ так
увлекался западными соблазнами, это интеллигенция
увлекается Западом.
М.Н. Сейчас у нас само правительство западническое
и главные средства информации, система образования,
которую опекает американский благодетель Сорос - и все
они пытаются народ переродить. Хорошо бы, чтобы
оказалось по-Вашему, чтобы мы переболели этим только...
Ну, ладно. Так каким же Вы видите будущее:
во-первых, НТС, и во-вторых, будущее России, ближайшие
перспективы? Будет ли НТС продолжать свое существование
и может ли все-таки оказаться полезным России?
253

Е.Р. Да. Надо только трезво оценивать шансы. Наши
идеи, особенно если очистить их от наносного за
последние годы, что их подпортило. Если взять эти идеи в
первоначальном виде - они должны найти подходящих
людей в России, и организация тогда будет существовать,
у нее появится будущее. Но не эмигрантское, эмигранты
спокойно могут умирать и не их дело больше соваться
туда и учить, как надо делать. Люди сами должны
пробовать на своей шкуре, с ошибками, спотыкаясь, как сын
может следовать по пути отца своим собственным
маршрутом, не связывая себя.
Борьба затянулась слишком долго, и Союз к моменту
свержения коммунистической власти пришел уже
фактически недееспособным. Несколько человек, которые могли
поехать, - это ничего не значило. Если бы это было
десять, а лучше двадцать лет назад - тогда десятки
людей бы поехали, и мы внесли бы свой вклад
распространением идей. Сейчас же зарубежная организация сошла
на нет. И вообще это была ошибка, пытаться всем
руководить из-за границы, когда мы могли послать в Россию
лишь нескольких человек, и то не всех одновременно...
Надо было найти в России людей и отдать им какую-то
часть имущества, то есть помогать им материально. Что
там были бы люди, которые мошенничали или
обманывали бы - это неизбежная вещь при том положении,
которое существует в России. Но в конце концов
родилась бы организация. Она, наверное, и так родится
все равно, потому что идеи не умирают. Я считаю, что
если наши конструктивные, программные идеи
правильные, то рано или поздно они найдут своих носителей.
Когда? По мере того, как будет нормализоваться
обстановка. Я считаю, что события не кончились и еще
возможны всякие катаклизмы - это хотя и маловероятно,
но возможно; не все будет происходить эволюционным
путем.
Продолжение 1.1.97
М.Н. Итак, Вы все же готовы признать, что тот
вариант крушения коммунистической системы, который
произошел, был одним из наиболее худших из теоре-
254

тических возможных? Страна могла перейти к иной
общественной модели и без разрушения экономики, без
территориальных потерь. Если бы у руля власти
оказались другие люди. В этом Вы согласны со мной?
Е.Р. Нет, не согласен. При этом правящем слое
никакого другого хода событий не моглЪ быть. Неважно,
это Ельцин был или Иванов влез бы тогда на танк. Все
равно это был бы бывший крупный партийный
работник, который возглавил бы эту борьбу. Никакого другого
выхода не было.
М.Н. Но этот работник мог бы избрать и иной
вариант. Посмотрите, Китай постепенно переходит к
рынку, не слабея, а укрепляясь с огромными темпами
роста...
Е.Р. Может быть. Мы не знаем, что могло бы быть,
если бы... Но так сложилось. Это была чисто случайная
вещь: кто палку взял, тот и капрал. В этот критический
момент мог вылезти на танк любой человек, у которого
были для этого данные, голова, решимость возглавить...
Хотя что возглавить? Революционного движения, какого-
то организованного борющегося движения не было,
значит возглавить надо было все тот же правящий слой.
А он подспудно многое диктовал. Та интеллигенция,
которая примкнула, она фактически была недееспособна.
Кроме того, значительная часть интеллигенции сама
входила в правящий слой как члены партии, слуги
режима...
М.Н. Хорошо, тогда я поставлю вопрос иначе.
Представьте себе, что Вы оказались во главе государства
в августе 1991 года, неужели Вы все это допустили бы?
Е.Р. Я не знаю, что делал бы.... Я просто не знаю,
что надо было бы делать в этой стране после 75 лет
советской власти.
М.Н. Странный ответ. Вы возглавляли организацию,
которая это знала и изложила это в своей Программе...
Е.Р. Хорошо. Мне нужны были бы люди, которые
управляли бы страной, но где взять этих людей?
М.Н. Надо было бы хотя бы привлечь какой-то
минимум известных деятелей и воспользоваться теми
структурами, которые есть, давая им верные распоряже-
255

ния... Неужели в правящем слое не нашлось бы
толковых людей при правильном главе государства? Вы же
вчера сказали, что лишь верхушка была связана с
коммунистической идеологией...
Е.Р. Конечно, этот правящий слой к концу
существования режима стал уже некоммунистическим. Во
всяком случае, он был формально коммунистическим, а
фактически это были активные люди, одни с хорошими
качествами, другие - с плохими: директора заводов,
руководители министерств, школ, вузов и т. д. Это были
формальные члены партии, отнюдь не разделяющие
никакой коммунистической идеологии. Лишь фразеология
коммунистическая, конечно, оставалась.
Но многие коммунистические идеи все же имеют
силу до сих пор, в частности - вопрос коллективного
владения землей. Причем дело не только в руководителях
колхозов и совхозов, которые противятся реформам
вместе с их лобби в Думе. Сами крестьяне в своем
большинстве неспособны вести самостоятельное хозяйство. А
те новые крестьяне - люди городские, вернувшиеся в
село, которые стали создавать фермерские хозяйства, как-
никак их около 200 тысяч, - многие из них были
разгромлены и сожжены самими же крестьянами, по
инициативе, может быть, этих чиновников, которые
сейчас стоят во главе. То есть, психология в деревне
оказалась не такой, какая нужна....
М.Н. Это говорит лишь о том, что реформы нужно
было вести на реально возможной основе с главным
принципом "не навреди", "делай то, что возможно в
существующем положении". И, честно говоря,
коллективное хозяйство - не такая уж вещь, которую обязательно
нужно связывать с коммунистической идеологией. Оно
имелось и до революции в виде общины. Некоторые
русские мыслители даже придавали ей нравственное
значение...
Е.Р. Но что сейчас представляет собой это
коллективное хозяйство? Продолжает существовать колхоз,
только под другим названием, люди работают там
небольшое количество времени, а остальное - работают на
своих участках, себя кормят. Эта система не способна
256

вообще прокормить никого, потому что она
непродуктивна. Она обеспечивает хорошую жизнь руководителям
этих колхозов, сельскохозяйственным чиновникам. Эту
неэффективную систему надо разрушать, силой, если
нужно. Почему и нужна авторитарная власть. Почему
Ельцин не может провести это силой, - потому что у
него нет достаточно власти.
М.Н. Но если нет психологической готовности в
людях к фермерству, то сила тут не поможет.
Е.Р. Поможет, еще как. Так, как провели
коллективизацию.
М.Н. Что ж, и я считаю, что единственным выходом
из сложившейся ситуации в России могла бы быть
только авторитарная национальная диктатура. Так
считала почти вся правая эмиграция. Но эта диктатура
должна начинать применение своей власти не с разгона
колхозов, а с разгона антирусской "пятой колонны" -
прежде всего в средствах массовой информации и сфере
образования. Пять лет нормального обращения с народом,
с молодым поколением - и Россию было бы не узнать...
Разумеется, НТС бессилен как-либо повлиять на
возникновение такой диктатуры. Но если бы она возникла,
не мог бы НТС еще сыграть положительную роль,
вспомнив и предложив этой авторитарной власти свои
программные разработки? Те, которые коренятся в опыте
1930-х годов: это прежде всего - корпоративное
государство, которое не обязательно связывать с фашизмом. Что
Вы думаете об этом-багаже НТС, который сейчас
оказался полностью забыт? Ведь в последних документах
НТС выглядит как обычная демократическая партия
западного типа, каких много.
Е.Р. Сейчас не осталось не только дееспособного
НТС, фактически не осталось и политической эмиграции,
чтобы что-то кому-то предлагать и чтобы с нами кто-то
считался. Остались какие-то дети эмигрантские, которые
никогда не жили в России. Вот возьмем Жданова,
который даже был членом Совета Союза. Он поехал в
Россию проводить торговые операции, но оказалось очень
трудно, он разочаровался и уехал, потому что
нормальных операций, как он считает, там сейчас проводить
9—3640
257

нельзя. Даже крупные деятели третьей эмиграции, как
Максимов, либо поумирали, либо их возвращение ничего
не значило. Они ничего не могли внести в эту
путаницу, которая произошла в России. Если бы это было
двадцать-тридцать лет тому назад, такое падение
советской власти, то был бы совсем другой вопрос. А сегодня
эмиграция уже не способна что-то сделать.
А то, что ты говоришь об идейном багаже - это
другое дело. Багаж лежит до востребования. Сейчас
столько эмигрантских книг переиздают, в основном
художественную литературу, воспоминания - это фактически
должен был бы сделать и Союз, чтобы очистить
общественную жизнь, внести в нее верные координаты.
Между прочим, Программа226, которая у нас
существует - она никем не отменялась. Но вместо этой
программы вышли два или три программных документа227,
над которыми работал Борис Сергеевич Пушкарев, и
конечно, он внес туда много американского либерализма,
что совершенно было ни к чему. Что-то нужно было
менять, сделать более актуальным, но от основных
позиций, которые были оригинальными - от этих позиций не
было никаких оснований отказываться. Их надо было
оставить. Он же этим западным либерализмом исказил
чистоту солидаристической идеи.
Но те материалы, которые были составлены раньше,
они лежат до востребования. Я получил довольно много
писем от членов Союза за это время. Мне кажется, что
многие, не будучи на сто процентов знакомы с
материалами Союза, понимают идейную сущность Союза. Но
как они ее будут реализовывать и как будут ее
использовать, я не знаю.
М.Н. Тут еще мне хотелось бы заметить вот что. Я,
как Вы знаете, прочел многие союзные разработки
разных лет, отредактировал для переиздания довоенные
"зеленые романы'228. Но у меня сложилось впечатление,
что даже в лучшие свои времена Союз все-таки не до
конца понимал духовный аспект происходящего, не до
конца сделал выводы из всего катастрофического XX
века. Направление было правильным, но недостаточное
историософское осмысление и всемирного призвания
258

России, и феномена коммунизма, и разлагающих апо-
стасийных процессов в либеральной демократии, и
фашизма как преимущественно языческой реакции на это
разложение, - вот это все-таки не дало окончательно
сформированного зрелого плода в тех разработках НТС.
Поэтому, мне кажется, надо их наконец-то осмыслить в
рамках православной историософии: в чем смысл
истории, что такое Россия в человеческой истории, за какую
Россию идет борьба сейчас и кто этому противостоит -
это то, что я пытаюсь осмыслить в своих работах. Вы
согласны с таким масштабом задачи?
Е.Р. Во-первых, все основные силы Союзом были
направлены на реальную борьбу против существующего
режима, и значительно меньше сил было направлено на
идеологическую работу, на осмысление и т. д. Была
выработана программа, которую мы считали достаточной.
Мы не подчеркивали, что стоим на православных
позициях, потому что мы исходили из того, что наш народ
неправославный и чем дальше идет время, тем менее он
православный. В замысле - да, он может быть
православным, но не на практике. На практике он стал в
основном атеистическим народом, или даже не
атеистическим, а просто безразличным к вопросам религии.
Поэтому, может быть, увлеченные реальной борьбой, то
есть политической борьбой, мы не особенно этим
занимались. Хотя идеологические материалы всегда были
орудием наших действий. Мы шли всегда с программой
и с призывами: "Реши по совести!"
Сейчас, вопрос борьбы в том виде, в каком он был,
он исчез. Но и Союз, каким он был, исчез. Осталась
кучка людей, которые ничего уже из-за границы сделать
не могут. Так что надежда только на то, что в России
найдутся наши последователи и, воспользовавшись всем
идейным богатством Союза и русской эмиграции, могут
улучшить, могут доработать что-то, исходя из реальности,
которая есть.
Что же касается теоретических вопросов, и в
частности национальной диктатуры, то в нашей последней,
формально действующей программе ведь говорится то же
самое: нужен переходный период, в этот переходный
259

период должна власть быть в руках вождя, то есть
авторитарная нужна власть, чтобы расправиться со всем
этим отрицательным, что есть. Никто не думал, что это
отрицательное будет таким большим, но мы никуда не
можем деться от этих 75 лет.
М.Н. Что ж, мы обговорили более-менее все важные
темы. И можно задать несколько завершающих вопросов.
Вы прожили долгую жизнь. Как Вы оцениваете, что Вам
удалось сделать в жизни для России? Что-то хотелось бы
Вам изменить, какие-то у Вас были ошибки? Какие-то и
достижения? Потому что Вы сейчас в ближайшие
месяцы удаляетесь в частную жизнь. Какой бы Вы итог
подвели своей общественной жизни?
Е.Р. Я считаю, что моя деятельность кончилась в
1992 году. Почему? Потому что по заключению о моем
здоровье я выяснил, и по возрасту уже, что я
практически не могу быть в России. А для того, чтобы
действовать в этих условиях, которые сложились, надо быть в
России. Кстати, и моя болезнь совпала почти год в год с
падением советской власти, которое поставило уже
совершенно новые задачи.
Эти 50 лет, начавшиеся в 1942 году, когда я вступил
в Союз, то есть всю свою жизнь, я посвятил борьбе
против коммунистического режима в моей стране. Я
считал, что для меня это была главная задача. Я не
занимался никакими теоретическими разработками, о
которых ты говоришь, ими Александр Николаевич
[Артемов] мог заниматься, Роман Николаевич [Редлих],
Владимир Дмитриевич [Поремский] - теоретики. Я
занимался организацией практической борьбы, и на это у
меня уходили все силы, а следовательно, фактически
ушла вся жизнь. И я считаю, что я свою роль сыграл:
пускай хоть на волосок, но мое участие в крахе
советской власти было. А дальше - это уже не мое дело. Для
дальнейшего надо было бы ехать в Россию и продолжать
уже творческую борьбу не столько "против чего", сколько
"за что". Это мне уже физически не по силам.
М.Н. В этой связи как Вы отнесетесь к известному
высказыванию Александра Зиновьева о политической
эмиграции, которая боролась против коммунистического
260

режима: "Целились в коммунизм, а попали в Россию" -
это он сказал на фоне сегодняшнего разрушения.
Е.Р. Это абсурдные слова. Говорит он это потому,
что всегда был прокоммунистом - достаточно почитать
его книги и выступления. Никто из нас против России
не воевал, а воевали против того антинародного режима,
который паразитировал на нашем народе. Если Зиновьев
считает, что этот режим был хороший для России, то
пусть себе считает. Я не понимаю только, почему он
рвался в эмиграцию, он мог бы спокойно сидеть в
Москве и давать отпор врагам России оттуда. А если он
имеет в виду себя, что он сам бил своим
публицистическим оружием по России и теперь раскаивается в
этом, - то это его дело.
М.Н. Его слова можно понимать и так, что нужно
было изначально бороться не только "против" чего-то, но
и "за" что-то и предвидеть все возможные последствия.
Е.Р. Нет, нет. В этой его формуле, что люди
боролись против коммунизма, а фактически против России,
заключается совершенно ясная позиция Зиновьева, что
Россия и коммунизм - это естественное, органическое
объединение. И поэтому борьба против коммунизма была
борьбой против России, поскольку отделить коммунизм от
России было нельзя. Вот в чем его давняя ошибка. Он
коммунист по своим убеждениям, потому что для него
коммунизм и Россия одно и то же. То есть, фактически
он утверждает, что, мол, нельзя изымать раковую
опухоль из здорового тела, поскольку и организм, и болезнь -
единое целое.
М.Н. Зиновьев, вероятно, действительно понимает
это так, как Вы говорите. Ему не хватает духовного и
исторического кругозора. Но, в принципе, такой вопрос
можно было бы задать и с тем смыслом, который я
вкладываю в свой вопрос к Вам... Не хотели бы Вы что-
нибудь изменить в своей деятельности и деятельности
организации в предыдущие годы, прежде всего в годы
перестройки, если бы Вы знали, к чему она приведет?
Не хотели бы Вы сделать акцент на предупреждении
российских деятелей о грозящих опасностях и больше
бороться "за что", а не "против чего"?
261

Е.Р. В общем, наша борьба ведь всегда была связана
с тем, что мы несли материалы, где излагались те или
иные положительные идеи. Вполне возможно, что
акцент на борьбе против коммунизма был сильнее, чем
акцент на том, что будет после коммунизма. Может
быть, нам картина свержения коммунизма рисовалась
иначе, что освобождение от данного режима окажется
абсолютным благом. Оно и есть благо, несомненно. Но
то, что пришел к власти тот же правящий слой,
конечно, исказило результаты этой борьбы. Зато у нас не
было кровопролития. Может быть это перевешивает...

Попытка осмысления
Итак, в заключение своей книги подведу итог - как
я вижу положение России в конце XX века.
Война 1941-1945 годов была переломным пунктом в
советском периоде нашей истории. Она способствовала
внутреннему освобождению людей. Осознанию ими тех
ценностей, которые они создавали. А власть медленно
стала изживать себя, пока не рухнула от простого
толчка, сконцентрировавшего в себе многолетнее
сопротивление народа.
Остались развалины. Условно - развалины. Никаких
разрушений во время падения советской власти не
произошло. Жертвы были единичны. В этом -
неповторимость нашей революции. И в этом ее трудность.
Нет той движущей силы, которая ее бы сделала или
возглавила. Революция ограничилась одним актом -
отказом руководства страны от управления, после того, как
назначенный чрезвычайный комитет (ГКЧП)
капитулировал перед вышедшими на улицу москвичами, а
влезший на танк Ельцин, тогда первый свободно избранный
председатель Верховного Совета, объявил себя властью.
Все немногочисленные попытки сопротивления местных
властей огромной страны закончились быстрой неудачей
и провинция последовала за столицей. Одна такая
революция в России уже была - в Феврале 1917 года.
Защитников изжившего себя советского режима в
стране не нашлось. Союзные республики все вышли из
состава Советского Союза, который перестал
существовать. Россия (теперь "Российская Федерация") осталась
одна со своими проблемами.
Первая проблема была в том, что правящий слой
советского времени за ничтожным исключением остался
на своих местах. Он и начал заправлять Россией на всех
уровнях, особенно на низах. За прошедшие почти десять
лет он, конечно, постепенно менялся, но недопустимо
медленно, и, например, коммунистическая партия (кото-
263

рую не запретили) имеет в Думе агрессивное
относительное большинство, как и в низовых различных
учреждениях. Но значительная часть правящего слоя
воспользовалась для наживы приватизацией или ушла в
государственные структуры, покончив с коммунистическими
идеалами.
Новая государственная власть твердо усвоила, что
народ хочет жить в условиях свободы. И несмотря на
многие смены в управлении страной свобода утвердилась
в стране: свобода слова, печати, митингов и собраний,
свобода организации партий и различных объединений,
свобода выборов. Конечно, были попытки зажимать,
уменьшать право человека на свободу, но верховная власть,
в лице Президента, претятствовала всякой попытке
коммунистического реванша в этой области.
Вторую проблему, стоявшую перед Россией,
социально-экономическую, решило по-своему (далеко не всегда
удачно) первое послекоммунистическое правительство
России во главе с Гайдаром. Открыт был путь к созданию
гражданского общества. Были предоставлены
экономические свободы. Отменена старая система собственности. Но
правительство Гайдара повело страну по пути
капиталистического (либерального) развития. Стало слишком
много заимствовать из западного образа жизни, не
считаясь с особенностями России, с ее прошлым.
Главнейшая ошибка, которая была совершена на этом пути -
это была так называемая приватизация. Увы, мы всегда
увлекаемся крайностями: "сплошная коллективизация",
"сплошная индустриализация".
Третья проблема - земельная реформа, которая
осталась на бумаге, хотя она и была четко сформулирована в
указах Президента. Колхозное начальство в подавляющем
большинстве стало на защиту колхозного строя, хотя и в
несколько измененном виде. Основная часть земли
осталась во власти колхозного начальства, хотя сами колхозы
были переименованы и колхозники получили на бумаге
право на свой земельный пай. Но отсутствие системы и
инфраструктуры, которые должны были бы способстовать
восстановлению свободных отдельных крестьянских
хозяйств (соответствующие сельскохозяйственные машины,
264

