ЛЕВ КУЗЬМИН
В ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ
АПРЕЛЯ
ИЗДАТЕЛЬСТВО «МАЛЫШ» 1989

ЛЕВ КУЗЬМИН
it ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ
АПРЕЛЯ
ИЗДАТЕЛЬСТВО «МАЛЫШ»
МОСКВА-1989

р
1 Гельская школа стоит над высоким речным обрывом, чуть в
стороне от главной колхозной усадьбы. Палисад школы — в
сквозной зелени берёз. Клейкая, молодая листва так и льнёт к
чистым стёклам классных окон. В классах неумолчный гомон
ребят: «Завтра — праздник! Завтра — Первомай!»
Ну, а если Первомай, то, значит, прямо сегодня после обеда
можно разлететься всем, кто желает, на целых три дня по род-
ным деревням и деревушкам.
Нежелающих, ясно-понятно, нет. Интернатские зареченские
таким предстоящим событием взбудоражены особенно. Из-за
поздней, но необычайно дружной в этот год весны, из-за сильно-
го водополья они не были дома почти полмесяца. А теперь с
пойменных лугов, с просёлочных дорог река начинает вроде бы
отступать, и ребятишки-зареченцы готовы помчаться домой, не
дожидаясь даже конца самых последних, самых лёгких уроков.
3
Уроки сегодня впрямь одна лишь простая видимость. Учите-
ля скорому празднику рады тоже. И уроки ведут весело, свобод-
но, к доске почти никого не вызывают, двоек не ставят, но заре-
ченцам и эти последние часы в тягость всё равно.
И вот лишь грянет звонок на очередную переменку — они
первыми, раньше всех других школьников, на крыльце.
Правда, когда они там сбиваются в плотную стайку, то сразу
видно, что их, зареченцев, не так и много.
Старший тут по возрасту — Коля Колыванов, пятиклассник.
Он, как это бывает у некоторых деревенских с отличным здо-
ровьем мальчиков, не так чтобы велик ростом, да зато крепок в
плечах. Его сильная фигурка ловка, его небольшие серые глаза
смотрят на всё всегда уверенно, и даже со стороны понятно:
он у зареченцев — верховод.
Одним годом, одним классом помладше Коли — Люба Чер-
нова.
Не в лад со своей фамилией она вся беленькая. За это её в
школе зовут не столько Черновой, сколько Любой-Одуванчиком.
И на прозвище она отзывается охотно, ничуть не сердится.
Меньше Любы — ученик второго класса Миня Штучкин. Он
по-воробьиному шумлив, суетлив. Он любит задавать вопросы:
«Что? Почему? Как?» Задаёт он их по делу и без дела.
Ну, а если всех этих ребятишек выстроить лесенкой, расста-
вить, как ступеньки, то на самом низу лесенки окажутся Нюра
да Юра Крепаковы. Сестра с братом. Близнецы. По школьным
делам — первышата. Эти ещё малы настолько, что о них, кроме
того, что они схожи друг с дружкой, как два румяных колобка,
добавить нечего совсем. Но за эту похожесть, за эту крохотность
их все и любят, а зареченцы, особенно Коля Колыванов, даже
опекают.
Вот и сейчас на весеннем ветерке, на крыльце, где ребята
топчутся в лёгкой школьной обуви, Коля Колыванов им первым
и задаёт самый сейчас нужный, самый дельный вопрос:
— Для похода в деревню резиновые сапоги приготовили?
С вечера сушить их поставили?
— Поста-а-авили...— нараспев, в один голос отвечают колоб-
5
ки. И при этом, улыбаясь, жмурясь, смотрят на Колю Колыва-
нова, как на ясное солнышко.
— Не успел ты вчера сказать, мы уж и поставили!—повто-
ряют Юра с Нюрой.— Прислонили к тёплой батарее рядом с
твоими в интернатской раздевалке.
— А меня почему не спрашиваешь про сапоги?—ревниво,
напористо подключается Миня Штучкин.— А меня разве, Коля,
в поход домой не берёшь?
Коля пробует ответить шуткой:
— Да вот всё ещё думаю: брать ли? Надо ли?
А Миня шуток не понимает, Миня пугается:
— Отчего «брать ли»? Почему «надо ли»? Я на ходу прытче
Юрки с Нюркой!
Миня едва уже не ревёт, но в дело вмешивается Люба-Оду-
ванчик:
— Эх ты, Миня! Всегда суёшься наперёд всех и всего! Да
разве Коля когда кого бросал? Да разве Коля когда оставлял?