агрономическая помощь, кредиты и т.д.), стало причиной
медленнейшего процесса этого восстановления.
Четвертая проблема заключалась в обвале
промышленности. Надо было по разному подойти к разным
видам собственности. Нельзя было приватизацию квартир
уравнять с приватизацией нефтяных промыслов, или
приватизацию магазинов производить тем же способом,
что и приватизацию заводов с десятками тысяч рабочих.
А что можно сказать о приватизации колоссального
военного комплекса! Затея с ваучерами, плохо продуманная,
сделала только то, что получилось - предприятия стали
достоянием кучки людей (из бывшего правящего слоя),
либо стали только остовами предприятий. Приватизацию
надо было проводить иначе. Во всяком случае не
крупного индустриального имущества. Оно должно было
сохраняться в руках государства. Его надо было постепенно
перестраивать, уменьшать излишнее военное
производство, переводить его на снабжение страны товарами.
Доходы от государственного имущества должны были в
той или иной форме идти в пользу населения.
Пятая - главная - проблема заключалась в том, что
для России надо было предложить новый путь развития.
Путь, учитывающий весь ее исторический опыт, включая
советский период. Этот путь не предложила ни одна из
действовавших у власти партий. Коммунисты предлагали
вернуться на старый, уже испытанный путь и
отвергнутый народом. Демократы (Гайдар и другие) предлагали
вести страну, подражая западному образцу. Были другие
метания, но ясного ответа на вопрос - как и куда идти
дальше - не дала еще ни одна серьезная политическая
сила. Президент выразил это в призыве "выработать
национальную идею", но призыв остался призывом.
Между тем совершенно ясно, что после всего
пережитого Россия должна идти своим путем. Отличным от
того, которым шла при коммунистическом владычестве,
но и отличным от того, которым идет Запад. Своим
путем! Что касается Запада, то надо взять у них все
положительное и нам подходящее, но помнить, что
никогда мы не будем такими, как Запад.
265

Нам надо поддерживать хорошие отношения с
Западом. Нам надо избавиться от многих, оставшихся от
коммунистического времени, предрассудков и предвзято-
стей, но не увлекаться "витринами" и за ними упускать
из виду существо дела. Многое, что делают на Западе,
объективно хорошо, но для нас не подходит. Мы не
должны жить по их рецептам. Заимствовать лучшее, это
не значит "обезьянничать", что многие еще не
понимают. Не было ничего более губительного, чем попытка
повести Россию (призывать ее) по столь
соблазнительному пути "западного развития". Изменения,
происшедшие в русском человеке, были достаточно существенные,
чтобы их можно было игнорировать. Хотя это
совмещалось с глубинным историческим сознанием. России нужно
было предлагать путь, отдельные элементы которого уже
наметились в советский период ее истории. Глубоко
ошибочно было бы не обращать на них внимания и
искать решения этой проблемы на Западе.
И бросаться в объятия "Китайской Народной
Республики", то есть китайским коммунистам, не стоит. Это
ложная альтернатива. Мы знаем, как трудно освободиться
от коммунистического режима. Надеемся, что китайский
народ дождется своего часа, как мы дождались своего.
Не будем своей "дружбой" с китайским
коммунистическим режимом усиливать гнет, давящий на китайский
народ.
Повторяю: важнейшая проблема, которая стоит перед
нашей страной, перед нашим народом - это найти
правильный путь в будущее. Трудно рассчитывать, что
мы найдем его сразу, прямой и безошибочный. Он будет
отыскиваться постепенно, будем на нем спотыкаться, но
важно идти в нужном направлении. Главное, что следует
твердо усвоить, этот путь должен быть органически
связан с нашим историческим прошлым. Как с тем, что
мы прошли до разрухи 1917 года, так и с тем, который
мы прошли с 1917 года до сегодняшнего дня.
Это все - наше прошлое. В каждом периоде этого
прошлого было и хорошее и плохое. Памятуя это, надо
двигаться вперед. Мы уже сделали один шаг в будущее
- мы отвоевали себе свободу. Теперь надо научиться ею
266

пользоваться. Это и есть та национальная задача, которая
стоит перед народом. Это есть наша национальная идея,
оформить которую в слова и понятия и предстоит
постепенно нашему народу. Это не поиск экономических
и политических формул и рецептов, это поиск существа
нашей русской жизни.
В заключение я хотел бы еще раз остановиться на
судьбе дела НТС. Согласно стратегической доктрине НТС
вслед за устранением советской власти следовало
приступить к построению Новой России, то есть
распространению политической Программы и идей, на которых она
была основана. То есть строить Новую Россию в умах
людей. Я не хочу этим сказать, что наша Программа
идеальна. В ней только наощупь показан путь в будущее.
Она самой жизнью должна была корректироваться.
Тут и произошла решающая ошибка. НТС бросил все
свои небольшие, оставшиеся силы на "построение
организации", то есть на организационную, а не на идейную
задачу. В Программе был воплощен весь комплекс новых
идей, так нужных в это время России.
Вместо этого полдесятка человек - то, что еще
удалось выделить организации - поехали в Россию
"строить организацию". Покупать квартиры, компьютеры,
разное имущество, отправили в Россию два грузовика с
книгами и разной утварью, стали принимать людей и
"строить организацию". Эти, посланные в Россию люди,
вели себя самоотверженно, но это была капля в море.
Строить организацию надо было путем распространения
идеи Народно-Трудового Строя, на основе Программы
НТС.
Сотни тысяч Программ НТС (может и больше)
можно было распространить. На какую-то часть люди
откликнулись бы. Это было бы первым шагом их знакомства с
НТС. Люди постепенно приучались бы к новому
комплексу идей. Потом можно было приступить к
организационному закреплению людей, но это было бы
значительно позже.
267

Что-то неправильное в том пути, по которому мы
пошли, выразилось на съезде Совета в конце 1996 года.
На этом съезде произошел раскол Союза. И не случайно
восемь членов Совета проголосовали за Б.С. Пушкарева
(все, за исключением одного - эмигранты), а девять
членов Совета, выразившие ему недоверие (все, за
исключением двух, были российские). Это был раскол между
российской и эмигрантской частями организации.
Большая часть российских членов Союза создала свою
организацию, зарегистрировав ее у соответствующих
властей. Остальные члены российской организации или
отошли от нее совсем, или поддержали Пушкарева.
Организацию, которая так и осталась незарегистрированной и
поэтому формально не имеет права пользоваться
названием "Народно-Трудовой Союз росси* ких солидарис-
тов". Естественно, что после этого раскола обе
организации влачат жалкое существование. Но не в них дело.
Сейчас все зависит от того, как идея
Народно-Трудового Строя найдет свой путь в народ. Идеи не
умирают и будем надеяться, что они найдут этот путь
Идея НТС выжила в тяжелое военное и послевоенное
время. За нее не один человек отдал свою жизнь. Она
не умрет и найдет носителей. И жертвы, которые во
имя этой идеи принесены, не пропадут даром.
Конечно, на фоне происходящего и переживаемого в
России, это казалось бы не существенная деталь -
"песчинка на ветровом стекле России', как сказал в свое
время один поэт. Но в той атмосфере безыдейности и
разброда, в которой живет наша страна, и "песчинка"
подлинной идейности может сыграть роль.
Монтана (Болгария), 1999 г.

ПРИМЕЧАНИЯ И КОММЕНТАРИИ
Биографические примечания, содержащие личные
характеристики людей, принадлежат автору - Е.Р. Романову. Прочие
данные и фактические справки об упоминаемых реалиях, ло-
дях и событиях сделаны редактором - М.В. Назаровым.
1 Трушнович Зинаида Никаноровна (1891-1989), ур.
Казакевич - супруга А.Р. Трушновича (см. о нем прим. 103).
Будучи сестрой милосердия, познакомилась с будущим мужем в
1916 г. в военном госпитале, вместе с ним участвовала в
Белом движении, в 1934 г. эмигрировала в Югославию.
(Некролог см.: "Посев", 1989, № 7).
2 Врага Ричард - до войны был начальником русского
отделения польского генерального штаба, в 1930-е годы
помогал НТСНП в переправке людей в СССР.
3 Околович Георгий Сергеевич был первым в НТСНП, кому
удалось (в 1938 г.) совершить вместе с А. Колковым
успешный поход в СССР и вернуться. О нем см. прим. 10.
4 В 1920-е годы своих людей в Россию засылали в
основном "Русский Обще-Воинский Союз" и "Братство Русской
Правды", для отстройки подпольных групп. Делалось это с
помощью военных штабов приграничных с Россией государств:
Польши, Финляндии, Румынии, которые таким образом
собирали и в своих целях информацию о состоянии пограничных
укреплений и проч.
5 American Relief Administration (ARA) - американская
благотворительная организация, помогавшая голодающим.
6 Зензинов Владимир Михайлович (1880-1953) - один из
лидеров партии эсеров, затем эмигрант. Имеется в виду его
документальная книга "Встреча с Россией" (1945), материал
для которой Зензинов собрал в Финляндии.
7 "За Россию" - газета организации, издававшаяся с 1932
г. в Софии под редакцией Ф.А. Мельникова (до 1933 г.),
затем Д.М. Завжалова и A.C. Казанцева (до 1939 г.).
Поскольку под давлением советского посольства болгарские власти
неоднократно запрещали газету, она в некоторые периоды
выходила под другими названиями; "За Новую Россию", "За
Родину". В годы войны приостановлена. Продолжена после
войны с первоначальным названием.
8 Председатель НТСНП В. Байдалаков, выступая 22
февраля 1939 г. на многолюдном собрании в Русском доме в
Белграде, так ответил на вопрос, "с кем мы?" в предстоящей
войне: «...у русской совести может быть на это только один
ответ: ни со Сталиным, ни с иноземными завоевателями, а со
269

всем русским народом... Никто не отрицает, что борьба на два
фронта: с завоевателями извне и с тиранией изнутри, будет
весьма тяжелой.., но не мы создаем внешние события... Этот
путь избрал Союз, и мы утверждаем, что он единственно
правильный... Россию спасет русская сила, на русской земле,
на каждом из нас лежит обязанность отдать себя делу
создания этой силы» (Байдалаков В. Иллюзия и действительность
// "За Родину". София. 1939. № 76).
9 Вюрглер Александр Эмильевич (1901-1943) - родился в
Екатеринославе. Руководитель Польского отдела НТС Отдел
считался прифронтовым и занимался организацией переходов
членов НТС в Россию еще до войны. Вюрглер как
руководитель играл основную роль в этой работе. Во время войны
оккупированная немцами Польша стала плацдармом для
переброски членов НТС в Россию. Убит агентами Гестапо на
улице Варшавы. [Биография: "Посев", 1948, № 52.] - Авт.
10 Околович Георгий Сергеевич (1901-1980) - родился в Риге.
Один из выдающихся руководителей НТС. Занимался закрытой
работой Союза на Россию еще до войны, в частности
переходом границы из Польши и Румынии. В 1938 г. сам совершил
нелегальную вылазку в Россию. С началом войны в 1941 г.
возглавил, насколько это было возможно, движение кадров
НТС из эмиграции в Россию. Был на линии Минск-Смоленск.
В виде прикрытия работал на фирме "Р-Бауер". Фирма
эвакуировалась в Вену, куда выехал и Георгий Сергеевич. После
ареста союзного руководства в 1944 г. возглавил запасное
Исполнительное Бюро. Был арестован в Берлине в сентябре
1944 г., освобожден вместе с другими. Пережил бомбардировку
беженского поезда в Пильзене, после чего блестяще
организовал эвакуацию сборного лагеря членов НТС из Тюрингии,
когда выяснилось, что американцы уступают Тюрингию
советской армии. После войны возглавил оперативный сектор и вел
его до своей болезни и смерти. В период работы
Исполнительного Бюро в Лимбурге, туда приезжала группа советских
агентов для ликвидации Г.С. Они были задержаны.
Организовывал оперативную работу в Берлине, Австрии, работу через
границу. В 1954 г. капитан советской разведки Н.Е. Хохлов с
двумя помощниками-агентами и специальным оружием был
послан с поручением убить его, но отказался выполнить
задание и пришел к Г.С, раскрыв операцию. Когда на купленном
для "Посева" участке (после того, как в старое здание была
брошена бомба) шла постройка, в подсобном помещении была
найдена бомба, которую Г.С, присматривавший за
строительством, обезвредил еще до приезда полиции. Во время
Венгерской революции 1956 г. Г.С возглавил вспомогательный штаб
в Вене, устанавливавший связи с Венгрией. Блестящий
практик, он всегда появлялся в самых трудных местах. Член Сове-
270

та НТС с 1942 по 1972 гг. Скончался во Франкфурте.
[Некрологи: "Посев", 1980, № 3; "Встречи", 1980, № 214-215.] - Лет
11 Наиболее продвинувшаяся на этом направлении группа
НТС была в Вязьме. См. рассказ об этом одного из ее
участников: Жедилягин Ю. НТС в Вязьме в 1941-1942 годах //
"Посев". 1984. № 7. См. также воспоминания на эту тему:
Кашников В. В России 1941-1944^ гг. // "Грани". 1991. № 162;
Жадан П. "Русская судьба". Нью-Йорк. 1989. Часть III.
12 Восточные рабочие, вывезенные с оккупированных
территорий в Германию. Носили на одежде нашивки "OST".
13 В первый год войны в немецких лагерях таким
образом погибло более 2 млн. советских военнопленных. Пленных
же из армий западной демократической коалиции немцы
держали в сносных условиях, разрешая их снабжение через
Международный Красный Крест на основании Женевской
конвенции (1929 г.) о военнопленных. Отказ кормить
советских пленных гитлеровцы оправдывали тем, что действуют
"на законных основаниях", ибо СССР отверг и применение
этой Конвенции, и предложение Красного Креста по
снабжению пленных, и предложение Рузвельта заключить с
немцами договор о взаимном гуманном обращении с пленными.
Сталин тогда заявил, что "у нас пленных нет, есть только
предатели", и в советской армии действовал приказ: не
сдаваться в плен, последнюю пулю оставлять себе.
14 Солоневич Иван Лукъянович (1891-1953) - в 1934 г.
бежал вместе с сыном Юрием и братом Борисом из СССР и
сразу приобрел известность в эмиграции своей книгой "Россия
в концлагере", она была переведена на многие языки. Солоне-
вичи издавали в Софии еженедельник "Голос России" (1936-
1938), после его закрытия властями - "Нашу газету" (1938-
1940). "Движение штабс-капитанов" он намеревался создать,
будучи недовольным пассивной, по его мнению, политикой
руководства "Русского Обще-Воинского Союза", объединявшего
военную эмиграцию. После войны переселился в Аргентину,
где в 1948 г. основал газету "Наша страна", умер в Уругвае.
15 Сведения о газете "Новое слово" см. далее в
информации о ее главном редакторе В.М. Деспотули.
16 "Нацмальчики" - так до войны окружение называло
Союз из-за возрастного ценза: принимались люди не старше
1895 г. р. (исключение было сделано лишь для нескольких
руководителей). Возрастной ценз был отменен в 1938 г.
17 Миркович Елизавета Романовна, урожд. баронесса фон
Кнорринг (1918-1994) - родилась в Киеве. Ребенком вывезена
в эмиграцию. Жила в Берлине. Окончила университет,
историк. В НТС с 1938 года. Во время войны год жила на
Украине (муж работал в немецкой фирме), в Днепропетровске, где
создала группу НТС. После возвращения в Германию и
271

рождения сына переехала в Мюнхен, затем уехала в Марокко.
Руководила одной из союзных групп. В 1956 году вернулась в
Германию, работала в секторе пропаганды, в редакции
Посева", на радиостанции (в Берлине - радиостанция для группы
войск в Германии). Перешла в Закрытый сектор (по связям с
людьми в России), где проработала до 1984 года. Из-за болезни
матери вернулась во Франкфурт, редактировала "Посев" (1984-
1989). После 1991 года ездила в Россию, потом снова
возглавила редакцию "Посева", переехала в Москву, где и умерла.
Член Совета НТС с 1971 г. до конца жизни. Похоронена на
кладбище в с. Остров (под Москвой). (См. также о ней в
разделе "О соратниках и друзьях .) [Некролог: "Посев", 1995,
№ 1 и № 2.] - Авт.
18 "Зелеными романами" (по цвету обложки) на жаргоне
НТС назывались брошюры "Национально-Трудовой Союз
Нового Поколения. Курс Национально-политической подготовки"
(Белград, 1938-1939). К членам НТСНП предъявлялись строгие
требования в отношении самообразования, приходилось много
заниматься помимо основной учебы или работы, вместо
отдыха - почему эти учебные брошюры и были названы не
без юмора "романами". Переизданы с некоторыми
сокращениями и комментариями московским филиалом издательства
"Посев" под заглавием: "Ранние идейные поиски российских
солидаристов" (Москва, 1992).
19 Бевад Сергей Иванович (1918-1945) родился в Николаеве
в семье морского инженера. В 1922 г. семья эмигрировала в
Румынию, а в 1926 г. - в Чехословакию. До войны -
председатель Пилзеньского отделения НТС. Арестован немцами в
апреле 1941 года. Освобожден через три месяца. Направлен
НТС на работу в Россию. В Смоленске арестован немцами,
отправлен в варшавскую тюрьму. Вскоре освобожден. Вновь
послан НТС в Россию - на территорию Украины, служил
переводчиком при казачьей части в Кировограде. Убит при
неизвестных обстоятельствах на юге Украины. - Авт.
20 Кишковский Александр Иванович - довоенный член НТС
из Польши, сын православного священника. После войны
уехал в Америку. Вышел из НТС во время раскола 1955 г.
Умер в Америке в 1950-е гг.
21 Мамуков Евстафий Игнатьевич (1891-1976) - родился в
станице Александра Невского в области Терского казачьего
войска. После окончания гимназии закончил
военно-топографическое училище в Петербурге. Провоевал всю Первую
мировую войну, затем гражданскую (на стороне белых).
Эвакуировался из Крыма с Врангелем. Жил в Югославии, где
работал топографом; после окончания Белградского
университета стал архитектором-строителем. Участвовал в создании
Союза в 1930 г.; с 1938 г. председатель Югославского отдела.
272

Во время войны руководил союзной работой на Украине,
сделав весной 1943 г. ее центром Днепропетровск. В 1945 г.
после ареста союзного руководства жил подпольно в Берлине
и создал боевую группу для освобождения сидящих в тюрьме.
Член третьего запасного Исполнительного Бюро. После войны
эмигрировал в Аргентину, где возглавил местный отдел НТС.
Затем вернулся в Европу, но ушел из Союза в 1955 г. во
время раскола. Член Совета НТС в 1942-1954 гг. Умер в
Мюнхене. [Некролог: "Посев", 1976, № 3.] - Авт.
22 Marschbefehl (нем.) - командировочный документ,
приказ на марш.
23 Краузе Герберт Максимилианович - австриец, экономист,
в немецкой армии был зондерфюрером. Причастен к
антигитлеровскому заговору 20 июля. После войны возглавлял в
Австрии третью по влиянию политическую партию. - Авт.
24 Данилов Александр Ипполитович (1909-1985) родился в
Ростове-на-Дону. Сын белого офицера, покинувшего Россию в
рядах Белой армии. Учился в Югославии, закончил
университет, архитектор. В НТС с 1935 г. Во время войны работал
по союзному заданию на Украине. Создал подпольные
типографии: сначала в Ново-Украинке, потом в Виннице и в
конце войны - во Львове. Был арестован немцами, но в
суматохе отступления ему удалось вырваться из тюрьмы в
Катовице. Сформировал боевую группу, вместе с которой
появился в Менхегофе после войны. В лагере создал мастерскую
по изготовлению разных документов и справок для обмана
репатриационнои комиссии, выдавая "новых" эмигрантов за
"старых". Изготовил ротатор, на котором печатались первые
номера еженедельника "Посев" в Менхегофе, а после
ликвидации лагеря организовал типографию в Бад Гомбурге, где
печатались листовки для оккупационной армии в Восточной
Германии и Австрии. В 1952-1960 гг. работал в Берлине на
оперативной работе, потом в Закрытом секторе (в основном
занимаясь техникой конспирации). Был одним из составителей
листовочного издания "Воля ', переправлявшегося в СССР. Его
работу прервала смерть в 1985 г. в Бад Гомбурге. [Некролог:
"Посев", 1985, № 2.] - Авт.
25 Организация украинских националистов" (ОУН),
возглавлявшаяся Бандерой; в годы войны ею была создана
"Украинская повстанческая армия" с антирусской идеологией.
26 Ширинкина Ариадна Евгеньевна (1917-1990) - родилась в
Харькове. В 1920 г. была увезена родителями в эмиграцию.
Закончила русскую гимназию в Белграде. В НТС вступила в
1936 г. и активно участвовала в союзной жизни, будучи
членом правления Югославского отдела. С 1942 г. почти три
года нелегально вела работу НТС в оккупированных областях
России, дважды подвергалась аресту немцами и много месяцев
273