Не бросит он и тебя... Верно, Коля?—заглядывает она сама в
лицо Коле Колыванову, а тот под её взглядом слегка смущает-
ся, кивает:
— Верно... Зачем мне бросать своих деревенских?
6
Потом, глядя в заречную даль, добавляет уже серьёзно, даже
сурово:
— Чур, уговор! Кто захнычет в дороге, того в самом деле за-
верну сразу назад. Тот пускай сидит, посиживает в интернате
весь Первомай. Лугами нынче идти — не игрушки... Это смот-
реть с крыльца напрямую — вроде бы всё прекрасно и совсем не-
далеко, а на деле, знаете сами, придётся кривулять обходными
тропками, шлёпать до моста километров шесть. Да и после
моста за рекой — километр с хвостиком.
Люба уверяет:
— Не захнычет никто! Нам бы лишь до моста добраться.
А там — реку перебежим и, считай, все дома!
На распахнутую впереди речную долину ребятишки со
школьного крыльца смотрят вновь и вновь. В оплёснутом солн-
цем пространстве вся долина, как вогнутая великанская ла-
донь. В ладони извивается, моет глинистые откосы всё ещё не
везде вошедшая в русло река. Плоские же излуки там и тут
переходят в сверкающие озёра. На дальнем краю долины, на са-
мом её окоёме, чуть бугрится голубовато-коричневый пашенный
угор. Над ним медленно зарождаются облачные громады. И вот
там, не то что бы воочию, а больше от сильного детского вообра-
жения, ребятам кажется, что они видят всю-всю в зелёных пят-
нышках вербных куп, всю-всю в серебристо-шиферных квадра-
тиках крыш свою родную Зареченку.
И, хотя она маленькая, очень далёкая, хотя она от главной
колхозной усадьбы на изрядном отшибе, ребята знают: дере-
венька сейчас тоже полна всяческой жизни. И тревожное наст-
роение у них сменяется настроением весёлым. Ребята начинают
вслух мечтать. Близнецы-колобки Юра да Нюра говорят:
— Над нашим, над крайним домиком — вроде бы синий ды-
мок... Мамка, поди, печёт к нашему приходу творожники...
Миня возражает:
— Кто это будет затапливать печку в середине дня? Да и по-
чему— творожники? По-моему, лучше ватрушки с картошкой.
Печёное тесто во рту на зубах хрустит, румяная картошечка со
сметанкой пыхает паром... Ух! Так бы сейчас и уплёл одну та-
кую ватрушку!
7
Люба вздыхает, поводит носом, тоже говорит:
— Ух!
Но тут же, шутя, шлёпает Миню по вихрастому затылку:
— Не раздразнивай! И без тебя терпения больше нет. Я так
бы домой и полетела!
Миня смеётся:
— Лети! Ты же Одуванчик-полетанчик!
Люба продолжает:
— У нас дома теперь красота!.. И пускай завтра праздник,
8
я бы всё равно первым делом сбегала к маме на ферму, погляде-
ла бы на нынешних телят. Они забавные! Ушки-шевелюшки,
глазёнки ясные! Все такие лизунчики, все такие несмышлё-
ныши. Поднесёшь которому бутылку с соской, с тёплым моло-
ком,— он так к тебе и жмётся, так и тычется, как к родной ма-
тери... Успеем мы, Коля, до их вечерней кормёжки домой
попасть? Успеем?
Но Коля тут единственный, кто такому умильному настрое-
нию поддаётся не очень. Или делает вид, что не поддаётся. Он
9
среди стайки ребят-односельчан теперь совсем как рассудитель-
ный крепыш-мужичок. Он и оборачивается на каждый вопрос
не спеша, степенно, и ответ подаёт степенный:
— Когда придём, тогда и придём. Всё покажет сама дорога.
А тут и недолгой переменке конец, и ребятишки-зареченцы
вместе с толпой других школьников растекаются по своим клас-
сам. Усаживается за парту в пятом «А» классе и Коля Колыва-
нов. И вот уж здесь-то вся его степенность, вся его солидность
исчезают вмиг. Внешне он держится ещё спокойно. Он даже
глядит на доску, как бы слушает учительницу, но разбуженные
односельчанами домашние мечты теперь одолевают Колю само-
го. И мечты эти — не о телятах, не о творожниках, а кое о чём
куда более важном.
У Коли в Заречном почти все его родные, почти вся его
семья — механизаторы.

Бригадиром тракторной бригады работает отец. Трудятся на
тракторах старший брат и средний брат. Не трактористы только
мать да дедушка Михаил. Мать говорит, что ей сподручней
ухаживать не за стальными конями, а за колхозными бурёнка-
ми; дедушка же говорит: «А я просто устарел! Куда тут совать-
ся мне,старому валенку! Мой ход теперь: зимой до печки, летом
с удочкой до речки. Но вот для молодых техника — дело, конеч-
но, самое расчудесное. И никакого не будет дива, если у нас, у
Колывановых, объявится ещё один — четвёртый тракторист!»
И, если Коля оказывался в это время рядом, то дедушка при та-
ких своих словах старался погладить Колю по голове, а все до-
машние при этом улыбались куда как доброжелательно.
Ну, а в самый последний, ещё до разлива рек, Колин при-
езд домой в ответ на дедушкины речи отец не только заулы-
бался, а сказал тоже: «Дедушка рассуждает верно! Пускай наш
Коля пойдёт в механизаторы!.. Если он, разумеется, желает
сам».
И Коля, как сидел тогда за обеденным столом, как хлебал
там молочную кашу, так этой кашей чуть от восторга не захлеб-
нулся. И закивал: «Желаю, желаю! Очень желаю!» А отец
12
вдруг ещё и добавил: «Хочу сделать тебе к Первомаю подарок.
Разрешу побыть у меня в бригаде на прокладке первой борозды,
разрешу подержаться за настоящий руль!»
И вот Коля настраивает себя прямо уже здесь, в классе, не
просто на скорый поход домой, а на выезд в поле. Тем более, что
и на здешней центральной усадьбе за школьными окнами, за-
глушая все другие звуки, грохочут и грохочут трактора. Они
своим грохотом салютуют солнышку над школой, салютуют
тёплому ветру, забивают ошалелый ор весенних сельских пету-
хов; они приветствуют высокое небо и уходят друг за другом в
широкое полевое раздолье. И если они двинулись здесь, то, по-
нятно, в зареченской отцовой бригаде такое времечко приспело
тоже!..
И вот у Коли нет сил терпеть... И Коля видит перед собой
вместо крашеной парты пульт управления отцовского трактора.
Он чувствует под руками вместо деревянной крышки парты
гладкий, тугой, но вполне податливый руль.
Коля, совсем позабыв даже о своём соседе по скамье, надува-

ет щёки, принимается этак негромко, но вполне похоже на трак-
торный мотор, тарахтеть:
— Тр-р-ру... Тр-р-ру... Тр-р-ру!
— Колыванов! Колька!—пихает его под бок сосед.
— Что? А?
— Не видишь, кто тебя зовёт?!
В полураскрытых дверях класса — директор школы Екатери-
на Васильевна.
Одною рукой Екатерина Васильевна машет примолкшей учи-
тельнице: «Занимайтесь, мол, занимайтесь!», другою рукой,
пальцем, манит Колю Колыванова: «Подойди, мол, ко мне, по-
дойди...»
Красный как рак Коля встаёт. Коля смятенно думает: «Чего
это она? Тарахтел я тихо, не на всю школу...»
Но вот он — в коридоре. Екатерина Васильевна говорит ему
полушёпотом:
— Ступай быстренько в мой кабинет... Там тебя ждут.
— Кто?—удивился Коля вновь.
В кабинете — письменный с грудами книг и тетрадей стол.
На распахнутом окне качаются светлые занавески. Над белым
подоконником шелестит молодая листва берёз, зелёные тени
скачут по всему кабинету, а спиной к окну на мягком стуле
приткнулся родной Колин дедушка Михаил!
Из уважения ко всей обстановке, из уважения к Екатерине
Васильевне дедушка серую тёплую лохматую, как воронье гнез-
до, шапку держит коричневыми жилистыми руками на коле-
нях, ноги в резиновых сапожищах — рыбацких бахилах дели-
катно упрятал под стул.
Коля поражён:
— Ох, дед! Как ты здесь очутился?
— А на лодке, милушка, да по воде. На нашем с тобой чел-
ночишке... Наладил меня срочно в плаванье твой папанька. По-
тому как, значит, воспомнил своё предмайское обещание.
— Ну и ну!—всё ещё почти ничего Коля не поймёт.— До-
мой-то я пришагал бы в два счёта пешком. На челноке же по
здешней быстрине да по здешним водокрутам и летом не очень
выгребешь, а ты — встречь реки и сейчас... Поди махал, грёб с
15
самого спозаранку? Поди, умаялся?