провела в тюрьмах. После войны участвовала в издании
газеты "Эхо" (Регенсбург). В 1947 г. выехала в Бельгию, где
четыре года проработала на заводе и организовала работу
группы НТС. С 1951 г. приглашена на работу в Закрытый
сектор по части "зарубежной оператики" (встречи с
выезжающими соотечественниками и моряками). В середине 1970-х гг.
переведена на работу в открытый центр НТС, работала в
секретариате Исполнительного бюро, редактировала
информационный бюллетень "Встречи", писала также под псевдонимом
А. Чемесова. (См. также в разделе "О соратниках и друзьях".)
[Некролог: "Посев", 1990, № 5.) - Авт.
*7 Тарасов Сергей Алексеевич (1917-1982) - родился в
Херсонской губернии. В 1920 г. эвакуировался вместе с
родителями (отец был белым офицером) в Константинополь. Затем
семья переехала в Прагу, где он окончил русскую гимназию,
учился в Политехническом институте. Член Союза с 1936 г. В
1941 г. вместе с другими членами организации был арестован
Гестапо, но освобожден. Нелегально пробрался в Россию для
работы НТС. В 1943 г. арестован немцами, сидел в тюрьмах
Брянска, Гомеля, Мозыря; был освобожден. Состоял в ГОЛ.
После войны работал в типографии НТС, на радиостанции
НТС "Свободная Россия", преподавателем в школе подготовки
кадров НТС. С 1953 г. - в Закрытом секторе (направления
работы: Берлин, Вена) и на портовых участках в Дании и
Франции. Вернувшись во Франкфурт (Бад Гомбург) активно
вел скаутскую работу. (Некролог: "Посев", 1983, № 2.)
28 Деспотули Владимир Михайлович (1895-1977) - родился в
Петербурге. Во время Первой мировой войны - студент. Ушел
добровольцем на фронт, потом воевал в Белой армии.
Эвакуировался через Константинополь и Прагу в Берлин.
Перебивался случайными заработками. В 1930 г. начал издавать
газету "Новое слово", сначала ротаторным, потом типографским
способом. Был знаком по совместной учебе в университете с
Лейббрандтом, который потом играл значительную роль при
Гитлере. Благодаря Лейббрандту "Новое слово" получило
разрешение на дальнейшее издание, став главной русской газетой
в Германии и в Европе. Несмотря на цензуру - по сравнению
с советской прессой и с выходившей под немецкой
оккупацией - была для тех условий свободной газетой. Достигла
высокого тиража, лимитируемого только наличием бумаги.
Распространялась среди вывезенных в Германию рабочих и среди
русских на захваченных немцами территориях (в 1944 г. была
запрещена на Украине). Деспотули был другом НТС, в его
издательстве работало немало членов Союза. С его помощью
многие проезжали через Германию на Восток. После ареста
руководителей НТС Деспотули был отстранен от руководства
газетой и попал под домашний арест. В конце 1944 г. газета
274

была перенята отделом пропаганды РОА и переименована в
"Волю народа". Деспотули был захвачен СМЕРШем в Берлине
и 10 лет провел в лагере. Вернувшись в Германию, жил в
деревушке в Рейнской области, где и скончался. В Германию с
ним вернулась из лагеря и его жена (атомный физик). - Авт.
29 Тарусский Евгений Викторович (наст, фамилия Рышков) -
подпоручик, сын драматурга В. Рышкова, воевал в составе
белого Дроздовского полка, в эмиграции один из соредакторов в
1929 г. журнала "Часовой". Поэт, автор слов известной
эмигрантской песни "Монмартрский шофер". В годы войны
работал заместителем главного редактора газеты "Новое слово" в
Берлине. В мае 1945 г. покончил жизнь самоубийством в
английском лагере в Австрии, чтобы избежать предстоявшей
насильственной выдачи в руки советских карательных органов.
30 Сергеев Николай Митрофанович (1909-1944). Учился в
Праге, затем переехал в Берлин. Врач. Член НТС с 1934 года.
Во время войны - член руководства берлинской союзной
группы. Создал и руководил группой БОН (Берлин Особого
Назначения). Группа вела большую работу среди "остарбай-
теров" и, по возможности, среди военнопленных. В ее
руководство входили также Островский, Рудин, Граков, Ползиков;
но Сергеев был душой БОН, как, впрочем, и всякой союзной
встречи. Серьезный, приветливый, привлекавший к себе. Он и
для своих пациентов в лагерях был больше, чем врач. Таким
он и остался в моей памяти. Арестован вместе с руководством
НТС в июне 1944 г. Погиб в концлагере Заксенхаузен в июле
1944 г. Его мать, Мария Сергеевна, опекала всех союзных
заключенных, не имевших семьи, до их освобождения.
Продолжала заниматься союзной благотворительной деятельностью,
переехав в Париж, а потом к дочери в США. - Авт.
31 Граков - инженер, работал в немецкой фирме, после
войны уехал в Марокко.
32 Ползиков Алексей Михайлович (1909-1970) родился в г.
Карачев Орловской губернии. Сын генерала Белой армии.
Окончил гимназию в Болгарии, потом переехал в Люксембург,
где работал на кожевенном заводе. Учился в Лувенском
университете (химический ф-т), но не закончил его из-за
начавшейся войны. Переехал в Берлин, где работал в
научно-исследовательском институте (химия). Вступил в НТС в 1943 г.
Участвовал в БОН (Берлин Особого Назначения). При обыске
успел уничтожить (съесть) секретные списки. После войны
был в лагере Менхегоф, а затем работал в Международном
бюро розысков. Вышел на пенсию в 1961 г. Хотя сильно
недомогал, продолжал писать для "Посева". Умер в городе Бад
Швальбах в 1970 году. [Некролог: "Посев", 1970, № 5.] - Авт.
33 Рудин Ростислав Николаевич - с ним мы познакомились
в Днепропетровске, куда он попал из Ленинграда через Кав-
275

каз. Работал в берлинском "Новом слове", а также
редактировал газету "Труд" для остовских рабочих. Я был очень
близок с ним. Война нас разметала. После войны в "дипийском"
лагере покончил самоубийством. Весть о его гибели потрясла
меня. Он был талантливейшим литературоведом. Достаточно
прочесть его диссертацию о Тургеневе. Его книга "Письма к
неизвестному другу", вышедшая в "Посеве", - еще одно тому
свидетельство. Кроме того, он был составителем шахматных
этюдов, некоторые появились в заграничной печати. Думаю,
что победа сталинизма была причиной его смерти. - Лет
34 Байдалаков Виктор Михайлович (1900-1967) - родился в
области войска Донского. В 1918 г. пошел добровольцем в
белые казачьи войска, был ранен, за боевые заслуги
произведен в офицеры. После эвакуации в Галлиполи работал
чернорабочим в Константинополе, выехал в Сербию. В 1929 г.
окончил химический факультет Белградского университета,
напечатал две научных работы, однако полностью ушел в
политическую деятельность. В 1928 г. стал председателем
Союза Русской Национальной Молодежи, одного из
предшественников НТС; в 1930 г. возглавил Национальный Союз
Русской Молодежи в Белграде (таково было первоначальное
название НТС). Он играл в Союзе роль организатора, тогда
как идеологом был секретарь Исполнительного Бюро Союза
М.А. Георгиевский. Стремился к независимости НТСНП от
РОВСа, что предохранило проникновение вражеской агентуры
в организацию. Был ранен во время бомбежки Пильзеня в
1945 г. После войны активной роли в Союзе не играл. В 1955
г. вышел из НТС вместе с группой своих сторонников (около
130 человек, что составляло 10 % состава НТС). [Некролог:
"Посев", 1967, № 30.J
35 Власов Андрей Андреевич (1901-1946) - родился
тринадцатым ребенком в крестьянской семье в Нижегородской
губернии, учился в духовной семинарии, в 1919 г. был
призван в Красную армию и воевал против армии Деникина,
с 1930 г. член ВКП(б). Осенью 1941 г., командуя 20-й армией,
остановил немецкое наступление под Москвой, был назначен
зам. командующего Волховским фронтом. 12 июля 1942 г.
попал в плен. Попытался сформировать "Русскую
освободительную армию", надеясь на создание независимого русского
правительства со статусом союзника Германии. Эта идея
находила отклик в немецких военных кругах, но не в
политических, поскольку Гитлер стремился к колонизации
российских территорий. До осени 1944 г. немцы лишь
использовали имя Власова в пропагандных целях, вербуя в свою
армию советских пленных (к 1943 г. их было около миллиона,
многие шли на это, спасаясь от смерти, но Власов отношения
к ним не имел). Лишь когда поражение Германии стало
276

очевидным, в ноябре 1944 г. был провозглашен "Комитет
Освобождения Народов России" (см. прим. 64) и в январе 1945
г. началось формирование двух дивизий РОА; одна из них
успела дважды участвовать в боях: 13 апреля против Красной
армии, не выполнив поставленной немцами нереальной задачи
на Одере, и 7-8 мая против немцев, освободив от них Прагу.
Был выдан вместе с соратниками советским карательным
органам. В 1946 г. казнен "за измену Родине".
36 Трухин Федор Иванович (1896-1946) - родился в
Костроме в дворянской семье. В 1916 г. закончил школу
прапорщиков. С 1918 года - в Красной армии, в 1925 г. закончил
военную академию, с 1932 г. начальник кафедры академии им.
Фрунзе. В 1935 г. стал полковником. В 1936-39 годах учился в
академии Генштаба, там же до 1940 г. - старший
преподаватель кафедры военного искусства. В 1940 г. произведен в
генерал-майоры. В 1941 г. - заместитель начальника штаба
Прибалтийского ВО. В том же году раненым попал в плен.
Потом был в лагере Вустрау. В 1942 г. вступил в НТС,
участвовал в написании тогдашней программы ("Схемы").
Организовал выпуск 12 офицерских курсов для будущей РОА.
В 1944 г. был назначен заместителем командующего РОА,
A.A. Власова, и начальником штаба. Был членом Совета НТС.
В мае 1945 г. захвачен чешскими партизанами-коммунистами
и выдан СМЕРШу. На суде не признал обвинения в "измене
Родине". Казнен в 1946 г. и похоронен в могиле массовых
захоронений на Донском кладбище в Москве.
^7 Меандров Михаил Алексеевич (1894-1946) - родился в
Москве в семье священника, который при советской власти
погиб в ссылке. В 1913 г. закончил военное училище. В
Красной армии с 1918 г. Попал в плен в 1941 г. будучи
полковником, заместителем начальника штаба 6-й армии
Западного фронта. В НТС вступил в 1943 г. Принял активное
участие в создании РОА, занимал должность начальника
управления пропаганды. С февраля 1945 г. - начальник офицерской
школы РОА, вместе с которой сдался американцам. Бежать
отказался. Был выдан американцами СМЕРШу 14 февраля
1946 г. На суде в Москве виновным в "измене Родине" себя
не признал, заявив, что "боролся против сталинского
террористического режима". Казнен и похоронен в братской могиле
на Донском кладбище.
^8 Брюшвейлер Георг - швейцарский журналист, сын
бывшего пастора в Москве. Весной 1944 г. В.М. Байдалаков
обратился к нему с просьбой установить контакт с англо-амери-
канцами и изложить взгляды НТС на проблему РОА и
беженцев. Брюшвейлер привез неутешительный ответ. (См.:
Артемов А. НТС и Освободительное движение времен войны
// "Посев". 1985. № 5, с. 58.)
277

39 Гроссен Мирослав Генрихович (1916-1989) - родился в
Петрограде в швейцарской семье. После революции вместе с
родителями уехал в Ригу, где окончил гимназию, поступил в
университет. Эвакуировался в Германию. Член НТС с 1942 г.
Арестован вместе с другими членами Союза в мае 1944 г. В
начале 1945 г. выехал в Швейцарию (где уже находились его
родители), благодаря хлопотам швейцарского консула. Там
закончил юридическое образование и работал адвокатом. В
первые послевоенные годы организовывал материальную
помощь НТС, был его представителем в Швейцарии. Много
писал для "Посева" и для швейцарской прессы. Умер в
Цюрихе. Задолго до его смерти в работу активно включился его
брат Лев Генрихович. Его дом всегда был открыт для членов
Союза, проезжавших через Швейцарию. Оказывал очень
ценные финансовые услуги Союзу. - Авт.
40 Брунст Дмитрий Викторович (1909-1995) - родился в
семье агронома, в 1922 г. вместе с семьей попал в эмиграцию,
в Прагу, стал инженером. Как член Пражского отделения НТС
в апреле 1941 г. был арестован немцами и три месяца провел
в тюрьме. В 1943 году на нелегальном съезде НТС был избран
членом Совета и Исполнительного Бюро. Арестован вместе со
всем руководством НТС в июне 1944 г. Освобожден в апреле
1945 г. Сопровождал ген. Власова в поездке по Чехии, был
захвачен СМЕРШем, сидел в лагере. В 1953 г. освобожден и
поселился в Ульяновске под фамилией "Баранов Дмитрий
Петрович". Там от имени Брунста была выпущена брошюра
против НТС ("Записки бывшего эмигранта", 1961). Жил в
Ульяновске до 1967 г., работая главным инженером в
проектном институте. Затем переселился в Москву, в последние
годы служил смотрителем в храме Василия Блаженного.
41 Рождественский Серафим Павлович (1903-1992) - родился
в Сызрани в семье учителя. В гражданскую войну подростком
пошел на бронепоезд в Каппелевские части, воевал всю
Гражданскую войну, имел георгиевские награды. После падения
Владивостока в 1922 г. эвакуировался в Китай, оттуда уехал
на сельхозработы в Австралию, о которой написал много
талантливых очерков. В 1930 г. переехал во Францию, где
работал бухгалтером, окончил Французско-русский
коммерческий институт. В НТС вступил в 1931 г. Председатель
Парижского отдела НТС до 1941 г. Переехал в Германию, где
работал журналистом в "Новом слове". Был арестован немцами в
мае 1944 г.; освобожден в конце войны. Его жена, Анна
Александровна, активно помогала арестованным. После войны
заведовал снабжением в лагере Менхегоф. В 1949 г. уехал в
США, где работал канцелярским служащим и входил в состав
правления Северо-американского отдела НТС. Затем вернулся
в Германию и работал в Союзе на связи с общественностью.
278

В связи с возрастом оставил союзную работу в Центре и
вернулся в США, продолжая публиковать статьи. Был старостой
прихода св. Николая в Сан-Ансельмо. Скончался в
Сан-Франциско. [Некоролог: "Встречи", 1992, № 309.) - Авт.
42 Ольгский Михаил Леонидович (1912-1998) - родился в гор.
Олонец. Учился во Франции. Инженер-электрик. В НТС с 1934
года. До войны участвовал в закрытой работе Союза. Пытался
перейти польскр-советскую границу, но неудачно. Ушел,
отстреливаясь, наткнувшись на пограничников. Война застала
его в Польше. Вместе с Г.С. Околовичем отступил в
Румынию. В Югославии присоединился к группе членов Союза,
выезжавших в Германию. Был в России на оккупированных
территориях. Арестован немцами в сентябре 1944 г. в Берлине
вместе с Околовичем. Сидел в тюрьме на Александерплац, а
после того, как туда попала бомба, переведен в тюрьму Плет-
цензее, откуда был освобожден в апреле 1945 г. Попал под
англо-американскую бомбежку в Пильзене. Затем работал
переводчиком в лагере Менхегоф. Взял на себя все хлопоты в
американской администрации по оформлению разрешения на
издание "Посева", которое была получено в марте 1947 г.
Потом переехал в Берлин для руководства участком закрытой
работы, работал в Штабе Закрытого сектора Союза. Играл
роль "адвоката дьявола" при обсуждении операций, пользовался
большим авторитетом. Прекратил работу по состоянию
здоровья. Член Совета НТС с 1955 по 1980 гг. Отличался редким
умением соблюдать конспирацию, а также способностью
находить самые мелкие погрешности в резолюциях и других
документах Совета. Умер в Бонне. - Авт.
43 Немцы пошли на это накануне своего очевидного
поражения, хватаясь за любую соломинку. Соответственно
влияние Власова возросло, по его требованию арестованные
члены НТС были освобождены.
44 Назаров М. "Миссия русской эмиграции". Ставрополь.
1992. Т. I; 2-е издание: Москва. 1994.
45 Георгиевский Михаил Александрович - основоположник и
идеолог НТС. Генеральный секретарь организации и
постоянный член Исполнительного Бюро. Много ездил по Европе
по делам Союза. Когда кадры НТС потянулись через
Германию в СССР, остался в Белграде с задачей связаться с англо-
американцами. Был арестован СМЕРШем осенью 1944 г. Долго
сидел на Лубянке (отрывки из протоколов допроса опубли -
кованы в журнале "Кентавр", июль-авг. 1994; см. также
"Посев", 1995, № 5). Был расстрелян 12.9.1950.
46 Известный дореволюционный политик П.Б. Струве
писал об этом в брошюре "Размышления о русской революции"
(София. 1921). Под впечатлением как предательства
западными демократиями сначала своего союзника - монархической
279

России в этой войне, затем Белого движения в войне
гражданской, Струве в эмиграции значительно поправел, как и
многие бывшие либералы. Живя до войны в Белграде, он
приветствовал позицию НТС (по созданию независимой
третьей силы вместе со своим народом), выраженную в 1939 г. в
Белграде руководителем НТСНП: Струве «крепко пожал руку
Байдалакову и благодарил за услышанное» (см.: Прянишников
Б. "Новопоколенцы". Силвер Спринг, 1986, с. 112).
47 Последние два признака стали причиной агрессивности
и тем самым причиной краха всего европейского
консервативного движения той эпохи, поскольку позволили своим
противникам выдать фашизм за нацизм и объединить против
него весь остальной мир.
48 "Русский Обще-Воинский Союз", основанный ген.
Врангелем в 1923 г. из остатков Белых армий и объединивший
почти всю военную эмиграцию. Надпартийный, объединяющий
характер РОВСа определял приказ № 82, который запрещал
своим членам вступать в политические организации. Главным
органом связи (т.е. официозом) РОВСа был журнал "Часовой".
49 "Русский Национальный Союз Участников Войны",
созданный ген. A.B. Туркулом в 1936 г., отказался выполнять
приказ № 82 о запрете на политическую деятельность и
обособился от РОВСа. Издавал газету "Сигнал".
50 "Российский Фашистский Союз" был создан в Харбине
в 1925 г. под названием "партия" под руководством К.В.
Родзаевского. Издавал журнал "Нация" и газету "Наш путь".
Имея подчеркнуто православную позицию, пользовался
покровительством духовенства. Насчитывал не менее 10.000 членов
и имел 48 отделов в разных странах. Засылал людей в СССР
для распространения листовок и создания подполья.
S* Георгиевский М. "Затишье перед грозой" // "За
Родину". София. 1939. № 77/19. 15 марта.
52 Нерсесян Виген Арамович (1909-1982) - родился в Баку, в
1919 г. эмигрировал с родителями, жил и учился в Англии,
Румынии, Германии, Франции, получил диплом инженера-
химика. С 1930 г. один из создателей Национального Союза
Русской Молодежи - предшественника НТС. В упомянутой
статье ("Переговоры с руководством немецкой армии в 1938
году" // "Посев", 1981, № 6) описывает переговоры
руководства НТСНП с представителями немецкого военного
командования, из которых выяснилась невозможность политического
сотрудничества с германским руководством. В годы войны -
участник французского сопротивления, награжден французским
Орденом военного креста. После войны был членом правления
НТС во Франции, печатал статьи в "Возрождении", "Посеве",
вел работу по встречам с советскими гражданами и пересылке
литературы в СССР. (Некролог: "Посев", 1982, № 9.)
280

53 Поремскый Владимир Дмитриевич (1909-1997). Родился в
гор. Ченстохове в семье военного. В 1920 г. с родителями
эвакуировался в Югославию. Учился в Белграде в русской
гимназии, потом в университете. Переехал в 1928 г. в Париж,
окончил Сорбонну (1931), получил там ученую степень, в
Лилле окончил институт химии (1932). Стоял у истоков
организации НТС. С 1934 г. - председатель Французского
отдела Союза. Играл важную роль в борьбе с проникновением
советской агентуры в эмигрантские организации. В 1941 г.
Поремского арестовали и отправили из Парижа в Берлин, под
надзор Гестапо. Работал переводчиком в лагере в Вустрау. С
целью духовной поддержки русских военнопленных перевел и
напечатал ряд глав из книги немецкого философа В. Шуба рта
"Европа и душа Востока" (1938) - о высоких духовных
качествах русского народа и всемирном призвании России (полный
и комментированный перевод вышел в год смерти Владимира
Дмитриевича в Москве в серии "Русская идея"). В 1943 г. был
избран в Исполнительное Бюро Союза. Арестован вместе с
руководством НТС в июне 1944 г. За издание книги Шубарта
был осужден на смерть. Освобожден в апреле 1945 г. по
личному вмешательству ген. Власова. Ездил парламентером к
англичанам и был ими арестован. Из лагеря его выпустили с
прободной язвой желудка в 1946 г. Порсмский - один из
ведущих идеологов НТС. Автор знаменитой "молекулярной
теории" - новой тактике борьбы с тоталитаризмом на родине.
В 1955 г. избран председателем Союза. Из-за перебоев со
здоровьем оставил этот пост в 1972 г. Член высшею
руководства организации (позже Совета НТС) с 1935 по 1992 гг. С
1992 г. семь раз ездил в Россию для создания общественного
форума ученых. Владимир Дмитриевич был душой и мозгом
НТС и на редкость обаятельным человеком. Скончался в
январе 1997 г. во Франкфурте. [Некролог: "Посев", 1997, № 1;
посмертно вышла книга его избранных статей: Порсмский В.
Стратегия антибольшевицкой эмиграции", М. 1998.) - Авт.
54 Вергун Кирилл Дмитриевич (1907-1945) - родился в Вепс
в семье профессора-слависта, в 1908 г. переехали в
С.-Петербург, в 1919 г. эмигрировали в Прагу, где отец-профессор
возглавлял также работу русских "соколов". В 1933 г. закончил
политехникум с дипломом инженера-строителя. В 1930 г. стал
одним из основателей НСРМ. Первый председатель Пражского
отделения. Входил в высшее союзное руководство с 1930 г.,
после перезда в Белград член Исполнительного Бюро с 1936 г.
и до смерти. До войны возглавлял отдел пропаганды.
Участвовал в создании союзной Программы ("Схемы Национально-
Трудового Строя"). Один из идеологов НТС. В годы войны
участвовал в работе Союза в Германии. Арестован Гестапо
летом 1944 г. Содержался в лагере Заксснхаузсн и в берлин-
281