Дедушка не отрицает:
— Было!
Чтобы показать, как было, дедушка лезет в карман штанов,
вытаскивает мятый платок, вытирает снова и снова от одних
16
лишь воспоминаний взмокшую лысину:
— Пришлось пошуровать вес лишком! Зато вниз полетим,
как ласточки! Давай, Колюха, собирайся. Товарищ директор да-
ёт тебе отпускную даже раньше звонка.
Екатерина Васильевна говорит:
17
— Да, Коля, не задерживайся, поезжай... Тем более, как ска-
зал твой дедушка, у тебя там дома предстоит такое важное
дело...
И Коля тут сам хватает дедушку за руку:
— Тогда быстро и помчались!
Дедушка с мягкого стула встаёт, соблюдая всё ту же цере-
монную вежливость, отвешивает Екатерине Васильевне не очень
уклюжий поклон, заставляет и Колю сказать спасибо.
— Спасибо, спасибо!—проговаривает Коля уже на ходу.
Коля нетерпеливо тащит дедушку по школьному коридору
в близкую к парадному выходу раздевалку. Шаркая голенища-
ми рыбацких бахил, дедушка за Колей едва поспевает.
— Ишь как тебя на домашние-то просторы потянуло! Небось
на уроки так резво не скачешь.
А Коля снимает с тёплой батареи свои походные сапоги и
вдруг — ну, совершенно как бы заново!—видит там красные ре-
зиновые сапожки Любы Черновой, синенькие сапожата Мини
Штучкина, зелёненькие — Юры да Нюры Крепаковых.

Видит, сам себе растерянно говорит «Ой!», растерянно, быст-
ро спрашивает дедушку:
— Ребятишек-то кто теперь поведёт пеша через луга? Люба-
Одуванчик, что ли?
И вот тут дед говорит Коле то самое, о чём не успел сказать
раньше:
— Никаких «пеша», никаких «одуванчиков»... Я потому за
тобой и пригрёб рекой, что пешего хода через луга нет! За Крю-
ковским яром снесло напрочь мост. От родителей Черновых,
от Крепаковых и от Штучкиных ихним ребятам наказ: ноче-
вать опять в интернате, пока не наладится дорога.
— А лодка? А наш с тобой челнок, дедушка?
— Так мал же он! Ты что? В нашем челноке не сиживал?
И, в самом начале обрывая этот ненужный спор-разговор, де-
душка всю свою деликатность, навеянную директорским каби-
нетом, отмахивает, берёт Колю крепко за руку:
— Не рассусоливай! Пошли. А то доторгуешься до того, что
грянет ваш с уроков звонок...
А звонок, как это и бывает всегда в таких случаях, тут же
и зазвенел. И, словно под вихревым шквалом, словно под еди-
ным напором изнутри, все двери классов с грохотом распахну-
лись, и оттуда хлынули волна за волной младшие, средние,
старшие школьники. Они хлынули по длинному коридору кто в
раздевалку, кто прямо к парадной двери. Все восторженно гал-
дели:
— Ура! Ура! По домам!
Сквозь эту толчею дедушка с Колей выбились на крыльцо
едва не последними. А на крыльце... А там, как солдатики на
посту, уже стояли, уже высматривали Колю заречеицы.
Были тут Люба и Миня. Таращились полными ожидания,
радостными глазами близнецы-колобки Нюра да Юра. Дедушку
в первый миг они даже не очень и заметили, а так и облепили
Колю:
— Ну что? Собираться?—затараторили они все напере-
бой.— Нам, Коля, уже тоже переобуваться в дорогу? Пойдём
сразу сейчас или сначала в столовку заглянем? Подавай, Коля,
команду — ты теперь наш главный командир!
21

Но вот Люба наткнулась глазами на дедушку:
— Ой, кто здесь у нас! Сам дедко Михайло Колыванов!
Здравствуйте, дедушка!.. Как хорошо, что вы тут! Теперь нам с
вами будет в дороге ещё охотней.
— Теперь у нас два командира, и оба — главные!—засмея-
лись близнецы.
Миня Штучкин принялся подсыпать за вопросом вопрос:
— Когда это ты, дедушка, к нам пришёл? Почему в ту пере-
менку мы тебя не видели? И какая нынче дорога, шибко мокрая
или уже не очень? У тебя, дедушка, вон какие сапоги — выше
колен, а у нас у всех коротенькие. Мы в них перед мостом в лу-
гах не закупаемся?