ской тюрьме на Александерплац. Освобожден 5 апреля 1945 г.
под давлением генералов Власова, Трухина и Меандрова.
Погиб 17 апреля 1945 г. в Пильзене при англо-американской
бомбардировке. (См.: "Посев", 1995, № 6.)
5 5 Брюно де ла Форж Борис Степанович (1910-1995) -
родился в офицерской семье в г. Петровск-Порт (ныне
Махачкала). В 1919 г. поступил во Владикавказский кадетский
корпус, который вскоре был эвакуирован в Константинополь.
Окончил кадетский корпус в Югославии, где в 1930 г. вступил
в создававшийся Союз. Учился в университете, но не
закончил. Стал известным эстрадным певцом, выступая по
всей Югославии и за границей. Во время войны ездил с
артистической группой по лагерям восточных рабочих с
репертуаром "на лезвии ножа", пользуясь огромным успехом.
После войны в лагере Менхегоф заведывал театром.
Принимал активное участие в разработке Программы НТС. Из
Менхегофа в 1946 г. вместе с союзной группой К.В.
Болдырева уехал в Марокко на топографические работы. Потом с
1963 по 1976 гг. жил с семьей в США, где работал на заводе,
затем служащим библиотеки Станфордского университета.
Был членом Правления Американского Отдела НТС. Когда все
трое детей стали на ноги и отстроили свою жизнь, он
вернулся на работу в Центр Союза, во Франкфурт. Здесь он
занимался разными делами, был редактором внутрисоюзного
органа связи "Встречи", но главное - был живой историей
Союза. Благодаря своему характеру и человечности играл роль
"блюстителя дум" и традиций НТС. Не было ни одного члена
Союза, который не побывал бы у него в маленькой квартирке
напротив "Посева". Я особенно часто виделся с ним в эти
годы. Нас связывала тесная дружба и взаимопонимание.
Мучимый сложной болезнью, вынужден был уехать в США, где
скончался в старческом доме при Толстовской ферме;
похоронен в Ново-Дивеево близ Нью-Йорка. [Некролог: "За Россию",
1995, № 9.] - Авт.
56 Барачевский Владимир Васильевич (ум. в 1963 г.) -
родился в конце XIX в. в Архангельске, закончил торговый
техникум. Член НТС с 1936 г. Долголетний генеральный
представитель НТС в Великобритании.
57 Завжалов Дмитрий Михайлович - один из редакторов
союзной-газеты "За Россию" в Болгарии. В конце войны
захвачен советскими органами и увезен в СССР. Судьба его
неизвестна. Согласно брошюре "НТС. Мысль и дело" (1990) он
был расстрелян в 1944 г.
^8 Прянишников Борис Витальевич (псевдонимы: Лисовский,
Серафимов) - родился в 1902 г. в станице Новочеркасской на
Дону, казак. В ноябре 1917 г., будучи учеником кадетского
корпуса, принял участие в боях против красных; участник
282

второго Кубанского похода армии Деникина. Эвакуировался из
Крыма на Лемнос, оттуда в Болгарию, в 1925 г. переехал в
Лион (Франция). В НТС с 1934 года. Во время войны в 1941
г. переехал в Германию, работал корректором в берлинской
типографии, где печаталось Новое слово". После войны в
Менхегофе редактировал "Посев* до его закрытия лагерной
администрацией в 1946 г. В 1947-1949 гг. был редактором
газеты "Эхо" в Регенсбурге. После этого уехал в США. В 1954
г. вышел из НТС. В беседе имеется в виду его книга: "Ново-
поколенцы". Силвер Спринг, 1986.
59 "Долгий путь". Интервью М.В. Назарова с В. Порем -
ским // "Посев". 1984. №№ 4-6.
60 Морозов Всеволод · член НТС из Польши, во время
войны приезжал в Днепропетровск после Е.Р. Миркович. Умер
вскоре после войны. - Авт.
61 Бевад Николай Иванович (1915-1969). Родился в
Николаеве в семье морского инженера. В 1922 году семья
эмигрировала в Румынию, а в 1926 г. - в Чехословакию, где он
закончил русскую гимназию и экономический факультет
Пражского университета. Член Союза с 1933 г. В 1935 г. под
давлением советского посольства был арестован чешской
полицией. Освобожден по ходатайству проф. С.Н. Прокоповича.
Вторично арестован немцами в 1941 г.; просидел в тюрьме
три месяца. С осени 1941 г. и до конца войны работал в
электротехнической фирме в Берлине. Вел широкую
подпольную работу среди русских военнопленных и рабочих,
распространял союзную литературу. После войны активно участвовал
в спасении русских от насильственной репатриации. В конце
1946 г. эмигрировал в США, где работал переводчиком в
ООН. Много труда вложил в создание Американского Отдела
НТС. В 1956 г. вернулся на союзную работу в Европу,
отказавшись от прекрасного служебного положения. Член Совета
НТС в 1956-1969 гг., член Исполнительного Бюро с 1964 г.
Руководил иностранным сектором НТС. Скончался в 1969 г. во
Франкфурте. [Некролог: "Посев", 1969, № 4J. - Авт.
62 Жедилягин Юрий Петрович (1921 г. р.) - родился в
Югославии в семье врангелевского офицера. Окончил
кадетский корпус и Белградский университет. В 1939 г. вступил в
НТС. В 1941 г. отправился в Россию, где создал самую
близкую к Москве группу НТС (Жедилягин Ю. "НТС в Вязьме в
1941-1942 годах" // "Посев", 1984, № 7). После войны
участвовал в работе НТС во Франции.
63 Потом эти материалы вышли отдельной брошюрой:
Владимиров С. "Записки следователя Гестапо". Москва. 1970.
64 После того, как гитлеровское руководство перестало
препятствовать планам Власова, 14 ноября 1944 г. в Праге
(специально выбрали славянскую столицу) был провозглашен
283

"Комитет Освобождения Народов России и оглашен его
Манифест. В нем, в частности, говорилось, что КОН Ρ
«приветствует помощь Германии на условиях, не затрагивающих
чести и независимости нашей Родины. Эта помощь является
сейчас единственной реальной возможностью организовать
вооруженную борьбу против сталинской клики». Манифест
КОН Ра призвал к объединению «всех национальных сил» для
достижения следующих целей: «а) Свержение сталинской
тирании, освобождение народов России от большевистской
системы и возвращение народам России прав, завоеванных
ими в народной революции 1917 года; б) Прекращение войны
и заключение почетного мира с Германией; в) Создание новой
свободной народной государственности без большевиков и
эксплуататоров... Комитет Освобождения Народов России
уверен, что объединенные усилия народов России найдут
поддержку всех свободолюбивых народов мира» (Манифест КОН Ρ
// Хоффманн Й. "История Власовской армии". Париж. 1990).
6^ Казанцев Александр Степанович (1908-1963) - родился в
Челябинске. Вместе с кадетским корпусом, в котором учился,
попал в эмиграцию: во Владивосток, Шанхай и в 1924 г. в
Югославию. Член НТС с 1930 года. Учился в кадетском
корпусе и на юридическом факультете Белградского университета,
зарабатывая на жизнь игрою на гитаре в ресторанах. В 1930-е
гг. вплоть до начала мировой войны редактировал газету "За
Россию". Во время войны активно работал с той группой
немецких офицеров, которая содействовала организации Русского
освободительного движения. Был связан с Власовым и
другими генералами из советских военнопленных. После
возникновения власовского движения был приглашен на должность
заместителя редактора газеты "Воля народа". Автор известной
книги "Третья сила" (Франкфурт-на-Майне,. 1974), в которой
впервые очень подробно и интересно было рассказано о роли
эмиграции, в том числе НТС, во время войны, о создании
РОА. Книга выдержала три издания. Умер в Мюнхене.
[Некролог: "Посев", 1963, № 35.] - Лет
66 Штрик-Штрикфельдт Вильфрид Карлович (1897-1977) -
родился в немецкой семье на о. Гельголанд, учился в
реформатской гимназии в С.-Петербурге и после ее окончания
в 1915 г. вступил добровольцем в русскую армию, воевал до
конца войны, получил офицерское звание. В 1918-1920 гг.
участвовал в борьбе против большевиков в Прибалтике.
Обосновавшись затем в Риге, в течение четырех лет работал по
мандату Международного Комитета Красного Креста и Пан-
сеновской службы по оказанию помощи голодающим в России.
После этого учился (экономика, право). В 1924-1939
представлял в Риге германские и английские предприятия. В 1941-
1945 гг. - переводчик и офицер германской армии (куда был
284

мобилизован как немец). Будучи противником гитлеровского
режима, стал ближайшим немецким сотрудником A.A.
Власова, активнейшим сторонником создания независимой Русской
освободительной армии, что описал в своей книге "Против
Сталина и Гитлера" (Франкфурт-на-М., 1975). После
американского плена основал металлургическое предприятие, помогал
участникам РОА через Общество помощи бывшим
добровольцам"; выйдя на пенсию занимался переводами русской поэзии.
Умер в Баварии. (Некролог: "Посев", 1977, № 10.) - Авт.
67 Напр., статья: Артемов А. "НТС и освободительное
движение времен войны" // "Посев". 1985. № 4 и № 5.
68 Андреева Е. "Генерал Власов и Русское
Освободительное движение". Лондон. 1990.
69 Кромиади К. "За землю, за волю...". Сан-Франциско.
1980. Автор - полковник царской армии, начальник личной
канцелярии ген. Власова.
'° Артемов Александр Николаевич (наст, фамилия Зайцев)
- родился в 1910 г. в Рязанской губернии. После средней
школы и службы в армии окончил МГУ (биология). Поступил
в аспирантуру Академии Наук СССР. Как лейтенант запаса
участвовал в походе на Польшу (1939), а потом в советско-
германской войне. В 1941 г. попал в плен в Эстонии, прошел
разные лагеря военнопленных. Член НТС с февраля 1943 г. С
марта того же года - преподаватель на курсах в Дабендорфе,
где подготавливались кадры РОА по программе,
законспирированной от немецкого руководства. Читал лекции по
идеологическим вопросам. Участник разработки текста
Пражского манифеста. В ноябре 1944 г. избран членом КОНРа
(Комитет Освобождения Народов России). После войны жил в
лагере Менхегоф, потом в Лимбу pre, где издавался "Посев",
затем во Франкфурте, где находился Центр НТС. С 1946 г. по
1998 г. - член Совета НТС. Член и позже председатель
Исполнительного Бюро Совета НТС, руководитель
идеологической и политической комиссий Совета НТС, председатель НТС
с 1972 по 1984 гг. Был главным разработчиком программных
документов НТС. Много писал, его обстоятельные статьи были
почти в каждом номере "Посева". Издано несколько книг его:
"Говорят русские" (по-немецки), под псевдонимом А. Волгин -
"Народ и режим", "Идеология солидаризма и ее развитие".
Живет в Крифтеле под Франкфуртом-на-Майне. С А.Н. меня
связывает долголетняя дружба. Мы с переезда во Франкфурт
жили в квартирах рядом до моего отъезда в Болгарию. Я
делился с ним всеми сомнениями и искал у него поддержки в
критические моменты. Он прекрасный оратор, особенно если
его что-то затрагивает "за живое". Он главный идеолог
Союза, и Программа (до ее искажения американскими идеями)
- это его детище со всем комплексом новых идей, состав-
285

ляющих суть ее. Человек внешне сдержанный, но внутренне
мягкий. Его теоретическая мысль, конечно, перешагнет через
те искажения и то американское эпигонство, которые
претерпели союзные идеи в последний период. - Авт.
71 "Российское Общенациональное Народно-Державное
Движение" было создано в 1948 г. E.H. Арцюком, писавшим
под псевдонимом "Державин". Своей агрессивной критикой
всех и вся РОНДД вносил немалую смуту в жизнь
послевоенной эмиграции.
72 Буняченко Сергей Кузьмин (1902-1946) - родился в
крестьянской семье в Курской губернии. В Красной армии с
1918 г., в 1919 г. вступил в компартию, получил военное
образование, в 1938 г. командовал дивизией на Дальнем
Востоке, позже входил в состав штаба Тимошенко в чине
полковника. В конце 1942 г. попал в плен, примкнул к РОА,
выполняя функции преподавателя и офицера связи при
Вермахте. В 1945 г. после создания 1-й власовской дивизии
РОА стал ее командиром, участвовал в неудачном бое на
Одере, затем вышел из подчинения немецкому командованию
и 6-7 мая по просьбе восставших чехов освободил от немцев
Прагу. Сдался американцам, но был выдан ими и казнен в
СССР вместе с Власовым.
7^ Хоффманн Й "История Власовской армии". Париж. 1990.
74 По сообщению советского уполномоченного по делам
репатриации, уже к 7 сентября 1945 г. западными союзниками
было выдано 2.229.552 человека. Согласно другой советской
цифре, "освобождено и репатриировано было 5.236.130
советских граждан" (в том числе захваченные в советской зоне
оккупации). Эти цифра, разумеется, неполные. (См.: Назаров
М. "Миссия русской эмиграции". Т. I, с. 346-347.)
75 Геккер Михаил Вячеславович (ум. в 1956 г.). Родился в
Крыму. Эмигрировал вместе с Белой армией. Работал в
Германии инженером. Во время войны его квартира была
одной из штаб-квартир НТС. Арестован в июне 1944 года. Его
жена, Марья Евгеньевна, вместе с другими организовывала
передачи заключенным членам Союза. В марте 1945 г.
освобожден. Сказал, что время заключения, пережитое в тюрьме,
в нем «навсегда утвердило веру в правильность пути и
моральную силу людей, с которыми я делил все испытания».
После освобождения отправился парламентером от Армии ген.
A.A. Власова к англичанам - безуспешно. Марья Евгеньевна и
младшая дочь Наташа погибли во время англо-американской
бомбежки Пильзена. Был в лагере Менхегоф, затем
эмигрировал в Марокко, а оттуда в США. Умер в Нью-Йорке.
[Некролог : "За Россию", 1956, № 185]. - Лет.
76 Болдырев Константин Васильевич (1909-1995) - родился
в Гатчине в военной семье. Его отец в годы гражданской
286

войны был соратником адмирала Колчака. С 1922 г. в
эмиграции. В Югославии окончил кадетский корпус, затем
строительный факультет Белградского университета. В 1934 г.
вступил в НТСНП. В 1941 г. при нападении Германии на
Югославию пошел добровольцем в югославскую армию, бежал
из плена. После нападения Германии на СССР создал в
Германии полуфиктивную строительную фирму для строительных
работ в оккупированных российских областях - эта фирма
служила прикрытием для переправки членов Союза в Россию
и для их организованной эвакуации. После войны руководил
"дипийским" лагерем Менхегоф, где был восстановлен центр
НТС. Благодаря знанию языков и своим организационным
способностям сумел спасти от выдачи в СССР множество
людей. В 1946 г. вывез группу беженцев в Марокко. В 1947 г.
перехал в США, где получил профессорскую кафедру в
Джорджтаунском университете. Возглавил
Северо-Американский отдел НТС, развивая контакты в высоких политических
сферах США в интересах русского дела. (Некролог: "Посев",
1995 № 5.) - Авт.
'η Поремская Татьяна Всеволодовна (ум. в 1995 г.) -
супруга В.Д. Поремского. Жила в Риге, потом в Париже, где
закончила Институт французского языка Сорбонского
университета и вышла замуж за В.Д.П. В 1932 г. родился сын
Алексей (погиб в дорожной катастрофе в 1962 г.). Во время
войны находилась в Германии, где оказывала большую помощь
арестованным членам НТС. После войны работала в
издательстве "Посев" секретарем и машинисткой, хотя не
была формально членом НТС. Скончалась во Франкфурте
(некролог см.: "Посев", 1995, № 3). - Лет
78 Парфенов Александр Семенович (1895-1961) - родился в
Оренбурге. Инженер. Попал в плен в 1942 г. под Харьковом.
Прошел через лагеря военнопленных. В НТС с 1943 г. Был в
РОА. После войны в Менхегофе активно участвовал в
создании еженедельника "Посев". Выехал в Марокко, работал
землемером. В 1953 г. вернулся в Германию на союзную
работу - в секторе пропаганды НТС. В 1955 г. исполнял
должность председателя Комитета им. Трушновича. Работал в
Институте по изучению СССР, а также в редакции "Посева"
и заместителем редактора журнала "Наши дни". Писал под
псевдонимом А. Светов. Умер во Франкфурте. [Некролог:
"Посев", 1961, № 46.] - Авт.
79 Тензоров Николай Васильевич (после войны Ветлугин,
наст, фамилия Пузанов) - до войны в СССР был физиком или
математиком. Во время войны, по одним данным, был
призван в армию и попал в плен; по другим - остался на
Украине под немецкой оккупацией, служил в местном
самоуправлении. Вступил в НТС и в РОА Власова, в КОНРе
287

занимался вопросами безопасности. После войны был в лагере
Менхегоф, затем вышел из НТС и проживал в Мюнхене.
Умер в 1957 г. (Некролог: "Наша страна", 1957, № 374.)
80 Alarm (нем.) - тревога.
81 Шиц Николай Федорович - родился в Крыму в семье
русских немцев. В НТС вступил до войны в Белграде, где был
представителем немецкой фирмы "Континенталь". Во время
войны занимался союзной работой в Берлине, где выполнял
функции руководителя Германского отдела. В 1942-1943 гг. в
Киеве, в 1944 г. арестовывался Гестапо. Член Совета НТС в
1946-1954 гг. Вышел из НТС во время раскола 1955 г.
82 Англичане не стали их слушать и арестовали. Затем
Мелешкевича как бывшего советского гражданина выдали в
СССР, а Поремского, старого эмигранта, год продержали в
английском концлагере под Ноймюнстером. (См.: "Долгий
путь". Интервью с В.Д. Поремским // "Посев", 1984, №№ 4-6.)
83 Каждая такая группа состояла из двух человек: одного
старого и одного нового эмигранта. В.Д. Поремский и М.К.
Мелешкевич были направлены к англичанам, В. Штрик-
Штрикфельдт и ген. В.Ф. Малышкин к американцам, в
третьем направлении пошли В. Быкадоров и Лапин. Все новые
эмигранты были выданы в СССР.
84 Шимановская Валентина Михайловна - член НТС из
Днепропетровска, где принимала активное участие в группе
НТС. Эвакуировалась вместе с Мамуковым, с ней была дочь
лет шести-семи. Муж, инженер, был арестован во время
ежовщины. После войны работала в топографической фирме в
Марокко. Потом вернулась в Германию. Ее дочь вышла замуж
за атомного физика Шлиппе, имеет троих детей, после 1991 г.
активно занимается оказанием помощи нуждающимся людям
в России, где проводит значительную часть времени (в
С.Петербурге). - Лет,
**5 Мальцев Виктор Иванович (1895-1946) - родился в семье
крестьянина во Владимирской губернии. В Красной армии с
1918 г., окончил школу летчиков. В 1938 г., уже будучи
крупным военачальником, был арестован, полтора года сидел в
тюрьме, после реабилитации был директором санатория
"Аэрофлота" в Ялте. Остался под немецкой оккупацией и стал
бургомистром Ялты, в 1942 г. - начальником по формированию
добровольческих антисоветских частей в Крыму; затем
возглавил русское воздушное формирование при Вермахте,
которое потом стало эскадрильей КОНРа. В конце войны был
интернирован во Франции и выдан в СССР. Казнен вместе с
Власовым.
86 Одинец Дмитрий Михайлович (1883-1950) - профессор
истории, масон, в 1918 г. министр по великорусским делам
при Украинской Раде, в эмиграции сотрудник левой па-
288