— Что-о ты!—всё так же оживлённо щебечут колобки.—
Если где станет глыбко, дедушка Михайло нам поможет, да
подсобит и Коля.
— Лучше — управимся сами!—в тон колобкам расходится
Миня.— Перескочим хоть вдоль, хоть поперёк любую лужу! На-
до лишь, как на уроках физкультуры, правильно взять разбег.
Он собирается показать всем, как делают разбег, да тут
опять подаёт голос Люба. Гибкая, беленькая, она подхватывает
дедушку под руку, сама в это время глядит на Колю:
— Давай, Коля, всё ж таки сначала подкрепим дедушку в
нашей столовой, подкрепимся сами, а там и в путь... Ну, что ты,
Коля, всё смотришь куда-то не туда?
А Коля в самом деле глядит куда-то не туда.
Дедушка, задрав бородёнку, глядит тоже не на Любу. Он
глядит на белые над селом, над школой, над всем речным и лу-
говым пространством облака; глядит на одиноко, с грустным
криком парящую там птицу; и оба они — дедушка и Коля — со-
вершенно не знают, как тут быть, что ребятишкам сказать-отве-
тить.
Наконец дедушка, разводя руками, роняет смущённо:
— Я, милушки, прибыл не пеша... Я, милушки, на лодчонке,
на махонькой...
И ещё невнятнее бормочет про снесённый мост, про наказ ро-
дителей пеша в путь не пускаться и про то, что он в силах взять
с собою только одного Колю. Ребятишки смысл этого бормота-
23
ния то ли не понимают, то ли понимают, да не слишком ве-
рят,— они молчат.
Они молчат и гаснут вмиг.
Даже Миня уже не задаёт ни одного вопроса, а лишь устрем-
ляет на дедушку всё более и более недоверчивые глаза, и узкое
24
лицо Мини становится всё как бы испуганней, всё как бы длин-
ней.
А у Коли пылают уши. У Коли сама собой сутулится спина.
И он, чтобы ни в чьи глаза уж больше не смотреть, не подымая
головы бредёт от школьного крыльца к калитке, которая выво-
25
дит на улицу, на реку.
Он идёт мимо светлых, но совсем теперь невесёлых берёз к
зелёному пригорку. За пригорком сразу — косой обрыв. Мутно-
жёлтая, холодная, быстротекучая река видна отсюда во всей
распахнутости. Видна тут, внизу, в полузатопленных ракитах,
и та тенистая излучинка, где привязан дедушкин челнок. Он,
утлый, узкий, с высоты кажется ещё меньше, чем есть на самом
деле. Места в нём действительно — на двоих, от силы на троих.
Коля стоит, горбится, на челнок смотрит с обрыва. Дедушка,
неотступно окружённый ребятишками, бредёт сюда же. Он вста-
ёт над тем же обрывом, он так же горбится, рядом с ним помал-
кивают Люба, Миня, Юра, Нюра.
А время ползёт вперёд.
Дедушка смущённо — туда, сюда трёт кулаком, ерошит боро-
ду, произносит не совсем твёрдо, почти робко:
— Делать нечего... Надо нам, Колюха, отчаливать...
— Конечно... Поезжайте... Что ж... Раз так вышло, то поез-
жайте хоть вы...— вздыхает сдержанно Люба.
Остальные ни слова опять. Они ничего не говорят и даже не
вздыхают.
Только и слышно, как не то Юра, не то Нюра — в общем кто-

то из них, самых маленьких, шмыгнул носом, да и притих тише
прежнего.
И вот тут Коля к ним вдруг резко повернулся; Коля вдруг
этакой гнутой-перегнутой, вмиг освобождённой пружиной вы-
прямился, звонким криком гаркнул на колобков:
— Что таращитесь? Что стоите? Дуйте в раздевалку, хватай-
те сапоги — да и марш в лодку!
Колобки пискнули, колобки повторения ждать не стали, ри-
нулись куда велено.
А Коля ухватил и Миню Штучкина за тонкое плечишко, раз-
вернул, заорал:
— Чеши быстрей! Не отставай от колобков!
— Ты что, Колюха?—изумился дедушка.— Ты чего несёшь,
городишь? В одну посудину всех не забрать... На плаву все
вместе опрокинемся.
— Не опрокинешься, дед! Забыл, каких в прошлом году мы
двух налимов-полупудовиков через борт взволокли и не опроки-
нулись? А колобки ничего не весят, Миня тоже лёгонький, Лю-
ба же Одуванчик как-нибудь уместится между ними. Домчитесь
до дома хоть бы хны!