рижской газеты Последние новости" и в 1925-1940 гг.
директор Тургеневской библиотеки в Париже. После войны
возглавил в Париже просоветский "Союз русских патриотов" и
редактировал соответствующие газеты "Советский патриот" и
"Русские новости". В 1948 г. репатриировался в СССР, в 1948-
1950 гг. преподавал на историческом факультете Казанского
университета.
8' Павлов Николай Алексеевич (1911-1996) - родился на
Кубани, автомеханик. В НТС с 1954 г. Работал на
радиостанции, затем сторожем в "Посеве". Вышел на пенсию и
жил под Франкфуртом.
88 UNRRA (United Nations Relief and Rehabilitation
Administration). Администрация, созданная в 1945 г. в рамках
деятельности ООН для оказания помощи перемещенным
лицам. За время своего существования (до 1946 г.)
зарегистрировала около 9,5 млн. "ди-пи". Преемницей UNRRA
стала организация IRO (International Refugee Organization)
просуществовавшая до 1951 г.
89 Зноско Митрофан, протоиерей (1909 г.р., с 1992 г.
викарный епископ Митрофан Восточно-Американской и Нью-
Йоркской епархии Русской Зарубежной Церкви) - родился в
духовной семье в Брест-Литовске, в 1930-е гг. учился на
богословском факультете Варшавского университета, закончил
учебу в Белграде и вернулся в Брест-Литовск; с 1935 г.
священник. О своей деятельности в Менхегофе еп. Митрофан
упоминает в книге "Хроника одной жизни" (Нью-Йорк, 1995).
90 Первый номер журнала "Посев" вышел в лагере Мен-
хегоф 11.11.1945. Первым редактором был Б.В. Серафимов
(Прянишников).
91 Гаранин Евгений Иванович (1915-1973) (наст, фамилия
Синицын) - родился под Москвой. Получил высшее
юридическое образование. Во время войны был взят в
военно-стрелковое пулеметное училище, был командиром разведки
стрелкового полка. В 1942 г. попал в плен, находился в лагере
военнопленных в Польше. Там в 1943 г. вступил в НТС.
Участвовал во власовском движении, был главным прокурором РОА.
После войны был начальником лагеря Менхегоф. Эмигрировал
в Марокко, где принимал активное участие в союзной жизни.
В 1953 г. переехал во Франкфурт на союзную работу. Работал
в Институте изучения СССР, затем руководил сектором
оперативной пропаганды. Член Совета НТС с 1955 по 1973 гг., в
1958-1960 гг. был членом Исполнительного Бюро Совета НТС.
Был главным редактором журнала "Наши дни" в 1955-1965 гг.
Автор многочисленных статей в изданиях "Посева". В 1966 г.
перешел на работу на радио "Свобода", где и проработал до
смерти одним из редакторов русской редакции. Умер в
Мюнхене. [Некролог: "Посев", 1973, № 7.] - Авт.
10—3640
289

92 Первый номер журнала "Грани вышел в июле 1946 г.
Первыми редакторами журнала Грани были Е. Романов, Б.
Серафимов (Прянишников) и С. Максимов (Пасхин). См.
интервью Е. Романова к 40-летию журнала ("Посев", 1986, №
11), а также его воспоминания обо всех главных редакторах
журнала в разделе Ό соратниках и друзьях" в данной книге.
93 Pap Лев Александрович (1913-1980). Родился в Москве. В
1924 г. вывезен родителями в Либаву, где окончил немецкую
гимназию. В 1929-1930 гг. числился в рядах "Братства русской
правды". Два года учительствовал, затем закончил
инженерный факультет Рижского университета. Работал инженером в
латвийской фирме. Во время советской оккупации выехал в
Германию, но в 1942 г. вернулся в Ригу, в старую фирму, и
стал сотрудничать с НТС. В 1944 г. выехал в Германию и
поступил в распоряжение генерала Власова. Был назначен
начальником административно-хозяйственного отдела КОНРа.
После войны возглавлял лагерь для перемещенных лиц в
Лемго (английская зона оккупации), спасая людей от
насильственной репатриации. В 1948 г. перехал в Лондон, где работал
в русской службе радиостанции Би-Би-Си, одновременно
выполняя функции председателя местного отдела НТС. В 1954
г. прибыл во Франкфурт для работы в системе НТС. С 1955 г.
до смерти был членом Совета НТС, в 1955 г. членом Испол-
бюро Совета НТС. Организовал работу Конгресса "За права и
свободу России" (Гаага, 1957). Работал в Закрытом секторе
(связь с людьми в России). Затем стал главным редактором
журнала "Посев" (1971-1974), руководил издательством "Посев"
(1976-1980). Соавтор книги "Казнимые сумасшествием" (о
психотюрьмах в СССР, "Посев", 1971). В 1980 г. должен был
вернуться в Англию и возглавить там Отдел и участок
(оперативный), но погиб при переезде в результате
автокатастрофы. Похоронен в Лондоне. [Некролог: "Посев", 1980, №
12.] - Авпи
94 Газета "Эхо" выходила в Регенсбурге с 1946 по 1949 гг.
В редакцию сначала входили Е.А. Калюжный, М.Н. Залевский,
Н.П. Полторацкий, затем главным редактором стал Б.В.
Прянишников.
95 Залевский Михаил Николаевич (1895-1996) - родился в
С.-Петербурге, где закончил Николаевское кавалерийское
училище. Участник Первой мировой войны, награжден
орденом св. Анны "За храбрость". В 1918 г. мобилизован в
Красную армию, затем следуют годы учебы (закончил
лесотехнический и инженерно-педагогический институты) и
преподавательская деятельность. В 1939 г. мобилизован в армию для
польского похода. В советско-германской войне был
помощником командира противотанкового полка по технической части.
В 1942 г. за критические высказывания арестован, приговорен
290

к расстрелу, но вместе с другими штрафниками послан на
минное поле. Чудом остался жив, перейдя в итоге линию
фронта. В плену присоединился к власовскому движению, стал
преподавать в школе кадров РОА, вступил в НТС. После
войны участвовал в издании газеты "Эхо" в Регенсбурге, затем
работал на оперативном участке в Берлине, в издательстве
Посев" на разных должностях, редактировал газету "За
Россию" и радиопередачи НТС, возглавлял Фонд Свободной
России. Многие годы был председателем Германского отдела
НТС. Автор воспоминаний "Печаль минувших дней",
исторической книги "Император Николай Павлович и его эпоха".
Монархист. См. также далее в этой книге "Союзные
финансы". (Некролог: "Посев", 1996, № 6.)
96 Кирий Константин Анисимович (1909-1949) - родился в
станице Степной на Кубани, казак. В 1931 г. в Белграде
знакомится с НТСНП и становится его членом. В 1941 г.
через Германию пробирается в оккупированный Псков для
союзной работы. После войны - лагерь "ди-пи", участие в
создании газеты "Эхо" в Регенсбурге, где он также
возглавляет группу НТС. Затем уезжает на работу в Марокко, где
становится председателем союзной группы. Умер в Марокко от
тяжелой болезни. (Некролог: "За Россию", 1949, № 1.)
97 Редлих Роман Николаевич - родился в Москве в 1911 г.
При советской власти его отец, немец, сидел в концлагере; в
1933 г. по соглашению между СССР и Германией их семья
(шестеро детей) вместе с группой немецких подданных была
выпущена за выкуп (деньги родственников) в Германию.
Закончил Берлинский университет со степенью доктора
философии; кроме того, его учителями-наставниками в философии
были проживавшие тогда в Берлине С.Л. Франк и И.А.
Ильин. В НТС с начала войны, участвовал в
антикоммунистической работе на оккупированных территориях, был своего
рода "политкомиссаром" в знаменитой русской "республике"
Локоть. Скрывался от немецких преследований под
фальшивыми документами ("капитан Воробьев"). Во время войны избран
в Совет Союза и остается в нем по сей день. С 1945 по 1956
гг. возглавлял Институт (НТС) по изучению СССР в Бад
Гомбурге. С 1956 по 1966 гг. вел радиопередачи на Россию с
Дальнего Востока (Тайвань, Сеул). Выпускал совместно с Н.И.
Осиповым "Очерки большевизмоведения", переработанные
потом в книги "Сталинщина как духовный феномен" и
"Советское общество". Будучи философом, он работал скорее в
прикладной области. Как идеолог солидаризма издавал серию
брошюр "Библиотечка солидариста", оформленную и изданную
в виде книги Солидарность и свобода". Руководил редакцией
радиостанция "Свободная Россия". Автор многочисленных
статей в журналах "Посев", "Грани", "Наши дни". В последние
291

годы часто бывает в Москве, где некоторое время преподавал
в "Новом гуманитарном университете". - Авт.
98 Рутченко Николай Николаевич (1916 г. р.) (псевдоним
"Н. Рутыч") - родился в Одессе. В 1939 г. окончил
исторический факультет Ленинградского университета. В 1939 г. был
мобилизован, в 1941 г. попал в плен. Принимал активное
участие в движении "третьей силы". В НТС вступил в 1942 г.
В январе 1944 г. был арестован Гестапо, был заключен в
особый лагерь, из него бежал в самом конце войны.
Скрывался в Риме. Оттуда переехал в Париж, где принял активное
участие в отстройке новой союзной группы. Потом временно
переехал во Франкфурт. Занялся оперативной работой, в
основном с советским персоналом посольств, торгпредств и
прочих советских учреждений во всей Европе. Позже вернулся
в Париж. Написал и издал в "Посеве" книгу "КПСС у власти"
(1960), переведенную на несколько языков. С 1946 по 1966 гг.
член Совета НТС. Впоследствии стал отходить от активной
организационной деятельности и занялся историей, публикуя
свои работы в разных изданиях. Соавтор сборника "Россия в
эпоху реформ" (1981). Редактировал "Грани" (1982-1983). В
начале 1990-х гг. опубликовал в С.-Петербурге в издательстве
"Логос" и в журнале "Русское прошлое" ряд ценных
материалов по истории думского периода и гражданской войны. В
издательстве "Российский архив" издал "Биографический
справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных
Сил Юга России" (1997). Продолжает работу по истории
гражданской войны. Я с ним познакомился в 1942 г. в
Кировограде, где он был по заданию НТС. Мое знакомство
возобновилось уже во Франции, после войны. Помимо рабочих
отношений, у меня до сих пор сохранились с ним и его женой
Анной Анатольевной тесные дружеские отношения. - Авт.
99 По тогдашнему Уставу существовали следующие
степени союзного членства: рядовые "члены Союза", "старшие
члены", "члены-руководители" и "члены Совета". Председатель
Союза В.М. Байдалаков образовал тогда в Менхегофе Испол-
бюро, включив в него Г.С. Околовича и А.Н. Артемова из
"членов-руководителей". В конце 1945 г. добавился Редлих, в
начале 1946 г. прибыл Поремский (освобожден из лагеря по
болезни). Кроме того, Исполбюро составило список "членов-
руководителей" и провело довыборы в Совет путем закрытого
голосования в европейских группах НТС. В Совет тогда вошли
дополнительно: А.Н. Артемов, М.Л. Ольгский, Е.Е. Поздеев,
Е.Р. Романов, А.П. Столыпин, H.H. Рутченко, Н.Ф. Шиц,
позже А.Р. Трушнович. Летом 1946 г. в Менхегофе состоялся
съезд Совета НТС, который в новом Уставе закрепил
выборное начало в формировании Совета и определил ближайшие
задачи. - Авт.
гэг

100 Постоянные разгромы возникавших подпольных групп
в СССР показывали, что разветвленная тайная организация
(как у революционеров в царской России) в тоталитарном
государстве невозможна. Поэтому была разработана так
называемая молекулярная теория", т. е. отстройка групп-
молекул" из 2-3 человек, не связанных между собой, но
связанных с зарубежным центром. Самостоятельные действия
разрозненных групп, объединенных одним мировоззрением и
одной конечной целью, должны были привести к успеху при
минимуме организационного фактора в виде общих
инструкций через радиостанцию (Поремский В. "Теория революции
в условиях тоталитарного режима", 1949). Как признавал
позже автор этой теории, она была «собственно говоря
"ключиком" к преодолению психологической трудности -
неверия в возможность борьбы с тоталитарным режимом»
("Долгий путь." Интервью с Поремским В.Д. // "Посев". Франкфурт -
на-Майне. 1984, № 5).
101 Ламздорф Григорий Павлович, граф - родился в 1910 г.
в С.-Петербурге, после революции эмигрировал во Францию.
Во время гражданской войны в Испании воевал на стороне
ген. Франко в чине младшего лейтенанта, был награжден.
Следующую награду получил за участие в кратковременном
сопротивлении французской армии Гитлеру. В 1942 г. был
одним из инициаторов (вместе с полковником КГ. Кромиади)
создания "Русской национальной народной армии" в
Белоруссии, на оккупированных немцами территориях. Позже
присоединился к власовской РОЛ, в конце войны имел чин
майора. После авойны переехал в Испанию, проживает в
Барселоне. Сын его был членом редколлегии "Посева".
102 Сахаров Игорь Константинович - сын
генерал-лейтенанта царской армии К.В. Сахарова, бывшего начальника
штаба у адмирала Колчака. В эмиграции служил офицером в
армиях Китая (Тайвань), Аргентины, Уругвая; принимал
участие в гражданской войне в Испании на стороне ген.
Франко. С 1942 г. командир полка в антикоммунистической
"Русской национальной народной армии", созданной в
Белоруссии по инициативе эмигрантов. В дальнейшем активный
участник власовского движения, полковник РОА, адъютант
Власова для особых поручений. После войны некоторое время
оставался в Германии, затем эмигрировал в Австралию, где
примерно в 1977-1978 гг. погиб в автомобильной катастрофе.
103 Трушнович Александр Рудольфович (1893-1954), до
перехода в православие Рудольф - словенец, родился в Постой не в
семье железнодорожного служащего, учился в немецкой
гимназии, затем изучал медицину в Италии и Австрии. С
началом мировой войны был мобилизован в австрийскую
армию, в 1915 г. перешел к русским, считая невозможным для
293

славянина воевать против России. Вступил в добровольческую
сербскую дивизию, был ранен, в госпитале познакомился со
своей будущей женой, медсестрой (см. о ней прим. 1). В
гражданской войне воевал в корниловских частях, был ранен.
Весной 1920 г. взят в плен красными, от расстрела был
спасен сербами. В советское время закончил медицинское
образование, скрывался под чужой фамилией, искал возможности
побега из СССР, в том числе из Средней Азии. В 1934 г.
удалось официально эмигрировать в Югославию. Занимался
врачебной практикой на селе. Опубликовал книги "Старая и
новая Россия" (1937, на сербском языке) и "Хата на
перекрестке" (1940, на русском языке). В 1941 г. вступил в НТС и
возглавил подпольную деятельность НТС в Югославии. В 1944
г. выехал в Германию, где стал помощником начальника
санитарного управления РОА. С 1946 г. член Совета НТС. В
1950 г. направлен в Берлин возглавлять "Комитет помощи
православным беженцам" (это было официальное прикрытие
оперативной работы НТС на группу советских войск). Стал
русским председателем созданного в 1951 г. по его
инициативе "Свободного Союза русско-немецкой дружбы", выступал с
докладами. Особенно активной деятельность Комитета и
Союза становится в дни Берлинского восстания 17 июня 1953
г. В апреле 1954 г. убит советскими агентами при попытке
похищения. После падения режима сотрудники КГБ сообщили
сыну обстоятельства смерти и захоронения тела в Восточной
Германии (за это время там вырос лес и точного места
определить не удалось). В издательстве "Посев" вышли его
книга "Россия и славянство" (1949) и посмертный сборник
статей "Ценою подвига" (1955). Он был талантливым
журналистом, писал очень эмоционально и вообще был вспыльчивым,
тем не менее пользовался большим авторитетом. Мне он был
очень близок, в известной мере я относился к нему как к
отцу. Тяжело переживал его похищение и несмотря на
появившиеся слухи инстинктом не верил, что он жив. Самая
светлая память у меня по нему осталась. - Авт.
104 Попов Георгий Иванович (Жорж) - член НТС, после
"дипийского" лагеря жил и скончался в США.
105 Горачек Владимир Яромирович (1916-1981). С 1942 г.
председатель НТС в Чехии, затем долголетний руководитель
издательства "Посев". См. о нем подробнее в отдельной части
книги - "О соратниках и друзьях". (Некролог: "Посев", 1981,
№ 8.)
106 Виссарионов - член НТС из Праги, врач, после войны
работал в Германии.
107 "Союз борьбы за освобождение народов России"
(СБОНР), лево-демократического направления, создан в 1949 г.
спасшимися власовцами, имел представительства в разных
294

странах, издавал печатный орган "Борьба", затем "Голос
народа". Поначалу СБОНР отмежевался от Белого движения,
считая его "контрреволюционным", и вел свою традицию от
Кронштадского восстания: "Советы без большевиков". В
идейной платформе СБОНР было немало советских родимых
пятен", например, исторический материализм.
10** "Комитет объединенных власовцев" (КОВ) образовался
в 1950 г. в Мюнхене под руководством ген. Туркула, который
пытался связать власовскую и белую традиции. Имел
печатный орган "Доброволец". Идейная позиция: непредрешенчество
с симпатиями к монархизму; КОВ нередко выступал вместе с
Высшим Монархическим Советом (при этом Пражский
манифест трактовался непредрешенчески, лишь как упоминающий
Февральскую революцию, но не призывающий к принятию ее
идеологии для будущего). Своему названию КОВ не
соответствовал, ибо объединил лишь небольшую часть власовцев.
109 "Союз Андреевского флага" (САФ) был основан в 1948
г. ген. П.В. Глазенапом как военная организация в расчете на
поддержку бывших немецких военных кругов. Просуществовал
недолго.
110 Левицкий Сергей Александрович (1908-1983) - родился в
Либаве, закончил среднюю школу в Таллине. Получил степень
доктора философии в Праге. Философское и идеологическое
творчество стало главным его занятием в H ТС (вступил в
1942 г.), даже в годы войны, в Берлине. После войны - лагерь
Менхегоф, затем профессура в Джорджтаунском университете
в США. Автор известных книг Основы органического
мировоззрения" (1947), "Трагедия свободы" (1958), двухтомника
Очерки по истории русской философской и общественной
мысли" (1968, 1981) и сотен статей в периодике. Левицкий
стал главным идеологом русского солидаризма, трактуя его как
"социальную проекцию христианства", которое лишь одно дает
истинное содержание и направление человеческой свободе.
[Некоолог: "Посев", 1983, № П.] - Авт.
111 Дудин Лев Владимирович (псевдоним: Градобоев) -
окончил Институт лингвистического образования в Киеве, в 1930-е
гг. был призван в армию. Служил на Дальнем Востоке
преподавателем английского языка. В 1936-1939 гг. преподавал
английский в киевском Индустриальном институте, получил
степень кандидата филологии. В годы войны примкнул к
власовскому движению, стал заместителем начальника
радиоотдела управления пропаганды КОН Р. Участвовал в
составлении Пражского манифеста. После войны жил в Германии,
затем в США. Автор книги "Десталинизация" (1962) и др.
112 Тимофеев Александр Петрович (1916-1985) - родился в
Таллине. Отец, морской офицер, погиб до его рождения. В
1919 г. с матерью выехал в Эстонию, а в 1929 г. в Швецию.
295

Окончил шведскую гимназию и университет. Член НТСНП с
1937 г. Был представителем Союза на всю Скандинавию. Вел
работу на Россию через Финляндию. В годы войны, будучи
шведским гражданином, ездил со специальными заданиями
НТС. После войны создал солидное переводческое бюро,
однако занялся союзной работой, передав руководство бюро своему
компаньону. Одно время работал во Франции. Потом
возглавлял оперативную работу на Южном участке (Италия - центр,
Греция, Турция, Иран, Египет), много ездил по Ближнему
Востоку. Развивал контакты с иностранной среде, подыскивая
надежных людей для поездок в Россию, заложил основы для
многолетнего сотрудничества с итальянской молодежной
организацией "Эуропа Чивильта". Постоянно заботился об
улучшении финансового положения Союза и много сделал для
этого, осуществляя разные проекты. Постепенно отошел от
оперативной работы и занялся созданием отдела антикварных
книг при "Посеве", продолжая для этого непрерывные
путешествия. Собрал ценную библиотеку, которая после его смерти
и падения власти КПСС была передана как "Библиотека им.
А.П. Тимофеева" в центральную библиотеку в Москве. При
жизни он подготовил себе полноценного заместителя, А.
Васильева, который после смерти Александра Петровича вел
лосевский "Антиквариат". Круг интересов Тимофеева был
очень широким: он владел 12 языками, вел на них
широчайшую переписку (сотни знакомств и корреспондентов во всем
мире), был чрезвычайно общительным человеком. Но
одновременно с этим и очень талантливым конспиратором, блестящим
организатором, всегда предельно точным и требовательным
как к деловым партнерам, так и к самому себе. Внешне
сдержанный, внутренне отзывчивый, он часто скрытно помогал
друзьям, оказавшимся в трудном положении. Не было такой
области деятельности, в которую Александр Петрович не
вкладывал бы своих неутомимых сил. Он образец верности
союзному делу. Умер в Стокгольме. [Некролог: "Посев", 1985,
№ 12.) - Авт.
113 В нынешней России это понятие, в неправильном
переводе с европейских языков, названо "гуманитарной
помощью": посылки с продуктами, одеждой и т. п.
114 Толстой-Mилославский Николай (1935 г. р.). Родился в
Англии; прадед по отцу - двоюродный брат Л.Н. Толстого.
Русский перевод книги "Жертвы Ялты" вышел в 1988 г. в
парижском издательстве YMCA-Press. За издание этой книги
подвергся жестким судебным преследованиям в Англии, ибо
"подорвал репутацию ее внешней политики".
^5 Тенсон Андрей Александрович (1911-1989) - родился в
С.-Петербурге. После революции увезен семьей в Эстонию, где
закончил гимназию и поступил в Технический институт. Еще
296

до войны переправлял литературу НТСНП в Россию, за что
был отправлен эстонскими властями в ссылку на о. Саарема.
В 1940 г., после советской оккупации, бежал в Германию.
Тогда же вступил в НТС и по его заданию работал в
оккупированном Пскове, затем переправлял из Словакии
литературу НТС, которую печатали монахи монастыря в Ладо-
мирове. После окончания войны руководил союзной группой в
Гамбурге. В 1947 г. был арестован англичанами за
антисоветские листовки; около года пробыл в английском концлагере.
После освобождения работал в Берлине по созданию
оперативного участка НТС для работы с советскими военнослужащими.
В 1952 г. избран членом Совета НТС. В 1955 г. примкнул к
группе В.М. Байдалакова и вышел из НТС. Работал на
радиостанции Освобождение" (1955-1957), в отделе пропаганды
ЦОПЭ (1957-1963), в исследовательском отделе радио "Свобода"
(1963-1976). Продолжал там работать после выхода на пенсию.
Скончался в Мюнхене. (Некролог: "Посев", 1990, Nq 1.)
116 "Берлинский Комитет помощи православным
беженцам" был открыт в 1950 г. как филиал такого же комитета в
Гамбурге, основанного там еще в 1946 г. при содействии
Русской Зарубежной Церкви для предотвращения
насильственных выдач эмигрантов из СССР. Руководителем
Берлинского комитета стал А.Р. Трушнович. Фактически Берлинский
Комитет был центром НТС для всех видов работы на
советские оккупационные войска.
117 Климов Григорий Петрович (1914 г. р.) - родился в
Новочеркасске. В 1938 г. закончил Новочеркасский
индустриальный институт. В 1947 г., будучи офицером группы
советских войск в Германии, перешел к американцам и чудом
избежал выдачи назад. Первая публикация · очерки в
"Посеве", затем они вышли отдельной книгой "Берлинский
Кремль", переведена на многие языки (второе ее издание с
добавленной антиамериканской главой он назвал "Крылья
холопа"). В 1950-е гг. был председателем "Центрального
Объединения Послевоенных (затем · Политических) Эмигрантов"
(ЦОПЭ) - см. ниже. После закрытия ЦОПЭ переехал в США,
где издал много книг в публицистическом жанре, близком к
фантастике.
118 Жабинский Владимир (1914-?) - окончил школу в
Ростове-на-Дону, учился на литературном факультете
Ленинградского университета. Во время "ежовщины" был арестован,
бежал из лагеря. Во время войны мобилизован, после войны
служил в Берлине уполномоченным по репарациям. В 1947 г.
бежал на Запад. Автор книги "Просветы. Заметки о советской
литературе 1956-57 г." (издание ЦОПЭ, Мюнхен, 1958).
119 "Центральное Объединение Послевоенных Эмигрантов"
(ЦОПЭ) было создано американцами в 1952 г. в Мюнхене из
297

советских перебежчиков; с 1957 г. буква "П" стала означать -
Политических. Председателем стал Г.П. Климов. ЦОПЭ
использовалось как для поощрения перебежчиков, так и для
пропаганды на западную общественность. В начале 1960-х гг.
ЦОПЭ объявило о самороспуске в связи с прекращением
финансирования. Среди массы пропагандно-разоблачительной
литературы (журнал Свобода", брошюры, листовки) у ЦОПЭ,
было несколько серьезных изданий - например, периодический
альманах "Мосты".
120 Кравченко Виктор Андреевич - советский гражданин, в
1944 г. отказавшийся вернуться из США в СССР и семь
месяцев скрывавшийся от выдачи. Чтобы привлечь внимание
к своему делу, с помощью друзей в 1946 г. издал книгу "Я
выбрал свободу" о преступлениях коммунистического режима.
Коммунисты во Франции встретили книгу обвинениями в
клевете, в январе-апреле 1949 г. проходил суд Кравченко с
французской прокоммунистической газетой "Леттр франсэз",
который привлек внимание мировой печати, поскольку совпал
с началом "холодной войны". Кравченко выиграл процесс, его
книга была переведена на десятки языков. Но несколько лет
спустя он покончил с собой [или, по распространившимся
слухам, был убит. - Авт.]. (См.: "Процесс A.B. Кравченки".
Париж, изд. "Русская мысль", 1949.)
121 См.: Назаров М. "Миссия русской эмирации". Гл. 13.
122 "Социалистический вестник" был основан в 1921 г.
меньшевиками Ю.О. Мартовым и P.A. Абрамовичем и
называл себя "Центральным органом Российской
социал-демократической партии". Просуществовал до 1963 г., выходя
поочередно в Берлине, Париже и Нью-Йорке. Несмотря на
малочисленность, меньшевики имели большое влияние в
западной советологии благодаря поддержке западных социал-
демократических партий.
ιί3 Авторханов Абдурахман Геназович (1908/1910-1997) -
чеченец, родился и вырос в Чечне. В порядке "выдвижения
национальных кадров" закончил Институт Красной
Профессуры. Работал в аппарате ЦК ВКП(б). Арестован в 1937 г. В
1942 г. был освобожден, а в 1943 г. ушел на Запад. С 1946 г.
работал в американских военных учебных заведениях в
Германии. Был одним из основателей Мюнхенского института
изучения СССР. Участвовал в упомянутых переговорах как
представитель 'Северокавказского антибольшевистского
национального объединения". (См.: Авторханов А. "Мемуары".
Франкфурт-на-М. 1983.) Подробнее см. отдельную главу об
Авторханове в разделе «Об авторах издательства "Посев"».
*24 Цинцадзе Ной Костантинович был министром
просвещения в правительстве независимой Грузинской республики
после революции. Окончил Петербургский университет, был
298

человеком русской культуры, хотя по-русски говорил с сильным
акцентом. - Авт.
125 "Координационный Центр Антибольшевистской
Борьбы" был создан в октябре 1952 г. с бюро в Мюнхене под
председательством СП. Мельгунова. Был принят устав со
ссылкой на принципы ООН, на Февральскую революцию и с
подчеркиванием права народов на самоопределение (для этого
допускались все взаимоисключающие варианты: и плебисцит, и
решение отдельного национального парламента, и решение
всероссийского парламента...). КЦАБ должен был получить в
распоряжение созданную американцами радиостанцию
Освобождение" в Мюнхене. Там же в рамках этой политики в 1950
г. под руководством Б.А. Яковлева был создан "Институт
изучения СССР" (проработавший до 1972 г.; кое-кто видел в нем
ядро будущих "независимых правительств" после падения
коммунизма). Однако бесконечные споры организаций между
собой вывели американцев из терпения. Как пишет Автор-
ханов, они махнули рукой на политический камуфляж и
«бывшие американские советники при эмигрантских
начальниках стали начальниками, а эти бывшие начальники их
советниками» (Авторханов А. "Мемуары", с. 713).
Соответственно изменился и статус радиостанции "Освобождение":
она создавалась как рупор объединенных антибольшевистских
сил, но стала американской пропагандной радиостанцией
(позже переименована в "Свободу").
126 Буданов Яков Васильевич (1897-1988) - родился в
Харькове. До войны - профессор машиноведения и экономики. С
1943 г. в эмиграции, тогда же вступил в НТС. Был
долголетним руководителем группы НТС в Мюнхене и сотрудником
Института изучения СССР. Принимал активное участие в
переговорах по объединению эмиграции, которые проводили
американцы. Участвовал в совещании в Висбадене в 1951 г.
(последовало за совещаниями в Фюссене и Штутгарте), как
делегат от НТС. Был представителем НТС во временном бюро
по созданию общего центра, потом по решению НТС вышел
из него. До последних дней руководил Южно-Германским
Отделом НТС. Активно участвовал в эмигрантской жизни.
Умер в Мюнхене. [Некролог: "Встречи", 1988, № 288.]. - Авт.
127 Осипов Николай Иванович (1889-1963), наст, фамилия
Поляков - из второй эмиграции, член НТС с 1944 г., участник
власовского движения (лектор по русской истории и идеологии
РОА). В лагере Менхегоф читал лекции на любую тему, его
называли "дед-всевед". В 1947-1951 гг. соавтор вместе с Р.Н.
Редлихом "Очерков большевизмоведения". В 1955 г. вышел из
НТС с отколовшейся группой. Его жена - автор популярной
книги "Записки коллаборантки". Умер в Обераммергау
(Бавария). [Некролог: "Посев", 1963, № 42.) - Авт.
299

128 Хомяков Геннадий Андреевич - родился под Царицы -
ным. После окончания средней школы в 1926 г. работал в
губернской газете. В советское время 8 лет отсидел в лагерях
(1927-1935). В 1942 г. в Крыму попал в плен. Был членом
НТС, вышел при расколе 1950-х гг. В 1958-1970 гг.
редактировал литературный альманах "Мосты" (Мюнхен). Писал под
псевдонимом "Геннадий Андреев". Автор многих статей,
очерков и повестей. Умер в 1984 г. в США. (Некролог:
"Русское возрождение", 1984, № 25.)
129 Малиновский Петр Петрович (наст, имя: Истомин
Виктор Евгеньевич) - сын известной женщины-врача из
Днепропетровска. Студентом за антисоветские разговоры был
сослан на север, вернулся. Работал хирургом. Во время войны
был врачом на фронте, попал на оккупированную территорию
в Донбассе и вернулся в Днепропетровск. Работал в
Международном Красном Кресте. Уехал в Германию, оттуда после
войны - в Австралию. - Авт.
130 Поздеев Евгений Евгеньевич - член Совета НТС в 1946-
1954 гг. Вышел из НТС при расколе 1955 г. Занимался
скаутским движением.
131 НТС. Мысль и дело. Франкфурт-на-Майне. 1990, с. 12.
132 Хохлов Николай Евгеньевич (1922 г. р.) - родился в
Горьком, призван в разведку в 19-летнем возрасте, окончил
спецшколу, работал в немецком тылу, в частности участвовал
в убийстве немецкого гаулейтера Белоруссии Кубе. В 1954 г.
в чине капитана МВД бюро по особым операциям ген.
Судоплатова был направлен во Франкфурт для убийства Г.С.
Околовича, - но отказался это сделать, остался на Западе и
стал членом НТС. В 1957 г. едва выжил после покушения (в
открытом ресторане ему был подсыпан яд в кофе). Написал
книгу "Право на совесть" о своем деле. Затем работал
профессором психологии в США. (См.: "Посев", 1979, № 5.)
"3 Парфенов Михаил Иванович (1919-1977) - до войны был
агрономом в Ивановской обл., во время войны лейтенантом
попал в плен и присоединился к власовскому движению.
После войны - член Руководящего круга НТС, сотрудник
издательства "Посев", кассир НТС, скаутмастер Организации
российских юных разведчиков", член совета франкфуртского
церковного прихода. (Некролог: "Посев", 1977, № 9.)
134 Третьяков Владимир Николаевич (1915-1986) - родился
на Украине, учился в Киеве (инженер-технолог по обработке
металлов). От военной службы был освобожден по болезни
глаз. Вступил в НТС в 1942 г. в Киеве. Осенью 1944 г.
вступил в РОА. После войны был в Менхегофе, затем уехал в
Венесуэлу, где работал топографом. В 1957 г. вернулся на
закрытую работу в Германию: руководил закрытой школой
300

НТС, работал в Штабе. В 1972 г. вновь уехал в Венесуэлу.
Умер в Каракасе. (Некролог: "Посев", 1986, № 8.)
135 Виноградова Елена Дмитриевна (1909-1961) - родилась в
Тифлисе. Фельдшер. В НТС вступила в 1933 г. в Белграде. С
1951 по 1953 гг. работала в закрытой системе НТС. С 1955 г.
в Берлинском комитете помощи беженцам, затем в системе
обучения закрытых кадров НТС. Умерла в Кобленце.
136 Дувинг Лев Николаевич (1892-1959) - родился в Конске.
Служил офицером в царской армии, в советское время -
канцелярский служащий. Эмигрировал в 1945 г. В 1950-е гг.
преподавал в школе НТС в Кобленце, работал в издательстве
'Посев·. В НТС вступил в 1958 г.
137 Кирюшин Борис Тихонович (1894-1961) - родился в
Москве. Закончил гимназию и военное училище. Эмигрировал
в 1920 г., служил в Сербии в пограничной охране. Член НТС
с 1930 г. Во время войны уехал в Германию. После войны
работал в Институте изучения СССР и в учебной системе
НТС, преподавал русскую историю. Автор книги "Пути
российской революционности". В ротаторном виде были изданы
"Русская история" (1946, полный курс) и "Русская история до
1917 г." (1956). Любимое занятие - живопись. Умер во время
одного из семинаров от сердечной недостаточности.
138 Башкиров Иван Сергеевич (1900-1980) - родился в
Казани, где окончил гимназию. С самого начала был противником
большевиков, принадлежал в организации Б. Савинкова "Союз
защиты родины и свободы". Окончил Казанский университет
(биология). Директор зоопарка, затем сотрудник Кавказского и
Крымского заповедников, участвовал в восстановлении породы
зубров, написал книгу "Кавказский зубр" (1940) и множество
научных работ, в том числе за границей. В 1941 г. был взят
немцами в плен с оружием, от расстрела его спас немецкий
офицер-зоолог. Далее был "остарбайтером" в Германии, в
Менхегофе вступил в НТС. В 1947 г. уехал в Марокко на
научную работу, издал по-французски книгу по орнитологии. В
1952 г. вернулся в Европу на работу в НТС, в том числе в
закрытом секторе (по обработке информации из страны). С
1973 г. по состоянию здоровья ограничил свою деятельность
помощью редакции "Посева". Публиковался в том числе под
псевдонимом "И. Сергеев". (Некролог: "Посев", 1980, № 7.)
139 Брюно Юрий Борисович (1935 г. р.) - родился в
Белграде. Член НТС с 1959 г. Работал в Закрытом секторе на
разных участках. Член Совета НТС с 1975 по 1990 гг.
Председатель Исполнительного бюро Совета НТС до 1991 г.
По-настоящему я познакомился с ним после того, как он
вернулся из Африки на союзную работу. Я не узнал его: из
худенького хрупкого мальчика он превратился в зрелого
мужчину. Сначала он работал на станции, на шарах, потом
301

был переведен на оперативную работу. Так как он владел
многими языками, то и работал на многих участках, пока я
не остановил на нем выбор как на руководителе всего
Закрытого сектора (после ухода И.И. Агрузова). Он был очень
талантливый и изобретательный человек, хотя и с известными
недостатками. Я описываю в книге наши разногласия (в
которых он в чем-то был прав). После его отхода от работы
наши отношения, сердечные и дружеские, не изменились.
Сейчас он живет в Иерусалиме, работает при миссии Русской
Зарубежной Церкви. - Авт.
140 Перекрестов Олег Владимирович (1914-1992) - родился в
Москве в семье юриста. Отец умер в 1920 г., после чего мать
перехала в Литву. В 1935 г. был принят в Союз, стал
руководителем группы в Ковно. С 1940 г. работал бухгалтерским
служащим в Германии. После войны уехал в Австралию, где
в 1950 г. выступил инициатором создания газеты "Единение",
в которой руководил типографией. В 1957 вернулся в Европу
на закрытую работу в Берлине. После ее сворачивания
переехал в Кельн, а потом в Дюссельдорф. Был одним из ведущих
работников Штаба до его перезда в Майнц, затем стал
руководить издательством "Посев" (1969-1974) и типографией
(1974-1980). Он был общительный человек, добросовестный и
приятный в личном плане, но в работе скорее
узко-бюрократического стиля. Вернулся в Австралию, где несколько лет
ведал государственными передачами на русском языке в
Мельбурне. Когда НТС обосновался в Москве - решил
переезжать в Россию, но по дороге туда умер после операции во
Франкфурте. [Некролог: "Посев", 1992, № 3.] - Авт.
14 * Агрузов Иван Иванович (1924 г. р.) - родился в г.
Печоры, входившем тогда в состав Эстонии. Эмигрировал 1944
г., член НТС с 1949 г. Работал на первой радиостанции НТС,
потом на оперативных участках в Австрии и Берлине, затем
возглавил Закрытый сектор. В связи с этим жил в Эссене,
Дюссельдорфе, затем в Майнце. Руководил операциями на
Россию. Член Совета НТС с 1965 по 1970 гг. К этому
времени разошелся с руководством Союза во взглядах на
основное направление работы и оставил руководство Закрытым
сектором. В 1972 г. создал в Германии Общество прав
человека", деятельность которого была направлена
преимущественно на поддержку правозащитного движения в России. Позже
общество превратилось в известную международную
организацию - "Международное Общество нрав человека" - с
многомиллионным бюджетом. После падения режима КПСС открыл
представительства МОПЧ в Москве и Киеве, много раз ездил
в Россию. Издал книгу с теоретическими работами В.Д. По-
ремского. Сейчас но возрасту отошел от активной
деятельности. Живет иод Франкфуртом-на-Майне. - Авт.
302

142 Курдюков Сергей Сергеевич (1939 г. р.) - родился в
Париже. Член НТС с 1957 г. Работал в Закрытой системе.
После расформирования Закрытого сектора работает при
церкви св. Александра Невского в Париже.
143 Кесслер Эдуард Валентинович (1927 г. р.) - родился в
Одессе в семье русских немцев. Подростком был вывезен в
Германию как "фольксдейч" с матерью и братом. После войны
работал у американцев. Вступив в НТС, начал с оперативной
работы в Берлине, работал в Финляндии. Потом все время в
оперативном Штабе, выполняя самые разные функции (см.
"Союзные кассиры"). Предельно верный Союзу человек. - Авт.
144 Тиняков Михаил Павлович (1917 г. р.) - родился в
Орле. В 1944 г. эмигрировал. Член НТС с 1953 г. Работал в
системе НТС на разных направлениях работы. Живет во
Франкфурте-на-Майне.
14^ Васильев (Вест) Андрей Анатольевич (1931 г. р.) -
родился в 1931 г. в Шанхае. Отец - сын Войскового старшины
Сибирского казачьего войска, мать - дочь полковника царской
армии. Потерял мать в 6-летнем возрасте, отца - в 13-летнем.
После чего его взяла на воспитание его крестная мать - дочь
ген. М.К. Дитерихса. В 1949 г. вместе с 6000 русскими
эмигрантами эвакуировался из Китая на Филиппины в "дипий-
ский" дагерь, оттуда - в Австралию. Член НТС с 1952 г. В
1957 г. приехал в Европу для союзной работы: сначала на
оперативных участках на севере Германии, в Норвегии и
Дании, затем в Штабе в области контрразведки и
планирования операций в России. В середине 1980-х гг. перенял
"Антиквариат" издательства "Посев". Был членом Совета НТС
с 1981 по 1988 гг. Живет в Дании.
146 Бевад Елена Владимировна (1926-1982) - родилась в
Трапезунде (Турция) в семье русского офицера, с семьей
перехала в Югославию, где закончила гимназию. Затем жила
в Германии, Бельгии. В 1955 г. вступила в НТС, работала
секретаршей на разных участках работы, в том числе в
закрытом секторе и на радиостанции, оставив работу в
результате болезни. (Некролог: "Встречи", 1982, № 245-246.)
147 Редлих Андрей Романович (1945 г. р.) - родился в
Германии. Получил докторскую степень по археологии во
Франкфуртском университете. Член НТС с 1973 г. Член
Совета НТС с 1977 г. Живет в Германии.
148 Общество прав человека" (позже "Международное
общество прав человека") - основано группой членов НТС в
1972 г. во Франкфурте-на-Майне под руководством И.И.
Агрузова. Основная цель была - поддержать возникшее
правозащитное движение в СССР и странах Восточной Европы.
Постепенно общество превратилось в немецкую организацию,
занимающуюся защитой прав человека во всех странах мира.
303