28
— Что значит «домчитесь»?—не верит своим ушам дед.—
Ты сам где сядешь? Ну, где?
— А я тут на берегу посижу, вам вслед помашу! Завтра, де-
душка, может, соберёшься с силами да и опять пригонишь ло-
дочку-то за мной... Иначе, дедушка, всё выходит как-то не
очень честно.
И, чувствуя, что Коля уже не отступит, дедушка с минуту
топчется, раздумывает, потом и сам взмахивает, словно рубит,
ладонью:
— Так! Если и впрямь — по совести, по чести, то иного выхо-
да у нас тут нет. Жаль одного: не поспеешь ты теперь с отцом
на первую борозду.
— Он поймёт... Папаня поймёт...— говорит Коля. И, боясь
потерять с таким трудом обретённую решимость, Коля деда то-
ропит:— Отчаливай! Видишь, малыши лезут в лодку сами, без
тебя!
Малыши — Юра, Нюра, Миня,— скользя резиновыми сапож-
ками по крутому склону, сверкая пёстро на солнце яркими
куртками, уже действительно безо всякой теперь команды ска-
тываются к береговым ракитам, сами лезут в зыбкий, приткну-
тый к тонкому колышку челнок.

Дедушка направляется к ним, да вспоминает про тихую воз-
ле себя Любу-Одуванчика:
— Ну, а ты почему ни туда ни сюда? Ждёшь отдельного
приглашения?
Но Люба как стояла, так стоять и осталась. Она лишь на
шаг, на другой придвинулась к Коле:
— Я хочу тоже по совести, по чести...
— То есть? Говори ясней!
— А разве не ясно? Я остаюсь с Колей в интернате!
И дедушка опять лишь разводит руками, но и ни во что
больше не вмешивается, а, шумя бахилами, осыпая комья гли-
ны, съезжает по косой круче к челноку, к пискливым, егозли-
вым там малышам.
Подгоняемый дедушкиным веслом, челнок выскальзывает на
быструю воду из-под прибрежных р&кит. Он уходит от здешнего
берега туда, где за огромным зеркальным пространством пря-
чется в голубом мареве заветная, милая деревенька Зареченка.
Из-за ярких одёжек малышей-пассажиров, из-за того что де-
душка управляет с кормы веслом, высоко стоя на ногах, челнок
сначала виден на водном раздолье очень отчётливо. А затем —
проходит минута, две, три — челнок превращается в рябенькую,
слабенькую чёрточку, чёрточка — в точку.
Исчезает мало-помалу и точка. Люба прощально машет ей.
Машет, оборачивается к Коле:
— Знаешь что, Коля... Ты всё ж таки не расстраивайся.
Коля глаза отводит, глядит опять, как тогда на школьном
крыльце, неизвестно куда.
— Я не расстраиваюсь... Я что задумал, то и сделал... А те-
бе, Одуванчик, тоже спасибо.
И вот он уже с собою справился, вот уже смотрит на Любу
и даже пробует улыбчиво, складно пошутить:
— Собирались мы, дурачки, домой на праздник за речку-
реку, да кукарекаем всё на том же, на школьном берегу... Но
праздник для нас, Одуванчик, всё равно наступит! Пускай на
денёк позже, да зато он будет совсем хорошим!

35 коп.

для дошкольного возраста
Лев Иванович Кузьмин
В ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ АПРЕЛЯ
Художник Т. Прибыловская
Редактор О. Муравьёва. Художественный редактор Н. Молоканова
Технический редактор О. Кистерская. Корректор Н. Шадрина.
И Б № 2302
Сдано в набор 26.01.88. Подписано в печать 5.07.88 60X90*/к. Бумага офс. № 1. Гарнитура
Школьная. Печать офсет. Усл. печ. л. 4,0. Усл. кр. отт. 18,0. Уч.-изд. л. 3,88. Тираж 150 000 экз.
Изд. № 10349. Заказ № 2064. Цена 35 коп. Издательство «Малыш*. 121352, Москва, Давыд-
ковская, ул.. 5. Калининский ордена Трудового Красного Знамени полиграфкомбинат детской
литературы им. 50-летия СССР Росглавполиграфпрома Госкомиздата РСФСР. 170040, Калинин,
проспект 50 летия Октября, 46
£
u 4803010201-071 RQ
К ~М102(бЗ) Й9 60
С Издательство ♦ Малыш» 1989