149 Брюно Кира Владимировна (1934-1996) - родилась в
семье русских эмигрантов в Калифорнии, детство провела на
Гавайских островах. Высшее образование получила в Илли-
нойском университете (США) с дипломом
инженера-архитектора. Работала по специальности в Риме, где познакомилась
с НТС и стала одним из первых "орлов" (курьеров,
посылаемых в СССР). В 1961 г. вышла замуж за Ю.Б. Брюно,
находившегося на оперативной работе в Италии, вступила в
НТС и работала вместе с мужем во многих странах. В
последние годы занималась архивом НТС. Член церковного
приходского совета во Франкфурте. Скромный и добрый
человек. (Некролог: "Посев", 1996, Nq 6.)
150 См.: Денисов И. "У палки два конца" // "Посев", 1982,
№ И.
151 руСак Адам Васильевич (1923-1996) - родился в
Западной Белоруссии, принадлежавшей тогда Польше.
Отец-коммунист перебрался в СССР, но вскоре оставил семью, затем
был арестован и пропал без вести. Ранее жена и трое детей
смогли вернуться в Польшу. В 1944 г. Адам Васильевич был
увезен в Германию в "остовские" рабочие лагеря, вступил в
РОА Власова. В 1945-1946 гг. содержался американцами в
лагере военнопленных, освобожден как польский гражданин.
После войны учился живописи. С 1945 г. член НТС и
участвовал в союзной работе в разных странах (контакты с
советскими гражданами), некоторое время ведал службой защиты.
С 1972 г. занялся работой профессионального художника-
иконописца. Похоронен на русском кладбище в Висбадене.
(Некролог: "Посев", 1996, № 4.)
*52 Аксючиц Виктор Владимирович (1949 г. р.) - родился в
Белоруссии, служил на флоте, в 1978 г. закончил философский
факультет МГУ. В 1979 г. вышел из КПСС, был исключен из
аспирантуры и около 10 лет работал сезонным строительным
рабочим. В 1987 г. основал самиздатский христианский журнал
"Выбор". В апреле 1990 г. учредил "Российское Христианское
Демократическое Движение". С 1990 по 1993 гг. народный
депутат РСФСР. В дальнейшем работает помощником и
советником у разных политиков.
153 Жедилягина Александра Ивановна (по первому мужу -
Макова) (1925 г. р.) - родилась в Курске, во время войны
попала на Запад. Член НТС с 1944 г. Первый ее муж А.
Маков был заброшен в СССР с заданием НТС, был схвачен и
в 1953 г. расстрелян вместе с членами НТС С. Горбуновым, А.
Лахно и Д. Ремигой.
154 Галансков Юрий Тимофеевич (1939-1972) - родился в
московской рабочей семье. Учился на историческом факультете
МГУ (исключен), затем на вечернем отделении Историко-
архивного института. В 1961 г. участвовал в выпуске самиз-
304

датского журнала "Феникс , в правозащитном движении,
подвергался преследованиям. Был тайным членом НТС. В 1967
г. арестован и осужден на 7 лет лагерей строгого режима.
Умер в лагере от запущенной болезни желудка и
неквалифицированной операции. (См. памятный сборник: "Юрий Га-
лансков". Франкфурт-на-М., 1980.)
155 Грудков Николай Михайлович (1912-1983) - родился в
Орловской губернии. В 1936 г. окончил исторический
факультет Воронежского пединститута, работал школьным учителем.
После призыва в армию в 1939-1940 гг. прошел офицерскую
учебу, к началу войны был командиром взвода в звании
лейтенанта, попал в плен, бежал к своим, но был арестован,
разжалован в звании и отправлен в штрафное подразделение.
В 1942 г. вторично попал в плен, вступил в добровольческие
антикоммунистические формирования при немецких войсках.
В 1944 г. при образовании власовской РОА уехал в
офицерскую школу. После войны жил в "дипийских" лагерях,
избежал выдачи, с 1948 г. работал во Франции на угольных
шахтах. В 1953 г. вступил в НТС и перехал в Голландию в
систему зарубежной оператики. С 1961 г. был представителем
"Посева" в Голландии. (Некролог: "Посев", 1983, № 5.)
156 Душников Аркадий Иванович (1897-1969) - родился в
Екатеринодаре. Окончив гимназию, участвовал в Белом
движении. В 1920 г. эвакуировался в Галлиполи, затем в
Болгарию. С 1922 г. в Бельгии, где получил высшее образование,
работал инженером-строителем. В Союз вступил в 1936 г. Во
время войны попал в Германию, где в 1944 г. был арестован
за союзную работу. Сидел в лагерях Заксенхаузен, Гросс-Розен.
В апреле 1945 г. после освобождения американцами вернулся
в Льеж. До своей смерти был председателем Бельгийского
отдела НТС. Ведал зарубежной оператикой в Бельгии. Автор
проекта расширения здания "Посева" в 1972 г.
157 Древинский Евгений Иванович (1924 г. р.) - родился в
Одессе. В 1944 г. попал на Запад. Член НТС с 1949 г.
Работал в портовой оператике в Бельгии, где живет и сейчас.
158 Поповский Виктор Георгиевич (1927 г. р.) - родился в
Киеве. Во время войны был вывезен на работы в Германию.
Член НТС с 1954 г., занимался портовой оператикой в
Бельгии, где живет и сейчас.
159 Кандауров Алексей Алексеевич (1914-1994) - родился в
Воронежской губернии в крестьянской семье. Во время
коллективизации с колом бросился на комиссара, защищая
кормилицу-корову, после чего был вынужден бежать в город.
Окончил педагогический институт в Воронеже, работал
учителем. В годы войны лейтенантом минометной роты попал
в плен. В 1943 г. вступил в НТС, преподавал в школе РОА в
Дабендорфе. Участвовал в КОН Ρ в шифровальном отделе.
305

После войны состоял в союзной группе в Австрии, оттуда
выехал в Венесуэлу, где работал на разных физических
работах и был членом правления Венесуэльского отдела НТС.
С 1954 г. снова в Германии на закрытой работе. В 1968-1973
гг. ответственный секретарь "Посева". Затем, уже будучи
пенсионером, занимался рассылкой литературы членам и
друзьям НТС во всех странах для ее переправки в СССР. Был
очень аккуратный, кропотливый человек во всем, что делал.
Собрал большую коллекцию почтовых марок, которую завещал
Союзу. [Некролог: "Посев", 1994, № 6.] - Авт.
160 Миллер Борис Георгиевич (1929-1997) - родился в
Белграде, учился в русском кадетском корпусе. Был вывезен
немцами на работу в Германию. Вступил в НТС в 1947 г. в
беженском лагере в Австрии. Выехал в Чили, где окончил
школу радиотехники и работал по специальности. В 1959 г.
вернулся с женой и двумя детьми в Европу для закрытой
работы (посылка "орлов" в Россию). Работал на участках в
Греции, на Северном море. С 1972 г. обосновался в Англии,
став представителем издательства Посев . Значительная часть
русскоязычного Лондона побывала у него в доме. Затем
работал во Франкфурте (руководство зарубежной оператикой)
и в союзном доме на рю Бломе в Париже (1989-1991). Был
членом Совета НТС с 1987 по 1990 гг. Одним из первых
зарубежных членов НТС открыто поехал в СССР в 1990 г.,
посетил с выступлениями 14 городов вплоть до Сибири, был
задержан органами и выслан. Очень общительный, очень
увлекающийся, он принимал людей в НТС уже без прежнего
строгого отбора. На этой почве и в силу ряда других личных
причин он в 1991 г. вышел из Союза. (Следует заметить, что
его увлекающееся отношение к людям сказалось еще в деле
Брука - английского "орла", которого арестовали в СССР. Надо
было поставить ему стандартный вопрос: у вас в этой поездке
есть задания от вашей разведки? Если есть - с такими людьми
мы не имели дела. А Борис Георгиевич этот вопрос не
поставил... Брук же ехал, помимо нашего задания, с заданием
от англичан, что выяснилось при его аресте в СССР и сильно
скомпрометировало наших людей. Это был также сильный
удар по нашей работе в Англии.) Конечно, Борис Георгиевич
был идеальным сотрудником в открытой работе, очень добрый
и искренний человек. Прекрасно исполнял русские песни, не
раз устраивая профессиональные концерты. Умер в Москве,
где с 1992 по 1995 гг. работал по линии "Международного
общества прав человека", оказывая помощь многодетным
семьям и заключенным. Похоронен под Москвой на кладбище с.
Остров. [Некролог: "Посев", 1997, № 4.] - Авт.
161 Орлов Александр Константинович (1920-1979) (наст,
имя Джамболат Хацаев) - родился в Северной Осетии. Маль-
306

чиком пережил арест и гибель родителей. Учебу в Институте
цветных металлов прервала война, он был призван в армию.
В 1941 г. попал в плен, с 1942 г. в добровольческих
национальных формированиях, с 1944 г. в РОЛ. В 1946 г. выдан
советским органам, бежал из лагеря под Магдебургом в
Бельгию, где работал на шахтах. Тогда же приобрел
документы на имя Орлова, под которыми жил до конца жизни. В
НТС с 1949 г. сначала на оперативной работе в Берлине,
затем в Норвегии, Германии, Франции, наконец в Штабе.
Работник крупного масштаба. Член Совета НТС с 1978 г., одно
время руководил Германским отделом. Погиб во время
служебной поездки в автомобильной катастрофе в Вене. Похоронен в
Нидернхаузене (Германия). Был по-кавказски вспыльчив, но
любим и уважаем всеми своими сотрудниками. Его жена,
Лидия Эдуардовна, в конце 1980-х гг. выполняла роль связной
при Штабе НТС. [Некролог: "Посев", 1979, № 10.] - Авт.
*62 Мюллер Леонид Антонович (1920 г. р.) - родился на
Украине в крестьянской семье. Служил в армии на Дальнем
Востоке. Во время войны попал в плен и остался в Германии.
В НТС с 1951 г. Работал в Институте по изучению СССР в
Бад Гомбурге. С 1956 г. руководил Германским оперативным
участком. Затем перешел на работу в немецкой экономике.
После выхода на пенсию заведовал финансами в Обществе
прав человека", с 1992 г. работал коммерческим директором
"Посева". Вел также финансовые дела церкви во Франкфурте
и ведал имуществом Братства Св. Владимира.
163 Павловский Евгений Брониславович (1912-1985) - родился
в Забайкалье. Эмигрировал в 1930 г. Аттестат зрелости
получил в Харбине. Музыкант. Член НТС с 1938 г. Участвовал
в зарубежной оператике НТС. Умер в Копенгагене.
164 Ладыженский Федор Сергеевич (1917 г. р.) - родился в
Дании. Член НТС с 1939 г. Участвовал в оперативной работе
НТС в Скандинавии.
165 Чикарлеев Юрий Васильевич (1926 г. р.) - родился в
Ленинграде, в последние годы войны был призван в армию. В
1945 г. бежал в Грецию. Вступил во французский Иностран -
ный легион (Африка, Индокитай). С 1952 г. член НТС, был
занят на портовой работе, писал статьи для "Посева". В 1981
г. исключен из НТС. (См.: "Встречи", 1982, № 245-246.)
166 Тараканов Федор Сергеевич (1988-1972) - вырос в
С.Петербурге. После окончания юридического факультета ушел
вольноопределяющимся на фронт в Первую мировую войну. В
гражданскую служил в армии ген. Миллера. Эмигрировал
сначала в Финляндию, затем в Норвегию. В 1937 г. вступил в
НТС. Во время Зторой мировой войны работал с русскими
военнопленными, привозимыми в Норвегию. Был генеральным
307

представителем "Посева" в Норвегии. Умер в Осло. (Некролог:
"Посев", 1973, № 1.)
167 Поль Гарри (1932 г. р.) - родился в Германии, немец.
Член НТС с 1958 г., работал в Закрытом секторе, был
захвачен в Берлине, сидел в СССР. По соглашению СССР с
правительством Аденауэра выпущен в Германию. Вернувшись,
открыл собственное дело по торговле ювелирными изделиями.
В конце 1990-х гг. управляющий зданием "Посева" во
Франкфурте. В частности, ему удалось сдать, все пустующие
помещения, поскольку во Франкфурте издательства как такового
уже нет. - Лет.
^8 Петров Николай Иванович (1928 г. р.) - родился в
Ленинграде. Во время войны мальчиком попал на Запад. Член
НТС с 1950 г. Работал в центре, потом на оперативном
участке в Берлине. Там женился и уехал в США. Работал в
ООН. Вернулся в Европу и возглавил итальянский участок.
Одной из его заслуг было развитие работы с Еуропа Чи-
вильта". После инфаркта должен был вернуться во Франкфурт,
где работал сначала в Штабе, потом в секретариате
Исполнительного Бюро. После второго инфаркта вынужден был
оставить работу. Его жена была деятельной помощницей на
участке. Сын закончил университет в США и пошел по
стопам отца - занялся Россией, неоднократно бывал с семьей
в Новгороде, издал по-английски книгу по русскому вопросу,
сейчас работает над второй. - Лет.
16* Пападопулос Константин Яковлевич (1906-1989) -
родился на Кубани, получил юридическое образование, ездил в
командировки по многим городам СССР. Во время войны был
призван в армию, попал в плен. В 1944 г. примкнул к
движению ген. Власова, работал над пропагандными
материалами. В 1945 г. из беженского лагеря уехал в Грецию. В 1955
г. вступил в НТС и несколько десятилетий служил опорным
пунктом для работы НТС в Греции (с моряками и др.).
(Некролог: "Встречи", 1989, № 292.)
*70 Рыбаков Владимир Мечиславович (наст, фамилия Ще-
тинский) - родился в 1947 г. во Франции, ребенком был
увезен родителями в СССР, где и вырос. Отслужил в армии,
женился и вернулся во Францию, где после разных видов
работы устроился в редакцию газеты "Русская мысль". Автор
книг "Тяжесть", "Тавро", "Тиски", "Тень топора"; первые три
из них вышли в "Посеве" - так он стал писателем. Работал в
союзной системе, ездил в Афганистан, Польшу. Перехал во
Франкфурт, где жена работала в "Посеве" наборщицей,
дававшей очень грамотные советы в качестве выпускающей. Когда
стало возможно, перехал с семьей в Россию на союзную
работу, однако вошел в конфликт с председателем Союза,
308

который неправомерно исключил его из НТС. Вернулся во
Францию под давлением российских спецслужб. - Лет.
171 Миллер Георгий Борисович (1955 г. р.) - родился в
Чили, сын Б.Г. Миллера. Участвовал в закрытой работе НТС в
Англии, Пакистане и Афганистане. Член Совета НТС с 1983
по 1990 гг. Впоследствии отошел от активной деятельности.
172 Ковалев Дмитрий Яковлевич (1925 г. р.) - родился в
Воронежской обл., в 1943 г. попал на Запад. Член НТС с 1949
г. Занимался подготовкой адресов для акции Стрела". Живет
во Франкфурте-на-Майне.
1'3 Радиостанция "Свободная Россия" вещала на
европейскую часть России на коротких волнах 46,9 и 26,0 м с 12
до 17 и с 18 до 23 часов по московскому времени. На
среднеазиатскую часть России с острова Тайвань на волнах 13, 19,
25, 31 и 41 м с 1.10 до 1.30 по хабаровскому времени. На
Дальний Восток из Кореи на волне 31, 12 м с 8.30 до 8.45 и с
23.30 до 23.45 по хабаровскому времени. (См. брошюру:
Радиостанция Свободная Россия. Франкфурт-на-М.)
174 Горачек Татьяна Петровна - см. о ней в главке о В.Я.
Горачеке.
175 Колбасьев Владимир Александрович (1921-1996) -
родился в 1921 г. в беженском лагере Тузла под Константинополем.
Вырос и получил среднее образование в Болгарии. В годы
войны учился в Высшей технической школе в Дрездене,
работал в немецких фирмах. После войны оказался в советской
зоне, откуда в 1951 г. бежал на Запад. В 1953 г. вступил в
НТС и возглавил радиостанцию "Свободная Россия", которая
просуществовала до 1974 г. (была закрыта правительством В.
Брандта). В годы "перестройки" активизировался, несколько
раз ездил в Россию, стремясь быть полезным
единомышленникам. Умер скоропостижно от разрыва сердца под
Мюнхеном, где жил и работал (имел мастерскую-магазин по
ремонту и продаже радиоприемников и телевизоров).
(Некролог: "Посев", 1996, № 3.) ·
176 Балмашев Михаил Владимирович (1903-1989) - родился в
Москве, в 16 лет поступил в драматическую школу
Московского малого театра и по ее окончании стал известным
актером этой сцены. Война застала его в Днепропетровске, а
театральную работу он продолжил в лагерях "остовцев" в
составе небольшой театральной труппы, вместе с женой и
тещей (заслуженной артисткой республики И.А. Калантар). В
1952 г. вступил в НТС и 22 года руководил программами
радиостанции "Свободная Россия". После закрытия
радиостанции - устроитель ежегодных Посевских конференций с
концертами. Председатель правления Франкфуртского отдела
НТС с 1955 по 1985 гг. Автор статей о событиях театральной
309

жизни в СССР. (Некрологи: "Посев", 1990, № 1; "Встречи",
1989, № 296.)
177 Светланин Андрей Васильевич (наст, имя - Лихачев
Николай Никитич) (1905-1965) - родился в с. Пупки Рязанской
губернии. В 1917 г. закончил гимназию в г. Скопине. При
большевиках в 1920-1924 гг. работал рабочим в шахте, вступил
в комсомол, с 1926 г. работал разъездным корреспондентом. В
годы службы армии вступил в партию. Работал редактором в
армейских газетах на Дальнем Востоке, исключался из партии
за "политическую слепоту", но был восстановлен. Во время
войны - редактор газеты 2-й ударной армии, с которой в 1942
г. попал в плен. После войны эмигрировал в Англию, где был
чернорабочим, затем преподавал русский язык в Кембридже. В
1954 г. начал работать в редакции "Посева" заместителем
редактора, а потом редактором. Умер на этом посту (во
Франкфурте). Сделал неоценимый вклад в журналистскую
работу НТС. Автор книг: "Дальневосточный заговор" и
автобиографической "Родина ветловая". - Авт.
*78 Кригсман Леонид Федорович (1900-1969) - родился в г.
Аккермане (ныне Белгород-Днестровский Одесской области).
Окончил гимназию в Одессе, затем Московский университет
(русский язык и история), работал доцентом в пединституте.
Во время войны попал в плен. С 1953 г. сотрудник редакции
"Посева", с 1954 г. ответственный секретарь журнала. Автор
информационных разделов, многих статей и пропагандно-лис-
товочных материалов. С 1967 г. редактор передач
радиостанции "Свободная Россия". Писал под псевдонимом Л. Федоров и
др. Умер от инфаркта. (Некролог: "Посев", 1969, № 12.)
179 Климов Николай Савельевич (1925-1948) - со школьной
скамьи пошел на фронт, попал в плен во время одного из
окружений. Вступил в РОА, работал в газете "Доброволец".
После войны жил в лагере в районе Штутгарта. С начала
издания "Посева" в Лимбурге работал ответственным
секретарем редакции. Трагически погиб. Похоронен в Лимбурге.
t™ Штепа Константин Федосьевич (1896-1958) - родился в
Киеве. В 1938 г. был арестован, два года провел в
заключении. Профессор Киевского университета, историк. Во время
немецкой оккупации - ректор университета. После войны в
Германии работал в библиотеках, затем в "Посеве". Писал под
псевдонимом "Н. Громов". В 1950 уехал в Канаду. (Некролог:
"Посев", 1958, Nq 50.)
181 Ржевский Леонид Денисович (1905-1986) - родился в
Москве. Окончил МГУ. До войны - доцент Московского
педагогического института, кандидат наук. Был в московском
ополчении, попал в плен. Спасся от репатриации в глухой
деревушке на юге Германии, откуда и связался с "Посевом". С
1952 по 1955 гг. редактировал "Грани". В 1955-1963 гг.
310

преподаватель Лундского университета (Швеция). Затем
профессор в США в университетах Оклахомы и Нью-Йорка.
Автор многих книг, в том числе в "Посеве": "Показавшему
нам свет" (1960), "Творец и подвиг. Очерки по творчеству А.
Солженицына" (1972), "Три темы по Достоевскому" (1972),
"Две строчки времени" (1976). Умер в Нью-Йорке. Его жена,
Агния Сергеевна, известна как поэтесса, писавшая под
псевдонимом "Аглая Шишкова". (Его некролог: "Посев", 1987,
№ 1: некролог жены: "Посев", 1998, № 5-6.)
*82 Тарасова Наталия Борисовна (ур. Жук) - родилась в
Киеве в 1921 году. Член НТС с 1946 г. Редактор "Граней" с
1961 по 1981 годы. В настоящее время монахиня
православного монастыря Русской Зарубежной Церкви во Франции.
*83 Брейтбарт Екатерина Елексеевна (ур. Самсонова)
родилась в Подмосковье в 1941 году. Кандидат математических
наук. Была завучем в школе, занималась научной работой.
Эмигрировала в 1973 г. сначала в Израиль, а через несколько
лет в США. Начала сотрудничать в "Посеве". Вступила в НТС,
позже избрана в Совет НТС, в котором состоит и поныне. В
это время жила во Франкфурте. Приняла редактирование
журнала "Грани" в трудное время в 1985 г. и довела его,
поддерживая высокий уровень, до пятидесятилетия (1996).
Работала в Москве в издательстве "Посев". Вернулась в США
по семейным обстоятельствам. Работает ответственным
секретарем "Нового журнала". Член Совета НТС с 1989 г. - Лет,
184 Трушнович Ярослав Александрович (1922 г. р.) - родился
в Ессентуках. В 1934 г. вместе с родителями выехал из СССР
в Югославию. Вступил в НТС в 1938 г. году, участвовал в
подпольной деятельности НТС под немецкой оккупацией. В
1942 г. окончил русскую гимназию в Белграде и вскоре
переехал в Германию. Был в офицерской школе РОА. Состоял
в специальной группе, готовившейся к освобождению
руководства НТС из тюрьмы. После окончания войны участвовал в
спасении бывших советских граждан от репатриации. Затем
занимался оперативной работой НТС до перехода на
должность редактора журнала "Посев" (1974-1984), хотя и в этот
период отрывался от редакционной работы для разных
оперативных акций. Автор многих статей и очерков по
истории НТС, опубликованных в "Посеве". После
редактирования "Посева" занимался многочисленными контактами с
Россией. Как только советский режим был свергнут, Я.А.
Трушнович отправился в Россию, в частности, выяснять судьбу
своего отца, что ему и удалось сделать. Член Совета НТС с
1969 по 1996 гг. Выйдя из Совета НТС, продолжал
интересоваться союзными делами. - Авт.
185 Югов Александр Михайлович (1931 г. р.) - родился в
Москве, сын видного партийного деятеля, о котором не любит
311

вспоминать. Принципиальный антикоммунист. В 1954 г.
закончил Одесский политехнический институт, работал
инженером на заводах и в НИИ. Был причастен к диссидентским
кругам, распространявшим самиздат, в 1971 г. эмигрировал из
СССР в Израиль. Там с ним познакомился А.П. Тимофеев и
пригласил на работу в "Посев . В 1972 г. Югов перехал с
женой и сыном во Франкфурт, стал работать ответственным
секретарем журнала, привлекая авторов из "третьей
эмиграции'. В 1973 г. вступил в НТС. Сам он специализировался
на добротных статьях по социально-экономическим вопросам, в
частности, что было важно - как безболезненно перейти от
тоталитарной экономики к рыночной. Разошелся с женой,
которая уехала в США, женился во второй раз на Ариадне
Хальтер. Она - одна из наших "орлиц", русско-французского
происхождения, член НТС с 1963 г., она ездила в Москву к
члену НТС Галанскову. После рождения двух дочерей Югов на
некоторое время ушел из системы НТС, затем в годы
"перестройки" принял должность распределителя гуманитарной
помощи в России от одной из западных организаций. Член
Совета НТС с 1981 по 1992 гг.; в 1990-1993 гг. был главным
редактором "Посева". Живет под Франкфуртом, играет в
шахматы. - Авт.
186 Лртемова Анастасия Николаевна (1916 г. р.) - родилась
в Москве. В 1933 г. с семьей эмигрировала. Член НТС с 1955
г. Один из важнейших сотрудников издательства "Посев".
Жена долголетнего председателя НТС А.Н. Артемова.
18 ' Дондт Фернанд (1943 г. р.) - родился во Фландрии,
закончил Институт переводчиков в Антверпене, владеет
многими языками. В 1967 г. вступил в НТС и создал
Фламандский комитет солидарности с Восточной Европой. Четыре раза
ездил в СССР с поручениями НТС, затем очень эффективно
занимался поиском и подготовкой новых "орлов". Был членом
Руководящего круга НТС. После расформирования Закрытого
сектора с 1991 по 1994 гг. работал в Международном
обществе прав человека. Глава многодетной семьи. Сейчас живет в
Бельгии и работает в социальной области.
188 рих Франциска (1945 г. р.) - родилась в Швейцарии,
швейцарка. Училась в Москве. Член НТС с 1970 г., член
Совета НТС с 1981 по 1992 гг. Работала в Закрытом секторе,
после его расформирования стала сотрудницей швейцарской
религиозной организации "Вера во Втором мире", участвует в
оказании помощи России.
189 Николай Борисович Жданов (1946 г. р.) - родился во
Франции. Член НТС с 1967 г. Ездил в Россию к писателю
Некрасову. Затем работал на оперативных участках в
Швейцарии, в Норвегии. Женат на дочери долголетнего председателя
НТС Елене Артемовой. У них трое детей, из-за чего (им надо
312

было в школу) в середине 1970-х гг. его перевели во
Франкфурт, в "Посев". Сначала он распространял книги и под этим
предлогом знакомился с людьми, ездил по адресам заказчиков,
стараясь привлечь их к нашему делу. Был помощником Л.А.
Papa, вникая в издательскую работу, а после его ухода стал
директором издательства. В 1979 г. был избран в Совет НТС,
позже стал членом ИБ при Ю.Б. Брюно. По натуре он
практик, не теоретик. Как начальник был не очень приятен,
поскольку у него был начальственный тон и натянутые
отношения с сотрудниками. Но в целом его деятельность была
полезна для Союза, он многое успевал делать. В конце
"перестройки" основал свою коммерческую фирму, в 1990 г.
закончил пребывание в Совете НТС и впоследствии отошел от
союзных дел. - Авт.
190 Славинский Михаил Викторович (1925 г. р.) - родился
во Франции в семье морского офицера. На союзном горизонте
он появился в 1950-е гг. где-то после раскола французской
группы НТС. Член НТС с 1955 г. Тогда решили купить
помещение для клуба НТС - рю Бломе, где устраивались
разные встречи, отмечались праздники, на многие десятилетия
этот дом стал одним из центров эмигрантской жизни Парижа.
Славинские поселились в этом доме и взяли в свои руки всю
эту работу. Там выросли их дочери, Лена и Наташа (обе
вышли замуж за членов Союза: первая за Михаила Горачека,
сына издателя "Посева", а Наташа - за Николая Артемова,
который был активным членов Союза в области идеологии, а
теперь священник). После перезда Славинских во Франкфурт
работа на рю Бломе пришла в упадок и дом этот пришлось
продать. Михаил Викторович стал опекать всех зарубежных
членов Союза в разных странах. Он верный человек. Но надо
сказать, что он по своему характеру энтузиаст, ему все
видится в розовом аспекте, он всегда ожидает от людей добра,
честности... И это не всегда оправдывается: нельзя забывать,
что есть и проходимцы. Член Совета НТС с 1971 г. Его жена,
Татьяна Александровна - добросовестный помощник. - Авт.
191 Авторханов Абдурахман Геназович - см. прим. 123, а
также в тексте книги.
192 "Кавказский легион" - немецкое воинское
формирование в годы войны из пленных добровольцев кавказского
происхождения.
193 Курганов Иван Алексеевич (1895-1980) (наст, фамилия
Кошкин) - родился в Кургане. В начале Первой мировой
войны закончил школу прапорщиков. Участвовал в гражданской
войне на стороне белых, в Сибири, что удалось скрыть.
Получил высшее экономическое образование, преподавал в вузах,
стал профессором. Написал 13 книг по экономике. Был
эвакуирован из блокадного Ленинграда на Кавказ, где оказался под
313

немецкой оккупацией. Эмигрировал в Германию, а в 1949 г. в
США, где работал упаковщиком на спичечной фабрике. С
1951 по 1958 гг. активно участвовал в попытке создания
общеэмигрантского антикоммунистического центра. В 1957 г.
выступил с основным докладом на Гаагском конгрессе За
права и свободу в России". В эмиграции издал ряд книг, в
том числе в Посеве : Нации в СССР и русский вопрос ,
Хемья в СССР , Женщины и коммунизм . Умер в Нью-
Йорке. См. о нем также в разделе «Об авторах издательства
"Посев"». (Некролог: "Посев", 1980, № 11.)
194 "Конгресс за права и свободу в России". Сборник
материалов. Франкфурт-на-Майне ("Посев"), 1958.
195 Орехов Василий Васильевич (1896-1990) - родился в
Орловской губернии. Добровольцем участвовал в Первой
мировой войне, закончив ее офицером с боевыми наградами.
Воевал в Белой армии, произведен в капитаны, эвакуировался.
Жил в Болгарии, Франции, Бельгии. В 1929 г. основал журнал
"Часовой" как орган связи зарубежного воинства, за 60 лет
вышло 669 номеров (с перерывом на годы Второй мировой
войны). В 1936 г. участвовал в гражданской войне в Испании
против красных. Создал и возглавил "Российское Национальное
Объединение" в Бельгии, сотрудничал с НТС. (Некролог:
"Посев", 1990, № 5.)
196 Тарсис Валерий Яковлевич (1906-1993) - родился в
Киеве. Писатель. За повесть "Сказание о синей мухе",
напечатанную в Гранях", помещен в психолечебницу им. Кащенко.
В 1966 г. выехал из СССР. Умер в Берне.
197 Писатели А.Д. Синявский и Ю.М. Даниэль были в
1965 г. арестованы и в 1966 г. приговорены соответственно к
7 и 5 годам лагерей за печатание художественных
произведений за границей под псевдонимами.
198 Луи Виктор, советский журналист, по заданию КГБ
стремился перехватить инициативу в публикации на Западе
самиздатских произведений известных писателей, в том числе
Солженицына, чтобы поставить тексты под гебистский
контроль, снизить их издательский успех, а в данном случае - и
чтобы скомпрометировать Солженицына, дать повод для
"законных" репрессий против него. (Одну из иллюстраций
методов Луи для противодействия книге С. Алилуевой см.:
"Совершенно секретно". М., 1998. № 7, с. 33.)
^9 Григоренко Петр Григорьевич (1908-1987) - генерал,
ставший диссидентом. В 1964 г. был арестован за создание
подпольной организации, ставившей целью возрождение
ленинизма. Около 7 лет содержался в спецпсихбольнице. В 1977 г.
эмигрировал, жил в США.
200 Другая расшифровка аббревиатуры СМОГ - Смелость,
Мысль, Образ, Глубина.
314

201 Солженицын Александр Исаевич (1918 г. р.) - лауреат
Нобелевской премии по литературе. Выслан за границу в 1974
г. Кратковременно сотрудничал с издательством "Посев . С
1994 г. вновь живет в Москве.
202 Максимов Владимир Емельянович (1932-1995) (наст, имя:
Лев Алексеевич Самсонов) - родился в рабочей семье.
Воспитывался в детских колониях (отсюда перемена фамилии).
Первая публикации художественной прозы в 1961 в Тарус-
ских страницах". В 1971 г. в "Посеве" вышел его роман Семь
дней творения". В 1973 г. исключен из Союза писателей
СССР. В 1974 г. эмигрировал во Францию. Основал журнал
"Континент". После "перестройки" несколько раз посетил
Россию, подвергая резкой критике результат правления новых
демократических властей.
2"3 Брудерер Георгий Евгеньевич (1921 г. р.) - родился в
Вознесенске. В эмиграции с 1943 г. Член НТС с 1950 г. Член
Совета НТС с 1969 по 1992 гг.
204 Pap Глеб Александрович (1922 г. р.) - родился в
Москве, вырос в Прибалтике. Член НТС с 1942 г. После
войны работал в Берлинском комитете, в Отделе иностранных
дел НТС во Франкфурте, затем на радиовещании НТС
(Тайвань, Япония). Автор книги "Плененная Церковь" (1954), а
также многих статей в периодических изданиях НТС. С
середины 1970-х гг. сотрудник радио "Свобода", ведущий
религиозно-исторических программ. Продолжал там работать после
выхода на пенсию. Член Совета НТС с 1967 по 1990 гг.
Живет под Мюнхеном, занимается церковной деятельностью.
В его многодетной семье (шестеро детей) почти все сыновья
пошли по стопам отца: старший сын Александр - известный
специалист-аналитик по делам СССР (теперь России). Другой
сын, Михаил - священник в Берлине. Третий, Дмитрий -
заведует союзным клубом во Франкфурте. - Авт.
2^5 Имеется в виду конференция "Континент культуры"
21-22 мая 1983 г., в которой, помимо В. Максимова,
участвовали писатели, общественные и политические деятели из
Европы, Америки и Израиля: В. Аксенов, Д. Бейли, Е. Брейт-
барт, В. Буковский, В. Войнович, К. Герстенмайер, П. Григо-
ренко, И. Ефимов, А. Зиновьев, В. Казак, Р. Конквест, Н. Кор-
жавин, Ю. Кублановский, С. Рапетти, В. Спарре, В. Рыбаков,
Е. Романов и др. ("Посев" № 7, 1983).
206 Солоухин Владимир Алексеевич (1924-1997) - известный
русский писатель.
207 Окуджава Булат Шалвович (1924-1997) - известный
поэт. бард.
2°8 Шенфельд Игорь Норбертович (1915-1996) - родился во
Львове. Один из лучших переводчиков русской поэзии на
польский язык. Свободно владел русским языком. После раз-
315

дела Польши в 1939 г., остался на советской территории.
Вскоре был арестован и отправлен на 10 лет в концлагерь.
Здесь, а потом в ссылке завязал ряд знакомств с русскими
литераторами. Освобожден после смерти Сталина. Вернулся в
Польшу и занимался переводческой и издательской
деятельностью. Организовал контакт Б. Окуджавы (с которым
был хорошо знаком) с представителем "Посева" в Варшаве. В
1960 г. эмигрировал из Польши во Францию (ехал по
маршруту Варшава-Вена-Франкфурт-Париж). Через некоторое
время устроился работать на радио "Свобода" и переехал в
Мюнхен. Печатался в журнале "Грани". Умер в Мюнхене.
209 Коржавин Наум Моисеевич (1925 г. р.) (наст, фамилия
- Мандель) - поэт, родился в Киеве. Эмигрировал. Живет в
Бостоне (США).
210 Галич Александр Аркадьевич (1919-1977) (наст, фамилия
- Гинзбург) - родился в Екатеринославе. Поэт, бард.
Эмигрировал. Умер в Париже при невыясненных обстоятельствах.
211 Романов Е. "Возвращение". Памяти Александра
Аркадьевича Галича // "Посев", 1978, № 2.
212 Георгий Позе (Полошкин) - родился на юге России,
учился в университете. Во время немецкой оккупации был
отправлен в Германию, где познакомился с НТС и вернулся
для нелегальной работы в оккупированную Россию. Был
арестован Гестапо и отправлен на работы в подземные
заводы "Доры". Оттуда был вывезен немцами в лагерь
Берген-Бельзен, где был освобожден англо-американцами, но
через несколько дней умер от тифа и истощения. (Некролог:
"Посев", 1948, № 30.)
213 Некрасов Виктор Платонович (1911-1987) - родился в
Киеве. Писатель. Участник войны. Эмигрировал. Умер в
Париже.
214 Владимов Георгий Николаевич (1931 г. р.) (наст,
фамилия - Волосевич) - родился в Харькове. Писатель. Эмигрировал
в 1983 г., в 1984-1986 гг. редактировал журнал "Грани".
Живет в Германии.
215 См. "Посев", 1985, № 6.
216 См.: "Континент", 1986, № 48; "Грани", 1986, № 140
(приложение).
217 Напр.: "Политические альтернативы: документы НТС
1980-1990". Франкфурт-на-М, 1991.
218 Ильин И.А. "Наши задачи". Статьи 1948-1954. Париж.
1956.
219 Брюно Ю. "По поводу публикаций в советской прессе
// "Посев", 1989, № 12: Пушкарев Б. "Миссия русской
эмиграции" // "Посев", 1993, № 4.
220 НТС получил всероссийскую регистрацию в августе
1996 г. В конце того же года произошел раскол в НТС в
316

России и регистрационные документы остались у членов НТС,
вступивших в конфликт с председателем. Однако их
деятельность фактически прекратилась за неимением средств.
221 Рыбаков В. Ό мартовской резолюции Совета' // 'За
Россию". М., 1995, № 3 (314).
222 Пушкарев Борис Сергеевич (1929 г. р.) - родился в
Праге в семье историка С.Г. Пушкарева. В 1944 г.
познакомился с НТС. После войны - "дипийские" лагеря в Германии,
затем США. В 1955 закончил Йельский университет. С 1961
по 1990 гг. работает в Нью-Йорке в области
градостроительства. В 1980 г. избран в Совет НТС, с 1992 председатель
Исполнительного бюро, с 1996 также председатель НТС. В
последние годы основное время проводит в России.
223 фризен Иван Иванович (1959 г. р.) - родился в
Свердловской обл., эмигрировал в 1976 г. как этнический немец. В
1980-1986 гг. изучал историю и политологию в немецком
университете. Оставив учебу, в 1986 г. вступил в НТС, был на
оперативной работе, в 1989 г. возглавил "открытую" часть
Закрытого сектора, ездил в Россию. В 1991-1993 гг.
председатель Московской группы НТС и руководитель
представительства НТС в России. Член Совета НТС в 1989-1996 гг., член
Исполбюро в 1992-1994 гг. Вышел из Совета НТС, а затем и
из Союза во время раскола 1996 г. С 1994 г. сотрудник
"Международного общества прав человека".
22* На одном из собраний НТС было сообщено, что
зарубежный центр НТС направляет своим российским структурам
на текущую работу ежегодно 60.000 марок ФРГ. В целом же
затрат было значительно больше.
225 Назаров М. "Триумф мировой закулисы. Десять уроков
демократических выборов". М., 1996. Эта работа вместе с
последующими дополнениями вошла в состав книги: Назаров
М. "Тайна России". М. 1999.
226 "Программа Народно-Трудового Союза (российских
солидаристов)". Франкфурт-на-Майне. 1975.
227 "Путь к будущей России. Политические основы
Народно-Трудового Союза российских солидаристов". Франкфурт-на-
Майне. 1988.
228 "Ранние идейные поиски российских солидаристов".
Москва. 1992.
317

СОДЕРЖАНИЕ
Моя семья. Вместо предисловия 7
Война и "третья сила": Днепропетровск - Берлин ... 49
Немцы и НТС 74
Лагерь Менхегоф: рождение издательства "Посев" ... 91
Наша борьба и Запад 105
О положении и процессах в стране.
Доклад к 60-летию коммунистического режима .... 121
О соратниках и друзьях
Закрытый сектор 151
Зарубежная оператика 162
Радиостанция "Свободная Россия" 166
Издательство "Посев" и В.Я. Горачек 170
Журнал "Посев" и A.B. Светланин 172
Журнал "Грани" 182
Союзные кассиры 187
Иностранные друзья нашего дела 189
Об авторах издательства "Посев"
A.A. Авторханов 194
ИА. Курганов 198
В.Я. Тарсис 200
А.И. Солженицын 204
В.Е. Максимов 209
В.А. Солоухин 216
Булат Окуджава 220
Наум Коржавин 225
Александр Галич 228
В.П. Некрасов 232
Г.Н. Владимов 234
"Свержение коммунизма нам рисовалось иначе..." . . 240
Попытка осмысления 263
Примечания и комментарии 269
318

Романов Евгений
В борьбе за Россию. Воспоминания руководителя НТС. —
Москва: "Голос", 1999. - 320 с.
Долголетний руководитель НТС, самой известной
эмигрантской антикоммунистической организации, вспоминает
весь свой жизненный путь, основные этапы политической
деятельности, описывает взаимоотношения с иностранными
политическими кругами, дает портреты соратников и известных
писателей.
Впервые перед российским читателем предстает
психологический автопортрет тех непримиримых русских
эмигрантов, которые ставили себе главной задачей в любых условиях,
даже почти утопичных - организационную борьбу против
режима КПСС. К этому их побуждал нравственный
императив: «Жить так, как если бы только от тебя зависело
освобождение России». Даже если результат этой борьбы
получился иным, чем предполагали ее участники, она стала
интересной страницей в сложной русской истории XX века,
без знания которой невозможно понять и не менее сложную
современность.
©Е.Романов, 1999
ISBN 5-7117-0402-8

Романов Евгений Романович
В БОРЬБЕ ЗА РОССИЮ
Лицензия на издательскую деятельность ЛР № 040020 от 07.02.97
Подписано в печать 10.11.99. Формат 84x108/32. Бумага офсетная.
Печать офсетная, печ.л. 10. Тираж 2 000 экз. Заказ № 3640
Издательство «Голос»: 113184 г.Москва ул.Пятницкая 52/1
Отпечатано с готового оригинал-макета
в ОАО «Типография «Новости»
107005, Москва, ул. Фр. Энгельса, 46.